Улица Дружбы 34
XVII
Киник Стэй, грязно-голубой понь с коротко стриженными гривой и хвостом отложил в сторону пятнисто-голубую форменную кепку и постучал копытом по стенке телеприёмника. Сидящий напротив поджарый серый жеребец с меткой в виде шестерёнки, невзначай коснулся короткой бороды и уставился на экран проникновенным взглядом тёмных глаз. Нёрди Пик – а это был именно он – был немало удивлён, что его друг Стэй, обычно через фразу пересыпающий речь смешными и условно смешными остротами, сегодня немногословен.
Киник разлил в кружки ячменную и друзья выпили.
– За встречу!
Даже здесь жеребец не вставил коронной фразы, что мол, делаем успехи, и обычно тост “За встречу!” приходил на ум после третьей-четвёртой порции спиртного.
“Что ж, сейчас обо всём расскажет”, – решил Нёрди.
На экране вяло текло очередное ток-шоу. Мило улыбающаяся кобылка говорила, обращаясь к зрительному залу:
“Ну вот. Если в зале есть кто-нибудь в свитере… Да, мисс Рэрити, пожалуйста, пройдите вот сюда…”
Киник отвлёкся от доливания в кружки напитка и тоже поглядел на экран.
“Вот так. Не беспокойтесь, свитер мы вам потом вернём…” Затем был металлический щелчок ножниц и вопль ужаса пони-модельера. Рэрити грохнулась в обморок, по студии забегали пони с криками: “Остановите съёмку! Остановите съёмку!”
– Ой, давай лучше музыку послушаем… – Смущённо проговорил Киник и переключил канал.
– Ты знаешь, я ведь жду не дождусь, когда по ТВ покажут новый сезон о приключениях Элементов Гармонии. Согласись, неплохо ведь снято для официального кино!
– Ну, я конечно понимаю, – ответил Нёрди, – сериал учит пони дружбе и всё такое… Разъясняет какие-то ситуации в отношениях…
Серый пони уже привык, что друг всегда начинает издалека. Но в этот раз Киник начал совсем уж из дальних далей.
– Может быть, подданным Принцессы было бы интересно посмотреть кино не только про “отряд спасения Эквестрии” под предводительством Твайлайт Спаркл…
– Её Превосходительства Твайлайт Спаркл. – Киник Стэй кощунственно улыбнулся. – Теперь ведь каждая библиотекарша может управлять государством.
– Ну… Ведь героический аспект Твай, Рэйнбоу, Пинки и остальных показан всего лишь трижды. В остальном, они – обычные пони, такие же как мы…
– Ага, к Принцессе запросто на чай заходят… Бы бы сериал о простых земных пони, вот как мы с тобой…
Осушив несколько бутылок и беседуя подобным образом, двое пони проводили вместе очередной вечер. Осторожно поставив на стол кружку, Киник внезапно проговорил, попытавшись придать голосу нотки лёгкого удивления:
– Ты представляешь, что учудила на днях моя бывшая особенная пони?
– Э-э-э… Она развелась с тобой?
– Вообще-то да, но этот момент был в наших отношениях наименее болезненным. Недавно она загремела в правительственную колонию за убийство, совершённое с особой жестокостью.
Нёрди Пик удивлённо молчал. Иногда внезапные фразы Киника или его немного странные поступки заставляли серого пони ощущать себя героем кинокартины – нет, не той, о простых земных пони, которую он упоминал выше, но какого-то гротескного и абсурдного фильма, в котором следствия не порождаются причинами, а актёры вдруг посреди действия вразнобой бросают: “Катитесь в задницу со своим сценарием!” Вероятно, таким и был мир, в котором жил Киник Стэй.
– Так вот, Берри, конечно, проявила себя последние дни нашей недолгой семейной жизни, как конченая психопатка. Но убить она не смогла бы никогда. Я то её знаю, как облупленную. Как говорится, даже голой видал. Сейчас я расскажу о воспитательной колонии. – Улыбка сползла с мордочки Стэя.
“Слава Селестии, что не о теории литературы”, – подумал Нёрди.
Во время монологов Киник становился совсем уж невозможным. Бормочущий баритон, иногда окрашивающийся скрипучими нотками и монотонная с внезапными изломами интонация сами по себе делали Стэя ужасным собеседником.
Кроме того, при том, что на первый взгляд Киник казался пони, не охотно расстающимся со словами, он был до крайнего предела словоохотлив.
Нёрди приготовился слушать.
– В прежние времена перед тюрьмой не стояла задача перевоспитания оступившихся пони. Государству просто был нужен приличный предлог, чтобы отправить кого-нибудь дробить камни или мостить дороги. В современной Эквестрии всё, разумеется, не так. Задача наших воспитательных колоний – исправление преступника. Если пони встал на путь чёрного зла, если опустился настолько, что лишил другого пони жизни, лишил его неотъемлемого права наслаждаться каждый день нашим светлым и добрым миром, вся мощь Империи должна обрушиться на подлую тварь. Тяжёлый и бессмысленный труд, физические страдания – на самом деле, это лишь малая расплата за вечную пустоту, на которую убийца обрёк свою жертву и за те страдания, которые он причинил его родным и друзьям. Но государство не мстит. Голод, холод и боль должны содрать с сердца коросту, мешающую быть неравнодушным к чужолму горю. Преступивший закон пони должен осознать, что этот мир слишком светел и чист, чтобы кто угодно по своему произволу мог решить: другой не достоин этого счастья быть живым. – Киник остановился и отхлебнул из кружки.
– Но мы не варвары. – Уже спокойным голосом продолжил понь. – Лишение преступника всех благ нашей светлой беззаботной жизни – не главный метод перевоспитания. Раз в неделю или две – зависит от тяжести злодеяния – заключенному предоставляют возможность вспомнить, что он отнял у жертвы и чего лишился сам. В одно воистину прекрасное утро он просыпается в чистой мягкой постели. У кровати стоят домашние тапочки, шёрстка и грива наконец-то отмыты после недели каторжных работ. Играет лёгкая музыка, возможно, пахнет свежесваренным кофе – над этим работают наши психологи. Милый домашний уют, всякие вкусности на обед, спа-процедуры, затем – весёлая вечеринка. Ну, разумеется, всё это проходит так, чтобы заключённый постоянно помнил о том, что сладкая жизнь очень скоро закончится и его вернут в холодный и грязный барак. От такого “контрастного душа” любой, даже самый конченый злодей, навсегда заречётся возвращаться на неправедный путь.
Нёрди ошеломлённо глядел на друга. Киник продолжил.
– В следующее воскресенье, когда Берри с группой других заключённых отправится играть в городском парке, у неё будет шанс сбежать.
– Сбежать из воспитательной колонии?! Тебе не кажется, что эта затея – самая глупая авантюра, которая приходила в голову пони? А как же стрелки в кустах?
– Сбежать из городского парка. А в кустах затаится скромный голубой понь, который ещё не настолько сбрендил, чтобы пальнуть по своей бывшей особенной пони…
– В этот день на охране будешь ты?
– Да, я до ужаса люблю заступать в караул по воскресеньям.
– А что требуется от меня? – Нёрди с интересом поглядел на Стэя.
– Через подставное лицо я найму в другом городе самоходный экипаж и ты будешь ждать Берри у ворот парка. Ты согласен помочь, Нёрди? – Серый понь удивлённо посмотрел на Киника, который никогда прежде не называл никого по имени.
– Да, я готов. – Решительно ответил Нёрди. Абсурдный кинофильм продолжался. “Идите вы в жопу со своим сценарием!”
Жеребцы выпили ещё по кружке. Из телеприёмника понеслись аккорды механического пианино. Раздался изменённый вокодером голос.
I can’t remember
What happened in september…
Друзья молча досмотрели видеоклип до конца.
– Как ты думаешь, почему тема конца света так популярна?
– Сейчас я расскажу тебе историю. – Киник вновь разлил ячменную по кружкам. – Давным-давно, во время колонизации нашего Дикого Запада, вооружённые стычки на Фронтире были обычным делом. Некий пони спасается от погони. Не столь важно, скачет он от бандитов или наоборот, от отряда местного шерифа. Нашего беглеца ловят и он оказывается на виселице. Романтика Дикого Запада, ничего не поделаешь… Но это ещё не конец истории. Верёвка обрывается, несчастному удаётся спастись бегством. Пережив уйму опасных приключений, наш пони становится шерифом в небольшом городке, находит свою половинку в этом мире, в его доме бегают весёлые жеребята. – Стэй в несколько глотков осушил кружку. – Но и это ещё не конец истории. Однажды утром он вдруг приходит в себя на виселице, как двадцать лет назад. Верёвка не оборвалась. Все приключения, свадьба и мирная семейная жизнь – были лишь порождениями агонизирующего сознания. На этот раз – конец.
Так вот, друг мой, ядерный апокалипсис уже прошёл по планете. Весь наш мирок, вся беззаботная и красочная жизнь – лишь в нашем отмирающем мозгу. Этот балаган может закончиться в любое мгновение.
Нёрди представил друга, страшными деревянными движениями умирающего от лучевой болезни пытающегося разгрести заваленный выход из убежища и бессильно обращающего к клочку неба выжженные вспышкой глаза. Чтобы отогнать жуткое видение, Нёрди Пик решил переменить тему.
– Скажи, а ты решил спасти Берри потому что… Потому что любишь её?
– Ну, как тебе сказать… Незадолго до того, как мы навсегда разошлись, она как-то прижалась ко мне в наивной и тщетной попытке сохранить семью, разрушенную её же капризами. И она не почувствовала моего тепла. Тогда Берри сказала, что здесь, – Киник показал куда-то в область сердца, – у меня ничего нет…
– А ты? – Нёрди в очередной раз задумался, что заставило нежно любящих жеребца и кобылку превратиться в лютых врагов, осыпавших друг друга на прощание потоком грязной брани и истеричных проклятий.
– А я ответил, что у меня ничего не было здесь, – Киник коснулся виска, – когда женился на ней…
Друзья вновь ударили кружками.
– А что у тебя там? – Нёрди коснулся серой груди.
– Там у меня крутилась в пустоте глыба окаменелого льда.
– А теперь? – Нёрди печально взглянул на друга.
– А теперь глыба перестала даже вертеться.
Уточнив детали предстоящего спасения Берри, серый понь засобирался домой. Предстоял долгий путь по улицам ночной Филлидельфии.