Сколько друзей ты простил сегодня?
Горькая правда 1
Селестия привычно проснулась, когда внутренние часы напомнили ей, что пора поднимать солнце. Не открывая глаз, она широко улыбнулась, вспомнив, как вчера вечером пришёл Анон, чтобы разделить с ней постель. Обернулась, чтобы пожелать ему доброго утра…
Кровать рядом с ней была пуста.
Ощущая, как исчезает с её лица улыбка, аликорна огляделась — всё в комнате было по-прежнему, и, если бы не слегка помятое одеяло и запах, оставшийся на нём, она вполне могла бы сейчас счесть, что визит человека ей просто приснился.
Разумеется, дневная принцесса хотела бы тут же найти его, убедиться, что с ним всё в порядке — но сдержалась, понимая, что его отсутствие рядом — знак, что Анон желает побыть в одиночестве. Несомненно, у него есть какая-то веская причина для этого. Но если он не появится к началу вечеринки, решила Селестия, она точно забудет про деликатность и лично отправится его искать. А пока что… она беспокоилась, но понимала, что человек давно уже взрослый и в няньках не нуждается. Хотя спроси у неё кто, легко ли ей удержать себя в копытах и дать Анону возможность самому решать свои проблемы, Селестия бы честно ответила: тяжело. Очень.
Любой другой ответ был бы ложью.
Да, разумеется, это его жизнь, и лезть в чужую жизнь некрасиво, даже когда ты — принцесса, но одна только мысль, что среди пони может найтись кто-то, желающий причинить ему зло, отзывалась в сердце Селестии крайне болезненным уколом. Она лишь надеялась, что у человека достанет сил, чтобы справиться без её помощи, и когда он вернётся, то будет счастливым и уверенным в себе. А если нет… что же, она всегда готова утешить и поддержать его в тяжёлые времена.
Вздохнув, белая аликорна поднялась с постели и принялась готовиться к началу нового дня.
И ещё ей надо будет убедиться, что всё готово к вечеринке. Может, хоть это позволит отвлечься от беспокойства за человека?
Анон в одиночестве сидел на садовой скамейке и молча смотрел, как плавно проделывает свой путь из-за горизонта солнце. Да, он, несомненно, сглупил, вернувшись в замок. Нет ни малейших сомнений, что Селестия беспокоится за него — а он своим поведением вчера вечером добавил ей ещё один повод, как будто у неё мало уже имеющихся. Пожалуй, стоит изменить своё поведение, чтобы не заставлять принцесс волноваться. В частности, поэтому он сейчас сидел на этой скамейке. Ну, и ещё потому, что Тия всё же совсем неподалёку.
Этой ночью ему приснился сон… странный, плохо запомнившийся, но то, что человек сумел вспомнить — было, пожалуй, страшным. Несомненно, очередной кошмар. Последнее время кошмары перестали его посещать — скорее всего, из-за соседства с Сёстрами — но этот, похоже, оказался исключением из правил. Вот только самым странным был не сам сон, а его завершение. Кажется, лично Найтмэр Мун вдруг возникла словно бы ниоткуда и спасла его. Не может быть, чтобы это действительно была Найтмэр — она же заперта внутри разума Луны, так ведь? А с другой стороны, почему в качестве избавительницы приснилась Найтмэр, а не одна из принцесс?
Размышления ничего не давали, мысли словно спотыкались одна о другую. То, что он сделал вчера было правильным… но, возможно, был и какой-то другой вариант, лучше?
Где-то неподалёку раздался приближающийся звонкий цокот копыт по камню, кто-то шёл сюда. Да, он сделал вчера то же, что делал обычно, но нельзя не заметить, что сегодняшний Анон всё же отличается от того, что был год назад, он убегает от многих вещей, но вот от этих шагов — не станет. Подняв взгляд, человек увидел Бон-Бон, торопливо идущую в его сторону с выражением испуга, почти паники на лице.
— Я… получила твоё письмо.
Да, вот и главная причина того, что он сейчас сидит в парке — чтобы приглушить последствия вчерашнего события.
— Садись, — человек махнул рукой в сторону свободной части скамейки.
Бон-Бон опасливо приблизилась и забралась на скамейку. Она тяжело дышала — словно бежала всю дорогу с того самого момента, как прочитала письмо.
Мужчина снова перевёл взгляд на горизонт, секунд десять продолжалась тишина.
— Анон, я хотела бы ска…
— Ты влюблена в меня? — перебил начавшую было что-то говорить кобылу человек.
Ошеломлённая Бон-Бон замолчала и лишь через несколько секунд закрыла рот. Опустила взгляд. Глубоко вздохнула. Это же Анон — ничего удивительного, что он сразу же спросил о самом главном. Нет смысла юлить, не стоит пытаться обманывать его.
— Ты дорог мне. Честно. Но влюбиться… нет. Я не влюблена в тебя.
Анон продолжал смотреть вдаль и не повернулся к пони, когда она озвучила свой ответ. Он, собственно, и не ожидал другого — то, что Бон-Бон не была рада словам мятной единорожки, было вчера заметно невооружённым взглядом.
— Лира уговорила тебя сделать мне предложение, — утвердительным тоном произнёс он.
Бон-Бон посмотрела на человека — тот продолжал глядеть куда-то на горизонт. Она не знала, как объяснить то, что произошло вчера. Да, она всё время была уверена, что идея Лиры не даст ничего хорошего, но согласилась же…
— Я… не хотела, чтобы всё так закончилось, но…
— Бон-Бон, я прекрасно тебя понимаю.
На несколько секунд снова наступила тишина. Он понимает? Как это вообще возможно?
— Что ты имеешь в виду?
И только теперь человек повернулся к сидящей рядом пони, взглянул в её блестящие от слёз глаза. Он для этого и позвал её сюда — чтобы помочь понять.
— Я не виню тебя в том, что произошло. Ты любишь Лиру, на всём свете для тебя нет никого дороже неё. И ты хочешь, чтобы она была счастлива, поэтому потакаешь её идеям. — Человек вздохнул. — Ты нарушила моё доверие. — Кобыла печально опустила голову, отвернулась — но рука подхватила её за подбородок и аккуратно повернула обратно в сторону Анона. — Но, я уверен, сделала это по веской причине. — Он опустил руку и снова уставился куда-то вдаль. — Я всё ещё считаю тебя своим другом, и для меня важно твоё счастье.
— Тогда почему ты сказал те жуткие слова? — воскликнула в отчаянии Бон-Бон.
Несколько секунд человек подбирал слова.
— Потому что для твоего счастья требуется, чтобы меня не было поблизости, — наконец ответил он.
— И ты думаешь, я от этого буду счастлива?!
Анон про себя вздохнул — вот ещё один момент откровенности…
— Я не влюблён ни в тебя, ни в Лиру и не хочу пытаться это изменить. Если ты помнишь, мы даже говорили об этом как-то раз — ты утверждала, что у Лиры это лишь мимолётное увлечение, что оно пройдёт со временем… ну что же, теперь мы знаем, насколько далеко она готова зайти, и мне это совершенно не нравится. А поскольку вы обе мне дороги — я должен сделать так, чтобы это закончилось. В конце концов, я сам допустил, чтобы такие мысли могли созреть у неё в голове.
Земнопони смотрела на человека — он сидел, сжав кулаки, и весь трясся от гнева, но на его лице не было и следа тех чувств, что он, похоже, испытывал. Ощущая важность момента, кобыла промолчала, не мешая человеку высказываться.
— Я даже не сержусь на Лиру из-за испытываемых ею чувств, меня куда больше обидело то, что она вынудила тебя участвовать в этом балагане, — человек прижал ладонь ко лбу, словно пытаясь остановить свои мысли. — Представляю себе, как вы обсуждали, что будете делать вечером. Впрочем, теперь это не важно. — Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Сейчас нельзя отвлекаться, надо довести важный разговор до конца. — Я делаю всё это для тебя, Бон-Бон. Прекращаю зашедшее чересчур далеко заблуждение единственным известным мне способом. Было бы здорово, если бы всё случилось как-нибудь по-другому, но по большому счёту всё вышло вполне приемлемо. — Человек встал со скамейки и обернулся к оставшейся сидеть пони. — Я иногда буду к вам заходить, чтобы посмотреть на магазин и, если придут в голову какие-нибудь рецепты, поделиться ими с вами. Но, — добавил он, снова вздохнув, — если встретимся где-нибудь на улице, при посторонних, я тебя не замечу, и ты не обращай внимания на меня, пожалуйста.
Бон-Бон ощущала, что происходит что-то жуткое. Надо попытаться исправить это.
— Тебе же совсем не обязательно так поступать. Я уверена, мы сможем объясниться…
— Нет, Бон-Бон, это, на самом деле, лучший из вариантов. Возможно, слегка болезненный, но если моё присутствие разрушит ваши отношения, я сам себе этого не прощу. — Анон видел, как пони отчаянно пытается что-то придумать, сказать какое-то волшебное слово, которое всё исправит. Протянув руку, он погладил её по гриве. — Ты хороший друг, Бон-Бон. Мы с тобой достигли за эти годы очень многого, магазин приносит прибыль, тебе больше не придётся беспокоиться о деньгах. Так что — всё хорошо!
— Плохо! Без тебя — всё плохо! — Земнопони так ничего и не смогла придумать, и из её глаз брызнули слёзы. — Нельзя отбрасывать то, что делает тебя счастливым, при первом же неудачном случае! Не уходи, мы что-нибудь придумаем!
На лице Анона промелькнула тень улыбки.
— Не всегда получается сделать так, чтобы все сразу были счастливы. Ну, сейчас по крайней мере не получилось. — Он сделал несколько шагов в сторону замка, потом на секунду остановился и, полуобернувшись к Бон-Бон, добавил: — Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. Не знаю, когда, но обязательно настанет день, когда всё будет хорошо.
Уходя, человек слышал доносящиеся со стороны скамейки рыдания. Да, ему было больно — но при этом он был абсолютно уверен, что поступил правильно. Впрочем, можно же надеяться, что они вскоре ещё встретятся, и к тому времени Лира придёт в себя.
А сейчас у него есть немало других, тоже важных дел.
Луна проснулась — и застонала от боли в голове. Она практически не спала этой ночью, всё время ушло на разговоры с Блоссом. То, что они придумали, было великолепным планом, но у аликорны не получалось не нервничать. С другой стороны, реализовывать этот план надо будет только вечером, а сейчас… Принцесса бросила взгляд на комод, на висящее там платье, и её сердце забилось чаще, а на лице сама собой появилась улыбка. Вечеринка с Аноном.
Быстрее бы пришёл вечер — человека ждёт замечательное приключение!
Твайлайт зевнула, попыталась убрать лицо из-под проникшего через окно солнечного луча — и обнаружила, что снова заснула в библиотеке. Кажется, приходила Селестия, они долго о чём-то разговаривали, потом она снова читала… Опустив глаза на книгу, которая послужила ей подушкой, единорожка прочла название: «Понять и простить». Внезапно в душе вспыхнул гнев, с рычанием она сбросила книгу со стола — но в следующее мгновение гнев сменился печалью, и, уронив голову на копыта, единорожка разрыдалась. Горечь, казалось, заполнила всю её душу, Твайлайт чувствовала себя одинокой, брошенной, уязвимой. Кто бы ни смотрел на неё — любой взгляд нёс в себе осуждение. Даже Кейденс — насколько бы ни сочувствовала ей, но и в голосе няни звучали те же нотки. От этого не спрятаться — даже библиотека теперь ощущалась не убежищем, а тюрьмой.
Спайк… единственный, кто у неё остался, но он, как только узнает, будет смотреть на неё точно так же. Её аж затошнило от одной мысли о том, что единственный верный и самый старинный друг будет видеть в ней монстра. Твайлайт осознала, что ей не у кого просить помощи — словно во всём мире не осталось нипони, способного её поддержать.
Внезапно пришедшая в её голову мысль заставила глаза единорожки широко распахнуться от ужаса. Неужели Анон чувствовал себя именно так? Абсолютно беспомощным, в одиночестве против враждебного мира? От этой мысли боль, глодавшая её душу, стала словно на порядок сильнее, слёзы побежали по щекам. Он так чувствовал себя… годами?
Ошарашенная Твайлайт огляделась, словно не узнавая того, что было вокруг. Так вот почему он прятался от окружающих — чтобы никто не мог причинить ему боль! Схватившись копытами за голову, словно пытаясь остановить взбурлившие эмоции, Твайлайт сжалась в комочек. Получается, то, что с ней происходит — справедливо и правильно. Она заслужила это всё — и многое другое! Она монстр! И зачем ей прощение, если она сама понимает, какое зло сотворила, какое проклятие на себя навлекла!
Проклятие.
Копыта единорожки вялым движением опустились на стол. Она проклята. И нет ей прощения.
Не глядя по сторонам, Твайлайт вылезла из-за стола и, шатаясь, направилась к выходу из библиотеки. Прежде чем она успела протянуть копыто к двери, та распахнулась и вошёл Спайк, явно удивившийся тому, что увидел её бодрствующей. Селестия сказала ему, что Твайлайт очень устала и нуждается в отдыхе, вот дракончик и зашёл ранним утром в библиотеку, чтобы убедиться, что всё в порядке.
— Привет, Твайлайт, завтракать идёшь?
Не отвечая, единорожка обогнула его и пошла дальше.
Удивлённый странным, словно у зомби из комикса, выражением её лица, Спайк остался стоять у дверей, глядя вслед Твайлайт, которая, шатаясь, прошла по коридору, явно направляясь в сторону своей комнаты. Судя по всему, она явно не смогла нормально отдохнуть после всего того, что здесь происходило. Впрочем, у него возникло странное ощущение, что с Твайлайт далеко не всё в порядке. С другой стороны, они сейчас не в Понивилле, значит, раньше или позже всё наладится.
Ведь наладится же?
Анон брёл по улице — без особой цели, просто чтобы «проветрить голову». Случившееся нельзя было просто взять и забыть — нет, совсем наоборот, следует помнить и учитывать в будущем. Бон-Бон нуждается в Лире, и нельзя допустить, чтобы их отношения распались. А значит, следует тщательно продумывать действия, не допуская тех, что могли бы вбить клин между влюблёнными кобылами.
Лира… нет, он ни в малейшей степени не любил её. Более того, он с трудом её выносил. Как и большинство местных лошадок, она отнюдь не была злонамеренной — просто сама не понимала, насколько навязчиво её поведение. К счастью, ничего реально серьёзного единорожка ни разу не устроила — возможно, его постоянное сопротивление всё же сдерживало её порывы. До некоторой степени.
— Не могу не признать, — Анон аж подпрыгнул, когда рядом с ним раздался голос. Блоссом, как обычно, подобралась абсолютно незаметно и теперь летела рядом с ним, — это было реально храбро.
Сделав пару глубоких вдохов для успокоения, человек обернулся к своей спутнице и печально улыбнулся.
— Вот уж храбрости в моих действиях не было ни на грош. Взял и разбил сердце двум хорошим кобылам.
— Не столь уж многие пони из тех, что я знаю, решились бы на такой поступок. Ты поступил правильно, и я уважаю тебя за это решение.
— Ну, хорошо хоть ты не расстраиваешься.
Чуть сильнее взмахнув крыльями, фестралка опередила идущего человека, одновременно разворачиваясь к нему лицом — Анон остановился и увидел, что обычно демонстративно-легкомысленная пони сейчас смотрела на него абсолютно серьёзно, сочувственным и понимающим взглядом.
— Серьёзно, я знаю, какая сила воли требуется, чтобы сказать друзьям горькую правду, даже если это причинит им боль. — Копыта Блоссом коснулись земли. — Слушай, я знаю, как тяжело переживать такие события в одиночку. К тому же я вижу, что ты и от сестёр многое скрываешь исключительно потому, что беспокоишься о них. Как насчёт пообщаться с пони-будь, кому можно доверять?
— И кому же мне можно доверять? — скептическим тоном спросил человек.
— Мне! — уверенно заявила фестралка.
— Ты офицер, и твоя верность принадлежит Луне. Что помешает тебе передать принцессе весь наш разговор, до последнего слова?
— Я знаю, как хранить секреты, — пони ухмыльнулась, — и когда следует ими делиться. И если я узнаю что-то, способное при разглашении причинить вред тебе или пони-будь ещё, я буду молчать, чтобы защитить тебя — в том числе и от тебя самого. Но с другой стороны, я вполне способна отличить шутку, которой даже полезно поделиться, от настоящего секрета, который нельзя выдавать ни за что.
Анон не знал, что и сказать в ответ на такое предложение. До сих пор Блоссом явно предпринимала все возможные усилия для того, чтобы помогать ему. Например, вся эта фигня с Найтмэр — фестралка вполне могла отказаться сопровождать его или просто сообщить обо всём Луне. И ещё — то, что случилось с ним в столовой, разборка с Гильдой… В общем, Блоссом явно вела себя отнюдь не как повинующийся уставу офицер — куда больше похоже на могущественного друга. Для него было весьма необычно столь быстро начинать доверять пони — но пока что мышепоня не сделала вообще ничего, что можно было бы поставить ей в укор.
И да, действительно, поговорить с кем-то, снять с души тягость единоличного владения неприятными секретами было бы хорошо. С другой стороны, он ни за что не согласится на договор без взаимных уступок.
— Я согласен, но при одном условии.
— И что же это будет за условие? — подняла бровь фестралка.
— Мы обменяемся секретами — ты расскажешь мне что-то такое, о чём не говорила никому, и я в ответ поступлю так же. — Анон обратил внимание, что от его слов шерсть на спине пони буквально встала дыбом.
— Ла-адно… Итак, есть вещи, про которые ты ещё не говорил принцессам?
— Ещё бы, — печально хихикнул человек.
— Почему?
— Э, нет. Так дело не пойдёт. Ни слова — пока ты не поделишься своим секретом.
Фестралка посмотрела ему в глаза прямым, по-настоящему офицерским взглядом.
— Мы договорились, что всё, сказанное здесь, останется строго между нами?
— До тех пор, пока ты будешь верна своему слову, я буду держать своё. А если нет… ну, для того мы сейчас и обмениваемся историями. Ты выболтаешь мой секрет — я расскажу твой.
— А ты, оказывается, можешь быть хитрым, — хихикнула Блоссом.
— Ну да, такое со мной иногда случается. Итак, что скажешь?
Блоссом молча развернулась на месте и куда-то неторопливо направилась. Прикинув направление, Анон понял, что дорога ведёт не во дворец — но, поскольку фестралка явно приняла решение, он без задержки последовал за ней.
Найтмэр Мун рассматривала копыто, которым только что изгнала мучивший Анона кошмар — несмотря на полную невозможность такого явления, ей казалось, что копыто испачкано. Это чувство… само похожее на кошмар… она такого ни разу не испытывала, но прекрасно знала, что именно сейчас происходит.
Внезапно охваченная всполохом ярости, чёрная аликорна заскрежетала зубами и ударила копытом по полу. Почему она вдруг решила помочь человеку?! Она ничего ему не должна! То, что этот дурак сделал, было чисто его решением, и она не обязана благодарить его!
…Но несмотря на злобу, глаза Найтмэр раз за разом останавливались на повязке, всё ещё находящейся на её ноге.
Она не понимала человека. Даже пользуясь памятью Луны, она не могла предсказать, что именно придёт ему в голову.
Раздражённо фыркнув, кошмарная аликорна опустилась на пол, укладывая голову поверх вытянутых ног. Хватит тратить силы на тщетные попытки разобраться в мышлении этого странного существа. Надо отдохнуть, расправа с тем кошмаром на самом деле стоила ей немалого количества и так ограниченных сил.
Закрывая глаза, она ощутила какое-то слабое движение в окружающей пустоте. Даже не движение, но намёк…
Найтмэр не знала, что означает это ощущение, но подозревала, что её ожидает нечто интересное.
Блоссом остановилась перед домом, дверь которого не открывала уже очень давно. Она предпочла бы не приходить сюда и сегодня, но теперь вдруг потребовалось место, где можно пообщаться вдвоём, без посторонних — что же, пришлось вспомнить, что у неё есть собственный дом.
— Ты живёшь здесь? — Анон, похоже, был удивлён самим фактом того, что высокопоставленному офицеру может принадлежать столь скромный, и настолько заброшенный, домишко.
— Раньше жила. Не заходила сюда уж не помню сколько десятков лет.
Фестралка поднялась к двери по невысокому, в несколько ступенек, крыльцу. Это было очень давно, но, наверное… Подцепив копытом пыльный коврик, она обнаружила под ним ключ. Ненарушенный слой пыли вокруг свидетельствовал о том, что никому не приходило в голову сюда заглядывать.
— Просто удивительно — дом стоит без присмотра десятилетиями, и никто не попытался в него забраться, — легкомысленным тоном произнёс человек.
— Просто посмотри повнимательнее, — столь же шутливо ответила Блоссом, — возможно, местные пони считают, что здесь обитают привидения?
Анон ещё раз окинул небольшой дом взглядом. Некогда белые, но теперь посеревшие стены, густой слой пыли на стёклах, трещины на деревянных декоративных деталях — дом выглядел заброшенным, но не начавшим ещё разрушаться. На Земле ему случалось видеть здания и в куда худшем состоянии — но здесь же волшебное лошадиное королевство, возможно, для разноцветных лошадок дом действительно выглядит пугающе.
— Ну, может быть.
— Заходи. И, это… прости, у меня не прибрано.
Не прокомментировав неуклюжую шутку, человек миновал остановившуюся у входа фестралку и зашёл внутрь. Скрипнула, закрываясь, дверь. В доме царила полная, чернильная темнота.
— Проходи дальше.
— Блоссом!
Стук её шагов прекратился.
— Что?
— Я ничего не вижу.
— Упс, — хихикнула фестралка, — опять забыла, что большая часть существ не умеет видеть в темноте!
Снова торопливо процокали копыта, раздался шорох, и откуда-то слева в темноту вонзился тусклый световой луч. Стало заметно, как Блоссом отодвигает плотные шторы, закрывавшие пыльное окно.
В нескольких шагах впереди обнаружилась жилая комната — и хотя все поверхности были покрыты слоем пыли, мебель выглядела неповреждённой. По мере того, как фестралка отодвигала шторы, в комнате становилось всё светлее и светлее, и человек замечал всё больше деталей окружения. Внутри всё выглядело сохранившимся куда лучше, чем он ожидал по внешнему состоянию дома. Не иначе, опять местное волшебство.
Раздался скрежет, в комнату ворвался порыв ветра вместе с облаком пыли.
— Извини, я очень давно мыла эти окна. Впрочем, чего стыдиться? Я больше не ощущаю это место своим домом.
Не отвечая, Анон отряхнул от пыли место на одном из диванов и присел на него. Диван, к слову, был роскошным — почти как во дворце. Да и вся прочая мебель… Взгляд его, впрочем, зацепился за многочисленные рамки разных размеров, развешанные по стенам. Семейные фотографии? Увы, слой пыли делал изображения неразличимыми.
— Странно, насколько хорошо здесь всё сохранилось, — произнёс человек, проводя пальцем по поверхности дивана. — Ну, только запылилось, разумеется.
— Есть специальная магия, которую пони накладывают на помещения, когда собираются надолго уехать. Вот только со временем, — фестралка опустилась на диван рядом с ним, — она угасает. Потому, собственно, здесь так пыльно. Но не обращай внимания, мы сюда не на экскурсию пришли.
— Да, поболтать мы сможем и потом. А пока что — согласен, здесь хорошее, уединённое место без посторонних, самое то для разговора о секретах.
— Именно так я и подумала, — Блоссом откинулась на спинку. — Значит, давай разговаривать.
Луна шла по дворцовому коридору, слегка пританцовывая. Остановилась, выглядывая в окно — многочисленные цветы радовали взгляд, птички щебетали, перелетая с дерева на дерево в дворцовом парке.
— В этот замечательный день так хорошо радоваться жизни, — с тихим ликованием прошептала она. — Так хорошо быть влюблённой!
— Что тебя настолько обрадовало, дорогая сестра?
Аликорна слегка вздрогнула, оборачиваясь — рядом обнаружилась незаметно подошедшая Селестия. Луна чуть покраснела и кашлянула, прочищая горло. Надо быть осторожной в выражениях там, где её слова смогут услышать.
— Ничего, просто день зело приятный. Разве ж не так?
Селестия удивлённо подняла бровь.
— Большинство дней, как и ночей, приятны. Что делает сегодняшний особенным?
— Ну… — ночная принцесса с удовольствием рассказала бы сестре о причине своего радостного настроения, но понимала, почему это следует отложить до начала вечеринки. Она знала, что её старшая сестра не так уж хороша в управлении своими эмоциями. — Сегодня вечеринка с Аноном, этот день хорош с первой и до последней своей секунды!
— Ох, да… Прости, у меня от общения с посетителями, пришедшими на приём, до сих пор голова кругом идёт…
Селестия всё же не была до конца откровенна — главным раздражителем сегодня были не надутые аристократы, а мысли об Аноне и о том, что произошло за последнее время.
— Коли было столь тяжко, могла б ты позвать меня на помощь.
— Я знаю, но мне пришлось о многом раздумывать.
Луна окинула сестру внимательным взглядом — та действительно выглядела утомлённой и встревоженной.
— Тебя что-то беспокоит? — участливо поинтересовалась младшая аликорна.
— Нет, я… — Селестия тяжело вздохнула. Нельзя скрывать это от сестры. А вдруг она даже сможет помочь? — Давай поговорим об этом где-нибудь в тихом месте, не посреди коридора?
— Разумеется! — тут же откликнулась Луна.
— Спасибо, — улыбнулась дневная принцесса. — Тогда пойдём же!
— Итак, с чего бы начать… — задумчиво почесала копытом подбородок Блоссом.
— С этого дома?
— Ну да, имеет смысл. — Фестралка огляделась по сторонам, и Анон заметил в её глазах непривычный отблеск. — С этим местом связано столько воспоминаний…
Поднявшись с дивана, она подошла к одной из тумбочек, взяла с неё рамку с фотографией и бросила Анону. Тот поймал летящий предмет и посмотрел на собеседницу, которая просто кивнула. Тогда человек стёр слой пыли со стекла, прикрывавшего изображение, и тут же удивлённо поднял брови. На фото была Блоссом, почти такая же, как сейчас, разве что с чуть меньшим количеством морщинок под глазами.
А рядом с ней…
Рядом с фестралкой стоял жеребец-земнопони, обхватив её ногой за загривок и прижимая к себе, на его лице была широченная улыбка, тогда как кобыла выглядела чрезвычайно смущённой. Оба были облачены в массивные доспехи, а на заднем плане можно было различить множество куда-то марширующих солдат.
— Эту фотографию сделали за неделю до генерального сражения с грифонами. Жеребца рядом со мной звали Свипин Гейлс.
«Звали» — человек выделил это слово из фразы, оно явно несло важный смысл. Он уже начинал догадываться, о чём именно ему сейчас расскажут.
— Звали? Он погиб в том сражении?
— Нет, — слегка улыбнулась Блоссом. — А жаль…
Купол звукоподавляющего заклинания, совместно созданного сёстрами, переливался голубыми и золотистыми разводами. Луна чувствовала, что проблема, о которой хотела поговорить её сестра, была действительно серьёзной.
— Теперь от мира окружающего мы ограждены. Поведай, что тебя заботит? — спросила ночная принцесса.
— Прошлой ночью случилось нечто странное.
— Странное?
— Да. Я собиралась ложиться спать, когда в мою комнату пришёл Анон.
— И что же в этом странного?
— О, странное началось сразу после этого. Он подошёл к кровати и обратился ко мне с просьбой.
— С просьбой? — вот теперь Луна начала ощущать, что событие было реально странным.
— Он попросил, чтобы я легла, отвернулась к стене и не двигалась. Я не увидела проблем в выполнении его пожелания и поступила именно так. Но самое странное произошло потом: он лёг на кровать и прижался ко мне.
Луна ощутила, как её лицу становится жарко. Было ли это действие шагом Анона по сближению с её сестрой? Произошло ли это из-за того, что он испытывает к ней некие чувства?
— Прижался?
— Да, — на лице Селестии теперь тоже пылал румянец смущения. — Но у меня было такое ощущение, что он делал это не для меня, а для себя самого.
— Что ты имеешь в виду?
— С ним что-то случилось, — выражение лица дневной принцессы стало жёстким. — Я не знаю, кто причинил ему боль, но она была достаточно серьёзной, чтобы он пришёл ко мне в поисках душевного комфорта.
В голове Луны мелькнула мысль, что ей, наверное, следовало бы ощутить ревность — человек пришёл за успокоением не к ней, а к сестре — но тут же была отброшена как неважная. Важным было благополучие Анона — и она ощутила, как при мысли о том, что с любимым что-то случилось, её шерсть встаёт дыбом.
— Это была Твайлайт?
— Сомневаюсь, — покачала головой Селестия. — Я разговаривала с ней вечером, и у них не было возможности повстречаться.
— Он рассказал тебе, что произошло?
— Луна, ты же знаешь его… он всё держит в себе. А я побоялась расспрашивать его в такой напряжённый момент.
— Но могла бы спросить утром.
— Он ушёл раньше, чем я отправилась поднимать солнце. Не знаю, куда он пошёл, но считаю, что дать ему возможность действовать так, как он сам желает, было лучшим вариантом.
Луна задумчиво посмотрела на свои копыта. С одной стороны, она признавала правоту сестры, с другой — неизвестность беспокоила её. А уж мысли о том, что кто-то мог причинить вред тому, в кого она влюблена… И тут ход её мыслей прервался — от звука раздавшихся рядом всхлипываний. Вскинув голову, она увидела, как старшая сестра прикрывает копытом лицо, по которому струятся слёзы.
— Тия? — вскочив, Луна подбежала вплотную к сестре. — Что с тобой?
— Мне так больно, Лулу… Я хочу защитить его, но знаю, что если чересчур сильно прижму к себе, он просто оттолкнёт меня!
Луне тоже стало больно — и нескольких часов не прошло с того мгновения, когда она сама страдала от тех же мыслей. Да, она хотела отложить обсуждение самого важного до момента завершения вечеринки, но теперь… возможно, лучшим моментом будет «прямо сейчас»?
— Тебе больно, потому что ты любишь его, — слова сами собой покинули губы Луны.
На лице Селестии отразилось такое изумление, что она даже перестала плакать.
— Прости… ч-что?
— Тия, мне надо рассказать тебе нечто настолько важное, что сама судьба Эквестрии сейчас менее значима.
Селестия потрясённо смотрела на сестру. Что может быть настолько важным, чтобы Луна заговорила столь серьёзным тоном?