Улица Дружбы 34

X

За мили от дома Хувсов в Филлидельфии в доме номер тридцать четыре по улице Дружбы в студенческом кампусе продолжалось веселье. Есть что-то гротескное в безалкогольных студенческих посиделках, подходящих к тому рубежу, когда все только и ждут, когда весело хлопнет пробка и можно будет подставить гривы под налетающую волну угарного цунами.

“Сегодня или никогда!” – ожесточённо думал Биг Макинтош. – “Сегодня или никогда!”

“Как он мог! Мой милый, честный, весёлый Док! Как он мог предать меня!?” – Лира держалась изо всех сил, чтобы переполняющая сердце злая боль не скатилась слезами по щекам.

“Хорош строить из себя приличных маленьких кобылок!” – Думала Берри.

– Спой что-нибудь. – Бон Бон с улыбкой потёрлась носом о щёку Лиры.

Кристалин вся обратилась в слух. Она, конечно, знала, что зелёная единорожка играет на гитаре, но что та ещё и пишет песни, было для первокурсницы новостью. Ведь наличие гитары в комнате не сделает пони рок-звездой, так же, как лежащее на столе перо не превратит в гениального литератора.

Лира взяла инструмент и при помощи магии немного подстроила колки. Манера игры зелёной единорожки была своеобразна. Некоторые струны кобылка заставляла звучать, слегка касаясь их копытцем. Другие пели, объятые магическим светом. Мелодия была простой и, быть может, излишне печальной для студенческого праздника.

Лира запела и Кристи неожиданно для себя удивилась, каким проникновенным и печальным может быть голос болтливой и немного чокнутой гитаристки.

Неужели, нам выдал билет
Кто даёт одинаковость лицам,
Кто надежды живительный свет
Погасил одноразовым шприцем?

Упокоятся завтра в гробах
Кто сегодня покоится в зыбке.
Мы уходим с улыбкой в зубах.
Смерть у нас не отнимет улыбки…

– Заткнись, тварь! – Ред Кросс вскочила из-за стола, опрокинув табурет. – Что ты вообще понимаешь в этом?!

Со сдавленным всхлипом Кросс выбежала прочь.

Кристи передёрнуло, когда она вспомнила недавнюю ночь, пронизанную смолистым дымом. Лира раздражённо отбросила гитару в кресло. Бон Бон и Макинтош удивлённо окидывали взглядом празднично украшенную кухню, в которой веяло февральским льдом. Берри исподлобья поглядела на четвёрку друзей и принялась молча выставлять на стол бутылки пшеничной.

У испорченных вечеринок есть давно сложившийся свод правил. Когда наступает момент, в который гостям лучше всего разойтись – с лицемерными улыбками или с искренней злобой на мордочках – разойтись и не видеться несколько дней, святой долг всех пони – не заметить этого момента и делать вид, что ничего не произошло.

Поэтому прозрачная жидкость полилась в стоящие на столе кружки. На правах единственного жеребца на розливе был Биг Мак. Себе понь налил сидра. Когда лиловая земнопони попыталась убрать накрывшее кружку красное копыто Макинтоша, тот решительно сказал: “Не-а!”, что должно было означать: “Мне ещё сегодня в любви признаваться. И вообще, она горькая!”

Один из пунктов помянутого уже “Свода правил испорченных вечеринок” гласит, что если один из присутствующих отказался пить, целью всех остальных, смыслом всей жизни на этот вечер должно стать решение проблемы, как влить в этого неверного максимальный объём спиртного. Поэтому, через некоторое время подвыпивший фермер осоловелыми глазами оглядывал примолкших кобылок, перебрасывающихся сухими фразами. Через некоторое время Бон Бон фыркнула и покинула кухню. Едва Кристи хотела последовать за благоразумной кондитершей, её окликнула Лира.

Единорожки вышли в тёмный холл. На кухне кто-то включил музыкальный центр и стены кампуса стали ритмично сотрясаться от глухих стадионных басов. Фальшивые хрусталики люстры тихонько позвякивали в такт музыки. Лира заглянула в глаза Кристалин.

Когда две юные кобылки выясняют отношения по поводу жеребца, события могут пойти по одному из двух сценариев. Они могут избрать манеру поведения, почерпнутую из книжек и кинематографа. Это банально и такие истории описаны тысячи раз. Но они могут избрать свой неповторимый сценарий и тогда целая дивизия мудрецов под началом Стар Свирла Бородатого не сможет предугадать, что каждая выкинет в следующий момент.

Лира оглядела Кристалин. На секунду гитаристке померещилось, как Хувс покусывает эти чуткие белые ушки, касается губами этого чуть вздёрнутого носика, как мощные коричневые чресла её особенного пони бьются о белый круп… А эта проклятая ведьма стонет, как похотливое животное и ёрзает под Хувсом, ломая стебли травы.

“А ведь это я должна стонать, как похотливое животное и ёрзать…” – в смятении подумала Лира, – “Я… я ничем не отличаюсь от этой глупой девчонки!”

Так и не сказав сопернице ни слова, мятно-зелёная пони, рыдая, бросилась прочь. Глубоко потрясённая, Кристи смотрела ей вслед. Жалость маленьким тёплым котёнком шевельнулась в сердце единорожки.

В кухне Биг Маку, наконец, надоело слушать грохот, доносящийся из колонок и глядеть на подпрыгивающие на столе кружки. Понь спихнул с себя Берри, безуспешно пытавшуюся попасть языком ему в ухо, и отправился искать Кристалин.

Лира в душевой, сдерживая всхлипы, промывала ледяной водой покрасневшие от слёз глаза.

Самая необычная сцена разыгрывалась на втором этаже. Стелясь по ковру, словно солдат под шквальным огнём противника, Кросс медленно подползала к валявшейся под столом очередной склянке с прозрачным раствором. Бодрый бит, доносившийся из кухни, отчасти гасился межкомнатными перегородками и доходил до ушей пегаски какофонией ударов. Ворс ковра, словно щупальца актиний, хватал ноги пони, а с тёмного потолка готово было вот-вот спикировать нечто чёрное и страшное, чему нет названия.

Наконец, Кросс прижала копытцем вожделенную склянку. Жгут привычно затянулся на передней ноге. Тонкая игла не менее привычно вошла под кожу. Счастье охватило Кросс, подобно волне морского прибоя. Лишь для неё светило солнце. Лишь ей пели птицы, рыбы и морские звёзды. Одна Кросс так и осталась лежать в песке, блаженно улыбаясь облакам. Другая Кросс вновь впрыснула себе растворимого счастья через полую иглу.

Красный понь поднялся по лестнице на второй этаж и попытался вспомнить, в которой из комнат живёт Кристи. Лёгкое зелёное копытце тронуло его бок. Биг Мак повернул голову и удивлённо поглядел на стоящую рядом гитаристку.

– О, мой большой и сильный самец… – Проговорила Лира томным шёпотом и посмотрела на жеребца слегка прищуренными глазами. Вернее, слегка шевельнулись лишь нижние веки единорожки. Вернее, понь бы и сам не смог описать этот взгляд. Но когда хвост Лиры как бы непроизвольно дрогнул и слегка приподнялся, Биг Маку даже показалось, что хмель выветрился из головы, хотя это и было абсолютной неправдой. Фермер почувствовал знакомую тяжесть между задних ног. Музыка продолжала греметь.

Осыпая наивного жеребца банальными комплиментами, совершенно выходящими уже за границы приличий, Лира увлекла Макинтоша вниз под лестницу.

“Пусть предатель поймёт, что я теперь не его особая пони!” – запальчиво повторяла про себя музыкантша, касаясь губами навершия члена и с удивлением отмечая, что тот продолжает выдвигаться, подобно телескопу, хотя, казалось, куда уж дальше.

Лира высунула язык и провела им по основанию жезла. Лишь когда огромная стать Биг Мака до половины вошла в рот зелёной пони, Лира втянула язык и жезл любви прошёл глубоко в глотку. Понь встал на задние ноги и упёрся передними в стену, хрипло дыша, а Лира исполняла свою маленькую месть Хувсу. Внезапно, Биг Мак залихватски прижал голову единорожки к своему паху, войдя ещё более глубоко. Слёзы брызнули из янтарных глаз и пони непроизвольно дёрнулась, чтобы не задохнуться. Музыкантша почувствовала, как в пищевод излилось горячее густое семя. Затем она стонала и вскрикивала, прижатая мускулистым красным телом к стене, носом к носу со своим новым любовником. Затем она повалилась на пол и всё это время жеребец не прекращал насаживать её на свой окаменевший от похоти орган. Дёргаясь в невероятном экстазе, Лира лишь зажмуривала глаза, когда выдернутый из сокровенных ножен ствол Биг Мака выстреливал ей в мордочку тугой агрессивной струёй, чтобы затем влететь в раскрытый воплем сладострастия рот мятно-зелёной пони.

Когда всё было закончено, Лира, восстанавливая дыхание, приводила в порядок растрёпанную гриву и хвост.

“Как это меня угораздило?” – удивлённо думал фермер.

– Знаешь, любимый… – Единорожка прильнула к уху жеребца.

“Любимый?! Насколько легко кобылки бросаются такими словами!” – Шерсть на спине Мака встала торчком.

Когда Лира призналась, что занялась любовью с ним лишь из мести бывшему особенному пони, внутри Биг Макинтоша что-то оборвалось. Палимый разрастающимся внутри пламенем, жеребец уже занёс копыто для хлёсткого удара по зелёной мордочке предательницы. Лира лишь хрипела, прижатая к полу весом мускулистого тела. Зелёные глаза жеребца, сверкавшие праведной злобой, уже видели единорожку, висящей вверх ногами и извивающейся под ударами проволочных хлыстов.

Внезапно, бешеная ярость сменилась в душе красного поня на совсем детскую – а кем, если не большим наивным жеребёнком был Биг Мак – обиду.

– Ты… ты… Как ты могла? – Понь отпрянул от ожидавшей ударов и нового слияния музыкантши.

Ты, ставший свидетелем моего внутреннего монолога, вспомни свои детские обиды, замешай их на алкоголе и выпей до дна. Тогда ты поймёшь, какой груз рухнул на несчастного Макинтоша.

– Ради этой течной сучки я предал свою маленькую белую принцессу, чьи глаза – как утренние звёзды… – Биг Мак судорожно плескал в кружку жгучий алкоголь, переступая ногами в опасной близости от носа рухнувшей на пол Берри.

Сколько способен выпить здоровый молодой жеребец, чьи сила и выносливость составят честь кантерлотскому гвардейцу? Мне не ведомо, но последняя кружка, разумеется, будет лишней.

Потом был безумный бег по пустынным улицам ночной Филлидельфии. Была разбитая витрина магазина, в которой осколки стекла скалились, словно зубы мантикоры.

Очнулся Макинтош на холодной охапке соломы в полицейском участке.