Аликорн

Торт был огроменным. Джасу казалось, что он величиной со стол. На нём было пятнадцать свечей, и каждая из них горела пламенем своего цвета — от жёлтого до фиолетового. Центральная полыхала белым, под цвет джасовой шерсти.

 — Ну-ка, Джас! Напрягись! — подначил папа. — Погаси их одним махом!

 — Джас, постарайся! — попросила мама.

Джаспера перекосило. Он уже взрослый, теперь и по закону. Он имеет права и может нести ответственность. В этом году ему придётся принять тяжёлое решение — за себя и за своих будущих детей. И всё равно он должен участвовать в дурацкой детской игре. Чтобы порадовать маму с папой.

 — Левым! Левым крылом! — распорядился отец.

Джас повёл крыльями — большими, неудобными, жаркими. Как хорошо было без них. Как в детстве, когда они были не больше цыплячьих и не мешали бегать и играть. Но прошлым летом они выросли. Папа с мамой были в восторге, но не Джас. Крылья были тяжёлыми, от них потела и чесалась спина, а главное — ими было очень тяжело двигать. Конечно, в стартовом состоянии они должны весить не больше пары драмов. Но входить в старт и всё такое прочее было бы возможно только после инициации. Проходить которую Джас не собирался.

Он с усилием поднял крыло и осторожно махнул, стараясь ничего не задеть. Пусть родители полюбуются его стараниями.

Мама опустила голову. На кончике рога появилась сияющая искра.

Ближайшая свечка смешно затрещала и погасла. Через мгновение погасла другая свечка, потом третья, четвёртая, пятая, шестая. Последняя, в центре, внезапно вспыхнула бенгальским огнём и взорвалась, выбросив сноп разноцветных искр.

 — Орёл! — сказал папа Магнус Чемпион. Он всегда это говорил, когда сын делал то, что нужно.

 — Умница, — улыбнулась мама Пенни Ву. Она всегда называла сына умницей, когда он чем-нибудь её радовал.

Джаспер скрипнул зубами. Он не хотел слушаться папу и радовать маму. И они оба это знали — иначе мама не заколдовала бы свечи. Но им важно было показать, что всё будет так, как они хотят.

 — Это твоё! — пропели родители хором, показывая глазами на лакомство.

 — Я не голоден, — сказал Джаспер.

 — Ты только попробуй, — приторно-ласковым голосом попросила мама, чуть-чуть увеличивая свечение рога.

 — Один кусочек, —  предложил отец.

Джас вздохнул, наклонился и отщипнул зубами кусочек торта. М-м-м-м, абрикосовый. Мамина выпечка, по сравнению с которой любые лакомства из «Сахарного уголка» кажутся ватой набитыми. М-м-м-м. Абрикосы наверняка с фермы Эпплджеков. Они в последнее время серьёзно занялись персиками и абрикосами. М-м-м-м. Бунт против родительской власти можно отложить, решил Джас, ложась на подстилку и принимаясь за еду.

 — Пожалуй, я тоже побалуюсь, — сказал отец, наклоняясь над тортом. — В конце концов, я заслужил. Я так старался, делая этого паршивца. Ты помнишь ту ночь, Пэн? Тебя было слышно на том конце улицы.

Мама вздохнула и отвела глаза. Джас сморщился. Он терпеть не мог Настоящие Мужские Шутки, особенно в папином исполнении. Но папа считал, что Настоящие Мужские Шутки поднимают авторитет. Это сказал ему армейский товарищ, а мнение армейских товарищей было для отца Джасперса непререкаемой истиной.

 — Ну как пирог? — спросила мама, меняя тему.

Папа пристукнул копытом.

 — Тебе всегда удавалась выпечка, Пен, — сказал он, жуя. Выпечка действительно была хороша, а отличие от похвалы. Отец произносил эту фразу всегда, когда мама что-нибудь пекла. Это была любимая фраза Джильды Ву, матери Пенни. Старуха давно померла, так что слова про выпечку теперь говорил он — и никогда не говорил ничего другого. Ведь родная мама лучше всех на свете знает, как ободрить и порадовать дочку. Предположить иное было бы непочтительно по отношению к Джильде, а папа Магнус относился к памяти о тёще с подобающим почтением.

Сын с тоской окинул взглядом маленькую тесную гостиную. Папа называл её «залой». Всё было на своих местах. Крохотный волшебный камин, в котором рдели, не сгорая, раскалённые магические кристаллы. Пыльные шторы, которые стирались раз в год, в декабре, потому что Джильда всегда стирала их в декабре. Старый, чёрно-белый понивизор: подарок на свадьбу. Когда-то это был очень дорогой подарок, да и мама привыкла к чёрно-белой картинке. К тому же папа не столько зарабатывал, чтобы купить цветной поник. Люстра — тоже старая, фамильная, из родительского дома Пенни. В нём были очень высокие потолки, так что люстра свисала на добрые полтора фута вниз. Отец вечно задевал её крыльями, мама вечно ворчала по этому поводу. Это была добрая семейная традиция — из тех добрых традиций, которые должны быть в каждой настоящей, правильной семье.

В конце концов Джас принялся рассматривать синие обои с потускневшими золотыми цветами. Это было единственное, что ему в комнате нравилось. К сожалению, стену портил портрет самого Джаспера, сделанный папиным другом, когда ему было три года: маленький белый жеребёнок среди клевера. Джасу эта картинка напоминала о том, что для родителей он всегда останется ребёнком.

Что-то стукнуло в окно. Отец поднял голову, его крылья чуть приподнялись.

 — Это Мэтт, — сказал он с уверенностью. — Что-то случилось. Пен, нужно будет собрать подсумки.

 — В день рождения сына, — вздохнула Пенни, — могли бы тебя и не беспокоить.

 — Дерьмо случается именно в такие дни, — пробурчал Магнус. — Мэтт, заходи! — крикнул он. — Для тебя дверь всегда открыта!

Джаспер зажмурился и позволил себе немножечко помечтать. Что-то случилось: Мэтт так просто не появляется, тем более ночью. Отец зачем-то и кому-то понадобился. Скорее всего, готовится спасательная операция в горах: папа был многолетним членом добровольческой «Группы Спасателей Кантерлота». За это не платили, в отличие от экстренных перевозок. Но пегас должен приносить пользу обществу, ведь он же пегас. Поэтому отец улетит — вытаскивать очередного бедолагу, заблудившегося в каком-нибудь ущелье. Мать пойдёт к себе в комнату переживать и волноваться. А он, Джас, сможет спокойно съесть весь этот прекрасный торт. Без родительских глаз и родительских поучений. Ах, как же это было бы здорово!

В комнату вошёл Мэтт — старый серый пегас с выпирающими мослами. С его седых перьев стекала вода.

 — Привет, кэп, — сказал Магнус. — Что стряслось?

 — Привет, рядовой, — тем же тоном ответил Мэтт. — Есть разговор.

 — Насколько срочный? — осведомился отец особенным голосом, исполненным торопливой и бравой готовности.

 — Не настолько, — Мэтт едва заметно усмехнулся. Джаспер эту усмешку заметил и ему стало неприятно. Что бы он сам не думал об отце, но не этому старому ослу посмеиваться над ним.

Мэтт Кромбри тоже был папиным армейским товарищем. Более того — напарником. Они служили в Лунных горах, когда началась война с грифонами. Мэтт был дозорным и напоролся на грифский патруль. Он ушёл живым, но грифон выклевал Мэтту левый глаз. Его сняли с полётов: видящий только половину неба не может летать. Он настаивал, а пегасов в войсках отчаянно не хватало. Тогда его поставили в пару с папой — совсем молодым, только-только из учебки. Вместе они совершили множество подвигов — но почему-то не получили ни наград, ни регалий. Правда, у Мэтта была медаль «За битву при Грифонстоуне», вручённая лично принцем Блюбладом. Но, во-первых, эта медаль не давала никаких льгот и привилегий. Сейчас её даже нельзя было носить на публике, потому что в Кантерлоте победили «голуби», грифонов стали называть «уважаемыми партнёрами», а напоминать уважаемым партнёрам о некоторых исторических эпизодах не принято. И во-вторых, Джаспер знал от мамы, что в наградной лист Мэтта вписал старый школьный приятель, сделавший штабную карьеру всем известным способом. Кроме этой медали, у Мэтта была красная нашивка за ранение. Джас считал, что это не особенно удачная замена глазу. Но никогда не говорил этого при отце.

Магнус тем временем принял решение — абсолютно предсказуемое, как и все его решения.

 — Вот что, — сказал он. — Если это ждёт полчаса, то сперва обсохни и перекуси с дороги. Попробуй вот это, — он показал на торт.

 — Выглядит неплохо, — сказал Мэтт. — Это твоя работа, Пэн? Тебе всегда удавалась выпечка.

Старик разместился за столом и сразу откусил огромный кусок. Во всяком случае, Джасу он показался огромным. Его отношение к отцовскому сослуживцу, и так-то не слишком тёплое, тут же опустилось ниже точки замерзания.

Мэтт ел быстро, неряшливо, стреляя во все стороны крошками. Одна попала Джасперу в глаз. Он с трудом проморгался, пытаясь отодвинуться от старика, ожидая, когда же он прекратит насыщаться. Но тот всё продолжал есть, и от праздничного лакомства оставалось всё меньше и меньше.

В конце концов Мэтт засунул морду в самую середину торта и принялся там чавкать. Когда он её вынул, торт выглядел так, как будто мыши проделали в нём дыру. Джас увидел обрывки слюней, висящие на абрикосовых коржах, и понял, что есть это уже не будет. Просто не сможет.

Он мысленно пожелал старику сослепу врезаться в какое-нибудь дерево. Чтобы он сломал себе какую-нибудь плохо срастающуюся косточку. И не вылезал из своего холостяцкого логова хотя бы полгода.

 — О, привет, Жап! — Мэтт сделал вид, что он только что заметил Джаспера. И, конечно, тут же назвал его мерзким детским прозвищем, которое придумала для Джаспера тётка Доминика и которое Джаспер всю жизнь ненавидел. — А ты подрос, малыш! — он похлопал его мокрым грязным крылом по спине. Джаспера передёрнуло от омерзения. — Выйди пока, погуляй на улице, —  продолжил старик всё тем же добродушным тоном. — У нас с папой взрослый разговор.

Джаспера охватила бессильная злость. Старик ввалился в его дом, съел и испачкал его еду, испортил ему праздник. Теперь он выгоняет его на улицу, в холод, под дождь.

Он в который раз почувствовал, что дом отца — это не его дом. И что он не хочет иметь с отцом и его миром ничего общего. Решение, о котором он думал последние полгода, окрепло. Да, пора с этим кончать. Он не хочет быть пегасом. И уж точно он не хочет рисковать жизнью ради того, чтобы стать пегасом.

Думая об этом, он поплёлся к двери, прикидывая, хватит ли накидки или лучше взять в зубы зонтик.

 — Джас, — позвал отец.

В душе Джаспера вспыхнула надежда. Сейчас отец скажет: «Почему ты уходишь? Это же твой дом, оставайся». Он, конечно, надуется и скажет, что лучше погуляет, пока гость сообщит свои важные секретные новости. Тогда отцу станет совсем неловко, а мама…

 — Джас, вынеси мусор, — закончил папа Магнус. — Пенни, дай ему пакет, а сама посиди наверху. Я тебя позову.

Мама безропотно пошла на кухню за пакетом. Только опущенные уши и болтающийся хвост выдавали её чувства. Но Магнусу это было безразлично: ведь он поступил правильно.

Джаспер хорошо знал отца. Тот не был злым или чёрствым. Он был хорошим мужем и ответственным родителем. После демобилизации он работал курьером — и летал по двенадцать часов в сутки, чтобы только семья ни в чём не нуждалась. Он устроил сына в лучшую понивилльскую школу и ходил на все родительские собрания. Когда Джаспер забил решающий гол и команда выиграла хуфбольный турнир, отец подарил ему магофон с колонками.

Однако отец отказался уйти на хорошую работу в Кантерлот — потому что он, видите ли,  был нужен здесь, в Понивилле, и не мог подвести товарищей. Он отказался учить сына игре на флейте, потому что слышал от армейского дружка, что на флейте играют только пидоры, которые любят держать кое-что во рту. А магофон он разбил собственными копытами, когда застал сына в комнате с молодой земнопони Лианой Шипстоун, которая учила его модному бути-дансу. С тех пор у Джаспера не было ни магофона, ни подружки, зато прибавилось физических упражнений по утрам.

Магнус всегда всё делал правильно. То есть — именно то, что должен. Джасперу казалось, что у папы в голове есть что-то вроде альбома с картинками, на которых нарисовано, как надо жить. Картинки были нарисованы родителями, школьными учителями, армейскими приятелями и прочими пони, которых отец почему-либо уважал. Магнус не думал о том, насколько эти картинки хороши и полезны для него лично. Он их собирал и потом доставал. И делал то, что нарисовано.

Одно время Джаспер не понимал, почему папа женился на единорожке, а не на пегаске — ведь это было бы правильнее. Но потом он узнал, что его мама — дочка старого друга дедушки Флинча, папиного отца. Они росли вместе и родители с обеих сторон считали, что они созданы друг для друга. Папа сделал маме предложение на следующий день после инициации в пегасы. Она его приняла через месяц — когда выжила после инициации в единороги. Так что и с этим всё было правильно. Тем более, что сразу после свадебной церемонии молодые сходили к докторше-единорожке и прошли магическую процедуру, гарантирующую, что первый ребёнок будет с крылышками.

«Я не хочу быть пегасом», — подумал Джаспер. Эта мысль уже приходила к нему, но никогда — в таком виде: ясная, обнажённая, простая. Он не станет пегасом. И не потому, что боится умереть. Просто не хочет иметь ничего общего с пегасами.

Он взял у мамы мусор и понёс на помойку.

На улице лило как из ведра. Зонт пришлось оставить в сенях — во рту были ручки мусорных пакетов. Накидка ни от чего особенно не спасала, так что он практически сразу вымок.

У помойки земля была раскисшей, воняло гадостью. Джаспер взял в зубы первый пакет и, крутанув шеей, закинул его в бак. Потом взялся за второй. Тот оказался непрочным и порвался в воздухе. Мусор рассыпался. Шмат гнилого, кислого сена шлёпнулся Джасу на  мордочку. С омерзением соскребя с себя склизкий клок, он осмотрелся, пытаясь сообразить, что теперь делать. Делать было особо нечего. Конечно, мама могла собрать телекинезом всю эту дрянь, даже не запачкав копыт. Но отец устроит ему воспитательную беседу. «Запомни навсегда, сын — ты будущий мужчина, ты будущий пегас, и если ты требуешь от собственной матери мараться в грязи из-за своей лени и желания остаться чистеньким…» И этого жёваного сена будет на час, а то и на полтора.

Он вздохнул и принялся подбирать ртом гнилые и тухлые куски, чувствуя их запах и вкус — противный, как его сегодняшние жизненные перспективы. Да и завтрашние, наверное, тоже.

 — Джаа-ааас! Что ты там ковыряешься? Быстро домой! — заорал отец из сеней.

Когда Джаспер появился в комнате, с него лило.

 — Посмотри, на кого ты похож! Выйди в сени, отряхнись и вытри ноги! — распорядился отец. Сын сразу вспомнил, что Мэтта сразу усадили за стол, хотя он тоже был мокрым и грязным. Кстати, где он?

 — Мы уложили Мэтта спать, — сказала мама, правильно истолковав его взгляд. — Он торопился и очень устал. Он поспит в твоей комнате.

 — Очень хорошо, — пробормотал Джаспер. — А мне где-нибудь дадут поспать?

 — Это ещё что такое? — нахмурился отец. — Ты как себе позволяешь разговаривать с матерью?

Джаспер сжал зубы до хруста и стал считать до десяти, чтобы не сорваться и не нагрубить отцу. Он хорошо знал, что за этим последует, и усвоил, что игра не стоит свеч.

Обычно счёт помогал: гнев перегорал в обиду, бессильную и безопасную. На этот раз произошло нечто иное. Горючая злость стекла с языка в сердце. Там она угасла, но оставила на языке прозрачную каплю яда. Она была не жгучей, а наоборот — очень холодной, почти ледяной.

Впервые в жизни юноша почувствовал вкус ненависти. И он ему понравился.

 — Извини, папа, извини, мама, — сказал он тоном послушного, очень послушного сына. — Можно я пойду переночую у Макинтайров?

 — Что ты сказал? — Магнус злобно ощерился, показав жёлтые зубы. — Ты куда это собрался? Я запрещаю тебе!

Джаспер почувствовал что-то вроде удовлетворения. У него есть оружие. Слабенькое, но всё-таки оружие.

 — Что ты, папа, не сердись, — сказал он тем же тоном. — Просто мне нужно где-нибудь поспать. Дома места нет, поэтому я и подумал — пойду с Макинтайрам. У них большой дом. Больше нашего. Я объясню, что у нас остановился важный гость и попрошу выделить мне место в каком-нибудь чуланчике. Они ведь хорошие пони, ты мне сам говорил.

Макинтайры соседствовали с Чемпионами: их участки пересекал общий забор. Они были единорогами, а их единственная дочка согласилась на судьбу земнопони. У неё было оправдание. Она честно попыталась пройти инициацию, но водяная магия так и не включилась. Девочка так и осталась бы на дне пруда, но сумела зубами перегрызть верёвку, которая удерживала камень на шее. Она всплыла в самый последний момент, когда мозг уже умирал от недостатка кислорода. Врачи сказали, что вторая попытка инициации, скорее всего, убьёт девочку. Родители погоревали, потом подумали и решили, что лучше уж дочь останется живой земнопони, чем мёртвой единорожкой. Теперь Макинтайр-младшая бегает с маленькой впадинкой на месте рога: его аккуратно удалили хирурги. Мать Джаспера такое решение одобряла, хотя и не слишком горячо. Отец на эту тему не высказывался, но отношения с соседями с тех самых пор перестали быть близкими. Джаспер это отлично знал — как и то, что отец ни за что не сознается в причине.

Мама посмотрела на сына встревоженно. Она что-то почувствовала. Отец, видимо, тоже — как и то, что ситуация поменялась, и поменялась как-то не так и не туда. В другое время он, возможно, над этим задумался бы. Но не сейчас. Он был встревожен, и оттого раздражён.

 — Сядь, — сказал Магнус Джасперу. — Нам надо поговорить.

Сын устроился на подстилку, не удержавшись от взгляда на остатки торта. Так и есть — от лакомства не осталось почти ничего.

 — Мама, — сказал он. — У нас не осталось овса?

 — Какого овса? — не поняла мать.

 — Извините меня пожалуйста, мама, папа, — каждое новое слово давалось Джасперу всё легче и легче. — Просто я хочу поесть. Ведь папа будет сердиться, если я попрошу еды у Макинтайров…

 — Заткнись! — заорал отец. — Ты никуда не пойдёшь! И что это за разговоры! То тебе овса, то тебе в гости приспичило! Какая муха тебя укусила?! Я тебя спрашиваю! И не смей возражать! Молчи, когда с тобой отец разговаривает!

Джаспер смотрел на папу, прищурившись. Отец был гадок и смешон в своём гневе. Мать выглядела испуганно и жалко. Смешные жалкие пони — вот кто его родители. Всё, что у них есть — это власть. Которая скоро кончится. По крайней мере официально. Они это знают и бесятся.  И пусть: он, Джаспер, лучше их. Когда он станет земнопони, он их забудет, как страшный сон. Вот разве что мамины пироги… но какое ему дело до пирогов, если их всё равно съедают папины дружки?

 — Ладно, — буркнул Магнус, прооравшись и немного остыв. — Спать тебе сегодня не придётся. У меня действительно плохие новости, сын, — вздохнул он.

 — Пожалуйста, извините меня за назойливость, — всё тем же новым тоном сказал Джаспер. — Но всё-таки нельзя ли мне съесть хоть горсточку овса? Мне будет тяжело провести ночь без сна голодным.

Магнус метнул на сына гневный взгляд, но промолчал.

 — У меня есть фасоль со шпинатом в томатном соусе, — осторожно предложила Пенни. — Я разогрею на всякий случай.

 — Да, сделай, — согласился отец. — Пожалуй, я и сам не откажусь.

Мать, махнув хвостом, исчезла на кухне. Точнее, не исчезла — её золотистый круп был виден через дверной проём. Домик у Чемпионов был красивый, но маленький и очень тесный.

 — В общем так, — сказал Магнус. — Мэтту кое-кто шепнул на ухо. За последний месяц грифы подтянули к перевалам свежие силы. В том числе драконов. Они всё время нападают на заставы, прощупывают нашу оборону. Но до сих пор они не трогали мирных жителей. Так вот, вчера они сожгли село в долине. По всей Эквестрии вскрыты красные пакеты.

 — Это война? — перебил Джаспер. Многозначительный отцовский тон его раздражал.

 — Вроде того. Но, как бы это сказать… Понимаешь, международная обстановка… там всё очень сложно, — отец раздражённо повёл крылом, попутно смахнув со стола солонку. Соль рассыпалась. Отец не заметил. Джаспер решил промолчать: вдруг и дальше не заметит. Убирать-то всё равно заставят его, Джаспера. Или, в крайнем случае, маму. Лучше уж маму: ей проще.

 — В общем, никто не назовёт это войной, — наконец, сообщил отец. — Это действия по плану мобилизационных мероприятий. Вот же лицемерные ублюдки, — не удержался он.

Сын, помимо воли, ощутил что-то вроде солидарности с родителем. Из отцовских рассказов он знал, в чём разница между войной и действиями по каким-то там планам. На войне могут искалечить или убить, зато выжившим дают награды, повышают в званиях, можно заработать хорошие деньги или получить ветеранский земельный надел. Действия по плану мероприятий означают, что убить и искалечить могут как на войне, вот только никаких наград и всего прочего никому не полагается. Разве что небольшая денежная подачка или похороны за государственный счёт.

 — А действия по плану мобилизационных мероприятий означают, помимо всего прочего, экстренную инициацию всех урождённых пегасов, достигших соответствующего возраста, — закончил отец.

Бумц. Чувство было такое, будто сверху обрушилась кувалда. Всё, абсолютно всё полетело к мантикорам и пошло Вечнозелёным Лесом.

Джаспер задержал дыхание, потом осторожно выдохнул. Глотнул воздуха. Вроде бы всё в порядке. Теперь главное — не показать отцу своей слабости.

 — Сколько у меня времени на принятие решения? — спросил он, прислушиваясь к своему голосу. Голос вроде бы не дрожал.

 — Два дня, — ответил отец. — Приказ вступит в силу послезавтра. Ещё через день сюда прибудет королевский чиновник. Ты должен будешь показать ему полёт. Или совершить обряд у него на глазах. Я думаю, тянуть не стоит. Мы всё сделаем сегодня.

 — Отец, — Джаспер набрался, наконец, смелости. — Я вообще-то ещё не решил, что стану пегасом.

Магнус повёл ухом. Потом недоумённо уставился на сына.

 — А кем же ты станешь? — спросил он с крайним удивлением.

 — Я рассматриваю для себя возможность быть земнопони, — ответил Джаспер. На слове «рассматриваю» голос у него слегка дрогнул, но он всё-таки закончил фразу.

Магнус потряс головой.

 — Ты? Земнопони? Ты пегас. Ты рождён пегасом. Я понимаю, — сказал он чуть спокойнее, — тебе страшно. Мне тоже было страшно. Это нормально, через это все проходят…

 — Папа, — сказал Джаспер, пытаясь снова вызвать в себе то чувство презрения, которое так помогло ему чуть раньше. — Ты не понял. Я. Не. Хочу. Быть. Пегасом. У меня есть право отказаться от инициации. И я намерен им воспользоваться, — про себя он подумал, что «намерен воспользоваться» прозвучало убедительно, по-взрослому.

 — Что ты мелешь? Ты хочешь стать земнопони? — глаза старого пони выпучились. — Жалким земляным червяком?!

 — Вот именно, папа. Жалким земляным червяком, — Джаспер посмотрел на отца в упор. — И ты не сможешь мне помешать в этом.

 — Да ты… — отец чуть не задохнулся. — Наша семья… Гадёныш, ублюдок…

 — Я ублюдок? Разве мама тебе когда-нибудь изменяла? — поинтересовался Джаспер.

И получил копытом в лоб.

Это было неожиданно и очень больно. Но не смертельно. И даже не так стыдно, как он думал. Просто большой старый пони ударил маленького, пользуясь своим преимуществом в силе. Ничего, решил Джаспер, у него тоже есть свои сильные стороны.

 — Пожалуй, я пойду, папа, — сказал он, вставая с пола. — Ты сейчас не в духе.

 — Никуда ты не пойдёшь! — буквально зарычал отец.

 — Прекратите это! — завизжала Пенни, высовываясь из кухни. — Немедленно прекратите оба!

 — Мама, — сказал Джаспер. — Я-то тут при чём? Твой муж, — он с удовольствием произнёс эти слова, — усомнился в твоей верности и начал меня за это бить. Лучше вам пообщаться наедине.

 — Магнус! Что происходит?! — закричала мать.

 — Этот выползок посмел… — начал отец.

Джаспер напряг мускулы, чуть присел и прыжком рванул к двери. За спиной раздался вопль, треск, зубы отца клацнули в паре сантиметров от его задницы. Но он уже был в сенях. По пути он задел ногой какое-то корыто, оно с грохотом поехало по полу. Он вышиб головой дверь и нырнул в темноту.

~~~~~~~~~

Короткий бег по посёлку закончился под старым дубом. Огромное дерево закрывало своей кроной кусок земли от дождя, так что там было сухо. Пахло старой листвой и сухой корой. Он устроился в ямке между могучих корней, вытянул передние ноги и задумался.

Если уж действовать, решил он — то быстро. Приказ вступает в силу послезавтра — значит, завтра он уже должен подать и оформить заявление об отказе от прав пегаса и переходе в земнопони. Ему должны дать два месяца на размышления. Эти два месяца лучше где-нибудь прятаться. «Мобилизационные мероприятия» вполне могли перерасти в настоящую войну. Может повернуться и так, что с отказниками перестанут церемониться. Просто будут хватать их и инициировать, не считаясь с жертвами. От Блюблада и его камарильи этого вполне можно ожидать. Значит, нужно как можно скорее избавиться от крыльев. В принципе, операция для отказников бесплатна и делается в Кантерлотском госпитале. Но если то, о чём он думает, реально, то лучше взять кредит и прооперироваться в Понивилле. Но какой банк даст кредит подростку? И под какой процент?

Крохотная капля дождя, каким-то чудом просочившаяся через многоярусную листву, упала Джасперу на нос. Одновременно с этим в голову юноши запала коротенькая, но нетривиальная мыслишка.

Он вдруг подумал: а зачем, собственно, прилетел Мэтт? Поздним вечером, в плохую погоду, с его-то зрением? Чтобы сообщить новость, которая через пару дней и так станет известной всем и каждому?

А ведь он хотел предупредить, внезапно понял Джас. Чтобы мы успели принять решение.

Понял ли это отец? Удивился ли? Вряд ли. Отец не удивлялся. Он просто вытащил из головы картинку — «друг, рискуя собой, прилетает ночью и приносит важное известие». Это правильно, это красиво, это благородно. С его, друга, стороны. А со стороны самого Магнуса красиво и благородно…

 — Он где-то здесь, — раздался голос отца. — Я чувствую.

Джаспера прошиб холодный пот. Пока он тут валялся, папаша успокоился и пошёл его искать. Чутьё у него всегда было великолепным, а война и работа спасателем отточили его талант. Ещё немного, и Магнус его найдёт. И… и… и что?

 — Магнус, хотя бы раз в жизни послушай меня, — это был Мэтт. В отличие от бесшумно двигающегося отца, он был не в стартовом состоянии: ноги старика тяжело переступали по земле, с хрустом давя листву и мелкие веточки. — Ты хоть понимаешь, что Жапа отправят на убой?

 — Нет, не понимаю, — раздражённо сказал отец. — Молодых не посылают на убой. Его засунут в учебку. Потом пошлют прикрывать второстепенное направление. И когда он наберётся опыта…

Мэтт тяжело вздохнул.

 — Магнус, сейчас не та ситуация, — сказал он таким тоном, будто повторяет это не первый раз. — Твой сын обречён. Если он станет пегасом, он станет трупом.

 — А я говорю тебе, что всё это бред! — отец раздражённо притопнул копытом. Тут же зашуршали ветви — видимо, его унесло под крону.

 — Сколько раз я тебе говорил: не держи себя в старте, ты зря тратишь магию… —  пробурчал Мэтт.

 — Пенни всё восполнит, — отмахнулся отец, плавно опускаясь вниз. — Мы не в бою.

 — А вот Джаспер окажется в бою примерно через неделю, — упрямо продолжал Мэтт. — И погибнет.

 — А я ещё раз повторяю, что это бред! — отец повысил голос.

 — Ты можешь сто раз повторить слово «бред», но ситуация от этого не изменится, — упёрся Мэтт. — Она следующая. Ни в Кантерлоте, ни в Грифонстоуне не хотят войны. Селестия вообще не любит воевать, Луна занята Каденс и Хрустальным Королевством, а новая принцесса слишком молода. У грифонов экономический кризис, неприятности с мантикорами и проблемы с престолонаследием. С обеих сторон готовятся сокращения армии и урезание финансирования оборонного комплекса.

 — То есть войны не будет, — заключил Магнус.

 — Почему же? Именно в этой ситуации она остро необходима, — сказал Мэтт. — Военным. О грифонах я знаю мало, зато у нас есть принц Блюблад. Который в последнее время непопулярен. Некоторым не нравится то, что он разворовал миллионы битов, выделенные на модернизацию армии. А другим не нравится то, что он делает с молодыми офицерами. И сейчас те и другие объединились, чтобы свалить принца.

 — Прекрати это, — потребовал Магнус. Уверенности в его голосе, однако, не чувствовалось.

 — Ты знаешь мои источники информации, — нажал Мэтт. — Всё это правда. Делу против Блюблада вот-вот дадут ход. Единственное, что может его спасти — война. Причём немедленно. Но для того, чтобы начать войну, ему нужен casus belli. Повод для начала военных действий. И этот повод должен быть чертовски убедительным. Отличный выход — распространить информацию, будто грифоны на нас напали, и срочно организовать акцию возмездия. Которая должна кончиться катастрофой. То есть кучей трупов.

 — Почему акция возмездия кончится катастрофой? — не понял Магнус.

 — Потому что Блюблад сольёт грифонам всю информацию, — сказал Мэтт с горечью. — А для надёжности пошлёт воевать мальчишек. Срочно инициированных по такому поводу. Они все полягут в горах. И можно будет предъявить кучу трупов. Такую кучу, после которой у Селестии не останется выбора — начинать войну или нет.

 — Воевать Блюблад умеет, — задумчиво проговорил Магнус.

 — Он вор, мужеложец и подонок, но воевать он умеет, — согласился Мэтт. — Он, пожалуй, даже сможет победить. Ну, в смысле, отобрать у грифонов гору-другую. Потом Селестия их отдаст грифонам обратно. Во имя укрепления мира и дружбы с нашими дорогими партнёрами. Грифоны тем временем перевооружатся. А труп твоего сына будет гнить в горах. Подумай об этом.

 — Я не желаю об этом думать! — отец повысил голос. — Это… то, на что ты намекаешь… это предательство.

 — Да, — грустно согласился Мэтт. — Это предательство. Предательство принца Блюблада. Который готов пожертвовать полусотней юных пегасов, чтобы Эквестрия объявила войну.

Оба пони замолчали.

 — Допустим, ты прав, — сказал, наконец, Магнус. — Но это не имеет значения. Если мой сын погибнет, это будет славная смерть. А если выживет — это будет позорная жизнь. Я не смогу смотреть в глаза… — он замолчал.

 — Кому же именно? Пенни? Мне? Соседям? — поинтересовался Мэтт. — Назови тех, кому ты не сможешь смотреть в глаза.

 — Селестии, — сказал отец, подумав. — Я всегда думаю о том, что сказала бы Селестия, если бы увидела меня и мои дела.

 — Селестия о тебе не думает, — напомнил Мэтт. — Как и обо мне. Она занята собой и своими интригами. Займись и ты своими делами, и поменьше думай о пони, которую видел два раза в жизни на парадах. У тебя есть жена, друг и сосед. Поинтересуйся их мнением. Хотя бы раз в жизни.

Воцарилось молчание. Джаспер затаил дыхание, чтобы не выдать себя.

 — Мой сын станет пегасом или умрёт, — наконец, сказал Магнус. — Остальное неважно.

 — Это твоё последнее слово? — спросил Мэтт. Видимо, Магнус кивнул, потому что старик шумно фыркнул и добавил: — В таком случае скажу тебе, что я не хотел бы иметь такого отца, как ты.

 — Неважно, — ответил Магнус сухо. — Это не важно.

Мэтт, тяжело ступая, прошёл мимо вжавшегося в землю Джаспера. Зрячий глаз старика блеснул в лунном свете, и Джас с ужасом подумал, что тот Мэтт увидит. Но тот вышел на свет, вошёл в старт и, тяжело махая крыльями, полетел куда-то на север.

Джас не успел даже вздохнуть, как передние ноги отца охватили его тело, и он сразу стал очень лёгким.

 — Я давно тебя почуял, — сказал отец. — Трусливый мальчишка. Хотел сбежать.

Джас, наверное, мог вырваться — в первые несколько секунд. Но они прошли очень быстро. И только увидев под собой тёмную крону дуба, чуть посеребрённую светом молодого месяца, Джаспер понял, что его ждёт.

 — Ты убьёшь меня, — сказал он отцу.

 — Возможно, — ответил отец так же сухо. — Слушай внимательно. Сейчас ты будешь посвящён в пегасы. Ты знаешь, как проходит посвящение. Магия включается только в ситуации смертельного риска. Поэтому посвящаемых бросают вниз. Обычно это делают государственные чиновники. Но у нас нет времени. Приготовься.

 — Отец! Я не хочу быть пегасом! Это незаконно! — закричал Джаспер.

 —  Твои желания не имеют значения, — в голосе отца прорезалось что-то вроде самодовольства. Он всё делал правильно, он всегда всё делал правильно, и особенно — сейчас.

 — Мама! — закричал Джас. — Она тебе не простит!

 — Заткнись, ничтожество, — Магнус всё набирал и набирал высоту, земля внизу сливалась в тёмное поле с отдельными дрожащими огоньками. Джас понял, что это последнее, что ему суждено увидеть в жизни.

Он закричал, когда копыта разжались, и тело Джаспера, мгновенно потяжелев, понеслось к земле.

Первая секунда была просто страшной: тошная лёгкость и запевающий ветер в ушах. Вторая забила лёгкие ветром, а голову — чистым, беспримесным ужасом. На третьей секунде он закувыркался в воздухе, и это было ещё хуже: раньше он ждал убивающего удара снизу, а теперь — со всех сторон.

До этого момента он ещё верил, что отец его спасёт. Подхватит и спасёт, как он это делал раньше, в детстве, когда играл с ним в небе. Тут до него дошло: нет, не поймает. Потому что он всё делает правильно, а спасать посвящаемого запрещено правилами.

Вот тут-то ему и захотелось жить. Даже не ему самому — он слепо барахтался в воющем воздухе, обезумев от страха — а чему-то внутри него. Чему-то, что до сих пор спало, но теперь оно проснулось. И не пожелало умирать вместе с ним.

Холодная волна прошла по хребту, вздыбливая шерсть. Живот внезапно стал пустым и лёгким, как рыбий пузырь. А где-то между крыльев разгоралась маленькая звезда, и это чувство было настолько острым, что Джаспер пришёл в себя. И понял, что входит в старт.

Тяжесть уплывала из тела. Это было невероятно здорово — как будто всю жизнь носил её, а теперь скинул со спины.

Он попытался расправить крылья. Они легко развернулись — справа и слева. Та же сила, что наполняла его, хлынула через рамена в пространство между перьями. Джас слегка шевельнул крыльями и почувствовал, что сила высвобождается, а он летит — ровно, стремительно и неодолимо.

Земля всё приближалась, но это уже его не беспокоило. Он чуть изогнул левое крыло и заложил крутой вираж. Потом попытался сделать «бочку». Не получилось, но ощущения были восхитительные. Джаспер понял, что ему безумно нравится летать.

Прямо под ним пронеслась крылатая тень. Отец. Джас невольно подумал, как же быстро Магнус Чемпион спустился вниз — быстрее даже, чем он падал.

И одновременно с этим он понял, что ему нужно делать. Понимание было очень неприятным. Но другого выхода не было.

Он быстро — как мог — снизился. Блеснули камни кантерлотской дороги. Джас осторожно завис над выбранным местом и осторожно уравнял гравитационную и инертную массу тела. Навсегда.

Точка между крыльев погасла. Ноги вздрогнули, принимая на себя привычную тяжесть. Ту, которую им придётся таскать всю жизнь.

Он прошёл пару миль, когда луну закрыла серебристая тень, а через пару минут копыта Магнуса Чемпиона коснулись булыжников.

 — Поздравляю, сын, — сказал он.

 — С чем? — без интереса осведомился Джас, продолжая идти.

Отец оторопел. Он ожидал чего угодно — грубости, благодарности, слёз, объятий, гнева. Но только не этого вялого «с чем».

 — Джас, я знаю, ты на меня обижен, — начал он. — Я подверг твою жизнь опасности без твоего согласия. Но всё обошлось, правда? Теперь ты пегас, полноценный пегас. Кстати, почему ты идёшь пешком?

Джас подумал, стоит ли отвечать. Решил, что стоит.

 — Я уже говорил тебе, отец. Я не собираюсь становиться пегасом. Я хочу быть земнопони. Я иду в Кантерлот, чтобы отказаться от прав пегаса и удалить крылья.

Он не стал смотреть, как его папаша хватает ртом воздух: ему нужно было идти.

Отец нагнал его шагов через двадцать.

 — Я понимаю, что ты на меня обижен… — снова начал он. — Ну хорошо. Я извиняюсь. Да, я  извиняюсь!

 — Извинения приняты, — сказал Джаспер. — Теперь возвращайся домой. Мама волнуется. А мне ещё далеко идти.

 — Ты опять?! Я же извинился! — закричал Магнус Чемпион.

Какая-то птица, услышав шум, проснулась и сделала «фьюить — фюьить».

 — Отец, успокойся, я принял извинения, — так же ровно, терпеливо повторил Джаспер. — Всё хорошо. Иди.

 — Без тебя я никуда не пойду! — заявил отец.

 — Если хочешь, иди со мной, — сказал сын. — Но учти, что я сейчас не очень хороший собеседник.

 — Ты никуда не пойдёшь! Ты инициированный пегас! — Магнус со злости ударил по камню задним копытом. Раздался глухой, невыразительный стук.

 — Я инициированный пегас, — согласился сын. — Ну и что? Я знаю законы. В них нет запрета для инициированных делаться земнопони. Достаточно удалить крылья и убрать магию. Насколько мне известно, в Катнерлоте есть соответствующие специалисты.

 — Магию? Убить магию?! — Магнус клацнул зубами. — Ты сам не понимаешь, что говоришь. Это хуже смерти. Это… раньше была такая казнь для пегасов, изменивших присяге! Её заменили кастрацией, из гуманизма! Как менее жестокой казнью!

 — Да, я понимаю, летать приятно, — согласился сын. — Но не настолько, чтобы ради недели полётов отдавать жизнь.

 — Если бы у меня был выбор — жить без неба или летать неделю и умереть… — начал отец.

 — Папа, я свой выбор уже сделал, — ответил Джаспер. — Я не хочу стать куском гнилого мяса, потому что это вписывается в планы принца Блюблада.

 — Мэтт — предатель, — прошипел отец сквозь зубы. — Я ему доверял, а он…

 — А он спас твоего сына от бессмысленной смерти, — закончил Джаспер.

Некоторое время они шли молча. Месяц сиял над тихими полями, над дорогой, над далёким лесом.

 — Ты хоть знаешь, как живут земнопони? — снова заговорил отец. — Они копошатся в грязи. Они сами — грязь. Сейчас так нельзя говорить, но я твой отец, и могу сказать, как сыну…

 — Почему тогда дом Макинтайров больше нашего? — спросил сын.

 — Макинтайры единороги, — напомнил отец.

 — Но они тоже не летают, — ответил Джас.

 — Это совсем другое дело, — сказал отец.

 — Допустим. А почему у Хоффманов дом больше, чем у Макинтайров и у нас, вместе взятых? И их дочери ходят с золотыми подвесками?

 — Они гречкосеи, — сказал отец с невыразимым презрением. — Они сеют гречку и продают на рынке.

 — А ты доставляешь пакеты с их гречкой богатым клиентам, — ответил сын.

 — Это для того, чтобы прокормить тебя и твою мать! — возвысил голос Магнус. — Моя настоящая работа…

 — Да-да, ты спасатель. Ты спасаешь земнопони, которых презираешь. Давай прекратим это. Мне неприятно слушать тебя, а тебе — меня. Прощай.

Сын ускорил шаг. Отец сделал то же самое.

 — Ответь мне на один вопрос, только честно, — снова начал Чемпион-старший. — У тебя было что-то с этой шлю… с этой земнопони, с которой я тебя застал? Как её…

 — Лиана Шипстоун, — ответил сын. — Нет, не было. Хотя она мне нравилась. Может, теперь, когда я стану земнопони, я смогу заново наладить отношения…

 — Вот что. Мне надоело слушать этот бред, — отец сделал большой прыжок и перегородил сыну дорогу. — Я понял, что нужно делать. Я вырастил тебя неженкой, но сейчас я буду грубым. Из тебя нужно выбить всё дерьмо. И я это сделаю. Клянусь Селестией, я это сделаю!

Отец оскалился. Его огромные зубы белели в темноте, как кости.

 — Тогда я подам заявление в полицию, — сказал Джас, внутренне сжимаясь от ужаса. — И приложу все усилия, чтобы тебя отстранили от работы. И выгнали из «Группы Спасателей». Никто не будет работать с психически нездоро…

Первый удар копытом пришёлся в плечо. Второй — по голове сверху: отец встал на дыбы. Потом удары посыпались градом. Боль взорвалась в колене, в шее. Потом стало темно.

~~~~~~~~~

Он очнулся, потряс головой. Судя по ощущениям, он лежал в какой-то канаве. Что-то теснило его с боков, поджимало ноги, мешалось сверху. Правда, оно было мягким и тёплым. И приятно пахло. Так, как никогда не пахнет в канаве.

Он осторожно приоткрыл левый глаз. Правый открылся сам: слишком невероятным было то, что увидел левый.

Джас лежал в гамаке, в больничной палате — небольшой, но заставленной сложным оборудованием и дорогой мебелью. К нему тянулись какие-то провода и трубки. Сквозь занавеску пробивались солнечные лучи.

Он чуть повернул голову и увидел мордочку белой пони-единорожки, тихо посапывающей на подстилке. Та, видимо, почувствовала его взгляд и открыла глаза. Глаза были такими огромными и такими голубыми, что в них хотелось немедленно утонуть.

 — Ты пришёл в себя! — пони улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь, молодой господин?

Джаспер несколько оторопел. Его никогда в жизни так не называли даже в шутку.

 — Где я? — для начала решил спросить он.

 — Ты в Королевском Госпитале Кантерлота, — сказала единорожка. — Меня зовут Лилия, я твой дежурный врач.

 — Я долго… спал? — решил выяснить Джаспер.

 — Долго. Зато теперь ты совершенно здоров, — единорожка мило улыбнулась. — Сейчас я тебя освобожу.

Её рог засиял, и Джаспер почувствовал, что оплетающие его нежные путы куда-то исчезли. Промелькнула мысль, что он, пожалуй, может удариться — и тут же в животе стало пусто, а грива поднялась дыбом. Он был в старте. Правда, он не ожидал от себя, что сможет войти в старт так быстро.

Была ещё одна странность. Что-то мешалось на голове, точнее — на лбу. Сначала ему показалось, что это набитая шишка. Джас даже чувствовал пульсацию крови внутри. Он поднял ногу, чтобы потрогать странную штуку — и вдруг копыто закололо, а вокруг него взвихрились крохотные искорки.

 — Осторожнее с рогом, — сказала Лилия. — Он у тебя ещё совсем новенький. Два-три дня практики, и всё будет в порядке.

 — Рог? — не понял Джаспер. — Какой рог?

Вместо ответа единорожка взмахнула головой, и часть стены превратилась в зеркало. Джаспер глянул в него — и онемел.

Перед ним стоял ослепительно-белый — он таким не был никогда — пони, с аккуратно сложенными на спине крыльями и рогом во лбу. Рог был золотым, на самом кончике его сияла крошечная алая искорка.

 — Теперь ты, — сказала единорожка, — пятый ныне живущий аликорн Эквестрии. Пожалуйста, будьте милостивы к нам, молодой господин, — сказала она нараспев на старинный лад и игриво подмигнула.

Джасперу показалось, что земля уходит из-под ног. Он вышел из старта и тут же грюкнулся об пол всеми четырьмя копытами.

 — И-и-и, — издал он непонятный звук, отчаянно мотая головой. — И-и-и.

 — Нужны подробности? — догадалась единорожка.

 — А-а-ага, — выдавил из себя Джаспер, пытаясь встать. Ноги не слушались. Зато послушалось что-то другое: он почувствовал нечто вроде приятного укола в основании рога, и какая-то сила аккуратно усадила его на пол. Через пару секунд он понял, что это была его собственная сила.

 — Полгода назад принцесса Луна в Высокой Башне ощутила вспышку магии аликорнов, — начала Лилия. — Она немедленно перенеслась на место вспышки и нашла тебя. Ты лежал без чувств. Какой-то негодяй напал на тебя и избил. У тебя были переломаны оба крыла! Принцесса телепортировала вас в Кантерлот, и тут установили, что ты не в обмороке, а спишь магическим сном аликорна. Тебя поместили сюда, и вот теперь…

Информация доходила до ошеломлённого Джаспера кусками, и почему-то не в том порядке, в каком она подавалась. Слово «полгода» он понял последним.

 — Что? — закричал он. — Я здесь полгода?

 — Трансформация в аликорна занимает от трёх месяцев до года, — сообщила единорожка. — В зависимости от того, что растёт. Рог или крылья. А у тебя ещё были эти ужасные травмы и переломы… и внутренности. Тебя даже кормить приходилось с помощью магии. Ты очень сильный аликорн, раз справился с этим так быстро. 

 — Так-так-так, — машинально сказал Джас. — Но почему? Я вообще-то пегас, ну то есть был инициирован той же ночью… как же я стал аликорном?

 — Не могу ничего сказать, — вздохнула Лилия. — Аликорнами становятся очень редко. Говорят, магия аликорна есть у каждого сотого пегаса. Но как её разбудить, никто не знает. Может быть, поделишься опытом? Я тоже хочу иметь крылья, — девушка посмотрела на него с интересом. Джаспер невольно подумал, до чего же она хороша.

Лилия то ли поймала его вожделеющий взгляд, то ли догадалась о его мыслях.

 — Если хочешь, я могу проверить твоё состояние… насколько ты здоров, — девушка подчеркнула идею, качнув крупом и чуть отодвинув в сторонку хвост.

Джаспер понял, что сейчас могут сбыться его самые сладкие мечты. В свои семнадцать он так и оставался девственником. Всё, что у него в этом смысле было — неуклюжие объятия с Лианой, прерванные появлением грозного отца. Но никакого сравнения с ухоженной красавицей-единорожкой деревенская простушка Шипстоун не выдерживала.

Кровь стремительно отхлынула от головы и прилила к другим частям тела.

Однако обескровленный мозг успел выдать на-гора простую мысль: бесплатного овса не бывает. Секс приводит к беременности. И уж точно — является законным основанием для заключения брака по требованию партнёрши. А если она девственница? Он не помнил точно — родители оберегали сына от таких знаний — но слышал, что это как-то особенно обязывает… И самое страшное — а вдруг он сделает что-нибудь не так? Она будет смеяться, а потом его прогонит. В любом случае — решил он — если Лилия действительно хочет его, то может и подождать.

Единорожка, явно ожидавшая иного развития событий, посмотрела на него удивлённо и разочарованно.

 — Я тебе не нравлюсь? — прямо спросила она. — Или ты такой, как принц Блюблад?

Сердце глухо стукнуло.

 — Война с грифонами. Она была? — спросил он, следя, чтобы голос не дрогнул.

 — Откуда ты знаешь? — Лилия от удивления уронила хвост, так, что он рассыпался по попе мелкими прядками. — Нет, войны не было. То есть почти. Это было как раз, когда тебя нашли. В Кантерлот пришло фальшивое сообщение, что грифоны вырезали нашу деревню в горах. Наши генералы собрали армию возмездия. Под это срочно инициировали всех пегасов призывного возраста. У меня двоюродный брат погиб, — вздохнула она, — совсем ещё мальчишка, не смог войти в старт… Их бы, наверное, там всех перебили. Но их спас Блюблад. Он заявил, что не верит сообщению. И сам отправился в горы, взяв с собой только личную охрану. Выяснилось, что деревня цела. А сообщение было провокацией, состряпанной врагами мира… Теперь он возглавляет совместную миротворческую комиссию.

 — Вот же хитрый мерзавец, — прошептал Джаспер. — Всех переиграл.

 — Так что сейчас у нас мир, — закончила единорожка. — И любовь, — добавила она многозначительно.

К этому моменту Джаспер принял решение о ближайших действиях.

 — Лилия, — сказал он. — Ты … — он ненадолго задумался над выбором слова, — очаровательны. Но я только что проснулся. И у меня слишком много новостей. Мне нужно всё это как-то переварить.

На сей раз девушка посмотрела на него с пониманием.

 — Вообще-то ты прав, — признала она. — В таком случае — может быть, я попасусь на соседней лужайке? Ужин принесёт сестра.  Кстати, — единорожка блеснула голубым глазом, — я не спросила: как тебя зовут?

 — Вот и об этом я тоже хочу подумать, — пробормотал Джаспер.

 — Как хочешь. Если вдруг чего — я рядом. Открой окно и позови меня, я услышу.

Оставшись в одиночестве, Джаспер улёгся на подстилку и принялся думать.

Итак, он — аликорн. Существо с рогом и крыльями. Магия которых не суммируется, а умножается. Он ещё не знал, как это происходит, но чувствовал, что узнает это очень скоро.

О причинах инициации он тоже догадывался. Магия пробуждается, когда ей что-то всерьёз угрожает: это он помнил по инициации в пегаса. Угрожает именно магии, а не её носителю.

Он, Джаспер, будучи уже инициированным, решил от магии избавиться. Он бы это и сделал — Джас вспомнил свою тогдашнюю решимость, и оценил её высоко. Но появился отец со своими поучениями, а когда они не помогли — начал его бить. Избил и бросил на дороге…

Джас потряс головой. Что-то в этой картине не складывалось. Но продумать ситуацию что-то мешало. Он почти физически чувствовал это мешающее — как неудобную, горячую, громыхающую вещь в голове.

Это гнев, понял Джас. Гнев, ярость, желание немедленно отомстить. Теперь, когда он аликорн, у него будет возможность. Не сейчас — так позже, но он расправится с Магнусом Чемпионом. Он никогда не простит ему бесконечных унижений, насильственного посвящения, попытки искалечить…

Искалечить? У Джаса встали уши. Небольшое количество невозмущённого разума, которое у него осталось, изо всех сил подавало какие-то сигналы.

Молодой аликорн лёг на пол, задержал дыхание, потом осторожно выдохнул. Стало полегче. Неудобная штука в голове продолжала мешаться, но была уже не такой горячей и не так громыхала.

Магнус Чемпион всегда всё делает правильно, напомнил себе Джаспер. Он может быть невыносимым, грубым, жестоким — но это всегда имеет обоснование в его представлениях о правильном. Избиение, да ещё с переломом крыльев, им решительно противоречило. В конце концов, с переломанными крыльями Джаспер не мог бы летать…

— Я идиот, — сказал Джас вслух. — Ну конечно. Он поверил.

Всё встало на свои места. Отец поверил Мэтту. И в душе согласился с ним: единственному сыну незачем умирать во имя принца Блюблада. Но он не мог в этом признаться. Это было бы, с его точки зрения, неправильно.

Что он сделал? Для начала — сбросил его с высоты. И почему-то оказался внизу, под ним. Хотя Магнус — профессиональный спасатель. И отлично знает правила. Он много раз говорил об этом при нём: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя пытаться перехватить падающего снизу. Потому что падающее тело врежется в спасателя.

Он попытался подсчитать, с какой скоростью он падал, когда вошёл в старт. Так-то эти секунды показались ему вечностью. Но сколько их было? Вроде бы пять или шесть. Нет, секунда — это «раз-два», а там было что-то вроде «раз — раз — раз». Секунды три, нет — две с мелочью. Около восьмидесяти футов в секунду, если он правильно помнит формулы. С его массой — тяжёлый удар, если поймать его на спину в горизонтальном полёте. Но отец наверняка снижался и ловил бы его на задние ноги. Дальше всё зависит от высоты. Опытный спасатель умеет, среди прочего, ронять тела с высоты — так, чтобы спасаемый оставался жив, пусть и с парой-тройкой переломов. Но Магнус этого и хотел, понял Джас. Сын должен был переломаться, хотя и не фатально. Так, чтобы лечение, даже с применением магии, заняло бы какое-то время.

Этот план сорвался: Джасперс вошёл в старт, причём быстро. Тогда отец просто избил его. И повредил ему крылья, чтобы уж наверняка.

Разумеется, Магнус в обоих случаях жертвовал собой. Неофициальное посвящение, ночью, против воли посвящаемого — уголовное преступление. Избиение с травмами — тоже. Увольнение с работы и изгнание из «Спасателей Кантерлота» — обязательно. Навсегда испорченные отношения с сыном — гарантированы. Зато отец знал бы про себя, что поступил правильно.

Джасперс прислушался к себе. Мстить отцу расхотелось. Но и желания снова пообщаться с родителем не возникло. Всё-таки отец, чьё желание поступать правильно выражается в избиении — плохой отец. Хороший нашёл бы другой способ. Подумав ещё немного, он пришёл к тому же выводу относительно мамы. Которая, наверное, хорошая мать, но она ни разу не защитила его от плохого отца. Что касается остальных — у Джаса не было близких друзей и подруг. Что и к лучшему, решил он. Пожалуй, остаётся только Мэтт. Которому он обязан — но которого найдёт способ отблагодарить. Не сейчас и не от своего имени.

Наконец, Лилия. Новая проблема, с которой он раньше не сталкивался. Он не знает, чего от неё ждать. С другой стороны, почему бы не спросить у неё самой? У него нет оснований не доверять тем, кто его выходил. 

Когда Лилия вернулась, Джасперс встретил её вопросом:

 — Твоё предложение всё ещё в силе?

 — Ты об этом? — спросила единорожка, качнув бёдрами. Дождавшись кивка, она улыбнулась:

 — В общем да. Ты мне нравишься, к тому же у меня никогда не было аликорна. Будет что рассказать племянницам. У меня самой вряд ли сложится с детьми, — грустно сказала она. — Мой муж служит в Генштабе, а там все такие, как Блюблад. Причём он у принца в любимчиках. Поэтому он дал мне свободу. На меня наложили особые заклятья, так что я могу развлекаться без последствий.

 — Понятно, — пробормотал Джасперс.

 — Тебе придётся привыкать к нашим нравам, — серьёзно сказала Лилия. — Высший свет — то ещё местечко.

 — Давай поужинаем вместе, — предложил Джасперс. — Заодно и расскажешь об этом местечке.

 — А ты галантный кавалер, — оценила Лилия. — Другой бы сразу накинулся. Не то чтобы я была против… но я ценю такое отношение.

Джасперсу пришло в голову, что в некоторых вопросах честность — не такая уж плохая политика.

 — У меня не очень много опыта, — признался он.

 — Мало опыта? — единорожка посмотрела на Джасперса плотоядно. — Как интересно. Никогда не выступала в роли учительницы в этих вопросах… Обещаю постараться как следует. И всё-таки, как тебя зовут?

Молодой аликорн подумал об этом последний раз. Решение не изменилось.

 — Как бы ты хотела меня называть? — спросил он.

~~~~~~~~~

Магнус Чемпион допивал ведро сенной бражки. От неё у него потом болела поджелудочная и образовывался газ, который он отрыгивал по утрам, наполняя спальню скверными звуками и вонью. Зато бражка была дешёвой, а денег стало не хватать. В последнее время стало плоховато с заказами.

Жеребец упёрся взглядом в синие обои с потускневшими золотыми цветами. Это было единственное, что ему в комнате нравилось. К сожалению, стену портило светлое пятно. Магнусу оно напоминало о том, что портрет сына сняла со стены и унесла в свою комнату Пенни. Зачем она так сделала, он не спросил. В последнее полгода они с Пенни стали мало разговаривать.

Он подумал, что надо бы как-нибудь проведать Макинтайров. Раньше соседи хотя бы изредка звали к себе, но теперь почему-то перестали. Перестали появляться и гонцы от «Группы Спасателей». Магнус всё собирался слетать в штаб, пообщаться со старыми друзьями, узнать, как дела и в чём дело.

Даже старик Мэтт перестал появляться. Наверное, возраст, здоровье. Нужно будет как-нибудь его навестить при случае.

Магнус потянулся и включил понивизор. По одному каналу шёл хуфбол, понивилльцы проигрывали. По другому давали светскую хронику: Селестия устраивала приём по случаю обретения Эквестрией нового аликорна. От скуки Магнус посмотрел это минуты три. Слащавый красавчик с рогом во лбу.

Пока шли кадры, дикторша, интимно понижая голос, говорила, что «ходят слухи о том, что оппозиция принцу Блюбладу и его курсу не разгромлена и снова усиливается». Ну их всех. В последнее время Магнус перестал интересоваться политикой.

Он переключил на следующий канал. Там показывали мелодраму. Дочь пыталась поступить в музыкальное училище, а мать и её подруги ей препятствовали. Тоже неинтересно. В последнее время, как стал всё чаще замечать Магнус, стали как-то слишком цацкаться с детьми и особенно с подростками. Это неправильно, так нельзя.

Бражка у дна была совсем дрянной. Магнус засунул голову в ведро, провёл языком по стенкам.

«Всё правильно» — думал он, глотая кислятину. «Я всё всегда делал правильно».