The Conversion Bureau: Рекомбинант 63

Глава первая: Манящий зов тайн

Гвеннифер Бойк была библиотекарем с секретом.

Её шотландский дедушка — который всю жизнь настаивал, чтобы его звали шотландцем, а не Выходцем из Северо-Европейской Зоны — заявил однажды, что у неё “бумага вместо мозгов и чернила вместо крови” — и это следовало считать комплиментом. Так звучали все комплименты старого Эшана: на десять десятых оскорбление и ма-аленькая доля похвалы — только если ты очень внимательно слушала.

Старый мерзавец был, конечно, в целом прав — в отношении Гвен. Она предпочитала говорить и писать “Гвен”, потому что кому в наши дни хочется надеяться, что кто-то знает, как правильно пишется 'Гвеннифер', когда ты стоишь во главе очереди из ста двадцати задёрганных людей, и все злые, оттого что у той тётки спереди непроизносимое имя и ты всех задерживаешь — Вся жизнь Гвен состояла из книг.

Ей нравилось к ним прикасаться, чувствовать вес, ощущать запах старых книг — покрытых пылью веков, с пятнами, оставленными неведомыми читателями, у которых не хватало ума НЕ ЖРАТЬ нанопалочки над бесценными реликвиями. Гвен считала, что существуют книги — а потом уже — остальной мир, и мир был для того, чтобы в нём были книги, никак иначе.

Но книг никто больше не печатал, настоящих книг, в Гипернете же всё есть, так? Оцифрованное, архивированное, переведённое и собранное в кучу. Вместо романов — фильмы без единой строчки текста, вместо писем — текстовые сообщения в киосках… и в основном, обсуждения тех же фильмов. Если это было не в формате “Холо-”, это никому было даром не нужно, а если было вообще не в электронном виде — тем более.

Но книги каким-то образом продолжали существовать. В этом была их великая сила, их тайная магия. Книги могли пережить что угодно. Да, как с любым биологическим видом, отдельные особи могли пасть жертвой хищников — времени, плесени, небрежения — не говоря уже об огне — но книги, как форма жизни — существовали, размножались, а иногда, подобно древним героям, они становились бессмертными.

Мировое правительство объявило проект — при содействии Королевского дома Эквестрии, конечно же — по переносу человеческих знаний в новый мир. Надвигающийся Барьер перемалывал всё, к чему прикасался, электроника вблизи него просто сгорала, нетронутым оставалось только то, что было сделано из эквестрийских материалов.

У пони существовала технология звукозаписи: очень простая, похожая на ту, которой когда-то пользовались люди — плоские диски с дорожками, с которых вибрирующая иголка считывала звук. Команды специалистов по всему миру занимались переносом цифровой музыки на эквестрийские пластинки, жертвуя идеальным цифровым качеством ради того, чтобы хоть её как-то сохранить.

Но книгам повезло больше.

Книжные буквы — есть буквы, а слова — есть слова, они не теряют в качестве. Буква 'K', выведенная тысячу лет назад, останется буквой 'K' и ещё через тысячу лет, если бережно хранить книгу в сухом и безопасном месте. Гвен с величайшей охотой присоединилась к Королевскому Обществу Охраны Неэквестрийских Цивилизационных Ценностей — (как же любили там, в правительстве, придумывать такие сокращения). К.О.О.Не.Ц.Ц. Конец. Конец традиции придумывать дурацкие сокращения. Но имя не важно, важна была их работа — спасти столько книг, картин и музыки, сколько можно, прежде чем спасать станет нечего.

Сколько можно. Здесь была закавыка — а “закавыка, она завсегда бывает!” — как неустанно напоминал старый Эшан всем, кто был готов его слушать (а их было немного — его, как правило, было сложно назвать приятным собеседником), — и была она в том, что не всё, созданное человечеством, подходило под тонкие и изысканные вкусы пони.

О, нет: всё предлагаемое к спасению должно было быть сначала одобрено, а было этого всего столько, что только господь бог мог успеть прочитать это всё и отделить зёрна от плевел — пшеницы, конечно, давно не существовало, но для хорошей поговорки это было неважно, она всё равно оставалась понятной — поэтому им невероятно повезло, что богиня, согласная помочь им, у них действительно была.

Ей имя было “Луна”, или, во всяком случае, так оно переводилось. Гвен слышала оригинал на эквестрийском: он звучал, как будто коза подавилась конфетной обёрткой — и даже не стала пытаться его выучить. Луна была тёмной, таинственной и никогда не ошибавшейся. Она, конечно же, была пони, но, как и её божественная сестра, она сильно отличалась от обычных пони. Высокого роста, выше человека если считать с рогом — у неё был рог — а её грива, сотканная из звёздного света, даже отдалённо не напоминала волосы.

Она была одета в серебро: в серебряные накопытники и серебряную корону, очень ей шедшие, и нагрудник со знаком полумесяца, такого же тёмного цвета, как она сама, выкованный никто не знал, из чего. У неё были ясные сине-зелёные глаза, и шерсть цвета полуночи, цвета “Берлинская лазурь”, как определила Гвен; говорила она ясно и чётко, с невероятным достоинством, производя впечатление очень древнего и очень проницательного существа.

И да, к их счастью, она в самом деле была богиней, потому что, даже с возможностями Гипернета и виртуализации, где-то погибали бесконечные склады старых книг, прочитать которые не хватило бы тысячи жизней, даже если бы кто-то захотел, а таких не нашлось, не считая Гвен и немногих подобных ей.

Принцесса Луна — она предпочитала, чтобы её не называли богиней в лицо, но сомнений в этом ни у кого не было, после их с сестрой небольшой демонстрации сил во время Трёхдневной войны — проследовала за ними в гигантское хранилище заплесневелых томов — за книгами совсем перестали ухаживать — встала посредине и улыбнулась.

Она наклонила большую голову, её рог засиял волшебным светом а затем... она распалась на мириады вихрей из света и тьмы, которые разлетелись как пчёлы (по описаниям пчёл), и прошли насквозь через каждую книгу, на мгновение приподняв каждый том и заставив светиться. Минутой спустя облачка из звёздной тьмы слетелись обратно и собрались в принцессу, которая стояла и улыбалась, как будто самое обычное дело — распадаться на частицы и собираться снова.

Затем заработала армия древних механических печатных машинок, соединённых с компьютером, стоявшим достаточно далеко, чтобы магия его не коснулась. Их клавиши стучали как самый густой в мире град, и вскоре был готов список всех книг на складе — заслуживающих и не заслуживающих спасения, и к каждой — краткое пояснение, почему.

Язык и количество книг значения не имели. Тёмная принцесса со своей свитой из сановных людей и пони облетела всю планету, появляясь и исчезая во вспышке света — они называли это телепортацией — слово, взятое из фантастики. Снова и снова, по всем базам проекта, контролируя, чтобы хорошие книги спаслись, а плохие остались пропадать вместе с Землёй.

Но у неё была и тайная сторона — она была мудрой богиней, и не во всём соглашалась со своей сестрой. У неё могли быть неприятности, когда всё раскроется, она это честно признавала, но в итоге, она была уверена, сестра поймёт. Поймёт важность её работы.

Тайной работы, скрытой от дневного света. Это был собственный проект принцессы Луны, и Гвеннифер Бойк была его частью.

Они называли себя 'Подземным библиобусом' — отсылка к Хэрриету Тубману и Подземной железной дороге, которая помогала порабощённым мужчинам, женщинам и детям бежать с американского Юга в древности.
Когда-то давно, когда были настоящие библиотеки, и люди в них ходили, самодвижущиеся экипажи развозили книги по поселениям, в которых не было своих библиотек. Это называлось библиобусом: в нём можно было взять книгу и держать до следующего приезда, и это было прекрасно, и сколь же прекрасен был мир, который мог себе такое позволить.

В Подземный Библиобус отбирали не все книги. Даже здесь действовал отбор, но они смотрели на вопрос куда шире. Книги про оружие, атомные бомбы, теорию и практику убийств и резни, о том как создавать и обслуживать орудия смерти — были так же категорично запрещены Луной как и её солнечной сестрой. Запрещены были и книги, распространявшие ненависть, фанатизм и жестокость, а также история о том, на какое зло способны люди.

Меньше всего принцессы хотели давать будущим поколениям поводы бояться и ненавидеть новопони и их потомков, они не видели смысла, чтобы Эквестрийцы многими веками испытывали отвращение к Человечеству и всему, что связано с Землёй. Земля скоро исчезнет навсегда, и человечество, как вид, вместе с ней, и тоже навсегда. Это как на похоронах — человек мог быть последним подонком в штате, но когда приходило время закапывать его в землю, даже худшие враги находили, что можно сказать хорошего о его никчёмной жизни, ибо — почему нет? Он уже никому не навредит, так что незачем позорить мёртвых.

Но были книги не опасные и не злые, но которые не прошли чересчур строгий отбор Селестии, и вот их Луна со своими последователями хотели сохранить до дня, когда Селестия будет готова взглянуть на вещи чуть шире. Книги, написанные в такие времена, в таких местах, что могли исчезнуть из-за одной-единственной главы, из-за взглядов, которые там и тогда считались общепринятыми, а сейчас были признаны злодейскими.

Так была спасена Мэри Поппинс, несмотря на отчаянно расистские пассажи в прекрасной в общем-то книге, и повести Роальда Даля, такие как “Чарли и шоколадная фабрика” — хотя, надо сказать, всё же поздняя версия, в которой Умпа-Лумпы уже не были порабощёнными Вилли Вонкой африканскими пигмеями.

Но Библиобус эвакуировал не только художественную литературу. Рефераты, научные работы, избранные исторические документы, не содержавшие опасного и запретного. Военная история вымарывалась особенно тщательно. В Эквестрии существовали не очень мирные и дружественные виды — такие как драконы и грифоны, уже доставлявшие некоторые проблемы Принцессам, и им ни в коем случае не стоило подкидывать новые идеи.

Подобную цензуру легко было понять — щедрому и доброму миру не было надобности знать как когда-то жители сурового и жадного мира рвали друг другу глотки, эти знания, несомненно, могли серьёзно повредить их нежным душам. Всё же, вселенная людей была редким, возможно, уникальным явлением — миром, где нет магии и при этом есть жизнь. Принцесса Луна боялась, что однажды сестра пожалеет о слишком строгой политике отбора, поэтому под Кантерлотом были созданы тайники — запечатанные камеры, выстроенные на века, где можно будет спокойно хранить опасные вещи. В них и будут храниться фонды Подземного библиобуса — так, на всякий случай.

Наверно, самое неоднозначное, с чем Гвен приходилось работать — это были книги не об истории и борьбе древних, а об истории последних лет. Бесконечные тревоги и споры о том, как пройдёт великий исход, удастся ли эвакуировать население целого мира. Т-излучение угрожало всей земной жизни, и только Барьер принцесс давал людям время и шанс трансформироваться и выжить. Без Барьера Земля стала бы мертвой и стерильной в первый же день появления Эквестрии.

Селестия и Мироправительство вместе решили, что нет смысла вести запись текущей истории. Мир погибал, вести записи было не время. Было время решительно действовать.

Но Луна и кое-кто из Библиобуса считали, что конверсионная миграция человечества — важнейшее историческое событие, и память о нём обязательно должна быть сохранена. Гвен слышала однажды, как принцессы очень тихо, но жёстко это обсуждали. Для древних и мудрых существ они шептались слишком резко — что, примерно, соответствовало крику с бросанием предметов. Общим мнением... ага, конечно.

В один из центров Подземки только что доставили целую гору бумаг, книг, папок и ром-шариков, уведённых из правительственного архива. Кто бы ни сделал это, он очень сильно пожелал остаться неизвестным.

Сегодня они выгрузили паллеты, накрыли брезентом, и заставили коробками — на будущее. Придётся разгребать материалы, практически все помеченные “строго секретно”, и решать, какие (если они будут), стоят внимания Её высочества Луны.

Гвен хрустнула своими длинными костлявыми пальцами и зарылась в кучу бумаг.

Шарики требовали для чтения или распечатки спецустройств, не говоря уж о том что наверняка были от души зашифрованы. Это — как-нибудь в другой раз. Гвен начала с папок с документами. В основном, финансовые дела шестисот примерно семей, правивших Землёй как мировое правительство. Они владели всей промышленностью и всей торговлей, и в каком-нибудь другом веке это было бы откровением. Но мир умирал, и неважно было, кто, как, почему им правил — их мировому господству скоро настанет конец, скоро не останется самого объекта правления.

Там были документы, способные (если бы не конец света) вызвать всемирную гражданскую войну и революцию. У Гвен прямо челюсть отвисла, когда ей попался якобы несуществующий оригинал доклада о произведённом МонсанДоу-СиноПойнт генетическом “улучшении” пшеницы — о том, что же на самом деле привело к катастрофе, убившей всю пшеницу на всей планете, оставив стоять только серые, мёртвые, совершенно несъедобные, даже не разлагающиеся стебли. Изначальная цель была в том, чтобы превратить всю пшеницу во всём мире в продукт, производство которого можно монополизировать и жёстко контролировать, ну и, заодно, заставить её расти в любом климате с невиданной урожайностью. Три маленькие ошибки в генокоде убили всю пшеницу на Земле навсегда, обрекая миллиарды людей на голод.

Там были документы времён Большого Коллапса — финансового кризиса, который поставил цивилизацию на грань исчезновения. Гвен листала папки, находя лишь подтверждения своим подозрениям — и открывая такое, о чём даже не подозревала. Простая жадность, ничего более, бездумное накопление — едва не убили цивилизацию. Это её нисколько не удивляло. Удивляло другое: как легко в это вовлеклись национальные правительства. Поистине, любого политика оказалось можно купить.

Гвен подняла затрёпанную тетрадь, резко выделявшуюся среди покоробленных от времени казённых папок. Небольшая их стопка завалилась набок, и тетрадь выпала. Это был засаленный, распухший от листков и обрывков бумаги лабораторный журнал. “Интересно”, подумала она, разглядывая находку со всех сторон. Тетрадь была стянута резинками, затем в несколько слоёв обёрнута прозрачной плёнкой, чем-то вроде промышленного скотча. Выглядела она так, будто её таскали по асфальту целую неделю.

Гвеннифер не могла равнодушно пройти мимо секретных документов и дневников, и тут — такое. Сильно потрёпанная, странно упакованная тетрадь немедленно завладела её вниманием. Остальная куча подождёт. Тайные заговоры известно кого и прочие гадости — подождут. Чьё там правительство продалось какой семье и за сколько. Когда ударил Коллапс, не продалась только Исландия — но это её нисколько не спасло. Стран больше не существовало, были только Производственные Зоны. Правда о том, как же так получилось была печальна и бессмысленна — капитал захватил мир, отправив все надежды людей на свалку истории. Но вот эта толстая тетрадка... кто знает, какую поистине удивительную историю она может в себе таить?

Титульная страница уже интриговала:

Проект Буцефал, Лаборатория 012

Уровень доступа Умбра-Космик-Меджик

За утерю или разглашение — чрезвычайная санкция

Гвен убрала прядь тёмных волос с лица и уселась прямо посреди груды папок, докладов и ром-шариков, пытаясь распечатать эту пухлую груду бумажек, когда-то бывшую тетрадью. Первые попытки оказались бесплодными, ей пришлось вставать за ножницами и канцелярским ножом. Пару надрезов спустя Гвен наконец-то смогла открыть эту слегка страшноватую тетрадку.

Что-то выпало наружу: фотография, отпечатанная на 3Д-синтбумаге. Женщина, на вид лет тридцать пять, с рыжими волосами до плеч и в очках. Она стояла у экрана во всю стену, одетая в лабораторный халат, с тем выражением лица, с каким обычно фотографируются на паспорт или для уголовного дела. Гвен перевернула фото, при этом тени на изображении сменили угол. На обратной стороне была написана дата и, не слишком помогающее в идентификации, “Я!”. Крайне полезно.

На пол вывалился ещё один листок синтбумаги. Распечатанная с компьютера схема какого-то странного устройства. Устройство имело форму двадцатигранника-икосаэдра, со разъёмами и отверстиями на каждой из сторон. Из некоторых отверстий торчали непонятные трубки и какие-то конструкции. Из вершин икосаэдра вырастали странные раздвоенные отростки. Это походило на вирус. После более внимательного изучения чертежа стало понятно, что оно и размером было с вирус... это было какое-то наноустройство. Устройство номер три из шести, которые должны были действовать как единое целое. Согласно пояснению, действовать в среде "тауматически активной органической суспензии".

В углу чертежа стояло несколько предупреждающих знаков, относившихся к наноустройству. “Биологическая опасность”. “Опасность: тауматическое излучение”. Гвен перевернула листок, обнаружив описание, что именно делала эта машина, и поняла, что совсем ничего не понимает. Это было нанохирургическое устройство.

Вот ЭТО было странно. Расцвет нанотехнологий пришёлся на самые мрачные годы Большого Коллапса. Сначала их во всеуслышание объявили спасением человечества, но оказалось, что не всё так гладко. Вскоре выяснилось, что Алмазный Век опять не наступит, опять не будет сказочного будущего, где волшебный нанопорошок построит дом у вас на глазах, или сделает вас бессмертным изнутри. Микромашины были не волшебными. Они потребляли энергию, и много, и это уже было проблемой, потому что человечество успело растранжирить энергоресурсы хуже, чем моряк тратит получку на берегу. Нефть практически исчезла, на её добычу уходило больше энергии, чем получалось при её сжигании. Атомная энергетика сделала японцев самым крупным кочевым народом в истории, больше никто не отваживался ступить на отравленную землю их родины — и не только их. Солнца и ветра попросту на всех не хватало, при том, что потребление росло.

Но даже это было не главной проблемой. Творя свои микрочудеса, наноустройства выделяли тепло. Слишком много тепла, чтобы их было экономически целесообразно использовать. И в медицине они получили очень ограниченное применение. Мечта о нанохирургах, которые соберут вам новую руку, или селезёнку, или даже целое тело — оказалась неосуществима в принципе. Микромашины двигались, движение порождало тепло, тепла было столько, что любые клетки, которые они пытались строить или чинить, просто спекались. Главным достижением нанотехнологий стала переработка человеческих отходов в съедобные продукты.

Это заняло у людей пятьдесят тысяч лет, но, впервые в человеческой истории, сегодня ни один человек не ложился спать голодным. В этом смысле золотой век для девятнадцати миллиардов человек наступил, все были напоены и накормлены. Само по себе, это было величайшее историческое достижение, которым можно было гордиться. То, что большая часть человечества жила при этом в фавелах, слепленных из руин и обломков, не имея ни работы, ни надежд, ни будущего — мало что значило. Войны были побеждены. Голод умер. Впервые в истории, люди жили в относительном мире, не зная нужды в еде и воде.

Но, насколько Гвен могла понять из чертежа в её руке, это был работающий прототип нанохирурга — без проблем с тепловыделением. Поняв, как именно эту проблему удалось решить, и тут же догадавшись, что это было за устройство, Гвен охнула. Эти шесть наноустройств работали не от индукции, и не на крохах атомного топлива, и не на химической энергии, позаимствованной из крови. Наномашины работали от тауматической энергии. Человеческое устройство, работавшее на принципах эквестрийской физики, тем самым ловко обходя земные ограничения. Экстропийное устройство.

Это была сыворотка. Ключевой компонент конверсионной сыворотки, которую использовали в Бюро.

Руки Гвен слегка затряслись, когда она поняла, что она держит. Это были записки одной из создателей сыворотки понификации. В них была тайна создания понифицирующего зелья — или, как минимум, объяснение, как оно работает.

Это, наверное, была самая опасная тетрадка в мировой истории.

Существовало множество организаций, которые бы за неё буквально убили. Фронт Освобождения Человечества точно пошёл бы на всё — буквально на всё — чтобы её получить. Полное описание того, как работает сыворотка! Это дало бы им шанс создать защиту от неё, а может быть даже, что-нибудь вроде прививки. Попади оно в руки Ф.О.Ч., у человечества был бы украден шанс на спасение через понификацию, во благо идеологии что лучше гордо умереть на двух ногах, чем остаться жить на четырёх.

П.В.З, Пони за Возрождение Земли, с этой тетрадью смогли бы научиться делать “зелье” самим, и им больше бы не пришлось его воровать. Они бы наоборот, лишили всех возможности остаться человеком, невзирая на последствия. Они бы конвертировали всех и каждого, не спрашивая их согласия — чтобы спасти. Они бы лишили людей неотъемлемого права убить себя, принудили всех, независимо от желания, жить долгой и насыщенной понячьей жизнью, хотят этого или нет.

Гвеннифер Бойк много читала. Она знала историю, и знала человечество. Если и можно было назвать главный общий признак человеческой расы, так это способность выбирать наиболее саморазрушительное решение из возможных — как на уровне личности, так и всем человечеством. П.В.З. отреклись от одной из главных свобод. Принцесса Селестия с самого начала ясно дала понять, что Конверсия должна быть свободным выбором каждого, никого и ни при каких обстоятельствах нельзя к ней принуждать.

Были и другие, кто желал узнать тайну сыворотки. Среди Мироправительства была фракция таких, кто хотел сделать из сыворотки конверсионное оружие, направив его на эквестрийцев.

Несомненно, самая опасная тетрадь в истории — прямо тут, в руках Гвен, сидящей на полу посреди склада полного книг, на тайной службе принцессы Эквестрийской, за спиной её венценосной сестры.

Самым умным решением было бы сжечь её. Сжечь тетрадь, сейчас же, немедленно. Это будет правильно. Чем дольше она ждала, тем сильней была вероятность, что что-то случится. Чудом было даже то, что тетрадь попала к ней; не меньшим чудом — что она заметила и поняла её значение.

Или, может быть, ей следовало использовать один из эквестрийских свитков из сейфа. Они хранились там для экстренных случаев, требовавших личного вмешательства Луны. Написать сообщение и дорисовать намеченную линию — это завершит заклинание, и свиток исчезнет в зелёном пламени, отправившись прямиком к принцессе ночи. Можно было добавить небольшое вложение, свиток прихватил бы его с собой. Она могла отправить тетрадь прямо к Луне, где она будет в безопасности от человеческих рук. Как бы то ни было, её слишком опасно было хранить.

Но это также была и самая интересная тетрадь в истории.

Остальные не вернутся до утра. Она была одна на всём складе. Сегодня точно не ожидалось беспричинного вторжения П.В.З. Или Ф.О.Ч. Периметр здания патрулировали Черносеточники — так, на всякий случай. У неё было не менее восьми часов.

История той самой сыворотки, написанная одним из создателей. Мир менялся, человечество менялось, и всё — под действием этого зелья. Самая опасная тетрадь, это точно, самая интересная тетрадь, это точно в квадрате — и важнейший исторический документ, вне всякого сомнения.

Гвеннифер Бойк оглянулась по сторонам, как будто ожидая, что за ней могут подсматривать. Глупо, но... но насколько же это важно! Существовали разные уровни секретного доступа — она читала много конспирологических теорий и уже встречала слова 'Умбра-Космик-Мэджик'. Но думала, это просто городская легенда. Маленькие зелёные человечки из космоса и всё такое!

Но ведь пришельцы, как оказалось, существовали — разве нет? Прямо здесь и прямо сейчас. Не всегда зелёные, и совершенно точно — не человечки. Но всё-таки пришельцы, и не просто из далёкого космоса — из другой Вселенной с другими свойствами. Они не нуждались в летающих тарелках и в лучевых пушках. Пегасы летали и так, а единороги могли испускать силовые лучи из рога.

Уровень Умбра-Космик-Мэджик правда существовал. У неё была возможность прямо сейчас заглянуть в самую страшную тайну этого мира.

Пальцы Гвен дрожали, но она, не останавливаясь, листала толстую тетрадь. Она стала читать. Теперь бы её табун диких земнопони не оттащил.

Глава вторая: Пузырь в море

Проект Буцефал — Инструктаж
1-е Января

Я всё ещё не понимаю, зачем я здесь. Я не подхожу для этого проекта. У меня слишком мало знаний. Я едва смогла получить докторскую степень — и ту липовую, если честно. Мой научный руководитель был другом моей семьи — как и большая часть комиссии. Не буду спорить, я горжусь своей диссертацией: “Научить старого нанобота новым трюкам: Краткая история провала нанотехнологий, и как надежды на них ещё могут оправдаться.” Это была хорошая работа. Настоящая. И всё равно — меня не должно быть здесь.

На самом деле, я не знаю даже, где находится это “здесь”. Думаю, мы под землёй — или, как минимум, внутри горы. Здесь пахнет древней плесенью и земнистой сыростью, несмотря на постоянную — и временами очень шумную — работу вентиляции. Сплошной пластобетон, бронестекла, тяжёлые громоздкие противоатомные двери, никаких окон — только кое-где фальшивки с голографическими видами. Комплекс кажется одновременно и сверхсовременным, и заброшенным — точнее, как будто старое помещение переоборудовали для того, что мы сделаем.

Заметьте, я не говорю “делаем”. Нам чётко объяснили, что вариант “не получится” не предусмотрен. Или мы справимся, или мы — а вместе с нами каждый человек, весь человеческий род — погибнем. Остальным людям пока не сообщили, что их миру пришёл конец. У нас осталось семь лет, начиная с сегодняшнего дня. Семь лет до конца света.

Всё началось с фотографии со спутника-шпиона, наблюдавшего за северной частью Тихого океана. 22-го апреля прошлого года ЭТО засекли впервые. 21-го на том месте не было ничего. Потом — БАМ! На следующий день, откуда ни возьмись — десятиметровый шар, наполовину в воде, наполовину в воздухе. И он растёт. Шар не плавает в океане, а вообще не двигается относительно континентальной плиты — ни на миллиметр. 23-го числа этот шар был уже тридцати метров в диаметре. 28.8558,-142.414221 — точные координаты начала конца света.

К началу мая “Тихоокеанская аномалия” — так её тогда называли — была уже сто метров в диаметре, и вокруг кружили аэростаты, авианосцы и все виды научных кораблей, на какие у вас хватит воображения. Подводное исследование подтвердило: она там просто висит — идеальной сферической формы, наполовину в воде, наполовину в воздухе, непонятно как зафиксированная относительно земной коры.

Мне показали ранние снимки — это было что-то. Уже тогда было ясно, что это — трёхмерная дыра в другой мир. Там было ещё ускоренное видео, снятое с авианосца, обошедшего аномалию по кругу. Корабль обошёл вокруг, но с любой стороны внутри было видно только бескрайнюю пустыню. Как в гигантском зеркальном шаре, только в этом кривом зеркале отражался не Тихий океан. Странная, цветастая пустыня, под ярким голубым небом, как наше до эпохи глобального смога. Сначала думали — может быть, это дыра на миллионы лет в прошлое, когда там где сейчас океан, находился континент. Пока пришельцы не вышли на контакт.

Охренеть не встать. Чужие! Пришельцы существуют. И они совершенно непохожи на тех, с тарелочек.

Хотя, вообще-то... на самом деле, похожи. Даже очень, если смотреть строго спереди, когда они лицом к вам — те же огромные глаза, маленькие рты, почти незаметные ноздри. Если смотреть спереди, то можно даже подумать, что у них две ноги. Попадётся такой вот серого цвета, да без гривы, да в темноте — вылитый “Грей” с НЛО, которого якобы видело столько людей. Конечно, за исключением ушей. У этих — большие уши на голове.

Если смотреть сбоку, то оказывается, что пришельцы четвероногие, с копытами на ногах и покрытые мехом. У них огромные головы, большие уши и короткая, детская звериная мордочка. Точь-в-точь заспиртованный лошадиный эмбрион в банке. Только с гривой и хвостом. Все зовут их “пони” — потому что это самое близкое к ним по внешнему виду из земных существ. Настоящие Equidae выглядели совсем иначе, но если бы они вдруг эволюционировали до разумных существ, (или кто-то их заставил), получившееся существо могло бы выглядеть как эти пришельцы.

Они разумны, у них имеется разговорный язык и технология. Хоть и не слишком продвинутая, где-то на уровне наших XIV — XV веков. Об индустриализации и речи не шло. О, и они очень, очень разноцветные. Баасх, наш ксенобиолог — оказывается, эта профессия и правда существует и он очень ею гордится, считает — эти яркие цвета для того, чтобы сбивать с толку хищников. Как бы то ни было, они всех цветов радуги, на выбор. Рыжие, розовые, зелёные, синие — какие хочешь. Как раса попугаев.

Хотя у них есть и свой язык, они предпочли выучить наши. ВСЕ. Я не знаю, как. Может, они целыми столетиями наблюдали за нами, кто знает. У них есть верховная правительница, и всё что мы пока узнали, мы узнали от неё. Но это скоро изменится. Скоро мы встретимся и сможем пообщаться с этими существами. От этой мысли голова немного кружится, становится дурно. Это страшно, но в то же время — потрясающе. Или же это первые признаки ксенофобии. Понятия не имею, как они управляются с технологией без рук. У них нет рук и никаких других очевидных органов-манипуляторов — по крайней мере, на картинках из того шарика в Тихом океане.

Ах да, и их мир для нас смертелен. Судя по всему, он находится не в нашей вселенной. Дыра — наше начальство зовёт её “Врата Рюкера” — ведёт не на другую планету нашей или чужой галактики а в совершенно иное пространство. Они — пришельцы из другой вселенной, и как нам говорят, законы физики там сильно отличаются от наших. Охренеть. Просто.... охренеть.

Физика их космоса с нами несовместима. Несколько кораблей подошли слишком близко к пузырю и их команды начали гореть. Их плоть чернела и превращалась в пепел. Когда это случилось, один корабль протаранил пузырь, потому что команда уже не могла им управлять. Мне показали видео этого, снятое с нескольких ракурсов.

Часть корабля — это был средних размеров корабль, крейсер или линкор, я правда не разбираюсь — в общем, его часть, оказавшись внутри пузыря, начала изменяться. Изменяться, я имею в виду, так, что было видно. Сталь превращалась во что-то розовое, с фрагментами в красно-белую полоску и с большими кусками чего-то, что выглядело, ей-богу, как мармелад и леденцы. Не знаю, что это было, но целый кусок корабля в это превратился, и оно было не очень прочное, оно отломилось и упало в море. Корабль продолжил двигаться, но треть его борта растворилась, и он перевернулся. Я видела обнажившиеся внутренние отсеки, как из них выпадали люди, прямо в эту жижу, которая только что была их кораблём. Нам не уточнили, выжил ли кто-нибудь.

Видите ли, сегодня — это был только вводный инструктаж. Говоря попросту, нам в голову шесть часов вливали информацию в надежде, что хоть что-то внутри останется. Не знаю, как я смогу это принять. Три дня назад мир был понятным. Сегодня я только что узнала, что чужая вселенная пожирает Тихий океан, что в ней есть разумная жизнь, и это чертовски опасно, и даже лёгкое её прикосновение превращает линкор в розовую жижу. И что пришельцы — это разноцветные лошадки, у которых есть технологии, и которые как-то строят города без помощи рук. И правит Чужими королева.

Не королева. Она по-видимому, требует, чтобы её называли “Принцессой”. Она считает, что этого достаточно. Она умеет говорить по-нашему, и, по словам Гершти, который вёл брифинг — может, он теперь наше начальство, не знаю пока — умеет читать мысли. И не только, сказал он, ещё многое и многое другое. На следующей неделе увидим, что она ещё умеет. Чтение мыслей — в это уже сложно поверить, но, я только что видела, как корабль превращается в мороженое. Пока слишком мало информации, чтобы делать выводы. Пока.

Нас двадцать человек. Баахс, наш 'ксенобиолог' (они что, реально существуют? С каких это пор?) И женщина по фамилии Солнье, по-моему, физик. Остальных не знаю. Я всегда плохо запоминала имена, хорошо, что у всех есть бейджики. Баасха так восхищало, что я биотехнолог... ну, пока я не обфыркала его “специальность”. Ну чушь же. Серьёзно, специалист по биологии чужих? Три дня назад я бы поставила все свои сбережения что мы с ними никогда не встречались. О боже... Оказалось — я была неправа.

Нам пока не сообщили, для чего мы здесь. Мне кажется, пока они пытаются понять, кто согнётся, а кто сломается от таких новостей. Они посвящают нас по частям. Но постоянно повторяют, что это важно. Что миру скоро конец — хоть и не такой, как мы ожидали — и нужно найти ответ “что делать”, иначе человечество погибнет.

Нет, конечно же, на нас не давят. И, судя по всему, готовый ответ у них уже есть. Они уже знают, что надо сделать, чтобы спасти всех, только не знают пока как заставить это работать. Уже легче. Кто-то спросил, почему мы не сбежим в космос, не колонизируем Луну, или там, Марс. Не знаю, кто это сказал, но все в комнате так на него посмотрели... Боюсь, что кто бы это ни был, завтра мы его с нами не увидим. Нам же чётко объяснили — спасать мы будем всех, а не несколько десятков или сотен, которых мы можем послать на Луну. Боже, мне жаль этого идиота, который заикнулся о лунных колониях...

Не знаю пока, что за план, но он, судя по всему реален, и будет работать, если мы заставим его работать, но это будет непросто. Таких групп, как наша — двадцать, и мы будем трудиться вместе, пока не дотумкаем, как сделать, чтобы это сработало. В нашем распоряжении — все оставшиеся ресурсы планеты, вообще все. Высший приоритет, ничто другое уже не имеет значения.

Мы поклянёмся хранить тайну, и работать, пока мы не достигнем успеха. Предусмотрено только одно наказание за неудачу, и только один способ уйти из проекта, и это — пуля в затылок. Это нам тоже очень понятно объяснили. Ситуация простая: мы работаем, пока не победим — или умрём. Это непросто осознать. Видимо, те до кого не дошло — уже покойники. Боже, помоги тому парню с лунными колониями. Может, его пощадят.

Мне страшно. Мне очень страшно, я едва могу уснуть. Я пытаюсь думать, что всё это психологический тест, вроде эксперимента Милгрема, но что-то было в тех видео такое, что убеждало: всё это реально. Это настоящие пришельцы. Это настоящая другая вселенная. Планета обречена. Я назначена героем — спасителем человечества.

Как я уже говорила, мне здесь не место. Даже не представляю, чем я смогу помочь. Физик — ещё ладно. Понимаю. Даже 'ксенобиолог', какой бы ерундой он не занимался. Это хотя бы релевантно. Но зачем им прикладная биотехнология? Импланты и нанороботы? Они годятся только создавать еду из нечистот, я написала диссертацию о том, что они могли бы смочь. Когда-нибудь. Возможно. Но точно не сейчас.

Пойду почитаю что-нибудь из любимых книжек, может, смогу расслабиться. Нам разрешили взять по чемодану личных вещей. Сегодня глупые детские книжки с яркими акварельными рисунками будут полезны для психики, как никогда. Спасибо моим странным вкусам за мою коллекцию старых книжек.

Проект Буцефал — Осмотр
8-е января

Сегодня я видела Барьер. Вблизи. Это очень страшно.

На то, чтобы добраться до середины Северного Тихого океана, ушло полтора дня. Теперь ясно, на нас действительно не жалеют никаких средств. Моя группа — двенадцатая из двадцати. Значит, всего нас около четырёхсот, если предположить, что в каждой группе в среднем по двадцать человек. Я подслушала, как Мэйос — наш нейрохимик — назвал это “Новым манхэттенским проектом”. Признаю, сходство есть.

Мы выезжали из комплекса — понятия не имею, где он — в больших машинах без окон. До внешнего периметра ехали примерно час. Затем пересели в другой транспорт, на этот раз что-то вроде большого трейлера, с удобными сиденьями, но опять же, без окон. Я чувствовала, как нас поднимают на тросах — эта штука начала раскачиваться. Два часа спустя нас выпустили. Мы в это время смотрели кино, из новых, незапоминающихся. 'Любовь Фавел' или как-то так — стандартный Голливудско-Болливудский жвачка-мюзикл. Но, что удивительно, я заметила как Баасх утирал слёзы в конце. Видимо, ксенобиологи — народ чувствительный. Солнье зарылась в журналы и даже не смотрела на экран. Она очень серьёзная.

Когда нас выпустили, я ожидала, что нам дадут дирижабль. Но — сюрприз! — это был конвертоплан, пожирающий горючее так, будто в мир снова явилась нефть. Мы заправлялись дважды, садясь в море на огромных авианосцах и переночевали на борту одного из них. Кажется, корабль назывался “Стеннис”, нас приветствовал адмирал по фамилии Холт. Кормили на борту на удивление вкусно. То есть серьёзно, реально классно. Не ожидала.

После короткой остановки на Стеннисе, мы продолжили наш путь до Платформы Один. Это громадное плавучее сооружение, которое постоянно работая двигателем, удерживает точное расстояние до Барьера. Все называют это Барьером — произнося, как бы, с большой буквы. В проекте “Буцефал” всё с большой буквы.

Платформа-один размером с пару футбольных полей, на ней — пара надстроек, но по большей части это открытая голая палуба. Под палубой что-то есть, но нас туда не пустили. Платформа полностью автоматическая, ей управляет специальный ИскИн. Это всё, что мы знали. Судя по всему, время поджимало.

Платформа плавает у самой границы космического пузыря, по нашу сторону Барьера — и, замечу, он огромный. Колоссальный. Нам сообщили, что сейчас аномалия полкилометра в диаметре и продолжает расти. Скорость роста непостоянна. Иногда пузырь на время замирает, а затем снова начинает расширяться. Но никогда не уменьшается. Вот, значит, как выглядит конец света.

Что бы ни представляло собой смертельное излучение, сочащееся из этой треклятой штуки, оно распространяется предсказуемо, как бы неким узором, который уже научились угадывать. Я слышала, это что-то вроде фрактального узора. И у этого излучения есть одно важное сходство с электромагнитными волнами — есть зоны, где оно интерферирует и гаснет. Благодаря этому мы вообще можем приблизиться к Барьеру и даже немного постоять рядом и потыкать в него разными штуками. Платформа Один кружит вокруг пузыря, стараясь оставаться “в тени”, там где волны — (или лучи) смерти гаснут. Однако совсем избежать воздействия нельзя, поэтому медлить не следовало — у нас было временное окно, когда мы не сгорим, и нам надо было войти и выйти, прежде чем это окно закроется.

Это излучение реально, и оно коверкает нашу реальность на квантовом уровне. Судя по всему, ИскИн приходится время от времени менять, потому что он регулярно сгорает. Платформа не всегда успевает двигаться достаточно быстро, чтобы оставаться в меняющейся безопасной зоне. Так уже потеряли Платформу-Ноль — квантовый компьютер сгорел, не успел достаточно шустро удрать из-за волнения на море, и платформа врезалась в Барьер, превратившись в кусок чего-то вроде сливочного масла. Это полное безумие. И мне предстояло лично увидеть, насколько.

Нас пускали к Барьеру по трое, (Кроме Солнье и Мэйосса, им третьего не досталось), у каждой группы было пять минут, чтобы поиграться. Каждому выдали маленькое металлическое... типа ведёрка, с прутьями из разных материалов, которыми предполагалось тыкать в пузырь. Там были стеклянный стержень, стальной, деревянная палка, неопластиковая, медная, серебряная, ветка дерева (понятия не имею, где её достали!), и нога какого-то животного. Я ни о чём не спрашивала.

Я стояла на мостках, выступающих за край платформы. Со мной были Белден (физиолог) и Малкольм (специальность — эволюционная биология). Океан вёл себя прилично, кругом были защитные ограждения, но всё равно было очень страшно. Я стояла там, и по инструкции должна была одной рукой держаться за ограждение, а другой тыкать в Барьер и наблюдать результат. Нас предупредили, что непосредственное касание Барьера любой частью тела будет означать немедленное исключение из проекта, так что мы были очень, очень, ОЧЕНЬ осторожны.

И вот я стояла там, держась за металлические перила на мостках над открытым океаном, меньше чем в метре от границы полу-километровой сферической аномалии, проникающей в нашу вселенную. Я вспотела как мышь, руки тряслись, и немного описалась, когда поскользнулась и чуть не проткнула рукой Барьер.

Для начала я взяла стеклянный стержень и ткнула им в стену перед собой. Сфера уже такого диаметра, что её поверхность выглядит плоской. При таких размерах кривизна совсем незначительна. Барьер переливается. Это очень похоже на мыльный пузырь, с такими же цветными разводами. Через него всё выглядит слегка размытым, не знаю, как это объяснить. Как через толстое стекло, или воду.

По ту сторону была пустыня, как нам и показывали в роликах на брифинге. Очень яркая пустыня, всех оттенков красного, розового и коричневого. Небо на той стороне было таким синим-пресиним, какое вы только можете себе представить. А солнце там было очень странным. Было заметно, что там другое время дня — мы прибыли вскоре после обеда, где-то в час пятнадцать, я думаю, но за стеной похоже, солнце уже садилось.

Поверхность пустыни находится на пару метров выше уровня океана. Ниже я видела как бы разрез чужой почвы. Камни и песок, плотно прижатые к плоской поверхности пузыря. Как в огромном террариуме. Я не заметила с той стороны признаков жизни, хотя Белден клялся, что видел растение, похожее на кактус.

И вот значит, я ткнула стеклянной палкой в мерцающий Барьер, и кончик стержня прошёл насквозь. Как только он прошёл внутрь, материал начал меняться. Насколько я могу судить, конец стержня превращался в песок, такой же, как в пустыне. Песок осыпался вниз, образовав небольшую кучку. Ладно, логично — песок в конце концов, это плавленное стекло. Я думала, что я очень умная — в тот момент.

Затем я ткнула в Барьер медным прутом. Та часть, что прошла внутрь, снова рассыпалась, только кусочки больше не были медью, и они не упали. Клянусь моими книжками, они превратились в бабочек. Я, конечно же, никогда не видела живую бабочку, но я видела их на видео — эти выглядели точно так же. Они сразу же улетели вдаль, все, кроме одной.

Одна из этих маленьких бабочек полетела назад, прямо на меня. Я испугалась и вот тогда-то я и поскользнулась — но сумела удержаться — а она облетела вокруг меня и умчалась обратно в другую вселенную. Я описалась. Мне понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Наш сопровождающий — Джонсон, или как его там, не помню — орал в мегафон, чтобы я продолжала — времени было мало. Я, слегка в ступоре, ткнула в Барьер стальным и неопластиковым прутьями, и они превратились: в леденец, предполагаю, мятный и в розовые лепестки какого-то цветка.

Напоследок я ткнула в Барьер веткой. Ветка была старая, мёртвая и высохшая, но когда я просунула её конец сквозь переливчатую стену, древесина вдруг ожила. На моих глазах ветка исцелилась, не ней выросла кора, затем набухла почка и распустился лист. Я вытащила ветку назад и просто смотрела с отпавшей челюстью. Я боялась притронуться к тому концу, не представляя что бы оно могло бы сделать со мной. В тот момент я подумала “Может, это нанотехнологии! Так вот почему я здесь! Там — вселенная наномашин! Конечно! Наномашинки действительно могли бы сделать такое, изменить вещество на молекулярном уровне, может эти четвероногие чужие на самом деле супер-продвинутые!”

В то мгновение всё встало на свои места. Им не нужны руки! Наверное, они просто приказывают наномашинам сделать то, что им нужно. Я думала, что всё поняла.

Уже потом, в конвертоплане над морем, мы все сравнили записи. Малькольм сказал, что получил ту же реакцию с деревянной палкой и с веткой. У Белдена сталь превратилась в густой коричневый сироп, а медь просто растаяла в воздухе. Он понял так, что она стала воздухом — у него из медной палки никаких бабочек не вылетело. И всё равно — я не сомневалась — невообразимые превращения следовали скрытому алгоритму.
Например: у всех нас, не только у меня, Малькольма и Белдена — во всей двенадцатой группе были одинаковые результаты с деревом и веткой. Во всех случаях дерево оживало, начинало отращивать кору, почки и распускать листья. Всем было ясно, что это не случайно.

Мы ещё раз заночевали на борту Стенниса, нас снова приветствовал Адмирал Холт. К нам относились с почётом и уважением. Я думала, мы для них “яйцеголовые” и ждала обычного пренебрежения. Я сама тоже не особая любительница военщины. Но они вели себя с нами предельно вежливо.

В ту ночь я делила каюту — кажется так это называется, хотя больше это было похоже на отельный апартамент из нескольких комнат (авианосцы реально огромные) с Со-Йон и Шевлой. Со-Йон — гено-программистка, раньше работала в одном из генженерных гигантов, а Шевла — специалист по нанотехнологиям. У нас нашлось множество общих тем — она автор многих малышей, о которых я писала в своей работе. Оказывается, я очень многое поняла неправильно. Слава Богу, что моего научного руководителя рядом не было!

Со-Йон открыто заявила, что аномалия — волшебная. Мы с Шевлой уставились на неё, решив, что это ошибка перевода, но нет, она подбирала слово очень тщательно. Я возразила — и Шевла со мной согласилась — что магия — это просто слово, обозначающее то, чего мы пока не поняли. Я на самом деле так считаю.

Но Йи только что пришёл с тревожной новостью — по другую сторону Барьера мы имеем дело с принципиально другой Вселенной. У нас всего семь лет.

Что если нам не хватит времени понять то, что мы видели? Что если человеческий мозг не способен постичь чужую физику?

Так что смысл в её словах был.

Гвеннифер осторожно отложила тетрадь. Ей надо было в туалет и она до такой степени отсидела себе всё, что ей пришлось скрестить ноги и усесться на самое дорогое. Она подумала было — сбегаю, сделаю свои дела и сразу обратно, но затем вспомнила все те бесчисленные истории, где главный герой отвлекался буквально на минутку, и утрачивал книгу навсегда, оставаясь навеки гадать. Сколь безумными ни были книги, в них всегда — всегда, и это очень забавно, если вдуматься — жила доля правды, и Гвен не хотела рвать на себе волосы, так и не узнав, что там было дальше.

Подумав ещё раз, Гвен осторожно, словно пеленая младенца, завернула потрёпанную тетрадь обратно, и с трудом встала на ноги, едва не описавшись при этом сама. Она рванулась в заведение, держа тетрадь в охапку. Положив её на бетон, она для верности прижала тетрадь ногой — чтобы какой-нибудь сюжетный штамп, дотянувшись из-под перегородки, не стащил тетрадь, пока она отвлечётся.

Облегчившись, Гвен пошла к нише, где оставила свой рюкзак. Отхлебнула воды из бутылки, и вытащила пачку Корейско-Мексиканских наноритос. Прошлась по складу, пока не обнаружила естественный форт из книг и уселась посреди, как лаэрд в замке. Зажав тетрадку коленями, она открыта пакет Наноритос и откусила один — ядрёный вкус объединённых сил кимчхи и халапеньо прошёлся по языку, как отряд Черносеточников по непокорной фавеле. Язык не отвалился, но явно запросил пощады.

Гвен быстро пролистала тетрадь, обнаружив чертежи остальных пяти наноустройств. Все разной формы, и, видимо, только совместно они могли превратить человеческое тело в эквестрийское. Листая страницы, Гвен обнаружила запрос на 'больше тауматически активной органической суспензии'. Засунутый до самого корешка книги обрывок бумаги напоминал: 'квантовые компоненты использовать нельзя!' Фраза была подчёркнута несколько раз, по видимому, вопрос был очень спорный.

Она бездумно долистала до конца. На пустой задней обложке была оставлена мелкая, совсем крохотная надпись, как будто писала мышь с трясущейся лапой. Гвен пришлось сощуриться, чтобы прочитать, жалея, что лупы у неё не было. Наконец, она с трудом разобрала крохотные буквы.

Я сожалею.
О, Селестия, прости меня.
Мне так жаль.
Так нестерпимо жаль.

Это крошечное, написанное от руки послание завладело умом и сердцем Гвен. Будь она проклята, если теперь выпустит эту тетрадку из рук, и к чёрту последствия! Если даже тетрадку придётся спрятать или украсть, она узнает, чем всё кончилось. Это опасно, конечно, но всякое знание опасно, а секретное — тем более.

Но вот эта подробность — по правде, была куда важнее, чем голые факты. Гвен улыбнулась про себя. Теперь она знала душу рыжей женщины с фото. Той, которая '-Я!' У той явно появилась причина плакать, а если и было на свете то, что никогда не оставляло Гвен равнодушной, это искреннее горе. Гвен узнает, почему была написана эта… мольба, и ничто в обеих Вселенных её не остановит.

Чипсы горели во рту как адские грешники. Очень скоро она сильно пожалела, что не взяла бутылку с содовой.

Гвен вернулась туда, где оборудовала читальню, и уселась, со всем возможным комфортом (для человека, у которого во рту танцует чечётку Сатана в раскалённых шипованных ботинках)

— Ладно, мисс 'Я!', и что же там было дальше...?

Глава третья: Понец близок!

Вулкан внутри Гвеннифер Бойк уже начинал рокотать. Магма из кимчхи и халапеньо грозила извергнуться наружу, и угроза была реальна. Что-то надо было с этим делать, но Гвен отчаянно терпела. Жаль было тратить время на глупые плотские потребности, если можно обойтись — у неё была Книга... и тело должно подчиняться разуму.

УРП!

Сейчас разуму придётся подождать. Супер-интенсивный концентрированный вкус Наноритос оказался сильнее. Снова, держа драгоценную, только что найденную тетрадь в охапке как младенца-Христа, Гвен решила прокрасться в складской офис. У старого Милнера был там запирающийся шкафчик, где он прятал заначку фавельного виски, но также было известно, что где-то там же он хранит одну-две банки газировки. Газировку он использовал, чтобы смягчить слишком уж трущобный вкус виски, набодяженного в городской клоаке. А может и в настоящей клоаке. Преступления Милнера против вкуса были ужасными, а такой приличный человек, Гвен что-то решительно с этим сделает — но после того, как украдёт со взломом и выпьет его газировку.

Офис находился наверху, нелёгкий путь с выключенным повсюду светом. Она не хотела привлекать внимание, зажигая свет — в конце концов, она несла возле живота Самую Опасную Книгу В Мире, и было видно, что под одеждой у неё что-то торчит. Но всё же лестницы были очень темные, а зайти надо было в несколько мест.

Немного поковыряв в замке заколкой, Гвен одолела офисную дверь. В небольшом офисе Милнера ржавый шкафчик было на сложно не найти. В основном потому, что Старый Милнер ни малейшего понятия не имел о том, как правильно что-нибудь прятать. Взломать ящик оказалось чуть сложней из-за темноты, но — немного усилий и сундук с сокровищами Милнера открылся.

Уличное пойло, немного подумав про себя, она решила не трогать. Гвен была не против употребить время от времени — исключительно в медицинских целях, конечно — но она предпочитала более качественное лечение. Видавшая виды бутылка была заткнута чем-то — похоже, обструганной стирашкой. А виски было сложно описать иначе как “кошмарный”. К счастью, здесь же находилась чудесная, самоохлаждающаяся банка наноколы, что заставило Гвен вздохнуть с облегчением.

Нано... кола. Гвен покачала головой. “Вот серьёзно!”, подумала она, 'когда слово 'радио', только появилось, его тоже лепили на КАЖДЫЙ чёртов продукт?!' Вспомнила прочитанное — Да, ещё как. Радио-Бисквиты, Летучие Радио-вагоны и прочее в те годы встречались чаще, чем случайные дети. История бесконечно повторяла сама себя — конечно, пока не пришли пони. Пони изменили всё.

Гвен надавила на бугорок активатора и выждала несколько секунд, дав банке самоохладиться. Затем с хрустом выдавила крышку и позволила реке реплицированной “Нано-колы” омыть корку лаву в её дымящемся рту. 'О, возлюбленный Иисусе и все его святые!' — думала она, пока река колы прокладывала путь в её желудок — где ужасный вулкан Нанорито-к-востоку-от-Явы (и к югу от брюшной перегородки) продолжал отсчитывать секунды до Большого Взрыва.

Отдышавшись в логове старого кладовщика, Гвен, наконец-то, более-менее пришла в норму. Она компенсирует ему стоимость выпитого, как только будет возможность, и добавит от себя, и многократно извинится за незваное вторжение. Но учить Милнера как правильно прятать вещи не станет — кто знает, когда опять возникнет экстренная нужда в газировке...

Осторожно спускаясь по тёмной, хоть глаз коли, лестнице, Гвен нащупала пол, доволоклась до Замка Книжного Владыки и снова там уселась — на этот раз подложив под себя свёрнутый брезент, с рюкзаком и с бутылью воды под боком. Крепко держа колу одной рукой, Гвен вынула опасную тетрадь из своего тайника, — наполовину засунутую в трусы и плотно прижатую тканью комбинезона — униформы Зелёного Уровня допуска.

Её ждала тайна происхождения этого “дивного нового мира” — мира Бюро и пони, и у неё была целая ночь, чтобы как следует всё изучить и решить, что делать с самой книгой. К Луне или сжечь — тут были только два разумных решения, и Гвен не совсем была уверена, какое из них лучше. Но она была точно уверена в двух вещах.

Первое: она никогда не станет съедать пакет чего-нибудь, подписанного “Мекси-корейское”. Никогда.

Второе, нет ничего лучше для обожжённого пищевода, чем старая добрая кола. “Нано”, или нет.

А теперь тихо, книга ждёт её.

Проект Буцефал — Лаборатория 012
21-е Января

Я узнала многое за прошедшие две недели.

Я узнала такие вещи, которых никто бы не должен знать, и теперь я боюсь за жизнь всех вовлечённых в проект Буцефал. Я не очень верю обещаниям что мы получим свободу, когда всё кончится, хотя остальные, кажется поверили. Хотя кто знает — мир же умирает. По-настоящему. Так что возможно, им просто нет нужды, по старинке прятать государственые секреты старым способом “концы в воду”, раз осталось всего семь лет.

Итак: во-первых, теперь я знаю причину, почему мир погибнет так скоро.

Теперь у нас есть официальное название пузыря-в-море. Его предложила нам правительница той земли, Селестия. Официальное название — Эквестрия. На языке пришельцев оно непроизносимо для человека, так что был выбран один из вариантов перевода. Принцесса лично выбрала название, и, должна сказать — это довольно умно, показывает тонкое понимание нюансов нашего языка, и того, как мы воспринимаем пришельцев. Их устраивает то, что мы называем их “пони”, так что теперь они официально так называются.

Космос Эквестрии вошёл в столкновение с нашим. Помню, когда-то теоретик струнной теории, которого я знала в университете, рассказывал нам, что на самом деле Большой Взрыв был столкновением космической браны нашей Вселенной с другой браной в некоем надпространстве. По сравнению с тем разом, то что происходит сейчас — это самое нежное касание, какое только может быть — нашу Вселенную не стёрло, даже взрыва нет. По действующим прикидкам, максимальный радиус аномалии составит примерно половину лунной орбиты.

Эквестрия проходит рядом, задевая нашу реальность, а пересечение реальностей — это сфера. Сфера продолжит расширяться, пока не достигнет определённого максимального диаметра, затем, когда Эквестрия начнёт отдаляться от нашей вселенной, сфера будет уменьшаться, пока не исчезнет совсем. В точности как проход А. Сферы сквозь “Флатландию” Эббота.

После того, как Земля провалится в другое измерение, Луна, лишившись земного притяжения, сорвётся с орбиты и умчится в космос. По наиболее вероятному прогнозу, она будет лететь по спиральной траектории, которая закончится внутри Солнца. Удивительно — для меня, по крайней мере — но исчезновение Земли практически не повлияет на остальную Солнечную систему. Земля просто не оказывает какого-то заметного влияния на остальные планеты, несмотря на старую фантастику, которой я столько с удовольствием читала.

Всё это стало нам известно из очень длинной онлайн-хололекции для групп проекта Буцефал. От нас ничего не скрывают — нет смысла. Мы избраны спасти мир, нам можно всё. Я обнаружила, что располагаю наивысшим уровнем доступа из существующих — 'Умбра-Космик-Мэджик'. И все остальные тоже. Буквально нет такой информации — о чём угодно в мире, какая бы секретная она ни была — которую я не могла бы запросить — и мне её предоставят. Невозможно угадать, какая деталь может помочь решить основную проблему, так что — для нас открыто всё что угодно.

Прохождение Эквестрии сквозь нашу вселенную будет длиться шестнадцать лет. Но значимы для человечества только первые восемь. Мы уже просрали большую часть первого года, так что у нас осталось семь. Я многое узнала про первое время контакта, хотя большую часть — не из хололекции. Это та ещё история.

Пузырь в море довольно быстро определили как аномалию гиперпространства. Он, в общем-то, просто не мог быть ничем другим — он слишком явно не подчинялся законам местной физики. В течении недели после обнаружения к пузырю отправили исследовательскую армаду — некоторые корабли были там уже на следующий день. Множество первых исследователей погибло от излучения, так что с самого начала мы знали, что оно опасно.

По-видимому — у меня нет причин не доверять источнику, (который я здесь не укажу — скажем так: кто-то, кто точно знает) в первую же неделю состоялся контакт. Я услышала о том, как Селестия явилась — в виде то ли голограммы, то ли призрака, всем большим шишкам Мироправительства. Она рассказала им — на их земных языках — кто она, что происходит, и чем всё закончится, если с ней не будут сотрудничать. Она умоляла их спасти человечество от последствий столкновения, и говорила, что знает способ, как это сделать.

...Она — весьма представительное инопланетное существо. Мы — люди, можете сами догадаться что было дальше. То, что кончилось в итоге Трёхдневной войной. Вся наша элитка пришла к единому умозаключению — не без основания, учитывая всю человеческую историю — что это вторжение. Война миров! Могу только представить эту панику. В общем, они пытались уничтожить Эквестрию.

Почти все видели картинки, как кипел океан, со всего Западного побережья были видны вспышки и слышны взрывы с расстояния сотен миль. Но только теперь я знаю, что они были готовы использовать против чёртовой аномалии гиперядерную бомбу. Серьёзно. Оружие Судного Дня, КХД-бомбу. Они чуть не устроили первое испытание Квантово-хромодинамического оружия прямо посреди Тихого океана.

Единственное что остановило их — это единственный учёный. Кто-то рассчитал, что гиперядерка — в лучшем случае — оторвёт треть планеты, полностью уничтожив при этом биосферу. Это будет, по сути, планетарное самоубийство. Они хотели это сделать, они просто не понимали масштаба. Это был Большой Бум, они хотели его использовать. Но кто-то один спас нас всех. Сказал “нет”. Грёбаный, мать его, Иисусе.

Мы всё ещё есть, так что его, очевидно, послушали. Затем опять начался маразм — и на этот раз ещё тупее.

Элита, судя по всему, решила после этого просто игнорировать факт вторжения в наши воды чужой вселенной. Не смогли взорвать, не получилось извлечь из неё быстрой прибыли — ну и непонятно, что вообще с ней делать. Так что они заблокировали новости, бросили проблему на учёных, и сунули головы в песок.

Видимо на том бы и остановились, если бы Селестия не вернулась. Атака никак не повредила ни ей, ни Эквестрии. Меньше, чем никак. Может быть, дождь из конфет прошёл, или типа того, не знаю. Итак, Селестия вернулась — и вернулась, чтобы остаться.

Судя по всему, есть около шестисот человек, обладающих реальной властью. Вся планета принадлежит им, весь наш чёртов шарик. Кучка выродившихся от кровосмешения старых семей, которые, практически, поставили мир на колени. Всякие Наполеоны, Александр, Чингиз-хан — у всех у них никогда не было шанса завоевать мир. Секрет победы, как выяснилось, был в том, чтобы просто быть богаче всех чёртовых людей на земле, и чтобы так оставалось, когда хорошие времена пройдут. Все корпоративные небожители по умолчанию стали владыками мира. Когда рухнула глобальная экономика, когда пали все правительства, богачи раньше дёргавшие за ниточки, оказались на виду. Больше не было “государств”, за которыми можно было прятаться. Им ничего больше не оставалось, кроме как создать Мироправительство. Как-то кормить людей, подавлять бунты — и им пришлось всем этим заниматься — так они и захватили Землю. Это почти смешно. Особенно учитывая, как они не любили быть на виду.

Кучка семей, ультра-элита нашего мира — Селестия лично появилась перед каждым членом этих кланов. Она присутствовала рядом с каждым мужчиной, каждой женщиной, каждым ребёнком всё время, двадцать четыре часа в сутки — и в их снах тоже. По одной Селестии на каждого члена семьи. Каждый мог видеть только свою, личную Селестию.

И вот, когда они просыпались, Селестия стояла в ногах кровати и желала доброго утра. Когда они чистили зубы — сами, или у них были корпоративные рабы для этого, или что там делают сверхбогатые по утрам — Селестия была тут как тут, комментируя каждый кусочек шпината, застрявший в зубах с прошлого вечера. Ужинаете, обедаете, занимаетесь сексом, срёте — Селестия тут как тут, комментирует, наблюдает, шутит.

Всегда добродушная, всегда рядом, без конца повторяющаяся своё послание. Мир перестанет существовать через восемь лет. Есть способ спасти человечество, но мы должны работать сообща.

Элита терпела это три месяца. Я не могу себе это даже представить. Три месяца Селестия смотрела на них каждую секунду. Непрерывно говорила с ними. Каждую ночь им снились кошмары о конце света, насылаемые другой принцессой, имени которой мы ещё не знали. Оказалось, в Эквестрии было две принцессы, не одна Селестия. Это диархия. Я только недавно узнала. В общем, три месяца круглосуточной промывки мозгов и — представьте — первый месяц они даже не говорили между собой о том, что происходит.

Иисусе-которого-нету. Серьёзно. Набрали в рот воды и всё это... просто... чёрт. В общем, через какое-то время они сломались, и был плач великий, затем терпели ещё два месяца, надеялись, что если ещё перетерпеть, оно само как-то рассосётся.

Оно не рассосалось. В конце концов, Селестия потребовала созвать всеобщую встречу, и — чтобы заткнуть её — они пошли на это. Это был, наверное, единственный раз в истории, когда все супербогатые семьи собрались одновременно в одном месте. И тогда Селестия сделала что-то, что заставило их принять её всерьёз. Что-то большое. И страшное. Не знаю что, но видимо, чертовски убедительное.

На следующий день они начали развёртывать проект Буцефал, да так, будто от этого зависела их жизнь. И — вот она я, в Лаборатории 012.

Теперь это название нашей группы. Ноль-двенадцать. Из двадцати. У нас есть собственная база, собственный мини-комплекс, свежепостроенный только для нас. У остальных девятнадцати групп то же самое. Никаких средств не жалеют, и — между нами — мы должны спасти человечество. Не планету, ей конец. Только человечество.

Таков план, видите ли. Селестия готова принять нас, как беженцев. Судя по всему, она уже делала так раньше. Это первый раз, когда её вселенная прямо так сталкивается с соседней, но раньше Эквестрия уже соприкасалась с иными мирами, и некоторые из этих миров были в отчаянном положении. Она приняла у себя гигантских разумных крылатых ящеров и хищных пернатых. Троллей, которые ходят сквозь грязь, как сквозь воздух. Так что принять нас — вполне привычное дело. Она что-то вроде космического альтруиста.

Но тут есть проблема. Большая.

Похоже, что излучение, которое нас убивает — обычно для мультивселенной. Бесчисленные вселенные все работают на этой штуке, что бы это ни было. Наш космос, оказывается, супер-редкий, этакий алмаз из дерьма среди вселенных. Офигеть как нам повезло. У нас нет ни частички этой энергии, и всё же мы как-то есть. Согласно Селестии, это излучение — сама суть жизни, эта энергия делает жизнь вообще возможной. Так что мы — человечество, Земля, растения и животные — нас не может быть. Мы — невозможны, или, по крайней мере, настолько маловероятны, что в мультивселенной существование вселенных вроде нашей считается конспирологией. Оказалось, что МЫ — аномалия.

Человечество действительно оказалось таким уникальным, каким хотело. Проблема в том, что в этом ничего хорошего.

Видите ли, мы просто не можем жить нигде больше. Энергия, повсеместно делающая жизнь возможной, для нас — смерть. Барьер был создан Селестией и её соправительницей, чтобы защитить нас. Без него мы мгновенно изжаримся. Они делают всё, что могут — барьер слегка подтекает, но выигрывает нам время.

Что приводит нас к тому, в чём собственно заключается план.

Люди не могут жить ни в Эквестрии, ни где-то ещё — даже если бы у нас был способ попасть в это “куда-то ещё”, которого у нас нет. Так что, если хотим выжить, мы не можем оставаться такими, какие есть. Задача лабораторных групп — найти способ превратить людей во что-то, что сможет жить в остальной мультивселенной. Наша работа — физически трансформировать людей в другой вид, который реально сможет жить в нашем новом доме — в Эквестрии.

Короче, наша работа — превратить всё человечество в Эквестрийцев. В так называемых “пони”. Я знаю. Это выглядит невозможным. Но это не так.

Ответ, выходит так — нанотехнология. Когда-то была грандиозная мечта о маленьких машинках, способных перестроить любую материю во что угодно. К сожалению, дефицит энергии и тепловыделение разрушили эту мечту. Но Эквестрия предлагает кое-что новое. Физика работает там не так, как у нас.

У них нет энтропии.

Тепловыделение больше — не проблема, а энергии — грубо говоря, они не знают в ней недостатка.

Так что ответ на самом деле довольно прост. Всё, что нам нужно сделать — это создать работающие наномашины, способные трансформировать тело человека в тело эквестрийца, и понять, как использовать Эквестрийскую физику, чтобы эту мелочь запитать. Проще некуда.

А если у нас не получится, то все и повсюду умрут. 12-го октября, в 2-30 пополудни, через семь лет. Как-то так, я просто взяла дату с потолка. Это — не настоящая дата. Они сказали и настоящую, но к сожалению, на тот момент, я уже не могла слушать.

Завтра мы получим первый образец того, что, по замыслу Селестии, послужит нам источником энергии. Мы уже подготовили простейших наноботов, чтобы посмотреть, как они отреагируют. В любом случае, я намерена кое-что раскопать — всё-таки, для нас нет никакой запрещенной информации. Я хочу узнать, кто такая Селестия, и всё об Эквестрии. Что-то в этом всём не так, как по мне, нам что-то недоговаривают.

Технологии XIV века, и при этом, они знают о других Вселенных и о физике куда больше нашего. Не понимаю. Чудеса какие-то, а как по мне, это означает, что мы потеряли кусочек мозаики. Магии просто не существует.

Проект Буцефал — Лаборатория 012
22-е января

Хорошо, я это произнесу. Магия, похоже, существует.

Во всяком случае, теперь это официальное название, которое мы дали вездесущему энергетическому полю, которое пронизывает эквестрийскую вселенную и поддерживает в ней жизнь. Тёмная энергия, чёрные дыры — столько разных ярлыков мы придумали, чтобы обозначить неизвестную переменную, которую пока никак не можем вычислить. “Чёрный”, “тёмный”, “странный”. И теперь — “магический”.

Его называют “тауматическим”, а попросту говоря, “магическим” излучением, и как по мне, этот термин не хуже любого другого. Мы просто слишком мало о нём знаем. Оно пронизывает всю вселенную, по крайней мере, Эквестрийскую, и, согласно их правительнице Селестии, все другие обитаемые вселенные. Магия меняет квантовую реальность на фундаментальном уровне — она устраняет неопределённость, затем делает поворот направо кругом и уничтожает несогласованность. При этом убивая земную жизнь. Любые земные клетки используют квантовые эффекты — так или иначе. Растения зависят от квантовых эффектов при фотосинтезе, нейроны любых животных используют квантовые эффекты для работы нейронных микротрубок, митохондрии нуждаются в квантовых взаимодействиях для повышения своей эффективности. Жизнь всё использует в дело.

Как выяснилось, Бог-таки играет в кости — Мистер Эйнштейн, я на вас смотрю! — а магия... она мухлюет с костями, кладёт магниты под столик, сажает за стол подкупленных игроков, подправляет результаты, после того как кости остановятся. Неудивительно, что земные животные и растения погибают от воздействия тауматической энергии.

Но тауматическая энергия необходима для эквестрийских форм жизни — растения, животные, даже камни нуждаются в ней. Да, камни. Оказывается, в Эквестрии всё имеет подобие жизни. Камни тоже проявляют признаки жизни, их можно заставить расти. То же верно для эквестрийского песка, почвы, металла, стекла, практически всего вещества их вселенной. “Пони” используют тауматическую энергию бесчисленным множеством способов, она поддерживает саму их биологию. 'Магия', по сути, в их Вселенной это как наша 'квантовая' реальность, и с нашей она несовместима.

Но ещё, эквестрийской “магией” можно манипулировать. Её можно ткать, лепить и даже программировать. Она действует так же, как, согласно множеству источников из земного фольклора и мифологии, работали волшебство и религиозные чудеса. Программируемые Таумаэнергетические Конструкты (ПТэК), как следствие, сразу прозвали 'заклинаниями'. А как их ещё назвать? Сходство с земным фольклором заставляет меня сильно подозревать, что Земля и Эквестрия уже контактировали в прошлом, возможно, и не раз.

Нам дали сегодня пару интересных игрушек, и два литра жидкой магии в бутылке.

Генерал Норман П.Риджвей лично доставил их нам, объехав все лаборатории по очереди. Огромного роста, с удивительно юным лицом для такого пожилого человека, говорящий слегка в нос неожиданно высоким голосом. Будь он совсем лысым, было бы почти смешно — вот только один взгляд в его глаза, и ты понимаешь, что он напрочь не способен на жалость или простое человеческое сочувствие. Риджвей пугает меня до усрачки. На Стеннисе всё было прекрасно — классные ребята, они полностью перевернули мое представление о военных. Благодаря Риджвею я снова передумала. Улыбчивый психопат. Весь правильный, воспитанный — но напрочь лишённый человеческих чувств.

Внесли огромный ящик и с грохотом поставили на один из больших столов. Ящик, по виду, рассчитанный пережить ядерную войну. Его тащили четверо. Внутри было три предмета. Их осторожно вынули, используя перчатки и щипцы, а нас предупредили, чтобы мы не вздумали прикасаться голой кожей к любому из предметов дольше нескольких секунд.

Первый предмет выглядел как стеклянная колба с хитро закрученным куском тёмной проволоки внутри. Проволока была скручена в фигуру, напоминавшую двусторонний французский флюгер — как мне показалось. Маленький флюгер непрерывно вращался внутри колбы и светился — мягким жёлтым светом, который не давал тени. Я ничего подобного не видела в жизни. Было тяжело смотреть на этот свет — что-то в нём было такое, что мозг отказывался принимать. Глаза норовили уйти в сторону, куда угодно, даже несмотря на то, что устройство было — сама удивительность.

Вторым предметом был полукруг из светло-жёлтого полупрозрачного материала. В форме подковы, похожий на тонкий срез кожи, сделанный дерматомом. Около десяти сантиметров в диаметре, в прозрачной кристалексовой коробке. На ней была наклейка с напечатанными словами 'Материал с ограниченным сроком годности', дата изготовления — где-то прошлым вечером — и дата истечения срока годности, где-то, часов через тридцать. Я понятия не имела, что это было.

Последний предмет был обычной конической колбой с двумя литрами тёмной непрозрачной вязкой жидкости насыщенного фиолетового цвета. Как разбодяженный шоколадный сироп, только фиолетовый. Несколько пузырьков собралось у поверхности. Колбу украшал знак биологической опасности и новый знак, такого я прежде не видела — Опасное тауматическое излучение. Символ тауматической опасности был фиолетовым, и выглядел как шестиконечная снежинка или звезда, с маленькими звёздочками на конце каждого луча. Это наверное, и была обещанная нам бутылка магии, что бы это ни значило.

Для нас немедленно устроили специальную демонстрацию — из-за ограниченного срока годности Объекта Два.

Для эксперимента использовали парогенератор. Наверное один из тех, которые используют на сцене для тумана, а может даже мощнее. Он генерировал водяной пар — тот висел в воздухе или поднимался вверх, значит пар явно был не из сухого льда.

Подковообразную штуку осторожно извлекли из прозрачного контейнера с помощью пары щипцов. Эта штука была такой тонкой, что гнулась как лист реплибумаги — и почти такой же толщины. Один из техников, прибывших с генералом, используя шланг, сформировал из пара самое настоящее комнатное облако. Тонкий, как бумага, жёлтый полукруг положили на поверхность облака, и он... остался лежать прямо в воздухе, как если бы его положили на стол.

Парогенератор выключили. Вместо того, чтобы быстро рассеяться, облако пара начало уплотняться под жёлтым полукругом. Пар собрался в аккуратное круглое мини-облако и продолжал висеть.

— Это — образец ФШ-П-ЛПК-02, срезанный дерматомом с левого переднего копыта живого донора, эквестрийки “пегасьего” типа. Образец был усилен с помошью программируемой тауматической энергоструктуры, чтобы сохранить его уникальные свойства после отделения.

Техник, средних лет, в очках и галстуке-бабочке напоминал парня с три-ви, из научной передачу, которую я смотрела. Кто, чёрт побери, носит сейчас галстуки-бабочки? По правде сказать, выглядело нарядно. Но глупо.

— Название вложенной в ПТэК тауматической программы переводится как “облакохождение” или “облакобег” — её применяют, чтобы эквестрийцы “земных типов” могли посещать облачные архитектурные сооружения. Прошу обратить внимание на свойство материала прилипать и притягивать пар, а также придавать пару распространяемое свойство самостабилизации. Это — обычный водяной пар, без аномальных свойств, сделанный из дистиллированной воды.

Затем техник решил показать нам ещё несколько фокусов. Было ясно, что ему нравится самому. Он использовал щипцы, чтобы снять срез со стабильного облачка, и продолжал шлёпать по облаку и тыкать в него, сплющивая его и даже поворачивая — как будто облако было из твёрдого, но пластичного вещества.

— Приобретённые от контакта с образцом аномальные свойства имеют продолжительный эффект, который со временем сходит на нет. Более серьёзный контакт может оказать перманентный эффект на водяной пар. Лабораторные испытания показали, что микрооблачные массы, такие как эта, остаются неизменными несколько дней, не рассеиваясь. Мы полагаем, что тауматическая энергия, каким-то образом, переходит в пар и удерживает его строго в заданной локации.

Напоследок, техник с помощью образца подвигал облачко туда-сюда, вверх и вниз. К тому моменту, я конечно, уже поняла, что представлял собой образец. Это был микроскопически тонкий срез эквестрийского копыта, только сделанный не инопланетным коновалом, а, скорее всего, высокоточным земным инструментом.

— Материал образца называется “аликорном”, по аналогии с древними мифами Европейской и Центральноазиатской Зон. По структуре он аналогичен кератину, хотя не содержит земного белка. Известно, что массы этого материала могут работать грубой тауматической батареей, сохраняя энергию практически неограниченное время. Спасибо.

Он вернул кусок “аликорна” в кристалексовую коробку и уложил в ящик, затем снова встал у стенки.

Другой техник вышел вперёд, отрабатывать свой номер. На этот раз пожилая женщина, похожая на мою тётю из Мичигана. Клянусь, у неё даже причёска была та же, насколько я помню тётю. Только голос совсем другой.

С помощью неопластиковых рукавиц она осторожно извлекла артефакт, напоминающий лампочку. Похоже, она считала, что щипцы ей не нужны, как первому докладчику. “Лампочка” светилось, и внутри неё вращался “флюгер”. Вращался, не останавливаясь.

— Это — Ну правда, вылитая тётя. Даже страшновато — эквестрийский двигатель. Полагаю, это самое подходящее определение для него. Их используют так же, как на Земле электромоторы, и в основном, для тех же целей — однако, они способны на куда большее.

Она подняла машинку, позволив нам внимательно её осмотреть — торцы трубки были сделаны из металла, так что вблизи она, скорее, напоминала причудливый предохранитель. Никаких разъёмов для передачи крутящего момента. Края — полированные и плоские. Она положила устройство обратно в ящик и сняла перчатки.

У нас пока не получилось перевести эквестрийское название этого артефакта, пока мы называем его “тауматической моторной трубкой”. Что в этой красивой игрушке по-настоящему удивительно — она полностью автономна, она работает без источника энергии — насколько мы понимаем, от фоновой тауматической радиации, в данном случае, исходящей из этой колбы.

Услышав такое, Баасх и Шевла отшатнулись от ящика, к которому было наклонились, пытаясь разглядеть колбу получше. Забавно получилось. Ну, так я подумала, во всяком случае.

Если моторную трубку убрать достаточно далеко от источника магии — Продолжила не-тётя. Клянусь. Вылитая. Она. Голос другой, но... — то моторная трубка остановится и выйдет из строя. И запустить её снова мы не сможем. Нам объяснили, что ПТэК... хотя мы уже привыкаем к слову заклинание... “умирает” от недостатка тауматической энергии. “Умерев” заклинание рассеивается, и восстановить его нельзя, поскольку это самоподдерживающаяся информационная структура, не имеющая физического носителя.

Это сломало мне мозг, и вывело из душевного равновесия нашего эволюционного биолога, Малькольма.

— Структура... без физического носителя? — Его голос звучал гневно. — Что-то типа души, да? — Команда засмеялась, включая меня.

Но тёткина копия — техник с лампочкой — просто уставилась на нас в ответ. Да так, что все заткнулись и перестали смеяться. Она же не всерьёз? Но нет — ещё как! Хоть она и не произнесла треклятого слова вслух. Думаю, у каждого в Лаборатории 12 пробежал один и тот же холодок по спине. Можно начинать охреневать, как говорит Кейанс.

После того, как “тауматическую моторную трубку” убрали, вперёд вышел ещё один. В костюмчике и в тёмных очках — это внутри помещения-то. Со вживлённой рацией, с перматех-имплантами, торчащими из-за обеих ушей и из лба. Коротко стриженые волосы. Пластика убийцы из холо-ужастика.

— Во фляге содержится “Экстракт Си”, высоко тауматически активная, органическая суспензия. Исключительно биологически и радиационно опасная. Она крайне опасна при близком контакте, но относительно безопасна на дистанциях более шести сантиметров, поскольку плотность поля резко ослабевает. Она может сохранять тауматический потенциал неограниченно долго, насколько мы можем судить. Советую принять во внимание, что содержимое этой колбы — это практически чистая жидкая магия. Она обожжёт вас, при близком контакте и убъёт вас при прямом контакте, или если попадёт на кожу. Это единственный источник энергии для проекта Буцефал, подарок нам — напрямую от правительниц Эквестрии. Это вещество может быть запрограммировано ПТэК, и поддерживать их неограниченно долго.

Жуткий тип, как я его назвала, обвёл нас пристальным взглядом. Кажется, мы его совсем не впечатлили.

— Содержимое этой колбы ценнее, чем ваши жизни. Если её содержимое будет потеряно или растрачено без пользы, другой не будет. Вас — легко заменить, эту колбу — нет. Считайте, что в этой колбе ваша жизнь.
Мы все были рады, когда Жуткий тип ушёл. Долгое время на колбу никто даже смотреть не хотел.

Нам дали час, чтобы осматривать, но не трогать, все предметы в ящике, и задавать выступавшим вопросы. Я спросила у техника с трубкой, не жила ли она когда-нибудь в Мичигане, но она сказала — нет. Никто из нас понятия не имел, что спрашивать — всё было слишком новым. У нас не было даже основ, чтобы начать понимать, с чем мы имеем дело.

Со-йон поинтересовалась, чувствовала ли боль эквестрийский донор, когда это срезали с её копыта. Нет. Как и у земных существ, материал копыта ничего не чувствует. Мэйосс всё время расспрашивал про то, как тау-радиация влияет на нейрохимию. Он ходил кругами, ковыряя пальцем в ухе, как одержимый. Солнье засыпала несчастного техника-с-копытом вопросами, на которые тот не мог ответить. К концу он выглядел как жертва ограбления — в интеллектуальном смысле, так оно в общем и было. Даже его галстук-бабочку слегка перекосило. Мне стало жаль беднягу. Физики. Никогда не позволяйте возбуждённому физику загнать вас в угол, вот что я скажу.

Никто ничего не спросил у Жуткого Типа. Вообще.

Ящик убрали и положили в безопасное место. Генерал Риджвей покинул нас ещё раньше, сразу, как только открыли крышку.

Но, чёрт побери — перед тем как чем генерал ушёл, Риджвей глянул на меня и продолжая смотреть, покрутил пальцем у виска. Жутковато, как будто он меня знал. Какого чёрта, вообще? Сначала я подумала, он флиртует со мной, старый хрен. Оказалось нет, это был не флирт, и позже — как бы я хотела, чтобы это было так. Это было, не знаю, как знак. Может, просто случайность. Не знаю.

Ужасный день, ужасный Генерал, ужасный Тип в тёмных очках, инопланетная хрень, в которой мы либо разберёмся, либо погибнем в процессе.

Я же упоминала, что не подписывалась на это добровольно? Они пришли, объяснили что к чему, я беспомощно кивнула, и вот она я.

Нас не отпустят домой.

Глава четвёртая: Встречайте соседей!

Гвен, плача боли и от страха, ползла вдоль края крыши.

Если получится добраться до соседнего здания или спуститься с крыши не сломав ногу или чего похуже, будет шанс, что она сможет сбежать и не дать тетради попасть к ним в руки. У Гвен очень болел бок, там где его насквозь прошила аккуратная дырочка. Крови не текло. Плазменный след электромеханической винтовки надёжно прижигал рану. Гвен когда-то читала про это оружие, в книге по истории Центрально-Азиатской Зоны, когда та ещё была "Китаем" и "Россией". Электромеханическая винтовка, заряд из которой ей достался, скорее всего по мнению авторов, была создана в России в 2010, и с тех пор совершенствовалась. С помощью катушки винтовка бесшумно разгоняла электрически заряженый дротик до скорости, когда сам воздух вдоль линии выстрела превращался в плазму. Полезное знание. Значит, Гвен не истечёт кровью до смерти.

У неё был болевой шок, она точно это знала, пока что чувствуя лишь слабую боль. Массированный выброс эндорфина пока сдерживал настоящую агонию. Гвен знала, что должна воспользоваться этим временем, потому как оно не продлится долго. Впервые в жизни Гвен чувствовала себя животным, которым по сути, была. Она была ранена, но эволюция предоставила ей окно возможностей для спасения: короткий период высокого адреналина в крови и заблокированной боли. Ею полностью овладел животный инстинкт “беги-или-дерись” — в варианте “беги”. Драться она не могла.

Они пришли, когда она снова нырнула с головой в сагу о рыжей нанобиологине и её месте в проекте “Буцефал”. Гвен как раз читала, как в Лаборатории 012 впервые попытались ввести наноботов в единственную каплю тёмно-фиолетовой магической жидкости. Результат был... не вдохновляющим, и один из учёных, тот, кто устанавливал предметную площадку с каплей в микроскоп, обнаружил на подушечке пальца маленькое чёрное пятнышко. Некроз, вызванный тауматическим излучением. То, что плоть "сгорела" так быстро, заставило команду осознать всю серьёзность предупреждений.

Сначала раздался грохот, затем звук, как будто с грузовой двери срезали замок. Резкий, громкий лязг, и сразу за ним приглушённые голоса и звуки попыток поднять дверь.

Гвен поняла, что на склад вот-вот ворвутся. Вначале она не смогла уложить это в голове. Склад охраняла Черносеточная служба безопасности, вездесущие, самые надёжные в мире воружённые силы. Цепные псы Мироправительства, только дурак свяжется с ними. Это значит, что именно Черносеточники и вламываются — но зачем? Им же известно, что этот проект одобрен МироПравительством, что здесь только книги и ROM-шарики, не представляющие особой ценности. Особенно книги. Зачем Черносеточникам вламываться?

Если только Черносеточники не узнали про Подземный Библиобус.

Это бы объясняло всё. Кто-то из Подземки продал остальных. Принцесса Луна полагала, что сумеет сдержать гнев своей сестры, если та узнает о спасении запретных книг: может быть, она и не ошибалась. Но для МироПравительства это — всего лишь заговор, подрывная деятельность, а они такого очень не любят. И обычно поступают со всеми сопричастными очень круто.

На этот риск Гвеннифер охотно пошла: книги были её жизнью, и книги были душой Человечества.

Дверь грохнула. Кто-то снаружи был очень раздосадован тем фактом, что гаражные двери вечно заедает. Они явно не знали фокуса с подсунутым куда надо ломиком. Гвен вскочила: её сердце и ум наконец пришли в согласие. Сейчас они стали полностью солидарны, всё в мире внезапно оказалось очень просто. Бежать. Не важно, кто вламывается и почему, единственное, что было важно — на складе больше оставаться нельзя.

Гвен рванула было ко главному входу, но, как только миновала лестницу, услышала оттуда звук выламывания двери — конечно, от главного входа должен быть такой звук — Чёрносеточников много, они атакуют ото всех дверей одновременно. Вверх по лестнице. Это всё, что оставалось, инстинктом Гвен понимала одно, что вверх — единственный пока свободный путь. Она быстро вернулась к лестницам.

Гвен вспомнила про тетрадь, которую уже привыкла таскать спереди, под животом, засунутую в трусы, откуда точно не выпадет. Она начала взбираться по тёмной лестнице в офис Старого Милнера, всё время проверяя, на месте ли тетрадь, надёжно ли засунута и прижата одеждой. Застегнула молнию комбинезона до верха, чтобы быть точно уверена, что тетрадь не выпадет сверху, и начала карабкаться по лестнице, используя ноги и руки. Так было надёжней, в этой чернильной тьме.

Внизу, рядом с одним из немногих светильников, которые они оставляли, уходя домой, гаражная дверь шумно поползла вверх и открылась. Гвен застыла, как мутакрыс, застигнутый на открытом пространстве, и уставилась туда. Силуэты, разбегающиеся по первому этажу склада из грузовой зоны, не носили броню из углеродной сетки, и не были вооружены стандартным штурмовым оружием. Эти люди выглядели, как... что-то вроде ополчения. Они были одеты в до-коллапсовую национальную военную форму сразу нескольких ныне исчезнувших наций. Их оружие было нестандартным — изрядно послужившее, очень разнообразное, и почти наверняка — личное. Что за безумие — а как же Черносеточники? Никто не рискнет связываться с Черносеточниками. Никто...

Кроме них.

Кроме Фронта Освобождения Человечества.

Сердце Гвен захотело выскочить и побежать по лестнице впереди неё. Она вытащила себя из ледяного ужаса, и снова начала карабкаться, руками и ногами, но теперь так тихо, как могла. Люди её не заметили. — Матерь божья, — подумала Гвен — Они, должно быть, напали на Черносеточников снаружи и победили. — на самом деле они были невероятно опасны. Некоторые считали, что Ф.О.Ч. это кучка отмороженных фанатов пушек, полирующих своё древнее оружие по тёмным углам, и, по правде сказать, некоторые эти ублюдки такими и были.

Но ядро Ф.О.Ч., их командиры, были профессионалами, а некоторые — были лучшими бойцами из лучших. Они не любили пони, они не любили Бюро, у них хватало навыка убедительно демонстрировать эту нелюбовь даже... Черносеточникам. О, Боже — она знала кое-кого из этих парней. Геддес, они иногда вместе пили кофе, по вечерам, когда она работала допоздна. Она ждала, что он возможно сегодня будет. Кофе был редкостью и считался роскошью. Боже... Джон Геддес был одним из Черносеточников. Был... одним из их Черносеточников.

Некогда плакать. Она была у офиса Милнера. И что теперь? Дверь всё ещё была отперта — ну, точнее свежевзломана — так что ей легко удалось просочиться внутрь. Но это не спасёт. Наверняка, эти люди прочешут склад, было бы глупо упустить такое. Эти люди были не обычной Ф.О.Ч.-евской сволочью, сбивающей пегасов для забавы, или подкидывающей самопальные гранаты в Бюро. Они были из ядра ФОЧ — профессионалы, умные и смертоносные. Оставаться в офисе было опасно, там негде спрятаться в его тесных комнатах.

Ключ от крыши. Он свисал со стены, внезапно освещённый лучом света. У них были фонари, они обыскивали здание с фонарями. А как же! Скоро они будут здесь. Луч ушёл, Гвен схватила ключ от крыши и низко пригнувшись, подкралась к офисной двери.

Она осторожно выглянула, чуть-чуть приоткрыв дверь и прислушалась. Никакого грохота ботинок по лестницам — пока. Внизу о чём-то спорили. Голоса были недовольные.

— Это тут, оно здесь. Этот мудила перепутал адрес. Но это точно оно.

Послышался электронный писк, затем щелчок. — Посылка подтверждена. Она у нас.

Шипящий звук и наполовину заглушённый помехами голос. - наШШШли веЩЩЩь?

— Здесь её нету.

— Не звезди мне!

— Да нету, бляха, сам посмотри. ПОСМОТРИ!

— ПоВВВВторяю — вы наШШШли веЩЩЩь?

— Вещи нет. Начинаем обыск. — Шуршание помех. — Обыщите всё, смотрите в оба — в посылке рылись, осторожно, собака. Повторяю, осторожно...

Гвен начала действовать. Лучшего момента не будет. Она медленно, так тихо, как только возможно, отворила офисную дверь. И начала ползти: на четвереньках, чтобы не заметили, к лестнице, ведущей на крышу. Лестница начинались сбоку от офиса, на высокой платформе, нависающей над центром склада. Офис опирался на балки, лестница уходила до самого верха здания, выше офиса.

— Обнаружена миска. Собака во дворе, повторяю, собака во дворе.

Внизу что-то порвалось, судя по звуку... как будто нановолокно и ремни. Её рюкзак! Они нашли её рюкзак и бутылку с водой! Она была той самой “собакой во дворе”, они знали, что она здесь. Сейчас они, наверное, полезут вверх по лестницам. Нигде не скрыться лучше, чем в офисе — особенно теперь, когда они вошли одновременно со всех концов склада.

Гвен почувствовала как страх схватил её за сердце и стиснул желудок. Она почувствовала, что не может дышать, не может двигаться, что тело её не слушается. Если она не предпримет что-то, прямо сейчас, она была уверена, что просто ляжет и скорчиться на полу в позе эмбриона, и они найдут её в таком виде, плачущую и трясущуюся. НЕТ! Её дед, старый Эшан смотрел на неё с небес, и качал головой от её бесполезности. НЕТ! Она не будет сидеть вот так!

Ей понадобилась каждая крупица воли, чтобы стряхнуть с тела оцепенение, но Гвен взяла себя в руки и побежала к крыше. Она пыталась ступать тихо, но была слишком напугана. Топот собственных ног, когда она бежала вверх по лестнице, отдавался в её ушах, как барабаны. Чёрт побери! Поддевая люк на крышу, она вдруг почувствовала запах жареного бекона — и прокляла всё на свете. Сильнейший запах свежеподжаренного бекона непонятно откуда-то наполнил её нос. А затем она вылезла на крышу, в ночь.

Накрывающий мир вечный смог отражал городские огни и казался тускло светящейся жёлтой стеной. В окружающих зданиях, башнях из крислекса, стали и пластобетона, отражались немногочисленные источники света, редкие, но ярко сияющие кое-где рекламные знаки. Некоторые из них были древние, неоновые, другие — холо. Но большая часть города тонула во тьме, высокие громады тёмных зданий прорезали слои горчичного смога.

Гвен уже не чувствовала ничего, даже прежнего страха. Невозможным обычно для неё, отчаянным усилием, она смогла сорвать с места ближайший короб кондиционера. Наполовину докатила, наполовину дотащила огромный, ржавый, бесполезный механизм до люка и прижала им металлическую крышку, как раз в тот момент, когда её попытались поднять изнутри.

Гвен бежала, прочь, просто прочь, мечась между других механизмов и труб, пока не достигла сарая. У Милнера на крыше склада было сколочено что-то вроде сарая, он когда-то хотел разбить наверху ферму, но внезапное открытие, что фермерство это работа, торпедировало проект. Насколько она знала, в сарае всё ещё лежали невскрытые мешки с плодородным грунтом, купленные кладовщиком годы назад. Он ей как-то рассказывал, когда проект только начинался.

На какую-то секунду Гвен почувствовала себя почти в безопасности. Люк был блокирован, она пряталась за сараем в ночной темноте. Она с облегчением выдохнула, мышцы немного расслабились, как только воздух покинул лёгкие, и обнаружила, что стоит на коленях, и что ей очень больно.

Её пронзила ужасная, обжигающая боль в правом боку, снизу. Гвен снова почувствовала аромат бабушкиного жареного бекона — не настоящего, конечно, но этот запах не забудешь — а потом вдруг всё стало медленным.

Ужасная, выжигающая разум боль ушла, исчезла, вот спасибо, но заодно исчезло ощущение реальности. Мир замедлился. Гвен чувствовала себя... медленно. Руки не слушались, Гвен нагнулась, чтобы осмотреть живот. В нём была дыра, аккуратная, чистая, диаметром с палец, комбинезон вокруг был разорван и оплавлен. Гвен охватил ужас: её подстрелили, взаправду подстрелили, но у неё не текла кровь. Бесчисленные статьи и книги вспыхнули в мозгу, закрутились как колёсики древнего игрового автомата, времён когда существовали монеты, затем колёсики встали на место, выстроив в ряд факты.
В этот странный, медленный момент, она бесстрастно думала — Крови нет, рану прижгло. Пахнет беконом. Необычное оружие. Плоть сожжена плазмой. Электрическое ружьё. — Вспомнилась статья про изобретателя, какого-то русского парня. — Это выходное отверстие.

Дрожащими пальцами Гвен ощупала спину. Поначалу она не нашла ничего. Ох! Вот, отверстие поменьше, скорее прокол, но да, и оно там было. Конечно же. Впереди был люк, а в неё стреляли сзади-снизу. С лестницы. Стреловидной пулей. Которая прошла навылет. И скорее всего, застряла в обрамлении люка.

Гвен стояла на руках и коленях, и те и другие были ватными. Всё, что она могла сделать — это продолжать ползти. Благословенный болевой шок снова покинул её, и она снова услышала, как стонет от страха и боли. Она поползла прочь от сарая, к краю крыши. Если удастся перебраться на другое здание, или спуститься на землю, не сломав ногу... или хуже... возможно, она переживёт эту ночь.

Позади неё раздавались удары, звуки были такие, будто очень злые люди пыталются столкнуть тяжёлый кондиционер со ржавого люка. У неё совсем немного времени, поняла она. Гвен ощупала перед застёгнутого комбинезона: да, тетрадь всё ещё там. Это, должно быть, та самая “вещь”. Матерь Божья, анонимное пожертвование потому было анонимным, что было доставлено не на тот склад. Неудивительно, почему там были секретные документы МироПравительства, если за доставкой стоял чёртов Ф.О.Ч. Наверное, они устроили налёт, или на них работал “крот”, только их водитель всё перепутал. По правде сказать, все склады с виду одинаковы. Кто угодно мог допустить подобную ошибку.

Она думала: где-то здесь, вероятно совсем рядом, уже несколько лет находилась база террористов Ф.О.Ч,. а она не знала. Совсем-совсем близко, на каком-то другом складе, все те четыре месяца, что она работала на К.О.О.Не.Ц.Ц. и Подземный Библиобус. Третий год из семи оставшихся, а она проработала четыре месяца на расстоянии плевка от богом проклятых Ф.О.Ч.

Перепрыгнуть было невозможно. Соседнее здание находилось через улицу. О чём она только думала? А она вовсе не думала, она бежала. Почему-то с того конца крыши казалось ближе. А до растрескавшегося бетона внизу было четыре этажа. Даже не пластобетона, эта часть города была настолько старой. Спрыгнуть было никак. Гвен поискала глазами кабели: большинство зданий оплетали толстые лианы спутанных электрических и сервисных проводов, кабелей, труб и шлангов, разбегаясь по соседям. После того, как обслуживающие компании сгинули в Коллапсе, бесчисленные рукастые фавельные умельцы обеспечивали город водой и электричеством, как умели.

Но с этой стороны склада не было никаких кабелей, да и не получилось бы уползти достаточно далеко, прежде чем ублюдки откроют люк. Гвен ударилась в слёзы. Она представила злые лица, требующие тетрадь, приставленный к голове ствол, и они её получат, и они всё равно всадят пулю ей в череп, и это будет последнее, что она узнает. Надо было конвертироваться, столько раз ведь была возможность, но всегда находилось что-то, что она умела лучше делать, как человек, какая-то важная работа, которую в нашем мире могли выполнять только люди. Пони не могли работать на обычных компьютерах, даже единороги с их телекинезом. Магия жарила квантовые микросхемы, холодисплеи превращались в фейерверки красивых искр. Она бы смогла разве сортировать картриджи ROM-шарики — с помощью рта.

Теперь она сожалела об этом. Она никогда не увидит Эквестрию, никогда не узнает жизни среди доброго волшебного народца. Так её дед, несомненно, подумал бы о пони. По всем статьям, это были самые настоящие сказочные создания, пришедшие на зов, древний волшебный народец — нарядились лошадками и пришли забрать нас в волшебную страну как Честного Томаса-Рифмача. Вот чем была Эквестрия на самом деле, Гвен давно поняла. Волшебная страна, а пони были вернувшимися волшебными созданиями.

— Из меня бы вышла такая прекрасная волшебная пони. Такая... Знаю, из меня такая бы получилась, такая волшебная… — Гвен плакала, потому что спасения не было, никакой надежды, это конец, и она это знала. Не надо было идти на крышу... но опять же, куда идти? Это было нечестно, у неё была дыра в боку, которая жгла её как огонь, и совсем скоро, будет такая же в голове и от той уже будет совсем не больно.

— Что случилось? Пожалуйста, позволь помочь! — Голос был высоким, веселым и не совсем человеческим.

Гвеннифер Бойк посмотрела вверх, оторвав взгляд от грубой поверхности складской крыши. Она заметила в темноте сначала блестящие копыта, которыми кончалась пара ног тёплого коричневого цвета, затем отблеск заднего копыта позади. Подняла глаза, скользнула взглядом по мягкой коричневой шее, по паре машущих крыльев и увидела обеспокоенное лицо эквестрийской кобылки, частично закрытое золотым водопадом светлой гривы.

— Я летела домой и увидела, как ты ползёшь по крыше. Мне показалось это странным, так что я подлетела поближе и услышала, как ты плачешь и...

Гвен протянула руку и ухватилась за копыто пегаски. — Мне нужна помощь! За мной гонятся Ф.О.Ч., они будут на крыше через секунду! Мне нужно от них убежать, пожалуйста! Помоги мне!

Потребовалась пара секунд, чтобы до пони дошло. Однако видно было, что упоминание Ф.О.Ч. произвело должный эффект. — Ты ранена!

— Меня подстрелили! Нам надо уходить отсюда! Ты знаешь путь? — Мерзкое чувство наполнило Гвен: что может сделать одна маленькая пегаска? — Нет. Забудь. Беги! Убирайся отсюда, так быстро, как только можешь! Лети! Это бессмысленно, просто... уходи... уходи. — Всё было бесполезно. Одной пегаске нечего было и пытаться унести её. Пони, даже самые высокие, были едва четыре футов ростом. Такие маленькие крылья. Бедной волшебной летунье лучше бежать. Гвен не хотела думать, что станет причиной гибели этого прекрасного существа. — ЛЕТИ! ПРОКЛЯТЬЕ!

Пегаска исчезла. Хорошо. Умная девочка, подумала Гвен, не то, что я. Злые мужские голоса теперь слышались ясно, люк был частично открыт. Скоро всё будет кончено.

ТЕТРАДЬ! О, Боже, у неё по прежнему была с собой тетрадь! Надо было отдать её пегаске и отослать ту прочь, оставив вонючих террористов с носом, вот! Глупая... глупая. Такую возможность упустить!

— Залезай! Быстро! — Пегаска вернулась с арбоволоконным паллетом. С обычным грузовым палетом. Когда на Земле кончилось дерево для паллетов, его заменили арбоволокном. "Вдвое прочнее, а на ощупь почти как дерево." Так утверждали.

— Что?

— Залезай! Я тебя спасу! — Пегаска, похоже, правда так считала, но... удивительно, как она вообще донесла паллет до крыши, особенно так быстро. Она, наверное, метнулась туда, где были свалены паллеты, на грузовом дворе возле разгрузочного дока, затем азлетела с паллетом на крышу. Сильная пегаска конечно, но... чего она хочет добиться? Это всего лишь паллет. Даже вилочного подъёмника нет!

— Я не… — Люди прорвались. Они были совсем рядом, злобные и бегущие по широкой тёмной крыше. Немногочисленные, но яркие огни не позволяли отчётливо видеть преследователей, но может, это было и к лучшему.

— ЗАЛЕЗАЙ! — Видимо, волшебные пегаски могут быть очень громкими, когда захотят. Гвен залезла на паллет, не понимая что делает, но подчиняясь. На неё никогда раньше не кричала пегаска.
Люди определённо услышали. Звук бегущих сапог приближался.

Ко всему прочему, там был ветер, угрожавший сдуть Гвен с паллета. — ДЕРЖИСЬ! ПОЖАЛУЙСТА! — Теперь на неё уже дважды накричала пегаска, хотя последний раз раз это было больше похоже на нормальный крик. Гвен ухватила плашки паллета со всей силы, сколько её осталась в руках. Она оглянулась вокруг. Её благодетельница... толкала... паллет передними копытами, яростно работая крыльями. И каким-то образом паллет висел в воздухе, а пегаска держалась за него хотя Гвен, хоть убей, не могла понять чем.

Ей вспомнилось из тетради: - Мы полагаем, что тауматическая энергия, каким-то образом, переходит в пар и удерживает его строго в заданной локации. - то, что техник рассказывал автору. Вероятно, пегасы могли придать волшебные свойства предмету своими копытами. В конце концов, они же как-то таскали повозки, которые висели за ними в воздухе. Каким-то образом пегасы могли распространять свою волшебную способность к полёту (их маленькие крылья были аэродинамически невозможны) — на предметы, которых касались. По крайней мере, неживые. Может, поэтому пегаска использовала паллет, вместо того, чтобы толкать её саму? Или это потому, что Гвен была ранена… или потому, что магия сожжёт её, если перетечёт в её тело. Вот это мысль.

Земля внизу стремительно убегала, ночной ветер бросал длинные тёмные волосы Гвен в лицо её спасительницы. — Прости! — Гвен наклонила голову и придержала волосы пальцем, подальше от глаз пегаски.
Она услышала выстрелы, но в них не попали, насколько она могла понять. Она ничего не почувствовала и в тот, первый раз, когда в неё попали, по крайней мере, сразу. В первый момент — тогда — ей не было больно.

Держаться за грузовой паллет, поддерживаемый в воздухе пегасьей магей на высоте десятого этажа над улицей — это настолько страшно, всепоглощающе, что мозг просто забывает добавить ...и больно... в коктейль ощущений. Хоть и маленькая, но всё же радость. — Нужно быстрое обезболивание? — Гвен представила рекламу в фавельном киоске — попробуйте новое средство, Полёты на пегасах! Мгновенно вылечивает от...

О... боже... но нет, это была не боль, это был холод. Ветер продувал насквозь дырочку в её боку.

А под определённым углом, ещё и посвистывал.

Глава пятая: Лихорадка

Она проснулась от испуга, с громко колотящимся сердцем. Ей приснился кошмар, но она не могла до конца вспомнить, о чём. Вроде бы помнила, в первые секунды после пробуждения, но незнакомая обстановка и пульсирующая боль в боку отвлекли её от ночных ужасов, а потом было поздно.

— 'Господи Иисусе!' — Гвен вспомнила события прошедшей ночи. Те люди. Полёт. Она осторожно приподняла одеяло и ещё осторожней ощупала марлю, намотанную вокруг её голого живота. Кто-то раздел её и обработал рану. Святой Иосиф — её же пробили насквозь, прямо через правый бок! Рана обуглилась, поэтому Гвен не истекла кровью, но всё равно ничего хорошего, когда в тебе сквозная дыра. Она жгла и чесалась, но болела почему-то не так страшно, как Гвен это представляла. Наверно, ей дали что-то от боли. Похоже на то — она чувствовала себя как будто немного пьяной, теперь, когда подумала об этом.

Она лежала на мате из пенки, укрытая пледом. Конечно же — пегаска. Жившие на Земле пони предпочитали кроватям матрасы из пенки, с них им было проще встать, чем с мягких матрасов. Маты были устойчивей, твёрже, и на них было удобнее спать с понячьей анатомией. Правда, не все так считали — например, Муирн, кузина Гвен (теперь симпатичная единорожка по имени Шейдвивер) проклинала свой экстрамягкий матрас. Жаловалась, что с него сложно слезть, что постоянно рискуешь навернуться с копыт, но оно того стоило, говорила она: потому что так она могла с комфортом спать на спине. Эквестрийцам было неудобно лежать на спине, если только кровать не была очень мягкой — так они были устроены.

Бок болел. Гвен осмотрелась в комнате, не хотелось даже думать о том, чтобы пытаться встать с дырой в боку — было больно, и вообще. Открытая дверь вела в маленькую спальню. Комод и шкаф, шкаф закрыт. Возле кровати — тумбочка со стаканом воды. Ох... да, точно. Это пегаска и её соседка оставили для неё. Начинало понемногу проясняться.

Они долго летели над городом — или ей так это показалось, что долго. Вероятно, любое время, когда ты с тяжёлым ранением летишь, вцепившись в паллет из фальшивого дерева, в сотнях футов над землей, тянется долго. Да, это уж точно, подумала Гвен. И даже если бы она не была ранена, это была та ещё поездка.

Они приземлились на какой-то крыше. Жилой дом. Вспомнилось, будто в тумане, как пегаска пошла за своей соседкой. Вспомнилась лестница, как её вели под руки, какая-то женщина и пегаска. Гвен вспомнила, что её начало трясти, будто от холода. Стакан с водой. Она не помнила, как её раздели, но к моменту посадки она уже отключалась. Пулевое ранение, это вам не шутка.

Тетрадь! Сердце Гвен заколотилось. Она в панике оглянулась, ища тетрадь. На тумбочке её не было. Её не было на кровати, не было на пледе. И её зелёного комбинезона тоже. Ни обуви, ни остальной одежды.

— Привет?

Гвен попыталась встать, но дыра в боку протестовала. На языке боли, очень убедительно.

— ПРИВЕЕЕТ???

Цокот копыт и шлепки босых ног приближались. Гвен быстро натянула на себя плед, чтобы сохранить остатки достоинства — хотя было совершенно очевидно что, кто бы ни раздевал её прошлой ночью, он видел абсолютно всё. Движение заставило её вздрогнуть. Ой-й! Когда в тебя стреляют, это, оказывается, и правда больно. 'Ну надо же!' Даже собственные мысли Гвен издевались над ней.

Шоколадной масти пегаска с золотой гривой процокала в комнату. Такая же шоколадная женщина выглянула из-за угла, её тёмные волосы блестели в утреннем свете.

— Ты в приличном виде? — спросила она, опираясь рукой на дверной косяк.

Пегаске же явно было наплевать. Новопони или урождённых пони — похоже, нагота одинаково не смущала.

— Привет? Спасибо, что спасли меня.

Женщина, увидев что наиболее критичные части Гвен укрыты пледом, вошла в комнату и встала в ногах постели вместе с пегаской.

— Спасибо вам обоим.

— Как ты себя чувствуешь? — Женщина обошла Гвен справа и жестом показала, что хочет проверить повязку. Гвен приспустила плед, чтобы дать ей доступ. Судя по всему эта женщина и обработала ей рану.

— Мне лучше, правда. — Гвен попыталась улыбнуться, но боль превратила её лицо в гримасу. — Меня первый раз в жизни подстрелили. Надеюсь, и в последний.

Женщина хохотнула.

— Привет, кстати. — Она осмотрела повязку, отметив небольшую протечку. Красно-бурые пятна выступали прямо напротив отверстия. За ночь из раны натекло немного крови. — Я Пэйдж. Пэйдж Мак-Квиллен. А эта перьевая метёлка — Петрикора, но ты зови её просто “Пет”. Она и так вся из себя.

Гвен не смогла сдержать улыбки, невзирая на боль.

— Петрикора? Пегаска Петрикора?

— Это “запах дождя”! — надулась кобылка.

— Это безграмотно и вычурно, вот что это. — Пэйдж улыбнулась пернатой подруге. — Не боись, она клёвая, только не позволяй ей давить тебя интеллектом.

— Пэйдж снова приподняла плед Гвен, и приложила ладонь к её лбу. — Хммм... озноба нет?

Гвен действительно почувствовала странный холод. В эти времена было тепло почти всегда и везде, кроме Антарктики, хотя только богатые знали наверняка, только у них был туда доступ.

— Эм... да, вроде как есть. О, Боже.

— Ещё какой обоже. Попозже я попрошу местного врача посмотреть тебя, если не возражаешь.

Пэйдж села на пол, прислонившись лопатками к стене спальни.

— Двумя этажами ниже живёт дипломированный врач-единорог. Ну, не совсем дипломированный, он хочет закончить образование на Земле, прежде чем уехать в Эквестрию. Он был интерном до Конверсии, и продолжает
работать в клинике после, благослови его Богини. Мир гибнет, но он не бежит. Повезло нам. С этой стороны ещё многим нужна помощь.

— Ох! Вы ведь даже не знаете, кто я! — Гвен слегка поёжилась под пледом. — Меня зовут Гвен Бойк. Я библиотекарь старой школы, работаю в проекте К.О.О.Не.Ц.Ц. — королевском обществе охраны нэеквестрийских цивилизационных ценностей, может слышали? Сейчас небольшой спрос на библиотекарей, так что я довольна своей работой. Я наверное, я... погибла бы... если бы не Петрикора. Спасибо, Петрикора.

— Пет была очень рада — и удивлена — что Гвен назвала её полным именем, и улыбнулась в ответ. Она шевельнула крыльями, распушив их от гордости. Гвен заметила что Пэйдж ухмыльнулась этому неосознанному, чисто пегасьему жесту.

— Зачем ты понадобилась Ф.О.Ч.?

— Пет! Богини, дай ей время. Нельзя же устраивать допрос с пристрастием с раннего утра! — Пэйдж укоризненно цыкнула зубом на подругу.

— Насколько сильно болит, Гвен? Есть ещё пилюли, если надо.

Гвен очень смутно припомнила, что глотала какие-то таблетки прошлой ночью.

— Вообще-то... начинает побаливать. Что-нибудь бы не помешало, если честно.

— Конечно! В момент! — Пейдж вскочила и исчезла за дверью. Петрикора обошла Гвен слева и уселась, с обеспокоенным выражением на мордочке.

— Петрикора... У меня была с собой тетрадь. Должна была быть засунута под комбинезон, она ещё... В смысле, ты её не видела? Она...

— Все твои вещи в соседней комнате. Ну, кроме одежды. Она, наверное, ещё сохнет. Мы решили, что её стоит постирать. Твоя тетрадь в той комнате, на кухонном столе. С одеждой дело хуже… — пегаска опустила глаза, её уши поникли. — ...она была прорвана. И обожжена. Не знаю, какое оружие они использовали...

Пегаска произнесла “оружие” как ругательство. Тем самым сразу подтвердив догадку Гвен, что она была новопони, а не урождённой.
Урождённые пони, иногда посещавшие Землю, не разбирались в многочисленных изощрённых способах, которыми людей массово убивали друг друга и иных существ. Сама концепция массового убийства была чужда для пони, немыслима. Эквестрийцы могли умозрительно, отвлечённо представить, что такое бомбы, танки, линкоры, нервно-паралитические газы, биологическое оружие, боевые роботы, молекулярные клинки — но без особого эмоционального отклика, исключительно как умозрительную идею, пока не нападали лично на них. Только новопони, такие как Петрикора, выдавали на оружие эмоциональную реакцию — стыд, ужас и вину, за то, что когда-то они принадлежали к виду, столь изобретательному в убийстве.

— Я подозреваю, что это была электромеханическая винтовка. Пуля летит так быстро, что буквально поджигает воздух. Она и прижгла мне рану, я так понимаю. Это, кстати, хорошо. Учитывая, что пуля прошла сквозь живот, я бы наверняка истекла кровью.

На лице пегаски прочиталось явное отвращение.

— А ты много об этом знаешь.

— Я библиотекарь. Книжки вся моя жизнь. Я читаю всё и обо всём. — Гвен снова вздрогнула от холода, и от сотрясения стало ещё больнее. — Конечно, у меня есть свои предпочтения. Люблю про эльфов, фей и древнюю магию.

— Читала Лорда Дансени? — Спросила пегаска с робкой надеждой.

Гвен широко улыбнулась. Наша пони. — “Книгу чудес, Дочь короля Эльфланда, На неизведанных полях…”

Петрикора пришла в экстаз. — “Боги Пеганы, Меч Велерана, Пятьдесят одна история…”

— О, сие волшебно! Поистине, ты необыкновеннейшее существо, моя добрая Петрикора! — Гвен редко встречала живую душу, которая хотя бы слышала, что фэнтези могло пойти и другим путём, если бы Толкиен и его подражатели не загребли себе всю славу.

— Не могу поверить, ты знаешь Лорда Дансени! Ух ты! — Петрикора вскочила и только что не загарцевала на месте. — Как же здорово, что ты оказалась на той крыше! Бурая пегаска немедленно и очень сильно смутилась. — Я в смысле... не в том... ох, пресвятая Луна... Я... хочу сказать...

Гвен коротко хохотнула. — Молчи! Ты спасла мне жизнь. Если бы не ты, я была бы сейчас очень-очень сильно мертва. Спасибо, кстати. Что спасла меня.

Петрикора снова села. — Я просто рада, что это сработало. Я всё ещё учусь.

— Фокусу с паллетом? Это было удивительно, просто невероятно! — Озноб становился сильнее и боль тоже.

— Я изучила основы полёта, и дополнительный курс летаний с грузом... но никогда не пыталась ничего такого тяжёлого как т... э-э... такое тяжёлое... до того. — На мордочке пегаски проступила предательская улыбка. Всё понятно, специально оговорилась. Да, ясно, ей палец в рот не клади.

— Я нашла твои таблетки не сразу, потому что не помнила куда их положила прошлой ночью, со всем этим… О, Боже… — Вернулась Пэйдж с пузырьком в руке. Она положила другую руку на лоб Гвен, заметив обильный пот. Гвен как раз начала стучать зубами.

— Давай пей, незачем терпеть. Потом я срочно пойду искать нашего единорога, Эйса. — Пэйдж открыла пузырёк и вытряхнула пару таблеток, протянув их Гвен.

— Эйса? "Эйс Бэндэйдж?" Только не говорите мне что... его имя “Эластичный бинт”? Нет, вы точно издеваетесь! — Гвен проглотила таблетки эндорфинола и запила из стакана на тумбочке.

— Единственный и неповторимый. Я знаю! Эти новопони со своими именами вечно отожгут, да? — Пэйдж смеялась, но её глаза выдавали тревогу. — Я вернусь, как только найду его. Оставайся в тепле. Туалет за дверью налево, Пет поможет, если что. Вернусь с любовью!

Петрикора кивнула. — Поцелуйки!

Гвен заметила, как они друг на друга смотрели. — Вы... пара?

Петрикора ухмыльнулась. — Заметно?

Гвен стало любопытно. — Эм... а почему она тогда... в смысле... обычно в парах, когда один партнёр... то есть...

Почему Пэйдж не пони? — Петрикора вытащила из комода подушку, и положила на пол, чтобы сесть. — Обычно все думают: на меня напали П.В.З., кинули в меня бутылкой зелья на улице, что-то в этом роде. Не-а! Всё куда скучнее. Или ещё, что она отказалась конвертироваться, и наша история кончится трагедией. Нет, она подавала заявку в Бюро, но там сейчас просто заносят в список. У них завал. Мы действительно пытались найти П.В.З., чтобы не ждать так долго. Но это не вся правда, в смысле, её же должны были пропустить вместе со мной, так? Исключение для зарегистрированных пар. — Петрикора покраснела под своей шёрсткой. Шерстинки на лицах пони были короткими и тонкими, поэтому румянец было хорошо видно. — Настоящая причина... эмм... ну...

Пилюли начали действовать. Спасибо всему святому за обезболивающее, подумала Гвен.

— И?

— Мы... ну… — Румянец стал гуще. — Мы, как бы, немножко... любим эксперименты. Совсем чуть-чуть, ты не подумай! Ничего этакого! Никаких там кандалов в спальне... почти... просто, когда Вселенная даёт неповторимую возможность испробовать... эм...

Гвен хихикнула, хотя её и трясло. — Ни слова больше, сэр! Локтём-локтём-подмигнул — считай что кивнул!

Петрикора натурально уронила челюсть, её ушки развернулись вперёд. — М-Монти Пайтон? Ты знаешь...

В библиотеках хранят не только книги, знаешь ли. — Гвен ощутила сродство с пегаской. В эти дни сложно было встретить кого-то, кто знал Лорда Дансени, и не менее сложно того, кто хотя бы слышал про Монти Пайтона. — Может мы с тобой были друзьями в прошлой жизни?

У нас там сталкиваются вселенные, а я превратилась в пони. Так что да, конечно. Теперь уже, если нам объявят про невидимые летающие чайники, которые раньше скрывали от народа, я и ухом не поведу. — Петрикора виляла хвостом, очень по-собачьему. — Рада видеть тебя снова, Гвен! Рада была встретить тебя здесь, в этой жизни!

Зубы Гвен стучали, но она улыбнулась. — Ты как-то иначе выглядишь.

Обе засмеялись.

Когда Пэйдж наконец вернулась, таща на буксире жёлтого, как строительный кран единорога, очень напуганная Петрикора встретила её у двери.

— Ты чего так долго?

— Найти Эйса оказалось эпическим квестом. Я дважды обошла весь дом. Как там наша найдёнка? — Спросила Пэйдж, пропуская единорога-медика в комнату.

— Нехорошо. Её лихорадит, она уже не такая бодрая, как была. — Петрикора потёрлась боком о подругу и прислонилась к ней для утешения.

— Здравствуйте. Мисс Гвен, верно? Я Эйс, медицинский интерн-второгодник — не по своей вине, уверяю вас, я решил изменить свою жизнь и меня заставили начать интернатуру сначала. Вообще-то, таков закон. Так понимаю, вас довольно серьёзно ранили. Можно вас осмотреть?

Гвен уже вся тряслась, ей было всё труднее сосредоточиться. — П-пожалуйста. М-мне н-нехорошо.

Эйс Бэндежд встал справа от кровати и закрыл свои фиолетовые глаза. Его жёлтый рог засветился, глаза под веками двигались, как в быстрой фазе сна. Пэйдж присела на корточки, обняв рукой подругу, и подарила Петрикоре любящий поцелуй. Они сидели тихо, ожидая пока единорог закончит сканировать.

— Так, у вас очень серьёзная дыра в животе. Пуля пробила несколько петель тощей кишки, и вышла спереди сквозь печень. К счастью, прижигание тканей воспрепятствовало кровотечению, но у вас быстро развивается инфекция. Я говорю о сепсисе, требуется немедленное вмешательство. — Эйс открыл глаза, его рог прекратил светиться. — По словам Пэйдж, у вас Зелёный уровень, это означает, что я без проблем могу забрать вас в свой учебный госпиталь. Я оформлю бумаги, после чего надо как можно скорее ехать...

— П-ПОГОДИТЕ! — Гвен почти крикнула.

— Нет, ждать нельзя. Общее заражение крови — это смертельно опасно. Это лечится антибиотиками третьего поколения, но шансы не стопроцентные даже в золотой век антибиотиков. И эти отверстия, во множественном числе, надо сначала закрыть. Гвен, как вы думаете, вы сможете оплатить эвакомобиль? Это именно настолько серьёзно! — Эйс повернулся к Пэйдж. — Если она не сможет оплатить перевозку, какие варианты есть у нас? Если необходимо, мы можем...

— Я могу отнести её! Я уже так делала. Я справлюсь снова, никаких возражений! — Петрикора отчаянно желала помочь. Ей очень понравился новый, начитанный друг. — У меня даже паллет остался с той ночи. Мы сможем лететь! И… — Петрикора глянула на Гвен — ...бесплатно!

— ЗА МНОЙ ОХОТЯТСЯ!

Эйс, Пэйдж и Петрикора уставились на неё. Гвен поморщилась от боли, пытаясь сесть. — Я т-так думаю. Ф.О.Ч., вы не забыли? Они ищут меня, и сейчас они, уверена, уже выяснили, кто я. Но эт-то не самое плохое! Они м-местные! У них б-база где-то здесь. В местную больницу мне нельзя!

Пэйдж покачала головой. — Гвен, милая, это серьёзно. Не беспокойся о Ф.О.Ч. Больница охраняется Черносеточниками, никто не рискнёт связываться с...

— Они п-пере-били Ч-черносеточников из нашей охраны. На складе. Уб-били в-всех. Они и меня ищут. Это не об-бычные тупые фанатики. Эт-ти из Эшелона, из г-главных сволочей. Н-никто не должен знать про меня он-ни вас тоже уб-бьют. — Гвен откинулась назад, вся в поту, голова кружилась, её тошнило.

— Юная леди, что вы на этот раз притащили домой? — Пэйдж строго поглядела на пегаску.

Ушки Петрикоры печально опали. — Я не знала! То есть... Что оно вот так вот! Ну а что ещё было делать? Я не могла оставить кого-то на...

— Есть другой вариант. — Произнёс Эйс таким командным голосом, что все в комнате вдруг замолчали. — Я пробыл в том госпитале для богатеньких слишком маффиновски долго. Мир гибнет. Это вообще должен быть самый первый вариант и единственный. Корица, нам стоило бы прописывать это от порезов и от простуды!

Эйс склонил свою длинную шею над постелью, приблизив свою голову к лицу Гвен. — Гвен, без срочной операции вам остается жить несколько часов. Как вы насчёт добавить к ним три сотни лет?

— П-Пониф... понификация?

Пэйжд сказала, вы работаете в правительственной группе Литературы и Искусств. Значит, вы сами всё знаете. Я вообще удивляюсь почему вы до сих пор не встали на копыта. Религиозные убеждения? — Фиолетовые глаза Эйса заняли всё поле зрения Гвен.

— Н-Нет! Что вы! К-клавиатуры, записи — для них нужны руки, п-понимаете? — Гвен знала, что однажды это случится. Это был единственный способ выжить. Земля была тонущим кораблём, и единственная спасательная шлюпка — Эквестрия. Было чудо, что принцессы согласились принять сразу столько беженцев. Но Гвен всегда представляла себе, как пойдёт в нормальное Бюро, по своей воле, когда будет чувствовать, что готова. Четырнадцать дней их легендарной настоящей еды и полный курс обучения для Новопони. Холофильмы, уроки, может быть даже особый гость с лекцией...

— Значит, возражений нет? — Настаивал Эйс.

Гвен чувствовала, как умирает, её колотило, боль уже пробивалась сквозь таблетки. Ей было постоянно холодно, и звуки слышались как-то не так. — Н-нет... нет возражений! Каждый раз, когда она вздрагивала, боль обжигала так, будто мутакрыс жевал её бок.

— Пэйдж, следи за ней. Пет! — Эйс подошел к пегаске. — Ты несла её прошлой ночью, ты говоришь. На паллете. Как полагаешь, сможешь срочно, как на пожар, метнуться со мной до “Мерси” и обратно?

Петрикора энергично закивала. — На крышу. Пошли!

— Гвен, держись тут, хорошо? Превратим тебя в счастливое копытное, глазом моргнуть не успеешь. — Эйс и Петрикора побежали наверх, звук открывшейся двери квартиры и галопирующих копыт затих, когда дверь за ними закрылась.

— Вот... давай, сейчас я дам мокрое полотенце. Хотя бы пот оботрёшь. — Пэйдж повернулась к кухне.

— П-пэйдж? М-можно ещё твоих таблеток? П-похоже моя печень отваливается! — Гвен пыталась улыбнуться страшно побледневшими губами.

— Конечно. — Пэйдж уже не улыбалась. Скорость развития сепсиса её пугала.

Примерно час спустя Гвен разбудили. Пэйдж держала её руку, и осторожно похлопывала по ней. — Гвен? Гвен, милая? Пора. Эйс и Пет вернулись, и принесли то, что тебе поможет.

— Ч-что случилось? Они же т-только ушли! А? — Когда Гвен открыла глаза, всё казалось странно размытым. Как будто она глядела на мир сквозь аквариум. Она чувствовала, что весит тонну, но при этом сделана из ваты. И было жарко. Очень, очень жарко, как будто весь мир был объят пламенем.

— Ты отключилась. Я решила дать тебе поспать. Но сейчас пора вставать. Тебе надо выпить… лекарство. — Пэйдж держала чашку, наполненную из правительственной фляги для полевого использования — три унции объёмом. Пустая фляга висела у Эйса на шее, такая же, как у любого из тайкунавтов на Международной Орбитальной Платформе “Дружба” на случай столкновения с Эквестрией. Теперь фляга из углеволокна заняла своё место на тумбочке.

Гвеннифер Бойк ещё никогда за всю жизнь не было так плохо. Но с другой стороны, как отметила она в путающихся мыслях, она никогда так тяжело не болела. Сепсис смертелен, если его не лечить. Это лекарство поможет. Оно поможет от всего. И от маленьких опухолей, которые она давила малингостатом. Повреждённное сухожилие на безымянном пальце левой руки — нет... её палец не исцелится — он исчезнет. Повреждённая роговица на правом глазу, из-за которой иногда буквы виделись как будто сломанными, тоже. Будет новенькие глаза, безупречно ясные.

Она смотрела на свои руки, пока комната кружилась вокруг, от медленно убивавшей её лихорадки. Ей уже стало тяжело свести глаза. Прощайте, ручки. Не печатать мне больше. Никаких компьютеров. Теперь только перо и чернила. 'Святой Иосиф, я же писала и стучала по клавишам всю мою жизнь, разве нет? Так себе жизнь, если подумать... Господи... как больно... лекарство. ЛЕКАРСТВО. Перед ней как наяву возникло лицо деда.

— Я ухожу в страну фей, Эхан. Танцевать там с эльфами...

Чашка коснулась её губ. Кто-то говорил ей, что надо пить до последней капли, ничего не оставлять. Гвен очень старалась, но оно было на вкус как металлический виноград и пахло так же. Это была не та жидкость, которую пьют с удовольствием. Она застревала в горле, и от неё всё немело. Но Гвен как-то осилила всё. Чашку убрали.

Гвен откинулась назад, потолок шёл волнами, и кажется Эйс что-то пытался объяснить про версию прошивки зелья. Она хотела ему рассказать про женщину из тетради, которая помогла это создать, но в этот момент поняла, что падает в бесконечную чёрную бездну, и комната уплыла прочь.

Глава шестая: Королева Волшебной страны

Гвеннифер Бойк приподнялась на локтях, не вполне понимая, где она оказалась. Она лежала на живой, зелёной траве под раскидистым боярышником. Дерево она опознала по книгам, которые читала про деревья. Гвен оглянулась вокруг — не сказать, чтобы напуганная, но сильно обеспокоенная. Как она здесь оказалась, и где находилось это “здесь”?

Это была не Эквестрия — деревья и вообще сама земля были не те. Это место выглядело как Земля — очень давно, до того, как пал занавес вечного смога, до того, как эпидемии растений и гибель злаков оставили её без травы. Это дерево было земным деревом. Но мир был странно застывшим. Гвен не слышала птиц. Она читала про птиц. Про них писали, что они умели петь.

Гвен окончательно встала. Теперь она чувствовала своё тело. Она ущипнула себя, и стало больно. Гвен по-прежнему знала, кто она, и насколько могла судить, она не спала и была сама собой. А что было до этого? Она вспомнила склад. За ней гнались террористы. Крыша. И... Петрикора! Пегаска спасла её. Да её же подстрелили!

Гвен проверила бок — цел и невредим. На ней больше не было её зелёного комбинезона. Вместо него — старинное платье с длинным зелёным подолом, подпоясанное коричневым кушаком, и накидка. Материал был на ощупь совершенно незнакомый, но очень радовал пальцы касанием.

Внезапно она почувствовала лёгкий ветерок, первый в этом тихом мире. Вместе с ним пришло чувство присутствия чего-то древнего, могущественного, но любящего, и это заставило Гвен отвлечься от одежды.
Она стояла перед Гвен: белоснежная, в полтора человеческих роста, элегантная и величественная, какой и должна была быть. Селестия, принцесса Эквестрийская, одетая в золото и самоцветные каменья, её волшебная грива развевалась на невидимом ветру.

Гвен вгляделась в это невозможно прекрасное существо, и всё встало на свои места. Конечно! Теперь она понимала. В неё стреляли, и единорог прописал ей... она была в Конверсионном сне. Это не могло быть ничем иным. Но всё казалось таким реальным. Как будто взаправду, ей совсем не казалось, что она спит.

Улыбка тронула губы Гвен. Боярышник. Провалиться ей, если это не Эйлдонское дерево! Гвен решила подыграть, ясно же, что это не просто так. Она взглянула в лучащееся добротой и заботой лицо Селестии и заговорила словами древней поэмы.

— Славься, всевеликая Владычица Небес! Истинно, не зрела я на Земле подобных тебе.

Селестия улыбнулась в ответ, и хитро блестя глазами, ответила:

— О, нет, нет, Добрая Гвеннифер, то не мой титул; ибо я — принцесса славной Эквестрии, и Я взыскую встречи с тобой.

Обе они — женщина и пони-принцесса, тихо рассмеялись. Гвен выдохнула и наконец спросила:

— Что теперь? — подумала мгновение и добавила — ...ваше высочество?

Это точно был Конверсионный сон, значит, Гвен проснётся пони, эквестрийкой, а, не человеком. Люди во всём подчинялись Мироправительству, как и должно быть, но все пони были подданными принцесс, что тоже должно быть. Изменение физической формы означало смену гражданства в мультивселенной. Она больше не принадлежала Земле, отныне и навеки она отдала себя Эквестрии — своему новому дому.

— Ступай со мной, моя маленькая пони, пойдём, покажу тебе всё без утайки.

Гвен поднялась с травы под Эйлдонским деревом, и пошла вслед за принцессой по зелёной, казавшейся бархатом, земле. Когда они дошли до большой, странной реки, Селестия остановилась и попросила Гвен залезть к ней на спину. Гвен сомневалась, что так можно, но Селестия настаивала, и Гвен сделала, как приказали.

Вода была густо-фиолетовой, тёмной и загадочной, и как только Гвен оказалась на широкой спине принцессы, они вошли в эту странную широкую реку. Было неглубоко, но снизу пробивался незнакомый свет и волны блестели.

— Принцесса? — Гвен не знала, как правильно держаться на спине Селестии, она вцепилась в неё, как обезьянка, лёжа на животе и обвив конечностями грудь аликорна, держась так, как будто от этого зависела жизнь, плотно прижавшись лицом к белой шёрсти. — Прости, если делаю что-то неправильно... Меня никогда так не носили. Я не умею ездить верхом.

Они почти пересекли фиолетовый поток, когда Селестия остановилась, частично уйдя под воду.

— Отдохни. Жди, и увидишь чудо.

Гвен осторожно взглянула перед собой, насколько это было возможно когда твоя голова прижата к спине Селестии. — Принцесса? — Селестия продолжала цитировать Балладу о Томасе-рифмаче. Она это делает специально для Гвен? Конверсионные сны всегда так работают? Принцесса действительно настолько печется о своих подданных?

На том краю реки от берега расходились три тропы. Здесь Селестия заговорила снова, и говорила иначе, но столь же понятно.

— Зришь ли ты узкую тропу, что пряма и коротка? Ту, что к пропасти ведёт и к смерти, к падению и концу? То путь людей, что страшно вопиют во мраке, но некому услышать, оттого сей путь есть скорбь.

— И видишь ли ту дорогу, что петляя, ведёт в огонь, в войну, — то путь неизменённых людей в Эквестрии? В безумие ведёт она, хотя многие зовут её дорогой в рай.

— И видишь третий путь, среди цветов, что без конца уходит за холмы? То путь в славную Эквестрию, куда мы и отправимся.

Гвен переполнили чувства, она сразу вспомнила дедушкины сказки. То, что принцесса Эквестрийская достучалась до её разума и представила всё так, говорило о её небывалой заботе и внимании к Гвен.

— Это... поэтому ты и превращаешь нас, не так ли? — Гвен снова опустила голову на широкую спину принцессы. Она прикрыла глаза, ощущая мягкое, безопасное и могучее тепло её тела. — Потому что если ты не превратишь нас в пони, мы устроим в твоём мире всё то же, что сотворили в нашем. Конечно, мы так и сделаем. Всё кончится точно так же.

Гвен открыла глаза, и протянула руку, чтобы осторожно погладить мягкую шерсть принцессы — и с изумлением уставилась на копыто цвета слоновой кости на конце её... передней ноги. Гвен уставилась на копыто, затем изогнулась на спине Селестии, пытаясь взглянуть на остальное своё тело. Неожиданный толчок наклонил её, и она начала соскальзывать со спины большой пони, прямо в неглубокий фиолетовый поток.

И сразу же Гвен почувствовала, как её окружает золотое сияние. Оно сверкало, обволакивало её полностью, и Гвен обнаружила, что плывёт в воздухе, не имея веса, и так облетела принцессу, пока не оказалась с ней лицом к лицу, и длинному сияющему рогу.

— Не бойся, моя маленькая пони, до конца твоих дней и дальше, я всегда буду рядом и подхвачу тебя, если ты упадёшь.

Слёзы стояли в сияющих глазах новопони, Гвен хотела что-то сказать, что угодно, но издала только тихий писк. Внутри себя, она отчётливо понимала, что впервые за время своего существования, она в полной безопасности — абсолютно, что бы ни случилось на Земле, или в Эквестрии, Селестия будет рядом, она всегда будет здесь. Началась новая эпоха, и смерти — для неё — больше нет.

---

Первое, что почувствовала новопони-Гвеннифер — это был её хвост. Он хлестал по сторонам, как будто обладал собственным сознанием, хлопал по мягкому пледу на матрасе. Влево и вправо — или это вверх и вниз,если она лежит на боку? Вверх и вниз относительно позвоночника — да, но влево-вправо с точки зрения гравитации, или на взгляд понибудь ещё.

Ох, и ещё — у неё кружилась голова! Это следующее, что поняла Гвен. Она чувствовала себя так, будто с неё спал груз веков, как будто целую жизнь, полную нужды, страха и неудовлетворенности выдмели и вынесли вон. Она открыла глаза, чтобы увидеть внимательно глядящую на неё Петрикору, лежавшую на полу, почти на уровне матраса. Она увидела чьи-то жёлтые копыта и ноги — наверно, единорога-медика, Эйса.

Всю свою жизнь Гвен никому не доверяла, ни единой живой душе, потому что, в конце концов, полностью можно доверять только семье, и даже им, если честно, не до конца. Выживать — значило быть начеку, всегда готовой к большим и малым предательствам и разочарованиям — от людей, которые никогда по-настоящему не были тем, чем пытались казаться. Или были, но не всегда.

Но Гвен понимала, что теперь она изменилась, она знала, что другие пони тоже изменились, и она наконец-то сможет кому-то доверять. Все пони были одним табуном, табуном Селестии и Луны, одной семьёй, с одним сердцем. Пони могли быть вредными, необщительными, или просто не в настроении. Но пони никогда по-настоящему не предаст, не навредит, только не в значимых вещах, никогда. Это было немыслимо, потому что в мозгу не было такой прошивки.

Всё было настолько иначе! Гвен чувствовала себя новой, и лёгкой, и светлой. Она начала оглядываться и подняла мордочку с матраса. Её уши дёрнулись — ого, какое удивительное ощущение! Гвен ощупала своим новым длинным языком свои идеальные плоские зубы.

— Она проснулась! — Петрикора улыбнулась кому-то прямо поверх Гвен — видимо, Пэйдж, стоявшей с другой стороны. Гвен изогнула длинную шею и обнаружила перед собой человеческие ноги. Пейдж сидела на полу, прислонясь к стене, как и прошлым вечером. Гвен подняла взгляд и увидела что Гвен улыбается — довольно, и… слегка завистливо.

— При...привееет! — Было непривычно говорить новым ртом. Гвен поняла, что её голос стал выше, чище и не таким хриплым. — Привет!

Внезапно Гвен поняла, что хихикает. Она не могла понять, почему, но это не имело значения, на самом деле, потому что хихикать было весело. Для этого у неё не было повода уже несколько лет. Гвен разглядывала свои передние копыта, блестящие, светлые и гладкие. Она сделала пробный тык в матрас правым копытом, и это тоже отчего-то оказалась весело, и она засмеялась.

— Люблю этот момент. Обожаю смотреть, когда они просыпаются! — Петрикоре, казалось, передалось настроение Гвен. — Пост-конверсионная эйфория. Я бы тоже хотела, чтобы она длилась вечно, понимаешь?

Пэйдж коротко хохотнула.

— Она сейчас просто счастлива. Совсем как ты, любимая. Когда ты только проснулась, ты была такая глупенькая сначала." Пэйдж скрестила руки на груди, обхватив себя за плечи. — Это было так забавно. — Её лицо стало немного грустным.

— Почему ты не принёс ещё одну дозу, Эйс? — Петрикора недобро смотрела на стоящего рядом единорога. — Ты знал, как мы пытались попасть в Бюро. Мы даже пытались выйти на контакт с ПВЗ!

Эйс отрицательно покачал головой.

— Это всё, что я смог взять. Ну, не то чтобы взять, раздобыть. Их вообще-то нельзя выносить со склада НЗ. Но я проявил, скажем так, ловкость... рога. Похоже, моей интернатуре по эту сторону конец. — Единорог глядел в сторону, куда-то за окно и нервно хлестал хвостом по ногам.

— Тебе пришлось её УКРАСТЬ? Почему они тебе её просто не дали? — Петрикора рассердилась не на шутку. — Она же умирала! На кой чёрт госпиталь, если он нипони не помогает?

— Делать деньги. — Спокойно отрезал Эйс. — Она не пациент, значит она никто.

— Это бесчеловечно! — Теперь уже рассердилась Пэйдж. У Гвен даже голова кружиться перестала.

— Напротив, это очень по-человечески. — Эйс продолжал пялиться в окно. "Всё, слишком долго я решал, кого выгодно лечить, а кого — нет. Ведь я же — единорог! Пришло время мне начать действовать как подобает единорогу.

— Хватит, ладно? — Прервала его Петрикора. — Сейчас — её очередь. Извини, Гвен. И ты тоже извини! Зря я так сорвалась на тебя. — Петрикора положила переднюю ногу на ногу Гвен, слегка стиснув её суставом. — А знаешь что? Эйс тут теперь не единственный единорог!

Гвен свела глаза и постаралась взглянуть наверх, но вид заслонили локоны вороной гривы. Она мотнула головой, чтобы смахнуть их в сторону, но, если у неё и был рог, он был не настолько длинным, чтобы его увидеть. Петрикору и Пэйжд всё это очень забавляло.

— Вот тут, моя хорошая. — Пэйдж наклонилась вперёд и легонько похлопала Гвен по холке. — Чуть повыше. Давай, я его пошевелю. — Пэйжд ухватила рог Гвен и осторожно, вместе с головой Гвен, помотала им из стороны в сторону. — Чувствуешь? Да, у тебя рог, юная леди! Ты теперь единорог!

Гвен хихикнула. "Ты теперь единорог!" это было как ритуал инициации, когда у тебя начинаются первые месячные, и мама говорит что теперь ты женщина. — О, дивный новый мир, где есть такие пони — Подумала про себя Гвен, и хихикнула удачной цитате. Ну, по крайней мере листать страницы будет просто. Писать тоже. Для библиотекаря — наилучший вариант из возможных.

— Какого цвета мои глаза? — Теперь Гвен играла со своими ушами, вертя и хлопая ими, к огромному удовольствию Петрикоры.

— Весьма необычные, для пони. — Эйс обошёл Пэйдж, и наклонил голову, чтобы коротко осмотреть Гвен. — Я о таких только слышал, но ни разу не видел. У тебя чёрные глаза, Гвен. Чёрные, как твоя грива. Это, наверное, вообще самый редкий цвет. Даже золотые встречаются не так редко. — Эйс вернулся к ногам кровати. Эквестрийцы чаще ярких цветов, как ты могла заметить. — Гвен и Пет засмеялись. — Ну хорошо, ОЧЕНЬ ярких цветов. Чисто-чёрный, как и чисто-белый окрас почти не встречаются, золотой и серебряный — очень редко. Обычно пони всех цветов радуги. Ситуация обратная тому, что на Земле, по сути.

Гвен повернула голову, чтобы поглядеть на Эйса, и удивилась, насколько далеко поворачивается шея у этого нового тела. Она смогла увидеть свой хвост и попу.

— Ого-о... я вижу свою задницу! — Тут уже прыснули смехом все.

— У пони очень гибкие шеи. Так и должно быть, на самом деле. Твой рот теперь отчасти заменяет руки. — Петрикора расправила крылья и теперь зубами поправляла перья.

— В книжках про Оз — вы читали Страну Оз? Фрэнка Баума? — Гвен было интересно, у неё такой же рог как у Эйса Бэндеджа, короткий и витой, или нет.

Эйс отрицательно покачал головой.

— Я читала! — Петрикора продолжала прихорашивать свои перья.

У Баума для каждой части волшебной страны был свой цвет. У Мигунов всё было жёлтое, даже деревья, а у Жевунов всё, даже грязь — фиолетовое! Гвен обожала книжки про Оз. И фильмы, и холо тоже, но уже не так сильно. Никто не понимал правильно сути Оз. — Но цвет Канзаса, и Земли вообще, у Баума был — серый! Тусклость — это цвет Земли. Может, он как-то вдохновлялся... Над этим надо подумать!

— Ты есть, случаем, не хочешь? — Пэйдж встала, держась за подоконник. — Я ещё не слышала чтобы конвертированный не жаждал поскорее дорваться до Первого Завтрака!

Внезапно Гвен поняла, что действительно умирает с голоду. Как она только до сих пор не заметила? Наверно, потому что новые впечатления вытеснили всё, она чувствовала себя лёгкой и счастливой.

— О, да, пожалуйста! Пожалуйста! Я… вообще-то очень-очень голодная! Можно же? Я помогу! — Она очень, очень захотела помочь. Это было так что-то новое. Может, она такая болтливая от эйфории? Гвен попыталась встать, но рухнула обратно на мат.

— Ого. Тише, маленькая пони. Сейчас мы тебе корма зададим, а ты пока побудь в стойле. Пускай эйфория пройдёт. Ничего страшного, мне всё время приходится кормить вон этот летучий желудок. — Пэйдж послала любимой воздушный поцелуй и вышла.

— Мне нужно разобраться с парой моментов в связи с этим. Однако должен сказать, это было познавательно. Посмотреть на конверсию — это всегда интересно. — Эйс обошёл вокруг и опустил голову, чтобы встретиться глазами с Гвен. — Не напрягайся слишком сильно, Гвен. Когда вновь попытаешься ходить, думай, будто ты ползешь, как человеческий ребёнок, и всё само получится. Но сначала съешь что-нибудь. Конверсия сжигает очень много ресурсов, понимаешь?

Эйс поднял голову голову и развернулся. Его копыта издавали приятный цокающий звук по полу. — Да, и поначалу, полегче с рогом. Я в самом начале попытался поднять больше, чем следовало, и потом болела голова. Секрет в том, чтобы вложить в это свою волю, сосредоточившись на одном объекте. Начинай с малого.
Эйс попрощался с Петрикорой и ушёл.

— Ну! Как тебе? Быть пони, в смысле? — Петрикора улыбалась до ушей, уже зная единственный возможный ответ.

По правде говоря, Гвен сейчас было так хорошо, что действительно ничего другого ответить было нельзя.

— Это здорово! — Так оно по правде и было. Ей новое тело было здоровым и крепким и, чего отрицать, она была счастлива. Глаза видели почти пугающе контрастно и чётко, звуки и запахи были резкими и сильными. Как будто до этого она жила наполовину, и наконец-то получила возможность существовать по-настоящему. Плюс, это удивительно, насколько необходим и полезен оказался хвост — теперь, когда он у неё был. Как же она раньше без него жила?

— Тут есть ещё один дополнительный плюс. — ухмыльнулась Петрикора, закончив наконец чистить пёрышки. — Громилы из ФОЧ никогда теперь тебя не узнают. Особенно, если подберёшь себе хорошее пони-имя! О! Нам надо придумать тебе хорошее имя!

Это не слишком обрадовало Гвен. Она гордилась своим именем, необычным, старинным, её нравилось, как дедушка его произносил. Он всегда звал её Гвеннифер, перекатывая во рту звуки, как самоцветы. Она была не уверена, что вообще хочет менять имя. — Но... но мне правда нравится моё имя!

— Я верю, конечно, но подумай… — кивнула Петрикора — ...однажды очень скоро, ты переедешь в Эквестрию — все мы переедем. Человеческое имя станет обузой, потому что ты станешь выделяться и тебе станет сложнее влиться. Плюс, это дополнительная маскировка, чтобы тебя не нашли те, которые тебя ищут! Не говоря уже, что так просто принято делать, и что ты начинаешь новую жизнь — как пони! Ииии… — Петрикора дьявольски коварно сверкнула глазами — ...Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ придумывать пони-имена, ты же не хочешь меня расстроить?

— Гвен засмеялась, всё ещё с ватной головой после конверсии. — Не-а, ни в жисть. Расстраивать пегасов — оно ж завсегда к непогоде?

— К засухам, сплошной облачности, удушливым испарениям, проливным дождям и всемирному потопу! — Засмеялась Петрикора. — Дай мне словарь, я все виды непогоды из него буду устраивать, пока ты не сдашься!

— Ладно, ладно... — Сгорел сарай, гори и стойло, решила Гвен. — О, вот это подойдёт — подумала она. — Не хочу отмечать свой первый день в Эквестрии превращением половины города в фригидарий, будь уверена!

— Фри...гидарий? — обалдело переспросила Петрикора. — Так ты и ПРАВДА библиотекарь!

— Гвен ударила по пледу хвостом, как судейским молотком. — Спорим на твои книжки, что да!

Их смех эхом отдавался на кухне, где Пэйдж готовила обед на всепони... 'на всех' поправила она себя. Время для этого слова ещё не пришло. Но придет обязательно.

---

На складе в другом конце города, у гигантского, подвешенного к потолку холоэкрана, стоял сам Леонард Рузвельт Райх. Он качался с носка на пятку и его лицо излучало гнев.
— Готово. — Аарон, как всегда, присутствовал в виде картинки на активной поверхности.

На экране за Леонардом тридцать членов Эшелона видели вращающийся портрет темноволосой женщины. Ползущие строки данных описывали её как “Гвеннифер Бойк, 31 год, Рост 155 см, вес 96 килограмм. Британо-Шотландское происхождение. Состоит в Королевском Обществе Охраны Неэквестрийских Цивилизационных Ценностей. Предположительно, является членом подпольной организации, возглавляемой Врагом номер два, Луной. Гетеросексуальна, были свидетельства бисексуальной фазы в колледже. Особые приметы: Повреждена роговица на правом глазу. Повреждено сухожилие на безымянном пальце правой руки. Родинка на левой ягодице, шрам от велосипедной аварии на левой руке...
Текст продолжал идти, и кончаться, похоже, не собирался.

Леонард терпел это извержение несколько минут, прежде чем снова заговорить.

— У нас есть все основания думать, что Бойк завладела рукописью. Обстоятельства её побега заставляют предположить тщательно разработанный план, вероятно, включающий в том числе, проникновение в ряды нашей организации. Представляется слишком маловероятным… — Леонард окинул тяжёлым взглядом тридцать человек перед собой, затем продолжил — ...чтобы быть простым совпадением появление пегаса, способного её унести. Ещё менее вероятно… — Теперь его взгляд прямо угрожал — …то, что этот побег случайно совпал с ошибкой доставки самых важных разведданных, когда-либо добытых нами в секретных архивах Мироправительства. Невозможно, чтобы единственный пропавший предмет из груза оказался именно самым ценным и важным по чистой случайности!

Тридцать человек неуютно поёжились. Им было страшно и у них были на то причины.

— По поводу ошибки, допущенной нашим водителем: сейчас принимаются дисциплинарные меры.

Тридцать человек, и Аарон на экране, непроизвольно сглотнули.

— Ошибки, из-за которых вы упустили эту рукопись, будут исправлены. — Глаза Леонарда были холодными, как у змеи, глаза хитрого и опасного хищника. Ни один человек в комнате не усомнился в его словах.
Наши аналитики полагают, что Бойк — агент Селестии и Мирового Правительства, действовавший под прикрытием библиотекаря. Она — несомненно — обучена избегать захвата, и должна считаться опытным бойцом. Пегаска, возможно, может быть бывшим агентом Мироправительства, возможно, это один из генномодифицированных оперативников, основавших П.В.З. Способность поднять мисс Бойк, в сочетании с умением уклоняться от огня заставляет считать пегаску первостепенной угрозой. Мы считаем, что это была спланированная и успешно проведённая операция, включающая в себя шпионаж в наших рядах. Возможное присутствие среди нас... лиц с двойной лояльностью... сейчас расследуется.

Многие поёжились и нервно сглотнули ещё раз.

Леонард вынул из заднего кармана расчёску, и причесал ею светлые тщательно ухоженные волосы. Медленно и без малейшей дрожи в пальцах вложил расчёску назад.
В данный момент нам неизвестно местонахождение мисс Бойк, пегаски и рукописи. Вся доступная информация — здесь, изучайте её, джентльмены. Я ожидаю, что вы найдёте всех троих в кратчайшие сроки.
Леонард Рузвельт Райх посмотрел прямо в глаза тридцати нервницающим людям.

— Позвольте пояснить: если мы получим эту рукопись, то, по заверению людей из научного отдела, мы сможем навсегда остановить конверсию в течение недели. Если ЭТО вас не мотивирует, значит, мы в вас ошиблись. Идите работайте.

И с этими словами, тридцать человек раскрыли собственные активные терминалы и вместе закопались в детали и факты. Они приступили к работе, к очень важной работе, они вышли на охоту.

Глава седьмая: Первые шаги

Весь остаток дня Гвеннифер, Пейдж и Петрикора пытались придумать хорошее пони-имя. Слишком многие новопони, как оказалось, отнеслись к выбору имени недостаточно серьёзно — или не поняли саму идею.

— Короче. Видела я однажды земнопони… — Пейдж сунула в рот полную вилку равиоли со шпинатной начинкой в соусе маринара и стала жевать. Было решено, что если уж первый пони-завтрак случается раз в жизни, его стоит отметить особенной едой, так что Пейдж пошла и достала из холодильника самую заветную заначку, бережно хранимую как раз для такого дня — ей хотелось оставить гостье наилучшие воспоминания о «первом завтраке».

Равиоли со шпинатом им дал местный рынок. Уже почти три года земнопони заново озеленяли Землю — большинство городских крыш и балконов стали садами. Города постепенно обретали эквестрийский облик. Асфальт ломался под могучими ударами копыт и магии, улицы и парковки исчезали, уступая место зелени. Магия земных пони оживила отдельные участки умирающей Земли, залечила незначительную часть смертельных ран, нанесенных планете. В эти последние годы земля приняла множество эквестрийских растений — и среди них аналоги вымерших риса и пшеницы. И вот, однажды, некая пони принесла на рынок свои домашние равиоли, и они сразу стали местным хитом, хотя достать их было непросто. Пейдж и Петрикора опробовали и согласились, что, действительно, объеденье и лучший выбор для Первого Завтрака.

— Так вот, значит, земнопони. В людях он был механиком на грузовых аэростатах, ну и вот, он взял и назвался Клаудфиксер, вы представляете? Потому что он, видите ли, ремонтировал воздушные корабли. Во-первых: если у тебя в имени Клауд, оно просто кричит «я — пегас!». Все воздушно-погодные имена, естественно, пегасьи, потому что... они живут в небе! Ну разве я не права? — Пейдж взглянула на Петрикору, которая энергично кивала в ответ с полным ртом равиолей.

— Говоря о пегасах, а помнишь того, из Бюро? — Петрикора отпила глоток сока. — который назвал себя Шедоумеджик Визардлор? (Тенечар Тайномаг) Ради вымени Луны, он что, думает, что попал в онлайн-РПГ? Селестия! Что за пернатые мозги!

— Мммм-Ммм-ммм… — Гвен наслаждалась как никогда в жизни, она хотела присоединиться — но не могла, пришлось бы прекратить пиршество. — Мннн... У меня... в самый первый год конвертировался библиотекарь… — Гвен облизнула соус с испачканной томатом мордочки — …он стал единорогом… — Гвен проглотила и позволила себе вздохнуть. — .. как я, угу! — Она хихикнула, её всё ещё переполняла эйфория начала новой жизни — ...и он решил, что станет великим магом, так вот, он назвал себя… только послушайте… — было слишком вкусно, Гвен не смогла удержаться и облизала тарелку. Вкус соуса заставил её буквально закатить глаза. Пейдж и Петрикора терпеливо ждали продолжения. — Эм-м... простите... а, да! У него было не очень с воображением, и он назвал себя Запп Керпоу (Молнехрясь)! Серьёзно, Запп... Керпоу! Мы все пытались делать серьёзное лицо, но... бедняжка, такое тупое имя!

— О, богини! Это имя ужасно! — Петрикора отсмеялась и глотнула ещё сока — Хочешь услышать самое ужасное имя вообще, какое я только слышала?

— О, Боже! — Пейдж карикатурно закатила глаза. — Только не опять!

Петрикора ухмыльнулась и Гвен кивнула, определённо желая услышать худшее пони-имя в истории.

— Представь, значит. Земнопони. Маленького роста. Ярко-розовый, с пушистой, вьющейся гривой и розовыми глазами. Подходит ко мне и представляется, знаешь как?

— Эмм...м? — Гвен пребывала в полном гастрономическом улёте.

— Таким глубоким басом, 'Привет, народ! Я Маскл Бич (Пляжный Мускул)! Рад познакомиться!

Гвен подавилась тестом и начала кашлять, Пейдж засмеялась тоже, приглядывая только, чтобы Гвен не задохнулась, а Петрикора тихо стонала от смеха. Маскл... Бич... ох, пресвятая Луна...

Когда всё успокоилось, Гвен наконец выдавила из себя, отпиваясь водой — Видите... вот этого я боюсь! — ещё глоток. — Я не хочу прожить жизнь с таким же идиотским именем... как эти вот!

— Мы этого не допустим, любимая. — сказала Пейдж, жуя хлеб. — Как насчёт Либретто? Милое, и очень по-книжному звучит!

— Нет! Пейдж, перестань! — раздражённо ответила Петрикора — Это слово не имеет отношения ни к книгам, ни к библиотекам. Это музыкальный термин. Текстовая распечатка оперы, или что-то типа того.

— Правда? Я думала... оу. Зато красивое! — Пейдж снова куснула хлеб.

— Да, соглашусь, красивое... прости, Пейдж. — Петрикора на секунду задумалась, затем вскинула голову — Как насчёт Импримэ? Это «печатный текст» по-французски! Так аристократично, уи?

— Слишком вычурно, как мне кажется. — Гвен наконец пригубила свой напиток, холодный персиковый чай. — И я не обязана брать себе книжное имя. Вообще-то, даже не знаю, хочу ли я теперь остаться библиотекарем. Хочется что-то делать, а не только читать, как делают другие.

— И чем займёшься? — наевшаяся до отвала Пейдж сползла по стулу, положив голову на спинку.

— Да ни малейшей, мать её, идеи, клянусь двумя мирами! — Гвен засмеялась, и остальные вместе с ней. — Мне просто... зудит, понимаете? Так много новых... возможностей.

— О, я понимаю. Поверь, уж я-то понимаю. — на секунду показалось, что Петрикора сейчас заплачет.

— Наша Пет... до конверсии пару лет провела в инвалидной коляске. Она была спортсменкой. — лицо Пейдж застыло. — Скейтборд. Неудачно упала, и... Эти два года были тяжёлыми.

— И Пейдж помогла мне пройти через это. Даже когда стало окончательно ясно, что я никогда… — Петрикора наклонилась и нежно потерлась головой о Пейдж. — Но надежда внезапно пришла. В виде Эквестрии! Пейдж прикатила меня в Бюро и уступила мне свою очередь. Тогда с понячьим соком было туго и сегодняшние правила и исключения не действовали. В ту же неделю меня конвертировали. Пейдж — моя личная Селестия и Луна!

Гвен поразило внезапное понимание.

— Так вы не любительницы странного, вы просто... ох, Пейдж... Петрикора... это было...

— О, мы ещё те любительницы странного, в этом даже не сомневайся! — Пейдж поцеловала бурую пегаску и подмигнула Гвен. — Но мы и правда любим друг друга.

— Почему тебе пришлось уступать свою очередь, Пейдж, я не поняла? — Гвен пыталась слизать остаток соуса со своей мордочки.

— Это был самый первый год, как открылись Бюро, понимаешь? Хорошо тем, кто жил рядом с Сан-Франциско или Ванкувером. А в прочих местах — как повезет. Тогда в Бюро действовала конверсионная лотерея. Я выиграла, она — нет. Но мы точно знали, кому выигрыш нужнее. — Пейдж зарылась лицом в мягкую бурую шкурку Пет. Петрикора слезла со стула и обняла любимую передними ногами.

— Гвен вздохнула и почувствовала легкий укол зависти — ей бы тоже хотелось таких объятий. — Вы такие... милые. Правда-правда.

— Ах... Ну, уж ты-то быстро понибудь себе найдёшь. Поверь, ты выглядишь просто сногсшибательно! Чёрный с белым, классический шик! Как будто из старого мультфильма…

Петрикора прикрыла глаза, пытаясь что-то вспомнить.

— Пейдж... напомни, пожалуйста… мне нравился один старый мультик, он был реально чёрно-белый, его нарисовали перед малым Коллапсом до Большого коллапса? Перед Великой Депрессией, или Репрессией, как там её? Ну тогда, в общем...

Пейдж сняла голову со своей чудесной пушистой подставки и задумчиво уставилась в потолок: — Там был клоун... Клоун Коко. И Бетси Буп. Они вместе выпрыгивали из волшебной чернильницы, с этого начинался мультфильм. Только не помню название.

— Макс Флейшер? Ушки Гвен встали торчком, она чуть не захихикала, это ощущение оказалось неожиданно приятным. — Я их знаю! Они были в секции до-Коллапсных медиа. Эти мультики назывались Из чернильницы — смесь игрового кино и анимации. Хммм... давно я про них не вспоминала.

Петрикора вырвалась из объятий Пейдж и вскочила во внезапном возбуждении: -Чёрно-белые! Идеально! Я придумала тебе идеальное пони-имя! И оно не привяжет тебя к какой-то одной профессии. Просто будет супер-крутое имя, вот и всё!

Пейдж протянула руку и погладила Пет.

— Ого, она вся дрожит! Могу поспорить, это действительно хорошее имя.

Гвен едва смогла усидеть на подушке — ей предлагали стул, но она всё же выбрала подушку. — Идеальное имя, ты сказала? Давай, что у тебя на уме?

— О-о, это тааак круто! Готова? Вы обе готовы? — Петрикора размахивала хвостом от возбуждения. — Итак, ты невероятного черно-белого окраса, как в старых мультфильмах. Очень красивая, кстати. Необычная. Так что имя тебе будет... ИНКВЕЛЛ!

— Чернильница? — Гвен попыталась уложить в голове то, что ей сейчас сказали.

— Инквелл! Как в мультфильме, но ещё оно книжное! Понимаешь, это имя, оно отдаёт дань твоему прошлому, твоей профессии, но не решает за тебя, кем ты будешь! Плюс, оно подчёркивает твой классный вид — то что ты красиво раскрашена — Inked Well, как классный рисунок! И звучит красиво! — во всяком случае Петрикора несомненно так считала.
Инквелл. Хммм… — да, это хорошее имя, подумала Гвен. И для пони, которую она увидела в зеркале, имя вполне подходило. Она действительно была похожа на чёрно-белый рисунок. Буквально так, и особенно ярко выделялись чёрные глаза.

Пейдж согласно кивнула.

— С таким даже не нужна фамилия. Имени уже будет достаточно.

— Да! — кивнула Петрикора — Фамилия смажет весь эффект. Хотя... Инквелл... эм-м... ага! Квиллфезер! Инквелл Квиллфезер! Хи! Но это будет перебор, вам не кажется? — Петрикора замолчала и призадумалась. — Хотя нет, не будет. Будет круто. Беру свои слова назад. Хотя получится слишком учёно. Само по себе, имя “Инквелл” сгодится для любой профессии, да хотя бы даже для искательницы приключений. Но если добавить 'Квиллфезер', то снова исключительно библиотекарь, без вариантов. Раз ты сказала, что не хочешь себя ничем ограничивать...

— Не знаю. — прервала её Гвен — Вообще-то здорово! Всё здорово, в смысле. Это же отличное имя, разве нет? Инквелл Квиллфезер звучит как имя настоящего эксперта, вам так не кажется? И, надо признать, оно звучит аутентично, по-эквестрийски. — Гвен на секунду задумалась. — Я приму имя Инквелл прямо сейчас, а если решу и дальше заниматься книгами, или начну писать, то позже возьму и фамилию Квиллфезэр!

Она улыбнулась Петрикоре и Пейдж.

— Ну, как вам такой вариант? Можете начать называть меня Инквелл если хотите! Чёрно-белая единорожка распушила грудку и высоко подняла голову, пародируя надменную представительницу высшего класса.
Петрикора засмеялась, а Пейдж улыбнулась.

— Ну, тогда приветствуем в нашем скромное жилище, мисс Инквелл-единорог! Надеемся, еда была достойна вашего изысканного вкуса?

— О, пресвятая Селестия... ДА! — весь светский лоск сразу слетел, как только Инквелл вспомнила, каким невероятно вкусным был её Первый Завтрак. — Это было невероятно. Спасибо вам, вам обоим. Вы так добры ко мне. Вы стольким пожертвовали ради меня, старой глупышки!

— Ах, не стоит беспокойства. Это традиции нашего дома — гостя сначала надо подстрелить, а затем угостить славным завтраком! Не так ли, любовь моя? — Пейдж встала чтобы убрать тарелки в мойку.

— О... О, да. Это давний обычай! От самых наших корней! Пока пулю в бок не получишь, обедать у нас не смей. Так заведено. — Петрикора моргнула — Эй... оно рифмуется! Круто!

Всепони засмеялись, и даже те пони, что были с руками и ногами.

После ужина — больших тарелок свежего, мелко нарезанного обжаренного сена, а также овса, люцерны и кусочков банана (Любимый Петрикорой Идеальный Незлаковый Незавтрак) для пони, и Свонсоновского Репли-ужина для Пейдж (Гавайско-греческая кухня — с имитацией ягнёнка и кусочками псевдо-ананаса), единорожка Инквелл осталась в гостевой одна. У Пейдж и Петрикоры имелось множество друзей, большинство из которых уже были, или стали пони и частенько ходили в гости с ночёвкой. В конце концов подруги превратили часть квартиры в постоянную гостевую комнату. Инквелл заняла её.

Инквелл привыкала к своему новому имени и к своему новому телу. Было много странных и новых ощущений, и сейчас, оставшись в комнате одна, она только начала понимать, насколько всё изменилось.

Ей не досталось положенных в Бюро Конверсии четырнадцати дней, чтобы свыкнуться с идеей смены биологического вида. Нипони не рассказал ей, как это будет, не предупреждал её, насколько тотально и необратимо всё изменится и никогда, никогда не станет как прежде. Постконверсионная эйфория развеивалась, и до Инквелл начинало доходить — теперь она единорожка. На всю оставшуюся ей очень-очень долгую жизнь. Она больше не была человеком — и, кстати, больше не была гражданкой Земли или Мирового Правительства. Она была — официально! — подданной Эквестрии, с автоматически присвоенным дипломатическим статусом. Земля не была её родиной. Люди не были её сородичами. И это необратимо. Это было навсегда.

Инквелл ни о чём не жалела. Никаких проблем. Конверсия несомненно спасла ей жизнь — в госпитале с ней не стали бы возиться, она это точно знала. Мир всё равно погибал — рано или поздно Конверсия всё равно ждала бы её. Просто... она вдруг оказалась одна. В чужой комнате. А вся прошлая жизнь... исчезла.

Если бы это было Бюро, рядом бы спал хотя бы один, а то и два или три соседа. В Бюро следили, чтобы новопони не оставались одни, чтобы у них всегда была компания. Конверсия меняла их, новый мозг стадного существа требовал, чтобы понибудь был рядом, они постоянно нуждались в компании. Человек-Гвен не имела ничего против одиночества. Когда она была человеком, то побыть одной было здорово, можно спокойно почитать, отдохнуть от надоедливых… людей. Но пони-Инквелл было ужасно одиноко в этой комнате. Конечно, она понимала — Пейдж и Петрикора были парой, они спали вместе, жили общей жизнью — занимались сексом, наконец! Им было нужно побыть вдвоём, наедине. Она была гостьей и для неё уже и так многим пожертвовали.

И всё же, этим вечером — первым вечером пони... больше всего на свете, всем сердцем Инквелл — вчерашняя Гвен — хотела, чтобы они пришли и легли с ней рядом, или позвали её к себе. Она хотела быть частью табуна. Инквелл не помнила за собой такого с самого раннего детства, когда после страшного сна, она забиралась под одеяло между спящих родителей. Как ей хотелось пролезть в соседнюю спальню к Пейдж и Петрикоре, прямо сейчас!

Инквелл — она же привыкнет к новому имени? — беспокойно ворочалась на матрасе. Лежать на спине ей не нравилось: тело стало слишком узким по одной оси и слишком высоким по другой — человеческое с точностью до наоборот. Лежать на боку получилось намного лучше, но даже в удобной позе, подтянув на себя плед зубами и немного копытами — она ещё не умела пользоваться рогом — ей не спалось. Слишком одиноко, слишком много всего произошло… И слишком много было съедено Не-зернового Не-завтрака. Может, теперь лошадиная доза для неё и норма, но... она всё равно умудрилась объесться. Слишком уж вкусно было — Петрикора оказалась права насчёт сена (кто бы мог подумать?) но... Но вот зря она попросила добавки. Ррыг!

Сбоку от матраса, на тумбочке, лежали её носки и кеды, выстиранный, аккуратно сложенный комбинезон, её удостоверение, кредитный чип, бельё и тетрадь. Бесполезная теперь одежда всё ещё принадлежала ей, так что хозяева её вернули, чистую и выглаженную. Она не знала, сможет ли теперь воспользоваться удостоверением, и даже если бы могла — без тени сомнения, это была бы очень плохая идея. Ф.О.Ч. Охотились за ней и последнее, что ей было нужно, это чтобы Гвеннифер Бойк как-то связывали с Инквелл. Или с Инквелл Квиллфезер: она ещё не решила, будет ли брать фамилию. У многих пони были только имена. У пони не было правил насчет обязательной фамилии, как у людей. Были семейные кланы, но клан всё же не всегда тождественно равнялся семье.

Тетрадь. Чтение её всегда выручало! Чтение было жизнью Гвен — и точно лучше, чем вертеться в постели и думать только о том, как она обожралась и как ей одиноко. Инквелл перевернулась на живот. Приподнялась, опираясь на передние ноги, затем, переступив задними, встала на матрасе. Плед соскользнул с неё. Она сошла с матраса на пол, услышав цокот собственных копыт. — Свет!

Свет тут же включился. Инквелл попробовала активировать рог, но ничего не получалось, так что она просто ухватила тетрадь зубами и отнесла её на постель, где легла спиной к подушкам и уставилась на тетрадь. «А что делать: я теперь пони — хоть пока и не настоящий единорог» — подумала она и потянулась к тетради, чтобы открыть её. Её новый нос наполнял запах тетради, комнаты и каждого предмета обстановки. Однажды она прочла, что у лошадей, как у собак, чувство обоняния в двадцать тысяч раз сильнее человеческого. Сейчас Инквелл в это верила.

Она чувствовала запах той женщины — автора записей в тетради. Больше того — как бы, разные его слои, по мере того, как её запах менялся месяц за месяцем. Она чувствовала запах своего прежнего, человеческого тела. Её прошлым пахла сама тетрадь, и комбинезон, хоть, вроде бы, его и отстирали. Она чуяла, что это именно Пейдж принесла сюда комбинезон, а Петрикора ей помогала. Инквелл могла сказать, что за прошедшие годы множество раз разные люди, разные пони, а бывало что люди и пони, занимались любовью на этом матрасе. Она чуяла, где именно в этой комнате кто-то из прежних жильцов держал клетку с ручными мутакрысами, и их подстилка сыпалась на пол. Инквелл посмотрела туда, и не увидела ничего, но точно знала, где именно и что именно там было. Оно пахло домашними крысами и немного окислившимся от мочи металлом.

В этом потоке новой информации, ворвавшемся в её мозг, самое удивительное было то, что никакой из этих запахов, в общем-то, не был по-настоящему противным. Даже крысиная моча из далёкого прошлого. Инквелл — когда ещё была Гвен — не могла понять, как животные, собаки например, могут нюхать чудовищно мерзкие вещи, с их-то невероятным обонянием — и не бояться смрада. Обоняние и вкус Инквелл, очевидно, принципиально изменились — сено теперь имело такой же богатый вкус, как реплистейк, а от мысли об овсянке просто слюни текли. Подумав о банане, она чуть не прослезилась. Но при этом… даже мусорный переработчик не был противен. Не то, чтобы ей захотелось попробовать его на вкус, но её не воротило. Учитывая, насколько острыми стали её чувства, Инквелл решила поблагодарить судьбу за то, что теперь её мозг работал именно так.

Это же с ума сойти — получить обоняние в тысячу раз круче прежнего и лишиться и шанса подойти к туалету . «Пресвятая Селестия!» — подумала Инквелл, — «я же могу почувствовать запахи обеда и ужина сквозь собственное тело». И правда, она их пусть и смутно, но ощущала.

Инквелл ртом открыла тетрадь и начала её листать. Одна страница прилипла к губе, слегка пощекотала, соскальзывая. Инквелл видела как это делают другие пони — так, будто иначе и не бывает, причём то были новопони — но лично ей сейчас было жутко неудобно. Надо будет привыкать к тому что шея — это рука, а рот — это пальцы. Она подумала «а нельзя было прошить конвертированным сразу все знания о том, как быть пони?» Подумав ещё, решила что наверно, пришлось бы закладывать слишком большую программу в наноботы, или, возможно, слишком сильно изменилась бы личность. Возможно, такова цена за то, чтобы остаться собой при Конверсии — учиться быть пони постепенно, шаг за шагом.

Где она закончила? Ага, конец января, точно. Ну, значит, февраль.

Проект Буцефал — Комплекс 4 уровня нанобезопасности
15 Февраля

Оно наконец-то работает. Хоть как-то. Секрет был в том, что надо правильно перегнать «волшебную кровь» и позволить команде единорогов заняться ею.

Так мы теперь называем фиолетовую жидкость. Волшебная кровь. В своём первоначальном виде она выглядит как фиолетовая кровь и пахнет точно так же. Но после переработки и центрифугирования превращается в чистую прозрачную фиолетовую жидкость. Которая сожжёт вам руку до обугленных костей, если у вас хватит ума схватиться за колбу с ней. Она стала раз в десять мощней после фильтрации и осаждения.
Дэниелс, наш биохимик, придумал как измерять уровень т-радиации. Эта штука невидима для наших приборов, если не считать того, что она их сжигает. Его решение было изящным. Полоски живой человеческой кожи, выращенной в биореакторе, натягиваются на рамочки из неопластика очень точно выдержанных размеров. Надо поднести полоску к источнику бяки, и засечь на хронометре, когда маленький прямоугольник кожи погибнет. Сила радиации — это отношение времени к степени некроза. Результаты достаточно стабильные, и я теперь могу более точно сказать, что правильно перегнанная волшебная кровь в 10,37 раз мощнее, чем сырая.

Дэниелс пытался изучать остатки из центрифуги и ничего не понял. Они вроде как биологические, по его словам. Наверное. Под микроскопом это выглядит, как стопки миниатюрных тёмно-фиолетовых — почти чёрных — дисков, которые колеблются, как под ветром. Вечно, не останавливаясь. Это чертовски жутко. Мы запечатываем осадок в контейнеры и отправляем назад в Эквестрию. Контейнеры тщательно взвешивают, они не хотят, чтобы это нечто осталось у нас. Каждая частица материала на учёте. Оно ценнее чем... чем всё Нет ничего более ценного. Может это и в самом деле кровь волшебных существ, и они обескровили бедных тварей ради этого. Мы ничего не знаем. Это бесит.

Перегнанная волшебная кровь, теперь мы её зовём «волшебным вином», поступает к магам-единорогам на третий этаж. Там внизу целая компания реально старых, жуткого вида единорогов, носящих балахоны, драгоценности и странную обувь. Появляются и исчезают, когда захотят, через странные камни на полу. Мне сказали, что они телепортируются. Искривляя пространство и время, прыгают в Эквестрию в один момент. Или рядом с ней, а дальше пешком, как-то так.
Их работа — заряжать П-ТЭКами (Программируемыми Тауматическими Энерго-Конструктами), или попросту говоря, заклинаниями, волшебное вино. Им это очень не нравится — вроде как они совершают святотатство. Но они делают то, о чём их просят: у них приказ от обеих принцесс. Мне кажется, мы им не нравимся. Мне кажется, им вообще никто не нравится. Среди пони они на моей памяти первые такие. Особой породы.

Я уже привыкла к пони. У нас, в 12-й лаборатории работает несколько — переводчиков (и наверняка шпионов). Разноцветные, с невозможно милыми именами. А ещё вежливые, добродушные и весёлые. Невероятно дружелюбные и такие милые, что я больше не воспринимаю их как пришельцев. Честно, с ними приятней находиться рядом, чем с коллегами. Не то чтобы я жалуюсь на коллег, просто кто угодно проиграет в сравнении с существом, которое всегда доброе, всегда в хорошем настроении и всегда радо помочь — не говоря о том, что с ними просто весело.
Это то, чем мы станем, если наш проект заработает — и лично я не возражаю. Остаётся только желать, чтобы проект Буцефал превратил человечество во что-то столь же солнечное. По сравнению с ними, я и сама себе не нравлюсь.

С нами в 12-й работает четверо эквестрийцев. Двое ещё учат английский, так что я мало с ними общаюсь, а их имена не смогу выговорить даже под расстрелом. Другие двое пользуются переведёнными именами, и у них с английским очень хорошо, а один умеет ещё и по-корейски. Первый — это светло-синий пони «земного» типа, который отзывается на имя «Баттеркрим». Это ближайшее по смыслу английское слово. Другую, ту, которая знает три языка, мы зовём «Рэйндропс», из-за символа на попе. Она светло-жёлтая пегаска — так называются те, что с крыльями. Эти символы — что-то типа татуировок, и, кажется, для пони они очень важны. Похоже, они формируются из естественно окрашенные волос, где шерсть сама растёт в виде рисунка. У Рэйндропс — три капельки. У Баттеркрима — какая-то выпечка, похожая на кекс. Может они подрабатывают живой рекламой эквестрийских продуктов?

Рэйндропс иногда заходит поболтать со мной. Она живёт в маленьком городке, недалеко от столицы. Работает в погодной команде. Судя по всему, они там не просто управляют погодой, они буквально её создают. Погода у них случается не сама по себе. Наверное, можно сказать, что пони в той реальности заменяют собой силу природы. Они заставляют природу работать, а не как здесь, где природа, наоборот, формирует нас.
Рэйндропс любопытно всё, ей интересно знать всё про наш мир и про людей. Всем участникам проекта читали большую лекцию, что можно и что нельзя рассказывать эквестрийцам. Нельзя говорить про историю, про текущие события, про состояние планеты. Можно отвечать на вопросы о личной жизни, если мы согласны на них отвечать и на безобидные, вроде предпочтений в одежде, хобби, любимого цвета. Можно рассказывать в деталях про повседневную жизнь. Нам объяснили, что эмоционально пони — как очень маленькие дети, несмотря на то.что интеллектом и способностями они превосходят нас. Поэтому наше общение выглядит странно. Мы можем обсуждать самые секретнейшие детали проекта, и они схватывают на лету, как молодые талантливые учёные. Но если мы сболтнем, например, о Коллапсе — нам конец, и не только в карьерном плане.
В общем, мы среди милых, разноцветных ходячих бомб. И они в этом не виноваты. Видимо, в их мире никогда не было серьёзных войн, бедности, голода, эпидемий и глобальных финансовых кризисов. Ужасы человеческой истории им неведомы, правда о нашем мире может их глубоко ранить и повредит нашей работе. Так что мы осторожно говорим о безобидных приятностях с красивыми и добродушными пришельцами, постоянно напоминая себе о том, как им будет больно, если мы откроем им правду. Это порой самое трудное.

Итак, нам удалось заставить наномашины работать от энергии волшебного вина. Потребовалось несколько попыток, и неприветливые единороги с третьего этажа вдоволь на нас поворчали, но в конце концов наши малютки собрали человеческую почку. У нас была готовая программа сборки, оставшаяся от медицинского проекта, закрытого десятки лет назад. Проект забросили, потому что у них получилась полупрожареная орган, нашпигованный обломками наноботов. У нас всё было не так. Все до единого наноботы вышли, а почка была живой и здоровой. Поначалу, во всяком случае.
Принцип подтвердился, но уже через нескольких минут на ней стали расползаться пятнышки. Некроз. Тауматическая энергия, питавшая наноботы, проникла в ткань. Через полчаса совершенно здоровая почка превратилась в скользкий комок кровяного пудинга. Полагаю, если бы мы заставили наномашины собрать эквестрийский орган, подобного бы не случилось. Мы ждём, когда другая группа на другом конце света закончит секвенировать то, что у них там вместо ДНК. Есть надежда, что это нам как-то поможет.

Я обнаружила вот ещё что. Мы не одни такие, четыреста гордых спартанцев. Есть и другие группы, и другие комплексы по всей планете. Мы — ничтожно малая часть величайшего проекта в истории. Масштабы, размах просто не укладываются в голове. Всё человечество работает совместно над одним проектом. Слово «исторический» здесь слишком мелко.

Что за ирония — впервые в истории все люди планеты трудятся ради высшей цели, и эта цель — перестать быть людьми. Наверное, это иронично. Я не уверена. У меня плохо с чувством юмора.

---

Инквелл со вздохом закрыла тетрадку. Чтение не помогло, как она надеялась. Она зевнула. Предстояла долгая и одинокая ночь.

— Не спится? — спросила Пейдж в приоткрытую дверь. Инквелл оставила дверь слегка приоткрытой и Пейдж, наверное, увидела свет

— Эм-м… — Инквелл уставилась на свои новые копыта. Не хотелось признаваться, насколько невыносимо её одиночество. Но это было сильнее её. Её ушки против воли печально поникли.

— Пет чувствует, что тебе здесь плохо. Что-то связанное с понячьим стадным инстинктом. Слушай... ты полезай к нам. Это не первый раз, когда мы приглашаем гостя спать с нами. — Пейдж покраснела. — Эм... я не в этом смысле... хотя... понимаешь… — Она легонько кашлянула. — B общем, тебе сейчас очень, очень, преочень одиноко, так?

— Инквелл кивнула, но её ушки продолжали висеть. Первый раз с момента превращения она почувствовала себя голой.

— Давай, у нас тепло, и места хватит всем. И ничего тут такого. Пони — стадные существа, они не могут ночевать одни. Нипони... а, чёрт... Никто не заслуживает того, чтобы страдать от одиночества. Пожалуйста, приходи!

Петрикора просунула мордочку в щель: — Не глупи! Давай — будь уже настоящей пони! Пони сделаны для обнимашек. Иди сюда! Давай! Вот так!

Инквелл вдруг обнаружила, что она уже в их спальне, и очень постаралась не приглядываться к странным штукам на полках и на стенах вокруг. Она с благодарностью запрыгнула на кровать, очень мягкую, потому что у Пейдж было человеческое тело, и тут же её мозг затопило волной запахов. Но это были запахи счастья, безопасности и уюта. Удивительно, насколько сильным может быть отклик на запах, и как сильны пробуждённые им чувства.

Пейдж и Петрикора улеглись по бокам от неё, и ей больше не было тревожно и одиноко, и она почти сразу же счастливо уснула.

Глава восьмая: Всякие непотребства

РЕКОМБИНАНТ 63

Глава восьмая: Всякие непотребства

Три дня спустя пришлось пойти на рынок.

Серебряные бубенцы, нацепленные Пет на хвост — один на хомуте — играли плясовую. Её налобник — цирковой, под антик, бело-розового шелка, украшал огромный розовый плюмаж. Бело-розовые фестоны облегли бока. Шлейка сзади, в том же стиле, довершала образ. На ней была уздечка с мундштуком — естественно, розовая с белым; спину украшало декоративное седло с оборками из шелка. Одетая как цирковая пони, Пет гарцевала, гордо поднимая ноги, исполненная возбуждения (не самого невинного). От её запаха у Инк кружилась голова.

— Динь-динь-динь-динь — то эхом отзывались собственные колокольчики Инквелл, хоть она и не была наряжена как цирковая пони. Её Пэйдж с Петрикорой как-то уломали на панбархатный чепрак под средние века. На боках чередовались чёрные и красные фестоны, на кончике у каждого был бронзовый миниатюрный колокольчик. Её бока изящно облегала ременная упряжь, украшенная кольцами, а голову и ноги украшали подобранные в тон цветочные венки. Декоративным черно-красным бархатным седлом наряд не завершался: ещё была попона (конечно же, гербовая) и уздечка.

— Мы должны сходить на рынок, нам нужно что-то есть!

На тот момент звучало достаточно логично.

— Но как же ФОЧ? Они нас ищут — а вдруг они засняли Петрикору? Они могут искать и её тоже! — Инквелл считала эту тревогу обоснованной. Последнее что ей хотелось сделать — навлечь беду на приютивших её подруг. Но, сказав об этом, она услышала лишь смех.

— Я только по ночам летаю — это безопасней, потому что в воздухе движения поменьше, и если встретится какой-то псих с ружьем, ему куда трудней попасть, понимаешь? — Петрикора показалась пугающе весёлой, учитывая, что могло случиться. — Но днём… скажем так… Днём меня никто уже не узнает, и неважно, засняли или нет!

Тут Пэйдж и Петрикора почему-то засмеялись.
А затем открыли огромный стенной шкаф.

Маскировка, так они сказали. Как это работает: мы просто живём как жили, это привлечет к нам минимум внимания. ФОЧ Будут искать внезапные аномалии поведения и если ФОЧ, как предполагала Инквелл, были местными, то последнее что стоит делать — менять привычный образ жизни.

И казалось лишь логичным, что Инквелл нарядится тоже, потому что Пэйдж и Пет дружили в основном с другими любителями странного. И более того, без маскировки могут опознать саму Инквелл! Сразу же же поднялась весёлая возня, с хихиканьем и определённым запахом от обеих хозяек. Всё казалось ей логичным, на тот момент.

Теперь все трое под цокот копыт и скрип тележки двигались по грунтовой дороге, когда-то бывшей проезжей частью меж пластобетонных стен. Жилые здания и подлатанные руины теперь были окружены полями. Вместе с людьми пони совместно доломали дорожное покрытие, обнажив отравленную землю. Как и в прочих городах в последние три года, команды земнопонии с единорогами очистили поля, вернув их к жизни. На бывших улицах и паркингах росли пришедшие из другого мира растения, на каждом из балконов был сад.

Пэйдж тоже нарядилась вполне инопланетно: в фетишистский наряд из псевдо-кожи, грозно попирая землю ботфортами с высоким каблуком. Тонким хлыстом в обтянутой перчаткой руке она задумчиво похлопывала себя по плечу, под кожаной фуражкой сверкали затемненные очки.

Пет шла рядом с Инквелл, как бы тоже впряжённая в тележку. Тележка в самом деле не была рассчитана на пару пони — но хотя бы так. Издалека они как будто тянули её вдвоём. Пет, конечно наслаждалась происходящим, равно как и Пэйдж, обе хищно улыбались, чувствительный нос Инквелл уловил их возбуждение. Любительницы странного.

Они прошли три квартала, когда до Инквелл наконец дошло, что Ф.О.Ч. вообще никак бы не смогли её узнать — она была единорожкой Инквелл, а ФОЧ искали человека Гвен. Но было слишком поздно, они почти дошли до рынка, и Инквелл взялась тащить их маленькую славную тележку, которая служила корзиной для покупок. Инквелл запрягли и... Селестия, во что ж она вписалась?

ШЛЁП! Инквелл вздрогнула и заскулила от лёгкого шлепка хлыстом по крупу. Вдруг обнаружив что гарцует, отчего Пэйдж захихикала, а Пет осклабилась особенно похабно.

— Вас это забавляет да? Мерзавки, вот вы кто! — Инквелл старалась, чтоб это прозвучало строго, но голос её сдал с потрохами. Ох, какая это ужасная стыдоба, но ни разу в жизни ей не было так невероятно так невероятно… главное, не показать, и это скоро закончится, и можно всё забыть! Холодный душ… нет, пара дюжин холодных душей, помолиться Селестии, и всё пройдёт.

ШЛЁП! В этот раз досталось Пет — которая сегодня была не Петрикорой, сегодня она конечно же была “зверушкой” — “Пет” и выражение ее мордочки сменилось сначала ошарашенным, с глазами на выкате, затем покрасневшим и возбуждённым совсем до неприличия. Они так ходят каждую неделю? Пресвятая Луна, чертовки не шутили про извращения...

— Свежий пони на арене, мисс Пэйдж? — со смешком произнёс невидимый ей мужчина, — Или, в свою очередь игрушка… для вашей Пет?

Инквелл видела лишь черные ботинки и серые носки, и пару штанов домашнего пошива, какие носят в фавелах.

— Она у вас застенчивая?

— Ну же, Инк! Ну улыбнись ты дяде зеленщику! — подвинувшись поближе, прошептала Пет, немедля получив — ШЛЁП! — вожжами в наказание. Пет застыла, но затем расслабилась, лёгко вздохнув.

— Веди себя прилично, ты, зверушка! — Пэйдж не собиралась терпеть непослушания от пегаски во время их игры. — Это Инквелл, мистер Фергюсон, наша старая подруга, приехала пожить у нас. Немного необученная, но мы… работаем над этим.

Инквелл ощутила успокоительный шлепок по боку.

— Дорогая, поздоровайся, у славного мистера Фергюсона мы покупаем вкусное сено!

В голове было пустовато. Перед Инквелл обнаружился высоченный седеющий мужчина. Луна, да это же гигант! Мгновением позже, Инквелл поняла, что это не мистер Фергюсон великан, это пони ниже ростом, и Пэйдж не так уж высока для человека. Фергюсон улыбнулся сквозь пышные, чуть тронутые сединой усы, чего-то ожидая.

— Здрасте… мистер Фергюсон. — Инквелл поняла, что снова смотрит на его ботинки, чувствуя, что переполнена различными эмоциями. По большей части стыд из-за того, как их одели… Запрягли? Украсили? У неё не находилось слов для того, что на ней. Это были скорее украшения, чем одежда. Она была как будто на параде.

Инквелл ощущала себя как будто в детстве, как в первых годах жизни. Будто ей не тридцать один. Скорее, будто бы она подросток. Что, если подумать, недалеко от истины. Средний пони жил сто пятьдесят а то и триста лет, по обстоятельствам. Если осторожно, подальше от драконов и всяких таинственных лесов, тридцать один — одна девятая потенциальной жизни. Для пони она подросток. В пересчете на человеческие годы она между десятью-шестнадцатью годами.

Ох, Луна, она стала пони-лоли! В каком-то смысле.

К моменту мысли вернулись к окружающему миру, Инквелл ощутила как содрогается тележка когда в неё кидают большие тюки сена. Мистер Фергюсон таскал и загружал в тележку их недельный — и довольно увесистый — запас провизии. Инквелл повернулась и увидела, как Пэйдж достаёт монеты из кошелька и отдаёт зеленщику. Золотые биты. Эквестрийские монеты. Вместе с пони в мир вернулись наличные, в фавеле биты были самыми расхожими деньгами. Кредистики бесполезны там где электричество давали два часа в день, а бартер — это медленно и неудобно. Биты принимали без вопросов. Жители фавел, и пони, да и люди, доверяли правительству Эквестрии.

В конце концов, оттуда шла настоящая еда.

— Спасибо, мистер Фергюсон, я думаю, мы здесь закончили. Хорошего вам дня! — Пэйдж переставляла ровнее ящики с фруктами позади Инквелл.

Зеленщик Фергюсон обощёл их спереди, где тихо стояли Инквелл и Пет. Присел на корточки, и улыбнувшись, поднес руки к их мордочкам и разжал ладони.

Инквелл ничего с собой не смогла поделать. Чувства, усиленные в двадцать тысяч раз перехватили управление и не успела даже о чём-то подумать, как губы сами схватили кубик сахара из рук. Глаза полезли на лоб, копыта задрожали, а уши стали сами прядать. Она едва чуяла как хвост помимо воли хлещет по ногам. Мозг взрывался чувством сладости, сверхсветовым мистическим полётом сквозь сладкий космос. Когда сахарный экстаз наконец оставил её, дрожащую от сахарного почти оргазма, уши уловили прощальный довольный смешок мистера Фергюсона, который вернулся в свою палатку.

— Ты в порядке, Инквелл? — Пэйдж казалась полу-обеспокоенной, полу-готовой кататься со смеху.

— О, ты никогда не пробовала сахар, да? — Широко открытые глаза Пет были полны веселья. — Это по-другому когда ты пони. Совсе-ем иначе. Вот погоди, попробуешь конфету!

Инквелл ощутила как мордочка сияет ярчайшим красным. Её будто застукали за чем-то непристойным, настолько сильным было то переживание, в таких сумбурных чувствах оно её оставило.

Пэйдж шлёпнула её по крупу:

— Это всё те новые органы чувств, Инк. Поначалу всё немного чересчур, ты понимаешь? Просто наслаждайся, ладно? У тебя особенный период, когда всё новое. Наслаждайся, пока можешь.

Было ясно, хоть и не произнесено вслух "...за меня" и это немного приглушило сахарную эйфорию. Инквелл ощуила укол вины, что она-то стала пони, а бедной Пэйдж придётся ждать. Они застряли на Земле, покуда Пэйдж не конвертируют. Но они сделают всё возможное.

Идти домой почему-то было не так стыдно, как на рынок. Инквелл не понимала и удивлялась, почему же. Определённо, приветливые граждане, что выходили поболтать с Пэйдж, и восхититься её чудесными пони, делали день веселее и приятней. Кажется в фавеле и в домах все знали Пэйдж и Пет, и их... наклонности... и это ни на вот на столечко не вызвало вопросов. Люди находили их очаровательными и интересными, а пони, кажется, считали что всё это мило и безобидно.

Инквелл не знала, что в фавелах живут вот так. Она думала, что те окажутся дном жизни, кишащим ворами и бандитами. Ни разу за свою жизнь-с-зелёным-допуском она не рисковала покинуть Двухпроцентный план бытия и поискать в фавеле приключений. У неё была работа, зелёный комбез, она держалась с теми, кто работает, подальше от отребья. Если б она знала.

Жизнь среди Двухпроцентных — тех двух процентов людей, у кого была работа — по сравнению с здешней казалась стерильной и пустой. Вместо муравейника, грязни и нищеты, люди, а теперь и пони фавел, достойно обитали в самостройных домах и восстановленных квартирах. Они вместе трудились ради общины, и не забывали друг о друге. Ценили чужую жизнь, держались вместе и в хорошие и в плохие времена. Они жили тесной группой, и похоже, были в курсе дел всех и каждого. Без писаных законов — главное, чтобы был мир.

И если кто-то с парой пони, одетыми в ремни, хотел пройтись торжественным парадом до рынка и обратно — на здоровье. Более того, среди жителей фавел, парад был праздником, бесплатным развлечением и чудикам там были благосклонны. В фавелах любили и берегли городских безумцев, и кажется, Пэйдж с Петрикорой были местным колоритом.

Какая-то часть Инквелл отчаянно вопила: это раз в десять извращённей, чем ты предпочитаешь. Но не отрицала, что не помнит такого же счастливого и весёлого дня. Каждые двадцать или тридцать шагов какой-нибудь прохожий, человек или пони, приветствовал их, спрашивал как день, восхищался пони в их чудной упряжи и Пэйдж в предельно укороченном не-кожаном прикиде. Новый мир отчётливо отдавал безумием, и безумие это, что самое ужасное, было сахарным, и Инквелл не могла взять в толк, почему бы нет?

Когда они добрались до квартиры, полдень давно прошёл. Шоппинг с общением заняли целый день. В двухпроцентной прошлой жизни, Инквелл троллила работников Секьюрити-Молла, доставая кредистик на их глазах. Слова звучали редко. Разве что ей без выражения называли цену, или Черносетники предупреждали воздерживаться от посещений определенных зон, или не оставаться там слишком долго.

Сегодняшний же день был откровением для Инквелл. Когда они совместно дотащили тяжёлую тележку на их пятый этаж — СКРИ-ИП-БУМ! СКРИ-ИП-БУМ! — Инквелл поняла что прежнюю жизнь прожила неправильно Если бы она знала... Она бы не гордилась Двухпроцентностью, и правом носить зеленый комбинезон и владеть зелёным кресдитиком уровня. Ей надо было ходить почаще на фавельный рынок... быть может, завела бы друга или двух.

— Видишь? Нипони нас не узнаёт! Мы могли бы проскакать мимо главы ФОЧ и он нас не узнал бы! — Петрикора потянулась, выгнув спину как собака, к возмущению Пэйдж, пытавшейся снять упряжь с колокольцами. "Скажи честно... Было весело, а? А?

Вначале Инквелл показалось, что её обманом втягивают в фетишистскую забаву. Но если честно... это был счастливейший из её дней. Конечно, разум разрывался между тем, чем она являлась прежде, и тем чем стала, тем что Гвен считала правильным и тем, что Инквелл показалось восхитительным и в голове творился такой бардак... но она так и не смогла убрать улыбку с мордочки.

— Да, Пет… Да, было весело.

— О-о-о! Она уже называет тебя Пет, а не Петрикора! — Пэйдж смеялась, пытаясь снять с хвоста подруги колокольчики, что было не так просто, потому что Пет решила устроить из этого игру. — Кажется твой статус великой и могучей спасительницы низвернут в прах, как только Инк увидела, какая ты у нас глупенькая маленькая пони!

Колокольчики звенели, Пет вертелась пока они не упали от смеха, запутавшись руками и всеми шестью ногами.

— Поможете? — Инквелл только что поняла, что совершенно не представляет как ей раздеться, и что ей очень-очень нужно в туалет. Как только она это объяснила, вновь началась куча-мала на раздевание. Вскоре она добралась до туалета — в натуральном виде. Никогда бы не подумала что будет скучать по этому безумному наряду в котором было ей так стыдно ходить днём. Она снова стала обычной, но чувствовала себя будто голой, хоть для пони это вроде как должно бы быть нормально.

Туалет в квартире, как почти во всех сейчас, годился и для пони. За прошедшие с войны десятилетия жители фавелы кое-как наладили водопровод, и заменили стульчаки на японские напольные унитазы. Такой тип унитазов — длинные, вмурованные в пол ванночки, удобные как для людей так и для пони, были наследием Великого Японского исхода. Когда Японию признали непригодной для обитания, остатки её жителей рассеялись по всей планете, став народом без Зоны. Могучая волна миграции затронула почти все Зоны Мироправительства, напольный унитаз стал общепринятым практически по всей планете.

И с приходом пони, не только общепринятым, но едва ли не предвестником.

Инквелл повторяла необходимые шаги, для своей новой анатомии. Устроиться посередине над канавкой унитаза, сместиться на полкорпуса вперёд, учитывая, откуда всё выходит. Круп опустить, и ОТОДВИНУТЬ ЧЕРТОВ ХВОСТ! Как можно выше! О! И отвести в сторонку, так, на всякий случай. Запачкать хвост — невероятно унизительно, Инквелл бы очень не хотела повторять ТОТ инцидент, спасибо уж большое! Пэйдж была так деликатна, благодаря наверное похожему опыту с Петрикорой, но всё равно.

Подруги были поистине невероятно добры к ней. За просто так. Это необычно, так просто взять к себе чужую пони с улицы. Её спасли на крыше, отдав ей сыворотку, которая спасла ей жизнь — и которую Пэйдж месяцами тщетно пыталась раздобыть для себя — а потомеё просто взяли и… приняли в семью. Инквелл и не знала что так бывает, но Пет и Пэйдж объяснили ей что в фавелах это частое явление. Семьи, временные или постоянные, складывались простопотому что люди были нужны друг другу. В этом не было ничего такого тут внизу, где жило большинство.

Закончив дело, Инквелл слегка встряхнула крупом, убедиться, что за дверью шлюза нет клингонцев, и возблагодарила Селестию за сотворение (почти) не пачкающейся попы. Подтираться было практически не надо, так всё там было по уму устроено. Продуманное тело, дар богинь, даст сто очков вперёд творению эволюции, подумала Инквелл. Эволюция плевала на опрятность, эволюция вообще на всё плевала.

Было интересно очутиться в теле кем-то созданном после жизни в теле, возникшем как результат эволюции. Инквелл подумвв, решила что главное отличие вот в чем: В новом теле нет ничего, что сделано небрежно. Ни атавизмов, ни эволюционных тупиков. Каждая деталь — создана с конкретной целью, каждая имела смысл, и сделана надёжно и на совесть. Никаких вам хрупких, ужасно сконструированных человечьих голеностопов. Эквестрийцы явно были созданы, и было очевидно преимущество разумного дизайна.

Это давало определённый масштаб восприятия, который наполнял Инквелл священным трепетом. В своей прошлой жизни она часто обращалась к Марии, к Иисусу, и святым, но всегда осознавала бессмысленность молитв. В Эквестрии богини были настоящими, лично сотворившими ей новый облик. В Эквестрии эволюции, не было, не было случайной игры природы. Пони были природой, и всё что бы ни происходило, было результатом намеренной, осознанной заботы.

Сталкиваясь с чем-то настоящим, древние духи ложных надежд теряли свою силу. Селестия была реальна. Луна была реальна. Их можно было встретить, поговорить, увидеть, они физически присутствовали в мире. Бронзовые медальоны безмолвных святых тут рядом не висели.

Неудивительно, что конверсия не только меняла гражданство, но и переплавляла остатки религиозности. Можно было молиться хоть всю жизнь, но это ничего не будет значить в момент, когда встретишь настоящую богиню. Так думала Инквелл, опуская хвост и нажимая копытом кнопку смыва. Вода закружилась, уходя в трубу, Инквелл смотрела, какта уходит. Прочь смывалась прежняя жизнь и вера, всё ушло, уплыло, и судя по тому, как счастлива она была — и к лучшему.

Эта мысль потрясла её. Инквелл развернулась и пошла к раковине. Встала на дыба, положив копыта на край раковины и взглянув в ванное зеркало. Она разглядывала своё белое лицо, чёрные блестящие глаза, короткий витой рог, высокие уши. Привыкала к виду нового лица. Инквелл обнажила зубы, идеальные и белые — все как один плоские, без клыков. Изучила уши, подвигав ими. И наконец сосредоточила свой взгляд на роге, пожелав, чтобы рог светился.

Последние три дня Инквелл тренировалась с рогом. Эйс заходил, подсказывал, советовал,и кое-какой прогресс был. Она могла создать вполне убедительное свечение своим рогом, серебристо-белый свет, который показался ей прекрасным и удивительным. Как будто рог окружало облако плазмы, клубилось и пульсировало, холодной и приятной на ощупь энергией. Магия. Она, Инквелл Квиллфезэр, творит магию, ревльно. Она стала волшебным существом, одной из фэйри.

Как бы ей хотелось, чтобы старый Эхан дожил до сегодня. Она ужасно скучала по дедушке. Он был бы рад узнать, что она уходит к фэйри. Он с радостью бы присоединился сам. Инквелл попыталась представить, каким бы жеребцом он стал, но расстроилась, оттого что это было невозможно. Ну и хватит! У неё был прекрасный день! А дедушка всегда жив будет в её сердце.

Инквелл дала магии рассеяться. Концентрация уходила, серебристое сияние тускнело, превратившись в серебряные ручейки, бежавшие в канавках рога, затем погасли и они. Днём ранее она сдвинула шарик, заставила катиться безделушку по кухонному столу одной лишь силой мысли, силой воли. Конечно настоящий эквестрийский единорог, один из старцев в робах, про которых написано в тетради, посмеялся бы. Но для Инквелл, это было моментом истинного чуда. "Руки не нужны тому кто может творить чудеса". Инквелл показала язык себе из зеркала, и посмеялась в ответ.

Ужин был скорее пиршеством, традиция для Пэйдж и Петрикоры в базарный день. В главной роли выступали баклажаны в сыре под сицилийскими специями, жареная спаржа и паста с томатами и козьим сыром. В Эквестрии существовали иные копытные, ограниченно способные к общению. Они были интеллектуально проще, чем пони, и не могли вполне заботиться сами о себе. О них заботились пони, ко взаимной выгоде. Сыр был из молока существ, примерно соответствующих козам, это имя прилипло к ним по эту сторону Барьера.

Инквелл расспросила о них — едва способные мыслить и говорить, нуждающиеся в присмотре и заботе со стороны пони. Если все живые существа в Эквестрии созданы принцессами, откуда может быть такое вот неравенство?

— Есть слухи — только слухи, я не могу сказать, они правда или нет. — Пэйдж была очень довольна тем, как получились баклажаны, и смаковала каждый кусочек. Говорят, что у Селестии и Луны всё не сразу получилось. Что они дошли до пони в несколько шагов. Многие, заметив сходство живых существ Эквестрии с земными, предположили что принцессы создали свой космос по образцу нашего мира. Но поступили правильно, не став копировать всё напрямую.

— Это почти как если бы они подглядывали иногда, не вглядывались слишком пристально. Так я думаю, во всяком случае. — Петрикора не могла наестся салатом. Она влюбилась в не-совсем-козий сыр.

— В общем, теория гласит, — Пэйдж подцепила кусок баклажана, — что они начали с малого, с зайчиков, с собак, всего такого, потом попробовали что посложнее. То что получалось, было с каждым разом всё разумней. Эквестрийские козы, или их козий аналог, едва способны говорить. Но уже коровы, их версия, тебя заболтают, я слышала. Но только пони смогли создать цивилизацию и магию. Одно дело уметь общаться, и другое заставить камень течь как воду чтобы идеально отлиться в башню или замок!

— Погодите — это так они... мы... строим здания? — Инквелл о таком не слышала.

— Не все. — сказала Петрикора, длинным языком слизнув с носа макаронину. — Только всякие там пафосные замки. Я слышала от урождённого, ну, знаешь, из этих почтовых пегасов которые возят почту с Земли в Эквестрию через Барьер? Если скажем, дом, или тому подобное, то они поднимают и толкают все вместе. Но замок был создан магией. Там есть высшие единороги способные придать форму камню и стеклу, чему угодно, усилием мысли. Кто его знает, на что тогда способны сами принцессы, верно?

Инквелл видела картинки замка. Он превосходил всё, сотворённое людьми, наверное, на порядок. Тадж-Махал сошёл бы там за туалетную пристройку. Она подумала о своём роге. Она переживала потерю рук, потому что это лишило ее способности делать тонкую работу! Как оказалось, научившись, она сможет силой мысли создавать тончайшие устройства и грандиозные сооружения, придавать форму жидкому металлу, камням и самоцветам по своему желанию. В сравнении с этим, пальцы казались какими-то неуклюжими хлебными палочками. Она решила отнестись к занятиям телекинезом более серьёзно.

Поужинав, помыв и прибрав посуду, Инквелл завалилась в огромную кровать в обнимку с Пэйдж и Пет, открыв тетрадь.

Инквелл посвятила подруг в свою тайну на второй вечер, выложив всё что знала и о чём догадалась про тетрадку. Они имели право знать, так она считала, потому что подверали свою жизнь опасности, дав ей убежище. Они спасли ей жизнь. Она видела от них только добро с самого первого мгновения. И ещё… это был слишком большой секрет для одной маленькой единорожки. Она рассказала и им про Подземный Библиобус, про то, как ей досталась тетрадка, возможные причины, почему их ищет ФОЧ.

Для них стало традицией прочитывать страницу-две-три перед тем как отойти ко сну. Они как раз догнали её, и сегодня должна была быть новая глава.

— Ещё раз покажи мне человека! — Петрикоре так хотелось хоть что-нибудь узнать про автора таинственной тетрадки.

Инквелл губой пролистала до страницы, где была реплибумажное фото рыжей женщины в очках. Петрикор внимательно вгляделась на секунду. — Хэх. Выглядит как настоящая Д.Ф., уж точно.

— Как кто? — Растерялась Инквелл.

— Дэ-эФ! Д-Ф, ну, знаешь До Фига? — осклабилась Пет, — Дерьма в голове, сечёшь? Большие кучи его...

— Пет! Не издевайся над бедной Инквелл! Богини, не прими это всерьёз, Инк. Что поведает нам в эту ночь великая сага о сыворотке? — Пэйдж история создания конверсионной сыворотки заинтересовала, но не очень. Сыворотка работала, Пэйдж в ней нуждалась, этого всё, что нужно знать. Петрикору, наоборот, история первого контакта захватила целиком.

— Хммм… — Инквелл поёрзала меняя позу, чувствуя, как к ней прижалась Петрикора, а Пэйдж в это время чешет и наглаживает ей круп. — ...ах..., да... вот прямо там....— у основания хвоста было приятней всего, теперь Инк понимала, почему собаки любят, когда их чешут там. Кое-на что годились и руки... может, они не могли заставить мрамор течь как воду, но чесать ими ну очень, очень здорово. — О-о... круть. Спасибо, Пэйдж!

— Мне! Меня тоже! — Петрикора подсунула свой круп и Пэйдж пришлось перегибаться, чтобы почесать и её тоже.

— Ладно… — Инквелл отыскала то место в книге. — Мы закончили на феврале. Похоже тут про генетику. Будет интересно!

— О... ладно. — В голосе Пэйдж было поменьше энтузиазма, но ей тоже хотелось послушать.

Проект Буцефал — Лаборатория 012
23-е Февраля

Теперь я не знаю что и думать.

Мы получили результат секвенирования их генома. И теперь, имея на руках их генокод, мы попытались с помощью нанороботов собрать — как мы надеялись — почку эквестрийца. Она получилась и была живой — по крайней мере, до тех пор пока её не отнесли для препарирования на восьмой этаж. Мы использовали в роботах видоизмененную программу сбора почки, потому что у нас была готовая. У нас пока нет ничего от команд кодирования, которые заняты программированием наномашин. Множество проектов, по всему земному шару и каждый занимается маленькой частью целого. Я почти уверена, что большинство из даже не подозревает, в чём заключается конечная цель их работы.

Итак, мы опытным путём доказали, что можем взять кусок земного мяса и, используя земных наноботов — работающих от энергии волшебного вина — сконструировать живое подобие органа эквестрийца. Чудесно, тут можно было бы подумать — вот оно, решение всех проблем, у нас в руках. Если можно сделать почку, от органов-аналогов рукой подать до людей, способных выжить в Эквестрии!

Нет. Так это не работает, и причина этому переворачивает с ног на голову всё что — как мне казалось — я успела понять.

Мы взяли живую, выращенную в баке человеческую почку, любезно предоставленную центром трансплантологии из Антарктики. Ввели в неё нанохирургическую жидкость, запрограммированную проанализировать исходный материал, создать необходимые временные сосуды и поддерживающие структуры, конвертировать клетки в эквестрийские клетки, убрать “строительные леса” и затем выйти наружу. Мы всё ещё работаем над тем чтобы научить нанороботов саморазбираться без остатка — это ещё один проект где-то там.

По идее, они должны были собрать человеческую почку из эквестрийских клеток. Получилось нечто иное. При той же самой программе наносборки наносборки, что и всегда, результат вышел нечеловеческим. Это было... что-то иное. Медик-единорог, спустившийся к нам со второго уровня идентифицировал это как “В основном” эквестрийскую почку — от женской особи пегаса, если быть точным. Мы не совсем поняли, что он имел в виду под “в основном” и он отказался объяснять. Получилась странная штука, в форме пилюли, пятнистая, довольно упругая. Она сжималась и растягивалась физически невозможными способами, и мы захотели узнать, как такое возможно.

Мы исследовали её атомарную структуру и также сделали рентгенокристаллографию. И вот тут мы подходим к самому важному.

Как я уже говорила, изначально это была человеческая почка, но вначале я должна была вам сказать, что она была из земного вещества. Наноботы не просто получили энергию от того, что морщинистые старые единороги с третьего уровня растворили в волшебном вине — они сработали как канал для чего-то ещё.

У меня есть теория. Мне кажется, эти страшные единороги создали собственных наноботов. Только нематериальных. Не из вещества. А из… в общем, заклинаний. Магические наноботы, маленькие программы-призраки, микробоги — как угодно, потому что я, чёрт побери, не знаю. Но будто в наши наноботы вселяется призрак другого нанобота, что-то вроде души, и заставляет выполнять совершенно не ту последовательность операций.

И то, что нанопризраки сделали, просто пугает.

Та штука, что получилась в результате, почти-эквестрийскую почка — в ней не осталось вещества. Она больше не состояла из атомов. Молекулы — были, они делали всё, что положено молекулам. Но в нашей вселенной молекулы сделаны из атомов, а в этом органе после завершения программы атомов не было. И наноботы тоже перестали состоять из атомов.

Мы не знаем, из чего они теперь. Оно квадратное. Это всё, что мы знаем. Кубики со стороной в несколько ангстрем, неделимые, совершенно чужие, мы ни хрена не понимаем, что это. Наноботы теперь тоже сделаны из них, и всё, с чем они работают, превращается в это же, чем бы оно ни было. Это не вещество в нашем понимании. Это эквестрийское вещество. Это уже не проект по нанохирургии, а алхимия. Волшебная жидкость превращает земное вещество в эквестрийское нечто, чему у нас даже названия нет.

Мы ранее заказывали в Эквестрии различные образцы. Растения. Камни. Мэйос отрезала лоскуток от сумки Баттеркрим, когда той не было в комнате. Все они тоже из эквестрийской материи, не из земной. Ни одного атома. Ни электронов, ни кварков, ничего из чего состоит наш мир. Другое вещество. Экзотическое вещество. Е-вещество.

Я ела эквестрийские яблоки. Они присылают нам продукты в качестве подарка, чтобы морально поддержать нас. Наверное, я съела несколько фунтов продуктов с той стороны. Я всё ещё жива. Мой организм здоров, насколько могут судить человеческие доктора. Мы проверили яблоки. E-вещество.

Мои волосы содержат Е-вещество. И кровь тоже. И клетки слизистой во рту. То же самое у других членов команды, насколько я понимаю. Маленькие волшебные кубики двигаются и делают всё, что положено делать атомам, но это не атомы.

Я больше не знаю, что думать.

Я не перестану есть яблоки, наверное. Не поверите, какие они вкусные. Иисусе-которого-нет, какие же вкусные! То же с хлебом. И салатами. Я с аппетитом преобразуюсь в чужеродное вещество. С каждым кусочком. Мы — наша еда, и я медленно заменяю свои атомы на маленькие волшебные кубики. И мне нормально. Чёрт побери, мне отлично, не считая длинных рабочих смен.

Вот что я думаю. В какой-то момент во мне станет больше Е-вещества, чем атомов. А-вещества, назовём так. Не думаю, что я даже это замечу. Это не защитит меня от Т-излучения, это мы знаем точно. Я лишилась лоскута кожи между большим и указательным пальцами, неосторожно схватившись за склянку с “Вином” и ботами. Она зарастет, но с этими повязками я чувствую себя глупо.

Итак. Похоже, мы всё-таки сможем заставить проект работать. Но мы не сможем конвертировать людей в устойчивых к магии людей. То что получится, не только будет состоять из другой материи, но и будет другим существом. Человеческая почка стала эквестрийской почкой. Почти. Наша программа этого не делала.

Видите ли, даже несмотря на то, что мы получили результаты секвенирования того, что у пони заместо ДНК… причудливая штука, такая же двойная спираль, как у нас, только свёрнутая в форме шестиконечной звезды и ещё в ней есть пятый и шестой нуклеотиды, не имеющие аналогов на Земле, потому что сделаны из чёртовой магии — этого не закладывалось в наноботы. Первый запуск должен был проверить саму идею, мы ещё не писали для них программу расшифровки генома. Этим занимается другая команда.

Тем не менее, результатом стала почти эквестрийская почка, не человеческая, без всякой программы. Могу только представить, насколько маги-единороги с Третьего нас опережают. Они заставили нанороботов превратить человеческую почку в эквестрийскую. В основном.

Может быть будет вообще неважно, какую программу мы заложим в ботов.

Наши боты одержимы микроскопическими духами, и духи тут явно главнее.

В каком-то смысле, как это ни печально, это приносит некое облегчение. В первый раз у меня есть надежда, что мы спасём человечество в отведенные нам очень короткие сроки. Мы не можем не справиться, но только потому, что нам помогают силы, намного превосходящие нас, и честно говоря, я думаю, что это наша единственная надежда хоть как-то это сделать вообще.

Так что будем считать, что маленькие робопризраки — наши друзья.

И всё же. Всю жизнь я была твёрдой материалисткой, а теперь просто не знаю, что и думать.

Глава девятая: Та, кто поднимает Солнце

Проект “Буцефал”
Командный центр проекта “Буцефал”
Информационно-наблюдательный центр
5 февраля

Я просматриваю это уже… боже мой, наверное, уже часов пятнадцать, не считая перерывов. Гершти злой, работники ИНЦ возмущаются, какого чёрта эта лабораторная крыса свила гнездо на их земле. Я очень близко подошла к границе дозволенного со своим правом на “любую информацию”. И я в курсе, что ИНЦ не рады меня здесь видеть. Они уже пытались меня выставить. Явился генерал Норман П.Риджуэй — понятия не имею, с чего бы — и теперь я полновластная хозяйка этого места. И да, я точно знаю, им это очень не понравилось.

Не знаю почему Риджуэй решил вмешаться. Когда-то, заглянув в двенадцатую лабораторию, он в шутку мне козырнул. Что-то происходит. Не знаю что, но слава богу, что у меня в нужный момент нашёлся ангел-хранитель. Иначе я бы никогда не увидела… то, о чём на Земле знает лишь горстка людей. Даже нашим, из двенадцатой, этого не показывали, и скорее всего, не собирались показывать.

Когда кончилась Трёхдневная война, море закончило кипеть, а уровень обычной радиации упал до переносимого, после того, как призрак Селестии стал преследовать корпоративную элиту с их семьями, Селестия позволила случиться кое-чему удивительному. Только один раз. Общественности об этом не сказали, даже большинство военных понятия об этом не имело. По запросу Управления безопасности Мироправительства, по просьбе высших элит, Эквестрия впустила в себя два земных зонда.

Это были стандартные роботы для поиска и эвакуации — такие, знаете, с четырьмя ногами как у мула и запасом автономности несколько дней. Их оснастили всевозможными сенсорами и сверхсовременными камерами. Их звали МУЛ-1 и МУЛ-2. Они отправились на зеленые поля Эквестрии, всё обнюхивая, измеряя, а самое главное — записывая. Я смотрела их записи.

Они не разрушились за Барьером лишь потому, что на всём их пути зонды окружали пузыри магического поля. За каждым шло по четыре единорога, поочередно поддерживая это поле. Одна ошибка и шагоход погибнет, превратившись в крахмал, шоколад и бог знает что ещё. Два дня роботы шагали по Эквестрии, их отвозили в разные места на санях и колесницах. Потом они вернулись к Барьеру и вышли в наш мир.

Эти зонды были и остались единственными земными объектами, побывавшими в Эквестрии.

МУЛ-1 побывал в городе, или большой деревне. Поля, сады, фермы. Здания отчётливо тюдоровской архитектуры. Средневековые шатры и совсем фантастические постройки, словно из луна-парка или холографической ролевки. Повсюду — пони, в шоке, восхищении или в ужасе от робо-монстра, шагающего по их миру в магическом пузыре.

Из записей МУЛ-1 мне удалось получить некоторое представление о жизни и работе эквестрийцев. Насколько могу судить, профессии у них более-менее определяются уникальными способностями рас.
“Земные” пони могут проделывать чудеса с землёй и растительностью. Я видела, как эти существа меняли рельеф местности, как толкали и тянули вес намного тяжелее, чем физически возможно (у нас), не уставая.
Но самое ошеломительное — то, что они делают с растениями. Одна запись показывала, как крупный мускулистый “земнопони” поставил копыто возле зелёного ростка. Растение потянулось вверх в реальном времени. Зашевелилось, как в замедленной съемке, только плавно, как будто это было не растение а животное. Через пять минут совершенно взрослое растение распустило большие цветы, которые пони с удовольствием съел.

Эти существа могут вырастить еду за минуты вместо месяцев.

МУЛ-1 остановился возле здания, которое оказалось совершенно земного вида кузней, такие же точно века назад существовали у нас. В ней на удивление слаженно работали “земнопони” с “единорогом”.
Земнопони сунул прут из тёмного металла во что-то вроде печи или горна. Он держал металл зубами, а когда садился — передними копытами. Когда прут раскалился, земнопони достал прут из огня, используя для защиты губ прихватку из толстой ткани. Он повернул прут раскалённым концом к единорогу.
Единорог заставил свой рог светиться и в тот же момент раскалённый прут стал менять форму. Металл шевелился как живой, одержимо изгибаясь, пока не сложился в сложную фигуру в виде изысканного растительного рисунка. Не знаю, что они там ковали, подозреваю, что накладку для двери или сундука. Процесс занял несколько минут, и всё это время единорог смеялся и болтал на своём языке — они явно работали не слишком напрягаясь.

Наверное, самое невероятное, что видел МУЛ-1 — пегасы управляли облаками. Пегасы хватали и стягивали облака вниз с неба, словно подушки, и расставляли их, судя по записи, над кукурузным полем.
Натаскав достаточно, пегаска встала сверху, как будто на твёрдое, и топнула по облаку копытом. Облака разразились чем-то очень похожим на молнию — хотя электричество себя так не ведёт, и пролились дождем на посевы. Когда в облаках ничего больше не осталось, пегаска улетела прочь, видимо, считая работу выполненной.

Я нигде не замечала признаков нужды или нищеты. Вся деревня, до каждого самого скромного уголка, была ухожена с любовью и заботой, граничащей с одержимостью. Все жители выглядели здоровыми, никаких патологий, уродств, неизлечимых увечий.
Только один раз перед камерой зависла пегаска, по-видимому, страдающая страбизмом — но возможно, она просто корчила рожицу, потому что при этом же она показывала машине язык. Они весёлые. Много раз на заднем плане я видела как пони катаются по земле, играют в мяч, или просто носятся, потому что хочется.

МУЛ-2 был на экскурсии по, я так понимаю, столице Эквестрии. Большой город, в котором смесь самой разной архитектуры словно прилепилась к невероятно высокому сказочному замку. Город и замок висели на склоне запредельно крутой горы.

Какие бы геологические процессы не сформировали эквестрийский ландшафт, они явно не имели ничего общего с геологией нашей вселенной. Горы и холмы — конические, невероятно крутые, а равнины неестественно плоские. Ландшафт выглядит искусственным, сконструированным, сделанным. Совсем не похожим на результат природного процесса. Не думаю что здесь вообще есть природные процессы. Мне кажется, эта вселенная — поддельная. Искусственная.

Замковые башни напрочь отрицают закон квадрата-куба. На Земле, из земных материалов, этот замок рухнул бы под собственным весом. Физика в Эквестрии должна очень сильно отличаться от нашей. Размер и сама невозможность его существования захватывают дух — это что-то прямиком из сказки. Замок украшен множеством спиральных лестниц и полукруглых балконов без каких-либо пилонов и подпорок. Пони совсем не боятся, что они могут рухнуть. Ходят, бегают и даже танцуют на этих хрупких постройках, словно они неразрушимы, что насколько я уже знаю, вполне может именно так и быть.
Внутри замок столь же великолепен. Временами кажется что он нарушает правила самой реальности. Возможно мне показалось, но комнаты внутри замка длиннее, или не той формы, что позволяла бы его внешняя конфигурация. Может, их прорубили внутри самой горы, но там был сквозь огромные окна был виден чистый дневной свет.

Но ничто из этого так не пугает, разнося вдребезги саму реальность, как то, что я увидела в конце записи МУЛ-2.

Сотни пони собрались перед замком. Стояла звёздная ночь. Самое удивительное, что некоторые созвездия выглядели знакомо. Могу поклясться например, что видела Орион. Может, я и ошибаюсь — это тоже кажется невероятным, если вдуматься. Но выглядело очень похоже. Я сразу вспомнила наши теории, что Эквестрия в далёком прошлом контактировала с нашим миром. Или, должно быть, это пресловутые параллельные вселенные. Но от наших узоров в университетском планетарии их было не отличить.
Там был подиум, или что-то вроде того. Селестия, принцесса Эквестрийская, взошла на это сооружение и, видимо, к чему-то приготовилась. Зрители благоговейно ждали. Затем Селестия поднялась в воздух, раскинув крылья, сияя нестерпимым светом — и одновременно с ней, синхронно из-за горизонта выплыл солнечный диск. Затем солнце остановилось но небе, или двигалось, но очень медленно, как положено солнцу. Селестия приземлилась, сложила крылья, и толпа приветствовала её громкими криками и топотом копыт. Принцесса покинула сцену, и толпа начала расходиться. Они пришли посмотреть, как она поднимает солнце на небо. Пришли увидеть, как она начинает день.

Судя по всему, она проделывает это ежедневно. Это её работа. Селестия отвечает за то, чтобы солнце взошло и ночь закончилась. Её сестра — имя которой нам перевели как 'Луна' чтоб вы знали — в свою очередь, начинает ночь поднимая Эквестрийскую луну.

Я несколько часов изучала записи датчиков МУЛ-2, все какие были. Солнце поднималось одновременно с Селестией, пока диск не оказался над горизонтом. С появлением солнца росла внешняя температура.

Воздушные потоки реагировали на рост температуры, как и должны были. Таинственное свечение Селестии совпадало по спектру с эквестрийским солнцем. По всем мыслимым датчикам, принцесса буквально подняла солнце в эквестрийское небо.

Пони прямо говорили нам об этом, но это не пустили в медиа. Сама принцесса заявляла об этом, как о факте, и медиа снова промолчали, по приказу Министерства Инфоразвлечений и Пропаганды. Могу понять, почему они молчали о таком. Это бы многих напугало, и многим поколебало бы их веру.

Определенно, мою веру.

Я — учёная. Это больше чем работа, это моя суть, мой способ мышления. Всё что я когда-либо изучала, всё, что как мне казалось, я знала, говорило: магии не существует, боги — это обманка для простачков, вселенная это механистический, материалистической феномен. Но это иная вселенная.
И в той вселенной, по-видимому, сверхъестественное существо — которое даже не регистрируется сенсорами как физический объект, буквально двигает солнце по небу своего мира.

О, я уже говорила вам, что Селестии физически не существует? Во всяком случае, согласно датчикам МУЛ-2. Ни акустических отражений, ни теплового следа, ничего. Только сияние в момент подъема солнца, но и оно совпадает с самим солнцем. Да, её можно увидеть, даже заснять в видимом свете, или том, что вместо него в Эквестрии. Только в других частотах, за пределами видимого света, её нет.

Полагаю стоило посмотреть, видимы ли обычные пони и их окружение в других частотах. Вот черт.

Селестия управляет солнцем. Пони зовут её принцессой, но очевидно, что она и есть их мир, их жизнь. Их богиня. На пару с Луной.

Что в свою очередь приводит нас к — и заставляет верить — тому, что я обнаружила в полустёртом файле.

Файл этот был с МУЛ-2. Я так понимаю, машина брала интервью у солнечной принцессы в её тронном зале. Не знаю, каким образом задавались вопросы, и какими они были. Файл назывался “интервью” и дата.
Я просмотрела его ночью, за те полчаса когда за мною не наблюдали. До этого со мной в комнате постоянно кто-то находился. И я не упустила шанс. Та часть, которую я видела, представляла собой примерно следующее: Селестия обратилась лицом к нам, и говорила прямо в камеру:

...аномалия среди вселенных. Магия — это начало начал, источник всякой жизни, всякой мысли и самого бытия. Существование без магии — даже если вы обладаете сознанием и разумом — это не жизнь. Вы не живые существа, вы — тени жизни, лишенной смысла. Вы обречены раствориться без следа, и поэтому я предлагаю то, что собираюсь с вами сделать, из любви и сочувствия. Умоляю вас осознать наконец ситуацию, в которой находятся ваши подданные. Вы можете избежать исчезновения. Поэтому я прошу помочь мне спасти ваш вид от...

По-видимому, она обращалась к корпоративной элите. Не думаю что они хотели бы, чтобы это интервью увидел кто-то ещё. Я могу лишь вообразить, что ещё она им говорила. Хотела бы я увидеть это целиком.
Если то, что она говорит, правда, тогда проект «Буцефал» — это не только про конверсию людей в устойчивую к тау-радиации форму. Это граничит с метафизикой, если не прямо относится к ней.

Полагаю, всё зависит от истинной природы «магии», того что скрывается за словесным ярлыком, который мы налепили на странную, изменчивую, программируемую энергию, которая движет эквестрийской вселенной. Магия, в общем-то, слово не хуже другого, но это слово имеет массу смыслов для любого жителя Земли.

И ещё одна важная вещь — когда я наконец вернулась в двенадцатую, то обнаружила что наша предыдущая работа наконец превратилась во что-то реальное и множество различных направлений слились в одно. Они успели, пока меня не было, залить генетический код пони в наноботов, и использовать их, чтобы превратить свежую человеческую почку в — согласно мнению единорога из нашей команды — эквестрийскую почку.
И более того, это была не просто почка. Мы так и не перевели это слово или понятие, но что бы это ни было, оно важное. Самое близкое по смыслу — «глубина». Созданная нами эквестрийская почка обладала некой «глубиной», которой , по-видимому, ни мы, ни наша предыдущая почка, ни вообще вся не-эквестрийская жизнь, не обладаем.

Но теперь им нужна я. С нанороботами есть две проблемы — во-первых, они недостаточно эффективны, и они плохо взаимодействуют с митохондриальным геномом. Оказывается, у эквестрийцев вообще нет митохондрий, даже их подобия. Потому что пони не эволюционировали. Их клетки не выходили из доисторического моря, чтобы сожрать другие клетки по пути к многоклеточному организму. Клетки эквестрийцев были разработаны Селестией, как заявил наш единорог, и сразу созданы идеальными, целостными и завершенными.

После всего, что я видела, я не буду с ним спорить.

Мне кажется, я знаю решение — нам придется создать несколько разных моделей ботов, а не один тип, и учесть эволюционное строение земных клеток. Это моя область знаний, так что я наконец почувствовала себя хоть немного полезной. Немного, но это что-то да значит, так что следующий месяц я буду занята — буду впахивать на этом направлении.
К счастью, со мной будет мощь всей планеты, людей, который я никогда не знала и не видела.

Может просто нужно перестать думать о последствиях. Просто работать, пока не достигну цели.

Но я так скажу — если есть шанс, хоть малейший, пожить в другом мире — не мёртвом, не механическом, как наша вселенная… я вцеплюсь в него. Это просто очень сложно принять, даже увидев то, что я видела.

---

Краузе провёл мясистой рукой по лысой голове и отметил, что вспотел. Он не любил приносить Лео плохие новости. Никто не любил, но иногда этого было не избежать. Не было никаких следов.

Они мониторили каждый уголок города. На каждом перекрёстке стояли камеры и системы слежения. Специальный ИскИн занимался исключительно тем, что отслеживал всю городскую жизнь. У них был доступ к информации, бесценной по доколлапсным меркам, когда ещё были маркетинг и конкуренция: точные данные потребления, демографии, потребностей и интересов. Как-то раз, вспомнил Краузе, парни устроили тотализатор на мем, который отслеживали с самого возникновения. Один из предателей произнёс то, что как ему казалось, было остроумной шуткой про копыта, и шутка ушла в народ. Всё больше и больше людей и предателей повторяли её, и Монитор, их ИскИн, послушно рисовал диаграмму распространения шутки, которая продолжала звучать по городу. Мартинелли выиграл, поставив что мем не уйдёт дальше старого мусороперерабатывающего завода, и не станет глобальным.
Но по всей информации выходило, что Гвен Бойк исчезла с этой планеты.

Сенсоры на перекрёстке заметили бурую пегаску, летевшую в район складов. У них были многочисленные видеозаписи, как две таких же летели к жилым комплексам. Но пегасы поднялись вверх и затерялись за непроницаемым слоем смога. Вполне возможно они решили приземлиться на крыше, если только не летели за пределы города. Пока что следящая сеть ФОЧ могла детально анализировать только наземную активность. Отчасти поэтому Лео был так уверен, что побег это тщательно спланированная акция. Враг знал их слабые места.

— Краузе. Полагаю, у тебя есть хорошие новости касательно местонахождения мисс Бойк и груза? — Леонард Райх перешёл сразу к делу. Краузе попытался поднять глаза, но не смог.

— Нет, сэр. К сожалению, вынужден доложить: никаких следов. Вероятнее всего, либо цель покинула город, либо они совершили посадку на крыше где-то в жилых кварталах. Им известно о нашем слепом...

— Аномалии, Краузе! Кто-нибудь покупал на рынке больше бобов, чем обычно? У мясника из трущоб не появился внезапно новый покупатель? — Лео никогда не позволял эмоциям отражаться на лице и это пугало Краузе больше всего.

— Нет, сэр. Согласно Монитору, потребление человеческой еды не отклонялось от расчётного ни на унцию. Может быть, Бойк вегетарианка?

Лео фыркнул. Когда Лео начинал показывать эмоции это было уже совсем плохо.

— Нет, Краузе, и тебе это известно. Это было на инструктаже.

— Я имею в виду теперь, сэр. Может, сейчас… — Краузе вытер свежий пот со своей блестящей лысины.

— Если бы она стала вегетарианкой, это тоже стало бы заметно, Краузе. Бобы, соя, другие источники белка. Человеческое тело не может само вырабатывать все необходимые ему белки, мы должны получать их из других животных или определённых растений. Именно поэтому мы — вершина пищевой цепочки. Полагаю, Монитор заметил что-то такое?

— Краузе спрятал руки в карманы и уставился в стол, чтобы не глядеть в глаза Лео

— Никакого роста потребления белка. Я о чём и говорю! — Краузе осмелился поднять глаза, но тут же опустил их вновь. — Ничего. Ноль. Пусто. Nada.

Последовало короткое молчание.

— Что ж, благодарю, Краузе, вы сделали всё, что смогли. Вашей вины здесь нет. Должно быть, у нашего предателя-человека, нашей славной мисс Бойк, есть убежище, под завязку забитое правительственными рационами. Они явно знают, что здесь находится наш штаб. Я всегда считал, что мы должны поддерживать уровень поницида наравне с другими городами. Это нас выдало. ФОЧ повсюду, а мы сидим в том самом городе, где пони, по-моему, вообще ни разу не отстреливали.

— Но это уменьшало подозрения, я думал… — Краузе немедленно заткнулся.

— Достаточно, Краузе. Благодарю за ваш труд. Свободны

Когда Краузе вышел, Леонард Рузвельт Райх, глава Эшелона, повернулся к холографическому интерфейсу, и начал смахивать иконки, пока не нашёл маленькую светящуюся собачью будку. Растянув её, он открыл список “активных” и нашёл в нём одно конкретное имя. Кто выпустил собак.

Дисплей съёжился в угол активной поверхности и открылось окно. Некоторое время окно не показывало ничего, кроме беспорядка в комнате — трещин в стенах, куч коробок и грязной одежды. Затем в нём появились голова и плечи, перед окном сел человек.

Это был грузный, потный мужчина невысокого роста с сальными тёмными волосами. На его грубом лице с носом картошкой совершенно терялись тонкие губы. Он носил дешёвый коричневый костюм в полоску.

— Э-эй.... ЛЕО! Давно не виделись. Ты же меня, вроде, в будку посадил. Ещё раз мораль мне прочитать хочешь, что ли?

— Нет. Вообще-то, мне требуется от тебя работа. Считай себя восстановленным. Надо чтобы ты нашёл для меня женщину.

Грузный человек засмеялся.

— Я-то думал, ты играешь за другую команду, дружок! Что, решил сменить ориентацию?

Подколка была встречена с абсолютно каменным лицом.

— Домой, Ральф. Хороший пёс.

Окно исчезло со стола. Леонард подождал, пока летучие иконки вернуться на свои места, и вытащил значок контакта из папки в виде собачьей будки.

Хотя целую секунду Лео хотелось переместить его в корзину.

---

Инквелл хотелось в парк.

— Ну пожалуйста? Мне бы хоть чуть-чуть побегать, и вы уже столько дней рассказываете мне, какие вкусные садовые цветы. Вы говорили сами, что нипони не может нас опознать, что мы в безопасности, пока я вам наконец-то не поверила!

— У тебя бурлят гормоны от солнечного света. Пет, вместе с другими пегасами работали на отвал хвоста, чтобы расчистить окно над городом, и вот теперь солнце воздействует на тебя. Я видела, как это бывало раньше, ты просто ещё не привыкла.

Пейдж с Инквелл только что закончили перестилать кровать свежевыстиранными простынями. Теперь они разбирали другое бельё — вещи Пэйдж — и пытались решить, на что потратят остаток дня, когда Петрикора вернётся с работ по уборке смога.

— Пони впадают в охоту от солнышка, солнышко. — Пэйдж ухмыльнулась маленькой белой единорожке. — Я думала, что начитанная пони вроде тебя должна знать такие интимные подробности эквестрийской биологии.

Инквелл подняла в воздух пару трусиков из кучи и попыталась сложить их в воздухе. Поле рассеялось, трусы упали поверх шарфа.

— Вот кака!

— Нет, они чистые. Кака там только была. В этом смысл стирки. — Пэйдж подождала реакции, затем снова ухмыльнулась. — И всё же впечатляет. Ты всё лучше орудуешь своим рогом.

— Я всё ещё не очень хорошо управляю предметами на лету. Могу поднимать нетяжёлые вещи, это хоть что-то, но когда я пытаюсь с ними что-то делать…

Инквелл снова подняла окружённые полем трусики в воздух. Она ощутила полем текстуру ткани, плетение нитей, упругую резинку под швом и даже тканевую бирку.

Всё, что попадало в телекинетическую хватку, становилось для неё осязаемым, и гораздо детальнее, чем при обычном прикосновении. Это и было осязанием, но трёхмерным. Она равномерно и полностью ощущала предмет внутри и снаружи, чувствовала его форму до самых мельчайших деталей, пока он находился в хватке поля. По сути, у неё как будто были руки из облака или газа, охватывающие весь объём, а не поверхность.

Трусы упали снова и телекинетическое поле рассеялось. Инквелл со вздохом аккуратно сложила их зубами, поверх стопки, предназначенной в сушилку.

— Надо отметить, ты абсолютно естественно пользуешься ртом. Ты сделала это не раздумывая. — Пэйдж явно впечатлилась.

— Что сделала? — не поняла Инквелл. У неё же так и не получилось сложить одежду магией.

— Сложила мои трусики! Вот прямо сейчас, погляди! — Пэйдж показала на аккуратную стопку. — Идеально ровно, Инкс. Как если бы ты родилась с копытами. Тебя можно принять за ту, что рождена как пони.

Инквелл поглядела на свою работу. Она не задумывалась о том что делает, а просто делала это. Складывать и носить вещи ртом — совершенно естественно: её длинная шея и челюсть не хуже любой руки. Даже лучше, потому что намного сильнее.

— Ох! Наверное... Видимо да, стало легче. Ты права. Я даже больше не задумываюсь об этом. Наверное мой мозг теперь пластичней. Не только это, всё вообще легче усваивается.

Пэйдж дотянулась до очередной пары носков и свернула их в шарик.

— В каком-то смысле ты новорожденная, Инквелл. Твоё новое тело считает себя жеребёнком, клетки мозга жаждут расти и учиться. Как-то так.

Закончив шарик, Пэйдж выудила ещё два носка — легкомысленной радужной расцветки с пальцами на конце. Это были её любимые, и хотя они видали лучшие дни, Пэйдж упорно их чинила, потому что таких больше не достанешь.

— То же самое было с Пет сразу же после конверсии. Для неё всё было новым, и поначалу она была ужасно неуклюжей.

— Это Петрикора-то была неуклюжей? — Звучало как бред. Эта пегаска несла её по небу на паллете!

Ох, богини, такой неуклюжей! Поначалу ей было тяжело даже ходить. А её крылья — она не могла держать их при себе, они были повсюду. Я получала крылом по физиономии постоянно. Пегасы реагируют крыльями на эмоции, видишь ли. Им необходимо учиться самоконтролю или каждый пегас будет постоянно хлопать крыльями как курица!

Пэйдж посмеялась над своей шуткой, и Инквелл к ней присоединилась — представлять себе, как Петрикора учится владеть крыльями и клокочет, было забавно.

— Может у единорогов это проходит легче, не знаю. — Пэйдж задумчиво скатывала носковый мяч, пока искала слова. — Или ты из тех, кто схватывает всё на лету. Знаешь, бывают такие. Я слышала истории о новопони, которые просто спрыгивали со стола и убегали, вот так вот просто. И наоборот, о том как новопони лежали пластом целыми неделями, пытаясь научиться ходить.

Пэйдж стала хватать и рассовывать бельё по шкафам возле их с Пет кровати.

— Зелье меняет твоё тело и переписывает твой мозг, но не может изменить саму тебя. Кроме небольших правок там и тут. Я думаю, это в основном зависит, готова ли ты принять себя как пони, или борешься с этим.

Это озадачило Инквелл.

— Пет... боролась?

Пэйдж умяла дверцу шкафа бедром.

— Немного. Да, было дело. Я думаю, она так долго пробыла в том кресле, что оставила всякую надежду, и это противоречило с её новым телом. Думаю, ей надо было поверить, что это не ложная надежда, что новое тело не исчезнет как сон. — Пэйдж опустилась на кровать, чтобы немного передохнуть. Инквелл прыгнула сверху и улеглась ей на живот, раскинув ноги. — У неё были кошмары первые несколько недель. Она просыпалась у меня в объятиях и тряслась, ей снилось, что крылья отвалились и копыта исчезли и что она снова в кресле.

— О, Богини! Это ужасно!

— Пэйдж вздохнула, но затем улыбнулась

— Было, но прошло. Вместе со снами ушла и неуклюжесть. Через несколько дней Пет летала так, как будто умела это с рождения. Думаю, ей просто нужно было понять, что дары не возвращают.
Дары...

Инквелл никогда не смотрела на Конверсию, как на дар. Да, ей спасли жизнь, её укрыли от врагов, что было очень кстати. Но в остальном превращение оказалось слишком резким и внезапным, и было ужасно жаль, что она так и не увидела разрекламированные чудеса Бюро.

Пэйдж не интересовало Бюро. Ей нужна была уверенность, что она сможет оставаться с Петрикорой, что они будут вместе следующие четыре года, до самого конца света. Пэйдж всего лишь хотела стать пони. Хотела больше всего на свете. Для неё это действительно был бы бесценный дар каким он стал для её подруги, Петрикоры. Дар безопасности.

Прошлым вечером Инквелл и Пет играли в 'Марио Марбл' на столе. Инквелл уже очень хорошо научилась двигать мелкие вещи телекинезом, так что они построили на столе гоночную трассу с препятствиями. В дело пошли упаковки, коробки, пара кирпичей, палочки для еды, ложка, несколько пончиков (Пэйдж потом возмущалась), и много других предметов. Инквелл пыталась провести шарик по трассе, не поднимая в воздух. Правило было такое: она катит шарик, но не левитирует его. А Пет пыталась придумать для неё невыполнимое испытание. Игра продолжалась несколько часов, пока не настало время ужина и им не пришлось прибирать на столе.

Инквелл ни разу не пожалела о своём компьютере и играх в нём. Что может сравниться с настоящей магией? Ничего, ничего во всём свете.
Это поистине был дар — стать единорогом. Большой, сверкающий, упакованный в праздничную ленту дар чуда и счастья, а она восприняла его как должное, а ещё ворчала, что не может сложить трусы, левитируя их при этом в воздухе. "Вот беда-то! Ох, я бедняжка! Я — новорожденный единорог и не могу сложить труселя чёртовым телекинезом, потому что всё ещё учусь использовать свой рог!"
Инквелл внезапно осознала, что у неё сотни лет для, того чтобы научиться обращению с рогом. Несколько человеческих жизней, и ещё останется. Она и в самом деле снова была ребёнком. Среди прочих даров этот был величайшим.

— Пэйдж?

— Да, Инк, о чём думаешь? Ты уставилась в никуда на секунду.

Инквелл повернула голову и посмотрела в глаза лежащему рядом на кровати человеку

— Не знаю как, но я добьюсь, чтобы ты прошла конверсию, Пэйдж, и не позднее чем через месяц. Такова моя цель.

Пэйдж уставилась в ответ, затем рассмеялась.

— Если сможешь это сделать, мисс Инквелл-единорог, у тебя не будет недостатка в благодарности от меня. И от Пет. — Пэйдж прикрыла глаза и снова вздохнула. — И ты будешь самым волшебным из всех единорогов, совершенно точно.

Инквелл положила голову на передние ноги, и стала думать, как выполнить обещание.

Глава десятая: Навсегда

— Ральф Витони: кибермошенник, вор на доверии, жиголо… Господи, с такой-то рожей?

Леонард Райх вёл себя развязно, что на него было совершенно не похоже. Все обитатели подземной базы из-за этого были не в своей тарелке.

— Мило. Чтоб ты знал, я в молодости не был и наполовину таким уродливым. Ральф следовал за лидером Эшелона, грузно переваливаясь рядом, как перекормленный бульдог в коричневом костюме.

— …Далее, чистильщик - хотя и грубоватый, насколько я слышал. Что произошло с мистером 'эффективно, аккуратно, и быстро?', похищение ради выкупа? Наверное, было непросто украсть ту девчонку из Антарктики, она ведь наверное, самый охраняемый человек в истории нашей расы.

Ральф остановился в коридоре чтобы поправить полосатый галстук кричащих цветов.

— Я умею действовать тихо, когда надо. И, поверь мне, я заслужил каждую кредитку из тех что мне заплатили за ту работёнку. Та соплячка, с шилом в попке — “пони” то, “Селестия” сё, да “хочу смотреть мой сериал” — Лео, ей-богу, я намучился с ней.

— Нет, я всего лишь восхищаюсь вашими достижениями, уверяю вас, мистер Виттони. Большая часть корпоративной элиты мне не друзья. У нас есть среди них верные, хоть и немногочисленные союзники, но что до остальных… Я считаю, что они даже хуже, чем конвертированные предатели — это они кинули нас на съедение волкам в понячьих шкурах. Волкам, у которых нету клыков, зато есть самое опасное, с чем сталкивалось человечество — лёгкий путь.

Леонард и Ральф прошли последний пост охраны, дозволили несколько раз просканировать и обыскать себя, и получили доступ в большой круглый сияющий белизной зал с полусферической крышей.

— Это чё щас — они тебя просканировали? Да ладно... ты прикалываешься, Лео? Ты же гребаный босс всей нашей конторы!

Райх позволил себе коротко усмехнуться.

— Вы колоритная личность, мистер Виттони. Я полагаю тот, кто способен был провернуть дело в Антарктике, должен знать, что в наш век нанотехнологий никто не может считаться вне подозрений и не может быть гарантирован от микрошпионов и управляющих закладок.

— Я слышал, ты никогда не покидаешь это место. Тебя нельзя скомпрометировать, если ты ничего не делаешь.

Ральф прикрыл глаза рукой от яркого блеска потолочных ламп.

— Вы не поверите, где мне только ни приходится бывать, мистер Виттони.

Теперь, позвольте показать вам главную деталь нашего проекта, который с высокой вероятностью решит проблему Эквестрии раз и навсегда. Вот, потенциальное спасение человеческой расы: проект “Кибитка”!
Леонард Райх жестом указал на штуковину в центре зала. Штуковина стояла на большой круглой подвижной платформе. Справа от неё встала навытяжку команда техников в белых комбинезонах для чистых комнат. Слева на полу зала расположился медицинский трейлер — передвижной изолятор.

Ральф Виттони моргнул, перевёл глаза на Райха, затем снова на это нечто.

— Это чё?

Кибитка была примерно шесть метров длиной, сделана из зквестрийской древесины. Колёса — тоже деревянные, по шесть ступиц, и окованы чем-то подозрительно похожим на медь. Низкие борта безыскусно разрисованы в цветочек. На вертикальных стойках крепился полотняный верх. По бокам, рядом с передком, висели традиционные эквестрийские светлячковые фонари. В повозку должны были запрягаться шесть эквестрийских пони.

— Это шутка, да?

Ральф попытался улыбнуться, но его тонкие губы дрогнули, когда он не увидел в лице Райха ни малейшего намека на шутку.

— Восемнадцать футов в длину, одиннадцать в высоту, изготовлена в Эквестрии копытами пони, переделана нами для наших задач. Оборудована экспериментальной системой межпространственной коммуникации, основанной на принципах которые мы еле понимаем, и понятия не имеем, будет ли она работать.

Здесь Лео улыбнулся. Немножко. Ральф поёжился.

— Внутри хорошо спрятанные тайники с оружием, модифицированным, чтобы его могли использовать пони, и система...

Райх обнаружил что его прервали, что случалось крайне редко. Это его неприятно удивило.

— Погоди, теперь ты точно мне втираешь. Оружие? Для пони? Мелкие ублюдки спёрли нашу планету, но они не бойцы. Я-то знаю. Я замочил их достаточно. Пони могут кусаться и лягаться, особенно когда защищают потомство, но даже единороги, у которых прямо перед глазами лежит пистолет-пулемет, никогда его не возьмут. Они могут драться, но в целом, как у вида, у пони маловато яиц, даже у жеребцов.

Ральф вспотел. Он всегда потел.

Леонард бесстрастно изучал толстяка. У Ральфа было чувство будто его сейчас приговаривают к четвертованию. Он почти не ошибался.

— Иногда, Мистер Виттони, пони не всегда пони.

Ральф рассмеялся.

— Эй! Это же рифмуется! Молодец, Лео. Не знал, что ты поэт.

Здесь творилось что-то нехорошее. Ральф нутром чуял, что пора смываться, но выходов или укрытий в этой огромной белой комнате не было.

Леонард повернулся к трейлеру и произнёс, ни к кому не обращаясь:

— Выпустите мистера Филипса, пожалуйста.

Ральф понял и просиял:.

— Филипс? Вы вызвали сюда Филипса? О, да! Лео, это мировой мужик. Чёрт побери, Филипс! Единственный говнюк, который почти так же крут, и как я. Люблю этого ублюдка. Эй! Филипс! Это я, Виттони!

Дверь медицинского трейлера отворилась. Двое окомбинезоненных техников вытянули пандус и опустили его.
Из трейлера, мелко ступая, вышел пони. Это был жеребец “земного” типа, бледно-красный, с коричневой гривой и большими розовыми глазами. Он дошёл до конца пандуса и осторожно развернулся, видимо, ещё не совсем доверяя своим ногам. Ральф с растущим ужасом и омерзением смотрел, как существо приближалось. Глаза существа были розовыми, но их выражение не сочеталось с добрым, пушистым, полным дружбы и смеха пони. Эти розовые глаза были ледяными глазами убийцы, который любил свою работу, и морда пони была кошмарно знакомой.

— Нет. Не-е-е-ет. Нет, нет, о Боже нет-нет-нет...

Ральф не хотел принимать то что говорил ему мозг, что кричали его внутренности.

— Ох мля, нет. Только не Филипс... Иисусе... мля, только не Филипс!

Красный жеребец остановился на расстоянии нескольких футов, глядя прямо на Ральфа.

— Ты тоже иди на хер, жирный мешок дерьма.

Ральф уставился на пони. На рот этого существа. Рот двигался, когда слова звучали. Пони действительно это сказал, незабываемо-злобным голосом Филипса.

— Филипс... что за... это же робот, верно? А сам он в том трейлере! Чертовски классная работа, Лео, вот проклятье...

Ральф потянулся чтобы потрогать пони-робота и едва не лишился пальцев, которые пони попытался откусить.

— Держи свои грязные лапы при себе, проклятая вонючая макака. Я знаю, что ты ими делаешь.

Пони не был роботом. Это существо было живым. Это был Филипс. Там, внутри, это всё ещё был Филипс.

— Как... я не понял... это как...

Ральф был слишком сбит с толку, у него не получалось собрать кусочки мозаики вместе, тем более, что у него пока не было всех кусочков.

— Мы скопировали и отладили тот проект, с помощью которого Мироправительство планировало ударить Селестии в спину. У нас не будет ещё одного П.В.З.

Райх глЯдел на Виттони как на неодушевлённый предмет.

— Мы исключили 'Фактор Селестии', который превратил лучших агентов Мироправительства в марионеток этой Блудницы вавилонской. Конверсия, которая сохранит человеческую способность к обману и насилию. Конверсия без снов.

Ральф потряс головой, пытаясь уложить в ней новую информацию.

— Значит, говоришь, мы теперь можем создать спящих агентов, которые не предадут? И Филипс всё ещё…

Ральф развернулся к пони.

— Если ты в самом деле Филипс, что бы ты сделал, встреть ты Селестию лицом к лицу, а?

Морда красного пони перекосилась. Конченый псих, наверное, назвал бы это усмешкой.

— До или после того, как отымел бы её в перерезанное горло?

Ральф хлопнул себя по щекам обеими руками.

Чёрт побери! Просто, охренеть, мать его! Это же мой мальчик там, это Филипс. Это аб-со-лю-тно Филипс. Чёрт, парень, что они с тобой сделали? Как ты позволил им это с собой сделать? Вот дерьмо... Филипс...

Леонард Райх подал знак техникам, затянутым в комбинезоны.

— Мистер Филипс согласился быть добровольцем в операции “Кибитка” по той же причине, по которой согласитесь вы. Потому что это наш лучший шанс покончить с Эквестрией раз и навсегда. Потому что мы спасём наш мир и человечество. Потому что мы отплатим этой суке Селестии и её миру за всё в один светлый — о, такой светлый! — день.

Ральф отбивался от техников, но парализующий пластырь уже впрыснул релаксант ему в шею.

— Но главное, Мистер Виттони, вы сделаете это потому, что вы человек, который печется о нашем мире, и с радостью принесёт себя в жертву ради спасения нашей расы.

Леонард Райх редко улыбался искренне. У него это плохо получалось. Но сейчас он улыбался, это была самая настоящая искренняя улыбка.

— Мля... мля-я-я...

Ральф терял сознание, но продолжал бороться с наползающей тьмой каждой крупицей своей могучей воли.

— Я... тебя достану... в... а-ду...

— В этом, Мистер Виттони, я не сомневаюсь.

Райх махнул комбинезонам, чтобы те несли толстяка в трейлер. Пони-Филипс шёл за ними, горько и злорадно смеясь.

— Но я думаю... вы узнаете что такое ад, немного раньше.

Краем глаза Виттони заметил ещё одну платформу за той, на которой стоял фургон. Сознание гасло, но он мог поклясться, что на второй платформе лежали две полусобранные квантово-хромодинамические (“гиперядерные”, как говорили идиоты-журналисты) бомбы. Он видел такие в Антарктике. Внезапный всплеск адреналина дал ему ещё несколько секунд сознания.

— Я хшу чтб вы знли...

Ральф уже едва шевелил губами, те немели.

— …я нне з тх кто прщает...

Затем чернота поглотила его. Чернота, в которой не звучали ничьи голоса.

---

Инквелл медленно и осторожно продела конец ленты сквозь петлю, держа её в своём рогополе. Серебристо-белое сияние сверкало и переливалось. Инквелл вытянула им кончик ленты и… Всё! Бант был готов. Резко выдохнув через нос долго удерживаемый воздух, она наконец расслабилась, её поле рассеялось. Наконец-то получилось!

Она повертела крупом перед зеркалом, и так и эдак, оглядываясь через плечи и любуясь своей работой. Ярко-красная ленточка завязанная здоровенным бантом туго сидела у основания хвоста. Немножко слишком туго. Инквелл чувствовала, что хвост немного пережат. Снова засветив рог, Инквелл аккуратно прощупала кольца ленты изнутри, найдя слабое место. Движением, невозможным для человеческих пальцев, она протянула ленту сквозь узел, ослабив бант как раз настолько, чтобы хвосту было удобно. Теперь бант сидел идеально — не свалится и не спадёт с хвоста, но не настолько тугой, чтобы мешать кровообращению.

Этот бант должен был стать сюрпризом для Пэйдж и Пет — не только чтобы похвастать успехами в телекинезе. Инквелл надеялась, что им понравится, как бант на ней смотрится. Она надеялась, что подруги поймут что это мило: мило, а не глупо или что похуже. Инквелл покачала бедрами перед зеркалом, заставив хвост переливаться на свету как гладкая чёрная змея, и поправила бант чтобы теперь-то точно сидел правильно. Идеально!

Погасив рог, Инквелл несколько раз выгнула шею вперёд-назад и повертела ей, разминая затекшие мышцы. Шеи у пони были длинными, гибкими и очень мускулистыми, с удивительной свободой движений, но от заглядывания через круп шею едва не свело судорогой. Чуть-чуть не считается, но Инквелл не хотела даже рисковать.

Инквелл наклонила голову близко к полу, и повинуясь внезапному любопытству заглянула между передними ногами, перевернув голову сверху вниз. Она увидела свой хвост, свисающий до самого пола, или так ей только казалось, и абсолютно гладкий живот. 'Ого, тут всё по другому!' подумала она, разглядывая низ живота. Она, конечно, была знакома с анатомией пони, и отлично чувствовала, лёжа на постели, где теперь находились её соски, но увидеть своими глазами, конечно, совсем другое.

Она снова взмахнула хвостом и увидела в перевёрнутом изображении, как плюмаж вороных волос метнулся по полу. У неё слегка закружилась голова, и на мгновение ей показалось что она сейчас может упасть на потолок, поэтому она выпрямила шею, подняв голову высоко и ровно. Она сделала это зря, её повело так, что Инквелл пошатнулась, несколько раз с цоканьем переступив копытами.

— Ой-ой-ой, записать на будущее не гоняться за собственным хвостом. О, Богини!

Инквелл хотелось прилечь и ненадолго уложить голову и шею на плед. Она представит, что тёмно-синий плед это огромный океан, а она плывёт по нему в лодке. Когда мордочка и глаза были на одном уровне, было легко представить что её нос — это нос лодки, и она вдруг поймала себя на том, что водит туда-сюда головой по пледу, путешествуя по воображаемому океану.

Вдруг она остановилась.

— Лунные носочки... Я не делала ничего так с тех пор, как была жеребёнком! Дурачусь, играю, воображаю всякое... в лучшем случае я валяю дурака, потому что в худшем я деградирую, впадая в детство! Что со мной?

Она подняла голову, произнеся последнюю мысль вслух, и не зная что даже думать. С одной стороны, было весело. С другой, это... нормально?

— Ой... зря ты прекратила! Я собиралась подкрастся к тебе и крикнуть “Эй, на шлюпке!” Петрикора улыбаясь стояла в дверях.

Инквелл покраснела, внезапно пристыженная. Её поймали за очень, очень глупым занятием. Она обнаружила, что очень внимательно изучает плед.

— Эй, Эй! Инквелл, не расстраивайся, я и сама путешествовала по пледовому морю! Этот синий цвет точно такой же как вода на картинках про Эквестрию. Эй...

Петрикора прошла от двери и положила голову поперек холки Инквелл, обняв её.

— Да ты стесняешься, что ли? А ну прекращай! Мы теперь пони! Нам положено валять дурака. Я уверена, что где-то в Поньской Правде или в Коньституции или ещё каком Большом Стоге Законов так и записано. Страница третья: 'Всепони должны дурачиться и веселиться, сие повелеваемЪ Мы, наше Селестийшество Эквестрийская!

Инквелл хихикнула.

— ПовелеваемЪ, да?

Обниматься с тёплой Пет было удивительно приятно.

— Значит, это оф-ф-фициально? Я могу доверять тебе по этому вопросу?

— Абсолютно. Если ты не будешь валять дурака хотя три часа в день, то ох-х… в Эквестрии у тебя будут та-акие проблемы! Думаю тебя приговорят к нескольким дракам шоколадными тортами, это как минимум! А это грязно. И липко. Лучше начинай дурачиться прямо сейчас, включи это в своё ежедневное расписание. Сэкономишь мыло и полотенца.

Инквелл могла поклястся, что чувствует, как Петрикора улыбалась. Улыбка Петрикоры была почти осязаемой.

— Хи-хи! Я чувствую себя... даже не знаю, какой-то… свободной. Будто я снова ребёнок, а всю мрачность и серьезность из меня просто высосали.

Инквелл и Петрикора разомкнули объятия, подняв головы.

— Это точно не конверсионная эйфория, та длится не дольше нескольких дней.

Петрикора движением головы и ушей подала знак следовать за ней на кухню.

— Так что, думаю, это навсегда. Думаю, возможно ты просто сейчас счастлива. И, знаешь что, это НОРМАЛЬНО. Это больше чем нормально! Это так, как должно быть. Со мной так тоже было , только времени у меня ушло больше, потому что у меня твердоватые мозги. Играй и дурачься, Инквелл! Смысл быть пони, если не резвиться и не скакать как глупая кобылка?
Пэйдж уселась за стол со своим маленьким тонким планшетом из “умного стекла” и стилусом. На стол были выставлены три чашки и чайник свежего чая, особого чая мистера Виндсонга, который тот выращивал на крыше здания, некогда бывшего Универсальным Банком Морган-Сачс. Секрет чая, он уверял, заключался в том, чтобы выращивать его на большой высоте, но Пэйдж подозревала что настоящим его секретом были два ящика привозного эквестрийского грунта. В любом случай, запах у чая был чудесный.

Привет! Садись, Инкс, будем держать небольшой семейный совет! О, кстати!

Пэйдж встала и подошла к буфету, вернувшись с тарелкой и пакетом

— Печеньки! На семейном совете нельзя без чая и печенек. Попробуй, это те самые, которые я супер-хитро пыталась спрятать во время нашего последнего похода за покупками. Их делает Отэм Глори. В них содержится чуть-чуть очень редкого волшебного джема. Ей прислала банку подруга по переписке из-под Кантерлота. Я слышала, это что-то особенное.

Инквелл уселась на подушечку за низким столом и понюхала чай

— О-о, как чудесно пахнет! Обожаю “особый” Виндсонга!

Петрикора уселась на стул напротив, и взяла зубами печеньку.

— Мммм... О-го… ДА, это что-то правда особенное. Как будто сладкое... электричество во рту, наподобие того. Невероятно. Ты уже пробовала, Пэйджи?

— КХМ! — Пэйдж села прямо. Призываю к порядку... эммм... и объявляю открытым первое, если по правде говоря, семейное собрание которое у нас когда-либо было, и в общем... добро пожаловать, всепони!

Инквелл смутилась, не сдержав нервный полу-смешок и отпила глоток чая. Петрикора взяла ещёодну печеньку, ей явно понравилось.

— Я обратила внимание...

Пэйдж, картинно держала свой планшет, делая вид, что отмечает пункты в загружаемых документах.

...что мы приблизились к весьма знаменательной дате. Сегодня исполнилось ровно четыре недели, как с нами мисс Инквелл Квиллфезэр — ты наконец решила: берёшь и имя, и фамилию?

Инквелл проглотила последний кусок печенья, её губы слегка зудели от яблочно-электрического вкуса.

— Мм.. у-гу...

Она запила чаем, чтобы говорить яснее.

...Да, наверное. Должна признать, я долго это обдумывала, так что точно да. Беру весь пакет, и имя, и фамилию. Спасибо тебе кстати, Пет — Мне очень нравится моё новое имя. И фамилия тоже.

Петрикора гордо распушила крылья и сидела вся важная. Инквелл сдержанно хихикнула.

Пэйдж начала читать с планшета:

— Будучи с одной стороны нами с Петрикорой, руководствуясь нижесказанным... незамедлительно и неукоснительно принимая и осознавая, что тепла Наших объятий с избытком хватит и на третью... ой, то есть значит, Мы именуемся первой и второй... и на третью сторону, как это испокон веков ведётся во Фресно, пришли к совместному неоспоримому умозаключению, что вы безусловно достойны быть вышеупомянутой третьей стороной, так как ни один чистосердечный свидетель не мог бы отрицать, что вы, очаровательная черно-белая единорожка, далее именуемая Инквелл Квиллфезер, наделены сексуальностью, которая уступает лишь вашей любви к чаю и печенью, что и зафиксировано в приложении А...

Пэйдж широким жестом указала на Инквелл, заодно наклонившись, чтобы взять ещё одну чудесную во всех смыслах печеньку.

— ...известная под чудным именем… — Пэйдж улыбнулась Петрикоре, которая улыбнулась ей в ответ... — Мисс Инквелл Квиллфезэр, ты считаешься и признана крайне желательной в качестве компаньона и в целом восхитительной по всем известным и доступным параметрам, как следствие мы, первая и вторая сторона — ты согласна пока с этими пунктами, дорогая Пет?

Петрикора энергично кивала, маньячно улыбаясь. Инквелл перестала вообще что-либо понимать, и понятия не имела что происходит, но чай был хороший а печеньки вовсе превосходные, и в любом случае все вокруг казались счастливыми.

— Таким образом, согласно мнению первой и второй стороны, третья сторона со своей стороны — если изъявит желание — может считать себя единым и неделимым целым с первой и второй сторонами, здесь представленными нами, и далее не считать себя Стороной Б, но частью стороны А... то есть... нас.

Пэйдж положила планшет на стол, и мягко взглянула на Инквелл, и то же сделала Петрикора.

Инквелл поняла, что подруги смотрят ей прямо в глаза, и чего-то явно ждут.

Последовала неловкая пауза. Наверное, надо было что-то отвечать? Инквелл не поняла почти ничего из того что сказала Пэйдж, но у неё было смутное ощущение что...

— Мы хотим сказать... ты нам нравишься. Очень.

Петрикора протянуло копыто и Пэйдж взяла его в свои тёмно-коричневые руки.

— Всё время что ты была здесь с нами мы каждое мгновение воспринимали это как нечто совершенно естественное, ты знаешь это? Что бы ты там не слышала на рынке, мы не тащим кого попало в нашу постель, и с момента, как ты заползла в неё в тот первый день, ты так с нами и ночевала. Такое вообще-то бывает нечасто. Это случается редко. Очень редко.

— Эм... вы...

Инквелл переводила взгляд с Пэйдж на Петрикору и обратно.

— Это предложение, Инкс, если проще. Если совсем проще, это оно и есть. Ты выйдешь за нас? Пэйдж не удержавшись, засмеялась и Петрикора за ней, а следом Инквелл потому что всё стало уж слишком абсурдно.

— Ч-чего? Вы меня разыгрываете?

Петрикора протянула копыто над столом в сторону Инквелл, и Пэйдж дотянулась до него свободной рукой.

— Нет. И ты тоже это чувствуешь, не так ли? Ты должна! — Пэйдж улыбнулась — Как будто мы были вместе всегда. И не важно что официально ты появилась четыре недели назад. Это ощущение, что так было всегда и так всегда должно быть. Мы уже ощущаем себя семьёй, разве нет?

— И это... это НОРМАЛЬНО? Мы можем так сделать? — Инквелл почувствовала, как у неё опять кружится голова.

— ОООЙЙ! — Петрикора молотила копытом по столу, пока Инквелл не ухватила её за сустав ноги. Другую ногу уже держала Пэйдж. — Я думала, ты начитанная, библиотекарша. Традиционная эквестрийская семья — групповая, как лошадиные гаремы в те времена, когда на Земле были лошади, только без этого патриархального 'мы и наш жеребец'. У пони естественные групповые семьи, у нас не принята нуклеарная мама-папа-дети семья, как когда-то у людей. В Эквестрии пара — это просто те, кто уже встречаются, но ещё не готовы к серьёзным отношениям, потому что пока не нашли третьего, четвёртого, пятого или шестого собрачника.

Пэйдж кивнула.

— Но даже если бы это было не так, нам это до летающей лягухи, не так ли, любимая?

Петрикора кивнула так, будто хотела метнуть глазные яблоки через комнату.

Инквелл уронила челюсть.

— Я... Я не знаю, как это может... а моя роль тут... как... чего вы ждёте от меня...?

Петрикора хихикнула.

— Успокойся. Попридержи коней!

— ПЕТ! — Пэйдж было не смешно.

— Извини. — Пет неискренне попыталась выглядеть смущённой. — Я конечно не настаиваю. Никто не требует от тебя очертя голову бросаться в водоворот дикого безумного тройного секса, хотя откровенно говоря почему нет, в смысле ты только посмотри на меня и на Пэйдж, она же великолепна, а ещё у нас есть есть игрушки которые буквально из...

— ПЕЕЕЕЕТ!!!! Пэйдж высвободила руки и использовала одну, чтобы дать маленькой коричневой пегаске леща.

— Ой!

— ЧТО мы на самом деле хотим сказать, так это то, что мы считаем тебя членом семьи и надеемся что ты чувствуешь к нам то же самое. У пони это правда так и работает. Семьи формируются быстро, потому что нам не надо переступать через недоверие, как людям. — Пэйдж погрустнела. — Ну, то есть я-то конечно, человек но я буду очень стараться, пока не заслужу свои копыта. — Она сделала над собой усилие и просветлела. — Основные правила просты: мы семья. Ты не должна делать того, чего не хочешь делать, если например не захочешь делить с нами постель, то не нужно. Никаких условий, никаких требований, никаких претензий. Но если пожелаешь отдать себя во власть абсолютного блаженства то, кхм, и никакой зависти тоже. Потому что мы будем семьей, и мы все согласимся с этим. — Пэйдж наклонилась и поцеловала Пет в маковку, что сразу прекратило пегаскино ворчание из-за полученной затрещины. — Улавливаешь?

Инквелл разглядывала свои копыта, лежащие перед ней на столе. Она нигде никогда не была так счастлива за всю свою жизнь, как в этой простецкой маленькой квартире. Четыре недели подряд она заползала в постель к двум удивительным личностям, засыпала с ними в обнимку, как будто это совершенно нормально и естественно, словно она делала это всю жизнь. Это было немыслимо и драгоценно. Ни мгновения с самой первой ночи она не чувствовала себя посторонней или лишней. За всю свою жизнь она никогда не чувствовала подобного. Правда была в том, как она сейчас поняла, что она уже давно думала о Пэйдж и Пет как о семье.

Она не смогла бы точно сказать, кем они для неё ощущались — сестрами, любовниками, тётушками или мамами, или всем понемногу в разное время, но Пэйдж и Петрикора стали ближе ей чем все, кого она помнила, кроме дедушки Эхана, который ясное дело, объяснил бы это колдовством фэйри. Не то чтобы ей некуда было пойти — уплыть в Эквестрию было бы очень просто. В своём новом теле она могла бы это сделать прямо на следующий день после конверсии. Если бы захотела. Всего и надо было дойти до городского Бюро и подать заявку на переселение. Это было её право, как гражданки Эквестрии и подданной короны.

Но она этого не сделала. Не то что не сделала — сейчас она поняла, что даже и не подумала об этом. Без Пэйдж. Без Петрикоры. Она страшно боялась Ф.О.Ч. но всё равно осталась. Никак иначе быть и не могло. Инквелл хихикнула, когда нервное напряжение сменилось внезапным облегчением. Что за безумная идея! Встречаешь понибудь и... ты сразу своя. Вот так просто. Как будто они тебя ждали всю жизнь, а ты ждала их. Четыре недели спустя просыпаешься и обнаруживаешь что вы всё это время были семьёй и даже не обсудили это, потому что это просто работает.

— Я... Я думаю… — Инквелл боялась. Как она скажет это? Просто так вот? После всего четырёх недель? Абсурд! — Я хочу сказать, Думаю что… хотела сказать...

Пэйдж наклонилась ближе, с обеспокоенным выражением на лице. — Что, милая? — Петрикора наклонилась тоже.

Инквелл сглотнула и закрыла глаза. Её сердце грозило выпрыгнуть из груди.

— Я ведь могла просто уплыть в Эквестрию, но это даже ни разу не пришло мне в голову. Я даже ради спасения собственной жизни не подумала о том, чтобы быть где-то ещё. Там новая вселенная, где легко и безопасно, и всё же, всё что я хочу, это быть здесь. Я не могу даже представить как отправляюсь туда без вас. Каждый раз, как мы залезаем в постель я чувствую себя в безопасности и счастливой. Когда мы вместе делаем что-то, просто всякие мелочи — моем посуду, убираем в ванне, складываем бельё, готовим — я чувствую, будто всегда была здесь... здесь, с вами.

Инквелл крепко зажмурилась, так было легче.

— …Просыпаюсь утром и мой день это вы. Ложусь спать и вдыхаю запах... вас двоих. Я не думала даже, что может не быть никаких “нас”, мысль о том чтобы уехать куда-то для меня это как умереть. Наверное… ох, Селестия, это прозвучит глупо, но... не могу подобрать для этого другого слова, но… Я думаю, в каком-то смысле, не знаю как… я просто... Я думаю, это...

Кольцо рук и копыт сомкнулось вокруг Инквелл, которая продолжала сидеть на своей подушке и плотно обхватило её. В своём ухе она услышала голос Пэйдж.

— Мы тоже любим тебя. Добро пожаловать домой.

Были горячие слёзы счастья, и поцелуи: потом они стали ещё лучше.

Глава одиннадцатая: Последнее желание

Химический коктейль представлял собой ядрёную смесь глюкокортикоидов, альфа-адренергических агонистов, 2,6-диаминопурина и сложных форм пропанолола и кортизола. Смесь введут после трансформации чтобы усыпить пациента после кошмара наяву. Чтобы у пациента ничего не отложилось в памяти и не начался ПТСР.

Захлебывающийся крик боли и ужаса говорил о том, что коктейль, как ни ужасно, необходим. Пациента подвергали конверсии без наркоза.

Нечто, бывшее Ральфом Виттони корчилось, содрогалось и извивалось и хрипело неразборчивые обрывки слов. Треск костей и надрываемых мускулов говорил о попытках вырваться из кошмара наяву в котор он был заперт. Каждая порванная связка немедленно регенерировала, и каждая мышца, порванная бывшим человеком в жестокой агонии, снова сшивались, непрерывно срастаясь. Микродухи наномашин глядели, как их работа расползалась по швам, и был пугающий шанс, что они откажут.

— Добавьте парализатор в смесь — он боец! — Сказал техник в белом, предназначенным для чистых комнат комбинезоне с прозрачным окошком на голове. Техник работал, быстро вводя трубки со стальными наконечниками и сенсоры в тестообразную массу, бывшую несколько минут назад средних лет итало-американцем.

— Уерживайте чёртов провод в его мозгу!

Корчащуюся, вопящую массу на металлическом столе окружали четыре техника в комбинезонах. Ими руководил пятый, из комнаты сзади трейлера. Руки подопытного уже превратились в округлые комки, кожа побелела, вздуваясь и идя рябью как кипящее молоко.

— Мне надо знать что он не войдёт в БДГ-фазу. Если ублюдок войдёт в сон, его потом только в печку! Держите провод внутри!

— Я пытаюсь! Он выталкивает!

Наномашины, питаемые таинственной энергией из другой вселенной, трудились неустанно. Они выдавливали из тела пони всё чужеродное и искусственное. В контейнер сбоку отправились импланты и перматехи, которыми Ральф обзавёлся к своим годам — холографический хронометр, когда-то врощенный в локтевую кость левой руки, черепной порт, позволявший ему выходить в Гипернет и виртуальную реальность, и шикарнейшая неопечень, спасшая ему жизнь подарок высокопоставленного корпоративного босса, которому оказались полезны особые навыки Ральфа. Один из техников заметил надпись на искусственном органе и рассмеялся. "За моё здоровье, Ральфи Ви!"

Пятый техник в задней части трейлера следил за мониторами, как голографическими, так и традиционными. Он следил чтобы объект на столе ни на секунду не вошёл в сновидное состояние. Это будет значить, за него взялась Селестия, сверхъестественная мерзость из-за пределов времени и пространства. Если это случится, Виттони немедленно спишут в потери: ему нельзя будет доверять, работать на благо своей бывшей расы он не будет.

— Больше калорий, жира и белка! — Пока провода воткнутые в изменяемые сейчас мозги Ральфа следили, чтобы он был в сознании, трубки снабжали перегруженные наномашины дополнительным сырьём для агонизирующего тела бывшего человека. — Зелья тоже!

Создание агента требовало куда больше чем три унции пурпурной наножидкости. Это была дорогая попытка создать “спящего” агента, который сохранит им верность. Вначале в мозг Ральфа ввели соединение искусственной РНК-транскриптазы с наномашинами. Процедура блокировала рецепторные участки нейронов которые 'зелье' использовало, чтобы получить доступ к перепрошивке частей мозга, таких как миндалевидное тело и таламус. Это защитит Ральфа от утраты полезной психопатии и злобы. Виттони не утратит способность убивать, пытать, калечить, не приобретёт ни совести, ни сочувствия. Ральф останется тем же человеком которым был, в теле эквестрийца.

Изоляция от Селестии позволит достичь того, что пыталось, но не смогло сделать Мироправительство. Ральф не увидит Конверсионного сна, его не отравит предательской ложью инопланетный монстр, Ральф не обменяет верность человечеству на смехотворный лошадиный рай. Он останется верным псом своих расово чистых хозяев, каким и должен быть.

Коричневые блестящие копыта, прорвались из вздутий на концах обретающих форму конечностей кричащего пони. Начиналась самая критическая фаза, когда растворялись и поглощались глаза, чтобы их заменили новые, лучшие. Внутри восковидной, бурлящей массы, временные сосуды и биомеханические усилители стянули плоть, освобождая место быстро формирующимся глазам. Вскоре шары с грейпфрут размером вынырнут из живого моря плоти, и встанут на место, вокруг них сформируется череп и к ним прирастут мускулы и соединительная ткань. Именно в это время Ральф Виттони вероятнее всего мог потерять сознание и уйти в сон, несмотря на невообразимую боль.

— Стимулятор! — Новые химикаты потекли по трубкам во всё больше похожее на пони тело на столе. Техники лихорадочно работали, затянутыми в перчатки руками удерживая трубы и провода внутри. Безглазое тело дёргалось и содрогалось, концентрированный экситотоксин удерживал его в сознании, в неотступной панике. Доза убила бы нормальные нейроны, но нейроны Ральфа ремонтировались по мере перестимуляции, благодаря армии непрерывно работающих наномашин.

Наконец, глаза Ральфа встали на место, и форма его нового черепа начала застывать.

— Всё хорошо, никакого сна! Слышите? Сна нет! Мы его удерживаем! — Техник, мониторивший трансформацию пребывал в эйфории, за последнюю неделю он потерял троих подряд, и был взят на карандаш. Ему было очень нужно чтобы на этот раз получилось.

— Есть подшёрсток... похоже он будет буро-коричневым. Эмм... возможно, стоит убавить калорий, а то формируется жир... поняшка будет пухленький с самого начала. — Техник у стола потыкал живот содрогающегося, тяжело дышащего пони обтянутым синей перчаткой пальцем. — Жирненький, а! Эй, жирный!

— Если ублюдок тебя запомнит, тебе хана. Это жестокий тип, если верить Райху. — Другой техник в белом поправил провод в голове бурого пони.

— Ни за что. Ему так больно не было никогда. Ни секунды этой боли не должно остаться в памяти. Для этого у нас есть… — Любитель тыкать постучал пальцем по 'коктейльному шейкеру' и улыбнулся в прозрачное окошко.

Техник за монитором проверил параметры и нажал квадратик активной поверхности перед ним.

— ТАК! Неплохо, неплохо, он практически готов, вытаскивайте из него всё и давайте наркоз. Мы закончили. — Техник скрестил пальцы на удачу, скрипнув голубым неопластиком.

В трейлере четверо людей у стола стали вытягивать провода и трубки из бурого пони. Пони был почти готов, грива и хвост быстро росли, взрослая шерсть пробивалась поверх подшёрстка. Они убрали все трубки кроме одной — по ней сейчас тёк химический коктейль который следующие несколько часов будет блокировать формирование долгосрочной памяти. Ральф Виттони перенёс больше боли, чем любой человек в истории, но он нисколько не будет психологически травмирован ею. Его память будет подчищена, в пустоту уйдут все мысли и все проклятия которые он, возможно, кричал сквозь боль.

Проснувшись от долгого сна, Ральф не будет помнить ничего что испытал, и сохранит человеческую способность к насилию, и — вот в этом был триумф ФОЧ над Мироправительством — его даже мельком не коснётся вечное милосердие, прощение, и сочувствие принцессы Селестии Эквестрийской.

---

Инквелл всё утро приставала к Эйс Бэндеджу, медицинскому единорогу, пока не вынудила отвлечься. Заявилась в его квартиру, и допрашивала, как ей наложить копыта на зелье для Пэйдж. Инквелл решила что из всех, кого она знает, единорог-интерн вероятней всего имеет нужные контакты, а может даже рабочий пропуск в госпиталь.

— Я уволен, Инквелл, меня теперь даже на порог вряд ли пустят. Если бы не автоматическая смена гражданства при конверсии, за мной бы послали Черносеточников. Я украл это зелье, просто зашёл и взял, я чувствую себя так виноватым, не представляешь... Нет, я рад, что это сделал, я сделал бы это снова без раздумим, ты ведь жива? Но... Мне нехорошо, что я его украл. Я послал по гипернету шесть писем с извинениями!

— Инквелл понимала. Совесть пони была строже человеческой. Ими владело сильное стремление быть честными, поступать правильно.
Спасибо, Эйс. Спасибо что сделал это. Знаю, чем ты пожертвовал, но спасибо за мою жизнь. Прими это — то экстренное зелье было на экстренный случай, так ведь? Я — экстренный случай!

Эйс переступил копытами.

— Да, знаю. Ты была... в очень плохом состоянии. Это было необходимо. Но просто… в первую неделю, они вколачивают всем правило: запасы только для платных клиентов и для персонала. Только, только и ТОЛЬКО. Они в самом деле такие эгоисты, я сожалею о том что с ними работал. Мне стыдно что их обокрал, и в то же время стыдно что я на них работал. Тьфу!

Инквелл зашла с другой стороны. Давняя мысль — не знает ли Эйс другие источники зелья? Нет у рогатого медика знакомых из Бюро, кто сможет помочь? Есть ли способ связаться с ПВЗ попросить зелье у них? Любые контакты в правительстве, которые...

Ох. Инквелл же сама из правительства. Участник проекта К.О.О.Н.Е.Ц. Королевское общество охраны неэквестрийских культурных ценностей — проект МинПропаганды и Инфоразвлечений, а это правительство. Плюс... Подземка. Руководимая лично Луной! Конечно, с её связями можно достать зелья Пэйдж!

Только вот... Инквелл в бегах. ФОЧ не смогут найти её, могли бы давно бы нашли. Внезапно и тайно начав новую жизнь она сделалась для них невидимой. Но только до тех пор, пока она порвала с прошлой жизнью. В ту же секунду, как её свяжут с Гвен, ей встанут на хвост. Возможно буквально, раз он теперь есть.

Кратчайший путь к зелью — единственное что сможет её выдать. Попадаться ФОЧ не вариант — не только потому что в тетрадке опасное знание, которое может усилить ФОЧ, но и потому что Пет с Пэйдж потеряют Инквелл. Плюс, они тоже могли пострадать.

Это невыносимо! Если б только послать весточку Луне, она бы... ох. Ох сладкий же ты шоколад, она же могла, не так ли? В сейфе, волшебные самодоставные свитки. Дорисуй одну линию и зелёный огонь отправит пергамент к Луне. Нипони кого она знала ни разу их не использовал, но они были. В каждой базе Подземки по нескольку штук. Чтобы сообщать о хранилищах с книгами. Предупредить о провале. На экстренный случай. Это так соблазнительно.

Но они наблюдают, не так ли? ФОЧ теперь не уберёт микрошпионов со склада, теперь, зная, что там было. Они ждут, когда “Гвен” вернётся, откуда убежала. Будет глупо не следить за складом до конца времён — до которого, кстати, четыре года.

Именно туда Инквелл ни в коем случае нельзя было ходить. Тысячи прочитанных книг вихрем пронеслись в памяти единорожки. В каждой протагонист в итоге шёл туда, куда не должен был идти, уверенный что вернётся с победой, и всегда там ждала опасность, потому что таков закон драмы. Если бы нипони не делал глупых вещей, кто бы попадал в плен и эффектно сбегал? Возможно, здравый смысл вреден истории?

Инквелл рассмеялась, продолжая раздумывать, спускаясь по лестнице на улицу. В её личной саге на этих строках она примет ужасное решение, желая помочь новым друзьям и любимым, её семье — о, какая прекрасная мотивация, так любимая авторами — тем самым втянет себя и всепони в опасное, захватывающее дух приключение! В этом сюжетном повороте её схватят и друзьям придётся рисковать жизнями — и доказывать свою любовь — пытаясь её спасти… и какая это всё телега навоза! Драма, глазурировать её двойным шоколадом! Потому что Инквелл Квиллфезэр никогда так не поступит.

Инквелл стукнула копытом по тропинке у здания. 'Ни за что! Пусть свитки лежат там до судного дня, потому что склад — это последнее место, куда я сунусь!' Она усмехнулась. Начитанность имеет свои преимущества, поняла она. Зная, как поступили бы в драме, она практически знала, как поступать не надо. В реальной жизни, драматические сюжеты несли только боль и горечь. в реальной жизни этих сюжетов нужно было избегать. Их место в глупых историях.

Итак думала она, идя к Парковочной Ферме, когда-то автостоянке их дома, пока до неё не добрались земнопони — каков наименее драматичный способ достать зелье для Пэйдж? Хммм... подумала она... где это зелье есть?

Очевидный ответ: Бюро. Говорят зелье стало доступнее, но фактически если вы не живли возле Бюро в зоне высокого приоритета, должно было сильно повезти чтобы вас пустили. Было с начала очевидно, что спасти смогут не всех. Слишком много людей. Это ужасно и печально. В Бюро зелье было.

ПВЗ, Пони за возрождение Земли. У них было зелье, и даже больше чем у Бюро. Нипони не знал, откуда, ходили слухи о тайной поддержке среди элиты, об огромной тайной базе где-то в СевАмЗоне. Говорили даже, что они делают зелье сами. Слухи есть слухи.

В госпиталях было зелье, так спасли её. Эти точно просто так не отдадут. Здешние точно.

Тайконавты, на КС “Дружба”, у них было зелье, но пегасы не летают в вакууме. Слетать на орбиту и попросить чашечку фиолетового нечего было и надеяться.

Черносеточники. У них видимо было зелье для экстренных случаев, так же как в госпиталях. Черносеточники имели дело с опасностью и могли быть ранены, а конверсия была быстрым и универсальным средством от любых ран. Инквелл подумала, что стоит попросить у Черносеточников поделиться дозой. Спросить не повредит, решила она. В худшем случае её прогонят, сказав “нет”.

У элиты несомненно было зелье, но они были недосягаемей, чем тайконавты на орбите. Ещё кто-то? Понибудь?

У Гвен было зелье. Инквелл поразила эта мысль. Прежняя она имела гарантированный билет в Эквестрию. Все работники правительства его получали, даже зелёный уровень. С гарантией. Любое Бюро бы её приняло. Пэйдж могла бы войти, выдать себя за Гвен, и конвертироваться. И бюро охранялись Черносеточниками!

Нет, не пройдёт. Двери сканировали всех кто входил. Без вариантов. ИскИн не проведёшь. Каждый биопараметр идентифицировался. Эпоха до Единой Системы Безопасности, когда можно было выдать себя за кого-то давно ушла.

— Что случилось? — Спросил земнопони, один из Парковочных Фермеров. Должно быть заметил как Инквелл стояла на углу уставившись в никуда, точнее, в землю с потерянным видом. — Могу вам чем-то помочь?

Инквелл почувствовала как потеплело на сердце. В этом были все пони. Только так, 'могу ли я помочь?' и они предлагали всерьёз.

— У меня… — Инквелл улыбнулась — ...супруга... нуждается в конверсии. Она всё пробовала, но без шансов. Я так хочу ей помочь... и не знаю, как.

— А! Ты живёшь у Пэйдж и Пет последние пару месяцев, не так ли? Значит, вы теперь семья? Молодцы! Поздравляю! — Серо-голубой жеребец улыбнулся сквозь рабочую пыль и грязь на лице. Он тяжело трудился, чтобы заставить поле клубники созреть к концу дня.

— Спасибо. Да... Пэйдж. Ей так хочется стать пони, но зелья дефицит. Она пробовала всё — стоит в очереди на запись в очередь в Бюро, даже пыталась выйти на ПВЗ! Ужасно тяжело добыть эти три унции, когда они нужны. — вздохнула Инквелл.

— Хотел бы я сам знать, где достать это зелье. Я из первой волны, когда Бюро только открылись. Вначале зелья хватало, именно тогда большинство местных получили свои копыта. Но потом начался дефицит. ФОЧ, наверное они, не знаю — взорвали хранилище на юге теперь зелье не успевают подвозить, это реальная проблема. Оно есть, но не здесь, и мало. Мы не очень приоритетная Зона знаешь ли. — Земнопони махнул хвостом. — Но я тебе вот что скажу — фиолетовым угостить не могу, зато могу красным — клубникой. Я заставлю эти фрукты дозреть к заходу солнца и отложу вам ящик, это всё, что я могу сделать.

Я отнесу их вам наверх. Путь это не то что вы ищете, но с клубникой всяко лучше чем без клубники, верно?

Инквелл не могла не улыбнуться.

— Вы сама доброта... эм... а я даже не знаю, как вас зовут. Я Инквелл, кстати.

— Форлиф. Форлиф Кловер — и прежде чем вы скажете 'ой, какое сладкое имя' вы должны знать, что я так назвался не от отчаяния из-за нехватки воображения. Когда я был совсем юным, я в самом деле его нашёл. Настоящий клевер с четырьмя лепестками.

Инквелл неверяще уставилась в ответ. Земля была давно мертва. Трава и клевер вымерли, вместе со всем остальным, кроме одуванчиков, тараканов и мутакрыс. Если где-то какие-то растения уцелели, элита забрала их себе, в Антарктику и в охраняемые моллы.

— Что, настоящий клевер? — Тот факт что это был живой клевер легко перевешивал четыре листочка.

— Да, настоящий клевер. — Жеребец немного погрустнел. — К моему стыду, я его сорвал. Я был ребёнком, знал только то, что рассказывала бабушка — что четырёхлепестковый клевер приносит удачу, и что сорвав его можно загадать желание. Часто думаю, не сорвал ли я тогда последний клевер на Земле. Это терзало меня всю жизнь.

— Что вы загадали? — Инквелл не могла сдержать любопытство.

— Никогда не поверите, если скажу.

— Поверю. Обещаю. — Инквелл говорила серьёзно. Каким бы ни было желание, она поверит. Нет причин не верить этому милому пони!

— Я тогда читал старые книжки про ковбоев. У бабушки сохранились, в сундуке. — Жеребец поскрёб копытом грязь и улыбнулся. — Я загадал пони.

— Инквелл смеялась, Форлиф смеялся тоже, это действительно было желание, которое мог загадать человеческий жеребёнок.

— Сбылось, как видишь. Оглянись вокруг... — Жеребец обвёл вокруг копытом — ...почти никого кроме пони. Если это был последний клевер на Земле, он наверное вобрал в себя силу всех клеверов какие были, потому что пришла Эквестрия и: “привет, как дела, мисс пони?"

— Вот это да! Инквелл задумалась, воображение понесло её далеко. — Появление Эквестрии, Бюро, вот это вот всё случилось из-за желания, загаданного на последнем счастливом клевере? Сенсация! Понибудь должен об этом написать!

Это заставило Форлифа засмеяться, затем забеспокоится.

— Если я действительно как-то это сотворил, если то желание вызвало это вот всё... ну это накладывает серьёзную ответственность, да? Это было правильное желание как ты думаешь?

— Инквелл махнула хвостом и почувствовала как он хлопнул по задним коленкам. Ощущение понравилось, поэтому она сделала так ещё раз. Топнула правым копытом, и ощутила, как она прочно стоит на четырёх сильных ногах. Подумала о новой семье, как благодарна им. О магии: как это необыкновенно и как замечательно ею пользоваться! О живой, зелёной Земле, на которой отступили загрязнение, перенаселение, эксплуатация. Земля вновь оживала, пусть даже хотя бы на несколько лет.

— Если твоё желание породило это всё, тогда, Форлиф — произнесла Инквелл с благодарностью в голосе — думаю, ты спаситель мира и всех, кто в нём остался. Ты не прогадал с последним желанием. Спасибо, добрый мистер Кловер, за именно такое, самое правильное желание!

Это на секунду ввело Форлифа в ступор, прежде чем он собрался с мыслью. — У вас точно будет этим вечером клубника, мисс Инквелл. Всепони знают, где живут Пэйдж и Пет — теперь и вы тоже. Лучше, навреное, вернусь к работе. Надеюсь, вы найдёте своё зелье!

Жеребец ускакал к своему полю и Инквелл подумала про себя: “Я тоже надеюсь. О, как надеюсь.”

За углом, через улицу, глубоко из тени, за ними наблюдал пони. Он прислонился к стене здания, пара седельных сумок свисали с его тучного бурого тела. Пони попытался было идти, но споткнулся и громко ударил о стену скорчив недовольную гримасу. Попытался ещё раз, и теперь справился с копытами, хоть и заметно шатаясь.

— Тупые чёртовы кретины, проверяйтё треклятые госпитали, всегда. Всегда. Это ж, блять, не надо быть семи пядей во лбу. Они там бобы считают, и белки, всякое дерьмо — просто проверьте грёбаный госпиталь, если хотите найти, где случилась какая бы ни была херня. Иисусе, что за куча cazzaros (Итал. Человек, думающий не той головкой).

Толстый бурый земнопони проследил куда ушла чёрно-белая пони, затем шатаясь вернулся в тень переулка.

— Ебать эти проклятые колченогие копыта. Fare una figura di merda... (Итал. Работают как дерьмо.)

---

Позже, вечером, уютно угнездившись между двумя своими жёнами, Инквелл аккуратно с помощью рога листала страницы тетради. Чтение 'Запретной тетради' превратилось в семейный ритуал. Петрикора не успокоится, если ей хоть чуть-чуть не почитают.

— Подожди! Давай назад! — Пэйдж указала на тетрадь, лежавшую меж копыт Инквелл.

— Что? Где? — поле Инквелл держало страницу вертикально поднятой в середине перелистывания.

— Назад, страницу или две!

Инквелл магией перелистнула назад одну страницу, потом вторую.

— Стой! Вот оно! Гляди!

Петрикора проползла вперёд, так что её голова оказалась вровень с головой Инквелл. Она украла быстрый поцелуй.

— Это же карта! Клёво. Люблю карты. Они позволяют почувствовать место, понимаешь?

— Это... хммм... это должно быть Кантерлотский замок. Я не знаю в Эквестрии других больших замков. — Инквелл изучала нарисованную от руки карту. Это видимо, тот подиум или как оно называется, с которого Селестия поднимает солнце. О, глядите, пунктирная линия это наверное, путь, которым прошёл МУЛ-1. Рыжая Авторша наверное, пыталась нарисовать карту локации из видеотура. Наверное, чтобы понять всё получше!

Пэйдж тоже наклонилась к ним, приблизив голову. И тоже украла поцелуй.

— Это... выглядит как лабиринт. Думаешь, у принцесс есть садовый лабиринт, как у нас в старые времена?

— Почему нет? В Эквестрии полно всяких растений и жизни, почему бы не устроить садовый лабиринт? О, смотрите! — Инквелл показала копытом — Это должно быть статуи, видите? На небольших постаментах. Статуи пони! Ну да, это же сад, всё-таки. Наверное, известные исторические пони.

— Кроме вот этой. Это что за корица? Статуя змеи? — Петрикора не могла понять, кого изображал рисунок.

— Может, это дракон? В Эквестрии есть другие виды, кроме пони. Наверное дракон. Наша Рыжая просто нарисовала как сумела. Драконы, они… сложные, потому что. — Инквелл попыталась произнести это дипломатично.
— Смотри, тут всё в масштабе. Она и правда учёная! Размечено сеткой, по краям масштаб и направления. Она попыталась изобразить как можно точнее. Я впечатлена. — Петрикора понюхала карту. — О-о... и она ела шоколад, когда это рисовала. Шоколад хорошо бы пошёл с этим штуками. Пет согнула шею назад и дотянулась до корзины с клубникой, поставив её перед книгой, чтобы всепони досталось.

Инквелл левитировала пару ягод из корзины и аккуратно направила одну ближе ко рту Пэйдж, а другую в рот Петрикоре.

У тебя стало хорошо получаться, ты знаешь? — Пэйдж подставила ладони и Инквелл позволила ягоде упасть. Для неё не было проблемой использовать рогополе на, вокруг, и даже внутри тела Петрикоры, но с Пэйдж было по-другому. Инквелл не хотела случайно обжечь её тауматической энергией, особенно во рту. Пэйдж прикусила ягоду и улыбнулась вокруг неё.

— Ладно, карта клёвая и всё такое, но я хочу следующую главу! — Петрикора теряла терпение.

— Да, да, их высочество Петрикора должны услышать свою сказку. Читай же, Пэйдж Инквелл!

— Нет, это ты Пэйдж. А я Инквелл! — засмеялась белая единорожка.

— Глупая кобылка. Ты понимаешь, что я имею в виду. — Пэйдж почесала Инквелл за правым ухом

— О. Ооооо..... эм-м... история может подождать... чуть-чуть... о, пресвятая Селестия. — Глаза Инквелл зажмурились от удовольствия. — О, прямо здесь, да, да...

Петрикора вздохнула.

— Ладно, если здесь раздают бесплатные почесушки за ухом, то я следующая!

— Помогите! Помогите! Пэйдж изобразила притворный ужас. — Меня удерживают в секс-рабынях пони с чесучими ушами!

Инквелл и Пэйдж хихикнули. Инквелл использовала командный голос. — Да. Именно так. Чеши её сильнее, Госпожа!

Пет немного растерялась.

— Инквелл… ты... ты что, ты вдруг угорела по 'смене ролей'?

Инквелл вздохнула.

— Не могу говорить.... о... о... моих предпочтениях... наверняка... когда меня чешут... вот так.

Пет ухмыльнулась. — Чеши её как следует, человеческая рабыня! Затем можешь заняться мной!

— Мы позже обсудим твоё поведение, пет.

Пэйдж отчётливо подчеркнула это последнее слово – теперь оно было не только и не столько именем.

— Обещаешь? — спросила Петрикора.

Глава двенадцатая: Рекомбинант 22

Проект Буцефал — Лаборатория 012
16-е Апреля

Мы сейчас дошли до стадии Р-22. Я не зря столько трахалась с наборами инструкций и с биомолекулярными манипуляторами. И я радуюсь. Несмотря на то, что почти все мои разработки пошли коту под хвост. Когда проект вернули с проверки и перепроверки от итерационной команды, лично моего в нём не оставалось почти ничего. И всё же, я решила проблему митохондрий — ну так буду гордиться хотя бы этим. Жаль конечно, что я не получу за это настоящего признания, лавры достанутся команде, которая наконец-то заставила это всё заработать. Но — эй! Хотя бы одна из моих идей оказалась верной.

На самом деле, моя мысль была довольно проста. Животная клетка — на самом деле это две сожительствующих клетки. Когда-то давным-давно в первобытном бульоне одна клетка проглотила другую, но не смогла переварить беднягу, и им пришлось жить вместе и делить обязанности по дому. Со временем, поглощённая клетка утратила часть генов, отвечавших за то что делала большая клетка, а большая клетка утратила гены, отвечавшие за обязанности маленькой клетки. Однако размножались они раздельно, и это создало нам большую проблему.

Я предложила присоединить ДНК митохондрий к человеческому геному, тем самым разорвав древний союз. Предать договор с митохондриями, сделав их излишними — это наш первый шаг к конверсии. Человеческие клетки станут тогда гораздо более похожими на эквестрийские и наноботы перестанут задыхаться под двойной нагрузкой. Заодно ткани станут гораздо более совместимыми друг с другом.

Лучше всего наверное было бы сказать это так: моё решение — сделать человеческие клетки такими, как если бы человечество действительно создавал разумный творец, упорядочить тот бессистемный бардак, который оставила нам эволюция. Тогда реконструкция станет намного проще.

Северо-Еврозонская группа сильно этому поспособствовала, оптимизировав человеческий геном: переписав набело и избавившись от инородных вкраплений. Человеческая ДНК страшно замусорена кусочками древних вирусов, бактерий и бесчисленных “временных решений” различных проблем. К примеру, в Эквестрии нет малярии, поэтому мы с лёгким сердцем можем выкинуть гемоглобин S и серповидноклеточную анемию вместе с ним. То же самое касается других бесчисленных “сувениров” накопленных человечеством за время существования.

Соединив между собой множество квантовых компьютеров, они выделили чистый человеческий геном, и он маленький. Я была шокирована, насколько маленький. Мы накопили поистине МНОГО мусора за миллионы лет. Конечно, если мы построим по этим идеальным генам ребёнка, будет чудом, если он проживёт хотя бы дня три, прежде чем умрёт от чего угодно в этом мире. Идеальному человеку не выстоять под ударами судьбы, земная природа беспощадна.

К счастью, как только человек заменит масло в своей ДНК, от него потребуется остаться в живых всего полчаса. Восточно-Азиатская группа впрочем полагает, что мы сможем сократить время конверсии до пятнадцати минут. Поверю в это, когда увижу.

Мы называем итерационные шаги Р-шагами. Шагами Рекомбинации. Первые пять были жалким зрелищем. Тогда, конечно, мы близко не подошли к тому, чтобы конвертировать человека целиком. Мы могли конвертировать только его части.

Где-то в Еврозоне — точно не знаю, кажется, когда-то это было Бельгией, переделали нанозавод, чтобы собирать для нас живые части людей. На прошлой неделе мы конвертировали торс — и у нас почти получилось. Ноги и руки — вообще без проблем, вот голова трансформируется целую вечность и конечно, мозг внутри — пустой, без извилин, не работающий. Оно и к лучшему, конечно. С Р-11 по Р-14 были золотые моменты, когда мы почти смогли конвертировать несколько голов, и добились стопроцентной конверсии конечностей. Забудьте про почки, это в начале — ничто не сравнится со зрелищем того как конвертируется нога, а лучше голова.

Труднее всего конвертировать именно головы. Анатомия эквестрийцев и гоминид достаточно похожа и после того как клетки изменены, конверсия в основном сводится к «тут добавить, здесь ушить». А части тела более или менее те же самые. Эквестрийцы — не инопланетяне. Не в том смысле, в каком ожидаешь от обитателей иной вселенной.

Я твердо настаиваю на том что Селестия и Луна создавали свою биосферу с оглядкой на нашу, что в основе пони лежит причудливая смесь примата и лошади. Других объяснений быть не может. Я пыталась найти доказательства — даже посылала одно письмо напрямую в Эквестрийское посольство, а другое лично Селестии — но ответов не пришло. Я не одинока в этом заключении. Ещё бы, такое не заметить.

Я слышала вот что. От Баттеркрим, одной из наших постоянных послов в Лабе-12. Она рассказывала нам историю Эквестрии. Не знаю, можно ли ей было это рассказывать — через неделю Баттеркрим исчезла, отозвали в посольство, и когда вернулось, то имела бледный вид. С тех пор она стала куда менее общительной.

По её словам, Эквестрия в таком виде как сейчас существует всего тысячу лет. (Мы не знаем, правда ли это — в некоторых наших культурах, вроде древнего Китая, имели привычку, записывая исторические факты, по разным причинам увеличивать или уменьшать цифры на порядок, так что это может быть и десять тысяч лет. Мы не настаивали, но кое-что показалось любопытным.) Так вот, Тысячу или более лет назад, никакой Эквестрии не было.

Под Эквестрией, я имею в виду физически не было ни земли, ни неба, ни мира, вообще ничего. По словам Баттеркрим, был ужас, сама реальность представляла собой бурлящий хаос. Принцессы были игрушками существа, которое по описанию как Древние Боги Г.Ф.Лавкрафта, только не жестокого, а скорее трикстера. Принцессы победили это существо, а затем им пришлось как-то разбираться со Вселенной, лишенной порядка.

И здесь оно соединяется с нашими теориями из Лабы-12 о происхождении эквестрийской жизни. Баттеркрим сказала что принцессы смотрели в другие миры и черпали оттуда порядок чтобы создать Эквестрию. Мой ум немедленно склонился к той мысли, что если это так, они должно быть заглядывали в наш мир, и строили собственный вариант того, что увидели.

На самом деле, я считаю, что это единственное рациональное объяснение тому, почему у ближайшего соседы в мультиверсе так много общего с нами. Несмотря на другое устройство самой материи, там почти всё такое же, как у нас. Слишком много совпадений, чтобы было иначе. Эквестрия была скопирована с Земли. Улучшена, исправлена, стилистически переработана, но — никаких сомнений — она срисована с нас.

Это объясняет всё: и то что конверсия в принципе возможна, и даже наверное почему Эквестрия пришла спасти нас. Возможно, принцессы чувствуют себя в долгу перед Землёй.

Они именно что спасают нас. Я узнала, насколько близко мы здесь, на Земле подошли к краю. В двух словах, большинство экономически рентабельных энерго- и других ресурсов планеты исчерпаны. О, там внизу в глубине навалом всего, только у нас нет энергии и ресурсов, чтобы это добыть. Освоение космоса невозможно по той же причине — у нас уже нет ресурсов, чтобы двигаться в том направлении. Биосфера убита. Всё намного хуже, чем я представляла. Если бы население знало, насколько всё хуже, оно бы запаниковало. Начался бы хаос. Земля лежит под капельницей. Если бы Эквестрия не пришла за нами, то по самым оптимистичным оценкам человечеству оставалось жить два поколения. Наши внуки уже увидели бы конец.

Это открытие только укрепило мою решимость трудиться еще упорней, чтобы заставить конверсию работать. Это — буквально — наш последний шанс. Не будет конверсии, не будет нас. Природа знает только два варианта — жизнь и смерть, и мы должны победить.

К моменту Р-18 мы стали выдыхаться. Наметился застой. Мы почти что смогли конвертировать голову — решение заключалось в том чтобы создать в внутричерепной массе больше количество временных “лесов” и поддерживающих структур. Но в какой-то момент у нас перестало получаться дальше. Наноботы путались в этой сложности, мы не могли заставить их доделать работу. У нас не получались глаза — они были слишком сложными. А проблема сохранения целостности нервных тканей вообще представлялась безнадёжной. В отчаянии мы решили просить древних единорогов с третьего уровня о помощи.

Три дня спустя мы получили то о чём просили: в волшебную программу наномашин — в машинных духов — было вплетено большое обновление. И тут самое интересное. Ворчливые единороги заявили, что решение было разработано и создано другой принцессой, лично принцессой Луной. Они сказали это так, будто явно ожидали, что мы низко поклонимся, униженно благодаря за невероятную милость.

Я почти ничего не знаю о второй принцессе. Но если она во всём равна Селестии, тогда полагаю мои коллеги действительно не вполне осознают что здесь только что произошло. Чуть позже я спустилась на третий уровень сама. Они жуткие, мне тяжело находиться рядом с ними. Они старые, старейшие эквестрийцы, каких нам было разрешено увидеть, высокого роста и на вид… весьма впечатляющие. Это вам не милые маленькие единорожки. У некоторых на подбородках торчат клочки шерсти, и ещё все они как один седые, некоторые добела. Я попросила разрешения войти, и они разрешили.

Я не слишком эрудирована. Наверное, я раздражала их — постоянно запинаясь, сбиваясь с темы, но я попыталась подвести разговор к тому, что я знаю о том, кто такие Селестия и Луна, что они собой представляют и как я благодарна им за их помощь — и главное, понимаю, насколько исключительным было подобное прямое вмешательство. Этим я заслужила одобрительный кивок от старухи, которая насколько я понимаю, возглавляет из группу. Я посмотрела, её имя переводится как Комет Тэйл, и она по-видимому возглавляет эквестрийскую группу исследования ПТЭК. Заклинаний. Я так понимаю, в Эквестрии она что-то вроде архимага.

Этот кивок окрылил меня на весь день. Никто другой, насколько мне было известно, не получал и толики признания у этих ископаемых. Не думаю, что Комет Тейл пригласит меня на ужин в ближайшую сотню лет, но — я чувствую себя лучше после этого крохотного момента близости.

Итак, с помощью самой Луны, мы прошли затык на Р-18 и вплотную приблизились к нашему первому большому успеху, попытке Р-20.

Р-20 был первой попыткой конвертировать тело целиком. По правде говоря, тело это было химерой, сшитой из отдельных кусков в центре биофабрикации. Когда 'Лоскутного Боба' привезли, зрелище было ещё то. Кожа на всех конечностях разных оттенков, голова без зубов. Но он был живым, если считать клеточное дыхание жизнью, у Боба имелись все положенные человеку органы, кроме аппендицита и яичек, он даже умел сам дышать. Чистый Франкенштейн, в общем.

Нам пришлось прокачать десять унций наножидкости через мистера Лоскутного, не считая питающей и поддерживающей химии, но в результате он превратился из человекообразной туши во вполне убедительную земнопони. Это новое официальное название наземных. Они ходят по земле и занимаются в основном сельским хозяйством, поэтому “земнопони”. Мне кажется, это путает, звучит так, будто это пони-с-Земли, наш, то есть, но не я здесь это решаю.

В результате получилась ярко-розовая земнопони с мёртвым мозгом. С прямыми, длинными ярко-розовыми волосами — гривой — и хвостом. Мы не ждали, что получившееся будет обладать сознанием, и к счастью, оно им не обладала, потому что мы пропустили ошибку в процедуре, которая не удалила временные “леса” в мозгу и существо прожило всего несколько часов. Но оно работало. Оно выглядело как самая настоящая пони — все части тела правильные и на месте. О, мы радостно кричали и поздравляли друг друга, хотя всем стало грустно, когда она скончалась. Не то чтобы у неё были другие варианты — она не имела сознания, её мозг был просто массивом живых клеток. Но её оказалось слишком легко наделить человеческими чертами, и мы дали ей имя — “Мисс Розовая”. Мы зря конечно, это сделали. Это сделало всё намного хуже.

Мы также потеряли из-за этого нашего медика, единорога — я так и не узнала, как его звали. Его привели чтобы убедиться что Мисс Розовая — нормальная пони. Он начал то, что обычно делает — рог засиял, и маленькие пятнышки света появились на теле Р-20, сканируя его — и вдруг он прекратил. Он подошёл к Мисс Розовой, положил копыто ей на грудь и произнес несколько слов на их языке. Затем он объявил что уходит из проекта, и хочет вернуться домой. Он выглядел сокрушённым, казалось он вот-вот заплачет.

Я успела пообщаться с ним на третьем уровне, пока, он ждал старых единорогов. Они приходят и уходят когда захотят, и могут прихватить с собою других. Я попыталась его утешить — кто-то должен был хотя бы попытаться, понимаете — и спросила, что он сказал Мисс Розовой.

Он сказал мне — это то, что они говорят, когда пони умирает. Он пытался перевести это для меня, потому что наверное понял что мне тоже не всё равно. Признаюсь, я привязалась к эксперименту Р-20. Мы сделали ошибку, дав ей имя. Большую ошибку. Основной смысл был примерно "Побегу с тобой, и буду бежать рядом, и если споткнёшься ты, не оставлю тебя, и вместе мы найдём зеленейшие поля, и вместе отведаем зеленейшую траву, и останемся вместе, возлюбленные солнцем." Как-то так, насколько я запомнила. Я заплакала, не знаю, почему. Он, видимо, оценил это, и обнял меня — первый раз меня обнял эквестриец.

Затем он зашёл внутрь — старые единороги объявили что готовы, и дверь захлопнулась. Нам прислали сообщение что нового медика мы получим в понедельник. Судя по его реакции на почку, могу только предположить что Мисс Розовая обладала куда большей “глубиной” о которой он говорил. Может быть слишком большой.

Мы всё ещё не знаем, почему они все женского пола. “Лоскутный Боб” был мужского, наножидкость должна была собрать жеребца. Мы секвенировали шесть эквестрийских геномов, так что выбор есть и включили уникальные элементы всех шести чтобы охватить все возможные варианты. Они должны были собрать жеребца. Но это, всё же, был успех.

Я ни за что не соглашусь пробовать текущую версию сыворотки на себе, будьте уверены, но мы продвигаемся с невероятной скоростью. Конечно, нам помогают с той стороны, из Эквестрии, им подвластны силы и знания, непостижимые для нас. Не знаю уже, что в большей степени обеспечило успех Р-20, Р-21 и самого последнего Р-22, наша технология или эквестрийские заклинания — не получается называть их иначе, говорить”ПТЭК” теперь уже просто как-то глупо — но, прогресс обнадёживает.

Р-20 дал на выходе розовую кобылку. Мы попробовали снова, на “Лоскутном Бобе-2”, “ре-Боб” как это назвал Мэйосс, и получили фиолетовую единорожку. Она точно так же прожила несколько часов, по той же причине. Согласно данным вскрытия, временные “леса” в мозгу отказывались разбираться. Р-21, из “Боба-3” оказался жёлтой пегаской. Все три — кобылки. Однако анализ мозговых срезов Р-21 наконец-то выявил причину гибели. Наноботы пытались сохранять мозг живым, но мозг не имел ни астроцитов, ни глиальных клеток. Никто этого не замечал до Р-21. Мы предположить не могли что в этом проблема, все доверяли команде наносборки.

Астроциты и глиальные клетки обслуживают нейроны — удаляют отходы, вычищают лишние нейротрансмиттеры, и в целом делают всякую вспомогательную работу. Без них нейроны погибнут, отравившись собственными нечистотами. Наномашины не удаляли биомеханические “леса”, потому что искусственные сосуды пытались компенсировать отсутствующие астроциты.
Команда нанофабрики получила хороший втык, и следующее химерное тело которое нам доставили имело всё что положено. Даже яички. Оно было целым, поэтому мы назвали его “Целый Боб”. Оно стало Рекомбинантом-22.

Поздно вечером, почти в полночь, мы ввели трубки и начали конверсию. Целый Боб имел полностью загруженный мозг, сканирование показало, что на нём даже было несколько извилин! Мы пустили жидкость, и конверсия началась. Конечности превратились в понячьи ноги, из позвоночника безо всяких проблем вытянулся хвост. Су-ян развернула патч, который исправлял баг с позвонками буквально за несколько часов до того как привезли Целого Боба. Она была полном восторге, что хвост вырос правильно. Голова понифицировалась без ошибок, у нас даже получились нормальные глаза без аномалий. Но что самое замечательное — “леса” полностью разобрались и растворились, оставив идеально сформированное, хотя и безмозглое, понячье тело. Ещё одна пегаска, на этот раз голубая, с буйной разноцветной гривой, я такой ещё не видела. Тот ещё вид.

Она дожила до момента, когда сверху приказали усыпить её для анатомирования, и думаю, могла бы оставаться живой неограниченно долго, не то, чтобы кто-то этого хотел, конечно — но результат был налицо. Конверсия заработала. Она была неотличима от настоящей эквестрийки, сама дышала и не собиралась умирать. Р-22, наш настоящий прорыв. Теперь мы знали, что проект Буцефал будет работать. Оно и работало. Хотя мы получили ещё одну кобылку с мёртвым мозгом, умеющую только дышать.

После этого я получила странное письмо. От генерала Риджвэя, моего таинственного покровителя. Совсем короткое: “Продолжай в том же духе. Я знаю, это была ты.”

Я не знаю, какого чёрта Риджвэй так думает. Я чуть-чуть помогла с не самыми первостепенными проблемами. Я никто здесь. Я неважна. Он — да, вот он был полезен — Я никогда не узнала бы правду о Селестии, не увидела как она поднимает Солнце, без его помощи — что-то мне в этом всём не нравится, я просто не могу пока понять.

Чавла считает, что мы близки к успеху. Соглашусь, пожалуй. Но мы дождёмся результатов параллельной группы, чтобы увидеть чей подход лучше. Пять команд занимаются тем же, чем и мы, “Бобы”, тела и всё такое. У всех немного разное видение, но насколько я слышала, мы впереди.

Кто знает, может моё дурацкое решение проблемы с митохондриями и дало нам преимущество. Нифига себе, если так.

---

Пэйдж донесла тарелку с остатками хлеба со сладким перцем до компостной корзины и аккуратно счистила остатки внутрь. Последнее время подруги пристрастились к овощному хлебу, и всегда пекли его по средам. Рецептом поделилась соседка по коридору, Миссис Кремсода (не спрашивайте — новопони с их именами) знавшая, кажется, бесконечное число интересных вегетарианских блюд. Основой хлеба был овёс и другие злаки, а чтобы сделать вкус богаче, добавляли множество вариантов сладкого перца и суккулентов. Даже Пэйдж оценила, хотя потом тайно мечтала о хорошем куске белкового реплимяса. Поздно ночью, она иногда в качестве компенсации жарила себе яйцо-два-три, и Пет с Инкс порой составляли ей компанию. Пони с удовольствием ели яйца.

— Эй! Есть идея!

Петрикора только что отнесла стопку тарелок в раковину, где Инквелл по одной левитировала их под кран и мыла. Иметь единорога в хозяйстве оказалось необычайно удобно. Инквелл, со своей стороны, впервые в жизни наслаждалась мытьём посуды. Левитировать что угодно было очень весело, начиная с магии самой посебе, а уметь составлять миски в воздухе, а затем наклонять их, чтобы устроить летающий фонтан, так и вообще круто!

— Инкс! Осторожно!

Пэйдж чуть не поскользнулась, часть невероятного летающего фонтана всё-таки разлилась по полу.

— Извини!

Инквелл, поставив тарелки, дотянулась полем до швабры в углу. Швабра рванулась к ней, сманеврировала между Пэйдж и Пет и начала вытирать пол. Несколько маленьких комков света держали её за черенок, это были волшебные “Руки” Инквелл.

— Погодите-ка...

Инквелл отодвинула швабру в сторону, и прислонила её к стене. Пэйдж и Петрикора сделали шаг назад, им стало интересно, что задумала Инкс.
Комья света пропали с ручки швабры, и появились на полу, как одно большое облако света, точно накрывшее натёкшую с тарелок лужу . Сияющее поле собралось в полый шар, наполненный водой. Инквелл подняла водяной шар над раковиной, и занесла над стоком.
Пэйдж придвинулась вперёд чтобы лучше видеть. По дороге она проверила пол пальцем и отметила, что тот сухой. Пет подвинулась тоже, все трое столпились у мойки.

— Круто, Инквелл. — Пет была (или делала вид) что впечатлена.

— Кажется, ты научилась чему-то новому? — Пэйдж удивлённо смотрела на плавающий в воздухе сияющий шар грязной воды.

— Нет, я просто... подумала, почему нельзя хватать воду так же как всё остальное? В смысле, вода это такая же вещь, и магия не обязана быть снаружи вещей, она может быть и внутри. Я обнаружила что если помещу свой свет в воду, то смогу поднять её всю, просто оставив пол сухим, и это сработало!

Инквелл почувствовала трепет восторга — только что она сотворила новое чудо. Она держала шар воды в воздухе силой ума. Шар лениво вращался, мелкие соринки кружились внутри. Это гипнотизировало.

— Может тебе... уже её отпустить?

Без сомнений, летающий водяной шар был чудом, но это ощущение быстро теряло остроту. В мире где жили новопони и наступала Эквестрия, магия стремительно становилась всё привычней. Пэйдж зачастую удивлялась, как легко её человеческий ум привыкал к чудесам.

— Простите! Но это было довольно круто, вам не кажется?

Инквелл дала полю рассеяться, сияние рога угасло, вода плюхнулась в раковину и утекла в сток.

— Я сейчас закончу с посудой. Но было круто, да?

— Да уж, было очень круто, Инквелл!

Пет чмокнула белую единорожку и пошла возвращать швабру на место.
Пэйдж тоже поцеловала Инквелл — в затылок, чтобы случайно не получить рогом в глаз — и почесала единорожку за ухом.

— Прости, если испортила момент. Я просто не люблю когда не прибрано. Наверное не стоило устраивать склоку по пустякам, знаю.

У Пэйдж бывал пунктик насчёт эффективности, она не любила когда работу затягивали. Пэйдж однажды призналась Инквелл что это с ней недавно, после конверсии Пет. Пет считала, что Пэйдж на нервах, потому что не может дождаться своей очереди стать пони.

Когда посуда была вымыта, высушена и убрана, а стол вычищен (Пет ела как скотина и за ней всегда оставалось что убрать) Петрикора наконец-то решила изложить свою идею на вечер.

— Окей, итак, почему бы не сыграть в настольную игру? Серьёзно, будет весело! У нас есть “Каркассон”, и “Колонизаторы”, они немного старые и побитые, но это прекрасные игры — и тогда были и сейчас, и теперь когда у нас в семье есть единорог, с мелкими деталями проблем не будет, верно?

Инквелл была за, и Пэйдж, хоть без особого энтузиазма, но дала себя уговорить. Как только Пет рванула к шкафу с вещами, в переднюю дверь постучали.

— Посетители! — Петрикора обожала компанию. — Может, захотят с нами сыграть!

Пет немедленно открыла дверь, но пони за ней оказался незнакомым.

— Эй, могу я зайти, это срочно. — Бурый жеребец был необычайно толстым, его чуть более тёмная грива выглядела неухоженной. Он носил седельные сумки, но пахли они странно — не морской кожей. — У меня вам подарок, кстати.

У него было странное выражение глаз, непроницаемое, и в то же время чересчур, неестественно дружелюбное. Жеребец качнулся, немного неуверенно держась на копытах. Пинком прикрыл дверь и улыбнулся трём кобылкам.

— А... хорошая хата. Уютная. Мне нравится. Без показухи. Жить в таком, тёплом, домашнем окружении.

Петрикора отошла назад, и встала рядом с Инквелл.

— Что за...?

— Может быть… чем-то помочь вам, мистер...

Пэйдж вдруг остро-отчётливо вспомнила про старую алюминиевую биту, которую прятала за диваном. Она незаметно двинулась в том направлении. Что-то было не так с этим пони, ей не понравилось, как он сам себя пригласил и закрыл дверь. Пони так не делали. Что-то было неправильно.

— Вообще-то, я здесь чтобы помочь вам. Вы — Пэйдж, не так ли? Мне сказали, та из вас, которая человек — Пэйдж. Как делишки, Пэйдж? Я не знаю что у вас за тем диваном, но уверяю вас, оно вам не понадобится. Я здесь не для того, чтобы причинить неприятности. Но мне нельзя светиться. Потому и вломился и всё такое.

— Бурый пони уселся на пол, сделав невинные глазки и робкую, хотя и кривоватую, улыбку.

— Простите. — Пэйдж смутилась. — Старая привычка. До Эквестрии... сами знаете, как это.

Теперь не оставалось сомнений, что бурый жеребец был новопони, совсем свежим, судя по тому, как он двигался. Ещё не освоился в новом теле.

— ...Но вы, кажется, знаете моё имя. Кто вы?

Бурый жеребец неловко поёрзал по полу, пытаясь высвободить хвост. Наклонился в одну сторону, затем в другую. Наконец снова привстал на все четыре, пока наконец не поднял хвост и не уселся. Это заставило его коротко вскрикнуть от боли, когда хвост перегнулся назад. "Грёбаный ты боже..." Наконец он смог усестся, оперев большую часть веса на одно бедро и обернув хвост вокруг второго.

— О! Где мои манеры? Позвольте представиться. — Пухлый, неряшливый жеребец широко улыбнулся Пэйдж. — Вы пытались, по-видимому уже некоторое время как мне сказали, войти в контакт с П.В.З. — Пони за Возрождение Земли. Это не так легко в этом городе, и вы, возможно, знаете, почему — это место кишит жопошными уродами из Ф.О.Ч, так?

Жеребец кивнул Инквелл и Петрикоре, и поёрзал на заднице ещё раз.

— В общем, мне спустили задание донести до вас благую волю П.В.З. Я не хочу чтобы кто-то видел, как я просочился сюда, capiche? (итал. нутыпонел) Мне не нужны никакие неприятности от ублюдков из Ф.О.Ч., и я уверен, вам тоже. Меня зовут, э-э, Клаудипафф Мунипантс, так? И у меня кое-что есть...

Петрикора практически подавилась.

— Клауди... пафф..." Она пыталась сдержать смех — М-Мунипантс?

— Ага, такое имя. Друзья зовут меня, эм-м... Клауди. Или Муни. Как вам больше нравится. У вас проблемы с этим?

— Нет. Вообще никаких.

Петрикора устыдилась было, но как-то неуверенно.

— Это... просто... очень колоритное имя, вот и всё!

— Ага, ну так я колоритная личность.

Клаудипафф мгновение глядел на Петрикору, затем продолжил.

— Короче, я хочу сказать, к нам поступил вызов — в штаб-квартиру П.В.З, понимаете, да? — что здесь кое-кому нужно зелье. И угадайте что?

Клаудипафф Мунипантс зарылся носом в левую сумку. "...ебаный ты Христос, как же, неудобно без ебаных рук... Петрикора взглянула на Пэйдж, та пожав плечами, кивнула в сторону дивана — обозначив, что бита, если что, под рукой — и прошла мимо Инквелл, внимательно изучавшей странного жеребца.

— ФВОФФ! — Произнёс Клаудипафф сквозь карбоновый контейнер во рту.

Контейнер все немедленно узнали. Это был стандартный набор экстренной понификации, такой же, каким спасли Инквелл. Такой же носили медики Черносеточников, и тайконавты МКС “Дружба”.
Клаудипафф Мунипантс выплюнул ударопрочную упаковку на пол.

— Дар от Пони за Возрождение Земли, одна порция первосортного понячьего сока. Ради вас, Пэйдж и остальной вашей прекрасной семьи. Вы теперь все можете быть вместе, счастливые пони весело резвятся в понячьей стране. И не говорите, что П.В.З. вас бросили, когда вы в нас нуждались! Может быть, это заняло некоторое время, но... — Мунипантс подмигнул им -...но вот, теперь всё как надо. Да здравствует П-В-З, верно? Эй? Верно?

— Эм... верно.

Петрикора взглянула на Пэйдж, затем наклонила голову чтобы поднять запечатанный набор экстренной понификации.
И тут же тяжёлое коричневое копыто со стуком опутислось на маленький круглый чёрный контейнер.

— Однако... доставить его было непросто. Ф.О.Ч повсюду, постоянно срывают наши операции, пытаются нас уничтожить, доставляют различные проблемы. Я уверен, вы ненавидите этих парней так же, как и мы, и я думаю, не ошибусь, если скажу, что вы хотели бы помочь нам, если бы могли? Ну, знаете, ту всю помощь и поддержку которую мы предоставили, сделав работу Селестии за неё и всё такое?

Улыбку на морде Клаудипаффа можно было бы назвать милой, если бы не ощущение что бедный жеребец вообще не умеет улыбаться.
Пэйдж это совсем не удивило.

— Окей, мы знаем эту игру. Что вы хотите в обмен на зелье, Клауди-эсс? Кредиты? У нас их нет. Биты? Окей, это мы можем, у нас есть биты. Пет! Принеси наш кошелёк.

Пэйдж махнула рукой в сторону спальни и Петрикора побежала в том направлении.

— Стоп-стоп-СТОП! Вы меня не так поняли! — Мунипантс казался оскорблённым до глубины души. — Мне не нужны ваши биты. И ваши кредиты, Я здесь не за чем-то, что принадлежит вам. Слово скаута.

Пэйдж не впечатлилась.

— Скаутов распустили во время Коллапса, Мунпэнтс. Так чего вы хотите? О наших подхвостьях речи не будет, даже не сомневайтесь...

— ИИСУСЕ! Притормозите, леди... Вот срань господня... боже... просто... нет, о нет...

Клаудипаффа, казалось, сейчас стошнит.

— Нет, нет и нет... То есть... — жеребец изо всех сил попытался сделать покаянное лицо — ...Я конечно, считаю вы все очень симпатичные, не хотел сказать ничего такого, но я НЕ заинтересован в... услугах... такого рода.

Клаудипафф сглотнул и поморщился.

— П.В.З. Совершило налёт на правительственный архив, вы возможно слышали? — Мунипантс с надеждой перводил взгляд с одного лица на другое — Нет? Реальный чёртов налёт. И мы нарыли кучу дерьма на парней из элиты. Похоже что многие из них сотрудничают с Ф.О.Ч. Мы намерены с этим что-то делать. И не только с этим. Но есть проблема. Одна из групп была перехвачена ублюдскими Ф.О.Ч, и в общем, сукины дети отобрали нашу добычу.

Инквелл обеспокоенно глянула на Пэйдж.

— Итак, как я и сказал, всё самое ценное они забрали, только, понимаете, Ф.О.Ч. же — куча долбоёбов, так? Они доставили груз не на тот склад. И его нашли вы, не так ли, мисс Инквелл? Или лучше сказать, “Гвен?"

Инквелл содрогнулась при звуке своего старого имени. Пэйдж подошла прямо к дивану и нагнулась за него, одним плавным движением вытянув блестящую серебристую биту. Петрикора подвинулась чтобы прикрыть и защитить Инквелл своим телом, как будто репетировала это.

— Тебя спустить с лестницы, мистер Мун-эсс?

Выражение на лице Пэйдж было серьёзным, совсем не понячьим. Суровое выражение уличного выживальщика, не понимающего шуток.

— Погодите, вы что, ударите беззащитного маленького пони? Иисусе, Пэйдж, Я шокирован. Да что я вам сделаю, заобнимаю до смерти? Буду смешно прядать ушами, пока вы не крякнете? Что? Я чёртов пони, боже ты мой! — Клаудипафф выглядел испуганным и искренне обиженным.

— Так не говорит и не ведёт себя ни один пони, которого я знаю, мистер Мунпэнтс, и у ты у меня вызываешь нехорошее чувство. Как насчёт того, ты объяснишь, откуда знаешь про Инквелл, а я не познакомлю 'Чемпиона' с твоей умной башкой, capiche?

Пэйдж возвышалась над ним как ангел мести, с серебряным мечом наизготовку.

— Бляха, да если бы я знал что тут будет такой враждебный приём… — Клаудипафф покачал головой. — Мы просто хотим назад наш груз, вот и всё! Клянусь могилой матери, упокой Господи её душу, я не собираюсь причинять славной мисс Инквелл никакого вреда, ни вам, ни вашей пегасочке. Я не желаю вреда никому из вас. Нет. Я принёс вам зелье, Пэйдж, подумайте об этом. Зелье! Уже этим вечером вы сможете стать пони а уже завтра всей семьёй отправиться в Эквестрию. Я даже помогу вам попасть туда, если хотите. Или нет. Мне плевать. Можете остаться здесь, если хотите. Я не собираюсь никому вас выдавать, потому что ну зачем мне это? Я пони, вы пони, или скоро ими станете, всё что я прошу, единственное о чём я прошу, верните мне одну маленькую вещицу. И это вот зелье, запечатанный правительственный набор, будет вашим. Та вещь вам не принадлежит, и вы это знаете. Вы что, хотите чтобы она попала в грязные человеческие лапы Ф.О.Ч? Нет, ведь никто же этого не хочет, верно? А мы, П.В.З., всё что мы хотим, это разоблачить ублюдков из Ф.О.Ч. перед элитой. Они все там, все свидетельства, спрятаны внутри, мы знаем, как их извлечь. Да чёрт, когда мы закончим, вы можете даже забрать тетрадь назад. Серьёзно. Я верну вам её через три дня. Нам она будет уже не нужна. Всего три дня. Ну так как?

Грузный бурый жеребец сделал движение передними копытами, как будто развёл руками. Он потерял равновесие и слегка качнулся вперёд, но удержался. Немедленно со стуком он вернул копыто назад на набор понификации.

— Три дня, дамы, три дня, и когда Ф.О.Ч. получит своё, мы даже вернём вам тетрадь, если вы так хотите. Поддержи местный П.В.З., верно?

Петрикора и Инквелл недобро глядели на Клаудпаффа. У Пэйдж было выражение как будто она унюхала нечто неприятное. Она вышла вперёд, демонстрируя биту.

— Понятия не имею что ты такое, толстожопый, но ты НЕ пони. Этот набор похож на настоящий, и только поэтому ты сможешь унести свою задницу целой из моего дома.

Пэйдж сделала шаг вперёд, “Чемпион” ярко блеснул.

— Окей, скажу вам прямо — вы сейчас совершаете большую ошибку... очень большую. Я не один здесь, только не на территории Ф.О.Ч! Вы же не думаете, что я пришёл сюда один? Вы не захотите связываться с П.В.З., мы вам не дети...

Клаудипафф Мунипантс поднялся на ноги, пятясь к двери. Набор остался лежать на полу, Пэйдж пнула его в сторону Инквелл и сделала знак Петрикоре, которая галопом метнулась открыть дверь.

— Теперь я знаю, что ты врёшь. Я не видела раньше, чтобы пони врал, штанишки твои в какашках. — Пэйдж махнула 'Чемпионом' в сторону Клаудипаффа, заставив его выкатиться за дверь. — И ты не из П.В.З. Не будь ты пони, я бы сказала, что от тебя за версту несёт Ф.О.Ч. Я слышала слухи, Мунипэнтс, про генномодифицированных оперативников, я думаю что ты один из них. Потому что ты... БАМ! — “Чемпион” ударил об косяк, заставив Клаудпаффа отклониться и упасть в коридор — "...не...." — БАМ! Клаудипафф встал на копыта и побежал — "... ПОНИ!"

Толстый бурый жеребец галопом промчался по коридору к лестнице. Двери открывались, выглядывали, пытаясь определить, из-за чего шум.

— Что здесь случилось? Что такое?
Это была Перривинкл, милая, но пугливая пегаска из квартиры дальше и направо.

Пэйдж стояла в коридоре с “Чемпионом” в руках, Пет и Инквелл выглядывали из-за косяка. Пэйдж медленно обернулась, встретившись взглядом с Перивинкл, спрятавшейся за дверь при виде человека с металлической битой.

— Перемены, дорогая и кажется, давно назревшие.

Глава тринадцатая: Игра в пони

— Вы издеваетесь!?

Петрикора металась взад-вперёд по гостинной, вдобавок хлопая крыльями.

— Он абсолютно некомпетентен! Меня преследуют, мне угрожают в моей маффиновой квартире, и я ожидаю что это будут пористо-шоколадные профессионалы! А ЭТО ЧТО!?

Пет возмущенно топнула, так что Ледибаг Саммер снизу постучала в потолок ручкой швабры.

— Ой, извините… — прошептала Петрикора.

Инквелл и Пэйдж поглядели на неё странно.

— Пет, мы в опасности. Они нас нашли и… — Пэйдж очень нежно прикрыли рот — насколько это возможно сделать нежно копытом.

Пет, которая явно собиралась что-то добавить про Клаудипаффа Мунипантс, жирного земнопони поняла намёк и замолчала. Инквелл убрала копыто, и поводила им перед ртом, дав знак всепони молчать.
Затем она указала копытом на диван.

— Пет? Пэйдж? — Её голос звучал ненатурально — Вы не могли бы проверить тот угол? Мне кажется, я видела паука, а я так страшно боюсь пауков! Она двигала ушами и продолжала молча указывать. Пэйдж и Петрикора ответили непонимающим взглядом, но молча перешли в ту часть квартиры.
Рог Инквелл окутался сиянием. Затем сияние потянулось вперед. Волшебная сила отодвинула низкий обеденный стол и ощупала его со всех сторон, уделив особое внимание карбоновому контейнеру. Инквелл сосредоточенно прощупала лампы, верхний свет, книжный шкаф и большую часть дивана — осторожно, так чтобы поле ни в коем случае не коснулось Пэйдж.
Пэйдж и Пет смотрели на это растерянно.

— Инк? — Начала Пэйдж, но Инк дала ей знак молчать.

Пульсирующий комок света опустился к полу и стал описывая широкие дуги двигаться от того места где стояла Инквелл, в сторону закрытой двери. Когда магия проходила там где Клаудипафф рылся в своих сумках, слышались негромкие хлопки, на полу ярко сверкали миниатюрные искорки.

Инквелл расплющила своё поле, придав ему форму лужицы, как в тот раз, когда поднимала воду с кухонного пола. Она стала двигать световое пятно кругами — всё шире и шире, со всё новыми хлопками и вспышками. Чувствительный понячий нос Петрикоры уловил запах озона.
Инквелл следовала за вспышками и хлопками до двери, затем обшарила телекинетическим полем стены вокруг дверного проёма и саму дверь. Наконец, прошлась по стенам и немного по полу там где сидел Клаудипафф.

— Так… Думаю, теперь здесь безопасно. Теперь мы можем свободно говорить, по крайней мере я в этом достаточно уверена.

Она выглядела почти успокоенной. Пэйдж и Петрикора подошли и сели рядом на пол.

— Что... это что ты сейчас делала? Что происходит?

Пэйдж, всё ещё сжимавшая в ругах “Чемпиона”, наконец положила биту на пол. Она размяла свои тёмные пальцы и помассировала их. Пальцы затекли — она вцепилась в биту со всей силы.

— “Умная пыль”. Сумки Клаудипаффа оказались набиты “умной пылью”. Да... теперь я понимаю. Теперь-то я всё понимаю. — говоря это, Инквелл смотрела в никуда.

— Инкс, нас не просветишь? Что за “Умная пыль” — это те искорки? Воняет, точно как горелая электроника. — Петрикора наморщила нос от противного запаха озона.

— Я много читала. — Инквелл немедленно поняла, что сказала бестактность, но продолжила — если попросту, умная пыль — это микропередатчики. Подслушивающие устройства. Шпионская спецтехника. Они настолько маленькие, что в отдельности бесполезны, но если разбросать их много, они создадут сеть, работающую как нечто целое, как тарелка направленного микрофона. Я подозревала, что он принёс жучки, но... в комнате ничего не нашла. Только те, что он разнёс, копаясь в сумках — Помните, он ругался что не имеет рук, когда рылся в сумках?

— Как... откуда ты знаешь что надо было искать такие штуки? И откуда ты знаешь, как сжечь их?

Пэйдж вдруг представила, что всё это время Инквелл была крутым спецагентом под прикрытием.

— Я и не знала. Честно. — Инквелл смущённо улыбнулась. — Я... это только что поняла… Смотрите. Клаудипафф врывается сюда, так? И устраивает дурацкое шоу, давая всем абсолютно ясно понять что он новопони. Странно, что он НЕ ПЫТАЕТСЯ даже изображать того, кем он себя называет. Он хочет, чтобы мы знали что он мутированный пони, генетически модифицированный, как те, которых по слухам пыталось сделать Мироправительство. Ну, вы знаете, слухи про то, откуда взялись П.В.З.! Инквелл говорила быстро, ей было страшно.
И это ещё не всё — он намеренно ошибается в названии П.В.З. Не думаю, что он произнёс их правильно хотя бы раз — Понификация за перерождение Земли. Или 'Обновление', как 'Восстановление', как угодно. Он разыгрывал всё так, чтобы это выглядело будто он некомпетентен, но Клаудипафф очень даже компетентен. Хотела профессионала, Петрикора, так ты его получила!

— Чё, серьёзно??? — Петрикора всё ещё сильно сомневалась.

— Я уверена. Он профи. Не знаю только в чём, но в чем-то очень нехорошем.

Инквелл внезапно разозлилась.

А ещё — он употреблял слишком много грязных слов, СЛИШКОМ МНОГО. Пони их не говорят, по крайней мере не так часто, потому что, ну… у нас гипертрофирована эмпатия. Это же просто... отвратительно. Даже думать о том чтобы орать матюгами на понибудь, потому что…

— Ага… потому что можешь задеть их чувства — вклинилась Пет. — Я раньше тоже ругалась как матрос, можешь спросить Пэйдж...

— О, да, у Пет был тот ещё ротик. Особенно когда она угробила спину на скейтборде. Боже, вот у неё был поистине поганый язык. Я после её конверсии, честно говоря, долго не могла привыкнуть к этим леденцовым и десертным словечкам. — Пэйдж почесала Пет за ухом.

— Я... не хочу так больше. То есть, смогу, полагаю, если очень сильно постараюсь… но зачем? Если это понибудь ранит, то я не хочу этого делать. Но этот клаудижопый... был поистине… — Пет скривилась будто в рот ей попало что-то очень мерзкое.

— Именно! — Улыбнулась Инквелл — Он ругался чтобы быть точно уверенным: мы знаем что он не настоящий, и ругань — это его угроза. Он знал что для пони это болезненно и делал это намеренно. Он тем самым давал нам понять, что он опасен. Что он может делать плохие вещи, что может делать такие плохие вещи, на которые пони не способны!

— Так, что насчёт тех мелких шпионских штук? — Пэйдж всё ещё тайно надеялась что Инквелл окажется тайным суперагентом и всех спасёт.

— О... ну я предполагая, что Клаудипафф — генетический агент, и сразу же поняв, что так и есть, сейчас объясню почему — поняла что будут жучки и всё такое. Я искала жучков в лампах, за книжным шкафом, в диване, вы видели? А затем я прошлась по полу. Это же золотой век нанотехнологий, так? Прошлась по полу и — ага! Вы видели искорки — ну да, конечно, вы видели. Но надо же... ведь реально сработало!

— Что сработало? — Пэйдж потеряла надежду что у них в семье живёт тайный Джеймс Бонд.

— Магия убивает электронику! Это одна из главных причин почему я не конвертировалась давным-давно — мне нужны были для нормальной работы компьютеры и холодисплеи. А я выяснила, что если я конвертируюсь, то или стану пони, которая не сможет работать с маленькими кнопками и холоиконками, или стану единорогом — тогда Ба-Бах!!! — всё с чем я попробую работать, взорвётся. Удивительно, да? Чтобы обезвредить шпионские штучки не надо быть всей из себя единорогом с крутыми заклинаниями. Всё что нужно, это просто зажечь поле, и это работает! Прямо по волшебству! — Инквелл улыбнулась — …ну, на самом деле действительно по волшебству. Но смысл тут в чём, это доказывает что он — профессионал!

Петрикора почесала холку копытом.

— Что у него есть эти шпионские штучки?

— Нет... ну, вообще-то, да, это отчасти тоже. Но по-настоящему — то, как нагло он себя вёл. Он нарочно себя выдал, практически бросил нам это в лицо. И это кстати много говорит о том, что он, и те кто стоит за ним, о нас думают, вот! — Инквелл была очень довольна собой.

— Погоди, Инкс, я запуталась. Давай ты проговоришь это для нас немного попонятней, ладно? — Пэйдж заметно нервничала, и у неё на то конечно, были причины.

Простите… — Инквелл села в другой позе. — Я думаю что мистер Клаудипафф — это искусственный генетический урод. Пони, у которого тело пони и мозг человека. Только не один из тех, которые якобы вместе с ним, основали П.В.З. Клаудипафф не тот, кто служит Селестии своими извращёнными методами. Я думаю, он против Селестии, против Бюро и всего остального. Он не пони. И он даже не живое существо.

— Э-э... что? Сейчас ты меня реально запутала . — Пэйдж села и стала наглаживать гриву Петрикоры.

— Я очень внимательно изучила его, как только он вошёл. Я… поместила в него немного магии. Совсем чуть-чуть, так чтобы рог заметно не светился, лёгким касанием, и… Там не было ничего в том месте. Ничего. Он был пустым — как че... эм... в общем… — Инквелл взглянула на Пэйдж с расстроенным выражением.

— То, что говорят единороги-медики, вроде Эйса с нижнего этажа — это правда. Клаудипафф выглядит как пони но не говорит как пони, не ведёт себя как пони, и у него... нет души.

— Ты серьёзно? Я видела, как ты глядела на него так это, пристально. Это тогда, да?

Глаза Петрикоры расширились, голос дрогнул.

— Ты... не говорила нам что научилась чувствовать магию живых существ. Ты должна была нам сказать!

Инквелл поглядела на свои копыта.

Простите. Я... как бы вам сказать... Это случилось в очень особенный момент, и это очень личное, я тогда почувствовала себя очень странно. У меня это получилось не специально. Я имею в виду, что ни Эйс ни кто-то другой мне ничего не показывал. Просто вдруг получилось. Несколько дней назад. Я часто пользовалась рогополем а последнее время, понимаете? Использовала его на множестве вещей... на мне... и... на вас... и...

— О-о... хо-хо-хо! Я поняла! — В полном восторге засмеялась Пет. Три ночи назад. Пэйдж! Помнишь, как я практически разбудила весь дом когда она использовала магию внутри меня? О, это было о-фи-генно! Значит, занимаясь мною тогда, ты это увидела, не так ли? Увидела мою... ты увидела мою душу?

На мордочке Пет отобразилось благоговение.
Инквелл густо покраснела.

— Да — Инк улыбнулась. — Это было что-то невероятное, Пет. Я могла чувствовать твоё тело и снаружи и изнутри, а затем внезапно увидела как бы другой слой. Это было как… Даж не знаю, как описать... Вот представь: всё, что ты видела и знала было плоским, как лист плоского экрана, представила? И материальные вещи — это плоские картинки. Но некоторые из этих картинок — 3Д, они как барельефы, они не плоские. Теперь представь всё это магией со светящимся и струящимися лентообразными штуками, которые суперсложные и завиваются как… как кровеносные сосуды только... более упорядоченно. Более осмысленно, я сказала бы что они полны смысла. О, и цвета! Вот так это ощущается, только ещё… в том направлении в котором ты укажешь. Это довольно сложно объяснить.

— И это было то, чего у нашего мистера Сраноштана ты не почувствовала, это хочешь сказать? — Пэйдж села по-турецки, уперев локти в колени и положив голову на руки.

— Да! Именно! — Инквелл гордо улыбнулась Пэйдж, но та грустно уставилась в пол.

— И у меня тоже, да? — Пэйдж села прямо. — Вот почему... ты не рассказала нам о том что научилась это видеть. И вот почему шарахаешься от меня последние несколько дней. Ты это скрывала, но я заметила, что что-то не так. Наверное, я тебе неприятна. Земная жизнь лишена магии. Поэтому я тоже выгляжу… пустой, да?

Инквелл уставилась на свои копыта. Её ушки печально обвисли.

— Ты научилась это делать когда Петрикора пробила звуковой барьер и разбудила половину жильцов, и именно поэтому ты была не в настроении и мы не могли понять почему... вот чёрт. — Пэйдж вздохнула. — Ты ничего не сказала, потому что с этим ничего нельзя было сделать. Окей, Инкс, прекрати... иди сюда, вот так, потерпишь разок, если тебя обнимет плоское существо?

— Всегда, Пэйдж! Всегда! Прости! — Инквелл рванулась к Пэйдж, они обнялись. Пэйдж махнула рукой Петрикоре, та присоединилась к групповым обнимашкам.

— У нас есть Зелье. Мы можем это решить! Пэйдж, ты можешь прямо сейчас стать пони и… — Петрикора была в восторге: наконец-то все надежды сбывались!

— Нет. — Голос Пэйдж был твёрд. — Не могу. Сейчас не могу. В этой семье кто-то должен остаться диким и опасным человеком. Сраноштан опасен. И могу поспорить, он не шутил насчёт подкрепления. Кто-то из нас должен уметь пользоваться “Чемпионом” если дойдёт до этого… или чем похуже, если необходимо. — Пэйдж стиснула зубы. — Мы на территории людей. Нам нужен человек, хотя бы один, чтобы разбираться с человеческими проблемами, и это я.

Пэйдж, внезапно повернула голову чтобы взглянуть на Инквелл.

— Инкс, если у сраноголового было подкрепление, почему они всё ещё не здесь, не избивают нас и не заковывают в кандалы?

— Потому что они переоценили нас. — Инквелл вывернулась и взглянула на подруг. — Вот почему Клаудипафф действовал именно так, как действовал. Он даже не пытался обмануть нас. Он был совершенно честен, практически сказал нам прямо, что он такое и на что способен. Если бы он думал, что мы просто обычные пони, он бы разыграл перед нами настоящего паладина П.В.З. — он был бы очень милым, очень приятным. Не сомневаюсь, что он и это умеет. Могу поспорить он умеет быть очень обходительным, и разыгрывать любой спектакль, когда захочет. Но он не стал этого делать. Он хотел, чтобы мы знали.

— Не понимаю. Как по мне, всё ещё какая-то глупость. — Петрикора дважды перепроверила что дверь заперта. Они не пользовались замком больше года. В городе где остались почти одни только пони, не было надобности.

— Он думают, что тетради здесь нет. — Инквелл мотнула головой в сторону спальни, где на кровати лежала раскрытая тетрадь — Уверена, он думает что мы её спрятали, а его группе нужна только эта книга. Если они нападут на нас, то могут никогда не найти её. Они её потеряют. Навсегда.

— Да... Значит, они умны. Значит, мы имеем дело не с идиотами. — Пэйдж кивнула. — Он запугивал нас. Это была его цель. Запугать нас.

— Погоди! Всё ещё не складывается. Не проще было захватить нас и... делать… разные плохие вещи... пока мы не заговорим? — Петрикора поёжилась.

— Это не работает, Пет. Только глупцы и больные на голову используют пытки. — Инквеллс трудом произнесла последнее слово. Этот факт привёл её в изумление.

— Правда, Пет. Пытки не работают. — Пэйдж вытянула ноги, она начала засыпать. — Если тебя щекочут, хотя бы всего лишь безостановочно щекочут, чего ты не сделаешь, чтобы заставить их прекратить, чего ты им не скажешь?

Петрикора задумалась на секунду.

— Всё, что угодно?

— Именно! Ты скажешь им всё что угодно, чтобы остановить щекотку. И кто угодно тоже. — Пэйдж опёрлась на руки, наклонившись назад. — Поэтому пытки бессмысленны. Ты никогда не добудешь полезной информации, пытая кого-нибудь. Она всегда будет искажённой, потому что люди скажут что угодно лишь бы прекратить боль. Момент когда цивилизация, или нация, или группа людей окончательно теряет здравый смысл и остатки морали — это момент когда они разрешают применять пытки. Это индикатор того, что обществу конец.

— Почему тогда это вообще кто-то делает, раз это бесполезно? — Петрикора не понимала.

— Эм... ну… — Пэйдж изучала стену — Как бы тебе сказать — когда общество окончательно догнивает, наверху его оказываются извращенцы. Человеческое общество, имею в виду. По-настоящему извращённые люди, у которых... злые желания. Сексуальные фетиши на тему боли и доминирования, и когда всё разваливается, извращенцы у власти решают, что их желания совпадают... с нуждами нацбезопасности, обороны, охраны гостайны или что они скормят публике.

Петрикора глядела на Пэйдж в шоке. Она повернулась к Инквелл... конечно же сейчас библиотекарь опровергнет эти ужасные вещи… но Инквелл просто смотрела в пол, её ушки упали.

— Прости, Пет. Так уж... но неважно. Нас это не касается, потому что эти люди — умны. Инквелл подняла глаза, надев своё самое храброе лицо. Думать о таких вещах было физически больно для пони. — Они не сделают этого с нами. Мы отправимся в Эквестрию — так или иначе. Правильно, Пэйдж?

Пэйдж кивнула.

— Больше некуда, а теперь у нас есть этот набор. Он настоящий, Инкс, ты проверила?

Инквелл взглянула на стол, где лежал карбоновый набор понификации.

— Да. Я просветила его моим полем. Внутри действительно сыворотка, печать не была сломана или повреждена, насколько могу судить. Думаю он просто взял стандартный набор со склада. В его интересах чтобы ты стала пони как можно скорее, это сведёт на нет угрозу которую ты можешь представлять Ты теперь... опасный... член семьи, как ты и сказала.

Пэйдж стиснула пальцы на алюминиевой бите.

— Ага. Я всё ещё человек, а значит, я опасна. Чертовски опасна! П***ц как опасна! — Пэйдж улыбнулась безумной улыбкой, когда Петрикора и Инквелл скривились от её слов, и того как она их произнесла. — Если мелкий коричневый ублюдок ещё раз покажет своё рыло рядом со мной, я снова сделаю ему плоскую морду.

Петрикора на момгновение задумалась.

— Итак, если я правильно поняла: эти пони, кто бы они ни были, вероятно Ф.О.Ч., или во всяком случае кто-то нехороший, думают что мы своего рода... агенты или вроде того. Больше, чем просто обычные пони живущие вместе в квартире. Они думают, что тетрадь спрятана где-то ещё, и послали этого… злого пони... напугать нас чтобы... что? — Петрикора переводила взгляд с Инквелл на Пэйдж и обратно — чтобы мы испугались и отправились туда, где прячем тетрадь и попытались перепрятать её или куда-то унести? Или чтобы проговорились о том, где она… шпионская пыль для того и нужна, так?

— В общем да. — Инквелл оглядела комнату. Предполагаю, что за нами наблюдают уже несколько дней. Визитов больше не будет, я думаю, какое-то время, во всяком случае. Но могу поспорить что за каждым нашим движением вне квартиры будут наблюдать, и мы не можем ни отследить тех кто это делает, ни узнать сколько их. В любом случае, у нас несколько дней.

— Если коротко, они хотят, чтобы мы задёргались — глядишь, чего и выроним. — Пэйдж встала, потянулась, и ушла на кухню — Чаю? Пет, Инкс? На троих делать?

— Ты делаешь чай? — неверяще спросила Петрикора.

— Думаю, Инкс права. Почему бы не выпить чашечку, перед тем как всерьёз подумать. — Пэйдж возилась с чашками и банками. — Нам нужно определиться с нашим следующим ходом. Это игра. Они думают, что мы играем на их уровне, только они ошибаются.

Инквелл взглянула в ответ

— Я так полагаю мы собираемся... не разочаровать их! — Пэйдж мгновение подумала затем рассмеялась.

— Ага. Устроим им то, чего они ждут! — Пэйдж выставила большие широкие чашки, и проверила, не осталось ли бисквитов к чаю. Им предстоял долгий вечер планирования. Нужно было как-то перехитрить группу очень опасных людей и добраться до Эквестрии живыми — для начала хотя бы найти дорогу. Оставалась ещё проблема тетради. Что с ней делать? По-хорошему, надо уничтожить, с этим никто не спорил. Проблема была, как заметила Пэйдж в том, что это мог быть их единственный шанс пережить обрушившийся на них гнев всего Фронта Освобождения Человечества.

Проект Буцефал — Лаборатория 012
28 Января

Сегодня я узнала, что меня переведут. Не хочу уезжать, но меня никто не спрашивает. Здесь никого не спрашивают. Мы делаем ровно то, что нам говорят.

Не знаю, почему. Мы добились успехов, мы теперь объединяем вместе достижения разных команд. Уже подтвердили, что из шести ведущих групп, Ноль-Двенадцать добилась наибольшего успеха. Конверсия Р-22 была доказательством, это признали на самом верху — конверсия возможна, она уже близко, всё что нам нужно теперь — это только отладить процесс.

Может быть, я действительно переоцениваю свою важность для команды. Веди и в самом деле, почти всё что я сделала было в итоге полностью переписано или переработано, но я думаю, на то были веские причины. Проект таких масштабов не сможет составить идеально один человек. Нужно отлавливать ошибки, трижды всё перепроверять, отполировать так, как ни один отдельно взятый человек, или даже группа не сумеет.

Не знаю где я поступила не так. Не знаю даже, куда меня переводят. Было большое искушение позвонить генералу, но — нет. Плохое предчувствие.

Я буду скучать по команде. Мы проработали вместе всего-то несколько месяцев, но это было насыщенное время. Буду скучать по Со-йон и Шавле. И даже по Баасху, экзобиологу. Так я, среди прочего, и не узнаю где он сумел получить степень по такому. Полагаю, я также никогда больше не поговорю с Комет Тейл. Вообще-то я в любом случае не особо на это рассчитывала.

Я буду скучать по Рейндропс и Баттеркрим. Удивительно, как быстро привязываешься к пони. Это даже при том, что мы ходили друг вокруг друга на цыпочках, я чувствую что мы могли бы стать друзьями, если бы было время, место, и возможность говорить открыто. Я хотела бы больше знать, об их жизни.

Что-то очень привлекательное, очаровательное есть в этих существах.

Но — если наш проект действительно выстрелит, времени будет достаточно чтобы изучить всё что угодно. Не только потому что мы сами станем пони.

Вчера я узнала от Рейндропс кое-что удивительное. Её возраст. Ей — если грубо округлить — семьдесят три года. Эквестрийский год длится около четырёхсот дней, день где-то в среднем от двадцати до тридцати часов земного времени, это зависит от воли принцесс.

Рейндропс ещё довольно молода. То что она прожила, это примерно четверть максимального отведённого Эквестрийцам срока. По человеческим понятиям ей двадцать с чем-то, если я правильно поняла. Присоединиться к ним — не просто значит выжить и научиться двигать предметы, или выращивать предметы одной силой воли, или летать как птица. Это также значит в несколько раз увеличить продолжительность жизни.

Я гадаю, чем мы заслужили это? Почему они нам, людям, помогают? Зачем с нами возиться?

Я видела как Селестия движет солнце, солнце в небесах — несомненно скопированных с наших, земных. Она действительно в таком большом долгу перед нами?

Мы загадили нашу планету, убили океаны, уничтожили небеса, истребили целые классы живых существ, только потому что те были неудобны нам. Эквестрийцы невероятно милые — кроме старых единорогов с третьего уровня. Вообще-то даже и они могли бы быть милыми, просто они вечно нами недовольны или не согласны с нами — и кто сможет их осуждать? Не могу сказать, что мы хорошо обращаемся с ними, загоняя их под землю каждый раз как они посещают нас. Насколько я понимаю, все мы здесь под землёй.

И ещё кое-что. Сомневалась, стоит ли это писать, но это то, что я хотела бы сохранить. Может это началось из-за постоянного, низкоуровневого воздействия тау-радиации, может из-за стресса. Не знаю.

У меня были эти сны. Странные сны. Где я бродила по Эквестрии, как на тех видео с МУЛа. Только я видела те места, в которые зонды не заходили. Насколько мне известно, во всяком случае. Широкие, ровные поля в цветах, страшный тёмный лес, похожий на джунгли и дикий. Я ощутила ужас внутри него. Каменистая пустыня, окружённая высокими пиками гор, я видела драконов, парящих над головой. Большой город, с кирпичными зданиями, которые совсем не те тюдорианские домики, которые заснял МУЛы. Мой мозг додумывает, заполняет пробелы я так думаю.

И всегда в этих снах кто-то следовал за мной. Глядел на меня и наблюдал. Я не чувствовала угрозы, скорее наоборот, в снах я чувствовала себя безопасно именно из-за присутствия этого таинственного наблюдателя. Она — а это точно она — всегда остаётся вне поля зрения, хотя несколько раз я ловила образ чего-то тёмно-синего. Я думаю, это пони, эквестрийка, но не совсем обычная. Выше, тоньше, и кто бы она ни была, у меня от неё очень странное чувство.

Я бы не обратила внимания, но эти сны упорно повторяются. Ночь за ночью, те же сны, я называю их 'клуб путешественников', и почти в каждом сне, тот наблюдатель, та синяя. Кобыла, я полагаю. Синяя кобыла. Тёмно-синяя, очень тёмная. Но не страшная. От неё остаётся доброе ощущение, как будто друг приглядывает за мной. У меня никогда раньше не было таких ярких снов, и определённо не было снов с повторяющимся таинственным персонажем. Я понимаю так, это моё подсознание пытается что-то проработать.

Сны начались после того, как я сожгла палец о колбу с “Волшебным вином”, концентрированной формой таинственной фиолетовой жидкости. Кончик пальца я потеряла, и всю руку жгло несколько дней. Потом началось странное: я начала слышать отдалённую музыку или что-то вроде того. Музыкальный звон, как будто колокольчики разного тона. Другие тоже это описывали, когда слишком долго находились рядом с тау-активными материалами. У Мэйосс есть мрачная теория по этому поводу — он говорит, что видимо наши нейроны умирают от радиации. И наши мозги интерпретируют потерю случайных нейронов как смутные музыкальные тона. Он нейрохимик, и поэтому я к нему прислушалась, но — это не выглядит разумным объяснением. Мы раз в три недели проходим медосмотр, и пока ничего не выявили. Я думала, потеря нейронов скорее будет выглядеть как отказ функций мозга. Но опять же у мозга огромные резервы, нужно время чтобы он деградировал до уровня начала деменции, так что это наверное, выяснится со временем. Чудесно, просто чудесно. Я решила, что не люблю нейрохимию.

Я побоялась спрашивать у других, видят ли они похожие сны. Было большое искушение спросить у Солинье, которая тоже обожглась. Она потеряла большой участок кожи на левой руке, теперь останется шрам. То, как она выглядит по утрам, что тут ещё можно подумать, кроме как то, что у неё тоже эти сны? А затем мне пришла в голову одна очень ненаучная мысль.

Что, если и в её снах тоже есть эта синяя наблюдательница?

Что прикажете думать обо всем этом? Мы говорим о ”магии” и “заклинаниях”. Я видела как принцесса сопредельной вселенной поднимает солнце на небеса. Наномашины, которые мы разрабатываем, населены миниатюрными духами, которые делают за нас большую часть работы. На третьем подвальном этаже обитают единороги, а недавно мы превратили химерное человеческое тело в пегаску с буйной радужной гривой.

Чувствую себя Алисой, и кроличья нора всё только глубже и глубже.

Думаю о том, как Комет Тейл и старые единороги относятся к принцессе, Селестии. Как к божеству. Если подумать — она и правда живое божество.

Я атеистка, но, совсем немного побыв здесь, в лабе-12, теперь сомневаюсь, не поторопилась ли я решать, что реально, а что нет. И не стоит ли мне пересмотреть то во что на самом деле я верю.

Надеюсь, когда меня переведут, эти сны не прекратятся. Мне нравятся эти сны.

О, и вот ещё что. В тех снах, когда я шла по этим красивым местам — знаете что?

Я шла на копытах.

Глава четырнадцатая: Воображая ужасы

Инквелл шла сквозь рынок, кожей ощущая взгляды недругов. Наверно, наблюдали каждый её шаг, каждый взмах хвоста. Она прочла достаточно старых шпионских триллеров, чтобы представить их: скученные в маленьких тёмных комнатах, смотрящие наружу через камеры, сидящие на крышах — должно быть, внутри фальшивых цистерн и кондиционеров — выцеливающие её суперсовременным оборудованием.

Или... может это только тот идиот в тёмных очках, очень увлеченный новостями в общественном холокиоске напротив. Возможно, Пет права, и эти ФОЧ не такие уж профессионалы. Богини, из этого парня просто ужасный шпион! Инквелл рассмеялась и порысила к открытому кафе.

Касабланкой-Корнер владела пара земных жеребцов-новопони любивших старые фильмы. Кафе отличалось обстановкой в стиле Северо-Западной Африки и довольно эклектичным меню. Инквелл села на низкий стул за третий столик слева, с карточкой “заказан”, и стала ждать. Гринстрит принял её заказ на морковный кофе, кивнул и передал Мальтийцу.

Клаудипафф Мунипантс себя долго ждать не заставил.

Потный, тучный жеребец неловко уместился на низкий стул напротив.

— О’кей. Валяйте.

— Меня конвертировали без моего согласия. Пет и Пэйдж спасли меня этим, не могу их винить. Они желали добра, благослови их Селестия. Теперь мы семья, и я буду защищать их до последнего вздоха. Но это не значит что я верю во всё, во что они верят, и разделяю их взгляды на неизбежность будущего. — Инквелл кинула на жирного бурого жеребца тяжелый и решительный взгляд, чтобы подчеркнуть свои слова. Она хотела создать впечатление что намерена действовать за их спинами. Оказывается, тяжело лгать, когда ты пони.

— Продолжайте, я слушаю. — День был жарким, пегасы давно не чистили небо, смог начинал затягивать его обратно. Небо было белёсым, жара нарастала. Клаудипафф потел, даже смотреть было жарко.

— Скажите мне, зачем вам тетрадь. Я могу согласиться сотрудничать, если нас оставят в покое и гарантируют, что мы сможем уехать. — Инквелл смотрела прямо в глаза жеребцу напротив.

Клаудипафф прочистил глотку. — Сейчас… не могу. Вам не стоит знать про наши дела — это в интересах как моих нанимателей, так и вас самих. Нам надо взглянуть на неё, и — серьёзно вам говорю, нам даже не нужно оставлять её у себя. Можете забрать её. Нам надо её только увидеть. Мне сказали, что мы сможем сделать всё что надо в течении часа. Мы вернём её раньше, чем подруги заметят что вы её брали. Они не узнают. — Клаудипафф оглянулся направо, налево, и вернулся глазами к Инквелл. — Поймите, то что вы ни черта не знаете — гарантия, что вас отпустят. В этот момент мы потеряем всякий интерес к вам. На этом всё кончится. Меньше знаешь, спокойнее спишь, capiche? Это просто.

Инквелл фыркнула. — Что если вы собираетесь использовать тетрадь чтобы навредить мне и моим друзьям позже? Я думаю об искусственных вирусах, истребляющих пони, о наномашинных инфекциях всё для того же. Это будет не спасение, если ФОЧ нас убьёт, только позже.
Клаудипафф равнодушно ответил. — Я не говорил что я из ФОЧ, мисс Инквелл. И хочу сказать, то, что вы так думаете, меня беспокоит. И немного тревожит. Потому что это может — не говорю что точно будет, всего лишь может привлечь к вам и вашим друзьям дополнительный интерес, если продолжите настаивать. Просто к слову.

---

Инквелл заворчала и перевернулась в постели. "Корица!" — ругнулась она в потолок.

Она проснулась четыре часа назад, и с тех пор всё ещё прокручивала варианты в своём мозгу.
Последний — тайно встретиться с Клаудипаффом, сделать вид что обсуждает сделку и выяснить что происходит, тоже был дурацкой идеей. Даже если встречу назначат, Клаудипафф ничего не раскроет. И зачем? Инквелл справедливо полагала что пони, настолько чуждый магии, не может быть ниоткуда кроме ФОЧ, а они не могут желать ничего даже отдалённо хорошего — что бы они ни искали в тетради...

Её беспокоило то, что тетрадь вроде бы не выглядела настолько опасной, как казалась с первого взгляда. Схемы наномашин были бесполезны. Слишком упрощены, просто изучив историю нанотехнологий можно было найти множество аналогов. Автор не раскрывала никаких сверхсекретных сведений о создании зелья, которые представлялись бы Инквелл по-настоящему полезными хоть понибудь. Даже про таинственную фиолетовую жидкость — “волшебную кровь” — не говорилось ни где её добыть, ни как произвести. Упоминалось сложнейшая программа наномашин, но в тетради не было ни кусочка собственно кода.

Части, где Селестия поднимала Солнце, вместе с путешествием по Эквестрии, были интересны, но как ни старалась, Инквелл не могла понять зачем они ФОЧ. Вообще-то, знание что Селестия — живая богиня которая управляет реальностью, скорее работало против образа инопланетного чудища, завоевателя миров. В тетради, теперь когда у неё было время полностью её просмотреть, не нашлось ничего, никакого по-настоящему опасного секрета, полезного в борьбе против пони.

Биооружие по скудной информации из рукописи точно не сделать. Конечно же, она упускала что-то, должна была, учитывая насколько они хотели тетрадь. Или они просто не знали что тетрадь бесполезна? Такое тоже могло быть. Инквелл вздохнула. Так хотелось выйти живой из этой заварухи! Она повернулась на бок и уставилась в стену.

---

Клаудипафф и двое людей в тёмных костюмах и тёмных очках стояли в аллее.

— Итак... что мы решим, мисс Инквелл? — Тучный жеребец неловко переминался, истекая потом сквозь свалявшуюся бурую шерсть.

Пэйдж, вооружённая “Чемпионом”, поглядела на Инквелл, затем на Пет. Инквелл потянулась полем к седельной сумке и вынула тетрадь, удерживая в воздухе перед собой.

— Сделка проста. Мы это вам отдаём, и вы нас, корица, оставляете в покое. Мы просто хотим в Эквестрию. Ваш набор сделал это возможным. Вы даёте нам уйти, и мы никогда вас не видим. Мы не намерены здесь оставаться. В момент сделки мы отправимся прямо в Бюро и эмигрируем. Вопросы? — Инквелл смотрела на жеребца. Пэйдж сжимала биту.

— Моя дорогая, дорогая Инквелл, я вас лично заверяю, мы потеряем к вам всякий интерес как только получим тетрадь. Я и мои коллеги будем счастливы развернуться и уйти, а вы отправляйтесь хоть в Эквестрию, хоть прямиком к дьяволу, нам всё равно. Уверяю, вы нам не интересны — только то, что вы держите в своём волшебном облачке. Какое нам дело? Здесь не нужно охранять никаких секретов, не нужно зачищать никаких концов. Нам даже неважно, останетесь вы или уйдёте. Итак, как мы поступим? Клаудипафф осклабился: очень неприятное зрелище.

Инквелл перенесла тетрадь по воздуху и положила на полоску уцелевшего пластобетона на аллее. Один из затянутых в чёрное людей нагнулся, поднял тетрадь, проверил её, затем кивнул Клаудипаффу.

— Ну вот. Несложно, правда? Люблю когда все поступают разумно. Был очень рад встретить вас, а теперь нам пора. От себя лично желаю вам всего наилучшего. Хорошего дня мисс Инквелл, Пэйдж, Петрикора. — Три зловещие личности развернулись и покинули аллею. Пет, Инквелл и Пэйдж остались одни, пустую аллею наполняли звуки рынка.

— Так легко. Ты была права, Инкс! Мы в безопасности, мы свободны! Невероятно! — Пет была в экстазе — Пэйдж! Ты можешь стать пони! Мы можем сделать это сейчас, в нашей комнате, или в Бюро — я уверена они разрешат нам попользоваться комнатой двадцать минут. А затем... в Эквестрию! Это просто... ЧУДЕСНО! — Пет плясала вокруг, копыта хрустели растрескавшимся пластобетоном.

— Чёрт побери, девочка. Ты сделала это. — Пэйдж покрутила биту в руке. — Пошли отсюда, прямо в Бюро. Я получу там копыта. Биты у меня с собой, возвращаться в квартиру нам незачем... так что… пошли.

И подруги отправились в Бюро, лишь единожды сделав остановку на ланч. Наконец, за несколько часов пройдя город пешком, они прошли арку безопасности.

Персонал Бюро спокойно отнесся к просьбе предоставить комнату для конверсии Пэйдж, помощник терапевта даже посидела с ними, на всякий случай. Они даже сделали экспресс-тест зелья из набора, убедиться что оно нормальное и с ним никто не игрался. Как Инквелл и предполагала, это оказалось стандартное зелье версии 3.2, со встроенным анестетиком. Пятнадцать минут спустя Пэйдж стала пони, и пока Пет ждала её пробуждения, Инквелл договорилась про отправку в Эквестрию.

Следующим утром они были на корабле, следующим вечером уже стояли на земле Эквестрии. Их окружали зелёные поля и деревья, они обнимались на зелёной траве и кричали от радости и облегчения. — Мы это сделали! Мы смогли, нам теперь ничего не грозит и...

Небо над ними пошло трещиной. Голубые осколки посыпались сквозь облака как куски разбитого зеркала, обнажив страшную черноту снаружи. Молнии обрушились вниз, выжигая землю, уничтожая всё на своём пути. Принцесса Селестия взлетела наверх, чтобы принять вызов, но молния попала в неё, разорвав её тело. Куски мяса и перья посыпались с небес, где Селестии больше не было. И вдруг голографическая проекция рожи Клаудипаффа заполнила чёрный провал неба. "ПРИВЕТ, МОИ МАЛЕНЬКИЕ ПОНИ! ИЛИ ЛУЧШЕ СКАЗАТЬ ПРОЩАЙТЕ. О! И СПАСИБО МИСС ИНКВЕЛЛ, ЗА ВАШУ НЕОЦЕНИМУЮ ПОМОЩЬ..."

---

Инквелл тяжело дышала, сердце бешено колотилось. Она легла на живот, высоко подняв голову. Невозможно узнать, что они могут извлечь из этой тетради. Никак вообще. Было бы крайне самонадеянно думать что она знает достаточно чтобы решить что тетрадь бесполезна. Инквелл успокаиваила себя, мечтая чтобы Пэйдж и Пет поскорей вернулись с рынка. Они ушли пополнить запасы, на троих продукты расходовались быстрее, а Инквелл осталась охранять квартиру, и уничтожить тетрадь, если придётся.

Хотелось пить. Инквелл сползла с постели, осторожно спустив ноги с края, она всё ещё не рисковала спрыгивать на пол, как Пет. Постель, где они спали втроём, сильно отличалась от “пони-безопасного” мата-с-пледом в гостевой комнате. Человеческому телу Пэйдж был удобней глубокий, толстый, мягкий матрас из пенки. Очень мягко, но для неопытных копыт неустойчиво. Инквелл ползла назад, пока задние копыта не коснулись пола, затем стащила себя остальную вниз, надёжно встав на четыре ноги.

На кухне Инквелл слевитировала миску — любимую, красную — с сушилки и наполнила водой из крана. Выпила, держа перед собой в поле магии. Так-то лучше! Инквелл сполоснула миску, вернула в сушилку и возвратилась в спальню.

Эту часть она разучила. Она крепко упёрлась задними ногами, покачала попой, затем прыгнув с разбега, приземлилась почти в центре кровати. Извиваясь и отталкиваясь ногой, подползла к середине, туда, где лежала тетрадь. Инквелл подтянула ноги под себя, сложила их и положила тетрадь под грудь, накрыв собой. Она поглядела в небо сквозь занавески за кроватью. В небе летела пара пегасов.

---

Пэйдж опустила металлический ящик на крышу. Стальная коробка должна была защитить крышу. Рядом на всякий случай поставили ведро с водой. Инквелл опустила рукопись в железный ящик.

Петрикора полила тетрадь спиртом. Чистым, тем что караванщики использовали как топливо для машин. Как только Инквелл поднесла к ящику металлическую зажигалку, в запертую дверь сада на крыше яростно заколотили. ФОЧ следили за ними, и теперь поняли что происходит. Кто-то с лестницы бил в дверь всем телом, пытаясь выломать её.

— Быстрей! — Пэйдж крепко вцепилась в “Чемпиона”, и обернулась к двери.

Инквелл аккуратно чиркала зажигалкой, роняя искры на пропитанную спиртом бумагу тетради. Вспыхнуло пламя, синее и жёлтое, страницы начали чернеть и сморщиваться. Дверь на крышу частично открылась, были видны злые лица одетых в тёмное людей и жирного бурого пони отчаянно пытающихся открыть её полностью.

Внезапно старые петли сдались: трое агентов ФОЧ выпали на крышу. Они поднялись и рванулись к железному ящику, не обратив внимания на Пэйдж с её битой.

— Всё хорошо, Пэйдж! Её больше нет! Пусти их! Пэйдж!

Пэйдж отошла назад, злобно скалясь, Клаудипафф и два его лейтенанта согнулись над горячим серым пеплом, заполнявшим ящик.

— Вы зря это сделали. О, нет, вы совершили большую ошибку. — Выражение на лице Клаудипаффа выдавало, насколько он ненастоящий. Едва сдержанная ярость, жажда насилия, месть без сожаления, холодная жестокость. — Видите ли... это было единственное что вы нам могли предложить. Теперь, когда этого нет, мы сделались, очень, очень несчастными. Вам бы это могло сойти с рук, потому что ваши жизни ничего не значат. Но вы разозлили ФОЧ. Глупо, учитывая наше отношение к пони.

— Ты сам пони! — Петрикора указала копытом, на жирного, потеющего коричневого жеребца.

— Тут, друзья мои, вы неправы. — В тот же миг мономолекулярный клинок, направленный его точными челюстями, вонзился в левый глаз Пет, полупрозрачное лезвие вышло из затылка и она упала. — Думаю, босс не станет возражать, если мы немного поправим статистику этому городу, парни?

Два человека кивнули и вышли вперёд, со стволами в руках. Пэйдж встала над сотрясающимся, умирающим телом Пет, подняв биту, и уронила её, как только первая пуля перебила ей позвоночник. Лёжа на крыше, непроизвольно извергая рвоту от ужаса и боли, Инквелл призвала магию и сформировала два шарика тауматической энергии в внутри голов двух людей и псевдо-пони. Слегка сдвинуть, расширить, повернуть и...

И она не могла этого сделать. Её друзья умирали в муках у неё на копытах и она не могла отомстить. Эти люди сражались за то, во что верили, у них могли быть семьи, дети, да хоть домашние животные. Их жизнь была так же бесценна, несмотря на то что они сотворили. Инквелл любила Пэйдж и Петрикору всем сердцем, И жёны или мужья этих людей также их любили, и убийство разобьёт множество сердец.

А Клаудипафф... поистине несчастное создание. У него даже не было души. Если он умрёт здесь, он исчезнет в ничто, эта мысль была так печальна, так ужасна... Инквелл не могла этого сделать. Ни с кем из них.

Но она не могла бездействовать, позволив им причинить ещё больше вреда. Они ранили, может даже убили обеих её подруг она НЕ МОЖЕТ так это оставить! Может она не использует магию чтобы превратить их мозги в кашу, но она маффиновски хорошо покажет им силу рога и копыт! Инквелл рванулась вперёд, обезумев от горя и не почувствовала как пули рвут её тело, и она падает…

---

Инквелл качалась взад и вперёд на матрасе, плача. "О... Селестия... О, Луна!" Она была в ужасе и шоке. Как её новый мозг мог такое придумать! Она испугалась — что если с её конверсией что-то пошло не так? Что, если она как ужасный Клаудипафф, способна на человеческую ненависть и зло, что если...

— Инквелл? Инквелл? — Петрикора склонилась на кроватью, обхватив передними ногами белую единорожку. — Что такое, Инкс? Инквелл? Говори со мной! —

Инквелл продолжала рыдать, раскачиваясь взад и вперёд, пытаясь выкинуть из головы ужасные мысли.

Пэйдж примчалась в кухни, где раскладывала покупки на столе. — Что? Что случилось? Они здесь? — развернулась и достала “Чемпиона” из-за дивана.

— Нет, нет здесь нипони нет! — Проговорила Инквелл между рыданиями — Это я… У меня были такие ужасные мысли! Кажется, я неправильная! Я, наверное, как Клаудипафф — пони-чудовище! — Она осела, раздавленная горем.

Теперь Пет и Пэйдж вместе обняли её, она продолжила качаться в их объятиях. Постепенно она затихла, всхлипывая. — Я... пыталась придумать... что делать, как выйти из этого... и… я представила такие страшные вещи! Ужасные вещи! Я не должна уметь представлять то, что сейчас видела! Я же теперь пони! Со мной что-то не так!

— Что? О чём ты говоришь, Инкс? Что заставило тебя думать что ты плохая? Что? — Петрикора растерялась. Пэйдж пожала плечами.

Инквелл рассказала Пет и Пэйдж все возможные сценарии, которые продумала, и то, какими яркими и подробными она их представляла. Она, заикаясь, описала ужасные концовки, и как она страдала оттого что всё ещё способна представить себе подобные ужасные сцены.

— Конверсия должна была изменить мозг! Она должна сделать нас лучше, добрее, и свободными от жестокости и насилия и...

— Погоди… — Петрикора покачала головой — Ты, кажется, очень много поняла неправильно, Инкс. Зелье не делает с мозгом ничего такого. Уж поверь.
Инквелл вытерла глаза бабкой и шмыгнула носом. — Ч-что ты хочешь сказать? Мне говорили…

— ...кучу вранья про конверсию, что она делает, что нет. — Петрикора нежно потёрлась носом очёрно-белую единорожку. — Любимая тактика анти-понистов. Ложь, Инквелл. Ложь и дезинформация.

— Я не должна уметь думать такие... ужасы! Прорыдала Инквелл, затем хлюпнула носом и попыталась его прочистить.

— Зелье меняет мозг, несомненно. Ты это почувствовала. Больше сочувствия и эмпатии. Мы печёмся о других и о себе так, как и представить себе не могли. Мы не жестоки, потому что не хотим быть жестокими. Наших внутренних ангелов прокачали, наших внутренних демонов уложили спать. Но, Инкс… — Пет нежно прикусила её ухо. — ...Инкс, мы... это не значит что мы какие-то зомби. Воображение – оно с тобой, оно тебя не покинуло, и, уверяю тебя, негативные, страшные мысли реже посещают пони, и гораздо, гораздо менее распространены — но это не значит, что ты лишена способности думать их.

— Но это оказалось так легко, Пет! — Инквелл снова шмыгнула. — Это было ужасно!

— Не сомневаюсь. — Пет ткнулась носом в Пэйдж и продолжила — Ты бы никогда, никогда не думала о таком, живи мы в Эквестрии, в милой маленькой деревушке с другими милыми пони. Но мы здесь, на Земле, мы страдаем от злодеев, и просто от тех, у кого жопа вместо башки. Нам страшно прямо сейчас. Мистер Жопоштан страшный. Мы не знаем, что нам делать. И к тому же, ты новопони, как и я — мы выросли здесь, на Земле, мы знаем, как оно здесь бывает. Ты не потеряешь это всё просто оттого что зелье чинит повреждённые части мозга. Оно не лишает ни опыта, ни памяти, ни того, кто ты есть, и как ты думаешь.

— Пет... Не думаю, на самом деле, что дело в этом. — Пэйдж запустила пальцы в гриву Инквелл, расчесывая её легкими движениями. Инквелл начала расслабляться. — Думаю, дело в том, что Инкс надеялась никогда, никогда не думать таких мыслей. Она надеялась, что зелье уберёт плохие мысли навсегда. Так ведь?

Инквелл взглянула снизу печальными, почти умоляющими глазами. -Да! Я хотела быть свободной от темных и страшных мыслей! Я хотела чтобы всё это ушло! Навсегда! Я хотела.... Я хотела мира, Пэйдж. Мира... внутри себя.

Петрикора думала не дольше мгновения. — Инквелл,и это ещё возможно. Уверяю тебя, так и будет. Уедем в Эквестрию, и там, не сомневаюсь, ты НЕ БУДЕШЬ заниматься тем, что воображать ужасы. Я точно уверена, я общалась с пони с той стороны. Я читала письма пони из-за Барьера, понимаешь? У них нет страшных мыслей. Не почти нет, заметь. Совсем нет!

— Тогда я-то почему? Почему я? — Инквелл была на грани того чтобы снова заплакать.

Пэйдж почесала ухо Инквелл и заглянула в её тёмные глаза. — Как мы и сказали, Инквелл. Нам страшно здесь и сейчас. Ты стала пони, но лоботомию-то тебе не сделали . В этом страшном месте ты всё ещё можешь думать страшные мысли, потому что иногда так надо, чтобы предвидеть опасность и избежать ей. Если бы пони были совсем неспособны воображать страшное, они бы не выжили — любая опасность была бы смертельной.

— Да! — Петрикора заключила Инквелл в тесные объятия — Даже в Эквестрии бывает страшно, чтоб ты знала! Вечнодикий лес, руины Грифонии, драконьи пещеры, миграции драконов, страшные драконы южных пустошей, страшные драконы-поработители Сталлионграда, страшные лавовые озёра которые обожают драконы, и просто внезапный страшный дракон, и...

— Кажется ты сейчас больше напугала себя, чем успокоила меня! — Инквелл снова могла смеяться, чем здорово обрадовала Пэйдж и Пет.

— Но... Драконы же страшные! — Пет выглядела испуганной, затем засмеялась. — Правда!

Пэйдж покачала головой и пальцами взъерошила гриву Пет. — Быть пони не значит быть бесполезной, Инквелл. И это не значит иметь голову, набитую сахарной ватой. Прости, если разочарована что тебя не освободили от тёмных и страшных мыслей. Но я также не слышала чтобы пони погружались в них надолго, как люди. Беспокойство, да. Ужас, нет. Так что попытайся принять на веру что быть способной к чему-то, не значит что ты обречена думать ужасные вещи всегда.

Пэйдж отлепилась от Пет с Инквелл, и начала вставать. — Ты должна радоваться, на самом деле. Ты знаешь, каких ужасов нам нужно избежать, так? А нам нужно придумать, как выбраться из этого… добра, и если быть пони значит потерять способность думать, мы с тем же успехом можем просто сдаться прямо сейчас, потому что я точно не вывезу одна.

Из кухонной двери, Пэйдж обернулась к подругам, свернувшимся на кровати. — Мы нуждаемся в этом, Инкс. Ты самая начитанная из нас. Ты можешь думать о страшном — значит, ты остаёшься зрячей. Ты можешь вывести нас из кошмара. Может быть, именно в этом наш шанс, понимаешь? А сейчас я пойду уберу покупки, ладно? Справитесь тут?

Инквелл фыркнула и улыбнулась. — Ага. Всё нормально. Спасибо, Пэйдж. И тебе, Пет. — Она чмокнула Пет в нос и придвинулась ближе. — Это было мощное переживание, знаешь?

Петрикора вернула поцелуй. — Да, знаю. После моей конверсии у меня были те сны, помнишь? В которых мои копыта ломаются и я снова в коляске?

— Ой, да, вспомнила! — Инквелл смутилась. — Значит, ты тоже знаешь каково это, да? Даже лучше чем я. Прости. Я зациклилась на своём.

— Так бывает. Я чувствовала себя так же. Страх, он такой. — Петрикора крикнула в дверь — Пэйдж, тебе помочь?

С кухни раздался звук, будто открыли и закрыли шкаф. — Нет! Я справилась! Продолжайте обнимашки!

— Хороший план. — Хихикнула Петрикора и cжала Инквелл сильнее.

Глава пятнадцатая: Расхождение

Глава пятнадцатая: Расхождение

Шепчущие себе под нос единороги, обходя молчащих пони других видов и немногочисленных людей, прочесали и вычистили магией весь дом. Пони не могли им не помочь. Жители дома откликнулись как один, особенно когда подруги мягко, еле слышно, упомянули ФОЧ. Битая плитка лестничной площадки полыхала снопами искр. Также жучки нашлись на лестничной клетке и в вестибюле.

Убедившись что дом чист, жители собрались вновь и Инквелл объяснила им план. Никто не отказался, даже люди: пони создали в доме крепкое чувство товарищества. План был простой. За пару часов всё было готово, и с закатом — началось.

Первыми сообщили двое штурмовиков ФОЧ, наблюдавшие из верхнего левого окна старого здания Корпорации Таксворн. Группы пони, а также пони смешанных с людьми, покидали здание. Все были замотаны в простыни и пледы, делавшие их неразличимыми. Как убогие костюмы призраков, сделанные на Хэллоуин нерадивыми матерями. Они выходили, всегда по трое, и расходились или разбегались во всех направлениях. Кто-то отклонялся на север, другие на юго-запад. Три группы направились к старой нанофабрике. Три в сторону дальнего Бюро, но это ничего не значило, потому что стали приходить донесения, что группы внезапно и произвольно меняют направление.

ИскИн ФОЧ, “Монитор”, прожевав информацию, выдал закономерность — группы следовали по псевдослучайному маршруту, меняя аттрактор. Говоря проще, они двигались, в общем-то случайно, но слегка предпочитали три локации — в направлении городского Бюро, в направлении складов, тоже в городе, но в другом районе, и к базе Черносеточников, тоже в другом районе.

Ситуация стала накаляться, когда группы начали использовать транспорт чтобы двигаться быстрее.

Одни завёрнутые в простыни тройки брали пегасьи кэбы и летели по небу, другие нанимали земнопонские повозки и доплачивали за скорость. Некоторые внезапно и самым подозрительным образом забегали в здания и переходы. Вскоре агенты ФОЧ заподозрили что группы при всякой возможности менялись простынями, некоторые специально надевали нелепые шляпы или другие предметы поверх простынь, чтобы отличать друг друга.

Ральф Витони, "Клаудипафф Мунипантс" метался по командно-наблюдательному посту в доме напротив, проклинал Господа бога и мать, выкрикивал ругательства и колотил по стенам копытами. Происходившее было невозможно. Виттони за свою карьеру делал чудеса — когда занимался грязной работе, и когда чистой, именно потому что всегда мог просчитать естественную реакцию людей, куда они двинутся, что будут делать, поэтому знал, как управлять событиями.

Его поразило: впервые он понял, что эти пони, эти новопони, больше не были людьми. Они не были, как люди, замкнуты в себе, недоверчивы, они немедленно приходили на помощь, вместо того чтобы “заниматься своими делами”, не отсвечивать, быть на заднем фоне, только бы их не коснулось.

Когда доложили что другие дома тоже извергают массы накрытых пони и людей, что “игра в простыни” распространяется по городу как чума, он уже знал, что ситуация безнадёжна. Все хотели участвовать в игре, как счастливые дети, даже не понимая зачем.

Штурмовики ФОЧ обнаружили в городе группу из трёх закутанных в простыни личностей, которые вообще не знали, что происходит. Они не знали кто такие Пэйдж, Инквелл и Петрикора, и что значит игра. Кто-то пришёл, объяснил правила, сказал, что важно помочь и весь дом поднялся на помощь. Нормальная пони не может упустить такой шанс помочь в важном деле — и кроме того, это же весело! Плюс... было так весело — хихикая, бродить по городу неузнанными. Бал-маскарад размером с город!

Объединились не раздумывая, уродцы, думал Ральф. Нелюди. Чудища, твари. Это больше не люди. Ни достоинства, ни смущения, ни стыда, ни чувства неловкости. Ни одно из этих полезных ему человеческих свойств больше не работало. Как счастливые дети, готовы играть, при этом смеясь над собственной глупостью как буддийские мастера. Безумие. Мир потерял всякую логику и полностью сошёл с ума.

ФОЧ делали что могли — послали отряды сдирать простыни с групп, прибывавших в Бюро Конверсии, стараясь перехватить всех, кто к нему приближался. Но их число продолжало расти, штурмовики не могли справится со всеми. Штурмовиков было слишком мало. Был отдан приказ стрелять, лишь бы не дать группам приблизиться. Опасный, отчаянный шаг. Реакция Черносеточников была немедленной, и обошлась ФОЧ дорого.

Ральф принял решение. Группы, шедшие в сторону складов явно были для отвлечения. Инквелл-Гвен, взяла тетрадь с собой во время её первого побега — зачем ей возвращать рукопись туда, где она её нашла? Сейчас тетради там точно не было, склад обыскали снизу доверху. Именно такой вот жалкой попытки отвлечь его он от них и ждал. На кого бы они не работали, они не были профессионалами, Ральф в этом убедился.

Рассуждая логически, было только два места, куда Пейдж, Инквелл и Пет могли направиться. Либо туда, где была спрятана рукопись, либо в Эквестрию, к спасению. Поскольку масса одетых в простыни групп направлялась к старой нанофабрике, казалось разумным что там была спрятана тетрадь. Даже был некий смысл: зелье — наножидкость, спрятать тетрадь, описывающую его создание на нанофабрике очевидное и простое решение — нано к нано.

Ральф послал всех оставшихся штурмовиков на нанофабрику, глупо расходовать ресурсы на отвлекающий маневр, который в любом случае приведёт в ловушку. Если три кобылки — или будущих кобылки в случае Пэйдж — направятся на склад, они будут отрезаны, изолированы и пойманы. Когда ФОЧ вернётся в командный центр, все выходы из складов будут блокированы. Склады — смертельная ловушка. Эти трое непрофессиональны, но не глупы.

Штурмовики работали всю ночь, перехватив столько групп в простынях, сколько смогли. Ничтожно мало, потому что игра ширилась экспотенциально. К полуночи “Монитор” заключил, что в “Игру с простынями” вовлечена половина города. Ральф выплёвывал матюги. Пони. Проклятые пони.

Он горестно простонал, что умей люди вот так же мгновенно кооперироваться, угроза Эквестрии была бы устранена в первый год. Отвратительно, ужас, кошмар. Пони помогали друг другу, не раздумывая. “Важно” для кого-то, значит больше ничего не нужно чтобы стать одной командой. Нужно помочь и будет весело — вот ключ, которым можно манипулировать пони. Ими не управляли деньги, или власть, или страх и угрозы. Ими управляли полезность и веселье.

Если на что-то и был неспособен Ральф Витони — уложить в голове, как кто-то может мотивироваться исключительно полезностью и весельем. Такая мысль была ему чужда, уродлива, ужасающа. Там, внизу был уже не его мир, и не его вид. Он не мог их понять, он не мог их предсказать, они его пугали.

— Ральф! Чёрт побери, ты собираешься что-то делать? — вызывал Лео — Леонард Райх, глава ФОЧ, и он был не в духе. Его голос звенел чистым гневом через понячьего размера гарнитуру, которую Ральф носил для управления командами.

— Лео! Ты мне скажи, что делать! Весь чертов город скачет вокруг в простынях как пони-снеговики. Прямо шествие понячьего Ку-Клукс-Клана. Движутся во все направления сразу, невозможно определить кто идёт куда и кто есть кто. У этих пони, что рация в голове? Они телепаты? Где тогда, чёрт побери, моя рация?

Ральф чувствовал как всё летит в тартарары, и так и было, с самого первого своего задания он первый раз провалился настолько феерично, но даже тогда всё не было настолько плохо.

— Послушай, Ральф. “Кибитка” не сдвинется с места, пока мы не узнаем местоположение объекта. Мы понятия не имеем, где он, но в тетради, по-видимому, есть карта. Ты знаешь, как нам нужна карта, Ральф. Если мы получим карту, мы сможем достать объект, если мы достанем объект, мы сможем пройти сквозь Барьер, и тогда мы победим. Просто победим, и всё. Бум, Ральф, всё кончено, Эквестрии конец. Кошмару конец, всему конец. Ты должен достать тетрадь, Ральф. Мне плевать, что тебе придётся сделать. Убей каждую чертову тварь в городе, если придётся. Я санкционирую окончательное решение. Слышишь, Ральф? Окончательное. Решение. Если не можешь закончить работу, скажи. Тогда ты отводишь команды в безопасное место, мы выпускаем NV-US1 и потом обыщем город. Ты можешь сделать работу?

Ральф уставился в окно. "Господи Иисусе!" Внизу, смеясь и танцуя, на удицах гулял карнавал одетых в простыни пони и людей. Похоже, участвовал весь город, вероятно так и было. ФОЧ разместили NV по всему городу — в водостоках, на крышах, в зданиях, киосках, в местах концентрации населения. Самое смертельное нервно-паралитическое ОВ из когда-либо созданных. NV создали до Коллапса и с тех пор не создали ничего лучше. Единственная молекула убивала, вызывая каскадную реакцию апоптоза практически всех нервных клеток человеческого тела. Он действовал и на пони, но как-то иначе. Он просто убивал их, страшно, хотя никто не мог понять, как. Их тела превращались в слякоть, стекающую с идеально очищенного скелета. ФОЧ достали почти каждую когда-либо произведённую унцию NV-US1.

Если Лео его выпустит, каждый человек и каждый пони в городе погибнут в течении нескольких минут. Через двадцать восемь часов вещество разложится. Тогда они смогут распечатать двери, и выйти с подземной базы. Каждое живое существо. Каждый пони и человек в городе.

Ральф Витони был жестоким. Он делал грязные дела и делал их хорошо. Но это — было слишком даже для него, было чересчур. Окончательное решение для ситуации, когда в город входят войска, когда штурмуют штаб-квартиру, для последнего боя, не для того чтобы отискать дурацкую тетрадку. Лео, видимо, правда верил, что какая-то карта а какой-то тетрадке спасет человечество. Деревянная повозка, две КХД-бомбы и тетрадка. Кибитка. Ральф был не фанат омпони, а большая часть города уже была ими, но это реально стоило того чтобы убить каждое живое существо в городе?

Стоило признать: его перехитрили. Невозможно найти двух пони и человека, или трёх пони, когда весь город беспорядочно бегает в простынях и покрывалах, скрывающих приметы. Всё их сканирующее оборудование, система распознавания лиц, штурмовики на улицах — не могли справиться с одной простой задачей. Масштаб слишком велик, чтобы справиться. Масштаб слишком велиечтобы сделать хоть что-то.

Решение было тут, перед ним. Если сказать Лео, что он не сможет сделать работу, все люди и все пони внизу умрут. Судьба города зависела от трёх слов: "Я не смогу."

Если сказать Лео, что сможет найти тетрадь, тогда город не умрёт. Но дело в том, что он не сможет найти тетрадь. Никто не сможет. Только если зачистить город, тогда они, проверив каждый труп, методом исключения найдут искомое.

Если конечно предположить, что цели несут тетрадь с собой. Лео слишком многое ставил на предположение. Что если тетрадь спрятана? ФОЧ не смогут обыскать вообще весь город. Лео паниковал. Он был засранцем, и он обделался. Ральф пнул пол копытом. Копытом. На всю оставшуюся жизнь он — копытное. Нахер Лео. Лео — засранец.

Но Лео пустит его кишки на подтяжки, если сказать ему, что он неправ. А правда состоит в том, что проклятую тетрадку не найти.

— Ральф! Мне нужен ответ, сейчас же. Я серьёзно, б***ь. Ты закончишь работу, или нет?

Ральф шлёпнул по боку хвостом. Больно, но почему-то помогло. — Дай мне минуту, Лео. Я проверяю один след. Если там что-то есть, не будем доводить до крайностей, О’кей? — Вот оно. То что ему нужно. Время подумать, время перевести дух.

— Пять минут, Ральф. Пять. — и Лео отключился.

Ральф стоял в пустой тёмной комнате, глядя на смеющихся, мечущихся пони и людей в простынях. Город справлял импровизированную вечеринку. Город иногда так делал, потому что пони... так делали. Сегодня темой вечеринки были простыни. Ральф начал думать что возможно, недооценил противника. Не учёл психологию пони в в своих расчетах.

Один из "тех" моментов. Пять минут, за которые придётся решить всё. Живи или умри, да или нет. Решение изменит мир. Ральф оглядел пустую комнату, заваленную хламом и коробками, тёмную, освещённую только свечами и спиртовыми лампами снаружи, тусклым жёлтым свечением густеющего смога — проклятые ленивые пегасьи ублюдки — и далёкими огнями холознаков из района двухпроцентников.

Внезапно в углу что-то издало электронный писк. Что?

Ральф осторожно приблизился к источнику звука. Им оказался до-коллапсный раскладной компьютер с 2-Д экраном. Э-э... лэптоп. Да, так они назывались. Лэптопы. Чёртова штука выглядела... совсем новой. Откуда она? Штука была раскрыта, экран, какой бы ни был, внезапно засветился, показав изображение тетради, той, что хотел Лео. Это она — заглавие распухшей от вкладок рукописи читалось очень ясно.

Проект Буцефал, Лаборатория 012
ДОСТУП ТОЛЬКО Умбра-Космик-Мэджик
За утерю или разглашение предусмотрена чрезвычайная санкция

Ниже картинки был текст. Ральф уставился на текст, разум отказывался верить, впадал в ступор от невозможности происходящего. Этого не может быть. Не может быть, но оно происходит. Какая-то другая структура, параллельная ФОЧ? Верхушка мироправительства нарушила договорённость, открыто их поддержав? Ральф широко открытыми глазами уставился на текст ниже картинки.

Внимание, Ральф Виттони:
Через три минуты Леонард Райх наберёт тебя и скажет
"Так, ты, овсоядный мешок с говном, что мы решаем? Ты сможешь сделать свою е****ю работу или нет?"
Ответь ему, что ты сможешь.
Тетрадь в шкафчике № 222 на втором этаже
“Эспасиос НаноЭнграней”, в точности как ты и подозревал. Поспеши, за ней охотятся.
— Тёрнер и Фогерти

— Тёрнер и Фогерти? Какого чёрта? — Ральф впился глазами в сообщение, не в силах отвести взгляд. — Я... таких не знаю. Какого хрена они захотят от меня за это? Чёрт, я ни**я не могу сделать с этой хреновиной из-за треклятых копыт!

Ральф тряхнул головой, но древний компьютер не исчез, так и стоял на коробке, показывая картинку с тетрадью, и текст под ней.

— Так, ты, овсоядный мешок с говном, что мы решаем? Ты сможешь сделать свою е****ю работу или нет? — снова Лео, его голос в гарнитуре был злым.

Те самые слова. Ральф прочитал их практически одновременно, как Лео их произнёс. Он почувствовал как холодок пробежал по спине, дыхание задержалось от странного ощущения что грива встаёт дыбом на холке.

— Ну? — Голос в гарнитуре был неприятным.

— Я могу закончить работу, Сэр. Я точно установил, где тетрадь и отправляюсь за ней немедленно. Займёт не более получаса. Дайте отбой, не нужно убивать город. — Ральф третий раз повторил адрес на память. Ящик 222, второй этаж той самой нанофабрики, которую он заподозрил, как только одетые в простыни пони начали отправляться в ту сторону.

— Ты в порядке, Ральф? — теперь Голос Лео звучал почти заботливо, почти обеспокоенно. Опасный знак.

— Д-да. Замечательно. Для е****го ПОНИ! Будь ты проклят, кстати. Будет тебе тетрадка, ублюдок. Витони, конец связи. — Ральф бешено тряхнул головой, сделанная на заказ гарнитура слетела, ударившись о стену. Его новые уши слышали, как Лео спрашивал, здесь ли он, и требовал ответа.

Древнее устройство погасло. Ральф не мог им управлять, клавиатуру сделали для человеческих пальцев, не для копыт земнопони. Что ж... Шерсть на загривке Ральфа улеглась. Шкафчик 222, второй этаж.

Решение принято. Город будет жить. Рукопись достаётся ФОЧ. Ральф Витони ткнул лэптоп копытом, и тот свалился с коробки с неприятным хрустящим звуком. "Б**дь!"

Затем Ральф направился прочь из комнаты и по тёмному холлу прошёл к лестницам. Предстояла длинная пробежка, путь до старой нанофабрики было неблизкий.

---

Петрикора следовала за Пэйдж и Инквелл. Инквелл шла первой, она знала, куда идти. С тех пор как подруги вошли в район складов, им, кажется, не встретилось ни одного человека и точно ни одного пони.

Внезапно Инквелл остановилась, заставив Пэйдж и Петрикору запнуться, чтобы не врезаться в неё. Ходить в простыне и двух пледах было непросто, а бежать почти невозможно. Петрикора ворчала, насколько было бы легче долететь и что она легко бы донесла Пэйдж и Инкс на паллете, который так и лежал на крыше дома. Но Инквелл отказалась наотрез. Последнее что они собирались сейчас делать — выделяться.

— Вот. Тот склад, где я работала. — Инквелл увидела, что внутри нет света, грузовая дверь широко распахнута. Прошли уже недели, совсем нехорошо. Инквелл надеялась, что сюда вернуться люди, возможно, с усиленной охраной, что склад будет безопасной гаванью. Хотя бы достаточно безопасной для неё, чтобы добраться до цели.

Теперь Инквелл не была уверена что её цель вообще здесь. Страх, что она возможно, совершила ужасную ошибку, начал проникать в неё, она почувствовала тяжесть в желудке.

— Тут безопасно? — Они говорили шепотом, вопрос Пэйдж прозвучал почти неслышно для неё самой. Пэйдж знала, что понячьи уши чувствительнее людских, и как бы тихо она ни говорила, пони её услышат.

— Я... теперь не знаю, Пэйдж. — Инквелл оглядела зону вокруг. Тела исчезли, тела Черносеточников, которые пытались её защитить. Склад казался заброшенным. Похоже КООНеЦЦ просто съехали после инцидента. Нехорошо, совсем нехорошо.

Инквелл обернулась к подругам.

— Слушайте... Возможно, я ошиблась. Я ждала, что они будут здесь, только усилят охрану. Здесь оставались тонны книг. Их слишком дорого перевозить, книги много весят. Но… но похоже, что они просто собрались и ушли. Их тут нет. — Её лицо выдавало тревогу, её запах тоже, что Пет сразу почувствовала.

— И... что будешь делать? — Петрикора кивнула в сторону пустого тёмного склада.

— Нас не оставят в покое. Что очевидно. Нам повезло что нам дали столько времени сколько дали, и только потому что Клаудипафф решил что мы агенты чего-то вроде ПВЗ или агентств Мироправительства. — Инквелл наморщила мордочку, раздумывая. — Назад вернуться мы не можем, и они окружат Бюро. Мы ушли только потому, что использовали то, что теперь мы стадный вид. Самый древний фокус в природе, по крайней мере, на Земле — анонимность группы. Но у меня не осталось фокусов. Я смотрю на склад, и я думаю “ловушка”.

— Мы не можем стоять на месте, Инкс. Что бы ни решили делать, надо двигаться. — Пэйдж вытянула руку из-под простыни и похлопала Инквелл. — Надо делать что-то, что угодно. Промедление смерти подобно.

Инквелл выглядела потерянной.

— Я не знаю, что!

— Вариантов только два, Инкс. — Петрикора прислонилась к Инквелл, пдвинувшись ближе. — Или идём внутрь, или идём куда-то ещё. Ты думаешь, оно всё ещё здесь? Всё что нам нужно сделать, ты сказала, дойти до него. И если оно здесь, мы спасены. Стоит рискнуть?

Склад стоял, пустой и тёмный, грузовая дверь открыта, другие двери, несомненно, тоже. Никаких следов электричества в районе.

Инквелл огляделась вокруг, обращая особое внимание на столбы и вышки охраны.

— Электричества нет.

Район был обесточен. Электричество стоило дорого, города строго нормировали потребление. Большинство населения пользовалось электричеством два часа в день и только Двухпроцентники, два процента населения, имеющие работу, наслаждались электричеством большую часть дня. Правительственный проект отсюда ушёл, поэтому весь городской район отключили.

База ФОЧ находилась где-то неподалёку, но вряд ли они пользовались городской сетью, или, если они контролировали городской департамент, то энергия поступала к ним по подземным выделенным линиям. Она не поступала в район складов вообще, а значит, наблюдение отключено. Если ФОЧ следили за складом, то с помощью штурмовиков вокруг и внутри здания.

Инквелл обернулась к Петрикоре.

— Пет, давай проверим, нет ли поблизости людей. Пэйдж — сядь и сиди так тихо как сможешь. С подветренной стороны, вон там. — Инквелл указала копытом на точку за ней. — Пет у нас есть наши новые, удивительные органы чувств. Давай применим их. Здесь вокруг есть люди?

Петрикора и Инквелл встали неподвижно, защелкнув ножные суставы и втянули носами воздух. Прислушались, водя по сторонам высокими ушами. Сконцентрировавшись, сфокусировавшись на ощущениях, сначала Инквелл услышала за звуком своего сердца сердце Пет, затем сердце Пэйдж позади неё. Она вдохнула местные запахи — пластобетон, сталь, старая бетонная пыль времён ещё до Коллапса, сгоревшая, химически разложившаяся нефть и другие химикаты, разлитые ещё до её рождения. Запах бензиновых машин сочился из разбитых стен и дорог призраком века изобилия.

Но в сложной симфонии запахов не было свежего, живого запаха людей. Она чуяла Милнера, владельца склада: он не появлялся здесь больше двух месяцев. Запахи тех, кто пришёл забрать прочь книги и всё остальное. Запах смерти, мочи и фекалий от некоторых мест на пластобетоне, смешанный с горькой химической вонью Черносеточного волокна. Инквелл могла точно показать, где пали их охранники. Но все её чувства говорили, что поблизости нет живых людей, кроме Пэйдж.

Может правда, ФОЧ здесь больше нет? Наверное, сейчас они задействуют все свои ограниченные ресурсы, блокируя им очевидные пути побега, вроде Бюро. ФОЧ сейчас наверно на ушах стоят, разбираясь с целым городом пони и людей в простынях. ФОЧ не знают тайну Подземного Библиобуса. Не могут знать. И команда МироПравительства, которая вычистила склад, тоже! Оно должно быть здесь! Должно!

— Пэйдж! Пет! За мной! — Позволив пледу соскользнуть со спины, Инквелл уверенно продефилировала вперёд, на склад.

---

На втором этаже нанофабрики Ральф Витони разглядывал содержимое шкафчика № 222. Он не произнёс ни слова, но его всего трясло от ярости. Хотелось бить шкафчик, топать по полу, но Ральф боялся повредить копыта. Кроме того, его люди смотрели.

Он решил, он принял это решение, теперь ему жить с этим. Эти трое, Пэйдж, Петрикора и Инквелл, сейчас могли быть где угодно, и с ними, несомненно, тетрадь. Тетрадь потеряна навсегда, а Лео вероятно казнит его. Наплевав на все ресурсы, потраченные на его превращение. Возвращаться на базу будет глупо. Для него осталось только одно место, которое он ненавидел. Единственное место, где он будет в безопасности от Леонарда Райха. Эквестрия.

Мысль эта жгла Ральфа, обжигала, резала, рвала его изнутри. Пони. Пони виноваты во всём, пони разрушили его жизнь, украли его мир. И теперь его единственное спасение — среди них. Ему придётся отправиться в Эквестрию. Только там он сможет не бояться за свою жизнь, а Ральфу Виттони очень нравилось быть живым. Но что ещё важнее, он не доставит ублюдку Райху радости свалить на него свой провал. Райх был некомпетентен, его нельзя было пускать в руководство ФОЧ. 'Кибитка'... деревянная повозка и две бомбы, которым никогда не пройти сквозь Эквестрийский барьер! Райх — идиот.

— Нас поимели, джентльмены. — констатировал Ральф тихим и ровным голосом. — Операция провалена. Мне нужно связаться с Райхом для новых указаний, но я предполагаю — вернуться на базу.

Ральф приложил копыто к голове.

— Лео? Эй! Лео! Что? Не слышу! Да, слушай... жди. Попробую снаружи, Думаю, здание. Ага! — Ральф оглядел вооруженных штурмовиков, столпившихся в раздевалке. — Пойду попробую снаружи, а вы, на всякий случай, обыщите это здание по первому разряду, О’кей? Я хочу быть на сто процентов уверен, capiche?

Штурмовик кивнул.

— Ясно. — и начал раздавать приказы своим людям.

Ральф спустился по лестнице до первого этажа и вышел в наружную дверь. Обошёл здание вокруг, перешел улицу, свернул в аллею. Завернув за угол, он галопом умчался в ночь.

Один из штурмовиков, обыскивая шкафчики, остановился чтобы проверить и 222 — просто из любопытства. Он направил ручной фонарь внутрь шкафчика. Там, к задней стенке сборки липкой лентой был прикреплен рисунок. Рисунок фломастерами изображал коричневого земнопони-жеребца с растрёпанной бурой гривой и золотоволосую, с серой шерстью пегаску с дико разбегающимися золотыми глазами. Оба пони показывали языки, а серая кобылка махала копытом.

Грубые буквы сверху сообщали "тВоЯ пРинЦЕссА В ДрУгоМ ЗАмКе!!!"

Штурмовик покачал головой, затем пошёл дальше. Шутка ускользнула от него. Она происходила из до-коллапсной видеоигры: штурмовик был слишком молод, чтобы хоть раз видеть её, не то что играть..

Они искали до утра, но тетради на фабрике не было.

На рассвете Леонард Райх вызвал командира штурмовиков чтобы тот доложил ему о местонахождении Ральфа Виттони. У того, к его несчастью, не было ответа.

Глава шестнадцатая: Вселенная это страшно

Глава шестнадцатая: Вселенная — это страшно

"Было бы неточным говорить что во Вселенной творятся страшные вещи. Вселенная — это страшно."
-Др Вернер Гейзенберг, физик-теоретик, создатель квантовой механики

Проект Буцефал — Паноптикон
12-е Февраля

Здесь только одно место где я могу уединиться: комната, которую мне выделили. Я сильно сомневаюсь что это настоящее уединение, но выбора нет.
Паноптикон — это центр всего проекта Буцефал. Каждый день я вращаюсь среди элиты элит. Приезжают поглазеть и важно покивать, как будто что-то понимают. Всегда гадала, на что похожа корпоративная элита, всемогущие богачи, хозяева стран и народов. Наверное, я представляла себе безжалостных гуманоидных роботов в безупречных чёрных костюмах указывающих электрическими клешнями: кому жить, кому умереть.

Оказалось, они выглядят как все, ну разве что чуточку ухоженней. Один дяденька, так понимаю, самый могущественный человек на планете, выглядел точь-в-точь как продавец кофе в годы моего колледжа. Олигархи, поставившие наш мир на колени — простые люди. Даже как-то разочаровывает, планетой рулят никакие не таинственные иллюминаты, не пришельцы, не сверхроботы. Обычные, наискучнейшие люди, которым повезло родиться в нескольких сотнях семей, владеющих всем на свете.

Теперь я понимаю этот мир. Никакой конспирологии, никаких страшных тайн: просто богатые люди стремятся оставаться богатыми, чего бы это ни стоило остальным. При этом они — обычные люди, движимые обычной жаждой власти, славы и барахла. И управляют миром они тоже обычно, то есть кое-как. Предположу что короли и королевы, президенты и премьер-министры прежних времён, до Коллапса, когда существовали государства, не сильно отличались. Хотя, подслушав кое-какие разговоры, я теперь полагаю, что эти самые семьи правили миром и тогда — только за сценой. Всё как всегда, только теперь они больше не прячутся за подставными “национальными правительствами”.

Обнаружив что мир устроен наискучейшим образом из возможных я даже обиделась за своё воображение. Я бы предпочла сверхроботов, а не скучных богачей. Они слишком люди, слишком банальны и скучны чтобы быть хозяевами планеты. Приезжают, постоят над чем-нибудь, покивают, как будто всё поняли, затем очень глубокомысленно задают чудовищно невежественные вопросы. Никуда не денешься, и приходится изображать восхищение. Был бы хвост, пришлось бы вилять им. Отвечать так, как будто ошеломлена их проницательностью. Это нам очень чётко объяснили на вводном инструктаже.

Я одна из пятидесяти учёных и исследователей, надёрганных из разных групп по всей планете. Я здесь по желанию генерала Нормана П. Риджвея, моего загадочного покровителя. У большинства здешних начальников есть свои ручные “питомцы”, я оказалась таковой у Риджвэя. Я наконец знаю, чем я ему приглянулась.

Оказывается, моя диссертация по прикладным нанотехнологиям была ключом к пониманию чего-то что стало препятствием в некоей важной точке в его карьере. Он застрял, не мог продолжать свою работу и боялся потерять её. Моя диссертация помогла ему. Наверное, потому что была написана достаточно примитивно чтобы её мог понять дилетант. Определённо не такой великий шедевр, как ему показалась, но спасла его задницу в нужный момент. В результате теперь я для него “Эксперт” и “Золотая девочка”, и это ставит меня в очень, очень неловкое положение.

Потому что я не знаю ни черта если сравнить вообще с кем угодно здесь. Я абсолютно лишняя.

Я узнала эту ужасную правду в первый день в Паноптиконе. Они собрали лидеров “мозговиков” в аналитический центр, посадили нас, своих “питомцев” вместе, в надежде что мы заметим что-то, о чём не успели подумать раньше. Шагнув через порог, думала “ого, вот он, мой шанс блеснуть!” Как же я ошибалась.

Аналитический центр — это большая круглая комната со столами-дисплеями с сиденьями, где каждый сидит лицом к остальным, а в центре обалденный холодисплей. Всё по новейшему слову техники — впечатляет, надо сказать. Сиденья удобные, а столы-дисплеи самые передовые. Как жаль, что человечество отвернулось от звёзд после Аполлона-17. Мы так и не добрались до Марса, не запустили ничего, кроме космических станций и зондов — ведь мы хотели от космоса прибыли. А потом ударил Коллапс. Но в этой комнате, я чувствовала себя как на мостике фантастического звездолёта!

“Мозговики” занимались сложнейшей работой во всём проекте. Они элита нашего проекта. В общем говоря, они работали над тем что мы, люди, должны сохранить, а от чего избавиться при конверсии мозга. Поскольку у нас очень мало времени, чтобы спасти очень-очень много людей, нет времени для длинных философских дебатов о том, что делает нас людьми. Проблема сведена к инженерной задаче, все сантименты отброшены. Возможно, иначе её решить было бы невозможно.

Эквестрийская вселенная другая. Все модели поведения, которые земная эволюция сформировала в процессе выживания, там работают во зло. Ксенофобия, накопительство, соперничество, территориальность, контроль ресурсов, доминирование, зависть, способность подавлять в себе альтруизм ради немедленной выгоды — своей или группы, умение охотиться и убивать… только мешают выживанию в Эквестрии. Их нужно убрать, это не обсуждается. Принцессы лично составили список требований к настройкам, которым мы должны соответствовать, и Эквестрийская сторона убедится что мы соответствуем. Обязательное условие допуска.

Есть и менее глобальные, но не менее важные задачи с которыми “Мозговикам” необходимо разобраться. Одна из основных задач в том, чтобы после конверсии люди были счастливы в новом теле и новой жизни. Было бы ужасно конвертировать человечество и обнаружить, что бывшие люди не могут принять себя, или вовсе не могут жить с новой физиологией. Основная задача… решенная несколько месяцев назад.

Способ которым её решили — комбинацией из нескольких изменений, которые будут поддерживать и усиливать друг друга.

Сначала был воссоздан нейрологический гомункул, внутренняя карта тела, которая позволяет любому животному осознавать части своего тела, их расположение и назначение. Перерисовать карту тела, чтобы она соответствовала новому телу — значит превращённому человеку сразу будет комфортнее, новое тело достигнет полного взаимопонимания с мозгом. Никакой телесной дисморфии.

Второе — сформировать мозг так, чтобы поднять общий уровень позитивных эмоций и усилить химическое вознаграждение от приятных ощущений. Система дополнительных вознаграждений будет медленно, в течении десятков дней, снижаться до уровня обычного эквестрийца. В результате получится закрепляющая петля поведения, которая заставит конвертированных принять и полюбить новое тело и новую жизнь. В общем, конвертированные люди, направляемые химией собственного мозга, смогут быть счастливыми именно оттого что они пони, и оттого что живут в обществе пони. Довольно элегантное решение, мне кажется.

Третье о чём говорили — естественный эффект как эквестрийского общества так и самого нового тела. Конвертированный человек обнаружит что его новое тело более здоровое, ловкое, сильное, обладает более тонкими чувствами и в принципе способно доставить больше радости, чем человеческое. Список изменений включает усиление сочувствия и эмпатии. Эквестрийский мозг сильнее вознаграждает себя за доброту и сотрудничество, и это тоже учтут при трансформации человеческого мозга. Система вознаграждений, в сочетании с эквестрийским обществом — которое в массе своей более дружелюбно, готово помочь, невинно, любяще, вежливо и направлено на удовольствие — создаст сильную обратную связь, которая закрепит положительные привычки через эйфорию и удовлетворённость.

В итоге получаются мозги почти такие же как у урождённых эквестрийцев, не считая человеческой личности и памяти, и относительно короткого периода усиленной позитивной обратной связи чтобы облегчить вхождение в новую жизнь.

Бывшие люди обнаружат, что идеально подходят новой вселенной, и совершенно не подходят умирающему родному миру. Было бы жестоко, если бы в единственном месте, где мы можем спастись, конвертированные пони оказались ущербными по сравнению с урождёнными. Принцессы настаивают, что конвертированные не будут гражданами второго сорта ни в каком смысле.

Но я должна признаться. В ходе разговора, мне нечего было добавить, потому что практически всё, все эти изменения и дополнения, минимальные требования к новому человеческому мозгу, были выше моего понимания. Я чувствовала себя как ребёнок, который слушает как взрослые обсуждают непонятные взрослые вещи, и когда встреча мозговиков завершилась, мне пришлось прорыдаться в своей комнате. Меня словно избили, настолько я некомпетентна по сравнению с этими невероятно талантливыми людьми.

Вот почему я могу рассказать только самое основное со встречи — к сожалению, больше я ничего не поняла. Мне нечего было им предложить, нечего добавить, я просидела большую часть шести-часов-с-перерывами, чувствуя себя идиоткой и играясь с иконками стола-дисплея. Знаете что главное я вынесла со встречи “Мозговиков”? Я теперь знаю как настраивать тактильную обратную связь на активной поверхности, так что теперь могу делать её более упругой или менее. Я гений своего времени. Владыка упругости. Я умею делать настольный холодисплей мягче или твёрже. Я могу настраивать активную поверхность. Я богиня тактильной обратной связи.

Когда-то я удивлялась как я оказалась в команде 12. Теперь я отчаянно скучаю по лаборатории 12. Здесь я более чем бесполезна. Мой уровень компетентности на порядок ниже, чем требуется здесь.

Проект Буцефал — Паноптикон
16-е Марта

Очень занята. Работаю в команде тестирования. Качество реплицированных тел которые привозят сюда в Паноптикон, поразительно. Теперь — всех возрастов, цветов и размеров. Никаких больше Лоскутных Бобов, они выглядят как человек которого можно встретить за любым углом любой фавелы — не думайте, что эта мысль не приходила мне в голову, но нет. Я не считаю что правительство похищает случайных людей для опытов. Человечество творило подобные вещи в до-Коллапсные времена — американский проект изучения сифилиса в Гватемале, американские же исследования малярии в Стэйтвилльской тюрьме — и то и другое в 1940-е, ужасные медицинские эксперименты Лео Стэнли над заключенными в 1950-е, исследование сифилиса в Таскиги на десятках тысяч чернокожих с 30-х по 70-е, эксперименты в государственной школе Уиллоубрук Стейтен-Айленда по заражению тысяч детей-инвалидов гепатитом в 60-е, Эксперименты армии США по ведению биологической войны на десятках тысяч гражданских на старом американском Юге — и это только Северо-Американская Зона. Все другие страны прошлой Земли делали то же самое, или хуже. Но то было тогда. До Коллапса. Не в наши просвещённые времена.

Теперь, в нано-век, под властью Мироправительства, я верю что повседневное, банальное зло, которое национальные правительства когда-то творили со своим ничего не подозревающим народом — осталось в прошлом. Мы повзрослели как вид, и на этот раз, в этот золотой век, всё иначе. Люди сейчас другие, не те же, что предыдущие десять тысяч лет. На этот раз, мы наконец живём на планете сочувствия — ведь мы работаем все вместе чтобы спасти каждого из нас!

Интересно, что это одно из условий которые поставила Селестия в обмен на спасение. От нас требуется спасти всех, не только элиту. Или конверсия доступна всем, или Селестия не пустит никого. Предпочитаю думать, что ей не пришлось на этом сильно настаивать.

Итак, как я говорила, реплицированные тела удивительного качества. У некоторых даже есть татуировки, перматек-улучшения и импланты. Зачем это — понятно. Мы должны разобраться с подобными тонкостями, прежде чем сыворотка будет испытана на настоящих, не выращенных в баке людях. Я очень впечатлена качеством, какой бы завод не производил эти тела. Просто удивительное качество. Видя подобную работу, я горжусь тем, что я человек.

Проект Буцефал — Паноптикон
25-е Марта

Мне пришлось осмотреть одно из тел, потому что оно показывало необычную нервную активность. Во время конверсии мы проверяем всё, и в первую очередь нервную систему — это важнее всего. “Ты — это твой мозг”, как говорится.

Нам предоставляют репли-тела со всё более и более сложными мозгами, чтобы “Мозговики” могли последовательно, попытку за попыткой, завершить работу над генетическими изменениями. После конверсии получившихся пони немедленно забирают для анатомирования чтобы посмотреть, насколько мы приблизились к результату. Работа сейчас ведётся только над мозгом, тела неотличимы от настоящих пони, только одна проблема. Все конверсии, независимо от изначального пола тела, дают кобылок. Клеточные генетики прочесали лысины насквозь, я полагаю. Та же самая проблема что у нас в Лабе 12, и по-видимому, её так и не решили. Мы решим и её в конце-то концов, я уверена. Мы очень, очень близко.

Реплицированное тело было мужчиной двадцати-с-чем-то лет, белым, средним по всем показателям, но давало пики на частотах 4-7Гц, и один странный на 14Гц, но только на секунду. Я наклонилась поправить датчики на черепе и заметила нечто странное — маленькую ранку в верхнем углу левого глаза.

Возможно с телом неосторожно обращались, причинив небольшой прокол. Я хотела проверить — вдруг нарушена оболочка мозга, или мозг поврежден, но меня тормознули сверху. Я думала, это важно — если мозг повреждён, результаты будут бессмысленными. Но что я знаю? Я думала что могу справиться хотя бы с конверсией реплицированных тел. Мне постоянно напоминают, насколько я здесь бесполезна.

Проект Буцефал — Паноптикон
7-е Апреля

Наконец-то опыты на людях! Они приняли решение в начале недели, и весь Паноптикон на ушах стоит. Момент истины, наш бенефис! Работа миллионов людей, бьющихся вместе над крупнейшим проектом в истории, с буквально неограниченным бюджетом, наконец-то явит себя. Дух захватывает как подумаешь что тридцать миллионов учёных, инженеров, генетиков, нанотехнологов, неврологов… списку нет конца… в общем, что тридцать миллионов человек могут достичь работая вместе, когда у них одна цель, один порыв. Мы сражаемся за спасение вида, спасение человечества. В проекте Буцефал, впервые в истории, всё человечество на самом деле объединилось.

Сегодня делали обзор, о всех больших шагах и вехах. Почти весь Паноптикон собрали вместе на большую арену. Рассказали историю проекта, и я мельком видела Лабу-12! Полагаю, мы тоже чего-то да достигли. Это наполнило меня гордостью.

Также у нас был очень особый гость.

Сама Селестия, принцесса Эквестрийская держала речь. Мне впервые удалось увидеть её собственными глазами, не на видео или холограмме. Арена огромна, и хотя принцесса на удивление большая — выше человека, на самом деле — внизу на сцене она казалась крохотной. Она говорила на идеальном английском, её голос звучал на удивление по-человечески.

Я была просто сбита с ног ощущением её присутствия. Она будто заполнила собой всё пространство. И её грива — я давно решила, что это какое-то энергетическое поле, что угодно, от холограммы до каких-то эзотерических энергий. Это надо видеть самой, это непросто объяснить. Как смотришь в бесконечное небо на закате или восходе. Она движется, переливается, и ведёт себя как живая.

Но это не самое странное.

Когда бы я ни вглядывалась в гриву Селестии, или хвост, я слышала тихий звон. Те самые маленькие колокольчики, которые, как предположил Др.Мэйосс были эффектом отмирания нейронов от тау-радиации. Мне кажется, он неправ. Тихий звон колокольчиков слышался только когда я глядела на её гриву, и прекращался, когда я отворачивалась. Если только тауматическая радиация не действует избирательно на тех кто на неё смотрит, тут что-то другое, выше человеческого понимания.

Лично увидев Селестию я окончательно убедилась. Я напишу это здесь, но не думаю что отважусь когда-либо произнести вслух.

Я верю в магию.

Это не тауматическая радиация, не поток частиц, не внекосмическая энергия, или 'неоквантовая нелокальность' в её гриве, это магия. Другого слова для неё нет. Или для того каким образом сыворотка — мы теперь называем её “зелье”, так оно звучит лучше чем “понифицирующая сыворотка трансформации” — делает то что делает. Теперь мои глаза открыты. Люди пытаются приручить явления, которых неспособны понять, давая им имена и ярлыки. Но когда сталкиваешься с ними, оказывается что Тёмная Энергия — просто другое название магии. Магией мы называем всё про что мы не знаем как оно работает.

Но то, с чем мы работали — пурпурная волшебная кровь, фиолетовое волшебное вино, теперь ярко-красное, полностью готовое “зелье” — я видела достаточно, чтобы сказать, что это магия. Программируемая энергия, обладающая памятью и волей. Анти-энтропийная, нарушающая все правила термодинамики. Поющая в моей голове, когда я на неё гляжу. Единороги плетут её! Для меня достаточно волшебно.

И вполне соответствет тому, как всегда представляли магию люди. Я уверена, что Эквестрия была частично скопирована с нашей планеты. Думаю что связь была двусторонней, и представления о магии в человеческой культуре основаны на физике Эквестрии.

Когда я смотрела на Селестию — она говорила о важности нашего достижения — я что-то чувствовала. Не только пение в голове при взгляде на гриву. Я вспоминала единорога-медика, который ушёл из Лабы-12 из-за 'глубины' в конвертированных Лоскутных Бобах. Глубина. Что-то что имеет объём.

Селестия, которая может двигать солнце по небу, которая сотворила Эквестрию из хаоса, сформировала горы, и небо, и моря своей волей — она из магии, я в этом уверена. Какое слово у нас, у людей, для существа из чистой магии, которое может сотворить мир, создать жизнь из ничего в этом мире, и управлять движением небесных тел на небе? Селестия сильно поскромничала, настояв на слове “Принцесса”.

Глубина. Я продолжаю думать о “глубине”. Больше чем что угодно в обеих мирах, Я хочу заслужить право обладать ею.

Проект Буцефал — Паноптикон
13-е Апреля

Не знаю, смогу ли я это дописать. Не знаю, стоит ли. Я как будто сознаюсь в убийстве. Вообще-то, именно это я и делаю.

Генерал Риджвэй привёз меня сюда. Фактически, сделать “круг почёта”. Я его личный “питомец”, и он привёз меня мною похвастаться. Принять участие в большом “цирке с конями”. В роли цирковой собачки.

Люди были чисто вымытые и побритые, но было заметно что корпоративная тюрьма не была к ним добра. Понятия не имею, что они натворили. Никогда не узнаю. Полагаю, это на самом деле и неважно.

Они были прикручены к клеткам растяжками, все пятеро. Мужчины, возрастом плюс-минус тридцать. Голые. В ссадинах. Они постоянно шипели — думаю их голосовые связки вырезали.

Они были очень, очень напуганы.

Мы — якобы — проверяли эффективность конверсии при разной дозировке в “самом первом официальном испытании на людях”. Галерея была забита зрителями — некоторых я знала, из Минпропаганды и инфоразвлечений, откуда другие — не знала. Отовсюду, полагаю. Изо всех министерств. Вероятно и кто-то из элиты тоже. Все пришли посмотреть шоу. День цирка для самой-самой почтеннейшей публики.

Мне пришлось надеть специальный костюм футуристического медика. Это был чистый спектакль. Я отшатнулась от шипящего человека и Риджвэю это не понравилось. Это был мой первый грех. Я не плюнула в него и не ушла. Вероятно, это стоило бы мне жизни, так или иначе, и я знала это, так что я извинилась за свою слабость и кажется, тем успокоила генерала.

Пять заключенных, пять подопытных, пять доз вишнёво-красной наножидкости. Тёмно-фиолетовая волшебная кровь, переработанная в светло-фиолетовое волшебное вино, затем смешанная с зачарованными наноботами, выглядела в итоге как что-то вроде сверкающей вишнёвой газировки. Позже ей планировали придать вкус. Вероятно, вишневый — из-за цвета. Рекомбинант Шестьдесят Три, первый Р-номер использованный для официальных испытаний на людях. Первая серийно произведённая трансформирующая наножидкость. Первое испытание на людях… и никто бы не поверил, что оно и на самом деле первое. Наверняка эту штуку уже втайне протестировали множество раз, а теперь — шоу перед толпой зрителей. Они не могли не знать, что зелье работает, какая нужна дозировка и каким будет результат. Не бывает шоу без репетиций.

Риджвэй, видимо, полагал, что мне репетиция не нужна. Работа была простая, у меня была роль без реплик. Отмерять дозы и выглядеть профессионально. Я знала, что дозировки были неправильные. Я знала, что произойдет, знала, какой будет результат в каждом из случаев. Это был мой второй грех. Вновь я не плюнула Риджвэю в лицо и не ушла. Я боялась. Боялась что меня ликвидируют, или ещё хуже, что я буду следующей в одной из этих клеток. Я не ушла, я отмерила дозы из фляги Эрленмейера. Софиты слепили, от них было жарко, как на съемочной площадке. Да, собственно, я и была на съемочной площадке.

Клетки были круглые, в форме коротких цилиндров, расставлены вокруг как колёса, люди привязаны внутри саморегулирующимися растяжками. Как только тело начнёт изменяться, растяжки будут регулироваться сами, поддерживая тело так, что зрителям будет хорошо всё видно. Клетки были жёлтого цвета, как строительная техника, с диагональными полосками 'опасно' ради драматизма. С красными предупреждающими знаками, чтобы сильнее впечатлить зрителя. Должно быть над ними работала целая команда дизайнеров, чтобы выглядело “круто”. Я едва слышала как ведущий приветствует всех и объясняет что сейчас произойдет. Всё что я слышала — это громкий стук собственного сердца.

Я помню первого человека так ясно. Он был толстым, как большой лысый ребёнок в жёлтой клетке. Он всё время шипел, тряс головой, и умоляюще смотрел на меня. Могу поклясться, я слышала как его глаза молят о пощаде, как будто два рта с ресницами.

Но я взяла шприц, большой толстый шприц для промывания, с большой пластиковой трубкой на конце, и выполнила мой приказ. Я засунула трубку в глотку толстяка, хотя его глаза умоляли меня не делать этого а генерал Риджвэй наблюдал за каждым моим движением — и за выражением моего лица — ища любые признаки слабости. Я была его личным “питомцем”, и мне не стоило ставить его в неловкое положение перед его собственными хозяевами. И в этот момент я наконец поняла. Все мы, люди — питомцы. Питомцы других питомцев, которые тоже питомцы более важных питомцев. Мы вид питомцев, мы все кем-то владеем и кому-то принадлежим, вот что такое на самом деле все иерархические структуры приматов, правительство, армия, религия и всё наше общество.

Затем я совершила третий грех. Я нажала на поршень и влила Р-63 в глотку лысого пленника. Единственную, заведомо недостаточную унцию.

Я хорошо знала что одной унции не хватит. Ведущий объяснял что одна унция “может” не сработать, для этого и было тестирование. Что наши отважные добровольцы здесь чтобы помочь нам установить правильную дозировку. Это было шоу, им нужна была драма. Должно быть, над этим тоже работала команда дизайнеров. Сценаристы большого шоу с превращением.

Я не могла смотреть, как кончается энергия единственной унции, как конверсия начинает сбоить и останавливается. Я отвернулась, не могла больше глядеть в эти глаза, глаза, которые кричали о предательстве, простом человеческом предательстве, эти беззвучно кричащие глаза.

Думаю, Риджвэю понравилась моя реакция, то что я вот так отвернулась — она демонстрировала человечность: сочувствие и беспокойство. Он, вероятно, рассчитывал на такую реакцию. Вероятно поэтому использовали меня — без подготовки — чтобы придать эмоциональную достоверность “Самому Первому Тестированию” понифицирующей сыворотки. Наверное, я была хорошим “питомцем”. Хорошей девочкой.

Второй человек был тощим, и несмотря на бритьё, имел щетину на лице. Он просто глядел на меня со всей молчаливой ненавистью на какую способен человек. Это был мой четвёртый грех. Я всё ещё подчинялась приказам. Я подчинялась вышестоящим, подчинялась правилам. Я дала человеку две унции. Двух унций хватило надольше, и ведущий выразил надежду что возможно, вот он ответ, но конечно, это было не так. Двух унций мало для взрослого человека среднего роста и телосложения. На этот раз я отвернулась, меня стошнило. Это не обрадовало генерала, меня чуть было не отослали, что означало: чуть не исключили, он это прямо объяснял, и я знала что он не имеет в виду увольнение, потому что в проекте не увольняют. Ты играешь в команде, или тебя нет. Потому что на кону судьба человечества. Потому что мы играем на победу. Потому что это война, солдат, война против вымирания.

Шоу подошло к победной части, наконец-то, поэтому я трясущимися руками отмерила полные три унции. Этого было достаточно. Это сработает. Ведущий говорил о благородстве и жертвенности и что повторение — ключ к познанию, что наши храбрые добровольцы никогда не будут забыты, но ни разу не назвал их имен. Также не упомянул что они были узниками корпоративной тюрьмы, и что если они действительно вызвались добровольно, то не могли знать на что соглашаются. В тот момент я внезапно поняла как долго лгала себе, просто чтобы не сойти с ума. Те высококачественные тела не были реплицированной плотью. Это не были выращенные в чанах Бобы. Нет, мир вовсе не изменился со времён Коллапса, человечество не повзрослело за одну ночь. Это был мой пятый грех, я лгала себе об этих телах, я даже не знала, что делала всё это время.

Третий человек был среднего телосложения и просто дрожал. Он трясся в своей клетке, сдавшийся страху, полностью сломленный. Если бы его развязали, думаю он просто сидел бы там, потому что в нём не оставалось воли на что-то ещё. Что бы впереди ни ждало, он уже это принял . Почему-то, его лицо показалось мне самым страшным из всех.

Я вставила трубку, влила три унции ярко-красной наножидкости в его глотку, и он даже не пошевелился. Он просто позволил этому произойти.

Его кожа стала белой как тесто, пошла рябью и волнами. Я уже не чувствовала эмоций в этот момент, мертвая и пустая внутри, тоже сдавшаяся. Уже после номера первого я смотрела на свои действия как будто издалека, не от себя лично, а как если бы была одним из зрителей на галерее. Масса корчащейся плоти шипела и хрипела, меняла форму, болезненно корчась и изгибаясь, так же как делали остальные, пока они не затихли. В этот момент я поняла, почему подопытные корчились так сильно. Это был шестой грех. Я не подбежала к Риджвею и не вонзила пальцы ему в глаза, в его мозг, и не продолжила давить, давить, пока бы они не всадили в меня пулю. Вместо этого я осталась стоять и слушала как ведущий указывал на важность использования анестетика чтобы подопытные не оставались в сознании и не испытывали страшной боли во время конверсии.

Оранжевая земнопони безжизненно повисла на растяжках внутри клетки, её желтые грива и хвост спадали вниз. Она висела, хныча — тихо, почти бесшумно. У неё были голосовые связки, но она не воспользовалась ими. Человек внутри был сломлен пережитым. Они прервали жизненные функции искалеченного большеглазого существа и отослали прочь, как остальных, для анатомирования и анализа. Милосердие бывает и таким.

Я коротко взглянула на толпу. Они не были в ужасе. Их не мутило и не тошнило. Заинтересованные, любопытные лица, жаждущие нового номера. Я когда-то читала о жестоком убийстве Китти Дженовезе в Кью-Гарденс, в старом Нью-Йорке в 1960-е. Десятки свидетелей просто смотрели, с любопытством, как её били ножом, как убийца ушёл, вернулся, стал резать её снова. Никто не позвал на помощь, не попытался вмешаться, не погнался за мужчиной со складным ножом.

Год спустя произошёл такой же случай, и снова никто ничего не сделал. Это назвали “Эффектом наблюдателя”. Вся эта толпа была людьми — как и я. А значит, наблюдателями — как и я. Это был мой седьмой грех — я осталась человеком и наблюдателем.

Я смотрела как мои руки смешивают анестетик, и вводят три унции номеру четвёртому. Помню его тёмную-тёмную кожу. Настолько пигментированную, что она отблескивала голубым. Помню, подумала тогда, “красиво”, как будто смотрела на лампу или покрывало или на стену. Такая красивая кожа, темная, блестящая. Я совсем не помню его лица.

Тёмный цвет быстро исчез, сменился восковым белым. Подопытный сразу же потерял сознание, и я почувствовала облегчение. Когда дергающаяся масса плоти натянула вязки, ведущий стал заводить толпу: будет ли он тем самым? Наконец-то успех?

Белая единорожка с фиолетовой гривой была завораживающе красивой, даже для Эквестрийки. Кобылка открыла глаза, и оглянулась, в сознании и живая. Она поглядела на меня с удивлением и непонятным восторгом. Она казалась почти счастливой. Она блаженно улыбалась.

Это работала нейрохимическая программа, внушая подопытному ощущение счастья и уверенности в лучшем. Узник ждал кошмара, а вместо этого чувствовал себя лучше, чем за всю свою жизнь. Ведущий пришёл в неистовство когда увидел улыбку. Я смотрела как они торжественно развязывают подопытного четыре, и выводят прекрасную кобылку порадовать членов руководства. Маленькая единорожка поначалу спотыкалась, но быстро разобралась со своими копытами. Наконец её увели, гарцующую, всё ещё излучающую милую улыбку.

Позже я узнала что её точно так же усыпили для вскрытия, чтобы понять полностью ли завершилась конверсия и какие детали могут нуждаться в корректировке.

Едва помню пятую, столь же удачную конверсию, которая несомненно закончилась тем же. На тот момент я уже не могла горевать или плакать. Я чувствовала себя как будто прячусь где-то, хотя и не могла сказать куда. Я больше не присутствовала в мире. Смутно помню грандиозный банкет в ознаменование успеха Проекта Буцефал.

Я всё ещё в онемении. Не чувствую ничего, вот что самое тревожное. Я понимаю умом, что мне придётся разбираться со всем этим, что в один день и час это догонит меня, и мне станет нехорошо. Совсем нехорошо. Цирк ужасов достиг своей цели — публика почувствовала сопричастность: они позволили конверсии случиться, хотя всего лишь смотрели идеально срежиссированное шоу. Теперь, внутри себя они были творцами понификации, думали о ней как о своём детище, своём проекте, теперь они будут продвигать её и воспевать её до самого конца времён. Они начали кровью, болью и страданием, но в конце увидели улыбающихся пони, надежду и совершенство. Толпу провели через современную Элевсинскую Мистерию, сделав апостолами понификации.

Уже на следующий день команда секвенирования обнаружила, почему Рекомбинант 63 делал только кобылок. Мы использовали шесть образцов Эквестрийского генома, но все образцы были получены от послов, назначенных Селестией, которые все были кобылками. Сейчас в нашем распоряжении были сотни других образцов, как только их проанализируют, закодируют и внедрят, будет производится новая версия сыворотки, которая будет проверять хромосомный пол и собирать жеребцов и кобыл соответственно.

Я видела это новое зелье, новую, улучшенную сыворотку понификации. Она фиолетовая, похожая на “волшебную кровь”, с которой всё начиналось. Они перестали называть её Р-номерами. Теперь просто “Зелье версии 1.2”, и скоро его обнародуют.

Мироправительство возводит большие центры в Сан-Франциско и Ванкувере. Они станут первыми комплексами трансформации. Их решено назвать 'Бюро' — 'Бюро конверсии' — потому что они предназначены именно для этого. Конвертировать людей в Эквестрийцев, душой, телом и частично разумом. Бюро — это сходни на спасательную шлюпку “Эквестрия”, по которым должны будут пройти все, кто выживет.

Я не чувствую себя вправе быть среди спасённых. Лица этих пяти тихо шипят на меня, когда я закрываю глаза, и глядят на меня во сне.

Я подала заявление на работу в Бюро Сан-Франциско. Я очень много знаю о конверсии. Делала её столько раз, что возможно я самый опытный специалист на Земле. Генерал Риджвэй мною доволен, я сохраню свой секретный доступ до конца времён. Моё заявление в Бюро принято. Мне нужно как-то загладить вину, и в спасении других я вижу далёкую надежду на собственное спасение.

Не знаю как долго продлится это благословенное онемение. Думаю, не очень долго. Во мне трещит, ломается этот лёд, но надо как-то держать себя в руках. Я знаю, что буду плакать. Долго, очень долго.

Не могу смотреть на Селестию, когда она на экране. Она сейчас обращается к человечеству, на фоне лиц Мироправительства. Конверсия стала реальностью, все должны конвертироваться чтобы выжить. Она говорит о любви, о доброте и красоте, о безупречно зелёных полях, и я так хочу туда, потому что наконец сыта по горло Землёй и человечеством. Мне тяжко быть и среди пони, среди их невинности я острее ощущаю мою собственную вину.

Но не заслуживаю этого. Мне невыносимо глядеть на неё, на принцессу, которая, как мне известно, больше чем принцесса, на существо которое я знаю как воплощенного бога. Я должна найти способ искупить грехи перед ней, чтобы заслужить себе душу. Пять человек на моей совести. Невыносимое бремя.

О, Селестия... Я... Я чувствую как трескается моя броня, и не думаю что смогу хоть раз снова ощутить счастье.

Но работа сделана. Понификация стала реальностью, теперь сыворотка будет только улучшаться.

Началась эпоха Бюро.

Conversion_promo

Глава семнадцатая: Дотянуться до Луны

Пэйдж кралась между темных стеллажей, не доверяя спасительной темноте. Ей казалось безумным подобно Инквелл бесстрашно топать прямо по центральному проходу старого склада. Пэйдж собиралась — если случатся неприятности — выскочить из тени, чтобы застать врага врасплох. Оставшись единственным в семье человеком, Пэйдж серьезно относилась к обязанностям воина. Плотно зажатая в её руке безотказная алюминевая бита “Чемпион” задела за груду поддонов с пустым металлическим звуком. Колокольный звон наполнил пустое пространство и отразился от дальней стены.

— Пэйдж, успокойся ты. Если бы здесь кто-то был, мы с Пет учуяли бы его! Наши носы и уши, помнишь? — Инквелл куда больше боялась что Пэйдж поранится, изображая ниндзя на темном, хоть глаз коли, складе. У людей маленькие глаза, они не видят инфракрасный свет. Инквелл поразилась, увидев как Пет и Пэйдж немножко светятся во мраке. Это, конечно, было не настоящее инфракрасное зрение, свечение было тусклым, но в совершенно новом, неизвестном ей раньше цвете. Каким бы слабым он ни был, он всё равно был чудом.

Способность видеть инфракрасный немного помогала ориентироваться в пустом складе. Там осталась часть столов, груды поддонов, всякие корзины, ящики, но огромные горы книг исчезли. Большая часть огромного склада превратилась в совершенно открытое пространство, отчего прятки Пэйдж выглядели довольно глупо. Инквелл старалась не смеяться над её бесполезными ужимками.

Их цель, если она здесь ещё была — на что им оставалось только надеяться — находилась в сейфе, запрятанном за подвешенным под потолком офисом Милнера.

Только члены Подземного Библиобуса знали, где оно — именно там, где лучше всего прятать что-то небольшое. Офисный модуль стоял на платформе под самым потолком и между его задней стеной и краем платформы оставалось незанятое пространство шириной не более двух третей метра. Пыльная, оплетённая паутиной, бесполезная узкая щель, про которую легко забыть, куда никто никогда не полезет.

— Ты уверена что нипони не знает о нас? — Петрикора храбрилась, вышагивая сразу за Инквелл, но время от времени нервно оглядывалась, выдавая свой страх.

— Мы вместе слушали и нюхали — вот ты сама и скажи! — Инквелл дошла до спиральной лестницы в центре склада — к офису Милнера и люку на крышу. Инквелл остановилась, вспомнив ночь, когда за ней гнались. На этой лестнице её подстрелили. Где-то возле распахнутого люка, наверное, остались пятна ее прежней человеческой крови.

— Да... Знаю. Ничё тут нет. — Петрикора казалась была не вполне в этом уверена. Даже с их способностью видеть в тепле собственного тела, склад оставался огромным, жутким, и очень, очень темным.

— Эй... может кончим болтать, как на рынке? — шепнула Пэйдж, пригнувшаяся за грудой полуразломанных ящиков посреди огромного пустого пространства.

Инквелл вздохнула.

— Прости, Пэйдж. — щепнула она в ответ. Это показалось ей самым разумным и добрым ответом.

Лестница была крутой и длинной, высота склада составляла четыре этажа, а платформа с офисом находилась под самой крышей. Инквелл обнаружила что легко взбирается по лестнице, созданной для человека, но совсем не представляет, как будет спускаться. Лицом вперед — слишком страшно — Инквелл легко представила, как кувыркается вниз головой по всей длине лестницы. Скорее, ей придётся медленно пятится хвостом вперёд, и это будет унизительно.

После долгого подъема в темноте, когда они, наконец, дошли до верха, дававщая хоть какой-то свет наружная дверь осталась далеко позади. Огибать платформу им пришлось практически на ощупь. Вокруг короткой прямой лестницы к люку на крышу разливалось небольшое пятно света, но его совершенно не хватало, чтобы что-то увидеть.

— Надо было взять с собой фонарик или что-нибудь… — Инквелл почувствовала себя глупо.

Петрикора ухмыльнулась в чернильной мгле. — ...Или единорога.

Со стороны Инквелл послышался звук фейсхуфа. И тут же кончик её рога засветился неярким серебристым светом. Свет стал ярче, когда Инквелл сконцентрировала побольше магии — без конкретной цели. Света хватило, чтобы разглядеть распахнутую дверь офиса, перила платформы, ухмыляющуюся пегаску и качающую головой девушку. — Я забыла! — Инквелл было ужасно неловко.

— Удивительно, как разум привыкает воспринимать чудеса как должное. — Пробормотала Пэйдж. — Наверное, даже магия в конце-концов становится чем-то обыденным. Ничего, Инкс, может оно и к лучшему, что ты не включила свой фонарик раньше, чем мы сюда дошли, верно?

Инквелл вздохнула.

— Может и так.

Единорожка обогнула коробку офиса слева, зайдя туда, где перила, вплотную к стене здания, огибали офис сзади. Инквелл опустила голову, приблизив серебристый свет к полу платформы, и стала искать металлический сейф.

— Что там за штуки? — нервно спросила Петрикора.

— Где? — Инквелл не могла найти сейф. В этом недоступном пространстве между задней стенкой офиса и перилами сейфа не было. Только пустая платформа и тёмная пустота под приподнятым днищем офисного модуля.

— Здесь повсюду какие-то огоньки. Точки. Странного цвета, такие, очень-очень-красные.

Инквелл резко повернула голову.— Где? — Она попятилась и повернулась туда, где Петрикора прислонилась к перилам, глядя вниз на половину склада.

— Стой... они пропали. Погоди… — Петрикора прищурилась во тьму. — Погаси рог, они очень тусклые.

Инквелл погасила рог и подождала пока глаза привыкнут. И тоже, перегнувшись через перила и глядя вниз, увидела рассыпанные по складу маленькие точки того нового цвета, которые теперь научились видеть её глаза. — Нет электричества… — прошептала она. — Нет внешнего электричества. Батарейки. Ох, Селестия, какая я дура. Здесь какие-то датчики. Наверное, инфракрасные. И мы наверное заставили сработать дюжины, когда вошли. Луна, какой же я глупый единорог. — Инквелл топнула. — Ко-ри-чна-я ПАЛКА! Мы недолго будем одни...

Вдруг запах достиг её носа, нового носа, того который был в тысячу раз острее человеческого. Это был пот, человеческий пот, с мускусной нотой тестостерона и горькой ноткой адреналина. Запах сочился снаружи, из открытых дверей, и полз внутрь, возвещая о скором прибытии людей, которых Инквелл совсем не хотела видеть.

— Они здесь, снаружи. Сейчас.

— Я тоже их чую. — поёжилась Петрикора. Она стала всерьёз прикидывать, сможет ли в самом деле унести пони и человека на поддоне. Она не призналась в этом, но нести Инквелл, которая ещё была Гвен, было не так легко, как Пет хвасталась. На самом деле, они тогда едва долетели до крыши. Что гораздо хуже, этот фокус они уже использовали, глупо будет думать что те кто за ними идет, будут к нему не готовы.

— Инквелл! — яростно шепнула Пэйдж — Ищи коробку, не думай об остальном! Ты сказала, всё будет хорошо, как только мы найдём коробку!

— Её нет! Я смотрела, её нет! — Инквелл с ужасом уставилась в сторону тусклого инфракрасного свечения, неясно очерчивавшего фигуру Пэйдж.

— Дай посмотреть! Посвети, дай я попробую! — В голосе Пэйдж прозвучали нотки отчаяния.

— Свет? Но они идут сюда! Я не могу зажечь свет! — Инквелл до крупной дрожи боялась, что её снова подстрелят. Свет сделает их лёгклй мишенью. Хотя, если подумать, те кто желали им зла наверняка имели импланты, позволявшие им видеть в инфракрасном, куда лучше чем любая пони.

— Инкс... дай мне попробовать! — Пэйдж схватила и больно сжала ногу Инквелл. Инквелл почувствовала запах её страха. Сдавшись, она снова зажгла рог.

— Она была прямо тут, за стенкой офиса. В этом узком закутке перед перилами. Её нет, видишь? — Инквелл схватилась за перила облачком телекинетического поля, создав ещё один источник серебристого света. Маленький пустой проход за офисом ярко осветился.

— Держи там этот свет! — Пэйдж положила “Чемпиона”, опустилась на пол у ног рядом с Инквелл, и втиснувшись, насколько могла, в узкий промежуток между стеной и перилами, протолкнула руку в темные квадратные отверстия под приподнятым полом офисного модуля.

— У нас гости… — Петрикора с ужасом смотрела на открытую внешнюю дверь: свет из неё на мгновения перекрывали люди, вбегавшие в здание. Чувства Пет говорили, что то же самое происходит и вокруг, у каждого входа на склад.

Инквелл, дрожа от страха, старалась поддерживать и свет от кончика рога и светящееся пятно на перилах. Пэйдж лихорадочно шарила в пыли и паутине под офисом, пока не стукнулась рукой обо что-то металлическое. — Дерьмо!
Инквелл коротко вздрогнула от грубого слова.

— Что? Ты нашла?

Пэйдж лежала на полу, вытянувшись и глубоко засунув руку под пол офиса. — Я ударилась о коробку, о железную коробку. Это наверняка она, но я оттолкнула её глубже! Да чёрт же подери!

— Они знают, где мы… — Петрикора прилипла к перилам, напуганная до неспособности двигаться. Её слова звучали мягко, совсем не выдавая парализующего страха.

— Инквелл! Мой палец касается коробки! Я не могу схватить её, я лоханулась. Я случайно её отпихнула. Но я касаюсь её чуть-чуть, средним пальцем. Мой палец прямо на ней! — Пэйдж вжималась плечом в тесное отверстие под полом офиса, втиснувшись между стеной и перилами.

— И что? — Инквелл не соображала. Люди, которые уже застрелили её однажды, шли сюда, и могли застрелить её снова в любую секунду. Она почувствовала как дрожат ноги, свет замерцал, когда её внимание рассеалось.

— Инкс! Направь магию по моей руке. Следуй по руке до самого пальца, и сможешь схватить коробку! Я касаюсь её! Используй руку как проводник! — Мышцы Пейдж болели от неудобного положения.

— Это отличная… — Инквелл замолкла в ужасе. — Пэйдж... моё рогополе. Это же чистая магия, оно сожжет...

Пэйдж оборвала её. — Похрен, сделай это! Или ты достанешь коробку, или мы сейчас станем удобрениями. Хрен с ней, с рукой! ДАВАЙ!
Инквелл нервно сглотнула. Петрикора, отлипнув наконец от перил, обернулась, увидев как ее подруга лежит на платформе, только ноги торчат из тесного закутка, куда она забилась.

Сияющее серебряное облачко исчезло с перил и появилось над правой рукой Пэйдж. —Давай, Инквелл. Давай. — Сияние как будто задумалось, но только на мгновение, затем опустилось вниз, окутав руку.

Инквелл ощутила кофту Пэйдж, а затем её кожу, коричневую, и мягкую. Граница поля неконтролируемо схлопнулась внутри, и Инквелл ощутила сначала слои жира и мускулов, потом нервы, связки, кости, и теплый костный мозг внутри. Инквелл чувствовала бег кровяных телец в каждом сосуде. Инквелл чувствовала руку Пэйдж до мельчайших деталей.

— Немного немеет, но я не чувствую боли, Инкс. Продолжай! — Инквелл двигала поле вдоль руки, по невидимой её части, руководствуясь теперь только волшебным телекинетическим осязанием. Чем дальше вперед и чем глубже внутрь, тем менее отчетливо ощущалась рука. Инквелл дошла до того места где рука разошлась пальцами, и выбрав средний, прошла магией вдоль него. Она не контролировала размер облачка силы, поэтому почувствовала весь палец, целиком, и наконец она достигла металла. Это была коробка, а внутри неё вибрировала могучая магия. Коробка гудела, как будто полная шершней.

— Есть! Есть коробка, она тут! Вытащи Пэйдж наружу, чтобы я могла достать коробку! — Пэйдж немедленно отреагировала, попытавшись вылезти из своей узкой тюрьмы, но у неё не получалось. Она билась на полу как рыба, пытаясь вылезти назад. Инквелл ничем не могла помочь — ей надо было удерживать телекинетическую хватку на невидимой коробке.

— Помоги мне! Я не могу двигать рукой, а на другой лежу! — Пэйдж впадала в панику. — Пет! Тяни меня! Вытащи меня!"

Петрикора стала вытаскиивать Пэйдж на свободу, в этот момент множество ярких лучей осветило платформу снизу. Петрикора дергала и тянула, и зубами, и копытами, стараясь не замечать маленькие зелёные точки лазерных лучей, танцевавшие вокруг.

— НЕ ПЫТАЙТЕСЬ БЕЖАТЬ. ЛЮБАЯ ПОПЫТКА БЕЖАТЬ И МЫ ОТКРОЕМ ОГОНЬ. ПОВТОРЯЮ… — Усиленный голос был недобрым и неприятным. Теперь света более чем хватало — беспощадный и холодный, он залил всё. На жизненно важных органах Петрикоры и Инквелл сияли яркие зеленые точки.

— Мы никуда не двинемся! — крикнула Петрикора —Пэйдж застряла, я пытаюсь её высвободить!

— ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ! НЕ ПЫТАЙТЕСЬ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ!

— Да, да…— подумала Пэйдж, которая наконец смогла сесть. — Они всегда так говорят. Почти вся её рука совсем онемела и не двигалась. Пэйдж прислонилась спиной к столбику ограждения, чувствуя как кружится голова и немного тошнит. Левой рукой, она схватила бесполезную правую и подняла вверх в свете прожекторов снизу. Большие участки её темной кожи полностью выцвели, середина их стремительно чернела. Как будто изнутри разливались чернила. Пэйдж чувствовала, что её сейчас стошнит, как будто её отравили. — Быстрее, Инкс. Мне совсем нехорошо.

Инквелл вытягивала длинную и тонкую коробку из-под пола офиса. Наконец железная коробка освободилась, и Инквелл вынесла её на свободное место платформы. Инквелл попыталась открыть коробку, но та оказалась заперта. "МАФФИНС!" Конечно она заперта, для того её и делали.
Что же делать? Что делать? Инквелл просканировала коробку магическим полем. Внутри металла на её касание отзывались два звенящих магией свитка. Она чувствовала как гудят и вихрятся активные заклинания, вплетённые в бумагу. Просканировав коробку до конца, она нашла карандаш и ластик. Удобно, набор все в одном. Только коробка не открывалась.

— МЫ ИДЕМ НАВЕРХ. НЕ ДЕЛАЙТЕ РЕЗКИХ ДВИЖЕНИЙ! — Снизу донесся звук шагов, кто-то очень осторожно взбирался по очень длинной лестнице.

— Инкс? — Голос Пэйдж звучал нехорошо. — Как там?

Мне не открыть коробку. Нужен ключ. Я думала тут будет электронный замок, но здесь ключ! Я думала, смогу сжечь электронику и… — Инквелл почти плакала "...нужен ключ!

— Может, внутри что-то полезное? — Пэйдж не собиралась сдаваться так просто. Шаги медленно, но верно приближались.

Инквелл шмыгнула носом. — Только ластик и карандаш. Не думаю что он достаточно прочный чтобы подломить крышку изнутри, но я попробую! — Инквелл схватила карандаш внутри запертой коробки, и стала пытаться им, как рычагом, поддеть крышку. Карандаш треснул пополам. Слеза блеснула на пушистой щеке Инквелл.

— Инкс? — Пэйдж вырвало, ужин расплескался по платформе. Она неловко потянулась левой рукой к набору экстренной понификации, висевшему на шнурке вокруг её шеи. — Я... Бу-э... думаю... Мне совсем хреново. Это очень серьезный некроз тканей. Я чувствую как… Буэ-э-э Пэйдж снова вырвало, теперь дочиста. Они чувствовали вибрацию приближающихся шагов.

Петрикора бросилась на пол и схватила набор обеими копытами. Она крепко держала его, пока Пэйдж пыталась открыть. Карбоновый футляр раскрылся, открыв металлический цилиндр с предупреждающей наклейкой “Т-излучение” и инструкцией по применению. Инструкция была короткая — по сути, “Выпейте содержимое залпом”. — Инкс — эти штуки активируются подписью, так?

Инквелл кивнула, тихо добавив “Да.”

— Я понифицирую Пэйдж. Она смертельно облучена, ей все хуже. Та сказала, там внутри карандаш? Могу поспорить для магии принцесс какая-то железная коробка — не помеха!

Инквелл встрепенулась, поняв. — Да! — Она схватила полем обломок карандаша, и вытянула графитовый стержень примитивного пишущего прибора из окружающей его синтетической древесины. Обломок был достаточно коротким, чтобы орудовать им и внутри коробки и внутри одного из свернутых свитков. Инквелл как смогла нацарапала 'ПОМОГИТЕ' в средней части свитка, почувствовав место, где заклинание вплетенное в бумагу, оставило свободное пространство. Она покрутила свиток в коробке, пока не нашла гудящее место внизу. Это должна была быть строка активации, место для подписи. Инквелл как могла написала И-Н-К-В-Е-Л-Л и быстро убрала поле, когда непредставимая для неё сила пробудилась, разорвав её телекинетический захват.

Человек стоял над ними, штурмовик ФОЧ, оснащенный автоматом и угрожающей гримасой. Фонари были повсюду, они двигались вокруг, светили в глаза двум пони и умирающему человеку с цилиндром в левой руке.

Одним плавным движением Пэйдж выпила жидкость из цилиндра и упала без сознания в лужу рвоты. Её коричневая кожа мгновенно побелела, темные волосы выпали. Бледная масса плоти закипела и запульсировала, люди из ФОЧ отошли к перилам, качая головами и матерясь.

— Б**дь! Сучка решила опоняшиться ПРЯМО ПЕРЕДО НАМИ! Какого дьявола??? — Штурмовик не верил глазам. Из всех ужасных вещей которые он видел и ещё более ужасных, которые творил, эта возможно была наихудшая. Он не верил глазам. — Не могу поверить, сучка выпила понячий сок прямо передо мной! Дерьмо! Пусти, я их застрелю! Пусти, позволь мне на**й перестрелять их! Бл**дь огнемет бы сюда. Сжечь это! Е***ное проклятье!

Впавшего в истерику штурмовика оттащил в сторону и привел в чувство офицер. Внезапно все отвлеклись от дергающегося, изменяющегося тела Пэйдж.

Маленькая металлическая коробка гремела и яростно билась о платформу, будто в припадке гнева. Как будто собираясь взорваться.

— НАЗАД! ВНИЗ, ВСЕ ВНИЗ! — Штурмовики мгновенно осыпались вниз по винтовой лестнице. — У НИХ БОМБА! — Это была единственное доступное ФОЧ объяснение.

Предатели верили, что всё это дерьмо с понификацией даёт им душу. Тогда понятно, зачем конвертировался человек — они решили убить себя и забрать с собой столько ФОЧ, сколько смогут! Конвертировавшись, предательница могла рассчитывать на понячий рай, или во что там эти долбоголовые верили. После того как бомба сровняет здание с землей.

Крышку гремящей железной коробки выбило с громким звоном. Вспышка зеленого огня яростно вырвалась наружу и умчалась в открытый люк. Склад на мгновение озарился странным мерцающим зелёным светом, и вновь погрузился во тьму. Люди из ФОЧ застыли, не понимая, что произошло. Это точно бомба? Она была неисправна? Безопасно ли вернуться посмотреть что осталось от врагов на платформе?

Петрикора порвала и стянула трусы Пэйдж, сорвав их с тающих, меняющих форму ног. Пэйдж специально надела свободную одежду чтобы быть готовой понифицироваться по первому сигналу — как раз на такой случай — так что ей не грозило удушение. Петрикора просто хотела сделать хоть что-то, хоть чем-то помочь. Хотя бы освободить от анатомически несовместимой одежды — меньшее, что можно сделать для подруги..

Глаза Пэйдж исчезли внутри раздувающейся, бесформенной головы. Мордочка вытянулась вперед, ноздри распахнулись, быстрым дыханием насыщая кислородом меняющееся тело. Пэйдж была глубоко в Конверсионном Сне, и, несмотря на угрозу снизу, Петрикора было безумно интересно, что сейчас переживает Пэйдж.

Но Пет от её беспокойства и от непередаваемого зрелища того как конвертируется Пэйдж, отвлек крик человека, что всё чисто, и звук сапог, быстро и злобно топающих по спиральной лестнице.

— Мы предупреждали, а ты б**дь, бомбу на нас! Ах ты, СУКА! — человек кричал от только что пережитого страха и ярости — Вам конец теперь, вы —

Но как только штурмовик взошел на верхнюю ступеньку и навел автомат на бледную, восковую массу Пэйдж на платформе, он застыл, став гранитно-серым, золотое сияние струилось, бурлило и гасло вокруг неподвижной молчаливой фигуры. Его плоть превратилась в гранит, как и его одежда, автомат и мелкие приборы, закрепленные на броне. Другие сполохи золотого света полыхнули и погасли, как далёкие молнии, иногда предваряемые короткими криками ужаса и удивления, немедленно смолкавшими.

Инквелл заметила, что и неподвижный штурмовик, и платформа, и офис и большая часть склада ярко освещены сине-серябряным светом идущим снизу. Инквелл ощутила присутствие, которое наполняло разум и душу, сладостную песнь о бесценных моментах под идеальными звездами, об объятиях в лунном свете и о тихой красоте ночи.

— Ныне же вы в безопасности, мои маленькие пони, спасение ваше несомненно. Мир пребудет с вами, ибо сама принцесса прибыла, чтобы облегчить вашу участь.

Инквелл заставила шею согнуться в поклоне, чувствуя себя почти парализованной от всепоглощающего трепета. Она глядела вниз, на пол склада, откуда во всей бессмертной славе, темно-синяя, одетая в серебро, со струящейся звездной гривой — смотрела на них с безграничным сочувствием принцесса Луна.

Глава восемнадцатая: Что-то взамен

Ральф Виттони никогда, никогда, НИКОГДА не станет пони. Это было единственным что заставляло вставать каждый день, жрать понячью еду, делать другие понячьи вещи, и вообще жить среди них. Ральф помнил — он человек. Его сердце человеческое, его разум человеческий, и его судьба тоже, пусть он и ходит на копытах.

Кроме того, Ральф, помнил что отсутствие у него души тоже человеческое, поэтому как мог избегал единорогов-врачей, понячьих клиник и госпиталей. Только это могло выдать его окружающим. Он хранил свою пустоту как великий секрет. Позже он обнаружил зенопони-целителей, использовавших немагические средства от шрамов, ушибов, сломанных ребер по его работе. Единороги всегда оставались проблемой и их Ральф особенно ненавидел.

Его всегда унижали пони, а теперь — больше того — само то, что ему приходится жить среди них. Он решил, что они поплатятся за это. Это будет не скоро, но время было. Где-то здесь, в Эквестрии, есть такие же, как он. Когда с Землей будет покончено, все утихнет, он выйдет на контакт, и вместе они начнут действовать. Селестия ниспровергла царство людей, и однажды, поклялся Ральф, он уничтожит царство Селестии и обратит Эквестрию в руины. В его голове уже роились планы. У Селестии были враги, у всех правителей они есть, должен быть способ опрокинуть баланс и разрушить мир. Нужно только найти его, и найти других людей в понячьих телах. Мести хватит на всех.

Ральф зашел в ресторан и заказал грандиозный завтрак. Еда оставалась последним удовольствием которым он мог наслаждаться в этом слащавом мире. Его обостренные чувства превращали каждый обед в экстатическое пиршество, он оправдывался тем, что отныне навсегда это единственное доступное ему удовольствие. Женщины были недосягаемы, а с концом Земли и вовсе навсегда исчезнут. Его человеческий мозг не находил привлекательными окружающих животных. Когда кобылы флиртовали с ним, Ральф едва сдерживал тошноту.

Он чувствовал горечь и гнев. Он странствовал, нигде не оставаясь надолго. Он жаждал устроить погром, но сдерживал себя: в новом мире даже драка могла его выдать, лишив будущих шансов на возмездие. Ральф заставлял себя быть самым обходительным из пони, всегда скорым на улыбку, вежливым до невозможности, хотя внутри жаждал ощутить как сжимает глотку добреньким чудищам, среди которых ходил.

Здесь не было ни нормальных человеческих баров, ни ночных клубов, ни нормальной человеческой преступности или рэкета, в который можно было бы вступить. Не было удовольствия в том чтобы обманывать и обжуливать пони — это было слишком просто и предсказуемо. Он был в аду, в кошмаре бесконечной поддержки, честности и искренней доброты, которая заставляла его постоянно чувствовать себя на суде и искать оправдание мыслям в его голове и желаниям в его сердце.

Виттони заплатил за жратву и ушёл, отрыгиваясь. Однажды. Однажды он разрушит этот фальшивый рай, и в день, когда Эквестрия будет лежать в руинах, он встанет на переломанное тело Селестии и крикнет 'Я мужчина! Я человек! Глядите на меня и жалейте, что связались с нами!' Эта мысль заставила пухлого бурого земнопони улыбнуться. Однажды. Однажды они познают страдание, и в тот момент, он наконец сможет заплакать. Потому что он будет плакать не один.

---

Леонард Райх миновал крытый фургон на высокой платформе, подойдя к двум недособранным КХД-бомбам. На их корпусах успели написать имена: Сколль и Хати. Их уже никогда не закончат. В них больше нет смысла. Оружие бесполезно против Барьера. “Убийцы континентов” навредят только Земле и людям, без прибыли и пользы. Тетрадь пропала и трое предательниц вместе с ней.

И с ними четыре отряда штурмовиков, целый взвод — подарены Мироправительству в качестве декоративных статуй. Райх знал, что Мироправительство сделает с его людьми. Их расколдуют и сразу, без разговоров конвертируют. Став пони, они не захотят продолжать войну против империи Селестии. Они увидят “как неправы они были”, почувствуют “стыд за причиненные страдания”. И стараясь загладить вину расскажут всё. База готовилась к эвакуации. У них осталась максимум пара дней. Проект “Кибитка” провалился. Придётся начинать всё заново где-то ещё.

Райх позволил себе на минуту погрузиться в мечты. Это сработало бы, он был уверен в этом так же как когда проект начался. С картой они могли бы найти Дискорда, величайшую угрозу Селестии. Они смогли бы выкрасть статую и вывезти на Зумлю. На старом полигоне под землей её бы размололи в пыль, и пылью целиком покрыли корпуса Сколля и Хати, защитив боеголовки от воздействия Барьера. В мгновение, Эквестрия бы превратилась в кварковую плазму, горячее чем звезда, и вторжение бы было остановлено. Эквестрийский пузырь сдулся бы, ушел из нашей Вселенной, в мультивселенную, в те измерения, откуда вылез.

На Земле бы остался шрам, ущерб был бы ужасен, но она уцелела бы. Земнопони были бы принуждены служить нам, восстанавливая мир, и залечили бы урон. Был даже план, как сохранить возможность делать новых земнопони если надо. Это решение спасло бы наш мир, и сохранило бы господство Человека.
Но теперь мечте конец. Виттони провалился и тоже куда-то пропал. В Эквестрию, куда же, где никому его не достать.

Райх похлопал по корпусу Сколя, и пошёл дальше. Вокруг стоял шум эвакуации. Он подумал, стоит ли отдать дистанционную команду на выпуск нейротоксина когда ФОЧ уйдут, но в итоге пожал плечами. Токсин можно будет забрать позже, если и не весь. Он ещё пригодится. Надо было спасать всё, что только можно. Вместе с базой ФОЧ теряли многое. Потребуется время восстановиться, а времени осталось мало.

Проклятье, думал Лео. Оно бы сработало. Это абсолютно точно бы сработало.

---

Дерпалина Дитзи Ду Хувс обняла единорожку Динки, поцеловав дочурку в макушку и носик. Жеребенок пискнул от радости, от маминого внимания.

— Ди… злому человеку понравился рисунок? Да, мама? Папа? Ему понравился рисунок?

Тайм Тернер Хувс присел и обнял дочку и жену передними копытами.

— Отважусь вам сказать, он нашел его... незабываемым, дражайшая Динки. Согласна, Дерпалина?

— А? — Серая пегаска уже забывала детали дневного приключения, кроме приятного чувства что они где-то гуляли. Это и к лучшему, на самом деле, думал Тернер. Принцессы продолжали навещать Дерпи время от времени, и чем меньше она помнила, тем меньше у неё шансов проговориться. Её забывчивость была благословением. Тернер нежно любил Дерпалину, и всегда оказывался рядом когда в нем нуждались, подозрительно удачно для неё. Какие бы ужасные ошибки ни случались, они все как-то работали на Тернера. В этом было что-то Даоистское. Или возможно, Дзенское. Он не понимал этих земных философий.

— Сенные блинчики! — Динки Ду прыгала на копытцах. — Ты сказал сегодня будут блинчики, когда вернешься! Блинчики! Блинчики!

— Мы их ели уже каждый день эту неделю, Динки! — Папа Тернер взъерошил гриву Динки. — Как насчёт хорошего рагу из овощей? Или сено в миндальной панировке — вот я понимаю! Или тыквенных оладий с грибной подливкой? Как тебе такое? М-м, вкусно!!!

— БЛИНЧИКИ! — Она была непоколебима.

— Мы балуем её, ты знаешь, правда? Тернер ушел на кухню и стал отмеривать муку.

— Дай я расскажу, как мы у-жас-нейше приключались пока папа печет блины???!!! — Дерпалина запрыгнула на диван и похлопала копытом, приглашая Динки.

— Да, мама! — Динки заползла на диван, виляя хвостиком от усилий, пока перебиралась через подушки.

— Ну, знаешь, мы были на огромной жуткой Няня-фабрике! Там было много-много шкафчиков и надо было найти ТОТ САМЫЙ! — Дерпалина закатила глаза, заставив Динки засмеяться.

Звук разбившегося о пол яйца донесся с кухни. — Ах, корица! Я разберусь, не беспокойтесь! — Скребущий звук — наверное, он убирался.

— Как же вы нашли тот самый щкафчик? — зачарованно спросила Динки. Она не видела Земли, и что угодно про неё звучало страшно и волнительно.

— ЧИСЛА! — Дерпи от восторга стукнула передними копытами друг о друга. —Папа знает числа. Тама было во-от как много чисел, и он нашёл коробку на втором этаже! БОЛЬШУЩУЮ УЖАСТНУЮ КОРОБКУ! Всю-всю железную, а внутри темно!

Динки поежилась:

— Вам было страшно?

— Нее... может чуть-чуть! — Дерпи притиснула дочку. — Но папа был со мной, Я знала, всё будет ОКИ-ДОКИ!

Динки засмеялась.

С кухни донесся звук упавшей сковородки и секунду спустя крик Тернера — Не бойтесь! Просто забыл прихватку. Я не обжёгся! Ужин будет позже, вот и всё!

Динки подняла глаза на маму:

— Папа глупый.

Дерпалина покачала головой.

— Не-а, он милый. Наш папа всегда милый.

Ужин, правда, немного запоздал.

---

Пэйдж встала на дыбы и топнула передними ногами, выбив облачка пыли из немощёной дороги. Пыль сверкала на солнце, в ней содержались микроскопические кусочки драгоценных камней. Они шли на поезд.

— ВУУ-ХУУ! У меня КОПЫТА!

Инквелл покачала головой, но улыбнулась.

— Да, Пэйдж. Да, у тебя копыта. Замечательные.

— Маффиновски ВЕРНО!

Всю дорогу, как и сейчас, Пэйдж приплясывала, полная искрящейся радости. Она споткнулась, почти упав. — Ой! Хи-хи! — и даже это было очень смешно.

— Тяжелый случай. — вздохнула Петрикора.

— Случай? А! Конечно! — кивнула Инквелл.

— КОНВЕРСИОННАЯ ЭЙФОРИЯ! — закончили они вместе.

Теперь Пэйдж галопом нарезала круги вокруг. Другие пони обходили их, боясь быть затоптанными.

— Со мною было так же плохо? — Инквелл взглянула на Пет.

— Не-е. Ты это всё восприняла поспокойней. Интеллигентно . Почти незаметно. — Петрикора подозвала Пэйдж, чтобы хоть немного успокоить.

Инквелл навела справки в своей памяти:

— Я читала, что эйфория действует на пони по-разному. Кто-то почти пъянеет, на других совсем не действует. Зависит от наследственности и химии моз...

— ЙА ПООООНИИИИИИ!!!!! — Громко сообщила миру Пэйдж. Некоторые пони хихикнули и помахали им, другие покачали головой, поворчав о придурошных новопони.

— Я чувствую себя обделенной. — Инквелл глядела как резвится Пэйдж, скачками приближаясь к ней.

— О, Инкс, тебе надо было видеть Пет! — Пэйдж тяжело дышала: она наконец-то упрыгалась.

— Как это было?

— Не слушай её, Инкс! — Пет помотала головой.

— Пет носилась по всему дому! Скакала на диване — потому на нем такая вмятина! Открывала дверь пинком — те сломанных доски на двери в спальню? Её работа! — Пэйдж безумно улыбалась, разглядывая домики вдоль улицы.

— Но дверь-то зачем пинать? — Инквелл пыталась это представить.

— Потому что она могла! — Пэйдж ухмыльнулась. — После коляски, она была как бешеная почти неделю! Нам столько раз ругались на шум! У неё в голове все маффины спеклись!

Петрикора нахохлилась.

— И... как оно тебе? — Инквелл и Петрикора расспрашивали Пэйдж о новых ощущениях с тех пор как их спасли, перенеся в Эквестрию во вспышке света. О встрече с Луной говорили только шепотом, и поздно ночью. Это было особое, сакральное событие о котором так просто не болтают.

— Я МОГУЧА!!! — Пэйдж криком напугала светло-фиолетовую пони с корзиной цветов, та подпрыгнула, поэтому Пет поспешила извиниться а Инквелл потупила взгляд и опустила уши от стыда. — Я, может, и потеряла своего «Чемпиона», но теперь… — Пэйдж встала и пнув воздух задними копытами — ...у меня ДВА «Чемпиона», мне кажется, я могу разлягать флаффинов ДОМ!

— Могу поспорить, ты можешь! — Инквелл поражала выносливость и сила Пэйдж. Пэйдж — крепкой, мускулистой земнопони, небесно-голубой с чуть более темной гривой и хвостом. Пэйдж была прекрасна.

— Флаффинов? — спросила Петрикора. — Что-то новое.

— Да, флаффинов! Вам нравится? — Пэйдж, хихикая, гарцевала вокруг. — О! И я вам больше не Пэйдж! Я — Шайнихувс!

Петрикора встала чтобы сделать фейсхуф.

— Нет, ты НЕ БУДЕШЬ Шайнихувс.

Пэйдж подняла правую переднюю ногу.

— Но ПОГЛЯДИ на них! Тааакие БЛЕСТЯЩИЕ!

Инквелл вновь вздохнула. Этот день для неё, похоже, в целом был вздыхательным.

— Да, очень, очень блестящие, но Шайнихувс плохое имя. Я серьезно. Подожди, пока пик эйфории пройдет, прежде чем придумать пони-имя, ладно?

— Ой, кончай, обломщица! — Пэйдж — или Шайнихувс — ржанула и постаралась принять торжественную позу. — Я всегда могу его поменять. Нет закона в Эквестрии, чтоб не менять имя. Я могу сменить его хоть завтра!

— Правда, Инкс. — неохотно кивнула Петрикора. — Она может менять имя хоть каждый день, и будет в своём праве. Может, кого-то это смутит с толку, или будет раздражать, но в общем и целом — почему нет.

— Я есмь... Джой Шайнихувс! Потому что это я чувствую, и это то, что я есть! — Пэйдж — Джой — встала на передние копыта, затем на задние, болтая ногами в воздухе и смеясь.

— Думаю, мы докопались до истока всех безумных имён новопони. — поняла Инквелл — Они их выбирали обдолбанными… конверсионной эйфорией.

— Я хотела назваться Лайтингфлаш Брайтвинг, но Пэйдж отговорила. — Петрикора улыбнулась Инквелл, и они продолжили идти к вокзалу.

— ДЖОЙ! — перебила земнопони. — ДЖОЙ ШАЙНИХУВС!

— Ох, Луна… — ужаснулась Пет — ...Она серьезно, что ли?

— Я ДЖОЙ! ДЖОЙ! Мне до самых краёв радостно! Пэйдж прыгала вокруг, её глаза сияли восторгом.

— Видимо, сейчас тут больше Джой, часть Шайнихувс куда-то делась. — Инквелл положительно становилась экспертом по части вздохов. — Терпи, пока эйфория не пройдет.

Петрикора отбивалась от большого влажного поцелуя перевозбужденной земнопони, — ЕСЛИ пройдет!

— Надеюсь — НИКОГДА! — Джой Шайнихувс, глупая синяя земнопони, резвилась вокруг без признаков усталости.

— Земнопонская выносливость. Она в могилу нас сведет, ты знаешь это? — Инквелл покачала головой, не останавливаясь. — Я устала даже просто на неё смотреть. Я мечтаю добраться до кровати, а ещё и полдня не прошло!

— Ты правда думаешь тебе сегодня дадут поспать? — зевнула Петрикора. — Земнопонская выносливость! В ней есть и плюсы, знаешь. — Пет с намёком ухмыльнулась. Инквелл ответила тем же.

— Да, есть и плюсы, надо думать.— Инквелл повернулась к пляшущей Джой. — Джой Шайнихувс... ты счастлива?

Джой остановилась на улице задумчиво, приложив копыто ко рту.

— Нет. Не счастлива.— И вдруг взорвалась как сверхновая, — Я СУПЕР ПУПЕР МЕГА СЧАСТЛИВА!!!

— О, Боже! — Качаний головой и вздохов в кладовке Инквелл больше не осталось. Она сделала фейсхуф.
Петрикора рассмеялась. — Давай, Инкс, доведем её до поезда. Придём домой и сразу же привяжем её к кровати.

Джой внезапно обернулась и осклабилась на них.

— Обещаете???

---

Дом Роуз стоял на пересечнии улиц Брэнмеш и Кимбервик Клайдсдейла. Это был симпатичный, обросший пристройками коттедж в стиле Тюдоров, с широким зеленым газоном, покрытым вкусной толстой травой. У дороги были высажены цветы на любой вкус, а позади находился ухоженный сад-огород. По бокам дома стояли решетки, по которым розы взобрались почти до самой крыши двухэтажного особняка.

Сад и земля были результатом трудов земнопони которую Роуз пригласила жить у себя. Роуз было одиноко с тех пор как Петал несколько лет назад женилась сразу на нескольких славных пони и съехала. Несколько десятков лет Роуз жила с Петал Конфетти, пока маленькая бирюзовая единорожка не сорвалась в приключение с пони по имени Чашка. Они стали лучшими подругами, а через несколько лет семьёй, но Роуз чувствовала себя лишней в их компании. Большая разница в возрасте сыграла против Роуз, и когда они поселились на ферме Провендеров, Роуз решила остаться в своем коттедже. Роуз любила свой домик.

Это был больше чем просто дом, это был настоящий, правильный дом, она чувствовала это каждой частичкой себя.

Через несколько десятков лет жизни в одиночестве — или больше? Было сложно сказать, эквестрийцы так долго жили. Годы летели мимо… — однажды Роуз повстречала печальную персиковую земнопони и выслушала её историю — её любимый муж умер, она осталась совсем одна — и ничего не оставалось как привести её к себе домой. Это казалось правильным. Они были очень давними друзьями. По правде говоря, они чувствовали себя вместе так, как будто были сестрами всю их жизнь.

Роуз перелистывала тетрадь с воспоминаниями. У Каприс такая тоже была, у пожилых кобыл она всегда есть, это как обязательный аксессуар. С ними уютнее. Тетрадь помнит детали твоей жизни ещё долго после того как события станут историей. Она может пробудить старые чувства, хорошие ли плохие, но каждое из них — бесценное сокровище.

Оно никак не находилось. Роуз листала страницы, переворачивая их правым крылом. Крылья — не только чтобы летать, любила повторять Роуз. Конечно, пользуясь ими для разного постоянно теряешь перо-другое, вот и сейчас медного цвета перышко упало на страницу. — Ах. — Роуз схватила выпавшее перо зубами и отложила в сторону. Перья пригождались по хозяйству, она жила по строгому принципу «всё в дом», привычка явно с Земли, с очень давних времён. На старой Земле царила вечная нужда. Вечно чего-то не хватало. Совсем не как в Эквестрии. И всё же, старые привычки ломались с трудом.

— Что ищешь? — входя, спросила Каприс. Она тоже была стара. Её персиковая шерстка подернулась сединой, а грива — белым. Грива Роуз полностью выбелела давно, хотя она все ещё щеголяла своей бронзовой шерстью. Почему-то ей удавалось выглядеть молодо, хотя она была старше Каприс. Роуз гордилась своей яркой шерсткой.

— А... не могу найти записи про работу над проектом зелья. Я работала над ним, ты знаешь. Имела высший уровень допуска, всё такое! — Роуз продолжала листать тетрадь, переворачивая страницы крылом, иногда помогая ртом когда страница застревала или не слушалась.

— Я помню. Ты рассказывала, когда мы снова встретились в Эквестрии. Ты сказала, что сделала что-то благодаря чему зелье стало возможным. — Каприс свернулась рядом с Роуз на широком старом диване.

— Да. Я сделала что-то… или не помню, что-то еще… с нано... штукой. Потому что мега-хондрия неправильно работала или что-то такое. Я не помню уже, не то чтобы это было важно, но... мне казалось, я писала здесь про это, но… — Роуз почти долистала до конца тетради, но в ней были только воспоминания её долгой жизни в Эквестрии. Фотокарточки и письма от пациентов, снимки из Клайдсдейльской клиники, когда она там работала, Сертификат Колледжа Единорогов-медиков характеризующий её как превосходного терапевта. Это была большая честь — очень немногие пегасы шли в медицину. Без рога и магии в ней было нелегко. Ей помогли широкие познания в лекарственных растениях и то, как хорошо она понимала физиологию. Для её разносторонних навыков нашлись свободные вакансии в клиниках. Это была отличная карьера.

— Это разве была не тетрадь? В чём ты писала тогда? — Каприс отошла на минуту, пока Роуз блуждала в воспоминаниях. Она вернулась с чаем и бисквитами из сладкого укропа.

— О... спасибо, дорогая'. Ты такая милочка! Чай... и бисквиты! Прекрасно! — Роуз откусила от бисквита. В точности как надо, не переслащённый. Роуз никогда не понимала супер-сахарную еду, которой пони, похоже, наслаждались. Она была из любителей острых блюд. — Знаешь... ты всегда была моим любимым конверсантом, в Бюро. Самым любимым, всегда.

— Знаю. — Каприс отпила чай. Роуз говорила это сотни, если не тысячи раз за десятилетия. Так что это не могло быть неправдой.

— Тетрадь, значит? — Роуз надолго углубилась в коридоры памяти. — Да, это была тетрадь. Не помню только, что с ней случилось. Кажется, мне не разрешили её взять. Да, нам не позволяли забирать ничего с собой с проекта. Слишком много секретов. Слишком много вещей которые они хотели бы скрыть от людей. Люди всегда были такими, знаешь ли. Жалкие мешки с секретами, по большей части. — Бронзовая пегаска отпила чай. — В основном потому что они творили мерзкие вещи. Только мерзости надо прятать, если тебе интересно моё мнение.

— Я когда-то тоже была человеком, Роуз.

Иногда старая пегаска об этом, кажется, забывала. Каприс не была уверена, стоило ли ей печалиться ли об этом, потому что с одной стороны это означало что память подруги слабеет, или радоваться, насколько изменилась её жизнь. Каприс очень, очень много работала над тем чтобы стать настоящей пони, и оставить недоброе прошлое позади.

— О, и верно. Извини, дорогая. — Роуз закрыла тетрадь. Ничего. Ничего не осталось от человеческих дней, кроме её воспоминаний, да и те не вечны. — Каприс? Ты когда нибудь скучала по всему тому?

— Чему?

Роуз вытянула и снова сложила крылья.

— Старому миру. Земле. По тому чтобы быть человеком. Теперь сложно вспомнить, каково быть человеком. Я помню, мне не слишком нравилось, но после всех этих лет не могу вспомнить, почему. Может, это было и не так уж плохо как я думала?
Каприс допила чашку.

— Я не скучаю. Нисколько. Ни по Земле, ни по тому чтобы быть человеком, ни по чему. Я помню, Роуз. Помню это очень хорошо, лучше чем хотела бы. Можешь мне поверить, ты была права. Ты была права что тебе это не нравилось, потому что это было тяжело. Это было трудно и неприятно, и полно печали и сожалений. И там было слишком, слишком легко быть плохим и злым. — Каприс взяла другой бисквит. Она задумчиво жевала его, потом продолжила. — Время сглаживает воспоминания, и ужасные вещи кажутся лучше чем они на самом деле были. Земля почти всегда была местом несчастий. Я стараюсь не вспоминать о ней лишний раз.

— Полагаю, ты права. Но... там были пони, по которым я скучаю. Линн — знать бы, что с ней стало? Она была хорошим другом. И... и... регистратор, не могу вспомнить её имя. Столько хороших пони. Они были хорошими пони, даже в том суровом месте, я точно помню. — Роуз чуть не опрокинула чашку, но справилась, подсобив копыту кончиком крыла.

— Они не были по…— Каприс начала поправлять Роуз, затем улыбнулась и не стала — пусть будет так. Пони. Пусть будут пони. Рано или поздно эти люди ушли в пони, разве нет?

— Думаешь, что-то из этого уцелело? — Роуз очень-очень осторожно поставила чашку.

— Из чего?

— Моя старая тетрадь, записки по проекту зелья, всё это? — Роуз смотрела на последний бисквит с сомнением, брать или не брать. Последний бисквит — всегда проблема. Затем до неё дошло, что его можно просто поделить. Откусить половину, а другую оставить Каприс. — Там было что-то, о чем я сожалею? Я почти смогла вспомнить...

Это заставило Каприс вздрогнуть. Роуз так никогда и не примирилась с собой. И не стоит вытаскивать то, чему лучше оставаться похороненным. Провалы в памяти были очень, очень редки среди пони. Как будто давным-давно Роуз кто-то благословил ими, чтобы унять её боль.

— Не представляю, на самом деле, кому она теперь может быть нужна. Без обид, это был самый важный проект в истории. Но сейчас, когда всё закончилось, когда Земли нет уже… сколько? Двести лет? — Каприс взяла оставленную ей половинку бисквита и стала есть.
— Примерно столько, я полагаю. Время здесь идёт странно, знаешь? — Роуз потянулась допить чай.

— Да, есть такое. — Каприс проглотила последние остатки бисквита. — Я всегда считала что важно не то что мы сделали, но то что предстоит сделать. А нам всё сегодня ещё нужно сходить на рынок. Я слышала, в городе собираются открыть «Старкольтс». Когда-нибудь. Может, уже начали строить. Я хочу посмотреть.

— Ты всегда любила смотреть на стройки. — Роуз Пастерн допила последний чай и всё же уронила чашку. — Ой!

— Ничего. Каприс слезла с дивана, взяла чашку зубами и вернула на чайный столик. — Она всё равно была пустая.

---

Тетрадь, атом за атомом бережно переконвертированная в Е-вещество, опустилась в резной ларец. Сундучок был создан из материала, похожего на древесину, только она никогда не была частью дерева, и скреплен и окован материалом, очень похожим на грубое черное железо, только металл никогда не извлекался из горной породы.

Ларец, как и разрушенный замок наверху, из которого сюда вела широкая изогнутая лестница, был сотворен прямо из клубящегося хаоса давным-давно. Как и всё остальное здесь. Всё, кроме хранящихся здесь забытых сокровищ и ужасов.
Принцесса Луна Эквестрийская отпустила тетрадь, которую конвертировала и закрыла крышку сундука. Не было нужды её запирать, нипони не знал о крипте под Замком Сестер, и нипони не узнает. Она остановилась у кирпичной стены, той что построили они с сестрой. За стеной скрывалась черная пелена, и место, в которое она вела. Место, откуда пришли они всё — Селестия, Луна и Дискорд.
Столько сокровищ и ужасов, но самым страшным из них была правда. Дискорд был запечатан, и однажды возможно он даже сможет исправиться. Недавно он демонстрировал признаки вменяемости. Его искупление могло быть близко. Они трое были старейшими, первыми, но из всех Дискорд был сильнейшим и самым опасным. Он создал этот замок, и сундуки, и лестницы, и выпустил наружу хаос, пока сам не был запечатан в камне.

Тетрадь была всего лишь ещё одной памятью. Сестра Луны так сильно старалась помочь другим. Сначала драконам, затем грифонам. Алмазные псы нашли путь сюда сами, но Тия позволила им остаться, и тоже помогала как могла.
Наконец, люди. Эквестрия была создана по наброскам их мира, Дискорд в начале творения копировал к себе любые упорядоченности какие мог найти, а вселенная людей была прямо здесь, совсем рядом. Тия продолжала пользоваться этим источником, когда Дискорд уже был заточён. Она была благодарна тому суровому миру, за структуру, скопированную с него. Наверное, это было естественно, что в последний момент она спасла тех кто жил в нем.

Но на этот раз ей понадобился совет Луны, и Луна назначила цену за спасение — мир. Мир был ценой, и гарантировать его можно было только через конверсию в эквестрийскую форму. И это было сделано, и это оказалось непросто, и было о чем сожалеть.

Луна предпочла пройти наверх до поверхности по лестнице: просто чтобы ощутить свои шаги. Когда можешь свернуть время и пространство как тебе угодно, такие вот мелкие моменты начинают много значить. Возможно, не было смысла хранить эту тетрадь, как и другие материалы о спасении человечества. Только будущее покажет.

Теперь она стояла в темном Вечнодиком лесу, шраме Эквестрии который никогда не исцелится. Когда-то Замок был единственной твердой, неизменной вещью во вселенной хаоса. Он был её с Тией убежищем и тюрьмой. Это была их клетка, когда они были игрушками их брата, Дискорда. Он создал Замок уже в виде руин, древних с первого момента существования.

Принцесса Ночи опустила тяжелый металлический люк на лестничный колодец, чтобы дождь не проник внутрь. Дождь начинался и заканчивался здесь, когда хотел. В Вечнодиком не было порядка, только случайность, как в природе мира, звавшегося Землей.

Широко распахнув крылья Луна взлетела в темное, полное звезд небо, небо, которое они с сестрой творили вместе, она ночное, сестра дневное. Земля. Они так много взяли у Земли. Что же, теперь они отдали Земле что-то взамен.

Conversion_promo

К О Н Е Ц