No Cronica: Сага о ведьмачке

Когда цветут розы: Пыльца

С Хеллоуином. Думал разделить главу на две, но раз праздник, то почему бы и не выложить всё разом?

Следующим утром Холлоу нашла Лоуд не в своем кабинете, а рядом с пыточной: та как раз вот-вот была готова потянуть за ручку.

— Утречка, подруга, — широко улыбнулась та. — Хочешь позабавиться?

— Э?

— Ничего сложного: нужно допросить одного лишенца. Поиграем в хорошего и плохого стражника: ты будешь хорошей, а я – сама понимаешь.

— А? Я…

— Давай-давай, в этом нет ничего сложного, — весело произнесла Лоуд, открывая дверь и заталкивая подругу внутрь, шутливо бодая головой.

Пыточная Города Масок была… достаточно обычной для пыточной своего времени: скудно освещаемая лишь небольшим очагом в углу, с кучей разложенных и развешанных инструментов с шипами и крючьями, с которых даже не потрудились счистить запекшуюся кровь и дерьмо. А может, намеренно не стали. В углу же стояла стальная клетка с частой сеточкой: внутри сидел оголодавший до чертиков параспрайт. Страшная вещь, применяемая скорее уж для казни: поставленная на живот с убранным дном, она выпускала сошедшую с ума от голода тварь, начинающую бешено грызть и неконтролируемо размножаться прямо в кишках жертвы (впрочем, в отдельных случаях жертву можно было заставить параспрайта съесть, а в случае кобылок – ввести прожорливый комочек в вагину, после чего зашить щель). Обычно потом отлавливали одного «потомка», а остальных с останками просто и быстро сжигали.

Жертва висела посреди комнаты на дыбе, скованная по лапам и крыльям: молодой грифон, едва ли на несколько лет старше самой Холлоу. Дыба была усовершенствованной: под ягодицами прикованного вырезали аккуратную дырку, под которую кто-то заботливо поставил ведро. Заботился он, конечно, в первую очередь о чистоте пыточной.

— «Огнем и Железом»… — прочитала Холлоу, подбирая лежащий у дыбы кем-то оставленный томик. С интересом пролистнула несколько страниц. — «...Возьмите скраппи, одну штуку, привинтите к ней хорошо обвалянный в уксусе и соли раг, вставьте в анальное отверстие или же в исполняющие аналогичные функции пытаемого. Нажав на рычаг, проверните четыре раза до упора по часовой стрелке во имя Селестии, затем три против – во имя Луны. Ежели пытаемый отказывается говорить, извлеките инструмент и повторите то же самое с ротовым отверстием или же исполняющим аналогичные функции…»

— Пособие для плачей, четвертый том, — хмыкнула Лоуд, забирая книжку и откладывая в сторону. — Можно пытать, просто зачитывая отдельные куски, а потом требуя пересказать. Впрочем, нам она не понадобится. Эй, котик, вставай! — похлопала она по щечке узника. — Просыпайся!

— Да он как бы вроде и не спит…

«Котик» не спал. Он злобно вращал глазами, поглядывая то на одну посетительницу, то на другую. Клюв его был крепко стиснут.

— Давай, подруг, начинай, — уселась на пол Лоуд.

Холлоу замешкалась и неуверенно открыла рот: допрашивать преступников в Каер-Теалт ее не учили. Вернее, учили, но самым-самым основам.

— Ты, это, сахарок, говори, что ль? — чувствуя себя не в своей тарелке, произнесла Холлоу. — Лоуд, а почему бы просто не заклясть его Обманом?

— Ну, развлекайся.

Холлоу сосредоточилась и произнесла: «Аксий». Грифон несколько раз презрительно клацнул клювом, облив ведьмачку взглядом двумя ведрами чистейшего презрения. Холлоу неуверенно и даже как-то обиженно посмотрела на Лоуд. Конечно, черноволосая давно не практиковала это Слово (чего уж греха таить, пожалуй, ей оно всегда давалось труднее всех), но чтобы все было настолько плохо?

— Не вышло? — сочувственно хмыкнула та, доставая яблоко и нож. — Ну, ну, не расстраивайся, это и не удивительно: он же из «заносчивых». У них настолько развиты чувство собственной важности и самомнение, что на них одном он может терпеть боль часами и только лыбиться в ответ палачу. Ясен красен, наш маленький фокус тут не помощник. Давай по новой, по старинке.

— Говори, сахарок, — вяло произнесла Холлоу. — Говори: я-то добрая, а вот моя подружка тот еще зверь. Говори… Лоуд, а что мы вообще должны у него узнать?

— Где контрабанда с «пылью».

— Сахарок, говори, где контрабанда с пылью, тогда Лоуд тебя отпустит и даже не будет бить. Наверное. Ну, или хотя бы не только ногами. Да и вообще, далась тебе эта «пыль» — здоровье дороже, а «пыль» можно будет еще достать, что бы это ни было…

Грифон продолжал высокомерно молчать, но теперь в его взгляде появилась легкая, почти неуловимая снисходительность. Холлоу буквально услышала: «Уведите эту дилетантку и приведите нормального следователя». И потому снова беспомощно посмотрела на Лоуд.

Чистящая плод коронер хекнула и оторвала лезвие от яблока – на пол единым куском упала почти прозрачная кожура – ни грамма мякоти! Отрезав дольку, Лоуд наколола ее на кончик и дружелюбно протянула пленнику:

— Будешь?

Тот подозрительно на нее покосился, медленно кивнул и раскрыл клюв. Лоуд Стар аккуратно вложила туда кусочек, грифон несколько раз дернул челюстью, медленно пережевывая… а потом вдруг резко плюнул, залепив коронеру глаз.

Холлоу поперхнулась, пожалуй, даже с некоторым сочувствием поглядывая на несчастного, но Лоуд снова удивила ее: стерев грязь и не меняясь в лице, она спокойно отрезала еще одну дольку и снова предложила пленнику:

— Это есть надо, дурашка.

Поразмышляв пару минут, грифон посмотрел на нее с еще большим подозрением и снова принял подношение: его челюсть снова задвигалась… и тут же перехватившая в обратный хват нож Лоуд резко вмазала ему рукоятью по лицу.

На пол брызнула кровь вперемешку с осколками зубов и мякотью, задыхающийся несчастный закашлялся, отчаянно пытаясь прочистить горло, а все так же не поменявшаяся в лице Лоуд принялась методично выбивать из жертвы все дерьмо, преимущественно через почки, печень и селезенку. Каждый последующий удар, невероятно отточенный и техничный, все сильнее и точнее вышибал дух из заключенного, бедняга рисковал задохнуться.

— Немножко забавных фактов, — поделилась Лоуд, прекращая и беря грифона за головные перья, — скелет взрослого полноценного грифона содержит ровно триста двадцать шесть костей, ни больше ни меньше. Сейчас я сломаю тебе половину и только потом начну задавать вопросы. Если мне не понравятся ответы, я начну медленно снимать кожу сначала с пальца, затем с ладони, потом перейду на локоть и предплечье. Уверена, к тому времени ты засунешь всю важность себе в задницу и с радостью пойдешь на сделку со следствием. Потом я прикажу бросить тебя обратно в камеру и на прощание обязательно пожму тебе лапу. А знаешь, что в этом цирке самое забавное? Склад на улице Анемонов. Да, ты все правильно понял: я уже раскопала почти все, что мне нужно – осталось всего лишь время передачи, не хочется лишний раз выставлять в дозор ребят. А так… можешь считать это приятным дополнительным развлечением. И сейчас мы как следует повеселимся.

Щелкнули крепления, и все еще побулькивающий грифон сполз на землю, а Лоуд Стар, мерзко ухмыляясь, встала над ним, кое-как пристраиваясь позади:

— Сегодня список не такой длинный, как управишься, можешь погулять, а затем жди меня в Тротингемских банях где-то за пару часов до заката, — насвистывая, сказала она Холлоу. — Хотя, если хочешь, можешь остаться и поиграть с нами – мы не против.

Холлоу остаться не захотела. Выйдя в коридор, она на несколько минут остановилась и пошла к выходу. Последнее, что она услышала – отчаянный, полный боли клекот несчастного, крик «Загадай желание!» и, затем, задорное уханье Лоуд Стар.

---

Список дел и впрямь оказался небольшим: вытравить крыс из одной таверны, подсократить поголовье утопцев в канализации (там также явно где-то завелся риггер, но с ним Холлоу пока решила не связываться) и объяснить несчастному молодожену, что если у его кобылки раз в месяц идет кровь и портится характер, то это еще не значит, что она одержима.

Выбравшись из канала в Торговом Квартале, Холлоу отряхнулась и решила прогуляться, сравнительно деликатно стараясь не подходить к зажимающим носы прохожим – сама понимала, что смердит от нее, как от деревенского сортира. Даже хуже: не в каждом сортире попадаются полусгнившие кишки.

Кое-как держась поодаль, ведьмачка все же смогла посмотреть город, и что ее несколько впечатлило – повсюду были маски и картины. Полумаски, маски, шлемы из бумаги, стальные, глиняные, белые, черные, даже амарантовые, казалось, то и дело пялятся на Холлоу пустыми глазницами. А еще на Холлоу пялились персонажи картин, и она даже остановилась, чтобы рассмотреть их поподробнее: творцы явно пытались достичь феноменальной точности, старательно вырисовывая каждую детальку изображаемых.

— Э, слышь, поближе подойди, — окликнул Холлоу один из торговцев портретами, единорог. — Да подходи, не стесняйся, отличные картины! Новомодные, все по заветам Возрождения!

Холлоу послушно подошла.

— Смотри, смотри как красиво, — ткнул в одну из работ торговец. — Все симметрично, выверенно, просто мм-а! Сам рисовал!

Холлоу кивнула, нарисованная пони была как живая. Вернее, она казалась настолько живой, что ведьмачка почувствовала даже какую-то подсознательную необъяснимую нервозность – нога ощутимо зачесалась выхватить меч и рубануть полотно. На всякий случай.

— Здорово, ага?

— Ага… — неуверенно ответила Холлоу.

— Берешь? Недорого! Сегодня со скидкой! Приобщишься к течению!

— И… и сколько?..

— От двухсот пятидесяти золотых!

Холлоу закашлялась, пытаясь подавить все мигом вспомнившиеся обороты на Старшей Речи, так и запросившиеся на язык.

— Берешь?

— Нет, не беру.

— А за двести сорок пять? От души отрываю: неделю работал, Возрождение все-таки! Ладно, назови свою цену, за сколько возьмешь?!

— Ни за сколько: мне ее даже повесить негде. И что это вообще за Возрождение такое, кстати?

— Пф-ф, быдло сивоногое, — жеманно поджал губы художник. — Ты давай, иди, иди отсюда, клиентов мне не пугай, раз покупать ничего не будешь. И зачем в наш Город только таких вонючих бродяг пускают, фу…

— Чтобы мы утопцев в каналах в траву косили… — буркнула Холлоу, мрачнея.

Единорог глупо моргнул, словно увидал Холлоу впервые:

— Ты ведьмачка, что ли?

— Ага.

— Ладно, прошу меня простить за резкость, — хмыкнул торговец. — Но все же лучше отойдите: ваше амбре отпугивает покупателей, а я хочу хотя бы сегодня немного поесть. Будут деньги и желание – возвращайтесь, сделаю вам скидку.

Холлоу хотела было переспросить про Возрождение, но передумала: торговец уже нацелился на другую жертву, и та даже начала подходить, невзирая на плывущий запах.

Отошедшая Холлоу вздохнула, прикидывая, как бы это половчее выловить кого-нибудь, кто мог бы указать дорогу к Тротингемским баням: указатели такой информации не давали. Все больше плутающей ведьмачке даже начало казаться, что выскочить из переулка с мечом наголо и криком «Дорога к баням или жизнь!» или «Аксий!» будет хорошей идеей, но, к счастью, проблема решилась сама собой:

— Сударыня, постойте! Dios mio, да подождите же вы!

Холлоу оглянулась: через площадь к ней летел молоденький и худенький пегас в малиновом беретике и таком же коротеньком плаще-накидке. Подлетев к Холлоу, он затормозил, основательно проехавшись лицом по мостовой.

— Эй? — легонько пнула Холлоу его в бок. — Тебе… вам помочь?

Пегас кое-как перевернулся и вперил в ведьмачку взгляд вытаращенных глаз.

— Су… сударыня! — кое-как произнес он, пытаясь отдышаться. — Madonna!.. Прошу вас, пойдемте со мной, madonna!

— Э… зачем, сахарок?

— Вы… я вас хочу! Точнее… dios mio… вы мне нужны! И не… не волнуйтесь, я дам вам денег!

— Оу, э… это, конечно, здорово, сахарок, но у меня пока нет разрешения, — помогла Холлоу подняться пегасу. — А так – я как бы и не против…

— Разрешения? — принялся отряхивать беретик и плащ пегас, наконец-то отдышавшись.

— Dios mio, опять придумали какой-то дурацкий закон, чтобы резать мне перья… пойдемте ко мне, madonna, там они ничего не узнают!

— Простите за любопытство, но… почему я? — спросила Холлоу, провожая взглядом очередную проститутку, пока бубнящий на кристальном пегас искал дорогу. Кобылка легкого поведения вырядилась так, будто ее пригласили на Гранд Галопинг Гала.

— О, madonna, все очень просто, — рассеянно ответил пегас, сверяясь с указателем. — Они… они обычные, с ними уже неинтересно. Но вы… у вас очень, очень необычный типаж. Клянусь алмазами, я вижу такой впервые и вряд ли увижу когда-нибудь еще– а я видел Принцесс! Могу ли, кстати, узнать ваше имя, madonna?

— Холлоу. Холлоу Найт, ведьмачка.

— А я – Лайан, Лайан Харт, — «проглотил» букву «Х» Лайан, открывая дверь небольшого домика. — Прошу в мою мастерскую!

— Лайан?

— Si?

— А… а вас не смущает, что от меня?.. — попыталась уточнить Холлоу, невольно перейдя на «вы», прежде чем войти, но искреннее непонимание в глазах пригласившего заставило ее вздохнуть и отбросить любые прикрасы. — Лайан, вас не смущает, что от меня разит, как из отхожей ямы, в которую к тому же сбрасывают трупы?

Лайан рассмеялся, едва не хлопнув себя по лбу:

— Так вот почему прохожие шарахались от меня больше, чем обычно… No, madonna, non si preoccupy: к счастью или худу, но у меня сильно притуплено чувство обоняния… вернее, его совсем нет. С рождения. Довольно полезно при некоторых моих делах, поэтому не волнуйтесь: я ничего не почувствую, даже если ко мне в дом забросят разлагающийся зародыш.

Комната, которая у Лайана называлась мастерской, была в подвале и почти полностью завалена свитками, книгами, разными приборами – расчищен был лишь небольшой пятачок, перед которым стоял мольберт.

— Мне раздеться? — деловито спросила Холлоу, прикидывая в голове возможные позы.

— А? Как хотите, но я думаю, что все-таки не стоит: одежда и ваши мечи только подчеркнут образ, — рассеянно произнес Лайан, копаясь в каком-то мусоре. — Dove cazzo sei, где же эти проклятые кисточки…

— Стойте, так вы имели в виду рисование?

— Si. А что?

— Ничего, — расстроенно пробормотала Холлоу. — Bloede…

Холлоу встала перед мольбертом, а Лайан, наконец отыскавший не только палитру с кисточками, но и краски, принялся замешивать нужные оттенки. Параллельно он отдавал команды натурщице принять правильную позу:

— Сядьте, madonna, вам нечего стоять, вы, может, и не устанете, но картина все равно выйдет немножко аховой. Повернитесь левой стороной… левой… madonna, не надо прятать шрам! В нем вся суть! Так, чуть правее… во, вот так, идеальная симметрия! Постарайтесь не сильно шевелиться!

Несколько минут Лайан весело елозил в полном безмолвии по холсту, пока Холлоу не рискнула подать голос:

— Лайан?

— Si, madonna?

— Я могу?..

— Si, конечно, не переживайте, я не из тех, кто скрипит над картинной часами в полной тишине! Спрашивайте, что хотите.

— Почему так важен мой шрам?

— О, madonna, это очень просто! Видите ли, я рисую в стиле Возрождения… вы ведь слыхали об этом стиле? Так вот, все, кто рисует в нем, призваны показать мир таким, какой он есть! Не в реках крови, полных черных отходов жизнедеятельности, не в белых и чистых облачках с радугой и бабочками, а настоящий, с его недостатками и красотой! Ваш шрам вкупе с вами для этого идеален! Вы, как бы это сказать… простите, madonna, я привык выражать такие… мысли? Эмоции?.. В общем, я привык выражать такое красками! Вы, скажем так, идеальная в неидеальности! Совершенны в своем несовершенстве!

— О как, — сказала Холлоу, не зная что добавить. Ее взгляд уцепился за странную медную хреновину с линзами: — А вы… ты ведь не только художник, верно?

— No, еще скульптор, архитектор, изобретатель, писатель, музыкант, ученый-анатом, историк – всего понемножку… Кстати, madonna, вы ведь ведьмачка. В этом городе вас немного, но те, кого встречал, произвели на меня впечатление весьма эрудированных пони. К сожалению, я не смог убедить их выделить мне достаточно времени, но может… может, вы ответите на мои вопросы?

Холлоу пожала плечами:

— Что конкретно интересует, сахарок?

— Все.

— Э?

— Si. Всё. Вот, к примеру, Великое Сопряжение, Пришествие Принцесс. Сведения о них несколько… туманны, пусть вроде бы Принцесса Селестия и дает некоторое количество ответов. Расскажите, что об этом знаете лично вы. А я сравню.

— Ох, сахарок… — закатила глаза Холлоу, вспоминая прочитанные книги в Каер-Теалт и лекции мэтрессы ауф Муур-Чи. — Вначале… вначале было время, когда Он снял загадочную Шестую Печать, и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачным, а луна сделалась как кровь. В то время звезды небесные падали на землю и небо скрылось, свившись, как свиток, а всякая гора и каждый остров двигались с мест своих. И укрылись многие в пещерах и ущельях гор, ища спасения от клыков и жал тех, кто пришел из-за пределов мироздания иль зародился из бушующего эфирного хаоса. И сказали укрывшиеся горам и камням: «Падите на нас и сокройте от лица Сидящего на Престоле, ибо пришел Час Дискорда, Час Презрения и Гнева Его!».

Холлоу сама не заметила, как почти дословно стала цитировать талмуды, изученные в библиотеке, почти что чувствуя запах жженого дерева и слыша тихий треск пылающего камина:

— И восстали Двое из бездны веков, и повергли Духа Хаоса, привнеся первую Гармонию, но истощили силы свои и впали в спячку, дабы силы свои восстановить. И проснувшись во второй раз, решили они помочь уже выбравшимся из пещер народам: и пришли они сначала к киринам, но отвергли те их, ибо были сильные в своем Единении. И пришли тогда Двое к зебрам – но отвергли те их, ибо были сильные в своей связи с предками. Отправившись ближе к месту битвы с Дискордом, предложили свою помощь Они грифонам и алмазным псам, но снова были отвергнуты, ибо первые черпали силу из гордыни своей и не желали склоняться перед негрифоном, а вторые не желали покидать пещер. Лишь несколько пони возжелали стать учениками Двух и смогли распространить их идеи о Гармонии, ибо пони в то время с трудом верили даже другим пони. Но и тогда отвернулись некоторые из мудрецов, желая воздвигнуть свой собственный город, ибо были сильны в понимании кристаллов…

Голос рассказчицы постепенно затухал, а взгляд все больше стекленел. Лайан вежливо кашлянул, когда молчание затянулось на добрых десять минут:

— Madonna?

— А? — мгновенно пришла в себя Холлоу.

— А как насчет?..

— Я знаю, о чем ты хочешь спросить, сахарок. Нет, я понятия не имею, что было, если было, до Часа Дискорда. Пусть Принцесса нас и учила, но… собственно, для нас было важно только усвоить: монстры – плохо, реликты и пережиток Часа Дискорда. Ликвидировать.

— Разве для этого нужно знать историю зарождения Эквестрии?

— Ты даже не представляешь, сахарок, насколько важным при убийстве бывает знание, откуда что и когда вылезло…

---

От Лайана Холлоу ушла только через час, пообещав обязательно вернуться: у того была еще куча вопросов о той же анатомии чудовищ, да и портрет получится лучше, если натурщица будет рядом, пусть художник и хвастался, что хорошо запомнил ведьмачку.

С указаниями новоприобретенного работодателя Холлоу с лёгкостью нашла бани Города Масок: те были выстроены рядом с Храмовым кварталом, будто любому желающему уверовать и очиститься от грехов было бы неплохо для начала почистить свой немытый зад.

У входа Холлоу стала свидетельницей забавной сценки:

— Баня функционирует? — презрительно цедил сквозь зубы разодетый единорог, явно член высшего общества.

— А? — хлопал на него глазами из окошка алмазный песик.

— Баня у вас сегодня работает?

— Да.

— А вода горячая в кранах циркулирует?

— А?

— Вода горячая есть?

— Да, есть.

— Тогда продайте мне билет на одно лицо.

— Пятнадцать битсов, пожалуйста, — протянул лапку песик. Получив плату, он заискивающе улыбнулся. — Сэр? Вы такой умный, можно задать вам крошечный вопрос? Я просто не могу понять, а вот вы…

— Давай-давай, говори скорей, сиволапый, — хмыкнул сэр, вздернув нос.

— Как вы думаете, универсалии могут существовать как сущности конкретных вещей, или они являются лишь порождением разума?

Лицо пони высшего общества сразу как-то поскучнело, и он, пробурчав что-то невразумительно, поспешил скрыться за дверью заведения. Пес довольно тявкнул и перевел доброжелательный взгляд на ведьмачку:

— Вам?..

— Агась, на одно лицо. Ну так что, могут? — с интересом спросила Холлоу.

— Что «могут»?

— Существовать как сущности конкретных вещей. Универсалии.

— А хрен их знает, — философски пожал плечами песик. — Эт меня вообще леди коронер научила, ей виднее. Она, кстати, о вас сказала – идите. Бесплатно.

В банях, подобных баням Города Масок, Холлоу раньше не была. В отличие от сельских деревянных, стены тротингемских были облицованы прекрасным мрамором, под которым скрывалась кирпичная кладка, залитая к тому же толстым слоем бетона – не домик, а самая настоящая крепость. Воздух в этой крепости нагревался от большой печи и циркулировал в полостях стен и под полом – для этого даже использовали двойное покрытие, чтобы посетитель не обжегся.

Раздевшись в предбаннике и отдав вещи под расписку другому служке, Холлоу вошла в основной зал, полный колонн, арочных сводов и с несколькими большими резервуарами. Видимо, сегодня был какой-то небанный день, раз кроме Холлоу здесь был только давешний поняк, сердито устроившийся у края одного из бассейнов, что-то мрачно булькая себе под нос.

Лоуд Стар отыскалась в одной из соседних комнат, скрытых перегородкой, – судя по особенному расписанным стенам – явно для тех, кто был у местных банщиков на хорошем счету. Из одежды на ней осталась лишь парочка медальонов на шее: обычный ведьмачий, как у Холлоу, и бехерит.

— Ныряй, подруга, — приветливо сказала она, наполовину погрузившись в воду. — От хурэ, водичка просто…

Холлоу кивнула, забираясь в резервуар и невольно стараясь не смотреть на подругу: в расслабленном виде та приняла самую раскрепощенную позу, на которую только была способна – в случае Лоуд Стар это было развалиться у стены, расправив плечи и широко раздвинув задние ноги.

— Рапортуй, подруг. Судя по тому, как от тебя прет – сегодня была в каналах?

— Агась. Десять утопцев, ядовитые грибы, семь гнильцов – и это только под Храмовым. Ах да, еще у вас завелся риггер – я требую надбавку. Откуда у вас вообще столько дряни?!

Лоуд скривилась:

— Привыкай. Я в душе не хурэ, кто на самом деле построил этот город, но катакомбами он озаботился будь здоров: по площади они почти не уступают поверхности, а проходы тянутся в разные стороны через весь Тротингем – залезая где-нибудь за стенами, можно выйти в Торговом Квартале. Проверку временем они вполне прошли: пусть там теперь в основном руины, в них даже можно жить. Вернее, можно было бы, не будь столько говна – ты появилась вовремя, ведьмак нам как никогда нужен. Кстати, о говне: ну-ка, ложись на край резервуара.

— Сахарок?

— Ложись-ложись, — нетерпеливо сказала Лоуд Стар, копаясь в банной корзинке. Найдя крошечный пузырек мутного стекла, она гордо продемонстрировала его Холлоу. — Во, смотри: сейчас твоя лучшая подруга мигом из тебя сделает мамзель!

— Ведьмакам запрещено иметь друзей… — вяло пискнула Холлоу, подчиняясь.

— О, вот оно как! Так и запротоколируем: Холлоу Найт кому попало разрешает натирать свою задницу экстрактом ромашки! Понятно. Я так и думала.

— Лоуд, — произнесла Холлоу, пока та, высунув от усердия язык, мылила ей спину, чуть ли не сжимая как половую тряпку, — ты сказала, что ведьмак тут как нельзя кстати. Почему? Почему нельзя было бы поручить это дело Найт Глоу или заняться самой? Или вы тут тоже недавно?

— Хороший вопрос, подруга, — рассеянно похвалила Лоуд, задирая хвост подруги и принимаясь намыливать уже под ним. От этой уверенности и беспардонности леди коронер Холлоу отчего-то немного стыдливо почувствовала, что, будучи уже более чем мокрой, увлажняется еще сильнее. — Не-а, мы тут дольше пары недель: я – что-то около полутора лет, Пятно – последние два месяца. Я пыталась подбить его на контракты в свободное от порханий на сцене время… безуспешно. Он наотрез отказывается работать по специальности, лепечет что-то об утрате цеховой чести. Как и на тебя, я не стала на него давить: каждый дрочит, как и на что хочет, хотя дело темное, с ним явно что-то случилось, о чем он стоически молчит, ну да и хурэ с ним. А что касается меня… слишком сложно полноценно ответить вот так на этот вопрос. Ну-ка…

Смыв с подруги пену, Лоуд откинулась, заняв привычную расслабленную позу. Холлоу снова задумчиво покосилась на ее промежность, точнее на то, что выпирало над ней.
Клитор. Не меньше, чем жеребцовы отростки, и куда больше, чем аналогичный орган у других кобылок, он был огромен, длиной с кинжал, уже набухающий, похожий на грифонскую сосиску к пиву, придающий хозяйке почти идеальное сходство с пятнистыми гиенами, водящимися в саваннах Зебраара. Нежно розовый у кончика, к основанию все насыщенней и насыщенней красный, а под его кожей легко можно было различить несколько набухших пульсирующих вен с тонкой стенкой мелких сосудов. Возвышаясь над кобыльим естеством Лоуд, он был подобен величественной кристальной башне из цельного рубина, которая была построена над землей под углом ровно в шестьдесят градусов, но это вовсе не мешало ей стоять. Сразу видно, что хозяйкой именно этого органа была именно Лоуд Стар: даже он источал доминантность, буквально подавляя своих конкурентов и заставляя хозяйства обычных жеребцов выглядеть на его фоне лишь жалкими и сморщенными волосатыми придатками. Даже отсутствие двух мохнатых оруженосцев не смущало: клитор Лоуд Стар был, как и его хозяйка, из тех, про кого можно сказать «один в поле воин». И этот воин не раз доказывал это на практике, не стесняясь бесстрашно погружаться в самые разные глубины через самые узкие пещеры. Этот воин был из тех, кому наплевать, в какую сторону открываются двери любого амбара: он просто сносил их, вышибая с первого раза. Как и в его хозяйке, многие видели не то что в описании, а в самом существовании подобного небывалое кощунство, ошибку или же намеренный поход против природы, но ни Лоуд Стар, ни ее клитор мнение других не сильно волновало: если же кто-то рисковал высказать все претензии ей в лицо, большой маленький воин бесцеремонно ломал ему двери амбара и тут уж было не до обсуждений, что и где есть ошибка.

Холлоу дико захотелось его лизнуть.

Лоуд ее желание уловила.

— Эй, подруга, — плутовато подмигнула она, беря Холлоу мягкой гиеньей лапкой за затылок и самую малость настойчиво наклоняя, — предлагаю совместить приятное и полезное. Да, вот так… по часовой… правильно, давай начнем с самого ко… конца… Вернее, для меня это было началом: как-то очень вскоре после выпуска меня занесло на окраину Эквестрии с землями грифонов. И там… там произошло примерно то же, что и у тебя, подруга. Я встретила его…

— Его? — оторвалась от приятного Холлоу. — Саха… м-м-м… Рэд Буп, ты имеешь в виду отч… бглух?!..

— Отца, — мигом вернула ее в привычное положение Лоуд. — Папку, батьку. Знаешь, он внешне почти не изменился, разве что стал немного меньше, да перьев седых стало больше – но это все откровенные мелочи. Потому что он узнал меня, подруга. Узнал с первого взгляда и пригласил за стол в своей пирожковой – на нее он потратил все те отступные, что удосужилась ему выплатить Принцесса, прежде чем увезти меня. Знаешь, как он назвал свое заведение? «Пирожки от Ред». А по… потом…

Лоуд Стар задышала, почти подойдя к пику… а потом где-то хлопнула дверь и в комнату для особых гостей, едва не снеся перегородку, влетел пегас в броне стража:

— Срочное послание для коронера Лоуд Стар, — крикнул он, вытянувшись в струнку. — А? Я немного не вовремя?

— Ты, bloede ghoul… — уложилась на этот раз всего в десять предложений коронер, отпихнув Холлоу, — …arse как не вовремя!!!

— Простите, я подожду с…

— А-ну стоять, ать-два! Кр-р-ругом! Что там случилось такого важного, что без меня не могут?!

— Там, это… — замялся стражничек, готовый в любой момент дать деру. Впрочем, это бы не помогло: страшная леди коронер знала, где он живет. — Банк, короче, грабят…

Лицо Лоуд Стар стремительно помрачнело, и она, не сказав ни слова, выскочила из резервуара, метнулась мимо посланца в сторону предбанника. Почти мгновенно принявшая решение Холлоу поспешила за ней.

Банк грабили через пару улиц от бань. Перед высоким каменным зданием, больше походящим на ратушу, столпилось несколько зевак, отпихиваемых выставившей оцепление стражей.

— Коронер Лоуд Стар здесь! — рявкнула Лоуд, расталкивая всех. — Докладывайте, какого хрена происходит! Кто хозяин банка?!

— Я, я хозяин! — заискивающе помахал лапой вставший на задние лапы золото-алмазный ретривер. — Вим Виват к вашим услугам, леди коронер! Пожалуйста, помогите, эти проходимцы захватили мой банк!

— Не мельтеши. Смарт Асс, дай-ка мне матюгальник! — вырвала у подчиненного рупор леди коронер. — Кхе-кхе… Внимание, там, в банке! Говорит коронер Лоуд Стар Потрошительница, и из-за вас я не получила честно заработанный оргазм! Выходите безоружными, и никто почти не пострадает! Сколько их там, кстати? — спросила она у Смарта.

— По некоторым заявлением, всего один!

— Заложники?

— Никак нет!

— Тогда какого хрена?! Почему не идете на штурм?! Что за цирк с понями?!

— Нет! – истерично взвизгнул Вим. — Рраф, пощадите, госпожа коронер, не надо штурма! Все, все пропадет!

— Грабитель облил все внутри маслом, — объяснил Смарт. — А там дерево. Попробуем вломиться – полыхнет.

— И? Народ же не пострадает.

— Бумаги, бумаги! — вклинился Вим. — В бездну народ: там документы!!!

Стоящая рядом Холлоу слегка презрительно фыркнула и тут же стерла с лица усмешку: Лоуд ее мнения на этот счет явно не разделяла.

— Эй, коронер, ты еще тут?! — внезапно крикнули из-за дверей банка.

— Куда же я денусь, — Лоуд Стар прищурилась, словно взявшая след гончая. — М-м-м… Рокки?! Рокки, это ты?!!

— Знакомый? — тихо спросила Холлоу.

— Я капитан стражи, у меня работа такая: всех знать, — так же вполголоса ответила капитан. — Что за хурэ ты тут устроил, Рокки?!!

— Забираю то, что по праву мое! Я положил сюда деньги, а этот расгуль не хочет мне их отдавать!

— Мы заключили договор, дамбасс!!! — взвился Вим. — Я имею право не возвращать твои гроши в течение пяти лет! Это было прописано в контракте!

— Ага, мелким почерком, чернилами, проявляющимися, только если их нагреть!

— Поклеп и клевета!

— А ну заткнулись, оба!!! — рявкнула Лоуд Стар, что замолчали вообще все. Смерив притихших зевак злым взглядом, она скомандовала, подбавив чуть кошмаром. — Р-р-разойтись! А ты, Рокки, выходи. Я знаю, что ты меня слышишь. Хватит ломать комедию. Пока ты не повредил никому, все еще можно обернуть в твою пользу. Если подожжешь банк – станешь преступником, и тогда вклад точно не вернут.

— А что будет сейчас?!

— Сначала – суд. Я прослежу, чтобы тебе дали не больше четырех месяцев общественных работ. Это гораздо меньше, чем пять лет каторги. Выходи, Рокки. Ты знаешь меня. Если дело с этим банком нечисто – я этого так не оставлю.

Несколько минут ничего не происходило, но вот двери открылись и по ступенькам спустился обычный алмазный пес в обычном кожаном фартуке кузнеца. Выставив лапы вперед, он посмотрел точно на Лоуд Стар. Та не отводила взгляд, пока Смарт Асс защелкивал на его передних лапах кандалы.

— Я хороший пес, — негромко произнес Рокки, не глядя ни на кого, кроме Лоуд Стар. — Три года назад я приехал сюда, чтобы стать мастером. Я честно трудился, не воровал, всегда использовал лучшие материалы и никогда не завышал цену. И даже когда меня обокрали тут впервые, я не смог сдать пойманную воришку.

— Смотреть нужно, что подписываешь, дамбасс, — вздернул нос Вим. — Ох уж эти вкладчики: все, как один, бедные-несчастные… и не задумываются, что у нас, предпринимателей, тоже могут быть проблемы! Вот у меня: решил вложиться в шелка два года назад – так караван разграбили пираты! Теперь приходится искать новых вкладчиков, чтобы выдать вклады старым! Но сиволапым плевать… Ну ничего, ничего. Сейчас подам жалобу на тебя, так, может, и не придется ничего возвращать. Как решит суд! А уж я, р-р-тяф, позабочусь, чтобы он принял верное решение…

Рокки презрительно скосил взгляд: Вим рядом с ним был что той-терьер рядом с сенбернаром. Только сейчас на второго надели намордник. Но намордник не помешал произнести:

— Даже если так, и по тебе Флорист посадит розу.

Внезапно Холлоу почувствовала, словно весь мир остановился. Она не понимала, что такого сказал кузнец, но вся стража будто резко пригнулась, спасаясь от невидимой бури. И центром этой бури была оскалившая зубы разъяренная гиена.

— Ви… видите, госпожа коронер?! — первым подал голос Вим. — Смутьян и преступник, как есть содомит! Поддер…

— Заткнись, — прошипела Лоуд Стар. — Кик Асс, Лик Асс, Смарт Асс: в кандалы Вима Вивата.

— Э?! За что?!

— Статья кодекса стражи Тротингема номер девять-А: стража имеет право задерживать любого гражданина Города без объяснения причин сроком до трех дней в целях расследования. И эти три дня, дорогой Вим Виват, мы проведем с пользой, и ты подробно расскажешь о своем новом способе находить деньги для банка, об обстоятельствах утраты вложений в шелка, а также о том, почему клиенты обвиняют тебя в использовании симпатических чернил.

— Это… р-р-р тяф, это самоуправство!

— Да неужели?! Ты за кого меня держишь, маленький золотистый ублюдок, за одного из тех продажных выродков, которые под пытками заставят подписать любое признание?!!

Вим плаксиво заскулил, ища хоть у кого-нибудь поддержки, но гиена притянула его лицо к своему, не давая испуганному взгляду скакать в поисках сострадания:

— Не волнуйся, маленький песик, если ты чист перед законом, бояться нечего: я выпущу тебя и на прощание даже пожму лапу. А теперь настоятельно рекомендую прикрыть кусалку, иначе все, что ты сейчас скажешь, может быть и обязательно будет использовано против тебя. Кик Асс, Лик Асс, сопроводите Рокки и господина Вима и постарайтесь, чтобы их камеры были друг напротив друга!

Когда новоиспеченных заключенных увели, Лоуд отошла в один из переулков, подальше от прохожих, и уселась перевести дух.

— Лоуд? — негромко позвала Холлоу, садясь рядом.

— Прости, подруга… — пробормотала та, наблюдая за спешащими по своим делам прохожими, — Просто… просто бывают дни, когда я ненавижу свою работу. Помнишь, как учил этот урод, Рейдж? «Книги это здорово, но гидре-мутанту насрать, если ее нет в бестиарии — используйте чуйку». Вот и тут: уж не знаю, как получилось, но я почти со стопроцентной вероятностью могу сказать – Рокки идиот, взявший на себя много полудурок… но не преступник, хотя бы не злоумышленный. А вот Вим… есть в нем кое-что такое, с гнильцой. Вот только первый так и так пойдет под суд на общественные работы или же под плеть, а второй скорее всего отделается штрафом, особенно если документы в порядке – и то не факт. И ведь это будет правосудно, я же и первая встану на его защиту: это моя работа… но иногда хочется удавиться.

— Сосиска, как ты вообще дошла до… этого?

— Как-как, — Лоуд скривилась, словно проглотила кислинку. — На чем я там остановилась в банях? На папке? Ну так вот: все было хорошо. Нет, все было замечательно, от хурэ, да в жопу кодекс со всеми этими тупыми правилами! Свежие пирожки каждое утро, «моя принцесса», поцелуй на ночь в лоб… вот тебя твой папка целовал хоть раз на ночь в лоб? То-то же. А потом… а потом я взялась заниматься тем, что привело меня в то поселение: пропажа пони. Немного, где-то один раз в две недели, если жеребята, то чуть чаще. Обычное дело для окраин, но местных раздражало. А потом дорасследовалась… вот скажи, подруга, будь у тебя выбор: слегка поехавший на почве грусти, но искренне любящий тебя отец, отправляющий похищенных жеребят в огромную мясорубку или его один-единственный партнер-повар, лепящий из этого фарша пирожки и даже ни сном ни духом, откуда мясо – кого бы ты сдала разъяренной от утраты близких толпе? При том, что второй даже и защититься-то не сможет: проблемы с языком, да и выглядит он как недосущество из своего вида, такие всегда вызывают отвращение. А на накеров свалить уже нельзя: местные власти пристально наблюдают за расследованием. И ты должна, обязана принести голову толпе. Как ты считаешь, что я выбрала?

Холлоу призадумалась и осторожно спросила:

— Ты ведь… его?

— Да, подруга. Именно его.

Немного помолчав, Лоуд продолжила:

— Знаешь, что папа сказал мне ровно за три минуты, как его вздернули? «Я горжусь тобой, принцесса». Я. Горжусь. Тобой. Пока я прокручивала это в голове, мне предложили работу. В конце концов, если я смогла распутать это дело, возможно, стоит попробовать себя в других?

— Я бы… я бы скорее всего отказалась, сосисочка…

— Ну, а я нет – на тот момент я подумала, что это неплохая идея. Я быстро раскрыла несколько преступлений: с нашими умениями и правильно поставленным мышлением это на самом деле не так уж и сложно. А примерно полтора года назад меня перевели в Тротингем и возвели в ранг капитана-коронера, и знаешь, у меня даже получилось. Я смогла быстро и эффективно вырезать всех берущих на лапу стражей: оказывается, если умудриться посадить одного урода и парочку его знакомых, ворующих бюджет, обнаружится, что у нас с моими подчиненными очень даже хорошая зарплата, куда выше, чем может себе обычно позволить ведьмак. Как это отразилось на моей репутации, ты видела в первую ночь. Чтобы достигнуть всего этого, я работала и работаю по двадцать часов в сутки, просматривая рапорты и прочие отчеты. Да что там, я практически научилась быть в двух местах одновременно!

— Э?..

— Шучу, — с убийственно-серьезным выражением лица произнесла Лоуд. — Образное выражение, подруга.

— Угу… И ты совсем-совсем никогда не брала на копыто, сосисочка?

— За кого ты меня держишь, подруга. Если бы брала, не пришлось бы ночевать в офисе, устанавливая ловушки на ночь. Да и не орудуй я так ловко ножом, не обладай сноровкой и рефлексами, не имей иммунитета к большинству известных ядов, моя история, скорее всего, закончилась бы примерно год назад в одном из каналов.

Холлоу кивнула: рассказ Лоуд звучал более чем убедительно.

— Лоуд?

— А?

— Кто такой Флорист?

Лоуд вздохнула, достала нож с яблоком и принялась срезать кожуру:

— Выродок. Чуть больше полутора месяцев назад произошло убийство. Нет, тут нечему удивляться: в Городе постоянно кто-то умирает, но обычно жертвам не вырезают органы, вкладывая на их место бутон черной розы – это была его подпись. Спустя две недели я получила письмо – его принес курьер под трансом.

— И что в нем было?

Вместо ответа Лоуд оттянула пазуху и достала несколько сложенных вчетверо куска пергамента.

— Всегда таскаю с собой, — протянула она их подруге. — Мотивирует.

Холлоу аккуратно взяла послания и машинально принюхалась – те успели насквозь пропахнуть Лоуд. Развернув, Холлоу вчиталась в кое-где размытые, написанные красным строчки:

«Из Тартара,
Госпожа коронер,
Я посылаю вам половину почки, взятой у хозяина таверны «Раковый Дуфус», Му Лана. Его склад использовался как перевалочный пункт, в котором Кровавая Стая перегоняла малолетних рабов в Зебраар. Вы не смогли собрать достаточно доказательств, и суд отпустил мерзавца. Что же, давайте сыграем в игру, госпожа коронер. Я открываю счет.
Подписано
Если хотите, попробуйте остановить меня, госпожа коронер».

Холлоу развернула второе письмо:

«Госпожа коронер,
Я продолжаю слышать, что стража следила за мной, но пока не может определить мое местоположение. Я смеюсь, когда они выглядят такими умными и, допрашивая гильдию цветочников, говорят, что они на правильном пути. У меня заканчиваются ублюдки среднего звена, придется браться либо за шушеру, либо за крупненьких. Но я не перестану потрошить и корчевать их до тех пор, пока меня все-таки не арестуют. Последняя работа была просто шикарна: тот ростовщик и не пикнул. Как вы можете меня поймать? Я обожаю то, чем занимаюсь, и хочу продолжать. Вскоре вы услышите обо мне и моих веселых шалостях. В следующий раз я отрежу уши у торговца пылью и пошлю их вам просто ради забавы. Сохраните это письмо, пока у меня работа, а потом полностью обнародуйте его. Мой нож такой приятный и острый, мне хочется заняться делом немедля. Они назвали меня Флористом – я принимаю имя. Удачи. Ваш покорный слуга
Флорист»

Холлоу развернула третье, последнее письмо:

«Еще двое. Они выглядели так удивленно, одна из них немного визжала: не получилось сразу убить. Но кто сказал им, что их ненависть сильнее моей? Кто сказал им, что их гнев сильней моей воли? Они заняли мое законное место и сделали то, что нужно было сделать мне. Они сами виноваты: перепутали роли в этом проклятом театре теней. Обнародуйте это письмо, госпожа коронер.

Флорист»

Закончив чтение, Холлоу спросила:

— Похоже, он не любит конкурентов?

— Зришь в корень, подруга. У меня есть наметки, по которым я могу составить примерный личностный портрет этой сволочи, но давай это позже…

— Тут еще упомянута черная роза. Она имеет какое-то важное значение, да, сосисочка? Какой-то символизм?

— Да какой там символизм – обыкновенное «ненавижу» на языке цветов. Для этого даже не нужно быть особенным цветочником: я освоила базовые значения, пока просто занималась делом. А вот где он берет розы – это вопрос, впрочем, Город — это сплошной рассадник. Вот попадись мне его нож, я могла бы попробовать отследить оружие по оружейному клейму, но этот засранец никогда не оставляет следов. А знаешь, что самое поганое? Самое поганое, что находятся идиоты, которые поддерживают этого упыря.

Холлоу ненадолго задумалась и осторожно спросила:

— Он ведь… карает преступников? Разве это не то же самое, что делаешь ты?

Лоуд Стар запунцовела, выдохнула и терпеливо произнесла:

— Нет, Холлоу. Это не то же самое.

— Почему? Он же…

Лоуд молча вскинула переднюю ногу и Холлоу едва не ткнулась в ее накопытник. «Не мстите, ибо аз воздам» — гласила на нем надпись на Старшей Речи.

— Он нарушает закон, — глухо произнесла Лоуд. — Он – чудовище, а чудовищ должны убивать герои. Хотя бы потому, что если каждый убийца чудовищ сам станет чудовищем — количество чудовищ в мире не изменится.

— Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь…

— Ой ли? Может, тогда скажешь, чем накеры отличаются от пони?

— Тем, что пони не едят мясо и не паразитируют на других видах?

— А грифоны едят, но почему-то ведьмачий кодекс запрещает брать на них заказы. К тому же, положа ногу на сердце, скажи мне, подруга: когда ты только покинула Каер-Теалт, кто стал первым, кого ты зарубила? Гуль? Гнилец? Быть может, сколопендроморф?

Холлоу открыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Глядящая на нее с легким интересом Лоуд тихо захихикала, отрезая дольку от яблока:

— То-то же. Единственное, что отделяет нас от пропасти, в которую мы смели скопом несколько десятков видов, это наличие закона, единого для всех – и даже гули свободно бы расхаживали по Городу, плати они налоги и не нападай на живых. Наши суды не идеальны, Холлоу, многие уроды пользуются дырами в законах и выходят с гордо поднятыми головами. Я бы тоже хотела, чтобы каждый ублюдок прошел через Суд Принцесс, но это невозможно: они хоть и богини, но не вездесущи. Но Флорист ставит себя над законом, и, если сегодня один маньяк безнаказанно режет преступников, будь уверена: завтра разъяренная толпа его последователей выйдет на улицы массово карать тех, кого назовет преступником. Уж поверь мне, подруга, погромы еще никогда не приводили ни к чему хорошему – даже во имя самых светлых идей, тупая аморфная всепоглощающая масса всегда остается тупой аморфной всепоглощающей массой. Меняются только слова, побуждающие эту орду накеров к действиям.

---

Ближе к вечеру Холлоу решила заглянуть к Найт Глоу. Первым, кто ее встретил, был легкий и слегка пряноватый запах из походного котелка, подвешенного над все еще пылающим очагом. У ведьмачки потекли слюни: весь день сегодня прошел как-то натощак, а Холлоу поесть любила. Хорошо и много.

Никого из зебр не было видно, а Найт Глоу ополаскивался в бадье с водой. Света было мало, но Холлоу все же смогла усмотреть на его правой лопатке нечто похожее на черную татуировку-цветок с пышными лепестками. Явно зебрийского мастера: только они наловчились безо всякой магии вводить особые чернила так, чтобы те окрашивали не только слой кожи, но и растущую на нем шерсть. Вот только выглядела она, словно на нее плеснули кислоты: ведьмак явно прикладывал усилия, чтобы свести практически несводимый рисунок.

— Как прошел день, мотылек? — с искренней приветливостью улыбнулся Найт Глоу, отряхиваясь, словно каракал. — М-м-м… прекрасный запах. Ведьмачка, пахнущая ромашкой – это так поэтично…

— Очень познавательно… — задумчиво произнесла Холлоу, присаживаясь у стенки вагончика и доставая фляжку с сидром, чтобы хоть как-то перебить аппетит. — Что это за рисунок? На лопатке?

Лицо также усевшегося Найт Глоу резко поскучнело, и он с некоторой виной взглянул на Холлоу:

— Ничего особенного. Ошибки юности.

— Тебе нет даже тридцати.

— У нас в двенадцать некоторые становятся совершеннолетними, да и возраст… не всегда соотносится с мозгами.

Достав из седельной сумки трубку, он набил ее табаком, поджег, затянулся и выпустил несколько колечек в сторону Холлоу:

— Ну-ну, не нужно на меня так смотреть, бабочка. У всех друзей могут быть свои крошечные секреты в маленьком личном шкафу. Но ты можешь задать какой-нибудь другой вопрос: я с радостью отвечу.

Холлоу решила, что хватит сегодня для нее душеизлияний, поэтому решила спросить что-нибудь более… приземленное:

— Что такое Возрождение?

Найт Глоу рассмеялся, слегка поперхнувшись дымом. Откашлявшись, он ответил:

— Холлоу, ты просто прелесть: в Городе Масок о нем болтают на каждом углу, и только ты не желаешь приобщаться к местным высоким кругам. Если позволишь, как ведьмак, связанный с искусством…

— …споешь про это песню?

— А хочешь?

— Валяй.

Найт Глоу шутливо-угрожающе потянулся к гитаре… и с сожалением отвел ногу:

— К сожалению, ничего подходящего в голове нет, поэтому обойдемся прозой. Если следовать принципу «краткость – сестра таланта», то Возрождение – местное новомодное течение, возникшее после того, как один меценат устроил выставку никому не известного художника. Некоего анонимного творца, работающего под именем Рене. Точнее, Ренессанс.

— «Возрождение»…

— …с кристально-имперского. Он провозгласил возрождение кристальных веяний и традиций, а местные подхватили. Выставку, кстати, устроил его же земляк — Рубиновый Кристалл или вроде того.

— Основал течение, а сам пожелал остаться безызвестным?

— Город Масок не самое безопасное место, поэтому некоторые новаторы предпочитают прятать свое лицо… да и не только новаторы.

Найт Глоу повел носом и подбросил в котелок немного базилика. Заметив, что Холлоу то и дело косится на стряпню, ведьмак ухмыльнулся, и в его копытах словно по волшебству появилась наполненная железная тарелка с ложкой.

— На.

— Найт Глоу…

— Бери-бери, мотылек. Я сам приготовил.

Холлоу продолжала сидеть, слегка покраснев. Найт Глоу хмыкнул, зачерпнул немного похлебки – грибов в томатном соусе с рисом – и пододвинулся поближе к ведьмачке:

— Давай, мотылек. За мэтрессу ауф Муур-Чи…

Еще сильнее покрасневшая Холлоу сама не заметила, как покорно открыла рот.

— За мэтра Рейджа… За мэтра Рока… За…

— Хватит! — взмолилась Холлоу, сравнявшись цветом лица с помидором. Не только из-за стыда, сколько из-за остроты: повар явно вкинул в котелок пару перчиков Зебраара. — Это уже чересчур!

— Питаться нужно вовремя! — пародируя мэтра, шутливо погрозил ложкой Найт Глоу, передавая тарелку. — «Голодный ведьмак – кормушка для утопцев»!

— Мне почему-то кажется, что я и утопца сожру после недели натощак. А вообще, ты зануда. Мы почти одного возраста, а почему-то рядом с тобой кажется, что ты лет на десять старше…

Холлоу замолчала, невольно погружаясь в мысли. Да, лет на десять старше. Эта слабая улыбка, доброжелательный взгляд… В годы ученичества, во Сне и наяву, как бы плохо ни приходилось юным будущим убийцам чудовищ, как бы они ни подводили его, когда приходилось работать в команде… всегда эта слабая улыбка: «Мы справимся. Я пойду вперед».

Лоуд Стар это порой бесило до чертиков.

— Сахарок?

— М-м-м?

— Почему ты был… таким? И продолжаешь.

Найт Глоу усмехнулся и поманил Холлоу к себе, та доверчиво пододвинулась. Хитрый ведьмак самым кончиком копыта провел по ее щеке к скуле и притянул, заставив соприкоснуться лбами:

— Потому что там, в Каер-Теалт, я увидел, насколько вам всем было плохо. Насколько больно и страшно. Проходя мимо твоей двери, слышал, как ты порой рыдала в подушку, зовя родителей и сестру. Видел, с какой яростью раз за разом наша оглашенная кидается на Рейджа во время спарринга, надеясь, что сделка еще в силе. Видел, как братья пытались делать подкоп, надеясь пересечь лес и вернуться домой. Но мне… мне было проще. Поэтому я захотел протянуть вам ногу: разделить усталость, печаль, грусть, страхи. Потому что печаль маленького, оставшегося в одиночестве жеребенка, поделенная на двоих жеребят – это не так уж и страшно, не так ли? К тому же после перерождения мэтр Рок обмолвился, что у нас одинаковая кровь – чем не повод назвать вас семьей?

С последними словами Найт Глоу коварно начал чесать за ушком. Не в силах сдержаться, Холлоу застонала, нежась от почесываний, и на всякий случай поставила тарелку на землю.

Найт Глоу усилил напор, частично переключившись на шею, и Холлоу завалилась на спину, смеясь и дергая задней ножкой от наслаждения.

— Все… Все, хватит! Bloede, ты грязно воспользовался знанием наших чесальных точек!

— Это называется контактное обезвреживание, и я только что отыгрался за наш прошлый поединок!

Когда Холлоу снова принялась за еду, наблюдающий за ней ведьмак вздохнул и произнес:

— Что бы ты ни думала обо мне, мотылек, скажу честно: я не святой и никогда им не был. Более того, я совершил такое, в чем не хотел бы признаться никому из цеха. Но неважно, насколько тьма и конфликты поглотят каждого из нас – я все равно буду Котом Найт Глоу из Каер-Теалт, Одним из Тридцати.

---

— Этот город завернут как в саван в туман, и царит в нем безумие, порок и обман. Город мрачных трущоб, весь изглоданный злом – по ночам его мгла накрывает крылом… И в глазницы домов смотрит ночь, словно ворон — этот город безукоризненно черен. Только толпы теней, только Трота свинец, этот город страшней, чем оживший мертвец…

Холлоу еще раз попыталась выбросить из головы стихотворный монолог госпожи Таки, но слова вползали обратно в череп вместе с утренней дымкой. Вместе с ней пестрый город сегодня был безукоризненно сер.

Они встретились у входа во Двор Чудес, в котором, как объяснила Холлоу вялая Лоуд, жили отнюдь не колдуны или знахари: просто именно здесь огромное число попрошаек, возвращаясь в вонючие лачуги, чудесным образом отращивали конечности, потерянные на несуществующих войнах. Также именно здесь была территория «бриззи»: так назывались домушники, карманники и головорезы-одиночки.

Показывая дорогу патруля под утренние звуки колокола, доносящиеся из звонарни Нотр-Теалт, Лоуд время от времени останавливаясь то тут, то там, напевала:

Наш бренный мир задуман был
Как царство света и покоя.
Наш мир и должен быть таким,
Но где вы видели такое?

Любому в душу наплюют,
Не пощадив заслуг и судеб,
Тут и ограбят, и убьют,
И оболгут, и обессудят…

Пони, добрые пони,
Пусть наш мир добро,
Добро лишь помнит!

Не подадут, не пощадят,
На гроб земли не бросят горсти,
Друг друга поедом едят,
Хрустя, обгладывают кости,

Своих детей едят отцы,
Творцы себя съедают сами.
По свету бродят мертвецы
С такими добрыми глазами…

Пони, добрые пони,
Пусть наш мир добро,
Добро лишь помнит...

Облезлые, пропитые, оборванные, пахнущие ядреной смесью алкоголя, трав и нечистот, местные делали всее, чтобы прижаться к противоположной стенке в узких улочках: а были они настолько узкими, что из-за почти смыкающихся крыш небо превратилось в крошечную серую полоску. Кто-то, живущий в лачуге на третьем этаже, выплеснул на улицу ведро с помоями, и, если бы не дернувшая подругу Лоуд, ту окатило бы мочой.

— Сеньйора, хотьите поразвлечься? – подскочил к ведьмачкам грязный полосатый жеребенок лет десяти. – У менья йесть… Ой…

Прежде чем он осознал, на кого налетел, Лоуд выбросила вперед ногу и, ухватив несчастного, притянула поближе.

— Что продаешь?

— Ньичего! Пустьите!

Лоуд скучающе вздохнула и профессиональным движением обшарила его лохмотья. Итогом стал небольшой завязанный мешочек.

— Отдайте! Менья же побьют! Вьерните!

— Вали отсюда, мелконогий, — выпустила жертву Лоуд. — И передай своим: еще раз попадетесь мне на наркотиках – одной трепкой не отделаетесь.

Проводив убегающего и ревущего жеребенка взглядом, Холлоу спросила:

— Думаешь, его и вправду побьют?

— Уверена, — пожала плечами Лоуд, потирая мешки под глазами. Сегодня коронер выглядела особенно уставшей. — До меня-то им не добраться, а злость на ком-то сорвать захочется. Выблядки.

— И тебе не жалко, сосисочка?

— А тебе?

Холлоу не ответила, но Лоуд это было и не нужно:

— Жалко, подруг, не отрицай, куда жальче, чем мне и многим другим. Но, во-первых, они, уроды последние из нас, того и добиваются, используя в своих махинациях жеребят, калек, порой даже беременных – это еще не самые грязные манипуляции. А во-вторых, я Лоуд Стар Потрошительница, капитан стражи Города – мне по должности положено быть жестокой.

Высыпав из отобранного мешочка на копыто горку белого порошка, Лоуд протянула подруге:

— Хошь?

— Что это?

— Звездная Пыль, сиречь Белая Смерть у грифонов – особенным способом приготовленная соль. Эту дрянь к нам завезли зебры, и только их знахари-шаманы могут приготовить чистую и забористую хрень. Ну-ка…

Лоуд лизнула наркотик самым-самым кончиком языка, дернула головой и неожиданно кровожадно ощерилась. Ее кудряшки, до того поникшие, встрепенулись, будто налившись силой и энергией.

— Ух-х, хурэ, как же здорово! Так что, хочешь?

— Это ж вредно.

— Очень вредно и вы… вы… — Лоуд чихнула и утерла нос. — Иногда вызывает у многих рас галюны и дичайшую зависимость – вот как. Впрочем, я несколько раз экспериментировала: ведьмаку с этой дряни слезть легко, всего-то ломку перетерпеть, а потом будешь как огурчик. Я почему ее использую: она бодрит лучше Грома и обостряет чувства лучше Волка.

— И как давно ты сидишь на ней?

— С начала службы. Да и нужно же куда-то это дерьмо девать, чтобы подчиненные не подворовывали со складов…

Холлоу все-таки отказалась, а Лоуд и не настаивала – ей же будет больше. Бодрая и веселая, она попросила Холлоу подождать в стороне, а сама подошла к одной из халуп и, как-то резко посмурнев, постучала. На стук выглянула достаточно пристойного по сравнению с соседями вида пони, и госпожа коронер достала из сумки сложенный вчетверо кусок материи, на которой лежала маска стража Города. Протянула.

Увидев это, горожанка зарыдала и, схватив подношение, уткнулась в грудь капитана стражи. Холлоу не слышала, что именно говорила плачущая, но Лоуд хмуро и утвердительно кивнула, после чего вернулась к подруге:

— Сосисочка, это что сейчас такое было?

— Сама-то как думаешь, подруг? Впрочем, не думай, иногда это вредно: в двух словах, лейтенант Сильвер Чариот недавно исполнил свой долг. Пока мы возились в банке, его нашли в канаве на другом конце города. С топором в спине. Отравленного.

— Э? Это как?

— Ну, вот мне и предстоит узнать «как», а пока что…

Лоуд достала еще пыли, вдохнула, но пусть ее кудряшки снова взметнулись, лицо все равно осталось смурным.

— Колбаска, ты?..

— Я всегда доставляю такие известия лично. Без исключений. Ведь кто, если не я? Разве что только Принцессы. Меньшее — плевок на его могилу.

— Что она тебе сказала? — вскоре спросила Холлоу, когда ведьмаки остановились передохнуть.

— Не окажу ли я честь проводить его вместе с ней и остальной семьей в последний путь. Ненавижу… — пробурчала Лоуд, усаживаясь. — Не пойми меня неправильно, подруга: я ценю своих ребят. Сильвер Чариот был достойным хранителем правопорядка, от хурэ, да я других у себя и не держу! Но, понимаешь, быть стражником – все равно что быть ведьмаком: чего ты, собственно, ожидаешь, беря меч и отправляясь в логово гулей или контрабандистов? Закономерно, что рано или поздно ты оттуда не выберешься…

— Но ведь дело не только в этом?

Лоуд Стар помолчала и наконец вздохнула:

— Просто… просто все эти сборы через три, семь, сорок дней. Поминки, похороны… каждая смерть – словно рана, но вместо того, чтобы дать ей зажить, просто стиснув зубы и не обращая внимания, мы собираемся и коллективно бередим ее. И некоторых это сводит в могилу напрасно. Поэтому, когда я умру, Селестии ради, просто закопайте меня, сожгите, чтобы пепла не осталось, потом скажите: «Какое счастье, что ее нет с нами!» — и расходитесь. Меньше всего я хочу, чтобы кто-то, кто дорог мне, плакал из-за меня. А захочешь почтить мою память, в день, когда не сможешь поступить правильно – поступи хорошо.

Они разошлись у дома, похожего на шлюху. Вернее, труп старой шлюхи-грязепони, который вырядили в пестрое выцветевшее платье с полузасохшими розочками, на лицо сыпанули ведро пудры-побелки, ляпнули на щеки румяна и затем выставили в главный зал с табличкой-скидкой, которую вешают на уцененный товар в надежде, что на него польстится наскребший гроши бездомный.

Уставившись на табличку «Приют для жеребят имени Сомнамбулы. Надежда покидает последней», Холлоу на некоторое время невольно погрузилась в воспоминания…

— Аф, вы сюда? — вырвал ее из них тявкающий тонкий и слегка надтреснутый голос.

Холлоу моргнула, тупо уставившись на старую, аккуратно подстриженную псину в платье с рюшечками.

— Простите?

— Аф, вам сюда? — повторила вопрос старая сучка. — Хотите кого-нибудь взять?

— А?.. Нет, я…

— Тогда арендовать?

— В смысле?

— Ну как же?! — всплеснула лапами алмазная псина. — Аф, вот же!

Холлоу перевела взгляд: рядом с табличкой «Приют…» висела еще одна, поменьше и поновее: «Цветник Старушки Дебрис. Жеребячий эскорт».

— Аф, позвольте показать вам! — приоткрыла дверь в приют Старушка Дебрис. — Дамби, Дикки, а ну подите сюда!

На улицу выскочили двое, жеребята, на вид не более десяти лет.

— Аф, представьтесь клиентке!

— Дамб-л-Доор «Дамб» Кант, — приветливо сделала книксен маленькая кремовая единорожка в милом желтом платьице с полосочками.

— Фрост Дик, — выполнил короткий поклон пегасик в цветастом васильковом кафтанчике.

— Аф, и эти двое – лишь пара маленьких цветочков, которые смогут скрасить ваш вечер: все они обучены этикету, знают счет до пятнадцати, умеют немного читать по-эквестрийски! Вы можете взять их на светский прием в качестве пажей или даже представить как своих собственных жеребят! Более того, аф, если они придутся вам по вкусу, вы всегда сможете взять их себе за некоторую плату навсегда! Аф, я не хотела бы называть имен, но, поверьте Старушке – этого не чурались даже герцоги!

— И сколько стоит это… удовольствие? – для порядка все же спросила Холлоу.

— Аф, в зависимости от цветочка, но эти двое почасово берут двадцать битс каждый и вы можете арендовать их одновременно! Ну так что, берете?
— Не беру. Боюсь, в ближайшее время приемов у меня не предвидится… — отвела взгляд ведьмачка. – Прощайте.

Но принюхивающаяся старуха резво ухватила ногу ведьмачки и, подслеповато моргнув, заговорщески шепнула:

— Аф, не обманывайте Старушку Дебрис, она видит, что пара цветочков вам бы пригодилась.

— Э?

— Кант, Фрост, а ну-ка, скажите госпоже…

— Моя госпожа, ваша красота сравнима со звездами, — профессионально улыбнулся Фрост. — Хотите поиграть со мной в моей спальне? Если пожелаете, я буду плохим, и вы накажете меня…

— Вы так похожи на мою маму, — мило захлопала глазками Кант. — А прелести у вас такие же? Покажите, а я покажу свои!

— Аф, соглашайтесь, поверьте мне, они чистые! И всего за двадцать в час!

— У нас есть игрушки, — прижался с одной стороны Холлоу Фрост. — Бабушка Дебрис купила нам много игрушек специально для таких случаев!

— Да, и мы постоянно с ними играем, — прижалась с другой стороны Кант. — А еще у меня много платьев! Хотите увидеть мои платья? Ну же, пойдем, мне кажется, у меня хвост немного мокрый, а тут холодно…

Холлоу вздохнула и, не вытерпев, зашла за жеребятами в дом.

---

Когда ведьмачка вышла наружу, тучи сгустились еще сильнее, и схожая непогода стояла в мозгах Холлоу. Пусть она и была сексуально удовлетворена, ей все еще хотелось странной и, как ей казалось, противоестественной близости, той самой, которую она испытывала вместе с Муном и Змеенышем. И Холлоу знала только двоих пони, кто мог заполнить эту неожиданно возникшую пустоту.

Бредя в вечернем городе, покачиваясь, будто пьяная, она заползла в «Мотылька» и остановилась, притаившись за вагончиком: в этот раз Найт Глоу был не один.
Усевшись у постепенно остывающего очага, он, обнявшись с драгоценной Эйо, слушал, как льются прекрасные строчки на ее родной речи:

Идеальный мир...
Он большой такой,
В нем нам все сулят
И радость, и покой...
Но хотим мы мир
Не чужой, а свой...
Пусть не все пока понятно мне,
Я знаю в сердца глубине —

Всегда у любви свой Путь,
Радость и покой с тобой…
На смену темноте ночной
Придет свет когда-нибудь.
Счастья мы найдём,
Раз уж мы вдвоем…
У любви свой Путь…

Песня была искренней, казалось, резонирующей со вселенной, но каждая строчка жгла сердце Холлоу, как клеймо кузнеца. И стало еще больнее, когда Пятно повел партию:

Может мысль моя
Вовсе не нова...
Вопреки всему,
Любовь всегда права,
И твердит твой взгляд,
Что она жива!

Ведь среди любых земных дорог
Никто как мы любить не мог!
Для нас
У любви свой Путь,
Радость и покой с тобой...
На смену темноте ночной
Придет свет когда-нибудь.
Раз уж мы вдвоем
Счастье мы найдем...
У любви свой путь...
Знаем — у любви свой путь.

Холлоу продолжала молчать, притаившись. Горечь, обида, весь тот калейдоскоп эмоций, что ощутила ведьмачка тогда, на свадьбе Батти, поднял в душе волну и увлек, мотая словно щепку и кидая на острые камни, отдающиеся при столкновении необъяснимой для Холлоу болью.

По щеке потекла капля, но это были вовсе не слезы – начинался дождь. Оглушенная, потерянная и не понимающая, что делает, ведьмачка вошла в треугольник фургончиков и уставилась на сидящего уже в одиночестве Найт Глоу, подставившего лицо холодным потокам. И пусть грива его слиплась, а сам он стал похож на мокрую кошку, он продолжал смотреть, вслушиваясь в легкие раскаты грома:

— Люблю дождь, — отрешенно поделился он с Холлоу. — Не тот, который на Севере, секущий лицо льдинками в кровь, а наш, самый обычный. Ты знаешь, в Зебрааре его почти нет, ты бредешь по высохшей земле с желтой травой, кровь засыхает на шерсти, не успев капнуть на землю… под ногами шипят и гремят змеи, вдалеке хохочут гиены, но ты молишься лишь о капле с небес, хотя бы одной единственной капле…

Дождь понемногу крепчал, перерастая в ливень.

— В Зебрааре много огня… — продолжал бормотать Найт Глоу. — Слишком много… пожары там настоящее бедствие… все кричат и бегут, запах жженой плоти и обугливающейся кости въедается в волосы и одежду… остается лишь пепел. Черный, серый, десятки оттенков, как этот Город, поднимаемый ветром и лезущий в нос, запорашивающий глаза… и вместе с ними приходят голос, голоса – они терзают, подбрасывают в огонь еще травы, чтобы жечь твою душу! А потом начинается дождь, ливень, первый за несколько месяцев. Он размывает пепел, и из-под него пробивается новая зеленая трава, измученные пантеры ловят капли языками, а голос, голоса заглушаются шумом, и пламя в груди постепенно гаснет…

Найт Глоу ненадолго стих и, словно подводя итог, произнес:

— Хотел бы я, чтоб дождь шел и на моих похоронах…

Холлоу не выдержала. С раскатом грома, не помня себя, она выскользнула из треугольника, затем из «Мотылька», и понеслась в сторону Дома Ночи. Влетев в него, дрожащими ногами стащила с себя сумки, слегка промокшую одежду.

— Почему?! — крикнула она статуе. Почему ей плохо? Почему ее лихорадит? Почему копыта трясутся, в сознании сумбур и хаос, в груди чувство пустоты? Почему хочется выхватить меч и просто рубить всех, кто попадется, включая себя?!

Статуя молчала.

— Bloede d’yeabl aep arse… — пробормотала Холлоу, заворачиваясь в плащ и прижимаясь к статуе. Да, поспать, нужно просто поспать. Организм ведьмаков силен и вынослив, он может приспособиться к любому яду, нужно просто потерпеть, немного поспать…

Ограда кантерлотского приюта, пусть и позолоченная, все равно напоминала прутья клетки. Ступивший по ту сторону ворот Уайт, ведомый помощницей хозяйки, всхрапнул, пытаясь удержаться на трех ногах, и оглянулся на стоящую рядом с самой хозяйкой дома Холлоу:

— Тетушка?

Холлоу подошла и, наклонившись, прижалась с ним лбами:

— Все будет хорошо, пельменчик. Ты знаешь, я не могу пока водить тебя с собой.

Уайт кивнул. Он знал.

— Тетушка? В-вы… вы ведь не бросите меня?..

— Не брошу. Время от времени я буду возвращаться в город. Хотя бы на зимовку. Буду копить деньги и возвращаться.

— Зимовка – слишком мало. И, а если у вас не получится?

— Тогда я пришлю письмо. Ты ведь сможешь его прочесть?

— Смогу, — твердо сказал Уайт, — обещаю, я научусь читать за несколько седьмиц. А если вы пришлете раньше, я попрошу леди Фифи.

— Р-р-р-тяф, я с радостью научу тебя читать, моя маленькая сахарная косточка. Фуфу, покажи нашему маленькому постояльцу его новую маленькую будочку.

— Гр-р, да, мама…

— Раз в шесть седьмиц! — крикнул Уайт, хромая за дочерью-помощницей. — Пожалуйста, присылайте письмо раз в шесть седьмиц!

— Р-р-р, бедный щеночек, — вздохнула леди Фифи, когда Уайт скрылся в доме. — Долго не протянет…

— Это почему? – неодобрительно покосилась на нее Холлоу.

— Так он же белый, р-р-р, с «глазами тирана», так еще и трехлапый – никому не нужны увечные. К тому же, кто бы его не взял, душа бедняжки будет вольно или невольно стремиться к вам. И… вы ведь заметили, как он на вас смотрит?

— Как?

— Как на маму, чьи ожидания не смог оправдать. Р-р-р, поверьте, я повидала многих щенков, в том числе увечных – даже если потерянная лапка прекратит болеть, глядя на вас, он вновь и вновь будет бередить свою рану.

— И что мне делать? Просто уйти?

— Аф, вы вольны сделать что хотите, р-р-р. Но я бы посоветовала не появляться и не писать. Он, конечно, уже большой щеночек и не забудет вас так просто, но… р-р-р, вы ведь сражаетесь с монстрами? И в вашей работе может случиться… всякое? Он умный, он просто решит, что вы… умерли.

Холлоу смерила леди Фифи мрачным взглядом. Особого впечатления это не произвело.

— Поверьте, я, р-р-р, хочу как лучше: я очень люблю щенков, мне нравится видеть их счастливые мордочки. Конкретно этой мордочке предстоит долгий и трудный путь к счастью, а вы будете только путать. Не бойтесь, клянусь Великой Комнатой, я постараюсь побыстрее найти для него новую семью, а пока у него здесь будет теплая, уютная будка…

Холлоу проснулась, чувствуя на лбу влагу – были ли это оставшиеся капли дождя или холодный пот?

— Устал? Спать хочешь?

— Немножко. Тетушка? Не уходите…

— Больно, bloede… — помассировала она виски: в те словно воткнули раскаленный штырь и принялись проворачивать по часовой стрелке. — Больно-больно-больно…

— Дискорд побери, я, сука, сделаю все, чтобы мои жеребята больше ни в чем не нуждались, даже если для этого мне придется запереть их в хоромах!

— Помогите… Принцесса… кто-нибудь…

Статуя безмолвствовала.

— Мне обещали, что с ней не будет ничего дурного. Что у нее будет теплая постель, достаточно еды и прочее…

Огромный замок поражал своей мрачностью. Мышино-серый, кое-где потрескавшийся камень казался холодным и отталкивающим, высокие стены — неприступными. Вдоль них протянулся ров, больше напоминавший не речку, а замусоренное всякой гадостью болото, и у его краев еще можно было рассмотреть черные кончики торчащих из воды острых кольев. Массивный подъемный мост был опущен, окованные темным железом ворота — распахнуты настежь…

— Мой отец продал меня принцессе за семь тысяч и должность старосты. Твой отдал тебя в качестве оплаты дурацкого долга. Пусть хоть сейчас, хоть у кого-то из нас будет какой-никакой шанс выбрать.

Холодные капли барабанят по серому камню, стекая по крепким стенам в ров. Ни спуститься, ни подкопаться, ни сбежать…

— Я же говорила, что она здесь.

Холлоу вздрогнула и открыла глаза: по ковровой дорожке между рядов скамеек к ней шли Лоуд и Найт, оставляя мокрые лужицы. За окном шумел ветер, барабанил холодный дождь и время от времени небо прорезала молния, из-за которой от гостей на мгновение протягивались длинные тени.

— Р… ребят, вы?.. Почему?..

— Я работаю без выходных, подруга, — пожала плечами Лоуд, сбрасывая мокрый плащ и зажигая с Найт Глоу рог. — Ты – один из немногих для меня поводов расслабиться и отдохнуть в компании, которая меня по-настоящему понимает. Думала найти тебя в «Мотыльке», но…

— Я почувствовал, что с тобой не все в порядке, бабочка, — подхватил Найт, тоже раздеваясь. — Ты выглядела крайне скверно, и я сначала подумал, что тебе нужно побыть наедине с собой, что-то обдумать, но потом пришла оглашенная и дала мне пару подсрачников.

— Врет он все: сам увязался. Что с тобой, подруг? Тебя и вправду потряхивает.

— Я… я… — Холлоу никак не могла выплеснуть скопившееся, ей только и оставалось, что глотать воздух и разевать рот, как вытащенная на берег рыба. — Я только…

— Мотылек…

— Я…

Лоуд сделала короткое движение копытом, призывая Пятно заткнуться. Усевшись перед Холлоу, она чуть-чуть, нежно надавила на ее подбородок, чтобы установить зрительный контакт:

— Мы встретились у Двора Чудес, — негромко начала она размеренным тоном, словно пытаясь погрузить в транс. — Поймали малолетнего распространителя пыли. Прошли караулом. Продолжай, подруг. Что я сделала дальше?

— Ты… ты подошла к двери убитого стражника, — кое-как попыталась сконцентрироваться Холлоу. — У нас зашел разговор… про… про похороны. Ты сказала, что не хотела бы причинять своей смертью боль тем, кого любишь. Потом…

— Потом мы продолжили караул. Разошлись у?..

— У… У приюта…

— Приюта имени Сомнамбулы, сиречь Цветник Старухи Дебрис. И ты?..

— …я… Я остановилась… — Холлоу стиснула зубы. — На меня нахлынула… память… и Старуха этим воспользовалась…

— Она предложила тебе услуги, — продолжила Лоуд, не разрывая контакт. — Особые услуги. И ты не смогла отказаться.

— Да, bloede, не смогла! Я!..

— Что произошло дальше?

— Вы!.. Не смейте осуждать!..

— Что произошло дальше? — с нажимом повторила вопрос Лоуд Стар.

— Пустота… Я почувствовала пустоту, всепоглощающее ничто, которое… оно будто пыталось заставить меня схлопнуться изнутри...

— Куда ты пошла после приюта?

— В… в «Мотылек» … я хотела… мне нужно было, чтобы кто-то… кто-то помог, но Пятно… Пятно пел… — голос Холлоу становился все более тихим и сиплым, каждое слово давалось все с большим трудом. — Он пел… рассуждал о дожде, о своей смерти… а я думала… Змееныш… Мун… почему я… мы…

— После этого она и унеслась, как подстреленная, — вклинился Найт Глоу. — Кто такой Змееныш, кстати?

— Оу. Она не удосужилась посвятить тебя? — выпустила Холлоу, иронично скривившись Лоуд. — Интересно, почему?

— У каждого могут быть свои скелеты в личном шкафчике, и если кто-то не хочет о них говорить – это его дело, я даже не подумаю настаивать. Но, если это важно для…

— Давай! — внезапно полубезумно расхохоталась Холлоу. — Давай, Лоуд, расскажи ему! Вывали все дерьмо, в которое я успела вляпаться после Каер-Теалт! Ты же любишь рассказывать о всяких трагедиях цирюльников и флористок, так давай, выложи ему, а он растреплет всему миру через какую-нибудь дерьмовую балладу! Расскажи ему, как я, в первый же день свободы вместо того, чтобы помочь случайным путникам с жеребенком, оставила их на растерзание больным извращенцам, которых, вот сюрприз, мне все равно пришлось прикончить на следующий день и получить свой первый шрам, из-за которого от меня не шарахается только слепой! Расскажи, как я пришла на свадьбу к сестре, ради счастья которой, как я подозревала, меня отдали Принцессе, причем не просто отдали, а продали, словно вещь, чтобы Батти могла выйти замуж за кантерлоттского хлыща и жрать ебучие киви! Но это еще не все: оказывается, мама и Батти тосковали по мне и навещали мою якобы могилу, но стоило мне наконец подумать о том, чтобы открыться хотя бы им, как Батти зарезал в первую же брачную ночь влюбленный идиот и мне пришлось лично упокоевать ее дух! Не успеваю я оправиться, как от гибели своей дочери лишается рассудка мама, винящая во всем произошедшем меня! Единственный, кто мог бы еще поверить, что я его давно утраченный родственник, и даже принять, это похоронивший меня заживо торгаш-отец, который в шаге, чтобы не полезть в петлю, но что я делаю?! Правильно, вместо того чтобы признаться и поддержать его, хотя бы дать надежду, я отталкиваю его и срываюсь из родного села! А знаете, что самое сочное?! То, что не возьми я злосчастный заказ на богинку, не пытайся все сделать одновременно, останься в ту ночь у двери, ничего бы не произошло!

Холлоу на несколько минут замолчала, пытаясь отдышаться и переводя взгляд с одного друга на другого. Найт Глоу выглядел ошарашенным и мялся, явно пытаясь выдавить из себя хоть что-то, Лоуд Стар же наоборот была предельно спокойной и подтянутой, а ее цепкий взгляд пронизывал насквозь:

— Кончила?

— Хрена с два. Я кое-как оправилась, но спустя где-то год на меня натыкается Мун Лайт и предлагает прогуляться до Мейнхеттена – отличная идея, если не считать того, что этот жизнерадостный полудурок с шутками на раз-два-три умудрился повесить себе на шею прицеп в виде жеребенка-подмастерья! И ведь предлагал довольно здравую вещь, вынудить стригунка вернуться! Но кто же такая Холлоу? Правильно, глупая Холлоу решает потеребить свои комплексы и поиграть в хорошую приемную маму – и ведь поначалу даже получилось… до первого самостоятельного заказа Змееныша! Идти через Топи в компании подозрительного торговца, когда там объявилась неведомая траханная хрень – что может пойти не так?! Пропавший без вести, слетевший с катушек Мун, искалеченный стригунок – всего этого можно было бы избежать, скажи я всего одно слово: «Нет!». «Нет, пельмешек, давай выберем что-нибудь другое!». И даже после всего этого я продолжаю лажать: не могу даже черкануть пару строчек несчастному калеке, который взял с меня обещание, что я никогда не брошу его…

Немного помолчав, Холлоу добавила:

— Когда я увидела, как Найт Глоу радуется в объятиях своих зебр, я ощутила… нечто. Нечто, пожирающее меня изнутри, словно зебраарские слизни…

— Зависть.

— Лоуд! — укоризненно покачал головой Найт Глоу. — Грубо!

— Ой, ну простите, я просто подумала, что в кругу друзей могу нахер выкинуть такую лицемерную херню, как «такт», и в кои-то веки побыть предельно честной! Так вот, подруга: ты почувствовала самую банальную зависть!

Холлоу как-то резко обмякла, впав в своеобразную апатию. Зависть… да, это было похоже на правду. Зависть к Найт Глоу, у которого была пусть и своеобразная, но семья, зависть к оставленной и удачно вышедшей замуж Батти… Скорее всего, это невозможно, но что, если это она, Холлоу, тогда на свадьбе действительно прокляла родную сестру?
Холлоу очень боялась, что это могло бы быть правдой.

— Лоуд, Найт Глоу, что мне делать? — потерянным голосом спросила она. — Все это время я старалась быть хорошей ведьмачкой: не нарушать кодекс… и каждый раз соблазн оказывался сильнее. Каждый раз я принимала неверное решение, обстоятельства наносили удар под дых... и сейчас я… я никто. В отличие от вас я даже не смогу сразу полноценно ответить, как бы хотела окончить свой Путь. Что же мне делать, ребят?

— Повзрослеть.

Лоуд Стар скрестила передние ноги на груди, меряя подругу взглядом, наполненным холодным пламенем.

— Я хорошо умею копаться в чужих мозгах, а нас к тому же учили мыслить одинаково. И я ясно вижу разницу между нами, подруга: ты… пустая. Ты и вправду никто, Холлоу Найт, пустой сосуд, который держится на внутреннем штыре-кодексе. Ты боишься быть полноценной личностью, если это нарушает несколько советов, ты словно тонущий котенок, цепляющийся посреди шторма самых разных убеждений за щепку из нескольких правил – и стоит тебе заступить за них, получить по зубам, как ты вновь забираешься на свою щепку. Я не стала говорить это при первой нашей встрече, но разве это не иронично: ты пыталась научить переступать через кодекс Змееныша и не смогла научиться этому сама. И именно в этом разница между тобой и мной с Пятном: взрослыми нас делает не количество прожитых лет, а те решения, что мы принимаем в трудные моменты. Скажи мне, подруга, если случится день, когда Большое Зло схватит тебя за горло и скажет: «Выбирай, кроха Холлоу, либо я, либо вон то, побольше». Что же ты ответишь?

— Я… я думаю, что предпочту не выбирать вовсе?..

— … и в этом твоя проблема. Потому что тогда Очень Большое Зло сожрет Большое и встанет уже новый выбор: либо ты, либо оно. И убежать не получится – только сдаться и сожалеть.

Повисло неловкое молчание, Найт Глоу покачал головой и приобнял повесившую нос Холлоу. Лоуд вздохнула и подошла к дверце, ведущей куда-то в помещения для монахов, и принялась деловито ковыряться ножом в замке:

— Зависть… — проворчала леди коронер. — Ты придаешь значение слишком многим вещам, подруга. Зависть — не порок, пока держишь его в узде. Зависть — всего лишь пламя, согревающее изнутри. Но какой Путь осветить им — ты выбираешь сама.

Что-то звякнуло, и Лоуд скрылась в коридоре.

— Ну-ну, будет тебе, — Пятно почесал за ушком Холлоу. — Она, конечно, грубая, беспардонная, но, будь уверена – она желает тебе добра. Мы оба желаем.

— Я… Скажи, Пятно, я ужасная пони, да? Я хочу разреветься, но не могу… это… это как запор… я могу остановить собственное сердце, но почему-то не могу плакать…

— Я знаю, мотылек. Поэтому мне нужен дождь: он помогает создать иллюзию слез.

— Пятно, ты не злишься на меня? За…

— Нет, — с полуслова понял ее Найт Глоу. — Во-первых, потому что я твой брат, а хорошие братья не злятся на своих сестренок…

— А во-вторых?

— Потому что до Каер-Теалт, в самом-самом начале нашего Пути, я чувствовал к тебе, Лоуд и остальным то же самое.

Вернулась Лоуд Стар, волоча в зубах небольшую корзинку.

— Фто? — подозрительно покосилась она на собратьев, сдергивая укрывающую ткань. — Не фсе же нам тут самокопанием заниматься! Я лично жрать хочу!

Внутри лежали несколько кусков хлеба, сыр, вяленое мясо, три пивных кружки и четыре бутылки, от которых разило спиртом.

— О-ох, моя печенка… что это? — спросил Пятно, попробовав питье.

— Мое изобретение: особый коктейль от Лоуд Стар – половина грифонской водки на половину Белой Голубки. Я назвала его «Мучильня».

Холлоу Найт сделала глоток – и впрямь повеяло Каер-Теалтовскими испытаниями, а галлюциногенная Голубка вдарила по мозгам только так.

— От хурэ, хорошо-о-о, давайте-ка еще по одной… Кстати, крох, помнишь того стража? Сильвера? Я раскрыла дело! Ну, не совсем я, но тем не менее…

— М-м-м?..

— В общем, оказалось, что он насмерть поругался с одним аптекарем и вышибалой, членом Серебряных Крыльев. Так вот, первый не придумал ничего умнее, чем сыпануть Сильверу яда с замедленным действием, а второй — подстеречь в подворотне и тюкнуть топором в затылок. Сейчас оба сидят в темнице и кроют друг друга последними словами, а мы пытаемся ответить на полуфилософский вопрос: что было раньше? Топор или отрава?

— А какая… хрум-хрум… разница? — спросила Холлоу, хрустя корочкой хлеба с вяленым мяском.

— Ну, дык, убийцу – повесим, причастного – в сексуальное путешествие в места не столь отдаленные!

— Выпьем за успешное вскрытие, — поднял кружку Найт Глоу. — Ух… а почему сексуальное?

— П… потому что «понятия»! Вот скажите, Пятно, подруг, вы вот знали, что у воров есть свои законы? Чего головами мотыляете?.. А, нет, это у меня перед глазами плывет… Щ-щас я… В общем! У них по законам, значит, если один самец другого самца под хвост того, то тот, которого «того», уже и не самец вовсе, а «петух» — дрянь, мразь последняя, здороваться никто не будет! Почему в обратную сторону это не работает – не знаю… Но! Это иногда используют, чтобы «опустить» кого-нибудь высокого, заслуженно или «по беспределу», не суть важно — вернуть положение невозможно! Даже если ты сам король, нет, бог преступного мира! Поэтому я…

— …отправляешь их к своим с заранее изувеченными анусами?

— Не… То есть, да, именно это! Как говорил ублюдок Рейдж: «Готовясь сжульничать – в первую очередь подумай о смазке!». А эти по… понятия, паханы и петухи! Мы проиграли битву, когда позволили ворам, убийцам и прочим паразитам общества ор… организоваться и создать свою собственную теневую культуру! Со своими традициями, законами и иерархией! Но, клянусь Селестией, мы не проиграем войну! Я буду драть их в задницы, пока Правосудие не восторжествует!

— Да! Выпьем за правосудие в заднице! — вскинул кружку Найт Глоу, а Холлоу поддержала согласным чавканьем. — Ух… слушайте, я тут пока у зебр был, один из их шаманов научил меня игре, говоришь: «Я никогда не…» — и продолжаешь как угодно. Тот, кто это делал, пьет до дна. Потом следующий – то же самое, и так по кругу.

— Гы, от хурэ, звучит весело… Холлоу, властью, данной мне… короче, начинай.

Холлоу задумалась:

— Я никогда не… не попадала в тяжелую депрессию, желая повеситься на собственных кишках и проклиная свою ненавистную жизнь.

Ее друзья переглянулись. Найт Глоу неловко кашлянул, а Лоуд сказала:

— Подруг, давай это, без лишней драмы?

— Ну, тогда… Э?

Лоуд и Пятно синхронно чокнулись и выпили до дна.

— Что? Как сказал бы Пятно, ты не главный герой истории, не у одной тебя случалось говно в жизни! Моя очередь: Я никогда не… не полировала копытца, чтобы потом обмазать их розовым лаком, как всякие мамзели.

Найт Глоу слегка покраснел и выпил:

— Я никогда не… спал с малолетними жеребятами.

На этот раз осушили кружки Холлоу и Лоуд Стар.

— Лоуд, ладно мотылек, запуталась, но ты, королевский коронер!..

— Отъебись, Пятно, — вежливо попросила Лоуд. — Крох, давай.

— Я никогда не… не блевала с верхушки собора на прохожих. Сосисочка – пей.

Лоуд сделала вид, что ее не существует.

— Сосисочка!

— Пока не доказано, не… Ладно-ладно, хрен с вами, в конце концов, чистосердечное признание… ух, хурэ… Пятно доставай четвертую бутылку… Я никогда не… никогда не натягивала корсет с платьем и не мазала губы.

Найт Глоу ругнулся и снова выпил. В одиночестве. Заметив изучающие взгляды подруг, он покраснел еще больше и выпалил:

— Что? Это было ради сценического образа!

— Педик, — вынесла приговор Лоуд. — Давайте за… заканчивать, а то такими темпами мы завтра друг другу в глаза смотреть не сможем. И, хурэ, подруг, я придумала, как можно тебя развеять: завтра пойдешь со мной сопровождать заключенного. Не как ведьмачка! А как… это… приглашенный специалист, во!

— Поддерживаю! А еще загляни к нам: сеньора Така собирается ставить новую пьесу! Хоть раз побудешь в жизни пони «элитного» общества!

За это еще не раз выпили.

Вскоре Лоуд привалилась к одной из скамеек и, глядя на друзей, изрядно захмелевши сказала:

— От хурэ… ребят… в такие моменты я думаю… в такие моменты наша жизнь прекрасна…

— Пре… прекрасна… — согласился Найт Глоу. — Вот бы она не менялась…

— И не меняла нас…

---

Пробуждение было болезненным, прямо как после настоящей Мучильни. Голова Холлоу болела еще сильнее, чем после первой пьянки с Лоуд, а сама ведьмачка проснулась не на скамье, а на полу у бассейна. Вместо подушки она использовала круп Найт Глоу.

— Во имя Луны, почему у меня так болит задница… — простонала Холлоу, пытаясь проморгаться и отрешиться от звона в ушах.

— Буль-буль… — доброжелательно ответила ей Лоуд, влезшая в святые воды. — Буль-буль-буль-буль…

— Bloede…

Лоуд наконец напилась, вылезла из бассейна и, слегка пошатываясь, подошла к Пятну. Пнула.

— А? Что? Что случилось? — очнулся тот.

— «Что случилось, что случилось»… Набра… от хурэ… набрались мы вчера в три… жопы, вот что случилось.

— Оставьте меня… во имя Луны, я сейчас сблюю… и почему круп так ноет…

— У меня тоже ноет. Крох?.. Ясненько… от хур-р-рэ… это загадка для коронера Лоуд Стар! Итого, что мы имеем?.. Троих потерпевших и двух подозреваемых! Тебя, подруг, не учитываем, поскольку ты не обладаешь по… потенциальным орудием преступления, вот!

Холлоу икнула, подергала рассуждающую Лоуд за ногу и указала в сторону бассейна: рядом с ним на полу валялось то, что Лоуд ранее окрестила «деревянным тыкалом».

— Дело становится запутанней, — пробормотала Лоуд, отправляясь, пошатываясь, на улицу.

— Сосисочка, ты куда?

— Д… до ветру!

Пока Лоуд Стар шла к двери, Холлоу доползла до святых вод и, на секунду замешкавшись, нырнула в блаженную прохладу, принявшись жадно хлебать.

Утолить жажду как следует ей не дали.

— BLOEDE GHOUL AEP DYABEL!!!..

Словно под отварами, Пятно и Холлоу подхватились и в пять секунд уже были на улице: ругалась Лоуд Стар. А ругалась потому, что, пока ведьмаки ночью заливали за воротник, кто-то на дверях Дома Ночи вывел красной краской:

«Как долго вы еще способны врать? Сколько еще сможете сожрать?
Сколько еще злата нужно вам, чтобы забрать с собою в Тартар?

Вы, больные ублюдки, продолжаете жиреть.
Когда вы лопнете, суки, как в вас столько может влезть?
Взятки гладки, но ваши рожи — главный компромат.
"Властелины Города Масок" — я воздам вам во сто крат…»

И ниже своеобразная «подпись», призванная, видно, изобразить бутон розы.

— Вот вандал… — хмыкнул Найт Глоу, морщась от мата Лоуд.

— «Больные ублюдки» — это ведь не мы? — уточнила Холлоу, силой воли пытаясь погасить звон в ушах.

— Не мы, не мы, — раздраженно отмахнулась суетящаяся Лоуд, подталкивая подругу головой. — Крох, давай-давай, пошли, солнце уже высоко, а у нас запланировано одно милое мероприятие! Пятно, не в службу, а в дружбу – пока я не пришлю реставратора, проследи, чтобы никто тут лишний раз не шаболдался! — Пятно на это только хмыкнул: не подпускать никого на главной площади та еще задачка – некоторые из многочисленных гуляющих и торгующих уже начали проявлять интерес к выкрикам леди коронер.

Идти ведьмачкам пришлось к дому стражи, у которого уже собрался небольшой отряд и несколько зевак.

— На, — сунула все еще слегка оглушенной Холлоу под нос белый порошок Лоуд.

— Сосисочка, я…

— Давай-давай, ты должна быть во всеоружии. А вы че пялитесь?! Выводите!

Холлоу вдохнула: ее словно накачали рудничным газом, а потом кто-то бросил тлеющий уголек. Рвануло так, что на секунду ведьмачке показалось – сейчас она способна выйти один на один даже с Принцессой.

Вывели узника. Холлоу сразу поняла: бедняга был окончательно и бесповоротно сломлен – на опущенной морде не осталось и следа той непоколебимой гордости, что другие расы называли заносчивостью. Он почти не смотрел по сторонам, тихо клекотал что-то отрывистое и полубезумное под клюв, на его изувеченной правой передней лапе не хватало двух пальцев. Кошачий хвост был стыдливо прижат к развороченной заднице.

— Нам нужно довести его до Нотр-Теалт.

— Он не похож на того, кто готов пытаться сбежать, — заметила Холлоу.

— Он – нет, но вот его дружки… это ж не просто какой-то грифон – это Галлус цу Мяу-Ки, сиречь Ублюдок Младший, аж целый сын Наместника Серебряных Крыльев! Знаешь, каких мне трудов стоило поймать и удержать этого ублюдка, пока всякие «адвокаты» пытались дать на лапу кому следует? Думаешь, они остановятся? Да ни в жизни! Сейчас худшее, что они смогут сделать — воспользоваться народом. Если толпа сильно потребует, я просто вынуждена буду отпустить его, но эти проблемы я беру на себя. Твоя задача – стоять рядом с выродком и следить, чтобы его никто не свистнул. Поняла?

— Поняла, госпожа коронер. А что будет у Нотр-Теалт?

— Известно что, подруг. Казнь.

Холлоу закашлялась:

— Сосисочка… ты это что это, хочешь из меня палача сделать?

— Не палача, а приглашенного специалиста-наблюдателя за процедурой и противодействующего ее проблемам. Короче, крох, прекрати мне делать голову беременной – найдется кому.

— Bloede…

Процессия выстроилась: впереди встала Лоуд Стар, шесть стражников окружили идущего на казнь «черепахой». Холлоу стала рядом с ним в центре, словно телохранительница, хотя в ее случае это было скорее «надзирательница».

До площади «кортеж» дошел без особых проблем – проблемы начались уже на ней: огромная толпа, не больше сотни, но показавшаяся Холлоу тысячью, будто намеренно согнанная и клокочущая, словно бульон в котле. И эта толпа источала аналог «кошмара» ведьмаков, словно бы желая накрыть, прорвать заранее выстроенный двумя цепочками стражников коридор до одного из помостов. Сердце Города билось как никогда сильно и часто, хотя сейчас больше напоминало желудок – и ему было все равно, кого переварить. Сказать, что Холлоу почувствовала себя неуютно – значит не сказать ничего. Сильнее всего напрягала невозможность обнажить меч: вряд ли Лоуд Стар так просто спустит ей резню даже в целях самозащиты.

И тут в игру вступила леди коронер. Опьяненная наркотиком и «кошмаром» толпы, она спустила в ответ свой собственный – тот набросился, принялся вырывать куски и бесконтрольно пожирать всю ту массу, порожденную множеством сознаний, резонируя с миром песней.

С последней строчкой Ублюдок Младший поставил лапу на первую ступеньку помоста. Наверху его поджидал столб с крюком.

— Все сюда! — возбужденно рявкнула Лоуд, пихая смертника. — Сюда! Кто хочет правосудного законного суда! Скорее сюда! Да — сюда, сюда, сюда!

Схватив крюк, она одним махом вонзила его под ребро Младшего и принялась увлеченно натягивать цепь. И тогда в толпе впервые сверкнул нож.

Один из стражников закричал и отшатнулся с распоротым лицом, второй повалился, пытаясь сбить пламя: кто-то метнул в него подожженный флакон с горючей смесью. Толпа заволновалась еще сильнее, одни, самые ближайшие и смекнувшие, в чем дело, кинулись прочь, расталкивая и чуть ли не давя замешкавшихся соседей. Другие, с кольчугой под неприметными одеждами, наоборот набросились на выделяющуюся среди горожан стражу, пробиваясь к спасаемому.

Один из крепко сложенных алмазных псов отшвырнул случайного соседа и выбросил вперед, вминая в лицо стражу, шипастый кастет – только брызнуло. Другой взмахнул огромным шестопером – вставший на его пути земной упал изломанной куклой.

— Подруга, Ублюдок! — рявкнула, не оборачиваясь, Лоуд готовой к бою Холлоу.

Даже не подумав обнажить меч, леди коронер оттолкнулась всеми конечностями и сиганула в толпу – сделав сальто, приземлилась на алмазного пса с дубиной и одним быстрым профессиональным движением свернула ему шею.

— Не лезьте ей под!..

Для крикуна эти слова стали последними: скользнувшая хищно щерящаяся Лоуд одним точным движением перерезала ему горло.

Сделав пируэт, она метнула нож в глаз минотавру с алебардой, прошмыгнула между двумя бегущими с площади кобылками, от души лягнула в нос земнопони-жеребца с кастетами, ухватила его телекинезом и подставила под удар кинжала коттена. Толкнула уже мертвое тело, нырнула следом и вцепилась в яремную вену убийцы. Кувыркнулась вправо, выдернув из глазницы трупа свой нож.

— Зажигаем! — хохотнул еще один алмазный пес, увешанный склянками. Сорвав с груди одну, он поджег её корок своей трубкой и швырнул в Лоуд Стар.

Даже не обернувшаяся Лоуд хмыкнула, тлеющий флакон, подхваченный телекинезом, пролетел вокруг нее, обратно и врезался в завопившего поджигателя.

Полыхнул он знатно.

Лоуд отскочила, а в то место, где она стояла, вонзилось лезвие. Еще один грифон, вооруженный двумя парными саблями, повел плечами, скидывая неудобный плащ и обнажая мускулистый торс.

— Эй, копытоногая! — заносчиво клекотнул он. — Знаешь, откуда у меня эти шрамы?!

— Нет, но подойди — и я нарисую к ним еще улыбочку!

Несколько грифонов, плюнувших на все, попытались взмыть и подобраться к сыну Наместника с воздуха, но часть стражей, держащихся поближе к помосту, выхватили арбалеты и дали прицельный залп: тех, кто рухнул не на камни площади, зарубила Холлоу, после чего она посмотрела на подругу.

В кутерьме из пестрых одежд горожан, неприметных наемников и кольчуг с кирасой стражи она была черным пятном, стремительной тенью, смертоносной, как легендарные синигами киринов в бамбуковых рощах. Ее Путь лучше подходил для сражений один на один, но каждую стычку Лоуд превращала в короткую бесславную дуэль: и каждую заканчивала не более чем двумя ударами, тратя гораздо больше времени на перемещение к следующему противнику. Гиена, перекусывающая хребты сурикатам – вот кем сейчас была залитая чужой кровью Лоуд Стар Потрошительница.

Чтобы уложить первую пятерку, ей понадобилось не больше минуты.

Когда толпа полностью рассеялась, бой закончился: не иначе как чудом или божественным провидением никто из обычных горожан умудрился не отбросить копыта в давке или же схлопотать случайный смертельный удар. Из двадцати шести стражей погибли семеро, еще четверо ругались, зажимая разной степени тяжести раны. Наемников померло в два раза больше: сына Наместника пришли спасать минимум четырнадцать тел – трое из них пали от лап стражей, двоих отправила на тот свет Холлоу, остальных с особой жестокостью прикончила леди коронер. Сын Наместника тоже успел испустить дух – обычно на крюке смертники могут умирать часами, но несчастный оказался уж слишком измучен.

— Лоуд! — крикнула Холлоу, спрыгивая и подбегая к подруге: в пылу битвы ее все же смогли достать пикой.

Привалившись к телу последней жертвы, леди коронер дрожащими ногами пыталась зажать рану, кашляя кровью – наконечник умудрился зацепить легкое.

— От хурэ…

— Вот, пей! — буквально влила ей в рот Ласточку Холлоу. — Зелья, где твои зелья?! Сейчас я перевяжу…

— Тише, подруг, не мельтеши… в моей правой сумке флакон…

Холлоу поморщилась: в искомом сосуде была все та же Звездная Пыль, отчего тот был похож на солонку.

Вдохнувшая «лекарство» Лоуд на несколько секунд расслабилась, а затем ее лицо исказилась, сама она вскинула ногу, указывая. Холлоу оглянулась.

Он стоял на одной из крыш. Даже с огромного расстояния ведьмачка могла рассмотреть черные одежды, откинутый капюшон и красную маску с нарисованным на месте правого глаза раскрытым бутоном черной розы. Словно палач, решивший привнести в свою спецодежду немного искусства.

Он стоял на одной из крыш, а у его ног лежал труп. Судя по валяющемуся рядом арбалету, стрелок должен был прикрыть своих подельников, но теперь его кровь красила коричневую черепицу в бурый. Удостоверившись, что его заметили, Флорист несколько театрально поклонился, столкнул тело, перемахнул на другую сторону и был таков.

— Че… чего встали, идиоты?! — рявкнула Лоуд, сплюнув кровавый сгусток. — Все, кто может подняться в воздух – в погоню, быстро! Остальные – стерегите тело! Подруг! Помоги встать!..

— Сосисочка, тебе…

— От хурэ… не сдаваться… Помоги встать или я сделаю это сама!..

Немного струхнувшая Холлоу покорно подставила плечо.

— Нужно идти… — пыталась шагать всего двумя правыми ногами Лоуд. — Идти… улица Календулы… он сбежал на улицу Календулы…

— Сосисочка, тебе нужно передохнуть! Подожди, пока рана хоть немного затянется! Доверь это кому-нибудь другому!

— Не сдамся… я не сдамся… не сдаваться, не бежать… Это мой чертов девиз! От хурэ…

Один-единственный пегас отследил Флориста до улицы Анемонов – именно на ней стоял склад, в котором и скрылся преступник.

Подошедшая к двери Холлоу прислушалась: внутри было тихо. Очень тихо, как в гробу, лишь где-то что-то капает.

— Сосисочка…

— Я в порядке… — раздраженно огрызнулась Лоуд, слезая с Холлоу. — Двери… синхронный Аард на счет «три»… Три!

Внутри было грязно. Грязно по меркам Лоуд Стар, Холлоу же показалось, что она попала на бойню: кровь была везде. Она заливала лужами пол, покрывала деревянные стены, мешки, ящики, а огромное количество брызг даже умудрились долететь до потолка. В крови же были измазаны тела грифонов и зебр, разбросанные повсюду. Убийца не просто зарезал их: он буквально освежевал, уделив особое внимание сложенным горкой сердцам (некоторые из них явно были надкусаны) — на их место он вложил все те же черные бутоны. Растянутым по полу кишкам, как и разбросанным по углам почкам и печенкам, тоже досталось.

— Вот как он ушел, — буркнула Лоуд Стар, усаживаясь у одного из мешков и кивая в дальний угол: там зиял черный провал-колодец, а рядом валялась вырванная с мясом искореженная решетка. Именно в него ручейком стекала кровь жертв. — Этот склад… от хурэ…

Достав нож, она провела по одному из мешков – в лужу крови посыпалась белая струйка.

— Сосисочка, это?..

— Пыль… колоссальная партия Звездной Пыли… а это тот самый склад на улице Анемонов… Один мешок, два… пять… одиннадцать… одиннадцать? Ублюдок говорил, что их шестнадцать!

— А Флорист не мог?..

— Мог, еще как мог. Я уже не знаю, что эта сволочь может, а что нет: мерзавец умудрился изгваздать Собор, распотрошить этих выродков, уволочь несколько тяжелых мешков в канализацию, а потом вернуться и посмотреть на казнь, заодно прирезав засаду на крыше – все за одно утро! До жути продуктивный сукин сын!

— Прямо как ты.

— Щас получишь по щам.

Холлоу склонилась над очередным телом и перевернула его на спину. Несчастный грифон лишился не только сердца, но и глаз. Холлоу зашевелила губами, пытаясь прикинуть время смерти: выходило что-то около шести часов, плюс-минус два.

— А это что у нас? — пробормотала она, присматриваясь к клюву: кто-то затолкал в него свиток. Хотя, почему кто-то?

— Подруг?

Холлоу аккуратно, стараясь не испачкать в крови, извлекла кусок пергамента и развернула:

«С добрым утром, наместник Крыльев-из-Серебра,
Вы, я вижу, опять безнадежно упрямы.
Мне вливать философию Зла и Добра
Все равно что сворачивать в терцию гаммы.

Если мне обеспечить путевку в Тартар,
К Вам же Тирек сбежит, и исотшно рыдая,
Весь в слезах и соплях будет Вас умолять:
"Заберите его, я с ним жить не желаю!"

Гляньте свежим взглядом:
Тартар мой тут с Вами рядом.
Хоть дождем, хоть градом
Гнев Принцессы падет на всех!

Те, кто жив остался,
Пьют яд Ренессанса
Впору испугаться,
Слыша Дискордов смех.

Вы писали недавно в каком-то письме,
Что давно переполнена чаша терпенья,
Разорвете меня Вы по этой весне,
Куклу будете рвать за меня неименьем!

Если делать Вам нечего, бедный мой друг,
Приезжайте ко мне, скрывши масками лица,
В карнавальном огне, в наслаждении мук.
Знать придется мне Вас поучить веселиться!

В звоне карнавала
Жизнь накроет валом,
Щеки красит алым,
Стыд и совесть горят в огне!

Страстью темной съело
Вам душу и тело.
Коль воскресните, смело
Приходите ко мне!»

Холлоу передала послание Лоуд Стар и та, прочитав, расхохоталась.

— Сукин сын… — кое-как выдавила она между хохотом. — Этот сукин сын всё продумал!..

— Сосисочка?

— Карнавал, подруга, через две недели будет Большой Тротингемский Карнавал! Маски, вино, платья, ну ты помнишь, Мама-Кошка нам на уроках рассказывала!

— Карнавал в то время, как в городе орудует маньяк? Сосисочка, ты ведь отменишь его?

— Хрена с два! Если отец Ублюдка не появится, его сочтут сек… скесом! Трусом. И захотят сменить. А я уж позабочусь, чтобы самая последняя шваль прознала: Флорист нанёс Гриффу Серебрянокрылому оскорбление, которое можно смыть только кровью!
В голове Холлоу зароились вопросы. Эта мясорубка на площади, можно ли было её избежать? Если уж прикончить Ублюдка, то без лишнего шума, в зале суда, на дыбе, а тело, если не отдать родственникам, то бросить в выгребную яму?
Это Холлоу и спросила у Лоуд Стар.

— Не-а. У нас сейчас идет война, подруга: жители Тротингема должны были увидеть, что власть в моем лице может быть не менее эффективной, чем маньяк-мститель в маске. Казнь – это представление, подчас не менее важное, чем те, где играет Пятно.

— Но дело же не только в этом? Ты ведь не боялась, что Ублюдка придут спасать? Ты ожидала… нет, рассчитывала на это?

— Мелкой и средней шушеры слишком много. Десятки, сотни наркодилеров, карманников, домушников, убийц, насильников. У стражи не хватает сил расследовать каждое дело, чтобы засадить всех. Казнь Ублюдка стала неплохим способом разобраться с этим быстро и законно.

— Ты спровоцировала их. Устроила резню.

— От хурэ, что я слышу! Неужели ты сочувствуешь этим отбросам?! Тем, кто готов разделать собственного жеребенка за пару звонких?!!

— Не им. Из-за тебя же погибли твои подчинённые.

— Если ведьмак погибает от когтей гулей – это только его вина. Поэтому завязывай читать мне мораль, подруга.

— Неужели в тебе нет ни капли сожаления?

— Не сдаваться. Не бежать. Не сожалеть…

---

Спустя неделю Холлоу стояла за сценой, нервно переступая с ноги на ногу. В этот самый момент, за несколько минут до начала представления, ей казалось, что время пролетело слишком уж быстро: семь дней постепенной зачистки чудищ в канализациях, четыре – общение с Лайоном во время работы натурщицей и, наконец, шесть – репетиция спектакля.

Найт Глоу все-таки исполнил обещание: предложил сеньоре Таке взять на один раз в труппу темную лошадку, а великая драматург была и не против – у неё как раз наклюнулась новая пьеса. Тем более, что свои реплики темная лошадка выучила всего за ночь – если уж ведьмак захочет что-то запомнить, то будто вырежет это на стенках своего черепа.

Наконец, собравшаяся в вечерних сумерках публика расселась перед помостом (к которому добавили кулисы и занавес, а чтобы убрать безбилетников, часть площади оградили временным забором) и на сцену вышел объявляющий:

— Господа и дамы! Пони и все остальные не менее достойные обыватели великого Города Масок! Приглашаем на гениальную комедию «Кантерлотская Свадьба»! В ролях: ведьмачка Холлоу Найт в роли самой себя, сеньорита Титилэйо в роли Графини, её брат, сеньор Саед в роли Графа и Найт Глоу из Касты Земли в роли Подлого Перевёртыша! В роли Герцогини вы увидите фееричного автора этого незабываемого произведения и незаурядную обладательницу писательско-драматургического таланта – сеньору Таку! Итак, да начнется представление!

На сцену, обставленную декором под богатую комнату дворянства Кантерлотта, вышли сеньора Така и Найт Глоу. Холлоу хихикнула: второй был выряжен в черное кружевное платье с рюшечками, с налакированными копытцами, помадой на губах и побелкой на лбу и щечках.

Сеньора Така уселась в позолоченное кресло – то жалобно заскрипело под её огромным задом. Найт Глоу встал рядом.

— Ох, матушка! — театрально воскликнул он, слегка выпятив грудь. — Укротительница чудовищ, что ты призвала, наконец-то явилась!

— Ом-м… так пригласи же её, — степенно произнесла сеньора Така. Взяв заранее приготовленную глубокую чашу (даже скорее ведёрко, казавшееся в её ногах кубком), она подмигнула публике: — В Эквестрии как заведено, для куража, винишка глотну я слегка!

Публика захихикала, а Холлоу почему-то подумала о трупе Ублюдка Младшего, все ещё висящем в другом конце площади. Да уж, спокойно ставить комедию при запашке от гниющего тела — Холлоу решила для себя, что некоторые аспекты искусства ей так и останутся недоступными.

Спохватившись, она полезла на сцену: как репетировали.

— Ом-м, ведьмачка! Я прошу о поддержке в деликатнейшем деле! Перевёртыш покусится на наше веселье! Принеси мне главу с членом монстра ты злого! А награду я дам на подушках пуховых!

Зрители снова рассмеялись – сеньора Така и её персонаж явно относились к своему телу с позитивом.

Проговаривая в уме строчки, Холлоу повернулась к зрителям, открыла рот… и поняла, что не может выдавить ни звука. Зрителей было много. Слишком много.

— Я… это… — пробормотала темная лошадка, невольно делая шаг назад. Колени, почему они дрожат? Почему она чуть ли не видит нужные слова, будто висящие в воздухе, но голос, голос отказывается произносить их?

Холлоу попыталась вдохнуть – получилось с трудом.

— Я… ведьмачка…

Перед глазами зароились точки, на лбу выступила испарина. «Я – ведьмачка!»… «Убиваю»… «Чудовищ»… «Ради»… «За…»…

— И я…

— Ом-м! — внезапно ворвался ей в уши голос сеньоры Таки. — Убиваешь чудовищ ты ради забавы и за похоть стяжала себе громкую славу! Не счесть свадеб, на которых ты смогла побывать, и не счесть тех невест, что пришла ты спасать…

От реплик сеньоры Таки стало только хуже – в голове словно поднялся туман, в котором возникали и таяли фигуры давно прошедших дней. Холлоу чувствовала, как слезятся глаза, как чье-то бормотание заглушает звуки…

— Принеси!.. Голову!.. Ведьмачка!..

— Холлоу! Бабочка, очнись!

Холлоу вздрогнула и пришла в себя. Она стояла за кулисами, а рядом с ней сидел Найт Глоу с уже чуть-чуть подтёкшим гримом. Спектакль закончился.

Набрав из фляги в рот воды, Найт Глоу прыснул ей в лицо:

— Приди в себя, мотылек!

— Это уже было необязательно! — возмущено встрепенулась намокшая Холлоу и тут же поникла: — Я… я провалилась, да? Посмешище…

— Ну, ну, будет тебе…

— Сцена… их было много… как тогда, на площади!.. И они все смотрели, прямо на меня!.. Почему они смотрели именно на меня?!.. Я ничтожество…

— Тише… — приобнял её Найт Глоу, — Тише, мотылек… это нормально… всё когда-то бывает в первый раз… помнишь, как тогда, во Сне? Когда нас впервые выставили против гулей?

— Это было…

— Я знаю, но ты заколола его, бабочка. Оглушила визгом и воткнула кинжал прямо в глаз.

— Только сначала обмочилась…

— Но ведь ты справилась, мотылек. Победила чудовище. Как сейчас.

— Ты, Лоуд и остальные подстраховали меня.

— И сейчас это сделали я и сеньора Така. Пойдем, мотылек, кое-кто из… «поклонников» непрочь тебя увидеть…

Публика понемногу рассасывалась, увлеченно обсуждая представление:

— Ма, а почему жених-герцог – брат графини? — наивно спрашивал жеребёнок.

— Потому что у зебр так принято.

— Но ведь тётя Герцогиня сказала, что дело происходит в Эквестрии, — критически заметил малыш. — Это значит, что я смогу жениться на сестренке-Пип? Когда она немного подрастет?

— Селестия упаси, нет! У нас так не принято!

— Но почему?! Я же видел, как ты дядюшке Сендбару целовала пи…

— Нет, не видел! — запаниковала мамаша, нервно озираясь. — Это было не то, что ты подумал, глупыш!

— Но дядюшка потом взобра!..

— А-ну тихо! Поговорим об этом дома, де Сэд!

— Феерично, madonna, — обезоруживающе улыбался другой зритель с «застывшим» рыбьим взглядом. — Как всегда, вам удалось вызвать эмоции из публики с той же легкостью, с которой дает сок спелая виноградина, стоит только чуть-чуть надавить на неё.

— Ом-м, вы льстите мне, дон Рубин. Впрочем, я имею основания полагать, что это действительно так – возможно, мои пьесы даже опередили время…

— Сомневаюсь, madonna… Комедии – дело уходящее и возвращающееся, а вот драмы и трагедии уже были популярными даже в те далёкие времена, когда принцессы только замышляли Эквестрию…

— Ом-м, чушь. Зрителю не нужны лишние переживания – я точно знаю, что простой народ спешит уйти посредством моих творений в мир сладких грёз.

— Уверены, Madonna?

— Я знаю, ибо вижу это своими собственными глазами – и они не солгут мне.

Рубин хмыкнул:

— L’acqua lava e il sole asciuga. Se son rose, fioriranno…

Тем временем Холлоу и Найт Глоу подошли к краю партера: опершись о забор, там сидела, как всегда разведя задние ноги, Лоуд. И дрыхла.

— Я надеюсь, это не наше представление оказало такой… эффект, — поделилась Холлоу, разворачиваясь и пытаясь пощекотать нос подруги кончиком хвоста.

— От хурэ… ме бождетитесь! — фыркнула Лоуд, одним быстрым выпадом закусывая кончик. — Ой, Пятно, иди сюда-а-а!..

Выплюнув хвост Холлоу, она подтянула телекинезом артиста и принялась тереться своей мордашкой об его.

— Сосисочка, ты нарушаешь личное пространство…

— Я не могу, он слишком ми-и-илы-ы-ый!..

— А вчера называла-то как… — проворчал Найт Глоу, даже не пытаясь сопротивляться.

— Вчера я была пьяна и ещё не видела тебя в платье! Слушай, давай сегодня повторим, если ты будешь в таком виде, я с радостью!..

— Эй, вообще-то я кобылок люблю!

— Ну так здорово – я она ж и есть!

— Нормальных кобылок! Которые слабые и зависимые!

— Я могу быть слабой и… — состроила рожицу Лоуд Стар. — Ладно-ладно, морды попроще, мне аж тошно с вас. Да, я не твоя полосатая… пыльница.

Холлоу смущенно кашляла, с легкой тревогой глядя на друзей. Пусть Лоуд выглядела полностью расслабленной, а Найт Глоу излучал доброжелательность, но, это игра разума, или воздух между ними стал чуть холодней?

— Это было… — мягко попытался сказать Найт Глоу.

— Грубо? Зато честно.

— Лоуд!

— Скажи, ты ведь думаешь, что любишь её?

— Да. Её голос, как шум дождя…

— … заглушает твоих демонов. И в этом твоя проблема: ты не любишь её, Пятно, ты от неё зависишь.

— Не тебе говорить о зависимости. Не с наркотиком в кармане.

— Я хотя бы могу в любой момент слезть. А что случится, если «ломка» наступит у тебя?

— Зачем ты пришла, Лоуд Стар? Раньше ты не была поклонницей искусства.

— Кто-то же должен был присмотреть за Меткой… а вот, кстати, и она.

Огибая расходящихся, к ведьмакам протрусила маленькая лошадка и, остановившись, мило боднула Лоуд в плечо.

— В отличие от меня, малютка ещё любит театр, — хмыкнула Лоуд, почесывая ту за ушком. — Так, узнаю этот взгляд. От хурэ, подруг, помоги-ка…

Перевернув телекинезом на пару с Холлоу не сопротивляющуюся малышку, Лоуд легонько тряхнула её. На землю упал небольшой кошелек из заячьей шкурки.

— От хурэ… — подобрала его Лоуд Стар, быстро пересчитала содержимое и, поднявшись, крикнула: — Эй, бесподковные, кто кошелек посеял?!

Владелец отыскался почти сразу:

— Maldito sea! — воскликнул полосатый жеребец в недорогом, но броском энтари с кучей кармашков. — Я! Я! Мой это кошелек!

Лоуд прищурилась, анализируя его… и кинула ему находку:

— Пересчитай.

Зебра послушно исполнил приказ.

— Всё?

Зебра замялся:

— М-м-м… Нет! Десяти монет не хватает!

Холлоу сглотнула.

— Да ну? — вздернула бровь Лоуд, давая потенциальному висельнику последний шанс. — Точно? Думаете, эта кроха украла у вас десять монет?

— Да, точно! — решительно продолжал затягивать петлю на горле жеребец.

Внезапно ухмыльнувшаяся Лоуд резко скользнула вперед и принялась напористо обнюхивать зебру. Тот шарахнулся в сторону:

— Que carajo quieres?!

— Чую гниль, и это не от казненного… ану-ка, добрый странник, выверни-ка карманы. Особенно тот, что внутренний, справа снизу, тайный.

Он честно попытался сбежать, на всю жизнь решив не связываться более с этой безумной кобылой, но споткнулся уже на первом шаге о подножку – разве можно вот так просто улизнуть от ведьмака?

Не давая подняться, Лоуд наступила ему на шею.

— Tu… tu eres una stupida y menca cabrona… No me jodas!.. — попытался вывернутся тот, сыпя ругательствами.

— Me parece que la vena de la lengua pasa por tu culo. Итак, сеньор полосатый pendejo, вы имеете право хранить молчание, всё, что вы ляпнете…

Зачитывающая права Лоуд немного усилила нажим, задержанный безвольно засучил ногами. Его глаза постепенно закатывались.

— Сосисочка… — робко произнесла Холлоу, видя, как вокруг собираются горожане. И, как назло, в основном зебры, недобро глядящие на душительницу.

— Советую трижды подумать, прежде чем напасть на представителя власти при исполнении. И передумать. Впрочем, я буду не против… — рассеяно сказала представитель власти, продолжая давить.

Зебры понемногу начали роптать, а кое-кто даже потянулся к мечам и палицам. Лоуд кровожадно ухмыльнулась, достала телекинезом из сумки яблоко и принялась демонстративно счищать ножом кожуру. Отрезав небольшую дольку, она наколола её на кончик и ткнула окружающим:

— Кто-нибудь хочет? Нет? Ну и ладно.

Несколько зебр угрожающе всхрапнули, Холлоу нервно переступила с ноги на ногу, видя, что на них обратили внимание и грифоны, и пони, и та же госпожа Така с собеседником. Последний лизнул губы, словно что-то предвкушая.

— Отойдьите от ньего! — послышался из толпы эквестрийский с зебраарским акцентом.

— Зебры тожье пони!

Лоуд цокнула языком и одним быстрым движением достала уже известный флакончик с Пылью.

— Нашьи жизньи тоже важньи!

— Какой сегодня прекрасный вечер, — поделилась Лоуд, занюхнув щепотку. — Розочки цветут, ибики поют… в такие дни пони-преступники… должны гореть внизу.

Несколько зебр отшатнулось, другие, возмущенно заржав, подались вперед, яростно раздувая ноздри. Вперед всех вышел Саед, уставившись на Лоуд налившимся кровью глазами. Холлоу буквально чувствовала, как клокочет внутри сердца бывшего эспады дикая, воистину варварская ярость, сдерживаемая, пожалуй, лишь струной-чувством самосохранения…

— От хурэ… ладно, поговорим с вами по-другому. Кто-нибудь хочет плохо провести время? Потому что, если хоть кто-то из вас, особенно ты, дружок, сделает ещё один шаг… его будут ждать последствия.

Саед зарычал, роя копытом землю – струна угрожала вот-вот лопнуть. Лоуд слегка повела плечами и…

— Хватит!

Между леди коронер и артистом возник Найт Глоу. Обернувшись к Лоуд, он напряжено попросил:

— Довольно.

Лоуд издевательски вздернула бровь.

— Огонек, прекрати, — повторил Найт Глоу. — Прошу тебя. И вас, Саед, полосатые сеньоры. Пожалуйста, умоляю, не омрачайте этот прекрасный вечер лишней кровью.

Холлоу вздрогнула, чуть ли не кожей чувствуя растущее напряжение между Лоуд и Пятном.

— Ой, да пошел ты, пятнистый ублюдок, — внезапно хмыкнула Лоуд Стар и убрав с горла пленника копыта, сказала ему: — Поднимайся, кусок дерьма. Ты знаешь, сколько у нас дают за те несколько унций Пыли, что у тебя в кармане? Пойдем, расскажу. Подруг?

— Д… да, — встрепенулась Холлоу. — Конечно, сосисочка…

Сопроводив зебру до камеры, они зашли в кабинет и Лоуд буквально упала на свое место, как-то резко осунувшись.

— Сосисочка, зачем ты так? — спросила Холлоу, садясь рядом.

— От хурэ… ненавижу зебр, — вяло произнесла Лоуд. — Пародия на эквестрийских пони, право слово.

— Вот уже не думала, что ты понистка…

— Подруг, в Городе каждый двадцатый – с полосками на морде, при этом три четверти преступлений совершается внутри их «общин». Про то, что у них практически монополия на наркотики, и не только на Пыль, я промолчу. А уж их знать… хех, — Лоуд закашлялась и Холлоу быстро протянула ей флягу с сидром. Утолив жажду, Лоуд выругалась:

— От хурэ, долбанный откат… Подруг, Пятно тебе не рассказывал, как угодил в рабство?

— Он говорил, что прирезал одного из Касты Воздуха.

— Угу, одного, — мрачно хохотнула Лоуд. — Да, одного. Жеребенка двенадцати лет, единственного наследника рода. Ну, и его охрану, так, заодно.

На секунду Холлоу показалось, что она ослышалась:

— Э?!

— Бэ. Примерно это мне сказал их официальный представитель до того, как потребовал осудить Пятно. Как говорили в Кристальной Империи, вендетта, все дела…

— И ты?..

— Согласилась, конечно же. При условии, что мне предоставят приказ об экстрадиции. А без него они могут засунуть все свои кровные долги и прочие хотелки себе в жопу, а я, так уж и быть, помогу протолкнуть. Потому что это моя земля, это мой Город, и царит тут закон Эквестрии. И если ты нарушишь его, я отправлю тебя в казематы.

— А как же неприкосновенность?

— Да будь ты хоть самим сыном Императора, при оказании сопротивления при задержании она тебе не сильно поможет, — кровожадно ухмыльнулась Лоуд Стар. — Короче, ушел тот выблядок, естественно прокляв всеми Предками. А через пару дней на меня и Найт Глоу совершили покушение. Потом ещё одно, и ещё, уже последнее. А дней через десять, когда я только-только собрала доказательства и уже была готова брать, полосатого нашли у входа в канализацию, наполовину обглоданного. С черной розой в заднице.

— Охохоюшки… Думаешь, именно смерть жеребенка – причина, по которой Пятно… отрекается от ремесла?

— Может да, а может и нет – с одной стороны, Пятно всегда славился добротой, сопряженной с прагматичностью, с другой же это может быть лишь небольшим приоткрытым эпизодом его «темного» прошлого. Ладно, давай не будем о грустном…

— Не будем. Как тебе представление?

Лоуд Стар поморщилась:

— Не люблю театр. Когда имеешь дело с преступниками, носящими маски доброчестивых граждан, от фальши актеров начинает тошнить. Дилетантство. Как если бы пони с чутким слухом проревел на ухо дракон. Хотя, Пятно неплохо отыграл плохого парня. Так бы и арестовала.

— Сосисочка…

— Шучу.

— Я ведь сыграла паршиво?

— Агась, даже бревно притворяется лучше. Но знаешь что? — внезапно вплотную придвинулась Лоуд, заглядывая Холлоу прямо в глубину глаз. — Ты молодец, подруг. Сегодня я кое в чем убедилась окончательно: ты не умеешь врать. Совсем. Ты можешь молчать, можешь недоговаривать, но стоит тебе сказать хоть слово лжи, как тебя начинает крючить. В нашем мире почти не осталось настолько честных пони — это довольно редкое качество. И, поверь, в тебе я его ценю как никто другой…

С каждым словом голос Лоуд становился все тише, пока она не замерла, глядя в одну точку, словно механическая игрушка, у которой кончился завод. Холлоу помахала перед её лицом копытом, вздохнула и аккуратно положила её на пол (та не сопротивлялась, хотя и пребывала в некотором сознании). Похоже, именно так Лоуд Стар приучилась спать.

Закрыв дверь и запечатав кабинет Ловушкой, Холлоу пошла в Мотылек.

Найт Глоу отыскался внутри, уже переодевшийся в привычную куртку, со страшными глазами рассказывающий историю жеребятам, в числе которых была и Метка.

— Любишь детей? — спросила Холлоу, когда все разбежались.

— Ага. Они… забавные. Большинство их сердец не успело обзавестись коркой черствости, и многие из них не придают такого значения таким глупым связям, как кровное родство. Относись к ним с любовью и пониманием – и они назовут тебя семьей.

Холлоу уселась, невольно сверля побратима взглядом.

— Хочешь что-то спросить, мотылек? — немного робко спросил тот.

Холлоу хотела, очень хотела узнать, правда ли было то, что сказала Лоуд Стар? И если да, что могло заставить такого миролюбивого ведьмина, как Пятно, совершить такой… низкий поступок. И в то же время… разве некоторые дорогие пони не имеют право на скелеты в шкафу?

— Мотылек?

— Я… — промямлила Холлоу. — Я…

Найт Глоу понял всё без слов:

— Сменим тему?

— Сменим тему, — немного подумав, Холлоу произнесла: — Я бы хотела попросить прощения. То, что сделала Лоуд…

— Лично ты не виновата, мотылек, но неужели наша Рэд Буп решила через тебя передать извинения?

Холлоу до жути хотелось ответить «Да».

— Нет…

— Я и не сомневался. Нужно поистине нечто экстраординарное, чтобы это произошло. Впрочем, не важно. Они поймут.

— «Они»? «Поймут»?..

— Ага. Конечно, Лоуд Стар порой ведет себя слишком уж… ладно, не буду говорить как. Но ирония в том, что Город хочет её.

— Э? — непонимающе помотала головой Холлоу. Она не сильно разбиралась в метафорах.

— Как бы объяснить… Скажи, мотылек, когда ты только появилась в Тротингеме, ты не заметила ничего странного?

Холлоу уже была готова ответить, что нет, но вспомнила стражника у ворот, пропустившего её без пошлины. Художника, который извинился, едва услышав, что она ведьмачка. Несколько приветливого песика у бань и, конечно, Лайана…

— Вот-вот мотылек. К сожалению, мы живем в мире, где у многих нет времени понять, что ведьмаки на самом деле не так уж и сильно отличаются от пони. Что ж, приходится заботится о репутации – помни об этом, когда на Пути будет шанс помочь кому-нибудь. К моему стыду, мотылек, я совершил ошибку, которая низвергла наше реноме в глубины Тартара и теперь я обречен сделать всё, чтобы восстановить её хотя бы немного, собирая толпы народа в постановках сеньоры — мое искупление, которое я сам определил себе. Но наша Рэд Буп… Лоуд, пусть и ненамеренно, справляется с этим гораздо лучше, ведь жертва произвола запомнит скорее своего спасителя, чем актера на сцене. Иногда у Огонька случаются казусы, но на следующий день простой и честный народ о них забывает. Потому что, несмотря на прозвища «Лоуд Стар Потрошительница» и «Мясник из Тротингема», она всё ещё остается для них героем, лучшей из нас. Символом Правосудия, которого Город хочет и который ему так нужен…

Чем дольше Холлоу слушала Найт Глоу, тем сильнее её сознание затуманивалось — сказывался пережитый за сегодня стресс. Но все же она нашла в себе силы достать небольшой клочок пергамента и спросить:

— Пятно?

— М-м-м?

— Помнишь Змееныша?

— Твоего несчастного малыша?

— Угу. Я несколько дней пытаюсь написать письмо и почти закончила…

— Понимаю. Ты хочешь, чтобы я нашел для тебя хорошего курьера?

— Нет, я… — Холлоу неловко сглотнула, — Мне нужен совет. Я пообещала писать, но хозяйка приюта сказала…

— … что если нарушишь обещание у бедняги будет шанс на новую жизнь? Не делай такие удивленные глаза, мотылек, не ты первая, кто встает перед подобным выбором. Ты уже задавала этот вопрос Огоньку?

— Угу. Но она ответила, что боль от разрыва подобных связей способна ослепить. А потом выгнала, чтобы я не мешала ей перебирать рапорты, а научилась наконец думать своей головой.

Как всегда, Найт Глоу улыбнулся слабой улыбкой и тихо рассмеялся:

— Я скажу тоже самое, мотылек, но с небольшой разницей: в своих саваннах зебры часто любят ставить капканы на больших диких кошек. Животное, попавшее в ловушку, получает выбор: дождаться охотников и надеяться на их милость, либо же отгрызть себе лапу и остаться на всю жизнь калекой. В любом случае, будущее для него закрыто: что, если хозяин окажется хорошим и поселит кошку в серале? А если на следующий день калека станет жертвой падальщиков, которых мог бы отогнать, будучи здоровым?

— Но ведь сейчас я, а не попавший в ловушку котенок делает выбор и это от меня зависит, будет ли он…

— Именно, от тебя, мотылек. Умение правильно распорядится не только своей, но и чужой жизнью – ещё одна ступенька на лестнице взросления.

---

Ещё одна неделя пролетела незаметно, семь дней все таких же посещений Лайена, заказов и…

— Мфне тофе нуфно отдыхать! — категорично заявила Лоуд Стар, вваливаясь вечером через день после представления, держа в зубах плетеную корзину.

— От хурэ, что вчера было-то?.. — уже на следующее утро спрашивала она, пока проснувшаяся с ней в обнимку Холлоу внимательно и задумчиво смотрела на неё, мысленно пытаясь приглушить легкую боль в заду. Впрочем, она бы солгала, если б сказала, что ей не понравилось (тем более что потом это повторялось до самого Карнавала).

А спустя ещё пару суток…

— От хурэ, быть того не может… — сказала Лоуд Стар, сидя с Холлоу и Пятном на пирсе с удочкой, пока последний смущенно показывал им пясть, вокруг которой обвился браслет из переплетенных волос. Его волос и сеньориты Титилэйо. — И когда же свадьба?

— Через четыре дня. Мы планируем сделать всё на площади Астр, где пройдет Карнавал. Ленты, салюты и…

Холлоу с тревогой посмотрела на Лоуд. Та втупилась взглядом в поплавок, от усердия аж высунув язык.

— Сосисочка-а-а?..

— От хурэ… Пятно, на Карнавале мы будем ловить маньяка на живца, поэтому шел бы ты со своими зебрами… — вяло произнесла она, сплевывая в воду.

Найт Глоу неуверенно почесал подбородок:

— Он же один?

— Пока Флорист действовал один – и в этом наше преимущество, — перезакинула поклёвку Лоуд.

— И охотится он будет?..

— Прицельно на Гриффа Серебрянокрылого. Ты со своей пыльницей ему положительно неинтересен.

— Сосисочка!..

— Не страшно, — произнес Найт Глоу, что-то решив.

— Что значит «не страшно»?! Это же может быть опасно!

— Прекрати истерить, мотылек. Я думаю, это даже к лучшему: я… нет, мы поможем вам поймать убийцу. Я, Саед и Эйо. Холлоу, успокойся, мы с Саедом отлично владеем клинками, Эйо тоже может постоять за себя, а если кто-то из полосатых поможет поймать преступника, это будет хорошо для репутации…

— Да ну? — злобно рассмеялась Лоуд. — Пятно, ты себя слышишь? Вот будет у тебя выбор: схватить Флориста или защитить свою пыльницу, что же ты выберешь, Котяра? Любофф или славу? Молчишь? То-то же.

— Я сделаю выбор, когда придет время, — твёрдо сказал Найт Глоу.

— Пятно!.. Сосисочка!..

— Подруг, отстань, он взрослый ведьмин – сам решит, что делать. Ой, да пошло оно, иди сюда, Котяра…

Весело рассмеявшись, Лоуд Стар притянула Найт Глоу и, обняв за шею, принялась елозить ему по макушке копытом. Тот вяло засопротивлялся, глуповато улыбаясь.

— Накось, подруга, пока ознакомься… — продолжая мучать Пятно, Лоуд достала из сумки несколько клочков пергамента телекинезом.

Холлоу взяла и вчиталась. Она не была ханжой, но с каждой строчкой ей становилось всё мерзостней и мерзостней:

— Это?..

— Агась, подруг, — продолжала невозмутимо тискать Найт Глоу Лоуд. — Санфлауер, Куй Лин, сестра Спектрум — части дел по Гриффу.

— Почему он ещё… почему он вообще ещё жив?

— Потому что он хуев волшебник, — отпустила наконец чужого жениха и сплюнула в канал Лоуд. — Обладает силой изменять пространство и время с помощью святой монеты — и вот он уже этого не совершал. И вообще, благочестивый грифон, жертвующий на дома для бездомных жеребят.

— Таких, как приют Старухи?

— Пока ты язвишь, подруг, цветник Дебрис продолжает добросовестно пытаться пристроить сирот. Пусть и такими нестандартными способами, но многие готовы с этим мириться. Настолько готовы, что едва не разорвали меня и ребят на куски, когда я уже набросила петлю на шею Гриффа, а потом унесли его прочь, чуть ли не канонизируя… от хурэ, клюет!.. Ох, да в рога душу мать, теперь понятно, какого хрена у меня не клевало — да кто ж сюда-то покойников скидывает…

И вот день Карнавала настал. Холлоу сидела на всё той же площади перед Нотр-Теалт, и смотрела, как специально нанятые пони устанавливали столы для будущих яств и развешивали повсюду радужные ленты, прекрасные цветы, шелка с разноцветными фонариками и хлопушками. Когда на Город опустятся сумерки, он засияет всеми цветами радуги и на улицах будет светло, будто днем.

— О мой рог, это самая геморройная вечеринка, которую я устраивала! — подошла и уселась рядом с Холлоу Лоуд. В последние дни она выглядела все более помятой.

— Тебе нужно завязывать с Пылью, Сосисочка, — с тревогой произнесла Холлоу. — Ты на себя уже не похожа. Особенно эти мешки под глазами…

Сыплющая себе на копыто белый порошок Лоуд что-то неразборчиво пробурчала, несколько минут смотрела на горку, а затем приняла решение и всё-таки занюхнула. А потом достала из сумки маску и протянула Холлоу:

— На, подруга. Давно следовало тебе подарить.

Подарок явно делали на заказ: раскрашенное в желтый папье-маше с клювообразным носом, на правый глаз которого уселся черный мотылек-бражник.

— Серьезно? «Цыпленок одного дня от роду»? — прожив несколько дней в Городе, Холлоу выучила самые основные масочные трактования.

— Повзрослеешь – получишь новую, — хихикнула Лоуд Стар. Сама она носила (пока что повязанную на затылок) маску зеленого «Чумного Доктора». Как и в случае с «Цыпленком», ей казалось это забавно-символичным: в своих глазах она была доктором, призванным вылечить Город от раковой опухоли преступности.

— От хурэ… — зевнула Лоуд, когда мимо них прошло несколько курьеров, несущих корзины, полные золотых роз. — Все таки слишком много мороки: посадить на крышу несколько стрелков, расставить замаскированную стражу, проследить за тем, чтобы она не поцапалась в толпе с Серебряными Крыльями… просто подумай: три четверти гуляющих соберутся здесь по работе, остальных всеми силами будут выпроваживать вон.

— Он ведь точно придет?

— Если нет – упустит шанс, все знают что Грифф покинет Город через час после полуночи. И Флористу придется ставить новые силки, чтобы поймать эту птичку. Нет, он точно придет и попытается вырезать своим ножом это гнилое сердце.

— Почему именно нож? Почему он не использует арбалет, яд? Научиться правильно применять их не так уж сложно.

Лоуд задумчиво почесала подбородок:

— Есть у меня одна теория… Крох, скажи, когда ты в своей жизни чувствовала себя живой? По-настоящему?

Вопрос застал Холлоу врасплох и честно заставил задуматься, прокручивая в голове воспоминания. И наконец она вспомнила свой самый первый день на тракте:

— Во время боя, — нехотя призналась она. — Когда клинок рубит надвое сегментированное туловище сколопендроморфа, когда одним точным взмахом отсекает голову кладбищенской бабы… именно в момент, когда они испускают последний вздох и нитка их жизни обрывается, я чувствую странное, ни с чем несравнимое удовлетворение. Как от хорошо проделанной работы, но словно бы с привкусом крови… это сложно описать. Но, Сосисочка, я жажду и в тоже время боюсь. Боюсь, что в какой-то момент подсяду и в погоне за ощущениями в лучшем случае нарвусь на то, что окажется мне не по зубам, а в худшем – устрою резню в каком-нибудь селе.

Лоуд негромко и понимающе рассмеялась:

— От хурэ, я так и думала… Знаешь, у меня есть пара знакомых ученых, и как-то мы разговорились на эту тему. Они рассуждали, почему у двух грифонов рождаются только грифоны, почему волки охотятся на овец… и пришли к такому выводу: мы все состоим из маленьких частичек, и каждая из этих частичек определяет нас. Нас обучали, подруга, обучали с помощью жесткого кнута и сладкого пряника, но, куда важнее, нас, наши частички изменили. Инстинкт, который помогает нам отыскивать слабые места у кого бы то ни было – это инстинкт убийцы, и, как и у каждого убийцы, у нас есть своя особая потребность. Скажи, подруг, как долго длятся твои перерывы между заказами?

Холлоу пожала плечами:

— Несколько дней… вернее, чудовищ, даже зимой, на самом деле не так уж и мало, и они нападают на меня в пути, когда я даже не беру на них заказы. Приходится отбиваться.

— Как долго длился твой самый длинный промежуток?

— Где-то неделю, наверное, может полторы.

— И ты не замечала, как портится настроение? Не раздражалось по пустякам? Не было желания всерьез свернуть кому-то шею, больше чем обычно?

Холлоу покраснела.

— Не стоит стесняться, подруг, мы те, кто мы есть, мы были созданы для этого, мы не выбирали и никогда не просили об этом. Я могу и буду рада ошибиться, но, если права, попомни мои слова, подруга: ни один ведьмак не умрет в своей постели.

— К чему ты клонишь?

— Да всё к тому же: убийства, подруга. Что, если Флорист – такой же убийца, глушащий свою жажду крови за счёт преступников и лишь прикрывающийся справедливостью – чтобы получить полноценное удовольствие, ему необходим именно нож? Я говорю так, потому что в какой-то мере сама такая. Только помимо рапортов, казней и расследований глушусь ещё и Пылью…

Холлоу посмотрела на помост: там зебры вместе с Найт Глоу, который уже натянул маску «Кота», расставляли декорации. Заметив, что на него глазеют, Пятно приветливо помахал копытом.

— Сосисочка, ты подозреваешь?..

— Мало ли…

— Но это же Пятно, сосисочка! Наш Пятно!

— Я же говорю, мало ли, — огрызнулась Лоуд Стар. — В конце концов, у всех у нас есть свои скелеты в шкафу, не так ли?

Холлоу сердито достала из сумки сухарик и стала задумчиво хрустеть. Она не хотела, чтобы это было правдой, но слова Лоуд Стар звучали достаточно логично по крайней мере для неё, Холлоу. И даже если Флорист не Найт Глоу, убийство того жеребенка из Касты Воздуха, если оно и вправду произошло… мог бы Найт Глоу сделать это из-за той самой жажды крови?

— Ба, ты смотри, кого несет… — сплюнула на камни Лоуд.

К ведьмачкам в окружении шести телохранителей шел не самый большой, но импозантный грифон. Пусть его лицо было скрыто за маской-баутой, но Холлоу чувствовала, а Лоуд знала, что тот был уже в возрасте: под дорогой одеждой было скрыто пусть пока ещё крепкое, но уже иссушенное временем тело, спина была провисшая, а опирался он на богато украшенный посох со скрытыми в обоих концах выдвижными лезвиями.

— Guten Abend, фройляйн Холлоу, фройляйн Лоуд Стар, — поздоровался чуть надтреснутым, слегка саркастичным и измененным маской голосом Грифф Серебрянокрылый. — Не делайте такие удивленные глаза, фройляйн Холлоу – кем бы я был, не узнай заранее, с кем придется работать?

— Не слишком верь этому петуху, — буркнула Лоуд. — Это я ему тебя представила – будешь охранять его.

— Тем не менее, я бы хотел уточнить одну небольшую деталь, которая могла бы облегчить наше совместное дело, — не обратил на комментарий Лоуд никакого внимания Грифф. — Скажите, фройляйн, вы достойная пони?

Холлоу замялась и взглянула на Лоуд Стар. Та фыркнула и «перевела»:

— Он спрашивает, не одна ли ты из них, контрабандистов, наркоторговцев, наемных убийц и прочих мразей, отравляющих наш Город.

— Ваши слова полны яда, фройляйн Лоуд Стар, — наконец соизволил обратить на неё внимание достойный грифон. — Однако пони, грифонам, алмазным псам и зебрам – всем им нужны проститутки, наркотики и нелегальные азартные игры. А когда они оказываются в беде, то стараются подкупить стражу и судей. Все хотят лакомиться запретными плодами, но не признают этого, будучи лживыми лицемерами. Мы же не скованы подобным, мы предоставляем им соответствующие услуги и не лицемерим. Мы торгуем реальным товаром. Мы – «достойные».

— Единственное, чего вы достойны – чтобы ваши кости послужили растопкой для пламени с самых нижних уровней Тартара. Ты можешь скрыть свою морду за маской, но я-то твою сущность знаю: безнравственный и беспринципный живодер-Ублюдок Старший, приколотивший к столу роженицу накануне родов . Я осматривала тело: ты вонзил по раскаленному гвоздю в каждый ее глаз, еще один — в рот, по одному — в каждую грудь, затем сжег ей клитор и соски свечой, медленно отпилил до половины ей колени и, наконец, вонзил огромный раскаленный гвоздь ей в пупок, убив ее и ребенка. А может мне вспомнить минотавренка, которому ты отрезал по самый корень член и яички, затем сделал с помощью машины из раскаленного железа бедняге влагалище, прижег отверстие и затем отымел его в это самое отверстие, собственноручно задушив в процессе? Или, быть может, ту несчастную, которую ты сначала изнасиловал в зад, а затем поджарил на решетке, переворачивая с боку на бок? Ведь это именно то, что нужно такой мрази, как ты, чтобы наконец разрядить свой вялый хер? Санфлауер, Куй Лин, сестра Спектрум, — ты помнишь хоть одно из этих имен?

— А вы неплохо поработали, фройляйн, — даже не подумал устыдится преступник, — Но ошиблись в одном – у меня есть принципы, и они предельно просты: я грифон и могу позволить себе поиграть с мясом. Да и вы, фройляйн коронер, не сильно отличаетесь: скольким моим орлам вы лично вырвали клювы, колесовали, четвертовали, еще живым оторвали крылья собственными ногами?

— Я не имею привычки запоминать раздавленных мышей.

— А я – съеденных кроликов. Не будь между нами такой вражды – могли бы найти компромисс.

Внезапно Грифф посмотрел в сторону и сделал легкое, почти неуловимое движение правой передней лапой. Понявшая его без слов треть охраны отделилась и пошла к помосту, на котором всё еще висела уже изрядно потрепанная туша, причем не одна – рядом также под ребро был подвешен тот самый больше всего изуродованный безглазый труп грифона, в чьем горле Холлоу нашла послание Флориста.

Наблюдающая за ними Лоуд Стар достала яблоко и начала счищать кожуру. Когда охрана Гриффа подошла поближе, окруживший помост караул земнопони скрестил перед их клювами алебарды.

— Как это понимать, фройляйн? — с легким раздражением поинтересовался Грифф. — У нас был уговор.

— Уговор? Я предложила тебе побыть приманкой, пока буду ловить крысу, которая раздражает меня больше. Остальное ты уже сам себе нафантазировал, но не думай, что после Флориста я прощу и забуду твои выходки. Ты всего лишь выиграл себе сутки жизни, расплатившись моим «конкурентом». Но, если тебе так хочется, можешь считать, что я изменила условия сделки – молись чтобы я больше ничего не меняла.

— Не играйте и не шутите со львами, фройляйн – у них довольно острые когти…

— Да уж какие игры с шутками: твои выродки провисят на крюках до тех пор, пока окрестные вороны не обклюют их кости, а потом я лично выброшу останки в канализацию за чертой Города. Хотите яблочко, герр цу Мяу-Ки?

Предложенную дольку герр цу Мяу-Ки проигнорировал. Криво ухмыльнувшись под маской, он произнес:

— Какая жестокость, фройляйн… Не оттого ли, что сами не способны ощутить того, что я испытывал к своим детям? Скажите, фройляйн, что бы вы чувствовали, виси сейчас на крюках не бедные Галлус и Жизель, а ваши, к примеру, родители, братья? Смогли бы вы отправить их на плаху? Сомневаюсь, когти для этого тупы. Впрочем, о чем это я, какие друзья-семья? Бездомная круглая сирота-приблуда… ведьмачка.

Отстраненно смотрящая, как развешивают на столбах рассаду золотых роз с закрытыми бутонами, Холлоу почувствовала, что начинает медленно закипать. Она уже хотела открыть рот, чтобы хоть как-то съязвить, но Лоуд Стар предупреждающе подняла ногу:

— Да, герр Мяу-Ки, вы абсолютно правы – кодекс запрещает мне привязанности, — мерзко улыбнулась она. — Но, хотите я расскажу вам чуть-чуть побольше, кто такие ведьмаки? Скажите, герр, вы когда-нибудь плавали на кораблях? На них иногда заводятся крысы – это сущее бедствие, с которым нужно бороться… да хотя бы теми же котами. Но, что, если кошки нет? Не беда, ученные давно нашли куда более удобное и кровавое решение: команда отлавливает семь-десять крыс и сажает в ящик. Первые четыре дня они пищат, пытаются прогрызть путь наружу… а с пятого по шестой устраивают кровавую баню. На седьмой день матрос достает единственного выжившего крысюка, который стал гораздо больше и злее сородичей – всего за пару недель он либо разорвет каждую пищащую тварь, либо они завалят его трупами. Забавно, не правда ли? Вы, кстати, кудкудакнули о жестокости, но, о мой рог, это ещё пока не жестокость. Знаешь, Ублюдок, твой младший, он ведь оказался крепеньким орешком. Я сдирала с него кожу, ломала и пилила кости. Отсодомировала его в задницу, оскопила, но даже тогда он был не сильно мягче кремня. Но, не обольщайся, я все же смогла его сломать. Знаешь как? Перед казнью я сказала ему, что это ты его сдал. Он так кичился тем, что твой сын, тем, что его отец всемогущий Наместник, что мне не составило особого труда задать всего один простой вопрос: почему тогда ты, Галлус, всё ещё в камере? Два вывода напрашивались сами собой: либо Ублюдок Старший опасается своего собственного сына… либо считает его недостойным спасения. Так скажи мне, Серебрянокрылый, каково это? Каково это знать, что как минимум один из твоих сыновей умер, разочаровавшись в тебе?

Серебрянокрылый крепко сжал посох в лапах… и тут же расслабился:

— Хорошая попытка, фройляйн. Но неужели ты думаешь, я поверю, что мой дорогой Галлус был обманут подобной чушью? Похоже, этот крысобой совсем мышей не ловит.

Лоуд Стар оскалилась и достала из-за пазухи сложенный вчетверо кусок пергамента и протянула герру цу Мяу-Ки. Тот брезгливо взял его двумя пальцами и развернул. Вчитался.

— Was ist das, was zum Teufel?! Я этого не писал! Да… совершенно точно, это не я: слишком большой наклон…

— От хурэ, значит всё же переборщила. Впрочем, думаешь твоему выродку была большая разница? Когда в глазах стоял кровавый туман от развороченной прямой кишки?

Гриффа наконец проняло. Злобно скомкав фальшивое письмо, он поудобнее перехватил посох, два раза стукнув о землю. Уловившие его настрой телохранители потянулись к дубинкам и коротким мечам, взяли на изготовку топоры…

— Какой прекрасный сегодня вечер, — зевнула Лоуд Стар. — Цветение цветов и птички поют… до праздника осталось меньше двух часов… но, может, вы хотите потанцевать прямо сейчас?

— Ah du Shwein!.. — несмотря на сиюминутную вспышку всепожирающей ярости, Грифф все же смог быстро взять над собой контроль. — Verdammte Scheiße! Назад! Назад!

Лоуд Стар пакостливо оскалилась, отрезала ещё дольку и закинула себе в рот.

— Можешь расслабиться, Ублюдок Старший. Сегодня мы пока ещё работаем вместе.

— Сегодня… — эхом повторил Грифф. — А завтра, когда над Эквестрией взойдет солнце, я предложу за твою голову столько, что даже самый опустившийся воришка, самый трусливый и зашуганный бриззи попытается воткнуть тебе перо между ребер.

Лоуд Стар кровожадно улыбнулась:

— Не забудь сказать им мой точный адрес, а потом подбери себе «достойную» замену.

Грифф решил не испытывать лишний раз судьбу и свое терпение, поэтому отошел в сторону и направился в сторону накрываемых столов, попутно сквернословя на родном языке.

— Жестко ты с ним, — заметила Холлоу. — Но, Сосисочка, не то, что бы я ему сочувствовала, но, всё же, вот так выкидывать кости… это может скверно кончиться. Да и, оставлять висеть их тут всё это время…

— Подруг, ты знала, что каждая улица в Городе Масок названа в честь какого-то цветка? Это не просто так – всё дело в языке цветов: «Астра» означает «печаль». Можешь считать, что площадь исполняет предназначение. Так что пусть помучается.

— А ведь он говорил о возможном компромиссе…

— Никаких компромиссов. Даже на закате перед Вечной Ночью.

Постепенно становилось всё темнее и темнее, слуги закончили украшать стены и зажгли первые «волшебные» огни, а находящиеся на сцене Найт Глоу с зебрами принялись исполнять первые произведения – сегодня они явились с инструментами: Саед играл на зебраарской гитаре, Пятно – на бандуррии, а сеньора Титилэйо танцевала, выстукивая в кастаньеты. Поднявшаяся на ноги Холлоу подошла к сидящему у стола Гриффу и встала рядом с телохранителями.

— Не бойтесь меня, фройляйн Холлоу, — жестом велел Грифф подойти ведьмачке поближе. — Я не клююсь. По крайней мере сейчас.

Холлоу промолчала.

— Вина? Нет? Одобряю, у телохранителя голова должна быть трезвой. А я пригублю.

Не снимая маски, Грифф опрокинул в себя бокал и снова обратился к Холлоу:

— Ненавидите меня, не так ли, фройляйн? Считаете законченным мерзавцем? Что ж, иногда я тоже сам себе таким кажусь, но это проходит. Впрочем, моих сыновей не сильно интересовали мои маленькие увлечения. Они были куда спокойнее на этот счет: Галлус всего лишь любил играть своим хоботом со спящей кошкой, пока собака лижет ему заднее отверстие, а Жизель время от времени колол самкам раскаленной иглой глаза, соски и клитор. Они были… как это вы сейчас любите говорить, пони?.. Поняшными! Поняшными птенчиками.

— Ага. Насиловать спящих кошек – очень по-поняшному.

— Ой, да будет вам, фройляйн! Взгляните на мою фамилию: «цу Мяу-Ки». Вы ведь знаете, что это значит? Приставка «цу»?

— Что вы находитесь в третьем из трёх кругов Гнезда Мяу-Ки. Низшем кругу.

— Вот именно, фройляйн! — Грифф выпил ещё вина. — Самые низшие слуги, рядовые солдаты… если Орлан Мяу-Ки решит закидать соседнее Гнездо трупами – мы будем в первых рядах! И именно в такие моменты, фройляйн, ты понимаешь всю лицемерность и условность любой морали, когда лежишь с простреленными крыльями в луже во имя чьих-то желаний-идей, пока личинки постепенно начинают заползать тебе в раны. Сила, фройляйн, сила и хитрость. Только с помощью них ты можешь переломить проявленную к тебе несправедливость – пусть я и «цу», но Наместник Серебряных Крыльев, моя власть способна потягаться даже с Орланами! Преступность?! О да! Но преступность следовала за нами из глубин самых темных веков, фройляйн! Она многолика, неотделима, ибо пока есть законы, всегда найдётся тот, кто хотя бы немного, но перешагнет черту! Понимает ли это фройляйн коронер?! Если да, воистину, ее стойкость и обреченность в этой бессмысленной борьбе достойны восхищения и сочувствия! А теперь, давайте станцуем! Танцуйте со мной, фройляйн, ибо такова моя воля в этот прекрасный вечер!

Подхватившись, Грифф закружился, пьяно покачиваясь, словно это его последний танец во время чумы. Он был не единственным: все же глотнувшая вина Холлоу видела, как то же делают и редкие горожане, и замаскированные под них бандиты со стражниками. Пусть и на работе, каждый из них позволил себе отпить немного из принесенных на Карнавал бочек.

Холлоу впервые была на знаменитом Тротингемском Карнавале и именно поэтому он навсегда впечатался ей в память: такого калейдоскопа красок и буйства музыки, сопряженной с вакханалией костюмов и масок, она доселе не видела и вряд ли смогла бы увидеть хоть где-то. Объятая пьянящими чувствами и погруженная в густой туман удовольствий, она не выдержала и тоже закружила вслед за всеми. Скользя по грязной мостовой, она поражалась, как причудливо мечутся, наползая на танцующих, тени, рожденные «волшебными» огнями. Колышущиеся на ветру шелковые ленты, вымазанные белым фосфором, завораживали, гипнотизировали.

А потом Холлоу учуяла легкий, знакомый запах и, вернув через пень-колоду частичный контроль над телом, взглянула на шесты.

Розы.

Десятки золотых бутонов расцветали и наливались чернотой, а с их лепестков срывалось нечто белое, похожее на соль.
Или скорее пыль.

Холлоу невольно вдохнула и голову будто сунули в тиски, а по телу прокатилась знакомая волна взорвавшегося рудничного газа. Кто-то напрыгнул на неё сзади, повалил, пытаясь схватится за её горло, а затем принялся выцарапывать ей глаза.

— Аард!

Нападавшего отшвырнуло, Холлоу перекатилась и выхватила меч: вокруг больше не было эквестрийцев – под глухую, сводящую с ума жуткую дробь барабанов и громкие всхлипы проклятых флейт, их места заняли утопцы, гули, альгули, гнильцы, накеры, призраки и ревенанты. Они дрались, яростно и самозабвенно, вырывая друг другу кадыки, откусывая члены, выдавливая глаза и выворачивая кишки.

— Ли!.. Ликвидирую! — крикнула Холлоу, вонзая гнильцу меч прямо в сердце и проворачивая, словно ключ в замочной скважине. Второй кинувшейся на неё бестии она отсекла ногу.

Разделавшись ещё с парой призраков, Холлоу увидела, как ей сначала показалось, Лоуд Стар. Она была недалеко от сцены, в самом сердце шторма, и, безмолвно кружась, рассматривала творящееся вокруг сквозь прорези красной маски.

И когда из гущи вынырнул и набросился на неё синий Чумной Доктор, стоящая в блоке Холлоу осознала свою ошибку.

Та же одежда, те же движения, чуть ли не единственное отличие – выбранное амплуа: Палач и Доктор. Каждый удар, каждый выпад, вольт, пируэт, ножевой клинч был словно безумный танец, из тех, где партнеры буквально читают мысли друг друга.

В филигранной и жестокой поножовщине сошлись два символа: Правосудие и Справедливость. Причем, если второе дралось полностью молчаливо, то первое сыпало ругательствами как десяток моряков и примерно столько же портовых шлюх в придачу.

Правосудие победило. В какой-то момент Лоуд подловила Флориста и нанесла небольшой порез на правую щеку – тому хватило. Кувыркнувшись назад, он взмахнул передней ногой и утонул в дыму, а когда тот развеялся – маньяка уже не было.

— Не уйдешь, тварь! — рявкнула из-под маски Лоуд Стар, кидаясь прочь с площади в один из переходов.

Холлоу же вонзила меч в землю и оперлась на него, чувствуя, как постепенно спадает раж. Тяжело дыша и обливаясь потом, она обвела площадь все быстрее и быстрее проясняющимся взором: вся она была усеяна телами. Десятки стражников, бандитов и просто горожан лежали разорванными в клочья, избитыми, заколотыми, бездыханными. Столы с едой были сломаны и опрокинуты, а то и вовсе перевернуты, вино из разбитых бочек смешалось с кровью мертвых и ещё живых — и повезло тому, кто был лишь искалечен. Многим из них уже было не суждено дожить до утра, в основном тем, кто отчаянно пытался вернуть внутренние органы на их привычное место. Кто-то, ещё не до конца отойдя, пытался им помочь, не замечая при этом, что сам истекает кровью из пропоротых сломанными костями ран.

Холлоу, отделавшаяся лишь несколькими быстро заживающими царапинами и упадком сил на грани легкого истощения, поискала глазами своего клиента: Грифф Серебрянокрылый лежал на спине с разрубленной ведьмачьим мечом грудной клеткой, расправив крылья. Его маска слетела и раскололась, показав миру довольно миловидное и мужественное лицо закаленного в боях воина, на котором, тем не менее, явно оставила свою печать какая-то венерическая болезнь.

Наступившую почти тишину, перемешиваемую лишь негромкими стонами, разорвал крик, даже скорее звериный вой загнанного в угол кугуара. Вибрирующий скрипучий рев пронизывал барабанные перепонки, угрожая вот-вот порвать. Холлоу оглянулась: кричал Найт Глоу, сидящий на сцене. Его окровавленное лицо было запрокинуто к небу, по щекам, смешиваясь, бежали соленые капли слез.

К груди он прижимал обезглавленное тело Эйо.

---

Три дня спустя Город был одет в черное. Словно во время чумы, торговцы не спешили открывать свои лавки, ремесленники – мастерские, а обычные горожане банально боялись лишний раз выйти за порог безоружными. Даже отпетые рубаки-головорезы предпочли залечь по своим схронам, выворачивая тайники с припасами. И не зря.

Город был болен. Подобно умирающему от лихорадки старику, он источал жар и жаром тем были коллективное отвращение, и, прежде всего, липкий первобытный страх. Если раньше Флориста поддерживал хоть кто-то, то после Карнавала Длинных Ножей его считали в лучшем случае слепой карой Принцесс, а в худшем – жестоким отродьем Дискорда.

— Сосисочка, ты серьезно? — недоверчиво спросила Холлоу у перекладывающей бумаги Лоуд Стар.

Придя сегодня к подруге, ведьмачка удивилась, насколько чист был кабинет: документы сложены в аккуратные стопочки, чернильница стояла наполненной, а в вазе не осталась ни одного фрукта.

Повод для порядка был более чем весомый.

— Лоуд, ты и вправду серьезно? — требовательно повторила вопрос Холлоу.

— Ага, — рассеянно ответила Лоуд, сгребая в сумку писчие принадлежности. — Рапорт подан, заявление подписано.

— Но, так же нельзя! Ты не можешь уйти сейчас! Выгляни на улицу – все напуганы! Странники покидают Город, среди них ходят слухи о призрачных собаках, и, если мы ничего не предпримем, баргесты могут стать ещё не самой худшей из наших проблем!

— Отъебись, подруг, — сплюнула на пол Лоуд, сортируя несколько последних рапортов для отправки в архив. — Я проиграла. Занавес. Финита ля комедия.

— Флорист…

— Раньше этот ублюдок не пользовался ничем, кроме ножа, бил единично и точно, но то, что он учинил на площади, это уже за гранью! Розы-хамелеоны с наркотой, больше полусотни убитых, тридцать искалеченных, подавляющее большинство — пришедшие на праздник граждане!

— Он лишился поддержки народа…

— В жопу этот народ и его поддержку, ты слышишь, подруг?! В жопу!

Лоуд глубоко вдохнула, беря над собой контроль, и продолжила уже более спокойно:

— Я устала. За прошедшие дни допросила гильдию цветочников, откуда они взяли для фестиваля розы: они действовали под гипнозом. Глухо. След ведёт в никуда. Вино... похоже, отравили перед самым-самым фестивалем, под моим носом — я почти уверена, что у нас крыса. Но я устала, подруг. Пусть пришлют кого-то более смышлёного, более профессионального, мои же полномочия на этом закончены!

— А если родится Зверь? — внезапно спокойно спросила Холлоу. — Что тогда ты скажешь им? Семьям тем, кто погибнет?

— Ничего не скажу – я больше не коронер, но пока и не убийца монстров. Сейчас я просто хочу взять Метку и уйти… куда-нибудь. И вообще, если тебе больше всех надо: ты ведьмачка – вот и разбирайся, подруг.

— А как же твой девиз? — применила последнее оружие Холлоу. — Не сдаваться? Не бежать?..

Лоуд Стар проигнорировала вопрос и Холлоу, вздохнув, пошла прочь.

— Подруг! — настиг её у дверей оклик.

— А?

— Передай Пятну, что… — Лоуд тяжело вздохнула, потирая виски. — Нет, ничего. Можешь идти. Мне нужно будет завершить дела – затем я попробую покинуть Город. И ещё… ты молодец, Холлоу. Правда молодец. Приди ты на пару месяцев раньше – столько бы дерьма можно было б избежать. Знаешь, я могу написать тебе рекомендательное письмо. На случай, если ты когда-нибудь захочешь сменить специальность…

Холлоу покачала головой:

— Прости, сосисочка – для меня это слишком сложно. В нашем деле же как: вот я с мечом, вот утопец – он хочет убить меня, я убиваю его. А здесь, в Городе… поди ещё разберись, кто кого должен рвать.

— Понимаю. Я могла бы сказать, что со временем ты придрачеваешься и это проходит, но это будет брехней. Не проходит. На, кстати.

Холлоу дернулась и поймала кинутую в неё палку – украшенный росписью средних размеров «деревянное тыкало». Неожиданно легкое.

— У него «головка» отвинчивается, а внутри — пустотелый, — дала ответ на немой вопрос Лоуд. — Можешь хранить там… что-нибудь. А будешь использовать «по назначению» — вспомни обо мне и тех вечерах, что провели вместе.

— Угу. Полагаю… va faill?

— Если бы, — грустно ухмыльнулась бывшая коронер. — Va faill...

Холлоу пожала плечами.

В вечерних сумерках площадь Астр выглядела, словно пораженная некрозом кожа – так и не смытая до конца кровь за несколько дней запеклась и теперь чернила мостовую, как сажа. Запах тоже стоял соответствующий, гнилостно-сладковатый.

В Мотыльке было пусто, если не считать Саеда, нарисовавшего на правой щеке слезу и тихо бренчащего на гитаре у стены для группки сбившихся бездомных жеребят. Найт Глоу же сидел в другом конце комнаты в окружении кружек и бутылок, положив голову на передние копыта.

— Голоса… нет, я не… — бормотал он в пьяном сне, пуская слёзы. — Замолчите… я… я не хотел… хватит… прошу, прекратите… дайте мне сказать…

— Пятно, — потрясла его за плечо Холлоу. — Пятно, проснись!

— А, что?.. — кое-как разлепил красные глаза ведьмак. — А, это ты, бабочка…

— Тебе снился кошмар.

— Кошмар?.. — пробормотал тот, неуверенно шаря по кружкам. — Да… наверное… хотя, из одного кошмара в другой… черт, как же голова-то трещит…

— Я куплю тебе выпить.

Получив пинту темного пива на опохмел, Найт Глоу с жадностью припал к ней, а опустошив примерно наполовину, перевел взгляд на благодетельницу.

— Холлоу?

— Да, Пятно?

— Ты помнишь наше первое погружение в Сон?

— Помню. Тогда на меня наступил великан…

— А меня он раздавил в кулаке. А потом я проснулся на мокрых простынях, — Найт Глоу на несколько мгновений замолчал, словно подбирая нужные воспоминания, а затем продолжил: — Все эти погружения, где нас заставляли выживать в «полевых» условиях… перекушенный позвоночник, свернутая шея… а потом ты снова просыпаешься в своей постели. И снова. И снова.

Найт Глоу опять припал к кружке:

— Помнишь, когда нас забросили в горы? Когда мы учились убивать гарпий? Тогда я неудачно упал со склона и сломал себе ногу. Выжить с такой травмой в самом логове этих тварей… это сейчас уже не кажется таким уж сложным, но тогда, в двенадцать, для меня это было сродни изощренному и мучительному способу самоубиться. Знаешь, что я сделал? Решил поторопить судьбу: дополз до края и сиганул в пропасть. Сомневался ли я в тот момент? Ещё как. Умирая и просыпаясь в своей постели, я всё равно невольно ждал, что уж следующий-то раз наверняка окажется последним. Но теперь… Что, если?..

Достав нож, ведьмак развернул его к себе острием, сглотнул и нанес… бы удар в шею, не перебей траекторию Холлоу. Подлетев и перевернувшись в воздухе, оружие несостоявшегося самоубийцы вошло по гарду в стол.

— Пятно, очнись! — отвесила ведьмаку затрещину Холлоу. — Мы уже не в Каер-Теалт! Если умрешь сейчас – это будет насовсем!

— Да?.. — пьяно ухмыльнулся Найт Глоу. — До… Докажи. Докажи, что ты настоящая, а не очередная обманка... До… докажи, что вся моя жизнь – не чей-то мимолётный сон, снящийся тому же мотыльку или огромному монстру… не последнее испытание перед выпуском и завтра нам не выдадут оружие, пинком отправив в большой мир…

— Пятно…

— Ничтожество… — продолжал бормотать в алкогольном бреду ведьмак. — Какое же я ничтожество…

— Ты не виноват, Пятно!

— Виноват, бабочка, ещё как виноват… Это расплата, рок, пришедший за мной из Зебраара… и даже сейчас он недостаточно милостив, чтобы забрать мою жизнь…

Склонив голову, Найт Глоу закрыл глаза, снова отпуская сознание. Холлоу вздохнула: бедняга не просыхал уже третий день, при этом полностью отказываясь от еды. Если так пойдет и дальше, он все-таки прикончит себя, не ножом, так алкоголем.
Чтобы хоть как-то пресечь это, после Карнавала Ножей Холлоу переехала в Мотылёк.

Самое паскудное было то, что Холлоу решительно не представляла, что ей делать дальше: Город сам по себе был огромной морально-эмоциональной помойкой, а Флорист только поддал жару. Учитывая, что в Тротингеме наверняка найдется хотя бы одно Место Силы, скорее всего, это был лишь вопрос времени, где и когда придёт Он.
Зверь.

Список несчастий, что могут случится с городами, включает в себя чуму, войны, повышение налогов, но, несомненно, самым худшим вариантом было и есть появление Гончей Бездны сиречь Зверя – твари из потустороннего мира, принимающей облик ужасного гончего пса-призрака, который без устали преследует свою жертву, как только ему удаётся напасть на её след. Многие верят, что эта тварь воплощает Возмездие за грехи, но Холлоу не было до этого дела. Куда важнее было то, что эту тварь так просто не убить – для этого нужен колдун хотя бы в статусе магистра, желательно разбирающийся в гоэтии. Естественно, Холлоу натаскивали и против Гончей, но подобное чудище попадало в категорию «Мифично-редкие». Собственно, за всю историю Эквестрии подобное случалось дай рог дважды, с перерывом в несколько сотен лет.
За этими нерадостными мыслями и обдумыванием способов вычислить место Рождения (о варианте взять ноги в зубы и уйти куда-нибудь на север Холлоу, почему-то, даже не подумала) Холлоу и застала подошедшая сеньора Така.

Выглядела бывшая мамбо асогве плохо: из-за слёз грим на лице потек, а жиро-кожаные складки стали выразительней, будто сеньора немного потеряла в весе.

— Ом-м… — произнесла она, печально глядя на ведьмаков. — Трудные часы настали, духи предков негодуют…

— Примите мои соболезнования, сеньора. И извинения…

— Извинения? — кисло улыбнулась сеньора Така. — Ом-м… скажи, молодая эль брухе: уполномочена ли ты делать это?

— Что?

— Ты приносишь извинения, но разве это ты устроила резню на площади? Разве твои копытца вложили снадобье в бутоны?

— Не…

— Ом-м, быть может, тогда тебя послал тот, кто сделал это, просить прощение за него? Нет? Тогда почему ты взваливаешь чужую вину на свои плечи, молодая эль брухе?

Холлоу неловко замолчала, размышляя. Действительно, быть взрослой и уметь принимать решения за других – не то же самое, что брать на себя чужие грехи. Впрочем, чужие ли? Ведь попытайся она тогда, на пристани, проявить твёрдость и отговорить Найт Глоу…

— Ом-м, если ты продолжаешь чувствовать себя виноватой, окажи нам… мне услугу, а взамен я помогу тебе. Духи предков чувствуют, что грядет нечто темное, они и я хотим предотвратить массовое побоище… — Повидавшая чудовищ Холлоу невольно вздрогнула, когда взгляд сеньоры Таки похолодел и её лик всего на мгновение сменился оскалом смерти. — …и покарать этого asqueroso, оставившего моих внучат без матери.

— И что мы предпримем?

— То, что я забросила давным-давно. Камлание.

Спустя два часа вечерний задний двор Мотылька озарялся пламенем очага, а наблюдающая за подготовкой Холлоу думала, как же она не любит шаманов. Очень не любит.

А не любила шаманов Холлоу по той простой причине, что те очень походили на гоэтанов. Гоэтия, сиречь демонология, считалась одним из подразделов черной магии и находилась в землях Эквестрии под запретом, и не зря. Сам по себе вызов демона не требует ни величайших знаний, ни высочайших магических способностей, а вот заставить призванного подчиняться своей воле – совсем другое дело. Если магических сил не хватает, звереющее от того, что его выдернули из родного плана и теперь тянут в обе стороны существо просто растерзает гоэта в клочья, а заодно может стереть с лица земли целый город. А если ему ещё и удастся закрепиться, вселившись в кого-то, с посторонней помощью или самостоятельно…

Год назад Холлоу пришлось взять заказ на одно такое чудище, успевшее опустошить три небольших деревни. Когда накачанная эликсирами для обостренной реакции и повышенной регенерации ведьмачка отследила монстра до небольшой пещеры, то нашла милого белого крольчонка, жующего перед домиком листочек капусты.

В коротком десятиминутном бою ныне покойный пушистик переломал ей две трети костей.

Шаманы зебр же использовали немного иные методы, нежели эквестрийская магия, и пока они всего лишь насылали проклятия или спрашивали советов у покойных Предков (некромантия в Эквестрии тоже была запрещена), всё было ничего. Но когда им требовалось обратиться к лоа…

Технически, как знала Холлоу из уроков в Каер-Теалт, это не было гоэтией: принеся определенную жертву, шаманы-мамбо зебр никого не связывают и ничего не заставляют делать – лоа может просто проигнорировать просьбу, к примеру, наслать дождь. Проблемы начинались, если он всё-таки соизволит ответить: все дело было в банальной разнице восприятий. Если лоа и имели что-то общее с взывающими к ним, то это было эоны назад и сейчас «диалог» между ними и мамбо больше напоминал даже не разговор обычного пони с муравьем, а болтовню… с разнывшимся зубом. Повезет, если у вызываемого окажется хорошее настроение и он догадается «использовать лекарство», а может ведь и просто вырвать, зацепив стоящих рядом. Особенно, если «зуб» наглеет и «болит» слишком уж часто. Собственно, у зебр даже было пожелание: «Что б тебе всю жизнь с лоа договариваться!»

И вот сейчас Холлоу сидела, мрачно раздумывая, что она меняет одну выгребную яму на другую. Вот будет потеха, если Зверь появится, а от города — одни руины?

Мимо ведьмачки прошел Найт Глоу и Холлоу схватила его за ногу:

— Пятно?

— Я в порядке, мотылек. Отпусти.

Холлоу послушалась. Она не знала, что сказала ему наедине сеньора Така, но, судя по голосу, тот бы явно не в порядке.

Наконец, всё было готово и сеньора Така знаком подозвала всех к костру: помимо неё, Холлоу и Найт Глоу на камлание собрались Саед и тройняшки. Последние трое, разукрашенные под «кости», были главными помощниками бывшей мамбо и нынешней бокор.

— Ом-м, сейчас я начну обряд, — сказала сеньора Така. — Когда подам знак – задавайте вопросы, если прикажу – отсеките мне голову и вырежьте сердце. Ни в коем случае не снимайте маски и ты, молодой брухе, стой на всякий случай подальше.

Найт Глоу послушно кивнул, скрывая лицо: перед камланием его насильно заставили протрезветь и искусственно вывести большую часть алкалоидов из организма – Дамбалла Хранитель Равновесия пусть и сравнительно доброжелательно-миролюбив, но все же с трудом выносит запах табака и алкоголя. Поскольку он считается «чистым» духом, то и маски для него были белыми, словно вырезанными из кости, а сама сеньора Така ещё и обмоталась в белый хлопок.

Первым делом бокор разбила в церемониальную чашу из половинки крупного кокоса заранее заготовленные три яйца, смешав с пригоршней муки, полутора стаканами молока и горсткой вареного белого риса под чтение священной мантры. Затем нарисовала на полу солью верву – ритуальный рисунок призываемого. Вбросила в пламя бутон белой розы и жасмина, вдохнула дым и, наконец, выпила приготовленное снадобье и расслабилась.

Несколько минут ничего не происходило, но сеньора Така вдруг дернулась и захрипела: из-под её маски потекло нечто черное, но, как показалось всем, не кровь, а скорее полужидкая плесень. Готовая броситься по первому же приказу Холлоу почувствовала… присутствие. Что-то невидимое, неосязаемое, но в то же время достаточно реальное, чтобы ослабить распаленное пламя почти до углей, даже не нависло, а скорее произрастало из бокор, источая запах сырости.

— Дам… балла… — с трудом произнесла шаманка.

— О̦̳̜̞Н̥̫̻ ̞̖͛ͪ̈́Н͍ͨЕ̞̦̹ͤͨ̋ͤͫͭ ͎̒͋П̤̩͆̅Р̘̜̮̖̟̝̀ͅИ̻͍̣̟̗̎Д̼͚͉̥̥̹̳ͯ͂̃ͬ̾̐ͫЕ̱̩̹̭͓̫ͫТ͉̼ͪ̃̎ͨ̔̚, — прозвучал из её же уст чужой тяжелый, лишенный и намека на эмоции голос. — О͓̱Н̤͚̣ ͓̗̜̞̗С̫͔̗̣͈̤ͅП͔̜̱̙И̞̜͎̟̰̫Т͕͓̻̜ͅ ̯͇̞И̲ ̫̟͕͎̭̝͙В͎̣ ̲͚͍̦͕̮̹СН̳̖̲͚̺͉О͈̰͇͓͈̘̱В̦И̲Д̝̖̺͖Е̼̥͖ͅН̦И̖̰͎͉͚̗Я̮͓̬Х̪̰ ͙̹͉̗̗̟̙Г̲̬̳̟̘͍̝Л͍̪͙̗У̺͔̦̪̖̞ͅХ ͈̰̘̭̣̯̗К͍̮̹̬ ͍̠͔̜̱̪͇ВАШ̳͉͉̼И̬͙̜͔̩̪̗М̦̭̙͎̟̭ ̙̖̙̟̝П̤̖̗Р̮̙̞̪О̮͈̹͙С̝͇͇̲ͅͅͅЬ̦̼̖Б̠͉̖͉А͎̻̪̲М̬̹͙̩.ͅ ̘͎Н͕̯̖̣̳̯О͚͖̙̜ ̪͉̦̭̻̻ВО̪͉͓З͎͖̙Р͍͎͍̟АД̲̠̩̭̥̤У̭̩̱̲̝͎͓Й̪̥͎̥С͙̦̰̺̮̳Яͅ,̞ ͇̣̱̹̜И͉̯̲̮̳͓̥Б̙̞̝̤О̣̠̪ ̰̮̼̙̪̞Е͇̙̯̲̬̠ͅС̰̻̮̺̥Т̩͙͙̟̺̩Ь̯̭͖͔͍ ̳̗̣͕Й̻̝̼А̤͇͈͚̜̥.̰͔͓̲̼
— К.. кто?!..

— Й̪̣͖̻̰͈А͕͈̘̯͓ ̦͓̰З̯͚А͚͎͍̻Т̻̺̙̤͓̪̜А͔͇̩̯͕͖И̙̬̳В͙̘̞Ш̺И̬̟̠̜͕͈͍Й͓̬̻͕С̰̭͇͎̗̭Я̘͖͙͉̖ ͉̠̖̦͔̠У̮ ͖̠̘̬П̫О̰̜͕Р̦̝̘̯О̘̪̩̘͖͚̞ГА͍̱ͅ,̦̘̪ ̭̪̦Й͙А̘̟ ̮̣͚̬К̞͖̖̘̩Л̭̩̣Ю̖̯̤̪̗̣Ч͔͙͕̤ ̩И͍̮̞͚͇ ̠̱̪̻̹В̙̹̟̝͍͔Р̘̪͔̰̥̪͓А͙͓̘̘̙͔̘Т̬͔̱̱̣̪̝А… ̬̼̝͓̣̟Й̠̜̻А̻̠̗ͅ ̳̤̗̖̥͈͎ЛАЛ̬̞А̦Р̻̞̺̤͈ТУ ̮̹̼͍̤͚͎И͎̲̯̤̙̹̻ ͖̺͎Л̝̟͎̠̗АЛ̙А͖̥͚ͅС̳̤̟̬̲͉̱С̙͍У, ͚̟̹Н͇̗̗̟̗̣Е̱̟̻̖ͅМ̤͙̬̬͓ͅͅО͉̙̬̱̤ ͓И̼̜ ̪͉̺̲̼Н͓̗И̙ХИЛ̱̖͓Ь͉̮̞̘͎ͅ…̣̹ Й͙̲͓͉̫͕А̙͎̦͙̼̥͕ ̦͓͇͍К͕̮̝͍О͔̮̣͚̘͍̠Р̺̜͈ͅА̦͉͚͔͎̥ͅМ̫ ̫̞̘А̠̯Г̹̱Х̯̹̹̱̼͍ͅ ̩̬̤̫Т̭͓̥Э͈̦̭͇̪̮Р̣͈̝͎̼А͍ͅ ̖̜͕̭̫̳ͅИ̝̜͖̝̘̪ ̦ͅТ͚͚̜͇͖͙О̙̮͚ͅТ,̯̖̭͎̪̫̙ ̟̻КТ̣̘̖̹̤ͅͅО̬̱͚̥̠̣ ͚̬̮̥̳͖У͓̱̹̗̲ͅС̟͍̣͚͓̜̩Л͍̠̜̳̲̖̳Ы̟͇̱̗̰Ш̹̫А̪͔Л͕̳̠ ̥̗͉͙̖͎К̤̗͖̠̠Р̥̠̝̲И͙̗̰͇̤̣К͈̦̳̪͎̹ ̹͙̮̝̟̫̞ТВ̩̱̣͈̞̝О̼̰͚̼Е̫̹̞͎ͅЙ ̰̯̣͕̫̲̠ДУ̱̳Ш͈И͎̹͉̫ ̮͇͈̙͚̯С͓͙̬̤̜ ͙̲̯̥̮̖͕ДА̪̱̗͚͕̖Л̗̖Е̤̦̺̙̖̹К̻̫̼ИХ̹̣̺͙͕̠ З͙̳̮̪В͔Ё̙̬̘̝̱ЗД͎̫̳.̲̩̟͈͚ ͓̺̬̖͖И ̣̘̼̣Й̖̮А͈̜̺̝̙ П͍Р̪̩̖̙̩͙͎И̬̰Ш͙̤Е̘̳̭̖̠̠̙Л̤,͎̬ͅ ̺̼Ч̣̣Т̦О͇̘̮Б̭̣͓Ы̩̗̜ ͍ПРЕ͖̰Д̘Л̰̦̗̩͍͙ͅО͚Ж͍̺И̱̪͖̤̩͓͍Т̦̺̫̦Ь̞͕͉͙͕͉̖ ̦̫̻̼͉̫П̲̲͔̻̪͇͈О̰̹̝̞М̺О̺ЩЬ͍.̗̩̼̱͚̤

Холлоу мысленно пробежалась по списку лоа. Конечно, они неисчислимы и могут отвечать как за фундаментальные вещи, так и за всякую глупость, вроде подавания табака, и Холлоу знала далеко не всех, но в «главный пантеон» и его ближайшее окружение вторженец точно не входил.

— Й͕̓ͪ̂̐̃͋А̞͌͛ͮͦ̆̄ ̱̰͙͒ͨ̈̌ͨЗ͌̓͌ͨ̊Н̗̫̝̯̹̋ͦͦͪ̈А͑̎̏ͮ̿ͭ̌Ю̪̪̦̠͉̐,̦̦͖̩̝͕͖͒ͬ̊ ̘̥̙̹̲̱̃ͥ̋͋̾̋Ч́̿̔ͬТ̖͒͌͆О ̋̎͊̒̿̊В̤̖͔͔̤͇͊̒̎͛ͥ̓ͅА̤̹̖̬̉͌͂̚М͚̖̪̮̯̦̞̍ ͫ͗͊Н̗У̝̩͓̀̾Ж̫͔͉͔̟̳̫͐ͦ͑Н̉̔͊͊̉̆О̐̀,͚͓͓̉ ͇̱̟̝̦И͍͈̃͑ͯͩͬ̈́͆Б̈̏ͭͧО͇̩̭̜͚̔́ͭ̆̂̚ ̾В͖̻́Ӥ͚̹̫́Ж̾͌ͭͭͨ͌̈У̂̉:͖̏́̾ͨ̊ ̺̙͔̗̜̐͑͒С͈̯̘̅ͩП̲ͦӒ̙̳́̈͗̑̓С̻̏Е̬̲̙̭͛̀́Н̰̬̙͉̻̤̓͐ͅИ͚͇͖̦̐Е̿ͪ̒̅͗̀͊.͊ ̮̩̯̲̯͇̃ͬ͐ͨͬ͒В͒͂͆ͦО͉̘̲̤̗ͧͭͧЗ͔̟̼̬ͭ̇̚Д̲̰͉͓А͇̪̼̔͌Я̝̘̳̾̐͋͐ͧ͒Н̩И̞̞̅̏͊̑̐ͮЕ̩̬̩͎̅.͉͇̹̜͍ͭͬ̉ͯ̑̓̃ ̗̲̭̟͛ͮ͊͒̅М̺̹̫̬̞̇̒Е̳̖̠̩̰̯СТ̉̋ͬ̅̏̀̇Ь̩̳͎̤͉̒ͯ̃̀̔̐.̺̮͙̟̹͍̭ ̦̐ͤ͒̇̆̾̚Й̼̱̼͊̊̎̅̇ͬА̠̮ ̗͍ͧВ͙̝̟ͧ̈ͩ͛̃͋͋И̮̺̾̒ͣЖ̳͖͂Ӯ̻̻̪͖,̦̖ ̳̘̻̀̿̂͐̇ͩͅЧ̪̞̜̗̟̌͌Т̣͉̭̲͙͂̂ͨ̈ͣ̅О͔̖ͩ ̝̟͖̿͗̽ͣ̐ͥͮК͙͒А̮̅́̌̎͗͂Ж̙̙͙̤ͭͪͤ̂͋̃Д̦̬̓ͣ́Ы̰̭͚̲͉̉Йͯ̌̋̚ ̰̱͚ͅӤ̟̯́ͯͮЗ̫̜̭̯͎ ̳̝ͅВ̃̎̏А͇͖͐̋́̄ͪ̉̎С͕̭̜̰̼͚̓̃̓ͅ Г͉͔̜ͣ̾̏ͤ̇О͌͌̒ͬ̈́͑̏Т̺͎͙̹̙̃̔͛͑ͅӦ̪̣̺͕͍́̒В͍͊̌̉ ̟͊̑̇͂З̓ͩ͛͌̃͌А̗П̹̰͙̞̦̪̗ͦͪЛ̲͛ͦ̓ͅА̹͚̠́͊̏̈́͆Т͚̘̘̲͖̠͈͆̔͆̂̃И̘̯̩͖͑͂̌̌̃̔Т̳̳ͫ͌ͧ̉Ь̼̯̬͚̦͒͌̒̔̍͆ ͉̝͖̺͎Ц̤͙̬̻̪͈͚Е̯̝НУ̰ͤͦ̏ͪ̍̔.̻̫͉̆ͯ̿̇͋̿

Это прозвучало как холодная констатация и, не выдержав, Холлоу воскликнула:

— И какова же цена?!

— С̃͐̊̋ͩУ̙̊Д̖̦̟̐ ͇͑̉ͮ͋ͮ̎̏И̥̰̻ͫ̒͆ͫС̟̼̏͐͗ͦ̿Т̲̳̼͎ͬͧӤ̪̩̭́̃ͬ̿̃ͮ̄Н̦̣̞͇ͪ̆ͥ̿͌ͅЫ̜̋.̦̌̒ͪ̃̋̂

Холлоу хотела бы расспросить об этом поподробнее, пусть и сомневаясь, что добьется от вторженца чего-нибудь путного…

— Гͬͭͣͬ́О̝̇ͨ̇́̉В̉ͣО̮͚͈̳̻̼̋ͬ̈̽Р͖͎̳̠̺̃̆͗̉̾И̺͚͔͓͋ͤͬТ͖̙̱̍ͣЕ̯̱͕͖̗ ͔̞͇̲̪̼̠͂ͯ̽̅̇С̫К̜̜̞̰ͪͤͤ̑О͑̆͑́Р̬͙̱̣͍̽ͧ͂̎ͭЕ̼̰͍͖̉̓͗ͤ́Й̣͔̙ͥͭ̀ͦ̌ͧͅ,̺͖̮̀̑͆́̆̏ͩ ̦̤̻͎͍̮И͍̗̯͓̳̫̠̒ͬБ͓̱͍͙̜͔̺́̋Ӧ͙̠͓̼́̋̎͛ͬͯ̌ͅ ̰ͤͩ͐С̊͛͛̇ͥͪ̆К̘̭͎̙͕ͫ̀̒̒О͓Р͍͈̞̯̼̬̘О͍̻̫̍ͦ ̜̥̞̟̱П̱͚̖͑ͫО̖͔̦̳̻̠̋͆ͦ̉ͨ̊Л̖͔̹͎̣͚̖НО̀̍Ч͎͉̬͉̳ͤ̿ͨ̚Ь̓̅̽̈́̌̃.̰̫̝͔̗͊

— И что будет потом?

— П͗О̗͔̾̋͆ͤ̚Л̪̰̙͙ͣ̍̄͗̅̇Н͔͚̩͓̣̻̔О̞̙̻̹̲ͩЧ̼̱̩̞̦̙Ь͍̟̝͍ͦ͗.̙

Холлоу невольно почесала затылок: вряд ли очевидные вещи были… настолько очевидными.

— Согласен.

Холлоу удивленно посмотрела на шагнувшего вперед Найт Глоу и поняла, что не в её силах больше хоть на что-то повлиять. Тело сеньоры Таки дернулось, а пламя в очаге разгорелось так сильно, как будто под ним раскрылась щель с газом. И взметнувшийся огненный поток осветил стоящего чуть позади шаманки вторженца.

Это был… Дамбалла, такой, каким его запомнила Холлоу ещё по Каер-Теалт: огромный полосатый шестилапый прямоходящий медведь с большими иглой и ножницами. Но теперь из глазниц его костяной маски и по всему телу прорастала та самая черная плесень, будто лишай.

Сеньора Така подняла правую ногу и потянула на себя: то же сделал и одной из лап Дамбалла. Его когти подцепили невидимые поначалу нити, но очень быстро те вспыхнули переливающимися золотым струнами. Сеньора Така взмахнула другой ногой и Дамбалла выхватил свою огромную иглу, которой начал… кроить.

Холлоу пораженно задышала: пусть и спящий, пусть и покрытый плесенью, временно слитый с шаманом Дамбалла перетягивал и сшивал не просто мироздание – он буквально ткал новый гобелен судеб. Быстрее, еще быстрее, постепенно задействовав все шесть лап, и Холлоу чувствовала, как повысилась на несколько градусов температура, как пролетающий листок, который должен был вот-вот окончить свой путь на земле, оказался подхвачен порывом ветра – в новом витке предназначений его время ещё не пришло. И всё под мелодию, которую слышала не только лишь Холлоу – само мироздание отвечало музыкой на действия лоа.

Внезапно одна из лап Хранителя Равновесия выстрелила в сторону и, удлинившись, сорвала с Пятна маску. Дамбалла, или тот, кем он был сам одержим, на мгновение погрузил её в пламя, смял, а затем покрытым пеплом когтем нарисовал на лбу у Найт Глоу крест. И прежде, чем Холлоу успела понять хоть что-то, её постигла та же участь, с той лишь разницей, что её крестик оказался на сердце.

И тогда её захлестнуло. Сознание словно расширилось до немыслимых горизонтов и она узрела окружающее не просто с новой точки зрения – их было сразу несколько и Холлоу воспринимала их все одновременно. Верх, низ, близко, далеко, настоящее, прошлое, обоняние, вкус, осязание… Более того, в этом хаосе образов она в той же мере ощутила спектр эмоций, что доселе было для неё сродни тому, как видит свой первый свет слепой от рождения. Не имея природной способности к восприятию подобного, разум Холлоу попытался преобразовать этот шквал информации во что-то более привычное и удобоваримое, что Холлоу время спустя назвала бы «беззвучной музыкой, песней без слов».

— Я̪̠͙̼̳͕͓ ̻͈̥̺͚У̩̫̹Х̪͍͍̝͚̤О͍͖̣Ж͍̖̼̗̣͚͚У̟̟͇̜͕͍,̖̜̻ ̤̫З͈̗̱͖̙Е͕Б̤̟Р̦͎̗̜̼А͓̥̦̼͈̤͇,̬̬̖̻ͅ ̲̲͔̹̱͉И͎̲̱͔̻͈ ̝БЕ̲̖̫̫ͅРУ͉̞̫̮͉̫̹ ̝̹̞̩͓А̥̣̺̳В̙̝ͅА̯̥̦Н̹̗С̭̹̪̹͖͙,̙͎̹̞͕̦͖ ̦В͍̗̺̻͔͔Е̳Д̮͓̮Ь ̻̠̭̠͚П̪͍ͅЛ̮͓͚А̩М̦͎̳͍͍Я̻̼͇͚̫̠ͅ ̖̙̰̥̗͓̫В̲С̻Е̙͚̪Г̥̱Д̥̘͖̻̙А͉͙̖̝̳̪̙ ̘͙̥̼͔͔͙О̭̫С̯̱ТА͈̟̯̜В̬̺̖Л̥Я͍͎̜̜̣̰̮Е̳̹Т С͍͚̣̭͖В͚͕͔̰͙̖О͚͓̯̤Й̬̦̪̟̝͔͓ С͍̰͕̥Л̮͚ЕД̖̖̪ͅ.̯̖̜̘̰ͅ ͈̠̙͓̺̣͖Г͎͈͇̣̣͖̫Л͚͕А̪̙̤̺̳ЗА ͚Н͉̳̬̲̱Е͈͇ ̞С̮ОЛГ̗̥̲͕У͉Т̼ ̙͚̬̦̲̜Т̝̙̗̺Е̼̣̥Б̦̟̗̥Е̗̘̬̻͍͎ ͓͎̹̦̩̲̳БО̬͉̮͈̹ͅЛЕ̙̟Е͉̫̱̣̝̹̭,̯͖̜̖̗͙ ͈̻К̠О̭̖͍Г̣̻̲̥͇̞ͅД̝̘̻̝ͅА̺̳̘̖͈ͅ ̳И̪̳̹̙͍Х̫͚̩͚ͅ ̫͍͕Н̲̫̲̙ЕТ̦̩̻…̩

Под крики боли сеньоры Таки Холлоу упала на пясти, тяжело дыша. Подошедший Найт Глоу опустился рядом, помогая подняться:

— Ты видела его?

— Я… нет… не видела, вернее… — Холлоу всё никак не могла отдышаться. Закрыв глаза, она таки смогла сформулировать свои мысли, в которых «песня без слов» была лишь блеклым отражением реальности настолько, насколько желтая краска не самого лучшего качества способна отразить природу солнца: — Он.. она… оно… Сквозь меня словно пропустили душу этого маньяка и одно я могу сказать точно: ненавидеть оно умеет, как никто другой! Столько гнева, ярости, мерзости и отвращения к… да ко всему, что связано с преступностью и правосудием! И к Лоуд Стар, Пятно, особенно к нашей Лоуд Стар! Оно очень обижено, оно презирает, считает её недостаточно сильной и хочет уничтожить, стереть, превзойти и… расцвести?

— Тише, мотылек, тише… выпей воды… А теперь вставай – нам нужно идти. Я знаю, где сегодня будет Зверь.

— К… Д-да?..

— Представь, что наша жизнь – плохой театр. С кучей актеров, массовкой и огромным

количеством сюжетов, которые развиваются независимо друг от друга.

— И?..

— Я только что заглянул в сценарий.

---

То, что с Найт Глоу не все в порядке, Холлоу убедилась ещё сильнее на пути в Нотр-Теалт: было ли это аномалией, но под каким углом Холлоу ни смотрела, верхняя часть лица ведьмака всегда оставалась в тени.

Перед тем, как покинуть стоянку зебр, он взял один лишь стальной меч, попросил пергамент, перо и чернильницу, написал послание, вложил в конверт и отдал Холлоу. Сказал, чтобы она развернула, когда взойдет солнце. И вот сейчас они стояли перед тяжелыми воротами, и Найт Глоу попытался толкнуть двери.

— Сахарок…

Найт Глоу приставил копыто к губам, призывая молчать. Дверь поддалась легко – было не заперто – и ведьмаки кошачьей походкой проникли в храм.

Сидящий спиной ко входу звонарь, рисующий что-то мелом на ковре, не услышал их, но учуял. И не придумал ничего умнее, кроме как отчаянно засквочать и бросится на них, разводя лапы в сторону.

Прежде, чем Холлоу успела сделать хоть что-то, Найт Глоу шагнул вперед. В лунном свете блеснуло и Квазидого взвыл, зажимая обрубок кисти. Ослепленный болью, уже не обращающий ни на что внимания, он бросился на улицу и скрылся в ночи.

— Сахарок!..

— Он больше не опасен, — неправильно понял Холлоу Пятно, пиная отсеченную конечность так, чтобы та улетела куда-то далеко в темный угол. — Если не остановит кровь – забьется в какую-нибудь дыру и сдохнет.

Холлоу слегка поежилась: Пятно казался ей всё страшнее и страшнее. Он не был живым мертвецом, скорее чем-то средним, иным, стоящим на границе перехода. И эта неестественность пугала.

Желая отвлечься, Холлоу посмотрела на пол, где раньше сидел искалеченный: на темном ковре вырисовывалась белым печать – внешний круг, символизирующий милосердие, над которым нарисован глаз, «Всевидящее око» или «Око провидения», олицетворяющее постоянный надзор, а «под» — весы, «правосудие», на которые попало немного крови Квазидого. Внутри же «милосердия» был ещё один круг – «воскрешение», а внутри него ещё три кольца, стоящие треугольником, символ прошлого, настоящего и будущего.

Холлоу знала эту печать – Печать Метатрона. Этот символ не был в полном смысле гоэтией, какой её знают чародеи: в отличие от классических волшебных кругов, он вовсе не призывал демонов насильно и не служил магической клеткой. Обагрённый кровью принесённого в жертву преступника, что по закону Эквестрии также было недопустимо, круг становился маяком, приманкой, где Зверь мог бы прорваться в этот мир.

— Дорисуй её, мотылек.

Часть головоломки сложилась в уме Холлоу. Если она дорисует Печать, Зверь родится там, где нужно ей, она зарубит его, пока тот слаб, единственное…

Холлоу похолодела. Неужели Найт Глоу настолько отчаялся, что заставит принести себя в жертву?!

С легкостью понявший, о чем думает его напарница, ведьмак сухо рассмеялся:

— Даже если бы было и так, я уже мертв, бабочка. Все, что происходит со мной сейчас – лишь затянувшаяся агония.

Холлоу кивнула и неуверенно взяла в копыта мел. Конечно, она идеально помнила печать – её не раз и не два заставляли воспроизводить на уроках. Нужно было нанести письмена на Старешей Речи.

— Мотылек? — Когда Холлоу захотела поправить чуть смазанные «весы», Найт Глоу придержал её.

— Д-да?..

— Скоро всё закончится. Я заглянул в сценарий – сегодня каждый из нас получит по заслугам и… пока у нас ещё есть время, я хочу сказать: ты хорошая пони, сестрёнка Холлоу, маленькая Холлоу Найт... Правда хорошая, несмотря на все передряги. Это прозвучит немного глупо, но, я считаю, что даже ошибаясь, ты поступала правильно, поэтому не сомневаюсь – в следующий раз ты снова выберешь верно. А теперь спрячься за одной из скамеек. И жди нужного момента.

Они заняли позиции в двух разных концах зала, Холлоу ближе к статуе, Найт Глоу – у двери. Долго ждать не пришлось.

Что-то тяжелое шумно ударилось о дверь и, со всхлипыванием и подвыванием, ввалилось в собор:

— Не… нет, прошу! Это, это же святая земля! Ты же не сможешь сделать это здесь!

Холлоу осторожно, совсем-совсем краешком выглянула и увидела: пятясь и теряя от страха пропитанные кровью перья, по ковру в сторону статуи полз судья Линчлав.

— Прошу, — продолжал размазывать он сопли пополам со слезами. — Я, я же невиновный, не виноватый! Не преступник! За что же, зачем?!

— Что ты орешь? Я ведь тебя ещё не режу.

Пройдя мимо судьи, Флорист подцепил его телекинезом и поволок в круг. Полупарализованный от страха Линчлав почти не сопротивлялся:

— За что?! Скажи, за что мне роза?! Мы же оба взрослые пони – мы можем договориться!

— С невинно осужденными на том свете договоришься, — сказал убийца глухим из-за маски голосом.

— Я!.. я никого!..

— Какая короткая память. Ничего, говорят, за пару секунд до смерти перед глазами проносится вся жизнь. Вспомнишь.

Швырнув рыдающего Линчлава в круг, Флорист встал ему на спину, взялся за крошечные крылья и начал тянуть. Сильнее, ещё сильнее.

Линчлав пронзительно заверещал, но прийти на помощь ему было почти некому – в такое время жители Тротингема предпочли бы сейчас повернуть ключ в скважине на дополнительный оборот.

Холлоу до крови закусила губу – на её глазах убивали Тротингемского судью. Она думала, хотела уже вмешаться, но оставленный Дамбаллой шрам предупреждающе нагрелся и сжал сердце, призывая оставаться на месте.

Наконец, Флорист наигрался и, бросив вырванные из суставов крылья, он выхватил нож и полоснул по горлу судьи. Тот забулькал и вскоре испустил дух, а линии круга, уже не смываемые кровью, запульсировали лёгким оранжевым светом.

Холлоу Найт поняла, что время пришло:

— Ну, ты, это, сдавайся, — мрачно произнесла она, поднимаясь и выходя из-за скамейки.

— И маску наконец сними.

— С удовольствием. От хурэ, ты даже не представляешь, как в ней жарко, подруг.

Сердце Холлоу пропустило удар, и не один. Севший и откинувший капюшон Флорист стянул псевдопалаческий колпак и на плечи упали ржавые кудри. Весело хмыкнув, Лоуд Стар обтерла нож, достала яблочко и принялась резать его на дольки:

— Хочешь?

Холлоу пропустила вопрос мимо ушей. Сделав несколько неуверенных шагов вперед, она тупо уставилась на жующую Лоуд. Хотелось подойти, потрогать, убедится, что именно это и есть она, её лучшая подруга, леди-коронер Лоуд Стар, а не какой-то наведенный мираж. А потом, возможно, достать нож и перерезать себе горло – просто чтобы проверить, не был ли Найт Глоу прав насчет Сна?

— Ты не Лоуд Стар, — наконец произнесла Холлоу.

— А?

— Ты не можешь быть Лоуд Стар, — медленно пробормотала Холлоу Найт, словно ей вдарили мешком муки по макушке. — Я не знаю, что ты такое, наверное, особенно мощная иллюзия, возможно сошедший с ума перевертыш, но точно не Лоуд Стар. Да, конечно, так и есть, ты сумасшедший перевёртыш, решивший очернить мою лучшую подругу, поэтому заканчивай уже этот цирк, пока я не разозлилась!

— Отрицание, торг, — зевнула Лоуд, легонько пиная труп. — Неплохо, сейчас пройдем депрессию и, наконец, принятие. Кстати, я там на ступеньках кровь заметила: вы что, негодяи такие, подрезали Квазидого?

Только сейчас Холлоу поняла, что Найт Глоу тоже уже не скрывается, а стоит в дверях, отрезая путь. И, судя по его выражению лица, ничуть не удивлен.

— Но… но как?.. — слабым тоном спросила Холлоу, увидев ещё кое-что на щеке Флориста-Лоуд. Легкий, почти заживший порез. — Я… я же была там… на казни... Карнавале… Видела, как Лоуд Стар… Флорист…

— Подруг, я же говорила, что в некотором роде научилась быть в двух местах одновременно.

— Но ведь… что же это получается, сосисочка… ты, все это время ты, это… лгала?..

Лоуд Стар несколько раз театрально клопнула:

— Браво, подруга, ты продвигаешься все дальше и дальше. Надеюсь, тебе стало понятнее, почему я считаю играющих актеров на сцене дилетантами? Ещё глупые вопросы будут?

— Почему?! — внезапно рявкнула доведенная Холлоу. Она смирилась. — Почему ты это

всё устроила, сосиска?! Какого хрена?!

Лицо Лоуд резко поскучнело. Поднявшись, она прошла мимо Холлоу, дошла до статуи и заглянула во тьму бассейна:

— Зачем? Быть может, я всего лишь чудовище, глушащее свою жажду крови? Сошедший с ума монстр, утоляющий самые примитивные потребности за счёт преступного скота?

— Я… я видела, чувствовала душу Флориста… твою душу, подруг! Всё, что ты несла про крысобоев, про желание убивать… ты сама-то веришь в это?!

— Ну, хорошо. А как тебе тогда такой мотив: я устала. Нет, я не устала, я очень так заебалась каждый день проводить десятки часов, вычищая из своей стражи взяточников, накрывать торговцев звёздной пылью и расследовать заказные убийства, рискуя собственной шкурой! Но стоит мне подобраться к кому-нибудь из крупных вроде Гриффа, как свидетели начинают отказываться от показаний, улики исчезают, появляется пидорас-защитник, кричащий о поняшности и уговаривающий выплатить компенсацию золотом – дело разваливается, судья выносит оправдательный приговор. И тогда приходит Флорист. Флористу плевать, сколько у тебя денег. Флористу плевать, скольким ты угрожал чтобы они утверждали о твоей невиновности. Флористу плевать на продажных судей и поняшность. Он просто срежет сорняки, паразитирующие на этом городе.

— А как же закон?!

— Оглянись вокруг, Холлоу! Закон больше не защищает правых, только тех, у кого связи, вспомни тот же банк, Вима Вивата! Нет больше никакого закона, не в этом далеком от Принцесс городе: здесь только его извращенная иллюзия, созданная чудовищами, надевшими маски!

— Ты солгала мне, сосисочка… Ты говорила, что чудовищ должны убивать герои…

— Прости, что не сказала тебе в лицо: «Нет, Холлоу, Флорист полезен для общества, более того, вот он я». Ты хорошая пони, подруг… которая совершенно не умеет лгать. А теперь шли бы вы оба отсюда подобру-поздорову? Пожалуйста?

— Что, даже не предложишь присоединится?

— А ты и Пятно согласились бы?

Холлоу замялась, а Лоуд вздохнула и хмыкнула:

— Не обманывай себя, подруг. Не согласились б. И не нужно. Идите уже.

— Отпускаешь свидетелей?

— О мой рог, подруг, вот надо же тебе… да, это печально, но неважно. Скоро будет неважно. Догадываешься, почему?

Холлоу прошиб холодный пот. Едва ворочая языком, она ответила:

— Ты… ты хочешь слиться со Зверем, стать одержимой. Но он подчинит тебя, сосисочка, поглотит и ты в лучшем случае останешься бледной тенью на задворках его сознания.

— Думаешь, сможет? — кровожадно ухмыльнулась Лоуд Стар.

Холлоу взглянула в её глаза и вдруг поняла – не сможет. Лучшее, что ждет инфернала – родиться новое существо, равноценный сплав личностей. Потусторонние силы Зверя, его баргесты и пламя Тартара, соединенные с телом, мышлением и всеми навыками ведьмачки… будет ли в этом мире сила, кроме Принцесс, способная остановить такое?

Лоуд прочитала ход мыслей Холлоу так ясно, будто та произнесла их:

— Так и живем, подруг. Всегда так было и будет. Когда грязи скопится достаточно, придёт тот, кому надоест. Кто возьмет в зубы оружие и разгребет завалы, потому что в его окно уже не светит солнце, а вокруг всем всё равно. И если победит, его назовут героем, как это было с Принцессами.

— Даже если для этого ему придется стать Зверем? Ты ведь понимаешь, что Селестия этого так не оставит? Она найдет тебя, сосисочка, рано или поздно. Скорее рано, чем поздно.

Лоуд Стар скучающее пожала плечами:

— Я не дура, подруг. Найдет. Остановит. Покончит. Но надеюсь, к тому моменту, как она вынесет приговор, я сожгу достаточно ублюдков. А вы убирайтесь отсюда – вы мои друзья. Лучшие друзья, чуть ли не самые последние, кому я бы хотела навредить. Но если мне придется сжечь десять праведников, чтобы прикончить одного преступника – клянусь рогом, я сделаю это, потому что иначе они так и будут прятаться за чужими спинами. В последний раз прошу: забирайте всех, кто вам дорог, бегите и не оглядывайтесь.

Найт Глоу сделал несколько бесшумных шагов и встал рядом Холлоу. С тихим кошачьем шипением, его меч покинул ножны.

Лоуд Стар устало вздохнула:

— От хурэ… Ну, вот я – Лоуд Стар Потрошительница, Флорист и Мясник из Тротингема. Я прокурор, судья и палач, я – Правосудие и Справедливость. А вы… кто вы такие, что вам больше всех надо?

Холлоу Найт хотелось уйти. Очень хотелось. И в то же время часть её естества была против, понимая, что, если она уйдет, этот город сгорит заживо. Было ли это то, что эквестрийцы называли банальным понилюбием, присущим древним героям с Пустошей, ныне причисленным к лику святых? Нет, уже потом, задумываясь о жителях, Холлоу Найт понимала: в сущности, ей было плевать на всех, кроме разве что, жеребят. То, что испытывала Холлоу сейчас, лежало в ней куда глубже, и заложили это в неё скорее всего искусственно, ещё на стадии Преобразования. Быть может, Найт Глоу был прав и все ведьмаки, каждый по-своему, в разной мере, но были заложниками своего Пути?

Так или иначе, это противоречие разрывало Холлоу. Прямо сейчас, в эти самые секунды она ненавидела весь этот проклятый, холодный и бесчувственный, словно бурлящая стихия, мир. И мир, и особенно себя, беззвучно молящую, чтобы кто-то, хоть кто-нибудь подал ей знак. Сделал выбор за неё.

И тогда вперед шагнул промолчавший весь разговор Пятно, не дав вставить и слова Холлоу:

— Мы — ведьмаки. Мы убиваем чудовищ.

Лоуд Стар дернулась, словно ей отвесили пощёчину. Стиснула зубы:

— От хурэ… Я-то думала, что вы уж-то меня поймете: в конце концов нас всех учили мыслить одинаково.

Доев яблоко, она достала небольшую горсть белого порошка и сыпанула на язык.

— Ух-х-х… Какая прекрасная на улице ночь, — клацнула леди-коронер зубами, обнажая стальной меч и вставая в стойку. — Тихо, звёзды погасли за тучами… хотите считать себя убийцами чудовищ? Хорошо… Но, я открою вам один момент: мы не в сказке. И в не-сказке, в самом конце, герои иногда умирают.

Быстро расчеркнув в воздухе букву «Х» мечом – своеобразное приветствие практикующих Путь Соперничества – Лоуд рванула вперед и рубанула отступившего Пятно. Выхватившая меч Холлоу попыталась подсечь ноги Лоуд, но та отблокировала ножом и отскочила, прыгнув на одну из лавок и сделав сальто:

— Знаете, что самое забавное, засранцы?! — рявкнула Лоуд, бросаясь в атаку, попеременно нанося удары мечом и блокируя кинжалом. — Старик Рейдж дал нам всем одинаковые знания, одни и те же приемы! Пытался вдолбить, что мы равны! Но, правда в том, что я… всегда… была!.. Сильнее!!!

Отступившая Холлоу Найт быстро проанализировала ситуацию и, как ей показалось, выбрала самое верное решение: улучив момент, ударила, но не в Лоуд Стар, в нож, в место на стыке лезвия и рукояти. Ведьмачьи ножи – это в первую очередь инструменты для спокойного разделывания, не такие прочные и зачарованные, как клинки.

И нож Лоуд Стар раскололся.

Не растерявшаяся, она сразу выпустила бесполезный хлам, парировала выпад Найт Глоу и кувыркнулась назад, а Холлоу почувствовала, как её серебряный меч покидает ножны.

Вскочив на ноги, Лоуд взмахнула клинками, распоров кончиками ковер, и выставила их крест-накрест:

— Ну, поехали! — на мгновенье встали дыбом её кудряшки, шерсть потемнела, а правый глаз полыхнул безумным зелёным с фиолетовым. — Давайте, покажите мне ваши финты и пируэты!!!

Этот бой стал одним из тех, который Холлоу запомнила на всю жизнь: Лоуд Стар атаковала стремительно, закручивая вокруг себя мечи, будто пропеллер, а затем обрушивая. Уклонившись от взмаха Холлоу и отведя клинок Найт Глоу, коронер крутанулась и лягнула ведьмачку в грудь. Холлоу отлетела и впечаталась в скамью. Кое-как придя в себя, она увидела, что фехтующие спустили кошмары.

Не два ведьмака сражались под крышей собора: гиена, объятая пламенем, рвала и металась, сыпала руганью, когда как её противник, серый пятнистый барс был могильно спокоен, парировал и наносил одинокие, но точные удары. Было в этом пушистом звере кое-что, испугавшее Холлоу до чертиков.

Пепел. Он струился, взмывал и раскручивался в смерче вокруг тощего и облезлого кота, налипая на шерсть и снова отделяясь. Однажды, лет восемь назад, Принцесса Луна показала молодым ведьмакам далекую землю Зебрааре, где гуляют подобные крошечные торнадо, а единственный цвет – серый.

В тех местах уже тысячу лет ничего не растет.

В то же время Лоуд, несмотря на раж, была полностью в своем уме и скрупулёзно просчитывала ситуацию, более чем трезво оценивая собственные силы: даже с обостренной реакцией под Пылью, даже с двумя мечами, даже проведя полтора года в драках против мечников, её Пути не хватало, чтобы пересилить двух полноценных ведьмаков. Не хватало немного, совсем чуть-чуть. Настолько «чуть-чуть», насколько «номер два» слабее «номера один», насколько «девяносто девять» слабее «ста».

В данном случае – непреодолимая пропасть.

И тогда Лоуд Стар сделала так, чтобы снова оказаться между котом и бабочкой, так чтобы первый был ближе к статуе, а вторая – к выходу. Если удастся разделить их, выиграть хотя бы один бой и время, слиться со Зверем, все ещё сохранившая остатки разума сомневающаяся подруга отступит… а если не отступит, то это сделает Лоуд. Переместится на другой конец Города и начнет Суд Огнем оттуда. Оставит последний шанс…

— Аард! — яростно рявкнула Лоуд Стар, прикрыв обоими клинками тыл.

Телекинетическая волна оказалась настолько сильной, что вдарила по Холлоу, словно молот. Отброшенная, как котенок, ведьмачка пролетела сквозь весь зал и вышибла незапертую дверь, скатилась по ступеням, основательно пройдясь по лестнице ребрами.

— Bloede-e-e… — простонала Холлоу, пытаясь кое-как собрать глаза в кучу и глотая кровь.

Попробовав встать, она забористо выругалась – несколько костей явно сломано – и нащупала зелье. Выпила, чувствуя, как боль постепенно уходит, и тут же поняла, насколько вовремя сделала это.

Всего в трех-четырех шагах от неё воздух колебался, словно невидимое пламя. Вспыхнула искра, вторая, третья и вот уже скоро разгорелось полноценное пламя, соткавшееся в бесшерстого, черного, собранного будто из угля, объятого рыжим пламенем добермана. Вместе с ним пришел и запах: зловоние из горелого мяса, кипящей крови и рассыпающихся в пепел костей. Печать Метатрона наконец сработала.

Холлоу кое-как подтянула к себе меч и, опершись на него, кое-как встала. И взглянула в кроваво-красные прорези инфернальных глаз:

— Смерть… — зазвучал в её голове рычащий… нет не голос. Скорее импульс, который прокатился волной пламени сквозь душу ведьмачки, заставив почувствовать каждое темное пятно, как заставляет чувствовать каждую открытую рану морская вода. — Возмездие… Страшный суд… Кто заслужил жизнь?.. Кто умрет?.. Ты, кто однажды погибла, но все ещё бродишь в мире живых, скажи мне, кто виноват? Кто меня вызвал?

Холлоу часто задышала, мысленно горя заживо. В её голове вспыхивали призрачные голоса, гневные, молящие, укоризненные. И громче всех был её собственный, рассуждающий, сколько бы всего можно было избежать, будь у неё совсем немного больше одного качества…

— Зачем? Зачем они содрали кожу со щенка? — продолжал звучать в её голове «голос» всё четче, всё завершённей. — Он был такой ласковый, он никого не трогал… а та пони-цветочница на окраине Города кричала так ужасно… Плохие дети, снова мучаете щенка леди коронера? Останетесь сегодня без ужина… Р-р-р-р!!! Р-р-р!!! Кровь невинных, кровь братьев… жеребцы смеются, кобылы кричат, злые лица, искаженные алкоголем и похотью, «И это неубиваемая ведьмачка, с корзиной-то цветов?! Натяни её как следует! Покажи ей, что ты настоящий грифон!»… Золото, золото и кровь… Рождается Зверь! Р-р-р-р! Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!!!

Произнеся это, Зверь потянул носом воздух и нетерпеливо переступил с ноги на ногу, порываясь сорваться на охоту – кроме ведьмачки здесь было так много гораздо сильнее манящих запахов порока… Холлоу же нашла в себе силы стать в защитную стойку. Головоломка сложилась ещё полнее: Найт Глоу намеренно помешал ей закончить Печать. Зов маяка расплылся и инфернал возник не в Соборе, а рядом, и вновь перед Холлоу встал выбор: вернутся ли и помочь Пятну? Но тогда теряющий к ней всякий интерес Зверь займется другими, отожрется, закрепится. И скольких убьет если не сам, то его пламя?

— Помогите… — пробормотала потрескавшимися от жара губами Холлоу. Жизнь Найт Глоу против жизней десятков, сотен. Как же она хотела бы сейчас не выбирать вовсе… — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите…

И, словно отвечая на мольбы, в голове зазвучало:

— Ты хорошая пони, сестрёнка Холлоу, маленькая Холлоу Найт... Правда хорошая, несмотря на все передряги. Это прозвучит немного глупо, но, я считаю, что даже ошибаясь, ты поступала правильно, поэтому не сомневаюсь – в следующий раз ты снова выберешь верно.

— Р-р-р, — попытался подавить его «голос». — Скажи, как ты собираешься победить их низость, охотница за чудовищами? Мечом?

И наконец разорвав глазной контакт со Зверем, Холлоу сказала:

— Я не знаю. Но я ведьмачка. Я убиваю чудовищ.

Поняв, что битвы не избежать, Зверь яростно взвыл:

— Однажды Зверь уже умер — он не боится смерти! Он и есть сама смерть!..

Перехватив меч поудобнее, немного пошатывающаяся под зельем от ран Холлоу занесла лезвие за голову. Решение принято. Пока Зверь «молод», пока не закрепился, у неё остается шанс.

Зверь нанес удар первым, но не лично: на его вой в воздухе сконденсировались призрачные фигуры, такие же доберманы, но безглазые, зеленые и немного поменьше. Они-то и бросились на ведьмачку, все одновременно, пытаясь разорвать на куски.

— Ли… квидирую, — холодно выдохнула Холлоу, на этот раз готовая выложиться на полную мощь. В отличие от Лоуд, Зверя она щадить не собиралась.

Первые две псины умерли ещё в полете, рассеченные надвое. Третья приземлилась и попыталась тяпнуть Холлоу за ногу, но сделавшая небольшой шаг назад ведьмачка рубанула ей по лицу.

Ещё раз взвывший Зверь дохнул пламенем:

— Аард, — коротко произнесла Холлоу, перебив поток жара своим.

Отпрянувший Зверь снова зарычал, призывая стаю, идущая на него ведьмачка использовала технику, которой мэтр Рейдж обучал их три года. Последние три года.

Вихрь Ударов. Прием, что не оставляет сомнений в мастерстве фехтующего, потому как доступен лишь настоящим мастерам и выше: меч начинает вращаться так быстро и стремительно, что лезвие буквально растворяется в воздухе. Мечник становится чуть ли не ожившей мясорубкой, самим воплощением резни. И чем легче и острее клинок, чем быстрее и точнее удары, чем выше нужен контроль фехтовальщика, тем больше врагов способен положить он, пройдя, например, сквозь отряд. Если, конечно, выживет: всего одна ошибка – и можно самому лишить себя головы. Не сосчитать, сколько раз ведьмаки калечились, осваивая его во Сне и наяву…

Зверь недовольно заворчал, пятясь и видя, как падают его псы под ударами ведьмачьего меча. Он чувствовал, что надо отступить , нужно сбежать, но злость, огненная ярость, уязвленное извращенное самолюбие требовали покончить с сукой, шинкующей его бесполезных шавок в фарш. И желание, огромное желание вселится в это тело: ох, каким же неуязвимым он тогда станет!

Улучив момент, когда Холлоу приостановилась – Вихрь Ударов не мог поддерживаться вечно, всего лишь одну-две минуты, не больше — он поднырнул под лезвие и попытался зайти сбоку. Его зубы успешно сомкнулись на плече выдыхающейся мечницы, но не смогли прокусить защитную куртку – ведьмаки умели обезопасить себя.

Холлоу закричала, чувствуя одновременно с растущей болью усилившийся запах горелой плоти, и саданула рукоятью Зверю по морде. Тот отпрянул, и снова поймал взгляд ведьмачки: обычно его Взора хватает, чтобы жертва если не превратилась в пускающего слюни идиота, то хотя бы немного потеряла связь с реальностью. Припав к земле, он вложил все силы в ментальную борьбу: он выжжет её, сломает, оставит лишь обугленную скорлупу! А затем влезет внутрь!

Холлоу заскрипела зубами, чуть ли не стирая их в пыль, и шагнула. Второй раз. Третий. Она могла поклясться, что эти несколько шагов, не больше пяти, на тот момент стали самыми трудными в её жизни: всё из-за голосов. Голоса, голоса, они продолжали звучать в голове, все так же неразборчиво, но громче, ещё громче, гася окружающие звуки, запахи, рассеивая приятные воспоминания, стирая остальные мысли, само «Я». И всё, что было сейчас в её жизни – два красных пылающих уголька, прожигающие насквозь.

Она дошла так и не отведя взгляд. Воздела над головой клинок. И ударила, вложив в одно-единственное мощное движение почти все оставшиеся силы.

Стальное лезвие разрубило переднюю часть Зверя на неровные половинки, но каким-то чудом не убило, и Холлоу, не раздумывая, тут же пронзила голову твари.

По Городу прокатился беззвучный, заставляющий дрожать кости инфернальный вой. Что-то невидимое рвануло по клинку Холлоу и та заорала от нестерпимой ослепляющей боли: в её глаза словно сыпанули распаленных мелких углей.

Налившееся чернотой, словно копотью, стальное лезвие развалилось в её ногах – условная смерть демона такой силы никогда не проходит бесследно, особенно если использовать неподходящее оружие.

Почти ослепшая Холлоу зашаталась, неловко размахивая оплавленным и будто измазанным сажей обломком, не замечая тающее и развеивающееся прахом у её ног тело. Она устала. Смертельно устала. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и уснуть. Возможно, навсегда.

— Найт… Я… Найт… — пробормотала она, словно пьяная, бредя почти наугад. К счастью, в нужную сторону. — Найт… иду… я… Найт… совсем немного… Найт…

Нельзя. Нельзя засыпать. Нужно дойти. Нужно подняться. Нужно остановить. Нужно…

---

Когда подруга вылетела из Собора спиной вперед, Лоуд уже было подумала, что бой станет легче. Куда там: скользя то вправо, то влево, она старалась нападать одновременно с двух сторон, но ушедший в коронную оборону Кот стоял, как скала. Очень подвижная и текучая скала.

Когда Пятно ухитрился сделать почти невозможное: блокировать «ножницы» одним-единственным лезвием, Лоуд невольно задумалась – почему тот почти не растерял навыков? Неужели, регулярные пляски на сцене помогли? Да нет, они, конечно, не дают заплыть жиром, но некоторые умения оттачиваются только в реальном бою.

— А ты не так прост, пятнистый ублюдок… — пробормотала она, пытаясь сделать двойной укол. — Скольких ты убил, пока взошел на сцену?

Пятно не ответил. За время боя он вообще не сказал ни слова.

Тогда Лоуд попробовала прибегнуть к одному легкому трюку, тоже наученному Рейджем. Принцип невероятно прост: заставь противника усомнится в себе и своих намерениях – тот хотя бы на мгновенье, но потеряет концентрацию. Потеряет концентрацию – умрёт.

— Вот в чем между нами разница, Пятно, — расхохоталась она, переходя в наступление и пытаясь подавить оппонента каскадом быстрых ударов. — Ты ненавидишь меня, мстишь за мертвую и сам сражаешься, будто уже умер. А я дерусь за живых – и именно поэтому тебе не побе…

Сделав финт, Пятно отсек рыжую прядь, оставив на скуле крошечный порез.

— Закрой рот и дерись, оглашенная.

Лоуд Стар выругалась, признавая неудачу. И решила пойти другим путем:

— Знаешь, мне жаль, Пятно, — уже гораздо спокойнее сказала она, делая вольт назад и выигрывая несколько секунд передышки. — Я много лгала, но скажу честно – я не хотела, правда не хотела, чтобы с ней все так вышло.

Сейчас она не сильно надеялась на ответ, скорее на, чего уж греха таить, своеобразную исповедь, но Найт Глоу неожиданно ответил:

— Дело не в этом. Я бы простил тебе смерть Эйо, огонёк. С трудом, но простил бы.

— Тогда какого черта?!

Крутонув восьмерку, Найт Глоу ударил, высекая искры.

— Ответь Пятно, почему?! — сблокировала обоими мечами Лоуд, входя в клинч.

— Потому что верил. Верил, что ты будешь лучше меня, что победишь местных чудовищ, а не станешь одной из них. Восстановишь наше доброе имя, а не ввергнешь его в ещё больший мрак. Коронер Лоуд Стар… что же стало с её мечтой?

— Что стало с МОЕЙ мечтой?! Она вот-вот станет явью!

Оттолкнув Лоуд, Найт Глоу быстро убрал меч и тихо произнес Слово Огня. Из рога ударил огненный поток, поджигая также ковры и скамьи. Лоуд Стар отшатнулась, крича и ругаясь, но не потеряла контроль и смогла увернуться от последовавшего выпада.

— Ах ты скотина, Пятно, — криво ухмыльнулась она сквозь жуткую боль. Пламя Найт Глоу вусмерть сожгло ей всю правую сторону лица. — Впрочем, такой морда подходит мне больше, ага?! Давай, Пятно! Танцуй! Финальный акт – дальше только занавес!

Внутренне Найт Глоу тяжело вздохнул, глядя на неё с глубокой печалью. Он знал, на что шёл. Он знал и знает, какой будет конец этой пьесы, но это не помешает ему делить пони, что сражается с ним, на Правосудие и Справедливость , Лоуд Стар и Флориста. И теперь, чтобы капитан Лоуд Стар продолжила… жить… Флорист должен... умереть…

Постепенно движения бьющихся замедлялись.

Яростно раздувая ноздри, Двуликая Гиена подобралась и припала к земле, а внимательно наблюдающий Пятно выставил меч диагонально. Все решится последней атакой.

Останется только один.

Вложив в прыжок последние силы, просчитавшая Гиена вместо выпада замахнулась. Пятно не стал пытаться ни сделать вольт, ни кувыркнуться.

Вложив львиную долю сил, Лоуд Стар ударила, отводя меч Найт Глоу в сторону… а затем ударила вторым.

Выпустивший ещё при первом ударе клинок, Найт Глоу попробовал увернутся, но Лоуд Стар всё таки задела его, совсем чуть-чуть, самым-самым кончиком.

Зато по горлу.

Ведьмак отступил на шаг назад, машинально пытаясь зажать рану, кашлянул, а затем подарил противнице свою коронную слабую улыбку. И упал, как кукла с подрезанными веревочками.

— А ведь я уважала тебя, Пятно, — наконец смогла выпустить давно потяжелевший сверх меры меч Лоуд Стар. — Без дураков. С того самого дня, как ты начал строить из себя героя, с той самой пещеры. Это я, я, а не ты должна была тогда вызваться отвлекать! Я! Но не смогла! И с тех самых пор ты, Пятно, был всегда на шаг впереди! Но не в этот раз, кошачий ублюдок! А… оу…

Пятно лежал неподвижно. В его неживых глазах, словно в стеклянных шариках, искрился свет разгорающегося пожара, который он уже не мог увидеть.

Лоуд Стар устало опустилась на пол рядом с телом, чувствуя жар, запах гари и огромную сонливость. Правая часть тела будто потеряла всякую чувствительность – проклятый откат от Звёздной Пыли. Нужно отдышаться, совсем немного передохнуть… хотя бы минутку…

— Огонь… от хурэ, сколько огня… откуда тут столько огня… — пробормотала она, пытаясь проморгать слезящиеся глаза. — Столько дыма… но почему мне так темно… и холодно…

Закашлявшись, она слепо пошарила копытом, ища… неизвестно что. В пляшущем повсюду пламени Лоуд Стар увидела, как кто-то бредет к ней снаружи, кто-то хромающий, такой же уставший, как и она… Малышка Холлоу…

Хромающая Холлоу Найт едва не споткнулась о собственный серебряный меч. Подобрав его, она продолжила идти, поймав прямой взгляд подруги.

Лоуд Стар застонала: в её мозг словно воткнули две раскаленные спицы и принялись вращать, перемалывая сознание в пылающую труху. Почти совсем обездвиженная, бывшая леди-коронер не находила в себе сил разорвать глазной контакт.

Холлоу остановилась, возвышаясь над подругой подобно статуе.

— Этот… меч… для чудовищ… — язвительно выдавила из себя Лоуд, морщась.

Холлоу не ответила.

— Не сдаваться… Не бежать… Не сожалеть… и если собралась ударить… подруг… бей…

И Холлоу ударила.

Перехватив поудобнее клинок, она вонзила его по гарду в рот бывшей лучшей подруги так, что тот вышел с другой стороны, чуть ниже затылка.

Слеза. Всего лишь одна крошечная слеза покатилась по щеке умирающей Лоуд Стар, сорвалась с последним дыханием, но до земли так и не долетела – исчезла между секундами.

Холлоу Найт попыталась выдернуть меч, но, как и в случае со Зверем, тот почему-то тоже рассыпался на осколки. И вместе с ними рассыпались последние силы Холлоу. Уронив ещё одну теперь уже бесполезную рукоять, она легла между телами и отпустила саму себя, отстраненно наблюдая, как потолок собора и верхушка статуи Луны скрывается за дымом, а пламя подбирается все ближе и ближе.

— Dearme, саха… — мысленно сказала Холлоу. Всем.

Сгореть заживо в Доме Ночи, среди тел убивших друг друга лучших друзей, под холодным и пустым взглядом каменной наставницы… не такой смерти хотела для себя простая ведьмачка Холлоу Найт.

Но, выбирать не приходится.

---

Три дня спустя Город был одет в чёрное. Словно во время чумы, торговцы не спешили открывать свои лавки, ремесленники – мастерские, но обычные горожане уже покинули дома и стояли на главной площади, через которую несли тяжелый, богато украшенный гроб.

Закрытый.

Временно исполняющий обязанности капитана стражи, первый лейтенант Смарт Асс, поднялся на помост и, окинув толпу тяжелым взглядом, начал речь:

— Жители славного города Тротингема! Вы знаете мое имя, знаете кто я и знаете, что не в добрый час вынуждены мы стоять здесь. Страшный пожар сильно повредил единственный в своем роде Дом Ночи, но куда большей потерей стали те, кто бился под его крышей! Наша великая капитан, леди-коронер смогла наконец настичь проклятого убийцу! К несчастью, сразившись с ним вместе с верной напарницей, она не смогла спасти нашего любимого судью Линчлава, и!..

Стоящий по его правую сторону младший брат, лейтенант Лик Асс, вздохнул. Нужно было задержать ту ведьмачку, которая принесла тела. Нужно было допросить, всё-таки допросить, но не сообразили, совсем разучились думать со старым капитаном. Хотя, зачем? И без её слов, лишь по одному пронзительному взгляду и так всё было ясно, как день, к тому же, ещё и этот треклятый пожар, полыхнувший в храме – он всё-таки смог перекинуться на пару соседних домов, от него ещё и ещё... В итоге сгорел целый квартал, но, если бы не пошедший в ту ночь дождь, кто знает, скольких бы хоронили сейчас? Главное, что этот кошмар закончился, но эхо его вместе ещё годы будет гулять по пестрым улицам Тротингема, города, который перенёс, пожалуй, самую тяжелую лихорадку в своей жизни.

Особенно после сорока дней траура, поминок и плача по Лоуд Стар.

В то же время, пока временно исполняющий обязанности капитана стражи читал речь, в получасе ходьбы от стен города, в одной из рощ разместился небольшой караван. Стоящая недвижимо Холлоу наблюдала, как зебры собирают кучу дерева на будущее огромное кострище и уже в который раз прокручивала у себя в голове ночь и утро трёхдневной давности.

Она помнила пламя, помнила заполняющий легкие густой дым, помнила горечь и желание умереть, но не то, как оказалась на ступенях храма, вдыхая утренний, свежий после ливня воздух. Она хотела бы верить в божественное вмешательство той же Принцессы Луны, да только была уверена: плевать их принцесса хотела на всё.

Наконец зебры расступились, и Холлоу увидела, что на хворосте уже лежат два старательно очищенных скелета – шкуру, жилы и органы увезут на родину, в родной Зебраар, где закопают, чтобы дух мог воссоединиться с Предками. Ведьмачью броню, юбку, амулеты и большинство личных вещей сложили рядом, лишь некоторые забрали на память.

Взяв факел, Холлоу осторожно провела им по смоченным маслом веткам – те загорелись легко и быстро. В Каер-Теалт ведьмаков тоже обучали, как хоронить коллег, но почему-то большинство считало, что эти знания им не пригодятся. И сейчас Холлоу была немного рада, что отдельные моменты совпадают с ритуалами зебр.

Отойдя немного назад, Холлоу беззвучно смотрела, как пламя с легким потрескиванием лижет снежно-белые останки, заставляя постепенно чернеть. И даже сейчас, сквозь огненную дымку ей казалось, что один из безгубых черепов улыбается своей коронной слабой, немного грустной улыбкой.

Подошла сеньора Така. На спине – небольшая каменная чаша, наполненная мелко-мелко нарезанным жареным мясом. Торжественно и благоговейно проглотив несколько кусочков, она предложила кушанье Холлоу. Та не отказалась.

— Ом-м-м, было ли тебе вкусно, молодая эль брухо? — спросила сеньора Така.

— Очень вкусно, — равнодушно сказала Холлоу.

Мясо Найт Глоу и Титилэйо и вправду было вкусным.

Возможно, будь на её месте какой-нибудь обычный пони, его бы просто-напросто стошнило: не совсем каннибализм, но эндоканнибализм, похороны в собственных желудках, ритуальное поедание дорогого усопшего, в котором не позволяют участвовать кому-попало. И нет хуже позора и страшнее обиды, чем быть после смерти «отринутым».

Сеньора Така сделала знак хвостом и один из зареванных зебрят принес в зубах меч. Серебряный.

— Ом-м-м… — передала его Холлоу сеньора Така, — Мой бедный зять оставил письмо, в котором повелел передать тебе «наследство», носи его с памятью. Стальной же останется нам.

Холлоу кивнула и повесила оружие на бок. Иронично, что с другой стороны уже покачивалось другое, стальное «наследство», которое Холлоу не стала оставлять страже.

— Скажи, молодая эль брухе, это правда? — внезапно спросила сеньора Така. — Правда ли то, что говорят в Городе и от чего нам теперь нужно бежать в Зебраар?

— Вы же и так собирались уходить.

— Ом-м, собирались, но в Таврию, на запад Эквестрии… Теперь же на нас гонения за порочную связь, и мы должны вернуться домой. Вернуться и показать шкуру Кота, дабы уладить все разногласия. Или хотя бы большинство. Но я хочу знать, молодая эль брухе!

— А что говорят вам глаза?

— Мои глаза уже ничего не говорят мне, — печально коснулась белесых мутных комочков сеньора. — Сердце говорит одно, а разум – другое. Поэтому я хочу довериться тебе, ибо ты единственная, кто была там.

Холлоу задумчиво поковыряла копытом землю и вдруг спросила:

— Скажите, сеньора, правда ли, что Найт Глоу убил в Зебрааре жеребёнка? Наследника из Касты Воздуха?

Сеньоре Таке явно не хотелось отвечать на этот вопрос, но, вздохнув, она решилась:

— Ом-м-м… время назад при дворе Его Воздушности Мохату Рассудительного служил очента эспада. Служил и был изгнан за… излишнюю гневливость. Дабы очистить честь, отправил Император его на верную смерть – сразится с чудовищем, что на помесь огромного паука и скорпиона походит. И убил чудовище очента эспада, вовремя предупрежденный спасенным из кокона обессилевшим молодым эль брухо. И забрал его с собой очента эспада, так как эль брухо скитался по земле Зебраара в поисках смерти. Прибыли они назад, в столицу, да за день до приезда, в придорожной корчме налетели на дите, что решило попутешествовать с телохранителями. Высмеяло то дите решившего немного выпить оченту эспаду – живым в ту ночь не ушел никто, но всё же прознали родители, да и загорелись местью праведной. Взял на себя вину тогда Кот, чтобы отплатить другу новому и выставлен был на торги. Но спасли мы его, а дальше ты уже, думаю, знаешь. Ом-м-м, так скажи мне, молодая эль брухо, пролей свет на то, что случилось.

На несколько минут Холлоу задумалась и в её голове зазвучал старый, чуть каркающий голос:

— Как говорят грифоны, друзья, если они настоящие друзья и камня за пазухой не держат, ничего плохого, конечно, делать не будут. Но, как говорят грифоны, что знают двое — знает и свинья. То есть, никогда не знаешь, когда твой друг может сболтнуть лишнего…

Холлоу кивнула своим мыслям. Да, пожалуй, трое ещё могут сохранить тайну.

Если двое из них мертвы.

— Скажите, сеньора, так ли это важно? Разве дорогие пони не могут позволить себе иметь некоторые скелеты в шкафу?

Скелеты… да уж, некоторые скелеты были недоступны даже ей: как Лоуд Стар умудрялась быть в двух местах одновременно? При том, что Холлоу, перебирающая в голове абсолютные воспоминания, могла поклясться — когда она прощалась с сосисочкой в Доме Стражей, шрама на щеке не было? И что такого совершил Найт Глоу, что решил два раза подряд взять на себя вину? Узнает ли она, Холлоу, это когда-нибудь? Может быть… хотя, скорее всего нет — в конце концов, не в рыцарском романе. Возможно, к лучшему.

Услышав ответ, Сеньора Така поджала губы и удалилась в сторону жеребят и сына, а Холлоу поняла: ей не сказали об этом прямо… но лучше ей с труппой больше лишний раз не пересекаться.

Дождавшись, пока на неё никто не будет смотреть, Холлоу достала уже не раз читанное письмо:

«Холлоу,

если ты читаешь это, значит ночь почти отступила, но мне уже не суждено проснуться. Путь ведьмака – избавление других от кошмаров не смотря ни на что и Огонек справилась лучше всех. Осталось последнее: принести голову чудовища, и я возлагаю это на тебя. Если чародеи начнут расследование, если правда всплывет, и репутация Лоуд будет разрушена, город навсегда утратит веру с надеждой и в то, за что она боролась, и в нас. Но, никому неизвестного актера, вечно скрывающегося под маской, вскоре забудут.

Умоляю тебя как брат, мотылек, принеси им голову чудовища.

Мою голову»

На секунду в голову ведьмачки закралась мысль сжечь послание. Всего одно движение, и, возможно, последнее вещественное доказательство будет уничтожено. Но Холлоу медлила. Она чувствовала себя предельно странно: в её копыте лежал будто бы предпоследний крошечный кусочек другой, иной реальности, и стоит его уничтожить, как она, Холлоу, останется одним-единственным, последним оплотом времени-пространства, который не должен был существовать. Не должен был, как считала Холлоу, по мнению настоящего великого актера, потому как продолжающего играть даже после смерти.

— Dearme, сахарок.

Клочок пергамента всё же полетел в погребальный костер, но если бы кто-то его развернул, то смог бы прочесть совсем другие строки:

«Змееныш,

Прости, что нарушила обещание и пишу только сейчас. Мне стыдно, что я так долго колебалась, десятки раз переписывала, но лучше поздно, чем никогда, верно, пельменьчик? Чтобы загладить вину, я скажу тебе небольшую новость, от которой ты наверняка придёшь в восторг: сейчас я в Тротингеме и… я встретила старых друзей. Они замечательные пони. Первая, моя лучшая подруга, настоящий герой – борется с преступностью и никогда не оставит никого в беде. На днях мы собираемся поймать одного злодея, так что пожелай нам удачи. Знаешь, я бы хотела быть такой же, как она, правда хотела б. Обладать такой же силой воли, решительностью… возможно, тогда я бы смогла избежать стольких проблем, сахарок. Но ничего, торжественно клянусь работать над собой, хех.

Второй же мой встреченный друг – актёр и один из самых добрых жеребцов, каких встречала, к тому же любящий жеребят. Он путешествует с труппой зебр и недавно… недавно они предложили пристать к ним. Да-да, понимаешь, пельмешек? Через пару месяцев мы наведаемся в Кантерлот и сможем забрать тебя – они сказали, что вполне смогут позаботиться ещё об одном маленьком фокуснике. Тебе не будет скучно: здесь есть ещё трое зебрят твоего возраста – вы точно поладите. Возможно, я даже начну понемножку завязывать с ведьмачеством, а работа найдётся всегда. И обязательно познакомлю тебя с Лоуд Стар – у неё тоже есть маленькая стригунок, которой в жизни пришлось нелегко. Я буду рада, если ты сможешь подружиться и с ней, несмотря на её небольшую… причуду. Я отправлю письмо сразу после поимки негодяя, как только отыщу курьера, и не просто курьера, а дракона – это, конечно, влетит мне в кругленькую сумму, но я и так уже слишком просрочила.

До скорой встречи, пельмешек,

Твоя любимая тётушка,

Холлоу Найт»

Посмертную же записку Найт Глоу Холлоу свернула в трубочку и спрятала в полый подарок Лоуд Стар, а затем продолжила глядеть, не мигая, на трещащее пламя, даже когда в её сторону подул ветер и дым принялся выедать глаза. И даже тогда у неё не получилось выдать ни единой слезинки, хотя не что бы сейчас ей так хотелось заплакать. Она вообще затруднялась сказать, чего ей хочется: не было ни печали, ни горя, лишь… пустота. Холодное, самосхлопывающееся ничто, заставляющее чувствовать всё вокруг каким-то нереальным, вечным сюрреалистичным кошмаром.

Холлоу посмотрела вверх, в чистую синеву. Небо тоже не хотело плакать.
Небо оставалось безучастным.

Саед взял гитару и тронул струны. И вместе с дымом по роще поплыл его тихий, хорошо поставленный баритон:

На огонь летит в ночи мотылек,
Зная — в пламени его погибель ждет.
Но свою судьбу нельзя изменить,
Что начертано, то должен совершить.

Из глубин, самых дремучих лесов,
Слышен вой заколдованных волков.
Языки того ночного костра
Согревают копытца ведьмака.

Тучи развеет, колдовство победит,
А через час народом будет снова забыт.
Во всех городах для других он чужой,
Окутанный сплетнями изгой.

Загадочный странник с печальным лицом,
Когда в последний раз ты видел собственный дом?
Ты должен идти туда, где властвует мрак,
Такая судьба твоя, ведьмак.

Холлоу развернулась и, не попрощавшись, зашагала прочь – больше она здесь не нужна. Никто не оглянулся на неё, лишь реквием по Найт Глоу летел следом:

И опалив крыло, мотылек тот упал,
Его ведьмак в копытца бережно поднял.
Заговором его боль исцелил,
И на волю вновь с улыбкой отпустил.

Чьи-то тени спрятались за спиной,
Все сильней из леса слышен волчий вой.
Силуэт летящего мотылька
Будет символом бессмертия ведьмака...

Она пересекла лес и вышла на дорогу, только чтобы присоединится к каравану, идущему далеко-далеко на запад, в Мейнхеттен. Договорилась она с ним заранее и Цветик, заметив её, дружелюбно помахал, приглашая в повозку.

— В чудные времена живем, — весело заметил он, откидываясь. — Шо не год, то приключения, милсдарыня! А вы ещё и ухитрились свалить Зверя — после такого обычно идут на покой! Виноградники, домик у моря… Кстати! Я тут-таки прознал про одну шахту – хотите поиграть в золотоискателя?

Холлоу почти не задумалась:

— Это без меня, Цветик. Я – ведьмачка, а не искатель приключений, золота и прочее. Я убиваю чудовищ.

Цветик понимающе кивнул и больше не доставал наемницу глупыми, с её точки зрения, вопросами.

А пока Холлоу держала путь на запад, в одной из халуп во Дворе Чудес маленькая кобылка с талантом вора беззвучно плакала, уткнувшись носом в старую клоповую подушку.

Она снова осталась одна.