На виражах души моей

Глава девятая

Но это был не мой отец. Слава Селестии, конечно, но перепугалась я очень. Незнакомый жеребец с ужасно похожим на моего отца голосом, прошел мимо нас, и к нему навстречу со скамейки метнулась незнакомая мне юная кобылка, лет тринадцати. Они обнялись в проходе прямо рядом с нами, и я, глядя на них, перевела дух. Скорее бы поезд закрывал двери и мчал уже отсюда к найтмермунской бабушке! Скрипя зубами, я ждала этого момента, и, наконец, он свершился. Поезд дернулся и, разгоняясь, помчал нас прямым ходом на юг.

— Все в порядке, Радуга? — участливо спросил меня Крис. — Что случилось? Ты так странно себя ведешь.

Я обнаружила себя сидящей у окна и во все глаза глядевшей в темноту за ним, в которой мелькали редкие капли проходящего дождя, в поисках неведомых врагов.

— А? Что? Нет, ничего не случилось, так, ерунда. — Я тотчас же отсела от окна и даже отвернулась от него. — Забудь.

Крис пожал плечами и стал разглядывать карту, которую вынул откуда-то. Я краем глаза следила за его движениями, а потом все же решилась спросить.

— Сколько нам ехать в Седельную Аравию?

— Мы будем там днем. И, строго говоря, мы приедем не в нее, а чуть западнее. — Он провел копытом по карте и сощурил глаза, читая название. — Улона… чла… путли. Ох уж эти сложные южные названия. Там еще живут пони, а в самой Седельной Аравии обитают лошади. Слышала? Это такие высокие пони, каждый ростом как принцесса Селестия.

— Что-то вроде слышала, и даже, кажется, видела парочку. — Я почесала гриву копытом. — По-моему, местные принц с принцессой.

— Серьезно? — Крис удивленно раскрыл на меня глаза. — Большая честь… Неужели ты со своими подругами спасала и Седельную Аравию?

— Да не. — Я улыбнулась. Крис, оказывается, знает меня и как подругу принцессы Твайлайт и спасительницу Эквестрии, не только как вондерболта. Приятно вдвойне. Жеребец начинал нравиться мне все больше и больше. — Седельную Аравию мы не спасали, но на каком-то празднике при дворе Селестии были и эти… лошади. В числе гостей, наверно. Почетных, скорее всего. Я даже не особо их видела, Твайлайт рассказывала, как Селестия их приветствовала по этикету и все такое прочее.

— О, как здорово! — восхитился Крис. — Ты такая невероятная пони, Радуга! Знакома с такими великими пони, совершала великие поступки… Эх, а что ж, не всем же всю жизнь возить пассажиров в такси. — Он хлопнул себя по крупу, где красовался его знак отличия — колесо. — Не думай, я тебе не то чтобы завидую, мне нравится мое дело, просто то, что делаешь ты, настолько невероятно, что иногда не укладывается в голове. Как ты все успеваешь? Летаешь с вондерболтами, решаешь проблемы дружбы… Это же сколько времени надо на все! И ведь даже успела навестить Спитфайр в перерыве между тренировками!

Эх, лучше бы я этого не делала, подумала я в тот момент. Хотя… если бы я не сделала этого и не поддалась на уговоры Спитфайр пожить в ее доме, не встретила бы этих двоих. Крис — неплохой пони, на самом деле. Встретить таких беззаветно преданных поклонников, как он да Тимми, на самом деле, дорогого стоит. Надо же, этот большой и уже не самый молодой жеребец (сколько ему? Ровесник Спитфайр, не иначе, если учился с ней в одном классе) отпросился в отпуск пораньше, чтобы просто пойти с нами в поход! Да, он… если и не совсем крут, то близок к этому.

— А давно ты знакома с принцессой Твайлайт? — спросил Крис, когда мы, решив перекусить, открыли одну на двоих большую пачку соленых крекеров и с аппетитом уплетали их.

Я напрягла память. Это было уже так давно… а как будто и совсем недавно.

— Где-то пять лет. Мне было тогда девятнадцать… такая крутая пора! — Я потянулась на сидении и потом кинула в рот еще пару хрустящих крекеров и заговорила с набитым ртом, благо, Криса это ничуть не смущало. — Я фогда ифо дафе не могфа мефтать… — сглотнула, — что стану вондерболтом. Ну, мечтать-то мечтала, конечно, но не знала, что все-таки когда-нибудь им стану. — И снова бросила в рот еще пару крекеров, смачно захрустев на полвагона.

— А ты не рассказывала родителям, что стала вондерболтом? — осведомился Крис, открывая бутылку с водой и сначала из приличия подав ее мне.

— Нет. Мы не общались семь лет. До того злосчастного утра три дня назад. — Я приняла бутылку и, согнув назад шею, сделала пару больших глотков.

Крис взял у меня бутылку и тоже сделал несколько глотков.

— Совсем не общались? — спросил он опять, завинчивая крышку. — Даже письма не писали?

— Нет. Мы поругались. Очень сильно и очень серьезно. — Я снова положила в рот крекеры, но на этот раз жевала медленно, заново прокручивая в голове те события далеких лет. — Я сказала, что они надоели мне хуже найтмермунской бабушки, собрала вещи и умотала к подруге в Понивилль. Мы с ней дружили еще с летнего лётного лагеря. Флаттершай, не слышал? Она тоже в нашей команде спасателей Эквестрии.

Крис смущенно замотал головой.

— Из вашей компании я знаю только тебя да принцессу Твайлайт. И то ее только потому, что она купила Тимми на Фестивале Света всяких штук, и он долго мне после этого про нее рассказывал. — Он повертел в копытах наполовину пустую бутылку. — И что же, с тех пор вы знать друг друга не хотели? Совсем?

— Первые годы совсем. И слава Селестии, это было прекрасное время.

— Даже так?

— А то. Я первый раз в жизни делала что хотела, а не что меня заставляли, не было этого ужасного произвола. Ты просто не представляешь, Крис, каково это — когда каждый день тебе говорят: «Наша золотая Радужка, ты чудо, ты прелесть, ну-ка, примерь это чудесное платье, ну-ка, посмотрись в зеркало, ой, как тебе идет, фе-фе-фе!» — я скорчила дурацкую физиономию, говоря это и передразнивая слащавый голос матери. — И нет бы говорить так только в детстве — нет, это было до самых шестнадцати лет!

Крис смотрел на меня удивленно и даже как будто недоверчиво.

— Что? — спросила я его с вызовом. — Тоже будешь говорить, что я неблагодарная дочь? Твайлайт мне уже это говорила, когда я просила ее вместо себя написать ответ на родительские письма…

— Так все-таки письма были?

— Ну, два письма было только. Последнее — полгода назад. — Я, закончив есть крекеры, отряхнула копыта и вытерла их о бока. — Они писали, что ужасно соскучились, прощают меня за мои «грубые слова» и ждут в гости. Конечно, полетела сразу в их объятия, а то как же! — Я в негодовании напрягла крылья. — Обошлись как-то. Только ненадолго их хватило!

— Да, — протянул Крис, встав с сидения и убирая недоеденную пачку обратно в свой рюкзак. — Очень странно, что они оказались в одном городе с тобой в одно и то же утро. Они наверняка знали, что ты здесь.

— И я даже знаю, кто их пригласил. — Я вновь в негодовании сжала крылья. Рыжая, бесстыжая морда Спитфайр, ух, как бы тебя надо поколотить за твой поступок, несмотря на твой возраст и заслуги, аж копыта чешутся! Как ты посмела вмешаться в чужую жизнь, кокатрисова душонка?! Ух…

— Спитфайр? — почти прочитал мои мысли жеребец, снова садясь напротив меня. — Ты думаешь, это она?

— А кто ж еще?! — Я в негодовании скрестила передние ноги на груди. — Не успела я раскрыть перед ней душу, так она вот как со мной поступила…

— С чего ты решила?

— А с какого перепуга еще им здесь появиться?!

Жеребец задумчиво почесал в гриве копытом.

— Я тоже сначала думал, что это Спитфайр пригласила твоих родителей. Но когда ты рассказала, что никогда до этого не говорила о них никому из посторонних и первый раз сказала Спитфайр перед тем, как вы сели в поезд… Ну, не могли они приехать по первому ее зову! С чего бы вдруг… Совпадения бывают на свете и не такие…

— Совпадения! Нет тут никаких совпадений! Одна наглая пони решила, что имеет право распоряжаться моей судьбой! Решила, что я якобы плохая дочь, и меня надо проучить, не ясно, что ли? — Я была вне себя. Что тут не понятного?

— Не верю я в это, Радуга. Хоть ты меня режь, я не верю!

— Ну, и не верь! — В сердцах я даже отодвинулась от Криса к окну и поглядела в темноту за ним. Тоже мне, нужна мне его вера…

— Я знаю Спитфайр с детства. Мы учились с ней в одном классе… — услышала я голос жеребца и повернула к нему голову. — Она не могла так поступить. Она хоть и упертая пони, но не злая, не жестокая. Она не могла назло тебе пригласить твоих родителей. К тому же, — он снова почесал в гриве копытом, — ты говоришь, что твои родители живут в Клаудсдейле. Но даже если допустить, что Спитфайр это сделала, позвонила им, скажем, с вокзала в Мэйнхеттене, то как ты объяснишь то, что они всего за несколько часов сделали не одну сотню миль от дома и приехали на ту станцию, на которой вошли в поезд? Ведь облачный город в это время года находится у Восточных гор.

— Не обязательно из дома. — Я продолжала настаивать на своем, хоть уже шестым чувством ощущала, что проигрываю спор. — Они могли пойти в поход, и Спитфайр… Ой… — Точно… Как бы она с ними связалась, в таком случае. Жеребец, кокатрис его подери, прав…

— Ага! — с хитрым выражением показал на меня копытом земнопони. — Вот видишь! Куда бы Спитфайр им звонила, если они были в походе?

Я устало махнула копытом и легла через все сидения, головой к окну.

— Не знаю я ничего… — Я сжала голову копытами и помассировала виски. — Ничего не знаю, Крис. Ох, Спитфайр, Спитфайр… Тогда… если она тут не при чем, и все это просто дурацкая случайность, то почему она все время подмигивала мне, почему давала наставления? Почему так поддерживала идиотские разговоры с моими родителями во время всех приемов пищи? Почему вообще вела себя так… отвратительно и глупо?

— Не знаю, Радуга. — Жеребец, как будто за компанию тоже лег на свою лавочку головой к окну и уставился в потолок. — Спитфайр всегда бывала разной. Часто ее было не понять. Иногда она умела быть актрисой. Уж я-то помню…

— Да уж… Актриса она хорошая… — подхватила я. — Прям к Коням Станиславского в труппу можно отправлять… Знаешь таких?

— Нет.

Мы помолчали, слушая, как стучат колеса на стыках рельс, да громко посапывает Тимми через сидение от нас — уж не схватил ли он насморк, летая в холодную погоду под дождем? Только не хватало, чтобы он заболел в самый ответственный момент… Я привстала и, перегнувшись через спинку сидения, посмотрела, как он спит, и с ужасом обнаружила, что там лежит совсем другой пони, взрослый, не жеребенок, коренастый, желтого окраса с черной гривой… а где же…

— Тимми! — невольно вырвалось у меня и тут же я заметила на сидении напротив, через проход, какое-то движение. Посмотрела туда — да вот же он, пострел, спит, ворочается во сне, свесил одно крыло к полу. Я же там его и оставила, как я могла забыть… Я невольно залюбовалась им. Забавный малыш… Слава Селестии, ты здесь.

— Что такое, Радуга? — услышала я голос Криса.

Я повернула на него свою смущенную и радостную мордаху.

— А, так, Тимми потеряла.

Крис тоже расплылся в улыбке.

— Нашла? — осведомился он, шутя, и лег обратно на сидение.

— Ага. — Я тоже легла и посмотрела в потолок. — Что-то я даже немного… испугалась, когда не увидела его там, где… не увидела.

— Ты? Испугалась? — услышала я удивленный голос Криса. — А как же ты тогда спасала Эквестрию? Неужели ты тоже…

— Нет! — воскликнула я. — Еще чего не хватало! Когда спасаешь Эквестрию, тебе совсем не до испуга, ты просто делаешь свое дело и всё.

— Интересно, Радуга… Ты не боишься, когда сражаешься со злодеями. Однако ты испугалась за жеребенка, которого знаешь всего несколько дней, — заметил мой собеседник, переворачиваясь на бок, лицом ко мне.

— Ну, малыш и правда… забавный, — не могла не признаться я. — К тому же, он не просто малыш, а наш с тобой напарник, Крис. Что такого в том, чтобы испугаться за напарника? — повернула я голову к жеребцу и увидела, как он многозначительно мне улыбается.

— Да так, ничего, капитан Дэш. — Он улыбнулся еще шире и еще многозначительнее. — Просто кажется, в тебе проснулись какие-то другие чувства, не только забота, как ты говоришь, за напарника. Я по твоей реакции видел. Может, их даже можно назвать родительскими.

— Что? — Я даже привстала на месте от возмущения и какого-то непонятного смущения, которое меня обуревало. — И совсем ты не так все понял, лейтенант Крис! Еще не хватало — родительские чувства. Никогда на свете!.. — Я легла обратно и даже повернулась на другой бок. Еще чего выдумал этот жеребец, ну, надо же! Тимми — просто напарник, и точка!

— Ладно, не оправдывайся, капитан Дэш, — попытался примириться со мной Крис, но я слышала в его голосе все ту же подстегивающую провокационную интонацию.

— Никто и не оправдывается, — буркнула я в ответ. — И хватит меня провока… провоци-ро-вать! — сказала я последнее дурацкое слово по слогам. До чего доводит меня это Крис! Вынуждает произносить такие слова, о каких я в иных случаях даже не подумала бы. Делает тут из меня головастую пони!

Крис и правда перестал говорить, и по звукам за спиной я поняла, что он снова раскрывает свою карту. Ладно, пусть лучше ее читает, чем задает мне свои провока… тьфу! Опять это идиотское слово пришло на ум, кокатрис его побери!

Я закрыла глаза. Может, попробовать уснуть? Впереди, как-никак, долгий путь. По словам Криса, нам ехать еще… сколько? Часов десять? Ох, как долго еще ничего не делать! Скукоти…

— Доча!

Я непроизвольно дернулась и чуть не упала в проход между сидениями. Хорошо, Крис пришел на подмогу, да и моя ловкость впридачу. Крылом я оперлась о пол и одним махом уселась обратно. Взглядом встретилась с напарником и боковым зрением увидела того самого пони, из-за которого уже второй раз чуть не лишаюсь чувств. И кто — я! Самый лучший вондерболт столетия… Из-за какого-то жеребца с голосом, ну точь-в-точь как у моего отца. Всего-то навсего!..

— Да что с тобой? — поглядел на меня строго жеребец.

— Ничего. Просто… — я понизила голос, — я все время думаю, что это мой отец, — и кивнула в сторону прошедшего мимо пони. — Голос такой же почти. И интонации. И все остальное.

— Я почему-то так и подумал. — Земнопони откинулся на спинку сидения. — Что, совсем плохо?

— Неприятно. — Я поежилась, вслушиваясь, как тот пони разговаривает со своей маленькой дочкой, сидя через несколько рядов от нас. — Вспоминаю детство…

— Не хочешь рассказать что-нибудь о детстве? — спросил Крис. — Может, тебе станет легче? Так часто бывает, расскажешь кому-то о своих трудностях, вроде ничего такого не произошло, а как камень с души падает. А я вижу, ты до сих пор мучаешься из-за родителей.

— Как тут не мучиться… — Я вздохнула, взвешивая в голове все за и против того, чтобы говорить о детстве новому пони. Рассказала уже так одной… Но камень на моей душе настойчиво требовал, чтобы ему дали упасть, и, скрепя сердце в который раз, я дала ему это сделать.

Крис, опустив голову, подперев ее передними копытами, слушал почти так же спокойно, как слушал некогда Тимми. Да и Спитфайр тогда слушала не сказать, что беспокойно… Когда я закончила, то он поднял на меня глаза.

— Ты, конечно, не обижайся, капитан Дэш, но…

Я напряглась. Ну, вот, сейчас пойдет критика.

— …но, по-моему, ты все слишком преувеличиваешь, — закончил предложение Крис и посмотрел на меня как-то непонятно. Так я и знала. Поймет этот великовозрастный холостяк все мои страдания, ага, как же!

— И что же я преувеличиваю? — нахмурилась я. — По-твоему, это нормально — постоянно таскать меня с собой, делать центром внимания посторонних пони, наряжать, фотографировать и все прочее? Когда они видели, что все это я просто ненавижу!

— Ну, Радуга. — Крис, казалось, говорит со мной как с умалишенной, будто все эти действия настолько нормальны, что противиться им — это признать себя сумасшедшей. — А представь, что они были бы самыми обыкновенными родителями…

— Это было мое самое заветное желание все детство! — воскликнула я. — Куда тебе понять, Крис!

На несколько секунд воцарилось неожиданное молчание. Крис посмотрел в окно, затем зачем-то почесал в голове, будто обдумывал, что сказать. И, наконец, произнес.

— Мы — всегда отражение воспитания наших родителей, Радуга. — Вот мои родители особенно никак не воспитывали меня, мы жили в деревне, вели хозяйство. Нас было трое жеребят в семье. Два моих старших брата-близнеца уехали в Мэйнхеттен, когда мне было два года, я поздний жеребенок у моих родителей, родителям было уже за сорок. Отец всегда просто говорил мне: «Смотри на меня, делай как я», и я слушался его, потому что в его словах была истина. Так, по крайней мере, казалось мне маленькому. Мы жили втроем до того, как мне исполнилось тринадцать. Потом из Мэйнхеттена вернулся один из моих братьев. Он сделал небольшой бизнес по производству деревянных ящиков для хранений вещей, но в один прекрасный день разорился из-за того, что перешел дорогу одному монопольщику, и ему ничего не оставалось, как вернуться домой. Мы стали жить вчетвером, мы с братом стали вместе помогать родителям, но потом родители решили отдать меня в городскую школу, чтобы я получил более достойное образование. К тому же, к этому подстегивали некоторые личные обстоятельства… — Он помолчал, словно переводя дух. — Представь, у меня в тринадцать лет еще не было знака отличия. В нашей деревне меня назвали «пустышкой», ни у кого на памяти не было случая, чтобы жеребенок в моем возрасте еще не получил знака.

«Пустышка»… Я вспомнила Скуталу и ее подруг. Они тоже до двенадцати лет все никак не могли получить свой знак. Я взглянула на Криса. Есть ли в его лице хоть что-то, что напомнило бы о его несчастных детских годах?..

— А в школе? — спросила я. — Как к тебе относились в школе? — Меня почему-то очень тронуло внезапное излияние души такого взрослого и вроде бы сильного духом пони. Это было очень необычно и приятно в чем-то. Хотя, Спитфайр тоже рассказала мне про себя… но сейчас я видела, что признание такого необычного собеседника куда ценнее признания какой-то высокомерной пегаски, считающей себя главой несчастной и некрепкой семьи, распавшейся от одного моего появления в ней. Да, Крис — куда более глубокая натура, чем я могла себе представить.

— В школе? — Мне показалось, Крис усмехнулся. — Да никак. Если не считать отношения родителей Спитфайр ко мне, как к дикой неотесанной деревенщине. А так я даже был заводилой в классе.

— Погоди, а как же отсутствие знака?

— Я его получил в тот же день, как приехал на вокзал Миддейла. Помнишь площадь перед выходом, где стоят таксисты со своими повозками? Они там стояли и во времена моего детства. Правда, форма у них была другая… но это не так важно. Как только я сел в такси вместе с отцом и большой жеребец — до сих пор помню, что он был черный, коренастый такой, с серебряной гривой — повез нас в дом, где отец до этого снял для нас с ним квартиру, я почувствовал что-то просто необыкновенное… Я, наверно, с раннего детства не катался на телеге или в повозке, в деревне это не принято как-то, все ходят так, куда там ездить особо… а тут… Таксист мчал нас так быстро, что, когда я посмотрел из окна, у меня даже перехватило дыхание. Это было похоже на полет… ну, ты, как пегас, меня понимаешь. И в тот самый момент все и случилось.

— Ты получил знак?

— Да. — Жеребец, улыбаясь, похлопал себя по боку, где красовалось большое колесо, и я только сейчас заметила, что оно похоже именно на колесо такси, гладкое и с восемью деревянными спицами, держащими обруч от середины.

— Здорово! — Я почему-то восхитилась этой такой простой, но чем-то необыкновенной историей. А, может, все необыкновенность ее была в искренности того, кто ее говорил? Кто знает… Но она явно и разительно отличилась от холеной и фальшивой «искренности» Спитфайр, с которой она рассказывала мне про свое счастливое богатое детство и борьбу с силой воли отца. Может, она тоже была искренней, но простота Криса мне была явно ближе. Я впервые посмотрела на земнопони как равного мне… неужели по крутости? Возможно…

Но в голове крутилось что-то еще, что не давало покоя.

— А что случилось с другим твоим братом? — вспомнила я вдруг. — Ну, который остался в Мэйнхеттене.

— Он погиб. — Крис ответил это так неожиданно и настолько спокойным тоном, что я опешила. — Он связался с плохой компанией, и его убили за карточный долг.

Эта информация буквально приковала меня к сидению. Настолько все было даже жутко — плохая компания, карточный долг, наверняка жуткая смерть… Это тебе не гибель монстров в книгах про Дэринг Ду, тут живой пони… Но тут я вспомнила, как жеребец рассказывал балладу про свою погибшую мать, которая потом оказалась живой…

— Это шутка, да? — скривилась я в недоверии, и Крис, до того сидевший с постной мордой, просиял.

— Наконец-то ты научилась отличать юмор от правды, капитан Дэш. — Он протянул копыто и неожиданно сделал мне буп, чего раньше никогда себе не позволял даже в шутку.

— Твой юмор чернее шкуры Найтмер Мун… лейтенант Крис, — сухо сказала я, даже как-то обидевшись, то ли на неуместную шутку Криса, то ли на его буп.

— Прости, Радуга, я не хотел. Профессиональная привычка — коллеги на работе в перерывах любят травить такие байки, я от них перенял. — Жеребец вдруг встал с места. — Пойду, спрошу у этой кантерлотской фифы кофе. До смерти хочется взбодриться. Должен же быть в поездах Кантерлотских Железных дорог обычный седельноарабский кофе. — Он подмигнул мне. — Тебе тоже взять, если будет?

Я с секунду помолчала. Убийство до сих пор стояло у меня перед глазами, будто я увидела его вживую.

— Возьми, — ответила я, и жеребец, еще раз подмигнув, пошел между сидениями в другой вагон. Когда он скрылся за стеклянной дверью, я хлопнула себя по голове копытом. А ведь жив ли на самом деле его брат, я забыла спросить! Вот гнилая туча! Сколько он теперь будет ходить за своим кофе, я ж весь круп протру, буду елозить по сидению от нетерпения…