Сам себе тиран

Тупая и ноющая боль, словно паразит, скользила по всему телу. Возможно это и был паразит. Некогда грозный жеребец, а сейчас катающийся по гранитному полу и стенающий что-то нечленораздельное, будто брошенный щенок. Серому единорогу было мучительно осознавать себя тем, кем до момента возрождения в телесном обличье он привык гордиться. Своей силой, от которой теперь не осталось ничего, своей тёмной магией кристаллов, что отныне только снится, даже своей грозной внешности, которая теперь не устрашит и жеребёнка. Вскоре истерика начала стихать, однако на место негодованию начало приходить какое-то доселе не знакомое чувство. Хотя нет! Терзания души ему были хорошо известны и более того, часто применяемые в прошлом. Новым как раз были личные терзания, что словно груз на цепи тянул единорога ко дну.

Жеребец встал на копыта и вновь посмотрел на себя в тусклом отражении кристалла. Накинутая нелепая мантия, для придания суровости сочетаемая с кирасой и накопытниками. Корона будто украденная у артистов бродячего цирка. А чуть дальше на темно-серой шерсти виднелся символ. Да, и кьютимарка была чужая. Каплевидный щит и открытая книга. Герб того служивого воя, что пришел спасать жеребят.

Когда план триумфального возвращения короля Сомбры пошел прахом смысл пребывать в темной и сырой пещере окончательно потерялся.

Единорог решил покинуть свой зикурат из кристаллов, по пути проклянув всё на свете из-за того что не мог принять форму дыма и пролететь весь путь до поверхности, а вынужден красться, цепляясь рогом об потолок. Снаружи было зелено и светло, да так, что с непривычки глаза тирана застелила белая пелена. Постепенно зрение вернулось, магия только была по-прежнему не ощущаема. Серый единорог побрел прочь, сам не зная куда. «Сначала нужно вернуть силы! — Для себя решил единорог. — А уж потом... потом я как...».

На этом план закончился, Сомбра был в смятении едва ли большем чем после обретения кьютимарки. В таких думах единорог дошел до небольшой поляны, густо покрытой цветами, словно ковром. Там же бывший король решил подкрепиться. Хоть и с неприязнью, но Сомбра принялся жевать полевые цветы, отмечая для себя, что подобная трапеза не так уж и плоха, во всяком случае, на данный момент. Бывший король даже задумался: «Как пони могут, есть эту траву?» Тут сразу перед глазами возникли образы грустные, исхудавшие настолько, что шкура обтянула ребра, кристальные пони съедали вместе с землёй холодной каждую травинку. А над всеми их страданиями на высоком балконе кристального замка стоял он. Сомбра жевал и чувствовал соленый привкус на языке, точно кровь, но то были его собственные слёзы. Сотни, а может и тысячи мучимых кристальных пони смотрели на своего бывшего повелителя. Они ничего не говорили, но Сомбре уже от их глаз стало не по себе.

Серый единорог так бы и стоял, жуя цветы и плача, если бы из чащи не раздался рык. Сомбра нырнул от страха в высокую траву и чуть не подавился, когда на тропе появилась кобылка, рядом с которой шел косолапый медведь. Пони-пегас совершенно не боялась своего спутника, более того она лучилась добротой. Бывший тиран хотел отползти подальше от тропы, но тут медведь поднял нос по ветру и зарычал в направлении единорога.

– Успокойся, — мягким голосом проговорила пони, погладив медведя по загривку и остановившись, принялась оглядываться, — Эй здесь кто-нибудь есть? Выходи, не бойся!

Сомбра проглотил цветы, что не дожевал и медленно приподнял сперва голову, а затем и встал во весь рост. Кобылка опешила, увидев серого единорога. Она не сразу, но узнала, бывшего короля Кристальной империи и от страха отступила на шаг назад.

– Здравствуй пони, — скрипящим и чуть дрожащим голосом сказал Сомбра и вышел на тропу из травы.

– Не подходи, пожалуйста! — пони попятилась назад и, тут же между ней и жеребцом встал на задние лапы медведь.

– Прости, я не желаю вам зла. — Жеребца пронзила догадка. — Раньше да, но сейчас нет!

Но медведь с размаху засветил лапищей единорогу по морде, от чего тот рухнул без сознания. Косолапый успокоился и не стал добивать единорога. Пони и не дала бы этому случиться. Но и оставить жеребца в лесу, когда уже скоро стемнеет кобылка не могла. Поэтому, взгромоздив бывшего короля на медведя, пони повела путь к себе домой.

Очнулся Сомбра в тепле, лежа на диване и почти сразу в него уперлась две пары сощуренных глаз. Один пронизывающий взгляд принадлежал маленькому, белому кролику, что, скрестив лапы на груди, наблюдал за единорогом с подозрением и недовольством. Зато вторым был вороной жеребец пегас в черной форме. Голова слегка побаливала, после удара медведя и Сомбра лишь слабо улыбнулся.

– Ну, здравствуй Сомбра, — Начал вороной пегас. — Сначала я не поверил в весть о твоём возвращении, но потом убедился, что байки не врут. Властью данной мне я тебя задерживаю. Ты имеешь право хранить молчание.

– Тогда я им не воспользуюсь! — энергично проговорил единорог, голосом полным тоски. — Мне есть, что сказать.

– Говори!

– Я скажу но не тебе, а ей. — указал Сомбра на кобылку, что стояла у стены.

– Почему ей?

– Я чувствую, что от неё исходит доброта, а это то, что мне сейчас нужно.

– Копьё, дай мне с ним поговорить! — настойчиво попросила кобылка-пегас с желтой шерсткой и длинной розовой гривой, закрывавшей половину мордочки пони.

– Нет Флаттершай, он слишком опасен.

– Да я знаю, но сейчас он может сообщить нам что-нибудь важное.

– Я не могу подвергнуть тебя опасности снова. — Категорически заявил вороной пегас и добавил. — Надо сообщить в особый отдел и СМЕРЧ. Чудовища и монстры — это их профиль.

– Чудовище?

– Я думаю, что «чудовище» — слишком грубое определение. — Сказала Флаттершай.

— Думаю, мы можем просто его выслушать.

Вороной пегас не хотел соглашаться, но кобылка ласково к нему прижалась и тот уступил. После чего Флаттершай присела напротив Сомбры и внимательно посмотрела в красные глаза единорога.

– Расскажи, что тебя тревожит?

– Моя сила иссякла, а без неё я бесполезен.

– Тебе кто-то это сказал?

– Все кто меня окружали, уважали только силу или магию. Какая разница? И вот я открыл самую мощную магию. Магию ненависти и страха. Её секрет в том, чтобы создать особую атмосферу вокруг наибольшего числа живых существ. Избыточную магию можно выплескивать, но это слишком расточительно, поэтому я концентрировал, получаемую магию, в темных кристаллах. Благо растить кристаллы меня научили хорошо. С жадностью я принялся постигать магию и вместе с ростом силы, укреплялся в уверенности, что всего в мире можно достичь страхом. Кристальные пони боялись меня, а я доводил их до животного состояния, получая всё больше и больше сил. Я видел, как охваченные ужасом кристальные пони наносили себе вред и даже убивали себя. Иные пытались сопротивляться, но для таких храбрецов я готовил особые узилища. Там в одиночной камере я воспроизводил самый худший их кошмар и зацикливал его, заставляя их смотреть много, много раз. Я ломал самых стойких, как мне казалось их страх и ненависть давали мне больше всего сил. Постепенно мне стали безразличны все и всё что не связано с магией, ненавистью и страхом.

– Что ты чувствовал, когда творил всё это?

– Чувствовал? — недоуменно повторил король Сомбра. — Тогда ничего не чувствовал. Мне не было плохо и не было хорошо, но и рутиной это назвать я бы не смог было интересно. Как будто ставишь эксперимент. Пойми что-то о чем ты читал в книге теперь можно было пронаблюдать в реальной жизни. Ничего ты не понимаешь! – как-то обреченно сказал Сомбра и слегка махнул копытом.

– Я понимаю, что ставить мучительные опыты над живыми существами — не правильно! — Серьёзным тоном ответила Флаттершай.

– Возможно. Тысячу лет назад было другое время. Другой воздух. Совсем другим был... — бывший тиран о чём-то подумал и закончил фразу на выдохе, — и в том числе Я.

– Что заставило вас измениться?

– Эта проклятая кьютимарка! — сказал король Сомбра, блеснув клыками и демонстрируя рисунок на боку.

Овальный, каплевидный щит цвета утренней зари с серой каймой, на котором лежала открытая книга. Кобылка пегас немного засмущалась, разглядывая круп жеребца единорога. Сомбра не обратил на это внимания, он был занят исключительно своими чувствами.

– Что она означает? — поинтересовалась Флаттершай, глядя в сторону.

– Точно не знаю. Тот, кто мне её дал, что-то там говорил о силе правды и что за кем правды больше тот и сильнее. — Единорог почесал голову и заключил. — Ну бред же!

– А вдруг не бред?

– Как сила может быть в том, что можно скрыть или извратить, как тебе вздумается? Будучи королем Кристальной империи, я не раз называл черное — белым, а белое — черным и ни одним мускулом не ощущал себя слабее, наоборот. Ответственно заявляю, Ложь — великая сила! Вот когда ты запугал и заставил стомиллионное стадо рабов поверить в ложь, вот тогда ты станешь по настоящему всесильным и даже если появится кто-то кто тебя изобличит рабам можно будет с легкостью наврать что всё ради их блага. И рабы поверят! Потому что слишком привыкли к сладкому дурману лжи. И чем твоя ложь безумнее тем проще в неё поверить.

– Ложь зыбка и не выдержит испытаний, рано или поздно она сломается и рухнет, причинив боль. Как ту, что сейчас испытываешь ты!

– Это из-за удара твоего медведя. — ответил Сомбра потерев ушибленное место.

– Это не правда и вы это знаете! — ловко срезала Флаттершай.

Серый единорог до боли закусил нижнюю губу и слабо кивнул, словно боролся с кем-то внутри себя и в очередной раз проиграл.

– А сейчас? Что вы чувствуете сейчас?

– Страх. До боли мне страшно!

– Вы боитесь мести?

– Нет, к ней я давно готов. Я свыкся с мыслью, что ничто не может меня оправдать. Обычно в таких случаях все идут на сделку с совестью, придумывают себе оправдания, чтобы лучше спалось. Но я, даже не пытался придумать какую-нибудь пламенную идею, взял что «плохо лежало». Буквально первую попавшую идею о рыцарской миссии по искоренению всех слабых, но в первую очередь главной своей угрозы.

– Принцесс Селестии и Луны?

Сомбра хмыкнул и улыбнулся краем рта.

– Красных фронтовиков. Поверь мне пони эти в сто раз опаснее архаичных аликорнов, просиживающих крупы в «башнях из слоновой кости». Даже сама история принцессы Луны и её обращения в Найтмер Мун говорит о том, что я не так уж и не прав оказался. А вот красные фронтовики — это настоящий вызов. Голодранцы объявили, что освободят трудящихся от тиранов и эксплуататоров то есть от таких как Я. «Кто был никем тот станет всем!» — пели взбунтовавшиеся дебилы. В арифметике есть такое правило: ноль как его не умножай и не увеличивай, — Сомбра дунул на пустое копыто, — так и остаётся нулём. А тут вдруг раб себя возомнил господином, да ещё и за оружие схватился, когда его пришли образумливать. Как раз на севере в Великом княжестве Сталлионградском вспыхнул бунт, который нарекли Великой Социалистической Революцией. — Сомбра облизнул пересохшие губы и слабо улыбнулся. — Я расценил это как исторический шанс возглавить кристальный поход против красных, северных варваров. Кристальная империя захватила бы обширные земли и принесла сталлионградцам цивилизацию пусть и на кончиках пик. Я бы получил неиссякаемый источник рабов сталлионградцев для питания их страхом. Эквестрия бы получила прививку от «красной заразы», я совместно с принцессами прижег бы сталлионградский нарыв каленым железом. Но эти... так называемые принцессы ополчились против меня. Вероятно, не захотели делиться славой. Хотя я не знаю точно, почему они меня развоплотили. Конец вам известен. Сейчас я понимаю, что мой план — авантюра, но если бы я не заставил Кристальную империю вместе с жителями исчезнуть на тысячу лет, её тогда бы захватили «красные» и сейчас возможно вся Эквестрия бы жила по сталлионградски. И мне же вот такое спасибо!

Единорог истерически хохотнул, но закашлялся.

– Сомбра, вам хоть немного жаль бедных кристальных пони? — спросила Флаттершай.

– Жаль!? — Недоуменно повторил бывший тиран. — Тогда я был свято убежден в личном превосходстве над этими жалкими кристальными пони. Более того, я рассматривал рабов не как цель, а всего лишь как средство. Средство для достижения ещё большей власти, а как следствие большего количества рабов.

– Получается, что даже если бы в Сталлионграде и не пришли к власти красные фронтовики, вы бы всё равно на них напали?

– Получается что так! — Сомбра развел копыта в стороны. — В Кристальной империи начинались ещё и проблемы с продовольствием. Оказывается наличие гигантского количества темной магии уничтожает всё живое в радиусе многих километров, да ещё и порабощение пони не помогает развитию сельского хозяйства, поэтому прокормить себя Кристальная империя уже не могла. Я то не голодал, а вот рабы могли и восстать. Страх страхом, но ставить живое существо в положение, когда ему нечего терять — это смерть любому тирану. Я это понимал! Теоретически Эквестрия могла поставлять продовольствие, но это бы означало пойти на поводу у принцесс, а я не мог допустить, чтобы мне кто-либо диктовал условия. Не для этого я захватывал власть!

– А для чего тогда? — наклонив голову, спросила Флаттершай.

– Ради силы. Каждый единорог хочет и мечтает лишь о том, чтобы стать сильным. Ну а я мечтал по крупному, стать сильнее всех. — Сомбра сжал копыто, напрягая мышцы. — Вот поэтому единороги больше остальных просиживают в библиотеках, участвуют в магических дуэлях и служат в армии. Иные представители моей расы посвящают себя творчеству, но это лишь одна из форм достижения успеха. Спорт — для пегасов, это соперничество и дух соревнования, единорог такое бессмысленное разбазаривание ценного ресурса будет всегда воспринимать как вульгарное варварство. Какой смысл в медали или кубке, если нельзя его превратить в средство достижения вершины власти над другими. Вот когда тебе удастся захватить и удержать власть и ресурсы, вот тогда ты становишься сильным. По настоящему сильным!

– Но чем выше ты залезешь тем больнее падать. — резонно заметила Флаттершай. — Разве нет?

Серый единорог снова кивнул, отводя взгляд в сторону. Сомбра был спокоен и расслаблен. Бывший тиран лежал на диване и, постепенно, до него стала доходить мысль, что ещё ни разу в жизни ему не было так хорошо и вольготно.

– Вернемся к кристальным пони... — Мягким голосом после паузы заговорила Флаттершай, но Сомбра её оборвал на полуслове своим заявлением.

– Не они больше всего пострадали из-за меня. Как не парадоксально!

– А кто тогда? — с удивлением в голосе переспросила кобылка.

– Ты когда-нибудь слышала о кристальных чейнчлингах?

– Нет, ни разу.

– Немудрено, потому что после того, что я сделал, они исчезли. — Сомбра закрыл глаза, словно оживляя картину произошедшего в своей голове.

– Расскажите, что вы сделали?

– Теперь мне не приятно об этом вспоминать, — единорога слегка передернуло, — Я должен был их защитить. Когда я рвался к власти, используя магию страха и ненависти, то не считался с потерями при устранении тех, кто мне преграждал путь. Препятствием были хранители кристального сердца, те самые кристальные чейнчлинги, они питались силой любви что наполняла сердца кристальных пони и концентрировалась в сильнейшем артефакте — кристальном сердце. Чейнчлинги были превосходными ювелирами и защитниками империи. Я убедил пони, что чейнчлинги паразиты, жирующие за их счёт. Моим лозунгом стали: «Кристальная империя для кристальных пони!» и «Хватит кормить оборотней!». Любые сомнения я давил, отравляя по капле сердца кристальных пони ненавистью и страхом к чейнчлингам. Я выступал с пламенными речами перед пони и грамотно играл на настроениях придворной знати, недовольных слишком большим влиянием молодой королевы чейнчлингов Христал. «Что посеешь, то и пожнёшь»! Так говорят вроде? Я сеял страх и ненависть и в итоге пожал гнев, который направил на кристальных чейнчлингов. Но весь ужас моего поступка в том, что королева чейнчлингов Христал была моим... моим...

– Другом?

– Да, что-то вроде того.

Флаттершай заметила, как на красные глаза Сомбры навернулись слёзы, но тот их сдержал, вновь принимая вид собранного и серьёзного жеребца. Всё-таки единорог был королём хоть и не долго.

– Не останавливайтесь, продолжайте.

– Когда разъяренная и зараженная для пущего эффекта магией ненависти толпа ворвалась в улей чейнчлингов, то я пленил королеву Христал, не дав ей защитить подданных и попытался ей овладеть, — Сомбра потер одно копыто об другое, «бегая» глазами по полу, — ну как жеребец кобылкой. Она кричала и плакала, просила не делать этого и сильно брыкалась. Тогда я её избил до полусмерти и бросил в яму. Там темный кристалл показывал ей самый страшный кошмар, а именно то что кристальные пони сделали с её подданными. Форменный ужас и издевательства. Личинок давили как букашек в кашу копытами. Чейнчлингам рвали и отрывали крылья. Головы проламывали, словно гнилые тыквы. Иных вздергивали на уличных фонарях. Я назвал это чейнчлингским погромом, но в народе событие закрепилась как «Кристальная ночь». Лишь не многим чейнчлингам удалось спрятаться или бежать. Что стало с беженцами, я не знаю.

– А что стало с королевой Христал?

– Когда всё было кончено, её закованной в цепи провели по улицам до снежных пустошей и бросили там на медленную смерть. — Сомбра нервно потер копыта. — Христал была измучена и как мне казалось абсолютно сломлена, но она не просила пощады или снисхождения, а как то спокойно и отрешённо приняла свою участь.

Флаттершай со смесью ужаса и интереса смотрела на бывшего короля и пыталась увидеть в нем хоть что-то доброе, хоть какое-то подобие нормального пони.

– Вы меня ненавидите? — С какой-то надеждой в голосе спросил Сомбра, уперев взгляд в сидящую напротив кобылку. — Презираете? Желаете мне смерти или другой кары?

– Куда вас ещё наказывать? — ответила Флаттершай спокойным голосом и набрав в легкие побольше воздуха начала говорить, — Вы сами себя превратили в мучителя и первый кого вы замучили, были вы сами. Когда вы убивали и порабощали других, убедив себя, что тем самым вы достигнете цели, а именно станете сильнее всех, на самом же деле вы Сомбра, убивали себя. По капле, по частям, сначала вы убили свою совесть, затем здравый смысл, ну а потом всё пошло в разнос. Была ли у вас сила, о которой вы грезили? Безусловно, видимость силы и могущества присутствовала. По настоящему вместо обретения заветной цели вы стали лишь слабее, потеряли друзей и прокляли Кристальную империю. Будучи не способным простить всем и самому себе своего собственного предательства. Да, вы не совершили сделку с совестью, вы её просто усыпили, а теперь она проснулась и мстит за всё! Даже не думайте, что за содеянное, вас простят! Но вы можете использовать этот шанс, начать жить заново и положить отмеренное вам время на помощь тем, кто от вас пострадал. Да, это будет трудно, но сделать это будет правильно и может быть тогда и только тогда ваше убитое «Я» возродится, а вместе с ним и способность творить, но уже не во зло, а во имя правды.

Сомбра надолго замолчал пока, слушал Флаттершай и, даже когда кобылка закончила, жеребец не мог найти, что ответить ей.

– Ты и вправду думаешь пони, что я смогу измениться?

– Если очень захотите, то сможете. — уверенным тоном ответила Флаттершай.

– И меня смогут принять те кого я обидел?

– В том случае, когда увидят в вас искреннее раскаяние и желание исправиться. Ну а пока...

– Пока что? — В нетерпении повторил Сомбра, ожидая ответа Флаттершай. Жеребцу казалось, что он в шаге от раскрытия тайны возвращения волшебной силы. Верить в чудо — куда проще, чем тяжело и долго работать, самосовершенствоваться и учиться, учиться и ещё раз учиться. Заново осмыслять себя, пересматривать былые убеждения, нравственно страдать, но раз за разом вновь заставлять себя карабкаться вверх. Прочь от тьмы. Направление вперёд, к свету. Сомбра внезапно для себя осознал, что ему не нужен готовый ответ. Ему нужна возможность самому найти ответ на поставленный вопрос.

– Довольно, — объявил чёрный пегас, вставая из темного угла и медленно приближаясь к серому единорогу, — признания получены, так что теперь ты пойдёшь со мной!

– Знаешь Флаттершай, — скрестив копыта на груди и окидывая взором антураж комнаты, — благодаря вам, всем вам, я впервые за долгое время почувствовал себя свободным. Прости меня!

– Прощаю, но за что?

– За окно. — В тот же миг серый единорог прыгнул с кушетки в оконный проём.

Зазвенело разбитое стекло и посыпалось на пол, а Сомбра выскочил на траву и, что есть сил, бросился в сторону леса. Хорунжий Копьё метнулся следом, но потерял серого единорога из виду, тот скрылся в ночи. Вороной пегас напрасно глядел во тьму, беглеца уже и след простыл. Раздосадованный офицер направился к выходу мимо возлюбленной.

– Оставь его, — мягко, но настойчиво попросила Флаттершай, схватив за копыто жениха, — у Сомбры нет магии, он не опасен. Да и он должен пройти свой путь до конца.

– Прости, дорогая, служба. — мягко и плавно освободившись от копыта кобылки ответил жеребец.

– Но ведь ночь, да и Сомбра наверняка ушел уже очень далеко.

– От нас ещё никто не уходил! — Заявил на прощание командир и вышел за порог дома невесты, закрыв за собою дверь.