Искусство живое

Часть 1. Глава 1

Сутки. Ровно сутки на то, чтобы создать эскиз будущего шедевра на заданную тему. Тема максимально широка и задана обычно одним словом, никаких ограничений по сюжету. Победитель получает денежное вознаграждение и медаль, имеющую большое значение в художественной среде. Так звучали правила Ежегодного конкурса выпускников Кантерлотской художественной академии имени Её Величества Принцессы Селестии. Таковы они были на протяжении десятилетий, такими их знали тысячи пони и по таким правилам в нём поучаствовали уже десятки, если не сотни художников. Если в других конкурсах участвовать могли все желающие, стоит только подать заявку, то участники Ежегодного конкурса выпускников определялись канцелярией Академии среди лучших студентов выпускных курсов. Теоретически, от участия в нём можно было отказаться, однако ни одного такого случая не было уже много лет.

Пресайз Тач, тёмно-красный единорог с короткой чёрной гривой, вошёл в лекционный зал. Сегодня первой была лекция по средневековой эквестрийской живописи. Пони в аудитории было мало, многие студенты просто игнорировали эти лекции, и делали это небезосновательно. Скучный материал плохо запоминался и был нужен скорее для общего развития, чем для реального применения, но Тачу пропускать лекции не позволяла совесть. Да, такое тоже бывает. Здесь уже было два его одногруппника, к которым он и подсел.

— Привет, Тач, — поздоровался Брайт Калор, пурпурный земнопони с синевато-серой гривой. — Ты слышал новости про конкурс?

— Нет, а что с ним?

— У деканата висит распоряжение об изменении его правил, — сказала Пейперкат, поджарая синяя единорожка с чёрной гривой. — Заметила его вчера.

— Да? И что же там придумали?

— Теперь решили давать всем один чёткий сюжет, а что самое смешное — теперь участников будут запирать на сутки в мастерской, — ответил Брайт.

— Смешно, — несмешно сказал Тач.

— Зато они решили, что для участников конкурс будет засчитываться как выпускной экзамен, — проговорила Пейперкат.

В это время в аудиторию вошёл лектор, пожилой коричневый земнопони. Оглядев студентов, он разложил на кафедре бумаги и начал лекцию.

— А почему они решили всё поменять? — прошептал Тач.

Синяя единорожка помолчала, дописывая тему лекции в конспект, и шепнула в ответ:

— А сено их знает. Вроде как, в качестве эксперимента.

— Странные у них эксперименты.

К концу занятий слух об изменившихся правилах конкурса уже распространился достаточно широко, чтобы стать основной темой для обсуждения среди студентов. Ежегодный конкурс выпускников был для студентов Академии чем-то особенным, чем-то статусным, почти сакральным, чего многие одновременно и желали, и благоговейно боялись. Если в беседе с каким-нибудь кантерлотским художником пони упомянет, что участвовал в этом конкурсе, этого уже будет достаточно, чтобы вызвать у собеседника уважение. Победителям же были открыты двери практически всех художественных галерей Эквестрии. Нет ничего удивительного в том, что многие студенты Академии желали участвовать в Ежегодном конкурсе выпускников. И также вполне ожидаемой была неоднозначная реакция студентов на изменения его правил. Канцелярию Академии, однако, это, судя по всему, не остановило.

Когда закончилась последняя пара и Пресайз Тач уже собирался уходить, к нему подошёл его одногруппник, Шарпенд Лед, крупный иссиня-чёрный земнопони .

— Тач, там, говорят, список конкурсантов вывесили, — сказал он. — Пошли глянем?

— Ну пошли. Даже интересно, на ком этот эксперимент будут ставить.

Список приглашённых висел на пробковой доске для объявлений возле дверей деканата рядом с официальным указом о правилах конкурса. В этом году к участию приглашались девять студентов выпускного курса отделения живописи. Лед и Тач были среди них.

Если до этого момента ещё оставалась слабая надежда на то, что слухи — это лишь слухи, и канцелярия Академии не станет настолько коренным образом менять что-то столь значимое, как Ежегодный конкурс выпускников, а Пейперкат просто что-то перепутала, то теперь перед глазами было прямое подтверждение обратного. Всё то, о чём Тачу утром рассказали Пейперкат и Брайт Калор, оказалось правдой. И единый сюжет вместо широкой темы, и зачёт конкурса в качестве выпускного экзамена, и даже  суточная изоляция участников.

— Не, ну какого сена? — негодовал Шарпенд Лед, пока они с Тачем шли по коридору. — Я не хочу целые сутки куковать один в запертой комнате!

Тач был с ним полностью согласен, хоть и не выражал свои эмоции так открыто.

— Да я лучше обычный выпускной экзамен сдам! — продолжал земнопони. — Ну правда, кто это придумал? А главное, зачем?

Ответов у Тача не было.

— Знаешь, Лед, что я думаю, — сказал единорог. — Я думаю, нам нужно собрать всех, кого записали, и обсудить ситуацию. Мне это тоже не очень нравится.

Пару дней спустя Тач пригласил всех упомянутых в списке одногруппников к себе в комнату в общежитии, и вечером девять пони собрались, чтобы обсудить сложившуюся картину. К изменениям все отнеслись скептично, если не сказать враждебно, и было решено составить коллективное письмо ректору Академии, за чьей подписью был указ об изменении правил конкурса.

Ректору
Кантерлотской художественной академии имени Её Величества Принцессы Селестии
Лорел Кроуну
От студентов выпускного курса отделения живописи

Обращение

Уважаемый ректор Лорел Кроун!

Мы, нижеподписавшиеся, были включены в список участников Ежегодного конкурса выпускников, и мы считаем необходимым довести до вашего сведения, что нововведения в правила проведения данного конкурса представляются нам безосновательными. Мы не видим объективных причин, по которым данные нововведения могут являться целесообразными. В частности, мы считаем излишней изоляцию участников на время проведения конкурса и просим вас пересмотреть необходимость данной меры. Также мы просим пересмотреть правило, согласно которому участнику даётся заранее заданный сюжет. Мы считаем, что данное правило ставит участников в неравное положение по отношению друг к другу, поскольку заданный сюжет может не соответствовать личным склонностям участника.

Мы выражаем надежду, что нам удастся достичь с вами взаимопонимания.

С уважением,
Пресайз Тач
Шарпенд Лед
Брайт Калор
Фогги Соул
Уайт Спектрум
Софт Браш
Грин Уотер
Карбон Блэк
Пейперкат

---

Пожилой единорог закончил зачитывать список имён подписавшихся. Положив письмо на стол, он оглядел комиссию и сказал:

— Итак, господа, кто желает высказаться первым?

Из-за своего места встала такая же пожилая земнопони.

— Да что они себе позволяют? Клянусь Селестией, Лорел Кроун, вы совсем распустили своих студентов, раз они смеют обращаться к вам в таком тоне. Я считаю, что эту бумажку следует игнорировать, а наше заседание завершить по причине полного отсутствия смысла. У меня, знаете ли, на сегодня ещё куча дел.

— Эти студенты столь же ваши, сколь мои, миссис Сплеш. И я бы не стал созывать заседание, если бы считал это пустой тратой времени. Сейчас они всего лишь просят пересмотреть правила, но кто знает, на что они решатся, если оставить всё, как есть? Я повидал достаточно, чтобы сказать: выпускникам терять нечего, они прекрасно понимают, что мы просто не можем не выдать им диплом, поскольку это серьёзно ударит по репутации Академии, и они иногда идут на довольно решительные действия, если им что-то не нравится. Кто-то желает высказаться по существу? — единорог выделил последнее слово.

— Я считаю, — хриплым голосом начал тёмно-коричневый пегас средних лет, — что нельзя идти на поводу у студентов. Может быть, мы пересмотрим правила в следующем году, если в этом они покажут свою несостоятельность, однако же, в этот раз нам следует провести всё так, как задумано. Студентов можно понять, они не хотят выходить из зоны комфорта, их пугает неизвестность, но это всё делается для их и нашего удобства. Они всё равно будут участвовать в конкурсе, к чему тогда проводить им ещё и экзамен? Что же касается изоляции — я по-прежнему считаю, что это единственная возможность объективно оценить каждого из них, а не их коллективный разум. Мистер Кроун, ректор здесь вы, а не студенты. Я призываю вас не проявлять слабость в этом вопросе и оставить правила такими, какие они есть сейчас.

— Ну а что насчёт единого сюжета, мистер Графикс? — спросил пегаса молодой синий единорог. — Я думаю, это правило действительно излишне. В конце концов, что это за искусство, когда всё уже решено за художника?

— Мистер Таск, вы никогда раньше не заседали в конкурсной комиссии, — ответил ему пегас. — Поверьте мне, они найдут простор для творчества. Когда тема широка, работы получаются настолько разными и их настолько сложно сравнивать, что это делает сам конкурс некорректным.

— Ваши мнения понятны, господа, — заявил Лорел Кроун. — Если никто больше не желает высказаться, то предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы пересмотреть правила?

Поднялось два копыта.

— Кто за то, чтобы оставить всё, как есть?

Поднялось восемь копыт.

— В таком случае, полагаю, решение принято.

Часть 1. Глава 2

Лекция тянулась мучительно долго. Вот уже двадцать минут пожилой серый единорог тихо и медленно объяснял студентам, как следует изображать мантию принцессы Платины, часто отвлекаясь на сторонние темы.

— Именно поэтому мантия принцессы единорогов должна быть исключительно пурпурной. Мантия Платины всегда окантована снежно-белым мехом песца с пурпурным узором. Таким же мехом, как вы видите, окантована и корона принцессы. Вы знаете, что песец — это довольно редкое животное с красивым и мягким мехом, поэтому позволить себе такое украшение могли только знатные пони. Это сейчас мы можем пойти на рынок и купить искусственный мех любого цвета, какого захотим, хоть зелёного, а в то время мех был только натуральным и добывался охотой на лесных зверей, — профессор помялся, вспоминая, о чём он говорил. — Так вот,  воротник мантии должен иметь ту же цветовую гамму, что и сама мантия, за исключением, разве что, платинового узора. Это единственная деталь в образе принцессы Платины, которая может варьироваться: вы вольны написать этот узор как белым цветом, если желаете подчеркнуть чистоту и благородство принцессы Платины, так и слегка металлическим, в тон короне, дабы выделить её решительность, волю и неприступный характер.

Профессор взглянул на часы, висевшие над входом в аудиторию, и сказал:

— Мы с вами не успеваем обсудить корону принцессы, поэтому давайте отложим это на следующую лекцию, после чего мы перейдём к командору Харрикейну. На сегодня всё, вы свободны.

Пресайз Тач поднялся из-за парты, разминая затёкшие ноги и шею. Сложив вещи в седельную сумку, он двинулся к выходу, когда его поймал Шарпенд Лед. Иссиня-чёрный земнопони спросил:

— Тач, ты сейчас куда?

— На рынок, — ответил единорог. — Надо купить что-нибудь поесть, иначе я совсем с голоду загнусь.

— Ясно. Мы тут решили собраться вечером в моей комнате, культурно посидеть. Не присоединишься к нам?

— Конечно. Разберусь только с этим всем и присоединюсь.

— Хорошо, — повеселел Шарпенд Лед, — будем ждать.

Земнопони удалился, и Пресайз Тач пошёл к выходу из академии.

Рынок был оживлён, как и всегда. Тач подошёл к прилавку с яблоками, где уже была какая-то серая пони, которая разговаривала с продавщицей. Художник решил встать в очередь и подождать, когда они закончат, но продавщица, зелёная земнопони с малиновой гривой, заметила его и дружелюбно заговорила:

— О, Пресайз Тач, это ты. Хочешь яблок?

Кобылка, стоявшая перед ним в очереди, обернулась и с любопытством посмотрела на него. Это была молодая серая земнопони с длинной тёмно-синей гривой, наверно, его ровесница, если не младше.

— Ну… да… — неуверенно ответил единорог.

— Да ты не стесняйся, мы тут просто разговариваем. Для тебя два бита за десяток. Такой талант, как у тебя, нужно поощрять.

— Ну что вы, миссис Эппл Бранч, вы преувеличиваете, — единорог застенчиво отвёл глаза, но выложил на прилавок две монеты.

— Вовсе нет, — ответила земнопони, пересыпая яблоки в мешок. — Тот портрет моей дочери, который ты нарисовал, до сих пор висит у нас в гостиной, и им восхищаются все наши гости.

С каждой их репликой взгляд серой пони становился всё любопытнее, отчего художнику уже делалось не по себе.

— Я рад это слышать, — сказал Тач. — Спасибо, миссис Эппл Бранч.

— Приходи ещё!

Единорог направился к прилавку с морковью, когда его окликнули сзади.

— Эм… простите, мистер Пресайз Тач?

Художник обернулся. Это была та самая серая кобылка, которая только что его разглядывала.

— Да?

— Правильно ли я поняла, что вы художник? — кобылка поглядывала на его метку — мольберт с холстом и кистями.

— Верно, — ответил жеребец, полностью разворачиваясь к собеседнице.

— Тогда, эм… могу я попросить вас написать мой портрет? — земнопони скромно улыбнулась.

— Конечно, я принимаю заказы, — единорог достал листок бумаги, написал на нём адрес и отдал собеседнице. — Моя мастерская находится в корпусе общежитий академии искусств. Когда вы хотите начать?

Серая земнопони что-то прикинула в уме и ответила:

— Я не смогу на этой неделе, если только… Как насчёт сегодняшнего вечера?

Теперь задумался Тач. Сегодня вечером его ждут друзья. Но ему совсем не хотелось отказывать собеседнице. Провести вечер в компании приятной кобылки, и ещё на этом заработать… Вряд ли друзья сильно обидятся, если он один раз не придёт на встречу. Наконец, он решился:

— Хорошо, буду ждать вас вечером, мисс…

— Инк Дроп, — представилась земнопони.

— Мисс Инк Дроп, — повторил единорог.

— Тогда до вечера, — попрощалась серая кобылка, после чего удалилась.

В приподнятом настроении Пресайз Тач завершил обход рынка и вернулся в мастерскую.

Каждому студенту Художественной академии выделялась комната в общежитии. Это была одновременно и спальня, и мастерская, где будущие великие художники и скульпторы выполняли задания профессоров и работали над собственными частными заказами. По этой причине персонал общежития довольно терпимо относился к постоянным гостям студентов, чем многие из них активно пользовались, проживая в своих комнатах с друзьями, особыми пони или даже целыми семьями. Тач жил в своей комнате один.

Единорог набрасывал карандашом в блокноте эскизы будущего портрета, думая, как лучше изобразить встреченную сегодня пони. Наконец, раздался стук в дверь. Он открыл, на пороге стояла Инк Дроп.

— Здравствуйте, мистер Пресайз Тач, — поздоровалась она.

— Здравствуйте, можно просто Тач. Я ещё не настолько старый, чтобы такая симпатичная кобылка обращалась ко мне так официально, — единорог отошёл, приглашая войти.

Серая земнопони улыбнулась, входя в мастерскую.

— Хорошо, тогда и я просто Дроп. И в таком случае, давайте сразу перейдём на «ты».

— Хорошо, Дроп. Присаживайся, работа предстоит долгая, — художник указал на стоящее у стены кресло.

Земнопони прошла к креслу, с любопытством оглядывая комнату. Особое внимание, конечно, она уделяла картинам Тача.

— Какие-то пожелания насчёт портрета?

— Не знаю, — ответила гостья, подумав. — Пожалуй, я доверюсь твоему вкусу.

— Тогда сядь немного вполоборота… Да, вот так. Поверни голову прямо и немного опусти. Отлично. Теперь старайся не шевелиться.

Кобыла уселась согласно наставлениям художника, и он начал работать. Сначала широкие мазки, затем детали. Минуты шли. Первой разговор начала Дроп.

— Часто к тебе заходят с заказами?

— Время от времени, — расплывчато ответил единорог. — В основном просят нарисовать плакат какому-нибудь магазину или написать портрет по фотографии в подарок кому-то.

— Я видела, у тебя стоят чьи-то портреты. Их отказались брать?

— Нет. Кое-что я пишу для себя. В основном на них мои друзья, с которыми я учусь. Конечно, некоторые клиенты отказываются забирать готовые работы, потому что, видите ли, ожидали чего-то другого. Но такие случаи редки.

— И ты оставляешь эти работы себе?

— Да, что же мне с ними ещё делать. Пару раз отправлял на выставки. Недавно один такой портрет даже купили.

— Кому нужен портрет незнакомого пони? — в голосе Дроп прозвучала усмешка.

— Коллекционерам. «В этом взгляде чувствуется горечь от осознания бренности бытия», — Пресайз Тач изобразил низкий и размеренный голос.

— А эта горечь там была?

— Понятия не имею, — признался художник.

Кобылка хихикнула. Помолчав, она продолжила:

—А каково вообще учиться в художественной академии?

— Честно говоря, когда я поступал, то ожидал чего-то великого. Думал, что тут Понеланджело и Хуфоэль будут учить нас, как написать свою Пони Лизу. А оказалось…

— Пожалел, что пришёл сюда? — спросила земнопони.

— Не то, чтобы пожалел — скорее, разочаровался. Конечно, здесь меня многому научили. Но с некоторыми вещами я не согласен.

— Например?

— Например, ты знаешь, сколько свиней на переднем плане нужно нарисовать, если изображаешь эпоху правления Дискорда?

— Нет.

— Ровно двух. Не больше и не меньше. При этом левая обязательно должна быть в синий горошек.

— Ты же утрируешь, правда? — удивлённо спросила Дроп.

— Вовсе нет. Нам серьёзно читали об этом целую лекцию.

— Но разве это творчество, когда даже такие детали заранее прописаны, и нельзя отклоняться от шаблона?

— Настоящий живописец должен уметь выразить свой гений в рамках каноничной формы, — проговорил Тач, явно кого-то цитируя.

— Что? Почему это? — удивилась Дроп.

— Честно, не знаю. Но почему-то это утверждение в нашей академии встречается сплошь и рядом. Многие профессора считают, что бытовые сюжеты, не укладывающиеся в их представление о каноне, являются «низким стилем», — единорог произнёс последние слова с пренебрежением. — Хотя, на мой взгляд, это совершенно бессмысленно. Кто-то влиятельный когда-то сказал, что это «изящно», основываясь только на своих взглядах. Так появилась мода. А так как пони раньше были более консервативны, её подхватили и пронесли через года, и она стала каноном. И сено бы с ним, но многие смотрят на этот канон настолько закостенелым взглядом, что за его внешней формой не видят его сути и забывают, для чего вообще они занимаются искусством.

В мастерской на несколько секунд повисла тишина.

— Да уж, наверно, хорошо, что я всё же не поступила в художественную академию, — наконец, произнесла земнопони.

— Прости, мне просто надо было это высказать, — виновато усмехнулся художник. — На самом деле, всё не так плохо. Хоть я и не согласен с этими пони в некоторых вещах, но всё же они заслуживают уважения как художники и как преподаватели. Они действительно могут заразить своей любовью к искусству… ну, по крайней мере, некоторые из них. Я чувствую, что с тех пор, как поступил в академию, я вырос как художник, причём не только с технической стороны, но и с духовной. Я стал… тоньше чувствовать красоту мира, что ли. А чем ты занимаешься, Дроп?

— Я учусь в политехническом, на архитектора.

— И как, не разочаровалась в выборе?

— Мне кажется, что математика — это не моё. Я бы хотела заниматься чем-то более творческим, а не рассчитывать напряжение фундамента.

За разговором шли минуты и часы. Наконец, портрет был закончен. Инк Дроп подошла к мольберту и осмотрела картину. На ней серая земнопони сидела на зеленовато-сером фоне в полупрофиль с задумчивым выражением лица, опустив взгляд. Её тёмно-синяя грива доставала почти до копыт. В верхней части картины позади пони угадывались очертания зáмка, гармонировавшего с её меткой — каменным замком, над которым занесено перо с каплей чернил.

— Я правда так выгляжу? — удивлённо и даже немного завороженно спросила она.

— Правда, — ответил художник.

— Мне очень нравится. Спасибо. Сколько я должна за это?

— Сотню бит.

— Ты недооцениваешь свой талант, Тач, — ответила Дроп, расплачиваясь. — Брать за такое меньше пятисот бит — это просто неуважение к самому себе.

— Я не считаю свои работы чем-то особенным, к тому же, я не волшебник, а только учусь. Потому не беру много.

Инк Дроп о чём-то задумалась, затем спросила:

— Тач, ты не будешь против, если я заберу этот портрет не сейчас, а через неделю? Мне… надо съездить в Балтимэйр.

— Не буду. Всё равно ему ещё нужна рамка. Только не забудь его.

Пообещав, что не забудет, земнопони попрощалась и удалилась.

Часть 1. Глава 3

В дверь мастерской постучали. Открыв, Пресайз Тач обнаружил иссиня-чёрного земнопони с тёмно-серой гривой.

— Привет, Тач!

— Здравствуй, Лед. Проходи.

Шарпенд Лед вошёл в комнату.

— Ты хотел что-то рассказать? — спросил он.

— Да. Это насчёт конкурса. Давай подождём остальных, и я объясню ситуацию.

— Как скажешь, — не стал спорить чёрный жеребец, усаживаясь в кресло. — Зря ты в прошлый раз не пришёл, было классно. Соул испекла своё печенье.

— Да, я же говорил, я работал над срочным заказом.

Лед заметил портрет серой земнопони, недавно написанный Тачем, и, указав на него глазами, спросил:

— Это и есть тот срочный заказ? Я этой симпатичной кобылки у тебя раньше не видел.

— Да, это он, — вздохнув, нехотя ответил единорог.

— Раз он был таким срочным, что ты даже не пришёл к нам, и его до сих пор не забрали, значит, ты его писал с натуры? — догадался Лед.

— Ага, — также нехотя ответил Тач.

— Тогда я понимаю тебя. Я бы, наверно, тоже предпочёл исполнить такой заказ, — последние слова земнопони специально произнёс с двусмысленной интонацией.

Пресайз Тач сделал вид, что не понял намёка друга. В это время в дверь снова постучали. Теперь на пороге стояла Фогги Соул, каурая пегаска с пышной серой гривой.

— О, привет, Соул, — поздоровался с ней Лед. — Мы как раз недавно тебя вспоминали. Представляешь, Тач сказал, что не захотел пробовать то восхитительное печенье, которое ты испекла, потому что весь тот вечер провёл наедине с одной очаровательной кобылкой.

Пегаска отвела глаза и слегка покраснела.

— Эм… ладно… — в её голосе послышалась то ли обида, то ли тоска… а может, так только казалось.

— Во-первых, я такого не говорил, — резко заявил Тач, — а во-вторых, я только написал её портрет, и всё! У нас с ней ничего не было!

— Да ладно, что ты так завёлся, — удивлённо сказал Лед, не ожидавший такой реакции. — Я же просто пошутил.

Фогги Соул, уже нашедшая злополучный портрет, видимо, сама это поняла, так как тени тоски с обидой на её лице больше не было. Ну, или их там и не было вовсе с самого начала. По ней это было трудно сказать.

Постепенно в мастерскую приходили остальные пони. Когда все собрались, Пресайз Тач начал говорить:

— Друзья, прошло уже две недели с тех пор, как мы отправили наше письмо ректору Лорел Кроуну. За это время я не получил никакого ответа ни в письменной форме, ни лично. Кто-нибудь из вас получал хоть какой-то ответ?

Пони переглянулись, но никто ничего не сказал. Единорог продолжил:

— В таком случае, я думаю, нам стоит перейти к чему-то более решительному.

— Правильно, — поддержал его Шарпенд Лед. — Лично я бы вообще пригрозил бойкотом конкурса.

— А что же тогда насчёт экзамена? — заговорил Брайт Калор. — Они ведь решили, что конкурс и будет экзаменом. Тогда его нельзя просто так пропускать.

— Брайт прав, — сказал Тач. — Если мы просто бойкотируем конкурс, то нас не выпустят с дипломом, а отчислят со справкой.

— А как они вообще так сделали? — спросил Уайт Спектрум, белый единорог с пёстрой кудрявой гривой четырёх пастельных цветов. — Я имею в виду, это вообще законно? Мне казалось, что порядок проведения выпускных экзаменов регламентирован Эквестрийской образовательной ассоциацией.

— Ну так давайте пригрозим им жалобой в ЭОА! — заявила Пейперкат.

— Это может сработать, — ответил Тач. — Но хорошо бы сослаться на конкретный пункт, иначе они могут принять это за блеф, и их это только разозлит. К тому же, у Лорел Кроуна, насколько я знаю, хорошие отношения с канцлером Нейсеем, и угроза жалобы без оснований его вряд ли напугает.

— Тогда давайте найдём их кодекс и сошлёмся на него, — ответил Лед.

Пони обсудили ещё несколько деталей, и Тач вызвался найти нужный пункт Образовательного кодекса и составить второе письмо.

Ректору
Кантерлотской художественной академии имени Её Величества Принцессы Селестии
Лорел Кроуну
От студентов выпускного курса отделения живописи

Обращение

Уважаемый ректор Лорел Кроун!

Мы, нижеподписавшиеся, выражаем надежду на то, что настоящее и прошлое наши письма благополучно приняты и прочтены вами. На случай, если вы не получили прошлое письмо, мы кратко изложим его содержание. Мы просим вас пересмотреть необходимость изоляции участников Ежегодного конкурса выпускников на время участия, а также рассмотреть возможность предоставления участникам в качестве конкурсного задания широкой темы, так как единый сюжет ставит участников в неравное положение. Мы надеемся на то, что нам с вами удастся найти решение, которое бы устроило и вас, и нас, в противном случае мы будем вынуждены просить Эквестрийскую образовательную ассоциацию о проверке изданного вами указа об объединении выпускного экзамена с Ежегодным конкурсом выпускников на соответствие пункту 5 статьи 12 раздела 4 Образовательного кодекса Эквестрии.

С уважением,

[Список из девяти имён]

---

В чём заключается суть субъективного идеализма? Иные пони могли бы написать целый трактат, отвечая на этот вопрос. Но Тач не мог. Он худо-бедно справился с тестовой частью контрольной по философии, но вот на развёрнутом ответе сел в лужу. Часы тикали, время заканчивалось. В голове были только какие-то обрывки с лекций, которые благополучно смешались в кучу, и выцепить из этой мешанины что-либо было невозможно.

Пресайз Тач осмотрелся. Миссис Ойл Сплеш строгим взглядом следила за студентами. Брайт Калор, сидящий перед Тачем, что-то строчил. Шарпенд Лед, сидящий по диагонали, видимо, испытывал те же трудности, что и Тач. Пейперкат через ряд слева перечитывала свой ответ. Написано у неё было явно немного, но её это, кажется, не волновало. Сидящий по соседству с Тачем Уайт Спектрум, нахмурив брови, медленно выводил каллиграфические буквы. Выбрав момент, когда миссис Ойл Сплеш не будет смотреть в их сторону, Тач слегка толкнул Уайт Спектрума, привлекая внимание, и указал копытом на свой злополучный вопрос. Продолжая хмуриться, Уайт закатил глаза, достал из-под парты клочок бумаги и более небрежно вывел на нём: «Существовать — значит быть наблюдаемым». Пока Тач пытался понять, что это значит, миссис Ойл Сплеш сказала:

— Время вышло, сдаём работы!

Тач, так и не придумавший, как распространить эту короткую фразу, быстро переписал её и сдал работу.

Выйдя из аудитории, Тач направился в приёмную канцелярии. Сидящая у входа в канцелярию пожилая земнопони, взглянув на него, пренебрежительно спросила:

— Чего тебе?

— Хочу отправить письмо ректору.

— А, это опять ты? Опускай в ящик своё письмо.

Так Тач и поступил.

Выходя из академии, единорог заметил группу из пяти пони, стоящих возле входа и что-то обсуждающих. Подойдя ближе, он обнаружил, что это его одногруппники.

— О, вот и Тач, — отметил Шарпенд Лед.

— Ага. А о чём речь?

— В конце недели в Малом кантерлотском зале живописи будет выставка, посвящённая Столпам Эквестрии, — ответила Пейперкат. —  Академия получила приглашение, но нам про неё ни слова не сказали.

— Ну, может, там просто не хотят видеть работы студентов? Бывает же такое, что на выставку берут только уже известных художников, — попытался подобрать объяснение Тач.

— В том-то и дело, что нет, — сказал Брайт Калор. — Если бы это было так, то объявление о приёме студенческих работ не лежало бы на столе декана.

— В каком смысле? — Тач не до конца понял суть проблемы.

— В таком, что я сейчас ходил в деканат по своим делам, и заметил там эту бумажку, — стал разъяснять Брайт Калор. — Я спросил про неё у декана, и он нехотя так ответил, что можно поучаствовать.

— А почему нам не сказали этого раньше?

— А кто их знает. Наверно, мы их расстроили своими письмами, и они так нам мстят, — предположил Шарпенд Лед с усмешкой в голосе.

— Жеребячий сад какой-то, — усмехнулся Тач.

— Может, и так, но времени совсем нет, — заметил Брайт Калор. — Если только у кого-то есть что-то готовое.

— За несколько дней можно много чего успеть, — сказал молчавший до этого Уайт Спектрум. — Я считаю, что возможность выставиться нельзя упускать.

— Ну не знаю, лично я не хочу опять ночами сидеть за мольбертом, — заявил Шарпенд Лед.

— А что нужно для участия? Только предоставить работу? — спросил Тач.

— Нужно сегодня предоставить декану заявку на участие, там указать название картины, —  ответил Брайт Калор. — Саму картину можно принести уже на выставку.

Тач задумался. С одной стороны, времени действительно было очень мало, но с другой не так часто удаётся попасть на выставку, тем более, в Малый кантерлотский зал живописи. Он решил уточнить:

— А кто-то уже собирается участвовать?

— Да, — подтвердил Уайт Спектрум.

— Угу, — тихо сказала Фогги Соул.

Все посмотрели на неё.

— Просто я иногда пишу для себя, — пояснила пегаска. — У меня уже есть кое-что готовое.

— И вы уже подали заявки? — спросил Тач.

Пони отрицательно помотали головами.

— Тогда предлагаю подойти к декану и написать их.

— Ты всё-таки решил тоже поучаствовать? — спросил Уайт Спектрум. — Не боишься опоздать?

— Буду работать быстро.

Трое пони развернулись обратно ко входу в академию и направились к деканату. Вскоре на столе декана лежало три заявки. В заявке Тача значилось: «Пресайз Тач, студент. Подвиг Флэша Магнуса. Холст, масло».

Часть 1. Глава 4

Холст давил своей пустотой. Так часто бывает, когда пытаешься написать что-то не по вдохновению, а просто потому что надо. Название картины Тач выбрал наугад — написал в заявке первое, что пришло в голову. В тот момент он не думал о том, что именно будет изображать. Писать что-то яркое и хрестоматийно-эпическое вроде столба драконьего пламени, разбивающегося о щит Флэша Магнуса, не хотелось. Тач закрыл глаза и попытался вспомнить лекцию по истории о Столпах Эквестрии.

Пегас Флэш Магнус, воин королевского легиона, переправлялся с отрядом через земли драконов. Драконы похитили двух его товарищей, и он вызвался добровольцем, чтобы отвлечь ящеров, пока отряд будет спасать пленников. В этом ему помог Нетитус — щит, отражающий огненное дыхание драконов. Флэш Магнус выманил драконов из их логова и, когда пленники были спасены, заманил крылатых ящеров в грозовое облако, что позволило  пегасу избавиться от их погони.

Экскурс в историю помог Тачу определить возможные сюжеты картины. Набросав карандашом в блокноте несколько зарисовок, он остановился на одном сюжете. По его задумке, картина должна была представлять собой портрет пегаса-легионера в профиль. Флэш Магнус летит навстречу грозе с холодной решимостью во взгляде, такой же холодной, как и тёмные тучи, устилающие небо над ним и вокруг него, а о гонящихся за ним драконах напоминают оранжевые рефлексы на его броне.

Единорог начал работу. Когда были набросаны общие очертания, раздался стук в дверь. Не ждавший гостей Пресайз Тач удивлённо хмыкнул и открыл. На пороге стояла Инк Дроп.

— Дроп? Эм, привет. Ты пришла за портретом?

— Привет. Да, я хочу забрать его, — приветственно улыбнулась кобылка.

— Конечно, сейчас, — ответил Тач, отходя за работой.

Серая земнопони прошла в мастерскую и, заметив мольберт с незаконченной картиной, с любопытством стала её осматривать.

— Вот, держи, — сказал художник, левитируя завёрнутый в бумагу портрет земнопони.

— Спасибо. Тач, а если не секрет, что это? — спросила Инк Дроп, взглядом указывая на холст.

— Я пишу это для одной выставки.

— Правда? Что за выставка?

— Послезавтра в Малом кантерлотском зале живописи будет выставка, посвящённая Столпам Эквестрии.

— Обязательно приду на неё, — пообещала земнопони.

— Я смотрю, ты любишь живопись, — усмехнулся Тач.

— Есть такое, — улыбнулась Дроп. — Тогда до встречи на выставке!

— До встречи, — попрощался художник, после чего кобылка удалилась.

Трое пони, два единорога и одна пегаска, подошли ко входу в Малый кантерлотский зал живописи. Каждый из них нёс завёрнутую в плотную ткань картину. Пресайз Тач открыл дверь и вошёл. Вслед за ним вошли Фогги Соул и Уайт Спектрум. Охранник, посмотрев на них, спросил:

— Художники?

— Да, — ответил Тач.

— Проходите в главный зал.

Несмотря на название, Малый кантерлотский зал живописи был не таким уж малым. Главный зал представлял собой довольно просторное помещение, разделённое стенами на секции. На стенах уже висело много картин, изображающих великих пони древности. Студенты заметили Скролл Рид, молодую жёлтую земнопони, преподававшую им графику. Она разговаривала с работницей выставочного зала. Когда пони подошли к ней, она сказала:

— Вот и наши студенты. Миссис Деск, покажите им их места.

Кобыла-единорог, с которой разговаривала Скролл Рид, повела пони за собой.

Их картины висели рядом. Сначала шла работа Уайт Спектрума, изображавшая шестёрку Столпов, смотрящих на Стигиана, тщедушного единорога, опустившего голову в печали и раскаянии. Старсвирл Бородатый, стоящий впереди, своим взглядом как бы спрашивал у единорога: «Почему?» Рокхуф и Флэш Магнус смотрели с осуждением, Сомнамбула — с досадой и болью, Мэг Медоубрук — с печалью, Мистмэйн же стояла с опущенной головой и закрытыми глазами. Тач заметил, что картина Уайта была гораздо лучше проработана, чем его собственная. У самого Тача едва хватило времени, чтобы завершить свою работу, поэтому он задался вопросом: когда Уайт Спектрум всё успевает? Видимо, это его собранность, которой можно было только позавидовать. Второй висела картина Фогги Соул, на которой, слегка подражая стилю древних рисунков юга Эквестрии, была нарисована пегаска Сомнамбула, уверенно идущая с завязанными глазами по подвесному мосту к связанному принцу Хисану; мост был узким и выглядел так, словно вот-вот разорвётся, позади на пегаску хищным взглядом смотрел Сфинкс. Третьей была картина Пресайз Тача. Миссис Деск прикрепила под каждой картиной табличку с именем автора и названием, затем попросила каждого расписаться в списке выставочных работ.

— Завтра вечером выставка закроется, — сказала миссис Деск. — Можете прийти и лично забрать свои работы, или я передам их вашей преподавательнице миссис Рид.

Уже через полчаса после открытия выставки зал наполнился посетителями. Пони медленно прохаживались от картины к картине, задерживались возле них с задумчивыми или наоборот, любопытными и даже восторженными выражениями лица, тихо переговаривались. Тач тоже бродил по залу, время от времени подходя к картинам. Проходя мимо выставленных студентами работ, он увидел Фогги Соул, разговаривающую с Инк Дроп. Интересно, она её узнала? Он подошёл ближе и услышал их разговор.

— На самом деле, у меня есть несколько похожих картин, — говорила Фогги Соул. — Просто эта мне кажется самой удачной.

— Вот как? Если не секрет, то в чём между ними разница? — спросила Инк Дроп.

— Я их рисовала в разных стилях, и на них разные моменты из легенды о Сомнамбуле.

— Вы так любите эту легенду?

Соул задумалась.

— Наверно. Это легенда о надежде, а надежда — это великая вещь. Она заставляет пони идти дальше, даже если неизвестно, сколько осталось до конца пути, и что ждёт в конце. Надежда не даёт разжать зубы пони, который держится за корень дерева, свисая над обрывом, — пегаска говорила это немного отстранённо, словно эти слова предназначались не только или даже не столько Инк Дроп, сколько ей самой.

— Но ведь надежда может не только спасти, но и ранить, — сказала серая кобыла. — Для пони, висящего над обрывом, разочароваться в не оправдавшейся надежде на спасение гораздо страшнее, чем сдаться сразу.

После некоторого молчания Фогги Соул ответила:

— Мы можем не знать, ведёт ли следующий шаг в бездну или на твёрдую почву. Но если потерять надежду, то остаётся только сидеть на месте. Либо сдаться, когда спасение было уже близко.

На мгновение повисло молчание, затем Инк Дроп сказала:

— Да. Надежда стоит того, чтобы её хранить.

Какое-то время кобылы стояли в молчании, затем Инк Дроп пошла к следующей картине, которую написал Тач. Пегаска же так и осталась задумчиво стоять у своей работы, глядя словно сквозь неё. Заметив единорога, серая земнопони приветливо улыбнулась.

— Тач, мне сегодня везёт на художников, — сказала она вместо приветствия. — Только что я говорила с мисс Фогги Соул о её картине, теперь встретила тебя.

Художник заметил, что Соул, тоже услышавшая это, бросила на них какой-то странный взгляд и поспешила уйти.

— Я вижу художников каждый день, и что с того? — шутливо спросил Тач.

— Это не считается, ты же сам художник, — так же шутливо ответила Дроп и добавила более серьёзно: — Я говорю о том, что нечасто выпадает возможность поговорить о картине с её автором.

— А это действительно так важно? Автор ведь уже говорит со зрителем через картину.

— Да, но понять его мысль получается не всегда. Мисс Соул, к примеру, рассказала мне о своей картине то, что я сама бы понять не смогла. Я это не к тому, что у неё непонятная картина, а к тому, что мы с ней мыслим по-разному, и это нормально.

— Но если автор будет пояснять каждую свою картину, какое же это искусство? — сказал Тач. — В искусстве участвует не только автор, создавая его, но и зритель, когда его осмысляет, и в этом вся его прелесть. Без зрителя искусства нет и быть не может. Если ты говоришь с автором на разных языках, то, возможно, тебе стоит поискать другого автора, который говорит на твоём языке. А иначе искусства не получится.

— А вы в своей академии все такие философы? — хихикнула Инк Дроп.

— Разве это философия? — удивился Тач. — Мне кажется, это нечто само собой разумеющееся.

— Может, для пони искусства и да. Но лично я никогда об этом не задумывалась.

Пони общались, бродя по выставке и иногда обсуждая картины. Наконец, Инк Дроп спросила:

—Тач, а могу я попросить тебя написать ещё один мой портрет?

Удивлённый таким вопросом, Тач ответил не сразу.

— Дроп, зачем тебе ещё один портрет? У меня и так довольно редко заказывают портреты с натуры, а чтобы два подряд — вообще впервые.

— Просто мне понравилось то, как ты написал первый.

Объяснение показалось Тачу притянутым за уши, но он решил не спорить. В конце концов, он ведь ничего не теряет — даже наоборот, ему самому понравилось работать с Инк Дроп.

— Ну хорошо, а когда?

— Давай завтра. Только у меня будет просьба: если ты не против, может, выедем для этого на природу?

Такая просьба несколько выбила мысли Тача из колеи. Он не так часто выезжал на природу, а писал там в последний раз ещё до поступления в академию. Однако, подумав, причин отказываться он не нашёл — всё равно завтра выходной, и каких-то особых планов на него у единорога не было.

— Можно и на природу, если у тебя есть на примете места.

— Есть. Лучше поехать утренним пригородным поездом, тогда будет достаточно времени.

— В таком случае буду ждать тебя утром на вокзале. А сейчас, полагаю, и мне, и тебе нужно подготовиться.

— Конечно, — улыбнулась земнопони.

Часть 1. Глава 5

Пресайз Тач проверил все вещи ещё раз. Сегодня он встал раньше обычного, уже позавтракал и был готов выдвигаться на природу. Выйдя из комнаты, он едва ли не нос к носу столкнулся с Брайт Калором, который, видимо, только проснулся и направлялся в сторону умывальников.

— Тач? Ты куда так рано собрался? — спросил пурпурный земнопони, зевнув.

— Да так, на пленэр.

— Воздухом подышать захотелось?

— Ага, — Тач развернулся к выходу, попытавшись отделаться от земнопони.

— В парке писать будешь? — Брайт Калор этого, видимо, не понял.

— Почти, — уклончиво ответил единорог.

— Давно я на природу не выбирался. Тач, а не подождёшь меня? Вместе пойдём.

— Нет, эмм… Извини, Брайт, я предпочитаю работать один.

— Ладно, — ничуть не обиделся Брайт Калор.

Несмотря на приятную утреннюю прохладу, яркое солнце обещало жаркий день. Пресайз Тач добрался до вокзала. Пони здесь было немного, и Инк Дроп среди них не наблюдалось. Что ж, время ещё есть. На перроне стояла будка, в которой сидела бежевая земная пони, продающая сухофрукты, бутылки с водой и различными соками и яблоки в карамели. Сейчас покупателей у неё не было, и она развлекалась тем, что время от времени подбрасывала воробьям маленькую пригоршню каких-то зёрен. Воробьи явно радовались этому, и возле киоска их собралась уже приличная стая, коричневая, копошащаяся и непрерывно чирикающая. Пока Тач наблюдал за птицами, сзади его окликнул знакомый голос Инк Дроп.

— Тач?

Единорог обернулся. На кобылке была надета серая хлопковая шляпа и в тон ей седельные сумки. Она приветливо улыбнулась.

— Привет, Дроп.

Кобыла пришла как раз к тому времени, когда прибывал пригородный поезд. Пони сели в него, и Тач спросил:

— Дроп, а куда мы едем?

— Мы выйдем на небольшой станции примерно на полпути до Понивилля. Там мы ещё немного пройдём пешком.

Поезд ехал по горным серпантинам вниз. Инк Дроп молча смотрела в окно, провожая взглядом деревья, растущие вдоль железной дороги. Пресайз Тач смотрел на свою спутницу. Он пытался понять, как он к ней относится. Является ли та симпатия, которую он к ней ощущает, чем-то мимолётным, простой реакцией на приятную кобылку, или это нечто большее? Ему действительно нравилось проводить с ней время, общаться с ней, писать её. Но ведь они были знакомы всего-ничего, совсем друг друга не знали. Она не была похожа на легкомысленную пони, готовую на всё уже после первого разговора. Напротив, она создавала впечатление хорошо воспитанной, сдержанной и умной пони. Но та лёгкость, с которой она с ним общалась, как легко сближалась с ним, можно сказать, совершенно незнакомым пони, казалась Тачу странной. Она ведь пришла к нему не по совету знакомых, не по объявлению, а просто подошла на рынке, услышав его разговор с продавщицей. По крайней мере, так это выглядело с его точки зрения. Ещё этот второй подряд заказ портрета. Конечно, бывают нарциссические пони, желающие видеть себя любимого на каждой стене своего дома. Но Дроп была явно не из таких. Тач видел только два варианта, объясняющих такое странное поведение Инк Дроп. Либо она пытается его охмурить, а затем обмануть и забрать все его деньги, либо… Наверно, лучше всего сейчас будет подождать, пока не станет понятнее.

Поезд начал замедляться, и Инк Дроп поднялась и направилась к выходу.

— Наша станция, — сказала она Тачу.

Пони вышли из вагона. Здесь не было вокзала, только посадочная платформа и расписание поездов. За платформой начинались поля пшеницы, но Дроп повела единорога в другую сторону. Они перешли через железную дорогу и пошли по тропинке, которая вела через редкий лиственный лес вверх по склону горы. Пони вышли на вершину, с которой открылся завораживающий вид. Когда жителю большого города, привыкшему к каменным лабиринтам, открывается вид на пару десятков километров лесов, полей и холмов, у него просто перехватывает дыхание. Далеко на горизонте виднелись горы. Была видна извилистая железная дорога, по которой шёл поезд. Она вела в Понивилль, который хоть и находился далеко, но был отлично виден отсюда, как и Вечнодикий лес рядом с ним. Словами трудно передать, что чувствует пони, смотря с вершины горы вдаль. Пожалуй, лучше всего подойдут слова «величество природы» и «спокойствие». Инк Дроп усмехнулась, увидев, какое впечатление это место произвело на Тача.

— Красивый здесь вид, — сказала она.

— Завораживающий, — согласился Тач.

Пони расположились в тени раскидистой липы, чтобы перекусить. Инк Дроп разложила предусмотрительно взятое покрывало, выложила бутерброды с сыром, поставила бутылку с грушевым соком и два бумажных стакана.

— А ты неплохо подготовилась, — сказал Тач, доставая пару яблочных сдоб, купленных им вчера.

Серая земнопони в ответ только улыбнулась.

— Ты здесь часто бываешь? — спросил Тач.

— Иногда. У меня обычно не так много времени, чтобы ездить за город.

— А откуда ты узнала об этом месте?

— На этой станции находятся фермы. Выращивают пшеницу, кукурузу, гречиху и тому подобное. Мой дядя работает здесь на пшеничной ферме, и в детстве я часто ездила сюда летом.

— И тебе здесь нравилось?

Инк Дроп улыбнулась снова, на этот раз как-то мечтательно.

— Да. Я помогала дяде строить амбар. Он учил меня забивать гвозди, показывал, как молотят зерно, угощал кукурузой прямо с поля. Однажды у них появился магический комбайн, и он меня на нём катал по полю.

Тач тоже улыбнулся, представляя это всё. Он сам вырос в крохотном городке близ Филлидельфии, практически в деревне, и такие маленькие радости жизни были ему хорошо знакомы.

Когда с небольшим пикником было покончено, пони стали выбирать место для картины. Следуя указаниям Тача, Дроп села лицом к простору.

Неоспоримым преимуществом художников-единорогов перед их коллегами земнопони и пегасами является то, что они могут работать действительно быстро и при этом аккуратно. Из-за этого, а также некоторых живописных заклинаний, которые тоже упрощают жизнь художника, единорогов среди живописцев, в том числе и среди студентов и преподавателей Академии, было существенно больше. Вероятно, поэтому же за работу для открывшейся вчера выставки взялись только Пресайз Тач и Уайт Спектрум, два единорога, тогда как у пегаски Фогги Соул была уже готовая работа.  Художник-земнопони на природе разве что набросал бы этюд. Пресайз Тач же мог позволить себе написать достаточно подробную картину, пусть и не такую большую, как в мастерской.

Ветерок шевелил ветви липы, шелестел листьями. Без него в такой жаркий день сидеть здесь было бы гораздо тяжелее. Постепенно на холсте появлялась новая картина.

— Дроп, а почему ты тогда на рынке решила обратиться ко мне? — спросил Тач. — Я имею в виду, что ты просто подошла ко мне, совершенно незнакомому пони, и сделала заказ на портрет. Это как-то странно.

Земнопони помолчала, затем ответила:

— Дело в том, что моя семья дружит с семьёй миссис Эппл Бранч. Она рассказывала нам о художнике-студенте, который написал портрет её дочери. Ну и несложно было догадаться, что это именно ты, когда она с тобой заговорила.

— То есть ты меня уже знала заочно.

— Можно и так сказать. Я просто решила познакомиться с тобой лично.

Спустя какое-то время картина была готова. Серая земнопони в узкополой шляпе смотрела с холма вдаль. Ветер колыхал её длинную синюю гриву, лицо выражало спокойствие и открытость миру. Вдалеке были видны леса, горы, поля, и тонкой змейкой тянулась железная дорога к Понивиллю, в котором особенно выделялся замок принцессы Твайлайт Спаркл. Казалось, именно на него смотрела пони.

Дроп долго изучала получившуюся картину. Наконец, она произнесла:

— Это… сильно.

— Во многом это твоя заслуга, — ответил ей художник. — В таких местах начинаешь понимать, что такое сила природы, и насколько ты на самом деле крошечен.

— Да, но ведь ты это смог не только прочувствовать, но и передать, так что не принижай свой талант.

Единорог ничего не ответил. Он наложил на картину удерживающее заклинание, которое не даст ей смазаться при перевозке, сложил вещи, после чего сказал:

— Забрать можно будет через пару дней. Надо дать картине время просохнуть и оформить её в рамку.

Солнце уже перевалило через зенит и клонилось к закату.  Пони стояли на платформе и ждали поезд на Кантерлот, который скоро должен был прийти, если верить расписанию. Между ними висело молчание,  Тач снова пытался разобраться в своём отношении к стоящей рядом пони, но всё так же не мог прийти ни к какому выводу. Инк Дроп, кажется, тоже была глубоко погружена в свои мысли. Вскоре поезд действительно прибыл.

Доехав до кантерлотского вокзала, пони вышли. Сейчас вокзал был сильно оживлён. Во всех направлениях сновали пони с сумками, чемоданами, тележками и налегке. Кто-то бежал, опаздывая на свой поезд, а кто-то вальяжно выходил из вагона. У киоска бежевой земнопони, кормившей утром воробьёв, выстроилась небольшая очередь.

Пресайз Тач и Инк Дроп вышли из вокзала.

— Тогда я загляну к тебе через пару дней за картиной, — сказала земнопони.

— Хорошо, — ответил единорог.

— До встречи, — попрощалась Дроп и, пока Тач не ответил, поцеловала его в щёку.

От неожиданности художник проглотил прощание, которое уже собрался произнести. Он удивлённо посмотрел на Дроп, но та отвела взгляд, молча развернулась и ушла.

Абсолютно запутавшийся в своих мыслях Тач побрёл в мастерскую.

Часть 1. Глава 6

Если спросить у случайного пони, какой день недели самый тяжёлый, скорее всего, он ответит, что это понедельник. Тач же всегда считал самым тяжёлым днём среду. Конечно, в первый день после выходных нужно входить в рабочий ритм, что не всегда бывает легко. Однако, если нагрузка во все дни примерно одинаковая, то гораздо тяжелее проходит середина недели, когда запас сил уже порядком истощён, но до очередных выходных ещё далеко и расслабляться нельзя. Сегодня была именно среда.

Ещё несколько дней назад стояла ясная и тёплая погода, теперь же она сменилась на холодные проливные дожди с перерывами на противную морось. Погодная служба Кантерлота словно бы поняла, что хоть сейчас и была середина мая, лето всё же ещё не наступило, и поспешила исправить свою оплошность.

Пресайз Тач сидел, подперев голову копытом, и старался не заснуть, слушая о неоклассическом течении в живописи и ничего не записывая. Когда лекция кончилась, студенты стали вяло подниматься со своих мест. Тач собрал свои вещи и растолкал сидящего рядом Шарпенд Леда, который совершенно без всякого стеснения спал, уложив голову на парту. Хотя бы не храпел, и на том спасибо. Земнопони проснулся и первую секунду непонимающе осматривался, но скоро понял, что занятия на сегодня окончены.

— Доброе утро, — сказал ему Тач.

Лед только промычал что-то под нос, после чего тоже поднялся и вместе с единорогом пошёл к выходу.

Когда пони вышли из аудитории, Тач заговорил:

— Я вот что думаю, Лед. Надо подойти и лично поговорить с Лорел Кроуном насчёт конкурса.

Шарпенд Лед посмотрел на него недоверчиво.

— И что ты ему скажешь?

— Скажу, что мы всё ещё ждём ответа на наши письма. Он их получил и прочитал, в этом сомнений нет.

— И ты ожидаешь, что он тебе ответит что-то вроде «Да, извините нас, мы совсем не подумали о студентах, каемся, уже всё исправили»?

Тач нахмурился.

— Так он, конечно, не скажет, но я хочу получить хоть какой-то ответ. Даже если он пошлёт меня куда подальше, это будет лучше, чем сидеть в полном неведении. Лед, я же каждый день по нескольку раз почтовый ящик проверяю. Так мы хотя бы будем представлять, чего нам ожидать.

Чёрный земнопони задумался.

— Знаешь, Тач, наверно, ты прав. Только вот поговорить лично с ректором не так легко, особенно студенту. Для этого надо записаться на приём.

— Лед, конкурс уже через месяц. Пока мы этого приёма дождёмся, времени уже не будет.

— И что, ты предлагаешь вот так завалиться в канцелярию и потребовать встречи с ректором?

— А почему нет? В конце концов, даже если нас не пустят, не сидит же он там круглосуточно. Мы можем дождаться, когда он пойдёт домой, и поговорить с ним по пути.

Шрапенд Лед усмехнулся.

— Это настолько дурацкий план, что мне нравится.

— Так ты пойдёшь со мной?

— Пойду. Для весомости можно взять ещё кого-нибудь. Пейперкат, например, — кивнул Лед на проходящую мимо синюю единорожку.

Привлечённая звуком своего имени, она обернулась.

— О чём речь? — настороженно спросила она.

— Пойдёшь с нами к ректору пообщаться? — спросил Шарпенд Лед.

— В каком смысле?

— В таком, что мы хотим сейчас пойти в канцелярию и лично поговорить с ним насчёт конкурса и наших писем, — ответил Тач.

— Вас же даже на порог не пустят, — Пейперкат смерила их взглядом

— А мы вежливо попросим пустить, — сказал Лед.

— Может, хотя бы к декану подойдёте? Там есть хоть какой-то шанс, что вас не выпрут сразу.

— А что он нам может сказать? Скажет, что вопрос не к нему, чтоб мы писали Лорел Кроуну, — ответил Тач.

— И вы хотите просто взять и прийти к нему в кабинет? Без предварительной записи, без назначения аудиенции? — Пейперкат всё ещё не понимала, каков их план.

— Да, именно это мы и хотим, — подтвердил Тач.

Единорожка задумалась.

— Знаете, мне даже интересно, что из этого выйдет.

Трое пони подошли к канцелярии. Секретарь, пожилая земнопони, обвела их беглым взглядом и неприветливо спросила:

— Что вам?

— Хотим поговорить с ректором, — ответил Тач.

— Вы записаны? — спросила земнопони раздражённо.

— Нет.

— Аудиенции только по предварительной записи, — отрезала она. — Вон бланк на столе, образец там же.

— Мы бы хотели увидеть его сейчас, — возразил ей Тач, в прочем, без претензии в голосе.

Секретарь сняла очки и заговорила с нескрываемым раздражением, повышая голос:

— Без записи аудиенций нет! Или записывайтесь, или не тратьте моё время!

— Хотя бы сообщите ему, что с ним желают поговорить выпускники насчёт конкурса, — Тач в ответ тоже повысил голос.

— Я вам третий раз повторяю, без записи не пущу! Может, вам ещё и четвёртый раз повторить, раз вы не понимаете? Без записи никаких аудиенций! Вроде выпускники, а так плохо соображают! Или записывайтесь, или уходите!

Студенты молча смотрели на секретаря.

— Чего встали? Мне охрану вызвать?

В это время в канцелярию зашёл тёмно-коричневый пегас с серой, почти чёрной гривой, в которой начинали появляться седые волоски. Это был Квилл Графикс, заместитель ректора по учебной работе.

— Что здесь происходит? — спросил он. — Из коридора шум слышно.

— Мистер Графикс, эти студенты хотели попасть на аудиенцию без записи, — уже тихо и даже немного робко ответила земнопони-секретарь.

— По какому вопросу? — строго спросил пегас, обращаясь к студентам.

— По вопросу конкурса выпускников, — ответил Тач.

Пегас окинул студентов строгим взглядом, после чего сказал:

— Ждите здесь.

Он прошёл в кабинет ректора, а студенты расселись на стульях. Секретарь время от времени бросала на них раздражённые взгляды, но ничего не говорила. В таком напряжённом молчании прошло около пятнадцати минут. Наконец, тёмно-коричневый пегас вышел из кабинета и, посмотрев на сидящих студентов, сказал:

— В мой кабинет.

Пони поднялись и проследовали за ним в соседний коридор, где располагался кабинет заместителя.

Кабинет был обставлен без излишеств, но со вкусом и весьма дорого. Напротив двери стоял лакированный стол из тёмного дерева в форме буквы «Т». За столом стоял массивный деревянный резной стул, обитый бордовым бархатом, а у продолжения стола, там, где по задумке должны сидеть визитёры, стояли подобные стулья, но чуть менее массивные. Позади и по бокам стола стояли стеклянные книжные шкафы, заполненные различными папками с документами. В углах по бокам от окна стояли горшки с папоротниками.

Квилл Графикс прошёл за свой стол и пригласил студентов присесть. Не дожидаясь разрешения, Пресайз Тач начал говорить:

— Мистер Графикс, мы бы хотели получить хоть какой-то ответ на те два письма, которые мы отправили ректору. Мы не сомневаемся, что они были получены и прочитаны, но мы до сих пор находимся в полном неведении насчёт того, как будет проходить конкурс.

— Как и должен. Вас пригласят на открытие, озвучат конкурсное задание и сопроводят в мастерские, — сухо ответил пегас.

Пейперкат нетерпеливо ответила:

— Вы ведь понимаете, что мы имеем в виду. Мы хотим получить ответ на наши письма. Был ли пересмотрен регламент конкурса?

— Вы забываете, с кем говорите, — повысил голос заместитель. — Конкурс будет проведён так, как и было объявлено. И впредь попрошу мне не дерзить.

— Иными словами, наши прошения были отклонены? А что насчёт слияния конкурса с выпускным экзаменом? — спросил Пресайз Тач.

— Я не понимаю, почему вы так хотите сдавать этот экзамен, что даже посмели пригрозить ректору проверкой из ЭОА? Это же для вашего удобства сделано! — ответил пегас вопросом на вопрос. — И вообще, если бы вы внимательно прочитали кодекс, то заметили бы, что этот раздел носит рекомендательный характер. Вы толком не разобрались в документации, но уже пишете гневные письма с угрозами!

— Нам не нравятся новые условия конкурса, — сказал молчавший до этого Шарпенд Лед. — И мы скорее сдадим обычный экзамен, чем будем участвовать в конкурсе по новым правилам.

— Пустые слова, — заявил Квилл Графикс. — Вы всё равно будете в нём участвовать. Ни разу ещё на моей памяти ни один студент не отказывался от участия в нём. Впрочем, если вы хотите делать двойную работу, пишите заявления о проведении выпускного экзамена согласно обычной процедуре.

— Напишем! — сказала Пейперкат с вызовом.

Пегас бросил на неё тяжёлый взгляд, но она его выдержала.

— Если у вас всё, то свободны! — сказал Квилл Графикс.

Пресайз Тач сидел в своей комнате. Разговор с заместителем Квилл Графиксом прошёл не так плохо, как он ожидал, но всё же настроение подпортил. Как он мог не заметить, что нужные статьи в кодексе являются рекомендациями? Все эти документы будто бы специально написаны таким громоздким языком, чтобы запутывать не искушённых в вопросах юриспруденции пони. Чтобы отвлечься, Тач решил сварить суп. Готовка всегда успокаивает и приводит мысли в порядок. Нарезав овощи, он взял кастрюлю с водой и пошёл на общую кухню.

Когда вода закипела, Тач опустил в неё магией овощи. Дверь в кухню раскрылась, и в неё вошёл Брайт Калор, вооружённый небольшим мешком с картошкой, сковородой, бутылкой с маслом и другими кухонными принадлежностями. Всё это он нёс частично на спине и частично в сетчатом мешке, который держал в зубах. Положив всё на стол, он обратился к Тачу:

— Слышал, вы сегодня хотели поговорить с ректором?

— Ага, — подтвердил единорог.

— И как прошло?

— К ректору нас не пустили, вместо этого мы разговаривали с Квилл Графиксом.

— И что он вам сказал?

— Сказал, что чтобы нам провели нормальный экзамен, надо писать заявления.

— Понятно, — сказал Брайт Калор, чистя картофель. — И какие теперь планы?

— А ты как думаешь? Напишем им эти заявления. Если с правилами ничего не изменится, то, думаю, где-то за неделю до конкурса я соберу всех у себя. Наверно, придётся всерьёз бойкотировать.

Вскоре на соседней конфорке зашипели на сковороде дольки жарящейся картошки.

— Тач, а может, ну его? Сено с ними, поучаствуем по их правилам. Другого шанса ведь не будет.

— Брайт, после нас будут другие, подумай о них. Если мы не проявим твёрдость сейчас, эти правила утвердятся. Я считаю, что пока мы можем это исправить, мы должны это сделать. К тому же, я просто сам себя перестану уважать, если мы сейчас свернём с нашего пути.

Пурпурный земнопони помолчал, смотря на шкворчащий картофель, после чего вздохнул и сказал:

— Наверно, ты прав.

Спустя какое-то время, Тач решил, что суп достаточно проварился, забрал кастрюлю с плиты и ушёл к себе. Как только он поставил суп остывать на подоконник, в дверь постучали. Единорог открыл и встретился глазами с Инк Дроп, которая сразу опустила взгляд.

— Кхм… привет. Можно забрать картину?

— Привет. Конечно, сейчас.

Пока Тач шёл за картиной, он подумал, что сейчас, наверно, стоит что-то сказать или спросить, но нужные слова никак не подбирались. Он понял, что сам не знает, что именно он хочет выразить. Дроп же, видимо, решила вести себя так, будто тогда на вокзале ничего не произошло, хотя её смущение было заметно. Она сожалела о своём поступке?

Художник вынес картину и отдал кобылке.

— Сколько с меня? — спросила она, справившись со своим смущением и смотря единорогу в глаза.

Теперь уже он опустил взгляд. Стоит ли вообще брать с неё деньги? Вроде бы, он выполнил заказ и имеет право на то, чтобы получить плату. Но почему-то это казалось ему неправильным.

— Нисколько, — решил он. — Это подарок.

Видимо, эти слова ненароком попали прямо в цель. Инк Дроп снова отвела глаза и покраснела. Наступило короткое молчание, после которого она выдавила из себя:

— Спасибо.

Не прощаясь, кобылка развернулась и ушла. «Видимо, всё же не охмуряет», — подумал Тач, провожая её взглядом.

Часть 1. Глава 7

После занятий Тач отправился на рынок.  Сегодня шёл мелкий дождь, поэтому покупателей было мало. Единорог зашёл под навес, где продавала яблоки миссис Эппл Бранч. Увидев его, она приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, Тач. Хочешь купить яблок?

— Да, хочу.

— Ты помнишь, для тебя два бита за десяток.

Художник пролевитировал две монеты на прилавок, принимая яблоки в мешок, который он принёс с собой.

— Спасибо. Миссис Эппл Бранч, я бы хотел с вами поговорить.

— Что такое? — зелёная земнопони с любопытством посмотрела на единорога.

— Вы можете рассказать что-нибудь про Инк Дроп? Я бы хотел узнать о ней побольше.

— А у неё самой спросить стесняешься? — Эппл Бранч хихикнула.

Тач только потупил глаза.

— Всё с тобой ясно, — добродушно сказала земнопони. — Она здесь учится на архитектора. Её семья не так давно переехала в Балтимэйр, а Дроп живёт здесь с тётушкой. Мы с её тётей хорошие друзья и партнёры, поэтому часто видимся. Иногда она и Дроп ко мне в гости приводит.

— А вы не знаете, у неё… кхм… есть особенный пони?

Улыбка на лице Эппл Бранч стала ещё шире.

— А почему ты это спрашиваешь у меня? Спроси у неё!

Тач смутился сильнее и даже немного покраснел.

— Кхм… спасибо ещё раз, миссис Эппл Бранч. Я пойду.

— Приходи ещё! — не прекращая улыбаться, попрощалась земнопони.

Тач  вернулся в свою мастерскую. Разобрав купленные продукты, он пообедал и сел готовиться к завтрашней контрольной. Около часа спустя его отвлёк стук в дверь. Открыв, Тач увидел на пороге Шарпенд Леда.

— Привет, Тач, можно войти? — сказал иссиня-чёрный земнопони.

— Привет, проходи, — ответил тёмно-красный единорог, приглашая гостя в мастерскую.

Лед вошёл, бросая взгляд на то место, где в прошлый раз стоял портрет Инк Дроп, и ничего там не обнаружил.

— Ну как там у вас с той серой кобылкой? — спросил он.

— С какой кобылкой? — Тач сделал вид, что не понял, о ком речь.

— Ой, да не прикидывайся ты дурачком, — Лед улыбнулся. — С той самой, чей портрет у тебя тут стоял, когда мы у тебя в последний раз собирались.

— Не понимаю, о чём ты, — Тач продолжил «прикидываться дурачком».

— Да ладно тебе, я видел, как она вчера уходила из твоей комнаты.  Тач, у неё был взгляд, как у робкого подростка на первом свидании. Что ты ей такое сказал? Или, может, не сказал, а сделал?

Единорог немного смутился, но быстро взял себя в копыта.

— Это неважно, — тихо, но твёрдо ответил он. — Ты ко мне пришёл поговорить о кобылках?

— Нет, — Шарпенд Лед посерьёзнел. — Я к тебе по деловому вопросу. Не хочешь подзаработать на выходных?

— Что надо делать?

— Надо расписать одну стену возле Малого театра.

— Граффити? А нас за это не арестуют?

— Тач, за кого ты меня держишь, — с наигранной обидой сказал Лед. — Всё законно, работа по заказу мэрии для приближающегося Гранд Галлопинг Гала. Проект уже есть, нужны только художники.

Пресайз Тач посмотрел в окно. Там шёл мелкий дождь, скорее напоминающий очень плотный туман.

— Лед, а тебе не кажется, что погода несколько неподходящая для такого?

— Не волнуйся об этом, уже завтра дожди закончатся, в выходные будет снова ясно. На этот счёт у пегасов уже всё распланировано.

— Ну допустим. А могу я глянуть на проект?

— Сейчас показать не могу, у меня его просто нет. Но поверь, команда из трёх-четырёх пони справится за выходные. Там красивая такая картина с четырьмя принцессами.

— А платят сколько?

— Три тысячи на всех.

Тач прикинул в уме. Если разделить на четверых, то получается весьма неплохая подработка. И хотя у него оставалось ощущение, что он покупает кота в мешке, он сказал:

— Хорошо, я в деле.

— Прекрасно. Тогда послезавтра утром я за тобой зайду.  Расходники, снаряжение — это всё имеется. Я пойду дальше собирать команду.

— Бывай, — попрощался Тач.

Вскоре наступили выходные, завершающие не самую простую неделю. Пресайз Тач встал рано и ждал Леда. Как тот и обещал, погода была ясной и солнечной. Вскоре чёрный земнопони постучал в дверь. Тач вышел и обнаружил, что помимо Леда у двери стояли Уайт Спектрум и Грин Уотер, аквамариновая единорожка с волнистой синей гривой. Лед и Уайт держали по спортивной сумке, в которых, судя по звукам, были баллончики с краской. Тач отметил, что все присутствующие, кроме самого Леда, были единорогами. Впрочем, это было довольно логично — одно дело работать кистью на холсте, и совсем другое — баллончиком на стене. Единороги с этим заданием справятся гораздо быстрее, так как магия при таких масштабах работы играет очень большую роль.

Пони доехали до Малого кантерлотского театра и вскоре оказались у рабочей стены. Это была глухая стена какого-то многоэтажного здания, причём было ясно видно, что на уровне первого этажа на изначальную голубую краску был нанесён ещё один, совсем свежий слой. Примерно через десять минут к ним подошли оранжевый единорог и синий земнопони.

— Приветствую, — поздоровался едиорог с художниками.

— Здравствуйте, мистер Отэм, — поприветствовал его в ответ Шарпенд Лед.

— Господа художники, моё имя Стрит Отем, я курирую проекты уличного искусства, а это мой помощник Блюпринт, — представился единорог. — Перейду сразу к делу. Вот эта стена к завтрашнему вечеру должна выглядеть вот так.

Стрит Отем развернул перед пони бумажный лист. На нём был представлен цветной эскиз будущей картины, заверенный подписями каких-то чиновников.

— Эскиз я передаю Шарпенд Леду. Он проинструктирован, так что назначаю его главным. Стена уже загрунтована, ждёт только вас. А теперь, если вопросов нет, прошу расписаться в договоре.

Единорог протянул листок бумаги по очереди каждому из художников, где они вписали своё имя и подпись в графу «Состав бригады». После этого Стрит Отем применил на договоре заклинание копирования и появившуюся копию отдал Шарпенд Леду вместе с эскизом, после чего удалился вместе с помощником.

Художники молча смотрели на стену. Участок для работы был около шести метров в ширину и около трёх в высоту. Наконец, решил высказаться Пресайз Тач:

— Лед, я, конечно, не специалист, и граффити рисовал только пару раз, потому могу не совсем правильно оценивать ситуацию, но тебе не кажется, что тут работы не на пару дней для четырёх пони?

Лед, помедлив, так же разглядывая стену, неуверенно ответил:

— Ну… глаза боятся, копыта делают…

Тач недоверчиво посмотрел на него.

— Что? На бумаге всё выглядело не так масштабно, — попытался оправдаться земнопони. — И вообще, мы уже взялись за это дело, потому раньше начнём — больше успеем сделать.

После этих слов Шарпенд Лед подошёл к сумкам с инвентарём, достал и натянул респиратор и взял баллончик с фиолетовой краской, подавая пример остальным.

— Ребята, не паникуйте вы так, — заговорила Грин Уотер. — Это только сейчас кажется, что всё плохо. На самом деле, мелких деталей не так много, так что мы всё успеем.

— Будем надеяться, что ты права, — ответил ей Тач.

Вскоре художники распределили между собой работу и приступили к воплощению проекта в жизнь. Шарпенд Лед как единственный земнопони в команде отвечал за принцессу Твайлайт Спаркл, которая должна была находиться в нижней половине картины. Пресайз Тач рисовал принцессу Луну, Грин Уотер — принцессу Кейденс, принцесса Селестия же досталась Уайт Спектруму.

Работа шла, постепенно в появляющихся силуэтах стала угадываться будущая картина. Прохожие в основном не обращали на работу никакого внимания, но изредка всё же останавливались и одобрительно хмыкали. Тач решил задать интересующий его вопрос.

— Лед, скажи, а как так вышло, что заказ на роспись стены выполняют не мастера граффити, а студенты-живописцы? Не то чтобы я был недоволен, просто интересно.

Шарпенд Лед усмехнулся.

— Если иметь пару полезных связей и включить смекалку, то можно получить и не такие заказы.

— То есть мы здесь по блату? — уточнил Тач.

— Разве я что-то говорил про блат? Нет, здесь всё честно. Мне сообщили о тендере, я разработал эскиз и подал заявку.

— Разве для этого не надо иметь уже готовую бригаду? — удивился Тач.

— Надо. Я её указал.

— Как же ты мог её указать, если на тот момент мы ещё не согласились на это? — теперь удивилась Грин Уотер.

— А там поимённо указывать и не надо. Только факт наличия юридического лица.

— А если бы мы не согласились? — спросил Уайт Спектрум.

— Ну вы же согласились, — развёл копытами Лед. — Я слишком хорошо вас знаю, кто-нибудь точно бы согласился.

— Лед, да ты хитрец, — сказала Грин Уотер, хихикнув. — И зачем тебе эта академия? Из тебя получился бы отличный предприниматель или чиновник.

— Но ведь одно другому не мешает, — ответил земнопони, в голосе которого звучала улыбка, не видимая за респиратором.

Через несколько часов пони решили прерваться на обед. Бросать всё вот так на улице было плохой идеей, как и тащить куда-то сумки с краской, поэтому было решено отправить кого-то купить перекус. На эту роль вызвался Лед.

Когда земнопони вернулся, он достал из седельных сумок четыре бумажных вкусно пахнущих свёртка. Внутри оказались ещё тёплые поджаренные сэндвичи с сыром. Пока пони обедали, Пресайз Тач решил начать разговор.

— Ребята, я вот что хотел спросить. Какие у вас дальнейшие планы? Чем вы думаете заняться после академии?

— Наверно, арендовать мастерскую и брать заказы, — ответила Грин Уотер. — Я сама плохо себе представляю, чем буду заниматься.

Шарпенд Лед и Уайт Спектрум выразили своё молчаливое согласие.

— Я к чему это спрашиваю. Не думаете, что нам всем будет лучше, если мы организуем свою компанию и будем работать вместе?

— Стены будем разукрашивать? — усмехнулся Лед.

— Как вариант, — с долей иронии ответил единорог.

— Знаешь, Тач, мне кажется, идея не такая уж плохая — сказал Уайт Спектрум. — Взаимовыручка, сплочённый коллектив. Думаю, это имеет смысл.

— Ну, если так подумать, то почему бы и не попробовать? — поддержал его Лед.

— Дожить бы ещё до выпуска, — вздохнула Грин Уотер.

— Откуда такой пессимизм? — спросил её Тач.

— Просто я волнуюсь насчёт конкурса и всего этого.

— Я тоже немного волнуюсь, — признался Тач. — Но мы все вместе, и это придаёт мне уверенность. Подумай о том, что с тобой ещё восемь пони. Это много.

— Я понимаю. Но всё равно волнуюсь.

— Грин, на пересдачу нас точно не отправят, — ответил единорожке Уайт Спектрум. — Тут нет смысла волноваться. Скорее всего, после выпуска ты этих пони из академии больше никогда не увидишь. А если и увидишь, то будешь говорить с ними на равных.

— Мне бы твоё спокойствие, Уайт, — протянула Грин Уотер.

Закончив с обедом, художники вновь приступили к работе. Теперь, когда они освоились с непривычной для себя задачей, процесс пошёл быстрее. Увлёкшись работой, они не заметили, как солнце село за горизонт, и прервались только с наступлением сумерек.

На следующее утро Пресайз Тач проснулся и почувствовал головную боль в области рога.  Слабую, но неприятную и усиливающуюся при попытке колдовать. Хоть он и левитировал вчера лёгкий баллончик с краской, но всё же такая продолжительная работа магией — почти весь день и почти без перерывов — для неподготовленного единорога не могла не отозваться на утреннем самочувствии. Всё равно, что с непривычки прийти в спортивный зал и весь день там активно заниматься — даже если упражнения были лёгкими сами по себе, на следующий день мышцы будут болеть. Впрочем, ничего серьёзного — это не истощение магических способностей и уж тем более не магическое выгорание, работать сегодня Тач сможет, просто это будет приносить некоторый дискомфорт.

Единорог умылся холодной водой. Это помогло. Хоть боль и не прошла полностью, но теперь Тач почувствовал себя лучше. Вскоре Шарпенд Лед собрал команду. Судя по не самым весёлым лицам Грин Уотер и Уайт Спектрума, у них сегодня были те же проблемы, что и у Тача.

— Что-то вы сегодня кислые, — заметил чёрный земнопони.

— Наверно, это всё луна в созвездии Гидры, — ответил Тач.

Шарпенд Лед посмотрел на него, думая, шутит единорог или говорит серьёзно, но ничего не сказал.

Сегодня художников ждал только Блюпринт. Синий земнопони стоял, нервно постукивая по тротуару передним правым копытом и время от времени глядя на часы на передней левой ноге. Он явно спешил.

— Добрый день, — поздоровался он, когда художники подошли. — Сейчас Стрит Отем занят, поэтому он попросил меня напомнить, что сегодня в шесть часов вечера он придёт принимать работу. Вопросы есть? Может, нужно что-то из снаряжения?

Вопросов не было.

— Тогда я пойду. Желаю удачи.

Пони уже знали, что делать, поэтому сегодня работа шла заметно быстрее. Уайт Спектрум, раньше других закончивший принцессу Селестию, помогал Леду, который существенно отставал от друзей ввиду отсутствия магии. К вечеру картина была полностью закончена.

Четыре принцессы смотрели на встающее из-за горизонта солнце, находящееся вверху посередине. Селестия, находящаяся слева, и Луна напротив неё справа смотрели на светило с уважением и лёгкой улыбкой во взгляде, как обычно смотрят на старых и верных друзей, тогда как Твайлайт, находящаяся чуть ниже и правее Селестии, и Кейденс, изображённая напротив неё немного ниже и левее Луны, выражали своим взглядом радость нового дня. Старшие принцессы находились дальше от центра и лишь немного поднимали головы к солнцу, в то время как Твайлайт и Кейденс находились ближе друг к другу и их взгляды были в большей степени устремлены вверх.

Пришедший как по часам Стрит Отем задумчиво разглядывал граффити.

— Знаете, получилось даже эффектнее, чем я предполагал, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Вы хорошо поработали. Честно говоря, я сильно сомневался, когда подписывал контракт не с граффитистами, а с живописцами. Теперь вижу, что зря. Гонорар будет выплачен Шарпенд Леду в ближайшие дни.

— Спасибо, мистер Отем, — ответил иссиня-чёрный земнопони. — Это был интересный опыт.

Часть 1. Глава 8

Пресайз Тач стоял у входа в академию и читал объявление. Оно появилось здесь ещё на прошлой неделе, но тогда он не обратил на него никакого внимания, и только сегодня его взгляд зацепился за слова, написанные на нём. Объявление гласило: «Закат империи: история картины. Читает профессор Секвенца Темпорале». Под надписью располагалась сама картина, а ещё ниже дата, время и место лекции, а также отметка о том, что вход свободный. Лекция должна была состояться сегодня в шесть часов вечера в актовом зале.

— Привет, Тач, — послышался сзади голос Уайт Спектрума.

Тач обернулся и увидел белого единорога, направляющегося ко входу.

— Здравствуй, Уайт, — поздоровался Тач и вошёл за ним в академию.

— Заинтересовала лекция?

— Не знаю. Можно сходить, только что-то она поздновато.

— Я собираюсь послушать. Если хочешь, присоединяйся. Вроде бы, на этой неделе у нас есть время.

— Посмотрим, — ответил Тач.

Сегодня занятия проходили так же, как и всегда: медленно и скучно. Когда же они закончились, Тач отправился к себе в мастерскую. Он решил посетить сегодняшнюю вечернюю лекцию, но до неё оставалось ещё около четырёх часов, поэтому единорог не стал сидеть всё это время в академии.

Через пару часов к нему в комнату заглянул Шарпенд Лед.

— Привет, — поздоровался чёрный земнопони. — Я только что из мэрии, со мной расплатились за граффити. Вот твоя доля.

Лед протянул единорогу мешочек с деньгами. Тач подхватил его телекинезом, заглянул внутрь. Семьсот пятьдесят бит. Ровно четверть.

— Спасибо, — ответил он.

— Тебе спасибо, что согласился. Ты Уайта не видел? С Грин я уже рассчитался, а вот его у себя нет.

— Возможно, он ещё в академии, ждёт лекцию. Зайди к нему вечером.

— Какую лекцию? — не понял Лед.

— О которой объявление висело, про «Закат империи». Она сегодня вечером будет. Я тоже на неё собираюсь пойти.

— Вам что, обычных лекций мало, что вы на дополнительные идёте? — усмехнулся земнопони.

— Это не дополнительная лекция, а, скорее, культурное мероприятие. Просто интересно послушать.

— Ну, дело твоё. Ладно, Тач, я пошёл, буду к зачётам готовиться. Бывай.

Попрощавшись, Шарпенд Лед удалился.

Через пару часов Тач направился обратно в академию. Дойдя до актового зала, он увидел небольшую толпу — около тридцати пони ждали начала лекции. Тач нашёл Уайт Спектрума, рядом с которым стояла Фогги Соул.

— Привет, — поздоровался художник с друзьями.

— Виделись, — ответил Уайт.

Пегаска приветственно кивнула.

— Уайт, ко мне Лед заходил, расплатился за граффити. Я ему сказал, чтобы он к тебе вечером заглянул.

— Понятно.

— А что за граффити? — тихо спросила Фогги Соул.

— Мы на выходных расписали одну стену по заказу мэрии, — ответил ей Тач. — Возле Малого театра, посмотри, если будешь рядом.

— Посмотрю на выходных. Хотя там, наверно, будет много пони…

— Это почему? Какая-то премьера? — удивлённо спросил Тач.

— Нет, там… там в полдень будут проезжать принцессы в честь Гранд Галлопинг Гала. Традиция такая. Я думала, вы знаете…

Тач хмыкнул, а Уайт удивлённо поднял бровь.

— Никогда не интересовался этим праздником и его традициями, — признался тёмно-красный единорог. — Но ради этого стоит сходить туда. Не каждый день выпадает возможность видеть реакцию принцесс на твоё творение.

Спустя несколько минут двери зала открылись, приглашая собравшихся войти. Пони потекли внутрь и стали занимать места в зале, имевшем форму амфитеатра. Над сценой висела большая репродукция картины «Закат империи». На первый взгляд это был обычный портрет правителя какого-то маленького государства до объединения Эквестрии. Но только на первый взгляд. Статный серый единорог с чёрной гривой, облачённый в королевскую мантию, сидел на кристальном троне и смотрел вдаль. В его взгляде была  вполне читаемая злоба, холодная и расчётливая, в глазах плясали нехорошие зелёные огоньки. Вся картина была тёмной, и единственным светлым пятном на ней  было красное закатное солнце, пробивающееся через окно тронного зала, но даже оно не могло развеять тьму, пропитывающую картину.

Вскоре на сцену вышел оранжево-жёлтый жеребец-земнопони с коротко стриженной коричневой гривой и такого же цвета бородкой, одетый в деловой костюм. Оглядев зал и проверив микрофон, он начал говорить с едва заметным южным акцентом.

— Добрый вечер, уважаемые коллеги. Меня зовут Секвенца Темпорале, я являюсь доктором искусствоведения и сегодня мне очень приятно читать лекцию в стенах главной академии искусств Эквестрии. Как вы уже поняли, речь сегодня пойдёт об известной вам картине, которая висит за моей спиной.

Профессор стал рассказывать об истории создания картины. Она была написана спустя шестьсот лет после изгнания Найтмер Мун художником и историком грифонского происхождения Густавом Длиннопёрым. Густав в течение всей жизни по крупицам собирал информацию о таком загадочном, исчезнувшем больше полтысячелетия назад государстве, как Кристальная Империя, и смог удивительно точно воспроизвести образ короля Сомбры.

Эта картина сама по себе являлась историческим трудом. Во время жизни Густава Кристальная Империя была забытым мифом, таким же, как легенда о Найтмер Мун. Пусть картина и получила признание как произведение искусства, но, как отмечал сам грифон в своих поздних мемуарах, никто не воспринимал её как исторический сюжет, каким она задумывалась. Когда же спустя несколько лет после написания картины вышел научный труд Густава о Кристальной Империи, все лишь подняли грифона на смех и повесили ярлык чудака и «альтернативного историка». Все, кроме принцессы Селестии. Она вызвала грифона на разговор, детали которого канули в лету; его упоминание было в мемуарах грифона, но всё, что там о нём было написано, это то, что время этой истории ещё не пришло. Свидетельства того, что после этого разговора Густав продолжил изучать Кристальную Империю, отсутствуют. Как предполагают историки и специалисты по чёрной магии, изучающие проклятие Кристальной Империи, принцесса Селестия попросила грифона или приказала ему прекратить исследования, так как широкая огласка истории о Кристальной Империи могла спровоцировать её возвращение на несколько сотен лет раньше срока; сама принцесса никогда этого не отрицала и не подтверждала, стараясь обходить тему изучения Кристальной Империи учёными древности.

Лишь несколько лет назад, после возвращения Кристальной Империи, пони вспомнили и переосмыслили труды Густава Длиннопёрого. Его работы, как художественные, так и научные, получили такую популярность, какую не имели никогда раньше, а «Закат империи» стал одной из самых дорогих картин в Эквестрии. Кантерлотский художественный музей выкупил эту картину из частной коллекции, реставраторы восстановили полотно, магией вдохнули былой цвет в выцветшие краски, и теперь увидеть её могут все желающие.

---

Как и предполагала Фогги Соул, улица возле Малого театра быстро наполнялась. Тач пришёл на час раньше того времени, когда должен был проезжать кортеж принцесс. Он пробежался глазами по ещё редкой, но уже толпе пони, и ему не составило труда увидеть каурую пегаску, рассматривающую картину на голубой стене.

— Привет, Соул, — поздоровался единорог, подойдя к ней.

Повернувшись, Фогги Соул улыбнулась.

— О, привет, Тач. Это правда всё сделали вы втроём?

— Вчетвером, с нами ещё была Грин Уотер. А что, не веришь, что четыре художника могут нарисовать такое граффити?

Пегаска смутилась и заговорила тише, быстрее и с запинками:

— Эм… нет, я н-не это хотела сказать, я…

— Да ладно, расслабься, всё хорошо, — прервал её Тач.

— Я хотела сказать, что это правда очень красиво, — сказала Соул после короткой паузы, успокоившись.

— Спасибо, мы старались. Надеюсь, принцессы тоже оценят, — улыбнулся единорог.

Вскоре пони на улице стало так много, что для передвижения приходилось маневрировать между ними и зачастую даже протискиваться. Появились гвардейцы в золотистых доспехах, аккуратно, но методично оттеснявшие толпу к тротуарам, освобождая улицу. Тачу и Соул повезло оказаться у самого края толпы, так что улица была хорошо видна. Послышались фанфары, и толпа пони загудела, приветствуя правительниц. Перед кортежем принцесс, как и позади него, шли небольшие колонны гвардейцев, нёсших знамёна Эквестрии. Первую колонну возглавлял офицер гвардии, белый единорог, в котором Тач скоро узнал принца Шайнинг Армора. Первой ехала колесница сестёр-аликорнов, запряжённая четырьмя гвардейцами. Слева, со стороны Тача и Соул, сидела принцесса Селестия, улыбаясь подданным и приветствуя их копытом. Справа от неё сидела принцесса Луна, делая то же самое. Тач заметил, что белый аликорн бросила мимолётный взгляд на картину за его спиной, но понять по этому взгляду, нравится ей или нет, единорог не смог.

Следом за ними ехала колесница принцесс Твайлайт и Кейденс. Молодые аликорны держались более открыто, чем сёстры-правительницы, и их улыбки показались Тачу более искренними. Принцесса Твайлайт, находившаяся ближе к художнику, с нескрываемым восхищением смотрела на картину, время от времени отрываясь и глядя на пони. Тач встретился с ней взглядом, невольно улыбнулся, и фиолетовый аликорн вернула ему улыбку. Конечно, она не могла знать, что именно он, тёмно-красный единорог в первом ряду, причастен к созданию этой картины, но на сердце у Тача всё равно потеплело. Восхищение — вот лучшая награда для художника. И эта мимолётная, но такая искренняя улыбка принцессы была, пожалуй, самой лучезарной, какую он только видел.

Когда шествие закончилось, пони начали расходиться. Пресайз Тач посмотрел на Фогги Соул, стоящую рядом, во взгляде которой читалась одухотворённая радость; кажется, на неё королевский парад произвёл такое же впечатление, как и на него.

— Никогда раньше не видел принцесс вживую, — произнёс единорог.

— Я раньше была на таком шествии один раз, — сказала пегаска, продолжая слегка улыбаться. — Правда, тогда принцесса Селестия была одна.

— Это было давно? До возвращения принцессы Луны? — догадался Тач.

— Да… я тогда была совсем маленькой, мы были в Кантерлоте с родителями. Они тогда… привезли меня посмотреть на столицу.

— А в каком городе вы жили?

— В Сильверхуфе. Это маленький городок возле Мэйнхеттена. Наверно, ты о нём не слышал.

Тач действительно слышал название этого города впервые.

— И как ты себя чувствуешь в Кантерлоте? — спросил единорог.

— Сейчас… уже нормально, — после некоторой паузы ответила пегаска. — В детстве это был для меня будто бы другой мир. А потом, когда я поступила в академию, было… довольно тяжело. Столько пони вокруг…

Тач улыбнулся, вспоминая себя на первом курсе и тот культурный шок, который он сам испытал, начав жить в столице.

— Все куда-то спешат, и у них всех такой безразличный взгляд, что становится грустно, — закончил он за Соул.

— Да, — согласилась она, улыбнувшись.

Пресайз Тач вернулся в мастерскую. Вдохновлённый сегодняшними событиями, он достал чистый холст, приготовил краски и сел за мольберт. Взгляд принцессы Твайлайт надолго отпечатался в его памяти, и художник решил запечатлеть его на холсте. Единорог подумал, как лучше изобразить принцессу: хотелось показать царственность аликорна, но это плохо сочеталось с той улыбкой, которую он запомнил.

Принцесса Твайлайт Спаркл была коронована, когда Тач только начинал учиться в академии. Пусть он не был на самой коронации, но фотографии новой принцессы, выступающей перед огромной толпой пони с балкона королевского дворца, были тогда в каждой газете и на обложке каждого журнала. Даже пони, не читающие ни того, ни другого, видели их много раз, проходя мимо газетных киосков и автоматов. Художник прекрасно помнил взгляд принцессы на этих фотографиях: он был очень похож на тот, который единорог видел сегодня.

Именно такой он решил изобразить принцессу. Фиолетовый аликорн сидела на кристальном троне своего дворца в Понивилле. Её причёска была идеально уложена, на голове была золотая тиара с шестиконечной звездой из фиолетового топаза. Принцесса была одета в изысканное розово-жёлтое платье и золотые накопытники, украшенные изображением её метки — шестиконечной фиолетовой звезды, такой же, какая венчала тиару. Крылья принцессы были церемониально раскрыты, как того требует этикет для царственных особ. И этот открытый, полный дружелюбия взгляд и искренняя улыбка. Тач не знал, как выглядит тронный зал Понивилльского дворца, поэтому изобразил его так, как представлял себе — в том же светлом кристальном стиле и пастельных цветах, в каких был выполнен сам дворец.

Увлёкшись работой, художник не заметил, как прошли часы. Только когда солнце зашло за горизонт и стало темнеть, ему пришлось оторваться, чтобы включить свет. Когда Тач был близок к завершению, к нему в комнату постучали. Это был Шарпенд Лед. Как обычно, земнопони, зачастую опаздывающий на занятия в академии, был пунктуальным в действительно важных для себя вопросах. Вот и сегодня он опять пришёл на собрание раньше других.

— Привет, Тач, — поздоровался иссиня-чёрный жеребец, входя в комнату.

— Привет, — сказал единорог.

Земнопони взглянул на мольберт с ещё не законченной картиной.

— Принцесса Твайлайт, — несколько задумчиво произнёс он. — С чего это ты решил её написать? Заказ?

— Нет, — ответил Тач, возвращаясь к работе. — Просто мы с Соул сегодня ходили к Малому театру, где мы расписывали стену. Там сегодня проезжали принцессы… Вот я и решил её написать.

— Ну смотри. В последний раз, когда ты писал портрет кобылки, она потом выходила из твоей комнаты с очень красноречивым взглядом.

— Ты это на что намекаешь? — осторожно спросил единорог.

Вместо ответа Лед залился беззлобным смехом, и через пару секунд Тач рассмеялся тоже.

Постепенно в мастерскую приходили остальные пони. Когда все были в сборе, Пресайз Тач начал собрание.

— Друзья! Как вы знаете, до конкурса осталась пара недель, поэтому я решил собрать вас ещё раз. Все наши письма так и остались без ответа, а личная беседа с Квилл Графиксом показала, что на диалог конкурсная комиссия идти не собирается. Поэтому сегодня нам нужно решить, что мы будем делать в день конкурса.

— Может, мы вообще не пойдём на этот конкурс? Мы же написали заявления, просто придём только на экзамен, а конкурс никак в диплом не войдёт, — предложил Брайт Калор.

— Хм. Идея неплохая, но лично мне она не нравится, — ответил Тач. — Если мы не явимся, то конкурс, скорее всего, просто перенесут, а это лишние проблемы и нам, и руководству академии. Я думаю, что здесь лучше всё сделать по уму. Я предлагаю написать коллективный отказ от участия и вручить его конкурсной комиссии.

— Просто придём на конкурс, отдадим им этот отказ и уйдём? — уточнил Брайт.

— Да, — коротко ответил Тач.

— Щелчок по носу канцелярии, мне нравится, — усмехнулся Шарпенд Лед.

Пони просидели ещё пару часов, обсуждая детали. Идея Тача не вызвала возражений, поэтому было составлено заявление об отказе от участия в конкурсе, которое подписали все собравшиеся. Разошлись уже за полночь. Впереди была тяжёлая зачётная неделя.

Часть 1. Глава 9

Любой пони, получающий высшее образование, не раздумывая скажет вам, какое время года самое напряжённое — разумеется, это сессия. Привычный ритм жизни сбивается полностью, а свободного времени становится катастрофически мало, поскольку большую часть дня и изрядную часть ночи приходится тратить на подготовку к грядущему экзамену или зачёту. Самые волнительные сессии в жизни — это первая сессия у первокурсников и последняя у выпускников. И если первые беспокоятся из-за неизвестности, боятся того, что незнакомый преподаватель начнёт их заваливать или они от волнения забудут что-то важное, то последние, уже прошедшие через большинство тягот студенческой жизни, скорее чувствуют волнительный запах свободы от учебников, лекций и профессоров и стараются не думать о взрослой жизни, внезапно ставшей такой близкой.

Сегодня был последний экзамен. Философия. Пресайз Тач не любил этот предмет, в основном из-за того, что не мог понять большинство мнений древних и мудрых пони, которые ему пытались донести. Выучить наизусть их было не так сложно, но вот понять на подсознательном уровне — совсем другое. А те мнения, которые всё же удавалось понять, оказывались довольно простыми и иногда даже тривиальными мыслями, завёрнутыми в обёртку из переусложнённых терминов и перегруженных предложений.

Экзамен сегодня принимал пожилой земнопони в коричневом свитере и больших круглых очках. Это был профессор Пасфайндер. Тач не знал его лично, но время от времени слышал как положительные, так и отрицательные истории о его странностях.

— Ну-с, тяните билет, — добродушно произнёс профессор.

Пресайз Тач наугад вытянул билет из веера, лежащего на столе.

— Какой номер? Пятый? Хорошо. Идите готовиться.

Единорог сел за свободный стол и прочитал билет. Вопросы оказались не лучшими, но могло быть и хуже. Тач посидел, вспоминая всё, что он учил по этим темам, после чего стал писать план своего ответа. Спустя какое-то время первые студенты начали отвечать по билету, а Тач всё сидел, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё. Наконец, очередь дошла и до него.

— Пресайз Тач! — вызвал единорога профессор.

Художник поднялся и вместе с билетом и своими записями сел перед пожилым земнопони. Тот взял билет, пробежал по нему глазами и сказал:

— Начинайте.

Единорог прокашлялся и неуверенно начал отвечать с заученных наизусть определений. Затем он вкратце рассказал всё, что помнил по вопросам билета. Профессор слушал, не перебивая, но по его лицу было видно, что в ответе ему что-то не нравится. Наконец, он остановил Тача.

— Что ж, юноша, я вижу, что вы выучили материал. Могу поставить вам «хорошо» и отпустить сейчас или, если вы хотите «отлично», мы с вами можем немного побеседовать.

Тач решил, что если он ничем не рискует, то нет причин отказываться.

— Хорошо, давайте побеседуем.

Профессор снял очки и задумчиво посмотрел на него.

— Вот скажите, Тач, в чём заключается взаимосвязь философии и искусства?

— Разные философские течения видят эту связь по-разному, но в общем можно сказать, что и искусство, и философия имеют целью познание пони самого себя.

— Нет-нет, — прервал его профессор Пасфайндер. — Вы знаете материал, я это уже понял. Я хочу услышать лично ваши мысли.

Тач задумался. После некоторой паузы, в течение которой профессор неотрывно глядел на него с неизменно заинтересованным выражением лица, единорог ответил:

— Я думаю, что искусство является своего рода вариантом философии.

Земнопони удивлённо-вопросительно посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду? Хотите сказать, что искусство — это отдельное философское течение?

— Нет. Скорее, это один из способов выражения мысли. То есть если я хочу выразить своё мнение по какому-то вопросу, то я могу написать об этом трактат, а могу и картину.

Профессор хмыкнул.

— Ну да, в этом и заключается суть искусства. Но это не ответ на мой вопрос. Ведь смысл не в том, как мы выражаем мысли, а в том, какие именно мысли мы выражаем. Иными словами, вы согласны с тем, что искусство не выражает новых мыслей?

Тач, благодаря наводящему вопросу профессора нашедший верный путь в своих размышлениях, несколько воодушевился и ответил:

— Не согласен. Суть искусства не только в выражении мыслей, но и в их поиске, даже если это просто поиск прекрасного. То есть прежде чем я как художник выражу свою мысль на холсте, я должен её найти, а после этого найти способ передать её другим пони при помощи визуальных образов. И я смогу считать себя действительно хорошим художником, если пони, глядя на мою картину, не только поймёт мою мысль, но и продолжит развивать её сам, или вовсе найдёт в ней что-то своё, чего я не видел. Так же и в философии: трактат является только внешней оболочкой, суть же в поиске истины.

Профессор Пасфайндер внимательно слушал Тача. Когда тот закончил, земнопони спросил:

— То есть по-вашему, искусство и философия — это разные проявления одного и того же?

— Пожалуй, да.

Удовлетворённый ответом единорога, профессор сказал:

— Вопросов больше не имею. Держите вашу зачётку.

Он протянул единорогу зачётную книжку, в которой красовалась оценка «отл». Последняя оценка в последнем семестре.

Тач вышел из кабинета и глубоко вдохнул носом воздух. Впереди были последние, самые главные испытания.

---

Вторник. Десять часов утра. Девять выпускников Кантерлотской художественной академии имени Её Величества Принцессы Селестии сидели в актовом зале в ожидании того, к чему морально готовились в течение последних недель. Все были одеты в строгие деловые костюмы и платья. Висело напряжённое молчание. Все знали, что сегодня произойдёт. Волнение боролось с решимостью. Все были готовы.

Наконец, на сцену вышел пожилой тёмно-серый единорог. Он был знаком всем, кто так или иначе связан с академией, от зелёных абитуриентов до умудрённых жизнью профессоров. Это был ректор академии Лорел Кроун. Он выдержал паузу, оглядывая торжественным взглядом присутствующих, после чего начал:

— Приветствую вас, уважаемые выпускники. Прошло немало времени с тех пор, как вы впервые вошли в стены нашей академии. Вы многому научились, и каждый из вас показал себя хорошим художником на многочисленных выставках. Каждый из вас уже является лучшим в чём-то, и вы это уже доказали тем, что собрались здесь. Вы прошли через многие испытания и показали, что действительно достойны звания художника. Скоро мы узнаем, кто же из вас является лучшим среди лучших. Я объявляю Ежегодный конкурс выпускников открытым.

Аплодисментов не последовало. На сцену вышел коричневый пегас Квилл Графикс и встал за стоявшую на сцене кафедру.

— Итак, уважаемые конкурсанты, в этом году будет один сюжет на всех, — сказал он, после чего опустил глаза и начал зачитывать. — Тема конкурса: «Царство ночной королевы». На троне Замка двух сестёр сидит Найтмер Мун. По обе стороны от неё находится по четыре фестрала в доспехах лунной гвардии. На спинке трона справа и слева от Найтмер Мун сидят два ворона. Перед ней склоняются ниц шесть пони: два единорога, два пегаса и два земных пони. На стенах между стрельчатыми окнами висят гобелены, под которыми в нишах горят голубые факелы, а в самих окнах видно ночное небо с облаками, через которые пробивается луна. Над вершинами деревьев Вечнодикого леса виден холм, на котором два древесных волка воют на луну.

Студенты ошеломлённо слушали. Настолько подробного и развёрнутого описания сюжета не ожидал никто. Пока Квилл Графикс зачитывал тему, Пейперкат, сидящая слева от Тача, прошептала:

— Если они сами уже всё придумали, в чём тогда наша работа?

Тач только пожал плечами. Квилл Графикс, закончивший зачитывать тему, сделал короткую паузу, чтобы взять воздух и посмотреть на студентов, и уже открыл рот, чтобы начать зачитывать правила, когда со своего места встал Пресайз Тач.

— Прошу прощения, — вклинился он в речь заместителя, — но нам есть что сказать.

Присутствующие члены конкурсной комиссии удивлённо посмотрели на единорога. Он продолжил, подавляя робость:

— Мы дважды отправляли письма мистеру Лорел Кроуну и имели честь разговаривать с мистером Квилл Графиксом, однако наши просьбы были оставлены без внимания. Мы понимаем, что не нам менять порядки, принятые вами, уважаемые члены комиссии, но мы достаточно ясно выразили свою позицию. А потому мы просим освободить нас от участия в конкурсе.

Повисла тишина. По лицу ректора Лорел Кроуна было видно, что он пытается переварить эти слова. Спустя несколько долгих секунд, ректор спросил:

— Всех?

— Всех, — подтвердил Тач.

Студенты встали со своих мест. Тач подошёл к столу, стоявшему возле сцены, за которым сидела миссис Ойл Сплеш, достал из кармана сложенный листок бумаги с заявлением, положил его на стол и вышел из зала. За ним последовали все остальные. Профессора лишь молча наблюдали за ними.

Когда все вышли, Тач, чувствуя прилив сил и облегчение, осмотрел своих друзей. Никто ничего не говорил, но по их лицам было видно, что они воодушевлены так же, как и он. Когда он уже хотел сказать что-то вдохновляющее, из зала послышался голос Квилл Графикса:

— Ну а вы что?

Тач посмотрел в зал. Только теперь он заметил, что там остался сидеть один его товарищ. Брайт Калор.

— Я желаю участвовать в конкурсе! — заявил Брайт.

— А с кем вы планируете соревноваться? С самим собой? — последовал риторический вопрос заместителя, в голосе которого звучало холодное раздражение. — Конкурс отменяется. Вы свободны.

Пурпурный земнопони ещё секунду сидел на месте, после чего опустил голову, медленно поднялся и побрёл к выходу, провожаемый взглядами профессоров. Не говоря ни слова и не поднимая глаз, он прошёл мимо друзей. Пони обменялись многозначительными взглядами, когда он проходил через их группу, но никто ничего не сказал.

Часть 2. Глава 1

Диплом о высшем образовании висел перед Пресайз Тачем в телекинетическом поле. Сложенный вдвое листок бумаги, заключённый в корочки размером с тонкую тетрадку. Такой простой предмет, вызывающий такие противоречивые чувства. Тач шёл к нему последние несколько лет, вложил в него много времени, сил, нервов и здоровья, просиживая дни в душных аудиториях и ночи в душной мастерской за учебниками или мольбертом. И вот, наконец, он держал перед собой документ, подтверждающий, что он, единорог Пресайз Тач, получил и освоил высшее художественное образование и отныне имеет полное право гордо именоваться Художником. Но на фоне этих мыслей единорога обуревали и другие, и главной среди них была мысль о том, что теперь его жизнь никогда не станет прежней. Прошли годы беспечного детства и легкомысленного студенчества. Ему предстояло войти во взрослую жизнь.

Выпускной экзамен прошёл гладко и легко. Можно даже сказать, что это была чистая формальность: молодые преподаватели, принимавшие его, сами всего несколько лет назад окончили академию; они прекрасно ладили со студентами и понимали их. Им не было дела до конфронтаций между выпускниками и канцелярией Академии, они ещё не успели зачерстветь от всей этой бюрократии и тысяч лиц пони каждый год.

Канцелярия, уязвлённая поступком выпускников, показала, что тоже умеет вредничать, и отменила официальную церемонию вручения дипломов. Вместо этого за дипломом нужно было прийти в деканат и получить его под расписку. Без высокопарных слов, торжественных костюмов, слёз счастья и копытопожатий ректора. Просто прийти и забрать, словно это какая-то обычная справка.

Кроме того, выпускникам давалось три дня на то, чтобы выселиться из общежития. За это время им следовало найти новое жильё, вынести из обжитых мастерских все личные вещи и сдать комнаты коменданту. И если Тач жил в своей комнате один, и для него эти задачи были сложными, но выполнимыми, то тем, кто проживал в своей комнате вместе с ещё двумя-тремя пони, было совсем невесело.

Возвращаясь в общежитие, Тач заметил в своём почтовом ящике конверт. Сначала он подумал, что это письмо от родителей, с которыми он обменивался письмами три-четыре раза в месяц, но когда он взял конверт, то удивился. Отправителем была Инк Дроп.

Единорог шёл по коридору в свою комнату, думая об этом странном письме. Постепенно мысли с письма перешли на его отправительницу. Тач понял, что уже давно не видел эту земнопони, и… что это за странное чувство? Он что, соскучился по ней? Похоже на то. Эта мысль только сильнее подстегнула в нём интерес, и он, зайдя в комнату, открыл конверт и начал читать.

Дорогой Пресайз Тач!

Я давно хотела написать тебе, но не знала, как начать, а потом у меня совсем не было времени на это из-за учёбы. И вот теперь, когда всё закончилось, я, наконец, собралась с мыслями и пишу тебе.

Воспоминания, связанные с тобой, пожалуй, самые яркие и приятные за всё время моей учёбы. Пусть мы провели вместе не так много времени, но каждая секунда была для меня незабываемой. Я бы очень хотела встретиться с тобой и провести в твоей компании ещё хотя бы минуту. Хотя бы просто увидеть тебя.

Но, к сожалению, судьба распорядилась иначе. Я закончила учёбу и навсегда уезжаю из Кантерлота. И как бы горько мне ни было это писать, но для нас обоих будет лучше, если мы больше никогда не увидимся. Дело не в тебе и не во мне, так сложились обстоятельства, которые ни я, ни ты, ни кто-либо ещё не в силах изменить. Я думала, что есть хотя бы шанс того, что знакомство с тобой сможет это исправить, но увы.

Пожалуйста, не думай, что я использовала тебя в личных целях. Это не так. Всё то, что между нами было, правда. Прости, что я дала тебе ложную надежду. Мне самой печально думать о том, что всё заканчивается вот так, толком не начавшись. И пожалуйста, не вини себя, ты бы не смог ничего сделать, даже если бы всё знал.

 Спасибо тебе за всё. Ты очень талантливый и приятный пони. Мне очень жаль, что так вышло. Прости.

Твоя навеки,

Инк Дроп

P. S. Пожалуйста, не ищи меня и не пиши мне. Так будет только хуже. Можешь сжечь это письмо, если это поможет тебе забыть меня.

И. Д.

Текст письма ввёл единорога в ступор. Он с минуту сидел на стуле, пытаясь переварить то, что только что прочитал, после чего перечитал письмо ещё раз. Понимание того, что написано в этом письме, постепенно настигло его, и на Тача нахлынула целая волна вопросов. Он перечитал письмо в третий раз, пытаясь найти намёки, подсказки — да хоть что-нибудь, что дало бы хоть какое-то объяснение. Но всё было тщетно. Кобылка явно не хотела, чтобы он знал, что это за «обстоятельства».

Тач лёг на кровать и уставился в потолок. На душе скребли кошки. Только теперь он понял, что значила для него эта кобылка. В голове крутилась туча вопросов, и все они сводились к одному простому: почему?

Единорогу расхотелось делать что-либо. Хотелось просто лежать и смотреть в потолок. Так он пролежал неизвестно сколько и, возможно, лежал бы дальше до ночи, но в его дверь кто-то постучал. Тач подумал, что если ничего не делать, то стучавший решит, что его нет, и уйдёт. Но стук повторился.

— Войдите, — безразличным голосом сказал Тач.

В комнату вошёл Шарпенд Лед.

— Тач, я тут нашёл… — начал с порога он, но заметил состояние друга и прервался.

Оценив обстановку, иссиня-чёрный земнопони подошёл к столу и пробежал глазами письмо, которое всё ещё там лежало.

— Ох, — только и сказал он.

— Знаешь, Лед, оказывается, это больно, — всё так же безразлично проговорил единорог.

— Тач, это… это неприятно, да. Я понимаю тебя. Меня самого кобылки бросали не раз. Но сейчас не время раскисать, — ответил Лед, пытаясь поддержать друга, после чего более воодушевлённо продолжил: — Вот что. Я тут нашёл съёмную квартиру на Цикориевой улице, втроём получится вполне неплохо. Давай мы закончим с переездом, а потом сходим в бар и хорошо там посидим.

Слова Леда немного согнали апатию, и Тач сделал над собой усилие, чтобы подняться и посмотреть на земнопони.

— Втроём? А кто третий?

— Пока не знаю. Думаю, Уайт Спектрум согласится. Что скажешь?

— Уайт? Думаю, можно ему предложить.

— Хорошо. Тогда я пойду и поговорю с ним, а ты не теряй время и пакуй вещи.

С этими словами Шарпенд Лед удалился, и Тач последовал его совету.

Вещей было много. Пони сделали по шесть рейсов от комнаты до выхода и обратно, чтобы перенести их все и загрузить в грузовую повозку. На неё пришлось потратиться, поскольку перевозить это всё на общественном транспорте было бы попросту нелепо, да и заняло бы около недели.

У входа в общежитие толпилась семейка Блэков, чёрных, как сажа, пегасов, с которыми жил Карбон Блэк. Он выделялся из своей родни ярким, кричаще-оранжевым цветом шёрстки и не менее ярким фиолетовым цветом гривы; впрочем, черты лица, голос, характер и другие признаки у него вполне укладывались в семейные. Уайт Спектрум вышел из общежития с последней партией своих вещей. Он ловко обошёл стоявших возле входа пегасов, загрузил поноски в кузов и запрыгнул вслед за ними. Тач и Лед уже ждали его там.

— Кудыть едем? — спросил здоровенный коричневый жеребец земнопони, запряжённый в повозку.

— Цикориевая шесть, — ответил Лед.

Цикориевая улица находилась на самой окраине Кантерлота. Квартира хоть и не блистала роскошью и современным ремонтом, но и назвать её халупой язык не поворачивался. Убранство было старомодное, но аккуратное, обои не отклеивались, половицы не скрипели, сантехника не протекала. Хозяева явно хорошо следили за квартирой. Она имела две небольшие комнаты и относительно просторную гостиную, кухню и санузел. Жеребцы расселились по одному в каждую комнату. Гостиная досталась Шарпенд Леду.

---

— Я не понимаю, в чём твоя проблема, — заявил Шарпенд Лед и сделал глоток из кружки. — Просто забудь её и живи дальше. У вас ведь ничего не было, как ты сам говоришь.

Пресайз Тач, сидящий за столом напротив него и изучающий пузырьки пены в своей кружке, помолчал, затем отпил сидра и сказал:

— Понимаешь, дело ведь не в том, что было, а чего не было. Дело в том, что мы с ней сблизились. У меня, знаешь ли, не было столько кобылок, как у тебя. Это ты можешь просто взять и забыть всё, а я так не могу.

Количество сидра, выпитого пони, способствовало вдумчивому и неспешному разговору, но ещё не заплетало язык. Уайт Спектрум, сидящий справа от Леда, посмотрел на Тача и сказал:

— Тебе просто надо отвлечься от этих мыслей. Скоро ты забудешь её и будешь только иногда вспоминать всё это как интересную историю.

— Вот именно, — поддержал его Лед. — Она ведь не единственная кобылка в мире, просто осмотрись — вокруг столько симпатяшек на любой вкус.

Тач огляделся. Среди посетителей бара было несколько привлекательных кобылок, но все они были с жеребцами.

— Наверно, вы правы, — ответил он. — Но всё равно, я хочу знать, какого сена это было. Она как будто просто отделалась от меня этой отмазкой про какие-то там обстоятельства. Я готов её понять, если там действительно что-то важное. Но почему она решила, что я не должен этого знать?

— Да кто этих кобылок поймёт? — усмехнулся Лед. — Может, она полумала, что если напишет всё как есть, то это будет выглядеть, как попытка оправдания?

— И поэтому она оставила эту жалкую отговорку, — в голосе Тача прозвучала ирония.

— Может, она просто решила с тобой разойтись, но не хотела тебя обижать? — предположил Уайт.

— Не знаю, — ответил Тач, подумав. — Может быть, но мне слабо в это верится. То, как она написала это письмо… Мне кажется, что она писала всё это искренне.

— Гадать можно долго, — сказал Лед. — Наверно, единственный способ узнать правду — это найти её саму и спросить. Но я надеюсь, что ты не собираешься этого делать?

Тач задумался.

— Может, и не единственный, — отстранённо проговорил он.

Друзья посмотрели на единорога вопросительно, но объяснять им он ничего не стал. В его голове появилась мысль. Миссис Эппл Бранч. Она знакома с Инк Дроп и её семьёй. Наверняка она что-то знает.

— Тач, искать её — это действительно плохая идея, — заявил Уайт.

— Не волнуйся, я не собираюсь её искать. По крайней мере, пока, — голос единорога стал более уверенным.

Лед и Уайт переглянулись.

— Тач, ты меня пугаешь, — с подозрением сказал чёрный земнопони. — Что ты задумал?

— Ничего особенного, — ответил единорог. — Просто хочу навестить одну пони.

Чёрный и белый жеребцы несколько расслабились, подозрения в их взгляде стало меньше, но полностью оно не ушло.

— Да? И кого же? — спросил Лед.

— Так, одну бывшую клиентку.

Леда такой ответ явно не устроил. Он какое-то время посверлил единорога взглядом, но тот выдержал, и земнопони сдался:

— Ладно, не хочешь — не говори. Только если решишь сделать какую-то глупость, посоветуйся сначала с нами.

Тач на это только усмехнулся. Постепенно беседа перешла на более отстранённую тему.

На следующий день Пресайз Тач проснулся ближе к полудню. Вчера он знал меру и выходил из бара, почти не пошатываясь, поэтому сегодня чувствовал себя относительно нормально. Он принял холодный душ и позавтракал, после чего решил пойти на рынок. Отсюда до него было гораздо дальше, чем от общежития, но Тач твёрдо решил поговорить с миссис Эппл Бранч.

Прошло уже почти две недели с тех пор, как бывшие студенты Кантерлотской художественной академии покинули стены своей альма-матер и отправились в свободное плавание. На собрании в квартире, снимаемой тремя жеребцами, все восемь пони единогласно были за то, чтобы объединиться и создать свою художественную фирму. Единственным, кто отсутствовал, был Брайт Калор. Он никому не сказал, где будет жить после выпуска, и вообще было похоже, что он решил отделиться от коллектива. Возможно, он думал, что после его поступка в день конкурса его будут считать предателем, а может, он изначально собирался двигаться далее сам по себе. Как бы там ни было, никто из художников не выражал осуждения к его поступку.

Тач шёл по улице и думал. Хоть сейчас и казалось, что теперь он, наконец, свободен, всё же дел было много. Ему предстояло открыть свою фирму. А для этого недостаточно зарегистрироваться в налоговой службе. Нужно было найти рабочее помещение, заказать инвентарь и рекламу и проделать огромную кучу бумажной работы. Это было настолько непонятно и страшно, что хотелось просто сказать всем: «Извините, всё отменяется» и найти обычную работу. Но Тач с друзьями твёрдо решил открыть фирму. Он не мог их вот так подвести.

Наконец, единорог добрался до рынка. Сегодня здесь было много пони, и Тач подумал, что, возможно, стоило подождать до вечера, когда поток покупателей не будет таким большим и у миссис Эппл Бранч будет время поговорить. Но он уже пришёл, и потому он всё же решил подойти к прилавку с яблоками. Однако то место, где зелёная земнопони обычно торгует, сегодня было пусто. Единорог осмотрелся и решил подойти к соседнему прилавку, где пастельно-оранжевый жеребец земнопони продавал морковь.

— Добрый день, — поздоровался он с продавцом. — Вы не знаете, почему сегодня нет миссис Эппл Бранч?

— Эппл Бранч сегодня дома, у неё простудилась дочка. Пару дней её на рынке не будет, — ответил земнопони. — Но ты не расстраивайся. Яблок у меня нет, зато есть морковь. Сладкая, сочная, оранжевая. И в суп, и в салат. Не хочешь прикупить?

Тач купил немного моркови, поблагодарил земнопони и пошёл обратно домой. Значит, сегодня ему предстоит наведаться к миссис Эппл Бранч в гости. Пусть это не очень вежливо — приходить в гости без приглашения, но ему были нужны ответы.

Оранжевое солнце клонилось к горизонту. Единорог вошёл в подъезд пятиэтажного дома. Он уже был здесь однажды, когда выполнял заказ на портрет юной дочери Эппл Бранч, поэтому искать адрес не пришлось. Он поднялся на два этажа и постучал в дверь. Та приоткрылась, и из-за неё выглянула зелёная земнопони.

— Тач? — удивлённо сказала она.

— Здравствуйте, миссис Эппл Бранч, — поздоровался художник. — Извините, что я пришёл без предупреждения, но я бы хотел с вами поговорить. Могу я войти?

— Конечно, проходи, — сказала кобыла всё ещё немного удивлённо, впуская единорога внутрь. — Эппл Пил только что уснула, так что потише.

Тач вошёл. В доме пахло варёными овощами и немного яблоками и лимоном. Эппл Бранч жила вдвоём с дочерью; насколько знал единорог, она недавно развелась с супругом.

— Чаю? — предложила она.

— Не откажусь.

Через пару минут пони сидели на кухне и неспешно пили горячий чёрный чай из фарфоровых чашек.

— Миссис Эппл Бранч, — начал единорог. — Я бы хотел поговорить об Инк Дроп.

Он поймал на себе быстрый и многозначительный взгляд зелёной кобылы и продолжил:

— Недавно она прислала мне письмо, в котором написала, что навсегда уезжает из Кантерлота и что лучше нам с ней больше никогда не встретиться. Она не написала, почему, только что это какие-то обстоятельства, которые невозможно изменить. Вы же знакомы с ней? Может, вы что-нибудь знаете?

Эппл Бранч выслушала его внимательно.

— Вот как, значит, — проговорила она задумчиво после некоторой паузы. — Тач, я бы хотела тебе помочь, но я не знаю, что она имела в виду. Хотя…

Тач, услышав последнее слово, внимательно и с надеждой посмотрел на собеседницу. Та помедлила и продолжила:

— Кое-что я всё же знаю, но только пусть это будет между нами. Её тётя как-то обмолвилась, что семья Инк Дроп находится в серьёзных долгах. Что-то вроде большого кредита, который они не могут выплатить. Я не знаю всех деталей, она не любит говорить об этом, но, кажется, они занимаются продажей стройматериалов. Вполне возможно, что это как-то связано.

Единорог хмыкнул.

— А при чём здесь Инк Дроп и её письмо?

— Не знаю, Тач. Но когда дела идут плохо, случиться может всякое. А если это дело всей твоей жизни… на что только не пойдёшь, чтобы спасти его от банкротства. Но и не исключено, что причина в чём-то другом, чего я не знаю. Видишь ли, Тач, они с Инк Дроп не рассказывали мне много о своей семье и о том, как они живут в Балтимэйре.

— То есть, она уехала в Балтимэйр?

— Скорее всего. Увы, но больше я тебе ничем помочь не смогу.

— Спасибо и на этом, — вздохнув, ответил единорог.

Он встал из-за стола и уже собрался уходить, но миссис Эппл Бранч остановила его.

— Тач, ты уже уходишь? Ты же ещё не рассказал о том, как у тебя дела. Ты ведь закончил учёбу. Хотя бы расскажи, где ты теперь будешь жить и что планируешь делать.

Единорог смущённо улыбнулся. Действительно, он об этом и не подумал.

— Мы с одногруппниками решили открыть свою художественную фирму. Будем принимать заказы. Может, будем давать мастер-классы или репетиторствовать для жеребят. Я сейчас пытаюсь разобраться во всех тонкостях открытия своего бизнеса, и, честно говоря, голова уже идёт кругом.

Эппл Бранч улыбнулась.

— Это серьёзное решение. Надеюсь, у вас всё получится. Вы уже нашли помещение для своей мастерской?

— Ещё нет. Пока нашли только пару коморок где-то в подвалах, нам такое не подходит.

— Тогда я могу дать тебе контакты одного моего знакомого пони. У него есть помещение, которое он арендовал маленькому салону красоты, но тот недавно закрылся. Скажешь ему, что от меня, думаю, вы с ним сможете договориться.

Зелёная земнопони взяла листок бумаги и написала на нём несколько слов и адрес.

— Спасибо вам ещё раз, миссис Эппл Бранч, — сказал Тач, забирая листок. — Вы ко мне так добры, что мне даже неловко.

— Доброта — элемент гармонии, — легко ответила кобыла. — Если тебе будет нужна моя помощь, ты знаешь, где меня найти.

Попрощавшись, Пресайз Тач пошёл домой.

Часть 2. Глава 2

Спустя некоторое время художественная студия «Клевер» начала вставать на крыло. Стали появляться первые заказы. В основном это были проекты вывесок и стендов разных магазинов, бутиков, кафе и прочих подобных заведений. Пару раз приходили пони из книжных издательств и заказывали иллюстрации на обложки. Иногда бывали заказы на настенные картины и портреты с натуры. Со временем единичные заказы превратились сначала в ручеёк, а затем в небольшой, но стабильный поток. Живопись превратилась для художников в серьёзную и… рутинную работу. Конечно, они продолжали получать удовольствие от процесса написания своих заказов подобно тому, как химику, поставившему достаточно экспериментов для степени доктора наук, нравится держать в копытах колбы с растворами, или как пегаса-летуна, совершившего уже тысячи полётов и разогнавшего десятки тысяч облаков, тянет в небо. Однако теперь это было то, что остаётся от хобби, когда оно превращается в рутину, дающую хлеб. Восторг и страстное увлечение слетели ещё в академии, теперь же исчезло ощущение того, что это нечто, чем они занимаются для души. Если от увлечения спустя годы долгого и упорного занятия им сначала для учёбы, а затем для заработка остаётся что-то нерушимое, что продолжает по чуть-чуть, но постоянно радовать, то пони может смело сказать, что ему повезло найти своё место в жизни. Живопись, в прочем, не перестала быть увлечением. Иногда в свободное от работы время художники писали что-то для себя. Согласно уставу их фирмы, они должны были согласовывать продажу своих картин со студией, при этом четверть стоимости уходила на счёт «Клевера».

Офис состоял из довольно просторной мастерской, где одновременно могли трудиться все художники, и нескольких подсобных помещений, в которых хранился различный инвентарь. В соседнем от мастерской помещении находилось ателье, с которым «Клевер» делил общий вход в здание. Конечно, стрёкот швейных машинок за стеной иногда напрягал, но с этим можно было свыкнуться. По крайней мере, это не мастерская ключника или резчика по камню.

Пресайз Тач и Уайт Спектрум вошли в мастерскую. Шарпенд Леда с ними не было, он предпочитал работать дома, а в мастерской появлялся обычно, чтобы сдать выполненный заказ и взять новый; Тач закрывал на это глаза, так как заказы Лед выполнял в срок и клиенты были довольны. В мастерской уже трудились трое пони: Пейперкат, Карбон Блэк и Софт Браш, дымчато-синяя пегаска с гривой цвета ночного неба и небольшими кисточками на ушах, в родословной которой явно где-то были фестралы.

— Друзья, у меня хорошие новости, — с порога заявил Тач.

Уайт, который уже был в курсе, прошёл к своему месту и стал раскладывать карандаши. Остальные присутствующие с интересом посмотрели на него. Тач продолжил:

— Вчера я договорился с искусствоведом одной галереи. Через неделю он придёт сюда, чтобы оценить наши работы. Так что если у вас есть картины, которые вы бы хотели выставить и потенциально продать, это будет отличная возможность показать себя.

— И какие им нужны картины? — спросил Карбон Блэк; его голос был высоким, почти детским.

— Мне сказали, что они рассмотрят любые предложения. Хотя выставлены у них в основном портреты и разный импрессионизм.

Оранжевый пегас, большинство работ которого были абстрактными, вздохнул.

— А что это за галерея? — мягким голосом спросила Софт Браш.

— Это частная галерея на проспекте Гармонии. Они сотрудничают с молодыми художниками, и, как они говорят, их цель — это поддержка и раскрытие талантов среди молодых живописцев.

— А что насчёт денег? — последовал вопрос Пейперкат.

— Понравившиеся картины они готовы выставить бесплатно. Если их кто-то купит, то галерея как посредник возьмёт себе тридцать процентов, остальное нам. А если кто-то захочет выставить свою картину, даже если её отклонили, то цена вопроса будет обговариваться индивидуально.

— Тридцать процентов? — удивлённо спросил Карбон Блэк. — Не слишком много?

— Поверь, Блэк, не слишком, — ответил Тач. — Бывает, что галерея берёт себе половину.

— Но если галерея забирает треть, ещё четверть от оставшихся денег уходит на счёт нашей фирмы, то мы сами получаем только половину! — возмутился оранжевый пегас.

Тач посмотрел на него с раздражением.

— Блэк, тебя никто не заставляет с ними сотрудничать. Можешь искать покупателей сам, тогда не придётся платить галерее.

Пегас только фыркнул и вновь уткнулся в свою работу.

Вскоре в мастерской был уже почти полный состав художников. Тач подумал, что, наверно, стоило немного подождать и сделать объявление сейчас, а не пересказывать его для каждого, кто только входит в мастерскую, но ему не терпелось поделиться с друзьями новостью.

После обеда в мастерскую заглянула бежевая кобыла единорог средних лет с растрёпанной серо-розовой гривой и небольшими очками на носу. Это была Коттон Стринг, управляющая соседним ателье. Она осмотрелась и подошла сразу к Тачу.

— Миссис Стринг? — приветливо сказал художник, отрываясь от документов. — Могу вам чем-то помочь?

— Тач, — столь же приветливо протянула она низким контральто. — Я хочу обсудить с тобой деловой вопрос.

Единорог заинтересовано посмотрел на неё.

— Вы ведь здесь уже полгода работаете, — продолжила она. — Ну так почему, скажи, наш вход выглядит так скучно?

Художник откинулся на спинку стула. На его взгляд, их общий вход был не скучным, а аккуратным, его по обе стороны окружали две не очень большие вывески: слева старая, но не выцветшая и только слегка обветшалая вывеска ателье «Шик и шёлк», изображающая костюм-тройку, справа — новая вывеска студии, на которой кисть вырисовывала на холсте четырёхлистный клевер.

— Ну не знаю. На мой взгляд, хороший красивый вход, — ответил Тач.

— Дорогуша, его же можно разглядеть, только если подойти в упор, — Коттон Стринг сказала это со снисходительной интонацией, как будто объясняла очевидную вещь жеребёнку.

— И вы хотите что-то предложить?

— Ну разумеется, иначе я бы не пришла. Тач, дорогой, почему бы вам не нарисовать что-то более яркое и броское, чем эти рисуночки, которые висят там сейчас? Мы оба от этого только выиграем. К тому же, за свою часть я готова заплатить, как за обычный заказ.

Единорог тихо усмехнулся.

— И у вас есть какие-то идеи?

Коттон Стринг изложила ему свою задумку. По её замыслу, слева от входа на прохожих должна была жизнерадостно смотреть кобылка швея в полосатой рубашке и с жёлтой сантиметровой лентой на шее, копытцем приглашая войти, а справа же, зеркально копируя её позу, должен был находиться жеребец художник в синем фартуке, берете и с кистью в зубах. Представив эту картину, Тач рассмеялся.

— Что такое, дорогой? — не поняла Коттон Стринг. — Я что-то не так сказала?

— Нет-нет, всё в порядке, — смеясь, ответил Тач. — Просто я представил это, и, мне кажется, это будет выглядеть забавно.

— Ты думаешь, лучше придумать что-то другое?

— Нет, я этого не говорил. Идея вообще-то неплохая. Думаю, мы с этим сможем что-нибудь сделать.

---

Как Тач и обещал, неделю спустя студию «Клевер» навестил пони из галереи. Картины принесли почти все художники, искусствовед долго их разглядывал, задавал вопросы авторам, и, наконец, отобрал четыре работы для выставки, сказав, что в случае успешного сотрудничества количество выставляемых работ студии обязательно увеличится. Среди отобранных была и картина Пресайз Тача «Кантерлотское утро», изображающая Кантерлотский замок в ранний предрассветный час, когда на западе, по левую сторону замка, ещё ярко светят звёзды, а на востоке, по правую сторону, небо над горизонтом уже сияет оранжевым, предвещая первые солнечные лучи.

Сегодня был выходной. Тач встал позже обычного и, закончив с водными процедурами, стал готовить завтрак. Как правило, он обходился парой бутербродов, но сегодня единорог решил сварить овсянку. Когда молоко для неё закипело, на кухню заглянул только проснувшийся Уайт Спектрум.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе.

— Ты тут кашу варишь? Можешь и на меня сварить?

— Хорошо.

Услышав согласие, Уайт отправился в ванную и через десять минут, когда каша была готова, вернулся на кухню.

— Что думаешь сегодня делать? — спросил он, дуя на ложку с овсянкой в телекинетическом поле.

— Думаю сходить в ту галерею посмотреть, как там наши картины, — ответил Тач.

— Пожалуй, я составлю тебе компанию. Ты не против?

— Без проблем.

Закончив с завтраком, единороги отправились на проспект Гармонии. Галерея занимала два нижних этажа многоэтажного здания. Для художников, чьи работы были выставлены, вход в галерею был свободным. По случаю выходного дня посетителей было довольно много. Все четыре картины висели рядом друг с другом в верхнем зале, и возле них хозяин галереи, светло-серый единорог, беседовал с  двумя кобылами. Одну из них Тач узнал сразу, это была супруга хозяина, золотисто-белая земнопони. Вторая, белая единорожка с фиолетовой завитой гривой, казалась ему смутно знакомой, но где он мог её видеть, он не понимал.

Когда художники подошли ближе, они услышали разговор.

— Мы ищем таланты, а не мастеров, — говорил хозяин галереи белой единорожке. — Даже если работы художника не совсем аккуратны с точки зрения пропорций, теней, композиции и подобных вещей, он всё равно может попасть в нашу галерею. Мастерство приходит с опытом, талант же либо есть, либо нет. Его можно научиться имитировать, но не приобрести. Бездушные картины, пусть даже очень профессиональные, нас не интересуют.

— А что же тогда, по-вашему, такое талант, мистер Лайн? — спросила его собеседница.

Единорог задумался, затем ответил:

— Это хороший вопрос. Я бы сказал, что это некое особое чувство, которое подсказывает автору нужные мотивы, способные зацепить у зрителя струны души. Это сложно описать словами, талант нужно чувствовать, а не понимать.

— Что ж, тогда у эквестрийской живописи большое будущее, если у нас так много талантов, — ответила ему единорожка. — Ваша галерея, мистер Лайн, убедила меня в этом.

В этот момент мистер Лайн заметил подошедших Тача и Уайта.

— Добрый день, мистер Тач и… — поздоровался он и, посмотрев на Уайта, сказал уже ему: — простите, не знаю ваше имя.

— Уайт Спектрум, — представился белый единорог.

— Стрэйт Лайн, приятно познакомиться, — приветливо улыбнулся хозяин галереи и повернулся к единорожке. — Мисс Рэрити, позвольте представить вам наших новых партнёров.  Пресайз Тач и Уайт Спектрум, выпускники Кантерлотской художественной академии и очень талантливые живописцы. Их работы мы с вами видели только что.

Имя единорожки также показалось Тачу знакомым. Она посмотрела на художников.

— Приятно познакомиться, — проговорила она. — Меня зовут Рэрити, мистер Лайн пригласил меня посетить его галерею.

— Взаимно, мисс Рэрити, — с приветливой улыбкой ответил Тач; Уайт только кивнул.

— Значит, это ваши картины? — спросила она, взглядом указывая на работы на стене.

— Да, — подтвердил Тач. — Наша студия теперь сотрудничает с галереей мистера Лайна, и мы надеемся, что это не последние наши работы, которые будут выставлены здесь.

— Должна сказать, я видела много картин известных художников, и в них нет и половины той жизни, которая чувствуется в ваших, — сказала Рэрити. — Возможно, я чего-то не понимаю в живописи, но все эти мифологические сюжеты о низвержении Дискорда и о Старсвирле Бородатом кажутся мне изжившими себя уже столетия назад.

— Это называется академизм, — сказал Уайт Спектрум. — В нашей академии на счёт него у всех профессоров какой-то особый пунктик, и нас от него уже, честно говоря, тошнит.

— Вот как? Значит, я не одна такая, кто не понимает этих картин?

— Мы стараемся не брать такие работы, — заявил мистер Лайн. — Только если это что-то выдающееся. Я считаю, что им место в художественных музеях и крупных государственных галереях, а не в местах вроде этого. При всём уважении к их авторам, я придерживаюсь мнения, что искусство не должно стагнировать.

— В защиту академической живописи скажу, что это не стагнация, а скорее, капсула времени, — сказал Тач. — Хотя я с вами согласен, мистер Лайн.

— Что вы имеете в виду под капсулой времени? — спросила Рэрити.

— Видите ли, если в двух словах, то академизм подразумевается как искусство с чёткими канонами и бессмертными сюжетами на все времена, которым можно будет наслаждаться хоть через тысячу лет, — пояснил Тач. — Эта идея неплохая сама по себе, но многим она зашоривает взгляд на искусство. У нас в академии есть пони, которые считают, что живописи не требуется ничего, кроме академического течения. Это именно то, что мистер Лайн имел в виду под стагнацией.

— Я, кажется, понимаю, — произнесла белая единорожка. — Одна моя знакомая рассказывала мне нечто подобное о классической музыке. Эта музыка красива и богата, и по ней учат во многих музыкальных школах, но музыка как вид искусства не ограничивается одной лишь классикой. Новые жанры музыки не всегда воспринимаются всерьёз именитыми музыковедами, но это естественная эволюция искусства, которую глупо отрицать.

— Да, пожалуй, — согласился Тач.

Рэрити подошла к картине Уайт Спектрума «Восход над морем». На ней аквамариновая единорожка с развевающейся на ветру синей гривой сидела на песчаном пляже и смотрела на солнце, поднимающееся над океаном. Светло-голубое небо было чистым, по насыщенно-синей воде шли мелкие волны. Картина практически излучала одновременно солнечное тепло, утреннюю свежесть и морскую соль. В единорожке на картине без труда можно было узнать Грин Уотер.

— Наверно, это покажется глупым, — заговорила Рэрити, — но эта картина напоминает мне один стрит-арт, который я видела вчера. Там принцессы так же смотрят на солнце.

Художники переглянулись, Тач едва слышно усмехнулся.

— Можно сказать, что я в какой-то мере вдохновлялся им, —  с какой-то скрытой усмешкой ответил Уайт.

— Собственно, и тот стрит-арт появился не без нашей помощи, — добавил Тач.

Рэрити удивлённо посмотрела на них.

— Серьёзно? Его нарисовали вы? Я обязательно расскажу Твайлайт о том, что познакомилась с такими талантливыми художниками, когда вернусь в Понивилль.

Тут в голове у Тача что-то щёлкнуло, шестерёнки сцепились, пазл сложился. Он вспомнил, кто эта Рэрити такая. Это близкая подруга принцессы Твайлайт Спаркл, одна из носительниц Элементов гармонии и, кажется, известный во всей Эквестрии модельер. Вроде бы её лицо даже несколько раз украшало обложки каких-то популярных журналов. От осознания этого у художника подкосились колени, и он едва успел взять себя в копыта, прежде чем упасть. Она расскажет принцессе Твайлайт о нём. Несколько месяцев назад, на том параде, он и подумать не мог, что будет вот так общаться с близкой подругой этой далёкой принцессы. Да что там, он ещё час назад даже не подозревал, какое интересное знакомство готовит ему день.

— С вами всё в порядке, дорогуша? — обеспокоенно спросила Рэрити.

— Да, всё… в порядке, — всё ещё взволнованно ответил Тач. — Простите, вы имели в виду принцессу Твайлайт Спаркл?

Единорожка улыбнулась.

— Она рассказывала мне, какое сильное впечатление на неё произвело то граффити. Она была буквально в восторге. Так что, я думаю, нет ничего плохого в том, что я расскажу ей немного о тех пони, которые его создали.

— Конечно, эмм… просто я не ожидал такого, — сказал художник с неловким смешком.

Уайт Спектрум всё это время был самой невозмутимостью, и только лёгкая усмешка появилась на его лице, когда Тач сказал это. Видимо, он, в отличие от друга, всё понял, как только увидел единорожку. Будь на его месте Шарпенд Лед, и подколок Тачу было бы не избежать.

— Так где, говорите, находится ваша студия? — спросила Рэрити.

Часть 2. Глава 3

Солнце уже село. Рабочий день был окончен, но сейчас в мастерской ещё находилось двое пони. Пресайз Тач сидел за своим столом.

— Я тебя предупреждал? — спросил он спокойным и немного уставшим голосом.

Карбон Блэк, стоящий напротив него, опустил глаза и ничего не ответил.

— Предупреждал или нет? — повторил Тач, добавив немного нажима.

— Предупреждал, — тихо ответил Блэк.

— И ты знал, что за этим последует? — Тач вернул своему голосу спокойствие.

— Знал, — так же тихо ответил пегас.

— И что ты скажешь в своё оправдание?

Карбон Блэк промолчал. Тач ждал его ответа. Когда пауза затянулась, он откинулся на спинку стула и заговорил:

— Блэк, я долго закрывал глаза на твои проступки. Но моё терпение кончилось. Ты просрочиваешь сдачу заказов, не согласуешь продажу картин со студией, а ещё мне не раз жаловались клиенты, что ты пытался их обмануть и заломить цену.

— Мои картины, имею право их продавать, — пробурчал пегас.

Тач поднял бровь.

— Должен ли я тебе напоминать о нашем уставе? В прочем, не отвечай. Ты знал, что это случится, — Тач сделал паузу. — Ты уволен, Блэк!

Оранжевый пегас закусил губу, и его взгляд забегал по полу и стенам, словно он хотел что-то сказать, но не знал, как. Через пару секунд он вздохнул, пробурчал что-то вроде «Ну разве дружба не чудо», взял со стола свои документы и пригоршню бит выходного пособия, которые подвинул к нему Тач, собрал все свои вещи и вышел. Единорог молча смотрел на это, и, когда Блэк ушёл, встал из-за стола и собрался идти домой. Пусть они не были близкими друзьями, но всё же он чувствовал себя гадко. Тач надеялся, что ему не придётся увольнять кого-то, кто несколько лет учился с ним в академии, но Блэк не оставил ему выбора.

На следующий день Тач всё утро ловил на себе взгляды Софт Браш, сначала испепеляющие, но затем полные надежды. Они с Карбон Блэком были друзьями с детства, и Тач догадывался, что пегаска скоро не выдержит и решит с ним поговорить. Так и произошло.

Когда настало время обеденного перерыва и художники разошлись, Софт Браш направилась к Тачу, который тоже собирался выйти из студии.

— Тач? — окликнула она его.

Единорог повернул к ней голову.

— Насчёт Блэка, — нерешительно продолжила она.

— Софт, я ему вчера всё сказал, — перебил её Тач. — Я предупреждал его много раз, но он ко мне не прислушался.

Единорог вышел на улицу, пегаска обогнала его и встала перед ним, не давая уйти.

— Он сожалеет об этом. Ты не видел, в каком состоянии он вчера пришёл ко мне. Для него это была катастрофа. Он места себе не находил, я едва его успокоила.

— Софт, если ты думаешь, что мне было приятно его увольнять, то ошибаешься, — сказал Тач, делая акцент на слове «мне».

Пегаска собралась с мыслями и заговорила с мольбой в голосе:

— Тач, пожалуйста, дай ему второй шанс! Он исправится, я обещаю! Я… Я ручаюсь за него!

— Нет. Я принял решение и не собираюсь его менять.

— Тач, я тебя очень прошу! Он раскаивается! Всего лишь шанс, больше ничего! Дай ему испытательный срок, под мою ответственность!

— Я уже сказал — нет.

У пегаски проступили слёзы.

— Но почему? — дрожащим голосом спросила она. —  Я ведь немного прошу! Только один шанс, и всё!

Единорог вздохнул.

— Софт, я достаточно его знаю, он слишком ненадёжный. Я не могу взять его обратно. И давай закроем эту тему.

— Ты… Ты… — отрывисто прокричала она, лягнула дверь и в слезах улетела.

Тач проводил её взглядом. Ситуация получилась совсем неприятная. Только бы Софт Браш сама не решила из-за этого уволиться. Она была хорошим сотрудником, и Тач не хотел её терять.

— Простите, кажется, у вас какие-то проблемы? — раздался слева от него приятный женский голос.

— Ага, — ответил Тач и только после этого повернулся.

Когда он увидел, кто с ним говорит, он сначала решил, что ошибся. Перед ним стояла не кто иная, как принцесса Твайлайт Спаркл. Он понял, что это действительно она, только когда увидел её спутницу — единорожку Рэрити, с которой он познакомился месяц назад в галерее.

— Эээ… — многозначительно протянул он, после чего запоздало и неумело поклонился.

Принцесса на мгновение растерялась, но потом сказала:

— Пожалуйста, не нужно передо мной кланяться. Я не Селестия.

Тач поднялся и хотел что-то сказать, но, кажется, забыл буквы, и инициативу взяла Рэрити:

— Твайлайт, познакомься, это Пресайз Тач, художник, о котором я тебе рассказывала.

— П… приятно познакомиться, — заикаясь, проговорил Тач, вновь обретший дар речи.

— Карта отправила нас сюда, чтобы мы помогли вам с вашей проблемой дружбы, — сказала Рэрити.

— Карта? — не понял Тач.

— Магический артефакт в моём замке, который видит серьёзные проблемы дружбы и отправляет на их решение пони, которые лучше всего для этого подходят, — пояснила Твайлайт.

— И вы приехали сюда из Понивилля, только чтобы помочь нам с нашей проблемой дружбы, Ваше Высочество? — удивлённо спросил Тач. — Вы готовы тратить на это своё время?

— Это мой долг — помогать пони с подобными проблемами. В конце концов, я ведь Принцесса Дружбы. Впрочем, нам с вами обоим будет проще, если вы забудете о моём титуле, пока мы здесь, — последние слова Твайлайт произнесла более приземлённым и даже доверительным тоном.

— Эмм… хорошо, — неуверенно ответил художник.

— Так из-за чего настолько сильно расстроилась та пегаска? Вы чем-то её обидели? — спросила Рэрити.

— Это довольно долгая история, — ответил Тач. — Если не возражаете, я могу рассказать её в кафе, у нас сейчас обеденный перерыв.

— Конечно, — согласилась фиолетовая принцесса.

Вскоре аликорн и два единорога уже сидели за столом в ближайшем кафе. Тач взял себе жареное сено с грибами, Твайлайт — тушёные яблоки, Рэрити же ограничилась лёгким салатом. Тач время от времени бросал странные взгляды на Твайлайт, ему всё ещё не верилось, что он обедает с принцессой.

— Итак, дорогуша, расскажите нам, что у вас случилось, — начала белая единорожка.

— Кхм, — прочистил горло художник. — Если кратко, то вчера я уволил одного своего сотрудника, который показывал себя не с лучшей стороны. Вся проблема в том, что все мы учились в академии вместе, и та пегаска — его близкая подруга. Она просила дать ему второй шанс, но я отказался.

— И что же он такое сделал, что пришлось его уволить? — спросила Твайлайт.

— Он многократно нарушал устав нашей студии и трудовую дисциплину. Не соблюдал дедлайны, несколько раз пытался обманывать клиентов. Список его проступков довольно существенный. Я пытался с ним поговорить, вразумить его, но без толку.

— Я понимаю, репутация фирмы очень важна, — сказала Рэрити. — Но почему вы не хотите дать ему второй шанс? Это ведь ваш друг. Я уверена, что на этот раз он всё осознает и исправится.

— Дело в том, что им движет скорее жадность, чем тяга к искусству. Такова его натура, я это заметил ещё в академии. Я действительно сожалею о том, что мне пришлось так поступить, но даже если я возьму его назад, и он будет стараться исправиться, где гарантия, что спустя время он не скатится обратно? Да и прецедент это создаст неприятный, нас просто перестанут уважать коллеги по цеху, и к нам потянется всякий сброд, считающий, что даже если их уволят, можно будет хорошо попросить, и их снова примут. Художников, ищущих работу, в Кантерлоте хватает.

— А если думать сердцем, а не умом, вы сами хотите дать ему второй шанс? — спросила принцесса.

Тач помолчал пару секунд.

— Пожалуй, да. Мне не хочется портить отношения ни с ним, ни с Софт Браш, той пегаской. И к тому же, я не знаю, что теперь обо мне думают остальные мои друзья.

Твайлайт и Рэрити переглянулись и кивнули друг другу. Кажется, они понимают друг друга без слов. Фиолетовая кобылка сказала:

— Вижу, ваша проблема действительно непростая. Мы с вами ещё обязательно встретимся, а сейчас, думаю, нам стоит поговорить с Софт Браш и вашим бывшим сотрудником. Кстати, как его зовут, и где мы можем его найти?

— Его зовут Карбон Блэк, он живёт на проспекте Селестии три. Софт Браш, я думаю, вы сможете найти в нашей мастерской после перерыва или прийти к ней домой на Ивовой улице девять.

— Что ж, тогда до встречи, — попрощалась Твайлайт.

Закончившие трапезу кобылы встали, отнесли посуду и удалились.

Весь остаток дня Тач был более рассеянным, чем обычно. Он всё думал о Карбон Блэке и Софт Браш. Неужели эта проблема действительно настолько важна, что даже Принцесса Дружбы вынуждена вмешаться для её решения? Или для неё обычное дело помогать совершенно незнакомым пони с их межличностными конфликтами?

— Если тебе станет легче, то я бы на твоём месте поступила точно так же, — сказала Пейперкат.

Тач вышел из своих мыслей и вопросительно посмотрел на неё. Сейчас они были последними пони, которые ещё не ушли домой, и синяя единорожка как раз собирала свои вещи. Он и не заметил, как все разошлись.

— У тебя на лице написано, что тебя эта ситуация беспокоит, — пояснила она. — Если хочешь знать, то я изначально так и думала, что Блэк надолго у нас не задержится.

— Это почему? — спросил Тач.

— Ну, знаешь, он всегда был сам себе на уме, всё думал, как бы получить побольше выгоды, постоянно искал какие-то лазейки. Живопись его мало интересует. В команде такие пони обычно работают плохо.

— Не знаю, — с сомнением сказал единорог после некоторой паузы. — Может, мне и не стоило его увольнять.

— Жалеешь о своём решении?

— Да, наверно. Не знаю, почему. Вроде бы, я поступил правильно, но всё равно, чувствую, что не стоило.

— Первый раз всегда страшно, — заметила Пейперкат. — Ты не должен сомневаться в решениях, которые уже принял. Так было надо для блага студии.

— Спасибо, что поддерживаешь меня, — усмехнулся Тач.

Следующие два дня в студии было как-то особенно тихо. Все работали молча и только иногда перешёптывались, словно происходило что-то страшное, что вот-вот должно было решить чью-то судьбу, и никто не хотел вызвать на себя гнев этого чего-то. Несколько раз Тач ловил на себе быстрые взгляды разных пони, а ещё он видел, как оба раза после рабочего дня принцесса Твайлайт и Рэрити разговаривают с кем-то из его друзей. Он даже подумал, что под видом помощи с проблемой дружбы они проводят какую-то государственную проверку его фирмы, но отмёл эту мысль как бессмысленную.

Наконец, спустя два дня после того разговора, когда Тач собирался идти домой, в студию пришла Рэрити и пригласила его составить ей компанию на прогулке в парке. Тач подумал, что в иных обстоятельствах он счёл бы это романтичным, но приглашение единорожки наверняка было связано с их проблемой дружбы. И действительно, когда они немного прошли по Кантерлотскому парку, они встретили Твайлайт в компании Софт Браш и Карбон Блэка. Софт посмотрела на него несколько хмуро, Блэк же прижал уши и немного подался назад.

— Здравствуйте, Тач, — поздоровалась принцесса. — Хорошо, что вы пришли. Мы с Рэрити поговорили с вашими друзьями, и, кажется, вам есть что обсудить.

Тач посмотрел на двух пегасов, они же смотрели на него. На пару секунд повисла неловкая тишина. Софт Браш легко толкнула крылом Карбон Блэка, и тот начал, делая паузы, чтобы собраться с мыслями:

— Тач, тут это… в общем, я действительно вёл себя ужасно и заслужил увольнение. Не подумай, что я оправдываюсь, просто… художнику без рекомендации сейчас сложно найти работу, а уволенному с той формулировкой, которую ты написал, это вообще невозможно.

Блэк замолчал, думая, как ему продолжить, и за него уже более уверенно заговорила Софт Браш:

— Тач, ты же знаешь, что мы с Блэком родом из маленькой деревни. Он в своей семье единственный, кто решил получить образование, а не ушёл в погодный патруль или на ферму пинать яблони. И ему действительно нужна работа, чтобы ему было что есть. А ещё у него много младших братьев, которых нужно кормить. А единственный шанс ему теперь устроиться на работу — это уговорить тебя взять его назад.

— Да, я ж ведь кроме как рисовать больше ничего не умею, — снова взял слово Блэк. — Из меня никакой летун, в гвардию меня тоже не возьмут. А брать индивидуальные заказы — слишком нестабильно. «Клевер» — единственное место, где я могу получать хоть немного… по меркам Кантерлота.

На пару секунд повисло молчание, и пегас добавил:

— Если ты решишь всё же взять меня обратно, обещаю, что буду работать хорошо.

— А если не возьмёшь, — заговорила Софт Браш с вызовом, — то я уволюсь тоже.

Тач удивлённо посмотрел на неё. Хоть он и был готов к такому, но услышать это вот так прямо в лицо оказалось неожиданным.

— Дискорд, почему всё так сложно, — пробормотал он.

— Это ещё не всё, — сказала принцесса Твайлайт. — Мы поговорили не только с Софт Браш и Карбон Блэком, но и с другими вашими друзьями. Они вас боятся. Пусть они этого не показывают и, может, даже не признаются в этом сами себе, но я вижу это. Если уйдёт Софт Браш, то, я думаю, за ней уйдут ещё один или два пони. Ещё двое мне прямо сказали, что останутся в фирме несмотря ни на что, но только из уважения к вам. Они все сейчас переосмысляют вашу дружбу, это неизбежно при ваших нынешних отношениях. Если раньше вы все были равны, то сейчас вы, Тач, их непосредственный начальник, и с такими переменами не всем легко смириться. Поэтому теперь именно от ваших решений зависит, какими будут ваши с ними отношения и продолжатся ли они вообще.

— Иными словами, моя фирма находится на грани развала из-за одного пони, — подытожил Тач.

— Боюсь, что так, — сказала Рэрити. — В любом случае, решение принимать только вам.

Тач задумчиво опустил глаза. Возникла немая сцена. Стоит ли ему сейчас проявить сострадание и взять Блэка назад, или утвердиться в качестве непреклонного лидера и настоять на своём, взяв свою фирму в железную хватку? Он уже показал, что способен на решительные меры, но это привело его студию на грань распада. С другой же стороны, пусть ему и было сложно в этом признаться самому себе, но он боялся потерять авторитет в глазах своих друзей. Хотя потерять самих друзей, пожалуй, было бы ещё хуже. В конце концов, авторитет можно заработать снова, время всё расставит на свои места, а вот вернуть доверие других пони гораздо сложнее. Да и вряд ли он сможет быть строгим боссом — слишком уж он для этого мягок.

Все присутствующие внимательно смотрели на Тача, но никто не торопил его решение. Наконец, он вздохнул и произнёс:

— Дискорд с тобой, Блэк. Даю тебе испытательный срок на три месяца.

Не успел он вдохнуть, чтобы продолжить, как Софт Браш молниеносно заключила его в объятия.

— Спасибо-спасибо-спасибо! — забормотала она.

Тач отстранился от пегаски и продолжил, глядя ей в глаза, в которых уже блестели слёзы:

— Под твою ответственность. Если он накосячит, вычту из твоей зарплаты.

Часть 2. Глава 4

Со времени того разговора Карбон Блэка как будто подменили. Вот уже несколько недель он трудился, пожалуй, втрое усерднее обычного, раньше всех приходил утром и зачастую засиживался в студии допоздна. Пару раз Пресайз Тачу даже приходилось чуть ли не силой выгонять его домой. Тачу оставалось только гадать, почему Блэк, который, как оказалось, очень даже способен к самодисциплине, не проявлял этого качества раньше. Впрочем, теперь за ним следила Софт Браш, а это была одна из немногих пони, с которыми Блэк никогда не пытался хитрить и увиливать.

Сейчас, когда на носу был День согревающего очага, у студии «Клевер» было как никогда много работы. Бесконечные заказы на праздничные плакаты, постеры и открытки только первое время способствовали атмосфере праздника, и очень скоро превратились в однообразную рутину, которой, к тому же, было больше обычного.

— Ну и вот, и чтобы там был камин, и мы с ней такие перед ним типа… ну… счастливые, и чтоб сверху надпись типа «С днём Согревающего очага», вот, — объяснял жёлтый пегас, на вид среднего школьного возраста. — А внутри чтоб красиво так было написано: «С Днём согревающего очага, Грэй Клауд»… или нет, лучше «Счастливого Согревающего очага, Грэй Клауд!» И подпись: «От Хард Фезера».

Пресайз Тач слушал, время от времени кивая.

— Понятно, — сказал он, когда жеребчик закончил. — Заказ будет стоить сорок бит, забрать можно будет через два дня.

— Сколько? Сорок бит за открытку? Да я за эти деньги в магазине двадцать таких открыток купить могу!

Ещё несколько месяцев назад такие слова задели бы Тача, но в последнее время он слишком часто слышал подобные реплики от клиентов, и поэтому он просто снисходительно ответил:

— Вы же хотите штучную работу, сделанную вкопытную специально для вашей подруги. Это сложнее, чем отпечатать на станке. Потому и цена выше.

Жеребёнок сник.

— У меня нет столько денег, — огорчённо проговорил он.

— Могу предложить наши печатные открытки. Это, конечно, уже не уникальная вещь, и от копытной работы их отличить легко, но всё равно в обычном магазине таких не найти. Всего три бита.

— Нет, — ответил пегас. — Для Грэй нужна только штучная работа.

В общем-то, Тач изначально не питал надежд по поводу этого жеребёнка. Он хотел бы ему помочь, и, может, в другое время сделал бы ему скидку, но сейчас было слишком много другой работы.

На лице пегаса внезапно появилась решимость.

— Ничего, я… я достану деньги и вернусь, — сказал он и ушёл.

Когда рабочий день закончился, несколько художников ещё работали в мастерской, не спеша расходиться и стараясь успеть сделать за день как можно больше, так как работы было много, а сроки, мягко говоря, поджимали. Однако, когда Тач сделал очередной штрих, завершающий образ Смарт Куки, легендарного секретаря канцлера земных пони Пудингхеда, он встал и объявил:

— Друзья, я ценю ваше трудолюбие и упорство, но мы уже сорок минут как закрыты. Так что предлагаю всем прерваться и продолжить завтра, а сейчас давайте по домам, мне ещё нужно закрыть мастерскую.

Художники стали вяло подниматься, собираться и уходить. Тач вышел последним и запер дверь студии. На выходе его ждал Уайт Спектрум.

— Тач, слушай, — начал белый единорог. — У тебя есть какие-то планы на День согревающего очага?

— Нет. Я пока не думал об этом.

— В общем, Лед решил уехать на праздники из Кантерлота, и я хотел бы пригласить к нам Грин Уотер, если ты не будешь против.

Тач усмехнулся.

— Если только я вам не помешаю своим присутствием, — сказал он с лёгкой подколкой.

— Не помешаешь, — ответил Уайт, посмеиваясь. — На самом деле, я не буду возражать, если ты решишь пригласить кого-то ещё.  Грин, думаю, тоже не будет против хорошей компании.

На следующий день после обеда в студию вновь заглянул тот жёлтый жеребёнок-пегас.

— Вот, — сказал он, когда Тач подошёл к нему, и выложил на журнальный столик мешочек с деньгами. — Сорок бит.

— Угу, — протянул художник, глядя на биты, которые пегасу, скорее всего, дали родители. — Насколько я помню, вы хотели заказать поздравительную открытку.

— Ага, — подтвердил пегас. — Где мы с Грэй Клауд на фоне камина…

— Да-да, я помню, — прервал его Тач. — А есть у вас фотографии? Ваша и вашей подруги?

— Да, вот, — ответил жеребчик, гордый своей предусмотрительностью, и выложил из своих седельных сумок фотографию, на которой он стоял в обнимку с серой пегаской его же возраста.

Тач взял листок и расписал на нём краткое описание заказа, после чего протянул жеребёнку. Тот долго вчитывался, и через несколько минут воодушевлённо сказал:

— Да, всё правильно.

— Тогда приходите послезавтра, всё будет готово.

Тач выписал пегасу талон и забрал деньги и фото.

— Хорошо, спасибо, — так же воодушевлённо сказал тот и лёгкой рысью ускакал из студии.

Не прошло и пяти минут, как дверь вновь открылась, и в ней появился пегас-почтальон.

— Прошу прощения, — сказал он, — у меня письмо для мистера Пресайз Тача.

— Это я, — удивлённо проговорил единорог.

— Вот, получите и распишитесь. Благодарю. Хорошего дня.

Никогда раньше Тачу не приходили письма на работу, да и вообще лично в копыта. Когда почтальон ушёл, единорог вернулся на своё место. Отправителем на конверте значилась принцесса Твайлайт Спаркл. Художник сомневался, что она хотела с ним по-дружески переписываться. Интересно, что ей понадобилось от него? Он открыл конверт и начал читать.

Дорогой Пресайз Тач,

Поздравляю вас с наступающим Днём согревающего очага. Я надеюсь, что у вас всё хорошо, и ваша студия продолжает радовать жителей Кантерлота.

Я пишу вам, потому что хочу предложить сотрудничество. Дело в том, что в настоящий момент я работаю над крупным проектом в Понивилле, в котором мне будет полезен ваш художественный талант. Я хочу предложить вам работу, связанную с оформлением помещений, созданием витражей и фресок. Я понимаю, что это, вероятно, не совсем совпадает с вашей сферой деятельности, однако я уверена, что такой талантливый художник, как вы, справится наилучшим образом. К тому же, это будет отличная возможность для вас ещё больше повысить свой профессионализм. Если вы согласитесь, то вам предстоит долгая и усердная работа, и, вероятно, вам придётся оставить вашу студию на какое-то время, однако и плата за ваш труд будет более чем достойной.

Если вы заинтересованы в сотрудничестве, прошу вас непременно мне ответить, чтобы мы могли договориться о личной встрече.

С уважением,

Принцесса Твайлайт Спаркл

Да уж, письмо оказалось весьма интересным. Как будто Тач действительно мог отказаться от такого. Работать дизайнером у самой Принцессы Дружбы — о таком он и мечтать не мог! Это действительно была не его область, и ему придётся ещё кое-чему поучиться, но ведь граффити у него когда-то получилось.

Придя домой, Тач против обыкновения не пошёл ужинать, а стал писать ответ.

Ваше Высочество,

Благодарю за поздравление и желаю вам тоже приятно провести День согревающего очага. Также хочу поблагодарить вас и мисс Рэрити за помощь с нашей проблемой дружбы. Вы спасли наш «Клевер», и, что более важно, вы спасли наш дружный коллектив от распада, и потому меньшее, что я могу для вас сделать — это помочь вам с вашим проектом.

Мне очень льстит, что вы решили обратиться ко мне, когда, я уверен, вы могли воспользоваться услугами более опытных дизайнеров и художников. Вы правы, витражи и оформление помещений действительно выходят за рамки того, чем я привык заниматься. Однако это не станет препятствием к нашему сотрудничеству, я всегда готов учиться новому.

Я готов приехать в Понивилль, чтобы обсудить предстоящую работу. Прошу вас только назначить день.

С уважением,

Пресайз Тач

---

Неделю спустя наступил день каминов и ёлок, день украшений и подарков, день глинтвейна и имбирного печенья, день тепла и дружбы, День согревающего очага. Традиционно праздник отмечался вечером, а в его канун пони либо работали, стараясь закончить все незавершённые дела, чтобы ничто не отвлекало их от празднования, либо готовили закуски, закупали продукты, наряжали ёлку и всячески подготавливались к встрече гостей, либо просто расслаблялись в предвкушении праздника.

Сегодня Тач дал выходной своим художникам. Несколько клиентов собирались забрать сегодня свои заказы, поэтому единорог решил прийти в студию и посидеть там до обеда в ожидании заказчиков. Он не предполагал, что кто-то будет сегодня работать, и потому удивился, когда дверь студии оказалась открытой. Тач был уверен, что запер её вчера.

Когда же единорог вошёл, он обнаружил каурую серогривую пегаску, сидящую за мольбертом. Он доверял своим друзьям, и потому ключи от студии были у каждого из них, к тому же, это было удобно в тех случаях, когда кто-то приходил раньше остальных или кому-то нужно было забрать что-то из закрытой мастерской.

— Соул? — удивлённо спросил он. — Ты же в курсе, что сегодня у вас выходной?

Пегаска взглянула на него и немного смутилась.

— Да, эм… просто я решила кое-что доделать.

— Ну да, кто я такой, чтобы запрещать пони работать, — ухмыльнулся единорог.

Он решил, что ей, вероятно, нужно сделать последние штрихи, и скоро она закончит, потому не стал отвлекать её разговорами. Но вот последний клиент забрал свой заказ, время было уже за полдень, а Фогги Соул всё сидела и писала.

— Слушай, Соул, ты долго планируешь здесь сидеть? — спросил Тач.

— Не знаю. Наверно, до вечера.

— А тебе не надо готовиться к празднику?

— Я, наверно, не буду праздновать в этом году.

Эта фраза повергла единорога в шок. Он бы понял, если бы она сказала так о дне рождения или о какой-нибудь условной Ночи кошмаров, но отказываться праздновать едва ли не самый главный праздник — это просто не укладывалось в голове.

— Почему? — поражённо спросил он.

Художница помедлила, делая штрих.

— Просто обычно я на День согревающего очага улетала в Клаудсдейл к брату. Но в этом году он занят, а одной праздновать нет смысла.

— А как же твоя семья?

— Родители уехали в Мэйнхеттен, чтобы праздновать со своими друзьями. Мне с ними не очень интересно. Да и ехать туда далеко.

— И у тебя больше нет вариантов? Неужели тебя никто не приглашал?

Соул только вздохнула и помотала головой. Тачу стало так обидно за неё, что… Хм. А почему бы, собственно, и нет?

— Соул, я не могу смотреть, как ты пропускаешь День согревающего очага, потому что никто не удосужился тебя пригласить. Потому я сделаю это сам.

Пегаска удивлённо посмотрела на него.

— Не составишь ли ты нам с Уайт Спектрумом и Грин Уотер компанию этим вечером? — после короткой паузы продолжил он.

На лице Фогги Соул промелькнули одновременно удивление, смущение и плохо скрываемая радость.

— Ох, я… кхм… я… да.

— Тогда не засиживайся и иди домой, а вечером приходи к нам, — улыбнулся ей единорог.

Через несколько часов трое пони уже активно готовились к празднованию. Грин Уотер нарезала овощи для салатов, в чём ей помогал Уайт Спектрум, параллельно следя за тем, чтобы лимонный пирог не сгорел в духовке. Пресайз Тач же занимался гостиной, а именно развешивал гирлянды и готовил стол для праздничного ужина. Когда он решил пойти на кухню за очередной миской салата, он столкнулся в проходе с Уайтом, нёсшим кремовый торт. Тот, не ожидавший таких внезапных препятствий, выпустил торт из телекинетического поля, и он упал на пол, радостно разлетевшись на белые куски и испачкав собой пол и стены.

— Дискорд! — выругался белый единорог.

Выглянувшая на шум Грин Уотер увидела беспорядок, вздохнула и заявила:

— Парни, ну вам ничего нельзя доверить!

Тач, сожалеющий о своей невнимательности, уже пошёл за шваброй, когда послышался стук в дверь.

— Мы кого-то ждём? — спросил Уайт.

— Наверно, это Соул, — ответил Тач, направляясь со шваброй к двери.

Когда он открыл, то действительно обнаружил на пороге каурую пегаску.

— Привет, — поздоровалась она.

— Привет, Соул, заходи. У нас тут временный беспорядок, так что аккуратнее.

Когда Фогги Соул прошла в квартиру, она тут же была добровольно-принудительно рекрутирована аквамариновой единорожкой. Теперь, когда торт был потерян, а идти в кондитерскую за новым было уже поздно, Грин Уотер приняла решение любой ценой восполнить утрату собственными силами, и помощь пегаски была ей как нельзя кстати. Пока жеребцы ликвидировали остатки старого торта и возвращали коридору его прежний вид, Грин и Соул работали над новым.

Когда до полуночи оставалось около часа, пони, наконец, сели за стол. Приготовленный собственнокопытно торт пусть и не блистал таким идеальным снежно-белым кремом, как его неудачливый предшественник, но всё равно вызывал своим видом аппетит и желание попробовать. Из муки, оставшейся от приготовления пирога, и того, что нашлось на кухне, Грин сделала тесто и испекла коржи, Соул приготовила крем из сметаны, сахара и ванили, и собранный из этого торт был присыпан сверху шоколадом.

— Тач, а помнишь, с месяц назад к нам в студию заходила такая колоритная дама? — сказал Уайт Спектрум, кладя себе на тарелку салат.

— Это к которой ты ходил на дом? — усмехнулся Тач. — Помню, как же. Что такого важного у неё было, что она аж потребовала писать портрет у неё дома?

— Я вот тоже сначала не понял. Даже подумал, что она, возможно… неправильно поняла, что такое «художественные услуги». Но оказалось, что портрет нужен не её!

— Она хотела портрет другого пони? — спросила Грин. — И что в этом такого удивительного?

— В этом-то и суть. Она хотела портрет не пони, а собаки! Своей чихуахуа. «Несси, мой маленький ангелочек, поранила лапки», — произнёс Уайт, пародируя слащавый голос, — брррр… Я таких мерзких собак никогда не видел. Зло в чистом виде.

— Ну и как, написал её собачку? — с усмешкой спросила Грин Уотер.

— Написал.

— И она тебе позировала? Я имею в виду, что такие собаки не очень любят сидеть на одном месте, — сказала Соул.

— У неё было что-то с лапами, какая-то травма, поэтому она не особо много двигалась. Но даже гипс на обе передние лапы не смог её удержать на одном месте дольше десяти минут, так что по большей части я импровизировал.

— Та кобыла вроде была не особо довольна, когда забирала заказ, — сказал Тач с лёгким смешком.

— А что ты от меня хочешь? — развёл копытами Уайт. — Этот комок ненависти на меня так лаял, что мне казалось, она готова меня на части разорвать, только гипс прыгнуть мешает. Наверно, кисть просто почувствовала моё отношение ко всему этому. Вот и получилось какое-то чудовище.

— Чудовище? Это как? — спросила Соул.

— Представь себе крысу с мордой медведя размером с кошку, у которой торчат кончики клыков, — ответил белый единорог.

Грин Уотер при этих словах прыснула, а затем расхохоталась, и остальные пони присоединились к ней.

За разговором шло время. Торт, сделанный пони, оказался действительно вкусным, не переслащенным и в меру кисловатым благодаря сметане, пусть его куски и легко разваливались на тарелке. Вскоре с улицы послышались басовитые хлопки.

— Салют! — радостно сказала Грин Уотер. — Пойдёмте на улицу смотреть, там гораздо лучше видно!

Никто не был против того, чтобы немного проветриться, и через пять минут пони вышли из дома. На улице уже было несколько компаний, решивших поступить точно так же. Из сквера, находившегося в одном квартале отсюда, запускали фейерверки, и с каждой цветной вспышкой пони на улице тихо ахали.

Друзья наблюдали за представлением. Ночное небо разрывалось яркими красными, синими, зелёными, фиолетовыми, золотистыми и белыми всполохами, озаряя всё вокруг цветами дружбы. Фейерверки разлетались на части, оставляющие за собой сияющие следы, и рассыпались снопами цветных искр. Взрывы, символически отгоняющие Вендиго и олицетворяющие тепло, которое все пони дарят друг другу этим вечером, завораживали. Казалось, что сам Дух согревающего очага показывает пони, как прекрасен этот праздник, как прекрасна дружба.

Тач посмотрел на своих друзей. Уайт Спектрум и Грин Уотер стояли, прижавшись и склонив головы друг к другу, смотрели на салют, и, кажется, этот момент был для них всем, что только нужно для счастья. Фогги Соул стояла рядом с ним. Она неотрывно наблюдала за салютом, в её синих, как океан, глазах отражались вспышки ярких цветов. Она казалась одухотворённой, и именно сейчас, когда она не прятала свои эмоции, Тач пытался понять, почему он раньше не замечал, какая она… красивая. Все эти годы Соул была для него лишь скромной фоновой кобылой, он не видел за этой завесой тумана её души, которую, наконец, разглядел сейчас. Он приобнял пегаску; та, не ожидавшая ничего такого, бросила на него быстрый испуганный взгляд, затем смутилась, но отстраняться не стала, а через минуту тоже обняла его крылом. Так пони стояли, пока не разорвался последний, самый большой и яркий фейерверк.

Часть 2. Глава 5

Пресайз Тач смотрел в окно вагона. Мимо проносились заснеженные леса, которые, однако, скоро сменились открытым пространством. Единорог почувствовал торможение. Поезд прибывал на станцию Понивилль.

В своём последнем письме принцесса Твайлайт Спаркл пригласила его на деловой визит, чтобы окончательно заключить договор, и чтобы Тач мог лично оценить фронт предстоящей работы. Хотя Понивилль был маленьким городом, и художник был уверен, что не заблудится и сможет в нём сориентироваться, принцесса всё же решила дать ему в сопровождение своего помощника Спайка. Тач ещё никогда не общался с драконами, и ему было интересно встретиться с помощником принцессы.

Когда поезд остановился, Тач вышел на перрон и осмотрелся. Спайка он заметил первым, тот стоял на платформе, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть, и всматривался в лица пони. Через пару секунд дракончик обратил на него внимание.

— Привет, это вы тот художник из Кантерлота, за которым меня отправила Твайлайт? Эээ… Пресайз Тач? — сказал Спайк, подойдя к единорогу.

— Да, это я. А ты, должно быть, Спайк?

— Верно, — улыбнулся дракончик. — Вам помочь с сумками?

Вещей с собой у Тача было мало, он не планировал задерживаться в Понивилле надолго.

— Нет, спасибо.

— Тогда пойдём, стоять холодно.

Когда они вышли из вокзала, Тач сказал:

— Спайк, слушай, если принцесса не желает встречи прямо сейчас, я бы хотел зайти куда-нибудь перекусить.

— Да без проблем, пойдём в Сахарный уголок, там лучшая выпечка в Понивилле. Всё равно Твайлайт пока общается со строителями.

— Строителями? — не понял Тач.

— Да, это всё её проект. Лучше пусть она сама вам расскажет.

Тач и Спайк зашли в дом, который выглядел так, словно был сделан из пряников. Над дверью звякнули колокольчики; художник почувствовал аромат свежеиспечённого бисквита и ванили. К ним сразу же подлетела розовая земнопони.

— Привет, Спайк! Ууу, кого это ты привёл? Это твой новый друг? Как его зовут? Он новенький в Понивилле? Мне стоит закатить в его честь приветственную вечеринку! — выпалила она высоким голосом.

— Эмм… привет. Меня зовут Пресайз Тач, я в Понивилле с деловым визитом на один день, — представился единорог.

— Привет, а меня зовут Пинки Пай! Так что ты скажешь насчёт вечеринки? Какой твой любимый цвет? А музыка? Ты любишь танцевать? А шарики? А «Приколи пони хвост»?

Пока пони тараторила, Тач покосился на Спайка, как бы спрашивая: «Что это с ней?», но тот отвёл глаза, всем своим видом показывая, что с этим придётся смириться.

— Спасибо, не надо никакой вечеринки, — сказал Тач, когда розовая пони замолчала. — Я же сказал, я здесь по деловому вопросу, и надолго не задержусь.

— Ооох, — протянула Пинки, которую его ответ, кажется, расстроил, но она тут же повеселела снова. — Ладненько. Я знаю, не все пони любят шумные вечеринки, в этом нет ничего плохого. Но если ты передумаешь, только скажи!

— Пинки, — заговорил Спайк, — я думаю, наш гость хотел бы перекусить.

— Ох, точно-точно, какая я рассеянная, вы же за этим пришли в Сахарный уголок. Так что вы хотите?

Взяв по совету Спайка черничный пирог, Тач уселся за столик, дракончик тоже подсел к нему.

— Какой у вас, однако, гостеприимный город, — сказал единорог.

— Это вы о чём? — не понял Спайк.

— Ну, знаешь, вряд ли в Кантерлоте личный помощник принцессы встретил бы меня с поезда, а потом отвёл бы в кафе, где пони, которая видит меня впервые в жизни, предложила бы мне закатить приветственную вечеринку.

— А, это же Пинки. Она готова устраивать вечеринки каждый день, дай только повод.

— И тем не менее. Здесь даже взгляды прохожих пони другие. Какие-то… более участливые, что ли.

Спайк пожал плечами.

— Мне кажется, что это жители Кантерлота все какие-то холодные. Я раньше не замечал этого, когда мы с Твайлайт жили там, но теперь заметил. Без обид.

Тач улыбнулся.

— Это во всех больших городах так, — ответил он.

— Ну не знаю, в Кристальной Империи, например, я такого не замечал.

— Неудивительно, учитывая, что тебе там ставят памятники как герою-освободителю, — усмехнулся единорог.

Спайк отвёл глаза и смущённо хихикнул.

— Хотя Кристальная Империя, это, пожалуй, действительно исключение, — продолжил Тач. — Я сам там не был, но общался с кристальными пони, и они мне тоже показались более дружелюбными, чем кантерлотцы или филлидельфийцы. Наверно, это всё действие их Кристального сердца. А может, они по природе такие.

Когда Тач доел пирог, они со Спайком направились в замок принцессы Твайлайт. Художник чувствовал волнение: хоть он уже был знаком с принцессой, но теперь это была деловая встреча, от результата которой может зависеть вся его дальнейшая карьера; к тому же, он никогда раньше не был в настоящем королевском замке.

Подходя к замку, Тач заметил, что на холме рядом с ним строится какое-то здание в фиолетовых тонах. Оно было двухэтажным, но далеко не маленьким, и больше всего походило на какой-то неоготический дворец с треугольными крышами, башенками и большими стрельчатыми дверьми и окнами.

— Это и есть проект принцессы Твайлайт? — спросил он.

— Ага. Это будет Школа Дружбы. Твайлайт сейчас всё своё время посвящает ей.

Внутри замок принцессы был каким-то пустым. Тач ожидал, что здесь будут сидеть в очереди просители, ходить прислуга и стражники, а на стенах будут висеть гобелены, но ничего такого не было. Впрочем, не стоило ожидать большого числа просителей и стражи от замка в таком маленьком городке, как Понивилль. Тишину замка нарушали только шаги единорога и дракончика, которые раздавались эхом по коридору.

— Здесь всегда так пусто? — спросил Тач.

— Вы тоже это заметили? — ответил Спайк. — Мы с подругами Твайлайт пытались сделать замок более уютным, но в итоге стало только хуже, и мы вернули всё, как было. Наверно, это из-за того, что у нас не было единого дизайнерского видения.

В конце коридора была дверь в тронный зал. Когда Тач вошёл, он удивился: вместо одного трона на возвышении, как он себе представлял, здесь был круглый стол, вокруг которого стояло шесть тронов с изображениями меток носительниц Элементов гармонии, а возле трона принцессы Твайлайт стоял ещё один, седьмой трон, поменьше и без метки; очевидно, он принадлежал Спайку, и сейчас возле него стояли свёрнутые в трубку чертежи. Но что поразило Тача больше всего — это корни дерева, свисающие с потолка прямо над столом. Почему-то только сейчас Тач понял, что Пинки Пай, с которой он разговаривал полчаса назад, — это та самая Пинки Пай, одна из носительниц Элементов гармонии; кажется, смеха. Как это удивительно: такая известная и важная для Эквестрии пони занимается таким простым делом, как работа в кондитерской.

— Твайлайт скоро должна прийти, — сказал Спайк, усаживаясь на трон с изображением трёх бриллиантов.

Тач осмотрелся в поисках того, куда можно было бы присесть, но кроме тронов в этом зале ничего такого не было. Он неуверенно подошёл к трону с изображением трёх яблок.

— Не будет ли слишком дерзким, если я сяду здесь?

Спайк странно посмотрел на него.

— Уверен, Эпплджек не будет против, — ответил он.

Через несколько минут в зал вошла сама принцесса Твайлайт.

— О, вы уже здесь. Извините, что задержалась.

Тач встал со своего места.

— Ничего страшного, принцесса. Вы не заставили ждать слишком долго.

— Спасибо, Спайк, что встретил нашего гостя, — сказала она, обращаясь к дракончику. — Ты можешь идти.

— Да без проблем, — ответил тот и удалился.

Твайлайт подошла к столу и разложила на нём чертежи. Но пока она не начала, Тач заговорил:

— Принцесса, прежде чем мы начнём обсуждать ваш проект, я бы хотел сделать вам подарок.

Он достал телекинезом из холщовой сумки, которую принёс с собой, нечто прямоугольное и плоское, завёрнутое в плотную ткань. Когда же он её развернул, Твайлайт увидела картину. Это был её портрет, тот самый, который Тач написал после парада, с которого принцесса смотрела тёплым и невероятно дружелюбным взглядом.

— Я был на королевском шествии в честь Гранд Галлопинг Гала. Вы, наверно, меня там не помните, но вы тогда посмотрели на меня вот так. И именно после этого я написал этот портрет.

— Ох, это… у меня просто нет слов, — смутилась фиолетовая кобыла; её щёки покраснели, и на лице появилась улыбка не менее искренняя, чем на портрете. — Спасибо большое. Мне никогда ещё не дарили портреты. Это очень приятно.

Твайлайт взяла подарок телекинезом.

— Если не возражаете, я сразу повешу его в своей комнате, — сказала она.

После кивка единорога она ускакала куда-то вглубь замка. Тач решил рассмотреть чертежи. Это были планы того самого строящегося здания, которое он видел по пути сюда. На общем плане было видно, что оно имеет квадратную форму с внутренним двором, где должен быть фонтан и каналы для воды с мостиками через них. Как оказалось, Школа помимо тех двух этажей, которые Тач мельком видел, должна была иметь ещё и довольно большую подземную часть, и у неё даже был предусмотрен вход с подножия холма. Даже на чертежах здание Школы выглядело по-королевски красиво.

Вскоре Твайлайт вернулась. Подойдя к чертежам, она заговорила:

— Итак, это проект моей Школы Дружбы. Думаю, вы видели её, когда заходили в замок. Она задумана как место, где все существа Эквестрии и не только вне зависимости от их вида, подданства, достатка или социального статуса смогут бесплатно получать образование и учиться дружбе, сотрудничеству и взаимопониманию. Школа будет важна для Эквестрии не только как образовательное учреждение, но и как инструмент по налаживанию и упрочнению дипломатических связей. Эта школа первая в своём роде, потому я хочу, чтобы она была идеальной как по содержанию, так и по форме. Она должна стать лицом Эквестрии для многих иностранных студентов, их семей и, как следствие, для их народов. Школа уже почти достроена, однако внутренняя отделка ещё не проводилась, есть только пара идей. Именно поэтому мне нужны вы. Ваша основная задача будет состоять в создании двух больших панно в актовом и спортивном залах, которые бы соответствовали идее школы, — принцесса указала копытом на две стены на плане. — Также, возможно, нужно будет расписать ещё пару стен в коридорах, но с этим нужно будет разбираться по ходу дела, чтобы всё вписывалось в общий дизайн. Кроме того, я хочу, чтобы вы разработали проект витража для круглого окна главного холла. Второстепенной же вашей задачей будет разработка дизайна для помещений школы. В этом вы будете не одни, в команде архитекторов есть дизайнер, для которого это будет основной задачей, вы же будете только помогать ему, а воплощать ваши с ним идеи в жизнь будет отдельная бригада маляров. А сейчас я предлагаю вам пройтись по школе, чтобы вы могли сами оценить объём работы.

Аликорн и единорог вышли из замка и направились к строящемуся зданию.

 — Принцесса, можно вопрос не по теме? — спросил Тач, когда они с Твайлайт поднимались на холм, где строилась школа.

— Да?

— Меня удивляет, что вы решили взять на эту работу именно меня. Я ничего не имею против, но почему вы не предложили её кому-то более опытному в подобных вопросах? Я ведь только-только закончил академию.

— На самом деле, вы просто были первым, кто мне пришёл на ум, когда я продумывала оформление, — ответила кобыла, легко улыбнувшись. — И к тому же, хоть вы и не работаете в этой области годами, ваши работы говорят сами за себя. Я это о граффити в Кантерлоте. И ещё, когда я разговаривала с вашими подчинёнными, они описывали вас как исключительно ответственного пони, и уж кому как не мне знать, насколько это важное качество. Я бы, конечно, могла поискать профессионалов, но мне показалось, что более правильным будет предложить эту работу вам. Я уверена, что вы с ней справитесь, и это поднимет известность вашей фирмы, а вам самим позволит вписать в своё портфолио ещё один пункт.

— Это очень щедро с вашей стороны, — ответил художник. — Но, справедливости ради, то граффити делал не я один, моя там только четверть.

— И тем не менее. Хотя, признаться честно, есть и ещё одна причина. С тех пор, как мы с Рэрити помогли вам с вашим другом Карбон Блэком, я чувствую ответственность за вашу студию.

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — усмехнулся Тач.

— К чему так грубо? — хихикнула принцесса. — Я бы назвала это обычной дружеской помощью. И я ожидаю, что вы оправдаете моё доверие.

При входе на стройплощадку им выдали белые строительные каски, в каких здесь были все пони. Твайлайт показала художнику будущий актовый зал, а затем и спортивный. Хотя внутри школы было довольно пыльно, а большинство помещений представляли собой пустые коробки с ещё даже не заштукатуренными стенами, Тач уже представлял, какая обстановка здесь должна быть. Стены, на которых ему следовало нарисовать панно, были действительно довольно большими, и работы художнику предстояло много.

— К работе вам нужно будет приступить, я думаю, примерно в конце весны, когда мы закончим строительство и первичную отделку помещений, — сказала Твайлайт, когда они вышли в главный холл школы. — В любом случае, я вас об этом уведомлю отдельно. А вот, кстати, и наш дизайнер.

У дальней стены действительно стояли двое пони в рабочих комбинезонах и касках и о чём-то разговаривали, рассматривая чертёж. Одна из них, кобыла земнопони, объясняла что-то своему собеседнику единорогу, тыча копытом в бумагу, которую тот держал телекинезом.

Тач и Твайлайт подошли к этой паре. Кобыла развернулась к ним и, увидев Тача, ахнула, будто её окатили холодной водой. Когда художник спустя мгновение узнал эти длинные тёмно-синие волосы и это серое лицо, его словно ударила молния. Это была Инк Дроп. Они пару секунд смотрели друг на друга, пока принцесса не спросила:

— У вас всё в порядке? Что-то не так?

— Нет, принцесса, всё хорошо, — ответил Тач; Дроп же отвела глаза. — Просто мы уже знакомы.

Твайлайт явно хотела спросить что-то ещё, но, видимо, решила, что если ей ничего больше не сказали, то не стоит вмешиваться.

— Тогда, полагаю, вы сработаетесь? — неуверенно сказала она.

— Сработаемся, — немного задумчиво ответил художник.

Пару часов спустя, Тач подписал с принцессой Твайлайт контракт.  До поезда в Кантерлот оставалось ещё около часа. Идя по коридору замка, единорог встретил Спайка.

— Спайк, подожди, — сказал он. — Ты случайно не знаешь, где сейчас Инк Дроп? Серая пони с синей гривой, дизайнер из команды архитекторов.

Спайк на мгновение задумался.

— Кажется, я видел её в библиотеке, она там иногда работает. Это по коридору направо.

Тач поблагодарил дракончика и пошёл в указанном направлении. Раз ему теперь предстояло работать с этой пони, то им необходимо поговорить сейчас, чтобы расставить все точки над i.

Единорог вошёл в библиотеку и увидел серую земнопони, сидящую за столом над чертежом и несколькими книгами. Когда она заметила его, она прижала уши и опустила голову, как нашкодившая кошка.

— Дроп, — сказал Тач, подойдя к ней. — Думаю, нам с тобой нужно поговорить.

Она ничего не ответила, только согласно вздохнула. Тач не знал, как продолжить.

— Нам теперь придётся вместе работать, и я не хочу, чтобы этому мешали какие-то недомолвки, — наконец, заговорил он. — Я знаю, ты хотела, чтобы мы никогда больше не встречались. Конечно, я хотел бы знать, почему, но если это твой секрет, то…

— Тач, — перебила она его и пару секунд помолчала в тишине. — Это… это всё непросто. Я решила ничего тебе не говорить, потому что не знала, что ты почувствуешь, и  не хотела тебя случайно ранить. Но раз ты здесь, то… видимо, судьба решила, что ты имеешь право знать. Дело в том, что я… в общем, у меня теперь есть муж.

Единорог удивлённо посмотрел на неё. Хоть он к этому моменту уже понимал, что Инк Дроп для него не может быть чем-то большим, чем просто друг, но в глубине его души эти слова почему-то отдались тупой болью. Снова повисла неловкая тишина.

— Но… как так получилось? — выдавил из себя вопрос художник; он хотел бы сформулировать его получше, но в голове образовалась каша из переливающихся друг в друга вопросов.

Дроп отвела глаза.

— Понимаешь, всё довольно сложно, — ответила она. — Мне пришлось выйти замуж ради моей семьи. Мои родители, они… когда-то взяли большой кредит для своего бизнеса… в общем, там было что-то, связанное с закупкой мрамора в Гриффонстоуне, но в итоге сухогруз попал в шторм и мрамор пошёл ко дну. Грифоны не дают гарантий и возвратов, поэтому они потеряли всё. Их знакомый предложил им помощь с погашением кредита, но… взамен он попросил моего копыта.

— Тебя заставили выйти замуж? — спросил Тач, опасаясь ответа.

— Нет. Я сама так решила. Потому что это единственная возможность для моей семьи оплатить долг. Ты только не подумай ничего плохого, мой муж, он… он любит меня, он хорошо со мной обращается, он даже воспользовался какими-то своими связями, чтобы устроить мою карьеру. Собственно, благодаря нему я сейчас здесь… Вот только я к нему ничего не чувствую.

Инк Дроп вздохнула и ссутулилась, глядя в стол.

— Я надеялась, что если я скажу ему, будто у меня в Кантерлоте появился особенный пони, он войдёт в наше положение и откажется от своих претензий. Но он продолжил настаивать на этом условии.

Теперь у Тача в голове всё встало на свои места. Ему было жаль кобылку, сидящую перед ним, но, как она и писала, поделать с этим он ничего не мог. Он подошёл к ней ещё ближе и обнял за плечи, чтобы поддержать и утешить.

— Не надо, — сказала она.

В её голосе прозвучало что-то такое, из-за чего было понятно: душой она хочет, чтобы Тач её обнимал, но разум говорит ей, что так он причинит только больше боли и ей, и себе. Единорог это почувствовал и отстранился.

— Дроп, слушай, — неуверенно заговорил он. — Это всё так сложно, но… я не хочу, чтобы ты думала, будто я держу на тебя обиду или что-то такое. Ты поступила благородно, и я был бы последней свиньёй, если бы осуждал тебя за это. Поэтому давай не будем всё усложнять ещё дальше и просто останемся друзьями. В конце концов, нам ещё несколько месяцев работать вместе.

Кобылка благодарно улыбнулась. Кажется, ей стало легче от этих слов.

— Да. Давай. Так будет лучше всего.

— Тогда мы с тобой ещё увидимся. А сейчас извини, мне нужно на поезд.

Художник собрался уйти, но на выходе из библиотеки Дроп окликнула его:

— Тач!.. Спасибо. Мне правда был нужен этот разговор.

Единорог улыбнулся и ничего не ответил. Интересно, если бы карта не отправила тогда принцессу Твайлайт и Рэрити в Кантерлот, встретились ли бы они когда-нибудь с Инк Дроп? Или, может, в этом и состоял план этого загадочного артефакта, и решение проблемы с Карбон Блэком было только одной из его частей? А в таком случае, кто знает, вдруг этот план ещё не окончен, и ему только предстоит полностью сработать в будущем?

Эпилог

Прошло тринадцать лет с тех пор, как в Понивилле открылась Школа Дружбы. Художественная студия «Клевер» постепенно расширялась, во многом благодаря сотрудничеству Пресайз Тача с принцессой Твайлайт Спаркл: когда слух о том, кого принцесса выбрала для росписи своей школы, распространился, в студию стали поступать весьма солидные заказы. Теперь на счету студии были панно в Кантерлотской библиотеке, витраж в холле одного четырёхзвёздочного отеля, несколько портретов столичной аристократии и большой портрет принцессы Селестии, находящийся на стене конференц-зала Кантерлотской художественной академии, носящей её имя. Коллекционеры и владельцы галерей также обратили своё внимание на студию, и продажа картин в частные коллекции стала приносить значительную долю дохода. Кто-то из художников ушёл, кто-то пришёл, и в целом штат студии удвоился, однако в какой-то момент спрос на художественные услуги перестал расти и стабилизировался.

Пресайз Тач, доцент Кантерлотской художественной академии, всё меньше принимал участие в жизни фирмы и всё больше отдавал предпочтение преподаванию, читая первокурсникам лекции о жанрах живописи. Пусть его выпуск был не самым гладким, однако его репутация со временем привлекла внимание Академии, и в итоге он был приглашён на должность преподавателя. Вся та гордость и пренебрежительное отношение к Академии, которыми он полнился сразу после выпуска, с годами исчезли, не имея прочных оснований, и уступили место другим мыслям. Именно Академии он был обязан тем, что имел сейчас, именно Академия воспитала в нём художника, научила видеть красоту даже там, где другие пони видят лишь повседневную серость, и именно в Академии он научился точно формулировать и выражать свои мысли на холсте. Теперь Тач действительно понимал, почему Академия пользуется в художественной среде таким авторитетом.

После выпуска художников канцелярия пересмотрела правила Ежегодного конкурса выпускников. Изоляция участников была отменена, так же, как и единый сюжет для всех. Тема работы всё же теперь была существенно уже, чем раньше: вместо абстрактных «Чести» или «Бессмертия» это был какой-то исторический эпизод вроде «Заточение Тирека». Слияние выпускного экзамена с конкурсом оставили, справедливо решив, что так будет удобнее и участникам, и преподавательскому составу.

Морнинг Финч, древесно-оранжевый пегасик с тёмно-серой гривой, ещё не имеющий метки, выходил из класса, в котором проводилось занятие музыкального кружка. Он учился играть на флейте, ему действительно это нравилось и у него неплохо получалось. Даже их учительница музыки, Лира Хартстрингс, кажется, заметила увлечение жеребёнка и дала ему партию примы в школьном оркестре. Сегодняшняя репетиция длилась дольше обычного, потому что это была последняя репетиция этого семестра, а студенческий оркестр Школы Дружбы готовился к выступлению на открытии ежегодного понивилльского конкурса талантов, который пройдёт через пару месяцев после начала нового семестра. Благодаря Школе Дружбы этот конкурс превратился в серьёзное представление, в котором участвовало множество юных и талантливых пони, яков, драконов, ченджлингов, грифонов и других существ, и на которое приходили почти все жители города. Ну а пока впереди были летние каникулы.

— Всем удачных каникул, и не забывайте репетировать ваши партии дома! — прощалась с учениками мятная единорожка.

Когда большая часть учеников вышла из класса, Морнинг Финча догнал его друг Эмеральд Найт, серо-зелёный земнопони с тёмно-синей гривой.

— Эй, Финч! Ты скоро собираешься уезжать на каникулы?

— Да. Сегодня вечером меня заберут в Кантерлот.

Земнопони немного сник.

— Просто я хотел позвать тебя сходить к озеру, — сказал Найт. — Моя мама мне написала, что поезд из Балтимэйра задерживается и будет только послезавтра, и мне до этого нечего делать.

— Я не смогу, — ответил Финч. — Мне ещё нужно успеть собрать вещи.

— Ладно, — сказал Найт разочарованно.

Пресайз Тач сидел в кабинете директора Школы Дружбы. Сама же директриса Старлайт Глиммер, светло-фиолетовый единорог с пурпурной гривой, в которой выделялась циановая прядь, сидела за своим столом.

— Я понимаю, у вас, наверно, плотный график, — говорила Старлайт, — но всё же, есть ли возможность выкроить в нём денёк-другой? Я уверена, нашим студентам будет очень интересно вас послушать. И кто знает, вдруг вы вдохновите кого-то заняться искусством?

Тач прятал улыбку, делая вид, что обдумывает своё расписание на осень, хотя на самом деле уже давно был согласен.

— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил он. — Думаю, что в середине осени я смогу найти пару дней для этой лекции.

— Я буду вам очень признательна. Мне и самой хочется послушать о современной живописи, особенно от настоящего художника.

— А бывают художники ненастоящие? — улыбнулся Тач.

— Ну, вы же поняли, что я имею в виду, — хихикнула Старлайт. — Вы всю свою жизнь посвятили этому, и даже преподаёте в Кантерлотской художественной академии, а это само по себе говорит о многом.

— Скромничать не буду, кое-что об изобразительном искусстве я знаю, — усмехнулся художник. — В любом случае, я напишу вам насчёт лекции, когда станет яснее.

— Буду ждать.

Морнинг Финч проходил мимо кабинета директора Старлайт, когда из него вышел тёмно-красный единорог с чёрной гривой.

— Финч! — радостно воскликнул Тач и обнял пегасика, когда тот подбежал к нему.

— Привет! Ой, а что это ты делал у директора? Я ничего такого не сделал, честно!

— Да не волнуйся, всё в порядке. Директор Старлайт попросила меня осенью прочитать в вашей школе лекцию о современной живописи.

— Ух ты, круто! И ты прочитаешь?

— Конечно, как тут можно отказать. Финч, а ты уже собрал вещи?

— Ещё не все.

— Тогда пошли собирать.

Тач помог жеребёнку собрать последние вещи, и когда все чемоданы были упакованы, он сказал:

— Финч, а пойдём в Сахарный уголок!

— Ой, а мы успеем?

— Успеем, до поезда ещё три часа.

— Хорошо, тогда пойдём!

Кондитерская «Сахарный уголок» была весьма популярна как среди учеников Школы Дружбы, так и среди её учителей. Кроме того, там работала Пинки Пай, в которой студенты души не чаяли. Однако сейчас, когда половина учеников уже разъехалась, а другая половина готовилась к отъезду, вряд ли там можно было найти кого-то из них.

Фогги Соул сидела за столиком в компании Уайт Спектрума и Грин Уотер.

— Так, значит, они готовы взять вас обоих? — спросила каурая пегаска.

— Ага, — ответил Уайт. — Как оказалось, многие ученики хотят заниматься рисованием, а в Понивилле художников не сказать, чтобы много, и преподавать его некому.

— Осталась только чистая формальность в виде собеседования, — сказала Грин. — По крайней мере, так нам написал Санбёрст, их помощник директора.

— Уверена, вас примут без вопросов, — заявила Соул. — С вашим-то образованием и опытом… Эх, в студии вас будет не хватать.

— Пейперкат нас бы, наверно, в цепи заковала, если бы Тач не вмешался, так она не хотела нас отпускать, — усмехнулся Уайт. — В прочем, я её не виню. Лучшего заместителя, чем она, и придумать нельзя.

— Уметь рисовать — это не то же самое, что уметь учить рисовать, — заметила Грин. — Ты, кстати, знаешь, что Карбон Блэк и Софт Браш теперь ещё и репетиторствуют жеребятам? Вот уж кто действительно умеет всё, просто не подозревает об этом.

— Это поэтому они в «Клевере» появляются всё реже? — беззлобно усмехнулась Соул.

— Наверно, — ответил Уайт. — А Шарпенд Лед, я слышал, сейчас вообще в администрации Кантерлота. Вроде как, метит аж в помощники Фенси Пентса.

— Я так и думала, что он пойдёт куда-то в чины, когда он увольнялся, — сказала Грин. — Глядишь, лет через десять и сам мэром станет.

В этот момент в кондитерскую вошли единорог и жеребёнок-пегас.

— А вот и наши мальчики, — улыбнулась Соул.

Уайт Спектрум и Грин Уотер понимающе переглянулись.

— Мы, наверно, пойдём, — сказал белый единорог, после чего они вышли, обменявшись взглядами с Тачем и тепло глянув на Финча, когда проходили мимо них.

Когда Пресайз Тач с жеребёнком подошли к столику, за которым сидела пегаска, единорог заговорил:

— Финч, ты писал, что увлёкся музыкой и что тебе дали первую партию в школьном оркестре. Музыка — это хороший талант, и его надо поощрять. Поэтому мы с мамой приготовили тебе подарок.

Соул достала из-под стола прямоугольную чёрную коробку… нет, это был футляр с металлическими замками, и положила его на стол перед пегасиком. Когда он зачарованно открыл его, он обнаружил там флейту. Не игрушечную, а настоящую разобранную металлическую флейту.

— Нас уверяли, что это хорошая флейта, — сказала Соул.

Морнинг Финч, глядя на инструмент большими глазами, достал его из футляра, собрал, приложил к губам и издал несколько мелодичных звуков, после чего аккуратно разобрал и положил обратно. Эта флейта звучала не так, как школьная, а ещё ярче и чище. Это действительно был хороший инструмент.

— Спасибо, — сказал он и обнял пегаску, и та обняла его в ответ.

Конец