Планета обезьян
Глава 14
Погас безжалостный свет, испарились последние остатки божественного гнева, успокоилось и потеряло «окраску» Селестии волшебство. Улетел куда-то в небо новорожденный аликорн, забрав с собой злую удушающующую магию. Казалось, все вернулось в норму, но…
Почему-то кожу Сансет все еще кололо от фантомного жара, болело сердце от Королевского голоса – заклинание насыщало звуковые волны магией, приковывая внимание, делая говорящего абсолютным центром внимания слушающего.
Это была идеально точная копия – ей действительно пару раз снился этот кошмар: когда Селестия застала ее в секретных подвалах запретной секции дворцовой библиотеки, копающейся в тайнах бессмертия. Никогда раньше она не видела вечно мягкую Селестию в такой ярости – казалось, об ее эмоции можно было обжечься. Сансет плохо помнила, что было дальше: на утро в памяти оставались лишь слова о разочаровании, неспособности дружить и любить, о жадности и эгоизме, высокомерии и глупости. Слова да эта давящая, даже не огненная – солнечная в астрономическом смысле магия и чувство полной беспомощности, собственной незначительности на грани несуществования.
— Са… Старфайр!
Обеспокоенный голос Синей вырвал ее из транса и Сансет, усилием воли отбросив отчаяние обратно в глубины сознания, заставила себя перестать дрожать. Пару секунд она смотрела на протянутую руку, взвешивая свою способность встать самостоятельно, но потом все же решила не рисковать. Рейнбоу легко вздернула ее на ноги, приобняла за талию, поддерживая первую пару секунд, ожидая, пока Сансет возьмет под контроль подгибающиеся коленки.
— Ты в порядке?..
— Не ранена, — прохрипела Сансет пересохшим горлом. – Это просто… ты поймешь, если когда-нибудь встретишь свой самый страшный кошмар.
— Так вот что это было? Кошмар?!
— Она вытащила у меня из головы самый большой и самый иррациональный страх – из тех, перед кем бессилен разум.
Каждое слово давалось все легче. Привычная роль – пони, у которой были все ответы, угомонила сердце и расслабило нервы, Сансет сделала шаг, сбрасывая поддерживающую руку с талии, огляделась по сторонам. Немногое изменилось: разве что алый кратер расплавленного в жижу асфальта – там, где стояла копия Селестии.
— Ты боишься белую четвероногую штуку?
Сансет вздрогнула.
— Ты видела?.. – обернувшись, потребовала она у подчиненной.
— Не очень, — пожала та плечами. – Не думаю, что хоть кто-то что-то разглядел. Просто что-то белое. Я даже в четвероногости не уверена.
Сансет выдохнула. Объяснять, что такое аликорны (а, значит, и все остальное) – ей не улыбалось, не в этих обстоятельствах.
— Никто не видел, — кивнула фиолетовая «супергероиня» (Рэрити – вспомнила Сансет), заставив пони вздрогнуть. Блестящий шлем повернулся в сторону Рейнбоу, с нажимом добавив: — И МОЙ тоже никто не видел, понятно?
— Могила, — понимающе кивнула Рейнбоу. – Но зря смущаешься – это правда стремный фильм.
— Об этом мы можем договориться, — громыхнул Биг Мак. – Мы не спрашиваем друг друга о кошмарах.
На первый взгляд – досталось здоровяку больше всех: черная полицейская броня исцарапана и измазана, нагрудник вмят на груди так, словно по нему хорошенько засандалили кувалдой, пластиковое забрало извилисто треснуло наискосок, броня на правой руке изорвана в клочья и измазана кровью. Интересно – как именно прокусили? Психосоматика?
— Где Бастион? – вспомнила Сансет, развернувшись к Рейнбоу.
— Эээ…
— Я здесь!
Девушка тяжело дышала, но на первый взгляд была невредима – немудрено, пропустив все веселье-то.
«Итак, мы подрались со злым аликорном и остались живы, — резюмировала Сансет. – Рассказать кому в Эквестрии – не поверят».
Хотя нет… конечно, это было не совсем так. Беглая преступница была аликорном лишь по силе. Ни опытом, ни… самоосознанием – только силой. Будь она настоящим аликорном, знающим и привыкшим к собственной власти, Сансет и всех остальных не спасло бы ничто. Аликорн отступила, потому что не хотела продолжения конфликта, и не понимала в полной мере, на чьей стороне сила. Не успела осознать, что в конфликте государства и подлинного божества преимущество отнюдь не на стороне государства.
— Я раскрою вам одну тайну и дам один совет, — медленно начала Сансет, посмотрев на Биг Мака. – Для начала – в чем заключается моя сила. Я могу видеть, чувствовать и управлять той энергией, что дает паралюдям силу. А это значит – я могу оценить объем сил просто взглянув на них. И знаешь, что я увидела?
Биг Мак не ответил на риторический вопрос, просто молча смотрел на нее треснувшим забралом.
Сансет опустила руку, выгнув ладошку параллельно земле где-то в районе коленей:
— Представь обычного человека. Представь меня, — рука поднялась на высоту плеч. – А теперь… — она вытянула руку высоко вверх, поднявшись на цыпочки, — это то, с чем мы столкнулись. Она Супермен, и у нас нет криптонита.
— И совет?..
Сансет открыла было рот, собравшись продолжать… и замерла в нерешительности. Был совсем крохотный, но такой безумно притягательный шанс – воспользоваться неопытностью новорожденного аликорна, перехитрить ее, заманить в ловушку – вышибить из зоны волшебства, например. Это было бы достижением, от которого даже Селестия не сможет отмахнуться, и что может быть лучшим доказательством способности и силы для богини, чем победа над богиней иной?
— Так что вот совет, Биг Мак – не ссорьтесь с ней, — услышала она свой тихий голос. — Обещайте что угодно, отдайте что угодно, но не делайте ее врагом.
Будь на карте только ее судьба и жизнь, Сансет бы рискнула. Но что будет с восторженной гиперактивной Рейнбоу, нервной, но по-своему не менее восторженной Твайлайт, молчаливым Биг Маком, позерщицей Рэрити, тихой Флаттершай, с искренним счастьем возящейся с раненным зверьем? Что ждет их всех – тирания короля Сомбры или владычество безумного Дискорда? И что ответит Сансет Селестии, когда вернется обратно – что навлекла беду на миллионы живых разумных существ, самонадеянно решив потягаться с богиней в одиночку? Она хотела доказать, что способна встать рядом с матерью – не обратное.
Пока Биг Мак переваривал это откровение, Сансет протянула руку напарницам:
— Хватайтесь, — и, Биг Маку, — серьезно, здоровяк. Я не шучу и не преувеличиваю. Если тебе дорог этот город и эта страна – заставь свое начальство послушать.
— А что будешь делать ты?
— Единственный способ сражаться с богиней, — мрачно проворчала Сансет, строя портал, — это другая богиня. И я, так уж вышло, знаю, где одну такую достать.
Это было похоже на пробуждение ото сна. Или кошмара: не того, от которого просыпаешься с криком и колотящимся сердцем, а иным, оставляющим после себя мутную голову и тяжелое, колющееся изнутри сердце.
Воспоминания тоже были под стать: нечеткие и отрывочные, скорее концепции и понятия, перемешанные с отдельными картинками. Недобрая, злая сила, текущая по венам, хрупкий мир вокруг, гнущийся и меняющийся по ее воле, холодная и слишком большая луна. Маленькая девочка, накрывшись с головой одеялом, дрожит и шепчет «Чаки не настоящий, Чаки не настоящий!» Мальчик, убегающий в темном лесу; оглянувшись на бегу назад, он увидел стаю тощих волков, рвущих на части тело отца, услышал его истошный крик, рвущий одновременно и барабанные перепонки, и сердце. Молодая девушка, съежившись, слушает кричащую на нее мать. И страшное напряжение, далеко за пределами представимого и объяснимого – словно пытаешься поднять гору, и у тебя даже получается, но взамен рвуться одна за другой связки, трескаются кости и стираются в труху суставы.
Она пришла в себя где-то в лесу. Колола щеку трава, стрекотали сверчки, шумели деревья, журчал ручеек – такая особенная лесная тишина, знакомая по школьным походам. Тишина и покой – так сильно идущие вразрез с тяжелым сердцем, вязким, густым посткошмарным ужасом и тянущей болью где-то, не пойми где, как от растянутой мышцы.
Луна попыталась подняться, но замерла, стоило только бросить взгляд вниз, на собственное тело. Вязкая дымящаяся темнота, похожая на мазут облепила тело самым кошмарным и одновременно самым красивым платьем на свете. Из мутной каши всплыло новое воспоминание: яркое, но безвредное пламя, обугленные стены… и ненависть, столько же яркая, как взрыв, но далеко не такая безобидная. На ощупь загадочная субстанция была какую-то очень плотную воду – может, как ртуть. Попытке оттереть поддавалось, обнажив голую бледную кожу, но тут же вернулось обратно, стоило отнять руку.
Было такое чувство, словно она проснулась от кошмара в еще одном кошмаре – таком же вязком и бесвязном.
Опираясь на дерево, Луна все-таки встала на ноги, поплелась, с каждым шагом все уверенней, на звуки текущей воды и очень скоро вышла на берег… нет, даже не речушки – обычного ручейка, едва по середину голени.
Опустившись на колени, Луна заглянула в воду… и моментально проснулась – хотя ощущение кошмара никуда не делось. Темный лес ночью, тусклый полумесяц, наполовину затянутые облаками звезды, не самая чистая вода, быстрое течение – все это должно было сделать отражение мутным и нечетким… но почему-то не сделало. Наоборот – будто заглянула в самое идеальное зеркало. Вот только отражался в нем кто-то другой.
Естественно смуглая кожа, след мексиканской крови, выцвела до неестественной мраморной белизны, какую не у всякого альбиноса встретишь. Короткие черные волосы, подстриженные по тюремной «моде» отросили до невозможной длины; плавали в воздухе, словно в воде, тянулись вверх, сливаясь со звездным небом настолько идеально, что даже звезды – и те сверкали в прядях. Зеленые глаза – самые обычные, в общем-то, человеческие глаза – горели призрачным зеленым огнем. Платье, сотканное из дыма и тьмы завершало образ то ли ведьмы, то ли призрака.
А потом отражение подмигнуло и протянуло руку, словно предлагая рукопожатие.
Вскрикнув, Луна отшатнулась от воды, отползла в сторону, пока не уперлась спиной в дерево. Чувство кошмара, развеявшегося было от удивления, сгустилось вновь, надежно привязав к логике сна. Именно поэтому она не попыталась сбежать, когда водная гладь разошлась – бледная рука с длинными черными когтями, вырвалась на поверхность по локоть, оперлась на воду словно на землю, а следом – вынырнуло и все остальное: идеальная копия того зазеркального призрака, что Луна видела в отражении.
— Кто ты? – шевельнулись ее губы сами собой.
— Ах, Луна-Луна… — промурлыкало «отражение». – Ты прекрасно знаешь, кто я.
Она действительно знала. Казалось, это знание сидело внутри целую вечность – неоформленное, несформулированное, но все еще управляющее жизнью.
— Ты вызываешь к жизни кошмары, моя дорогая, — озвучила это знание женщина, подходя ближе. Подойдя вплотную, она присела на корточки, совершенно по-невинному обхватила руками колени и улыбнулась. – И я – твой.
— Найтмер Мун, — еще один кусочек непонятно откуда взявшегося знания.
— Да. Странное имя, как по мне, но, эй, не я его выбирала.
— Чего ты хочешь?
— Защитить себя, разумеется. Нас. Ты теперь враг государства номер один, дорогуша.
— Я никому не враг.
— А тебя никто не спрашивает. Ты осужденная преступница, сбежавшая из тюрьмы, сопротивлявшаяся аресту, ранившая нескольких копов пополам с федералами и напугавшая всех до мокрых штанишек. Хотя ладно, последнее – это я. А все остальное – только твоих рук дело. Они бросят все, что есть в закромах, чтобы тебя найти – и наказать. И приказа брать живой вряд ли кто-то услышит. Мы с тобой остались одни — против всех.
— Я не одна. У меня есть…
— Селестия? – по-девичьи захихикал кошмар. – Она позволила посадить тебя за решетку. Не смогла (или не захотела) оттуда вытащить. Да и зачем ей? Чего ты можешь ей предложить? Ей, всеобщей любимице и идеалу, которая до сих пор сидит всего лишь в мэрах только потому, что сама так хочет? Мы обе знаем, что с ее личиком и мозгами ей открыта любая дорога – хоть в президенты, хоть куда. Нет, только я могу спасти тебя.
— Как?
— О… — ее улыбка мгновенно потеряла невинность. Зубы заострились, как у акулы, словно даже выросли дополнительные, во второй и третий ряд, сверкнули еще ярче глаза. – Я – хозяйка кошмаров. Уверена, у меня найдется подходящий.
Клоун прямиком из ужастика, с жуткой улыбкой шагающий под автоматным огнем. Стая волков, рвущих в клочки неуязвимого правительственого «супера». Кукла со шрамами на лице, здоровым кухонным ножом бьющая в бедренную артерию. Тиранозавр, неистовствующий в городе. Незнакомец в мрачной серой форме с двумя S на плече, держащий дверь в газовую камеру с издевательской садисткой улыбочкой. Полусгнивший зомби, вгрызший в чью-то шею.
Атомный взрыв, стирающий Стар Сити с лица земли.
— Я не позволю, — прохрипела Луна.
Невидимые цепи кошмара затрещали, на какую-то секунду она смогла вырваться из нелогичного бессилия кошмара, схватила булыжник… Найтмер Мун, вновь улыбаясь обычной человеческой улыбкой, самой невинной на земле, дважды стукнула указательным пальцем ей по лбу.
Пальцы мгновенно разжались, камень выпал из ослабевшей руки. Кошмар вновь утвердил свое первородное право определять реальность.
— Не смеши меня, ты даже себя остановить не можешь. Ты ведь знала, что подделывать голоса – плохая идея, знала, что совершаешь преступление и чем это, скорее всего, закончится, но не смогла побороть искушение. Тебе так хотелось получить то, что Селестия всегда получала даром, а тебя не было доступно – подчинение, власть над другими, народную любовь… именно в таком порядке. Два из трех – это все же лучше, чем ничего, не так ли?
— Я…
— Ну-ну… — она похлопала Луну по щеке. – Тебе не надо оправдываться передо мной – я понимаю. И не осуждаю – разделяю твои чувства. У тебя почти получилось, не хватало только… меня. В этот раз все будет иначе, я обещаю. Я разбужу тебя, когда добьюсь своего.
— Чт…
Договорить Луна не успела. Наймер Мун приобняла ее за плечи, положила подборок на плечо и тихо запела колыбельную, ужасно похожую на ту, что пела ей мама перед сном:
— Только солнышко зайдет,
Тьма на землю упадет,
Ты появишься, сверкая
Власть кошмаров, тьма людская.
Тот, кто ночью кровь находит,
Знаю, ждет приказов строгих:
Рвать, кусать, пугать, калечить –
Вместе Землю изувечить.
Только солнышко зайдет…
Тьма на землю упадет…
Всюду, сразу, по приказу:
Рой кошмаров, страх, проказа!
…И все затянула чернота. Последней исчезла невинная улыбка и горящие зеленым огнем глаза на мертвенно-бледном лице.