Вещи, что Тави говорит
Струнные вещи (Stringing Things)
Есть одно неоспоримое преимущество в том, чтобы быть… ну… мной. Из-за моих очков никто не знает, когда у меня открыты глаза, а когда нет.
И мне бы хотелось, чтобы так оно и оставалось.
Особенно в моменты вроде этого...
Когда я сижу на стороне зрителей...
С закрытыми глазами и закатившейся головой... вкушая... впитывая.
Замок Дружбы залило пурпуром, и в темноте я вижу потоки фиолетового и индиго, чередующиеся во вращении против часовой стрелки. Никто не умеет разбрасываться звуками так, как Тави. Я ныряю в бархатную середину, медленно вращаясь в море патоки.
Я могу утонуть в этом. Я тону в этом. Я переживала это блаженное крещение слишком много раз, чтобы суммировать ощущения должным образом. Даже сейчас, семь лет спустя нашей первой встречи, я не перестаю восторгаться, и у меня захватывает дух от таланта, изящества, безупречного бордового баса её элегантных виолончельных струн.
Я могу только представить, что это делает с трепещущими сердцами принцессы и её дорогих друзей. Но это нормально. Пока сюи́та не окончена, я позволю своим фантазиям делать свое дело.
Это так любопытно – быть способной жить снова. Каждое мгновение сладостно... каждый удар сердца восхитителен. Солнечный свет становится ярче, а лунный — мягче, и всё, что между, кажется безумно мягким. Я ощущаю себя одной из немногих, кто чувствует это, кто знает об этом на собственном опыте, размышляет об этом каждое утро и каждый вечер.
Но я – нечто ещё более особенное, чем всё это вместе взятое.
Я подруга Октавии.
Её сюи́та завершается в быстром залпе басовых ревербераций, достигающих крещендо[1], а затем ослабевает с почти антиклимактически резким падением шума. Только после двух последовательных вдохов, все осознают, что их собственные сердцебиения продолжают ритм окончившейся мелодии.
И вот тогда они начинают аплодировать.
Я не могу не вздрогнуть от багровых вспышек. Я приоткрываю один глаз, потом другой.
Пинки Пай – это первое, что я вижу – прыгает на месте с яркой улыбкой.
– Браво! Браво! Для меня всё это звучало как куча перепутанных струн, но действительно очень смешных струн! Браво!
– Пинки, право слово! – Рэрити шмыгает носом, и я могу сказать по короткой синей ряби в её голосе, что она близка к слезам. – Это был совершенно прекрасный шедевр! Чудесное исполнение, мисс Мелоди!
– Очень недурно! – добавляет Эпплджек.
– Очень хорошо сыграно, – говорит Флаттершай, улыбаясь. – И... хм... гораздо... э... спокойнее, чем выступление мисс Скретч.
Твайлайт и Пинки Пай хихикают.
– Ну-у... это было нормально, – укол черного кинжала.
Я слегка вздрагиваю, затем смотрю на сцену, где уставшая кобыла расслабляет напряженные мышцы впервые за много месяцев.
Октавия улыбается и грациозно кланяется присутствующим. Она поворачивается ко мне, её глаза издалека отражают мои очки. Может быть, она знает, что мои глаза открыты в этот момент, а может быть, и не знает. Это не имеет значения, потому что мы – это мы.
Её морда шевелится, тихий шёпот издалека. Дело в том, что я слышала это так много раз, что знаю, что она говорит, просто читая движение губ:
– Ещё один день, ещё один напев, любимая.
И шёпот полон фиолетового, как и её улыбка. Я снова тону, и я не могу быть более гордой.
Или более счастливой.
1 ↑ Крещендо – постепенное увеличение силы звука.