На виражах души моей
Глава восемнадцатая
Но все обошлось. Невероятная встреча состоялась. Оказалось, этот тигр родился в том самом зоопарке, куда нас таскала Спитфайр на четвертый день моей жизни в ее доме, у тигров, которых, наряду с тюленями и еще многими другими животными, привез с собой сто лет назад Джорни Тандер. Маленького новорожденного тигренка взрослые пони — смотрители зоопарка назвали в честь своего выдающегося земляка. И жеребятами, будучи в своем скаутском отряде «Полосатики», маленькие Спитфайр и Крис ухаживали за тигренком, поили и кормили его, даже пару раз, с разрешения взрослых, выводили его на прогулку. Но вторая такая прогулка стала для всех них последней — тигренок, испугавшись чего-то, сорвался с поводка, который держала Спитфайр, и рванул когти — только его и видели. Перепуганные жеребята бросились за ним, но вскоре потеряли его след, а потом и стемнело, так что поиски пришлось прервать до утра. Но утром уже почти весь городок знал о пропаже, и многие неравнодушные пони принялись искать пропавшего тигренка вместе с жеребятами. К полудню его нашли — грязный и испуганный, он жалобно мяукал под вокзальной железнодорожной платформой. С тех пор тигренка так и звали — Потеряшка Джорни, или просто Потеряшка. Он был очень дорог Спитфайр и Крису, и они вспоминали, как плакали, когда подросшего и уже упитанного тигренка взрослые пони решили отпустить в его естественную среду обитания, как прощались с ним на вокзале…
И вот — уже взрослый, большой тигр, на две головы выше нашего Криса, стоял перед такими же взрослыми пони, своими старыми друзьями. Невероятное совпадение? Да уж. Но в этом приключении уже было столько невероятных вещей, что я уже перестала удивляться. С самого начала было понятно, что этот поход запомнится мне на всю жизнь. Так оно, наверное, и будет.
После объятий и довольного смеха Криса, Спитфайр и тигра (хотя смехом это грозное порыкивание было назвать сложно), и рассказа, что мы здесь все делаем и куда идем, тигр тотчас же вызвался проводить нас к реке. Он жил здесь давно и изучил все вокруг. Отказаться от услуг такого неожиданного проводника, наверно, было глупым, к тому же через чащу местного леса, стоящего у нас на пути, мы бы не прошли одни. Несколько пятен противного сока лиан, которые до сих пор красовались на хвосте Спитфайр и моем, были тому доказательством.
— А как же твоя жена? — осведомился Ларс; он хоть и до сих пор немного содрогался при виде матерого хищника, довольно смело сделал ему что-то подобное брохуфа при знакомстве. — Ты оставил ее одну с котятами?
— Она-а спра-авится-а сама-а, — заявил полосатый. — Она привы-ыкла.
Мы уже двигались к лесу. Перспектива снова быть перепачканной липким соком была не из приятных, но тигр уверил нас, что здесь есть тропинка, ведущая прямо к берегу реки. А там какие-то полдня пути — и мы у Южного моря.
Немного непривычно было лететь рядом с матерым хищником, который в три раза больше тебя (и это — не считая хвоста), и всякие воспоминания о приключениях Дэринг Ду в компании меня не отпускали мои мысли. Тигр, там тоже был тигр, и размером он был таким же — только смертельно опасный, до невозможности злой, желающий разорвать тебя в мелкие клочки… А тут — огромный полосатый добряк, все время переглядывающийся со Спитфайр и Крисом и иногда довольно порыкивающий. Конечно, всем приятно встретить старых друзей, особенно тех, кто растил тебя с самого детства.
И, глядя на них, я почему-то вдруг так явственно заскучала по (да неужели, кто бы мог раньше подумать!) родителям. Папа… как же ты поседел за эти годы… и ты, мама, какие у тебя мешки под глазами! Неужели до сих пор летаешь на ночные смены на свою старую работу? Почему не ушла с нее, ведь ты не молодая кобылка… сколько тебе? Пятьдесят… Святая Селестия, тебе же исполнилось пятьдесят три месяца назад, а я даже не вспомнила об этом… Как стыдно… А ты, папа, тебе пошел шестой десяток четыре года назад, и я тоже… ничего не сделала, не отправила ни письма, не позвонила… что уже говорить о личной встрече… Почему я была такой злой? Такой… неблагодарной… И все из-за чего… из-за какой-то детской нетерпимости, эгоизма… Что же я за кобылка такая… ужасная дочь…
— Все в порядке?
Я даже не заметила, как со мной поравнялся Крис. Остальные шагали сзади, они отстали, Ларс рассказывал что-то очень смешное, и все его слушатели, включая тигра, покатывались со смеху, а я, погруженная в свои мысли, даже не заметила, как улетела вперед.
— Да, все нормально. — Я отвернулась, мне почему-то стало неприятно, что у меня словно подслушали мысли. — Просто лечу впереди, вдруг какая-то неожиданная опасность.
— Тут не должно быть опасностей, Джорни уверяет, что здесь не водится никаких страшных хищников до самого берега моря, — услышала я голос Криса. — Хе, он здесь самый страшный хищник.
— Это Спитфайр назвала его Джорни? В честь своего дедушки? — спросила я, чтобы поддержать тему. Говорить о личном не хотелось.
— Не совсем. Просто, когда он был маленьким, он постоянно лазил по клетке, из угла в угол, и смотрительница зоопарка, миссис Энимэл, назвала его Джорни — путешественник. А потом уже пришли мы. И удивились, когда узнали его имя. — Он вздохнул. — Эх, время было… многое бы я отдал за то, чтобы вернуться назад, в детство…
Я не разделяла его энтузиазма. Твайка как-то вернулась так назад во времени, правда, всего на неделю, но натворила столько дел, что потом зареклась повторять. Да и Старлайт тоже… наворотила беспорядка из-за этого дурацкого перемещения во времени. Даже вспоминать не хочется.
Я, конечно, ему всего этого не сказала, но спросила другое, гораздо более важное, что уже давно хотела спросить:
— Скажи, Крис… почему ты… — я понизила голос, хотя нас вряд ли было слышно, — до сих пор… ну, как сказать…
— Я понял, о чем ты, Дэш. — Он тоже заговорил вполголоса и взглянул на меня каким-то странным взглядом. — Я до сих пор рядом со Спитфайр, потому что люблю ее. Я очень ее люблю. И никого не полюблю так, как ее. Поэтому… я с ней. И я люблю Тимми, потому что это ее жеребенок. Он — часть ее. И часть меня… поэтому.
— Подожди, что? — Я даже остановилась на секунду, но идущие сзади виновники нашей беседы не отставали, поэтому я снова взмахнула крыльями. — Тимми — твой сын?! — почти прошептала я в огромном удивлении. Да, оказывается, у меня еще были силы удивляться.
Но Крис только усмехнулся.
— Нет, Дэш. Он — сын Ларса, и в этом нет никаких сомнений — посмотри хотя бы на его синюю гриву. Я имел ввиду другое. Он — часть меня, потому что он сын той пони, которую я люблю.
Я очень смутно представляла его чувства. Наверно, потому что сама ни в кого не влюблялась. Да и не хочется что-то… Поди, влюбись так, как Крис, в пони, которая никогда не станет твоей. Лучше уж быть одной.
— Ладно, я поняла. Правда, все равно плохо.
— Ничего, поймешь, какие твои годы, — снова усмехнулся жеребец. — Наверно, у тебя от поклонников отбоя нет.
— И все ты не так понял! — воскликнула я. — Нет у меня никаких поклонников! По крайней мере, не таких, о каких ты подумал.
А может, все-таки есть, а я о них не знаю? Соарин, например… Он стал часто бить мы крылом после выступлений. Или Тандерлейн… хотя, Ларс говорит, он гей. А кто его знает, может, ему нравятся и кобылки? Ох, как же сложно бывает понять этих жеребцов!
Река была прекрасна. Такой воды я не видала давно — чистая, прозрачная, пей — не напьешься, купайся — не накупаешься!
— Голубая Змея, я уже лечу! — Я взлетела над водой и, перестав махать крыльями, с высоты десяти ярдов плюхнулась в нее вниз головой, протянув вперед себя передние ноги. Ах, как же здорово ощутить прохладу после знойного дня! Я вынырнула, выпустив струйку воды изо рта. Ну, до чего же хорошо!
— Радуга! — крикнула мне с берега Спитфайр. — Еще успеешь принять водные процедуры! Джорни уходит!
Как? Уже? Как-то мало он нас проводил, мы только вышли из леса на берег реки. А дальше?
Я подплыла к пляжу, где Крис и Спитфайр поочередно обнимали старого друга. Ларс и Тимми тоже осмелились прижаться к полосатому хищнику, а тот приобнял их передней лапой. Скрепя сердце и как следует отряхнувшись, я тоже прильнула к тигру. Какой у него жаркий мех! Как он не перегревается на таком солнце?
Закончив церемонию прощания, тигр уже собирался уходить, но Крис вдруг остановил его.
— На, Джорни, возьми, вспоминай нас почаще! — Он отстегнул от рюкзака свою широкополую шляпу, ту самую, что подарил ему брат Винда Райдера, и встав на цыпочки, нахлобучил полосатому на голову. Хищник от неожиданности даже присел и потом, подняв переднюю когтистую лапу, стал трогать головной убор.
— Заче-ем? — пробасил он недоуменно.
— Друзьям принято дарить подарки, Джорни, — сказала Спитфайр. — А ты — наш друг.
— У меня-а нет ничего-о для-а ва-ас взаме-ен, — смутился полосатый.
— Ты провел нас через лес — будем считать это твоим подарком, — подмигнул ему Крис.
Тигр поправил на голове шляпу, чтобы поля не загораживали обзор, и на его морде появилось некое подобие улыбки. Он был доволен таким вниманием от старых друзей.
— Вот и Южное море! — торжественно объявил Крис, когда, поднявшись на очередной холм, поросший редкой травой, мы увидели расстелившуюся невдалеке до самого горизонта морскую гладь. Спустя еще полдня, когда солнце уже собралось садиться, мы наконец дошли до цели нашего пути. Море было просто гигантским! Конечно, я уже видела море — Мэйнхеттен тоже стоит на морском берегу — но эта гигантская, покрытая рябью, гладь воды казалась мне чем-то просто невероятным. Она будто была несравненно больше, чем море возле Мэйнхеттена. Или мне просто так кажется?
— Еще какие-нибудь пятьсот миль туда, — показал копытом на море Ларс, — и начнутся вечные льды.
— И туда отправился мой прадедушка? — широко раскрыл глаза Тимми.
— Ага, — кивнул его отец.
— А на чем?
— У него был небольшой корабль, который назывался «Тандер». Он построил его почти в одиночку в верховьях Голубой Змеи. Он строил его почти два года, прежде чем отправиться в путь.
— Ого! — протянул изумленный Тимми, хотя я знала, что он в курсе всех подробностей приключений своего знаменитого предка. Видимо, ему доставляло удовольствие в очередной раз послушать об этом.
Сбоку, с запада дул холодный ветер. Я повернула голову в ту сторону и разглядела в отдалении на берегу, прямо у самой кромки воды, какие-то темные точки. Точки шевелились — это явно были живые существа.
— Что это там? — спросила я сама себя, вглядываясь в ту сторону и даже поднялась повыше в воздух.
Спитфайр опередила меня и поднялась еще выше.
— Да это же тюлени! — воскликнула она. — Самые настоящие тюлени! Да как много! Целое стадо!
Тимми с радостными криками, прямо с рюкзаком, взлетел и бросился в их сторону.
— Ура! Тюлени! — кричал он, тяжело маша крыльями. — Ура!
— Аккуратнее, Тимми! — только и успела крикнуть ему мать.
Но Тимми уже не слышал ее. Я, переглянувшись со Спитфайр, полетела за ним.
— Стой, Тимми, ты чего? — подлетела я к нему. — Куда ты рванул?
— Там настоящие тюлени, как тот, в нашем зоопарке, Дэш! Давай со мной! — он спикировал вниз с тяжелым рюкзаком, и я в который раз подивилась тому, как он хорошо держится в воздухе, даже с грузом на плечах. Да уж, будет мне конкурент, когда подрастет!
Я оглянулась на остальных. Спитфайр шла вместе со жеребцами и что-то показывала им, указав копытом в сторону моря. Да, похоже, она решила дать нам волю.
Тимми уже подлетал к стаду, когда все оно, без лишних звуков, но в большой спешке стало скакать по гальке прямиком к воде. Они наверняка испугались невиданных им до сегодняшнего дня существ. Вряд ли пони в последние лет двадцать-тридцать доходили до сюда. Да и Тимми сам виноват — кричал как глупенький.
Когда последний испуганный тюлень исчез с берега, Тимми приземлился на гальку и искренне непонимающим взглядом уставился на меня, подлетавшую к нему.
— Они уплыли, — произнес он очевидную вещь, и я улыбнулась его наивности. Вроде бы временами такой умный жеребенок, а иногда сотворит вот что-то вроде этого и стоит себе с недоумевающим видом!
— Попробуй приманить их водорослями. — Я достала из рюкзака сверток с нарезанными листами ламинарии. — Они должны их любить, они же морские жители.
— Эй, Тимми, Радуга! — услышали мы голос Криса. — Мы останемся здесь на ночевку. Подходите, помогайте нам!
Мы стали разворачивать палатки, а жеребенок все время оборачивался к морю, видимо, ждал, когда тюлени появятся снова. Мы, взрослые, только подмигивали друг другу и улыбались, смотря, как он забавным ищущим взглядом всматривается в морскую даль.
— О, смотри, Тимми, кажется, они возвращаются, — махнул копытом через некоторое время Крис, и жеребенок, наученный нами вести себя тихо, отложил свои дела и, с куском водорослей в крыле, на цыпочках попытался подойти к выползшим на прибрежную гальку трем тюленям. Но стоило ему приблизиться, как они тотчас же бросились обратно к воде.
— Эх, трусы! — разочарованно бросил им вслед Тимми, наблюдая, как они скачут по дну, а затем устремляются вплавь от него. — А я вас покормить хотел!
— Имей терпение, малыш, — сказал ему издалека Крис, разводя огонь для привала. — Они привыкнут к тебе, если не будешь делать резких движений и кричать. Просто сиди спокойно и жди. Они вернутся. Это их дом.
И Тимми внял совету. Весь вечер он пытался подружиться с ними, и, наконец, у него это получилось. Один маленький тюлененок, переборов все-таки свой страх перед незнакомым существом, приполз к жеребенку и осторожно взял из его копытец кусок водорослей. Тимми просиял, но Крис и я, сидевшие на гальке на безопасном расстоянии от него, напомнили ему, чтобы он не делал резких движений от радости. И пегасик радовался тихо, счастливо улыбался и все время оглядывался на нас, смотрим ли мы на него и разделяем ли его восхищение происходящим. Он был очень горд собой. Я с удовлетворением увидела, как он осторожно гладит тюлененка по голове, а тот подставляет ему под копытце голову и как будто бы довольно урчит. Это было настолько забавно, что я пожалела, что у нас нет с собой фотоаппарата. Да и Крис тоже жалел, что не взял свой. Ладно, воспоминания — это тоже хорошо, что бы ни говорила принцесса Луна.
Поужинав и, наблюдая, как устраиваются на сон неподалеку от нас тюлени, уже привыкшие за эти часы к соседству с пони, мы тоже решили не засиживаться. Крис и Тимми устроились в одной палатке, мы со Спитфайр в другой, а Ларс, восхитившись видом ночного моря, подсвеченного луной, остался сидеть на берегу, любуясь всем. Нам он сказал, что сидеть он будет, пока не упадет от усталости прямо на прибрежную гальку. Мы все, включая Спитфайр, еле сдержали тогда смех.
— Пусть посидит, он так вдохновение ловит, — сказала Спитфайр, когда мы, включив фонарь, устраивались с ней в палатке. — Уж я-то знаю его чудачества.
Я усмехнулась.
— Последняя ночь так далеко от дома… Ох… — Пегаска растянулась на своей половине палатки, расправив по очереди оба крыла и вдруг спросила, наблюдая, как ложусь я: — Грустишь, что завтра возвращаться, Крэш?
Я даже не знала сначала, что ей ответить. Конечно, грустно расставаться с новыми друзьями. Но дома меня ждут старые друзья. И (в первый раз за долгое время подумала о них благожелательно) родители.
— Немножко, — ответила я. — С твоей семьей очень интересно. Они все такие… разные.
— И ты все-таки нашла, в конце концов, ко всем им подход, ведь так? — сощурилась она, улыбнувшись.
Я тоже улыбнулась.
— Ага. Даже к Ларсу.
— Он славный пони, на самом деле, — протянула она, закладывая передние копыта за голову. — Ох, как же быстро летит время… уже почти двенадцать лет, как мы поженились…
— Кстати, ты обещала рассказать, как вы познакомились? Тогда, возле леса, помнишь? — Я подложила копыто под голову, приготовившись к рассказу.
Спитфайр помолчала. Видимо, подбирала слова.
— А что рассказывать? Нельзя сказать, что это была любовь с первого взгляда. И даже не со второго. Он был обычным официантом, а я — вондерболтом, пока еще даже не ведущим в летной паре. В первое время мы были так же далеки от замужества, как Лайтнинг Даст сейчас от того, чтобы учиться в Академии.
Я усмехнулась. Пегаска снова помолчала.
— Он привлек меня тем, что хотел чего-то добиться в этой жизни, — продолжила она свой рассказ. — Все ему было мало, он писал с самого детства, но из написанного ему ничего никогда не нравилось, он писал еще и еще. Второй его страстью была кулинария, и он стал официантом, а потом поваром в том ресторане. А параллельно писал. Я… несмотря на то, что далеко не поклонница литературы (и до сих пор, скажу я тебе по секрету), я влюбилась в его страсть к улучшению. Он был будто спортспони, только в своей дисциплине литературы. Все, что он имеет теперь — Поньцировскую премию, да и другие — он получил благодаря своему нескончаемому труду. И за это его можно любить. Он, пусть и не гений, но очень старательный пони. И добьется еще многого.
Палатка вновь погрузилась в молчание. Я услышала, как по соседству похрапывает Крис, а в тон ему посапывает с тонким свистом Тимми. В тот же момент меня будто осенила догадка.
— Так вот почему ты не вышла замуж за Криса… Дело не в родителях? Просто это он… не такой?
Спитфайр лежа кивнула, не глядя на меня. Мне показалось, у нее на глазах блеснули слезы.
— Я бы пошла наперекор воле отца даже в случае с Крисом. Но… я долго тогда над этим думала… Он… был и остается слишком… домовитым. — Последнее слово она произнесла с каким-то странным отторжением. — У него нет стремления к совершенству. Он все эти годы работает в такси. Как окончил школу — ушел работать в такси. Я понимаю, это его призвание… но… я не смогла бы жить с таким пони. Нет, дело не в его профессии, а в том, что ему достаточно того, что он имеет. Понимаешь? — Она резко повернула ко мне голову, и я все-таки увидела на ее глазах слезы. — Я не могу видеть, что моя жизнь превращается в сладкую приятную рутину. Как у моих родителей… Я хочу другого в этой жизни.
Я ожидала, что она заплачет, но командир вондерболтов все-таки сдержалась. Смахнула слезы и снова стала смотреть в потолок.
— Может, то, что они делали, было хорошо. Но не для меня, — продолжила она. — И я не хотела повторить их путь. Поэтому я вышла за Ларса. Все. Точка. Вопросы есть?
Я удивленно посмотрела на нее. Ее тон был каким-то слишком жестоким. Но я решила повести себя разумно и не обращать на него внимания. Конечно, Спитфайр раздосадована тем, что я заставила вспоминать неприятные моменты ее жизни, я сама виновата…
— Есть один вопрос, Спит, — сказала я осторожно. — Если ты говоришь так о своих родителях, то почему ты так повела себя с моими? Ты же знала, что я их не выношу…
Судя по голосу, Спитфайр была рада, что я перевела тему.
— Я заметила, сейчас у тебя изменилось к ним отношение. Значит, я все-таки была права, — улыбнувшись, протянула она и потянулась сама.
— Но все-таки почему ты так поступила? Я до сих пор не понимаю…
— Потому что твои родители были другими. Они и правда хотели добра тебе, искренне, любя и желая тебе всего самого хорошего. Они хотели сделать из тебя тебя, а не некое подобие своих ожиданий. И мне очень обидно было видеть твою им неблагодарность за это. Ты же понимаешь, что это они сделали из тебя летунью номер один в Эквестрии? Тебя, первой из пегасов достигшей звуковой радуги? Своей поддержкой, похвалой и всем тем, от чего ты так яростно отбивалась все эти годы. Они сделали из тебя Радугу Дэш! Неужели ты этого до сих пор не понимаешь?
Я вздохнула. Конечно, каждое ее слово — правда. Я — Радуга Дэш именно благодаря им… И с этим глупо спорить.
— Конечно, понимаю. Я только недавно это поняла… И мне… — я опустила глаза, — мне стыдно перед ними. Очень стыдно, Спит!..
Та усмехнулась.
— Ничего, Дэш. Все мы совершаем ошибки. Главное — вовремя это признать, и не бегать от последствий. Ведь так? — Она смотрела на меня с улыбкой, ей было приятно оттого, что я признала свою вину.
— Так…
Мы снова помолчали, глядя, как залетевший к нам в палатку мотылек отчаянно бьется об стекло фонаря. Наконец, Спитфайр, видимо, сжалилась над ним и, посадив на свое крыло, сдула за полог палатки.
— А вдруг они не простят мои ошибки, Спит? — вдруг встревоженно спросила я у нее, когда она легла обратно. — Может, я сделала слишком много плохого, чтобы меня простить?
— Настоящие родители всегда простят своего жеребенка, — ответила мне пегаска. — Не переживай, Крэш. Как говорится, шоу должно продолжаться. А твое шоу только начинается. Тебе вообще, честно говоря, просто не на что жаловаться. Тебе всего двадцать четыре, ты — самый многообещающий летун в нашей команде; возможно, не буду загадывать наперед, но ты и будущий командир вондерболтов, — подмигнула она мне, и я расцвела. — У тебя столько хороших и верных друзей и поклонников… — Она на секунду замолчала. — С ума сойти, Крэш, да ты ведь по-настоящему счастливая пони! Ты хоть сама это осознаешь? — посмотрела она на меня с каким-то странным выражением.
— Ну, может… — опустила я глаза смущенно. — Я даже как-то не думала об этом.
Она перехватила мой взгляд и вдруг взяла меня под подбородок копытом, мягко поворачивая мою голову к себе.
— У тебя все будет хорошо, Радуга, — взглянула она мне прямо в глаза. — Если ты будешь оставаться самой собой. Несмотря на весь твой грозный вид иногда, — она усмехнулась, — я знаю, на самом деле внутри ты — добрая и хорошая пони.
Она улыбнулась мне. И, переборов свое мимолетное возмущение ее поступком, я улыбнулась ей тоже. Она права. Я добрая и хорошая пони.