Неизведанная земля
Глава 9. Гаснущее пламя
Группа старалась двигаться быстро, остановки делались реже и длились короче. Ночью члены экспедиции по очереди дежурили у Ридинг Гласс, которая так и не пришла в себя. Она то затихала, словно просто спала, то вновь начинала подёргиваться, искрить рогом, быстро двигать глазами под закрытыми веками и что-то тихо и бессвязно бормотать. Один раз Ульрих даже видел, как она приоткрыла глаза, но только он отошёл, чтобы разбудить Файндера, единорожка вновь провалилась в забытье. Жеребец сказал, что это хороший знак, но её состояние всё ещё может ухудшиться.
Уже к полудню следующего дня экспедиция вышла к городским воротам. Комониград был заметно крупнее Даждина, его окружал не частокол, а полноценная стена, сложенная из длинных брёвен. Дозорный, стоящий на стене, заметил их.
— Эй, вы! Это вы те… странные пони из Даждина? — спросил он.
— Э… наверно, — неуверенно ответил Гринланд на неожиданную осведомлённость местной стражи. — А что, нас тут ждут?
— Конечно, гонец из Даждина уж дня четыре назад пришёл, о вас рассказал, — сказал дозорный. — Что-то вы задержались. И кто это у вас в повозке?
Речь этого пони была более чистой, чем у даждинских стражей — видимо, служить в страже столицы кого попало не брали.
— Болеет она, — ответил единорог.
— Болеет? Вы к нам заразу не завозите! Больным в Комониград нельзя!
— Она не заразная, — сказал Файндер. — Это другая болезнь, магическая.
Пони на стене нахмурился. Было видно, что он не хотел их пропускать, но всё же он произнёс:
— Князь вас ожидает, идите в центр к его хоромам.
Эти слова удивили Гринланда. Кажется, их слава начала их обгонять. Однако это существенно облегчало их задачу — по крайней мере, им не придётся самим просить княжеской аудиенции.
Комониград был большим оживлённым городом. Конечно, с Кантерлотом он сравниться не мог, но и назвать его деревней язык уже не поворачивался. Если от частокола Даждина до его центральной площади было пять-шесть достаточно сильных бросков камня, то столица Комонии была полноценным городом даже по меркам Эквестрии.
Прежде чем идти на приём к князю, Гринланд решил найти место, где бы можно было остановиться — дипломатия дипломатией, но жизни, здоровье и безопасность членов экспедиции он ставил превыше всего. Постоялый двор был найден достаточно быстро. Его хозяин был немало удивлён неожиданными посетителями: четверо странно выглядящих цветных пони с рогами или крыльями и три неизвестных крылатых существа с птичьими головами, одно из которых осторожно несло в передних лапах пятую пони.
— Эээ… — только и протянул он.
— Здравствуй, добрый пони. Можем мы тут остановиться? — обратился к нему Гринланд.
Хозяин ещё пару секунд тупо смотрел на них, но когда единорог с характерным позвякиванием достал небольшой мешочек, он пришёл в себя.
— Вы все? — спросил он.
— Да.
— У нас комнаты на троих… Если возьмёте три, то будет тридцать кун за каждые три дня, — ответил пони.
— Идёт, — согласился единорог.
Гринланд выложил три больших медяка по десять кун, хозяин объяснил им, где находятся их комнаты, и группа заселилась. Это были уже не такие роскошные апартаменты, как дом наместника в Даждине, что было не удивительно за такую низкую цену. Убранство комнат было бедным — лишь по три широкие деревянные лавки, столу и табурету в каждой. Окна были полностью открытыми, и закрыть их можно было только деревянными ставнями.
Ридинг Гласс разместили в комнате, куда так же пожелал поселиться Файндер, который не хотел далеко отходить от еднорожки. Она была уже больше суток без воды. Файндер надеялся, что она придёт в себя раньше, но теперь стало понятно, что её нужно поить: пони может продержаться без еды около месяца, но без воды — лишь несколько дней. Гринланд и Гельмут ушли на приём к князю, и тёмно-синий единорог решил взять в помощники Уайт Клематис, потому что она попалась ему первой. Он позвал её в комнату и объяснил, что от неё требуется.
Единорог приподнял голову Ридинг Гласс и открыл ей рот, при этом ему в глаза сразу бросилось нечто странное: у неё слегка выпирали клыки, тогда как обычно у пони они практически не отличались от резцов. Решив, что это просто анатомическая особенность единорожки — вдруг у неё прабабушка была фестралом? — он нащупал и окутал магическим полем её надгортанник и, подгадав момент между выдохом и вдохом, на несколько секунд слегка надавил на него телекинезом, чтобы он закрыл путь в трахею, не давая Гласс поперхнуться. В это время Уайт Клематис влила в горло единорожки немного воды из фляги, после чего Файндер вновь позволил ей дышать. Проделав это несколько раз, они напоили Гласс примерно полутора стаканами воды.
Гринланд и Гельмут не стали испытывать терпение князя и решили нанести ему визит сразу, как только группа устроилась в Комониграде. Пришлось немного поплутать по городу: он явно вырос стихийно, а потому логики в переплетениях его улочек не прослеживалось. Горожане провожали их недоумёнными взглядами, к чему они уже успели привыкнуть. Взлетать над городом грифон не стал, решив, что это будет невежливо по отношению к местным — хотя, в чём эта невежливось заключается, он объяснить так и не смог. Однако спустя некоторое время они вышли на центральную площадь Комониграда. Как и в Даждине, здесь стоял обсидиановый идол, при этом сама площадь была в несколько раз больше, и по её краям располагались многочисленные палатки различных торговцев, от рыбаков с сушёной рыбой до кузнецов со стальными косами и плугами.
С одной стороны площадь примыкала к настоящему деревянному дворцу. Дом даждинского наместника при всей своей роскоши не шёл с ним ни в какое сравнение. Дворец был большим, размером с Замок двух сестёр, со множеством квадратных башенок, крытых зелёной черепицей, резными белыми наличниками на застеклённых окнах, балконами, крыльцами, галереями и переходами. Это был дворец, достойный королевских особ.
У парадного крыльца дежурили два пони-стражника. Когда единорог и грифон подошли к ним, они скрестили свои копья, перекрывая проход.
— Стоять! Кто такие, чего надо?
— Мы хотим встретиться с князем, он ожидает нас, — ответил Гринланд.
Стражники переглянулись.
— Это вы те гости издалека? А почему только двое? Где остальные?
— У них неотложные дела, — сказал единорог, решив, что простому стражу незачем знать подробности.
— Ясно, — ответил говоривший с ними страж. — Проходите, вас встретит дворецкий.
Стражи вновь встали по стойке смирно, позволяя единорогу и грифону пройти.
Они вошли в парадные сени дворца, не менее красивые изнутри, чем снаружи, светлые, чистые, обитые красной тканью — судя по всему, зажиточные пони Комонии любили этот цвет. К ним сразу же подлетел совсем юный жеребчик, вероятно, только-только получивший свою метку — свиток с сургучной печатью.
— Здравствуйте, дорогие гости, извольте присесть, пока я буду звать дворецкого! — протараторил он явно зазубренную фразу, указывая на резные лавки у стены, после чего так же быстро убежал.
— И вам здравствуйте, — проговорил Гринланд в пустоту.
— Что это было? — спросил Гельмут.
— Похоже, это был кто-то вроде княжеского пажа, — ответил единорог. — Просил нас подождать.
Некоторое время спустя появился дворецкий, довольно худой пони средних лет с цепким взглядом.
— Уважаемые гости, от лица князя Соповена приветствую вас в Комониграде, — учтиво, но без подобострастия проговорил он. — Князь желает принять вас немедленно, поэтому прошу пройти со мной в тронный зал.
Дворец не имел ничего общего в своём убранстве с жилищем княжеского наместника в Даждине. Если то был жилой дом, пусть и большой и богатый, то это был именно дворец, предназначенный не только для того, чтобы в нём жил князь со своей семьёй и прислугой, но и для того, чтобы в нём было комфортно заниматься государственными делами. Та часть хором, где сейчас находились единорог и грифон, по-видимому, предназначалась для княжеских приёмов, чтобы просителям не приходилось блуждать по палатам дворца.
Тронный зал находился в нескольких переходах от прихожей. У его дверей стояли на посту два стража, на вид совершенно одинаковых крупных земнопони. В отличие от тех, что дежурили снаружи, эти были вооружены не копьями, а стальными саблями в ножнах. Они стояли статуями и не обращали на пришельцев никакого внимания. Дворецкий довёл гостей до его дверей и остался снаружи, позволяя им войти.
Этот зал был гораздо меньше, чем Гринланд себе представлял, вспоминая Кантерлотский дворец. По сути, это была обычная просторная комната, богато украшенная красными тканями, шторами и росписью на потолке и освещённая солнечным светом из больших окон. В его центре стоял массивный трон из тёмного дерева, обитый красным бархатом, на котором восседал пожилой немного грузный жеребец, облачённый в меха. У трона стояла железная стойка, на которой находилась золотая клетка с птицей. Гринланд сначала решил, что это какая-то местная певчая птица, но присмотревшись, понял, что ошибся. Это был феникс. Потускневший, уже не сияющий, растрёпанный, едва желтоватый и вообще какой-то странный, но это точно был он, кончики перьев в его хвосте всё ещё слегка переливались магическим пламенем.
— Наконец, мы с вами встретились, — проговорил князь; он говорил тихо, медленно и не очень внятно. — Я князь Соповен, правитель Великой Комонии. От лица всей нашей страны я рад приветствовать гостей из столь далёких земель.
— Приветствую вас, князь, — ответил единорог, учтиво, но коротко поклонившись, как того требовал эквестрийский этикет при встрече с правителями других государств. — Я барон Гринланд Спаркл, исследователь из Эквестрии. Мой спутник — господин Гельмут, он представитель королевства Гриффонстоун. К сожалению, он не владеет комонийским языком, поэтому я буду выступать для него в качестве переводчика.
— Рад знакомству, Гринланд. Вижу, вам понравилась моя любимица Палия? — сказал Соповен, бросая гордый взгляд на феникса.
— Это редкая и прекрасная птица, — согласился единорог. — Вероятно, она живёт у вас не более пары лет?
На лице князя на мгновение промелькнуло удивление.
— Жар-птицы действительно прекрасны, они всегда вызывали у меня трепет, — проговорил он. — Вы правы, она появилась у меня… ммм… полтора года назад. Только как вы это поняли?
— Я понял это по тому, что она ещё жива, — ответил Гринланд. — Жар-птица не может жить в неволе, через пару лет заточения она погибнет.
— Ерунда, — со снисходительным смешком сказал князь. — Они не умирают, они сгорают, а потом вновь возрождаются из своего же праха.
— Вы правы, господин князь. Но только если это происходит на свободе. Клетка — единственный надёжный способ окончательно убить жар-птицу. В клетке она не сгорает, а просто чахнет. Сами посмотрите: я уверен, что раньше она сияла гораздо ярче, чем сейчас.
— Они всегда тускнеют и сбрасывают перья перед перерождением, — возразил Соповен.
— Они делают это за несколько дней до того, как переродятся вновь. А как давно ваша птица выглядит так?
Князю, кажется, не понравились слова барона. Он ничего не ответил, что послужило лучшим ответом, и после нескольких секунд молчания нахмурился и произнёс:
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать лишь, что если вы хотите сохранить жизнь вашего питомца, то вам лучше отпустить её. Жар-птицы — благородные и умные существа, они всегда помнят добро, которое им принесли. Если вы обходились с ней из лучших побуждений, то она не забудет вас и, возможно, даже останется с вами, но ей нужна свобода так же, как воздух или пища.
Князь выглядел задумчиво. После пары секунд молчания он сказал:
— Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы отправил его в острог за дерзость. Но вы пришли из самой Эквестрии. Я подумаю над вашими словами, Гринланд, — Соповен почмокал губами, мысленно переходя к следующей теме. — Теперь давайте перейдём к делу. Для начала я хотел бы знать… ммм… в каком качестве вы здесь находитесь. Являетесь ли вы… ммм… послами своих стран?
— Формально мы являемся исследовательской экспедицией, а не дипломатической миссией, поэтому заключение каких-то соглашений не в наших полномочиях. Однако мы можем обозначить для вас области интересов наших правителей. Я уверен, что принцесса Селестия захочет встретиться с вами лично.
— Король Гровер, вероятно, также может пожелать личной встречи с вами, герр князь, — сказал грифон, которому Гринланд между делом в двух словах объяснял, о чём сейчас идёт речь. — Гриффонстоун сейчас активно развивает горнодобывающий промысел, поэтому король, возможно, предложит вам сотрудничество в области добычи полезных ископаемых.
— Сотрудничество? Ммм… сотрудничество — это хорошо. Но мы и сами можем добывать железо и медь и ковать из них всё, в Комонии очень умелые кузнецы.
— Я ни в коем случае не хочу ставить под сомнение мастерство комонийских рудокопов, но думаю, что с применением грифонских методов добычи и при помощи грифонских шахтёров вы сможете добывать гораздо больше руды, отдавая взамен лишь некоторую её часть.
— Хм… над этим стоит подумать… если, конечно, ваши шахтёры действительно настолько умелые, как вы говорите.
— Не сомневайтесь в этом. Горная добыча — одно из традиционных ремёсел Гриффонстоуна, — заверил его Гельмут.
— В таком случае… ммм… когда вернётесь, можете передать вашему королю, что я готов обсудить такое сотрудничество подробнее, — проговорил Соповен.
Беседа продолжалась ещё около часа. Гринланд выяснил, что Комония была полностью аграрной страной и в научно-техническом развитии отставала от Эквестрии на три-четыре сотни лет. Здесь широко выращивались злаковые культуры, причём если на родине Гринланда предпочтение отдавали пшенице, ячменю и кукурузе, то здесь сеяли в основном рожь и в меньшей степени овёс — культуры, хоть и известные в Эквестрии, но всё же весьма экзотические. Это объясняло, почему местный хлеб показался ему таким странным — просто он делался из непривычной для эквестрийца ржаной муки. Местное зерно вполне могло стать товаром для обмена с Эквестрией.
Из полезных ископаемых здесь добывали, разве что, железо, медь и уголь. Также была пара месторождений золота и серебра. Самоцветы, по словам князя, почти не добывали — разве что в качестве предметов роскоши для знатных пони, так как в них не видели реальной пользы, а известных залежей было мало, да и те находились в Северных горах, где климат был слишком суров для тяжёлой работы. Соповен был удивлён, узнав, что драгоценные камни хорошо поддаются зачарованию и потому являются в Эквестрии предметом промышленной добычи.
В Комонии не было моральных запретов на охоту. Хотя мясо местные пони не ели — выяснив это, Гринланд облегчённо выдохнул про себя, так как слово «охота» его немало напрягло — но мех лесных зверей здесь пользовался спросом у тех, кто был в состоянии за него заплатить. В лесистых районах даже встречались целые деревни, которые кормил лес. Пони в них не сеяли рожь, а жили исключительно за счёт охоты и продажи соболиного меха, рыболовства, бортничества и сбора лесных ягод и грибов.
Князь, на удивление, оказался не таким консервативным, каким он показался единорогу на первый взгляд. Узнав о том, как широко в Эквестрии применяют магию, он выразил свою заинтересованность в заморских магических артефактах. Дружина, по его словам, уже давно нуждалась в магических предметах, так как обычным её занятием была защита комонийцев от разной нечисти, которую сталь брала далеко не всегда.
— У нас остался ещё один вопрос, который мы хотели бы обсудить с вами, князь, — сказал Гринланд, когда вопросы экономики и политики исчерпались. — Мы слышали, что у вас хранятся летописные архивы вашей страны. Можем ли мы как-то получить к ним доступ? Мы готовы заплатить золотом.
— К летописям?.. Ммм… К летописям допускаются только доверенные лица, — ответил князь. — За золото я, конечно, мог бы вас допустить к ним… ммм… но есть и ещё одна возможность.
— Какая? — заинтересовался единорог.
Князь помолчал, причмокивая губами и как будто собираясь с мыслями, затем изложил:
— В окрестностях Комониграда… ммм… завелась одна неприятная тварь, упырь, значит. Дружина его всё пытается извести, да он гад хитрый, не попадается. Ночью он охотится, а где он днюет, мы не знаем. Ежели вы поможете нам от твари этой избавиться, разрешу вам почитать летописи.
— Упырь? Что это за существо такое?
— Пони это мёртвый, что при жизни с бесовщиной связался, — пояснил Соповен. — Днём прячется, а ночью на живых пони нападает и кровь их пьёт. От укуса его пони обычно к утру уже помирают. На несколько обозов уже напал, аспид.
— И как вы хотите, чтобы мы вам помогли? — спросил Гринланд, уже, однако, смутно догадываясь.
— Вы же сами, Гринланд, чародей, — ответил князь. — Может, вы найдёте способ, как его изловить?
Единорог задумался. С одной стороны, это звучало, как нечто реально рискованное, и проще было бы отдать часть бит, чтобы попасть в архив. С другой же, помощь местным жителям с довольно серьёзной проблемой могла укрепить их доверие Эквестрии и их экспедиции и сыграть на копыто в дальнейшем.
— Я понимаю, это дело опасное, и вам, возможно, нужно посоветоваться с вашими спутниками, — проговорил князь, когда пауза затянулась. — Я не жду ответа прямо сейчас. Но если вы решитесь… ммм… вы можете попросить встречи с моим дружинным сотником Кацигом, который охоту на тварь эту возглавляет, и составить с ним план.
Когда Гринланд и Гельмут вернулись, единорог первым делом пошёл проведать Ридинг Гласс. Твайлайт Файндер и Уайт Клематис сидели возле неё, тихо беседуя, будто боялись её разбудить.
— Как наша пациентка? — спросил барон.
Файндер молча взглянул на лежащую без чувств единорожку и сидящую возле неё земнопони, подошёл к командиру и тихо сказал:
— Давай отойдём, нужно кое-что сказать.
Тон жеребца не понравился Гринланду, но всё же он последовал за ним. Они вышли на улицу, где их никто не мог услышать.
— Её состояние ухудшается, — тихо, вполголоса проговорил Файндер. — Она до сих пор не пришла в сознание, и это очень нехорошо. У неё снижены рефлексы, всё чаще бывают конвульсии и поверхностное дыхание. Она погружается в кому. Всё говорит о том, что её мозг разрушается.
— И что это значит? — спросил Гринланд. — Есть хоть какой-то способ это остановить?
Файндер тяжело вздохнул.
— Я сегодня почувствовал кое-что, когда её осматривал. Тонкий отголосок чего-то чужеродного. Мне показалось, что это… чёрная магия, — эти два слова он выдавил из себя, словно сам не хотел верить в то, что говорил. — Если это действительно так, то… даже будь мы в главной больнице Кантерлота, я бы не смог дать никаких гарантий, а здесь… я буду с ней до конца, но боюсь, что мы скоро её потеряем.
Повисла тишина. Эти слова прозвучали для Гринланда подобно раскату грома. Он пытался переварить услышанное и понять, что делать дальше. Конечно, все члены экспедиции с самого начала понимали, что поход в неизвестность опасен, и что здесь, вдали от родной Эквестрии, они будут сами по себе, и к ним никто не придёт на помощь, если что-то случится. Но всё же он, Гринланд, нёс ответственность за всех членов своей команды, и он не мог просто так смириться с тем, что эта единорожка может вот-вот покинуть их. В его голове роились мысли, вопросы, сомнения, в которых ему самому было сложно разобраться.
— Сколько? — наконец, спросил он. — Сколько у неё ещё времени?
— Думаю, если через пару недель она ещё будет с нами, это можно будет считать чудом.
— Она же всего пару дней без сознания. Ещё позавчера с ней всё было нормально! Как за такой короткий срок всё могло стать так плохо? — сказал Гринланд, поднеся копыто ко лбу и начав его тереть, словно пытался придумать какой-то план, хотя и знал, что ничего не сможет с этим сделать.
Тёмно-синий жеребец промолчал. Вопрос был риторическим, и ответа на него у Файндера не было.
— Спасибо, что сказал мне это, — произнёс барон, наконец. — Мы останемся в Комониграде, пока…
Он не мог выговорить эти слова. Вместо этого он шумно выдохнул. Единороги вновь стояли в тишине. Гринланд всё ещё не мог поверить в то, что это происходит на самом деле, но реальности было плевать на его веру. Однако, как бы там ни было, экспедиция должна была продолжаться. Они зашли слишком далеко, чтобы сейчас поворачивать назад, потому он сказал:
— Пошли обратно. Мне нужно сделать объявление.
Когда они вернулись, барон собрал всю команду в комнате больной единорожки и заговорил:
— Итак, для начала я хочу объявить, что в ближайшее время мы остаёмся в Комониграде. Мы с Гельмутом сегодня были на аудиенции правителя этих земель, князя Соповена, и он сделал нам одно предложение. Он сказал, что если мы поможем его дружине поймать одну опасную тварь в окрестностях города, то он даст нам доступ к летописным архивам. Я считаю, что это решение мы должны принять вместе. Не буду скрывать, это будет очень рискованно, и мне самому эта идея не нравится. Но если мы поучаствуем в операции местной дружины, то не только поднимем уважение к себе в глазах местной власти, но и получим ценные знания о том, как устроена местная гвардия.
— А что за тварь? — спросил Арн.
— Я сам не совсем понял, но князь сказал, что это какой-то… хм, живой мертвец, — хмыкнул Гринланд от получившегося оксюморона. — Честно говоря, раньше я бы посчитал, что он преувеличивает, и на самом деле, это какая-нибудь рысь или стая волков, но учитывая всё то, что мы здесь уже повидали… Не могу исключить и то, что тут замешана некромантия.
— И у тебя уже есть какой-то план, что с этим можно сделать? — последовал вопрос от Гельмута.
— Нет, плана у меня нет, — ответил барон. — Пока нам следует решить, стоит ли вообще с этим связываться, а план будем разрабатывать с офицером княжеской дружины.
— А как по мне, так ты уже всё решил, — колко заметил голубовато-серый грифон.
Гринланд бросил на него взгляд, пытаясь понять, был ли это упрёк, но грифон пояснил:
— Вообще-то, я и сам за то, чтобы посмотреть, что это за зверь такой. К тому же, у нас есть козырь, которого у княжеской гвардии нет.
В демонстрацию своих слов он расправил свои широкие крылья. Ульрих, видя настрой старшего товарища, расплылся в улыбке.
— Ha-ha, eine Jagd kommt! Es gefällt mir![1]
— Хочу напомнить, что эта тварь, скорее всего, сама является опасным хищником, — осадил его барон. — Поэтому давайте примем взвешенное решение.
— А я напомню, что у нас уже есть одна единорожка в тяжёлом состоянии, — вставил Файндер. — Поэтому я предлагаю не влезать в опасные занятия. Архивы — это хорошо, но не ценой чьего-нибудь здоровья или жизни.
— Я тоже думаю, что нам не стоит вмешиваться, — немного робко подала голос Уайт Клематис. — Мы не бойцы и не охотники. Мы исследователи. Неужели нет другого способа попасть к тем архивам?
— На самом деле, есть, — ответил Гринланд. — Мы можем просто выкупить у князя доступ к ним. Правда, что-то мне подсказывает, что запросит он немало. Он выглядит, как простой заторможенный старичок, но на самом деле, он себе на уме и соображает на удивление живо. И я не уверен, что нам хватит золота.
— Значит, всё-таки готовимся к охоте? — не то спросил, не то заявил Гельмут.
Гринланд оглядел свою команду.
— Я приму любое решение, — сказал Арн. — Хоть мне это и не нравится, но мне приходилось иметь дело с медведем, поселившимся возле моей деревни, и я понимаю, что иногда хищников приходится уничтожать.
После этой фразы все взгляды устремились на Колд Фронта, доселе молчавшего.
— Что вы на меня так смотрите? — с тенью подозрения спросил он.
— Похоже, за тобой решающий голос, — пояснил Гринланд. — У нас двое за, двое против и двое воздержались.
— Если я тоже воздержусь, это ведь делу не поможет? — произнёс пегас, хотя и сам знал ответ; поймав на себе красноречивый взгляд командира, он тяжело вздохнул и сказал: — Наверно, это глупое решение, но давайте изведём эту тварь.
— Без меня, — твёрдо заявил Файндер. — Делайте, что хотите, но я Гласс не оставлю.
— Принято, — ответил Гринланд, после чего обратился к жёлто-зелёной земнопони: — Уайт?
— Я тоже останусь тут. На охоте от меня толку не будет.
— Хорошо.
[1] Ха-ха, грядёт охота! Мне это нравится! (нем.)