Вещи, что Тави говорит
Частичные вещи (Partitioned Things)
Последний щелчок.
Продолжительное шипение.
И после трёхсот сэмплов и тринадцати часов редактирования и перередактирования...
Да...
Я наконец-то закончила с этим треком.
Я нажимаю красную кнопку на консоли, и то, что было просто рабочим черновиком, теперь записывается на магические кристаллы для цифрового распространения. Это медленный процесс, и он, вероятно, займет всю ночь.
Вот только... если учитывать тот факт, что ночь началась около четырёх часов назад...
Я вздыхаю. Разминая ноги, я вдруг понимаю, как долго стояла на одном месте, в одном положении, в супер сосредоточенной позе. Это вновь пробуждает боль от недавней травмы в моей правой ноге, и я морщусь, хромая прочь от проигрывателя, в то время как одиннадцатиминутный музыкальный трек для Рэйнбоу Дэш кристаллизируется в своей неизменности.
Фойе сейчас погружено во тьму. Словно пещера, в которой ничего не живет. Включая меня. Все цвета спрятались в той части квартиры, где живет Октавия. Глубокий оранжевый и фиолетовый. Думаю, Октавия забыла закрыть дверь своей спальни до того, как Скриблер прокралась внутрь. Думаю, это показывает, насколько загружена была её миленькая головка предстоящим званым ужином для делегатов в замке. Полагаю, мне следовало бы быть более чуткой по отношению к ней. Но я дважды слышала шум воды в душе с тех пор, как она в последний раз играла на басовой скрипке в моём присутствии. Такое количество приёма душа за такой промежуток времени обычно означает, что она в хорошем настроении. По крайней мере... Я так предполагаю.
Я прохожу мимо окна... и задерживаюсь.
Мир снаружи блестит бирюзовым. Я смотрю за стекло, щурясь от янтарного мерцания уличного фонаря, что пытается отогнать прочь краски смерти. Ночь – это благодатная почва для всевозможных художников именно потому, что это кладбище для всех остальных. На эту черноту мы бросаем свои краски и ноты, стремясь создать шедевр, прекрасно зная, насколько всё это тщетно в долгосрочной перспективе... но продолжая с непреклонным рвением.
Именно в такие моменты, когда я только что закончила свою последнюю работу... или вообще любую творческую работу, если уж на то пошло, я испытываю настоящий восторг. Мной овладевает мания, и моё эго вырастает десятикратно. Я чувствую себя богиней на вершине мира, у меня вырастают крылья без всякой тиары.
Но прямо сейчас...
С тёмным миром, погребающим меня...
Когда всё в моей жизни так заслужено встаёт на свои места...
Я... не могу вызвать этого чувства восторга от самого́ достижения.
И дело не в том, что я не верю в великолепие трека, который я только что создала для Рэйнбоу Дэш.
Конечно, он не идеален, но я более чем уверена, что он достаточный... что он усваиваемый... что он сделает её счастливой.
Просто, это точно так же, как с любым другим треком, что я создавала раньше. Я этим на жизнь зарабатываю... тем, что я DJ-P0N3. Она – очень важная часть меня... но только часть.
И вы можете возносить часть себя сколь угодно высоко и сколь угодно долго, но остальные части от этого не перестанут ощущаться... устрашающе пустыми.
Раньше меня это не беспокоило. Но, опять же, раньше я была намного моложе. А теперь, более, чем когда-либо, бирюза нависает, как саван, и я чувствую, что места для дыхания всё меньше.
И всё, что происходило в последнее время, было лишь неглубокими вдохами. Даже когда я прыгнула, чтобы схватить падающее тело Свити Белль, я была словно онемевшей. Будто моё тело находилось под водой.
И в те редкие и неловкие случаи, когда я выныриваю на поверхность, меня встречает чувство того, как вся реальность обрушивается на меня. Неизлечимый характер моего состояния. Строгий режим, которому я теперь посвятила свою жизнь, став королевским менестрелем. Тот факт, что я не видела Роуди Бо больше недели, и я оставила его в Сакраменто, как дура... как трусиха... как кто-то, являющийся полной противоположностью хорошему другу.
Я снимаю очки и со вздохом тру глаза. Я страдаю от гаммы цветов, и все они изнурённые.
Я действительно не знаю, как у DJ-P0N3 получается создавать её музыку каждый вечер. Иногда мне кажется, что я для неё такая же аудитория, как и все остальные. Вот только, сейчас больше, чем когда-либо, все мелодии начинают звучать одинаково.
Прежде, чем я успеваю развить эту мысль, я обнаруживаю себя в своей спальне. Я стою перед матрасом, не двигаясь, не живя. Я могла бы заснуть... но разве возможно быть ещё более онемевшей? Много ли понадобится, прежде чем пролетят ещё семь лет, а я останусь всё тем же старым ископаемым, мечтающем о всё том же старом голосе?
Мои уши дёргаются. Оранжевые и фиолетовые потоки струятся в мою сторону. Я пячусь назад, пока мой бок не упирается в стену спальни. Октавия спит в комнате с другой стороны, и её со Скриблер дыхание это рог изобилия красок. Они убаюкивают меня... успокаивают... будто я, на самом деле, дома. Я опускаюсь на пол и обнимаю себя, позволяя вибрациям окружить меня, согреть, подобно утробе.
Это создание...
Это нежное... святое создание...
Она спасла мою жизнь...
Она спасла все части меня... DJ-P0N3... Винил... "любимая"... все части, которые были, и все части, которые когда-либо будут...
И если я не обязана самой себе продолжать бороться с этим бирюзовым саваном...
...то, по крайней мере, я обязана ей.
И это был первый раз, когда я улыбнулась за весь день... и уже ночь.
Один этот факт почти достоин смеха, но я, пожалуй, не стану падать в обморок таким образом.
Вместо этого я подбираю щётку и иду в душ... потому что он мне определенно нужен. И... как знать... может быть, где-то между пеной и потоками воды, мне откроется секрет Октавии.
Я знаю, что не откроется, но всё равно иду...