Мир Сио: Карамельное Приключение (переписанное)
Глава 6, в которых Бон-Бон едет к родственникам
По субботам Вильгельм, как поняла Бон-Бон, отдыхал. По крайней мере, рано утром (в 6:00!) по внутренней связи он устроил поняше такую побудку, что та от неожиданности и страха чуть не пробила головой потолок над своей кроваткой. После чего дал ей всего полчаса привести себя в порядок, и ровно в 6:30 загрузился вместе с сонной и недовольной Бон-Бон во флаер. Львиную долю дня пони пришлось провести на частной конюшне "Липица" в Зеленом секторе. При этом там ей "развлечений" хватило по самые уши.
Первым из них стало то, что та часть Зеленого Сектора, каковая сдавалась под конюшни, прогулочные угодья, конные соревнования и прочее "благородные игры", была наглухо отрезана от глобальной сети. Чтобы богатеи могли "без помех наслаждаться сельской жизнью" администрацией глушилось вообще все (вплоть до примитивных радиостанций), а единственным средством быстрой связи с внешним миром были немногочисленные физические соединения в кабинетах управляющих и на контрольно-наблюдательных пунктах на границах зеленой зоны. Соответственно, Бон-Бон, никогда даже не помышлявшей отказываться от благ цивилизации, оказалась, мягко скажем, не в своей стихии.
Второй чудной новостью оказалось то, что по прилету Вильгельм, будучи в своей собственной конюшне ни в зуб копытом, напрочь отказался от помощи своего управляющего. Провожатой белобрысого пришлось стать Бон-Бон. Хотя, она, как урожденная горожанка, понимала в конях, конюшнях и коневодстве не больше человека. Но Верховена это нимало не заботило: он был уверен, что у пони должно быть какое-то природное понимание всего этого хозяйства. Итогом стали двадцать минут бессмысленного нарезания кругов вокруг какого-то загона, вход в который бежевая "эксперт" все никак не могла нащупать. Спас всех невесть откуда появившийся Моури. Косолапый вывел незадачливых приключенцев к "загородному домику" (не то чтобы дворцу, но в такой конуре поняшка была бы весьма не против пожить месячишек несколько), где уже были накрыты столы и в ожидании хозяина толпились подобострастные работнички во главе с управляющим. За завтраком Моури не без юмора поведал Вильгельму и Бон-Бон, что все это время они кружили вокруг площадки для выездки, где, в связи с нежданным приездом Верховена, никого не было и быть не могло. Впрочем, если уж им так приспичило, то организовать выездку или даже офицерское троеборье ничего не стоит. Хотя, на взгляд Моури, взятый Верховеном скакун был мелковат и гармоничнее смотрелся бы мурлыкая на мягком коврике. Вильгельм на шутки косолапого синтета не реагировал, да и, вообще, не проронил ни слова, пока не закончил с основными блюдами и не перешел к десерту и напиткам. Бон-Бон же попробовала оппонировать Моури, за что получила приглашение на верховую прогулку. Это выбило пони из колеи и заставило замолкнуть: это на нее кого-то собирается посадить косолапый или саму пони взгромоздить на лошадь? Какое бы из предположений ни было верно, но тут же возникали два других вопроса: "Каким образом?" и "Сколько случайных свидетелей будет ржать над Бон-Бон?".
По окончанию завтрака Моури выступил для Вильгельма и Бон-Бон гидом, ориентируясь на "Липице" как у себя дома. Похоже, он был завсегдатаем этой конюшни. А судя по отсутствию хоть какой-то реакции хозяина, Верховен был об этом превосходно осведомлен и не возражал. Так что, спустя буквально пару минут Бон-Бон оторопело таращилась на свою дальнюю родню (вживую оказавшуюся куда больше, чем на картинках или видеозаписях) пока белобрысый обстоятельно излагал сомневающемуся косолапому запланированную им программу мероприятий. Беседовали двуногие довольно долго, так что синтетическая пони успела узнать о лошадях две немаловажные вещи. Во-первых, плевать они на нее хотели. Во-вторых, попрошайничали соленые сухарики у людей не хуже заправских котов.
По итогу этих бесед началось ьретье за день приключение, коим стала верховая прогулка к неким "большим левадам". Там торговец алмазами собирался что-то там этакое понять о поставщиках.
Поначалу Бон-Бон не возражала против сумасбродств двуногих и весело трусила за еле плетущейся, а все больше порывающейся пойти куда-то по своим делам лошадью Вильгельма. Но вскоре белобрысый сообразил, как нужно управляться с деловым четвероногим, и бежевой пони стало не до смеха: чтобы не отстать за неспешно рысящим транспортом человеков ей пришлось перейти на галоп. При этом, нужно вновь отметить, что Бон-Бон была урожденной горожанкой и отнюдь не культуристкой, даже в Эквестрии всерьез бегавшей только по большим праздникам. Так что, вскоре пони выдохлась и запросила у людей пощады. Лучше бы она этого не делала.
Моури незамедлительно (и с подколками) откликнулся на просьбу четвероногой спутницы сбавить темп, и осадил свою лошадь, заставив ту лечь на живот. После чего предложил Бон-Бон усаживаться перед собой. Пони было засомневалась, но, услышав фразу "И чего это я? Пони же они сами себе транспорт — сутками напролет могут по монгольской степи скакать!", решила рискнуть, и кое-как забралась на смиренно терпящее неумелую понячью возню животное. Усевшись и зафиксировавшись левой рукой косолапого как ремнем безопасности Бон-Бон было успокоилась, но... Тут лошадь встала. И выяснилось, что спина у нее не такая уж и широкая и фланки поняшки разъезжаются в разные стороны, копыта скользят по мохнатой шкуре, а рука Моури это не удобный синтетический ремень, а жесткий турник, на котором можно только висеть в самой неудобной позе. В общем, салон у лошади был продуман очень плохо. Единственным плюсом в нем был лишь прекрасный обзор (отлично нивилировавшийся косолапым, перекрывавшим всю заднюю полусферу). Но все это были лишь цветочки. Настоящая проблема возникла перед Бон-Бон тогда, когда Моури свистнул и легонько хлопнул ногами по бокам своего средства передвижения. Как оказалось, лошади в базовой комплектации не оснащались амортизаторами — пони быстро укачало. Так что, буквально через пять минут она оказалась перекинутой поперек лошадиной спины: круп безвольно свисал с одного бока экотранспорта, а передние ноги и позеленевшая мордочка — с другого.
Кавалькаде пришлось остановиться и заняться проблемами четвероногой наездницы. В первую очередь, ссадить ее на землю и отпоить водой. После же, когда Бон-Бон немного пришла в себя, Моури предложил пересадить хвостатую синтета на лошадь Вильгельма, ибо "твой мерин иноходец — на нем ехать, как на облаке плыть". Так и было сделано. Что, впрочем, не дало никаких положительных результатов. Лошадь, на спину которой забралась пони, отказалась вставать: просто лежала на животе с вытаращенными в ужасе глазами и тяжело дышала, никак не реагируя на понукания людей. Так что, спустя пару попыток поднять перепуганное животное как под узцы, так и под седлом косолапый оставил это занятие и снова ссадил пони на землю. И, о чудо, лошадь тут же вновь обрела способность ходить! Что не прошло незамеченным, и на ее спине вновь оказалась многострадальная Бон-Бон. Тем опять приковав бедное животное к земле.
В итоге, через добрую четверть часа бесплодных усилий было решено идти пешком, ведя лошадей на поводу. Людей такой исход не радовал, в отличии от пони, предвкушавшей неспешную прогулку по идиллической местности Зеленого Сектора. Но таковым настрой Бон-Бон был лишь поначалу. Как выяснилось, Зеленый Сектор, и правда, "сохранял Матушку-Природу в ее первозданном и удобном для цивилизованного человека виде". Включая и такой ее "удобный" подарок как мухи. Очень многочисленные и надоедливые, ныть и жаловаться на которых можно было до бесконечности. Но вот убежать — никак. Потому, что люди еле волокли ноги, тем тормозя изводимую шестиногими сатрапами пони.
После десятого залетевшего в нос насекомого и, соответственно, десятой понячьей жалобы Моури отстегнул с пояса темно-желтого цвета баллончик и пару раз прыснул на Бон-Бон чем-то вонючим. Мухи отстали. Зато появилось время обратить внимание на собственные спутавшиеся за время пути и полные репейников (еще один "дар природы") гриву и хвост, а также на то, что "мы уже идем, идем, а конца пути не видно!". То есть, количество понячьих нытья и расстройства не уменьшилось. На счастье четвероногой синтета, чей возмущенный гундеж уже начал доводить людей до точки кипения, вскоре компания вместе с ведомыми в поводу лошадьми добралась таки до цели своего путешествия.
Где и началось четвертое на этот день приключение бежевой поняши.
Началось оно с того, что белобрысый вместе с Моури и пони (транспортированной косолапым наверх в какой-то тряпке на веревках и тем натерпевшейся нового страха) забрался на невесть зачем построенную тут наблюдательную вышку, и приказал четвероногой спутнице объяснять причины того или иного поведения выпасающихся на расчерченной гигантскими проволочными заборами земле лошадей. Бон-Бон, понятное дело, не имела ни малейшего понятия о лошадиных мотивах, так что сначала отнекивалась, а потом, под давлением уже начавшего раздражаться Вильгельма, принялась напропалую фантазировать, в итоге так завравшись, что была отправлена на землю "приготовить ланч или на что еще созидательное способен твой пол?". Спуск производился все в той же тряпке, заставив бежевую синтета ненадолго проникнутся уважением к пегасам.
Спустившись на землю и немного придя в себя, Бон-Бон двинулась исследовать "большие левады". Ну и что, что ее отправили приготовить ланч? Во-первых, ее просто выпроводили под первым попавшимся предлогом, а потому слова о готовке всерьез можно не воспринимать. Во-вторых, сама Бон-Бон есть не хотела, а потому и люди еще не могли проголодаться. И, в-третьих, это, вообще, по-хамски так обращаться с пони! Так что, она не будет тратить свою драгоценную жизнь на кухне, пока эти два обнаглевших примата развлекаются там на верхотуре!
Левады, что бы ни значило это слово на самом деле, действительно оказались большим сооружением, представляющим из себя компактный комплекс каких-то хозяйственных построек, окруженный простирающимися что хватает глаз (с высоты понячьего роста, понятное дело) дурацкими заборами, состоящими из столбов и пары ниток слабо натянутой проволоки. За заборами виднелась самая настоящая зеленая трава, а еще дальше маячили подвижные пятна, бывшие, по всей видимости, лошадьми. То есть, ловить там было нечего – пусть двуногие сами своей животиной занимаются. В общем, преисполненная праведной обиды пони двинулась к строениям.
Увы, там ее не очень-то и ждали. Один из работников, до этого контролировавший роботов-погрузчиков, разгружавших ящики с крупного колесного автомата, ловко перехватил бежевую поняшу, направившуяся было к явно жилому домику, и отвел ее обратно к наблюдательной вышке. Вышка же ответила ругательствами на незнакомом языке и повторным распоряжением заняться чем-нибудь своим и не отвлекать мужчин от серьезного дела. Похоже, дела с разгадкой тайны поставщиков у Верховена шли скверно. Так что, Бон-Бон сочла за лучшее удалиться, и направиться в единственное место, откуда ее еще не выгнали — к проволочным заборам.
Дорога вдоль ограждений была длинной и однообразной. А потому вскоре пони она надоела, и четвероногая туристка решила срезать путь через сами огороженные поля. Ворота, правда, было искать лень. А потому Бон-Бон полезла прямо сквозь забор. Благо, что проволока висела бестолково и могла быть легко отклонена хоть ногой, хоть головой. Тем продемонстрировав одно интересное физическое явление: истошный писк и непрямолинейное ускорение маленькой синтетической лошадки при замыкании электрической цепи.
Ограда оказалась электрифицирована. Что полностью объясняло ее "дырявость". Тем не менее, Бон-Бон внутрь попала: вывалилась на зеленую траву, все еще визжа и отбрыкиваясь от невесть откуда взявшейся опасности.
Немного придя в себя, пони грязно обругала забор, показала ему пару неприличных жестов и с чувством выполненного долга потрусила к видневшимся вдали темным пятнам. Заняться ей, все равно, было нечем, а опасаться нечего — судя по поведению лошадей на пути к "большим левадам", эти гиганты были отъявленными трусами. К тому же, не ели мяса, что сразу делало их в глазах четвероногой горожанки безобиднее пылесоса.
Через какое-то время пятна превратились в группу лошадей, пасущихся около одного из ограждений (как показалось Бон-Бон, выбрали они именно это место неспроста). Прикинув размеры этих животных по отношению к столбу изгороди, пони остановилась, вновь начав сомневаться в своей безопасности: травоядные там или нет те лошади, но они же огромнее любого антропоморфного синтета! Впрочем, хорошенько обдумать ситуацию у нее не получилось. Одна из лошадей заметила Бон-Бон и, подняв голову, заржала. В ответ все остальные лошади тоже перестали пастись и, насторожив уши, уставились на синтета. Бон-Бон выдохнула и двинулась навстречу животным — что бы там на уме у них ни было, но в случае чего по ровному полю поняшка точно не убежит.
— Здравствуйте, — вымученно улыбнулась Бон-Бон первой попавшейся лошади, чувствуя себя при этом форменной идиоткой.
Реакция четвероногого на это была совершенно неожиданной для пони: лошадь испугано фыркнула, отпрыгнула и задала стрекача, а её сородичи попятились от миниатюрной гостьи. Ободренная этим Бон-Бон осмелела и принялась расхаживать между шарахающимися от неё лошадьми, во все глаза рассматривая диковинных животных. Лошади на самом деле все как одна оказались жеребцами (причем, по всей видимости, очень молодыми — Бон-Бон не без кобыльего интереса взглядом изучала их причиндалы), на плечах которых красовались невесть как нанесенные на шкуры литеры "VL". Увлеченная своим занятием пони и не заметила, как некоторые из четвероногих осмелели...
— Это еще что?! — Бон-Бон крутанулась вокруг своей оси, оказавшись лицом к лицу с лошадью, только что засунувшей свой нос под понячий хвост.
Конь же совершенно не смутился рассерженной поняшки. Он поднял голову, смешно задрал верхнюю губу, обнажив плоские зубы и нелепо зафыркал. Бон-Бон, наверное, даже бы посмеялась над этим представлением, если бы в этот самый момент не ощутила поползновения другого любителя пофыркать под понячьим хвостиком. Так что бежевая кобылка вновь крутанулась на месте, и принялась высказывать лошади все, что она о ней думает. Впрочем, лошади речей синтета не понимали, а потому Бон-Бон тут же пришлось отвлечься на третье нескромное поползновение. Вернул же ее внимание к первому нахалу лишь аж четвертый щекотатель кобыльих прелестей. И, надо заметить, от представшего перед ней зрелища Бон-Бон обомлела: коник был ей очень рад — между его задних ног болтался полувставший шланг, по размерам не уступавший полностью намастряченной гордости доброго жеребца-пони. Конечно, Бон-Бон далеко не раз в своей жизни мечтала хорошенько "помять конфетки" с каким-нибудь жеребчиком-из-кобыльего-журнала (где к романтической истории случайной встречи на природе в конце всегда прилагался длинный, толстый и пульсирующий делатель жеребят), но это уже было за гранью...
Пони осмотрелась по сторонам и что-то (скорее всего, самая-самая ее кобылья часть) внутри екнуло. Вокруг задирали губы, фыркали и пританцовывали от нетерпения пятеро здоровущих жеребцов, между задних ног которых болтались уже отнюдь не шланги, а самые настоящие трубы большого диаметра, выполненные из черной пульсирующей плоти и явно предназначенные для закачки внутрь бедной поняшковости Бон-Бон непонячьего объема жидкости. За этим последовали писк, топот и острая боль в крупе...
Пятеро молодых коней со смесью удивления и разочарования смотрели на то, как маленькая, несуразная, но вполне готовая принять жеребца кобылица пулей проскочила между ними и, невзирая на болючую проволоку, не останавливаясь, вылетела за пределы левады. Наблюдатели же на вышке лишь обменялись банкнотами.
Бон-Бон скакала как никогда в жизни! Понячье сердечко заходилось в бешеном ритме, ноги болели, дыхания не хватало, но образ огромных зверей с охочими до ее петли зверьми малыми гнал кобылку вперед почище скипидарной примочки под хвостом.
Вскоре показались хозяйственные строения "больших левад", и пони сбавила ход — кажется, она была в безопасности. Теперь можно и нужно подумать о произошедшем и о своем имидже. Все обошлось. Никто ее позора с конями не видел. Ведь так? А потому, нужно позаботится о том, чтобы ни одна живая душа даже не заподозрила, что Бон-Бон Мацаревич снова вляпалась в какую-то некрасивую историю.
Пони обошла постройки с той стороны, что не просматривалась с вышки, и принялась искать что-нибудь, что сошло бы за зеркало. Вскоре удача ей улыбнулась и на стене одного из строений обнаружился зачем-то растянутый лист фольги. Немного помятый, но все же пригодный в качестве плохонького зеркала. Глядя в него, пони начала прихорашиваться, поправляя копытами гриву и хвост и приглаживая шерстку — никто не должен был заподозрить, что еще недавно все они стояли дыбом от страха.
Закончив с наведением марафета кобылка почувствовала, что проголодалась. Это навело ее мысли на ранее данное Вильгельмом распоряжение. Понятно было, что тот отправил синтета заниматься готовкой только для того, чтобы от нее избавиться. Но выслужится перед нынешним то ли работодателем, то ли хозяином все же хотелось. К тому же, если пони сейчас приготовит поесть для, наверняка, успевших проголодаться людей, то не только перекусит сама, но и избавится от неудобных вопросов о своем времяпрепровождении: Бон-Бон в поте мордочки своей готовила вкусности, а не попадала в дурацкие приключения с лошадьми... Пони зацокала к ранее примеченному домику, где вполне могла быть кухня.
На этот раз она снова попалась работнику конюшни (уже другому), но не сплоховала: сделав высокомерную мордочку, пони приказала показывать, где тут кухня, ибо хозяин проголодался. Человек сначала остолбенел от удивления, а потом сам встал в позу и высказал Бон-Бон, что а) микроскопические лошади — извращение, б) говорящие микроскопические лошади — извращение в квадрате, в) лошади-повара — бред, и г) грубые говорящие лошади пусть ориентируются по мху и муравейникам — он грубиянкам не помощник. Бежевой хамке пришлось извиняться. Конюх (кажется) извинения принял и, посетовав на нынешние тенденции в коневодстве ("Выводят карманных лошадей! Скоро на скакунов придется блох жокеями усаживать!"), помог пони попасть на кухню.
На кухне уже стояли три подноса с накрытыми блестящими колпаками блюдами. Пони не смогла удержать любопытство, и залезла носом в один из них. Заказанная в ресторане еда не была плоха... Но Бон-Бон, помня из зазеркальной жизни свои с Лирой выезды на природу, была уверена, что ресторанный выпендреж — вовсе не то, что нужно горожанам, весь день активно проведшим на свежем воздухе. Нужно что-нибудь а) горячее, б) сытное, и в) что-нибудь сладкое уже для себя любимой. Так что, пони направилась в душевую, дабы привести себя в рабочее состояние, а потом распотрошила кухню с кладовкой и принялась за поварское колдунство, радуясь тому что со времен Эквестрии навыки не пропали.
Когда уставшие люди вошли в домик персонала, их встретил густой сытный запах свежеприготовленной еды. Именно еды, а не ресторанных кушаний — пахло тем, чем, действительно, можно набить живот после целого дня под открытым небом. Помимо этого в домике еще имелась улыбающаяся бежевая пони, где-то раздобывшая галстук-бабочку и белоснежное полотенце, перекинутое через понячью спину.
— По-моему, Вилли, наша кошка где-то нашкодила, раз так выслуживается, — хохотнул Моури при виде заискивающей мордочки пони, тем немало смутив ее.
— Думаю, нам с тобой следует забыть эту её выходку. Каждая фрауляйн имеет природное право на глупость, — пожал плечами белобрысый, тем вызвав у Бон-Бон море невысказанных вопросов, — Меня гораздо больше волнуют эти запахи. Если мой нос меня не обманывает, пахнет вареным картофелем, Kraut, мясом и чем-то печеным.
— Добро пожаловать в ресторан "У Конфетки", милостивые сэры. Соизвольте проследовать за мной в трапезную, — Бон-Бон обиделась на людей за их намеки на "выходку", так что решила вести себя как можно более вызывающе. Даже повернувшись спиной к "гостям" кокетливо качнула хвостом.
— Надо же, она еще и обиделась! Вон как злобно кокетничает! Вилли, береги обувь! — Моури заржал, заставив бон-Бон против воли зло зафыркать и прибавить шагу.
— Главное, чтобы на столе вместо Speisen нас не ждало сено, — Вильгельм был раздражающе спокоен и, похоже, вовсе не собирался обращать внимание на намеки пытающейся выказать свое недовольство пони. Так что, той просто пришлось проглотить понячью обиду и поцокать в небольшую столовую комнату, ведя двуногих к аппетитно пахнущей снеди.
Усевшись за стол и усадив за него же разобидевшуюся лошадку, люди отдали должное ланчу. По мере насыщения их настроение улучшалось и вскоре они уже нахваливали поварские умения Бон-Бон, шутили и философствовали (последнему очень поспособствовало содержимое ресторанных бутылок). Во время этих посиделок пони узнала, что из наблюдений за лошадьми Вильгельм так ничего и не понял о поставщиках. Ее приключение с конями тайной не было с самого начала – бежевая конспираторша зря секретничала (Моури ставил на то, что жеребцы устроят драку, а победитель заберет себе Бон-Бон, и никуда уже кобылку от себя не отпустит). Так же выяснилось, что косолапый знал об отвращении пони от Хасбро к мясу (но, к ехидному понячьему удовольствию, не знал, что Бон-Бон немало времени тесно общалась с синтетами-каноидами (преимущественно с полицейскими собаками), а потому уже давно его переборола). Еще Моури горячо интересовался скачками, проводившимися в Зеленом Секторе (но ставок никогда не делал: сказал, что "я не такой широкой души, чтобы давать этим жирным соко наживаться"). Под конец же ланча поднабравшийся Вильгельм разразился речью, в которой обличал нравственный упадок нынешнего общества и сетовал, что в сегодняшнем мире мало кто помнит о своем роде и почитает деяния предков. От какового спича Бон-Бон немало так обалдела, забыв даже вставить что-нибудь в свою защиту. Верховен же продолжил нести дичь, ставя в противовес современному беспамятному и, несомненно, духовно пустому обывателю гигаполисов себя. В частности, Вильгельм знал своих предков чуть ли не до времен спора "пальма или земля?", а также помнил о своем австрийском происхождении и очень гордился тем, что все три мировые войны развязали именно австрийцы (они бы, наверное, и четвертую начали, если бы завистники не подсуетились и не траванули Артура фон Бока и его партайгеноссе на триумфальном обеде). На этом Бон-Бон, которой вино теперь тоже ударило в голову, попыталась было возражать белобрысому хозяину конюшни, но того сорвало в какие-то совсем уж дикие дебри: начались рассказы о высших силах, предназначении и "Я покажу этим поедателям мацы, с кем они спорить решили!" Моури же лишь поддакивал и постоянно подливал Вильгельму из невесть откуда взявшейся фляжки. Когда же оратор отключился, косолапый вызвал одного из работников "больших левад" и распорядился о транспорте, а Бон-Бон попросил больше не спорить с Верховеном на дурацкие темы, особенно когда тот пьян.
На обратном пути, уже в пассажирском роботе, стилизованном под древний автомобиль с открытым салоном, Бон-Бон узнала почему Моури не опасается за тот дискордский бардак, что был скрыт в голове его друга. Как рассказал косолапый, в алмазном бизнесе, а, значит, подальше от всяких глупостей, Верховена держал древний спор, затеянный его предком с неким Моше Ситруном. И пока белобрысый не выиграет вчистую это пари, длящееся уже не первое поколение, он не успокоится. То есть, из бизнеса не уйдет и неприятности, по старой семейной традиции Верховенов, на свою пятую точку искать не примется. А выиграть тот спор невозможно: другие торговцы алмазами никогда не признают Верховенов равными партнерами ровно по той же причине, почему Вильгельм никогда не признает их равными своей семье — старые вопросы крови, для большинства современных жителей гигаполисов давно позабытые и оставленные в седом прошлом. Ну, и упрямство двух семей, конечно же, замешанное на давнем соперничестве. Так что, Вильгельм и дальше будет целиком занят своим экзотическим бизнесом, не находя времени для развития своих порочных наклонностей.
Пони все эти разговоры о столетних спорах показались очень странными. Но, похоже, косолапый знал, о чем говорил. Так что, она решила промолчать, и просто любовалась видами, наслаждаться которыми раньше мешали мухи и необходимость переставлять собственные четыре.
По прилету обратно в Белый Город их уже дожидалась Эмма с целым набором заранее подготовленных мероприятий по приведению "веселого" хозяина дома в более подходящий для ночевки вид. Видимо, Вильгельму было не впервой нажираться до поросячьего визга. Впрочем, судя по выражению лица синтета-прислуги, делал он это, все-таки, нечасто (но основательно). В чутких руках синтетической девушки Верховен быстро превратился из пьяно дрыхнущей в глайдере свиньи в мирно спящего в своей спальне подвыпившего джентльмена.
Бон-Бон тоже досталось. Впрочем, того, против чего пони вовсе не возражала. Простирнув уже протрезвевшую кобылку в ванне и прыснув ей в рот средством от того самого запаха, Эмма не замедлила намекнуть, что не против залезть кое-кому под хвост. Бон-Бон против не была. Так что, два синтета устроили шаловливые игрища прямо в месте принятия гигиенических процедур. Девушка снова была просто великолепна, вымотав кобылку настолько, что та вырубилась прямо там же, сразу же после одного из оргазмов. До постели, по всей видимости, ее донесла уже Эмма. Сны снова были зелеными.
— Итак, снова... Поставщик вдруг наведался в конюшни, где он отродясь не бывал. Ваши соображения? — первый обвел собравшихся нехорошим взглядом.
— По возвращению он был пьян, — заметил один из агентов, — Очевидно, что он отправился в Зеленый Сектор расслабиться и отдохнуть.
— Моури уже неоднократно убеждал поставщика навестить конюшни. Возможно, в этот раз он поддался на уговоры, — поддержал коллегу стоящий рядом агент, — Это же оче...
— А мне вот не очевидно! Уже четверть часа не очевидно! Не сметь оправдывать свои провалы! — в сердцах грохнул по столу первый, — Тогда какого он взял с собой этого синтета от Хасбро?
Агенты как один виновато уставились в пол — первый был не на шутку зол и продолжать оправдываться было себе дороже: то, что не сработало в первую четверть часа, во вторую лишь усилит ярость и без того сейчас далекого от всепрощения начальства.
— А что скажет нам аналитик? — первый резко развернулся к другой фигуре, скромно стоящей в углу.
— Мое мнение неизменно: поставщик пытается через синтета понять нас, — вкрадчиво ответила фигура, — Иного рационального объяснения изменениям в его поведении я подобрать не могу.
— Ладно, примем как рабочую эту версию. Все другие уже развалились, — первый неприязненно взглянул на агентов, отчего те еще упорнее принялись разглядывать пол, — Вы, стадо некомпетентностей, вон! И чтобы духу вашего тут не было, пока не выясните, кто эта синтет и откуда поставщик её раздобыл!
Агенты с огромным энтузиазмом восприняли это распоряжение, и тут же кинулись вон из помещения – видимо, исполнять.
— А вас, товарищ аналитик, я попрошу остаться, — остановил качнувшуюся было из своего угла фигуру голос первого.