Ночной приют
Глава 10. О песнях и небе
— Вот так все и случилось, — закончила рассказ Дитзи, съёжившись в глубоком кресле в кабинете мистера Эвернайта. Кроме пары кресел и рабочего стола здесь больше ничего не было. За широким окном серело позднее пасмурное утро, от которого директор в своём «дневном» облике укрывался в тени высокой спинки. — Теперь я недопегас, недоземнуха, и вообще недопони. Вот я и подумала, отчего бы не стать ночной… чтобы снова взлететь.
— Глупости ты о себе говоришь, — ответил до сих пор молчавший мистер Эвернайт. — Ты вполне хорошая пони. Я могу понять, как плохо тебе было тогда, но то, что ты хочешь… я не уверен, что размен станет тебе во благо.
— Почему нет? — вскинулась Дитзи. — Я мечтаю снова оказаться на облаках! Снова лететь и чувствовать ветер! Да, может быть, моё призвание вовсе не будет связано с небесами, и я буду вдохновенно грядки копать, но это не значит, что мне можно обойтись без полёта! Я пегас… а пегасы не могут жить без неба.
Мистер Эвернайт вздохнул и опустил голову. Было необычно видеть чудаковатого пегаса таким задумчивым, даже удручённым. Словно с актёра-комика во время представления упала маска, открыв старую, уставшую морду.
— А что ты скажешь, если вовсе не найдёшь своего призвания? — глухо спросил он.
— А? — совсем не этого ожидала услышать Дитзи.
— Ни у одного из ночных пони нет особенного таланта, — спокойно сказал директор. — Ни у одного из нас нет меток. Ты не думала, с чем это связано?
— Ну, я думала… — пробормотала Дитзи, стесняясь признаться, что с самого начала принимала пустые крупы жителей лесного дома как нечто само собой разумеющееся. Если уж здесь живут необычные пони, то они необычны во всём! — Думала, что они у вас… просто спрятаны… где-нибудь… или не видны…
— Их просто нет, — сказал мистер Эвернайт. — Нет и не было. Ни у рождённых под сенью луны, ни у преобразившихся. Такова расплата. Глаза, шёпот и крылья ночи взамен мощи земного пони, волшебства единорога… летучести и лёгкости пегаса. Трудновато тебе будет искать призвание в полёте и творении погоды.
— Но я хотя бы смогу летать…
— И ты не сможешь гулять по облакам, как раньше, — безжалостно докончил мистер Эвернайт.
Дитзи прикусила губу и опустила голову. Да, в словах взрослого ночного пони был резон. Но она не хотела понимать его.
— Земной пони без ноги поставит себе протез, — упрямо забормотала она. — Единорог без магии найдёт себя в алхимии и других науках. Но что делать пегасу без крыльев?! — она не хотела, но сорвалась на тонкий визг. — Я… я… даже не могу пойти в лётную школу и научиться водить дирижабли. Всё из-за этих проклятых болей! Врач сказал, это на всю жизнь, и меня просто не возьмут!
Мистер Эвернайт молчал, а Дитзи несло:
— Вы взрослый и умный! Скажите же, что мне делать! Что мне делать?!
Изо всех сил она уговаривала себя не реветь, но слова и слёзы душили её, рвались наружу. Что хуже, она самой себе напоминала капризную кобылку, валяющуюся в ногах родителей и требующую купить игрушку.
До чего же больно увидеть выход из мглы, в которой она просуществовала два года и не иметь шанса воспользоваться им. Уж лучше бы ей вовсе не знать о нём: так проще смириться и как-нибудь, но зажить дальше.
В конце концов кобылке удалось стиснуть зубы и замолчать.
До её ушей донёсся тихий вздох:
— Прости…
Вот и всё. Никакого чуда не случится. Мистер Эвернайт не хочет рисковать. Ему надо заботиться о других ночных пони и нет смысла превращать ту, которая пусть даже нечаянно, но может раскрыть их тайну.
Умом Дитзи понимала, что следует встать и уйти. Двигаться, шевелиться, шагать — куда угодно, только не останавливаться. Потому что иначе замрёт и её сердце.
— Дитзи Вэй, — голос мистера Эвернайта вывел её из оцепенения. — Согласна ли ты отказаться от покровительства дня и принять объятия ночи? Согласна ли чтить луну, как новое солнце и свою новую мать?
— Да, — выдохнула она прежде, чем поняла, что именно услышала.
«Спасибо, богиня! Спасибо, спасибо!»
— Тогда я приглашаю вступить тебя в наши ряды, — сказал мистер Эвернайт.
— Ряды? — переспросила кобылка, которая слышала слова директора, как сквозь вату.
— Тысячу лет назад это была присяга для тех ночных пони, кто шёл сражаться. Глупо, конечно, — вздохнул мистер Эвернайт. — Но не нам судить. Что важнее, так это твоё согласие. Пойдём.
— Что? — навострила уши Дитзи. — Прямо сейчас?
— Зачем откладывать? Превращение происходит быстро и безболезненно, если тебя именно это пугает. Твоя семья знает, куда ты отправилась?
— Да, я сказала маме, что пойду к вам… ну в смысле, к леснику Гринлифу и его детям, и могу задержаться на целый день.
— Хорошо, — улыбнулся мистер Эвернайт. — Тогда не будем медлить.
На негнущихся ногах Дитзи спрыгнула с кресла, поковыляла к двери — по другую сторону завозились и торопливо ускакали прочь; выглянувшая в коридор кобылка увидела только мелькнувший за углом хвост. Кто-то из ребят точно слышал, какую истерику она закатила.
Ох, стыдоба…
Но времени пунцоветь ушками у неё не было: мистер Эвернайт вышел из кабинета и пошёл к лестнице, и кобылка заторопилась за ним. А ну как передумает…
Удивительно, но директор привёл Дитзи в её спальню и велел прилечь на кровать.
— И лучше закрой глаза, — попросил мистер Эвернайт. — Боишься?
— Страшно немножко, — призналась Дитзи, послушно зажмурившись. Она услышала скрип пола, почувствовала, как ночной пони опёрся о кровать, ощутила его горячее дыхание на шее. Он прикоснулся губами чуть ниже холки, словно родитель, целующий жеребёнка на ночь.
Совсем несильно кольнуло.
Затем её охватило неописуемое чувство. В темноте под веками разверзлась звёздная бездна, и Дитзи провалилась в неё. И падение было самым, что ни на есть настоящим. Ни закричать, ни шевельнуться она не могла, пока звёзды неслись навстречу и мимо разноцветными отблесками.
Потом всё прекратилось. Кобылка больше не падала, а парила среди моря звёзд. Ужас отступил, она непроизвольно вздохнула. Попробовала двигаться, и ноги послушались её. Как во снах, пришло осознание, что на самом деле она стоит на чём-то твёрдом, надёжном. Помедлив, Дитзи пошла вперёд — направлений здесь просто не существовало. Она уже пожалела, что согласилась, но бежать сломя голову и криком требовать, чтобы её выпустили отсюда, показалось глупым. Сама напросилась. Поэтому она просто шла вперёд, для храбрости принявшись тихонько напевать себе под нос.
Неизвестно, сколько минуло времени. За цокотом копыт и собственным голосом Дитзи слышала далёкий звон, становящийся то тише, то громче. А больше ничего. Потому-то, случайно глянув в сторону, она вскрикнула от неожиданности. Совсем рядом шла ещё одна пони. Высокая — выше любого из виденных ею, тёмная: кобылка видела только её фигуру с развевающейся гривой.
И, в отличие от Дитзи, её шагов не было слышно.
Кобылка остановилась — остановилась и пони. Наклонила голову и ласковым голосом попросила:
— Пой дальше.
Сглотнув, Дитзи кивнула. Ничего же не случилось, ей только надо спеть ещё.
И она запела. То, что слышала сама и от мамы, что учила давным-давно в школе на уроках музыки, что слышала на праздниках и вообще везде-везде. Некоторые песни казались ей глупыми, но неизвестная пони не говорила останавливаться. Они шли дальше. Постепенно на душе Дитзи становилось легче, она пела всё радостнее, ей хотелось засмеяться и броситься вскачь, как маленькому жеребёнку. Но всё же настал момент, когда она замолчала и, облизав губы, сказала:
— Я больше не знаю песен.
— Серебряный голосок, — одобрительно сказала пони. — Мы пришли.
— Куда? — Дитзи огляделась; на её взгляд, это место ничем не отличалось от остального звёздного моря.
— Здесь мы поговорим, — пони подошла вплотную, и разинувшая рот Дитзи увидела у неё и рог, и крылья.
— Вы богиня?! — на поражённый возглас аликорна только покачала головой.
— Ты только об этом хотела спросить? — слегка наклонилась она к кобылке.
— Нет… — Дитзи запнулась, — я пришла сюда стать ночной пони!
Вот сейчас аликорна рассмеялась, и с её смехом звёзды будто чаще замерцали.
— Ты забавная, серебряный голосок. Что ж, я рада, что ты захотела стать моей дочерью.
Дочерью? Что она имела в виду?
— Но у меня есть мама, — пробормотала Дитзи.
— Я буду твоей второй матерью… можно? — спросила аликорна, точно давняя подружка, желающая поделиться секретом.
Дитзи замешкалась. Ни о чём таком ей не рассказывали, и она не знала, что делать. Отказаться? А ну как пони не выполнит её желание, и мистер Эвернайт потом рассердится, что она что-нибудь испортила?
— Ну… можно, — пробормотала она, пытаясь сообразить, чем это обернётся. И вздрогнула, когда аликорна вновь рассмеялась.
— Подумай, — пони ещё ниже склонилась к ней. — И пой чаще.
Вдруг она поцеловала Дитзи туда же в холку, куда и мистер Эвернайт до этого. Снова вспыхнули звёзды — а затем погасли.
Солнце бросало рыжеватые отсветы сквозь верхушки деревьев. Ещё не вечер, но и до ужина недолго осталось. «А что на ужин?» — подумала Дитзи, уютно устроившись щекой на подушке. Затем почувствовала, что из уголка рта стекает ниточка слюны, и торопливо вытерла её, но тут же натекла новая. Да что ж такое-то? Ещё и губы почему-то не могли сомкнуться плотно. Намереваясь утереться, Дитзи дотронулась до рта и наткнулась на что-то твёрдое. Это был зуб — длинный острый клык, торчащий из-под верхней губы. И с другой стороны находился такой же. Несколько секунд Дитзи озадаченно ощупывала их, пока её не пробрала дрожь от озарения.
Вскочив, она метнулась к небольшому настенному зеркалу. Из пыльной поверхности на неё уставилась собственная ошалелая бежевая морда. Тщетно Дитзи потёрла глаза — ничего не изменилось. Но она же чувствовала языком клыки! Щурясь от назойливого рыжего лучика, она повернулась, посмотрелась так и эдак. Приблизилась мордочкой вплотную, чтобы свет не мешал ей.
В тот же миг в отражении из-под бежевого лица как будто проступило ещё одно, но так слабо, что не приглядывайся — и не заметишь.
«На дневном свету мы выглядим, как обычные пони», — вспомнились слова мистера Эвернайта, и Дитзи от досады заехала себе копытом по голове. Ну конечно!
Кинувшись к окну, она задернула шторы, как следует подоткнула их, чтобы ни единой щёлочки не осталось, ни единого солнечного лучика не проникало. С замершим сердцем повернулась к зеркалу.
Вот теперь-то она тихонько ойкнула. Отражение заморгало золотыми глазами. Тёмно-фиолетовая со светлой полоской грива длинными локонами обрамляла мордочку и спускалась по шее; на тёмно-серой шерсти смотрелось даже неплохо. Ещё бы слюни из-под клыков не текли.
И одновременно она как сквозь дымку видела себя прежнюю: бежевую кобылку с алой гривой. Только в ночи новый облик проступит окончательно.
Но самое главное было впереди. Затаив дыхание и зажмурившись, Дитзи представила, как напрягает те мышцы, которых лишилась. С волнением она ощутила отклик в теле — тут от чрезмерного напряжения спину резануло болью, заставив кобылку тоненько вскрикнуть. Негромко хлопнуло.
Медленно открыв глаза и повернувшись, она потрясённо уставилась на расправившиеся плотные кожистые крылья. Какие большие, даже огромные! Робко Дитзи попробовала махнуть ими, и они послушались, отдавшись в спину полузабытым ощущением. По комнате пронёсся всколыхнувший шторы ветерок. Не в силах терпеть дальше, Дитзи взмахнула крыльями сильнее, подпрыгнула — и плавно перелетела на кровать.
«Мамочки…»
Дитзи не поняла, почему комната затуманилась, пока не ощутила мокрое тепло на щеках. Она плакала. Тоска, радость, облегчение, восторг — все чувства смешались и застряли комом в горле. И, уткнувшись в подушку, кобылка выплакивала их, слеза за слезой. Как же глубоко до сих пор она загоняла все мысли об утраченном небе. Теперь они пробивались обратно наверх, как молодая трава сквозь тающий снег.
Встряхнувшись, Дитзи встала и подошла к окну. Разлетелись шторы, распахнулись настежь створки. В мордочку потянуло промозглым ветром, запахло сырой землёй и прелой листвой. Ей захотелось, чтобы сейчас было лето, но выбирать не приходилось. В конце концов, оно наступит в следующем году. И через два, через три года, и много-много раз потом.
А сейчас она расправила новые крылья во всю ширь и взлетела. Мгновение пустоты в животе сменилось упругой силой, подкинувшей и понёсшей её вверх. Вот и крыша усадьбы, и башня остались внизу, а Дитзи всё поднималась. Потом она поблагодарит и мистера Эвернайта, и остальных обитателей ночного приюта… и вернётся домой, чтобы успеть на прогулку с семьёй.
Но пока Дитзи просто летела навстречу пронзительно-голубому осеннему небу.