Дорога на Кантерлот

Дорога на Кантерлот. Эпилог: Зима.

"Отступление крупных частей и соединений с занятых ими позиций без предварительного приказа из Штаба Группы Армий отныне полностью запрещено. Генералы, допустившие отход своих подразделений, либо самовольно решившие отступить, отныне будут подвергаться разжалованию и передаче под суд. Дальнейшее попустительство по отношению к действиям врага неприемлемо, его продвижение должно быть пресечено любой ценой. Отныне, все силы наших солдат должны быть брошены на предотвращение катастрофы и удержание наших летних завоеваний. Королева Кризалис ожидает, что все её подданные в полной мере выполнят свой долг.

Приказ по группе армий "Центр", отданный генералом Ларинксом в декабре 1011-го года.

Снег медленно падал на шапки и воротники шинелей, запах зимы держался в этом месте особенно сильно, сбивая даже вонь от выхлопов многочисленных танков и автомашин. Свежо, высоко, морозно — так описывали это место те, кто в нём когда-то жил. Как ни печально, сегодня в строю их было слишком мало. Меньше, чем хотелось бы. По широкой площади гулко разнеслась команда: знакомый голос, не раз слышанный ими по радио, не раз возникавший в голове при чтении приказов. Он снова был во главе, руководил парадом, как в старые добрые времена. Артур помнил эти времена, помнил как по главным улицам Акорнейджа бодро и весело маршировал полк, которого уже давно не существовало. Это было не так давно, но с тех пор изменилось слишком многое.

Живая стена строя пошла рябью, когда батальон повернулся "направо" и, печатая шаг, вышел перед строем. Батальон Артура повернулся вслед за ним и пошёл в таком же строю. Мерный грохочущий треск резонировал в ушах, тысячи и тысячи копыт часто и громко били о древнюю брусчатку, пока с возведённой на краю площади трибуны на них смотрели Они. Держа равнение, Артур несколько минут наблюдал за двумя фигурами, одна из которых напоминала чёрный провал, а другая светилась подобно маленькому солнцу. Слева и справа от них стоял ещё кто-то, где-то неподалёку от колонны находился Главнокомандующий, но их было очень трудно заметить, пока в поле зрения находились аликорны. Аликорны не дали никакой речи, никакого напутствия. Они явились — этого уже достаточно. При взгляде на принцесс в глазах невольно вставали слёзы. Он понимал, зачем они здесь. И ему казалось, что это понимание родилось в нём тогда, когда первая вражеская бомба упала на землю его страны. До этого он считал себя здоровым эгоистом, мечтал ухватить удачу за хвост и набить свои карманы акциями и банковскими чеками. Бывало, что в барах его родного города заговаривали о политике. Говорили о ней очень странно: фермеры ворчали о налогах на землю, рабочие с местных фабрик грешили на начальство, ругали местную власть, постепенно переходя на власть центральную. "Зачем нам слать деньги в Кантерлот, если мы всё равно сами на себе? Зачем нам вооружать ополчение? Разве будет война?" — вопрошали обыватели, солидные и уважаемые жеребцы и кобылы, потягивая сидр из кружек. "Кризалис не выгодно с нами воевать, война вообще экономически невыгодна!" — Поддакивали редкие студенты из местных колледжей. Тихая, мирная жизнь, тянувшаяся вот уже тысячу лет, и только вечно угрюмые северянские офицеры сидели по углам кантин, поблёскивая погонами и петлицами шинелей, будто мрачное предзнаменование, предупреждение для наивных. Их не принимали, их не понимали. Акронейджец всегда мог отличить себя от ванхуверца, кантерлотца или кристального пони, а они могли отличить его от себя. Жители восточного рубежа гордились собой и смеялись над соседями, соседи делали то же самое. Дивный, тихий, маленький мирок, который война пережевала и выплюнула как дешёвую зубочистку. Старая Эквестрия погибала в грохоте бомбёжек и пламени горящих деревень. Она вопила в агонии — и этот крик был услышан. Мейнхеттенцы, роквилльцы, балтимейрцы, даже северяне — все явились на зов, все были здесь, под этим свинцовым небом, среди этого гробового молчания, нарушаемого лишь мерным, чеканным стуком маршевого шага.

По площади проходили колонны танков, грузовиков и орудийных тягачей, во всеобщей серости ярко белели маскхалаты оленийских егерей, переброшенных с южного фронта. Они шли по городским улицам прямо на фронт, до которого было чуть больше ста пятидесяти километров. Они не ждали лёгкой победы, многие не надеялись вернуться домой живыми. Ударить по врагу всей силой, погнать его на запад, вышвырнуть его из Эквестрии, неважно какой ценой, неважно какими потерями. Кризалис не смогла быстро раздавить их, и в этом была её смертельная ошибка.

Ветер дул изо всех сил, закручивая снежные вихри. Холод. Дикий, невозможный холод пронизывал каждого из них. Цепь в серо-зелёных шинелях залегла на невысоком голом холме, устремив винтовки и пулемёты во все стороны. Укрытий не было, вернее — почти. Видимо, они уже были далеко не первыми, кто сражался здесь, ведь прибыв на место, гренадёры обнаружили около пятнадцати мертвецов в чейнджлингской и эквестрийской форме. Все смертельно устали, а земля в последние дни превратилась в настоящий камень, схватившись так крепко, что кирки и мотыги были практически бесполезны. Кринг не утруждал себя размышлениями по этому поводу — он приказал использовать в качестве брустверов мертвецов. Трупы замёрзли и солдаты на силу смогли разложить их. По крайней мере, они не воняли, а до ближайшей оттепели было ещё очень далеко.

Артис упёр пулемёт в твёрдую как камень спину мертвеца и напряжённо целился в снежную круговерть, полностью перекрывавшую обзор. Наступала темнота, пулемётчик не мог разглядеть даже своих товарищей справа и слева, не говоря о том, что происходит впереди. Где-то там догорала деревня, которую их роте пришлось оставить вчера. Они пришли туда трое суток назад. В деревеньке осталось совсем мало целых домов, поэтому гренадёры без особых раздумий решили выгнать из них тех, кто там ещё оставался и сжечь там всё, что могло гореть. Керосина уже не было, как и оставшихся в строю БТР, поэтому пришлось разбирать деревянные постройки и пустить их на растопку. Местные были против, местные сопротивлялись. Их не слушали, просто погнали прочь, стреляя поверх голов. Они провели в деревне некоторое время, пока откуда-то из тыла (это точно был тыл?) до них не добрался вестовой и не приказал им отходить на ближайшую высоту. Первый посланник "сверху" был воспринят как нечто почти невозможное. Видимо, кто-то в роте действительно считал, что штаба уже нет, либо в штабе точно так же думают про них.

"Да-а... Дела идут совсем паршиво..." — Думал про себя гренадёр, разглядывая снежные узоры, со всей вероятностью способные таить в себе врагов. Они наверняка знали, что их взвод засел здесь. Они не могли этого не знать. Чейнджлинг мелко дрожал, даже тёплая шинель уже не могла спасти от холода. Тем не менее, если бы он был одет легче — то не дожил бы до этого момента. В мыслях всплывали картины недавних событий — срочная переброска, тяжёлые бои с вражескими танками, а потом отходы, отходы, отходы... У них больше нет машин, многие товарищи остались лежать на обочинах дорог, раненые и насмерть замёрзшие, жертвы отсутствия госпиталей и топлива, жертвы отставшего и рассеянного тыла, не способного поддержать их. Снова накатывала усталость в перемешку с тоской, болью, отчаянием. Они ожидали, что придётся бороться за победу, а в итоге были вынуждены бороться за своё выживание.

"Если мы погибнем — с армией ничего не случится." — Продолжал размышлять Артис, чувствуя как накатывает смертельно опасное желание заснуть. — "Это всё выправится, должно выправится. Война не кончится здесь." — Эту мысль разделяли многие чейнджлинги. Даже гибель тысяч солдат не имела значения для миллионной армии. Несмотря на все тяготы и лишения, несмотря на всю храбрость и все возможные навыки и средства, ни одной из сторон не удалось положить войне конец.

Морозный воздух задувал в узкие окошки офицерского блиндажа. Шариковая ручка быстро и аккуратно летела по желтоватому листу бумаги, на фронте звенело напряжённое затишье.

— Товарищ комполка, разрешите обратиться? — В низком дверном проёме показалась высокая и статная фигура адъютанта. Он не услышал его шагов, не услышал как тот раздевался в прихожей. Странно.

— Разрешаю. — Грау осторожно встал из-за стола и обернулся к подчинённому. От движения заныла рана, под гимнастёркой тихо зашуршали бинты. — Что-то важное? Вы отвлекли меня от важного дела.

— Виноват, товарищ комполка. Мне приказали сообщить вам, что вы представлены к званию героя Северянской Республики.

— Что-ж, хорошо. Какого числа нужно явиться на награждение?

— Точной даты мне не сообщили.

— Стало быть, придётся подождать... Ну, ладно. Можете идти, товарищ.

Жеребец козырнул и удалился. Иоганн же остался стоять под низкой крышей блиндажа. Грифон хотел было вернуться к бумаге и ручке, но какая-то резко возникшая мысль, отбившая у него это желание. Офицер пробежался взглядом по написанному, потом аккуратно сложил и отложил в угол стола, к другим бумагам. Захотелось выйти наружу. Грау накинул шинель, опоясался шашкой, выглянул в узкое окошко, откуда можно было увидеть только клочок голубого неба. В сердце ёкнуло, ожила память. Грифон пробормотал какие-то слова на своём родном языке, а потом пошёл к выходу.

Полк 5-й гвардейской дивизии стоял в нескольких километрах к юго-западу от Риверпуля. Далеко за их спинами осталась широкая река Вайна, впереди чернели обугленные развалины фермерских хозяйств и деревень, разрушенных в ходе прошедших боёв. Недавно из котла прорвалась крупная группировка чейнджлингов. Полк Грау несколько недель боролся с окруженцами, сковывая их силы и выматывая врага ложными атаками, пока другие полки дивизии в месте с остальными блокирующими частями пытались рассечь котёл надвое, при этом находясь под атаками как изнутри окружения, так и снаружи. Комдив 5-й гвардейской ожидал подхода 14-й танковой бригады, но танки увязли во вражеском сопротивлении к северо-западу отсюда. Исход был предсказуем, враг снова доказал своё умение драться насмерть, когда в этом была прямая необходимость.

Негреющий свет солнца отражался от свежего снега, заставляя щурить глаза. Дул ветер, в окопах впереди стояла тишина. Солдаты были заняты своими делами, в ожидании приказов. Грау вышел из землянки и пошёл вдоль позиций, всматриваясь в фигуры и лица проходивших мимо него военных. Он знал многих из них

Иоганна повысили в звании и перевели из 104-й (ныне 4-й гвардейской) после сражения у хозяйства Фишерхук, в котором враг был остановлен и отброшен, а Грау получил тяжёлую рану. Его старые товарищи остались позади, некоторые из них даже не смогли проститься с ним, ведь назначение и перевод были срочными и времени на это просто не оказалось. Теперь вовсю шло наступление, вдалеке день и ночь грохотали бои, но они стояли на месте, ожидая своего приказа. Вокруг осталось совсем мало местных жителей, некогда богатая и населённая земля теперь напоминала безжизненную пустошь, в которой было место лишь смертоубийству.

Грау шёл вдоль своих позиций, глядя туда, где вечером должен был загореться закат. За это время у него появилось необычно много времени для того, чтобы хорошо подумать. Первые бои под Хоуп Холлоу, беседы с Василием Ивановичем, его смерть, его последние слова... Сквозь прошедшие недели эти события начали оформляться, принимать форму. Теперь он смотрел на них совсем иначе: более спокойно, с большим пониманием. Битва за Кантерлот стала его академией, где враг выступал в роли сурового и жестокого преподавателя. Там закалялся булатный клинок, тот самый, что рубит железо и гнётся не ломаясь. Этим клинком был не только один его батальон, не одна 104-я дивизия. Там прошла свою закалку и вся Красная армия, столкнувшись с равным, даже более сильным врагом, и одолев его.

В Конференц-зале королевского дворца в Везалиполисе стояло гробовое молчание. Только что прибывшие с фронта генералы и фельдмаршалы стояли у своих кресел, напряжённо ожидая, пока Королева войдёт в помещение. Два угрюмых лейб-гвардейца стояли у высоких дверей, по ту сторону их сторожила точно такая же пара. Ожидание длилось уже долго, обычно Кризалис не позволяла себе подобных опозданий, но не теперь. Сегодняшнее собрание представляло из себя особый случай. Королева впервые оказалась недовольна своим генералитетом настолько, что вызвала их к себе. Триммель не выделялся среди своих коллег, но его силуэт всё равно был заметнее прочих. Он стоял ближе всех к двери и ближе всех к креслу, предназначавшемуся Королеве. Взгляд его был твёрд, его вид выражал хладнокровие, остальные генералы и фельдмаршалы, помимо Ларинкса, невольно пытались спрятаться за ним. Скорее всего, в будущем разносе все собаки будут спущены именно на генерал-фельдмаршала.

По ту сторону послышались шаги, дверь с тихим лязгом отворилась и в помещение вошла Кризалис. Генералитет в один голос поприветствовал её, королева отреагировала на это таким резким и пронзительным взглядом, что некоторым из военных пришлось нервно сглотнуть. Она сделала несколько шагов по комнате и села в своё кресло.

— Что-ж, господа... — тихим и фальшиво-спокойным голосом начала она. — Как обстоят дела на фронте? Герр Триммель, что можете сказать вы?

— Частям группы армий "Центр" пришлось отступить на ряде направлений. На данный момент оно главным образом остановлено, но фронт всё ещё не стабилен. Значительное число воинских частей понесло тяжёлые потери, имели место даже случаи окружений наших войск. Над некоторыми дивизиями поставлен вопрос о расформировании. На юге и севере ситуация стабильна. Враг оттянул оттуда все возможные резервы чтобы использовать их для контрудара. Нам так же пришлось отводить силы оттуда чтобы парировать их атаки и укрепить линию.

— Ясно. И на чём вы настаиваете, герр генерал-фельдмаршал? — Тон Королевы-Императрицы начал отдавать злобной иронией. Она продолжала буравить всех присутствующих взглядом.

— Я настаиваю на тактическом отступлении, моя Королева. Многие части понесли потери и должны быть отведены в тыл для перегруппировки. Мы сдадим неприятелю часть наших завоеваний, но в будущем сможем укрепить свои позиции и нанести новый удар с наступлением благоприятной летней погоды.

— Герр фельдмаршал, что вы думаете? — Голос Кризалис продолжал напоминать отточенный нож, грозя вот вот сорваться во что-то грозное и пугающее. Триммель обернулся на Ларинкса и увидел в его глазах тень отчаяния. И тем не менее, старый генерал не намерен был лгать или отмалчиваться.

— Я поддерживаю это решение, моя Королева. Значительную часть занятых нами пунктов не представляет критической ценности и может быть оставлена врагу. Зимняя погода и быстрые темпы продвижения измотают северян и эквестрийцев, что позволит нам отразить их контрнаступление и нанести им поражение, которое даст нам время подготовиться к новому летнему наступлению. Оборона выступов, находящихся под угрозой окружения, может закончиться военной катастрофой.

Ларикнс кончил. Наступило гробовое молчание. Кризалис отвела от военных взгляд и начала перелистывать разложенные на столе документы, периодически сверяясь с картой. В её манере читалось что-то небрежное, злобное. Наконец, он снова воззрилась на свой штаб.

— Катастрофа, о которой вы говорите, уже произошла. — тихим, слегка хриплым голосом начала она. — Кантерлот не взят. Наши силы контратакованы, враги мобилизовали всё, что могли и бросили все эти силы прямо на ваши измотанные дивизии, не сумевшие выполнить поставленной перед ними задачи... И после этого, господа генералы, вы ещё смеете думать, что можете приходить ко мне с надеждой на то, что сможете представить этот позор, как обычную военную неудачу?! — Глаза Криазлис наконец вспыхнули, Триммель едва заметно отпрянул от неё, но не отвёл своего взгляда, продолжая твёрдо выдерживать взгляд своей правительницы.

— Храбрость наших солдат удержала судьбу армии над пропастью, моя Королева! — Попытался было возразить генерал Ацур, до этого прятавшийся за остальными. Кризалис зыркнула на него.

— А ваша глупость и халатность едва её туда не столкнула, герр Ацур! Я бы обязательно разжаловала бы вас в рядовые, если бы на вас лежала вся вина без остатка. Не менее справедливо было бы сорвать погоны с ряда более... приближенных ко мне лиц. — очередной взгляд на Триммеля. Тот продолжает стоять как каменный истукан, его глаза блестят в вечернем сумраке. — Но они, я уверена, ещё не исчерпали своего доверия, поэтому, на этот раз, могут рассчитывать на мою милость. Вы встали на тонкий лёд, господа генералы. Имейте это ввиду. Отныне мы не можем позволить себе отступать, мы не можем позволить нашим солдатам показывать спину врагу. Я запрещаю оставлять плацдармы, наиболее близкие к Кантерлоту. Обороняйте их любой ценой, продолжайте создавать напряжение для врага. План Триммеля — это то, чего добиваются красные и аликорны, он даст затишье не только для нас, но и для них. Укрепиться на эквестрийской земле невозможно, пока Эквестрия существует как государство. Нужно брать от захваченных земель всё, что они могут дать и даже больше, если Селестия намерена вести войну на истощение — то снабжение моей армии должно быть возложено на неприятеля в максимально возможном объёме. Вы меня поняли, господа?

— Так точно, моя Королева! — Так же громко ответили чейнджлинги. Спорить с Кризалис было бесполезно, особенно когда она была чем-то недовольна. Постепенно, тон совещания был сбавлен, и оно продолжилось в более конструктивном русле. Однако, Триммель и другие провинившиеся генералы ещё долгое время не могли полностью прийти в себя.