Обретенная Эквестрия. Части 1-2

Часть 1. Пролог. Изгнание из Рая

Обретенная Эквестрия.

Часть 1. Исток.

Милые пони, славные пони, прилетели к нам опять!

Милые пони, добрые кони, будем вместе мы играть.

Вечно в заботе, мир бережёте, вы спешите к друзьям.

Милые пони, добрые пони, мчитесь навстречу мечтам!

(Старинная детская песенка).

Пролог. Изгнание из Рая

Хорошо прохладным утром, когда солнце только-только начинает свой неспешный поход по небу, тихо выскользнуть из тёплого дома и неспеша пройтись по лугу, радуясь тому, как легкий ветерок шевелит густую гриву, а роса леденит копыта. В такие минуты хочется беспричинно смеяться и гоняться за собственным хвостом, словно ты не степенная солидная дама, а глупенькая кобылка, ещё не получившая заветную кьютимарку.

Рарити любила гулять по утрам в полном одиночестве, хотя очень стеснялась этой своей слабости, разрушавшей тщательно создаваемый образ чопорной недотроги, «королевы драм» – как её между собой называли подруги. Зато в это время отлично думалось. Белая единорожка уж давно перестала считать, сколько светлых идей посетили её головку в то время, пока она наблюдала за тем, как лучи зари слизывают с неба белые искорки далёких звёзд.

Светало. Рарити повела плечами и решила, что пора возвращаться домой, где её ждал срочный заказ, ведь больше всего на свете хозяйка бутика «Карусель» не любила огорчать клиентов. Стряхнув с шёрстки сотни прозрачных крошечных капелек, единорожка повернулась и поспешила обратно в Понивиль.

Сегодняшняя прогулка была необходима для успокоения нервов, ибо конец дня и ночь прошли в серьёзных хлопотах. Причиной тому была очередная проделка её младшей сестрёнки. Прошлым вечером Свитти Белль в компании неразлучных подруг устроила вечеринку в честь третьей годовщины обретения «Меткоискателями» вожделенных кьютимарок. Всё бы ничего – «Карусель» переживала и худшие шторма, но на сей раз специально по случаю торжества из Мейнхэттена приехала хулиганка Бэбс Сид, которую Рарити терпеть не могла. В результате девчонки устроили настоящий бедлам, а хозяйке дома ко всем прочим неприятностям пришлось оправдываться перед разгневанными соседями. Почему эти подростки такие шумные? Она в их возрасте вела себя совершенно иначе – тише, скромнее. Главное ведь уже совсем взрослые девицы – в этом году школу закончат, а ума нет ни грамма! Гулянка завершилась, после того как Эплблум предложила отправиться на ферму, попробовать новый сидр тройной очистки. Шумная компания выкатилась за дверь, при этом Скуталу, забывшись, кричала что: «Кьютимарка дегустатора сидра тоже ценная штука»! Судя по тому, что сестра до сих пор не вернулась домой, пенный напиток пришёлся по вкусу всем участницам веселья.

Мысленно попросив прощения у Эплджек, Биг Мака и бабули Смит, Рарити вышла на улицу Спелых Яблок и внезапно остановилась. Впереди раздался шум шагов. Очень странных шагов, совсем непохожих на звонкое цоканье копыт. Затем зазвучали негромкие голоса – грубые, немелодичные, отрывистые, словно лай Алмазных Псов. Следом появились существа, внешний вид которых заставил единорожку замереть на месте с широко открытым ртом.

Высокие, худые чудовища в уродливой пятнистой одежде легко ступали на задних ногах, не испытывая при этом, похоже, никаких неудобств. В передних конечностях они держали непонятные устройства, отливающие металлом. Их морды были плоскими, как блин, гладкими, бледными и полностью лишенными шерсти, наверно, из-за какого-то страшного заболевания кожи. Пожалуй, именно эти самые морды и напугали Рарити больше всего. Поджав хвост, единорожка начала медленно пятится за угол дома, прячась за зелёной стеной живой изгороди.

Внезапно простучали копыта и из соседнего переулка выскочила Пинки Пай. Не так давно доктор посоветовал ей обязательный утренний моцион, и вот уже целую неделю розовогривая поняшка ни свет ни заря старательно выходила на пробежку. Заметив неведомых чудовищ, она вскрикнула и остановилась, округлив свои и без того огромные глаза. Один из монстров резко вскинул металлический предмет, раздался громкий хлопок, и маленький стальной цилиндрик, словно атакующий шершень, вонзился в правый бок Пинки. Бедняжка по-детски всхлипнула, пошатнулась и рухнула на землю. Задыхаясь от ужаса, Рарити, развернувшись, кинулась прочь…

---

 

— Вот, значит, они какие, — хрипло сказал Кривозуб, одним резким движением выдёргивая опустевший шприц с лошадиной, а, вернее сказать, понячьей дозой снотворного из тела неподвижной лошадки. — А я, честно говоря, не верил.

— Заткнись, болтун! — рявкнул высокий, как каланча, сержант Паук. — Смотрите лучше по сторонам!

— Да чего бояться, серж?! — хмыкнул Ствол, сплёвывая на землю. — Они тут все безоружные. Ни армии, ни полиции – красота! Всегда бы так. Жаль, что запретили их убивать…

— Если прикончишь хоть одну поняху, — прохрипел Паук, — кадык обглодаю! Хочешь, чтобы из-за тебя мы премии лишились? Забыл уговор?

Он потряс перед лицом подчинённого парализатором-шприцемётом, заменившим на время проведения операции привычную штурмовую винтовку.

— Чтоб у меня всё было тихо! Сгоняем мулов в здание мэрии и держим там до прибытия транспортов. Всё! Никакой самодеятельности!

— А стрелять-то хоть можно?

— Стреляй сколько хочешь. Но не больше двух шприцев в тушку, иначе они копыта откинут от передоза, ясно? Всё, расходимся, черти! До полудня город должен быть зачищен! Пошли! Пошли!

С оружием наизготовку наёмники из бригады «Псы смерти» начали растекаться по улицам обречённого Понивиля. Наступил последний день Эквестрии – страны свободных пони…

---

 

            Дверь библиотеки с шумом распахнулась, получив сильный пинок копытом, и в холл ослепительно-белым вихрем влетела Рарити. Глаза «королевы драм» были полны ужаса. Не обращая внимания на рыдающего в три ручья Спайка, она выскочила на середину комнаты и тонко завизжала:

            — Твайлайт! — затем испуганно замолчала, смущённо откашлялась и уже более спокойно повторила, — Твайлайт, ты где?!

            — Нет! Нет! Нет! Нет! — донеслось из-за огромной кучи книг, — И тут ничего нет! Милосердная Селестия, да что же это такое?!

            — Твайлайт! — Рарити подбежала к подруге, которая лихорадочно переворачивала страницы почтенного фолианта. — Очнись!

            — Созвездие Большой Мыши опасно приблизилось к Пасти Сфинкса и может быть поглощено уже в этом столетии… — бормотала та, уставившись в одну точку словно сомнамбула. — Нет, и это не то!

            — Прекрати, Твай! Ты знаешь, что творится на улицах? Двуногие монстры врываются в дома и стреляют в пони! Они… Они ранили Пинки Пай! Ну, скажи хоть что-нибудь, не молчи! И зачем, во имя Луны, ты перелистываешь страницы копытом? Это же неудобно!

            — Магия, — тихо пробормотала Твайлайт и поглядела на подругу мёртвыми глазами. — Моя магия иссякла. Совсем! Как ручей, ушедший в песок…

            Рарити вздрогнула и в ужасе приложила копыто ко лбу.

            — Как? Как такое могло произойти… — внезапно она замолчала, повернула голову и попыталась пролевитировать к себе ближайшую книгу.

            — Тоже самое, верно? — с горечью спросила фиолетовая единорожка.

            — Да! Какой ужас! Мне сделали заказ на девять платьев, но без магии я не успею к сроку…

            — Прекрати! Какие теперь к Дискорду платья!

            — Верно… Но ты, разумеется, уже отправила письмо Селестии? Она пришлёт сюда гвардию?

            — Нет. Не отправила.

            — Почему?

            — Спайк больше не может выдыхать огонь!

            Услышав последние слова хозяйки, несчастный дракончик зарыдал с новой силой. Рарити мельком взглянула на малыша и вновь повернулась к подруге.

            — Понимаешь, что произошло?

            — Разумеется, нет. Ясно только одно, магия покинула Эквестрию. Совсем, без остатка. Отвлекись хоть на секунду и прислушайся к собственным ощущениям.

            Белая пони послушно прикрыла глаза и замерла неподвижно, словно мраморная статуя.

            — Ты права, — сказала она минуту спустя. – Магия ушла. Раньше я её чувствовала повсюду, она разливалась вокруг словно запах цветов, словно шёпот ласкового ветра, как тёплое прикосновение солнечного луча… А теперь пустота!

            Она посмотрела на подругу, и столько боли было в этом взгляде, что Твайлайт не выдержала и отвернулась.

            Наступила тишина, только всхлипывал Спайк, да с улицы доносился рёв монстров и крики перепуганных пони.

            — Надеюсь, что Принцессы спасут всех нас, — наконец, промолвила Рарити, затем недовольно стукнула копытом в пол. — Пустая голова, как же я могла забыть о главном! Дэши разбилась!

            — Как! — вскинулась Твайлайт, — опять не затормозила на повороте?

            — Нет, упала с облака… Упала, потому что разучилась летать. Все пегасы разучились летать!

            Челюсть Твай рухнула на грудь, затем она в возбуждении запрыгала по комнате.

— Ну конечно! Крылья пегасов слишком малы, чтобы держать своих хозяев в воздухе! В этом им помогала магия, а раз её теперь нет, то ничего удивительного… Но Деши, я надеюсь, уцелела?

            — Разумеется, что ей будет. Сломала крыло и пару рёбер. Когда я побежала за тобой, они с Флатти отправились к Зекоре, в надежде, что у той найдётся лекарство, способное излечить таинственную падучесть. Как ты думаешь, она им поможет?

            — Боюсь, что нет. Полагаю, без магии от её отваров пользы не больше, чем от патентованного чая для похудания.

            Вновь наступила тишина.

            — Мне кажется, я знаю, что произошло, — внезапно сказала Твайлайт.

            — Что?

            — Понигеддон.

            — Как?

            — Понигеддон. Когда я только начала учится искусству магии, в Кантерлотской библиотеке мне в копыта попалась одна книжка. Её автор всерьёз утверждал, что рано или поздно настанет Понигеддон. Тогда "…магия покинет Мир, крылатые упадут с небес, в дома войдут шестиногие багровые чудовища, после чего Эквестрия упокоится во мраке".

            — Ужас! Совсем как сейчас! Правда, эти монстры вовсе не шестиногие…

            — Но в остальном-то верно!

            — Да… И что теперь делать?

            — Бежать! Укроемся в хижине Зекоры! Вечнодикий лес – место глухое, может, там нас не найдут?!

            — Верно! Тогда скорей, нельзя терять ни минуты!

            — Погоди, мне нужно взять несколько важных книг… Спайк! Спайк, кончай реветь, ты мне нужен! Спайк!

            Несчастный дракончик отлип от стены, сделал шаг к хозяйке, продолжая хныкать, но тут дверь библиотеки вновь распахнулась и внутрь вошёл двуногий монстр.

            — Так, ёпть, что у нас здесь… — протянул он оглядываясь. Облик его был страшен. Особенно пугала плоская белая морда с вытатуированным на щеке огромным пауком. – Хе, разноцветные лошадки! И динозаврик! Ну, дела! Ведь не нюхал же сегодня ничего! А мультики всё не кончаются!

— О, Селестия! — простонала Рарити, — опоздали!

            — Это не дринн… длин… дринозаврик! — негодующе воскликнула Твай, любившая во всём строгий порядок. — Это дракон!

            — Да мне, собственно, пофиг, — осклабился монстр, — дракон-шморкон…

            Внезапно Спайк, разбитое сердце которого не смогло склеить даже присутствие обожаемой Рарити, негодующе взревел. Разучившийся выдыхать пламя малыш не без основания предположил, что двуногий монстр имеет какое-то отношение к произошедшему несчастью. С криком «Библиотека закрыта!» он рванулся вперёд, явно собираясь проткнуть незнакомца своими острыми шипами.

            Паук отпрыгнул в сторону, на ходу выхватывая из ножен огромный боевой нож размером с небольшой меч. Резкий взмах рукой, омерзительный чавкающий звук и тонкий крик, переходящий в бульканье.

            — Спайк! — в голос завопили единорожки, затем Твайлайт, застонав от ярости, опустила голову, несколько раз ударила копытом пол и стрелой сорвалась с места.

            Манерную и капризную звезду эквестрийской моды нельзя было упрекнуть в трусости или отсутствии чувства долга. Безжалостная расправа над маленьким драконом ужаснула Рарити, но страх мгновенно сменился ненавистью. Охваченная жаждой мести, она бросила боевой клич и ринулась следом.

            Две подруги бежали рядом, плечом к плечу, целясь в грудь убийце. Вообще-то рог единорога – тонкий магический инструмент, обращаться с ним нужно со всей осторожностью, но сейчас, когда магия покинула Эквестрию, он остался их единственным оружием.

            — Поней убивать запрещено, — глумливо пояснил Паук, стирая кровь с лезвия, — а вот про драконов уговора не было…

            Тут он увидел приближающихся кобылок и вскинул парализатор. Шприц вонзился Твайлайт в левое плечо, передние ноги стали ватными и единорожка покатилась по полу. Рядом коротко вскрикнула Рарити, перекувырнулась через голову и замерла. Твай, врезавшись носом в ботинок монстра, закричала от боли. Паук нагнулся, схватил её за гриву и рывком вскинул вверх, словно мешок яблок.

            — Ты на кого копыта подняла, мразь фиолетовая?! — рявкнул он, но Твайлайт не смогла достойно ответить: нижнюю челюсть сковал паралич. Гаснущим взором она в последний раз посмотрела на тело своего чешуйчатого помощника, неподвижно застывшего в луже крови, а затем всё исчезло во мраке…

Глава 1. Встреча

(Деревня Скрылёво, Порховский район, автономная Псковская республика, двадцать семь лет спустя).

Охотиться на чебурахов – дело непростое. Уж больно они скрытные твари. Я в этом настоящий профи, а и то иногда прихожу домой с пустыми руками. Но сегодня возвращаться без добычи нельзя. В кладовой на полке сиротливо лежит полбуханки хлеба, и это всё, что осталось, если, конечно, не считать трёхлитровой банки огуречной браги. Правда, дядя Толя обещал отцу, что завтра обязательно отдаст деньги за ремонт сенокосилки, но верить ему – что с ветром договариваться. Да и в любом случае кушать хочется уже сегодня.

Говорят, что раньше в наших краях водились зверьки под названием зайцы. Шёрстка у них летом была белая, а зимой русая – стреляй не хочу. Но они давно вымерли, а у чебурахов окрас совсем другой – тёмно-зелёный. Такой притаится в траве, уши свои круглые выставит, ни за что без собаки не найдёшь. Но собаки у нас нет, потому приходится изворачиваться. Хорошо, что они хоть плодятся, как крысы, и если быть терпеливым, то рано или поздно обязательно встретишь хоть одного.

На Коровьем лугу чебурахов не оказалось, и я решил спуститься в Гнилой овраг. Во-первых, потому что по пути. Во-вторых, там полно нор, у которых я позавчера поставил несколько силков. Ну и, наконец, в овраг вся деревня сбрасывает мусор, а чебурахи любят покопаться в отбросах. Конечно, там грязно и воняет – хоть святых выноси, но выбирать не приходится. Повесив ружьё на плечо, я припустил к промоине, по которой можно сползти вниз без помощи верёвки.

Ружьё у меня хорошее, хоть и старое. Охотничья одностволка шестнадцатого калибра. Курок болтается и через раз даёт осечку, спусковой крючок наполовину обломан, ствол расстрелян, но я всё равно его люблю. Как-никак отцовский подарок на двенадцатилетие, полученный в этом году. Хотя, если быть до конца откровенным, я таскаюсь с этой пушкой с девяти лет, так что оно вроде и прежде было моим, тем не менее всё равно приятно.

В любом случае другого оружия у нас нет, а охота – стабильный источник еды и денег. Батя в последнее время слишком много пьёт, людей в деревне осталось с гулькин нос, заказов на ремонт техники почти не стало. Вот и простаивает мастерская без дела. По-хорошему, надо продавать всё и уезжать, но куда? В городе житьё тоже не сахар: работу не найти, здесь хоть есть огород и лес с дичью, а там что делать? В общем, куда не кинь, всюду клин.

Вы не подумайте, я не нытик, просто надоело постоянное безденежье. Средств хватает только на еду и патроны для ружья. А что с одеждой делать прикажите? Ну, ботинки, предположим, не нужны – с ранней весны до поздней осени я бегаю босиком, а зимой ношу старые отцовские кирзачи. Они, конечно, на пять размеров больше, но портянки из одеяла великолепно решают проблему. А где взять тёплые шмотки? Прошлая зима была такой холодной, что сопля на лету замерзала, но нельзя же всё время дома сидеть! Нужно охотиться, ходить за дровами, одалживать по ночам кое-что из соседского имущества, с Катькой гулять, наконец! Проморозился я тогда до костей и весной твёрдо решил, что не успокоюсь, пока не раздобуду нормальную зимнюю одежду. Техник с ранчо Фетисова предлагал почти новый комбинезон на синтепоне всего за пять миллионов рублей, но где взять такие деньги? Правда, скоро начнётся ягодный сезон, и тогда можно будет неплохо заработать, торгуя малиной и черникой на шоссе, но нельзя одновременно охотиться и обчищать кусты. Катька, правда, обещала помочь, но её положение ещё хуже моего – девчонка одна ведёт хозяйство и ухаживает за тяжелобольной бабкой.

Обуреваемый мрачными мыслями, я спустился в овраг и осторожно двинулся вперёд, огибая кучи отбросов, груды ржавого железа, битого кирпича и обломки бетонных плит с торчащей во все стороны арматурой. Здесь нужно ходить осторожно, внимательно глядя под ноги, иначе легко проколоть или разрезать ступню о какую-нибудь острую дрянь. В прошлом году Петька, сын Ильи Скрябина, которого никто иначе как Скрягиным не называет, зачем-то попёрся сюда. Что понадобилось в этой клоаке семнадцатилетнему отпрыску самого богатого куркуля деревни – не знаю. Знаю только, что напоролся он на острый кусок арматуры, пробил насквозь подошву резинового сапога и ступню. Когда через три дня нога стала пухнуть и покрылась красными пятнами, его отец неожиданно сообразил, что сыну, похоже, нездоровится. Скрягин долго мялся, потом тряхнул мошной и пригласил отца Никодима, который прочитал несколько молитв и от души окропил больного отрока святой водой. Но то ли вода оказалась палёной, то ли у неё истёк срок годности, только не помогли ни молитвы, ни душ. Любящий папаша подождал ещё несколько дней и, рыдая от предчувствия будущих трат повёз сына в город. К этому времени Петькина ступня почернела и воняла так, что глаза слезились. В городе Илья естественно обратился не в частную клинику, а в бесплатную муниципальную больницу, где пациентов за неимением места укладывают не только в коридоре, но и в помещении морга, а очередь на утреннюю клизму нужно занимать с вечера. Врачи сразу предложили ампутацию, Скрягин уперся рогом… Потом, уже на похоронах, он ревел в три ручья, проклиная гадских коновалов, уморивших его кровиночку, а все вокруг поддакивали и сочувственно кивали головами.

Но я – не Петя, потому смотрю, куда ступаю. Постепенно, по мере удаления от деревни, кучи отбросов исчезли, дышать стало легче и у меня поднялось настроение. Овраг начал сужаться, под ногами захлюпало. Один раз я приметил чебураха, но ружьё дало осечку и зелёный грызун, помахав на прощание куцым хвостиком, скрылся под бетонной плитой. Выругавшись, я остановился около небольшого родничка, умыл разгорячённое лицо и вдоволь напился чистой как слеза водой. Ничего, отыграюсь, когда доберусь до нор. В силки уж точно кто-нибудь попал, и без ужина мы сегодня не останемся. С этими мыслями я отправился дальше, но не успел пройти и десяти шагов, как замер, услышав тихий стон. Чебурахи стонать не умеют, скорее всего, это человек. Неужели случилось несчастье? Сорвавшись с места, я оббежал огромную кучу битого кирпича и сразу увидел впереди нечто фиолетовое, лежащее в расщелине между двух бетонных плит. Услышав шаги, существо с трудом подняло голову, и на меня взглянула пара огромных глаз, полных боли и отчаяния. Пони. Всего-навсего пони-единорог.

— Прошу вас… Господин… Воды… Я не пила уже два дня… Сжальтесь… — голос был почти неслышен. Секунду спустя она обессилено уткнула мордочку в копыта.

— Да, конечно, сейчас… — забормотал я, лихорадочно вертя головой в поисках любого предмета, который мог бы послужить поилкой. В нескольких шагах от нас обнаружилась древняя пятилитровая пластиковая бутылка, наполовину присыпанная землёй. Издав торжествующий клич, я извлёк её на поверхность, быстро срезал ножом горловину, сбегал к роднику, наполнил импровизированное ведро до краёв и поспешил обратно. Увидев воду, единорожка нетерпеливо засучила передними ногами и громко засопела. Когда ведро оказалось рядом, она тут же опустила мордочку и начала с жадностью пить.

Я отошёл чуть назад, чтобы лучше рассмотреть свою находку. Судя по всему, поняшка ещё не успела выйти из жеребячьего возраста. На вид ей было не больше шести – семи лет, но если вспомнить, что пони взрослеют в два раза быстрее людей, то получается, что мы с ней ровесники. Выглядела она просто ужасно. Скажу больше, мне ещё никогда не доводилось встречать настолько жалкого существа. Фиолетовая шёрстка местами вылезла, образуя большие проплешины. Кожу густо покрывали рубцы от кнута, свежие и старые, дистрофичные ребра выпирали наружу. Грива и хвост были острижены наголо, а копыта передних ног обильно покрывали трещины и сколы. Было несложно догадаться, кто мог довести несчастную девчонку до такого состояния, но я всё-таки подошёл сзади и осмотрел круп. Так и есть – выжженное калёным железом треугольное клеймо с буквой «Ф» внутри сообщало всем желающим, что единорожка принадлежит Андрею Фетисову, местному богачу, хозяину большого ранчо. Интересно, что она здесь делает?

Тем временем пони прекратила пить, подняла голову и посмотрела на меня.

— Спасибо, господин, что снизошли до помощи. Я… Я чуть с ума не сошла. Умирать от жажды под плеск воды из родника, что может быть хуже!

— Как ты тут оказалась?

— Упала. Бежала в темноте, не заметила оврага и оступилась. Сломала заднюю ногу и застряла в этой щели.

Я вскинул голову, посмотрел на вертикальную стену и подумал, что для меня падение с такой высоты окончилось бы смертью. Но пони значительно крепче людей.

— Интересно, что ты здесь делала одна, да ещё ночью?

Единорожка уронила голову, её затрясло.

— Сбежала с ранчо, да?

Она всхлипнула и коротко кивнула.

— Ничего себе!

— Господин бригадир пожаловался хозяину, что я опять отлыниваю от работы, и тот приказал… Приказал отправить меня на бойню!

— Чёрт!

— Вы не подумайте, я очень трудолюбивая, просто весной долго болела, вот и ослабла. Всего один раз не смогла выполнить норму. Бригадир сказал, что если я такая лентяйка, то кормить меня нужно меньше. Так и пошло: я слабела от голода, работала всё хуже, а они в ответ урезали паёк…

— Погоди, мне говорили, что вы никогда не болеете.

— Почему, болеем, если уж совсем припрёт. Хозяин зимой купил новую машину, а так как свободных помещений не было, то он отвёл под гараж часть стойла. Мест стало не хватать, и нас – самых младших, выставили под навес на улицу. Морозы стояли такие, что мы по утрам встать не могли – к земле примерзали. Наверное, тогда застудилась и к весне слегла. Думала, что помру, но выкарабкалась. Если б мне дали хоть немного отлежатся, всё было бы нормально, а так…

Единорожка тяжело вздохнула и опустила голову. Затем жалобно посмотрела на меня.

— Господин, я не вправе просить вас ещё об одной милости, но во имя Селестии, сделайте доброе дело.

— Да, конечно, что ты хочешь?

— У вас ведь есть ружьё, правда? Пожалуйста, не пожалейте патрона и… Пристрелите меня!

— Что! — я отшатнулся, словно в лицо плеснули кипятком.

— Со сломанной ногой меня точно отправят на бойню, а я не хочу туда! — зачастила она. — Бойня – страшное место, говорят, что души пони, убитых там, уходят в землю и навсегда растворяются в ней! Лучше погибнуть здесь, тогда моя душа точно улетит в Эквестрию!

— Куда?

— А, вы не знаете? Эквестрия – это такая волшебная страна, где раньше жили пони в счастье и радости. Но потом пришли люди, которые поработили нас и увели за собой. Теперь мы – ваши слуги, но души после смерти всё равно возвращаются назад, к Хрустальному престолу принцессы Селестии. Только тех, кто погиб на бойне, ждёт пустота и безвестность! Так что застрелите меня прямо сейчас, пока сюда не пришли люди хозяина, умоляю!

Я стоял словно оплёванный, ещё никогда меня не просили о ТАКОМ. Да, я без сожаления палил по чебурахам и другим зверюшкам, но то были бессловесные твари, а тут…

— Нет!

— Тогда я пропала… — прошептала она и закрыла глаза.

— Прекрати, всё будет хорошо. Лежи здесь, никуда не уходи… в смысле, просто лежи тихо, ясно? Я сейчас вернусь!

Единорожка не ответила, только ещё сильнее зажмурилась и прикрыла голову передними копытами.

Глава 2. Имя

Обычно отец начинал пить после полудня, так что у меня были все шансы застать его трезвым. Так и оказалось, когда я влетел на веранду, он только-только осушил первый стакан браги и теперь неторопливо набивал «козью ножку» едкой как перец махоркой.

— Бать, кончай ерундой заниматься и пошли со мной! Скорее!

— Что случилось? — лениво поинтересовался он. — Война началась?

— Нет, но мне очень нужна твоя помощь!

Он тяжело вздохнул, посмотрел на запотевшую банку, полную мутной жидкости, и жалостно спросил:

— А без меня точно не обойтись?

— Не обойтись! Пошли! Дело серьёзное, честно!

— Как скажешь.

За что я его люблю, так это за покладистость и отсутствия привычки задавать лишние вопросы.

Подтянув обвислые треники, он сунул ноги в резиновые галоши и покорно вышел на улицу.

— Куда идти-то?

— В Гнилой овраг. Только нам нужны носилки.

Отец внимательно посмотрел на меня, медленно кивнул и направился к сараю. Сарай у нас набит всяким хламом под самую крышу. В большинстве своём это бесполезный мусор, но иногда встречаются и нужные вещи. Когда районные власти закрывали за нерентабельность деревенскую больницу, мы успели слегка прибарахлиться, пока ленивые грузчики выносили имущество. Нам достались две пружинные кровати, гинекологическое кресло и пара носилок. Кресло и кровати в хозяйстве применения пока не нашли, а вот носилками время от времени всё же пользовались.

Подумав, что оголодавшая единорожка захочет перекусить, я вернулся домой и захватил остатки хлеба. Отец тем временем вытащил носилки, и мы пошли к ближайшему спуску в овраг.

В том, что батя не откажется помочь попавшей в беду пони, я не сомневался. Разноцветные лошадки ему нравились, хотя он тщательно скрывал это от других. Однажды, много лет назад, около нашего дома застряла в грязи телега с ранчо Фетисова, запряжённая двумя пегасами. Пьяный возница, которому было лень спрыгивать в лужу и заниматься выталкиванием повозки, принялся охаживать бедняг кнутом, так что только перья из крыльев полетели. Мы в это время сидели на веранде и завтракали. Увидев творящуюся жестокость, папа изменился в лице, сорвался с места и, подбежав к вознице, сбил того на землю одним крепким ударом, затем добавил уже ногами. Сломал гаду челюсть и синяков, естественно, понаставил. Был суд, отца приговорили к большому штрафу и шести месяцам тюрьмы. Чтоб заплатить, пришлось продать мотоцикл. Когда после оглашения приговора мы с мамой подбежали к клетке, в которой его держали, она с горечью кинула странную фразу: «Брони не стареют, да?» На что отец, виновато разведя руками, ответил: «Прости, Мариш, но это сильнее меня». Я всё хотел спросить маму, что означает слово «брони», но так и не собрался. А потом спрашивать стало некого.

Наверное, у каждого человека есть воспоминания, которые он мечтает забыть, чтоб всякий раз не испытывать приступов мучительной боли. Для меня этим вечным кошмаром стал день, когда кончилось детство. В то утро мы с мамой и младшей сестрёнкой Олесей должны были поехать в город на ярмарку, сделать покупки к первому сентября. Сразу несколько соседских семей скинулись и арендовали автобус, чтоб не толкаться на перекладных. Поездка обещала быть веселой, но я как назло заболел – перекупался в холодной августовской воде и свалился с ангиной. Распухшее горло, высокая температура – в таком состоянии нужно лежать в постели и пить тёплое молоко с мёдом, но мне очень хотелось в город. Мама, естественно, была против. Тогда я закатил истерику и наговорил много гадких слов, при воспоминании о которых до сих пор сводит скулы от стыда. В конце концов она махнула рукой и пошла вон из комнаты. «Ну и уходи! – прохрипел я простуженным голосом ей в спину. – Уходи и не возвращайся!» Так и случилось. Мама не вернулась.

Потом по радио сказали, что группа террористов заложила четыре сверхмощные бомбы в торговые палатки. И откуда они взяли столько эйпирита, ума не приложу. Говорят, что ярмарочная площадь после взрыва напоминала кратер вулкана. Точное количество жертв так и не установили, но если учесть, что только из нашей деревни погибло тридцать девять человек, то можно себе представить, сколько их было. Мама внешне почти не пострадала, а вот от Олеси осталась только голова и часть правой руки. Их так и похоронили в одном гробу. Помню, как на поминках дед Кузьма, старый друг отца, повернул ко мне опухшее от слёз лицо и тихо сказал: «Вот так, Максимушка. Убили деревню, ироды, как есть убили. Всадили ножик по саму рукоять!» И он оказался прав, деревня с тех пор захирела, люди стали уезжать или спиваться, как отец, который до маминой смерти капли в рот не брал. Видать, действительно убили. Не только люди умирают от безысходности.

            Единорожка лежала на том же самом месте, где я её оставил. При виде отца она затряслась и попыталась ещё сильнее вжаться в щель. Похоже, взрослый человек пугал её гораздо сильнее, чем двенадцатилетний мальчишка. Батя, увидев беглянку, побледнел и резко остановился, словно налетел на стеклянную стену.

— Твайлайт!.. — воскликнул он в изумлении, осёкся, затем печально покачал головой. — Нет, конечно… Но как похожа!

Мы с пони недоумённо переглянулись, я пожал плечами и торопливо принялся объяснять:

— Понимаешь, она от Фетисова сбежала, там её не кормили, заставляли работать, а она оврага не увидела и упала! Сломала ногу и застряла! Её хотят на бойню отправить, но мы ведь не дадим, правда?

— Помолчи немного, — сказал отец, подходя к единорожке и присаживаясь на корточки. — Эх, и угораздило же тебя, глупышка…

— Она попить попросила, так я ей воды принёс!

— И ещё раз принеси, а я пока гляну, сильно ли застряла.

Я подхватил бутылку и побежал к роднику. Когда вернулся, увидел, как он ощупывает её плечи.

— Ну что?

— Думаю, справимся. Эй, малышка, какую ты ногу сломала, правую или левую?

Единорожка поджала уши и неразборчиво пропищала что-то в ответ.

— Погромче, пожалуйста!

Тот же эффект.

— Громче! Не веди себя как Флаттершай при первой встрече с мисс Спаркл!

— Пра… Правую.

— Значит, будем класть на левый бок. Вот видишь, ничего страшного не случилось. Сейчас мы тебя достанем и осмотрим болячку. Давай, сын, берись спереди, а я сзади.

— Пап, ты бы поостерёгся, сзади очень грязно.

— Грязно? С чего бы?

— Ну, сам подумай. Она лежит здесь уже два дня…

— А, ты в этом смысле. Ничего, и не в таком дерьме купался.

Вытащить её оказалось действительно несложно. Весила она благодаря худобе немного, и, не будь проблем с ногой, думаю, и без нашей помощи сумела бы вырваться из плена.

— Вот и всё. Ты как, малышка? Жива?

Единорожка снова что-то пискнула. Мы уложили её на левый бок, после чего отец стал осматривать повреждённую конечность. Я сунулся помогать, но он покачал головой и приказал оставаться на месте.

Нога выглядела действительно неважно. Она торчала под каким-то неестественным углом, и единорожка всякий раз вскрикивала, когда её трогали.

— Я, конечно, не специалист, — наконец, сказал отец, поднимаясь, — тут нужен хороший врач с рентгеновским аппаратом, но, на мой взгляд, перелома нет. В крайнем случае трещина. Есть вывих бедра. Будь ты человеком или настоящей лошадью, я бы не рискнул браться за лечение, но у поняшек всё значительно проще устроено. Умные люди делали… Значит так, Максим, ложись на неё сверху и постарайся как можно сильнее прижать к земле. А ты, красавица, терпи, и чур не кусаться! Заранее предупреждаю, будет больно.

Пони как-то сразу вся обмякла и зажмурила глаза. Я навалился сверху всем своим малым весом, стараясь не думать, насколько истощённая единорожка-подросток сможет оказаться сильнее подростка-человека.

— Ты меня точно не укусишь? — прошептал я в мохнатое ушко.

— Нет, — так же шёпотом ответила она. — Постараюсь…

Тем временем отец, примерившись, ухватился обеими руками за копыто и резко потянул. Пациентка вскрикнула и забилась, а я неожиданно почувствовал себя участником родео. Батя тянул изо всех сил, на лбу вздулись жилы, лицо покраснело. На самом деле он у меня очень сильный и, когда нужно, может показать высший класс.

— Ой! Ой! Ой! — вскрикивала поняшка.

— Сейчас, ещё немного, — бормотал отец.

Внезапно раздался громкий хруст, единорожка, крикнув, обмякла, а врачеватель отпустил многострадальную ногу и выпрямился, утирая пот рукавом.

— Всё… — сказал он.

— Что всё? Сломал?

— Вправил. Уф, в какой-то момент показалось, что не справлюсь.

— И что теперь?

— Ничего. Человек после такого лечения восстанавливался бы пару месяцев, эта, думаю уже через неделю будет носиться, задравши хвост.

— Слушай, а откуда… Откуда ты так много о них знаешь?

— Хм, ну ты в курсе, что по молодости мне довелось много путешествовать. То там что-то услышишь, то здесь подсмотришь…

— Опять врешь. Не доверяешь собственному сыну, да?

— Не доверяю? Почему? Расскажу как-нибудь на досуге.

— Ага, как же. Скажи хотя бы, кто эти Твайлайт и Фла… Фла… Флаштерай.

— Это две мои старые знакомые, ты их не знаешь. И вообще, тебе не кажется, что сейчас не время выяснять отношения? Твоя подружка лежит без сознания, а ты даже не пытаешься ей помочь.

— Она не моя подружка!

— Нет, так будет. В любом случае, давай поторопимся. Добрые дела нужно доводить до конца.

Беглянку удалось привести в чувство достаточно быстро при помощи холодной воды. Отец проверил, насколько хорошо движется возвращённый на место сустав, и сказал, что обязательно нужно несколько дней покоя, аккуратный массаж и хорошее питание. Единорожка по-прежнему смотрела на него с видом побитой собачки, но, похоже, начинала понимать, что этот большой человек ей действительно не враг. Мы водрузили больную на носилки, пристегнули двумя ремнями, после чего я неожиданно хлопнул себя по лбу и повернулся к отцу.

— Чёрт, мы ведь не можем просто так взять и пронести её через деревню! Сплетники вмиг донесут Фетисову, что у нас скрывается беглая поняшка.

— Верно. Но мы и не попрёмся поверху. Пройдём оврагом и спрячем глупышку в схроне.

— Точно, там её никто не найдёт!

Гнилой овраг тянется несколько километров, извиваясь, словно гадюка. Местами в него «впадают» овраги поменьше, будто ручейки в реку. Один такой овражек, весь заросший кустами ивняка и черёмухой, подходит почти вплотную к нашему дому, разрезая огород на две неравные части. И вот на самом дне, под прикрытием двух больших кустов, мы вырыли в плотной глине небольшую пещерку. Укрепили стены и потолок досками, настелили пол, поставили крепкую дверь и получили тайное убежище. Я ещё несколько раз сбегал на полигон за колючей проволокой и маскировочной сеткой. Колючку натянули так, чтоб чужой человек, не знающий дороги, не мог пройти, а сеткой замаскировали дверь. Вышло очень здорово. Батя собирался прокопать подземный ход прямо из дома, но потом поленился, решив, что и так сойдёт.

Убежище он сделал на случай очередного конфликта с властями, а до того момента мы использовали его как погреб. Впрочем, сейчас, летом, оно стояло пустое и вполне могло послужить временным пристанищем для беглой лошадки.

Когда наша компания, никем не замеченная, прибыла на место, я снял замок и потянул ручку двери. В лицо ударил запах плесени и сырости. Мда, конечно, жить здесь лучше, чем под открытым небом, но тоже не сахар. Боюсь, что если девчонка останется тут надолго, мы сможем неплохо заработать, продавая шампиньоны, выросшие на её фиолетовой шкурке.

— Вот, — с виноватым видом сказал я. — Поживёшь в этой дыре, пока мы не придумаем, что делать дальше.

Единорожка посмотрела на нас долгим взглядом и, наконец, тихо спросила:

— Вы действительно не отдадите меня ЕМУ? Правда-правда?

— Конечно, нет! — бодро ответил я. — Разве мы убийцы?

— Здесь очень мило, — быстро сказала она, заглядывая в темноту схрона. — Я с удовольствием буду жить тут столько, сколько нужно.

Мы расстегнули ремни и помогли ей подняться.

— Главное – не опирайся на больную ногу, и все будет нормально. Сын, придержи её. Только аккуратно.

С моёй помощью единорожка вошла внутрь и со вздохом облегчения растянулась на полу, покрытом слоем липкой глины.

— Тут грязно… — растерянно протянул я.

— Ничего, — улыбнувшись, отозвалась она. — Видели бы вы, что творится в наших стойлах, особенно во время уборки урожая, когда сил хватает только на то, чтобы доползти до подстилки.

— Вот и хорошо, — кивнул отец, потирая руки. — Давайте устраивайтесь, а я пойду кое-что сделаю. Думаю, Максим сможет организовать тебе роскошную лежанку, набитую самым душистым сеном.

«Пошёл пить», — с тоской подумал я, но вслух ничего не сказал – не хотелось припираться в присутствии гостьи, ей и без нас досталось.

После того как стихли его шаги, я присел на корточки и замер, не зная, что делать дальше. Мне раньше ещё никогда не доводилось болтать по душам с пони. Она смотрела на меня своими огромными глазами и испытывала, похоже, схожие затруднения. Пауза затянулась, но тут я вовремя вспомнил о хлебе за пазухой.

— Хочешь?

При виде еды поняшка дёрнулась всем телом, совсем как тогда при виде воды, но быстро взяла себя в копыта и, изо всех сил стараясь казаться равнодушной, произнесла:

— Если вам не жалко, с удовольствием попробую.

— Не жалко, — рассмеялся я, отломил кусочек и протянул на раскрытой ладони.

Яростно лязгнули зубы, и мои пальцы уцелели только благодаря хорошей реакции.

— Ты что, с ума сошла?!

Единорожка втянула голову в плечи и подалась назад.

— Простите, господин, — проскулила она. -  Не смогла сдержаться! Клянусь, что больше не буду!

— Надеюсь, — пробурчал я и, всё ещё не успев отойти от испуга, отломил второй кусок и осторожно положил на пол.

На сей раз она действовала аккуратнее и смела угощение почти королевским движением губ. После того как с хлебом было покончено, я отряхнул ладони и с сожалением сообщил, что еды больше нет.

— Ничего-ничего, — неумело стараясь казаться искренней, ответила она, — Я сыта. Никогда не ела столько человеческого хлеба за раз.

— А что вы обычно едите?

— Комбикорм, — с отвращением пояснила она, вздохнула и, понизив голос, неуверенно добавила: — Говорят… Говорят, что в него для питательности добавляют мясо пони, убитых на бойне…

— Ерунда, — соврал я, со слов отца отлично знавший, из чего он готовится. — Глупые слухи.

Она покачала головой, но спорить не стала, а мне показалось, что разговор стоит перевести в более безопасное русло.

— Слушай, как тебя, собственно, зовут? Меня, к примеру, Максим, а отца – Егор. Давай, наконец, познакомимся!

Единорожка криво улыбнулась и, отвернув голову, нехотя произнесла:

— У меня много имён: Тупое Дерьмо, Ленивая Задница, Рогатая Тварь, Мешок С Костями. Выбирайте, какое больше понравится.

— У тебя нет имени?

— Пони не могут иметь имени. Только клички, которые им дарят уважаемые хозяева. Мои господа были настолько щедрыми, что не скупились на прозвища.

Я скрипнул зубами. Разве так можно? Поняшка вздохнула и принялась слизывать с пола невидимые глазу крошки.

— Разреши посмотреть твои передние копыта.

Она с изумлением взглянула на меня и вытянула вперёд правую переднюю ногу.

— Пожалуйста, господин.

Как же достало её раболепство! Ничего, исправим, впереди много времени. Я аккуратно взял копыто в руки и стал с интересом рассматривать. Меня всегда удивляло, как они могут брать передними ногами различные предметы, не имея пальцев. Оказалось, что копыта задних и передних ног сильно различаются. Задние – как у всех лошадей, сплошная кость, на которую удобно набивать подкову. Передние же разделены на четыре сегмента крест-накрест, так что образуется нечто вроде костяных «пальцев», которые можно раздвигать и сжимать, словно клещи. Конечно, человеческая рука в тысячу раз удобнее, но если приноровиться, то «копыторукой» тоже можно многое сделать.

Единорожка с интересом наблюдала за моими манипуляциями. Похоже, ей доставляло удовольствие такое внимание к собственной персоне. В её зелёных глазах блестели озорные огоньки, и я внезапно подумал, что она не такая уж покорная и забитая, как хочет казаться. И это замечательно. Меньше всего на свете мне хотелось, чтоб на любые слова она послушно бубнила: «Как скажете, господин! Что прикажете, господин?»

Огоньки в её глазах навели меня на хорошую мысль, и я, напустив на себя важный вид, торжественно произнёс:

— «Рогатая Тварь» – кличка, конечно, длинная и красивая, но мне кажется, тебе подходит другое имя. Оно короче и не такое пышное, но зато приятно звучит!

Поняшка напряглась и подалась вперёд. Похоже, проблема отсутствия имени занимала её гораздо больше, чем она хотела показать.

— Отныне и до скончания веков твоё имя будет – Искорка! Носи его с честью и достоинством!

— Искорка… — повторила единорожка, медленно, словно пробуя слово на вкус. — Искорка… Да! Да! Спасибо! Спасибо большое! Искорка! Искорка!.. Как здорово! Мне больше ничего не нужно!

Забыв про больную ногу, она попыталась вскочить, я едва успел удержать непоседу на месте. Мне пришлось несколько раз повторить строгим голосом, что в её положении нельзя лишний раз двигаться. В конце концов она немного успокоилась и не пыталась больше пуститься в пляс. Погладив поняшку между ушами, я встал и вышел из схрона. Нужно было организовать подстилку, принести воду для питья, губку, чтоб хоть немного отмыть перепачканную пылью и навозом шкуру, раздобыть еду и главное – серьёзно поговорить с отцом о будущем.

Глава 3. Сделка

Всё-таки я плохо разбираюсь в людях. Войдя в дом, я был готов увидеть отца, обнимающего пустую банку из-под браги, но та, нетронутая, стояла на месте. Неужели, пока мы с поняшей болтали, он, вместо того чтобы как обычно надраться до чёртиков, ушёл гулять? Но куда?

Тут из его комнаты донёсся громкий металлический щёлчок и лязг отпираемой дверцы. В два прыжка я подлетел к перегородке и прильнул глазом к узенькой щели. Он, причёсанный и гладко выбритый, стоял около открытого сейфа, внимательно изучая содержимое. Я давно мечтал посмотреть, что лежит внутри этого железного ящика, но никак не мог найти ключ, а при мне он никогда его не открывал. Негромко напевая какую-то песенку, отец переложил несколько потрёпанных папок и вытащил наружу небольшой предмет, способный легко уместится на ладони. Это была маленькая фигурка пони-пегаса жёлтого цвета с розовой гривой. Даже с такого расстояния я разглядел, насколько качественно и старательно сделана вещичка. Ну и дела! Неужели на старости лет батя впал в детство?

Отец грустно улыбнулся, осторожно погладил указательным пальцем спинку и крылья пегаски, затем тихо сказал:

— Прости, Флатти, старого идиота, но нам придётся расстаться. Впрочем, если ты ещё жива, то, конечно, обрадуешься, когда узнаешь, как я распорядился твоей фигуркой. Кусок раскрашенного пластика не стоит жизни.

Произнеся эти непонятные слова, он аккуратно убрал игрушку в картонную коробочку, а ту, в свою очередь, положил в стоящий на столе раскрытый портфель. Затем скрипнули дверцы шкафа, из которого на свет оказался извлечён единственный приличный предмет гардероба – чёрный костюм-тройка.

Когда отец с портфелем в руке вышел на веранду с видом свидетеля, приглашённого на свадьбу, я сидел на стуле и нервно ковырял ногтем дырку в вытертой клеенке.

— Мне надо на пару дней уехать в столицу. Справишься один?

— Конечно, па.

— Вот и хорошо. Ты у меня всегда был самостоятельным. Да, вот деньги, — он бросил на стол толстую пачку. — Тут мало, всего двести тысяч, но вам должно хватить. Сходи к тётё Зине и купи молока, оно сейчас очень нужно нашей гостье. Ну, хлеб там, макароны или крупу, сам разберешься. Возьми сало, натопи шкварок и заправь ими кашу – жир ей тоже не помешает.

— А овёс или сено можно?

— Нет, конечно. Их пищеварительный тракт не рассчитан на такую грубую пищу. В этом они устроены так же, как мы.

— А я думал, они лошади…

— Они лишь выглядят как лошади, а на самом деле… Ладно, потом поговорим. Главное – ни в коем случае не дай Фетисову узнать, что мы её прячем. Если не получится, тяни время до моего приезда, понятно?

— Ага. Но куда ты собрался?

— Да так, хочу встретиться с одним знакомым коллекционером. Давай, не скучай!

Он ушёл, а я остался с вихрем незаданных вопросов в голове. Но мешкать было нельзя. Засунув в авоську трёхлитровую банку, я припустил на другой конец деревни, к тёте Зине за молоком. Затем забежал в магазин, купил крупы, масла, две банки тушёнки да шмат сала. Денег хватило в обрез, но теперь можно было хоть не ломать голову над тем, где взять еду.

Сварив полную кастрюлю каши и заправив её тушёнкой и шкварками, я нарезал хлеб, взял масло, молоко, целую стопку мисок и поспешил вниз. Искорка лежала на прежнем месте и, услышав мои шаги, резко вскинула голову. Увидев целую гору продуктов, она чуть не заревела от переизбытка чувств. Я уселся рядом, и мы принялись дружно уписывать угощение за обе щеки. Затем я вернулся домой, где из двух пустых мешков и сена соорудил мягкую подстилку. Врунишка могла сколько угодно распинаться, как ей нравится валяться на грязном полу, но на самом деле это, естественно, было не так. Вы бы только видели, с каким удовольствием она разлеглась на новой лежанке. Перебирала ногами, терлась щекой о чистую мешковину, закатывала глаза… Одним словом, вела себя словно кошка на хозяйской постели, разве только что не мурлыкала. Пожелав беглянке спокойной ночи, я поднялся домой и свалился в кровать как убитый. Ничего не скажешь, денёк оказался насыщен событиями сверх всякой меры.

Два следующих дня прошли в схожих хлопотах: я её кормил, мыл, массировал как умел повреждённую конечность, а в промежутке мы просто болтали. Я рассказал ей свою историю, а она – свою. На самом деле жизнь Искорки оказалась не столь насыщена событиями, как можно было предположить.

Она родилась в питомнике и никогда не видела своих родителей. Всё её детство прошло в грязном загоне, где по вытоптанной до твёрдости камня земле носились несколько десятков чумазых жеребят и кобылок. Их не воспитывали и ничему не учили – они были полностью предоставлены сами себе. Время от времени подросших поняшек уводили навсегда, а на их место приносили малышей, едва стоящих на тонких ножках. За порядком следили трое старых пони, неспособных к работе в поле. Именно от одной из них Искорка и узнала об Эквестрии. Та любила, собрав вокруг себя малышню, рассказывать сказки о прекрасном утраченном рае, где в небе парят пегасы, солнце встает и опускается по воле мудрой и великодушной Принцессы Селестии, а жизнь весела и свободна. Поняшки постарше смеялись над её историями: выросшие в неволе, они просто не могли представить, что есть места, совсем не похожие на их убогий приют. Искорка, в отличие от них, запоем слушала старушку, не пропуская ни одного слова. За это над ней издевались, награждали обидными прозвищами, обзывали грязными словами, а иногда даже колотили, но унижения не смогли сломить маленькую единорожку. Сколько раз по ночам, свернувшись калачиком на своей тощей подстилке, она грезила об Эквестрии. Когда её вывели из питомника навстречу взрослой жизни, Искорка не плакала как другие, наоборот, ей хотелось поскорее оказаться на свободе, увидеть внешний мир и найти в нём своё место. К сожалению, реальность оказалась жестока и абсолютно равнодушна к грёзам фиолетовой мечтательницы. Сначала обшитый железом кузов скотовозки, жара, пыль, тряска, вонь плохо очищенного бензина, затем ветеринарный осмотр, где с ней обращались как с вещью и, наконец, аукцион: помост, покупатели, стук молотка и чувство бесконечного унижения. Её вместе с несколькими жеребятами купил Фетисов. Снова фургон, кузница, запах раскалённого железа, чудовищная боль и омерзительное клеймо на том самом месте, где у свободных эквестрийских пони гордо красовалась кьютимарка. С каждым годом тяжёлой отупляющей работы, когда нет времени не только на праздные мысли, но и на обычный сон, волшебная страна уплывала всё дальше, скрываясь в тумане безразличия и равнодушия.

Я слушал Искорку, и моё сердце сжималось от жалости. Почему люди настолько жестоки? Почему они позволяют себе так варварски обращаться с разумными существами? Раньше я никогда не задумывался над этим вопросом, но события последних дней раскрыли мне глаза. И если поначалу возня вокруг беглянки казалась весёлой игрой, то теперь всё стало вырисовываться в абсолютно новом свете. Искорку нужно было защитить любой ценой, иначе я никогда больше не смогу назвать себя человеком.

---

 

— Скажи, о чём ты мечтаешь? — спросил я на второй день после отъезда отца. Мы только что пообедали и теперь лениво переговаривались, сидя у открытой двери, сквозь которую в схрон упругой волной вливался жаркий летний воздух.

— Попасть в Эквестрию! — тут же выпалила она. — Это моё самое заветное желание!

— Понимаю. Ну а есть что попроще? То, что можно выполнить?

— Не знаю… Наверное, научится читать.

— Серьёзно?

— Да. Я слышала, в человеческих книгах встречается много чудесных историй.

— Не понимаю, что может быть интересно в книжках? Гораздо круче ходить на охоту, купаться, играть или болтать с друзьями. А книги, они для зануд.

— Как знаешь.

Больше всего мне нравилось, что Искорка завязала с выканьем и бесконечными «господин» и «хозяин». После этого разговаривать с ней стало одно удовольствие. Я уже хотел было спросить ещё о чем-то но, похоже, книжная тема сильно её занимала.

— Вот ты умеешь читать? — неожиданно спросила она.

— Конечно. Ничего сложного в этом нет.

— Люди… и пони никогда не ценят того, чем обладают. Если бы ты знал, как унизительно смотреть на буквы и не понимать их значения.

— Не переживай так, научишься ещё. Хочешь, я почитаю тебе вслух?

— Конечно! — оживилась она и даже застучала копытами от нетерпения. — Будь так добр, почитай, пожалуйста! Хоть немного!

— Дожили, — бормотал я по пути домой, — превратился в слугу фиолетовой лошадки. Скоро начнёт требовать шампунь для гривы и гель для копыт!

Впрочем, когда я вернулся обратно с потрёпанным томиком «Волшебника Изумрудного города» в руках, она встретила меня таким выражением благодарности в глазах, что сердце тут же растаяло. К вечеру я осип с непривычки и был почти неспособен разговаривать, но Искорка выглядела по-настоящему счастливой.

---

 

Утром пришлось идти на охоту, потому что закончились продукты и деньги. Мне повезло, я сумел подстрелить двух жирных чебурахов на Коровьем лугу, совсем недалеко от дома. Я только-только успел вернуться, сгибаясь под грузом трофеев, как калитка стукнула и на двор зашёл отец. Он был в хорошем настроении, что-то напевал и улыбался. Кроме портфеля, в его руках был зажат объемный матерчатый мешок.

— Ну что, охотник! Как успехи?

— Вот, гляди! — я поднял за задние лапы обеих грызунов, испытывая приступ законной гордости.

— От молодца, какие красавцы! Ободрать, и в суп. Но потом. Сейчас займёмся другими делами. Как наша гостья?

— В порядке, потихоньку осваивается. А ты…

— Отлично, — не слушая меня, ответил он. — Пойду переоденусь, затем перетащим её сюда.

— Но как… — начал было я, но отец уже скрылся в доме.

Он вышел спустя десять минут в обычном своём непрезентабельном наряде. На все мои вопросы следовал стандартный ответ «потом», так что разговора не получилось. Спустились в овраг, где Искорка вся истомилась в ожидании моего прихода.

— Привет! — затараторила она. — Ну, как поохотился, удачно? А мы сегодня ещё почитаем?.. — тут она увидела отца и в испуге поджала уши.

— Привет, малышка! Как дела? За эти дни ты изумительно похорошела!

— Здравствуйте, — прошептала она, опуская голову. — Я… Я… Всё отлично, огромное вам спасибо!

— Спасибо скажешь потом, — серьёзно сказал отец. — Сейчас мы положим тебя на носилки и отнесём наверх.

— Может, не надо? Мне и тут хорошо?

— Приказы старших не обсуждают! Давай, Макс, помоги ей подняться.

Мы переместили её на носилки и потащили наверх.

— А она тяжелее стала, — проворчал я, отдуваясь. — Вот что значит уход и хорошее питание.

— Я всё отработаю! — тут же испуганно забормотала поняшка, — только чуть поправлюсь и всё отработаю!

— Прекрати, — буркнул я, — ничего нам от тебя не надо.

— Вы ведь хотите отдать меня ИМ, да? Правда?

Я стал успокаивать ее, но она, похоже, не поверила. Волна страха парализовала разум этой умницы, так что слова просто не доходили до сознания.

Когда мы вошли во двор, отец приказал нести носилки в дровяник.

— Но там же грязно, — возразил я.

— Пускай. Не спорь и делай то, что говорят.

Мы вошли внутрь старого покосившегося сарайчика. Дров в нём почти не было, пол устлан слоем опилок вперемешку с угольной пылью.

— Давай принесу подстилку.

— Нет. Клади прямо тут, у стены. Вот так.

Обмякшая Искорка не сопротивлялась, когда мы уложили её на пол. Глаза поняшки были закрыты, бока быстро вздымались в такт частому дыханию.

Отец выпрямился и с задумчивым видом посмотрел на неё.

— Слишком прилично выглядит. Ты, конечно, хорошо постарался, сын, но лучше бы она осталась заморышем.

— Можешь наконец сказать, что задумал?!

— Потом. Сейчас мы должны придать ей максимально жалкий вид… — отец присел на корточки, зачерпнул с пола пригоршню угольной пыли и с силой провёл по шерсти, оставляя чёрный след. — Давай, измажь её хорошенько, только не переборщи, всё должно выглядеть натурально.

Мне осталось лишь покачать головой. Проведя ещё несколько полос, он встал и скрылся в доме, откуда вышел несколько минут спустя с длинной ржавой цепью в руках и двумя замками. Приблизился и не говоря ни слова обернул один конец цепи вокруг шеи Искорки, защёлкнул замок, затем прикрепил второй конец к толстому железному кольцу, ввёрнутому в стену.

— Вот и всё. Я сейчас приду. А ты пока сооруди ей на больной ноге что-то вроде лубка, какие накладывают при переломах. Помнишь, как мы лечили козу бабки Дарьи?

— Да, но…

— Не спорь, всё будет хорошо, обещаю.

Он ушёл со двора, оставив меня в полной растерянности. С одной стороны, я доверял отцу, с другой – мне было совершенно непонятно, что он задумал. Я попытался поговорить с Искоркой, но та лежала неподвижно, сжав зубы и зажмурившись. Пришлось браться за работу без одобрения. Дело было несложное – приложить к ноге две плоские дощечки и плотно примотать их верёвкой. Затем, чтоб занять руки, принялся обдирать и потрошить чебурахов. Справившись с этим неприятным, но нужным делом, я порубил тушки на куски, сложил в кастрюлю и залил чистой водой, в которую добавил немного уксуса. Мясо у грызунов вкусное, но его обязательно нужно вымачивать несколько часов.  Только управился, как услышал с улицы рёв мотора. Так мог реветь только навороченный джип Фетисова. Сердце ёкнуло. Неужели отец всё-таки решил отдать Искорку? Как же так!

Хлопнула калитка, хозяин единорожки вошёл во двор. Был он высок, поджар и деловит. Нервно постукивая нагайкой по голенищу высокого сапога, Фетисов повернулся к отцу и громко сказал:

— Запущено-то как, самому не стыдно? Куда идти?

— Сюда, — спокойно сказал отец, указывая на дровяник. — Только там грязно, смотри не испачкайся.

— В отличие от тебя, чистоплюя, я руки замарать не боюсь! — высокопарно бросил тот и вошёл в сарай. Я скользнул следом. Услышав голос хозяина, Искорка, похоже, перестала дышать.

— Недалеко же ты убежала! — рявкнул Фетисов. — Ничего, на бойне тебя заждались. Что у неё с ногой?

— Сломала, когда свалилась в овраг.

— Да? — хозяин ранчо с силой ударил по лубку рукояткой нагайки. Искорка отчаянно закричала. Я рванулся на помощь, отец схватил меня за ворот рубашки.

— Не лезь! — прошипел он.

Фетисов пнул носком сапога свёрнутую колечком цепь и повернулся к нам.

— На большое вознаграждение можешь не рассчитывать. Если б она была здорова – другое дело, а так… Двести тысяч, не больше, всё равно тут же пропьёшь.

— Вообще-то я собираюсь её купить, — невозмутимо сказал отец.

— Что? Купить? Не смеши меня, Егор! С каких пор у тебя завелись деньги?

— Это моё дело. Пойдём в дом, побеседуем.

Фетисов развёл руками, но спорить не стал. Мы переместились на веранду и присели к столу.

— Итак, я предлагаю за неё пять миллионов.

— Что? Ты в своём уме? Молодую, сильную кобылку за такие смешные деньги?

— Больную, истощённую, со сломанной ногой.

— Мне на бойне за неё дадут столько же!

— Нет. Твои ухари довели бедняжку до такого состояния, что от неё остались лишь кожа да кости, а шкура испорчена рубцами и проплешинами. Максимум получишь три миллиона. Я же предлагаю пять. И тебе не придётся гонять машину туда-обратно и тратиться на горючку.

Фетисов нахмурился. С одной стороны, ему очень не хотелось уступать, с другой, деньги, пусть и небольшие, терять тоже не хотелось.

— Девять, — наконец бросил он.

— А жопа не треснет, Андрей? Шесть и по рукам!

— Зачем тебе эта полудохлая тварь? От неё ведь нет никакого проку!

— Это наше дело. Сколочу тележку, сына будет в школу возить.

— Со сломанной ногой? Не смеши!

— Ногу можно вылечить.

— Прекрати, без ветеринара ты ничего не сделаешь, а лечение обойдётся в такую сумму, что за эти деньги ты трёх здоровых жеребцов купить сможешь!

— Если не получится, забью на колбасу. А шкуру повешу вместо ковра. Твое какое дело? В любом случае ты окажешься в выигрыше!

Они торговались минут двадцать и, наконец, сошлись на семи миллионах. Отец принёс матерчатый мешок, развязал и начал одну за другой доставать пухлые банковские пачки. Мои глаза полезли на лоб.

— Бумаги подпишем завтра в конторе, — отдуваясь, сказал Фетисов, пряча пачки в сумку.

— Зачем? — улыбнулся отец, доставая два листка. — Вот стандартные бланки договора купли-продажи. Осталось только указать сумму и поставить подписи.

Тот крякнул, качнул головой и достал ручку.

— Не доверяешь старому другу, Егор?

Глаза отца гневно блеснули, но ответил он совершенно ровно:

— Я человек маленький, и денег на адвокатов у меня нет.

— Чтоб покупать всяких полудохлых животных, они у тебя есть.

— Давай оставим этот разговор. К тому же ты прекрасно знаешь, что они не животные.

— Действительно, не будем спорить. Ты всегда был на них повёрнут… Вот, расписывайся, моралист хренов.

— Нет, не я. Максим, иди сюда.

Я подошёл к столу.

— Распишись на этом листке и вот на том… Да, здесь. Подожди, не уходи.

Он вынул штемпельную подушечку и протянул мне.

— Испачкай большой палец и приложи к этому квадратику… И к тому. Теперь всё.

Фетисов в свою очередь расписался на обоих листах, но вместо отпечатка пальца дважды приложил к бумаге перстень-печатку. Затем небрежно засунул свой экземпляр в карман и не прощаясь вышел. Минуту спустя с улицы донёсся звук мотора.

— Вот и всё, сын, — устало сказал отец. — Сейчас действительно словно в дерьме искупался.

— Вы были друзьями?

— Нет, какое там. Работали вместе.

— Но почему сразу не сказал, что собираешься её выкупить? Ты же ведь видел, как сильно она испугалась!

— Так было нужно. Она ещё ребёнок и не умеет скрывать эмоции. Этот старый скряга мгновенно почувствовав подвох, заломил бы цену в три раза выше. А так он действительно поверил. Сейчас, наверное, едет и радуется, что провернул такую удачную сделку.

— Он же богач. Что ему эти несколько миллионов?

— Пять старушек – рубль. Важны не деньги, важен принцип.

— А сам-то ты где их взял?

— Продал одну ненужную вещичку. Даже не представляешь, сколько способен отвалить коллекционер за предмет страсти. Вот, возьми ключи и освободи свою подружку, а то она, наверное, совсем извелась.

— Ага. Кстати, у неё теперь есть имя!

— Да? И какое?

— Искорка!

— Что? — отец внезапно поднялся и пронзительно посмотрел мне в глаза, — Какое?

— Искорка, — испуганный таким бурным проявлением чувств, промямлил я.

Он опустил голову и несколькими резкими движениями ладоней растер лицо.

— Конечно… Как же ещё можно назвать фиолетовую единорожку? Только Искоркой!

— Всё в порядке?

— Разумеется… Всё. Иди, нянчись, она теперь – твоя забота. А я… — он запустил руку в мешок и вынул литровую бутылку водки, — побалуюсь беленькой. Ведь мы заслужили, верно?

Я вздохнул и вышел с веранды. Когда отец начинает разговаривать с бутылкой, третий, как правило, оказывается лишний.

Прошёл год…

Глава 4. Полигон

Обжигающая ноги ледяная роса насквозь промочила ткань джинсов, идущая рядом Катька, хлюпавшая вечно простуженным носом, зябко куталась в старую шерстяную кофту, и только Искорка невозмутимо топала всеми четырьмя копытами. Стояло раннее утро, солнце, только начавшее выползать из-за горизонта на чистое безоблачное небо, всем своим видом обещало жаркий день. Было тихо, лишь погрёмывали лежащие в перемётных сумках пустые бидоны, хрустели пластиковые бутылки да чисто звенели бубенчики на браслетах, с недавних пор украшавших передние ноги единорожки.

Эти браслеты я смастерил из нержавейки и бронзы в отцовской мастерской. Получилось здорово, Искорка была в полном восторге. Ей ещё никогда не делали подарки на день рождения, более того, она даже не подозревала о существовании такого праздника. Естественно, что выросшая в рабском загоне сирота не знала дату своего появления на свет, так что за отправную точку мы решили взять день, когда поняшка вошла в нашу семью.

Праздник подготовили с размахом. Мне как по заказу удалось подстрелить дикую свинью, ставшую главным украшением стола. Соседи тоже подсуетились – бабушка Лена напекла гору своих знаменитых пирожков с капустой, а дед Кузьма притащил огромную бутыль фирменного картофельного самогона. Торжество получилось отменное, давно уже мы не собирались на общий праздник. Сама виновница блистала как модель на подиуме: трудолюбивая Катька расчесала ей гриву и хвост прядь к пряди, заплела несколько кокетливых косичек и сделала хувскюр, покрыв копыта тремя слоями чёрной эмалевой краски. Получилось очень эффектно: чёрная с редкими пурпурными прядями грива отлично сочеталась с чёрными копытами, а браслеты из полированной нержавейки с бронзовыми бубенчиками логично завершали картину. Поначалу именинница стеснялась – несмотря на то, что она прожила в нашей семье целый год, её по-прежнему пугало внимание большого количества взрослых людей. Но потом разошлась – танцевала скобаря до упаду, пела вместе с тетей Зиной частушки весьма фривольного содержания и даже самостоятельно пыталась поиграть на аккордеоне, впрочем, с весьма предсказуемым результатом. Трудно было узнать в этой невысокой, крепко сбитой лошадке с толстыми сильными ногами, восхитительной фиолетовой шёрсткой и роскошной гривой облезлую дохлятину, найденную год назад в овраге. Хорошее питание и дружеское обращение совершили маленькое чудо, на зависть окружающим. Фетисов по сей день кривит физиономию, всякий раз увидев её на улице. Прикидывает, небось, потерянную прибыль и мучается, бедняга.

Наша жизнь тоже значительно изменилась с того момента, как в неё вошла единорожка. Изменилась, естественно, в лучшую сторону. Искорка оказалась на редкость трудолюбивым существом, просто помешанным на чистоте. Постепенно запущенный донельзя дом был приведён в порядок, захламляющие двор груды вещей, которые «потенциально могут пригодиться в будущем», безжалостным копытом оказались отправлены на дно Гнилого оврага, а заросший огород с несколькими жалкими грядками разбит заново. Отец ворчал на «узурпаторшу с хвостом, возомнившую о себе невесть что», но покорно выполнял все приказы. Полегче стало, когда неугомонная единорожка научилась читать. Книги несколько поумерили её хозяйские амбиции, подарив нам немного свободного времени.

Когда власти ликвидировали школу, где отец преподавал точные науки, то в качестве компенсации за невыплаченную зарплату он забрал себе всю библиотеку. Тогда им двигала благородная цель – они с мамой собирались открыть собственную школу на добровольных началах. Но теракт поставил крест на этой идее. Книги тихо покрывались плесенью в дальнем сарае, пока на них не натолкнулась любопытная Искорка. При виде груды сокровищ бедняжка сначала впала в ступор, затем примчалась ко мне и потребовала переместить богатство в её жилище. Мы поселили поняшку в старом гостевом доме, состоящем из одной комнаты. Там имелась небольшая кирпичная печь, стол и низенькая кровать, которую я сколотил собственными руками. Искорке места хватало с избытком, но втиснуть дополнительно полторы тысячи томов оказалось непростым делом.

Когда через несколько дней отец заглянул в гости, он оказался крайне удивлён, увидев курганы книг, занимающие всё свободное пространство.

— Да тут настоящая библиотека! Совсем как у твоей тёзки…

— У кого?

— Неважно. Думаю, нужно сделать полки и расставить тома в алфавитном порядке. Кроме того, обязательно найди учебник по библиотечному делу, изучи от корки до корки, и тогда можно будет открыть настоящую библиотеку, доступную всем желающим.

— Правда? А кто ею будет заведовать?

— Ты и будешь.

— Да ведь я совсем недавно научилась читать! К тому же я всего-навсего пони.

— И что с того? Пони не глупее людей. Не спорь, главное – начать, а там посмотрим.

За три дня мы сколотили достаточное количество прочных стеллажей, в то время как Искорка штудировала специальную литературу. Затем она сделала алфавитный каталог, собственнокопытно заполнив несколько сотен карточек, и оборудовала для себя рабочее место. Когда расставили книги в соответствии со строгими правилами, отец огляделся по сторонам, покачал головой, ушёл в дом и вскоре вернулся с листом потемневшей бронзы, на котором было выгравировано: «Скрылёвская публичная библиотека им. Твайлайт Спаркл».

— Вот, отполируйте и повесьте над входом.

— Откуда это? — удивился я.

— Сделал на досуге много лет назад.

— Но зачем?

— Просто на месте этой хвостатой задаваки должна была сидеть твоя мама. Но не срослось.

— А кто эта… Спаркл? — поинтересовалась Искорка.

— Она руководила библиотекой в одном далёком городе. Кстати… — отец запнулся, словно не зная, говорить ли дальше, но потом всё-таки продолжил: — У меня есть несколько книг, которые я взял на память из её дома.

— Ты всегда был клептоманом, — вздохнул я.

— Может быть. Уникальность их заключается в том, что они написаны не для людей.

— А для кого?

— Для пони. Это книги из Эквестрии.

— Что?! — Искорка аж подпрыгнула. — Из Эквестрии? Правда?! Я, я хочу на них взглянуть, пожалуйста!

— Хорошо. Но только при одном условии!

— Каком?

— Никто, кроме тебя и Максима, не должен знать об их существовании.

— Даже Катя?

— Повторяю – никто! Иначе ты их больше никогда не увидишь!

— Клянусь!

— И что там может быть страшного? — удивился я. — К тому же они наверняка написаны на понячьем языке, которого никто не знает.

Отец криво усмехнулся.

— Никакого понячьего языка не существует, все книги написаны по-русски.

— Как, — изумилась Искорка, — в Эквестрии говорили по-русски?

— Да. Пони носили английские имена, но их родным языком был русский.

— Почему?

— По кочану! Я и так наболтал слишком много. Так что, принести?

— Конечно! Конечно!

— И ты будешь молчать?

— Разумеется! Клянусь копытами, гривой и хвостом!

С тех пор на плечи Искорки, помимо домашних дел, легла забота о деревенской библиотеке. Впрочем, этот труд доставлял ей огромное удовольствие.

---

 

Лето было в полном разгаре – вовсю поспевала ягода, которую с удовольствием покупали водители, что катались по Киевскому шоссе из Пскова в столицу и обратно. А раз есть спрос, то будет и предложение, так что почти каждое утро мы, забыв об усталости, уходили собирать урожай. Самая крупная малина и самая душистая земляника росли на полигоне, расположенном в шести километрах от деревни. Место было опасное, деревенские старались лишний раз там не появляться, но нас это не останавливало. Выйдя засветло по стылой росе, можно было уже к полудню собрать прорву ягод, а затем, постояв несколько часов на шоссе, вернутся домой с деньгами. Особенно важным этот промысел был для Катьки, вынужденной круглый год самостоятельно искать средства к существованию.

Её семья целиком погибла во время злополучного теракта. В живых осталась только она и старенькая бабка. Первые два года они ездили в город просить милостыню на привокзальной площади, но потом у бабки пошли вразнос суставы и стало не до поездок. Девчонка поплакала и отправилась батрачить на богатых соседей, которые, зная о бедственном положении и полном отсутствии выбора, поручали ей самую грязную и тяжёлую работу, платя гроши. Мы дружили лет с пяти, и я помогал бедствующей подруге в силу своих скромных возможностей. Впрочем, Катька была по натуре невероятно жизнерадостным существом и легко мирилась с трудностями. С ней всегда было легко и весело. С Искоркой она подружилась мгновенно, наверное, сразу почувствовав родственную душу. И хотя более рассудительная и осторожная единорожка часто ворчала на «эту безбашенную егозу», их дружба была крепкой.

В тот день мы как обычно встали затемно и, встретившись у старого колодца, отправились работать. Шли налегке, сложив вещи в брезентовые перемётные сумки, которые навьючили на Искорку. Всё было как всегда, вот только поняшка по какой-то причине была недовольна. То ли встала не с того копыта, то ли прочитала на ночь что-нибудь грустное. Шла молча, с угрюмой мордочкой, даже не пытаясь, присоединится к болтовне. В конце концов Катьке это надоело и она принялась доставать подругу.

— Искорка, можно попросить тебя об одной м-а-аленькой услуге? — медовым голосом протянула она.

— Что тебе? — чувствуя подвох, отозвалась та неприветливым тоном.

— Мои ножки замёрли в росе.

— И?

— Прокати меня чуть-чуть на спинке.

— А сплясать не нужно?

— Не будь букой! Тебе же ничего не стоит!

— Мало того, что я одна тащу на себе всё барахло! — возмущённо сказала единорожка и подпрыгнула, в результате чего содержимое перемётных сумок загремело и захрустело с удвоенной силой. — Так я ещё должна катать здоровую четырнадцатилетнюю девицу, которой лень пройтись пешком?!

— Злая ты, Искорка! Я думала, мы подруги!

— Подруги, говоришь? А зачем в прошлый раз ты лупила меня пятками в живот? Вообразила себя рыцарем на белом скакуне? Хорошо, что хоть шпоры не догадалась привязать!

Катька обиженно фыркнула и умолкла. Так, в полном молчании мы вошли в лес и запетляли по узкой тропинке среди деревьев. Громко пели ранние птицы, мокрые ветви кустов изредка хлестали одежду, добавляя очередной заряд бодрости. Я подошёл к Искорке, вынул ружьё из чехла, притороченного к её левому боку, и вложил в ствол патрон с дробью. Если по пути встретится чебурах, можно будет пополнить запас провианта.

— Смотри нас не подстрели, — иронично хмыкнула Катька. — Охотник!

— Небось от свежего мяса к ужину не откажешься?

— Конечно, нет.

— Тогда не болтай.

— Надо же, какой серьёзный, — яростно зевнув, огрызнулась она. — Брр, глаза слипаются, опять полночи не спала.

— Что случилось?

— Бабка от боли орала как резаная, снова суставы разнылись, наверное, к перемене погоды.

— Совсем плоха стала? — осторожно поинтересовался я.

— Ага, — равнодушно ответила девчонка. — Поскорей бы уж померла, а то совсем мочи нет. Баба Даша говорит, до осени не дотянет.

— Ну, схоронишь ты ее, а дальше что? Куда пойдешь? Из дома тебя сразу выгонят, Скрягин уже дни считает.

Катино положение и в самом деле было незавидное. Её дом и земельный участок давно перешли к Илье Скрябину за долги, и только закон, запрещавший выгонять на улицу стариков-пенсионеров, не позволял ему окончательно прибрать к рукам имущество семьи Кузнецовых. К сожалению, в законе ничего не говорилось о несовершеннолетних детях, так что как только несчастная Анна Спиридоновна упокоится на кладбище, её внучка потеряет всё то немногое, чем владеет.

— У тебя есть предложение?

— Разумеется, есть. Поселишься у нас.

— Спасибо, конечно, но не хочу я до скончания века в земле ковыряться и навоз убирать.

— А что, есть идея получше?

— Да. В город поеду!

— В город? Что ты там будешь делать без денег? На шоссе перед дальнобойщиками юбку задирать?

— А пусть даже и так. Конечно, не хотелось бы, но мне действительно надоело жить, как последняя нищенка!

— Не болтай ерунды, здесь у тебя есть друзья, которые в случае чего всегда придут на помощь!

— Оставлю как запасной вариант. Если действительно не получится, вернусь назад. Но надо же хоть попытаться найти хорошую работу и верного мужа. Разве это плохо?

— Ну, допустим, верного мужа ты можешь найти и здесь… — пробормотал я, чувствуя, что краснею.

— Это кого? Тебя, что ли? — захихикала она! — Ой, Максик, ты такой смешной! Я не могу стать твоей женой. Выходить замуж за человека младше себя неинтересно!

— Что значит младше? Ты старше меня всего на год!

— Конечно! Подумай сам, год – это так много. Ты потом ещё жалеть будешь, что женился на старухе! — с этими словами она обидно засмеялась и усвистала вперёд, догоняя ушедшую Искорку. Мне осталось только плестись следом и тихо кипеть от ярости. Если Катька втемяшила себе что-то в голову, то дело – труба.

Подруги пошли рядом, оживлённо беседуя, словно между ними не было размолвки двадцать минут назад. Потом Катьке, похоже, всё-таки удалось убедить единорожку в своей правоте, и та разрешила использовать себя в качестве верхового животного.

— Только до бетонки, — послышался её серьёзный голос.

— Конечно-конечно! — затараторила девчонка и, подтянув подол своего вылинявшего до белизны старенького платья, залезла поняшке на спину. Затем она обеими руками вцепилась ей в гриву, от души стукнула по бокам перемазанными в земле пятками и громко закричала: — Вперёд, лошадка! Вперёд!

Разъяренная Искорка встала на дыбы, замолотила в воздухе передними копытами, но потом, смирившись, рванулась с места в карьер. Трудно было не засмеяться, глядя на эту колоритную парочку. Длинная как жердь Катька (за зиму она переросла меня почти на голову), старательно поджимающая ноги, чтоб не цеплялись за землю, и невысокая единорожка, кажущаяся ещё меньше на фоне всадницы, стрелой несущаяся по тропинке. Вот они скрылись за поворотом, только топот копыт ещё какое-то время раздавался вдали, а скоро стих и он.

---

 

Когда через полчаса быстрой ходьбы я добрался до бетонки, то увидел пасторальную картину. Подружки, похоже, успели выяснить отношения по поводу последней Катькиной выходки, разругаться насмерть и помирится на всю оставшуюся жизнь. Поняшка лежала в траве, снисходительно наблюдая за девчонкой, которая, прогуливаясь вдоль канавы, собирала крупные ромашки.  Роскошный ромашковый венок уже красовался на шее лошадки, явно примеряя её с действительностью.

— Ты опаздываешь, мы уже заждались, — с укором сказала Искорка.

— Так вернулась бы глянуть, что случилось. А вдруг, пока вы тут плели веночки, меня сожрали голодные чебурахи?

— Я собиралась, но эта корова отсидела мне весь круп и сломала не меньше четырёх рёбер. Мне срочно нужно показаться врачу!

— А у меня по вине этой сумасшедшей гонщицы разбита коленка! — не поворачивая головы, парировала Катька. — Мне тоже нужно к доктору, иначе умру от заражения крови!

— Вижу, что попал в компанию немощных инвалидов, — вздохнул я. — Раз так, то оставайтесь, а я пойду дальше один.

— С удовольствием осталась бы, — ответила Искорка, поднимаясь, — но здесь полно слепней. Лучше полежу на холме, обдуваемом ветром, пока вы ползаете по кустам. К тому же Шико как раз собирается скрестить клинок с Николя Давидом, так что…

— Ты читала «Графиню де Монсоро» раз пять, значит, должна знать, чем закончится дело.

— Не пять, а восемь. Но мне всё равно интересно.

Катька тихо засмеялась, и мы дружно зашлёпали по потрескавшимся бетонным плитам.

Когда-то до войны здесь находился военный ремонтный завод и казармы стройбата, а местность вокруг занимал полигон, где испытывали восстановленную технику. С тех пор прошло много лет, от завода остались руины, а холмы и поляны полигона поросли малиновыми, земляничными и черничными кустами, на радость сборщикам ягод. Правда, люди редко заходили сюда, опасаясь мутантов, поселившихся в подвалах цехов и казарм. Эти существа, которых все называли «Рубилами», были черны как уголь и внешне слегка напоминали людей. Во всяком случае, у них имелись руки, ноги, туловище и голова. А также острые, как бритва, когти, которыми они умело пользовались. На наше счастье, твари не вылезали днём – только в сумерках или по ночам, и никогда не отходили далеко от своих логовищ, иначе жить с такими соседями было бы слишком хлопотно. Тем не менее обитатели окрестных деревень боялись их до смерти, так что собирать ягоду сюда ходили только безбашенные подростки вроде нас.

---

 

Путь по бетонке занял около получаса. Искорка, конечно, успела поворчать, что твёрдое покрытие вконец разобьёт её копыта, и посетовала на отсутствие подков. Катька обозвала её занудой, и подруги начали лениво препираться. Справа потянулись поваленные столбы с остатками ржавой колючей проволоки. Разглядев между ними узкую тропинку, я призвал спорщиц к порядку, после чего мы, сойдя с дороги, вышли на полигон.

Дальше всё было как обычно: сняли сумки, вытащили бидоны и двинулись к кустам малины. Единорожка, которая по понятным причинам не могла участвовать в сборе ягод, вытащив томик бессмертного романа Дюма-отца, поднялась на высокий холм, лысая вершина которого обеспечивала прекрасный обзор. Теперь ни один мутант не мог подкрасться незамеченным. Открыв нужную страницу, она погрузилась в чтение, время от времени внимательно осматриваясь по сторонам.

Солнце поднималось всё выше, Катька стянула кофту, а я расстегнул рубашку. Воздух был наполнен запахом цветов и гудением насекомых. Время от времени раздавались звонкие шлепки и тихие проклятия, когда очередной слепень, вздумавший побаловаться человеческой кровью, летел на землю, сбитый точным ударом ладони. Наполнив бидон, мы высыпали добычу в двухлитровые пластиковые бутылки со срезанным верхом, которые затем завязывали тряпицей и убирали в укромное место. После того как малины набралось достаточно, настал черёд земляники. Пришлось поползать на коленках, поднимая каждый листик в поисках крупных, сочных ягодок.

---

 

Спустя пять часов, когда небесное светило почти достигло зенита, мы заполнили последнюю бутылку, отцепили ненавистные бидоны и с криком: «Искорка, догоняй!» — припустили по тропинке к пруду.

В прошлом это был пожарный водоём, но теперь он превратился в сильно заросшую лужу с мутноватой застоявшейся водой. Впрочем, сейчас чистота воды нас не интересовала. Хотелось немедленно скинуть одежду и смыть с кожи едкий, словно кислота, пот. Берега пруда были завалены всяким мусором – ржавыми бочками с закаменевшим раствором, остовами легковых машин, листами толстого железа. Из воды торчали скрученные штопором швеллеры и согнутые в дугу рельсы. Тут можно было легко схлопотать какую-нибудь неприятную травму, но мы знали, где можно купаться, а где нет.

Скинув на бегу одежду, я клинком вонзился в воду, а секунду спустя рядом бултыхнулась Катька. Искорка, чуть приотстав, взбежала на невысокую вышку, слепленную из металлолома, издала громкий визг и обрушилась вниз, подняв к небесам целое облако брызг.

Больше всего на свете, кроме валяния с книжкой, фиолетовая единорожка любила купаться. Временами я даже дразню её «морским поньком». Минут двадцать над прудом раздавался плеск, фырканье и громкие вопли. Наконец, мы вылезли на берег и распластались на железных листах, нагретых солнцем, словно сковородки. Долго лежать на них, конечно, нельзя, если только вы не мечтаете покрыться аппетитной корочкой, зато можно мгновенно согреться. Следующий заход был не таким бурным. Мы поплескались ещё минут сорок, после чего решили завязать с купанием. Высохли, напялили одежду и остановились в нерешительности, не зная, что, собственно, делать дальше. Идти на шоссе было ещё рано, потенциальные покупатели покатят только часа в четыре, возвращаться домой тем более глупо… И тут я произнёс слова, которые впоследствии дорого нам обошлись:

— Девчонки, давайте сходим в развалины!

Глава 5. Схватка

Облезлый шлагбаум колодезным журавлём застыл над дорогой, то ли наполовину поднятый, то ли наполовину опущенный. Справа возвышалась будка охранника, иссеченная пулями крупного калибра, слева стоял покосившийся серый цилиндр боевой лазерной турели. Короткий обрубок ствола бессильно глядел в землю.

— Я слышал, что их захватили врасплох, потому что использовали отряд подземного спецназа.

— Ты рассказывал об этом раз тридцать, не меньше! — фыркнула Катька. — Надо же такое придумать – подземные десантники! Рота боевых кротов…

— Напрасно мы сюда пришли, — внезапно бросила Искорка. — У меня с утра нехорошее предчувствие.

— Прекрати! — засмеялся я. — Вечно ты всё усложняешь. Посмотри, какое солнце. Рубилы просто не рискнут вылезти наружу.

— То, что они не выползали из укрытий в солнечную погоду раньше, ещё не означает, что им не придёт в голову сделать это именно сегодня.

Я махнул рукой. Единорожка любила делать апокалиптические прогнозы, находясь в дурном расположении духа. Предчувствие у неё, видите ли! Ну-ну.

Мы миновали КПП и вышли на замусоренный двор. Справа тянулось длинное двухэтажное здание казармы, слева расположился гараж, состоящий из соединённых между собой отдельных боксов, каждый из которых мог вместить большой грузовик или танк. Ворота были распахнуты настежь, внутри не было ничего, кроме бесполезного хлама. Впрочем, последний, самый большой бокс, был заперт изнутри, а его массивные стальные ворота носили следы безуспешных попыток взлома.

— Вот бы попасть внутрь… — мечтательно протянул я. — Вдруг там стоит летающий танк Т-130, заправленный под завязку, и с полным боекомплектом! Было бы здорово сгонять на нём в город. На рынке ни одна сволочь не рискнёт обвесить!

— А чем тебе эти плохи? — поинтересовалась Искорка, кивнув в сторону нескольких боевых машин, сиротливо сгрудившихся в дальнем конце двора.

— Ну, ты сравнила! — я презрительно сплюнул. — Там ржавый металлолом, а не танки. Они с места-то больше никогда не сдвинутся.

И правда, обгорелые броневые коробки, стоящие у ворот ремонтного цеха, своим внешним видом могли напугать разве что котёнка. По-видимому, их привезли для исцеления незадолго до падения базы, да так и бросили на произвол судьбы. Война закончилась лет пятнадцать назад, и теперь беспомощные машины ожидало унылое существование, до тех пор пока какой-нибудь ушлый бизнесмен не подгонит тягач и не отправит престарелых ветеранов на разделку.

— Давайте уйдём в тень, — поморщилась Катька. — Ноги обжигает, просто мочи нет!

Действительно, солнце изрядно раскалило асфальт, который стал напоминать сильно разогретую чугунную плиту. Перебежками мы добрались до спасительной тени и остановились.

— Пошаримся в казарме? — предложил я. — Вдруг найдём что полезное.

— Их уже до нас все обчистили, — фыркнула Катька. — Только стены остались.

— К тому же в здании есть шанс нарваться на мутантов, — буркнула Искорка.

— Мутанты в такую погоду сидят в подвале, это медицинский факт… — наставительно начал я, собираясь далее пройтись по всяким паникёршам, делающим из мухи слона, но внезапно увидел, что поняшка испуганно смотрит мимо меня и обернулся.

Рубила подходил, раскачиваясь из стороны в сторону, словно пьяный, и размахивал длинными, как грабли, руками. Поймав мой взгляд, он издал глухой утробный стон, который подхватили сразу несколько глоток. Ружьё я держал в руках, правда, оно было заряжено мелкой дробью, но на близкой дистанции это не играло особой роли.

Я вскинул оружие и, молясь, чтоб курок не дал осечки, надавил на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, заряд дроби, выпущенный почти в упор, буквально разворотил морду мутанта и тот, сделав ещё шаг, повалился на бок.

Кости у них тонкие и хрупкие, ломаются от любого сильного удара, так что я совсем не удивился эффекту выстрела. Сзади дробно простучали копыта, затем послышался боевой клич. Единорожка с развивающейся гривой неслась на второго урода, ковыляющего через площадь. Сначала я решил, что поняшка собирается проткнуть его своим рогом, но внезапно она резко затормозила, крутанулась на передних ногах и нанесла страшный удар задними копытами. Рубила сложился пополам, словно перочинный ножик, и, отлетев на несколько метров, застыл на асфальте мерзкой пульсирующей грудой, даже не пытаясь подняться.

— Бежим! — громко крикнула Катька, но путь к отступлению оказался отрезан. Не меньше десятка мутантов двигались со стороны КПП.

Я торопливо перезарядил ружьё, вложив в ствол патрон с картечью. Дело было плохо. Ещё несколько Рубил показались в окнах казармы, с явным намерением выбраться наружу.

— Сколько у тебя зарядов? — побледнев как полотно, спросила девчонка.

— Десять… Вернее, уже девять. Четыре с дробью, три с картечью и две с пулями.

— Пули оставь на самый крайний случай!

— Не учи учёного! — рявкнул я, нажимая на спуск. Осечка! Чёрт! Дрожащими пальцами взвёл курок. Выстрел! Один из мутантов с хрипом упал, а идущий рядом заревел, остановился, но затем вновь двинулся вперед, заметно кренясь на правый бок.

Искорка завалила ещё одного, но на сей раз не с сухим счётом — падая, Рубила полоснул правой лапой, и на боку единорожки показались три глубоких пореза, из которых сразу обильно потекла кровь.

Я выстрелил снова, на сей раз никого не задев, после чего мы быстро стали отступать к ремонтному цеху. На наше счастье, мутанты двигались достаточно медленно, от них можно было убежать, но единственный выход, к сожалению, был перекрыт. Конечно, возможно, в цеху мы найдём открытую дверь или пролом в стене, но что-то мне подсказывало, что нас не зря гонят именно в этом направлении. От этих мыслей стало совсем кисло.

Расстояние немного увеличилось – Рубилы притормозили и начали неспеша перестраиваться. Было их уже не меньше трёх десятков. Поняшка, воспользовавшись передышкой, принялась яростно вылизывать рану, словно собака. Смех смехом, но её слюна обладала отличным заживляющим эффектом, заставляя неглубокие царапины затягиваться буквально на глазах.

Я подбежал к стене казармы, где на земле лежал выброшенный из окна здоровенный стол. Похоже, раньше за ним сидел какой-нибудь начальник, уж слишком внушительно и богато он выглядел. Меня в первую очередь привлекли ножки. Тонкие внизу, они расширялись кверху толстыми блямбами. Чем не готовые дубинки? Отломав две штуки, я протянул одну Катьке, вторую оставил себе. Теперь нам есть чем обороняться, когда дело дойдёт до рукопашной.

Передышка закончилась, мутанты вновь двинулись вперёд, издавая время от времени громкое рычание. Справа что-то зашебуршало, из подвального окошка принялась выползать чёрная фигура. Катька, воинственно вскрикнув, опустила дубинку на затылок твари. Смачно хлюпнули кости, во все стороны полетели чёрные брызги, мутант забился в агонии.

— Отходим! — крикнула Искорка. — Попробуем укрыться в цеху!

— Думаю, что там нас ждут!

— У тебя есть ещё идеи?

— Нет!

— Тогда пошли! Вы сдерживайте их огнем, а я поскачу на разведку! Вдруг всё чисто?

— Хорошо.

Поняшка развернулась и помчалась к открытым воротам цеха, а мы плечом к плечу принялись отступать, стараясь держать врагов в поле зрения. С башни танка буквально в двух шагах от нас обрушилось чёрное тело. Катька испуганно закричала и, запнувшись, упала. Я вскинул ружьё, влепил заряд дроби в морду «прыгуна», затем помог девчонке подняться.

— Нам конец! — выкрикнула она.

— Не бойся, прорвёмся!

Вновь загремели копыта. Вернулась разведчица.

— Ты был прав, нас там ждут! — крикнула она. — Спрятались за станками и решили, что я их не замечу.

— Вот и всё, — всхлипнула Катька. — Сходили за ягодами, называется!

Я сделал шаг, чтобы подстрелить нахального мутанта, чересчур вырвавшегося вперёд. Внезапно сзади раздался звон металла и крик, полный ужаса. Резко обернувшись, я увидел, что вделанная в асфальт прямоугольная крышка люка распахнулась и из чёрного провала наружу вылезли два коричневых лоснящихся щупальца. Они оплели ноги впавшей в ступор Катьки, затем дёрнули… Девчонка обрушилась наземь, отчаянным движением попыталась схватиться за копыто остолбеневшей единорожки, а в следующую секунду её тело скрылось в отверстии.

— Нееет! — завопила Искорка и рванулась следом.

— Стой! — я схватил её за хвост. — Куда?!

— Но ведь её сейчас сожрут!

— Погоди! — я подбежал к краю и заглянул внутрь. Глубина была небольшой, метра полтора, дальше плескались беспокойные волны. Слышался шум, словно какое-то большое тело шлёпало по воде. Я, схватившись за край, скользнул вниз и погрузился по пояс в чёрную затхлую воду. В кромешную темноту уходил широкий полузатопленный ход; впрочем, моим глазам, ослеплённым ярким солнечным светом, требовалось время, чтобы привыкнуть к мраку.

— А ну-ка в сторону! — гаркнула поняшка, и, прежде чем я сумел её остановить, спрыгнула вниз.

— Совсем с ума сошла?! Как же ты обратно вылезешь? Без рук?

— Что-нибудь придумаю. Сейчас надо спасти Катю, ты ещё не забыл?

— Нет, но…

Сверху упала тень, и силуэт мутанта показался в проёме. Я выстрелил и, развернувшись, торопливо пошёл в темноту следом за похитителем.

— Прикрывай с тыла!

— Хорошо. Там у меня в сумке лежит фонарик. Помнишь?

— Да, — ответил я, расстегивая брезентовый клапан. — Вот и пригодился наконец.

Свет трёх ярких светодиодов лизнул стены и запрыгал по склизкому бетону. Свежие следы на стенах сообщали, что тут ещё совсем недавно протискивалась какая-то крупная туша. Сжав зубы, я брел вперёд, готовясь в любой момент вступить в бой. Искорка шлёпала сзади, постоянно косясь назад, но тыл был пока чист. Мутанты не решились сунуться следом, и это, если честно, наводило на очень неприятные мысли.

Метров через двадцать над головой забрезжил слабый свет, и я погасил фонарик. Бетонный потолок сменился частой чугунной решёткой. Похоже, мы вошли в какое-то помещение. Проход закончился лестницей, ведущей наверх. Бетонные ступени оказались измазаны какой-то липкой зелёной слизью. Чувствуя, что настал момент истины, я зарядил ружьё патроном с пулей и, стиснув зубы, начал быстро подниматься. Следом, громко цокая копытами, шла Искорка.

Мы очутились в большом помещении с высоким потолком, под которым горели несколько «вечных» люминесцентных панелей. Они давали достаточно света, чтоб можно было осмотреться. Сразу стало ясно, что мы находимся внутри того самого запертого ремонтного бокса. Только никакого летающего танка тут не оказалось. Здесь было логово омерзительной твари – повелительницы мутантов.

Стены и пол покрывали застывшие потёки зелёной слизи. С потолка свисали странные украшения, состоящие из склеенных между собой костей людей и животных. Похоже, здешней обитательнице было не чуждо чувство прекрасного. Сама она в этот момент занималась тем, что оплетала Катьку паутиной — белой и толстой, словно верёвка. Девчонка слабо трепыхалась и время от времени громко вскрикивала. Заметив нас, тварь издала резкий скрипящий звук и отскочила в сторону. Вид она имела такой, что я на секунду решил, будто провалился в один из ночных кошмаров.

Представьте себе прямоугольный спичечный коробок размером с большую легковую машину. Снабдите его четырьмя парами коротких волосатых ног, толстых и явно очень сильных. Вам уже противно, правда? Но это ещё не всё. Головы, у повелительницы мутантов не было вовсе, вместо неё в торце туловища имелась узкая щель широкого рта, по углам которого росла пара длинных гибких щупалец, служивших чудовищу руками. Надо ртом красовались три небольших глаза, а выше располагалось небольшое отверстие, закрытое складкой кожи, словно клапаном. Сзади торчало нечто вроде короткого чёрного хвоста.

— Меня сейчас вырвет! — честно предупредила Искорка. — Это каким нужно было быть психом, чтоб создать такое!

Я тоже чувствовал себя неважно, но медлить не следовало. Катька продолжала скулить и вяло вырываться.

— Беру на себя тварь, — бросила единорожка, — а ты давай, спасай принцессу!

— Спасибо, — сказал я, бросаясь к кокону, на ходу вытаскивая из ножен верный охотничий нож и оскальзываясь на липкой слизи, толстым слоем покрывающей пол.

Искорка сощурила глаза, наклонила голову и несколько раз с вызовом стукнула правым передним копытом. Тварь заскрипела и, развернув щупальца, начала медленно подходить, приоткрыв зубастую пасть.

— Держись! — крикнул я, подбегая к подруге. Та попыталась поднять голову, но не смогла — подбородок прилип к груди.

— Пожалуйста, помоги! — пробормотала она. — Моя кожа вся горит!

— Сейчас! — лезвие с трудом перерезало первую «верёвку», и я принялся с остервенением отдирать липкую мерзость. Руки стало жечь как от укусов крапивы: похоже, поверхность паутины была покрыта стрекательными клетками, словно щупальца медузы.

Тем временем королева мутантов остановилась, мелко затряслась, затем клапан над её глазами открылся и из отверстия вылетела здоровенная зелёная «сопля». Стало понятно, откуда кругом слизь. Искорка отпрыгнула в сторону, плевок, пролетев мимо, ударился о стену и растёкся густой тягучей кляксой.

— Так могут плеваться только невоспитанные хамки! — рявкнула единорожка. — Никакой культуры! Чувствую, по-хорошему мы не договоримся!

С этими словами она сорвалась с места и метнулась вперёд. Щупальца хлестнули, словно бичи, но поняшка изящно перепрыгнула через них, забирая вправо. Её замысел был понятен – зайти с тыла и попытаться уязвить противницу ударами рога. Тварь поняла это не хуже и потому завертелась на месте, стараясь держаться к Искорке пастью и щупальцами.

Пользуясь тем, что о нас на время забыли, я с удвоенной силой принялся кромсать паутину. Катька слегка ожила и теперь старательно помогала мне, пытаясь как можно быстрее очутится на свободе. Борьба с липкими путами продолжалась минут десять, после чего девчонка вскочила на ноги и с яростью принялась сдирать с себя одежду. Я замер, поражённый внезапным сеансом бесплатного стриптиза. Ткань платья под её руками расползалась, словно мокрая бумага.

— Что пялишься?! — со слезами в голосе прокричала она, — слизь обжигает как огонь!

— Наверное, в её состав входит кислота, вон как одежду разъело. Тебе помочь?

— Обойдусь без сопливых! Лучше отдай свою рубашку!

— Сейчас, — я торопливо разоблачился. Она выхватила её из моих рук и быстро завязала вокруг пояса, соорудив примитивную набедренную повязку.

— Уф, думала, что сдохну. Спасибо, что так быстро пришли!

— Не за что!

Послышался глухой стон, и над полом в нескольких шагах от нас поднялась голова Рубилы. Мутант явно шёл по нашему недавнему маршруту. Катька издала яростный вопль, подхватила с пола оброненную дубинку и коротким сильным ударом размозжила бедняге голову. Затем заглянула в тёмный проход и отшатнулась.

— Эй, да он не один!

— Сейчас помогу!

— Отставить, я сама справлюсь. Помоги лучше Искорке.

Действительно, мутанты шли по очереди – один за другим, и человек с дубинкой при известной ловкости мог в одиночку остановить их наступление.

Оставив Катьку вымещать злобу на медлительных болванах, я развернулся и кинулся на помощь поняшке, тем более что единорожка как раз попала в переплёт.

Крутясь вокруг королевы, Искорка наступила двумя копытами в зелёный «плевок», завязла и не успела в нужный момент подпрыгнуть, в результате чего одно из щупалец обвилось вокруг её шеи и поволокло к раскрытой пасти.

Понимая, что на всё про всё у меня есть один выстрел, я подскочил к твари, приставил ствол к основанию щупальца и спустил курок. Тяжёлая свинцовая пуля, способная завалить матёрого кабана, перебила мерзкий отросток, после чего королева мутантов, издав громкий крик боли, метнулась в угол. Искорка встряхнулась всем телом, сбрасывая с себя отстреленное щупальце, и шатаясь поднялась на ноги.

— Благодарю, — прохрипела она. — Чуть не задохнулась, и синяк, наверное, останется!

Я, не ответив, запустил дрожащие пальцы в подсумок и зарядил второй, последний патрон с пулей. Возможно, если найти у гадины уязвимую точку, её удастся уложить одним выстрелом, но кто бы сказал, где находится эта мифическая точка!

Тем временем Катька припечатала ещё одного мутанта. Искорка с брезгливым видом счищала с копыт слизь, королева сипела и скрипела в своём углу, явно призывая на помощь своих неторопливых вассалов. Внезапно она сорвалась с места и вновь ринулась в атаку. Мы были готовы к такому повороту событий и прыснули по сторонам. Я спрятался за какой-то громоздкой штукой, заботливо укрытой брезентовым чехлом, а единорожка вновь заплясала вокруг, отвлекая внимание. Следовало срочно принять какое-то решение, потому что такие танцы не могут продолжаться долго. Стоит поняшке вновь ошибиться, её участь будет решена, затем королева прикончит нас, в этом нет никакого сомнения. Может, удастся открыть входные ворота и вырваться во двор… Где нас с нетерпением ожидает комитет по встрече. Нет уж, спасибо. А вдруг тут найдётся какое-нибудь оружие? У ворот стояли прислонённые к стене какие-то палки. Я подошёл ближе. Нет, то не палки, а ломы, которыми солдаты в прежние времена скалывали зимой лёд. А что, если…

Я решительно взялся за самый длинный лом, к концу которого было приварено лезвие топора. Тяжёлая штука, но если точно ударить, гадине придётся туго. Держа оружие наперевес, я устремился к месту схватки. Увидев в моих руках импровизированное копьё, умница Искорка всё поняла и встала так, чтоб королева развернулась ко мне правым боком.

Застонав от натуги, я с силой вогнал железяку в тушу монстра как раз между второй и третьей ногой. Острая сталь глубоко вошла в плоть, раздирая ткани, и громкий вопль возвестил о том, что на сей раз твари досталось по полной программе. Разворачиваясь, королева завалилась на бок, затем попыталась встать, при этом две из четырёх ног повисли плетью. Похоже, лезвие топора перерубило сухожилия или кости. Потом она всё же поднялась, клюнула вперёд и снова упала. Единорожка носилась вокруг, раз за разом погружая рог в тело чудовища. Я отбежал к воротам, схватил второй лом, на сей раз гладкий, с острым наконечником, и метнулся назад. Перепрыгнул через щупальце, уклонился от жиденького плевка (видимо, королева израсходовала запас липкой слизи) и, не снижая скорости, воткнул железную палку ей в пасть…

---

 

Катька сидела на краю небольшой ёмкости, полной дождевой воды, и торопливо смывала с тела остатки слизи. Мы с Искоркой, надвинув на отверстие подземного хода решетку, наваливали сверху тяжёлые предметы. Мёртвая королева лежала посреди бокса, вокруг её громоздкого тела медленно растекалась липкая лужа.

— Как ты? — спросил я единорожку, когда единственный вход внутрь бокса был надёжно перекрыт.

— Нормально, — ответила она. — Горло только болит.

— Да. Вот уж попали как кур в ощип. Что делать-то будем?

— Не знаю. Может, отсюда есть ещё один выход?

— Через главные ворота. Отодвинуть засовы, и привет свободе!

— Ага, а во дворе нас ждут с распростёртыми объятиями. Полагаю, им не терпится расквитаться за хозяйку.

— Точно. Нет, но ты только подумай, какая мерзость. А мы ещё гадали, откуда они берутся.

Из задней части королевы торчало нечто такое, что мы сначала приняли за куцый хвост. Но, рассмотрев поближе, убедились, что это наполовину выползший Рубила.

— Похоже, она ими испражнялась, — захихикала Искорка. — Думаю, люди, создавшие эту пакость, не дружили с мозгами.

— Вроде того, — вздохнул я. — Наверное, они считали, что так будет прикольно.

Катя закончила плескаться, опоясалась рубашкой и присоединилась к нам. Выглядела она настолько нелепо, что мы, не выдержав, заржали в два голоса.

— Смейтесь-смейтесь, — пробурчала девчонка. — Хотела бы посмотреть, чтоб вы делали, на моём месте. Когда она стала наматывать паутину… — Катя замолчала и зябко повела плечами. — Как тут холодно. Давайте вернёмся поскорее домой.

— Увы, с этим есть небольшая проблема.

— У меня идея, — сказала единорожка. — Ты открываешь ворота и прячешься среди хлама, я сажаю её на спину и прорываюсь на свободу. Они, конечно, потащатся следом за нами. Затем, когда площадь очистится, ты просто выходишь наружу и быстро бежишь домой.

— Ага. Вот только сомневаюсь, что ребятки всем скопом решат поиграть в догонялки. Скорее всего, половина останется здесь. Тем более что ты не сможешь прорваться с таким грузом на спине.

Искорка в задумчивости опустила голову. Я оставил их размышлять над проблемой, а сам отправился осматривать помещение. Вдруг найду оружие? К примеру, пулемёт или боевой лазер с заряженной батареей? Будет совсем неплохо.

Стеллажи встретили меня залежами запчастей и инструментов. В углу стояла ацетиленовая горелка, но после проверки оказалось, что оба баллона пусты. Сварочный аппарат и компрессор также могли помочь лишь для ремонта автомобиля, но никак не в бою. Остался только предмет, заботливо прикрытый брезентовым кожухом. Я с трудом стянул плотную ткань, местами пропитанную засохшей слизью, и увидел мотоцикл с коляской. И тут облом!

Сплюнув, я совсем было, хотел отойти, но внезапно моё внимание привлёк необычный вид мотоциклетного движка. Глухой коричневый кожух характерной формы, с буквами «ТФМ», вытесненными на плотной пластмассе. Да это же ЭТП-мотор!

---

 

Как-то раз, примерно год назад, в отцовскую мастерскую заглянул заезжий байкер, чей стальной скакун вышел из строя. Батя осмотрел машину, затем подозвал меня.

— Глянь, Макс, что за чудо. Думал, никогда больше уже не увижу такую машину.

— И что тут особенного? Байк как байк. Довоенной постройки.

— Верно. Только вот его двигатель необычный. Такие движки корпорация «ТФМ» стала выпускать во время войны, когда начались серьёзные перебои с топливом.

— Он был экономичнее?

— Экономичнее? Не то слово. Ему вообще не нужен бензин, только вода. Чистая вода.

— Шутишь?

— Нет. Знаешь, в конце двадцатого века некоторые люди всерьёз утверждали, что подобный мотор существует, но его секрет похоронен в сейфах крупных корпораций. Над ними потешались, обвиняя в дешёвом популизме и конспирологии. Десятки признанных научных светил, потрясая диаграммами и графиками, как дважды два доказывали, что такой механизм просто невозможен в принципе.

— А на самом деле…

— На самом деле лгали как раз они. Кто по скудоумию, кто за деньги. В то время мировая экономика была зациклена на нефти и появление «водяного» двигателя привело бы к краху целых отраслей промышленности. Банкротами оказались бы не только нефтяные компании, но и целые государства, живущие за счёт торговли «чёрным золотом». А вот когда началась глобальная война, стало не до подсчёта прибылей и убытков. Впрочем, подыхающие корпорации и разваливающиеся на куски страны уже не могли спасти ни орды солдат-мутантов, ни моторы, работающие на воде.

— Но почему их не используют сейчас?

— Да потому что секрет производства оказался утерян в тот самый момент, когда китайская ракета с ядерным сюрпризом разрушила Норильск, а вместе с ним и заводы корпорации «ТФМ», производившие эти игрушки. ЭТП-двигатели, конечно, очень надёжны и практически не ломаются, но со временем они выходят из строя, а чинить их никто не умеет.

— Даже ты?

— Конечно, глупый. К счастью, на этом байке всего-навсего полетел подшипник переднего колеса, иначе нашему гостю и дальше пришлось бы гулять пешком. Давай покажу, как обращаться с этим мотором, вдруг пригодится когда-нибудь…

---

 

Тот давний разговор ещё не успел остыть в моей памяти, и теперь, при виде мотоцикла с ЭТП-двигателем, у меня зародилась надежда.

Машина стояла на деревянных колодках со спущенными шинами, явно подготовленная к долгому хранению. Разумная предосторожность, но сейчас первым делом следовало проверить, работает ли мотор. Если нет, то любая возня вокруг байка не имеет смысла. Я открутил пробку бензобака и убедился, что внутри нет ни капли воды. Следовало найти топливо. Лучше, конечно, дистиллированную воду, но если её не окажется, сойдёт и обычная, процеженная несколько раз сквозь плотную ткань. К счастью, в трёх шагах от мотоцикла стояли три пластиковые канистры, на боках которых ещё сохранились этикетки: «ЭТП-двигатель. Топливная смесь с антифризом». Я не без труда отвернул пробку, вылил содержимое канистры в бензобак, затем выдвинул утопленную в кожух двигателя ручку принудительного старта и несколько раз с натугой повернул. На приборном щитке вспыхнул красный светодиод. Для запуска ЭТП-двигателя не требуется аккумулятор, но тогда приходится поработать руками. Спустя несколько минут раздался тихий утробный звук, словно замурлыкала довольная кошка. Всё работало! Невероятно, машина простояла без ухода не меньше пятнадцати лет и, несмотря на это, движок завёлся с пол-оборота!

Подошли Катя с Искоркой. В двух словах объяснив им свой замысел, я кинулся искать насос, который нашёлся в одном из шкафов. Поручив поняшке накачивать колёса, мы с Катькой принялись приводить машину в чувство. Работы было немного, судя по всему, ее поставили на консервацию, предварительно полностью отремонтировав. Протекторы тоже оказались в полном порядке, они были сделаны не из резины, а из сверхпрочного нанополимера, не разрушающегося на морозе и сохраняющего эластичность в течение нескольких десятилетий. 

Убрали колодки, я не без трепета уселся в седло. Коробка передач здесь отсутствовала, для того чтобы тронуться, достаточно было просто повернуть ручку газа. Двигатель довольно замурлыкал, и байк легко сорвался с места, да так резво, что я едва успел затормозить у ворот.

— В порядке! Работает!

— Надеюсь, он не сломается, проехав двадцать метров? — с подозрением спросила Катька.

— Сейчас увидим. Искорка, полезай в коляску.

— Думаешь, я помещусь?

— Разумеется. Ты не такая толстая, как хочешь казаться.

— Нахал!

Единорожка осторожно вползла внутрь, повозилась и замерла.

— Выгляжу, наверное, полной идиоткой!

— Не без этого. Катя, садись сзади. Когда рванём, держись как можно крепче!

— Хорошо.

Я оставил мотоцикл и побежал открывать ворота. Следовало действовать очень быстро: мутанты расползлись по двору и у входа в бокс топталось всего несколько штук, но остальные могли в любой момент присоединиться к веселью. К счастью, закаменевшая смазка сопротивлялась недолго. Сначала один, потом второй засов ушли в сторону, я навалился на правую створку всем телом, и та нехотя поползла наружу. Короткий спринт назад, прыжок в седло, ручка газа выжата до упора. Створка ворот пошла обратно, но мы уже вырвались из проклятой западни, чуть не ставшей общей могилой. Под тихое мурлыканье мотора байк кометой промчался через двор. Я бешено терзал руль, огибая чёрные фигуры – на такой скорости прямое столкновение могло окончиться фатально. Мимо пролетел КПП с унылым шлагбаумом, бетон под колёсами сменился утоптанной землёй, и мы понеслись через полигон, взлетая на холмы и обрушиваясь в низины, торопясь убраться как можно дальше. Остановку сделали лишь у тайника с ягодами – война войной, а результат пятичасового труда терять не хотелось. Сразу возник вопрос, куда запихнуть бутылки и бидоны. К счастью, в задней части коляски имелся небольшой багажник, закрытый плотной крышкой. Когда я её поднял, то с удивлением увидел, что он доверху забит пачками довоенных денег – банкноты были зелёными, с портретом какого-то лысого мужика с впяченной вперёд нижней челюстью. Думаю, что раньше на них можно было много чего купить, но сейчас эта макулатура ничего не стоила. Как-то зимой отец привёз целый грузовик таких пачек и мы долго топили ими печку вместо дров. Так что я без колебания выгреб на землю весь бумажный мусор и набил багажник действительно полезными вещами. Затем снова ручка газа до упора, ветер в лицо, тёплая Катя, крепко прижимающаяся к спине, и чарующий шелест шин. Честное слово, было даже жалко, что дорога так быстро закончилась.

---

Когда подъехали к Катькиному дому, она торопливо соскочила на землю и, прикрывая грудь обеими руками, метнулась к двери, крича на бегу, чтоб мы не вздумали никуда уезжать. Минут через десять девчонка выбежала обратно, успев за этот ничтожный срок не только переодеться, но и промыть и расчесать слипшиеся от слизи волосы. Она протянула мне аккуратно сложенную рубашку и вновь залезла на сиденье.

— Ты что, дальше с нами поедешь? — удивился я.

— Ага. Искорка, можно я сегодня у тебя переночую? А то мне страшно дома. Вдруг ночью открою глаза, а там, рядом стоит… она!

— Конечно, не вопрос! — обрадовалась единорожка.

— Лучше иди спать ко мне, — сказал я. — Эта зануда до утра будет зачитывать тебе свои любимые места из Плутарха. Кроме того, моя кровать удобнее и мягче!

— Ага, счаз! Разбежался, да об столб! Думаешь, если раз помог беспомощной девушке выпутаться из паутины, то теперь всё? И не надейся!

— Смотри, с таким тяжёлым характером ты всех женихов распугаешь! — вздохнул я, срываясь с места…

---

 

Вы спросите, что было потом? Потом было весело. Лишившиеся королевы мутанты разбрелись по округе, так что мужикам из окрестных деревень пришлось поднапрячься. К заморозкам на вилы подняли последнего беднягу. Катька схоронила бабку в конце лета и стала жить у нас, но весной следующего года всё же укатила в город, где устроилась работать на рынке. В шестнадцать выскочила замуж, родила ребёнка, развелась и снова нашла себе мужа. Иногда она приезжает погостить, тогда мы устраиваем небольшой праздник. Чудо-мотоцикл я оставил у себя и стал мотаться по городам, развозя почту и всякую мелочь, зарабатывая на жизнь. Иногда Искорка составляла мне компанию, после чего за нашей колымагой прочно закрепилось прозвище «Пони-Экспресс». В семнадцать лет я получил повестку и на три года отправился выполнять свой гражданский долг. Участвовал в небольшой войне, когда соседи решили проверить прочность границ, был ранен, лежал в госпитале. Затем вернулся домой с твёрдым желанием зажить честной жизнью простого фермера. Но, как говорится, «Человек предполагает, а Дискорд располагает», ибо по милости отца и фиолетовой единорожки я умудрился влипнуть в такие приключения, что любо-дорого смотреть. Но это, как говорили классики, «совсем другая история»…

 Конец 1 части.

Часть 2. Поиск. Глава 1. Шёл солдат

Меня не пугают ни волны, ни ветер,

Плыву я к единственной маме на свете!

Плыву я сквозь волны и ветер

К единственной маме на свете.

(Старинная детская песенка).

Глава 1. Шёл солдат

Когда возвращаешься домой после долгого отсутствия, всё кажется немного другим. Старые, до боли знакомые вещи неожиданно меняют очертания, блекнут, становятся меньше. Словно всё это время они дружно усыхали и выгорали на солнце. Я шагал по просёлочной дороге, ведущей от шоссе до деревни, и не узнавал родные края. Казалось, какие изменения могут произойти в нашей глубинке за три года? А ведь всё серьёзно поменялось. Вместо заросших сорняками и борщевиком лугов появились вспаханные поля, заброшенный прежде старый совхозный коровник щеголял новой крышей. То тут, то там стояли новые аккуратные дома, вдоль обочины гордо поднимались чистенькие столбы с не успевшими ещё потускнеть медными проводами. Похоже, глобальная реформа сельского хозяйства, начатая правительством несколько лет назад, стала приносить первые плоды. Если это так, то здорово, лучше поздно, чем никогда. И всё равно я буду скучать о прежней варварской дикости мест, где прошло трудное и в то же время счастливое «босоногое детство».

А сегодня мои начищенные до зеркального блеска сапоги уминают дорожную пыль, тяжёлый походный рюкзак привычно оттягивает плечи, да время от времени позвякивают три медали, украшающие новенькую дембельскую гимнастёрку. Две «Отваги» и одна «Пролившему кровь». За них мне полагаются какие-то льготы при поступлении в вуз и при проезде в общественном транспорте, но, честно говоря, я с радостью отдал бы эти государственные цацки в обмен на то, чтобы простреленное навылет плечо перестало болеть в сырую погоду.

С первой медалью вышло довольно забавно. Отлично помню день, когда генерал-майор Нефедов, стоя перед редким строем уцелевших в Валдайской мясорубке ребят, с надрывом клялся, что мы получим по Звезде Героя, никак не меньше, и все, естественно, верили бравому командиру. Правда, потом наверху испугались, что Звёзд не хватит многочисленным начальничкам, мужественно проливавшим кровь в столичных кабинетах. В результате «сапогам» как всегда сунули по «Отваге» и поспешили забыть про их «беспримерный подвиг, память о котором навеки останется в сердцах грядущих поколений». Хотя на самом деле я не в обиде — жив остался, и ладно.

Самое смешное, мы тогда до последней минуты не верили, что всё закончится большой кровью. Когда наш батальон перебросили для усиления пограничных частей, это показалось неплохим развлечением. Я даже успел договориться с ротным, что он отпустит меня на охоту, как вдруг ракетный обстрел, осколки, крики раненых и разорванные в клочья тела товарищей, ещё пять минут назад отчаянно резавшихся в волейбол. Ударные бригады Великой Московии вспороли наши приграничные укрепления, словно плуг – жирный чернозём, а Володимир III «Истинный Император Московский и Всея Руси» торжественно объявил, что пришло время воссоединить великую державу под его осенённым благодатью скипетром. Мы удерживали город Валдай целую неделю, в полном окружении, под непрерывным огнём, вгрызаясь зубами в каждый клочок земли. Своим отчаянным сопротивлением нам удалось сковать основные силы неприятеля, что позволило корпусу Майренгофа почти без боя занять Вышний Волочок, поставив московитам шах и мат в два хода. Трёхнедельную бойню политики нейтрально обозвали «Валдайским инцидентом» и постарались сделать вид, что ничего особенного не произошло. Действительно, двадцать тысяч погибших и три десятка сожжённых дотла населённых пунктов – это пустяк, о котором не стоит говорить. Недавно в кинохронике видел нашего президента во время какого-то саммита в Новом Стокгольме, где он мило о чём-то беседовал с Володимиром. Ручку жал, улыбаясь вставными зубами, словно успел позабыть, как ещё совсем недавно этот коронованный мерзавец обещал привезти его в клетке и лично обезглавить на Лобном месте. Впрочем, какое мне дело до политических игр?

Мимо прокатил небольшой трактор с незнакомым фермером за рулём. Да, оживает потихоньку место, отстраивается. Глядишь, через пару лет снова школу с больницей откроют, тогда совсем здорово будет. Дело в том, что я твёрдо решил заняться хозяйством – прикупить земли, починить дом, построить для Искорки нормальное жилище и так далее. Планов много, на всё требуется время и деньги. Чтоб их все реализовать, придётся очень хорошо потрудиться.

Впереди показалась развилка, где дорога разбегается на две руки. Одна ведёт к нашей деревне, другая уходит к посёлку Борисово. Я прибавил шаг, но тут внезапно затрещали кусты и на дорогу вынеслась фиолетовая ракета, которая, громко стуча копытами, стремительно рванула навстречу с криком: «Наконец-то доехал!» Подбежав, она принялась носиться вокруг, высоко подпрыгивая и бесконечно повторяя:

— Да! Да! Да!

— Искорка, прекрати мельтешить, дай хоть посмотрю на тебя! Ты что, тут с утра меня дожидаешься?

— С вечера! — прокричала поняшка, даже не думая снижать частоту прыжков. — Я надеялась, что ты появишься ещё вечером!

— Псковский поезд опоздал на шесть часов, пришлось ночевать на вокзале. А ты спала прямо здесь, в кустах?

— А что такого, сейчас ведь лето!

Наконец единорожка прекратила прыгать, подошла и уткнулась носом в грудь.

— Как я по тебе соскучилась!

— А я по вам.

— Когда на тебя принесли похоронку, думала, что свихнусь! Три дня ревела, затопила слезами библиотеку, потом вёдрами пришлось вычерпывать.

— Опять шутишь, — пробормотал я, чувствуя подступающий к горлу комок. — Хвастунишка.

— Ну, может, слегка преувеличиваю. Зато представляешь, как мы радовались, когда пришло твоё письмо из госпиталя?!

— Представляю. Потолок, наверное, пришлось ремонтировать.

— При чём тут потолок?

— Думаю, ты так высоко скакала, что застревала в нём своим длинным рогом.

Она счастливо засмеялась и потёрлась мягкой щекой о моё предплечье.

— Максимка, ты всё такой же, несмотря на то, что вымахал, как каланча.

— Да и ты, подруга, уже не та, что раньше. Повзрослела, окрепла в плечах и, гм, талии…

— Попрошу без намёков! Это не жир, а мышцы!

— Запас на чёрный день?

Единорожка фыркнула.

— Я так рада, что готова простить тебе любую гадость.

— Не буду испытывать прочность твоего терпения. Лучше расскажи, как дела?

— О, новостей куча. Тетя Зина продала коров и уехала к дочери в Порхов, на хозяйстве остался Гришка, но из него хозяин как из палки автомат. Месяц пил не просыхая, пока за чертями не стал гоняться, еле откачали. У Ритки сын родился, на прошлой неделе окрестили. Котя купил трактор и взял у Скрягина в аренду три гектара под картошку. У Митрича разорили пасеку, поломали ульи и обчистили погреб.

— Нашли лиходеев?

— Нет. Говорят, что городские бандюки хотели его заставить дань платить, а он упёрся рогом, вот ребята и пошалили. Думаю, Митрич просто так это не оставит, как-никак бывший спецназовец. А вот ещё прикол недавно случился – Дима с Лёшкой поженились и живут теперь одним хозяйством, представляешь?!

— Серьёзно? И кто их венчал? Отец Никодим?

— Естественно. Ему ж главное чтобы деньги заплатили, а кто там с кем – роли не играет. Помнишь, как он Фетисовских легавых крестил?

— Разумеется. Что ещё интересного произошло?

— Катька недавно приезжала со старшим сыном. Такая важная стала, не узнать.

— Как у неё дела?

— Отлично, третий магазин купила. Помнишь тот, на привокзальной площади, что молоком и мясом торговал? «Счастливая хрюшка» назывался?

— Как же, помню. Лет через десять она весь город скупит.

— Возможно. Всё спрашивала, когда ты вернешься.

— Что, опять проблемы с мужем? Как его там? Серёгой?

— Смеешься? С ним она уже год как разбежалась. Сейчас у неё Богдан. Забавный дядька, низенький, лысый, на двадцать лет старше.

— Кто бы удивлялся. А как твои дела?

— По-старому. Хозяйничаю, тружусь в библиотеке. Читателей в последнее время стало много, людей в деревне прибавилось. Хотя скоро грозили электричество провести, тогда народ телевизоров накупит и все будут по домам сидеть.

— Глупости, они слишком дорого стоят.

— Слышала, в Волхове открыли новый большой завод, где будут выпускать по сто тысяч штук в год.

— И сколько лет пройдёт, прежде чем они смогут рынок насытить? Мы состариться успеем. Так что не горюй, мохнатая, твоя библиотека долго ещё будет при деле. Лучше скажи, как отец? С ним всё в порядке?

Поняшка искоса посмотрела на меня и вздохнула.

— На самом деле не очень.

— Много пьёт?

— С зимы ни капли в рот не взял.

— Правда? Тогда дело действительно плохо. Заболел?

— В том-то и дело, что нет. Только вот недели три назад прибежал поздно вечером, я уже спать укладываться собиралась, бухнулся в кресло и говорит, дескать, конец мне приходит, и если я до Максимкиного приезда не дотяну, то тебе, Искорка, придётся всё ему рассказать.

— Что рассказать?

— Я о том же спросила, но он не ответил, только сидел, зубами лязгал. Затем попросил ручку, стопку бумаги, ушёл домой и два дня что-то сочинял. На все мои расспросы отвечал как обычно уклончиво.

— Удалось прочесть хоть страницу из его писанины?

— Нет, рукопись он каждый вечер прятал в сейф. Затем вроде немного успокоился, перестал строчить, зато стал сам с собой разговаривать.

— Сам с собой?

— Ага. Засядет где-нибудь в уголке, к губам коробочку поднесёт и говорит, говорит. Я подойду, так он сразу замолкает и такими глазами смотрит, что стыдно становится.

— Что за коробочка?

— Не знаю, маленькая такая, симпатичная, с экранчиком, словно у телевизора.

— Ничего себе! Наверное, это довоенная вещь.

— Я тоже так думаю. В книгах пишут, что раньше люди умели мастерить совсем мелкие электронные штуки, которые назывались… Назывались… Копыто мне в глаз, слово такое забавное… А, вспомнила – айфоны. Правда, смешно? Айфоновка! Звучит совсем как сорт яблок.

— Ерунда, айфон – марка дорогого автомобиля, а штуки эти звались гаджетами. Хотя, вроде они всё равно имели какое-то отношение к яблокам. Вот только какое?

— Всё просто – гадом называли змея, соблазнившего Еву сорвать плод с Древа Познания.

— Правда? Ну, тогда понятно. Впрочем, мы отвлеклись. Что он бубнит в этот гаджет, ты слышала?

— В том-то и дело, что нет. При мне он молчит, а подслушивать я не хочу, потому что неприлично.

— Надо же, какие мы стали щепетильные.

— Подозреваю, что он и так тебе всё расскажет.

— Возможно.

— Самое страшное, что он, похоже, начал стремительно стареть. Вчера посмотрела ему в лицо, а там такие морщины! Ещё неделю назад кожа была совершенно гладкая.

— Шутишь?

— Нет. Да ты сам всё увидишь.

К моему приезду подготовились основательно. Искорка напекла груду маффинов с орехами, ягодами и цукатами. Отец, тряхнув стариной, приготовил роскошный плов из отборной баранины. Пришли гости: в основном соседи и несколько моих подросших приятелей. Было шумно, разошлись далеко за полночь. Когда последний гость покинул дом, мы перебрались на веранду и уселись у большой керосиновой лампы. Отец, абсолютно трезвый (за вечер он не выпил ни капли), задумчиво барабанил пальцами по столу. Его голову прятали ночные тени, но даже они не могли скрыть глубокие морщины, избороздившие лицо. Я вспомнил, что на фотографии, присланной полгода назад, он выглядел как огурчик – привлекательный мужчина лет сорока, не старше. Сейчас на меня глядел глубокий старик. Искорка лежала на своей низенькой кушетке, свернувшись калачиком, уложив голову на передние ноги. Её огромные глаза, казалось, слабо светились в темноте.

Я расстегнул верхний клапан рюкзака и запустил внутрь руки.

— Сейчас мы устроим небольшой вечер раздачи подарков!

Единорожка оживилась. Она до сих пор любила получать подарки. Первой на свет оказалась извлечена небольшая замшевая коробочка.

— Это тебе, моя прелесть. Носи на здоровье!

— Что? Что там внутри? — заволновалась поняшка. — Открывай скорей!

Внутри лежали два браслета, сделанных из массивной золотой цепочки, и небольшая серьга с рубином.

— Какая красота! — воскликнула Искорка, протягивая вперёд обе передние ноги. — Давай, надевай!

— А где спасибо?

— Спасибоспасибоспасибоспасибо! — затараторила она.

Я улыбнулся, застегнул браслеты, затем вынул из её правого уха скромную серебряную серьгу и вставил золотую. Поняшка, тут же сорвавшись с места, принялась крутиться вокруг зеркала, пытаясь разглядеть обновки в слабом свете лампы.

— Балуешь ты её, — усмехнулся отец.

— Сначала хотел подарить браслеты тебе, но затем подумал, что они будут плохо сочетаться с цветом твоих глаз. Потому держи вот это.

Второй мой подарок был несколько раз обёрнут пупырчатым полиэтиленом, щедро обмотанным скотчем. Я разрезал упаковку и обнажил бутылку характерной формы с выцветшей чёрной этикеткой.

— Виски «Джек Дэниэлс», разлит в две тысячи десятом году. Нектар богов семидесятитрёхлетней выдержки!

— Ого, — уважительно покачал головой батя, осторожно беря в руки почтенный артефакт. — Редкая вещь!

— Редкая – не то слово. Знаешь, сколько мне за неё предлагали? Лучше даже не спрашивай. Но я решил, что тебе она принесёт больше удовольствия.

— Спасибо, конечно, но… Я завязал.

— Совсем?

— Совсем.

— Жаль, а то думал, что мы её откроем и разделим на троих…

— На двоих! — строго сказала Искорка. — Я знаю, какой жуткий эффект оказывает алкоголь на пони, и не собираюсь учувствовать в безобразной оргии, даже если здесь собираются дегустировать такой древний напиток.

— Я тоже пас, — не без грусти сказал отец. — В моём положении… Лучше скажи, где тебе удалось раздобыть этот предмет антиквариата?

— Мы с ребятами перехватили московитскую штабную машину. Портфель с документами и двух офицеров отправили куда надо, а прочие трофеи разделили меж собой по-братски.

— Хорошее дело, — усмехнулся батя. — На войне у солдат должны быть маленькие радости.

— Ага, именно что маленькие. Это оказалась вторая Звезда, мимо которой я пролетел как фанера над Парижем. В портфеле были такие документики, что весь комсостав получил по золотой висюльке, а нам как обычно дали «За отвагу». Даже вшивого «Петра» пожалели.

— Бывает. Когда я воевал, нас вообще ничем не награждали, так что тебе ещё повезло. Впрочем… — он замолчал и закашлялся.

— Бать, — осторожно начал я, чувствуя, что настало время для серьёзного разговора, — Ты болен, да?

— Завтра, — хрипя и отплевываясь, пробасил он. — Завтра с утречка мы позавтракаем, затем засядем здесь, заложим дверь на тяжёлый засов, тогда и поболтаем.

Мы с единорожкой удивлённо переглянулись. Неужели медведь в лесу удавился и этот скрытный человек решил-таки поведать свои секреты? Что же, подождём завтрашнего дня. Я вновь залез в рюкзак и выложил на стол тяжёлый предмет в чёрном чехле.

— Вот ещё один трофей. Из этой штуки я, собственно, и схлопотал свою пулю. Мне его потом ребята отдали, когда из госпиталя вернулся. Снайпер, говорят, совсем молодым парнем оказался, наверное, потому и промазал.

— Что там?

— Многофункциональный карабин «Сыч». Между прочим, штучная работа, таких раз-два и обчёлся.

— Хорошая машинка, — одобрительно сказал отец, беря в руки оружие. — С таким на охоту только и ходить. Бить чебурахов в ухо. Главное – участковому на глаза не попасться.

— Успокойся, я получил разрешение.

— Серьёзно?

— Ага. Мне, как участнику боевых действий, отмеченному государственными наградами, можно хранить дома лёгкое стрелковое оружие. Так что всё законно. Я когда в Псков приехал, сразу все документы оформил, сейчас это быстро делается. Полдня, и справка в кармане.

— Ты всегда был самостоятельным мальчиком, — тихо произнёс отец, грустно улыбнулся, затем взглянул на бутылку виски и встал, опираясь на стол.

— Спасибо за подарок, но лучше припрячь его, хорошо? А теперь давайте спать, завтра будет длинный день.

Глава 2. Исповедь

С утра небо затянули тучи и пошёл мелкий дождь-сеногной. Моё плечо, как заправский синоптик, предсказывало, что он продлится как минимум до вечера. В такую погоду нет ничего лучше долгих посиделок и неторопливых бесед у камелька.

Разбрызгивая копытами мелкие лужи, в дом вбежала Искорка. Сразу вкусно запахло чистой мокрой шерстью. Из-за ноющей боли я рано поднялся и к приходу единорожки успел приготовить завтрак. Это оказалось несложно, благо после вчерашнего праздника осталось много недоеденных вкусняшек. Расположились как всегда на веранде – самом уютном и любимом месте в доме.

— Библиотеку закрыла?

— Ага. Да всё равно в такую погоду никто не придёт. Ты сегодня какой-то бледный.

— Плечо болит. Кроме того, меня беспокоит предстоящий разговор. Возможно, нам станут известны вещи, о которых лучше и вовсе не знать.

— Прекрати. Бесполезных знаний не бывает!

— Твои бы слова да богу в уши.

Хлопнула дверь, на веранду вышел отец с потёртым портфелем в правой руке. Был он гладко выбрит, причёсан и облачён в парадный костюм, словно вновь собрался в дорогу.

— Привет, па! Садись завтракать!

— Спасибо. — Он положил портфель рядом с собой и налил в чашку крепкий чай. — Ух, хорошо! Обожаю запах свежего чая поутру.

— Маффины будешь? — спросила Искорка, носом пододвинув блюдо с кексами.

— А как же! Я как Дёрпи: теряю волю при виде хорошего маффа.

— Опять говоришь загадками, — вздохнул я.

— Терпение, сын. Сегодня ты получишь ответы на большинство вопросов. А пока, будь добр, растопи печку, а то кости ломит.

После того как с завтраком было покончено, грязная посуда переместилась в таз, а стол чисто вытерт, отец открыл портфель и вытащил наружу стопку бумаг, исписанную мелким чётким почерком.

— Эти заметки я подготовил на тот случай, если бы ты, Макс, не успел вернуться. Буду заглядывать в них время от времени – вдруг что забуду сказать.

— Послушай, — начал я. — Всё это, конечно, хорошо, но, может, отложим разговор? Ты болен, тебе нужен врач. Если мы сегодня же поедем в больницу…

— Эта болезнь, увы, не лечится. Я и так взял от жизни гораздо больше, чем следовало. Как вы думаете, сколько мне лет?

Этот на самом деле невинный вопрос поставил меня в тупик. А действительно, сколько? Документов его я никогда не видел, дни рождения он не отмечал принципиально. Оставалось только судить по внешнему виду.

— Лет сорок-пятьдесят.

— Восемьдесят девять.

— Сколько? Ерунда, быть такого не может!

— Думаешь? Взгляни на эту фотографию.

Отец протянул выцветший цветной снимок, на котором он сидел в обнимку с симпатичной девушкой лет семнадцати. Выглядел батя чуть моложе обычного.

— И что тут такого?

— Да ты не на меня пялься. Приглядись внимательно к моей спутнице. Узнаёшь?

— Нет. Постой… мама?

— Да. Мы познакомились незадолго до начала войны, ей тогда было шестнадцать. Поженились спустя четыре года. С тех пор она успела повзрослеть, родить тебя и Олеську, а я почти не изменился.

— Но как такое возможно?

— Давай начнём с основ. Представь, что я – преподаватель истории, который читает студентам скучную лекцию. Готовы слушать?

— Да, — кивнула Искорка. — Всегда готова!

— Скучную, говоришь? — зевнул я. — Тогда, подруга, укусишь меня за руку, если начну храпеть. Только не сильно.

— Обещаю.

Отец прокашлялся и торжественно начал:

— Итак, в начале третьего десятилетия двадцать первого века на Земле произошла очередная научно-техническая революция. Почти одновременно были сделаны десятки крупнейших изобретений, совершивших переворот в общественной и культурной жизни. Был побеждён рак, СПИД и ряд иных смертельных заболеваний, до того изрядно прореживающих население планеты. Был расшифрован геном большинства существ, а также разработано оборудование, позволяющее клонировать любое животное или даже человека. Появилась возможность создавать новые биологические виды, в том числе и разумные. Прочие отрасли также не отставали. Космические корабли нового поколения дали возможность начать активное освоение ближайших планет и спутников газовых гигантов. Были изобретены новейшие строительные материалы, пищевые синтезаторы, антигравитационные двигатели… Продолжать можно долго. Некоторые футурологи поспешили объявить о приходе «Золотого века», впрочем, они как всегда поторопились. Львиная доля новейших технологий оказались в руках нескольких транснациональных корпораций, которые не спешили делиться секретами с остальным человечеством. Это привело к тому, что по своему влиянию на мировой арене они превзошли ведущие государства. Дошло до того, что слово президента корпорации «ТФМ» стоило значительно больше, чем слово руководителей США, России или Китая. У корпорантов появились собственные армии и спецслужбы, оснащённые самыми последними техническими новинками, что серьёзно дестабилизировало и без того сложную обстановку на планете. Благодаря титаническим усилиям дипломатов отношения между традиционными государствами строились на компромиссной основе системы сдержек и противовесов, но корпорации находились вне этой системы. Своей алчностью и непомерными амбициями они могли в любой момент нарушить хрупкое равновесие, обрушив мир в пучину бессмысленной войны.

В то время я работал в одном из филиалов корпорации «ТФМ», расположенном в России, бывшей тогда единым государством. Карьера моя развивалась неплохо, к тридцати годам я возглавлял технический отдел Норильского Института Инновационных Разработок. Отделения корпорации были разбросаны по всему миру, но основное ядро находилось в Российской Федерации. Я родился в семье сибирских старообрядцев и был воспитан в строгих правилах. Вёл правильный образ жизни, не пил, не курил, не употреблял наркотиков, активно занимался спортом и обладал богатырским здоровьем. Прямо хоть сейчас садись в космический корабль и лети к Альфе Центавра.

Полагаю, что именно благодаря превосходным медицинским показателям мне и предложили принять участие в эксперименте, проводимом в рамках проекта «Мафусаил». Смысл эксперимента был прост – в тело испытуемого человека вшивалась железа, которая непрерывно выделяла целый букет гормонов, омолаживающих организм. Под её воздействием останавливалось старение, улучшалось общее самочувствие, возрастала трудоспособность и так далее.

— И ты согласился? — спросил я.

— Конечно. Думаю, любой на моём месте поступил бы также. Представляешь – жить, не старея, всегда находиться в превосходной физической форме, сохранять ясность мышления. Сказка! Правда, железа сама по себе была не вечной и со временем требовала замены, но в контракте говорилось, что все участники эксперимента имеют право на бесплатное замещение вышедшего из строя органа неограниченное количество раз.

— Получается, что ты начал стареть, потому что она перестала действовать?

— Ага. На самом деле проблема решается просто. Нужно только поехать в любую генетическую клинику корпорации «ТФМ», предъявить вот это, — он швырнул на стол изумрудный пластиковый квадратик размером с почтовую марку, — После чего меня тут же положат на операционный стол и через несколько часов я вновь смогу пить водку и бегать за девочками!

— Вот только ни одной клиники не сохранилось, — медленно сказал я. — Как и самой «ТФМ».

— Да. Мы как-то не предусмотрели эту мелочь, когда подписывали контракт. В начале зимы я почувствовал, что железа начала давать сбои. А три недели назад она окончательно перестала функционировать, после чего началось стремительное разрушение организма, словно смерть решила отыграться за все упущенные годы. При самом лучшем раскладе я протяну ещё дней пятнадцать, не больше.

— Пятнадцать дней?! — крикнули мы в голос.

— Да. Но не стоит делать таких скорбных лиц. Я прожил долгую жизнь и, хотя потерял двух любимых людей, всё же сумел воспитать отличного сына и… дочь.

Искорка всхлипнула и прижалась щекой к его груди.

— Всё в порядке, малышка. Я виноват перед твоим народом в том, что не смог защитить его, когда вас грузили, словно животных, в вонючие скотовозки. Что не сумел изменить судьбу эквестрийских пони и их потомков!

— Неужели нет способа спасти тебя? — резко спросил я.

— Нет. Технологии бессмертия были утрачены во время войны. Думаешь, я не пытался найти хоть что-нибудь? Помнишь, как я часто уезжал «по делам», когда ты был совсем маленьким? Нет, Максимка, мне действительно осталось недолго. Но пока я ещё могу говорить, вы должны узнать всё о проекте «Эквестрия». Как распорядится полученными знаниями, решите сами. Главное, чтобы они не пропали в безвестности.

— Так, значит, Эквестрия на самом деле существовала? — с жадным любопытством спросила Искорка.

— Да. А ты не верила?

— В детстве верила, но потом, когда научилась читать и прочла массу книг, истории про волшебную страну стали выглядеть… не совсем научно.

— Понимаю. Рационалистический подход. Ты мне напоминаешь Твайлайт Спаркл: та, будучи отличным учёным, также всегда искала во всём рациональное звено. Кстати, вы даже внешне очень похожи, с поправкой на возраст, конечно.

— Значит, она не только заведовала библиотекой? — изумилась единорожка.

— Ага. Твай вообще была разносторонней личностью. Ну что, мне продолжать?

— Продолжай, — едва шевеля одеревеневшими губами, ответил я. Разум отказывался верить услышанному. Может, это просто розыгрыш и отец шутит? Да нет, он никогда раньше не играл такими вещами.

— Корпорацию «ТФМ» на протяжении долгих лет возглавлял Леонардо Фауст. Он унаследовал её от отца, но именно при нём она стала самой влиятельной частной структурой на Земле. При этом Фауст был скорее ученым, чем бизнесменом, тайны мироздания интересовали его больше, чем рост курса ценных бумаг. Тем не менее этот человек обладал редкой особенностью, которая, собственно, и привела его к успеху. Он умел безошибочно разбираться в людях. Ни одного крупного назначения в корпорации не происходило без личного собеседования с патроном. Как правило, оно длилось не больше десяти минут, после чего Леонардо выносил решение. Часто место получал человек, который, по мнению компетентных специалистов, совершенно не подходил для этой роли. И всякий раз прав оказывался Фауст. Благодаря такому подходу, сложный управленческий механизм работал как часы, оставляя боссу достаточно времени для утоления своих научных амбиций.

Впрочем, талант Леонардо имел и обратную сторону. Великолепно разбираясь в человеческом характере, он был способен разглядеть не только положительные черты, но также тайные помыслы и скрытые пороки. Это привело к тому, что Фауст стал заядлым мизантропом, старался лишний раз не контактировать с людьми, избегал званых приёмов и встреч, полностью игнорировал светскую жизнь как таковую. По той же причине он не создал семьи и не обзавёлся наследником. К слову сказать, его личное состояние к 2024 году составило шестнадцать триллионов. Не американских долларов, окончательно превратившихся в резаную бумагу, а полновесных золотых талеров, ставших новой мировой валютой. Полагаю, что именно тогда ему пришла в голову идея осуществить проект, равный которому ещё не знало человечество. А именно: создать новый вид разумных существ, по всем параметрам превосходящих людей, и поселить в изолированном комплексе, лишив какого-либо контакта с внешним миром. Поиграть в доброго бога-творца, дать жизнь новой цивилизации. Немыслимая по своей сложности цель, достойная такого великого человека. Орлы мух не ловят.

Понятно, что новые существа не должны были напоминать ненавистных «хомо сапиенсов». Фауст обожал лошадей, а из всех писателей больше всего ценил Джонотана Свифта, который в «Четвёртом путешествии Гулливера» придумал гуингмов – разумных лошадей, опередивших людей в интеллектуальном и нравственном плане. Полагаю, что книга Свифта сыграла главную роль, когда Леонардо обдумывал внешний вид будущих созданий. Мне рассказывали, что однажды Старик собрал ведущих руководителей научных лабораторий и заявил о запуске проекта «Эквестрия». Затем, улыбаясь странной улыбкой, выложил на стол листок с небрежно выполненным эскизом розовой мультяшной лошадки и заявил, что идеальные существа будут выглядеть именно так. Сначала высоколобые учёные решили, что это шутка, потом – что босс сошёл с ума, но Фауст не собирался слушать возражений. Учёные смирились, и работа закипела.

Первым делом Леонардо взял в аренду у Российской Федерации внушительный кусок территории, расположенной на северо-востоке полуострова Таймыр, между Карским морем и морем Лаптевых. Совершенно дикий и безжизненный край, обезлюдевший ещё в начале двадцать первого века. Следом был куплен целый флот крупнотоннажных судов ледокольного типа. Снабжение предполагаемой стройки должно было идти через Мурманск и дальше по Севморпути, а также из Норильска, ставшего к тому времени «неофициальной столицей» корпорации «ТФМ», и дальше через Дудинку по Енисею. На берегу бухты Каменный мыс началось возведение портового города Гипполис, предназначенного для строителей и обслуживающего персонала комплекса. Параллельно расчистили местность под аэропорт, способный принимать тяжёлые грузовые самолёты и суперкоптеры, а рядом заложили фундамент термоядерной электростанции, оборудованной двумя уникальными реакторами, спроектированными специально для Эквестрии. Они отличались невероятной надёжностью и возможностью длительное время работать в автономном режиме, без какого-либо участия человека. Уверен, что и сейчас агрегаты пашут без остановки, снабжая законсервированный комплекс необходимой энергией.

Отец остановился, отпил из стакана несколько глотков остывшего чая и продолжил.

— После того как была налажена инфраструктура, началось возведение самой Эквестрии. Тысячи огромных машин непрерывно осушали бесчисленные болота, выравнивали рельеф, заливали территорию зеробетоном. Зеробетон – великолепный строительный материал, обладающий невероятной прочностью, был способен сохранять целостность в самых неблагоприятных условиях. Из него был построен фундамент и стена высотой в шестьсот пятьдесят три метра, огораживающая будущую страну от внешнего мира. Если учесть, что по площади Эквестрия не уступала Бельгии, можно представить, какая сумасшедшая работа оказалась проделана. Китайцы со своим Великим Заборчиком могли тихо курить в сторонке. Следующим этапом стало возведение крыши. Естественно, никакая традиционная конструкция здесь не годилась – она бы просто рухнула под собственным весом. Но на помощь вновь пришли новейшие технологии. Строители установили на гребне стены генераторы энергетического поля, после чего образовался купол, достигавший в своей наивысшей точке высоты в шесть километров. Внешняя оболочка Эквестрии была построена.

— Внушает, — протянул я.

— А мне даже не представить сооружение таких размеров, — пожаловалась Искорка.

— Ещё бы, я сам чуть не свихнулся, когда всё это увидел. Говорю же, что никогда раньше люди не возводили ничего подобного. Строительство продолжалось семь лет, и на его финансирование ушла большая часть состояния Фауста. Ещё четыре года было потрачено на обустройство мира – создание городов, рек, озёр и так далее. Внутренняя часть стены была оформлена в виде непроходимых гор. Для формирования лесов со всех концов Земли везли взрослые деревья. Чащи населялись разнообразной живностью, как натуральной, так и выведенной в лабораториях. Для имитации неба была разработана сложнейшая стереосистема, а плазменное солнце, дающее Эквестрии свет и тепло, произвело переворот в мировой энергетике. Вообще, разработанные для проекта технологии, внедрённые в других местах, принесли «ТФМ» триллионные прибыли. Параллельно велась работа над созданием самих пони. Об этом я расскажу позже, хочу лишь заметить, что Фауст действительно задумал создать сверхсуществ, способных со временем вытеснить представителей «хомо сапиенс». Они должны были быть сильнее и выносливее человека, обладать высоким уровнем интеллекта, стойкостью к физическим повреждениям, болезням и так далее. Самое смешное, что у учёных действительно всё получилось. Пони умны и сильны, а что касается их стойкости, то в качестве примера могу привести случай, когда на голову одной единорожке последовательно свалились: горшок с цветами, наковальня, телега, груженая сеном, и пианино, после чего она смогла спокойно уйти с места катастрофы на своих двоих… Вернее, на своих четырёх. Человеку в такой ситуации хватило бы и одного несчастного горшка с петунией.

— Всё это, конечно, здорово, — перебила его Искорка. — Но как же наша тысячелетняя история? Её тоже придумали люди?

— Верно, девочка. История, предметы материальной культуры, книги и летописи были созданы департаментом работавшим над НЭХ – «Новой Эквестрийской Хронологией». К делу оказались привлечены ведущие специалисты с мировым именем, руководить которыми было поручено известному математику, академику Хоменко. Им предстояла сложнейшая задача – на пустом месте создать историю целого народа. От имени пони были написаны тысячи книг, возведены скульптуры и памятники. Всё делалось для того, чтобы, однажды проснувшись в новом мире, они не сочли себя существами без роду и племени.

— Но воспоминания! Воспоминания о прошлой жизни тоже были сфальсифицированы?

— Понимаю, как тебе это больно слышать, но да. Каждого вновь созданного пони помещали в криокапсулу, где он лежал до момента пробуждения. Всё это время в его мозг вкладывались фальшивые воспоминания. Далеко не у всех они были разными — невозможно создать двести тысяч совершенно уникальных личностей, в некоторых случаях сюжеты повторялись. Таких «близнецов» распределяли по разным городам и поселкам, находящимся на большом расстоянии друг от друга.

— Все пони были одного возраста? — поинтересовался я.

— Нет. Поймите, в час «икс» обитатели Эквестрии должны были одновременно проснуться и начать жить как ни в чём не бывало, в твёрдой уверенности, что живут так всегда. Разумеется, что были и старики, и дети. Впрочем, за время эксперимента от естественных причин не умер ни один пони. В этом нет ничего удивительного, учитывая их большую продолжительность жизни.

— Серьёзно? — спросил я, краем глаза наблюдая за Искоркой. — И сколько они по-твоему живут?

— Приблизительно триста – четыреста лет.

— Сколько? — изумлённая единорожка даже подпрыгнула от удивления.

— Триста – четыреста. Я же говорю – Фауст создавал идеальных существ. Естественно, при этом использовались новейшие технологии, в том числе данные, полученные в ходе эксперимента «Мафусаил».

— Да ты у нас настоящий монстр, — усмехнулся я и показал единорожке язык.

— Ничего смешного не вижу, — буркнула поняшка. -  Пап, лучше рассказывай дальше.

— Хорошо, дочурка, — отец ласково потрепал Искорку по голове. — Весной 2036 года, спустя одиннадцать лет после начала, проект «Эквестрия» был запущен. Двести тысяч пони одновременно проснулись в своих кроватях, после чего началось форменное светопреставление. Повылезали пропущенные во время тестирования многочисленные баги, местами компьютерные программы дали серьёзный сбой, у некоторых поняш не «включилась» личность, и они вели себя как только что родившиеся младенцы… Недочёты можно перечислять часами. Позже специалисты признали, что запуск оказался преждевременным, но, думаю, что даже если б на отладку им дали ещё пару лет, результат оказался таким же. Невозможно учесть все факторы в столь сложном деле, а большинство проблем проявили себя лишь после запуска системы. Положение казалось безнадёжным, проект летел под откос, но тут в чью-то светлую голову пришла идея ввести в игру некоего повелителя хаоса, на которого можно было свалить все проблемы. Идея пришлась по душе, коварного врага обозвали Дискордом, его куклу наспех слепили из частей, оставшихся от прежних проектов, а затем предъявили перепуганным жителям Эквестрии. В течение нескольких недель основные баги удалось устранить, после чего Дискорда торжественно «победили» и «заточили в камень». Позже, когда понадобилось провести глобальный плановый ремонт, его вновь, на этот раз уже сознательно, возродили к жизни и, пользуясь всеобщей суматохой, быстро провели необходимые работы.

— Ну, хорошо, — вздохнула единорожка, — Я почти поверила, что твой рассказ – правда. Но ведь Эквестрия была не обычным государством, а волшебной страной, обитатели которой могли пользоваться магией. Или это тоже вымысел?

— Магия была, и в тоже время её не было.

— Поясни.

— Попробую, хотя сам плохо разбираюсь в этом вопросе. Дело в том, что для имитации волшебства существовали особые устройства, названные магогенераторами. Немыслимо сложные приборы, создающие внутри Эквестрии мощнейшие энергетические потоки, которыми при определённой сноровке можно было управлять. Как это делалось, я не знаю. Подозреваю, что в телах пони существуют органы, позволявшие манипулировать этими потоками, направляя их на выполнения конкретных задач. К примеру – использовать декоративные крылья пегасов для полёта, ускорять рост брошенных в землю зёрен и даже управлять погодой. Только немногие специалисты знали устройство и принцип работы этих сложнейших машин. Секретность там была такой высокой, что даже я со своим немаленьким уровнем допуска не мог выяснить ничего конкретного. Естественно, что всё счастье продолжалось ровно до того момента, пока не отключили питание. Как только это произошло, магия мгновенно иссякла и пони потеряли возможность пользоваться заклинаниями.

Искорка тяжело вздохнула и несколько раз нервно прошлась по веранде.

— Если бы я сейчас жила в Эквестрии, то могла бы стать неплохой магичкой?

— Да, конечно.

— Жаль…

— Но почему проект прекратили? — спросил я.

— Дойдём и до этого. Сначала расскажу, каким образом пони стали известны всему миру.

— Ты же говорил, что Эквестрия была изолирована, а её обитатели ничего не подозревали о нас.

— Верно. Но люди хорошо знали о них.

— Как же это случилось?

— Благодаря моим стараниям.

— Твоим?

— Да.

Глава 3. Гибель Эквестрии

— Основным требованием Леонардо Фауста, за нарушение которого могли последовать серьёзные репрессии, было: «Никаких прямых контактов. Пони не должны знать о существовании людей»! Сами понимаете, что в таких условиях обслуживающему персоналу приходилось нелегко.

— Как вы решали проблему?

— Посредством непрямого контроля. Начнём с того, что во главе Эквестрии стояли две Принцессы – Селестия и Луна, не являвшиеся на самом деле живыми существами. То были биороботы, полностью лишённые разума.

— Что ты сказал?! — взвилась единорожка.

— Что слышала. Принцессами дистанционно управляли люди. Благодаря тому, мы могли…

— Как! Богиня Селестия была… Была лишь машиной?!

— Увы, девочка.

— Лучше б я вообще никогда не слышала этих слов! Лучше бы сдохла там, в овраге! Лучше бы…

— Прекрати! — воскликнул я.

— Нет! — Искорка громко топнула копытом и выскочила на улицу под дождь.

— Пойду догоню, а то как бы не случилось беды!

— Останься. Она скоро вернётся. Наша девочка слишком разумна и любопытна, чтобы бегать где попало в такой ответственный момент.

И действительно, не прошло и пяти минут, как она тихо вошла в дом и, не поднимая головы, проследовала к своей кушетке, оставляя на линолеуме мокрые отпечатки копыт.

— Продолжим, — как ни в чём не бывало сказал отец. — Благодаря контролю над Принцессами, мы посредством указов и законов могли в определённой степени управлять страной. Этому также способствовали разовые акции именуемые «особыми событиями».

— Что?

— Сейчас поясню. В Эквестрии постоянно происходили различные неприятности, которые должны были предотвратить застой в обществе, не дать ему зачахнуть под грузом бытовых проблем. Над сюжетами этих событий работали талантливейшие сценаристы. То какой-нибудь город оказывался атакован мелкими летающими паразитами, то с цепи срывался очередной специально подготовленный для этих целей монстр. Главной отличительной чертой придуманных историй было отсутствие жестокости и полная несерьёзность происходящего. Монстры на поверку оказывались не такими уж и страшными, а от паразитов избавлялись при помощи музыки, а не дуста. «Особые события» делились на три категории: малые, средние и глобальные. Малые реализовывались силами двух-трёх человек, ну а более крупные требовали привлечения целых отделов. Подготовка могла длиться несколько недель и даже месяцев.

— Ничего себе!

— Ага. В качестве примера могу привести историю с Принцессой Луной. Представьте себе, что всего за день до запуска Эквестрии, когда точка невозвращения оказалась пройдена и повернуть вспять начатые процессы было невозможно, выяснилось, что биоробот, изображавший младшую принцессу, неисправен. Конфуз! Скандал! В отставку отправились несколько шишек из технического департамента, но ситуацию это исправить, естественно, не могло. Селестия и Луна были настолько сложными механизмами, что ремонт мог занять несколько месяцев. Роботы-дублёры только создавались и также были не готовы. Возник вопрос, как объяснить пони отсутствие второй богини. К счастью, хаос первых недель дал время для маневра. Была проведена огромная работа – из библиотек и частных домов изъяли книги по истории, переписали и возвратили на место. Жителям Эквестрии объявили, что младшая принцесса оказалась одержима Лунной Кобылой – Найтмер Мун, за что была изгнана своей старшей сестрой. Банальнейший ход, но вы должны понимать, что у нас не имелось времени придумать более оригинальный поворот сюжета. Зато возвращение блудной принцессы решили обставить очень эффектно, в виде «глобального события». Я так подробно останавливаюсь на этом моменте, потому что: во-первых, здесь впервые появилась «понивильская шестёрка», а во-вторых, именно с «Возвращения блудной сестрицы» и началось знакомство людей с закрытым доселе миром пони.

Отец встал, выпил воды и несколько раз прошёлся по веранде, разминая затёкшие мышцы. Искорка, которая, похоже, совсем забыла о своей недавней вспышке, следила за ним раскрыв рот, явно захваченная магией повествования.

— После «низвержения» Дискорда это должно было быть первое «глобальное событие», потому к нему готовились очень тщательно. Почему местом действия оказался выбран провинциальный Понивиль, я не знаю. Возможно, сценаристы опасались, что в крупном городе трудно будет контролировать ситуацию. В качестве основных действующих лиц были выбраны шесть кобылок примерно одного возраста. Их звали Твайлайт Спаркл, Пинки Пай, Рейнбоу Дэш, Рарити, Эплджек и Флаттершай. Все они были непохожи друг на друга, но тем не менее обладали несколькими важными качествами – отвагой, верностью, умом и чувством юмора. Их кандидатуры отбирал лично Леонардо Фауст. Я не буду касаться сюжета, скажу только, что все, кто наблюдал за развернувшимися событиями, были просто в восторге. История получилась более чем интересная, и однажды мне пришла в голову идея совершить должностное преступление, поделившись ею с окружающим миром.

В то время я возглавлял отдел сбора информации. По всей Эквестрии были установлены сотни тысяч автоматических камер, фиксировавших всё происходящее. Полученные данные оседали в недрах гигантских серверов, где оставались лежать мёртвым грузом. И вот, через два дня после благополучного разрешения «Лунного кризиса», я собрал все видео, относящиеся к событию, смонтировал небольшой двухсерийный фильм и выложил в сеть. Мне и в голову не могло прийти, что эта посредственная во всех отношениях работа окажется такой популярной. Интернет просто взорвался, на форумах шло непрерывное обсуждение фильмов и кипели нешуточные страсти. В сети и раньше ходили слухи о проекте Эквестрия, но никто ничего не знал наверняка. Теперь же тайное стало явным. Разразился грандиозный скандал. Если б я не был участником проекта «Мафусаил», то несомненно получил бы коленом под зад. Но так как я являлся не только сотрудником, но и подопытным кроликом, дело ограничилось строгим выговором. Меня даже не лишили должности. Впрочем, подозреваю, что руководство заранее было готово к тому, что утечка рано или поздно всё равно произойдёт. Вот к чему они оказались совершенно не готовы, так это к неожиданной популярности пони среди жителей Земли. Видя такое дело, многие участники проекта принялись тайком, на свой страх и риск выкладывать самодельные фильмы – кто просто так, а кто и за деньги. Понимая, что если процесс невозможно остановить, его нужно возглавить, руководство решило взять быка за рога. Труднее всего было уговорить Старика, который не хотел видеть своих четвероногих любимцев звёздами шоу-бизнеса, но в конце концов он дал согласие. Телевизионщиков решили не подпускать к Эквестрии на расстояние полёта баллистической ракеты, так что мы собственными силами создали свою студию. Наши фильмы с охотой покупались всеми крупными коммерческими каналами и демонстрировались по всему миру.

Было запущено сразу несколько проектов. Любители гламура могли смотреть «Кантерлотских снобов» – реалити-шоу, повествующее о похождениях светской кобылицы Ксю-Со, а ценители крепкой мужской дружбы наблюдали за развитием непростых отношений между начальником цеха Сталионоградского металлургического завода и его подчинённым. Имелись шоу калибром поменьше – «Стойло №2» или «Спокойной ночи, поняши!», но, конечно, самой знаменитой оставалась серия фильмов «Приключения понивильской шестёрки». Она била рекорды популярности и непрерывно висела в топах. Именно благодаря ей появилось международное движение брони.

— Как? — переспросил я.

— Брони. Зародилось оно, естественно, в России, так как первые зрители были русскими, ведь пони говорили на русском языке. Термин образовался от слова «броня». Дело в том, что поначалу любители разноцветных лошадок подвергались безжалостным насмешкам со стороны невежественных болванов, потому название должно было символизировать стойкость и крепость их убеждений. Позже его заимствовали граждане других стран. Только немцы пошли иным путём и стали именовать себя «панциркампфпони». В это трудно поверить, но брони быстро стали внушительной силой на мировой арене. Впрочем, как показали дальнейшие события все их так называемые «убеждения» в реальности не стоили почти ничего. Это отчётливо проявилось, когда в Эквестрию пришла беда. Настоящая, а не придуманная беда.

Леонардо Фауст собирался жить долго. Очень долго. Недаром в его распоряжении имелись все мощности проекта «Мафусаил». К сожалению, никакая омолаживающая железа не спасёт от выстрела из боевой лазерной винтовки в упор. Смерть Старика ошеломила всех, но первое время мы были уверены, что нам ничего не грозит. Согласно завещанию, остатки состояния в размере пяти триллионов золотых талеров целиком шли на содержание Эквестрии. Этих денег должно было хватить лет на триста, так что мы могли смело смотреть в будущее. К сожалению, у Фауста объявились «наследники». Эти мутные типы, используя связи в правительственных кругах, пробелы в законодательстве и традиционную продажность российских юристов, после долгого процесса сумели отсудить все деньги до последнего сантима. В одно мгновение проект «Эквестрия» стал банкротом. Мировое брони-сообщество встало на дыбы. Запахло жаренным. Лидеры крупнейших стран потребовали провести расследование законности процесса, пригрозив ввести санкции против чиновников, вынесших несправедливый приговор. В так называемый «Список Селестии» вошли более пятисот фамилий. Видя, что дело плохо и грязные махинации вот-вот раскроют, наследники сделали шаг конём. Они нашли бригаду наемников, состоящую из самых отпетых негодяев, и, пользуясь постановлением суда, в двадцать четыре часа произвели зачистку Эквестрии, предварительно подкупив охрану комплекса. Для нас, сотрудников, это стало полной неожиданностью. Все попытки оказать сопротивление гасились со зверской жестокостью. Да и что могли поделать безоружные люди против опытных, вооружённых до зубов головорезов. Мерзавцам запретили убивать пони, но на людей это правило не распространялось. Оглушённых, сбитых с толку, ничего не понимающих лошадок грузили на транспортные самолёты и вывозили в центральную часть России, в специально подготовленные «зоны временного содержания» или, проще говоря, в концлагеря. Защитники пони взвыли, но тут выяснилось, что обитатели Эквестрии не имеют никакого правового статуса. По всем документам они проходили как «лабораторные животные», а значит, не могли рассчитывать на защиту в суде. Кроме того, новые хозяева сделали беспроигрышный ход. Они объявили о свободной распродаже «неликвидных биологических отходов» за вполне доступную цену. Сообщество брони оказалось расколото. Одни продолжали митинговать в защиту своих любимцев, но большинство слабаков побежали в банк за деньгами, ибо какой брони откажется привести в дом настоящую, живую поняшку. В результате протесты быстро затихли, а обитатели Эквестрии в течение месяца превратились из свободных существ в домашних любимцев.

Впрочем, энтузиасты не теряли надежды вернуть поняшам свободу. Были организованы несколько партий, которые вышли на выборы с лозунгом «Все права разумным существам»! К сожалению, он столкнулись с бешеным сопротивлением со стороны подкупленных корпорациями чиновников. Корпоранты в то время активно создавали боевых мутантов с высоким уровнем интеллекта и, естественно, боялись, что закон о равных правах создаст прецедент, после которого им придётся свернуть разработки.

В тоже время наследники Фауста торговались с правительством России, которое хотело приобрести Эквестрию в федеральную собственность. Предполагалось, что бывшая страна пони станет человеческим форпостом, откуда начнётся освоение ранее недоступных природных богатств этого региона. Но, пока шли споры и согласования, определялся размер взяток и откатов, мой друг Андрей Савельев, пользуясь полной некомпетентностью нового персонала комплекса, сумел проникнуть в Центральный узел управления и запустил протокол отражения внешней угрозы. Включились генераторы защитного поля, накрывшие Эквестрию непробиваемым коконом. Обслуга в панике бежала через аварийные люки, волшебная страна, вырванная из рук алчных негодяев, опустела.

— Значит, Эквестрию можно возродить?

— Возможно, хотя и не без труда. Проблема в том, что плазменное солнце, дающее свет и жизнь всему живому внутри периметра, требует постоянного ухода и контроля со стороны персонала. Естественно, что после того как техники сбежали, его пришлось погасить. В таком состоянии оно находится и по сей день. Разумеется, что по этой причине эквестрийские деревья, растения и животные давно погибли. Солнце, конечно, можно зажечь вновь, но всё остальное придётся строить с нуля.

— Это ужасно, — всхлипнула Искорка. — Но я всё равно… — тут она замолчала и опустила голову.

Отец посмотрел на неё долгим взглядом, затем вынул из кармана плоский предмет.

— Вот, возьмите. Это смартфон, а вернее, электронный секретарь: устройство, обладающее встроенным модулем искусственного интеллекта. Такие безделушки появились незадолго до начала войны. Я надиктовал в него все, что рассказал сейчас вам, и даже больше. Как им управлять разберётесь без меня, ничего сложного в этом нет.

— Вот дела… — присвистнул я и с почтением принял гаджет. Он оказался на удивление тяжёлым и как влитой лёг в ладонь. Большую часть лицевой панели занимал сенсорный экран.

— В его памяти содержатся коды доступа, позволяющие отключить защитное поле, а также инструкции по управлению Центральным Мозгом Эквестрии и обеими Принцессами. С их помощью вы сможете возродить страну!

— Откуда они у тебя?

— Андрей скинул мне всю информацию после возвращения. Позже он погиб во время авианалёта на Москву и его смартфон погиб вместе с ним.

— Значит, если мы потеряем этот, то тогда…

— Доступ к Эквестрии окажется закрыт. Конечно, лишь до тех пор, пока работает электростанция, но она выйдет из строя ещё не скоро.

— А почему ты сам не попробовал попасть туда?

— Пробовал два раза после войны. И оба раза неудачно. Не забывайте, что она находится в одной из самых недоступных точек земного шара. Раньше туда можно было добраться на самолёте или суперкоптере, но во время войны вся сложная техника оказалась выведена из строя. Сейчас ситуация меняется к лучшему, авиация потихоньку возрождается, и думаю, что через несколько лет можно будет попытать счастье. Кроме того, я слышал, что корабли вновь пошли по Севморпути, хотя этот способ опаснее и дольше. Надеюсь, что вы сможете сделать это, тем более что за мной есть один неоплаченный долг, воспоминание о котором до сих пор рвёт душу.

— Что ты натворил?

— Когда началась зачистка страны, несколько десятков понивильских жителей бежали в Вечнодикий лес в поисках укрытия. Среди них были две пони из шестёрки – Рейнбоу Дэш и Флаттершай. Беглецы спрятались у Зекоры, единственной в Эквестрии зебре-шаманке.

— Зебре? Там были ещё и зебры?

— На самом деле она была одна. Историю её создания вы можете узнать сами, прослушав мои записи. Скажу только, что Зекора единственная из разумных обитателей Эквестрии напрямую контактировала с людьми и помогала нам в работе. В её доме находилась дверь, ведущая к техническим помещениям комплекса. Когда стало ясно, что дело плохо, я, сумев обмануть наёмников, пробрался в хижину Зекоры, где меня первым делом чуть не убила Рейнбоу Дэш, приняв за захватчика. К счастью, Флатти успела оттащить её назад, схватив зубами за хвост. Я объяснил поняшам сложившуюся ситуацию и предложил бежать за пределы комплекса. В тот момент это казалось вполне разумным решением, нам и в голову не могло прийти, что Эквестрии приходит конец. Знаете, человек всегда верит в хорошее. По подземному коридору мы всей толпой дошли до стоянки вездеходов, где нас уже ожидала Зекора Кванг.

— Кто?

— Зекора Кванг. Африканка, нобелевская лауреатка, величайшая учёная, которую называли Марией Склодовской-Кюри от генетики. Она стояла у истоков создания пони и, по сути, проект «Эквестрия» был делом всей её жизни. Мы усадили беглецов в большой вездеход с антигравитационным приводом и, пользуясь общей суматохой, незаметно покинули комплекс. Целью назначения был небольшой охотничий лагерь, находящийся в ста пятидесяти километрах от Эквестрии, у подножия сопки Гремяха, устроенный нами втайне от начальства. Несколько жилых модулей, генератор, склад продовольствия, запас топлива. Сюда мы ездили, когда хотели развеяться. Вокруг водилось много дичи, а расположенное буквально в двухстах метрах огромное Таймырское озеро было полно рыбы. Склоны сопки отлично подходили для сноуборда и горных лыж, так что зимой здесь было всегда многолюдно. Мы оставили поняшек, пообещав вернуться в ближайшее время, как только всё устаканится. Но не смогли. А потом началась война…

— Думаешь, они ещё живы?

— Конечно, если только не случилось ничего непредвиденного. Пони выживут там, где человек десять раз погибнет. Уверен, они смогли приспособиться.

— Но почему всё-таки началась война? — спросила Искорка. — В книгах о том не сказано ни слова.

— Разумеется, нет, ведь бумажные издания перестали печатать в конце двадцатых годов, полностью перейдя на электронные носители информации. Которые сейчас невозможно прочесть, потому что во время войны активно использовались ЭМИ-боеприпасы, полностью выжигающие всю микроэлектронику в радиусе нескольких десятков километров. Сохранившиеся в рабочем состоянии компьютеры можно пересчитать по пальцам, и получить к ним доступ практически нереально. Взгляните сюда.

 Отец вынул из портфеля плоский алюминиевый чемоданчик, щелкнул замками и откинул крышку. Внутри лежали десятки каких-то блестящих квадратных пластин, утопленные в чёрном полимерном уплотнителе. Батя извлёк одну и протянул мне. Пластинка оказалась сделана из полупрозрачного материала, похожего на мутное стекло. Взглянув на просвет, можно было разглядеть в глубине некое подобие сетки, сплетённой из тончайшей золотой проволоки.

— Как красиво, — сказала Искорка. — Из этого получится отличное ожерелье.

— Ты говоришь как дикарка, — поморщился отец. — На самом деле одна такая пластина способна вместить тексты всех книг, напечатанных на Земле с начала времён.

— Правда? — изумился я.

— Ага. Это Crystal Memory Card, или по-простому – СМС-ка. Ёмкость – восемьсот терабайт. Впрочем, сомневаюсь, что вы поняли, о чём речь. Одним словом, на этих бирюльках записаны все сезоны всех телешоу, снятых в Эквестрии, включая «Приключения понивильской шестёрки». А также масса рабочего материала, видеожурнал, запрещённые к показу сюжеты и прочее в том же духе.

— Что за запрещённые сюжеты? — с подозрением спросила Искорка.

— Ну… — отец смутился, — Эпизоды, освещающие различные моменты интимной жизни обитателей Эквестрии, заснятые скрытой камерой…

— Иначе говоря, порнуха, — догадалась она.

— Ну да.

— И что, совсем нет способа посмотреть эти фильмы?

— Какие именно? — тут же вмешался я. — Те, что сняты в интимной обстановке?

— Прекрати, пошляк! — возмутилась она. — Не слушай его, папа, он вечно ерунду болтает!

— Если сможете найти подходящий комп, то посмотрите без проблем. А не сможете… Что же, наша модница обзаведётся великолепным ожерельем.

— Жаль, — вздохнула единорожка, — Я так хотела увидеть реальную, а не воображаемую Эквестрию…

— Ещё увидишь, — пообещал отец. — Что касается войны, то она началась внезапно. Ещё вчера люди ходили по улицам, дети носились сломя голову, брони вяло митинговали у правительственных зданий, а сегодня бомбы, ракеты, пустые полки в магазинах и похоронные листы. Все воевали против всех, человечество словно сошло с ума. Недавние союзники резали друг друга с яростью берсерков, пилоты вертолётов вдохновенно расстреливали колонны беженцев, жилые районы городов засыпались бомбами с зарином… На самом деле, России ещё повезло и мы пострадали не очень сильно. А вот Западная Европа, США и Юго-Восточная Азия превратились в адский котёл. Особенно отличились европейцы. Их так долго учили толерантности и мультикультуризму, так плотно сжимали пружину человеческого терпения, заставляя любить тех, кто этого совершенно не заслуживает, что когда пружина внезапно распрямилась, потоки крови разом смыли слой цивилизации, обнажив средневековое варварство… Надеюсь, безумцы, развязавшие мировую бойню, в конце концов погибли вместе со своими корпорациями, кампаниями и банковскими домами.

Эквестрийцы также серьёзно пострадали. Их активно использовали в боевых действиях все стороны, а когда война закончилась, стали применять в качестве дешёвой рабочей силы. Тогда и сформировалась нынешняя система рабства. Пони слишком миролюбивы, это заложено в их природе, они неагрессивны и добры, что сильно помогло закабалению. К тому же, огромная выносливость позволяла использовать их там, где люди просто бы не выжили. Например, при расчистке радиоактивных развалин или в местности, заражённой бактериологическим оружием. Кроме того, не следует забывать, что взрослеют они в два раза быстрее нас. Восьмилетний человеческий ребёнок – ещё беспомощная кроха, тогда как восьмилетний пони – уже взрослое существо, способное к воспроизводству. Всё это и привело к нынешней ситуации. Брони или погибли, или давно предали свои идеалы. Сейчас никому и в голову не придёт митинговать в защиту разноцветных лошадок, а уж тем более создавать политическую партию. Вот почему я вас прошу – попробуйте совершить невозможное и возродите Эквестрию. Она находится на отшибе мира и не пострадала во время войны. Её по-прежнему защищает непреодолимый купол. Зажгите солнце, откройте ворота, чтобы нынешние бесправные рабы смогли вернуться на утраченную родину. Дайте им шанс на свободную жизнь. А если вам не удастся это сделать, просто доберитесь до тех мест, разыщите Рейнбоу Деш, Флаттершай, и попросите у них прощения. За меня, за Зекору, за Андрея, за всех тех, кто не смог их защитить.

Глава 4. Важное решение.

На похороны сошлись соседи почти со всей деревни. Батю положили рядом с могилой матери и Олеси. Воткнули в рыхлую землю простой деревянный крест, отец Никодим вдоволь намахался кадилом, затем пошли речи… Я смотрел на ритуальные действия и чувствовал себя словно во сне. Рассудок отказывался верить в случившееся, было невозможно представить, что этого спокойного, молчаливого человека больше нет.

Он почти не ошибся в сроках своей смерти и умер спустя одиннадцать дней после памятной беседы. За эти несколько коротких суток с ним произошла чудовищная метаморфоза – высокий статный мужчина, как говорится, «косая сажень в плечах», превратился в сморщенного худого гнома, у которого вылезли все волосы и выпали зубы.

На наше счастье, старые опытные соседки, схоронившие не одного родственника, взяли на себя организацию похоронных хлопот и поминок. Я снабдил их деньгами да пару раз скатался в город за деликатесами.

Таким образом, благодаря трудам заботливых бабушек, мы оказались избавлены от забот. Поминки устроили в помещении недавно открытого кафе «Скобарь», и именно туда потянулись соседи пить самогон и вспоминать Егора Радченко простым, добрым словом. Мы, решив, что появимся там несколько позже, отправились домой. Когда проходили мимо библиотеки, закрытой по причине траура, Искорка внезапно остановилась и посмотрела на меня.

— Зайдём? — тихо спросила она.

— Давай, — мне было всё равно.

Внутри было сумрачно и тихо. Единорожка уселась на своё привычное место и приглашающее махнула копытом, дескать, устраивайся. Я присел на краешек стула. Больше всего на свете мне хотелось запереться в своей комнате, зарыться лицом в подушку и просто лежать, стараясь ни о чём не думать.

— Макс, — серьёзно сказала поняшка, — Я безмерно благодарна тебе и папе за всё, что вы для меня сделали. Если бы не ваша помощь, мои кости давно были бы перетёрты в муку и добавлены в комбикорм. Впрочем, вы спасли не только жизнь. Вы помогли мне обрести самоуважение, дали образование, показали цель в жизни, я этого никогда не забуду…

— Но? — с лёгкой усмешкой спросил я.

— В смысле?

— Обычно такие хвалебные спичи всегда оканчиваются коротким союзом «но».

Искорка смутилась, опустила голову и затеребила копытом край скатерти.

— Я не могу забыть всего того, что он нам рассказал.

— Об Эквестрии?

— Да.

— Надеюсь, ты не собираешься всерьёз принять его предложение. Я имею в виду идею о возрождении свободной страны пони.

— Собираюсь!

— Ох, прекрати! Ты перечитала книжек, где мужественные герои в одиночку спасают планету. Опомнись, мы живём в реальном мире. Да и зачем тебе это нужно?

— Что значит «зачем»?

— Ты – свободная пони, живущая среди друзей…

— Прости, но ты ошибаешься! — Искорка в волнении вскочила на ноги и прошлась по комнате.

— В чём?

— В степени моей свободы. Позволь напомнить, что в твоей комнате на шкафу лежит жестяная коробка, а в ней пожелтевший листок бумаги, где чёрным по белому написано, что я – твоя собственность.

Её слова были словно плевок в лицо.

— Не стоило тебе так говорить, — медленно сказал я вставая. — Давай на сегодня закончим беседу.

— Нет! — воскликнула она и подскочила к двери, явно пытаясь помешать мне уйти. — Нет, мы должны, наконец, объяснится! Можешь назвать меня неблагодарной скотиной, но нужно наконец-то расставить все точки над «ё»!

— Хорошо, чего ты хочешь? Неужели всерьёз думаешь, что я не даю тебе свободу из глупой прихоти?

— Нет, конечно! В этом и заключается весь ужас – пони по определению не могут быть свободны, как не могут быть свободны коровы или козы.

— Раз так, то к чему наш спор?

— Потому что появился крошечный шанс изменить ситуацию.

— Нет никакого шанса. Государство свободных пони – это утопия. Кроме того, не забывай о законах исторического развития. Рабский труд непродуктивен. Рано или поздно пони получат равные права, нужно только прождать!

— Сколько? Пятьдесят? Сто лет? Боюсь, мне не хватит всего мифического долголетия. Да и в конце концов, я – молодая, взрослая кобылка, хочу обзавестись семьёй, нарожать кучу детей.

— И в чём, собственно, дело? Если встретишь симпатичного жеребца, я просто куплю его, и все дела, — бросил я, потом понял что, сморозил глупость, прикусил язык, но было уже поздно.

— Купишь! — взвилась она. — Купишь?! Да ты хоть сам-то понял что сказал?!

Никогда мне ещё не доводилось видеть Искорку в таком гневе. Её глаза пылали, грива встала дыбом, копыта яростно рассекали воздух. Признаться, в какой-то момент я решил, что она сейчас бросится в драку.

— Успокойся! Прекрати истерику немедленно!

Как ни странно, но мои слова возымели действие. Единорожка замолчала, опустилась на передние ноги, поджала уши и закрыла глаза. Я вновь уселся на стул.

— Извини, — не поднимая век, произнесла она. — Извини, пожалуйста.

— Ничего страшного.

— Нет, я не должна была… Ты теперь, наверное, будешь считать меня сумасшедшей истеричкой, да?

— Прекрати и успокойся.

— А я уже почти спокойна. Просто мне очень хочется, чтобы ты понял… Давай представим себе пасторальную картинку: я влюбляюсь в красивого парня и… выкупаю его у хозяев. Выкупаю сама, мне удалось за эти годы скопить небольшую сумму денег, так что даже не понадобиться твоя великодушная помощь. Мы вместе строим дом, помогаем тебе вести хозяйство и всё такое, у меня рождается три – четыре весёлых жеребёнка. Здорово, правда?

— Да, совсем неплохо.

— Но представь на секунду… Понимаю, что такие вещи нельзя произносить вслух, но вдруг… с тобой происходит какое-то несчастье и ты… покидаешь этот мир. От подобных вещей ведь никто не застрахован, верно?

Я молчал.

— Тебе рассказать, что случится после?

Я молчал.

— Всю мою семью – меня, мужа и жеребят – погрузят в фургон и для начала отвезут на ветеринарный пункт. Там усталый ветеринар, через руки которого каждый день проходит десятки животных – коров, лошадей, свиней, собак, кошек и… пони, внимательно нас осмотрит и выпишет справки. Если у кого из малышей окажется дефект – ну, там, неправильный прикус или косоглазие, врач, скорее всего, отправит его на утилизацию. Чтоб не портил породу, так сказать… Затем аукцион. Нас выведут на помост, вокруг которого будут сновать фермеры и хозяева небольших заводов или какие-то мутные типы с короткими липкими пальцами. Начнётся торг, дети будут заглядывать мне в глаза и спрашивать… «Почему мы не идём домой», а я… я…

Тут у неё в горле забулькало и она замолчала.

— Постой, — осторожно начал я, — не надо себя накручивать!

— Всего раз в жизни! Понимаешь – раз в жизни я стояла на том самом помосте, но до сих пор просыпаюсь с криком, когда мне снится этот день! А ведь я тогда была совсем крохой, не старше четырёх лет! Говорят, что те, кто пережил куплю-продажу несколько раз, привыкают и даже начинают находить в своём положении смешные моменты, но я не хочу пережить этот кошмар снова! И тем более смотреть, как распродают моих собственных детей! Лучше умереть…

Я присел рядом на корточки, обнял за шею, прижался щекой к её мохнатой щеке. И тут она заплакала. Никогда раньше мне не доводилось видеть, как она плачет, даже в самые тяжёлые моменты глаза Искорки оставались сухими. Но сейчас она ревела, как ребёнок. Мне, толстокожему болвану, наконец стало понятно, как сильно единорожка страшится будущего, сколько тёмного ужаса накопилось в её душе за эти «безмятежные» годы. Я ласково гладил чёрную гриву, бормотал слова утешения, но на сердце у меня лежал тяжёлый камень.

---

 

Прошло несколько дней. Мы с Искоркой почти не разговаривали и старательно избегали встреч. Не потому что злились друг на друга, просто обеим было стыдно за ту глупую размолвку. Но вот в один из вечеров я толкнул тяжёлую дверь библиотеки и вошёл внутрь.

Единорожка как раз распекала какого-то вихрастого мальчишку с озорными глазами.

— Если ещё раз замечу, что ты разрисовываешь книги, отберу абонемент и больше не пущу на порог! Тебе ясно?

— Ясно, — тянул мелкий негодник. — Тётя Искорка, не надо только мамке рассказывать, я честно больше не буду…

— Ты мне это в прошлый раз обещал, и чем всё закончилось?

— Ну пожалуйста!

— Иди с глаз моих, и если опять…

— Спасибочки! — крикнул он, пулей вылетая на улицу.

— Вот и заводи после этого потомство, — вздохнула она. — Насмотришься на таких обормотов и задумаешься, стоит ли время терять.

— Золотые слова, — улыбнулся я. — Ты уже всё, или ещё будут посетители?

— Всё, слава Селестии.

— Отлично. Тогда поболтаем.

Она опустила голову и поджала уши.

— Ты очень на меня сердишься, да?

— Сержусь? Прекрати. Да и за что?

— Ну, как же – устроила истерику в день похорон, обвинила тебя Дискорд знает в чём, затем ревела как последняя дура.

— Давай оставим это, ладно? В конце концов, в тот день мы оба были не в лучшей форме. Мир?

— Мир! — воскликнула она с облегчением. — Сама не понимаю, что на меня тогда нашло.

— Просто высказала то, что годами копилось в душе. В этом нет ничего плохого.

— Ты даже не представляешь, как я боюсь снова попасть в кабалу. Иногда лежу без сна всю ночь напролёт и думаю, думаю…

— Понимаю. Я тоже в первые дни валдайской заварухи не мог заснуть. Лежишь где-нибудь в подвале на бетоне, и вроде бы и выстрелов не слышно, а всё равно, как закроешь глаза, всё видишь ребят, с которыми ещё совсем недавно в футбол играл и к девчонкам в окно общежития ползал. А теперь их нет, а ты есть. И мучает вопрос «Почему»?

Искорка кивнула и положила мордочку на передние копыта. Похоже, она была рада, что конфликт благополучно исчерпан. Но я пришёл сюда не только за этим.

— Послушай. Возможно, ты уже не помнишь, но однажды, много лет назад, когда мы только познакомились, я спросил тебя, о чём ты мечтаешь.

— Помню, — улыбнувшись, сказала она.

— Твой ответ будет тем же?

— Не совсем. Тогда я сказала, что мечтаю попасть в Эквестрию, но теперь мы знаем, что этого, увы, недостаточно. Сейчас мой ответ будет таким – возродить Эквестрию к жизни.

— Хорошая мечта. Ну а есть у тебя желание не столь глобальное, которое можно выполнить уже сейчас? Возрождение свободной страны пони – дело сложное, оно требует много сил и времени. А вдруг ты хочешь чего попроще. Так сказать, для разминки.

— Я не могу тебя ни о чём просить, ты и так сделал для меня слишком много…

— Прекрати, — жёстко сказал я. — Вот сейчас ты разговариваешь, как рабыня. Если мы действительно решимся взяться за это безнадёжное дело, никаких «я не могу тебя просить», «ты и так много сделал» быть не должно. Мы либо действуем вместе без сомнений и колебаний, либо разбегаемся по углам.

Единорожка встала с места, пристально посмотрела мне в глаза и негромко сказала:

— Я хочу отыскать своих родителей. Узнать, кто были мои мама и папа. Это считается?

— Да. Хорошее начало для долгого поиска. Думаю, найти их будет легче, чем возродить Эквестрию. Ты помнишь, в каком питомнике родилась?

— Помню. Подыхать буду, не забуду. Он называется «Довольная лошадка» и находится на окраине Порхова.

— Совсем недалеко от нас. Уверен, у них должны остаться архивы, ведь они ведут племенную работу. Завтра мы поедем туда и всё узнаем.

---

 

Древнерусский город Порхов, долгое время остававшийся скромным райцентром, не пострадал во время войны, и потому его население значительно выросло по сравнению с началом века. Благодаря хорошо сохранившемуся шоссе, добраться до него было просто. Покружив по окрестностям, мы легко узнали, где находится питомник, и спустя немного времени прибыли на место. Нашему взору предстали несколько загонов, многочисленные хозяйственные постройки и одноэтажное административное кирпичное здание.

От охранника при входе я узнал, что хозяина питомника зовут Матвей Коновалов (просто знаковая фамилия), что он принимает в любое время и что проходить внутрь вместе с пони можно без проблем. Мы с Искоркой переглянулись и вошли в полутёмный коридор. Пол был выложен чугунными плитами, сильно пахло животными и отхожим местом. Подойдя к грязной деревянной двери хозяйского кабинета, я повернулся к подруге и сказал:

— Будь добра, веди себя как тихое забитое существо и не лезь с умными репликами, ладно? А то он может нас заподозрить.

— Без проблем, я ещё не забыла, как это делается.

— Умница, — улыбнулся я и постучал.

— Да! — раздался недовольный мужской голос, — Чего надо?

— Мне бы хотелось поговорить по поводу пони.

— А. Заходите, дверь открыта.

Большое помещение оказалось заставлено многочисленными шкафами, комодами, стеллажами и полками, битком набитыми всяким бумажным хламом. Похоже, мусор отсюда не вывозился десятилетиями. Представьте себе моё изумление, когда я увидел, что на хозяйском столе стоит довоенный компьютер. Он, естественно, не работал и служил подставкой для целой горы папок, но сам факт того, что бесполезную вещь не выбросили на помойку, говорил о многом. Сам Коновалов был пожилым, грузным мужчиной с редкой шевелюрой и большим красным носом. Его костюм больше подходил для конюха, выгребающего навоз из денников, чем для руководителя солидного предприятия.

— Добрый день, — лучезарно улыбаясь, сказал я, по возможности сместившись вправо, чтобы Искорка могла встать рядом. — Мне хотелось бы получить от вас кой-какую информацию.

— Понях ты что, покупать не будешь? — разочарованно поинтересовался он.

— Возможно в будущем. А пока я хотел бы узнать родословную этой единорожки. Разумеется, не забесплатно.

Он презрительно фыркнул, затем посмотрел на Искорку и пожал плечами.

— А чего тут спрашивать, сам что ли не видишь? Кобылка примерно четырнадцати лет, полукровка, мать – единорог, отец – землепони. Несколько лет назад перенесла серьёзную травму правой задней ноги. Сейчас абсолютно здорова, физическая сила выше среднего. Правда, слегка перекормлена…

Искорка негодующе переступила копытами, но благоразумно промолчала.

— Да вы отличный специалист, — с нескрываемым уважением в голосе протянул я.

— Работа такая, — осклабился Коновалов. Похоже, мой комплимент пришёлся ему по душе.

— Дело в том, что я купил эту лошадку несколько лет назад у Андрея Фетисова. Вы наверняка слышали это имя.

— Разумеется, — фыркнул Матвей. — Наш постоянный клиент, покупает в основном молодняк. И почему они у него так быстро дохнут? Жрёт он их, что ли?

— Просто не следит за своими работниками, которые гоняют поняшек и в хвост, и в гриву. Вы бы видели, в каком состоянии находилась эта красавица, когда я её купил.

— Вполне представляю. Уверен, что ты потратил много сил, чтоб привести её в порядок.

— Это точно. Но хотелось бы узнать родословную. Понимаете, она утверждает, что родилась в этом питомнике. Возможно, у вас остались какие либо записи…

— Записи-то остались, я ничего не выбрасываю, но за эти годы через нас прошли десятки фиолетовых единорожек, поди найди нужную.

— Мой номер, — тихо произнесла Искорка, — ЕУ5893-69, добрый господин.

— О, это совсем другое дело! — воскликнул Коновалов, энергично поднимаясь. — Значит, год рождения шестьдесят девятый… — он залез в шкаф, извлёк пыльную конторскую книгу, водрузил на стол и начал перелистывать страницы, мусоля пальцы.

— Ага, вот. ЕУ5893-69… Занятно… Занятно. Знаешь, парень, боюсь, что ничем не смогу тебе помочь.

— В смысле?

Хозяин питомника с шумом захлопнул тетрадь и с интересом посмотрел на Искорку.

— Вот, значит, кто ты такая. Подросла, зараза! Эх, годы летят, как на самолёте: вжик – и нету.

— А поконкретнее?

— Если конкретно, то никто не знает её родителей. И родилась она не здесь, её нам привезли приямком из следственного изолятора.

— Так она что – преступница?

Матвей захохотал, потом утёр слёзы и покачал головой.

— Скажешь тоже – преступница. Ей тогда от силы было около трёх месяцев, на ногах ещё толком не стояла.

— Причём здесь тогда СИЗО?

— Притом, что девчонка проходила как вещдок по одному странному делу. Мой братец тогда в милиции работал, вот и слил её мне потихоньку. А то утилизировали бы, как скоропортящийся продукт с истёкшим сроком хранения, — хозяин питомника вновь заржал.

Искорка закаменела, а мне захотелось съездить Матвею по физиономии, но я сдержался. Отсмеявшись, Коновалов полез в дебри шкафов и вскоре вытащил картонную папку.

— Здесь лежат газетные вырезки тех дней. Дело было шумное, месяц весь город только о нём и говорил. Да что там у нас, даже в столичных новостях несколько раз сообщали. А суть такова: в одну из ночей на конвой, перевозящий группу конфискованных понях, было совершено нападение. Перебили всю охрану и даже водителей. На месте нашли только трупы и вот её, — Матвей кивнул в сторону единорожки. — Лежала среди жмуриков в жеребячьей распашонке, рассказать, естественно, ничего не могла. На распашонке, между прочим, была вышита метка, и не похоже, что хозяйская. Брат утверждал, что она напоминала эту… Как её…

— Кьютимарку? — быстро спросила Искорка.

— Точно.

— Как выглядела метка?

— Не могу знать, и в газетах тоже о том ни слова – тайна следствия, мать её ити. Вообще, переполох был – мама не горюй. Из столицы целая бригада следователей прикатила, весь город на уши поставила.

— С чего вдруг? — удивился я. — Дело-то не самое необычное. Что, бандюки никогда раньше на конвои не нападали?

— Так-то оно так, но, видишь ли, парень, всё улики говорили за то, что напавшими были не люди, а поняхи.

— Что?

— Прикинь, да? Поняхи никогда раньше не нападали на людей, а тут даже не одиночка, а целая группа. Есть от чего потерять голову. Местных следаков столичные даже близко к делу не подпустили, целый месяц колупались, брательник чуть богу душу не отдал, гоняли их как сидоровых коз. В конце концов ничего не нашли, собрали манатки и свалили обратно.

— А результат?

— Да какой там результат. Говорю, не выяснили ничего. Дело потом закрыли…

— А распашонка с меткой?

— Забрали. Все вещдоки забрали в Питер.

— И где её можно найти?

— Ясное дело, в столичном криминальном архиве. Просто так туда людей с улицы не пускают, но если смазать пару осей… Ну, ты понимаешь, о чём я, то дело решится быстро.

— Спасибо, вы очень помогли, — сказал я, доставая кошелёк. — Сколько с меня?

Когда мы вышли на свежий воздух, Искорка вздохнула и опустила голову.

— Бесполезно. Мы их никогда не найдём.

— Брось. Завтра соберёмся и рванём в Питер.

— Ты это серьёзно?

— Конечно. Найдём архив, смажем пару осей…

— А где взять деньги на эту самую смазку?

— Продадим мой трофей. Подлинная бутылка виски семидесятилетней выдержки стоит столько, что назад мы вернёмся в золотой карете. Заодно столицу посмотрим, возможно, ты сможешь прикупить немного книг для библиотеки.

— Верно, — оживилась подруга, — Об этом я как-то не подумала.

— Вот видишь, что ни делается – всё к лучшему. Возможно, сохранились справочники, позволяющие по рисунку кьютимарки узнать имя.

— Сомневаюсь. Откуда им там взяться?

— Проверим. Давай решать проблемы по мере поступления. Кстати, скажи, откуда ты знаешь свой номер?

— Он был записан на табличке, прибитой над моей подстилкой.

— Но ведь тогда ты не знала ни букв, ни цифр!

— И что с того? Я так часто на него смотрела, что выучила до последней чёрточки. Когда папа стал учить меня грамоте, я просто нарисовала номер на листке бумаги и прочитала.

— Но зачем?

— Потому что эти несколько значков были единственным мостиком, который связывал меня с родителями.

— Значит, ты уже давно собралась отправиться на поиски?

— Верно.

— А тебе не кажется, что они могли оказаться среди погибших во время боя?

— Возможно. В любом случае лучше знать наверняка, чем всю жизнь мучаться.

— И то верно. Ладно, покатили, пока совсем не стемнело.

— Покатили. И… И спасибо тебе, партнёр.

— Пожалуйста, партнёрша!

Глава 5. Арена.

Невероятная судьба (из записей отца).

«…Если нужен пример того, насколько случай может полностью изменить судьбу человека, вот вам история Зекоры Кванг.

Зекора родилась в маленькой деревушке на территории одной из стран Центральной Африки. Ни название страны, ни название деревни она не помнила, потому что в возрасте шести лет ей вместе с родителями  пришлось бежать из родных мест, спасаясь от наступления очередной бандитской «Народной Освободительной Армии». Скитаясь по пыльным дорогам в компании таких же бесприютных бедолаг, девочка оказалась разлучена с родными. Возможно, это произошло случайно, но, скорее всего, её просто бросили, не имея возможности прокормить лишний рот. Оказавшись одна, Зекора путешествовала от одного лагеря для беженцев к другому в поисках потерянной семьи, но безрезультатно.

В возрасте десяти лет девочка очутилась в портовом городе Котону, неофициальной столице Республики Бенин, который являлся крупным перевалочным пунктом для беженцев со всего региона. Несмотря на обилие полиции, правительственные силы контролировали только деловой центр, несколько «чистых» кварталов и порт. Окраины были отданы на откуп многочисленным бандам, непрерывно сражающимся друг с другом.

Зекора жила на улице, добывая еду мелкими кражами и попрошайничеством. Однажды поздним вечером, во время поиска места для ночлега, она неожиданно оказалась в центре скоротечной схватки между двумя молодежными бандами. Полсотни ребят, яростно вопя, дырявили друг друга ножами и мутузили дубинками. Перепуганная девчонка попыталась вырваться из жуткого месива, но тут пьяный от вида крови бандит мимоходом ударил её ножом. Зажимая ладошками глубокую рану, она выскочила в переулок и побежала прочь, даже не пытаясь звать на помощь. Несмотря на свой юный возраст, Зекора отлично знала, что здесь ей никто не поможет.

В конце концов бедняжка свалилась без сознания на проезжей части какой-то улицы. На том бы всё и закончилось, но неожиданно капризная фортуна смилостивилась над маленькой беспризорницей. Так получилось, что именно в этот самый момент мимо проезжал молодой французский врач Мишель Митресей, работавший в госпитале св. Фомы при католической миссии. Проживи он здесь чуть дольше, вид окровавленного тела, лежащего на обочине проезжей части, не вызвал бы у него никаких эмоций – мертвецы в Котону встречались чаще автомобилей. Но Мишель только-только приехал из Европы, где к подобным вещам относились немного иначе. Он выскочил из машины и, убедившись, что раненная ещё жива, поспешил положить её в салон, затем что есть духу рванул к госпиталю. Там ему пришлось выдержать долгую схватку с начальством, которое, несмотря на устав, не собиралось оказывать помощь какой-то бездомной девчонке. В конце концов молодой француз одержал победу и Зекору приняли на лечение.

Спустя несколько дней Мишель стал замечать за своей пациенткой некоторые странности. Едва оправившись, девчонка начала довольно сносно болтать по-французски, несмотря на то, что раньше практически не знала этого языка. Проведя простенький тест, Митресей убедился, что она способна с первого раза запомнить и затем осмысленно повторить любую фразу, произнесённую на незнакомом языке. Продолжив исследование, доктор подключил Зекору к аппарату, позволяющему с высокой точностью определить уровень IQ пациента. Результат оказался ошеломляющим – коэффициент интеллекта уличной бродяжки превышал все мыслимые пределы. Теоретически, при правильном обучении она со временем могла стать гениальным учёным.

Сначала молодой француз обратился к руководству с просьбой поместить девочку в приют при миссии, но получил решительный отказ. Ему сказали, что приют переполнен, что они и так сделали слишком много и что доктор должен, наконец, перестать заниматься ерундой. Митресей пришёл в отчаяние. Он понимал, что после того как Зекора поправится, её просто выставят обратно на улицу, навстречу голоду, насилию и неизбежной смерти. Роясь в Сети в поисках решения проблемы, Мишель неожиданно наткнулся на рекламу благотворительного фонда «Икар», финансируемого «ТФМ», который специализировался на поисках и обучении вундеркиндов с дальнейшим трудоустройством в корпорации. Раса, пол, социальное положение ребёнка роли не играли, главным условием приёма был высокий уровень интеллекта и умение нестандартно мыслить.

Совершенно не веря в успех, француз отправил данные исследования в головной офис фонда. Какого же было его удивление, когда он получил ответ всего три часа спустя. В нём сообщалось, что руководство крайне заинтересовано в Зекоре и что представители «Икара» прибудут в ближайшие дни, для того чтобы лично осмотреть ребёнка. Комиссия в составе трёх человек приехала через пять дней и полностью подтвердила выводы Мишеля. Миссии возместили затраты, связанные с лечением, доктору выплатили солидную поощрительную премию. Быстро уладив дело с разрешением на вывоз (просто дав взятки нескольким чиновникам), Зекору переправили на Мальту, где находилась «Школа будущих поколений» – главное учебное заведение фонда. В ней девочка жила и училась до шестнадцати лет. Затем были два года учёбы в Риме, два в Париже, год в Лондоне, стажировка у профессора Райхера в Бёрне… Всё это время Леонардо Фауст внимательно наблюдал за успехами молодой учёной, оказывая ей максимальную поддержку. Когда началась работа над проектом «Эквестрия», он лично пригласил Зекору принять в нем участие и не прогадал…»

---

 

Капли мелкого дождя крохотными бисеринками оседали на стекле шлема, сокращая и без того поганую видимость. Я поминутно стирал их перчаткой, но это помогало мало. Искорка, по плечи накрытая водонепроницаемым кожухом, нахохлившись, сидела в коляске. Её роскошная грива поникла и свисала мокрыми сосульками. Что говорить, погода плохо подходила для поездки на длительное расстояние.

Впрочем, утром ничто не предвещало дождя. Мы слегка провозились с отъездом – единорожка в самый последний момент вспомнила, что не успела дать наставления Маше, своей заместительнице по библиотеке. Пришлось ждать почти два часа. Затем уже на Киевском шоссе, рядом с деревней с пророческим названием Ямкино мы влетели в глубокую яму и пропороли переднее колесо. К этому времени небо обложили невесть откуда взявшиеся свинцовые тучи. Чем дальше мы ехали, тем хуже становилась дорога. Казалось, что со времён войны шоссе ни разу не ремонтировалось. Я-то надеялся к вечеру добраться до столицы, но с такой скоростью нам светила промежуточная ночёвка в Луге. Правда, суровый водитель, которому мы помогли вытолкнуть из грязи древнюю как египетские пирамиды «Газель», утверждал, что после Луги шоссе превратиться в настоящий автобан, но этим рассказам верилось с трудом…

---

 

Мотоцикл рухнул в очередную колдобину, способную целиком скрыть железнодорожный вагон, и, хрипя мотором, вынес на пригорок. Впереди мы увидели синюю милицейскую машину, около которой переминались с ноги на ногу три приведения. Заметив нас, одно из них торопливо выскочило вперёд и яростно замахало полосатым жезлом. Пришлось остановиться.

— Сержант Лосев, ваши документы, пожалуйста! — порождение потусторонних сил отбросило назад капюшон серого плаща, превращаясь в милиционера.

— Пожалуйста, — я протянул чёрную книжечку, — А что, собственно, случилось, командир?

— Да сбежал тут один, — неопределённо проговорил тот, внимательно изучая каждую страницу. — Куда едем?

— В Питер.

— Зачем?

— По делам.

— Так… А это что?

— Охотничий карабин.

— Разрешение есть?

— Вот, смотрите…

— Ясно… Пони твоя?

— Моя, вот документ на право владения.

— Ага…

— Послушай, а ничего, что у меня номер грязью заляпан? И шлем тёмно-красного цвета?

— Поостри тут, шутник! Пошли, в трубку дунешь.

Я вздохнул, но спорить с представителем власти не стал. Мы подошли к машине. Второй мент вынул из салона ламповый алкотестер внушительных размеров и, щёлкнув переключателем, протянул в мою сторону.

— Давай, дыши!

Я послушно взялся губами за пластиковый мундштук, но в следующую секунду в горло ударила струя ледяного газа с сильным минтоловым привкусом. В ушах зазвенело, закружилась голова, подогнулись колени… Потом наступила тьма.

---

 

Моё пробуждение нельзя было назвать приятным. Я лежал на соломенной подстилке в узкой ячейке, где из мебели имелось только эмалированное ведро вполне утилитарного назначения. Выход перекрывала решётчатая дверь, грубо сваренная из арматуры и уголка. Её запирал замок весьма внушительных размеров. Из одежды мне оставили лишь трусы и майку.

Ругаясь, я попытался встать на ноги. Это удалось сделать только после третьей попытки – в теле ныла каждая мышца, словно меня долго, с наслаждением пинали. Но синяков не было, похоже, что боль была следствием отравления снотворным газом. В стенах справа и слева имелись небольшие окошечки, забранные частой решёткой. Я заглянул в правую ячейку и убедился, что она пуста, но с левой мне повезло больше – в ней лежал человек, укрытый по подбородок серым солдатским одеялом. Его лицо было покрыто синяками, губы распухли, словно пирожки, один глаз заплыл и не раскрывался. Посмотрев на меня здоровым глазом, он равнодушно спросил:

— Новенький?

— Ага. Слушай, а где мы?

— Что, совсем ничего не помнишь? — в его голосе проскользнула непонятная насмешка.

— Нет. Меня менты остановили на трассе, типа документы проверить, а затем…

— Знакомая история. Я тоже так влип.

— Влип во что?

— Вступил в «Бойцовский круг»

— Куда?

— У тебя что, плохо со слухом? «Бойцовский круг» – это «организация, объединяющая в своих рядах самых сильных и смелых бойцов, добровольно сражающихся на арене во имя спорта и человечности». Красиво, правда? Так, во всяком случае, написано в их рекламном буклете.

— Мне больше понравилось слово «добровольно».

— Естественно, все мы здесь добровольцы. Неужели тебя кто-нибудь принуждал, когда ты подписывал контракт?

— Какой контракт?

— Такой. Разве не помнишь? Впрочем, я тоже. Но контракт есть, и с этим ничего не поделаешь. Чтоб его подмахнуть, даже не надо находиться в сознании.

— Вот оно что! Но как они смогли это провернуть?

— Элементарно. Образец подписи красуется в твоём паспорте, а снять отпечаток пальца можно даже у бесчувственного тела. Работа на три минуты.

— Но разве они не боятся проблем с властями?

— С кем? Ой, не смеши, пожалуйста. Власти в деле. Думаешь, это просто место, где потные мужики тупо месят друг друга? Нет, дружок, знаешь, какие деньги тут крутятся? Тотализатор, букмекеры и всё такое. На крупные состязания съезжаются тузы не только из области, но и из столицы. В прошлом месяце нас посетил министр обороны с супругой, а совсем недавно был министр финансов с последним любовником. Неужели при таких зрителях кто-нибудь будет смотреть, подделана подпись или нет?!

— Понятно, — я в сердцах сплюнул. — А моя… моё имущество? Вещи, мотоцикл и всё остальное?

— Забудь. По условию контракта ты передал свои вещички в счёт оплаты за обучение.

— Обучение?

— Ага. Тебя ведь будут учить махать кулаками. Не забесплатно же.

— Со мной была пони. Как ты думаешь, куда её денут?

— Осмотрят, и если признают годной, она будет драться на арене против других поней. Нет – отправят на аукцион.

— Пони здесь дерутся с людьми?

— Нет, слава богу. Даже самый толстый лоб не спасёт от удара копытом.

— Ясно. И как долго мне тянуть эту кабалу?

— Не знаю, но если ты «подписал» стандартный контракт, то три года. Вполне достаточный срок, чтобы откинуть коньки.

— И что, нет никакого способа сократить срок?

— Есть, но он только для полных отморозков. Победить в десяти боях «насмерть». Ты согласен укокошить десять человек, чтобы раньше выйти на свободу?

— Вот паскудство!

— А то… — тут мой собеседник закашлялся, его лицо исказилось от боли, и он, отвернувшись, накрыл голову одеялом, явно не желая больше разговаривать. Я сбил подстилку в некое подобие кресла, сел и задумался. Похоже, наш крестовый поход окончился, не начавшись. А простодушная Искорка мечтает о возрождении Эквестрии! Тут вон, из одного города в другой без проблем не переехать! Да уж, влипли так влипли!..

Спустя несколько часов около моей двери остановились трое мужчин. Один – пожилой широкоплечий с бритой налысо головой. Два других – высокие перекачанные парни, вооруженные короткими тяжёлыми дубинками. Классическая картина – босс и телохранители на прогулке.

Зазвенел отпираемый замок, троица вошла в ячейку. Сразу стало тесно. Босс щёлкнул пальцами, один из охранников установил раскладной стул, выпрямился и замер.

— Привет, Максим Радченко, — улыбаясь, сказал лысый, аккуратно садясь. — Вижу, что ты успел неплохо устроиться.

— С кем имею честь общаться? — хмуро поинтересовался я

— Зови меня Полковником. Добро пожаловать в «Бойцовский круг». Рад, что ты решил вступить в нашу дружную семью.

— Ага, спасибо, что нашли время и навестили.

С минуту он внимательно меня разглядывал, потом кивнул.

— А ты мне нравишься. Не суетишься, не требуешь адвоката и звонок другу. С тобой, похоже, можно иметь дело. Это откуда? — он ткнул пальцем в рубец на моём плече.

— Память о «Валдайском инциденте».

— Это когда мы наваляли московитам по самую макушку?

— Ещё надо посмотреть, кто кому навалял, — хмуро ответил я.

— Вижу, что ты действительно там был, а не слушал пургу, что гнали по радио, — довольно хохотнул Полковник. — Думаю, мы сработаемся. Давай, задавай вопросы.

— Срок контракта?

— Три года.

— Условия?

— Ты что, не читал, когда подписывал? Эх, молодёжь-молодёжь, вечно спешите, вечно бежите, по сторонам не смотрите…

Я скрипнул зубами, но промолчал.

— Условия стандартные. Пока ты в Лиге Новичков, ты не получаешь ничего, затем будешь иметь процент дохода с каждого боя. Чем выше твой рейтинг, тем больше процент.

— Что за Лиги?

— В Круге три Лиги. Лига Новичков, Лига Экспертов, Лига Мастеров. Ты сейчас находишься в первой. Проходишь обучение, участвуешь в боях. Как решишь, что готов к повышению, можешь объявить о проведении квалификационного поединка и вызвать противника из Лиги на ступень выше твоей. После того как победишь в трёх таких боях, перейдёшь на новый уровень. Для квалификационного боя мы сами подбираем тебе противников. Результаты побед складываются, то есть тебе не обязательно выиграть три раза подряд, очередной вызов можешь сделать хоть через полгода. Единственное ограничение – в случае поражения следующий квалификационный бой можно назначить не раньше чем через месяц. Таким образом, сначала переходишь в Лигу Экспертов, затем в Лигу Мастеров. Это понятно?

— Да. Что такое «бой до смерти»? Действительно после десяти побед я могу прервать контракт?

— Разумеется. Но есть ограничения.

— Какие?

— Бой до смерти могут объявить только бойцы двух высших лиг. Новички такой возможности лишены.

— Ясно. Как они проходят?

— Всё просто. Боец перед началом поединка вызывает противника на бой до смерти. Если тот находится с ним в одной лиге или на уровень выше, то он не может отказаться. Если ниже -  отказаться можно, не потеряв при этом очки рейтинга. Это сделано специально, чтобы «зубры» не убивали зеленых новичков. Далее. Если боец, сделавший вызов, побеждает, он обязан добить своего противника. В противном случае убьют его. Если побеждает тот, кого вызвали, у него есть выбор: добивать или нет. В первом случае ему зачитывается фраг, во втором он просто получает стандартную прибавку к рейтингу. Всё понятно?

— Всё. Что такое рейтинг?

— Это твоя жизнь, парень. Победа его повышает, поражение понижает, соответственно, растёт или падает твой личный доход. Кроме того, на него влияет, насколько зрелищно ты победил. У нас тут шоу, так что мало просто нокаутировать противника, надо сделать это красиво. Рейтинг начисляется бойцам двух высших лиг. У новичков он тоже есть, но при переходе в Лигу Экспертов все очки обнуляются, имей ввиду.

— Значит, мне нужно поскорее расстаться со своей Лигой?

— Не торопись. В «детском саду» ты ещё можешь рассчитывать на снисхождение. Выше уже нет. Там каждый сам за себя. Лучше сначала научись хорошо драться, а уж затем покоряй Олимп. Вижу, что ты крепыш и можешь при желании надрать противнику задницу, но этого мало. В высших Лигах бьются настоящие профи, а тебе, надеюсь, известна разница между любителем и профессионалом?

— Известна.

— То-то и оно. Не спеши, тогда всё будет окей. Я тоже начинал с нуля, но смог в конце концов подняться до Хозяина Арены. Возможно, когда-нибудь ты займёшь моё место!

«Ага, как же, — подумал я. — Обычная разводка для неофитов. Вкусная приманка на крючке. Плавали, знаем!» — но вслух сказал другое:

— По-моему, условия достойные. У меня остался только один вопрос.

— Какой?

— Вместе со мной была пони. Что с ней?

— Ты про фиолетовую единорожку? Она отлично развита и очень сильна. Уверен, эта малышка недолго задержится в Лиге Новичков и очень скоро станет украшением Арены.

— Когда первый бой?

— Сегодня вечером. Мне не терпится посмотреть её и тебя в деле. Твой противник такой же зелёный лопух, но успел уже победить в двух схватках. Впрочем, насколько я разбираюсь в людях, ты его сделаешь, если не будешь жевать сопли, конечно. Больше вопросов нет?

— Когда тут дают пожрать? И мне нужна одежда.

— Жратву скоро принесут, одежду вернут вечером, после санобработки.

Полковник встал и вышел из ячейки. Телохранители отправились следом, не забыв забрать стул. Невесёлое начало. Мне совершенно не хотелось три года тратить на бесконечный мордобой. Кроме того, Хозяин Арены явно врёт или многое недоговаривает. Ну не верю я, что всё тут так красиво и благородно устроено, иначе у них просто не было бы нужды хватать новобранцев на дороге и подделывать контракты. А раз так, то нужно потихоньку готовить побег. Главное чтоб не продали Искорку, иначе придётся искать ещё и её.

Прошло часа два. Я продолжал сидеть и скучать. Из соседних ячеек доносились обрывки разговоров, но слов разобрать было невозможно. Внезапно в коридоре послышался цокот копыт и к моей двери неторопливо подошёл пони. Это был высокий, статный жеребец лет пятнадцати, чёрный как уголь, с круглым белым пятном во лбу. Его грива была подстрижена на совершенно немыслимый манер – шея гладко выбрита, а над головой возвышался высокий красный гребень из окрашенных волос, пропитанных клеем. Вот это номер, с пони-панками мне встречаться ещё не доводилось. Когда носитель пижонского ирокеза подошёл ближе, я разглядел, что в центре белого пятна у него выжжено клеймо в виде понячьего черепа. Весьма колоритный тип, ничего не скажешь.

— Ты хозяин Искорки? — презрительно растягивая слова, спросил он.

— Я.

— Она просила передать тебе привет и сказать, что у неё всё в порядке.

— Спасибо.

Жеребец смачно плюнул на пол.

— Мне до твоего «спасибо», как до этого плевка, понял? Впрочем, как до тебя самого и до твоей подружки!

— Тогда не понимаю, зачем ты пришёл.

— Просто я всегда держу слово. Эта рогатая сучка обещала не кричать и не сопротивляться, если после дела я найду тебя и передам привет.

— Хочешь сказать, что ты её…

— Покрыл три или четыре раза. Кобылка немного не в моём вкусе, но ничего, на первое время сойдёт.

На моих губах появилась скептическая усмешка. Я отлично знал возможности Искорки и был уверен, что на самом деле события развивались несколько иначе, чем утверждал черношкурый хвастун. Усмешка не ускользнула от глаз собеседника. Он весь подобрался и полным гнева голосом спросил:

— Что тут смешного?

— Просто впервые вижу пони, у которого хозяйское клеймо выжжено не на крупе, а на лбу!

Это был удар ниже пояса. Разъяренный жеребец встал на дыбы и обрушил копыта на дверь.

— Я не раб! Я свободный воин дорог! И это не клеймо, а знак, который носят все крутые корешки!

— Клеймо всегда клеймо, где ни выжигай.

Он расчленил меня острым, как клинок, взглядом и звенящим от ярости голосом произнёс:

— Сегодня я буду с ней драться. И убью на твоих глазах. А потом приду сюда ночью и прикончу тебя, понял?

— Понял, понял. Уже испугался.

— Ты труп! Ты и твоя подружка! Череп никогда не прощает обид!

— Череп это кто? Твой хозяин?

— Череп – это я!

Он яростно махнул хвостом и удалился, громко стуча копытами. Хм, забавный паренёк. Если удастся переговорить с Искоркой перед боем, нужно будет попросить её не калечить дурачка слишком сильно. «Воин дорог» – надо же такое придумать.

Глава 6. Поединок

Кьютимарки (из записей отца)

«…Проблема идентификации. Для людей все пони на одно лицо, вернее сказать, на одну морду. Следовало придумать способ различать их на расстоянии. Во время совещания Маркус Бренн предложил снабдить каждого жителя Эквестрии индивидуальным рисунком на крупе. Идея сначала показалась абсолютно бредовой, но после долгих рассуждений её решили принять за основу. Зекора Кванг поддержала коллегу, заявив, что технически в этом нет ничего сложного. Оставалось продумать механизм появления метки судьбы, а также создать легенду, способную объяснить эквестрийцам, откуда и, главное, зачем кьютимарка берётся. За последним дело не стало, но с первым пришлось повозиться. Как именно проявлялась картинка, я не знаю, говорят, что это происходило после того, как жеребёнок или кобылка в первый раз осмысленно воспользовался магией. Впрочем, у некоторых особей метка судьбы возникала с сильной задержкой. С какой целью это было сделано – неизвестно, но факт того, что техники Отдела Детства могли сознательно контролировать этот процесс, не подвергается сомнению. Примером может служить случай, когда у трёх понивильских кобылок вовремя не проявились метки судьбы. Сценаристы вдоволь поиздевались над несчастными девчонками, для которых обретение кьютимарок превратилось в манию, создавая вокруг их мытарств одно «малое событие» за другим. Впрочем, после того как малышки Эплблум, Скуталу и Свитти Белль в поисках способа получить заветные картинки дважды чуть не разрушили Понивиль, идиоты одумались и исправили ситуацию, наградив страдалиц первостатейными кьютимарками. Естественно, что когда отключили магогенераторы, появление меток судьбы прекратилось. По этому признаку можно легко отличить пони, рождённых вне Эквестрии, от пони…»

---

Опилки под ногами приятно щекотали ступни, свет софитов резал глаза. Боевая арена была обнесена высоким барьером, над которым амфитеатром поднимались помосты. Народ, галдя, рассаживался по местам, вниз почти никто не смотрел. Схватки новичков происходили в самом начале представления, пока зрители устраивались на скамейках, делали ставки, обменивались свежими новостями, и практически не вызывали интереса.

— Итак, дамы и господа, наш сегодняшний вечер открывают два молодых перспективных бойца, — надрывался комментатор в бесплодной попытке привлечь внимание. — Отважный Кровавый Кулак, который в понедельник буквально порвал Пьяного Волка, и новичок – Молчаливый Странник! Давайте посмотрим, как они проявят себя на этот раз!

Перспектива драться под псевдонимом мне пришлась по душе – чем меньше будут мусолить мои имя, тем лучше. Кровавый Кулак был высоким крепким парнем с толстыми мускулистыми руками. Впрочем, создать впечатление атлета ему мешал внушительный пивной живот и короткие, кривые ноги. Он стоял, запрокинув голову, потрясал огромными, как хлебная буханка, кулаками и ревел нечто непонятное, но, по всей вероятности, грозное. Впрочем, работа на публику не нашла отклика в сердцах продолжавших болтать зрителей.

Я сделал несколько разминочных движений, пытаясь вернуть гибкость одеревеневшим мышцам. Боль, вызванная снотворным, уже прошла, но некоторая вялость и заторможенность осталась. Впрочем, сегодняшней схватки можно было не боятся. В армии нас учили рукопашному бою, мне доводилось участвовать в соревнованиях, правда, я никогда не поднимался выше третьего места.

Ударил гонг. Кровавый Кулак в последний раз проревел нечто нецензурное и, косолапо переваливаясь, направился в мою сторону, грозно поигрывая мускулами. Я, не мешкая, прыгнул вперёд, ударил правой рукой, нырнул, уходя от встречного удара, пнул ногой по голени и затанцевал вокруг, стараясь не подходить слишком близко. Мой противник заковыристо выругался, затем попытался приблизиться на расстояние уверенного удара, но я ожидал этого, потому, легко уклонившись, скользнул вправо и дважды весьма ощутимо залепил ему в бок. В следующее мгновение тяжёлый кулак обрушился на моё раненое плечо. Я вскрикнул, едва устояв на ногах, отпрыгнул назад и начал отступать, стараясь держать дистанцию.

Как ни странно, но этот отрезвляющий удар оказал благотворное действие, заставил встряхнуться, сбросить квёлость и сонную одурь. Взбодрившись, я вновь прыгнул вперёд и закружил вокруг противника, как лайка вокруг медведя. Избыточный вес и явное пристрастие к крепкому алкоголю работали против него гораздо эффективнее, чем мои затрещины. У парня появилась одышка, он уже не так рьяно размахивал кулаками, а по обнажённому торсу ручейками заструился пот. Видя, что клиент дозревает, я высоко подпрыгнул и вонзил пятку в его объемный живот. Сделав несколько неуклюжих шагов назад, он приземлился на пятую точку и опрокинулся на спину, взметнув к потолку обе ноги.

Грянул гонг, оповещая о конце схватки. Под редкие хлопки трибун я подошёл к воротам и покинул арену.

— Неплохо, но могло быть и лучше, — сказал Полковник. Пожалуй, хозяин был единственным, кто отсмотрел нашу неуклюжую возню от начала до конца. Оно и понятно, это была его работа.

— Ты допустил три грубейшие ошибки. Будь на месте этого тюфяка парень поопытнее, тебя бы сейчас несли в медпункт. Но, в целом, для первого раза нормально. С завтрашнего дня начнёшь тренировки, и если через месяц не будет прогресса, сделаем из тебя грушу для отработки ударов. Понял?

— Понял. Можно мне посмотреть на остальные поединки?

— Конечно. Костя, — обратился он к одному из телохранителей, — отведи новичка в «клетку».

— Да, босс, — глухо ответил тот.

«Клетка» оказалась отдельной ложей, обнесённой крепкой решёткой, и предназначалась в первую очередь для новичков-«добровольцев», которые без этих разумных предосторожностей вполне могли тихо уйти по-английски, наплевав на контракт.

Внутри сидели несколько парней и девчонок. На меня посмотрели с интересом, но вопросов никто задавать не торопился. Я плюхнулся на свободную скамью и стал глядеть на Арену.

Внизу одна за другой проходили скоротечные жестокие схватки, длящиеся не дольше пяти минут. Они редко завершались нокаутом, особенно когда новички кончились и к делу приступили профессионалы. Чаще всего бойцам присуждалась победа по очкам. Чем круче поединщики выходили на арену, тем сильнее реагировали зрители. Если первые поединки проходили под редкий свист и жидкие хлопки, то теперь зал ревел и сотрясался от топота сотен ног.

Профессионалы высших Лиг сражались великолепно, их движения были отточены и красивы. Попадись я на зуб такому монстру, не продержался бы и тридцати секунд. Некоторые бились голыми руками, другие использовали различное нелетальное оружие. Особенно мне понравилась схватка двух бойцов из Лиги Мастеров. С одной стороны выступала Звёздная Амазонка: высокая мускулистая женщина, чьё натёртое маслом коричневое тело соблазнительно блестело в свете софитов, а круглые, как половинки арбузов, груди вызывающе покачивались в такт движениям. Её единственной одеждой были крохотные трусики, отливающие серебром, а оружием служил длинный шест «бо». С другой вышел Квазимодо: невысокий мужичонка, горбатый и кривобокий, в мешковатом балахоне, вооружённый странным оружием, напоминающим грабли, только без зубцов. Со стороны их поединок смотрелся уморительно: огромная, быстрая и сильная Амазонка, и её маленький противник, скользящий по арене словно шарик ртути. Стремительные выпады, отскоки, перевороты, хлёсткие удары, треск сталкивающихся шестов и рёв восторженной толпы после каждого удачного попадания слились в один фантастический танец, от которого было трудно отвести взгляд.

В конце концов сила одержала верх над ловкостью. Амазонка внезапно сократила дистанцию и, отбросив шест, крепко вцепилась обеими руками в балахон соперника. Пальцы Квазимодо без толку заскользили по обнаженному телу противницы. Подсечка, рывок, бросок через плечо, и вот он уже лежит на животе, придавленный богатырским коленом, и глотает опилки. Рефери досчитал до десяти и вскинул руку. Ударил гонг.

— Круто она его сделала! — восторженно крикнул сидящий рядом немолодой мужчина, судя по виду – завсегдатай-контрамарочник. — Амазонка лучшая, на девять побед всего одно поражение. Жаль, если её переманят в другую школу.

— Есть такая опасность?

— А как же. Говорят, московиты предлагали ей тысячу талеров за каждую победу! Прикинь, какие бабки! Мне за всю жизнь столько не заработать.

— Не слабо.

— А то! Впрочем, что ещё ожидать, у них же денег куры не клюют.

— Ещё бы. Слушай, я вижу, ты тут всех знаешь. Скажи, пони часто дерутся на этой арене?

— Редко. После того как Рэдбрин ушёл на покой, настоящих бойцов осталось мало.

— Он разве выступал здесь?

— Конечно! Я не пропускал ни одного боя. Это был величайший мастер хувс-до. Но однажды случайно убил новичка, после чего отказался драться и учить других. Лысый Чёрт его уламывал как мог, да всё без толку. В результате продал за бесценок какому-то фермеру…

— Не фермеру. Его выкупил старый борец Дмитрий Семёнов, они были большими друзьями.

— Откуда ты знаешь?

— Жили в соседней деревне. Потом Дмитрий умер, тогда Рэдбрин ушёл и больше его никто не видел.

— Серьёзно?

— Да, — кивнул я. — Встречал его пару раз. Он всегда молчал, и глаза у него были печальными.

— Переживал, бедняга. Череп хотел стать его учеником, но Рэдбрин всякий раз отшивал.

— Череп?

— Ага. Такой чёрный жеребец-вольняшка. Живёт в Питере, а к нам приезжает, когда деньги надо заработать или себя показать. Очень наглый тип, у нас его никто не любит. Говорят, сегодня будет биться с какой-то единорожкой. Ох и не повезло же ей!

Словно услышав наш разговор, комментатор на трибуне поднёс к губам микрофон и торжественно проорал:

— А теперь, дамы и господа, вы увидите поединок двух пони! Встречайте сегодняшних бойцов!

Софиты погасли, затем одинокий круг света высветил чёрную зловещую фигуру, застывшую на краю арены.

— Непобедимый и непревзойдённый мастер хувс-до, чьи копыта вселяют ужас в сердца врагов, смертоносный и безжалостный Череп!

При этих словах жеребец встал на дыбы и нанёс несколько быстрых ударов в воздух. Затем упал на все четыре и с разворота выстрелил задними копытами. Трибуны заревели.

— Круто, да! — воскликнул мой собеседник.

— Возможно, — уклончиво ответил я. — Похоже, он действительно что-то умеет.

Второй луч упал на противоположный край арены.

— Его противница, молодая единорожка, ещё не успевшая зарекомендовать себя в нашем Круге, несравненная… — тут комментатор закашлялся и хрюкающим от смеха голосом продолжил: — Не бейте меня, но она сама выбрала такое имя… Несравненная Милая Искорка!

Раздался свист и издевательский хохот, но поняшка, нисколько не смутившись, взмахнула пышными ресницами и сделала книксен. Вновь вспыхнул свет, зазвучала барабанная дробь, зрители притихли в ожидании зрелища. Барабаны смолкли, и в наступившей тишине Череп громко крикнул:

— Я вызываю тебя на бой до смерти!

Послышался изумлённый гул.

— Она будет последней дурой, если примет вызов, — зашипел мой собеседник.

— Почему?

— Этот псих её прикончит.

— Сомневаюсь.

— Ты не понимаешь, он мастер хувс-до, а она – провонявшая навозом фермерская кляча!

Искорка милостиво взмахнула копытом.

— Если ты так настаиваешь, малыш, то я согласна.

Гул перешёл в громкий ропот. Череп казался изумлённым и растерянным. Ну конечно, показушник решил лишний раз унизить строптивую соперницу и вызвал на смертный бой, полностью уверенный в том, что она откажется. Теперь ему придётся её убить. Что же, посмотрим, посмотрим.

— Итак, господа, сделан вызов на бой до смерти, который был принят! Не знаю, на что рассчитывает… Милая Искорка, но давайте поаплодируем её смелости и заодно проводим в последний путь!

Трибуны взорвались хохотом и аплодисментами. Единорожка вновь невозмутимо поклонилась, чем вызвала новый приступ смеха. Череп уже оправился от неожиданности, взглядом нашёл меня и резко провёл копытом поперёк шеи.

Ударил гонг, наступила тишина. Искорка стояла на месте, явно передавая инициативу в копыта сопернику. Поединщик, подобравшись, резко сорвался с места. Нетрудно было догадаться, что именно он собирается сделать – набрать скорость и в самый последний момент, опустив голову, нанести сокрушающий удар лбом. Те, кого никогда не бодал разогнавшейся землепони, не представляют, насколько страшным может быть удар. Ни единороги с их острым, но достаточно хрупким рогом, ни пегасы не могут похвастаться таким приёмом. Черепная кость землепони в два раза толще, чем у сородичей, потому они могут бить, не боясь раскроить себе голову. Главное здесь – вовремя опустить макушку, иначе, врезавшись в противника мордой, можно сломать нос. Только истинные мастера хувс-до умеют отслеживать передвижение врага до самого конца, лишь в последнее мгновение выставив лоб для удара.

Череп был мастером. Он летел как на крыльях, стремительно сокращая расстояние. Искорка по-прежнему оставалась на месте, словно не понимая, какой опасности подвергается. Трибуны торжествующе заревели в предвкушении кровавой развязки, но в самый последний момент единорожка сделала шаг вбок, пропуская противника мимо себя. Неискушённые зрители могли счесть это случайностью, но более опытные в изумлении выдохнули – маневр был проведён настолько безупречно, что у Черепа просто не осталось времени на то, чтобы исправить ситуацию.

Легко развернувшись на передних копытах, Искорка взмахнула рогом и уколола противника в круп.

— Туше! — звонко сказала она.

Череп подлетел к барьеру, оттолкнулся от него ногами, перевернулся через голову и рванул назад. Впрочем, парень не стал дважды наступать на те же грабли, пытаясь вновь протаранить единорожку. Вместо этого он закружил вокруг, пользуясь преимуществом в скорости, время от времени вставая на дыбы и молотя передними копытами воздух. Искорка с полным хладнокровием легко уходила от атак, в свою очередь делая быстрые выпады рогом, дырявя шкуру противника.

— Вот это класс! — воскликнул мой сосед. — Похоже, девчонка в совершенстве знает «Путь Единорога»!

— И не только его, — усмехнулся я. — Рэдбрин постиг все три Пути и, разумеется, не стал скрывать их от своей любимой ученицы.

— Что? — парень аж подпрыгнул. — Она училась у Рэдбрина?! Но это невозможно!

— Почему нет? Я же говорил, что мы жили в соседней деревне.

— Так это твоя поняха? Но всё равно, Мастер ведь не брал учеников!

— Ради неё он сделал исключение. Искорка иногда бывает очень настойчива…

---

 

Это произошло спустя три недели после знаменательного происшествия с королевой мутантов. В один из вечеров единорожка ввалилась ко мне в комнату с пухлой книгой в зубах.

— Фот, пофмофри, — пробормотала она, выплюнула том на кровать и продолжила: — Посмотри, что у меня есть! «Три Пути хувс-до. Базовый курс» из библиотеки Твайлайт Спаркл!

— Это поваренная книга?

— Да нет же! Хувс-до – тайное боевое искусство пони, которое тысячу лет создавали великие мудрецы, жившие в Запретных горах, — зачастила Искорка. — Оно включает в себя четыре стиля – три базовых и одно высшее. Базовые это: Путь Землепони, Путь Пегаса, Путь Единорога. Высшее – Путь Аликорна. Последним владели только самые достойные мастера, отринувшие земные соблазны и достигшие полного просветления.

— Забавная сказка, — зевнув, сказал я. — И что с того?

— Ты не понимаешь! Если я овладею Путём Единорога, то стану такой сильной, что смогу в одиночку победить любую тварь.

— Невозможно научиться драться по книжке без наставника. А найти в наших краях мастера понячьего бокса тем более нереально.

— Нет преграды для сильной духом! — высокопарно бросила она и ушла, гордо помахивая хвостом. Через несколько минут с улицы послышались резкие крики и глухие удары копыт.

Спустя пару недель энтузиазм единорожки, естественно, поостыл, и она всё реже молотила учебную куклу, сделанную из тюка прессованной соломы. Но однажды, когда я только приехал из города с полным мешком товаров, предназначенных для деревенского магазина, Искорка резво запрыгнула в коляску и воинственно стукнула копытом по борту.

— Едем в Ермаково! — потребовала она.

— С чего вдруг?

— Поехали, расскажу по пути.

До посёлка Ермаково было десять километров приличной дороги, так что я не стал спорить и тронулся с места.

— Я узнала, — с жаром произнесла единорожка, — что бывший борец, дед Дмитрий, купил пони. Но не простого, а настоящего чемпиона хувс-до. Если удастся его уговорить стать моим наставником, будет просто отлично!

Я вздохнул и прибавил газу. Искорка как всегда была в своём репертуаре.

Дед Дмитрий оказался невысоким человеком с абсолютно седыми волосами и свёрнутым на сторону носом. Он сидел на лавке около дома и неторопливо набивал табаком изогнутую вересковую трубку.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Добрый, — неприветливо бросил он. — Что надо, ребятишки?

— Это правда, что у вас живёт знаменитый чемпион Рэдбрин? — запинаясь от волнения, спросила Искорка.

— Может и живёт, — неопределённо ответил старик. — А тебе, девочка, что от него нужно? Автограф?

— Я хочу научиться хувс-до! — выпалила она.

Дед Дмитрий рассмеялся.

— Забудь, глупая. Старина Рэд больше никого не тренирует. И не дерётся. Он вроде, как и я, на пенсии.

— А можно мне его увидеть?

— Почему нет? Только без толку это.

Бывший чемпион копал грядку, используя модернизированную лопату. Был он высок, светлоглаз, с ярко-красной шерстью и кьютимаркой в виде шахматной ладьи. Молча выслушал просьбу Искорки и отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Ну пожалуйста!

— Нет. Я больше не тренирую. Уходи.

— Но я немного умею. Училась по книжке…

Рэдбрин презрительно фыркнул.

— Брось книжку в выгребную яму, малышка, больше пользы будет.

— Но…

— Всё, не мешайте мне работать! — лопата вновь вонзилась в жирную землю.

На обратном пути Искорка молчала и только перед домом заявила:

— Я всё равно добьюсь своего!

И добилась. Уламывала беднягу целую неделю, каждый день носилась до Ермаково и обратно. В конце концов, что такое десять километров для быстроногой поняшки? Двадцать минут необременительного бега. Опять же, хорошая тренировка для мышц. В итоге Рэдбрин сдался. Три раза в неделю, в любую погоду, она поднималась до восхода солнца и, наспех умывшись, убегала на рандеву. Возвращалась спустя несколько часов, иногда с подбитым глазом, иногда с расквашенным носом, но полная желания продолжать. Это длилось почти четыре года, ровно до того дня, когда Рэдбрин сам пришёл к нам в дом с двумя большими сумками за спиной. Увидев его, Искорка тяжело вздохнула и дрожащим голосом спросила:

— Всё-таки уходишь?

— Да, — лаконично ответил он. — Дима умер, значит, больше здесь делать нечего.

— Но куда ты пойдёшь?

— Поищу поселения свободных пони. Говорят, в Ленобласти есть несколько спрятанных в лесах деревень.

— Но это опасно!

— Посмотрим. До свидания, Искорка, ты помогла мне справится с пустотой в душе. Жаль, что не захотела… Впрочем, неважно. До свидания, Максим. Береги её.

С этими словами он повернулся и медленно пошёл прочь, всё такой же печальный и задумчивый.

— До свидания, — растерянно проговорил я, глядя вслед.

После его ухода единорожка долго грустила, и мне стало казаться, что их отношения были несколько глубже, чем просто отношения учителя и ученицы. Впрочем, на все мои осторожные расспросы эта поганка с возмущением твердила, что я выдумываю всякие глупости и вообще наношу клевету толстым слоем. Затем я отправился в армию и, признаться, совсем позабыл о пропавшем мастере хувс-до…

---

 

На арене дело уверенно шло к финалу. Взмыленный Череп, чья шкура стала напоминать сочащийся малиновым сиропом дуршлаг, начал уставать и всё чаще ошибаться. Он ушёл в глубокую оборону и почти не атаковал, лишь изредка пытаясь достать Искорку копытом. Та тоже явно устала, на груди у неё кровоточили две глубокие ссадины – следы пропущенных ударов, но моральный перевес был на её стороне. Напряжение достигло критической точки. Череп медленно пятился назад, единорожка наседала, не давая тому собраться с силами. Внезапно она неловко повернулась, подставляя под удар незащищённый правый бок. Черношкурый пони сорвался с места, пытаясь воспользоваться удачным шансом, но это была не ошибка, а ловушка. Искорка крутанулась на передних ногах, пропуская Черепа мимо себя, и ударила задними копытами. Оглушённый землепони покатился в туче опилок и остался лежать, даже не пытаясь подняться.

Трибуны взревели. Сегодня многие потеряли кучу денег. Виданное ли дело, тёмная лошадка победила многократного чемпиона арены! Не обращая внимания на вопли, единорожка подошла к сопернику и в тревоге потрогала его копытом. Череп с трудом поднял голову.

— Итак, победительницей схватки является Милая Искорка! — рявкнул комментатор. — Так как был заявлен бой до смерти, она может добить своего соперника! А может сохранить ему жизнь! В любом случае решение остаётся за ней!

Трибуны затихли. Единорожка вскинула голову и чётко произнесла:

— Он дрался достойно, и было бы преступлением лишать его жизни! Потому я говорю – встань и иди!

Заиграла бравурная музыка. Единорожка помогла Черепу подняться и, заботливо подпирая плечом, повела к открывшимся воротам.

Глава 7. Экспроприация экспроприатора

Тайное умение (из записей отца)

«… предложил разработать стиль борьбы, предназначенный для пони. По его мнению, это добавит брутальность сериалу, сделает его более привлекательным для зрителя, который начал уставать от однообразных слащавых фильмов из эквестрийской жизни. Народ любит экшен – эта незатейливая формула всегда  учитывается при создании любого шоу. В нашем случае его отсутствие стало отрицательно влиять на рейтинги. Только «Приключения понивильской шестёрки» продолжали держаться в топах, остальные проекты медленно, но верно теряли зрителей. Впрочем, Леонардо Фауст был решительно против перемен. Старик смирился с тем, что пони превратились в телезвёзд, но яростно протестовал любому предложению добавить капельку насилия в безмятежную, размеренную жизнь обитателей Эквестрии. Как ни пытались убедить его в том, что хувс-до не столько боевое искусство, сколько спортивная дисциплина, Леонардо был неумолим. Тогда разработку начали без ведома Фауста.

За основу были взяты приёмы традиционных человеческих единоборств, с поправкой на понячью анатомию. С философской составляющей (а какое единоборство может обойтись без заумной теоретической части) поступили ещё проще – надёргав высокомудрых цитат из гонконгских боевиков и «Звёздных войн», слепили книжку «Тайная доктрина хувс-до», которая стала своеобразной Библией для посвящённых. По причине отсутствия в Эквестрии буддийских монастырей, ответственными за создание борьбы назначили мифических мудрецов, которые «в глубоких пещерах Запретных гор столетиями оттачивали смертоносные приёмы». В городах появились биороботы-гуру, обучающие избранных запретному искусству. Любая тайна, окружённая мистическим ореолом, имеет привычку притягивать падких до всего необычного разумных существ, и пони в этом отношении не стали исключением. Скоро только ленивый не обсуждал слухи о появлении некоего секретного учения. Рано или поздно вся правда обязательно стала бы известна Фаусту, но он умер… развязав тем самым руки подчинённым. Спустя всего три дня в «Кантерлотском вестнике» появилась статья за авторством принцессы Луны: «Наш любимый вид спорта», после чего хувс-до вышло из подполья.

Создатели единоборства разделили его на четыре Пути. Три базовых стиля предназначались для представителей трёх понячьих рас, которые в силу анатомических различий не могли пользоваться одними и теми же приёмами. Землепони были самыми могучими и выносливыми, потому их Путь строился на применении силовых приёмов и таранных ударов. Били они в основном задними копытами с разворота, «боксирование» передними ногами применялось значительно реже.

Пегасы были быстры, кроме того, они имели крепкие крылья, покрытые жёсткими перьями. Драться ими, конечно, было нельзя, зато они великолепно защищали хозяина как от таранных ударов землепони, так и от укола единорожьего рога. «Путь Пегаса» предполагал сражение от обороны – блокирования крыльями и единичные, точные удары копытами. Из всех Путей он был наиболее сбалансированным.

Единороги – самые слабые из трёх рас, обладали отличной реакцией и высокой ловкостью, что позволяло им легко уклонятся от опасных ударов. Наличие же естественного оружия – острого рога, давало возможность повысить дистанцию угрозы, держа противника на расстоянии. Их Путь подразумевал высокую подвижность, прыжки вбок, перекаты, кувырки назад и прямые колющие удары рогом, словно клинком шпаги. Из всех трёх стилей этот был самым утончённым и элегантным.

Что касается высшего «Пути Аликорна», то на самом деле его попросту не существовало. Его выдумали для большей таинственности, дабы было что вешать на уши доверчивым ученикам. Гуру провозглашали, что постигнуть этот Путь могут лишь избранные, достигшие высшей степени просветления. Стандартная разводка для неофитов действовала отлично, среди мастеров хувс-до ходили различные фантастические истории о немыслимых возможностях, которые даёт этот непостижимый Путь, а некоторые утверждали, что лично были знакомы с носителями высшего знания. В общем, всё как обычно.

Популяризация понячьего единоборства продвигалось семимильными шагами, в то время как дела Эквестрии шли всё хуже и хуже. Становилось ясно, что «наследникам» Фауста удастся отсудить деньги, и у руководства появилась безумная идея перейти на полную самоокупаемость, увеличив выпуск сериалов. Появление хувс-до помогло повысить рейтинги программ, но даже в этом случае проект «Эквестрия» всё равно оставался в минусе – прибыль от ТВ-трансляций покрывали только одну треть расходов. В связи с этим было принято решение…»

---

 

Мне не спалось. После того как вернулась возможность логически мыслить, я провалился в трясину депрессии. Ну да, сегодня мы победили и доказали свою силу. Но что это дало? Ничего. Свернув несколько носов, нам не удалось приблизиться к свободе ни на шаг. Наоборот, стало ещё хуже. Теперь, когда Полковник оценил наши возможности, мы превратились в ценный товар, от которого никто так просто не откажется. Будущее вырисовывалось в самых мрачных красках.

Одно хорошо, мне вернули одежду и ботинки, а также снабдили одеялом. Карманы, естественно, оказались пусты, а подошвы кто-то старательно изрезал ножом. Непонятно, кому это понадобилось?

В помещении было тихо, только слышался храп и сопение. «Добровольцы» отдыхали перед новым трудовым днём. Под потолком тускло светили несколько люминесцентных ламп, одна раздражающе мигала и потрескивала. Я повернулся на правый бок, собираясь попробовать заснуть, как вдруг услышал тихие шаги в коридоре. Две тени остановились около моей двери, затем послышался тихий шёпот Искорки:

— Максим, ты спишь?

— Нет.

— У меня ключ от замка.

Я легко поднялся с лежанки и неслышно метнулся к двери. Единорожка и Череп стояли, плотно прижавшись боками, их копыта были обмотаны тряпками. Искорка запустила морду в боковую сумку и вытащила связку ключей. Я принял их и, найдя нужный, отпер замок, потом отворил дверь. Оба пони неслышно проскользнули в ячейку.

— Как твои дела? — поинтересовалась единорожка.

— Нормально. Как тебе удалось бежать?

— Череп освободил. На самом деле он просто мировой парень.

Чёрношкурый панк, всеми силами пытающийся показать своё презрение к происходящему, громко фыркнул и отвернулся.

— Нужно торопиться, — продолжила Искорка. — Через полтора часа начнётся обход, и если они увидят пустое стойло…

— Мы не можем просто так уйти! Без оружия и мотоцикла нас легко догонят и вернут обратно.

— Но где лежат наши вещи, ты знаешь?

— Я знаю, — вмешался Череп. — Лысый Чёрт жаден как десять старух и все захваченные трофеи утаскивает себе для осмотра. Думаешь, одежду забирали для санобработки? Как же, жди. Он проверял, не зашито ли что ценное под подкладкой.

— Так вот зачем понадобилось калечить ботинки! — фыркнул я. — Полковник искал, не спрятано ли что в подошвах.

— Верно. Думаю, что ваши шмотки сейчас свалены в его апартаментах, а байк стоит в личном гараже.

— Значит, следует нанести ему дружеский визит. Ты с нами?

— Нет. Я и так нарушил клятву, помогая Искорке.

— Спасибо, — ласково прошептала она и потёрлась щекой о его шею. — Ты был лучшим!

Череп шумно засопел и, выскользнув из ячейки, растворился в темноте.

— Все вопросы потом, — остановила меня единорожка. — Сначала побег.

— У них тут, наверное, полно камер наблюдения!

— Ага. Но мне показали, где проходит главный кабель, и теперь камеры не работают. Поможешь потом выковырять изоляцию, застрявшую между зубов?

— Без проблем. Правда, боюсь, что они отправятся проверить, в чём дело.

— Не-а. Камеры постоянно ломаются, потому вертухаи вылезают из диспетчерской только утром, устранить неисправность. Череп говорит, что охрана здесь поставлена из рук вон плохо.

— Ясно. Тогда пойдём, навестим полковника.

— Ага.

Мы покинули ячейку и двинулись по коридору. Я держал ботинки в руках – стук металлических подковок мог нас выдать, Искорка тихо ступала обмотанными тряпками копытами.

— Похоже, это старое здание конюшни, а ячейки, в которых сидят добровольцы – обычные денники.

— Верно, — кивнула единорожка, — прикинь, какая насмешка судьбы.

Мы вышли на улицу сквозь приоткрытую дверь и остановились. Перед нами был большой двор, в центре которого торчал яркий фонарь.

— Череп сказал, что резиденция Лысого Чёрта находится в том двухэтажном доме, — прошептала Искорка, ткнув правым копытом в пространство. Если идти по краю двора, находясь, всё время в тени, нас не заметят.

— Ага. Двинулись.

Короткими перебежками, уходя от света фонаря, мы миновали открытое пространство. У входа в дом стоял часовой с автоматом в руках. Парень постоянно зевал и время от времени отвешивал себе звонкие оплеухи. Мы скорчились за кустами метрах в десяти. Следовало придумать, как избавиться от преграды, но всё решилось без нас. Закинув автомат за спину, часовой развернулся и быстро зашагал к стене дома, на ходу расстёгивая ширинку. Раздалось умиротворённое журчание, прозвучавшее в ночной тиши громче плеска горного ручья. Кивнув Искорке, я метнулся к цели.

Тяжёлый армейский ботинок по своей убойной силе всего на несколько пунктов уступает осколочной гранате. А если их два, то при должном умении ими можно остановить танк. Мощный удар по голове,  и беспечный часовой полетел в траву. Мы оттащили его в тень, связали по рукам и ногам, заткнули рот кляпом. На всю возню ушло меньше пяти минут.

---

 

Под ногами предательски скрипели ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Я проскользнул в слабо освещённый коридор, в конце которого находилась дверь, ведущая в личные покои Полковника. Рядом, сидя на стуле, громко храпел телохранитель. Обезвредить его было делом нескольких секунд. Главным трофеем оказался ключ, извлечённый из правого кармана. Дверь открылась почти бесшумно. Мы вошли внутрь, ступая словно тени. Впрочем, можно было и не выпендриваться. Лысый Чёрт валялся на койке и храпел так, что стены дрожали. В воздухе витал устойчивый запах крепкого алкоголя. Так и есть, пустая бутылка из-под антикварного виски лежала на краю стола. Если полковник выжрал её в одиночку, то он продрыхнет до утра.

Мы переглянулись и приступили к поискам. Апартаменты включали в себя три большие комнаты, битком набитые всякими полезными предметами. Не буду их перечислять, чтоб не утомлять читателя, но, вздумай мы открыть лавку, товара для торговли хватило бы на несколько лет. К счастью, мои вещи лежали отдельной кучкой – похоже, Лысый Чёрт только начал их разбирать, когда натолкнулся на бутылку. Я без сожаления отложил позаимствованный у часового дешёвый китайский автомат и вооружился своим карабином. Затем мы принялись осматривать доставшиеся нам сокровища пещеры Али-Бабы.

К сожалению, грузоподъемность байка невелика, вот если бы у нас был грузовик… С другой стороны, жадность – страшный грех. Я взял несколько цинк с патронами, с десяток гранат, два пистолета экзотического вида, револьвер, несколько ножей и лёгкий бронежилет, пришедшийся как раз впору. Искорка, к своей печали не обнаружившая библиотеки, зависла над большой нераспечатанной коробкой элитной французской косметики, произведенной, судя по этикетке, незадолго до войны на лучших заводах провинции Сычуань. Представив, как эта модница будет, сидя перед зеркалом, красить свои пышные ресницы, неуклюже сжимая в копыторуке кисточку с тушью, я чуть не рассмеялся. Оттащив коробку к общей куче, она взглянула на пустую бутылку и осуждающе покачала головой.

— Он прикончил наш стратегический запас! Что будем делать?

— Поищем адекватную замену. Уверен, кроме хлама, здесь можно найти действительно ценные вещи. К примеру, гляди, на стене висит картина…

— Вермеер, копия «Девушки с жемчужной серёжкой», — авторитетно заявила моя ходячая энциклопедия.

— Вполне возможно, но я не о том. Тебе не кажется, что Полковник никак не тянет на любителя живописи? Обычно такие люди вешают картину в двух случаях. Или чтоб прикрыть дырку в стене, или чтоб скрыть сейф. Посмотрим… Так я и думал, вариант номер два!

— Правда? Вот здорово!

— Сможешь открыть?

— Смеёшься? Ты когда-нибудь видел пони, способных взламывать сейфы!

— Помню, ты читала нам вслух книжку, где главной героиней была единорожка, делавшая это просто мастерски.

— Ага-ага, ещё про ядерную войну между пони и зебрами вспомни! Не всё, что пишут в книгах – правда. Увы.

— Тогда попробовать придётся мне.

Я отошёл от сейфа и направился к Полковнику.

— Ты куда? — удивилась Искорка. — Хочешь выбить дверцу с разбега?

— Хочу найти у этого алкоголика ключ. Лучше встань рядом и, если проснётся, двинь копытом в лоб!

— Как скажешь.

Учинять насилие над беззащитным телом не пришлось. Усыпляющие чары виски невозможно было разрушить обычным обыском. Связка ключей оказалась в кармане штанов. Вернувшись к сейфу, я легко открыл замок и распахнул дверцу. Основную часть объема стального ящика занимали толстые папки и несколько конторских тетрадей.

— Похоже, он хранит здесь контракты, — хищно сверкнув глазами, сказала единорожка.

— Ага. И документы, отобранные у «добровольцев»… Вот и мои! Так, паспорт, водительские права, лицензия... Я снова стал уважаемым членом общества! И батин смартфон, отлично… Слышь, подруга, глянь в камин, угли ещё не прогорели?

— Нет. Замёрз?

— Ещё как. Давай быстро поглядим, какие папки можно сжечь, а какие оставить… Все контракты в огонь… Нет, свой я, пожалуй, сохраню на память, почитаю на досуге. Бухгалтерские книги туда же, нечего облегчать ему жизнь…

Спустя пару минут в камине бушевало пламя, пожирая бумажный мусор. Я, как бес из преисподней, орудовал кочергой, а поняшка одну за другой швыряла папки. После того как последний листок оказался уничтожен, мы вновь вернулись к сейфу. Там нас ожидал приятный сюрприз – нижняя полка оказалась битком набита толстыми пачками пятисоттысячных купюр.

— Ого, наша бутылка отомщена! Тащи мешок, начнём экспроприацию экспроприатора!

Набив доверху одну из перемётных сумок, я хотел было отойти от выпотрошенного ящика, но внезапно на самом дне увидел какой-то предмет, трогательно прикрытый серой тряпочкой. Это оказалась плоская жестяная коробка, тяжелая, словно залитая свинцом. Откинув крышку, мы увидели, что она забита тугими колбасками вощёной бумаги. Вынув одну такую увесистую «сосиску» и сковырнув ногтем обёртку, я обнажил стопку блестящих металлических кружочков, отливающих жёлтым.

— Золотые талеры, — изумилась Искорка. — Впервые вижу!

— Я тоже. Тут их несколько тысяч. Как думаешь, насколько они потянут по сегодняшнему курсу?

— Думаю, за эти деньги мы смело сможем принять ванну, наполненную столетним виски, и у нас ещё останется пара монеток на бутерброды с чёрной икрой!

— Типа того. Полагаю, что больше не стоит искушать судьбу. Дороже этой коробочки мы здесь всё равно ничего не сыщем. По-моему, следует собрать манатки и делать ноги, пока не началось.

— Поддерживаю! — кивнула единорожка.

---

 

Яркий свет фары разрывал темноту, ласково урчал мотор, не мешая беседе. Мы только что миновали Лугу и теперь катили по шоссе, действительно вполне приличному и ровному.

— Послушай, — осторожно спросил я, — сегодня днём Череп хвастался, что… покрыл тебя несколько раз. Неужели ты дала себя изнасиловать, или это был только пустой трёп?

— Не совсем.

— В смысле?

— Половой акт, совершённый по взаимному согласию, изнасилованием вроде бы не считается.

— А… Э, гм, понятно. Надеюсь, тебе было не слишком больно? Это ведь твой первый раз.

— Не совсем.

— Что значит «не совсем»? Хочешь сказать, что и раньше…

— А чего тут, собственно, такого? Я – молодая взрослая кобылка и могу себе позволить заниматься любовью, ты не находишь?

— Э… Разумеется. Надеюсь, твой первый парень был… не человек?!

— Да за кого ты меня принимаешь, нахал?! За извращенку? — вспыхнула Искорка.

— Извини, пожалуйста, но мы просто никогда не разговаривали с тобой на эту тему.

— Да нет, я не сержусь.

— Как хоть звали твоего избранника? Я наверняка его не знаю.

— Не совсем.

— Погоди… это был Рэдбрин?! У, старый ловелас! Вот, значит, чем вы там всё время занимались!

— Прекрати! «Этим самым» мы стали заниматься только в последний год, а до того только хувс-до. Если не считать нескольких братских поцелуев в щёчку, конечно.

— Мохнатая лгунья! Братские поцелуи, так я и поверил! Зуб даю, что он предлагал тебе бежать вместе с ним.

— Предлагал, но я не ушла.

— Почему?

— Не хотела оставлять папу совсем одного, тебя ведь должны были призвать в армию. Кроме того, я… просто испугалась.

— Понимаю. И с тех пор…

— Не совсем.

— Был ещё кто-то?

— Ага. Бигхувс с фермы Краснова. Я познакомилась с ним уже после того, как тебя забрили. Он был неплохим парнем, но в умственном плане…

— Тупой?

— Как бревно. Ты не представляешь, насколько это печально, когда на все твои возвышенные фразы звучит стандартный ответ «Агась». Я читала ему Пушкина и Байрона, наизусть пересказывала «Властелина колец», в надежде, что, приобщившись к прекрасному, он поднимет свой интеллектуальный уровень, но увы. В конце концов Биг втюрился в такую же тупую розовую пегаску и мы разбежались.

— После чего твоё сердце оказалось разбито вдребезги.

— Бесчувственный тюфяк! Я тут ему душу раскрываю, можно сказать, плачусь в жилетку, а он… Ой, мамочки! — единорожка внезапно завозилась в коляске и принялась с остервенением копаться в своих сумках.

— Что случилось?

— Книжку! Книжку оставила в этом притоне! Вот дура!

— Что за книга?

— Сборник романов Сергея Лукьяненко. «Ночной дозор» называется.

— Уф, я уже испугался, что ты действительно нечто ценное забыла. Зачем вообще тебе понадобилось брать с собой эту макулатуру?

— Не скажи. Там был не только Ночной, но и Дневной, Сумеречный, Предпоследний, Последний, Окончательный, Завершающий и Финальный Дозор. Восемь романов. Я несколько раз принималась их читать и постоянно бросала на середине. Думала, в дальней дороге окажется проще, но вижу, не судьба!

— Надеюсь, все остальные потери будут не страшнее этой. Кстати, забыл спросить, а Череп тебе понравился?

Искорка вздохнула.

— Он не такой грубый, как хочет казаться. Если твое детство прошло на улице, в окружении… Не самых лучших людей и пони, ты должен стать жестоким, иначе не выжить. Но… Я надеюсь, что мы ещё встретимся. И необязательно на бойцовой арене…

Глава 8. Столичные будни

Зибра (из записок отца)

«…неожиданная ситуация. Главный научно-производственный комплекс проекта «Эквестрия» – «Дедал», занимавшийся разработкой и клонированием пони, находился в Зимбабве. Это некогда одно из самых богатых и стабильных африканских государств усилиями своего правительства было превращено в беднейшую страну региона, где буханка хлеба стоила несколько миллиардов тамошних долларов. Зато местная власть очень лояльно относилась к проведению запрещённых в демократических странах генетических экспериментов и выдавала корпорациям разрешения на строительство лабораторий без каких либо ограничений. Кроме того, здесь имелось достаточное количество добровольцев, готовых за гроши стать подопытными кроликами при проведении самых разнообразных исследований. Нельзя также забывать, что эксперименты на людях не вызывали никаких протестов  у многочисленных «природоохранных» организаций, ставящих жизнь лабораторных крыс гораздо выше человеческой.

Однажды руководитель «Дедала» Виктор Петрик получил анонимный донос, где сообщалось, что в одной из лабораторий Зекоры Кванг ведутся какие-то посторонние разработки. Кипящий праведным гневом директор ворвался без стука и действительно увидел полосатую лошадку с миндалевидными глазами, медленно парящую внутри криокапсулы, заполненной прозрачным гелем.

— Что здесь, чёрт побери, происходит?! Это разве пони?! Только взгляните на полоски! — набросился он на Зекору, молча стоявшую рядом.

Чёрное лицо молодой негритянки оставалось невозмутимым, словно древняя ритуальная маска.

— Ши зе зибра, — наконец пояснила она.

— Кто?!

— Зибра. В смысле – зебра. — Зекора в совершенстве знала несколько десятков языков, но иногда не сразу вовремя переключалась с одного на другой.

Петрик картинно приложил руку ко лбу, словно собираясь упасть в обморок.

— Никакие зебры бюджетом не предусмотрены! Понимаете, что своим безответственным поступком вы, мисс Кванг, нанесли колоссальный ущерб проекту!

Зекора презрительно усмехнулась и, отвернувшись, стала рассматривать своё творение. Бросив ещё несколько гневных реплик, директор заткнулся, поджал хвост и удалился. У него не было никаких рычагов воздействия на строптивую учёную, являвшуюся любимицей Старика. Запив горе стаканом бренди, он накатал гневную телегу руководству.

Судя по всему, донос передали самому Фаусту, потому что уже на следующий день суперкоптер Леонардо завис над посадочной площадкой «Дедала» – могущественный руководитель «ТФМ» решил лично взглянуть на творение своей протеже.

— Как вам? — робко спросила Зекора, с обожанием глядя на задумчивого босса, вот уже несколько минут неподвижно стоящего около криокапсулы.

— Она великолепна, — тихо ответил он. — Нет, правда, девочка, ты совершила чудо, а наших дизайнеров следует гнать поганой метлой.

— Я подумала, что раз мы находимся на африканском континенте, то не мешает добавить немного местного колорита.

— И тебе это удалось. Как жаль, что мы не сможем пустить её в серию.

— Почему?

Фауст криво усмехнулся.

— Бюджет трещит по швам, экономить приходится каждый сантим. Кроме того, Эквестрия слишком мала, чтобы в ней мог поселиться ещё и народ зебр.

— А как же грифоны, драконы, бизоны?

— Не забывай, что их немного, они живут маленькими племенами и потому не могут составить конкуренцию пони. Но зебры – другое дело. Между двумя сильными и умными народами, заключёнными в ограниченном пространстве, может вспыхнуть вражда. Их интеллекта вполне хватит на то, чтобы разработать могущественное оружие, к примеру – ядерное. Представь – война пони и зебр, ядерный Холокост, Эквестрия превращается в радиоактивную пустошь, населённую толпами злобных мутантов и редкими выжившими!

— Вы всё шутите, мастер.

— Конечно, шучу. Но мы действительно не сможем включить зебр в проект. Прости.

— Я понимаю… А что делать с ней? Неужели утилизация…

— Разумеется, нет, мы поселим её в Вечнодиком лесу, рядом… Какой там у нас городок неподалёку?

— Понивиль.

— Ах да, точно, рядом с Понивилем… Кстати, красивое название, надо будет запомнить. Среди местных жителей пустим слух, что она эмигрировала из далёкой страны зебр. Таким образом, убьём двух зайцев. Во-первых, лишний раз создадим иллюзию, что за пределами Эквестрии есть и другие страны, а во-вторых, получим верную союзницу, которой можно будет открыть истинное положение дел. Тебя устраивает такой подход?

— Да, конечно, спасибо!

— Осталось только придумать ей имя. Полагаю, ты не будешь против, если её назовут в честь…»

---

 

Номер мотеля выглядел именно так, как я и представлял – крашенные зелёной масляной краской стены, вытертый до подложки рыжий линолеум, расшатанная от частого употребления кровать. И тяжёлый запах влажных, никогда не успевающих толком просохнуть простыней.

— Надеюсь, что вам и вашей спутнице здесь понравится, — ворковал хозяин. — У нас тут всё самое лучшее.

Цокая копытами, в комнатку вошла Искорка. При виде её толстяк заткнулся и до отказа выпучил глаза.

— Что такое, любезный? — холодно поинтересовался я. — Мне рекомендовали ваше заведение как место, где не задают лишних вопросов. Иначе я поселился бы в более приличной гостинице.

— Н-нет, всё в п-порядке, пробормотал он. — Располагайтесь…

Искорка закатила глаза и капризным тоном избалованной красотки из кордебалета, смешно растягивая слова, произнесла:

— Папочка, разве мы будем здесь жить? Посмотри, эта кроватка такая у-узенькая! Нам будет неудобно!

Хозяин закаменел лицом, сунул мне в руку ключи и пулей вылетел за дверь. Как только стихли его шаги, провокаторша дико заржала и, опрокинувшись на спину, принялась болтать в воздухе всеми четырьмя копытами.

— Ты видел? Нет, ты видел его рожу! Ой, не могу! Ой, мама, роди меня обратно! Вот ведь индюк!

— Ничего смешного тут нет! — мрачно сказал я. — Из-за твоей глупой выходки теперь все здесь будут считать меня извращенцем!

Она перевернулась на живот и лукаво посмотрела снизу вверх.

— Это тебе за твои грязные инсинуации! Кроме того, Максик, они в любом случае так подумают. Для них каждый молодой человек, который возится с маленькими разноцветными лошадками – извращенец. Просто не обращай внимания, и всё будет нормально!

---

 

Номинальная столица Союза Российских Республик, Санкт-Петербург мало напоминал главный город большой (по нынешним меркам) страны. Он сильно пострадал во время войны, и нынешние власти не спешили приводить его в порядок. Более-менее приличным оставался лишь центр, да и там хватало развалин. Что касается окраин, то они были либо заброшены и служили местом жительства бродягам, либо представляли собой отдельные анклавы с собственным самоуправлением.

Его Превосходительство, Сила, Мощь и Справедливость, Гарант Свободы, Отец Народа, Любимец Нации, Пожизненный Президент СРР, Карельской автономной Республики и Свободной территории Кольский полуостров Дмитрий Назаров занимал в качестве своей постоянной резиденции Большой Петергофский дворец. Помимо него, в Петергофе проживали и остальные члены правительства, здесь также располагались министерства и парламент. По сути, именно этот небольшой город на берегу Финского залива был настоящей столицей страны, а Питер лишь неумело играл её роль…

---

 

Мотель «Минутка», в котором мы остановились, находился на окраине, неподалёку от железнодорожной станции «Лигово», и состоял из нескольких щитовых домиков, окруженных крепким забором. Светиться в центральных гостиницах после недавних приключений нам очень не хотелось, а здесь для регистрации паспорт не требовался. Главное чтоб были деньги, всё остальное хозяина мотеля интересовало мало.

На следующее утро, отдохнув и крепко выспавшись, мы покатили в центр. Погода стояла отвратительная. С залива дул ледяной ураганный ветер, несущий мелкую водяную взвесь и рваные чёрные облака. Я пригибался почти к самому рулю, чтоб хоть немного снизить парусность, но всё равно нас несколько раз чуть не сдуло с дороги.

— Можно подумать, сегодня не второе июня, а второе ноября, — проворчала Искорка.

— Точно. Не удивлюсь, если к полудню пойдёт мокрый снег.

Мы проезжали мимо заброшенных кварталов под жестяной грохот листов кровельного железа, которые, словно старые газеты, трепал ветер. Дома смотрели чёрными провалами выбитых окон, их стены были черны от копоти давнишних пожаров. Повсюду громоздились груды мусора. Немногочисленные прохожие, в основном бездомные бродяги, живущие в руинах, угрюмо глядели нам вслед. Впрочем, за Обводным каналом брошенные здания почти исчезли, улицы оказались чисты и ухожены, а некоторые фасады даже щеголяли свежим ремонтом. Чем ближе мы подбирались к Невскому проспекту, тем наряднее становился город. Единорожка восхищённо крутила головой и просила ехать помедленнее. Она читала массу исторических книг, и вот теперь знакомые страницы оживали прямо на глазах. Специально ради неё я свернул на набережную Фонтанки, по Вознесенскому проспекту поехал к Исаакиевской площади и сделал несколько кругов вокруг собора, чтобы поняшка смогла рассмотреть его во всех подробностях.

Оставив величественное творение Монферана за спиной, мы вырулили на Сенатскую площадь, полюбовались на пустой Гром-камень, выскочили на Адмиралтейскую набережную и покатили к Дворцовому мосту. Ветер дул в спину с бешеной силой, байк постоянно вилял на мокром асфальте, мне приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не впилиться в фонарный столб или автомобиль.

Дворцовый мост, некогда служивший визитной карточкой Питера, сейчас находился не в самой лучшей форме. Один из двух его знаменитых разводных пролётов обрушился в Неву ещё в период войны, да так и остался болтаться в воде сломанным птичьим крылом. Вместо него поверху настелили «временный пролёт», который оставался таковым уже лет двадцать пять. Криво сваренный из всякого металлолома, он страшно раскачивался даже в тихую погоду, а сейчас и вовсе превратился в один гигантский вибростенд. Нас швыряло от одной обочины до другой, казалось, ещё чуть-чуть – и мы, пробив хлипкую ограду, рухнем в ледяную воду.

Скатившись на твёрдую почву Стрелки Васильевского острова, я остановил мотоцикл и дрожащими руками стянул шлем. Несмотря на холодную погоду, лицо пылало как в бане. Искорка, забившаяся в коляску по самые уши, застряла и теперь безуспешно пыталась вылезти. Я помог ей обрести свободу, и она, пошатываясь, прошлась туда-обратно, разминая затёкшие ноги.

— Ну и аттракцион! Я чуть лужу не напустила от страха! — честно призналась она.

— Согласен, было жутковато, — сказал я, облокачиваясь на гранитный парапет. — Но ты особо не расслабляйся, нам ещё через Биржевой мост ехать.

— Надеюсь, он в лучшем состоянии, — буркнула единорожка.

— Наверное… Эй, погляди-ка вниз!

— Что случилось? — спросила она, вставая рядом.

— Как высоко поднялась вода!

Действительно, невские волны плескались буквально у наших ног. Ещё сантиметров тридцать, и они начнут лизать подножия Ростральных колонн.

— Наводнение! — возбуждённо заявила Искорка. — Максик, ты даже не представляешь, как нам повезло, мы увидим настоявшее питерское наводнение! Да ещё такое сильное!

— Не вижу ничего прикольного. На такие катаклизмы лучше любоваться с возвышенности. Например, с Пулковских высот. Давай уберемся отсюда, пока не затопило Стрелку! После того как взорвали Дамбу, случится может всё что угодно.

— Нет в тебе романтики исследователя, — вздохнула она, забираясь в коляску.

Я завёл мотор, и мы покатили мимо здания Биржи, к мосту.

---

 

Центральный Криминальный архив находился на территории Петропавловской крепости, в здании бывшей тюрьмы Трубецкого бастиона, куда перебрался сразу после войны. Почему именно туда, не знаю. Возможно, микроклимат старого царского СИЗО отлично подходил для этих целей, возможно, толщина стен и внушительность постройки вызывали ощущение надёжности. Так или иначе, но наш путь лежал на Заячий остров.

Без проблем покинув Ваську, мотоцикл пронёсся по набережной, влетел на Кронверкский мост, содрогавшийся под ударами волн, и сквозь пролом в стене въехал в крепость.

Сильно пострадавшая во время войны, она частично лежала в руинах и сейчас представляла весьма жалкое зрелище. Почти каждый год правительство выделяло немалые средства на реставрацию. Деньги успешно осваивались, но дальше этого дело не шло. Величественные постройки постепенно разрушались, немногочисленные туристы фотографировались на фоне гранитных обломков и тащили в качестве сувениров все, что плохо лежит.

Подпрыгивая на скользких булыжниках, мы проехали между развалинами Петропавловского собора и Монетным двором, свернули направо и остановились у здания бывшей тюрьмы.

— Приплыли, — возвестил я, паркуя байк.

— Если ветер не перемениться, мы точно «приплывём», — съязвила Искорка.

Немного поскандалив с охраной у входа (им не понравилось, что я решил посетить архив в сопровождении пони) и решив дело миром всего за двести тысяч рублей, мы вошли внутрь.

— Добрый день, — сказал я клерку в оранжевой форме внутренних войск, протягивая заявление, составленное при помощи всезнающего Коновалова за отдельную плату. Тот без особого интереса проглядел его по диагонали и лениво ответил:

— Без соответствующего разрешения я не могу удовлетворить вашу просьбу, молодой человек. Оно у вас имеется?

— Разумеется, — ответил я, подавая сложенный пополам листок картона. Внутри этой своеобразной книжицы имелось несколько кармашков. В одном лежали два золотых талера. Клерк внимательно посмотрел, покачал головой и вернул картонку обратно.

— Тут всего одно разрешение, — печально заявил он. — А нужно как минимум четыре.

— Правда? — изумился я. — Странно, все были рядом. Наверное, остальные выпали, сейчас гляну в рюкзаке.

Я раскрыл рюкзак, порылся в кармашке и вложил в ячейки шесть монет.

— Теперь всё в порядке, — удовлетворенно кивнул чиновник, любовно оттискивая на заявлении большую печать. — Приходите через две недели в пятницу, после четырёх, возможно, к этому времени всё будет готово.

— Ох, простите! — воскликнул я, — совсем забыл, что у меня имеется разрешение на оформление заявки вне очереди!

— Правда? Позвольте взглянуть. Но учтите, что в нём должно быть не меньше пяти подписей!

— Их там шесть, — улыбаясь самой доброй улыбкой проворковал я, решив, что в данном случае жадничать не стоит.

Получив ещё шесть монет, клерк забрал заявление и скрылся в глубинах здания. Он вернулся минут через пять и вновь уселся на стул.

— Всё в порядке, подождите немного, скоро всё будет готово.

— Скоро это сколько?

— Ну, у них там сейчас проветривание, затем обед… часа три, не больше.

— Благодарю.

Мы отошли, и я опустился на холодную деревянную скамейку. Искорка пристроилась рядом.

— Видишь, а ты боялась. Всё решается прямо с какой-то космической скоростью.

Единорожка, не ответив, нервно забарабанила копытами. Она была явно очень взволнована.

— Мужчина, прикажите вашему животному замолчать или выведете его на улицу, вы нам работать мешаете! — возмущённо сказала какая-то тётка с дымящейся кружкой чая в руке. Её товарки, сидящие вокруг большого электрического самовара, согласно закивали.

— Слышишь? — тихо спросил я. – Успокойся, или нас выгонят!

— Я спокойна! — огрызнулась она. — Сколько уже прошло?

— Четыре минуты девятнадцать секунд.

— Ещё так долго ждать! Можно я пока послушаю папины записи?

— Нет. Мы не должны светить смартфон при свидетелях.

— Да, я и забыла.

Она запустила морду в подмышечный карман, вынула зубами потрёпанный томик «Маленьких трагедий» Пушкина, без которого не отходила от дома на расстояние более пятидесяти метров, открыла на случайной странице и погрузилась в чтение.

Час тянулся за часом, в помещении было сыро, как в подвале, холод пробирал до костей, но приходилось терпеть. Наконец, одна из тёток оторвалась от самовара, лениво подгребла к пачке бумаг, принесённых с полчаса назад, поворошила…

— Радченко тута есть?

— Да.

— Ой, так что вы, мужчина, сидите, как кто?! Идите сюда, получайте ответ!

Искорка вскочила на все четыре копыта, я поднялся мгновением позже.

— Распишитеся здеся и вот тута.

— Что это такое?

— Да вы словно с деревни приехали! Это же платёжная ведомость. Вот тута всё написано: вы должны заплатить пятнадцать рублей гербового сбора, пятьдесят налога, сто тысяч за оформление… И два миллиона за распечатку двух цветных фотографий формата А4 на принтере Кэн… Канн… Конан. По одному миллиону за каждую. Итого с вас… Три миллиона… Э, я хотела сказать, два миллиона сто тысяч шестьдесят пять рублей!

Я молча раскрыл рюкзак и отсчитал требуемую сумму. Тётка потянула мне серый конверт, заляпанный множеством разноцветных печатей.

— Открывай скорее! — простонала моя спутница.

Вскрыв клапан, мы извлекли наружу две большие цветные фотографии. На одной была изображена крохотная фиолетовая единорожка. Малышка сидела на куске брезента, трогательно подобрав тонкие ножки, и с испугом смотрела в объектив фотоаппарата. Рядом лежал труп какого-то взрослого землепони с кьютимаркой в виде парящей чайки, железный пол вокруг был залит кровью.

— Селестия… — потрясённо прошептала Искорка, — это же я… Ещё совсем кроха!

Я погладил её между ушей и извлёк вторую фотографию. На ней крупным планом была запечатлена искусно вышитая цветными нитками метка – шестилучевая пурпурная звезда, окружённая пятью белыми звёздами поменьше.

— Ну, какие идеи? Именно ради этого мы и приехали сюда.

— Уверена, что вышивка скопирована с кьютимарки. И пони, которая его носила, была искушена в магическом искусстве. Полагаю, что это метка судьбы отца или матери. Вряд ли на моей распашонке мог быть чужой рисунок.

— Полагаю, что ты права, но думаю, это метка матери, а не отца.

— Почему?

— Коновалов назвал тебя полукровкой. Отец землепони, мать единорожка. Насколько мне известно, единороги отлично рубили в магии, тогда как землепони этим талантом не обладали. Значит…

— Молодец, я об этом не подумала. Видишь, мы продвинулись далеко вперёд.

— Нам нужно найти довоенный компьютер и посмотреть эквестрийские фильмы. Может, в каком-нибудь из них увидим твоих родителей.

— Но там сотни тысяч часов записи, мы успеем состариться к тому моменту, как посмотрим последний.

— Возможно. Да и где взять комп? Уверен, в этом здании он есть, раз здешние бюрократы смогли распечатать цветные фотографии, но нас к нему, естественно, не подпустят…

Внезапно распахнулась дверь и в помещение влетел какой-то мокрый мужик в форме.

— Кончайте чаи гонять, клуши, и бегом на второй этаж!

— Что случилось? — заволновались тётки.

— Как что случилось? Вы хоть в окна выглядываете? Вода поднялась! — тут он заметил нас. — Что вы тут делаете?! Архив закрыт, выметайтесь на улицу, живо!

Мы переглянулись и поспешили к выходу, но остановились на крыльце, не в силах сдержать изумлёния. Вокруг разлилось целое озеро, вода поднялась уже до второй ступени лестницы.

— Ну, вот и наводнение! Как, нравится?

Искорка почесала копытом затылок и ничего не ответила.

Глава 9. Я убью тебя, лодочник!

Ледяная вода обжигала ноги и хлюпала в ботинках. Я толкал мотоцикл, схватившись обеими руками за руль, Искорка – упираясь широкой грудью в край коляски. Положение было – хуже не придумаешь, нам срочно нужно было найти надёжное убежище. К сожалению, двери в уцелевших зданиях оказались крепко заперты, а забираться на кучи обломков очень не хотелось – где гарантия, что их не размоет потоком, тем более что вода продолжала прибывать.

Мы вывернули на площадь, расположенную между собором и Монетным двором. Сразу снизилась скорость – асфальт под ногами сменился скользким булыжником. Я посмотрел на небольшое каменное строение, удобно расположившееся прямо по курсу, и спросил:

— Знаешь, что это за домик?

— Наверное, — ответила Искорка. — Вроде бы там раньше находились кассы и сувенирная лавка.

— У него есть крыльцо. Давай поднимемся, передохнём и осмотримся.

— Согласна.

Когда мы подошли, крыльцо почти скрылось под водой. Я прошлёпал к высоким двустворчатым дверям. Одна створка была утрачена, вместо неё красовалась нелепая конструкция, небрежно сколоченная из некрашеных, грубых досок.

— Если сломать эту хлипкую пародию на дверь, то можно войти внутрь.

— Зачем?

— Вдруг там есть где укрыться.

— Отойди-ка, — сказала единорожка, развернулась и впечатала оба задних копыта в корявые доски. Раздался треск, полетели щепки. После шестого удара створка с хрустом сорвалась с петель и рухнула внутрь помещения.

— Прошу, путь открыт!

— А говорила, что не обладаешь навыком взлома! Следующий сейф будешь открывать сама.

— Спасибо за доверие, — фыркнула она.

Мы вошли и остановились. Сразу стало ясно, что помещением давно не пользовались. Оно было почти пустым, только несколько шкафов и столов возвышались вдоль стены да пылились в углу стеклянные витрины. На одной из полок до сих пор лежали несколько забытых магнитиков – предел мечтания нетребовательного туриста. Зато центр зала гордо занимала большая лодка.

— Ничего себе! — удивлённо сказал я, подходя ближе. — Что она тут делает? Красивая штука!

Лодка действительно была великолепна. Тёмный, почти чёрный корпус, резная корма, украшенная деревянными фигурками, расписанными во все цвета радуги, разноцветная полоса  из красных, белых и синих треугольников, идущая вдоль борта... Игрушка, а не кораблик. Краска потускнела и местами облупилась, древесина кое-где покрылась трещинами, но всё равно посудина выглядела весьма достойно.

— Я знаю! — воскликнула единорожка и топнула копытом. -  Это ботик Петра Первого! Правда, не настоящий, а уменьшенная копия!

— Петр Первый? Тот царь, что разбил монголов в битве на реке Халхин-Гол? — поинтересовался я.

— Прекрати паясничать, можно подумать, ты его не знаешь! Но согласись, кораблик – прелесть!

— На самом деле меня интересует только один вопрос: может ли эта «прелесть» держаться на воде и есть ли у неё мотор или, на крайний случай, вёсла?

— Вроде как это действующая копия, а значит, должна плавать. Что касается вёсел – посмотри сам.

Я подошёл и убедился, что внутри лежат вёсла и багор.

— Здесь ещё должна была быть мачта с парусом… — задумчиво сказала Искорка.

— Мачту кто-то умыкнул, — ответил я, указывая на грубый обрубок, — паруса тоже нет.

— Вандалы! — взвыла она. — Для них нет ничего святого!

— А мы, по-твоему, кто? Сломали дверь, проникли в помещение и сейчас собираемся похитить это чудное плавсредство.

— Не похитить, а взять на время. Учись правильным формулировкам.

— Хорошо, взять на время. Давай попробуем погрузить на борт байк.

— А вдруг наводнение прекратится?

— Не думаю. Смотри, как поднялась вода, пока мы любовались этим чудом кораблестроительной мысли.

— Точно.

Свалив около борта несколько предметов мебели, мы соорудили нечто вроде пандуса и с третьей попытки закатили мотоцикл. Он встал криво и очень ненадёжно, заняв всю центральную часть. Крепко привязав машину к банкам, стали располагаться. Так как при всём желании Искорка не могла грести, ей пришлось сесть к рулю на корме. Я подготовил вёсла и взял в руки багор. К этому времени ботик принялся слегка раскачиваться, явно готовясь покинуть постамент и совершить то, ради чего был создан – пуститься в плавание по неспокойным волнам Невы.

Прошло минут пятнадцать. С грохотом развалилась наша мебельная пирамида, подмытая водой. Кораблик тихо снялся с места и, чуть накренившись, медленно поплыл к выходу. Я усиленно работал багром, отталкиваясь от дна, пытаясь особо не вникать в сюрреализм ситуации – мы плывём на копии ботика Петра Первого по двору затопленной наводнением Петропавловской крепости. Впрочем, на душевные переживания не было времени – наше антикварное плавсредство покинуло место вечной стоянки и вышло на простор. Сразу усилилась качка. Вставив уключины, обнаруженные в рундуке под одной из банок, я установил вёсла и сделал первый гребок. Получилось плохо – кораблик, утяжелённый мотоциклом, низко сидел в воде и шёл тяжело, почти не слушаясь руля.

— Как раб на галерах, — вспомнилась к месту старая присказка. — Чувствую, что сотру ладони до локтей, пока пристанем к берегу.

— Прости, — виновато сказала Искорка, — но я действительно ничем не могу помочь. Правда, если привязать вёсла к копытам…

— Прекрати, — мне внезапно стало смешно. К копытам привязать – надо же такое придумать! Тут мой взгляд упал на струйки воды, сочащиеся из многочисленных щелей в бортах и днище, и сразу стало не до смеха.

— Гляди, эта лоханка течёт как решето!

— Не бойся, — бросила единорожка, вытаскивая откуда-то неаутентичный пластиковый черпак. — Древесина от времени рассохлась, только и всего. Скоро она набухнет и течь прекратится сама собой!

— Надеюсь, это произойдёт раньше, чем мы пойдём ко дну, — буркнул я, но Искорка, не ответив, взяла черпак в рот и принялась вычерпывать воду. Делала она это настолько забавно, что на моих губах вновь заиграла улыбка.

Мы не спеша шли по протоке, в которую превратилась улочка между стеной собора и комендантским домом. Прекратив на время свой сизифов труд, единорожка налегла на руль, обходя плавучее бревно, как вдруг яростно завопила:

— Вправо, уходи вправо, там человек тонет!

— Что? – удивился я, налегая на левое весло.

— Голова из воды торчит! Он наверное… Нет! Тормози! Тормози! Это…

Что-то ударило в правую скулу, нас ощутимо тряхнуло. Затрещала обшивка.

— Прости, — заскулила Искорка, — это был памятник, а я решила что человек!

— Памятник?

— Да! Посмотри сам!

Я поднял вёсла и взглянул. Кораблик проплывал мимо торчащей из воды небольшой, круглой, как тыква, бронзовой головы – лысой, усатой, с яростно выпученными глазами.

— Скульптура Петра Первого, работы Михаила Шемякина! — убитым голосом произнесла моя энциклопедистка. — Произведение искусства, которое мы, похоже, только что повредили!

— А по мне, это не Пётр, а какой-то уродец.

— Глупости, ты ничего не понимаешь!

— Возможно. Но согласись, какая насмешка судьбы – врезаться в памятник Петру Первому, плывя на его собственном ботике. Хорошо, что древесина выдержала и мы не получили пробоину ниже ватерлинии, а то сейчас осваивали бы премудрость подводного плавания.

Единорожка, не удержавшись, громко заржала, оценив весь комизм ситуации. Это небольшое происшествие подняло настроение и придало сил. Путешествие продолжалось.

Ботик прошёл сквозь разрушенные Петровские ворота и заскользил к Иоановскому равелину. Внезапно Искорка вновь заволновалась.

— Там на груде кирпича стоит человек!

— Опять, наверное, памятник на постаменте.

— Нет, это действительно человек, он машет руками!

Я приподнялся, посмотрел в указанном направлении и действительно увидел тонкую фигурку, подающую отчаянные сигналы. Дело бедняги, или, вернее сказать, бедняжки действительно было прескверным – крошечный участок суши под ногами крошился и расползался, разрушаемый потоком воды. Было ясно, что ещё немного, и она свалится навстречу волнам.

— Мы должны её спасти!

— Течение слишком сильное, боюсь, нас пронесёт мимо! — крикнул я, наваливаясь на вёсла.

Вода пенилась под лопастями, но тяжелый кораблик явно проходил стороной.

— Проклятье! — выкрикнула единорожка, но тут злополучная островитянка потеряла равновесие и свалилась. Пару секунд спустя над поверхностью появилась голова. Яростно работая руками, она принялась грести в нашу сторону. Искорка наклонилась над краем, протягивая переднюю ногу. Секунда, и тонкие пальцы сомкнулись над её копытом. Застонав от напряжения, поняшка выдернула утопающую из воды, как морковку из грядки. Оказавшись на дне ботика, девушка ошалело повела головой, с испуганным видом уставилась на мою подругу, затем, завизжав, прижалась к моим ногам.

— Бес! — завыла она. — Бес, изыди, изыди! Прочь, прочь! О великий Хейтерам, защити свою рабу от порождения тьмы!

— Похоже, она перекупалась, — ошарашено предположила Искорка.

— Или ей просто не понравилась твоя причёска! — я схватил спасённую девушку за плечи и несколько раз с силой встряхнул. — Эй, ты, прекрати орать! От твоих воплей у нас уши закладывает.

Она заткнулась и с ужасом посмотрела на меня.

— Ты продал душу и свёл дружбу с бесом? — жалобно всхлипнув, спросила она. — Неужели не понимаешь, что он выпьет твою кровь, съест плоть, а кости бросит псам?

— Похоже, она не перекупалась, а просто такая по жизни, — вздохнул я, вглядываясь в посиневшее от холода лицо. Странно, глаза вполне обычные, не похожи на глаза безумца. Может, просто придуривается?

На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Очень симпатичная девушка с большими синими глазами и мягкими русыми волосами. Одета в тёплый рабочий комбинезон, на котором красовался нанесённый через трафарет знак – рука, сжимающая пучок молний, вписанная в белое кольцо. Интересно, кому принадлежит логотип? Может быть, какой-нибудь частной энергетической компании?

— Послушай, — мягко спросил я, — как тебя зовут?

Она, не переставая дрожать, вытерла нос рукавом и угрюмо ответила: — Алевтина.

— Очень приятно. Я Максим, а её… Э, ладно, замнём.

— Пожалуйста, — дрожащим голосом попросила она, — если в твоей душе остался хоть лучик милосердия, не отдавай меня ему.

— Ей.

— Ему. Бес – мужской род, именительный падеж, единственное число.

— Хорошо, пусть будет «ему». Обещаю, что не отдам. Он вообще у меня не злой, так что можешь не бояться за свою кровь, плоть и… что там ещё?

— Кости.

— Да-да, и кости. Ты, собственно, откуда такая здесь взялась?

— Я сестра Единой Церкви Понихейтеров!

— Кого?

— Понихейтеров! – гордо повторила девчонка и ткнула пальцем в логотип на своём комбезе. — Наш основатель, святой Хейтерам, подарил Знак и Путь, по которому пошли избранные братья и сёстры. Его завет – борьба с бесами, именуемыми «пони», ибо пришли они на землю, дабы уничтожить людей.

Мы с Искоркой переглянулись.

— Слышала когда-нибудь о них?

— Да, немного. Говорят, это полные отморозки, которые во всех бедах, обрушившихся на человечество, винят пони. Но встречать ещё не доводилось.

— Ясно. Вот что, Аля; скажи, ты грести умеешь?

— Конечно. Мой покойный батюшка был заядлым рыболовом, и каждые выходные мы плавали…

— Отлично. Там за моей спиной свободная банка. Ставь вёсла, и вперёд. Заодно и согреешься.

Полоумная сектантка не стала спорить и покорно села на вёсла. К этому времени ботик вынесло в Неву и он заплясал на крутой волне. Искорка вновь принялась вычерпывать воду – к той, что просачивалась сквозь трещины в обшивке, добавилась та, что перехлёстывала через борт. К счастью, ветер ослаб, стало ясно, что пик наводнения пройден, и вода пошла на спад. Мы шли к левому берегу, по диагонали пересекая реку. Я надеялся, что у нас хватит сил управится с тяжёлой лодкой и мощное невское течение, вновь идущее в правильном направлении, не вынесет ботик в залив.

Наталкиваясь время от времени на обломки и мусор, смытый со своих привычных мест, наш кораблик постепенно подходил Дворцовому мосту. Оказалось, что обломок сломанного пролёта и его неумелая копия смыты потоком, в результате чего образовалась внушительная брешь. К этому времени вода опустилась настолько, что стали видны перила ограждения. Мы проплыли мимо чугунных украшений и продолжили путь, постепенно приближаясь к зданию Адмиралтейства. Вот ботик благополучно пересёк невидимую глазом черту, отделяющую русло реки от берега, и двинулся над газоном Сенатской площади.

— Искорка, правь на Гром-камень! — крикнул я. — Попробуем причалить.

— Хорошо. Думаю, ещё час-полтора, и вода схлынет.

— Дай-то бог. Алевтина, ты не устала?

Но девушка не ответила. Она гребла зажмурившись, явно опасаясь лишний раз встретиться взглядом с единорожкой. Дела! Впервые вижу человека с промытыми мозгами. А ведь на первый взгляд вполне нормальная девчонка! Кто бы мог подумать…

Спустя десять минут ботик уткнулся носом в неровный бок Гром-камня. Я с фалом в руке выпрыгнул на шершавый гранит и привязал лодку к какому-то железному штырю.

— Дамы и господа, путешествие окончено. Покидая борт нашего судна, просьба не забывать личные вещи, детей, домашних животных и пустые бутылки, — зачастил я.

— Ты кого назвал домашним животным, клоун?! — грозно поинтересовалась моя четвероногая спутница.

— Уй, мадам, прошу прощения, моя не иметь в виду вас! Только не пинать моя копытом!

— Я напишу жалобу руководству, и вас выгонят с работы!

— Нет, мадам, сжальтесь! У глупый слуга пятнадцать детей, они умирать с голоду, если вы ругать моя хозяину! Лучше тогда пинать!

— Хорошо, уговорил.

Алевтина, выпучив глаза, следила за нашей перепалкой, затем молча выскочила из лодки и вскарабкалась на самую вершину постамента.

— Эй, ты куда полезла, — крикнул я. — Вода стоит ещё высоко, смотри, свалишься.

— Не подходи, одержимый! У меня есть отвёртка, и если приблизишься, я тебе её в брюхо воткну!

Мы с поняшкой переглянулись и громко рассмеялись. Нашу случайную спутницу, похоже, не могло переубедить ничто.

— Хотела бы посмотреть, как выглядел Медный всадник, — вздохнула Искорка, окончательно потеряв интерес к безумной попутчице.

— Так ведь есть куча фотографий и картинок. Гляди, не хочу!

— Это не то. Оригинал всегда лучше копии. Да и вообще… Тоже мне, жители «культурной столицы», не смогли уберечь свой символ. Обидно!

История действительно была неприятная. В один из хмурых осенних дней, спустя примерно год после окончания войны, к памятнику подъехал большой грузовик и кран. На глазах у прохожих бронзового Петра, сняв с постамента, погрузили в кузов. Представительный дядечка в белой строительной каске доходчиво объяснял всем желающим, что скульптуру по распоряжению городских властей увозят на реставрацию, и размахивал для убедительности внушительной пачкой бумаг. Только спустя три дня стало известно, что это ложь и никаких работ с памятником проводить не планировалось.

Группа следователей, набранная из демобилизованных офицеров армейской разведки, сработала чётко и меньше чем за сутки обнаружила похитителей. Но увы, к этому времени шедевр Фальконе оказался разрезан и переплавлен, от статуи остались только лошадиное копыто и голова змеи. Мерзавцев по законам военного времени расстреляли, но Медный всадник этим было не вернуть. Одно время правительство обсуждало вопрос о восстановлении памятника – был объявлен конкурс, выделены деньги, найден скульптор… Но средств, как всегда, хватило только на торжественный банкет по случаю начала работы и отливку экспериментальной модели в 1:30 величины, после чего дело, как водится, заглохло…

 

Вода уходила быстро, и вскоре местами стала обнажаться раскисшая земля. Алевтина, нервно сжимавшая короткую отвёртку в посиневшей от холода руке, торопливо сползла вниз и, не простившись, побежала прочь, чавкая сапогами по глубоким лужам. Мы накренили ботик и скатили мотоцикл. Искорка посмотрела на меня и внезапно рассмеялась.

— Ты чего, решила пойти по пути нашей сбрендившей подружки и наконец рехнулась?

— Нет, — хрюкнула она. — Просто в поэме «Медный всадник» мстительный Пётр покидает постамент после наводнения, чтобы разобраться с оскорбившим его молодым человеком. Вот я представила, что он снова отправился наводить справедливость и карать тех, кто все эти годы измывался над его любимым городом. Прикинь, возвращается он назад, а тут мы в обнимку с его ботиком. Как думаешь, кого он первым втопчет в землю по маковку?

— Прекрати, — усмехнулся я. — Если парень действительно поскакал разбираться с обидчиками Питера, сюда он вернется лет через двадцать, не раньше. Слишком много работы предстоит!

---

 

В мотель мы вернулись только вечером. К счастью, эта часть города не была затоплена и наши вещи не пострадали. Взмыленная Искорка свалилась на подстилку и заявила, что не встанет до утра. Её можно было понять, большую часть пути ей приходилось выталкивать мотоцикл из грязи, так что она смертельно устала.

— И даже кушать не будешь?

— Нет, спасибо. Как-нибудь перебьюсь.

— Хорошо. А я всё-таки схожу в магазин. У меня ведь нет твоих жировых запасов.

Поняшка так вымоталась, что даже не огрызнулась на мою провокационную реплику. Весело насвистывая, я вышел из домика и зашлёпал вниз по улице к ближайшей торговой точке. Закупил целый мешок продуктов и отправился назад. Несмотря на стихший ветер, народу вокруг почти не было. Благополучно обогнув развалины панельного дома, я свернул в переулок. Внезапно посыпались мелкие камешки и два широкоплечих парня заступили дорогу. Сзади послышались торопливые шаги – ещё один любитель вечерних прогулок спешил к месту встречи.

— Э, друг, — лениво спросил один из парней, — закурить будет?

— Разумеется, — улыбнувшись, ответил я. — Полный карман курева. Вы что больше любите, папиросы или сигареты?

Глава 10. Союз

Внутреннее пространство (из записей отца)

«… печальный опыт. Внешнее сходство эквестрийских пони с обычными лошадьми приводило к весьма печальным последствиям, особенно поначалу. Фермеры не могли взять в толк, почему их подопечные отказываются есть сено и овёс, а также комбикорм, предназначенный для крупного рогатого скота. В некоторых случаях это приводило к трагическим последствиям, когда оголодавшие поняши банально умирали от голода или заворота кишок, не в силах переварить неподходящую для себя пищу.

Дело в том, что эквестрийцы конструировались как всеядные существа, а их зубы и пищеварительный тракт практически ничем не отличался от человеческого. Высокоразвитый мозг требует еды, богатой белками и углеводами, так что помимо яблок, корнеплодов и хлеба, они активно употребляли в пищу мясо, яйца и молоко. Почти в каждом городе имелась своя бойня, куда пони-фермеры отводили домашний скот. К примеру, в Понивиле она находилась на ферме, принадлежавшей семейству Эппл, а мясник Биг Макинтош – кстати, старший брат героини «Понивильской шестёрки» – считался весьма уважаемым и респектабельным горожанином. Естественно, во всех сериалах эта сторона эквестрийской жизни стыдливо обходилась стороной – ханжество и ложь, царившая в то время на телевидении, просто не позволяла делать такие откровенные сюжеты. Вот почему у зрителей-людей сложилось ошибочное представление о пищевом рационе поняшек. Трудно описать изумление брони, купивших себе на распродаже вожделенных домашних любимцев и убедившихся, что их подопечные не прочь навернуть мясного рулета или бифштекса с кровью. Веганы были особенно недовольны таким положением дел. Также хочу подчеркнуть, что…

---

 

Меньше всего мои новые знакомые напоминали уличных гопников, привыкших трясти одиноких прохожих, уж слишком прожженными были их рожи. Я не спешил сдёргивать с плеча карабин. Возможно, причиной тому была обычная человеческая лень, возможно – ствол обреза, направленный в мой беззащитный живот. И почему, спрашивается, я не удосужился надеть бронежилет перед выходом?

— Это точно он? — негромко спросил парня с обрезом его напарник, здоровяк, небрежно помахивающий тяжёлой дубинкой.

— Он, кто ж ещё.

— Тогда кончай и пошли.

— Погоди, пусть сначала куртку снимет. Ему ни к чему, а мне придётся в самый раз! Слыш, орёл, что говорю? Снимай живо!

— А польку-бабочку тебе не станцевать? — зло начал я, готовясь ударить продуктовой сумкой по руке с оружием, как вдруг послышался рёв мотора и в дальнем конце переулка показался большой чёрный квадроцикл. Его седок, сияющий алым ирокезом на макушке, нёсся к нам как на крыльях. Налётчики обернулись навстречу новой опасности, парень вскинул обрез, но я заехал ему сумкой по локтю, после чего оба ствола бессильно разрядились в хмурое небо. Секунду спустя квадроцикл снёс бандита с дубинкой, и тот сломанной куклой впечатался в бетонную стену. От удара машину занесло и она чуть не перевернулась. Я скинул с плеча карабин и не колеблясь выстрелил в первого налётчика. Бедняга завыл, выпустил обрез и упал на асфальт. Третий нападавший сумел сделать правильный вывод из всего случившегося и помчался прочь.

— Добей его! — крикнул мой неожиданный спаситель. -  Добей, иначе дело худо!

Мне и так было понятно, что не стоит оставлять в живых опасного свидетеля. Мгновение, и короткий выстрел поставил точку суматошной схватки.

Череп выпрыгнул из седла, осмотрел сбитого бандита и удовлетворенно кивнул:

— То что нужно, чистая работа!

— Как ты здесь оказался? — поинтересовался я, вешая карабин на плечо.

— Стреляли.

— Ну а если серьёзно?

— Следил за ними. Это не местные мокрушники, а гастролёры из Петрозаводска. Тебя заказали сегодня утром в баре «Острые ножики», но у меня там работает корешок, так что к полудню я всё знал. Тупые простаки и дилетанты!

— А по-моему они довольно чётко сработали.

— Ты не понял! Простаки и дилетанты – это ты со своей шизанутой подружкой! Припёрлись в Питер, как лохи поселились в настоящем хейтерском гнезде и решили, что так и нужно?

— Погоди, я не понял, причём тут хейтеры? Это разве не люди Полковника?

— О Лысом Чёрте забудь. Помер он.

— Как так?

— Просто. Продрал с утра зенки, увидел пустой сейф, ну с горя на месте и скопытился. По-научному – инсульт с ним приключился. Говорят, там был полный ящик золота, так что не удивительно.

— Ну, не полный, конечно, но кое-что лежало.

— Короче, в Бойцовском Круге сейчас идёт делёж имущества. Новички по-тихому слились, ребята из высших Лиг друг другу глотки грызут. Сам понимаешь, им сейчас не до вас.

— Приятно слышать. Но тогда кто нас мог заказать?

— Я же говорю – понихейтеры! Хозяин «Минутки» на них работает.

— Но это же сумасшедшие сектанты! Неужели от них может быть вред?

— Это ты сумасшедший, телёнок! Вроде взрослый парень и не дурак, а мозгов, похоже, нет! В общем, хватит болтать. Лучше скажи, где Искорка.

— В номере осталась.

Череп выругался и мотнул головой.

— Поехали в мотель, может, ещё успеем… Садись сзади!

Его квадроцикл был переделан под понячью анатомию и потому выглядел очень необычно. Особенно дико смотрелся руль с креплениями для копыторук. Сиденье, на которое я взгромоздился, плохо подходило для человека. Впрочем, сейчас было не до удобств, тем более что дорога заняла не больше двух минут.

Череп не стал подъезжать к «Минутке» и остановил машину в развалинах. Прячась за кучами мусора, мы немного продвинулись вперёд и расположились на удобной для наблюдения точке, откуда мотель был виден как на ладони.

— Погляди внимательно, ничего не замечаешь?

— Мотоцикла нет на стоянке. И дверь в наш домик распахнута настежь.

— Значит, опоздали! Они, наверное, захватили её врасплох сразу после твоего ухода.

— Но я отсутствовал меньше часа!

— Поверь, у этих ребят большой опыт в похищениях.

— Но зачем? Что мы им сделали?

— Ты прямо как ребёнок – «зачем», «почему». Затем. Идол Семург, глава Единой Церкви Понихейтеров, просто обожает редкую технику. Как только ему донесли, что в «Минутке» остановился чувак, прикативший на мотике с ЭТП-двигателем, ваша участь была решена. Ну а Искорка оказалась приятным дополнением. Ты знаешь, что на своих ритуалах они приносят в жертву пони?

— Ты шутишь?

— Нет. Обычно ублюдки покупают жеребят в питомниках, так дешевле, но иногда похищают и взрослых. Во время «малых» ежедневных ритуалов они просто берут у жертвы немного крови, чтобы умилостивить своего долбанного «святого», а во время больших – перерезают горло и вынимают сердце.

— Твари!

— Ага.

— Значит, если я не подсуечусь, то Искорку прикончат?

— Верно. Только не ты подсуетишься, а мы подсуетимся.

Я посмотрел в глаза своему собеседнику.

— Зачем ты нам всё время помогаешь?

Череп громко фыркнул.

— Какая разница? Может, мне просто нечем заняться? Давай оставим этот вопрос на потом. А сейчас пора действовать!

Мы покинули наблюдательный пункт и спустились к мотелю. Череп встал вплотную к ограде, я вскарабкался ему на спину и легко перепрыгнул на ту сторону. Затем, держа карабин наготове, подбежал к будке охранника у ворот. Тот внимательно следил за тем, чтобы никто не подошёл снаружи, а вот тыл оставил без внимания. Вырубив его, я открыл ворота, и мой спутник ворвался на территорию. Плечом к плечу мы помчались к домику хозяина.

Владелец мотеля сидел перед огромным, как шкаф, чёрно-белым телевизором, на выпуклом экране которого кривлялся какой-то клоун, пил пиво и хрипло ржал. Заметив нас, он сорвался с места, метнулся к столу, где лежал здоровый револьвер, но, получив удар прикладом, отлетел к стене. Я взял револьвер, откинул барабан и, убедившись, что он полон, навёл ствол на толстяка. Тот испуганно глядел на нас и громко икал. Ему явно было страшно.

— Где она?

— Не понимаю, о чём вы…

— ГДЕ ОНА?!

— Я буду жаловаться в милицию, это произвол! Я нахожусь под защитой закона!

— А похищал ты её тоже по закону? — рявкнул Череп, потом посмотрел на меня и, хищно осклабившись, продолжил: — Брат, сделай телевизор погромче! Пожалуй, начнём…

— За… зачем погромче? — проблеял хозяин.

— Затем, что мой приятель любит выгрызать человеческие кадыки, — доходчиво пояснил я. — И чтобы не смущать других постояльцев твоими истошными криками…

— Не надо, пожалуйста! — простонал толстяк, с ужасом глядя на Черепа, оскалившего зубы.

— Куда её увезли!

— В главный храм! Сам Идол Люгор приезжал! Сказал, что Преподобный заинтересовался мотоциклом…

— Я знаю, где это, — прервал его Череп. — Думаю, что больше мы из него не вытянем.

— Уверен?

— Да, это слишком мелкая сошка.

— Прошу, — заскулил толстяк, — пощадите, не берите грех на душу!

— Грех? — рявкнул чёрный жеребец. — Для меня убийство хумана не грех, а благо! Но, пожалуй, душонка такого слизняка может отрицательно повлиять на карму. Ты знаешь, что это за знак? — он ткнул себя копытом в лоб.

Хозяин обречённо закивал.

— Знаешь, что с тобой сделают корешки из Братства, если узнают, что ты меня сдал?

— Никому… Ни слова… Мамой клянусь!

— Сегодня же дам знать ребятам. И если у Храма будет засада, ты не спрячешься нигде!

— Буду молчать как рыба!

— Смотри у меня!

Мы вышли из дома и направились к воротам.

— Он действительно будет молчать?

— А как же. Хейтеров он, конечно, боится, но встать на пути «Воинов дорог» может только безумец.

— Куда теперь?

— До моей хаты. Передохнём и будем думать. Главный храм хорошо укреплён, его с полпинка не возьмёшь.

— Хорошо, тогда сначала заглянем в наш номер, вдруг что осталось.

— Пошли.

В номере всё оказалось перевёрнуто, часть вещей пропала, но фотографии, доставшиеся такой дорогой ценой, лежали на месте. Покидав остатки имущества в рюкзак, мы вышли за ворота.

— Подожди пару минут, — сказал я. — Мне ещё надо кое-что забрать.

— Только недолго!

— Я мигом.

Слазить в развалины и откопать тщательно спрятанный мешок действительно не заняло много времени. Когда я вернулся назад, сгибаясь под тяжестью, Череп удивлённо поинтересовался:

— Что это такое?

— Да вот, маленькая предосторожность. Перед тем, как ехать в архив, мы собрали все ценные вещи и спрятали тут. Знаешь, морда хозяина мне с первого взгляда не понравилась, и потому оставлять патроны и золото в номере я посчитал глупостью, а тащить с собой тем более.

— А вы не такие дебилы как кажетесь, — сказал жеребец. — Иногда соображаете.

— Спасибо на добром слове.

---

 

Квадроцикл пробежался по КАДу, затем свернул в город и заплутал мимо построек, находящихся в разной степени заброшенности.

— Куда мы едем? — крикнул я, стараясь пересилить рёв мотора.

— В Купчино! Самый крутой район этого долбанного города! Здесь живут исключительно правильные бро!

— Полагаю, что милиция заезжает туда лишь в сопровождении танков и штурмовых вертолётов?

— Точно! Только их техника ерунда, у нас своя есть, на любой вкус!

— Понятно.

Минут через десять мы подъехали к кварталу, обнесённому со всех сторон высокой бетонной стеной, по верху которой обильно змеилась колючая проволока, и остановились около КПП. Шестеро охранников, двое из которых сидели за крупнокалиберными пулемётами, с интересом посмотрели в нашу сторону.

— Это ты, Череп? — спросил один из них – широкоплечий парень, с макушки до пят закованный в боевую броню.

— А что, ожидал увидеть кого-то ещё? — ехидно поинтересовался черношкурый жеребец.

— Ну, мало ли… Кто это там с тобой?

— Корешок.

— Ручаешься за него?

— Как за себя.

— Тогда проезжай.

Выписав несколько зигзагов мимо перегородивших дорогу бетонных блоков, мы въехали внутрь квартала.

— Сурово тут у вас.

— А то. Зато безопасно. Учти, если вздумаешь прогуляться по улице в одиночку, все стволы оставь дома, иначе охранники могут не понять. Тут с этим строго, а предупредительный выстрел они всегда делают сразу в голову.

— Ясно, спасибо за совет.

Мы остановились перед панельной девятиэтажкой, припарковались и подошли к подъезду. Вместо лестницы, к двери вёл прочный деревянный пандус. Конечно, можно было предположить, что здесь живут исключительно инвалиды-колясочники, но логичнее всё же был другой вывод.

В подъезде было тепло и уютно, под потолком горел яркий электрический свет. Стены оказались разрисованы великолепными фресками на понячью тематику, во всём чувствовалось копыто настоящего мастера. Консьерж – жёлтошкурый пегас, восседал за низеньким столом и что-то записывал в толстой тетради.

— Привет, бро! — сказал Череп, поднимая переднюю ногу. — Дай четыре!

Пегас вскинул правое копыто, раздался громкий костяной треск.

— Как дела? — спросил мой спутник.

— Всё путём, бро, — ответил консьерж.

— Новостей никаких?

— Нет. Что это за хуман с тобой?

— Мой корешок.

— Отвечаешь?

— Отвечаю.

Пегас кивнул и опустил голову. Мы поднялись на третий этаж, и Череп толкнул коричневую дверь.

— Заходи, располагайся.

— Вы даже не запираетесь?

— А зачем? — хохотнул он. — Тут такие мастера живут – задним копытом любой замок вскроют, так что можно не суетиться. Но у своих не воруют. Был случай, лет пять назад, ещё до того, как я здесь поселился – обнесли в соседнем подъезде квартирку.

— И что?

— Ничего. Жеребята ещё долго игрались с головой этого умельца на детской площадке. С тех пор как отрезало! Главное, непонятно – почему?

— Ясно, — хмыкнул я, входя в квартиру.

Нельзя сказать, что логово Черепа выглядело обжитым – по всей видимости, хозяин не часто посещал своё жилище – но и отвратительной берлогой это место назвать было нельзя. Стены оказались оклеены симпатичными обоями, линолеум на полу не прилипал к подошвам, а небольшой разгром на кухне создавал ощущение уюта.

— Жрать хочешь? — спросил он, распахивая дверцу холодильника. — Разносолов нет, но на перекус хватит.

— У меня полный пакет продуктов.

— Ах да, я и забыл. Тогда давай, накрывай поляну.

Отправив грязную посуду в раковину, я вытер стол и принялся раскладывать снедь. Череп вытащил из морозилки бутылку водки.

— Будешь?

— Не откажусь.

— Люблю, когда она густая, словно сироп, — пояснил жеребец и выдернул зубами пробку.

Прозрачная, тягучая жидкость полилась в рюмки.

— Ну, за встречу! — сказал он, опрокидывая рюмку в рот.

Я тоже выпил, закусил солёным грибом и с удовольствием налёг на магазинный салат «Оливье».

— Скажи, а кто такие «Войны дорог»? Это братство свободных пони?

— Ну да, — кивнул Череп, пережевывая толстый ломоть ветчины. — Были такие ребята, которые держались друг друга и не прощали обид. Сейчас от них осталась только слава.

— Почему?

— Разругались. Пока был жив атаман, он держал нас в копытах и не давал воли, а как погиб, каждый стал сам за себя.

— А ты как к ним попал?

— Да просто. Родаки были свободными понями. Мы жили в лесу и только изредка высовывали морду из чащи. Наконец, меня задолбала такая житуха: чуть что – в землянку прячься и бойся каждой тени. И вот однажды неподалёку от нашей хаты ребята встали лагерем на берегу озера. Купались, пели песни и всё такое. Я сначала из кустов за ними наблюдал, потом смелости набрался и вылез. Думал, побьют и прогонят, так нет, приняли как родного! Накормили такими деликатесами, что в жизни не пробовал, накатили стопарик… Кстати, будешь?

— Не откажусь.

— Тогда за удачу. Чтоб в следующий раз мы сидели за этим столом втроём!

— Присоединяюсь!

— Хорошо пошла… Так вот, понравилось мне у них, и я попросился в компанию. А им всегда новички были нужны – «клеймёные» в Братство войти не могли, а я ведь вольняшка с девственно чистым крупом. В общем, налили мне ещё немного… Давай и мы, третий тост – не чокаясь… Приняли в банду. Сначала на заднем сиденье «пристяжным» катался, собственный байк нужно было ещё заслужить – посвящение пройти.

— Что за посвящение?

— Ритуал такой, когда нужно доказать, что ты не пустое место. Тогда-то я своего первого хумана и замочил. Да ты не морщись, там такой гад был, что сам бы при случае его порешил. Работорговец и растлитель, на руках что вашей, что нашей крови столько – Ладожское озеро можно заполнить. Мы трёх Братьев потеряли, пока к нему подбирались. А мне повезло. Новичкам всегда везёт. Выпустил я ему кишки и получил кьютимарку, — он тронул копытом клеймо на лбу. — Думал: вот жизнь попёрла, ни у кого такой нет! А потом всё покатилось под откос. Друзья предали, любимая девчонка погибла, Братство развалилось… Давай ещё по одной, и хватит на сегодня!

Снова звякнули рюмки.

— Лучше скажи, — Череп приблизился почти вплотную. — Искорка сболтнула, что вам известен способ возрождения Эквестрии. Это правда?

— Правда.

— Тогда я с вами. Всеми черты… Четырьмя копытами.

— Почему?

— Надоело жить без смысла. Раньше, когда я состоял в Братстве, у меня была цель, были друзья, а сейчас? Всё вокруг какое-то мелкое, пустое. Существовать ради того, чтобы тупо жрать водку и спать с очередной уличной шлюхой? Нет, это не по мне. Лучше тогда сидеть в лесу и бояться каждой тени.

— Но ты понимаешь, что шансов на победу практически нет? Мы только начали поиски, и вот уже начались неприятности. Второе похищение за неделю – на мой взгляд, перебор.

— Ерунда. Неприятностей больше не будет.

— Почему?

— Потому что вы дилетанты. А после того как к вам присоединится просеф… Прафис… Профессионал… Будешь допивать? Нет? А я буду. За наше безнадёжное дело! Так вот, как только к вам присоединится профи вроде меня, дело пойдёт на лад, обещаю! Давай четыре, бро!

— Давай! — я вскинул ладонь и звонко шлёпнул по крепкому копыту.

Глава 11. Искорка и Храм Хейтерама

Начало войны (из записей отца)

«… печальным оказалось то, что по сути война была спровоцирована брони. Да, увы, среди людей, поклявшихся нести в мир добро и маффины, имелись мерзавцы, которые творили зло, прикрываясь светлыми идеалами. Мало кто знает, что приснопамятный «Благовещенский инцидент», запустивший механизм мировой бойни, был устроен группой брони, входящей в радикальную террористическую организацию «Бригада мучеников Флаттершай». Вкратце напомню хронологию событий:

Первого августа 2050 года в четыре часа утра был обстрелян небоскрёб корпорации «Вуо-Май», расположенный на берегу пограничной реки Амур в городском округе Хэйхе. Огонь вёлся с российской стороны, от подножия небоскрёба корпорации «ТФМ», и продолжался около трёх минут. Оба здания, стоявшие друг против друга, словно борцы, готовые кинуться в драку по первому свистку судьи, только формально именовались «коммерческо-деловыми центрами».  На самом деле это были настоящие боевые форты, напичканные современнейшим оружием и системами защиты. Азиатские «тигры» и русские «медведи» давно готовились к вооружённому противостоянию, вот почему, когда «ТФМ» стало возводить свой приграничный форпост в Благовещенске, китайцы подсуетились и построили на противоположном берегу аналогичный комплекс.

Огонь вёлся из микроавтобуса, стоящего на парковке. Он не причинил зданию «Вуо-Мэй» никакого вреда – защитное поле, прикрывающее нижние двадцать этажей, могло остановить крупнокалиберный артиллерийский снаряд, но азиаты, почувствовав себя оскорблёнными, выпустили в ответ четыре ракеты. Одна уничтожила микроавтобус, экипаж которого к тому времени успел благополучно смыться, три других вонзились в защитное поле русских. Перестрелка продолжалась четыре часа, в дело оказались введены лазерные излучатели и плазменные пушки. Жилые здания вокруг были полностью разрушены, но сами небоскрёбы не пострадали. Постепенно пальба прекратилась, и весь последующий день, вечер и ночь дипломаты, политики всех рангов, представители корпораций и прочая облачённая властью публика лихорадочно пыталась погасить зарождающийся конфликт. К утру следующего дня все необходимые договорённости были достигнуты, бумаги подписаны, руки пожаты. Спустя два часа полыхнуло по всему миру.

Имена провокаторов установить так и не удалось. Впрочем, глупо было обвинять их в случившихся бедах. Планета в любом случае стояла на пороге войны, которую мог спровоцировать любой ничтожный повод, будь то пролитая на грудь чашка горячего кофе или…».

---

 

Сквозь узкое потолочное окошко задувал сырой ветер. Было холодно и промозгло – лето начиналось совсем невесело. Искорка лежала на грязном, засаленном матрасе, пропитанном потом и слезами предыдущих пленников, и угрюмо глядела по сторонам. Она только-только пришла в себя, голова раскалывалась от боли, во всём теле ощущалась мерзкая слабость. На душе скребли параспрайты. Ещё совсем недавно она сбежала из одного плена, и вот теперь снова узилище. Невесёлая история.

Единорожка повела головой — раздался мелодичный звон. Один конец тонкой прочной цепи был обёрнут вокруг шеи и туго замкнут крепким замком, второй сквозь отверстие в стене уходил в соседнее помещение. Все попытки избавиться от обременительного украшения ни к чему не привели, конструкция оказалась сделана на совесть.

Шатаясь, поняшка встала на ноги и сделала несколько неуверенных шагов. Голова кружилась, больше всего на свете хотелось снова лечь. Но следовало сначала осмотреть помещение. Первое, что бросилось в глаза – ещё одна цепь, змеёй протянувшаяся через всю камеру в самый дальний, тёмный угол, где у стены лежала какая-то бесформенная груда. Неужели ещё один пленник? Звеня металлом, единорожка двинулась вперёд и, пройдя несколько шагов, увидела матрас, на котором лежал маленький жеребенок-пегас, свернувшийся тугим комочком. Его глаза были широко открыты и полны испуга.

— Привет, — хрипло сказала поняшка. — Как тебя зовут?

Малыш не ответил, только сильнее поджал ушки. Он был растрёпан, грязен и очень несчастен. Искорка ласково лизнула его в загривок и прилегла рядом.

— Не надо меня бояться, — как можно мягче сказала она.

— А я и не боюсь, — робко сообщил тот.

— Отлично. Давай, прижмись, ты, наверное, замёрз.

— Не-а, мне не холодно! — пискнул малыш, стараясь как можно плотнее притиснуться к тёплому боку единорожки.

— Так как тебя зовут?

— Хвостик, — застенчиво ответил юный заключённый. — Только ты не думай, это не настоящее имя, а детское. Когда я подрасту, то мне дадут правильное, взрослое.

— Понятно, — кивнула Искорка.

Малыш её сильно заинтересовал. На вид ему было чуть больше двух лет, но он не имел хозяйского клейма на крупе. Если его привезли сюда прямо из питомника, где клейма не ставят, то тогда в ухе обязательно должна быть пластиковая бирка с номером. Но бирки нет, и отсутствует отверстие для её крепления. Такое отверстие есть у каждого пони, прошедшего питомник, и каждый старается всячески его замаскировать. К примеру, единорожка делала это при помощи золотой серьги.

— Послушай, Хвостик, как ты сюда попал?

— Мы с мамой пошли в лес, собирать кислицу для супа. А я сначала ёжика увидел, потом за птичкой погнался, потом на ящерку стал охотиться, в общем, заблуждался всё сильнее и сильнее, пока совсем не заблуждился.

— Ты с мамой живёшь в лесу?

— Нет, в городе!

— В городе? И как он называется?

— Новый-Понивиль!

— Что? Где ж такой город спрятан?

— В лесу.

— Ах, значит всё-таки в лесу… Интересно. И кто там живёт?

— Свободные пони! — голос малыша зазвенел от гордости. — И немного людей.

— Понятно. Кто у вас главный, ты помнишь?

— Конечно помню! Их двое – Ен-Дрогос и Странница. Они управляют нами уже тыщумиллионов лет!

— Это люди?

— Нет, конечно! Ен-Дрогос пегас, а Странница – единорог! Ен – великий воин; я, когда вырасту, стану таким же.

— Ясно. А сюда ты как попал?

— Говорю же – заблуждился! Ходил – ходил, звал – звал, а мамы всё нет. Но я не испугался! Веришь?

— Конечно, верю.

— Затем на дорогу вышел, а там люди едут. Увидели меня, и цап! Я, конечно, дрался! Двоих, нет, шестерых уложил одним ударом! Но их знаешь, как много было? Штук сто или даже тысяча! Вот и попался. Привезли сюда и теперь на цепочке, как собачку, держат. А я разве собака? Я даже гавкать правильно не умею.

— Бедняжка, досталось тебе. А что это за место?

— Этот, как его… Ну, дом, где психи живут…

— Дурдом?

— Ага, точно!

— Действительно психи?

— А как их ещё назвать? Кричат, прыгают, воют, кровь у меня берут…

— Что?

— Да ты сама увидишь. Каждый день к решётке на колёсиках привязывают и увозят в большую комнату. А там главный псих мне ножом ранку делает и кровь в чашку собирает. Затем этой кровью идола мажет.

— Идола?

— Ага. Там такой железный дядька с бородой стоит, так они ему молятся. Хей… Хейтермам или как-то так…

— Хейтерам!

— Во, точно! А ты их что, знаешь?

— Доводилось встречаться… — задумчиво ответила Искорка.

Итак, всё понятно, её похитили сектанты-понихейтеры. Но зачем этим безобидным безумцам её шкура? Стоп, а кто, собственно, сказал, что они безобидны? Ежедневные кровавые подношения, эта великолепно оборудованная камера, сквозь которую, судя по всему, прошёл не один десяток пони… Похоже, дело гораздо серьезнее, чем кажется! Обуреваемая дурными предчувствиями, поняшка засыпала Хвостика градом вопросов, но малыш мало что знал. Он находился здесь около недели, и каждый день его действительно использовали в каком-то «малом ритуале очищения». Искорку насторожило слово «малый». Неужели, помимо него, есть и «большой»? И что во время него происходит? Настоящее жертвоприношение? Если так, то их дело плохо.

Постепенно малыш устал отвечать, раскапризничался, и единорожке пришлось спеть ему пару весёлых песенок, чтоб успокоить. Затем она приволокла свой матрас и соорудила что-то вроде удобной пещерки. Несмотря на громкие заявления, Хвостик сильно замерз, потому его следовало устроить как можно лучше. Получившееся убежище оказалось тесным, но уютным. Оказавшись в тепле, жеребёнок быстро задремал, уткнув свою острую мордочку ей в подмышку. Согревшаяся Искорка ещё какое-то время размышляла над сложившейся ситуацией, а затем тоже уснула.

---

 

Пробуждение было ужасным – единорожке показалось, что она вновь очутилась в логове королевы мутантов и та подтягивает её к своей жуткой пасти, захлестнув шею омерзительным скользким щупальцем. Замолотив в воздухе всеми четырьмя копытами, поняшка забилась, пытаясь освободиться, и проснулась.

Натужно гудел электромотор, звякала цепь, да громко, с надрывом плакал Хвостик.

— Нет, пожалуйста, не надо больше! — умолял он. — Мне страшно, я не хочу!..

Натянувшаяся цепь тащила Искорку по бетонному полу, словно поводок упирающуюся собачку, и скрывалась в стенном отверстии. Похоже, в соседнем помещении стояла электролебёдка, на барабан которой и наматывалась проклятая цепь. Единорожка вскочила на ноги и попыталась сопротивляться бездушному механизму, но только чуть не задохнулась. Более опытный Хвостик стоял у стены, в которую втягивался его «поводок», и продолжал обречённо хныкать. Наконец, цепочки намоталась до конца и головы обеих поняшек оказались плотно прижаты к камню.

Стихло гудение моторов, послышались шаги и громкий лязг. В камеру вошли люди, облачённые с головы до ног в прочные противоударные костюмы, вооруженные длинными палками электошокеров. Двое катили горизонтальную железную решетку, закреплённую на подвижной платформе, сваренной из уголка и железного профиля. При виде этой жуткой машины Хвостик забился и зарыдал с новой силой.

— Нет! — кричал он, — Дядечки, пожалуйста, не надо! Я боюсь!

Молчаливые палачи, совершенно игнорируя вопли перепуганного жеребёнка, отстегнули его от цепи и швырнули на решётку. Громко лязгнуло железо кандалов, и вот малыш распят, как морская звезда. Так же сноровисто и умело они выкатили устройство в коридор и вскоре крики несчастного Хвостика стихли вдали.

Искорка поняла, что наступила её очередь. В камеру втащили цилиндрическую стальную клетку на четырёх колёсах и подвезли поближе. Единорожка попыталась встретить врагов крепкими ударами задних копыт, но у неё не было и шанса – палачи отлично знали своё дело. Укол электрошокером в район крестца, парализованные задние ноги разъехались в стороны, и поняшка приземлилась на пятую точку. Снова укол, на этот раз в грудь, поворот ключа в замке, краткий миг свободы, потом её затолкали в клетку и сковали кандалами. Прежде чем несчастная поняшка смогла прийти в себя, мобильное узилище выкатили в низкий коридор и повезли мимо запертых дверей к виднеющемуся впереди пандусу.

Судя по всему, тюрьма находилась в подвале, а сейчас пленницу собирались поднять на первый этаж. С громким лязгом клетка влетела наверх по металлическим направляющим и, прокатившись через несколько помещений, наконец, остановилась.

Искорка быстро догадалась, что находится за кулисами театральной сцены. Слева до потолка поднимался пыльный  бархатный занавес, по диагонали был виден кусок зрительного зала, справа располагался задник, разрисованный каким-то талантливым, но, похоже, совершенно безумным художником. На картинках угрюмые люди в коричневых хитонах всячески издевались над несчастными пони. Разноцветных лошадок расчленяли, потрошили, жгли огнём, замораживали холодом и совершали ещё множество всяких непотребств, причём изображено это было настолько реалистично, что единорожка почувствовала приступ тошноты. На одной картинке голубенькую пегаску с радужной гривой запихивали в какую-то сложную машину, предназначенную, похоже, для изготовления кексиков, на другой – белая единорожка, обливаясь кровавыми слезами, волокла огромную телегу, битком набитую драгоценными камнями. Поспешно отведя взгляд, Искорка стала смотреть прямо перед собой.

Сцена была почти пуста, если не считать решётки с распятым Хвостиком и сооружение, стоящее у самого задника. С изумлением единорожка разглядела большой бронзовый бюст древнего русского правителя, Владимира Ильича Ленина, установленный на высоком постаменте из чёрного гранита. Ильич смотрел в зал своим фирменным прищуром и выглядел совсем невесело.

Несчастный жеребёнок прекратил кричать и теперь тихо лежал, часто дыша, время от времени позвякивая цепями. Зал постепенно наполнялся народом. Люди – все как один в коричневых балахонах – заполняли видимое пространство. Кресел или скамеек здесь не было, так что прихожанам приходилось стоять на своих двоих, терпеливо ожидая  начала представления. Негромко играла тягучая, расслабляющая музыка, под которую приятно засыпать, воздух был напоен пряным запахом дыма и каких-то благовоний. Некоторые зрители тихо подпевали, раскачиваясь из стороны в сторону, словно детские игрушки. Искорке пришла в голову мысль, что в благовония добавлено какое-то наркотическое вещество, слишком уж неадекватно вели себя некоторые прихожане, впрочем, возможно, они успели заправиться ещё до начала представления.

Внезапно погас свет и ударили литавры. Лучи двух прожекторов высветили фигуру высокого человека, стоящего рядом с несчастным жеребёнком. Зал взорвался громким рёвом. Незнакомец дважды глубоко поклонился и сказал громким, великолепно поставленным голосом:

— Приветствую вас, братья и сёстры! С вами снова я, Идол Семург, единственный и неповторимый интерпретатор воли нашего неподражаемого небесного покровителя, святого Хейтерама!

Музыка взвыла, луч света на мгновение осветил бюст, затем вновь упал на главу церкви Понихейтеров, больше напоминающего дешёвого шоумена.

«Да какой Хейтерам! Обычный вождь мирового пролетариата, умерший Дискорд знает когда! — с раздражением подумала Искорка. — Впрочем, здешним обкурившимся идиотам, похоже, всё едино. Нет, копыто даю на отсечение, эти клоуны добавляют в благовония вещества! Ишь как их плющит, болезных! Ничего удивительного, что богослужения пользуются такой популярностью! Слава Селестии, что на меня дрянь не действует, а то сейчас пускала бы слюни за компанию!»

Действительно, её разум оставался чист, тогда как зрители, похоже, всё глубже уходили в страну грёз. Идол Семург что-то вещал, размахивая руками, словно мельница, и каждая его фраза встречалась одобрительным рёвом. Искорка решила, что начни он читать наизусть таблицу умножения, эффект был бы таким же.

Спустя несколько минут оратор, по-видимому, решил, что толпа достигла нужной кондиции, потому что внезапно оборвал монолог и резким движением извлёк из ножен длинный кривой нож.

— Братья и сёстры! Родные мои, к вам обращаюсь я! Наш духовный учитель, покидая эту юдоль скорби, завещал одно – карайте бесов! Их крик и стоны радуют душу Хейтерама как ангельское пение, а кровь, как нектар, омывает тело. Давайте начнём то, ради чего все мы здесь сегодня собрались. Святой отдал в наши руки нового беса, так что сейчас оборвётся жизнь старого! Я пролью его кровь, рассеку грудь и выну сердце!

Толпа взвыла, а единорожка внезапно поняла, что дело плохо. Безумцы собрались здесь не только чтобы получить бесплатную дозу счастья, но и взглянуть на кровавое жертвоприношение. Если их сейчас не остановить, то несчастный Хвостик обречён. Искорка рванулась, но кандалы держали крепко. Их делали с расчётом на понячью силу, а значит, у единорожки не было шансов освободиться. Тем не менее, она продолжала биться, словно бабочка, угодившая в паутину. Равнодушный металл в нескольких местах порвал кожу, потекла кровь, но поняшка продолжала бессмысленную борьбу.

Тем временем на сцене дело шло к ужасной развязке. Семург скинул хитон и остался облачённым только в кожаную портупею. Его тело, натёртое маслом, блестело как зеркало, под кожей бугрились и перекатывались мышцы, словно кролики, проглоченные удавом. Извиваясь как змея, он скользил вокруг жертвенной решётки. Её установили вертикально, так что теперь любой мог любоваться каждым движеньем обречённого существа.

— Хайтерам! Хайтерам! Хайтерам! — непрерывно повторял Идол, размахивая ножом, — Приди, Хайтерам!

Искорка прекратила биться, понимая всю бесплодность своих попыток. Её голова раскалывалась от боли и чудовищного напряжения, в ушах звенел жалобный плач обезумевшего от страха Хвостика и бесконечное «Хайтерам», повторяемое множеством голосов. Внезапно мир померк перед глазами, а головная боль мгновенно прекратилась, словно выключенная простым нажатием кнопки. Звуки смолкли, и единорожке показалось, что она теряет сознание, но тут зрение вновь вернулось, окружающий мир заиграл всеми красками, но вот только привычная картина серьёзно изменилась. Во-первых, Искорку перестали раздражать звуки. Вообще. Она различала их как прежде, но теперь какофония не вызывала отторжения. Затем свет. Что-то случилось со зрением, теперь она могла разглядеть даже то, что до сего момента было скрыто темнотой. И, наконец, она увидела нечто такое, что, похоже, не замечал никто, кроме неё. Повсюду с потолка на землю падали вертикальные лучи света толщиной с ногу пони. Этот свет был мягкий, золотой и очень приятный. Казалось, что в зале одновременно поднялось множество золотых колонн.

Странные лучи постоянно колыхались, вибрировали и издавали тихую, приятную мелодию, легко перекрывающую рёв оркестра и гул толпы. Казалось, что они были живыми. Искорка, насколько ей позволила длина цепи, протянула копыто к ближайшему лучу, и тот, изогнувшись словно струйка воды, к которой поднесли эбонитовую палочку, в ответ потянулся к ней. Когда волшебный свет коснулся копыта, она почувствовала небывалый прилив сил. Разум очистился, будто кто-то смёл мокрой тряпкой пыль усталости и паутину глупых мыслей. Спустя мгновение ещё три луча коснулись её тела, после чего единорожка внезапно поняла, что следует делать дальше.

На сцене бесновался Семург, всё ближе подбираясь к беззащитному жеребёнку. Хвостик молчал, его глаза закатились, похоже, он потерял сознание от страха.

— Сейчас, маленький, подожди немного, — пробормотала Искорка.

Её рог озарился слабым оранжевым ореолом, совершенно незаметным в темноте.

— Простите, Владимир Ильич, но, говорят, вы любили детей и потому, наверное, не обидитесь! — шепнула поняшка, окружая бюст оранжевым коконом.

Застонав от непривычного усилия, Искорка оторвала его от постамента и подняла повыше. Скрытый темнотой, он плыл над сценой, невидимый никем из зрителей, внимание которых было целиком приковано к двум освещённым фигурам. Идол наконец остановился и, тяжело дыша, занёс руку с ножом.

— О Хайтерам, направь мою длань и помоги рассечь эту грешную плоть одним уда…

Послышался глухой стук и громкий хруст ломаемых позвонков, когда бюст обрушился на голову сумасшедшего жреца. Искорка могла гордиться – такой точности позавидовал бы и сам Максим. Но она не видела момента своего триумфа, потому что как только заклинание телекинеза прекратилось и тяжёлый кусок бронзы отправился в самостоятельный полёт, в голове единорожки словно взорвалась граната, и она потеряла сознание.

---

— Тётя Искорка, пожалуйста, проснитесь! — зазвенел дрожащий голосок, и тёплый язычок несколько раз прошёлся по щеке. — Не надо умирать!

Поняшка с трудом открыла глаза. Она лежала на голом бетонном полу камеры, а рядом стоял испуганный Хвостик. Заметив её движение, жеребёнок радостно подпрыгнул и несколько раз крутанулся на месте.

— Ура! Ура! — запищал он. — Ты живая! А я совсем не испугался! Просто ни капельки!

— Хвастун, — улыбаясь, пробормотала Искорка, чувствуя, как силы возвращаются к ней. С трудом встав на ноги, она подошла к разрушенному ложу, быстро восстановила прежнюю «пещерку», затем со стоном опустилась на влажный матрас. Голова кружилась, но боль отступила. Что это было? Неужели галлюцинация? Но если так, то почему жив жеребёнок? При воспоминании о прошлом кошмаре её чуть не вырвало. Снова накатила слабость. Нет, сейчас не время анализировать случившееся. Ясно одно – произошло чудо, и как только она слегка придёт в норму, нужно попытаться как можно быстрее найти ему рациональное объяснение. Иначе поедет крыша. Медленно и печально.

— Искорка, скажи, а когда ты успела нарисовать себе эту красивую картинку? — внезапно спросил Хвостик. — Я тоже такую хочу!

— Картинку? — недоумённо повторила поняшка, проследила за взглядом жеребёнка и вскрикнула от изумления. На её крупе немного ниже позорного рабского клейма красовалась кьютимарка – раскрытая книга, перечёркнутая золотой волшебной палочкой, рассыпающей во все стороны большие белые искры…

Глава 12. Разведка

В логове Архивариуса было тихо и тепло, сильно пахло пыльными книгами и лекарствами. Сам хозяин восседал за низким длинным столом, напоминающим барную стойку, и с интересом разглядывал нас сквозь иллюминаторы массивных очков. Это был пожилой человек, сверкающий блестящей лысиной. Он внимательно осмотрел протянутую мной золотую монету, бросил на стол и прислушался к звону.

— Действительно подлинная! Давно не держал в руках настоящего талера!

— Мы не рискнули бы вас обманывать, дело очень важноё и срочное, — сказал я.

— А ко мне с другими не ходят, — рассмеялся старик и громко крикнул: — Аюми!

Из-за шкафа бесшумно выскользнула девочка в тёплой меховой жилетке, пересекла комнату и послушно замерла рядом со столом. Её внешность оказалась настолько необычной, что я даже вскрикнул от неожиданности.

Лицо малышки неестественно блестело и было неподвижным, словно резиновая маска. Огромные, безжизненные глаза слепо смотрели прямо перед собой, а ядовито-зелёные волосы, из которых торчала пара треугольных кошачьих ушек, волнами спадали на покатые плечи.

— Что, — криво усмехнувшись, поинтересовался Архивариус, — никак, испугался, молодой человек?

— Нет, — ответил я, — просто впервые вижу столь необычную мутацию.

Старик хрипло захохотал.

— Глупыш, — произнёс он, вытирая глаза засаленным платком, — надо же так сесть в лужу! Мутация… Юморист!

— Это робот, — пояснил Череп. — Самый настоящий! Как из фантастической книжки.

— Патентованный андроид-секретарь со встроенным модулем искусственного интеллекта! — важно произнёс хозяин. — Продукция компании «Джапан Роботикс», а не какое-то там китайское фуфло. Перед войной подобные игрушки пользовались огромным спросом.

— Но почему… с кошачьими ушами?

— Эх, парень, японцы такие фетишисты! Хорошо, что у неё обычные руки, а не тентакли! А что, всякие были модели. Труднее всего оказалось настроить голосовой синтезатор, изначально малышка пищала как Пикачу, аж зубы сводило… Но перейдём к делу. Аюми, ты нашла то, что я тебя просил?

— Да, хозяин, — произнесла кукла низким шаляпинским басом и положила на стол толстенный скоросшиватель. – Здесь находится основная информация.

— Спасибо. Иди, работай.

Андроид повернулся и, слегка покачиваясь, подошёл к низкому столику, рядом с которым возвышался огромный ламповый радиоприёмник. Опустившись на колени, робот взял в руку толстый кабель с большим штекером на конце и привычным движением воткнул его себе в затылок. Второй конец провода уходил в боковую панель радиоприёмника.

— Что она… Он делает? — растеряно поинтересовался я.

— Собирает информацию, — рассеяно ответил Архивариус, быстро перелистывая страницы в принесённой папке. — Раньше главным источником новостей была глобальная сеть Интернет, сейчас же, как и сто лет назад – радио. Аюми отслеживает сообщения всех крупных радиостанций региона, выискивая среди тонн шелухи дорогие самоцветы. Видели бы вы, какие иногда попадаются бриллианты.

— Но что делать со всей этой информацией?

— Естественно, продавать. Вот вы, к примеру, пошли ко мне, а не в какой-нибудь бар, где пьяные завсегдатаи наболтали бы чуши выше крыши. В отличие от них, я даю гарантию на проданные сведения. Разницу чувствуете?

— Ага…

— Итак, понихейтеры… — старик оторвался от папки и посмотрел на нас. — Что именно вы хотите выяснить?

— Нас интересует центральный храм. Схема внутренних помещений, количество охраны, как часто они проводят богослужения и всё остальное.

— То есть теоретическая часть вам неинтересна? История создания движения, идеология, структура управления?

— Мы с удовольствием послушали бы ваш рассказ, — вздохнул я, — но у нас очень мало времени.

— Понимаю, — старик сочувственно покивал, затем повернулся к Аюми и произнёс несколько слов на незнакомом языке. Кукла послушно кивнула, пододвинула к себе листок бумаги и принялась что-то быстро чертить остро заточенным карандашом.

— Центральный храм находится на территории бывшего Калининского района в помещении общеобразовательной школы №71, — зачастил Архивариус. — Школа построена по типовому проекту и состоит из двух корпусов, соединенных между собой центральным зданием. Если взглянуть сверху, то сооружение напоминает большую букву «Н». Правый корпус четырёхэтажный, раньше там находились классы, сейчас – казармы послушников, личные апартаменты Идолов, хранилища и прочая дребедень. Левый корпус двухэтажный. В одном его крыле трапезная, над ней Малый молельный неф, бывший актовый зал. В другом расположен Большой молельный двор, в прошлом спортзал, где проходят публичные богослужения. Центральную часть занимает холл, на втором этаже личные апартаменты Идола Семурга. В подвале устроена тюрьма для похищенных людей и пони. Проникнуть в неё можно как из основного здания, так и со двора.

— Они похищают людей?

— Да, хотя официально об этом не говорится. Как правило, пленниками становятся бедняги, перешедшие дорогу политикам, бизнесменам, профсоюзным боссам и другим состоятельным господам. Достаточно просто прийти в любую часовню святого Хейтерама и вознести молитву с просьбой покарать врага, подкрепив её весьма внушительной суммой денег, как происходит чудо – обидчик необъяснимым образом исчезает.

— Понятно, — криво усмехнулся я.

— Так-с, продолжим. Храм окружает металлическая ограда высотой три метра. Прутья оканчиваются узкими стальными лезвиями, острыми, как бритва. Перед оградой высокий бордюр из бетонных блоков – защита от автомобильного тарана. Имеется трое ворот – парадные, ведущие в холл левого крыла, и хозяйственные, ведущие во дворы. Дворов, как вы понимаете, два, они располагаются в свободных пространствах между корпусами и делятся на «грязный» и «чистый». В «грязном» находится ремзона, гаражи для техники, мастерские и прочее, в «чистом» – тренировочная площадка, она же плац, где проходят смотры, парады и молебны на свежем воздухе.

— Серьёзно у них всё поставлено!

— А как же. Церковь Понихейтеров – удачный коммерческий проект, пользующийся огромной популярностью. Очередь на молебен человеку с улицы приходиться занимать заранее, иначе можно не попасть.

— Неужели проповеди такие интересные?

— Разумеется, — рассмеялся Архивариус, — если учесть, что во время проведения ритуала прихожан активно окуривают «Джет Черри», в простонародье именуемым «Вишенкой».

— Чем?

— Синтетическим наркотиком, вызывающим галлюцинации и приступы эйфории. В первый раз его применили в 2025 году во время лондонского «Мега Драйв Пати 2025».

— Как, легально?

— Совершенно. «Вишенка» не вызывает привыкания, так что лоббисты из партии «Свободы сознания» смогли протолкнуть разрешение на использования через парламент. Позже выяснилось, что, находясь под её воздействием, человек становится уязвимым для любого внушения и может быть легко запрограммирован на выполнение определённых действий. Этим стали пользоваться лидеры сект, политики во время встреч с избирателями, а также террористы. Сочетание «Вишенки», психоделической музыки и определённого набора слов даёт чудовищный эффект полного промывания мозгов. К примеру, перед самой войной греческие боевики из организации «Леонидос» организовали акцию «Триста спартанцев», выпустив на улицы Стамбула три сотни смертников, увешанных с ног до головы взрывчаткой. Было очень шумно.

— Ясно, — пробормотал я, вспомнив Алевтину. — И что, нет никакого спасения?

— Почему нет? На пони он, к примеру, совсем не действует, а человеку достаточно принять пару таблеток аспирина и немного подождать.

— Серьёзно?

— Ага. Звучит нелепо, но ацетилсалициловая кислота действительно нейтрализует действие этого опасного препарата.

— Любопытно. Возьму за правило обязательно носить с собой упаковку аспирина.

Неслышно подошла Аюми и положила перед нами великолепно вычерченную схему храма в трёх проекциях.

— Ня, — пробасила она, затем нагнулась к уху хозяина и что-то торопливо зашептала. Брови Архивариуса поползли кверху.

— Серьёзно?.. Любопытно… Любопытно… Спасибо, милая, иди слушай дальше, может, ещё чего скажут.

Старик с интересом посмотрел на нас и качнул головой.

— На ловца и зверь бежит. Только что по радио сообщили интересные новости. Вас они могут крайне заинтересовать…

Я понял намёк и выложил ещё один талер.

— Церковь Понихейтеров гудит, как растревоженный улей, — сообщил он, любовно полируя монетку о рукав. — Произошло немыслимое событие, которое, я уверен, сильно изменит политическую ситуацию в городе. А ведь на носу парламентские выборы! Даже не представляю, что в этой ситуации станет делать президент…

— Короче, Шарлемань, кончай тянуть Дискорда за… за усы! — не выдержал Череп. — Что там у тебя стряслось?

— Не столько у меня, сколько у вас, — хмыкнул Архивариус. — Вчера во время проведения Большого богослужения погиб Идол Семург.

— Что? — воскликнул я. — Как это произошло?

— Подробностей не сообщают. То ли на него свалился концертный рояль, то ли какая другая декорация. Факт в том, что Единая Церковь осталась без пастыря. Чуете, чем это может закончиться?

— Большой дракой за власть.

— Правильно. Умный мальчик! Отпевание пройдёт в здании Мариинского театра сегодня, ближе к вечеру. Тогда же, я думаю, начнутся выборы нового главы. Вся верхушка уже там, кроме того, к театру стянуты основные силы храмовой стражи. Говорят, это сделано для обеспечения порядка, но думаю, что дело в банальной демонстрации силы. Стражи подчиняются Идолу Кон Аргону – правой руке Семурга, главному претенденту на престол.

— Значит, — возбуждённо воскликнул Череп, — в Храме осталось минимум охраны.

— Верно. Но не стоит затягивать с визитом. Не думаю, что выборы продлятся долго, скорее всего Церковь получит нового главу к послезавтрашнему утру.

— Значит, мы должны ударить завтра, — задумчиво сказал я.

— Исключено, — решительно возразил Череп. — Вдвоём мы не сможем ничего сделать, а корешки, которых я вызвал, прибудут только к концу недели.

— Придётся рискнуть, тем более что новоизбранный глава обязательно начнёт своё правление с большого молебна, а значит, и жертвоприношение будет большое.

— Верно, — кивнул Архивариус, — крови прольётся много.

Череп яростно стукнул копытом.

— Грязные ублюдки! Тогда не будем медлить. Пошли, закупимся всем необходимым и завтра с утра начнём!

---

 

С юга дул тёплый ветер, гоня по чистому небу редкие облака. Похоже, лето наконец-то вспомнило о своих непосредственных обязанностях и решило побаловать тёплой погодой. Я расстегнул кожаный футляр и вытащил потёртый немецкий полевой бинокль времён позапрошлой Великой войны. Несмотря на почтеннейший возраст, цейсовские стёкла оставались такими же прозрачными, как и полторы сотни лет назад. Это чудо техники я приобрёл на барахолке рядом с домом Черепа всего за полтора миллиона рублей и очень гордился покупкой.

— Ты точно уверен, что мы выбрали правильное место для засады? — нервно спросил мой спутник.

— Конечно. Видел ларёк на остановке, торгующий алкоголем?

— Да, и что в нём такого?

— Там на стекле надпись: «Служителем церкви Понихейтеров – скидка 20%». Зуб даю на отсечение, что местные технари каждый день бегают туда за дешёвой выпивкой.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул он. — Сейчас утро – самое время начинать поправлять здоровье.

— Тем более что вчера был такой повод…

Мы засели на лестничной площадке полуразрушенной панельной многоэтажки, откуда открывался отличный вид на ворота «грязного» двора. Дорожка, по которой предположительно бегали томимые жаждой понихейтеры, проходила рядом, петляя среди развороченных панелей и куч строительных обломков. Более подходящее место для засады найти было сложно.

Я поднёс бинокль к глазам и стал внимательно рассматривать ограду. То была массивная, надёжная на вид конструкция, сваренная из толстых арматурных прутьев. Верхушка каждого прута действительно щетинилась острыми шипами – никакой колючей проволоки не нужно. Некоторые прутья были значительно выше остальных — на их остриях торчали продолговатые предметы. Я вгляделся и похолодел — то были головы пони – врослых и жеребят, совсем свежие и уже черепа…

— Твари!

Мой спутник понял причину негодования и кивнул.

— Теперь ты понимаешь, почему мы всегда убиваем этих гадов?

— Понимаю. Надеюсь, они не успели причинить вред Искорке?

— Не боись!

---

 

Наш план был прост – захватить кого-нибудь из обитателей храма и вынуть из него необходимую информацию, а там действовать по обстоятельствам. Если единорожка жива – попытаться взять здание штурмом. Если нет… то отступить, потратить деньги на наёмников и тяжёлое вооружение и снести этот притон с лица земли…

Прошло около получаса, когда ворота, наконец, открылись и наружу выскользнула тёмная фигурка. Я поднял бинокль и присвистнул.

— Что случилось? — спросил Череп

— Мне известна эта дама.

— В смысле?

— Помнишь, я рассказывал, как мы кувыркались на невских волнах?

— Да.

— Так вот, девчонка, что тогда спасли, только что вышла из ворот.

— Интересно. Надеюсь, ты не собираешься её отпускать?

— Нет, конечно. Кроме того, она боится пони до чёртиков. Подыграешь мне?

— Без проблем.

— Отлично. Спускайся в подвал и жди нас там. Свет не зажигай. Стой, погоди… — я извлёк из рюкзака коробку.

— Что это? — с подозрением спросил Череп.

— Люминесцентные краски. Купил вчера на развале. Чего только нет на вашем рынке. Стой спокойно, сделаем из тебя исчадье ада…

— А потом это можно будет смыть?

— Разумеется, вот смотри, на этикетке написано: «Блистательно эффект вечеринка! Радуй друзья! Легко намыть! Рыба нету! Готовить город Худжоу, Китайский республика». Импортная вещичка, должна быть качественной. Давай, сделаем из тебя пони Баскервилей!

Я вскрыл один из тюбиков, выдавил на палец зеленоватую колбаску и провёл по щеке Черепа жирную горизонтальную черту. Пару минут спустя морда чёрношкурого жеребца стала напоминать жуткую маску. Он недовольно фыркнул и, стуча копытами, спустился в тёмный подвал, а я, покинув наблюдательный пост, укрылся в руинах.

Схватить Алевтину оказалось чрезвычайно просто. Прыжок, захват за шею, рука завёрнута за спину, и вот сестричка безумной секты, быстро перебирая ногами, шипя от боли, семенит по узкой лестнице в черноту подземелья.

— Отпусти меня! — канючит она. — Отпусти, иначе гнев Хейтерама падёт на твою голову.

— Ага, ага. Уже упал. Прямо как вашему полоумному главарю.

— Это бы… была милость! Хей… Хейтерам взял его живым на небеса! Не тащи так быстро, больно же!

— Потерпишь. Небось, маленьким жеребятам и кобылкам, чьи головки украшают ограду, было больнее!

— Я… я не имею к этому никакого отношения.

— Верно. Только нажимаешь кнопку пуска газа в камеру душегубки. Потому что начальство приказало. Знаю я вас, исполнителей!

— Неправда… Ой, мамочки!

Алевтина забилась в моих руках, да и я в первое мгновение испугался, когда из темноты выступило нечто с ярко пылающей мордой. Краска оказалась что надо, Череп действительно превратился в пони Баскервилей. Его чёрная шкура растворялась во мраке, и это только усиливало эффект – казалось, что жуткая маска парит в воздухе сама по себе.

— Ты привел мне мясо? — низким грозным голосом вопросил он.

— Да, хозяин! — подобострастно ответил я. — Много свежего мягкого мяса!

— Это разве много? — презрительно фыркнул он. — Я был заточён тысячу тысяч лет и успел зверски проголодаться! Худосочная самка мне на один укус.

Алевтина хрипела, и, казалось, была близка к обмороку. Как бы не переборщить, кто знает этих сектантов с их вывернутыми мозгами. Вдруг с ума сойдет, и что потом делать прикажете?

Череп мотнул головой и заявил:

— Мне нужно больше мяса. Найди, раб!

Я встряхнул свою пленницу.

— Если поможешь, мы тебя отпустим. Клянусь, я не позволю, чтобы он пожрал твою плоть, выпил кровь, а кости… Э, с ними тоже что-то нехорошее сделал.

— Кто он? — простонала сектантка.

— Князь тьмы. Верховный бес. Я пробудил его от спячки, и он обещал дать мне бессмертие!

— Я узнала тебя, ты тот одержимый, что…

— Верно. Один раз я уже спас тебе жизнь. Если будешь хорошо себя вести, помогу и во второй!

— Что тебе нужно? — хлюпая носом, спросила она.

— Позавчера к вам доставили новую жертву – фиолетовую единорожку. Скажи, она ещё жива?

— Не знаю!

— Врёшь! — яростно рявкнул «Князь тьмы».

— Нет, правда не знаю. Я всего лишь техник – ремонтирую машины и электронику, и на богослужения не хожу!

— Хорошо, расскажи, что произошло во время ритуала!

— Пресветлый Идол Семург должен был, как обычно, совершить жертвоприношение.

— Кто был жертвой?

— Какой-то мелкий бесёнок.

— Была вторая пони?

— Да, конечно, у нас никогда не приносится жертва, если нет второго беса.

— Кто был вторым?

— Да не знаю я! Просто не видела, работы много. Идол Люгор привёз мотоцикл с ЭТП-двигателем и велел срочно привести его в порядок, а Валера как всегда запил…

— Мотоцикл, говоришь? — воскликнул я и повернулся к Черепу. — Ты слышал?

— Да. Значит, мы не ошиблись.

— Что случилось потом! Говори!

— Во время ритуала, когда Семург хотел поразить бесёнка, ему на голову упал бюст святого Хейтерама и сломал шею!

— Просто так взял и свалился?

— Никто не знает, как это могло произойти.

— А второй… бес присутствовал при этом?

— Должен был. После жертвоприношения прихожанам всегда демонстрируют нового, чтоб они знали, с кем будут иметь дело.

Я взглянул на Черепа и тихо сказал:

— Уверен, без Искорки тут не обошлось.

— Думаешь?

— Да. Вот только как она сумела это провернуть?!

Мой спутник тряхнул головой. Я вновь повернулся к пленнице и продолжил:

— Ты должна провести нас в храм.

— Нет! — в ужасе закричала она! — Я не могу! Это… Это…

— Проведёшь – останешься жива. Мой хозяин утолит голод телами его обитателей и не тронет тебя.

— Нет! — проскулила Алевтина. — Там полно охраны!

— Сколько?

— Сорок человек!

— Врёшь. Их не может быть так много. Большую часть Идол Кон Аргон увёл с собой. Итак, сколько?

Она молчала.

— Сколько?!

— Пятнадцать…

— Вот, уже больше похоже на правду.

— Вы не понимаете, это отличные воины, вооружённые до зубов.

— Знаешь, мы тоже не пальцем деланы, к тому же здесь Князь тьмы. Не забыла? Он вообще бессмертный!

Алевтина промолчала.

— Пошарь у неё в карманах, — посоветовал Череп. — Вдруг найдёшь что интересное!

— Действительно.

Я нацепил пленнице наручники и принялся обшаривать её рабочий комбинезон, сильно перепачканный маслом и ржавчиной. Похоже, девчонка не лгала и действительно была техником. Вытащив разводной ключ, несколько отвёрток и пригоршню гаечек, я извлёк из внутреннего кармана небольшую пластиковую коробочку, заполненную белыми таблетками.

— Так, что это у нас? Колёса?

— Аспирин, — угрюмо ответила она.

— Аспирин? Интересно, зачем он тебе?

— Болела недавно. Отдай!

— Всё страньше и страньше. Ваша светлость, как вы думаете, для чего этой красотке нужно столько ацетилсалициловой кислоты?

— Наверное, чтоб головка не болела. После богослужения.

— Мне тоже так кажется. Подруга, а ты знаешь, что если постоянно глотать эти таблетки, можно заполучить язву желудка?

— Как будто у меня есть выбор.

Последняя фраза всё расставила по местам. Действительно, девушка так прилежно боялась пони… даже слишком прилежно, что неискушённый человек мог купиться на искренность её слов. Но временами она слишком переигрывала. Станиславский бы не поверил. Я тоже. Ежу понятно, что аспирин ей нужен не для лечения простуды. А раз так, то она, похоже, пытается водить за нос не только меня, но и своих хозяев. Вот только кто на самом деле её хозяева?..

— Так ты проведёшь нас? — мой голос звучал по-прежнему грозно.

— Ни за что! Послушай, я сочувствую твоему горю, но забудь!

— Тогда я тебя сожру! — рявкнул Череп.

Алевтина громко фыркнула. Похоже, девушка, наконец, поняла, что терять ей больше нечего, и решила прекратить валять дурака.

— Помолчал бы, — презрительно бросила она. — Думаешь, выкрасился светящейся краской и сразу превратился в Принца ночи? Ты обычный пони, только и всего!

— Пони? Не бес? Вот как ты теперь заговорила! — хмыкнул я.

Пленница тяжело вздохнула.

— Послушайте, парни, вы, конечно, крутые и всё такое, но лезть туда – чистое самоубийство!

— А теперь послушай ты, подруга! — рявкнул я и яростно встряхнул девушку, словно нашкодившего котёнка. — Там в тюрьме сидит поняшка, ради которой я не задумываясь отдам жизнь! Если для её освобождения понадобиться уничтожить весь этот гадюшник, не сомневайся, моя рука не дрогнет! Потому выбирай: или ты помогаешь нам, или я сам лично сверну тебе шею! Понихейтеры – мразь, которую следует уничтожать не задумываясь, так что начнём с тебя и закончим остальными!

— Значит, — тихо спросила Аля, — вы не оставляете мне выбора?

— Нет.

С минуту она молчала, затем, словно окончательно приняв решение, по-мальчишески сплюнула и крикнула, глядя в пространство, обращаясь не к нам, а к каким-то невидимым собеседникам:

— Да пошли вы все… в баню! Я больше не могу! Слышите, не могу! Понимаю, это измена долгу, но мне не оставили выбора! Не требуйте невозможного… — затем повернулась и решительно произнесла: — Снимайте наручники, я с вами!

— Ты что-нибудь понял? — спросил Череп, глядя на меня в упор.

— Понял. Похоже, в нашей компании появился новый союзник!

Глава 13. На острие атаки

Угрюмый ларёчник выставил перед Алевтиной четыре грязные бутылки – две с водкой и две с «плодово-ягодной композицией "Шумел камыш"». Водочные этикетки были налеплены сикось-накось, словно клеившие их подвальные умельцы успели несколько раз остограмится перед началом работы, а цвет «Камышовки» порождал устойчивые ассоциации с фиолетовыми чернилами. Девушка молча сложила их в засаленный рюкзачок и подошла к нам.

— Всё готово, можем идти. Вы ещё не передумали?

— Нет, — ответил я, опуская пистолет. — Двинули.

— Ты всегда держишь знакомых девушек на мушке? — кисло поинтересовалась она.

— Только тех, которым не доверяю.

— Сколько можно повторять, что я на вашей стороне!

— Ага. Поверю только после того, как вытащим Искорку. Лучше скажи, тебя всегда гоняют за водкой?

— Нет, конечно, просто сегодня мужики засели поминать с самого утра, а я человек непьющий, так что попросили выручить…

— Понятно.

— Ещё раз напоминаю, что техников трогать не нужно. Это простые вольнонаёмные работяги, у всех семьи, они не имеют к хейтерам никакого отношения…

— Да помним мы, помним, — недовольно сказал Череп. — Не бойся, если сами не полезут, убивать не будем.

Алевтина недоверчиво покачала головой, но промолчала. Я покосился на черношкурого жеребца с симпатией. Парень временами был не в меру хвастлив и заносчив, но на него можно было положится в трудную минуту. Навстречу неравному бою он шёл совершенно спокойно, не высказывая излишней нервозности или страха. Хорошо, если бы он ещё умел метко стрелять… Мой взгляд переместился на две раскрытые кобуры, закреплённые на его широкой груди, из которых торчали причудливые рукояти револьверов, и я спросил:

— Слушай, а почему вы не пользуетесь автоматическими пистолетами, ведь они значительно удобнее? Зачем эта архаика времён Дикого Запада?

— Как-нибудь на досуге попробуй снарядить пистолетную обойму без рук, держа патроны в зубах, — проворчал Череп. — Опупеешь от удовольствия. Револьвер в этом отношении гораздо удобнее – откинул барабан, вытряхнул гильзы и вперёд, заряжай хоть губами, хоть копыторукой. Да и переделывать их гораздо проще…

Что верно, то верно, оружие, переделанное под понячьи нужды, мало напоминало человеческое. Изменения не коснулись только барабана и ствола, зато рукоятка больше походила на сложный стоматологический прибор. Снабженная двумя накладками из мягкого пластика для защиты зубов, она целиком запихивалась в рот. Выстрел производился крепким сжатием челюстей. Представляю, как после пальбы у него болела голова!

— Слушай, а что с отдачей? Если я вздумаю пострелять из твоего оружия, то через пару выстрелов лишусь зубов!

— Наши зубы крепче. Кроме того, мы используем патроны с уменьшенным пороховым зарядом. Жертвуем убойной силой, но что делать?

Действительно, трудно найти разумных существ, наименее приспособленных пользоваться современным оружием. Почему создатели так поступили, трудно понять. Что мешало сделать эквестрийцев похожими на кентавров? Ведь копыторука никогда не сможет заменить обычную руку? Впрочем, может статься, что так было задумано изначально – демиурги сознательно ограничили возможность использования поняшами человеческой техники. Если так, то Леонардо Фауст был настоящим садистом…

---

 

Без каких-либо проблем наша троица подошла к ограде храма. Вблизи она выглядела ещё омерзительнее, чем издалека. Тучи жирных мух, гудя, кружили над головами несчастных жертв.

— Посмотри, — задыхающимся от ярости голосом процедил Череп, — на одну взрослую тут приходится четыре-пять жеребячих!

— Вижу, — угрюмо ответил я. — Трусливые ублюдки!

Алевтина молча остановилась возле ворот, достала из кармана причудливый ключ и повернула в замке. Я сбросил с плеча карабин, перевёл в режим стрельбы очередями и навёл ствол на девушку. В моей душе клокотала чёрная ненависть, и если б она вздумала нас предать – расплата последовала бы незамедлительно.

Но пока всё шло хорошо – калитка бесшумно открылась и мы беспрепятственно вошли во двор. Он действительно был грязным – асфальт под ногами залит отработанным маслом, кругом разбросана ветошь, старые покрышки и ржавый железный хлам. Уверенно обходя залежи мусора, проводница подошла к большому утеплённому гаражу и быстро постучала в дверь условным стуком. Мы встали чуть поодаль вдоль стены так, чтоб не попасться на глаза случайным свидетелям, я выразительно помахал подготовленной к применению гранатой и приложил палец к губам. Аля презрительно фыркнула и собралась что-то сказать, но тут дверь распахнулась, стали слышны голоса и громкая музыка. В ноздри ударил запах дешевого табака и перегара.

— Тебя, Гайка, только за смертью посылать, — пробурчал растрёпанный мужик, возникший на пороге. — Принесла?

— А как же, — усмехнулась девушка и встряхнула рюкзак. Райской музыкой зазвенели бутылки. Мужик облизнул губы.

— Заходи!

Аля переступила порог, дверь с шумом захлопнулась.

— Если она поднимет тревогу… — прошептал Череп.

— То тут станет весело, как на дискотеке, — отозвался я.

Прошло минут пять. Дверь снова отворилась, девушка тихо выскользнула наружу,  торопливо задвинула засов и вставила в проушину толстый болт.

— Всё, — тихо сказала она. — Теперь не выйдут.

— Куда сейчас?

— В мастерскую, мне нужно кое-что забрать.

Мастерская располагалась в большом строении, собранном из сандвич-панелей. Внутри стояли станки, металлические верстаки, плавильная печь, кузнечный горн с наковальней и пневматический молот. Девушка подошла к небольшой клетушке, отгороженной от остального помещения деревянной стеной, и толкнула хлипкую дверь.

— Это моё рабочее место, — пояснила она. — Заходите, не стойте на пороге.

Мы переглянулись и вошли. Сразу стало ясно, что этот кабинет действительно принадлежит ей. Вокруг царил порядок и чистота – ни соринки или пятна грязи.

— Хорошо тут у тебя, — сказал я, оглядываясь по сторонам.

— Угу, — пробормотала она, присаживаясь на корточки около небольшого железного ящика.

Вдоль стен комнаты от пола до потолка громоздились стеллажи, полки которых прогибались под грудой разнообразных деталей. На большом, как аэродром, столе стояла паяльная станция, осциллограф и несколько приборов, назначение которых мне было неизвестно.

— Ты чинишь электронику?

— Да, — кивнула она, копаясь в глубинах ящика. — Радиоприёмники, телевизоры, прочее барахло. Даже компьютеры.

— Что? Ты умеешь чинить компьютеры?

— Настраивать. Когда Идол Семург цепляет очередной вирус на свой планшетник, мне приходится… Вернее, приходилось приводить его в порядок. Системщик из меня аховый, но других здесь всё равно нет.

— У Семурга есть довоенный планшетник?

— Ага. В своё время отдал за него бешеные деньги. Похотливый болван: всем говорил, что использует для работы, но на самом деле, кроме порнографии, ничего и не смотрел. Скупал направо и налево древние смс-карты соответствующего содержания, часто полные вирусни, а мне потом приходилось поднимать упавшую систему. Последний раз он подкинул мне работёнку за день до смерти…

— Где сейчас комп?

— У него в апартаментах. Я должна была заняться починкой сразу после тестирования ЭТП-двигателя, но не успела.

— Мы должны обязательно его добыть! — решительно сказал я.

— Зачем?

— У меня есть старые записи, которые нужно посмотреть.

— Ещё один… любитель клубнички, — фыркнула она.

— Прекрати, — поморщился я. — Это нужно не для развлечения, а для дела.

— Исключено. Апартаменты Идола постоянно охраняет страж в полной боевой броне, вооружённый лазерной винтовкой. Он из нас барбекю сделает!

— Что-нибудь придумаем. Ты собралась?

— Да, — ответила она, вставая.

Мы с Черепом напряглись, увидев в её руке небольшой пистолет-пулемёт с длинным, тонким магазином.

— Расслабьтесь, — засмеялась она. — В тысячный раз повторяю – я на вашей стороне.

Аля положила оружие на стол, облачилась в чёрный бронежилет, раскрыла большой плоский рюкзак и принялась запихивать в него какие-то приборы и инструменты.

— Не хочу уходить с пустыми руками, вдруг что починить понадобится?

Закончив сборы, она напялила рюкзак, повесила на плечо вместительную сумку, забрала оружие и повернулась к нам.

— Я готова.

— Однако, — протянул Череп. — Похоже, ты тёртый калач!

— А то!

— Что в сумке? — поинтересовался я. — Косметика?

— Почти, — хмыкнула она и откинула клапан. Внутри лежали короткие металлические цилиндры.

— Самопальные гранаты?

— Верно. Повышенной мощности.

— Главное чтоб такой «гостинец» не сдетонировал в руках.

— Не бойся, я сама их собирала.

— Это и пугает.

Мы покинули мастерскую и подошли к двери, ведущей в подвал.

— Там в коридоре может быть охранник, — тихо сказала Аля, вставляя ключ в замок.

— Оставьте его мне, — высокомерно бросил Череп.

— Главное – постарайся не шуметь.

Спустившись вниз, мы остановились. Я осторожно выставил за угол маленькое стоматологическое зеркальце и посмотрел. Охранник стоял шагах в шести, повернувшись спиной. Я показал Черепу один палец и бесшумно скользнул в сторону. Черношкурый жеребец, на копыта которого были надеты мягкие резиновые «галоши», заглушающие цокот, опустил голову и одним сильным толчком вышвырнул себя вперёд. Встревоженный охранник повернулся, вскинул автомат, но в следующее мгновение оказался сметён смертоносным ударом крепкой, как камень, понячьей головы. Он отлетел на несколько метров назад, врезался спиной в стену и тряпичной куклой сполз на пол. Подскочив, я убедился, что бедняга лежит без сознания. Из открытого рта обильно текла кровь. Похоже, что обломки рёбер пробили внутренние органы, а раз так, то жить ему осталось недолго. Привычно поразившись чудовищной силе землепони, я повернулся к товарищам.

— Дело сделано, он больше не встанет. Аля, в какой камере держат пленников?

— Здесь, — девушка подошла к металлической двери, покрытой облезлой зелёной краской и, вытащив связку отмычек, принялась ковыряться в замке.

— Может, у этого жмурика есть ключи? — поинтересовался Череп, бесцеремонно ткнув свою жертву копытом.

— Ключи есть только у начальника караула, — не прекращая манипуляции с замком, пояснила Алевтина. — Не бойся, я его… Всё, открыла!

Тяжелая дверь без скрипа отворилась, и мы вошли в большое, тёмное помещение. В глаза сразу бросились две блестящие цепочки, змеящиеся через всю комнату в самый тёмный угол. В следующее мгновение послышался звон и перепуганный детский голос сказал:

— Не подходите, я вас не боюсь! Оставьте тётю Искорку в покое!

Щёлкнул фонарик, яркий луч света высветил взъерошенного жеребёнка-пегаса, не старше двух лет. Малыш стоял, выгнув спину, словно испуганный котёнок, его куцые крылышки были развёрнуты в тщетной попытке казаться большим и грозным. Рядом с ним на полу, уютно свернувшись калачиком, лежала Искорка и беззаботно сопела в две дырочки. Умилительная картина.

— Успокойся, парень, — внушительным басом сказал Череп, выходя вперёд.

Жеребёнок взглянул на него, пискнул, дёрнулся назад, его тонкие ножки затряслись, а ушки прижались к загривку. В первое мгновение я не понял, чего он так испугался, но потом вспомнил, что морда жеребца по-прежнему разрисована светящейся краской.

Не выдержав вида надвигающегося страшилища, отважный защитник поджал коричневый хвостик и, заревев, юркнул за спину спящей единорожки. Та зашевелилась, сладко потянулась и открыла глаза.

— Привет, мохнатая, — сказал я, чувствуя, как комок подступает к горлу, — Извини, что разбудили.

— Доброе утро, — растерянно протянула она, потом одним движением вскочила на все четыре копыта, подлетела ко мне и уткнулась тёплым носом в грудь.

— Максик! Живой! А мне сказали… Мне сказали, что ты мёртв!

— Не дождётесь! — фыркнул я, обнимая её за тёплую шею. — Как ты могла поверить в такую чушь!

— А я и не верила, просто… Просто… Как хорошо, что вы пришли!

Полюбовавшись на наши обнимашки, Алевтина скептически хмыкнула, подошла к всеми забытому жеребёнку, опустилась рядом на подстилку, погладила его по голове, сказала несколько одобряющих слов и, достав из рюкзака небольшие гидравлические кусачки, перекусила цепь.

— Я уж и не надеялась на спасение, — сказала Искорка. — Думала, нам конец пришёл!

— В первую очередь поблагодари этого парня, — мой палец уткнулся в бок Черепа. — Если бы не его помощь, ты никогда б не дождалась освобождения!

— Спасибо, — тихо произнесла единорожка, глядя на черношкурого жеребца. — Я всегда буду помнить.

Затем она сморщила нос и, давясь от смеха, поинтересовалась:

— Что случилось с твоей мордочкой? Зачем тебе понадобилось краситься? Это последний писк моды в столице? Ах, я такая провинциалка…

— Прекрати, — буркнул Череп, всеми силами стараясь скрыть смущение. — Потом, на досуге, расспроси своего дружка, эта была его идея.

Послышался топот копыт, и к нам подошла Аля в сопровождении жеребёнка. Девушка непрерывно гладила его по голове и крыльям, малыш жмурился от удовольствия и, похоже, почти перестал бояться. Во всяком случае, взгляды, которые он бросал на Черепа, были полны любопытства, а не страха.

— Это Алевтина, — сказал я, повернувшись к Искорке. — Ты должна её помнить.

— Естественно, — ответила моя подруга. — Здравствуй! Надеюсь, в тот день ты добралась до дома без приключений?

— Приключения, конечно, были, — улыбнувшись, ответила девушка, — но ничего интересного не произошло. Давай я избавлю тебя от цепи.

— Буду очень признательна.

— Как тебя зовут? — спросил я, присаживаясь на корточки рядом с жеребёнком.

— Хвостик, — ответил он. — А вы правда пришли нас спасти?

— Правда.

— Здорово! А почему… — тут он поднёс мордочку к самому моему уху и шёпотом закончил, — у этого дяденьки так… светится голова?

— Это специально, чтобы пугать врагов. Не бойся, он тебя не съест.

— Я не боюсь, просто… Он такой странный! И страшный!

Череп, обладавший отличным слухом, скорчил жуткую гримасу и обнажил белые зубы. Хвостик в восторге заржал, но на всякий случай юркнул мне за спину.

Со звоном упала на пол ненавистная цепь, и счастливая Искорка, встав на дыбы, замолотила в воздухе копытами.

— Как хорошо снова чувствовать себя свободной! — сообщила она всему свету, затем опустилась и посмотрела на меня. — Какие дальнейшие планы?

— Попробуем тихо пробраться в покои покойного… Тьфу, просто в покои Идола Семурга и выкрасть компьютер. Потом забираем мотоцикл и адью!

— Отлично, тогда пошли!

---

 

— Это называется «тихо пробраться»?! — взвыла Аля, выпуская длинную очередь прямо в грудь какого-то обкурившегося сектанта, выскочившего на нас с огромным тесаком в руке. Я, не ответив, сорвал с пояса гранату и бросил в темноту коридора. Чёрная ребристая «лимонка» прокатилась, подпрыгивая по вытертому линолеуму, врезалась в стену, отскочила за угол и взорвалась. Уши резанул короткий предсмертный крик.

— Вперёд, за мной! Искорка, следи за мелким! — крикнул я, и мы ломанулись навстречу медленно расползающемуся облаку взрыва.

Тихо пройти не получилось. Наша компания удачно покинула тюремный сектор, Череп почти бесшумно снёс очередного часового, но на лестнице, ведущей на первый этаж, мы повстречали охранника в полной экипировке. Пришлось стрелять. На площадке второго этажа нас уже ждали, бой оказался коротким и очень жестоким, пришлось использовать одну из Алиных гранат, которая разорвалась с таким грохотом, что в курсе событий оказались все обитатели храма. На наше счастье, обычные сектанты были вооружены в основном холодным оружием, пистолеты имелись у немногих, так что если бы не охранники, наш путь нельзя было назвать сложным. К сожалению, Стражи знали своё дело туго и просто так под пули не лезли. Будь их тут четыре десятка, сумасшедшая атака окончилась бы полным провалом. Но даже пятнадцать бойцов могли попортить много крови.

Обогнув посеченного осколками беднягу в окровавленном бронежилете, мы остановились в небольшом тёмном тамбуре.

— Дальше не ходи, — предупредила Аля, — впереди пост.

— Ничего, прорвёмся!

— Там у парня лазерная винтовка. Ты хоть раз видел, как она работает?

— Да, — сказал я мрачно. — Видел.

— Если будем тут топтаться, нас обойдут с тыла, — предупредил Череп. — Надо что-то делать, и делать быстро!

Не ответив, я осторожно подошёл к углу и выставил зеркальце. Сразу стало ясно, что дело плохо – впереди тянулся узкий длинный коридор, в самом конце которого стояла бетонная коробка с узкой амбразурой.

— Гранату не добросить. Эх, был бы РПГ…

— А что толку? Пока выскочишь, пока наведёшься, он тебя сожжёт десять раз.

— Слушай, а у этого дота есть крыша, или только стены?

— Крыши нет. Он как стакан, открытый сверху.

— Значит, если закинуть гранату в пространство между потолком и стеной…

— Как? Тебе не дадут даже размахнуться.

Я замолчал и поскрёб затылок. Положение действительно было – хуже не придумаешь.

Грянули несколько револьверных выстрелов – Череп, защищавший тыл, заметил подходящие цели. Ещё немного, и нас обойдут. Тут уж не до компьютера, ноги бы унести.

Цокая копытами, подошла Искорка. Её мордочка имела очень сосредоточенный вид.

— Дай мне гранату, — потребовала она.

— Зачем? Ты всё равно не сможешь её удержать.

— Просто достань!

Я пожал плечами и вытащил предпоследнюю «лимонку».

— Пожалуйста.

— Отлично. Теперь, когда скажу, разожми пальцы.

— Но…

— Не спорь! — рявкнула она и слегка опустила голову. Её рог внезапно засветился слабым оранжевым светом. Аля вскрикнула, а мои глаза дружно полезли на лоб. В следующую секунду я почувствовал, как пальцы, сжимающие тяжелое яйцо, окружило что-то тёплое.

— Разжимай! — сквозь зубы процедила Искорка.

Я поспешно убрал руку. Граната, охваченная оранжевым сиянием, повисла в воздухе.

— Чеку… Выдерни чеку…

— Сейчас… — отогнув проволочные усики, я решительно выдернул кольцо. Спусковой рычаг остался плотно прижат к корпусу. Если он отскочит, нас можно будет хоронить…

— Выстави зеркало так, чтоб я могла видеть коридор, — продолжала командовать единорожка. – Так… Чуть выше… Стоп, достаточно. Держи крепко…

Легко, словно птичка, граната взлетела под самый потолок, затем завернула за угол и исчезла из виду. Несколько секунд спустя раздался глухой взрыв.

— Вперёд, — слабым голосом скомандовала моя подруга, — пока они не очухались!

— Тётя Искорка, ты опять! — осуждающим голосом сказал жеребёнок.

— Помолчи, Хвостик. Лучше помоги мне…

Мы с Алей неслись по коридору. Над бетонным «дотом» клубился дым. Впереди мелькнула чья-то тень. Не снижая скорости, я выпустил очередь. Короткий стон, шум падения грузного тела… Заглянув в распахнутую дверь поста, я увидел мёртвого охранника с искорёженным стволом причудливой формы в руках. Второй боец лежал на полу в луже крови. Больше препятствий не было.

Мы стояли в небольшом холле. Справа уходила лестница на первый этаж, слева чернела крепкая дверь.

— Пришли, — выдохнула Аля. — Постой у лестницы, пока я вожусь с замком.

— Хорошо.

В это время в холл ввалились отставшие поняшки. Искорка шла медленно, с трудом переставляя ноги. Справа её поддерживал Хвостик, слева Череп.

— Что с тобой? — спросил я, стараясь одновременно смотреть на подругу и отслеживать лестничную площадку.

— Ничего страшного, сейчас всё пройдёт, — слабым голосом произнесла она. — С каждым разом это даётся мне всё легче и легче, но всё равно...

— Что даётся?

— Магия.

— Магия? Ты шутишь?

— Нет.

— Тётя Искорка так меня спасла! — дрожащим от гордости голоском сообщил жеребёнок. — Взяла железного дядьку и скинула на голову гадскому Идолу.

— Так, значит, это была всё-таки ты!

— Ага! — усмехнулась единорожка. — Заклинание телекинеза. Твайлайт Спаркл, небось, умела с его помощью жонглировать домами, я же пока с копыт валюсь, подняв небольшой камешек.

— Всё равно это настоящее чудо! Впрочем, здесь, в Храме, может стоять включённый магогенератор.

— Не думаю. Зачем он им? Давай оставим этот разговор. Аля, похоже, вот-вот вскроет замок, — сказала она и повернулась ко мне боком.

Я с изумлением увидел, что круп моей подруги, отличавшейся невероятной чистоплотностью, густо измазан грязью.

«Ну и досталось же ей! — с печалю подумал я. — Это же надо так перепачкаться!»

Искорка поймала мой взгляд и громко фыркнула.

— Думаешь, находясь в заключении, я настолько опустилась, что перестала следить за собой? — весело спросила она.

— Похоже.

— На сей раз ты ошибся. Мне всего-навсего понадобилось кое-что спрятать?

— Что именно?

— Потом покажу. Уверена, ты будешь изумлён!

В этот момент измученный замок бессильно хрустнул и довольная Алевтина распахнула тяжёлую дверь.

— Прошу, господа!

Мы ввалились в огромный кабинет, некогда бывший школьным классом, и остановились, поражённые византийской роскошью интерьера. Повсюду сияла позолота, огромная хрустальная люстра под потолком напоминала перевёрнутый фонтан, а стоящая вокруг громоздкая барочная мебель наводила на мысль об императорском дворце или, на худой конец, антикварном магазине.

— Покойник любил роскошь, — с видом усталого экскурсовода пояснила Аля. — Взгляните хотя бы сюда.

Она махнула рукой в сторону торцевой стены, облицованной великолепными панелями цвета янтаря.

— Красиво, — сказала Искорка. — Пластик, а как блестит!

— Пластик! — фыркнула девушка. — Стал бы этот сноб украшать стенку таким плебейским материалом!

— Хочешь сказать, что это… — единорожка в изумлении даже сделала шаг назад.

— Верно. Фрагмент оформления «Янтарного кабинета», более известного как «Янтарная комната». Говорят, он хотел купить её целиком, но не сошлись в цене.

— Мама дорогая! — потрясенно протянула Искорка и, не удержавшись, подошла к стене и лизнула языком гладкую янтарную поверхность.

Пока мы любовались волшебными предметами обстановки, девушка подошла к столу, выдвинула ящик и извлекла наружу чёрную плоскую сумку. Осмотрела содержимое и удовлетворенно кивнула головой.

— Порядок, планшет на месте, зарядное устройство тоже. Можем уходить.

— Погоди, — я повернулся к Черепу, дисциплинированно стоящему у двери. — Как там, тихо?

— Пока да.

— Отлично. Слушай, Аль, может, здесь есть ещё что-нибудь интересное?

— Возможно. Семург славился своей страстью к коллекционированию.

— Клептоман! — воскликнула Искорка. — У нас на хвосте толпа понихейтеров, а ты… Не забыл, что нам предстоит ещё пробиваться обратно?

— На самом деле, — сказала Алевтина, — у покоев есть второй выход.

Она отошла к дальней стене и указала на маленькую дверцу.

— Там находится подъемник, ведущий в личный гараж Идола.

— Почему мы сразу им не воспользовались?

— Потому что открыть можно только отсюда. Снаружи нет ни ручки, ни замочной скважины. А дверь о-го-го какая толстая.

— Понятно. Давайте тогда слегка помародерствуем!

Единорожка закатила глаза, но спорить не стала. Алевтина подошла к двери, ведущей в соседнюю комнату. Там располагались личные покои Семурга – огромная кровать с балдахином, небольшой бассейн, несколько шкафов, набитых всевозможными нарядами, гигантский трельяж с туалетным столиком… Что и говорить, любил покойник роскошь, ох как любил.

— Похоже, здесь нет ничего интересного, — разочарованно протянула Искорка. — Пошли обратно.

— Погоди, — остановил её я. — Смотрите, девчонки, эта спальня короче, чем кабинет. Но ведь по идее оба помещения должны быть одинаковы!

— Верно, — кивнула Аля и подошла к дальней стене. — Давайте поглядим, что скрывают ковры.

Долго искать не пришлось. Под одним из тяжёлых ковров, покрывавших стену от потолка до пола, имелась гладкая дверь без отверстий и ручек.

— И как её открыть?

— Проще простого, — улыбнулась девушка, вытаскивая из сумки предмет, завёрнутый в плотную бумагу.

— Что там?

— Пластиковая взрывчатка.

— Хорошая штука, — уважительно кивнул я.

— Поможешь установить?

— Без проблем.

Налепив в нужных местах толстые мягкие колбаски, мы воткнули цилиндрик взрывателя и отступили в кабинет. Взрыв в закрытом помещении прозвучал оглушающе, из окон со звоном вылетели стёкла.

Внутри «сокровищница» Семурга выглядела как узкая глухая комната. Я сразу метнулся к висящим на стене трём лазерным винтовкам. На чёрном рынке эти образцы довоенного оружия стоили немыслимых денег.

— Берём!

— Хороший выбор, — одобрила Аля. — Где-то здесь должен быть отличный автомат…

Мы быстро осматривали расставленные и развешенные по стенам вещи, отбирая самое ценное. Тут было не только оружие, но и книги, драгоценности, редкие лекарства. Искорка с Хвостиком добровольно взяли на себя роль вьючных животных и принялись оттаскивать набранные трофеи к лифту. Череп продолжал охранять входную дверь, изредка стреляя для острастки.

— А это что такое, заинтересованно спросила Алевтина, останавливаясь перед большим пластиковым ящиком.

— Сейчас посмотрим! — я откинул защёлки и поднял крышку. Внутри лежал новенький ЭТП-двигатель, утопленный в мягкий пластик.

— Вау! — воскликнула она. — Целёхонький, в заводской комплектации. Жаль только, что применить негде!

— Почему? Поможешь мне установить его на квадроцикл Черепа?

— Как два пальца… Хотя нет, без мастерской ничего не получится.

— Да найдём мастерскую, не переживай!

— Тогда без проблем.

— Отлично! Покатили.

Ящик оказался снабжён двумя колёсиками, так что мы спокойно выволокли его наружу.

— Вы что, рехнулись? — возмутилась единорожка. — Как мы всё это потащим?!

— Как-нибудь, — утешил её я. — Лучше не ворчи, а помогай…

Глава. 14 Мама для мамонтёнка

На следующее утро я проснулся очень рано. За окном чирикали неугомонные пичуги, да негромко посапывала Алевтина, мирно дрыхнущая на соседнем матрасе. Немного полюбовавшись её милым личиком, я тихо выскользнул из-под одеяла и, наспех одевшись, вышел в большую комнату.

Жеребёнок Хвостик притулился под боком у Искорки, лежавшей на подстилке перед открытой книгой. Мордочка поняшки была сосредоточена, рог время от времени начинал светиться оранжевым – она, похоже, не столько читала, сколько пыталась переворачивать страницы при помощи магии. Получалось далеко не всегда, чаще всего сияние захватывало сразу несколько листов, после чего всё приходилось начинать сначала. Заметив, что за ней наблюдают, поняшка в сердцах вздохнула и захлопнула том.

— Доброе утро! Что читаешь?

Искорка пододвинула копытом книгу так, что стала видна обложка.

— «Странники Сферы»… Дурацкое название! Поражаюсь писателям, которые придумывают такие бессмысленные заголовки. Небось, опять фентези?

— Ага, — кивнула она. — Хотя книжка не так уж и плоха. Написана, конечно, коряво, но читать можно.

— Тебе виднее. Кстати, здорово у тебя получается.

— Что?

— Переворачивать страницы.

— Брось, — поморщилась она. — Такое ощущение, будто я пытаюсь шить, зажав иголку в копыторуке.

— Ты не умеешь шить.

— Вот то-то и оно…

— Всё равно, для единорога, открывшего магический талант несколько дней назад, это несомненный успех.

— Если б я ещё знала, КАК это происходит, обучение пошло бы значительно быстрее.

— Наловчишься со временем. Лучше скажи, ты что-нибудь почувствовала, когда на твоём боку проявилась эта милая картинка?

Искорка провела копытом по кьютимарке и покачала головой.

— Не знаю. В то время я валялась без сознания. Обидно, да? Если б Хвостик не подсказал – так бы и ходила в полном неведении.

— Глупости. Трудно не обратить внимания на такой большой рисунок.

Единорожка хмыкнула и тяжело вздохнула.

— Больше всего меня бесит то, что я не понимаю, что именно тогда произошло, — призналась она. — Эти дающие силу светящиеся колонны, увиденные мной в момент крайнего напряжения… Откуда они взялись? Что из себя представляют? Сейчас я как никогда раньше понимаю, насколько мне не хватает систематического образования.

— Образования? Какая чушь, ты самая эрудированная девушка, которую я когда-либо встречал в своей жизни.

— Ерунда! — Искорка раздражённо махнула копытом. — Все мои знания нахватаны по верхам, но этого мало. По-хорошему, мне нужно не носится, задравши хвост, отстреливая всяких шизиков, а учится в приличном университете у опытных преподавателей. Тогда, спустя несколько лет и несколько сотен экспериментов, я бы смогла дать верный ответ на вопрос «как» и «откуда». Увы, сейчас это невозможно.

— Согласен, — вздохнул я. — Тот самый нелепый момент, когда, даже имея прорву денег, мы ничего не можем сделать.

— Давай сменим тему, — предложила она, — а то и так параспрайты на душе скребут.

— Давай. Кстати, а куда подевался наш черношкурый друг?

— Заперся в ванне с твёрдым намерением избавится от краски на морде.

Она вздохнула и сладко потянулась.

— Селестия, как же занятия магией выматывают. Экспериментировала всего полчаса, а чувство такое, словно весь день землю пахала.

— Отдыхай. Всё равно никаких приключений на сегодня не намечается, во всяком случае, до тех пор пока мы с Алей не заменим двигатель в квадроцикле.

— Серьёзно?

— Ага. Череп дал добро. Он ещё вчера отогнал в мастерскую своего верного скакуна. Пока мы тут болтаем, механики вовсю разбирают ходовую часть. Надеюсь. Во всяком случае, за срочность им доплатили.

— Когда вы успели?

— Вечером. Ты ведь отрубилась сразу после ужина и ничего не помнишь, а мы не только мастерскую нашли, но и к Архивариусу сбегали.

— Это кто такой?

— Местный аналитик. Загрузили его работой по самую макушку. Сейчас он ищет всю информацию по Эквестрии, а также способы до неё добраться.

— Круто, — вздохнула она, потом покачала головой, — вы все в трудах, и только я, бездельница…

— Прекрати, тебе надо отдохнуть и набираться сил.

— Уже набралась! Слушай, может, пока суть да дело, я начну просматривать эквестрийские записи на планшетнике Семурга? Вы успели его починить?

— Нет, конечно. Тут, знаешь, или переделка квадроцикла, или наладка компа – Аля у нас одна. Ничего, не горюй! Закончим с машиной, съездим в Новый-Понивиль, отдадим растяпе-мамаше её крылатое сокровище, — я кивнул в сторону мирно дрыхнущего Хвостика, — вернёмся обратно и приступим. К этому времени Архивариус нароет всё об Эквестрии, после чего переключим его на поиск твоих родителей…

Дверь распахнулась, и в комнату влетел чем-то очень расстроенный Череп. Взглянув на него, Искорка заржала в голос и, опрокинувшись на спину, замолотила в воздухе копытами. Внешний вид «Воина дорог» был неописуем. Проклятая краска, которую я нанёс широкими полосками, после умывания размазалась по морде равномерным слоем, превратив жеребца в нечто жуткое. Любой случайный прохожий, повстречавшийся с ним в тёмном переулке, бежал бы прочь, решив, что наткнулся на призрака.

— Я тебя сейчас убью! — рявкнула жертва моих косметических экспериментов. — Чёртов хуман, во что ты меня превратил?!

Услышав грозный рык, мирно спавший жеребёнок в панике вскочил и в ужасе закрутил головой: «Где, кого убивают?!»

— Перестань пугать детей, мистер Страшила, — фыркнул я, торопливо обнимая Хвостика за тонкую шею. — Успокойся, малыш, ничего страшного не произошло.

— Не произошло?! Да как я теперь на улицу выйду? Корешки меня за чудика считать станут!

— С каких это пор тебя начало интересовать чужое мнение?

Череп насупился и негодующе топнул передним копытом. Искорка, прекратив смеяться, поспешила взять ситуацию под контроль. Она подбежала к разгневанному жеребцу и легонько куснула его за ухо.

— Хватит ныть, сэр рыцарь! Ты не побоялся ворваться в узилище, наполненное злобными понихейтерами, чтобы спасти прекрасную даму, а теперь беспокоишься о том, что скажут соседи? Не будь таким занудой!

Как всегда, при звуках её голоса Череп впал в лёгкий транс и безропотно позволил увести себя на кухню.

Двадцать минут спустя, после плотного завтрака, мы разделились. Хозяин квартиры и единорожка остались дома, чтоб сообща решить неожиданную проблему, а наша троица, выкатившись на улицу, поспешила в сторону детской площадки.

Загон для малышни оказался обнесён крепким забором и охранялся не субтильным старичками-пенсионерами, а двумя мрачными амбалами в боевой броне – здешние обыватели ценили жизнь своего потомства и не экономили на страже.

Сдав Хвостика под присмотр улыбчивой воспитательницы и немного полюбовавшись на потешную возню жеребят, кобылок и человеческих детей, мы направились к мастерской.

— Послушай, а как ты попала к понихейтерам, и вообще, почему перешла на нашу сторону? — поинтересовался я.

Аля слабо улыбнулась и машинально поправила короткую чёлку.

— На самом деле я никогда не была с ними.

— Хочешь сказать, что просто там работала?

— Нет. Не просто. Тебе очень хочется знать?

— Да, — твёрдо ответил я, — Раз уж ты вошла в компанию и мы доверили тебе наши планы, то и ты должна доверится нам.

— Звучит разумно, — кивнула она. — На самом деле я трудилась на другую организацию…

— Республиканскую службу безопасности?

— Что? Конечно, нет, к РСБ я не имею никакого отношения. Мои работодатели – правительство Нового-Понивиля.

— Ты серьёзно? У свободных пони имеется своя агентурная сеть?

— Ну, сетью это назвать нельзя, скорее есть несколько честных и неравнодушных людей, которые снабжают их полезной информацией.

— И как тебя угораздило влезть во всё это?..

Девушка вздохнула и нехотя принялась рассказывать.

---

 

История Алевтины была интересна и по-своему печальна. Она родилась в Волхове – областном промышленном центре. Её отец был хозяином небольшой мастерской по ремонту бытовых электронных изделий – телевизоров, радиоприёмников, кухонных приборов. С ранних лет девочка помогала ему в работе и очень скоро лихо навострилась управляться с паяльником. Отец был рад усердию дочери и всячески поддерживал её увлечение. Он нашёл опытных учителей, а когда ей исполнилось семнадцать, отправил в столицу на курсы при Политехническом университете…

К сожалению, человеческая жадность и жестокость неистребима. Семья Алевтины входила в небольшую, дружную, свободную коммуну, обитатели которой жили обособленно, поддерживали друг друга и не платили дань ни местному криминалу, ни коррумпированным чиновникам. В конце концов кто-то нанял бандитов из шайки «Чёрных клинков», и те совершили кровавый, показательный налёт. Было сожжено несколько домов, убито много людей. Родители Алевтины погибли, а она вместе с несколькими другими симпатичными девушками оказалась в руках у мерзавцев. Главарь банды – Перстень, соблазнившись красотой пленницы, решил сделать из неё свою личную рабыню, но встретил неожиданный, яростный отпор. Вне себя от гнева он избил девушку до полусмерти, затем приказал посадить на цепь, для острастки других непокорных.

Бандиты неплохо устроились на территории небольшого лесопильного заводика, километрах в двадцати от Волхова. Захваченных во время налётов пленников они превращали в своих рабов, которые валили лес и обслуживали станки, обеспечивая хозяевам устойчивый источник дохода. Несчастную девушку избивали почти каждый день на глазах остальных невольников — для устрашения. Так продолжалось достаточно долго, но однажды ночью на логово напали. Жители окрестных деревень, потерявшие всякое терпение, наняли группу понивильских бойцов и объединенными силами атаковали завод. Во главе вооружённого до зубов отряда пони стоял сам Ен-Дрогос – суровый воин-пегас, некогда вместе со Странницей основавший в приладожских болотах поселение свободных эквестрийцев.

Привыкшие к полной безнаказанности бандиты не сумели оказать достойного сопротивления, и к рассвету всё было кончено. Пока освободители снимали с рабов оковы и искали среди них своих родных и близких, Ен внимательно осматривал закоулки в поисках раненых. Тогда-то он и наткнулся на Алевтину, лежавшую без сознания. Полумёртвую от побоев и голода девушку сразу отправили в Новый-Понивиль, где Странница со своими помощниками-врачами немедленно приступила к лечению.

Три недели спустя Аля смогла встать на ноги, но для полного выздоровления ей понадобилось почти четыре месяца. За это время она очень привязалась к новым друзьям и, желая хоть как-то отплатить добром за добро, предложила свои услуги – для специалиста её профессии в городе всегда нашлась бы работёнка. Но у Ен-Дрогоса имелось иное задание – опасное и в тоже время интересное. Роясь в записях, оставшихся после гибели Перстня, пегас выяснил, что главарь банды и Идол Семург в своё время были близкими друзьями. Потом их пути разошлись, но они продолжали поддерживать деловые отношения. Семург частенько нанимал «Чёрных клинков», а Перстень, в свою очередь, делился с хейтерами пленными пони.

Ен предложил Алевтине сделать попытку вступить в Церковь сектантов и начать шпионить для Нового-Понивиля. Она должна была представиться чудом уцелевшей  участницей банды и попросить покровительства. Девушка легко могла пройти проверку, так как знала всех участников шайки поимённо. Конечно, шансы того, что Семург решит взять её на службу, были невелики, но всё же стоило попробовать.

План удался. После долгого допроса глава понихейтеров поверил Алевтине и зачислил в штат. Конечно, в первую очередь им двигали меркантильные интересы – опытный мастер-электронщик был очень нужен Церкви. Уже на следующий день у девушки появилась своя койка в общежитии и рабочее место.

Немного освоившись, молодая шпионка собрала парочку подслушивающих устройств, которые разместила в покоях Семурга и Кабинете Стратегического Планирования, благодаря чему всегда была в курсе событий, щедро делясь полученными знаниями с понивильским связным. Собранная ею информация по крайней мере трижды спасала город свободных пони от уничтожения.

Отношение местных властей к Новому-Понивилю было спокойным. Областные чиновники отлично знали, где он находится, но не предпринимали никаких карательных мер. На то имелось несколько причин. Во-первых, город был укрыт посреди огромного болота, пересечь которое можно было только по редким, пристрелянным до последней кочки тропинкам. Никакая техника там пройти не могла, наступать пришлось бы в пешем строю под непрерывным огнём. Конечно, тяжёлая артиллерия и авиация могли легко подавить огневые точки защитников, но ни того, ни другого в распоряжении властей не было, а привлекать армейское командование никто, естественно, не собирался – слишком хлопотное дело. Кроме того, пони исправно платили дань деньгами и продуктами питания, которую продажные «слуги народа» с охотой принимали.

Иначе дело обстояло с Единой Церковью Понихейтеров. Для сектантов существование Нового-Понивиля было что кость в горле. Своих четвероногих противников они были готовы видеть исключительно распятыми на жертвенных столах, и никак иначе. Поэтому на уничтожение независимого поселения тратились огромные средства. Впрочем, пони не собирались сдаваться и покорно подставлять горло под нож. Все попытки штурма отбивались с редким хладнокровием, кастеляны Церкви, роняя слезы, подсчитывали убытки, а стратегам понихейтеров всё труднее удавалось найти наёмников, готовых сложить головы в коварных торфяных болотах.

Но чем дольше Аля работала среди сектантов, тем сильнее она испытывала отвращение к самой себе. На её глазах мерзавцы совершали гнусные злодеяния, а она должна была молчать и делать вид, что всё в порядке. Её тошнило всякий раз, когда взгляд падал на ограду, украшенную отрубленными головами, а крики убиваемых жеребят и кобылок бередили совесть, не давая спать по ночам. Вот почему девушка чуть ли не с радостью согласилась помочь нам, хотя понимала, что, лишившись такого ценного сотрудника, город окажется в тяжёлом положении…

---

 

Возня с квадроциклом продолжалась целый день. У меня имелся большой опыт в наладке ЭТП-двигателей, Алевтина работала за двоих, ребята из мастерской, воодушевлённые обещанной премией, пахали как черти, но сделать было нужно много. Ближе к вечеру к нам на огонёк заглянули Искорка, Череп и Хвостик. Морда жеребца приобрела свой естественный цвет, что, похоже, совершенно примерило его с действительностью, а роскошный ирокез исчез, уступив место стильной короткой причёске. Искорка завила гриву, сделала хувскюр и накрасила глаза. Жеребёнок обзавёлся парой симпатичных перемётных сумок, до краев наполненных яркими игрушками. Похоже, что, в отличие от нас, усталых, раздражённых, перепачканных смазкой с ног до головы, эта троица провела время гораздо веселее.

— Ну вы прямо как семейка во время воскресного шопинга, — ядовито заметил я, разгибая задеревеневшую спину. — Чем занимались? Вижу, тебе, парень, удалось избавиться от последствий моего дурачества.

— Мы сходили в салон красоты, — цедя сквозь зубы каждое слово, ответил Череп. — Я! В салон красоты! Словно какой-то извращенец! Слава Луне, что никто из корешков не видел моего позора, иначе пришлось бы уехать в Австралию!

— Зато там всё быстро поправили, — защебетала единорожка. — И меня заодно в порядок привели. Как, нравится?

— Сойдёт. Что поделаешь, столица! Это тебе не в деревне кузбасслаком копыта красить!

Искорка гневно фыркнула и хотела достойно ответить, но тут к нам подбежал жеребёнок и принялся хвастаться игрушками. Выросший в лесу малыш просто лучился от счастья, заполучив в собственность такую кучу сокровищ. Постепенно стало ясно, что работать нам сегодня больше не дадут, потому пришлось закругляться.

На следующий день мы закончили монтаж и испытали машину на ходу. Череп был в полном восторге. Мощность нового двигателя оказалась на двадцать процентов выше, работал он почти бесшумно, но главное, теперь не нужно было беспокоится о топливе, благо, чистой воды вокруг имелось сколько угодно. Осталось только проверить обновку в полевых условиях. Поездка в Новый-Понивиль отлично подходила на роль окончательного теста.

---

 

Квадроцикл и мотоцикл с коляской неслись на север по Мурманскому шоссе. Искорка сидела за спиной у Черепа и нежно обнимала его передними ногами. Было видно, что жеребец очень доволен таким соседством. Впрочем, и я не оказался обделён вниманием противоположного пола – тёплые Алины руки сомкнулись на моей груди. Восторженный Хвостик восседал в коляске, во всю наслаждаясь высокой скоростью и ветром, бьющим в мордочку.

Дорога находилась в относительном порядке, хотя нас и предупредили, что в районе Лодейного Поля могут начаться проблемы с покрытием. Впрочем, мы не собирались ехать так далеко – Новый-Понивиль находился примерно в ста двадцати километрах от Питера.

Машин было мало – в основном небольшие грузовики и легковушки мелких торговцев. Дальнобойщики, катающиеся в Петрозаводск или Мурманск, по одиночке не ездили. Они собирались в крупные конвои и шли под охраной наёмников – два-три обшитых бронёй автобуса со стрелками и парочка бронетранспортёров. Что поделаешь, Карелия славилась своими «Робин Гудами», потрошащими любого зазевавшегося путешественника.

Свернув с шоссе у небольшого посёлка Кисельня, мы покатили по изрытой просёлочной дороге, всё дальше и дальше уходя в глубь приладожских лесов. Постепенно дорога становилась хуже – местность заметно понижалась, под колёсами хлюпала жижа, несколько раз приходилось останавливаться и выталкивать машины на редкие сухие участки.

— Во времена Советской Империи здесь велись активные торфоразработки, — пояснила Алевтина, когда мы, перепачканные грязью с ног до головы, остановились на короткий прекус. — Тогда мелиораторы осушили большинство болот.

— Оно и видно, — пробормотал я, сбивая ладонью крупного комара, удобно устроившегося на моём правом запястье. — Сухо, как в Сахаре.

— Не смейся. С тех пор прошло почти сто лет. За это время дренажная система разрушилась и всё постепенно вернулось на круги своя. Теперь здесь вновь непроходимые топи, которые тянутся вплоть до Ладожского озера.

— И как тут выживают пони? — скептически поинтересовался Череп. — Отрастили ласты вместо ног и научились плавать в грязи?

— Нет. Среди болот торчит невысокий песчаный холм, примерно три километра в диаметре. Город стоит на нём.

— Всё хорошо, но нам туда надо ещё как-то добраться.

— Доберёмся, не переживай, скоро будет нечто вроде пограничной заставы, а от неё до Нового-Понивиля рукой подать.

Спустя примерно полчаса убитая дорога вывела нас к заимке, укрывшейся среди кривых невысоких берёз с мохнатыми от лишайника стволами. Обнесённый невысоким забором бревенчатый дом, из кирпичной трубы которого поднималась тонкая струйка сизого дыма, несколько стоящих вразнобой сараев со щелястыми стенами, вросший в землю древний бульдозер без гусениц – всё это выглядело тоскливо и как-то совсем не походило на пограничный пост.

Из будки во дворе вырвалась огромная лохматая собака и залилась низким, кашляющим лаем. Мы остановились метрах в десяти от забора, и Алевтина отправилась на переговоры.

Хлопнула дверь, из дома вышел невысокий старик, который, прихрамывая, двинулся в нашу сторону. Ковылял он медленно, с трудом опираясь на суковатую палку, с подозрением глядя на нас маленькими глазками, почти скрытыми за густыми бровями. Переговоры заняли несколько минут, после чего Аля вернулась назад.

— Подъезжаем к воротам, только медленно! — сказала она. — Главное – не доставайте оружие и не делайте резких движений!

Мы с Черепом переглянулись, но спорить не стали. Покосившиеся ворота, которые на первый взгляд были такими ветхими, что плюнь – развалятся, легко отворились под тихое гудение электромоторов.

— Ого, — протянула Искорка, — да они здесь неплохо замаскировались.

Собака продолжала лаять, а старик, потерявший всякий интерес к происходящему, побрёл к дому.

— Теперь медленно поехали по дороге. Сворачивать не советую, обочины заминированы.

— Гм, — буркнул Череп. — Это какая-то паранойя!

— Это необходимость, — отрезала девушка. — Не забывайте, что город находится под постоянной угрозой вторжения.

— Хромой старик с посохом – самый лучший защитник, — съязвил я.

— Ну, предположим, защитников тут чуть больше. Эти сараи: далеко не то, чем кажутся. В случае опасности их внешние стенки упадут, и тогда нападающих ждёт неприятный сюрприз.

— Даже так?

— Ага.

Мы медленно катили по дороге между деревьями, гадая, что ждёт нас впереди. Внезапно лес кончился и колёса застучали по узкому бревенчатому настилу гати. Вокруг расстилалось унылое болото, украшенное редкими кипами кустов и тонкими стволами рахитичных деревьев. Впереди, километрах в трёх-четырёх, виднелась невысокая гора, покрытая лесом.

— Нам туда, — сказала девушка. — Советую не разгоняться, гать петляет как змея.

— Дома! Мы скоро будем дома! — обрадовался Хвостик и забарабанил копытами по краю коляски. — Ура!

Гать действительно была мало приспособлена для гонок – слишком узкая и слишком скользкая. Местами брёвна, крепко связанные стальным тросом, полностью уходили под воду. В этом случае ориентироваться приходилось исключительно по хилым вешкам. Представляю, какой кошмар ожидал безумцев, решивших вторгнуться сюда с недобрыми намерениями. Местами из болота поднимались невысокие холмики, густо покрытые растениями. Интуиция подсказывала, что не просто так они там торчат. Конечно, гаубичная артиллерия и системы залпового огня препахают любые укрепления, но серьёзная войсковая операция стоит бешеных денег, и прижимистые вояки без нужды не станут тратить дефицитные боеприпасы на уничтожение каких-то там пони. Так что, если б не хейтеры, обитатели Нового-Понивиля могли бы спать спокойно. Впрочем, будем надеяться, что грызущимся за власть сектантам сейчас не до разноцветных лошадок.

---

 

Нам никто не препятствовал при входе в город, мы без проблем оставили технику на небольшой стоянке, взяли вещи и отправились по делам. Сначала Алевтина предложила заглянуть в ратушу – ей нужно было отчитаться перед Ен-Дрогосом, затем отвести домой Хвостика и, наконец, встретиться со Странницей. Предложение было принято единогласно.

Внешне поселение больше напоминало крупный партизанский лагерь или деревню хоббитов. Жители обитали в землянках, вырытых по склонам холма. Узкие улицы и переулки были замощены досками, а крутые подъёмы оборудованы лестницами. Вокруг царила немыслимая чистота, все свободные места были заняты газонами и клумбами с цветами. Как позже объяснила Алевтина, дворников тут не имелось, придомовые территории были разделены на сектора, и каждый из них закреплялся за отдельной семьёй, которая следила за порядком. Немногочисленных лентяев, наплевательски относящихся к делу, не штрафовали, но подвергали общественному порицанию и бойкоту. Пони в большей степени социальные существа, чем люди, для них одиночество или изоляция – жестокое наказание, так что нарушители почти не встречались.

Мы медленно шли, любуясь красотами, а я думал, каким, наверное, прекрасным местом был настоящий Понивиль, раз его неказистая копия вызывает столько положительных эмоций.

— Как здесь хорошо… — прошептала Искорка. — Жизнь на болоте, конечно, не сахар, но мне хотелось бы остаться тут навсегда!

— А по мне, эта деревня – просто дыра, — буркнул Череп. Впрочем, его слова прозвучали очень неискренне.

Обогнув большую землянку, судя по всему, служившую складом, мы вышли на площадь, которая в данный момент использовалась как детская площадка. Полтора десятка крошечных жеребят и кобылок возились в песочнице под присмотром молодой сиреневой пегаски с печальной мордочкой. Воспитательница глядела на малышей пустым взглядом, было заметно, что её мысли витают где-то далеко-далеко. Завидев нас, она встряхнулась и, явно вспомнив о своих обязанностях, громко сказала:

— Так, а теперь давайте споём нашу любимую песенку! Свитти Ель, начинай, солнышко!

Маленькая единорожка с белой, как снег, шёрсткой прекратила беготню, стряхнула песок с мордочки, важно откашлялась и затянула тоненьким, не лишённым некоторого очарования голоском:

Думали, что Бэбс очень-очень милая,

Подругой будет той, что нас бы поняла!

Но позже мы узнали, что она лишь хулиган,

Носится так быстро, как восточный ураган…

Куда б мы не пошли, она нас впереди!

Остальные детсадовцы перестали валяться в песке, выстроились в некое подобие шеренги и нестройно подхватили:

            Бэбс Сид, Бэбс Сид, что же делать нам?

            Задира на хвосте, нужно спрятаться, но где?

            Бэбс Сид, Бэбс Сид, ходит по пятам!

            Нужно нам сбежать и скрыться, так давайте торопиться!

            Бэбс Сид, Бэбс Сид, она лишь всем вредит…

Тут из-за наших спин вырулил приотставший Хвостик. Заметив воспитательницу, он остановился как вкопанный, а затем, забыв обо всем, рванулся вперёд, крича на ходу: «Мама! Мама!» Та вскинула мордочку, открыла рот, пытаясь что-то сказать, и в этот момент маленькая молния с расправленными крылышками врезалась в её бок, чуть не сбив с копыт.

Мы молча смотрели, как плачущая пегаска крепко-крепко прижимает к груди своё сокровище, как верещит Хвостик, пытаясь вырваться из материнских объятий, как радостно скачут вокруг малыши, поднимая копытцами клубы песка и пыли…

— Давайте уйдём, — шепнула Аля, вытирая слёзы. — Не будем им мешать!

---

 

Руководитель города был высок, широкоплеч и грозен. Его светло-коричневая шкура бугрилась шрамами, огромные глаза смотрели пронзительно и прямо. Чувствовалось, что перед нами суровый, закалённый в битвах воин. Доклад Алевтины он выслушал молча, не проронив ни звука. После того как девушка замолчала, он переступил передними ногами, вздохнул и покачал головой.

— Жаль, что так вышло… — голос Ена был низким и хриплым, — Сейчас твоя помощь была как никогда кстати.

— Мне не оставили выбора…

— Понимаю. В любом случае, огромное спасибо за всё, что ты для нас сделала. Весь город находится перед тобой в неоплатном долгу.

— Да ладно, — покраснев, пробормотала смущённая Аля и отступила на шаг.

— Значит, Идол Семург мёртв… — продолжил пегас. — Плохо. Очень плохо.

— Почему? — не выдержал я. — Он ведь был вашим врагом!

— Да, верно. Но он был ПРЕДСКАЗУЕМЫМ врагом. Понимаешь? За внешностью нелепого клоуна скрывался умный, расчётливый и очень рационально мыслящий человек. Для него на первом месте всегда была собственная власть. Потому он никогда не рисковал. А вот Кон Аргон – совсем другое дело. Этот человек – одержимый фанатик, который может пойти на всё ради своих безумных идей.

— Понимаю, — мрачно кивнул я. — Значит, мы совершили большую ошибку.

— Нет! — твёрдо сказал он. — Вы поступили, как благородные пони… и люди. Я сам действовал бы также!

С этими словами Ен подошёл к Искорке и склонился в глубоком поклоне.

— Благодарю тебя, сестра, за то, что спасла ребёнка. Это великий подвиг! Спасибо всем вам!

— Но что вы собираетесь делать с хейтерами?

— Ничего. Если вновь нападут, будем драться. В крайнем случае бросим город и отступим к Ладожскому озеру. В нашем распоряжении имеется небольшой флот рыболовных судов. Уйдём на остров Коневец. У меня очень хорошие отношения с настоятелем тамошнего православного монастыря. Конечно, всё придётся начинать заново, но стены всегда можно отстроить, а покойников не воскресишь!

— Мы привезли вам небольшой подарок, — сказал я. — Возможно, он поможет в предстоящей битве.

— Да? И что это такое? — поинтересовался пегас.

— Три лазерных ружья, полностью готовых к бою.

— О, это, конечно, здорово! — обрадовался Ен. — У нас есть одно, но у него почти выработан ресурс фокусирующих кристаллов, мощность выстрела упала на шестьдесят процентов. Это… Это просто королевский подарок!

Передав ему контейнер с оружием, мы покинули ратушу. Последнее, что я слышал, уходя, были слова, обращённые радисту – Ен-Дрогос созывал командиров боевых отрядов на экстренное совещание. Да, этот парень даром время не терял.

На улице нас ждала целая толпа галдящих пони, во главе которой стояла счастливая мать, обретшая сына. Запинаясь и поминутно вытирая слёзы, она поблагодарила за спасение первенца. Сам виновник торжества крутился в ватаге таких же юных оболтусов, хвастаясь игрушками. До нас ему дела, естественно, не было. Кое-как вырвавшись из доброжелательной толпы, сто раз пообещав обязательно зайти на вечеринку, которую собирались устроить в честь благополучного возвращения блудного дитя, мы, отряхнувшись, отправились на встречу со Странницей. Та, если верить словам Ена, в данный момент находилась в школе.

---

 

Школа Нового-Понивиля размещалась внутри огромной землянки, способной вместить больше сотни обитателей города. Помимо обучения подрастающего поколения, помещение играло роль зала собраний, а также культового сооружения – там находился алтарь Селестии и Луны. Хотя верующих среди пони было очень мало, это не мешало им собираться каждую среду для богослужения и молитвы. Впрочем, сейчас школа пустовала, и мы надеялись переговорить со Странницей, никому не помешав.

Войдя внутрь, мы оказались в большом, слабо освещённом зале. Несколько толстых бревен словно колонны поддерживали потолок, деревянный пол устилали толстые камышовые циновки. В центре стояли парты двух видов – для жеребят и для человеческих детей.

Правая стена оказалась завешена рисунками. Они были не ахти, в меру корявы, в основном на них присутствовало нечто пониподобное. Больше всего доставляли подписи: «Это мой первый рисунок, прошу не топтать копытами!», «А вот вам понифицированный Гагарин в скафандре!», «Мне чойто ни училося на уроке и я ришила накалякать няшную Флатти в насочках. Цок!», «Я устал. Я ухожу!», и прочее в том же духе. Сбоку висела великолепная картинка, изображающая очень красивую человеческую девочку лет двенадцати. Подпись гласила: «Скай Игл. Пегас. Портрет моей тульпы». Смотрелся он очень мило, непонятно было только, почему художник написал имя своей подружки с маленькой буквы.

Дав нам время оглядеться, Аля подошла к ближайшей парте и несколько раз звонко хлопнула ладонью.

— Странница, ты тут? Будь добра, выйди на секунду.

За большой ширмой, стоящей у дальней стены, послышалась какая-то возня. Громко стукнуло копыто.

— Кто там? — спросил мелодичный, но несколько сонный голос. — Что случилось?

— Это я, Алевтина! Мне сказали, что ты здесь, и я зашла поздороваться.

— Аля? Вот так сюрприз. Погоди немного, я, кажется, слегка задремала, эти дети способны укатать даже бешенного мустанга…

Звонко застучали копыта, и из-за ширмы вышла стройная фиолетовая единорожка с заспанной мордочкой и всклокоченной чёрной гривой, пронизанной редкими пурпурными прядями. Заметив нас, она в растерянности остановилась.

— Добрый день, — сказала она, близоруко щурясь.

— Добрый день, — ответили мы хором.

— Знакомься, это мои друзья, — затараторила девушка. — Они новички в городе, и я решила лично их представить…

Алевтина болтала, а я с нарастающим изумлением разглядывал единорожку. Сразу бросилось в глаза удивительное сходство Странницы и Искорки. Не в фигуре – моя подруга была ниже ростом, имела более широкую грудь, её ноги были короче и толще, что вполне естественно, учитывая внушительный процент крови землепони, текущей в жилах, но вот цвет шерсти, гривы и форма морды…

Всё ещё рассеяно слушая болтовню Алевтины, Странница развернулась к нам боком и потянулась зубами к краю занавески, закрывающей маленькое подслеповатое окно. Внезапно Искорка громко вскрикнула и пихнула меня копытом в голень – на крупе хозяйки школы красовалась роскошная кьютимарка: пурпурная шестилучевая звезда, окружённая пятью маленькими белыми звёздами.

— Ты что кричишь, девочка? — дружелюбно поинтересовалась Странница, поворачиваясь к Искорке. — Мы ведь, кажется, раньше никогда не встречались?..

Тут она замолчала и вся подалась вперёд. Её глаза увеличились до размера чайных блюдец. Озадаченная Алевтина разглядывала нас, не понимая, что происходит. В наступившей тишине послышалась тихое покашливание, и моя подруга медленно, запинаясь на каждом слове, хрипло спросила:

— Так это что?.. Значит… Значит, получается, ты и есть… моя мама?

Глава 15. Без Родины

— Скажите, Твайлайт, а почему вы решили сменить имя? — спросил я, удобно устраиваясь в потёртом мягком кресле.

— Твай. Для друзей только Твай. И, пожалуйста, давай уже перейдём на «ты». Согласен?

Единорожка изящным движением поднесла к губам чашку, наполненную терпким морошковым чаем, и сделала глоток.

— Без проблем… Твай.

— Так-то лучше. Ненавижу формальности… Что касается твоего вопроса, то ответ очевиден. Имя Твайлайт Спаркл оказалось чересчур известным в Большом мире, и это породило массу проблем. Поверьте, мои дорогие – имя для пони – не просто набор букв, а важнейший элемент личности, наравне с кьютимаркой. Потерять его – значит, лишится частички себя, утратить собственную индивидуальность. Вот, кстати, почему многие рабовладельцы запрещают работникам иметь собственные имена, заменяя их обидными кличками…

Я вспомнил, как радовалась Искорка, получив имя, и покачал головой. Всё-таки мало мы, люди, знаем о психологии пони.

— Теперь вы понимаете, — продолжила Твай, — насколько нелегко было сделать подобный шаг.

— А я получила имя от Максима! — с гордостью сообщила моя подруга.

Искорка лежала на подстилке, тесно прижавшись к матери, с выражением неописуемого счастья на мордочке. Предполагаю, что в данный момент поняшка находилась в состоянии полного блаженства. Ещё бы, ведь девчонка не только нашла родную мать, что почти немыслимо для рабыни, выросшей в питомнике, но к тому же та оказалась самой Твайлайт Спаркл – одной из величайших кобыл Эквестрии. Есть от чего прийти в экстаз.

Твай ласково лизнула дочь в загривок и звенящим от смеха голосом поинтересовалась:

— Ты правда работала в библиотеке, названной в мою честь?

— Ага! Пожалуй, то был самый большой прикол в моей жизни!

— Жизнь – штука длинная, возможно, с тобой произойдут и более забавные вещи.

— Какие? Круче может быть только полёт на Луну!

Твай рассмеялась и покачала головой.

— Ну, боюсь, что на это путешествие рассчитывать не приходится. Я много странствовала, но так высоко мне залезать ещё не доводилось.

— Кстати о странствиях, — сказал я. — Не знаю, как эта хвастунья, а мне очень хотелось бы послушать историю вашей… Твоей жизни.

— Да, да! — энергично закивала Искорка. — Расскажи, пожалуйста, что случилось с тобой после того, как пала Эквестрия!

Твай опустила голову, с её морды исчезла улыбка.

— Это печальная история, и больше всего на свете мне бы хотелось выкинуть её из памяти, — со вздохом произнесла она, — Но вы имеете право знать правду.

— Если воспоминания причиняют тебе такую боль… — начала моя подруга.

— Ничего, справлюсь! В конце концов, этот рассказ – не самое страшное, что случилось со мной!

— Погоди! — я торопливо достал из кармана смартфон, — Не будешь против, если я запишу твою повесть?

— Конечно, нет! Я давно хотела набросать нечто вроде мемуаров, чтоб раз и навсегда закрыть тему, но всё никак не могла найти время… Хотя, кого я обманываю! Просто не могла собраться духом. Теперь же, когда ко мне вернулась дочь, которую я до недавнего времени считала погибшей…

— Считала погибшей? — изумлённо переспросила Искорка.

— О том, что ты жива, я узнала лишь весной этого года, — печально сказала Твай. — До того момента предполагалось, что ты погибла той страшной ночью, вместе со своим отцом.

— Мой папа… погиб в бою?

— Да. Я тоже оказалась тяжело ранена, — единорожка повернула морду и ткнула носом в уродливый бугристый шрам на правом боку. — Две недели проболталась между жизнью и смертью, а когда пришла в себя, узнала, что потеряла двух самых близких существ…

Искорка всхлипнула и ещё теснее прижалась к матери. Я включил смартфон и положил поближе к передним копытам Твайлайт. Затем хлопнул себя ладонью по лбу, торопливо вскочил и, вытащив из перемётной сумы прозрачную папку, вернулся назад.

— Здесь у нас фотография, которую мы раздобыли в криминальном архиве. Вот, посмотри…

Твай взглянула на цветную картинку, тяжело вздохнула и уронила несколько слезинок на прозрачный пластик.

— Малышка… — прошептала она. — Селестия, как подумаю, через что тебе пришлось пройти…

— Успокойся, ма! — решительно сказала Искорка. — Мне было трудно только в первые годы. Затем я обрела семью, где узнала, что такое любовь и дружба!

Твай слабо улыбнулась.

— Если б Спайк был жив, то я непременно отправила бы очередной отчёт по результатам сегодняшнего разговора своей любимой учительнице… — её взгляд вновь вернулся к фотографии. Осторожно, словно опасаясь поранить, единорожка ласково провела копытом по изображению мёртвого землепони, лежавшего рядом с испуганной крохой.

— Жаль, что ты увидишь его таким, но это лучше, чем ничего. Познакомься со своим папой, девочка.

— Это… Это мой отец? — задохнувшись, спросила Искорка и посмотрела на жеребца с кьютимаркой в виде парящей чайки.

— Верно. Уайт Сигал, кантерлотский гвардеец. Он был влюблён в меня ещё тогда, когда я зубрила заклинания, сидя в магической башне, но стеснялся подойти. Я казалась ему такой неприступной и серьёзной! Смешно, да? Всего-то раз решился пригласить на танец во время какого-то глупого бала, на который меня буквально за хвост вытянул Спайк. Тогда я даже не запомнила своего случайного партнёра, моя голова была забита совсем другими вещами – приближался праздник Летнего Солнцестояния и мысли об Элементах Гармонии и пришествии Найтмер Мун не давали покоя. Затем Принцесса отправила меня в Понивиль и наши пути разошлись… — Твай улыбнулась каким-то внутренним воспоминаниям, тряхнула чёрной гривой и с лёгкой улыбкой посмотрела на нас.

— Что-то я совсем расклеилась! Воспоминания о прошлом не должны мешать жить в настоящем. Давайте я просто начну с того самого момента, как очнулась в концлагере для пони.

— Можно задать вопрос? — неожиданно спросил Череп. Голос черношкурого жеребца звенел от напряжения, похоже, он сильно волновался.

— Конечно.

— Почему вы… Я имею в виду, эквестрийцы, не пытались сопротивляться? Почему дали сделать ЭТО с собой?

— Хороший вопрос. Но ответ очевиден – нападение произошло абсолютно внезапно. Принцесса Селестия… Вернее, люди, управлявшие ею, повелели не оказывать сопротивления и беспрекословно подчинится захватчикам. К тому же не забывай – на Земле не существовало более мирного и спокойного народа, чем мы. У нас не было армии или полиции, правопорядок поддерживался самими жителями. Драки между пони случались крайне редко, а дела более серьёзные… Знаешь, за всю недолгую историю Эквестрии в ней произошло всего два умышленных убийства. И оба раза преступниками оказывались душевнобольные. Согласись, что при таком образе жизни трудно заставить себя поднять копыто даже на двуногого монстра.

— Но потом? Когда вас запихнули в лагеря и вы узнали правду? Неужели и тогда продолжали верить в доброту и любовь?

Твай опустила голову и прикрыла глаза; похоже, боль прошлого снова вонзила острые когти в её сердце. Искорка гневно посмотрела на Черепа и несколько раз лязгнула зубами, выражая крайнюю степень неудовольствия. Но жеребец продолжал в упор смотреть на Твайлайт. Похоже, он действительно ждал исчерпывающего ответа на свой непростой вопрос.

— Это трудно выразить словами, — медленно начала единорожка, — Но попытайся всё же понять, мальчик… Представь, что ты живёшь в прекрасной, волшебной стране, наполненной добротой и гармонией. И вдруг в одночасье узнаешь, что всё это ложь! Ширма, построенная чуждыми тебе существами. Что богини, которым ты поклонялся – лишь электронные куклы, что магия существовала лишь до того момента, пока работали машины, что солнце над головой – пойманный в магнитную ловушку плазменный шар, что ты сам и все вокруг тебя – искусственные создания, выращенные в заполненных гелем криокапсулах. А пословицы и поговорки, да что там – вся тысячелетняя история придумана скучающими людьми и непостижимым образом вложена тебе в голову. Книги, содержащие вековую мудрость пони, легенды и сказки, передающиеся из поколения в поколения, молитвы и задорные песенки, весь тот культурный багаж, который сплачивает разумных существ в единый народ – ни что иное, как вымысел! Когда это открылось, мы оказались оглушены и раздавлены. Добавьте сюда пегасов, разучившихся летать, и единорогов, лишившихся магии… Первые дни мы сидели по баракам молча, никто не шутил, не бегал, не играл. Охране приходилось насильно кормить и поить нас, представляете? Затем… Знаете, идея суицида противоестественна самой природе пони, мы слишком любим жизнь, чтобы с ней расстаться по собственной воле, но тут пошла волна самоубийств. Самое страшное, что это делали не больные одиночки, счёты с жизнью сводили целыми семьями, по взаимному уговору! До какого состояния нужно было довести наш жизнерадостный народ, чтоб жеребята сами просили родителей поскорее убить их!..

— Мне известно, как это бывает… — медленно сказала Искорка. — В день встречи я умоляла Максима пристрелить меня. До сих пор со стыдом вспоминаю тот приступ слабости.

Твай прижалась щекой к щеке дочери, по её фиолетовой шкурке пробежала волна дрожи, затем, справившись с собой, она продолжила глухим, дребезжащим голосом:

— Глядя на весь этот кошмар, хозяева забеспокоились и предложили мне и нескольким другим влиятельным пони посетить Эквестрию. Я… я понимала, зачем это делается, и хотела отказаться, но жажда вновь увидеть родину пересилила здравый смысл. Мне никогда не забыть тот день! Солнце сияло в одну шестую своей обычной мощи – негодяи, захватившие мой дом, экономили энергию. От недостатка света большинство деревьев принялись сбрасывать покров, под ногами шелестели листья, которые некому было убирать. Несчастные животные, не понимающие, что происходит, жались к нашим копытам, моля о спасении. Как хорошо, что с нами не было Флаттершай, её сердце разорвалось бы от боли. Мы посетили Понивиль, где я смогла похоронить Спайка. Повсюду суетились какие-то людишки, торопливо набивающие мешки различными безделушками – осколками разбитых жизней. Сначала я никак не могла взять в толк, зачем им нужны эти керамические чашки и формочки для маффинов, потом только узнала, что на сетевых аукционах «сувениры из Эквестрии» продаются за бешеные деньги. Грязные шакалы… Затем нас свозили в Кантерлот и представили принцессам. Селестия с Луной кривлялись, словно клоунессы, смеялись и пели на разные голоса, грязно ругались, цитировали какие-то человеческие книжки – таким образом хозяева демонстрировали, что прекрасные правительницы на самом деле не могущественные богини, а просто бездушные автоматы. В какой-то момент я незаметно отошла к парапету башни и совсем было собралась прыгнуть в бездну, навстречу острым скалам, только б не слышать этот мерзкий вой, не видеть глумление над святынями, но… Всё же смогла удержаться на грани… — Твай слабо улыбнулась, её голос потеплел. — Впереди было много горя, но всякий раз, когда хотелось уйти навсегда, я вспоминала тот день, и это придавало мне решимость идти до конца... Я ответила на твой вопрос, мальчик?

Потрясённые рассказом, мы не сразу нашли в себе силы дать ответ. Череп оправился первым.

— Полагаю, что да. Когда распалось Братство, я тоже чувствовал себя холодным камнем, из которого вынули душу! — он неожиданно замялся и сделал шаг назад. Твай приветливо кивнула и продолжила:

— После нашего возвращения выяснилась, что поездка демонстрировалась в прямом эфире во всех концлагерях. Не знаю, помогло это или нет, но пони начали «оттаивать», волна самоубийств пошла на спад, мы начали потихоньку приходить в норму. Думаю, что ещё пару месяцев сидения в бараках, и вспыхнул бы бунт, но люди оказались куда хитрее и расчётливее нас. Началась распродажа. Поняш продавали как через Интернет, так и на открытых аукционах. Цена сильно колебалась – особо ценились молодые стройные кобылки и невинные жеребята с трогательным выражением мордочек. Последних оптом скупали члены организации, объединившей фанатов фанфика «Моя маленькая Дэши». Если бы Рейнбоу знала, что её имя используют для таких гнусных целей! Впрочем, я сама была неприятно поражена, когда выяснила, что и моё имя отлично известно людям, а моя жизнь записывалась, монтировалась и выставлялась напоказ! Хотя это ещё можно пережить, а как вам понравится овсяное печенье «Твайлайт Спаркл»? Шоколадный батончик «Сумеречная Искорка», коптер «Рокет Твай», презервативы… Впрочем, думаю, достаточно примеров. На фоне окружающей со всех сторон махровой пошлости, смена имени была не прихотью, а необходимостью. Впрочем, я сделала это гораздо позже, а пока мне и моим подругам пришлось стать предметами купли-продажи.

Неслышно подошла Аля с подносом в руках и, опустившись на пол рядом с рассказчицей, принялась раздавать дымящиеся чашки. Твайлайт сделала несколько глотков и блаженно улыбнулась.

— Как же мне нравится морошковый чай! Зекора варила нечто похожее, и я часто заглядывала к ней в гости, чтобы выпить пару чашечек. Спасибо, милая.

— Не за что, — улыбнулась девушка и, взяв в руки большой гребень, поднесла к гриве единорожки. — Опять не следишь за своими волосами.

— Работа в школе отнимает много сил, и…

— Знаю я твои отговорки. Сознайся, что тебе просто лень.

Твай покаянно развела передними копытами. Девушка засмеялась и принялась расчёсывать густые пряди.

— Мам, не отвлекайся! Рассказывай, что было дальше! — потребовала нетерпеливая Искорка. Та кивнула и, сделав ещё несколько глотков, продолжила:

— К счастью, я и девочки оказались избавлены от унижения публичных торгов, ведь мы всё же были «Понивильской шестёркой», пусть даже в усечённом составе. Был объявлен закрытый аукцион, в результате которого, меня, Пинки, Яблочко и Рарити купил крупный олигарх Роман Яматов.

— Что за Яблочко? — недоумённо спросил я.

— Мы так меж собой называли Эплджек. У нас всех были прозвища. Пинки – Кексик, я – Заучка, Рарити – Королева, Флатти – Бабочка...

— А Рейнбоу Дэш?

— О, Дэши не нуждалась в кличках, она всегда была единственной и неповторимой!

— Правда? Здорово!

— Ещё бы. Мы ведь тогда по сути были ещё совсем девчонками — дурачились, смеялись, устраивали глупые розыгрыши… В фильмах, что крутили для людей, всё выглядело немножко не так, там наша компания казалась слишком серьёзной, за исключением Пинки, конечно, хотя в жизни Кексик была гораздо более умной и не такой ветреной…

Сразу после продажи мы были переправлены в огромный особняк, настоящий дворец, расположенный в пригороде Москвы. Роман приобрёл нас для своей дочери Кристины в качестве подарка ко дню рождения. Впрочем, та не слишком обрадовалась. Ей исполнилось семнадцать, а в этом возрасте девушки больше интересуются парнями, чем разноцветными лошадками. Разумеется, на самом деле Яматов сделал подарок для себя любимого. Этот тип по натуре был собирателем топовых вещей и без всякой системы скупал предметы искусства, раритетные автомобили, яхты, самолёты, космические корабли. Мы должны были стать частью его безумной коллекции. Он поступил как фанат, который в первый день продаж мчится в магазин за набором редких фигурок своих любимиц, с той лишь разницей, что фанату достанутся лишь копии, а Роман прибрал к рукам оригиналы. Похоже, его сильно раздражало то, что ему попался «неполный набор» – четыре фигурки вместо шести. Впрочем, меньше всего на свете меня тогда беспокоили переживания этого бесящегося с жиру нувориша. Нам предстояло начать новую жизнь с нуля.

Кристина оказалась хорошей девушкой, доброй и отзывчивой, совсем не похожей на стандартных представительниц «золотой молодёжи». Она быстро прониклась нашими проблемами и постаралась обеспечить максимально комфортное существование своим четвероногим подругам. В результате каждая из нас получила то, что больше всего любила. Рарити открыла фэшн-агентство. Ей в помощь были наняты несколько модельеров и швей. На ежегодной выставке мод в Риме её «Эквестрийская коллекция» произвела фурор, после чего знаменитый кутюрье Франческо Молетти, глава модного дома «Дольче Витторио», заключил с ней долгосрочный контракт. Пинки… Ну, тут всё ясно – Кексик с головой окунулась в организацию вечеринок в самых престижных московских клубах. Её фирменные «Вечеринки от Пинки» собирали толпы молодых людей, желающих всласть покалбасится… Яблочко занялась садом. Дело в том, что, помимо огромного парка, на территории поместья находилось крупное хозяйство, поставляющее продукты для господского стола. Яматов хвастался тем, что ест только выращенное на собственной земле. У нас имелся свинарник, коровник, кошара, пруды с разнообразной рыбой, поля и сад с оранжереей. Полагаю, что Роман просто боялся покушений, потому и не доверял покупным продуктам. Эплджек очень быстро освоилась в саду, а вскоре под её начало были отданы все яблони и грушевые деревья… Что касается меня, то я оказалась самой непривередливой в запросах. Мне было достаточно комнаты, мощного компьютера с толстым каналом, переделанной клавиатуры и «крыски» под правое копыто… Почти два месяца я плавала по безбрежным просторам Сети, купаясь в потоках информации. Иногда выныривала на поверхность, очумело обводила окрестности красными от недосыпа глазами и вновь уходила в глубину, словно морская поняшка. Затем, наплескавшись вдоволь, я наметила для себя несколько направлений, с которыми и стала работать. Прежде всего меня, разумеется, интересовала история и география Земли. Потом, с изумлением узнав, что люди, оказывается, разговаривают на разных языках, я принялась учить английский и китайский. Затем… Впрочем, не буду углубляться в подробности, вы и так, наверное, поняли. Мы все оказались при деле, более того, ничем другим, кроме работы, наша компания очень долго не занималась.

Причина была проста – погружение в работу оказалось отличным способом забыть о прошлом. Я и девочки сознательно пахали как проклятые, от рассвета до заката, чтобы заглушить боль в душе. И это сработало – постепенно рана на сердце превратилась из смертельной в тяжёлую, а огонь сожаления оказался присыпан толстым слоем пепла.

Наверное, мне было проще остальных – информация, которую я поглощала каждый день, забивала прочие чувства. Постепенно я стала отлично разбираться в происходящих на планете событиях, и, честно говоря, результат ужасал. На мой непредвзятый, сторонний взгляд, на нас надвигалось нечто ужасное, грозящее закончится большой бедой. К сожалению, погрязшие в рутине люди не хотели замечать очевидных признаков грядущей катастрофы. Однажды я набралась храбрости и подошла к хозяину, отдыхавшему в курительной комнате. Тот, словно ребёнок, забавлялся запуском колечек табачного дыма. Рассеяно выслушав мой рассказ, он пренебрежительно махнул рукой и благодушно заметил, что уважает меня как личность и считает умнейшей пони с момента образования Эквестрии (слово «пони» Роман подчеркнул особенно), но в человеческих делах я совершенно не смыслю, потому напрасно волнуюсь. Эта ленивая отповедь отлично показала, что господин Яматов – тупое, самодовольное ничтожество, хитрое, но совершенно лишённое даже зачатков стратегического мышления. Земля уже дымилась под ногами, невидимая рука старательно выводила на стене роковые: «Мене, мене, текел, упарсин», а племянник президента, один из влиятельнейших людей в стране, беспечно пускал дымные колечки! Всего месяц спустя жизнь доказала правдивость моих тогдашних опасений!

Твай замолчала. Похоже, память о перенесённом унижении причинила ей боль. Аля вновь наполнила чашку, и единорожка, кивнув, сделала несколько длинных глотков.

— Первые несколько месяцев после начала войны мы жили как обычно. В Москве люди сутками стояли в очередях и рвали друг другу глотки за буханку хлеба, но «хозяева жизни» продолжали веселиться. Вся гнилость тогдашнего общества как никогда проявилось в эти мерзкие дни. В детских домах от голода умирали малыши, старики насмерть замерзали в неотапливаемых квартирах, каждое утро грузовики-труповозки собирали с улиц тела бедняг, убитых распоясавшимися бандитами, а сынки чиновников и нуворишей носились по дорогам столицы, радуясь, что отсутствие бензина поставило большинство «быдлоавтомобилей» на прикол и теперь никто не мешает им устраивать гонки без правил. В ресторанах и ночных клубах гремела музыка, сияли огни, тогда как целые кварталы стояли без электричества. Упившиеся гости швыряли с балконов недоеденные куски и, гогоча, наблюдали, как оборванные дети с ввалившимися от голода глазами дерутся в грязи за жалкие объедки… Десятилетиями копившаяся ненависть уже бурлила и переливалась через край, но привыкшие к безнаказанности безумцы не замечали тревожных симптомов.

Фурункул лопнул в день, когда сын крупного бизнесмена Рината Хасимова Ахмет решил испытать полученный в подарок автомат. Разумеется, он, как настоящий джигит, не мог довольствоваться пальбой по скучным бумажным мишеням в домашнем тире. Забившись с друзьями в спортивную «Весту Седонию», они принялись гонять по улицам столицы, мирно постреливая в воздух. Знающие службу правоохранители и не думали мешать невинным юношеским забавам. Когда весёлые ребята проезжали мимо битком набитой остановки, Ахмету показалось, что один из стоящих в толпе плебеев посмел сделать неприличный жест. Распалённый праведным гневом юноша высунулся в окно и хлестнул длинной очередью по людям. Народ с криками кинулся врассыпную, и всё бы закончилось как обычно, но молодой человек забыл, что одновременно стрелять и водить машину нужно очень осторожно. В результате великолепный автомобиль клюнул влево и врезался в припаркованный у обочины ржавый «Форд Фокус». Скорость была небольшая, водитель и пассажиры отделались синяками и лёгкими травмами, но вот неблагодарные москвичи поступили крайне неразумно. Вместо того чтобы сказать спасибо за то, что не убили, уцелевшие окружили «Весту Седонию», выволокли перепуганных господ и устроили зверскую расправу. Особенно досталось виновнику торжества, который перед смертью, наверное, люто клял вредителей-оружейников, снабдивших автомат слишком большой мушкой… Узнав о трагической гибели сына, Ринат потерял голову и потребовал у охраны найти и покарать виновных. Те, не долго думая, вышли на улицу и принялись расстреливать прохожих, мудро решив, что раз народ убил Ахмета, то ему, народу, и держать ответ. Под раздачу случайно попали несколько полицейских, их коллеги кинулись мстить за погибших… В общем, через час особняк Хасимовых пылал, как костёр на праздник Ивана Купалы. Но толпа не разошлась, а двинулась дальше, громя и поджигая всё подряд. К ней присоединились солдаты гарнизона и уставшие от беспредела начальства полицейские. К вечеру восстание охватило весь город. Президент и правительственные шишки бежали на коптерах из осаждённого Кремля, но богачи пожиже сполна ощутили прелести русского бунта. Спустя три дня волна выплеснулась в пригороды.

Роман Яматов до самого конца не верил, что ему и его семье что-то угрожает. В день, когда столица пылала, словно готовясь встретить нового Наполеона, во дворце олигарха гремел очередной бал. В свете огромной хрустальной люстры, украденной из Большого театра при реконструкции, по палисандровому паркету кружили пары. Гремела классическая музыка. Пинки Пай угрюмо дулась в уголке – её не допустили к организации приёма, посчитав слишком легкомысленной, и теперь Кексик в грустном одиночестве жевала свои любимые маффины с кокосовой стружкой. Я схватила её зубами за ухо и отволокла в маленькую пустую комнату, где уже сидели Королева и Яблочко. Мой торопливый рассказ о событиях, происходящих в столице, подруги восприняли по-разному. Пинки огорчилась, что срывается её Мега-Гала-Пати в клубе «Викинг», Эплджек испугалась за новые саженцы яблонь, которые застряли где-то на грузовом терминале «Почты России», и лишь Рарити всё поняла правильно.

— Думаешь, у нас могут возникнуть проблемы? — прямо спросила она.

— Возможно. В любом случае, надо быть готовыми делать ноги.

— Но куда мы пойдём?

— Ещё не знаю. Подождём несколько дней, оценим обстановку, а там посмотрим.

Ох уж эта моя дурацкая нерешительность. Сбеги мы прямо сейчас, когда все вокруг были заняты балом, скольких проблем можно было избежать. Увы, то оказалась наша последняя беседа по душам. На следующее утро начался ад.

Глава 16. Катастрофа

Взгляд в прошлое:

«Твай сидела перед экраном монитора и задумчиво следила за бегущими снизу вверх строчками общего чата. Внезапно она вскинулась, решительно придвинула клавиатуру и застучала копытами по огромным клавишам:

«Фрэнк, ты ничего не понимаешь! Удар по ключевым объектам «Либерти Старр» нужно ожидать уже в конце этого месяца. Прочти внимательно обращение Марка Уолберга к инвесторам! После того как «Уэстланд» приобрела у пакистанцев четыре тактические ядерные боеголовки, Рубикон форсирован. Иначе зачем им понадобилось эвакуировать Денверский филиал? Пойми, бро, у вас вот-вот начнётся та же херня, что и у нас! Твоя Всадница».

Ответ высветился практически мгновенно:

«Прости, Всадница, но ты сгущаешь краски! Пойми, ничего ТАКОГО у нас не будет. Ну, помашут корпоранты друг у друга перед носом ядерной дубинкой, в первый раз, что ли? Они же не самоубийцы. Не придавай значения этим глупостям, подруга. Кстати, вчера ходили на нового «Спайдермена». Это вообще класс! Мы с Келли были в полном…»

Твайлайт фыркнула и открыла другую вкладку. «Идиот! Лучше посмотрим, что здесь… Форум «Equestria Daily»? Чем они нас порадуют? Вовсю кипят страсти вокруг последней главы мега-эпического фика: «Fallout: Equestria»… Любопытно, будет время, надо обязательно прочесть, но не сейчас, не сейчас! Единорожка раздражённо откинулась и закрыла глаза.

Люди. Почему они так тупы? Почему не видят очевидных вещей! Даже Фрэнк, которого она считала большим умницей, слеп, как и все остальные. Соединенным Штатам везёт – пока Европа и Азия разбухают от пролитой крови, здесь всё тихо. Слишком тихо. Штатовские самолёты лениво бомбят столицу каталонских сепаратистов Барселону. Разумеется, исключительно военные объекты. Угу. Вот только непонятно, чем им так помешал собор «Саграда Фамилия»? Наверное, приняли его остроконечные башни за батарею баллистических ракет. Что ещё? Отважные морпехи в третий раз отбили высадку десанта на Тайвань, и несколько тысяч бойцов Народно-освободительной армии Китая украсили своими телами пляжи острова. А в остальном, как поётся в старинной песне — «Всё хорошо, всё хорошо»! Вот только в песочных часах уже упали последние песчинки. Очень скоро страна, самодовольно считающая себя самой великой в мире, узнает, почём фунт лиха. И кто тогда вспомнит стотысячный по счёту ремейк унылого комикса или эпический фанфик о приключениях вымышленных пони в вымышленной Эквестрии?

Единорожка повернула рукоятку громкости колонок, и комнату заполнил сильный голос Андрея Земскова:

Расскажи мне, брат, про войну -

Ту, в которую мы играли -

Где снаряды рвут тишину

И не сняться живым медали,

Где с обрушенной стенки лёд

Ты лизал языком горячим,

Когда сбитый твой вертолёт

Догорал, винты раскорячив…

Надо решаться. Оставаться здесь опасно. Конечно, побег – не самая лучшая идея, но глупо доверять существам, крестящимся только после того, как ударит гром! То, что бунт в столице не подавлен до сих пор, означает только одно – кто-то из приближённых к власти хочет на волне народного гнева решить свои маленькие политические проблемы. А раз так…

Твайлайт вздрогнула и напряглась – откуда-то из-за стены раздался пронзительный рёв сирены. Секунду единорожка колебалась, затем вновь кинулась к компьютеру. Клавиатура, изготовленная по специальному заказу из ударопрочного пластика, имела всего десять огромных кнопок. Конечно, для того чтобы печатать, приходилось постоянно переключать регистр, но Твайлайт отлично приноровилась и лупила по клавишам со скоростью пулемёта.

Проведя по коврику неуклюжей «крыской», поняшка вывела на экран изображения с внешних камер охраны. Конечно, доступ к этому каналу имели только дежурные с командного поста, но единорожка ещё два месяца назад слегка поколдовала над дворцовым сервером, после чего получила доступ ко многой запретной информации.

Происходящее на правой верхней картинке сразу привлекло внимание. Ослабевшим копытом, чувствуя, как на гриве каждый волос встаёт дыбом, Твай развернула изображение в полный экран. Бесстрастная камера, закреплённая над воротами, демонстрировала колонну грузовиков и автобусов, битком набитых вооружёнными людьми, приближающуюся к ограде. Первым катил огромный жёлтый бульдозер «Катерпиллер», на широком ноже которого красной краской было старательно выведено: «Мы помним тебя, Мартин»! Взревев мотором, многотонная машина таранила ворота и, как пушинки смахнув тяжеленные кованые створки, влетела в парк. Идущая следом техника, прорвавшись в образовавшуюся брешь, принялась веером расходиться по сторонам. Давя кусты и клумбы, разрушая версальские фонтаны, машины, не останавливаясь, катили к дворцу. С Верхней террасы ударили редкие автоматные очереди опомнившейся охраны. Грохот пальбы почти не был слышен в уединённой компьютерной комнате, и единорожка даже на секунду усомнилась в реальности происходящего. В первый момент ей показалось, что она смотрит очередной бессмысленный человеческий фильм, где все зачем-то бегают, стреляют и взрывают машины. Впрочем, короткое замешательство длилось недолго. Понимая, что то, о чём она неоднократно предупреждала, свершилось, Твайлайт, гремя копытами, вынеслась в коридор. В спину ей летели горькие, пророческие слова, написанные почти сто лет назад:

…А теперь ты глядишь на экран

И, не в силах сдержать озноба,

Там идёт самолёт на таран

Переполненного небоскрёба.

Это, братцы, уже не игра –

В перелёт без обратных билетов!

А по другой программе – Шура

И реклама женских пакетов…

---

 

— Ужас! — поёжилась Искорка. Ты, наверное, страшно перепугалась?

— Не то слово! — Твай сладко потянулась и положила голову на передние копыта. — Не забывай, что тогда я мало общалась с людьми… вживую. Хозяин, Кристина, гости, прислуга, охрана – вот, собственно, и всё. В отличие от Кексика, которая днями зависала в столице, болтаясь в самых разных компаниях, я сидела за компьютером, словно бука, и не стремилась расширить круг общения. А тут ревущая, жаждущая крови разъяренная толпа. Есть от чего впасть в ступор.

— Но откуда они там взялись? — спросил Череп. — Что-то мне не вериться в случайность.

— Конечно! — рассказчица энергично встряхнулась. — Подумай сам – мой хозяин был в первую очередь племянником президента, а уж во вторую – олигархом. Невероятно влиятельный человек, которого почти в открытую называли «наследником». И при этом раздолбай, не видящий дальше собственного носа. Думаешь, я одна его пыталась предупредить? У него был целый аналитический отдел, в котором сидели вполне адекватные ребята, но он плевал на их расчёты. Бал, где должны были заключить несколько жирных контактов, имел первостепенное значение, а всё остальное так, труха. Вот и доплясался. Полагаю, что не меньше четверти погромщиков были переодетыми спецназовцами одной из корпораций, уж слишком профессионально они действовали.

— Но неужели у него не было подготовлено путей к отступлению?

— Разумеется, были. На крыше дворца всегда стоял готовый к старту коптер, снабжённый противоракетной защитой и двумя лазерными турелями. Но что толку, если в критический момент выяснилось, что навороченный аппарат, стоивший дороже звена фронтовых штурмовиков последнего поколения, не может взлететь? Подозреваю, что был подкуплен кто-то из механиков. Впрочем, разбираться в причинах саботажа было уже некому и некогда. Большинство охранников дворца предпочли уйти по-английски, не прощаясь, только несколько старых служак остались до конца. К сожалению, их верность уже не могла никого спасти…

---

 

Взгляд в прошлое:

«Из распахнутой двери, ведущей на Верхнюю террасу, поле боя было видно как на ладони. Твайлайт стояла на пороге, не в силах сделать ни шагу. Казалось, что какой-то садист приколотил гвоздями её копыта к мозаичному полу.

Обширная Нижняя терраса парка преградила путь технике, так что дальше атакующие шли в пешем строю. Немногочисленные защитники дворца, прячась за балюстрадой, жалили погромщиков короткими очередями. Идущие первыми крепкие, мордатые парни в гражданских плащах и куртках, из под которых выглядывали бронекостюмы, доступные только элитным бойцам корпорантов, шустро продвигались вперёд. За их спинами чернела толпа рядовых мародёров, которые, как стервятники, ждали своего часа, не вмешиваясь в разборки профессионалов. Гремели выстрелы, с грохотом разлетались на куски мраморные античные и средневековые статуи, конфискованные из запасников Эрмитажа и Третьяковской галереи. Пули, словно злые шершни, дырявили стену дворца, осыпая единорожку тучей штукатурки.

Внезапно распахнулась парадная дверь и на террасу выбежал Роман Яматов. На его спине пятнистым горбом топорщился прямоугольный ранец, обтянутый суперкевларом, внутри находилась энергобатарея чудовищной ёмкости. От неё отходил толстый кабель в бронированной оплётке, другой конец которого заканчивался в прикладе чудного, четырёхствольного оружия, зажатого в руках хозяина.

Твайлайт внутренне содрогнулась. То был скорострельный импульсный лучемёт повышенной мощности, не пошедший в серию из-за космической стоимости. Всего их было выпущено не больше десяти штук, и все отправились на подарки высокопоставленным чиновникам. Как-то раз единорожка присутствовала на демонстрации его возможностей. Мишенями послужило стадо коров. Несчастные бурёнки были испепелены меньше чем за минуту. Твай ещё долго тошнило при воспоминании об этом.

Роман Яматов, возможно, не блистал особым интеллектом, но трусом определённо не был. Ругаясь сквозь зубы, он встал у балюстрады в полный рост и принялся палить по погромщикам. От пуль его защищал силовой щит, выглядевший, словно поставленная на ребро гигантская линза. Очередная эксклюзивная разработка, не пошедшая в широкую продажу. Чудовищное оружие работало как часы – невидимые глазу энергетические импульсы превращали людей в чёрные кучки пепла, игнорируя навороченные бронекостюмы.

Атака захлебнулась. Спецназовцы заметались в поисках укрытия. К этому времени на Верхней террасе в живых оставались только двое – хозяин, прикрытый щитом, и поняшка, каким-то чудом не получившая ни царапины. Лучемёт продолжал собирать свою страшную жатву, и Твай в какой-то момент даже решила, что чаша весов склонилась на их сторону, но тут из двери за спиной Романа выскочили несколько фигур. Группа боевиков, пользуясь общей неразберихой, сумела проникнуть в дом, зайдя с фланга, и теперь они собирались закончить начатое дело.

Пластиковый приклад штурмовой винтовки вонзился под коленку олигарху, и Яматов опрокинулся на спину. Его подхватили, выдернули из рук оружие, стащили ранец. Силовой щит вспыхнул и погас. Толпа погромщиков приветствовала победителей радостным рёвом, затем качнулась вперёд и побежала навстречу приветливо распахнутым дверям дворца. Романа, перегнув через балюстраду, швырнули вниз, на руки подбежавших боевиков. Он кричал и извивался, пытаясь вырваться из крепких объятий, но тщетно. Не обращая внимания на сопротивление, его подтащили к возвышающейся неподалёку гигантской фигуре. Бронзовый Роман Яматов стоял на мраморном постаменте с лавровым венком на голове, облачённый в тогу римского императора. Его правая рука была выброшена вперёд и вверх, повелительным жестом Юлия Цезаря, приветствующего Сенат и народ Рима.

Не знаю, было ли это спланировано заранее или то был экспромт, только через руку статуи перебросили верёвку, накинули петлю на шею всё ещё дергающегося олигарха, потянули... Роман верещал и сучил ногами, но его без затей вздернули, словно негра, перешедшего дорогу «Ку-клукс-клану». Несмотря на ошеломление от увиденного, единорожка смогла оценить весь чёрный юмор ситуации – быть повешенным на собственном памятнике, такой чести не удостоился даже Саддам Хусейн.

Мимо Твай пробежало несколько мужчин, разворачивающих на ходу мешки – мародёры готовились к привычной работе. На неё не обратили внимания, сегодня шла охота на людей, до перепуганной поняшки никому пока дела не было. Понимая, что ситуация в любой момент может измениться, единорожка нашла в себе силы сдвинутся с места. Переступив ожившими копытами, она медленно, словно гуляя, двинулась к лестнице, ведущей вниз. Тем временем толпа погромщиков вливалась в открытые двери, предвкушая веселье. Твай спустилась с террасы и приготовилась свернуть за угол. В этот момент раздался истошный крик, и единорожка с ужасом увидела, как толпа радостно ухающих негодяев тащит к открытой беседке вырывающуюся Кристину. Поняшка ничем не могла помочь своей молодой хозяйке. Роняя слёзы, она кинулась прочь, стараясь как можно скорее уйти от рвущих душу криков…»

---

 

— В тот день Селестия явно благоволила к своей непутёвой ученице, — задумчиво сказала единорожка. — Я, конечно, имею ввиду не ту пошлую куклу, что сидит до сих пор в Кантерлотском замке, а настоящую, которая, возможно, продолжает витать в высших сферах, наблюдая за всеми нами. Мне удалось уцелеть, и то было воистину чудо… Вы не устали меня слушать? Смотрите, за окном уже смеркается.

— Нет, конечно, — воскликнула Искорка и окинула нас вопросительным взглядом. Никто не стал возражать.

— Тогда я продолжу… Благополучно разминувшись с мародёрами, я без помех добралась до небольшой калитки в ограде парка. Таких калиток имелось несколько штук, и все они, конечно, были крепко-накрепко заперты. Впрочем, я была бы не я, если б не позаботилась заранее узнать комбинацию цифр электронных замков. Покинув территорию поместья, я скрылась в ближайшем леске, редком, но имеющим великолепные заросли ивовых кустов. А что ещё нужно беглой лошадке? Забилась поглубже, улеглась на землю и глубоко задумалась. Что ни говори, а в сложившейся ситуации я поступила как последняя идиотка. Вместо того чтобы изображать из себя конную статую, рискуя в любой момент получить пулю, я должна была, пользуясь оставшимися минутами, собрать девчонок и утечь сквозь хозяйственные ворота. Возможно, тогда удалось бы спасти и Кристину, а теперь… Все мы сильны задним умом. Я до сих пор корю себя за тогдашний промах.

Самое разумное сейчас было подождать, пока толпа схлынет и отправится громить другой особняк, после чего вернуться обратно во дворец. Возможно, девочки прячутся среди хозяйственных построек? Так или иначе, это стоило проверить.

Прошло несколько часов. Медленно опустился вечер, стихли выстрелы, и я наконец решилась. Благополучно вернувшись на территорию поместья, я поспешила на задний двор, к «Яблочному домику» Эплджек, построенному специально для неё на окраине сада. Дверь была выбита, окна щербились осколками стекла. К счастью, Яблочко не стала защищать своё нехитрое имущество – внутри не было ни мёртвых тел, ни пятен крови. Зато разгром оказался знатный. Неужели мародёры решили, что здесь находится сокровищница, полная бриллиантов и золотых слитков? Отправившись дальше, я внимательно осмотрела сараи. Никого. Хозяйственные ворота были распахнуты настежь, повсюду виднелись следы поспешного бегства. Похоже, пока шёл бой на террасе, слуги благоразумно решили взять коллективный отпуск без сохранения содержания. Следопыт из меня был аховый, это сейчас я читаю следы как раскрытую книгу, но даже тогда мне удалось отыскать отпечатки копыт, уходящие к автомобильной стоянке. Похоже, мои подруги оказались умнее и не стали ждать случайной пули в лоб. Порадовавшись за них, я повернула назад. Следовало уходить, но нелепоё чувство любопытства оказалось сильнее осторожности. Вернувшись к дворцу, я поднялась на террасу и огляделась по сторонам. Из правого крыла валил густой дым пожара, но большая часть здания ещё не горела. Повсюду валялись сломанные вещи и трупы. Похоже, в какой-то момент погромщики принялись выяснять отношения и устроили небольшую перестрелку.

Понимая, что делаю то, о чём в будущем ещё пожалею, я подошла к беседке и заглянула внутрь. Растерзанное тело Кристины сломанной куклой валялось на полу. Судя по всему, умирала она долго и страшно. Не выдержав, я отвернулась, и меня вырвало прямо на копыта. Она была умной и доброй девочкой и не заслужила жуткой смерти от рук насильников.

Внезапно грянул выстрел, за ним другой. Спину словно обожгло кипятком. Закричав от боли, я обернулась и увидела группу мародёров шагах в ста от себя. Они были пьяны, что, без сомнения, и спасло мне жизнь – следующие пули прошли с большим запасом. Сорвавшись с места, я понеслась прочь, потеряв голову от ужаса. Молнией проскочила сквозь знакомую калитку, не останавливаясь вломилась в лес и пришла в себя только на берегу небольшого озера, в центре которого красовался крошечный островок с одинокой берёзой и зарослями кустов. Шипя от боли, я вошла в воду, переплыла неширокую протоку и выбралась на берег островка. Укрывшись в кустах, первым делом осмотрела рану. К счастью, пуля лишь скользнула по телу, вырвав клок волос и глубоко поцарапав кожу. Кровь уже перестала течь, так что беспокоиться было не о чем. Моя голова болела совсем о другом. Вид растерзанной девушки, выстрелы пьяных уродов и эта глупая царапина оказались последней каплей. В моих несчастных мозгах что-то замкнуло, и я на время утратила возможность мыслить логически. Меня тошнило от всего вокруг. От этого замусоренного туристами островка, от озера с его стоячей, тухлой водой, затянутой мерзкой ряской, от сереющего, чужого неба. Но больше всего меня тошнило от людей. Я ненавидела их всеми фибрами души. Эта ненависть копилась подспудно, с того самого момента, как наёмник с татуировкой на лице убил Спайка, и вот теперь она выплеснулась наружу. Что-то хорошее и светлое умирало внутри меня. Маленькая единорожка с сумкой, полной умных книг, уходила вдаль, понуро помахивая хвостом, а я смотрела ей вслед, и по моим щекам текли горячие слёзы…

Твай вздохнула и, поднявшись, несколько раз прошлась по комнате, разминая затёкшие мышцы. Мы, как загипнотизированные, наблюдали за каждым её движением. Грустно улыбнувшись, единорожка вернулась на место, и немного помолчав, продолжила:

— Не буду утомлять вас описанием своих душевных переживаний. Скажу только, что именно тем вечером я решила стать отшельницей.

— Серьёзно? Ты? — не веря своим ушам, переспросила Искорка.

— Ага. Понимаю, что звучит нелепо, среди пони никогда не было одиночек, это противоречит всей нашей природе, но, тем не менее, мне очень захотелось остаться одной. Схожие симптомы иногда проявлялись в поведении Пинки Пай. Наш неутомимый Кексик на самом деле была подвержена приступам меланхолии. Тогда она превращалась в Пинкамину – преотвратное существо, я вам скажу, которое находило извращённое удовольствие в беседе с неодушевлёнными предметами. Но моя душевная рана была значительно глубже. Я действительно не хотела никого видеть. Ни людей, ни пони. Даже мысль о потерянных подругах меня в тот момент совсем не занимала. Главное сейчас было остаться в полном, рафинированном одиночестве. И я знала, как этого достичь. Вокруг Москвы не осталось по-настоящему глухих мест, но если идти на северо-восток, в сторону Костромы, можно найти территории, где нет ничего, кроме леса. Двигаясь по ночам, избегая дорог, городов и посёлков, я рано или поздно отыщу подходящий заповедник, где смогу прожить в мире и покое остаток своих дней…

На следующее утро путешествие началось.

Глава 17. Очарованная странница

Сейчас это выглядит смешным, но тогда мне действительно казалось, что я поступаю правильно. Конечно, в определённой степени отшельничество пошло мне на пользу. Я получила жестокий урок и заглянула в такие бездны, о которых лучше не вспоминать. С другой стороны, мне довелось научиться массе вещей, необходимых для выживания в любых условиях.

Первый и основной вопрос, который требовалось разрешить немедленно – где взять пищу? Будь я настоящей лошадью, в моём распоряжении были бы все окрестные поля, но я нуждалась в другой еде. Поневоле пришлось учиться охоте. К счастью, в моём активе имелось огромное количество прочитанных книг, давших море бесценных знаний, светлая голова и растущие из нужного места копыта. Первым делом я научилась делать силки, благо тонкой проволоки на свалках и обочинах дорог валялось вдоволь. Затем я освоила премудрости рыбалки, а под конец, после долгих проб и ошибок, собрала вполне работоспособный арбалет, достаточно мощный, чтоб подстрелить зайца, куропатку или даже мелкую косулю. На моей стороне играл ещё один немаловажный фактор, а именно – внешний вид и запах. Звери, традиционно привыкшие бояться людей, не видели во мне опасности и часто подпускали слишком близко, с плачевным для себя результатом…

Естественно, что первое время я убивала бедных пушистиков через силу. Всякий раз, вскинув арбалет, видела перед глазами печальную мордочку Флаттершай, глядящую с немым укором. Но голод – слишком требовательный учитель, и мне быстро удалось найти компромисс с совестью – у каждой убитой зверюшки я искренне просила прощения. Так продолжалось достаточно долго, но угрызения совести по-настоящему перестали мучить только после того, как началось настоящее испытание – зима.

Вот когда у отшельницы-любительницы появились все шансы откинуть копыта. С середины декабря ударили страшные морозы, по сравнению с которыми наша мягкая эквестрийская зима казалась лёгким заморозком. Вообще-то пони хорошо переносят холод, наша шёрстка густа и отлично сохраняет тепло, но всему есть предел. Я скиталась по обледенелому лесу, проваливаясь по брюхо в рыхлый снег, мои веки смерзались, стоило хоть на секунду прикрыть глаза. К счастью, я быстро научилась выкапывать в сугробах пещерки, где можно было с относительным комфортом укрыться от мороза. Из проволоки и прутьев лещины удалось сплести отличные снегоступы на все четыре ноги, что резко повысило мобильность, но главная проблема всё же осталась. Еда. В отличие от людей, мы устроены так, что способны наедаться впрок, а затем несколько дней сидеть на внутренних запасах, но это не может продолжаться до бесконечности. Мне требовалось много высококалорийной пищи, а вот как раз с этим то и была проблема. Дичь попряталась, птицы улетели, медведи впали в спячку… Шучу, завалить медведя мне было, естественно, не по силам. Дошло до того, что я принялась мышковать, словно лиса, выкапывая грызунов из-под снега. Пойманную мелочь глотала целиком, вместе с костями, шкуркой и внутренностями, не заморачиваясь с тепловой обработкой. Впрочем, мышек было слишком мало, чтобы насытиться. Под конец я опустилась настолько, что стала по ночам выходить к человеческим жилищам и рыться в мусорных кучах в поисках объедков. Однажды меня заметила пожилая бабушка в ватнике и пуховом платке. Всплеснув руками, она ушла в дом и вынесла целое ведро варёной картошки. Селестия, какой это был пир! Мой живот раздулся как барабан, но я запихнула в себя все, хотя потом полночи икала от обжорства.

В феврале морозы спали, стало чуть полегче. Вновь появилась дичь, плевок уже не замерзал на лету, стало ясно, что мне удалось пережить зиму. Вы даже не представляете, как я радовалась любому проявлению возвращения тёплых деньков. Первый ручей, первая проклюнувшаяся травинка, первая лопнувшая почка… Весна пришла под аккомпанемент птичьих голосов, я носилась, словно жеребёнок, по молоденькой травке, впитывая промороженным до костей телом благословенные солнечные лучи. Странно, но перенесённые лишения лишь укрепили желание оставаться одной. Только теперь вместо незаметно ушедшей боли появилось чувство уверенности в себе и желание проверить предел собственных возможностей.

К этому времени я добралась до большого заповедника, где и решила остаться. Всё лето трудилась как пчёлка, строя временные убежища-схроны и заготавливая припасы. Идея возведения постоянного жилища была отметена сразу – мне не нравилось сидеть на одном месте, хотелось постоянно быть в движении.

После столь основательной подготовки следующую зиму я провела словно на курорте. Она была не менее суровой, но теперь у меня имелись роскошные землянки, в которых можно было пережить лютые морозы, и вдоволь еды. Отсутствие надобности в постоянной борьбе за  существование привело к переизбытку свободного времени, что, как ни странно, чуть было не закончилось катастрофой.

Однажды, шляясь без всякого дела по лесу, я набрела на заброшенную турбазу. Среди разграбленных руин мне посчастливилось найти две пары отличных коньков. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось приспособить их под собственные нужды. Устроив на лесном озере большой каток, я почти каждый день стала приходить кататься, ощущая себя так, словно вновь вернулась домой. Чувство ностальгии, помноженное на ежедневное безделье, в конце концов привели к печальному результату.

В тот ясный солнечный день я как обычно выписывала на льду замысловатые пируэты, воображая, что сейчас день Зимней Уборки и рядом кружит Пинки Пай. Внезапно послышался знакомый смех и мимо меня промчалась розовая молния. Кексик была как всегда бодра, весела и деловита. Подлетев ко мне, она резко затормозила и сообщила, что погода отличная, а значит, нужно хорошо развлечься. Мы долго катались вдвоём, болтали о разных пустяках, и я чувствовала себя великолепно, в первый раз за долгое время мне хотелось смеяться. Потом Пинки ушла, сославшись на неотложные дела в «Сахарном уголке». Странно, но её неожиданное появление и такое же неожиданное исчезновение совсем меня не испугало, наоборот, привело в восторг. Два дня спустя, поздно вечером, когда я сидела в землянке, готовясь отойти ко сну, внутрь заглянула Флаттершай и робко спросила, не слишком ли я занята. Быстро задвинув под грубо сколоченный столик котелок с остатком супа из вяленной оленятины, я пригласила её в дом. И вновь мы долго болтали о всяких глупостях, но о чём именно, на завтра я так и не могла вспомнить. Ещё через день завалилась вся пятёрка. Странное дело, меня не смутил факт, как шесть взрослых и далеко не крошечных пони смогли с комфортом устроиться в землянке, где место было мало даже для одной…

Твайлайт весело поглядела на наши изумлённые лица и покачала головой.

— Думаете, я тогда сошла с ума? Правильно делаете. Со мной приключилось то же самое, что и с бедной Пинкаминой. Это произошло бы ещё раньше, но непрерывная борьба за существование не оставляла времени ни на что другое. Сейчас же уют и комфорт сыграли злую шутку – безумие начало прогрессировать. Вспоминая тот кошмар, я думаю, что лучше уж подыхать от голода в снежном сугробе, чем лежать в тепле с полным брюшком, ведя содержательную беседу с чайником и эмалированной миской. Но самое страшное, что тогда я не воспринимала происходящее как нечто плохое. Я совершенно утратила возможность критического мышления.

Зима закончилась, наступила весна, а мне не становилось лучше. Самостоятельно я уже не могла вырваться, требовался толчок извне, позволивший бы выскользнуть из самой страшной в мире ловушки – ловушки больного разума. К счастью, Селестия и тут не оставила без помощи свою глупую ученицу. Случилось так, что в самом начале лета, тёплым приветливым утром, я неторопливо рысила по едва заметной лесной тропинке. В моей перемётной сумке лежал свежеубитый заяц, а рядом мирно топала Эплджек, с которой мы вели бурную дискуссию о том, как правильно сажать укроп. Внезапно впереди послышались тихие голоса…

Взгляд в прошлое:

            … — Пожуй эти листики, Ванечка, легче будет.

— Не могу больше. Давай просто полежим…

— Давай… Как ты думаешь, нас найдут?

— Конечно.

— И дадут покушать. Я съем пять… нет, десять тарелок супа. А ты сколько?

— Что?

— Сколько съешь?

— Не знаю. Много…

Голоса детей звенели из-под куста орешника, словно колокольчики. Твай остановилась в нерешительности. Бегущая рядом Яблочко куда-то исчезла. Наверное, отправилась на ферму, проверить, не учинила ли проказница Эплблум очередную катастрофу. Сделав несколько шагов, единорожка неслышно приблизилась к говорящим. Действительно, дети. Шесть-семь лет, не старше. Растрёпанные, в одежде, измазанной землёй и зелёным травяным соком. Лежат, крепко прижавшись друг к другу. Похоже, настолько ослабли, что не могут лишний раз пошевелиться. Вот это номер, и как теперь поступить? Уйти? Но в этой чаще о них могут позаботиться разве что волки, избавив от лишних мучений… С другой стороны, что тут плохого, это ведь не её дело… Но они всего лишь неразумные детёныши! Неужели тебе их не жаль?.. Разумеется, нет! Ты что, забыла – потом эти сопляки вырастают в больших злобных убийц с безумными глазами. Пусть уж лучше сдохнут сейчас, пока ещё не научились кусаться… Твай, Твай, опомнись! В кого ты превратилась, глупая?! Неужели не понимаешь, что стала чудовищем?

По телу единорожки пробежала дрожь. Внезапно она испытала дикий стыд. Хотелось завыть и вслед за голосом ещё не до конца умершей совести горько спросить: «Твай, кем ты стала? В кого превратилась? Опомнись!»

Больше не таясь, Твайлайт шагнула к кустам.

— Ой, — сказала девочка, с трудом отрывая голову от земли, — лошадка! Ванечка, смотри, к нам в гости лошадка пришла!

В её голосе не было страха. Видимо, она давно уже перешла грань, за которой нет место испугу. Мальчик попытался приподняться, но не смог. Похоже, он был совсем плох.

— Ты нам дашь покушать? — поинтересовалась малышка. — А то мы ягодки искали, а их нет. Ваня хотел лягушку съесть, так я не дала, а теперь жалею. Сейчас я даже манной кашки сколько хочешь проглочу…

Силы ей изменили, и она уткнулась лицом в жёсткую траву.

Одним движением Твай выхватила из сумки зайца и, взяв в зубы короткий, острый как бритва нож, умело освежевала тушку. Возится с костром времени не было, к тому же после долгой голодовки сырое мясо предпочтительнее варёного или жареного. Отрезав небольшой кусок от задней лапки зверька, она подала его девочке:

— На, возьми!

Та, нисколько не удивившись, что лошадка умеет разговаривать, протянула тонкую, как прутик, ручонку и, взяв угощение, тут же запихнула в рот. Но у неё не было сил, чтобы пережевать жилистое мясо. Обругав себя за глупость, единорожка отрезала следующий кусок и сама принялась перетирать его крепкими зубами в мягкий фарш. Дело пошло веселей, и вскоре ей удалось досыта накормить малышей. Их немудрёная одёжка насквозь промокла от росы, так что следующим пунктом требовалось их согреть. Вытащив из перемётной сумы обрывок шерстяного одеяла, Твай как смогла укрыла найдёнышей и сама легла рядом, постаравшись как можно теснее прижать их к своему тёплому боку. Следовало подумать, что делать дальше…

— Откуда они там взялись? — спросила Алевтина. — Ты смогла выяснить?

— Да, разумеется. Признаться, их история не добавила мне симпатий к людям.

— Потерялись?

— Хуже. Их бросили.

— Серьёзно?

— Да. Они вовсе не были родственниками, просто жили в одном доме. Детском доме.

— Ах, вот как...

— По всей вероятности, детдом решили эвакуировать. Детей набили в автобус, словно сельдей в бочку. Только представьте – разбитая дорога, жара, переполненный автобус, духота. Двух воспитанников, Ваню и Алёнку, укачало. Они начали капризничать, их стало тошнить. В конце концов воспитательница тётя Зина приказала водителю остановить машину, крепко взяла ревущих малышей за руки и повела в лес. Усадила на поляне, строгим голосом приказала никуда не уходить и отправилась обратно. Детдомовцы – ребятишки дисциплинированные, они так и сидели до темноты. Затем всё же вернулись к дороге. Никакого автобуса там, конечно, не было. Решив, что ошиблись с местом, двинулись по обочине, но внезапно из кустов вышел огромный волк, хотя я думаю, что то была просто большая собака. Жутко перепугались и ломанулись в чащу, где, естественно, заблудились. Несколько дней без толку скитались, потом ослабели от голода настолько, что больше не могли ходить. Заползли под куст, где я их, собственно, и нашла.

— Дикость какая, — буркнула Искорка. — Эту «тётю Зину» нужно было саму бросить в лесу, на радость волкам.

— Я тоже так думаю. Впрочем, в тот момент было не до мести. У меня, как вы понимаете, возникли две маленькие проблемы. Грязные, сопливые, с разбитыми коленками. Сначала я хотела вывести их из леса к ближайшей деревне, но потом передумала. Где гарантия, что очередная «тётя Зина» не возьмёт их за ручки и не заведёт поглубже в чащу, чтоб уж наверняка? Кроме того… Знаете, они, конечно, были человеческими дётёнышами – вшивыми, с руками, покрытыми коростой, худыми, как скелеты, но они были разумными существами. Не зайцами или куропатками, не вымышленными собеседницами, а живыми людьми. Не знаю сама, как это произошло, но, слушая их тихий лепет, я внезапно осознала, в каком аду пребываю последнее время. Глазам открылась чёрная бездна безумия, на краю которой мой истощённый разум держался из последних сил. Поняла, что нахожусь всего в одном шаге от полного распада личности. Трудно сказать, кто в тот момент больше нуждался в помощи: я или они. 

Дети остались со мной. Я лечила их тела, они врачевали мне душу. Уже через два дня Алёнка в первый раз назвала меня «мамой», и это было очень приятно. Ребят совершенно не смущало, что непутёвая мамашка, покрыта фиолетовой шерстью, ходит на четырёх ногах и имеет гриву с хвостом. Я их кормила и заставляла умываться, вылизывала раны, согревала холодными ночами, учила ловить рыбу, ставить силки, разжигать костёр без спичек, и главное — по настоящему любила. Как собственных детей. Они стали мостиком, переброшенным через пропасть, по которому прежняя Твайлайт смогла наконец вернуться назад, к тёплому очагу…

Взгляд в прошлое:

… — Мама, смотри! — блестящее коричневое тело кинжалом вонзилось в чёрную торфяную воду лесного озера и скрылось в глубине. Твайлайт, которая в этот самый момент вынырнула из кустов, держа в зубах странного, зелёношкурого зайца с круглыми, как у Чебурашки, ушами, промычала что-то одобрительное и разжала челюсти. К добыче тут же подскочила Алёнка и принялась умело свежевать тушку острым ножом, поминутно облизывая перепачканные кровью пальцы. Затем, отбросив в сторонку ненужную шкурку, девочка торопливо, пока мама не увидела, отрезала кусок посочнее и вцепилась в него зубами.

— Прекрати! — грозно сказала бдительная единорожка, отбирая сомнительное лакомство. — Сначала поджарим.

— Ну это долго, а я голодная!

— Цыц! Лучше сходи за хворостом! Но сначала умойся, а то не ребёнок, а какой-то вампир!

Алёнка фыркнула, подбежала к берегу, плеснула на перепачканную мордочку пригоршню воды и юркнула в лес. Минуту спустя к Твай подлетел Ваня, яростно лязгающий зубами, синий, как утопленник, и торжествующе продемонстрировал трепыхающегося окунька размером с ладонь.

— Смотри, ма! У самого дна поймал!

— Молодец! Но больше в воду не лезь, ты совсем замёрз!

— Нетушки! — с трудом выговорил он, — Мне… совсем… не холодно! Я в воде согреюсь!

Не слушая негодующих воплей рассерженной «матери», несносный мальчишка припустил бегом и мгновение спустя скрылся в волнах.

Твайлайт, тяжело вздохнув, подняла очи к небу.

— Селестия, дай мне силы справится с этими бешенными параспрайтами…

— Каникулы закончились с приходом осени. За лето мои воспитанники окрепли и из худющих заморышей превратились в ловких Маугли. Они, как мартышки, скакали по деревьям, великолепно плавали и бегали не хуже меня. Вновь окажись одни в лесу, за их будущее можно было не волноваться. Но всё же ребята оставались человеческими детьми, которые не могут спать, зарывшись в сугроб, и неделю обходится без пищи. Им требовался тёплый дом. Настала пора прекращать игру в дикарей и возвратится к цивилизации.

Мой выбор пал на небольшую деревушку Оленевка, укрытую в самой глухомани. От неё к шоссе шла разбитая просёлочная дорога, по которой можно было проехать только в сухую погоду. Жителей было немного – около тридцати человек. Старики, женщины, дети, и ни одного взрослого мужчины – всех забрали на фронт. Я надеялась, что в этом медвежьем углу мы сможем найти безопасный приют…

Взгляд в прошлое:

…Ольга Лукинична, кряхтя, вонзила лопату и вывернула жирный, обильно приправленный компостом пласт земли. Раннее октябрьское утро выдалось сырым и промозглым. В такое время лучше чаи гонять у тёплой печки, а не возится спозаранку в огороде. Но что делать? Сама не покрутишься — никто за тебя работать не станет. Её муж, Фёдор Степанович, третий день маялся  от приступа застарелого ревматизма и не сползал с кровати. Да и у неё самой ныли суставы, хоть на стенку лезь. Аллохол – верное лекарство, выручающее от всех болезней, последнее время совсем перестал помогать. Наверное, городские доктора опять чего-то нахимичили, с них, иродов, станется…

— Прошу прошения, что отрываю вас от дел, но не могли бы вы уделить мне минутку внимания?

Звонкий, мелодичный голос оторвал старушку от горьких раздумий, и она резка вскинула голову:

— Ась? Что? Ох, Пресвятая Богородица!

В нескольких шагах от неё по ту сторону низкого покосившегося забора стояла… лошадь? Да нет, слишком уж маленькая, скорее, пони. Вот только настолько чудная, что Ольга Лукинична аж руками всплеснула. Фиолетовая, с чёрной, как смоль, гривой, и вот чудеса то какие – с длинным витым рогом во лбу. Велики же дела твои, Господи! На спине рогатой лошадки сидели мальчик и девочка лет семи. Загорелые, босоногие и так легко одетые, что сердобольная старушка сразу захотела укутать их тёплым пушистым платком. Впрочем, малыши, похоже, совсем не замёрзли на стылом октябрьском ветру.

Ольга Лукинична завертела головой в поисках женщины, задавшей вопрос, но поблизости не оказалось ни одного взрослого человека. Неужели почудилось?

— Добрый день! — приветливо сказала пони. — Надеюсь, я вас не сильно отвлекла?

Старушка охнула и размашисто перекрестилась. Вот так чудо! Неужели на старости лет умом тронулась? Эх, беда-то какая! К счастью, она вовремя вспомнила, что внучка, когда в прежние годы приезжала погостить на лето, каждый день смотрела по телевизору фильмы про разноцветных лошадок. И даже пыталась объяснить ей, глупой, кто из них кто: «Смотри, бабуль, это Пинки Пай! А это Твайлайт Спаркл! А вон Рейнбоу Дэш полетела…» Дела! Значит, поняшка сюда прямиком из телевизора пришла?

— Прошу, не надо меня бояться…

— А я и не боюсь, — не совсем уверенно отозвалась старушка. — Просто впервые вижу… таких…

— Не страшно. Я, собственно, хотела спросить, нет ли в деревне брошенных домов?

— Нет? Ты что, милая, да, почитай, половина заколочена стоит. А тебе зачем?

— Поселится у вас хочу.

— Поселится? Хм. Это тогда тебе дом Потапыча нужен. Крыша у него хорошая, почти не течёт. И огород большой, правда, запущен. Яблони, опять же, есть, шесть штук. А главное — наследников не осталося.

— Большое вам спасибо. А где его найти?

— Так вот по улице прямо иди и увидишь дом с оранжевой крышей и петушком-флюгером. Не ошибешься, он один тут такой.

— Благодарю.

— Эй, постой, а откуда вы такие взялись?

— Из леса.

— Эвон как. А детки чьи?

— Мои.

— Твои?

— Это наша мама! — гордо заявила Аленка, обнимая Твайлайт за шею.

— Мама? Ну дела! Что ж это, добры люди, на свете деется…

Когда странная троица отошла, Ольга Лукинична всплеснула руками и, бросив лопату, побежала в дом, поскорее рассказать обо всём мужу. Деревенская жизнь бедна происшествиями. А тут такое событие!..

— Жилище оказалось действительно хорошим – добротным, тёплым, с большой, толково сложенной печью. Правда, мебели не было вовсе, и первые дни мы спали на полу, но зато на чердаке оказалось полно старой одежды, так что мои Маугли могли подобрать себе гардероб по вкусу. Первое время деревенские относились к нам настороженно, затем привыкли и перестали бояться. Они жили изолированной общиной, почти не контактируюя с внешним миром. После того как из свободной продажи исчез бензин и дизельное топливо, сюда перестала приходить автолавка и почтальон, развозивший пенсии. Деньги обесценились, в ход пошёл старый добрый натуральный обмен. Затем прекратилась подача электричества, не стало ни телевидения, ни радио. До райцентра было тридцать километров по бездорожью… Одним словом, я сделала правильный выбор, поселившись здесь. Трудно было найти более уединённый уголок.

— Прямо пасторальная картина, — фыркнула Аля.

— Не сказала бы. Мы существовали почти на грани выживания. Без топлива, естественно, не работала техника, приходилось всё делать вручную, но так много не наработаешь. Голодали. Особенно тяжко было ранней весной, когда кончались припасы. И хочу сказать, что в этих условиях люди вели себя очень достойно. Одиночкам тут было просто не выжить, потому все как могли помогали друг другу, зачастую делясь последним куском. Трудились от зари до зари и старики, и молодёжь. Немного освоившись, я стала ходить на охоту. Часть добычи оставляла в доме, остальное отдавала соседям. Они тоже приносили молоко, яйца, картошку. Когда ударили морозы, я вместе со своими новыми подругами, Машей и Таней, два раза в неделю обязательно отправлялась в лес за дровами.

— Ты рубила деревья? — изумилась Искорка. — Но как?

— Не совсем рубила… — смущённо ответила Твайлайт. — Видишь ли, в Оленевке я была единственным тягловым жи… существом, потому моя задача была несколько другой…

— Понимаю-понимаю! Как там у классика:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь.

Его лошадка, снег почуя…

— Верно. Плелася рысью как-нибудь. А что делать, жить-то надо! Потом, чтоб не скучать, в самый разгар холодов открыла школу. Послушать мои уроки приходили почти все деревенские жители, не только дети. Сами понимаете, электричества нет, телевизора нет, сиди целыми днями при лучине. А тут всякие интересные истории рассказывают. Впрочем, когда началась весна, стало не до учёбы. Пришлось целыми днями работать в поле, пахать землю…

— Ты ходила за плугом? — снова подколола Искорка.

— Нет, представь себе, перед ним. На плечах до сих пор сохранились мозоли от хомута. Зато никто не подгонял меня хлыстом.

— И то хорошо.

— Как долго продолжалась твоя «Болдинская осень»? — спросил я.

— Долго. Почти десять лет. За это время мои воспитанники выросли, но «мамой» называть не перестали. Не могу сказать, что это были лучшие годы моей жизни, но я всегда вспоминаю о них с удовольствием. Главное, что мне удалось научиться понимать и принимать людей. Они перестали быть кровожадными чудовищами, я стала видеть их сильные и слабые стороны. Также я больше не испытывала тяги сбежать в лес. Совсем. При одной мысли об одиночестве у меня начинали дрожать колени. Что угодно, но только не это! Впрочем, наступил финал и моим пасторальным приключениям. Война закончилась. А вместе с миром пришли проблемы.

Страна, в которой мы тогда жили, уже не была той Россией, что раньше. Развалившись на несколько независимых государств, она окончательно растеряла остатки былого величия. Хуже всего, что в ней практически ничего не изменилось – к власти пришли новые люди, но проблемы остались старые. Жизнь ничему не научила – серые, посредственные пигмеи вели себя так же, как прежние президенты и премьеры. И это было очень печально.

Слегка пообтеревшись на новых местах, вожди принялись активно закручивать гайки, стараясь приструнить слишком уж распоясавшихся людишек. Всё возвращалось на круги своя. Какому-то умнику из правительства показалось, что бегающие на свободе пони – угроза существующему порядку. Благополучно провалив закон о предоставлении эквестрийцам равных прав, законодатели постановили, что «ограниченно-разумные существа» должны перейти в собственность государства. Их предполагалось использовать на общественно-опасных работах – в зонах радиоактивного и биологического заражения. Излишек должен был продаваться частным лицам на открытых аукционах. Вот так легко и просто, несколькими росчерками пера мой народ был обращён в рабство. Позже подобные законы приняли и другие государства.

Я ничего этого, конечно, не знала. Жила себе тихо, растила детей, а последние три года руководила общиной. Странно, но деревенских совсем не раздражало, что во главе их крохотного коллектива стоит фиолетовая единорожка. Не хочу показаться нескромной, но мои организаторские способности были востребованы всегда, даже в благословенные понивильские годы.

Не знаю, кто именно написал донос, но однажды в Оленевку приехал грузовик, в котором сидел районный чиновник и пять бойцов внутренних войск, вооружённых до зубов. Он вошёл в правление и сунул мне под нос бумагу. Я должна была сложить полномочия и проследовать на распределительный пункт. Деревенские подняли было шум, но вертухаи держали оружие наготове и могли начать стрелять в любой момент. Я с трудом успокоила толпу, наспех попрощалась с Ваней и Алёнкой и добровольно залезла в кузов.

— Что с ними было потом? — обеспокоено спросила Искорка.

— Не знаю. К счастью, они уже выросли и сами могли о себе позаботиться. Я, во всяком случае, больше их никогда не видела. Меня доставили на сборный пункт и после долгой, унизительной процедуры осмотра отправили в трудовой лагерь №19. Он находился рядом с руинами наукограда Сколково в Одинцовском районе Подмосковья…

Глава 18. Зона смерти

Взгляд в прошлое:

…Ветер гнал по улице облака красноватой пыли, едкой, как молотый перец. Она вызывала приступы сильнейшего сухого кашля, который со временем становился хроническим и частым, словно при последней стадии чахотки. Человек или пони, поражённые этим недугом, после каждого приступа долго отплёвывались кровавыми сгустками, в которых плавали кусочки разорванных вклочья лёгких.

Впрочем, пыль, медленно пожирающая тебя изнутри, была далеко не самой страшной ловушкой этой адской территории. Руины наукограда жили своей особой, скрытой жизнью, в которой не было места чужакам.

Шестерка пони стояла на перекрёстке двух широких улиц. В шагах тридцати от них громоздился проржавевший насквозь остов туристического автобуса. Скелет водителя всё ещё сидел на своём месте, сжимая костяшками пальцев чёрный обод руля. Выглядел он весьма странно – кости, прозрачные, словно отлитые из хрусталя, были каким-то непостижимым образом скреплены друг с другом, словно у школьного пособия по анатомии. Проверять, почему так случилось, дураков не было – несколько мумифицированных останков, лежащих около кабины, лучше всяких запретительных табличек предупреждали случайных путников о вреде излишнего любопытства.

— Значит, новенькая… — отрывисто сказал высокий широкоплечий пегас, внимательно разглядывая сквозь стёкла респиратора стройную единорожку, цвет шкурки которой невозможно было разглядеть из-за прорезиненного защитного костюма. Твайлайт кивнула.

— Меня направили в ваш отряд.

— Хорошо. Я Ен-Дрогос. Командир. Это Уайт Сигал. Тайгер Пи. Райта Лауд. И Энн Фокси…

Каждый из представленных вежливо кивал и стучал по асфальту передним копытом в качестве приветствия. Все они были облачены в мешковатые защитные костюмы – грязные, покрытые бесчисленными заплатами, и каждый носил на голове глухой резиновый респиратор особой конструкции. Маска полностью закрывала верхнюю половину морды, включая глаза и уши, но оставляла открытым рот и подбородок. В этом имелся определённый смысл – многие инструменты пони могли использовать только держа в зубах, так что дышать приходилось исключительно носом

— Как тебя зовут? — спросил Ен.

— Э… Странница, — быстро ответила Твайлайт.

Пегас с сомнением взглянул на неё и покачал головой.

— Твоё дело. Называйся, как хочешь. Но для нас. Это имя слишком длинное.

— Почему?

— Учись говорить. Короткими фразами. Что бы лишний раз. Не вдыхать воздух ртом. Поняла?

— Ясно.

— Мы будем звать. Тебя – Стрэй.

— Хорошо. Можно вопрос?

— Конечно.

— Зачем на ваших костюмах. Нарисованы цифры?

— Чтоб не путаться. В этих рясах. Мы на одну морду. А так сразу видно. Кто есть кто. Пронумерованы от одного. До пяти. Твой номер будет семь.

— А почему не шесть?

— Потому что шестёрки нам. Не нужны!

Похоже, это была дежурная шутка, так как все остальные пони дружно заржали. Твай также хмыкнула, чтоб не отставать от коллектива. За годы, проведённые в окружении людей, она успела отвыкнуть от соотечественников, и теперь приходилось вновь привыкать к обществу себе подобных.

— Чем я буду заниматься? — поинтересовалась единорожка, когда смех смолк.

— Тем же. Чем и остальные. Разведкой. Охотой на монстров. Расчисткой завалов. Чтобы бригады мусорщиков. Могли проникнуть в. Подвалы и бункеры. Здесь полно всякой дряни. Оставшейся с довоенного. Периода.

— А откуда мутанты?

— Потом. Долго объяснять. Тебе выдали оружие?

— Да, вот, — Твай повернула голову и вытащила из подмышечных ножен остро заточенный кусок стальной арматуры длинной сантиметров сорок, к противоположному концу которого был приварен стальной загубник, обмотанный несколькими слоями изоленты для защиты зубов. Ен-Дрогос презрительно фыркнул.

— Барахло! Постоянно пихают новичкам. Всякую дрянь. Когда вернёмся в барак. Отдам тебе «Рубаку». Лане Инверс он уже. Не понадобится.

— Кто такая. Лана Инверс? — поинтересовалась Твайлайт, постепенно начиная перенимать телеграфный стиль общения своего собеседника.

— Единорожка. В прошлом очень. Сильная магичка. Погибла на той неделе. Ты вместо неё.

— Кто её убил?

— Очень сильный мутант. Мы его зовём. «Король Тентаклей». Он ползает по. Канализационным трубам и. Время от времени. Нападает, выпуская щупальца. Каждый тентакль. Оканчивается не присосками. А пастью с ядовитыми зубами. Мы много раз. Пытались его накрыть. Но он постоянно сбегает.

— Ужас какой! — Твай передёрнуло.

— Здесь много опасных монстров. В Сколково было полно. Лабораторий и генетических. Фабрик в которых. Выращивались боевые мутанты. Когда город разрушили. Они вырвались на свободу. Ладно, пора заняться. Делом. Они выдали тебе «соску».

— Что?

— Бутылку с питьевой. Трубочкой на конце.

— Да, лежит в сумке.

— Достань и повесь так. Чтобы всегда могла. Достать.

— Но я не хочу пить!

— Это нельзя пить. Глупая. Содержимым нужно время. От времени полоскать рот.

Ен опустил голову к алюминиевой бутылке, висящей на боку, языком откинул пробку и втянул голубоватую жидкость. Затем тщательно прополоскал горло и сплюнул.

— Пыль, — пояснил он. — Нужно обязательно смывать. Иначе – труба.

— Ясно. — Не споря, Твайлайт вынула «соску» из сумки и пристроила на груди.

— Хорошо. Уайт, бери новенькую. И отправляйся в восьмой сектор. Покажешь, что к чему. Заодно осмотрите строения. Девять и двенадцать.

— Но их же зачистили. В прошлом месяце, — ответил приземистый, широкогрудый землепони.

— Знаю. Но Снежка видела. Как из подвала вылезала. Гидра с выводком. Возможно, гнездо. Если найдёшь, сам не лезь. Вызывай огнемётчиков. Рация работает?

— Да.

— Отлично. Остальные за мной!

Ен повернулся, и три пони двинулись вслед за командиром.

— Куда они пошли? — спросила Твайлайт.

— К телевышке, — Уайт махнул копытом в сторону ржавой решетчатой конструкции, верхушка которой была аккуратно срезана. Вполне возможно, тут потрудился стационарный лазер повышенной мощности.

— А что там?

— Подвал, полный «ведьминого студня».

— Чего?

Уайт вздохнул.

— Всех монстров. Выводили в криокапсулах. Заполненных биогелем. Очень сложной субстанцией. Сама понимаешь, его. Требовалось очень много. Он хранился в огромных. Контейнерах, но со временем. Изменил свойства и стал. Крайне токсичным. Постепенно проел стенки. И растёкся, заполнив большую. Часть подвалов. Его здесь десятки тысяч тонн. Часть высохла и стала Пылью. Остальное продолжает булькать.

Жеребец замолчал и прополоскал рот.

— Пошли! — приказал он. — Держись сзади, вперёд не лезь. Если увидишь что интересное. Сначала спроси, а уж затем. Суй нос. Иначе в момент копыта отбросишь.

Он двинулся вперёд, обходя заколдованный автобус по широкой дуге, и единорожка пошла следом…

---

 

Мы уютно переночевали в гостевой землянке, где у каждого оказалась своя спальная ячейка, и утром следующего дня отправились к небольшому домику, принадлежащему Страннице Твайлайт Спаркл. Искорка осталась с ней на ночь и, судя по их невыспавшимся мордочкам, они проболтали до рассвета.

По дороге нас перехватила Илма Клауд, мама отважного Хвостика. Запинаясь от смущения, молодая пегаска вновь долго рассыпалась в благодарностях, а потом официально пригласила всех на вечеринку, посвящённую возвращению её непутёвого отпрыска. Торжество должно было состояться этим вечером, и на него, похоже, пригласили половину города. Зная, как любят поняши устраивать праздники по любому поводу, мы ещё раз подтвердили, что обязательно придём, и раскланялись.

Позавтракав маффинами с мочёной брусникой, наша компания устроились вокруг невысокого стола и приготовились слушать окончание истории. Дом Твайлайт был невелик, но невероятно уютен. Пони вообще стараются навести порядок там, где остановились дольше чем на пятнадцать минут, а уж в плане создания атмосферы покоя и гармонии им вообще нет равных. Даже самая бедная лачуга устроена таким образом, что из неё не хочется уходить.

Я положил на середину стола включённый смартфон, Череп с разрешения хозяйки дома набил табаком стильную вересковую трубку и сделал первую затяжку, Твай с задумчивым видом уставилась на дно чашки, словно пытаясь по расположению чаинок и листиков морошки прочесть свою судьбу. Затем тряхнула гривой, окинула нас лукавым взглядом и заговорила:

— Наукоград Сколково, несмотря на громкие заявления политиков, в первую очередь строился как насос, предназначенный для перекачки бюджетных денег в бездонные карманы отдельных личностей. Постепенно интерес к проекту угас, и он влачил жалкое существование. Но, по мере того как корпорации всё активнее концентрировали власть в своих руках, его акции вновь взлетели до небес. В то время гремела очередная научно-техническая революция, вкладывать деньги в науку стало не только выгодно, но и необходимо, иначе отстанешь от более удачливых конкурентов. И в этой ситуации город с отлично развитой инфраструктурой, находящийся рядом со столицей, естественно, вызвал законный интерес инвесторов. В лабораториях и научных комплексах вовсю закипела работа, а спешно возводимые генетические фабрики готовились начать производство продукции в промышленных масштабах. Несмотря на заверения в том, что здесь создаются исключительно мирные существа, упор, естественно, делался на боевых мутантов. За закрытыми дверями ковалось биологическое оружие нового поколения. Не пошлые штаммы бактерий и вирусов, а легионы высокоразвитых существ, зачастую обладающих разумом, равным человеческому. Совсем как у пони… — Твайлайт хихикнула.

— К примеру, вы в курсе, что всем знакомые чебурахи проектировались именно как биологическое оружие?

— Действительно? — изумился я. — Но чем эти безобидные грызуны могли навредить людям?

— Напрямую – ничем, их задача состояла в другом. Одна самка чебураха была способна приносить приплод шесть раз в год. Десять – пятнадцать детёнышей в помёте. Представляете? Полчища этих грызунов, как тучи саранчи, сжирали буквально всё вокруг, оставляя за собой лишь голую землю. Целые районы оказались опустошены.

— Серьёзно? Но ведь у нас ничего этого, к счастью, не было…

— Разумеется. Создатели чебурахов не собирались уничтожать экосистему всей планеты и встроили в механизм размножения ограничитель – продолжительность жизни грызунов не превышала года,  а четвёртое поколение должно было родиться полностью стерильным. Разумеется, до конца он так и не сработал, но скорость размножения упала до разумных пределов, и нам теперь не грозит опасность проснуться в мире, полностью изглоданном зелёными поганцами.

Впрочем, чебурахи — это так, мелочь. В лабораториях создавались куда боле страшные образцы. Вы не представляете, до какой крайности могут дойти увлечённые любимым делом учёные, которых не сдерживают ни моральные принципы, ни здравый смысл. На наше счастье, к моменту моего появления в лагере топовых монстров, наделённых сверхспособностями, осталось немного – в отличие от безобидных зверьков с зелёной шкуркой, эти твари не имели возможности размножаться. Лишь единицы ещё бродили по территории Зоны Сколково, и каждый из них носил какое-нибудь красивое прозвище: Король Тентаклей, Кровавая Мэри, Ледяной Призрак, Кишки Наружу, Сухогрыз и прочее в том же духе.

Помимо этих гордых одиночек, флора и фауна Зоны кишела монстрами поменьше и попримитивнее. Вот они-то как раз плодились и размножались с любовью, создавая большинство проблем. Не проходило и дня, что бы какой-нибудь отряд не подвергался нападению. «Чистильщикам» и «мусорщикам» приходилось быть предельно внимательными, тем более что в их распоряжении имелось исключительно холодное оружие.

— Почему? — спросил Череп.

— Все работники лагеря были заключёнными. Поняш среди них имелось немного – не больше трёх десятков. Остальное – люди, военнопленные, осуждённые по политическим статьям, уголовники. Смешно звучит, но мы находились на привилегированном положении. Эквестрийцев лучше кормили, наш барак был отлично приспособлен для жизни и оборудован не только тёплым отхожим местом, но и душем с горячей водой. Мы обладали определённой степенью свободы и могли без проблем перемещаться по территории внутри периметра. Семейные пони в случае безупречного поведения раз в неделю имели право выходить за пределы ограды и навещать своих родственников.

— Каких родственников? — изумилась Аля. — Ты же говорила, что всех свободных поняш запихали в лагеря?

— Так то оно так но, видишь ли, в то время смешанные браки были не такой уж и редкостью.

— Что? — в один голос вскрикнули мы.

— Именно. После войны жизнь была тяжелей некуда, вот и выкручивались, как могли. Жеребцы считались… гм, умелыми любовниками и отличными семьянинами, кобылки – великолепными хозяйками с покладистым, не сварливым характером, так что некоторых это очень устраивало. За примером ходить далеко не надо — у Ена до ареста была человеческая жена, с которой они венчались в церкви, и три приёмных ребёнка.

— Офигеть! Он что, ко всему прочему ещё и крещёный? — чувствуя, как ум заходит за разум, спросил я.

— Да, хотя довольно скептически относится к религии.

Мы молча переглянулись. Слов просто не было. Подождав немного, пока схлынет волна изумления, Твай продолжила:

— Что касается людей-зека, то по отношению к ним никаким либерализмом и не пахло, их использовали как расходный материал, не считаясь с потерями.

— Почему?

— Пони могли работать там, где не выжил бы никто другой, их было мало, и за каждую погибшую голову лагерному начальству доставалось на орехи. Людей же никто не считал, потому их безопасностью всегда пренебрегали.

— В общем, всё как всегда, — хмуро подытожил я…

Взгляд в прошлое:

…Уайт резко взмахнул зажатым в зубах «Шкуродёром» — изогнутым, как ятаган, клинком, и правая, младшая голова гидры, последний раз щёлкнув попугайским клювом, беспомощно покатилась по асфальту. Твай, лихо крутанувшись на передних ногах, с силой впечатала оба копыта в грудь огромного – с человека высотой — монстра, очень похожего на жирного безголового зайца с шестью тонкими, как шланги, руками, каждая из которых оканчивался двадцатисантиметровым когтем, и отпрыгнула в сторону, уходя от ответного удара. «Заяц» мешком грязного тряпья мягко осел на асфальт и, издав хриплый стон, повалился на бок.

Закрепляя победу, единорожка подбежала к поверженному противнику и несколько раз вонзила в него своё неказистое оружие. Заточенная арматурина сработала не хуже изящного стилета дамасской стали — жёлтовато-бурая кровь хлынула из многочисленных ран, и мутант, вытянувшись, замер.

Уайт добил гидру и несколькими ударами копыт прикончил её потомство, выглядевшее ещё более омерзительно, чем сама мамаша. Очистив клинок от чёрной крови, он убрал его в ножны и подошёл к Твайлайт.

— А ты молодец, лихо Шестерукого припечатала. Чувствую, мы сработаемся.

Единорожка сплюнула и, чтобы перебить мерзкий привкус изоленты, торопливо прополоскала рот. Затем подошла поближе и осторожно тронула копытом одну из отрубленных голов.

— Вот ведь пакость. Интересно, для чего её создали?

— Кто их знает.

— Почему ты не стал вызывать огнемётчиков?

— Хотел посмотреть на тебя в деле.

— Посмотрел?

— Агась. Чисто сработала.

Он тряхнул головой и с наслаждением потянулся.

— Люблю этот сектор.

— Почему? Что здесь хорошего? Вокруг сплошная мерзость!

— Зато нет Пыли. Можно спокойно разговаривать и не полоскать рот каждые две минуты.

— Действительно, а я и не заметила.

— Потому что ты ещё зелёная как столовская колбаса. Вот когда наглотаешься Пыли и проваляешься пару дней в госпитале, готовая от каждого нового приступа кашля лезть на стену, тогда научишься себя контролировать. А пока можешь веселиться.

— Спасибо за заботу. Давай тогда и респираторы снимем, а то у меня под маской шерсть чешется.

— Не стоит. Здесь в воздухе, помимо Пыли, полно всякой дряни, лучше подстраховаться. Ладно, болтовня потом, пора заняться делом.

— Каким?

— Оторви у Шестерукого когти и положи в сумку. А я сверну гидре клюв с главной головы.

— Зачем?

— Сдадим начальству. За убийство таких крупных монстров полагается прибавка к пайку.

Собрав трофеи, напарники двинулись вдоль улицы. Она была на удивление чистая и ухоженная, казалось, тут только что прошла бригада дворников. На удивлённый вопрос единорожки Уайт пояснил:

— Здесь Подметалка недавно прогулялась.

— Кто?

— Да, такая здоровая тварь. Видом как гусеница с жабьей мордой, а размером с автобус.

— Ничего себе! И почему её ещё не подстрелили?

— Запрещено. Она полезная. Собственно, именно поэтому тут нет Пыли. Она её втягивает внутрь себя, как пылесос, ну и прочий мелкий мусор заодно убирает. Нас не трогает.

— И откуда она взялась?

— Вывели перед войной специально для дезактивации похожих Зон. Раньше их здесь ползало больше, но теперь осталась всего одна. Говорят, её пытались приспособить для общественных нужд, но потом бросили – никто не знает, как с ней управляться.

Твайлайт покачала головой. Чудеса этого сюрреалистического места начинали уже утомлять. И как тут можно выжить?

Мимо с басовитым гудением пролетел рой каких-то крупных мохнатых насекомых. Поняшка вся подобралась, но её попутчик остался совершенно спокоен.

— Это кочующие мухожуки, — снисходительно пояснил он. — Безобидные, вечно чем-то недовольные создания. Постоянно отовсюду уходят…

Твайлайт выдохнула и слегка расслабилась, но тут у самой стены дома заметила что-то блестящее. Приглядевшись, единорожка с изумлением увидела цветок одуванчика, прозрачный, словно сделанный из хрусталя. Рядом с ним лежали трупики каких-то зверьков. Сразу вспомнился скелет в автобусе.

— Уайт!

— Да?

— Что это там за одуванчик такой?

Жеребец глянул и негодующе фыркнул.

— Подарок от Ледяного Призрака, — мрачно сказал он. — Молодец, что разглядела.

— Ловушка?

— Да. Если подойти ближе, можно разом откинуть копыта. Видишь, около него валяются дохлые параспрайты.

— Кто?

— Ну, в Эквестрии были паразиты…

— Я знаю, кто такие параспрайты. Но это какие-то мелкие грызуны.

— Просто мы их так называем. Невероятно пакостные создания. Сами с крысу, а пасть как у крокодила.

— И что. Она же совсем маленькая…

— Ага. Только зубы острые. Как нападёт стая – пиши пропало, все ноги изголодают. Хорошо, что прыгать высоко не умеют, а то страдали бы и более уязвимые части тела. Запах крови для них как валерьянка для кота – издалека чуют.

— Понятно, буду опасаться. Так что с этим Призраком?

— Никто его никогда не видел. Вернее те, кто видел – давно покойники. Ходит он по ночам и иногда превращает разные органические предметы в такие вот ледышки. Получается нечто вроде портала, высасывающего жизнь из существ, имевших глупость подойти слишком близко. Как это происходит – никто не знает, просто жертва внезапно теряет возможность двигаться, затем быстро засыпает и через несколько минут становится трупом. Похищенная энергия перетекает к Призраку, пополняя его силу. Не знаю, правда это или нет, но, во всяком случае, так говорят.

Уайт отошёл к противоположной стене, отбил от полуразрушенной стенки кусок кирпича, положил на асфальт и коротким ударом отправил в полёт. Пас получился точным – кирпич врезался в зачарованный цветок. Раздался мелодичный звон, словно порыв ветра обдал хрустальную люстру, и ловушка таинственного монстра рассыпалась мелкими сверкающими осколками. Твайлайт внезапно почувствовала, как сердце на мгновение сжала холодная безжалостная рука. Миг, и отвратительное ощущение исчезло, зато всё тело затряслось, словно от ледяного озноба.

— Потерпи, сейчас пройдёт, — лязгая зубами, сказал Уайт. — Большие ловушки разрушать слишком опасно, а мелкие можно, но всё равно очень неприятно.

— Мог бы предупредить, — буркнула единорожка. — Я будто снова в тридцатиградусный мороз под лёд провалилась.

— Извини, но об ЭТОМ предупредить невозможно, можно только почувствовать самому. А ты действительно провалилась под лёд?

— Да, было дело. Каталась на коньках с Пинки… В смысле, просто каталась на коньках. Не заметила промоины и влетела по самые уши. Домой неслась словно наскипидаренная – грива и хвост стали хрустальными и звенели, как колокольчики. Со стороны, наверное, гляделось очень мило.

— Интересная, смотрю, у тебя была жизнь! — с уважением покачал головой Уайт.

Напарники прошли улицу насквозь и вышли на небольшую площадь, пустую, без каких-либо достопримечательностей. В центре – потрескавшийся, бугристый асфальт, по краям — вытоптанные газоны.

— Двенадцатое строение там, — Уайт махнул копытом в сторону уродливой бетонной коробки. — Внутри нет ни перегородок, ни перекрытий. Раньше подвал был доверху наполнен «ведьминым студнем», аж купаться можно было. Но в прошлом году его целиком вычистили. Возни было… Зато теперь этот сектор считается «чистым», опасность может исходить только от мутантов. Давай посмотрим, что делается внутри, а затем по-тихому двинем к нашим. Крупом чую, им там весело.

Твай, кивнув, зацокала копытами, держась за спиной проводника. Ей почему-то очень не нравилось это место. За долгие годы своей охотничьей карьеры единорожка успела развить в себе интуицию, схожую с предвидением, которая неоднократно спасала её в трудную минуту. Сейчас она каждой шерстинкой фиолетовой шкурки ощущала исходящую откуда-то опасность.

— Уайт, — начала она нерешительно. — Похоже, нам не стоит…

Последние слова потонули в грохоте. Мирно лежавший в нескольких шагах от них большой кусок пластика внезапно откинулся в сторону, открывая круглый провал в земле. Из него на высоту пяти метров взметнулась толстая лоснящаяся шея, заканчивающаяся длинной зубастой пастью. Жеребец шарахнулся в сторону, но шея, по-лебединому изогнувшись, стремительно «клюнула» вниз. Миг, и она вновь распрямилась, крепко сжимая в зубах неподвижное тело Уайта, схваченного поперёк спины. Яростно зарычав, не медля ни секунды, единорожка выхватила из ножен свою «зубочистку» и прыгнула вперёд. Острое железо по загубник вонзилось в податливое тело чудовища. Шея мотнулась из стороны в сторону и отшвырнула Твай на несколько шагов. Но единорожка, не растерявшись, тут же вскочила и, подхватив выпавшее оружие, вновь ударила, на этот раз целясь так, чтобы поразить врага ещё и рогом.

Двойной удар сделал своё дело. Монстр разжал пасть, и тело жеребца обрушилось на землю. Шея стремительно стала втягиваться в дыру, унося арматурину Твайлайт в качестве трофея. Не сожалея об утраченном оружии, единорожка схватила Уайта зубами за край костюма и поволокла к центру площади. Напарник был подозрительно тих, и это пугало её больше всего.

Отдалившись от опасной дыры на приличное расстояние, она остановилась и потрясла жеребца копытом за плечо.

— Эй, вставай! Мы должны уходить!

— Яд… — пробормотал Уайт. — Яд на зубах, сейчас отключусь… Скажи Ену, здесь Король Тентаклей… Пусть сообщит… Противоядие…

Он замолк и замер, закатив глаза. Твай яростно топнула копытом. Проклятье! Вот влипли!

Первым делом она осмотрела раны, оставленные зубами монстра. И кто бы мог подумать, что то была не шея, а гигантское щупальце! Каких же размеров достигает сам хищник? Ранки оказались на удивление небольшими. Похоже, зубы нужны лишь для впрыскивания яда и удержания жертвы. Хоть тут повезло, Уайт не истечёт кровью, пока она тащит его до ворот лагеря. Или лучше остаться здесь и вызвать подмогу?

Единорожка расстегнула футляр на поясе бесчувственного жеребца и… Вытряхнула на землю пригоршню пластиковых осколков. Дискорд побери, рация не выдержала падения!

Внезапно Твай услышала писк и прямо перед собой увидела нескольких зверьков, выскочивших из щели в стене здания. Вполне себе симпатичные пушистики, если не обращать внимания на чудные головы с вытянутыми зубастыми пастями, напоминающими крокодильи. Параспрайты. Падальщики. Только их здесь не хватало! Уайт говорил, что они идут на запах свежей крови…

Один из зверьков внезапно кинулся вперёд и попытался вцепиться в плечо жеребца. Твайлайт, словно опытный футболист, выбросила правое копыто и отшвырнула поганца назад. Тот впечатался в стену и сполз на асфальт, оставив на сером бетоне большую красную кляксу. Сразу несколько зверьков рванулись к изломанной тушке и принялись яростно рвать на куски ещё живого беднягу.

Острая боль пронзила заднюю ногу единорожки. Она крутанулась на копытах, сбрасывая голодного параспрайта, и остолбенела. Площадь быстро заполнялась мелкими коричневыми фигурками. Падальщики лезли из всех щелей, их было уже больше сотни. Догадавшись, что схватка с Королём Тентаклей была так, разминкой, а самое интересное начинается именно сейчас, единорожка, застонав от натуги, забросила на спину тяжёлого, как шкаф, Уайта и помчалась прочь, понимая, что сейчас её могут спасти только сильные ноги…

---

 

Очередной, стотысячный укус! Селестия, как больно! Твайлайт уже не скачет галопом, а плетется рысью, оставляя за собой кровавый след. Мерзкие поганцы, да сколько же вас! Тело жеребца весит не меньше десяти тонн, ещё немного, и её просто раздавит! Ноги сплошь покрыты глубокими ранами, из которых хлещет кровь. Неужели конец? Неужели ей уготована судьба бесславно погибнуть на улицах мертвого города?

Единорожка остановилась и привалилась плечом к стене, затем обернулась. Целая толпа параспрайтов, идущих следом, не оставляла надежд на спасения. Мелкие негодяи больше не атаковали. Они ждали, когда жертва, ослабев от потери крови, сама свалится на землю. Тогда можно приступить к пиру, тем более что сегодня их ожидают два сочных блюда… Уайту повезло больше. Он без сознания, значит, ничего не почувствует, а вот Твай предстоит на собственной шкуре выяснить, как это приятно, когда тебя жрут живьём.

Внезапно послышался какой-то странный шелест и глухое гудение. Мохнатые поганцы, ещё секунду назад готовые вонзить зубы в тела беспомощных жертв, забеспокоились и, пища, начали разбегаться. Единорожка окаменела. Какое новое чудовище готовится появиться на сцене? Как выглядит монстр, способный до смерти напугать этих кровожадных ублюдков?

Гул нарастал, и из переулка, в нескольких шагах от загнанной поняшки, высунулась голова чудовищных размеров, при виде которой Твай стало совсем плохо. Огромные жёлтые глаза глядели прямо на неё, а гигантский, жабий рот был настолько велик, что мог в один присест проглотить полдюжины пони.

— Селестия, я иду к тебе! — прошептала Твайлайт, сжимаясь в комочек. Сейчас. Вот сейчас гигантская пасть лязгнет зубами, и наступит тьма!

Но монстр равнодушно скользнул взглядом по двум жалким фигуркам, с шумом втянул поток воздуха, засосав трёх нерасторопных параспрайтов, и, повернувшись в противоположную сторону, пополз по улице – длинный, словно чудовищно отожравшаяся гусеница.

— Это же Подметалка! — вслух сказала Твайлайт, вспомнив лекцию Уайта. — А она не ест ни людей, ни пони!

Бугристое тело проползло мимо, и в затуманенных мозгах единорожки возникла спасительная мысль. Похоже, параспрайты до смерти боятся этой славной гусеницы, а раз так, то почему бы не воспользоваться удобным случаем? Конечно, неизвестно, как Подметалка отнесётся ко столь бесцеремонному обращению, но терять им, собственно, уже нечего.

Отклеившись от стены, Твайлайт тяжело поскакала следом и догнала чудовище. Не снижая скорости, она запрыгнула на пологий, широкий, как лопата, хвост и, перебирая копытами, принялась карабкаться на плоскую спину. Монстр никак не отреагировал на появление непрошенной всадницы – его шкура была твёрдой и плотной, словно толстый пластик. Уложив рядом с собой неподвижного Уайта, единорожка полезла в сумку и вытащила несколько бинтов. На все раны их, естественно, не хватило, но наиболее глубокие удалось перевязать. Закончив с лечением, она вскинула голову, чтобы посмотреть, куда, собственно, движется их необычное транспортное средство, и поняла, что ей опять повезло. Подметалка ползла по прямой, как стрела, улице, оканчивающейся как раз у подножия телебашни. Если остальные члены отряда ещё не ушли, у них с Уайтом появился небольшой шанс уцелеть. Главное — продержаться и не потерять сознание, иначе…

---

 

Ен-Дрогос ударом ноги захлопнул тяжёлую дверь и повернулся к Райте.

— Запиши. Строение сто три. Подвал полон. Глубина три метра. Бурления нет, «студень». Начал высыхать. Степень опасности – восемь.

Впереди по улице послышался глухой шелест, и из-за угла, метрах в пятнадцати от поняш, показалась гигантская голова грязно-зелёного цвета.

— Подметалка пожаловала, — сказала Энн Фокси. — Решила перебраться в этот сектор?

— Похоже. — Ен кивнул.

Друзья с интересом наблюдали, как разворачивается огромная туша. Внезапно Тайгер подскочил на месте и возбуждённо указал копытом:

— Смотрите! На спине, ближе к хвосту…

Договаривать он не стал, так как и без него все увидели две неподвижные фигурки.

— Это Уайт и новенькая! — крикнул Ен, срываясь с места.

Остальные поняши кинулись вслед за лидером и по плоскому хвосту, как по трапу, быстро взбежали наверх. При виде товарищей Твай с трудом подняла голову.

— Уайт отравлен, — едва ворочая языком, прошептала она. — Король Тентаклей…

Кровь тонкими ручейками текла по её изодранным ногам, образуя неглубокие лужицы в складках кожи равнодушного гиганта. Глядя тускнеющим взором на суетящихся поняш, она почувствовала, как проваливается в глубокую, чёрную шахту, где нет ничего, кроме темноты и покоя…

---

 

Уайт Сигал очнулся в госпитале поздней ночью. Болела каждая мышца, голова кружилась, во рту стоял омерзительный привкус, словно он несколько часов сосредоточенно облизывал медную дверную ручку.

«Понятно, дали противоядие… Что же случилось? Не помню. Стрэй начала что-то говорить, затем грохот, удар и темнота… Интересно, во что я опять влип?»

Он повернул голову и увидел на соседней подстилке неподвижное тело. В сумерках можно было лишь рассмотреть фиолетовую шерсть и пропитанные кровью бинты, которыми были обмотаны передние ноги, лежащие поверх одеяла. Похоже, напарнице тоже порядком досталось. Судя по всему, её здорово погрызли параспрайты. В слюне этих поганцев есть фермент, препятствующий свёртыванию крови, поэтому раны от их укусов долго не затягиваются...

Уайт пошевелился и с трудом встал, затем, шатаясь, сделал несколько шагов. Просто не верится, что эта хрупкая на вид единорожка смогла вытащить из переделки его – тяжёлого и сильного, как локомотив, землепони. Умница. Подойдя вплотную, он зубами отдёрнул край одеяла, открывая мордочку своей спасительницы. Сигалу очень хотелось увидеть её без уродливой маски респиратора. Лунный луч, пробившийся сквозь слуховое окно барака, осветил подушку, на которой лежала фиолетовая головка с тонким витым рогом. Бросив всего один взгляд, он покачнулся, словно собираясь повалится в обморок. В ушах зашумела кровь…

— Не может быть! — прошептали его онемевшие губы. — Милосердная Луна, это же Твайлайт Спаркл!..

---

 

Искорка пододвинула фотографию и стала пристально рассматривать отца.

— Я рада, что могу его увидеть, — запинаясь, проговорила она. — Пусть даже это посмертная фотография, всё равно…

— Позже он рассказал, как страшно горевал, когда Селестия отправила меня в Понивиль. Дошло до того, что бедняга даже решил уйти из гвардии. Но ему нужно было заботится о двух младших сёстрах, так что пришлось остаться. Половина кантерлотских кобылок сохла по статному гвардейцу, но он оставался непреклонен. Мы, пони, страшные однолюбы и редко меняем предпочтения.

— А ты? Ты его сразу полюбила? — с жадным любопытством спросила Искорка, глядя почему-то на Черепа.

— Разумеется, — усмехнулась Твай. — Как только увидела без респиратора, так сердечко сделало «йок»!

— Прекрати, я тебя серьёзно спрашиваю!

— Конечно, не сразу. Поначалу его робкие ухаживания вызывали лишь раздражение. Разумеется, мне льстило, что в этой смрадной дыре у меня оказался горячий поклонник, но настоящая любовь пришла позже. Когда-нибудь, оставшись вдвоём… — тут единорожка окинула нас веселым взглядом, — я расскажу тебе об этом со всеми подробностями, дочка, но сейчас, боюсь, время ещё не настало.

Алевтина засмеялась, я тоже хихикнул, стараясь не слишком давать волю воображению. Твайлайт снисходительно посмотрела на нас и покачала головой:

— Какие же вы ещё дети…

— Конечно. Не всем же быть такими большими и мудрыми.

— Да-да. Но мы отвлеклись. Я провела в лагере около года и неожиданно для себя самой стала вместе с Еном негласным лидером общины пони. Сказывался мой богатейший жизненный опыт, да и административные таланты играли далеко не последнюю роль. Постепенно наша компания стала подумывать о побеге, хотя, конечно, сделать это было невероятно сложно – охрана лагеря была многочисленна и отлично вооружена. Вот если бы вспыхнул бунт всех заключённых… Наши отношения с зеками-людьми оставались хорошими, но подбить их на восстание было нереально, все уговоры оканчивались ничем. Впрочем, там, где потерпела поражение дипломатия, помогла случайная утечка информации. Из достоверных источников стало известно, что лагерь передислоцируют на новое место, в город Дубна, где после подрыва ядерного реактора образовалось внушительное радиоактивное пятно.

Реактор был невелик и сам по себе взорваться не мог, ему в этом помогли несколькими тоннами тротила. В результате большое количество радиоактивных материалов оказалось разбросано в радиусе нескольких километров вокруг эпицентра. Предполагалось, что мы, используя самую примитивную технику, проведём первичную очистку местности, убрав наиболее «фонящие» обломки. Ясно, что после такого «трудового подвига» мало кто останется в живых. А немногие уцелевшие очень скоро позавидует мёртвым.

Мы постарались как можно быстрее донести информацию о грядущем переезде до других заключённых. Когда крысу загоняют в угол, она начинает драться с яростью берсерка. Человек гораздо страшнее крысы, его нельзя лишать остатков надежды, иначе инстинкт самосохранения перестаёт действовать. Спустя всего три дня после прихода информации в лагере вспыхнул бунт. Ен и Уайт, имевшие за плечами большой армейский опыт (во время войны они сражались наравне с людьми – Ен в инженерных частях, Уайт – в разведке), сняли часовых, и толпа зеков, вооружённых кто чем,  ворвалась в казарму охраны. Резня была жестокая, но после того как оружейная комната оказалась в руках восставших, драка пошла на равных. Воспользовавшись всеобщей суматохой, группа из двадцати трёх пони прорвала периметр и скрылась во мраке. Мы шли на запад, так как имели информацию, что в Союзе Российских Республик пони и люди обладают равными правами. То была ложь, но в тот момент нам об этом ещё не было известно…

Глава 19. Последняя утопия

Взгляд в прошлое:

…А в мире третьем он, стиснув зубы,

Подался в сталкеры мёртвых Зон.

Сдирал дымящийся полушубок,

Пройдя сквозь огненный горизонт.

Ввалившись в прокуренное зимовье,

Рычал из спутанной бороды:

Что смысла не было, бля не было,

Туды-растуды…

— Хорошая песня. Кто автор? — спросил Уайт Сигал.

— Олег Медведев. Когда я жила в доме Романа Яматова, один из сетевых френдов подсадил меня на исполнителей авторской песни начала века.

— Ясно. А меня перед войной купила одна богатая бездельница из Ярославля. Ей почему-то показалось, что будет очень гламурно, если гостей на пороге загородного особняка станет встречать швейцар-пони.

— Правда? И долго ты услаждал своим видом взгляды гостей?

— Всего неделю, но можешь поверить, то была та ещё мука. Особенно раздражали пьяные тетки, которым позарез требовалось на мне прокатиться. В конце концов я хорошо припечатал задними копытами какого-то мелкого бандита с внешностью быка-трёхлетки, вздумавшего затушить сигарету о мой круп, и благополучно сбежал.

— Молодец!

— Ага. Какое-то время жил в компании бомжей на краю большой свалки, затем примкнул к ватаге беглых поняш и шлялся вместе с ними по стране. Где только не побывал, одна наша поездка по Транссибу во Владивосток на «Броникон – 49» чего стоит.

— А в армии как оказался?

— Как все. После начала войны правительство издало указ №4091-бис, в котором говорилось, что все поняхи, вступившие в ряды Вооружённых сил, автоматически приобретают гражданство РФ. Сама понимаешь, никому не хочется быть существом второго сорта, вот я и ввязался в это дело.

— А затем об обещаниях благополучно забыли?

— Так люди же. Лгут и не краснеют. Дескать, указ был издан правительством Российской Федерации, а теперь у нас совсем другое государство – Великая Московия, следовательно, все четвероногие могут идти лесом!

— Как много, оказывается, случилось интересного, пока я сидела в деревне.

— И правильно делала. Война — штука грязная…

Собеседники замолчали, каждый задумался о своём. Из кустов, в которых они прятались, открывался отличный вид на приземистое бетонное одноэтажное строение, огромные окна которого были забраны прочными решётками. Неоновая вывеска «Гипермаркет "Мегашоп"» раздражающе мигала красным и зелёным.

— Ты точно сможешь отключить сигнализацию? — поинтересовалась Твайлайт.

— Не бойся, у меня в этом деле большой опыт.

— И всё-таки грабёж со взломом… На мой взгляд, это не совсем этично.

— Прекрати. Нам нужно продовольствие. Ты, конечно, отличная охотница, снимаю шляпу, но прокормить в одиночку два десятка голодных ртов — та ещё задача. А с этими припасами…

— Тише! Они выключили свет!

— Отлично. Подождём ещё час, пока сторож уснёт, затем приступим.

— Почему ты так уверен, что он не останется бодрствовать?

— Ты его морду видела? Такие мешки под глазами могут быть только у хронического алкоголика. Уверен, что стоит хозяину выйти за порог, этот тип тут же достаёт припасённую бутылку…

Громко хлопнула дверь, взревел двигатель видавшего виды «уазика». Свет фар мазнул по стенам, и машина скрылась в темноте.

— Ну вот, босс свалил, и у охранника появился повод выпить на посошок…

Час спустя две тени остановились у двери. Несколько раз тихо звякнуло железо.

— Как только скажу, режь провода! — прошептал Уайт, вытаскивая отмычки.

Через минуту всё было кончено. Отключивший сигнализацию жеребец двинулся внутрь магазина, а Твай, развернувшись в сторону леса, несколько раз мигнула фонариком. Затрещали ветки, из кустов вышли пони, ведомые Ен-Дрогосом.

— Всё чисто? — спросил он.

— Да, заходите. Только тихо.

Неслышно ступая замотанными в тряпьё копытами, поняши один за другим вошли в магазин. Появился Уайт.

— Тот парень не соврал, здесь действительно целые залежи просроченных армейских пайков.

— Повезло, нам этого добра надолго хватит. Все слышали? Берём только их.

— А я хотела ещё клубники и персикового компота! — огорчённо сказала Снежинка.

— Действительно, — поддержала подругу Райта, — эти пайки такие… мерзкие.

— Зато калорийные! — отрезал Ен.

— Гадость! Кто как, а я обязательно прихвачу несколько банок ананасов. И манговый сок! — решительно заявила Энн Фокси.

— Берите, что хотите, — зло сказал Уайт, — но через десять минут нас тут быть не должно!

— Конечно-конечно! — заверили его пони и разбрелись по «супермаркету».

Спустя пятьдесят минут, после долгих уговоров, ссор и ругани, вошедшие во вкус грабители были вынуждены покинуть магазин. Естественно, что только самые ответственные затарились армейскими пайками. Остальные забили свои перемётные сумы всяким абсолютно необходимым для выживания в лесу барахлом, вроде косметики и туалетной бумаги. Ен-Дрогосу оставалось только развести копытами – вожделенная свобода мгновенно убила у эквестрийцев желание слушаться своих командиров…

---

 

— Да уж. Дисциплина хромала на все четыре копыта. Нам настолько опротивели лагерные запреты, что, вырвавшись на волю, поняши первое время были почти неуправляемы. Порядок удалось навести лишь несколько недель спустя.

Я не буду в подробностях рассказывать о том путешествии, если хотите узнать больше – расспросите Ена. Скажу только, что оно проходило трудно, но весело. К примеру, чтобы сбить со следа погоню, мы договорились с хозяином самоходной баржи и прошли на ней вверх по Волге почти сто километров, высадившись в районе Ржева. Этот крюк несколько удлинил маршрут, зато позволил окончательно затеряться на бескрайних просторах России. Затем без особых усилий пересекли государственную границу и оказались за пределами Великой Московии, на территории Псковской области, входящей в состав СРР.

Очень быстро выяснилось, что нас обманули – никакой свободой для пони тут и не пахло. Такое же рабство, только здесь эквестрийцы в основном являлись собственностью частных лиц, а не государства. Это был серьёзный удар, и в нашем отряде произошёл раскол. Восемь пони ушли, решив организовать нечто вроде свободного поселения, понадеявшись на то, что в глухом лесу их никто не найдёт. Да и среди оставшихся мнения разделились. Одни считали, что следует идти дальше, другие предлагали по примеру раскольников поселится в укромном месте. Но ситуация в Европе была ещё хуже, чем в России: там продолжалась грызня между карликовыми государствами, на которые развалились прежние страны. Впрочем, тупо забиваться в чащу, обрекая себя на медленное вырождение, также очень не хотелось. Следовало придумать что-то ещё. И тут на помощь пришёл случай…

Взгляд в прошлое:

… — Здравствуй, милая! Я очень рада тебя видеть! — сказала, приветливо улыбаясь, молодая красивая женщина, стоявшая на противоположном берегу ручья. Босая, в лёгком голубом платье, с пышным ромашковым венком на длинных русых волосах она больше напоминала нимфу, чем человека. Застигнутая врасплох Твайлайт вздрогнула и отступила на шаг. Как эта странная девица сумела так незаметно подойти? Может, и вправду нимфа?

— Прошу, не бойся, я не причиню тебе вреда!

— Я и не боюсь, — хмуро бросила единорожка.

— Вот и хорошо. Ты ведь нездешняя, верно? Мне известны все пони в округе, но тебя я вижу впервые. Кто твой хозяин?

— У меня нет и никогда не будет хозяев! — вспылила Твай, хотя понимала, что поступает неразумно. Следовало притвориться обычной рабыней, может, тогда эта любопытная хуманка и отстала бы.

— Прости, пожалуйста! — горячо воскликнула женщина, — меньше всего на свете я хочу тебя обидеть.

— Давай просто мирно разойдёмся, тогда точно не будет повода для ссоры, — проворчала единорожка и повернулась, чтобы уйти.

— Постой! — воскликнула настырная собеседница. — Ты ведь… Твайлайт Спаркл, да?!

Поняшка аж взвыла от досады. Обычно она всегда таскала на теле бесформенную хламиду, надёжно прикрывавшую кьютимарку, но сегодняшний день был настолько жарким, что она предательски расслабилась и отправилась на водопой с открытым крупом. Вот и доигралась!

Женщина, поддев подол платья, вошла в ручей и, перейдя на другую сторону, смело приблизилась к единорожке.

— Я не враг тебе! Смотри!

Она подняла правый рукав, обнажая предплечье, на котором была умело вытатуирована голубая поняшка с радужной гривой и хвостом.

— Это Рейнбоу Дэш! Правда, похожа? А на второй руке – ты!

— Замечательно, — кисло сказала Твай. — И что с того?

— Я никогда не причиню вреда пони!

— Брони, да? Из всех людей вы самые отвратительные!

— Напрасно ты так говоришь! Понимаю, мы не помогли вам во время падения Эквестрии, но…

— Но зато потом с радостью кинулись скупать поняш в Интернет-шопах!

— Не все так поступили…

— Большинство. Знаешь, мне лучше уйти. Не стоит продолжать эту бессмысленную беседу!

— Выслушай меня, Твайлайт! Хотя бы две минуты!

— До свидания! Была рада встрече, но у меня дела и всё такое!

Единорожка шагнула в кусты.

— Стой! — раздался знакомый голос. — Даже не останешься побеседовать со старой подругой?

— Мун Дансер? — изумлённо вскрикнула Твай, крутанувшись на копытах. — Это ты?

— А кто же ещё? — кантерлотская приятельница вышла на берег ручья, быстро перешла на противоположную сторону и, остановившись около женщины в голубом платье, с иронией поглядела на единорожку. — Ты как всегда избегаешь общения, да?

— Нет, — смутилась Твайлайт, — Просто мне даже в голову не могло прийти, что поблизости есть кто-то из знакомых. Эта приставучая хуманка твоя хозяйка?

— Она мой друг! — строгим голосом произнесла Мун Дансер. — Давай уж немножко поболтаем, и я расскажу тебе, что к чему…

---

 

— Русоволосую женщину звали Светлана. Вместе со своим мужем Борисом и группой единомышленников они основали коммуну «Клаудсдейл», выкупив заброшенный хутор и несколько гектаров земли. Идея отцов-основателей, среди которых были исключительно брони старой закалки, была благородна. Они предполагали тратить все вырученные от продажи продуктов средства на выкуп пони из рабства. Освобождённые поняши могли уйти, а могли остаться трудится на ферме, помогая зарабатывать деньги. Разумеется, идея была утопична и с самого начала обречена на провал. Очень скоро среди людей начались разногласия и долгие споры. Обработка земли — это прежде всего тяжёлый физический труд, выдержать который могут далеко не все. В конце концов остались только Борис с женой, остальные члены «Эквестрийского Братства» сбежали под самыми разными предлогами. К счастью, в «Клаудсдейле» к этому времени имелось уже достаточно пони, способных взять дело в свои копыта.

Я уже неоднократно подчеркивала, что, в отличие от людей, мы более социально-ответственные существа. Общественные работы – все эти Зимние Уборки, Забег Листьев и прочее в том же духе приучили нас к труду ради общего блага, без ссор и нелепых обид. К тому же сама идея коммуны, в которой живут формально принадлежащие людям, а по сути свободные пони, всем очень понравилась. Ничего удивительного, что наш отряд в полном составе влился в дружную семью обитателей «Клаудсдейла», ибо здесь мы могли получить то, что не имели, находясь в бегах – легальность и уверенность в завтрашнем дне.

То были, без всякого сомнения, лучшие годы, которые я провела вне Эквестрии. Впервые я могла не боятся за свою жизнь, заниматься любимым делом, а главное – творить добро. Мы действительно тратили все свободные деньги на выкуп соотечественников. Их привозили забитых, грязных, с телами, покрытыми свалявшейся шерсткой, но Селестия, вы бы видели, как загорались их потухшие глаза, когда они понимали, куда попали. Только ради этого стоило вкалывать как проклятой, не жалея сил. Кроме того, рядом со мной находился Уайт.

Живя в Эквестрии, я почти не общалась с парнями. Причиной тому была как природная застенчивость, так и учёба, а затем научные исследования, поглощавшие львиную долю времени. Зато теперь я в полной мере могла понять, что значит любить и быть любимой. Мы поженились в первый год пребывания в «Клаудсдейле» и до самого конца жили вместе. Уайт считал себя дважды счастливчиком. В первый раз, потому что в детстве его имя, переводящееся как «Белая Чайка», неожиданно совпало с рисунком кьютимарки, во второй — когда он после долгих лет разлуки повстречался с объектом своей безответной юношеской любви. «В третий раз я стану счастливым, когда у нас появится полдюжины жеребят и кобылок, — смеясь, говорил он. — Никак не меньше!»

Причина, по которой мы долгое время не решались завести детей, была понятна – постоянная угроза со стороны людей порождала чувство неопределённости. В любой момент мы были готовы удариться в бега, а это лучше делать без табуна сопливых младенцев за спиной. Но размеренная и обманчиво безопасная жизнь в «Клаудсдейле» в конце концов привела к вполне предсказуемому результату – после десяти месяцев беременности и родов на свет появилась маленькая фиолетовая единорожка с уморительной мордочкой и удивительно смышлёными глазками…

Искорка блаженно улыбнулась.

— Я с самого начала была выдающимся младенцем?

— Ты была несносным младенцем, милая! — усмехнулась Твай. — Постоянно лезла во все щели сразу, как научилась передвигаться без посторонней помощи.

— А как вы меня назвали?

— Брусничкой. Идея давать малышам временные, «детские» имена родилась уже после того, как пони покинули Эквестрию. Не знаю, что послужило тому причиной.

— «Брусничка»! — фыркнула моя подруга. — Нет уж, лучше имени, которым меня назвал Максим, не может быть ничего!

— Не буду спорить, — улыбнулась Твайлайт, но затем погрустнела. — К сожалению, нам недолго было дано любоваться выходками своей крохотной дочери. Спустя три месяца после твоего рождения произошла катастрофа – коммуну «Клаудсдейл» ликвидировали по приказу властей.

— Зачем? — взвилась Искорка. — Кому вы мешали?!

— Их пугало, что большая группа пони живёт фактически на свободе, без какого либо контроля. Естественно, по бумагам все мы были собственностью Бориса и Светланы, но никого эта филькина грамота обмануть не могла. Одним не самым лучшим днём к нам прикатила делегация районных чиновников в сопровождении взвода спецназа. В какой-то степени повторилась давняя история, произошедшая в деревне Оленевка, только на этот раз я была не одна. Хозяевам предъявили бумагу с решением суда о конфискации всех пони. На самом деле оно было незаконным, ведь суд состоялся в отсутствии ответчиков, так что его можно было оспорить. Но пока жалоба пройдёт все бюрократические инстанции, пока состоится новый суд, нас к тому времени уже благополучно распродадут. Именно на этом и строился расчёт. Прекрасная попытка построит понячью утопию с треском провалилась.

— Они отняли у меня детство… — прошептала Искорка и неожиданно всхлипнула. Твай несколько раз с нежностью лизнула дочь в затылок. Мы молчали.

— К счастью, полтора десятка поняш избежали общей участи, среди них был Ен и Тайгер Пи. Ещё с вечера они отправились в лес, где мы строили нечто вроде укрытия на случай возможных проблем. Ребята вернулись, когда всё было кончено. Сначала Ен решил броситься в погоню, благо захватчики не нашли тайник с оружием, но Борис его остановил. Он сказал, что пленников лучше всего попытаться отбить, когда с сортировочного пункта караван поедет в Порхов, где размещался районный аукцион. Ведь тогда придётся драться с меньшим числом охранников. На том и порешили. Вооружённые до зубов поняши погрузились в грузовик, Борис сел за руль, и друзья отправились восстанавливать справедливость…

Взгляд в прошлое:

…Непоседу Брусничку укачало, и теперь крохотная единорожка крепко спала под боком у матери. Твайлайт смотрела на дочь, и её мучили мрачные мысли. Больше всего на свете поняшка боялась, что их разлучат во время продажи. Естественно, Твай не собиралась долго оставаться в рабстве – с её опытом организовать побег не составило бы особого труда. Они даже договорились с Уайтом о месте встречи, если придётся бежать от разных хозяев, но вот малышка… Если её отправят в питомник, то поиск ребёнка не займёт слишком много времени. А если нет? Если ветеринар найдёт какой-нибудь изъян? Тогда бедняжку усыпят! Твайлайт скрипнула зубами от чувства собственного бессилия, затем посмотрела на спящего мужа. Ничего, они прорвутся. Селестия не оставит их в тяжёлую минуту!

Внезапно фургон, битком набитый конфискованными пони, резко остановился. Громко хлопнули дверцы кабины, и послышались недовольные голоса людей. Единорожка навострила уши. Что случилось, неужели приехали? Уайт, обладавший очень чутким сном, зашевелился и поднял голову.

— Приехали? — спросил он хрипло.

— Не знаю. Вроде как ещё не должны…

Громыхнул выстрел, за ним следом ещё один. По ушам ударил чей-то истошный крик. Затем загрохотали автоматы, и внутри фургона началась паника. Поняши повскакивали на ноги, загомонили, заметались. Испугавшись, что потерявшие контроль пленники затопчут Брусничку, Твайлайт резко крикнула мужу:

— Прикрой её и не двигайся с места!

Уайт, кивнув, прижал дочь к стене, закрывая малышку своим большим, крепким телом. Единорожка попыталась прекратить панику, но это оказалось очень сложно сделать. В железном борту фургона внезапно образовалась дыра внушительных размеров. Любопытная Луна Ли тут же просунула сквозь неё мордочку. В следующую секунду тяжёлая пуля разнесла ей голову, и кобылка, рухнув на пол, забилась в конвульсиях.

— Надо выбить дверь! — крикнула Твайлайт. — Дабл Смит, Барни – помогайте!

Её слова возымели действие. Два огромных, сильных жеребца повернулись крупами к двери и обрушили на неё сокрушительные удары задних копыт. Стрельба снаружи продолжалась с прежней силой, не думая затихать. Наконец, проржавевшие петли правой створки сдались, и, громко хрустнув, лопнули, открывая путь наружу. Толпа перепуганных поняш вынеслась из фургона, забыв об опасности. Сбитая с ног Твайлайт вылетела вместе с ними, больно ударилась о землю, с трудом поднялась на ноги и кинулась обратно, увидев, что к открытым дверям подбегает охранник. В следующее мгновение пуля ударила её в бок. Страшная боль опрокинула единорожку навзничь, она рухнула, словно подрубленное дерево. Последнее, что успела увидеть Твай, прежде чем потерять сознание – охранника, палящего из автомата вглубь фургона…

После того как пленники покинули кузов, Уайт заколебался. С одной стороны, он должен был бежать наружу, чтобы помочь своим товарищам в бою, с другой — дочь ни в коем случае нельзя было оставлять одну. Эти несколько секунд промедления стоили ему жизни. Заглянувший в фургон охранник, увидев жеребца, выпустил по нему длинную очередь. Секунду спустя негодяй рухнул с размозженной головой, но дело оказалось сделано – бывший гвардеец, муж Твайлайт Спаркл и отец Искорки остался лежать, истекая кровью на железном полу. Он умер практически мгновенно, не успев почувствовать ни боли, ни сожаления. Немного позже в дверном проёме показалась голова Тайгера Пи. Не заметив никого живого, он скрылся так же быстро, как и появился. Бой затихал, выстрелы звучали всё реже. После того как смолк последний, ещё несколько минут слышались голоса и топот копыт, но постепенно исчезли и они. Спустя некоторое время из-под мёртвого жеребца с огромным трудом выползла маленькая единорожка в растрёпанной распашонке. Покрутив по сторонам большой головой, она уселась напротив неподвижного тела и, чуть помедлив, коснулась его копытом.

— Папа! — громко и отчётливо произнесла малышка. Будь рядом Твайлайт Спаркл, то она несомненно заплакала бы от умиления, ибо это были первые осмысленные слова, произнесённые дочерью. Но Твай лежала без сознания на широкой спине Ен-Дрогоса, молча бегущего между деревьев прочь от места боя.

Брусничка вновь коснулась копытцем отца.

— Папа спит! — заявила она. — Папа спит!

Молчало чёрное ночное небо, молчали перепуганные стрельбой птицы, молчали вездесущие лягушки, и лишь из покосившегося, изрешечённого пулями фургона время от времени доносился звонкий детский голосок:

— Папа спит! Папа спит!

---

 

— Я очнулась спустя две недели. До сих пор удивляюсь, как смогла тогда выжить. Возможно, меня действительно оберегала Селестия или какое другое божество. Первый мой вопрос, естественно, был о тебе и муже. Ен, пряча глаза, позвал Тайгера, и тот сообщил, что лично видел на полу фургона два изрешечённых пулями тела.

— Но это же неправда! — воскликнула Искорка.

— Полуправда, ибо Уайт дёйствительно был мёртв. Что касается тебя, то тут Тайгер солгал сознательно.

— Почему?

— Об этом я узнала только нынешней весной. Понимаешь, тогда у меня не было причины ему не доверять. Он всегда был надёжным товарищем – храбрым, молчаливым, готовым прийти на помощь. Короче, то был жеребец, которому я верила, как себе. Жеребец, который никогда не лгал… Почти никогда.

— Но зачем? Зачем?

— Терпение, дочка, уже скоро. Я очень долго и мучительно выздоравливала. Лишившись двух самых близких существ, я как будто потеряла волю к жизни. К счастью, на меня свалилась масса дел, которые следовало решить немедленно, ведь мы вновь превратились в табор кочующих пони без дома и цели в конце пути. Только сейчас нас было уже не два десятка, а почти сотня. Борис со Светланой погибли в том жестоком бою, и ответственность за беглецов вновь легла на наши с Еном плечи. Приближалась зима, требовалось найти убежище и пищу. Вот когда по настоящему пригодились мои навыки выживания. Я до сих пор горжусь тем, что в ту долгую зиму мы не потеряли ни одного пони. В целом скитания продолжались почти два года, прежде чем наш цыганский табун смог осесть в месте, названном впоследствии Новым-Понивилем. Постепенно душевные раны затянулись, вернее, я научилась жить, игнорируя боль.

Всё это время Тайгер оставался нелюдимым бирюком. Он и раньше не отличался особой общительностью, а теперь вовсе отдалился от коллектива. Поселился на самой окраине города и почти не вылезал из леса.

Этой весной с Пи случилось несчастье. Он наткнулся на медведя-шатуна, слишком рано вылезшего из берлоги. В результате мишка распорол его когтями с головы до ног, нанеся несколько тяжёлых ран, с которыми мы ничего не смогли сделать. В начале марта Снежинка – наша самая сильная лекарка, прислала известие, что Тайгер хочет поговорить со мной и Еном наедине. Когда мы вошли в дом, пропахший гноем и смертью, она тихо сказала, что по её расчётам жить ему остались считанные часы. Мы склонились над подстилкой, он поднял мутные глаза и пробормотал, что пришло время покаяться в страшном грехе.

— Прекрати, — поморщился Ен, — Ты не совершил ничего, в чём нужно было бы каяться!

— Нет, — с неожиданной силой воскликнул Тайгер. — Мой грех состоит в том, что я солгал Твайлайт. В фургоне лежало только тело Уайта. Дочери не было видно. Сейчас я нисколько не сомневаюсь, что он успел прикрыть её от пуль и она уцелела. Селестия, почему мне не пришло тогда в голову осмотреть их вблизи?!

— Но зачем было лгать? — цепенея от ужаса, спросила я.

— Выздоровев, ты обязательно бы ушла на поиски дочери, и Ен, скорее всего, отправился вместе с тобой. В этом случае остальных пони ожидала гибель. Мы выжили той зимой исключительно благодаря вам. Если б я тогда сказал правду, Новый-Понивиль никогда не был бы построен!

— А почему молчал потом?

— Не мог признаться в слабости. Но сейчас уже всё равно. Луна наказала меня за ложь. Прощайте!

Тайгер умер, а я принялась собираться в дорогу. К счастью, на мне лежало слишком много обязанностей, так что пришлось повременить с отходом. Ен не пытался меня остановить, но составить компанию тоже не мог. Я решила выступить сразу после праздника Летнего Солнцестояния, хотя понимала, как тяжело найти ребёнка, потерянного четырнадцать лет назад.

— Значит, у нас имелись все шансы разминуться? — тихо спросила Искорка.

— Селестия не допустила этого, — серьёзно ответила Твайлайт. — И я вижу в этом знак!

В дверь забарабанили чьи-то нетерпеливые копыта. Алевтина потянула за ручку. На пороге возник Хвостик.

— Мамка просила напомнить, — запыхавшись, проговорил он, — что праздник начинается прямо сейчас!

Мы переглянулись и встали. Праздник. Хороший финал для длинной, печальной истории!

Эпилог.

— Попробуй ещё раз! Давай, не стесняйся!

— Я и не стесняюсь, просто так непривычно… Совсем разучилась это делать… — Твай опустила голову и направила кончик рога в сторону крошечного камня, лежащего на земле. Сверкнуло несколько искр, рог засветился, камешек на мгновение поднялся в воздух, а затем рухнул обратно.

— Получилось! Получилось! У тебя получилось!

— Действительно… — Твайлайт изумлённо разглядывала обыкновенный кусочек гранита, словно то был огромный бриллиант. — Знаешь, до последнего момента я думала, что ты меня разыгрываешь и это какой-то искусный трюк в духе «Великой Трикси»!

— Кого?

— Одной нахальной выскочки, ты её не знаешь. Уф, такое чувство, будто я подняла не крошечный камушек, а целую телегу камней!

— Сила придёт с опытом!

— Ну-ну! — скептически покачала головой Твайлайт. — Кто бы говорил.

— Искорка, хватит ерундой заниматься, идём запускать фейерверк, — крикнул подбежавший Череп.

— Ладно, ма, продолжим урок завтра, — девчонка махнула хвостом и умчалась прочь.

— Ничего себе «ерунда»! — обиженно буркнула старшая единорожка. — Я, можно сказать, впервые за неполных три десятка лет умудрилась воспользоваться своим рогом не только как зубочисткой, и вот, пожалуйста…

— Успокойся, Твай, — смеясь, сказал я. — Не забывай, что для неё это первый настоящий «понячий» праздник. Будь снисходительней.

— Да я и не сержусь. Просто чувствую, что придётся провести много бессонных ночей, пытаясь разобраться во всей этой чертовщине. К примеру, как можно колдовать без помощи магогенераторов.

— Действительно, вопрос вопросов. Но лучше скажи… Ведь тебе известно, куда мы собираемся отправиться.

— Разумеется, дочь все уши уже прожужжала.

— Ты пойдёшь с нами?

— У тебя есть сомнения? Эх, мальчик, просто так вы от меня не отделаетесь. Как говорилось в старом анекдоте: «Хоть тушкой, хоть чучелком!» Приготовьтесь терпеть ворчание старой глупой кобылы.

— Думаю, это не самое страшное, что может ожидать нас в пути. Удачи в опытах!

— Спасибо.

Когда я уходил, Твай вновь во все глаза разглядывала злополучный камешек. С её рога слетали яркие огоньки.

Искорку и Черепа я нашёл в толпе возбуждённых жеребят и кобылок. Дети с восторгом глядели на них в ожидании своей порции маленького чуда.

— Готова? — спросил высокий парень, один из людей, живущих в городе. В руке он держал небольшой картонный цилиндрик, из которого торчал короткий конец запального шнура.

— Да! — кивнула единорожка. — Поджигай.

Чиркнула спичка, вспыхнул запал. Искорка подхватила шутиху телекинетическим полем и зашвырнула высоко в небо. Раздался громкий взрыв, в темноте расцвёл волшебный огненный цветок. Малышня восторженно завопила, взрослые пони также не стали отставать. Всем было очень весело.

После того как последняя шутиха отправилась в недолгий феерический полёт, я подошёл к друзьям. Единорожка, усталая, но довольная, смотрела на танцующие пары, Череп сидел рядом и шептал ей на ухо явно что-то очень смешное.

— Умаялась? — спросил я.

— Да, — честно ответила она. — Но дело того стоило. Видел, как у них блестели глаза?

— Конечно. Как тебе праздник?

— Офигепупительно! Никогда так не веселилась.

— Пони умеют веселиться, правда?

— Ещё бы! Главное, все такие искренние, без чёрных мыслей и злобы. Раньше мне даже в голову не могло прийти, как это здорово – жить среди соотечественников!

— Так в чём же дело? Оставайтесь в Новом-Понивиле!

Искорка пристально посмотрела мне в глаза.

— Ты меня проверяешь? Зачем?

— Хочу понять, насколько сильно твоё желание найти Эквестрию. Может быть, это просто девичий каприз?

— Нет. Я по-прежнему желаю возродить родину предков.

— Вижу. Спасибо.

— Постой! А если б я сказала, что отказываюсь от похода и мечтаю провести остаток жизни в достатке и неге, ты всё равно отправился бы в путь?

— Разумеется. После всего того, что я узнал, меня ни за какие коврижки не удержишь дома! Пойми, глупая – поиск страны пони перестал быть только твоим личным делом!

— Понимаю. Макс, ты самый лучший человек, которого я знаю.

— Просто всё дело в том, что тебе ещё не встречались по-настоящему хорошие люди, но, в любом случае, спасибо за комплимент.

---

 

Алевтина встретила меня лёгкой усмешкой.

— Пообщался со всеми, а меня решил оставить на сладкое?

— Верно. У тебя меньше всего причин ехать с нами. Твои таланты пригодятся городу, зачем рисковать?

— Возможно, причина всё же имеется.

— Какая?

— Да так. Некоторая симпатия к одному существу мужского пола в нашей компании. Сразу хочу предупредить, что этот субъект – не Череп.

— Спасибо за разъяснение, без него я, наверное, стал бы ревновать.

Она неожиданно ласково провела рукой по моим волосам.

— Теперь у тебя нет вопросов, товарищ командир?

— Нет. Можем считать, что операция «Обретенная Эквестрия» началась.

— Именно «обретЕнная»? Через «е», а не через «ё»?

— Да.

— Почему?

— Звучит красиво, и вместе с тем загадочно. Словно глава из старой, покрытой пылью приключенческой книжки, написанной в те времена, когда существовали ещё неоткрытые острова и затерянные в джунглях города древних цивилизаций. Когда динозавры бродили по плато Мэпл-Уайта, а Перси Фоссет шагал весёлой тропой через амазонскую сельву навстречу смерти или славе…

— Да ты, я вижу, поэт!

— Нет, просто от Искорки нахватался умных слов. Видела бы, какими методами она приобщала меня к чтению. Страшно вспомнить, я ведь в детстве интересовался только охотой.

Аля засмеялась, плотно прижимаясь к моему плечу. Я обнял её правой рукой и с радостью подумал, что не только пони умеют самозабвенно отдаваться искреннему веселью.

Конец второй части.                                                                                  22 января 2013 года.

Приложение. Хронология событий:

Егор Радченко родился в 1994 г.

Вошёл в проект «Мафусаил» в 2024. Возраст 30 лет

Проект Эквестрия. Начало строительства комплекса: 2025 г.

Окончание строительства комплекса: 2032. Время постройки: 7 лет

Рождение матери Максима: 2033 год

Старт проекта: 2036. Время подготовки: 4 года.

Проект закрыт в 2048 году. Он продолжался 12 лет.

Знакомство родителей Максима в 2049 г. Ему 55 ей 16 лет.

Третья Мировая Война (Война Корпораций), начало: 2050 г.

Конец войны 2060 г. Продолжительность 10 лет.

Рождение Максима 2063 год.

Рождение Искорки 2069 год.

Смерть матери и сестры 2072 год. Максиму 9 лет.

Встреча с Искоркой в 2075 году.  Ему 12 ей 6 лет.

Максим ушёл в армию: 2080 год.  Ему 17 лет.

Возвращение из армии: 2083 год. Ему 20 лет, Искорке 14, отцу 89

Начало операции «Обретенная Эквестрия»: 2083 год.