На глазок

Тирек вернулся, и в этот раз ничто не смогло остановить его. Элементы гармонии повержены, Дерево Гармонии выкорчевано, заклинания оказались бесполезным. Лишь вопрос времени, когда он найдет аликорнов и все будет потеряно. Никто не был готов к тому, что произошло дальше.

Человеки Флари Харт Тирек

Твайлайт Спаркл и упражнения

Став принцессой, Твайлайт решила на практике воплотить поговорку "В здоровом теле - здоровый ум". Здоровый ум (преимущественно) у нее есть, но из-за многих лет сидения в окружении книг над "Здоровым телом" надо поработать. К счастью, у нее есть спортивная подруга.

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл

Затмение.За барьером

Добрый, радужный и дружбомагичный мир ушёл почти четыре века назад в забытие. Что теперь осталось от него? Осколки как от разбитого зеркала, которые образовали множество новых зеркал, как приятных, так и губительных. Я - пегаска, простая пегаска, которая расскажет вам свою историю, похожую на водоворот и каскад событий

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Другие пони

Огонь в моём сердце

Я чувствую это всякий раз, когда я вижу её. Всякий раз, когда я смотрю в её изумрудные глаза. Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного к другой пони. Что это? Это любовь?

Рэйнбоу Дэш Эплджек

Fallout: Equestria. Параллельность

Дэниэл Эванс, он же Курьер, он же Одинокий Странник, прошёл множество приключений, боёв, испытаний, взлётов и падений. Дважды выживал после смерти, видимо, ему сопутствует удача и он ею всячески пользуется. Попасть в параллельную пустошь, населённую разноцветными пони, которых постигла та же судьба, что и человечество? Вот так везение на пятую точку нашего авантюриста. Найдёт ли наш Странник дорогу домой в «Куполе»? И узнает ли Дэниэл в другой, в каком-то смысле родной пустоши что-то новое?

ОС - пони Человеки

Актёр

Гонение отовсюду...презрение...ненависть - это всё что встречает Великая и Могучая, куда бы она не пришла.

Трикси, Великая и Могучая Другие пони

На краю

История о судьбе ветерана Великой войны...

ОС - пони

Звездолёт Понивиль: Мистическая Акустика

После гражданской войны эквестрийские учёные и инженеры, по всему миру показывают небывалые технологические достижения, такие как способность земных пони и пегасов использовать магию. Однако неустойчивость Эквестрии и кризис перенаселения еще больше угрожают процветанию цивилизации. Чтобы найти решение мировой дилеммы, Селестия и Твайлайт разрабатывают секретный исследовательский проект, известный как «Звездолет Понивилль 327000». Его цель: запустить сотни солдат и ученых в самые далекие уголки космоса, чтобы открыть другие обитаемые миры. Посреди всего этого рождается новый отважный герой, несущий с собой еще большую угрозу.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна ОС - пони

Провалившаяся месть Трикси или Что скрывает под хвостом Твайлайт

После того как Твайлайт победила Урсу, Трикси была вынуждена с позором покинуть Понивилль и спрятаться на окраине Вечнодикого леса, где она скрывалась от других пони вместе со своим ручным кокатрисом, ведя незаметный образ жизни и мечтая отомстить Твайлайт за нанесенное ею оскорбление. И такая возможность вскоре появилась, когда Твайлайт решила сходить в гости к Зекоре за своим любимым чаем.

Твайлайт Спаркл Спайк Трикси, Великая и Могучая Другие пони

Чудо примиряющего очага

Продолжение истории "От рассвета до рассвета" и "Первого снега". Завидуя "режиссёрскому" таланту сестёр-принцесс, Дискорд взялся ставить свой собственный спектакль в Ночь Согревающего Очага. Но даже он не мог представить, во что в конечном итоге выльется его маленькая комедия...

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Трикси, Великая и Могучая ОС - пони Дискорд Король Сомбра

Автор рисунка: aJVL

Алый Солнечный Свет - Том I: Расслабься / Scarlet Sunlight Vol. I: Relax, Take it Easy

Глава V MAGIC SOUND

ГЛАВА V. MAGIC SOUND

Дом мисс Диар Прудэнс. Раннее утро. До пробуждающей звонкой трели будильника остаётся около часа. Утомлённое тельце, распластавшись на широкой постели, мирно нежится, погружённое в грёзы сладких сновидений. Изредка подрагивающие копытца, освещаемые лучами восходящего солнца, только-только выглянувшего из-за серости грозных тучек, небрежно сдвигают одеяло кобылки к краю постели: должно быть, усталость минувшей ночи, полной напряжённых моментов, сказывается на душевном состоянии бедняжки.

Обыкновенный маленький дом с крупной соломенной крышей, не самыми толстыми несущими стенами, судя по не самому прочному виду, вылитыми из декоративного ячеистого бетона, служил земной пони верой и правдой в качестве жилья на протяжении уже двух лет. Внешняя отделка здания, в простоте которой не могло остаться ни единого сомнения ещё на самом подходе, действительно не отличалась особенной вычурность: одни лишь голые серые стенки с узенькими оконными проёмами, изредка дополнявшиеся узорами стелящейся от сада вьющейся виноградной лозой. Однако отнестись подобным осуждающим образом к возвышавшемуся близ здания живому саду, что, казалось, был окружён опекой и заботой с каждой его стороны, атмосфера безмятежного уединения никак не позволяла. Декоративные кустики, выстриженные хозяйкой сего двора в форму вытянутых к небу миниатюрных шариков, пышные соцветия природных букетов пурпурных фиалок, алые розы, ограждённые каменной кладкой – несомненно, любой, даже самый блеклый на фоне остальных, элемент миниатюрного садика, был способен завлечь собой внимание каждого праздно щеголявшего вдоль скупой на изыски улицы зеваки.

Близ постели низенького психолога, ровно как и во всём прочем пространстве дома высокоорганизованной особы, всё располагалось строго правильно, будто бы на продажу. Деревянный столик по правому бочку спящей леди, собирая на себе светлые лучи в ранние часы только вступившего в свои обязанности нового дня, был не просто вычищен: чрезмерно повёрнутая на идеализации результатов своего труда Прудэнс чаще, чем следовало бы, применяла на нём полироль, дабы тот, подобно любому иному элементу дубовой мебели в доме, мог блистать от одного лишь попадания на него блеклого солнечного зайчика. Пожалуй, не менее примечательным атрибутом рассматриваемой спальни можно было посчитать тёплый и на удивление мягкий, несмотря на кажущуюся грубость фактуры, коврик, что, вытянувшись вдоль кровати, каждое утро обеспечивал свою хозяйку всеми необходимыми условиями, дабы та могла начать день с нужного копыта.

— Доброе утро, мисс Прудэнс, — безо всяких зазрений совести вторгшись в спальню своей коллеги через приоткрытое окно, Твитчинг Дэйлайт поздоровалась с погружённым в глубокий сон, еле подёргивающимся телом, что в ответ на приветствие лишь отвернулось прочь от источника шума. – Мисс Прудэнс, я надеюсь, вы помните о нашем важном деле, не так ли? – склонившись над постелью, серьёзно прошептала в знак напоминания на полуприкрытое ушко отдыхавшей земной пони спокойная единорожка.

— Ммм, ещё пять минуточек, — подобно тому, как она привыкла оправдывать подобное в годы студенческой жизни, нежно пропищала в свою защиту свернувшаяся калачиком пони, укромнее накрывшись тёплым одеялком.

— «Пять минуточек»? – закатив глаза, демонстративно передразнила спящую пони серьёзно настроенная гостья. — Так. Ладно, с меня хватит, — срочно выкарабкавшись на улицу, многозначно произнесла слегка раздражённая Лайт, оказавшись в зоне пышного сада.


«Нет, что вы, дорогой мой…. Это вы самый добрый зверёк в долине, мистер Пушистик!» — неразборчиво бормотала про себя сквозь пелену глубоких сновидений соня-психолог, видевший в проекциях своего подсознания нечто чрезмерно милое и дружелюбное. Во всяком случае, те коротенькие цитаты, что неосознанно вырывались из её милой головушки наружу, составляли о грёзах кобылки именно такое впечатление.

— Мисс Прудэнс, к сожалению, ваши пять минут прошли пять минут назад, — спокойно произнесла понимающая ситуацию и потому выждавшая даже сверх должного времени гостья, еле сдерживавшая в себе позывы громкого смеха, возраставшие в своей концентрированности с каждым непроизвольным бормотанием сонной хозяйки. – Вы сами поставили себе должные условия, потому не обижайтесь – потом ещё, небось, благодарствовать будете ближе к полудню, — издав короткий смешок, порассуждала про себя отходившая от постели ободрённая своей затеей единорожка, замыслившая осуществление хитрого плана. – Доброе утро, мисс Прудэнс! – скинув на постель ни о чём не подозревавшей сони внушительный объем холодной колодезной воды из дубового ведра, предусмотрительно занесённого на место пурпурной аурой единорожьего телекинеза, Дэйлайт, прокашлявшись, повторила свои слова приветствия, на сей раз звучавшие отчасти маниакально, подскочившей до потолка хозяйке дома.

— ВЫ В СВОЁМ УМЕ, МИСС ДЭЙЛАЙТ?! – зацепившись за обод потолочной люстры, подобно обмокшей кошечке, ищущей спасение от влаги нестерпимых водных процедур, прокричала на свою пациентку до ужаса испуганная кобылка, зрачки которой, мягко говоря, ужались до размера двух маленьких бусинок.

— Да, — спокойно ответила ухмыльнувшаяся единорожка, издав коротенький смешок, после чего в саркастическом ключе незамедлительно пояснила для собеседницы комедийную составляющую ситуации. – А люстры для вас, я так понимаю, выступают неким латентным фетишом, коль вы в любой удобной ситуации стремитесь обнять их всеми имеющимися копытами?

— Очень смешно, мисс Лайт! – румяно покраснев от столь глупой подколки своей гостьи, за счёт моральной неуместности к тону происходящего показавшейся обеим гениальной, раздражённо ответила мокрая от ушек до кончика хвоста Прудэнс. – Да, доброе утро…. Было, пока вы не заявились! К чему, прошу простить, столь экстренная необходимость меня рано будить?

— А вы, должно быть, забыли, какой сегодня день, не так ли, мисс Прудэнс? – гордо блеснув пред чутким взором пробуждавшейся пони, активно потиравшей ослабленными копытцами мокрые глазки, своим новым обличием, жирно намекнула повеселевшая единорожка, укрывая свою коллегу мягким полотенцем – может «мистер Пушистик» вам напомнит?

Впервые за всё то короткое, но полное интересных событий время, что Прудэнс имела честь провести со своей экстравагантной во многих аспектах жизни пациенткой, она увидела ту в ином облачении, кардинально отличавшемся в своём стиле от строгости врачебного халата, однако остававшегося верным революционным взглядам касательно моды своего придирчивого в этих вопросах владельца. Широкая фетровая шляпа угольного цвета, украшенная полупрозрачной пурпурной сеточкой мелкой ячеистости, с вплетённой в неё цветком бурой лилии была первым, что бросалось в глаза иному прохожему при взгляде на прогулочное летнее платье статной особы. Менее примечательным элементом костюма, несмотря, однако, на его значимость для общей композиции, являлось само платье: наиболее узкое, нежели рабочая униформа, оно прекрасно подчёркивало великолепие фигуры своего владельца. Белое, с широкими, плотно прилегавшими к телу рукавами, оканчивавшимися блистающими фиолетовыми запонками, оно, не желая предавать традиционные устои принципиальной Лайт, располагало на себе несколько изображений бессменного символа медицины – красного креста. Заместо великолепного белоснежного тканевого колье, располагавшего на себе мерцавший яркими искрами пурпурный опал, на шее единорожки красовался лазурно-голубой платок, в контраст расцветке её золотистой шёрстки. Еле приметные рабочие накопытники передали почётное место высоким серебристым туфлям, смотревшимся на окончании копыт весьма грациозно. И наконец, последним, но не по значению, штрихом сего новоприобретённого повседневного наряда выступил плотный, полосатый и слегка искомканный лёгкий пояс, соединявший узкий кружевной перед платья с широкой и пышной вьющейся тыловой стороной, что, помимо всего прочего, располагал на себе череду изображений всё тех же алых крестиков.

Элегантно закружившись вокруг себя на вытянутом заднем копытце близ Прудэнс, в очередной раз прикусившей нижнюю губу, Лайт, дружелюбно подмигнув, обратилась к удивлённой собеседнице:

— Мисс Прудэнс,  по моему скромному мнению, вам следовало бы поскорее отучить себя от этой вашей вредной привычки: ваша мордашка из-за неё порой выглядит крайне неоднозначно.

— Ох, прошу простить, мисс Лайт, — коснувшись копытом кончика своих губок, удивлённо произнесла земная пони. – В последнее время сама не замечаю за собой того, — облизнув сухой ротик, вернулась к обсуждению основной темы психолог. – Так, выходит, у нас некое особенное дело, не так ли?

— Абсолютно верно, мисс Прудэнс, я восхищена вашей проницательностью! – уже в который раз ответила в саркастическом ключе нетерпеливая единорожка, улыбаясь во всю ширь мордашки да указывая рядком материализованных рядом с ней телекинетических стрелок на яркие элементы её прогулочного наряда.


— Мисс Лайт, — лениво и тихо пропищала уставшая Прудэнс, зевнув, — куда мы идём? Вы уже в течение получаса водите нас вдоль продовольственного района города, не заходя ни в одно здание!

— Место нашего назначения станет для вас сюрпризом, мисс Прудэнс. Ибо нечего память дырявить лишний раз, забывчивая вы моя! – тихонько усмехнувшись, бодро ответила Лайт, заходя в булочную.

Центральный район города. Полупустынные холодные улицы, замощённые гладким декоративным булыжником самых разнообразных оттенков серого, еле подсвеченные тусклым сиянием облачного неба, первыми встречают здесь прохожих, завораживая своей красотой, что на фоне дешевизны и безвкусицы стиля прочих районов кажется шедевром архитектуры, достойным самой столицы. Редко высаженные меж зданий ветвистые платаны натуральным органическим заборчиком ограждают территорию, придавая серости классической архитектуры толику природной живости. Стоит углубиться внутрь культурно-экономического сердца города глубже, и, одаривая ароматом свежей выпечки, вас встретит булочная «Le Festin[1]» — компактное одноэтажное здание, столики  которого, как изнутри, так и снаружи, вечно заняты утопающими в гастрономическом блаженстве довольными посетителями. Чуть поодаль, по соседству, дополняя образ места, в коем досуг проводится с чувством высокого духовного просветления, гармонично смотрится трёхэтажное здание с деревянными колоннами, первая городская библиотека, в окнах которой, поглощённые затягивающим с головой творчеством именитых писателей, преисполняются в своём познании действительности  дамы и господа самых разных возрастов.

Великолепные передвижные ларьки с  эксклюзивным товаром: вычурными экзотическими ковриками, заграничным алкоголем, вырезанными столичными мастерами своего дела курительными трубками, деликатесами далёкого севера – надолго здесь не останавливались. Заместо них на открытых пространствах площади обыкновенно можно было узреть хлипкие  продуктовые лавки,  полные произведённого в условиях домашнего комфорта товаров: овощи и фрукты, реже – ягоды, деревянные сувенирные поделки для туристов и жеребяток и прочие простые прелести не столь индустриализованной глубинки страны. Но, несомненно, самым отличительным элементом данного сегмента города была музыка. Всюду, рассматриваете ли вы медные бюсты основателей подле фонтана в центре площади или же беззаботно расхаживаете по самому краю тротуарной плитки, прижимаясь к крайним магазинчикам, вас встречает энергичный поток классической джазовой музыки, доносящийся изо всех щелей, полный помех и не самых приятных уху посторонних шумов.

— Мисс Лайт, так вы всего-то в знак признательности решили пригласить меня на завтрак в булошную? – следуя за своей коллегой и одновременно с тем отстукивая по паркетному покрытию пола ритм разносимой по всему залу мелодии, спокойно спросила Прудэнс. – Ох, вам, правда, не стоило….

— Не нужно тешить себя сладкими мечтами на пустом месте, Мисс Прудэнс, — вызвав звонкой трелью звоночка запропастившегося продавца, спокойно ответила возбуждённой свободным танцем собеседнице ухмыльнувшаяся единорожка, — пока что это не для вас.

«Протянем в небо мы канат,
Поднявшись, прикоснёмся к звёздам.
Любовный дивный аромат
Наполнит ночь отрады чувством,
И ноты скрипки месяц лунный
Протянет нам, ведь мы с тобой».

«Оставь свои заботы на часок:
Не так уж трудно отдаваться ритму,
Плывя, подобно грёзному круизу,
Уйду на лучшей жизни островок»

 

— Мисс Прудэнс, не подскажите, кто исполняет сие культурное недоразумение? – невольно вслушавшись в текст песни в ожидании обслуживания, раздражённо спросила смущённая Лайт, глядя на низенькую танцовщицу близ себя.

— Стэрвей Стар, если я не ошибаюсь, — не в силах остановиться, продолжила смущать свою коллегу кобылка, на которую был направлен каждый второй взгляд в заполненной до отказа булочной.

« Да уж…. Если уж даже в наш век возрождения высоких философских школ творцы массовой культуры позволяют себе столь слащаво романтизировать любовь, то мои полномочия – всё!» — думала про себя поражённая вульгарностью строк пони, спрятав побагровевшую мордашку под шляпу: «Надеюсь, это временное: общество развивается. Да и, в конце концов, не могут на протяжении нескольких сотен лет петь про одно и то же! Должно быть какое-никакое творческое разнообразие». «Однако, и Прудэнс можно понять», — поймав себя на невольном покачивании головой в ритм песне, слегка переосмыслила сказанное Дэйлайт: «Эти джазовые музыканты определённо знают толк в том, как заставить тебя пуститься в пляс».

— Доброе утро, мисс, и добро пожаловать в лучшую, и по, кхе, совместительству, кхе, единственную, булочную в городе – «Le Festin»! – учтиво поклонившись суровой даме по другую  сторону прилавка, поприветствовал клиентов молодой и полный энергии жеребчик со знатными закрученными усами. – Чем я могу быть вам полезен?

— Десять упаковок шоколадных маффинов, пожалуйста, — небрежно закинув на прилавок увесистый мешок со звенящими монетами, серьёзно произнесла Лайт, после чего, узрев закономерное удивление новенького продавца, добавила. – И ещё десять сверху, но на сей раз с ягодками.


Магазин сувениров, безделушек и плюшевых игрушек, без тридцати минут восемь.

— Мисс Лайт, я никак понять не могу, что же на вас сегодня такое нашло? – глядя на обилие зависших в воздухе по воле единорожки  разноцветных плюшевых мишек,  поинтересовалась психолог всё больше погружавшаяся в глубокие раздумья.

— Терпение, мисс Прудэнс, терпение, — выжидая выписки долгожданного чека, добродушно ответила занятая единорожка, доставая из-под подола платья второй мешок золотых монет и закидывая тот на прилавок. – Помните: вы, несмотря на данное  обещание, потратили моё время этим утром, и, выходит, должны понести за то должное наказание.

— Но мисс Лайт! – недовольно пропищала земная пони, посмотрев на собеседницу мокрыми глазками.

— Никаких «мисс Лайт», — сурово отчеканила особа, окончив расплачиваться с дотошной до чеков и росписей продавщицей. – Скоро сами всё увидите, с десяток минуток подождите – и будет вам счастье, — дополнила свой краткий ответ единорожка, выходя из здания с несколькими сумками, полными милых игрушек, пока недовольная кобылка близ неё лишь показательно фыркала.


Западные районы города. По неровной ухабистой тропе из крупного камня, стараясь не отвлекаться на чарующее своим разнообразием форм и цветов природное окружение, бок о бок стремительно двигаются к своей цели две леди в окружении низеньких соломенных зданий.

— Ну ладно, коль вы так интригуете, мисс Лайт, хотя бы подтвердите мою догадку: вы, должно быть, закупили все эти игрушки для жеребят…. Причём для пятерых, как минимум, не так ли? – воссияв яркой улыбкой, уверенно озвучила своё более чем обоснованное предположение земная пони, провожая взглядом утекавший вдаль ручеёк, сопровождавший внимательную пони на протяжении последних пяти минут.

— А вы проницательны, дорогая моя, — усмехнувшись, добродушно подтвердила догадку своей собеседницы смотревшая вдаль Лайт. – Но, как бы вы ни старались, исчерпывающую информацию получите лишь на месте, ха! – ненадолго развернувшись головой на восток, ободрённо окончила краткий ответ серьёзно настроенная особа, мельком взглянув на возвышавшийся над всеми зданиями, видневшийся даже с противоположной стороны города особняк господина Рича, шпили которого, казалось, отражали свет не хуже куполов столичных башен.

Впрочем, бойкот, объявленный ведущей пони, не вызвал у Прудэнс негативных эмоций: до заветной цели оставалось всего ничего, к тому же изумрудно-розовое окружение, со всеми его ветвистыми деревьями и собраниями полутораметровых камней, натуральным великолепием гармонии природного хаоса нехило способствовало тому, чтобы эти минуты промчались незаметно.


  — Ну и что это за место, мисс Лайт? – войдя внутрь крупного двухэтажного здания с несколькими корпусами, произнесла Прудэнс, явно сбитая с толку серой тоской главного гостевого холла, единственным украшением которого была привинченная к потолку ржавая полуразбитая люстра.

— Мисс Прудэнс, вот вам полезный совет на жизнь: никогда не задавайте лишних вопросов, пока не ознакомитесь с делом полностью. В противном случае придётся краснеть за глупость сказанных не в тему слов, — по-дружески упрекнула свою собеседницу Лайт, сделав пару шагов вперед и обратившись в диалоговое окно, пригнувшись близ инкрустированного внутрь еле искрившего пурпурным блеском переговорного самоцвета.

Скромно расхаживая по просторному залу ожидания, Прудэнс изо всех сил пыталась разглядеть в мёртвой примитивности окружения намёки на принадлежность этого социального учреждения к известным ей общественным домам. К глубочайшему сожалению детектива-психолога, будто бы назло, подсказками это помещение не располагало: серо-белая потрескавшаяся плитка, грязные голые стены, в уголках которых виднелись скопления белёсой паутины, пара не самых устойчивых деревянных стульев, приставленных от греха подальше в самый угол зала и, подобно вишенке на торте,        та самая люстра, во всех красках встречающая гостей – всё это не просто не подталкивало вошедшую особу к нужным мыслям. Сие многообразие перерубало их на корню сильнейшим диссонансом, возникавшем в её сознании, стоило ей только сопоставить добрые мягкие игрушки, пряные ароматные сладости и…. Это!  Название дома, как нетрудно догадаться, делу не помогало от слова «совсем», ибо словосочетание «Magic Sound[2]» даже без детального анализа его смысловой нагрузки сразу навевало мысли о тонне различных и в то же время уместных применений.

— М-сисс Лайт, ну вы т-там скоро? – с лёгкой дрожью в голосе спросила побледневшая кобылка, в ушках которой, дребезжа высокочастотными полупризрачными нотками, слышались отголоски нараставших шумов, доносившихся прямиком из-за колыхавшейся несущей стены дома перед Лайт. – М-мне как-то не по с-себе! Т-такое чувство, словно бы в тех и-историях про ф-ф-фантомов!

— Кого-кого? – спокойно уточнила направившаяся мерной поступью в сторону выхода единорожка.

— Ф-фантомы! – нервно сглотнув слюну, ответила напуганная пони, на лбу которой выступил холодный пот.

— Глупости вы говорите, мисс Прудэнс, никаких фантомов не бывает, а на звуки внимания пока не обращайте, — выйдя на свежую травку и поймав мордашкой слепящий лучик солнца, в очередной раз отчитала свою впечатлительную касаемо некоторых вопросов коллегу Лайт. – Помните простую мудрость: не задавайте лишних вопросов, пока не постигнете всю суть непростого дела. И да, насколько мне стало известно из диалога с мистером Беливером, помещение сие нынче отдали под складские нужды, потому и выглядит оно столь заброшено. Потому выдохните, успокойтесь и пойдём, — поправив свою экстравагантную шляпку и прилизав гриву, необычайно заботливо протянула Лайт, — нас ждут, мисс Прудэнс.


Распахнув двойные двери нового гостевого холла, расписанные под стать весёлой и непринуждённой атмосферы, в эти минуты буквально сочившейся из воздуха, Лайт, от нетерпения сделав глубокий вдох, дабы ознаменовать начало приветствия спокойными словами, вошла, спрятав за спину бумажные упаковки с припасёнными для кое-кого презентами, и сказала:

— Привет, мои любимые! – без тени притворства, абсолютно искренне произнесла, будто пропела, Лайт своим голоском, что в ту минуту звучал, на удивление, мягко и нежно.

И каждый жеребёнок в маленьком зале, от мала до велика, тут же радостно заликовал, выбежав навстречу долгожданной посетительнице в летнем платье, настраивавшем толпу на дружелюбную беседу: у особенно чувственных индивидов, что были полны льющийся через край чувств, из глаз даже полились тёплые слёзки душевной радости. Один за другим, юные жеребцы и кобылки (в диапазоне возрастов от пяти до восемнадцати лет) начали высказывать свои тёплые слова благодарности их любимому гостю:

— Ура! Тётушка Лайт пришла!

— Здравствуйте, мисс Лайт! Мы по вам очень скучали!

— Слава Селестии, вы пришли, мисс Лайт…. Уже целых две недели от вас ни слуху, ни духу не было: мы правда волновались.

— Мисс Лайт, как же я счастлив, что вы пришли!

— Тётя Лайт тут! Ура-а-а-а-а!

В ответ на все лестные слова в её адрес, видно, привыкшая к сему единорожка лишь шустро опустилась ниже, подогнув колени, дабы маленькие, низенькие жеребята могли достать до шеи или хотя бы груди высокой особы широкого телосложения.

— Ребятушки-ребятушки, не надо так напирать, прошу вас, а то кое что особенное помнете. – невольно расплывшись в самой довольной и тёплой улыбке, что Прудэнс только видела на мордашке своей пациентки, спросила дама в шляпке, оглядывая столпившихся вокруг неё жеребят, хитро пытавшихся изо всех сил подглядеть внутрь закрытых сумочек, стоило лишь гостье задать провокационный вопрос. – Подглядывать неприлично, Дезмонд! И ты, Молли, дорогуша моя, не лезь за подарочком, пока тётя Лайт не разрешит, хорошо? – нежно отодвинув маленьких непослушных жеребят, которым на вид лет семь отроду, от сумочки, вежливо попросила тех о соблюдении этикета милая гостья, раскрыв содержимое пахнущего шоколадом и выпечкой мешочка прямо перед заинтригованными мордашками детворы. – Обещайте, что не будете торопиться с подарочком, хорошо?

— Да, мисс Лайт, обещаем! – послушно ответили хором, словно по договорённости, большинство жеребят, что были в сознательном возрасте.

— Дайте вы нам уже наши конфетки, ну будьте добры, тётушка! – комедийно выпалил молодой жеребчик, вскочив с дивана, отчего воспитательница, наблюдавшая за всем этим из уголка, не смогла удержаться от смеха, впрочем, как и сама Лайт.

— Ладно-ладно, Пол, хе-хе, убедил, — шумно похрустывая новомодными бумажными обёртками из-под выпечки, пала под влиянием милого голоска единорожка. – Только вот ты немного не угадал, дорогой…. Сегодня вас ждут не конфетки, а…. Маффины! – приложив копыто к сердцу и радостно огласив название самой любимой сладости сироток, начала раздавать непомерно большие для одной персоны подарочки гостья. От отрады за улыбавшихся во всю ширь морды жеребят сердце Лайт глубоко в груди билось столь сильно что, казалось, это почувствовала даже стоявшая позади Прудэнс.


— Ой, ну не торопитесь, ребятушки, обещали же быть послушными, — не в силах по-настоящему рассердиться на озорных жеребят, воззвала к их манерам вежливая единорожка, каменное сердце которой уже как минуту назад безвозвратно расплавилось величия доброты и любви, что, казалось, буквально витали над тобой воздухе. – Йоко! – смущённо поморщившись, обратилась гостья к юной высокой кобылке с ромашкой, вплетённой в короткую гриву. – А ну отдай Джону его вкусняшку! У тебя своя такая же есть!

— Неправда, мисс Лайт, — вытаращившись на упрекающую её взрослую кобылку влажными глазками, защитилась Йоко, потупив голову в пол. – У меня они с ягодками, а у Джона – шоколадные…. А я хочу шоколадку!

Невольно покосившись на фыркавшую юную особу полным сострадания взглядом, Лайт, сделав глубокий вдох и подойдя чуточку ближе к компании, ответила той, взяв её за копытце да вложив в него большой, ароматный и вкусный кексик:

— Дорогая моя Йоко, — прикрыв дёргавшиеся от счастья глазки наполовину, тихонько поучала Лайт, будто бы была кобылке-подростку кровной матерью. – Никогда, повторяю, никогда…. Не волнуйся по пустякам, милая, — указала статная особа на остальную компанию, смирно дожидавшуюся своих оставшихся мешочков с гостинцами. – Видишь? Даже Пол, весь измазанный крошкой, сидит, зарывшись в мешочек, и кушает маффины, наслаждаясь тем, что у него уже есть…. Хе-хе, а он ведь даже не подозревает, что скоро получит ещё один такой, только с ягодками! – залившись звонким смехом, подвела к основной мысли своего совета Лайт, тепло обнявшая свою маленькую знакомую передними копытами. – Всегда дай времени рассудить: будь на месте того, на что хочется сорваться, твой лучший друг, худший враг или даже невкусный маффин, хи-хи! – не сбавляя позитивного настроя, докончила монолог Лайт, выдав смутившейся до румянца крошке её порцию мучного изделия с ягодной начинкой, добавив. – Хотя невкусных маффинов не бывает — это я вам точно говорю!

Спустя пару секунд неловкого молчания, смущённая выжидающими взглядами жеребят, единорожка, укрыв мордашку под широкой шляпой, огласила пред всеми:

— Ну чего же вы ждёте, ребятушки? Скорее проходите в потешную комнату, а я вас через минуточку догоню: тётушке Лайт нужно поговорить с её знакомой, — насильно выставив вперёд ошеломлённое тельце, неловко улыбнувшееся застывшей в не меньшем удивлении толпе, Лайт представила свою коллегу. – Ребята, знакомьтесь, эту добрую мисс зовут Диар Прудэнс, и она сегодня немного побудет с нами, вы не против?

— З-з-здравствуйте, — полностью растерявшись перед широкой толпой незнакомых пони, еле подняв в знак приветствия дёргающееся копыто, с дрожью в голосе поздоровалась кобылка в задрипанном врачебном халате и домашних резиновых тапочках, что на фоне вычурного наряда её собеседницы смотрелся просто нелепо и по-детски.

— Здравствуйте, мисс Пру-уу-дэнс! – в очередной раз, словно бы по договорённости, с кивка воспитательницы, заранее переглядевшись, протянули хором вежливое приветствие почти что все юные кобылки и жеребчики, за исключением одного маленького вечно что-то подозревающего пегаса Пола.

Вылетев вперёд на своих коротеньких, только разработанных утром на зарядке пёрышках, пернатый храбрец гордо занял оборонительную позицию меж занятым диванчиком и новой, неизвестной фигурой, которая и без того была готова в любую минуту упасть в обморок от давления взглядов маленьких и милых мистеров и мисс:

— Тётушка Лайт, а вы нас точно не обманываете? Эта мисс ростом точь-в-точь с нашу старшенькую, Джуд, а взрослые должны быть высокими! – подозрительно задрав голову, юный детектив продолжил, указав копытом прямо на трясшуюся в тревоге мордашку кобылки, которая, судя по всему, уже десять раз пожалела, что пришла на сие мероприятие. – Она просто хочет украсть наши конфетки, мисс Лайт!

— Не конфетки, а маффины, Пол, бубылда[3] ты летучая! – на правах упомянутой в диалоге персоны, тяжело вздохнув и сдув с морды закрывавшую обзор роскошную гриву, поправила раскричавшегося жеребца старшая персона в их компании.

— Да хоть пирожки, Джуд, та сама на неё посмотри: аж вся затряслась – точно что-то скрывает! – заставив их любимую особу в белом платье забыться в неистовстве бесконтрольного смеха, пуще прежнего напугал скромную земную пони Пол. – Но не бойтесь! Пока я с вами, ни одна негодяйка не тронет наши подарки!

Не стоило долго дожидаться разрешения возникшего конфликта: разогнать это комичное недоразумение вызвалась именно та смелая особа, что, по большому счёту, и была ответственна за произошедший на ровном месте сыр-бор:

— Так, Пол, дорогуша, я понимаю, что ты у нас самый ответственный и храбрый, но мисс Прудэнс хорошая пони, а никак не «негодяйка», как ты выразился, — обняв одним копытом трясущийся крохотный врачебный силуэт, добродушно упрекнула маленького рыцаря единорожка. – Так что сейчас же извинись перед вашей гостьей, а иначе накажу, и тебя все весь день бубылдой называть будут!

— Но тётя Лайт, Джуд на меня и так вечно обзывается! – топнув копытцем о пол, возразил недовольный пегас, фыркнув носиком.

— Мне можно, я старшая — показав язык, ехидно улыбнувшись, ответила земная пони, выглянув из-за спинки дивана.

— А Джуд просто в силу своего возраста других слов, наверное, не знает, так что будь к ней снисходительней, дорогуша, — остроумно обернув подколку особенно шутливой кобылочки против неё же самой, ободрила юного кавалера Лайт. – А теперь извинения, мистер Пол!

Замявшись и несколько раз пробубнив про себя эти трудные слова, с красной, словно помидор, мордашкой пегас всё же смог извиниться, после чего побежал к остальным, с мешками маффинов уходящим в потешную комнату, дабы не краснеть ещё больше:

— Пожалуйста, простите меня, мисс Прудэнс, я больше никогда не буду обзываться!

 Дождавшись, когда последний крохотный носик скроется за порогом дверей, ведших в основные залы здания, Лайт произнесла на ушко подуспокоившейся коллеге, издав еле слышимый смешок:

— Хе-хе, уже третий раз, как видимся, обещает…. Зато речь у него явно стала лучше: вам повезло встретить его в добром здравии, мисс Прудэнс. Он у нас жеребчик беспризорный был, вот и привычки старые всплывают порой – «негодяйка» — это, уверяю вас, самое безобидное, что есть в его словарном арсенале бранной речи, хе-хе!


Тем временем снаружи сиротского приюта «Magic Sound», ровно на границе территории, за высоким ограждением, вылитым из не самого прочного бетона, обсыпавшегося на глазах, вглядываясь в раскрытые окна здания, стоял загадочный господин в чёрной одежде, что был весьма хорош собой. Его тонкий угольный плащ, с расположенным рядком вдоль линий складок изумрудными запонками, приковывал внимание, раскачиваясь под влияние лёгкого утреннего бриза, что тем самым приоткрывал вид прохожих на его высокие стёганые ботинки, полные мелких узоров, составленных из контрастирующих оттенков перламутрового цвета. Однако самым узнаваемым элементом вычурно-брутального костюма была, пожалуй, стильная остроносая ковпонька[4] ониксового налива, украшенная по бокам нашивками перекрещенных дуэльных револьверов, с отходящими от них силуэтами густого пара.

— И как таких только земля носит, — презрительно заявил, доставая из кармана плотной куртки трубку, полную горького ароматного табака, Стэндин Стил, от обуревавшего негодования показательно сплюнувший на тротуарный камень близ себя. – Ты только взгляни на эту притворщицу, Би! – кратко прибавил рассерженный пегас, вольготно опёршись спиной и задним копытом о широкую грань бетонной стены, а-ля заправский ловелас, после чего густо задымил, глядя куда-то в небо.

— Ох, сеньор Стил, а вы, как я посмотрю, не можете прожить и дня, не ударяясь в крайности, не так ли? – прильнув близ сурового на вид жеребца, выразилась крылатая красавица, галантно проведшая окончанием мягкого крылышка вдоль его густой чёрной бороды. – На мой взгляд, госпожа сья, независимо от её внутренних мотивов, заботлива; жеребята счастливы – так к чему лишний раз сердиться?

Вежливо, но с холодной, безэмоциональной мордой выслушав слова своего великолепного компаньона в солнечном кружевно-бархатном платье, игравшем даже в тусклом свете лучей ярче любого самоцвета, жеребец грозно ответил, смахнув из трубки образовавшийся пепел:

Ничего ты не понимаешь, кобыла! На кой ты мне такая дурная досталась, спрашивается, — хрипловато прошипел про себя недовольный всем Стил, указав крыльевым жестом на окошко, через которое открывался вид на резвящихся в потешной комнате жеребят. – Не понимаешь ничего – так не сотрясай лишний раз воздух, без тебя тошно.

— Ох, выходит так, сеньор Стил? – саркастично приложив копытце ко лбу, смотря на густо перекрытое облаками небо, придала своему образу щепотку напыщенности, пафоса и драмы леди Лэ′тэт Би. – Ах, сеньор Стил, будьте добры, простите мне, недалёкой, мою выходку, будьте столь великодушны!

— Ну, знаешь, — издав короткий басистый смешок, ответил жеребец, склонив шляпу ближе к морде, — за такое шоу можно и простить…. Особенно тебя,       дорогая моя, — тепло произнёс Стил, вызвав румянец на широких щёчках улыбнувшейся до ушей леди, а затем добавил. – Но это не отменяет того, что в голове у тебя извилина одна, и та от шапки. Ты сама поставь себя на место жеребяток, кобыла ты моя недалёкая: приходит к тебе знатная мамзель, разодетая, как на парад, подачки кидает раз в неделю и уходит.

— Сеньор Стил, повторюсь, — воссев на краешек высокого белёсого ограждения, начала рассудительная пегаска, расправив широкие крылья. – Покуда они счастливы, мне не за что винить эту барышню.

В очередной раз потупив тяжёлую голову в пол, недовольный Стил, ухмыльнувшись, произнёс, не поднимая взгляда:

— Вот потому-то тебе и нужен настоящий кольт, венец творения природы, вроде меня, дорогая моя, ха! Ну, не умеешь ты со своей губчатой кобыльей башкой думать о грядущем дальше пяти минут! – произнёс и тут же оттого повеселел чёрный пернатый мешок негатива. – Какое, по-твоему, у этих жеребят вообще может быть будущее с подобным обращением? Ну, приходит «тётя», сюсюкается с ними часик, ну, дарит мягкие игрушки…. Да у неё этих битсов, хоть крупом жуй! Времени свободного, наверняка, не меньше.

— Зря вы так думаете, сеньор Стил, ох зря — показательно цокнув зубками, упрекнула своего кавалера пегаска, элегантно причесав крылом коротенькую блондинистую гриву. – Да, слухи о «мисс притворстве» по городу разносятся, подобно вирусу, однако, помните, милый сеньор: нет ничего страшнее и вреднее на этом свете, чем сплетни. Я, к примеру, не стала бы столь сильно доверяться мнению болтливых мещан, пока сама лично не увижу полную картину.

— Ах, как же я так тебя забыл спросить, Би! – саркастично выпалил жеребец, топнув копытом о тротуарную каменную кладку. – А тебя, дорогая, никак не волнует, что эта твоя «мисс», которую ты столь усердно защищаешь, зачастую отказывается лечить бедняков? Что она, дискорд бы её побрал, чуть что, по первому приглашению бросает неопытных коллег и на целый день, а то и два, уезжает в особняк этих поганых Ричей по пустякам, лишь бы нажиться, пока простые пони страдают? – сплюнув от негодования на зелёную травку близ ограждения, чуть ли не орал на свою собеседницу суровый ковпонь. – Я одно время с докторами из первой больницы общался, так узнал: она ни то что красивый кабинет себе отгрохала на свои баснословные капиталы, нет. По словам одного её коллеги, «триста тринадцатый» выглядит, скорее, как залы столичных, чтоб её пусто было, усадьб!

— И всё же, — нервно сглотнув слюну, но не потеряв твёрдости во взгляде, перебила грозного собеседника пегаска, — вы не имеете права осуждать её за это. Каждый, будь у него подобная возможность, вгрызался бы в неё всеми зубами, дабы получить себе роскошь, признание, деньги и титул, не скрывайте этого, сеньор Стил!

— Дорогая, — тяжело вздохнув, начал пегас, на морде которого проглядывался еле заметный румянец от стыда за свою собеседницу, которая даже после всего сказанного не прониклась сутью обозначенного вопроса. – у тебя есть одна очень странная особенность: твой милый крохотный ротик просто великолепно красив…. Пока ты его не разеваешь! Так, будь добра, сделай мне одолжение, не встревай, пока я не договорю, — откашлявшись, Стил продолжил. – Суть здесь в том, Би, что должна быть у любого разумного существа честь, чем бы тот ни занимался. На морде же вашей обожаемой мисс я вижу лишь едкое лицемерие, а в якобы добрых поступках её – мерзкое попытку прихорошиться перед негодующей общественностью.


— Мисс Лайт, спасибо большое за кексики и за мишку! Он такой мягенький, спасибо-спасибо! – отпивая из грубой железной кружечки горячий чай, поблагодарила щедрую гостью юная леди, усадив рядом с собой плюшевого розового друга.

— Ой, да не за что, милая…. Ты, главное, кушай, пей чаёк и набирайся сил — после завтрака все пойдём играть на улицу, — лучезарно улыбнувшись, произнесла, точно пропела, оптимистично настроенная особа, зрачки глазок которой тут же расширились, стоило ей услышать радостные возгласы малюток.

И каждый, будто бы кипятком ошпаренный, начал допивать свой ароматный напиток, жадно запихивая в себя крупные остатки мучного изделия, чуть ли не давясь непомерно большими для маленького жеребёнка сладостями. Взглянув на это, Лайт, встрепенувшись, тревожно огласила, встав из-за стола:

— Так, ладно-ладно, ребятушки, не нужно так себя мучать! Докушаете чуточку позже, верно, мисс Лоялти? – обратившись к сидевшей во главе стола мудрой и опытной воспитательнице в годах, попыталась прервать сие безобразие встревоженная кобылка, на что получила одобрительный кивок. – Все выходим в садик, будем играть в салочки! Пока разомнитесь, а я вас через пару минуточек догоню, обещаю!

Потешная комната, выкрашенная и составленная из сочетаний ярких и тёплых цветов, была для маленьких непосед самым приятным местом в обширном здании, далеко не самом богатом на праздничные настроения. Низенький, на восточную манеру, дубовый чайный столик, накрытый тоненькой бежевой скатертью с рисунком розы, занимал треть комнаты, располагаясь в точности меж игровой зоной и выходом, прилегая короткой гранью к несущей стенке. Звуковое сопровождение всякой церемонии, будь то весёлая поучительная игра или же урок хороших манер за столом, обеспечивал проржавевший до самого  основания, но игравший музыку, на удивление, терпимо граммофон в углу комнаты, бессменное трио коротеньких мелодий которого знал каждый, кто имел возможность просидеть в комнатке хотя бы часик. Что касаемо аромата, сомнений на его счёт возникнуть не могло ни у кого: некое сочетание засушливости книг городской библиотеки в летний день вкупе со свежестью яркого букета местного цветочного сада завораживало – стоило сделать лишь один глоток этого необыкновенно странного амбре[5], как обворожительность его ноток уже завладевала твоим очарованным сознанием. На то потешная комната и считалась совершенным в своей комфортабельности местом для принятия важных гостей и проведения в ней досуга юными непоседами, кто, помимо релаксационных чайных церемоний, мог увлечённо проводить в ней часы, кидаясь друг в друга мягкими мячиками.

— Мисс Прудэнс, можете выдохнуть, — проведя левитированной в пурпуре телекинеза металлической кружкой собеседнице возле её же застывшей в непонимании морды, Лайт вывела ту из ступора, издав короткий смешок. – Честно сказать, я и не представляла, что вы столь сильно сторонитесь новых знакомств: по вам так точно не скажешь.

— Ох, п-простите, мисс Лайт, — нервно выпалив первое, что ей показалось правильным для начала не самого простого объяснения, извинилась с дрожью в голосе земная пони, расслабленно выдохнув. – Понимаете ли…. Как бы вам сказать попроще, дабы времени много не занимать, — активно почёсывая вспотевший загривок, психолог усердно, из глубокого уважения к собеседнице, пыталась подобрать наиболее уместный подход. – В общем, если уж жертвовать красноречием в угоду краткости, то причина того проста: меня пугает даже сама возможность быть втянутой в большую группу незнакомых мне пони!

Удивлённо вздёрнув обе брови ко лбу, сидевшая на соседнем стульчике единорожка, неодобрительно покачивая головой и глядя на встревоженную коллегу исподлобья, саркастично подметила:

— Мисс Прудэнс, если это, по вашему мнению, краткость, то я, должно быть, в вашем понимании и вовсе постоянно молчу? – единорожка забавно цокнула, отвернувшись, однако затем, вдоволь позабавившись, вернулась к делу. – Так, выходит, вы у нас всё же задрот, так? – сказала Лайт, ехидно ухмыльнувшись.

— Н-нет! К-конечно, нет! Как вы могли так обо мне подумать, мисс Лайт! – тут же в свою защиту пророкотала смущённая кобылочка, физиономия которой по своему алому наливу походила более на спелую вишенку, нежели на морду. – Я весьма общительна, и вы это знаете…. П-просто я боюсь заводить более одного знакомства за раз, вот!

— Face á la vérité[6], — продолжая коситься на собеседницу исподлобья насмешливым, но добрым взглядом, подводила к финальному акту свою подколку хитрая особа.

— Ну, нет, мисс Лайт, ну вы ведь не станете этого делать! – шустро осознав своё вторичное за неделю попадание на еле приметный крючок бойкой на язык собеседницы, в надежде на спасение от невыносимой дозы смущения пропищала Прудэнс.

Вобрав в объёмные лёгкие столько воздуха, сколько ей позволила её диафрагма, Лайт в голос устыдила свою коллегу-затворника, улыбнувшись во всю ширь мордашки:

— Задро-о-о-о-от!


Центральный район города. Площадь имени Хэвэна. Яркое солнце, укрываемое плотными облачками, прорываясь сквозь пелену тоскливой серости, порой поблёскивает, одаривая прохаживающихся до работы горожан тёплым утренним заревом. Усиливающийся тёплый ветерок плавно покачивает зелёные ветви платанов, будто бы поглаживая те нежным касанием своих стремительных потоков. Возле магазина домашнего пивоварения, всматриваясь в полки с сырьём, чарующие разнообразием экзотических ингредиентов, почёсывая копытом загривок, стоит инженер-пегас, держащий в крепком хвате крыла бутыль поистине революционного напитка из индустрии жидкого хмеля. «Вечный Бродяга: безалкогольное!» — гласит яркая этикетка с изображением сурового бородатого лесоруба в окружении двух милых дам в открытых платьях, посылающих покупателю воздушный поцелуй.

— Ну что ж, момент истины, — глубоко вдохнув, пробормотал про себя убеждённый силой рекламы, играющей на природных инстинктах населения, жеребец, после чего за раз употребил внутрь треть зачарованного напитка.

— Извините, мистер? – обратился к занятому Радиохэду, прикрывшему глаза, юный любитель литературы, державший под мышкой толстый томик «Падшей Эквестрии». – Вы не подскажете, во сколько открывается библиотека? Я просто впервые в такую рань: нужно перед школой книжку вернуть.

Медленно раскрыв глаза, Хэд обозлился на весь мир, в котором он живёт, за один только факт существования в нём вещи под названием «безалкогольное пиво». Без промедления всучив выжидавшему жеребёнку недопитый напиток, Хэд ответил, подавляя в себе концентрировавшиеся позывы к агрессии:

— Парень, ты меня, конечно, извини: я, скажем так, немного не в настроении, — жадно разглядывая прилавки, полные мешков с ячменём и солодом, старался не кричать пегас, поскрипывая сжатыми челюстями, — но помочь я тебе не могу. Ты либо стой, пока не впустят, либо поди спроси у завсегдатаев.

— Но Мистер…. Вы и есть завсегдатай, — осторожно произнёс жеребёнок, сделав шаг назад. – Поэтому я именно к вам и подошёл. Помню, вы несколько лет назад часто засиживались в читальном зале с книгами, в которых всегда было много картинок: шестерни, звёздочки, мосты и….

— И сусловарочные котлы, — докончил за памятливого юношу подуспокоившийся Хэд, тяжело вздохнув. – Да, именно после них больше никаких картинок я и не помню, — тоскливо поковыряв копытом тротуарный камушек, Хэд указал собеседнику в направлении библиотеки, дабы эта неловкая беседа не стала для него ещё более смущающей. – Так, всё, давай, тебе ещё в школу гнать! Иди, сдавай книгу, малец, дрянь эту можешь оставить себе.

— Н-но мистер, зачем мне эта, как вы выразились, «дрянь»? – непонимающе глядя на сбитого с толку взрослого пегаса, поправлявшего съехавшие с носа очки, внезапно заявил жеребёнок.

— Ну, э…. Как зачем? Смотри – учу, — содрав с бутылки позорную этикетку, пегас вальяжно облокотился о витрину, раскрыв широкие крылья. – Вот встаёшь на переменке в школе, кривишь свою морду так, будто бы тебе давным-давно на всех плевать в этом мире, и бутылку рядом с носом водишь, — чуть не вызвав у себя приступ острой рвоты, обнюхал горлышко Хэд, после чего, прокашлявшись, передал главную мысль. – Все кобылки твои будут…. Только учителям не попадайся и не смей говорить, что пернатый дядя в одежде механика тебя этому научил, ладно?

— Л-ладно, — неуверенно ответил юный мистер, держа в поле магии полупустую бутылку и наблюдая за взрослым жеребцом, ускакивающим с места галопом в приоткрытую дверь пивной.


Тем временем в сиротском приюте «Magic Sound» на западном краю города.

— Ра-а-аз, два-а-а, три-и-и, — отвернувшись от разбегающихся по заранее выведанным безопасным местам жеребят, медленно считала Лайт, подготавливая себя к нелёгкой пятиминутной пробежке с улыбкой на мордашке.

На самом деле садик, коим именовали всю озеленённую территорию объекта, не занятую непосредственно самим зданием, назвать великолепным или хотя бы ухоженным язык не поворачивался. Однако пышным – вполне. Ряды высоких серебряных берёз, высаженных вдоль песчаных прогулочных тропинок от корпуса до корпуса, придавали месту особенную стать: чувствовался еле различимый аромат терпко-сладостного березового сока, распространявшийся далеко за пределы садика, достигая самой бетонной оградки на краешке приюта. По мере продвижения вглубь территории, пышность и разнообразие растительного мира усугублялась: виднелись декоративные бесплодные кустарники, кое-как обрезанные копытами неумелого дизайнера в форму неопрятных кубиков; миниатюрные полевые цветы розовато-жёлтых оттенков, сопровождавшие пони на протяжении всего пути к зданию, в непосредственной близости к тому сменялись своими культурными соседями по ботаническому миру: букетами колючих роз шпинелевой окраски, покоряющей своей изящностью лавандой и, кто бы мог подумать, обыкновенными фиалками, коими обыкновенно принято украшать пустые домашние помещения, ставя цветок в вазу на подоконник близ окна. Что особенно показательно, пышность и насыщенность тона цветов были сохранены, чего нельзя было сказать о потрескавшихся клумбах, сделанных из остатков производственных материалов.

— Двадцать де-е-евять, тридцать! – бодро проговорила Лайт, обернувшись на садик, в глубинках которого уже давно настороженно выжидали игры почти что все жеребятки, окромя самых застенчивых, предпочётших остаться возле мисс Прудэнс. -  Иду салить! Кто не готов – я не виновата!

— Мисс П-п-прудэнс-с? – неловко произнесла смущённая Йоко, постаравшись не оскорбить взрослую и серьёзную собеседницу в своём обращении неверным произношением не самого просто для её языка имени.

— Да, Й-йоко? – испытывая те же самые трудности в запоминании новых имён, что и кобылка-подросток перед ней, но, однако, скрывая это гораздо успешнее её, одобрила обращение улыбнувшийся пони-психолог.

— Как думаете, мисс Прудэнс, а тётушка Лайт любит меня? – тоскливо вздохнув, спросила пегаска-подросток, прижав к себе крылом бурого мишку.

Растерявшись, психолог, недолго думая, решила помочь бедной особе, судя по обступавшим её негативным эмоциям, готовой в случае чего разойтись на горькие слёзы. Детально оценив свои возможности в сфере подростковых отношений, психолог подошла ближе к загрустившей сиротке и медленно завела серьёзный разговор:

— О чём ты говоришь, Йоко? – тихонько спросила Прудэнс, наблюдая за резвящимися вдали жеребятами и шустро дёргающейся из стороны в сторону Лайт, со своей особенной статью выглядящей средь них до ужаса комично. – Разве мисс Лайт не любит тебя? К тому же…. Ты ведь уже совсем взрослая, Йоко. Почему ты называешь её «тётушкой»?

— Потому что я так чувствую себя лучше, — грустно фыркнув помокревшим носиком, искренне призналась юная леди, покраснев. – «Мисс Лайт» звучит слишком официально, а я не люблю быть с ней официальной! Я люблю тётушку Лайт!

— Ой, тише, Йоко, только не плачь, всё хорошо, — опустившись на тёплую зелёную травку, срочно пророкотала психолог, погладив юную пегаску по её умной головушке. – Мисс…. Тётушка Лайт любит всех вас очень сильно, как одну большую дружную семью! Я не вру: за всё время, что я с ней, я ни разу не видела, чтобы она была хоть с кем-то столь любезной. И не волнуйся, тебя она любит в том числе, Йоко.

— Тогда, мисс Прудэнс, — пустив слёзку, полная печали кобылка ответила своей собеседнице, — вам должно быть известно, что тётушка Лайт посещает нас на протяжении нескольких лет. И ещё ни разу никого не усыновила или удочерила, — в полных скорби глазках погружённой в собственные мысли кобылки, казалось, слабо мерцала яркая звёздочка, угасавшая с каждым сказанным словом. – Каждый раз она приходит, приносит нам подарочки, играет с нами, обнимается. Благодаря ей наш приют преобразился из затхлой дыры во что-то, где действительно можно жить, пусть и не в самых лучших условиях. Джуд с Джорджем из интереса считали как-то и выяснили: у неё определённо есть средства, чтобы содержать как минимум двоих из нас…. Но она так и не взяла под свою опеку никого, — из влажного глазика кобылки вытекла тёплая слёзка, и Пруденс на мгновение показалось, будто бы звук падения этой слезы на сухую травку был самым громким шумом, что она слышала в своей жизни.


— Видишь? Что я тебе и говорил, кобыла! Лицемерка она и всё тут. Тьфу на тебя, Би, вечно эти твои бабские замашки: вам только дай повод, так вы из чего угодно базарище пустое разведёте! – в очередной раз сплюнув от обуревающего негодования на тротуар, гневно отрезал Стил, наблюдая за резвящимися вдали жеребятами.

— И всё же, сеньор Стил, на мой взгляд, нам обоим есть чему поучиться у сей мисс! – галантно разлежавшись на холодной камене спинкой в экстравагантной позе, раскрыв крылья, указала на садик Лэтэт Би. – Сами поглядите, сколь счастлив каждый из них. А скольких пони лично вы осчастливили за свою сознательную жизнь, сеньор Стил?

— Хочешь, могу прямо здесь и сейчас тебя осчастливить, только, мне кажется, горожане подобное странно воспримут, — искромётно пошутил вновь задымивший горькую трубку пегас, бросив в сторону своей провокационно позировавшей собеседницы ехидный взгляд.

Как вульгарно! – залившись пышным розовым румянцем, тут же встала с тротуара и возразила обидчику культурная особа, повысив свой тон. – Вам должно быть стыдно за подобное, сеньор Стил!

— Должно быть. А ещё тебе должно быть стыдно за себя: лежишь передо мной так, будто бы мы не возле сиротского приюта, а в ночном клубе, притом один из нас явно не посетитель, — продолжая жгуче отшучиваться, смущал собеседницу суровый пегас, подавить железную волю которого, казалось, не смогла бы даже сама принцесса. Выждав мгновение, он вернулся к теме, что, в отличие от шуточек, действительно имела для него значение и, зажав трубку зубами, произнёс. – А что касаемо твоих счастливых жеребят, так ты погляди на ту кобылку, которую успокоить пытаются! Нормально, да? Счастьем прямо веет за милю! – показательно сплюнув в сторону Дэйлайт, пегас двинулся с места на восток, жестом позвав за собой собеседницу. – Я это даже комментировать не буду, мне просто тошно. Пойдём отсюда, Би.


Полчаса спустя. В потешной комнате возобновлена чайная церемония. За столом восседают все те же довольные морды, за исключением одной, намеренно прикрытой длинной чёлкой от чуткого взора доброй и щедрой гостьи.

— Ух, ребятушки, ну вы и даёте – я еле справилась! Вы сегодня какие-то слишком активные, хи! Особенно ты, Пол. Небось, от похвалы всё утро энергия переполняет, а? – дружелюбно потирая гриву маленького улыбающегося пернатого жеребчика, радовалась вместе со всеми полная положительных эмоций единорожка.

— Эй, бубылда, ты чего чай не пьёшь? – прошептала на ухо закрывшейся ото всех подруге дерзкая Джуд, потягивая из кружечки тёплый листовой отвар. – Зависть что ль поглотила? Ну, дорогая моя, надо было играть, пока была возможность, ха! Теперь неделю целую будешь об этом горевать.

— Да отстань ты от неё, дура! – столь же тихо прошептал рассердившийся Джордж, аккуратно стукнув подруге по голове мягким мишкой, дабы воспитатели не заподозрили неладного. – Не видишь, она в печали? Тебе каждый раз так напоминать надо, чтобы ты наконец перестала язвить? – отпив крепкого чая, единорог продолжил. – Да уж, а ещё меня очкариком называют.

В практически нерушимой тишине, как и подобает воспитанникам культурного заведения, ставшего таковым после приложения на то копыта Твитчинг Дэйлайт, церемония продолжалась, оставленные кусочки маффинов бесследно исчезали со стола, а сами пони приходили в себя после активной и весёлой игры вне четырёх душных стен.

— Мисс Прудэнс, позвольте поинтересоваться: что случилось с Йоко в то время, пока я была увлечена игрой с жеребятами? – подозрительно всматриваясь в тоскливый силуэт дрожащей пегаски, взрослая единорожка прямо задала вопрос своей коллеге.

— Ох, ну, это, понимаете ли, — теряясь в собственных мыслях, до смерти нервничала психолог, обдумывая последствия своих грядущих слов.  Избрав для себя наиболее правильный путь, Прудэнс без запинок огласила. – Мисс Лайт, прошу, не гневайтесь на меня, будьте благодушны, ибо я действительно не желала подобного: бедная Йоко поскользнулась и заляпала свою прекрасную мордашку грязью, представляете? – нервно сглотнув слюну, завиравшаяся больше и больше пони продолжила, оставаясь крайне убедительной. – Прошу, простите! Сама не знаю, как я так не углядела за ней, честное слово!

— Грязная мордашка, значит, да, — тоскливо произнесла про себя Дэйлайт, многозначно потупив голову в пол. – Ладно, не стану её смущать за столом. И да, Прудэнс, спасибо, что признались. Я никогда бы не стала винить тех пони, кто говорит мне правду в глаза, — сказала Лайт, в то время как земная пони близ неё, должно быть, уже вспоминала вузовские уроки правоведения, дабы на скорое копыто составить себе завещание в домашних условиях.


Без двадцати десять. Гостевой зал приюта. Неразлучным коллегам по профессии следует быть на своём рабочем месте уже более получаса назад. Что не столь страшно для Прудэнс, однако никак не для Лайт, уже обеспечившей себе нехилый выговор со стороны господина Хэлфа. Милые жеребята, обнявшись со своей любимой гостьей, стоят в отдалении, прощаясь на очередную неделю:

— Тётушка Лайт, пожалуйста, останьтесь на подольше! – жалобно говорила маленькая Молли, прижимаясь к копытцам своей любимой гостьи.

— Но Молли, дорогая, ты ведь знаешь, что у тётушки Лайт очень много дел, — спокойно и тепло отвечала грустной кобылке статная особа, пряча свою  тоску под широкой шляпкой. – К тому же я обязательно навещу вас через неделю, как и всегда!

— Но в этот раз вас не было целых две недели, мисс Лайт! – недовольно фыркнула та же кобылка, только сильнее прижавшись к ведущему копытцу Лайт, отчего и все другие жеребята вмиг погрустнели.

— Д-да, ты права, Молли, — с лёгкой дрожью в голосе подтвердила сказанное на секунду обомлевшая гостья, слёту нашедшая выход из тоски сложившегося положения. – Ох, а давайте так, ребятушки! Если я буду задерживаться, то за каждый денёчек вы будете получать большой и вкусный тортик!

— Ура, тортик!

— Давайте, тётушка Лайт, я согласен!

— На мой взгляд, это вполне оправдано, я — за!

— Ну давай, хоть сейчас-то для приличия улыбнись, тоска ты зелёная! Мисс Лайт, вон, тебе целый тортик обещала дать, коль нечаянно опоздает, — доброжелательно подтолкнув копытцем дрожащую в отдалении пони, жёстко, как и всегда, заявила Джуд, пожёвывая сухую тростинку.

Готовая расплакаться, Йоко пнула свою бесчувственную подругу в плечо в ответ, приложив, однако, гораздо больше силы и, припустив голову до самого пола, произнесла:

— На кой мне эти твои тортики?!..

Завидев, насколько подозрительно-чувственной в этот момент стала мордашка  юной мисс, Прудэнс нежно отвела взгляд Лайт от толпы, обернув её за подол пышного платья, чем вызвала массовое смущение:

— Ой, мисс Лайт, нам ведь нужно спешить! Вы только взгляните на время: без пятнадцати десять! Да с нас Хэлф десять шкур спустит, если мы сейчас же не появимся на месте!

СКОЛЬКО?! – невольно закричала единорожка, уставившись на свою собеседницу глазами, готовыми от удивления выпасть из орбит, со зрачками, от страха ужавшимися до размера маленьких бусинок. Повернувшись к не менее удивлённой толпе жеребят, Лайт произнесла. – Пожалуйста, простите, мои любимые! Тёте Лайт правда очень срочно нужно идти. Потому что если я прямо сейчас не отправлюсь на работу, я, возможно, больше никогда не смогу к вам вернуться!

И все жеребята, будто бы хором, ахнув произнесли прощальную фразу, однако с беспокоящейся интонацией:

— До свидания, мисс Лайт! – и многие добавили. – Бегите скорее, а то опоздаете!


Десять часов утра. Пивоваренный магазин «Sweet Dreams». Возле широких полочек, сверкающих красотой ароматных ингредиентов, наслаждаясь своими хмельными фантазиями, расхаживает Радиохэд, всё больше и больше настораживая чрезмерно терпеливого торговца. Однако порог терпения, как известно, есть у всех, и потому, не выдержав показ столь затянувшегося безумия, кобыла за прилавком протянула:

— Молодой жеребец, прошу простить мой кристальный[7], но вы собираетесь сегодня что-либо покупать? – стукнув копытом по столу от негодования, особа продолжила, облокотившись о спинку кресла. – Вы лунатизмом случайно не болеете? На протяжении целого часа бродить и обнюхивать мои мешки с солодом и, что хуже, бадьи из-под пива! Вы вообще в своём уме, уважаемый?

  — Пиво есть искусство, — выдав указывающий в небо жест крылом, мудро заключил Радиохэд, закончив осмотр необходимого товара. – Торопиться при создании хмельного напитка – всё равно что торопиться в построении крепких дружеских отношений, — закончил мысль пегас, подойдя к прилавку. – А теперь, будьте столь любезны, запакуйте мне килограмм ржаного солода и отдельно ещё пачечку дрожжей.

Готовая отправиться на седьмое небо от счастья, продавщица, будто кипятком ошпаренная, потащила своё тело в дальние уголки магазина, на склад, действуя столь эффективно, сколь ей позволяло не самое тощее телосложение. Должно быть, сказывался эффект великолепия философии пегаса.


— М-мисс Л-Лайт! М-может, х-хватит? – поднимаясь галопом на верхние этажи больничного здания, жалобно упрашивала об остановке уставшая земная пони, явно не привыкшая к длительному бегу.

— Да, хватит, — спокойно заявила Лайт, остановившись на пороге своего кабинета, молниеносно открывая продолговатым ключом запертую дверь, отчего вовремя подоспевшая сзади Прудэнс хорошенько впечаталась в свою широкую коллегу, и обе комично приземлились на пол близ рабочего стола.

Внимание Дэйлайт, несмотря на хаотичность происходящего привлекла вовсе не возлежавшая над ней коллега – то был миниатюрный клочок бумаги, подписанный неким точным единорогом для затруднённого чтения. Вооружившись лежавшей прямо над головой лупой, хозяйка кабинета осмотрела записку:

«Добро пожаловать, мисс Лайт!»

— Что? – только и успела произнести в ответ на прочитанное сбитая с толку единорожка, как тут же потеряла сознание. Следом за ней, будто бы по щелчку крыла, в сон отправилась и Прудэнс, спровоцировав тем самым весьма экстравагантное сочетание их бессознательных поз.


В тот же самый момент в главном городском пивоваренном магазине, вольготно облокотившись о прилавок, полный декоративных полулитровых расписных стеклянных кружек, расплачивался с продавцом неторопливый пегас:

— Так-с, с меня, как я полагаю, взимается плата в два десятка дюжин битс, верно? – будто бы нарочно издеваясь над и без того вымотанной только начавшимся утром кобылой в белом кружевном фартуке, ухмыльнувшись, уточнил жеребец-технарь.

— Двести сорок золотых, уважаемый, — звучно шикнув сквозь зубы на шибко умного клиента, тут же ответила обозлённая земная пони, глаз которой еле заметно подёргивался от скопившегося за час напряжения. – Прошу, расплатитесь уже в кой-то веке, не томите!

 Внезапно в личное пространство беседующих пони, бессовестно прорезавшись через все имеющиеся рамки приличия, вторгся тучный господин в угольном плаще, огласив своё пришествие раскатистым звоном колокола над дверью. Медленно подойдя к занятому с обеих сторон прилавку, пегас, недолго думая, приоткрыл завесу тайны над своим ликом, сдвинув остроконечную шляпу в сторону загривка, дабы поприветствовать уважаемых собеседников:

— Добрый день, сеньор, как мне к вам обращаться? – бархатисто прошептал статный пегас, обнажив на своей не самой модельной морде крупный боевой шрам, тянувшийся от средины брови до нижнего окончания серой глазницы.

— Здрасьте, уважаемый, — не растерявшись, ответил занятый покупатель, укладывавший на прилавок искрившие светом монеты различного номинала. – Радиохэд, — протянув копыто, тут же выдал молодой инженер, окончив расчёт. – Однако мне бы было намного приятнее, зови вы меня приятным уху фамильярным сокращением – Хэд.

— Сколь вам будет угодно, сеньор Хэд, — вежливо пожав копыто юного инженера, да так, что от напряжения в мышцах морда того скривилась в жуткой агонии, столь же спокойно и тихо заявил угрюмый господин. – Стэндин Стил. Будем знакомы.

— Вы что-то хотели, мистер Стил? – вопреки своим устоявшимся убеждениями вольготной речи, уважаемо спросил у сурового собеседника Хэд, зачарованный его своеобразной манерой общения и общего отношения к беседе.

-  Мне необходима ваша помощь, — сухо отчеканил Стил, глядя прямо в душу неподготовленному жеребцу. – Я собираю информацию, касаемо мисс Твитчинг Дэйлайт, и я знаю, что вы являетесь ответственным за установку переговорного устройства в главной городской больнице. Вы можете сослужить неплохую помощь в моём грандиозном расследовании. Возможно, вы и без своих технических устройств нехило наслышаны о великой и ужасной «мисс притворстве», не так ли?

— Ох, простите, должно быть, вы ошиблись: я не собираюсь участвовать в чём-то криминальном, если вы об этом, — нервно отвернувшись прочь от прожигающего насквозь взгляда холодного крылатого детектива, тут же нервно отрёкся от подобного Хэд, не желая встревать в разногласия с законом.

Тихонько рассмеявшись смехом, в нотках которого прослеживалась львиная доля маниакальной натуры дотошного до правды сыщика, угрюмый пегас произнёс, доброжелательно улыбнувшись своему собеседнику исподлобья:

— Сеньор Хэд, вам не стоит паниковать, — ехидно ухмыльнувшись, подвёл к главной сути жеребец, положивший крыло на дрожащее плечо юного собеседника. – Я предлагаю вам не вступить в распри с законом – я предлагаю вам встать на сторону его защитников!


[1] (Фр.) Банкет

[2] (Англ.) Волшебный Звук.

[3] Здесь: выдуманная детская дразнилка, интерпретировать которую можно по-разному в зависимости от контекста. В данном случае – эквивалент слову «дурында».

[4] Шляпа, носима ковпони.

[5] (Устар.) Благовоние, приятный запах.

[6] (Фр.) Взгляните правде в глаза.

[7] Здесь: понифицированная версия фразеологизма «прошу простить мой французский».