Осколки Эквестрии
36. Осколки Бездны
Но я
принесу вам
тепло.
Анмарская психиатрическая лечебница. От минус пяти до плюс двух градусов
Нет, что бы они ни пытались сделать, в любом случае это было бесполезно.
На сто двадцать процентов бесполезно. Настолько же все это бесполезно, насколько было бессмысленно их начальству отправлять на столь теплую встречу до такой степени не слаженную боевую двойку. Да что уж там, ее и боевой двойкой назвать нельзя — так, отправили пару унтеров и махнули копытом. Пару из без года неделю выпускника высшего курса боевки и, в довесок к нему, почти полностью бесталанного мага, у которого от нервов даже кое-как вбитые в башку азы мгновенно вылетали куда-то через уши. Вместе с остатками смешавшихся в желе мозгов.
И, право, мозгам было от чего смешаться. И от всего, что случилось за последние часы, и от того, что они видели теперь. А еще Арк умудрился вспотеть настолько, что вся форма намокла — хотя так жарко тут никак быть не могло.
— Кажется, мы уже проходили этим коридором, а, Бим, — сказал Арк. Без особой надежды услышать отрицательный ответ. В принципе, вообще без надежды на ответ, а чтоб занять собственную тупую бесполезную в данной ситуации башку чем-то, кроме бешеных воплей паники и удержания в боевой готовности Разреза.
Может, Бим и подволакивал перебитую прямо в колене ногу, может, и щурился от засохшей дорожки стекшей прямо в глаз крови... но главным в этой ситуации оставался именно он. Это Арк решил принять для себя до конца всей операции, до момента, когда они вырубятся, и можно будет снова за спиной Бима шептать о нем гадости и плеваться с верхниъ этажей лестниц Архива, свесившись с перил.
Не так уж и неправ был капитан Рант, когда называл их недоразвитыми... Хотя тяжело оправдывать ожидания сорокалетнего сильнейшего после Наместника единорога, когда тебе всего-навсего пятнадцать. И Биму, соответственно, шестнадцать.
— Все верно. Мы были в этом коридоре пять минут назад и наткнулись на Мордрейна. Обернувшись, ты сможешь заметить дыру в потолке, оставленную им после очередного неудачного выстрела, — подтвердил Бим. — Никого, кроме Лаки, если только не наткнемся случайно, можно не искать. Он сожрал их целиком. Не в прямом смысле, конечно, но останков мы не надем Разве что разобрав его голову..
— Тогда с каких пор тут такие высокие пороги, не подскажешь?
— А это и не пороги, — сержант кивнул на причудливой формы светильник посреди коридоа. — Это, например, люстра.
Арка начало потряхивать. Терпеливый, словно разъясняющий нечто всем известное голос сержанта Бима напомнил Арку тон какого-нибудь экскурсовода из-тех, что он видел в Кантере. Экскусовода, что с малость важным и снисхоидтельным тоном объяснял, что долгие годы здесь находилась вот эта вот пристройка, служившая монаршим особам отожим местом, например. Едва не до смеха напомнил. Но смеяться сейчас нельзя, ведь тогда он сорвется, и Бим останется один, а он и так ранен, и ни в коем случае нельзя оставить его без магической поддержки, пусть даже самой слабой, какой бы маг он ни был, но Арк состоял в ВС, значит, он может защитить Бима и показать всем, кто на самом деле...
— Арк, не бормочи. Нам это не поможет, — попросил Бим. Да, пожалуй, в такой ситуации приказывать смысла небыло, а вот просить — очень даже... Ну вот зачем было отправлять сюда именно их двоих, в конце-то концов?!
— Не поможет?! — Арк таки не выдежал и прыснул,прижав ко рту копыто. Смешок все равно вышел ощутимым. — Мы же можем бродить тут целую вечность! Это же, мать его, блядская магия Хаоса! Какого ты вообще...
— Нет, не магия, — задумчиво ответил Бим, разглядывая ту же злосчастную дыру в потолке. — Он же ненавидит магию, ты помнишь. И не Хаос — всего лишь попытка сымитировать его на самом примитивном уровне. Игра с гравитацией.
— Всего лишь?!
— Да, всего лишь, — подтвердил Бим, попытавшись назидательно поднять вверх перебитую ногу. Не возымев успеха, он раздраженно уставился на непослушную конечность и продолжил в обычной позе: Естественно, это не помешает ему размазать нас о стены, всего лишь сменив вектор гравитации пару раз с достаточно высокой скоростью, но, я уверен, пока ему даже это недоступно. К тому же пока подвижность его основной, правой ноги, скована бинтами, у нас есть преимущество.
Оба они — и Арк, и Бим, — все еще избегали произносить имя, хотя отлично его знали. Вернее, словно не могли выбрать, какое из имен произносить. И какое из них является настоящим.
— Филлесс Мордрейн, конечно же, дорогуша, — прошелестел некто над ухом Арка, словно в шею ему на миг подул теплый ветер, которым тут и не пахло. Ни дуновения ветра, ни лучика солнца, которые даже Арк мог иногда видеть над дворцом Наместника — лишь тихо завидуя и скрипя зубами, мечтая когда-нибудь опасть туда же. Мечтая — и не прилагая к этому никаких усилий. Если бы он только постарался, хотя бы немного...
— Арк, игнорируй это, — посоветовал Бим. — Он всего лишь использует то, что когда-то украл. Украл очень давно.
Ох, а вот это было зря. Если только Бим намеренно не планировал вывести врага на конфронтацию.И будь даже так, то конфронтация обещала закончиться плачевно.
Филлесс, появившийся коридоре напротив них словно из ниоткуда — причем Арк готов был поклясться, что враг только что был там — сделал по направлению к ним всего один шаг. Однако плитка под его ногой от этого шага растрескалась на полметра вокруг, а с потолка обвалились здоровые пласты штукатурки (здесь Арк как-то буднично подумал, что это ей только на пользу, крыша явно была сделана небрежно, и потолок уже покрылся расплывчатыми зелеными пятнами).
Половина улыбки с изуродованного лица, покрытого так и не снятыми швами, так никуда и не делась. Если не стала шире. И словно бы... мечтательней.
— Я ничего не крал, рогатики, — прошептал он — но прошептал так, что оба они попятились под натиском. — Я спасал ту, кого любил. Ту, кто была мне другом. И пусть сейчас эти чувства мне недоступны, я все еще помню, кем был давным-давно, пусть и не имею прав на эти воспоминания. Все они давно должны были истлеть. Skin to bones, steel to rust...
Тут он хихикнул. Совсем тихонько. И без всякого намека на сумасшествие или на обычную свою ярость. Просто тихий смешок очень уставшего от такой жизни единорога, которому не повезло не быть единорогом.
Его нельзя было жалеть. Его никак нельзя было жалеть после того, что он сделал. Но все же... когда от него шло такое приятное тепло... Так и хотелось сделать шаг навстречу. Шаг, который будет последним.
— Эта девчонка, что у Ранта, — пробормотал Филлесс, — потеряла себя, верно, навсегда. Теперь она просто бродячий сгусток сумасшествия. Мне повезло больше. Я все еще помню, кто я. Хотя, может, это часть глобального плана Дискорда. Слишком уж мудреного. Немудрено поехать крышей, когда тебе многие миллиарды лет...
— АРК!!! — командным тоном рявкнул Бим. Не заорал в отчаянии, не взвыл от ярости, именно что скомандовал. И плечам толкнул Арка куда-то в стену.
И в падении, даже почти в полете, Арк успел подумать, что одно в словах Бима точно было верно: этот безрогий подонок отлично умеет заговаривать зубы, когда ему надо.
— Вот же ж незадача, — сквозь звон в ушах Арк услышал явственное прищелкивание пальцами. Будто бы приглушенное какой-то тканью. — Я потратил на вас пять часов и надеялся, что в живых останется Бим. Его магический потенциал куда выше. Правда, я еще нашел в вивисекторной Эша, хоть на это ушло время. Ash to Ashes, хе-хе, Dust to Dust... Remeins, я бы сказал... К тому же на мертвые NA уходит больше времени. Ну и, малыш Арк...
Арк, все еще не очень-то способный поднять голову, увидел в поле зрения чьи-то ноги, медленно двигавшиеся в его сторону. Подивился и посмеялся про себя тому, что они идут по стене, но потом вспомнил, что его тело просто лежит на боку, а ноги напротив, сквозь шерсть которых просвечивало что-то странное и смутно знакомое, идут вполне себе по полу. То есть по потолку.
— ...Лучше в меня, чем в теплую компанию в черепушке Войда, не так ли? — почти ласково спросил Филлесс.
Нет. Этого никак не может быть. Бим не мог так глупо подставиться, никак не мог. Он же намного лучше Арка, во всем лучше, все это знали...
Арк через силу повернулся и пополз. Пополз, как он вскоре осознал, на трех ногах — еще одна передняя была бы перебита точно в том де месте, что у Бима. Но он все-таки полз. По направлению к очередной груде камней, завалившей Бима. По направлению к заметно подергивающейся, и даже не в агонии, торчащей из-под завалов ноги. Начал медленно, очень медленно отодвигать самый крупный камень в сторону, пыхтя от усилия, только физического, без капли магии. Лишь бы сам Филлесс не узнал. Лищь бы он был слишком занят самолюбованием и ощущением очередной победы. Лишь бы...
Лишь бы выпал один, всего один шанс, и тогда Бим обязательно его спасет.
— Так он еще и живой! — Филлесс засиял, едва ли не лучась счастливой улыбкой. Если бы то, что он изображал половиной губ, можно было назвать улыбкой. — Но пока что неработоспособен, однако. Значит, теперь мне ничего не угрожает, а перекрестный огонь я мог бы и не выдержать. Ну, как следствие...
На короткую и очень слабую вспышку позади Филлесс даже не отвлекся, хотя не мог ее не почувствовать. Зато вот Арк вытаращился во все глаза, забыв о том, что все еще прикрывает собой и пытается вытащить Бима.
Возникшая в зале белая с ног до головы кобыла огляделась. Едва шевеля губами, пробормотала под нос что-то нецензурное. Почти не глядя, мотнула головой в сторону Филлесса.
— Пайк. Разберись с ним. Но его — не убивай.
Это "не убивай" словно с головой окунуло Арка в ледяную воду. В море, в котором существуют мифические персонажи из добрых или иногда немного страшных, но со счастливым концом сказом.
И они, персонажи этих сказок, могут, по-настоящему могут убивать. Или разрешить кому-то жить. Так же легко, как попросить подать им чаю.
Единорог, расцветку которого Арк так и не смог разглядеть, выступил чуть вперед. Напружинил передние ноги, будто собирался не магией пользоваться, а действовать исключительно физическими методами. Арк, заслоняя собой еще живое тело Бима, даже подумал, что в данном случае это нелепо.
То же, видимо, подумал и Фил. С гнусной половинчатой ухмылкой он вытянул вперед забинтованную ногу, под бинтами которой что-то подозрительно шевелилось. Будто не обращая внимания на кобылу из Библиотеки и явившегося с ней "прихлебателя", по его классификации. Пайка. И сказал:
— Ба...
Арк зажмурился прежде, чем осознал, что договорить свое "бам" Фил не успел. А раскрыв глаза, увидел только здоровенную вмятину с расходящимися трещинами на стене в нескольких метрах впереди, почти под потолком, и осыпающиеся частички краски и штукатурки. Филесса, лежавшего ниже этой вмятины и с явным удивлением мотающего головой. И Пайка, стоявшего чуть дальше Филлесса и спокойно потиравшего левую переднюю ногу.
Расцветку Пайка Арк так и не разглядел. И, наверное, только теперь понял, или решил, что понял, кто это.
— У меня дела в другом месте, и в этот раз я смогу переместиться верно,, — бросила белоснежная кобыла в белой же мантии. И, когда вокруг нее уже кружили искры заклятия перехода, прибавила: — Пайк, я верю в тебя.
— Конечно, Твайлайт, — сказал единорог непонятного цвета уже в пустоту. — Можешь на меня положиться.
Еще до того, как последняя искра заклятья аппарации истаяла в воздухе, Фил улыбнулся. Страшно, широко раскрытым ртом, разрывая и швы, и собственные плоть и кожу. Бурление под повязкой на копыте на миг прекратилось — и через миг, разорвав бинты, из-под них вырвались пять когтистых птичьих пальцев
— Ну, рогатики, — сказал Филлесс, глядя стеклянными глазами куда-то в пустоту, в которой он, видно, видел нечто доступное только ему. И оттого, по правде, становилось еще неуютнее.
Наконец пустой взгляд Филлесса закончил метания между бесцветным и незаметным Пайком и Бимом с Арком, уставился куда-то посередине и скрипучим, совершенно не похожим на его собственный голос поинтересовался:
— И кто из вас двоих на этот раз запихнет меня в гипс, мои нежно любимые друзья?
Кантер, Исключительная зала. в Кантере +7
Воздух в Исключительной Зале впервые за долгие десятилетия и даже столетия кипел, и вовсе не от того, что снаружи стояла небывалая по меркам этого времени года жара. Не в том, что тут не было предусмотрено даже окон, и семиугольная, выложенная амагическим малахитом площадка, посреди которой стоял семииугольный же зеленый стол, была доступна снаружи только для имеющих возможность к магии.
Нет, проблема была только в том, что каждый из присутствующих испытывал либо ярость, либо растерянность, либо страх. Не самые прохладные чувства. Хотя все они и знали, на что шли, но все еще боялись, несмотря на все обещания самого Аркана.
Ведь именно благодаря Аркану они сейчас все были тут, в месте, в котором собирались, как следует из названия, только в исключительных случаях. И все зависит только от того, что скажет Аркан.
Или не скажет, а покажет. Что было бы еще лучше.
Как-никак, каждое подобное собрание проходило втайне не только от монархов Внутренней и Внешней Эквестрии, но даже и от самого наместника Анмара. И было очень удачно, что Рант решил так вовремя помочь Тривиллу, да благословит его имя Искра, заняться какими-то бумагами вместе с двумя докторишками
Все должно пройти в тайне. Совершенно все, без исклчений. Ни слова, ни намека, ни эмоции. Так что и покидать это место надо не только через разные ходы, но и в благостном расположении духа. А опоздание зачинщика всего заговора благодушие никак не прибавляет, диз бы его!..
— Поскольку наш наиболее ценный сотрудник и дорогой друг, следователь Аркан... — говорила это пожилая кобыла в строгом костюме с единственной нашивкой на груди и почти незаметным серебряным кулоном на шее — кулон демонстрировал отпечаток копыта, два крыла вокруг отпечатка и стилизованный рог над ним, заключенные в окружность из звеньев цепи, изображенную с безупречной точностью, несмотря на размеры. Символ Департамента. Мотнув каштановой гривой, серебристых прядей в которой было, пожалуй, уже едва не больше, чем темных, кобыла еще раз оглядела помещение и раздраженно подтвердила: — ...отсутствует, мы вынуждены начинать без него. Итак, что мы имеем в нынешней ситуации?
— Наглейшее ограбление хранилища Кантерского Отдела, хранитель Ристрейн! — отчеканил, подрагивая крыльями, следователь Ризон таким звенящим голосом, будто ограбили не Отдел, а его собственный дом, утащив все ценности и дорогие сердцу памятные безделушки, а перед уходом нацарапав на потолке неприличное слово. — Наглое даже по сравнению с тем, что устроил Ренегат в Анмаре!
— Поздравляю вас, Ризон, вы крайне наблюдательны, — в голосе хранителя не было ни капли гнева. Только убийственное разочарование находящимися под ее начальством идиотами. — Нечто менее очевидное, леди и джентльпони?
Леди и джентльпони, земные и пегасы, задумались. Воздух Исключительной Залы, просторной комнаты о семи углах со столом о стольки же углах в центре и, соответственно, семью креслами возле него, буквально готов был вскипеть еще пуще и сварить присутствующих заживо от общего умственного напряжения — увы, совершенно бесполезного. С каждым мигом надежда Ристрейн на то, что хоть кто-то из них окажется хотя бы каплю разумным, таяла. Она уже собралась открыть было рот, прежде чем кто-нибудь ляпнет "да это же был Карнейдж!", а ей придется этого "кого-нибудь" убивать и по-тихому прикапывать труп... как вдруг услышала медленное и раздумчивое:
— Наличие неизвестного ни нам, ни Анмару ранее эквестрийского единорога с возможностями на уровне хорошо знакомого нам Гэйнуотера Талли. Будь я чуть более оптимистичен, я предположил бы грифона, однако оптимизм вряд ли уместен.
Ристрейн не то чтобы просияла — заставить ее просиять никто из вынужденных коллег не мог уже долгие годы, — но как минимум слегка просветлела лицом. Найдя взглядом высказавшегося — следователя Гирнеса, немолодого земного, обычно предпочитавшего молчать, — она максимально благосклонным тоном вопросила, надеясь, что реплика его была не просто тычком копытом в небо:
— Не могли бы вы развернуть ваш ответ, Гирнес? Он крайне меня заинтересовал.
Гирнес, вопреки ее опасениям, не уставил взгляд в пол и не смутился. Так же плавно и неторопливо, будто взвешивая каждое слово, он начал:
— Пункт первый: артефакты исключительной важности были похищены виртуозно — именно похищены, это был не грабеж, а достойная восхищения кража. Ни единой жертвы и ни единого свидетеля. Это говорит о том, что похититель видел охранные заклятия, щедро пожертвованные Анмаром...
— Только видел? — встрял Ризон. Мысленно Ристрейн поаплодировала: кажется, даже до этого идиота что-то дошло.
— Так и есть, — Гирнес вежливо кивнул. — Ни одно заклинание не было задето. Именно поэтому я, если бы мне хватило оптимизма, предположил бы, что действовал не единорог, но грифоний техномант, способный видеть магию, но не обезвреживать. Конечно же, я осведомлен о том, что наиболее способные техноманты имели в распоряжении устройства, наизвестным образом отключающие магию, но действовали они лишь временно, а эффект был в высшей степени заметен. Наш дорогой коллега, откомандированный из Анмара, непременно обратил бы внимание на этот факт. Следовательно, заклятия не были сняты вовсе. И, поскольку, как я уже сказал, оптимизм здесь неуместен, я ставлю на то, что кража осуществлялась единорогом. По-настоящему могущественным единорогом. Пожалуй, из анмарских на такое был бы способен разве что Талли, и, вероятно, нам придется обратиться к Внутренней Страже... Да, это должна быть тайная операция. Пусть сопряженная со сложностями, но необходимая.
Ристрейн с облегчением кивнула, признав, что собрание созвано не зря. И что Гирнес, понимающий ситуацию с полуслова, что-то больно долго засиделся в региональном отделе. В Исключительной Зале собиралось, помимо нее, шестеро важнейших пони из Отделов шести важнейших городов Эквестрии — не формальных директоров, власть которых была таковой лишь на бумаге, а тех, кто на самом деле управлял делами. К сожалению, единственный равный ей по опыту пони не явился: кресло представителя Альвенского Отдела пустовало. И именно его сейчас крайне не хватало... Аркан был ценен, был буквально незаменим, и хранитель даже представлять боялась, что будет, если с ним что-то случится. Ей не хотелось думать, что Аркан в один ужасный день откинет копыта и оставит ее наедине с пятью знакомыми идиотами и еще одним новым идиотом, незнакомым.Потому только ее и радовала мысль, что откинуть копыта он не может вовсе.
Однако, как оказалось, она недооценивала своих коллег. Как минимум Гирнеса. Что ж, возможно, если Аркан не явится вовсе, остальные тоже наконец напрягутся. Пусть Аркан очень любит с видом фокусника, извлекающего из шляпы кролика, сообщать, что у него готово решение проблемы — причем нередко кролик был одним и тем же, и, признала Ристрейн, он ни разу их не подвел. Однако остальным тоже неплохо бы подумать, раз...
— Господа, — она непроизвольно вздрогнула, услышав этот леденящий душу скрежет, лишь по недоразумению именовавшийся голосом. Дверь в Залу даже не скрипнула, никто не слышал ни единого шага, однако теперь все уставились на появившегося словно из воздуха жеребца в просторной серой мантии. Тот, мигнув красными точками из-под глубокого капюшона, странно и непривычно естественной походкой, ни капли не сочетающейся с голосом, прошел к своему креслу. Естественной... Очень естественной для кого-то, кто повредил или потерял правую ногу. Но в сравнении с тем, что было раньше, это походка была верхом изящества.
Все затаили дыхание, как всегда. Сядет он или нет? Побоится ли повредить изможденное тело или же подтвердит свой авторитет?
И когда пони в сером вскочил на кресло так легко, будто ему было лет двадцать максимум, по Зале второй раз пронесся приглушенный шепот.
Следующей на стол небрежно полетела маска, такая же серая, как и весь его комбинезон и плащ — и голос без нее оказался типичный для фестрала, слишком высокй, немного сипящий, но такой... такой...
Ристрейн, поймав себя на мысли "...такой чарующмй", мотнула головой и стала вслушиваться в факты, а не в тембр.
— Итак, господа. Леди. Я вынужден признаться, что недавно упущенный мной капитан Талли...
А вот теперь над столом пронесся даже не вздох — тихий, едва заметный шелест, будто все боялись вздохнуть полноценно и лишь едва слышно выпустили воздух сквозь зубы. Ристрейн поймала себя на том, что точно так же едва заметно выдохнула. Перебивать Аркана никто не решился — или, скорее, не смог: вряд ли кто-то смог бы мгновенно выдумать хоть какой-то уместный вопрос.
Ведь наконец-то он это сказал. Тем подтвердив, что в будущем, если его вину раскроют, его не ждет ничего, что могло бы ждать при неуспехе.
— ...и есть тот, кто осуществил обсуждаемое вами похищение, — продолжил глава Альвенского Отдела ДКП — самый влиятельный сотрудник Департамента после Ристрейн, если не наравне с ней. — Видите ли, Анмар слишком долго не выдавал информацию о подлинном психическом состоянии капитана Талли. Они изволили сообщить мне о нем лишь после попытки задержания, закончившейся, увы, неудачей. Лишь теперь мне известно, что фактический глава оперативного и разведывательного отдела ВС Анмара глубоко и неизлечимо душевнобольной. С недавних пор... — Аркан сверкнул глазами, и Ристрейн готова была поклясться, что глаза блеснули с искренним наслаждением, — капитан объявлен вне закона. И каждый из присутствующих должен направить все силы подконтрольных Отделов на поимку преступника. Я, со своей стороны... — Аркан принялся стягивать капюшон, почему-то все еще только левой рукой, — уже делаю все возможное.
Мгновение над столом висела потрясенная тишина. Во время этой тишиныникто не отводил взгляда от молодого фестрала — впрочем, их возраст никогда не определишь. Сверкающего белоснежными клыками. Расточающего дружелюбные кивки. Мигающего красными точками в глубине желтых глаз.
После все, не выдержав, заговорили — разом, громко, наплевав на субординацию и установленный порядок речи. Аркан, вылавливая из бурлящего потока почти что панической речи отдельные реплики, любезно отвечал на них, хотя и не факт, что те, кому он отвечал, вообще слышали. Лишь Ристрейн молчала — и лихорадочно думала, что Департамент может противопоставить свихнувшемуся магу высочайшей силы. Свихнувшемуся, но все равно знающего месторасположение не только официальных "тайных" хранилищ ДКП, но и по-настоящему секретных спецхранов. Ох, как неладно...
Анмар, как обычно, умывает копыта, в том она не сомневалась: со времен теракта они еще ни разу не появлялись в Эквестрии в открытую. Даже в Кантере не осталось почти ни одного единорога, простого единорога, что уж говорить о сотрудниках Внутренней Стражи... Хранитель представила, что будет, если в Эквестрии объявятся оперативники ВС, как на это отреагируют пони и сколько сил придется затратить на сглаживание последствий, и вздрогнула. Нет уж, тушить пламя порохом она никак не собирается.
Запрос помощи у грифонов — дорого, ненадежно, даже опасно. Грифоньи техноманты себе на уме. Не факт, что даже после оплаты наемник поможет ровно так, как должен, а не так, как считает нужным. Единственные, кто выполнил бы такую работу четко и согласно договору — клан Керн, но... Ристрейн тихо вздохнула. Эти ребята были крайне полезны все три раза, когда она их нанимала — из-за сложностей с отдельными Эквестрийскими. Однако с мертвых никакой пользы не сыщешь.
Остается... Хранитель подняла взгляд на Аркана, теперь тихо беседующего с Брейклис, следовательницей из Отдела Уотергейта. И искренне понадеялась на то, что в волшебной шляпе этого даже теперь заживо сгнившего трижды предателя и на сей раз найдется кролик — пусть даже улыбка этого кролика подозрительно клыкаста, лапы окровавлены, а в глазах отражается лишь бесконечная ненависть.
Им, диз подери, нужен Фил. В каком бы состоянии он ни был и кем бы себя ни считал.
Поскольку теперь только он, скорее всего, может вытащить из башки Карнейджа все то, что Мальстром и сам Карнейдж туда напихали, и не важно, сколько жизней это будет стоить.
Альвенгард, +4/0, Осколок Ночи/Понимания
Син никогда не был поэтом. Да и прозаик из него вышел бы неважный, это он мог признать со всей самокритичностью, если б, опять-таки, знал смысл слова "самокритичность". Но вцепившаяся сейчас в ум достаточно наивная метафора никак не желала отпускать. Метафора, наверняка возникающая в голове у любого, кто в последнее дни пробовал взлететь над Нижним.
Раньше город напоминал чью-то давно нездоровую челюсть, над которой на славу поработал некий бесталанный, но упорный дантист. Теперь же все, в особенности улица Рей и проспект Альвен, выглядело так, будто какой-то другой дантист ничтоже сумняшеся, играючи унитожил работу первого, да так, чтоб пациенту было побольнее.
Хуже всего было помнить, что он когда-то там жил. Возможно, вон в каком-нибудь из тех уже не подлежащих восстановлению домов, стены которого потрескались от жара, а внутри не осталось ничего, кроме углей и пепла. Никак не желающих остывать, сколько бы времени ни прошло.
Потому они и шли пешком до Верхнего города целый час. А потом еще час, трясясь от холода, ковыляли сквозь полурастаявшую кашу из снега и грязи, харктерную скорее для мая месяца. А уж увидеть такое сейчас...
— Твою мать! — в который уже раз взвыл Син, споткнувшись и чуть не свалившись в очередную лужу. Идти всего на трех ногах было неудобно, но еще одной и одним из крыльев ему приходилось тащить за собой Визл, которая полной расслабленностью тела напоминала скорее труп, по непонятной причине стоявший на ногах,В другом же крыле он удерживал фонарь, пусть даже для этого всего ему и пришлось подойти на два метра, на которых и начиналось то ненормальное ощущение полежавшего с месяц в мерзлой земле жмура, да так и впитавшего эту мерзлоту.
Но это было необхоимо. Поскольку всем было известно: нельзя оставлять Визл в темноте.
— Мою мать, — сказала Визл. — Фейри. Шиверс. Да.
— Какого хрена Шейм послал именно меня вести тебя к врачу, — нервно пробормотал Син. — И какого хрена именно к этому всратому доктору в Верхнем! Здесь холодно! В Нижнем я промок, а тут замерзну! Да где уже эта сраная дверь?!
В приступе злости он чуть либо не пнул остатки еще недотаявшего снега возле порога, но вовремя вспомнил, что на двух ногах стоять точно не приспособлен, так что просто яростно зашипел и потащился к двери. С Визл, висевшей на нем, как мешок картошки. Обалденно тяжелый, крылатый и зубастый мешок.
— Доктор, — расслабленно промямлила Визл. — Доктор Шарп. Нога. Шейм сказал ее вылечить. Мы с Шарпом давно не виделись.
— Помру от пневмонии — на твоей совести будет, пегасятина! — фыркнул Син. Уже даже не сердито.
В который раз он ловил себя на том, что уже почему-то относится к ней как к одной из своих. Ненормальной, нездоровой, но своей.
И это чувство тоже было ненормальным. Нездоровым. Но... словно привычным. Как будто давным-давно, чуть не до рождения, он забыл его... и только теперь начал вспоминать.
И в конце концов, он просто почему-то не мог позволить себе оставить одну безумную восемнадцатилетнюю фестралку. А была она, как ни печально это признавать, безумна, хоть и смертоносна во тьме.
Открывший им дверь явно заспанный доктор Шарп был поражен не самому фестралу, который, с остервенением сжимая зубы, стучался лбом о косяк двери, будто не желая выпускать то, что нес... Нет, Шарпа потрясло именно то, а точнее, того, кого несли. Или ее состоянию. Или ее неровной улыбке, закатившимся глазам и покосившимся копытам, пкторые при этом, насколько он заметил, вовсе не сопровождали потерю сознания.
— Не знаю, кто вы, — попытался защититься Шарп, — но у меня не применое вре...
Син, найдя наконец, куда прислонить Визл, извлек из-за пазухи небольшой кошель и подмигнул. Вытащил из него что-о круглое и блестящее очень хорошо знаеомым Шарпу цветом, лениво оглядел со всех сторон и небрежно кинул доктору.
— А теперь, — сказал он, — пока ты ошарашенно думаешь, как бы тебе отмыть золотишко, я объясню суть нашего визита. Итак, я — Син, друг этой юной девочки. Юная же девочка вам и так знакомы, но мне хотелось бы, чтоб она была в порядке. Ну, знаете, в здоровом теле здоровый дух и так далее
Внимательно проследив взгляд Шарпа, в котором недоумение сменялось испугом, а испуг — жалостью, дало понять, что идея эта была так себе. Изначально.
— Ну, доктор, — Син вытащил из кошеля еще одну монету и попробовал на зуб, чтоб убедиться, что Шарпа они не надурили, — специалист у нас вы. Сказано "резать" — значит, резать к дизовой матери. Не дожидаясь остиомиелитов.
При слове "резать" Визл словно оживилась. Вскочила от стены, к которой Син аккуратно ее припер, и выпалила:
— Я готова ассистировать, доктор! Только мне надо найти форму... где я ее оставила?..
Шиверс — сейчас то ли Визл, то ли Флай, — неуверенно зашарила крыльями по комнате. Будто при свете сейчас не видела вовсе.
Син предпочел не смотреть. как изменилось лицо Шарпа, и отвернулся, неритмично постукивая копытом по стене. И услышав только "вот, и вовсе не больно, всего один укол... Не надо бояться, это не то, о чем ты думаешь...", повернулся наконец обратно.
Шиверс мирно посапывала на кушетке возле стойки администрации. И сны ей, судя по то и дело мелькавшей на губах тени улыбки, снились счастливые. Может, про Ховера. Может, про Твиста.
— Резать, значит, — взохнул Син, все еще стуча копытом. Просто чтобы расслабиться. — Ну, хотя бы ниже колена. Уже хорошо, правда?
— О Богини, — очень, очень тихо сказала Шиверс. Если это вообще была она. — Какое идиотское проявление неизбежности судьбы. Ведь это все уже было... только на моем месте... был Твист.
— Что?! — к фестралке разом повенулись заинтересованный Син и удивленный Шарп.
Но она, как будто ничего и не говорила, мирно спала.
В храме Искры на проспекте Роял, +1
— Видишь ли, друг мой Ривер...
Для того, чтоб говорить это убедительно и улыбаться искренне, Кемису пришлось снять маску. А ведь она только-только перестала раздражать... Потом снова опять привыкать. Те более что от вечно горевших здесь искуственных факелов здорово чадило. Если они и вправду были искусственными, а не масляными пополам с магическими.
— ...так вот, видишь ли, — продолжил Кемис, ласково улыбаясь Риверу, зажавшемуся в угол между стеной и лазаретной дверью, — существует в нашем восхитительном обществе некий сорт времяпрепровождения, именуемый "светской беседой" или же, в случае граждан рангом пониже, "вежливым разговором". Знаком с такими?
Конечно, Ривер был знаком, уж наверняка. Но отвечать почему-то не хотел. А ведь Кемис был таким вежливым... Видимо, в их последнюю встречу, а точнее — впоследствии, мышка устроила ему неслабую головомойку.
— И я, — Кемис придвинулся к Риверу до совсем интимной близости, чуть не дыша ему в лицо, едва не ощущая лихорадочный стук его сердца — предпочитаю звать оба варианта "пустопорожней болтовней" вне зависимости от ранга или класса того, кто ею занимается. Может, хоть причины этого ты объяснишь?
Но и здесь Ривер не хотел. Хотя, кажется, уже слегка заинтересованно вытянул шею.
И тогда Кемис возвел очи к потолку и возопил в сердцах так, что сам потолок либо пошел бы трещинами, либо раздвинулся, явив взору Искру, вопрошающую "чего орешь?":
— Да потому, что в этой болтовне они тратят девяносто пять процентов времени на вранье! Ложь! Брехню! Выдумки! И это не считается зазорным в обществе!
Со стороны запертой двери лазарета послышался грохот и нечто явно не приспособленное для ушей юных искорок, так что Кемис поспешил повысить голос еще больше.Благо Ривер наконец заинтересовался, аж глаза заблестели.
— Вот представь... — Кемис уселся на пол и поднял переднюю ногу копытом кверху. — Это — страница из новой книжки популярного беллетриста. Поскольку он популярен, его знают все, и все, кто покупает газету, читают эту страницу. Как следствие, обсуждая ее. НО!
Тут Кемис прихлопнул копыто второй ноги к копыту первого, будто захлопнув обложку.
— Но не все покупают каждый номер. Ведь берут их только из-за популярности автора, а не из интереса.Внезапно однажды в разговор вклинивается автор книги. Или его близкий друг, или редактор, или супруг... Кто угодно, кому известно намного более содержимого из книги.Они могут рассказать о ней, вразумить остальных. И-и-и... Как думаешь, что происходит дальше? Я-то уж знаю, я еженедельно выписываю журнальчики с рассказами и повестями.
Ривер покосился на дверь лазарета, звуки за которой подозрительно притихли,. и предположил:
— Ничего?
— Молодчина! — Кемис потрепал Ривера по гриве. — Делаешь успехи. Только вот в худшем случае хозяевами положения стали бы знавшие содержимое одной странички, а прочих, в том числе и автора, осмеяли бы. А осмеивания не любит никто, и ты не представляешь, какой может разгореться скандал из-за одной маленькой странички. А ведь итоговый результат, отредактированный и прилизанный, может на деле отличаться от того, что они быстро пролистали, проглотили и почти целиком забыли... Дилетанты широкого профиля, бездарные во всем, друг мой — мы проживаем век дилетантов, что широко размазывают свои мозги по бесчисленному количеству областей знаний, превращая эрудицию в насмешку над самою ней. И потому тебе, способному посвятить тебя единственной идее, как, например, твой брат....
Ты же, — Кемис наконец вспомнил, где взял привычку так гнусно ухмыляться, — не хочешь стать копией меня?..
— ...например, твой брат, — продолжил Кемис, несмотря на вкрадчиво жужжащийй над ухом голос старшего дознавателя Фила. Теперь ты иожешь внятно ответить, почему он ушел?
Ривер даже почти не раздкмывал. Он твердо, хоть явно глотнув комок слез в горле, ответил:
— Из-за того, что девяносто пять процентов времени в своей самостоятельной жизни слышал исключительно отборную чушь и брехню. И я нужен буду для того, чтоб переубедить его.
Кемис выдохнул. Этот готов. А ведь всего-то стоило сказать то, от чего он будет счастлив, пусть это даже будет ложь. А не болезненную и неприятную правду, кторая еще едиз знает как сработает.
Осталось уговорить еще и...
В дверь лазарета изнутри что-то с хрустом ударилось. Качественно ударилось, Кемис оценил — длинная трещина змеилась сверху вниз даже с наружной стороны.
— ...А вот сейчас мы пойдем успокаивать наше дорогое начальство, — тоскливо сказал Кемис. Будто бы не замечая, как Ривер семенит рядом с ним. надеясь услышать и почувствовать еще хоть немного того же тепла. О Искра, ну вот когда в Кемиса успели запихнуть осколок, да еще и ЕЕ осколок? Такими темпами он если и не радугой,то красной солью точно начнет сра...
К сожалению, когда он взялся за ручку двери, по этой двери решили очень энергично хрястнуть. И он, будто бы в замедленном от адреналинового выброса темпе, удивленно смотрел и ощущал, как ему в ногу, ровно в мягкие ткани между самими частями копыта, входит длинная и крайне, крайне занозистая на ощупь, деревянная щепка, на мгновение вздувая кожу немного ниже колена и наконец с неаппетитным чмоканьем вылезая наружу.
— Вот же ж, — огорченно сказал Кемис, даже не глядя на вытаращившегося Ривера. — Невовремя я. Но войти-то все равно надо. Там, как-ниак. решается твоя дальнейшая судьба как моего коллеги.
На этих словах он подмигнул. Омерзительнейше подмигнул. Улыбнулся краешком рта, почти неоосзнанно, уже не думая о том, у кого приобрел такую привычку, и вошел. Воспользовавшись временным затишьем.
Зашел — и негромко присвистнул. Хотя тоже слабо припоминал, от кого перенял привычку свистеть. Такое ощущение, что только ради него здесь с каждым разом ломают все больше мебели...
Впрочем, пони в лазарете на свист не обратили внимания.
Он свистнул громче.
Все еще ноль реакции, кроме разве что гневного фырканья и дернувшегося в его сторону уха. Пони, нависшие над кушеткой, явно не делали уступать друг друга ни сантиметра пространства. Выглядело это даже как-то... красиво и прочувствованно, хоть сейчас пиши двойной портрет:Саммер в сероватой мантии искорок, выпрямившая голову, смотревшая снизу вверх с пылающим гневом, олицетворющая силы добра. И Сторм, вся в черном, кроме деталей, на которые набита сталь в хрипучей маске и капюшоном по самые глаза, глядит исподлобья, но явно недобро — очевидная Темная сторона.
— Ривер, мы что, злодеи?.. — тихо пробормотал Кемис.
— А...
— Не волнуйся, к тебе не относится. Пока.
Лежавший же на кушетке оборотень явно не проявлял признаков недвольства. Он вообще проявлял только тихое довольство, пуская изо рта сползающую по щеке нитку слюну.
И ровно в этот раз, кажется, у спорщиков хватиило сил набрать воздуха на новую порцию ругаельств. И,, откровенно говоря, если бы Кемиса спросили, на ого он оставит, он бы выбрал ничью. Пусть он и знал подругу Саммер не так долго и состоял с ней в отношениях скорее деловых, отрывшаяся глазам сцена показывала настоятельницу храма в куда более интересном амплуа.
На пару мгновений он даже засомневался в том, что именно у Сторм получилось так врезать по двери...
— Он лежит у меня в лазарете! — заглотнув наконец достаточно воздуху, заорала подруга Саммер, наклоняясь чуть вперед, будто пытаясь прикрыть всем тело своего незадачливого пациента. — А вы сами разбирайтесь со своими Кемисом, Филом и Арканом, их хрен я вас пущу без бумаги о допуске!
Вау. "Своими Кемисом". Так волнительно. Меня признали своим даже посторонние.
— Мы, мать твою, ДКП! — рявкнула Сторм. — Если мы что-то хотим, мы это забиаем, а там уже самирешаем, что с ним делать! А ты... ты!!!
— Я всего лишь врезала ему табуреткой по кумполу! Искра, как ты, дознаватель, наверняка знаешь, против использования орудий смерти!
— Ну, очевидно, против превращения кого-либо в безмозглый овощ она ничего не имеет, да?! А веждь это вообще-то один из лидеров местной ветки! Еще одну чейку улья мы продизали наглухо, и все благодаря тебе!
— Да придет он в себя! — Саммер — теперь точно было ямно, что по силе она Сторм не уступает. А уж решимости-то сколько, темно-насышенного вишневого цвета грива вся торчком, глаза того же цвета вот-вот изойдут молниями. — Ты заберешь Ривера с его согласия и для его безопасности, и точка. А оборотень будет лежать, пока не выздоровеет!
— Дура хренова! — взвыла Сторм. Да тебя арестуют и отвезут к нам же, если узнают по оборотня, будет у этих ребят приказ или нет!
— Ну, раз уж тебе так плевать, — Саммер явственно заскрипела зубами, — арестуй обоих. Ты у нас мужик далеко не слабый, я погляжу.
Несколько мговений Кемис переваривал случившееся, а потом быстренько подхватил Ривера за ногу и выскочил за дверь.
— Как же давно дозгавателю не доводилось ни с кем поскандалить, — с удовольствием сказал он. Обычно все начинают отступать, поджав хвост, уже на первых нотках угрозы. А тут, можно сказать, родственная душа... Так что, идем?
К чести Ривера, он не стал спрашивать, куда именно идти. Как будто даже понимал, что при наихудшем раскладе его ведут почти на убой. Искорка просто выразительно указал на правую ногу Кемиса.
— А, это...
Кемис озабоченно всмотрелся в торчащиес обоих сторон осколки дерева. И щепка-то вроде тоненькая, но такая длинная... При попытке ее вытянуть Кемис сквозь зубы выругался и сазу сдался.
— Может, вам помочь, друг? — обеспокоенно спросил Ривер.
— Во-первых, — Кемис кое-как встал на тии ноги, избегая касаться щемли подошвой четвертой, — давай на "ты". Мы почти одного возраста, как-никак. Во-вторых, дохромаем до арсенала — там меня и подлатают. А наш приятель из арсенала выделит тебе новый костюмчик. Уж не знаю, маг он там или кто, это его дело и дело его нанимателей.
Ухмыльнувшись про себя, Кемис добавил:
— Главное, чтоб и он себе ничего не поломал.
В Арсенале Альенского Отдела ДКП, +4
Смотритель, левой ногой придерживая концы обоих импровизированных жгутов, зубами тащил из правой ноги обломок ножа. Ножа, который в принципе не должен был сломаться даже об грифоньи наплечники, но вдруг сломался при заточке.
Обломок наконец выскочил, и Смотритель. немедленно начал полноценную перевязку. Можно бвло и наложить швы, но смысла в этом он не видел.
Сухожилия, мышцы и кости перерезало наглухо. Совсем наглухо. А к Брайту, который мог бы себе это позволить, пойти было уже нельзя. Хотя бы потому, что он исчез.
Нет, как такое вообще могло случиться...
Не то заипев от злости, не то всхлипнув от боли, Смотритель сорвал бинты, дернул за отрезанную часть ноги, уже державшуюся на соплях, оторвал до конца и закинул куда-то в шкаф. После чего наконец лег лицом в стойку и заплакал.
Нет, он знал, что однажды это случится, но почему так внезапно?..
Где-то. Плюс.
Когда-то давно существовали погребальные костры. Ведь в дыме от огня души ваших близких и любимых точно вознесутся в небо.
Еще когда-то ДКП практиковали казни сожжением. Ведь нет боли страшнее, чем боль от смерти в огне.
Флейм обстоятельно рассматривал, как теперь мог, наспех возведенный частокол, внутри которого и находились все те, кого надо было Вознести. И кого надо было мучительно убить.
Босс обязательно вернется. И тогда от второго мы вновь перейдем к первому. Лишь он знал, как провести ритуал, дабы повысить магический фон.Он не передал секрета даже Флейму, хотя вполне мог Карнейджу, судя по недавним слухам..
Но Босс вернется. Дизастер его найдет. Он клялся, что чувствовал его благодаря браслету. Значит, все в порядке., надо только подождать...
— ...ейм!
— А? — Флейм растерянно заморгал, обернулся и увидел Вайленса, смотревшего с нескрываемой тревогой.
— Вы в порядке? — Ленс махнул сливовой гривой, кивая куда-то вниз.
Флейм рассеянно опустил голову туда же и обнаружил, что стоит правой ногой в самом центре небольшого, уже почти остывшего, но все еще кое-где плюющегося пламенем костерка. Шерсти на ноге не оставалось уже по колено, а о количестве ожогов, причем не только мелких, лучше было не думать
— Я опять забыл надеть защитный комбинезон, — сказал Флейм. — Какая досада.
— Господин Флейм,это моя вина, — потупился Ленс. — Я затушил огонь, но, видимо, не до конца. Пусть даже я раскидал ветви и закидал их снегом, надо было...
ТЕПЕРЬ ТО ТЫ ПОНЯЛ
— Не волнуйся, Вайленс, — Флейм улыбнулся. Радостно и искренне. Впервые за долгое время. — Так должно быть. Так должно было быть. ОНО в этом уверено.
БЕЗ
С той же ненормальной для него улыбкой он чуть наклонил голову и постучал,будто вытряхивал из уха воду.
ДНА
— Вылезай! Ты здесь. Я знаю.
Ничего.
— Ну... как хочешь.... будет по-твоему...
Флейм решительно сорвал повязку с глаз. Места, где раньше были глаза. Уселся рядом с костром и загреб обоими копытами еще не остывшие угли.
— Господин Флейм! — это все еще был Ленс И он точно ничего не понимал. Но он и не должен был понимать.
Просто скоро начнется Рассвет.
— Я! ПРИНЕСУ! ТЕБЕ! СВЕТ! — заорал Флейм и воткнул в пустые глазницы по здоровенной пригоршне углей.
И наконец вновь почувствовал СВЕТ.
Спина выгнулась дугой настолько, что, казалось, вот-вот переломится. Неосязаемыми ногтями невидимых пальцев, о которых Флейм и не подозревал, скребли и царапали землю, кровоточа и обламываясь. Неосязаемые же крылья, принадлежащие уже совсем другой личности, расправились точно так же, как изо всех сил развелись в сторону пальцы, расправились на сто двадцать процентов, взгребая близлежащий снег и безуспешно пытаясь взлететь.
А потом он наконец успокоился. И поднялся на шатающихся коленях.
— Теперь-то я наконец понял, — сказал Флейм восторженно. — Я все понял!
Голоса за стеной, вроде бы затихшие, заверещали снова на разные лады. Кто утверждал, что все они попадут в Тартар, кто-то клялся, что пойдет за ними в огонь и воду, кто обещал богатства.
Но в один прекрасный момент он это услышал.
— Что, девочка? — переспросил он. — Тебе холодно?
— Мне вообще-то уже пятнадцать, — огрызнулась кобылка из-за частокола. — Сам ты девочка!
ОНА внутри него не выдержала и расхохоталась.
— — Ох, простите, юная леди, — Флейма после происшедшего словно подменили. — ведь я же тут весь из себя погодный пегас! — задумавшись, он прибавил: — Вообще-то да, я погодный пегас, но вторая часть у Дизастера. Вернется — сделаю солнышко, обещаю!
— Э... чего?
— Э-того. А пока, — Флейм извлек из сумки зажигалку и небрежно кинул в сторону частокола, — погрейтесь этим.
И, конечно, даже его зажигалки убивают не мгновенно. Поэтому, когда догорело даже дерево, внутри осталось слабо дегающееся живое тело. Лица было не узнать, но Флейм Дэш предпочел думать, что именно эта девочка просила тепла.
И он его принес.
Присев рядом с ней, он, только обозначая движения, провел ногой над давно вытекшими глазами, прикрывая сгоревшие веки.
— We're chasing the sun — напевно произнес он. — And we all us one. We're crying when you scream...
Встав, он всмотрелся в ночное небо. Впервые не затянутое тучами. Наверняка лишь на пять минут, но это сработало.
All of us mean anything...