Двойные Вечеринки и Мерцающие Бриллианты: Варианты и Последствия

Дабл Даймонд

Был день. Дабл Даймонд понял, что ничего не изменилось.

Кому-то может показаться, что эти предложения никак между собой не связаны, однако это вовсе не так: ночью изменения казались ещё менее заметными, а потому ощущение стагнации не отпускало его до рассвета. Теперь же подобные чувства он начинал испытывать и при свете дня…
Но обо всём по порядку.

Жеребец пробудился с первыми лучами рассвета, бесцеремонно ворвавшимися в его комнату через окно и серые занавески. Тело молило его ещё хоть пять лишних минуточек провести в постели — пусть она и была страшно неудобной, по утрам и камни могут показаться сладкой периной. Тем не менее, он без промедления встал, образцово-показательно заправил кровать, принял необходимые водные процедуры, будучи при этом недовольным тем, что ему пришлось потратить на это больше времени, чем обычно — как оказалось, расчесывать нестриженную гриву не так уж и просто. Лишь после сего обязательного комплекса утренних ритуалов он позволил себе сунуть нос за дверь.

Было раннее утро, день под эгидой Селестии только-только вступил в свои права, только-только сменил ночь; розоватое солнце вновь равнодушно наблюдало за жизнью маленького городка, затерянного где-то в горах эквестрийской Патагонии. Ну, как городка… скорее деревеньки. Или как ещё можно обозвать кучку бараков посреди окружённой горами степи, где вместо земли — пыль, на которой не растёт ничего, кроме чахлых колючих кустов?

Дабл Даймонд, жеребец цвета чистейшего снега с нетронутых горных вершин без единого цветного пятнышка с такой же белоснежной, как и он сам, гривой, весьма выделялся на фоне всеобщей пожухлости. Когда он шёл по единственной улице города, где всё — и дома, и ландшафт, и, казалось, сама атмосфера имели цвет пыли, он ощущал себя нетленной снежинкой в холодной пустыне. Впрочем, были на то и другие, не косметические причины…

Все остальные пони тоже давно пробудились и вышли из своих домиков; деятельность бурно кипела, а значит, Даймонд всё же действительно уделил своей гриве чуть больше времени, чем ему хотелось бы. Может, кто-то из сонных пони и остался дома, но таких явно было немного. Даже не смотря на то, что они больше не практиковали утренних построений, перекличек, совместных зарядок и обходов «заспавшихся», а значит, каждый имел право оставаться в царстве Луны ровно столько времени, сколько захочется, приверженность старому расписанию было не так-то просто искоренить.

Утро — время для работы. Правда, если раньше их всех делили на отряды, к которым приставлялись надзиратели, а затем отправляли трудиться на нужды города (Только Даймонд знал, что причины были несколько иными), то теперь каждый занимался своими делами. В основном пони копались в своих садах, которые теперь разрешено было заводить. Иные же просто имитировали деятельность, стараясь не выглядеть слишком заскучавшими.

«Старлайт заставляла их работать, чтобы они не успели заскучать, чтобы они не успели задуматься, будто бы что-то не так, будто бы мы топчемся на одном месте. В конце концов, она считала, что труд ради всеобщего блага — верный путь на пути к искоренению индивидуализма и эгоизма, а вместе с ними — и любых проявлений неравенства», — пронеслось в голове у жеребца, созерцавшего всеобщую рутину. — «Теперь же… теперь же они трудятся на автомате, потому что привыкли. Потому что так они не скучают и не думают, что мы по-прежнему топчемся на месте. Ничего не изменилось… совсем ничего…».

Он встряхнул головой, прогоняя печальные мысли. Для них у него была ещё целая ночь впереди.

Даймонд оторвал взгляд от земли и увидел двух переговаривающихся между собой кобылок. Они явно обсуждали что-то интересное и несомненно весёлое, ведь до его ушей то и дело долетали беззаботные смешки. Но более всего его заинтересовали их улыбки. Они улыбались не так широко, как когда-то было принято у них, но эти улыбки были совершенно искренние, не притворные и не вымученные.

Может, жеребец всё же ошибся? Может, какие-то изменения всё же произошли, просто он обращал внимание не на те вещи?

— Доброе утро! — дружелюбно поприветствовал он проходивших мимо него кобылок и помахал им копытом, нацепив свою самую лучезарную и, что немаловажно, искреннюю улыбку.

Пони преобразились на глазах. Они замерли, а милые искренние улыбки вдруг превратились в ту самую гримасу, в ту самую неуклюжую попытку выглядеть приветливо и дружелюбно, что он созерцал в этой деревне на протяжении многих лет.

— Доброе утро! — в унисон ответили они, натянув улыбки от уха до уха, больше похожие на оскал лицемерия. Даже сами голоса, казалось, были пропитаны антиподом искренности.

Дабл Даймонд горестно вздохнул и побрёл дальше, устремив взгляд в землю и не обращая внимания ни на кого и ни на что.

Ну конечно.

Всё дело было в нём.

Ведь раньше он был никем иным как правым копытом Старлайт Глиммер — властного диктатора, помешанного на идее всеобщего равенства. Она — корень всех бед, она — причина постигшего их город упадка; она игралась с обитателями этой милой деревни, словно с куколками, нанесла им непоправимую травму, ибо даже спустя столь продолжительное время после её изгнания каждый здешний пони видит её в кошмарах. Что уж там говорить, если им так и не удалость полностью избавиться от навязанных ей шаблонов поведения. Дискорд побери, они ведь даже название деревне придумать не смогли! Раньше она называлась «деревня Старлайт», теперь же это просто «деревня». Самое радикальное, на что они пошли — это снос её дома. Они сожгли его, разметали пепелище и посадили на том место дерево, которое должно было служить им всем напоминанием о том, что теперь они другие.

Звучит не слишком радужно, не так ли? Тем не менее, он был не только её правым копытом, но и её самым верным последователем. Он считал себя её тенью; полагал, что лучше всех понимал её, всегда записывал её речи и даже самостоятельно подготавливал агитационные материалы о равенстве — книги, листовки, брошюры, статьи.

И теперь за эту верность приходилось платить.

Да, они выбрали его мэром, но можно ли рассматривать это как уважение? Скорее уж они скинули на него работу, до которой никому не было дела. Серьёзно, каковы были его обязанности? Следить за тем, чтобы на единственной улице города не развалились дома, а также изредка прокладывать линии снабжения для торговцев и принимать заказы от местных владельцев магазинчиков? Бред какой!

С такими мыслями и с безнадёжно испорченным настроением он дошёл до лавки Шугар Белль, у которой за столиками уже сидели редкие пони. Не все привыкли к тому, что теперь светло-розовая единорожка с фиолетовой гривой могла печь что-то съедобное.

— Доброе утро, Дабл, — поприветствовала его владелица лавки, мило улыбнувшись. — Спасибо за то, что наладил нам снабжение с Понивиллем, у меня тут теперь пожизненный запас яблок. Ох, у меня прям мурашки, когда думаю, что из этого всего можно будет испечь! Кстати говоря, не хочешь яблочного пирога? Тебе причитается бесплатная порция. Отказы не принимаются

— Рад, что помог! — улыбнулся он в ответ. — С удовольствием попробую, что у тебя получилось.

— Уверена, ты не пожалеешь!

Даже несмотря на то, что они вроде как считались друзьями, он улавливал некую отстранённость, некий холодок в её интонации. Да, она мило с ним беседовала, вполне искренне улыбалась — за что он был ей премного благодарен — но так она вела себя абсолютно со всеми, даже с теми, кого она видела впервые в жизни. Единственное же отличие состояло в том, что именно с ним она держала некую дистанцию — говорила ровно то, что было нужно для поддержания небольшой светской беседы. Впрочем, её можно было понять: она ведь была одной из несогласных, а потому должна была бояться Даймонда, как огня, ведь именно он отвечал за выявление так называемых «сбившихся с пути». Возможно, если бы в своё время ему удалось раскрыть её замыслы, их отношения были бы испорчены безнадёжно. В любом случае, он был благодарен ей за то, что она вела себя с ним почти непринуждённо, и с удовольствием поддерживал беседу ни о чём и ни для чего.

— Очень на это надеюсь. Как поживает Найт Глайдер? Давно её не видел.

— Как обычно — витает в облаках. В прямом смысле. С тех пор, как были сняты ограничения на полёты, она практически всё время проводит в небе. Кажется, она быстро оправилась. Другие пегасы до сих пор боятся летать.

— Да, рад за неё, она молодчинка, — ответил Даймонд, умолчав о том, что днём ранее видел, как пегаска, завидев его с достаточно большой высоты, мигом приземлилась на землю, едва не разбившись.

— Есть новости из внешнего мира?

— Поговаривают, Эквестрия наладила торговые связи с какой-то страной грифонов. Я попросил одного из понивилльских, чтоб к нам тоже пару караванов отправили.

— Чудесно! Никогда не видела грифонов. Как тебе пирог?

— Просто великолепно, спасибо! Завернёшь мне один с собой?

— Конечно!

«Неужели вот так мы общались всё это время? Уму непостижимо…».

Далее первую половину дня он провёл у себя дома. Раньше в это время он занимался разработкой планов мероприятий и подготовкой «просветительских материалов» — он был одним из немногих обладателей привилегии работы из дома, все остальные пони в это время должны были трудиться на улице. Официальная причина — свежий воздух полезен для здоровья. Неофициальная, о которой знали лишь он и Старлайт — в комфорте, за стенами гораздо проще «отклониться от курса». Намного удобнее контролировать пони, когда они у тебя на виду.

Теперь же вместо бумажек с пропагандой и коррекционными списками ему приходилось иметь дела с бумажками с торговыми сметами, накладными, заявками и прочей бюрократией. На самом деле с этим легко можно было управиться за час даже с учётом того, что ему пришлось на карте прокладывать торговый маршрут от Мэйнхеттена, так как один из магазинчиков оставил заявку на тамошний текстиль. Казалось бы — можно заплатить любому каравану, так как практически все из них проходят если не через Мэйнхеттен, то рядом с ним, однако недосып делал своё дело — пусть он и ложился спать по тому времени, когда раньше был установлен отбой, засыпать ему удавалось далеко не сразу. Вот и теперь он сначала полчаса пытался найти на карте Мэйнхеттен, а когда наконец додумался перевернуть её, никак не мог заполнить бумажки, потому что забывал буквы, потому что хотел спать, потому что мысли постоянно возвращались к одному и тому же.

Старлайт Глиммер.

Талант и усердие, талант и усердие…

«Нет, нет…».

Он отгонял от себя любые мысли о ней. В конце концов, у них была другая жизнь. Да, ничего, по сути, не изменилось, но всё же…

«Нет, нет… не сейчас».

На эти мысли у него была ещё вся ночь. А сейчас его ждали дела.

За бумагами он просидел обед, во время которого раньше пони делали перерыв на «просвещение» — Старлайт собирала всех в круг, и все вместе они обсуждали литературу о равенстве, либо рассуждали на поставленные вопросы по типу «что бы ты сделал, если бы твой друг сбился с пути», «почему равенство важно», «как командная экономика способствует искоренению индивидуализма», «почему неизбежен сопутствующий ущерб» и так далее. Впрочем, Даймонд не всегда посещал эти встречи, ведь он являлся автором большинства книг и методичек, которыми пользовался их лидер.

От работы он освободился только после обеда. Он снова вышел из дома и снова застал работающих пони — не поменялось ничего, кроме положения солнца не небе.

Теперь ему нужно было совершить небольшой обход, но на этот раз не для уличения «тунеядцев», а для проверки общего состояния города — не покосились ли где стены, не покрошился ли кирпич, не слезла ли где краска и всё в таком духе. Однако, когда он шёл по улице, пони тут же начинали бурно имитировать деятельность или разбегались по домам.

Да, другая жизнь, конечно…

После очередного хлопка дверью за спиной он не выдержал и, не дойдя до конца улицы, развернулся и вновь ушёл домой.