Весенняя война

Весенняя война. Глава VIII: Вейверфронтский исход.

"Война, бушующая сейчас на многострадальной земле Олении ярко демонстрирует звериный оскал чейнджлингского империализма. Королева Кризалис, которая штыками реакционной военщины учинила кровавую расправу над чейнджлингским рабочим движением, сейчас намерена поработить и ограбить оленийский народ. Её генералы и фельдмаршалы сейчас продвигают не что иное, как хищнические интересы финансовой верхушки Чейнджлингии, всеми силами поддерживающей тираническую и реакционную диктатуру Кризалис.
Монархический режим Олении оказался неспособен бороться с подготовленной и вышколенной армией агрессоров. Король Йохан Дьявулен, как и его генералы, проявили глупость, недальновидность, халатное и безразличное отношение к собственному народу и стране. Оленийская элита уже спасается бегством в соседние государства, в то время как рабочие и крестьяне выносят все ужасы и тяготы войны, страдая от обстрелов и бомбёжек, под тяжёлым копытом захватнических орд.
Но главная вина за кровопролитие лежит не только на плечах Кризалис и стоящей за ней корпоративно-военной клики. Эквестрия, сильнейшая буржуазно-демократическая держава, правительницы которой на словах ратуют за пресловутые "гармонические ценности", на деле не придают значения преступным действиям озверевших чейнджлингских орд. Молчание и бездействие эквестрийских принцесс дорого обойдётся не только Эквестрии, но и всему остальному миру."

Из заметки северянской газеты "Правда" о Весенней войне. Несмотря на резкое осуждение бездействия Эквестрии, в Сталлионграде в это время так же мало интересовались отдалённым от республики конфликтом. Причиной этому была относительно недавняя отставка генсека Альтидии и начавшаяся в партии борьба за власть.

Морской ветер обдувал усталое лицо, придавая бодрости. Солдаты построились в длинные колонны-очереди, некоторые из них суетились и сновали по пляжу. Многие были без оружия, без шинелей, без форменных портупей и знаков различия, всё это было брошено, потеряно или выменяно на еду и иные вещи. На фарватере бухты стояли корабли Вейверфронтской эскадры: броненосец "Хьортланд", лёгкий крейсер "Эндрёкт" и четыре эсминца, помимо них была целая вереница гражданских судов всех классов и размеров. Портовые причалы были разбомблены вражеской авиацией, в порту бушевало пожарище.
— Быстрее! Быстрее! — Кричал Йоаким Эклунд, маленькая горстка бойцов, оставшихся от его батальона мастерила плот из того, что попалось под копыта. Когда-то он командовал отрядом в несколько сотен штыков, но за две недели непрерывного отступления они почти все погибли, либо отбились от части и сгинули где-то на дорогах, среди отставших и потерявшихся.
За солдатами постоянно прибывали всё новые и новые шлюпки, олени расставались с последней тяжёлой амуницией, лишь бы уместиться в них. Офицеры запрещали бросать оружие, тяжёлые портупеи, но их осталось немного и они не могли за всем уследить. Когда переполненные лодки оказывались неспособны отплыть от берега, морякам приходилось выталкивать за борт лишних пассажиров, это сопровождалось перепалками и благим матом. Все понимали: шлюпок на всех не хватит, как и кораблей. Из разрушенных городских домов и складов тащили всё, что может плавать: брёвна, доски, брус, даже автомобильные покрышки. Отряды умельцев сколачивали из этого плоты, среди них и была группа Эклунда. Эвакуация длилась уже второй день, вражеские войска должны были скоро нагрянуть, а на берегу оставалось ещё около половины всех тех солдат, кто смог пробиться в Вейверфронт.
Матти прибежал из города с несколькими длинными и широкими досками, видимо выломанных из половицы разрушенного дома.
— Смотрите, что я принёс, герр майор! — Проговорил он запыхаясь. Казалось, только ему среди этого столпотворения удавалось сохранить весёлость и оптимизм.
— Молодец! Тащи ещё! — Выпалил в ответ Эклунд, бросившийся помогать своим бойцам с плотом.
— Не беспокойтесь, мы от...
— ВОЗДУХ!!! ВОЗДУ-У-У-Х!!! — Полный ужаса крик заставил денщика осечься. Эклунд тут же поднял глаза вверх: они шли с северо-запада, девять чёрных точек на фоне сине-серого неба.
— Ложись!!! — Крикнул майор изо всех сил, надеясь что его услышат. Кто-то бросался на песок и закрывал голову копытами, кто-то вырвался из колонны и бросился бежать, началась суматоха, они были здесь как на ладони. Сквозь гомон терявшей организацию массы прорывались окрики и приказы командиров, но они уже мало что могли сделать. Всё это заглушил гул моторов и вой сирен, на пляж посыпались бомбы.
Земля задрожала, Эклунд зарылся носом в песок, сжал зубы и закрыл глаза. Вдруг, рядом ударило что-то тяжёлое: фонтан песка сначала поднялся, а потом опустился ему на голову. В уши ворвался чудовищный писк, олень почувствовал, как по щекам стекает что-то горячее. Несколько других таких же ударов послышались в отдалении, на смену им пришёл звук вспахиваемой очередями земли, а потом всё стихло.
В ушах ещё звенело, но ни гула моторов, ни свиста бомб уже не было слышно.
Он тяжело встал и открыл забитые песком глаза... Всё слилось в жуткое месиво: пляж, солдаты, море, город, всё двоилось, троилось и текло, свет резал глаз, будто солнце светило отовсюду. Йоакима повело, голова кружилась и сильно болела, лицо всё в песке и крови, шедшей из ушей. Ноги дрожали, бил озноб, он вот-вот должен был упасть, но сделать этого ему не дали:
— Майора Эклунда контузило!.. — Донёсся до его покалеченных крик верного Матти. После этих слов майор потерял сознание.

— Разведка доложила о вражеских моторазъездах в полутора сутках пути от города. Солдат слишком много, их не переправить за полтора дня... — Мантельхейм ходил по комнате, дымя сигаретой. Он вызвал на разговор полковника Сконсона, командира городского гарнизона. — Так что вам придётся как-то сдерживать вражеские силы.
— Полиция вооружена винтовками, реально задействовать несколько старых броневиков. Старшие курсы морского и военного училища так же могут быть поставлены под ружьё.
— Бросите в бой юнкеров? — Мантельхейм остановился и пристально посмотрел в глаза Сконсону.
— Иначе не получится, герр маршал. — сдержанно проговорил полковник, тупя глаза в пол. Повисло короткое молчание. Тикали часы, телефон и радио молчали, никто уже здесь не ходил. Штаб уже эвакуировался, Маршал тоже собирался покинуть город, но перед этим хотел отдать свой последний приказ.
— Вы готовы бросить на верную смерть юнцов, но готовы ли погибнуть сами? Вейверфронт падёт, это решённый вопрос, самое большее что могут сделать ваши подчинённые — выиграть несколько часов... — Наконец сказал Мантельхейм, глядя куда-то в стену. Он не осуждал полковника и не подбадривал его, это скорее были размышления вслух, будто в этой комнате был он один.
— Это так. Мораль низкая, полиция разбегается кто куда. Пришлось прибегнуть к казням, чтобы остановить это. Юнкеров же слишком мало и они-то точно не выдержат.
— Я даю вам добро делать всё, что вы считаете нужным для того чтобы выполнить мой приказ. — заключил Маршал. — Не теряйте самообладания, когда над нашей страной развеется мрак, вас запомнят как героя, спасшего десятки тысяч жизней.
Сконсон нервно сглотнул, кивнул и отдал салют. Мантельхейм ответил своим салютом и покинул помещение.
Совсем недавно кончился авианалёт. Колонны и оцепления пляжа снова выстроились Выделенные команды оттаскивали убитых и искали раненых. Мимо маршала прошмыгнуло двое санитаров, на их носилках лежал контуженый олень в звании майора. Мантельхейму было не до этого, он торопился. Его ждал катер, успевший перевезти штаб на "Хьортланд" и вернуться.
Когда пал Эстског и фронт армии начал разрушаться, он всё для себя решил. Он освободил себя от присяги Дьявулену, который итак мечтал извести старого маршала. Пусть лучше он спасёт то, что осталось от армии, чем продолжит воевать за бездарного и мнительного короля. Фактически, он стал предателем, но эта мысль сейчас беспокоила Мантельхейма меньше всего.

— Радиографируйте в штаб группы А. моя дивизия, согласно плану операции, выступает с целью сходу овладеть городом Вейверфронт. — Генерал-майор Кресп диктовал донесение радисту, который сидел за своим аппаратом и выстукивал морзянку. Его полевой штаб расположился на одной из господствующих над городом высот, отсюда он мог лично вести наблюдение за своими войсками. Основные силы ещё были в походе, но один из полков и вся дивизионная артиллерия уже были развёрнуты. Генерал намеревался взять город с налёта, не тратя лишнего времени на подготовку. Данные разведки говорили о слабости вражеского гарнизона, а масса эвакуирующихся солдат вряд-ли была способна оказать сопротивление.
— Герр генерал-майор! Телефонограмма из штаба Тианхольмского полка! Они готовы выступить, ожидают начала артподготовки! — Доложил один из штабных телефонистов.
— Пусть выступают с её началом, я распоряжусь.

Рота Агриаса занимала позицию в лесополосе на краю поля, за которым условно начинались пригороды Вейверфронта. Солдаты тихо болтали и посмеивались, усталость от той грязи и слякоти начала проходить. Приморские районы Олении разительно отличались от глуши приграничных территорий. Здесь было много асфальтовых дорог, привалы и ночлеги теперь почти всегда происходили в жилых домах, на нормальных кроватях. Погода стала стремительно улучшаться. Казалось, что чем дольше они идут на юг, тем лучше становится погода, разрешили даже снять шинели и перейти на летнее обмундирование.
Это всё наложилось на полный успех, достигнутый на фронте и вот уже только что проклинавшие всё на свете перевёртыши спокойно и с юмором обсуждали, чем кто займётся после занятия города. Не хватало только раненых, что лежали в госпиталях, да убитых, которым было уже всё равно на славу и почёт.
Вот сзади забухали гаубицы. Короткая передышка закончилась.
— Рота! Вперёд! — Скомандовал гауптман, поднимаясь с земли и увлекая их за собой. Для этой войны уже выглядело архаично, чтобы командир роты шёл впереди, поэтому Агриас вскоре отошёл за цепи своих взводов.
Они прошли поле, миновали несколько фермерских усадеб и загородных поместий, вот-вот они должны были выйти к промышленным кварталам, что находятся на западной окраине города.
А артиллерия тем временем молотила по единственному месту, куда был смысл стрелять. Батареи 11-й дивизии обстреливали пляж, с которого эвакуировались оленийские войска.

Часы отбили одиннадцать утра, когда в штаб полковника Сконсона стали приходить донесения о том, что противник надвигается на город в боевых порядках. Он ожидал этого, но на несколько часов позже одиннадцати утра. Всё обещало рухнуть в одночасье, олень бросился к телефонному аппарату:
— Соедините меня с северо-западным полицейским участком! — Рявкнул он в трубку. Потянулось драгоценное время, наконец с того провода ответили.
— Полковник Сконсон?
— Да! Поднимайте своих по тревоге, вас скоро будут атаковать! Чейнджлинги перешли в наступление! — Последовала ещё одна пауза, полковник уже хотел прикрикнуть на подчинённого, но тот вовремя опомнился:
— Понял вас, выдвигаемся на перекрёсток Алдара.
Услышав утвердительный ответ, полковник так же вышел на связь с другими частями городской полиции. Везде ему отвечали утвердительно. Наконец, он потребовал соединить себя с бронеотрядом, в который входило несколько устаревших броневиков. На этот раз молчание длилось дольше, трубку поднял какой-то незнакомый голос:
— Герр… Полковник?
— Кто это говорит?!
— Старший механик, Трувор Свярд.
— Где делся ваш командир!?
— Он... — Голос в трубке замялся.
— Что он?! — Негодовал Сконсон.
— Он исчез, герр полковник! — Наконец выпалил машинист.
— Ты теперь за главного?!
— Да.
— Всё, выдвигайтесь на перекрёсток Алдара, поддержите полицейских из северо-западного участка.
Вновь молчание, каких-либо звуков по ту сторону тоже не слыхать.
— Герр полковник... Большая часть наших броневиков пришла в негодность, кто-то залил какую-то дрянь в бензобаки и моторы. В пригодном состоянии осталась всего одна машина.
— Исполнять приказ! — Совсем разозлившись крикнул Сконсон, бросая трубку.
Глубокий вдох, затем глубокий выдох, он приводит себя в порядок. За напускной яростью скрывается страх: что он навоюет таким войском, а вдруг на них идёт целая дивизия? Так или иначе, полиция была оповещена.
Сконсон вышел из комнаты, в коридоре его уже ждал старый отставной офицер, назначенный командовать отрядом курсантов сухопутного офицерского училища. Звали его Феликс Турссон.
— Где юнкера?
— Ждут во внутреннем дворе, герр полковник. — в уставной манере отозвался Турссон. — Куда направляетесь?
— Хочу лично осмотреть участки действий, не верю я телефону. Посыльных нет, сами понимаете.
— Понимаю, тут делать нечего. — Прокряхтел Феликс, когда они спускались по лестнице в прихожую.
На улице стоял строй солдат, а вернее, солдатиков. На них были светло-серые, почти белые шинели, вооружены они были несколькими старыми эквестрийскими пулемётами и винтовками с примкнутыми штыками.
— Батальо-он! Напра-а-во! — скомандовал Турссон, курсанты чётко выполнили приказ. Подполковник Турссон с несвойственной старикам прытью занял позицию во главе колонны.
— За мной! Бегом марш! — И отряд покинул внутренний двор, их было чуть больше двух сотен, все кто явился в назначенный час. Сконсон проводил их взглядом, а потом быстрыми шагами вышел из двора и двинулся по улице.
Горожане запирались в своих домах, улицы Вейверфронта пустели. Сконсон шёл к тому самому перекрёстку Алдара, крпупному скрещению дорог на северо-западной окраине города. Оттуда ждали нападения, туда стягивали всё, что могли.
Вдруг, из-за поворота выскочили какие-то фигуры: они мало напоминали уличную шпану, даже издалека и в тени они выделялись своей выправкой. Сконсон замедливался и начал всматриваться в бегунов, вдруг его поразила мысль: "Неужели это полицейские? Кому ещё мотаться по улицам в таком нарядном виде?" Он не хотел верить своим глазам, но это были они. Полковник видел, как на бегу эти трусы рвали с себя знаки отличия, вдруг один из них остановился и одним движением буквально содрал с себя портупею с кобурой, на другом её уже не было...
— Стоять! — Завопил офицер, вставая на задние и готовясь выхватить пистолет. Но его не стали слушать, бывшие служители закона и неудавшиеся защитники города перемахнули через улицу и шмыгнули в тёмный переулок.
Сконсон продолжил свой путь, но ему вскоре начало встречаться всё больше и больше беглецов, на уличной брусчатке валялись винтовки, кепи, пуговицы и ремни. Полиция, на численность которой должна была опереться хрупкая оборона, струсила и разбегалась. Откуда-то донёсся единичный выстрел и обрывки красочной матерной тирады, видимо оставшиеся в себе офицеры пытались привести подчинённых в чувство, но что они сделают?..
Отчаяние брало над полковником верх. Он с самого начала сомневался в боеспособности полиции, и его сомнения оказались правдой. Кто-то специально распалял панику в городе и сейчас это сыграло свою роль. Всё рушилось, скорее всего они не смогут оказать какое-либо сопротивление врагу. Бежать некуда, все генералы уже сбежали на корабли, а на оставшихся на берегу солдат им трижды плевать. Чейнджлинги пройдут по улицам как на параде, а что он? Пойдёт сдаваться в плен? Нет, этому не бывать! Все вокруг предатели и трусы, на него свалили всю ответственность, Мантельхейм освободил себя от присяги Йохану, так отчего же ему не сделать так же?! Сконсон сел на скамейку, ему внезапно стало очень тяжело идти.
— Маршал... Мантельхейм… Приказал мне делать всё, что я считаю нужным. — Громко проговорил Сконсон, расстёгивая свою кобуру. Вдруг к горлу подступили слёзы, но полковник смог сдержать. Он отвалился на спинку скамейки, вынул из кобуры свой пистолет, приставил ко лбу и нажал на спуск.

— Вы поняли меня?
— Так точно, герр подполковник. Пройти по этой улице, все грузовые автомашины — экспроприировать, при отказе и сопротивлении — угрожать оружием...
— Вот и выполняйте. У вас есть тридцать минут.
Группа юнкеров быстро отсалютовала и двинулась по одной из отходящих улиц. Остальной отряд продолжил двигаться к перекрёстку Айдара. Он был уже совсем близко, там должны были находиться силы полиции и броневик, но ни того, ни другого там не оказалось.
Небольшая горстка полицейских курила, сидя у мешков с песком, которыми укрепили перекрёсток. На земле валялась гора мусора, некогда бывшего элементами полицейской формы. Бронемашина так же не подоспели на помощь.
Турссон был спокоен, будто не произошло ничего необычного.
— Что, разбежались? — Спросил он у старшего полицейского как бы уже зная ответ. Тот даже не утрудил себя словами, просто кивнул, не вынимая папиросы изо рта. Подполковник тоже не был сильно расстроен по этому поводу.
— Первая рота — на правую сторону, вторая — на левую! Огонь по моей команде, залпами! — Начал распоряжаться капитан. Курсанты быстро и без разговоров выполнили приказ. Сзади послышалось тарахтение двигателя, вскоре к перекрёстку подъехал грузовик с отправленным на его поиск отрядом.
— Больше не нашли, герр подполковник!
— Этого тоже хватит. Один у машины, остальные — на позиции!
Копыта простучали по старой брусчатке, юнкера укрылись за мешками с песком, формируя подобие шеренги. Воцарилось молчание и тяжёлое ожидание. Наконец, из-за домов показалась плотная цепь тёмно-серой пехоты. Это были чейнджлинги. Они не катили с собой лёгких пушек, пулемётчиков так же не было видно в первых рядах. Они шли быстро, не ожидая встретить кого-либо, считая что дело уже сделано. Однако, они ошибались.
— Батальон! Залпом! Пли! — Прогремел приказ Турссона.
Раздался треск ружейного залпа, забили юнкерские пулемёты. Чейнджлинги сразу увидели их, но что-то предпринять не успели.
— Заряжа-ай! Пли!... Заряжа-ай! Пли! — Кричал офицер, и его подчинённые не прекращали огня. Противник вскоре залёг и начал отстреливаться, над головами засвистели пули, но дисциплинированные курсанты держались твёрдо. На какой-то момент показалось, что им удастся удержать перекрёсток, но вдруг с фланга начали прилетать пулемётные очереди.
— Нас обошли! Отходим! — Скомандовал подполковник, увлекая свой отряд назад. В перестрелке было серьёзно ранено несколько оленей, их погрузили в грузовик и отправили в городскую больницу. Юнкера отходили назад, перейдя с залпов на частый, "моросящий" огонь.
Вскоре они добрались до другого перекрёстка и там снова заняли оборону. Судить о чём-либо ещё было проблематично, поэтому Турссон послал гонцов в другие районы города, где ожидали противника. Он намеревался запросить подкреплений и дополнительные боеприпасы.

Цепь батальона Альшписа подходила к городу с запада. Здесь находились промышленные кварталы и спальные районы, ничего интересного и примечательного. Авиация серьёзно прошлась по этим местам, сильно разрушив или повредив большую часть фабричных корпусов.
Рота Агриаса миновала предместья и втянулась на довольно широкую улицу, в которую превращалась входившая в город с запада дорога. Вокруг было тихо, слышен был только звук канонады, да какая-то стрельба в северо-западной части города. По улицам слонялись бродяги и пьянчужки, из окон уцелевших домов изредка высовывались головы местных обитателей, с ужасом смотревших на чейнджлингов.
"Дурное место, чем-то напоминает Вракс." подумалось Агриасу, когда тот осматривал местную архитектуру. Действительно, выглядело всё довольно бедно, а картина разрушений придавала лишь всё усугубляло. Из-под развалин периодически показывались фрагменты тел, он видел как несколько сестёр милосердия укладывали на носилки раненых, вовсе не обращая внимания на его солдат, идущих совсем рядом. На земле валялись обрывки одежды и бинтов, битые кирпичи, щебень, брошенные вещи. Бывшие когда-то атрибутами чьей-то жизни, сейчас они бесхозно валялись на искалеченном бомбами асфальте, покинутые и брошенные.
Однако, вскоре им стало вовсе не до сантиментов. Впереди был перекрёсток, занятый противником.
— К бою! — Скомандовал Агриас, взводы быстро рассеялись, солдаты прижались к стенам домов. Пушки были ещё далеко, но гауптман расчитывал пробить вражескую оборону и без них.
Улица, по которой они шли не была прямой, но немного уходила в сторону, поэтому они не сразу увидели неприятельские позиции. Перекрёсток был укреплён мешками с песком, едва увидев его чейнджлинги начали стрелять из винтовок и пулемётов. В ответ полетели редкие винтовочные выстрелы, бойцы Агриаса начали продвигаться под прикрытием своих пулемётов, ведя плотный огонь. Всё оборачивалось в их пользу, как вдруг кто-то крикнул: "Броневик!"
Из-за развалин жилого дома выехала вражеская бронемашина, вызвав у Агриаса острое чувство дежавю. Грянул пушечный выстрел, в боевых порядках чейнджлингов разорвалась фугасная граната.
— Залечь! — Скомандовал Агриас. В ушах звенело, в голову ударил адреналин. Рота быстро повиновалась приказу, только роли поменялись: забили башенки бровеника, подавленная пехота начала чаще огрызаться из винтовок, откуда-то затрещало два или три копытных пулемёта.
Чейнджлинги прятались за кучами мусора и в переулках, кто-то просто вжимался в землю и гиб под вражескими пулями. Пулемётчики отчаянно отстреливались, но вновь прижать врага к земле не удавалось.
— Командира бронебойщиков ко мне! — Агриас продолжал управлять боем, они не были застигнуты врасплох. Вскоре к нему подполз лейтенант, командовавший приданными роте расчётами бронебойщиков.
— Твои солдаты на фланге Пейтиса?
— Так точно, герр гауптман!
— Вы знаете что делать, уничтожьте броневик!
Лейтенант коротко кивнул, и начал отползать к своим бойцам. Приказ был передан, стрелки с противотанковыми ружьями расползлись на три разных позиции. Вот один их них вскинул винтовку: раздался выстрел, отдача мощно ударила стрелка в плечо, того аж перекосило от боли. Тяжёлая пуля попала в стальную тушу машины, но выстрел не нанёс броневику вреда: одна из башенок довернула влево, и очередь скосила стрелка. Другой бронебойщик даже не успел выстрелить, третий был прижат к земле мощным огнём. Это зрелище ужасало гауптмана, но ненадолго: нужно было что-то делать, он просто не имел права дрогнуть перед подчинёнными.
— Цугфюрера Пейтиса ко мне! — Командир роты перекрикивал грохот боя. Несмотря ни на что, его рота продолжала драться и сохранять порядок. Его приказ был продублирован несколькими бойцами и быстро дошёл до Пейтиса.
— Я здесь, герр Гауптман! — Офицер перебежал со своего фланга к Агриасу, ему повезло не быть задетым вражескими пулями.
— Хорошо! Придаю одному твоему отделению всех сапёров и бронебойщиков, подберитесь к противнику через переулки, уничтожьте машину!
— Понял вас!
Отряд из пионеров и пехотинцев скрылся в переулке. Прошло несколько минут, через грохот перестрелки прорвался стрёкот копытного пулемёта, бой винтовок и автоматов. Они напоролись на сопротивление, противник был готов их там встретить. Броневик начал медленно пятиться назад, не прекращая вести огонь из всех орудий. Бой продолжался, он длился уже больше часа. Вернулась из переулка поредевшая группа истребителей, не сумевшая прорваться к своей цели.
Гауптман цу Вахт оскалился, ударил в бессильной ярости копытом по земле. Оставить орудия далеко позади было огромной глупостью, они дорого за неё поплатились. Но вот огонь вражеской пехоты резко начал слабеть, с соседней улицы послышались раскаты ружейно-пулемётного огня, на помощь подошла соседняя рота, обошедшая противника с фланга.
Вдруг, одна из пулемётных башенок осеклась и замолчала, за ней умолкла и другая. Люки на машине откинулись, оттуда в дикой спешке полез экипаж. Среди бойцов роты раздался крик Каринкса: "Бутылку трофейного тем, кто их пристрелит!". Неприятельский броневик живым не покинул никто.
Пехота противника начала беспорядочно отступать, только сейчас чейнджлинги увидели, что это были не солдаты, а полицейские и кто-то отдалённо напоминавший моряков. Они бросились в рассыпную, бежали со всех ног кто куда, лишившись порядка и дисциплины.
Агриас поднялся с земли, только сейчас поняв, что ранен. Какой-то мелкий осколок разорвал его китель на спине, пробил панцирь и застрел под ним, вызывая боль и сильный зуд. К нему подбежал командир взвода, присланный на место раненого Карриана.
— Герр гаупмтан, может вам следует отойти в госпиталь? — Робко спросил он.
— Наплевать! — резко отмахнулся Агриас. — Я доведу своих солдат до конца, можно и потерпеть. Эй, товарищ! — Он подозвал своего верного денщика-охотника, чудом уцелевшего в бою.
— Я! Герр гауптман!
— Дай-ка мне запасной китель.
Верный чейнджлинг кивнул и полез в свой ранец-седло. Осколок вошёл под углом и серьёзно распорол сукно, принявшее на себя часть силы попадания. Ходить с большой дырой на спине было бы совсем нехорошо, поэтому Агриас, сохранявший толику везалипольского чистоплюйства, приберёг себе ещё один китель, на всякий подобный случай.
Рота продолжила наступать, гауптман вскоре нагнал своих солдат, повстречавшихся с бойцами соседней роты, которой командовал его хороший товарищ.
— Вас ведь там серьёзно поприжали, а на вас китель как новый. — Сказал другой гауптман, после того как они обменялись салютами.
— Да так уж вышло, — скрывая смущение ответил Агриас, — разное на войне бывает, не так ли?

Жуки продолжали напирать, у курсантов стали кончаться патроны. Они медленно отступали к городской ратуше, противник рвался за ними по пятам. Турссон бесстрашно ходил под пулями, его подчинённые дрались дисциплинированно и отважно. Юноши стали мужчинами, убивая и умирая, выигрывая драгоценное время для братьев на берегу. От двухсот штыков осталось сто шестьдесят, но никто из них не дрогнул, стоя не на жизнь а насмерть, заставляя врагов дорого платить за павших. Это были будущие офицеры, прекрасно обученные и дисциплинированные, но захватчиков было просто больше...
Ещё одна улица оставлена, ещё несколько молодых воинов осталось на окровавленной земле.
— Герр подполковник! Герр подполковник! — Феликс услышал срывающийся юный голос и стук приближающихся копыт. Это был гонец из западной части города.
— Герр подполковник! Они прорвались к западу от фабрик Локия, нам заходят в тыл!
И впрямь, сзади донеслись отдельные выстрелы и плотные очереди пулемётов. Сопротивление там не выдержало, враг теперь был повсюду.
Турссон недолго принимал решение, на его поседелом лице пролегли глубокие хмурые тени.
— Батальон! Бегом! Назад! Пулемётчик, дай очередь!
— Юнкера повиновались, занятые позиции были оставлены, пулемётчик отстрелял остаток барабанного магазина по наступавшим чейнджлингам, а затем так же припустил за всеми. Они отступали так несколько улиц, наконец оторвавшись от противника.
— Батальон! В две шеренги — стройсь! — Гаркнул Феликс Турссон. Его приказ был исполнен. Он хотел сказать ещё что-то, но вместо этого вдруг замолчал, будто в нём боролись нравственные силы. Олени увидели тяжёлую усталость на его лице. Подполковник был мрачен.
— Юнкера!.. — Твёрдо, но с усилием проговорил офицер. — Рвите погоны и петлицы! Бросайте оружие, бегите на пляж! Я останусь и задержу неприятеля.
Строй стоял как вкопанный, растерянно глядя на старого командира. Никто не был готов выполнить приказ.
— Но... Герр подполковник...
— Не сметь прекословить! Спасайте себя, шельмы! Рвите погоны, бегите на пляж! Бе-ги-те на пляж! — Подполковник кричал со всей силы. Все поняли: он жертвует ради них. Драться уже нет смысла, город фактически потерян, они выиграли достаточно времени, пора спасаться, прорываться к морю, к спасению! Юнкера один за другим подчинились приказу: на землю полетели погоны и петлицы, олени срывали их вместе с шинельным мясом, винтовки так же были брошены. Турссон принял от пулемётчика оружие и зарядил его. Он залёг, уперев старое оружие сошками в землю. Один из убегавших юнкеров обернулся и в последний раз посмотрел на своего командира, сегодня заменившего им всем отца. Тот смотрел в прицел пулемёта, распластавшись на земле. Юнкер продолжил бежать, отряд рассыпался по проулкам и тесным улочкам старого Вейверфронта, спасаясь от чейнджлингов. Они слышали длинные, отчаянные пулемётные очереди, это Феликс Турссон отстреливался от напиравших чейнджлингов. Они вскоре смолкли, сердце каждого юнкера сжалось от тоски и боли, как будто погиб последний воин оленийского народа. Погиб, как подобает — крепко сжимая в копытах оружие, в неравной битве с полчищами врагов. Он наверняка уже присоединился к вечному пиру Укко, воссев среди подобных себе под сенью огненных чертогов...

Снаряды с диким свистом перепахивали белый песок вейверфронтского пляжа. Погибших уже никто никуда не оттаскивал, они валялись на земле как пустые войлочные мешки, раненых становилось всё больше. Снаряды так же рвались и в воде, вызывая фонтаны брызг и переворачивая уже отчалившие от берега шлюпки. Последние части армии Мантельхейма уходили с пляжа. Из города уже доносились звуки пальбы, но судья по всему, Сконсон ещё удерживал вошедшие в город части чейнджлингов, выигрывая драгоценные минуты. Из прибрежных деревушек и городков продолжали приходить суда, принимавшие на борт солдат и офицеров. Раненых решено было увозить самыми последними, времени становилось в обрез и Маршал был готов ими пожертвовать.
Йоаким начал приходить в себя. В ушах ещё звенело, но муть и головокружение отступали. Он лежал на носилках в госпитале, а вернее в месте, которое называлось так. Между двумя или даже тремя тысячами раненых бешено носилось несколько десятков врачей и медсестёр, они успевали только менять бинты да давать воду, трудно это было назвать это лечением.
— Что вы здесь делаете? Посторонним сюда нельзя! — Над ним послышался голос врача, он довольно чётко видел его белый халат.
— Мы подчинённые майора Эклунда, мы пришли забрать его. — Йоаким тут же узнал голос Карлссона, как же он был рад этому голосу!
— Зачем? Я вам не могу вам позволить, я отвечаю за этого раненого, я не могу отдать его вам!
— Немедленно отдайте его нам, иначе я вас пристрелю! — Раздался звук расстёгиваемой кобуры. Врач отпрянул и прошептал под нос: "Делайте с ним всё что вам угодно..."
Его носилки взяли и понесли. С Карлссоном был так же Матти. На его молодом лице была глубокая царапина — отметина после вчерашнего авианалёта. Как он потом в шутку признался, царапину ему оставил не осколок бомбы, а щепка от тех толстых досок, которые он принёс. От плота, который они делали, попадание бомбы не оставило ничего.
— Бросьте носилки, я могу идти сам. — слабым, но твёрдым голосом произнёс майор. Его просьба была исполнена, ходить он действительно мог, пусть пока и не так хорошо. Ему оказали своевременную помощь, поэтому он смог так легко отправиться. — Карлссон, Матти, вы меня отбивали у докторов?
— Герр майор, вы слышали, что всех раненых хотят бросить? — Офицер ответил вопросом на вопрос.
— Нет, не слышал. — От этих слов Йоакиму вдруг стало немного хуже. Как Маршал мог опуститься до такой подлости?!
— Этим учёным эскулапам жуки ничего не сделают, а вот раненные им уж точно живьём не нужны... — в разговор высших чинов вклинился Матти, чему оба не были сильно против. — Мы, как бы вам сказать, зафрахтовали тут один кораблик. Места хватит для всех наших кто уцелел, да ещё на оленей пять-шесть в придачу.
Йоаким вскоре сам увидел, о чём идёт речь. У небольшого самодельного причала стояло рыбацкое судно, у причала ждал его крохотный отряд и ещё несколько прибившихся солдат. Таких причалов было сооружено несколько штук, к шлюпкам с крупных кораблей присоединились и вот такие малые посудины.
На борту судна была прибита жестяная доска с выдавленным на ней названием на центрально-эквестрийском. Рядом с дощечкой белой известью было аккуратно выведено изображение солнца с тонкими вьющимися лучами.
— Герр Винди, этот пассажир последний! — С этими словами Карлссон взошёл на борт. Капитаном судна был пони, из-за войны застрявший в одном из оленийских рыбацких деревень.
— Хорошо. В трюме поместится. — Вид у жеребца был неважный, он будто сидел на иголках. Судно было всем его состоянием, он боялся того, что при попытке уйти в Эквестрию оно будет потоплено или повреждёно силами одной из сторон.
— Погодите-ка, он наш командир. — Возмущённо, но всё ещё учтиво возразил Карлссон.
— Ладно, ладно! Простите мне мою дерзость. — Капитан явно испытывал страх перед Карлссоном, а вернее перед содержимым его кобуры. Вокруг рвались снаряды, один из них упал рядом, заставив кораблик сильно накрениться. Пони начал быстро и резко отдавать указания на эквестрийском языке, в его приказной речи часто мелькало слово на букву "ф".
Вскоре корабль отчалил, родной берег Олении остался позади. Там уже начинали грузить на суда и шлюпки раненых, силы оцепления вокруг пляжа так же начали отходить для эвакуации. Сюда смог пробраться и кто-то из юнкеров Турссона, некоторые гражданские так же смогли прошмыгнуть на эвакуационные корабли. Последние оленийские военные покидали пляж, жертва юнкеров и оставшихся в строю полицейских позволила перевезти на корабли всех раненых, которых сначала собирались бросить на откуп врагу. С моря Вейверфронт выглядел особенно красиво, это были восточные торговые ворота Олении, где всегда кипела жизнь и бурная коммерция. Сейчас же над ним возвышались столбы чёрного дыма от горящих нефтехранилищ и заводов. Война изуродовала это место как и много других.
Корабль Винди смог выйти из зоны артиллерийского огня, наступило хоть какое-то спокойствие. Вид брошенного города и отходящих от него кораблей, пляжа, на котором уже не оставалось живых. Эклунду вдруг стало очень горько. Они ведь и впрямь уподобились крысам, бегущим с корабля, какие они теперь солдаты? Там, на суще он делал всё, чтобы сохранить свой батальон, сейчас же у него под командой осталось меньше взвода. Он стремился спасти свою жизнь, но теперь, видя уходящую землю Восточной Олении, его родную землю, он чувствовал себя ничтожеством, предателем и грязным подлецом. Ужасная трагедия, несчастная страна...
Вдруг у него над ухом кто-то резко и яростно выругался. Это был Карлссон.
— Что произошло? Зачем так крыть? — Спросил его Эклунд.
Карлссон просто указал на небо. Там снова показались они, и было их уже не девять, а двадцать семь. Пикировщики чейнджлингов шли в сомкнутом боевом порядке, шли бомбить и топить корабли вейверфронтской эскадры. На кораблях началась суета. В спешном порядке приводились в боеготовность орудия ПВО, старые оленийские корабли не имели мощной противовоздушной защиты, на них в данный момент находились десятки тысяч солдат и гражданских... Эклунд, Карлссон, Матти и капитан эквестрийского рыбака принялись наблюдать за этим чудовищным зрелищем.
Забило корабельное ПВО, пикировщики же всем скопом ринулись на старый броненосец "Хьортланд", на котором было меньше всего зенитных пушек. Они стремительно приближались к набитому оленями кораблю, готовясь сбросить на него свой смертельный груз, но зенитные пушки с нескольких эсминцев и стоявшего рядом "Эндрёкта" сбили несколько бомбардировщиков, вынудив их отступить. Тогда чейнджлинги предприняли вторую атаку, на этот раз избрав целью лёгкий крейсер. Перегруппировавшись в воздухе, они снова пошли в атаку. Теперь ПВО атаковало их под прямым углом и его огонь стал менее опасным. Чернокрылые машины приблизились на нужную дистанцию, и с воем сирен начали пикировать, их бомбы легли точно в цель.
"Эндрёкт" на несколько секунд превратился в огненный шар. Чудовищная вспышка света ослепила всех вокруг. Взорвался орудийный погреб крейсера. Несколько тысяч погибло в первые секунды после взрыва, остальным же не оставалось ничего иного, как прыгать за борт, в холодную воду Лунного залива. Выловить смогли не всех. На многих кораблях, стоявших на рейде Вейверфронта уже не хватало места, чтобы принять ещё солдат. Их спасали как могли, и многих удалось втащить на палубы эсминцев и гражданских судов, тогда как многим другим не оставалось ничего, кроме как плыть обратно к берегу, либо гибнуть в смертельно холодной воде.
Экипаж и пассажиры рыбацкого корабля ошеломлённо смотрели на картину, будто бы вышедшую из чьего-то ночного кошмара: огромное множество копыт, туловищ, голов бултыхались в воде, пытаясь ухватиться за обломки быстро ушедшего под воду корабля. Их спасали, для них спускали шлюпки и плоты, но их было слишком много...
— Я... Я ещё могу помочь им. — С сильным акцентом сказал пони, сглатывая слюну.
— Да... — почти прошептал Матти, заворожённо смотревший всё это. — Герр капитан, пожалуйста, помогите им!
Они смогли поднять на борт ещё тридцать оленей, но ним к тянулись ещё сотни копыт и голов, снизу доносились мольбы и проклятия. К сожалению, они уже не могли им помочь. Взяв на борт всех кого могли, корабли флота эвакуации стали покидать вейверфронтский рейд. Этот день стал чёрным днём страны, которую они покидали. Для десятков тысяч оленей начиналась тяжёлая и непредсказуемая жизнь в эмиграции с мизерным шансом увидеть свою страну вновь. Они будут желать вернуться, умолять Селестию вернуть им их страну, но это будет потом. Сейчас они просто спасали свои жизни.

День подходил к концу. Подавляя остатки разрозненного сопротивления чейнджлинги не успели застать эвакуирующиеся войска на берегу. Вид самого пляжа поражал: горы брошенного оружия и амуниции были раскиданы тут и там, олени бросали всё, лишь бы спастись. Сегодняшний день не должен был быть омрачён тяжёлыми потерями, но некоторые роты и батальоны тианхольмского полка потеряли довольно много штыков ранеными и убитыми в ходе стычек.
Агриас стоял на перепаханном бомбами и снарядами, заваленном мусором пляже. Вдалеке мелькали едва видные силуэты уходивших оленийских кораблей, на месте ушедшего под воду "Эндрёкта" всё ещё плавало много обломков. Вид морского побережья поражал воображения чейнджлинга, за свою недолгую жизнь видевшего лишь сушу да ульевые коридоры. Оно было прекрасно и бесконечно, а розовые краски заката лишь делали его красивее.

Генерал-майор Кресп стоял на высокой набережной и тоже смотрел на море. Вдруг, сзади послышался звук двигателя штабного автомобиля. Командир дивизии обернулся, и увидел как выехавшую из-за угла машину покидает генерал-полковник Ларинкс. Ченджлинги обменялись салютами.
— Герр Кресп, я доволен вашей проницательностью и тем, что вам не потребовалось иных сил кроме ваших для овладения этим важным городом.
— Рад служить Королеве, герр Ларинкс. Но мы упустили оленей, они улизнули от меня в последнюю минуту.
— В этом нет вашей вины, таковы превратности военной удачи. Надо понимать, что оленийский командующий спас вовсе не армию, но бесформенную и безоружную толпу. Такая же толпа недавно переправилась через реку Сиддл, к северу отсюда. Не стоит беспокоится о том, что они усилят нашего будущего врага.
— Да... — Кресп снова повернулся лицом к морю. Ларинкс присоединился к созерцанию Лунного залива. Однако, в их взгляде не было восхищения, лишь жадность и амбиции. Генералы не видели моря и неба, но видели землю, что начиналась за Лунным заливом.
Они видели богатую и великую страну, желанный приз для их Королевы и большой куш для их честолюбия. Им представлялись завоёванные города, военные парады и торжественные банкеты, орденские ленты и новые звания, белые флаги с чёрными коронами, что будут реять на белокаменных башнях, величайшей столицы мира...
Они видели славу и почёт, воплощение всех своих планов и амбиций. Едва закончив одну войну, они уже мечтали начать другую.