Песнь угасания
Стих 12. Последняя битва
Ворон каркнул, поторапливая отстающих братьев, и окинул взором поле предстоящей битвы. Внизу виднелся маленький островок с величественным замком, который окружали стены: одна, поменьше, сделанная из камня, вторая, гораздо больше, слепленная наспех из земли и магии. Виднелся бескрайний черный океан, чьи стремительные волны грозились в скором времени схлестнуться на последнем островке света. Ворон каркнул громче и нетерпеливей. Скорей, скорей же! Нельзя такое пропускать!
Берри любила своих товарищей. Их шестерых нельзя было назвать искусными воинами, однако вопреки этому они прошли через множество знаковых сражений. Вброшенные в бурлящий котел войны, совершенно чужие друг другу, за прошедшие годы они сблизились настолько, что стали почти как семья, как братья и сестры.
Последняя битва! Никто из них и помыслить не мог, что доживет до сего момента, и все же… они здесь. Стоят плечом к плечу вместе с остальными защитниками Эквестрии, готовые сложить головы ради светлого будущего. Отступать больше некуда. За спиною замковая стена. Принцессы. Если тени пробьются, все будет кончено. Эта битва войдет в летопись! Если только останется хотя бы один единственный пони, который сможет сию летопись продолжить…
Земля под ногами ходила ходуном. Еще минута — и начнется. С каждым мгновением страх глубже вгрызается в сердце, заставляя холодеть конечности, забирая последние силы. Берри пыталась отвлечься, но бесполезно. В этой битве не будет героев. Не будет подвигов. Не будет доблести и храбрости. Легенды родятся, чтобы тут же погибнуть. Она знала, как все будет. Каждый здесь знал, и потому стояла такая глухая тишина. Будет много отчаяния, пролитой крови, но они не уступят врагу последний уголок их дома. Она вдохнула душный тяжелый воздух и трясущейся ногою сжала алебарду.
— Принцессы защитят нас, Берри, — промолвил брат Лайтнинг. Его голос дрожал. — Все будет хорошо, я знаю…
— Не неси чуши, Лайтнинг. Это мы защищаем принцесс, забыл? — отвечала сестра Даркуотер угрюмо. — Думаешь, они вспомнят о тебе в пылу сражения? Да таких как ты тут тысячи.
— Чего ты к словам прицепилась? — буркнул брат Лемонграсс. — Что, Лайтнингу уже нельзя подбодрить командиршу?
— Какие вы нервные, — заметил брат Айрон, само спокойствие.
— Да ты издеваешься, — неодобрительно покачала головою сестра Грейп.
Воздух насквозь пропитался напряжением. Берри не собиралась останавливать их перебранку. Пусть кусаются — так всяко лучше, нежели ждать врага в невыносимой тишине. Она взглянула на стену позади: среди магов показались царственные фигуры. Вопреки всеобщему ожиданию принцессы не произнесли вдохновляющей речи, не призвали сражаться до последней капли крови ради Эквестрии, ради будущих поколений или чего бы то ни было еще — вместо этого они, не теряя ни секунды, перешли к делу. Объединивши усилия, они сотворили исполинское пламя, что змеею извернулось по рву и вцепилось в свой же хвост — широкое огненное кольцо теперь охраняло подступ к первой стене. Решимость принцесс, их готовность встретить врага подействовала на подданных лучше всяких слов. Тысячи сердец оказались связаны вместе и почувствовали единение, в котором смешались надежда, любовь к богиням и искренняя вера в победу. В едином же порыве воины вскинули оружие, демонстрируя принцессам бесконечную преданность.
— Говорил же, — Лайтнинг немного повеселел, но все еще был бледный, как мел. — Все будет хорошо… хорошо!
— Кто-нибудь дайте ему подзатыльника, — сказала Берри.
Даркуотер проделала это не без определенного удовольствия. Придя в себя, Лайтнинг поправил шлем и пробормотал благодарность.
— Смотрите! — воскликнула Грейп.
Над головами пронеслась драконица. Она первой ринулась в бой, благо поблизости пока не было видно надоедливых виверн. Будучи едва ли не единственною силою Эквестрии, способной значительно повлиять на ход сражения, она вознамерилась проредить вражескую армию так сильно, как только сможет, пока тени будет пробиваться через препятствия. Лучники, маги и прочие дальнобойные отряды, которые должны были ей помогать, — все они остались на второй, замковой, стене, ибо было их не так уж много, и распределять их по всему периметру первой, внешней, стены было совершенно бессмысленно.
Тени были беззащитны перед ее огнем. Она сжигала сотню за сотней, счет убиенных ею быстро перевалил за тысячу, — но как бы она ни старалась, как бы ни надрывала грудь, их было слишком, слишком много, чтобы справиться с ними всеми в одиночку. Враг стремительно приближался к первому препятствию.
Видя это, Луна обратила к сестре решительный взгляд:
— Достаточно ли ты восстановилась?
От шерсти Селестии все еще исходил легкий дымок — заклинания неспроста назывались запретными и были опасны даже для самих принцесс.
— Я в порядке, сестренка, — ровно отвечала она, чувствуя тупую боль, пронизывающую тело от копыт до кончиков ушей. — Начинай, а я подхвачу.
Луна кивнула и подняла пред собою свиток, измятый, с надорванными краями, древний, как сам мир, губы ее стали исторгать слова на понилатыни, что складывались во все более грозные сочетания. Затем к ней присоединилась Селестия, воздух вокруг них легонько замерцал — и свиток обратился белым пеплом, обжигая принцесс. Плотные лучи света рухнули на теней, мгновенно превращая их в пустоту, в ничто.
— Можно было и поаккуратнее, — проворчала драконица, глядя на две малюсенькие точки вдалеке.
На короткий миг показалось, что врага получится сдержать. Но лишь на короткий миг. На смену павшим тут же пришли новые. Тени наползали густым роем насекомых, и ничто не могло их остановить. Не остановила их протяженная огненная яма на пути — первые из тех, что достигли препятствия, решительно бросились в него, точно их жизни не значили совершенно ничего. Пораженная сей картиной драконица растерялась на секунду, но затем бросилась жечь подступы первой стены с удвоенным остервенением, стараясь поддерживать опоясывающее ее пламя. Воздух раскалился и наполнился едким смрадом. Принцессы все еще восстанавливались после заклинания, тогда как драконица не успевала справляться с наступающими полчищами.
Произошло то, чего она опасалась больше всего. Но заметила она сие слишком поздно. Пламя с юго-восточной стороны ослабло практически полностью — тени просто-напросто задавили его своими телами, но то было только начало: под стеной стремительно формировался шевелящийся подъем.
— Не может быть! — выкрикнула драконица, не веря глазам. Она ринулась туда, желая сжечь всех до единого, оскорбивших ее, посмевших указать, что она им не ровня, как вдруг налетела свора виверн, и ей стало совершенно не до теней внизу. Назойливые, как мухи, виверны облепили драконицу со всех сторон; она кусалась, рычала, рвала когтями, жгла и отбивалась, но те и не думали отставать.
Принцессы ничем не могли ей помочь. Не могли помочь и маги с лучниками, ибо целей было много, все они двигались и находились далеко — это была пустая трата магии и стрел. Одно хорошо: драконица не подпускала крылатых теней к замку, позволяя принцессам сконцентрироваться на других проблемах.
— Богини милосердные, — ахнул Лемонграсс, завидев черные силуэты на самом верху первой стены. Их становилось все больше, они собирались, кучились, пока там не закончилось место — и тогда они бросились вниз. Не оставалось сомнений: тени собирались выстроить спуск тем же образом, что и подъем.
— Это безумие! — пролепетала Даркуотер с округлившимися от ужаса глазами. — Они совсем не боятся умереть!
— Молчать! — рявкнула Берри, но ей и самой было тяжело держать себя в копытах. Они еще не вступили в бой, однако враг уже задавил их морально. Ее ноги налились тяжестью и дрожали в коленях. Древко алебарды сделалось скользким от пота. Она резко обернулась к отряду и говорила громко, стараясь не дать липкому страху завладеть голосом: — Принцессы нуждаются в нас! Неужель мы подожмем хвосты и бросимся врассыпную? Нет, мы с вами не такие, я знаю. Отступать некуда. За нами Замок Двух Сестер. Если враг думает, что здесь нам всем и настанет конец, то он очень сильно заблуждается!..
Берри замолчала неожиданно для себя. Как будто кто-то схватил ее за горло, не позволяя словам вырваться наружу. Она все равно не верила в то, что говорит. Никто из семьи не верил. Когда Берри вновь обратила взгляд к первой стене, то увидела, как черные волны хлынули в долину, и как в них тотчас посыпались стрелы и разряды молний.
— Ребята, я с вами до конца. Что бы дальше ни произошло, какие бы кошмары мы ни увидели, я вас ни за что не брошу, — уже совершенно откровенно, без пафоса прошлой попытки, промолвила она.
Ее честность подействовала на братьев и сестер. Айрон благодарно кивнул.
— Я тоже, — сказал Лемонграсс.
— Мы тоже! — поправила Грейп.
— Я счастлив, что встретил вас, — добавил Лайтнинг.
— Не говори так, будто прощаешься, Лайт, — мягко ответила ему Даркуотер. — Это ведь не конец нашей дружбы, — промолвила она с блестящими от влаги глазами и отчаянно пытаясь улыбнуться. — Наша дружба пережила столько испытаний. Разве не переживет она и это?
Пока драконица держала теней на расстоянии, принцессы колдовали новое могущественное заклинание, уже третье кряду. Даже аликорнам с огромными магическими резервами необходимо больше времени, дабы восстановиться. Им было больно даже просто произносить слова заклинания, однако они не жалели себя. Тучи в небе заклубились, за стеною закружился исполинских размеров смерч. В воздухе замелькали клочья земли.
Очередной свиток вспыхнул ярким светом и рассыпался в пыль. Луну словно молнией поразило — она вскрикнула и обмякла. Перепуганная Селестия подхватила сестру, не позволяя ей упасть. Прошло долгое мучительное мгновение, прежде чем Луна приоткрыла глаза.
— Я потеряла сознание? — слабым голосом сказала она. — Ах…
— Если ты не в силах, я буду колдовать в одиночку, — решительно промолвила Селестия, не выпуская Луну из копыт. — Не измывайся над собою.
— Гляди… какая ты сегодня, — очаровательно улыбнулась Луна. Ей было больно даже просто говорить. — Это так… неожиданно приятно поменять ролями и вновь почувствовать себя младшею сестрою. — Она поглядела на дрожащее копыто, затем опустила его. — Уже почти прошло. Помоги мне подняться, Тия.
Старшая принцесса не стала спорить, хотя сердце ее отчаянно протестовало. Но сейчас было не время и не место, чтобы идти на поводу у эмоций. Сейчас они в первую очередь принцессы, которые нужны подданным, сейчас они должны забыть об узах, связывающих их, забыть даже о жалости друг к другу.
Тени надвигались на замок хаотичным полчищем. Берри видела их искаженные кровавой жаждой морды, и от этого зрелища кровь стыла в жилах. Но она продолжала храбриться и выставила алебарду, готовая в любое мгновенье пустить ее в ход. Совсем скоро… совсем скоро… уже близко!.. Сердце того гляди выпрыгнет из груди. Невыносимо тяжело дышать, душный раскаленный воздух забил легкие.
Они здесь!
Армии схлестнулись в беспощадной схватке. Зазвенело железо, сухая окаменевшая земля мгновенно пропиталась влагою, и воздух наполнился криками, болью и отчетливым запахом меди.
В первые же секунды, отбившись от одного врага, Берри упустила из виду второго и едва не рассталась с жизнью — спасла ее случайная стрела, пронзившая нападавшего в шею. Все произошло так стремительно, что она даже не успела испугаться. Тем не менее, это сильно подействовало на нее, и разум как будто застелил туман.
Перед взором проносились размытые образы. Она не была уверена, что сие происходит взаправду. Казалось, будто к конечностям прицепили невидимые нити, будто действиями ее кто-то управляет. Мгновение — и все лицо в вязкой черной крови, она даже не заметила, как алебарда опустилась на выскочившего перед носом врага. Берри заворотило от вида убиенной тени, но каким-то образом она сдержалась.
— Держись, бравая командирша, — послышался спокойный, даже в каком-то смысле убаюкивающий голос Айрона. — Сражение только началось.
Он был первым, кого встретила Берри на войне. Он же был первым, с кем она сблизилась, кто помог ей сдюжить с трудностями, справиться с новой реальностью. Он редко выражал эмоции, иногда даже могло показаться, будто Айрон вовсе не способен испытывать какие-либо чувства, как холодная каменная глыба, но на самом деле он был, возможно, самым чутким и понимающим пони на свете. Просто не всем сие было дано узнать. Немногие решались заговорить с ним из-за его внушительных габаритов и грубой, неотесанной внешности, да и он сам подпускал к себе далеко не каждого.
Берри однажды спросила, чем же она так его заинтересовала, что он решил взять ее под свое крыло — метафорически, конечно, ибо он был из земных пони. Но вместо ответа, он сам спросил ее: а разве нужно какая-то особая причина, чтобы кому-то помочь? Пони, говорил он, должны держаться вместе и во всем помогать друг другу. Никто не должен чувствовать себя ненужным, одиноким или брошенным — а именно такой Берри чувствовала себя в первые дни войны.
Когда Айрона со всех сторон окружили тени, он оставался все таким же спокойным. Будь он быстрее и будь враги не так близко, он бы сокрушил их всех своею громоздкою глефой, однако удача была не на его стороне. Их с Берри знакомство началось с его улыбки. Ею же они и распрощались.
Из сердца Берри словно вырвали часть. Алебарда сделалась почти неподъемной и выскользнула из копыт, с грохотом упавши на землю. Звук тотчас привлек теней. Инстинкт самосохранения пересилил ступор, и она бросилась наутек со всех ног, совершенно позабыв про оброненное орудие защиты.
Тени были быстры, они уже почти вцепились ей в хвост, как вдруг по полю битвы пронесся мощный сгусток магии, растворивший в себе четырех преследователей. Пятый же, изумленный внезапной переменой, замешкался и не заметил, как сквозь его горло сверкнуло изогнутое лезвие.
Даркуотер сплюнула презрительно на лежащий подле ее ног труп, перевела взгляд на дрожащую сестру и помрачнела:
— Выглядишь паршиво.
— Айрон, он… я!..
— Возьми себя в копыта. Где твоя алебарда? Ты слышишь меня? — Поняв, что Берри едва реагирует на слова, Даркуотер дала ей жесткую пощечину. — Приди уже в себя, подруга!
Словно очнувшись от сна, Берри ахнула. Тут же она заметила, что к ним приближаются две тени и закричала:
— Сзади! Берегись!
Будучи единорогом, Даркуотер владела оружием куда искуснее, нежели пегасы или земные пони. Длинный, чуть изогнутый на конце меч, с которым она была неразлучна, повторял изящество хозяйки. С непередаваемым же изяществом она расправилась с напрыгнувшими тенями, почти не сделав движений и совсем не замаравшись кровью, и застыла в неподвижной стойке, немного даже напоминая балерину.
Даркуотер относилась к мечу, как к живому существу. С завидной частотою она начищала лезвие, следила за тем, дабы на нем не было сколов и зазубрин. Не раз ее заставали за тем, что она разговаривает с ним, и поначалу считали странной. Прошло несколько лет, прежде чем она открылась. Оказалось, что за вечно угрюмым взглядом скрывается чувственная и мечтательная натура. Меч выковал и подарил ей старший брат перед тем, как уйти на войну. Даркуотер очень дорожила подарком, ибо верила, что в нем заключена частичка родной души, и что сия душа, где бы та ни была, обязательно слышит ее.
Хотя Даркуотер была самым умелым воином среди их шестерки, она неоднократно повторяла, что ненавидит насилие в любом его проявлении — и оборонительную войну в том числе. Ей нравилось фехтовать, и то, что любимое дело непременно должно сопровождаться убийствами, печалило ее ужасно. Как-то она даже спросила Берри, мол, почему в мире существует такой понятие как «убийство»? Кто принес в мир такую страшную и жестокую вещь? А потом добавила, что фехтование — это суть танец, где воедино соединяются живое и неодушевленное, плоть и железо. Зачем нужно порочить кровью нечто столь прекрасное?
Даркуотер осталась верна себе до конца. Прямо сейчас она танцевала самый красивый танец в своей жизни. Плоть и железо. И ни капли вражеской крови — она пронзала их так филигранно и изящно, что они умирали сразу, без мучений. Если бы только тени могли оценить ее старания, если бы им только была известна концепция красоты…
Меч, окропленный алою кровью, воткнулся в землю перед ногами Берри. Чувствуя, как внутри образовалась еще большая пустота, чем прежде, она все же схватила рукоять зубами и процедила врагам:
— Ну же, нападайте!
Здесь было не до изящества. Она мстила им за каждого погибшего на войне. Чудовища! Монстры! Берри ругала себя за слабость, за то, что позволила страху овладеть разумом. И что, что она умрет? Ведь она умрет рядом с семьей, защищая Эквестрию до последнего вздоха. Разве не о такой ли смерти она всегда мечтала?
Видя, что тени и не собираются убывать, Берри стала отступать ближе к воротам. Она отбивалась, не жалея себя, искры, высекаемые железом, сверкали перед глазами, челюсть и шею сводило от напряжения.
— Только держись, Грейп! — послышался полный отчаяния голос откуда-то сзади.
Тень угрожающе встала на дыбы, и Берри, недолго думая, всадила меч ей в брюхо, вырвала его и, понявши, что врагов поблизости нет, резко обернулась. Грейп была изранена и выглядела плохо, она лежала на земле в лужице собственной крови; единственным, что отделяло ее от скорой смерти, был щит Лемонграсса; последний порхал около нее, отбивая удары напирающего врага. Он тоже был страшно изранен и держался на одной только силе воли — и безмерной любви к сестре.
Грейп и Лемонграсс были братом и сестрою не в метафорическом смысле, как остальные четверо, а в самом что ни на есть прямом. Эта неразлучная парочка всегда была для Берри головною болью: близнецы вечно что-нибудь выдумывали и довольно часто это «что-нибудь» оборачивалось для них проблемами. Благо, что на поле битвы они становились серьезнее, как бы разумнее, и переставали чудить. За ними еще была любопытная особенность — они нередко заканчивали фразы друг за друга. Как они это умудрялись делать — так и осталось великой загадкой; сошлись во мнении, что у них одна голова на двоих — да и та дурная.
Но несмотря на чудачества, близнецов любили. Любили за то, что те умудрялись сохранять оптимизм, когда это становилось все тяжелей. И нет, то была вовсе не глупость с их стороны — все они прекрасно видели и понимали. Кто знает, может, они решили таким образом выделиться, может, то просто было еще одно их чудачество — а впрочем, это никого не волновало. Их оптимизм, их искренние улыбки и смех невольно заражали. Улыбалась даже Даркуотер.
Берри рванула к ним на помощь. В мгновение ока она расправилась с тенями, не ожидавшими ее появления, — те уж думали, что полакомятся ослабшими воинами. Щит грохнулся на землю, и Лемонграсс обессилено осел рядом с сестрою.
— Смотри, Грейп… — прошептал он с усталой улыбкой на губах, — все-таки отбились…
— Ребята… — проговорила Берри дрожащими губами, и в этом одном слове смешалась целая гамма чувств.
— Иди без нас, Берри, — с трудом промолвила Грейп.
— Мы немножечко… — из последних сил Лемонграсс приобнял сестру.
— …отдохнем. А потом…
— …догоним тебя.
— Хорошо?..
К горлу Берри подкатил болезненный комок. Она печально кивнула им и бросилась напрямик к стене, игнорируя стычки. Бьющий в лицо ветер сгонял с глаз слезы. Один за одним, словно их жизни ничего не стоили! Да когда же этому ужасу наступит конец? Неужели принцессы совершенно бессильны перед врагом? Они же богини! Как дикие кровожадные животные могут быть сильней самих богинь?
Лайтнинг! Он должен быть жив! Ах, вон он, абсолютно один! Он обязательно выберется живым! Даже если ей самой придется погибнуть ради этого!
Лайтнинга нельзя было назвать храбрецом. Война оставила глубокий след в его душе: временами он был ужасно мнителен и параноидален, нередко подскакивал по ночам из-за кошмаров, и Айрон терпеливо его каждый раз успокаивал, заверяя, что он среди друзей. На самом деле, все относились к нему, как младшему брату, опекали его даже. Он и сам признавал, что, скорее всего, сгинул бы давно, если бы не их помощь. Такие друзья дороже всех драгоценностей мира, сказал он однажды, разоткровенничавшись. Ему несказанно повезло с ними, и он благодарил судьбу за это.
Но в текущую секунду он, побелев от страха, глядел на крупную черную сколопендру, медленно подбирающуюся к нему, как хищник подбирается к добыче. Он не мог пошевелиться, это было видно, и Берри была слишком далеко, чтобы поспеть к нему вовремя. Она позвала его, закричавши во все горло, но тот не услышал. Похоже, он не слышал вообще ничего. Чудовище вздыбилось над ним — и в этот самый момент хрупкий разум Лайтнинга, бесконечно доброго и сострадательного пони, который и муху-то боялся обидеть, сломался окончательно.
Он закричал истошно и со всех ног рванул прочь — он даже не узнал Берри, когда пробегал мимо. Она попыталась было догнать его, все еще питая тщетную надежду образумить брата, но путь преградили новые тени. Участь Лайтнинга была печальна и незавидна.
Берри рухнула на землю, неожиданно обессилев. Пустота пожирала ее изнутри, в груди как будто образовалась огромная дыра. Она потеряла последнюю причину, чтобы сражаться дальше. Теней вокруг становилось все больше, но ей было уже решительно все равно. Стало быть, настал ее черед. Хотела бы она стать первой, чтобы не видеть, как они… один за другим… Когда свет заслонила гигантская сколопендра, в предвкушении заклацав челюстями, Берри не почувствовала ровным счетом ничего. Ни ненависти, ни злобы, ни отчаяния, ни даже страха. Она желала лишь, чтобы все, наконец, закончилось.
По полю битвы точно пронесся метеор, оставляя после себя след из бездыханных теней. Заморосил черный дождь — Берри не сразу поняла, что это кровь. Удар сердца — перед глазами сверкнуло лезвие, и голова оскалившей клыки тени отправилась высоко в воздух. Еще удар — ее дружки согнулись пополам, словно колоски, скошенные неведомою силою. Третий удар — и отвратительная сколопендра была безжалостно изрублена в куски.
Уже теряя сознание, Берри попыталась рассмотреть своего спасителя. Он был изранен, потрепан и с головы до ног покрыт вражескою кровью, отчего ужасно походил на тень. Может, он и был тенью — с пони он точно ничего общего не имел. У пони не бывает таких безумных глаз, успела подумать Берри, прежде чем окончательно провалиться в темноту.
Выгрызя виверне сердце, драконица завладела свободным мгновением и мельком огляделась, дабы оценить ситуацию. И без того довольно куцые ряды эквестрийцев поредели еще больше. Враг почти уже не встречал сопротивления, продвигаясь к замку. На горизонте виднелись новые крылатые твари — будто надвигалась огромная туча. Она поняла, что если продолжит стоять на страже неба, то царапинами и сорванною чешуей уже не отделается. Но драконица видела, как внизу неустанно сражается Найт, и следовала его примеру. Покуда сражается он, будет сражаться и она. Виверны были еще далеко, потому она пронеслась низко над землею, выжигая вражеские войска и позволяя эквестрийцам спрятаться за замковою стеною.
Принцессы использовали очередное заклинание, обрушив на головы врагу короткий метеоритный дождь. В арсенале оставалось еще пара или тройка заклинаний, однако они были слишком опасны, чтобы пускать их в ход: еще неизвестно, кому такие нанесут больше вреда — штурмующим или же обороняющимся. Луна и Селестия едва стояли на ногах от издевательства над самими собою; хотя они быстро восстанавливались, еще быстрей сестры истощали себя.
Когда пони отступили за стены, старшая принцесса отдала приказ закрыть ворота. Затем она достала из заранее приготовленного сундучка шесть разноцветных камней — Элементы Гармонии, — и отдала половину сестре. Враг уже стоял под стенами. Почувствовав магическую связь, Элементы стремительно закружились вокруг принцесс, а затем исторгли огромную радугу, и та укрыла собою замок и его окрестности. В тот миг многие подняли головы к небу. Радуга! Тусклая, почти серая, но самая настоящая! Даже тени, казалось, ослабили напор на несколько секунд, пораженные сим зрелищем. Тем временем радуга разделилась на две части и образовала над последним оплотом Эквестрии защитный купол. Тут же неведомо откуда взявшаяся виверна попыталась пробиться сквозь новое препятствие — и, едва соприкоснувшись с блестящею поверхностью, попросту испарилась.
Пока что пони могли вздохнуть спокойно. Но долго защитный купол не продержится…
Воздух разрезал звон, пугающе похожий на предсмертный крик — Элементы, исполнив свое предназначение, превратились в бесполезные осколки под копытами у обреченно взирающих на них сестер. Элементы были последней надеждою — и даже эта ниточка оборвалась.
Берри очнулась, почувствовав что-то холодное и мокрое на лбу. Приоткрывши глаза, она увидела над собою мутный силуэт. Она не понимала, где находится, что происходит, кто стоит рядом, и внутри нарастала паника.
— Глютти! — вдруг послышался радостный голос. — Она проснулась! Я молодец? Глютти!
Почему-то услышав этот голос, Берри заметно успокоилась. Взгляд ее постепенно сделался четче, и вот она уже могла рассмотреть помещение, в которое переместилась каким-то неведомым образом. Она приподнялась, села кое-как, и на колени шлепнулась тряпка, сползшая со лба. Берри немного лихорадило, но в целом она чувствовала себя сносно. И она все еще была жива…
Юная кобыла в монашеской рясе, стоявшая подле, была явно довольна собою. Она отчего-то сразу не понравилась Берри, возможно, своей противоестественною улыбчивостью. В крохотном помещении на скромных подстилках из соломы лежали раненые, над которыми хлопотала та, что, по всей видимости, носила имя Глютти.
Вдруг на Берри нахлынули недавние воспоминания. Перед глазами промелькнули ужасные сцены одна за другой. Айрон. Даркуотер. Грейп и Лемонграсс. Лайтнинг. Их больше нет. Она осталась совсем одна.
Сердце заболело так страшно, что захотелось избавиться от него, лишь бы не чувствовать, как горит изнутри грудь. Берри сжалась в комочек, и слезы побежали из ее глаз.
— П-почему ты плачешь? — послышался растерянный голосок над ухом. — Я что-то не так сделала?
Но Берри было не до монашки. Она упивалась жалостью к погибшим друзьям, но в особенности — к себе. Она должна была стать первой! Она не сдюжит с этим, нет, нет! Не выдержит!..
Приблизились шаги.
— Эй… — позвал мягко второй голос, как бы прося успокоиться. Берри проигнорировала и Глютти.
Послышалось, как со скрипом открылась дверь.
— И давно она так? — заговорил кто-то третий с грубым голосом. Он подошел к ним.
— Вот как очнулась, и сразу в слезы.
— Извини, если я как-то тебя обидела! Я не хотела, правда-правда!
— Тише, Кики, ты тут совершенно ни при чем.
— …Они все погибли, — проныла Берри. — Прямо на моих глазах!.. А я как назло…
Она слышала, как кто-то из окружившей ее троицы сердито выпустил воздух через ноздри. Сие заставило ее на несколько секунд перестать обливаться слезами и приподнять заплаканные глаза.
— Погибли, значит? — переспросил расплывчатый силуэт, и в голосе его ясно слышалась злоба. — Жалеешь о том, что не разделила с ними ту же участь? — процедил он сквозь зубы и с трудом подбирал слова: — Думаешь… ты одна здесь такая? Сегодня… мы едины как никогда. У тебя просто… нет права жалеть себя. Я ведь не для того спас тебя!
— Ты? — шмыгнула носом Берри. — Это был ты? Пронесся, словно падающая звезда…
Он задрожал:
— Сколько раз тени разрывали мой дом в клочья… и не счесть. Много раз я видел, как гибнут мои товарищи. И был не в силах это изменить. А ты? — с надрывом спросил голос. — Сдашься?
— Нам ни за что не отбиться!
— Ну и что? — воскликнул он, едва не сорвавшись на нервный смех. — Раз нам нечего терять, может, пора отбросить все страхи? отбросить нашу трусость? Нам всем… давно пора было это сделать. Знаешь… я… — его голос упал. — Я не способен убить даже самую хилую тень, и все же… все же…
На том спаситель закончил рваное изложение своих чувств и замолчал как-то смущенно. Как ни странно, его слова — далеко не самые красноречивые, даже где-то жесткие, однако искренние, идущие от самого сердца, — заставили Берри подняться с сырого пола. Она по-прежнему похныкивала и тяжело переживала утрату, но, по крайней мере, была в состоянии идти. Утеревши слезы, она увидела, что перед ней стоит пегас с одновременно сострадательным и мрачным выражением на лице. Он что-то протягивал.
— Твой меч.
Несколько мгновений Берри взирала на меч Даркуотер с дрожащими губами, но, в конце концов, пересилила себя и взяла оружие, тихо поблагодаривши пегаса.
— …Что будешь делать? — спросил он.
Подавленная Берри лишь опустила голову, совершенно не понимая, что должна ответить.
— Ах! Вы почувствовали? — заволновалась Глютти.
На лице пегаса застыл вопрос, но прежде чем он успел его озвучить, помещение содрогнулось. Затем еще раз, и еще. Подземные толчки становились все сильней… Нет, это находилось не под землей, вдруг поняла Берри. Это ступало по земле, оно было огромным и приближалось сюда!
Пегас, видимо, пришел к той же мысли и выбежал на улицу. Она бросилась следом, чувствуя, как холодеет спина, и оказалась посреди израненной и измученной толпы, в ужасе глядящей в небо. Когда Берри задрала голову, ее дыхание перехватило. Исполинских размеров тени окружили замок; стены для них были все равно, что низенькая ограда.
— Так это были не сказки, Сандерхарт! — воскликнул пегас, трясясь от страха. — Они существуют!
Отвратительный, словно огромный клубок змей, исполин опустил тяжелую, как молот, конечность-щупальце, и купол не выдержал. Жуткий звон, подобный грому, оглушил округу, и тысячи блестящих осколков посыпались с неба. Сотканные из магии и не имеющие физической формы они беззвучно врезались в землю, не причиняя никому вреда.
Это было мучительное мгновение. Мгновение перед настоящим безумием, охватившим эквестрийцев. Казалось, все разом перестали дышать, и повисла мертвая тишина. Защитный купол сломан. Даже Элементы Гармонии оказались бессильны против этих существ. Когда в замок нахлынули тени, храбрецов больше не осталось.
Берри едва не затоптали — кто-то оттащил ее обратно в дом. Секундой позже она поняла, что это был все тот же пегас.
— Что там происходит? — полюбопытствовала монахиня.
— Уходим! Живо! — бросил пегас.
— Куда? — нервно спросила Глютти.
— Куда-нибудь! В замок, да! К принцессам.
— Но больные… — попыталась возразить монахиня.
— Ничего не поделать! Ну же, за мной! Кики, возьми Глют за хвост, дабы не потеряться! Ты! — крикнул пегас неподвижной Берри. — Скорей приходи в себя!
— Я остаюсь, — заявила Берри пустым голосом. — Хватит с меня. Нет больше сил. Я вовсе не такая, как тебе кажется. — Заметивши, что никто так и не пошевелился, она прикрикнула: — Разрази меня молния, чего вы ждете? Бегите! Прячьтесь! Может, принцессы что-нибудь придумают, а мне… я позабочусь об этих бедолагах, — посмотрела она на раненых. — Ведь кто-то должен… правильно?
На короткий момент лицо пегаса превратилось в палитру чувств, в которой смешались злоба, неверие и разочарование.
— Ну и пес с тобой! — выбросил он, и троица побежала искать спасения.
Когда Берри увидела исполинов, заслоняющих небо, слабая воля к жизни в ней надломилась окончательно. Она хотела лишь одного: попрощаться с друзьями. Потому она положила меч Даркуотер перед собою и заговорила с ним. Сначала она попрощалась с Айроном, и меч как будто блеснул в ответ, точно услышал ее. Может, то была воспаленная фантазия, но разве не все ли равно? Теперь уже и не различить, где иллюзия, а где реальность.
Даркуотер. Грейп. Лемонграсс. Лайтнинг. Она прощалась со всеми по очереди, вспоминая моменты радости и грусти, связывающие их, и меч то и дело резонировал. Скоро все закончится. Скоро они снова будут вместе.
Рейн, Глют и Кики неслись со всех ног. Прятаться было бесполезно: тени были повсюду, лезли изо всех щелей, закрыли собой все небо — они облепили замок, как мошки — лакомый кусок сахара. Вверху шипели и кружили виверны, пожирая воронов, посмевших явиться на чужой пир. Вокруг творилось безумие, хуже самого жуткого ночного кошмара. Троица пока что оставалась незамеченной — перед глазами у теней мельтешило так много дичи, что они не успевали распылить внимание на всех, и, бывало даже, от жадности дрались между собою за добычу.
Когда ворота замка уже показались в поле зрения, путь преградили обломки. Троице пришлось свернуть под арку и углубиться в проулок. В этот самый момент за ними и увязались тени. Рейн знал, что те просто так не устанут, посему крикнул кобылам:
— Бегите! — а сам резко остановился и развернулся, встретившись с преследователями лицом к лицу. Он не видел, с каким ужасом и с какой печалью посмотрела на него Глют, но слышал стремительно удаляющийся звон копыт по мостовой. Это знание успокоило его и придало решимости.
Он лягнул шаткую стену справа от себя. Трещина перекинулась на каменный потолок, побежала по нему и с грохотом обрушила его. Когда облака пыли немного рассеялись, проход за спиной Рейна был завален. По выражениям теней нельзя было прочитать эмоции, но пегас знал: они в ярости — и сия мысль грела душу. Он в презрении бросил копье к их ногам:
— Не уподоблюсь вам! Нападайте же! Чего уставились? Вот он я!
Так встретил смерть Рейн из гордого Пегасополиса, нарекший себя трусом и слабаком.
Драконице уже было наплевать, что происходит с замком, не удостоились ее внимания и колоссы; среди черной шевелящейся массы она выискивала воина, единственного из своего рода, что не бросил сражаться после обрушившегося на них безумия. Он был где-то здесь! Она чувствовала! Скорей, скорей найти его!
Драконица заметила, как что-то блеснуло в черном океане внизу, и устремилась туда. Найт бился отчаянно; любой бы другой на его месте давно бы выбился из сил, но он до сих пор держался, словно подпитывался каждым убийством. Увы, он был совсем один, а против него стояла бесконечная армия. Вражеский клинок достиг его сердца раньше, чем драконица успела сему помешать. На мгновение его боль стала ее болью. Струны натянулись до предела и разорвались с громким режущим звуком, и наступила звонкая тишина.
Она озверела, зарычала страшно, стала рвать, жечь и сжирать, и тогда тени отступили, как будто поняли, чего она желает. Нет, она желала вовсе не мести. Гнев ее быстро иссяк, когда она увидала Найта, лежащего в луже крови. Она приземлилась на раскаленную пламенем землю и ткнулась в него носом. Его тело поддалось, как тряпичное.
В нем больше не было жизни.
— Нет, — промолвила она, и в глазах блеснула не то злость, не то печаль, — я не оставлю тебя этим чудовищам.
Драконица бережно взяла его в переднюю лапу и взмыла высоко в воздух. Она удалялась от замка все дальше и дальше. Вражескому войску все не было видно конца, но это уже ее нисколько не волновало.
Кто-то телепортировал Глют с Кики за запертые ворота замка, когда они подбегали к ним. Колдунья сначала подумала, что это была она сама, ибо почти использовала соответствующее заклинание секунду назад, но потом из тени вышла принцесса Селестия, и все стало на свои места.
Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять: надежды нет. Сбоку от принцессы кучилась горстка напуганных до смерти выживших, а всего здесь находилась дюжина пони — кто бы мог подумать, что однажды фойе уместит в себе весь их вид целиком, и еще останется много места. Но кое-кого не хватало… точно, где же принцесса Луна? Неужели?.. Глют остановила себя, побоявшись спросить Селестию.
Ворота с грохотом содрогнулись — что-то крупное рвалось внутрь.
— Наверх, в башню! — воскликнула принцесса, и пони ринулись за нею.
Коридор, поворот, снова коридор, лестница, еще одна. Бежать! Бежать! Как делали далекие предки, когда опасность была рядом! Кики стала отставать — хоть земные пони и выносливей других рас, она все еще была ребенком. В какой-то момент ее ноги заплелись, и она грохнулась на пол. Глют не раздумывая ринулась на помощь. Когда монахиня снова оказалась на ногах, колдунья поняла, что потеряла остальных выживших из виду. А со стороны лестницы, тем временем, уже слышалось приближающееся шипение.
Взгляд Глют наткнулся на одинокую дверь:
— Сюда! — бросила она, и кобылы вбежали в какое-то помещение. Здесь было большое окно, и столик с канделябром, и большая кровать, под которую они тут же забились, словно мышки, и замерли. Сердца так и заходились.
— Глютти… — шепотом позвала Кики.
— Тише, дорогая. Сейчас нельзя шуметь.
— Я знаю, происходит что-то страшное, но мои глаза… с ними что-то не так.
Эти слова заставили Глют похолодеть. Она похолодела еще больше, когда услышала, как за стеною пронесся табун теней. Наступила густая напряженная тишина. Кобылы лежали в обнимку, их колотило от страха. Неизвестно, сколько времени они провели в укрытии, но колдунье показалось, что не меньше часа.
— Никта спасет нас, Глютти, ты только не волнуйся… — произнесла Кики дрожащим голосом.
— Обязательно спасет, — выдавила улыбку колдунья. — Она не может оставить нас в беде.
Дверь распахнулась со страшным грохотом. Глют закрыла себе рот копытами, чуть не закричавши. Через проем между полом и кроватью было видно черные, как уголь копыта. Четыре. Нет, восемь. Двенадцать копыт?..
Кобылы буквально вжались в пол. Сердца колотились так часто и гулко, что их было слышно на расстоянии — иначе никак не объяснить, почему одна из теней вдруг подошла вплотную к кровати. В глазах Глют стало темнеть, ее затошнило, все тело сделалось мокрым и липким. Она почувствовала, как в груди до боли натянулась струна, и как живот обдало колючим холодом, когда черные копыта вцепились в нее и потащили наружу. Она закричала истошно, попыталась вырваться, укусить, почти ничего не видя и ничего не понимая. Только бы они не нашли Кики. Только бы… только бы…
В определенное мгновение она осознала, что неподвижно лежит на полу, и три тени взирают на нее пустыми белыми взглядами, ничего не предпринимая. От столь неожиданной картины в голове спутались мысли. Что у теней на уме? Разве они не собирались убить ее? Почему они взирают безмолвно, словно чего-то ожидают? Краем зрения колдунья заметила, как зашевелилась Кики. Она умоляла ее взглядом не совершать глупости, но та все равно вылезла из-под кровати. Тени бросили на монахиню короткий взгляд, а затем вновь уставились на Глют. Эти дикари… эти кровожадные монстры… решили их пощадить?
Глют медленно поднялась на ноги, боясь сделать лишнее движенье. Все такие же безмолвные и совершенно бесчувственные тени вышли в коридор. Замерли, посмотрели на двух трясущихся от страха кобыл.
— Вы хотите, чтобы мы пошли с вами? — отважилась на вопрос Глют, сглотнувши густую слюну.
Тишина.
— Что происходит, Глютти?..
— Не знаю, но… пойдем, Кики, — обескураженно ответила колдунья. — Они что-то хотят от нас…
Но что? Сей вопрос нещадно мучил Глют все те долгие минуты, что они шли по замку, пока вдруг ее не осенило: тени хотят сделать их своими зверушками! Оставить трофеи на память! Вот так все просто!
Однако когда они добрались до тронного зала, ей пришлось признать сию догадку негодной. Здесь были все те пони, которых она видела в фойе, целые и невредимые, и даже принцесса Селестия. На лице ее, как и остальных выживших, застыло глубокое смятение. Что же это такое?.. Не могли же тени сменить гнев на милость? Это попросту невозможно… в голове не укладывается, как…
Вдруг в тронный зал ворвались двое. В ночной темноте их запросто можно было спутать с молодыми пони, вот только на самом деле это были тени. Их пропорции, фигуры — вылитые жеребята, одна постарше, другая помладше. Вот только лица их были абсолютно пусты, а вместо глаз горели белые огоньки, как два лепестка.
Тени подбежали к Селестии, и она взглянула на них грозно:
— Вы, — произнесла она с таким тоном, будто знала их давно.
Двое сохраняли молчание.
— Решили собственнолично закончить начатое? Так знайте же, я…
Закончить она не успела, ибо в следующий миг случилось то, о чем ни один пони даже помыслить не мог.
Луна едва держалась на ногах, стоя пред больным Древом Гармонии. Она швырнула в сердцах об стену артефакт, который не оправдал ожиданий и оказался бесполезной тратой времени. Все погибло. Это конец всего. Да здравствуют тени — новые хозяева сего мира!
Но затем она услышала слабый голосок. Он мог исходить только от Древа.
— Что? — переспросила Луна пораженно. — Ты хочешь, чтобы я уничтожила тебя? — Подумавши немного, она изрекла: — Пожалуй, в этом есть смысл, но… нет, неважно. Другого выхода нет, правильно? Быть может, где-то еще осталась надежда…
Луна сделала глубокий вдох. Сконцентрировалась и сотворила последнее заклинание. Измученное болезнью Древо засветилось изнутри, раздулось неимоверно и разлетелось в щепки.
И засверкали осколки разбитой реальности.