На виражах души моей
Глава двенадцатая
Топор я откинула в сторону, как только разрубила ствол пополам. С меня хватит. Мы с Тимми сошлись во мнении, что это всё работа для земнопони, и решили проведать, куда запропастился наш дядя Крис, и чем он там занимается, пока мы тут выбиваемся из сил.
Мы спустились на дно русла, и пошли вниз по течению. Тимми шел рядом, перескакивая с камня на камень. Я шла по влажному песку рядом. Вскоре русло изогнулось, и нашему взору открылась широкая расщелина. В этом месте скалы сходились, отчего уровень воды поднимался, образуя просторную заводь с чистой сверкающей водой. Здесь мы увидели нашего дядю. Он расположился на песчаной отмели у подножия скалы, поросшего жиденьким кустарником. На первый неопытный взгляд этот негодяй сидел и отдыхал, греясь в лучах послеполуденного солнца, и зачем-то мочил кончик длинной палки в воде. Справа от него стоял котелок. Но я уже поняла — чем более очевидными кажутся действия Криса, тем более неожиданными они оказываются при детальном рассмотрении. Мне не терпелось узнать, что он выдумал на этот раз. Я поскакала по отмели, а за мной, резво перескакивая по обточенным гладким валунам, припустил Тимми. Кажется, ему было всё равно, куда бежать и чему радоваться. Главное, вместе со мной. И мне это не могло не нравиться.
Но как только мы приблизились на расстояние тридцати шагов, Крис строго посмотрел на нас, и, приподняв вверх одно копыто, помахал им, словно легонько прижимая к земле непослушную ластящуюся собаку. А потом отвернулся, снова уставившись в воду. Мы остановились. Тимми соскочил с камней, и мы пошли медленней. Чтобы добраться до заводи, пришлось пройтись по колено в воде. И только сейчас я ощутила, что она просто дьявольски холодная. Но очень бодрящая. Мои перья и шкурка были столь пыльными, а палящее солнце столь изнуряющим, что я решила обязательно окунуться пару раз. Потом, как только удовлетворю своё любопытство относительно Криса.
Мы подошли с Тимми и окружили жеребца с его замысловатым приспособлением. Я — справа, а Тимми — слева. Затем сели и присоединились к его ритуалу, о назначении которого даже не догадывались. Я смотрела на воду. Она сверкала от солнечного света и манила прохладой. В молчании прошло около пяти минут, за которые ни Тимми, ни Крис не подали и знаку. Только Тимми мельком посматривал на меня и иногда касался копытом воды.
Я уже почти заснула, когда Крис вдруг вскочил и потянул приспособление в свою сторону. Ещё мгновение, и он извлек из воды небольшую рыбку. Её чешуя играла на солнце серебром, а она сама извивалась, обдавая нас брызгами. Вскоре она оказалась в котелке.
— Это что? — изумилась я, глядя на плавающую кругами рыбу.
— Рыба, — логично ответил земнопони. — Никогда не пробовала?
Я чуть отпрянула, со всей серьезностью глянув на жеребца. Но он был невозмутим — по выражению никогда не понять, о чем он сейчас думает, и лишь чуть улыбался, словно его забавляли недоумевающие пегасы.
— А Тимми пробовал, — добавил он, продолжая наблюдать за моей реакцией.
Я глянула на Тимми, мол, ну, хоть ты-то тут нормальный. Но Тимми лишь заулыбался, потупив взгляд.
— Это наш маленький секрет, — пролепетал Тимми и лучезарно улыбнулся.
— Но тебя никто не заставляет, — пожал плечами Крис, — травы здесь, как видишь сам, немного. Можешь открыть консервы. Я взял сушёные водоросли. А мы с Тимми сварим уху. Правда, Тимми? — спросил тот, протягивая брохув.
— Правда! — откликнулся жеребенок, стукнув копытом.
Я замешкалась. Перспектива есть варёные водоросли, была не самой радужной. Хуже было только лечь спать голодной. Рыба же с равной долей вероятности могла как прийтись по вкусу, так и оказаться хуже всяких водорослей. В любом случае, я ничего не теряла…
Я подошла к котелку и дважды постучала копытом, отчего рыбка заметалась, а сзади на меня шикнул Крис. Она же живая, думала я, наблюдая, как рыбка описывает круги в котелке. Но мои мысли снова прервали.
— Дядя, дядя, — заголосил Тимми, но осекся и резко сбавил голос, — а расскажи, почему ты стал есть рыбу!
— Ты ж мою историю с рыбой, кьютимаркой и учёным-единорогом наизусть лучше меня знаешь, — ответил Крис, ухмыльнувшись.
— А Радуга не слышала. Ну, пожа-а-алуйста… — попросил жеребенок, склонив голову набок.
Крис снова ухмыльнулся и почесал в гриве.
— Долгая история. Её надо рассказывать в полный голос. Или не рассказывать вовсе. А в полный голос мы сейчас распугаем всю рыбу. Думаю, история подождет до вечера или до завтра на крайний случай. А сейчас… Дэш, не хочешь порыбачить? — спросил земнопони, протягивая удочку.
— Ну, разве что только порыбачить, — согласилась я, всем видом показывая, что соглашаюсь исключительно ради развлечения.
Но даже развлечения никакого не вышло — то закидывала слишком близко, то вмешивался порыв ветра. Когда же я размахивала удочкой, пони в страхе разбегались, чтобы не дай Селестия не попасть под раздачу. В конце концов, я вернула удочку обратно Крису, сообщив, что голыми копытами наловлю больше, чем он этим мудреным приспособлением. И я ушла подальше, чтобы не мешать им обоим ловить.
Тимми, несомненно, усидчивей меня, размышляла я, стоя по колени в холодном потоке, у него получится. Но просто так ли я ношу звание самой быстрой пони в Эквестрии? И тут меня захватил азарт. Я хотела во что бы то ни стало доказать им двоим, что чего-то стою и без их хитроумных изобретений, наверняка выдуманных всякими головастыми единорогами.
Ура! Я победила!
Обратно я собиралась вернуться вскачь, гордо, как подобает победителю, держа в зубах котелок, полный моей рыбы. По большей части моей! Но и я, и Тимми решили, что лучше всего перенести все вещи сюда, чтобы мы смогли купаться, здесь же ужинать и сушить свои крылышки у костра. Крис возражать не стал. Мы вручили ему котелок и счастливые ускакали прочь. Ни я, ни Тимми не хотели наблюдать за разделыванием рыбы.
Мы быстро перетаскали вещи на место нашего нового лагеря. Сложней всего было с двумя бревнами, которые мы срубили. Их мы решили сплавлять. Тимми еще не знал, что такое сплавлять, и я решила ему показать. Я всегда помнила, что лучше один раз увидеть.
Сплавлять получилось плохо — тяжёлый неповоротливый ствол то и дело цеплялся за каменистое дно, и только ближе к новому лагерю, где уровень воды повышался, бревно всплывало, как положено. Жаль. Теперь Тимми наверняка думает, что сплавлять лес — это скучное занятие.
Когда всё было сделано, Тимми поручили чистить картофель, а мне досталась куда более ответственная работа — я должна была развести костер. Это только так кажется, что поджечь деревяшки дело нехитрое, а на самом деле, спроси любого путешественника, какой из навыков — самый важный, и он несомненно ответит, что именно умение разжечь костер, и желательно сразу, с первой спички! Сначала я сложила немного хворосту, чтобы огонь разгорелся, сверху выложила основу из веток — так получилось квадратное сооружение с окошками и пространством внутри. Затем расправила крылья, чтобы отгородиться от ветра и чиркнула спичкой. Пламя загорелось. Сначала медленно и лениво (видимо, Тимми всё же намочил хворост в воде, пока нес), затем пустило струйку дыма, послышался характерный треск и костер принялся. Какая же я умница!
Затем я подошла к Тимми. Этот бедолага всё еще мучил одну несчастную картофелину. При беглом взгляде трудно сказать, кто был замучен сильней. Я подсела рядом и решила подать ему правильный пример. А заодно помочь моему жеребенку.
Крис окончил приготовления с рыбой и дровами, и теперь разбивал палатку. Палатку я тоже умею ставить! Особенно важно хорошенько пришпилить ее к земле, чтобы ее не унесло ветром. Но это знает каждый школьник. Все-таки, ставить палатку больше дело усердия, чем техники. Это вам не костер!
Вечерело. Если обычно говорят, что ночь спускается, то в горах ночь наоборот, поднимается. Поднимается из расщелин и лощин. Вершины же скал до последнего луча солнца сверкают красными отблесками, даже когда всё окружающее пространство померкло. Полуденный зной уже давно отступил, но мы с Тимми всё еще продолжали плескаться в холодной горной речке. Иной раз услышишь что-то вроде: «Горные реки, как в них можно купаться, так и простуду подхватить недолго!», но эти рассуждения, конечно, верны лишь отчасти. Скорее, ты подхватишь ее где-нибудь в офисе Мэйнхеттена, чем здесь. Поэтому мы плескались, исследовали дно, догоняли друг друга и прыгали с выступа над водой.
Крис всё это время сидел на берегу и готовил ужин, изредка поглядывая на нас и улыбаясь нашим выходкам. Пару раз он даже показал Тимми как правильно нырять, потому что до этого жеребенок нырял только одним способом — крупом книзу, что его, в принципе, вполне устраивало.
Вскоре стемнело. Словно перестали существовать все краски, кроме синего, фиолетового и черного. Только костер ослепительно горел, освещая палатку и наваленные рядом рюкзаки. Наконец силуэт Криса зашевелился, и пони помахал нам передним копытом, подзывая к себе.
Мы вышли из воды. Бррр, как холодно. Ещё и этот ледяной пронизывающий ветер, спускавшийся с гор. Я и Тимми поскакали греться. Мы сели вокруг костра и расправили крылья, пытаясь поймать как можно больше жару. А Крис тем временем управлялся с мисками и половником, притом достаточно умело. Кто бы мог подумать?
Первым порцию получил Тимми. Он обхватил миску передними копытцами и стал греться. Потом порцию получила и я. Несмотря на чувство голода, которое только усилилось после активных игр в воде, я долго не решалась глянуть в миску. Всё смотрела то на костер, то на Тимми, то на Криса.
— Ешь, ешь, — кивнул мне жеребец, видя, что я чего-то жду, — вон, Тимми как уплетает.
Тимми действительно ел с большим аппетитом. Ладно, уж кто-кто, а жеребенок не обманет. Я посмотрела в чашку.
Суп как суп. Только что-то плавает. Расчленённые трупы. Фу, Радуга, какую ерунду говоришь! Я опасливо принюхалась. Вроде пахнет прилично. Попробовала. На удивление, съедобно. И не то, что просто съедобно, а действительно вкусно. Конечно, это не то «вкусно» какое готовил нам Ларс, там всё же с претензией на изысканность. Но какая изысканность сравнится с этим — я огляделась. Небо уже сделалось темно-синим, замерцали сотни звездочек — гораздо больше, чем видно из Понивилля, и лишь на западе еще догорало последнее сияние. Силуэты скал сделались абсолютно черными и теперь нависали над нами своей тяжестью. А костер трещал и щедро сыпал в небо множеством искр. Ветер завывал в расщелине, распаляя пламя, и оно плясало, а вместе с ними и наши огромные тени на плоскости скалы.
— А ты умеешь делать театр теней? — вдруг спросил меня Тимми, когда мы поужинали.
— Это забавы единорогов, вроде Трикси, — уклонилась от ответа я, отложила в сторону пустую миску и разлеглась на песке.
— О, театр теней — это магия, которой нужно учиться! — протянул дядя.
— Жаль… — ответил жеребенок. Видимо, он ожидал, что нам, двум лучшим пони в Эквестрии, подвластна любая магия.
— Но мы можем попробовать её создать, — ответил дядя Крис, поднимаясь с места. — Идём, Тимми. Радуга, ты с нами?
Я была сыта, и мне не очень хотелось двигаться, вернее, даже очень не хотелось.
— Театру нужен хотя бы один зритель! — выкрутилась я и легла поудобней, чтобы палатка не загораживала обзор.
Мерно потрескивал костёр, освещая небольшое пространство вокруг. Несмотря на прохладу ночи, мне было тепло. Тепло и очень уютно. На скале плясали длинные тени, в которых иногда узнавались условные очертания то кролика, то собаки. А иной раз и вовсе возникали образы каких-то неведомых существ. Тимми звонко смеялся, и его голосок эхом отдавался в расщелине, а ему вторил низкий голос Криса. Какие же вы замечательные, если бы только так умели они. Я задремала…
… — Дэш! Дэш! — Тимми прыгал вокруг меня, то и дело трогая передними копытами. — Меняемся! Дядя Крис хочет показать мне что-то!
— Всего один и заключительный, — улыбнулся жеребец, видя, что я раздумываю, стоит ли покидать удобное насиженное место. — Покажем Тимми одно чудо — и спать. Магия для Тимми! — громко объявил он, и жеребёнок зацокал копытцами, аплодируя нам.
Выхода не было, пришлось вставать.
Крис отошел к самому подножью скалы, скрывшись во тьме. Судя по звукам, оборвал там пару кустиков. Затем вернулся, взял удочку, высунув спереди у лба лишь ее кончик, встал по ветру, и попросил меня подойти поближе, расправив крылья. Я послушно выполнила его поручение, гордо показав крылья во всей их красе. На скале вырисовался аликорн.
— Твайлайт! Твайлайт! — кричал Тимми, цокая копытцами.
Крис бросил сырые ветви в костер, и он задымился. По скале поплыли волны из легкой полупрозрачной тени.
— Ух ты! — изумилась я, глядя, как развевается полупрозрачная грива на ветру.
— Луна! Луна! — восторженно заголосил жеребёнок и распушил крылья в знак высшего удовлетворения. Вдруг налетел порыв ветра, принцесса лишилась волшебной гривы и стала двоиться в пляшущем пламени. Я резко обернулась, и у Луны появилась вторая голова, а затем образ распался…
— Увы, — сказал Крис, обращаясь к нам, — день был прекрасным, но всё прекрасное кончается. Чтобы продолжиться завтра. Уверен, завтрашний день будет ещё более ярким и незабываемым! А сейчас… — он устало вздохнул, — вам двоим пора в палатку.
— А как же ты? — осведомилась я, подойдя ко входу.
— Я разбужу тебя позже. Нам обязательно нужен дежурный, — ответил земнопони, усаживаясь поудобнее у костра, — как-никак, не на турбазе, дикарями отдыхаем. Ну, ныряй давай, — шугнул он меня, и я запрыгнула в палатку к Тимми.
— Ты тут? — спросила я, пытаясь по голосу найти жеребенка, потому что глаза после слепящего пламени костра еще не привыкли к темноте.
Я поводила копытом впереди себя и наткнулась на что-то мягкое. Оно довольно хихикнуло, и я уже играючи потыкала еще два раза, уже сильней.
— Тройной буп, — раздался голосок Тимми, и он обнял меня так нежно, как не обнимал даже тогда, в комнате, в доме Спитфайр. Я, обняв его в ответ, растаяла.
— Дэши… — зашептал он, — ложись ко мне. Мне холодно. И… — жеребёнок помолчал, словно раздумывая, а после добавил, — страшно…
— Чего же ты боишься, глупышка? — спросила я, укладываясь рядом.
Тимми молчал. А потом произнес шепотом.
— Вдруг я встречу… безголовую лошадь… — последние слова он сказал совсем тихо, будто стесняясь.
Я тотчас же вспомнила Скуталу. Один возраст у них двоих, одинаковые кошмары… жеребята, что сказать.
— Что ты, глупенький, — попыталась я приободрить его, — это же всего лишь сказки! Разве таким смелым пегасам бывает страшно?
— Бывает… — вздохнул Тимми и вдруг произнес совсем недетские слова, на что я несказанно удивилась: — Смелость — это не когда страха нет, а когда ты делаешь вид, что его нет… Знаешь, что такое «делать вид»?
— Ну… — призадумалась я, и жеребёнок меня перебил:
— Это притворяться. А зачем мне при тебе притворяться?
А я притворялась. Мне стало стыдно, но я лишь покачала головой. Этот малыш даже не подозревал, насколько глубокие слова говорил…
— А со мной тебе не страшно, что ты встретишь безголовую лошадь? Да? — спросила я, прижавшись еще сильнее к его теплому тельцу.
— С тобой нет…
— Потому что я тебя защищу?
Наступило молчание.
— Потому что мне будет страшно не за себя. Дэши… я… тебя потерять боюсь… — Он вдруг заплакал. — Ты же не уйдешь, когда все кончится? Обещай, что не уйдешь, Дэши… — Я чувствовала, как мне прямо на грудь сочатся его слезы.
— Что ты, лапочка, конечно, нет, — проговорила я, пытаясь в темноте нащупать его мордашку, — конечно, нет…
А что я еще могла сказать?
Крис зашел в палатку и дотронулся меня передним копытом. Я всё поняла, потянулась, и не говоря ни слова вышла из палатки.
— Там дождь, — предупредил земнопони, — накинь мой плащ.
Я добралась до костра и пододвинула длинное двухметровое бревно поближе к центру. Холодный дождь шумел по брезенту палатки, он намочил всю песчаную отмель, сделав ее противной и холодной. Я подобралась еще чуть ближе к пламени и легла рядом…
…Это был не сон, а обрывки воспоминаний и переживаний. Тот самый сон, которой не приносит ни отдыха, ни сил. Я беспокойно ворочалась, борясь со сном, то просыпаясь, то засыпая вновь. Но потом всё пропало, и я провалилась в темноту.
Было очень мокро и очень холодно. А ещё темно и шумно. Все вокруг содрогалось, будто сама природа — скалы, песок и кусты — боятся этого ужасного ливня… Я в ужасе вскочила и огляделась, но ничего не различила. Знаете, каково это с открытыми глазами не видеть абсолютно ничего? Вот и я до сих пор не знала. Это ещё сон? Почему всё в воде? Где костёр?
Пространство шумело и дрожало, как шумит лес в непогоду во время ливня. Только громче. В несколько раз громче! Я попыталась на ощупь определить, где я нахожусь. Я различила кострище и большое бревно. Всё в воде. Вдруг сверкнула молния, озарив местность совсем на мгновение, но мне этого хватило. И сейчас мне стало действительно страшно.
В белых бликах молнии я увидела черную бурлящую стремнину. Она разлилась, грозно пенилась, кипела, крутила воронки и водовороты и с рёвом вырывалась из расщелины. Большая часть песчаной отмели пропала. Только сплошной поток воды и пены. И отрезанный кусочек земли с палаткой у подножья отвесной скалы. Да, я проснулась очень вовремя…
Снова сверкнула молния, я выпрыгнула из воды и бросилась к палатке.
— Тимми! Крис! — закричала я, стараясь заглушить рев воды. — Быстрее, вставайте! Землетрясение!.. Река разлилась!
Первым из палатки выпрыгнул Крис, чуть не сбив меня. Он бросился к своему рюкзаку и стал что-то искать. Затем выскочил Тимми, и я взяла его крепко крылом за копыто. Он прижался ко мне и дрожал.
— Собирайте вещи! — крикнул жеребец. — Живей-живей, шевелитесь!
Вспыхнул яркий свет походного фонарика.