Вещи, что Тави говорит
Претенциозные вещи (Pretentious Things)
Моя самая нелюбимая вещь в музыке – когда треки заканчиваются и сменяются. Там всегда присутствует этот разрыв, эта звуковая пропасть, этот беспощадный надлом в цвете. Он заставляет мой обычно расслабленный разум дрожать от постоянно пульсирующего настоящего.
Как сейчас, когда поезд выезжает из туннеля. Мои барабанные перепонки лопаются и тут же успокаиваются. И я моргаю, чтобы увидеть, как кишки города извиваются передо мной. Дорога поднимается, как это бывает только в плотно заселённых городских зонах Эквестрии, и мы поднимаемся над восточным краем Сакраменто. Внезапно я вижу артерии и вены этого города, выставленные передо мной за прозрачной стеклянной завесой. Это вовсе не пустой бетонный каркас, как отчаянно пытаются доказать многие пони-экологи. Города, подобные этому, очень даже живые. И когда следующий трек набирает свой бешеный темп, пульс города восстанавливается, и его мышцы пульсируют вокруг меня.
Я вижу улицы, похожие на капилляры, пульсирующие от движения транспорта. Суетливый топот копыт покрывает тротуары и омывает дворы. Флаг Эквестрии колышется над каждой квартирой и крышей. И зелёный гул становится всё более и более ярким, пронизанным золотыми, коричневыми и красными цветами, словно фейерверк. Всё в такт музыке, потрескивающей в моих наушниках.
Но я не могу утонуть в этом. Пока ещё нет. Очередная смена треков всё ещё дёргает меня, выдавливая воздух из моих легких, наполняя мою каюту малиновыми тонами, что становятся всё плотнее и плотнее.
Зачем я это делаю? Зачем я совершаю эти долгие утомительные поездки в города, которые знаю только по названию, которые знают меня только по моему вымышленному имени?
DJ-P0N3: это имя много значит для меня, но в то же время не намного больше, чем перчатки, что защищают мои копыта от мозолей при работе на газоне. Я никогда не смогу быть Винил Скретч перед своей аудиторией. Я никогда не смогу быть той кобылой, что живёт в Понивиле, наслаждается фиолетовой радостью, и тоскует по оранжевому довольству и простоте.
Почему я отстраняюсь от всего этого? Почему я ныряю из своего пузыря, ища денег и величия в окружающей меня со всех сторон пустоши? Почему я так безжалостно бросаю себя в волны бежевого, стремясь уловить гармонию в солоноватом беспокойстве пространства и пустоты, когда всё, что мне нужно, всё, что мне дорого, всё, что заставляет меня чувствовать радость и комфорт, находится дома?
Достижение – это очень туманная вещь. И она реальна только до тех пор, пока вы можете её удерживать. Я пытаюсь думать о восторженных лицах моих восторженных поклонников. Я стараюсь думать о том, как загораются их глаза, когда они слышат мои последние миксы. И мои миксы взорвут сегодняшнюю ночь... и две ночи после этого. Я знаю, это.
Я также знаю, что буду на вершине мира, вселенной, когда этот момент настанет, и я упаду, и мы все упадем, только чтобы снова подняться на сверкающем гребне моего таланта. На несколько блаженных часов я стану сиреной. Я буду сиреной, погружающей всё подполье города в восхитительный бред.
И всё же, даже будучи погруженной в такое блаженство, всё, чего я добьюсь, это забуду... забуду, что я здесь одна... а кое-кто другой остался один в другом месте. И она тоже будет размышлять, тосковать, пытаться найти смысл в этих странных островах, которые мы, творцы, создаём для себя. Когда всё это время бирюзовое цунами спокойно ждёт. Его бледные веки вот-вот распахнутся, чтобы проснуться и опустить последний занавес.
Чтобы по-настоящему ценить жизнь, вы должны умереть несколько раз, внутри и снаружи, с призрачными вздохами тишины, свидетельствующими о вашем горестном опыте перед тусклой зелёной дымкой мира. Абсурдность всего этого не ускользает от меня. Я чувствую это, как шипы в моём боку при каждой встряске или грохоте поезда.
Но потом я смотрю наружу и вижу этот город, и я вижу его оживлённым красками и одеждами, и сотнями тысяч хоровых голосов, которые только и ждут, чтобы взорваться, и всё золотое и великолепное. И на краткий миг я вспоминаю… или просто притворяюсь, что знаю… что что-то продолжает танцевать под те мелодии, что я выгравировала на этом вечно расширяющемся полотне. И ещё долгое время после того, как я уйду в бирюзовое море, оно будет следовать всё тому же ритму, который я установила. И будет делать это без меня. И даже если оно будет всего лишь унылым ковылянием, в этом есть какое-то подобие цели, и это стоит того, чтобы улыбнуться... хотя бы ненадолго.
Трек достигает крещендо, и музыка снова замирает. Я снова задыхаюсь, но на этот раз моё тело в силах выдержать малиновый выдох. И прежде чем я успеваю подумать об этом, мои наушники переключаются на следующий микс. И это почти так же, как если бы никакой заминки и не было.
Может ли жизнь быть ещё проще, если попытается?