Весенняя война

Весенняя война. Глава IV: Битва за Эстскуг, часть вторая.

"Сражение за Восточную Олению можно было бы назвать роковым и позорным часом для оленийского оружия. Тем не менее, согласно с правилами устоявшейся военной доктрины, ни одной фатальной ошибки допущено не было. Войска были расставлены там, где ожидалось вражеское наступление. В каком-то смысле, мы даже смогли предвосхитить намерения фельдмаршала Триммеля по "удару серпом" на Манти, но силы в том районе оказались недостаточны.
Наше поражение и наша беда крылись в другом. Во первых: мы недооценили масштабы будущего конфликта, не понимая того, что для Кризалис инцидент осени 1007-го года был лишь поводом для полномасштабного вторжения. Во вторых: наша армия была деморализована не только ввиду общего нежелания воевать за Йохана и недовольства политикой его властей, но и ввиду физиологических особенностей оленей, связанных с быстрым ростом рогов весной. Чейнджлингское вторжение пришлось на те самые три недели, когда иному оленю и на ногах устоять трудно, не говоря уж о войне. И наконец, в третьих: противник применил против нас новую модель ведения войны, беспринципно жестокую и варварскую идею пресловутого "блицкрига", воплощённую в жизнь. Наше консервативное офицерство, наш ещё более консервативный генералитет (включая меня), оказался практически беспомощен против решительных и инициативных генералов Триммеля.

Отрывок из "Великого Лихолетья", мемуаров оленийского маршала Мантельхейма.

Железная дорога из Вейверфронта во Вракс была одной из первых, что были проложены в Олении. Это был совместный проект с молодым государством чейнджлингов, и тогда воспринимался как символ сотрудничества двух соседствующих народов.
Сейчас же старое полотно было взорвано вместе с артиллерийским эшелоном, спешившим в сражающийся город Эстскуг. Больше железных дорог в округе не было, переброска подкреплений была сорвана единственной успешной диверсией. В округе был найден труп постового-регулировщика, а так же тела нескольких гражданских. Диверсантов обнаружить не удалось.
Продвижение оленийских войск было замедлено на двое суток, чейнджлинги начали устраивать постоянные авианалёты на оленийские колонны, и подкрепления понесли большие потери ещё до того, как подошли к городу. Пострадали и уходившие из Эстскуга беженцы. Пикировщики не делали абсолютно никакого различия между военными и гражданскими, дорога была для них одной сплошной мишенью.

Несколько солдат и офицеров сидели на просыпающемся ото сна весеннем солнышке и щюрясь смотрели в небо. В воздухе шёл бой: эскадрилья чейнджлингских истребителей гоняла по чистому голубому небу две пары вражеских лётчиков. Чейнджлинги впервые видели такие машины у врага, они казались более "толстыми" по сравнению с их самолётами, чьи формы стремились к форме шила. На фюзеляжах вражеских лётчиков помимо символов ВВС Олении были известью нарисованы солнца с короткими, вьющимися лучами.
Несмотря на подавляющее численное превосходство лётчиков Люфтваффе, неприятельские пилоты продолжали упорно драться, маневрируя и уходя от снопов трассирующих пуль чейнджлингских истребителей.
— Не знал, что у оленей есть такие умелые пилоты. — Каринкс затянулся сигаретой, его взгляд был прикован к схватке. Это всё было похоже на просмотр какого-то спортивного состязания, только тут речь шла о жизни и смерти, а не об одних лишь лаврах победителя.
Тут один из чейнджлингских самолётов задымил, и вскоре вынужден был покинуть бой, затем другой чейнджлинг получил очередь, задевшую хвостовые закрылки, и вынужден был выбыть. Четыре машины противника были в трёхкратном меньшинстве, но при этом продолжали яростно отбиваться, используя преимущество на вираже и превращая нехватку мощности своих моторов в преимущество, пропуская быстрые чейнджлингские машины вперёд и делая их своими мишенями. Оберфельдфебель так засмотрелся на это зрелище, что забыл выдохнуть табачный дым, офицер разразился сильным кашлем, а затем и руганью. Как же так, чёрт побери? Кто они такие, чтобы так издеваться над их лучшими в мире лётчиками?!
Тем не менее, вражеские самолёты так же не остались невредимы: в фюзеляже и крыльях "толстяков" возникали пробоины, их лётчики стремились уже не победить, но быстро смыться.
Вот одна из чейнджлингских машин удачно зашла с пикирования и всадила несколько очередей прямо в один из вражеских самолётов. От машины повалил чёрный маслянистый дым, и смертельно раненый "толстяк" начал снижаться, видимо пилот из последних сил пытался совершить посадку. Прочертив собой голубое небо, машина с надрывным воем пронеслась над головами бойцов и грохнулась где-то около небольшого озерца, куда солдаты роты Агриаса ходили за водой для помывки и прочих нужд. Сам гауптман не принял участия в легкомысленном наблюдении за воздушной битвой, он в это время сидел с гауптфельдфебелем в доме лесника, оборудованном как штаб. Частям, занявшим Эстскуг было приказано расположить свои позиции в некотором отдалении от города, в полях, а конкретнее — на высотках и островах хвойного леса, очень удобных для создания там обороны. У них было около сорока восьми часов на это, батальон Альшписа упорно зарывался в грунт, работая не покладая кирки и лопаты. Агриас, наивно воображавший себе апартаменты в честно захваченном городе, ещё сильнее расстроился от перспективы опять попасть в поле. Его весёлость и задор, бывшие с ним в начале войны, постепенно улетучивались, оставляя на своём месте обычного чейнджлингского офицера: строгого, дотошного, взыскательного и педантичного. Он старался не думать о тяжело раненом Карриане, который уже вполне мог лечь в могилу, не думать о фатальной его ошибке, всю тяжесть которой гауптман взял на себя. Сейчас он сидел на трофейном стуле и смотрел на то, как его гауптфельдфебель пишет представления к наградам и похоронки, похоронок было шестьдесят пять штук. Больше трети личного состава роты.
— Герр Гауптман! — на пороге оказался один из бойцов взвода Каринкса, наблюдавший за воздушной схваткой. — Там наши оленя сбили!
— Ну и что? — Спокойно и несколько пренебрежительно спросил Агриас, смотря то на гауптфельдфебеля, то на почерневшие от старости половые доски.
— Самолёт упал совсем рядом с нашим озерцом!
— Солдаты подняты?
— Герр Каринкс поднял два отделения на поимку лётчика!
— Ладно, я к вам скоро подойду. А ты свободен, иди копай окопы, вечером проверю лично.
Солдат отсалютовал и тут же ретировался. Агриас ещё минут пять посидел, потом встал и вышел из дома, его заместитель этого будто бы и не заметил.
"Хорошо что я успел сегодня умыться, как бы эта машина не изгадила воды..." Подумал он, глядя на чёрный след от упавшего самолёта. В воздухе сражение подошло к концу, чейнджлингские лётчики видимо удовольствовались победой над одним из пилотов, и решили не тратить топлива и патрон на такую глупую и бессмысленную стычку.

Выпускать шасси было бесполезно. Фонарь почти полностью перекрывала маслянисто-чёрная завеса дыма. Он вёл самолёт наугад, благо мотор окончательно заглох, и скорость машины неуклонно падала. Масло постепенно догорало, и пилот смог понять, что летит он более-менее параллельно земле, и скорее всего не рухнет в лес и не гробанётся на чей-то дом. Наступило облегчение, но мозг тут же резанула мысль: "Сейчас всё равно придётся придётся падать."
Лётчик со всей силой потянул штурвал на себя, непослушная машина чуть-чуть выровнялась, но на большее израненный "Хоукер" был уже не способен. Он сжался в комок в своём кресле и зажмурился: перед глазами пролетела вся его недолгая жизнь, считанные секунды прошли как целая вечность. Зачем он приехал сюда? Зачем отправился воевать за страну, которая никогда не была дружна с его Родиной? Почему он променял шумные увольнительные и кантерлотских красавиц на это злое, безразличное небо севера, на свою трагическую и безвременную смерть? Лётчик не успел ответить на этот вопрос, его машина повстречалась с землёй.
Удара не последовало, остов самолёта проскользнул по чему-то топкому и на всей оставшейся скорости рухнул... в воду. Озеро, или речка, это было неважно для него. Створки фонаря были откинуты, усилием воли он смог избавиться от ремней безопасности и оказаться на поверхности воды. Вокруг стоял смрад горящего масла и краски от разбитого и ушедшего под воду по самый хвост "Хоукера", может был обожжён и он сам, но боли не было, только что простивщавшийся с жизнью пилот не чувствовал её.
До него донеслись крики, кто-то звал его на непонятном языке. Ему подали длинный черенок от лопаты, он ухватился за него и вскоре почувствовал под собой глинистый, покрытый жухлой прошлогодней травой берег. Лётчик осмотрелся вокруг себя, он оказался среди врагов.

— И ради этого чёрта вы позвали меня сюда? — Перед Агриасом предстало нечто, полностью почерневшее от гари и копоти. Только большие серые глаза, ошалевшие от всего пережитого озирали окружавших его чейнджлингов. Зловонное чёрное облако ещё висело над тем, что раньше было чистым и приятным прудиком, откуда теперь торчал хвост сбитого самолёта.
Агриас остановился, и внимательно осмотрел их нового пленника. Что-то в нём забавляло его, как и во всех лётчиках. Такие кичливые и гордые, но рискующие погибнуть самой неприглядной смертью, не оставив от себя даже останков. Этот тоже был хорош, но при этом не сильно походил на оленя... Местами сквозь гарь просвечивала кремового цвета шерсть, такой у оленей не было. Кое-как придя в себя, лётчик снял с себя разбитый лётный шлем, под которым оказалась малиновая грива...
Агриас оторопел и едва слышно выругался. Что пони делают здесь? Неужели Эквестрия вступила в войну? Что вообще это значит?! Нужно было успокоиться, вокруг него были его солдаты. Гауптман сделал глубокий вдох и выдох, припоминая свои знания центрально-эквестрийского наречия. Наконец, он успокоился и собрался достаточно, чтобы начать разговор, а точнее допрос.
— Фамилия, звание, воинская часть. — Агриас произнёс эту дежурную фразу практически без акцента.
— Уайтмейрс, лэнс-капрал белой эскадрильи. — Спокойно ответил пони, более-менее оправившись от посадки.
— Что за эскадрилья? — Переспросил Агриас.
— Белая, сэр. — Невозмутимо ответил Уайтмейрс, бросая на чейнджлинга наглый и презрительный взгляд.
— Отвечайте конкретно! — всё ещё спокойно, но уже более сухо проговорил гауптман, при помощи рога расстёгивая кобуру. — Я не собираюсь возиться с вами долго, у вас же есть реальный шанс уцелеть, пользуйтесь им!
На тёмном от грязи лице сверкнула белоснежная улыбка. Агриас говорил неумело, усиливающийся акцент выдавал натянутые нервы офицера. Тем не менее, опасно распахнутая кобура была намного красноречивее его слов, и поэтому пони решил повиноваться:
— Не волнуйтесь, наша эскадрилья — единственное подразделение, состоящее из эквестрийцев, что сражается здесь. Мы — добровольцы, Эквестрия не намерена вмешиваться в эту войну. Но, так или иначе, я являюсь эквестрийским гражданином и офицером Королевских ВВС, и вы обязаны...
— Я тут решаю, кто кому и что обязан! Какая у вас была задача?
— Наше копьё вылетело на перехват пикировщиков. Ваши молодцы за милую душу бомбят толпы беженцев на эстскугском шоссе, вы, надеюсь, об этом осведомлены.
Агриас наклонил голову на бок, уставившись на лётчика ещё пристальнее. В каждом слове эквестрийца сквозило презрение, его наглость злила чейнджлинга, но он больше не подавал виду, он ответил на улыбку улыбкой.
— Умерьте свою спесь, мои солдаты убили бы вас без раздумий, если бы не мой приказ. Я же прощаю вам вашу глупость и насмешничество, я сохраняю вам жизнь. Надейтесь, что наша благородная Королева смилостивится, и вы когда-нибудь вернётесь туда, откуда явились.
— Я благодарен вам, сэр чейнджлинг. Надеюсь, мы ещё встретимся.
— А вот я не надеюсь... — проговорил Агриас — Отделение! Стреножьте его и отведите в тыл. Этот ощипанный орёл меня утомляет! — Это он уже сказал громко, грозно и на своём языке. К пилоту подошли солдаты, Уайтмейрс спокойно позволил сделать это, не выказав ни толики страха. Другого отделения взвода Каринкса уже давно не было: остальная рота была плотно вовлечена в рытьё окопов. Гауптман бросил взгляд на озеро, из которого его солдаты когда-то брали хорошую, чистую воду. Теперь вода здесь была в мерзких маслянистых разводах, форма берега искорёжена упавшим самолётом, сам "толстяк" покоится на дне. Как его машина испортила этот водоём, так и он сам испортил Агриасу настроение. Он мог лишь надеяться, что его храбрые молодцы не стали терпеть выходок этого сэра, и по дороге избавили его от пары-тройки лишних зубов.
Когда-то давно он спокойно болтал с эквестрийским путешественником о верности и чести, когда-то ему было тошно от картины гибели и разрушения, от бессмысленного убийства. А это ведь было каких-то два года назад...
Эта война скоро закончится, скоро они победят и честно оккупируют этот полудикий край, когда-нибудь он снова увидит отца и Агриннис, и снова станет тем мечтательным юношей с полузабытых фотокарточек. Но сейчас он очень зол и жесток, раздражён на себя и дурную удачу, на трусливых и коварных оленей, на дерзких и наглых эквестрийцев, на разбитые в болото дороги и на превращённые в руины города, ставшие братскими могильными курганами. Он чувствовал себя живым автоматом, машиной, чьё сознание свелось до выполнения своей функции. Хотелось водки, хотелось спать, но он не должен был поддаваться. Он — командир роты, на нём более сотни штыков личного состава, а ведь им всем ещё хуже и тяжелее...
Из тыла пешим маршем пришло пополнение, и к вечеру рота Агриаса практически полностью восстановилась от потерь. Пополнением командовал лейтенант, оно целиком состояло из биненштокеров. Окопные работы продолжались, рота занимала позицию между двумя высотами, в одном из тех самых "островов", мимо которого проходило две просёлочных дороги. Чейнджлинги сначала вырыли индивидуальные ячейки, а потом связали их ходами сообщения. Пушки были вкопаны и замаскированы, созданы усиленные позиции для истребителей танков, для накатов пришлось заняться рубкой леса. Альшпис регулярно являлся на передний край и проводил инспекцию, этот офицер начинал свою службу в сапёрных войсках и отлично знал толк в земляных работах.
Всё говорило о том, что противник будет атаковать завтра. В воздухе часто раздавался звук моторов их самолётов, летящих бомбить пока невидимые колонны подходящих оленийских частей. Их авиация так же активизировалась, имели место воздушные бои, по беспроволочному солдатскому телефону ходили новости о том, что противник даже кого-то где-то бомбил. Ночь выдалась ветренной и промозглой, до начала мая оставалось двое суток.

Утром поднялся густой туман, сплошная белёсая стена встала перед окопами. Перевёртыши начали просыпаться: послышался кашель и охрипшие от простуды окрики младших офицеров. За ночь в ячейках накопилась вода, всё вокруг пропиталось влагой. Агриас проснулся позже всех, ощущения были до ужаса мерзкие, возникло желание затопить печку, но был приказ соблюдать маскировку. То, что в итоге кто-то точно подхватить туберкулёз или пневмонию, никого особенно не волновало. Скоро должно было начаться сражение, такая погода по идее должна была больше навредить оленям, нежели им.
Солдаты вычерпывали воду из окопов, движение помогало справиться с холодом и сыростью. Офицеры ходили между взводами пританцовывая, озноб нельзя было скрыть даже под толстыми чейнджлингскими шинелями. Гауптман подошёл к новоприбывшему цугфюреру, тот стоя на месте быстро переставлял ногами, чтобы хоть как-то согреться.
— Будете сигарету? У них порой попадаются очень хорошие. — Агриас залез во внутренний карман своей шинели и достал оттуда недавно захваченную пачку эквестрийских сигарет. Лейтенант принял подарок, но сигареты в пачке уже были немного подмочены, и пришлось потратить большие усилия чтобы запалить её.
— Погода очень опасная, а ваши солдаты мало привычны к ней. Я опасаюсь заболеваний вроде туберкулёза. Отнеситесь к этому со строгостью, герр лейтенант.
— Я приказал им согреваться работой.
— Хорошо, нам тут не нужно небоевых потерь. Считайте это своим первым боевым приказом.
Лейтенант коротко кивнул, уходя от его позиций Агриас слышал, как его новый подчинённый строит взвод. Он так же обошёл и других своих командиров, общее состояние его подразделения трудно было назвать хорошим, но оно всё ещё было более чем боеспособно.
— Вы в последнее время сильно напряжены, герр гауптман. — Спокойно и прямо сказал ему гауптфельдфебель, когда Агриас вернулся в штаб. Агриас очень уважал этого перевёртыша, но подобные слова от подчинённого раздражали его.
— Я исполняю свои обязанности, этого ли не достаточно? У меня нет поводов для расслабления, осмотритесь вокруг и вы поймёте почему.
— Вы до сих пор переживаете из-за потерь? Я слышал, в других ротах потери больше. Вы всё равно не смогли бы ничего там поделать. Карриан — мальчишка, это он погубил своих бойцов, он подвёл вас.
Агриас тяжело опустился на стул, в его памяти снова всплыли события прошедшего боя.
— Я ничего не мог поделать, но я должен был... — гауптман покачал головой. — Вы организовали питание?
— Так точно, можете не волноваться по этому поводу.
Завтрак был подан вовремя, батальонные повара сварили отличную жирную похлёбку, что значительно подняло бойцам настроение. Туман держался долго, он мешал слушать так же сильно, как и смотреть — звуки пробивались как сквозь толщу воды. Агриас знал, что где-то в это время разведывательная колонна дивизии должна была завязать бой с подходящими вражескими частями. Но ни очередей автопушек, ни ответной пальбы слышно не было, об авиации можно было не думать вовсе. Там, за туманом, могло происходить всё что угодно. Может быть разведчики разминулись с оленями, может они прямо сейчас дрались с ними, а может и вовсе сами попали в ловушку и были биты врагом, никто не мог сказать точно.

Части двух оленийских полков наступали несколькими колоннами, не имея ни малейшего представления о том, что творится перед ними. Растянувшиеся по разбитым просёлкам, лишённые видимости и прочной связи, они шли вперёд наугад. Основные части танкового полка двигались по шоссе. В танках не было радио, телефонисты же терялись и отставали, та же беда была и с делегатами связи. Откуда-то изредка доносились звуки стрельбы, некоторые колонны столкнулись с передовыми дозорами противника, причём для последних эта встреча явно была такой же неожиданной и внеплановой, как и для первых. Осознавая все проблемы, связанные с непогодой, командование оленийских частей решило отдать приказ остановиться, и ждать развеивания тумана. Между колоннами побежали посыльные. Где-то им удалось донести приказ, где-то олени и так остановились, ведя бой с разведчиками и думая, что напоролись на главные силы вражеской обороны. Добежали они и до танков, идущих по шоссе, но приказ остановиться выполнили только главные и арьергардные подразделения, тогда как танковая рота капитана Йохансона, шедшая в авангарде, так и продолжила идти вперёд, не подозревая о том, что был отдан приказ стоять и ждать.

Откуда-то справа от них послышались звуки выстрелов и странный лязг. Это были не ружья и пулемёты, но нечто более тяжёлое. Агриас прислушался: искажённые туманом звуки были похожи на огонь лёгких орудий, калибром от тридцати до сорока миллиметров, лязг же походил на тот, который издавали их дивизионные полугусеничные тягачи. Неужели бой уже начался? Это было чертовски странно, будут ли олени атаковать в таком тумане и без артиллерийской подготовки?
— Боевая готовность! — Крикнул Агриас. Бойцы тут же начали занимать свои ячейки.
— Герр гауптман, вас вызывает батальон! — К офицеру подбежал старший телефонист, его слова подтверждал треск телефонного зуммера. Гауптман поднял трубку, на том конце провода зазвучал голос Альшписа:
— На участке соседней роты идут в атаку девять танков противника. Ни пехота, ни артиллерия их не поддерживают, бой идёт успешно. Они, видимо, подошли совсем близко, так что будь начеку. Жди удара основных сил когда спадёт туман.
— Вас понял, герр майор!
— Надеюсь на это, конец связи.
Голос умолк, Агриас положил трубку и принялся ждать. На часах уже было без десяти минут девять, туман постепенно сходил на нет. Постепенно видимость улучшалась, в бинокль можно было различить поле и начинавшийся за ним ельник, до которого было около полутора километров. Бой на шоссе постепенно сходил на нет. Стычка была скоротечной, и закончилась очень плохо для противника.
Всё внимание солдат устремилось на чернеющий впереди лес, где наверняка сосредотачивался враг. Туман практически исчез, но время продолжило тянуться. Рота будто попала в какой-то временной пузырь: где-то справа шёл бой, спереди тоже изредка доносились редкие ретирадные очереди отходящих разведгрупп, у них же всё было тихо. Агриас напряжённо ходил по отсыревшему полу. Телефон молчал, всё вокруг отдавало ложным спокойствием.
Наконец, снова затрещал телефон.
— Герр Агриас, по вам сейчас отработают из пушек. Ждите танков и пехоты, будут рваться на высотки слева и справа от вас. Припрячьте пушки до поры, бей только по необходимости.
— Принято, понял вас. Мы тут уже на ушах стоим.
— Стойте дальше. Не подведи батальон!
Снова обрыв. Видимо, затевалось нечто серьёзное, раз Альшпис так активно переговаривался с ротными командирами. Странное дело, в сложившейся ситуации у майора было больше информации, чем у тех, кто находился непосредственно на переднем краю.
Послышался характерный приближающийся визг, затем треск разлетающихся в щепки верхушек деревьев и мощный разрыв. В крыше образовалась дыра величиной с копыто, прямо перед Агриасом в полу торчал крупный осколок снаряда. "Началось" — подумал он, выходя из дома и на ходу расчехляя бинокль.
Артобстрел был не кучным, били явно по широкой площади, без серьёзных ориентиров и достоверных представлений о позициях противника. Били явно с ходу, быстро и торопливо. Такой обстрел не мог причинить больших потерь, зато мог показать чейнджлингским артиллеристам, где примерно располагаются вражеские батареи. В ответ на этот хаотический огонь начался мощная, беглая контрартподготовка из большей части полковой и дивизионной артиллерии, занявшей позиции на большой возвышенности близ Эстскуга. Гром своих пушек позади вдохновлял личный состав, хоть никто и не выражал этого.
— Всем быть на чеку! — крикнул Агриас, выходя из штаба и направляясь на наблюдательный пункт. "Их связные коммуникации очень плохи, мы уже видели это на примере вырвавшихся вперёд танков. Атака может начаться в когда, они просто не смогут заставить части выдвинуться вперёд в то время, в какое им нужно."
Наблюдательным пунктом был замаскированный окоп со стереотрубой. Сюда перенесли телефон, чтобы была возможность связаться со штабом батальона. Гауптман приник к трубе: он увидел накапливающуюся в лесу пехоту, у двух просёлков собирались танки. Их было довольно много, лес мешал понять их точное число. Агриас видел их заляпанные в грязи шинели, некогда бывшие светло-серыми, их винтовки и портупеи. Они явно не думали о предстоящем бое, офицеры носились между своими частями и на кого-то кричали, творилась организационная суматоха. Был соблазн ударить по ним из пушек и миномётов, но он не должен был этого делать: раскрывать своих позиций нельзя, так приказал майор.
Снаряды ещё падали на чейнджлингские позиции, когда вражеские части развернулись в цепи и двинулись вперёд. Агриас наблюдал за этим с нараставшим боевым напряжением: вот цепь вражеского батальона вышла на поле, вот в её порядках заняли позиции танки. Эти машины были малогабаритными, но их пушки и пулемёты всё равно имели довольно грозный вид. Тем не менее, у чейнджлингов было средство противостоять всему этому: имелись противотанковые ружья и толовые шашки, пехотные пушки можно было зарядить бронебойными болванками.
Цепи противника двигались шагом в полный рост, танки шли за пехотой с такой же скоростью, перемалывая гусеницами размякшую землю. "Лёгкие мишени" — подумал Агриас, продолжая наблюдать за ещё начавшимся боем. Стереотруба показывала, что противник вскоре должен был подойти достаточно близко, чтобы можно было открыть огонь. Оленийская цепь тем временем изменила своё построение: две роты противника, что находились на флангах развернулись и пошли на высоты, та же рота, что была по центру продолжила наступать на позиции роты Агриаса. Воздух разорвали первые пули, противник открыл огонь из винтовок и лёгких копытных пулемётов. Позиции перевёртышей ответили молчанием. Сейчас... Сейчас они окажутся на нужном расстоянии...
Первая вражеская цепь преодолела невидимую черту в пятьсот метров. Олени шли и стреляли, их огонь поддерживали танковые пулемёты. В чейнджлингских окопах начали появляться раненые. Справа и слева началась перестрелка — соседи вступили в бой. Гауптман Агриас понял: "Пора!"
— Командира артиллерии ко мне!
В окоп спрыгнул фельдфебель, командир батареи пехотных пушек, приданных его роте.
— Я, герр гауптман!
— Зарядить и доложить!
— Уже заряжено!
— Тогда по цепям фугасами, огонь!
— Понял!
Через полминуты совсем рядом ухнуло четыре выстрела — в поле разорвалось четыре фугаса. Это был сигнал для пехоты. Оказавшись под артиллерийским огнём олени тут же попали ещё и под ружейно-пулемётный.
Первая цепь полегла почти вся, остальные были вынуждены броситься на землю. По танкам оленей открыли огонь бронебойщики, машины же продолжили наступать, не приняв во внимание залегшую под сильным огнём пехоту. От выстрелов из противотанковых ружей у танков слетали и рвались гусеницы, бронебойные пули убивали и калечили членов экипажа, одна за другой машины застревали на месте. Те же, что продолжил двигаться, вперёд были уничтожены сапёрами при помощи взрывпакетов. Чтобы хоть как-то осмотреться, командиры танков высовывались из башен, и гибли под кинжальным огнём. Отстрелявшись фугасами, артиллеристы перешли на болванки — на таком расстоянии их пушки могли без труда подбить лёгкий танк .
Очень скоро олени лишились своей бронетехники, а залёгшие в поле взводы не имели возможности поднять головы под мощным обстрелом. Чейнджлинги понесли относительно небольшие потери, Агриас был доволен, к нему возвращалось ощущение превосходства над врагом, гордость победителя.
Первая атака была отражена, противник понёс тяжёлые потери и отошёл подальше в поле, ожидая подкреплений. В воздухе уже кружили чейнджлингские бипланы-разведчики, передававшие по рациям информацию о противнике. Канонада походила на оркестр: одни батареи замолкали, другие наоборот начинали стрельбу по обозначившимся целям. Оленийская артиллерия так же стала опаснее. Теперь они имели более чёткие представления о позициях Агриаса и других, поэтому снаряды стали падать чаще. Лес частично защищал от них, но щепки деревьев становились не менее опасными, чем осколки снарядов.

Штабные автомобили плотной массой стояли во дворе немного потрёпанного загородного имения. Бои шли по всей протяжённости фронта войсковой группы А, здесь и сейчас они имели решающее значение.
На столе было разложено несколько карт, офицеры плотно столпились у них.
— Предприняты все меры, чтобы вражеские части на эстскугском направлении лишились стратегической инициативы. В данный момент олени предпринимают попытки прорвать оборону 11-й фантайнской. — Ларинкс провёл тупой стороной карандаша по линии, занятой частями фантайнцев.
— Что происходит на других направлениях? — Спросил находившийся здесь же Триммель.
— Наши части успешно гонят противника, если так конечно можно выразиться. Линия Мантельхейма преодолена, но быстро наступать пехота не может из-за слякоти на весенних дорогах. Так или иначе, это не мешает раз за разом вынуждать противника к отходу всё дальше вглубь восточной Олении. Серьёзных кризисов пока не возникало, хоть в сводках часто отмечается пресловутое "коварство" противника.
— Потери велики?
— Не выше запланированных, герр генерал-фельдмаршал. — Ларинкс поднял голову от карты и посмотрел на Триммеля. — Но всё равно, я чувствую недостаток подвижных частей и смею осуждать ваше решение направить все моторизированные дивизии в группу Б.
— Вы правы, герр Ларинкс. Пропускная способность мантийского шоссе оказалась сомнительной. Прорыв на том направлении идёт успешно и молниеносно, но отмечаются серьёзные небоевые потери в технике. Была бы на месте фантайнской дивизии дивизия мотопехотная — вы были бы уже в Вейверфронте, можете не сомневаться.
— Сейчас уже ничего не поделать. Как вы думаете, скоро ли король Олении начнёт переговоры?
— Не мне выдвигать предположения об этом, герр Ларинкс, я могу сказать только, что король Йохан выступил самым верным другом и союзником нашей Королевы в сложившемся положении.
Триммель провёл в ставке Ларинкса достаточно много времени, и остался доволен тем, как генерал выполняет поставленную задачу. Отдав несколько последних распоряжений, фельдмаршал покинул штаб группы А. Ларинкс был с Триммелем в напряжённых отношениях, за глаза считая его выскочкой и прохвостом. Это не мешало ему выполнять свои обязанности, но старый генерал всегда стремился избегать лишних встреч и разговоров со своим молодым и непоседливым начальником, который скакал между штабами как сумасшедшая блоха. Характер у Триммеля был странный, он в чём-то походил на опытного артиста, умевшего играть множество ролей, и в любой компании способного пойти за "своего". Для таких как он, путь к славе был так же короток, как и путь на виселицу.

— Какова обстановка? — Голос Альшписа звучал довольно спокойно, если учесть всё, что произошло за это время.
— Отбил атаку, противник отступает, по ним работает наша артиллерия. Видимо, сейчас будет перегруппировываться для новой атаки. — Агриас отвечал примерно так же, несмотря на то, что только что был бой, а вражеская артиллерия начала довольно кучно обстреливать его позиции.
— Ясно. Каковы потери роты?
— Два десятка раненых, убитых нет, но по нам сильно гвоздит артиллерия, так что может всё и серьёзнее.
— Хорошо, скоро прекратят, их батареи уже засекли. Не расслабляйтесь, ждите новую атаку.
— Вас понял!
Телефонная мембрана смолкла, гауптман положил трубку на место и приник к стереотрубе: зрелище было не из лучших, на поле валялись останки тел и остовы танков, артиллерия во всю силу била по полю, несмотря на то, что противнику уже удалось добраться до спасительного леса. Несмотря на этот локальный успех, на других участках фронта всё ещё кипело сражение. Эта победа была выкована ещё до боя, создана при помощи диверсий, авианалётов и дезинформации. Атаки оленийских полков почти на всех пунктах обороны встречали сильный огонь с высот и из засад, танки не могли дать решающего преимущества. Растянувшись в линию и не имея сильных резервов, вражеские силы были обречены на разгром.
Агриас закурил. Чувство азарта снова вернулось к нему, пусть и не так ярко, как раньше. Раненых отправили в батальонный лазарет, роту снабдили боеприпасами, на помощь подошло два расчёта противотанковых ружей. Время потянулось медленно и тяжело, грохот разрывов оленийских снарядов искажался акустикой деревьев. Противник не намеревался атаковать, они или ждали, или опять не могли наладить связь.

Кто-то шёл вперёд, кто-то шёл назад; рвались снаряды, солдаты и офицеры падали на землю без ног и без голов. Что происходит? Наверное даже сам Укко не найдёт ответа на этот вопрос. Бой идёт далеко впереди них, но снаряды падают и здесь, в тылу. Эклунд сидел в окопе, рядом с ним были его солдаты. Их новый полк отступил от города и загородил собой дорогу. Правда, вообще трудно было вообще описать то, что происходило с ними. Приходили противоречивые приказы, мимо них шли войска, а солдаты просто не понимали, что им делать. Сейчас шло сражение, их товарищи из подошедших частей пытались прорвать чейнджлингскую оборону, но явно терпели неудачу.
— Вы чьи?! — В траншею спрыгнул младший офицер, чьих опознавательных знаков было не видно из-за налипшей на него грязи. Олень тяжело дышал, и нетвёрдо держался на ногах, что точно отличало в нём делегата связи.
— Полковника Юста, его командный пункт во-он в той стороне. — сказал Йоаким, указав направление копытом. — Матти, проводи его.
Денщик коротко кивнул. Посыльный прошептал что-то в знак благодарности, и поплёлся за ним. Этот парень весь в грязи, видимо за это время ему не раз приходилось падать на скользкой дорожной грязи.
Впереди гремела вражеская канонада, их батареи гибли одна за другой. Шоссе постепенно заполнялось подводами, полными раненых. Попадались им и ошалевшие солдаты, бежавшие из боя. В большинстве случаев их удавалось вразумить и отправить обратно в части. Йоаким выглядывал из своего окопа, и осматривал происходящее. Это был хаос, и только бойцы их поредевшего полка были якорем некого порядка. Он происходил из рода "морских оленей", и редко пользовался языком своих "лесных" собратьев, но сейчас ему хотелось выругаться самыми грязными словами, которые знал их незамысловатый язык. Он уже не был горячным юношей, но не мог подобрать никаких слов, кроме матерных.
— Герр Эклунд! Вас вызывают в штаб батальона! — Ещё один "бегун", только уже из их части принёс очередное распоряжение. Коротко кивнув сидевшему рядом Калссону, олень выбрался из укрытия и трусцой побежал к другому. Видимо, пришёл очередной приказ. Командный пункт майора Горна являлся таким же окопом, только имеющем телефонный аппарат, стол, и иные атрибуты штаба. Майор начал сразу, встретив Йоакима коротким кивком.
— Полк поднимается в атаку. Это приказ от командования наступающей группировкой.
— В этой толчее что атака, что оборона — всё едино. — Нервно усмехаясь ответил Эклунд.
— Так или иначе, надо наступать... — Майор Горн склонил голову, раздумывая о чём-то тяжёлом.
Полк построился в маршевые колонны. Вокруг творилось чёрт-те что. Так или иначе, была даже какая-то странная радость от того, что их ввели в дело. Ни полковник Юст, ни его солдаты и офицеры не знали точно того, что творится впереди. По колоннам прошёл приказ, полк двинулся на помощь товарищам.
Чем дальше они продвигались — тем страшнее становилась картина. Завязшие в грязи танки и орудия, полевые госпиталя, где раненых было столько, что многим из них не было никакой возможности оказать помощь. Эклунд видел жрецов, которые соборовали умирающих, их проповеди звучали сбивчиво и едва слышно, они боялись как и все, особенно на фоне слухов о том, что жуки не брали священников в плен... Снаряды падали всё чаще и чаще, шальные осколки поражали солдат, некоторые истекали кровью на месте, некоторые пополняли собой число раненых. Передовая становилась всё ближе, а была ли эта передовая вообще? Повсюду шныряли кучки потерявшихся, отбившихся от частей солдат и даже офицеров. Некоторые из них потеряли себя от ужаса сражения, их уже нельзя было ввести в строй.
Колонна батальона вышла к лесу, верхушки деревьев сильно выщерблены осколками снарядов, многие из них повалены, везде лежат тела. Не успев дойти до врага, они уже потеряли несколько десятков солдат ранеными и убитыми. Всё вокруг смердело смертью и нагоняло страх.
— Духи этого места осквернены... — Проговорил Карлссон, осматриваясь вокруг.
— Откуда такая религиозность? — Спросил Йоаким.
— Сам посмотри.
— Вижу. Далать нечего, они мертвы, а мы живы.
Колонна прошла через лес и вышла на другую его опушку, они увидели там несколько десятков бойцов, укрывавшихся за кочками и в оврагах. Это были остатки роты, которая дважды ходила в бой за этот день и потеряла больше половины бойцов.
— Кто тут старший? — ответом послужило молчание, разозлившее офицера. — Кто старший?! — Резко повторил он.
— Старшего нет, старшего порвала на части жучиная бомба и он лежит там где и все остальные. Всё кончено, герр майор. Уводите своих солдат, они перебьют вас всех до одного...
— Кто это брякнул, растак его мать?! — Совсем вышел из себя Горн, он так же был из "морских", но позволил себе выругаться на "лесном" наречии.
— Я, герр майор. — Из оврага выбрался чумазый и побитый боец, сквозь слои грязи проблёскивали ефрейторские петлицы. Он был здесь за старшего, видимо офицеры и правда были мертвы. Горн не стал его долго рассматривать, просто врезал ему копытом так, что тот тут же скатился обратно в овраг.
— Нет времени на препирательства с дезертирами! Мы должны выполнить приказ! Батальон, стройся!
Батальон начал размыкаться в правильную цепь. Уточняющих указаний дано не было, поэтому решено было просто наступать и действовать по обстановке. Глупое решение, идиотское решение, но иного принять было невозможно.
Цепь двинулась вперёд. Вокруг рвались мины и снаряды, перепахивая и утрамбовывая землю.
— Быстрее! Бегом! — Скомандовал майор, и солдаты перешли на лёгкий бег. В других местах выступили и другие батальоны, сформировав таким образом единую полковую линию. Йоаким бежал вместе со всеми, увлекая за собой тех, кто остался с ним. Он не собирался умирать, но ничего не мог изменить.

— Герр гауптман! Они опомнились! — К Агриасу подбежал один из его ординарцев, указывая на поле, бывшее в их секторе огня. Собравшийся было передохнуть гауптман тут же вскочил к стереотрубе: он увидел, как из лесу вышел свежий вражеский батальон, шедший прямо на них. Они ждали эту атаку, но рота уже потеряла часть своей боеспособности, солдаты устали, число активных штыков уменьшилось.
— Телефонист! Соедините меня с миномётами четвёртой роты! — Крикнул он, всматриваясь в наступающие порядки противника. Они не шли, но бежали. Относительно слабый артиллерийский огонь не причинял им серьёзного ущерба. Четвёртая рота была усилена тяжёлыми миномётами и большим числом пулемётов. Альшпис держал её в тылу как мощный резерв. "Ну Альшпис, вот и пригодятся твои пулемёты" — подумал он.
— На нас идёт батальон! Поддержите миномётами! Пристрелочный пункт двадцать пять! — Дрожащим от напряжения голосом проговорил Агриас в мембрану. В ответ он не услышал ни слова, только за мембраной был слышен грозный голос артиллериста: "По двадцать пятой! Пятнадцать фугасов! Беглым! Огонь!".
— Герр гауптман! Наши артиллеристы ждут приказа!
— Зарядить и доложить! — Отмахнулся он, всматриваясь в линзы стереотрубы.
— Заряжено!
— Огонь!
Заухали их пехотные пушки, за ними подхватили ротные миномёты. Вражеский батальон таял на глазах: сейчас они повернут, сейчас испугаются, струхнут продолжать! Олени всегда бегут от их огня, они недисциплинированные трусы!
Противник прошёл зону обстрела, но попал под перекрёстный огонь с высот и из леса. У них были укрытия в виде подбитых танков и тел своих товарищей, олени залегли и начали отстреливаться.
Несмотря на подавляющее превосходство чейнджлингов, перестрелка вышла тяжёлой. Противник стрелял метко и бегло, только подход резервов четвёртой роты и плотный миномётный огонь заставил их отступить.

Над полем боя вновь воцарилась тишина, дело было уже к вечеру. Кое-где ещё шла перестрелка, но на большинстве участков противник оленей отбросили с большими потерями, но и чейнджлинги потеряли многих в этот день. Агриас ходил среди позиций своей роты. Где-то окопы были разворочены попаданиями мин и снарядов, стрелковые ячейки стали могилами для тех, кто там находился. Взводы его роты строились, велась перекличка, перевязка раненых, сбор тел убитых. Этот день выдался тяжёлым, но в этот день они разбили врага наголову.
Гауптман подошёл к оберфельдфебелю Пейтису, старый солдат курил, делая длинные затяжки, прикрывая свои воспалённые от недосыпа глаза после каждой из них. Другие офицеры тоже были рядом и устало курили, их солдаты расселись кучками у костров. Разговоров было мало, накопившаяся за неделю усталость начала тяжело сказываться на них.
— Вы отлично показали себя сегодня. — Неуверенно начал Агриас.
— Да тут не нас надо хвалить. — В полголоса ответил ему Каринкс.
— Когда они на нас чуть было в штыки не пошли, я вообще бежать думал, — встрял в разговор молодой лейтенант, — но мои ничего, выдержали перестрелку. Знаете, я думал, что эти олени вовсе ничего не умеют, раз вы их так бьёте. А они...
— А они сволочи, герр лейтенант! — хрипло смеясь бросил Каринкс. — А вы, герр гауптман, что о них думаете?
— Я солидарен со своими подчинёнными. — С напускной важностью, но при этом улыбаясь сказал Агриас. Ему захотелось поддержать эту шутку, после успешного боя его настроение склонялось к тупой, приглушённой весёлости. Вечером погода улучшилась, ночь обещала быть более-менее сухой и не такой туманной. Чем не повод для хорошего настроения? Зачем огорчаться из-за вещей, которые здесь стали сущими пустяками? Через недельку они уже будут праздновать в Вейверфронте, а тем временем товарищи из группы Б отрежут восточную Олению и возьмут Хьортланд, и тогда эта война наконец кончится. За этой войной последуют другие, иначе не может быть, но это будет потом и в других местах, где климат лучше, а враги ещё трусливее и глупее.
Перекур длился не очень долго, ужин был короток, спать не дали вовсе. Батальон перегруппировался и продолжил наступать. До заветной цели были дни пути, но они уже видели огни далёкого портового города, манящие к себе завоевателей.