Город дождей
Жрецы
Оставшийся путь до южного тракта не представлял из себя ничего сложного. Паджентри не соврал: идти оставалось совсем недалеко. Да и заблудиться было негде.
Друзья уже видели впереди выход на каменную дорогу, когда упёрлись в границу дождя — стену из падающих вертикально капелек, за которой заканчивалась мистическая непогода. Как и настоящая граница, она как-будто разделяла нормальную Эквестрию и этот её странный и пугающий уголок. В Эквестрии светило Солнце, в Эквестрии тропинка по которой им предстояло пройти ещё совсем чуть-чуть была сухой, в Эквестрии не было никаких богов, и Сэмми сделал шаг в Эквестрию.
— Что ты творишь? — услышал он вопрос Лётчика, когда уже успел коснуться сухой земли одной из передних ног.
— Ухожу, ты же видел, что там происходит и слышал, что говорил тот пегас. Те пони не хотят, чтобы мы ушли, а мы хотим. Нам ещё надо дойти до Кантерлота, — Сэмми говорил не оборачиваясь, ему больше не хотелось смотреть на дождь за спиной.
— Постой, я шёл за тобой и думал, что у тебя есть план, поэтому и молчал. Но твой план — это просто уйти? Сделать то, что хочет Паджентри? Бросить там Найта и всех остальных?
— Почему бы и нет, чем этот план хуже любого другого? В город возвращаться нет никакого смысла, я боюсь этих пони и не понимаю.
— Боишься?
— А ты нет? Ты забыл, как они себя вели? Я никогда раньше не видел пони такими: они кидались на нас всем городом, кричали…
— А ты слышал, что они кричали?
— Нет, — признался Сэмми, и его уверенность слегка подкосилась, — я, я был слишком не в себе.
— Они говорили о надежде, дружище, той самой надежде, которую нельзя уносить просто так. Уж не знаю, на что они надеются и насколько эта надежда для них дорога, но, — Лётчик выдержал паузу сам не веря тому, что собирается произнести, — они вышли на улицу, чтобы увидеть эту надежду и, если повезёт, удержать её.
— Зачем же тогда Паджентри отправил нас прочь?
— Возможно, ему не нужны конкуренты. Быть монополистом на рынке надежд неплохо, согласись.
— Впереди Солнце, — ослик закрыл глаза, Солнце никуда не исчезло.
— А позади дожди, вечные дожди.
— Они прекратятся, как только мы уйдём…
— Так сказал Паджентри.
Сэмми обернулся, а граница дождя сдвинулась, поглощая ту его часть, что ей какое-то время не принадлежала.
— И что мы можем сделать? — спросил ослик осматривая лес вокруг.
— Спасти нас.
Друзья повернулись в сторону голоса и увидели кобылку подростка, прижавшуюся к стволу дерева. Сэмми узнал в этой пони свой ночной мираж, но не знал стоит ли радоваться её новому появлению. Он вообще всё ещё пребывал в смятении и не мог определить каковы его желания и куда исчезла вера в надежду. Вера, которую она в нём разожгла.
— Кого “вас” и как спасти? — Лётчик сделал сделал несколько шагов вперёд, чтобы лучше рассмотреть неожиданную собеседницу.
Она оказалась серой, как и предполагал Сэмми тогда в таверне, нескладной пони с голубыми волосами. А ещё она была совершенно сухой, как будто просто появилась под деревом, а не шла к нему по редкому лесу под струями дождя.
— Нас. Тех кого вы видели в городе, меня и тех с кем вы ещё не успели познакомиться. Как? Очень просто: с одной стороны, для этого не нужно быть сильным и напористым земнопони или быстрым, ловким и бесстрашным пегасом; искусно владеть самыми сложными заклинаниями единорогов тем более не требуется. А с другой стороны трудно, ведь никто нас так и не спас. Лишь один очень странный пони по имени Виктор, что путешествовал в компании какого-то неизвестного двуногого существа, смог спасти одного из нас. Только одного, на большее у него сил не хватило.
— А у нас должно хватить? — удивился Лётчик. — И что, всё-таки, нужно сделать?
— Пойдёмте, я покажу.
Юная пони указала движением головы дорогу и пошла по ней первой. На ней не было дождевика, однако, выйдя из-под дерева, она всё ещё оставалась сухой — дождя для неё как-будто не существовало. Друзья за вчерашний день ходили за незнакомыми странными пони, общались с незнакомыми странными пони, убегали от незнакомых странных пони довольно много раз и, кажется, для них это стало некоторой нормой или временным отклонением. Они пошли следом, даже ничего не сказав, только кивнув друг другу.
Когда понечка — а Сэмми с Лётчиком так и не узнали её имени — привела их к небольшому озеру, на её серой шерстке так и не появилось ни одной капли воды, как не было ряби от их и на идеально ровной и спокойной поверхности озера.
— А тебе совсем-совсем не нужно прятаться от дождя? — обратился Сэмми к кобылке, когда та остановилась на берегу озера.
— Зачем прятаться от того, чего нет? Вы взрослые такие глупые всё же. От этого и все проблемы, — сказав это, она шмыгнула носом.
Лётчик, услышав её слова, прислушался к ощущениям внутри себя. Особенно к тому второму — странному и, похоже, постепенно сводящему с ума. Ухватившись за него, пегас наконец-то понял о чём всё это время кричали его чувства… Нет никакого дождя. От нахлынувшего откровения он даже скинул свой капюшон, но дождь, наплевав на ощущения пегаса, тут же намочил его гриву.
— Но он есть, — с обидой на такой жестокий обман, сказал Лётчик и надел капюшон обратно.
— Если бы это было действительно так. Но это не важно на самом деле, важно что вы не ушли и хотите помочь.
— Для начала нам бы хотелось понять, что вообще происходит, — Сэмми окончательно пришёл в себя, ему больше не хотелось сбежать лишь для того, чтобы продолжить дорогу.
— Мы попытаемся объяснить, — кобылка коснулась копытом озера, — кстати, мы почти пришли, и сейчас я попрошу у вас кое-что… Оно может показаться странным, но вы не бойтесь и просто делайте, хорошо?
— Мы постараемся, — пообещал ослик.
— Хорошо, — кивнула кобылка и улыбнулась друзьям, — следуйте за мной.
Серая понечка сделала шаг и исчезла в озере. При этом не было даже брызг: она как-будто прошла сквозь воду, а не упала в неё. Друзья подошли вплотную к воде — в ней ничего не отражалось, и ничего не было видно, просто одна сплошная синева. Идеальная.
— Ну, не поворачивать же теперь назад, — Лётчик дотронулся до воды, она была теплой.
— Мне казалось, ты любишь жизнь, — Сэмми повторил жест друга.
— Да брось, ей ничего не угрожает. Надеюсь, — пегас сделал глубокий вдох и шагнул в озеро.
Сэмми закрыл глаза и последовал за ним.
Через мгновения его глаза уже были открыты, но вокруг была не вода, а бескрайние небесные просторы и прекрасные пейзажи внизу. Сэмми думал испугаться, но он больше не имел тех чувств, к которым привык. Более того, больше он не имел и тела — он просто был способен видеть, радоваться, любить и летать там, где ему заблагорассудится, изменять мир под себя, забыть о таком понятии, как время. Своим желанием Сэмми мог заставить расти деревья или цвести цветы, он мог устроить ураган или создать чудесную погоду, наслаждаться которой можно было бесконечно. Сэмми знал, что он не один — таких как он было много, но никогда ему не придется с ними встречаться. И не важно, секунда ли пройдет или тысяча лет.
Но потом на земли внизу пришли странные существа. Сэмми они отдалённо напоминали себя бывшего, но он не мог точно вспомнить был ли когда-то похож на кого-то из них. Вскоре существа стали доставлять Сэмми неприятности — он больше не был свободен, они своей магией заставляли его менять мир как нужно им, а не как хочет он. Если существам нужен был дождь, Сэмми делал дождь, если существа решали, что пришло время снегов, он начинал снегопады. Сэмми не нравилось исполнять чужую волю, и хоть почти все из подобных ему подчинились существам, он знал, что были единицы, сумевшие найти укромные уголки, в которых существа не были над ними властны. Он покинул привычные земли и отправился в путь. Существа — они назывались пони, теперь Сэмми знал это, и слово пони казалось ему чем-то знакомым — были практически повсюду. Они даже на облаках начинали строить свои города. И это всё благодаря таким как Сэмми.
То, что здесь, недалеко от озера, пони не смогут заставить его сделать хоть что-то, Сэмми понял сразу. И то, что это место являлось последним из тех самых укромных уголков — тоже. Но пони всё равно пришли в его новые владения и даже начали строить город. Сэмми был зол на пони и поэтому не просто не собирался исполнять то, чего они пытались от него добиться, но и просто вредничал, делая всё наоборот. Им не хватало воды и они просили дождя, чтобы рос урожай? Значит должно было быть Солнце и только Солнце! Ни одной тучке он не позволит приблизиться к их полям и пролить хоть одну каплю воды. Он думал, что так прогонит пони, заставит их уйти, как они заставили уйти его самого. Но он ошибся.
Пони оказались упорными, они достроили свои дома и, хоть город и покинули почти все пегасы, не сумевшие смириться с собственным бессилием, многие верили в лучшее будущее. И, как ответ на их веру, в город пришли странные пони в сине-золотых балахонах. Они не понравились Сэмми, он чувствовал в этих пони опасность своей неприкосновенности, поэтому стал наблюдать за ними.
— У всего есть цена, и её придется заплатить, — однажды, довольно улыбаясь, сказал главный из не понравившихся Сэмми пони.
И пони, что основали город, согласились. Теперь Сэмми присматривал за ними всеми гораздо внимательнее. Пони в балахонах раздали остальным камни и сказали, что всё произойдет завтра на рассвете. Если бы это было во власти Сэмми, он бы просто не дал рассвету настать, но за это отвечали другие.
Он смотрел как в своей комнате, обняв тряпичные куклы, плакала уже почти взрослая кобылка с детским голосом. Рядом сидела мама и пыталась её утешить. Они были похожи — мать и дочь. У одной была чуть светлее шерсть, у другой — грива и хвост. У одной на голове был рог, а у другой нет. Но при всей внешней похожести они не понимали друг друга. Мама не понимала, что дочка хочет продолжить жизнь обычной пони и её не прельщают обещания, что щедро раздают пони, пришедшие недавно. Дочь не верила, что мама действительно хочет для неё только хорошего. Но в итоге младшая пони согласилась с доводами старшей… Всё-таки она была ещё жеребенком.
Они все собрались в пещере, неподалеку от города. И те пони, что строили его и те, что пришли недавно. Они волновались, но ещё больше волновался сам Сэмми, ведь они собрались, чтобы лишить его свободы. Жеребят поставили вокруг какого-то выглядящего здесь чужим столба. Родители проходили к нему мимо своих детей, чтобы вставить в него камень или несколько камней, а потом вернуться обратно, поближе к выходу из пещеры. Предпоследней была мама той кобылки, что любила шитые куклы. После неё к столбу подошёл совсем старый пони, и как только его камень оказался на месте, а сам старик успел отойти от столба и вернуться к остальным взрослым, пещера задрожала. Родители попытались броситься к своим жеребятам, но мощный толчок повалил всех на пол. Упал даже Сэмми, впервые в своей жизни. А затем пол пошёл трещинами и тот его участок, где стоял столб и лежали жеребята, ушёл под землю, образовав своего рода колодец, в который затянуло и Сэмми.
Он испугался. Никогда прежде он не испытывал страха и тем более не был подвластен физическим ограничениям, а сейчас он даже не мог просто оторваться от земли. И пока все они беспомощно лежали на полу, пещеру начало трясти ещё сильнее — вслед за полом обвалились своды пещеры, отрезая родителей от своих жеребят, стены колодца покрывались трещинами из которых хлестала вода. Та самая вода, о которой так долго просили горожане, очень быстро заполняла собой заваленный сверху колодец, обрекая жеребят на смерть.
Они тонули, захлебывались, но сил и воздуха на крики не оставалось. Сэмми чувствовал их страх, их мольбы о помощи, их желания оказаться рядом с родителями. Он попробовал заставить воду впитаться обратно в камень, но ничего не произошло. Он попытался пробить путь наверх, но опять ничего не получилось. И тогда он сделал то, чего раньше никогда делать не пробовал: Сэмми изменил жеребят, дав им возможность управлять своей силой.
Вода впиталась в камень, оставив на стенах лишь тонкий слой, светящийся приятным голубым светом. Вода проделала ход назад на поверхность. Сэмми больше не чувствовал себя бесплотным духом, теперь у него было тело. Он думал испугаться, но вместо этого открыл глаза.
Ослик стоял на том же берегу, с которого он сделал шаг в озеро, вот только крупом к воде. Лётчик был рядом, и он смотрел на друга потерянно и отрешённо.
— Ты тоже это видел?.. Чувствовал… Пережил?.. — тихо спросил пегас.
— Да, — также тихо ответил ослик.
— Я летал…
— Я знаю, дружище.
Вокруг них был всё тот же лес, а с небес падал всё тот же дождь. Почти ничего не изменилось кроме того, что неподалеку, буквально в десяти метрах от берега, появился широкий и пологий ход под землю.
— Эй!? — крикнул Лётчик. — Мы здесь! Незнакомка!
Серая понечка не откликнулась. Следующий десяток попыток докричаться до неё, или хотя бы до кого-нибудь, результатов не принесли. Следы же на земле подсказывали, что кобылка ушла этим самым подземным ходом. Друзья решили следовать за ней.
Будь они менее уставшими, менее вымотанными увиденным в озере или просто будь они теми ослом и пегасом, что ещё не наткнулись на Город Дождей, здравый смысл заставил бы их принимать данное решение несколько дольше, а то и вовсе отказаться от него. Но они пошли, и если Сэмми ещё боялся неизвестности впереди, то Лётчик сделал то, что умел лучше всего — смирился.
Ход был выбит в камне, но при этом выглядел так, будто над его созданием трудились много пони, не жалевших своих сил и времени — стены были обтёсаны идеально и чуть-чуть светились. Наверное, магия. Постепенно спуск становился круче и идти приходилось медленнее и аккуратнее, чтобы не упасть и не покатиться вниз кубарем. Но не только эта опасность беспокоила друзей. Ход стал еще и узким, рассчитанным ровно на одного пони, как в ширину, так и в высоту — развернуться в нём просто не вышло бы. И если он закончится тупиком, то возвращаться придется идя крупом наперед, а взять такой подъём задним ходом может не получиться.
Опасения эти, однако, оказались напрасными. Ход, в итоге, вновь стал практически горизонтальным и почти сразу после этого вывел их в просторную подземную пещеру, в которой друзья угадали тот колодец из странного видения. Сейчас он выглядел несколько иначе, но не узнать его было невозможно. Вода была везде. Тонким слоем она покрывала стены и светилась тем же волшебным светом, что и ход из которого вышли друзья. Она была на полу и казалась при этом живой — множество маленьких, чуть-чуть отличающихся по цвету потоков двигались согласно известному только им порядку, создавая причудливые и плавно меняющиеся узоры. В центре колодца, там где стоял усыпанный разноцветными самоцветами столб, вода закручивалась воронкой, но стремилась не вниз, как должно быть, а вверх. Потолок сейчас терялся в тени и был невидим. В стенах же по всей окружности колодца имелись другие ходы, и почти из каждого на друзей внимательно смотрело по жеребёнку, только два хода, не считая того, которым пришли Лётчик и Сэмми, были пусты. Серая земнопони стояла рядом со столбом и казалась самой старшей из жеребят.
— Вот вы и здесь, — юная кобылка улыбнулась, — страшно подумать, как давно сюда спускался Виктор, а он был единственным пони до вас, что зашёл так далеко.
— Тот, кто спас одного из вас, — не то уточнил, не то просто констатировал Сэмми.
— Да, он вытащил только один камень, — серая понечка указала на пустое место на столбе.
Сэмми подошёл ближе. Столб сильно выделялся на общем фоне пещеры — похожий на сталагмит, а скорее всего им и являющийся, он был слишком обыкновенен. Камни украшали его абсолютно хаотично, а один действительно отсутствовал, оставив после себя лишь небольшое углубление. Ослик посмотрел на кобылку, что привела их сюда — она была совершенно мокрая. Вода струйками стекала с её шерсти и гривы, присоединяясь к потокам под ногами.
— Кто вы? — спросил Сэмми, посмотрев сначала на знакомую пони, а затем обведя взглядом всех жеребят — они тоже были насквозь мокрыми. — Что вы хотите от нас, какая надежда вам нужна?
— Как много вопросов…
— На самом деле их больше, — Лётчик встал рядом с другом, — а вы обещали ответы.
— Хорошо, пожалуй и вправду настало время поговорить, ведь идти больше никуда не нужно, а после озера вы должны понять всё немного лучше. Мы — жрецы бога воды, — серая пони грустно улыбнулась.
— О вас говорил Вилтвист.
— Возможно. Я не могу знать точно о чём говорил Вилтвист, но других жрецов у бога воды нет.
— Он сказал, что вы оставили город, ушли.
— Мы ушли, но только для того, чтобы делать то, чего они от нас хотели. Забавно, для нас сейчас оставшиеся в городе пони — это просто “они”. А ведь когда-то мы называли их мамами и папами, бабушками и дедушками. Мы были просто детьми, их детьми и внуками.
— То, что мы видели в озере. Столб, ритуал… — Сэмми осознал, случившееся с городом.
— Да, то что вы видели в озере. Знаете, есть земля где магия не работает, где всё идёт своим чередом, на который пони никак не могут повлиять. Так сложилось, что наши родители случайно выбрали для жизни именно такое место. Им бы стоило сразу уйти, да только излишнее упрямство и вера друг в друга мешали на такое решиться. И они достроили город.
— Ваши родители строили город? — Сэмми вспомнил книгу из дома Вики, которую так и не смог прочесть дальше первой страницы. — Но это было триста лет назад.
— Триста лет уже прошло? — кобылка не выглядела особо впечатленной. — А мы, оказывается, довольно старые.
— Не может быть! Вы видели времена до Сестёр! И вы всё ещё живы… Как и те пони в городе...
— Не знаю о каких сёстрах вы говорите, но других времён кроме тех, мы и не знаем. Жить тогда было тяжело: тучи не летали над нашими землями, умения пегасов не работали, и воду приходилось возить из озера в бочках. Воды для хорошего урожая не хватало, иногда её было мало даже для питья. Но взрослые верили в лучшее, а дети верили родителям. Кто-то уходил, конечно, в основном пегасы, но их было недостаточно, чтобы другие так же решились уйти. И мы продолжали жить так, как жили. А потом пришёл Паджентри и его последователи. Не знаю кто они на самом деле — тогда они назвались просто миссионерами. Не знаю точно, что и как он обещал взрослым, но в итоге они поверили, что смогут обуздать это место, если проведут некий ритуал. Они поверили, что их жеребята после него получат возможность управлять погодой в местах вроде этого, там где магия не работает. Они верили, что ничего плохого не случится, даже наоборот, думали, что меняют будущее своих детей на лучшее. Но что-то пошло не так, как ожидалось. Вы видели, как мы тонули и как он спас нас.
— Кто он?
— Бог воды. В тот момент он переродился, а мы стали его жрецами.
— В озере, — Лётчик был поражен рассказом и не сразу смог правильно задать вопрос, — там мы видели воспоминания вашего бога?
— Озеро — это и есть он. Вернее то, что осталось от того, чем он был до ритуала. После него он стал совсем другим. Вместе с нами он вышел на поверхность, где взрослые пони ещё не понимали, что натворили. Они были рады своим жеребятам, мокрым насквозь, испуганным жеребятам. Другим. Тогда мы изменились не меньше, чем бог воды. Мы высохли на солнце, пока возвращались домой, но как оказалось, стоит только уйти из под открытого неба под крышу дома, как шерсть тут же становилась мокрой опять. Паджентри говорил, что это пройдет, когда мы научимся управлять новыми способностями. Бог воды молчал — тогда ему ещё нечего было сказать. Взрослые поверили Паджентри и смотрели на то, как их дети спят в мокрых постелях. Смотрели и робко просили о дожде.
— И вы устроили вечный дождь? — спросил Лётчик.
— Сколько можно повторять, что никакого дождя нет!? Бог стал заложником ритуала, он больше не мог управлять своими силами сам, только через нас. И мы пытались, учились чувствовать природу, старались сгонять тучи, но ничего не получалось. Как оказалось, нам просто напросто нечем было управлять — рождение бога, как-будто выжгло всё волшебство вокруг города. Но они просили, а мы старались. Пока взрослые не начали видеть дождь. Это было самое плохое — они стали просить остановить дождь, которого нет. Разогнать тучи, якобы прилетевшие с озера. Они не хотели слышать, что нет ни туч, ни дождя. И мы не выдержали, нет, не подумайте, мы долго терпели, ведь это были наши родные, но терпеть бесконечно было невозможно, и мы ушли, прожив в городе дольше, чем отведено обычным пони. Мы не знали тогда, почему время остановилось для всех пони в городе. Только потом мы узнали, что Город Дождей, так его стали называть взрослые, исчез из реальности, превратился в город-призрак, появляющийся на дороге только тогда, когда путник, идущий по ней несёт в сердце надежду.
— Так вот о какой надежде речь, — ослик выглядел разочарованным, — я всё думал, какую надежду я мог принести, а оказывается это и не важно — любая сойдёт.
— Она должна быть искренней, — успокоила его кобылка, — а это редкость.
— А сами вы ни на что не надеетесь? — Сэмми прижал уши к голове.
— Трудно надеяться на что-то, когда ты трехсотлетний ребёнок, вечно промокший и не оправдавший ожиданий, — пони сказала это совершенно спокойно, почти без эмоций.
Сэмми стало плохо, ему хотелось просто лечь на покрытый водой пол и закрыть голову передними ногами — настолько случившееся в этом городке казалось ему диким, неправильным и преступным.
— Так что же вам надо от нас? — он всё же нашёл в себе силы, чтобы задать вопрос.
— Чтобы вы вынули камни и освободили нас. Никто из местных не может этого сделать, только случайные путники вроде вас.
— И всё? — Сэмми был вполне готов исполнить почти любую просьбу.
— Да, и всё. Но как я уже говорила, сделать это может оказаться непросто.
— Я попробую, если это что-то исправит.
Понечка улыбнулась и указала на ярко-зелёный камень.
— Вынимать камни нужно в обратном порядке от того, как их устанавливали. Одного нет, теперь на очереди вот этот.
Сэмми дотронулся до камня, тот оказался теплым и пульсирующим внутри.
— И главное помните, — кобылка выразительно смотрела на Сэмми и была очень серьёзной, будто собиралась сказать самую главную в своей жизни вещь, — это единственное, чего мы ещё можем по-настоящему желать.
Сэмми потянул камень, и тот легко выскочил из своей ложи, чтобы остаться на копыте ослика. Пульсация внутри самоцвета прекратилась, тепло куда-то исчезло, словно и не было его.
“И что в этом сложного?” — только и успел подумать ослик.
Кобылка, стоявшая рядом с ним, упала — бесшумно и без брызг завалилась на бок. Влага с её шерсти ручейками потянулась к жившим в воде потокам, чтобы слиться с ними. И когда Сэмми, желая помочь или сделать хоть что-нибудь, кинулся к пони, что выманила его ночью из таверны и стала на пару дней главной загадкой его жизни, та была уже совершенно сухой, вот только полупрозрачной. Копыта ослика, пытавшегося поднять жеребёнка с мокрого пола, проходили сквозь тающее на глазах тельце, и через какое-то время от неё не осталось и следа.
Из одного из проходов к столбу направился ярко оранжевый жеребчик, на вид он был чуть младше только что исчезнувшей понечки. Он указал на следующий по очереди камень.
— Теперь этот, — сказал он и в его голосе слышалось нетерпение.
Сэмми пытался отыскать в воде камень, что он только что вынул и уронил. У него ничего не получалось. Впрочем, сейчас у него вряд ли что-нибудь получилось бы вообще — в его действиях остались только рефлексы, но не единой мысли.
— С тобой будет тоже самое? — тупо, как сказочный голем, произнес Сэмми спустя несколько очень долгих минут.
— Да. И со мной, и со всеми остальными, мы наконец-то станем свободными, а этот кошмар закончится.
Лётчик молчал, он не знал что сказать и что сделать.
Сэмми, так и не сумев найти камень, с понурой головой медленно побрел к выходу наверх. Он не заметил, как стены окружили его со всех сторон, не почувствовал, что подъём стал резким и шагать на этом его отрезке нужно было аккуратнее. Он просто шёл и думал о том, что убил пони. Маленькую пони, любившую тряпичные куклы. Сколько бы вечеров она бы могла ещё провести в своей комнате вместе с ними? Кобылку, возможно, ни разу не сходившую на свидание, а ведь её избраннику наверняка бы повезло с ней. Как и ей с ним. Ребёнка, который любил свою маму и был ею любим. Перед глазами Сэмми стояла картина, где две пони обнимаются, лёжа на кровати и засыпая — одна старше, одна младше, чуть посветлее и чуть потемнее. Сколько времени они ещё могли любить друг друга? Он забрал все варианты. За мутной пеленой слез, Сэмми не сразу понял, что он уже у озера, прямо на его берегу.
— И что, ты готов сделать шаг, уйти и всё забыть? — раздался полный любви и заботы голос.
Сэмми поднял голову и увидел хорошо знакомый белый силуэт. И несмотря на то, что весь мир выглядел расплывчатым, свою личную Селестию — фантома, которого он воображал в особо сложные моменты жизни — ослик видел четко, во всех подробностях. Она единственная казалась чем-то реальным на тысячи шагов вокруг, хоть и не была таковой.
— Эта пони познала и тепло дома и радость первой любви и даже уверенность в своей маме, — “Селестия” говорила так, как умеет только она и в её словах хотелось потеряться, утонуть, — она не винила её и была счастлива рядом, пока могла. Так же и остальные пони, которых ты оставил внизу — они познали жизнь, и пусть она была необычной, но они находили в ней радость и счастье. Но их жизнь закончилась, осталось только бесконечное время в мокрой пещере.
— Принцесса, я увидел чудовище.
Уголки губ “Селестии” опустились книзу.
— Понимаю, — в её голосе появились нотки тоски.
— И чудовище увидело меня. Теперь оно будет преследовать меня всё время, да, принцесса? Смешно получилось, я боялся увидеть его в окне, в хозяине таверны, но увидел в итоге внутри себя. Это чудовище хочет оставить всё, как есть. И уйти.
— Герои сражаются с чудовищами.
— Но я не герой, я простой ослик.
— Но это не значит, что ты не можешь им стать. Героями не рождаются, ими становятся после первого подвига. Вот он, твой первый подвиг, ждёт чтобы ты его совершил, одержал победу. Возможно, твой путь на Кантерлот должен стать не простым путешествием, а героическим походом.
— Я не смогу…
— Конечно же сможешь. Я верю в тебя, — “Селестия” вновь улыбалась и смотрела куда-то мимо Сэмми, — и в твоего напарника.
Сэмми повернул голову и фантом исчез. Рядом стоял Лётчик.
— Поговорил? — спросил он.
Сэмми смущённо кивнул. Ему было немного стыдно из-за своей странности даже перед другом.
— Держи, пегас протянул ослику камень. Второй, похожий на первый, он оставил себе: — пошли обратно, там ещё много камней, и будет подло оставить их, лишив надежды ещё один раз.
Сэмми медленно моргнул в знак согласия, и они вместе с Лётчиком ещё раз спустились к столбу, зная наконец, зачем они попали в Город Дождей.