Каменный кекс

Пассажирский поезд Эпплуза – Кантерлот издал громкий гудок, извещая понивильский вокзал о своём прибытии. С практической точки зрения от этого гудка не было никакой пользы. Поезда в Эквестрии почти никогда не отклонялись от расписания. Поезд с вокзала было прекрасно видно за несколько километров. Да и столь громкий и резкий звук мог сильно напугать певчих птиц и лесных зверушек, которым не повезло оказаться поблизости.

Одно время подобные гудки даже пытались законодательно запретить. Но машинисты поездов, как сговорившись, начали рассказывать истории.

Как, будучи жеребёнком, он впервые увидел эту огромную механическую машину и услышал этот пронзительный звук! Как в его голове зародилась мечта, встать у руля этой штуковины. И как именно эта мечта связана с его кьютикаркой.

«Поймите, это не мы хотим всех пугать! Это сам поезд хочет всех порадовать! Ведь паровозный гудок это так классно! Так громко! Так весело!»

Впрочем, мы немного отвлеклись, а поезд тем временем уже остановился и из него вышла серая пони с тёмно-фиолетовой гривой в серо-синем платье.

Можно сказать, что её приезд был неожиданностью. Она никому не говорила о своих планах, никого не предупреждала, не отправляла никаких писем.

И всё же, если бы на вокзале её уже встречала розовая, гиперактивная сестрёнка, приезжую это не удивило бы.

Однако вокзал был пуст.

«Придётся её поискать», – подумала серая пони и неторопливым шагом направилась в городок. Поезд, издав размеренное пыхтение, тоже продолжил свой путь.

Над Понивилем ярко светило полуденное солнце. На улицах городка было довольно много пони, однако приезжая не обращала на них никакого внимания. Но вот за очередным поворотом её кое-что привлекло.

Фонтан.

Небольшой фонтан из красного мрамора, расположившийся рядом с городской ратушей. Серая пони подошла к нему и пощупала материал копытом. Кальцит с изрядной примесью оксида железа и органических соединений. Ничего необычного. За исключением того факта, что рядом с Понивилем нет известных месторождений мрамора. А значит, привезли его издалека. Скорее всего, из Балтимэра. И всё ради того, чтобы местные могли полюбоваться отполированной красотой перекристаллизовавшейся под высоким давлением осадочной породы.

– Мод!? – раздался громкий крик с другой стороны центральной площади.

Приезжая повернула голову и увидела цель своих поисков.

– Мод! – с радостным криком цель приближалась к ней пружинистыми прыжками. Даже характерный звук раздавался.

– Мод! Мод! Мод! Мо-о-од! – наконец, розовое чудо природы приземлилось рядом и сильно обняло её. – Я так рада тебя видеть! Когда я тебя заметила, я не поверила своим глазам! Но ты смотрела на этот фонтан именно так, как смотрела бы Мод! А когда я тебя позвала, и ты повернулась…, я поверила своим глазам!

– Привет, Пинки, – ответила Мод Пай безэмоциональным тоном.

– Что ты здесь делаешь? Я думала, ты изучаешь горные породы в Галопном Ущелье. Или ты хочешь сказать, что Галопное Ущелье уходит под землю, продолжается там на многие километры и дотягивается до Понивиля!?

– Нет. Просто я уже закончила. И Эквестрийский институт камнелогии принял мой доклад. Так что сейчас у меня относительная свобода.

– Правда! Это замечательно! А ещё это отличный повод для вечеринки! Так, мне понадобится три мешка муки, бочка ягодного пунша, конфетти цвета галопа…

– Погоди, Пинки. Вечеринка это неплохо, но повод придётся найти другой, – Пинки Пай прекратила составлять вечериночный список и наклонила голову набок. – Видишь ли, я приехала в Понивиль из-за тебя.

– Из-за меня!? Не из-за подземных проходов алмазных псов? Не из-за горы, в которой как-то раз поселился дракон? Не из-за геологии пещеры озера отражений? Из-за меня?

– Да. Я собираюсь помочь тебе в изготовлении кексов.

– Чтоооооо?! Но ведь я не собиралась… сегодня… готовить… кексы, – голосок розовой пони становился всё тише, и к концу предложения опустился до уровня среднестатистической пони, что было раза в три ниже Пинки-нормы. И причиной тому были знакомые подёргивания в животе, что у неё появились после слов старшей сестры.

– Моё Мод-чувство подсказало мне, что тебе может понадобиться помощь, – оценив выражение мордочки сестрёнки, Мод добавила: – Если сомневаешься — сбегай вперёд и проверь. Мой номерок триста сорок три. А я вскоре подойду в Сахарный Уголок.

– Окки-доки, – неуверенно ответила Пинки Пай и бросилась галопом в пекарню.

Серая пони неторопливо пошла по следам розовой.

Пинки волновалась. Если Мод права и сейчас на самом деле выпадет её номерок…, то это будет самый лучший-прелучший день в жизни! А она даже не подготовилась! Не наточила тесак, не отсортировала гвозди по размеру, не пополнила запасы шприцов с адреналином…

Так-то, всё это было не критично, но существовала ещё одна маленькая причинка для беспокойства.

В её убежище под пекарней в праздничном колпаке лежали написанные на клочках бумаги номерки на каждого жителя Понивиля. Эти номерки не были случайными. Они получались из хитрых математически-нелогических операций с датой рождения пони, его именем, кьютимаркой, цветом шкурки и гривы, и поэтому содержали в себе капельку сущности этого пони. И, если бы Мод жила в Понивиле, то её номерок и вправду был бы триста сорок три.

Но Мод не жила в Понивиле. В колпаке не было этого номерка.

«Это всё мелочи, – думала розовая пони. – Не я придумывала правила. Мне остаётся только им следовать».

Сделав глубокий вдох, Пинки зажмурилась, достала из колпака номерок и, не открывая глаз, положила его перед собой.

Сделав ещё один глубокий вдох, она всё-таки решилась приоткрыть один глазок.

И замерла затаив дыхание с широко раскрытыми глазами.

Она случайно достала сразу два номерка. Сорок третий и триста какой-то. Под сорок третьим было не разглядеть.

Три, четыре, три. Лежащие перед ней цифры складывались в число её сестры.

Широченная улыбка заиграла на розовой мордочке.

– Ура!!! – радостный крик был настолько громким, что умудрился пробить звукоизоляцию убежища. Хоть и не сильно. Но в кондитерской всё равно не оказалось ни одного пони, чтобы это услышать.

Лёгкой пружинистой походкой Пинки поспешила навстречу Мод, чтобы поделиться радостью.

– Мод! Ты была права! Я всё проверила! – серая кобылка обнаружилась на полпути к кондитерской, и розовая запрыгала вокруг неё как воздушный мячик. Розовый воздушный мячик, источающий нескончаемый поток слов. – Подумать только! Я буду печь кексики вместе с моей удивительной, потрясающей, неподражаемой и самой лучшей сестрой! Вот уж не думала, что этот день когда-нибудь настанет! ААА! Я так взволнована! Мы напечём кексиков на весь Понивиль! И это будут самые вкусные кексики в мире! Мод! Мне не хватает слов, чтобы выразить свою радость! А со мной такого раньше не случалось! Это так… восхи-потрясно-ошеломительно! ААА!

Наконец, они дошли до Сахорого Уголка. Пинки повесила на двери табличку «Технический перерыв», запрыгнула за прилавок и выпрыгнула назад с маленьким кексом в копыте, покрытым голубой глазурью.

– А теперь самое время для вкусового теста.

Мод взяла кекс копытом и осторожно понюхала.

– Пентобарбитал? Мне это не нужно, – серая кобылка оставила угощение на прилавке, а сама зашла за него. – Лекарственные средства на основе брома обладают характерным запахом. Я бы посоветовала использовать снотворное на основе альдегидов.

Розовая пони прекратила прыгать на месте и озадачено уставилась на кексик. То, что события развиваются не совсем так, как она привыкла, немного выбило её из колеи.

Но тут раздался характерный звук открывающегося тайного люка в её убежище.

Люка, надёжно спрятанного под ковриком.

И оторвав взгляд от кексика, Пинки успела заметить исчезающий в темноте подвала кончик тёмно-фиолетового хвоста.

Постояв в ступоре ещё пару секунд, она убрала кексик на место и поспешила за старшей сестрой.

Спустившись в подвал, Пинки включила свет, и обнаружила Мод, снявшей с себя платье и положившей его на стол, как раз между черепом одного жеребёнка в праздничном колпаке из натуральной кожи и ведёрком с засохшей кровью.

И в вытянутом копыте она держала перед собой серый камень.

Очень знакомый камень.

Пинки Пай выпучила глаза.

– Ты привела сюда Боулдера!?

В тайное убежище Пинки не должен был заходить никто посторонний! Никто! Это было одно из правил!

– Извини, – еле заметно склонила голову Мод. – Он не хотел оставлять меня одну. И я не сумела ему отказать. Можешь не волноваться. Он пообещал мне, что никому ничего не расскажет, – сказав это, Мод положила Боулдера на платье и направилась к центру комнаты, где находился большой, забрызганный засохшей кровью стол с толстыми кожаными ремнями.

Со злым выражением на мордочке Пинки Пай подбежала к нехорошему камню и уставилась на него пронзительным взглядом.

– Лучше бы тебе сдержать обещание, что ты дал моей сестре! Иначе я с тобой такое сделаю! Впрочем, я не знаю, что именно, но я обязательно что-нибудь придумаю! Ещё ни одно живое существо, пробравшееся сюда без моего ведома, не уходило безнаказанным! Права, – задумчиво почесала подбородок Пинки, – я не уверена, можно ли тебя считать живым существом… По-моему, если из существа нельзя сделать вкусный кекс, то считать его живым нельзя. А из тебя вкусный кекс никак не получится! Или получится?

– Давай поступим так. Ты дашь Боулдеру испытательный срок до вечера. И если он больше ничем тебя не расстроит, то ты не будешь пробовать приготовить из него кекс и вернёшь его домой, на каменную ферму. Ему бы понравилось провести остаток своей только начавшейся жизни рядом с Камнем Основателя.

– Хммммммм… Хорошо.

– Будь хорошим мальчиком, Боулдер.

Боулдер ответил молчанием. Что удовлетворило обеих кобылок.

Покончив с этим, Пинки пружинистой походкой подошла к центральному столу, на котором Мод уже успела крепко связать себя ремнями, оставив свободным только одно правое копыто.

– Эх, давно у меня в гостях не было земнопони! – весело говорила Пинки, затягивая последний кожаный ремень, и проверяя остальные. – Наше мясо более мускулистое и жёсткое, но, если его правильно отваривать четыре часа на медленном огне, то получается непревзойдённый нежный вкус! – убедившись, что все ремни затянуты на совесть, Пинки пододвинула к столу тележку с острыми медицинскими инструментами и ножами. – Та-а-ак. С чего бы мне начать?

– Когда имеешь дело с земнопони — начинать следует с копыт, – посоветовала привязанная. – В них наша сила. Ими мы чувствуем землю. Лишившись копыт, земнопони скорее лишится воли к жизни и бросит попытки сопротивления.

– Как же ты права! Как же ты права! Копыта земнопони это его жизнь! Прям как крылья для пегаса или рог для единорога! Мне даже представить страшно, что бы со мной было, если бы я не могла с помощью чувствительного копыта определить правильную дозу сахара в заготовке для торта!

За разговором Пинки успела сходить до печки, находящейся в дальнем углу, и вернуться с банкой, в которой находились горящие угли и толстые раскалённые гвозди.

И вот, аккуратно взяв один гвоздь и нацелив его на шов между копытом и ногой на правой передней конечности Мод, Пинки замахнулась молотком и… заколебалась.

Что-то во всей этой ситуации казалось ей… неправильным. И она никак не могла понять что именно.

В растерянных чувствах она посмотрела в лицо своей старшей сестры.

Лицо, на котором застыло каменное спокойствие.

И это лицо еле заметно улыбнулось ей уголками губ.

Подбадривающе улыбнулось.
В следующий момент молоток опустился на шляпку гвоздя.

Звон металла заполнил тёмный подвал.

Раскалённый металл легко прошёл сквозь кожу и мясо.

За первым ударом последовал второй. Затем третий. Четвёртый.

И вот уже раскалённый гвоздь забит по самую шляпку.

А изо рта привязанной так и не вырвалось ни единого звука.

Бросив на лицо сестры ещё один взгляд, Пинки увидела, что оно по-прежнему излучает каменное спокойствие.

Привязанная лишь еле заметно стиснула зубы.

Пинки потянулась за следующим гвоздём…

После третьего гвоздя копыто уже заметно шаталось.

Пинки схватила его и изо всех сил потянула на себя.

С громких хрустом разорвались последние сухожилия, и Пинки упала на пол с оторванным трофеем.

– Ух, всё же нужно четыре гвоздя, – сказала розовая пони, убрав копыто в ведёрко. – Хотя обычно мне хватало трёх. Ты очень крепкая кобылка.

Чувство неправильности исчезло без следа. Пинки занималась своим делом. Знакомым, любимым делом. Только этот раз был по-настоящему особенным.

– Знаешь, мне этого на самом деле не хватало, – говорила она забивая второй гвоздь в левое переднее копыто. – А то постоянно эти крики, мольбы, слёзы. А как же я? О моих чувствах кто-нибудь подумал? Ведь это всё совсем не так просто, как кажется! – с повторным хрустом оторвалось второе копыто. Четыре раскалённых гвоздя упали на пол и покатились. – Подумаешь, накормить пони снотворным! Привязать беспомощную тушку к столу! Отрезать все самые вкусные части! Делов-то! Я как-то попробовала провернуть всё так, чтобы пони вообще не проснулся. Это был худший день в моей жизни! – очередной раскалённый гвоздь нацелился не заднее левое копыто. – Знала бы ты, каких усилий мне стоит сдерживать порывы слабости и продолжать поступать правильно! Кто, кроме меня, устроит пони самую лучшую вечеринку? Кто, кроме меня путём проб и ошибок найдёт рецепт самого вкусного в мире кекса? Кто, кроме меня, не побоится запачкать копыта грязной работой?

– Хотела бы я помочь чем-то ещё, но я плохо разбираюсь в выпечке. Если речь не идёт о каменных конфетах, – голос Мод был по-прежнему спокойным и безэмоциональным. Правда, он стал чуточку слабей.

– О, не волнуйся об этом. По-моему, я неплохо справляюсь, – улыбнулась Пинки, склоняясь над последним неоторванным копытом. – И я очень рада, что сейчас мне не приходится работать в одиночестве или следить за эмоциональной стабильностью моей гостьи. Так здорово просто расслабиться и поболтать о наболевшем, будучи уверенной, что тебя слушают!

Хруст разрываемых хрящей раздался в четвёртый раз, и в ведёрке произошло воссоединение копытного квартета.

Осмотрев с тёплой улыбкой результаты своих трудов, Пинки отложила гвозди с молотком в сторону и потянулась за одноручной пилой. На её мордочке возникло задумчивое выражение.

– Как думаешь? Мне стоит сходить наверх за дополнительной верёвкой? А то, в прошлый раз, когда я пыталась отпилить ногу чуть ниже плечевого сустава, тот жеребец весь издёргался и голосовые связки надорвал!

– Думаю, не стоит, – ответила привязанная, внимательно оглядев блестящие, наточенные металлические зубья.

– Я тоже так думаю, – сказала Пинки с улыбкой, приложила пилу к обезображенной правой передней ноги и начала работать.

Вжик-вжоу, вжик-вжоу, вжик-вжоу – мерно раздавались по подвалу звуки работающей пилы.

Но, когда Пинки дошла до кости, в эту незамысловатую симфонию добавились новые нотки.

Розовая пони остановилась и прислушалась.

Это был звук до хруста сжатых зубов серой пони. До громкого хруста.

Пинки продолжила работу быстрее.

Вжик-вжоу-вжик-вжоу-вжик-вжоу-вжик-вжоу-вжик-к-к-к – пила прошла насквозь.

Отсоединённая от тела конечность легла на стол и стала пачкать всё вокруг своей кровью.

Переместив очередной трофей в ведёрко, Пинки уже собиралась подойти с другой стороны к левой передней ноге.

– Пинки, постой, – остановил её голос привязанной. Теперь он был уже заметно слабее, чем обычно, – Я основательно рекомендую тебе наложить жгут, – с этими словами Мод красноречиво поводила из стороны в сторону своим обильно кровоточащим обрубком. – Если ты, конечно, не планируешь заканчивать в ближайшие десять минут.

– Жгут? Жгут! Так вот почему Роузлак тогда продержалась так недолго! А я решила, что это из-за её нездоровой диеты на лимонах!

Достав из находившейся неподалёку аптечки резиновый жгут, Пинки быстрыми, умелыми движениями превратила почти фонтанирующую рану в ранку, из которой всего лишь потихоньку капает.

– Фух, – перевела дыхание Пинки, вытерев со лба пот копытом. Перемазанным в крови сестры копытом, – Ты не волнуйся. Осталось не так уж много. Ты и так уже подарила мне один из лучших дней в моей жизни. И я не собираюсь этим злоупотреблять.

Сказав это, Пинки снова взяла пилу…

Покончив с левым передним копытом, и наложив второй жгут (Третьего, к сожалению, в аптечке не было), Пинки отложила пилу и взяла с тележки обычный скальпель.

Затем, немного подумав, положила скальпель на место и достала откуда-то снизу наполненный шприц.

– Пинки! – в непривычно слабом голосе старшей сестры послышалась такая сталь, что Пинки невольно замерла на месте. – Мне. Это. Не нужно.

Розовая пони неуверенно перевела взгляд с привязанной на шприц с обезболивающим наркотиком и обратно.

– Ты уверена? В последний раз, когда я попыталась обойтись без этого, у кобылки сердце выпрыгнуло из груди! Буквально! Причём на самом интересном месте!

– Уверена.

– Ну хорошо.

Убрав шприц на место, Пинки склонилась над обезображенной, лишённой передних ног и задних копыт, сестрой со скальпелем наготове.

– В таком случае, мы рады приветствовать вас на финальной точке нашего туристического маршрута «В гостях у Пинки Пай». Спасибо, что воспользовались услугами нашей весёлой компании. Большое спасибо, – последние слова Пинки произнесла неожиданно серьёзным тоном, проникновенно посмотрев в глаза своей жертве.

Жертва выдавила из себя вымученную улыбку.

Искреннюю вымученную улыбку.
Скальпель погрузился в беззащитный живот серой пони, оставляя глубокий, вертикальный разрез.

Затем Пинки добавила ещё два горизонтальных разреза – сверху, под рёбрами и снизу, над линией бёдер.

И вот, потянув за складки кожи, она открыла вход в богатый внутренний мир, полный столь необходимых в её нелёгком, кулинарном ремесле ингредиентов.

Грудная клетка Мод Пай заметно поднималась и опускалась. Она тяжело и глубоко дышала, сквозь плотно сжатые зубы. Если хорошенько прислушаться, то можно было услышать, как бешено колотиться её сердце.

Ей оставалось недолго.

Пинки не стала терять времени понапрасну, пододвинула поближе ведёрко для ингредиентов и начала активно работать скальпелем.

Сначала в ведёрко отправился значительный кусок толстой кишки, затем к нему присоединилась левая почка. Потом селезёнка. Когда Пинки добралась до печени, она не удержалась и облизнула тёплый, кровавый кусок плоти, столь полный жизни.

– Пинки… – раздался тихий, почти лишённый сил голосок умирающей сестры.

– Да-а-а-а, – розовая пони медленно повернула к ней испачканную в крови, жутко улыбающуюся, голову, прижимая тёплую печень к своей щеке.

– Я люблю тебя, Пинки, – выскользнув из копыт, драгоценная печень упала прямо на пол, – И я всегда буду любить тебя. Всегда.

Улыбка сползла с розовой мордочки. Нижняя губа предательски задёргалась, а в глазах начали наворачиваться слёзы.

– О, Мод! Мод! Чем я заслужила самую лучшую сестру во всей вселенной! – бросив скальпель прочь, Пинки крепко обняла любимую голову и прижала к груди. – Мне будет так тебя не хватать! Твоей стойкости! Твоего юмора! Твоих не всегда понятных каменных каламбуров! Ты подарила мне целых полтора часа счастья, но мне и целого года было бы мало! – Слезы текли уже нескончаемым потоком, туманя зрение и стекая на серую голову с закрытыми глазами.

– Ну, ничего. Я всё продумала. Я устрою большую вечеринку на весь Понивиль! И каждый пони отведает твоей работы! И частичка тебя продолжит жить внутри нас! Внутри меня! И мне очень радостно осознавать, что эта частичка будет любить меня всегда! Всегда! Даже когда я сомневаюсь! Даже, если вдруг я не смогу!..

Смахнув слёзы, Пинки отодвинулась немного назад. Ей хотелось ещё разок посмотреть в эти тёмно-зелёные, спокойные глаза, в которых, казалось, хранятся секреты мироздания!

Но глаза были закрыты.

Через несколько секунд, Пинки сообразила, что грудная клетка серой пони больше не двигается.

Привязанная пони не дышала.

Прикоснувшись дрожащим копытом к серой груди, Пинки подтвердила свои опасения.

Сердце не билось.

Она ушла.

Тихо.

Не сказав ей ни единого обидного слова.

Она ушла.

Пинки вытерла последние слёзы.

Сделала глубокий вдох, и её дыхание опять стало спокойным.

Она ушла.

Но работа не закончена.

Прямая обязанность пекаря – использовать добытые ингредиенты по прямому назначению.

Пинки отошла от стола и подобрала печень.

Тут её взгляд упал на дальний столик, на котором лежало серо-синее платье и Боулдер.

– Что ж. Теперь я верю, что ты сдержишь обещание, – произнесла розовая пони необычайно спокойным голосом. – Но я, всё-таки, думаю, что ты живой. Особенно если растереть до состояния порошка. Но, вместо этого, я верну тебя на каменную ферму. Пусть и там останется её частичка.

---

Прошло две недели.

В газетах до сих пор гуляли заметки об удивительном празднике, устроенном местными властями Понивиля, с участием поразительных фокусников, применением ярчайших фейерверков, живой музыкой в исполнении именитых музыкантов, и первоклассными кондитерскими угощениями. Особо острые на язык журналисты называли этот праздник «почти дотянувшимся до уровня Гранд Галопинг Гала»!

Мэрия Понивиля с радостью объявила ту дату «Ежегодным Днём Стойкости Камней» – особым понивильским праздником! Несмотря на то, что никто так и не понял, чего такого особенного в камнях, и почему следует чествовать их стойкость.

И вот сейчас, главный агитатор, организатор и по совместительству кондитер этого праздника смотрела издалека на серую каменистую равнину, укрытую тёмными тучами, на которой гордо стояла каменная ферма семьи Пай.

И думала грустные мысли.

Зачем мы вообще живём? Что после нас останется? Будут ли будущие поколения помнить наши успехи? Или наши провалы?

Зачем нужны вечеринки, если они всё равно подойдут к концу? И ты останешься одна?

Зачем готовить вкусную еду, если удовольствие от неё столь мимолётно?

Какой конец преподнесёт мне судьба, когда настанет моё время уходить?

Удастся ли мне наполнить мир моей радостью, как я того хочу?

И есть ли во всём этом хоть какой-то смысл?

Порыв свежего ветра донёс до розовой пони далёкое эхо.

Эхо паровозного гудка.

Громкого, весёлого, классного гудка поезда, идущего по маршруту Эпплуза – Кантерлот, с остановками около каменистой равнины и в Понивиле.

Поезда, готового отвезти её назад.

К её друзьям.

К её любимой работе.

К удивительным хитросплетениям обстоятельств, делающим каждый день насыщенным, запоминающимся, живым.

Пони встряхнула головой и бодрой походкой продолжила свой путь.

Некогда предаваться грустным мыслям. Их время ещё настанет. И не раз. А пока что мне есть чем заняться и зачем жить.

В конце концов, жизнь – это вечеринка. И она продолжается.