Зомби на твоей ферме

Глава 5: Надейся

Кругом стояла одна сплошная тишина. Я вслушивался в неё, невольно ощущая внутри себя опустошение. Да, мы справились – снова. И ни одна тварь не сумела нас прикончить. Но что нас ждало впереди? Пожалуй, я не мог не признать, что, как и Эпплджек, порядком уже устал от такой жизни. И конца и края этому видно не было. Нас не сломили, мы снова выстроим нашу оборону, завершим уборку урожая и возведём новый факел. Но после того, как он пал, раздавив своим весом одних зомби, а других спалив в огне, внутри меня как будто что-то чуть надломилось, как надламливалось и до этого с каждой такой разрухой, происходившей из-за вражеских атак.

Нас медленно, но верно теснили. Всё новые и новые нападения без исключений приходились на всё менее и менее надёжную оборону. И наши растения… по идее, я должен относиться к ним, как к обычному расходному материалу, ведь раньше они были просто пищей, а теперь переквалифицировались, по сути, в живой щит от зомби. Однако я всё больше начинал видеть в них солдат, храбро отдававших свои жизни за наши победы. И их численность в нашем запасе уверенно сокращалась – мы просто не успевали выращивать им замену. Всё это походило на какой-то жуткий кошмар, который никак не мог подойти к концу.

Впрочем, мы всё же остались живы, и это было главное. И сейчас я считал самым важным прежде всего успокоиться, прийти в себя и по итогу этого собраться с мыслями, чтобы на холодную голову придумать, как нам быть дальше. Именно поэтому я сидел на террасе морковной фермы, располагавшейся на холме в стороне от амбара Эпплов, и просто отдыхал от минувшего безумия, устремляя взор вдаль. Отсюда была видна почти вся понивилльская долина. Помимо того, что это здание стояло на возвышенности, его терраса находилась на втором этаже. Мне всегда нравилось, какой отсюда открывается вид, пусть даже он и стал пустынным, безжизненным и оттого мрачным.

Видневшийся к северо-востоку отсюда Понивилль тонул в ночной мгле и не подавал никаких признаков жизни. В домах, чьи очертания были похожи на призраки, рыщущие посреди ночи, не горел свет, а улицы пустовали. Но до чего же здесь было прекрасно до того, как в этот мир вторглись орды зомби! Местные вёсны очаровывали меня, всюду было зелено, в солнечном свете всё казалось поистине сказочным, а запахи цветущих растений просто одурманивали! Хотя прежде всего меня пленяло то счастье, царившее среди здешних пони, которым они рады были поделиться с каждым просто так. Но теперь всё это было лишь тенью прошлого и прахом.

Вспомнив о былой жизни, я перевёл взгляд на Кантерлот, маячивший очень далеко – почти что у самого горизонта – точно к северу от Понивилля. В нём всё ещё горели огни. Я не знал, успел ли кто-то из тех, кто укрылись в столице, увидеть наш факел, и остался ли там в живых вообще хоть один пони. Но я был уверен, что мы должны возвести новый факел и продолжать давать столице свой отчаянный знак, что бы ни случилось. Даже если нам придётся обрушить его на зомби не один раз. Мы ни в коем случае не могли сдаться, хотя это и было так непросто.

Из этих размышлений меня вывел цокот копыт, донёсшийся изнутри дома. Я посмотрел направо и очень скоро увидел, как на террасу вышла Эпплджек, облачённая в своё пальтишко и, конечно же, шляпу. Кажется, я настолько погрузился в свои мысли, сверля взглядом Понивилль, что не заметил, как она приближалась к морковной ферме со стороны яблочной. До сих пор я сидел здесь один, поскольку она задержалась дома, желая всё ж таки подготовить новую рассаду. Это был один из тех очень немногих случаев, когда мы позволяли себе разделиться, и то только сразу после нападений. Ещё ни разу эти твари не наседали на нас второй атакой подряд, словно игрались с нами.

– Не скучаешь? – осведомилась Эпплджек, едва появившись на моих глазах. Её тон был таким, как если бы наши жизни только что не висели на волоске. Да-а, она была очень сильна духом.

– Немного, – кратко улыбнулся я, на что она вскинула свою ношу, которую держала в левом копыте, и бодро объявила:

– Ну вот, я как раз принесла кое-что для поднятия настроения!

В её копыте покоилась кружка, почти до краёв наполненная сидром. Я про него совсем и забыл.

– Ты же вроде как хотела его беречь, мол, у нас неприкосновенный запас, – шутливо заметил я. Действительно, мы собирались сохранить те бочки с сидром на самый крайний случай, и то, что мы открыли одну после строительства факела, стало исключением из правила. Хотя я даже не представлял, насколько их у нас много, так как учёт вела моя напарница.

– Это то, что мы не успели допить перед тем, как сюда заявился весь этот ходячий компост, – ответила фермерша, довершив свои слова угрюмым тоном в адрес наших врагов. – Я перелила всё в одну кружку и, на наше счастье, у меня набралась одна полная. Так что можно пить смело – это то, что и так уже должно было болтаться в наших животах.

Между тем рыжая пони подошла поближе и поставила кружку на столик для чаепития, стоявший прямо перед креслом, в котором сидел я. В свою очередь её кресло-качалка располагалась по моё левое плечо, и именно к нему направилась моя подруга. Пока она обходила столик неспешной походкой, я заметил, как её левая нога чуть припадает. Хромает, бедняжка. К счастью, нам было, чем обработать рану, так что теперь под её пальтишком были наложены бинты. Хотя, в любом случае, это было нехорошо, что ходячим мертвецам удалось подойти к нам так близко… мягко говоря.

Подойдя к своему месту, ЭйДжей ловко забралась на кресло-качалку. Ранее оно принадлежало её бабушке, и только та могла на нём отдыхать. Это было что-то вроде семейного правила. Но теперь сама рыженькая пони сидела в нём всякий раз, когда мы проводили время на этой уютной террасе. Здесь у нас было эдакое место умиротворения. Когда нужно было успокоиться, отдохнуть от забот или просто поговорить по душам, мы всякий раз приходили сюда. Именно поэтому фермерша перенесла сюда кресло своей бабушки, чтобы, находясь здесь, лучше ощущать связь со светлым прошлым.

Сколько же вечеров было здесь проведено, как много слов сказано! Я без сомнений назвал бы эти моменты лучшими за последний месяц. Мы часто тут ужинали, болтали о том, о сём, рассказывали истории из прошлого, всё лучше узнавая друг друга. Иногда она напевала для меня какие-нибудь старинные деревенские песни, а когда у неё не было настроения петь, просто играла на банджо. О, как я любил её голос – такой проникновенный и невероятно чувственный! Почти все пони обладали на удивление отличными вокальными данными, но ЭйДжей просто бесподобно исполняла кантри… да, круче всех вокруг. Впрочем, в отдельных случаях для приятного времяпрепровождения нам обоим хватало даже всего-то побыть в тишине и молчании – главное, чтобы вместе.

– Как нога? – побеспокоился я, как только она оказалась рядом со мной.

– Ничего, заживёт, – уверенно ответила блондинка. – Вот увидишь, к следующему нападению я уже буду скакать, как шальная козочка!

– Могу себе представить, – усмехнулся я. Устремив же взор вдаль, я решил поделиться с ней первой практически полезной мыслью, что посетила меня, пока я ждал её: – Думаю, к следующему нападению нам стоит пересадить кое-какие растения с северной части сада. Там атаки были редкими и малочисленными. У парадного входа они пригодятся больше.

– Я тоже об этом подумывала. Тем более, что навряд ли мы успеем вырастить замену всему тому, что давеча потеряли, – дополнила она мой довод. Наконец её взор пал на кружку, и она сменила тему: – Ну, чего ждёшь? Налегай!

Я не стал с ней спорить. Сидр был уже холодный, в то время как в пору осенней и тем более зимней стужи пони обычно разогревали его перед употреблением, подобно нашему глинтвейну. Но и так было неплохо. В каждом сидре было что-то своё особенное, пусть даже в холодном виде он гораздо лучше подходил для утоления жажды в жару и сухой воздух. Сделав глоток, я снова уткнулся взглядом в вид на заброшенный Понивилль. И опять я ощутил то странное чувство, что посещало меня всякий раз, когда я смотрел на эти пустые дома.

Ферму окружали огромные просторы, но мы с Эпплджек томились здесь как будто на необитаемом острове. И всё же этот остров был своеобразно прекрасен, пусть нам и грозила на нём погибель. Можно было подумать, что в этой чудовищной кутерьме таится-таки некая романтика – такая, впрочем, какой я никому бы не пожелал.

– Красиво тут, – задумчиво проронил я после недолгой тишины, а потом сделал второй глоток и передал кружку Эпплджек. Благо, наши кресла стояли почти впритык друг к другу, поэтому мне не пришлось даже тянуться.

– Раньше было красивее, – почти без эмоций возразила фермерша, тоже приложившись к напитку. – Увы, нынче всё это ничто посреди нигде.

Взглянув на неё краем глаза, я увидел, как она сделала ещё два глотка залпом. Пить вместе из одной кружки… было в этом что-то роднящее, объединяющее – то, что позволяло стоять друг за друга и бороться за общее дело единым духом. И мы это делали и раньше, причём на этом же самом месте – например, могли поделить между собой одно яблоко, откусывая от него по очереди. Как говорилось некогда, вместе пировать – вместе и воевать, а с этими мерзкими зомби мы вели самую настоящую войну. Но почти сразу мои мысли вернулись к теме едва начавшегося разговора.

– Какой ферма была до меня? – к слову полюбопытствовал я. Как раз в этот момент ко мне вернулся сидр.

– Живописной, уютной, родной, – сходу перечислила пони в шляпе. Кажется, ею начинала овладевать ностальгия – и сладкая, и горькая одновременно. – Чтобы прочувствовать, какой Яблочная Аллея была в прежние времена, это тебе полагалось побывать на одном из слётов нашей семьи. Ты себе только представь: собирается родня со всей Эквестрии, все друг другу рады, повсюду сплошь и рядом улыбки и смех, и весь этот табун пони веселится, как только может – шьют семейное одеяло, пекут яблочные пирожки, потом их и уплетают за обе щёки… хе-хе, особенно Биг Мак в этом деле всегда был тот ещё молодец! Жеребята участвуют в соревнованиях, старые пони болтают о своём, а под конец мы делали фото всей семьи на фоне амбара. Правда, один раз нам перед этим пришлось его заново отстроить… но это неважно. Эх, так хотелось бы показать тебе всё это вживую!..

– Но ты говорила, что это мероприятие только для Эпплов, – спокойно заметил я. И насколько мне было известно из её прежних рассказов, эти слёты были, кажись, закрытыми. Что-то наподобие клановых сходок.

– Что с того? Ты ведь мне как член семьи, сахарок, – с дружественной теплотой пробормотала ЭйДжей, и тут-то я почувствовал, как её копыто легло на мой локоть.

Посмотрев на неё, я вновь встретил эту пленяющую добродушную улыбку. В ответ я покрыл её копытце своей рукой, а затем, пару раз легонько по нему похлопав, протянул ей кружку обратно. Она приняла её и, отпив немного, устремила взор к амбару. Туда же взглянул и я. Отсюда было хорошо видно пепелище на месте грядок, где росли солнечные цветы. Там же покоился остов от факела. К счастью, дом хоть не пострадал по итогам этого нападения, чего нельзя было сказать о заборе. Он был разбит, попален в нескольких местах, и нам предстояло восстанавливать его – уже в который раз. Там, где стояли на страже растения, оставались лишь унылые ямки в рыхлой земле.

За забором же оставались останки зомби, которые мы сложили в кучу и подожгли, как делали это всегда. Пламя от них продолжало гореть и наверняка не потухнет до самого утра. Впрочем, моё внимание не заострялось на последствиях недавней обороны и приковалось к амбару. Помня, каким здесь всё было в лучшие времена, я мог себе представить, как перед ним собирается целый табун Эпплов, и их запечатлеет камера. В сущности, мне не нужно было это себе даже представлять. Я видел фотографии с их былых слётов, которые мне однажды показала Бабуля Смит… иногда вопреки воле Эпплджек.

Как это порой бывает, фермерша не очень хотела, чтобы её бабушка знакомила меня с некоторыми снимками, где она была ещё маленькой кобылкой, особенно когда к ним следовали комментарии со стороны пожилой пони. Но, по-моему, ЭйДжей была неизменно милой как тогда, так и сейчас, только лишь в каждом возрасте по-своему. Но сейчас, когда я вспоминал наполнение их семейного фотоальбома, мне вдруг стало очень жалко её. Она любила свою семью больше жизни, но не могла с ней видеться из-за непреодолимых обстоятельств. Невыносимо было видеть, как внутренние терзания на этот счёт пронзают её сердце, а она по обыкновению не подаёт этому виду.

– Надеюсь, следующий слёт вашей семьи ещё состоится, и я увижу, как вы проводите время вместе, – с искренней надеждой сказал я, рассчитывая, что мои слова подбодрят её. Однако в ответ из её уст вырвался томный выдох.

– Даже не знаю, – невесело бросила она, отведя взгляд в сторону. – Я, если честно, понятия не имею, как это ещё возможно. После всего, что у нас тут происходит… мы и до Кантерлота никак достучаться-то не можем. Чего уж вспоминать обо всей родне?

– Не веришь, что всё наладится? – бесстрастно вопросил я. Похоже, мои суждения насчёт того, почему она в одиночку дошивает семейное одеяло, в той или иной степени оказались верными.

– Не то, чтобы не верю, просто… я боюсь тешить себя надеждой, которая может не оправдаться. Я ведь этого не вынесу, если узнаю, что с кем-то из моих родных что-то случилось. И всё время думать об этом невыносимо, – поделилась фермерша, после чего перевела на меня взгляд и, протянув мне кружку, подытожила: – Я правда уже вконец измучилась от такой жизни в постоянном страхе и за нас, и за них. Я жутко устала, сахарок.

– Понимаю, – как можно мягче произнёс я. Мой взор устремился к низине, отделявшей Понивилль от кантерлотской горы. Даже в ночи было видно, как там витает тускло светящаяся мертвенно-зелёная, почти бесцветная дымка, из-за которой, как я полагал, сюда до сих пор не приходил ни один пони из столицы. Потягивая сидр, я тихо заговорил вновь: – Я тоже устал. Мы отбили уже тридцать четвёртое нападение, но что толку? Они всё равно нападут ещё, и нам опять придётся начинать сначала. Готовить оборону против них – это всё равно что строить песчаный замок на берегу моря. Неизбежно грянет волна, и не останется ничего. И эти растения отдают за нас свои жизни.

– Тебе тоже их жалко? – слегка удивлённо осведомилась Эпплджек. Как только я утвердительно кивнул ей, она потупила взор и почти шёпотом проговорила: – Я уж думала, что начинаю становиться такой же сентиментальной, как Флаттершай. Но, стало быть, и ты тоже…

– Они уже давно для нас больше чем растения, – уверенно заявил я. – И мы мало чем от них отличаемся. Тоже прикованы к ферме, как они – к земле, и нужны только для того, чтобы защищать урожай, не зная при этом, живы ли те, ради кого мы его бережём, или нет. Зомби могли уже дойти до Кристальной империи, особенно если огни в Кантерлоте нас обманывают, а мы застряли здесь – далеко на юге, – как в долбанном шарике со снегом. И мой мир уже наверняка давно погиб.

– Скучаешь по родимому дому?

– Бывает, – ответил я. – Конечно, я нигде не был так счастлив, как в Эквестрии, но и там мне жилось очень неплохо. Не сравнишь с сегодняшним днём. Но самое главное, что у меня были перспективы. И там, и здесь. И у каждого из вас они были. А теперь их нет. Ни перспектив, ни надежд, ничего. Лишь призраки прошлого, меркнущий огонёк веры в то, что всё ещё каким-то чудом наладится, и толпы ходячих мертвецов. Мы будто бы реликт жизни посреди моря смерти. Непросто это осознавать, не говоря уж о том, чтобы принять.

Излив весь тот негатив, что копился внутри меня весь этот месяц, я поставил наполовину выпитую кружку на столик и, уместив локти на коленях, обхватил руками голову. Мы гибли, нам совсем некуда было бежать, и мне действительно не хотелось соглашаться с этой мыслью. Но она была слишком очевидна. В молчаливой досаде я чуть потёр виски, сместив затем ладони на лицо, как вдруг меня что-то бережно обхватило. Открыв глаза, я узрел, как рыжие копытца моей подруги заключили меня в объятия.

– Так легче? – с утешающей улыбкой шепнула она. Это было очень трогательно, что она вернула мне то, что сделал для неё я прямо накануне нападения. И хотя в простом объятии, казалось бы, не было ничего особенного, иногда оно стоило дороже всего на свете. Сейчас был именно такой момент.

– Намного, – подтвердил я, чуть выпрямившись и просунув руку к её плечу. – Только благодаря этому и легче. Благодаря тому, что мы вместе. До тех пор, пока нас двое, наша борьба имеет смысл. Даже если погибнет совершенно весь мир, мы должны сражаться друг за друга. Поэтому я не собираюсь сдаваться, что бы ни случилось. Надеюсь, что и ты тоже.

– Ну, уж родную ферму я им не сдам, даже если останусь одна, так что за меня можешь не беспокоиться, – пожала плечами блондинка. – К тому же, покуда мы точно не выясним, что окромя нас тут на всю округу больше никого, урожай должен быть сбережён. Только вот… как долго нам ещё охраняться? Они ведь нас когда-нибудь всё одно одолеют, так?

– Не исключено, – не стал врать я. – Но мы будем стоять, сколько сможем. Завтра мы построим новый факел и постараемся привлечь их внимание, а если в Кантерлоте уже никого нет, то будет держаться, пока за нами не придут кто-нибудь ещё. Мы обязательно переживём зиму, а когда придёт весна, сами устроим зимнюю уборку. Если в том будет нужда, мы со всем справимся сами, но не сдадимся. Даже если погибнут все, мы продолжим сражаться хотя бы просто за жизнь – за то, что от неё осталось.

– Ну, – проронила Эпплджек, вновь на секунду отведя взор чуть в сторону, а затем вернув его к моим глазам, – и как долго ты готов сражаться с этими тварями?

– Я готов сражаться с ними хоть вечно, – на волне чувств заявил я, утопая в её взгляде, так и просящем о надежде. Подвинувшись к ней ближе, я прильнул к её ушку и шёпотом довершил: – Только бы всегда быть рядом с тобой, сахарок…