Белизна Благой Крови

Белизна Благой Крови

Осторожно! Это действительно тот самый случай, когда рассказ содержит постельные сцены, описания пыток, жестокость/убийства и неприличные выражения в одном до боли неприятном, но таком манящем флаконе.
Дальше рекомендуется читать на свой страх и риск.
И да прибудет с вами настоящая любовь, ужас... и Фрейд!

----------------------------
За чудесную иллюстрацию вновь огромное спасибо моему другу Gray World! Его ВК!
P.S. Иллюстратор полностью открещивается от этой работы и ненавидит меня за неё, так что никакого NSFW-контента от него ждать не следует, он просто помог мне с обложечкой, хи-хи!

Белизна благой крови

«Пусть в мире нашем, холодном и мрачном,
Пронзённом клинком пустоты,
Свет неба ясного лился напрасно,
Но солнцем сияла мне ты!»

Год назад.

Ледяной закатный бриз, мерно стелившийся по жаркой песчаной тропе, холодил шёрстку юной леди, подобно жестокому лезвию острого меча, покуда та, глядя на горизонт, лишь пресыщалась тишью благого дня. Откуда-то сзади доносились еле различимые отголоски чёрствых душ большого города, тут же затихавшие средь могущества высоких волн, в отражении которых виднелась алая кровь заходившего солнца.

– Так, значит, вот ты какой, мир? – прошептала про себя загадочная единорожка, сидя на холодавшем песке да с почтением вглядываясь в собственное отражение на гребнях роскошных волн. – Выходит, так ты благодаришь тех, кто пытается сделать тебя лучше, не так ли? – её худощавое тельце, еле выглядывавшее из-под толщ упругой угольной накидки, казалось, слепило своей белизной и природным великолепием. Однако, сама она, стоя в очаровательно красивой, экстравагантной и просто гордой позе, с катаной на перевес, была незаметной, словно тень, брошенная во тьму спускавшейся ночи.

Песчаную гряду общественного пляжа пронзал чарующий аромат морской соли, воздух же над ним был холодным, влажным, колющим и неприветливым, но чем-то до боли знакомым. В груди статной леди громко стучало больное сердце, исполненное печали, в то время как на её угрюмой мордашке, под чёрными прядями распущенной мягкой гривы, еле проступала жгучая ненависть, умело скрываемая напускным безразличием. Тяжело дыша и чувствую давящую боль в закромах искалеченной души, милая кобылка, казалось, была готова разойтись на истерику… И всё же, найдя в себе силы двигаться дальше, она улыбнулась клыкам кровавого заката. И, обернувшись на пути в заветный город, она, грациозно оправив пышные локоны непослушной гривы, напоследок произнесла:

– Ну и пусть.

Тень её грозного силуэта закрыла собой холодную плитку улицы, а сама она, через силу нацепив на сочившиеся кровью мягкие губы довольную улыбку, уверенной поступью зашагала в сторону яркого Понивилля, заботливая укрытая добродетелью чёрного плаща, под чернью которого никто не мог бы узнать истинный облик этой благой леди. И имя ей было Тесла Хронум.

---

Настоящее время.

– Лайт? Слушай, у тебя же там рядом сумочка, да? Короче, кинь мне ещё пачку сока, когда сможешь, лады? – тихонько потягиваясь на шикарной двухспальной постели, запросила ленивым тоном нежившаяся пегаска, почёсывая перьями затёкшую ото сна белую спинку.

– Ага, – забавно фыркнув, тут же возразила Лайт, – ещё тебе чего? – ни без толики смеха, продолжала та, перебирая в поле искрившего звёздами лазурного телекинеза старые одёжные выкройки да рулоны тонкой ткани. И, не став обрывать кропотливый рабочий процесс по прихоти снежного мешка ленивых пёрышек, она, то и дело посмеиваясь, снова начала отчитывать непутёвую подругу. – Шайн, клянусь, будь в тебе манер столько, сколько лени, ты была бы столичной моделью! Ну ты сдурела что ли? Какой ещё сок? Дорогуша, прошу, хоть слово волшебное произнеси, Селестии ради: видишь же, занята я!

Понивилль. Утро нового летнего дня. Первые часы рассвета. Стременная улица, уже сполна залитая золотыми лучами жаркого небесного светила, полнится руганью двух закадычных подруг. На ветвях размашистых, густых деревьев, будто бы помогая своим неугомонным соседям, шумно распевают звонкую мелодичную трель воробушки. Из-за ставень раскрытого окна доносится чарующий жар сухого воздуха, лелеющий шёрстку занятых горожан, соблазняя тех бросить все свои будние заботы, дабы сполна пресытиться благами тёплого лета.

Голубое небо пейзажно озаряет своей чистотой далёкий-далёкий горизонт, что в сочетании с простором нетронутых полей диких цветов дарует взору поистине чудесную картину естественной красоты родного края. Душа поёт! Вот только извечно заваленная работой красавица, милая леди из рода Лайт, госпожа Твайлайт Лайт, вынуждена неустанно трудиться на благо достойной жизни, пока всё вокруг будто бы сплетается в едином порыве на благо торжества всеобщей лени.

– А ты мне на что, Лайти? – почёсывая краем обмякшего копытца свой затылок, недовольно протянула Шайн. И затем, невольно подавшись настрою собеседницы, она навеселе проронила. – А ещё меня ленивой называешь… У самой палка волшебная из башки торчит, а как подруге любимой помочь – ни-ни!

– Да ты обалдела?! – нежно пискнула рассердившаяся леди, пока её морковные щёчки заливались яркой густотой бордового румянца. – Это ты тут ленишься!

–  Не ленюсь, а стратегически запасаю силы – прошу заметить, – элегантно попивая из длинной трубочки холодную воду, вежливо оставленную кем-то на тумбочке подле кровати, важно ответила добродушно настроенная пегаска, взведя кверху тонкое белое перо.

– Ха-ха-ха, вот и запасайся силами, бубылда, – неловко обронив тонкую иглу на пол, всё же настояла на своём занятая швея, пока её алая мордашка уже сполна расплылась в лучах ясной улыбки. – Так, не отвлекай меня, Шайн. Мне надо справиться с заказами к полудню, чтобы успеть подготовиться и встретить Теслу.

– Ага, как скажешь, – перевалившись с одного бока на другой, мерно выстелила занятая бездельничеством Шайн, напоследок мило зевнув в подушку. Её тяжёлые веки плавно наплыли на расслабленные голубые очи. Лазурно-белоснежная грива сполна окутала её застывшую мордашку, закрыв собой добрую часть роскошных пегасьих крыльев и статных плеч высокой особы. И вот, сполна насытившись чудом утренней неги, она, скатавшись в пушистый пернатый клубочек, тихонько выдохнула, подготовившись к долгому и спокойному сну.

---

Но затем, не прошло и секунды, она, что было мочи, раздвинула шокированные очи. И, вспорхнув с покрывала на пол, она, накренив брови, с презрением уточнила:

– Подожди-подожди…  Тесла?!

– Да, Тесла, – мирно повторила занятая единорожка, надвинув на нос тоненькие рабочие очки, дабы высмотреть в указаниях очередного заказчика небрежно выведенные карандашом по иссохшемуся пергаменту детали костюма. – А что не так?

– Ты совсем сдурела, Лайт?! А пораньше сказать нельзя было! – продолжала гневаться угрюмая пегаска, ужасающе строгой поступью надвигаясь на низенькую подругу, которую от пламенного взора леди, пылавшей огнём, укрывала, разве что, только лазурно-бирюзовая грива. Грива та, меж тем, отражала лучи рассветного солнца столь красиво, что иной раз казалось, будто сами эти пряди были даны крохотной красавице по приказу самой Принцессы.

– Да что снова не так, Шайн?! – бросив все свои дела, не менее грозно пророкотала прекрасная леди, вмиг скинув прочь рабочие очки, документы и инструменты да обернувшись в сторону ворчавшей подруги.

– Всё не так, Лайт! – угрожающе надвинув брови на пылавшие гневом веки, продолжала ворчать извечно недовольная кобылка. Её глаза, источавшие голубое пламя, наполнились горькой влагой, видеть которую за всю жизнь пегаски доводилось только милой морковной леди, а из-под зубок, зажавших в твёрдом хвате мягкие губы, на мгновение показались пятна бурой крови. И всё же, тревожно сглотнув, прокашлявшись и улыбнувшись вопреки всем своим опасениям, Шайн, видя то, как обеспокоилась её лучшая подруга, поспешила придать ситуации долю юмора.  – Лайти, глупышка, ну ты что! Головушка нужна не только для того, чтобы в неё есть! – потряхивая гриву своей подруги, словно бы та была несмышлёным жеребёнком, разъяснялась встревожившаяся пегаска. – Ты же знаешь – я с ней очень плохо лажу!

– Да ладно тебе, Шайн, хе-хе-хе, – мирно пропела Лайти, вопреки всем издевательствам, коим её подвергла не на шутку перепугавшаяся подруга.

– Дя вяна тиве Сяйн бе-бе-бе, – забавно покачивая большущей головой, комично пародировала свою подругу отчаянно настроенная кобылочка, пёрышки которой то и дело дрожали, словно осиновый лист. И затем, тяжело выдохнув да потупив раздосадованный взор в пол, она произнесла. – Ничего не «ладно»… Я понятия не имею, как ты можешь быть вместе с этой… с этой… С этим нечто!!!

– Ох, ну не начинай, Шайни, чего это ты снова? Сама на себя не похожа, хе-хе, – податливо произнесла добродушная единорожка, поглаживая встревоженные крылья своей подруги тёплой аурой нежного чародейства.

– Лайт, хватит! – с истинным ужасом в глазах прокричала Шайн, схватив свою подругу за шею обоими крыльями, дабы та перестала обращать происходящее в шутку, ибо то прерогатива самой пегаски.

Морковная леди сомкнула не менее ужаснувшиеся веки, припав глубже в рабочее кресло, и, нервно сглотнув, в полной тиши кабинета продолжала смотреть вглубь, казалось, умерших очей любимой подруги. Сапфировое пламя некогда живейших глазок сходило на нет, и лишь чернь души, прорываясь сквозь пелену натянутого спокойствия, старалось возжечь его так, дабы оно сожгло всё, чего касался её взгляд. Твёрдые крылья высокой кобылы устрашали: пульсируя, подобно венам, они плотно облегали тоненькую шею зашуганной красавицы, однако были весьма точно закованы в этом положении, дабы не привести к плачевным последствиям. И всё же, вопреки знанию о собственной неприкосновенности, Лайт была готова закричать от страха – действительно, стать Шайн внушала животный страх даже лучшим друзьям, попадись они той под горячее копыто.

– Когда она придёт? – шёпотом спросила Шайн, медленно ослабляя свой боевой хват.

– Я-я-я не знаю, Шайни, правда, дорогая, – боясь за жизнь, честно отвечала Лайт. – М-может, полдень! Мне о-откуда знать! О-она сама п-предложила встретиться!

На горячем лбу белоснежной леди выступил ледяной пот. Её затрясшиеся пёрышки продолжали касаться мягкой шейки зажатой единорожки, что, казалось, вот-вот упадёт на пол без сознания. И всё же… Тяжело выдохнув и горестно закрыв веки, Шайн отпустила свой хват, с грустью взглянув в окно, сиявшее добрыми лучами рассветного светила. В комнате на пару мгновений, показавшихся обеим вечностью, воцарилась мёртвая тишина, полная недосказанностей, прервать которую всё же решилась мило улыбнувшаяся Лайт:

– Шайни? А, Шайни? – и, протягивая той заветный пакетик, она искренно погладила ту по локонам пышной гривы. – Выпей соку, дорогуша: нечего бояться, – продолжая успокаивать ту так, будто бы была ей родной матерью или любящей старшей сестрой, вторила с заботой морковная леди. – Сейчас попьёшь соку, потом домой… Ничего страшного не случится: не выскочит же Тесла прямо сейчас из-за двери, чтобы тебя напугать, ха-ха!

---

«Что она делает?», – обеспокоенно подумала про себя Тесла, держа наготове оголённый стальной клинок да вглядываясь в щель входной двери шокированными глазами столь бесшумно, что иной раз завывавший из окон ветерок казался громче мягких движений этой отважной леди. Не позволяя себе порушить благую тишь даже самим дыханием, эта поистине тихая единорожка в плаще была в самом деле подобна тени, и, в очередной раз рассматривая пустые и горькие очи обезумевшей пегаски, она холодно рассудила: «Пусть только попробует ещё раз тронуть её своими крыльями… Я отсеку ей голову». Вспоминая ужас минувших дней, Тесла сильно одёрнулась, будто бы ошпаренная пламенем собственного сердца, и, теряя контроль, готовая вновь разразиться жуткой истерикой, чуть не выдала себя в глазах могучего соперника, однако, взяв себя в копыта и тяжело отдышавшись, она приняла план действий, взвесив все «за» и «против». Еле различимо средь шумов утреннего города уложив тонкий клинок в раскрытые ножны, белоснежная пони с угольной гривой, с трудом отдышавшись, всем сердцем доверилась своей особенной пони и, впервые за день сняв с головы столь памятный ей капюшон, отважно раскрыла дверь заветной спальни.

– Доброе утро, Лайти! – с милейшей улыбкой на морде будто бы пропела худенькая леди, начав гарцевать на месте от того счастья, что обуревало всю её искалеченную душу.

– Доброе утро, Хронум, – ни то с почтением, ни то с омерзением, ни то с безразличием произнесла Шайн, даже не обернувшись в сторону вошедшей гостьи, всеми силами постаравшись предстать в глазах той безэмоциональной и холодной, подобно свету луны во льдах ночного неба.

– И тебе доброе утро, Шайни, – до отвращения приветливо произнесла поклонившаяся Тесла, хорошенько ударив копытом собственное сердце, пока на побледневшей мордашке её красовалась натянутая до самих ушек улыбка кобыличьего сердца, горевшего пламенной добротой.

«Что-то подсказывает мне, что добром сегодняшний день не кончится», – тревожно подумала про себя взволновавшаяся леди светло-рыжей масти, учтиво прикладывая ведущее копытце к гладенькому, поистине женственному подбородку да вглядываясь в пылавшие ненавистью пустые очи двух её любимых пони. Для Твайлайт Лайт этими двумя пони были любовь её жизни – Тесла Хронум, и беспеременный друг детства – Даймонд Шайн. Эти пони были для неё главными огоньками в том непроглядно жутком мире тьмы и незнания, что все мы привыкли называть судьбой.

И Лайт была готова пойти на что угодно, дабы не допустить, чтобы хоть один из этих прелестных огоньков бесследно потух.

– Что-то ты сегодня рано пожаловала, дорогуша, – как бы невзначай произнесла полная идей единорожка Лайт, элегантно скрестив копытца, свисавшие с вращавшегося рабочего кресла. И, возжигая свой несоразмерно длинный рог плотным лазурным пламенем чародейства, она уточнила. – Семь часов утра, Тесла! Неужто у тебя, хе-хе, совсем забот дома нет, коли ты, чуть что, в гости ко мне заваливаешься? Договаривались же так рано не встречаться, чего же ты так?

– О-хо-хо, забот уйма, Лайти, – активно покачивая пред собой седельной сумочкой, заполненной чем-то до отвала, живо отвечала чёрно-белая леди, шутливо помахивая копытцем. – Вот только заботы все эти меня более не касаются, ибо я решилась принять твоё предложение, – в её искренно добрых жёлтых очах, мерцавших звёздами благородной души, казалось, отразилась вся радость мира, и та, радостно отпрыгнув от входной двери, наконец произнесла. – Я теперь живу у тебя, Лайти!

За порогом уютной спальни, доверху заваленной мятыми рабочими выкройками, выцветшими угольными эскизами и прочим мусором творческого характера, засияли во всей своей красе тучные мешки довольного новосёла, чернью своей перекрывшие вид на просторное окошко близ винтовой лестницы. Обомлев от увиденного, Шайн подумала про себя: «Быть такого не может», – её тело охладело пуще прежнего, пустые, словно бездна, очи заплыли горечью возможного предательства, а сама она, спешно ввергаемая в ужас по воле расколотого сердца, лишь смиренно молчала, дёргано мечась непонимающим взором меж довольным ликом Теслы и обеспокоенной мордашкой Лайт. И всё же, придя в себя мгновениями позже, Шайн убедила себя: «Нет, этого просто не может быть», – тихонько усмехнувшись себе в копыто, прошептала милая пегаска, – «Если бы Лайт планировала нечто подобное, она бы точно предупредила меня… Быть может, эту маньячку с катаной просто наконец выселили из дома, и Лайт была вынуждена принять её?»

– Ох, Лайти, и ещё одно, секундочку, – воссияв в жарких лучах летнего дня несравненно солнечной улыбкой, Тесла протянула своей особенной пони пухлую серую сумочку, после чего пожаловала прочь за дверь. Громкий стук дубового древа о несущую стену дома ознаменовал собой новую интригу, заставив испуганно улыбнувшуюся Лайт глядеть в оба, ни то опасаясь некоей опасности, ни то предвосхищая что-то поистине прекрасное. Шум грузных мешков, небрежно перекидываемых с места на место по воле хитрой леди, заполнил всё пространство по ту сторону стены, и двум закадычным друзьям оставалось лишь догадываться, что будет ожидать тех мгновениями спустя.

«Ну да, тут и думать нечего: «бедняжку-поняшку» в кои-то веке не стерпели в городе, и теперь она решила испытать терпение своей единственной подруги. Ну что же, может, оно и к лучшему… Я же в этом нихрена не понимаю. «Любовь». Ну придумают же, ёкарный бабай», – оптимистично закрепила свой устаканившийся настрой довольная пернатая кобылка, оправляя шелковистые пряди длинной гривы, что нежно касалась её сурово скрещённых крыльев подле надутой груди. Довольно усмехнувшись, Шайн опёрлась о прохладную поверхность холодного подоконника, растолкав на том все записи любимой подруги, и, гордо задрав носик, упёрлась спокойным взором в злосчастную дверь.

– Та-да~ам! – гордо поднявшись на задние копытца, славно пропела причесавшаяся единорожка, грациозно представ пред взором обомлевших пони красотой её нового образа. Комнату в который раз кряду объяла волна беспрерывной тиши, прервать которую на сей раз смел лишь шлепок двери о стену узенькой спальни. Но даже это не сломило волю довольной Теслы: стоя к Лайт вполоборота, смотря свысока и держа правое копытце взведённым к самому небу над её головой да поддерживая элегантную вытянутую стойку тончайшими потоками золотистого эфира, она продолжала демонстрировать обеим красоту её нового домашнего одеяния. И, как и следовало ожидать, рассудок зашуганной белоснежной пегаски от лицезрения столь нежданного поворота событий в который раз заперся глубоко в закромах больного сердца, и глаза её померкли… Однако на сей раз, в отличие от предшествовавших, надежда на возвращение былой радости даже самой ей показалась слишком хрупкой.

Однако, вопреки всему тому духу упадка, что то и дело смел воцаряться в, казалось бы, оптимистично настроенной комнатке, одно было неизменно: облик Теслы Хронум был поистине великолепен. Золотисто-чёрная тонкая накидка, опоясывавшая тельце леди наподобие плотной полупрозрачной блузки, придавала и без того загадочному образу статной красавицы толику души культуры могучей античности. Переливавшиеся солнечным светом традиционные линейчатые орнаменты, из коих была составлена та очаровательная накидка, вкупе с ныне заплетённой гривой, необузданность которой была укрощена еле заметной стальной заколкой, создавали о Тесле впечатление леди высшего света, спустившейся с небес по зову святой благодетели. Пояс её был бережно обмотан тонким бежевым шнурком, узел которого еле приметно свисал к полу, а заднюю часть тельца широко закрывали лёгкие ониксовые штаны, наподобие тех, что обыкновенно носят пони жарких ближневосточных угодий. И будто бы того было мало, кончики копытц красавицы украшали серебристые накопытники, сиявшие в лучах солнца белизной благородной души.

Её глубокие золотые глаза были подчёркнуты толстым слоем туши, а с ушек, поблёскивая, свисали золотистые серьги в форме шестиконечной звезды. Заворожённые глазки прихлопывали в такт спокойному дыханию, и лишь от помады с тонировкой верная своим принципам леди предпочла отказаться, что, однако, пошло её на пользу. В очередной раз гордо ухмыльнувшись, Тесла наконец позволила себе опуститься на пол и, величаво махнув пред взором шокированных друзей головушкой, она спросила:

– Как бы вы оценили мой новый стиль, ребята?

– На давалку похожа, – упрятав свою горечь в глубины белого кустика из колючих перьев, незатейливо ответила вечно недовольная Шайн, в кои-то веке улыбнувшись при взоре на раздражившуюся единорожку.

– Шайн! – грозно запищала в ответ на то милая морковная кобылка, рыжий оттенок щёчек которой вмиг сменился ярко-клубничным, в связи с охватившим ту жутким стыдом. – Ну у тебя совсем стыда нету что ли? Хоть бы раз одарила Теслу комплиментом! Неужто для тебя это так трудно? Так трудно назвать её красавицей?

– Нет, не трудно, – ехидно ухмыльнувшись, парировала хитрая пегаска, потряхивая за спиной уставшими крыльями, пока над её головой, еле посвистывая, задувал холодок морского ветра. Выждав достаточно на благо отменной шутки, она, изрядно подготовившись, изрекла. – Мне не трудно, а вот мамаше её, видимо, было трудно… Ну хотя, учитывая то, сколь деловито эта форма сидит на её стройных, подтянутых, гладеньких копытцах, думается мне, я именно что сделала ей самый подходящий комплимент, ха-ха-ха! – в тот момент, казалось, уже в глазах только что веселившейся новосёлки вся искренняя радость сошла на нет, и, вперив жгуче-ужасающий взор прямо в душу нахальной пегаски, храбрая леди-единорог просто выжидала, не смыкая глаз и ровно дыша. – Впрочем, выглядит это действительно завораживающе! – под мерный ступ тяжёлых копыт подойдя к застывшей единорожке вплотную, Шайн, ядовито улыбнувшись, припустила свой могущественный взор на её до омерзения спокойную мордашку. – Неужели ты так сильно мечтала стать секс-игрушкой для моей подруги, Хронум? – сверля всё более разжигавшимися очами спокойный лик трясшейся кобылки, продолжала нагнетать обстановку неугомонная лентяйка.

– Шайн, прекрати! Сейчас же! – что было сил вскричала Лайт, тонкий рог которой уже был плотно объят тремя кольцами непроглядно жаркого эфира.

– О-хо-хо, конечно, – тут же, ни без толики злорадства, ответила агрессивно настроенная дама, отходя в сторону от застывшей красавицы. Однако, возвратившись к той с полароидом спустя считанные мгновения, она без зазрений совести произнесла, вопреки всем возможным опасностям, что были готовы обрушиться на неё в любой момент. – Вот только позвольте сначала, мисс Хронум, провести с вами дивную фотосессию… Не поймите неправильно, но где-где, а в «Прошмандовках Понивилля» грации, подобно вашей, доселе ещё не было!

Комнату в одночасье залила яркая белая вспышка, мгновенно ослепив всех её обитателей, и прямо на глазах осрамлённой единорожки начало проявляться её чёрно-белое фото, сполна исчерченное символикой похабного характера.

– Заткнись, Даймонд. Иначе тебе будет очень плохо. Я предупреждаю тебя в первый и последний раз, – спокойно, глядя прямо в глаза противнику, проронила нуарная пони, вытянув из-под толщи коробок для переезда заострённый стальной меч, на острие которого уже сполна блистало гордое отражение мерзкого оппонента.

– Чего-чего? – всё продолжая отшучиваться, стелила обидными остротами развеселившаяся пегаска. – Я, конечно, понимаю, что у тебя выдержка лет в профессии и всё такое, Хронум… но всё-таки письку изо рта вынимать надо, когда разговариваешь!

Не прошло и мига, как жаркий воздух душного помещения пронзил короткий свист молниеносно пролетевшего клинка, и через мгновение на передние копыта Шайн упала белёсо-лазурная прядь её пышных волос. Держа своё орудие наготове, объятым тоненькой золотой аурой ловкого телекинеза, Тесла не отступила, но и не стала продолжать бой сразу, а потому, лишь сверля ужасающе пустым взглядом исподлобья рассерженного оппонента, многозначно молчала.

– Т-ты?! – жёстко прошептала оскорблённая до глубины души пегаска, подняв тяжёлую голову с пола да обернув дёргавшийся взор в сторону высокого прикроватного зеркала. И, преспокойно выждав несколько секунд, Шайн, с ещё более едкой ухмылкой на морде произнесла. – Значит, ты хочешь побороться со мной, Хронум? Хорошо, лапочка… Хе-хе… Вот только не думай, что если ты ночная бабочка, то сможешь порхать от моих ударов столь же величаво, как на постели с мелкой стонущей девочкой!

Заведя крепкое и тяжёлое копыто себе за спину, Шайн тут же ринулась вперёд, готовая раскрошить череп зазнавшейся дамочки одним ровным порывом разрушительной энергии, и, раскрыв крылья навстречу заветной цели, лишь улыбнулась, думая, сколь мягким окажется посадка её тела на эту наглую рожу. Тесла же, в свою очередь, просто стояла на месте, нежно припав к земле, и, держа оружие на изготовке, была готова в любой момент прорезать крыльевую защиту бездумной громилы и срезать той её крупную зазнавшуюся голову.

– Прекратите! – в очередной раз пронзив комнату писком, отозвавшимся в ушках обеих болью, сопоставимой, разве что, со скрипом мелка о поверхность школьной доски, меж двумя непримиримыми громадинами, воздвигнув непробиваемый пузырь защиты, нависла испуганная до смерти рогатая красавица. Обездвижив своих приятельниц одним точным потоком боевой магии, Лайт, тяжело дыша, опустилась на пол, и, боясь за свою жизнь не меньше прежнего, попыталась воззвать к совести обеих сквозь пелену их застывших мордашек. – Вы обе! Вы совсем с ума сошли?! Тесла, если ты не хочешь вновь прослыть в моих глазах бессердечной убийцей, сейчас же убери прочь это оружие: мы дома! А ты, Шайн, бессовестная ты дура, отрежь себе язык: чтобы я больше не слышала такой похабщины в адрес наших друзей!

Переглядываясь пустыми очами, в глубине которых будто бы пылало самое настоящее пламя вселенской ненависти, две пони, пусть и лишённые всякой возможности двигаться, не переставали давить друг на друга силой непреклонной души, и потому слова перепугавшейся подруги воспринимали отнюдь не в полной мере… И потому, ослабив заклинание физического стазиса, наивная единорожка, не став уходить с линии огня на благо перемирия, всё же обратилась к ним ещё раз:

– Прошу, прекратите ссориться! Вы же даже не знаете друг друга! – готовая расплакаться, излишне эмоциональная кобылка припала к пушистому белому коврику, не в силах совладать со всей той болью, что насквозь пронзала её хрупкое нутро. И всё же, эта простейшая мысль, придя к распереживавшейся крохе в самую трудную минуту, поразила её своей простотой, и она, распустившись среди тьмы ужаса истинной радостью, гордо произнесла. – Ох! Верно! Вы же совсем не знаете друг друга! Но знаете что, дорогуши… Вы же обе очень близко знаете меня, вашу лучшую подругу, Лайти! – и, как бы то ни было банально, сие изречение, будучи произнесённым в нужный момент, заставило боровшихся кобылок тут же сместить взор в сторону заплаканных очей прозревшей леди, пока та, глядя куда-то за горизонт, довершала свою гениальную мысль. – И знаете, что это значит? Вам пора бы узнать друг друга получше! И знаете, каким образом я заставлю вас это сделать? Да-да, именно заставлю, уж простите, мои милые… Дело в том, что, коли вы ладите подобным образом, мне ничего не остаётся, кроме как помирить вас насильно… И средством для вашего примирения я избрала вот что.

Уж в который раз в узких стенах душной комнатки нависла гробовая тишь, однако на сей раз каждый её обитатель, вопреки нараставшему волнению, казалось, наконец начинал пресыщаться искренней радостью… И если уж не за себя, то хотя бы за морковную леди под боком помятого боем белого копыта, ибо слёзы той нежной леди ещё никогда не оставляли их равнодушными. Показательно прокашлявшись, Твайлайт Лайт отошла прочь к своей постели и, ловким прыжком заняв место на шелковистой простынке, обернулась к заинтригованным подругам, после чего, элегантно пустив воздушный поцелуй, игриво произнесла:

– Дороге мои! Тесла Хронум, Даймонд Шайн! Сегодня, в этот чудесный летний день я вынуждена заставить вас отбросить свои заботы и отдаться блаженству прелестных чувств. Ибо вы, вопреки всем моим высоким ожиданиям, сильно раздосадовали моё хрупкое женское сердце. И посему я приговариваю вас ко дню, в течение которого вы будет ублажать моё тельце и душу всеми способами, что я буду вольна указать… А, как вы знаете, фантазия моя весьма и весьма обширна, хе-хе! Однако, – тяжело сглотнув, она приостановилась и, широко раздвинув ножки, смущённо отвела взгляд. Светло-лазурное прикосновение магии плавно расширило её тугое отверстие, еле заметно капнувшее на край алой простыни полупрозрачным соком жаркого тельца, в то время как сами бёдра робкой леди забавно затряслись. И, выждав достаточно для проникновения в сознание шокированных подруг сути столь радикального плана, она мягко надавила на свой клиторок тяжестью двух мягких выпуклостей, с жаром возбуждения произнеся. – Начать я предлагаю с чего-то обыкновенного. А именно: я желаю, чтобы вы обе, работая в команде, постарались отлизать мою попку столь тщательно, чтобы от наслаждения оргазмом я забыла, что в этом мире вообще существует что-то, кроме заоблачного счастья!

---

«Пусть крылья падшего ангела хрупки,
Взлетев на просторы небес,
 Он возвратится прекрасной голубкой,
 С клинком острым наперевес!»

Семь лет тому назад.

Улыбаясь новому дню, на низеньком пороге понивилльской школы, задорно помахивая роскошными белыми крыльями, лениво читает книжечку довольная пегаска. Её лазурные глаза залиты духом познания, её мягкая грива мерно вздымается кверху порывами тёплого ветра, и лишь её чёрный бантик то и дело отвязывается от гривы, падая на холодные деревянные ступеньки. Отовсюду доносятся довольные возгласы резвящихся жеребят: во дворе, скатываясь с горок, мило хохочут беззаботные школьники, а вдалеке, проходя мимо, что-то обсуждают только выпустившиеся жеребцы, держа за талию своих прелестных дам. Вот только сама школа, извечный храм науки, горюя по разбежавшимся детишкам, едва ли не пустует, оберегая в своих крепких стенах не многим более десятка усердно трудящихся поняшек. И лишь Даймонд Шайн, остерегаясь лишнего внимания, одиноко отсиживается подле входной двери, глядя на чистое голубое небо.

Восторженно настукивая неугомонными копытцами ритм какой-то глупой песенки, что ещё с раннего детства въелась в её голову, легкомысленная юная леди она с искренней улыбкой оглядывается вокруг. И, потирая обмякшими копытцами уставшие глазки, закрывает книгу, на обложке которой вычурно красуется поистине красивая надпись, «Фотография: мир и вы». В чистеньких локонах её длинной гривы, сполна закрывающей половину робкой мордашки, прелестно отражаются лучи дневного светила, и сама она перебирает их меж пёрышками, тяжело дыша от долгожданного наслаждения собственной красотой.

– Шайни! Солнышко! – плавно нагнувшись к юной кобылке, со снисхождением произнесла новенькая учительница по имени Чирили, после чего, присев рядом, спросила. – Снова сидишь одна, а, Шайни? – и, поглаживая ту по головушке да нежно посмеиваясь, уточнила. – Ну что же ты так? Неужто снова никто не захотел с тобой играть?

Заместо ответа тихонько посмеявшаяся пегаска лишь ловко вытянула из-под крупа исчерченный блокнотик и, начеркав в том что-то яркое, продемонстрировала его любимому преподавателю, в кои-то веке сдув с мордашки добрую половину прядей бело-голубых волос.

– Ох, ты что-то нарисовала для меня, солнышко? Как мило! Разреши, я взгляну, ладно? Только, Шайни, пожалуйста, не отпускай крылышки пару секунд, чтобы я могла налюбоваться такой прелестью! – жаркие щёчки умилившегося просветителя залились клубничной краской, и она, задорно похлопав милой ученице, лишь сильнее возрадовалась, на время отложив прочь журнал отчётности, в который следовало записать всех отсутствовавших за день прогульщиков.

Но стоило только взору заботливой учительницы коснуться крохотного холста, по-детски наивно исчерченного толстыми линиями цветных карандашей, как сама она, обомлев, потеряла дар речи, а кожа её охладела так, будто бы сам дух жизни вылетел из её бренного тела. Из серых губ Даймонд Шайн сочилась алая кровь, с громкими постукиваниями капавшая на деревянные ступени добродушного храма наук. Её глаза были пусты, словно бездна, и лишь лазурная радужка, изредка подрагивавшая на фоне непроглядно чёрных зрачков, напоминала о том, что эта пони жива. Ни одна мышца на её застывшей мордашке не двигалась, а окаменевшие крылья, демонстрируя любимой пони милую детскую картину, с каждым мгновением казались всё более отмершими, будто бы сама шёрстка на них серела, отпадая с кожей прочь. Не на шутку перепугавшись, Чирили подпёрла опавшую челюсть дрожавшим копытцем, но всё же, найдя в себе силы, снова взглянула на этот крохотный холст.

На нём, в окружении заплывших чёрным гноем серебряных лун, раскрыв крылья, стояла и рыдала милая пони, сильно походившая на Шайн, алый язык которой был вырван злыми пони и сожжён в пылавшем огне. Выждав достаточно на любование учительницей этого изображения, Шайн перевернула страницу. Капли крови запачкали страницу, но всё же среди образовавшейся грязи, среди обилия крупных кровавых разводов, чётко прослеживалась надпись, выведенная чёрными буквами по всей высоте белого листа.

«Я НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ»

– Ш-Шайни! – взяв себя в копыта, еле заметно подрагивая, как можно скорее одёрнула окаменевшую пегаску только-только отошедшая от увиденного провинциальная учительница. – Ч-что случилось! В-всё хорошо! Я здесь! Ты можешь быть со мной честна, солнышко! – потряхивая копытцами кровоточившую кобылку, тело которой будто бы связали жуткие оковы трупного окоченения, Чирили уже была готова вызывать скорую.

Но Шайн молчала, лишь изредка моргая двумя добрыми глазами, в глубине которых, однако, не осталось ничего, будто бы само сердце робкой леди было сожжено в гуще алого пламени. И, не зная, что делать, обеспокоенная учительница, нервно обгрызая копытца, галопом ринулась в здание школы, дабы обеспечить бедную кроху медикаментами и мягкими плюшевыми игрушками.

---

Настоящее время.

Глядя опустошёнными очами на припавший к земле крохотный чёрный бантик, родной белой пегаске ещё со школьной скамьи, Шайн не могла пошевелиться. Еле вырвав собственное сердце из мук нахлынувших воспоминаний, прозревшая кобылка оглянулась, в жаре схватившись за жужжавшую голову. В затуманенном взоре тяжело дышавшей Шайн, на фоне отрезанного клочка лазурно-снежных волос, плавно виляя элегантно завязанным хвостиком, в промежности её лучшей подруги уже лежала довольная Тесла, энергичная ворошившая по тельцу любимой пони своей горячей головой.

– Д-девочки! – нерешительно крикнула раскрасневшаяся пегаска, впавшая в ступор от лицезрения пред собой ещё только самого щадящего вида сцены жаркого кобыличьего секса. – В-вы, что, сдурели?!

Однако, её подруга, постанывавшая в поистине небесном экстазе, ровно как и Тесла, тихонько причмокивавшая по ходу работы ловким шершавым язычком, молчали так, будто бы Шайн не произнесла и слова. Обезумевшая от наслаждения Лайт, чувствуя скорейшее приближение своего оргазма, с каждым выдохом погружала подневольную нуарную красавицу всё дальше в глубины своей влажной дырочки. Охваченный интенсивным сапфировым сиянием пушистый носик Теслы, глубоко зарытый по воле доминировавшей морковной леди в её горячее склизкое влагалище, вибрировал, подобно бездушной резиновой игрушке, пока сама чёрно-белая поняша, искря золотистой радужкой, нежно закатывала довольные глазки.

Глядя на это сбоку, Шайн чуть было снова не потеряла сознание, однако, вмиг подобрав челюсть с пола, вопреки всему возбуждению, тотчас пронзившему её помокревший пах, она спросила снова, но на сей раз более чувственно и робко:

– Л-Лайт?! Ч-Что это ещё за дела?!

– Полезай в постель, Даймонд, – обернув солнечно-жёлтые глазки на ненавистного оппонента, до ужаса спокойно произнесла из-под властных копыт своей любимой, старавшихся загнать её всё глубже внутрь, занятая делом Тесла. Вся пушистая шёрстка этой тяжело дышавшей единорожки была взъерошена, и на мокрую алую простыню с тонких кончиков скомканных волосков ежесекундно стекала еле вязкая белая жидкость, пахнувшая, словно мёд.

– Я-я-я? – с нескрываемой дрожью в голосе произнесла Шайн, указав на себя парой острых перьев пульсировавшего крыла.

– Да, ты, – на сей раз в наиболее грубой форме упросила Тесла, сомкнув расслабленные очи, на которые плавно надвинулись грозные чёрные бровки. Водянистый эякулят Лайти, в очередной раз окропив надувшиеся щёчки любимой пони, шустро стёк с разгорячённого лба прямо к гладкому подбородку, и, наслаждаясь этим сполна, доминантная леди, высунув наружу расслабленный язычок, опала подкосившейся спинкой на влажную постель.

– Н-н-н-но я не могу! – до сих пор не веря в происходящее, испуганно пропищала трясшаяся пегаска, глядя на самую близкую ей пони в таком невообразимом состоянии. Комнату сверху донизу пронзал стойкий аромат кобыльих соков, пота и магически воссозданных феромонов, и потому на спине Шайн, стойко повинуясь воле инстинктов, пульсировали донельзя закаменевшие крылья. И всё же, держа свои чувства в узде, она противилась, ежесекундно глядя в приоткрытое окно. – Лайт – моя подруга! Я не могу позволить себе вытворять с ней такое! Хронум, ты сдурела?! То, что ты привыкла жить по расписанию шлюхи, ещё не значит, что подобным образом буду жить я! – на её глазах с только заплетённых волос Теслы тоненькими ручейками лилась жидкость Лайти, превращавшая прелестный лик красавицы Теслы в измазанное чернилами гротескное нечто. Однако, нельзя сказать, что Шайн это не возбуждало.

– Ах, значит мы не хотим соглашаться по-хорошему? – не став терпеть прихоти извечно недовольной пернатой кобылы, многозначно произнесла заплаканная единорожка, не переставая отлизывать своим язычком еле дрожавшие стенки тугой, но такой мягкой дырочки. – Значит, придётся взять тебя силой, хрупкая ты наша девочка! – с задором произнесла злорадствовавшая Тесла, в одночасье сбив обомлевшую пегаску с ног ловкостью магических приёмов и, хохоча в своё удовольствие, зажала голову той прямо меж трясшихся бёдер кончавшей Лайти.

Ликвидировав властвовавшее над той поле лазурного чародейства, Тесла шустро отпрянула в сторону, начав обтирать свою запачканную мордашку первым попавшимся полотенцем. С жадностью в глазах наблюдая, как в раскрытый ею белый ротик неустанно стреляет эякулятом горячий, возбухший клиторок оргазмировавшей единорожки, хитрая нуарная пони искренно улыбалась, еле сдерживая смех. На некогда снежной шёрстке Шайн ныне сияла алая краска вселенского срама, однако её милый ротик был раскрыт, и, сияя золотистой аурой, неустанно принимал вовнутрь сухого горлышка вязкие соки, стекавшие с дрожавших от страха и непонимания мягких женских губ. Позволив себе в последний раз насладиться чудом оргазма, закусившая губу Лайт, что-то звонко промычав себе под нос, опустилась ведущим копытцем к уже уставшему клитору, начав натирать тот, что осталось мочи. Сопровождая весь процесс плотной дозой тонизировавшего волшебства, что только подпитывало тягу кобылки к сношению, она даже не уставала, и потому закончиться сей акт был обязан чем-то невообразимым.

Глядя на Теслу, ехидно посмеивавшуюся в кулачок, из-под зажавших её на месте бёдер, Шайн шёпотом взмолила о спасении, однако в ответ на её просьбу, незатейливо поведя хитрыми глазками, чёрно-белая леди лишь сняла с бедняги поле сковывавшего телекинеза. И в этот же момент, стоило только обнадёжившейся бедняге закрыть склизкий ротик, как всю её мордашку залила очередная струя водянистого сока. И пока по волосам, бровям, губам и глазкам шокированной пегаски плавно стекала едко пахнувшая жидкость, довольная морковная пони, трясшаяся, подобно осиновому листику, лишь тяжело дышала, натирая копытцем загудевший рог да вперев в потолок счастливый взгляд без единой мысли о грустном.

---

Семь лет тому назад.

Продолжая медленно истекать неустанно тёкшей кровью, безэмоционально глядевшая в землю пегаска, припустив обмякшие крылья к влажной травке, с ужасом в глазах молчала. Её грозная тень закрыла собой обложку любимой книги, что и так была сполна заляпана чёрными разводами, налетевшими со стороны луж детской площадки. И вот, во тьме гнетущего силуэта, знатно щёлкнув захандрившую беднягу копытом по серому носу, неожиданно объявился юный жеребчик завидной красоты.

– Ну привет, Даймонд, – горделиво сплюнув едкой слюной прямо на морду обомлевшей от ран кобылки, нахально поприветствовал ту лиловошёрстный земной пони роскошной стати. На его груди, поверх лацкана поистине бархатистого синего пиджака, ярко сиял серебряный медальон потомка семьи Ричей, в белёсом отражении которого вмиг обернувшаяся Шайн увидела свой никчёмный вид и, поникнув пуще прежнего, испуганно закрыла потяжелевшие веки, тяжко, с досадой выдохнув себе под нос. Пользуясь сошедшим на нет свирепым настроем некогда сильной кобылки, юный кавалер, с неподдельным интересом глядя на никчёмную собеседницу сверху вниз взором жадного хищника, облизывая губки, произнёс. – Ох, неужели что-то не так, Шайни?

Будучи подавленной во всех возможных смыслах, тяжело дышавшая пегаска не могла найти в себе силы воспротивиться этому унижению. И, глядя на нахальную морду мерзкого типа исподлобья угольно-чёрными очами, она лишь накреняла нервозно дёргавшиеся грозные бровки, пытаясь хотя бы так отпугнуть зазнавшегося придурка. Но тщетно.

– Что такое, Шайни? – гневно отрезал улыбнувшийся во всю ширь морды мальчик, зажав одной ногой мягкую шею пернатой леди меж своим копытом и алой деревянной ступенью, а второй вдарив по тотчас обмякшему носу, из которого на травку пред ними незамедлительно хлынула струйка свежей крови. – Тебе нравится? – яростно вопрошал обезумевший жеребчик, пока все детишки вокруг были заняты своими заботами, не в силах обратить внимание на этот акт непомерной жестокости. Продолжая выбивать из терявшей сознание кобылочки последние силы к жизни, он злостно, но в то же время горестно приговаривал. – Тебе нравится это, сучка?!

Задыхаясь от непосильного высокого давления, что оказывал тучный жеребчик на её хрупкую шею, Шайн широко раскрыла заплывшие туманом лазурные глазки: обратив паниковавший взор к чистому и светлому небу, она молилась всему, что только было для неё свято. Однако это не помогало. И, продолжая терпеть удары, отзывавшиеся в робком тельце некогда сильной леди ужасавшей болью, она лишь до жути тихо кряхтела, не имея никакой возможности позвать на помощь взрослых пони.

Всё её тело болело так, будто бы она тонула в глубоких водах мирового океана, её дыхание уже давно сошло на нет, и всё же, хватаясь за последние проблески животворящего чуда, она, сквозь жуткую боль, умудрялась глотать крохотные порции жаркого воздуха. Паника охватила всё нежное тельце задёргавшейся кобылки, и та, потеряв рассудок, извиваясь, подобно дремучей змее, лишь тянулась к небу, плача горькими слезами.

– Не нравится, – спокойно ответил за свою не шибко разговорчивую собеседницу захандривший мальчик, на несколько секунд поумерив пыл, благодаря чему Шайн впервые за всю извечность мгновений этой пытки смогла вздохнуть полной грудью. И стоило ей только набрать полные лёгкие драгоценного воздуха, как, с треском вдарив копытом по её груди, потерявший голову малец произнёс. – А как ты думаешь, Даймонд, моим друзьям понравилось, когда ты отправила их в больницу?!

Кряхтевшая в агонии пегаска широко раскрыла заплывшие слезами очи, зрачки которых тряслись, словно крохотные бусинки, пока её рот, изо всех пытавшийся закричать, лишь едко кровоточил, кропя рукава разрыдавшегося мальчика. И всё же, остановившись, дабы поразмыслить, сколь страшно со стороны выглядело сие действо, призадумавшийся земной пони отвёл оба копыта прочь от задыхавшейся леди и, держа те перед собственными глазами, с ужасом наблюдал, как с них на влажную и тёплую травку стекает вязкая кровь. Его болотные глаза заплыли солёными слезами, некогда ровное дыхание стало невероятно тяжёлым, а сам он, глядя в рябящее отражение в грязной тёмной луже, не мог узнать в нём себя, некогда робкого мальчика, достойного наследника великой семьи Ричей.

– Ты – чудовище, Даймонд Шайн! – что было сил, вскричал юный кавалер, наклонившись к своей жертве так, дабы видеть её никчёмный лик. – Посмотри, что ты сделала со мной! – держа рукава дорогой рубашки, что ещё утром были белоснежными, над окаменевшей мордой бессовестной пегаски, горестно проронил тот, пока на её пустые глаза, потерявшие волю к жизни, с громким стуком стекала её собственная кровь, растекаясь по разбитому носу. – Что ты сделала со мной, Шайн?! – его правый глаз дёргался так, будто бы беднягу хватил нервный тик, и всё же, обхватив оробевшими копытами нежную шейку беззащитной леди, он начал душить её, словно бы та была маленьким, бессильным белым кроликом.

– А-а-а ну быстро отойди от неё, ты, х-х-хулиган! – робко произнесла неуверенная в своих силах морковная леди, громко пискнув нежным голоском так громко, сколь ей позволяла её нежная натура.

Но Рич и не думал останавливаться. Прижимая шею кашлявшей от боли пегаски всё дальше к тому свету силой двух тяжёлых копыт, он горестно плакал, улыбаясь во всю ширь заляпанной кровью морды.

– Я-я сказала, отвянь от неё, с-сейчас же! – нервно сглотнув, на сей раз более уверенно произнесла уверовавшая в собственную храбрость подошедшая ближе низенькая единорожка, рост которой на целую голову отставал от прочих кобылок, не говоря уже о жеребцах.

Но посеревшие глазки Шайн, изо всех сил тянувшейся тонкими копытцами к свету чистого неба, медленно закрылись, её грудь прекратила дрожать, а голова обернулась к стеночке, и потому обезумевший жеребчик, только усиливший давление, даже и не думал останавливаться по воле какой-то мелкой выскочки.

Однако, тяжело продышавшись и вобрав в свой могущественный рог всю ту мощь, что обуревала её заплаканную душу, Лайт подошла вплотную к малолетнему убийце и, с непоколебимым спокойствием на лице произнесла:

– Я, что, не ясно выразилась? – умудряясь глядеть на высокого, богатого, статного, популярного и просто сильного жеребца так, словно бы тот был последним мусором, без единой заминки спросила Лайт. – Я сказала… Отвянь от неё живо, ты, паршивое отродье! – в одно мгновение озарив улицу непомерно яркой алой вспышкой, оставившей на земле клубни бордового тумана, Лайт вдарила по голове юного преступника всей силой своего чародейства. Тут же, отлетев копытом на острый камень, корчась от боли и кровоточа сквозь порванный пиджак, мальчик закричал, прося прийти на помощь давно умершую мамочку, однако гнева морковной леди к тому моменту уже было не унять, и потому, сурово ступая к жалкому оппоненту, она произнесла. – Ну что, Рич?! Ты понял, где твоё место, жалкая тварь?! – Лайт, вобрав в длинный не по годам могучий рог всю оставшуюся силу, со всей мощи вдарила по морде заплаканного мальчика плотным потоком жгучего эфира, и сожгла половину волосинок на его серенькой морде, оставив на выжженой коже одной из щёк крупный алый ожог. – Знаешь, почему у тебя нет отца, мудило?! Потому что он был таким же, как и ты, поганый мусор! И хорошо, что моя мать убила его! Знаешь, скольких невинных душ загубил твой папаша, Рич?! – словно бы потеряв сердце, самая добрая пони всей школы, а, быть может, и всего города в целом, нещадно давя на все возможные детские травмы истерившего мальчика, продолжала поучать того истории его собственного рода, через мучения, кровь и боль. – Знаешь, а ведь когда-то я тоже отвечала своей маме, что пони могут измениться… Что каждый достоин второго шанса… Что жизнь каждого пони строит лишь он сам… Но, глядя на тебя, я вижу, что в тебе, бурля той же самой жестокостью, течёт кровь твоего никчёмного отца, – и, замахнувшись остатками еле видимого эфира в морду затихшего мальчика, лежавшего на травке безмолвно, смирно, даже не подёргиваясь, Лайт вдруг была схвачена его сильными копытами и приставлена к стене. Начав душить эту мелкую выскочку всей оставшейся силой, сквозь боль и слёзы, жестокий жеребец поднимал её все выше к небу, стараясь на сей раз просто раздавить дыхательные пути нежного горлышка. Однако, вопреки всему этому, охваченная пламенным гневом Лайт, чувствуя, как вот-вот её тело покинет пылающая огнём душа, задыхаясь от боли, еле слышно прокричала, состроив дикий животный оскал. – А з-значит ты сам ещё та тварь, Уинд! – её глаза раскрылись столь широко, что, казалось, вот-вот выпадут из орбит, а её ненависти не было предела, ибо она поняла, что вот-вот умрёт за то, что некогда считала святым. – ПУСТЬ Я УМРУ, НО ТЫ, ТВАРЬ, ЗНАЙ, ЧТО ТЫ ЖИВЁШЬ НА ЭТОМ СВЕТЕ ТОЛЬКО ПО ТОЙ ПРИЧИНЕ, ЧТО НЕКОГДА МОЯ МАТЬ ПОСЧИТАЛА ТЕБЯ ОТЛИЧНЫМ ОТ ТВОЕГО ОТЦА… ТЫ ПРОСТО ГРЯЗЬ ИЗ-ПОД КОПЫТ НАСТОЯЩИХ АРИСТОКРАТОВ, БЕСЧУВСТВЕННАЯ ТВАРЬ!

Лёжа на деревянном порожке чуть ли не без сознания, Шайн, глядя на то, как мучают самую добрую, хрупкую и наивную пони, что она только имела честь знать, тихонько подумала про себя: «Может быть, мне стоит ей помочь?.. Но хватит ли мне сил?.. Я сама еле-еле дышу, да и к тому же этот жеребец намного сильнее меня… Что же… Прости, Твайлайт Лайт…»

– ТЫ ПОДОХНЕШЬ В МУЧЕНИЯХ, СЛЫШИШЬ, УИНД, ХА-ХА-ХА?! – улыбаясь в глаза жуткой смерти, не переставала давить на рыдавшего убийцу храбрая кроха. – ПУСТЬ НЕ СЕГОДНЯ, НО ОДНАЖДЫ НАСТАНЕТ ДЕНЬ И ТЕБЯ НАЙДУТ В СЫРОМ И ТЁМНОМ ПЕРЕУЛКЕ С…. ХА… С ПЕРЕРЕЗАННЫМ ГОРЛОМ, И ТВОЁ ГНИЛОЕ ТЕЛО СКОРМЯТ ДИКИМ ПСАМ, А-ХА-ХА! – казалось, некогда счастливая и нежная пони превратилась в сгусток чистой ненависти, кровавого безумия и, кряхтя от недостатка кислорода, тратила все возможные силы, чтобы лишить мальчика последних надежд на долгую и счастливую жизнь. – А ЗНАЕШЬ… ХА… ЧТО БУДУ ДЕЛАТЬ Я?! Я БУДУ ГЛЯДЕТЬ НА ТЕБЯ С НЕБЕС, ПОКА ТВОЯ ДУШУ БУДЕТ ГОРЕТЬ В… ХА… В КОТЛАХ ТАРТАРА, ВЕЧНО ТЕРЗАЯ ТЕБЯ НЕСТЕРПИМОЙ БОЛЬЮ… И ДА… КАК ПОПАДЁШЬ ТУДА, НЕ ЗАБУДЬ ПЕРЕДАТЬ ПРИВЕТ ЛЮБИМОМУ ПАПОЧКЕ, А-ХА-ХА!!!

---

Отбросив прочь посиневшее тельце умиравшей юной крохи, Шайн, в порыве животной ярости ринувшаяся к стене, тут же остановилась и, глядя вглубь раскрасневшихся очей горько рыдавшего жеребца жуткой чернью своей потухшей души, подняла того высоко в небо грубым захватом окровавленных стальных крыльев, даже и не дрогнув. Её холодное дыхание было до ужаса ровным, пульс стабильным, а твёрдые, словно камень, крылья, были готовы в любой момент раздавить мягкую шею зазнавшегося мальца в алый сок одним точным нажатием, и всё же, сполна наслаждаясь его страданиями, она ждала. Медленно и плавно покачивая своей лазурно-снежной гривой, эта избитая до полусмерти безмолвная пегаска, широко раскрыв безжизненные очи, сверлила его серую морду взором обледеневшего покойника, по одной только Селестии известной причине вернувшегося с того света. На её губы, стекая с бровей, глаз и щёк, ежесекундно капала свежая кровь задыхавшегося жеребчика, всеми силами старавшегося вырваться из тугого хвата, казалось бы, уже умершей леди. Но, продолжая стоять так и дальше, она становилась лишь напористее: её острые перья, плотно залитые спелым бордовым нектаром, облегали тонкую шейку всё туже, и всё чаще слышались тонкие всхлипы молившего о пощаде Уинда. Однако Шайн не моргала, не шевелилась и, быть может, даже не дышала. Её широкие, угольные зрачки были устремлены в самую глубь наивных глазок корчившегося от боли мальчика, отживавшего последние мгновения своей жизни, и сама она, понимая, что пути назад уже нет, начинала мило улыбаться, не чувствуя за душой ничего, кроме долгожданного покоя.

За спиной холодной, словно сама смерть, высокой пегаски, в луже грязи, изредка обдуваемый потоками тёплого ветра, лежал её милый блокнот, во главе которого, на раскрытой странице, была криво высечена бордовым цветом жуткая фраза «Не тратьте на эту тварь свои силы, мисс Лайт: он не достоин вашего внимания». Оглядев помутнённым взором копытописную записку, что была притянута к ней последними силами опустошённой магии, терявшая сознание единорожка лишь сильнее испугалась за жизнь наивного земного пони, что, быть может, не ведал, что творил.

– П-п-прошу, у-убей м-меня уже, Даймонд, х-хватит! – не переставая корчиться от ужасающей боли, причиняемой удушьем бессердечной пернатой леди, Уинд очень быстро собрал вокруг себя толпу остолбеневших от страха школьников, не имевших сил и духа подойти к месту кровавой расправы даже на расстояние трёх метров. Пока самого популярного жеребца в школе приговаривала к жестокой, долгой и медленной кончине невероятно сильная белоснежная красавица, на гриву которой то и дело капала его кровь из копыта пробитого пиджака, все молчали, не в силах отвернуть заинтересованный взгляд прочь. Маленькие копытца тучного жеребчика дёргались, подобно гремучим змеям, пока тот, снова и снова взывая на помощь умершую мамочку, тешил себя ложным надеждами на спасение из своей последней прижизненной пытки.

Но тут, прямо перед пустыми очами, казалось бы, лишённой всяческих чувств пегаски, еле-еле замерцала лазурная надпись, окружённая прелестной аурой угасавших звёздочек, и надпись эта гласила: «Шайн, прошу, отпусти его…». В сапфировых очах снежной кобылки, что ещё минуту назад были лишены всяческой надежды на спасение из оков вечного страдания, вдруг промелькнула искорка сомнения, и прямо пред её взором снова зажглась голубенькая надпись, на сей раз ещё менее различимая средь капель багровой крови: «Прошу, Шайн, позволь ему жить…». Головушка юного Рича уже как несколько секунд лежала неподвижно поверх дёргавшихся крыльев колебавшейся Шайн: его челюсть была широко раскрыта, глаза мягко прикрыты тяжёлыми веками, а тонкие копытца и вовсе не тряслись… И глядя на всё то кровавое безумие, что она сотворила, Шайн в последний раз узрела пред собой выведенную кровью надпись «Я буду твоим другом, Шайн», среди красноты которой тут и там виднелись еле заметные искорки вконец отмиравшего синего чародейства. Вмиг обернув свою голову на уснувшую побитую пони на усыпанном грязью и слезами деревянном пороге любимой школы, Шайн затряслась, словно в свой самый первый день. А завидев под боком спасшей её храброй леди, покрытой алыми разводами, её любимую книгу, что та защитила ценой собственной красоты, она ещё сильнее оробела, и на секунду ей самой показалось, будто бы в закромах её чёрствой души зародилось непомерно сильное чувство чего-то действительно важного.

Откинув еле дышавшее тельце избитого Рича прочь в толпу смотревших за его смертью верных ему друзей, Шайн ринулась прямо ко входу в школу и, из последних сил сжав пару алых крыльев, нежно обняла свою милую спасительницу, наконец с улыбкой на мордашке закрыв тяжёлые веки. Из дверей в кои-то веке показалась не на шутку перепуганная Чирили, принёсшая с собой пару сумок, что содержали все необходимые медикаменты и плюшевые игрушки, и стоит ли говорить, что, завидев эту сцену, она чуть было сама не упала в обморок.

И тут Шайн, искренне улыбаясь, что было сил, заплакала.

---

Настоящее время.

– Мама-мама-мамочка, – усиленно потирая грязные веки, покрытые толстым слоем интимных выделений да сладко позёвывая, произнесла только очнувшаяся Шайн и, глядя, как на неё глядят две обеспокоенные пони, внезапно пискнула. – Вы чего?!

И вдруг, опомнившись, что случилось, крылатая красотка, вновь густо раскрасневшись, вмиг отползла к ближайшей стенке, дабы, со стыда закрывшись широкими крыльями, уйти прочь от пронзавших её взоров двух довольных кобылок. Её сердце било по груди, словно паровой молот, что-то тяжело давило на дыхательные пути, а гудевшую голову пронзали одни лишь мысли о жарком разврате, вопреки всем её желаниям противостоять инстинктам животного мира. И всё же, глядя на собственный пах, запачканный её влажным белым эякулятом, Шайн, теряя хватку в борьбе с собой, с трясшимися от страха глазками, нежно подрагивала половые губы краями мягких пёрышек, постанывая оттого даже слаще крохотной единорожки.

«Нет… Нельзя… Я не могу… Не здесь… Не сейчас… Не при них… Однако… Что, если…», – успокаиваясь, подумала про себя облизнувшаяся Шайн, не переставая, однако, терзаться сомнениями по поводу сего развратного действа, – «…Лишь одно мгновение?». Лишь одно трепетное касание робким девичьим крылом разгорячённой киски. Лишь одно донельзя ласковое проникновение дрожавшим пёрышком вглубь склизкой и влажной дырочки. Лишь одно поглаживание собственного влагалища ловким движением натренированных мышц. Лишь одно закатывание довольных глазок на виду тяжело дышавших подруг. Лишь…

– Тесла, дорогуша, вот как ты думаешь, она сейчас слышит нас? – элегантно развевая гривой по ветру, спросила Лайт, заняв место подле влажного бочка без устали мастурбировавшей подруги, в закатившихся от наслаждения глазах которой не осталось и следа былого стыда, впрочем, ровно как и сознательности в целом.

– Я не знаю, Лайти, – спокойно ответила всё обтиравшаяся от грязи нуарная барышня, не имевшая никакого желания заляпать дорогой макияж второй раз кряду. Её было всё равно, чем удовлетворялась эта ненормальная пегаска, ровно как и то, о чём она думала… Однако, всё же, изредка оборачиваясь на эту жаркую сцену, Тесла нервно сглатывала, не в силах противостоять столь ярким эмоциям, что ещё с утра начали будоражить её горько рыдавшую душу.

Что было мочи раздвинув свои бёдра, Шайн крепко опёрлась о стеночку и, раскрыв половые губы при помощи силы могучих перьев, вопреки ожиданиям единорожек, принялась невероятно страстно стонать, тщательно натирая клитор упругим краешком белого копытца. Её бархатистый язычок элегантно свисал с еле подрагивавших губок, колышимых горячим дыханием, в то время как заплывшие от удовольствия глазки были обращены куда-то в небо, большую часть времени закрытые грязными серенькими веками. Не желая прерывать эту замечательную сценку первой, изрядно обмокревшая Лайт, с внезапно воссиявшей игривой улыбкой на ехидной морде обернувшись к особенной пони, незамедлительно произнесла:

– Тесла, – медленно полизывая рыжие губки, жарко произнесла та. И, притянув любимую пони к себе за шею одним точным порывом ярко-голубого чародейства, тотчас облетевшего комнату, подобно огоньку во тьме гнетущей ночи, глядя прямо в душу напугавшейся бедняги, Лайт сказала. – Сейчас, как только наша дорогая подруга Шайн сладенько кончит, я применю к вашим нежным тельцам заклятие смены пола, цель ваша, однако, оттого не изменится: я приказываю вам удовлетворить меня… Но с одним условием, – её глазки будто бы воспылали самым ярким огоньком, что Тесла имела честь видеть, и, горя этим сокровенным желанием, поглощённая похотью единорожка произнесла. – Я хочу, чтобы вы в кои-то веке заставили меня почувствовать себя хрупкой, пассивной маленькой девочкой во власти сильных, уверенных жеребцов. Ты ведь сможешь исполнить эту цель, Тесла?

---

Год назад.

Ночь. Над головой, в вышине бескрайнего чёрного неба, озаряя путь серебром лунного сияния, за горизонт плывут тусклые одинокие звёзды. Холодный ветер, поглаживая своей заботой еле влажные лепестки расцветших соцветий, шелестит грозными ветвями деревьев зелёных парков. Свято сберегаемая горожанами тишь завораживает своей непередаваемой красотой и навеваемым трепетом. Воздух этого провинциального города блаженен, чист и свеж, и одного лишь глотка его в пору горестных мгновений порой хватает сполна, дабы возместить внутри погасшего сердца давно утраченную волю к жизни.

Пусть и ненадолго.

Ступая мерной поступью настоящей леди по ветвям высокого дуба, укутанная плотным угольным плащом Тесла, не смыкая глаз, оглядывалась по сторонам, дабы сквозь пелену зелёных листьев, покрытых тенью гнетущей ночи, узреть следующий шаг на пути к своей заветной цели. И, будучи искусной охотницей, она, не позволяя себе медлить, подобно вольной птице, взмывала на самую вершину пышной кроны многолетних деревьев, поддерживая своё лёгкое тельце еле приметным касанием золотой чародейской ауры, что так мягко облегала края белоснежных копытц. «Ну где же она?» – томно вздыхая, шептала себе под нос недовольная единорожка, еле заметно покусывая сочившиеся кровью гладкие губки, что оставляли на тропках величественного парка крохотные алые лужицы.

«Я не могу больше терпеть это», – рассматривая собственное отражение на острие стального клинка, обратившись в панику, подумала Тесла, – «Прошу, хватит», – её охладевшее копыто, еле касавшееся затупленного наконечника любимого меча, тряслось, подобно мерцавшему пурпурной аурой тонкому полю плавно иссекавшего волшебства, и всё же, найдя в себе силы, она решилась, – «Нет, если уж и идти к цели, то до победного конца!»

Её горестный взор, из глубины которого чернью гнилого духа вытекали последние сомнения, обратился в сторону уютного деревянного коттеджа, широкие окно которого горели тепло мерцавшим золотым огоньком. И, недолго думая, она, взглянув на стекавшую с губ густую кровь, незамедлительно сделала свой выбор. В последний раз взглянув на жестокое чёрное небо, обвязавшаяся алым шарфом монохромная единорожка, тяжело выдохнув, подобно ветру, ринулась к пылавшей светом заветной цели по толстым ветвям деревьев просторного парка.

Демонстрируя несравненное мастерство отработанной годами искуссной ловкости своей подруге тьме, Тесла, перескакивая с дерева на дерево в порыве элегантных пируэтов, вскоре достигла порога жилого дома. Стоя у входной двери с незаметно упрятанным в гриву рогом, едва заметно сиявшим среди густой ночи солнечно-жёлтой аурой убийцы, вновь заколебавшаяся в своём выборе единорожка, тяжело дыша, что было сил, ударила копытом в дверной звонок, с пронзавшим звоном смерти достав из тонких ножен заострённый клинок. На её лбу выступил холодный пот, а сама она, спешно заняв укромное положение прямо над козырьком крохотного крыльца, с ужасом в глазах следила за тем, как в раскрытом окошке милая оранжевая леди, позёвывая, добродушно улыбается, готовая к разговору с таинственным незнакомцем.

– Ложись! – сама не зная почему, вскричала спрыгнувшая с козырька не на шутку перепугавшаяся нуарная красавица, пустившая навстречу ничего не подозревавшей жертве тонкий лист заострённой стали, на ручке которого были видны застывшие капли бурой крови.

Резко припав к земле, низкорослая кобылка отделалась лишь срезанными локонами роскошной гривы, однако, судя по её шокированному взору, что маяком горел на её раздосадованной мордашке, она была далеко не довольная сложившейся ситуацией.

И вдруг, мерцая ни то белизной чистого снега, ни то чернью гнетущей ночи, в пурпурных очах Теслы начали мерцать жуткие образы загубленных ею жизней, сменявшихся один другим с невероятно быстрой скоростью.  А затем, не прошло и секунды, свет в очах единорожки и вовсе погас, оставив некогда неостановимую кобылку во власти её же жертвы, освещаемой сиянием серебряной луны, под небом спокойной эквестрийской ночи.

---

Настоящее время.

Очнувшись на всё той же, уже ставшей ей родной, алой простыне, вдоль и поперёк пропитанной густыми любовными выделениями похотливых кобылок, Тесла почувствовала себя покинутой всеми силами мира. Одиноко покачивая тельцем в постепенно развеивавшемся тумане едкий страданий, она, поднявшись с пузика, сладко зевнула. И, потягиваясь так, будто бы только поднялась с постели с первыми лучами рассвета, безо всяких эмоций почёсывая ушки, эта нежная красавица наконец раскрыла глаза.

И ужаснувшись, захотела поскорее закрыть их обратно.

Галантно поглаживая мягкими касаниями крепкого крыла такую мягенькую, гладенькую шейку подневольной робкой девочки, Шайн, страстно закусив нижнюю губу, продолжала одарять её влажный язычок ласковыми касаниями затвердевшего члена, по краям которого, упруго выступая, отчётливо виднелись мокрые серые венки. Жадно впиваясь перевозбуждённым, лишённым всякой сознательности взором вглубь закатывавшихся очей Лайти, вернувшая себе былую жёсткость белоснежная пегаска, бездумно улыбаясь и тяжело дыша, сполна наслаждалась тем, как пыхтевшая от страсти умелая кроха, используя свой гладенький язычок, всеми силами старалась отлизать изредка подтекавшую соками горячую головку. Светло-рыжие щёчки робкой стыдливой леди горели жаркими лучами алого солнца, и всё же, вопреки всем раздиравшим её душу явным противоречиям, она продолжала наглаживать своими копытцами длинный и толстый ствол лучшей подруги, такой красивый, такой сладенький, такой желанный. Иной раз при взгляде на это безумие Тесле казалось, что все вокруг неё окончательно сошли с ума, однако то истинно природное наслаждение, что сполна пронизывало жаркий и влажный воздух, коим она, возбуждаясь не менее всех прочих, с удовольствием дышала, прикрывая довольные глазки, вскружило голову и ей.

Чувствуя на себе грубый хват жёстких перьев любимой подруги, Лайт нежно вскрикнула:

– Ах~х~х! – её роскошная лазурно-голубенькая грива была жёстко схвачена грубым крылом высокой и сильной пегаски, страстно улыбнувшейся тому тоненькому писку, что, вырвавшись из влажного раскрытого ротика, пронзил её затрясшиеся от наслаждения навострённые ушки. И, чувствуя себя той самой похотливой леди, чья железная воля способна сделать с тельцем хрупкой девочки, взмолившей о собственной ничтожности, всё, что душе вздумается, Шайн сладостно облизнулась.

Не желая медлить, первым делом эта обезумевшая от страсти пернатая красотка хорошенько заткнула своей подруге излишне крикливый ротик, загнав пульсировавший от наслаждения член вовнутрь склизких стенок тугого горлышка. В тот миг Тесла узрела на некогда холодном лике Шайн настоящее наслаждение: с её мягких, поистине женственных серых губок мерзко свисали плотные белые слюнки, то и дело кропя горячую морду Лайти её же вязкими выделениями. Чувствуя, как влажная и узенькая дырочка, еле-еле управляясь с такой сложной работой, жёстко обхватывает всю поверхность её жирного ствола, постанывавшая пегасочка, даже не глядя в сторону кричавшей бедолаги, то и дело напрягала его сильнее, жадно упиваясь теми нежными писками, что сквозь боль издавала закатившая глазки морковная леди. И вот, не прошло и мгновения, начав гладенько массажировать обмякшим членом тугое горлышко, вопреки всем воплям похотливой сучки, готовой сблевать на пол от того напряжения, что буквально рвало её изнутри, Шайн тихонько выдохнула.

---

Год назад.

Стоило оклемавшейся юной леди только раскрыть свои заплаканные очи, как во взоре той, тепло поблёскивая уютом добродушного сердца, замерцал покой милой единорожки. Носик шокированной Теслы, подобно смраду едкого парфюма, вовсю переполняло странное сочетание пикантных ноток нежной ванили и мерзкого производственного эфира. Чувствуя под собой бархат мягкого кресла, нуарная красавица не на шутку ужаснулась и, широко раскрыв задёргавшиеся глазки, тут же принялась оценивать окружающую обстановку. Её сердце вновь застучало, подобно поршням жестокой машины, а учащённое дыхание, казалось, было готово прорезать грудную клетку жаром насыщавшегося пламени. В тёплых стенах крохотной комнаты было тихо. Быть может, даже слишком тихо, и это сводило Теслу с ума, ибо, раз за разом оглядываясь по сторонам, она видела лишь угольно-чёрные стены, окутанные мраком непроглядной чародейской дымки. Кое-где узнавались еле знакомые силуэты домашней мебели или спелых фруктов, однако по большей части узреть что-либо в этом царстве тьмы было невозможно. А посредине всего этого ночного кошмара, возвышаясь среди жуткой неясности столпом тёплого света, прямо перед ней, стоял еле зримый деревянный стол, на котором, поблёскивая серебром кровавой луны, мирно лежал вечный друг Теслы – её клинок, в отражении которого, как и следовало ожидать, виднелась лишь напуганная морда его мрачного владельца.

И вдруг по ту сторону стола, с излишне спокойным взором на маленькой миловидной мордашке, возникла та самая низенькая морковная леди. Она сидела смирно, не дёргалась и, казалось, не дышала. Её холодный взор, прожигая душу, впивался прямо в черноту глубоких глазок поникшей собеседницы. И даже рог её, будучи в столь рискованном положении, не проронил ни единой искорки. И, сидя подобным образом на столь же мягком креслице, что и Тесла, она спросила:

– Я так понимаю, ты не из разговорчивых, не так ли?

Тесла, робко накренив тонкие брови на глубокие мёртвые очи, лишь тихонько кивнула. И, нервно сглотнув да вперив свой горестный взор в остриё стального клинка, полного крови, боли и слёз, она, еле скрывая внутреннюю борьбу, спросила:

– Почему ты оставила меня в живых?

– А почему я должна была поступить иначе? – проронив еле различимый даже среди абсолютной тиши дамский смешок, незатейливо ответила Лайт, не переставая сверлить своим тяжёлым взором неупокоенное сердце жестокой кобылы.

– Потому что я пришла убить тебя, Лайт, – до ужаса холодно и мрачно проронила Тесла, с животным наслаждением оскалив свои снежные зубки да осветив золото благородных очей пурпуром мёртвого духа. Из её глазок, подобно белёсым трупным червям, выползали лиловые струйки плотного эфира, стекая по окаменелой мордашке, словно горькие слёзы, и всё же, на лике её, полном горечи и страданий, сияла широкая улыбка.

– И что с того? – даже не дрогнув, парировала повеселевшая Лайт, будто бы была готова к такому ответу. – Все мы когда-нибудь умрём, и если мир соблаговолил лишить меня жизни раньше дозволенного, выходит, так и должно быть, разве не так, дорогуша?

В тот миг на тусклом лике Теслы, что ещё мгновение назад сиял непреклонной храбростью, в одночасье погасла вся была уверенность, а мёртвые глазки опустились ещё ниже, ибо те вещи, что столь красноречиво вещала эта наивная юная леди, по ней ударяли острейшим ножом, кромсая на кусочки прогнившее больное сердце.

– Впрочем… мой вопрос, касаемо твоего спасения… Должно быть, мне стоило задать его в несколько ином ключе: могла ли я поступить иначе? – гордо улыбнувшись, будто бы упиваясь своим превосходством в грядущей психологической дуэли, готовая изрезрать душу своей жертвы в кровавое месиво, приговаривала довольная кобылка, поглаживая тонкий клинок лёгкими касаниями хрупкого копытца.

– Эй! – тут же закричала оклемавшаяся Тесла, завидев, как её драгоценное оружие лапает грязными, неряшливыми копытами мерзкий подозрительный незнакомец. – Не смей даже касаться его!

– Да? – лишь на мгновение отпрянув прочь, но и не переставая играть с огнём, Лайт прикинулась дурочкой. И, желая проверить свою новоиспечённую догадку, она, с жаром в глубоких бесчестных глазках, спросила. – Ох, прости, я не знала, что этот кусок холодного металла для тебя так ценен… В таком случае позволь поинтересоваться, – и, улыбнувшись во всю ширь миловидного личика, она, вызвав у перепугавшейся охотницы мурашки по коже, жутко прошептала. – Кого такого ценного для тебя ты убила при помощи этого клинка?

Монохромная пони, заслышав это, в ужасе сомкнула задёргавшиеся веки и, стиснув зубы в порыве нахлынувших гнева и страха, взяла в поле лилового чародейства любимый клинок. В мгновение ока приложив тот прямо к мягенькой шее улыбавшейся леди, она вмиг вскочила из-за стола, грозно нависнув над головой зазнавшейся малявки.

Но, улыбаясь ещё шире прежнего, известная по всей округе широтой своей доброй и наивной души, Лайт лишь смеялась, выпучив на трясшуюся жертву едкую кислоту своих безжалостных зелёных глазок, в глубине которых, казалось, не осталось ни единой мысли о чём-либо светлом. Без дрожи надвинувшись на смертоносное остриё клинка по собственной воле, дабы по его гладкой поверхности начала стекать густая, свежая, алая кровь, сошедшая с ума единорожка сладко облизнулась, чувствуя крепчавшее превосходство, и, еле заметно усмехнувшись, произнесла:

– Ты ведь не убьёшь меня, – с полной уверенностью прошептала кровоточившая единорожка, продолжая скользить своей гладкой шейкой по заострённому лезвию дрожавшего клинка. – Ты никогда не решишься на это, иначе бы ты уже убила меня… Тесла Хронум.

В тот судьбоносный момент Тесла, приложив трясшееся копытце к размякшим от слёз серым губам, не смогла проронить и слова, дабы воспротивиться жуткому умозаключению храброй кобылки, что с такой яростью и азартом резала собственные вены, продолжая маниакально улыбаться и храбро двигаться навстречу собственной погибели семимильными шагами.

– А знаешь, что самое интересное, Тесла? – её шея истекала реками красной крови, словно роскошный усадебный фонтан, и те, обильно оседая на холодном металле, формировали во тьме чар тьмы поистине завораживавшие своей красотой узоры сладкой смерти. – Ты не дашь мне умереть, даже если я всей своей силой буду пытаться уйти на тот свет… Не в этом ли вся твоя жизнь, Тесла Хронум, жалкая рабыня судьбы?

Бессильно опав на мягкое кресло с раскрытым от ужаса ртом, поникшая пони вновь захотела умереть. И в тумане солёных слёз, лившихся из сомкнутых от ярости очей, она глядела на нервно трясшиеся копыта. В то время как охваченный магией клинок, лишившись всякой поддержки, с оглушительным стуком опал на холодный пол, оставив на светлом столе глубокую лужу из сладкой алой крови.

– И-И ЧТО?! – истошно закричала загнанная в угол единорожка, со злости стукнув по столу тяжёлым копытом. Кровь живописно расплескалась по комнате, подобно светлой дождевой луже в холодный осенний день, и, чувствуя на себе эту тяжбу, еле сдерживая истерику, Тесла вновь закричала. – Ч-ЧТО ПЛОХОГО В ТОМ, ЧТОБЫ С-СЛЕДОВАТЬ ПУТИ?!

– Но ты ведь не желаешь этого, не так ли? – продолжая терзать и без того убитую горем душу, что только что распалась на крохотные беззащитные осколки, и желая сжечь в ней всё дотла, умиравшая от кровотечения единорожка не теряла попыток вывести беднягу из себя, пусть и ценой собственной жизни. – Ты грезишь мыслями, что именно ты управляешь своей судьбой, не так ли, Хронум?! – и, завидев должный отклик на мордашке леди железных нравов, готовой разрыдаться, подобной малолетней плаксивой крохе, она наконец произнесла. – Тогда ответь мне, дорогуша, почему даже такое серьёзное дело как убийство за тебя выполнила сама судьба, а?! Быть может, тебе уже стоит принять, что миру глубоко плевать на тебя и твои стремления, Хронум? Сколько ещё раз жизни нужно будет избить тебя до полусмерти, чтобы ты осознала, что сам факт твоего существования – до смешного мимолётное мгновение, в котором ты никому не нужна?! Когда до тебя дойдёт, что, сколь бы сильно ты ни обдумывала свою жизнь, в ней никогда не появится ангела, который спустится с небес и одарит её смыслом?! ТЕСЛА ХРОНУМ, ТВОИ МЕЧТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ, ПРИЗНАЙ ЭТО, ПАРШИВЫЙ РАБ ФОРТУНЫ!

---

– Почему ты ведёшь себя как последняя тварь, Твайлайт Лайт?! – спустя минуту невероятно тяжёлого и томного молчания, в порыве истошного крика выпалила зарыдавшая Тесла, вдарив по довольной морде умиравшей леди жгучим снарядом плотного эфира, пылавшим во тьме комнаты пламенем золотого огня. – Мне было приказано убить тебя, потому что ОН считал тебя особенной! Потому что ты, в отличие от меня, действительно та, кто хоть как-то может повлиять на мир вокруг! – и, захлёбываясь в собственной горечи, она, упав на холодный пол, залитый её слезами и кровью жестокой собеседницы, пытаясь разбить трещавшую по швам голову о доски пола, продолжила. – Потому что ты способна пожертвовать всем, что имеешь, по причине одного лишь мимолётного порыва сердца, и, не жалея о принятом решении, двигаться дальше, даже если ты будешь отринута всем миром, потому что в этом твоя свобода, тартарово отродье! – утирая слёзы робкими, но такими ласковыми движениями алого шарфа, истерившая кобылка не могла унять своего рёва и, тяжело дыша, продолжал гневаться на холодно улыбавшуюся леди, в сером взоре которой, казалось, уже почти не осталось жизни. И, видя такую непоколебимо глупую и дерзкую решительность, возможно, обусловленную её психическими заболеваниями, Тесла, глядя на Лайт испуганными очами, на мгновение выпала из реальности, подумав, что пред не предстало существо могущественнее самой Селестии. И, тяжело выдохнув, она, нежно попискивая, тихонько проронила. – Разве может быть хоть что-то более свободное на всём белом свете, чем добровольная смерть в порыве кровавой страсти?!

Заместо возражений, утихомирившая свой пыл единорожка, лишь изредка улыбаясь, пошатывалась на мягком креслице, готовая в любой момент замертво пасть на холодный пол, навсегда застыв в собственной обители в положении окоченевшего трупа. Но, сполна заинтересовавшаяся историей этой милой леди, Лайт, воспользовавшись невнимательностью отвлёкшейся собеседницы, еле заметно воспламенила длинный рог, вокруг которой тускло замерцали белёсо-лазурные крохотные звёзды могущественного волшебства.

И в этот момент, воспарив над полом, во тьме крохотной комнаты, сияя лазурью эфемерной небесной брони, пред милыми дамами гордо предстал храбрый рыцарь-пегас, охваченный сапфировой дымкой истинного благородства. Держа подле себя огромный каменный щит, гравированный фамильным знаком семейства Лайт – пышной, но колкой алой розой, охваченной робкими касаниями тонких пурпурных лоз – он, глядя на беднягу сквозь забрало серебряного шлема, впился до ужаса холодным взором в самую глубь её заплаканных очей.

Почувствовав на своём обмякшем от боли тельце могущественное влияние этого статного джентлькольта, Тесла, вопреки всем собственным желаниям, покладисто опустилась на ледяной пол, медленно прикрыв тревожные очи.

И вдруг наступила тишина.

SILENT CIRCLE

– Доча, спускайся скорее! – будто бы пропела матушка Теслы, с искренней заботой обращаясь к той в первые часы такого доброго и радостного рассвета.

– Да~а, сейчас спущусь, мам! – тут же, тихонько позёвывая, крикнула со второго этажа проснувшаяся юная леди, лениво потягиваясь на мягкой постельке.

Шустро протерев ото сна тяжёлые веки, заворожённая запахом вкусной лапши чёрно-белая пони, ловко убрав с заспанной мордашки растрёпанные ветерком непослушные густые волосы, с улыбкой оглянулась вокруг. На её комоде, плотно усыпанном обёртками от шоколадных конфеток с нежным привкусом холодной мяты, закованный в маленькие милые ножны, лежал и ждал своего часа игрушечный клинок. Из-за окна, сквозь пелену плотного, непрекращавшегося дождика ярко светило тёплое солнце, озаряя забавно фыркавшую маленькую кобылочку живительной порцией хорошего настроения. И даже тот небольшой беспорядок, что царил в её крохотной любимой спальне, не мог помешать этому дню стать поистине чудесным!

Застелив свою постель, Тесла, мило усмехнувшись, первым делом выхватила из плена холодных ножен свою любимую игрушку и, плотно держа ту в поле золотистого чародейства, начала размахивать ей перед лицом злого плюшевого мишки. На его глазу была повязана упругая чёрная ткань с изображением страшного белого черепа, а его мягкая бурая лапа, укрывая за собой крохотную фигурку принцессы Селестии, злобно грозила герою своим натренированным серым кулачком. Пародируя басистый голосок бесстыжих злыдней из именитых эквестрийских сказок, Тесла, отыгрывая роль преступного мишки, произнесла:

– Значит, хо-хо-хо, ты действительно хочешь побороться со мной, Хронум?! – гогоча, подобно стереотипному злюке со сцены детской театральной постановки, насмешливо произнесла Тесла от лица забавно трясшегося золотистыми искорками бурого мишки. И, желая придать этой игре большей драматичности, она, просмеявшись снова, добавила. – Хо-хо-хо, как пожелаешь, лапочка, вот только не думай, что это будет так просто, хо-хо!

Несмотря на то, что постель маленького рыцаря по фамилии Хронум всегда была застелена, в самой её комнате нередко царил беспорядок. Стопка мятой одежды, свисая со стула на рабочем месте юной девочки, была первым, что привлекало взор, однако повсеместно оставленные раскрытые книги, с не одним десятком разноцветных закладочек тоже были способны удивить. Коврик то и дело вздымался у порога входной двери, а высокий платяной шкафчик противно поскрипывал, стоило Тесле сильно увлечься, затерявшись в игре с головой.

И вот, стоя в своей спальне столь гордо, словно бы та была великим героем родной отчизны, Тесла, взглянув назад, увидела выстроенные в ряд фигурки поняш королевского рода, что будто бы молили её спасти от неминуемой гибели великую и неповторимую принцессу солнца. И вот, набравшись смелости и взглянув в глаза противнику храбрым взором, Тесла приставила к пузику мишки мягкий клинок любимого меча и сказала:

– Я и не думаю! – подходя ближе, гордо ответила та. После чего, слабенько ткнув по лапе маленькой плюшевой злюки кончиком короткого меча, она победоносно заявила, отобрав от того фигурку любимой принцессы. – Я знаю! А теперь исчезни вон, злодей! Тебе не победить Теслу Хронум, хе-хе!

И, взяв в поле своего тусклого солнечного телекинеза раздосадованного побеждённого мишку, она, миленько перебирая его бурыми лапками, проводила того до самой постели и, мило усмехнувшись, накрыла тёплым одеялом.

– Доча, я кому говорю! – на сей раз в более грубой форме прокричала выжидавшая матушка, легонько постучав по несущей стенке дома высохшим половником. – Тесла, милая, ну остынет же сейчас совсем! Будешь потом грустить, что лапшичка холодная!

В тот миг мягкие щёчки внезапно опомнившейся девочки от стыда окрасились в цвет самой спелой клубнички, и всё же, не желая признавать свою неправоту, она быстренько убрала все игрушки по местам, шустро заявив:

– Д-да, мам, я иду! Сейчас!

Дом наполнился еле различимым средь дождя топотом маленьких копытц, что, спускаясь по лестнице на первый этаж, отстукивали свой ход столь тихо, что, казалось, услышать это могли лишь те, кто с Теслой был знаком лично. Тяжело дыша, виноватая единорожка уже на подходе к кухне вкушала этот непередаваемо вкусный свежий аромат. Закатывая от наслаждения довольные глазки, проголодавшаяся кобылочка облизывалась, представляя вкус сытного овощного бульона, щедро приправленного острыми специями, хрустящей кукурузой и мягкими грибами. И вот, перейдя порог кухни мягкой поступью лёгких копытц, Тесла увидела свою маму, что с улыбкой на морде отмывала горку грязной посуды.

– Доброе утро, Тесла, – мягко произнесла высокая серенькая единорожка по имени Энтропи, обернувшись к любимой дочери фартуком с изображением любящего розового сердца.

– Доброе утро, мама! – незамедлительно ответила Тесла, стоя прямо напротив неё, возле стула, уготованного той для завтрака. И, нервно сглотнув, желавшая поскорее приступить к желанной трапезе, она спросила. – Мам, а можно я покушаю?

– Пх-х, конечно, можно! – забавно фыркнув, тут же разрешила удивлённая кобылка, на секунду уронившая в раковину деревянную ложку. – Ну ты дурында что ли, доча? Будто я тебе откажу в этом когда-нибудь, хе-хе! Конечно, кушай на здоровье! С чего вдруг ты вообще об этом спрашиваешь, Тесла?

– А я не знаю, – меланхолично ответила призадумавшаяся единорожка, после чего, начав уплетать сытный рамен медленными, но точными движениями деревянных палочек, и вовсе загрустила. Но всё же, со временем забыв, что привело её к печали, она, радуясь своей любимой вкусняшке, то и дело довольно пищала, в конце концов вновь заулыбавшись ярче солнца на ясном небе. – Спасибо за рамен, мамочка!

– Да не за что, доча, – вновь усмехнувшись, незатейливо проронила занятая делом матушка. – Вот только ты кое-что недоговариваешь, хи-хи! – отмывая последнюю тарелочку, дополнила свой коротенький ответ смеявшаяся Энтропи, распрямляя пышную гриву ловким касанием лилового волшебства из элегантного хвостика в длинный и непослушный поток стелившихся по шейке тонких волос.

– Я? – удивлённо проронила Тесла, на время приостановив свою трапезу. Две перекрещенные палочки, нависнув над жарким бульоном, уже сполна пропитались его сытными парами, и, чуя неладное, девочка на всякий случай переспросила. – Не знаю, мам… Вроде как, ничего не утаиваю… Да и сказать мне особо нечего… А чего такого? Я постельку застелила! И даже игрушки убрала! Я что-то забыла сделать что ли?

И вновь нежно посмеиваясь, Энтропи подошла поближе к любимой дочери, после чего, поглаживая пурпурным сиянием ласкового чародейства мягкие локоны такой роскошной угольно-чёрной гривы, наклонилась поближе к её личику, тихонько произнеся:

– Почему ты убила нас, Тесла?

Впервые за всё утро взглянув на лицо собственной матери, перепугавшаяся Тесла, от ужаса упав со стула, увидела вместо родных лазурных глазок два чёрных пятна, из которых мерзко выползали мёртвые полупрозрачные эфирные полосы, оседая на столе, подобно хлопьям мягкого снега. Из серых губ Энтропи текла алая кровь, кропя красным цветом сытный бульон, в то время как потерявшая рассудок Тесла судорожно отползала дальше к стенке кухни, не в силах оторвать шокированный взор от мёртвых глаз собственной матери.

– Почему ты убила нас, Тесла? – стоя на месте, не дыша и даже не разевая рта, оглушительно громко спросила Энтропи, продолжая сверлить заплаканную, убитую горем дочь мёртвыми очами, из которых стекал мерзкий эфемерный гной.

– МАМА?! – что было сил закричала Тесла, боясь подойти ближе, но и не решаясь уйти прочь с кухни. Горько рыдая, она не могла прийти в себя, её голова, раскалываясь на части, ужасно гудела, по барабанным перепонкам неустанно бил оглушительный звон жутких мыслей, и сама она, теряя рассудок, могла лишь истошно кричать. – МАМА?! МАМА, ЧТО С ТОБОЙ?! МАМА, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПУГАЙ МЕНЯ?! МАМА!!!

Но вдруг свет в очах юной кобылочки погас, и сама она, не подозревая того, тихонько упала на пол, подобно маленькой безвольной кукле, перестав чувствовать что бы то ни было, в том числе и саму боль.

SILENT CIRCLE

Год назад. Сознание Теслы Хронум.

Жертва под номером «Семь».

Кодовое название операции «Жертва Судьбы».

Тесла
Что только что произошло?
Где я? Где моя мама?!

???
Твой матери больше нет
Во всяком в случае среди живых

Тесла
В каком это ещё смысле…
Что ты несёшь?! Кто ты?!

???
Ты ведь сама убила её
Ужели не помнишь?

Тесла
Это чушь!
Такого не может быть!
Я бы никогда не сделала ей больно!

???
И всё же ты сделала ей больно

Тесла
НЕТ!!!

???
Вспомни хорошенько, Тесла

Тесла
Я НЕ СМОГУ ВСПОМНИТЬ ЭТО!
ПОТОМУ ЧТО ЭТОГО НЕ БЫЛО!
КАК Я МОГУ ВСПОМНИТЬ ТО,
ЧЕГО НИКОГДА НЕ ДЕЛАЛА?!

???
Конечно же, этого не было…
Или же ты просто убедила себя в том, что этого не было?
Ровно как и построила себе сладкую иллюзию желанного детства?

Тесла
ДА ЧТО ТЫ, ДИСКОРД ПОБЕРИ, ТАКОЕ НЕСЁШЬ?!
У МЕНЯ БЫЛО ЭТО ЖЕЛАННОЕ ДЕТСТВО
МОЯ МАТЬ ЛЮБИЛА МЕНЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ!

???
Тогда почему ты так ненавидела её?
Почему ты безжалостно убила её?
Почему ты запугивала её перед смертью?
Почему ты перерезала ей горло своей катаной?
Почему ты оставила её умирать под дождём?
Почему ты лишила её жизни?
Почему ты так ненавидела свою мать, Хронум?

Тесла
Я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я?..

Энтропи
Доченька, почему ты убила меня?
Разве я плохо к тебе относилась?

Тесла
М-м-м-мамочка!!!
Слава Селестии, ты жива!

Энтропи
Доченька, почему ты убила меня?
Разве я плохо к тебе относилась?

???
Разве она плохо к тебе относилась?

Тесла
Я НЕ УБИВАЛА СВОЮ МАТЬ!!!

Энтропи
И всё же ты убила меня, доченька

???
И всё же ты убила её, Тесла

Тесла
ЗАТКНИТЕСЬ!!!

Энтропи
Не кричи на матушку, Тесла!

Тесла
ДА КАКАЯ РАЗНИЦА!
ТЕБЯ ВСЁ РАВНО УЖЕ НЕТ В ЖИВЫХ!
И ВИНОЙ ТОМУ Я!
ЛУЧШЕ БЫ ТЫ ВООБЩЕ НЕ РОЖАЛА МЕНЯ НА СВЕТ, МАТЬ!
КОМУ НУЖНА ТАКАЯ БЕСТОЛКОВАЯ ДОЧЬ!

Энтропи
Не тебе решать, как мне следовало поступить, Тесла
В конце концов, я сполна поплатилась за право так думать

???
И всё же, убила ли ты свою мать?

Энтропи
Как ты думаешь, Тесла?
Был ли этот выбор на самом деле твоим?

???
Как ты думаешь, Тесла?
Был ли хоть один выбор в твоей жизни на самом деле твоим?

Тесла
Я не знаю………….

???
Почему ты так поробела, Тесла?

Лайт
Почему ты так поробела, Тесла?
Отвечай, поганый раб фортуны!

Тесла
Я не знаю………….

Энтропи
Нет, доченька, ты знаешь…
Поэтому ты и убила меня…

Лайт
Нет, Хронум, ты знаешь!
Поэтому ты и оставила меня в живых!

???
Нет, Тесла, ты знаешь
Поэтому ты так сильно ненавидишь себя за это

Тесла
Чего вам всем от меня так сильно надо?..

Все
Ответа на вопрос!

Тесла
 Какой вопрос?..

Все
Почему ты так безжалостно убила свою родную мать?

Тесла
Потому что я ненавидела её…

Энтропи
Но ведь это неправда!
Ты всегда любила меня, солнышко!

Лайт
Ты не способна ненавидеть, жалкий раб!

Николас
Я всегда говорил тебе об этом, сестра…
Ты не способна к настоящей ненависти…

Тесла
НО ТОГДА ПОЧЕМУ ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ В ЖИВЫХ?!
ЗНАЕТЕ, ПОЧЕМУ?!
ПОТОМУ ЧТО Я УБИЛА ЕЁ!
Я ОСТАВИЛА ЕЁ ТРУП НА ТОМ ХОЛМЕ!
И ТЕПЕРЬ ЕЁ БЕДНОЕ ТЕЛО КАЖДЫЙ ДЕНЬ ОМЫВАЮТ СЛЁЗЫ ЛЕДЯНОГО ДОЖДЯ!
В ЭТОМ ВСЁМ МОЯ ВИНА!!!

Все
Верно!
Потому что ты убила её!

???
Это ты знаешь и без нас, Тесла

Николас
Поэтому ты и осталась одна, сестра

Лайт
Поэтому ты так одинока!

???
Но ты так и не ответила на наш вопрос

Тесла
ДА НЕ ЗНАЮ Я, ПОЧЕМУ Я УБИЛА ЕЁ!

Энтропи
Нет, ты знаешь, доченька…
Ты всегда об этом знала, ты ведь моя умничка…
И я люблю тебя…

Тесла
Мама, пожалуйста, заткнись…

Лайт
Не смей так разговаривать с родной матерью!

Тесла
Да кто ты вообще такая, чтобы мне указывать?!
Я даже не знаю тебя, пискля мелкая!

Лайт
И снова ты обманываешь саму себя, Хронум!
Так ты вечно будешь одинокой!
И никто никогда тебя не полюбит!

Тесла
Моя мать любила меня!

???
Тогда почему ты убила её?

Тесла
ПОТОМУ ЧТО ОНА БЫЛА СЛИШКОМ ДОБРА, ЧТОБЫ ЖИТЬ В НАШЕМ ЖЕСТОКОМ МИРЕ!!!!

???
И снова ты обманываешь себя Тесла…
Так ты никогда не сможешь полюбить себя

Николас
Она никогда и не хотела…
У тебя ведь никогда и не было желания любить себя, не так ли?
Ровно как и чувства собственного достоинства, а, сестрёнка?

Тесла
И что?!
И что дальше?!
ЧЕГО ВЫ ВСЕ ХОТИТЕ ОТ МЕНЯ?!

Все
Ответа на вопрос!

Тесла
ПОЧЕМУ Я УБИЛА СВОЮ МАТЬ, НЕ ТАК ЛИ?!
А ЧТО, ЕСЛИ Я НЕ УБИВАЛА СВОЮ МАТЬ?!

Все
Это верно!

Тесла
Стоп… Вы же сами сказали…

Все
И всё же ты убила свою мать!

Тесла
Я ничего не понимаю…

???
Помнишь ли ты, как убила свою мать?

Тесла
Конечно… Я оставила её умирать под дождём…

???
Помнишь ли ты детали убийства собственной матери?

Николас
Да, сестрёнка, помнишь ли ты, как именно ты её убила?

Лайт
Наверное, она предпочла забыть это, чтобы спокойно жить!

Тесла
Нет… теперь, когда вы говорите об этом, я вспоминаю
Я убила её своей острой катаной, которую она же мне и подарила…

Лайт
Той же катаной, что ты пыталась прикончить меня?
Ох, не смеши мои подковы!

Николас
Но у тебя же не было этого меча в детстве, сестра…

???
Почему ты убила свою мать?

Тесла
Потому что я пыталась доказать себе, что моя судьба принадлежит только мне самой…
И поэтому я пошла наперекор чувствам, убив самую дорогую мне пони самым болезненным образом, что только могла…

Энтропи
И снова ты лжёшь самой себе, дочурка!

Тесла
Но ты же мертва!

Все
Верно!
Потому что ты убила её!

Тесла
Но почему тогда я ощущаю собственную непричастность?!

Николас
Лучше спроси себя, почему ты годами скиталась по лесу
Питалась, чем небо подаст, обмазываясь помоями грязных болот?

Лайт
Почему ты продавала собственное тело за гроши?
Сначала в Рейн-Тауне, твоём родном городе…
А затем и в пригороде?

Энтропи
Почему ты ушла из дома одна, солнышко?

Тесла
…п-п-п-потому что я у-у-убила тебя…

Все
Верно!
Но видела ли ты, как умирала твоя мать?

Тесла
Да… её личико было таким красивым, невинным
 Тогда мне казалось, что она ещё жива
Но у неё уже не билось сердце…

Нюкта
Но мы ведь не единожды охотились с тобой, Тэс!
Ты видела, как животные умирают!
Они ещё несколько минут дёргаются в страшной агонии, помнишь?

???
Видела ли ты, как умирала твоя мать?
Что было на её лике в момент, когда остановилось сердце?

Тесла
Я-я-я-я-я не помню…

Лайт
Почему ты так ненавидишь себя, Хронум?

Тесла
Потому что я всегда думала, что сама руковожу своей судьбой…
Я убила стольких невинных жертв на пути своего искупления…
И всё без толку… Я просто хотела доказать, что чего-то значу…

Лайт
И поэтому ты убила свою мать?

Тесла
Да…

Николас
И поэтому ты продавала собственное тело за гроши?

Тесла
Да…

Нюкта
И поэтому ты стала убивать животных леса ради удовольствия?

Тесла
Да…

Энтропи
Поэтому ты завидуешь Лайт?

Тесла
Да…

Все
Поэтому ты ненавидишь себя?

Тесла
Да…

???
И всё же, почему ты убила свою мать?

Тесла
Я уже ответила на этот вопрос…

???
Нет
Ровно как и на протяжении всей своей жизни
Ты очень ловко уходила от ответа на него,
Пытаясь найти смысл в мерзких вещах,
Дабы заглушить ту боль, что создают мысли
О твоей любимой покойной матери

Тесла
Но я же отчётливо помню, как убила её!

???
Ты просто заставила себя так думать

Лайт
Как ты могла убить её, если не смогла убить даже меня, Хронум?

Тесла
Я… я… я………….
Выходит… Я не убивала её?..

Все
Верно!
И всё же, ты убила её!

Тесла
Нет… это была не я…
Вы правы… я не могла так поступить…

Все
Верно!
И всё же, ТЫ убила её!

Тесла
НЕТ! ЭТО БЫЛА НЕ Я!
Я НЕ МОГЛА УБИТЬ РОДНУЮ МАТЬ!

Все
Верно!
И всё же, ТЫ убила её!

Тесла
НЕТ! Я СКАЗАЛА: «НЕТ»!

 ???
Но если это была не ты…
Тогда кто?

Тесла
Я не знаю, но это точно была не я!
Если бы её убила я, я бы запомнила!
Я бы навсегда запомнила её последние слова…
Её последние слова…
Я НЕ ПОМНЮ ЕЁ ПОСЛЕДНИХ СЛОВ

Энжел
Ты и не можешь помнить их, дочь
Потому что ты не убивала свою мать

Все
Верно!

???
Прости
Мне очень жаль

Энжел
Твою мать убил…

– А-А-А-А-А-А! – что было мочи закричала Тесла, очнувшись на мягкой постели, под тёплым заплаканным одеялом. – ТВАРЬ! ЧТОБЫ ТЫ ПОДОХ, СУЧИЙ ОТЕЦ! – не переставая резать мечом бедную подушку, из которой уже повыпадали все перья, истошно кричала со слезами на глазах очнувшаяся Тесла.

– Тихо-тихо! Прошу, не гневайтесь! – обняв обезумевшую беднягу сзади да сковав тельце той сильным полем лазурного чародейства, ласково прошептала заботливая единорожка, нежно прильнув к заплаканной девочке и поцеловав ту в жаркую, трясшуюся от ужаса шею.

– СУКА! СУКА! СУКА! – напрягая обе челюсти так, словно бы те пытались раскрошить в труху титановую скорлупку самого крепкого лесного ореха, вопила одержимая  убийством нуарная леди, не видя перед собой ничего, кроме тумана давно минувших дней, кровавый след которых и по сей день оставлял на её душе горечь едких слёз. – ПИДОРАС ЕБАНЫЙ! – извиваясь в поле тонкого, трескавшегося по швам телекинеза, Тесла бездумно прорезала по комнате острым лезвием смертоносного клинка, изо всех сил пытаясь вырваться наружу. – ТЕБЕ МАЛО ПРОСТО УМЕРЕТЬ! ТЫ ДОЛЖЕН СТРАДАТЬ ТАК, КАК СТРАДАЛА ОНА, СЛЫШИШЬ, УРОД?! – её некогда женственные солнечно-жёлтые глазки сполна налились спелой алой кровью, в то время как громогласно бившее сердце, нещадно стучавшее по грудной клетке, подобно мощному граду в жаркий летний день, лишь сильнее разгоняло эту огненную ярость по всем венкам такого милого, нежного тельца беленькой красавицы.

---

Настоящее время.

– Л-Л-Л-Л-Лайт? – робко протянула сквозь трясшиеся от страха губки только очнувшаяся ото сна Тесла.

Её тоненькие, поистине элегантные копытца тряслись от сковавшего единорожку холода так, будто бы жаркий летний день всего в одно мгновение переменился, явив комнате льды далёкого зимнего царства. Тяжело глотая воздух, беленькая красавица, завидев вдали, сквозь плотный туман, навеянный паникой и жуткой головной болью, знакомый силуэт морковного оттенка, как можно скорее свернулась калачиком, не желая более показываться на глаза любимой и дорогой пони.

Её пушистую мордашку объял сильнейший жар, всё тело ослабло, словно бы сама жизнь угасала внутри её бренного тела, и Тесла, опасаясь чего похуже, упряталась от взора особенной пони первым, что смогло попасться той под копыто, грязным бордово-бежевым обконченным покрывалом, что всего часом ранее казалось таким прелестным и милым её невинному, девственному взору.

– П-прошу, х-хватит, Лайт! – плача от боли, что разрывала ту изнутри, пришёптывала себе под мокрый носик разбитая горем Тесла, покуда в её сознании оставалось место лишь для горестных воспоминаний о делах давно минувших дней. И пусть эта благоразумная пони понимала, что сделать уже ничего нельзя, эмоции не могли отпустить её… И, плача всё горестнее, она, будучи не в силах мыслить разумно, начинала неистово бить ножку деревянного столика, последнего бастиона, укрывавшего ту от жестокости окружающего мира, приговаривая. – П-прошу, х-хватит! Х-ХВАТИТ, ЛАЙТ! ХВАТИТ, Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ВСПОМИНАТЬ, ЛАЙТ! ПРЕКРАТИ МОИ СТРАДАНИЯ!

Из-под ставней еле приоткрытого окошка то и дело задувал такой свежий, влажный, освежающий и просто прохладный морской ветерок, мерно поглаживая взъерошенные шёрстки разгорячённых дам. Небесное светило, оставаясь в зените, жгло комнату яростью своих жарких лучей, одаряя её роскошным теплом доброго летнего дня. Восседая на толстых ветвях пышных вековых деревьев за окном, в окружении мягкой зелёной листвы щебетали крохотные бурые птички. Но, заслышав истошный крик истерзанной юной души, даже они разлетались прочь, оставляя милых дам наедине друг с другом, открывая прекрасный вид на волновавшееся где-то глубоко вдали голубое море.

– Ах-х! Д-да, Л-лайти! П-прошу, п-постанывай! – не обращая никакого внимания на страшные страдальческие крики близкой пони, что была буквально в шаге от самоубийства, страстно нашёптывала, кусая ушко жаркой рогатой девчушки, довольная пегаска, заталкивая толстый, пульсировавший от удовольствия, белый пенис всё глубже в тугое анальное отверстие её ненасытной подруги. – К-какая ж-же т-ты с-сучка! – приговаривала, истекая слюнками, высокая и сильная крылатая леди, со всем возможным усилием ударяя горячей головкой эрегированного члена прямо по мягким закромам сладко стонавшей низенькой пони, что в тот момент была ни чем иным, как игрушкой для самоудовлетворения жадной до оргазма Шайн.

Держа лучшую подругу всей своей жизни за локоны её роскошной лазурно-сапфировой гривы так, будто бы та была для неё не многим ценнее грязной заказной шлюхи, лишившаяся всякого чувства стыда некогда тихая пони, оргазмируя от счастья, чувствовала каждое подрагивание её миленькой жертвы. Вытягивая ловкими перьями крепкого крылышка алую морду Лайти кверху, Шайн упивалась её красотой и изяществом, глядя, как размазанная минутами ранее плотная сперма мерно стекала по её мягеньким, таким невинным, добрым розовым губкам.

Зубы Шайн, словно тески, зажимали меж собой горячие мочки ушек милой единорожки, что тряслась ни то от кошмарной боли, ни то от небесного удовольствия, покуда внутри неё, работая, подобно отбойному молоту, тугие внутренности нещадно разрабатывал истекавший горячим эякулятом услужливый прибор любимой подруги. Наконец, вдоволь наигравшись со своей новой игрушкой, довольная пегаска, страстно выкатив наружу жаркий язычок, нисколько не сожалея о содеянном, кончила, сполна залив внутренности хозяйки дома своим жарким семенем. После чего, усмехнувшись, она лишь самодовольно фыркнула и, глядя на услужливую милашку взглядом, полным неоспоримого превосходства, немногозначно цокнула, надеясь, что та наконец уяснила своё место.

И Шайн закрыла глаза.

NERO FORTE

Вечер. Удивительно сухая поверхность облачной толщи простилалась под её копытами, словно тёплый шёлковый коврик. Из-под крыльев, широко расправленных навстречу ясному солнцу, изредка прорывались его угасавшие искры. Отовсюду веяло прохладой ясного летнего вечера в холодном небесном городе, в то время как необъятные просторы живописной Эквестрии прямо под носом скованной ужасом пегаски навевали той лишь большей паники. Рыжий туман закатного неба на облачных колоннах и такая знакомая холодная дверь встречали Шайн в её родном доме, Клаудсдэйле.

– Я-я с-смогу, – робко касаясь дрожавшим крылом дверцы плотного облачного дома, приговаривала запуганная пегаска, не решаясь зайти внутрь. – Я-я-я-я с-с-с-смогу, – её невинные детские глазки дёргались так, словно бы в порыве ярости та совершила неоправданно жестокое преступление.

Схватившись за своё собственное тонкое горлышко упругим хватом жёсткого чугунного крыла, Шайн, с силой сжимая мышцы, прилагала титанические усилия, дабы не потерять сознание на месте от одной только мысли вновь повидаться с родными пони. Её спёртое дыхание раскалённым паром ударяло прямо по трещавшей от горя груди, мысли в голове путались, сливаясь в единое жуткое нечто, мешая мыслить здраво, а последние остатки здравомыслия плавно, словно маслице на сковороде, растворялись средь хаоса этого поистине ужасавшего состояния.

– Я-я-я-я-я-я-я, – ощущая вновь окрылившую ту истинно маниакальную лёгкость в передней части головы, чуть выше лба, пегаска, одержимая эгоистичной идеей воздать своим родителям за все свои страдания, медленно проговаривала про себя одни и те же жуткие слова, то и дело посмеиваясь, в то время как на её довольной мордашке, скованной болью, проглядывался лишь застывший во времени жестокий звериный оскал.

Пусть эта поистине животная, беспощадная, хищная натура, гасившая внутри бедняги чувство обременяющей привязанности, и придавала ей хоть каких-то сил двигаться дальше, окутанная горем пегаска, в конце концов с треском опала на мягкое облачко и, скатавшись в калачик, что было сил, зарыдала. Её вопли о помощи, казалось, могли слышать даже на земле. Нежное, девственное тельце некогда жестокой, сильной пегаски лежало на пороге любимого, родного дома, словно грязный мусорный мешок, истекавший горькими голубыми слезами. Поджав под себя непослушный длинный хвост, она, то и дело выкрикивая жуткие невнятные возгласы, легонько покачивалась, походя, скорее, на невольную, запетую в клетке птицу, нежели на свободную живую пегаску. Мягкое облачко под ней всё сильнее сгущалось от тёплых солёных слёзок и глубоко проминалось под тяжестью грузно скомкавшегося никчёмного тельца. И, закрывая влажные глазки, она молилась, чтобы это скорее кончилось… Однако, открывая их и с горечью глядя на рыжее светило такого яркого и чистого неба, она лишь сильнее убеждалась в том, что этот мир никогда не пойдёт ей на уступки.

– Одну секундочку! – с противоположной стороны ледяной облачной двери вдруг послышался услужливый голосок милой матери, и, позвякивая металлической утварью, та стала мягкими шажками приближаться к порогу входной двери.

 «Если этот мир смеет испытывать меня на прочность», – с грозно стучавшим сердцем в глубинах внезапно окрепшего тела, пророкотала про себя осмелевшая пегаска, и, гордо расправив могучие крылья, докончила: «Вам самим сперва стоит узнать, что такое настоящий ужас!»

– Да не кричите вы так, что ж такое! – раскрывая дверцу навстречу неизвестности, гневалась хозяйка уютного небесного домика. Однако, завидев перед собой обезумевший лик родной дочери, манера речи её, вопреки всему желанию прогнать источник настырного шума прочь, стала гораздо мягче, и, стоя в дверном проёме, в таких тёплых лучиках ясного солнышка, она, чуть ли не плача, спросила. – Ш-Шайни?

Заместо ответа молниеносно спикировавшая с места пегаска, схватив родную мать за упругую длинную шейку, что было сил, кинула ту головой в стену, даже не дрогнув. И, нисколько не сожалея о содеянном, с улыбкой на обезумевшем лике, Шайн, не жалея сил, попыталась скорее раскрошить такую желанную крохотную черепушку, что уже с первого удара успела окрасить стену в лакомый алый цвет, держа любимую матушку обоими крыльями за маленькую милую голову.

– Ш-ШАЙН?! Ч-ЧТО Т-ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! – задыхаясь от недостатка кислорода, кричала охваченная ужасом матушка, стараясь выбраться из железного хвата дочурки, которую та не видела уже на протяжении нескольких лет.

Однако, вновь, заместо ответа Шайн предпочла словам действия. Подкинув тельце окровавленной крылатой кобылки, безрезультатно боровшейся за свою жизнь, в воздух, охваченная яростью пегаска, сполна упиваясь процессом, дотянулась могучим крылом до чугунной сковороды и, хорошенько набрав скорости, с разворота впечатала морду родной матери в ледяную стенку крепкого дома. И, покуда у той ещё оставалась возможность окропить свои копыта таким желанным ароматом спелой крови, Шайн, не жалея ни себя, ни родных ей пони, начала добивать останки треснувшего напополам черепа, отчего вся прихожая вмиг окрасилась красным.

Голубые глазки матери Шайн, смятые в труху, лежали на полу, прямо под грозными копытцами весело боксировавшей Шайн, что, утопая в ярости, продолжала крошить изуродованное тельце любимой мамочки. Выдранные волосы, вместе с кусками мерзкого скальпа тучно повисали на вешалке, подобно элементам искусного одеяния новой столичной моды, осколки черепа же, хрустя под копытами, прибавляли этой сцене только больше шарма, наполняя ту прелестным звуковым сопровождением.

И вот, когда в таком желанном черепе уже сполна зияла огромная дыра, открывавшая отвратительный, поистине мерзкий вид на мягкий серенький мозг, что плавно вытекал из своей коробочки вместе с литрами спелой крови, Шайн заметила на конце коридора отца, что, держа в крыле охотничий нож, был готов расправиться с любым нарушителем… Однако, увидев собственную дочь, даже он поник. И это было его главной ошибкой.

– Ш-Шайн?! – смущённо прокричал тот, будучи охваченным ужасом.

Но даже одного мгновения предприимчивой крылатой леди хватило сполна, дабы, отправившись в полёте, схватить крыльями лежавшие под боком сувенирные выставочные ножики, чья неистраченная острота шла ей как раз на пользу. Спикировав на остолбеневшего отца, Шайн пронзила его тело десятью клинками, пригвоздив к стенке, словно чучело, и, продолжая наслаждаться этим, она облизнулась, видя, как кровь из его артерий, плавно стекая к полу, формирует на стенке великолепный бордово-алый узор, достойный галерей столичных домов высокой культуры и быта. Но даже этого ей было мало.

Подобрав с холодного пола только опавший на плитку острый охотничий нож, Шайн, ловко обхватив его своим крепким крылом, начала рисовать на пузике папочки собственное имя, прорезая его внутренние органы. Она вкладывалась в это дело столь искусно, словно бы желала родному отцу сильнейшей агонии, и потому, надавливая на печень или желудок, старалась задержаться там подольше, с наслаждением навостряя ушки, покуда в них, подобном мёду, лился такой приятный крик медленно умирающей семьи.

Все стены её родной прихожей были залиты кровью, внутренние органы бившихся в агонии родителей, подобно трофеям, висели на деревянной мебели, их изуродованные тела, выставленные на потеху, внушали истинный ужас, и только тогда, когда крики наконец стихли, Шайн, зарыдав даже пуще прежнего, выбежала на улицу. И, взведя к чистому небу острое лезвие охотничьего клинка, пегаска вырезала собственный язык, после чего, выкинув склизкий окровавленный отросток прочь, она, валясь от потери крови, начала резать свои конечности, подобно тому, что сделала с родной семьёй… Однако, продлилось это недолго, и, закрыв очи, сама пегаска, еле справляясь с той агонией, что пронзала её тело вдоль и поперёк, уснула, глядя на упавшую к носику той семейную фотографию трёх счастливых пегасов, сполна залитую горячими слезами и холодной кровью.

NERO FORTE

Семь лет тому назад. Сознание Даймонд Шайн.

Жертва под номером «Три».

Кодовое название операции «Я не могу говорить».

Шайн
Что происходит?
Почему я до сих пор жива?

???
Ты так сильно желала покинуть этот мир
Что не заметила, как обрела в этой погибели свою свободу.

Шайн
Кто ты?

???
Это не имеет значения

Шайн
Как это «не имеет значения»?
Я хочу знать, с кем я общаюсь!

???
Это не имеет значения

Шайн
Тогда что, мать твою, имеет значение?!

???
Ты!

Лайт
Ты!

Шайн
Я СДОХЛА!
КАК Я МОГУ ИМЕТЬ ЗНАЧЕНИЕ,
ЕСЛИ Я ДАЖЕ ПИСКНУТЬ НИЧЕГО НЕ МОГУ?!

???
Ты ошибаешься

Лайт
Ты живее всех живых, Шайни!

Шайн
ДА НЕУЖЕЛИ?!
КОГДА Я ПЕРЕРЕЗАЛА ВСЕ ВЕНЫ НА СВОЁМ ТЕЛЕ?!
КОГДА Я ВОНЗИЛА НОЖ СЕБЕ В ГОРЛО?!
КОГДА Я ОТРЕЗАЛА СОБСТВЕННЫЙ ЯЗЫК И ВЫКИНУЛА ЕГО КУДА ПОДАЛЬШЕ?!

???
Именно так

Лайт
Именно так, глупышка, хи-хи!

Шайн
А НУ ЗАТКНУЛИСЬ БЫСТРО!
ОСОБЕННО ТЫ, МЕЛКАЯ!
ТВОЙ ПИСКЛЯВЫЙ ГОЛОС СВОДИТ МЕНЯ С УМА!
ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ТАКИХ, КАК ТЫ!
У МЕНЯ КРОВЬ В ЖИЛАХ ВСКИПАЕТ, РАЗИНЬ ТЫ РОТ!

Шайн
Удивительно

Шайн
Ч-Что?!?!?!

Шайн
Раньше ты не позволяла себе такой наглости…
Ну и каково оно?
Тебе нравится чувствовать себя сильной, Шайн?

Шайн
ДА КТО ТЫ, БЛЯТЬ, ТАКАЯ?!
ГДЕ Я НАХОЖУСЬ?!

???
Это не имеет значения

Лайт
Именно так, Шайни, хи-хи!
Всё это не имеет…

Все
Никакого значения!

Шайн
ХВАТИТ!!!

Все
Всё это не имеет никакого значения!

Шайн
А ЧТО ТОГДА ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ, А, МАТЬ ВАШУ?!

???
Ты

Шайн
ХВАТИТ ЛГАТЬ МНЕ, ПОДОНКИ!
Я УЖЕ СПОЛНА НАЕЛАСЬ ЭТОЙ ЛОЖЬЮ!
КОЛИТЕСЬ, СУКИ, ЧЕГО ВАМ НАДО?!

Лайт
Это очень грубо с твой стороны, Шайн…

Шайн
Прекрати это безумие, Шайн

Шайн
Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ ТЕБЯ!
С ЧЕГО БЫ МНЕ СЛУШАТЬСЯ?!
СНАЧАЛА СКАЖИ, КТО ТЫ!!!

Шайн
Если тебе мозгов хватит, сама додумаешься
А сейчас, я повторяю, прекрати это безумие
…
Раньше ты не позволяла себе такой наглости

Шайн
А-А-А-А-А-АРГХ!
Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, КТО ТЫ ТАКАЯ…
НО Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
КАК ЖЕ Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОДОХЛА, ТВАРЬ!

???
Ты ошибаешься, Шайн
Ты очень хорошо знаешь её

Лайт
Её ослепила ярость!
Поэтому она ничего и не видит…
Разве это не очевидно?

???
Гнев ослепил тебя, подобно тартаровому пламени
Зачем ты позволила огням безумия пожрать твою нежную душу?

Шайн
Ты не жестока, Шайн
Я знаю тебя, как никто другой
Прекрати это безумие, сейчас же

Шайн
ВЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТЕ ОБО МНЕ!
Я НАСЛАЖДАЛСЯ ТЕМ, КАК ПО МОИМ КОПЫТАМ СТЕКАЛА КРОВЬ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ, А НА КРЫЛЬЯХ БЫЛИ НАМОТАНЫ ИХ ИЗУВЕЧЕННЫЕ ВНУТРЕННОСТИ, СУКИ!
«НЕЖНАЯ ДУША», НЕ ТАК ЛИ?!

Все
Ты действительно желала своим родителям смерти?

Шайн
ДА, ДИСКОРД ПОБЕРИ!
Я СПАЛА И МЕЧТАЛА!
КАК В ОДИН ДЕНЬ Я ПРИДУ К НИМ И ВЫРВУ ИМ КИШКИ ЗА ВСЁ, ЧЕГО ОНИ ЗАСЛУЖИЛИ, ЭТИ СУЧЬИ КРЕТИНЫ!

Лайт
И снова ты обманываешь саму себя, Шайни…
Я видела, как ты несчастно лежала, избитая тем нахальным пегасом… Ты способна терпеть боль, уберегая от насилия других
В этом твоя настоящая сила, Шайн

???
Сколько времени ты терпела боль?

Лайт
Несколько минут?

???
Несколько часов?

Шайн
А, может быть, всю жизнь?

Шайн
ВАМ ОТКУДА ЗНАТЬ?!
ПОГАНЫЕ УРОДЫ!
ЭТА ЖИЗНЬ БЫЛА ПРОЖИТА МНОЙ!
ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ МЕНЯ!
ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ МЕНЯ!!!
ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ МЕНЯ!!!

Шайн
Никто не знает тебя настоящую, Шайн
Даже ты сама... Поразмысли, если извилины позволят

Лайт
Естественно, мы не знаем тебя, дорогуша!
Заместо боли близких отношений ты выбрала тихую агонию!

Все
Если ты сама столь едко ненавидишь себя…

Почему хоть кто-то должен относиться к тебе иначе?

Шайн
ПОТОМУ ЧТО Я ЗАСЛУЖИВАЮ УВАЖЕНИЯ

???
Так хочешь ли ты узнать, кто мы такие?

Шайн
КТО ВЫ ТАКИЕ?!?!?!

Все
Это не имеет значения

Шайн
ДА ПОШЛИ ВЫ НАХУЙ!
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СПРАШИВАЮ…
КТО ВЫ ТАКИЕ?!

И ТОЛЬКО ПОСМЕЙТЕ ОТМОЛЧАТЬСЯ!

Все
Это не имеет никакого значения

Шайн
Тебе ведь в самом деле нет до нас никакого дела
Зачем ты прячешь от себя своё истинное желание?

Шайн
ПОТОМУ ЧТО НЕ ТВОЁ СОБАЧЬЕ ДЕЛО, ШЛЮХА!
Я ПРИВЫКЛА ТАК ЖИТЬ, ПОНЯТНО?!
ЕСЛИ Я САМА БУДУ ИСТЯЗАТЬ СЕБЯ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ
НИКТО НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ СДЕЛАТЬ МНЕ БОЛЬНО!
Я ДОЛЖНА БЫТЬ СИЛЬНОЙ И КРЕПКОЙ, СЛОВНО МЕТАЛЛ!

Шайн
Ах, неужели?
Поэтому ты постоянно плачешься в подушечку?
Как маленькая забитая девочка, у которой отобрали её любимую мятную конфетку?

Лайт
Она просто боится нашего мира, вот и всё…
Я понимаю её
Не стоит давить на это нежное наивное создание
Она просто хочет немного любви

Шайн
А НЕ ПОЙТИ-КА ТЕБЕ НАХУЙ СО СВОЕЙ ЛЮБОВЬЮ?!
ЛЮБОВЬ ВСЕГДА ПРИВЯЗЫВАЕТ ТЕБЯ К КОМУ-ТО!
Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ НИ К КОМУ ПРИВЯЗАНА!
Я ХОЧУ БЫТЬ СВОБОДНА!

Шайн
Пиздишь, как дышишь
Ты жаждешь быть чьей-то
Мы все жаждем

Шайн
Я НЕ ТАКАЯ, КАК ВЫ ВСЕ
МОЖЕТ, ВЫ, ПИДОРЫ, И НЕ МОЖЕТЕ ЖИТЬ ОДНИ
НО Я СПОСОБНА, И Я ДОКАЖУ ВАМ ЭТО!

???
И вновь ты пытаешься бороться с самой собой

Лайт
Так она никогда не найдёт себе друзей!

Шайн
Зачем ты убиваешь саму себя?

Лайт
Просто она не знает, как можно жить иначе!

Шайн
Лайт спасла тебя тем днём в школе
Для чего? Чтобы ты снова накрыла своё ледяное тело гордыми крыльями победителя?
Что вообще значит твоя смерть?
Самоистязанием ты ничего не докажешь
Твои страдания ничего не значат
Ты просто никчёмна

Шайн
З-з-заткнись!

Шайн
Ты даже не умеешь летать, Шайн
Ты пегас, который не умеет летать, Шайн
Ты огромный сильный здоровый пегас, который перьями взмахнуть не может, Шайн!

Шайн
З-з-з-заткнись, б-б-бля-я-я-я-я-я-ять!

Лайт
Быть может, её вечный покой
Её вечная агрессия
Её вечная пассивность
Позволяют ей отойти от самой себя?

Шайн
УБЕРИ СВОИ КРЫЛЬЯ ОТ ЭТОГО ПОЛЯРОИДА, ШАЙН
ТЫ ДОЛЖНА БЫТЬ ЛЕТУНОМ, А НЕ ФОТОГРАФОМ
ТЫ ПРОСТО СЖИГАЕШЬ В ОГНЕ ПОДАРОК СУДЬБЫ
С ТАКИМ ТЕЛОМ, КАК У ТЕБЯ, ТЫ БЫ ДАВНО СТАЛА ОТЛИЧНЫМ ЛЕТУНОМ, И СДЕЛАЛА СЕМЬЮ БОГАТОЙ
НО ТЫ РЕШИЛА СТАТЬ НИКЧЁМНЫМ ФОТОГРАФОМ
ТЫ ДОВОЛЬНА, ШАЙН? ТЫ ДОВОЛЬНА ТЕМ, ЧТО ТВОЯ СЕМЬЯ ЖИВЁТ В ДЕРЬМЕ, ПРОСТО ПОТОМУ ЧТО ТЫ РЕШИЛА ПРОЯВИТЬ ХАРАКТЕР, НАКРИЧАВ НА РОДНУЮ МАТУШКУ ВО ТЬМЕ ГНЕТУЩЕЙ НОЧИ?!

Шайн
П-прошу, х-хватит!
К-КТО ВЫ, МАТЬ ВАШУ, ТАКИЕ?!
Я ПРОСТО ХОЧУ ЗНАТЬ!

Все
Это не имеет никакого значения

Лайт
Почему с тобой не говорит твоя семья?

Шайн
П-потому что они м-мертвы…
Потому что их убила я, никчёмная пегаска по имени Даймонд Шайн, безработная тупая тварь и просто отвратительная дочь…

Все
И снова ты обманываешь саму себя!

XZiEk20kdO
………

Шайн
Ч-что это было?!

XZiEk20kdO
………

Шайн
Ч-ЧТО ЭТО, С-СУКА, БЫЛО?!?!?!

???
Прекрати терзать себя, Шайн
Ты достойна быть любимой
Ты достойна быть принятой
Ты достойна жить в этом мире
Ты достойна существовать

Шайн
Только так ты сможешь выжить в этом мире
Ты должна сказать себе правду, Шайн
А теперь прекрати это безумие
Не выёбывайся и признайся себе в том,
Чего желаешь на самом деле

Лайт
Она жаждет любви!

???
Она жаждет понимания

XZiEk20kdO
………

Шайн
Нет, она жаждет чего-то другого

Шайн
Если я чего-то и жажду…
То только собственной смерти…
Прошу, ХВАТИТ МЕНЯ МУЧАТЬ!

Шайн
СЕЙЧАС ЖЕ СКАЖИ, ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ
ИНАЧЕ ТЫ ПРОСТО ЗАХОДНЁШЬСЯ В ЭТОМ ГОРЕ
ШАЙН, ПРИЗНАЙСЯ СЕБЕ В ЭТОМ, ТВАРЬ ПАРШИВАЯ!

Шайн
Я-я-я хочу...

Лайт
Наконец она говорит искренно!

???
Просто она перестала уводить себя от ответов на вопрос
Не могу представить, как ей больной прямо сейчас

Шайн
Эта боль не сравнится ни с чем, что вы испытывали
Эту ебанутая готова терзать себя годами, представляя, как она надевает на шею гнилые окровавленные кишки, лишь бы не видеть собственного отражения в зеркале…
Она привыкла жить, избегая саму себя в угоду других, отыгрываясь на них в своих видениях и кровавых мечтах
Она привыкла быть поехавшей маминой девочкой
НЕ ТАК ЛИ, ШАЙНИ?!

Скарлет
Доченька, ты поступаешь в лётную академию!
И это не обсуждается! Понятно, дорогая моя?
С такими навыками, как у тебя, ты будешь просто прелестным летуном! Ну же, расправь свои крылышки, порадуй маму!

Шайн
Я ФОТОГРАФ, СУКА БЛЯТЬ!
МНЕ НАХУЙ НЕ СДАЛСЯ ЭТОТ ПОЛЁТ, МАМА!

Скарлет
К-как ты р-разговариваешь с м-матерью!

Шайн
А КАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЛА ТЫ?!
КОГДА НАХУЙ ВЫПЕРЛА МЕНЯ ИЗ ДОМА?!
НЕУЖЕЛИ ТЫ ЗАБЫЛА, А, ПОДЛАЯ ТВАРЬ?!

Скай
Быстро извинилась перед матерью, хулиганка!
Тебе, что, снова ремня захотелось, Шайн?!

Шайн
Я ХОЧУ БЫТЬ ФОТОГРАФОМ

Скай
Быстро в угол, Шайн!
Это ужасное поведение для пони такого высокого полёта, как ты!
В академии такую наглость точно не одобрят!
А теперь вставай в угол!

Скарлет
Д-да, доченька! С-слушай своего отца!

Т-ты должна стать первоклассным летуном!
Знаешь, к-какая там строгая д-дисциплина?!

Шайн
ДА ПОШЛИ ВЫ ОБА НАХУЙ

Шайн
ДА, ШАЙН, ВЫСКАЖИ ИМ ВСЁ!

ПУСТЬ ГНЕВ ВОЗРОДИТ ТЕБЯ ИЗ ПЕПЛА!

Шайн
Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЛЕТУНОМ!
Я ХОЧУ БЫТЬ ФОТОГРАФОМ!
Я НЕ ХОЧУ ПОРХАТЬ КРЫЛЬЯМИ, ПОЗВОЛЯЯ КРАСОТЕ ВОКРУГ МЕНЯ БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗАТЬ В НЕБЫТИЕ!
Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ МГНОВЕНИЕМ!
Я ХОЧУ ВЫРАЗИТЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ К МИРУ ЧЕРЕЗ ЧТО-ТО ВЕЧНОЕ, ЧЕРЕЗ ИСКУССТВО ФОТОГРАФИИ!
Я ХОЧУ ЛЮБИТЬ СЕБЯ И МИР ВОКРУГ!
Я ХОЧУ ЛЮБИТЬ И БЫТЬ ЛЮБИМОЙ!
Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЛЕТУНОМ!!!

Скай и Скарлет
Почему ты сразу не сказала нам этого, дочка?

Шайн
Ч-ч-ч-что?..

Скай и Скарлет
Мы бы поняли тебя, расскажи ты нам это, как оно есть…

Шайн
Н-но в-в-вы же не х-х-хотели этого…

Скай и Скарлет
Мы любили тебя, Шайн
Мало ли сколько в мире будет летунов
…
Ты у нас всего одна

Шайн
…

Скай и Скарлет
Мы любим тебя, Шайни

Все
Но даже это не имеет значения!

Шайн
Они правы

Шайн
К-к-кажется я поняла!..

???
И мы все, вместе с тобой, Шайни

– А-А-А-А-А-А! – что было мочи закричала Шайн, очнувшись на мягкой постели, под тёплым заплаканным одеялом. – АХ, НЕБЕСА! – её глаза были сполна залиты тёплыми слезами, а щёчки горели от напряжения так, словно та хорошенько сгорела на пламенном солнцепёке. – Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ, МАМА! Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ! Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ!

За чистыми стёклышками высокого окна ясно сиял лунный месяц, озаряя комнатку юной пегаски таким нежным отблеском благородной серебряной пыльцы. Душистая гортензия, тихонько выглядывая из-под тьмы ночного покрова, мило помахивала своей очнувшейся хозяйке зеленью крохотных мягких листьев, покуда та, наслаждаясь новоприобретённым чувством осознания, была готова раскричаться от радости. Её тонкое одеялко, объятое теплотой пролитый слёз, шумно опало на пол, подушка, вмиг откинутая прочь, затмила собой свет тёмного, словно лиловый оникс, ночного неба, и Шайн, объятая непередаваемо сильными эмоциями, взглянула в приоткрытую щёлку тепло искрившейся бежевой дверцы, надеясь узреть в той нечто поистине прекрасное.

– Всё будет хорошо, Шайни, – прошептала юная морковная леди, вполголоса прикрыв дверцу да оставив возле двери ту самую книгу, что избитая храбрая пони забыла у школы часами ранее.

---

Настоящее время.

– АХ, ЛАЙТ, КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ! – плача от радости, прокричала только очнувшаяся Шайн, со всей силы сжав свою большую голову двумя крепкими крыльями. На её робком девичьем тельце горели вспухшие лазурно-серые венки, что пульсировали в такт тому безумному биению сердца, что пегаска, утопавшая в эйфории, только могла выдержать, оставаясь при этом еле живой. И всё же, продолжая ужимать такую хрупкую, тоненькую, дорогую ей самой головушку, Шайн, будучи не в силах нащупать грань между мечтами и реальностью, постепенно, поглаживая свою мягкую гриву, начинала неистово рыдать с глазами навыкат, уже не в силах осознавать, что её тело на самом деле существует. Обретя в себе поистине прекрасное чувство любви, Шайн потеряла свою сознательность и, пытаясь не умереть, потеряв себя в жутком ворохе нахлынувших воспоминаний, она молилась и верила, что всё это не очередная проекция холодного, жестокого, но такого желанного и сладкого загробного мира. – АХ, НЕБЕСА! СПАСИТЕ МЕНЯ! ЛАЙТ, ГДЕ Я?! Я ЖИВА, ЛАЙТИ?! ПРОШУ, ОТВЕТЬ МНЕ! Я ХОЧУ БЫТЬ ЖИВОЙ! Я ХОЧУ БЫТЬ ЛЮБИМОЙ! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ВСЁ ЗАКОНЧИЛОСЬ, ПРОШУ! ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ ЭТО! ЛАЙТИ, ПРОШУ, ОТВЕТЬ МНЕ, Я ЖИВА?!

– ХВАТИТ ПЫТАТЬ НАС, ЛАЙТ! – в унисон прокричали обе обезумевшие от страха, ужаса и горя кобылки, желавшие себе скорейшей погибели в объятиях смерти, лишь бы только не пребывать в одной комнате с этой морковно-рыжей бестией по имени Твайлайт Лайт. – ПРЕКРАТИ НАШИ СТРАДАНИЯ!

Но Лайт не слышала их. Вольготно разлежавшись на своей широкой постели, она, наглаживая свой мокрый взбухший клиторок, лишь мило постанывала, бездумно сверля пустым взором серый, безжизненный потолок. Вокруг неё, разрывая сухой воздух горечью умирающих душ, страдали два невинных сердца, в то время как она, жарко закусив нижнюю губу, лишь шире раздвигала ножки, массируя дрожавшие половые губы и чувствуя всё приближающийся оргазм. Страдавшие кобылки взывали о помощи, они ждали от неё ответа, однако его так и не было слышно. Лайт же неустанно кончала, из раза в раз улыбаясь всё шире и уводя себя дальше от иллюзий реального мира, который она так старательно пыталась выстроить в угоду своему жаркому ненасытному эгоистичному сердцу сладенькой девчушки.

Но вдруг, заместо ответа, комнату пронзил ослепительно яркий лазурно-сапфировый пучок концентрированного света. Звон и лязг чистого, истинно боевого металла, закалённой стали, объял комнату, и на благо спокойствия милых дам, словно бы по зову их больного сердца, явился эфемерный рыцарь, закованный в полупрозрачную эфемерную броню. Не прошло и мгновения, как мир снова погрузился во тьму и все, включая Лайт, мирно закрыли беспеременно дёргавшиеся, помокревшие от слёз, усталые глаза.

MODERN TALKING

«Сердце моё, отрекаясь от боли,
На благо всех вас я сожгу!
Пусть же душа моя плачет на воле,

Покуда над ней я лечу!»

Влажный запах сладкого семени, коим была сполна пропитана вся спальня комната, пестрил в носу морковной кобылки едкими, острыми… истинно мерзкими нотками триумфального позора. Её опущенные книзу розовые ушки болезненно трещали в тишине внезапно нахлынувшей паники. Её копытца тряслись, подобно деревцу в осеннюю ветренную погоду, и сама она, испуганно раскрывая виноватые глазки, горевшие едкими искрами изумрудного пламени, была на волоске от истерики. Однако, чувствуя в себе силы, она, превозмогая боль, терпела.

Она поднималась с постели, подобно храброму рыцарю, глядевшему на останки своих павших товарищей, не в силах проронить и слезы в знак их погибели. Её душу окутала леденящая горечь. Время остановилось. Навсегда.

– Взгляни на это, Лайт, – спокойно произнёс рыцарь, позволив свету ясного солнца сполна озарить собой эту обитель страшного греха. – Хорошенько взгляни.

Ступая лёгкой поступью настоящей леди по холодной плитке родной спальни, Лайт плавно прильнула к полу и, задрав ввысь покрывало любимого столика, узрела под пеленой плотного лазурного тумана лик особенной пони. По её щекам стекали тонкие ручейки тёплых слёз, элегантные бровки были смутно надвинуты на невинные глазки, и всё это горе жутко покрывали угольные разводы дорогой импортной косметики, напоминавшие той сгустки грязной чёрной слизи. И пусть сама она не до конца понимала суть картины, Лайт было поистине тяжело смотреть на жалкий лик кричавшей Теслы, обезумевшей в порыве осознания той жуткого факта, что вся её жизнь была предрешена судьбой в самом крохотном её зачатке. Что всё её решения не имели значения, и сама она не более чем никчёмный продукт серой бессердечной повседневности.

Дрожа от страха и пронзившего ту ледяного загробного холода, Лайт, словно бы перерезанная тысячей острых клинков, накрыла мордашку любимой пони покрывалом, отвернувшись прочь в сторону. И, прикрывая копытцем крохотный ротик, еле сдерживалась от потребности опустошить настрадавшийся за день желудок. Сухость застывшего времени заставляла Лайт дрожать от ужаса: каждый вдох отдавался в её пошатнувшемся сознании пониманием того, сколь мерзкие вещи та предпринимала во благо того, что лишь она сама считала правильным.

– Не смей отворачиваться, – прервав затянувшийся момент душераздирающей тишины, столь же спокойно пророкотал голос благородного рыцаря, окативший стены уютной комнатки густым, протяжным эхом сурового жеребца. – Смотри и вникай в то, что с твоими дорогими пони сотворил твой же эгоизм, Лайт.

Нервно сглотнув, пусть и нехотя, леди повиновалась. Позади неё, опёршись о такую холодную деревянную стенку, в припадке схватившись за голову стальным хватом мягких крыльев, лежала маниакально улыбавшаяся Шайн, пытаясь нежно выдавить в своей черепушке несколько крупных дырок. Мышцы её морды были сомкнуты в агрессивном боевом оскале, а копытца напряжены, как никогда прежде. Возле высокой крылатой пони, навевая свежие воспоминания о делах минувших дней, мирно отдыхал настрадавшийся поляроид, на фоне которого виднелась заляпанная выделениями фотография нового одеяния нарядной чёрно-белой единорожки.

– П-прошу, хватит! – проронила Лайт, повысив голос. Её копытца всё сильнее тряслись от гнетущего кошмара, что, шурша на задворках сознания, глубже пробирался в самые глубины её  больного, извращённого, чёрствого, поистине гнилого сердца.

– Нет, не хватит, – не позволяя себе порушить поистине кристальный покой помыслов, ответил рыцарь, после чего жёстко добавил, пригрозив своей собственной хозяйке. – Ты будешь смотреть на плоды того, что ты считала правильным, и страдать, пока сама не сможешь измениться… Разве не к этому ты призывала своих ныне потерявших рассудок подруг?

Лайт, стараясь не упасть в обморок, еле держала себя на ногах. Её учащённое дыхание вновь и вновь окатывало заляпанную выделениями шёрстку волнами холодного дыхания. Всё казалось таким нереальным, ненастоящим, эфемерным, и всё же, вопреки желанию покинуть эту жуткую действительность, храбрая леди, держась за сердце, пыталась прийти в себя. Хватаясь за край широкой постели, она ненароком опрокидывала на пол тоненькое покрывало, что было плотно пропитано всё теми же мерзкими плодами её необузданного греха.

На низеньком журнальном столике, под осколками битого стекла, в окружении несчётного количества секс-игрушек, лежали использованные лубриканты. Вязкое горлышко, сочившееся жирным, мерзким нектаром удовлетворения, намертво приковало к себе взгляд шокированной Лайти, тотчас осознавшей, сколь кошмарную действительность воссоздала она, даже и не задумываясь о чувствах близких пони.

MODERN TALKING

??? лет тому назад. Сознание Твайлайт Лайт.

Жертва под номером «???».

Кодовое название операции «Приди, сладкая смерть».

Лайт
За что ты так поступаешь со мной…

???
Я делаю наименьшее из того, что обязан по зову чести

Лайт
Поэтому ты заставляешь меня смотреть на них?

???
Нет, Лайт, я заставляю тебя смотреть не на них,
А на то, что с ними сотворила ты

Лайт
Н-нет… Этого просто не может быть!
Они мои дорогие друзья, так или иначе!
Как моё решение могло так испоганить их!?
У них есть своя воля, свой характер, своя жизнь!

???
У них была своя жизнь, свой собственный путь
Пока ты не возжелала сполна овладеть ими,
Как своими миленькими игрушками…

Лайт
НЕТ!
Я НЕ МОГЛА СДЕЛАТЬ ИМ ПЛОХО!
Я ЖЕЛАЛА ИМ ТОЛЬКО ДОБРОТЫ!
Я ХОТЕЛА ПОМОЧЬ ИМ!

???
Ты хотела помочь только себе самой!
Помогая другим, ты чувствовала себя сильнее
Ты чувствовала себя всемогущим ангелом,
От решения которого зависит чужая жизнь!
Не это ли истинное сердце твоей извечной «доброты»?

Лайт
П-ПРЕКРАТИ, МОДЕРН!
ТЫ НЕ МОЖЕТ ПОНЯТЬ МЕНЯ!
НИКТО НЕ МОЖЕТ ПОНЯТЬ МЕНЯ!

???
Ты ошибаешься, Лайт
Я понимаю тебя, как никто другой
Я был создан тобой на благо твоих неутолимых желаний
И, помимо всего прочего… Я и есть ТЫ.
Я тот, кем ты всегда хотела видеть саму себя
Непостижимый образ истинного благородства
По соседству с которым жила настоящая ты

Шайн
Грязная шлюха!

Тесла
Самодовольная тварь!

Лайт
Ты уже давно выжила из ума, дорогуша
Прекрати тянуть всех вокруг за собой
Это не сделает тебя счастливее

Лайт
Я ЗНАЮ!

Тесла
Т-тогда почему ты так поступаешь с н-нами?..
Я-я просто хочу, чтобы с-страдания закончились, Л-Лайт!

Шайн
Л-ЛАЙТ, Я ХОЧУ БЫТЬ Ж-ЖИВОЙ!
Я Х-ХОЧУ ЗНАТЬ, П-ПОЧЕМУ Я ЕЩЁ ЖИВА!

Лайт
Почему ты ненавидишь всех, кого только знаешь, Лайт?
Твоя едкая ненависть непроглядна, словно ночное небо
Почему ты так жаждешь себе и своим близким этой боли?

Лайт
Я-Я НЕ ЖАЖДУ ИМ СТРАДАНИЙ!
П-ПРЕКРАТИТЕ ЛГАТЬ МНЕ!
Я-Я ПРОСТО ХОЧУ СЕКСА И ВСЁ!
Я ПРОСТО ХОЧУ ТРАХАТЬСЯ!
Я НЕ ХОЧУ ВСЕГО ЭТОГО КОШМАРА!

???
Лайт, твоя боль материальна, ровно как и ты сама
И ты поступаешь жестоко, проецируя эту боль на других
Почему ты делаешь это?

Лайт
П-потому что я чувствую себя одиноко…

???
Верно!
Однако, почему ты чувствуешь себя одиноко?

Лайт
П-потому что я не могу принять себя…

???
Верно!
Однако, почему ты не можешь принять себя?

Лайт
П-п-потому что я…

Шайн
Я ненавижу тебя, пискля!

Тесла
Я ненавижу тебя, тварь!

Родители
Ты ужасная дочь, Лайт
Мы всем сердцем презираем тебя

Фиджет
Даже читатель ненавидит тебя!
Настолько ты никчёмна, ха-ха!
Не правда ли, мистер читатель?

Найтган
Все существа ночи ненавидят тебя

Лайт
Я ненавижу тебя больше всего на свете

???
Так почему же ты не можешь принять себя?

Лайт
Я ненавижу себя…

???
Верно!
Но почему ты ненавидишь себя?

Лайт
Потому то я боюсь взглянуть правде в глаза…

Шайн
Она боится признать, что её личность ничего не стоит!

Тесла
Она боится признать, что её решения ничего не значат!

Лайт
Она боится признать, что не может жить без страданий
Потому что, не будь их, горькая правда её никчёмного характера, словно лавина, вмиг обрушится на хрупкое тельце такой нежной невинной девочки…
Не так ли, Лайти?

Лайт
Я просто хочу помочь вам…

???
Почему ты используешь меня для помощи другим?

Лайт
Это заставляет меня чувствовать себя особенной
Это придаёт моей жизни хоть какую-то ценность,
Когда я отрекаюсь от самой себя, погружаясь в чужие проблемы…

Шайн
Ты в своём уме, балда ушастая?
Как это может придать цену жизни, от которой ты отрекаешься?

Тесла
Она пытается возвысить себя в глазах близких пони…
Это нормально… Утопающие всегда цепляются за любые способы выкарабкаться из ледяной воды…

Лайт
Я бы, скорее, сравнила это с никчёмными попытками взобраться на корабль, царапая краешками неуклюжих копытц металлический бортик… Когда рядом с тобой плавает ворох спасательных кругов.

Фиджет
Она просто не умеет веселиться, ха-ха!

Найтган
Сомневаюсь…

Скорее всего, она просто не умеет жить

Фиджет
Ух ты! А это как так можно?
Как можно не уметь жить?!

Тесла
Она не понимает, как общаться с другими пони

Шайн
Она понятия не имеет, что может случиться, покажи она настоящую себя хоть кому-нибудь, даже самой себе

Найтган
Но вы же близкие друзья… Почему вы не помогаете ей?

Лайт
А-А-А-Р-Г-Х!
ПРЕКРАТИТЕ, ПРОШУ!
Я СОЙДУ С УМА!
МОЯ ГОЛОВА РАСКАЛЫВАЕТСЯ!
ПРОШУ, ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ СПОКОЙНОЙ УМЕРЕТЬ!
Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ В ЭТОМ МИРЕ, ПЕРЕПОЛНЕННОМ ГОРЕМ!
ВСЕ, КТО ОКРУЖАЮТ МЕНЯ, НЕСЧАСТНЫ!
ШАЙН НЕСЧАСТНА, ТЕСЛА НЕСЧАСТНА!
МОИ РОДИТЕЛИ НЕСЧАСТНЫ, МОИ КЛИЕНТЫ НЕСЧАСТНЫ!
ОДНО ТОЛЬКО ОБЩЕНИЕ СО МНОЙ ДАЁТ ВАМ ЕДКУЮ БОЛЬ!
Я – РАКОВАЯ ОПУХОЛЬ НА ТЕЛЕ НАШЕГО МИРА.
ПРОШУ, ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ УМЕРЕТЬ!

Лайт
ТАК ПЕРЕРЕЖЬ СЕБЕ, НАКОНЕЦ, ВЕНЫ, ЛАЙТ!
ЧЕГО ТЫ ЖДЁШЬ?! У ТЕБЯ ЕСТЬ МАГИЯ И ИГЛЫ!
ТЫ ЖДЁШЬ, ЧТО КТО-ТО НАПОСЛЕДОК ПОСМОТРИТ НА ТО, КАКОЙ ТЫ БЫЛА ХРАБРОЙ И РАССКАЖЕТ РОДНЫМ О ТВОЁМ ИЗУРОДОВАННОМ ТЕЛЕ?!
ХВАТИТ ПРОСИТЬ У ДРУГИХ ПОДДЕРЖКИ, ЛАЙТ!
ПРОСТО УМРИ, ТАКЖЕ НИКЧЁМНО, КАК И ЖИЛА
ЗАЛЕЙ ВСЕ СТЕНЫ СПЕЛОЙ АЛОЙ КРОВЬЮ, ЛАЙТ
И ПУСТЬ ЭТА МЕРЗОСТЬ БУДЕТ ТВОЕЙ ЭПИТАФИЕЙ!

– ХВАТИТ! – истошно завопила перепуганная морковная единорожка, очнувшись ото сна в сухом воздухе своей паршивой, поистине грязной спальни.

Боль. Страх. Ужас. Горе. Одиночество. Прижавшись к стенке, обезумевшая юная леди, отказываясь верить в происходящее, держалась копытцами за свою голову, улыбаясь во всю ширь прелестной морды. С её лба крупными каплями стекал холодный пот, кропя нервно трясшиеся копытца, и без того заляпанные грязью прошедшего дня. Где-то вдали, выглядывая из-под рабочих инструментов, виднелись грубо изрезанные ткани, поломанные очки и выцветшие фото родных сердцу пони. Тишина сводила кобылку с ума и, не в силах сдержаться, Лайт вновь закричала:

– Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! – её еле приметное среди серости безжизненного мгновения лазурно-сапфировое сияние мелькнуло на стенах комнаты солнцем ярчайшего чародейства, и, пытаясь спасти свою душу, Лайт спешно обвязала глаза чёрной рабочей тканью, дабы больше не видеть мир вокруг.

– Не смей отворачиваться от того, что ты сама сотворила, Лайт! Имей честь брать ответственность за свои решения! – грубо, сурово, крайне жёстко отчеканил рыцарь, вмиг расколовший эту повязку ловким движением крохотного клинка. – Не смей отворачиваться!

– А-А-А!!! – зарыдав, словно маленькая девочка, начала Лайт, левитировав близ себя стеклянный бокал и огромную бутылку холодного десертного вина. – ХВАТИТ! ЧЕГО ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ, МОДЕРН?! – казалось, эта чувствительная нежная пони вот-вот умрёт от разрыва сердца, будучи не в силах принять тяжесть собственного греха.

Желая налить себе полный бокал как можно скорее, объятая ужасом кобылка пролила добрую его половину на своё пушистое тельце, отчего как она, так и пол окрасились лилово-красным цветом, а сама она, жадно испивая этот эликсир забвения, плакала всё горче. Не прошло и минуты, как, неустанно глотая горько-сладостный яд, кричавшая от боли излишне чувственная кобылка, разбила крепкую бутылку о пол, оставив себе заострённый осколок битого стекла.

– Последний раз повторяю: чего ты хочешь?! – плотно прижимая к своей мягкой шейке тонкое окровавленное лезвие, сквозь слёзы спросила бездумно улыбавшаяся Лайти, на беленьких зубах которой были видны следы сладкого вина, солёных слёз, горькой спермы и сухой крови.

– Я хочу, чтобы ты взглянула на них, – не обращая никакого внимания на предсмертные всхлипы своей хозяйки, вымолвил вновь вернувший себе былое спокойствие статный жеребчик.

Утыкаясь своей подруге чуть ли не в нос, на разбитой, грубо ухоженной постели, застыв во времени, лежали Шайн и Тесла, сполна облитые несколькими слоями тёплого лубриканта. Их розовые губки выглядели такими мягкими, их разгорячённые киски до сих пор казались Лайти такими влажными. Их милые беленькие мордашки были сполна залиты плотным эякулятом и горячими слезами, их тела были сломлены во всех смыслах этого слова, и оттого некогда сильные волей пони воспринимались возбуждённой Лайти ни чем большим, чем новенькими, такими большими и сексуальными игрушками. Их очи, пронизанные лопнувшими сосудиками, были обращены в потолок, сомкнутые челюсти лишь изредка трещали, а ножки были так любезно раздвинуты навстречу ненасытному ротику маленькой услужливой морковной шлюшки.

Недолго думая, опившаяся алкоголем девушка, чувствуя себя безнаказанно, прильнула ближе к попкам любимых пони и, расположив те ближе друг к другу, уже приготовилась усердно нализывать гладеньким влажным язычком мокрые промежности, в надежде снова потерять себя в огне жаркого лесбийского секса… Однако, наконец раскрыв глаза, Лайт, остановившись в последний момент, думая о том, как вскоре она будет нежно сглатывать сладенькую сперму милых подружек, резко встала с постели. Закричав так, что у той тотчас заболели лёгкие, в конец лишившаяся рассудка бедная пони отодрала от шеи острое стеклянное лезвие, дабы тут же разрезать им свои мягкие глаза.

Нежная кровь вмиг окатила пушистые тельца её близких пони, и сама она вновь упала в обморок, томно прикрыв веки.

Лайт
А-а-ах~
Как же хорошо~
А ведь… это было не так и трудно…
Я наконец умерла, Модерн, дорогуша?..
Прошу, скажи мне, что я мертва…

???
Да, ты мертва, Лайт

Шайн
ОЧНИСЬ, ЛАЙТИ, ПРОШУ!

Тесла
Зачем ты бросила нас, Лайти?..

Лайт
Поздравляю, шлюха
Тебе таки удалось получить оргазм от смерти
Ты добилась того, чего так жаждала?

Лайт
Дискорд побери, ДА!
Я ЗНАЛА, ЧТО СМОГУ УМЕРЕТЬ В МУЧЕНИЯХ
ЭТО МОЯ САМАЯ СОКРОВЕНАЯ МЕЧТА!!!

???
…
Подумать только…
Во что тебя превратила твоя любовь

Лайт
Твоё стремление любить мир вокруг встретило отпор в виде неприступной стенки жестокости, к которой не была готова твоя наивная, поистине добрая девичья душа.

Шайн
Поэтому ты ненавидишь себя и мир вокруг
Потому что ты не способна отпустить его
Ты готова даже к самой жуткой смерти в гордом одиночестве…
Но ты никогда не признаешь себя кем-то значимым…
Поэтому ты решила унижать и быть униженной.

Тесла
Ты готова изо дня в день терзать свою душу,

Даже в те моменты, когда ты поистине счастлива
Потому что страдание создаёт внутри тебя лучик радости
Ты радуешься, что способна чувствовать боль
Ту же боль, что некогда приносил тебе жестокий мир,
Который ты так любила всем своим наивным детским сердечком

Лайт
Лайти, я люблю тебя
Но любовь не способна даровать тебе то чувство полноценности, за которым ты так усердно гонишься.
Ты перепробовала всё в этой жизни, лишь бы не чувствовать себя пустым местом на белом холсте таких же безжизненных, одинаковых, серых будней.

???
Ты спасала от горя тех, кто был на грани!
Шайн нашла себя и ожила благодаря твоей помощи!
Тесла восстала из пепла, стоило тебе встретиться с ней!
Но разве этого ты желала на самом деле?

Шайн
Ты самая интересная пони из всех, кого я только встречала!
Твоя лучезарная улыбка, твоя крохотная фигурка…
Твой уход за собой, всё это просто прелесть!
Но разве этого ты желала на самом деле?

Тесла
Ты занималась настоящим искусством, любимая!
Твои дизайны поистине гениальны, Лайт!
Но разве этого ты желала на самом деле?

Лайт
Почему вы говорите столько хорошего обо мне…
Вы же ненавидите меня…

Все
Верно, Лайти!
Ровно как и ты!

Лайт
Да, и что с того?!

Лайт
Твоё безмерное желание любить мир вокруг стало настолько всеобъемлющим, дорогуша… Что никакой секс более не сможет удовлетворить его… Потому тебе больно.

???
Не в силах выразить свою любовь иначе,
Ты делаешь себе больно, разрушая былую радость,
Потому как ты не видишь иного выхода для этой любви…

Все
И всё же, ты любишь нас!

Лайт
Да, но я не люблю себя…

Лайт
Это неправда, дорогуша…
Просто ты медленно умираешь изнутри,
Позволяя своему «Я» печься в агонии отринутых эмоций!

Шайн
Ты медленно режешь своё тело, мерзко и жестоко,
Не позволяя затягиваться прежним ранам

И спешно добавляя новые,
Лишь бы твоё «Я» никогда не смогло вымолвить ничего,
Кроме жутких истошных криков о сладкой смерти.

Лайт
ТАК И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ ТЕПЕРЬ?!
Я НЕ МОГУ ПРОСТО ТАК ВЗЯТЬ И ИЗМЕНИТЬСЯ!
ЭТО ПРОИСХОДИЛО ДОЛГИЕ ГОДА, ПОЛНЫЕ КРОВИ И БОЛИ!
ЧТО ВЫ ПРЕДЛАГАЕТЕ МНЕ СДЕЛАТЬ?!

???
Умереть

Шайн
Умереть

Тесла
Умереть

Лайт
Умереть

Все
УМЕРЕТЬ!

Лайт
Н-но вы же сами сказали, что это не в-выход?!..

Все
…

Лайт
Я-я точно должна умереть?..

Все
…

Глядя на собственное отражение в зеркале, Лайт тяжело дышала, опираясь хрупкими, залитыми кровью копытцами о белую поверхность скользкой кухонной раковины. Возле её очей, сверкая, подобно звёздам на ночном небосводе, кровоточили глубокие впадины от стеклянного пореза, отзывавшиеся в трещавшем сознании бедняжки жуткой болью.

И всё же, она была жива, и даже могла видеть.

– Где я, Модерн? – оглянувшись по сторонам, тихонько прошептала умиравшая единорожка.

Пустота. Забвение. Чистилище. Девственно чистое белое пространство простиралось перед окровавленным взором юной девушки, что, не осмелившись сделать и шагу, лишь стояла, вдыхая свежий воздух лечебной горной прохлады. Её лазурно-небесная грива небрежно опускалась к самым копытам, не было слышно даже стука сердца, и лишь нараставшая головная боль продолжала преследовать утопавшую в ужасе барышню.

– Модерн, я умерла? – вновь, сквозь пелену едкой бордовой крови, стекавшей с век леди крохотными, но такими плотными водопадами, проронила кашлявшая Лайт. Однако, ответа не последовало и на сей раз. – Прошу, ответь… Мне одиноко… Я не хочу быть одна. – поникшая пони, присев на еле скрещенные копытца, горестно подняла взор к самому небу, в надежде увидеть там своё спасение… безрезультатно.

– Почему тебе одиноко, Лайти? – вмиг прорезав тишь, лишь изредка прерываемую томными всхлипами напуганной кобылки, задала вопрос сидевшая по ту сторону зеркала морковная поняша, мило улыбнувшись своей копии самой доброй улыбкой, что та только могла состроить.

– Все желают мне смерти, дорогая… Даже я сама… И, будто бы того мало, никто больше не желает меня видеть, потому что я приношу с собой только боль, слёзы и горе, – ответила, словно бы из глубин плачущего сердечка, укрытая хвостиком хрупкая девочка, протирая глазки краешком изодранного в труху стеклом больного копытца.

– Этого не может быть, Лайти… Ведь я люблю тебя, – выйдя из зеркальца да заботливо погладив саму себя по мягкой шелковистой гривушке, воспротивилась поистине добрая и такая пушистая ярко-оранжевая кобылочка.

– Тогда почему я ненавижу себя? – то и дело всхлипывая, вновь спросила сквозь зажатые болью челюсти скомкавшаяся калачиком маленькая девочка.

– Ты просто заставила себя так думать, – продолжая мило наглаживать встревоженную, сполна измазанную кровью, потом, слезами и спермой голову, говорила мерно улыбавшаяся единорожка. – Ты так боялась получить от окружающих отказ во взаимных чувствах, что сама дала им повод считать себя ни чем иным как подлой тварью, мешком с мусором, грязной шлюхой и всеми прочими мерзкими титулами, коими ты сама себя так любезно короновала…

Миленько посапывая, зажатая в страшных грехах маленькая красавица, всё же выглянув из-под окровавленных локонов собственного хвостика, взглянула в глаза добренькой зеркальной копии, произнеся:

– Я-я… К-к-кажется, я поняла, – она свалила на спинку свою заботливую копию и, заплакав ни то от горечи ни то от счастья, нежно поцеловала такие мягенькие тёплые губки, после чего, неистово краснея, раздвигая мокрые ножки и расширяя тугую пусечку лазурным сиянием тёпленького колдовства, игриво спросила. – М-мне ведь суждено умереть здесь и сейчас, не так ли?.. Ж-жестокой, вечно грустной, вводящей в тоску, умертвляющей заживо, искажённой душой самой себя?..

– Именно так, дорогуша, – не менее широко раздвигая трясшиеся от жара бёдра, кивнув раскрасневшейся головушкой, подтвердила прижавшаяся ближе тяжело дышавшая милашка. Её мокрая киска небрежно, робко, поистине девственно касалась тельца убитой горем версии самой себя, и они обе радовались всё сильнее, поглаживая друг друга неловкими касаниями трясшихся копытц.

– А-ха-ха! – плача от счастья, внезапно для обеих выпалила залитая кровью Лайти, чувствуя себя счастливее всех на свете.

– Что такое, дорогуша? – мило улыбнувшись, спросила она саму себя, заранее зная ответ. Активно натирая друг дружке чувствительные интимные зоны, они то и дело тоненько попискивали, сполна доверяя друг другу в этом непростом деле. Изумрудно-зелёные глазки сверкали в белизне этого пустого света истинной любовью к себе и миру вокруг, и изрезанная стеклом девочка, всё сильнее увлекаясь делом, чуть что теряла сознание.

– Н-ничего! – с азартом ответила она, чувствуя, как боль в её голове, преодолев критическую отметку жуткой боли, уже вовсе не ощущалась. – П-прошу, убей меня, когда мы з-закончим, АХ!~

Заместо ответа надвинувшаяся ближе кобылочка, чувствуя приближение скорейшего оргазма, мило обхватила копытцами свою собственную крохотную голову и, наглаживая мягкие локоны распущенной гривушки, поцеловала такую родную, любимую, близкую сердцу девчушку в разгорячённый широкий лобик. После чего, прижав к себе, она кротко прошептала:

– Ты и так мертва, Лайти… Ты намеренно убивала себя год за годом, думая, что поступаешь правильно… В погоне за минутным вниманием ты потеряла саму, АХ~, возможность радоваться, любить и жить в гармонии с миром и самой собой… Но за любой жуткой смертью всегда обязано произойти, АХХХХХХХ~, перерождение, дорогуша… Прошу, когда ты очнёшься в окружении своих милых подруг, ты… То есть, мы… Покажем им, что мы, АХХ~, действительно любим их, и мы чувствуем их любовь, Лайти… Я люблю тебя, Лайти, прошу, возродись из этой жуткой едкой черни в вечном алом огне своей всепоглощающей любви… Я буду ждать!

– И я люблю тебя, Лайти, – кончая на пузико самой себе, прошептала, закрывая изрезанные глазки, счастливая, как никогда прежде, умиравшая от кровопотери крохотная бедняжка.

Настоящее время

– Я-я жива? – тихонько спросила Лайт, боясь поднять веки.

– Лайти, да ты совсем сбрендила окончательно что ли?! Ты зачем так откинулась, дура?! Ты в своём уме?! – грозно выругалась на свою лучшую подруга беленькая пегаска, покручивая у виска напряжённым пёрышком грозно сжатого крыла. – Я уже скорую вызывать собиралась!

– Ой, да ладно тебе, ха-ха! – гордо, однако далеко ни без ноток только минувшей паники, пророкотала довольная Тесла, со лба которой стекали капли ледяного пота. – Я-я ж говорила, что я лучше тебя в этом деле, ха-ха! Можешь даже не пытаться её удовлетворить! Не-у-дач-ни-ца!

– Ах, извините, Селестии ради, не признала! Госпожа Шлюхина? Ради всего святого, простите мне мою бестактность, занимайте своё место, – забавно парировала брошенное в ту «оскорбление» юморная пегаска, грустно указывая крылом на мокренькую промежность только оклемавшейся подружки. – Это услышать хотела?! – вдруг к удивлению всех дополнила свою острую шутку занырнувшая обратно пегаска. – АГА! ДУДКИ!

Впитав необходимые той для честного состязания похабные знания интимного удовлетворения, Шайн, используя свои губки, обхватила клитор, потирая мягким крылышком паховую область чуть выше него самого, отчего объятая блаженством Лайт вновь бессвязно запищала своим милым нежным голоском.

– Ну-ну, пернатая, – расчёсывая угольно-чёрную гриву, проронила самодовольная Тесла, даже не сомневавшаяся в своём сексуальном превосходстве. – Да с таким ротиком, как у тебя, Лайт, скорее, в муравейник свою киску макнёт.

– АХ ТЫ КАКАШКА! – тут же вскричала опозоренная во всех смыслах Шайн, ушки которой, казалось, горели ярче самого солнца.

– Д-девочки, н-не, АХ~, н-не ссорьтесь! – процедила сквозь удовольствие скованная счастьем морковная кобылочка.

– А кто это сказал, что мы ссоримся? – спросила меж делом увлечённая пегаска, работая всеми частями тела, что только могли помочь той достичь с подругой наиярчайшего наслаждения. – Это эта дамочка сидит и переживает, что её «многолетний опыт» прямо сейчас в землю втопчут, а вот я ничуть не ссорюсь ни с кем!

– Да-да, оправдывайся, девственница асоциальная! – не желая более выставлять себя на посмешище, насмешливо фыркнула нуарная пони, подойдя ближе. – Смотри сюда, недотёпа, что бывает, если научиться включать мозги! – гладко облизнув мокренькую промежность, проронила довольная собой единорожка, отодвинув прочь тяжёлую голову пыхтевшей от злобы и стыда пегаски.

– Шлюха! – тут же вскричала загоревшаяся Шайн.

– А ты Дура! – ответила занятая делом Тесла.

– Давалка недотраханная!

– Хулиганка неотёсанная!

– Сучка!

– От сучки слышу!

– Ой-ой-ой, а самой-то мозги не хватило придумать чего, да?

– Да пошла ты, Шайн!

– Ты – кожура от банана, понятно?! Подушка обконченная!

– А-а-а ты тогда… туалетка использованная!

Поток не прекращавшихся оскорблений с каждой секундой становился только плотнее, и потому порозовевшие ушки Лайти, утопавшей в небесном блаженстве, вяли всё сильнее… Впрочем, на благо подобного неземного удовольствия она была готова потерпеть даже столь радикальные выкрики близких ей крикливых девчушек.

– Ты-ы-ы, пиво протухшее, понятно?! – вдруг выдала заливавшаяся смехом Шайн. – Ты огурец надкусанный!

– ШАЙН, ДА ХВАТИТ! – не выдержав всего этого бреда, вдруг закричала Тесла, завалив на постель неосмотрительную крылатую недотёпу вместе с собой и Лайтей, соответственно.

– Ха-ха-ха! – нежно рассмеялась Лайти, обняв своих подруг да прижав тех друг к другу могущественной силой светло-голубенького чародейства. – Как же я люблю вас, девочки!

– Мы тебя тоже любим, Лайти, – ответили те в унисон, нехотя прижавшись друг к другу милыми пушистыми мордашками и, морщась от стыда, пытались скорее отлипнуть прочь… Однако, ни то по воле Лайти, ни то по зову их горячих сердец, они сами медленно наклонили свои белые головушки вбок, плавно скрестив свои разгорячённые тела в мягком протяжном поцелуйчике. И, недолго думая, они, используя магию и ловки пёрышки, начали пресыщаться благами интимного общения, чувственно лаская тельца, подобно искренно влюблённым девушкам. И все были счастливы.

За окном жарким алым диском горело закатное солнце, мерно перекатывавшееся через горизонт, задувал тёплый летний ветерок, подёргивая волосы милых дам. Лайт наконец додумалась закрыть окно, дабы не пугать округу страстными криками троицы возбуждённых красавиц, и где-то вдалеке, в небе, она, глядя на роскошь пышных белых облачков, узрела саму себя, тепло улыбавшуюся кроваво-красному закату, видя в том свою душу.

– Да уж! – внезапно прорезав только наладившуюся тишину, подметила Шайн, громко усмехнувшись. – Тело у тебя что надо, Тесла! Неудивительно, что работать пошла по «специальности»!

Тесла же в ответ на это, густо покраснев, всучила нахальной пегаске прямо в мозг для профилактики вредности заклинание мгновенного оргазма, отчего всю комнату вновь заполонил писк небесного удовольствия! Мгновением позже, не теряя времени зазря, обзавидовавшаяся нуарная красавица применила то же заклинание и на себе, не желая оставаться в стороне от столь желанных приятных ощущений. И, переглядываясь, обе девочки вдруг мило рассмеялись, полностью осознавая, какой же странный день в тот миг подходил к концу. Ну и…

Конец!