Алый Солнечный Свет - Том I: Расслабься / Scarlet Sunlight Vol. I: Relax, Take it Easy
Глава III VIRTUAL INSANITY
ГЛАВА III. VIRTUAL INSANITY
— Мисс Прудэнс, должна отдать вам должное, — на удивление спокойная, словно морская гладь во время утреннего штиля, мирно протянула Лайт, упиваясь изысканностью утреннего чая да заедая тот пышной кремовой булочкой, — ваши сдобы просто великолепны! Вы случайно не задумывались сменить род деятельности? Говорю как ценитель: из вас вышел бы первоклассный пекарь, - искренне отдав заслуженные почести выпечке земной пони, единорожка предпочла прикрыть глазки, молча внимая ответу милой кобылки. Лайт не выражала тем свою безучастность или незаинтересованность в беседе, как могло показаться на первый взгляд. Просто она не была готова так скоро оторваться от увлечённого уплетания булочек.
— Ох, вам действительно нравится, мисс Лайт? – по привычке прикусив нижнюю губу, уточнила смутившаяся кобылка, мордашка которой в ту же секунду окрасилась багряным румянцем.
Хозяйка триста тринадцатого кабинета, в рамках стен которого проводилось умиротворяющее и вместе с тем бодрящее утреннее чаепитие, воздержалась от комментирования своей позиции ободряющими многословными тирадами. Заместо этого изобретательная кобылка нашла более экстравагантный метод выразить свою благодарность повару, не задействовав в том ни единого звука.
«Super, bébé![1]» — громко огласила высеченная крупными магическими символами вычурная надпись, что очаровывающе сияла лилово-лавандовым блеском. Чуть поодаль, преобразив и без того сокрушительную в своей выразительности улыбку резко подмигнувшей Лайт, дерзко щёлкнула динамичная проекция пегасьего крыла. Ошеломлённая столь энергичным перфомансом, Прудэнс застыла, удивлённо вглядываясь в неординарный жест крылом. Тот был направлен на мордашку смутившейся кобылки, словно указательная стрелка на артиста, подобно таковым на ярких и богатых столичных шоу.
— Что ж, — начала Прудэнс, выйдя из ступора, — я очень польщена, мисс Лайт, — срочно отхлебнув из вместительной фарфоровой чашечки немного ромашкового чая для успокоения, поблагодарила земная пони.
Соблюдая основополагающие нормы этикета, Лайт смахнула с морды мелкие крошки, оставшиеся от мучного изделия, своим многофункциональным именным платочком. Аналогично привела себя в надлежащий вид и гостья кабинета, воспользовавшись для того, припасенной салфеткой.
Откинувшись на спинке высокого кресла, Лайт позволила себе насладиться этим дивным моментом: утро, ещё вчера грозившееся стать непреодолимой для упрямости единорожки преградой, обернулось приятным, чудным и просто полным взаимного уважения мероприятием. Над аккуратно прибранным со вчерашнего дня рабочим столом витал нежный аромат простого, но изысканного, а, самое главное, вкусного чая. Психолог на благо развития дружественных отношений со своей пациенткой знатно потрудилась прошедшей ночью, подготавливая условия для милой совместной трапезы, восторженные слова о которой так согревали кобылке сердце.
— А вы, — аккуратно подбирая слова, медленно говорила Прудэнс, стараясь не подорвать только установившуюся в кабинете атмосферу безмятежности, — как я полагаю, ценительница высокой моды, не так ли, мисс Лайт? – сместив беседу в сторону обсуждения наряда единорожки, земная пони передала той слово, продолжив ублажать свои вкусовые рецепторы горячим цветочным чаем.
Приободрившаяся тем фактом, что прозвучало слово «мода», хозяйка кабинета тут же пододвинулась ближе к столу и, облокотившись о тот передними копытами да подперши ими подбородок, с азартом ответила:
— А вы проницательны, мисс Прудэнс!
— Благодарю за комплимент. Однако не считаете ли вы, что униформа ваша для обыкновенной провинциальной больницы чутка… бизарна[2]? – с опаской произнесла Прудэнс своё хорошенько обдуманное заранее замечание вызывающему виду единорожки, стараясь не обозлить её пылкую натуру.
— Ну бизарна, что с того? – пожав плечами, не понимая, к чему был упрёк, спокойно ответила Лайт. – И да, я бы порекомендовала вам впредь не выражаться подобным образом. Особенно словом «бизарный» — жаргонизмы щеголих не пойдут вам на пользу, — обратив незамысловатый упрёк собеседницы на неё саму, единорожка внезапно вспомнила: она ведь совсем не обратила внимания на новоиспеченную знакомую в день их встречи, ипотому решила приглядеться к её внешнему виду.
Лёгкая, незамысловатая, но незабываемо стильная в своей простоте. Именно так Лайт могла бы предоставить в паре слов общую суть убранства психолога случайному господину, что ни разу не видел этой пони, будь у неё нехватка во времени. Однако, поскольку ранним субботним утром главврач травмы, к её счастью, не была обременена тонной изнуряющей работы, времени на детальный разбор элементов костюма было более чем достаточно. В первую очередь на фоне безвкусной белой рубашечки современного делового стиля выделялся особой вычурностью не менее скучный элемент – галстук елово-лаймового цвета, украшенный, однако, резко контрастирующим на фоне остальной одежды с изображением чёрной розы. Там же, подвязанный за простенькую серебряную застёжку, ещё вчера привлёкший внимание Лайт, интересно играл светом драгоценный камень лазурного налива, агат, знатно подчёркивавший дух и миролюбивый настрой своей носительницы. Собранные в милый коротенький хвостик салатовые пряди волос украшал миниатюрный белёсый бант, который в отличии от своего старшего брата на хвостике был не столь дерзким и приметным.
Обойдя экстравагантный костюм Прудэнс вдоль и поперёк своим натренированным взглядом, единорожка хитро улыбнулась. Сложив ногу на ногу и, прищурив глазки, она обратилась к кобылке:
— А ваш образ, как я вижу, дорогая, совсем не бизарен, — передразнив сидевшую напротив пони, иронично выпалила Дэйлайт, сделав акцент на слове «совсем». – Взять, к примеру, ваш рабочий халат, — удручённая столь небрежным отношением к одежде, продолжила единорожка. – Вы, прошу уж простить мою бестактность, на какой свалке его откопали? Мисс Прудэнс, вы сами-то видели, в каком состоянии ваша униформа? Да она по швам рвётся!
— Да, рвётся, — спокойно ответила неконфликтная земная пони, поправив воротник затасканного халата, — никак не могу хорошо заштопать. Не под то у меня копыта заточены.
— Так выкиньте, и дело с концом, — рационально предложила свой взгляд на решение проблемы единорожка.
— Я бы и сама рада, мисс Лайт: еженедельная работа над ним – та ещё морока, — не скрывая усталости, призналась Прудэнс, поглаживая копытом еле удерживавшиеся на местах бежевые пуговицы, — но я не могу так поступить со своим прошлым. Этот халат, подаренный мне на дне моего выпуска, пусть уже и потерял былую белизну да и разошёлся в некоторых местах, но он до сих пор всё тот же, что и тогда. Моё маленькое окошечко в прошлое, через которое я могу в любой момент вспомнить о студенческих временах, — теплым, размеренным тоном разъяснила Прудэнс столь высокую привязанность к вещи, которой, казалось бы, самое место в утиле. – Та же ситуация и с моим бантиком на хвосте. Смотрится странно, но зато с его помощью порой приятно вспомнить беззаботные детские года.
— Ясно, — достаточно проникшись символизмом Прудэнс по отношению к личным вещам, отрезала Лайт. – Знаешь, я бы даже могла помочь тебе с твоей бедой, — заманчиво пророкотала Лайт, будто бы дразня кобылку, — но есть одно но, — она указала на яркие неуместные кроксы на задних копытах особы, неодобрительно повертев головой. – Пока на тебе надето это преступление против моды, я даже иголки из шкафа не возьму.
— Зря вы так, мисс Лайт! – залившись заразительным смехом, тут же ответила кобылка, судя по реакции, слышавшая этот упрёк далеко не в первый раз. – Технологии идут вперёд семимильными шагами, так что же мне не поспевать? К тому же, — добавила кобылка, покраснев, — они удобные и мягкие! А ещё не сковывают движений.
Лайт решила не отвечать на это, отвернувшись в сторону и сбросив накопившийся внутри стресс через глубокий выдох.
— Ох, да будет вам, мисс Лайт, — начала Прудэнс после минутного затишья, — будто вы сами не носите ничего, что бы отображало ваше отношение к нынешним идеологиям? – указав на шею единорожки, она продолжила. – Взгляните сами. Да моя розочка на галстуке просто меркнеть на фоне вашего дерзкого менди[3]!
Готовая разойтись на долгую тираду ради обсуждения столь щепетильной для неё темы приверженности «Розе», Лайт, к своему несчастью, была потревожена ненавистным изумрудным сиянием переговорного камня:
— Доброе утро, мисс Лайт! – обратился к главврачу травмы знакомый не понаслышке басистый голос. – Как проходит ваше лечение?
— Нормально, — подавляя в себе подступавшую ненависть, кратко выразилась Лайт.
— Рад это слышать! – с задором отозвался голос. – Потому как сегодня днём господам и дамам из психотерапевтического отделения потребуется ваша помощь.
Медленно, но верно здравый настрой покидал единорожку, уступая место нараставшей злобе. Потупив взгляд в порядочно прибранный стол, она агрессивно фыркнула, однако ответила, стиснув зубы:
— На этом всё?
— Да, — постаравшись не занимать много времени, ответил голос.
— В таком случае пришлите мне все необходимые материалы по делу к пяти, — плотно сжав злосчастный минерал в телекинетической хватке, деловито заявила Лайт.
— Как ска, — только и успел промолвить голос, как не сумевшая удержать свои эмоции в узде Лайт выкинула переговорное устройство в урну на другом конце кабинета. Забавно стукнувшись о дно, камушек перестал излучать зеленоватое сияние, а шумы мгновенно затихли.
— Ай-яй-яй, мисс Лайт, осуждаю, — неодобрительно помахав головой и показательно цыкнув, отчитала своего пациента земная пони. – Впрочем, — сменив интонацию, продолжила та, — Вы могли выкинуть камень в окно, так что всё не так уж и плохо, — издав смешок, подмигнула Прудэнс, — Кстати говоря, чем вас так разозлила речь мистера Хэлфа?
— Он сказал:“Из психотерапевтического отделения”, — наблюдая за пролетавшими за окно голубями, прошипела оскалившийся травматолог. — Выходит, эти бездельники опять недосмотрели за очередным психом, и то “недосмотрели” — это ещё довольно мягкое слово, чтобы описать их халатность. Может они вообще нового шизика создали по несторожности. Впрочем, даже это не самое худшее.
— Да? А что в таком случае самое? – осторожно спросила Пруденс без доли издевки.
— То, что мне снова придется посетить это место. – смирившись, с долей отвращения закончила шипеть Дэйлайт.
Нетерпеливо топая копытом о паркетное покрытие холла реабилитационного отделения и размахивая пакетом с персиками в ожидании ответа, Лайт вглядывалась в умиротворяющую обстановку окружения. Спокойный, не давящий на психику, приятный глазу цвет клубничного крема, в который были выкрашены увешанные картинами художников-пейзажистов стены, на удивление гармонично сочетался с тёмно-синим матовым покрытием череды низеньких, но комфортных диванов. Пространство меж диванов занимали стеклянные журнальные столики с раскрытыми на них газетами или журналами. Помимо того, пустые промежутки довольно часто украшали пришедшиеся как нельзя к месту размашистые кусты только зацветшей сирени. Менее приметным из всего, как бы то ни было странно, выступал крупный шёлковый коврик с изображением алого сердца.
Откуда-то из-за закрытых дверей доносились приглушённые нотки бодрящего современного джаза, слегка заполнявшие атмосферу неловкой тишины зала ожидания. Притом граммофон, к большому удивлению Дэйлайт, проигрывал композицию так чисто, будто винил, на котором была записана музыка, изготовили по заказу самой принцессы.
— Мисс Прудэнс, — наблюдая за неторопливо копошившейся в архивах за информационным окном кобылкой, Лайт вздохнула, обратившись к сидевшему близ неё психологу, — как вы думаете, кто из наших мог успешно прикарманить для больницы пару-тройку пластинок Ричей?
— Простите, вы о чём? – увлечённая завлёкшим её в танец джазом, ответила вопросом на вопрос Прудэнс, в то время как её копыта отбивали энергичный ритм. – Я немного отвлеклась.
— Слишком чистый звук, — присев, облокотившись о спинку дивана, спокойно разъяснила единорожка. – Даже через пять комнат кажется, будто в здании выступает группа с концертом. Подобное качество из граммофона редко услышишь. Обычно, даже если в метре от него стоять будешь, звук будет такой, что тебе покажется, будто пластинку во время ливня записывали в скрипучих стенах какого-нибудь старого подвала.
— Так вы думаете, что в наших рядах завелись воришки? — прикусив нижнюю губу, Прудэнс настороженно поинтересовалась мнения пациентки.
— Я не думаю. Я уверена, — сказала та с каменной мордой. – И я точно знаю, что у этих пони либо вообще нет мозга либо они криминальные, мать их, гении, ибо замахиваться на собственность Ричей – себе дороже, — отдав своей новоиспечённой коллеге достаточно времени, дабы обдумать сказанное, Лайт продолжила. - Знала я одного такого смельчака. Вроде как, посмотришь на него, так видится культурный и образованный жеребец. Но стоит один только раз увидеть его за делом – всё, — многозначно вздохнув, подчеркнула свою мысль единорожка, скрыв от собеседницы побагровевшую морду. – C'est incroyablement honteux[4]…
— И что же с ним стало? – в нетерпении услышать развитие заинтриговавшей её истории поторопила Пудэнс.
— Этот, да простит меня Селестия за такие слова, идиот на протяжении двенадцати месяцев и трёх дней вынашивал план крупного ограбления и собирал необходимые для того ресурсы. В канун дня согревающего очага, за трое суток до проведения операции, он уже имел при себе детальную карту поместья, нелегально полученный справочник по колдовству и неописуемо большой мешок самоуверенности. И как думаешь, что могло пойти не так? – задала риторический вопрос Лайт. – Всё! – кобылка на секунду замолчала, обдумывая, как бы грамотнее преподнести концовку истории. – Если честно, когда я впервые услышала, чем окончилась его затея, я подумала, что мне плохой анекдот рассказали. Но нет, к сожалению или счастью, всё было правдой вплоть до постыдных подробностей. Он пришёл, увидел, что все спят и решил, шатаясь, словно опьянённый, сойти за одного из них, дабы не рисковать, — Лайт демонстративно покрутила копытом у своего виска. – Этот дурак променял хоть и более сложный, но зато отточенный месяцами план на, как он потом выражался, лёжа в травме, «более интересный и смелый»!
— Ох, я слышала, охрана у особняка действительно первоклассная, — резко высказалась Прудэнс, дослушав историю единорожки. – Удивительно, как подготовленный грабитель мог не знать об этом.
— Самоуверенный идиот, что тут сказать, — лаконично прорезюмировала всё сказанное ранее Лайт, плавно обернувшись в сторону, с которой доносились отголоски финала музыкальной композиции. – Вот потому и думается мне, что с граммофоном этим что-то не чисто.
— ААААА! – изнемождённая пятиминутным ожиданием, закричала Дэйлайт, пытаясь копытами выдрать волосы с головы. – Как можно так долго искать файл с пациентом! Её же вам только вчера сюда доставили! – гневалась единорожка, отбивая воздух напряжёнными копытами. – Да она твоя коллега! Как можно не знать, здесь она или нет!
Щёлк! Прудэнс задокументировала время на карманном секундомере, кивнув головой при наблюдении реакции эмоционального возгорания пациентки. Слегка удивлённая, психолог произнесла:
— Что ж, мисс Лайт, у вас новый рекорд, — Удерживая табло измерительного прибора на безопасном от кобылы расстоянии, она показала новый результат: «5:23». – Вы делаете успехи! Совет: если не можете успокоить себя самостоятельно, найдите что-нибудь успокаивающее в окружении, и стресс будто копытом снимет.
Словно напичканная тротилом бочка, Лайт обеспокоенно сидела на диване, уткнувшись носом в куст сирени.
— Хорошо. А теперь нежно вдохните: говорят, аромат свежих цветов способен вернуть в чувство даже самых поникших пони, — наблюдая за торчавшими из-за куста дрожащими ушами, сказала Прудэнс.
— Вы в этом уверены, мисс Прудэнс? – из последних сил сдерживая обуревающий сознание гнев, подобно утопающему кораблю, окружённому могучими океанскими волнами, готовыми разбить тот в мгновение ока, спросила Лайт, стиснув зубы. – Вы уверены, что это поможет мне? И да, с каких это пор вы стали так время замерять?
— Абсолютно, — сказала как отрезала твёрдо убеждённая в тех советах, что рекомендует другим, дипломированный психолог — А отчет о вашем душевном состоянии я веду со вчерашнего дня, с того самого момента, как пересекла порог вашего кабинета.
Каждый, должно быть, встречал на своём жизненном пути уважаемых господ или, хуже того, милых дам, жизненную позицию которых можно кратко охарактеризовать знаковой для них фразой «всё или ничего». Как правило, большую часть времени приверженцы данного стиля жизни уделяют спокойным занятиям, не требующим вовлечения каких-либо усилий для участия в оных. Однако, подобно энерго-магическому аккумулятору, что накапливает вложенную в него энергию ради её будущего использования, пони, описанные выше, сберегают свои силы, в дальнейшем выплёскивая всю их концентрированную мощь в одном месте и в одно время. Как и любое явление, это имеет свои плюсы и минусы, степень равнозначности которых каждый решает сам для себя. Но вот с чем поспорить трудно, так это с удивительно яркой комичностью тех ситуаций, что возникают вокруг пони подобного нрава.
Учтиво следуя каждому слову, сказанному своим психологом, Лайт припустила мордашку чуть ниже к столику и, дотронувшись носом до краёв пары ароматных пышными соцветий, вдохнула чарующе-сладкий медовый аромат цветущей сирени. Вернее, если описывать это наиболее близкими к произошедшей действительности словами, единорожка, задействовав всю мощь своих лёгких, втянула чуть больше половины всех стоявших в вазе цветков внутрь своего носа, да так, что снаружи виднелись лишь коротенькие зеленоватые окончания стеблей.
Поначалу, скованная странностью исполненного совета, Лайт не заметила ничего необычного: будто бы погруженные в слизистую носа на четверть собственного копыта цветы сирени явились для единорожки чем-то до скуки обыденным. Но вот уже через пару секунд, к моменту, когда Лайт пропустила через дыхательные пути достаточное количество пыльцы, ситуация приобрела характерный комедийный оттенок. Столь же резкий, как и вдох, кобылку возвратил в начальную точку преисполненный могучей силищи чих, от которого застывшая в непонимании кобылка подлетела на пару метров, чуть не коснувшись потолочной люстры. Достав из кармана свой личный именной платок, Лайт обратилась к земной пони:
— Фуфло какое, — оттирая прилипшую пыльцу, красноречиво отозвалась единорожка об испробованном методе. – В следующий раз, мисс Прудэнс, уж потрудитесь посоветовать что-то попроще или, если уж на то пошло, поинтереснее.
Взгляд Прудэнс метался между разбросанными по полу сиренево-салатовыми остатками цветков, вылитой на только высохший паркет грязной водой и каменной мордой похорошевшей пациентки. Сама Прудэнс, челюсть которой отвисла чуть ли не до пола, в этот момент переосмысливала всё, чему её учили на протяжении долгих лет обучения профессии в институте. «Ну… В конце концов, ей ведь стало лучше?» — рассуждала про себя земная пони, восприятие реального мира которой на минутку полностью пропало. – «Выходит, несмотря на её крайне дикий подход, она смогла подавить свой гнев?»
«Я ничего не понимаю. Что я должна сделать в такой ситуации? Вроде как, похвалить за успех, но это её вульгарное отношение (пусть и в аффекте) отменяет всю ценность основной заслуги», — пожёвывая уже суховатый стебель сирени, думала психолог, глядя на беспорядок полуприкрытыми глазками.
Вырвал излишне погрузившегося в себя врача из глубоких и, как показало время, не приведших ни к чему дум скрипучий, ржавый голос дамы в летах, мелькнувшей своей смуглой мордой, покрытой еле приметными морщинами, в информационном окне. Неприлично широко разинув рот, кобылка зевнула, подзывая ближе заждавшихся пони, поскорее желавших посетить реабилитационный покой:
— Да, Мёрси правду лежит в нашем отделении, — незаметно, но противно ковыряясь языком во рту за незакрытыми зубами, говорила, пожёвывая сухую солому, медсестра Прима, — Проходите.
«Да ну? Правда? А, может, ты ещё полчасика поищешь, чтобы уж наверняка? А то я как-то не уверена даже!» — саркастично обговорила про себя ситуацию Лайт, мысленно продолжая вести диалог с неприятной ей кобылой. Так, под осуждающие комментарии своего терапевта, главврач травмы и шла насупившись к палате своей коллеги-стажёрки вдоль длинного коридора, полного репродукций великолепных (но дешёвых) картин, расслаблявших пони, попавших в трудную стрессовую ситуацию, своей простотой.
Просторная комната, полная свежего весеннего воздуха и тёплого утреннего света, предстала перед взором контрастной, но уже как вторые сутки неразлучной пары кобыл. В уголке, подпёртый изломанным в нескольких местах деревянным стулом, виднелся простенький одноцветный шкафчик, в котором, судя по раскрытой подле него сумке, располагались личные вещи пациентки. Общее состояние элементов интерьера немногозначно намекало персоналу, что неплохо бы было обновить фурнитуру палат, цель которых в первую очередь — успокоить и поставить на ноги прошедших лечение пони. Благо, наряду с выцветшими обоями, креслом, фактура которого выглядела так, будто на нём отрабатывала удары копьём королевская гвардия, и убитым ковриком посреди всего этого хаоса виднелись и приятные глазу вещи.
Что более удивительно, так это не то, что атмосфера умиротворения умудрялась сохраняться, несмотря на всю потрёпанность мебели, а знаковость тех вещей, что эту сохранность обеспечивали. В первую очередь стоило отдать должное постели, матрас которой отличался непревзойдённой мягкостью… во всяком случае по меркам жителей провинциального городка в глуши, который больше походил на посёлок городского типа. Так или иначе, оспорить этот комфорт было сложно: далеко не каждая бюджетная гостиница в округе могла похвастать подобным. А уж обилием кустов пышной и ароматной растительности в аккуратных бурых горшочках – тем более, в отличии от тихих, предназначенных для релаксации палат. Парадоксально, но в таком нелепом сочетании предметов, одни из которых уже отжили своё, а другие только начали, чувствовалось что-то прекрасное и высокое. Гармонистам[5] бы точно понравилось.
- Мисс Мёрси, доброе утро! – мило улыбнувшись только продравшей глаза кобылке, поприветствовала ту Прудэнс, взявшая на себя ответственность представить себя и подругу, дабы не испугать беднягу раньше времени. – Я и моя пациентка пришли навестить вас.
— Ой, как приятно, — расслабленно потягиваясь на кроватке, ставшей ей за последние недели работы с Лайт почти что родной, пропела Мёрси. – Спасибо большое, дамы! Кстати говоря, а кто это решил меня посетить? – издав смешок, поинтересовалась пони. – По тону вы не особо похожи на Рея или Блоссом.
— Ох, прошу простить меня, — сохраняя позитивный настрой по мере приближения к постели единорожки, приготовилась устранить это недоразумение Прудэнс, — меня зовут Диар Прудэнс! А рядом со мной стоит, собственно, сама пони, которая предложила составить вам компанию.
— И кто же это? – не замечая нависший над ней силуэт высокой и статной персоны, буквально дышавший ей в спину, спокойно спросила Мёрси.
— Имя ей – Твитчинг Дэйлайт, — подняв голову выше, тихонько промолвила земная пони, готовая в любую секунду успокоить обеих коллег, если всё пойдёт не по плану.
Только настроившая себя на мирный и дружелюбный диалог единорожка в один миг пала жертвой собственной невнимательности. Перепуганная не на шутку бедняга с вытаращившимися из орбит глазами нервно сглотнула слюну. По скованному страхом телу пустился холодный пот – спина покрылась мурашками.
— Добрый день, мисс — спокойно и холодно, словно сама смерть, промолвила на ушко своей коллеге Лайт. Однако, краем глаза заметив на себе неодобрительный взгляд психолога, нагнетавшая обстановку единорожка, закатив глаза, улыбнулась, опомнившись, с кем она ведёт беседу. – Оу, то есть… Доброе утро, Мёрси! Мы тут с Прудэнс решили тебя проведать. Вот… даже презент принесли.
Внезапно засмущавшаяся врач аккуратно присела на край постели, предварительно уложив пакет с ароматными персиками на прикроватный столик.
— Спасибо, конечно, за фрукты, — обернувшись на источник наиболее низких разговорных частот, с дрожью в голосе поблагодарила Мёрси. Затем, прижавшись к внушавшей доверие низенькой пони, она добавила — но что значит “моя пациентка”, Мисс Пруденс?
— То и значит, – пытаясь сохранить пошатнувшуюся дружелюбную атмосферу, спокойно и тепло ответила Пруденс. — Я была назначена личным терапевтом вашей руководительницы, дабы оказать ей поддержку в укрощении её разрушительной натуры.
В глазах еднорожки-стажёрки прослеживалось лёгкое недопонимание, потому та, поломав себе немного голову, уточнила:
– То есть, вы учите мисс Лайт сдерживать агрессию?
— В точку! – подмигнув, звонко ответила Пруденс.
— И как? У вас получается? – искренне заинтересованная в прогрессе лечения своей наставницы, спросила Мёрси.
— Я вообще-то тоже здесь стою, – серьёзно отрезала Лайт, напомнив парочке своём присутствии – К тому же, я и сама бы прекрасно справилась, — смущённо пробормотала себе под нос единорожка в упрёк земной пони.
— Конечно, получается, — тут же продолжала диалог Пруденс, не приметив ушками ни единого слова своей пациентки.
— Да уж, тяжело вам, наверное, приходится, — сочувствующе взглянув в глаза Прудэнс, Мёрси по привычке взяла ту за передние копыта.
— Вы издеваетесь, да? – с легким оскалом произнесла Лайт.
— Хмммм, а давайте-ка проведем небольшой эксперимент, — подняв голову на Лайт, произнесла Пруденс. – Он поможет мне составить часть картины о персоне моей пациентки и покажет уровень её устойчивости к вспышкам негативных эмоций.
— Что ещё за эксперимент? – прищурив глазки, поинтересовалась Лайт с нараставшими нотками настороженности в голосе.
— Мисс Мёрси, прошу вас, обернитесь и выскажите в глаза мисс Лайт то, что вы о ней думаете, — с легкой улыбкой на лице, прикусив нижнюю губу, ненавязчиво попросила Пруденс – уверяю вас, мисс Лайт спокойно воспримет вашу критику, какой бы она ни была. К тому же, это поможет и вам! Таким образом, вы убедитесь, что ваша начальница такая же обычная пони, как и вы, что несомненно поспособствует благоприятным отношениям между вами в будущем.
— В-вы, вы уверены, мисс Пруденс? – робко спросила Мёрси, для которой эта затея показалась чутка сомнительной.
— Я так понимаю, моё мнение тут роли не играет?– осуждающе поглядывая в сторону хитрой парочки и продолжая повышать голос, упрекнула тех Лайт.
— Мисс Лайт, чем раньше начнем, тем раньше закончим. Вы ведь хотите поскорее вернуться к вашему привычному образу жизни, но уже без, сами знаете какого, недостатка? – красноречиво убеждала Пруденс, стараясь подкупить решимость пациентки. – Прошу вас, мисс Мёрси, выскажите этой пони ваше мнение о ней.
Нависла тишина. Припустившая голову Мёрси задумчиво пыталась подобрать наиболее безопасные для её будущего слова. Наконец, не поднимая головы, она уставилась на свою наставницу и быстро произнесла:
— Вы – кака, мисс Лайт.
Брови Лайт тут же накренились к её носу: единорожка, как и ожидалось от неё, нахмурилась. Не способная, безусловно, обозлиться по-настоящему серьёзно, она смотрелась скорее комично, нежели угрожающе.
— Вот такая вот она бука! Представляете? — окончив нашёптывать короткие истории на ушко психологу, неосторожно повысив тон, проговорилась под носом у своей наставницы Мёрси.
— Ну бука и бука! – отвернувшись от остальных, дабы те не видели её алый румянец, недовольно отсекла Лайт. – Довольна? Может, оторвёмся, наконец, от оскорбления мой персоны и обсудим что-нибудь более дельное?
— Бе, — показала язык забаррикадировавшаяся подушкой и свёрнутым одеялом от наставницы единорожка, испуганно обняв Прудэнс.
«Ох, мама, какие же здесь бедняги работают», — отчаянно подумала про себя земная пони, наблюдая, как вместе с Мёрси вниз сползает её любимый халат, и так еле живший на силе последних ниточек. Глубоко вздохнув, Прудэнс вывела из того верное решение: «На неделе надо будет обязательно сообщить ребятам из псих. отдела, чтобы они пригласили к себе на беседу бедняг-стажёров».
— Не стоит зазнаваться, Мёрси, – поспешив спустить с небес на землю единорожку-стажёра, произнесла Лайт. – Вы здесь исключительно благодаря просчету вашей троицы идио, — закашлявшись, оборвалась на полуслове Лайт. – дурачков. Из-за вашей недальновидности, мог пострадать невинный жеребец. Не думайте, что это так просто сойдёт вам с копыт.
— Хм, действительно. Вы трое поступили очень неблагоразумно, — почесав подбородок, согласилась Прудэнс, уставившись в потолок. – Почему вы решились на это? Я обращаюсь именно к вам, мисс Мёрси, ибо вы уж точно не выглядите неосторожной пони.
— Я… я, — осознав свою ошибку, медленно произнесла Мёрси, – Простите, я не хотела проблем. Я лишь хотела помочь скорейшему внедрению этой новой методики в медицину. Ну, знаете, прогресс ведь не стоит на месте, а значит, и наше дело должно преуспеть от этого, – подняв взгляд, единорожка взглянул на свою наставницу, пронзив ту жалобным взглядом. – Пожалуйста, простите нас, мисс Лайт.
— Прощены, — улыбнувшись во всю ширь лица, взвесив все «за» и «против», простила свою коллегу Лайт, не в силах обижаться на такую милую мордашку.
— Знаете, — наполнив лёгкие свежим уличным воздухом, резкий поток которого только овеял комнату, начала свой задушевный монолог Мёрси, — ещё только недавно, когда я училась в школе, матушка рассказывала мне о том, как в годы её юности трудно было согласовать даже самую простую операцию, — взглянув в окно на инженерную будку близ склада, единорожка продолжила, тихонько фыркнув. – Представляете? Только неделю назад нам установили телекинетический усилитель, и более нет необходимости носить с собой камни, которые, если вы помните, зачастую просто отказывали посредине вызова, — услышав это, Лайт невинно заложила ногу за ногу, стараясь не прервать рассказ стажёрки. — Но нам ещё повезло! Десятилетия назад радиус действия этих камушков был столь ничтожен, что они были, скорее, экспериментальными моделями. Потому для согласования чего-то серьёзного приходилось щеголять на другой край здания – к концу дня от таких интенсивных тренировок ноги просто отваливались, — заметив недоумевающие взгляды коллег, Мёрси тихонько добавила, прокашлявшись. – Безусловно, всё это я знаю лишь со слов своей матушки, потому, прошу, не упрекайте меня, мол, я слишком молода, чтобы помнить это. Однако в моих словах: «Я пони прогресса», — на самом деле нет никакого обмана. Я следую за ним как за тем, что способно привнести в нашу жизнь надежду для тех отчаявшихся, у кого, казалось бы, уже не осталось лучика солнца в душе, — прикрыв глазки, единорожка потупила голову к земле, чуть не пустив слезу мокрыми глазками. – И по той же самой причине я решила выучиться на врача по совету своей мудрой матушки, — уважительно поблагодарив своего родителя, кобылка окончила рассказ, принявшись за поглощение сочных персиков.
Щёлк. Неразлучная ныне парочка оставила приведённую в чувство единорожку в покое, дабы та могла встать на ноги ближе к вечеру, вернувшись к исполнению положенных ей обязанностей. Плотно прикрыв дверцу, дабы не допустить сквозняка, уверенная, что с Мёрси всё будет в порядке, Лайт наконец отошла от дверей, двинувшись в сторону лестницы.
— Как вы себя чувствуете, мисс Лайт? — поспешила обратиться к своей пациентке психолог, интересуясь, помог ли той тёплый разговор по душам со своей подчинённой. – Чувствуете себя лучше или всё так же, как и было?
— Даже не знаю, что и сказать, мисс Прудэнс. Я была очарована её искренностью: мотивы, что движут ей, просто великолепны. Возможно, мне действительно стоит узнать эту троицу получше, — доброжелательно усмехнувшись и пытаясь рассмотреть парочку, вальяжно щеголявшую в их сторону, Лайт продолжила. — Но и вы тоже поймите: я хоть порой и ругаюсь на них, но они мне, почти как родные. Поэтому не думайте, что между нами такие, прямо, натянутые отношения.
Загадочным парным силуэтом, тускло мелькавшим вдали, оказалась пара не понаслышке знакомых обеим кобылам коллег: Рей и Блоссом. Проходя мимо заболтавшейся наставницы, два провинившихся парой дней назад стажёра ускорили шаг в надежде проскользнуть незамеченными.
— Прудэнс? — внезапно замерев на месте от осознания того факта, что хитрокрупые стажёры в очередной раз пытаются уйти безнаказанными, прошипела Лайт сквозь зубы. — Прошу вас, будьте столь любезны: напомните мне, каким образом я пообещала Мёрси наказать провинившихся ребят?
— Никаким, — удивлённо проронила земная пони, не понимая, к чему ведёт её пациентка. — Вы ведь сразу простили её, стоило ей лишь принести свои извинения.
— Дискорд побери! И в этот раз! Да как этой хитрой лисе раз за разом удаётся вытаскивать всех сухими из воды?! — громно топнув передним копытом, грозно разверглась громом на щёлкнувшую позади дверь Лайт, в очередной раз оставшаяся с носом. — Но самое раздражающее во всей этой ситуации то, что теперь и поделать с ними нечего! Ибо я уже сняла с этих прохвостов ответственность сказанными от сердца словами прощения, — выдыхая из носа раскалённые струи воздуха, словно дикий буйвол, прогневалась на скрывшихся в спасительной палате коллег единорожка. — Знайте, наглые морды: это последний раз, когда вы остаётесь безнаказанными!
— Ну зачем же вы так жестоко с ними, мисс Лайт? А как же ваше “почти как родные”, как вы выражались минутой тому назад? — ни то ехидно упрекая, ни то и искренне интересуясь, спросила психолог.
В ответ на эти слова, показательно фыркнув, Лайт лишь усмехнулась, невольно улыбнувшись простоте своего ответа:
— А разве у родных пони не бывает конфликтов? — подмигнула врач. — Вот и я о том же. И если уж проводить аналогию с семьёй, то, можно сказать, я их старшая сестра, на которую эти бессовестные сволочи раз за разом сваливают свои проблемы, — с отвращением к вульгарному жесту передразнив Мёрси, приободрившаяся единорожка показала язык крайней палате.
— Ох, я поняла вас, мисс Лайт! — с задором отреагировав, возобновила шаг, догоняя успевшую дойти до пролёта пациентку, низенькая кобылка. — Но всё же... На мой взгляд, вам и самой не помешало бы изменить своё отношение. Вам так идёт ваше несравненное спокойствие, оно явно отточено годами, так к чему лишний раз злиться на новичков своего дела, лишая себя такой удивительно красивой стати?
— Ладно, убедили, мисс Прудэнс, — залившись пышным румянцем, сдалась Лайт. — Вам с такими навыками красноречия в политику идти надо. Авось союз экономический с грифонами подпишите — так героем национальным в одночасье станете!
— Спасибо большое за совет, но, как вы, наверное, догадываетесь, мне достаточно и того, что я стану героем всего для одной, но очень значимой пони, — подмигнула Прудэнс, продолжив на удивление ловко для робкой пони смущать собеседницу.
Так и шла неразлучная уже как вторые сутки парочка бок о бок по всей больнице: одна, ехидно посмеиваясь, дивилась, сколь виртуозно она способна пробить крепкую, словно кремень, кобылку, на смущение; вторая же, не понимая, как её могли до подобного довести, лишь озиралась по сторонам и, дабы не пошли сплетни, в случае необходимости скрывая от взора коллег розоватую мордашку.
Кабинет Твитчинг Дэйлайт. Второй час дня. Пылающий солнечный круг не так давно пересёк зенит, оказавшись по иную сторону раскрытого настежь окна. В завлекающем сиянии тёплых послеполуденных лучей на рабочем столе главврача отделения, вычищенном до блеска, ожидала ознакомления увесистая, плотная папка, подписанная вычурным шрифтом как “Virtual Insanity[6]”. Не желавшая уделять этому делу больше времени, чем тому положено, Лайт раскрыла папку, начав ознакомление с сутью экстренной проблемы.
Автобиография Пациента:
«… В тот момент, когда в моей жизни появилась Элеанор Ригби, клянусь, я будто бы прозрел. В тот момент я понял: никого обворожительнее, добродушнее и просто прекраснее мисс Элеанор мне уже не встретить. Слово за слово, мы всего за одну недельку смело перешагнули стадию хороших знакомых и стали чем-то большим…»
«… По образованию я финансовый кредитор: родители посоветовали. Говорили: « Вот отучишься, будешь в столице важным пони, Филди; а если повезёт, и связями для нашей семьи обзаведёшься». Учился я хоть и нехотя, но успешно, чтобы не вылететь с бюджетки, потому окончил «Высшую Школу Экономики» с отличием…»
«… Отсрочки от ВУЗа не хватило, и кольт я не самый дряхлый на вид был, так что – призыв. Пять грёбаных лет в рядах регулярной гвардии. Однако на саму службу не особо жалуюсь: кормили хорошо, на учения отправляли крайне редко, да и вообще: серебристая броня гвардейца – тот ещё магнит для кобыл, хочу я вам сказать!..»
«… Спросите, скучал ли я по родителям? Ну конечно, скучал. Но и отдохнуть от их вездесущего слова, с другой стороны, было приятно. Но пять лет – лично для меня перебор в этом плане. И это ведь только обязаловка — многие до десяти дослуживаются! Я считаю, молодым парням армия полезна, чтобы развеяться, но такие долгие сроки я не одобряю. Ещё чего! Покидать семью на полдесятилетия! А вот пару-тройку лет я бы вполне отходил с копьём в зубах, даже искренне поблагодарил бы по отбытию…»
«… Столичная жизнь у меня не задалась сразу же. Тут и там сплошной снобизм[7]!..»
«…Пустые, чёрствые души, разодетые в роскошные пиджачки упрекают тебя в отсутствии манер, вкуса и чувства прекрасного. Полные суеты безжизненные улицы и свет[8], утопающий в примитивном гедонизме[9], нацепив на морду маскарадную маску – вот, что такое ваш знаменитый Кантерлот…»
«… При первой же возможности я убрался из этого рассадника нарциссов[10]. Я никогда не думал, что так разочаруюсь в высшем обществе. Всегда оно виделось мне чем-то светлым. Порой я думал про себя: «Выучусь наукам разным, стану эрудированным, так меня примут в общество высокой культуры». Но всё, чего я хотел после посещения Кантерлота – так это осесть где-нибудь в южной глубинке. Так, собственно говоря, я и оказался в Хакиме, а затем и основал свой ломбард «La Verdine»…»
«… Работа плавная. И по диплому мне подходит. Сидишь себе за прилавком, попиваешь чаёк да кофе, не жизнь – сказка. Ну, разве что, пару раз в месяц на тебя могут покуситься грабители или вандалы, но на то рядом всегда охрана с ружьём. Страшнее всегда сами клиенты, особенно богатенькие…»
«… Поскольку надёжных банков в округе не было, я пришёлся тут к месту. Нет, конечно, сам мистер Рич мне свои побрякушки не приносил килограммами, если вы об этом! Но зато мелкая знать часто пользовалась услугами займа…»
«… Порой мне везло. Согласно подписываемому ими договору, заёмщики обязывались вернуть долг в течение полугода, а иначе залог становится собственностью ломбарда. И, как мне кажется, многие из тех, кто приносил мне свои вещи, просто забывали дома кошель. Для них – сдать пару золотых серёг за мешок битс – ничто. Наверняка дома ещё десять таких лежит. А вот без монеток пропадёшь…»
«… В один день решил проверить я один камушек красивый. «Благородный Опал», — как было записано в документах. Сижу, через увеличительной стекло в него заглядываю. И так он мне приглянулся, что я его решил на шею повесить: всё равно сроки владельца сгорели как неделю назад. Он знатно так подходил к моему стилю одежды, даже, некоторые единороги-грабители шугаться стали… »
«…Эх, вот бы Элеанор была нынче рядом, ей бы понравилась это место. Настоящий медитативный рай, живи да думай о высоком. Ни суеты, ни потрясений, в гвардии поговаривали об этом месте, как о том, откуда никто даже не призывается. Может, это лес оберегает Хаким от волнений всего того, что лежит за его пределами…»
«… Дальше ничего не помню, сестра. Как на духу говорю. Разве что помутнение какое-то в глазах серебристое было, помню. И голова кружилась жутко, как будто в студенческие годы вернулся…»
— Так, ладно, с меня хватит, — показательно стукнув увесистой папкой по столу, высказала своё презрительное отношение к лишней работе Лайт, тем самым изрядно напугав своего терапевта. – Образованный, покладистый, пони культуры, которого наверняка свела с ума тоска по его Элеанор. И что с того? В первый раз что ли такое случается? Прудэнс! – задрав голову, обратилась рассерженная пуще прежнего кобыла к повисшей на люстре собеседнице. – Какого рожна им именно я понадобилась? И да, будьте добры, спускайтесь уже с потолка: он не такой крепкий, каким может казаться.
Нервно сглотнув слюну, земная пони, ещё минуту назад увлечённо читавшая биографию пациента, поспешно опустила себя на пол, скатившись по мягкой ткани широких и плотных штор, к её счастью, оказавшихся вытянутыми близ люстры, обжигавшей её нежные копытца. Придя в себя, психолог с еле прослеживаемой дрожью в голосе дала ответ на остро поставленный вопрос:
— Если вы хотите знать моё мнение, мисс Лайт, — прокашлявшись, начала в который за день раз осыпать лестными комплиментами кобылка, — то, на мой взгляд, ваша могущественная, словно паровой молот, решительность и есть тот самый компонент, отсутствие которого может поставить исход операции под вопрос. Иной врач и в самом деле может не выдержать того безумия, что может случиться внутри стен псих. отделения.
— Мисс Прудэнс, всё же это больница, а не психиатрическая лечебница: и соответствующее отделение здесь для пациентов на начальных стадиях, так что не нужно делать из них овощей. И этого господина, как я понимаю, после операции перенаправят в более серьёзное лечебное заведение. Ну, так уж и быть, дело пары часов, — облизнувшись от гордости, смягчила свой тон Лайт, — ваша взяла. Уста у вас, дорогая, словно золото, — дивясь тому, сколь много раз за последние два дня она пала жертвой сильного языка своей собеседницы, издав смешок, единорожка вышла из кабинета. – Не станем медлить, пойдёмте наконец. «Чем раньше начнём, тем раньше закончим», не так ли, мисс Прудэнс? – мило подмигнув, передразнила свою коллегу приободрившаяся Лайт.
Общий антураж психотерапевтического отделения, к общему удивлению вошедшей пары коллег, во многих аспектах отсылался к тому, что им уже доводилось наблюдать утром в иной части здания, выделенной для реабилитации больных. Те же комфортабельные, вытянутые в длину софы с матовым покрытием, приставленные к стенам коридора. Те же заполняющие пустоту меж дверей репродукции современных полотен, но уже изображавшие нечто более абстрактное, нежели обыкновенный пейзаж. Те же приятные глазу приглушённые цвета, за единственной не состыковкой: здесь, в отличии от посещённого утром места, заместо бледновато-розового главенствующее место занимал болотно-зелёный цвет.
Остановившись возле палаты номер 419, Лайт на всякий случай перепроверила цифры, записанные на взятом с собой клочке тетрадного листа. Убедившись, что они прибыли на место, единорожка глубоко вдохнула, потупив голову в пол.
— Знаете, мисс Прудэнс, — начала Лайт, глядя на забаррикадированное свежими деревянными досками окно, — с каждым днём мне всё больше и больше начинает казаться, что архитектором этого здания назначили какого-то господина из их этих палат, — иронично усмехнувшись, единорожка указала на заржавелый номер сверху двери, — КАК?! Ну как можно было издать приказ о назначении правого крыла самого высокого этажа во всём здании под отделение, где половина пациентов думает, что они птицы!
На всякий случай постучавшись, подготовившаяся ко всему единорожка распахнула дверь:
— Строберри Филдс? – профессионально, спокойно и безэмоционально обратилась к лежавшему на шаткой металлической койке господину заглянувший в клочок бумаги врач.
— Цифру мне переверни! Га! – тут же во всю заголосил прикованный к постели и активно сотрясавший её душевнобольной, обвязанный тугими ремнями.
— Повторюсь, — нисколько не удивлённая таким развитием событий, переспросила Лайт, — вы Строберри Филдс?
— Цифру мне переверни! Га! – не унимался пациент.
— Это не моя работа, — сухо выпалила Лайт, выжидая долгожданного ответа на единственный волновавший её в тот момент вопрос.
— Цифру мне переверни! Га-а! – словно зациклившись, повторял больной.
— Сестра! – обернувшись в сторону врачебных кабинетов, достаточно громко запросила поддержку дежурного сотрудника Лайт. – Срочно успокоительное сюда! Не знаю, что за беда с головой у этого господина, но я бы назвала это «Псих-гусь с синдромом перфекциониста». И такое надо срочно лечить.
— Цифру мне переверни! ГА! ГА! ГА! – заорал во всё горло обезумевший бедняга, сбивший со своей постели тёплое одеялко.
— Так, ладно, с меня хватит, — громко захлопнула дверь Твитчинг Дэйлайт, показательно отвернувшись от дверного проёма в сторону ряда тусклых, но всё же слегка пропускавших уличный свет окон. Всё же обернувшись, единорожка решила внимательно рассмотреть дверной номер (419), а конкретнее – его последнюю цифру.
Одной ловкой телекинетической манипуляции хватило врачу, чтобы понять, насколько та была неосмотрительна. Подбежавшая к парочке гостей медсестра тут же неодобрительно отрезала:
— Мисс Дэйлайт, так!? Почему вы не обратились к дежурной медсестре? – тихий крик нерешительно возмущавшейся особы представлялся чем-то комичным и ни сколько не выполнял свою роль наказания нарушителей дисциплины. — Такая самонадеянность не приведет ни к чему хорошему!
— Ох, да ладно! — наклонившись к собеседнице, произнесла явно не довольная таким отношением к себе Лайт. – Может быть, в таком случае вы потрудитесь объяснить, почему это цифры кабинетов живут своей жизнью? Тот пациент в 416 палате был вашим коллегой, что сошел с ума от постоянно меняющиеся нумерации? И почему он до сих пор в вашем отделении? Разве настолько тяжелые случаи не следует передать поближе к столице?
— Должны, не должны — это не моё дело. Я здесь, чтобы обеспечить больным первичный уход, а вот вам не помешало бы сначала показаться дежурной медсестре. Самодеятельность тут ещё устраивают! Пожалуйста, соблюдайте правила, коллеги, – закончила пегаска, в глазах которой не было ни капли страха перед такой значимой особой. Ну, или же она просто слишком хорошо скрывала его.
— Мисс Лайт, а ведь действительно: она права! Вы ведь не собираетесь выполнять эту операцию в одиночку? Без должной подготовки? – послышался голос психолога, который явно хотела разрядить сложившуюся обстановку.
— Умная пони, – приметила медсестра, взглянув на Прудэнс, а затем, переведя взгляд на Лайт, отчитала ту. — Вам есть, у кого поучится.
Не став спорить со столь мелкой для неё сошкой, Лайт молча направилась к дежурному посту. Убедив настырную медсестру в отсутствии необходимости приставления к ней дополнительных сил, Лайт и Пруденс вернулись к палате №419.
Оказавшись возле четыреста девятнадцатой палаты, на сей раз менее жестоко покорёженной временем. Не став тратить время на моральную и физическую подготовку, рассерженный потерей времени врач зашла внутрь, как и в прошлый раз, при входе задав главный вопрос:
— Строберри Филдс?
— Да, — подрагивая, ответил закованный в смирительную рубашку больной, обритая голова которого была затянута плотными бинтами, как и полностью обрезанный хвост.
— В таком случае, добрый день, мистер Филдс — без промедления начала Лайт, зажигая рогом свечи на потолочной люстре и одновременно приветствуя пациента. – Мисс Прудэнс, будьте добры, закройте дверь и поставьте рядом с пациентом врачебную сумку.
— Что вы собираетесь делать? – до ужаса спокойно поинтересовался скованный ограничителями бедняга.
— Лечить тебя, птица ты наша вольная, — сохраняя непоколебимое спокойствие вопреки пугающей обстановке, с толикой юмора ответила Лайт. – Ужели не помнишь, как возомнил себя пернатым и в окно выпрыгнул?
— К вашему сведению, доктор, у меня за спиной действительно есть крылья, — пронзая копошившуюся в сумке кобылу холодным взглядом маньяка, поспешил оправдать свой поступок пегас.
— Это и нам известно, дорогой. Ты лучше бы подумал, как ты их раскроешь, будучи в этой своей рубашке, — расположив перед собой набор необходимых для проведения операции инструментов, врач травмы обратилась к своей коллеге. – Значит так, мисс Прудэнс. Сейчас мне будет необходима полнейшая, абсолютная тишина, так что, сделайте мне одолжение: наслаждайтесь беззвучьем и даже не вздумайте меня тревожить. На кону здоровье этого господина, — Прудэнс покладисто кивнула, зашуганная жуткой атмосферой, образовавшейся в палате.
— Мистер Филдс, что же, перед тем, как мы приступим к осмотру вашего перелома, мне необходимо снять с вас переднюю часть рубашки, иначе я не смогу оперировать, — максимально чётко и доступно разъяснила Лайт свои планы пациенту, после чего приступила к снятию смирительной рубашки.
— НЕ ТРОГАТЬ МОЙ ОПАЛ! – сотрясая звуками пол, во всю мощь своих лёгких заорал Филдс, отчего сидевшая в уголке Прудэнс, дрожащая, как осиновый лист, зажмурилась от страха.
— Что вы сказали, мистер Филдс? — временно приостановив ход операции, учтиво переспросила Лайт, настрой которой, несмотря на крик больного, оставался твёрдым, словно титан.
— Я сказал... УБЕРИ КОПЫТА ОТ МОЕГО КАМНЯ! – одарив сидевшую напротив пони всплеском белой пеной, вылетевшей из его рта, а ту, что сидела где-то позади – ночными кошмарами, повторил душевнобольной.
Лайт была готова вытерпеть любые нетелесные издевательства, бранную речь и громкую невнятную ругань, но такое дерзкое проявление неуважения не могло остаться безнаказанным. Глубоко вздохнув, обтекавший белой жидкостью врач крепко сжала в телекинетической хватке полупрозрачный белый камушек, переливавшийся всеми цветами радуги, и, агрессивно склонив голову к собеседнику, произнесла:
— А то что, клубничка[11]? Призовёшь злых духов из своей блестяшки? – с нотками агрессии в до сих пор спокойном голосе пыталась выразить своё недовольство врач, не прибегая к физической расправе.
— То было моим последним предупреждением, мисс доктор, — оскалив зубы, прошипел Филдс, камень которого внезапно воссиял бледно-белым светом, ослепив комнату яркой вспышкой. – Я предупреждал вас… Ох, в каком же мире мы живём!
К и без того возросшему до предела удивлению Лайт, белёсый минерал, вшитый в грудь рубашки больного, выпустил наружу полупрозрачный серебристый дым, подобно паровым генераторам, кои относительно недавно стали пользоваться популярностью на концертах и постановках в крупных городах страны. Хаотическая структура газа постепенно окутывала врача и её пациента, вырисовывая на толще уплотнённого воздуха вычурные орнаменты. Формируя изображение, подобно морозному узору инея на стёклах окон в зимнюю пору, неоднородность плотностей внутри загадочного дымка возросла, став своеобразным непроницаемым щитом, внутри которого, уставившись друг на друга закатившимися глазами белого и пурпурного оттенков, смиренно сидели двое. Меж кружившихся рядов из разнообразных, мелких, абстрактных и просто случайных символов, посредине общей высоты защитного купола, виднелся, мерцая ярче всех прочих, некий оккультистский символ безумия - насыщенно-серый полузакрытый глаз, с отходившими от него во все стороны едко сочившимися ядом щупальцами. В помещении стоял стойкий и невероятно странный запах, чем-то походивший на подгнивший маффин с червями, придуманный шаловливой детворой для розыгрышей.
Твитчинг Дэйлайт очнулась. Почувствовав под собой мягкую подложку софы, знакомую врачу ещё с самого первого дня, как её приняли на работу, кобылка умерила свой пыл, спокойно выдохнув. «Ужас какой! Надо же было такому присниться», — до сих пор отходя от шока, дивилась про себя Лайт, потирая затёкшие глазки. Вслушиваясь в еле проскальзывавшие звуки окружения да оглядываясь вокруг в надежде увидеть свою вечную, с недавних пор, спутницу, врач лишь преумножила тем самым непонимание ей сложившейся ситуации. Тихонько выругавшись, Лайт произнесла: «Куда это меня занесло? Не помню, чтобы в реабилитации была хотя бы одна палат, где бы было так чисто и… Пусто?»
Поспешил вырвать милую даму из глубоких дум подоспевший вовремя знакомый силуэт, по неизвестной для Лайт причине бесшумно миновавший непроглядно тёмный дверной проём. Подобно умелому танцору балета, жеребец, разодетый в нечто молочного цвета с знакомыми серыми полосами, с отходящими от каждого копыта, вившимися при движении ремнями, умело скользил по полу, застыв в экстравагантной позе, будто бы того рисовал скрытый художник-портретист. Выставив вперёд забинтованные копыта, облачённый в развёрнутую смирительную рубашку джентелькольт галантно поклонился кобыле, челюсть которой тут же упала от удивления, стоило ей лишь понять, кто это.
— Добро пожаловать, мисс! – так и не удосужившись узнать от своего лекаря её имя, поприветствовал Филдс. – Должно быть, вы не понимаете, что сейчас происходит… Это нормально! – залившись звонким смехом, продолжил свой монолог жеребец, встав на задние копыта. – Не стану скрывать: и для меня самого сие стало великим открытием. Мой личный мир, полный движения, завораживающих странностей и, что самое важное, моего восторга от лицезрения всего этого в действии! – Передвигался вдоль стены, не задействуя при том ни единой мышцы своего тела, будто скользя по тонкому слою льда, искренне ликовавший жеребец. – Только здесь, проникшись атмосферой чистого и ни к чему не обязывающего безумия, любой желающий способен постичь, что такое настоящее веселье! [VIRTUAL INSANITY] – Так я назвал этот рай!
Не в силах оторвать свой увлечённый взгляд от виртуозных пируэтов жеребца, во время которых тот был способен не только сохранять идеальное равновесие, но и грамотно вести красноречивый диалог, Лайт так и сидела с отвисшей до пола челюстью. И лишь финальные слова её собеседника, выделившиеся на фоне шедших ранее особой повышено-пафосной интонацией, вернули кобылку в строй. Резко спрыгнув на пол, нахмурившаяся Дэйлайт гневно выпалила в сторону выделывавшегося перед ней пациента:
— Слушай меня внимательно, танцовщик! У меня нет времени на твои игры, поэтому сейчас же заканчивай своё шоу, пока я не закончила его за тебя! – приподняв подол своего платья, пригрозила суровый врач, готовая начать действовать в случае ожидаемого от оппонента отказа.
— А вы уверены, что ваша миролюбивая коллега одобрит применение насилия? – будто читая мысли своей собеседницы, воззвал к её совести жеребец.
Полностью уверенная в своей грядущей победе, не поддававшаяся ранее ни на какие жёсткие провокации больного, единорожка внезапно застыла на месте, не ожидавшая, что главным козырем неказистого оппонента станет знание им её чувства долга перед Прудэнс.
Два доведённых до критической точки противника стояли друг напротив друга, готовые исполнить задуманное. И, каким бы то ни казалось странным, роли их обернулись: спокойствие оказалось на стороне пациента – врач же была вынуждена бороться с обуревающим душу гневом.
— Ну же, мисс, — блеснув сверкающей улыбкой, провёл попытку провокации жеребец, — не вы ли грозились окончить моё «шоу»? Я весь во внимании!
— Ах ты падаль! – ловко вытянув магией из кобуры под платьем семизарядный револьвер «Smooth&Wessel», Лайт молниеносно произвела шесть выстрелов, прицелившись в ноги оппоненту.
БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ!
— Честно, я не знаю, как на это отреагирует мисс Диар Прудэнс… Но зато я точно знаю, что это не твоё дело, Филдс! Самодовольный ты Ащеул[12]! – пригладив копытом опавшую на морду гриву, Лайт произвела из своего поистине мощного и деликатно украшенного металлическими узорами розы револьвера финальный выстрел, со злости направив пулю в зону коленной чашечки.
— Ах, мисс, а ведь если бы вы были внимательней к моим словам, то ваша обойма осталась бы при вас! – не только оставшийся на ногах, но и, к величайшему удивлению Лайт, остановивший град пуль ремнями смирительной рубашки, бодро отчитал ту оппонент. – Знаете, а ведь содержание качественной пушки стоит немалых средств. Мне вас почти что жаль, мисс, – вытянув копыта со свисающими ремнями вперёд, хозяин этой загадочной комнаты, облизывая в тот момент горячую поверхность одной из пуль кончиком языка, развернул всю атаку ей же в лоб. – И я был бы готов простить вас, если бы не одно «но»!.. Последним выстрелом вы намеренно постарались сделать мне больно. Однако не бойтесь: благодаря моему несравненному [VIRTUAL INSANITY] мне даже не придётся мстить самостоятельно! – на этом моменте пули мистера Филдса опасно задёргались в воздухе, медленно начав своё движение к центральной части широкого лба Лайт. – Я просто заставлю этот объект двинуться в обратном направлении!
Впервые за долгое время Твитчинг Дэйлайт была действительно напугана – на её лбу выступил холодный пот, зрачки ужались до крохотных точек, а копыта задёргались так, будто она снова начала увлекаться алкоголем. Видя приближавшиеся к её лику семь смертельных снарядов, стремительно набиравших скорость, кобылка не нашла лучшего выхода, чем ринуться им навстречу:
— ФИЛДС! – Закрыв оппоненту обзор крупным корпусом выброшенного в воздух револьвера, кобыла сбила шесть пуль в один стремительный хук справа, как только те оказались в зоне досягаемости её магии. – Выпусти нас отсюда, дискорд тебя побери! – только и успела промолвить Лайт, как финальная – седьмая – пуля незаметно достигла её мордашки, прострелив цеплявшемуся за жизнь врачу правую щеку и вылетев из затылка. Как это ни удивительно, но Лайт вовсе не поникла духом от кровавых увечий, а лишь сильнее завелась, стоя в трёх метрах от противника, готового ускользнуть в любой момент.
— Мисс Лайт! Прошу! Успокойтесь! – послышался откуда-то извне невероятно тёплый и до ужаса знакомый голос. Это была Прудэнс. – Мисс Лайт, прошу, не прибегайте к насилию! Вы ведь сами говорили мне, что «он сведён с ума тоской». Но мне думается, что в этом по большей части как-то замешан зачарованный камушек, а сам бедняга вовсе не причём! Сделайте правильный выбор. Я ведь знаю вас: в душе вы самая добрая пони, которую я встречала за последние годы! – после этого вдали ещё были слышны отголоски кобылки, отчаянно пытавшейся помочь ситуации, но лишь эти несколько фраз ей удалось расслышать чётко.
— Мистер Стробэрри Филдс, — после минутного затишья, разобравшись в своих чувствах и мыслях, спокойно обратилась к застывшему на месте оппоненту Лайт, — могу ли я спросить вас…. О вашей супруге, Элеанор Ригби? – вовремя найдя подходящие слова, сделала шаг вперёд истекающая кровью кобылка.
— Что за вздор?! – притянув к себе пару увесистых диванов, готовых раздавить лишённого сил и сующего нос не в своё дело врача, с дрожью в глазах удивился жеребец. – Откуда вы можете знать мою покойную супругу?!
— Я читала вашу автобиографию, — слукавила Лайт, вспоминая про себя, как Прудэнс заставила её обратить внимание на, казалось бы, незначительные части биографии пациента. – Как я поняла, вы были неразлучны, — Лайт выждала паузу, а затем сделала шаг вперёд, потупив головой в пол. – Мои соболезнования.
Погружённый в себя, жеребец и не заметил, как его контроль над этим местом начал ослабевать. Но ему было всё равно. В этот момент его волновала другая пони, и это была не Лайт:
— Что вы прочли о ней? – с подступившей к глазам влагой сухо уточнил Филдс.
— Вы обожали её больше всего на свете. Вы писали, что «обворожительнее, добродушнее и просто прекрасней неё вы уже никого не найдёте», — процитировала записанный на копыте на случай дипломатической беседы отрывок биографии жеребца. Прудэнс будто нутром чуяла, что всё пойдёт наперекосяк.
Пустив скупую кольтову[13] слезу, душевнобольной пони с прекрасным и заслуживающим уважения прошлым перестал следить за положением своей собеседницы, начав задушевный разговор:
— Она была моим лучиком надежды. Я объездил всю Эквестрию с Севера до Юга, но лишь с ней, я впервые смог почувствовать себя искренне счастливым. Элеанор была столь же образована и умна, сколь столичные снобы, но, в отличии от них, она имела прекрасную, полную жизни душу, — пустив ещё одну слезу, опустился на пол, поникший пони. – Она знала, что значит «любить всем сердцем», и каждый день нашей совместной жизни мы проживали так насыщено, будто он был последним. Здесь, здесь мы бы прожили прекрасную жизнь.
— Я, правда, сочувствую вашей потере, мистер Филдс, — не в силах более держаться на плаву, сказала Лайт, подойдя вплотную к забинтованному телу, обвязанному ремнями в окружении диванов: всё посреди странного тусклого освещения. – Прошу, позвольте помочь вам: встаньте.
На удивление покладисто для того, кто ещё пару минут назад стремился безжалостно прикончить своего оппонента градом пуль, жеребец поднялся, смотря на высокую кобылу грустными полуприкрытыми глазами.
— Наверняка, и прыгая в окно, вы вовсе не забыли, что не сможете полететь, — намекая на проваленную попытку самоубийства, заключила Лайт. – Но разве мисс Элеанор была бы рада вашей смерти? Думаете, если бы вы удачно наложили на себя копыта, вы бы были счастливы с ней на том свете? – потупив в голову в пол, жеребец тяжко вздохнул, осознав глупость своего поступка, после чего врач ответила за него. – Вот и я не думаю, мистер Стробэрри Филдс. А теперь, если вы будете столь добры, выведите нас из вашего загадочного [VIRTUAL INSANITY], чтобы я могла избавить вас хотя бы от физической боли в реальном мире.
— Эм… Я-я не знаю, как прекратить это по желанию, - неловко запнувшись, признался хозяин этой чудной комнаты, пол, стены и прочие объекты в которой до сих пор шатались туда и обратно по велению копыт жеребца. – В последнее время я просто проводил здесь свой досуг, ожидая того момента, когда медсестра принесёт мне снотворное…. Затем просыпался уже в постели, — покраснел смущённый Филдс.
Рог Лайт воссиял пурпурным светом, тихо материализовав близ неё телекинетическое полупрозрачное копыто, готовое к атаке. Даже не спрашивая на то разрешения, бесстрашная кобыла резко вырвала опал из груди пегаса прямо с оборачивавшими тот бинтами. Заложив увесистый камень на фронтальную часть своего мощного ударного копыта и лизнув стекавшую с щеки кровь, Лайт, ухмыльнувшись, уверенно ответила:
— Ну что же, — не дав своему собеседнику ни секунды, чтобы понять, что его оборону из двигающихся предметов ловко обошли, единорожка занесла за своё плечо её самый точно попадающий в цель снаряд, сиявший блеском пурпура. – В таком случае, с вашего позволения, я покажу, как следует это делать . – и кобылка сполна насладилась положенным ей по справедливости старым добрым мордобоем.
БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ
БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ
БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ-БАЦ
— Voilà[14]!– оказавшись вне загадочной комнаты, нежно пророкотала кобылка. – Так, это я заберу! — отобрала уже реальный драгоценный камень у выглядевшего усталым, но зато не побитого пегаса Твитчинг Дэйлайт. – Мисс Прудэнс, если вас не затруднит, уничтожьте это зло как можно скорее: оно затуманило бедняге мозги. Думает, мол, у него жена погибла, несмотря на то, что именно она его и положила в нашу больницу неделю назад!.. Я пока проведу операцию, — взяв в телекинетическую хватку необходимые инструменты, хорошенько отдышалась Лайт. – Ах да, пока я не забыла: вам известно, что это за чудное место такое было, в которое нас занесло? Ну, то есть… Вы ведь смогли обратиться ко мне, выходит, какой-никакой, но информацией владеете. Или же нет? Селестия милостивая, после операции как следует отужинаю.
Мисс Прудэнс, прикусившая от счастья свою губу, стояла прямо перед своей пациенткой, наблюдая за тем, как фамильный камушек той тускло сверкнул светло-лавандовым цветом. Гордая за единорожку, преодолевшую на своём первом испытании обуревавший душу гнев, земная пони была готова запищать от радости, как мышка, но, получив уместный вопрос, была вынуждена разъяснить ситуацию:
— Мисс Лайт, вы только что были в Сете мистера Филдса, — гордо выставив напоказ свой искрящийся голубоватым сиянием агат, начала краткое введение в суть Прудэнс. – Сет – это материальное отображение духовной сущности пони в виде архитектурного…
— Стоп, стоп, стоп! – поспешила прервать повествование Лайт. — Если это какая-то длинная история, то лучше сохранить её для ужина. Операция — не забыли? Займитесь пока камнем.
— А, это ты, нахальная пегаска, – устало произнесла Лайт. — Что же, ты как раз вовремя: сыворотку для анестезии сюда — окажете мне помощь в операции.
Резко раскрыв врачебную сумку, медсестра ловко достала все необходимое для скорейшей помощи в спасении очередного бедняги, подкошенного серпом судьбы.
[1] Super, bébé! (фр.) – Великолепно, детка!
[2] Бизарный (bisarre) — Странный в жарг. петиметров и щеголих
[3] Менди - роспись по телу хной
[4] С'est incroyablement honteux (фр.) – Это невероятно постыдно
[5] Здесь и далее – приверженцы философии «Гармонии» (Гармоничное сочетании элементов учения «Розы» и «Стали»)
[6] (англ. ) Виртуальное Безумие
[7] (англ. Snob) Претензия на высокую интеллектуальность, изысканный вкус или авторитетность в какой-то области, и при этом надменное отношение к тем, кто якобы лишён этих достоинств.
[8] В дворянском обществе: избранный круг, высшее общество.
[9] Учение, согласно которому удовольствие является высшим благом и смыслом жизни.
[10]В древнегреческой мифологии: Нарцисс — сын Эндимиона и Селены, ставший символом юношеской гордыни и самовлюбленности.
[11] Имя пациента, Strawberry Fields, дословно переводится как «Клубничные Поля».
[12] (Устар. Разг. ) Пересмешник, зубоскал.
[13] Здесь – аналог человеческого «пустил скупую мужскую слезу»
[14] (Фр.) Вот / Вот так вот!