Лунанград

Глава VII. Снежная слепота

Нет в мире вещи противоречивей самосознания. Чем усерднее стараешься его нащупать, коснуться, вцепиться в его край, тем быстрее оно растворяется во мраке ночи. Тогда на смену действительности приходят грёзы, такие, что и не отличишь от правды, а захочешь проснуться — обманут твои глаза, как мираж в зыбкой дымке.

 Запертая в сумеречном пограничье меж сном и явью, Твайлайт плыла от одного фрагмента к другому, пытаясь осознать хоть что-нибудь.

Видения рождались сполохами, рисовали картину мазками бессловесных ощущений, лишь следом добавляя обрывки мыслей и фраз. Твайлайт было холодно, но у холода не было источника или причины — он исходил из ниоткуда и в то же время отовсюду. Смутные, мимолётные образы вспыхивали и гасли перед глазами.

В один миг она была Луной, в другой — уже не ею, но её импозантным капитаном. Ободряюще улыбалась, раздавала приказы. Солдаты в чёрной броне выносили скарб из дымящегося состава, спасали всё, что может пригодится в изнурительном переходе через высокие горы.

А потом Твайлайт стояла по колено в снегу, дрожала, потерянная в огромной белой пустоте, и взирала на громаду гор. Будто ожив, пики гнетуще нависали над нею — молчаливо ждали, как скорбная процессия, спрятав лица за чёрными вуалями, у двух ледяных гробов. Внизу под обрывом утёса брели солдаты, упрямо переставляя в снегу натруженные ноги. Вьюга нещадно хлестала по лицу, завывала в ушах, жалила льдинками кожу под шёрсткой.

Луна изрыгала проклятья в лицо буре:

— Клянусь Истоком, мне страсть как охота отнять у тебя солнце, сестра, чтоб согреться — хотя бы на миг!

—  Да, сестра моя, — отозвалась Твайлайт, перекрикивая ветер, — а уж как охота мне самой!

— И впрямь.

Луна оглянулась через плечо; её бесплотная грива, ещё не такая длинная, развевалась в яростном танце — не то в порывах метели, не то по своей собственной, необъяснимой воле.

— Почто все эти тяготы за-ради посольства к северянам? Что проку нам от одного промёрзлого города?

Твайлайт пробралась через сугробы к сестре, лёгонько пихнула её в бок.

— Немало. Мы наберёмся опыта для грядущих кампаний.

— Затей я боевой поход посредь такой зимы — и, боюсь, грядущих кампаний Эквестрии не видать, — Луна оскалилась с животной страстью.

Обратившись лицом к горным пикам, она грозно потрясла копытом.

— Слыхали, сволочь?! А, бараньи вы лбы? Я вам, собачьи дети, погляжу сверху вниз! Взберусь — не поморщусь! Ровняйте плешь — спляшу на лысых ваших макушках, дряхлые развалины!

И она беззаботно, заливисто расхохоталась, одним видом вселяя в Твайлайт радость. Не раз и не два за последнее время она замечала, как сестра садится подле неё на свой серебряный трон в упадке духа, хмурая, мрачнее тучи. И вот, вновь увидеть ту прежнюю Луну — дикую львицу западного Вельда… Всей стуже на свете было не под силу задушить тепло этого мгновения.

А потом Твайлайт, цепляясь за уступы, карабкалась всё выше и выше в горы.

А потом — была нигде, в слепой, глухой и немой пустоте, и только отдалённый голос всё нашёптывал, не давая забыть, кто она.

А потом, наконец, лежала на мягкой перине. Окружающая реальность не ускользала от неё, ощутимо пружинила под лопатками, была твёрдой и настоящей. Бредовые видения и наваждения окончательно отступили.

Она не смела шевельнуться. Голову словно набили ватой. Ощущения были как после той ночи, когда она — уже не школьница, но ещё не студентка — впервые притронулась к алкоголю и выпила лишнего. Поутру она очнулась с похожими симптомами: головокружение, ломота в суставах и чувство, будто за ночь пролетел десяток лет.

Твайлайт осторожно приподнялась в постели и осмотрелась. Вокруг была просторная горница с деревянным настилом и крепкими стенами, обставленная по-деревенски. Точно не поезд, и уж тем более — не страшный и таинственный Лунанград.

Впрочем, быстро сообразила она, это была обыкновенная изба, а не гигантский терем или дворец. Она слезла с кровати и вышла за дверь.

Вид седых гор-великанов не удивлял, но зато поражало другое — зелёная, хоть и слегка занесённая снегом долина, простёршаяся у её ног.

Тут было волшебно. Воображение в таких местах само дорисовывает путников: долгой бредут они дорогой, но волей-неволей останавливаются на день-другой, чтобы восполнить силы. Игриво блестит меж пиков солнце, стоят широкоплечие вековые сосны, воздух дышит свежестью, и аккуратные домики на горном склоне…

— На старом местном наречии она зовётся Провиденье, — произнёс кто-то из-за плеча.

Твайлайт резко обернулась — в дверях избушки, прильнув к косяку, стоял (ну кто бы мог подумать) капитан Мунфлауэр. Хрустнув позвонками, он подошёл ближе.

— А по-нашему? — Твайлайт удивилась себе: у неё такой дрожащий голос?..

— Монин-Дью. “Утренняя роса”. Красиво, не правда ли? Славная деревушка.

Единорожка втянула носом воздух, медленно выдохнула.

— Долго я была без сознания, капитан?

Тот замер в напряжённой позе.

— Очнулись ещё вчера, ненадолго, но Луна погрузила вас обратно в сон. Вам, э-э… — он осёкся, отвёл взгляд. — Вам лучше будет самой взглянуть в зеркало, чем узнать с моих слов.

Твайлайт моргнула. Сердце пропустило удар. Секунда растянулась в вечность.

Всё поплыло, волна липкого страха всколыхнулась в груди, взметнулась по горлу вверх. Твайлайт оттолкнула фестрала, метнулась к двери, ворвалась в избу. Миг — она застыла, взгляд выцепил ванную… Миг — и страшные, безумные глаза её отражения таращатся в ответ из зеркала.

Кто-то неразборчиво говорил вдали, где-то на грани восприятия. Постепенно голоса становились громче:

— …Надлежало послать за мной сию же минуту, как она обрела сознание.

— Нижайше молю простить, моя госпожа; она только сейчас пришла в себя.

Силуэт Луны вырос позади отражения Твайлайт. Губы принцессы двигались, но не издавали ни звука, кроме одного — звука тишины.

— Что случилось? — глухо выдавила Твайлайт.

— Он не сломан, — слова градом посыпались из Луны, — уверяю тебя, милая Твайлайт, не сломан.

— Но… как? Что это было? — она провела дрожащим копытом по лбу.

На замотанную бинтами голову и гипс вокруг рога нельзя было даже взглянуть без боли.

— Бестолочь в кабине поезда, вот что, хоть и непосредственно его вины в том мало, — рыкнула Луна.

Твайлайт молча глядела в зеркало. Принцесса продолжила:

— Поезд резко умерил свой бег. Ты… ударилась головой о стену под очень неудачным углом. Не то чтобы я ожидала чего-то подобного, но и неожиданностью это не стало. Пора нам, верно, обстоятельно потолковать о твоих грёзах.

Единорожка кивнула и безмолвно проследовала за принцессой наружу. Они вышли на ведущую под гору утоптанную дорожку — теперь уже пустую, не считая их самих.

— Многое ль тебе ведомо об аликорнах, Твайлайт? — спросила Луна с какой-то лёгкостью, даже лаской в голосе.

— Да всё то же, что любой пони, ну, может, самую малость больше. Я знаю, что вы не бессмертные, вы… как это?.. Нестареющие. Точно. Простите, не сразу вспомнилось. Какой-нибудь яд вам вряд ли навредит, но оружие — вполне. Магия тоже… теоретически. Вы оправляетесь от ран с невероятной скоростью. Аликорны черпают силы от врождённой магии сразу всех племён, и три источника, взаимодействуя между собой, порождают уникальные феномены, характерные лишь для аликорнов.. Когда Дискорд подчинил себе Эквестрию, вы вышли из тени — но вы не возникли из ниоткуда, нет, а родились где-то далеко на западе. Вы всегда были с нами рядом, в разные эпохи, с разными племенами.

— Кое-что ты действительно знаешь. Но скажи-ка: ты помнишь что-нибудь приятное о Селестии?

Твайлайт молчала некоторое время, а потом осторожно кивнула:

— Да.

— Опиши свои воспоминания. Какое бы из прошлых мгновений ты назвала мгновением вашей самой непосредственной, самой тесной близости?

Единорожка поморщилась, как от лимона, и потупила взгляд, чтобы спрятать гримасу от Луны. Спасибо, хоть копыта не в гипсе… Она пнула подвернувшийся камушек и проследила, как он, подпрыгивая, понёсся в сторону соснового бора у подножья горы.

— Твайлайт? — настороженно спросила Луна.

— А! Да! Да? — Твайлайт вскинулась и завертела головой, словно её окатили ведром ледяной воды. — Простите.

— Твою душу тревожит мысль… и, быть может, далеко не одна. И пускай! В том нет ничего дурного. Ты очнулась в незнакомом месте, со страшной раной, и едва-едва можешь связать воедино мысли о прошедшем. Ничего. Тут уж любая пони, даже столь рассудительная и трезвая умом, впадёт в смущение.

Твайлайт почему-то вдруг страшно захотелось поразглядывать стволы сосен.

— Извините. Вы так это сказали, что я как-то растерялась. Как будто, ну, мы больше с ней не близки — это было как удар под дых. Нет, забудьте, несу тут какую-то чушь…

— Ах, вот в чём дело, — Луна громко цокнула языком. — Прошу прощенья. Я имела в виду твоё нахождение подле неё. Тебя утешат мои слова, если я скажу, что сестра без умолку толкует о тебе едва ль не каждодневно? Поди ж, сколько курьёзов о юных днях твоих! Ты любила совать нос куда не следует.

— Да она такого нарассказывает… — Твайлайт надула порозовевшие щёки. — Вы не слушайте, я была хорошей кобылкой, честно! Просто любопытной!

— Я так и поняла, — рассмеялась Луна.

Смех её был искренним, шёл от сердца — с той же беспечной лёгкостью, что раньше, будто бы она совсем не падала духом в последние дни.

— Но вернёмся к моему вопросу. Ты помнишь, когда пребывала вблизи неё весьма долгий срок?

Твайлайт медленно перебрала в голове воспоминания, не совсем понимая, к чему ведет Луна.

— Ну-у… В какой-то момент Селестия взяла меня в ученицы, и даже в старших классах она преподавала мне многие предметы лично. Я тогда жила в замке неделями, безвылазно. Частенько бывало, что я оставалась в её кабинете, чтобы поделать домашнюю работу. Вот как сейчас помню, — единорожка невольно улыбнулась, — лежу на мягком-премягком ковре, решаю какие-то задачки — и на душе так тепло, так светло. А она как будто всегда за мной аккуратно приглядывает.

— Будь уверена, так и было. Это вельми в духе Селестии.

— То есть?

Луна погрузилась в долгое молчание, но потом — тщательно подбирая слова — всё же заговорила:

— Я и моя сестра… мои сёстры… должны быть очень осмотрительны. Всё сущее, где мы обретаемся, весь мир… он не то что впрямь не имеет формы, но в нашем представлении схож с податливой глиной. Таково наше свойство, и не перечесть, сколько имён мы придумали ему за века жизни. Аура, ореол, гало, Присутствие… Сиянье. Не уследишь — оно выйдет из берегов.

Твайлайт быстро выловила из памяти недавние слова капитана Мунфлауэра.

— И что случится, если “оно выйдет из берегов”? Это опасно?

— Так просто не объяснить, — горький смешок сорвался с уст Луны. — Ты молвишь: было тепло, радостно, уютно. А я тебе скажу: ты нежилась в лучах Сиянья моей сестры. Когда мы опечалены, когда исполнены весельем или негой — становится трудно удержать естество в узде. Наше Присутствие преображает бытие и преломляет восприятие окружающих.

— Вы говорите, что мне всё померещилось? — Твайлайт нахмурилась.

— Нет! — покачала головой Луна. — Нет, вовсе нет. Не померещилось.

— Тогда о чём вы?

— Когда ты голодна и изнеможена, ты воспринимаешь всё ровно так же, как если бы ты была сыта и полна сил? Напившись воды, ты разве так же будешь видеть мир, как раньше, когда твоё горло было сухо? Разве перемена твоих чувств — иллюзия разума?

— Наверное, нет, — пробормотала Твайлайт, теперь догадываясь, к чему клонит принцесса. — Значит, даже если её, м-м, Присутствие затронуло мои воспоминания, оно их не подделало, просто… на них повлияло, так?

— В большей или меньшей степени. Скорее — в меньшей. Я склонна верить, что наша сила пробуждает из глубин памяти нечто очень древнее, первобытное, что затерялось в омутах времён. Знаешь, пони давно не помнят, сколь они малы. Они забывали уже в те времена, когда меня изгнали, а ныне это и подавно стёрлось из умов… Не всех, конечно — такие как ты, Твайлайт, ещё могут понять. Пожалуй, те дни, проведённые в кабинете моей сестры, не просто реальны для тебя, они реальны для её Сиянья, ибо оно… оно сняло с твоих глаз вуаль грубого вещества, сухого рацио, в которое ваше блаженное племя облачилось, как в броню, из страха перед трансцендентным. Ты познала Истинную любовь — не как абстрактную вещь, мысль в голове, рождённое логикой суждение, а как вещь реальную, будто стул или стол в комнате, в её Истинной форме — чистую, живую приязнь. Ах… Впрочем, неважно. Рассуждения заводят мои думы в прошлое. Прежде чем я продолжу, позволь спросить, как твой рог?

— Ничего… нормально, — Твайлайт поморщилась. — Не болит.

— Прекрасно. Стезя целительницы не мой удел. Через неделю ты будешь всецело здорова — но только если не станешь обращаться к силам магии. Восстановление в ином случае может затянуться.

Луна одарила её крайне проницательным взглядом.

— Посему советую воздержаться, — и она вопросительно изогнула бровь. — Ты управишься одними копытами?

Твайлайт хотела горько съязвить в ответ, но что-то вдруг заставило её попридержать колкости при себе.

— С тем же успехом, что любой единорог, учившийся магии с младых копыт. Жить можно, но сложно.

— Я располагаю кое-чем и, возможно, смогу облегчить твоё положение. Тебе ведомо о резервуарах? Магических резервуарах?

Твайлайт кивнула. Отвернулась от принцессы и окинула взором долину. Вон ту россыпь домиков, сгрудившихся у большого терема, она почему-то до того не замечала.

— Слышала. Значит, вы сотворили резервуар?

— О да, ещё какой! Я займу тебе ненадолго часть своих сил.

Единорожка снова кивнула, не поворачиваясь, и всмотрелась в центр всей деревушки. Тропинка, на которой они стояли, долго петляла по склону, но в конце упиралась в терем.

— Так… там, на поезде, случилось что-то похожее?

— Боюсь, что да. Я не удержала бразд. Давно не упражнялась и… Да чего греха таить? Дни выдались тревожные. Я всё возвращаюсь к воспоминаниям о былом… былом и скверном. Сила в обход моей воли влияет на мир, как бы я ни хотела иного, и последствий не избежать. Как, увы, было с поездом. Моё небрежение ранило тебя, Твайлайт. Прости меня, прошу.

Невысказанные слова так и рвались из груди Твайлайт. Слова о неподдельно ярких грёзах, ускользающей реальности, о сводящих с ума видениях, требования повернуть назад, извиниться, да сделать хоть что-нибудь — желание высказаться распирало грудь, разрывало её надвое.

Но вот они побрели по дорожке, а на лице Луны не было написано ничего, кроме неподдельной скорби. Пламя в груди Твайлайт всколыхнулось в отчаянном порыве и — затухло.

— Мы не задержимся тут? — просто спросила она.

— Нет. Препоны не отвратили меня тогда — не отвратят и ныне. Но тебе об этом уже ведомо, верно?

Сердце вдруг пропустило удар. Твайлайт зашагала медленнее.

— Сны… Так это всё не просто так. Я не сошла с ума, не страдаю кошмарами. Это сны.

— Ты права: всё не просто так. У меня будет много времени объясниться, пока мы едем в Лунанград.

Принцесса, невольно опередив её, остановилась и развернулась всем телом — такая большая, высокая, внушительная. Твайлайт как-то позабыла, что она едва достаёт сёстрам до груди. Луна словно прибавила в росте с той встречи на развалинах замка в Вечнодиком лесу, и стоять перед ней сейчас было всё равно что в тени грозной башни.

Или что это — просто небо потемнело? Нет, показалось. На мгновение…

— Мы едем? На чём? — спросила Твайлайт.

— На колесницах! Я отослала гонца в Лунанград, к князю, и вскорости мы с тобой помчим, как я мечтала уже давно. Мы почти завершили путь. Быть может, он был непрост и много более труден, чем я бы хотела, но конец уже близок.

Улыбка наконец снова расцвела на лице Луны, но Твайлайт не нашла в себе сил ответить ей тем же. Тяжёлый ком неправильности в её груди не рассосался. Слова принцессы упали на неё с бесповоротной непреложностью вердикта, с неоспоримой волей властительницы — единорожку прошиб холодный пот.

…Наверное, от холодного горного воздуха. Тут же, в конце концов, не Понивиль с его тёплыми зимами, к которым нетрудно привыкнуть. Зябкий порыв ветра.

Ветер, просто ветер.