Fallout Equestria: Influx
Глава 1: Пробуждение
— С ним всё в порядке? — раздался мощный, властный голос.
— С ней, но да, всё в порядке, полковник. Я имплантировала её мозг в череп И-01 и решила использовать выращенные «Химерой» сердце и лёгкие, когда узнала, что они целы, — ответила кобыла с брейтанским акцентом, раздражённая тем, что её начальник не способен увидеть в их проекте нечто большее, чем просто вещь.
— Всё, вроде, неплохо. Сердце уже должно биться?
— Да. У нас было всего несколько минут, чтобы поместить извлечённый мозг в череп И-01 и подключить его к системе кровообращения. К счастью всё прошло гладко — сердце с лёгкими работают и в состоянии поддерживать мозг живым.
— Хорошо, держите меня в курсе. Я хочу полностью контролировать процесс.
Со звуком закрывающейся двери доктор глубоко вздохнула.
— Несмотря на то, что в ней так много от машины и так мало от пони, она всё ещё жива и остаётся кобылой, полковник.
— В каком оно состоянии, доктор?
— Сэр, ОНА в отличном состоянии, — прорычала кобыла с брейтанским акцентом.
— Когда оно будет готово? — спросил он, не обращая внимание на срыв доктора.
— Она будет готова к испытаниям в следующем месяце. Нам предстоит внести ещё множество небольших модификаций в её грудь и череп.
— Модификаций?
— Зебры очень сильны в ближнем бою и превосходно сражаются без оружия. Если верить последним докладам по их способностям, то они вполне могут разбивать скалы ударами копыт. Так что мы решили усилить прочность её механического скелета титаном. Особенно грудь и голову, так как они должны будут защищать сердце и мозг соответственно.
— Очень хорошо, доктор… — полковник на секунду замолчал, оглядывая механический скелет. — Глаза у этого должны светиться красным?
— Что? — ошеломленно выкрикнула доктор. — Твою, сука, мать.
— Что значит вы увозите её? — в ярости закричала доктор Пэр.
— Проект «Инфильтратор» был скомпрометирован, доктор. Пинки Пай вбила себе в голову, что ряд министерств пытаются вести торговлю с зебрами или могут что-то скрывать. Что мы, к слову, и делаем. В этот раз она съехала с катушек сильнее, чем обычно. Сейчас она перерывает все архивы Министерства Крутости и использует всевозможные коды доступа, чтобы попасть в закрытые зоны. «Инфильтатор» находится в очень секретных архивах, и она в конце концов обнаружит его, если ничто её не отвлечёт. Если у неё всё-таки получится, то в наших интересах, чтобы она не нашла ни И-01, ни нас.
— Нельзя увозить её прямо сейчас.
— Могу дать вам всего лишь двадцать четыре часа, прежде чем у нас не остается выбора, кроме как забрать её.
— Этого будет достаточно, чтобы закончить то, что мы делаем сейчас. Но куда вы собираетесь перевезти проект?
— Обратно в Лас-Пегасус.
— Твою Селестию.
— Нам жаль, доктор.
— В пизду! Вам не жаль. Вам нужны только результаты. Я не могу торопиться; это, чёрт возьми, тонкая работа. Трансплантация живой плоти должна была занять у нас день или два, но теперь вы сильно подгоняете сроки.
— Вы успеете нанести кожу на плоть, прежде чем мы начнём транспортировку?
— Да, сэр. Несмотря на то, что это замёт всю ночь, я это сделаю.
— Глаза снова светятся.
— Что… да блять.
— …пришлось нести тебя на спине. Они просто хотят оставить тебя себе и использовать как расходный материал. И ещё хотят сделать полностью механические версии тебя. Я хотела создать идеального разведчика, но никогда не хотела ёбанную армию машин вроде тебя. Я не хотела бы этого, никогда, но теперь у меня нет выбора. Мне нужно прикончить тебя прежде, чем нас транспортируют.
Доктор тяжело вздохнула.
— Я надеюсь, что когда эта война закончится, ты простишь нас, Кристалл.
Звонок с вибросигналом прервал доктора. Она вздохнула, вытащила из лабораторного халата телефон и ответила.
— Доктор Пэр слушает… что, Мэйнхеттенская центральная? Вы сошли с ума, мы не можем… стазисные капсулы? Но сэр, граждане узнают, что… вы имеете ввиду приватное отделение, но опять же, граждане… дерьмо, ладно, сэр. К моменту транспортировки её эндоскелет будет покрыт плотью.
Доктор вздохнула, выключила телефон и подошла к консоли.
— Тупо, это всё так тупо. Теперь они говорят о том, что Пинки внезапно стала копаться в исследовательских лабораториях Министерства Крутости. Это какое-то безумие. Теперь у меня весь график поехал. Компьютер, запустить программу наращивания плоти.
— По крайней мере ты останешься жива, несмотря на то, в тебе так много от машины. Даже сквозь тихий писк кардиомонитора на твоей грудной клетке я всё ещё слышу как бьётся твоё сердце. Надеюсь, что когда они получат чипы боевой подготовки и перепрограммируют твой мозг, ты всё ещё будешь помнить, что живая. Не беспокойся, мы сделаем копию твоего первоначального разума, чтобы вернуть его тебе после войны. Я, чёрт возьми, прослежу, чтобы они не убили тебя по-настоящему.
— Ещё четыре часа, пока процедура не закончится, и мы сможем поместить тебя в стазис, в центральную больницу Мейнхэттана, прежде чем поезд отправится обратно в Лас-Пегасус. Это чертовски хорошая работа, я знаю, что делаю здесь и… о, во имя Селестии, почему ты постоянно просыпаешься?
— Внимание всем пони с пропусками в стойло. Пожалуйста, немедленно явитесь в закрепленные за вами стойла. Это не учебная тревога. Повторяю…
— Нет, не сейчас. Мы не можем бросить её прямо так! — закричала доктор Пэр, когда полковник потащил её за собой.
— У нас больше нет времени, доктор. Войне конец, как и Эквестрии. Мне только что доложили, что внутри кантерлотского щита взорвалась бомба с розовым облаком. Принцессы мертвы. Теперь мы сами по себе. Теперь мы — это будущее всего нашего рода. И теперь всё зависит от нас.
— Но сэр, она может отправиться с нами.
— Это просто машина, Пэр Шейп. Пошли уже.
— Но сэр, мы не можем оставить её здесь умирать.
— Оно уже мертво, помнишь? Идём.
— Но сэр…
— Внимание, в стазис-камере недостаточно энергии, повторяю, в стазис-камере недостаточно энергии.
— Запущена процедура экстренного пробуждения.
Я тихо застонала, начиная просыпаться. Были слышны какие-то голоса, но мой пробуждающийся мозг не мог их чётко разобрать. Слышно, как что-то движется передо мной с выраженным шипением и скрежетом, я чувствую как ветер начинает проникать внутрь и поперёк. Внезапно мой нос почувствовал один из самых тошнотворных запахов. Хотела бы я знать, что это, чтобы описать, но, к моему несчастью, отвратительней запаха мне ещё никогда не встречалось. Естественно, мне пришлось проснуться. Мои глаза открылись, и я обнаружила себя в больничной палате, заставленной, похожими на капсулы, устройствами. Помню, как видела что-то подобное, когда медсёстры везли меня мимо одной из таких после операции. Хотя я никогда не спрашивала, что это за комната. Так или иначе я не могла вспомнить ни грязных стен, ни самой палаты, в которой я проснулась.
— Где я? — как можно громче спросила я и стала медленно выбираться из камеры. С глухим звуком я упала на пол и тихо застонала, пытаясь заставить работать свои непослушные конечности. Было чувство, что я не пользовались ими целую вечность и любому движению требовалась минута, пока команды от мозга дойдут до копыт.
— О… — промычала я, медленно вставая на ноги с пола только для того, чтобы снова приземлиться на него лицом. Я удивленно моргнула, когда мои уши зашевелились, пытаясь уловить какой-нибудь звук, но в какую бы сторону они не поворачивались, всё что я слышала — это тишина.
— Что происходит? — спросила я саму себя дрожащим голосом, который не смогла узнать, но и не придала этому значения из-за охватившего меня чувства страха.
Конечности ощущались тяжёлыми. Я стала ходить по комнате и заглядывать в каждую капсулу, мимо которой проходила. Всё вокруг было покрыто ржавчиной, сажей и какой-то пылью, это место выглядело запущенным и старым не по векам. Я не знала, что случилось, но моя интуиция подсказывала, что определённо что-то плохое. Я подошла к камере с большой трещиной в стекле, но из-за толстого слоя пыли не смогла разглядеть, что внутри. Я аккуратно подняла своё копыто в зелёном комбинезоне, чтобы протереть стекло, и тут же отскочила назад, крича от ужаса. По всему зданию разнеслось эхо, отчего это место стало выглядеть ещё более жутким и пугающим.
В капсуле лежал наполовину разложившийся пони. Что-то подобное я видела раньше только в фильмах, но оно не выглядело настолько страшным и мерзким. Этот будто растаял заживо, мясо не держалось и аморфной массой сползало к его костей. Я не знаю, сколько нужно времени, чтобы тело полностью разложилось, но похоже, что он здесь уже давно. У меня скрутило живот, я бросилась к открытой двери от этого ужаса и запаха. Я снова закричала от ужаса и стала задыхаться, когда оказалась снаружи. Я только что проснулась и сразу увидела то, что могла видеть только в кошмарах. Определённо не та вещь, с которой я хочу начинать свой день.
Я сделала несколько глубоких вдохов, взяла себя в копыта и осмотрелась. Я стояла в длинном больничном коридоре, выглядящем так, словно здесь кто-то провёл Осенний Забег. Кругом был беспорядок. Столы, стулья, кровати, да что угодно просто валялось грудами мусора, а на кафельном полу были трещины и местами отсутствовала плитка. В коридоре было темно, источниками света служили несколько маленьких лампочек. Но, что более важно, никого не было. Ни единой души, только тишина. Я ничего не слышала, отчего становилось только страшнее. Большую часть своего времени я проводила в клинике, так что очень хорошо разбиралась в звуках больничной жизни. Стоны пациентов; мириады сливающихся воедино разговоров; звуки техники и так далее. И здесь ничего из этого не было, только оглушающая тишина.
— Где, чёрт возьми, все? — спросила я с чувством нарастающего страха, который заставлял меня дрожать.
— Есть кто-нибудь? — прокричала я так громко как могла. Мой голос эхом прокатился по пустому госпиталю без единого на него ответа или звука. Я в самом деле одна здесь. Теперь у меня ещё больше причин для страха.
Я посмотрела вверх и вниз, пытаясь сориентироваться, и заметила знак, наполовину свисающий с полотка. Я вытянула шею, чтобы получше рассмотреть его, и увидела грязную белую стрелку, указывающую на дверь позади меня. Я слегла отошла, чтобы посмотреть сбоку, и в шоке ахнула от того, на что она указывал.
— Стазисное отделение? — закричала я в ужасе. Теперь всё ясно. Меня переместили в эту палату после того, как я заснула, и не знаю как, но я оказалась в стазисе. Я слышала о нём раньше. Стазис — это процесс приостановления жизни, который сохраняет тело вне времени, предотвращая его дальнейшее старение или деградацию, пока не будет прерван. Я не разбиралась в его магическом устройстве, но суть понимала. Минуту! Как долго я проспала, если была в стазисе?
Я не знала. Мысль о том, что я проспала всю войну и хрен знает сколько после, пугала меня до глубины души, заставляла и без того быстро бьющееся сердце биться ещё сильнее из-за растущего беспокойства. Я не хотела больше здесь оставаться. Мой пораженный страхом мозг кричал мне бежать, Я бросилась так быстро как могла к ближайшей двери по усыпанному мусором полу. Я видела, как сквозь неё пробиваются лучи света.
Я оказалась в большой приёмной, когда прорвалась сквозь дверь. За огромным количеством столов в конце комнаты я увидела намалёванную надпись. Но, прежде чем я успела прочитать, что там было написано, я увязла копытами в какой-то куче грязи и упала, сильно ударившись подбородком. В итоге я прикусила язык и стала плакать от боли. Хныкала, рыдала от отчаяния и тяжело дышала, лёжа на полу. Ровно до того момента, пока не увидела куда и на что упала. Мои глаза вылезли из орбит в абсолютном ужасе от того, что лежало рядом со мной. Вся приёмная была завалена почерневшими скелетами в рваных клочьях того, что осталось от их одежды. Их здесь, должно быть, не меньше сотни. Я закричала, вскочила на копыта и рванула к стене из стекла, которая была главным входом в больницу. Я выскочила за побитые стеклянные двери, остановилась и застыла на месте, глядя на город перед собой.
Всё вокруг было разрушено.
Тело отказывалось двигаться. Я стояла как неподвижный истукан, с ужасом глядя на развороченные и разрушенные здания. Я ничего не понимала. Архитектура зданий, которые, несмотря на разрушения, всё ещё стояли, совершенно отличалась от Лас-Пегасуса, а холодный воздух снова напомнил мне о том, что я нахожусь не там, где в последний раз заснула. В Лас-Пегасусе даже зимной никогда не было холодно, но здесь я уже продрогла до костей. Ко мне медленно возвращался контроль над копытами, так что я развернулась к больнице, из которой вышла. Моя челюсть упала, когда я наконец поняла, где нахожусь в данный момент.
— МЕЙНХЭТТАН?! — оторопело закричала я. — КАК Я ПОПАЛА СЮДА?
Это безумие. В этом нет никакого смысла. Я в Мейнхэттане. В городе на восточном побережье Эквестрии. Но это невозможно, как я могла попасть сюда? Я потрясла головой. Число вопросов к нынешней ситуации и тому, что здесь происходит, продолжало расти, отчего моя голова начинала болеть. Я села и заплакала от обрушившихся на меня стресса и замешательства.
Не знаю, как долго я плакала, но звук осыпающегося кирпича и извести заставил меня остановиться и подняться на копыта. Я лихорадочно стала оглядываться в поисках источника звука и остановилась, глядя на разрушенную башню больницы. Она опасно нависла надо мной и с каждым стоном стали и треском старого кирпича наклонялась всё больше в мою сторону. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что сейчас произойдет. Я развернулась и побежала так быстро, как только мои ноги могли нести меня по усыпанной щебнем дороге. Я перепрыгивала через ямы и трещины в асфальте, петляя между множеством брошенных повозок.
— Это, должно быть, кошмар, — воскликнула я, когда раздался резкий удар, а затем всюду посыпались куски металла и обломки кирпича.
Здание упало на тротуар, и раздался оглушительный грохот. Я не стала оглядываться. Земля сильно тряслась, заставляя маленькие трещины на дороге расти. Моё копыто застряло в одной из таких. Я упала на грудь и закричала от боли, когдамоё тело, подхваченное инерцией, покатилось вперёд, перевернулось на бок и остановилось, врезавшись в автобус. Я рыдала и стонала из-за множества болезненных царапин на шкуре. А ещё была ошеломлена тем, что не сломала ни одной кости. При таком падении от моей грудной клетки осталась бы только пыль, но я чувствовала себя нормально. Лишь полученные ссадины заставляли меня негодовать. Затем я заметила, как бьётся моё сердце. Несмотря на скорость, с которой я бежала, его ритм был совершенно нормальным. После всего того, что я проделала, сердце должно было сдаться прямо сейчас, но оно чувствовало себя прекрасно. Оно никогда не чувствовало себя хорошо. Что со мной случилось?
Какие бы идеи ни лезли мне в голову, я не могла объяснить своё новообретённое здоровье. Честно говоря, это было потрясающе. Моя грудь болела от горящих лёгких и сильно стучащего сердца, но я не чувствовала, что вот-вот упаду замертво, как раньше, когда мне приходилось напрягаться. Я почувствовала небольшую радость от того, что теперь могу жить здоровой жизнью, но это приятное ощущение было притуплено всеми разрушениями и смертью, царившими вокруг.
За пределами развалившейся больницы было ещё больше смертей, я чувствовала себя плохо при виде всех этих почерневших костей. Что хуже всего — среди скелетов было достаточно и жеребят. Что, чёрт возьми, произошло здесь? Я не могла даже начать думать о этом, но, наверное, когда-нибудь я узнаю.
Мои уши встрепенулись, когда я уловила шум прибоя где-то впереди. Я снова встала на копыта, отряхнулась и обошла автобус, глядя на ряды разрушенных зданий на фоне бесконечной морской глади. Я шла около десяти минут, пока не достигла ржавой пристани с видом на каменную дамбу. Зрелище одновременно поражало и ужасало. Зеленоватый океан спокойно омывал дамбу, но надвигающиеся тёмно-серые облака создавали впечатление, что вот-вот грянет сильная буря. Я никогда в жизни не видела такой картины.
Моё внимание привлекли огни по правую сторону. Я развернулась посмотреть и увидела картину, вселяющую надежду на то, что в этом городе всё ещё есть жизнь. Я увидела недалеко от берега Мейнхэттана маленький остров и длинный мост, соединяющий его с городом. Полностью сосредоточив внимание на острове, я стала замечать другие вещи: сторожевые вышки и пони с огромными, направленными на мост пушками. Мне сразу же перехотелось подходить и к острову, и к пони. Я развернулась и пошла вдоль дамбы прочь от берега.
Я шла, должно быть, около часа, прежде чем уткнулась в стену с металлическими шипами, чтобы никто не мог перелезть через неё. Стена была практически целой, не оставляя мне даже трещинки, чтобы заглянуть внутрь. Я также заметила, что небо потемнело, а тени сделались длинными и зловещими, отчего мёртвый город стал выглядеть ещё более пугающим. Я пошла вдоль стены, пока не достигла больших железных ворот, которые, к моему несчастью, были заперты на прочную цепь. Сквозь прутья мне был виден знак на одном из зданий компании «Голд Стар» — Гавань Мэйнхэттана. У меня упала челюсть, когда я увидела гигантский белый корабль на пристани. Лайнер «Селестия».
Что же, теперь у меня есть смутное представление о времени, в котором я нахожусь. Я видела новостные репортажи с презентацией этого корабля, а затем церемонию начала строительства. Тогда вместо своей сестры, в честь которой назвали корабль, присутствовала принцесса Луна и вбила в конструкцию первую заклёпку. Мне было забавно наблюдать за ней по телевидению, так как она выглядела неловкой и смущенной, делая что-то во имя сестры. Но также мне было и грустно от того, что после покушения на принцессу Селестию она всё реже и реже посещала публичные выступления, пока практически не пропала с экранов.
Итак, если «Селестия» была начата до того, как я заснула, а теперь завершена, то, по моим предположениям, я спала около пяти лет. ПЯТИ ЛЕТ! Нет, скорее всего даже больше, учитывая состояние корабля. Он выглядел очень ржавым и грязным и к тому же частично утонул возле собственной пристани. Слишком глубоко, чтобы плыть. Дальнейшее наблюдение за кораблём также показало, что его кормовая мачта сломалась и упала с правого борта на портовый склад. Носовая мачта слишком сильно накренилась назад, а предназначенные для неё стальные тросы сильно натянулись, не давая ей упасть. Не думаю, что они продержатся долго. Да, наверное, всё-таки десять лет. Десять или больше… О Селестия, моя мама, должно быть, вне себя из-за переживаний или… богини, она, должно быть, думает, что я умерла. Ой, мамочка. Мне нужно домой.
Что-то мелькнуло у меня перед глазами. Как будто восклицательный знак. Я тут же посмотрела направо, где он был, и попыталась ухватить его взглядом. Что это такое? Вдруг в ворота ударилось что-то тяжёлое, заставив меня инстинктивно попятиться.
— Что за хрень?! — сжалась я от внезапного шума.
За створками я смогла разглядеть лежащее изломанной кучей нечто, и от одного его вида в моих жилах мигом застыла кровь. Я могла назвать это лишь одним словом — зомби. Настоящий зомби, ходячий труп. Это невозможно. Оно не должно существовать, оно не могло существовать, это… это не имело никакого смысла! Пытаясь хоть как-то осознать происходящее, я могла лишь вспомнить старые фильмы ужасов, в которых жизнь в мертвецах поддерживали неудачные заклинания или вирусы. Но сейчас передо мной поднимался на свои сломанные копыта живой зомби. И он выглядел голодным! Встав, труп громко зашипел и снова впечатался в ворота, на этот раз продолжив давить изо всех сил. Я с ужасом увидела, как сзади него показались и другие. Их тут, должно быть, сотни, и все хотят меня сожрать! Я не хочу, чтобы меня жрали! Перед лицом надвигающейся армии мертвецов я решила сделать единственное, что оставалось любой нормальной кобылке — вопя, побежала прочь быстрее ветра в неизвестном направлении.
Я мчалась, и мчалась, и мчалась, пока лёгким не перестало хватать кислорода. Хватая ртом воздух, я замедлилась и плюхнулась на разбитую асфальтовую дорогу посредь центральной улицы с магазинчиками по обе стороны, держась за грудь. Лёгкие горели огнём, а сердце колотилось как бешеное. Какое-то время я просидела, переводя дух. Да уж, чересчур много стресса вредно для здоровья… А учитывая, как стремительно темнело небо, нужно было озаботиться поиском места для ночлега. Я двинулась вперёд лёгкой рысцой. Может, удача будет на моей стороне и подкинет газету с объяснениями, что за чертовщина творится в городе, куда все подевались и откуда тут полчища живых мертвецов…
Улица пребывала в полнейшей разрухе, как, впрочем, и весь остальной город: заколоченные окна, выбитые стёкла, рухнувшие грудой камней дома, — я всё брела по дороге, когда в животе заурчало от голода. Ух, а от бега здорово разыгрался аппетит! Надеюсь, тут уцелел какой-нибудь продуктовый. Я шагала ещё добрых минут пять и, наконец, заметила газетный киоск.
Я толкнула раскуроченную дверь и сделала шаг внутрь, ещё лелея надежду поздороваться с владельцем, — но, подобно другим домам, магазинчик стоял в запустении. Хмурясь, я прошествовала мимо полок, ища газеты. Съестного на них почти не было, а то, что осталось, давно перестало быть съестным. Ворча под нос, я подошла к прилавку, и там обнаружилась стопка газет, вернее, что от неё осталось — кучка рыхлой, гниловатой субстанции. Я не сдавалась и перелезла за прилавок. Снизу под доской нашлась коробка со значком эквестрийского новостного издания. Я, улыбаясь, вытащила её и зарылась внутрь, где лежала связка старых, пожелтевших газет, к счастью, не тронутых временем. От первого же заголовка, состоявшего из одного слова, я чуть не уронила челюсть.
«АРМАГЕДДОН»
Не может быть… Они не могли! Не могли…
«Конец света! Эквестрия применила оружие массового поражения против Зебрики в ответ на удар жар-бомб…»
Так значит, война окончена — победителей нет. Неудивительно, что весь город лежит в руинах… О богини! Не только он, вся страна, а это значит… О Селестия, мама! Я наконец заметила дату на газетном листе, и худшие мои страхи подтвердились. Статья вышла спустя пять лет, как я уснула; вряд ли моя мама получила место в Стойле и сейчас, вероятно, была мертва. Я ведь так и не попрощалась с тобой, мама… Слёзы сами брызнули у меня из глаз. Как же так…
— Опа, опа, эт чё такое? — раздался сзади зловещий голос.
Я вскрикнула от неожиданности, обернулась и увидела в дверном проёме двух жеребцов в склёпанной из хлама броне.
— Соска полосатая, — подельник первого мерзко, сально осклабился, — с дырами.
— Я не соска! — крикнула я, вскочив на ноги.
— Да хоть пизда с ушами, главное, жопа что надо, м? — ухмыльнулся второй, и оба двинулись на меня. То, как они на меня пялились, мне совсем не нравилось. Только я попятилась назад, как мой круп упёрся в стену.
— Попалась, шкура, — первый откинул крышку-прилавок.
— Не подходи! — заорала я и что было прыти махнула через прилавок в сторону выхода.
Второй тут же преградил мне дорогу, заставив затормозить в считанном шаге от его желтозубой ухмылки. Восклицательный знак снова заморгал перед глазами — и тут же на меня навалились сзади, а на талии крепко сомкнулись чужие ноги. Я только ойкнула: что-то твёрдое, горячее и влажное уткнулось мне между ягодиц, жеребец повёл тазом назад… О Селестия, нет!
— Слезь! — я лягнула со всей дури.
Моему удивлению не было предела, когда жеребец буквально подлетел в воздух от удара. Он удивился не меньше и отцепился от меня. Я врезала ему в грудь ещё раз, и он, не касаясь земли, пролетел над полками и ударился о прилавок.
Я вытаращилась на его тело. Я… сбрыкнула с себя взрослого жеребца, будто котёнка, и одним пинком швырнула через весь магазин!
— А-ха-ха, ну ты чмо, Билли, кобыла накуканила, — загоготал второй, встав поперёк дверного проёма.
— Ебало на ноль, — Билли, охая от боли, сполз с прилавка на пол.
Второй, не сдвигаясь с места и продолжая хохотать, кое-как взял себя в копыта и, повернув морду к рваному мешку за плечом, выхватил большой нож и наставил на меня остриём. Мои копыта задрожали. Он же лишь кровожадно хихикал, не выпуская оружия изо рта.
— За эту хуйню, шмара, я тебе всю скважину раздраконю, — Билли неторопливо подбирался сзади.
— Не надо, — залепетала я. Мой взгляд испуганно заметался в поисках пути для бегства. Проход! Я метнулась между полок — куда угодно, лишь бы подальше от этих гнусных типов.
— Ты на входе стой, смотри, чтоб не смылась, — рыкнул Билли.
Не верю… Что с ними не так?! Пони никогда не вели себя так мерзко!
— ‘Ди сюда!
Я завопила, улепётывая от Билли, свернула за угол и вдруг поняла, что несусь на второго жеребца. Паника прибавила ногам скорости, не давая замедлиться… Пони у выхода ещё лыбился, но ухмылка сползла с его лица, когда до него дошло, что я не собираюсь тормозить.
— Бля, да стой! Стой!
Он шарахнулся в сторону, и я пулей выскочила из магазина. Слёзы застилали глаза, зрение подёрнулось поволокой, я неслась не разбирая дороги. За что они так со мной?!
— Вэн, ссыкло ебаное! — донеслись сзади вопли Билли.
— Она тебя бросила как нихуя, братух, меня бы она в блин раскатала!
Я скакала во весь опор — надо оторваться… Улица растекалась от влаги в глазах, и тут на секунду вспыхнул восклицательный знак. Я повернула голову в ту строну, где он мелькнул, но этой секунды хватило, чтобы не разобрать у себя на пути автобуса. В следующий миг я смотрела уже на покрытый ржавчиной каркас. Ой-ёй. Мой лоб врезался в машину, и я отскочила, шипя от боли. Череп будто треснул на двое, зрение поплыло.
— Рожей прям в колымагу! — Билли и Вэн, гогоча, неспеша заходили с двух сторон. — Ну ебанашка!
Я застонала, повернулась к ним лицом, едва держась на ногах. Всё вокруг плыло и кружилось.
— Расслабь булки, сосочка, — Билли потянулся за спину к увесистой доске, утыканной гвоздями.
— Не… надо, — залепетала я, расставив ноги пошире, чтобы не рухнуть на землю.
— Споки ноки, сука.
Он с размаху опустил доску на мою голову.
Я не успела закричать. Гвозди распороли щёку, импульс от удара прокатился по черепу — и всё померкло…
Обмякшая зебра осела и неподвижно распласталась на асфальте. Дрын Билли разлетелся в щепки, и жеребец с удивлением выплюнул бесполезную деревяшку, массируя гудящую от удара челюсть.
— Пиздец она тебя, конечно, — прыснул Вэн.
— Иди ты. Ай, фу бля… Как по кирпичу уебал.
Билли и посмеивающийся над ним Вэн нависли над бессознательным телом с явно недобрыми намерениями.
Чуть поодаль, укрывшись от рейдеров за ржавым красным почтовым ящиком, во все глаза за происходящим наблюдал бежевый пони с бурой гривой и в рваном, окровавленном медицинском халате.
— Вот же бедная девочка…
Внезапно обмягшая кобыла встрепенулась и, как ни в чём не бывало, поднялась на ноги.
— Хера, ты чё? — Билли чуть не подавился от неожиданности.
— Ты же ёбнул ей как я не знаю…
Зебра встала лицом к агрессорам, её небесно-голубые глаза горели угрожающим багровым светом.
— Протокол самообороны активирован, вступаю в бой с враждебными целями, — изрекла она холодным, ровным механическим голосом.
Рейдеры удивлённо переглянулись: кобыла не подавала никаких признаков дезориентации — после двух-то мощных ударов по голове, — и даже больше, спокойно подступила к жеребцам, не сводя с них горящих красных глаз. Вэн опомнился первым и с ухмылкой схватился за свой нож.
— Чё, сука, мало было? Ну, давай, — прошамкал он с рукоятью в зубах и, замахнувшись, ринулся на кобылу.
Зебра едва повернула голову в его сторону. Быстрым текучим движением она приняла замах на ногу и, как бы опёршись о клинок, оторвала второе копыто от земли и сделала молниеносный тычок в неприкрытую грудь жеребца. Что-то громко хрустнуло на всю улицу. Вэн издал глухой хрип — и, мёртвый, рухнул на асфальт. Силы удара хватило, чтобы осколок раздробленной грудины вошёл в его тело и проткнул сердце.
Билли вытаращился на труп своего дружка, умершего от одного-единственного тычка в рёбра, — и поперхнулся, когда на его глазах кобыла вынула копыто из дыры в теле. Оно ушло на несколько сантиметров вглубь.
— Ты… ты другана моего завалила… Пиздец, ты гнида, блядь! — Билли истошно заорал и выхватил из сумки десятимиллиметровый пистолет.
Зебра повернулась, словно не замечая направленного дула, и невозмутимо зашагала вперёд.
— Сдохни! — Жеребец что есть силы зажал спусковой крючок. Бах! бах! бах! Выстрелы прогремели по улице — и следом три последовательных «дзынь!».
Пистолет брякнулся на дорогу — Билли разинул рот от ужаса: кобыла с горящими красными глазами наступала на него, зияя тремя дырами во лбу, оставшимися от срикошетивших пуль.
— Чё за ебанина? — испуганно затараторил он и попятился.
Зебра не ответила — только буравила его взглядом и шла, шла не останавливаясь. Вдруг без предупреждения она рванула вперёд, вскочила на одно копыто и крутанулась, используя ногу как точку вращения, пока не оказалась спиной к рейдеру. Он успел лишь беспомощно завопить; задние копыта впечатались ему в морду. Пинок сломал нос и раздробил челюсть, осколки кости по инерции проникли в мозг, но удару хватило ещё и остаточной силы, чтобы запрокинуть голову Билли назад, свернув тем самым шею. Жеребец умер, ещё не упав на землю.
— Ё-моё… — выдохнул врач. Зрелище кобылы, уложившей двух бугаёв парой ударов, внушало само по себе.
Любопытство снедало его, эта кобыла явно была непростой: упала от двух затрещин в голову, как обычная пони, но потом… вскочила, будто ничего не было, схлопотала три пули в череп и убила двух здоровенных жеребцов! Логика подсказывала уносить хвост, пока ещё жив, но кто тогда обработает раны в теле зебры? Совесть врача не позволяла просто так сбежать и бросить кобылку помирать от заражения крови из-за глубоких рваных ран в левой щеке, где доска с гвоздями распорола кожу.
Жеребец осторожно выполз из-за почтового ящика и медленно направился в сторону кобылы.
Та подняла голову, почуяв чьё-то присутствие, и перевела взгляд на приближающегося жеребца, секунду изучающе смотрела на него и тоже зашагала навстречу. Доктор это заметил, остановился. Сев на круп, он поднял передние копыта, демонстрируя, что безоружен.
— Я не причиню тебе вреда, — произнёс он как можно убедительнее, когда до красноглазой зебры оставался один-единственный шаг.
Врач поморщился от вида рваных ран на щеке: через одну дырочку, кажется, были видны торчащие зубы… Кобыла наклонила шею вперёд, буравя незнакомца взглядом; тот не смел отвести глаз. Наконец — спустя, по ощущениям, вечность, — она отстранилась.
— Протокол самообороны деактивирован, — и, закатив снова ставшие небесно-голубыми глаза, она молча рухнула на землю.
— Ёп!.. Ты чего? — переполошился доктор.
Ответа не последовало, и он попробовал её поднять, но даже не смог сдвинуть с места. Попробовал снова, и опять, и ещё, но в итоге сдался с обречённым стоном.
— Богини, тонну весишь… Брут, тащи сюда свою жирную жопу!
Из-за угла показался крупный чёрно-белый брамин.
— Звали, хозяин? — спокойно протянула левая голова, когда бык приблизился к жеребцу.
— Помоги оттащить её в больницу. Я один не подниму.
Двухголовый бык кивнул и подставил огромную перемётную сумку, откуда врач выудил самодельные складные носилки и кое-как с помощью мутировавшей коровы уложил на них потерявшую сознание зебру. Он снова проверил, что пациентка в стабильном состоянии, а затем привязал носилки к браминьему седлу двумя верёвками. Вдвоём он и бык поволокли кобылу к больнице.
Улыбаясь, я прижималась к мягкой искристо-розовой шёрстке мамы. Несмотря на всю боль и терзания от болезней, мама всегда меня утешала. Она наклонилась и нежно лизнула ссадину у меня на щеке, мягкое касание языка умерило горящую боль.
— Веди себя осторожнее, зайка, ты немножечко хрупче, чем другие кобылки и жеребчики, — прошептала мама.
— Да знаю, мам, но играть же весело! — прощебетала я.
Она тихо засмеялась, и от её смеха мне самой захотелось улыбнуться.
— Знаю-знаю, сладкая моя, жеребчики порой не умеют вовремя остановиться.
Я довольно засопела, прижавшись к её боку. Через несколько минут она отстранилась, и я в замешательстве подняла глаза — и растерянно захлопала ресницами, увидев, что с кристальной шёрстки мамы пропал весь блеск, оставив только серость и уныние. Тогда-то всё стало понятно: я — давно взрослая, я просто сплю, а лучшие сны — это сны о беззаботном детстве.
— Нам… надо ненадолго расстаться, милая, — в глазах мамы блеснули слёзы.
— Но мам, почему? — я захныкала.
— Я знаю, что ты не хочешь, милая, но у тебя много дел, ты нужна Эквестрии, — всхлипнула мама. Входную дверь выбило взрывом, и в наш дом ворвались два пони, одетые в черные костюмы с повязками на лицах, они набросились и схватили меня.
Едва я оказалась в их копытах, от дома не осталось и следа и он стал стерильным и серым, как сталь, коридором, а я оказалась привязанной к каталке, которую и толкали два жеребца. Меня подкатили к двойным дверям, они распахнулись, и в коридор ударил ослепительно-яркий свет, очерчивая силуэт какого-то высокого пони. Его лица не было видно, только улыбку — от этой улыбки меня пробрал мороз.
— Вы вовремя. Готовы приступать к извлечению мозга, — изрёк он страшным голосом, и затем всё вокруг погрузилось во тьму…
Вздрогнув, я очнулась от этого странного сна, который уже начал стираться из памяти, но голос жеребца из тени всё гремел в голове, заставляя дрожать. Что это было? Таких снов я ещё не видела. Я двинула передней ногой, чтобы потереть лоб, чем-то туго сдавленный, — и обмерла. Нога не поддавалась. Я попытался пошевелить всеми четырьмя и тогда поняла, что крепко привязана к чему-то; двигаться я не могла, только ёрзать да извиваться.
— На помощь! — в ужасе закричала я.
— О, проснулась, — раздался справа бархатный низкий голос. Я попыталась повернуть голову, но не смогла и этого, впрочем, незнакомец сам показался мне на глаза. Бежевый жеребец подошёл к столу, на котором я лежала, и присел рядом. Внешний его вид не источал угрозы, а в голосе не сквозило злобы.
— Помоги мне, я не могу двигаться, — проскулила я.
— Не хочу рисковать, пока не буду уверен, что отпустить тебя будет безопасно. Прежде чем потерять сознание, ты убила двух рослых кабанов голыми копытами. Я уже молчу, что ты даже не пони. Я не знаю, кто ты или что, — он внимательно осмотрел неподвижную меня.
— А… что? — с моих губ сорвался крик. — Это невозможно…
Я вспомнила, как получила дрыном с гвоздями и вырубилась.
— Я была без сознания и ничего не могла сделать.
Он молча смотрел на меня какое-то время, после чего:
— Твои глаза светились красным, а сейчас сделались голубыми, но ты, полагаю, это не контролируешь. Кто же ты?
Деталь про красные глаза озадачила меня, но я решила не уточнять.
— Меня зовут Кристалл Эклер. Я кристальная пони из Лас-Пегасуса, — честно ответила я.
Жеребец склолнил голову и поднял бровь.
— Кристальная?
Я кивнула, насколько мне позволял ремень на голове.
— Ты больше похожа на зебру, чем на кристальную пони. Однако и полностью зеброй ты не являешься, — заявил он, оглядывая меня.
Сама я вдруг начала замечать странные ощущения по всему телу, словно прохладный бриз дул над неровной поверхностью.
— О чём ты вообще говоришь? — растерянно воскликнула я.
Жеребец безмолвно потянулся к столу и на что-то нажал копытом. Ремень у моей головы ослаб, и он мягко убрал его.
— Посмотри сама.
Я медленно подняла голову и взглянула на себя. Впервые с того времени, как я очнулась после госпиталя, мне удалось увидеть своё тело и наконец понять, почему все называют меня зеброй. Когда-то бледно-розовая шёрстка и жёлтый хвост сменились чёрно-белыми полосками. Я совершенно не понимала, как такое могло произойти. Кто мог сделать подобное? И тут я увидела зияющие дыры в своей коже; несколько отверстий было проделано в груди, животе и ногах. Они не кровоточили, но то, что виднелось за ними, вгоняло меня в ужас.
— Какого чёрта со мной произошло?! — закричала я, забившись против пут.
Я прекрасно слышала и чувствовала, как механические детали моего скелета пытались двигаться согласно моей воле. Словно это и было моё тело. Я чувствовала все его движения. Что же случилось со мной?
— Всё ещё считаешь себя кристальной пони? — спросил жеребец.
Я взглянула на него со слезами на глазах.
— СЕЛЕСТИЯ, ДА! Я родилась в Кристальной империи, переехала с семьёй в Лас-Пегасус и жила там до двадцати шести! — прорыдала я.
Он нахмурился, сочувственно глядя на меня.
— Я верю тебе. Ни одна машина не способна эмулировать такие искренние эмоции. Я вижу всё по твоим глазам. Не знаю, кто сотворил с тобой это, но могу точно описать, что они сделали, — сказал он, принявшись особождать меня от ремней.
Я просто лежала и заливалась слезами, позволяя агонии покинуть моё отныне свободное тело. Лежала, пока слёзы не кончились. Жеребец терпеливо стоял рядом и ждал, пока я приду в себя.
Наконец, я медленно подняла туловище, усевшись прямо на столе, и посмотрела на покрытого кровью пони. Мои глаза расширились от вида красных пятен, что не укрылось от его взгляда.
— А, не обращай внимания, — отмахнулся он. — Лекарю никуда не деться от крови.
Я кивнула и вновь уставилась на своё продырявленное тело.
— Почему я вся изрезана? — спросила я, осматривая большую дыру на груди, за которой виднелась стальная пластина с приделанным зелёным экраном, в котором я узнала кардиомонитор.
— Я всё объясню, — смущённо проговорил доктор. — Я мог слегка увлечься.
— Что ты сделал? — воскликнула я.
— С чего бы начать… что ж, ладно. Ты потеряла сознание, после того как убила тех двух жеребцов, и я заметил на твоём теле несколько ран. Поэтому я принёс тебя сюда, в клинику, где мог бы оказать медицинскую помощь — всё-таки я в первую очередь доктор. Как бы там ни было, пока я осматривал твою челюсть, я заметил металлический блеск и решил, что один из гвоздей впился глубоко в плоть и мне надо расширить рану, чтобы добраться до него. Однако оказалось, что блестел не гвоздь, а сам череп! Мне стало любопытно, и я перешёл к твоей груди, которая тоже была сильно изранена, где обнаружил ещё одну стальную пластину. Я принялся резать дальше, одна деталь вела к другой, и в итоге я понял, что твой скелет полностью механический! — увлечённо протараторил доктор. — Весьма занятно, учитывая, что твоё стальное тело покрыто живой тканью и ещё у него есть эта штука…
Я просто сидела в ужасе от осознания, что каким-то образом не только стала машиной, так ещё и превратилась в зебру. Доктор вытащил из карманов розовый алмаз в оправе синеватого металла и поднёс к моему лицу.
— Мне пришлось изъять его из твоей груди, чтобы прекратить самовосстановление твоего тела на время изучения.
— Ты из меня это вытащил? — воскликнула я и посмотрела на свою вскрытую грудь. Совершенно отчётливо на ней виднелось круглое отверстие под некий предмет.
— Не переживай, я верну всё на место. Теперь, когда я убедился, что ты не собираешься меня убивать.
Я просто молча похлопала глазами.
— Так или иначе это всё очень странно, — доктор указал на алмаз. — Это зебринский исцеляющий талисман, он призван лечить раны, болезни и всё в таком духе. Однако он ведёт себя необычно. Когда я пытался избавиться от твоей кожи в процессе исследования, талисману было всё равно на одиночные надрезы, но стоило мне снять целый лоскут — всё за секунды отрастало обратно. Магический анализ показал, что это голубое кольцо, похоже, ответственно за контроль потока энергии. Оно подавляет исцеляющее воздействие, если рана не тяжёлая. Скажем, в случае царапины или пореза оно заставит талисман бездействовать, а твоя живая плоть восстановится сама, благодаря природным свойствам.
Для меня это было уже слишком. Я стала простой машиной, не так ли? О Селестия, что же случилось со мной?
— Я теперь просто машина, не живое существо? — с готовящейся новой порцией слёз спросила я.
Доктор нахмурился на секунду.
— Ещё нет, — сказал он, вкладывая странный алмаз обратно мне в грудь.
Я тут же почувствовала, как талисман с щелчком угнездился в пазу. От пробежавшей по телу волны энергии мои глаза расширились. Я ощущала покалывание в местах разрезов и в полном оцепенении наблюдала за тем, как плоть моя восстанавливалась сама собой, пока снова не стала совершенно целой.
— Невероятно, — пробормотал доктор, оглядывая отныне здоровое зебринское тело. — О, и касательно твоего вопроса. Я могу совершенно спокойно тебя уверить, что ты жива.
Эти слова он произнёс с той силой и властью, что присущи действительно уважаемым пони, пользующимися большим авторитетом.
— Я применил несколько сканирующих заклятий и, к своему удивлению, обнаружил в твоей голове нормальный живой мозг, пусть и с небольшим вживлённым чипом. Также в твоём теле находятся натуральные лёгкие и сердце, которые снабжают мозг кровью со свежим кислородом, чтобы поддерживать в нём жизнь. Поэтому да, ты весьма точно живое существо.
Вздох облегчения сорвался с моих губ от его слов. Я всё ещё не бездушный механизм, по крайней мере не до конца.
— Твоё механическое тело, к тому же, совершенно уникально, уж можешь мне поверить. Оно выглядит, будто его проектировали специально неотличимым от живой пони, потому как ты не только имеешь биологические лёгкие, сердце и мозг, но и набор синтетических органов. Среди них есть желудок и кишечный тракт, так что ты в состоянии есть пищу, как нормальная пони. Однако я также обнаружил, что ты способна переваривать ещё и металл с драгоценными камнями. Ко всему прочему в тебя, похоже, встроена ремонтная система, подобная таковой из силовой брони Стальных Рейнджеров — это объясняет твою способность есть металл. Энергоячейки довольно слабые, будут держаться в лучшем случае неделю, но в этом и прелесть! — восхищался доктор, который, похоже, и в киборгах разбирался неплохо. — Твоё тело спроектированно таким, чтобы вынуждать тебя питаться на регулярной основе и не выделяться среди прочих биологических особей, будь то пони или зебры. Я никогда прежде ничего подобного не встречал. Даже в сравнении с выходцами из Стойла 101, которые были увешаны кибернетическими имплантами, ты стоишь на совершенно ином уровне. У них я многому научился, а так как я в последнее время повстречал целую кучу пони-киборгов — я рад, что сперва встретился с этими ребятами из стойла.
Что ж, теперь понятно, откуда он столько знал о моих механических частях. Меня разрывали противоречивые чувства. Одна часть меня испытывала болезненный страх перед тем, чем я стала. Другая — невероятную радость от того, что я ещё жива и впервые в жизни полностью здорова. Кажется, вторая побеждала, потому как на моих губах возникла слабая улыбка.
— Эм, спасибо, что осмотрел меня. Пусть и изрезал всю в процессе.
— Пустяки. Я не мог оставить беспомощную кобылу вот так лежать посреди улицы.
Моя улыбка стала чуть шире. К большому счастью этот доктор походил на тех, к которым я привыкла.
— Эм, а ты можешь рассказать, что произошло? — спросила я. — Когда меня поместили в стазис, всё было совсем иначе. Эквестрия была жива…
Жеребец нахмурился, а затем пересказал всё что знал о конце войны и Эквестрии. Я в ужасе слушала, как целая страна обратилась в руины и пустошь, даже две страны. Невозможно представить, сколько пони и зебр умерло в тот день. Продолжая рассказ, доктор поведал о тысячах выживших в стойлах и многих умерших снаружи. Затем последовала самая шокирующая для меня новость с тех пор, как я узнала о своём превращении в полумашину — прошло сто девяносто лет со дня падения бомб; плюс-минус год. Мои первоначальные догадки оказались ничем.
— Сто девяносто лет?! — закричала я в полном ошеломлении и вновь зашлась слезами, поняв, что моя мать умерла много десятков лет назад.
— Хей, что стряслось-то?
— Мне казалось, что я провела в капсуле лет пять, не больше, и всё ещё могу вернуться домой, к маме. Однако теперь в этом нет никакого смысла, ибо она уже больше века мертва, — прорыдала я. Я чувствовала себя такой плаксой.
— Мне жаль, — проговорил доктор и пошёл к закрытому шкафчику, доставая ключ. — Что планируешь делать дальше?
— Я… я не знаю.
Что я могла сейчас? Меня никто не ждал дома, да и дома уже не было. Я осталась совсем одна. Вздохнув, я опустила взгляд и уставилась на своё полосатое тело. Меня кольнула злость: должно же найтись хоть что-то, за что я могу уцепиться в этом мире!
— Хотя, думаю, я бы могла выяснить, что со мной произошло.
— Хм, и с чего же ты начнёшь? — спросил жеребец, покопавшись в шкафчике и обернувшись со свёртком на спине.
— Что ж, последнее, что я запомнила перед пробуждением в Мейнхэттане, это как уснула в медицинской палате Госпиталя имени Флаттершай в Лас-Пегасусе. Думаю, начну поиски оттуда.
— Это на другом конце Пустоши. Очень много опасностей можно встретить на такой долгой дороге.
— Эм, и никакого безопасного пути туда, конечно же, не осталось?
— Ну, вообще-то до сих пор уцелела желазнодорожная ветка между нашими городами, и по ней ходит поезд. Не то чтобы совершенно безопасный способ, однако куда более быстрый и спокойный, чем на своих четырёх. Здесь поезд не покажется ещё несколько дней, однако если хочешь узнать о своём прошлом, я бы посоветовал покопаться в здешнем центре Министерства Крутости, пока есть время.
— Почему именно там? — спросила я, пока доктор сгружал свою ношу на стол возле меня.
— Эмблема Министерства Крутости выгравирована на твоём металлическом скелете, — сказал он и похлопал по свёртку. — Вот, это может оказаться полезным: комбинезон Стойл-Тек и Пип-Бак 3000. В таком прикиде проще сойти за выходца из стойла, а не за неизвестную зебру. Им по-прежнему многие не доверяют. Это всё мне досталось от одного пони, которого я, к сожалению, не смог спасти. Пип-бак — очень полезный инструмент, он сослужит тебе хорошую службу. Хм, может, мне даже удастся подключить его к твоим системам для лучшего контроля.
— О чём это ты? — спросила я, пролезая в облегающий комбинезон.
— О том, что ты сможешь управлять пип-баком силой мысли, словно он часть тебя, если соединить его с каналами твоих механических систем. Твоё тело управляется мозгом, и некоторая автоматизация будет кстати. Врочем, ты можешь использовать его и обычным путём, если захочешь.
— Если ты думаешь, что это поможет, то ладно.
— Хорошо, сиди смирно.
Доктор взял чистый скальпель с подноса с инструментами и поднёс к моей левой передней ноге. От прикосновения металлического лезвия по мне пробежал холодок. Жребец надавил, и я закричала от боли, одёргивая ногу прочь от проникшего под кожу инструмента.
— Больно! — прокричала я.
— Поразительно, ты до сих пор способна чувствовать боль… — жеребец кашлянул: — Кхм, то есть, прости, я не нарочно.
Я вытянула переднюю ногу перед собой и уставилась на стекающую из ранки кровь. Однако спустя буквально минуту её поток затих — вместе с болью. Я и раньше царапалась из-за неосторожности, но те порезы болели куда дольше. Этот же я почти не чувствовала.
— Нога перестала болеть — я едва могу почувствовать рану.
Доктор осторожно продолжил работать, скальпелем раздвигая края надреза, пока я сдавленно не прорычала от вернувшейся боли.
— Похоже, ты обладаешь высоким болевым порогом. Удивительно, она до сих пор способна чувствовать боль.
Я закатила глаза от его последней фразы, тихо сказанной себе под нос.
— Я могу попробовать ещё раз, если хочешь. Действовать буду осторожно, дабы не перенапрячь тебя.
Я кивнула и крепко сжала зубы — теперь-то я знала, чего ожидать. Скальпель вновь впился в нижнюю часть моей ноги и мне пришлось стиснуть челюсть сильнее, дабы не закричать от острой вспышки боли. Доктор достаточно расширил надрез, чтобы добраться до стальной части под кожей. Держа рану открытой, он достал из задней крышки пип-бака какие-то провода и просунул их в ногу. Я отвернулась, потому как не могла спокойно смотреть, как кто-то ковыряется в моих конечностях. Даже простых ощущений хватало, чтобы к горлу подступила тошнота. Я почувствовала странный импульс от своей ноги, и мир передо мной заволокло строками текста, которые неслись вверх с ужасающей скоростью, пока не осталась всего одна мерцающая надпись:
«Подключение пип-бака прошло успешно».
— Сработало! — удивлённо воскликнула я.
«Локатор-Ушки-на-Макушке готов к установке, инициализация…» — появилась новая надпись. Она закрыла собой предыдущую, и вскоре я обнаружила в левом нижнем углу поля зрения компас, а в правом черту с пустым пространством под ней. Сверху неё расположилось несколько полных делений и пометка «ОД».
«Локатор-Ушки-на-Макушке установлен успешно. Спасибо, что выбрали Стойл-Тек».
— Вот, теперь пип-бак подключён, — проговорил доктор, застёгивая ремешки вокруг моей ноги.
Я скривилась, когда корпус пип-бака вжался в свежую рану, и слегка подвинула его в более удобное положение.
— Спасибо, доктор, — прорычала я.
— Не за что.
Я осторожно слезла со стола и со стуком вновь опустилась на все четыре копыта.
— О, забыл упомянуть — чуть не помер под твоим весом, пока тащил сюда, — пожаловался жеребец, в страхе обернувшись на задрожавшие от моего приземления полки.
— Э-э, ладно, эм, спасибо за помощь, доктор.
— Не стоит благодарностей, я всегда рад помочь попавшей в беду пони… или биосинтетической зебре-киборгу, в твоём случае.
Я улыбнулась и повернулась к выходу.
— Ох, подожди секунду, — вдруг воскликнул доктор, и я вновь посмотрела на него.
Он сунул мне клочок бумаги, по виду с нацарапанными указаниями, а потом протянул пистолет. Я видела такие в фильмах — простой девятимиллиметровый.
— Я описал, как добраться до станции, с которой можно отправиться в Лас-Пегасус или, как сейчас его называют, Нью-Пегасус. А пушка поможет тебе выжить. Очень многое на пустошах попытается тебя прикончить, так что будь осторожна.
Я кивнула.
— Ещё раз спасибо. Прощай, док.
— Прощай, Кристалл. Удачи.
Я остановилась в дверях и обернулась с застенчивой улыбкой.
— Эм, напомни пожалуйста, где тут центр Министерства Крутости?
Я опасливо оглядывалась по сторонам, пока пробиралась в городских руинах к центру Мейнхэттана — туда, где стояла башня Тенпони. Доктор сказал, что возле неё я найду центр Министерства Крутости. На улицах царила глубокая ночь, однако, к моему удивлению, большая часть фонарей продолжала работать. Я заметила возле нескольких из них подключённые спарк-батареи. Было очень странно и неуютно видеть, как этот город продолжает жить без своих пони. На перекрёстке я остановилась и задрала голову вверх, чтобы увидеть над остальными зданиями башню с горящими окнами. Доктор говорил, что эта башня — единственное нетронутое здание в округе, и что в ней живёт целое поселение. По идее, я смогу разжиться там припасами, если меня — зебру — впустят. Гр-р, кажется, со временем мои полоски будут становиться всё большей проблемой.
Пока я разглядывала башню Тенпони, на моём ЛУМе загорелись красные точки, а возле надписи «ОД» замелькал восклицательный знак. Только сейчас я поняла, зачем он был нужен. Сигнал угрозы.
Я быстро развернулась и увидела несколько пони, одетых примерно как те двое жеребцов, что вырубили меня. Однако с этими вместе шли и кобылы.
— Это ты пришила моих парней, хуйло полосатое? Мы те чё, заебатый цирк с клоунами, а, блядина? — выступил вперёд огроменный мускулистый жеребец.
Я сглотнула и попятилась назад, когда они всем скопом зашагали на меня.
Громадина злобно усмехнулся, увидев в моих расширившихся глазах насколько я перепугалась.
— Чё, обосралась? — издевательски протянул он.
Вдруг жеребец застыл на месте и с ужасом посмотрел куда-то мне за спину. Вопреки здравому смыслу я посмотрела туда же, успев только раскрыть ошарашенно рот от вида двух искрящихся шаров зелёной энергии, летящих прямо на нас.