Вещи, что Тави говорит
Сонные вещи (Sleepy Things)
– Так значит, твоё турне прошло как по маслу? – спрашивает Октавия, сидя на диване в гостиной.
Я киваю из кухни, улыбаясь, и продолжаю мыть последнюю посуду, сосредоточившись на её пурпурном голосе сквозь алый шум воды, проносящийся между нами.
– Что ж, я очень рада, ик, это слышать, – бормочет она. Резкая фиолетовая икота исходит из её горла – фирменный побочный эффект её пылкой любви к красному вину. Тави никогда не напивается, но время от времени позволяет себе немного попраздновать. Это только делает её пурпурный голос более шелковистым. Жаль, что со мной это не работает. – Ты заслуживаешь самого тёплого приема, ик, Винил. В конце концов, ты так много работаешь.
Я качаю головой, бросаю последнюю тарелку в сушилку и выключаю алый фонтан.
– Но это, ик, правда! – её пурпурное дыхание катится ко мне, чистое и свободное. Оранжевый маяк мурлычет неподалеку, прижавшись к её крупу. Кобыла и кошка делят самое уютное место во всем доме. – Всякий раз, когда я играю на виолончели, у меня, по крайней мере, есть набор струн и нот, чтобы поддерживать видимость порядка. Но ты?! Ик! Тебе приходится создавать совершенно новые звуки! Выкапывая их из искусственного колодца синтезированной, ик, какофонии!
Пройдя в гостиную, я останавливаюсь и жестом указываю на свою половину фойе, битком набитую сотнями и сотнями популярных альбомов и пластинок, с которых можно воровать сэмплы.
– Ну... да... – она закатывает свои пурпурные глаза и плотнее прижимается к диванным подушкам, подавляя зевок. – Ммммм... то, что ты делаешь, ты делаешь мастерски. Ты с головой бросаешься в самые глубины, ик, чтобы пробудить своего врожденного гения. Я не думаю, что найдётся ещё одна пони с твоими исключительными талантами, Винил. Я по-настоящему благословлена... даже завидую.
Я указываю на неё с притворным удивлением.
– Хихихи... – сладкий, волнистый фиолетовый. – Ладно, полагаю, у меня тоже не самая, ик, дурная голова. И нельзя отрицать, что я лучшая виолончелистка во всей Эквестрии.
Я улыбаюсь и гордо киваю.
– Но давай посмотрим правде в глаза, Винил... У кобылы с твоим видом талантов, ик, гораздо больше возможностей, чем у меня. Я имею в виду, навряд ли многие тусовщики в Балтимэре жаждали виолончельных исполнений лучших сюит Бетхувина. Ик! А даже если бы и жаждали, то наверняка захотели бы, чтобы их разбавили... различными видами кричащих сэмплов, вырванных у Сапфир Шорс, Троттер Свифт и официального саундтрека «Властелина уздечек».
Я закатываю глаза.
– Оооо, Вайн... – она вздыхает, её глаза становятся всё тяжелее и тяжелее, когда она прижимается пушистой щекой к ближайшей подушке. – У меня нет причин поступать так безрассудно. Ик! Твой материал – самый восхитительный материал, и я знаю... – она зевает. – Я просто знаю, что мы сможем... – она снова зевает. – Мммм... завоевать благосклонность принцессы Твайлайт. Можешь себе это представить? Наш собственный замок...
Хриплый смешок вырывается из моего горла. Я уже бегу к ближайшему шкафу, вытаскиваю одеяло. К тому времени, как я возвращаюсь, глаза моей соседки по комнате полностью закрыты, и всё же её губы ещё шевелятся, проливая амброзию на наш ковер.
– Хотела бы я... Я хотела бы поехать с тобой в Балтимэр, – бормочет она и гаснет, как свет.
Я с тихим вздохом накрываю её тело одеялом.
Ты и поехала...
Я аккуратно заправляю ткань вокруг её тела, и она сворачивается под ней, издавая такие же трели, как котёнок, сидящий рядом с ней. Затем, из ниоткуда, моё зрение захлёстывает фиолетовая приливная волна.
Мои ноги подгибаются, и я чуть не падаю на пол. Придя в себя, я смотрю вниз и вижу, что моё копыто задело её подёргивающееся ухо. Я чувствую, как колотится моё сердце, и сильно кусаю нижнюю губу. Тем не менее, с тихой грацией, я наклоняюсь вперёд и снова легонько касаюсь её уха.
Как только пушистый контакт установлен, я погружаюсь в это богатое фиолетовое море, и навязчивые звуки из прошлого катятся прибоем ко мне. Они звучат ужасно похоже на рыдающий голос, который был у меня раньше. Но он правомерно растаял из-за одного цвета и только одного цвета.
Её.
Проходит минута, и я, отхожу от спящей кобылы. Она заслуживает свободного пространства, и я собираюсь дать ей его.
В конце концов, кто может заслуживать большего почтения, чем пони, которая спасла мою жизнь?
Поэтому я с меланхоличным вздохом поворачиваюсь лицом к тёмной половине дома и бессильно бреду в свою спальню. Там, в тени некогда зелёного мира, моё малиновое дыхание грозит утопить меня. Я могу только надеяться, что сон заберёт меня прежде, чем я захлебнусь.