Осколки Эквестрии
40. Час клыков и хитина
Альвен. Проспект Роял. Температура — плюс три.
Как оказалось, даже из башки у оборотней текут не мозги, а почти та же мерзкая зеленая дрянь, разве что чуть более концентрированная, что находится внутри остального тела. Но, хотя бить по голове точно было быстрее, попасть в любое другое место было проще, а результат выходил в итоге тем же. Разве что ждать приходилось подольше.
Стрикера целиком и полностью устраивало то, что стоит нанести любому жуку одну серьезную рану, и дальше внутреннее давление рано или поздно сделает свое дело, где бы рана ни была. И плевать, что это не совсем соотносится с богатым внутренним миром других разумных или неразумных на всей планете. Главное, в конце концов, что это работает.
— Мда, причем неплохо работает, — пробормотал он. На всякий случай все же не теряя из поля зрения вроде бы труп очередного "невинного жителя Альвенгарда", во время ареста срочно отрастившего себе крылышки в попытке улететь. Но на что ж Стрикеру еще даны крылья, если не для таких вот ситуаций?
— А? — Станд, оттиравший передние ноги от зеленой жижи так старательно, будто хотел стереть перчатки костюма напрочь, вопросительно дернул ухом. Даже не вопросительно, а как-то немного нервно. — Что-что там работает?
Станд в последнее время действительно стал каким-то слишком нервным. Не то чтобы он выказывал совсем уж бешеную паранойю, навязчивые идеи или типа того, но на работе всегда будто за что-то переживал. Думал о чем-то, что не давало ему покоя. И в каждый из не то чтобы частых гарантированно свободных дней он предпочитал как можно раньше сбегать из общаги при Отделе куда угодно. Другое дело, что у дэкапэшника и друзей среди не-дэкапэшников много не будет, так что Стрикеру приходилось вываливаться из своей комнатки и тащиться следом. Просто чтоб этот придурок не шлялся по улицам в одиночестве с раннего утра до поздней ночи.
Хотя вот прямо сейчас легкая нервозность была понятна и простительна, уж это Стрикер признавал.
Все последние сутки они, как и другие пары практиков Аркана, работавшие по другим районам, отлавливали тех, на кого указал очередной пойманный дуэтом Сторма и Аффара перевертыш. То есть именно что скрытых перевертышей. Все. Дизовы. Сутки! Без единого сраного перерыва! Ни вздремнуть, ни пожрать! Ни по нужде отойти! Разве что болтать без перерыва, пытаясь хоть как-то отвлечься и сделать и без того пустую черепушку еще более пустой... Так и это не получается: именно сегодня Станд вовсе будто на иголках и едва не подпрыгивает на каждый чих.
К плюсам можно было отнести только два неоспоримых факта. Во-первых, Аркан в своей неизмеримой любви к таким ценным сотрудникам отправил их работать по хорошо освещенному центральному району, где и от работы не утомишься, и сейчас, ночью, любого перевертыша увидишь, даже замаскированного. Какой, в конце концов, еще кретин выйдет прогуляться ночью в очередной запланированно внезапный комендантский час? Только жуки и выйдут, с их-то жижей вместо мозга.
Ну и, во-вторых, нынешняя весна выдалась неожиданно теплой. Настолько теплой и настолько неожиданно, что температура уже поднималась выше нуля. Городские службы, включая аварийные, как ошпаренные, метались по всему городу, не давая ему затонуть во время очередной оттепели или превратиться в большущий ледяной городок после. В процессе их сотрудники вполголоса материли Анмар, с чем Стрикер был категорически согласен, и, совсем уж полушепотом, ДКП, за что Стрикеру было обидно, а слишком уж громким аварийщикам — больно в области челюсти.
Так или иначе, можно было не подохнуть от холода и не сильно ради этого утруждаться работой. Не такая уж и плохая смена, в принципе. Не плохая же?
В кои веки в такое время года хотя бы на проспекте Роял не было снега.
— Станд, — вообще-то Стрикер хотел сказать это совершенно буднично, но вышло явно с нехилым упреком, — Что ты так дергаешься? Я всего-то казал, что пробивать им башку — рабочая стратегия.
— Да она почти всегда рабочая, — отозвался Станд, не прекращая безуспешных попыток протереть перчатки до дыр. — С перевертышами никакой разницы. Вообще неважно, о ком речь: если хорошенько пырнуть и подождать, любой сдохнет. Рано или поздно. Рано... или... по-о-оздно...
Ну вот. Такой тон Стрикера совсем уже не устраивал.
— У нас тут работа, а не опера, — тьфу ты, опять вышло раздраженно, ну да кто ж виноват? — И у тебя все равно голоса нет.
— Да я в курсе, — сказал Станд. Чуть менее напряженно. Почти мечтательно и с нотками самоистязательного мазохистского удовольствия. — Я вообще лет в четырнадцать вполне пел. И даже играть немножко умею.
Пока Стрикер думал, что, собственно, на этот неизвестный ранее факт ответить, Станд с чувством прибавил:
— Ненавижу это блядское сольфеджио!
— А на чем играл-то? — поинтересовался Стрикер. Не то чтобы его это интересовало, но вот немного отстраненное выражение Станда все-таки зацепило. Отстраненное и не на грани испуга, наконец-то. Почти впервые с того момента, как их поставили работать в пару, в тот раз, когда сбежала Фейри Шиверс.
— Нестандартно для пони, — на глазах оживляясь, продолжил Станд. — Не классику и, прикинь, на гитаре. Знаешь, долго думал, почему мы можем делать это без пальцев, да и все остальное тоже...
Последние слова он, упавший духом так же быстро, как оживившийся, договаривал уже тише. И снова вернулся к чистке перчаток. С таким усилием, что если бы они слезли вместе с кожей и роговым покровом, было бы не удивительно.
— Никто не задумывается, и ты не задумывайся, — сказал Стрикер. Сам не задумавшись, откуда у него в голове эта фраза и почему ее так легко произносить в ответ на подобное. — Просто не парься по такому поводу. Расскажи уж лучше, что играл. И вообще, пойдем уже? Этого урода другие отнесут.
— Играл я всякую контркультурную хрень, — вяло сказал Станд. Но от перчаток наконец отвлекся и, следуя призывному взмаху крыла Стрикера, поплелся следом. Как будто вообще не интересовался направлением, в котором следует идти.
— Контр... — вот уж в искусстве Стрикер никогда не разбирался. — Слушай, а можешь поконкретнее?
— Образованным мальчиком был, — не отреагировал на просьбу напарник. — Стишки пописывал, музыку, сам исполнял в компании таких же кретинов. У нас же тут Альвен, у нас можно, у нас даже ДКП арестует только полных мудаков или конченых даунов... Собственно, потому и прекратил. Какая, к дизу, контркультура в городе, который вроде бы сам по себе плевок в харю всей традиционной Эквестрии, но одновременно то же самое, что и она, в уменьшенных масштабах?
— Да не так уж мы от них отличаемся вообще-то, — вставил Стрикер. Пока еще успевал за ходом беседы.
— Ну во-о-от, — кивнул Станд. — И тут два выхода. Или тебе пофиг, и ты принимаешь как должное то, что этот город просто немножко странный. Как вот ты или я... недавно. Или ты, как мои тогдашние приятели, считаешь, что раз уж даже Альвенгард тебя "не понимает", то уж Нижний город точно поймет, уж там-то именно то, что нужно...
Станд вздохнул и невесело закончил:
— А там трое из десяти как-то встраиваются в жизнь, а еще шесть в основном спиваются или скалываются вусмерть. Да, именно скалываются, хотя г-говорят себе, что они не такие и будут только дышать этой херней. Знаешь же, п-почему инъекторы среди представителей полного социального дна называются "ломами"?
— Потому что эта хрень ебашит по мозгам? — сострил Стрикер. Явно неудачно, но за мыслью Станда он уже не особо успевал. И не предполагал, с чего вдруг он начал заикаться.
— Д-да нет, это от "металлолом". Именно т-там, в Нижнем, их делают кто попало и из чего подвернется, и из остатков от нормальных — тоже. Видел же такие по-любому. Применяют и те, кому уже насрать и кто понимает, что в Верхний он в-вряд ли вернется.
Вдруг стало ясно, что напарник вовсе не заикается. Станда просто трясло. Едва заметно, все-таки в практики совсем расхлябанных хлюпиков не нанимают. Но зубы выбивали вполне отчетливую дробь.
Совсем недолго. Практик с усилием сжал челюсти и уже через миг снова казался всего лишь немного нервным.
— Ты знаешь, — сказал он со спокойствием, резко выделяющимся на фоне недавней дрожи, — на кой диз нам и всем в Страже вообще сказали таскать трупы оборотней в Отдел? И почему желательно все же приносить их еще живыми?
Так, кажется, эта странная дрожь оказалась заразной. Какого хрена Станд вообще тут нагнетает?!
— Я просто это делаю, — ответил Стрикер, как всегда в моменты неуверенности не особенно удачно подбирая слова, — и так намного...
— А я, мать их, знаю! — заорал вдруг Станд на всю улицу. — Я знаю! Мне рассказали! Потому что я видел слишком много! Потому что меня когда-то наняли сюда не просто так! И меня могут убить нахуй просто за то, что я оказался не в том месте и не в то время! И я после этого даже не сдохну!
И вот лучше бы на лице его сейчас была все та же эмоция на грани испуга, чем нынешняя нездорово радостная улыбка. Скорее даже оскал. С каждой секундой все более широкий и все менее здоровый.
Стрикер аккуратно приготовил крылья к полету, а ноги — к толчку и удару. Уже готовясь объяснять Аффару, Сторму или Аркану лично, что очередной практик свихнулся и его пришлось вырубить. Причем объяснять, учитывая отсутствие Фила, будет намного сложнее, чем раньше.
Возможно, будет особенно тяжело объяснить наличие в объяснении слова "вырубить" вместо "убить", которое в таких подозрительных ситуациях и предполагалось.
Маневр не остался незамеченным.
— Ну да! — Станд, кажется, уже даже на ногах едва стоял, настолько его теперь трясло. Вскинув переднюю ногу, он резко постучал копытом по макушке. — Теперь ты должен врезать мне по голове точно так же, как тому перевертышу, чтоб я ничего не рассказал, и оттащить мой труп Аркану! А потом тот псих меня сожрет, но зато я буду уже почти мертвым и мне будет наплевать!
Даже для его сегодняшнего состояния это было как-то слишком. Чересчур. Нормальный пони, тем более практик ДКП, не может за несколько минут взять и съехать с катушек без повода. А значит, повод точно имеется.
— С чего ты взял, что я буду это делать?
— А с того, что тебе точно о таком приказывали! — взвизгнул Станд. Если в близлежащих домах кто-то и не спал, то они очень мудро предпочли не высовываться. — Как и всем, кто работает на Аркана! Всем! Каждому! Что, ты думаешь, я параноик, да?! А это факт! Это ебаный факт! Он не так просто нас всех нанимал! И все мы, все до единого, рано или поздно окажемся...
Да. Сделать это надо. Это был приказ, в конце концов. Еще немного напрячь ногу для толчка, прыгнуть всего один раз и ударить. Не в челюсть, чтоб вырубить, а в висок. Чтоб пробить кость и размазать мозги.
Но в городе уже так давно не было холодно, что приказ почему-то стал казаться не таким уж и важным.
— Да успокойся ты, — вдруг тем же будничным тоном сказал Станд без промежутка между незаконченной последней фразой. — Должен же я был сорваться хоть разок. Так успокаивает. Пойдем, может, все-таки за перевертышем? Недалеко же отошли.
Пока Стрикер очень озадаченно моргал, напарник развернулся и совершенно спокойным шагом удалился в направлении того самого тела, которое они предполагали оставить другим патрулям.
— Че за нах, — пробормотал Стрикер. Почесал в затылке. И уже громче вопросил: — Эй, че за нах?!
Поскольку ответа не последовало, пришлось все же припустить следом. Хотя бы чтобы убедиться, что Станд в порядке. Для чего пришлось обогнать,развернуться и некоторое время пятиться, тщательно вглядываясь в лицо напротив.
Не то чтобы безмятежное, каким было когда-то, но уже точно не настолько ненормальное, каким было всю дорогу.
— Проораться очень полезно для здоровья, — наставительно отметил Станд. — Хватит пятиться, об жука споткнешься.
— Не споткнусь я ни фига, — сердито буркнул Стрикер. Впрочем, пятиться перестал, развернувшись в нормальное положение и поглядывая на Станда только искоса. — Че это было и о чем ты говорил?
— Я же сказал, за то, что я знаю, меня могут прибить, — разъяснил практик. — И тебя могут, если будешь слишком много спрашивать. Меня просто нервирует жизнь в постоянном напряжении. Ты же предполагаешь, каково жить в постоянном напряжении?
Стрикер отвернулся от напарника. И уткнулся взглядом ровно в лужу крови... или чего там у них вместо нее... перевертыша.
Сам перевертыш на месте не обнаружился. Он обнаружился немного дальше.
— Пиздец, — сказал Стрикер.
— Вот и я думаю, что пиздец, — поддержал Станд рассеянно. А потом тоже поднял взгляд. И в явно расстроенных чувствах уточнил: — А, ты об этом? И впрямь пиздец.
Да, перевертыш с пробитой башкой был не на месте. И явно не в положении трупа, поскольку у их трупов глаза так ярко и злобно не блестели. А еще он был в явно дружеской компании еще как минимум пяти таких же. По крайней мере, больше пока что видно не было.
Ну, пока Стрикер не посмотрел наверх и не обнаружил еще пятерых. Те дружелюбно скалились с воздуха, кружа на своих прозрачных крылышках.
— Путь отхода по воздуху перекрыт, — сказал он зачем-то.
— Пути отхода по земле прямо сейчас перекрывают с нескольких сторон, — любезно сообщил Станд. — Так что давай ты попробуешь по воздуху, что ли? Как-то они больно резко все активизировались, надо бы сообщить.
И впрямь, сообщить тоже надо. И это тоже приказ.
Но Стрикер так не хотел снова чувствовать холод.
— А нахер не сходишь? — поинтересовался он. Аккуратно сместился, встав бок о бок со Стандом. — Кто тут только что бился в истерике от страха смерти?
— Нет уж, смерти я вовсе не боюсь, — возразил Станд.
Перевертыши явно не торопились. Либо очень смущенные тем, что жертвы не убегают, либо предполагавшие наброситься скоординированно и сразу.
— Кстати, — припомнил Стрикер, — что у тебя с арифметикой? — Почему у тебя десять ушедших в Нижний превратились в три плюс шесть?
— А-а, точно, — протянул земной. Одним точным движением он извлек из кармана нож и со щелчком выкинул лезвие. — Упустил деталь. Давай так: если нас сейчас не сожрут и не подменят, я и тебе башку загружу. Будем параноить вместе, раз уж ты меня все равно не убил.
— Ну, мы же напарники, — ухмыльнулся Стрикер. Наконец-то расправляя и разминая крылья. — Нам и параноить положено на пару.
— Вот потому-то и хорошо, что мы просто напарники, а не друзья, — резюмировал Станд. — Друзья из церкви Искры наверняка сказали бы, что неправильно навлекать на друга беду, ибо друг твой не щит и не меч тебе.
А вот теперь один перевертыш сделал шаг вперед. А за ним и еще один. И еще. И те, что подходили с других сторон, кажется, шагали синхронно с этими.
— А насчет того, что друзья должны помогать другу в беде?
— Не мешай мне хвастаться эрудицией. Щас еще раз похвастаюсь, смотри... — Станд махнул ножом и издевательским тоном вопросил будто сразу всех перевертышей сразу: — Вам, ребята, так не терпится встретиться с Войдом?
Все жуки одновременно дернулись и встали как вкопанные.
А потом все-таки бросились вперед.
нг проспект альвен плюс два
Просвет в тучах, сквозь который на них лиля свет луны, словно бы издевательски не закрывался. Следуя ровно за ними по всему проспекту Альвен с тех пор, как они — Син и Визл, которой отсутствие одной ноги ничуть не мешало идти своей обычной походкой, — вошли в Нижний город. Свет будто помог тем, кто теперь выстроился перед ними ровным рядом. Обернувшись, Син убедился, что и сзади к ним успели подкрасться черные хитиновые твари.
— Визл, дорогая, — сказал Син, уже прокручивая в голове всю свою не особо осмысленную жизнь, — сейчас я выключу свет. А ты их убьешь. И постарайся не убить меня, а?
Поймав взгляд одного из жуков, он робко улыбнулся. Как бы говоря "можете отпить от меня, ели есть что, а потом идите". Это было всяко предпочтительнее смерти... наверное. Правда, вспомнив некоторые рассказы, Син невольно подумал, что лучше бы его все-таки просто убили.
Окружившая их группа перевертышей оскалилась в ответ. Все они явно прекрасно понимали, что все равно возьмут свое. С целеустремленностью, направленной уж точно не на Сина, и он даже порадовался бы тому, что пришли не за ним, если б не понимал: его все равно убьют.
И оставлять Визл было бы неправильно.
Правда, оскалы перевертышей несколько увяли, когда Визл подала голос. Тогда и Син резко передумал улыбаться.
Слишком эмоционально она говорила. Непривычно. Так, как не говорила, наверное, давно.
— Это не Твис-с-ст, — прошипела она. — Они хотели его забрать. И хотят уничтожить нас. Я их ненавижу.
Крылом вырвав у опешившего Сина фонарь, она швырнула его о мостовую. И под звон стекла кинулась на опешивших оборотней.
И неясно, что было хуже: ее слишком живой голос или то, что, вернувшись к "норме", она может забыть обо всем и убить и Сина. Если он не напомнит ей, почему она вообще вдруг ожила.
Нижний город. Помещения бывшей станции подземки. Плюс четыре.
За большую и наименее полноценную часть своей жизни Аркан не слишком часто задумывался над тем, что будет, когда он все же вернет себе нормальное живое тело. Даже до тех пор, пока вообще не потерял способность задумываться над чем-либо от постоянной боли. Странно, но иногда ему казалось, что именно сочетание давно гниющего тела, боли и подступающего безумия позволили ему стать настолько эффективным в работе. Даже после того, как конечности начали отваливаться при малейшем движении, когда его наконец окончательно переселили в его личный кабинет.
Возможно, эта бредовая идея была верной. Теперь боли не было. Зато в наличии имелось полностью живое и функционирующее тело Ховера Шиверса. И оказалось, что в живом теле также включаются вполне живые эмоции.
Чересчур живые эмоции. Такие, какие были когда-то раньше, и будто усиленные в десятки раз смесью из "соли" и "пыли", которой ширяются совсем безбашенные наркоманы. Живо напоминавшие единственного пони, которого ему теперь не хватало.
— Если вдруг замучили тебя шорохи ночные в тишине, — нежно прошелестел он из-за плеча на ухо Шейму, как бы рассеянно то прижимая нож к его горлу, то ослабляя нажим, — лучше помолись, ведь это я, это я уже иду к тебе.
Тому пони эта цитата точно бы понравилась, особенно в таких условиях. Хоть какая-то дань уважения, и это большее, что Аркан мог сделать. Хоть и не очень верил, что Фил мертв. И не гарантировал, что нынешнее представление тот оценил бы пусть даже на восемь из десяти. Давненько у Аркана не было практики, с тех самых пор, как прежнее тело умерло всерьез.
Шейм, уж точно, оценивал эту сцену ниже восьмерки и не торопился валиться в обморок. Разве что метавшийся следом за лезвием ножа взгляд выдавал, что фестрал все-таки боится.
— Ховер, — сказал он, вжимаясь в спинку кресла и дыша очень плавно и через раз, — я не знаю, где она.
Завидев, как один из телохранителей порывается поднять крыло, он предупреждающе прижал нож крепче, заставив Шейма совсем уж затаить дыхание. Остальные, по крайней мере, послушно замерли на местах так же, как сидели и стояли, во все глаза уставившись на появившегоя из ниоткуда фестрала. Некоторые отвесили челюсть так, что в их знакомстве с Ховером и знании о его смерти сомнений не оставалось. И все же они остались по местам. Преданность на грани идиотизма, будто в их межушный вакуум даже не заглядывала мысль вроде "если Шейм подохнет, я воспользуюсь ситуацией". Тупые, зато в таких вопросах верные подчиненные. Ах, если бы в ДКП было так же...
— Я не Ховер, — поправил Аркан. — Ни разу не Ховер.
Да. Не Ховер. Совсем не он. Разница слишком уж заметна.
Ховер Шиверс под влиянием Абисса должен был измениться... Жаль только, что даже с осколком он все-таки не выдержал. От личности не осталось ничего, и договориться с ним не получилось бы. Это был просто еще живой мертвец, выполняющий заданную программу и медленно разъедаемый изнутри плещущейся через край отравой, которую некому было выпустить из него наружу. Казалось даже, что до столкновения с осколком он просто не умел испытывать хотя бы злость или грусть, что за нелепица! За что Абисс может цепляться в таком случае? Не за что.
Зато как только это тело получил Аркан...
— Ладно, Тень, — очень дружелюбно сказал Шейм, все так же старательно скосивший глаза на нож, — я уже сказал, что не знаю, где твоя дочь. Но ты прав, она здесь была, совсем недавно. И я предполагаю, куда она могла пойти.
"Перережь ему глотку. Убей его. Он лжет. Никто не имеет права тебе лгать".
Все тело пульсировало в такт собственному учащенному дыханию, но вот нога с ножом не дрожала. Точно так же, как и когда-то, до встречи с Карнейджем, но теперь выверенность движений стоила напряжения всех мускулов и нервов. Временно, только временно Аркан возвел стену между собственным разумом и рвущимся из глубины воплем чистой ненависти.
Под напором с той стороны стена уже давала трещины, и то, что было с той стороны, все новыми брызгами и подтеками проникало глубже, глубже, глубже в сознание.
— Шейм, Шейм, — тихо сказал он, интимно приблизив губы к уху фестрала. — Лгать в твоем положении опасно. До смерти опасно. Она же вернется сюда, верно?
Шейм выдавил немного вымученный смешок. Будто его душили, а не просто угрожали ножом.
— Тень, ну подумай сам, зачем мне тебе лгать? Если я совру, сюда придет твоя любимая Сирена и просто заставит меня сказать правду, понимаешь же?
Сирена...
— ...И защити ее от врагов...
Под этот сдавленный шепот он понял, что не может сопротивляться приказу. Ошеломленный и подавленный уже второй раз с тех пор, как снова ожил. Не понимая, кто он такой, Фейри наугад ткнула в замок отмычкой... и по счастливой для ее дочери случайности открыла с первого раза.
Ошеломление быстро уступило место гневу.
К горлу снова, как в тот раз, подкатил тугой комок. Сердце зашлось в почти беспорядочном стуке, желая продавить кипящую кровь наружу через вены, артерии, капилляры. Организм мечтал любым способом излить пожирающий его яд. Выпустить наружу растущую в мозгу, как опухоль, и точно так же пускающую метастазы по всему телу ненависть.
Обрушить ее на любого, кому не повезет оказаться рядом.
"Дизова сука. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу".
Все началось, когда Аркан получил тело Ховера.
Ненависть делает сильнее. Чем ты сильнее, тем сильнее ненависть. Два замкнутых на себя же круга, образующих символ бесконечности, вечный двигатель, неиссякаемый источник силы и злобы. Злобы, что могла взорвать рассудок, разорвать чувства в клочья и оставить от разума груду осколков, как случилось когда-то с Ховером, как случалось с Флеймом каждый раз, когда он видел, как случалось со многими.
У Флейма был дополнительный осколок, сдерживавший Бездну, и его собственный скелет в шкафу, не давший превратить его в зомби. У Дизастера он был. У Шиверс он был.
У Аркана был только долгий опыт терпения невероятной боли и жизни в собственном мертвом теле. И такая манящая, такая желанная возможность выплеснуть ненависть наружу. Такой простой выход...
Содрать шкуру. Выколоть глаза. Отрезать конечности по суставам, по одной части в несколько часов. Прямо сейчас взять горло Шейма в захват и держать, пока тот почти не испустит дух, а потом чуть отпустить, дать глотнуть воздуха и вновь безжалостно сжать. И еще раз, и еще, и еще. Пока задыхающегося не покинут отатки разума и он не прижмет ногу душителя еще крепче, не позволяя отпустить, чтоб только избавиться от надежды хоть еще раз делать нормальный вдох.
— Она не придет, — сказал Аркан, поводя лезвием по шее фестрала вверх и вниз, с улыбкой наклоняя лезвие под разными углами. Металл сухо скребся об кожу под короткой и нечастой фестральей шерстью. — Не придет.
— Жаль, — прохрипел Шейм. Кажется, уже не пытавшийся скрывать напряжение.
Нож снова замер, и Аркан очень аккуратно надавил немного сильнее. Еще немного. Еще немного. Совсем немного, ведь этот нож наточен так остро. Ах, как неловко вышло бы, если бы он вдруг случайно вошел слишком глубоко.
— Не жаль, — прошептал Аркан с удивившей его самого тихой нежностью. — Я ее убил.
Еще немного. Еще немного.
Глаза Шейма расширились еще больше:
— Ховер...
— Я не Ховер, — такой мягкий, мягкий полушепот, прямо такой же, какой изображал Фил. Почти наверняка такой же. Может, Фил всегда чувствовал то же самое? Он почти что родился с этим. Он жил с этим... Нет, жил этим. — Я — Аркан.
Еще немного. Еще немного. Еще не...
Тот самый телохранитель ринулся вперед, явно целясь краем крыла в нож. Идиот. Все они тут идиоты, но этот еще и буйный. Аркан с радостью убьет его, но уже после Шейма, конечно, а остальные уж точно расскажут, и с ними тоже можно будет...
Нет. Нет, погоди. Он прыгнул как-то слишком быстро для обычного фестрала. Слишком. И, кажется, совсем с другой целью. Он не рассчитывает выбить оружие или спасти их шефа.
Тогда зачем?
За короткие мгновения, которых недостаточно даже для того, чтобы Шейм сам успел все осознать, Аркан резко отдернул нож, и крыло, которым напавший фестрал попытался вдавить лезвие в глотку собственному начальнику, нелепо мазнуло по воздуху. Нападавшего это, вроде как, не удивило, на лице все еще оставалось выражение решимости положить собственную жизнь за Шейма. Очень забавно контрастирующее с попыткой его убить.
Не изменилось это выражение и после того, как он, продолжая ту же линию движения крылом, саданул по рукояти ножа Аркана, заставив того ухватиться за лезвие. И пусть технически копыту это никак не повредило, боль, как всегда в таких случаях, никуда не девалась.
Он что, только что пытался... он... этот дизов подонок, ЧТОБ ЕГО...
Аркан почувствовал, как стена между сознанием и яростью рушится. И с наслаждением всадил рукоять ножа, не тратя время на то, чтоб перехватить его правильно, ровно в глаз этому быстрому, но не настолько быстрому уроду.
Уже успевшему начать покрываться таким знакомым черным панцирем.
Перевертыш отдернулся, на проявившемся наконец настоящем лице возник оскал не то боли, не то злости. Торчащий из правого глаза нож явно прочно засел в глазнице, и небольшая часть лица вокруг него никак не желала меняться, все еще выдавая отчаянное стремление защитить Шейма. Это было смешно. Это...
До нелепости СМЕШНО.
Убей.
Разорви ему глотку.
При первом же укусе во рту что-то противно хрустнуло. Крошились ли это собственные зубы или трещал панцирь перевертыша — не важно. В горло хлынула густая, липкая мерзость со слабой примесью крови. Его собственной крови. Плевать. Даже если пострадали клыки, Абисс вырастит ему новые. В конце концов, это даже не его тело. Сейчас надо думать об одном. О самом важном. О том, кого Аркан ненавидит. О том, как сильно он его ненавидит. Настолько сильно, насколько может ненавидеть только разумный и только другого разумного.
Убей. Убей. Убей. Убей.
О, кажется, только что Аркану сломали пару ребер. С размаху врезав ему в бок ногой. Такой слабый удар, что снова смешно, очень смешно. Конечно, им же нечего жрать... Им? Да, верно, удар пришелся откуда-то справа. Аркан дернул головой, остатками зубов вырывая горло тут же осевшего на пол первого оборотня, из которого пришлось выхлебать около двух литров склизкой мерзости, в почти танцевальном пируэте ушел от второго удара и оказался лицом к лицу с новым противником — вроде бы овершенно обычным земным в обычной зимней куртке. Ели не приглядываться, можно и не заметить, что куртка буквально вырастает из тела.
Тут есть еще один, которого надо ненавидеть. Удивительно. Еще более удивительно, как легко на чистой ненависти скользнуть мимо него, разминувшись со вторым ударом прямо в горло. Как легко всего одним копытом, почти не глядя и без усилий, пробить твердый хитиновый панцирь внизу живота, заставив такие обыкновенные глаза обыкновенного пони на слишком медленно преображающемся лице вылезти из орбит. Этот новый оборотень, исказивший так и не изменившееся полностью лицо в немом вопле-выдохе, попытался было отдернуться, но Аркан, почти экстатически урча, пропихивал ногу вглубь, пока не наткнулся на то, что точно было важной деталью организма. Просто еще не прошло полную метаморфозу от обычных понячьих внутреннотей до внутренностей оборотня.
По крайней мере, если судить по тому, как тот заверещал, стоило Аркану под довольное хихиканье вытащить из него ногу. Сжимающую успевшие перепачкаться в зеленой жидкости, но не превратившиеся сами по себе длинные и местами продырявившиеся прямо в процессе обращения обрывки кишок. Один оборот, и еще один оборот, и еще... Визг перевертыша уже походил на ультразвук, но Аркан продолжал и продолжал наматывать остатки кишечника на ногу, пока не почувствовал, как он затрещал и оборвался где-то внутри тела того, кого надо ненавидеть.
— Каветфя, это бо-о-ольно, — сказал Аркан. Сообразил, что все еще держит в зубах горло первого жука, и сплюнул на пол кусок хитина и обрывок так и не обратившейся трахеи. — И как же это ВЕЛИКОЛЕПНО!
Изувеченный перевертыш с дырой в животе теперь не визжал, а слабо шипел, пытаясь встать и каждый раз заваливаясь на бок. Аркан подошел к нему. Наклонился поближе, потрепал его по щеке перепачканной в смеси крови и слизи ногой и насмешливо сказал:
— Счастлив проинформировать, что в ближайшее время ты не скончаешься, дорогой инсектоид. Ты нам нужен. Мы хотим найти твою дорогую мамочку, пока она не нашла нас. Надеюсь, ты понял меня, хитиновый выродок? До тебя вряд ли доходит настолько же тяжело, как до Шейма.
Так хотелось продолжить, пока он не может обратиться снова, запихнуть ногу в открытую рану, вытянуть то, что еще осталось не оторванным, и ножом отсекать по пять сантиметров, медленно, плавно, каждые несколько кусочков задавая один и тот же вопрос, пусть даже хитиновый не знает на него никакого ответа, просто чтоб ему было больно, больно, БОЛЬ...
Нет. Не сейчас.
Да... думать трудно... но необходимо. Нужно вернуть контроль над собственной головой и не реагировать на болевые раздражители. Легкие точно не повреждены.
Шейм до сих пор сидел в кресле, даже не порываясь сбежать, только теперь белый до кончиков крыльев. И взгляд с полумертвых жуков на Аркана он переводил как-то нехорошо. Точно решал, какая из двух проблем наиболее проблемная, хотя сомневаться не должен был ни на миг. Несколько бандюков Шейма столпились вокруг уже явно мертвого перевертыша, третьего в этом помещении, и ожесточенно пинали агонизирующее тело. Аркан их теперь интересовал примерно никак. А еще двое... Еще двое упирались в хрустящую под ударами снаружи дверь, и взгляды их становились все менее осмысленными.
Фестралов было ровно на одного меньше, чем в начале. На того самого псевдо-телохранителя, да. Остальные были на месте. Еще один телохранитель привалился к стене возле кресла Шейма с пробитой насквозь грудной клеткой, еще живой, но явно ненадолго. Похоже, второй оборотень постарался.
Отлично. Второй и третий перевертыши попали через дверь. И случилось это почти сразу после признания Аркана в том, что он — Аркан.
— Вот оно как, — Аркан улыбнулся живому перевертышу. Искренне. Он наслаждался каждой улыбкой, как мог, тех пор, как получил тело, у которого все части лица на месте. — Вы ожили? Я более чем заинтересован. По всей вероятности, Матерь направила в Альвенгард перевертыша-синапс для координации? И он мог бы выдать нам местоположение его любимой мамочки. Даже будучи мертвым. И как, это кто-то из здесь присутствующих или же кто-то знает, где этого гения найти?
Все еще назойливо зудевшее в глубине разума напоминание о необходимости защищать Флай Шиверс или Визл никак не мешало ему поддерживать Абисса в остальном. Проблемы следует решать по мере их появления, но сортировка по градусу проблемности не менее важна.
— Шейм, радость моя, — Аркан обенулся к бледному-бледному, но во всем остальном не выдающему страха фестралу. Достойное поведение. — Я готов гарантировать, что ты осознал, с какой целью они явились.
— Нет, — поспешно открестился тот. Все же он способен к мгновенному пониманию ситуации, жаль только, что всей ситуации он не знал. — Ховер, они же точно не могли прийти за тобой, да? Ну и вряд ли они пришли за Визл? Кстати, я тут поразмыслил насчет нее...
Он все еще делает вид, что не слышал слов Аркана. Это так умилительно. Как котенок без лапки и с косоглазием.
— Тебе не следовало размышлять так долго, — ласково сказал Аркан. — Твое милое убежище сейчас переполнено оборотнями, чьи намерения далеки от желания сесть за стол переговоров. В том же весьма вероятном случае, если они не обнаружат меня по итогам штурма, они вынуждены будут подкрепиться. Тебе известно, как питаются оборотни?
— Я все расскажу, — быстро сказал Шейм. — И доплачу сверху. Информацией или деньгами. Тебе наверняка нужна информация, даже не только о Визл. Ты же можешь их убрать, да?
— Хм-м-м, — Аркан старательно изобразил задумчивость и обернулся к двери. Те два фестрала, что ранее удерживали ее, валялись на полу с пустыми глазами, еще двое додумались наконец припереть дверь столом и держать уже его, но для того, чтоб удержать перевертышей от питания, расстояние было недостаточным. — Я мог бы выманить их, но мне нет резона сражаться в одиночку. И вряд ли я смогу аппарировать до Отдела даже короткими заходами.
— Аппа... что?
— Это не должно тебя интересовать. Что ж, — Аркан хрустнул суставами, разминая уже почти ощущавшееся родным тело. — Давайте попробуем с ними разобраться. По возможности оставив в живых. А потом ты любезно поделишься информацией о Визл и, желательно, о тех, кто поставляет твоему боссу ингредиенты для изготовления "пыли". Нам весьма интересны одаренные маги.
Особого выбора у Шейма, очевидно, не было. И Аркану стало бы его жаль, но теперь наблюдать отраженное на лице фестрала отчаяние было исключительно отрадно.
И несколько обидно стало видеть, как отчаяние уступает место мертвенному спокойствию. Он понял. Понял, что, так или иначе, в этой комнатке с одним удобным креслом, дешевыми стульями, парой столов, шкафчиком с журналами и разнообразной простенькой беллетристикой, комнатке, так отличающейся от комнаты, например, покойного Руби Солта, ему осталось провести совсем немного. При любом раскладе.
Аркан с самого начала не собирался оставлять его в живых. Даже раньше, чем назвал свое имя.
— А что я получу в качестве награды за сговорчивость? — надтреснутым голосом поинтересовался Шейм. Во все глаза уставившись на все еще живого перевертыша, что со слабым жужжанием зачем-то запихивал в брюхо выдранные из него кишки.
Аркан подошел к Шейму и той же изгвазданной в зеленой и красной крови ногой погладил его по голове. Как мог бы сделать Фил.
— Очевидно, — уж эту легкую ухмылку воспроизвести было легко, так часто он ее видел, — все произойдет быстро и безболезненно.
Один из оставшихся в комнате фестралов, даже не прислушивавшихся к разговору, видно, что-то почуял или все-таки вспомнил, что опасность не только за дверью. И, как очередной чересчур преданный идиот, в безнадежной попытке рванулся к ним двоим. Аркан, не глядя, перехватил его ногу, вывернул в сторону и воткнул не особо умному самоубийце в горло его же собственный нож. Парень булькнул и свалился на пол.
— Ели вы не будете меня нервировать, — уточнил Аркан.