Авторучка

Сквозь ванну

С чего все началось?

Кажется, с того, что я решил принять ванну.

Ну, все знают, как это делается. Ты стаскиваешь одежду, забираешься в ванну, включаешь и регулируешь воду, и так далее, и тому подобное.

И лучше при этом не ронять мыло. Причем отнюдь не по той причине, которая может прийти в голову кому-то пошлому.

Просто, когда скользкий и мокрый кусок оказывается под твоей ногой на дне ванной – очень легко поскользнуться.

Я заматерился. Отчаянно замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. Схватился за занавеску, тонкая полиэтиленовая шторка затрещала и сломалась. Я с воплем рухнул в воду, и чугунный край ванной от души поддал мне по затылку.

БУММ!!

Вода сомкнулась над головой.

Полуоглушенный, я отчаянно замахал руками, пытаясь схватиться за что-то. Не находя опору.

Свет лампочки в патроне над дверью становился все дальше и тусклее. Гладь воды удалялась. Руки не находили ничего, за что можно уцепиться. Вместо покрытого акрилом дна подо мной была бездонная пропасть. Вокруг сомкнулась тьма.

Как? Как можно тонуть в обычной ванной в полметра высотой?

Я не знал. И мне было в тот момент плевать. Вода лилась в рот и нос, удушье стиснуло горло. Я заорал, теряя остатки воздуха. Замолотил руками и ногами, продираясь сквозь воду куда-то вверх, туда, где в последний раз видел свет.

И свет вернулся. Не привычный белый энергосберегающей лампочки, а тускло-желтый, как бывает, когда лампочку втыкают в сеть мощностью ниже номинала. Мне было, конечно, плевать. На остатках воздуха, с выпученными глазами я выскочил на поверхность, и заорал, отплевываясь и матерясь одновременно.

И вместе со мной завизжал еще кто-то.

Я ничего не успел разглядеть. Что-то взметнулось из воды прямо у меня перед лицом, жестко и чувствительно заехало по колену. Попыталось вскочить на ноги…

И врезалось головой в тяжелый бронзовый кран ванной. Пошатнулось и плюхнулось в воду, подняв кучу брызг, точно так же, как я меньше минуты назад.

Я затряс головой. Вытряхнул воду из глаз и ушей.

 - Чё, … … … … … ?!!!

Это не моя ванна!

Это не моя ванная!

И кто это?!!

Я уставился на нежданного соседа по ванне, погруженного под воду… и до меня дошло, что если это… оно… не водоплавающее, и я не собираюсь его утопить, то его лучше достать из воды.

Наклонился. Руки скользнули по мокрой шерсти, я перехватил поудобнее, поднапрягся и с усилием приподнял мокрое существо над водой.

Именно так. Существо.

Человеком это определенно не было.

Сначала мне показалось, что я держу на руках огромную кошку светло-зеленого цвета. Точнее, переходного между синим и зеленым, цвета морской волны.

Нет, не кошку. Маленькую лошадь. Судя по темно-синим копытцам и длинной синей гриве, мокрыми прядями свисающей с шеи.

Хотя в мордочке, более округлой и короткой, чем лошадиная, с крупными треугольными ушами и большими закатившимися глазами, и впрямь было что-то кошачье.

Ну, не считая короткого витого рога посреди лба.

Аквамариновая рогатая кошколошадь закашлялась. Я торопливо опустил ее грудью на бортик ванной, тем более, руки у меня уже устали – по весу в ней было килограммов шестьдесят-семьдесят. Она захрипела, выплюнула немалое количество воды на расшитый коврик. Ее взгляд сфокусировался на мне.

— Эээ… — выдавил я онемевшими губами.

Ну да, конечно. Обычное дело – начать тонуть в собственной ванне. Нырнуть на несколько метров, которых там физически быть не может. И вынырнуть на поверхность в чужой ванной, да еще с зеленым единорогом впридачу!

Может, у меня глюки?

Кошколошадь издала невнятный звук. Попятилась от меня. На разъезжающихся копытах выбралась из ванной. Вжалась спиной в угол ванной, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

 - Что за …?! – только и смог я выговорить.

Это определенно не моя ванная. Кафель не белый, а темно-синий, с нарисованными поверх него золотыми рыбками и морскими коньками. Вместо смесителя с шаровым краном – два здоровенных крана с поворотными вентилями, судя по цвету – из бронзы, а не из нержавейки. Раковина необычно низко над полом, на высоте пояса. Зеркало – тоже. И не простенькое квадратное, как у меня, а овальное в бронзовой оправе с завитушками и сердечками. На полках рядом – богатый арсенал каких-то бутылочек и коробочек. Лампа над дверью вкручена в стилизованный под цветок фарфоровый плафон.

 - Где я? – спросил я то ли у кошколошади, то ли в пространство. Чувствуя, как голова идет кругом от шока и непонимания.

Вместо ответа кошколошадь вскочила и бросилась за дверь. Секунду спустя снаружи донесся какой-то лязг.

Я медленно переступил через бортик. Огляделся. Увидел расшитое цветами махровое полотенце, висящее на низко вбитом крючке. Торопливо обмотал вокруг бедер, на случай появления хозяина ванной, чтобы не отсвечивать перед ним голыми причиндалами.

Где я? Что происходит? Я сошел с ума?

Я ощупал затылок. Ожидая найти там здоровенную набитую о ванну шишку. Ничего не обнаружив.

Пошатываясь, шагнул через порог.

Кошколошадь обнаружилась за дверью, в крохотном темном коридорчике с несколькими небольшими шкафами. Она ожесточенно, сжимая в зубах ключ, тыкала им в замочную скважину в еще одной двери, в метре от ванной. Услышав, как я открыл дверь ванной, она вздрогнула и, выронив ключ, метнулась куда-то в глубину коридора.

Я захлопнул отвисшую челюсть. Подошел к двери, покрутил ручку. Та не поддавалась. Подобрал ключ, не знаю зачем.

Чувствуя, как по телу расползается противная, мелкая дрожь, я сделал несколько шагов вдоль коридора. Приоткрыл одну дверь – там обнаружился туалет системы «чаша Генуя». За второй пряталась тесная кухня с газовой плитой на пару конфорок – тоже высотой мне ниже пояса. Впрочем, и потолок над моей головой был необычайно низким, я мог достать его рукой, даже не вставая на цыпочки.

Кошколошадь обнаружилась в углу третьей комнаты, довольно большой по сравнению с остальными. В темноте угадывались очертания книжных полок, столика и небольшого дивана. Кошколошадь вжималась в угол между ним и стеной, рядом с закрытым занавесками окном.

Стоило мне переступить порог комнаты – и вспыхнуло тусклое аквамариновое свечение. Стоявшая в углу швабра вздрогнула, взлетела в воздух и зависла посредине комнаты.

Светясь и угрожающе нацеливаясь перекладиной мне в грудь.

 - Эээ??? – только и выговорил я, подобрав челюсть.

Осторожно протянул руку и потрогал швабру пальцем.

Свет растаял. Швабра с грохотом свалилась на пол. Кошколошадь вздрогнула.

 - Ирья’хо меасе, — пробормотала она. – Кельятти неамне… ире! Ире!

Мать моя женщина… это походило на членораздельную речь.

Я почувствовал, что ноги подгибаются. Вовремя увидел рядом кресло и плюхнулся в него. Чувствуя, как идет кругом голова.

Так. Еще раз и по порядку.

Я хотел принять душ. Упал и ударился головой. Оказался непонятно где в чужом жилище. Передо мной говорящая кошколошадь-единорог.

Да. Наверно, я сошел с ума и у меня глюки.

Я медленно протянул руку с ключом в сторону кошколошади.

 - Держи. Ты уронила. Или уронил.

Та медленно, словно опасаясь делать резкие движения, наклонила голову. Рог засветился тем же тусклым светом.

Засияв одновременно, ключ вырвался из моей ладони и проплыли по воздуху в сторону единорога. Пока тот (или та?) не подхватила кусочек металла зубами прямо из воздуха.

Поправка. Передо мной владеющая телекинезом говорящая кошколошадь-единорог.

Снова что-то произнесла.

 - Да пожалуйста, — пробормотал я.

Кошколошадь так же медленно и плавно, стараясь не приближаться ко мне, пробралась вдоль стеночки обратно в коридор. Я услышал лязг ключей в замке. Он продолжался как-то подозрительно долго, потом раздался недовольный – чувствовалось по тону – возглас.

Копыта процокали обратно в мою сторону. Из-за косяка робко высунулась аквамариновая головка. Что-то щелкнуло, и на потолке зажглась лампа – необычно крупная и угловатая по сравнению с привычными мне, словно химическую колбу привинтили на место люстры.

Рог засветился, дверцы шкафа открылись. По комнате проплыло еще одно полотенце, и кошколошадь принялась (при электрическом свете я рассмотрел, что существо явно женского пола), одним глазом поглядывая в мою сторону, протирать влажную гриву. Ловко балансируя на задних ногах и удерживая полотенце передними.

Как-то отвлеченно я подумал, что порядком насвинячил хозяйке, включая промокшее кресло. Мысль мелькнула и исчезла в глубине потрясенного сознания…

Стоп.

Хозяйке?

Ну в общем-то, вещи вокруг по размеру как раз подходят кошколошади, если та встанет на задние ноги…

То есть получается, я внезапно и без предупреждения вынырнул из ее ванны, когда та собиралась, в свою очередь, принять душ?

Тогда понятно, отчего она так перепугана.

Хотя мне от этого как-то не легче.

Что произошло?

В моей ванной что, типа открылся портал в другое измерение, или что?

Может, это сон?

Я ущипнул себя за ногу. Было больно.

Медленно, словно старик, поднялся из кресла.

Подошел к окну.

Тому, что за окном обнаружился совсем не привычный микрорайон ближнего Подмосковья, я уже даже и не удивился.

А была там застроенная пяти-шестиэтажными домами из красного кирпича улица. Булыжную мостовую освещали фонари в темной металлической оплетке на чугунных столбах. Промелькнули одна или две желтых кареты, в которых, я явственно видел, были запряжены очень похожие на кошколошадь за моей спиной четвероногие силуэты.

И в лучах света фонарей и многочисленных светящихся окон по тротуару шло еще больше таких же четвероногих существ. Десятки, если не сотни.

Я отшатнулся. Задернул занавеску обратно. Шатаясь, по стеночке добрел до кресла и свалился в него.

 - Где я? – обреченно спросил у кошколошади.

Та покачала головой. Произнесла длинную фразу на незнакомом мне языке. Я тоже помотал головой, демонстрируя непонимание.

Мой желудок выбрал как раз этот момент, чтобы громким ворчанием напомнить, что последнее, что в нем было – съеденный в обеденный перерыв бутерброд.

Единорожка дернула ухом. Я невольно покраснел.

Снова что-то спросила. Должно быть, интересовалась, голоден ли я.

 - Есть? – переспросил я. – Ну да, я хочу есть. Кажется.

Та задумчиво меня осмотрела. Кивнув очень человеческим жестом, скрылась за дверью. Начала чем-то хлопать и звякать.

Я прикрыл глаза.

Где я? Как я сюда попал? Это другая планета, или параллельный мир, или еще какая-то такая хренотень с магическими говорящими единорогами вместо людей? Как мне отсюда выбраться?

Рядом зацокало. Я открыл глаза и увидел маячащую перед креслом в зеленоватом сиянии миску с ложкой. Вполне привычного вида.

С осторожностью протянул руку. Недоверчиво заглянул в миску. Нарезанные огурцы с помидорами впечатления инопланетных овощей не производили.

Поднес ложку ко рту и вздрогнул. А не отравить сейчас ли меня пытаются?

Решительно опустил ложку и протянул миску единорожке.

 - Ты. Попробуй ты первая.

Та посмотрела непонимающе. Я ткнул в нее пальцем, затем сделал вид, что подношу ложку ко рту и жую.

Кажется, помогло – кошколошадь снова кивнула, положила копытом (как?) ложку салата в рот и аппетитно захрустела овощами.

Уже не сомневаясь, я принялся уминать угощение. Салат оказался неплох. Когда ложка заскребла по дну, я поставил миску на журнальный столик.

 - Спасибо большое. Было вкусно, — я приложил руку к сердцу и изобразил поклон.

Уголки рта единорожки поползли вверх. Кажется, это не только выглядело улыбкой, но и было ей.

Ну что же, контакт установлен. Совместная еда – это же признак доверия во многих культурах, верно?

Я поймал взгляд кошколошади. В нем еще сохранялась настороженность, но по крайней мере, в стены вжиматься она уже не пыталась.

— Евгений. Евгений Комаров, — я ткнул себя в грудь пальцем.

Единорожка дернула ухом.

 - Альятара Кири, — она показала на себя копытом.

Из ванны

С чего все началось?

Кажется, с того, что я решила принять ванну.

Ну, вы представляете, как это. Когда возвращаешься домой после проведенного на копытах рабочего дня (увы, работа художника-оформителя кабинетная только в теории… да и на практике проведенный за этюдником день может вымотать не хуже беготни по натурам), одно из самых больших удовольствий – забраться в ванную, отвинтить кран и почувствовать, как теплые струи бегут по меху. А потом со стоном блаженства нырнуть в воду, и ощутить, как расслабляются сведенные мышцы плеч и шеи…

Вы чувствуете себя в безопасности. Вы расслабляетесь. Вы ни о чем не думаете…

Уж точно вы не думаете, что кричащее голокожее незнакомое создание неожиданно вынырнет из-под воды прямо в вашей ванне!

Я заорала. Вскочила. Попыталась пнуть незнакомца куда достала. И одновременно выпрыгнуть из ванной.

Очень зря.

Потому что у крана для воды оказалось другое мнение.

Перед глазами вспыхнули звезды. Ноги подогнулись. Я попыталась втянуть воздух – и вдохнула воду. Забилась, захрипела в ужасе…

И только через несколько секунд (минут? часов?), отплевываясь и откашливая на пол ванной (извините, ради Селестии, мисс Голден Лессор!), кажется, половину ванной, поняла, что лежу грудью на бортике и сверху на меня смотрит…

Кто-то.

Минотавр?

Похоже (двуногий, двурукий, прямо стоящий), но нет. Гладкая, бледная, безволосая (кроме какого-то подобия гривы сверху головы) кожа. Голова лишена рогов и вообще бычьих черт, и больше напоминает обезьянью.

Я сама не заметила, как забилась в угол, глядя на незнакомца распахнутыми глазами. Поминая про себя Дискорда, Селестию и Фауст-Первотворца разом.

Кто это?

Взломщик? Пробрался в квартиру, пока я плескалась? Неужели в Мейнхеттене все стало настолько плохо, что воры пробираются в жилье, не стесняясь хозяйки?

Существо ошеломленно озиралось по сторонам. Для взломщика оно выглядело… растерянным. Или это он прикидывает, чем поживиться?

Бежать! Поднять на ноги соседей!

Я бросилась к двери, ожидая, что сейчас меня сцапают за гриву. Телекинезом содрала с полки ключ, зубами вставила в замочную скважину.

Проклятье!

Ну почему древний замок заклинило именно в этот момент?

Я налегла на ключ. Внутри что-то щелкнуло. Ключ вроде бы подался, и тут же – подозрительно свободно качнулся в скважине. Замок на попытки открыться не реагировал.

Раздался скрип.

В ужасе я обернулась.

Недоминотавр стоял в коридоре.

Я отскочила от двери, уронив ключ.

Метнулась мимо незваного гостя, ожидая, что вот-вот лишенная копыт лапа вцепится мне в гриву.

Проскочила мимо туалета и кухни в спальню и забилась в угол. Безумно озираясь по сторонам и пытаясь понять, чем можно огреть злодея, если он подберется ближе ко мне.

Швабра! Клянусь Селестией, если он зайдет в комнату, я ему съезжу по голове!

Правда, хватит ли мне сил левитировать швабру на таком расстоянии от себя? Я все же художник, а не маг, предел моих навыков – телекинез мелких предметов на расстоянии в шаг-другой…

Ой, мама! Кажется, сейчас у меня будет случай проверить!

Незнакомец сделал шаг в комнату…

Ой. Я вспомнила, где я слышала про таких существ!

Ой. Ой. Ой. Лучше бы это был минотавр! Гораздо лучше!

Я сосредоточилась. Сконцентрировалась на швабре. Направила энергию. Грозно замахнулась…

Вернее, изобразила что-то вроде тычка в сторону чудовища. Зачем-то обмотавшего одно из моих полотенец вокруг бедер.

У того отвисла челюсть.

Глядя на швабру глазами величиной со Статую Кобылы, он протянул лапу и неверяще потрогал ее пальцем.

Именно в этот момент мои невеликие силы подошли к концу, и я упустила швабру из хватки поля. Едва не отбив ей монстру ногу.

Да. Я вспомнила. Обращение Принцессы Дружбы, которое перепечатывала наша газета. И приложенная к нему фотография такого же, или очень похожего, создания.

Человек.

Полузабытый миф из древней истории. В последние три года вдруг обретший плоть и кровь. Когда орда этих чудовищ захлестнула далекий Понивилль.

Когда человеки вторглись в Эквестрию.

Человеки свирепы и жестоки.

Человеки приходят из мира, где бушуют кровопролитные войны.

Человеки истребили в своем мире всех прочих разумных, и теперь вечно воюют сами с собой.

Человеки пожирают мясо, словно грифоны или алмазные псы.

Человеки пожирают мясо пони.

Человеки не прочь надругаться над кобылкой, прежде чем сожрать…

А-А-А!!!

 – Не подходи ко мне, – пробормотала я. – Во имя Селестии… прочь! Прочь!

Монстр, пожирающий кобылок и жеребцов перед тем, как поглумиться (или наоборот?), сделал два неверных шага по комнате. Пошатнулся и мешком свалился в мое кресло.

Мое любимое кресло, между прочим.

Что-то он не выглядит особо агрессивным…

И что он мне протягивает?

Ключи? Ключи от замка?

Я неверяще уставилась на них.

Сосредоточилась. Расстояние было великовато, но мне придал сил испуг.

Телекинезом выхватила ключ из лапы чудовища, подтянула ближе и перехватила зубами.

 – Не трогай меня, – выдохнула я заплетающимся языком. – Пожалуйста, не трогай.

Встать. Шаг вдоль стенки, другой… Человек даже не шевелился, лишь глазами следя за моими движениями.

Коридор. Дверь.

И ключ снова проскальзывает с мягким щелчком вместо того, чтобы провернуться в скважине.

Ой. Ой. Ой.

 – Ну почему сейчас?

Я заперта в квартире с иномирным монстром.

Завизжать? В надежде, что соседи услышат через тонкие стенки?

Так.

Что там говорилось в памятке, которую принцесса Твайлайт прислала в редакцию?

«Заметив человека, постарайтесь, не привлекая его внимания, скрыться из вида, и как можно скорее предупредите ближайшего сотрудника Королевского Управления Дружбы и Ассимиляции. Не все человеки опасны, но некоторые из них в состоянии испуга или агрессии могут причинить вред себе или пони. Если человек заметил вас, и вы не можете избежать контакта с ним, сохраняйте спокойствие. Говорите с человеком спокойным тоном, не приближаясь и избегая долговременного визуального контакта. Проявляйте умеренное дружелюбие и помните, что с помощью идеалов Дружбы и Гармонии ...»

Кажется, орать во всю глотку – не очень хорошая идея. Если это существо испугается…

Ладно, попробуем следовать предложенным советам.

Для начала, не помешает включить свет.

И вытереться! С моей шерсти до сих пор капает на пол, а за ремонт паркета хозяйка квартиры слупит с меня кругленькую сумму!

Я аккуратно заглянула в спальню.

Человек не начал крушить обстановку, набрасываться на стены или делать еще какие-то человеческие штучки. Он все так же сидел в кресле и смотрел в никуда остановившимся взглядом.

Покосился на меня.

Я осторожно щелкнула выключателем. Заряжать кристальную лампу у меня выходило плоховато, так что я предпочитала новомодное электрическое освещение. Выудила из шкафа запасное полотенце.

Человек, пошатываясь, поднялся на ноги. Я отпрянула, но он шел не в мою сторону. Подошел к окну и уставился на вечерний Ферьер-Хилл.

Да. Похоже, это зрелище сильно отличалось от привычных человеку полей битв его родного мира. Он вздрогнул, отшатнулся, задернул занавеску и вдоль стены, точно так же, как я пять минут назад, добрался до кресла.

Пробормотал что-то.

 – Что? – я повела ухом. – Извини, я тебя не понимаю. Ты же не говоришь на эквестрийском, да? Ты, наверно, вообще не понимаешь, где находишься? – я старалась говорить спокойным тоном. Главное – не показывать человеку свой страх, а то вдруг это зрелище приведет его в ярость…

Остается надеяться, что он не заметит мои предательски трясущиеся пута.

Ответом мне послужило громкое урчание.

Ой!

 – Ты… ты не собираешься меня сожрать, правда же? – произнесла я дрожащим голосом. – Я… могу тебя накормить! У меня есть еда!

Человек что-то произнес. Я, не сводя с него глаз, попятилась. Закивала, надеясь хоть так дать понять, что я – не единственный ужин в квартире.

Метнулась на кухню и лихорадочно принялась рыться в холодильнике.

Конечно, ничего из рыбы или мяса там быть не могло. Среди моих знакомых нет грифонов. Кто знает, как отреагирует хищный разумный, если предложить ему сенбургер? Вцепится мне в глотку?

«Думай!» – велела я себе. Вроде бы в той памятке говорилось, что человеки могут питаться овощами и фруктами.

У меня как раз была приготовлена на ужин миска салата – он стоял со вчерашнего дня, но вроде как не успел заветриться. Я телекинезом схватила ее с полки и метнулась в спальню.

Человек принял угощение. Подозрительно всмотрелся. Сунул мне ее обратно и что-то проговорил. Затем изобразил пантонимой, будто жует.

Это он так хочет меня угостить?

Или намекает, что предпочитает на ужин пони?!!

А, наверное, в их мире нельзя пробовать никакую пищу, не убедившись, что там нет отравы.

Я послушно положила ложку салата в рот. И тут же вспомнила, что последний раз ела утром, когда перехватила булочку с кофе по дороге в редакцию. Жаль оставаться голодной, но это явно лучше, чем быть съеденной!

А человек между тем опустошал тарелку с завидной скоростью. Соскреб последние кусочки огурца с краев посуды, поставил ту на стол и изобразил нечто вроде поклона.

Хм. Кажется, он не очень-то опасен.

Возможно, с ним даже можно подружиться.

Я робко улыбнулась. Тут же пожалела об этом – вдруг в культуре хищников оскал означает агрессию? Но похоже, человек истолковал мою улыбку правильно – и даже сделал попытку ответить тем же.

— Йев’ени, – произнес он, указав на себя одним из своих недокопыт. – Йев’ени Комаро.

— Старгейз Винтер, – ответила я.

Проблема понимания

 – Эокьяз. Эокьяз.

Я уставился на плавающую передо мной в воздухе книгу. Книга была раскрыта на форзаце, на котором была изображена карта полушарий.

С незнакомыми континентами.

Кажется, теория о параллельном мире только что получила пару сотен очков сверху.

Мама родная.

Прямо как в каком-нибудь японском порномультике. Что-нибудь вроде «Я нырнул в собственную ванную и очутился во вселенной Говорящих Волшебных Единорогов».

Или такое название больше подойдет какому-нибудь американскому мультику для девочек до двенадцати лет, вроде тех, что обожает моя племяшка?

 – Ня, кавай, – пробормотал я себе под нос.

Кошколошадь – Альятара? – издала вопросительный звук. Я покачал головой. Только мне сейчас и не хватало без знания языка объяснять ей тонкости сюжета японской анимации и связанного с ними культурного кода.

 – Экайз? – переспросил я, ткнув пальцем в книгу. Запоздало заметив, что палец окутался зеленоватым сиянием, и ощутив слабое щекотание на коже. Будто сунул руку в бокал с газировкой.

Альятара покачала головой. – Эокьяз. Эокейрати.

Наклонила голову. Указала рогом на один из материков. Должно быть, имея в виду место, где мы находимся?

Я ткнул туда же пальцем. Описал им вокруг себя большой круг. Вопросительно посмотрел на Альятару.

Та обрадованно закивала, произнеся еще несколько слов на том же непонятном языке. Ну, наверно, на том же. Я все равно ничего не понимал.

Я нырнул в собственную ванную и очутился на планете инопланетных зеленых единорогов.

Охренеть.

Так не бывает.

Моя ванна – не какой-нибудь магический портал или звездные врата из наквадаха.

Стоп!

Я резко поднялся. Альятара, видимо, устала держать книгу на весу и опустила ее на подлокотник кресла, так что от резкого движения та полетела на пол. Кошколошадь вздрогнула.

 – Эээ… Хочу кое-что попробовать, – пояснил я, как будто меня могли понять.

Поняла она сказанное или нет, Альятара последовала за мной.

Слив был заткнут пробкой (мне кажется, или она реально чугунная? Я не удержался и проверил пальцем, ощутив металл), так что вода уйти не успела, правда, слегка остыла.

Ну да похрен.

 – Может, отвернешься? – спросил я, ощутив легкую неловкость. Тоже без особой надежды на результат. Единорожка, разумеется, непонимающе покачала головой.

Ладно, не выпихивать же ее из собственной ванной комнаты. Да и в конце концов. Она меня и так видела с голой задницей, и вообще, глупо стесняться инопланетного существа, которое, должно быть, и не в курсе, что у людей не принято ходить нагишом.

Я размотал полотенце. Переступил через бортик. Сел.

Набрал полную грудь воздуха. Зажмурился. Растянулся, погрузившись с головой.

Дно ванны было жестким, вода – прохладной, а портал между мирами не торопился открываться.

Я добросовестно оставался под водой, пока в ушах не зашумело. И еще минуту-другую после этого, пока через воду не просунулось синее копыто и не постучало меня деликатно по плечу.

Фффуууххх!!!

Я задышал, чувствуя, как колотится сердце от нехватки кислорода. Тряхнул головой, выливая воду из ушей.

 – Евгений? Ка’хо теасо ри-хари о?

Должно быть, Альятара сообразила, что я пытался сделать. По крайней мере, в ее голосе отчетливо послышались сочувственные нотки.

Я покосился на нее.

 – Ох. По крайней мере, спасибо на добром слове.

Встал, по новой обтерся полотенцем и закутался в него же.

Похоже, в другую сторону эта штука не работает.

Блин. Блин-блин-блин.

Ну, конечно, в чем-то даже прикольно. Первым из людей увидеть другую планету и познакомиться с инопланетянами. Вот только у меня на Земле остались родные. Остались друзья. Которые через пару дней начнут недоумевать, куда я делся. Осталась коллекция игр на Стиме, остался недосмотренный восьмой сезон Игры Престолов, остался договор на продажу линейки офисных сувениров нашему местному филиалу федеральной сети, по которому мне завтра должны были согласовать список точек поставки…

Блин. Остался незакрытый душ, который через пару дней вгонит меня в конские счета за воду!

Сидя на борту ванной, я спрятал лицо в ладони и, как идиот, захихикал.

Когда проржался и поднял голову – Альятара уже попятилась к дальней стенке коридора.

Можно ее понять. Я бы сам, наверно, услышав собственный смех, решил, что имею дело с полным психопатом.

 – Извини, – выдавил я. – Не хотел тебя опять напугать. Слушай, похоже, все так складывается, что мне придется тут у вас погостить какое-то время.

Альятара дернулась. Ее взгляд скользнул куда-то вбок. Краем глаза я заметил слабую зеленую вспышку вокруг замочной скважины.

И ритмично звякающего в ней ключа.

Хм.

Знакомый звук.

Я посмотрел на ключ повнимательнее. Зеленое свечение угасло, Альятара отшатнулась и попятилась, цокая копытцами, в сторону комнаты.

 – Можно? – спросил я для приличия, тыкая пальцем в ключ. Кошколошадь в ответ разразилась тирадой из ничего мне не говорящих звуков.

Ключ под пальцами проворачивался со слабым щелчком раз за разом. Дверь оставалась запертой.

Хм.

Я достал ключ из скважины, задумчиво на него посмотрел.

Обернулся к кошколошади.

 – У тебя есть карандаш? Ну знаешь… Карандаш? Бумага? Писать? – я изобразил, что пишу пальцем по ладони.

Та наклонила голову с задумчивым выражением мордочки. Кивнула. Отбежала в дальний конец коридора, приостановилась у еще одной двери.

Посмотрела на меня ожидающе.

Я двинулся следом. Скрипнула дверь, щелкнул выключатель.

О.

Еще одна комната, размером с ту, что с диваном. Совершенно пустая, не считая широких полок и… как называется у художников эта штука? Мольберт? Одна стена полностью затянута плотной занавеской…

А остальные три полностью закрыты картинами.

Я уставился на холст, висящий прямо напротив входа.

На секунду мне показалось, что я смотрю сквозь сделанный в стене проем.

Открывающийся в холодную зимнюю ночь.

Я даже услышал звенящий шорох снежинок под ветром. Ощутил запах снега и еловых веток. Почувствовал, как холод кусает щеки…

Тряхнул головой, и иллюзия исчезла.

Просто картина с заснеженным горным склоном, покрытым лесом, и звездным небом над ним.

И даже не сказать, что точная в деталях – еловые ветви намечены какими-то расплывчатыми мазками, звезды – неровные точки на черном с переливами фоне…

Только почему-то я все еще ощущаю, как обжигает лицо морозом, стоит отвести взгляд от деталей и посмотреть на картину в целом.

 – Вау. Просто вау, – пробормотал я себе под нос.

Я никогда не интересовался разными там каляками-маляками. Когда пытались затащить в музей – всячески отбрыкивался. Еще в школе искренне считал, что всякие восторги искусствоведов – это взаимный выпендреж друг перед другом и способ продать картину подороже.

Сейчас в душу закралось сомнение, что, возможно, я был неправ.

Альятара, стоявшая у полок, что-то тихо произнесла.

Блин. Честное слово, она смущенно улыбалась.

И даже, кажется, покраснела. Не спрашивайте меня, как может покраснеть шерсть.

Паззл сложился. Еще десяток полотен на стенах, все с тем же сюжетом – ночь, снег, звезды… Баночки, кисти, карандаши и какие-то непонятные приблуды на полках, мольберт. Одновременно смущенное и в то же время – довольное выражение мордочки.

 – Это… это твоя картина?

Она покраснела еще сильнее. Нет, может, конечно, я не так толкую инопланетную мимику… Но честное слово, эти огромные глаза и смущенная улыбка – их сложно истолковать иначе!

 – Очень красиво. Правда, – я указал на картину.

Она потупилась. Что-то проговорила, указывая копытцем на свою… скажем так, на свое бедро.

Я присмотрелся. Что на боку Альятары мелькало нечто наподобие рисунка, я мельком заметил и до того. Но в тот момент мозг, перегруженный встречей с инопланетной гостьей (так, стоп, вернее, инопланетный гость здесь, конечно, не она), просто уже не сфокусировался на разглядывании татушек на инопланетной заднице.

На аквамариновых шерстинках несколькими штрихами было нанесено изображение. На темно-синем фоне – несколько схематичных серебристых звездочек. Ниже – так же схематично изображенные голубые снежинки. И рядом – широко открытый глаз с длинными ресницами.

Я пожал плечами. Татуировка (или что это), видимо, имела какое-то отношение к картинам. Но что имелось в виду конкретно, мне было непонятно.

И мне вспомнилось, что я собирался сделать.

 – Можно? – протянув руку, я взял с полки толстый, остро очиненный карандаш. Жестом показал Альятаре, что хочу отломить кончик.

Она кивнула с удивленным видом. Я хрупнул грифелем, огляделся в поисках какой-нибудь авторучки. Не увидел ни одной. Ладно, и так обойдемся.

Повторил пантониму с листком из блокнота с картонной обложкой и тяжелой штукой непонятного вида. С гладкой деревянной ручкой и полукруглым основанием из какого-то камня вроде мрамора, на котором оно качалось, словно детская лошадка-качалка.

Согнул листок с грифелем, аккуратно стукнул каменной штукой сверху, прижал, размалывая в крошку. Аккуратно поднял листок, стараясь не рассыпать пыль.

 – Ну, по крайней мере, не доломаем.

Вернулся в коридор. Альятара, похоже, забыла, что побаивалась меня – теперь она с интересом следила за моими манипуляциями, едва не влезая любопытной мордочкой под локоть.

Уголок листа – в скважину. Наклонить, дунуть. Убедиться, что графитовая крошка засыпалась куда надо.

Теперь – подождать пару минут.

Я двинулся обратно в студию (так, кажется, это называется?). Положил листок на угол полки, остановился у стены, внимательнее разглядывая полотна.

Общая тематика не менялась. Ночь, снег, звезды…

А вот детали – отличались.

Еще пара картин – такие же лесные пейзажи. Третья – уходящий ввысь горный пик в лунном свете. Среди ночного леса ярко горит костер. В ночи светятся окна небольшой хижины. По заснеженной тропинке пробирается цепочка из похожих на саму Альятару существ, одетых в толстые меховые попоны. Посреди чащи ярко сияет наряженная новогодняя елка.

Стоп!

Новогодняя елка?!!

Это же вроде как параллельный мир или типа того? Инопланетные единороги? Что на картине делает земная новогодняя ель?

И это не случайное совпадение. Гирлянды, шарики, огни – на этой картине детали были прорисованы довольно четко, я даже мог различить венчающую верхушку фигурку… крылатой лошади? Да, крохотная блестящая лошадь с рогом и широко раскинутыми крыльями.

Я обернулся к Альятаре. Ткнул пальцем в картину.

 – Что это?

Снова череда ничего не говорящих мне слов. Я потер лоб.

Так.

Если местные существа, кто бы они ни были, знают, что такое Новый Год…

Тогда, вполне возможно, они знают и о самой Земле?

И кто знает? Может быть, им известно, как мне вернуться обратно?

Мое сердце забилось чаще.

 – Давай попробуем, – наполовину Альятаре, наполовину себе сказал я.

Щелчок. Ключ проворачивается в скважине с легким усилием, штифт ригеля послушно входит в пазы.

Дверь приоткрылась.

 – Ну вот и все, – я ткнул пальцем в замок. – По-хорошему, надо бы продуть и смазать по-человечески. Но на несколько дней должно хватить и так.

Альятара очень задумчиво переводила взгляд с двери на меня. Мордочка приобрела нерешительное выражение.

Ощутив прилив любопытства, я выглянул наружу.

Небольшая лестничная площадка на одну нашу дверь, на дальней стене – крохотное оконце. Под потолком тускло горит странным сине-зеленым светом лампочка такой же непривычной формы. Мне кажется, или свет исходит от крохотных сияющих точек, клубящихся внутри стекла?

Стены неровные, из крупного красного камня, без всяких намеков на краску или штукатурку. Не слышно никаких звуков, даже уличный шум угадывается на грани слышимости.

И в нем – ни малейшего намека на гул автомобилей.

Синее копытце осторожно коснулось моего плеча.

Я вздрогнул. Оглянулся на поднявшуюся на задние ноги Альятару.

Та прикусила губу.

 – Евгений. Хо’а, – вдруг выпалила она.

 – Что? Извини, я тебя не понимаю.

Та покачала головой. Вдруг сорвалась с места и ускакала в направлении студии.

Блин. Однозначно, надо учить местный язык.

Может, у волшебных единорогов не принято выходить за порог в одном полотенце? Типа по своей квартире можно расхаживать как хочешь, а выйдя на улицу – требуется соблюдать приличия?

Только сейчас до меня дошло, что я, возможно, сделал серьезную ошибку. Стоило ли помогать Альятаре с заклинившим замком?

Я ведь ничего не знаю о том, где очутился. Понятия не имею даже, как дальше поведет себя Альятара. Возможно, теперь, когда дверь открыта – она бросится за помощью? Кто знает, как принято поступать в этом мире с инопланетными визитерами?

Альятара вернулась под цокот копыт. В зубах ее был зажат блокнот и еще один карандаш. Вспыхнул зеленый свет, оба предмета поднялись в воздух.

Карандаш стремительно заметался по бумаге.

Если до этого у меня и могли быть сомнения, кто был автором картин, теперь их не осталось. Буквально несколькими движениями Альятара нарисовала довольно точное изображение человека по пояс. Кажется, он был даже похож на меня.

А она продолжала рисовать. Вокруг человека возникла кирпичная стена. А в ней – зарешеченное окошко, сквозь которое человек на рисунке и смотрел.

Сжимая в кулаках прутья решетки.

Понять проблему

С чего начать переговоры с иномирным существом? Которое может быть (но может и не быть) агрессивным, которое не понимает твоего языка, которое не знает, где очутилось?

Увы мне. О лингвистических заклинаниях я знала две вещи. Первое – они существуют. Вторая – они очень сложны, опасны, и единорогов, которые ими владеют – считанное количество во всей Эквестрии.

Я задумалась.

Для начала – может, как-то дать Йев’ени понять, что он уже не у себя на родине?

На глаза мне попался купленный год назад «Малый атлас Эквестрии и сопредельных земель». Я подхватила его телекинезом и перенесла ближе. Открыла на форзаце, где располагалась карта полушарий, протянула человеку.

 – Эквус, – произнесла я. Убедившись, что завладела вниманием гостя, повторила:

 – Эквус.

Человек посмотрел на карту. Возвел очи горе.

 – Някова, – пробормотал он себе под нос. Или что-то в этом духе. Звучало похоже на киринский, хотя из него я знала всего лишь несколько слов.

Он ткнул пальцем в карту, заставив магическое поле задрожать.

 – Экайз?

О Святые Сестры, его акцент был ужасен.

 – Эквус, – произнесла я помедленнее. Указала на восточное побережье, рядом с крупной точкой Мейнхэттена. – Эквестрия.

Человек задумчиво повторил мой жест. Затем обвел пальцем вокруг себя.

 – Да! – я обрадованно кивнула, радуясь, что мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. – Да! Это страна и город, где мы с тобой находимся!

Йев’ени сгорбился. Подпер подбородок рукой. Я ощутила, что моя магия выдыхается, и приземлила книгу на подлокотник.

Внезапно Йев’ени вскочил. Атлас полетел на пол, раскрывшись посередке, на карте Кантерлота и прилегающих к нему деревень.

Я отшатнулась.

Я что? Сказала что-то для него обидное?

Йев’ени посмотрел на меня.

Произнес что-то непонятное, но успокаивающим тоном. Я выдохнула.

Человек, не обращая больше на меня внимания, скрылся в коридоре. Его шаги донеслись из ванной.

Что он делает?

Я осторожно выглянула из-за двери.

Йев’ени, не обращая на меня особого внимания, гипнотизировал взглядом ванну. Сунул лапу, видимо, проверяя воду.

Он что? Собирается вновь купаться?

Человек покосился на меня, что-то проговорил. Отбросил полотенце, действительно забрался в ванну и растянулся на ее дне, окунувшись с головой.

Ну, почти окунувшись. Голова погрузилась, а ноги, с его-то ростом, остались торчать сверху.

Хм. Вроде бы в той памятке от принцессы не говорилось, что люди – водоплавающий вид?

Может, он владеет магией подводного дыхания, как гиппогрифы?

Я подождала минуту, еще одну. Человек явно не собирался выныривать.

Он же не собирается утопиться?

Я робко подошла к ванне.

«Не делай этого!!!» – заорало мое благоразумие. Я осторожно, в любой момент готовая отскочить, деликатно похлопала Йев’ени по плечу.

Тот сел на дне, фыркая и отряхиваясь, словно буньип.

Это какой-то человеческий обычай принимать ванну? Или что?

Я мысленно заехала себе копытом по лбу. Ну конечно.

Если моя ванна вдруг сработала как межмировой телепорт – логично попробовать телепортироваться обратно тем же путем.

Я с опаской посмотрела на ванну. Вроде бы никто никогда не накладывал на нее никаких заклятий, тем более настолько могущественных.

Теперь что же? Каждый раз, забираясь под душ, надо быть настороже, чтобы самой не отправиться в какую-нибудь соседнюю вселенную?

Мамочки.

И остается только посочувствовать человеку (каким бы опасным монстром он не был!), которого эта участь постигла.

 – У тебя не получается вернуться домой? – спросила я тихо.

Человек поднял на меня сумасшедшие глаза. Снова закутался в полотенце, взгромоздясь на борт ванны.

Разразился диким безумным смехом, закрыв морду лапами.

Я сама не заметила, как выскочила из ванны и вжалась в стену коридора.

Селестия пресвятая… неужели он обезумел окончательно?

Ключ. Ключ. Замочная скважина. Нажать, аккуратно провернуть… сено! Срывается! Еще раз. Еще. Ну открывайся же, ну!

Я так сконцентрировалась на телекинезе ключа, что умудрилась проморгать появление чужака рядом.

И только услышав извиняющийся тон, повернула голову.

Шарахнулась вбок.

Впрочем, охватившая Йев’ени вспышка безумия, похоже, угасла. Он с интересом рассматривал замок с торчавшим из него ключом. Должно быть, не видел раньше таких сложных механизмов. Посмотрел на меня, что-то проговорил.

Не слишком ли строго я его сужу? Если бы я вдруг очутилась среди чужого народа, не зная его языка, не ведая, как вернуться домой… Да, видит Фауст, тут зайдут шарики за ролики и у любого пони.

Йев’ени тем временем успел достать ключ и с интересом его рассматривал. Снова обернулся ко мне.

Бросил несколько слов, жестом показал, как будто пишет на ладони.

Писать? Ему нужны карандаш с бумагой?

А что, это идея. Можно использовать рисунки, чтобы объяснять друг другу непонятные вещи. Селестия, и как я сама не догадалась?

Я двинулась к мастерской, на ходу вспоминая, где у меня лежит любимый карандашный набор после недавних набросков. Обернулась – гость шел следом.

В темноте не слишком-то легко сосредоточить телекинетическое поле, так что я на ощупь щелкнула по выключателю копытом. Зажглась лампа – снабженная дорогущим зачарованным кристальным фильтром для имитации дневного света.

Я окинула взглядом мольберт с полками, тумбочку. А, вот и мой блокнот для черновых заметок, его не жалко пустить на почеркушки…

Покосилась на Йев’ени.

Тот застыл прямо посреди мастерской.

И, не отводя глаз, смотрел на мой холст.

Мне бросилась краска в мордочку.

До сих пор не привыкну… Двенадцать лет, как я получила кьютимарку, и каждый раз все еще чувствую себя неловко, когда пони так смотрят на мои картины.

Ладно, я в этом кое-что смыслю. Рисование – мой особый талант, это надо признать. Но я же не делаю ничего, что не мог бы повторить другой пони, если дать ему кисть, краски и года три на обучение. Я просто рисую то, что начинаю видеть два месяца в году, так, чтобы это могли увидеть и другие пони.

Человек заговорил – и в его голосе слышалось восхищение.

Я ощутила, что краска ползет по моей шерсти куда-то в район ушей.

 – Тебе нравится? – пробормотала я. – Это просто набросок. Я назвала это «Зимний вечер», правда, это пока рабочее название. Я специализируюсь на зимних пейзажах, поэтому у меня и кьютимарка такая. Взгляни, – я слегка повернулась, чтобы рисунок на моем боку стал лучше виден.

Йев’ени озадаченно покосился на метку. Пожал плечами. До меня дошло, что пришелец из другого мира может и не знать, что такое наши кьютимарки и какую роль играют в нашей жизни.

Он поднял с полки карандаш. Жестом продемонстрировал, что хочет его переломить.

Слава Селестии – это был не один из моих бесценных сланцевых карандашей, а простенький графитовый грифель! Так что я молча кивнула, с удивлением наблюдая за человеческими манипуляциями.

Оторвав листок блокнота, человек завернул в него отломанный кусочек графита. Водрузил сверху пресс-папье и прижал хорошенько.

Двинулся обратно в коридор.

Что он делает? Я рванулась следом, горя любопытством. Которое временно выпихнуло за порог страх перед иномирным монстром.

Я так и не поняла, что сделал Йев’ени. Он склонился над замком так, что его спина перекрыла мне обзор. Раздался слабый шум.

Человек двинулся обратно в мастерскую. Вернул на место испачканный листок бумаги. Принялся с любопытством разглядывать мои полотна.

Приостановился. На его плоской морде читалось возбуждение и радость. Он указал на «Праздничную ель» и что-то произнес.

 – Извини, я тебя не понимаю, – откликнулась я. – Тебе нравится картина? Я жду Дня Согревающего Очага, чтобы выставить ее на продажу. Их всегда охотнее раскупают у меня в предпраздничные месяцы. Но если хочешь, забери ее себе, если она тебе так сильно понравилась.

Йев’ени лишь беспомощно потер морду.

Конские яблоки! Нам определенно надо что-то придумать, чтобы понимать друг друга!

Йев’ени снова занялся замком. Аккуратно куда-то нажал, раздался щелчок.

И дверь послушно отворилась, открывая вид на лестничную площадку, освещенную старой светлячковой лампой.

С довольным видом иномирянин ткнул в нее пальцем и что-то произнес.

Он… он что, исправил мой замок?

Принялся с интересом изучать совершенно непримечательную лестничную клетку, на которой давно следовало бы подмести пыль и смахнуть паутину.

Он что, собирается выйти наружу?

Во имя Селестии… Первый же пони, который его увидит, позовет стражу!

Конечно, это решит все проблемы.

Вообще-то, я сама обязана так сделать…

Но…

Но…

Лагерь для человеков под Понивиллем. Действующий под личным управлением Принцессы Дружбы. Место, куда отправляют всех человеков, кроме тех немногих, кто удостоился личного разрешения Твайлайт жить в Эквестрии.

Место, о котором ходят жуткие слухи. Пожизненный земной вариант Тартара.

Йев’ени пока что не сделал мне ничего плохого.

Он вообще не выглядит насколько опасным, как твердили байки о человеках…

Даже наоборот – бескорыстно и по-дружески помог мне с замком. Похвалил мои картины.

Может быть, истории про жестокость и свирепость человеков… преувеличены?

Должна ли я позволить ему выйти за порог – и отправиться в застенок? Даже пока он не успел совершить ничего плохого?

Или я неправа, и не имею права подвергать других пони опасности? Хотя...

Я закусила губу.

А, катись оно через Тартар к Дискорду!

Я дотронулась до плеча человека.

 – Йев’ени. Постой.

Тот посмотрел на меня озадаченно, пробормотал что-то.

Как же заставить его понять проблему?

Рисунки, глупая пони! Твоя же собственная идея!

Я сама не заметила, как домчалась до мастерской и вернулась с блокнотом.

Принялась беглыми движениями набрасывать на бумаге изображение.

Рисунок человека за тюремной решеткой.

Что делать дальше?

Я сидел в том же кресле, обреченно уставившись в сделанные Альятарой наброски и рисунки. Машинально перебирая их между пальцами, вглядываясь в ровные уверенные линии и штрихи, и изо всех сил пытаясь придумать, что мне делать дальше.

Сегодня, впервые за два дня, я был один в квартире. Альятара наполовину жестами, наполовину рисунками сумела объяснить мне, что должна отправляться на работу. Ну по крайней мере, я предположил, что на работу.

Судя по рисунку, схематично изображавшему большое каменное здание, очень похожую на Альятару кошколошадь за мольбертом, и выходящих из дверей здания кошколошадей с газетами/письмами/открытками, в общем, с какими-то исписанными листочками в… зубах. Да, мать моя женщина, в зубах.

Впрочем, похоже, это были газеты.

Потому что именно газету, очень похожую на наши, я вчера утром нашел на столике Альятары.

Ну как похожую? С какой-то фигурной вязью вроде арабского письма на страницах. На заголовках вязь распадалась на крупные округлые элементы вроде полукружий, звездочек, молний и сердечек. Наверно, это были буквы?

В некоторых местах встречались цифры. Которые я без труда отличил от букв.

Потому что это, черт меня побери, были наши, родные, привычные, арабские цифры!

Ну, почти привычные. Где-то хвостик смотрит не в ту сторону, где-то что-то растянуто или сплющено. Но все равно узнать привычный набор – от нуля до девятки – труда не составляло. Будь это одна цифра или буква, я бы еще предположил совпадение…

Как? Как?!

Я же типа в параллельном мире или там на другой планете. Они пишут непонятной абракадаброй. Но пользуются человеческими цифрами?

А с другой стороны. Если в этом мире есть Новый Год, да еще такой же, как наш, с елкой и гирляндами – что мешает быть арабским цифрам?

А еще на страницах газеты были черно-белые фотографии.

Вот в фотографии я вцепился мертвой хваткой.

Половину первой страницы занимало большое фото. Оно изображало округлый зал с несколькими рядами кресел. Кресла до отказа заполняли похожие на Альятару существа, только рогов у них не наблюдалось. Одно из них, стоя на подиуме в центре зала, вглядывалось (читало?) в лежащий перед ним лист бумаги. Двое или трое, поднявшись на задние ноги, что-то кричали из рядов и махали передними.

Заседание правительства? Публичная лекция? Еще что-нибудь?

На второй был изображен порт. Сомнений не было – над длинными низкими зданиями без окон поднимались мачты, вдали виднелся корабль, словно сошедший со страниц «Тома Сойера» – большие гребные колеса, высокие трубы, пара мачт с убранными парусами. На переднем плане громоздились ящики и бочки, их задумчиво рассматривали еще двое безрогих кошколошадей.

Третья изображала… кого-то. Даже целых трех кого-то. Рогатую кошколошадь вроде Альятары. Существо вроде… э… птицелошади? У него были орлиный клюв, когтистые лапы, и оно наполовину было покрыто перьями. На переднюю. Заднюю было плохо видно, оно стояло анфас к фотографу, но мне показалось, что у него как минимум одна лошадиная нога. Ну а третье создание было птицекошкой – с такой же птичьей передней половиной и кошачьей, с длинным львиным хвостом с кисточкой – задней. Все трое позировали на фоне фонтана, за их спинами виднелся горный склон.

А на четвертой странице – был изображен зависший над каким-то индустриальным пейзажем дирижабль. Натуральный дирижабль с парой каких-то лопастей вроде крыльев или весел. Длинные черные тросы тянулись с него на землю, а сбоку подплывала парочка…

Телег. Да, телег. Запряженных четверкой кошколошадей каждая. Висящих на расстоянии ста метров от земли. Непохоже, чтобы кошколошади сильно беспокоились по этому поводу.

Возможно, потому, что у них были крылья. По два пернатых крыла у каждой.

Газета выпала у меня из рук, я зажмурился и посмотрел еще раз. Летающие телеги, летающие кошколошади и летающий дирижабль никуда не делись.

Хотя как раз в летающем дирижабле для разнообразия нет ничего странного.

Я жалобно посмотрел на Альятару. С немым вопросом в глазах ткнул пальцем в фото.

Альятара схватила карандаш и бумагу – стопка листов прилипла к ее копытцу, словно намагниченная.

Оживленно принялась за объяснения. К этому моменту мы с горем пополам выучили около пятидесяти слов из языков друг друга и некое подобие разговора начало получаться.

К концу вечера я знал об этом мире чуть больше.

Планета называлась Эокьяз, страна на ней, где мы находились – Эокейрати. Так же, видимо, для простоты, назывался и материк.

Население Эокейрати называлось лоти. Оно делилось на три… народа? расы? вида? – короче, на кем-лоти, пакс-лоти и цер-лоти. Сама Альятара была из числа цер-лоти, чьим отличительным признаком был витой рог посреди лба. Пакс-лоти имели крылья и умели летать – я решил отложить вопрос, как они держатся в воздухе на не слишком больших крылышках, в самый дальний уголок мозга. Кем-лоти были… ну, в общем, они были обычными кошколошадьми без рогов и крыльев.

Судя по рисункам Альятары, кем-лоти занимались выращиванием урожая – по крайней мере, она нарисовала их пашущими (впрягшись в плуг, ага) пшеничное поле. Или не пшеничное – рисунок был схематичным и изображал ряд стебельков. Пакс-лоти делали что-то, связанное с дождем и облаками (может, предсказывали погоду?). Цер-лоти… тут у Альятары случилась заминка, она изобразила цер-лоти с идущими от его рога какими-то извилистыми линиями вроде радиоволн. Затем зажгла свой телекинетический свет, подняла карандаш в воздух и покрутила передо мной.

Телекинез? Цер-лоти передвигают предметы?

Кем-лоти – тут хозяйка пустила в ход атлас – жили в городе под названием Манисхата, где мы и находились, и, насколько я понял Альятару – еще в нескольких городах в восточной части страны. Город пакс-лоти (про себя я решил называть их пегасами. А что? Похожи ведь) назывался Дифринкумл и располагался где-то на северо-западе, причем от него по кругу шла опоясывающая всю Эокейрати пунктирная линия со стрелками. Наверно, так у лоти обозначался какой-то транспортный путь. Цер-лоти (продолжая аналогию, для себя я окрестил расу Альятары единорогами) жили практически посередине, у высокого горного пика в центре Эокейрати. Их город звался Кэркант, и, судя по пририсованной к нему большой золотистой короне – был и столицей государства.

Еще были существа, которых Альятара назвала элкер-лоти. Именно одно из них, как я понял, было изображено на верхушке елки. Выглядели они как обычные лошади, даже без особых кошачьих черт, зато с длинным рогом и крыльями. Альятара нарисовала троицу элкер-лоти над страной, пририсовала стоящих коленопреклоненными (у них это выглядело как припадание на передние ноги) представителей всех рас лоти, и нарисовала над каждым из троицы элкер-лоти маленькие короны.

Местные короли? Феодалы? Правящая каста? Я покачал головой.

Альятара, следившая за моими попытками, вновь принялась рисовать. Изобразила над одним из элкер-лоти солнышко с лучами во все стороны. Над вторым – лунный месяц. Над тем, что посередине – шестиконечную звездочку. Затем перечеркнула двух элкер-лоти, с солнцем и с месяцем.

Я вздохнул.

 – Слушай, я догадываюсь, что ты что-то хочешь рассказать о вашей политике. Но если только у вас тут не случился государственный переворот и власть не захватили евреи, я ничего не понимаю.

 – Не понимать, Евгений? Да? – «да», «нет» и «не понимать» стали первыми словами, которые Альятара выучила на русском. Было еще четвертое, но тут мне стало стыдно, что я невольно учу инопланетную расу таким выражениям.

 – Я не понимать, да, – печально отозвался я.

Альятара нарисовала еще одного элкер-лоти, добавила ему корону и изображение сердца. Рядом – вторую крылорогатую лошадку, только в несколько раз меньше. Ткнула копытцем в рисунок.

 – Риктара Патнай, – проговорила она. – Гриссамира. Грис-лоти, – она показала сперва в верхнюю часть карты, куда-то рядом с северной границей Эокейрати, затем нарисовала на листе еще одного кем-лоти, только покрытого крохотными звездочками.

Я развел руками. Посмотрел на Альятару.

 – Знаешь, это все очень интересно, я понимаю, что ты хочешь рассказать про твой мир… Но давай оставим это до того момента, как я хоть чуть-чуть научусь говорить по-вашему? Ладно? Потом? Понимаешь, потом? – я ткнул пальцем в атлас и рисунок.

 – Евгений потом, – согласилась единорожка. Поднялась. – Евгений Альятара есть? Да?

Слава богу, к этому моменту я уже понимал, что это предложение угостить меня ужином, а не сожрать на ужин.

Вот так и прошел остаток моего второго дня в этом мире. Я слегка познакомился с местной географией, социальной структурой и выяснил, что жареная картошка и сельдерей в этом мире вообще ничем не отличаются от земных. Даже как-то обидно. Я рассчитывал на что-то более экзотическое, вроде синих яблок или черной земляники.

Ну а сегодня утром Альятара отправилась по своим загадочным делам, напоследок жестами и немногочисленными выученными словами взяв с меня клятвенное обещание не выходить за дверь и подходить к окну. Собственно, оно свелось к энергичным тычкам копытом в окно и дверь и настойчивому «Евгений нет!».

Я лишь мрачно кивнул. Позавчера и вчера Альятара, как смогла, донесла до меня мысль – таких, как я, в этом мире знают. Таких, как я, здесь выслеживают и сажают в темницу. Я так и не понял, за какие провинности, но рисунок с человеком за решеткой был доходчивым.

Я все же попытался выспросить, за что людям в этом мире такая немилость. Альятара беспомощно помотала головкой, нарисовала картинку с человеком, замахивающимся палкой на кем-лоти. Яснее не стало.

Их предки воевали с людьми? Может, люди держали их в рабстве? Или еще что-то?

Вопросов больше чем ответов.

И самый главный – что делать дальше?

С одной стороны, я и дня не продержусь в этом мире один. Не знающий языка, не похожий на местных жителей, всецело зависящий от милости моей гостеприимной хозяйки… Кстати, долго ли эта милость продлится? Непонятно даже, с чего Альятара, спасибо ей, конечно, огромное, так дружелюбно настроена к незваному гостю. Неужели только из благодарности за починку замка?

С другой… По крайней мере, здесь есть люди. Может быть, им будет известен путь на Землю? Надо найти их. Надо чуть лучше ориентироваться в этом странном мире.

Надо постараться выучить язык Альятары – пока что она успешнее учит мой. Из языка лоти мне удалось запомнить только «Борайо!» и «Мейо най!» – «Доброе утро» и «Спокойной ночи» соответственно. Первое я услышал от нее вчера, когда разминал все конечности после проведенной в кресле ночи. Второе – от нее же вчера, когда она расстилала мне крохотный матрас на полу рядом с креслом. Матрас был откровенно маловат, но после сидячей ночи я и за такой был ей безмерно благодарен.

Спалось, кстати говоря, плохо. Не из-за жесткого пола и тонкого матраса. Просто навалилось. Чужие имена, чужие названия, чужие, инопланетные существа… В первую ночь я не заметил, как заснул – просто в какой-то момент вырубился в кресле, и открыв глаза, обнаружил сопящую в таком же сидячем положении на диване Альятару. Должно быть, инопланетянка пыталась не сводить глаз со спящего меня, пока ее саму не сморило.

А вот во вторую – да, навалилось. Я ворочался с боку на бок, слушал тихое дыхание спящей Альятары, вглядывался в свет уличного фонаря сквозь занавески – и мне казалось, что я уже сплю и вижу сон. Очень странный сон про инопланетных единорогов.

Что если сейчас встать и подойти к дивану – окажется, что на нем спит кто-то из приятелей, приютивший меня после закрытия метро.

Что если выглянуть в окно – там окажется московская улица.

Один раз я не выдержал. Встал, рывком раздернул шторы. Убедился, что чужой город никуда не делся, только на улицах нет прохожих. Подошел к дивану, различил полуприкрытое одеялом четвероногое тело и рассыпавшуюся по подушке синюю гриву. Альятара заворочалась и пробормотала что-то во сне.

Я сконфуженно улегся обратно. Если бы она проснулась, точно бы опять перепугалась до полусмерти.

Надо не обрывать ее, пока она рассказывает о своей планете.

Надо понимать, о чем она говорит. Надо выучить язык.

Вот так и прошла ночь – в переворотах с боку на бок, в попытках заснуть и попытках отличить сон от реальности. Обернувшись наутро головной болью и сонной хмарью в голове. И вот теперь я вот уже который час сидел в кресле и листал наброски Альятары, пытаясь выцепить их них что-то еще полезное.

Встал. Со вздохом снял пару книг с притулившейся у дивана книжной полки.

Первая оказалась лишена картинок, а извилистая вязь местной письменности мне не говорила пока ни о чем. Со второй повезло чуть больше – кажется, это была какая-то беллетристика.

На обложке был нарисован пакс-лоти песочной окраски с серой гривой, стоящий посреди джунглей и задумчиво разглядывающий куст с фиолетовой ягодой на верхушке. Он был одет в какое-то подобие куртки цвета хаки, прикрывающей грудь и передние ноги, с двумя вырезами для крыльев. На бедре пакс-лоти, в том месте, где у Альятары были изображены снежинки, глаз и звездочки, виднелся рисунок розы ветров.

Я пролистал наскоро книгу, и нашел еще несколько иллюстраций. На одной был нарисован цер-лоти, по бокам которого стояли два серых волка с оскаленными пастями. У цер-лоти на том же месте красовалась волчья морда. Следующая иллюстрация изображала пакс-лоти с обложки, летящего над высовывающейся из воды крокодильей пастью. Третья изображала высокого цер-лоти в балахоне с капюшоном, направлявшего из рога луч света на куст с обложки.

Мда. Чувствуешь себя пятилетним ребенком. Картинки очень интересные, понять бы, что на них изображено.

Так и прошел день – в разглядывании немногочисленных рисунков и фотографий, в попытках краем глаза сквозь щелочку в шторах понаблюдать за городской жизнью. Катились запряженные кем-лоти многочисленные кареты, шли по улицам прохожие.

Несколько раз я воочию увидел порхающих над тротуаром пакс-лоти. Крылатые существа, похоже, не дружили с физикой и аэродинамикой – потому что друзей не трахают, как говорил попугай Кеша! Они не то что превосходно летали на своих невеликих крылышках – они умудрялись зависать на месте, что твои вертолеты!

Впрочем, пакс-лоти все же старались не подниматься слишком высоко в небо. И держались преимущественно над тротуарами, не над проезжей частью. Какие-то правила дорожного движения для крылатых?

 – Евгений! – я подскочил на месте. Сообразил, что слишком увлекся наблюдением, чтобы услышать лязг ключа в замке. Обернулся.

Альятара посмотрела на меня укоризненно. Что-то произнесла. О смысле было догадаться не трудно.

Ну да, я увлекся наблюдением за местными пегасами. Настолько, что опасно высунулся за занавеску и чуть не прижался к стеклу. Идиот.

 – Извини, – я покаянно прижал руку к сердцу.

 – Евгений нет, – Альятара настороженно покосилась на окно. – Евгений фенеро нет!

Вроде понятно…

 – Фенеро? – я ткнул пальцем на окошко. – Фенеро?

 – Фенеро, да, – кивнула Альятара. Покачала головкой. – Евгений фенеро нет?

 – Евгений фенеро больше нет, – закивал я. – Прости, пожалуйста.

Альятара сбросила на пол две небольшие сумки, висевшие у нее по бокам. Приоткрыла одну, сунула мордочку.

Пробормотала что-то, держа в зубах сверток плотной оберточной бумаги. Перетянутой бечевкой.

 – Что? Не понимаю.

Альятара направилась в кухню, взглядом поманив меня за собой. Опустила сверток на стол, принялась развязывать узел, помогая себе копытцами.

В свертке оказался здоровенный ломоть рыбьей туши. Кажется – лосося или форели. Я не спец в рыбе, отличаю разве что сазана от налима.

 – Евгений да? – с довольным видом спросила единорожка, уставясь на меня.

 – Э… это мне? Ну спасибо, конечно.

Хм. В принципе, логично. У Альятары дома я видел из еды только типично вегетарианский набор из овощей и всякой зелени. Очевидно, копытные-лоти – травоядные. Тогда она решила меня угостить рыбным меню?

 – Спасибо большое, – повторил я еще раз, поклонившись.

Альятара покраснела. Указала копытом на свою крохотную плиту и набор из нескольких кастрюль и сковородок.

 – Тебе помочь это приготовить? – сообразил я. Сам ткнул пальцем в плиту, сделал движение, будто режу рыбу и кладу ее на сковородку. Единорожка закивала.

Я не считал себя великим кулинаром, да и на кухне Альятары двоим, даже включая крохотную единорожку, было не развернуться. Но газовая плита в другом мире походила на газовую плиту, масло – на подсолнечное масло (даже если и было выжимками из каких-нибудь инопланетных червяков), и вскоре рыба весело зашкворчала на плите. Альятара с интересом следила за моими манипуляциями, стараясь поменьше задевать меня рогом и боками.

 – Ну вот, кажется, готово, – я подцепил маленькой, будто игрушечной, вилкой, кусочек. – Ммм, вкуснятина. Не знаю, правда, можно вам такое или нет? Хотя если у вас продают рыбу…

Альятара понюхала воздух над сковородкой, став и впрямь похожа на гигантскую кошку. В свою очередь, наколола кусочек, прожевала.

Улыбнулась – мои кулинарные таланты явно оценили по достоинству. Впрочем, налегать на жареную рыбу единорожка все же не стала, наверно, мои догадки про растительную диету были верны. На столе очутился кочан капусты из холодильника и миска с брикетами чего-то, что очень походило на брикетированное сено.

Движением головы велев мне убраться из кухни, Альятара принялась резать капусту в мелкое крошево. Я опустился в облюбованное кресло, краем глаза следя за суетившейся на кухне единорожкой, и чувствуя, как выделяется слюна от запаха жареной рыбы.

Внезапно упала темнота.

 – Что? – я вскочил.

Щелкнул выключатель. Альятара посмотрела на меня удивленно, ничуть не смущенная резкой пропажей дневного света.

 – Что это? – спросил я недоуменно, махнув рукой в сторону окна. Где медленно разгорался призрачный газовый свет фонаря. Или лунный?

 – Евгений? – Альятара явно не понимала, о чем я спрашиваю. – Фенеро? Мейо?

 – Да я понял, что это фенеро. Почему так резко стемнело? Почему мейо?

Альятара нахмурилась.

 – Мейо, – она пожала плечами. – Риктара мейо дейин. Понимать?

Я вздохнул. Еще пара дней в этом мире – и я стану специалистом по Очень Тяжелым Вздохам.

Ладно, Альятара выглядит не слишком напуганной внезапной ночью среди дня. Собственно, вообще не напуганной. Только удивленной моей реакцией.

Хм. А ведь вроде вчера мне показалось, что стемнело необычно быстро. Только увлеченный попытками беседы с Альятарой, я не обратил на это внимания. Лишь удивился, как стремительно сомкнулись сумерки за окном.

Ох, ладно. Давайте будем думать над странностями этого мира на полный желудок.

Тем более, Альятара сделала жест, который невозможно было истолковать иначе как «прошу к столу».

Я уже двигал к себе низкую, как и все здесь, табуретку, как в дверь раздался громкий стук.

Единорожка вздрогнула.

Стук повторился. Раздался высокий требовательный голос.

 – О-ох, – выдохнула Альятара. Покосилась на студию. Схватила копытом меня за рукав.

 – Евгений! Ирья! – шепотом выдохнула она. Потащила меня туда, жестом указала на мольберт. Без объяснений ясно было, что она предлагает за ним спрятаться.

Ну… в темноте, если как следует скорчиться, и если никто не будет вглядываться в угол… В конце концов! Не в шкафы же прятаться, я туда и подавно не влезу!

Голос и стук становились все более настойчивыми. Альятара что-то крикнула в ответ. Залязгал ключ.

Голос Альятары что-то недоуменно произнес – и осекся. Резко, будто нажали кнопку.

Почему-то это мне показалось подозрительным.

Раздался стук копыт. Заскрипела дверь ванной, затем хлопнула дверца шкафа.

Все ближе, ближе…

Я даже ничего не успел сообразить.

Раздалась короткая команда. Мольберт отбросило в сторону в синей вспышке. В той же вспышке меня подбросило в воздух.

И оставило висеть вниз головой, словно червяка на крючке.

Я заорал. Лягнул ногой, пытаясь попасть хоть в кого-то.

Меня ловко ухватили за руки и завели их за спину. Что-то щелкнуло – и запястья охватил холодный металл.

В следующую секунду меня перевернуло обратно – и поставило на ноги. Резкий рывок бросил на колени. Чья-то железная хватка вцепилась в плечо.

Вспыхнул свет.

Цер-лоти синего окраса, в синей же жилетке, с приколотым на плече значком – человеческий силуэт на фоне полосатого геральдического щита – внимательно меня осмотрел.

 – Do you speak English? – спросил он. – Parlez vous Francais? Habla usted espanol? Вы говорите по-русски?

Дальнейшие действия

Карета катилась по асфальтированным улицам Мэйнхэттена под цокот копыт. Мне тоже сейчас хотелось все бросить и, звонко цокая подковками, пуститься галопом прочь.

Жаль, что дверь была заперта.

Подавитель металлическим холодом обжигал рог.

Йев’ени сидел рядом со скованными руками. Никакого переводчика не было нужно, чтобы увидеть на его морде напряжение и страх.

 – Йев’ени, – окликнула его я, потрепав по плечу. – Не расстраивайся. Я… мы что-нибудь придумаем. Может быть, я отправлю прошение самой Принцессе Дружбы. Уверена, она прикажет тебя освободить, когда станет ясно, что ты не такой, как прочие люди.

Иномирец медленно поднял голову. Посмотрел на меня, вздохнул.

 – Благодарить есть Старгейз, – с ужасным акцентом выдавил он.

Я постучала в решетчатую перегородку, отделявшую задний безоконный отсек кареты.

 – Софт Грит! Скажите, пожалуйста, что с нами сделают?

Кобылка-единорог с кьютимаркой в виде сачка, которая наложила на меня заклинание молчания там, у входа, обернулась.

 – Вас допросят, – бросила она. – И задержат до конца разбирательства. Вы укрывали человека, Старгейз. Это серьезное нарушение.

 – Йев’ени не сделал ничего плохого! – возмутилась я. – Он вовсе не такой, как нам рассказывали про человеков!

 – Это не вам решать, – отрезала Софт Грит. – Управление допросит и его тоже, и определит степень его опасности для Эквестрии. А вам, юная кобылка, стоило бы думать головой, прежде чем безоглядно доверять чужаку и прятать его в собственном доме!

Я отвернулась. Растянулась на лавке, закрыв морду копытами.

Еще два дня назад самой большой моей проблемой был разнос от Дарлинг Принта, нашего выпускающего… А теперь меня везут в запертой карете через весь город, в магическом подавителе, как преступницу!

Что-то толкнуло меня в бок. Это Йев’ени подвинулся поближе.

Проговорил нечто успокаивающим тоном.

Я посмотрела на него.

 – И тебе спасибо большое, – протянула, хлюпнув носом. Мне даже стало стыдно. Его проблемы куда серьезней моих, а он еще пытается меня подбадривать!

Карета несколько раз повернула, открылись и закрылись несколько ворот. Затем лязгнули засовы на дверях нашего узилища.

 – Старгейз Винтер – на выход, – приказал земнопони в униформе городской стражи. Вздрогнув, я спустилась на брусчатку. Обернулась, встретившись взглядом с Йев’ени – его уже подхватили под лапы два крепких земных пони, что вломились в квартиру вместе с Софт Грит.

 – Идемте, – стражник положил копыто мне на плечо. Говорил он без злости, но нога была тяжелой.

Опустив голову, я потащилась через закрытый дворик, куда вьехала карета, к боковому входу в ближайшее здание – ничем не примечательное, обычный трехэтажный конторский корпус, каких много в Бронклине.

К моему удивлению, меня повели не в подвал, а провели по лестнице на второй этаж. Решеток и узников я тоже не увидела – коридорчик с обшарпанными дверями походил на офис какой-то мелкой арендной конторы. Разнообразия добавлял только большой плакат с человеческими мордами анфас.

Я невольно замедлила шаг. Большая надпись гласила «Народы человеков». Под ней более маленькая красная сообщала: «Соблюдай осторожность. Разговоры о расе люди могут счесть оскорбительными».

Ниже располагались шесть изображений. Человеки на двух левых очень походили на Йев’ени, не считая более тонких черт морды и длинной гривы у правого портрета. Двое посредине отличались более темной кожей, грива скрутилась в пышные кудряшки и толстые косички-дрэды. Двое человеков справа были смуглее, чем Йев’ени, но не настолько, как центральные портреты. Их глаза были сильно сужены, напоминая щелочки.

Под портретами тянулись длинные надписи мелким неразборчивым шрифтом. От каждого портрета длинные стрелочки тянулись вниз, к более мелким рисункам. Их в нижней части портрета было около пятидесяти, и от них рябило в глазах.

Увы, рассмотреть подробнее не удалось – стражник подтолкнул меня вперед. К двери в конце коридора, обтянутой клеенкой, с вырезом для закрытого железной шторкой проема. Сунул морду в седельную сумку за ключами.

Я шагнула внутрь.

Это походило скорее на номер в очень дешевом отеле, чем на тюремную камеру. Кушетка, откидной столик, раковина и туалет в отгороженном фанеркой углу…

За мной лязгнул замок.

 – Подожди! – взмолилась я, постучав в окошко. – Сколько мне тут сидеть? Что со мной сделают?

Стражник откинул заслонку.

 – Да понятия не имею. Была бы ты воришкой или жуликом, посидела бы денек до вызова на допрос, а там или получай штраф и гуляй, или топай в окружную тюрьму, если не хватает битов на залог. Но ты-то у нас проходишь по линии КАДА, а у них свои процедуры. Кстати!

 – Да-да?

 – Ты что, правда прятала человека? Как у тебя смелости хватило? Они же чудища! Он не пытался тебя слопать?

Я смерила стражника взглядом.

 – Это неправда! Йев’ени никакой не монстр! Он просто был очень растерян, когда очутился здесь, и я пыталась ему помочь!

 – Ну-ну, – скептически пробормотал земнопони. – Как по мне, он выглядит сущим страшилой.

 – Постой, так ты не из КАДА?

Стражник рассмеялся.

 – Да ты чего? У КАДА здесь три-четыре пони персонала и пара кабинетов, которые они у нас оттяпали! Вот будь здесь столько человеков, как в Кантерлоте, тогда бы… – он резко оборвал себя. – А вообще, мне с тобой болтать не положено. Сиди здесь и жди, пока позовут, – он захлопнул дверцу.

Я плюхнулась на кушетку и закрыла мордочку копытами.

И оставалась в таком положении до тех пор, пока тот же стражник, буркнув «приятного аппетита», не просунул в окошко миску с сеном и железную кружку с водой.

С удивлением я обнаружила, что от переживаний разыгрывается зверский аппетит.

Снова ключи загремели в двери, когда я уже была готова начать ее лягать со всей дури.

Если судить по частоте кормежек – я здесь уже вторые сутки!

А если по внутреннему счету времени – не меньше недели!

Я посмотрела на того же стражника. Ох, будь я настоящим магом, и не болтайся на моем роге подавитель – боюсь, испепелила бы его на месте!

 – Ну пошли, – буркнул страж порядка. Подтолкнул меня к двери соседнего кабинета. Выглядел он мрачно, должно быть, начальство его прочехвостило за разговоры с арестанткой.

После полутемного коридора солнце било в глаза. На фоне яркого квадрата зарешеченного окна был виден темный силуэт Софт Грит и груда папок перед ней. Стены кабинета были обиты темным шпоном, на одной висели изображения Солнца и Луны – должно быть, не успели перевесить со времен Диархии.

 – Садитесь, Старгейз, – велела она. – Граббер, можете быть свободны.

Стражник, поклонившись, затворил дверь кабинета. Я опустилась на жесткий привинченный к полу табурет.

 – Софт Грит! – выпалила я. – Йев’ени ни в чем не виноват! Он даже не знал, что должен сдаться властям! Это я велела ему оставаться в доме и не показываться!

Агент КАДА усмехнулась.

 – Забавно, Старгейз. А ваш… подопечный заявил, что это он принудил вас не сообщать о нем страже.

В мордочку бросилась жаркая волна. Так он еще и прикрыть меня попытался?

 – Что вы с нами сделаете? – потребовала я ответа. – На работе, должно быть, меня уже заочно уволили!

 – О проблемах с работой можете не беспокоиться, – отмахнулась Софт Грит. – И вообще, это я здесь задаю вопросы, а не вы. Кстати, о вопросах, – она достала из ящика стола что-то довольно тяжелое и блестящее золотом.

Я уставилась на статуэтку на золотой цепочке. Она изображала морду какого-то неведомого мне остроухого зверя, с двумя широкими крыльями по бокам. Софт Грит достала из того же ящика короткий ремешок и пристегнула им штуковину к скобе на столе. Должно быть, чтобы я не смогла запустить ей статуэтку в голову.

 – Наденьте это на шею, – велела она. Телекинезом толкнула в мою сторону.

Неведомый амулет ощутимо оттянул шею вниз.

 – Начнем, – Старгейз притянула к себе карандаш и свиток. – Ваше имя? Это для протокола.

 – Старгейз Винтер, – уныло откликнулась я. Далее последовали стандартные вопросы о дате рождения, месте работы и родственниках. Уныло жужжала муха, колотясь о стекло.

 – При каких обстоятельствах вы встретились с человеком по имени Евгений Комаров?

– Он… он просто вынырнул из моей ванной.

Карандаш Софт Грит дрогнул.

 – Просто вынырнул из ванной, – она кивнула. – В запертой квартире, не так ли?

 – Ага. Я очень перепугалась, случайно ударилась головой и чуть не захлебнулась. Если бы не Йев’ени…

Софт Грит методично шуршала карандашом по бумаге. Я продолжала рассказывать историю знакомства с человеком, включая сломанный замок, мою студию, вечерние посиделки с картами и рисунками. Агент качала головой в такт моим словам, не пытаясь прерывать или задавать вопросы.

 – Скажите, – проговорила она наконец. – Евгений упоминал при вас такое название, как «Мой маленький пони»? Возможно, обращался к вам так?

Я недоуменно распахнула глаза.

 – Нет. Вообще-то он и не смог бы. Он и слово «пони» выучил два дня назад.

 – И он выразил удивление, когда вы рассказывали ему о Эквестрии? О наших народах, о принцессах? Вам не показалось, что что-то из этого могло быть ему знакомо?

Я развела передними ногами.

 – Мы толком и не понимали речь друг друга, конечно… Но мне так не показалось. Он явно видел все то, что я рисовала, впервые в жизни.

 – Все страньше и страньше, – пробормотала Софт Грит. – Термин «брони» вы от него тоже не слышали?

 – Это какая-то разновидность пони? – удивилась я. – Нет.

 Софт Грит тяжело вздохнула.

 – Ладно. Перейдем к другим вопросам. Евгений пытался вести себя агрессивно? Угрожать вам?

 – Вот уж ничего такого не было! – выпалила я.

 – Даже в первые минуты после… вашего знакомства?

 – Даже тогда. Он был напуган и растерян. Но не пытался как-то мне повредить или напугать. Скорее, наоборот – пытался успокоить и подружиться.

Карандаш летал по бумаге. Хотелось пить.

 – Он что-нибудь упоминал о прошлом на Земле? Род занятий, образование, образ жизни?

 – Да откуда? Софт, я же вам говорю – мы только несколько слов из языка друг друга успели выучить!

Софт Грит подняла на меня глаза.

 – Старгейз, еще вопрос. Сразу предупреждаю, он может показаться очень личным и даже неприятным. Но я настаиваю на правдивом ответе.

 – Какой вопрос? – я напряглась.

 – Человек проявлял в отношении вас сексуальный интерес?

Я подскочила на табурете.

 – Что?!

 – Отвечайте по существу, – сухо велела Софт. – Возможно, комплименты, объятья, поцелуи? Попытки соблазнения?

Я снова ощутила, что краснею.

 – Не было ничего такого! Абсолютно точно! Софт Грит, если вы…

 – По существу, – оборвала меня единорожка, прежде чем я успела возмутиться. – Я поняла. Спасибо, – она зачиркала карандашиком. Затем оторвалась от бумаги.

 – Старгейз, как вы лично можете оценить вашего визитера? Общие впечатления, примечательные детали?

Я задумалась, все еще слегка ошарашенная предпоследним вопросом.

 – Мне показалось, что он хороший разумный. И может быть хорошим другом. Для любого это стало бы страшным шоком – внезапно очутиться в чужом мире. А он старался сохранять самообладание и не испугать меня. Пришел ко мне на помощь, когда сломался замок… и вообще, он мне жизнь спас, когда я чуть не захлебнулась! Если все человеки такие, то все, что про них у нас говорят – грязные слухи.

 – Не делайте опасных обобщений, Старгейз, – порекомендовала Софт. – В слухах много лжи, но тем неприятнее та часть правды, что в них содержится. И вообще, на будущее зарубите себе на рогу – не следует слепо доверять чужакам, не убедившись в их намерениях. Принцесса была вынуждена создать Управление не просто так, можете поверить.

Я промолчала.

 – Что с нами будет? – наконец решилась спросить я, видя, что Софт не торопится продолжать допрос.

 – Будет? – единорожка хмыкнула.

 – Я, конечно, могла бы дать вашему делу ход. Укрывательство человеков – это преступление перед короной. Но я вижу, что вы всего лишь молодая и глупая пони, которая поддалась искреннему дружескому порыву. А принцесса Твайлайт учит, что неправильно наказывать пони за следование идеалам Дружбы. Снимайте талисман истины, – бросила она.

Я осторожно сняла через голову амулет.

 – Я… я свободна?

 – Сейчас стражник проводит вас к выходу и напишет для вашего шефа уведомление, что вы были допрошены как свидетель по делу короны. Идите и в следующий раз думайте головой, – приказала Софт Грит.

Я поднялась. Обернулась к двери… и замерла.

 – А Йев’ени?

Софт Грит очень тяжело вздохнула.

 – Старгейз. Вам что, мало проблем?

Я молча ждала ответа.

 – Ваш визави будет направлен в лагерь адаптации, – наконец, сдалась Софт. – Там его обследуют и рассмотрят его дело. Если Управление решит, что он не представляет опасности и может вписаться в наше общество, его освободят. Если нет – он останется на государственном содержании, пока его статус не пересмотрят.

Я вздрогнула.

 – Лагерь адаптации? Вы имеете в виду… Понивилльский лагерь?

Софт Грит смерила меня тяжелым взглядом. Приложила копыто ко лбу. Ее хвост раздраженно стегнул по бокам.

 – Понятно. Успели наслушаться очередных слухов? Поверили в то, что мы там с людей шкуру заживо сдираем?

Я молчала.

 – Вы еще не поняли, что нельзя слепо верить каждому слуху? Да, это не самое приятное место, да, условия там жесткие. Но для многих людей – это лучший способ обеспечить безопасность. Причем не только для эквестрийцев. Но и для них самих.

 Я продолжала молчать. Старгейз раздраженно свернула свиток. Дернула шнур колокольчика.

 – Идите и не ищите впредь на круп неприятностей, – приказала она.

Я уже почти шагнула к двери – и вздрогнула.

В памяти всплыли детали статьи, что публиковалась в «Мире Мэйнхэттена» с год назад. Какая-то тяжба с семьей грифонов, которым пытались не разрешить проживание в Эквестрии…

 – Софт Грит, – решительно выпалила я. – Ведь есть же закон. Если гражданин Эквестрии берет иностранца на поруки – тому разрешается жить в королевстве. Правда же?

Софт Грит скривилась так, словно слопала целый гриффонстоунский лимон.

 – Старгейз! – впервые она повысила голос. – Вы что, решили корчить из себя юриста? Смотрите, я ведь могу и передумать насчет вашего дела!

Я упрямо молчала. Агент уставилась на меня очень сердитым взглядом.

Дверь скрипнула, в кабинет сунулся стражник.

 – Вызывали, агент?

 – Ну так такой закон есть?

По мне прошлись испепеляющим взором.

 – Подождите, – почти прорычала Софт стражнику. – Да. Такой закон существует. И только по чистому недосмотру его действие еще не успели отменить в отношении людей, – она выдернула откуда-то лист бумаги с еще одним карандашом, швырнула мне.

 – Заполняйте заявление. И учтите – если ваш подопечный что-то натворит, вы будете отвечать перед судом наравне с ним! Даже если не будете в этом замешаны ни сном, ни духом!

Внутренне ликуя, я принялась вписывать нужные сведения в крохотные поля бланка. Дойдя до пункта «происхождение передаваемого на поруки», я замешкалась. Хотела было спросить у Софт Грит, но поняла, что та и так кипит, как поставленный на огонь чайник – и решила не рисковать. Просто написала «Мир человеков».

Софт Грит выхватила у меня бланк, сунула его в папку и хлопнула обложкой.

 – Отведите ее к выходу, снимите подавитель и оформите как давшего показания свидетеля, – приказала она. – И дождитесь меня. Я буду минут через десять.

Только на первом этаже я поняла, что мы находимся в Бронклинском участке городской стражи – увидев через зарешеченные окна знакомые здания Дрей-сквер. Мой провожатый подошел к конторке дежурного, принялся заполнять очередной бланк. Протянул мне седельную сумку, которую у меня забрали еще дома…

 – Старгейз!

 – Йев’ени! – я расплылась в улыбке.

Он сделал несколько шагов вперед, наклонился ко мне.

 – Черт! Я так рад тебя видеть!

 – И я тебя тоже! Слушай… стоп! Ты что, говоришь по-нашему?

Йев’ени широко улыбнулся. На нем были какая-то мешковатая роба и штаны, сидевшие явно не по фигуре. Должно быть, шились под минотавра.

 – Проклятье, голова до сих пор трещит, как с похмелья. Не, все честно, эта дамочка сразу предупредила, что будет неприятно. Она сказала, что ей нужно опросить меня, и будет легче, если я смогу отвечать на вопросы на вашем языке. Брр, в череп как будто шуруп вкрутили… Зато теперь мы можем разговаривать друг с другом!

Я всмотрелась в его морду. Улыбка угасла. Он выглядел очень, очень растерянным… и в глазах пряталась боль. И страх.

 – С тобой… ничего не сделали?

Йев’ени покачал головой.

 – Она мне… кое-что рассказала. Целую кучу очень странных вещей. Я… у меня никак не получается уместить все это в голове, вот и все.

Краем глаза я заметила притоптывающую копытцем Софт Грит. Обернулась к ней.

 – Мы оба можем идти?

 – Можете, – бросила агент. – Вот ваши документы. Евгений, вы обязаны являться сюда раз в месяц и отмечаться на протяжении полугода. Это понятно?

 – Точно так, – человек кивнул.

 – И последнее, – сообщила Софт. – Если вы будете замечены в малейшем правонарушении – в малейшем, даже если выбросите огрызок в неположенном месте – видит Фауст, под арест отправитесь не только вы. Но и ваша благодетельница, которая так рвется вас опекать. Ясно вам?

Йев’ени бросил на меня короткий взгляд.

 – Я все понял, Софт Грит. Можете не сомневаться, я буду тише воды ниже травы.

 – Хотя нет, – Софт посмотрела на меня. – Еще одно предупреждение персонально для вас, Старгейз.

Я прижала уши.

 – Есть философские течения, которые считают, что любой из возможных миров – одновременно чей-то вымысел. Если и так, это не делает реальность менее реальной.

У меня отвисла челюсть от этого внезапного философического приступа.

 – Чего?!!

И услышала, как Йев’ени, вздрогнув, втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

 – Достаточно, – процедил он. – У меня и так вот-вот взорвется мозг. Мы уходим.

Солнце стояло низко – должно быть, Твайлайт не так давно подняла его над горизонтом. Я прикинула, успею ли сегодня попасть на работу. Покосилась на башенные часы…

И, весело взмахнув гривой, решила побездельничать. Справка, которую я держала перед собой телекинезом, давала мне законный выходный до сегодняшнего вечера.

Посмотрела на Йев’ени. Тот озирался вокруг, как завороженный.

 – Тебе нравится город? – весело спросила я.

 – А? – взгляд сфокусировался на мне. – Город… да. Так странно. Вроде бы так похоже на наши города. И в то же время… – он посмотрел на фигурку почтальона, срезавшего путь над крышами.

 – Что там сверкает?

Я приложила копытце к глазам.

 – Кристаллер Билдинг. Если хочешь, можем сходить, посмотреть поближе.

Йев’ени вздрогнул.

 – Только не сейчас. Я… я немного устал. И на нас и так все пялятся, как на мартышку в клетке. Знаешь, давай лучше вернемся. Мне надо прийти в себя. Обдумать дальнейшие действия…

Что правда, то правда. Я сама то и дело ловила на себе взгляды прохожих. Пони оборачивались, провожая нас глазами. Я услышала голос жеребенка «Монстр! Мама, смотри, монстр!». Йев’ени поморщился.

 – Знаешь что? – решительно сказала я, сунув ему в лапы бумажку. – Поймаем такси. Я тоже устала и не хочу тащиться через полгорода пешком.

Положим, от прогулки я на самом деле не отказалась бы… Но зеваки начали напрягать и меня. Я шагнула к краю брусчатки, высматривая желтую карету.

Человек озирался по сторонам.

 – Мэйнхэттен, да? – пробормотал он. – Что это означает?

 – «Гривистый остров на болоте», – перевела я. – Это из языка оленей, а не пони. По легенде, когда-то на этом месте стояла их деревня, в честь которой назвали город.

 – Оленей? – Йев’ени тряхнул головой. – Старгейз, это все очень интересно, но я расспрошу у тебя об этом позже. У меня и так перегруз информацией.

В этот момент я заметила свободное такси и ускорилась. Человек торопливо зашагал за мной.

Земнопони в упряжи обернулся на меня.

 – Куда вам, кобылка? – тут он заметил Йев’ени, и его глаза на секунду расширились. Впрочем, с истинно профессиональной невозмутимостью он не стал задавать никаких вопросов.

 – Ферьер-Хилл.

 – Три бита.

Йев’ени проследил за золотыми монетами, перекочевавшими из моей сумки к таксисту.

 – Старгейз, разреши глянуть на ваши деньги? – попросил он, когда мы уже устроились в кабине. Не сказать, что с комфортом – Йев’ени упирался головой в потолок – но его, похоже, это слабо волновало.

Я протянула ему бит. Йев’ени повертел его в пальцах, глянул на звезду на реверсе – монета была новой чеканки.

 – Золотые монеты, – он слабо улыбнулся. – Забавно.

 – Ммм?

 – В моем мире уже никто не рассчитывается золотом. А такого кусочка хватило бы, чтобы безбедно жить месяц, или два – затянув пояса, – он вернул мне монетку. – Знаешь, у нас есть такие сладости – шоколадные монетки, упакованные в золотую фольгу. В первый момент мне показалось, что ты рассчитываешься с… – он замялся, – с извозчиком ими.

Я с искренним наслаждением плюхнулась на любимый диван. Йев’ени опустился в оккупированное в ходе межмирового вторжения кресло и закрыл глаза.

Через полчаса валяться и молчать стало лень. Я отправилась в кухню и с грустью обнаружила, что приготовленный незадолго до ареста салат можно выкинуть. Пришлось ограничиться сэндвичами – сенным для меня, с морковной заправкой для гостя.

 – Ты не хочешь поесть?

Йев’ени поднял веки.

 – Поесть? Да… поесть не помешало бы.

 – Голова, да? – понимающе спросила я. – Я бы предложила таблетку, но не уверена, что наши обезболивающие тебе помогут. Может, кофе?

 – Кофе? Наверное, – Йев’ени отвечал как-то невпопад, и все еще смотрел в стену.

Я подобралась поближе.

 – Ты неважно выглядишь.

 – Неважно? – пробормотал человек. – Да, пожалуй, неважно… – он вяло откусил от сэндвича, прожевал кусок и положил блюдце с бутербродом на тумбочку.

Я обошла вокруг него и заглянула в глаза.

 – Йев’ени. Что с тобой?

На меня упал такой же безумный взгляд, как в нашу первую встречу.

 – Эта дамочка, которая агент, она мне кое-что рассказала, – пробормотал Йев’ени.

Закрыл морду лапами.

 – Кое-что, мать вашу! – взревел он. Кулак со всего маху ударил по подлокотнику.

Я отшатнулась.

Йев’ени посмотрел на меня. Пробормотал что-то непонятное.

 – Извини, – глухо произнес он. – Я не должен на тебя орать. Просто… дерьмо, Старгейз, в языке моего народа есть слово, которое значит «удивиться в самой-самой крайней степени и в то же время – очень разозлиться». Вот так я себя сейчас чувствую.

Я уселась рядом. Положила копыто ему на лапу.

 – Расскажи мне.

Йев’ени сжал кулаки.

 – Кое-что о том, как я попал сюда.

 – Через ванну? – я вздрогнула. – Я сама ей боюсь пользоваться в последние дни. Кто знает, вдруг и меня засосет куда-то в соседний мир.

Раздался глухой смешок.

 – Не бойся. Тебе ничего не грозит. Ну, если будешь осторожна.

Я ждала продолжения.

 – Они знают про мой мир. Я далеко не первый, кто сюда из него попал. Я помню, ты что-то такое пыталась рассказать, но она рассказала мне больше.

 – Они знают, как мы сюда попадаем, Старгейз, – Йев’ени вздрогнул. – Я никогда не вернусь обратно.

Я вздрогнула.

 – Я… мне жаль.

Йев’ени опять глухо засмеялся.

 – Смерть, – проговорил он.

Мои уши вскинулись.

 – Что?

 – Смерть. Они не знают, почему и как, но некоторые из людей, погибая, возрождаются в этом мире. Вот так, как я.

Вот теперь моя шерсть вздыбилась.

Неудивительно, что он выглядит как обухом по голове ударенный…

 – Тогда, когда я залез в собственный душ, – пробормотал Йев’ени. – Я думал, что куда-то провалился и вынырнул здесь, у тебя в ванне. А на самом деле – я поскользнулся, ударился затылком, свалился в воду и, должно быть, захлебнулся. Мне некуда возвращаться, Старгейз. Я мертвец.

Я тряхнула гривой, пытаясь осознать сказанное.

 – Не говори так. Ты живой. Вот, сидишь в моем кресле и ломаешь мои подлокотники. Я не знаю, что это за магические фокусы, но… Но даже…

 – Магические фокусы? – он покачал головой. – О да, очутиться в магическом мире, где даже Солнце по небу двигают колдовством… Я-то думал, такое только в хреновой фантастике пишут... Старгейз. Знаешь, что самое странное?

Я зажмурилась.

 – Еще страннее?!

 – Ага. Не только в вашем мире знают о нас. Мы про вас знаем тоже.

 – Откуда?

 – Был такой сериал. Ты… у вас тут есть кинофильмы? – я молча кивнула. – Ну так вот, был фантастический кинофильм. Вернее, многосерийный мультик. Про волшебную страну пони Эквестрию. Я-то о нем впервые узнал от Софт Грит, но, по ее словам, он был – и есть – в моем мире очень популярен. Создал аж целую субкультуру. Фанаты, комиксы, продакт-плейсмент и все такое…

 – Как цикл про Дэринг Ду?

 – Дэринг Ду? – Йев’ени посмотрел непонимающе. – Ну так вот. Я не знаю… может, это вообще со всеми работает? Ну там, бегал по лесу с лыжей – попал после смерти к эльфам с хоббитами? – я не очень поняла, при чем тут лыжи и кто такие эльфы с хоббитами, но мысль, кажется, уловила. – Ну и вот. Фанаты этого мультика… они после смерти стали попадать сюда. К вам. В мир, про который он был снят.

У меня кружилась голова от таких откровений.

 – Может… Может, кто-то из вас побывал в нашем мире раньше? А потом, когда вернулся – создал фильм, про который ты говоришь?

 – Может… – пробормотал Йев’ени. – Софт Грит сказала, они сами очень мало знают про этот феномен. Ты знаешь, я ведь даже не смотрел мультик, про который шла речь. Нет, сейчас, когда мне про него рассказали, я вспомнил про какие-то картинки в интернете с розовыми понями. Но знаешь, я не вникал. Франшиз много, все не пересмотришь. Хотя… Хотя…

Он ожесточенно потер лоб.

 – Слушай. Что-то такое я вспоминаю. У меня есть племянница, ей девять лет. Как-то раз я заходил к ее семье в гости, там крутили мультики по телевизору. Там был какой-то огромный красный монстр, который взорвал дерево, а потом стрелял лазерными лучами в фиолетовую лошадку с крыльями…

 – Фиолетовую лошадку? – я едва сдержала смешок. Наткнулась на недоуменный взгляд Йев’ени.

 – Извини, но… Ты говоришь про поединок Тирека с Принцессой Дружбы. И лучше тебе не называть ее «фиолетовой лошадкой» при всех! Казнить тебя она не прикажет, но вот другие пони могут не оценить. Звучит почти как «розовая обезьяна».

Теперь засмеялся и Йев’ени.

 – Учту на будущее. Слушай, так что, на вас тут часто нападают монстры?

 – Часто? – я покачала головой. – Ну смотря что понимать под «часто». За последние лет шесть… Было освобождение Дискорда, хотя он почти не причинил никому вреда, потом Кантерлотская свадьба. Потом, собственно, на нас напал Тирек, и после этого все спокойно. Ну по крайней мере, кроме Понивилля – но это особое место, там рядом и Вековечный, и вход в Тартар, там постоянно что-то случается. Ах да, еще война со Штормом – но она шла за морем и не затронула Эквестрию. Кроме того, это все случалось в столице, а здесь, в Мэйнхэттене, я и не припомню каких-то катаклизмов. А, ну еще возродился Сомбра – но это было в Империи, далеко на севере, и он тоже не успел никому повредить, прежде чем его уничтожили.

Йев’ени покачал головой.

 – Звучит так, как будто у вас тут постоянно какие-то битвы.

Я рассмеялась.

 – А я думала, что это люди постоянно воюют друг с другом!

 – Ну что ты… – Йев’ени резко осекся. Сглотнул.

Я недоуменно на него посмотрела.

 – Пару дней назад я сказал бы, что ты преувеличиваешь, – выдохнул он. – Что последняя большая война у нас закончилась семьдесят три года назад. А сейчас… – он затряс головой.

 – Знаешь, все эти штуки с попаданством, – продолжил он после паузы, – они ну как бы нелинейны. Нас закидывает рандомно из промежутка времени в одиннадцать лет. Я попал примерно из середины, – он опять смотрел куда-то сквозь стену.

 – Я получил новости из дома, Старгейз, – пробормотал он.

 – Хорошие? – я тут же поняла, что вопрос дурацкий.

 – Нет, Старгейз. Совсем не хорошие, – он осекся. – Я не хочу об этом. Извини.

Воцарилась тишина. Я пыталась придумать, что сказать Йев’ени, чтобы приободрить. Объяснения были не нужны – только совсем глупая пони не поняла бы, о чем он.

 – Похоже на какие-то шутки Дискорда, – наконец проронила я.

 – Дискорда? – Йев’ени потер лоб. – Мне надо будет многое узнать про твой мир. Софт Грит тоже что-то такое говорила и добавила «но он отрицает свою причастность».

Он поднялся. Налил себе воды, выпил залпом и вернулся в кресло.

 – Знаешь, она очень удивилась – я имею в виду, агентша – что меня забросило так далеко. И что я ничего не знаю про мультик. До меня всех забрасывало куда-то в те места, где шло действие. Как же она их называла… Понивилль или Понивечный лес, что-то такое.

 – Понивилль и Вековечный лес, – поправила я его на автомате.

 – Ну да, точно. Сначала перебрасывало тех, кто искренне желал здесь оказаться, – Йев’ени хмыкнул. – Потом – тех, кто просто увлекался мультиком. Я – первый случай, когда затянуло того, кто про него слышал краем уха. Она очень не хотела меня отпускать. Говорила, что ваша принцесса лично захочет меня обследовать.

 – Так вот почему она так злилась! – сообразила я.

 – Наверно, – пробормотал Йев’ени. – Черт, она еще что-то говорила об «инцидентах». Как я понял – у кого-то из первых перенесенных, когда они осознали, что это все реально, конкретно так срывало крышу, – увидев мой непонимающий взгляд, он поправился, – я имею в виду, от шока их рассудок не выдерживал. И некоторые из них натворили дел. Она отказалась рассказывать подробности…

 – Я понимаю. Сказать честно, о людях у нас ходят такие слухи… Ну, скажем, нехорошие. Если честно, в первый момент поэтому я и тебя так перепугалась.

 – В первый момент, да… Я и сам тогда чуть в обморок не плюхнулся.

 – Ну в общем, по итогу она согласилась меня отпустить, в обмен на обещание, что я явлюсь по первому зову, чтобы дать себя изучить. Кстати! – Йев’ени посмотрел на меня. – Старгейз! Так это ты ее уболтала меня выпустить на поруки, вместо отправки в эту вашу тюрьму для людей?

Я ощутила, что краснею. Молча кивнула.

 – Спасибо, – тепло проговорил он.

 – Не за что, – отозвалась я. – Если друг попал в беду – надо ему помочь!

 – Друг? – с каким-то удивлением в голосе произнес Йев’ени.

 – Конечно! – я недоуменно вскинула голову. – Разве нет?

Йев’ени вздохнул. Грустно улыбнулся.

 – Извини, Старгейз. Мы, наверное, просто не так легко… – он оборвал себя на полуслове. – Я… я очень рад, что ты мой друг. Спасибо тебе большое. И за это. И за то, что со мной возишься.

Я оперлась на подлокотник, поднявшись на задние ноги и заглядывая человеку в морду.

 – Все будет хорошо, Йев’ени. Даже если ты не можешь вернуться – Эквестрия замечательное место. Тебе здесь понравится, обещаю.

Найти свое место

Крыши – двускатные, с острыми башенками, крытые вместо шифера или толя красной черепицей. Окна – высокие, стрельчатые, с причудливым узором лепнины, с крохотными засаженными цветами балкончиком под каждым. Двери с непривычным арочным изгибом, словно миниатюрные замковые ворота.

Тротуары, мощеные брусчаткой вместо асфальта. Изгибы чугунного литья вдоль заборов и вдоль козырьков. А вдалеке горят огнями верхушки высоток вполне современного вида.

Ладно, если не обращать внимания на непривычно маленький размер зданий и всего – можно представить себе, что внизу распростерся какой-то старинный земной город.

А вот к этому – хрен привыкнешь.

Солнечный свет позолотил восток, пробился в проемы между домами, скользнул вдоль улиц светлой волной. Золотая вспышка окрасила небо. Легли длинные тени, укорачиваясь с каждой секундой. Луна, висевшая над горизонтом, скользнула вниз. Волна голубизны скользнула с востока на запад, смывая черноту. Уличные фонари начали меркнуть, светлячковые – почти сразу и неторопливо, электрические – вразнобой и мгновенно.

И солнечный диск завис над крышами, примерно градусах в сорока от горизонта.

Красиво. Очень красиво.

А у большинства пони на эту красоту реакция – на пару секунд вскинуть голову.

Воздух удивительно свежий, особенно на контрасте с московским, пропитанным парами бензина. Неудивительно – ни единого автомобиля на улицах, лишь тянется в небо на западе несколько струек дыма.

Все больше и больше разноцветных пятен появлялось на улицах. Вытекало ручейками из подъездов, вспархивало кое-где над крышами. Я отошел от окошка.

Никак не получается уместить это в голове. Словно я сплю и вижу странный сюрреалистичный сон. Вот-вот зазвонит будильник и я…

Нет, Женёк. Не проснешься.

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Держать себя в руках. Держать себя в руках. Держать себя в руках.

Дверь на чердак была не заперта. Собственно, как и большинство общих дверей в этом городе. Пони, похоже, и собственные-то двери закрывали на замок через раз.

Звякнул собственноручно починенный замок.

 – Кто там? – раздался сонный голос Альятары. Она зевнула, я услышал, как стукнули копыта, опускаясь на паркет.

 – Доброе утро! А я думал, ты давно проснулась.

Альятара засмеялась.

 – Сегодня выходной! Могу себе позволить поспать подольше. А ты что не спишь?

 – О. Сейчас покажу.

Единорожка нырнула в ванную, заплескалась. Появилась в кухне, телекинезом наполнила чайник и водрузила на плиту. Чиркнула спичкой.

 – Ну? – заинтересованно произнесла она.

Я извлек из кармана матерчатый мешочек (почувствуй себя в Средневековье!), опустил звякнувший кошелек на клеенку.

 – Я договорился с Джозхуфом, что уберу прошлогодние листья во дворике. И оттащу ящики из внутреннего двора на чердак. Теперь я чуть меньше должен тебе за жилье.

Альятара возмущенно вскинула голову.

 – Евгений! Вовсе не нужно!

Я вскинул ладонь, обрывая ее.

 – Я не собираюсь быть обузой. Держи. И никаких возражений.

Единорожка вздохнула.

 – Ладно, отложим в совместный бюджет. Ты уверен, что тебе самому они не нужнее?

 – Я уже прикупил себе кое-что, – я поднялся, и продемонстрировал Альятаре пакет со штанами и курткой. Еще я рассчитывал обзавестись парой трусов и ботинками – пусть пони и не обращали на это внимания, но ходить босиком по рассчитанному на копыта тротуару было, мягко говоря, проблемно. Но тут меня постиг облом. Единственным, что удалось достать в лавке, оказалось какое-то подобие набедренной повязки.

 – В магазинчике на соседней улице, – пояснил я. – У них на вывеске было написано, что они продают шмотки для разных разумных. Эти шились на минотавра, придется перешивать. Кстати…

 – Да?

 – Они у вас правда существуют? Грифоны, минотавры… Звучит, как будто я попал в сказку.

Альятара засмеялась. Скрылась в комнате и появилась с атласом в зубах.

 – Смотри. Знаешь, когда в «Мире Мэйнхэттена» напечатали статью о вторжении людей, у меня было такое же ощущение.

Страницы с шелестом развернулись.

 – Это – Гриффонстоун, а южнее – Земли Драконов – она провела копытцем по побережью к востоку через море от Мэйнхэттена. – Минос расположен вот здесь, – теперь она показала на крупный остров юго-восточнее. Плюс несколько деревень минотавров есть на юге Эквестрии. Хотя южные границы – такое место, сложно сказать толком, кто там живет, а кто нет.

Я посмотрел на уже знакомый гибрид орла со львом, на раскинувшего крылья дракона. И на фигурку коротконогого и плечистого существа с бычьей головой. Издал Очень Тяжелый Вздох.

Еще несколько дней в этом мире – и на чемпионате по Очень Тяжелым Вздохам (ОТВ) мне гарантировано первое место.

Чайник весело засвистел. Альятара зажгла магическое поле и принялась разливать кипяток по украшенным веселеньким рисунком клубники фарфоровым чашкам. Я достал из холодильника (впервые за эти дни заметив, что к белому шкафчику не ведет никаких проводов) хлеб и сыр с маслом.

Единорожка отхлебнула чай. Пододвинула к себе кошелек, копытом распустила завязки.

 – Джозхуф – это муж домовладелицы? – уточнила она. Я кивнул.

 – Ну… Евгений, даже не думай, что я жадная, но это сущие копейки за такую работу. Видела я тот дворик, да и те листья…

 Я усмехнулся.

 – Я знаю, Альятара. Пони бы он заплатил больше.

Единорожка сердито фыркнула.

 – Это несправедливо. И не очень-то вяжется с Гармонией.

 – Что поделать. Для здешних я все еще заморское чудище, которого пугаются детишки. Вряд ли мне удастся заработать в другом месте больше. Придется начинать все с нуля.

Альятара отставила чашку.

 – Евгений, а что ты собираешься делать? Ну, дальше? – тихо спросила она.

Последовал мой фирменный ОТВ.

 – Не знаю. Пока не знаю. Первые два пункта в моем списке – «Заработать денег» и «Купить обувь». А потом… Потом я хочу поискать кого-то еще из людей в этом городе. Если получиться, добраться до столицы. Может быть, они что-то подскажут. Вроде как некоторым из нас удалось здесь зацепиться.

Единорожка сидела напротив, размеренно постукивая копытцем по клеенчатой скатерти. Похоже, глубоко о чем-то задумавшись. За крохотным кухонным оконцем мелькнула тень – то ли пролетела птица, то ли очередной пегас.

 – Я не слышала, чтобы в Мэйнхэттене было много людей, – протянула она. – Если и есть, то считанные единицы, не больше. Знаешь, я поспрашиваю в редакции, слышал ли кто что о твоих сородичах. Может, понибудь и с заработком тебе поможет.

 – Ну спасибо за предложение, конечно. Правда, я плохо себе представляю, чем могу быть вам там полезен. Я у себя дома в основном занимался продажами того и сего, так что сгожусь разве что в разносчики газет, – я хмыкнул. – И то, если не распугаю вам клиентов. Ну, плюс слесарничал на досуге, чисто для души.

Мое внимание по ассоциации привлекла лежащая на подоконнике газета – та самая, кажется, которую я листал во второй день, удивляясь странным существам на фотографиях. Я поднял зашуршавшие листы, скользнул взглядом по первой странице. Не/знакомые буквы начали неторопливо складываться в слова.

«ТАМОЖЕННЫЕ ПОШЛИНЫ – НЕБЫВАЛОЕ СНИЖЕНИЕ!

С радостью и довольством встретили жители Мэйнхэттена известие о новом указе нашей славной и любимой Принцессы Дружбы о тридцатипроцентном снижении ввозных пошлин на товары из Гриффонстоуна, Сиквестрии и Абиссинии. Не приходится сомневаться, что эта мера послужит всемерному укреплению внешней торговли и пойдет на благо городу и стране.

Несомненно, и казна Эквестрии нисколько не пострадает от таможенных реформ. Ведь, как считают в Департаменте Торговли, рост суммарных налогов от увеличения товаропотока с нашими иноземными партнерами должен с лихвой перекрыть снижение налоговых ставок.

Разумеется, как всегда, нашлись в рядах горожан и скептики. Так, пожелавший остаться неназванным источник в рядах городского совета заявил:

 – Не понимаю, на что рассчитывает Ее Высочество, говоря о росте торговли. Гриффонстоун нищ, как храмовая мышь, а Арис слишком занята послевоенным восстановлением, и вряд ли им по силам обоим, вместе взятым, предложить рынкам Эквестрии достойные внимание товары или заплатить за нашу продукцию чем-то, кроме обещаний. С другой стороны, теперь убытки понесет не только казна, но и наши достойные ремесленники, когда эквестрийскому льну придется конкурировать с шелком из Хатхистана, или продукции наших копей – с углем из грифоньих шахт. При Селестии Кантерлот не позволял себе такой беспечности!

Что же, наша редакция всецело порицает нытиков и маловеров. Точно так же, как порицала пессимистов, считавших, что бюджет королевства следовало бы пустить на вспомоществования деревенским школам и выплаты магам-целителям. А не на, цитируя эти оппортунистические высказывания, «разворованную помощь жертвам от лавин в Якъякистане, безуспешные попытки адаптировать людей к цивилизованной жизни и инвестиции в гриффонстоунские забегаловки».

Не подлежит сомнению, что мудрая и взвешенная политика Принцессы Твайлайт приведет наш край к подлинному процветанию. А также позволит приобрести новых друзей за пределами Эквестрии. В конце концов, разве мы не убедились уже, как охотно воспринимают идеалы Дружбы йети Штормовых Островов, особенно когда их вколачивают в их черепа мечами и копьями? Разве Фарасийское царство не осознает вот-вот, как нерасчетливо было закрывать свои границы для наших купцов? Разве…»

Я опустил газету на стол. Понятно, местная политика. Разве что «адаптация человеков к цивилизованной жизни» заинтересовала.

Альятара рассматривала чашку с остывшим чаем.

 – Так ты работал с утра? – спросила она.

 – Ага. Пока солнце не взошло. Чтобы никого не смущать своим видом.

Нет, конечно, соревноваться со мной в ОТВ Альятаре еще долго не светило. Но вот сейчас была неплохая попытка.

 – Так неправильно, – проговорила она грустно. – Я-то знаю, что ты не иномирное чудовище – просто не похож на нас, пони. Даже неловко от мысли, что сама пересказывала эти слухи. Мне не нравится, что ты вынужден прятаться ото всех, словно… словно создание из Тартара какое-то.

На сердце потеплело. Мало того, что это бесхитростное создание взвалило на себя заботу об иноземце, так она еще и за реакцию сородичей переживает…

 – Что делать? Я же не могу ходить везде с плакатом «Я – человек, и я не монстр».

Альятара подалась вперед, заглянув мне в глаза.

 – Все наладится, – пообещала она. Правда, каким-то неуверенным тоном.

Я вздохнул. Хотелось потрепать единорожку по голове, но я не рискнул – кто знает, не считается ли это в Эквестрии невежливым.

Ладно. Прорвемся.

Пони сидела напротив меня, о чем-то глубоко задумавшись.

 – А если… – медленно протянула она. Подхватила телекинезом оставленную мной газету, зашуршала страницами.

 – Ага, вот!

Она развернула газету ко мне.

 – Кафе грифонской кухни «Крыло и копыто» вновь ждет посетителей, – прочел я с некоторым усилием. – К услугам гостей – блюда с обоих берегов моря Селестии!

 – Раз уж благодаря тебе я сэкономлю на арендной плате – может, выберемся в город? Скучно сидеть дома все выходные, не находишь? Заодно я покажу тебе Мэйнхэттен. Как идея?

Я покачал головой. С одной стороны, звучит соблазнительно. С другой…

 – А денег точно хватит? Не хочу вводить тебя…

 – Ну довольно! – Альятара тряхнула гривой. – Ни в какой расход ты меня точно не вводишь, и я сама хочу развеяться. И вообще! Пусть горожане привыкнут к твоему облику.

Я невесело рассмеялся.

 – Скажи уж лучше, я привыкну к вам.

 – Эй, я этого не говорила, – Альятара рассмеялась. – Хотя если подумать… Ну что?

Черт. Ну как ей откажешь?

 – Ну нихрена ж себе!

Только на это у меня и хватило слов.

Огромная махина неторопливо плыла над морем.

Корабль совсем не походил на земные дирижабли. Ну… как я себе их представлял.

Громадная сигара была выкрашена в синие и фиолетовые полосы, нос покрывало что-то похожее на металлическую обшивку. Снизу во всю длину корабля тянулась какая-то решетчатая ферма, к которой на канатах был прицеплен… как это называется? Корпус? Гондола? В общем, штука, очень похожая на корпус парусника, если с того срезать все мачты с парусами.

Нижняя часть, как бы она не называлась, была величиной почти с верхний баллон, метров сто двадцать, не меньше. И, похоже, сделана из досок. Вдоль бортов тянулись сверкающие на солнце иллюминаторы. Нос венчала позолоченная конская голова. С боков торчали ритмично загребавшие воздух огромные плавники-крылья.

С левого борта дирижабля тянулась длинная изогнутая труба. Из нее тянулся густой черный дым. От корабля слышалось негромкое тарахтение.

Дирижабль неторопливо снижался. Прошел правее набережной, отбросив тень на волны залива. Заскользил к ограждавшей побережье невысокой каменной стене.

Над которой поднимались какие-то вышки, похожие на башни ЛЭП, двускатные крыши и баллоны таких же летучих махин.

 – Вау. Просто вау, – наконец выговорил я.

 – Круто выглядит, правда? – Альятара улыбалась. – У людей таких технологий нет?

Я засмеялся.

 – У нас есть кое-что получше. Огромные крылатые корабли полностью из металла. Они такие же здоровые, как эта штука, но могут летать в десятки раз быстрее нее.

 – Здорово, – Альятара посмотрела вслед дирижаблю. – А ты не против нарисовать, как выглядят ваши воздушные корабли? У меня тут появилась пара идей для наброска…

 – Обязательно, – пообещал я. – Слушай, я что-то не понял… Он что, на паровом ходу?

Единорожка задумалась.

 – Не знаю, если честно. По-моему, на большинстве стоят и паровые, и магические двигатели. Но я в этом не очень разбираюсь, правда. Я же не механик.

Перед нами сверкал в солнечных лучах морской простор. Кричали чайки, виднелись впереди – между набережной и высившейся на горизонте грядой островков – паруса. Я разглядел и парочку пароходов, за которыми тянулся дымовой шлейф. Один выглядел, как в старинных романах – деревянная обшивка, несколько высоких труб, гребные колеса, небольшая мачта со свернутыми парусами. Второй выглядел посовременнее, колес и мачт не замечалось.

Ветер трепал мои волосы и гриву единорожки. На Земле мне как-то не довелось выбраться на море, и я рассматривал корабли почти с таким же интересом, как дирижабль. Даже забыв на время о том, что встречные пони косятся и оборачиваются вслед.

 – Отсюда налево, – сообщила Альятара, слегка толкнув меня в бок. Мы перешли дорогу, углубившись в лабиринт из лавок и кафе.

Здесь на меня косились меньше. Наверно, потому что народ на улицах был поразнообразнее.

Больше всех (не считая пони всех видов) было грифонов. Тех самых птицекошек, на чье фото я пялился в газете. Встречались и птицелошади, то идущие по тротуару, то порхающие над ним подобно пегасам. «Гиппогрифы», – шепнула мне на ухо Альятара, увидев, как я провожаю взглядом мелькнувшее над улицей создание.

Один раз я увидел (и всеми силами постарался не пялиться, напомнив себе, что я вообще-то не в зоопарке) еще какое-то существо. Выглядящее как лошадь с львиной гривой, длинным львиным хвостом, изогнутым разветвленным рогом посреди лба, и змеиной чешуей вдоль спины. Затем по улице протопал минотавр – его я узнал без подсказок. Короткие заканчивающиеся массивными копытами ноги, покрытый жесткой серой шерстью торс с длинными, как у обезьяны, руками – и тяжелая бычья голова на широких плечах. Всю одежду создания составляла обмотанная вокруг чресл повязка.

 – Это портовый район, – пояснила Альятара, видя, с каким интересом я разглядываю толпу. – Здесь всегда много чужеземцев. Особенно в наши дни, когда Принцесса Дружбы поддержала открытие границ. О, а вот мы и пришли!

Она указала на крытый помост с плетеными из лозы стульями. Над входом красовался распахнувший крылья грифон, вывеска гордо сообщала «Крыло и копыто».

 – Что предпочитаете? – земная пони в передничке подошла к столику. Надо отдать ей должное – при виде меня ее взгляд дрогнул всего на секунду.

 – Мне, если можно, картофель фри под люцернским соусом, – попросила Альятара. – А моему другу что-нибудь из грифонской кухни. И две кружки сидра.

Я перевел взгляд на меню. Это было ошибкой – взгляд тут же утонул в причудливых названиях. Отчаявшись выбрать, я просто ткнул пальцем наугад в выглядящую аппетитно картинку.

Авось она не окажется какими-нибудь свежими кроличьими кишками с гарниром из непереваренной травы.

Вообще, кафешка выглядела максимум звезды на три. Пятна на кривоногих столах, засиженная мухами лампа под потолком, немытые окна… Ну ладно, будем надеяться, на качестве еды это не скажется. Дальний столик оккупировало человек… кхм… существ пять грифонов, что-то увлеченно обсуждавших между собой. Двое земных пони, склонив головы друг к другу, вели тихий разговор через два столика от нас.

Впрочем, не в моем положении привередничать.

 – Как тебе Мэйнхэттен? – поинтересовалась Альятара.

 – Впечатляет, – честно ответил я. – Ну, типа… В нашем мире нет такого, разнообразия, что ли. Есть народы разных цветов кожи, но чтобы так… Сейчас я реально чувствую, что это другой мир.

Кажется, я что-то сказал не так. Альятара вздрогнула.

 – Что такое?

 – Нет. Нет, ничего… просто еще одни дурацкие слухи.

 – Про людей? – догадался я. Альятара залилась краской.

 – Спрашивай, не стесняйся. Обещаю, отвечу честно.

Единорожка ковырнула стол копытцем.

 – Ну… Я слышала, что когда-то вы истребили в своем мире всех прочих разумных.

Я хмыкнул.

 – Это случилось очень давно, Альятара. Десятки тысяч лет назад. Так давно, что даже память о тех временах не сохранились.

 – А откуда вы тогда про это знаете?

 – Раскопки, генетические исследования… Я сам в этом плохо разбираюсь. Но это, кстати, были виды, очень родственные нашему. Такого калейдоскопа, как у вас тут, никогда не было. Кстати, ученые вроде как нашли в наших собственных генах следы этих видов, так что неизвестно в точности, истребили мы их или слились с ними. Я же говорю, это было много тысяч лет назад. Мы и вправду многовато воюем… но такого, чтобы истреблять целые народы, стараемся не допускать.

В этот момент официантка опустила на наш стол подносы, и я прервался.

Поднял холодную кружку.

 – Ну, за знакомство? – запоздало сообразив, что у пони может не быть такого обычая.

 – За знакомство, – то ли был, то ли Альятара догадалась по смыслу. Стукнулись кружки.

Напиток по вкусу походил на слабое прохладное пиво, только с яблочным привкусом. Было неплохо. Я пододвинул к себе тарелку, с опаской ковырнул содержимое вилкой.

Мои опасения, к счастью, не оправдались – больше всего блюдо напоминало обычное мясо по-французски. Только вот порция была откровенно маловата, на два укуса. Да и жестковато, как будто состояло из одних хрящей.

 – Альятара, – мне вдруг кое-что пришло в голову и я с опаской отложил вилку. – А кого едят грифоны?

 – Ну… – та шевельнула ухом, – свиней, овец, коров. Обычный скот, наверное. А почему ты спрашиваешь?

 – Да так, – я облегченно закинул в рот новую порцию. – Только не смейся, но я подумал, что вдруг у вас тут принято есть друг друга?

Альятара фыркнула. Брызги сидра вылетели из ее кружки.

 – Ой! – она примагнитила к копыту салфетку.

 – Фигня вопрос, – отмахнулся я. Еще одной салфеткой принялся вытирать свою куртку, благо от брызг прочная ткань, похоже, не слишком пострадала. Единорожка по ту сторону стола задумалась.

 – Пожирать разумных – это преступление, – твердо сказала она. – И у нас, и за морем. Не знаю, как насчет полуразумных, но у нас животных, понимающих речь, забивать на мясо тоже не принято. Хотя как в Гриффонстоуне… – она тоже как-то задумчиво посмотрела на мою тарелку.

Я отставил ее в сторону, чувствуя, как накатывается очередная волна культурного шока. Испустил ОТВ.

В этот момент солнце нырнуло с небосвода и упала темнота. Я проследил, как волна тени скользит вдоль улицы, а вслед за ней – один за другим вспыхивают цепочки фонарей.

Посмотрел задумчиво под потолок.

 – Альятара. А можно еще вопрос?

 – Конечно, – единорожка откинулась на спинку стула.

 – Лампочка, – я ткнул пальцем вверх, на огромный граненый кристалл, источавший слабое свечение.

Альятара проследила за моим жестом.

 – А. Да, я тоже заметила. Я же говорю, это портовый район, здесь чаще встречаются единороги. Должно быть, тут удобнее их заряжать.

Она заметила мой жалобный взгляд.

 – Ой, ты же не знаешь. Ну да, она магическая. Зачарованный на свечение кристалл. Очень удобно, не нужны ни провода, ни трубы.

 – Но у тебя дома…

 – Ну, я, конечно, единорог, но до настоящего мага мне далеко. Я с зарядкой кристалла буду возиться недели две, даже если разберусь, как это делать. Светлячковые лампы – слишком тусклые. А с электрической – никаких забот. Другое дело, что они быстрее выходят из строя, и нужно тщательно выбирать лампочку, чтобы она подошла под стандарты той электрической сети, куда тебя подключили. А в старых кварталах это проблема. Не везде есть место под новую траншею для труб, а там, где есть – часто уже проложены газовые.

 – Для труб? – я потерял нить беседы.

 – Ну да, для проводов.

Я посмотрел на Альятару непонимающе.

 – При чем тут… – до меня дошло. Я и вправду не видел на улице ни одной кабельной линии, при том, что электрических фонарей хватало.

 – Вы разве не пользуетесь электричеством на своей Земле? – недоуменно спросила Альятара.

 – Пользуемся, только провода обычно кидаем по воздуху.

 – По воздуху? – теперь непонимающим взглядом ответила собеседница.

 – Ну да. Через каждые сотню-другую метров втыкаем специальный столб-опору, цепляем на него провода…

 – А это не опасно? Если вдруг опора не выдержит, а изоляция повредится?

Кажется, рассказывать ей о том, что высоковольтные ЛЭП мы вообще не изолируем, не стоит. А то не у одного меня будет культурный шок.

 – Мы привыкли, – я пожал плечами.

Шум разговоров от грифоньего столика становился все громче. Теперь они запели клекочуще-гортанными голосами что-то ритмично-заунывное. Я поморщился – звук напоминал микс кошачьего концерта со звуками курятника. Альятара тоже недовольно дернула ушками.

 – О-хо-хо! – вдруг раздалось у меня за спиной. – Что я здесь вижу!

Глаза Альятары расширились. Я обернулся.

И едва не слетел со стула.

Существо справа стояло на двух ногах. И имело две четырехпалых когтистых руки.

Нет. Стояло на одной ноге. Вторую заменял протез, выложенный каким-то тускло-зеленым камнем. Нефритом, что ли.

Двурукостью и двуногостью (одноногостью) сходство с человеком и ограничивалось. Птичью голову, видимую в разрезе лиловой кожаной куртки грудь, шею и плечи создания покрывали чисто-белые перья. Плотный слой белых и зеленых перьев спускался с затылка существа, ложась на плечи. Над хищно изогнутым клювом смотрели на меня большие глаза с алой радужкой.

Птицечеловек был затянут в лиловую кожаную куртку с золотым галуном и короткие штаны-буфы. Голову покрывала огромная шляпа-треуголка. Из-под полы куртки виднелась рукоять длинного клинка.

Существо слева стояло на двух ногах. И имело две четырехпалых когтистых руки.

Этим его сходство с человеком и ограничивалось. Да еще длинными черными волосами на голове. Которые переходили в гладкий черный мех кошачьей морды. С большими зелеными глазами и узкими щелями зрачков, и острыми треугольными ушами.

Кошкочеловек носил черную юбку и золотистое ожерелье с блестящим кулончиком. Через плечо был переброшен ремень небольшой сумки, пояс оттягивал кинжал.

Существо посередине стояло на двух ногах и имело две пятипалых руки.

Одето было в расстегнутую зеленую куртку, обнажавшую загорелую дочерна грудь, и кожаные штаны, на ногах носило пару сапог, а на поясе – саблю.

И ничем на первый взгляд не отличалось от человека.

 – Hola, amigo! Неужели я наконец встретил человеческое лицо в этом городе?!

 – Эээ… Здрасьте.

 – Глазам своим не верю! – выходец из «Пиратов Карибского моря» пинком подвинул к себе соседний стул. – Неужели ты из тех бедолаг, которых ее высочество соизволила выпустить из понивилльской каталажки? Давно ли ты в Мэйнхэттене, друг?

 – Вторую неделю как. И здесь, и в Эквестрии, – я все еще не знал, куда пялиться, то ли на нежданно встреченного соотечественника, то ли на его колоритных спутников. Орнитоид издал какую-то щелкающую фразу на неизвестном мне языке, кошкочеловек ответил на нем же.

 – Виноват, шкипер! – пират вскочил и вытянулся по струнке.

 – Парень, встречай самого грозного капитана из всех, кто бороздил небо над Зебрикой и южной Эквестрией – леди Келено, командира «Быстрокрылой»! И ее достойного третьего помощника, Табиту Тенелапку! А тебя зовут…

 – Эээ… Евгений.

 – Альятара, – единорожка решила принять участие в разговоре.

Пират поклонился Альятаре и энергично потряс мою руку.

 – Я – Марко Серрано, Седьмой. Второй помощник и суперкарго «Быстрокрылой», – произнес он. – Рад встретить землянина в этих краях. Позволишь угостить тебя и твою спутницу?

Орнитоид щелкнула клювом.

 – Снова прошу прощения, капитан! – пират обернулся к ней. – Разрешите попросить о небольшой увольнительной до конца дня для меня и леди Табиты? Не часто встречаешь сопланетника среди города пони, да еще такого, кого только что занесло в этот мир.

 – Развлекайтесь, – произнесла птицекапитанша с клекочущим акцентом. – И постарайтесь не ввязываться в драки. Залог за вас я вычту из вашей доли.

 – Есть! – пират щелкнул каблуками. Кошкодевушка изящно опустилась на соседний стул.

 – Ты говоришь по-испански? – поинтересовался Марко, задумчиво меня разглядывая. – Сто лет не практиковался в родном языке. Ну ладно, три с половиной года.

Я покачал головой.

 – Я из России.

 – Ну что ж, тогда будем говорить по-эквестрийски, – Марко щелкнул пальцами. – Эй, кобылка! Будь добра, четыре кружки вашего лучшего сидра для меня и моих приятелей!

Он перевел взгляд на меня.

 – Что ж, рассказывай. Как тебя занесло в Эквестрию, спрашивать не буду – все мы здесь одним способом. Расскажи-ка мне, как ты добрался до Мэйнхэттена и почему принцесса не сграбастала тебя и не отправила постигать дружбу и гармонию?

Я почесал затылок, собираясь с мыслями.

 – Ну… так получилось. На самом деле, спасибо Альятаре. Она согласилась стать моим поручителем.

Пират хмыкнул.

 – Ничего себе. У вас доброе сердце, леди. А тебе, дружище, здорово повезло. Скоро эта лазейка закроется.

Альятара улыбнулась.

 – Сначала я сама чуть не бросилась к страже. Нам рассказывали о людях столько грязных слухов! Некоторые даже перепечатывала моя собственная газета. Стыдно признаться, но в то время я верила им на полном серьезе…

 – Что за газета? «Мир Мэйнхэттена»? – спросила кошкодевушка. Ее голос был низким и бархатным, совсем не соответствующим стройной фигурке.

 – Ну да. А откуда ты…

В этот момент официантка принесла сидр. Марко поднял кружку, пригубил желтоватую жидкость. Поморщился.

 – Догадаться несложно, – Табита тоже сделала глоток. – Это единственная мэйнхэттенская газета, чья редакция принадлежит единорогу. И публикует то, что понравится старым единорожьим родам Кантерлота. А они не слишком рады замене Селестии на Твайлайт. Так что не в открытую, но критикуют большинство ее реформ. Включая проект по людской адаптации.

Альятара залилась краской.

 – Я… Я не думала…

 – Да ладно, – приободрил я ее. – Ты же не в ответе за политические игрища твоих начальников.

Марко вздохнул.

 – Признаться честно, мы и сами дали пони много поводов. В самом начале, когда перенос только начался, случались… скверные вещи, приятель. Увы.

 – Что за скверные вещи? – спросил я в лоб.

Пират осмотрелся.

 – Я бы мог про это рассказать – так уж вышло, что я знаю эту историю в подробностях, – он понизил голос. – Но вообще говоря, вы не очень удачно выбрали местечко, это все-таки припортовый бар. Вон та компания, – он указал на грифонов, – вот-вот дойдет до кондиции и пойдет искать, кому бы начистить перышки. Я бы, конечно, с удовольствием поразмялся, но с нами дамы.

Я оглянулся. Да, голоса из-за грифонского столика становились все пьянее и злее, в них то и дело вплетался хищный рык. Альятара прижала уши. Табита усмехнулась, обнажив клыки.

 – Сваливаем?

 – Только допьем сидр, – Марко последовал своему совету, опрокинув кружку. – Раз уж мы за него заплатили. Вот что – если вы пойдете с нами, я берусь не только показать вам отличное заведение, где мы можем посидеть спокойно, но и угостить вас бутылочкой настоящего гриохо из Южного Ардрагона!

Он поднялся, направившись к выходу. Мы последовали за ним. Грифоны повернули головы, провожая нас недовольным клекотом, один сделал движение, будто собираясь встать. Альятара придвинулась ко мне ближе. Табита встретилась с орлольвом взглядом, оскалилась и небрежно опустила ладонь на рукоять кинжала. Грифон увял.

Вот теперь я почувствовал себя… нет, не в параллельном мире. Это был уже пройденный этап. В романе про попаданцев.

Полуподвальное помещение таверны – назвать это место баром или кафе язык не поворачивался – освещали тусклые языки голубоватого пламени. Газовые лампы имели вид торчащих из стен драконьих голов, с огнем, вырывавшимся из пасти.

Тяжелые столы из цельных дубовых досок, узкие стрельчатые окна-бойницы, забранные чугунными решетками. Неровные бревенчатые стены, каменный пол с разбросанным по нему сеном. Тяжелые пивные бочки в дальнем конце зала, за барной стойкой.

Конечно, я догадывался, что все это – декор «под старину». Но смотрелось внушительно.

Бармен – толстый, словно бочонок, земной пони – не торопясь, подошел к нашему столику. Церемонно поприветствовал Марко. Принял заказ и удалился куда-то в глубь заведения.

Марко откинулся на спинку лавки, закинув руки за голову.

 – Итак, приятель. Ты хочешь знать, что случилось, когда сюда попали первые люди?

 – Да, пожалуй. И заодно, как ты сам очутился в Мэйнхэттене.

 – И почему вас не задержала стража и не отправила в лагерь, как прочих, – добавила Альятара. Глаза единорожки сверкали любопытством.

Пират усмехнулся.

 – Потому что я не эквестриец, приятель. Я добрый подданный их величеств короля Гомеса и королевы Мортиции. Как и леди Тенелапка. Так что у КАДА нет никаких оснований и тем паче – права брать меня за жабры.

 – К тому же мы редко бываем в Эквестрии, – добавила кошка. – В этот раз мы зашли в Мэйнхэттен, чтобы перезарядить гравикристаллы. Это и так недешевое удовольствие. Выгоднее потратиться на эквестрийский рейс, чем искать единорога с нужным заклинанием за пределами Эквестрии.

Я подался вперед.

 – Грави… чего?

 – О да, в сериале этого не показывали, – кивнул Марко. – На самом деле, «гравикристалл» – не очень точное название, но за последних лет сто оно прижилось. Видишь ли, все, или почти все воздушные корабли держатся в воздухе за счет магии. Подъемной силы чистого водорода не хватит, чтобы поднять в воздух такую массу. Но и голая левитационная магия тоже слишком затратна. Обычно используется заклятье, снижающее вес газа в оболочке, и еще одно, родственное аэрокинезу пегасов, которое замедляет утечку. В итоге грузоподъемность увеличивается раз в десять при минимальных затратах магии. Так что ты можешь год-другой летать, не заботясь о том, чтобы обновлять заклинания. Разумеется, если мастер-единорог попадется хороший.

Я ничего не понял, но счел за лучшее отложить вопросы.

Марко уверенным движением вогнал штопор в пробку, разлил вино по бокалам. Табита втянула воздух.

 – Побережье Ардрагоны, девятьсот девяносто второй, – протянула она.

 – Ты можешь это сказать по запаху вина? – уши Альятары повернулись вперед.

 – Нет. Просто эта бутылка из партии, которую мы доставляли в Мэйнхеттен, – засмеялась Табита. – Не идти же было в Эквестрию порожними?

Я, конечно, не слишком большой спец в вине.

Но это явно было хорошим. Терпкое, приятно отдававшее смолой и виноградом, охлаждавшее рот и согревавшее горло.

Альятара пригубила и зажмурилась от удовольствия. Марко долгим глотком опустошил половину бокала.

 – Что же, – проговорил он. – Историю первых исекайнутых я могу рассказать тебе, так уж вышло, во всех подробностях. Ведь, как я уже говорил, я – Седьмой.

 – Седьмой?

 – Да. Тогда нас было достаточно мало, чтобы имело смысл присваивать номера. Я был седьмым из людей, кто умер и очутился в Эквестрии. И мы, знаешь, ли, стараемся собирать слухи друг о друге.

Он сделал еще глоток. Альятара смотрела на пирата во все глаза. Табита крутила в пальцах бокал, видно было, что она слышит эту историю не впервые.

 – Все началось примерно четыре года назад, еще до отречения диархов. Если по сезонам, то в самом начале шестого.

Я не совсем понял, о чем шла речь, но решил не прерывать его.

 – Первый, – Марко провел ногтем полоску на дубовой столешнице.

 – Родом откуда-то из Нью-Йорка, большой фанат шоу. Говорят, он помнил все серии на память. Все шло примерно как в стандартном фанфике. Он попал в дорожную аварию и пришел в себя в Замке Двух Сестер. Сколько-то времени робинзонил там, потом сумел выбраться из леса к Понивиллю. Встретил Искателей, те отвели его к Твайлайт.

 – Твайлайт на тот момент, если помнишь, была лишь одной из трех. Она заинтересовалась этим феноменом, пыталась изучать человека. Потом сообщила Селестии… – Марко прервался.

 – С этого момента о нем ничего не известно. Кто говорит, Селестия отправила его в Тартар. Или обратила в камень. Другие считают, что из него выкачали все возможные знания о сериале, и посадили в роскошную тюремную камеру где-то под Кантерлотом. Третьи – что его превратили в пони, несмотря на то, что это считается невозможным, и он под чужим именем и обликом мирно живет где-то в Эквестрии.

По столешнице легла новая зарубка.

 – Второй. Погиб.

Я молча ждал продолжения.

 – Глупо получилось. Его тоже исекайнуло в Вечнодикий, и он не придумал ничего лучше, чем напиться стоячей воды. Выбрался из леса неделю спустя, уже ослабевший донельзя.

 – Его обнаружили пони из маленькой деревушки к востоку от Понивилля. Наверно, сейчас бы ему смогли помочь, но тогда местный доктор не представлял себе, как лечить людей. В общем, мир его праху.

Марко сделал еще одну отметку.

 – Третий. Убил пони.

Я ощутил плечом теплую шерсть Альятары – это единорожка придвинулась ко мне ближе. Ее мех вздыбился.

 – Мы не знаем толком, что произошло. Мы нашли следы и тело жеребенка. Возможно, он испугался, когда кобылка на него натолкнулась. Возможно, повредился в уме после переноса. Так или иначе, он спрятал останки и ушел в лес. Дальше его следы теряются.

Четвертая белая полоска на доске.

 – Четвертый.

 – Он и поныне живет в Кантерлоте. Кстати, из ваших, русских. Пони были настороже после случившегося с Третьим. Так что его быстро доставили пред очи Селестии, где тоже выжали все знания о шоу. Потом, убедившись, что он безопасен, приставили к делу.

 – Парень оказался смекалист по технической части, так что его включили в комиссию по оценке и внедрению земных разработок. Ясное дело, не оружия – можешь себе представить, как Твайлайт отреагировала на рассказ про ядерные бомбы. Но кое-какие технические новинки они пытаются внедрить в жизнь. Например, новая рация на «Быстрокрылой» – их детище.

 – Кстати, он единственный, кто воплотил в жизнь мечту фанатов – завел любовницу из сериала. Не из Шестерки, понятное дело. Кто-то из второстепенных персонажей, то ли Пай, то ли Эпплов, – он почесал затылок. – Я начинаю забывать подробности. Когда шоу становится реальностью…

Пятая засечка.

 – Пятый, – Марко помрачнел. – Этому придурку мы в основном обязаны тем, что на людей смотрят, как на чудовищ.

 – Не знаю, что скрутилось у него в мозгах после исекая. Может, он решил, что очутился в одном большом пони-гареме. А может, был стукнутым еще до переноса. В общем… он напал на Флаттершай.

 Рядом тихонько ахнула Альятара.

 – Напал на кого?

 – Флаттершай, – Марко уставился на меня, как на ополоумевшего. – Але, приятель! Я и сам, конечно, не помню деталей…

Я покачал головой.

 – Ты не поверишь, но… Я не смотрел это шоу.

 – Что? – челюсть пирата отвисла. – Ты серьезно?

 – Абсолютно. Так, видел пару серий урывками. Пока не очутился здесь, не вспоминал о его существовании.

Марко покачал головой.

 – С ума сойти. Не думал, что такое возможно. Воображаю, что ты подумал, очутившись здесь…

 – Ничего не подумал. По большому счету, я просто охренел.

 – И что же это значит? Теперь эта штука будет заглатывать и тех, кто о пони ни сном, ни духом?

 – Вот и эти ребята из спецслужб тоже не могли поверить. Мне еще предстоит явиться к ним на повторный допрос. Надеюсь, им не придет в голову меня вскрыть для верности.

Марко хохотнул.

 – Ну так вот. Флаттершай. Чтобы ты понимал – это кумир доброй половины мужской части фанатов.

 – К счастью для себя, ничего серьезного он с ней сделать не успел. Вмешался Дискорд.

Я почувствовал, как Альятара вздрогнула.

 – Он… – пробормотала единорожка.

 – Подробностей не знаю, – выставил ладонь перед собой Марко. – Да их никто и не знает, в общем. После личной просьбы Твайлайт Дискорд смилостивился, и отпустил несчастного ублюдка. Вот только к тому моменту… Короче, этого парня до сих пор держат в одной из больниц Кантерлота в обитой мягким палате. За три года он не произнес ни единого членораздельного слова. И чтобы покормить, его приходится связывать.

Табита зевнула. Принялась подбрасывать и ловить свой кинжал, не вынимая из ножен. С близкого расстояния я заметил, что клинок и ножны примотаны друг к другу тонкой проволочкой.

Ноготь Марко чиркнул по столу.

 – Шестой.

 – С ним все сложилось… относительно приемлемо. Все, что он мог рассказать, было уже известно от Первого и Четвертого. Ничем особо полезным для пони он тоже не мог похвастаться. Какое-то время его продержали в изоляции, и через полгода освободили. Он долго мыкался по Эквестрии, и в итоге прижился батраком на какой-то ферме близ столицы. Там живет и по сей день.

 – А следующим был ты?

 – В точку. Ну, возможно, до меня было еще несколько, но камнедилы и мантикоры были не настолько любезны, чтобы нам про них сообщить. Так что я полагаю, что могу претендовать на этот титул по полному праву, – он выпятил грудь.

 – А как ты погиб? – не удержался я от вопроса.

Взгляд Марко внезапно сделался очень неуютным и холодным.

 – Извини, если спросил фигню, – торопливо выпалил я. – Я вот, к примеру, наступил на мыло в душе и ударился головой.

Еще секунду пират буравил меня взглядом, затем расслабился.

 – Ерунда, – спокойно произнес он. – Знаешь, я топал с конвента, на котором прикупил коллекционную фигурку Рэрити. Теперь у меня была вся шестерка. Я так обрадовался, что не заметил этих парней.

 – Они показали нож. Велели отдавать все, что есть ценного. Ты не поверишь, но мне стало так жалко фигурку…

 – Я как следует наподдал одному. Бросился бежать. Но споткнулся. Меня догнали и сбили с ног. Я увидел нож, а сделать ничего не успел, – он раздвинул полы куртки, демонстрируя шрам чуть выше живота.

 – Ну и вот. Я пришел в себя на окраине Вечнодикого. Сначала, конечно, не понял, что случилось. Решил, что меня приняли за мертвеца и отвезли тело куда-то в чащу.

 – Дальше… дальше было скучно. Я долго топал вдоль опушки и надеялся выйти к жилищу. Пошел бы в другую сторону – к вечеру дошел бы до Понивилля, и сейчас, наверно, лопал баланду от щедрот Принцессы Дружбы.

 – Не жалеешь? – поинтересовалась Табита. Марко усмехнулся и щелкнул кошкодевушку по уху.

 – Я шел двое суток. Увидел вдалеке скалы. Желудок уже начало подводить от голода, хотя я подкреплялся ягодами и парой птичьих яиц. Начал задумываться, что делать дальше – и тут меня сцапали, – он щелкнул пальцами в воздухе.

 – Земля вдруг разошлась под ногами. Если бы мне не накинули мешок на голову – я бы их знатно проучил, но в тот момент немного опешил. Начал орать и пинаться ногами – а в ответ мне принялись пересчитывать ребра.

 – Ну и вот. Когда я немного очухался, увидел этих тварей. Сейчас-то я знаю, что это были алмазные псы, а тогда у меня чуть сердце в пятки не ушло.

 – Это была очередная вылазка. За самоцветами и, если повезет, за рабами и ценностями. Вообще их кланы остерегаются лезть на территорию Эквестрии, но самые тупые и самые бесшабашные иногда пробуют. Вандерболты и гвардия их гоняют, когда поймают – но что проку от Вандерболтов под землей?

 – Пробовали раньше, – поправила его Табита. – В последнее время у них отпала охота повторять попытки. Особенно когда герцог Каппер запретил работорговлю в Клуджтауне.

 – Да. Но тогда мне довелось оценить достоинства рынка для рабов в полной мере. А до того – вдоволь потаскать за стаей мешки с награбленным. И побродить по пустыне Костей в составе невольничьего каравана.

Он отпил из бокала.

 – Итак. Меня приобрели скупщики короля Шторма. Решили развлечь своего повелителя иноземной диковинкой, – он осклабился. – Что ж, в конечном счете я их развлек, правда, не так, как они планировали. Табби они захватили чуть раньше, так мы с ней и встретились…

 – А потом, – подхватила Табита, – леди Келено решила, что терпела чересчур унижений от слуг Шторма, чтобы еще и превратить «Быстрокрылую» в невольничий корабль. И с тех пор мы служим под ее командованием.

 – Невероятно, – пробормотала единорожка. – Я как будто пересказ нового романа про Дэринг Ду услышала…

Марко хохотнул.

 – Только в романах не пишут, как воняет дерьмо алмазного пса. Или трюм с рабами, особенно когда вас не выпускают пятый день подряд.

 – Ну вот, – он пригубил вино. – После этого исекайнутых становилось все больше и больше, так что вскорости присваивать номера перестали. Знаешь, парень, я-то и Твайлайт не осуждаю особо. На каждого, кто мог быть поням полезен, приходилось трое-четверо человек балласта. Добавь тех, у кого поехала крыша после смерти и переноса. Проблема ширилась, как снежный ком. Эта идея с лагерем мыслилась, предполагаю я, как временный паллиатив. Ха-ха.

Я тоже глотнул вина.

 – И сколько всего здесь человек?

 – Даже не знаю. В районе пары тысяч, наверно. Сейчас средний темп – по человеку в день, но это он ускорился в последние годы. Как я слышал. Я, знаешь ли, слегка слежу за этой темой. В общем, что я имею в виду – когда кидаешь несколько сот человек с тараканами в голове в стеклянную банку и даешь им маяться от безделья, ничего хорошего ждать не приходится. Пони, наверно, это не сразу поняли. Они в этом плане не такие, парень. Высокосоциальный вид, низкая внутригрупповая конфликтность и все такое. Они недооценили, насколько мы можем быть неуживчивыми типами.

 – А мне кажется, и вы могли бы быть такими, – тихо сказала Альятара. – Если бы захотели по-настоящему научиться дружбе.

Марко вздохнул.

 – Вот и Твайлайт так думала, наверно. И пыталась учить. Выходило… что выходило.

 – Ладно, – пробормотал я. – Ладно. Слушай, я хотел у тебя спросить. Ты, я вижу, пообвыкся в этом мире.

 – Что есть, то есть, – усмехнулся Марко.

 – Что мне делать? Раз уж вернуться мы не можем, я хочу за что-то зацепиться. Понять, как жить в этом мире. Чем заниматься, где найти свое место.

Пират помрачнел.

 – Как у тебя с боевым опытом? – вдруг спросила Табита.

 – Никак, – удивленно ответил я. – Даже в армии не служил.

 – Что умеешь делать?

 – Ну… на Земле был мелким продажником. И немного слесарил для души. Учился на программиста, но недоучился.

Кошкодевушка покачала головой.

 – Прости. Нам нужны разумные, которые либо полезны в воздухе, либо умеют позвенеть сталью при абордаже. Капитан не станет нанимать матроса, которого надо учить с азов.

 – Так вы… и впрямь пираты? – глаза Альятары стали, как два блюдца.

Марко снова засмеялся.

 Никто не спросит, чье богатство,

 Где взято и какой ценой

 Война, торговля и пиратство –

 Три вида сущности одной

 – продекламировал он. Наверно, какую-то понячью поэзию.

 – На самом деле, леди пони, мы не пираты. Мы честные каперы с официальным патентом Абиссинского королевства. Мы не грабим – мы предоставляем услуги по обеспечению безопасности. Тем кораблям, которые соглашаются за нее заплатить.

Он по-волчьи осклабился.

 – Почему-то все соглашаются.

 – Но Табби права, – продолжал он. – Эквестрия во многом – воплощенная утопия, парень, но вот мир за ее пределами… Порой мы перехватываем корабли с невольниками – работорговля захирела после войны, но не исчезла. И тогда приходится поработать железом. Извини.

 – Да ничего такого, – развел я руками. И впрямь, начинать пиратскую карьеру… было бы интересно, но страшновато.

 – Попробуй найти других сородичей, – посоветовала Табита. – Даже в Мэйнхэттене, я слышала, есть люди, пусть и считанные единицы. Вместе проще.

 – Так себе идея, – неожиданно возразил Марко. – Большинство людей в Эквестрии, даже те, кто сумел выбраться из лагеря, мало чего добились. Мы здесь чужаки, надо признать это. Пугающие. Подсобная работа за горстку битов – потолок, доступный здесь человеку. Я не о себе сейчас, понятное дело, – подбоченился он.

 – Что бы я тебе посоветовал – вспоминай, что из твоего человеческого прошлого может быть тут полезно. Все-таки у нас за спиной лишних сто лет прогресса. Если сумеешь стать нужным, в тебе перестанут видеть монстра.

 – Евгений – не монстр! – вступилась за меня Альятара.

 – Но многие твои соплеменники так не считают, – возразила Табита. Единорожка поморщилась, но спорить не стала.

 – Или попробуй податься на окраины, – обратилась кошкодевушка уже ко мне. – Запад, Юг, Кристальная Империя… там нужны рабочие руки, и там даже пони плевать, кто ты, пока хочешь и можешь работать. Может быть, даже в Клуджтаун. Жизнь под властью Каппера там стала налаживаться, хотя до нормальной ей далеко. А на фоне тамошнего зоопарка… да всем там плевать, будь ты хоть драконикусом.

 – Может быть, и попробую. Пока мне запрещено уезжать из Мэйнхэттена.

Табита осушила бокал.

 – Не пора ли нам? Капитан устроит хорошую взбучку, если мы опоздаем к вечерней поверке.

 – И верно, – Марко встал и отодвинул лавку. – Знаешь что, приятель? Держи.

На стол хлопнулся небольшой звякнувший кошелек.

 – Не думай, что это милостыня, – прервал пират мои попытки протеста. – Это заем. Отдашь при следующей встрече. Надеюсь, что к тому моменту у тебя самого найдется, чем позвенеть в карманах.

Альятара тоже поднялась.

 – Знаете, – проговорила она, глядя на Марко, – мне кажется, вы, люди, лучше, чем сами себя считаете.

Табита усмехнулась.

 – Определенно. Скажу больше… – она наклонилась к уху единорожки и что-то прошептала.

 Альятара пискнула. Попятилась назад, упершись в стол. Мех на ее мордочке заалел.

 – Прошу прощения? – недоуменно протянул я. Табита расхохоталась.

 – Э… – протянула Альятара. – Было очень приятно познакомиться! Вы простите, но нам тоже пора! – она решительно двинулась к выходу.

 – Тогда – до встречи. И удачи тебе, дружище, – Марко от души хлопнул меня по плечу. Мы пожали руки, и я торопливо направился вслед своей провожатой, разбрасывая ногами шуршащее сено.

 – Что она тебе сказала? – с любопытством поинтересовался я уже на улице, догнав единорожку. Стояла ночь – вернее, поздний вечер, но здесь, ввиду отсутствия привычных сумерек, он ничем от ночи не отличался. Вокруг цокали копыта, хлопали крылья. От набережной дул прохладный ветерок.

 – Ничего, – решительно отрезала та. – Кроме глупых шуток.

Место тебя найдет

  – Не подсматривай! – велела я. Обернулась к холсту, вновь сосредоточилась на кистях и карандашах.

Йев’ени послушно отвернулся, потягивая мятный чай.

Я покосилась на довольно кривой набросок, изображавший странного вида повозку, едущую по заснеженной дороге.

Нулевку – в правое копыто, двойку и четверку – в поле. Подтянуть телекинезом кюветку с белилами, макнуть двойку, легкий удар о ручку двойки – и крохотные брызги ложатся на индиговый фон. Быстрое движение нулевки, намечающее крупные точки…

Кистемойка, лунка с разведенной кроной. Касание, касание, касание, обводя контур…

Двойку – в лунку с индиго. Мазок, мазок – очень осторожный, чуть не рассчитаешь с усилием – и вместо легкой тени на снежный фон ляжет грубая полоса…

 – Ну все! Можешь смотреть.

Йев’ени восхищенно цокнул языком.

 – Похоже вышло? – я подвинулась, чтобы не загораживать обзор.

 – Один к одному, – проговорил он, рассматривая ярко-красную повозку в огнях, едущую по заснеженной дороге. На боку повозки еще высыхал рисунок – белый жеребец-единорог держит телекинезом бутылку с темно-красной жидкостью внутри.

 – Слушай. А почему эти повозки у вас связаны с зимой? – полюбопытствовала я.

 – Да все просто. Однажды компания, которая выпускает этот напиток, пустила в эфир новогоднюю рекламу. С этими грузовиками и своей эмблемой. Реклама народу понравилась, они стали крутить ее каждый год. Постепенно это стало чем-то вроде традиции, – пояснил Йев’ени.

 – Понятно, – я тоже окинула критическим взглядом полотно. – Ну, это я могу с чистой совестью оставить себе. Перед продажей пришлось бы объяснять покупателям, что здесь изображено.

 – Веселье приносит и вкус бодрящий… – немузыкально напел Йев’ени, продолжая рассматривать картину. – Слушай, а ловко ты управляешься с этими штуками.

Под «этими штуками» он, должно быть, имел в виду палитру, кисти и промокательную соль со шпателем, висящие рядом со мной в телекинетическом поле.

 – Особый талант, – пояснила я. – Это обычное дело, когда навык в телекинезе завязан на кьютимарку. Так-то я очень посредственный телекинетик, левитировать больше одного предмета или там магией разделять краски я могу, только когда рисую.

 – Телекинез, – Йев’ени покачал головой. – Магия… – он вздохнул. – Пони, наверно, это кажется само собой разумеющимся, как дышать?

Я развела копытами – к этому моменту я уже поднялась на задние ноги, убирая палитру и кисти на место.

 – Смотря какая. Несложными заклинаниями – телекинезом или светом – владеет почти каждый единорог. Но вот что-то сложное, например, трансформация или телепортация – этому надо долго учиться. А уж единороги, которые владеют больше чем тремя-четырьмя заклинаниями, по всей Эквестрии наперечет. А на Земле нет магии?

 – Если и есть – я с ней не сталкивался, – Йев’ени посмотрел на стоявшие на полке часы. – Блин горелый! Как бы мне не опоздать!

Я мысленно сделала себе заметку – горелый блин служит людям эквивалентом «луговых маффинов» или поминания Дискорда.

 – Куда?.. ой.

 – В КУДА, – Йев’ени поежился. – Надеюсь, они не решат набить из меня чучело и сдать на опыты.

За окном, как и обещали погодники, накрапывал дождь – с утра пегасы принялись подгонять тучки, чтобы очистить городские тротуары. Я направилась за зонтиком.

 – Тогда поторопимся.

 – Да я тебя и не тащу, – воспротивился Йев’ени. – Уж с поездкой на метро я как-нибудь справлюсь, не вечно же ходить с тобой под… копыто, да.

Я поморщилась.

 – Слушай! Я, между прочим, тоже за тебя волнуюсь! Уж если не могу ничем помочь, так хоть поддержу морально!

Йев’ени тепло улыбнулся.

 – Ты и так помогла, я сбился со счета, сколько раз, – он набросил минотавровую куртку, в которой сгребал листья. – Ладно, пошли. Только без обид, если придется сидеть сиднем у них в вестибюле и ожидать, пока меня отпустят.

Щелкнул замок. Мы направились вниз по узким – особенно для Йев’ени – скрипучим ступенькам.

 – Ты помнишь дорогу?

 – А, – человек отмахнулся. – Язык до Киева… мда, – он осекся. – В общем, сообразим. Тем более, ты со мной.

 – А правда Твайлайт Спаркл собиралась лично приехать для твоего осмотра? – вспомнила я.

Йев’ени покосился на меня. Рассмеялся.

 – А, так вот чего ты со мной напросилась? Хочется лично посмотреть на вашу принцессу?

Я смущенно засмеялась.

 – Ну и это тоже! Она как-никак героиня страны и верховный правитель!

 – Могу себе представить, – хмыкнул Йев’ени.

Вестибюль участка сегодня был оживленнее. Стояли у ворот несколько карет стражи и одна – с символом КУДА, земной пони-стражник куда-то вел грозно насупившегося грифона. У лестницы, ведущей на второй этаж, я заметила старую знакомку Софт Грит и еще парочку пони в форме КУДА. Мигом сделавших стойку на наше появление.

Но прежде чем Йев’ени успел к ним обратиться, на нас налетел салатовый ураган.

 – Йев’ени Комаро?! Как я рада вас видеть!

Светло-зеленая единорожка с аквамариновой гривой и кьютимаркой в виде золотой лиры протянула Йев’ени копыто. Тот с удивленным видом охватил его ладонью, и тут же пони ухватила ее обоими копытами и затрясла.

 – Мы все очень ждали вашего прихода! Идемте скорее!

Йев’ени ошеломленно оглянулся на меня.

 – Это ваша принцесса? – одними губами прошептал он.

Я лишь покачала головой. На Принцессу Дружбы единорожка совсем не походила.

 – Ой! Прошу прощения, я не представилась. Лира Хартстрингс, Королевское Управление Дружбы и Ассимиляции, биолого-лингвистическое ядро. Моя группа занимается вопросами изучения человеческого вида. Мы уже доставили все необходимое оборудование и можем начинать анализ! – бодро выпалила та, продолжая сжимать руку Йев’ени.

Который при слове «анализ» ощутимо вздрогнул.

 – А разве принцесса Твайлайт не собиралась лично заняться этим случаем? – спросила я, ощутив легкий укол сожаления. Не каждый день выдается возможность лично пообщаться с самой Принцессой Дружбы.

Лира тряхнула взъерошенной гривой.

 – Она слишком занята на переговорах с Зебрикой. Но не беспокойтесь! Я подготовлю для нее полный отчет о всем, что показали эксперименты! – она повлекла за собой нервно сглотнувшего Йев’ени куда-то в глубь участка.

 – Не переживайте, – с затаенным ехидством сообщила Софт Грит. – Доктор Хартстрингс – очень опытный специалист. Она не позволит себе повредить опытный экземпляр. Максимум – отделит пару кусочков на память.

Я фыркнула.

 – Я надеялась увидеть принцессу.

 – Ваш спутник – не настолько важная персона, чтобы удостоиться ее личного визита – отрезала Софт Грит. – Он даже не уникальный случай. Мы за последнюю пару недель выявили еще несколько подобных ситуаций, – она поморщилась.

Мне хотелось узнать об этом подробнее – где еще объявлялись люди и было ли это так же внезапно, как у нас с Йев’ени. Но глядя на хмурую мордочку агента, я не рискнула задавать вопросы.

 – Можете подождать там, – мрачно сообщила Софт Грит, ткнув ногой в сторону скамьи. Кивнув, я поплелась в указанном направлении.

Не знаю, как насчет Йев’ени, но для меня визит в КУДА (биолого-лингвистическое ядро) и впрямь обернулся пыткой. Скамейка была дискордски жесткой, занять себя было совершенно нечем, и я двадцать раз пожалела, что не захватила из дома так и не дочитанную «Дэринг Ду и затерянное болото».

На минуту у меня появилась мысль удрать из участка и навестить ближайшее кафе с газетным киоском. Но под тяжелым взглядом агента Софт Грит я ощутила приступ иррациональной робости. Это во-первых. И не хотелось разминуться с Йев’ени, когда вивисекторы КУДА все-таки выпустят его из своих когтей. Пусть и фигуральных, вряд ли у них в штате числились гиппогрифы или грифоны.

Стрелка на часах двигалась издевательски медленно. Я пыталась себя развлечь, наблюдая за суетой стражников и мрачно скучавшими у входа агентами. Так себе занятие, доложу честно.

На пятом часу ожидания я не выдержала. Круп и ноги немилосердно затекли, Софт Грит куда-то делась, и под тяжелыми взорами агентов я сорвалась с места и устремилась на улицу. Где рысцой проскакала в соседний квартал, ворвалась в кафе и, торопливо проглотив чашку кофе, сгребла в зубы пакет с горячими пончиками. С овсяной посыпкой – для себя и шоколадной – для Йев’ени.

Разумеется, по закону подлости, когда я, запыхавшись (начинай уже бегать по утрам, глупая пони! Пока не наела фланки со Статую Кобылы размером!), ворвалась обратно в вестибюль, Йев’ени уже стоял у конторки, всматриваясь в какие-то многочисленные бланки. Рядом сверлила его взглядом неизменно хмурая Софт Грит.

 – О, привет, Старгейз. А я думал, ты отправилась домой.

 – Всего лишь за пончиками, – проговорила я, перехватив пакет телекинезом. – Будешь?

 – Здесь не столовка, – буркнула агент. – Заполняйте документы.

 – Минутку.

Йев’ени внимательно осмотрел самые обычные писчее перо и чернильницу. Попытался провести по бумаге линию, тяжело вздохнул, глядя на безобразную кляксу.

 – Ох. Я могу заполнить карандашом?

Софт Грит раздраженно переступила с копыта на копыто.

 – Это официальные документы. Их положено заполнять чернилами и собственноручно.

 – Значит, нет, – Йев’ени, сморщив лоб, принялся медленно и печально выводить букву за буквой. Я заглянула ему через плечо и тоже вздохнула. Ученик начальных классов деревенской однокомнатной школы справился бы лучше. Странно – вроде бы заклинание знания языка должно было давать и знание письменности в комплекте.

Вечность спустя человек выпрямился, дав бумагам скрутиться в трубочку. Слава Селестии, он догадался перед этим воспользоваться промокашкой. Протянул свиток Софт Грит.

 – Мы можем идти?

 – Помните, если решите перебраться из Мэйнхэттена – за три дня до отъезда будете обязаны предупредить стражу и КУДА, – буркнула агент.

 – Спасибо за предупреждение, – Йев’ени приложил руку к сердцу. – Буду иметь в виду.

Мы вгрызлись в пончики. Дождь прошел, хотя небо оставалось пасмурным. Прохожие то и дело оглядывались на нас, но Йев’ени уже не морщился от их реакции так, как в первый день.

 – Флуфай, ифвини за нелофый фопфоф.

 – Ффо?

Мы переглянулись и дружно расхохотались. Я торопливо дожевала пончик.

 – Извини за вопрос, если что… Но ты умел раньше писать?

Йев’ени снова рассмеялся.

 – Будь уверена. Просто ваши письменные принадлежности мне непривычны. У нас такими перестали пользоваться лет, наверно, сто назад.

 – А чем вы пишете? – полюбопытствовала я.

 – Ну, обычно мы используем… – Йев’ени осекся. Он пристально смотрел на рекламный стенд напротив здания театра. Я заинтересованно проследила за его взглядом.

Афиша как афиша. Должно быть, спектакль на какую-то историческую тему – судя по аликорну с пышной белой бородой и пегасу с мечом в зубах, взиравшим с афиши. Они стояли по обеим сторонам от невысокого земного пони в плаще, буравившего публику пронзительным взором. На заднем плане теснились еще какие-то пони – кристальный с топором, единорог с луком…

 – Хочешь сходить на спектакль? – спросила я. В принципе, заняться до вечера, когда я планировала пересечься с коллегами, было нечем. Я не была завзятой театралкой, и за последние три года на спектаклях бывала один или два раза, и то за компанию либо сопровождая журналистов. Но с другой стороны, почему бы и нет?

Йев’ени потер лоб.

 – Ох, что-то мне напоминает этот постер, – выдавил он. – А давай. Хотя… бюджет-то нам позволяет?

 – Позволяет! – отмахнулась я. Не кривя душой – до получки оставалась неделя, и битсов в моем кошельке хватало до нее даже с небольшим запасом.

Мы присоединились к толпящейся перед театральной кассой небольшой очереди. Пони на пять-шесть. Впрочем, на наших глазах она сократилась – двое земнопони, синий жеребец и темно-серая кобылка, оглянувшись, изменились в мордочках и поспешили скрыться. Я поморщилась.

 – Забей и не парься, – шепнул Йев’ени мне на ухо. – Я уже не заморачиваюсь.

Я печально кивнула.

 – Кстати. А что тебе сказала эта Лира? Ну, относительно экспериментов, которые она хотела с тобой поставить.

Человек развел руками.

 – Да я сам толком не понял. Меня прогоняли через кучу всякой аппаратуры, что-то я узнал, что-то – не очень. Вроде как никаких отличий от обычного попаданца эта доктор Хартстрингс найти не сумела, из-за чего расстроилась. Я так понял, они надеются рано или поздно найти способ, как отключить эту штуку с попаданцами, но пока непонятно даже, в каком направлении копать. Оставшееся время она расспрашивала меня о моей жизни на Земле.

Седобородый аликорн замер посреди моста. Пламя, вырывавшееся из-под сцены, алым подсвечивало его бороду и рог. Он угрожающе наклонил голову, целясь длинным рогом в грудь чудовища.

 – Ты не пройдешь! – выкрикнул он. – Я служитель тайного огня и хранитель пламени Анора. Темный огонь не поможет тебе, Пламя Удуна!

Аликорноподобное создание, кажется, сплошь свитое из огня и мрака, утробно взревело. Его темные крылья распростерлись. Взвился огненный меч. Я даже чувствовала жар огня на своей шерстке – кто бы не был иллюзионистом труппы, работу он знал на совесть.

Вспыхнул выставленный первым аликорном щит. Пол зрительного зала содрогнулся. Зрители тоже вздрогнули, когда багровый клинок разлетелся искрами.

 – Возвращайся во мрак! Ты не пройдешь!

Копыто седого аликорна ударило по камню – и мост вздрогнул, разваливаясь на куски. Огненный аликорн отчаянно взревел, проваливаясь в сценический люк.

 – Пять секунд до неожиданного поворота, – пробормотал Йев’ени.

 – Что? – переспросила я, повернув голову. На соседних сиденьях зашикали.

 – О, ничего, Старгейз. Смотри, сейчас будет интересно.

Я повернула голову как раз вовремя.

 – Гэндальф! – отчаянно прокричал земной пони, видя, как огненный кнут обвивает ногу аликорна и утягивает того в люк. «Бегите, глупцы!» – успел выкрикнуть аликорн, прежде чем исчезнуть под сценой. Я ойкнула. По зрительному залу пронесся дружный вздох.

 – Он погиб? – шепотом спросила я у Йев’ени.

 – Тебе проспойлерить? – так же шепотом откликнулся человек. Где он успел посмотреть эту пьесу – загадка, что терзала меня едва ли не сильнее, чем тайна судьбы сгинувшего в пропасти аликорна Гэндальфа. Я в отместку легонько пихнула его (Йев’ени, не Гэндальфа) копытом и вернулась к представлению.

Сюжет шел своим чередом. Двое пегасов, четверо земных пони, единорог и кристальный пони тем временем выбрались из катакомб, выстроенных древними кристальными пони, и очутились в волшебном лесу единорогов. Передохнув и посмотрев в волшебное зеркало их принцессы, они направились вниз по течению реки. К несчастью, созданные аликорном-предателем Саруманом гибриды пегасов и чейнджлингов сумели их выследить – как раз, когда воин-пегас из облачного города поддался искушению проклятого амулета и попытался овладеть им силой. Впрочем, он достойно искупил свой проступок, пав в бою с неисчислимым полчищем гибридов. Его товарищи – единорог, пегас и кристальный пони –  устроили ему погребение, спустив тело в лодке в водопад, и отправились в погоню за врагами, взявшими в плен двоих земных пони. Тем временем земной пони Фродо со своим слугой переправились через реку…

Наконец раздались финальные аплодисменты. Я потянулась, разминая затекшие суставы.

 – Ну как тебе? – поинтересовался Йев’ени.

 – Ты знаешь, мне понравилось, – смущенно призналась я. – Неловко признаваться, что тебя увлекают сказки… но было захватывающе. Только история, мне показалось, обрывается на середине. Чем все кончится? Они донесут проклятое кольцо до вулкана?

 – На первой трети, – поправил меня Йев’ени.

 – Откуда ты знаешь? И вообще, ты явно видел эту пьесу раньше! Где?!

Йев’ени хохотнул.

 – Старгейз, мы можем пройти за кулисы? – спросил он. – Мне хотелось бы кое-что спросить у актеров.

 – Ну давай попробуем.

Отделившись от толпы зрителей, мы подошли к маленькой дверце слева от сцены. Выглянувший из нее земной пони сурово на меня посмотрел.

 – Извините, кобылка, это служебные помещения. Посторонним сюда… – его глаза расширились, когда он заглянул за мою спину.

 – А людям? – весело спросил Йев’ени. Только уголок рта дернулся, выдавая вымученность улыбки.

 – А людям… – пони потер копытом затылок. – Хм. А, ладно, проходите. Хотите поговорить с Филиппом?

 – С Филиппом? – переспросил Йев’ени. – Хм. Да, пожалуй.

 – Идите за мной.

Наш провожатый провел нас по узкому и тесному коридорчику куда-то в глубины театра, к обшарпанной двери. Постучал.

 – Входите! – раздался жизнерадостный голос.

Балрог за дверью с усилием пытался снять с себя голову. Обернувшись к нам, он неосторожно пошатнулся и зацепил одно из золотых деревьев Лориэна. То пошатнулось, с грохотом свалившись на пол. Вторая кобылка, черногривый единорог, игравшая дочь короля единорогов, смерила нас неодобрительным взглядом и вернулась к каким-то сложным манипуляциям перед зеркалом.

 – Ох, сено! – выругался Балрог. – У этого костюма такой скверный боковой обзор. Прошу прощения, не поможете?

 – Без проблем, – Йев’ени потянул Балрога за голову. Та легко отделилась, под ней оказалась еще одна – уже без огненной гривы и рога, выглядевшая как голова обычного земного пони с рыжей гривой. Впрочем, пламя не горело и на бутафорской голове – теперь выглядевшей как шлем сложной формы, покрытый какими-то узорами из кристаллических печаток.

 – А как вы это делаете? – не смогла сдержать я любопытства. – Я имею в виду, на сцене, когда вас охватывает пламя. Магия иллюзии?

Актер покачал головой.

 – Слишком сложно для длительных сцен. Знаете, что такое заклинание снятия образа?

 – Не слишком хорошо, – честно призналась я. – Знаю, что такое существует, но чем оно отличается от иллюзии – понятия не имею.

 – Ну в общем, – Балрог расстегнул зубами какую-то застежку на боку костюма, и часть его отошла вбок. Актер выбрался из своих доспехов (оказавшись вдвое ниже них ростом) и провел копытом по печаткам.

 – Вот это – маячки для заклинания. У нас есть поникен такой же формы, перед представлением мы обмазываем его смолой и поджигаем. Потом наш маг снимает с него образ и насылает на мой костюм. Ну, для натуральности у меня еще встроена в шлем пара горелок, и еще одна – в меч, но на закрытых сценах мы их не включаем. Пожарная безопасность.

 – Как интересно! – не сдержалась я, рассматривая шлем поближе. – А жар?

 – Жаровня и меха, – сообщил Балрог. – Так вы пришли за автографами? Уиньям Мак-Снаффл всегда рад уважить своих поклонников.

Йев’ени заинтересованно посмотрел на актера.

 – Не совсем… Вы на меня никак не реагируете. То есть, я имею в виду, не больше, чем на пони.

 – А что на вас реагировать? – Мак-Снаффл хмыкнул. – Я уже понял, что вы из соотечественников Филиппа. Он подойдет через минут пять – сейчас они готовят декорации для следующего прогона.

 – Филиппа? – переспросил Йев’ени.

 – Ну да. Наш рабочий сцены и помощник сценариста. Он одного с вами вида. Как вы там называетесь – хьюмлинги?

 – Люди, – поправил его Йев’ени. – Кстати, вы в курсе, ну, насчет пьесы, которую играете?

 – Насчет пьесы?

 – Он имеет в виду, что это человеческая легенда, – сообщила единорожка. Ее рог светился, гребень продирался сквозь пышную черную гриву, потрескивая статикой. По-моему, она пользовалась краской – глаз выцепил несколько непрокрасившихся волосинок.

 – А, – Мак-Снаффл безразлично кивнул. – Ну да. Мы порой брали для постановки сюжеты из мифологии яков и грифонов, но это не самая интересная для пони часть мирового фольклора. Человеческие сюжеты заходят лучше.

Дверь заскрипела. Пони поморщилась.

 – Винни, привет, приятель, – проговорил вошедший. – Декорации на местах для первого акта, Агат просил передать, что у тебя двадцать минут на то, чтобы по новой упаковаться в свою скорлупу… Ой.

Вошедший был чуть выше и худее Йев’ени, черные волосы на голове топорщились непослушными пучками. Нижнюю часть лица покрывал короткий шерстяной покров. Я с интересом посмотрела на Йев’ени – теперь мне стало ясно, почему каждое утро тот скоблит кожу на лице реквизированным в ходе иномирного вторжения у бедной пони макетным ножом.

 – Обратно ой.

 – Ничерта ж себе! Ты тоже из лагеря?

 – Не совсем, – Йев’ени оглянулся. – Слушай, тут есть где-нибудь присесть и поболтать? Если у тебя есть время, конечно.

Филипп поднял глаза к потолку.

 – Мы отыграем еще один прогон, и на сегодня все. Если подождешь часа два, тогда да.

Йев’ени обернулся ко мне.

 – Мы куда-то торопимся?

Я задумалась.

 – Честно говоря, я рассчитывала заглянуть в редакцию. Мне надо сдать наброски для понедельничного номера.

Он призадумался.

 – Слушай, тогда, может, не будем тебя задерживать? Я не хочу тебе мешать, но и с соотечественником охота пообщаться.

 – Если останетесь, – вставил Филипп, – я вас проведу на галерку бесплатно.

Я переступила с ноги на ногу, прикидывая по времени. С одной стороны, оставшись на представление, я бы с гарантией не успела на встречу. С другой, я понимала желание Йев’ени поговорить с соотечественником.

 – Ты точно доберешься домой без проблем?

 – Ну хватит! – воскликнул Йев’ени, улыбаясь. – Ты меня опекаешь, словно младенца. Все со мной будет в порядке, не переживай.

Он опустился рядом со мной на колено.

 – Сказать по правде, – прошептал он мне в ухо, – мне до сих пор очень… – он помялся, словно подбирал слово, – непривычно говорить с твоими соотечественниками лично, а не через тебя. Это надо изживать, если я собираюсь жить среди вас. Иди по своим делам, Старгейз, и можешь за меня не волноваться.

Я неуверенно отступила на шаг.

 – Ну ладно. Если так… до вечера?

 – До вечера.

Скрипнула дверь квартиры, казавшейся с непривычки странно тихой. И пустой.

Я сбросила на пол седельные сумочки, забралась под душ и ополоснулась после улицы. Не телепортировавшись при этом в мир людей или еще какую-нибудь параллельную реальность. Вылезла и растерлась полотенцем.

Покосилась на часы. Определенно, Йев’ени уже пора бы и появиться!

Может, он все-таки заблудился?

Видит Селестия, я должна была его проводить!

Я велела себе не твайлайтить раньше времени. В конце-то концов, прошло часа четыре. Может, они со вторым землянином заболтались и забыли о времени?

Заглянула в холодильник. Критически уставилась на стоявшее на верхней полке блюдо с кексиками. Еще более критически – оглядела бока. Вздохнула и достала миску с салатом.

Впрочем, есть не стала – мне хотелось дождаться Йев’ени. Забавно – я так быстро отвыкла ужинать в одиночестве! Так что я лишь поставила на медленный огонь чайник.

И стоило ему начать посвистывать – как в дверь настойчиво позвонили.

Я вскочила.

 – Я уж думала, ты не объявишься! – выпалила я, распахивая дверь. – … Ой!

 – Ну и ну. Мы и впрямь давно не виделись, но чтобы с таким вот нетерпением бросаться мне навстречу? Или ты ожидала еще кого-то?

Стоявшая за порогом Сильвер Лайн, моя однокашница по художественной школе, улыбнулась. Рядом с ней переминался с коробкой в зубах невысокий темно-коричневый пегас. Поднапрягшись, я вспомнила и его имя – Майк Хуф, особенный пони Сильвер на последнем курсе.

 – Мы с Майком случайно оказались в твоем районе и решили тебя навестить, раз уж выдалась такая оказия. Ну же, Старгейз, ты не хочешь обнять старую подругу?

 – Ой, прости, Сильвер, я правда рада тебя видеть! – я обнялась с ней и обменялась копытопожатием с Майком. – Извини, я просто не ожидала гостей.

 – Если ты занята, мы можем заглянуть в другое время, – смущенно проговорила Сильвер.

 – Нет, нет… Просто я…

 – Тогда может, мы зайдем? У нас и тортик с собой.

Я замялась. Мне не хотелось отказывать подруге в гостеприимстве, но если в этот момент вернется Йев’ени…

Хотя а чего, я, собственно, распереживалась? В таком случае, я их просто представлю друг другу.

 – Конечно, заходите! – я метнулась на кухню, снять с огня давно заливающийся чайник. – Только, Сильвер, хотела предупредить – сейчас должен вернуться мой сосед.

 – Сосед? – заинтересованно повела та ушами. – Ты не говорила, что живешь с кем-то еще.

 – Йев’ени… ну, он недавно перебрался в Эквестрию. Мы пока делим квартиру.

 – Просто делите квартиру, а? – Сильвер подпихнула меня плечом. – Или еще что-то?

 – Брось! – фыркнула я. – Йев’ени даже не пони!

 – Вот даже как? – хихикнула пегаска. – Да ладно, я не осуждаю. Я же не какая-нибудь земнопони-ретроградка.

 – Ну хватит, а то укушу!

 – А кроме шуток, Старгейз, – полюбопытствовал Майк. – Кто твой сосед? Грифон, минотавр?

 – Ну… он…

Дверь распахнулась.

 – Привет, Старгейз! – проговорил Йев’ени. – Извини, что заставил ждать!

Пони обернулись.

Майк сглотнул и попятился.

Сильвер распахнула крылья и взвилась под потолок. Едва не свалив по дороге коробку с тортом и растрепав порывом ветра мне гриву.

Йев’ени вздрогнул и отшатнулся.

 – Ребята! – взвыла я. – Да спокойно! Вы чего?

 – Старгейз! – охнула Сильвер, вжимаясь в верхний угол прихожей. – Это… это же…

Йев’ени очень тяжело вздохнул.

 – Да. Я человек. Но я не кусаюсь, честное слово.

Я сердито топнула по паркету.

 – Сильвер! Майк! Мне стыдно за вас, честное слово.

 – Да ладно, – Йев’ени развел руками. – Я начинаю привыкать.

Сильвер спланировала на пол, все еще недоверчиво глядя на Йев’ени.

 – П…прошу прощения, – выдавил Майк. – Мы… мы не хотели показаться грубиянами. Просто ваш вид… ну, он немного необычный, вот.

 – Ребята, мы вроде как собирались пить чай, – поторопилась я напомнить. – Может, все-таки сядем за стол?

Спустя десять минут мы наконец очутились на кухне, я телекинезом подхватила чайник и разлила кипяток по чашкам. Разрезала торт, мысленно повинившись перед собственной фигурой.

Майк кашлянул, разбив неловкую тишину.

 – Итак, вы недавно в Эквестрии? – осведомился он.

 – Пару недель как, – кивнул Йев’ени.

 – Э… ну и как вам наш город? – выдавила Сильвер.

 – Я до сих пор привыкаю, – пожал человек плечами. – Знаете… как бы описать это ощущение. Некоторые вещи очень похожи на те, что на Земле – так мы называем наш мир. А некоторые – выглядят совершенно чуждыми.

 – Да… это, наверное, очень непривычно, – крылья Сильвер все еще подрагивали, выдавая напряжение.

 – А где ты так задержался? – спросила я, откусив и прожевав ломтик торта. Ммм… – Мой любимый, с ванильным и клубничным кремом! Сильвер, спасибо вам большое.

 – Мы выпили с Филиппом по кружечке вашего сидра, немного поболтали, – Йев’ени помрачнел. – У нас с ним сдвиг по времени на каких-то четыре года. Знаешь, так странно… Когда он рассказывает о войнах и эпидемиях – как будто слушаешь про боевик категории B. А для него они – обыденная реальность по новостям, и он как будто не видит в этом странного.

 – Войнах и эпидемиях? – пискнула Сильвер. Крылья и уши резко дернулись.

Йев’ени снова вздохнул.

 – Слушайте, ребята. Я в курсе всей этой понивилльской истории. Я… Судя по тому, что мне про нее рассказывали – очень неудачно совпали чья-то дурость, шок и страх. Но мы не все психи. Даже не большая часть. Честно. Старгейз не даст соврать.

Я опустила взгляд на лежащие на столе копыта.

 – Сильвер. Майк. Пожалуйста.

 – Мы просим прощения, – пробормотал Майк. – Мы не хотели показаться грубиянами.

 – Да все нормально, – Йев’ени отправил в рот ложку торта. – Я и сам бы прифигел, встретив в соседней квартире инопланетянина. Собственно, я и прифигел в первый день, – он издал короткий смешок. – Без проблем.

 – А как твои дела? – снова попыталась я разрядить напряжение. – Ты все там же, в картинной лавке?

 – Ага, – Сильвер кивнула, наконец отведя взгляд от человека.

 – Не собираешься рисовать для себя? Мне кажется, у тебя бы здорово получалось. Нельзя же вечность заниматься копиистикой.

Пегаска пожала плечами.

 – За это неплохо платят. А ты тоже там же, в «Мире Мэйнхеттена»?

 – Ага.

 – Я думал, сейчас художников из газет вытеснили фотографы, – проговорил Майк.

Я засмеялась.

 – До этого еще нескоро. Не всегда у бильд-редакторов под копытом нужная фотография, бывает, что нужно делать отрисовку неподходящих. Не всегда вообще можно сделать фото. Опять же, шаржи, карикатуры, рекламные рисунки… Да и мало сделать фото – нужно знать, как разместить его на листе, как скомпоновать с текстом! В общем, работы мне хватает. А для души… – я указала копытом на свою студию.

 – Кстати, о работе, – вмешался Йев’ени. – Старгейз, я больше не безработный.

 – Что, правда?

 – Ага. Им в театре как раз был нужен второй рабочий в помощь Филиппу. Он провел меня к своему шефу – ну и… – он неопределенно помотал рукой в воздухе.

 – Поздравляю! Удачно вышло.

 – Ну спасибо, – Йев’ени сделал глоток чая. – Удачно, да. Как выразился Филипп, «если знаешь, чего хочешь – твое место само тебя найдет».

Майк покосился на часы.

 – Думаю, нам пора.

Сильвер кивнула, поднимаясь.

 – Ладно, Старгейз, было приятно повидаться. Эээ… были рад познакомиться, Йев’ени.

 – Взаимно, – человек кивнул.

Я прикрыла дверь и заперла замок. Повернулась к Йев’ени.

 – Прости, пожалуйста.

Тот отмахнулся.

 – Все нормально, Старгейз.

 – Точно? – я вскинула голову, чтобы посмотреть человеку в глаза.

 – Точно-точно, – на его лице появилась кривая ухмылка. – Хотя иногда кажется… Может, стоит и правда перебраться в эту понивилльскую тюрьму. По крайней мере, там не будут смотреть, как инопланетное чудовище.

Я опустила взгляд.

 – Прости.

Теперь уже Йев’ени, чтобы смотреть мне в морду, опустился на колено.

 – Это ты прости, что обломал встречу с друзьями.

 – Они привыкнут, – пообещала я. – Я же привыкла.

Йев’ени невесело засмеялся.

 – И я привыкну. Может, даже… – он не договорил.

 – Что?

 – Да так, – взгляд Йев’ени стал отстраненным. – Навели меня эти ребята, Марко и Филипп, на одну мысль… – он отмахнулся. – Ладно. Расскажу потом. Когда обдумаю как следует.

Собрать элементы

 – Что ты делаешь? – любопытная мордочка Альятары склонилась над моим блокнотом.

Я невольно вздрогнул и попытался прикрыть листки рукой.

 – Ой! – пони залилась краской. – Это что, секрет?

 – Э… да не то чтобы. Смотри, если хочешь, – пробормотал я.

Альятара задумчиво изучала мои почеркушки.

 – Выглядит как какой-то эскиз, – задумчиво протянула она. – Что это?

Я помедлил.

 – Да это… одна моя небольшая задумка. Прошу прощения. Ты не обидишься, если я пока не буду рассказывать в подробностях?

Глаза Альятары расширились.

 – Ну… не то чтобы обижусь. Удивлюсь, наверное.

 – Да я сам не уверен, что сработает. Хочу сначала все продумать и проверить, а потом хвастаться, если выгорит. И чтобы не сглазить, конечно.

Единорожка засмеялась.

 – Не думала, что люди бывают суеверны.

 – Мы бываем всякими, – усмехнулся и я.

 – Может, все-таки расскажешь?  – поинтересовалась Альятара. – Я же теперь буду мучиться от любопытства.

 – А я инопланетный завоеватель. Мне положено подвергать мучениям бедных беззащитных пони, – запрокинув голову, я разразился максимально мрачным злодейским смехом.

Альятара насупилась.

 – Понятно. Это чертежи ужасного человеческого оружия. С его помощью ты собирался захватить всю Эквестрию, но я разгадала твой коварный план! – воскликнула она.

Я картинно схватился за голову.

 – О нет, мой злодейский замысел на грани срыва! Но я знаю, как заставить тебя замолчать, маленькая храбрая единорожка!

 – И как же?

Я дотянулся до дверцы холодильника.

 – Угостить кексиком.

 – Пфф! – Альятара фыркнула, совсем как настоящая лошадка. – Кексик без двадцати минут полуночи? Даже не пытайся. Я буду стойкой и не поддамся соблазну.

 – Знаешь что?

 – Ммм?

 – Ты не такая уж толстая.

 – Это был самый ужасный комплимент, который мне говорили за последние двадцать лет, – Альятара топнула копытцем по паркету. – Я ушла спать. Не засиживайся за злодейскими планами слишком долго.

 – Конечно, мамочка.

Пони вместо ответа показала мне язык.

Я подвинул к себе два толстых фолианта. Первый назывался «Каталог коммерческих предприятий, торговых домов, общественных заведений и присутственных мест города Мэйнхеттен». Второй, потоньше – «Универсальный каталог-ежегодник скобяных товаров и промышленных изделий».

Все-таки странно, что у них тут нет телефонов. Вроде как на нашей планете первые телефоны появились лет на десять раньше, чем лампочки. Или я что-то путаю? А радио есть – я своими глазами видел витрину с громоздкими радиоприемниками, с чемодан величиной, на одной из центральных улиц.

Ладно, об изобретении телефонов подумаем позже. Рассылать письма? Нет, долго и много возни. Придется побегать.

Да, но как? Если половина встречных косится на меня, как на инопланетное чудовище?

Так, отставить панику! Я не единожды (ну ладно, два раза – это тоже считается! Даже если на первой из встреч моя задача заключалась в том, чтобы сидеть с умным видом, мотать на ус и вовремя менять слайды на проекторе!) ездил на встречи с закупщиками, не глядя подмахивающими сделки на десятизначные суммы. И косплеил там «Волка с Уолл-стрит», продавая этим ребятам ручки. В буквальном смысле, среди прочей бумажно-канцелярской номенклатуры. Неужели я не справлюсь с тем, чтобы очаровать парочку говорящих кошколошадок из пасторально-идиллического мира с принцессами и замками?

Держись, Эквестрия! Имидж – ничто, жажда… ой, кажется, это из другой оперы.

Но пить и впрямь хотелось. Я встал, плеснул себе водички из графина. Подошел к окну, посмотрел на ажурное переплетение голых ветвей в лунном свете.

Что ж, значит, придется поработать над имиджем. И первые идеи у меня есть. Жаль, конечно, что они грозят влететь в копеечку… Но на представительских расходах глупо экономить.

Хорошо, что я не гнушался работой по выходным, так что вряд ли на меня косо посмотрят в театре, если я попрошу о паре отгулов в дневное время. Благо, самый аншлаг у нас на выходные и приходился.

И как же хорошо, что я благоразумно не стал трогать полученные от Марко биты. Ограничившись расчетом с Альятарой за еду и кров (от которого единорожка отбрыкивалась всеми копытами).

 – Империя подержанных шляп Стинки приветствует… э… кхе… приветствует… любого своего покупателя! – тяжеловесный земной пони светло-рыжего окраса уставился на меня в оба глаза, но все же нашел в себе силы закончить приветственную речь.

Я с удивлением уставился на его массивный подбородок. Покрытый выступающей из рыжей шерстки жесткой черной щетиной.

Надо же. Впервые вижу пони, у которого растет борода.

 – Кхм! – напомнил о себе продавец.

На его боку виднелось изображение лилового цилиндра, точно такого же, что красовался на его голове – специально подбирал, наверное.

 – Добрый день. Я бы хотел приобрести шляпу.

 – Шляпу? – торговец уставился на меня, как, наверное, у нас смотрели бы на зашедшего в обувной магазин за парой берц забрака или крогана. – Эмм, а ваш вид носит шляпы, мистер?

 – Конечно, – я постарался выдать улыбку пообаятельнее. – Иначе зачем бы я ее покупал.

 – Звучит логично, – пони почесал затылок копытом. – Шляпу, шляпу… Для каких целей вам нужна шляпа?

 – Носить? – предположил я. Других вариантов ее использования мне как-то не представлялось. Хотя… это же Эквестрия, кто знает, что положено делать со шляпами, согласно их культурным моделям? Может, они используют их как корзину для мусора? Или хранят в них бутерброды?

 – Носить, – пони кивнул. – Разумеется. Но как? Когда? Зачем? Вам нужно элегантное сомбреро для выезда на пикник? Котелок для прогулки по Брайдлвею? Цилиндр для похода в Мэдисон-Мэйр-Гарден?

 – Мне хотелось бы… что-нибудь для деловых переговоров. Знаете, такое, – я неопределенно покрутил рукой в воздухе, словно приподнимая воображаемый головной убор.

  – Деловые переговоры. О да, я знаю, что вам предложить, – торговец обернулся. Критически изучил ряды шляп всех фасонов и размеров, висящие за прилавком.

 – Прошу!

Он подхватил зубами палку с деревянным крюком на конце. Сорвал с ее помощью одну из висящих под потолком шляп и протянул мне.

 – В этой фетровой шляпе вы будете выглядеть как сам Фэнси Пэнтс, готов биться об заклад.

Я оглядел шляпу. Она была мягкая, серая, с синей ленточкой вокруг тульи. Я покрутил ее в руках.

 – Хм, – я продемонстрировал продавцу пятно неясного происхождения с нижней стороны полей.

 – О, да это же просто налет пыли! – продавец схватил шляпу одним копытом и принялся обмахивать метелкой. Пятно упрямо не хотело исчезать.

 – Тогда как насчет вот этого котелка? – выплюнув метелку и ничуть не обескураженный, он схватил крюк.

Это смотрелось уже лучше. Твердый черный войлок, нигде не видно потертостей и пятен. Я напялил его на голову, повернулся к зеркалу.

Хм. Серый деловой костюм-тройка (влетевший мне в копеечку), галстук-бабочка, котелок. Выгляжу, словно средней руки мафиози из «Крестного отца».

Только сандалии на ногах портят впечатление.

Что делать. Найти нормальную обувь в мире, где стопоходящие виды отсутствуют как класс – та еще задачка. Нет, можно заказать у сапожника (или как тут называются изготовители накопытников?) шитье на заказ – если бы такая услуга была по моим финансам. Честно выигранная у Филиппа в карты и удачно подошедшая по размеру пара сандалий, возможно – единственная обувь в этой части Эквестрии. Не считая башмаков самого Филиппа.

Ну ладно. Благо, сами пони не подозревают, что легкие сандалии – не совсем та обувь, в которой прилично являться на деловую встречу. А вот значение шляп им прекрасно известно.

 – Сколько за него?

 – Семнадцать битов.

Я поднял бровь.

 – Мне казалось, это подержанные шляпы.

 – Новый стоил бы двадцать, – пони испустил очень качественный ОТВ. – Ладно, мистер, из уважения к вам – пятнадцать.

Кажется, я понял правила игры.

 – Ну даже не знаю. Возможно, мне стоит отправиться на Блошиный, поискать что-то по карману…

 – Двенадцать золотых битов и один серебряный, – отрезал пони. – Ну или можете действительно поискать на рынке.

Больше не торгуясь, я полез за деньгами.

Светло-серая земнопони за стойкой ресепшена испуганно вскинула на меня взгляд.

 – Добрый вечер, – я учтиво приподнял шляпу. От души порадовавшись своему решению не экономить деньги.

 – Д-добрый вечер, мистер, – пробормотала секретарша. Привычный жест, впрочем, ее успокоил, она подтянула к себе какой-то гроссбух.

 – Вам назначено?

 – Нет, – я пустил в ход свою самую обаятельную улыбку. – Но я хотел бы переговорить с вашим руководством. По поводу перспективного заказа.

 – Вы хотите что-то продать? – гроссбух с треском захлопнулся.

 – О нет. Приобрести. Если ваша компания сумеет изготовить то, что мне необходимо.

Земнопони выглядела растерянной. Ну логично. Моя внешность и намерение что-то купить явно не вязались между собой.

 – Хорошо, – пробормотала она наконец. – Я сейчас предупрежу мистера Сэндфилда, нашего директора по поставкам, что вы хотели бы с ним побеседовать. Если он свободен, он вас примет, – она звякнула в маленький бронзовый колокольчик. Тут же появился мелкий, мне ниже пояса, жеребенок-земнопони, секретарша набросала несколько слов на листочке-стикере и вручила ему.

Я, стараясь излучать уверенность, опустился на скамью. Принялся перечитывать купленную на улице за серебряную монетку газету. Первые две страницы были полностью посвящены дебатам о выборе делегатов на какое-то мероприятие, называвшееся «Большим эквестрийским саммитом». Дальше – рекламная статья, предлагающая всем желающим приобрести заранее билеты на новое турне Серенады Трель (как я предположил, местной поп-дивы).

Посыльный-жеребенок объявился вновь, что-то прошептал секретарше. Та покосилась на меня.

 – Следуйте за Брайтом, он вас проводит, – проговорила земнопони.

Мистер Сэндфилд обнаружился не в кабинете, как я ожидал, а в одном из рабочих цехов – помещении с множеством оглушительно гудящих цилиндрических валов на массивных станинах, за предохранительными решетками скользили приводные ремни. То и дело откуда-то из валов вылетали темно-серые листы и шлепались на конвейерную ленту. Вокруг толпились земнопони, поворачивая какие-то вентили, дергая рычаги, подвозя тележки и в целом не обращая на меня особого внимания.

Я прокашлялся.

 – МИСТЕР СЭНДФИЛД?

 – ПРИВЕТСТВУЮ, СЭР! – проорал в ответ сквозь гул машин пони. – ОДНУ СЕКУНДУ… ТАК, ТАР СТЭЙН! МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ГОТОВЫЕ ЛИСТЫ БЫЛИ НА СКЛАДЕ К КОНЦУ ДНЯ! ЕСЛИ НЕ СПРАВИШЬСЯ… – он наконец-то обратил внимание на расширенные глаза своего пони-собеседника, обернулся и посмотрел на меня внимательней.

 – ПРИВЕТСТВУЮ! – заорал я, поднимая шляпу.

 – ЭЭЭ… ОДНУ МИНУТУ, СЭР, – рявкнул Сэндфилд, справившись с удивлением. Он возвратился к разговору с пони в рабочей спецовке, по крайней мере, именно спецовку его – и всех прочих присутствующих – одежда больше всего напоминала.

Наконец, отпустив собеседника – тот галопом унесся в другой конец цеха – Сэндфилд обернулся ко мне. Копытом указал на выход из цеха. Я с готовностью последовал за ним – не хотелось напрягать голосовые связки. Мы остановились между конторским зданием и производственными корпусами, рядом с выложенной булыжниками дорожкой.

 – Эээ, еще раз добрый день, сэр, – пони заинтересованно меня оглядел. – Мне сообщили, что вы хотели со мной переговорить? Честно говоря, не каждый день представители вашего вида являются сюда по деловым вопросам. Я бы сказал, вообще не являются.

 – О да, – я изобразил вежливую улыбку. – Сэр, мое имя – Евгений Комаров. Я планирую организовать небольшое производство кое-каких предметов быта, которыми пользуется мой народ, в Эквестрии. В связи с чем хотел бы закупить у вас некоторые детали для них. Если вы сможете их изготовить.

 – Хм. И что вы желаете приобрести? – пони выглядел заинтересованным.

Я извлек из кармана блокнот с эскизами.

 – Взгляните. Меня интересуют пластиковые детали двух видов. Первый – пластмассовая трубка длиной около шести с половиной дюймов и шириной в треть дюйма, с сужением на одном конце и резьбой на другом. Второй – более тонкая трубка, пяти дюймов длиной и примерно четыре сотых дюйма шириной, с внутренним каналом шириной около трех сотых дюйма.

Пони ухватил чертежи копытом, пристально всмотрелся.

 – Пластиковые? – хмурясь, переспросил он. – Вы хотите сказать, меняющие форму при нажиме?

Блин. Заклинание-переводчик, видимо, дало сбой.

 – Не совсем. Я имел в виду, сделанные из пластика. Пластмассы.

Взгляд пони стал озадаченным.

 – Не знаю, как это у вас называют. Синтетический материал. Добывается из нефти, – я напряг память, вспоминая полузабытые уроки химии. – Отгонкой газовых фракций и полимеризацией, кажется, так.

Сэндфилд задумчиво кивнул.

 – По описанию похоже на синтетический шеллак. Что же, мы могли бы изготовить партию таких деталей, хотя сроки, сроки и поставщики… Вам важно, чтобы продукт был выполнен именно из синтшеллака, или сойдет и обычный?

Я пожал плечами.

 – Он будет соприкасаться с типографскими чернилами. Это не повлияет?

 – Не должно, – пробормотал Сэндфилд. Он достал прямо из гривы (что за нахрен?!) собственный блокнот, пролистал его. – Что же, у нас есть поставщик и небольшая линия оборудования. Какая партия вас интересует?

 – Пробная – сотня-другая. А потом можно будет выходить на несколько тысяч в месяц, – я нутром чувствовал, что, если я отвечу «Несколько штук на пробу», со мной вежливо попрощаются.

 – Ага, – пони кивнул. – Что же, неделя на разработку проекта, неделя – на закупку сырья, и через еще неделю мы сможем предоставить опытную партию по двадцать пять бит за штуку. Хотя это навскидку, для точных цифр я должен посовещаться с технологами.

Должно быть, что-то в выражении моего лица выдало меня даже перед пони.

 – Вы удивлены? Шеллак – дорогое сырье. В Эквестрии он не производится, поставки идут из Хатхистана и Шайр-Ланки. И это я про обычный, синтетический был бы еще дороже. Земляная нафта – очень редкое вещество, во всем мире оно добывается в паре оазисов Седельной Аравии, потом его требуется привезти, построить перегонную установку… В принципе, еще можно было бы использовать чейнджлинговую смолу, но вы же понимаете, с ее импортом все вообще на грани невозможного.

Я кивнул.

 – Я понял. Спасибо за консультацию, мистер Сэндфилд. Вполне возможно, я обращусь к вам с заказом, когда будут решены все технологические вопросы.

 – О, как пожелаете. Вот моя визитка, – пони вручил мне прямоугольную карточку. Как ни странно – не бумажную, а из чего-то похожего на плотную черную резину, с выпуклым тисненым шрифтом.

Выходя из офиса «Эквестрийской Резиновой и Лакокрасочной Мануфактуры», я постарался отнестись ко всему с оптимизмом.

В конце концов, в нашем мире чужака, явившегося на прием к руководству фабрики на голой наглости и с бумажными набросками в кармане, вежливо проводили бы на выход с порога. А тут – выслушали и вежливо объяснили, в чем слабые места в моем плане.

Однако, что теперь?

В принципе, корпус можно выточить и из дерева. Даже необязательно обращаться за этим на фабрику – был бы станок и верстак. Судя по тому, что я видел в цеху, с такими вещами в Эквестрии проблемы не должно возникнуть.

А вот что делать со стержнем?

Я напряг память, разыскивая в ней обрывки знаний. Когда-то я занимался этим в качестве хобби, и хоть тогда окончательную сборку делал из покупных деталей – а вопрос изучал.

Стержень вполне можно сделать стальным. Единственный недостаток – он будет дороже, и сложнее контролировать расход чернил. Впрочем, дороже – это не про эквестрийские условия.

Если так – наверно, нет необходимости заказывать отдельно узел, и отдельно стержень. Вполне можно просто вставить один в другой и обжать конец. Если, конечно, местные инженеры осилят нужную мне точность.

И ведь все равно в моем плане следующим пунктом значилась фабрика скобяных изделий. Ну так вперед!

На сей раз меня встретили в кабинете. За столом зеленого сукна, с грудой папок и тяжелых кожаных переплетов, с массивной кованой чернильницей. Рыже-песочная земнопони, восседающая за ним, окинула меня мрачным взглядом.

 – Мистер Комаров, – процедила она. – Мы не сотрудничаем с… – она сделала заминку, будто подбирала выражения, – с разумными, которые не в состоянии представить рекомендаций от солидных и добропорядочных пони, снискавших известность в деловых кругах и готовых поручиться собственной репутацией за их платежеспособность. А учитывая, что вы, по вашим собственным словам, в Эквестрии без малого месяц – я позволю себе предположить, что вам вряд ли удастся в ближайшее время заручиться поддержкой таковых поручителей. И тем более моему предприятию невыгодно запускать проект ради столь малых объемов, о которых вы говорите. Вынуждена попросить вас откланяться.

Не показывая досаду, я приподнял шляпу.

 – Надеюсь, однажды мы встретимся в более располагающей к ведению дел обстановке.

 – Очень навряд ли.

Что же. Такой реакции следовало ожидать. Ладно, еще не вечер. Но надо сделать себе отметку – в первую очередь обходить мелкие мастерские. Крупные фабрики и в самом деле вряд ли будут заинтересованы корпеть над мелким заказом.

По-хорошему, найти бы нормального консультанта из местных. Даже для Эквестрии такой метод – самому обегать потенциальных поставщиков и выспрашивать, кто согласится изготовить нужную деталь – наверно, смотрится жуткой архаикой. Такое только у нас в девяностые, наверно, прокатило бы – да и то, максимум в ранние. Найти толкового пони, знающего в Мэйнхэттене ходы и выходы, снять конторку, площадь, магазинчик, нанять работников – и запускать продукт.

Только есть одно «но». Если делать все как положено – подгона от пиратов хватит в лучшем случае на первый пункт. Уж настолько-то я с местными ценами ознакомился.

А раз так – ноги в руки и вперед. В конце концов, что я теряю?

 – Латунь и сталь, да? Извините, сэр, но трубопрокатом не занимаемся, – каштановый пони лишь на пару секунд скосился в мою сторону, и принялся дальше понукать рабочих, несущих по фабричному двору здоровенный шкив. Синим фосфоресцирующим светом на нем мерцали какие-то загадочные письмена, которые озабоченно рассматривал на ходу единорог в спецовке.

 – С не-пони не работаем.

 – В мелких партиях не заинтересованы.

 – Дэйзи Лиф сегодня не сможет уделить вам внимания. Зайдите в другой день.

 – У нас нет оборудования нужной точности.

— Нет.

 – Нет.

 – Нет.

 – Латунные трубки и наконечники мы изготовим за пару недель, в принципе несложно. А вот стальные детали… У нас нет станков подходящего габарита даже для настолько тонких трубок, я уж не говорю о выточке каналов, которые здесь показаны!

 – Нет.

 – Обратитесь в «Приборную мастерскую Торшен Бэланс», может быть, они смогут изготовить что-то похожее.

 – Хм-хм-хм, – очередная земнопони с меткой в виде двух соединенных нитью шариков подняла голову от разложенных на льняной скатерти крохотных блестящих медью деталек. Заинтересованно изучила мои эскизы.

 – Вам и в самом деле нужна такая подгонка? – спросила она. – Я правильно читаю? Зазоры действительно должны быть в сотые доли дюйма? Да еще такой сложной формы?

 – Боюсь, что да. Видите ли, тут все дело в капиллярном эффекте.

 – Понимаю, – синяя с проседью прядка гривы качнулась, выбившись из-под косынки. – А можно узнать, для чего эти детали?

 – Честно говоря, это корпоративная тайна. Но вообще, это будет… чем-то вроде усовершенствованной емкости для чернил, – на ходу придумал я отмазку. И даже не соврал особо.

 – Ясно, – пони заправила гриву под косынку обратно. – Знаете, что я вам посоветую – обратитесь в мастерские, занимающиеся ремонтом и изготовлением часов. Такая точность – по их части, тут придется работать с лупой.

 – Большое спасибо за совет, мисс Бэланс, – горячо произнес я. Это была, наверное, самая здравая идея, которую мне сегодня подали.

 – Я вам даже дам адрес одного мастера, – Торшен чиркнула что-то на свободном листочке блокнота. – Вот. Его зовут Броунз Эрроу, он работает в двух кварталах отсюда. Порой он выполняет для нас заказы по выточке деталей прецизионной точности.

 – Не знаю, как вас и благодарить.

 – О, не стоит благодарности, – Торшен улыбнулась. – Делитесь тем, что у вас есть, так говорит принцесса.

Броунз Эрроу оказался земнопони средних лет, рыжего окраса с темно-красной гривой и кьютимаркой в виде часового циферблата. При виде меня он резко подскочил, едва не опрокинув верстак, за которым работал.

 – Вы – человек? – с придыханием произнес он.

Я вежливо поклонился.

 – Вы угадали. Прошу, не беспокойтесь, я имею разрешение проживать в Эквестрии и не собираюсь делать ничего опасного.

 – О, я ничуть не обеспокоен, – Броунз мотнул головой. – Я, скорее, взволнован. Видите ли, я очень интересуюсь вашим видом. В открытой печати так мало сведений о Земле! Могу я вас расспросить? Все те удивительные технологии, которыми славится ваш мир… Автомобили, компьютеры, телевидение! Я хотел бы услышать все, что вы можете рассказать, не нарушая запреты ее высочества!

Я развел руками.

 – Боюсь, я не так уж и много знаю сам. Ну, автомобиль – устройство я представляю, хотя объяснить, как его сделать с нуля, не взялся бы. А прочее… я знаю о том, как они работают, только в теории. Смутно помню, как программировать компьютер, но что касается внутреннего устройства…

 – Какая жалость, – пони вздохнул. – Иногда мне кажется, что принцесса Твайлайт очень уж осторожничает с введением земных изобретений. Нет, я понимаю, что ей в конечном счете виднее, и во всех этих ужасных войнах и оружии нет ничего хорошего… Но то же радио – насколько веселее оно сделало наши будни! – он ткнул копытом в застеленный белой салфеточкой лакированный ящик, откуда негромко доносился какой-то попсовый мотивчик.

 – Кхм. Прошу прощения, мистер Эрроу, но я пришел к вам по делу.

 – О! – земнопони даже как-то подсобрался и мордочка приобрела серьезное выражение. – Рассказывайте.

Изложение всех нюансов заняло минут десять. Пони хмурился, вглядывался в эскизы, чесал копытом затылок, а под конец – выхватил неведомо откуда взявшимся пинцетом что-то крохотное и блестящее и принялся его разглядывать в лупу, другим глазом косясь на бумагу.

 – Заготовки из закаленной стали, – наконец промолвил он. – Хм. Если использовать заготовки для шестерен… Выточка дискордски сложной формы, что правда, то правда, но в принципе… в принципе… Трубки можно заказать у Торшен, это по ее части, а потом обжать соединение, – я молча кивнул, эта идея и мне в голову приходила.

Пони резко вскинул голову.

 – Давайте так. Через дня три я и мои парни закончим со срочными заказами и займемся вашим. Стоить будет, со всем в сборке – наконечником и трубкой – восемь бит штука. Сколько штук вам нужно сделать?

 – Штук десять на пробу, – не веря своему успеху, проговорил я. – Если все получится –

 – К началу следующей недели сможете забирать. Зайдите в четверг, глянуть на образец. Если все придется по нраву, будем точить ваш десяток. Оплатите, когда будете забирать товар. Но с одним условием!

 – Каким?

 – В четверг мы с вами пропустим по кружечке сидра и я как следует расспрошу вас о вашей родной планете!

 – Договорились, – усмехнулся я.

 – Тогда до четверга?

 – До четверга.

Только выйдя на окутанную ночной темнотой улицу и глянув на циферблат часов, я понял, что на дворе уже без двадцати восемь. Ноги гудели. Сколько же мест я сегодня обошел?

Ладно, рано радоваться. Изготовить узлы и стержни – только начало работы. Еще много элементов предстоит собрать воедино. И оно уже влетает в копеечку. Перед тем, как раскошелиться всерьез, все же надо будет посовещаться с Альятарой – насколько разумна моя идея? Может, я что-то упускаю? Какую-нибудь мелочь, которая очевидна для жителей этого мира?

С Альятарой… А ведь я не предупредил ее, что собираюсь задержаться. И ведь не собирался заставлять единорожку волноваться… Черт, как-то неловко.

Взгляд зацепился за вывеску цветочной лавки. Что ж, вот и решение проблемы.

Шляпа действительно обладала чудодейственным эффектом – пони за прилавком не шарахнулась от меня, а лишь посмотрела с любопытством.

 – Букет деликатесной ромашки с мелиссой, пожалуйста, – я опустил серебряный полубит на прилавок.

 – А… а ваш вид точно ест ромашку, сэр? – робко поинтересовалась торговка.

 – А это для одной моей знакомой пони, – пояснил я.

Надо будет по дороге заглянуть в аптеку близ дома Альятары и прикупить рожок мороженого с овсяными проростками. Или даже два. Второй – без овса.

Элементарная сборка

Я проснулась от того, что меня осторожно трясли за плечо.

 – Старгейз. Ау, Старгейз.

Я вскинула мордочку. Потерла копытом глаза, пригладила гриву.

 – Ой.

Чашка остывшего чая на столе, звезды и ночная тишина (ну, по меркам Мэйнхэттена)…

 – Йев’ени?

 – Нет, Принцесса Дружбы собственной персоной, – усмехнулся человек. – Привет.

Я потянулась, распрямляя занемевшие суставы.

 – Уй. Спать за обеденным столом неудобно!

 – Вот и я так подумал, и решил тебя разбудить, – усмехнулся человек. – Кстати, я принес вкусняшки.

Я с удовольствием втянула аромат букета. Откусила приличный пучок, чувствуя, как терпкий вкус ромашки оттеняет прохлада мелиссы.

 – Спасибо! – я слезла со стула и левитировала бокал с недоеденным букетом в холодильник. – Кстати, на скоровородке – жареная форель.

 – И тебе спасибо!

 – Правда, она уже остыла… Слушай, а где ты пропадал?

Йев’ени, зажигавший огонь под сковородой, обернулся с озадаченным видом.

 – Помнишь, я сегодня говорил про свою небольшую задумку?

Я кивнула. Он водрузил сковороду с форелью на плиту, скрылся в коридоре, чем-то зашуршал в карманах.

 – В общем, я вроде как нашел пони, готовых изготовить нужные для нее детали. По крайней мере, попробовать.

Я с интересом уставилась на виденные утром эскизы, изображавшие… Я не была сильна в инженерном деле, но мне показалось, что это какие-то трубки с заостренным концом.

 – Что это?

Форель заскворчала. Йев’ени водрузил сковороду на керамическую подставку. Я не удержалась и стащила с нее небольшой кусочек. Человек улыбнулся.

 – Письменная принадлежность.

Я недоуменно посмотрела сначала на соседа, потом на рисунок. На перо или карандаш это совсем не походило.

 – Как оно работает?

 – Фмотфи, – Йев’ени прожевал рыбу и подвинулся ближе ко мне.

 – Вот это – внешний корпус, для удобства. Ничего необычного, просто трубка из пластика – впрочем, из металлов или дерева их тоже делают. С обоих концов – завинчивающиеся колпачки, чтобы стержень не выпал. Собственно, в стержне-то все дело.

Он ткнул пальцем в трубку потоньше, изображенную рядом.

 – Это – тонкая трубочка, внутренним диаметром всего в несколько сотых дюйма. Она заполнена чернилами. Чернила гуще, чем те, что используете вы, поэтому они не вытекают из полости.

 – А как тогда?.. – протянула я удивленно.

 – Вся хитрость – вот в этом наконечнике, – Йев’ени ткнул пальцем в одну сторону трубочки. Выноска изображала заостренный наконечник крупным планом.

 – Он плотно присоединен к трубке. Внутри – полость вот такой формы, в которую вставлен крохотный шарик, к которому по канальцам поступают чернила. Когда ведешь наконечником по бумаге – шарик вращается и оставляет след на бумаге.

 – По сравнению с пером как-то сложно, – с сомнением заметила я.

Человек пожал плечами.

 – Основная сложность – нужно сильнее прижимать ручку к бумаге, чтобы оставался след. Ну, так я слышал. Еще говорят, из-за этого страдает почерк. Хотя как по мне, как раз пером получается как курица лапой. Дело привычки, наверное.

 – Ну, звучит, конечно, интересно… Но в чем смысл? В Эквестрии нет сложностей с перьями и карандашами.

 – Да, но этой ручкой, в отличие от перьев, практически невозможно поставить кляксу, – горячо возразил Йев’ени. – И не надо возиться с промокашкой и песком. А еще ее можно держать как хочешь, и она будет продолжать писать. Ну, если не переворачивать вверх ногами, конечно. А кроме того, она не протекает от слова «совсем».

Мои уши резко встали торчком.

 – Как-как? Повтори!

 – Эээ… Она не протекает. Ну, если стержень или наконечник не сломан. Трубочка слишком узкая, и капиллярный эффект не дает чернилам вытечь. Можно даже положить в карман и ходить с ней.

Я подняла взгляд на человека. Мне для этого пришлось повернуть голову, потому что мы уже давно сидели бок о бок, почти сталкиваясь над блокнотом лбами.

 – Йев’ени! Ты говоришь про перо, которое можно носить с собой? И не бояться, что оно прольется? Которое не надо затачивать и очинивать?

 – Ну да, – Йев’ени выглядел немного удивленным.

Я расплылась в улыбке.

 – Да за такую штуку репортеры «Мира Мэйнхэттена» выложат любые деньги! Перо и чернильницу с собой не потащишь, а у карандашей есть дурная привычка ломаться и истираться в самый ответственный момент. Я-то ладно, мне все равно работать с набросками и без карандашей никуда, а репортерский отдел тебя за это расцелует! Забыв, что ты человек!

 – Лучше деньгами, – усмехнулся тот.

Я снова всмотрелась в чертежи.

 – И ты придумал, как сделать такую штуку здесь? В Мэйнхэттене?

Йев’ени вздохнул.

 – Все не настолько просто. Это не будет элементарная сборка из готовых деталей. Главная сложность – наконечник должен быть очень точно подогнан по размерам. Шарик должен свободно проворачиваться в гнезде, и чернила должны свободно к нему поступать, но при этом – не вытекать наружу. Нужна ювелирная точность и подгонка состава чернил.

 – А обычные не подойдут?

Тот покачал головой.

 – Слишком жидкие. С ними не получится четкой линии. В общем, придется делать несколько партий, заправлять и проверять разные виды чернил.

Я подперла мордочку копытом.

 – Знаешь, а я могу поболтать с кобылками из типографского отдела. У нас там есть пара хороших химиков, которые как раз специализируются на чернилах. Слишком жидкие, говоришь?

 – Ну да.

 – Наверное, стоит поэкспериментировать с загустителями, – предположила я, прикидывая, что бы пустила в ход, если бы речь шла о красках.

 – Глиняная или мраморная мука… Нет, не пойдет, будет забивать канальцы. Может быть, масляная основа? Или гуммиарабик?

Человек пожал плечами, скользнув рукавом рубашки по моей кьютимарке.

 – Даже не представляю. Знаю, что в состав вроде бы должен входить глицерин, но это не точно.

 – А как сделать детали, ты придумал? – поинтересовалась я.

 – По крайней мере, нашел пони, который готов попробовать, – сообщил Йев’ени. – В четверг вечером мы собираемся пересечься и обсудить все в подробностях.

Я вскинула голову.

 – Можно с вами? Ну пожалуйста!

 – Да на здоровье! – рассмеялся Йев’ени. Небрежно провел рукой по моему загривку, взъерошив волосы.

От прикосновения по шее и плечам разбежалась теплая волна. Я ойкнула, отшатываясь.

 – Ой! – Йев’ени залился краской, как помидор. – Черт, Старгейз, извини! Я совершенно машинально!

 – Д… да ничего страшного, – выдавила я, сама краснея. – П… прошу прощения. Я все еще не проснулась толком. Пойду, наверное, умоюсь и буду спать дальше!

 – Д-да, конечно, – пробормотал Йев’ени. Я юркнула в ванную и поторопилась подставить голову под холодную воду.

О Эквестрия! У меня что, график охоты сбился?

Ну, конечно, у меня уже полгода после расставания с Фаст Тайпом ничего не было, и такое случается… Это все сбой графика! И пошлячка Табита со своими дурацкими шуточками!

О чем ты вообще думаешь, глупая кобыла? Он ведь даже не пони!

Хотя в последнее время это даже косых взглядов не вызывает…

 – Пфф! – я еще раз засунула голову под струю. И подержала там достаточно долго, чтобы отогнать дурацкие мысли!

Свет электроламп заливал небольшое уютное кафе. Пара официанток-земнопони сновала между столиками, народу было прилично. На стене висело несколько бра в виде конских голов, пара зебриканских масок.

  – Мистер Комаров! – рыжий земнопони за ближайшим столиком вскочил и поклонился. – Рад вас видеть.

 – Взаимно, – Йев’ени ответил поклоном. – Мистер Эрроу, это Старгейз, моя соседка.

Я слегка пихнула Йев’ени в бедро. Впрочем, земнопони то ли не заметил неточного имяупотребления, то ли не счел нужным обращать внимания.

 – Очень рад знакомству, – он церемонно пожал мое копыто.

 – Старгейз высказала несколько идей насчет моего маленького проекта, – пояснил Йев’ени. – Мы решили, что будет удобнее обсудить их совместно.

 – Вашего проекта, – Бронз Эрроу извлек из собственной гривы здоровенную папку для бумаг. – Между прочим, вы так и не рассказали мне, для чего собираетесь использовать эти устройства.

Йев’ени галантно пододвинул мне стул, уселся сам. Как по волшебству, рядом возникла официантка. Я ограничилась кофе и салатом, Бронз и Йев’ени взяли по кружке сидра.

 – Устройства, – проговорил человек. – В общем, это будет устройство для письма. Наподобие перьевой ручки, только…

 – Письма? – Бронз распахнул папку и уставился на чертежи. – О, теперь я понимаю. Здесь – резервуар для чернил, а центральный шарик выпускает их при давлении? Верно?

 – Абсолютно.

 – Какая великолепная в своей простоте идея, – задумчиво произнес Бронз. – Странно, что до сих пор ее не предложил ни один пони.

 – Не было острой потребности, наверно, – предположила я. – Но я уверена – идея Йев’ени будет пользоваться спросом. Достаточно, чтобы пони узнали, что такое устройство возможно!

Бронз внимательно изучал чертеж, размеренно постукивая копытом по столу и прищурив глаз.

 – Я изготовил пробный образец, – произнес он, достав оттуда же небольшую коробочку. – Но сейчас я начинаю думать, что им одним дело не обойдется. Нам нужно будет понимать, какие допуски мы можем позволить при выточке наконечников и шлифовке шариков, какой будет процент брака… Да луговой маффин! Мы изначально планировали использовать закаленную сталь, но сейчас, когда вы очертили задачу… Нам надо подумать о материале. Если нагрузки сравнимы с теми, что приходятся на металлические перья…

 – Больше, – перебил его Йев’ени. – Эта штука должна писать под нажимом, чтобы чернила вытекали наружу.

Бронз покачал головой.

 – Тогда тем более. Возможно, свинцовая латунь… Или сплавы бронзы? Может даже, придется не точить детали, а заказывать литые… Потребуется полный цикл испытаний.

 – И чернила, – вмешалась я. – Мы пока не знаем, какого состава чернила использовать. Возможно, придется поэкспериментировать и с ними.

 – Не наверно, а точно, – заметил Йев’ени.

Бронз хмыкнул.

 – Что же, чем сложней задача, тем интересней решение, а? – он приподнял кружку.

 – За сложные задачи, – откликнулся человек.

Он опустил руки на стол ладонями вниз. Подался вперед.

 – А теперь самый интересный вопрос, – проговорил он. – Во сколько это все обойдется?

Земнопони усмехнулся.

 – Боюсь, смету я вам так с ходу не составлю. Надо посидеть над каталогами, надо набросать техкарту. Да и в любом случае, мы говорим о новом изделии. Понять бюджет мы сможем только, когда у нас будет четкое понимание всех этапов и материалов.

 – А прикидочно?

Пони полузакрыл глаза.

 – От двадцати тысяч, я думаю.

Йев’ени отлично владел лицом. Я знала, что эта сумма перекрывает его золотой запас порядка так на два, но по его спокойному взгляду ни за что бы не догадалась. Он открыл коробочку, извлек тонкую заостренную стальную трубочку. Задумчиво посмотрел на наконечник, сверкнувший в электрических лучах крохотным шариком в стальной оправке.

 – Ощутимо, – произнес он. – Мистер Эрроу…

 – Просто Бронз! – на сей раз поправил его пони.

 – Хорошо, Бронз. Так вот, можете посоветовать в этом городе кредитную контору, которая бы согласилась иметь дело с человеком? И по возможности – не такую, где долги выбивают копытами?

Я коснулась его руки.

 – Йев’ени, это не обязательно. Я могу взять на себя разговоры с ростовщиками.

Он поднял бровь.

 – Старгейз, я не очень хочу втягивать тебя в долги.

 – Еще чего! Я взрослая кобыла и могу сама решать за себя. И мне нравится твоя идея. Я хочу в ней поучаствовать!

Бронз усмехнулся.

 – Что же. В таком случае, со своей стороны я готов заняться изготовлением на своем оборудовании бесплатно. И даже, пожалуй, вложиться в закупку материалов за свой счет в пределах тысяч пяти. Но с одним условием.

 – Излагайте.

 – Прибыль делим на троих.

Йев’ени задумался.

 – По рукам! – он вскинул сжатый кулак над столом. Бронз слегка ударил по нему копытом. Секунду спустя я присоединилась к брохуфу.

 – Полагаю, нам нужно как-то это оформить, – произнес человек. – Зарегистрировать фирму, внести начальный капитал. Как у вас тут в Эквестрии это делается?

Бронз пожал плечами.

 – Являетесь в мэрию, регистрируете торговое общество. В нашем случае явиться нужно будет всем коллективно. Раз мы собираемся торговать в розницу – нужно будет дождаться визита королевского инспектора и получить разрешение на продажи. Ну вроде и все. Хотя какие-то мелочи я могу упустить. Моя мастерская – отцовское наследство, так что я могу не знать всех нюансов. Лучше проконсультируйтесь у стряпчего.

 – Это мы решим, я думаю, – отмахнулся Йев’ени. – Кстати, а как назовем предприятие?

Пони озадаченно хмыкнул.

 – Ммм… «Комаров, Бронз и Старгейз»?

 – Длинновато, – с сомнением проговорил Йев’ени.

 – «Человеческие перья»? – предложила я.

Йев’ени засмеялся.

 – Человек – это животное, лишенное перьев, – заметил он. – Хм-хм-хм… В нашем мире такие устройства назывались «шариковыми ручками»…

 – «Шариковые перья Йев’ени»?

 – Тогда просто «Шариковые перья». Звучно и коротко. Кто за?

 – Я за.

 – Неплохо звучит, – согласился и Бронз.

Йев’ени обвел нас взглядом.

 – Все великие дела начинались с фразы «Ну хрен с ним, давай попробуем», – улыбнувшись, произнес он. – За успех нового начинания?

 – Раз так, возьмите и мне сидра, – решилась я.

 – Одну секунду, – Бронз отвернулся, чтобы подозвать официантку.

Йев’ени склонился к моему уху.

 – А чего ты толкалась тогда? – шепнул он негромко.

 – А, – так же, шепотом, ответила я. – Когда используешь двусоставное имя, не употребляй «мистер» или «миссис». Так говорят, только когда используют фамилию пони. А с двойными именами – либо просто «мистер», если не знаешь, как зовут пони, либо полное или короткое имя.

 – О. Понял.

 – Ничего, что я тебя поправляю?

 – Да наоборот, спасибо!

 – По правде говоря, сейчас и большинство пони в этом путаются. Это же старые обычаи, еще до Очага. Тогда земные пони пользовались родовыми фамилиями, а единороги и пегасы – двойными личными именами. За тысячу лет все смешалось, сейчас можно встретить и единорога с фамилией, и земного пони с двусоставным именем. Но если ты будешь вращаться в деловых кругах – такие оговорки могут… Ну, испортить впечатление!

 – Ну, не будем делить шкуру… кхе, овес с незасеянного поля, – усмехнулся Йев’ени.

 – Кхм, – напомнил о себе Бронз.

Мы вскинули головы, словно школьники, покраснев.

 – Прошу прощения, Бронз. Меня учили языку магией, и я иногда путаюсь с подбором слов. Вот и попросил Старгейз поправлять меня время от времени.

 – Ну, я бы не сказал. У вас неплохое произношение, для не-пони.

 – Спасибо. Кстати, давно хотел спросить, если это не очень личное…

 – Да?

 – У многих пони – да хоть у тебя, Старгейз – метки совпадают с именами. А ты говорила, их получают на совершеннолетие?

 – Не совсем, – поправила. – Метка появляется, когда пони понимает, к какому занятию у него есть талант. Обычно это где-то от восьми до двенадцати лет. Я свою получила в одиннадцать – взяла альбом, залезла на подоконник и стала рисовать снежный двор.

 – А как это получается? Тебя назвали Старгейз Винтер, и метка такая же. Имя определяет талант? Или твои родители как-то заранее знали, что ты будешь художницей?

Я покачала головой.

 – Вот мой случай – нетипичный. Родители вообще хотели, чтобы я была магом, потому и назвали так.

Йев’ени удивленно перевел взгляд на кьютимарку.

 – Имена, связанные с небесными телами – звезды, Луна, Солнце и так далее –традиционно связываются с магией, – пояснила я. – Но это не всегда срабатывает. Да, нередки случаи, когда талант и метка совпадают с именем. Теоретики-маги в Кантерлоте так и не выяснили, что первично – или это случай неосознанного магического предвидения, или наоборот, имя действительно определяет талант пони. Но это не точное правило. Бывает, что талант никак не связан с именем жеребенка. А бывает – что имя трактуется не так, как задумывалось родителями, как в моем случае! Ну и наконец, в семьях земных пони чаще дают имя, связанное с родом, и семейную фамилию.

 – Как у вас сложно, – хмыкнул Йев’ени. – Ладно, за успех и новое начинание?

 – За успех.

 – За успех. И вы все еще должны мне рассказ о Земле, Йев’ени!

Металл и краска

На меня задумчиво подняли глаза.

 – Да, мистер, – кивнул я, отвечая на невысказанный вопрос. – Я – человек. И мне нужна консультация.

Земнопони за массивным столом зеленого сукна задумчиво меня рассматривал. На столе громоздилась огромная груда печатей, перьев, книг, гроссбухов, папок и свитков, норовившая переползти на пол. За спиной пони, в гигантских дубовых шкафах по обе стороны кабинета, через приоткрытые дверцы виднелось еще большее количество бумаг.

 – Лемон уже сообщила, что вы не относитесь к пони, – проговорил он задумчиво. – Что вас интересует, какие-то сложности с иммиграционным законодательством Эквестрии? В отношении вашего вида действует ряд особых установлений Диархии и Трона Дружбы, так что я…

Я замотал головой, обрывая пони.

 – Не совсем, мистер. Я бы хотел проконсультироваться по поводу открытия бизнеса.

Пони присвистнул.

 – Бизнеса? Не часто человеки обращаются ко мне с такой просьбой. Сказать по правде, вы и так первый представитель вашего вида, пришедший ко мне за консультацией…

 – Ну, все когда-то происходит в первый раз, не так ли?

Пони усмехнулся.

 – Что ж, мистер, изложите ваш вопрос. Как, к слову, вас величать?

 – Евгений Комаров.

 – Рад знакомству. Пейпер Стамп, старший поверенный стряпчей конторы «Стамп и Стамп», – пони поднялся и протянул через стол копыто. – Присаживайтесь.

Я опустился в мягкое кресло. Опустил на сукно достопамятную папку, с которой путешествовал по мастерским в первый день своего предприятия.

 – Видите ли, я и мои друзья-пони хотим открыть в Мэйнхэттене производство кое-каких предметов человеческого обихода. Дело это новое, а мы недостаточно знакомы с эквестрийскими законами. Поэтому и решили проконсультироваться у профессионала.

 – Человеческого обихода? – Пейпер присвистнул. – Звучит интересно. Что ж, продолжайте.

Примерно за десять минут я описал стряпчему суть нашего предприятия. Пылинки клубились в солнечных лучах вокруг головы пони, пока тот с интересом изучал наброски, которые представлял на сегодня наш бизнес-план. Груда свитков и тубусов опасно подрагивали на ближайшем шкафу, словно собираясь скатиться на стол и погрести нас обоих. Порой пони делал на небольшом свитке какие-то отметки карандашом по ходу моего рассказа.

Пейпер задумчиво поднял взгляд вверх.

 – Одну минуту, – он, не глядя, протянул копыто вправо, распахнул дверцу шкафа и не глядя, сорвал с полки массивный справочник с золоченым тиснением.

Распахнул, обдав меня клубом пыли.

 – Перья, – задумчиво пробормотал он, листая страницы. – Перья, перья… Палочки для еды, парасоли… Ага, вот!

Он заложил страницу закладкой.

 – Вы правильно сделали, что явились за консультацией, мистер Комаров, – провозгласил пони. – Я уже вижу одно слабое место в вашем плане.

 – Какое?

 – Перья.

Я ожидал продолжения.

 – В соответствии с указом Е.В. Принцессы Селестии от 749 года от И.Н.М., перья писчие, карандаши, чернила и чернильницы, песок и бумага промокательные, сургуч и ножи перочинные относятся к товарам, на торговлю которыми торговому дому Уайтфизер и Ко дарована привилегия королевского баналитета. Если вы назовете свои изделия «перьями», то сможете продавать их только с разрешения держателя привилегии и с выплатой ему комиссии. По крайней мере, на территории Мэйнхэттена, Филлидельфии и Кантерлота с прилегающими землями.

Я прокашлялся.

 – Пейпер Стамп, как я уже говорил, я не слишком силен в ваших законах. Что такое «привилегия королевского баналитета»?

Пони хмыкнул.

 – Не вы один. В тонкостях коммерческого права многие пони не считают нужным разбираться.

Королевским баналитетом в древней Юникорнии называлось право правящей семьи на монопольную торговлю теми или иными услугами на своих землях. Позднее, с объединением племен, так стали называть разрешение, даруемое Солнечным Троном на продажу определенных товаров и услуг на тех или иных землях Эквестрии. Например, роду Эпплов сто лет назад даровано право единоличной продажи сидра и яблочного джема на землях, прилегающих к их фамильным угодьям.

Мне оставалось лишь покачать головой.

 – Странная система. А как же свобода торговли и всякое такое?

Пони пожал плечами.

 – Это не только привилегия, но и ряд дополнительных обязанностей. Держатели баналитета, как правило, облагаются дополнительным налогом в пользу короны, плюс обязаны поддерживать определенное количество рабочих мест, делать отчисления в городские бюджеты... В общем, система дискордски сложна, периодически в государственном совете звучат призывы к ее пересмотру, и объяснять ее в деталях мне пришлось бы несколько часов. Для вас достаточно, что вам придется выплачивать за право торговли перьями в Мэйнхэттене… – он снова заглянул в справочник, – около семисот пятидесяти бит ежемесячно.

Я постарался удержать профессиональную невозмутимость на лице.

 – Это единственный вариант?

Пони призадумался.

 – Есть и обходной путь. Вы можете изменить название, так, чтобы оно не подпадало под существующие ограничения. Конечно, все равно есть риск, что «Уайтфизер» потребует с вас выплат в судебном порядке, но такой иск будет достаточно легко оспорить. Особенно если ваш товар будет защищен отдельным патентом

Почесать в затылке.

 – Мы называли такие штуки «ручками» или «авторучками». Автоматическое перо…

 – Избавляйтесь от перьев, – посоветовал Пейпер. – И от карандашей с грифелями тоже. Придумайте что-нибудь другое.

 – Хмм… Стилус?

 – Секунду, – стряпчий перелистнул справочник. – Что ж, стилусы не включены в список товаров, подпадающих под привилегию. Думаю, это вы вполне можете использовать.

Я кивнул. Сделал заметку в собственном блокноте.

 – Отлично. А какие еще нюансы? Вообще, не могли бы вы расписать мне весь порядок действий?

 – Вам следует выбрать систему налогообложения и обратиться в мэрию за регистрацией коммерческого предприятия. Как вы планируете регистрироваться? Как фирма со сквозным или с корпоративным налогом?

 – А в чем разница?

 – На сквозном налоге вы оплачиваете подоходный налог только со своих личных дивидендов, на корпоративном – как с прибыли, так и с дивидендов. Но на сквозном налоге на вашу фирму дополнительно начисляется двенадцатипроцентный социальный налог на каждого сотрудника. При этом на сквозном налоге вы имеете право на привлечение новых собственников или продажу своей доли только с согласия остальных членов, а на корпоративном – по решению руководящего органа.

Я наморщил лоб. В объяснениях пони мелькало что-то знакомое еще по прошлой жизни. Жаль, что я еще тогда слишком плохо ориентировался в премудростях всевозможных НДС с НДФЛ…

 – То есть, чем меньше в фирме сотрудников, тем выгоднее сквозной налог?

Пейпер кивнул.

 – Да. Поэтому небольшие компании обычно используют первую схему. Помимо всего прочего, она предусматривает существенно меньший объем отчетности.

 Еще вы можете зарегистрироваться как торговец-частник. Объем налогов сводится к ежегодной пошлине и социальной выплате за нанятых работников. Недостаток – гораздо сложнее привлекать инвесторов, ну а если влезете в долги – будете отвечать всем своим имуществом. Хотя вы же зарегистрированы как иммигрант на поруках? Тогда для вас это не вариант, разве что вы договоритесь с кем-то из пони, чтобы он взял на себя ответственность за ваш бизнес.

 – Я думаю, мы воспользуемся первой схемой. Там можно регистрироваться как иностранец?

 – Да, если проживаете в Эквестрии не менее месяца. Разумное решение.

 – И тогда…

 – Являетесь в мэрию вместе со своими друзьями. Подписываете партнерское соглашение, получаете регистрационный лист. С ним вы можете открыть счет в банке и снять площади под производство и торговлю. Затем… – пони что-то черкнул в блокноте. – Вы собираетесь вести розничную торговлю?

 – Вполне возможно.

 – Тогда сразу при регистрации, либо, как только снимете либо приобретете место и оборудуете торговые площади – подайте в мэрию заявку на проведение инспекции. Королевский инспектор осмотрит ваше предприятие и выдаст разрешение на торговлю. Дальше… Так, раз вы собираетесь торговать предметами из мира человеков – вам необходимо обратиться в Комитет по внедрению земных разработок. Он рассмотрит вашу заявку и решит, допустима ли ваша деятельность в Эквестрии, после чего подаст на утверждение принцессе.

 – А что в ней может быть недопустимого? – удивился я.

 – Я же не ее высочество, – развел копытами стряпчий. – Новый письменный прибор, как по мне, не выглядит чем-то опасным. Но поговаривают, иногда их решения выглядят неочевидными. Говорят, однажды принцесса наложила запрет на земную модель счетов.

 – Ладно, – так, Женек, будем решать проблемы в порядке их поступления, – Что еще мне следует знать?

 – Патент. Его тоже оформляете в мэрии, если у вас будет на руках техническое описание и образцы – хоть в первый же день после регистрации. Есть два образца патентов – полный и ограниченный. На полном вы обязаны, в дополнение к пошлине в тысячу бит, ежегодно выплачивать сто двадцать бит налога, но патент сохраняется за вами на следующие пятьдесят лет. На ограниченном – привилегия истекает через десять лет, но налог вы не платите.

Я задумался.

 – Слушайте. А если, чисто теоретически, я бы оформил патент на механическое перо, а компания, о которой вы говорили – обладала привилегией на продажу перьев?

Пони слегка улыбнулся.

 – Сложно сказать без ознакомления с конкретными формулировками. Но в общем случае, думаю – вы бы взаимно заблокировали друг другу право на торговлю этими штуками. Потом, скорее всего, дело бы передали на рассмотрение ее высочеству, после чего она монаршьей волей аннулировала бы один из документов, возможно – с выплатой компенсации.

Я хмыкнул.

 – Как у вас все сложно. На Земле, конечно, тоже не самое простое патентное право…

 – Что ж. Как я уже говорил, этой системе не одна сотня лет. И с одной стороны, ее периодически требуют пересмотреть, с другой – она худо-бедно работает. На чем мы остановились?

 – Патент.

 – Ах, да. В принципе, с момента его получения вы сможете начать торговлю. Вообще говоря, вы можете начать ее с момента получения разрешения от комитета и инспекции, но с патентом на руках у вас будет меньше сложностей с конкурентами.

  – Отлично. Есть ли еще что-то, о чем мне следует знать?

Стряпчий усмехнулся.

  – За десять бит я могу предложить вам вот эту брошюру, – он протянул мне яркий, красочный буклет с надписью на обложке «Открываем дело впервые: Справочник Юного Торговца!». – А за две тысячи в месяц – «Стамп и Стамп» возьмут на себя юридическое и налоговое сопровождение вашей компании.

 – Наличными принимаете?

 – Разумеется. Только внесите оплату в кассу у входа.

 – Беру. Что касается сопровождения… Можно попросить вашу визитку? Возможно, в будущем мы к нему прибегнем.

 – Вот, пожалуйста, – Стамп вручил мне бархатную визитную карточку с золотым тиснением.

 – Спасибо за консультацию, Пайпер.

 – Был рад помочь, мистер Комаров.

Альятара ожидала меня в кафе за пару кварталов от станции метро. На столе, на мелкой бамбуковой салфетке с раскраской в виде лун, солнц и звездочек виднелось забытое мороженое и чашка кофе, а сама единорожка погрузилась в чтение. Той самой книжки с пегасом в пробковом шлеме, которую я видел у нее еще в свой второй день в Эквестрии.

Моросил мелкий дождик – мне вспомнилось, что с утра я видел на дверях подъезда предупреждение о пегасах, организующих вечерний полив городских клумб в квартале. Я поморщился, ощутив удары холодных капель, и ускорил шаг.

 – Тук-тук! – я постучал пальцем по краю столика.

 – Ой! – Альятара подскочила и захлопнула книгу. – А я тебя и не заметила!

 – Как успехи? – я присел рядом.

 – Я сегодня ушла чуть раньше и заглянула в банк. Они обещали рассмотреть мою заявку на заем в течение двух дней, но их сотрудница сказала, что мои шансы выглядят довольно неплохо! Плюс у меня есть кое-какие сбережения…

Я скривился.

 – У меня до сих пор ощущение, что я вгоняю тебя в долги.

 – Брось! Евгений, ну мы же договорились. Это наше общее дело и общая прибыль! И вообще, кто не рискует, тот не пьет свежий сидр!

Я вздохнул.

 – А еще я поговорила с Реми Энгрейв, нашим типографским химиком! – воодушевленно продолжала Альятара. – Ее очень заинтересовал мой рассказ, и она согласилась встретиться с нами сегодня и обсудить испытания стержней!

 – И впрямь хорошая новость! Только я тут подумал…

 – Да-да?

 – Я думаю, перед тем, как выкладывать ей подробности – нам стоило бы подписать соглашение о коммерческой тайне или что-то подобное. Проклятье, надо было сразу спросить у стряпчего, как это у вас оформляется. Бронз-то – ладно, он сам вкладывается в дело материалами и оборудованием, и лицо заинтересованное… Да и то…

Копытце Альятары легло на мою ладонь.

 – Евгений, не волнуйся. Я объяснила Реми, что это новое дело, и лучше помалкивать о нем, чтобы не прознали конкуренты. Она дала честное слово, что будет молчать.

Я не смог сдержать улыбку.

 – Честное слово?

 – Честное слово. Слушай, я понимаю, почему ты беспокоишься. Но это не твой мир, Евгений, поверь. У нас в таких вещах на слово пони можно полагаться!

Я вздохнул, но прекословить единорожке не стал. Своровал у Альятары кофе и сделал глоток.

 – Когда, говоришь, должна подойти твоя подруга?

 – Да вот-вот уже… О! Реми, привет!

 Синяя пони с фиолетовой гривой опустилась на соседний табурет. Ее круп украшало изображение черной капли.

 – Привет, Альятара. Вы, должно быть, господин Комаров?

 – Он самый. А вы Реми?

 – Да. Давайте к делу. Я выслушала в общих чертах вашу с нашей художницей идею. Интересная концепция.

Альятара вскинула копыто.

 – Евгений, Реми! Предлагаю взять по чашке кофе, прежде чем займемся обсуждением. Официанты и так на нас косятся!

Я подозревал, что официанты косятся не только и не столько из-за занятого столика, сколько из-за меня, но возражать не стал.

Она сделала жест кому-то из персонала, и вскоре на стол легло меню. Альятара и Реми взяли кофе и пончики, я ограничился чашкой чая – финансы, после оплаты консультации в «Стамп и Стамп» и так показывали дно, а до получки оставалось еще несколько дней.

Земнопони, после вопросительного взгляда в мою сторону и моего кивка, придвинула к себе папку. Задумчиво посмотрела на выполненный Бронзом чертеж наконечника – куда более совершенный, чем мои эскизы.

Поморщилась – вокруг сгустилась тьма. Прошло секунд десять, светлячковые лампы на столиках налились светом, впрочем, пони все равно пришлось склониться над листом, вглядываясь в линии и цифры.

 – Капиллярный эффект… – протянула она. – Это точный диаметр?

 – Мы пока не знаем, как должны соотноситься размеры, – признался я. – Планировали изготовить несколько наконечников разной величины и поэкспериментировать с составами. Пока не добьемся нужного эффекта.

 – Нужного эффекта? – переспросила Реми. – Имейте в виду, вам понадобится подождать несколько суток. Нельзя по первому росчерку с уверенностью сказать, что краска легла как надо. Иногда первые оттиски – то есть, в вашем случае, надписи – выглядят отлично, а стоит листам пролежать сутки-другие – начинается выцветание, либо шрифт расплывается, и так далее.

Я кивнул.

 – Мы знаем, Реми. Вот поэтому мы и хотим привлечь профессионального химика.

 – Вот только профессиональному химику неплохо бы самой определиться, что мы хотим сделать и как этого добиться. Говорите, нужны чернила для перьев, но более густой консистенции?

Альятара задумчиво обозрела чертеж. Отпила кофе, изящно держа копытцем чашку. Я обратил внимание на явно слишком маленькую, даже для крохотных копыт моей спутницы, ручку – и задумчиво потер лоб.

Если вдуматься, я встречал много каких вещей, больше подходящих для существ с руками, чем с копытами… Дверные ручки. Чашки. Кисточки. Если их держать копытокинезом – такая форма бесполезна. Если зубами – даже неудобна. Такое чувство, что очень многое вокруг меня предназначалось для кого-то с пальцами…

 – Если бы мы понимали, какая степень загущения понадобится! – голос Альятары вернул меня к реальности. – Я думала о загустителях для краски, но ты же знаешь…

 – Ага, пихать их в капиллярную систему – верное средство ее испортить, – согласилась Реми. – А что насчет типографской краски?

На сей раз мы с Альятарой покачали головой одновременно.

 – Слишком быстросохнущая. Будет забивать узел.

 – Так-так-так, так-так… – Реми задумчиво рисовала узоры краем копыта в кофейной лужице. – Значит, смесь, достаточно быстросохнущая, чтобы не требовать промокания и держаться на бумаге, но недостаточно – чтобы высыхать в стержне и наконечнике. Достаточно жидкая, чтобы свободно течь к шарику при нажиме, но недостаточно густая, чтобы вытекать из наконечника сама по себе. При этом – дающая четкий цвет письма и не выцветающая слишком быстро. Что же, я люблю сложные задачи.

 – Отлично! – радостно воскликнула Альятара. – Что ж, когда приступим?

Я поднял руку.

 – Реми, щекотливый вопрос.

Земнопони усмехнулась.

 – А вы деловой по… существо, мистер Комаров. – она посерьезнела.

 – Я специалист, и привыкла получать достойную оплату за свою работу. Учитывая, что мы не знаем, сколько времени займет разработка – я вправе ждать, что вы заплатите мне не меньше, чем типография за это же время. Считайте, от тысячи бит в неделю. Ну или есть другой вариант.

 – Доля в бизнесе? – предположил я.

 – Именно. Вам все равно понадобится кто-то, кто будет заниматься варкой чернил. Четверть доходов – и я участвую реагентами и своим трудом. По копытам?

Мы с Альятарой переглянулись.

 – Я не против, – осторожно сказал я. – Но у нас есть и третий компаньон. Нам надо узнать и его мнение.

Единорожка лишь кивнула.

 – Что ж, тогда жду вашего решения, – Реми допила кофе и поднялась. – Увидимся завтра на работе, Альятара? До новой встречи, мистер.

Дверь кафешки закрылась за пони. Мы переглянулись.

 – По-моему, разумное пожелание, – проронила Альятара.

Я кивнул, покачиваясь на табуретке. Поднял голову на часы. Ого! Часовая стрелка уже переползла за четверть десятого.

 – Пойдем домой? – предложила пони.

 – Ага, – кивнул я было, и тут вспомнил кое-что еще.

 – Слушай. Я сегодня побывал у стряпчего и вот что услышал… – я вкратце изложил содержание нашей беседы.

Глаза Альятары расширились.

 – Да, я что-то слышала про эти казусы. «Мир Мэйнхэттена» как-то публиковал статью про патентные споры… – пробормотала она.

 – Нам нужно новое название, – я поскреб в затылке. Изобразил карандашом в блокноте рисунок ручки. Уставился на него.

 – «Шариковые стилусы»? Как-то не звучит…

 – Просто «Стилус»? – предположила Альятара. – Знаешь… какие-то ассоциации с древностью. Пирамиды, сфинксы, Сомнамбула…

Я даже не переспросил «Сфинксы?» – голова уже не хотела работать во многозадачном режиме.

 – «Механические стилусы»?

 – Механические стилусы… – пробормотала пони. – Надо что-то такое, чтобы ложилось на язык сразу… Стилус-механизм… О! Стиломех!

 – Стиломех? – я невольно рассмеялся.

 – Что такое? – я встретил недоумевающий взгляд Альятары.

 – Ну, во-первых… у тебя крошка на носу.

 – Ой! – пони очаровательно покраснела, проведя по мордочке копытцем. – А так?

 – А так нормально. А насчет стиломеха – ну, звучит как… я не знаю. Какой-то гигантский робот из японских порномультиков?

 – Гигантский кто из чьих чего? – недоуменно переспросила единорожка.

Теперь покраснел я, ругая себя за несдержанный язык.

 – Ой. Забудь. Воспоминания о Земле, сорвалось с языка и так далее.

 – Хм-м, – меня смерили взглядом. – Так чем тебе не нравится «стиломех»?

Я глотнул кофе. Покрутил кружку на пальце – снова подивившись странностям нового мира.

 – А хотя. Нормальное название. Не хуже, чем «фломастер» или «штангенциркуль».

Звякнуло стекло – это Альятара телекинезом опустила на стол две пузатые стеклянные банки с темно-фиолетовой жидкостью.

 – Ты уверена, что нам стоит тратить на это время? – спросила она. – Мы же уже знаем, чего хотим добиться.

Земная пони покачала головой.

 – Вы-то знаете, чего хотите добиться, но я пока не представляю, какая консистенция и скорость высыхания нам нужна. Давайте начнем со стандартного состава, и будем подбирать нужный пошагово.

«Глупо нанимать специалиста, если не доверяешь его навыкам» – вспомнилось мне.

Бронз разложил на столе, на чистой льняной тряпочке, десятка полтора сверкающих сталью стержней. Рядом лежали инструменты, шприцы, склянка с жидкостью для промывки, и стопка чистых белых листов.

Реми прокашлялась.

 – Альятара, ты записываешь? – спросила она, наполняя ванночку из одной из банок. – Итак, первый опыт. Чернила – шестой стандартный каллиграфический, краситель – орех, загуститель – гуммиарабик, консервант – карболовая кислота.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь, – подхватил Бронз. – Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

Бронз аккуратно подхватил стержень, зажал в тисках. Наполнил шприц, ввел тонкую, словно волос, иглу с его тыльной части, нажал на поршень. Когда с противоположной стороны показалась свисающая капля – ухватил пинцетом сверкнувший шарик и ввел в канал. Вынул стержень из тисков, чтобы поместить в похожую на кофемолку машину, подкрутил зажимы и нажал на рукоятку.

— Проверяем, – он передал стержень мне. Я провел по листу несколько линий. Огорченно вздохнул.

Даже невооруженным взглядом было видно, как фиолетовое пятнышко расползается с кончика. Стержень оставил за собой толстую полосу, словно фломастер.

Альятара огорченно вздохнула.

 – Мы и так знали, что с первого раза не получится, – подбодрил я ее.

 – Дайте сюда, – Реми выхватила у меня листочек, внимательно осмотрела его с обеих сторон.

Сделала несколько пометок в собственном блокноте, бормоча неразборчиво «высыхание», «протекаемость», «жилковатость», или что-то наподобие. Отложила листочек в сторону, поставив на нем карандашом цифру «1». Я обтер стержень мягкой тряпочкой и положил туда же, к листку.

 – Опыт второй. Чернила – те же.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 25 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

Бронз повторил свои манипуляции по заправке стержня и завальцовке шарика. Протянул мне.

На сей раз шарик оставил на бумаге более-менее четкую линию. Хотя это все равно напоминало больше след от тонкого фломастера, чем от авторучки.

 – Уже что-то! – радостно воскликнула Альятара.

 – Подожди, – охладил я ее пыл. – Посмотрим, как чернила себя поведут.

Я оказался прав. Спустя секунд тридцать стержень начал оставлять за собой прерывистую линию. Затем перестал писать. Я провел несколько линий с нажимом, но на бумаге осталась лишь вдавленная черта.

 – Облом два.

 – Продолжаем, – Реми отлила чернила в новую ванночку, чем-то аккуратно капнула из пузырька, размешала. – Чернила – шестой каллиграфический с добавкой глицерина, две жидких драхмы на опытовый объем.

Опыты продолжались, на столе Реми росло количество стержней и листков. Наконец, последний из стержней лег на стол. Реми задумчиво оглядела плоды трудов в виде расплывающихся фиолетовых потеков и вдавленных линий.

 – Давайте промоем стержни и проделаем опыты по новой, – распорядилась она.

 – Есть ли смысл? – устало спросил я. – Мы вроде и так знаем, что отталкиваться надо от чернил, не от типографской краски.

Реми качнула фиолетовой челкой.

 – Вы сами сказали, что точный состав ваши земные зельевары держат в секрете. Давайте накопим побольше экспериментального материала, чтобы повысить наши шансы.

Не прекословя, я принялся выталкивать шарики из узлов в кюветки тончайшего диаметра щупом – такая работа больше всего подходила моим пальцам. Один раз – свалял дурака, едва не отправив два шарика в одну кювету, но спохватился после оклика Бронза. Альятара тем временем, натянув резиновые накопытники, промывала стержни в смеси соды с нашатырем.

 – Учтите, – предупредил я, – после перезарядки прочность узлов снизится. Да и держать чернила они будут хуже.

 – Да это ясно, – заметил Бронз. – Но один-то цикл должны выдержать? Все равно это опытовые образцы, при необходимости – наштампуем и высверлим новых.

Он перехватил первый стержень, загоняя в тиски.

 – Опыт девятнадцать, – подхватила Реми. – Альятара, готова!

 – Готова! – отрапортовала единорожка.

 – Краска – второй типографский, краситель – индиго, сажа, виноградная чернь, основа – льняное масло и канифоль.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно…

На сей раз результаты вышли куда хуже. Как и ожидалось. Из восемнадцати испытанных стержней писать согласились лишь трое, остальные упорно забивались, либо не оставляя следов вообще, либо прекращая работать спустя считанные десятки сантиметров. Да и писать – громко сказано. Линии выходили прерывистые, кое-где с густыми черными кляксами, местами краска, наоборот, упорно не ложилась на бумагу.

Тем не менее, Реми недовольной не выглядела. Задумчиво рассмотрев листочки, она принялась что-то строчить у себя в блокноте.

 – Начать и вправду стоит с чернил, – пробормотала она. – Увеличить пропорцию гуммиарабика, попробовать поменять красители… Бронз! Мы можем использовать эти стержни или вам нужно время, чтобы изготовить новые?

Земнопони надвинул на глаз линзу-монокль. Сощурившись, внимательно рассмотрел кончик наконечника.

 – Еще пару таких проверок выдержат, – заметил он. – Хотя… Слушайте, давайте все-таки озаботимся новыми. Мы же хотим понимать, как будут себя вести продажные образцы, не так ли?

 – Клянусь Сестрами, верно, – кивнула Реми. – Дня два вам хватит?

 – Должно, – рассудительно проговорил Бронз.

 – А я за это время подготовлю реагенты и сварю первую партию с измененной рецептурой. Ну что, тогда встречаемся послезавтра?

 – А я как раз успею решить вопрос с займом, – согласилась Альятара.

 – Ну тогда до послезавтра, друзья, – подвел я черту.

Уже на ночной улице, под серебристым лунным светом, я понял, что на дворе глубокая ночь. Часа три, не меньше.

Альятара цокала копытами рядом со мной. Дома я бы, наверно, поостерегся гулять по родным Мытищам в такое время суток, но Мэйнхэттен, если не заходить в портовые районы, по словам Альятары и Филиппа, был совершенно безопасным городом. Да и в порту надо было постараться, чтобы нарваться на неприятности, особенно выходящие за рамки пары синяков.

 – Тебе нравится город ночью? – вдруг спросила пони.

 – Город? – я помедлил. Огляделся вокруг, посмотрел на резные коньки крыш, лепнину над окнами, тусклое сияние фонарей…

 – Да. Очень. Он непохож на наши.

 – А чем непохож? – с любопытством спросила Альятара.

Я задумался над ответом.

 – Тишина, Альятара.

 – Тишина?

 – Да. Ваши города очень тихие. У нас постоянно, даже ночью, слышен гул моторов, шум шагов, будто… Не знаю, как описать. Шум чувствуется даже не ушами – костями. Миллионы человек, сотни тысяч машин. Здесь… здесь спокойно. И звезды, – я поднял голову. – У нас их не увидишь. Свет городских огней, он затмевает.

 – Должно быть, и ваши города по-своему красивые, – задумчиво сказала пони. – Я бы хотела на них посмотреть.

Я лишь покачал головой. Рука дернулась потрепать Альятару по холке, я тут же ее отдернул. Проклятье, с этим рефлексом надо бороться. Она, блин, разумное создание, а не домашняя киса!

 – Может, если выпадут свободные выходные, – я осекся. Рассмеялся. – Что я несу. Если будут свободные выходные, мы их потратим на эксперименты со стиломехами.

 – А чем ты хотел заняться на выходных? – с любопытством спросила та.

 – Да хотел предложить погулять по набережной. Знаешь, я ведь здесь впервые у вас увидел море.

Единорожка мелодично засмеялась.

 – Говорят, лучшие пляжи в этом полушарии – на Серебряных Берегах. Всегда хотела на них побывать, но денег вечно не хватало.

 – Ну, если затея со стиломехами выгорит – за мной поездка на курорт, – полушутя пообещал я.

 – Тогда с меня – и впрямь прогулка по набережной! – рассмеялась Альятара. – И учти, с этим обменом ты продешевил!

Чернила и сталь

 – Распишитесь здесь и здесь, – коричневая земнопони пододвинула ко мне кожаную планшетку с закрепленным с двух сторон свитком. Я ухватила зубами перо.

Из западных окон узкими полосами пробивался солнечный свет, пылинки кружились в лучах золотистыми искрами. Солнце стояло низко – день подходил к концу, сотрудница ссудной конторы украдкой посматривала на часы на цепочке. Я явилась в банк уже ближе к закрытию, с трудом урвав лишних полчаса от рабочего времени, и теперь чувствовала себя неловко, заставляя пони перерабатывать в предпраздничный день.

 – Вот и все, поздравляю с оформлением кредита, – пони проставила свой отпечаток копыта, опустила печать на свиток. – Предпочитаете получить средства наличными или депонировать на счет банка?

 – На счет, пожалуйста.

 – Тогда подождите еще минут десять, пока будет оформлена чековая книжка, – пони украдкой вздохнула.

Наконец все документы были оформлены, и я стала счастливой обладательницей стопки векселей в кожаном переплете с золотым тиснением в виде золоченой подковы. Мы обе вздохнули с облегчением.

 – Банковская контора «Голденхуф и сыновья» рада приветствовать Вас в числе своих заемщиков, – уже откровенной скороговоркой выпалила пони. – Я могу еще чем-то помочь?

 – Нет-нет, что вы, – я поднялась с кресла. В глазах сотрудницы банка вспыхнуло облегчение.

Я вышла на порог старинного здания, затянутый декоративной паутиной. Пересекла улицу, устроилась на скамейке в сквере. Принялась отламывать кусочки булочки и бросать воробьям.

Йев’ени не появлялся. Булочка кончилась, взятую в соседнем киоске газету я изучила вдоль и поперек. Включая колонку эквестрийских новостей, международный раздел и отрывок из любовного романа, публикующегося с продолжением.

« – Эфириал Рэй! – с глубокой печалью произнес воин, опираясь передними ногами на парапет. Море отражалось в его глазах стальными бликами. – Я не могу быть с тобой! Ты – волшебница-единорог. Я – солдат Пегасополиса. Наш долг перед нашими народами не позволит нам…

Я положила копыто на его губы, которые так хотела поцеловать.

 – Мне безразлично, чего хочет принцесса Платина или твой командор! Мое сердце говорит мне совсем другое. Я знаю, что ты – моя судьба, и какие бы испытания не ждали нас в будущем…»

 – Ауыыыыых!

Я едва не вывихнула челюсть. Смущенно сама прикрыла рот копытом. Оглянулась – не видел ли кто мой маленький конфуз.

К счастью, сквер пустовал. Единственными свидетелями зевка была стайка воробьев. Они как раз торопливо доклевывали булку.

Солнце заскользило вниз и нырнуло за городские крыши. Навстречу ему взвилась луна. В кронах деревьев загорелись фонарики – с нанесенными на них страшными мордочками. Праздник наступал только завтра, но многие пони Мэйнхэттена уже принялись украшать свои дома и скверы.

 – Привет!

Я обернулась. Йев’ени стоял у входа в сквер.

 – Ну наконец-то! – я зарысила навстречу.

 – Как дела с банком?

 – Все в порядке, я получила займ. Им хватило расписок о гонораре за прошлый День Очага и редакционное жалованье. Так что теперь у нас есть из чего оплатить аренду за первые месяцы.

 – Аренду, да. – Йев’ени вздохнул. – Мы сегодня снова возились с реактивами.

 – И как? – спросила я с надеждой.

 – Не особо. Прошлые образцы, те, что с добавкой анилина, пошли разводами уже на второй день. Реми сказала, она поэкспериментирует с растворителями на спиртовой основе или как-то так, чтобы остановить выцветание.

 – Ну, по крайней мере, мы на правильном пути, – подбодрила я человека.

 – Надеюсь, – тот вздохнул. – На меня уже косятся в театре, типа, часто отпрашиваюсь по вечерам. У тебя-то как дела на работе.

Я поморщилась.

 – Ты не поверишь, та же ерунда. Хорошо, что я успеваю переделать все дела до ухода, но все равно.

 – Да, – лицо Йев’ени приняло жесткое выражение. – Нам нужны результаты, и быстро.

 – Ну так вперед! – я тряхнула гривой.

Человек усмехнулся.

 – И к черту мины. Пошли смотреть помещение?

Магазин располагался на углу Седьмой улицы, к северу от Хуфлина, на первом этаже трехэтажного жилого дома. Помещение не выглядело особо симпатично – окна заклеены холщовой тканью, дверь облупилась. Похоже, раньше здесь располагалось какое-то кафе. Судя по выцветшей табличке напротив входа.

 – Мда, – Йев’ени задумчиво оглядел вход. – Проходимость не ахти. Не удивляет, что прежние арендаторы съехали.

 – В одном квартале отсюда – Музей Искусств, – воспротивилась я. – А за ним – городской парк. Район не самый глухой.

Йев’ени покачал головой.

 – Ладно, мы не общепит открываем, – проговорил он. – Нам главное – реклама, а не вывеска.

Мы поднялись на невысокое крыльцо. Я ухватила зубами молоточек в виде головы драконэквуса и постучала.

Выглянувший нам навстречу округлый, словно бочонок, земнопони расплылся в улыбке.

 – Вы по объявлению, кобылка?… Ой.

 – Мы по объявлению. Вы – Нейел Брик? – Йев’ени вежливо приподнял шляпу. Земнопони сглотнул.

 – Я… Э…

 – Ну так мы можем посмотреть магазин? – вмешалась я. – Уже десятый час, мы хотели бы управиться, пока метро открыто!

Пони затряс головой.

 – Да. Да. Прошу прощения, я немного растерялся.

Он нырнул обратно за дверь. Тут же появился обратно, позвякивая связкой ключей и светлячковой лампой в зубах.

Мы представились. Подошли к соседней двери, между широких витринных окон. Лязгнул замок.

 – Прошу, – слегка подуспокоившийся Нейел опустил лампу и ключи на подоконник. – Отличное местечко для устройства бизнеса. Здесь вы можете поставить прилавок, и останется еще вдоволь места для шкафов с товарами…

 – А складское помещение? – перебил его Йев’ени. Он задумчиво осматривал широкие подоконники, что-то прикидывая.

 – О, оно вон там, – пони кивнул на заднюю дверь. Мы прошли в короткий коридорчик, Йев’ени задумчиво осмотрел большую пустующую комнату с пустыми стеллажами.

 – Удобства для персонала?

 – Вот по эту сторону, – Нейел открыл вторую дверь, указывая на небольшую кушетку, столик и шкафчик.

Раздался писк. Что-то темное спрыгнуло с кушетки, метнулось по полу. Я ойкнула и отпрыгнула. Нечто хвостатое вспрыгнуло на столик, проворно вскарабкалось на шкаф и исчезло.

 – Это что? – Йев’ени навис над лендлордом. – Крысы?

 – Никакие не крысы! – возмущенно возразил тот. – Это семейство белок, перебравшееся из Центрального парка. Не переживайте, они хорошо обучены и послушны. Могут доставать товары с верхних полок, могут выписывать квитанции покупателям.

Йев’ени сглотнул. Его рука чуть коснулась моего плеча условным жестом, о котором мы договорились полчаса назад.

 – Они внесены в санитарный сертификат? – спросила я, вспомнив брошюру, что человек принес вчера.

 – Разумеется. Хотите посмотреть?

 – Чуть позже, – Йев’ени овладел собой. – А что с освещением? Мы планируем работать в темное время суток, и, возможно, нам понадобится подключать оборудование.

 – Ну, я могу предложить вам отличные светлячковые лампы всего за…

 – Не пойдет, – перебил его человек. – Электрическое или магическое. Ваши светлячковые лампы слишком тусклые, а мы будем заниматься тонкой работой.

Пони потер затылок копытом.

 – Что ж, здание подключено к электросети от «Мэйнхэттен Дайнемикс». За пятьсот битов мы можем протянуть проводку и сюда. Или за четыреста – могу продать набор осветительных кристаллов, но зачаровкой будете заниматься сами.

 – Заряженных? – уточнила я.

 – Ну, они не активировались с момента последней зарядки… – Нейел замялся.

 – Ладно, мы еще подумаем, – сообщил Йев’ени. – Что насчет санитарных удобств?

 – Раковина и туалет дальше, – лендлорд сделал несколько шагов, отворил следующую дверь и продемонстрировал туалетную комнату. – Есть горячая и холодная вода, – он отвернул вентили, кран зафыркал.

 – Это выход во двор? – Йев’ени указал на последнюю дверь, в конце коридора.

 – Да. Есть въезд для телег, чтобы не мешать прохожим, но только для наземных.

Осмелевшая белка спрыгнула со шкафа и высунула нос в коридор. Уставилась на нас черными глазками. Я не удержалась и почесала ей копытом спинку.

Йев’ени вернулся ко входу в склад. Задумчиво оглядел пустующую комнату.

 – Нам потребуется отгородить часть и оборудовать небольшую мастерскую, – заметил он. – Это проблема?

Нейел призадумался.

 – Мастерскую какого рода, мистер?

 – Токарные работы, металлобработка. Работа с реактивами.

Пони замялся.

 – Вы знаете, это все-таки жилое здание. У нас запрещены шумные работы по вечерам.

 – Ладно, посмотрим, – проговорил Йев’ени. – Шум – это решаемо. С токарным станком еще туда-сюда, а шлифовалку мы пока можем оставить у Бронза. Жаль, конечно – мне хотелось перенести все производство в одно место…

 – Мистер, не знаю, что вы собрались изготовлять, но устраивать в жилых районах фабрику у вас не выйдет что здесь, что в любом другом месте, – сообщил Нейел. – Хотите налаживать производство – снимайте цеховое помещение, а у меня площадь все-таки сдается под магазин.

 – Может, однажды мы так и поступим, если бизнес задастся, – задумчиво ответил Йев’ени.

Он повернулся, направляясь в торговую залу.

 – Мы можем взглянуть на документы на помещение, мистер Брик?

 – О, конечно, одну минуту, – пони скрылся за дверью на улицу.

Мы переглянулись.

 – Что думаешь? – спросила я.

Человек покачал головой. Взглянул на уже совершенно бесстрашно скачущую вокруг моих копыт белку.

 – Белки, выписывающие чек? – он покачал головой. – Старгейз, едва я начинаю привыкать к твоему миру – он находит новый способ вынести мне мозг.

 – Вынести мозг? – переспросила я озадаченно.

 – Образное выражение, не обращай внимания. Сильно удивить, я имел в виду.

В эту секунду вернулся Нейел с папкой в зубах.

 – Все здесь, – сообщил он, положив папку на подоконник. – Арендное соглашение, санитарный сертификат, разрешение из мэрии.

Мы с Йев’ени склонились над бумагами, столкнувшись головами.

На мой взгляд, бумаги выглядели в порядке. Человек перелистнул несколько страниц, и тоже, видимо, не нашел ничего сомнительного.

 – Что ж, Нейел. Сколько вы хотите в месяц за это помещение?

 – Сущие пустяки. Двадцать тысяч.

Йев’ени покачал головой.

 – Двадцать тысяч? За откровенно непроходное место? Мистер, до ближайшего людного перекрестка – целый квартал. Моя цена – тринадцать.

Нейел закатил глаза.

 – Зато здесь вы не будете страдать от городского шума! Восемнадцать.

 – Если бы я страдал от городского шума, я бы снял загородный коттедж, – отрезал Йев’ени. – Пятнадцать.

 – Это спальный район! Вашими клиентами будут жильцы всех окрестных домов! Семнадцать с половиной!

 – Я ориентируюсь на широкую публику, а не на соседей, – парировал человек. – Пятнадцать пятьсот.

 – Шестнадцать – и я проведу в вашу мастерскую проводку бесплатно!

 – Добавьте оплату света – и по рукам. В смысле, по копытам.

Нейел кивнул.

 – Когда вы планируете завозить товар?

 – Дайте несколько дней. Мы должны проконсультироваться с партнерами и решить вопрос с мастерской, – я уже хотела выпалить, что у нас, собственно, еще нет никакого товара, но Йев’ени меня опередил.

 В большинстве окон уже погас свет, впрочем, окошко мастерской Бронза еще теплилось.

 – Домой придется добираться на такси, – вздохнула я, пересчитывая мысленно биты в кошельке.

 – Ну хоть магазин недалеко от дома, – ответил Йев’ени. – Если решимся снимать там – можем экономить на дороге.

 – Пара районов – это недалеко? – я фыркнула. – Что ж, будет повод заняться бегом!

Дверь отворила Реми, с фиолетовыми пятнами на мордочке. Под цвет гривы.

 – Старгейз, привет! Йев’ени, рада вас видеть.

 – Как успехи?

 – За последних три часа – без особых продвижений, – ответил Бронз, с моноклем в глазу всматривавшийся во что-то крохотное и блестящее. – Пара прописей вышла вроде приемлемо, но надо выждать. Предыдущие в первые часы тоже казались удачными.

Я вздохнула.

 – Сколько мы уже этим занимаемся?

 – Третью неделю, – проговорил человек.

 – Выше нос! – произнес Бронз. – Мы начинаем совершенно новое дело. Естественно, без трудностей не обойтись. Ну и что? Зато пони запомнят нас, как изобретателей, давших Эквестрии новый способ записывать свои мысли!

 – Да я и не собиралась унывать! Просто немного набегалась. Ну и ладно, зато завтра праздничный день. Хоть с утра не надо будет скакать в редакцию.

 – Праздничный день? – переспросил Йев’ени. – А что у вас за праздник?

 – Ты ничего не слышал про Ночь Кошмаров? – уставился на него Бронз.

 – Ничего себе названьице для праздника, – хмыкнул Йев’ени. – Хотя подождите… Все это как-то связано со всеми этими страшными масками и фонарями в каждой витрине?

Реми прокашлялась.

 – Всепони и вселюди! Я все понимаю, но мне хотелось бы вернуться домой не совсем уж за полночь. Давайте займемся намеченной серией, а когда прописи будут готовы – обсудим и Ночь Кошмаров, и подготовку к празднику, и все, что угодно!

Она натянула накопытники, зазвякала посудой. Аккуратно смешала несколько ложек ярко-синего и зеленого порошков. Откупорила пузырек, и по мастерской пошел сладкий цветочный запах.

 – Как приятно пахнет! – я с интересом подалась вперед, рассматривая пробирку.

 – А ну назад! – шикнула на меня Реми. – Если не хочешь, чтобы у тебя вылезла шерсть на морде в тех местах, куда капнет эта штука!

Она бережно вылила в пробирку часть пузырька, остальное закрыла пробкой, бережно обтерев горлышко промокашкой. Добавила несколько капель маслянистой жидкости из другого пузырька. Размешала получившийся темно-синий раствор.

 – Пробуем, – произнесла она. – Старгейз, пиши.

 – Реми, да не гони во весь опор! – рассмеялась я. Забралась на табуретку, нашарила карандаш и бумагу. – Все, давайте.

– Наконечник – свинцовая латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

 – Чернила – восьмой экспериментальный состав, пигмент – кристалфиолет и алемейнская лазурь в равных пропорциях, растворитель – розовый эфир, смазка – олеиновая кислота, – подхватила Реми. Я застрочила по бумаге, надеясь, что не перевру название какой-нибудь из алхимикалий.

Увы, и на сей раз нас ждала неудача. Стержень оставил на бумаге тонкую, но неровную линию. Когда Йев’ени поднял листок с стола, стало видно, что на досках под ним расплылось фиолетовое пятно.

 – Хм, хм, Селестией клянусь, – Реми задумчиво изучила результат. – А если… а если… да, чуть-чуть эмульгатора…

Она повторила свои загадочные манипуляции, на сей раз – капнула в пробирку каким-то янтарного цвета составом.

 – Пробуем, – распорядилась она.

 – Менять стержни не будем? – полюбопытствовал Бронз.

 – Зачем? На этот раз проблем с поступлением чернил не возникает, не так ли?

Рыжий земнопони кивнул.

 – С конструкцией мы, похоже, разобрались. Впрочем, это не точно. Изменится вязкость – и зазоры между деталями придется подбирать опять.

Йев’ени мрачно хохотнул.

 – Я был уверен, ввязываясь в эту историю, что это вопрос пары-тройки вечеров.

Реми лишь фыркнула.

 – А теперь мы все слишком влипли, чтобы отступать, – продолжал человек. – Ты вложился своими трудом и деньгами. Старгейз я подставил под кредит…

Я решительно поднялась с места.

 – А ну хватит! – я ткнула Йев’ени копытом в грудь. – Ни под что ты меня не подставлял! Я сама решила поучаствовать! И мы это, между прочим, делаем не только ради денег! Если у нас все получится – когда у нас все получится – это лишний повод для всех пони в Эквестрии понять, что твои соплеменники – не чудовища! Это достойная цель! И ради нее не жалко посидеть за работой неделю-другую или потратить деньги! Ну-ка, дружно, прекращаем жаловаться!

Йев'ени смотрел на меня восхищенным взглядом.

Реми и Бронз насмешливо застучали по полу.

Человек покачал головой.

 – Дискорд меня побери, как тут принято говорить, – протянул он. – Как мне повезло, угодив в Эквестрию, встретить самую замечательную пони в вашей стране.

 – Вау, – весело протянула Реми. – Как романтично.

Мы обернулись к ней одновременно.

 – Что?

 – Я не в том…

Бронз расхохотался.

 – Кобылки и джентлькольты, – проговорил он, отсмеявшись. – Хочу напомнить, что принцесса Ночи наверняка уже давно удивляется, почему нас до сих пор нет в ее владениях. Поэтому давайте сперва закончим с экспериментами, а потом все желающие могут обсудить романтику, деньги и достойные цели, Старгейз, ты пишешь?

С алой от смущения шерсткой, сжигая Реми взглядом, я вернулась к протоколу. Бронз закрепил стержень, взял шприц, наполнил его из пробирки.

 – Кстати, насчет химикатов, – поинтересовался Йев’ени. – А их можно хранить на торговой точке? Я хочу иметь мастерскую и магазин в одном месте, по крайней мере, на первых порах.

Земнопони пожала плечами.

 – Эту штуку используют в парфюмерной и пищевой промышленности как обеззараживающее средство. Не вижу проблем. Главное, хранить ее там, где никто по дурости ее не сможет выпить или пролить на себя, иметь проточную воду для промывки и работать в перчатках.

Мне кое-что вспомнилось.

 – Бронз, а тебе не нужны те старые стержни? Ну, которые мы забраковали как слишком широкие и оставили в ящике?

Земнопони покачал головой.

 – Да не особо. А что ты собралась с ними делать?

 – Писать ими, конечно, не получится. Но если взять обычные чернила или тушь, из этой штуки получится отличный флейц! Я даже уже прикинула, где могу его использовать…

Человек почесал в затылке.

 – Хм. А ведь это вариант. Больших денег на этом не заработать, но продавать, как инструмент для рисования…

 – Давайте сначала разберемся с текущей задачей, – оборвала нас Реми. – Бронз, что там?

И снова неудача. Чернила просачивались через бумагу меньше, на доске под листом осталась не синяя полоса, а цепочка из пятен. Но все же просачивались.

 – Так-так-так, – Реми вернулась на место. – Давайте попробуем вот что…  – она извлекла еще один пузырек, с горсточкой белого порошка.

Отвлекшись на мысли о том, как и где я смогу использовать бракованные стрежни (размытая полоса фиолетового или синего цвета отлично подойдет, чтобы передать лежащие на снегу тени!), я не сразу уловила, что Реми что-то мурлыкает себе под нос, смешивая в пробирках реактивы.

И не сразу осознала, что откуда-то издалека, словно из ниоткуда и со всех направлений одновременно, звучит тихая музыка.

Лишь когда мурлыканье пони перешло в негромкое пение:

Смелость – пара граммов, лишь щепотка

И решимость, что ведет нас, растворенье, обработка

Я смешаю их в реторте, вдохновенье обретая

И создам чернил я каплю, поделившись тем, что знаю,

Тем, что знаю!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Бронз вскинул голову, глядя на пробирку, что протягивала ему Реми. Музыка росла, ширилась. Он наполнил шприц, заправил стержень – подпевая ей:

Щедрость – будто бронза под резцами

И решимость, как латунь, ей в такт звенит под молотками

Я сковал из них цепочку, трудолюбием скрепив

И создам я наконечник, мастерство не позабыв,

Не позабыв!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Глаза Йев’ени недоуменно расширились. Он хотел что-то спросить, вмешаться, вскрикнуть – а в его пальцах уже был принятый из копыт Бронза стержень, а музыка подхватила его, и он пел:

Безысходность – я один в чужой земле

Но решимость в своем сердце, знаю, обрести придется мне

Я прошел чуть дальше смерти, новый дом здесь отыскав

И создам я авторучку, вкруг себя друзей собрав,

Друзей собрав!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Словно мои ноги задвигались сами по себе, и вот я уже не шла – скользила к нему. Листок с шелестом развернулся. Я взглянула на филигранные ровные строчки, без единой помарки или протечки, а музыка стала всем, и в такт музыке стал мой голос:

Дружба – это драгоценный сердца свет

И решимость другом стать нам – дар, что был тобой от сердца спет

Пусть узнает каждый пони, человек – не только враг

Авторучкой нарисован будет верной дружбы знак!

И четыре голоса слились воедино:

Раз за разом попробуем вновь мы создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Музыка смолкла. Я опустилась на табуретку, чувствуя, что ноги подкашиваются. Молча протянула лист остальным.

Йев’ени покачал головой. Нервно пригладил волосы. Приоткрыл рот, словно намереваясь что-то спросить…

Я поднялась на ноги, ухватившись для надежности за верстак. Опустила копыто ему на губы.

 – Ш-ш-ш. Мы это не обсуждаем.

Бронз молча кивнул.

Йев’ени снова, кажется, хотел спросить «Почему?»

 – Потому что не обсуждаем никогда. Вот и все.

Реми прокашлялась.

 – Для верности, конечно, нужно выждать контрольный срок.

Я лишь улыбнулась.

 – Конечно. Выждем. Но знаете что? – я обвела взглядом Йев’ени, Бронза и Реми. – Мне кажется, у нас все получилось.

Что-то за окном

Из-за кулисы донесся зловещий хохот единорога.

 – Ты думал, что можешь помешать мне, глупый жеребенок? Замок достанется мне, и я построю на его месте самое большое казино во всей Эквестрии! А ты и твоя несносная сестра умрете в подземелье от голода! И когда ваши косточки найдут, обглоданные крысами, я сделаю грустную морду и скажу: «Ах, как жаль, что они не послушали меня и отправились бродить по замку»! А теперь…

 – АААУУУУУЫ!!!

 – Что?! Кто здесь… ААААА!!! НЕТ!!! ПОМОГИТЕ!!!

В такт зловещему вою привидения раздался дружный жеребячий топот, заменяющий в Эквестрии аплодисменты. И восторженные крики.

  – Щас начнем, – Филипп поднялся с табуретки.

Словно подслушав, в комнату ворвался Гранд Дрейп.

 – Подъем, обезьяны! Или вы собрались отдыхать вечно?

Я скривился. Мой напарник словно не заметил оскорбления, откинул кулису и выглянул на сцену.

 – Еще полторы минуты, шеф. Шестая сцена.

Помощник режиссера пнул декорацию.

 – Знаю я вас, ленивых копуш! Если на вас не прикрикнешь, вы затянете антракт на час, не меньше!

 – Мы уже готовы, – процедил я сквозь зубы.

 – Спасибо, Лайт Шэдоу! – раздалось со сцены. – Ну а вам, мистер, счастливо оставаться в подземелье самому! Здесь у вас будет достаточно времени, чтобы придумать, что сказать страже!

Зашуршал занавес. Актеры во главе с Мак-Снаффлом потянулись со сцены. Мы с Филиппом, поднатужившись, ухватили полуразрушенную лестницу – хоть и фанерную, но все равно тяжелую – и поволокли в карман.

 – Как он меня бесит, – пробормотал я негромко, чтобы не услышал Гранд, метающийся по сцене и подгонявший актеров.

 – Пфф! Это театр, чувак, здесь все слегка с прибабахом. Будь проще!

 – Ну-ну. Марк Пайнта и Роба он так не шпыняет. Серьезно, его проблема – в том, что мы люди.

 – Ой, ты гонишь, чувак. Он просто по жизни долбанутый, вот и все.

Мы доволокли декорацию, поддели и ухватили за ручки другую – стол с картонными блюдами – и торопливо потащили на сцену.

 – И все-таки, – прошептал я еще тише. – Если он еще раз назовет меня обезьяной – я не выдержу и дам ему в ухо.

 – Э, кореш, вот это ты зря. Если терять берега – нас выпнут обратно в лагерь в два счета!

 – Знаю, знаю, – я прервался, когда Гранд сунулся ближе и принялся криками пояснять, как и куда нужно установить стол. Не то, чтобы мы и так этого не знали – пьеса репетировалась и игралась не первый раз – но земнопони, видимо, искренне верил, что за три часа мы способны напрочь забыть мизансцену.

Наконец, возня закончилась. Кулисы задернулись, и мы плюхнулись на скамейки, переводя дух.

 – Хороша же дружбо, мать ее, магия. Боже, как ты терпишь этого ублюдка?

 – Эй, братан, я просто не загоняюсь. Да вон, Уинни и Агат – нормальные ребята, ну то есть, нормальные пони. И у них все четко с дружбомагией и типа всем прочим. Не парься так.

 – Да я в курсе. Я за это время и сам свел знакомство с парой-тройкой замечательных местных… Кстати, Фил!

 – Ауч?

 – Если я на завтра опять попрошу отгул, поработаешь в одну харю? Потом сочтемся.

 – Э, да не вопрос, чувак, но только наш приятель что на это скажет? Он уже орал на тебя за то, что ты отпрашивался три раза подряд.

Я пожал плечами.

 – Ладно, за спрос не бьют в нос.

На самом деле, у Гранд Дрейпа были ощутимые шансы именно туда и получить – с его-то манерой разговаривать. Если с актерами он еще старался худо-бедно сдерживаться, а Филиппа слегка защищал статус помощника сценариста, то мне влетало втройне. За неопытность, за человеческое происхождение, и за трех остальных рабочих сцены заодно.

Мда. Вспомнишь г…но, вот и оно.

 – Кхе-кхе. Гранд, могу я спросить?

 – Что? – серый земнопони крутнулся на месте, как ужаленный. – В чем дело, Евгений? В очередной раз хочешь улизнуть от работы?

 – Эээ… Ну да, Гранд. Я хотел бы уйти завтра после первого спектакля. Филипп готов меня подменить…

 – Дискорда с два, ленивая обезьяна! Завтра – аншлаг, нам предстоит тяжелая работа! Я хочу, чтобы твоя плоская рожа была здесь за полчаса до начала дня и до конца выступлений, ясно? Я не собираюсь заставлять зрителей любоваться на занавес, потому что рабочие разбежались праздновать! За те деньги, что вам за это платят, труппа вправе рассчитывать, что вы будете заниматься хоть чем-то полезным!

Спокойно, Женек. Спокойно. Разговоры с мудаками – твое профессиональное. И не с такими договаривались.

 – Я же не прошу, чтобы мне за это платили…

 – Еще бы тебе хватило наглости! Никаких отгулов!

Он развернулся и с дробным стуком умчался к гримеркам, где в очередной раз сцепились, пока еще словесно, примадонна Стейдж Шайн и комик Лацци.

Филипп похлопал меня по плечу.

 – А, братан, остался последний спектакль на сегодня, и можно будет забыть про эту рожу еще на сутки. Кстати, а куда ты все время и правда сваливаешь?

 – А, – я отмахнулся, – можно сказать, мелкий побочный заработок.

 – Гы-гы. Чесальщиком пони подрабатываешь, типа?

 – Э… не совсем. Ладно, пойду помогу Гобо с софитами, пока он не пожаловался на нас серому мудиле, – торопливо перевел я разговор.

Даже не знаю, почему я предпочел отмолчаться. То ли из суеверной боязни спугнуть удачу, то ли из земной привычки не выдавать хорошую идею. Разумеется, вряд ли бы Филипп захотел и сумел повторить нашу работу – мне очень повезло, что нашлись пони, готовые взяться за исследования, и нашлась Альятара, готовая помочь свести их вместе. Но рефлекс все же сработал.

 – Ладно, мне меньше напрягаться, – пожал плечами Филипп. – Кстати, приятель, не хочешь слегка расслабиться после работы? Завалились бы в паб, взяли по кружечке…

 – Не, извини. Сегодня и завтра реально некогда.

 – Жаль. Ну тогда как-нибудь на неделе?

 – Можно, пожалуй.

Сегодня на Ферьер-Хилл было многопонно, несмотря на позднее время. Из каждого второго закоулка доносилась музыка, бродили по улицам пони в оскаленных, клыкастых, мертвенно-бледных, угольно-черных масках. Многие, особенно жеребята, облачились в целые маскарадные костюмы, от заек и львов до пиратов, рыцарей и космонавтов. Между домами протянулись сияющие гирлянды с фонариками в виде крохотных черепов. То и дело мой взгляд натыкался на ярко раскрашенные торговые палатки и аттракционы на площадях.

Нет, я помнил слова Альятары о празднике. Да и сегодняшний репертуар театра был выбран явно с его учетом. Но не ожидал, что карнавал примет такой размах.

На этом фоне даже моя человеческая внешность в глаза не бросалась. Толпа не спешила, как обычно, раздаваться в стороны перед иномирным монстром. Пару раз мне пришлось, страшно сказать, потолкаться в давке!

Наконец впереди замаячил знакомый подъезд, а за ним – и уже привычная лестничная площадка.

Альятара распахнула дверь, не спрашивая, кто за ней. Грива единорожки была замотана в махровое полотенце, копытом она удерживала кулек со сладостями.

 – Ой! Это ты?

 – А ты ожидала кого-то еще? – вообще, если подумать, единорожка могла и впрямь пригласить друзей…

Та мотнула головой.

 – Никого, кроме соседских детишек. Уже пора собирать конфеты по квартирам.

 – Конфеты?

 – Да, это старинный обычай. Потом их положено торжественно пожертвовать Найтмер Мун, чтобы она не тронула никого этой ночью… Да заходи, заходи!

Я сбросил куртку и разулся. Прошел помыть руки. Единорожка тем временем водрузила на плиту чайник и телекинезом опустила конфеты на стол.

 – Мы ждали тебя в мастерской.

 – Да, прости, пожалуйста. На сей раз вырваться не получилось.

 – Наплыв зрителей, да? – понимающе спросила пони. – Вот и Бронз с Реми тоже торопились поскорей домой. Но мы оставили тебе на двери записку! Честно!

Я протиснулся мимо нее и плюхнулся на стул у окна. По дороге прихватив из холодильника тосты и масло.

 – Ну и правильно сделали. Так поздно все равно бы мы мало что успели.

 – Кстати, – Альятара улыбнулась, – прописи в полном порядке, и стержни до сих пор работают. Даже те, что мы оставили на столе. Реми сказала, она хочет подождать еще пару дней для верности, но я даже не сомневаюсь, что у нас все удалось!

Стоило мне вгрызться в бутер, как в дверь раздался новый звонок.

 – Ну вот, – пони засмеялась. Подхватила кулек.

 – Сладость или гадость, мисс! – разноголосо завопили сразу несколько жеребячьих голосов. Помахивая крыльями, висел под потолком площадки маленький дракончик (крылья, в отличие от головы и языков огня, были настоящими), скалилась красной пастью волчья маска, еще один из жеребят натянул чешуйчатую броню и шлем с красным плюмажем…

Альятара, улыбаясь, протянула детишкам кулек со сладостями.

 – Спасибо! – прокричал переодетый драконом пегас. – О! Вы тоже наряжаетесь в честь праздника?

Я даже как-то и не нашелся, что ответить.

 – Классный костюмчик, сэр или кобыла! Вы прям как настоящий монстр! Он магический, да?

 – А можете зарычать? – робко попросила та кобылка, что вырядилась в волка.

Мы с Альятарой переглянулись. Я пожал плечами. Воздел руки вверх, и разразился самым страшным ревом, какой смог издать.

Кажется, теперь детишки сообразили, что имеют дело не с костюмом. Компания, визжа, бросилась вниз по лестнице. Впрочем, мне показалось, визг был скорее восторженным, на не испуганным.

 – В буфете остались еще несколько конфет, – с трудом сдерживая смех, сообщила Альятара. – Можем попить с ними чаю, а можем присоединиться к гуляниям и отнести к ближайшей статуе. Одну сегодня поставили в соседнем сквере!

 – Статуе?

 – Да, статуе Найтмер Мун. Ой! – она покраснела. – Ты же не знаешь, да? Это старинный обычай. Собранные сладости положено оставить перед ее изваянием, чтобы она не тронула никого из пони! Говорят, в Понивилле с Кантерлотом Луна сама порой принимает страшный облик и выступает перед горожанами, но тут, в Мэйнхэттене, довольствуются статуями.

Я покачал головой.

 – Хватит с меня пугать детишек. Альятара…

 – Ау? – пони вскинула ушки.

 – Этот праздник, Ночь Кошмаров – его когда-нибудь называли Хэллоуин? Или День Всех Святых?

Единорожка призадумалась. Рассеянно разлила чай по чашкам.

 – Хэллоуин… Хэллоуин… Нет, не слышала. Хотя… Я видела статью, где говорилось, что у людей на Земле есть похожие на наши праздники. Это один из них?

Я кивнул.

 – Ага. Только у нас обычно еще делают фонари из тыквы.

 – Из тыквы? Это как?

Я забросил себе в рот мягкую тянучку, напоминающую рахат-лукум. Заработал челюстями.

 – Ну смотри. Берешь тыкву, срезаешь верх, выскребаешь середку. Вот тут и тут, – я нарисовал пальцем в лужице чая кружок, – вырезаешь глаза и зубы. Потом ставишь вовнутрь свечку, поджигаешь…

 – Поняла. Это как наши фонарики-кошмарики, да?

 – Почти так же. Только их обычно не вешают, а ставят на подоконник.

Глаза Альятары сверкнули азартом.

 – Слушай! Лавка зеленщика через квартал работает допоздна. Уверена, у них есть тыквы!

Я засмеялся.

 – Предлагаешь прогуляться?

 – А почему бы и нет?

Я хмыкнул.

 – А пошли! Тогда уж и конфеты захватим.

Шумная толпа подхватила нас и затянула в поток почти сразу. Нас едва не растащило в разные стороны, и когда мы с Альятарой выбрались из столпотворения, то оказались очень далеко от намеченной лавки зеленщика, зато вплотную к рекомой статуе. Изображавшей единорога со зловеще раскинутыми крыльями (аликорна, поправил я себя!). То и дело к статуе рысцой подлетала очередная группа детишек и оставляла на газоне очередную горсть конфет.

 – А куда они денутся после праздника? – спросил я. Имея в виду конфеты, не жеребят.

 – Городские служащие соберут и отдадут в сиротские приюты, – отдуваясь, сообщила Альятара. – Так! Мы собирались в лавку? Если да, то она не в той стороне!

К нашему счастью, в сквере напротив стихийно организовалась какая-то движуха – то ли по бросанию мячиков на меткость, то ли по ловле яблок из бочки. Пони ломанулись туда, и проход немного расчистился. Наученные горьким опытом, мы старались держаться друг за друга (пусть в нашем случае это было сложно по анатомическим причинам – у Альятары получалось разве что схватить меня зубами за рубашку, у меня – вцепиться ей в гриву). И в итоге оба растрепанные и ржущие аки кони (в одном случае это была практически не метафора!), ввалились в лавку, умудрившись не только не потерять друг друга, но и не оттоптав друг другу ноги. Эпичная победа, по мне.

Старик-зеленщик отреагировал на наше появление с олимпийским спокойствием. Возможно, в такую ночь, как эта, его не удивило бы даже появление в лавке инопланетянина. С пони под руку. Которые сдавленным от смеха голосом потребовали бы от него немедленно продать им тыкву… Подождите, вот черт… Короче, тыкву нам продали без вопросов, какого Дискорда она нам понадобилась в час ночи.

 – А почему тыква? – поинтересовалась Альятара, уже когда мы поднимались по лестнице с тыквой в обнимку.

 – О, это старинная легенда.

 – Расскажешь? Ну пожалуйста!

  – Да не вопрос. Только давай разберемся с тыквой.

Возня с тыквой заняла больше времени, чем ожидалось. Овощ был весьма крупных размеров, и даже вдвоем, толкая друг друга под руку, мы выскребали мякоть и вырезали страшную физиономию минут двадцать. Затем возникла проблема с отсутствием свечей. Альятара перерыла свои пожитки и обнаружила свечи и спички в самом дальнем углу. Тут же оказалось, что верхушка свечи упирается в верхнюю часть тыквы. В итоге свечу пришлось разрезать пополам и прихватить для устойчивости воском к железной мисочке.

 – Внимание! – я чиркнул спичкой. Альятара заблаговременно выключила электричество.

Комната озарилась красным свечением. Свет свечи отражался от внутренних стенок, принимая алый оттенок, и казалось, что зубастая рожица действительно смотрит на нас оранжево-красными глазами. И скалится огненной пастью.

Альятара принюхалась.

 – М-м-м… Слушай, я точно знаю, что после праздника мы сделаем с этой тыквой!

 – Что?

 – Тыквенный пирог, – единорожка облизнулась.

Я засмеялся, теперь и сам чувствуя, как плывет по квартире сладкий вкусный запах запеченной мякоти.

 – Так что за история? – мы плюхнулись на диван.

 – Ну, в общем. Жил на свете давным-давно один фермер по имени Джек. Был он отъявленным хитрецом, жуликом и пройдохой…

… И вот Джек спустился ко вратам ада и начал стучаться в них. Но едва завидев его на пороге, дьявол прокричал: «Прочь! Довольно того, что ты один раз провел меня, не желаю тебя здесь видеть!»

«Но куда же мне деваться?» – спросил Джек. – «Здесь так темно, что и с головой на плечах, того и гляди, собьешься с дороги! Дай мне хоть чуть-чуть свету, чтобы найти дорогу обратно на землю!»

Тогда дьявол выхватил из углей под одним из котлов, где жарились грешники, уголек и бросил его в тыкву. После чего протянул ее Джеку со словами: «Держи, и убирайся прочь немедля!»

Джек учтиво поблагодарил его, водрузил тыкву взамен отрубленной головы на плечи, и побрел назад. С тех самых пор, выгнанный и из рая, и из ада, он скитается по ночным дорогам и ищет свою голову.

Альятара посмотрела на улыбающуюся нам с подоконника тыкву.

 – Дьявол, я так поняла – это злой дух вроде Дискорда? Ну пока тот не исправился?

Я пожал плечами.

 – Ну что-то вроде.

 – Все равно не очень понятно, при чем здесь именно тыква, – проговорила она. – Впрочем… Я помню бабушкины рассказы, как она в деревне со сверстниками вырезала фонарики-кошмарики из турнепса. Это было почти то же самое, только размером поменьше.

 – В деревне?

 – Ну да. Это в паре дней пути, ближе к Кантерлоту. Папа потом перебрался оттуда в пригород Мэйнхэттена, они до сих пор живут там.

 – Ты никогда не рассказывала про семью.

 – И ты про свою тоже… Ой. Прости, – с виноватым выражением мордочки Альятара положила копытце мне на ладонь.

 – Все нормально, – проговорил я, буравя взглядом стену. – Все нормально. Все равно с этой мыслью надо свыкнуться.

Мы помолчали. Тихо потрескивала свеча на подоконнике.

 – А эти тыквы – вы зажигаете их, чтобы отогнать этого дьявола? Вместо Найтмер Мун? – чуть преувеличенно любопытным тоном спросила единорожка.

Впрочем, я был ей за это благодарен. Мне самому надо было отвлечься.

 – Ну как-то так. У одного из народов Земли был праздник – Самайн – в честь зимнего солнцестояния. Они считали, что в этот день усопшие возвращаются на землю, чтобы посмотреть на своих близких. А чтобы никакой злой дух не проскользнул вслед за ними, они зажигали эти фонари, чтобы отпугнуть их. Хотя я могу что-то перепутать, никогда не интересовался в подробностях… Слушай!

 – Ау?

 – А расскажи что-нибудь из ваших страшных историй. Хочу сравнить, сильно ли они похожи на земные.

Альятара улыбнулась.

 – Как кстати!

Она спрыгнула с дивана, простучала копытами к шкафу. Извлекла телекинезом тонкую книжку в бумажной обложке, тряхнула, разжигая, светлячковую лампу.

 – Я купила ее на развале пару дней назад. Как раз в преддверии Ночи Кошмаров.

Я с любопытством посмотрел на рисунок на обложке – земной пони испуганно оборачивается, а из темноты за его плечами проступает темная тень с горящими глазами. Надпись на обложке гласила: «Биттер Бирч. Крипплед Хуф и другие истории».

 – Садись поближе, так мы сможем читать оба! – Альятара забралась обратно, улеглась наискосок дивана, упираясь плечом мне в бедро. Оперла книгу на мою коленку.

Зашуршали страницы.

«Мне стоило бы насторожиться, уже когда я увидел в объявлении подозрительно низкую цену. Но в тот день я лишь обрадовался. Дом, рассудил я, наверняка ветхий и с протекающей крышей, поэтому хозяева и сдают комнату за такую смешную горстку битов…

… И тогда я бросился бежать так быстро, как не бегал никогда в жизни. Бежать подальше от этой деревни, от этого проклятого дома. Я бежал, пока в груди не запылал огонь, пока ноги не начали подкашиваться – а потом бежал после этого. Бежал, пока, задыхаясь, не ворвался на станцию и не приобрел торопливо билет на поезд в самую дальнюю часть Эквестрии.

С тех пор прошло больше полугода. Я даже не решился посылать за своими скромными пожитками. Я нашел в Лас-Пегасе новое жилье и работу, и эта история осталась бы для меня ночным кошмаром…

Если бы не одна мысль, что не дает мне покоя днем и ночью.

Старик сказал, что тварь Грогара настигнет меня, если я попытаюсь оставить деревню. И он сказал, что она вернется в спячку, снова насытившись.

Он не сказал, что, получив жертву, Крипплед Хуф позволит мне уехать.

Куда девалась моя прежняя нелюдимость? Я стал завсегдатаем вечеринок и душой компании. Дни и ночи я провожу на оживленных улицах, и то и дело засиживаюсь в кафе и напрашиваюсь к знакомым в гости с ночевкой. Лишь бы ни на минуту не оставаться в одиночестве.

А когда все-таки вынужден – закрываю двери на все замки, запираю на окнах ставни и задергиваю самые прочные шторы.

А потом до утра не могу заснуть, прислушиваясь к ночным шумам.

Каждую минуту ожидая, что услышу за окном знакомый скрежет.

А отдернув штору – увижу прижавшуюся к стеклу лишенную кожи морду Крипплед Хуф.»

Книжка с шорохом закрылась, Альятара закончила чтение. Поежилась.

 – Б-р-р, – пробормотала она.

 – Жутковатая история, – совершенно искренне признался я. – Хотя у нас я читал что-то подобное. Чаще смотрел фильмы, конечно.

 – Показывать такое в кинотеатре? Но в чем смысл? Пугаться в большой толпе… как-то не очень пугающе. – недоуменно спросила пони.

Я засмеялся.

 – У нас есть маленькие кинотеатры. С ваше радио размером. Такой можно поставить у себя дома и пугаться на здоровье.

 – Тогда понятно, – кивнула Альятара. Задумалась.

 – Вот чего я не понимаю в этих страшилках, – сообщила она. – Если главный герой знал, что старик скармливает постояльцев чудовищу Грогара – почему он не пошел к страже? Даже если бы стражники не справились с монстром сами – они могли бы вызвать принцессу Селестию, а уж против нее куда тягаться какому-то чудищу?

Я пожал плечами.

 – Условности жанра, наверно, – и замер. От пришедшей в голову мысли.

 – Евгений?

Я посмотрел на единорожку.

До меня вдруг дошло.

Я сейчас в самой натуральной волшебной стране, и вплотную ко мне лежит живая настоящая лошадка-волшебница.

Здесь управляют колдовством рассветом, погодой и закатом. И почему бы здесь не …

 – Так, подожди… Ты что, хочешь сказать, что вот эта история – реальна? Такие существа могут у вас водиться на самом деле?

Альятара вскинула на меня глаза.

 – Ну… Грогар-то точно существовал на самом деле. Только давным-давно, больше тысячи лет назад. И он и впрямь сотворил множество чудовищ. Мог ли кто-то дожить до нашего времени… – она хмыкнула. – Точно не в Мэйнхэттене, и совершенно точно, принцесса приструнила бы любого монстра, что сюда сунулся!

 – Успокаивающе звучит, – я выдавил из себя улыбку. На самом деле – не очень…

Свеча зашипела, огонь в тыкве заметался и погас.

За окном взвыл ветер.

Что-то настойчиво заскреблось в окно кухни.

 – Ой, – ошеломленно проговорила Альятара.

Я сглотнул.

Неожиданно обнаружив, что мы с ней очень тесно прижимаемся друг к другу.

Настолько тесно, что я чувствую быстрое биение ее сердца.

 – Это… это же ветер, да? – пробормотала пони. – Просто ветер?

Скрежет повторился.

 – Просто ветер, – выговорил я. Изо всех сил пытаясь не лязгать зубами.

Мы посмотрели друг на друга.

 – Наверное… наверное, надо пойти проверить, – неуверенно произнесла пони.

Я кивнул. Поднялся.

 – Э… А ты точно…

 – Да все нормально, – с фальшивой уверенностью в голосе ответил я. – Пойду это… прикрою окошко поплотнее.

Невольно ища глазами ту самую швабру, которой мне чуть не съездили в первый день нашего знакомства. И подавляя желание ей вооружиться.

Судя по взгляду Альятары, она подумала о том же самом.

Шаг в коридор. Шаг на кухню. Если что, в ящике стола есть хороший острый ножик…

Снова скрежет. Сильнее и громче.

Мне кажется? Или за стеклом маячит что-то искривленное, бесформенное и темное?

Набрав в грудь воздуха, я решительно распахнул створки.

И едва не заржал в голос.

Глядя на надломленную ветром ветку с облетевшими листьями, упершуюся в стекло.

 – Евгений?

 – Я тут! И я его поймал!

 – Кого поймал?

 – Монстра!

Зацокали копыта.

Альятара уставилась на ветку в моих руках.

Секунду спустя мы заржали в голос. Абсолютно синхронно.

И хохотали до тех пор, пока не сползли на пол в обнимку.

 – Крипплед Хуф, – всхлипывая, простонала Альятара. – Чудовище Грогара! Ночь Кошмаров!

 – Монстры и чудища! – подхватил я. – Страшные истории!

Единорожка утерла глаза копытом.

 – Селестия, я же теперь буду мучаться кошмарами! Надеюсь, Принцесса Луна не слишком занята этой ночью!

 – Будешь кричать во сне – разбужу, – пообещал я.

 – Ну тогда ладно, – улыбнулась единорожка.

Поднялась, скрылась в комнате. Появилась снова, на ходу доставая из тыквы прогоревшую до огарка свечу.

 – Вроде воск сильно не растекся, – сказала она, заглядывая внутрь.

 – Давай оставим в холодильнике как есть, а завтра срежем мякоть, – предложил я.

 – Давай.

Альятара глянула на часы.

 – Четвертый час! Слушай, ты как хочешь, а я и правда спать.

 – Давай, – согласился я. Стянул штаны и рубашку, расстилая постель на своей кушетке.

 – Евгений?

 – Да?

 – Ночь Кошмаров вышла отличной, правда?

 – Ага. Спокойной ночи.

 – Спокойной.

Кто там, за дверью?

Я уставилась на сине-зеленую лакированную палочку.

 – Ой.

На тыльную сторону стиломеха был серебрянкой нанесен рисунок. Несколько стилизованных снежинок, звездочка и глаз.

 – Это… это моя кьютимарка?

 – Ага, – кивнул Йев’ени с самодовольным видом.

На самом деле рисунок был выполнен довольно неряшливо, линии неровные, краска легла не слишком хорошо, да и под лаком виднелись пылинки и неровности. Но уж заявлять такое вслух я не собиралась!

 – Здорово! Спасибо большое.

 – Да ничего не здорово, – человек помотал головой. – Я же вижу, что качество, кхм, хромает на обе ноги. Я уже года два этим не занимался, руки отвыкли. Это так, proof of concept, как говорится.

Я телекинезом стащила со стиломеха латунный колпачок. Провела несколько линий, поставила роспись.

Шарик скользил по бумаге не хуже гусиного пера. Ну, приходилось чуть усиливать нажим, чтобы добиться четкой линии, но не принципиально. Я покрутила стиломех туда и сюда, перевернула, потрясла. Затем прижала к листу и подождала. Устройство писало как ни в чем не бывало и даже не думало оставлять кляксу. Я потерла линию копытом – и не смогла размазать чернила.

 – Получилось! У нас получилось! – я повисла на шее сначала у Йев’ени, затем у Реми. Бронз, хохотнув, стукнул копытом по кулаку человека.

 – А то! – Йев’ени выглядел довольным, словно параспрайт перед большой горой яблок. Да и все мы расплывались в улыбках.

 – Я подумал, – проговорил он, – что за стиломехи под цвет и с кьютимаркой владельца можно брать дополнительные деньги. Сделать две линейки – одну простую, ошкурить и отлакировать, а вторую – окрашивать, наносить метку и, может быть, даже имя.

Бронз цокнул языком.

 – Хорошая идея.

 – Это для начала, – увлеченно продолжал Йев’ени. – А там добавить какие-нибудь коллекционные изделия, из палисандра, черного дерева, что у вас тут еще можно достать? – он усмехнулся. – Может даже, задарить одну штучку вашей правительнице.

 – Ну пока это дележка яблок с яблочного саженца, – охладила его пыл Реми. – За такое качество много не заплатят.

Тот поморщился.

 – Ясен перец. Я наскоро ошкурил и залакировал кисточкой. Продажные образцы будем делать как положено, со шлифовкой и окуная.

Бронз почесал в затылке. Земнопони задумчиво наблюдал за испытаниями стиломеха, сидя на табуретке и одним глазом косясь в какие-то свои записи.

 – И это наводит меня на мысль, – проговорил он. – Сколько мы собираемся брать за эти штуки? Если они будут сильно дороже перьев, идея не выгорит.

Йев’ени энергично закивал.

 – Нам нужен бизнес-план. Ценообразование и прочая хуфня. Во сколько нам обойдется производство одного стиломеха?

 – Хм-хм-хм, – Бронз склонился над заметками.

 – Я пытался подсчитать, – задумчиво проговорил он. – Основная статья расходов – выточка узлов. Допуски очень малы, видит Селестия, процент брака будет огромным. Плюс материалы, плюс расход на прокат шариков… Плюс расход на жалованье рабочим… Хотя я подгоню вам своего племянника, у парня копыта растут откуда положено.

 – Без разницы. Мы же не будем ему платить полцены, только потому что он твой родственник. К тому же, исходить надо из зарплат по рынку, если мы планируем в будущем расширять дело.

Бронз кивнул.

 – В общем. Если бы это была полностью моя деталь, со всей сборкой – я бы оценил себестоимость стержня и наконечника как восемнадцать бит.

Йев’ени обернулся к облокотившейся на верстак Реми.

 – Реактивы и работа по их изготовлению?

Реми призадумалась.

 – Я так подробно не считала… Ну, давайте возьмем по два бита за химикалии и еще бит за работу мастерового…

Бронз покачал головой.

 – Тогда давайте уж брать месячный расход. Чтобы посчитать жалованье полностью и сравнить с выплатой по займу.

Я подалась вперед.

 – А зачем нам вообще считать жалованье? Мы что, будем его платить сами себе?

Йев’ени усмехнулся, но тут же принял серьезный вид.

 – Да нет, Старгейз, Бронз говорит дело. Нам надо заложить в цену все расходы, не привязываясь к человеку… ну то есть к пони. Ну, условно, чтобы если мы откроем новую мастерскую – не пересчитывать цену по новой. Потом мы, если что, просто вычтем собственную работу из расходов на изделие и учтем в дележке прибылей.

 – Тогда, – вернул к себе внимание Бронз, – давайте возьмем себестоимость исключительно по материалам и амортизации. Если считать так, то это примерно десять золотых бит за стержень.

 – Плюс два бита за реактивы, плюс условно два за дерево, лак и краску, – подхватил Йев’ени. – Итого… итого условно четырнадцать бит штука. Ну давайте накинем до шестнадцати за работу станка. И прочие расходники. Это себестоимость по материальным расходам, – с довольным видом он сделал отметку в блокноте свежеизготовленным стиломехом.

 – Теперь жалованье, – проговорил Бронз. – Нам нужен рабочий на прокат трубок и выточку узлов, на шлифовку, прокат и закалку шариков. Хотя… Шарики я, пожалуй, возьму на себя, все равно линия в последнее время простаивает, так что обойдемся одним пони.

 – Да я все равно слабо себе представляю, как мы будем звукоизолировать шлифовочную машинку, – кивнул Йев’ени.

 – Итого один пони-рабочий плюс один химик на изготовление чернил.

 – Ну, теперь-то полноценный химик не особо нужен, с готовой рецептурой справится и рабочий, – поправила его Реми.

 – Ладно. И один пони на заправку, сборку и обжимку, один – на выточку, сборку и лакировку корпуса. Еще пони на покраску, если мы и впрямь хотим реализовать эту идею с именными стиломехами.

 – Ну это уже перебор, – Йев’ени помотал головой. – Пока у нас не конвейерный метод – с покраской справится тот же пони, что и с готовой сборкой.

 – Ну, пусть так. В месяц мы сделаем… Если занизить для верности, штук тысячу. Это шестнадцать тысяч.

 – И четверо рабочих… Это еще, если без излишеств, шесть тысяч бит.

 – Плюс аренда, это еще шестнадцать тысяч.

 – Плюс выплата продавцу, еще тысяча.

Мы склонились над уже исчерканным стиломехом Йев’ени блокнотом.

 – Ничего не забыли?

 – Еще налоги, – заметил Бронз. – Но тут надо понимать, какой будет оборот всего предприятия.

Йев’ени провел черту.

 – Итого общий расход тридцать девять тысяч плюс тысячу двести выплата по кредиту. А, еще тысячу за патент, хотя тут расход разовый. Ну, округлим, чтобы учесть непредвиденные расходы. Сорок два.

Мы переглянулись.

 – Сорок два бита за штуку – чистая себестоимость, – пробормотал Йев’ени. – Это только расход. Сколько мы хотим поиметь в месяц с этого?

Шерсть на лбу Бронза зашевелилась.

 – Я получаю со своей мастерской достаточно, и мне интересно само дело, – проговорил он. – Но и совсем уж работать ради идеалов Дружбы…

Реми пожала плечами.

 – Мне бы хотелось иметь не меньше трех в месяц. В противном случае не вижу повода уходить из редакции. Но я готова потерпеть с годик, пока дело не взлетит, и обойтись двумя – двумя с половиной. Но мы вроде как включили часть денег в расчет цены, с их учетом я готова обойтись и тысячью.

 – Я примерно так же! Ну, мне хватит и полутора тысяч без учета прочих расходов, остальное покрою с гонораров!

Человек обвел нас взглядом.

 – Ладно, давайте исходить из полутора тысяч на брата, – предложил он. – Пока раскручиваем дело, да к тому же работаем сами. Итого плюс шесть тысяч. Бронз, сколько нам придется заплатить за это дело налогов?

Земнопони рассмеялся.

 – Хороший вопрос, Йев’ени! Увижусь со своим счетоводом, попрошу ее рассчитать. Если на глазок, – его губы зашевелились, он помолчал.

 – Примерно тысячи четыре с половиной, учитывая налог с продаж и подоходный, и девятьсот социального. Ну в общем, тысяч шесть для верности.

Йев’ени тоже задумался.

 – Налог с продаж – это который с цены за ручку?

 – Ну да. Но ты не ломай так голову, все равно королевские откупщики будут пересчитывать по-своему. Заложим в цену примерный размер и успокоимся.

 – И это дает нам… это дает нам…

 – Пятьдесят шесть бит за стиломех, – на сей раз Реми подсчитала первой.

Мы снова переглянулись.

 – Что скажешь, Старгейз? – осторожно поинтересовался человек. – Будут пони платить такую цену?

Я призадумалась. Обвела взглядом мастерскую Бронза, лежавшие на верстаке инструменты, аккуратно составленные в угол деревянные брусочки, запертый шкаф с химикатами. Уставилась на мерцание светлячков в лампе, словно ища ответ.

 – Ну… – наконец выдавила я. – Если так подумать… Лучшее пегасье перо стоит таких денег или чуть поменьше. Но именно самое лучшее, из тех, которыми пишут придворные каллиграфы с секретарями.

 – Эта штука, может, и удобнее, но к ней надо еще привыкнуть, – согласилась Реми. – А обычное перо или карандаш дешевле на много порядков!

 – С другой стороны! Сколько будет писать стиломех, пока не кончатся чернила?

Йев’ени сделался очень задумчивым.

 – Э-э-э… Четверть мили? Если в сутках, то это… Ну где-то недели три-четыре? Зависит от того, сколько им писать, очевидно.

 – Если взять страниц десять в день – недели две, пожалуй, – уточнила Реми.

 – Ну так а пегасье перо надо менять раз в день, если не очень много пишешь! А сколько стоит запасной стержень к стиломеху?

Бронз и Йев’ени переглянулись.

 – Я вижу, к чему ты клонишь. Двенадцать бит по себестоимости, плюс жалованье рабочих… Ну, где-то бит семнадцать – восемнадцать, примерно, ну двадцать с учетом прибылей.

 – А ведь мы можем заливать в них чернила и отдавать покупателям обратно, тогда они будут еще дешевле!

 – Если по стоимости реактивов, предполагая, что аренду и прочее мы отбили с ручек, тогда вообще пяток бит за штуку, – пробормотал устало Йев’ени. – Старгейз, ты учти, больше трех-четырех таких перезарядок стержень не переживет.

 – Самое скверное гусиное перо – это двадцать центов за штуку! – возразила я. – За полгода-год стиломех, с учетом денег за чернила, себя окупит с запасом! А если говорить о тех, кому нужны хорошие перья – так они и вовсе окупятся за пару месяцев!

Йев’ени очень странно на меня посмотрел. Встал, подошел к дверному косяку и прижался к нему лбом.

Издал какой-то странный звук – не то мычанье, не то кашлянье.

 – Йев’ени? С тобой все в порядке? – встревожилась я.

 – Ну как тебе сказать, – каким-то сдавленным голосом пробормотал он. – Помнишь, ты мне показывала, как принцесса поднимает солнце, в первый раз?

 – Э??? – я честно попыталась сообразить, при чем здесь это.

 – Вот у меня сейчас похожее чувство. Я точно в инопланетном мире. И не потому, что у тебя рог и копыта.

 А потому что ты сейчас мне рассказываешь, что шариковая ручка – это изделие, покупка которого окупится за полгода. На моей Земле проще купить новую, чем вспоминать, куда делась старая.

Он отлепился от косяка. Только сейчас я сообразила, что человек сдерживает истерический хохот.

 – Эй-эй, – я поднялась на задние ноги и похлопала его по плечу. – Все в порядке, мы понимаем.

 – Спасибо, – он улыбнулся. – Ладно, давайте дальше к делу.

Он обвел пони взглядом. Бронз хмуро сверлил взглядом блокнот. Реми выглядела слегка растерянно. Мне все еще не хотелось признавать, что в нашей идее есть недочеты. Тем более, когда готовый стиломех лежал на столе перед нами!

 – Ну что? – спросил Йев’ени, покидая косяк и усаживаясь на край верстака. – Есть идеи, как оптимизировать расходы?

Я подскочила.

 – Слушай!

 – Старгейз?

 – А что, если применить магию? Есть же заклинания, которые позволяют превращать один предмет в другой! Нанять единорога, который ими владеет, пусть даже не для создания всего стиломеха, а только самых сложных деталей?! Так же, наверно, будет быстрей, чем все делать вкопытную? Тут ведь и превращать-то надо металл в металл, без всяких преобразований веса или структуры…

Бронз очень тяжело вздохнул.

 – Старгейз. Ты хоть имеешь представление о том, сколько стоят услуги мага-трансфигуратора?

 – Ну…

 – Средний – именно средний – трансфигуратор получает в месяц столько, сколько я со своей мастерской не зарабатываю за полгода. Это средний. Потому что нанять хорошего – вообще невозможно. Их по всей Эквестрии можно пересчитать по копытам пары пони, и их контракты обычно выкупаются крупнейшими картелями и фабриками еще на старших курсах КШЕ.

Он перевел дух.

 – Поискать-то, конечно, можно. Но цену это не снизит, а поднимет. Раз так в пять.

Я печально опустила уши. Чувствуя неловкость – мне, единорогу, объясняет такие нюансы земной пони!

 – Еще идеи? – спросил Йев’ени, снова обводя взглядом нашу компанию. Мне хотелось что-нибудь придумать, но в голову больше ничего не лезло. Бронз и Реми переглядывались с задумчивым выражением морд.

 – Высказываемся, пони! – подбодрила я народ вместо этого. – Это называется «мозговая атака» – когда идеи не приходят в голову, надо начинать с самых безумных! Не стесняйтесь!

Реми фыркнула.

 – Самых безумных, говоришь? Ну что ж, давайте отправимся в Кантерлот и установим рекламное полотнище напротив дворца принцессы. Тогда на наш товар точно обратят внимание и начнут покупать.

Бронз сдавленно хрюкнул.

 – Рекламный стенд на Кантерлот-авеню, да еще перед дворцом? Ну, лет через сто мы даже отобьем стоимость…

 – Т-с-с! Йев’ени, может, что-нибудь из человеческих придумок?

Тот тряхнул головой.

 – Да я и так вспомнил все, что знал. Ну, разве отбиваться эффектом масштаба, как выйдем на большие объемы, а до того – урезать расходы на собственные дивиденды. Но это, сама понимаешь. Одно большое «если».

 – Тогда, может… – я замерла.

Обернулась к Реми.

 – А слушай. Не Кантерлот, конечно, и не дворец принцессы, но я же все равно собиралась предлагать стиломехи нашим. Я думаю, уж нам-то сделают скидку на рекламу, особенно если мы опустим для них цену?

 – Реклама удорожает продукт, – пробормотал Йев’ени. – Хотя ты права, без нее никуда. А мы и так еле-еле влезаем в маржинальность. Ладно, на первых порах, пока запускаем – придется потратиться, а там, глядишь, отобьемся за счет известности…

Он спрыгнул с верстака.

 – Ну что? Еще мысли?

Но на сей раз, кажется, запас безумных мыслей подошел к концу. Хотя…

 – А еще я могу сделать наброски в графике, и мы выставим их в магазине! Уверена, пони заинтересуются, особенно если написать, что они выполнены новым инструментом!

Бронз вскинул копыто.

 – И будешь объяснять налоговым сборщикам, почему в канцелярской лавке продаются картины. Хотя можно заявить дополнительный вид товаров, пошлины там небольшие…

Я улыбнулась.

 – Я столько мечтала о собственной лавке с картинами! Если к нам пойдут пони, мне не придется отдавать процент картинной галерее!

Человек усмехнулся.

 – Не исключаю, у твоих картин будет больший успех, чем у моих стиломехов. Придется все бросить и самим переквалифицироваться в галерею.

Я слегка пихнула его плечом.

 – Ты меня захвалишь!

 – Есть за что! – Йев’ени шутливо вернул толчок.

Бронз постучал копытом по верстаку.

 – Ладно, всепони и вселюди. В принципе, план дела понятен, предлагаю расходиться по домам. А с утра – с документами и всей компанией встречаемся в мэрии. Идет?

 – Заметано, – согласился Йев’ени.

От дверей старинного двухэтажного здания тянулась очередь пони. Не слишком длинная – на полдороги до входа в сквер – но быстро освободиться у нас вряд ли бы вышло! Далеко над крышами поднимался, сверкая, Кристаллер Билдинг. Позолота на статуе горела огнем.

Центральный купол венчала статуя вскинувшегося на дыбы земного пони. Над двумя островерхими башенками слева и справа развевался флаг. Новый, со стилизованным раскинувшим крылья фиолетовым аликорном на фоне светил. Последний раз, когда я проходила мимо ратуши, на ней были подняты еще старые, диархические знамена. Впрочем, это было… это было… да почти полтора года назад! Селестия, как летит время!

Ой, да чего удивительного? Меня в давние времена возвращения Луны больше волновали школьные оценки и зачисление в художественную академию. Но кое-что из этой истории я помнила. Когда была объявлена Диархия, чтобы через несколько лет превратиться в Триархию, которая в свою очередь уступила место Трону Дружбы, кому-то в геральдической комиссии пришла в голову мысль, что количество звезд на флаге не менялось с самого ИНМ. А Эквестрия тем временем росла!

При перерисовке флага возник спор о том, какие городки и деревни достойны помещения на полотно, а какие – нет. Да еще так, чтобы никого не обидеть, но не превратить знамя в сплошную неразборчивую кашу! Один раз утверждение принцессой вообще проскочили два проекта сразу, так что полгода страна жила под несколькими флагами.

В общем, со всей этой суетой надо удивляться не тому, что флаг сменили. А тому, что мэрия нашла время вообще привести их к одному знаменателю!

Мы заняли место в хвосте очереди, перед мраморным портиком входа и изваяниями Смарт Куки и Мэдоубрук в нишах. Пони впереди флегматично ждали, кто-то поедал бутерброд, кто-то – перелистывал газету. Бронз и Йев’ени в очередной раз принялись перелистывать папку с деловыми документами, чтобы убедиться, что ничего не забыли при выходе.

Я украдкой зевнула. Мелькнула мысль отойти на лавочку в сквер. Но как назло, очередь двигалась достаточно медленно, чтобы утомить ожиданием – и достаточно быстро для того, чтобы не успеть вернуться.

Реми тоже скучала. Она придвинулась ближе ко мне.

 – Как думаешь, Дарлинг Принт нас не загрызет, когда мы объявим об уходе?

Я пожала плечами.

 – Да вряд ли! Характер у него, конечно, не сахар, но разносы он устраивает только по делу. А тебе-то что переживать? Ты же вроде и не под его начальством.

 – Так-то так, но хочется сохранить запасной вариант, если затея не выгорит.

 – Выше нос! – посоветовала я земной пони. – Кто же начинает дело с мыслями о поражении?

 – Осторожные пони, – пробормотала Реми.

 – Да не переживай! Хорошему химику в городе работа найдется, тем более сейчас. И вообще, больше веры в нашу удачу!

 – Я смотрю, ты загорелась проектом посильней, чем Йев’ени, – хмыкнул Бронз.

Тот улыбнулся.

 – Ну должен же кто-то нас мотивировать.

Очередь потихоньку продвигалась. Наконец мы миновали дубовые двери и очутились в вестибюль, в узком коридорчике из кованых прутьев. С небольшим окошком в решетке. У выхода из коридорчика скучали двое стражников в латах, еще один, уже без доспехов, дежурил за столиком за решеткой.

 – Предъявите удостоверение и просуньте сюда ногу, кобылка, – велел он дежурным тоном.

Я смерила его взглядом.

 – Если бы вы пропускали пони без своих глупостей – очередь была бы раза в четыре короче!

 – Уважаемая пони, таков порядок. Просуньте ногу в окошко, будьте добры, – без всякой злости приказал стражник.

Все еще негодуя, я подчинилась. Ощутила холодное прикосновение мази. Пахнущее болотом вещество зашипело, разбежалось по моему меху зелеными искрами.

 – Проходите, – стражник вернул мне документы. – С какой целью на прием?

 – Регистрация предприятия.

 – Третий зал, отсюда налево.

Бронз и Реми прошли ту же процедуру стоически. А вот при виде Йев’ени стражник явно растерялся.

 – Вы… Вы на прием?

 – Совершенно верно. Мы совместно, – Йев’ени указал на меня взглядом.

 – Так, одну минутку. Я должен вызвать начальство.

 – Со мной такую штуку уже делали, – сообщил Йев’ени. – В КУДА. Кстати, а для чего это?

Пони, видимо, его не расслышал – как раз подхватил колокольчик и громко звякнул в него.

 – Сэр, подождите немного, и пропустите вперед следующих пони, – приказал он.

Я раздраженно топнула копытом.

 – Я могу гарантировать, что Йев’ени тот, за кого себя выдает! Зачем опять ждать?

 – Пони, у нас приказ, – успокаивающе проговорил один из одоспешенных стражников. – Мы не виноваты в задержках.

Я прижала уши, но возражать не стала. В конце концов, срывать злость на ни в чем не повинных стражниках – тоже не по-понячьи.

К счастью, в этот момент появился четвертый стражник, невысокий земнопони лет пятидесяти.

 – Что тут у тебя… Ага, ясно, – он склонился к столу подчиненного.

 – Вот справочник. Вот список видов, подпадающих под общее действие. Вот «человеки», на четвертой строчке. Делай стандартную проверку и пропускай.

 – Есть, сэр!

 – Спасибо, – Йев’ени коротко поклонился. Мазь заискрилась на его руке.

 Мы двинулись по дубовому лакированному паркету через широкий вестибюль, под большими панорамными картинами на тему истории Мэйнхэттена. Репродукции, конечно, но должна признать, качественные! Ратушу украшали копии Пленэр Лист, Гиртии О’Хуфф, Си Скетча… Кто знает, может, однажды там будет висеть и копия моей работы?

 Впрочем, раздражения эта мысль не сняла.

 – Говорят, – понизила я голос, – при Селестии любой пони всегда мог записаться на прием к мэру и лично изложить свое дело. А не как сейчас, маринуясь на входе, а потом перед кучей чиновников!

 – Ну слушай, – успокаивающе проговорил Бронз. – Этих ребят тоже можно понять. Мы в состоянии войны, как-никак.

Йев’ени резко обернулся.

 – Войны?!

 – О! – одновременно с ним заговорила Реми. – Смотрите, пони, кажется, нам сюда!

К счастью для нас, на сей раз ждать не понадобилось – у самого входа виднелось свободное место. Я с облегчением плюхнулась на стул – у меня затекли ноги от стояния в очередях. Бронз и Реми оккупировали соседние сиденья, изъяв одно из-за соседнего столика, Йев’ени остался стоять.

 – Чем могу вам помочь? – глаза чиновницы чуть расширились при виде человека, но больше она своего удивления не выдала.

 – Мы хотим зарегистрировать компанию, – сообщил Йев’ени.

 – Вы?

 – Я и мои друзья. Я имею официальное разрешение на проживание от КУДА, – Йев’ени продемонстрировал бланк.

 – Что ж, это разрешается, – неуверенно произнесла палевая земная пони со свитком бумаги на боках. – Так, давайте посмотрим… Вот бланк, заполните пока заявление.

Йев’ени с тоской посмотрел на перо и чернильницу. Я пришла на помощь и выхватила перо телекинезом.

 – Диктуй! – я знала, что он уже приспособился ими пользоваться, но почерк оставался так себе, с массой помарок, и писал человек не слишком быстро.

Вообще, у нас была мысль захватить с собой стиломех. Но в последний момент мы передумали. Похвастаться новинкой перед пони еще будет время. А в государственном учреждении могли не оценить нововведение и отказаться принять заполненные не по правилам бланки.

Пони зашуршала бумагами. Долго изучала чертеж стиломеха, выполненный Бронзом, несколько раз задавала уточняющие вопросы. Затем принялась сама что-то писать.

 – Вот запрос для инспекции, – она протянула листок Йев’ени. – С ним на второй этаж, они назначат время для посещения. Вот квитанция на оплату пошлины, касса в первом зале. Патентный отдел тоже на втором. Я так поняла, про разрешение от КУДА для торговли человеческими товарами вы в курсе?

Йев'ени улыбнулся.

 – Я знаю, где их офис. Можно сказать, я там частый гость.

 – Превосходно. С разрешением от инспектора и чеком об оплате явитесь сюда, и через два дня можете забирать ваше свидетельство, – она пробежала глазами по подписанному нами бланку, удовлетворенно кивнула и убрала его куда-то в одну из лежащих на столе папок.

Мы направились к лестнице. Йев’ени прокашлялся.

 – А что вы там говорили про состояние…

 – Старгейз права, бюрократии здесь явно прибавилось, – снова перебила его наш химик. – Зачем столько беготни по кабинетам, почему нельзя все сделать за один раз?

Йев’ени усмехнулся.

 – Принцип одного окна, как у нас это называли. У вас тут еще по-божески. Все конторы, кроме КУДА, под одной крышей, не надо кататься на другой конец города за каждой бумажкой.

За окном барабанил дождь. Струи воды били по деревьям и крышам, умывали булыжники и асфальт. В небесах над городом ворчал гром. Немногочисленные пони прятались под дождевиками и зонтиками.

Пегасы устраивали такой ливнепад нечасто – обычно пару раз в год, ранней весной и поздней осенью. Чтобы очистить дороги и тротуары, сначала – после Уборки Зимы, ну а второй раз – перед новой зимой. Клаудсдейл уже раскочегаривал снеголинии своей знаменитой фабрики, готовясь укрывать Эквестрию снежным одеялом. До зимнего сезона оставалась пара недель.

 – Так, вот сюда… аккуратней… Готово! – мы взгромоздили на подоконник вторую витрину, человек вручную, я – помогала в меру сил телекинезом. Пришлось повозиться с ней, чтобы она пролезла в межоконное пространство, а потом тщательно лакируя. Да и само черное дерево витрин обошлось в немалую сумму. Но Йев’ени настоял на расходах, заметив: «Если у нас и так непроходная точка – тем важнее визуальная заметность!».

Я открыла ящик со стиломехами. Мы за два дня ударной работы с перерывами на еду и сон успели изготовить штук пятьдесят.

Впрочем, когда этой работой будет заниматься четверо пони, а не двое (Йев’ени с работой в театре присоединялся лишь под конец дня, Реми отлучалась по личным делам, и основная часть легла на нас с Бронзом) – темп вырастет! По нашим прикидкам, для окупаемости его предстояло поднять хотя бы вдвое.

Стиломехи сверкали эмалью и лаком. Штук двадцать я раскрасила «под метку», взяв за образец свою, Реми и Бронза. Станут ли пони покупать стиломехи с чужими метками, конечно, вопрос! Но они были нужны в первую очередь не для продажи, а для привлечения внимания.

Остальные светились желтизной полированного дерева. Их мы просто отшлифовали, натерли масляным воском и тоже отлакировали, залепив отверстия и погрузив в лак, а потом оставив для просушки. Потом собрали, отвинтив латунные колпачки и вставив заряженные стержни.

Со склада доносились стук молотков и визг ножовки. Это обшивали стены ватой Бронз с племянником и Реми на подхвате. Шлифовальный станок, способный оглушить адским скрежетом, несмотря на изоляцию, мы оставили в мастерской, а вот несколько небольших – для выточки корпусов, проката трубочек и еще каких-то операций – решили поставить у себя. Тем более, по словам Бронза, у него и не было свободных площадей под все наше оборудование. Так что без шумоизоляции было никуда!

 – Кхе-кхе, – Стил Джир, бежевый земнопони с бурой гривой, высунулся из-за косяка. – Прошу прощения, мистер Комаров! Дядя просит помочь с вытяжкой, там нужны третьи копыта… Ой, извините, я хотел сказать «руки».

 – Одну секунду, – Йев’ени выпрямился, утирая пот. – Старгейз, разложишь сама по витринам? Думаю, лучше выложить именные в окна, а обычные – на прилавок.

 – А я думаю, вперемешку. Пусть пони видят сразу, что мы можем предложить!

 – Ну как скажешь, ты у нас художник, – согласился человек. Нырнул в заднюю дверь.

 – И кстати, Стил! Зови меня, пожалуйста, по имени! – донеслось до меня.

 – Хорошо, мистер Комаров… Ой.

Я закончила раскладывать стиломехи. Осмотрела витрины критическим взором.

Вроде неплохо. По крайней мере, проходи я мимо – мне бы точно захотелось узнать, что здесь продается!

Поднявшись на задние ноги, я водрузила на стены (Йев’ени заблаговременно вбил крючки) свои рисунки в рамках. Это были очень простенькие наброски, несколько элементарных силуэтов на бумажных листах – еловая ветвь, снежинка, цветок… Но важнее было то, что я рисовала их совершенно новым инструментом!

Ну вот. Осталось подвести воду ко второй раковине, в лаборатории, подключить станки, установить верстак для Реми, нарисовать и установить вывеску – и лавка будет готова к работе!

В дверь постучали.

Я вздрогнула.

 – Кто там?

Мы же вроде ждали визита инспектора только завтра!

Я метнулась к двери, распахивая ее.

 – Ох! – выдохнула мышастая земнопони средних лет с зеленой гривой. – Спасибо огромное! Такой ливень, а я совершенно забыла о предупреждении пегасов! Можно у вас посидеть с полчасика, пока они не отгонят тучи?

 – На здоровье, – я оглянулась. – Прошу прощения, только мы даже чаю предложить не сможем! Видите ли, у нас небольшой ремонт…

 – О, ничего, ничего!

Пони с любопытством огляделась. Отерла копыта о половик, встряхнулась – аккуратно, чтобы не обдать меня брызгами.

 – Вы открываете новую лавку?

Я кивнула.

 – Да. У нас тут будет небольшой магазинчик по продаже…

Пони уже не слушала, глядя за мой круп.

 – Приветствую, мисс или миссис… – Йев’ени сдержанно поклонился.

 – Э… и вы здравствуйте, мистер. Прошу прощения, но кто вы?!

Йев’ени вежливо улыбнулся.

 – Возможно, вы про мой вид уже слышали. Мы называемся «люди».

Кобылка дернула ушами.

 – Я… да, слышала.

 – Мы хотим продавать кое-что из предметов человеческого обихода, – торопливо вмешалась я, пока гостья не ляпнула что-нибудь неуместное. Указала копытом на витрину.

Пони робко на нее покосилась.

 – Это… это человеческие устройства? А что они делают?

 – А вот посмотрите, – Йев’ени вырвал из блокнота листок, взял с витрины один из стиломехов. Бегло написал несколько слов.

Пони перевела взгляд на листок. Уже с интересом.

 – Оно пишет? Это какая-то разновидность карандаша?

 – Скорее, пера! Вот взгляните, здесь, внутри, миниатюрная чернильница. А в кончике – механизм по подаче чернил. И в отличие от обычного пера, пока чернила не кончатся – эту штуку не нужно ни очинивать, ни окунать в чернила! А еще чернила из нее не могут пролиться, даже если держать ее вверх тормашками! – выпалила я.

 – Любопытно, – пробормотала пони. – Вы позволите?

 – Конечно, – Йев’ени протянул ей стиломех и листок.

Пони ухватила гладкую палочку копытокинезом, вывела на бумаге несколько букв. Вернее, попыталась.

 – Чуть сильнее нажим, – подсказал ей человек. За секунду до того, как я хотела сказать то же самое – я уже приноровилась к новому устройству.

Земнопони задумчиво изучила листок с ровными синими линиями букв.

 – Хм, – пробормотала она. – И сколько стоит такая штука?

 – Всего пятьдесят шесть бит за штуку! – выпалила я с уверенностью. Которой не чувствовала.

Кобылка вновь дернула ушами.

 – О… вы знаете, обычное перо стоит, как бы, куда дешевле…

 – Зато сколько в день вы тратите гусиных перьев? А стиломех прослужит вам не один год, и все, что нужно делать – это менять чернильницу внутри! А она и вовсе стоит какие-то двадцать бит, при том, что служит в сто раз дольше! А еще старую чернильницу можно перезарядить, и это обойдется всего в пять монет! – горячо возразила я.

 – М-м-м… Ну может, может… – кобылка открыла сумку. – Что ж, я, пожалуй, купила бы у вас одну штучку. Хочу удивить друзей человеческой вещью. Вы знаете, когда вы сказали «предметы человеческого обихода», я в первый момент подумала про какое-то страшное оружие.

Мы переглянулись.

 – Специально для вас, как первому клиенту, мы сделаем скидку до пятидесяти, – предложил Йев’ени. – А за дополнительные двадцать бит – сделаем для вас именной стиломех, с вашим именем, меткой и под цвет шерсти.

 – О, вот это было бы приятно, но у меня не хватит на это денег. Впрочем, я расскажу друзьям о вашей лавке, может, кому-то это и будет интересно, – пообещала пони.

 – Превосходно! – Йев’ени снова что-то написал на листке. – Вот наш адрес, кобылка.

Он убрал в собственный кошель десяток больших пятибиток. Протянул стиломех пони.

 – О, благодарю. Что же, я, наверное, не буду вас дальше утомлять. Дождь уже закончился, так что мне пора.

Действительно, за окном уже не хлестало, а чуть накрапывало. По тротуарам еще струилась вода, но в основном – стекавшая из водостоков.

 – Спасибо за визит в «Стиломехи Старгейз»! Будем рады видеть вас снова!

 – И вам спасибо, джентлькольт, – кобылка скрылась за дверью.

Я обернулась к Йев’ени. Тряхнула гривой.

 – «Стиломехи Старгейз»? Я думала, мы еще не придумали название!

Человек хмыкнул.

 – Ну, название должно иметь ритмику и созвучность. «Стиломехи Комаро» – звучит хуже. Кстати, с первой продажей нас!

 – А ведь точно! – я весело пихнула его плечом.

Появившийся из подсобки Бронз фыркнул.

 – Вообще-то, мы не имеем права на торговлю, пока не получили официальное разрешение.

Йев’ени пожал плечами.

 – Проведем по бухгалтерии, как продажу в день открытия. Это же не криминал?

Земнопони вздохнул.

 – Главное, не проговоритесь про это перед инспектором.

Такая вот дружбомагия

Все персонажи являются вымышленными. Совпадение с любыми реальными людьми, именами, фамилиями, никнеймами и биографическими подробностями является случайным.

Я пригубил кружку прохладного напитка. Вслушался в шипение пены, ощутил на языке терпкий яблочный вкус.

 – Говорят, – заметил Филипп, откинувшись на плетеную спинку стула, – этот сидр по сравнению с тем, что с той самой фермы – ослиная моча. Не знаю, приятель, как по мне – и этот хорош.

 – Той самой фермы? – переспросил я.

Мы сидели в небольшой уличной кафешке на Мидоу-стрит, неподалеку от театра. Хозяева и завсегдатаи кафе уже привыкли к нашему обществу, и на нас косились только прохожие. До заката солнца оставалось около часа.

Ветер был прохладным, несмотря на ясную погоду. Далеко на горизонте, над самыми крышами, громоздились тучи, но к городу не приближались, хотя бриз должен был гнать их в нашу сторону. Если иметь под рукой хороший бинокль – можно было увидеть мелькающие под облаками разноцветные точки. Погодная команда Мэйнхэттена творила очередное метеорологическое колдунство, не подпуская непогоду к городу.

Еще одно напоминание о том, что ты в чужом мире.

 – «Сладкое Яблочко», – произнес Майкл, третий участник компании. Вообще обамериканившегося то ли поляка, то ли словака звали как-то иначе, но Филипп упорно именовал приятеля Майклом, а я успел забыть, как он сам представился – то ли Михал, то ли Михаэль. Так что про себя величал его Майклом. Он работал грузчиком в мэйнхэттенском порту, был плечист, черноволос и немногословен. Ограничиваясь в разговоре вот такими короткими репликами. По-моему, наша троица представляла собой всю немногочисленную человеческую диаспору Мэйнхэттена.

 – Ах да, ты же не в курсе, – хлопнул себя по лбу Филипп. – Знаменитая яблочная ферма из сериала. Эпплы по-прежнему делают на ней свой фирменный сидр, но человеку его попробовать не светит ни при каких раскладах. Даже тем, кого выпустили из лагеря. Еще хорошо, если не получишь копытом по лбу.

Майкл лишь тяжело вздохнул.

 – Так, значит, ты уходишь? – сменил тему Филипп.

Я кивнул.

 – Хватит с меня Гранд Дрейпа. А ты сам как, не думаешь сваливать?

Филипп тряхнул шевелюрой.

 – Не, чувак. Я – человек искусства. Огни софитов, аплодисменты публики – вот ради чего стоит жить. Ради своего призвания можно потерпеть одного мудака из всей труппы.

По-моему, на нашу долю доставались в основном не аплодисменты, а мозоли от декораций и окрики от помрежа. Однако я смолчал. Если Филиппу нравится такая работа – кто я такой, чтобы его отговаривать?

Я вновь отпил сидр. Покосился в окошко, на спешащих по тротуару пони.

 – Эта ферма. Она в этом, как его, Понивилле?

Оба собутыльника кивнули.

 – Эпплджек конкретно так встала на дыбы после того случая с Флаттершай, – пробормотал Филипп. – Говорят, они с Биг Маком обещали, если увидят человека на своих полях, сперва лягать, а потом разговаривать.

 – А Твайлайт? – поинтересовался Майкл.

 – А то ты не в курсе. Твайлайт умыла копыта, чувак. Как и в прошлые разы.

Я обвел собеседников взглядом.

 – Ребята. А расскажите, что там происходит, в этом лагере.

Филипп помрачнел.

 – Там – хреново, парень. Там реально хреново.

Он тоже сделал глоток.

 – Знаешь, по первости оно так не было. Все такие броняши, дружбомагия и все дела, – он мрачно ухмыльнулся. – Эх, помню, в школе нас заставляли зубрить какую-то книжку, забыл, как называлась. Короче, там кодла малолеток попадает на необитаемый остров. И сперва все такие мальчики из хороших семей, не желаете ли кокосовых орехов, мистер Джек, ах, где же мисс гувернантка, чтобы подтереть мне зад. А потом – начали чморить слабаков, чистить друг другу репу, и через месяц – были первые трупы. Вот и там – то же самое. Кто-то кого-то пихнул в очереди к умывальнику, кто-то кому-то нахамил в столовке, кто-то не поделил девчонку… Это вообще отдельная жесть. По одной девчонке на полусотню парней, это звездец, сам понимаешь.

Он прервался на еще один глоток сидра.

 – Откровенное дерьмо поперло года два назад, когда грохнули того гитариста. Господи, как же его звали… То ли Нагиса, то ли Номура… Помнишь, щекастенький такой? Или тебя позже закинуло?

Майкл молча покачал головой.

 – Японец? – зачем-то переспросил я.

 – Да нет, просто анимешник. Они с Коди вроде как сцепились из-за бабы…

 – Из-за бабы? – удивленно протянул Майкл. – Коди вроде не по этой части.

 – Ну, может, из-за парня, черт знает. Я свечку не держал. Короче, он начал с Коди дерзко разговаривать, и тот ему вбил переносицу в мозг.

 – А пони? – пробормотал я.

 – А что пони? – Филипп криво усмехнулся. – У поней получалось вмешиваться, пока Армата с Саймоновым в русском бараке друг другу по ночам в ботинки ссали. А когда вылезло натуральное дерьмо…

Он понизил голос.

 – Свидетелей нет, а если бы и были – кому охота подставляться? Потом, что можно сделать с человеком, который уже в тюрьме? До плетей или карцера пони не додумались, да и не тот народ эти отморы, чтобы их пугаться. А превентивно запулить в Тартар всю кодлу у принцессы духу не хватило.

Последовал вполне профессиональный ОТВ.

 – Вот тогда Твайлайт и сломалась. Переложила руководство лагерем на Стоун Уолла, а за Лирой оставила научную часть. Ну а Стоун Уолл – ставленник Нейсея с понятно какими взглядами. Он решил, что раз Коди со своей бандой поддерживает хоть какой-то порядок в лагере, то пусть так и остается. С тех пор так и повелось – пони не лезут внутрь, пока дерьмо не выходит наружу. Вот такая вот дружбомагия, чувак.

Майкл кивнул. С не менее мрачным видом.

 – Я, как только началась эта херня, – продолжал Филипп, – сразу сообразил, чем пахнет. Подорвался и напросился на прием к принцессе, пока лавочку не прикрыли. Вертелся миногой, но убедил ее, что весь такой дружбомагичный и чуть ли ее дневник наизусть не цитирую. Да в принципе что? Написаны-то там правильные вещи. С понями оно даже работает.

 – Ты общался с принцессой?

 – Ну как общался? Сидел на лекциях. Да на них половина исекайнутых сидела, пока халява не кончилась. Вообще, Лире спасибо.

 – Лире? – все-таки Фил с Майклом порой забывали, что я-то не ориентируюсь во всех этих именах и названиях.

Филипп недоуменно на меня посмотрел.

 – Эквестрия вызывает Евгена, прием! Та пони, ты говорил, она сама тебя обследовала в КУДА! Биолого-лингвистическое ядро!

 – А-а-а, которая профессор Хартстрингс?

 – Она самая. Ну, звание ей Твайлайт дала honoris causa, но она реально много для нас сделала, чувак. Вон, Майки из тех, кто выбрался благодаря ей. Да и я сам тоже. Она лично наседала на Твайлайт и уверяла, что тщательно нас проверила. И мы не такие психи, как многие исекайнутые. Пока Стоун Уолл не просек лавочку и не пожаловался на нее Нейсею.

Я тряхнул головой. Снова покосился на тучи над горизонтом.

Скоро начнет холодать. Надо что-то придумать с зимней обувкой. Не ходить же в шлепанцах по зимним улицам?

 – Психи?

Оба моих собеседника переглянулись.

 – Психов было много, – Фил скривился, будто лимона отведал.

 – Знаешь, приятель. Вот представь какого-нибудь вегана-аутиста или шизофреника с ДЦП, у которого всей радости в жизни – вздрочнуть на дакимакуру с Луной. И вдруг его херакс – и запихивает сюда, в мечту всей жизни. А через две секунды – ему говорят, что он тут никто и место ему – за решеткой. Что с его крышей будет от таких кульбитов?

Майкл молча буравил взглядом собственные сплетенные в замок ладони.

 – Сбрендивших было много. Ну, если в процентах, то горстка, но, сам понимаешь… Кто-то, как Пятый, начинал орать «Понька!» и гоняться за кобылами. Кому-то в башку взбрело, что это очень яркий трип под колесами, и будет очень весело бегать с топором и пугать поней. Один парень выстроил самодельный алтарь Луны и каждый вечер жег на нем письма принцессе. Не обращая внимания, что сами пони смотрят на него, как на поехавшего.

 – И дальше – по цепочке. Исекайнутые творят дичь, пони от новых исекайнутых шарахаются за километр. Гвардейцы, не разбираясь, пакуют исекайнутых. Кто-то пытается бежать или отбиваться, случается дерьмо. В итоге… в итоге пришло к тому, к чему пришло, чувак. К тюрьме вместо Школы Дружбы.

Он сделал движение щеками, будто хотел плюнуть.

 – А к чему ты заинтересовался?

Я развел руками.

 – Ну, просто… Как-то странно. Я в этом мире уже несколько месяцев, и до сих пор не пробовал узнать лично, а как живут другие люди. Основная масса, я хочу сказать. Только по слухам и рассказам.

Филипп сузил глаза.

 – Але, приятель! Ты часом не собрался туда перебраться добровольно?

Майкл не произнес ни слова. Только энергично замотал головой, будто я и впрямь брякнул, что намерен переехать в так красочно расписанный концлагерь.

 – Нет. Нет, конечно, особенно после всех вещей, что ты рассказываешь… Просто мелькали мысли, что надо хотя бы самому понять, что там происходит. Рассказывают-то всякое, но вокруг мало кто его глазами видел.

 – Даже и не думай, – решительно произнес Филипп. – Нечего там делать. В последнее время там даже посещения под запретом. Я уж не говорю, что в Понивилле за эти годы на человека стали смотреть хуже, чем на древесного волка.

Осушил кружку.

 – Вот как-то так. Я оттуда сбежал почти два года как, и не жалею. Уж лучше таскать декорации за занавесом, чем шестерить у Коди с его подсосами. Единственный минус – с бабами напряг, но с ними и в лагере напряг, так-то.

Он сально усмехнулся.

 – И вообще, вопрос решаемый. Особенно если руки не отсохли.

Я с трудом сдержал смешок. Даже Майкл слегка улыбнулся.

Фил покосился в сторону официантки, разносившей кружки с сидром. Поймав его взгляд, та приблизилась к столику.

 – Еще сидра? – поинтересовалась она. Никак не реагируя на человеческую внешность, благо мы в кафешке уже примелькались.

 – Да, мисс, еще по кружечке, – кивнул Фил. Проводил кобылку задумчивым взглядом.

 – Вопрос решаемый, – повторил он. Перевел взгляд на меня.

 – А как у тебя с той кобылкой, которую ты приводил на представление?

Моя челюсть уехала куда-то вниз.

 – Чего?!

 – Ну, та единорожка, сине-зеленая такая. У вас с ней что-то срослось? А то если нет, я бы к ней с удовольствием подкатил, раз уж она по двуногим.

В ушах забухала кровь. Я сам не понял, как оказался на ногах. Просто вдруг в один момент осознал, что стою, а стул – валяется в метре от меня.

И я, подавшись вперед, нависаю над Филиппом.

 – Что. Ты. Сказал?!

 – Але! – тот отшатнулся. – Чувак, стой! Ты чего? Я же просто спросил! Я же не извращенец какой-нибудь вроде Пятого, нет так нет, сразу бы сказал, что у тебя с ней все схвачено!

Я ошеломленно затряс головой.

 – Как понять «все схвачено»?!

 – Ну, в этом самом смысле, – Фил все еще косился на меня с опаской. – Le grand l'amour toujours, и все такое.

Я отступил на шаг. Подобрал сиденье и, переводя дух, на него опустился.

 – Что за чушь ты городишь?

— Я думал, ты в курсе. Ну знаешь, когда мальчик любит девочку, или жеребчик – кобылку…

 – Да понял я, мать твою! Я не в том смысле! Она же пони!

Филипп осклабился.

 – И что? Процессу, знаешь ли, это не мешает. Главное – желание сторон, а дальше дело техники. И нужной пимпочки в нужную дудочку.

Раздалось вежливое пофыркивание. Обернувшись, я увидел пони с зажатым в зубах подносом с кружками, одной ногой она придерживала его за край.

 – Извините, – произнесла она, опустив поднос на стол. – У вас все в порядке, джентлькольты?

Я медленно кивнул.

 – Извините, кобылка. У нас с друзьями вышел небольшой спор. Все хорошо. Спасибо за сидр.

 – О, всегда пожалуйста, – официантка собрала пустые кружки и удалилась, все еще поглядывая на меня через плечо. Я перевел взгляд на Филиппа.

 – Ты несешь полную ахинею. Это же извращение какое-то.

Тот пожал плечами.

 – Что естественно и нравится двум – то не извращение.

 – Вот именно, что противоестественно!

 – Да? То есть у вас с ней ничего и никак?

 – Разумеется!

 – Ну и чего тогда ты на меня так вызверился?

И вот тут у меня не нашлось ответа.

Действительно, а чего я так отреагировал? Нет, это реально попахивает каким-то полным извратом не хуже зоофилии… Но если все добровольно и по взаимному согласию, тогда какое мне дело до чужих извращений?

Да нет. Просто Альятара – мой друг. И мне не нравится слушать, как о ней рассуждают… в таком ключе. Не нравится, и точка.

 – Ты несешь полную чушь, – твердо и убедительно произнес я.

Филипп уже улыбался в открытую.

 – Ладно-ладно, чувак, как скажешь, вопрос закрыт. Больше твою единорожку не обсуждаем, и твою личную жизнь – тоже.

 – Она не «моя», – процедил я, едва сдерживаясь.

 – Да как скажешь, приятель, – Фил прищелкнул языком. – Ладно, приударю за Стейдж. Глядишь, в один прекрасный день она обратит свое внимание на скромного рабочего сцены.

Я уже в достаточной степени овладел собой, чтобы выдавить ухмылку.

 – Боюсь, она на тебя смотрит, как на инопланетную обезьяну.

Тот пожал плечами.

 – Женское сердце переменчиво, как весенний ветер.

 – Так значит, ты собрался открыть лавку? – сменил тему Майкл.

Я кивнул.

 – Ну удачи в бизнесе, – проговорил Фил.

 – Спасибо, – честно говоря, до этого разговора у меня вертелась мыслишка позвать того в напарники. Второй человек за прилавком нам бы не помешал, подогревая интерес публики за счет экзотичной внешности. Но сейчас я отбросил эту идею напрочь.

Я допил залпом кружку и опустил на стол. Там же оставил четыре серебряных бита.

 – Ладно, мужики, я пойду. Дело не ждет.

 – Что ж, au revoir.

 – Всем всего. Как-нибудь еще соберемся.

Скрипнула дверь в лавку.

 – Привет! Готов тебя подменить.

 – Евгений! – Альятара тепло улыбнулась. – Да я пока и сама справляюсь. С утра был небольшой наплыв пони, а сейчас все разошлись.

 – Сколько штук продалось?

Единорожка замялась.

 – Три. И еще два пони заказали именной стиломех. Я зарисовала метки и масти, обещала, что все будет готово послезавтра.

 – Ну отлично. Тогда сейчас и займусь, потом уже подменю тебя.

Альятара покачала головой.

 – Извини, но у тебя не очень получается с прорисовкой. Только не сердись, но лучше их сделаю я.

 – Да какие обиды? – развел я руками. – Я и так знаю, что как художник ты в сто раз круче. Ты рисуй, а я потом отлакирую.

 – Или Реми, – единорожка кивнула. Протянула мне ключ от кассы и скрылась за дверью подсобки.

Я взгромоздился на стул, подложив пустой ящик под ножки – купленная на распродаже понячья мебель под габариты других видов была не очень рассчитана. Обвел взглядом ровные ряды авторучек на прилавке и на витринах.

Конечно, с такой окупаемостью мы даже кредит не отобьем. Три ручки за полдня – ни о чем (я не стал говорить этого Альятаре, но единорожка и без меня умела считать). Впрочем, сейчас рабочий день. Ближе к вечеру возвращающиеся с работы пони обязательно заглянут в лавку и вот тогда касса начнет наполняться.

Да в конце концов! Предприятие работает четвертый день, рано подбивать итоги и считать цыплят. Скоро слухи о нас разойдутся по городу…

Дверь открылась.

 – Добро пожаловать в «Стиломехи Старгейз», джентлькольт!

Серый земнопони с меткой в виде трех белых звезд уставился на меня.

 – Хм-м? Мистер, вы… минотавр?

 – Не совсем. Я – человек. Человеческие товары для пони Мэйнхэттена, лучший выбор и лучшие цены! – я постарался выдать свою самую обаятельную улыбку.

Пони задумчиво осматривался по сторонам.

 – Человеческие товары?

 – Да, мистер. Мы у себя, в мире людей, называем это устройство… – я вовремя поправил себя, – стиломехом. Взгляните, – я добыл из-под прилавка ручку и оставил на листе бумаги несколько красивых завитушек. – Это – автоматический стилус со встроенной чернильницей. Его не надо очинять или затачивать, или окунать в чернила, все, что вам нужно – это заменять стержень раз в неделю или около того! Представьте себе, как это удобно!

Пони с любопытством склонил голову.

 – Интересно, интересно. И сколько оно стоит?

 – Каких-то жалкие пятьдесят шесть бит, мистер! А за скромные двадцать бит сверху – мы перекрасим его под ваш окрас и напишем на нем ваше имя!

 – Сколько-сколько?!

 – Джентлькольт, – я добавил в голос чуток возмущенной гордости. – Только представьте себе, что вам не придется больше покупать перья с карандашами. Что вы физически не сможете поставить кляксу или размазать строку промокашкой. А вы когда-нибудь проливали чернильницу? Теперь вам не придется терять время и силы на то, чтобы оттереть чернила со стола и шерсти! Разве это не стоит своих денег?

 – Звучит разумно, – пони подхватил со стола демонстрационный стиломех и оставил несколько понячьих завитушек. Я мысленно внес в список дел цепочку, чтобы прикрепить образец к столу… потом сказал себе, что в пасторальном мире пони, хочется надеяться, не принято по мелочи наживаться на кражах в лавках. Ладно, не отвлекаемся, дожимаем клиента, пока тепленький…

 – Смотрите, – я выхватил стиломех у него из копыт. – Чтобы заменить чернильницу, отвинчиваем колпачок вот здесь. Все очень просто, достаточно достать старый стержень и вставить новый, – я закрутил колпачок. – Когда не пользуетесь стиломехом, надеваете второй колпачок вот сюда, чтобы чернила не пересыхали. Хотя даже если они пересохнут, вы можете расписать его парой движений!

 – Да, затейливая штука, – пробормотал задумчиво пони. – Так вы говорите, не нужно больше покупать перья? Что ж, не то чтобы это была такая уж проблема… Но ладно, возьму как сувенир, показать друзьям.

Я выдал еще одну фирменную улыбку.

 – Ваши друзья наверняка скажут, что вы держитесь на острие прогресса!

 – Да, прогресс в наше время несется вскачь, – согласился пони. – Все эти новомодные радиошоу и разумные из-за границ государства… Ладно, сколько вы сказали? Пятьдесят?

 – Пятьдесят шесть.

 – Камнями принимаете?

 – Разумеется. Только одну секунду, – я дернул за нить колокольчика.

В дверях показалась головка Альятары.

 – Евгений?

Я наклонился к ее ушку.

 – Помоги отсчитать сдачу.

Единорожка задумчиво осмотрела довольно крупный рубин.

 – Битов на восемьдесят, – проговорила она. – Вот ваши деньги, мистер. Обязательно приходите снова за сменными стержнями!

 – Это если буду активно пользоваться этой штукой, – с сомнением произнес пони. – Ладно, уважаемые, всего доброго.

Хвост сиганул сверху, утащил рубин в ящик кассы и, сжав стиломех обеими лапками, зачиркал по листочку бумаги. Протянул покупателю квитанцию.

Я поклонился, провожая взглядом исчезающий в дверном проеме хвост пони.

 – Четвертая продажа за день.

Альятара вздохнула.

 – Надо что-то с этим делать, – протянула она решительно. – И я знаю, что. Справишься один до вечера?

 – Да легко. На крайняк позову Стила или Реми. А ты куда?

 – Загляну в «Мир Мэйнхэттена». Во-первых, попробую договориться о скидке на рекламу.

 – А во-вторых, предложишь стиломехи?

 – В точку!

 – Ну, давай. Идея хорошая.

 – А то! Как думаешь, какую скидку предложить на первую партию?

Я поморщился. Какая, к свиньям понячьим, скидка? Мы и так взяли цену на грани окупаемости!

 – Бита три максимум, – наконец произнес я. – Это на обычные. На именные… Ну, там можно заложить десяток. И то, только на первую поставку.

Альятара тоже покривилась, но спорить не стала. Как я и говорил, считать она умела.

 – Тогда до вечера, – она ободряюще улыбнулась и скрылась за дверью.

Я проводил ее взглядом.

Мать моя женщина, надо было все-таки зарядить Филу по физиономии, чтобы не ляпал языком лишнего… Так, Женек, спокуха!

Не срывайся. Не стоит. Тем более из-за нескольких неосторожно брошенных слов.

К вечеру в лавке, как я и ожидал, стало понно. За дверью даже скопилась небольшая очередь. Правда, многие покупатели заходили в основном поглазеть на диковинные штуки на витринах.

Но я не сдавался, пускал в ход все природное и усвоенное обаяние, честно пытался «зеркалить» клиентов, как бы это не было трудно с четвероногой клиентурой и закрывать потребности. И иногда это даже работало. По крайней мере, хватало одного согласного на покупку пони, чтобы еще пара-тройка сомневающихся следовали его примеру. На отдельном листочке копились мои кривые наброски по заказам именных стиломехов – имя заказчика, окрас, набросок метки (запоздало я подумал, что Альятаре будет не слишком удобно разбирать мои каракули. Фотоаппарат, что ли, прикупить? Вроде я видел где-то лавку с ними, да и Альятара упоминала, что фотография в Эквестрии вполне известна…).

И к вечеру, когда на город упала ночь, и за окном разгорелись светлячковые и электрические фонари, в кассе гордо покоилась внушительная горсточка битов, полученная от продажи пятнадцати изделий. Еще восемь строчек ждали своей очереди в листе заказов.

В лавке стемнело, но я предпочел выключить верхний свет. Покупателей уже не ожидалось, а жечь электричество только ради удобства для глаз меня придушила жаба. Лишь мягко горела на столе светлячковая лампа, выхватывая из теней витрину и прилавок.

А я – восседал на стуле, привалившись к стене магазина. Чувствуя себя выжатым, как лимон.

Собственно, рубашка пропиталась потом так, что ее и впрямь можно было выжимать.

Ладно. Ничего. Привыкну.

Это только первый день в активном режиме.

Дальше станет полегче.

В дверь постучали.

 – И снова привет, – улыбнулся я единорожке.

 – Я думала, ты уже закрыл магазин, – озадаченно ответила та.

 – Решил передохнуть малость перед уходом. Стил с Реми уже по домам, – сообщил я. – Чем порадуешь?

Альятара расплылась в улыбке.

 – Контракт на первые пятьдесят штук у нас в кармане! И еще одну именную для Флэш Ньюс, начальницы репортерского отдела. А еще нам дадут десятипроцентную скидку на объявление!

 – Молодец! – я собрался с силами и отлепился от стенки. С кряхтением поднялся на ноги. – А у меня не так успешно. Пятнадцать обычных, восемь именных, считая вместе с твоими.

Альятара очень изящно пожала плечами.

 – Ну и отлично! Считая с теми, что мы продадим в редакцию, это даже больше, чем наша дневная норма!

Я покачал головой.

 – Спасибо за утешение, конечно, но контракт – это разовая сделка. Без ее учета нам надо продавать вдвое больше, чем сегодня, просто чтобы оставаться на плаву.

Альятара решительно обогнула прилавок. Поднялась на задние ноги, так, что ее огромные глаза оказались почти вровень с моими. Опустила копытца мне на плечи, удерживая равновесие.

 – Евгений, – произнесла она твердо. – У нас все получится.

Я улыбнулся в ответ.

 – Я знаю. Спасибо.

И вдруг понял, что ее мордочка слишком близко к моему лицу. И мы – стоим практически в обнимку.

И поспешно сделал крохотный шажок назад, высвобождаясь из объятий.

 – Ф-фух, – я картинно вытер пот со лба. По правде говоря, и притворяться-то особо не приходилось. – Да, хлопотное занятие, уже и ноги подкашиваются. Пойдем домой?

 – Конечно, – Альятара улыбнулась так ласково, что внутри у меня вспыхнуло в ответ на эту улыбку что-то теплое. Шагнула к двери. Я вдруг обратил внимание, как плавно она скользит среди отбрасываемых лампой теней… Как скользят под шерсткой мышцы, как ложится на спину синяя волна гривы…

 – Подожди минутку, лады? – попросил я пересохшим голосом.

 – Что такое… А, хочешь закрыть вход?

 – Ага, – я щелкнул запорами главного входа. Притушил лампу.

И решительно шагнул в крохотную комнатушку справа от входа в подсобку.

Повернул бронзовый вентиль – и решительно плеснул себе в лицо ледяной водой.

Окстись, Женек! Каких-то несколько месяцев без баб – и ты уже начинаешь как-то совсем неправильно смотреть на инопланетное создание! Как-то совершенно не по-дружески!

Это неправильно. Это извращение. Это противоестественно, даже если у кого-то в этом мире, как у Фила, от недотраха в достаточной степени зашли шарики за ролики…

И, похоже, не только у Фила.

Нет, нет. Это не я гребаный извращенец. Это просто так неудачно совпали натолкнувшие на дурные мысли слова Филиппа, долгое воздержание и чересчур тесная близость там, в лавке. Буквально на расстоянии руки, так, что стоило чуть наклонить голову…

Да б…дь!

Новая порция холодной воды в морду.

Слава всем богам, земным и местным, что Альятара, похоже, не заметила моей реакции.

Еще не хватало укрепить ее в мысли, что все люди – конченые маньяки-извращенцы.

 – Я бы тоже с удовольствием окунулась, – раздался мелодичный голос единорожки. – Но не хочу идти по улице с мокрой гривой. Подожду до дома.

 – Да… а я это, решил слегка освежиться после рабочего дня, – соврал я. – Ну что, двинулись?

 – Пойдем, – улыбнулась Альятара.

Это - магия дружбы

Дворик застилало белое полотно. Пару дней назад пегасы прогнали над городом снеговую тучу, и теперь везде, не считая тротуаров и дорог, лежал снежный слой дюйма в три толщиной.

А по обочинам тротуаров, куда его сгребали дворники – и того больше!

Я рысцой промчалась по двору. Ненадолго перехватила раму телекинезом, попыталась открыть дверь – и потеряла концентрацию. Картина плюхнулась в свежевыпавший снег.

 – Да какого сена!

Я торопливо выхватила ее из сугроба. Хорошо еще, додумалась замотать в упаковочную бумагу!

Постучала. Тотчас дверь приоткрылась, из-за нее высунулась бежевая голова.

 – Здравствуйте, Старгейз! Йев’ени в торговом зале.

Ну разумеется, где ему еще быть?

 – Не поможешь?

 – Ой, конечно, давайте, – пони ухватил зубами упаковочную веревку. Я топнула ногами, стряхивая снег с копыт.

За дверью в подсобку я увидела Реми, ополаскивающую в раковине что-то из своих склянок. Кобыла приостановилась, приветливо мне кивнула и вернулась к своим занятиям.

 – Привет, Старгейз! – Йев’ени с интересом поглядел на раму. – Новая картина к празднику?

Я кивнула. Размотала шарфик, сбросила куртку.

 – Поможешь повесить?

 – Давай сюда, – человек аккуратно поддел бумагу канцелярским ножичком.

Оглядел полотно и восхищенно цокнул языком.

 – Куда ее?

Я отошла футов на пять и задумчиво оглядела угол, который мы выделили под мои работы.

 – Давай вот туда, прямо над «Снегопадом». Как раз свободное крепление.

Йев’ени повесил картину и шагнул назад. Встав ко мне вплотную.

 – Ты талант, – проговорил он.

На сей раз я даже спорить не стала. Хотя по шерстке от его слов все равно пробежал румянец.

 – Что это?

Я окинула критическим взглядом дома, залитые мягким светом кристалла, и переливы северного сияния над ними. Отражающиеся на ветвях огромной ели посреди площади.

 – Ну, тут, конечно, не в масштабе… Слушай, если бы я нарисовала город и Древо Очага, соблюдая пропорции – мы бы его разглядели только с лупой! Считай это художественным преувеличением!

Йев’ени кашлянул.

 – Э. Спорить не буду, но что на картине?

 – Ой! – я обернулась к нему. – Извини, я увлеклась, да? Это перерисовка с фотографии. Я увидела ее в буклете о Кристальной Империи. Когда они в первый раз праздновали День Очага, принцесса Кейденс велела подданным нарядить ель. И Санберст сотворил для нее заклинание, которое заставило ветви дерева светиться тем же цветом, что и северное сияние в небесах…

Раздался негромкий смешок.

 – Ладно, Старгейз, расскажешь потом поподробней. Слушай, а тебе не жаль их продавать?

Я пожала плечами.

 – Для того и рисую. Работы, которые мне особенно нравятся, я оставляю себе либо продаю галерее. Ну… иногда. Ладно, целых три раза.

Йев’ени кивнул.

 – Твои работы расходятся лучше, чем стиломехи. Ну, по деньгам, я имею в виду.

 – Это потому, что канун Очага. Вчера и стиломехи шли на отлично – целых сорок штук за день.

 – Так бы каждый день, – пробормотал человек. – Ладно, займешься покраской? У нас еще десяток заказов со вчера. Кстати, насчет вашего Дня Очага, есть у меня одна…

Он не успел договорить.

Звякнул колокольчик.

 – «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас, джентлькольт! – поднеся руку к сердцу, Йев’ени отвесил поклон вошедшему в лавку жеребцу.

Тот ответил церемонным поклоном. Шаркнул копытами, вытирая растаявший снег.

 – Хм, хм. Вы из того вида приматов, про который много писали последние года два? Челоняки, или как правильно?

 – Человек, сэр. И мы продаем человеческие товары. Не желаете взглянуть?

 – Взглянуть? Взглянуть, да… Вообще говоря, мистер, я подыскиваю что-то подходящее для трех моих внучек в подарок на День Согревающего Очага. Среди ваших человеческих штук есть что-то подходящее?

Последовала широкая улыбка.

 – Вы обратились в нужное место!

Дальше я смотреть не стала, направившись к выходу.

Протиснулась мимо Стила, нарезающего резьбу на трубках, задела хвостом Реми, смешивающую химикаты для заправки. Втиснулась в свой уголок, уставилась на фотографии меток, с обратной стороны покрытые убористым почерком Йев’ени. И моими собственными записями.

Так, голубой фон, розовая грива, метка – свиток бумаги… ничего сложного. Я закрепила стиломех, раскрыла баночки, сделала несколько мазков по палитре, прикидывая цвет.

Работа спорилась, и вскоре я перестала прислушиваться к болтавшим между собой земным пони. Кисточка скользила по древесине, покрывая ошкуренные и загрунтованные заготовки эмалью. Один за другим я откладывала раскрашенные заготовки в сторону на просушку. На следующий день мне предстояло нанести на них каллиграфическим пером имя владельца и отдать Реми или Стилу на лакировку.

Закончив с раскраской, я взялась за сохнущие со вчера стиломехи. Эта работа была посложнее. Одно неловкое движение – и испорченную надпись придется оттирать, а потом заново наносить эмаль на заготовку!

Перо мелькало над деревом. Забавно – мы используем перья, чтобы расписывать устройство, которое должно заменить перья… Я тряхнула головой. Уставилась на округлый деревянный брусочек, на котором чуть не вывела «Спар Руди» вместо «Стар Руби».

Соберись, ленивая пони! В академии ты могла спать по три-четыре часа в сутки!

Вообще, надо что-то придумать с шаблоном! На прорисовку надписей уходит куча сил и времени. Вырезать имена на бумажном трафарете заранее, а потом просто наносить краску?

Буквы мелькали перед глазами, упрямо расплываясь в снежинки. Неплохо бы и впрямь расписать несколько стиломехов снежными узорами, в канун Согревающего Очага такое отлично зайдет… Снежинки плясали, не давая сфокусировать взгляд… Я протянула копыто, пытаясь поймать танцующую льдинку…

 – Эй! Понибудь! Отряд не заметил потери бойца?

Я вскинулась.

 – Ой.

Стил и Реми синхронно обернулись и уставились на меня.

Йев’ени покачал головой.

 – Слушай, – осторожно уточнил он. – Я когда ложился спать, ты бродила перед мольбертом. Во сколько ты легла?

Я снова ощутила, что краснею.

 – Э-э-э… Ну, я не очень долго…

Реми хихикнула в копыто.

 – С добрым утром.

Я шутливо стегнула ее хвостом по боку.

 – Так, ребята, отставить! Я сейчас умоюсь и буду свежая, как огурчик!

 – Старгейз, – Йев’ени поцокал языком, – тебе сейчас идти в зал. Знаешь что? Иди-ка домой и выспись.

Я возмущенно тряхнула гривой.

 – А ты проведешь на ногах две смены без отдыха? Ну уж нет! Я сказала, я в норме! Сама виновата, что засиделась.

 – Уверена? – Йев’ени задумчиво на меня посмотрел.

 – На все сто двадцать! – я спрыгнула со стула и зарысила в подсобку. Где набрала в раковину воды и сунула в нее морду.

Когда я вернулась, человек уже накидывал куртку. Сидящую довольно неуклюже, с подвернутыми рукавами, сразу видно – шилась на минотавра.

 – Продержишься до конца смены? – спросил он.

 – Отстань! – я шутливо толкнула его в бок. – Я всего-то увлеклась и просидела за мольбертом лишних пару часов. Не первый раз.

 – Который по счету на моей памяти? – протянул человек.

 – Э-э-э… ну… Ну все, хватит! Между прочим, это призвание метки. Не так-то легко с ним бороться, знаешь ли! Да и деньги нам не помешают.

 – Это верно, – Йев’ени потер лоб. – Ладно, до вечера. Может, еще загляну.

Холодный душ помог ненадолго – мысли упрямо путались. Я зевнула раз, другой, потрясла головой, отгоняя сон.

Дала себе честное поньское не засиживаться этим вечером.

Заглянуло еще трое или четверо пони. Один заинтересовался именным стиломехом, двое приобрели обычные. Я добросовестно приняла деньги, изо всех сил стараясь не смущать зевком посетителей. Белки сочувственно чирикали со своих рабочих мест.

Раздался звон колокольчика.

 – «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас… – не зевать, не зевать, не зевать… Стоп!

 – Сильвер?!

Пегаска широко улыбнулась.

 – Привет, Старгейз. Так вот как выглядит твое маленькое предприятие?

Я ошеломленно на нее посмотрела.

 – Привет, конечно. А… откуда ты?

Пегаска помахала крылом перед моей мордой.

 – Ау, Старгейз! Ты в прошлый вторник сама рассказала нам с Майком про ваше дело, и дала адрес!

Я схватилась за голову.

 – Вот сено, точно! Извини. Я тут чуть-чуть не выспалась этим утром…

Сильвер фыркнула.

 – Не выспалась, говоришь? Дай угадаю, ночь на копытах перед мольбертом?

Я сконфуженно кивнула.

 – Узнаю Старгейз Винтер, – усмехнулась моя однокашница. – Со времен академии твои привычки не поменялись.

Скрипнула дверь, на этот раз – внутренняя.

 – И снова привет… О, Сильвер, добро к нам пожаловать.

Йев’ени аккуратно опустил на прилавок магическую фляжку, мной же и принесенную в лавку пару дней назад. Руны на стенках фляги слабо светились, указывая, что в сосуд что-то помещено. Крышка отщелкнулась, и в воздух поднялся клуб горячего пара.

Я жадно втянула воздух.

 – Это что, кофе?!

 – Точно, – с довольным видом произнес человек. – Я сделал крюк до кофейни и попросил их налить чашку мне в термос. Держи пончик.

Горячий безвкусный кофе показался мне даром принцесс.

 – Ты меня спас!

Йев’ени явственно покраснел.

 – Я из корыстных мотивов. Нехорошо скажется на заведении, если владелица будет клевать носом прямо в зале. Не так ли, Сильвер?

Пегаска не отреагировала. Она, помахивая крыльями, висела напротив одного из моих пейзажей, с заснеженным Ферьер-Хиллом.

 – Чем это выполнено? – спросила она.

Я усмехнулась.

 – Угадай.

 – Тушь? Но линии слишком ровные… А для пера, наоборот, слишком хорошая штриховка переходов… Старгейз, не томи!

Снова зазвенел колокольчик.

 – Сильвер, – выдохнул пегас, устало привалившись к стене. – Я… фух. Еле нашел. Добрый день. Фух.

Моя подруга обернулась.

 – Что стряслось, Майки? Ты выглядишь, будто летел отсюда до Кантерлота!

 – Примерно так… – пони отлепился от стенки. – Селестия пресвятая, ненавижу учения. Как же болят крылья…

Я подтолкнула вторую табуретку.

 – Присаживайся.

Майк поспешно на нее плюхнулся.

 – Учения? – заинтересованно переспросил Йев’ени.

Пегас устало кивнул.

 – Отработка транспортного смерча. Ради всех благ, ну мне-то это зачем? Я – снабженец, моя задача – следить, чтобы у команд не заканчивались сумки, блокноты и кофе в дежурке! Но в уставе сказано, если числишься в погодной команде – изволь вылетать в море и там таскать торнадо с места на место! И ведь, когда у нас запросят реальный смерч – делать его полетят настоящие погодники, у нас ведь не какая-нибудь глушь, где в строй ставят каждого крылатого! Ну что за дурость, а?

Йев’ени вскинул брови.

 – Смерч?

 – Ага, – Майк осторожно повел крыльями и поморщился. – Ну, такой здоровый облачный вихрь. Как вращающийся столб между тучей и поверхностью. Они иногда формируются и сами по себе, если ураган достаточно сильный, а поблизости нет погодных команд. Но мы научились создавать их искусственно и стабилизировать, чтобы перетаскивать воду с места на место.

 – Я знаю, что такое смерч, просто… Перетаскивать воду?

Пегас кивнул.

 – Знаете, если рассчитывать только на те облака, которые приносит в Эквестрию с океанов – воды может не хватить на дождь именно тогда и там, где он нужен. Поэтому Клаудсдейл держит в своих хранилищах специальный водяной буфер, из которого формирует затравочные облака для фронтов, ну или просто регулирует увлажнение, если естественные потоки вдруг пересушены. Это же все – открытая система, в ней бывают скачки по давлению, по влажности, маготепловые волны…

Йев’ени покачал головой.

 – Я знал, что вы регулируете погоду над Эквестрией колдовством. Но не думал, что это так сложно…

Майк очень тяжело вздохнул.

 – Не вы один. Большинство земных с единорогами – извини, Старгейз, не про тебя лично – да что греха таить, и пегасов тоже… Короче, многие думают, что работа погодных команд – это просто «облако туда, облако сюда». А это, между прочим, целая наука! Одна ошибка – и часть Эквестрии останется без осадков, а где-то в другом месте будет потоп.

 – Я знаю, как важна твоя работа, Майк, – Сильвер потрепала особенного пони крылом по плечу. – Только… Ребята, мы вам не мешаем?

Йев’ени отмахнулся.

 – Сейчас затишье. У нас основная посещаемость – утро и вечер, если в будние дни.

Сильвер перевела взгляд обратно на рисунок.

 – Старгейз, так что это?

Вместо ответа я достала демонстрационный образец и протянула пегаске.

 – Пробуй!

Художница провела несколько линий по бумаге, меняя наклон и нажим. Заинтересованно уставилась на результат.

 – Интересное устройство! Старгейз, как эта штука работает? Ты же даже не макала ее в чернила…

Я принялась кратко объяснять ей устройство стиломеха. Сильвер слушала, затаив дух. Попыталась сделать небольшой набросок на том же листе.

 – Знаешь, подруга, – произнесла она, похлопав меня по ноге. – А ведь это может вырасти в новый жанр в искусстве.

 – Мы позиционируем эту штуку, как письменный прибор, – проговорил Йев’ени. – Хотя… Для рисования ее, конечно, можно использовать. Только учтите, чернила нестойки на открытом свету, через полгода-год рисунок начнет выцветать.

Майк с кряхтением поднялся. Заглянул Сильвер через плечо.

 – Интересно, – согласился он задумчиво. Ухватил зубами стиломех, тоже попробовал что-то написать.

 – Осторожно! – предостерегла я. – Покрытие хрупкое. Их надо держать копытокинезом.

 – Хрупкое? – Майк выплюнул стиломех. Покрутил его в копытах, потряс. Попытался взять на излом.

 – Майк! – возмущенно воскликнула Сильвер.

Не обращая на нее внимания, пегас провел по листу несколько росчерков.

 – Мистер Комаров, – деловито произнес он. – А как у этой штуки с водостойкостью? Или минусовыми температурами?

Тот развел руками.

 – Реми! – крикнул он в открытую дверь. – Можно тебя на минутку?

 – Сейчас! – отозвалась пони. Раздалось звяканье стекла, шум воды. В дверной проем просунулась синяя головка.

 – Что такое?

Йев’ени повторил вопрос Майка.

Реми хмыкнула.

 – Кристалфиолет – сам по себе водостойкая штука. Если вы про водостойкость чернил, конечно же. Насчет водостойкости стиломеха – ну держать под водой так-то я в любом случае не советую. Морозостойкость – градусов до десяти, пожалуй.

 – А писать на мокрой бумаге ей можно?

Реми и Йев’ени дружно замотали головами.

 – Чернила поплывут.

Йев’ени кашлянул.

 – А к чему вопрос, мистер Хуф?

Пегас оглядел нашу троицу.

 – Бригадиры и учетчики часто жалуются, что затачивать карандаш в полете неудобно, к тому же отчеты по уставу требуется заполнять чернилами. Они тратят кучу времени, переписывая документы. С этой штукой можно было бы заполнять погодный формуляр прямо в воздухе… Придумать бы только, как ее держать зубами. И чтобы ей можно было писать в дождь или в мороз.

Йев’ени покачал головой.

 – Ну зубы – самое простое. Какой-нибудь каучуковый чехольчик и дело с концом. А вот что до водостойкости…

 – И морозостойкости, – подхватила Реми. – Хотя, если вернуться к масляным основам… Поэкспериментировать можно, хотя что из этого выйдет… Можно увеличить пропорцию кристалфиолета в рецепте…

Йев’ени почесал затылок.

 – А если добавить в чернила какого-нибудь тосола?

Земная пони недоуменно на него посмотрела.

 – Добавить чего?

 – Тосол. Ну, антифриз. Незамерзайка. У вас ей не пользуются?

Реми прикрыла глаза.

 – Я, если честно, про такие штуки что-то читала еще в училище. Дайте мне денька два, освежить воспоминания. Не скажу сейчас.

Майк покачал головой.

 – Почем эта штука?

 – Пятьдесят шесть золотых.

 – Беру. Покажу завтра парням из команд, посмотрим, что они скажут.

Сильвер поднялась в воздух и сняла со стены пейзаж.

 – А я тогда украду у тебя картину. Загляну завтра к кое-каким знакомым с выставок и дам им взглянуть на эту штуку. Можно ведь?

Я засмеялась.

 – Можно ли? Ребята, я не знаю, как вас отблагодарить за помощь!

Пегаска тоже улыбнулась.

 – Ну, это и есть магия дружбы, не так ли? Так говорит принцесса.

Вечерний (да какое там, ночной) Мэйнхэттен окутывал нас снежным облаком. Большинство пони уже сидело по домам, и на город опустилась тишина. Нарушаемая только хрустом снега под копытами.

Ну как тишина? Относительная, Мэйнхэттен никогда не засыпал полностью! Доносились от Хуфлина отдаленные смех и гул голосов, цокот копыт и шорох колес такси по расчищенному асфальту. Старое булыжное покрытие в нашем районе как раз начали менять этим летом.

Я снова зевнула. Кофе давно выветрился, и все, о чем я мечтала – о постели.

 – Не засни на ходу, – предупредил меня Йев’ени. – Я тебя на руках не донесу.

 – Ну спасибо! – деланно надулась я. – Я и так знаю, что я толстая!

 – Что?! Старгейз, я не имел в виду…

Я украдкой покосилась на его озадаченное лицо – и, не выдержав, прыснула.

 – Видел бы ты себя сейчас!

Тот решительно наклонился и сделал вид, что замахивается снежком.

 – Вот я тебя сейчас!

 – Не сможешь, у меня телекинез! – тут я, конечно, прихвастнула… Впрочем, Йев’ени поверил – снежок вместо меня улетел в вывеску. Довольно точно угодив в изображенные на ней скрещенные ножницы и расческу.

Наши тени плясали в свете фонарей, двоясь и накладываясь. Светлячковые лампы отбрасывали размытые блики на сине-серебристый снежный покров. Их свет смешивался с серебряными лучами Луны, и казалось, что ночной город погрузился глубоко под воду. Будто мы шли не по Мэйнхэттену, а по Сиквестрии времен Штормовой войны.

О добродетель, а это идея! Я, конечно, не была уверена, похожи ли улицы морских пони на наши… да ясно, что не похожи! Но я же имею право на художественную условность? Изобразить город погрузившимся на морское дно, городские аллеи – поросшими гигантскими водорослями, а вместо звездных огней – нарисовать огоньки медуз и глубоководных рыб… И при этом оставить улицы и крыши покрытыми снегом!

Озадачить зрителя – и сохранить эту волшебную атмосферу подводного сумрака и зимней улицы…

Скорей бы добраться до дома – и сразу броситься к рабочему месту, пока образ перед глазами!

 – Старгейз! – прервал меня оклик человека.

Я дернула ушами.

 – Что? Извини, я прослушала.

 – Никаких картин в половину первого ночи.

 – Что? Как ты…

Теперь засмеялся Йев’ени.

 – У тебя на морде было очень задумчивое выражение, ты десять минут рассматривала городские улицы, глядя сквозь меня, а потом – ускорила шаг. У тебя оно такое всегда, перед тем, как ты залипнешь за красками.

Я покраснела.

 – Я только на минутку…

Йев’ени решительно замотал головой.

 – Знаю я твои минутки.

 – Тиран!

 – Ага. И инопланетный оккупант.

Холод пощипывал нос. Над закрытыми дверьми и темными окнами лавок кое-где уже появились карамельные трости, гирлянды и еловые ветви. Шальные пропущенные пегасами тучки набегали на Луну, ненадолго ее закрывая.

 – И вообще, нам надо что-то придумать со сменами, – задумчиво проговорил человек. – Я-то ладно, не в первый раз замужем, а вот ты такими темпами скоро будешь истреблять кофе литрами, и мы разоримся.

 – Замужем? – уставилась я на него.

 – Тьфу ты. Не обращай внимания, это просто пошлая присказка. На язык подвернулось.

 – А-а-а, ясно… Слушай, да что тут придумывать? Нас двое пони на две смены… в смысле, двое разумных!

 – Да ладно, я понял.

 – Ну так вот. И кому-то надо расписывать заготовки! Тут по-другому никак. Нам не по карману держать второго продавца отдельно. Еще хорошо, Стил с Реми порой выручают.

Йев’ени вздохнул.

 – Ты так совсем загонишься.

Я махнула копытом.

 – Ерунда. Я привыкла. Перед экзаменами случалось не спать и несколько дней кряду.

 – Привыкла она, – буркнул тот. – Так себе привычка, знаешь ли.

 – Ты и сам работаешь не меньше!

 – Да, только не сижу за картинами до половины пятого.

 – Ну ладно, ладно, – я прервалась, ухватив зубами ручку двери.

Йев’ени задумчиво проследил взглядом за моим движением.

 – Я давно заметил, – проговорил он. – Старгейз, а тебе эта штука не кажется странной?

Я посмотрела на него, затем на дверь. Ничем от любой другой не отличавшуюся.

 – Эта – какая?

Йев’ени взялся за ручку.

 – Дверь. Вот смотри. У тебя нет ощущения, что ее делали под мои пальцы? Ее же реально неудобно открывать ртом, для этого ручку надо было повернуть вбок и сделать потоньше. И так со многими вещами – от чашек до твоих кистей. Зато они выглядят точь-в-точь как в моем мире.

 – Ну я как-то никогда не задумывалась… Хотя слушай. Копытокинетическое поле лучше действует на предметы неправильной формы, это все знают. К тому же есть много видов с пальцами! Драконы, минотавры, грифоны, абиссинцы, псы…

 – Но они же вроде редко у вас встречаются?

 – Может, и редко, – я прикрыла дверь. – Но, видимо, так проще, чем делать отдельные вещи для каждой расы. Ну и вообще, так принято издавна.

Йев’ени выглядел неубежденным, но спорить не стал. Мы поднялись по лестнице, вошли в квартиру и плюхнулись на диван, даже не зажигая свет – оба слишком устали. Лишь сбросили куртки куда-то в район человеческой кушетки.

 – Йев’ени, – окликнула я его, перебарывая сонливость.

 – Ау? – он зевнул.

 – Слушай… я хотела попросить прощения.

 – Это за что же? – судя по тону, с него даже сон слетел.

 – Я еще год назад пообещала семье, что следующий День Согревающего Очага проведу с ними.

  – Э-э-э… Как говорится, «вопрос понятен, а в чем проблема»?

Я вздохнула.

 – Просто… Просто я подумала – каково встречать День Очага в чужом городе одному…

Раздался короткий смешок.

 – В упор не вижу сложностей. Напрошусь на пьянку к Филу с Майклом, а может, просто отдохну дома. Я-то его никогда не праздновал, особо ничего не теряю.

Я повернулась к нему.

 – Никогда не праздновал День Согревающего Очага? Ах да, ты же… Но ведь у вас есть похожий праздник! Ты же сам говорил!

Человек запрокинул руки за голову. Судя по слабо видимому в свете фонарей силуэту.

 – Тут как бы тебе объяснить… У нас целых два праздника, Рождество и Новый Год. Они оба очень похожи на ваш День Очага, даже празднуются почти в один день. Но в нашей стране долго было не принято праздновать Рождество, и все стали отмечать Новый Год вместо него. В других странах празднуют Рождество, оно и по дате ближе к вашему празднику.

 – Как странно, – протянула я. – У нас тоже есть день Нового Года, но это просто дата основания Эквестрии как государства и момент смены даты. Особого значения ему не придают.

 – Ну вот.

 – А как у вас его празднуют, ваш Новый Год? Похоже на наш праздник?

 – Как празднуют? Ну, мы тоже ставим и украшаем елку, ты же помнишь, как я удивился, когда ее у тебя увидел… Дарим друг другу подарки.

 – Как и мы!

 – Ага. Готовим особые блюда – обычно это специальный салат, мандарины, селедка под шубой…

 – Под шубой? Это тоже такое блюдо?

 – Ага, это такой рыбный салат, просто так называется. Ну вот. Собираемся за столом, включаем одну старую комедию – про человека, который выпил лишнего и случайно уехал в другой город, а там попал в очень похожую на свою собственную квартиру… Потом слушаем праздничный концерт, а когда приближается полночь – его прерывают на поздравление правителя. Потом ровно в полночь, когда бьют часы, мы открываем бутылку шампанского и выпиваем под праздничный тост. Затем выходим на улицу, запускаем фейерверки, делаем снеговиков, играем в снежки…

 – Должно быть, это очень весело, – мечтательно произнесла я. – Я хотела бы увидеть ваш праздник когда-нибудь.

 Йев’ени рассмеялся.

 – Так за чем же дело стало? Ты надолго уезжаешь?

 – Дня на три.

 – Ну так давай! Как раз к твоему возвращению и отпразднуем!

Я подпрыгнула на диване. Тот жалобно скрипнул пружинами.

 – Отличная идея! Йев’ени, ты гений!

Тот снова засмеялся.

 – Так ты едешь навестить семью? Они у тебя где-то поблизости, да?

 – Да, в Нью-Хейси, это небольшая деревня на материке. Отец работает магом-рудознатцем на рудниках близ Холлоу Шейдс, так что его подолгу не бывает дома. А мама – домохозяйка.

 – Понятно, – рассеянно пробормотал Йев’ени.

Я помедлила. Собралась с духом.

 – Слушай… Извини, если вопрос покажется неловким. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

 – Я даже как-то не представляю, что такого неловкого ты у меня собралась спросить, – проговорил человек недоуменно.

Я повернулась, устроившись на диване поудобнее, мордочкой к нему.

 – Знаешь… Ты ведь совсем ничего не рассказываешь про свою жизнь на Земле. Я понимаю, тебе тяжело думать, что ты больше никогда не увидишь друзей с родными… Но, может, будет легче, если проговорить это?

Мне ответило молчание. Йев’ени сидел, опустив подбородок на сцепленные руки.

 – Извини, что спросила, – прошептала я.

 – Нет, – раздалось в ответ. – Нет. Ты права, Старгейз. Надо пропустить это через себя.

Он тоже повернулся ко мне, спиной опершись на угол спинки и подлокотника.

 – Земля… Я вырос в Москве, это государственная столица. У меня есть брат и сводная сестра, оба младшие. Отца не помню – они с мамой расстались, когда мне было пять лет. Я переехал от них в двадцать, хотелось попробовать пожить одному. Снял однушку в Подмосковье… Учился на программера, но на третьем курсе денег стало не хватать, а бюджет не светил. Да и возникло чувство, что это не мое немного… Знаешь, у нас же нет меток, как у вас – приходится пробовать наугад, пока не поймешь…

 – У нас тоже не каждый получает кьютимарку в детстве, – пробормотала я. – Обычно лет с восьми до двенадцати, но иногда пони долго ищут себя, прежде чем поймут, в чем талант. Или как истолковать свою кьютимарку…

Йев’ени кивнул.

 – Мой случай, наверное. Я устроился на работу в мастерскую, мы как раз собирали и чинили замки – поэтому я и сообразил, как починить твой. Потом через год устроился в торговую фирму, они занимались всякой канцелярской сувениркой на заказ. Проработал там пару лет, приходилось порой вникать во всякое такое – что мы продаем, как оно устроено… Вот там и выяснил про ручки. Нет, мы их собирали из готовых запчастей, но я увлекся, стал читать всякое про марки, про чернила. А очутился у вас – и вспомнилось.

Он помолчал.

 – Слушай, – поддавшись импульсу, спросила я. – А у тебя на Земле… был кто-то особенный?

 – Особенный? – переспросил Йев’ени недоуменно. – А, ты имеешь в виду, девушка?

Я кивнула.

 – Да как тебе сказать… Была одна девчонка из параллели на первом курсе, но как-то ничего серьезного у нас не срослось. Потом… потом уже после переезда познакомился в клубе с Юлькой. Мы встречались года два с чем-то, но под конец поняли, что нас обоих это напрягает, ну и… Знаешь, решили отдохнуть друг от друга.

Он кашлянул.

 – Слушай… А у тебя кто-то в этом плане…

 – Особенный пони? – теперь, видно, моя очередь переспрашивать.

 – Ага, – проговорил Йев’ени.

 – Да в принципе что-то похожее… Я встречалась с земнопони из редакции, Фаст Тайпом. Но он перевелся работать в Филлидельфию. Мы пробовали отношения по переписке, но знаешь… оказалось, они не работают, – пожала я плечами. – Мы в его последний приезд поговорили, и оба согласились, что лучше не связывать друг друга обязательствами.

 – Понятно, – он хрустнул пальцами. Замолк.

 – Ты знаешь, мне действительно легче, – вдруг раздалось после паузы. – Наверно, это и впрямь стоило проговорить. Да и то… Хотя, – он вздрогнул.

 – Знаешь, в каком-то смысле... Я словно перебрался в другую страну, откуда нельзя даже послать письмо или написать СМС. Я себе говорю, что у них там все хорошо, пусть я не могу их увидеть. Потом вспоминаю, что там, дома, в ванной осталось… – он резко оборвал себя.

 – И то, – выдохнул он после минутного молчания. – Софт Грит кое-что рассказала, потом я поспрашивал Фила. Через два года после моей, – он осекся, резко выдохнул через сжатые зубы, – смерти. Через два года после этого началась пандемия. Появилась новая болезнь. Погибло… миллионы только по официальным цифрам, а Филипп сказал, некоторые подсчеты доходят до десятков миллионов.

Я ощутила, как по шкурке проходит ледяной озноб. Да это же гораздо больше, чем все население Эквестрии!

 – А потом, – пробормотал человек почти неразборчиво, – началась война. Не знаю, кто был прав, кто виноват… политики, мать их… Первые выстрелы прозвучали еще при моей жизни, потом все вроде бы поулеглось… А через четыре года от того, как я… в общем, началось по-настоящему большое кровопролитие. С ума сойти. И никто здесь не знает, чем оно закончилось. Погибших после определенного момента просто перестает сюда затягивать. Майкл сказал, есть теория, что там, на Земле… просто не осталось никого, кто бы смотрел сериал про вас.

Я поднялась. Подалась вперед.

 – Старгейз? Ты чего… – Йев’ени осекся, когда я обхватила его шею передними ногами. Вздрогнул.

Человеческая рука неуверенно скользнула по моей гриве.

 – Что бы я без тебя делал, – произнес он глухо, продолжая поглаживать меня по загривку. – Сошел бы с ума в первые несколько дней, как те несчастные, наверно. Спасибо.

 – Все будет хорошо, – пообещала я тихо. Чувствуя, как скользят завитки гривы через его пальцы. Зажмурилась и уткнулась мордочкой ему в плечо.

Йев’ени вздрогнул. Мягко, но настойчиво отстранил меня.

 – Что?..

 – Нам завтра рано вставать, – каким-то дрогнувшим голосом произнес он. – Слушай, еще чуть-чуть, и мы так на диване и отрубимся.

Я залилась краской.

Хвала Сестрам, мою мордочку не увидеть при таком тусклом освещении.

Глупая пони, ну кто тебя просил лезть в личное пространство иного вида? Знаешь же, что даже в культуре грифонов и минотавров объятьям не придают такого значения, как у нас! Даже простое дружеское объятие может показаться невежливым!

«А точно дружеское?» – прошептал подлый голосок где-то в глубинах мозга.

И от этого я покраснела еще сильнее.

Хватит, глупая пони! Благодари Селестию, что твои мысли никому не известны!

Еще подобного не хватало, чтобы окончательно выбить Йев’ени из колеи! И так удивительно, что он держится молодцом после пережитого!

 – К… конечно, – пробормотала я. – Давай. Пора ложиться.

День Согревающего Очага

Бронз с шелестом страниц закрыл бухгалтерскую книгу.

 – Что ж, друзья, – произнес он. – За месяц работы наша прибыль – четыре тысячи сто восемьдесят бит. В это число я внес заработок и всех нас, кроме Стила. Как легко подсчитать, это больше чем вдвое ниже того, на что мы рассчитывали.

Реми вздохнула. Задумчиво осмотрела царапину на верстаке, за которым сидела.

Мы расположились в той самой мастерской Бронза, где в свое время испытывали стержни и смешивали чернила. В тусклом огне светлячков отключенные станки выглядели какими-то древними динозаврами, спящими вдоль стен. Тускло поблескивали разложенные на столах детали, вздрагивала от сквозняка свисавшая со шкафа ветошь.

Я постучал ногтем по столу.

 – Бронз, это с учетом продаж картин или без него?

 – Без, конечно, – откликнулся пони. – Это заработок Альятары, я думаю, он ей и принадлежит. Или вы не согласны?

 – Она-то не согласна и требует, чтобы выручку с картин засчитали в общий доход, – я усмехнулся. – Но я думаю, ты прав. Так честнее.

Пони уехала на встречу с родителями два часа назад. На поезде, при виде которого моя мужественность заскулила и поджала хвост. От вида этого ярко-розового (!) паровозика с окнами сердечком (!), от фиолетовых, желтых, розовых, зеленых крыш вагонов (!) с декором под пирожные с кремом (!) я прямо физически почувствовал, как у меня растет сахар в крови. Сдерживая ужас, я обнялся на прощание с единорожкой и, едва поезд тронулся – торопливо выскочил на городские улицы. В меру шумные, в меру грязные и в меру серые.

Самое то для равновесия после этого изрыгающего пар прянично-конфетного гламурного монстра.

 – Тогда отложим вопрос до ее возвращения, – наклонил голову Бронз. – Что ж, вернемся к битам.

Я помедлил, прикидывая в уме.

 – По крайней мере, мы не в нулях. Взнос по кредиту и аренда окупились, мы даже вышли в небольшой плюс.

 – Так-то оно так, – согласился Бронз. – Но о расширении дела при таких раскладах нечего и думать.

Реми вскинула голову.

 – Мы только начали работать! Рано говорить о расширении, тебе не кажется?

 – Я пока просто констатирую факт. Что-то мы заработали, но с точки зрения хозяев дела, а не его работников – оно убыточно.

 – Тут я согласен с Реми, – вмешался я. – Пока налаживаются каналы сбыта, пока о нас не узнали… Давайте подождем хотя бы месяца три, прежде чем делать выводы. Хотя, если ты хочешь свою долю в полном объеме – мы с Альятарой не станем возражать. Ты инвестор, ты вкладываешься оборудованием и запчастями.

Бронз повернул голову и оглядел себя.

 – Здорово похоже, что у меня отросли клюв, перья и хвост с кисточкой? Делим по-честному, на четверых и поровну.

 – Кстати, о каналах сбыта, – вмешалась Реми, прежде чем я уточнил, в чем соль шутки. – Может, поищем еще варианты? Кроме объявления в газете и раздачи визиток?

Я пожал плечами.

 – Все остальное – дорогое удовольствие. В следующем месяце мы попробуем пробежаться по другим редакциям, предложим стиломехи с их символикой в обмен на скидку на рекламу. Хотя тут надо с осторожностью. Как я понял Альятару, конкуренция у них иго-го, узнают в «Мире Мэйнхэттена», что мы сотрудничаем с какими-нибудь «Мэйнхэттенскими Новостями», мы вмиг лишимся поставок и скидки.

Бронз скептически фыркнул.

 – Еще идеи?

Мне оставалось развести руками.

 – Мы пробивали цену на рекламу по радио. Пока совершенно точно не по карману. Один месячный ролик съест прибыль в ноль, даже если брать картины. Может, позже…

 – Но твоя идея с символикой Дня Очага, кстати, хорошо сработала, жаль, мы поздно об этом подумали, – заметила Реми. – Может, попробуем провернуть ее ко Дню Сердец и Копыт?

 – Дню Сердец и Копыт?

 – Праздник влюбленных. В середине февраля, – просветил меня Бронз.

А, ну конечно. Очередное загадочное сходство между мирами. Интересно, что думают в КУДА по этому поводу?

Не то чтобы я горел желанием у них выяснять.

 – До середины февраля нужно еще доработать, – пожал я плечами. – Но так-то, конечно, попробуем.

 – Кстати, о каналах сбыта, – заметил Бронз. – Что вы говорили о контракте с погодной командой?

Я усмехнулся.

 – Пока они заказали два десятка, на пробу. Но Майк просил передать, что идея с морозо- и водостойкими стиломехами его начальству по душе. Реми, что скажешь?

Синяя земнопони взъерошила челку.

 – Я могу увеличить пропорцию кристалфиолета в пигменте, – проговорила она. – Цвет слегка изменится, но чернила будут держаться лучше. По крайней мере, от случайного намокания строчки не поплывут. А вот что до морозостойкости…

Она извлекла свой блокнот. Зашуршала страницами.

 – Я думала о том, чтобы вернуться к глицериновой основе, – произнесла она. – Но не исключено, придется по новой повторять весь цикл испытаний. Я не уверена, что новые чернила подойдут для заправки старых стержней, придется подбирать ширину каналов заново.

Мы с Бронзом покачали головами одновременно.

 – Для постоянных поставок – имело бы смысл, – проронил земнопони. – Но ради нескольких десятков… Не знаю, не знаю.

Реми перелистнула страничку.

 – Есть у меня еще одна идея. Лет пять или десять назад верфи Кантерлота работали над проектом высотного дирижабля. Они планировали использовать гликолевые добавки против замерзания хладагента в трубках. Но у них не получилось.

 – Гликолевые? – переспросил Бронз. – Но ведь…

 – Да, – подхватила Реми. – Смесь оказалась слишком токсичной и коррозийной. Но мы же не собираемся заправлять ей стержни в чистом виде. Небольшой добавки гликоля к растворителю хватит, чтобы опустить температуру замерзания на добрый десяток градусов, при этом не изменив сильно свойства раствора. При этом количество ее в одном стержне – раз в пятьдесят меньше опасной дозы.

 – Я вижу в этом один нюанс, даже два – мрачно сказал Бронз.

 – Какие? – спросил я.

Земнопони слегка стукнул по столу.

 – Коррозийность, это раз. Сколько протянет наконечник с такой добавкой?

Реми махнула хвостом.

 – Дольше, чем закончатся чернила. Даже с перезарядками, я полагаю.

Она снова откинула с глаз челку.

 – Ну и нагревать стержень я бы не советовала. Может этерифицировать смазку и испортить чернила.

Бронз остановил ее жестом.

 – В этом я уже не разбираюсь, мое дело – механика. Если ты говоришь, что должно работать – значит, давай попробуем и проверим. Но есть еще один минус.

 – Я тоже его вижу, – кивнула земнопони. – Нам никто не позволит работать с этим в жилой зоне. Только отдельное здание, с вытяжкой, смывом и спецодеждой.

Я вздохнул.

 – Тогда тоже не вариант. Расходы…

Бронз вскинул копыто, останавливая меня.

 – А что, если обратиться к Торшен? – задумчиво произнес он. – У нее есть лаборатория для работы с ртутью. И если я обещаю ей скидку на следующий заказ, она пустит нас на пару вечеров попользоваться даже без оплаты. Ну а заправлять сами стержни можно и в нашей мастерской, это же не концентрированное вещество.

Я взял карандаш, приготовившись делать подсчеты.

 – На сколько это скажется на цене реагентов?

 – На бит где-то, – Реми наморщила лоб.

Рыжий земнопони задумался.

 – Дай я сначала поболтаю с Торшен, потом скажу тебе точно, – наконец, произнес он.

Я кивнул.

 – Ладно, тогда ждем прикидку по деньгам. Реми, тогда, как решится вопрос с лабораторией – займешься экспериментами? Как будем понимать, что образцы работают – свяжемся с погодниками и озвучим цену. А пока я передам Майку, что мы готовы сотрудничать, но нужны подготовительные работы.

Оба моих компаньона кивнули.

Я нахмурился, вспоминая, не упустил ли чего. Какая-то мысль вертелась в голове и не хотела уходить. Что-то, связанное с недавними событиями… Что-то, имевшее отношение к Альятаре…

Кофе.

Термос.

Вернее, фляга, зачарованная так, чтобы сохранять кофе в ней горячим.

 – Бронз! А что насчет этих ваших магических кружек с холодильниками? Эту магию можно кастануть на стержень?

Земнопони вздохнул.

 – Вряд ли. Слишком мелкий объект для нанесения рун. Даже если бы нашелся единорог с лупой и нужным навыком микрочеканки на кристаллах, заклятья начнут перекрывать друг друга и накладываться. Ты же не захочешь, чтобы чернила вразброс то закипали, то превращались в ледышку?

 – Ты в этом разбираешься, я смотрю, не хуже единорога, – заметила Реми.

Бронз фыркнул:

 – А ты думаешь, никому из них не приходила в голову идея сделать часы на магии вместо механики? Получалось по-всякому, конечно. Но если ты не гений вроде принцессы или Старсвирла, механика куда надежнее. Пружины и шестеренки крутятся так, как ты их собрал, если собрал правильно. А заклинания работают так, как им охота, особенно если тебе нужно, чтобы они работали без присмотра единорога, который их наложил.

Он извлек чековую книжку товарищества.

 – Ладно. Давайте перейдем к приятной части.

Заполнил и вырвал несколько векселей.

 – Держите, – произнес он, протягивая нам расписки. – Евгений, передашь Альятаре сам или дождемся, пока она вернется?

 – Какая разница? – пожал я плечами. Аккуратно убрал оба векселя, свой и единорожки, в кармашек портмоне.

Бронз улыбнулся.

 – Ну что ж. Раз уж мы закончили с расчетами и планами… С Днем Согревающего Очага вас, друзья!

Он извлек из кармана три пары часов на тонких золотистых цепочках. Не наручных, в округлых металлических корпусах – я такие видел только в Интернете. На каждой крышке корпуса красовалась резная монограмма. На моем экземпляре – две скрещенных стилизованных авторучки, еще на одном, врученном мне Бронзом – кьютимарка Альятары.

Я расхохотался.

Бронз вопросительно повернул на меня уши.

 – Мысли читаешь! – наконец, пояснил ему я. – Альятара не успевала закончить до сегодняшнего дня, поэтому попросила меня вручить вам подарки. Ну а уж я от себя… – не закончив фразу, я поднялся, забрал с вешалки небольшой холщовый мешочек.

 – С праздником и вас обоих, от меня и нее!

В мешке находились два миниатюрных портрета в резных лакированных рамках. Альятара рисовала одними быстрыми штрихами стиломеха, но портретное сходство с Бронзом и Реми улавливалось безошибочно.

Следом показались на свет два стиломеха – такие же, как те, что мы каждый день разрисовывали в мастерской. Один светло-красный с крохотными часами, другой – синий с каплей чернил.

Реми покраснела так, что ее мордочка сама стала фиолетовой.

 – Ох, кольты, простите, ради Сестер! – воскликнула она. – Я тоже кое-что для вас приготовила, но совершенно упустила из виду, что мы с тобой завтра, Бронз, вряд ли увидимся…

Земнопони улыбнулся.

 – Да какая разница? Отдашь после праздников, или как тебе удобнее. А пока… Как вы смотрите на то, чтобы отправиться отметить День Очага в кафе у Лемон Кейк? Они закрываются только через час.

 – Я не против, – откликнулась Реми.

 – Я тоже, – присоединился я.

 – Ну тогда в путь! – мы дружно поднялись с мест. Скрипнула входная дверь, открывая нашим глазам огни вечернего Мэйнхэттена. Бронз приостановился у входа, возясь с замком.

Я откинул щеколду. Ухватил оконные створки, потянув на себя.

Со скрипом те разошлись в стороны, и в квартиру ворвался свежий зимний воздух.

Я оперся о подоконник.

Красивое зрелище.

Весь город сверкает огнями. Мерцают в окнах новогодние (или лучше сказать «очажные»?) гирлянды, переливаясь многоцветным магическим светом. Некоторые дома уже полностью скрылись в облаках колдовского свечения. Кто-то в соседнем квартале уже запускает фейерверк. Если наклониться и вытянуть шею – становится видна верхушка ели, наряженной на соседней площади.

И толпа пони под окнами.

Я затворил окно и тщательно смахнул в ладонь те несколько снежинок, что успели осесть на рассохшийся подоконник. Налил чашку чая и опустился в кресло.

Как же приятно наконец вытянуть ноги и расслабиться.

Праздничный день выдался тяжелый.

Пони метались по магазинам в попытках в последний момент купить забытые подарки. Партия в двести стиломехов, раскрашенных снежинками и елочками, разлетелась мгновенно, как и пейзажи Альятары. На раскраску именных заказов у меня ушла вся прошлая ночь, несмотря на самоотверженную помощь Стил Джира и Реми – надо, кстати, сказать Бронзу, чтобы выписал парню премию. Я вообще-то собирался закрыть по случаю праздника лавку в полвосьмого…

Ага, как же. Рабочее место я покинул в десять часов вечера.

Еще было можно подорваться и явиться на вечеринку к Филу – тот приглашал «заходить, если передумаешь». И встретить праздник среди своего биологического вида. Вот только…

Не было желания.

Слишком я устал, чтобы веселиться.

А завтра мне предстоял небольшой квест – найти в городе, населенном растительноядными созданиями, вареную колбасу. Чтобы продемонстрировать Альятаре, что такое наш традиционный оливье.

Не настоящий – тот, что с каперсами, ветчиной и понтами. А именно традиционный.

Ну и прочие атрибуты праздника в виде мандаринов и еловых веток. Благо, с этим в Мэйнхэттене было попроще.

А заниматься этим с похмелья желания не было.

Как и встречать на вокзале Альятару с мешками под глазами и перегаром.

Я поймал себя на том, что губы невольно расходятся в улыбке.

Черт… или какого сена, как говорят в Эквестрии. Мне и правда не хватает ее компании. Веселого звонкого голоса, легкого толчка плечом в бедро, перестука копыт по полу…

Твою мать, Женек. Да что с тобой творится?

Я снова подошел к окну и прижался к стеклу лбом.

Вообще-то, для твоего состояния есть очень четкое название…

Стоп. Отставить. Прекратить. Сброс. Прервать исполнение функции.

Не дури, Жень.

Это просто… просто реакция организма. Шок, страх, стресс, напряжение. Участие, помощь, эмпатия, благодарность. Древние психологические механизмы, выдавшие, как говорится, сбой распознавания…

И у этих механизмов есть всем известное имя, да?

 – Все-все-все, – сказал я своему отражению в зеркале. – Все-все-все.

Надо просто не обращать на это внимание. Дать схлынуть волне гормонов. В конце концов, я давно уже не в переходном возрасте, когда на почве недотраха тянет творить дичь.

Завтра я встречу единорожку с поезда, мы вместе дойдем до дома, потом на следующий день отправимся на работу. Эмоции схлынут, и мы останемся просто добрыми друзьями, без всяких противоестественных задних мыслей. Главное, не творить ерунды, не ляпнуть по примеру Фила дурости, которая может обидеть Альятару… Не ляпнуть и не сделать… Даже не думать о том, чтобы наклониться к ее губам, когда она с улыбкой поднимает голову, чтобы посмотреть мне в лицо…

Я прижался лбом к холодному стеклу. И от души, до боли, ущипнул себя за руку.

Кажется, помогло – я стал замечать окружающий мир.

Топот тысяч копыт по брусчатке, музыку и пение, гомон голосов…

И раскатистый, гулкий звон колоколов, разлетавшийся над городом.

Откуда здесь колокола, в какой-то момент удивился я. Тут же вспомнил высокую колокольную башню на старой пожарной части в миле отсюда, колокольни над мэрией… Да мало ли где! На площади, должно быть, и вовсе стоял репродуктор, подключенный к радиоприемнику, судя по жестяным ноткам в звоне.

Фейерверки взлетали ввысь уже потоком. Искристые фонтаны римских свечей, хлопки петард, огненные росчерки ракет… Совсем как дома.

А потом – в какой-то момент городской шум будто притих. Даже фейерверки стали взлетать реже. Словно Мэйнхэттен замер в ожидании…

И яркие точки звезд в ночном небе сдвинулись с места.

Заскользили навстречу друг другу, складываясь в вязь эквестрийского письма.

«С ДНЕМ СОГРЕВАЮЩЕГО ОЧАГА, МОИ МАЛЕНЬКИЕ ПОНИ!»

Звездная надпись расплылась. Снова собралась, уже в силуэт новогодней елки. Со звездами вместо шариков и туманностями – вместо гирлянд.

Снова взорвалась искрами – и сложилась в плывущие над сверкающим городом огромные звездные снежинки.

Я понял, что забыл дышать. От восторга.

Нет.

Совсем не как дома.

Я скептически посмотрел на старинные кирпичные стены, потемневшие от копоти. Сейчас, впрочем, копоть еле виднелась под толстым слоем еловых ветвей, омелы, гирлянд и всего такого прочего.

Давай, Женек. Собери всю свою хрупкую мужественность и встреть испытание лицом к лицу.

Зазвонил станционный колокол, ему вторил паровозный гудок. Противоестественный, поражающий воображение, богохульный гибрид стимпанка с кондитерской приближался. Застучали по рельсам колеса.

И цепочка гигантских самоходных тортиков замерла у перрона.

Поток пони хлынул из вагонов. Мигом образовалось небольшое многоцветное столпотворение с элементами мурмурации. Я не знал номер вагона, поэтому стоял, заложив руки за спину, у самого начала перрона и провожал пони взглядом. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания (не то чтобы у меня получалось).

 – Евгений!

И в следующую секунду мне стало наплевать на косящихся на меня пони.

Потому что у меня повисли на шее.

Увы, картинно подхватить единорожку у меня не получилось – я позорно пошатнулся и едва не свалился с ног. В основном из-за того, что, кроме легонькой Альятары, в меня врезались еще две седельных сумки почти с нее весом.

 – Ой.

 – Привет. Ой.

 – Я тебя не ушибла?

Я засмеялся.

 – Давай сюда.

 – Оставь мне одну!

 – Чтобы нас обоих перекашивало?

 – Хм. Логично, – Альятара критически покосилась на свою поклажу. – Ладно, но полдороги несу я!

Пройдя очередную проверку с нанесением на руки (ноги) магической мази, мы вышли к переходу между вокзалом и станцией метро, проехали пару остановок и выбрались на эскалаторе наружу. Морозец был ощутимым – ну, по крайней мере, по эквестрийским меркам, и Альятара замоталась в теплый красно-зеленый шарф. Хотя по факту, наверно, градуса два-три, просто во влажном морском климате они ощущались, как все десять.

Над крышами и крылечками реяли флаги с распростершим крылья фиолетовым аликорном. Ледяные аликорны и просто пони украшали, кажется, каждый перекресток. Флажки и гирлянды тянулись от дома к дому, поднимались над проезжавшими каретами.

 – Что у тебя там? – спросил я единорожку, взглядом указав на сумки.

 – Секрет, – звонко засмеялась та.

 – А, понятно. Кстати, я отдал Бронзу и Реми твои портреты, и они передавали большое спасибо. И еще вот, держи, – я выудил из кармана портмоне (с некоторым трудом – мешали висящие на плечах сумки) и отдал Альятаре вексель.

Та пробежала взглядом по строчкам.

 – Хм… Я знала, что в канун праздника продажи вырастут, но не настолько же… Или… Евгений! – единорожка остановилась и смерила меня взглядом.

Я виновато улыбнулся.

 – Что я говорила о прибыли с картин?

 – Так, слушай! Мы-то здесь при чем? Это тебя приходилось отпаивать кофе!

 – Я их продаю в лавке, которая оборудована общими усилиями! Куда пони приходят, потому что мы оплатили объявления из общих денег!

 – В газете, с которой договаривалась ты, под вывеску, которую рисовала ты?

 – Евгений! Это нечестно!

Я лишь развел руками. Дальше мы шли молча, пока Альятара дулась.

Хватило ее метров на пятьдесят.

 – Евгений.

 – Ау?

 – Я заберу половину, вторую на общий счет.

 – Технически говоря, они и так на общем счету. Ты можешь просто не обналичивать их, если не хочешь.

Единорожка фыркнула и слегка толкнула меня в бедро. Я хотел потрепать ее по холке, но не решился делать это прилюдно.

Раздобыть вареную колбасу было на самом деле не так уж сложно. В портовом районе Мэйнхэттена хватало грифонов и прочих хищных разумных, была там и парочка ларьков, специализирующихся на мясных продуктах. Как они добывали товар, я не выяснял, вряд ли держали где-то под городом свиней на забой, скорее, завозили туши в закрытых бочках под заклятьями, чтобы не шокировать пони. Так или иначе, а палка колбасы у них нашлась.

Не особо похожая на привычную мне, правда – более волокнистая, с мясными прожилками, еле уловимым лимонно-медовым привкусом. Но я решил, что салат от этого сильно хуже не станет.

Что до яиц, овощей и майонеза, их и вовсе было несложно раздобыть на городском рынке.

Нож застучал по доске. Альятара, замешивающая блинное тесто, сунулась через плечо любопытной мордочкой.

 – Слушай, – спросил я ее. – А тебе можно такое количество мясного? – кивок на горку колбасной нарезки в миске.

Пони хмыкнула.

 – Все нормально. Мы легко перевариваем мясную пищу, если в небольших количествах. В особенности пегасы, но и мне такая порция ничем особо не грозит, тем более один раз. Ты лучше сам следи за рационом!

Я кивнул. Совет Альятары был здравым.

Я как-то раз по неосторожности попробовал салат с какой-то из понячьих травяных заправок – то ли тимофеевкой, то ли люцерной. Эффект был… скажем так, дерьмовым во всех смыслах, в общем, повторять его мне не хотелось, тем более – вспоминать перед торжественным ужином. Но с тех пор я куда внимательнее перечитал брошюру КУДА, выданную мне при оформлении, особенно раздел «Пищевая совместимость».

Зашипело тесто на горячей сковороде. Я невольно залюбовался плавными движениями Альятары – подождать секунду, вспышка телекинеза – и блин взлетает в воздух, переворачивается и плюхается другой стороной. Да, удобно, наверное, переворачивать блинчики, не прикасаясь к ним.

За окном потемнело. Мы сегодня сообща удрали с работы пораньше, упросив Стила и Реми подменить нас. Без особого вреда для торговли – стояло послепраздничное затишье, пони появлялись в лавке раз-другой за день.

На блюде росла стопка блинов, я закончил с салатом и убрал миску в холодильник, на пару к тортику и селедочке. Там же охлаждалось игристое вино, того же происхождения, что и колбаса.

 – Кажется, все? – единорожка охватила блюдо магией, критически на него посмотрела и, вздохнув, перехватила копытом. Я, поднатужившись, переволок стол в комнату и накрыл скатертью.

Вскоре салаты и блины вместе с тарелками и ложками перекочевали на стол. На книжный столик мы водрузили несколько не праздничную банку с поставленными в нее еловыми ветвями, которую сообща украсили пятью шариками, светящимся многоцветным кристаллом и фигуркой Принцессы Дружбы. И плюхнулись на диван.

 – Ну что? – единорожка потянулась к пакету, который она убрала пару дней назад в угол, сторого-настрого запретив мне в него заглядывать. – Открываем подарки?

 – Так, подожди, – я опустился на колени, доставая свой пакет из-под кушетки. Развернул слой упаковочной бумаги поверх подарочной коробки.

Улыбнулся пони и протянул подарок.

 – С Новым годом.

Единорожка надорвала зубами упаковку.

 – Ты чудо!

Она распахнула крышку и уставилась на ряды стеклянных баночек. Подхватила одну телекинезом.

 – Это же… Настоящий комоньский волкоскоит! И мистмэйнская драконья кровь! Евгений, где ты их достал?!

Я самодовольно ухмыльнулся.

 – Места знать надо, – на самом деле заглянул по старой памяти за кулисы к труппе Агата и поболтал минут десять с декораторшей. Получив в итоге адрес лавки для художников, где та закупалась. Из которой меня направили в соседнюю, где и помогли определиться с подарком.

 – Что ж, – пони поставила краски на столик и подняла свой пакет. – С Днем Согревающего Очага!

Я зашуршал бумагой. Похоже, внутри было что-то большое, но легкое, продолговатое…

 – Вау, – я уставился на кирзовые утепленные сапоги в точности моего размера. Украшенные металлическими набойками, ремешками и шпорами, словно у ковбоя Мальборо.

 – Как тебе?

 – Супер! – я натянул один сапог на ногу и убедился, что он сидит как влитой. – А откуда ты знаешь мой размер?

 – Секрет фирмы!

Я еще раз посмотрел на шпоры… Блин, готов поклясться, что их делал не пони!

 – А где ты их вообще достала?

Альятара очаровательно потупилась.

 – Ну… Потратила день, чтобы съездить в Кантерлот. Там есть небольшой магазинчик, который торгует товарами для людей, которые сложно достать в Эквестрии.

«Наверняка мясо», – подумал я, но решил не уточнять. Как и объяснять, для чего нужны эти звездчатые колесики на каблуках. Сапоги, так или иначе, классные.

 – Я тебя обожаю. Мне реально надоело ходить в этих недоваленках.

Вместо ответа единорожка крепко меня обняла. Я осторожно провел рукой по шелковой гриве, дотронулся до ушек… так, Женек, стопэ…

 – А я привезла из Кантерлота кое-что еще, – мурлыкнув, словно большая кошка, сообщила Альятара. Высвободилась из моих объятий, проскакала к шкафчику, вытянула большую картонную коробку.

 – Пофофеф фофыф?

Вау.

Такие радиоприемники я последний раз видел… Да нигде я такие не видел.

Тяжелый лакированный деревянный корпус, массивные обтянутые тканью динамики, посередине – бронзовая картушка со стрелкой под выпуклым стеклом. На диск нанесены не особо понятные аббревиатуры и циферки. Несколько поворотных верньеров располагались чуть ниже диска.

 – Сумеешь настроить? – с надеждой в глазах спросила Альятара. – Я имею в виду, это же человеческая технология.

Упс.

Кажется, теперь я понимаю, что чувствовала моя бабушка, когда ей показывали смартфон. Только, так сказать, в хроноинвертированном порядке.

 – Как бы объяснить… В общем, на Земле такие штуки вышли из обихода лет за полсотни до нашего времени.

Ушки пони грустно опустились.

 – Так что будем действовать методом проб и ошибок! – поторопился закончить я.

Как ни странно, совладать с археотехом оказалось не так уж сложно. Действуя по инструкции, я вставил тяжелые, словно свинцовые слитки, батареи в гнездо под задней крышкой, щелкнул выключателем. Дождался, пока лампочка на панели не разгорится зеленым, и колонки не зашуршат. Принялся крутить верньеры, заставляя стрелку вращаться.

Какое-то время мы слышали лишь помехи, то тише, то громче. Один раз сквозь них прорвался раздраженный голос «… Девятнадцатый – Второму, скопление карет на Сорок Восьмой и Кигер-стрит, прием! Девятнадцатый…». Потом опять пошумело – и вдруг с очередным поворотом ручки в квартиру ворвалось:

 – … собираешься делать в новом году, Чиз?

 – То же, что и всегда, Пинки – попробую рассмешить мир!

 – Ой, а серьезно? Стоп-стоп-стоп, я сказала «серьезно»? Ой-ой-ой, это оки-доки-локи-неофикрутительно! Чиз, срочно проверь, не подменили ли меня инопланетяне этим утром, потому что если они меня подменили – то я не Пинки, а если я не Пинки, то наше вечернее шоу некому вести! А это значит, что Эквестрия войдет в новый год без последней в этом году РадиоВечеринки! Чиз… Чиз… Пообещай мне, что не допустишь этого! Ради наших детей, Чиз!

 – Так, сейчас. Ты розовая – галочка. Ты в кудряшках – галочка. Ты прыгаешь – галочка. Ты определенно настоящая Пинки, а значит, Эквестрия может праздновать спокойно.

 – Стоп, что это? Список? У тебя есть список и ты проставляешь в нем галочки? Твайлайт, сними иллюзию и скажи мне, своей подруге – что ты сделала с настоящим Чизом?

Альятара тихо хихикала в копытце. Я тоже улыбался, даже не потому, что шутка неведомой диджейки показалась смешной.

Просто подхватило праздничное настроение.

 – Итак, в наших планах на будущий год – рассмешить всю Эквестрию, потому что теперь, с нашей РадиоВечеринкой, в наших вечеринках наконец-то действительно может поучаствовать вся Эквестрия! Ты согласен, Чиз?

 – А как же те, у кого нет радио?

 – У кого нет радио? Да брось! Помнишь, перед Днем Очага мы обратились в конце передаачи ко всемпони и попросили их написать нам, если они слушают радио? Так вот, ни в одном письме из тех, что нам прислали, не говорилось «у меня нет радио»!

На сей раз хихикнул и я. Интересно, сколько еще бородатых анекдотов каким-то магическим образом преодолели грань между мирами?

 – А теперь, всепони, давайте послушаем композицию «К Луне» от знаменитой группы «Пони-на-Заре». Ну а мы с Пинки продолжим нашу новогоднюю Супер-Вечеринку после небольшого отдыха! Вечеринка на Радио Эверхуф – оставайтесь на нашей частоте!

Из динамика полились звуки скрипки и пианино. Я крякнул, поднимая радио и водружая его на верхнюю полку. На столик не рискнул, боясь, что тот не выдержит веса.

К тому моменту мы успели проголодаться. Салаты не успели разогреться, а вот блинчики – пришлось засунуть в духовку. Впрочем, заминка была недолгой, и через некоторое время они вновь вернулись на стол.

 Альятара зачерпнула ложку сметаны и ложку черничного варенья, намазывая блинчик и сворачивая его в трубочку. Задумчиво посмотрела на результат.

 – Вообще говоря, это уже не флаг-блинчик, – сообщила она. – По крайней мере, это устаревший флаг-блинчик. Но чтобы соблюсти традицию… Или создать новую? В общем, нам пришлось бы взять… Я даже не знаю. Варенье из аронии? Или солнечной ягоды?

Я поднял бровь. Молча – потому что косплеил гоголевского Пацюка. Только в рот мне влетел второй блинчик вместо вареника.

 – М-м-м, – Альятара прожевала свой блин. – Слушай, я думаю, ее высочество не разгневается на нас, если я буду есть блинчики по старым обычаям! Слишком они вкусные! Кстати, как тебе мамино варенье?

 – Отличное, – не кривя душой, сказал я.

Мы расправились с блинчиками и отдали должное салатам. Оливье Альятара оценила по достоинству, селедку под шубой тоже похвалила, хотя, боюсь, из вежливости – что-то я сделал не так, то ли недоварил свеклу, то ли неудачно выбрал рыбу. В общем, миску с недоеденным салатом мы убрали в холодильник. Достав мандарины.

Знакомая смесь запахов хвои и цитруса… Мерцание кристалла в еловой хвое… Тихая музыка из динамиков…

Вот теперь точно словно дома.

Из соседних квартир доносились приглушенные хлопки петард, смех и топот, хотя такого размаха, как в первую праздничную ночь, веселье не приобретало. Фейерверки взлетали над крышами изредка-изредка, зарево огней тоже приугасло.

Но огни были и у нас – и мы даже не очень долго их искали. Свет погас, зашипели, разлетаясь, искры. Единорожка, смеясь, попыталась выхватить бенгальский огонь у меня из руки, я поднял его повыше, тогда она схватила второй и поднесла вплотную к моему. В брызге искр, в полутьме я позволил себе откровенно залюбоваться ее радостной улыбкой, стремительными движениями, огромными глазами… стоп, стоп, стоп…

Стрелка часов уже почти достигла полуночи. Я с трудом отвел взгляд и извлек из холодильника бутылку. Размотал проволочки на горлышке. Альятара достала бокалы.

 – Обычно в это время мы слушаем поздравление главы государства, – сказал я ей. – А у вас нет такой традиции?

 – Принцесса обращается к народу в Ночь Очага, – качнула пони челкой. – Не думаю, что она повторит для нас обращение, даже если мы решили отпраздновать попозже.

 – Ну и ладно, – мы оба смотрели на минутную стрелку. Боя курантов не ожидалось, колокольного звона тоже, но мы все равно застыли, прижавшись друг к другу и глядя на часы. Словно, как в детстве, ждали чего-то чудесного.

Стрелки коснулись полуночи.

Хлопнула пробка.

Зашипело игристое вино.

 – У нас говорят «С Новым Годом, с новым счастьем», – шепнул я Альятаре.

 – С Новым годом, – тихо повторила та. – С новым счастьем.

Аквамариновая головка прижалась к моему плечу. Я потянулся поставить бокал, полуобернулся, посмотрев на запрокинувшую на меня передние ноги единорожку, приобнял за плечи. Улыбнулся, и ее мордочка тоже озарилась улыбкой. Хотел что-то сказать, но вместо этого наклонился ближе.

Стоп.

Стоп.

Стоп.

Что же я делаю?

Что она делает?

Потому что…

Вкус вина на губах. Другое, инаковое ощущение под губами и языком. От губ подавшейся навстречу Альятары.

Что…

Кто из нас сошел с ума?

Какая разница?

У меня нашлись все же силы оторваться. Или кончился воздух в легких?

Я посмотрел на Альятару.

 – Мы точно ничего не делаем неправильного?

 – Понятия не имею, – выдохнула та. И, охватив копытом за шею, привлекла к себе.

Руки обрели собственную волю. Скользнули вдоль спины, чувствуя, как движется под ними гибкое сильное тело. Пальцы легко коснулись основания хвоста, скользнули на кьютимарку – Альятара явственно вздрогнула. Нырнули в нежный мех на животике, задержались…

Свет елочного фонарика отразился в ее глазах.

 – Да, – очень тихо-тихо выдохнула она мне в ухо. – Да.

Нежные мягкие бугорки под ладонью… Влажное вздрагивающее тепло, иное, непохожее, где-то шире, где-то сильнее… Негромкий вскрик. Рубашка, которую с меня стягивают копытами. Мечущийся хвост, то и дело задевающий… Альятара изворачивается, неловко пытаясь одновременно дать мне место на диване и улечься на бок…

Когда я вошел в нее, она не вскрикнула – лишь дернулась всем телом, вцепившись зубами в подушку. Я замер, и почувствовал движение навстречу. Вот теперь был стон, короткий, резкий, еще, еще. Это было неловко, странно, прекрасно. Я зарылся лицом в синие пряди, двинул ладонью чуть вниз и вбок… Альятара выгнулась, ахнув, рог вспыхнул…

 – Евгений!!!

 – Аль…!!!

…

На подушке, угасая, тихо шипели сине-зеленые искры.

…

Я проснулся внезапно, рывком, словно вынырнул с большой глубины. Распахнул глаза.

Вокруг стояла темнота. Даже магический кристалл, должно быть, разрядился. Альятара тихо дышала у меня под рукой.

Медленно, стараясь не потревожить ее, я убрал руку. Отодвинулся, сел на диване.

Выпрямился и подошел к окну.

Прижался лбом к холодному стеклу.

Что я делаю?

Что я делаю здесь, в этом мире?

Среди чуждых созданий. Вдали от всего человечества, кроме горстки сумасшедших.

Безуспешно пытаюсь притвориться своим для его жителей?

Сжал зубы, пытаясь не застонать.

Шорох за спиной.

Тихий перестук по паркету.

Теплое прикосновение.

 – Евгений? Все в порядке?

Я медленно обернулся и взглянул на Альятару.

Еще медленнее опустился на колени и прижал ее к груди.

 – Ты чудо, – прошептал я во вздрогнувшее ушко. – Прости. Это… острый приступ тоски по дому. Ты замечательная. Сейчас это пройдет.

Альятара вместо ответа подалась вперед и крепко обняла меня. Вжавшись мне мордочкой в плечо.

 – Пойдем спать, – тихо прошептала она в ответ. – Завтра будет новый год и новый день. Завтра… Все будет завтра.

Новый Год

Коричневый пегас с темно-красной гривой и меткой в виде грозового облака задумчиво осмотрел стиломех.

 – Качество нас устраивает, – проронил он. – Значит, семьдесят пять бит за штуку?

 – Да, мистер, – кивнул Йев’ени.

 – От какого объема можно рассчитывать на скидку?

 – Если закажете партию от двухсот штук – опустим до семидесяти.

Клауд Винг хмыкнул.

 – Пока нам нужно штук сорок. В дальнейшем… что ж, посмотрим. Ну и перезарядка стержней, само собой.

Йев’ени покачал головой.

 – Перезарядку мы обеспечим, но чернила более едкие, чем стандартные. После второй перезарядки мы не гарантируем качество письма. Обратная сторона морозостойкости, что поделать.

 – Пока нас это устраивает, мистер Комаров. Есть еще вопрос…

 – Да?

 – Сколько будет стоить нанести на изделия символику погодной команды?

Йев’ени блеснул улыбкой.

 – Обычно мы берем за эту услугу двадцать бит сверху. Но с учетом объема заказа – готовы сделать скидку до пятнадцати.

 – А как насчет десяти?

 – Двенадцать – и по рукам. Вернее, по копытам, Клауд.

 – Отлично. Как скоро вы сможете подготовить партию?

 – В среду, – уверенно произнес Йев’ени.

Пегас кивнул. Открыл ящик стола и извлек из него два свитка пергамента.

 – Вот стандартный бланк контракта на поставку. Ознакомьтесь, если все устраивает – можем подписать документы прямо сейчас.

Человек развернул свиток, углубился в чтение. Периодически его лоб прорезала морщина. Клауд Винг терпеливо ожидал.

Йев’ени протянул оба документа мне.

 – Старгейз, посмотришь?

Я пожала плечами.

 – Зачем? Ты же уже все проверил.

Клауд Винг закрепил свиток на планшете. Открыл стиломех и вписал в бланки несколько строчек. Передал планшет Йев’ени.

 – Проверьте, что цена и состав товара указаны правильно, впишите реквизиты и подписывайте. Доверительные письма у вас с собой?

 – Конечно, – Йев’ени пробежал взглядом по строчкам, протянул документ мне. Я вписала «Стиломехи Старгейз», адрес, регистрационные номера листа и соглашения, и поставила роспись. Следом за мной на пергамент легла размашистая подпись Йев’ени. Процедура повторилась со вторым бланком.

 – Что же, теперь перейдем к спецификациям, – проговорил пегас. Я с трудом подавила зевок.

Привыкай, Старгейз. Ты уже не наемная художница, а взрослая ответственная бизнеспони. Скучная возня с бумагами и контрактами – теперь часть твоей работы!

Пока Клауд и Йев’ени, склонившись над свитками, обсуждали детали поставки, я украдкой покосилась в окно. Здание погодной команды насчитывало целых восемнадцать этажей, и вид отсюда открывался впечатляющий! Здесь, в восточной части Мэйнхэттена, находились в основном фабрики и заводы, и к небу тянулся целый лес труб. За ним виднелись верхушки деревьев берегового парка. А дальше – за черными ветвями – ярко блестела под солнцем гладь моря Селестии.

 – Ну вот и все, – услышала я голос Йев’ени. – В среду можете присылать мистера Хуфа за товаром.

 – Превосходно. Вот вексель на получение аванса. Благодарю за сотрудничество, мистер Комаров.

 – Приятно начинать новый год со сделки с таким клиентом, как Вы, – человек встал из-за стола и церемонно поклонился. Я последовала его примеру.

Мы прошли мимо приоткрытых дверей погодного штаба – я с любопытством покосилась на висящую на дальней стене карту Мэйнхэттена с какими-то загадочными отметками, и трех пегасов в летной форме, что-то горячо обсуждавших рядом с ней. Спустились на лифте на первый этаж, к кафетерию. Я принюхалась к соблазнительному запаху горячих пончиков… И возмущенно стегнула себя хвостом, вспомнив о своей диете.

Уже на выходе из здания, когда мы прошли мимо колонн с барельефом, изображавшим маневрирующих среди облаков пегасов, Йев’ени приостановился.

 – Никогда не привыкну, – пробормотал он.

 – К чему? – я проследила за его взглядом. Человек рассматривал висящее высоко над крышей погодного центра облако. Если присмотреться – можно было различить покрывающие его мачты флюгеров, анемометров и еще каких-то приборов. Посредине облака виднелись открытые ворота взлетной площадки.

 – Строить, фактически, на сгустке тумана… У меня от одного этого вида начинается боязнь высоты. Когда я думаю, как все эти штуки проваливаются сквозь облако и летят вниз…

 – Я же тебе говорила, – недоуменно протянула я. – Это особая магия пегасов. Клаудсдейл вообще построен из облаков весь целиком.

 – Да я помню, Старгейз, я помню… Просто немного необычно.

Я посмотрела вдоль улицы, пытаясь разглядеть, есть ли поблизости такси.

 – Ну что, обратно в лавку? – Йев’ени запахнул шарф.

Я почти согласилась… и оборвала себя на полуслове.

 – Слушай! А давай немного похулиганим!

Йев’ени поднял бровь.

 – Что, прямо на улице? Советами же замучают.

 – Ну тебя! – залилась я краской до корней гривы. Слегка пихнула его в бедро. – Я хочу сказать, я же тебе еще должна прогулку по набережной!

 – И?

 – Давай отправимся на пляж!

Он покачал головой.

 – В январе-то?

 – Ну нам же не обязательно купаться? Побродим по песку, посмотрим на море. Неужели тебе не хочется немножко отдохнуть от работы?

 – А что скажут Реми со Стилом? – однако и Йев’ени засомневался.

 – Мы освободились раньше, чем думали, так что пару часов можем провести с чистой совестью! Кроме того, год только начался, в лавке сейчас совсем немного клиентов. Йев'ени, ну пожа-а-алуйста!

Тот рассмеялся.

 – Хорошо, хорошо, только не делай такой взгляд. Это запрещенный прием, ты так выглядишь настолько милой, что его можно приравнять к оружию массового поражения!

 – М-р-р, – я слегка придвинулась к нему и тут же отстранилась.

На восточном побережье сегодня было безпонно, несмотря на солнечный день. Море ярко блестело в солнечных лучах, далеко у горизонта виднелись белые пятнышки льдин. Приливная полоса тоже была покрыта льдом, тонким и растрескавшимся. Далеко на востоке громоздились облака, но западный ветер не подпускал их к побережью.

 – А здесь спокойно, – проговорил человек, глядя вдаль. – Я уже так привык к суете – что здесь, что у себя дома… Приятно так иногда выбраться в тихое местечко. Спасибо за идею, Старгейз.

Я засмеялась.

 – Тихое местечко? Ты просто не был здесь летом. Вот тогда тут от пони не протолкнуться.

Йев’ени тоже улыбнулся.

 – PIROZHKI, BELYASHI GORYACHIE, KUKURUZA, PIVO HOLODNOE! – вдруг визгливо прокричал он.

 – Чего?!!

 – Так у нас на пляжах обычно кричат торговцы вкусностями, зазывая публику. Ужасное зрелище.

Я фыркнула.

 – Нет, на наших пляжах такого не водится. Хотя… Я читала рассказ Трендерхуфа о том, как он гостил в Бурро-сити, и он пишет, что продавцы тамале там такие же надоедливые.

Мы шли вдоль ледяной полосы, не приближаясь к урезу воды – льдышки выглядели скользкими даже на вид. Дул холодный ветер, и я поплотнее укуталась в собственный шарф, Йев’ени поднял воротник. Кричали чайки, кружась над водой. Снега почти не было, лишь несколько небольших сугробов окружали заросли кустарника с подветренной стороны.

 – Хорошо бы, когда дело устаканится, и мы сможем себе позволить нанимать продавцов, – мечтательно протянула я, – сорваться в отпуск. Снять домик где-нибудь на берегу, гулять вот так целыми днями у моря, пить горячий глинтвейн, рисовать в свое удовольствие…

Йев’ени усмехнулся.

 – Ты уверена, что если мы с тобой закроемся в домике наедине, у нас останется время на прогулки и рисование?

Я возмущенно топнула ногой.

 – О Сестры! Знаешь, похоже, истории про человеческую развратность не лишены оснований!

Человеческие пальцы легли на мой загривок.

 – Да? А прошлой ночью я не заметил, чтобы тебе что-то не нравилось.

 – Знаешь что?! – я остановилась и повернулась мордочкой к Йев’ени. Поднялась на задние ноги, грозно прижав уши.

 – Что?

Я опустила передние копыта ему на плечи и подалась вперед.

 – Понравилось, – прошептала я, вытянувшись к его уху. Чувствуя, как пальцы перебирают гриву. – Очень.

Мы разжали объятия лишь спустя минуты три. Я перевела дух, приглаживая растрепанные волосы.

 – На нас никто не смотрит? – я огляделась. К счастью, пейзаж оставался таким же безпонным, как и в начале прогулки. Лишь кружилась в небе одинокая точка пегаса в паре миль отсюда.

 – А у вас это запрещается? – полюбопытствовал Йев’ени. – Я имею в виду… ну, отношения с не-пони.

Я хмыкнула.

 – Лет сто-двести назад на это смотрели косо. Но взгляды поменялись, сейчас если это и осуждается, то только в самой захолустной провинции. Просто…

 – Просто дело в том, что я человек? – голос Йев’ени остался спокойным. Но рука на моем плече вздрогнула.

Я снова обернулась к нему.

 – Перестань! Ты же отлично знаешь, что мне это безразлично! Я, ну, просто не хочу, чтобы на тебя косились из-за этих дурацких слухов о людях! Даже не думай, что я способна думать о тебе как-то не так!

Йев’ени вздохнул. Опустился на одно колено, чтобы быть со мной на одном уровне.

 – Извини, пожалуйста. Я не хотел…

 – Это ты меня извини, – прошептала я. – Я тоже не хотела тебя задеть.

 – Если ты думаешь, что нам не стоит…

 – Стоит, – прервала я его. – Еще как стоит.

Мы замерли. Мне не хотелось портить такой момент… но шарф, который Йев'ени задел еще во время предыдущего поцелуя, выбрал как раз это время, чтобы развязаться и соскользнуть к моим ногам!

  – Ой! – я поежилась, чувствуя, как холодный ветер щекочет шею. Ухватила его телекинезом, перехватила зубами и попыталась неловко накинуть обратно. Улыбнувшись, человек перехватил один конец и помог мне укутаться.

 – Спасибо.

 – Да пожалуйста, – рассеянно произнес Йев’ени. Он задумчиво смотрел на море.

 – Красивый пейзаж, да?

 – Да, красиво… – он сделал несколько шагов к воде. Наклонился, подобрав ракушку. Пристально рассмотрел ледяное крошево на песке.

 – Вода поднимается, – проговорил он.

 – Ну да, – я покосилась на солнце в небе. – Близится прилив. Действительно, давай-ка отойдем подальше, не хочу промочить копыта.

 – Прилив? – переспросил человек.

 – Ну да. У вас на Земле есть приливы? Хотя у вас же нет принцесс, которые бы двигали солнце и луну, наверно, и приливов не должно быть…

 – У нас есть приливы, Старгейз.

 – Да?

 – Да. У нас никто не двигает вокруг планеты Солнце и Луну, потому что сама Земля вращается вокруг своей оси. Я удивился, что у вас они есть…

Я зажмурилась, представляя себе эту картину – целый мир крутится, словно юла, совершая оборот всего за сутки. Нет, я и раньше знала, что мир людей устроен совсем не так, как наш, и их планета не расположена в центре своей системы, а мчится по орбите вокруг колоссального огненного Солнца, как когда-то в древние времена учила селестианская церковь… Но сейчас этот образ – целый мир размером больше Эквуса, стремительно вращающийся вокруг оси, и еще стремительней летящий вокруг огненного гиганта – так отчетливо представился перед глазами… Селестия пресвятая, у меня закружилась голова!

 – Все в порядке? – спросил Йев’ени.

 – Да-да. Я просто задумалась.

 – Так вот, мне интересно. Если у вас светила двигает принцесса магией – тогда, наверно, и приливные волны должны двигаться быстрее? Ну, вслед за Луной?

 – И солнцем, – поправила я его. – Слушай, я не очень разбираюсь в астрономии, но помню, что было, когда ее высочество сражалась с Тиреком. Тогда прилив нахлынул и отступил практически мгновенно, и так раза два или три. На самом деле это была большая неприятность для всех приморских поселений. Волны повредили кучу причалов и кораблей, другие сели на мель, когда вода внезапно отхлынула. Только благодаря тому, что принцессы предупредили нас заранее, никто не погиб. Все, как ты говоришь.

 – Да, но… – Йев’ени тоже посмотрел на солнце. – Вроде как прилив должен ощущаться и на суше, нет? Почему мы тогда не чувствуем землетрясений каждый день или типа того?

Я засмеялась.

 – Ну, это было бы очень неудобно, согласись? Слушай, я действительно плохо в этом разбираюсь. Но если и так – я уверена, принцессы давным-давно как-то это предусмотрели. В конце концов, Селестия двигала солнце и луну больше тысячи лет!

 – Ясно, это очень сильное колдунство…

 – Что?

 – Да неважно. Непереводимая культурная отсылка, не обращай внимания.

Я подошла к старому потертому пляжному лежаку. Смахнула с него хвостом песок. Опустилась, вытянув ноги…

И тут же вскочила.

 – Бр-р-р! Холодно!

Йев’ени вздохнул.

 – Эх, плакало мое пальто… Ладно, потом почищу, – он опустился на лежанку, вытягиваясь в полный рост.

 – Забирайся.

 – Мр-р-р, это так мило, – пробормотала я, растянувшись у него на груди. – Тебе не тяжело?

  – Нормально, – Йев’ени вытащил из-под моих копыт полу куртки и попытался укрыть ей меня. Ширины пальто, конечно, не хватало для человека и пони впридачу, и после безуспешной попытки он оставил эту идею. Тогда я сползла ему под бок, на расстегнутую полу, Йев’ени обхватил меня и укрыл другой полой сверху. Я блаженно вздохнула, чувствуя тепло его груди.

Солнце стояло почти в зените, и воздух начал немного прогреваться. Ледяная крошка закачалась на волнах. Вода подобралась совсем близко.

 – И все-таки, – вдруг произнес Йев’ени.

 – У-у-у? – промычала я.

 – Если солнце и луна каждый день проносятся по небу – разве не должно цунами, типа того, как ты рассказывала, повторяться ежедневно? Хотя бы в тех землях, над которыми их перетаскивают?

Я дернула ушами, ощутив, как они задели человеческий подбородок.

 – Ты можешь говорить об этом, обнимая кобылку?

Йев’ени хмыкнул.

 – Любопытство у меня срабатывает на всех уровнях, включая сексуальный.

 – Эй! Если мы займемся этим прямо здесь, у нас точно есть все шансы получить штраф от городской стражи!

 – Да? Тогда давай отвлекай меня. Расскажи, к примеру, что все-таки происходит с приливами.

Я выгнула шею, чтобы посмотреть на плещущийся в десяти шагах от нас океан.

 – Ну, в тех местах, над которыми их «перетаскивают», как ты сказал, просто никто не живет. Поэтому они и называются «Сумеречными Морями» – потому что там нет земли, кроме нескольких островов, и царит вечный сумрак. И они очень далеко отсюда, в тысячах миль от Эквестрии.

 – Хм. Логично. Наверное, там очень холодно?

 – Да, вроде бы даже море там покрыто льдинами… Но про них ничего не известно толком. Туда редко кто добирается, кроме отдельных путешественников. Эти места даже не нанесены на карту в подробностях.

Мы замолчали. Йев’ени рассеянно поглаживал мех на моей груди. Я накрыла его руку копытом. Смелая чайка опустилась на песок у соседней лежанки, повернула голову, рассматривая нас одним глазом.

 – Интересно, куда идет этот корабль? – спросил человек задумчиво над моим ухом.

Я покосилась вдаль. Действительно, далеко в море виднелся крохотный с такого расстояния кораблик. Паруса на двух мачтах были убраны, из трубы тянулась длинная ленточка дыма.

 – В Троттингем, наверное, – предположила я. – Знаешь, я там была однажды, еще на школьной экскурсии. Ты знаешь, что это – первый город, основанный пони в Эквестрии?

 – Да?

 – Ага. Еще задолго до Согревающего Очага его основали переселенцы-единороги, когда их родную деревню завоевал Пегасополис. Потом его захватили земнопони, вторгшиеся на Грифонские острова из Поньции. При них острова превратились в пиратское королевство, которое грабило побережья «везде, где пони и грифоны чуют запах соленой воды», как говорилось в одной из их саг. Но вскоре после победы над Дискордом Сестры привели их под свою власть, и с тех пор это тихое и мирное место. Со множеством музеев и очень живописных руин и памятников.

Йев’ени присвистнул.

 – С трудом верится, что у вас тут когда-то были войны.

 – Когда-то? – я вздохнула. – Последний раз Эквестрия воевала три года назад. Когда принцесса Луна вторглась на Штормовые острова.

 – Штормовые острова?

 – Это страна далеко на юго-западе отсюда. Их король завоевал и разграбил несколько соседних королевств, и собирался вторгнуться в Эквестрию. Но принцессы опередили его, заключили союз с Абиссинией и морскими пони и нанесли удар первыми. Разгромив его в бою.

Йев’ени помолчал.

 – В моем мире такое сплошь и рядом.

 – А в нашем такого не случалось уже сотни лет. В Эквестрии, я имею в виду.

 – Наверно, нет ничего плохого в том, чтобы предупредить вражескую атаку.

 – Многие так не считали. Нет, спорить с решением Триархии в открытую никто бы не рискнул… Но недовольных было очень много. Пони говорили, что даже если Шторм действительно готовил вторжение – нам стоило защищаться, но не вторгаться на чужую землю первыми.

 – Звучит так, как будто ты с этим согласна.

 – Я не знаю, Йев’ени. Наверно, принцессам виднее, что лучше для Эквестрии…

Человек вздохнул. Взъерошил мне гриву.

 – Ладно, давай не будем о вашей политике. Лучше расскажи еще об этом Ноттингеме или как он там называется.

 – Троттингем, – поправила я его. – Там куча древних единорожьих башен, крепостей земнопони, очень красивые леса и парки… Нам показывали родную деревню Рокхуфа – это великий герой древних земнопони – потом реконструированный пиратский корабль, и мы даже выходили на нем в море – правда, не дальше нескольких метров от причала.

 – Может, съездим туда как-нибудь? – усмехнулся Йев’ени.

Улыбнулась и я.

 – Съездить не получится! Туда нет сухопутного пути, только морем или воздухом, это же остров. Правда, буквально год назад до него собирались строить железнодорожный мост через пролив. Мы как раз печатали большую статью об этом проекте. На саммите городов был спор, куда лучше вести переправу – до Троттингема, или до Земель Грифонов. А битов в казне хватало только на один мост. В итоге оба проекта подали Принцессе Дружбы, и она утвердила северную переправу.

 – Ну, значит, сплаваем или слетаем, – Йев’ени заворочался. – Слушай, ты не замерзла?

 – Есть немного, – призналась я. – Что, идем обратно?

 – Давай. Да и Стил с Реми нас наверняка уже заждались. Слушай, скажем им, что валялись на пляже вместо работы?

Я дернула ушами.

 – Вот прям именно что валялись?

 – Ну не в таких подробностях…

 – Давай просто признаемся, что решили чуть-чуть прогуляться в свободное время. Не хочется врать друзьям, знаешь ли!

Вандерболт

Я облокотился на прилавок. С удовольствием втянул ноздрями аромат свежего кофе и свежей булочки, приятно ласкавший ноздри. Кофе был, кстати, не эквестрийским, импортным, откуда-то из соседних с Эквестрией королевств, я не запомнил название, хотя Альятара его упоминала.

На улицах было еще по-утреннему пустынно. Хотя и не темно – двадцать минут назад как поднятое солнце по-эквестрийски неторопливо ползло в зенит. Еще несколько минут –и улицы заполнятся спешащими на работу пони.

Я набил рот мягким сладким тестом, прожевал и запил обжигающе горячим кофе из термоса. Развернул купленную по дороге газету.

Интерес к местной политике у меня появился после нашей с Альятарой беседы на пляже. Ну, не то чтобы интерес. Просто, раз уж тебе выпало провести остаток жизни в новом мире – надо же знать, что творится в его пределах.

Остаток жизни… Нет, неправильно. Новую жизнь. Без всяких остатков.

А что потом? Я уже убедился, что со смертью ничего не заканчивается… Кто знает, что ждет нас, людей, с завершением эквестрийского пути? Может, нас так и будет бросать из жизни в жизнь, из одного странного мира в другой, до бесконечности, пока мы не забудем, кто мы такие, где начали эту цепочку возрождений…

А точно ли наша земная жизнь – первая?

По спине пробежал холодок.

Я встряхнул головой, отгоняя внезапный приступ философствования.

Не, ну нахрен. Есть термос с горячим кофе, есть пахнущая корицей и сдобой булочка. Есть грива Альятары, щекочущая мне нос, когда я просыпаюсь.

Это – реальность. Об этом и будем думать, а не забивать себе голову экзистенциальными вопросами.

Я перевел взгляд на заголовок.

«ТРЕБОВАНИЯ ЗЕБРИКИ ПЕРЕХОДЯТ РАЗУМНЫЕ ПРЕДЕЛЫ»

«Несмотря на присутствие самой Принцессы Дружбы, проходящий на Штормовых островах саммит пока не принес положительных результатов. Делегация Фарасийского королевства продолжает отказываться от конструктивного диалога, раз за разом настаивая на абсурдных в своей алогичности предложениях. К сожалению, можно констатировать, что зебры твердо вознамерились встать на пути прогресса и глобального всеэквианского сотрудничества.

Да, требование опровергнуть нелепые слухи, распускаемые человеческими вторженцами, о наличии у Зебрики неких «мегазаклинаний», предназначенных для массового разрушения городов Эквестрии, можно понять и принять. Однако пожелания о предоставлении купцам-зебрам беспрецедентных налоговых льгот в Эквестрии, которыми не пользуются даже наши союзники, поистину смехотворны.

А претензии же касательно оборонительного союза между Абиссинией и Эквестрией и подавно звучат абсурдно и способны вызвать лишь недоумение. Царственная чета Абиссинии вправе сама решать, с кем из соседей и партнеров ей заключать договор о взаимной обороне.

Конечно, опасения зебр являются совершенно надуманными. Да, конфликт между Абиссинией и Алмазным королевством тянется, затухая и разгораясь, гораздо дольше, чем лишь недавно подошедшее к концу противостояние с йети, и отдельные положения договора действительно можно истолковать, как обязывающие Эквестрию вступить в войну на Зебриканском континенте. Но всякому разумному разумному, да простится нам некоторая тавтология, должно быть совершенно очевидно, что за всю свою историю Эквестрия никогда не стремилась к внешней экспансии. И совершенно смехотворно предполагать, как, по-видимому, делает официальный Зебрат, что воцарение Трона Дружбы, упреждающий удар по Штормовым островам и переход власти в Гриффонстоуне, Клуджтауне и Штормовом королевстве к пони и сторонникам пони – признаки отказа от этой мудрой проверенной столетиями мирной политики!

Да и так ли крепок этот альянс, как, по-видимому, считают князья Фараси? Бесспорно, благодарность знаменитых своими отзывчивостью и дружелюбием жителей Гриффонстоуна за возвращение древней реликвии их народа останется запечатленной в веках и более чем оправдывает рост трений с племенами аримаспов. Но большинство наших читателей, без сомнения, понимает, что за спиной юного короля стоит фигура его ментора господина Граффа, известного в академической среде Аустрейоха историка и общественного деятеля. И сведения о неоднократных визитах Граффа в ходе так называемых «археологических экспедиций» на территорию Алемейнии и Зебрики заставляют усомниться в его чисто дружеских чувствах к Эквестрии. С учетом того, что власть его величества Галлуса над многими из великих стай Гриффонлэнда не столь крепка, как, по-видимому, хотелось бы Департаменту Дружбы, и что многие из них не слишком лояльны к Эквестрии – не решит ли однажды Старый Графф, что богатство и мощь Зебрики перевешивают на политических весах один древний идол?

Положение же ее светлости еще более шатко. Она правит народом, который считанные года назад был разбит ее соотечественниками в кровавой битве. И даже ее положение одной из сподвижниц свергнутого короля не заставит простых йети увидеть в ней правительницу по праву, а не предательницу и ставленницу оккупантов. Стоит ли удивляться, что при герцогине Темпест политика Штормовых островов сводится к искусному (менее патриотичные личности, возможно, использовали бы слово «лихорадочному») маневрированию между Эквестрией и Зебрикой в попытках заручиться помощью обеих сторон переговоров?

Однако не стоит беспокоиться понапрасну, хотим мы предупредить своих читателей. Давайте не будем забывать, что ее высочество Твайлайт Спаркл не случайно носит титул Принцессы Дружбы. Прежде чем утверждать, что отказ от разумной политики невмешательства в дела варварских народов был преждевременным – вспомним, что сие звание было ей даровано самой Принцессой Солнца, чей авторитет защищал Эквестрию от дикарских набегов десять веков подряд!

Безусловно, то, что иные предубежденные читатели могли бы счесть формированием вокруг наших границ враждебного альянса – лишь элементы продуманного плана, который слишком утончен и выверен, чтобы постичь его суть с помощью наших скромных рассуждений. Рано или поздно продуманная политика Трона Дружбы и Элементов Гармонии увенчается успехом. И мы увидим, как наша страна поведет народы Эквуса к новым высотам и свершениям».

Я зевнул. Понятно, что ничего не понятно. Отдельные имена и названия я раньше слышал, но… Читать такое надо с географическим атласом в зубах, для начала.

За спиной зазвенели ключи, я услышал голоса Стила и Реми, беседующих между собой.

 – Всемпони привет!

 – Доброе, мистер Комаров! – жизнерадостно откликнулся Стил. – Какие задачи на сегодня?

 – Да все по-прежнему, выточка, заправка и сборка. Только не перепутай всепогодные чернила, я их подписал отдельно. Реми, я там положил в сушилку штук двадцать именных корпусов, поглядывай краем глаза, лады?

 – Будет сделано! – отозвались пони хором.

Я вернулся к чтению, одним глазом поглядывая на дверь.

«АСТРОНОМИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ПОКИНУЛА КАНТЕРЛОТ».

«Два воздушных корабля, снабженных новейшими телескопами, радиоустановками и артефактами симпатической связи, покинули причалы Кантерлота. Под руководством профессоров королевской обсерватории Брайт Стар и Спарклинг Найта они направятся: один в середину Лунного океана, второй – на границу Алемейнии и Комони.

Основная задача экспедиции – провести синхронные астрономические наблюдения из удаленных точек Эквуса. Замерив звездные параллактические смещения на сфере неподвижных звезд, исследователи намерены впервые в истории определить расстояние до них. Помимо этого, ученые займутся естественнонаучными, геологическими и этнографическими изысканиями в землях, которые преодолеют.

Интерес к этому смелому эксперименту особенно велик в связи с распространением в последнее время в прессе маргинальной гипотезы «бесконечно удаленных солнц». Напомним, ее сторонники утверждают, что совокупность неподвижных звезд в небе Эквуса – не что иное, как скопления горячего газа, алхимическая реакция солнечного горения в котором поддерживается без вовлечения супернатуральных сил, единственно лишь за счет колоссальных внутренних давлений и температур в недрах гигантских газовых шаров, кои нам представляются теми из звезд небесных, что не подвержены магическому движению по небосклону.

Разумеется, не чуждые натурфилософии читатели нашего издания уже поняли, что сия гипотеза отдает бредом умалишенного. Все расчеты Школы Одаренных Единорогов показывают, что если бы означенная реакция и была возможна – требуемый для ее возжигания объем газа значительно превосходил бы всю Эквианскую систему в размере, и в десятки тысяч раз – по массе! Но даже если предположить, что во Вселенной возможно существование столь гигантских объемов материи, расстояние, с которого они выглядели бы звездоподобными точками, а не миниатюрными дисками, абсурдно велико. Мы даже воздержимся от приведения этих цифр в нашем уважаемом издании, чтобы длинный хвост нулей не занял несколько следующих строчек.

Что же до муссируемых отдельными журналистами Кантерлота слухов, что якобы именно таким образом устроено Солнце в мире людей, и более того – что цивилизация людей воспроизвела означенную реакцию для создания самого смертоносного оружия их мира, концентрированного солнечного пламени – мы и вовсе не дадим себе труда их комментировать.

И лишь хотим спросить вместе с нашими уважаемыми читателями – кому выгодно распространение этих нелепых утверждений? Кто заинтересован в придании дутой значимости горстке людских переселенцев? Кому хотелось бы завуалированно бросить тень на сам солнечный диск, исподволь подводя граждан Мэйнхэттена к мысли, что его свет можно безнаказанно приравнивать к губительному ядовитому пламени? Довольно экивоков, давайте спросим прямо – кто хотел бы опорочить имя принцессы Селестии? Может быть, Департаменту Дружбы стоило бы поискать ответы на эти вопросы, а не выискивать мифических шпионов Улья и врагов Гармонии среди честных пони?»

Я усилием воли сдержал ОТВ.

Единственное, что я понял – что кому-то очень хочется использовать факт появления людей в местных политических игрищах. Эх.

И здесь политика, мать ее за ногу…

Передняя дверь распахнулась. В лавку ворвался аквамариновый вихрь, распространяя запах кофе и свежих пончиков с ромашкой.

 – Йев’ени!

 – Привет-привет, – я поднялся, аккуратно проверил, не видно ли нас из рабочих помещений, и быстро поцеловал Альятару в губы.

 – Ты чего сегодня так рано? – спросила она, вешая шарф на вешалку.

 – Да со вчера хотел отлакировать именную партию и забыл. А вечером за ними должны прийти первые заказчики.

 – А-а-а, ясно. Ну ладно, я пойду займусь разрисовкой. Стил! Заготовки готовы?

 – Со вчерашнего дня! – откликнулся земнопони сквозь жужжание резца.

Дверь снова открылась.

 – «Стиломехи Альятары» приветствуют вас, кобылка!

Вошедшая в лавку золотистая пегаска смерила меня взглядом.

Она была облачена во что-то, напоминавшее форменную темно-синюю куртку, с поправкой на понячий покрой. На отвороте мехового воротника были прикреплены значки в форме серебристых крыльев. Плечи венчали погоны с большой серебристой подковкой. На груди, полускрытые от обзора, виднелись нашивки в форме золотистой молнии и что-то вроде орденских планок. Кьютимарка, не скрытая короткой курткой, изображала, кажется, язык пламени.

 – Человек Комаров из «Стиломехи Старгейз»? – спросила она. Ее голос был низким для пони, звуча резко и требовательно.

 – Именно так, – я слегка поклонился. – Приятно видеть, что наш небольшой бизнес становится известен в Мэйнхэттене.

Взгляд кобылы прошелся по выложенным на витрину стиломехам.

 – Я видела такое устройство на прошлой неделе у командира погодной бригады Мэйнхэттена, – бросила она. – Сколько оно стоит?

 – Всего лишь… – я смолк, ощутив легкий толчок плечом.

 – Для вас – бесплатно, подполковник, – твердо произнесла Альятара.

Пегаска покачала головой.

 – Я не могу принимать такие дорогостоящие подарки, пони.

Альятара шагнула из-за прилавка.

 – Мэм, в таком случае разрешите предложить вам сделку. «Стиломехи Альятары» готовы предложить вам этот стиломех, а в обмен за него – вы разрешаете нам написать на этой вывеске «Поставщик Вандерболтов».

На морде пегаски появилось нечто похожее на улыбку.

 – Вам стоит поговорить об этом с моим замом по АХЧ. У вас есть визитки?

 – Разумеется, подполковник, – Альятара выхватила одну из держателя и протянула пегаске. Та ухватила ее копытом и опустила в карман кителя.

 – Если вы обратите внимание, – произнесла единорожка, – у нас имеются модели для всепогодного письма. Они продолжают писать при морозах до пятнадцати градусов. А также мы можем бесплатно нанести на них символику вашего подразделения, мэм.

Пегаска задумчиво посмотрела на стиломех.

 – Интересно, – произнесла она. – Я поручу лейтенанту Каверт Физеру связаться с вами. И все же, сколько стоит эта штука?

 – Как я уже говорила, для вас – бесплатно, мэм. А если ваша эскадрилья решит сделать оптовый заказ – по двадцать бит за штуку, включая раскраску.

 – Благодарю, пони. И все же я настаиваю на оплате, – пегаска решительным движением опустила монеты на прилавок.

 – Для нас честь обслуживать героев Эквестрии, – Альятара поклонилась.

 – До свидания, пони.

Я перевел взгляд с закрывшейся двери на Альятару.

 – Ты ее знаешь?

 – Знаю я ли ее? – Альятара крутнулась ко мне всем корпусом. – Знаю ли я ее? Это же Спитфайр!

 – Спит… кто?

 – Подполковник Спитфайр! Командир Вандерболтов! Она героиня войны со Штормом и одна из лучших летунов среди пегасов! Она почти такая же известная, как Элементы Гармонии!

Я покачал головой.

 – Хм. Ясно. И все же, двадцать бит за штуку… Не слишком ли крутовато?

 – Крутовато? – Альятара подпрыгнула на месте. – Евгений, да ты не представляешь, как нам повезло! Ты бы еще самой принцессе назвал скидку «крутоватой»! Если мы объявим, что ведем дела с Вандерболтами – к нам в очередь выстроится весь Мэйнхэттен!

 – С Вандерболтами? – услышал я восхищенное придыхание за спиной.

Глаза Стила выглядели размером с самую большую шестеренку из набора запчастей в дядиной мастерской. Даже грива, кажется, встала дыбом от возбуждения.

 – Мистер, мне не послышалось? – полушепотом спросил он. – Вы сейчас сказали, что к нам в лавку зашла Спитфайр?

Альятара лишь кивнула.

 – Я… я… Какого маффина? – земнопони от души заехал себе копытом по лбу.

Я лишь поднял бровь. Что за безумие тут творится?

 – Я дважды копил деньги с завтраков и ездил на Дерби! – проговорил едва ли не со слезами на глазах пони. – Выучил наизусть весь состав, основной и резервный! У меня дома постеры со всеми командующими, от Файрфлая до самой Спитфайр! И вы хотите сказать, что я упустил шанс попросить у нее автограф?

 – Не расстраивайся, – Альятара потрепала Стила по плечу. – Уверен, если нам повезет заключить официальный контракт с Вандерболтами – она здесь еще появится.

Стил ответил неплохим ОТВ.

 – Это навряд ли. Бьюсь об заклад, она прилетела сюда на один день по делам, и уже завтра отбудет обратно в Академию. Или охранять границы Эквестрии. Или патрулировать Штормовые острова. Или заниматься еще какими-нибудь Вандерболтскими штуками.

Мягко мурлыкала виолончель в такт каким-то диким рейверским ритмам. Удивительно, но и то, и другое хорошо ложились друг на друга. Тихо шумел за окном Мэйнхэттен, готовясь ко сну.

Терпкий вкус травяного чая в тонкой фарфоровой чашке. Мягкая тяжесть Альятары на моих коленях.

Единорожка лежала вдоль дивана, грудью и животом опираясь на мои ноги. Перед ней парила в зеленом свечении вторая чашка чая. Парила – в обоих смыслах.

Моя левая рука лежала на ее спине, и я лениво почесывал холку и загривок Альятары. Та блаженно щурилась, отхлебывая чай мелкими глоточками.

Было хорошо.

За окном неторопливо двигался красный огонек. Должно быть, габаритные огни ночного дирижабля. Корабль скользил над самыми крышами, обходя город с юго-запада. Значит, идет откуда-то из Эквестрии.

Альятара левитировала чашку куда-то на столик. Сдвинулась вдоль дивана, перевернулась на спину, подставляя моим поглаживаниям живот. Я улыбнулся. Опустил чашку прямо на пол, освобождая вторую руку, и мои касания стали настойчивее…

 – М-р-р-м, – пробормотала пони, прикрыв глаза. – Я так с тобой совсем забуду про рисование…

 – Крепкий сон и хороший секс – полезней для здоровья, – наставительно сообщил я.

Альятара хихикнула.

 – Я не слышала про пони, особым талантом которого был бы крепкий сон. Не говоря уж о…

Я представил себе эту картину. И тоже не сдержался от фырканья.

Хорошо, что чашка уже стояла на полу – иначе я забрызгал бы не только диван, но и Альятару.

Я чуть сменил позу, ощутив, что ноги начали затекать (так, надо по новой обзавестись привычкой делать зарядку по утрам! С этой сидячей работой я скоро отращу себе пузо и соблазнять пони станет не так легко!). Диван качнулся, упираясь в край столика. С легким шелестом с него слетело письмо, которое Альятара вечером достала из почтового ящика.

 – Ох ты! Я про него и забыла!

 – Забудь до завтра, – шепнул я ей. – Это наверняка какая-нибудь бумажка от погодной команды.

 – Наверно, – конверт засветился, по полу скользнул к нам и взмыл к глазам Альятары.

Та вчиталась в адрес – и вдруг резко села.

 – Ты чего?..

 – Это из Нью-Хейси, – она повернула конверт штемпелем ко мне. – От моих.

Зашуршала разрываемая бумага. Альятара склонилась над письмом.

 – Все в порядке? – спросил я. Можно было бы заглянуть ей через плечо, читал по-эквестрийски я уже прилично, но все-таки – чужая переписка, да еще семейная…

 – М-м-м… – неопределенно пробормотала та. Бросила прищуренный взгляд на выключатель, засветила рог – но видимо, тот был далековато для ее навыка телекинеза.

Я, поморщившись, поднялся с дивана и зажег лампу.

 – Спасибо, – рассеянно поблагодарила пони. На ее мордочке было задумчиво-напряженное выражение.

Наконец она дочитала. Вернула письмо на столик, все с тем же неопределенным выражением.

— Ну и что пишут? – спросил я, придвигаясь к ней и обнимая за плечи.

Альятара помолчала.

 – Ой, да ничего такого. Просто…

 – Ну?

Теперь ее мордочка сделалась виноватой.

 – В общем, мама интересуется, какие у меня планы на День Сердец и Копыт. И не хочу ли я приехать опять к ним в гости.

 – День Сердец и Копыт? Это ваша версия Дня Влюбленных, да?

 – Ага.

 – А в чем подвох?

Единорожка вздохнула.

 – Если я откажусь – она точно решит, что мы с тобой не просто соседи и компаньоны. А если поеду – то мы не сможем провести его вместе.

 – А они… – недоуменно начал я.

Альятара подняла на меня жалобные глаза.

 – Я случайно сболтнула, что мы вместе работаем и снимаем квартиру. Ну и… Сдается мне, мама что-то заподозрила. Даром, что на тот момент подозревать-то было нечего!

Я хмыкнул.

 – Да ладно, что уж. Езжай, тем более если на день-другой. Справимся.

Она возмущенно вскинулась.

 – Во-первых, у вас на праздник опять будет вал продаж, и я вас подставлю! А во-вторых, я, между прочим, тоже хочу отпраздновать День Сердец и Копыт со своим особенным человеком!

Я улыбнулся, заглядывая ей в глаза.

 – Это так приятно слышать.

 – Спасибо, – пробормотала она. – Но проблему это не решает.

 – Да ладно. Потом отпразднуем. Как тогда, на Новый Год.

Пони усмехнулась.

 – Совсем-совсем как тогда?

Моя рука скользнула по ее пушистой спинке.

 – Совсем-совсем как тогда нам и сейчас ничего не мешает…

 – М-р-р, – Альятара подалась ко мне. Поцелуй не прекращался долго. Но когда я уже был готов перейти от слов к делу – она отстранилась.

 – Все равно это как-то нечестно по отношению к ребятам. И я хотела встретить праздник с тобой, – грустно произнесла она.

Я усмехнулся.

 – Ну хочешь, я сам с тобой съезжу, – сорвалось с моих губ.

И лишь когда глаза Альятары широко распахнулись – понял, что ляпнул лишнего.

 – Ты… Я… Ты правда…

 – Я… Ну, слушай, вообще говоря…

Мы посмотрели друг на друга – и рассмеялись. По ходу дела, у нас сейчас обоих был одинаково глупый – и растерянный – вид.

Единорожка прижалась ко мне.

 – Ты серьезно? – тихо спросила она. – Знаешь, ну… Видит Селестия, я не хочу сказать, что ты для меня – эпизод и всякое такое… Но сам понимаешь, когда едешь на семейную встречу вместе – это уже серьезно! Мы… ну просто не слишком берем с места в карьер? Как ты думаешь?

Я хмыкнул.

 – Они хоть в курсе, что я человек?

Альятара вздохнула.

 – Только, что не пони.

«Час от часу не легче.

А, сено, сообразим как-нибудь.»

 – Сообразим, конечно, – откликнулась Альятара, и я понял, что произнес последнюю фразу вслух. – Ой, да слушай! Я просто напишу в ответ, что под День Сердец и Копыт у нас куча работы! Это, между прочим, чистая правда!

Улыбнувшись, я погладил ее пальцем по рогу.

 – Хитрюга.

Альятара вздрогнула.

 – Что такое? – я отдернул руку.

Та приоткрыла глаза.

 – Ты не знал?

 – О чем?

Она слегка покраснела.

 – Дай ухо! Рог у единорогов – это… – она перешла на шепот.

Я поймал себя на том, что широко улыбаюсь.

 – Вот как? – медленно произнес я, наклоняясь к ее мордочке. – Кажется, я должен это проверить…

Погодный пегас

Ветер с моря трепал мою гриву и нахально дергал за хвост. Пусть Блошиный рынок располагался за целый квартал от набережной, но морской бриз дотягивался и сюда!

Я покосилась на Йев’ени. Тот, не обращая внимания на непогоду, с интересом рассматривал прилавки.

Как раз сейчас мы проходили мимо лавки с какими-то косметическими притираниями. Глиняные бутыли, флаконы из темного стекла, бронзовые чаши, серебряные кувшинчики с длинными носиками выглядели очень экзотично. Словно сошли со страниц приключенческого романа, какого-нибудь вроде «Дэринг Ду и сокровища сфинксов» или «Дэринг Ду и тайна пустыни».

Реми, проследив мой взгляд, усмехнулась.

 – Всю эту косметику разливают в Балтимэйре, на Малой Эйрнотской авеню, – сообщила она. – Ты с таким же успехом можешь зайти в лавку к Ист Лауд и купить ее в полтора раза дешевле.

 – Серьезно? – не поверила я своим ушам.

 – На полном серьезе.

 – А давай проверим! – я остановилась.

Продавец, земнопони серо-зеленой масти, метнулся вперед.

 – Чего желают очаровательные кобылки? – выпалил он. – Взгляните на этот имбирный мускат из Сомнамбулы, сделанный по рецептам самой Бастет! А не хотите ли опробовать вот этот мэйританский шампунь с клеем вспышкопчел? Или, может быть…

 – Нет-нет-нет! – оборвала я его. – Мы с подругой просто поспорили… Скажите, откуда у вас эти товары? Они эквестрийские, или это действительно заграничные средства?

Продавец развел передними ногами.

 – Леди, врать не буду, лично я за ними не плавал, но собственноручно купил их у купцов с востока! – он схватил кувшинчик.

 – Вот это притирание мне продал в порту достопочтенный Аль Флэм с корабля «Мудрый Хамдани»! А вот эту мазь для копыт я приобрел у торговца Аменфлимнета, отставшего от сомнамбульского каравана! А вот это…

За спиной послышалось легкое покашливание.

Продавец перевел глаза на его источник.

Сглотнул и попятился.

 – Так ты торгуешь восточными товарами? – ласково спросил Йев’ени. – Знаешь, наверно, такой опытный торговец, как ты, сможет мне помочь. Ты ведь знаешь, как называется мой вид, верно?

 – Д-да, сэр, – пробормотал бедный лавочник.

 – Такой хороший торгаш наверняка знает места, где можно достать запрещенные вещи, – Йев’ени понизил голос.

 – Я… сэр…

 – Ты же в курсе, что мы, люди, питаемся мясом? – очень вкрадчиво проговорил Йев’ени. – Знаешь, иногда так надоедает обходиться рыбешками… Так и хочется вгрызться в ароматный, исходящий паром, хорошо поджаренный кусок стейка… Говяжьего, свиного, да хоть лошадиного! – он улыбнулся во всю ширь, показывая зубы. За его спиной откровенно хихикала Реми.

 – Я… сэр… понятия не… сэр… Извините, я только что вспомнил, что собирался закрывать лавку на сегодня!!!

Похоже, торговец, даром что земнопони, владел даром телепортации – с такой быстротой он растворился в воздухе. Бросив на прилавке снадобья и притирания, что так расхваливал.

Я деланно фыркнула на человека, сама пытаясь удержаться от смеха.

 – Так! Что это было?

Йев’ени развел руками. Теперь улыбаясь по-настоящему, а не показывая оскал.

 – Ну извини. Знаешь, я профессионального разводилу узнаю по тону. Ну и мне захотелось поразвлечься. Или ты и впрямь собиралась что-то купить?

 – Вообще-то, нет… Слушай, за такие шутки тебя могут упечь в лагерь! Ты не забыл?

 – За что? Я на самом деле не спросил ничего незаконного. Мясо здесь вполне продается, во всяких магазинчиках грифонской кухни и так далее. Блин, да помнишь, я покупал колбасу?

Реми кашлянула.

 – Народ, идемте! Нам надо управиться побыстрей, пока бедолага Стил не полез на стенку от работы в одиночку! А мы до сих пор не нашли красители!

Я виновато ускорила шаг. Действительно, мы подрядились (нас кооптировали, ладно, ладно!) помочь Реми как тягловая сила, а не выбирать косметику, особенно непонятно откуда и какого качества!

Реми обогнала нас на пару корпусов, и к тому времени, как мы ее догнали – уже зашла в небольшой закрытый павильон в дальней части рынка. Увенчанный вывеской с бочкой и колбой.

Скрипнула дверь.

 – … алемейнская или от Турн Булла? – услышала я обрывок фразы Реми.

Продавщица, светло-красная зеленогривая земнопони с проблесками седины в гриве, вздохнула.

 – Оригинальную сейчас днем с огнем не найдешь. Подождите пару дней, говорят, в порт должен прибыть пиндосский корабль с грузом красок. Или берите железную, говорят, она не хуже.

Реми вздохнула.

 – У нее не та светостойкость, да и сохнет медленней. Для рисования-то, может, разницы нет, а вот для нас – есть. Ладно, возьму флакон на пробу.

 – Чей-чей корабль? – переспросил Йев’ени одновременно с ней с округлившимися глазами.

Продавщица перевела взгляд на него. Впрочем, пугаться или вздрагивать не стала – лишь подняла бровь.

 – Пиндосский, – повторила она. – Названия не знаю, правда. А что?

 – Э… нет, ничего, – овладел тот собой. – Старгейз?

Окликнул он меня, потому что я увлеченно изучала боковую полку со стеклянными пузырьками.

 – Секунду! Кобылка, скажите, а вот этот даммар – он на скипидаре или пинене? – я ткнула копытом в один из пузырьков.

 – На пинене, – торговка выбралась из-за прилавка. Отвинтила тугую крышку и легким движением копыта направила воздух в мою сторону. Ноздри защекотал привычный смолистый запах.

 – Беру. Сколько?

 – Восемь бит.

Реми уже раздраженно постукивала копытом. Я послала ей извиняющийся взгляд, сунула пузырек с лаком в седельную сумку и устремилась вслед за человеком. Который уже придерживал дверь, ожидая нас.

И вновь – яркие ряды торговых палаток, разноцветные кирпичи зданий с одной стороны, густая зелень парка с другой. Реми обвела рынок взглядом.

 – Думаю, дальше бродить нет смысла, – сообщила она. – Время кончается, а если уж мы ничего не нашли в трех лавках – вряд ли найдем еще где-то.

 – И чем тогда заправлять стиломехи? – встревоженно спросил Йев’ени.

 – Через пару дней я загляну к поставщикам еще раз. Если на днях действительно будет поступление – они должны отложить для меня пару галлонов. До тех пор нам должно хватить запасов.

 – А если нет?

Реми вздохнула.

 – Тогда придется брать мэйнхэттенский краситель и делать пробную партию. Ладно, я загляну к Драй Кварте завтра и попрошу, чтобы она держала меня в курсе о ситуации с поставками.

Мы побрели вдоль рынка, уже не рассматривая торговые ряды так пристально. Особой толкотни сегодня, в будний день, не наблюдалось – это в выходные здесь было многопонно. Даже продавцы расхваливали товар без лишнего энтузиазма.

Йев’ени посмотрел на Реми.

 – Слушай, еще раз. Как называется корабль, которого они ждут?

 – Откуда мне знать? – хмыкнула земнопони. – Мне главное, привезут ли они нужный товар или нет, а название – дело двадцать пятое, как по мне.

 – Нет, нет… Откуда он родом, ты сказала?

 – Из Пранции, кажется. Или из Пиндосии. И не я, а та пони. Не помню точно, а что?

 – Пиндосии?

 – Вроде да. А что?

Вот этот тяжелый вздох я уже приучилась узнавать. Он раздавался, когда землянин сталкивался с очередной-привычной-здесь-очень-странной-для-Земли вещью.

 – Что такое Пиндосия?

 – Какая-то деревня на востоке от Эквестрии. Или на юге. Не помню толком, – ответила Реми. – В школе география у меня не была любимым предметом.

 – Поселение пегасов на юго-восточном побережье Миноса, – поправила я ее. – Его основали пегасы, которые что-то не поделили со своими сородичами из Пегасополиса. То ли еще до Очага, то ли сразу после. Тоже не помню подробностей.

 – А чего тебя вдруг она так заинтересовала? – полюбопытствовала Реми.

 – Да видишь ли, на Земле… – Йев’ени замер как вкопанный. Глядя куда-то в сторону выхода с рынка.

 – Да что ты будешь делать… – пробормотал он. Сорвавшись с места, широкими шагами направился куда-то к игровому павильону, вокруг которого толпилось несколько жеребят.

Реми посмотрела ему вслед.

Пожалуй, хорошо, что она не единорог! Будь она хоть плохоньким магом – и на человеке уже бы дымилась сзади куртка!

Хвост свирепо стегнул по крупу.

 – Так, пони и люди, с меня хватит! Мы пришли сюда по делу, а одна пялится на прилавок с благовониями, второй внезапно решает, что самое время поиграть в игру для детишек! Старгейз, я пошла помогать Стилу, пока он не решил уволиться от безысходности! И когда вытащишь нашего приятеля с рынка за хвост, передай ему, что это не по-дружески!

 – Извини, пожалуйста, – пробормотала я, уже перейдя на рысь вслед за человеком. Что и в самом деле на него нашло?

Когда я настигла Йев’ени, он уже стоял рядом с игровой машиной, заглядывая через плечо светло-каурому жеребчику. Который, в свою очередь, так увлекся игрой, что не замечал появления человека. Его сотоварищи, завидев нашу парочку, испуганно пискнули и раздались в стороны. Совсем, впрочем, не исчезнув, явно не решаясь бросить товарища на растерзание инопланетному чудовищу.

Фиолетовая коробка издала гулкий звон, картинка на стеклянном экране пропала. Жеребчик досадливо вздохнул, оторвавшись от рычага. Обернулся на друзей – и наконец, ойкнув, сообразил, кто стоит перед ним. Сорвался с табурета и вместе с приятелями галопом унесся прочь.

Хозяин игровой машины смерил Йев’ени очень подозрительным взглядом.

 – Желаете поиграть, мистер? – тоном, лишенным малейшего намека на дружбомагию, спросил он.

 – На этом? – Йев’ени кивнул на машину. – Да. Да, хочу. Сколько?

 – Пятнадцать за пять минут, потом еще по десятке за каждые пять, – сообщил пони. Явно надеясь, что цена окажется слишком высокой.

Вообще говоря, мне она и показалась высоковатой для детского развлечения… Но Йев’ени безропотно выхватил биты и протянул пони. Тот со вздохом что-то переключил на панели, и машина выбросила на экран синие буквы на голубом фоне:

«ПОГОДНЫЙ ПЕГАС»

Буквы исчезли. Йев’ени опустил руку на рычаг. Ему, с его ростом, табурет был ни к чему – наоборот, приходилось сгибаться.

На экране возникла синяя фигурка пегаса, облака заскользили сверху вниз, имитируя полет. Человек повел рычаг влево – и фигурка, качнувшись, легла на крыло вслед за его движением. Вправо – и та послушно скользнула правее.

Вправо, влево… Пушистое облачко, встретившись с пегасом, рассыпалось на золотые подковки. Появилась посверкивающая молниями черная тучка, столкнулась с пегасом – и заискрила разрядами, а в правой верхней части экрана линия из сердечек стала на одно сердце короче. Йев’ени торопливо увел пегаса вправо, влево, подхватил облачко…

Резко выпрямился и обернулся к пони.

 – На чем оно работает? Это процессорное устройство? Или какая-то хитрая электромеханика? Экран стеклянный, но это явно не ЭЛТ, больше похоже на какой-то проектор…

 – Чего? – глаза земнопони округлились.

 – Что внутри у этой штуки? – потребовал ответа Йев’ени. Наклонился, пытаясь заглянуть в щель между экраном и корпусом.

 – Магический кристалл, что же еще, – пожал плечами торговец. Покосился на экран, на котором нарисованного пегаса окружали черные фигурки чейнджлингов. – Мистер человек, вы если передумали играть – не распугивайте мне детвору.

Йев’ени смерил его сумасшедшим взглядом.

 – Сколько вы хотите за то, чтобы вскрыть эту штуку?

Земнопони торопливо встал между ним и устройством.

 – Мистер, – с тихой угрозой произнес он. – Проваливайте-ка, пока я не позвал стражу.

 – Йев’ени! – вмешалась и я, дернув человека за рукав. – Что стряслось?

Тот посмотрел на меня, на хозяина машины и, похоже, немного пришел в себя.

 – О. Сэр, извините. Видите ли… я у себя на родине имел дело с такими устройствами. И мне стало очень любопытно, как оно устроено, так же ли, как знакомые мне, или как-то по-другому. Прошу прощения, если распугал вам клиентов.

 – Да пустяки, – настороженно проговорил торговец. – Слушайте, все, что я о них знаю – что их делают единороги в Кантерлоте, что они стоят дискордову тучу битов, и что работают они на единорожьей магии. Я сам даже не хозяин этой машины, меня нанял Эприкот Брэнч, если хотите – дождитесь его, и поболтайте с ним, когда он придет принимать смену. А до того и впрямь не пугайте жеребятню, пожалуйста.

 – Но вы можете дать мне адрес, где продают такие устройства?

 – Тоже к хозяину.

 – Ладно. Ладно, – Йев’ени овладел собой. – Мы торопимся. Но я, наверно, все же загляну к вам вечером. Удачи, мистер.

 – И вам удачи.

Уже за торговыми рядами, срезая путь через парк, я слегка толкнула Йев’ени плечом.

 – Слушай. Тебе в самом деле так понравилась эта игра? Просто жеребята действительно испугались, а Реми рассердилась…

Человек посмотрел на меня, рассеянно взъерошил мою гриву, потом, спохватившись, что мы не дома – отдернул руку.

 – Да сама игра-то – простенькая аркада…

 – Простенькая что?

 – Неважно… Слушай, если эти ваши кристаллы действительно могут работать не только как лампочки с голограммами, а как процессор… Старгейз, это же…

 – Да-да?

 – Слушай. Когда у нас изобрели похожие устройства, это была настоящая революция. Их применяли везде – в вычислителях, в управлении сложными системами, в связи… Сено, да я даже объяснить вкратце не смогу! За каких-то полвека микропроцессоры поменяли все! Я не понимаю, как у вас такие вещи могут применяться в развлечениях для детей – и нигде больше!

 – Ну, не совсем нигде…

 – Да, да, светильники, украшения, голограммы… Ты не понимаешь. И я не понимаю. Они должны бы встречаться на каждом шагу, а не вот так!

Я пожала плечами.

 – Ну, кристаллы дорогие, а зачаровывать их тоже дорого и долго… Йев'ени, я тебе не отвечу вот так с ходу. Я сама очень плохо разбираюсь в магии, и не совсем понимаю, о чем ты. Тебе лучше узнать об этом у понибудь из настоящих волшебников, например, в Кантерлоте.

Человек взъерошил волосы.

 – Может быть, может быть. Старгейз, если до этого просто до сих пор никто не догадался – это же золотое дно!

Я ответила смешком.

 – Слушай, давай для начала разберемся со стиломехами! И давай уже придумывай, как будем извиняться перед Реми!

 – Ах, да, Реми… – взгляд Йев’ени упал на киоск с мороженым. – Кажется, я нашел выход.

Стоящая за прилавком земнопони смерила нас суровым взглядом.

 – Ну и? – произнесла она сурово.

Мы дружно склонили головы.

 – У нас есть мороженка, – заговорщицким тоном прошептал Йев’ени.

 – Хм. Это взятка?

 – Нет. Премиальные за хорошую работу.

 – Пф-ф, – Реми слегка пнула прилавок. – Ладно, вы прощены. А еще лучше премируйте Стила – он все утро разрывался между прилавком и мастерской.

Действительно, откуда-то из глубин лавки доносилось жужжание станка. Приглушенное – недаром мы возились со звукоизоляцией!

 – Обязательно, – пообещал Йев’ени. – Что, много продаж?

 – Штук двадцать за одно только утро, – гордо сообщила Реми.

Я улыбнулась. Собственнокопытно выведенная надпись на вывеске «Поставщик Вандерболтов» делала свою магию! Если и дальше так пойдет, мы покроем убыток от заниженных цен за какие-то сутки!

 – Ладно, пойдешь домой? Мы со Старгейз тебя подменим.

Реми покачала головой.

 – Мне надо поэкспериментировать с новым красителем. Хочу знать заранее, подходит он на замену или нет.

 – А я тогда займусь раскраской.

 – Ну а я, как обычно, за стойку, – подытожил Йев’ени. – Ладно, девочки, по местам!

Работа спорилась. Один за другим гладкие деревянные заготовки покрывались лаком и краской и вставали в сушилку. Первыми я отлакировала окрашенные вчера стиломехи, потом взялась за окраску тех, что только что вышли из-под копыт Стила. Раскрасила основную партию (иногда позволяя себе вариации в цветах и орнаменте – я давно убедилась, что по-разному окрашенные стиломехи продаются лучше, чем однотипной под копирку расцветки!). Взялась за именную – это дело все еще требовало копытного труда. Мы с Бронзом думали над вариантом круглого трафарета, куда бы вставлялись штампики с рукописными буквами – но устройство, даже в эскизах, выходило сложным, требовало тонкой работы само, и у нас как-то копыта не дошли до воплощения в железе).

В своей загородке, тихо ворча – видно, что-то не получалось с реагентами – звенела посудой и булькала растворами Реми, утащив к себе позавчерашнюю партию с залепленной пластилином резьбой. Стил давно закончил склейку, обтачивание, ошкуривание и нарезание заготовок и теперь взялся за колпачки. Он то и дело заразительно зевал, прикрывая рот копытом. Я мысленно посочувствовала бедному жеребчику – уж я-то отлично знала, каково это!

Наконец я распрямила гудящие шею и ноги. Высунулась в торговый зал, увидела, как Йев’ени активно расхваливает преимущества стиломеха перед пером десятку пони, и решила не мешать. Просочилась через черный ход, обогнула здание и, с довольной мордой еще раз глянув на вывеску, добралась до той самой кофейни. Кофе откуда Йев’ени меня отпаивал после моих ночных посиделок.

Левитируя пончик и придерживая копытом термос, и успевая жевать по дороге (та еще акробатика, скажу я вам!), я возвратилась на рабочее место. Вновь сунула нос в зал – убедившись, что поток покупателей схлынул. Судя по довольному лицу человека – не с пустыми руками.

 – Эй! Я принесла кофе!

 – Ну все, долг возвращен, – усмехнулся Йев’ени и вгрызся в пончик. Я вздохнула, подумав, как быстро на кофейно-пончиковой диете мы с ним испортим желудок. И как скоро она скажется на моих фланках!

 Скрипнула дверь. Йев’ени со скоростью параспрайта одолел пончик и торопливо обернулся к вошедшему.

 – «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас, джентлькольт!

Земнопони темно-зеленого цвета оглядел зал.

 – Какие необычные устройства у вас тут продаются, мистер, – восторженно проговорил он. – Что они делают?

 – Это письменный прибор, – с готовностью откликнулся Йев'ени, и пустился в объяснения принципов работы и преимуществ человека. Пони слушал, прядая ушами, его взгляд скользил по полкам.

 – В какую интересную эпоху мы живем, – проговорил он. – Знаете, мистер, я и сам своего рода чужак в Мэйнхэттене. Я родом из Лос-Пегаса, но моя работа коммивояжера побуждает меня к частым поездкам.

 – Должно быть, вы повидали всю Эквестрию.

 – И не только. Бывал я и в Мэйритании, и в Поньции, где мне только не приходилось сбывать свои товары. И везде, где я проезжал, я старался приобрести какой-нибудь сувенир, который напоминал бы мне о поездке.

 – Сэр, – голос Йев’ени понизился. – Сдается мне, вы уже нашли подходящее место, где можно приобрести памятную вещицу из Мэйнхэттена.

 – Вашу лавку? Да, это было бы неплохо. Вы не возражаете, если я осмотрю эти ваши механические перья?

 – Стиломехи, вы имеете в виду? Да, конечно. Весь наш ассортимент к вашим услугам, а за какие-то двадцать битов – мы готовы раскрасить стиломех в ваши цвета и написать на нем ваше имя!

 – О, звучит интересно, – пони прошелся вдоль витрины, ткнул копытом в один из стиломехов, салатового цвета. – Знаете что? Я возьму этот в подарок другу. А для себя воспользуюсь вашим щедрым предложением и закажу раскрашенный под меня.

 – Великолепное решение! Мистер, продиктуйте ваше имя, будьте добры.

 – Глу Мэйн, – пони чуть повернулся, показывая бок с меткой в виде развевающейся гривы. – Кстати, сэр, о именах… Могу я вас попросить оставить мне автограф? Я беру их везде, где покупаю сувениры на память о моих странствиях.

 – Да, разумеется, – Йев’ени открыл стиломех, так, чтобы клиент мог видеть его действия.

 – Вот здесь, пожалуйста, – пони извлек взмахом гривы записную книжку. Подражая Йев’ени, воспользовался нашим пробным экземпляром, набросав на открытой страничке несколько строчек. – Вот, вот здесь, пожалуйста.

Йев’ени покосился на страницу.

 – Прошу прощения, Глу. Тут небольшая неточность. Я не «лучший продавец механических перьев в Эквестрии». Я лучший продавец стиломехов.

 – О, я не силен в технических науках, – беззаботно отмахнулся пони. – Они пишут чернилами по бумаге, значит, это перья.

 – И тем не менее, – Йев’ени сделал несколько быстрых росчерков. – Позвольте, вот так будет лучше. «От первого продавца стиломехов в Эквестрии!». Исправленному верить, роспись.

Пони переводил взгляд со страницы на него.

 – Что-то не так?

 – Что? О, нет, все замечательно. Спасибо за автограф, мистер. Постараюсь зайти за заказом завтра.

 – А тот, что вы хотели взять для друга? – окликнул Йев’ени уже шагнувшего к двери пони.

 – Для друга? А, да. Знаете, на самом деле, – пони понизил голос, – я только что вспомнил, что не совсем точно помню цвет его шерсти. Знаете что? Я встречусь с ним сегодня, гляну еще раз, а потом сделаю обе покупки разом. Всего хорошего!

Дверь закрылась.

 – Ну вот, – подвела я итог довольным голосом. – Две продажи с одного клиента.

Человек задумчиво посмотрел на дверь.

 – Как-то… – он прервался. Потому что та вновь распахнулась, впуская троицу пони – двух земных и одного единорога. Вспомнив, что и моя работа не закончена, я поспешила обратно в мастерскую.

Вот, все так же заразительно зевая, закончил работу Стил, попрощался и ушел в компании Реми. Наш химик перед уходом сообщила, что реактивы на замену не оправдали ожиданий, и завтра она планирует на всякий пожарный навестить еще пару лавок. Поток покупателей спадал, хотя раз в полчаса минимум кто-то в лавку да и заглядывал.

Вот встал в сушилку последний из именных корпусов. Я аккуратно, чтобы не оставить след, пощупала одну из обеденных заготовок. Штук пять высохли достаточно для нанесения лака. Оставалось закупорить их и аккуратно макнуть телекинезом в емкость, а затем – вернуть в сушилку.

Йев’ени сидел за прилавком и изучал содержимое кассы. Выдвинутый на треть длины ящичек поблескивал золотыми монетами, в отделении для камней сверкали три больших рубина.

 – Ого! – не удержалась я, стоило мне глянуть ему через плечо. В бытность мою художником такой суммы хватило бы на месяц очень безбедной жизни – или на три месяца без излишеств!

Конечно, я понимала, что большая часть этих денег уйдет так же – на оплату аренды, на выплату по кредиту, на покупки реактивов… Но смотреть на золотой блеск было все равно приятно.

 – Ого, ого, – рассеянно согласился Йев’ени. – Знаешь, Старгейз, нам пора подумать об инкассации…

 – О чем?

 – Надо как-то договориться с банком. Может, у них есть пони с охраной, которые забирают из лавок деньги? Мне не по себе от того, что мы держим такие деньги в простеньком сейфе, да и отвозить их вручную тяжеловато становится…

 – С охраной? – я засмеялась. – Слушай, у нас тут же не земли драконов. Стража в основном имеет дело с карманниками и подвыпившими матросами. Крупных краж не случалось в Мэйнхэттене… – я хотела сказать «никогда», но вспомнила раздел городских происшествий на прошлом месте работы, – довольно давно!

 – Один раз в год и кочерга стреляет. Да и со стряпчим не помешало бы перетереть… Я не слишком силен в ваших юридических оборотах. И меня напрягает подписывать то, смысла чего я не понимаю. Еще ладно городские погодники или это ваше спецподразделение, как его там – им, думаю, нет резона нас кидать. Но если будем расти дальше…

Я уселась рядом. Йев’ени щелкнул замочком кассы и обнял меня за плечи.

 – Нам пока не по карману держать сторожа и стряпчего, – сообщила я очевидное. – Мы только-только вышли на запланированный уровень, да и то – нам здорово, невероятно повезло с Вандерболтами! Может, в будущем…

 Человек улыбнулся.

 – Когда завалим стиломехами всю Эквестрию и вытесним перья и чернильницы с рынка?

Я фыркнула.

 – А почему бы и нет?

 – Действительно, почему бы и нет? – Йев’ени притянул меня к себе. – Когда с нами такая чудесная пони, как ты?

Я залилась краской.

 – Льстец.

 – Разве что совсем чуть-чуть, – Йев’ени наклонился к моим губам.

Я прикрыла глаза, подалась навстречу…

Скрипнула дверь.

Мы резко и синхронно отшатнулись.

Йев’ени обернулся ко входу.

 – «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас, кобылка! – выпалил он. Чувствовался навык торговца. Я бы не сумела с такой скоростью перенастроиться на рабочий лад.

Особенно сейчас.

Особенно сейчас!!!

 – «Стиломехи»? Старгейз?!!

 – Да, леди пони! Человеческие устройства для письма по сниженным… – Йев’ени проследил за вонзившимся в меня взглядом единорожки. Увидел, как мои щеки покрывает краска, а глаза расширились – и наконец понял, что что-то не так.

 – Старгейз?

 – Мама?!

В семейной гостиной

Я сглотнул.

Уставился на сверлящую меня взглядом единорожку темно-синего окраса с зеленой гривой.

Так, Женек, не молчи. Скажи что-нибудь умное.

Например, «здрасте, а вы сейчас успели заметить, как я целовал вашу дочь?», да?

Ага, мегавариант.

 – Мама? – потрясенно повторила Альятара. – Мы не… в смысле, ты бы хоть предупредила, что приедешь…

 – О, и я рада тебя видеть, Альятара, – проговорила вторая единорожка. – Хоть ты даже не потрудилась ответить на письмо. Поэтому я подумала, что нет особого смысла предупреждать тебя, раз ты все равно их не читаешь.

Так, теперь точно надо что-то ввернуть…

Я сделал шаг из-за прилавка. Отвесил церемонный поклон.

 – Мы очень рады видеть вас в нашей лавке, миссис… – я чуть обернулся в сторону Альятары.

 – Даймонд Стар, – ответила гостья вместо Альятары. – Могу я поинтересоваться вашим именем, мистер…

 – Меня зовут Евгений Комаров, миссис Даймонд Стар, – я вновь поклонился. – Я деловой партнер леди Альятары по нашему скромному бизнесу.

Альятара наконец-то вышла из перезагрузки. Она вслед за мной обогнула прилавок, нервно похлестывая себя хвостом по ногам. Хвост Даймонд ходил из стороны в сторону очень похожим движением.

 – И мой сосед по квартире, – добавила Альятара. – Помнишь, я тебе рассказывала, когда приезжала на День Очага.

 – О, разумеется, помню.

Альятара нервно дернула ушками.

 – Тебе все-таки стоило предупредить о приезде. Я бы хоть встретила тебя на вокзале.

 – О, Альятара, не стоило. Я налегке, да и ты явно перетруждаешься на новой работе, раз торчишь на ней в восемь вечера, – пони смерила меня взглядом. – В вашей лавке вообще не предусмотрены нормы рабочего времени, или как?

Альятара хлестнула хвостом по прилавку.

 – Мама! Мы равноправные партнеры и Евгений не может просто взять и отпустить меня с работы. У нас куча дел, которые приходится доделывать в свободное время!

Я кашлянул.

 – А вы надолго к нам в гости, Даймонд? – я титаническим усилием воли проглотил «Что, даже чаю не попьете?»

 – Через пару часов выезжаю обратно в Нью-Хейси, – мне показалось, или из груди Альятары вырвался вздох облегчения? – Я рассчитывала навестить вас дома, но уткнулась в запертую дверь. Пришлось искать вашу лавку по справочнику.

Она смерила меня взглядом.

 – Кстати, что вы за существо? Я что-то слышала о… человеках, верно? – ее глаза сузились.

Я поспешил изобразить самую доброжелательную улыбку из возможных.

 – Людях, Даймонд. И да, я догадываюсь, что за слухи до вас дошли, но поверьте, они преувеличены. Мы всего лишь горстка странников, случайно заброшенных в Эквестрию и пытающаяся в ней обжиться.

Стукнули о пол копытца переступившей с ноги на ногу Альятары.

 – Может, хоть пройдем в подсобку? – неловко предложила она. – У нас есть кофе с печеньем...

 – О, эти ваши мэйнхэттенские печенья, – Даймонд скривилась. – Я захватила с собой узелок с домашним печеньем. Такое ты в этом городе не купишь, даже не сомневайся.

Не дожидаясь дальнейших приглашений, кобыла миновала нас и направилась к двери в заднюю часть магазина. Я притормозил, переводя взгляд с одной двери на другую. Закрыть лавку или нет? С одной стороны, будет очень невежливо остаться на посту, предоставив Альятаре одной встречать гостью дорогую. С другой – время работы еще не закончилось, кто-то из пони вполне может заглянуть на огонек.

А, хрен с ним. Оставлю дверь в коридор открытой, если кто-то зайдет – я услышу звон колокольчика.

Слава всем богам этого мира и прежнего! Не повесь я его – и Даймонд застала бы нас врасплох. Пронаблюдав из первых рядов сцену с поцелуем!

Альятара посмотрела на меня беспомощным взглядом и метнулась вслед. Я последовал за единорожкой.

За обеими.

 – Осторожнее, Даймонд! – окликнул я гостью, уже собравшуюся зайти в мастерскую. – У нас там хранятся реагенты для работы!

Даймонд обернулась.

 – Так у вас тут еще и токсичное производство?

 – Ничего такого, что было бы опасно для жизни, – заверила ее Альятара. – Если хочешь, мы с Евгением тебе покажем. Просто там надо быть аккуратным, чтобы ничего не пролить или не уронить, вот и все.

 – Вряд ли у меня будет на это время. Хотя спасибо за предложение.

 – Подсобка вот, – Альятара указала рогом на правую дверь.

Я открыл термос, разлил оставшийся с обеда кофе по чашкам. К счастью, сегодня Альятара брала его с запасом – в расчете на Стила и Реми, которые к нему не притронулись. Зашуршала оберточная бумага.

 – Э… приятного аппетита? – неуверенно произнесла Альятара.

 – Отличное печенье, Даймонд, – проговорил я, покривив душой. Нет, печеньки были неплохи, но в «Пончиковой Джо» пекли не хуже.

 – Благодарю, мистер, – церемонно произнесла та. Пригубила кофе и опустила чашку на стол.

Перевела взгляд на Альятару.

 – Так что ты делаешь в Мэйнхэттене, мама? – торопливо произнесла та, явно стремясь перехватить инициативу.

 – А что, я уже не могу приехать, чтобы навестить единственную дочь? – Даймонд улыбнулась, смягчая тон своих слов, но во взгляде улыбки не было.

 – Мама! Конечно, можешь, но это так внезапно…

 – Кстати, о внезапности. Мне хотелось бы все-таки знать, собираешься ли ты навестить родных на День Сердец и Копыт или нет. Мы с отцом должны как-то планировать праздник.

Альятара хорошо владела собой. Выражение мордочки не изменилось, только чуть дернулись уши в попытке прижаться к голове.

 – День Сердец и Копыт через два с лишним месяца, – произнесла она после короткой паузы. – Честное слово, я ничего еще не планировала на это время. И потом, мам, ну не пойми неправильно… Праздники у нас – горячая пора! Я не могу просто взять и уехать, если подведу этим друзей!

Даймонд медленно кивнула.

 – Да, друзья – это, конечно, важно, – невысказанное «куда важнее родителей» прямо-таки сочилось сарказмом в воздух.

 – Мы можем перераспределить смены, – торопливо вмешался я. – Сам праздник – это затишье, вал идет в последний день перед ним и с утра праздничного дня. Технически, ты могла бы уехать в сам праздничный день и вечером быть в гостях.

 – Дома, джентлькольт, дома, – поправила меня Даймонд. – Или как там к вашему виду обращаются?

 – «Евгений» будет вполне достаточно, – изобразил я улыбку.

Альятара вздохнула.

 – Я бы могла навестить вас в другое время! Скажем, на следующей неделе. Тогда мне будет проще подстроить расписание под поездку…

 – Послушай, я тоже была в твоем возрасте, – прервала ее Даймонд. – Если пытаешься сказать, что хочешь провести праздник с кем-то еще – так и говори, а не ходи вокруг да около.

Альятара что-то пробормотала.

 – Что? Говори громче, девочка, я, видимо, с возрастом стала туга на ухо.

Скрип зубов Альятары я слышал очень отчетливо.

 – Мама. У меня нет никаких планов на День Сердец и Копыт! И встречать его я собираюсь за этой стойкой! Мы могли бы приехать в другой день, если вы так хотите меня увидеть…

 – Мы?! – оборвала ее мать, пронзив взглядом. – Кто это «мы»?

Ох ты твою ж мать. В переносном смысле.

Альятара осеклась. Затравленно уставилась на Даймонд, даже не решаясь покоситься в мою сторону, и я понял, что единорожку надо спасать.

 – Дело в том, Даймонд, – я снова выдавил из себя свою самую профессиональную улыбку, – что мне практически не выпало случая осмотреть Эквестрию за пределами Мэйнхэттена. Я уже говорил Альятаре, что хочу как-нибудь, когда со временем будет полегче, выбраться куда-нибудь в столицу. И ваш город я бы тоже с удовольствием посмотрел, разумеется.

 – Вот как? – старшая единорожка смерила меня взглядом с ног до головы. – Ну что ж, если вдруг будете в Нью-Хейси – мы будем рады вашему визиту.

Судя по холоду в серых глазах, не вязавшемуся с радушным тоном – не особенно меня там ждали.

 – Боюсь, это всего лишь наметки, – деланно вздохнул я. – Работа оставляет нам слишком мало свободного времени. Мы рассчитываем, что когда дело встанет на широкую ногу, это изменится.

 – Ну тогда желаю вашему бизнесу процветания, – Даймонд опустила чашку. – Извини, Альятара, но я спешу на поезд.

 – Д-да ничего, я понимаю, – сдавленно проговорила та. – Тебя проводить?

 – О, не стоит, до вокзала не так далеко, а я налегке.

 – Ну как скажешь, мам. Передавай папе привет.

Пони коротко поклонилась в мою сторону, поцеловала Альятару в щеку. Хлопнула дверь.

Альятара, вместе со мной вышедшая в торговый зал, выдохнула. И обессиленно сползла на пол там, где стояла.

Я плюхнулся на задницу с ней рядом. Взъерошил гриву.

 – Родительская гиперопека, да?

Единорожка застонала.

 – Ну как она это делает, а? Вроде и не говорит ничего дурного, так что я даже возмутиться не могу! Но каждым словом дает понять, что мне на самом деле не двадцать три года, а максимум тринадцать! У-у-у…

Я вздохнул.

 – Хочешь верь, хочешь нет, а я сталкивался с чем-то похожим. Поэтому отчасти и съехал от своих. Когда сокращаешь частоту общения, это перестает так раздражать.

Альятара качнула челкой.

 – Я уже бываю дома раз в полгода, и все равно не помогает. Наверное, она просто не может смириться с тем, что я уже взрослая пони, а не жеребенок.

Она зажмурилась. Подвинулась левее, прижимаясь ко мне боком.

 – Как по-твоему, она что-то заподозрила?

Я пожал плечами.

 – Ты мне скажи. На входе нас вроде не подловили…

Она хмыкнула.

 – Ох, не знаю, Евгений… И я хороша, ляпнула не подумав…

Я выдал очередной ОТВ.

 – Да, отмазывался я не очень убедительно. Зато теперь у меня есть официальное приглашение навестить твоих.

Альятара опустила копытце на мою руку.

 – Даже не знаю, что теперь будет выглядеть подозрительнее. Если ты поедешь со мной – или если не поедешь.

Мы оба синхронно вздохнули.

 – А, ладно, разберемся по ходу дела, – снова потрепал я пони по загривку.

Мать моя женщина.

Я сделал это.

Я преодолел свои фобии и страхи, растоптал свою мужественность, переопределил гендерную принадлежность…

Короче, я сел на эту сахарную машину ужаса и дефекации под названием «Поезд Дружбы».

И никто, ни одно разумное существо на этой планете, даже Альятара, никогда не узнает, чего мне это стоило.

Ехать, впрочем, было недалеко – Нью-Хейси располагался в трех часах езды от Мэйнхэттена. Так что мы не стали брать билеты в купе, устроившись на мягких диванчиках местного плацкарта.

Да, здесь даже плацкарт был снабжен диванчиками.

К моему облегчению, разрешение на выезд за пределы города мне в КУДА выдали без особых проволочек. Я даже старую знакомую Софт Грит не видел, ограничившись беседой со стражницей в окошке внизу.

И теперь я пялился в окошко, ожидая чего-то… Ну, волшебно-дружбо-пони-магического.

Ожидания пока не оправдывались.

Мы пересекли пролив – по длинному железнодорожному мосту, висящему на ажурных ниточках вант. Серо-стальные волны лизали подножие береговых круч, перекатывались через заграждения из бревен, защищавшие опоры моста от льдин. Далеко на севере виднелся в дымке северный берег залива. Мелькнула по правую сторону каменная башня маяка, затем поезд углубился в просторы материковой Эквестрии, и море скрылось с глаз.

Железная дорога тянулась среди пологих заснеженных холмов. Склоны покрывал густой кустарник, из него там и сям поднимались рощицы деревьев – как обычных сосен, дубов и тополей, так и что-то незнакомое мне, вроде разлапистых деревьев с белой корой или пышных кустов с темно-зеленой хвоей. Впрочем, разглядывать флору из окна вагона особо пристально не получалось, да я и не стремился.

То и дело мелькали небольшие домики в каркасе из несущих балок – поднапрягшись, я даже вспомнил термин «фахверковая архитектура». Из массивных кирпичных труб над соломенными крышами стелился дымок. В распадках между холмами тянулись живые изгороди, виднелись межевые камни, где-то из-под снега проглядывали ровные ряды каких-то оставленных под зиму посадок.

Альятара углубилась в захваченную с собой книжку. Прочие пони, набившиеся в вагон – кто болтал между собой, кто, подобно Альятаре, погрузился в чтение, разгадку кроссвордов и прочие поездные развлечения, кто, как и я, пялился в окно…

Всех их объединяло лишь одно.

Каждый пони в вагоне, открыто или украдкой, успел бросить взгляд в мою сторону.

Харе, Женек.

Давно пора было к этому привыкнуть.

Альятара, словно почувствовав мое беспокойство, вскинула голову.

 – Все в порядке?

 – Да я просто задумался, – почти не соврал я. – Слушай. Может, расскажешь, чего ожидать от твоих предков? Ну там, чего не стоит говорить, как себя вести? Плюсы, минусы, подводные камни?

Пони возвела очи горе.

 – Ну, с мамой ты уже познакомился… С папой будет попроще, он веселый и жизнерадостный пони, без маминых заскоков. Так я даже не знаю, что сказать… Мы не какие-нибудь отшельники с каменных ферм или кантерлотские дворяне, так что можешь себя вести как с любым другим пони!

Я наклонился к ее ушку.

 – Будем признаваться?

Альятара поежилась.

 – Страшно. Папа-то, может, и нормально бы отнесся, хотя… хотя… А вот каким взглядом меня смеряет мама, я даже думать не хочу!

Я слегка подпихнул ее плечом, в духе ее привычки по-дружески подталкивать меня в бедро.

 – Нам не обязательно.

 – Давай подождем, – кивнула она. – Честно, никому ничего не хочу объяснять. Это наше с тобой дело.

Мне хотелось обнять нервничающую, наверно, как я не нервничал в застенках КУДА, Альятару за плечи. Но нежности в полном пони вагоне поезда… Нет, это подождет до возвращения домой.

Нью-Хейси вынырнул из-за очередного холма, аккурат стоило солнцу спикировать за горизонт в той стороне, откуда мы приехали.

Я догадался, что мы достигли цели, даже без подсказки Альятары, за долю секунды до того, как единорожка постучала меня копытом по плечу и шепнула: «Мы приехали!».

Городом он, в общем-то, выглядел только по эквестрийским меркам.

Окруженное редким лесом скопление одно- и двухэтажных домов у меня на родине потянуло бы только на село. Причем село не слишком большое.

Зажглись уличные фонари, высветив город светлым пятном среди зарослей. Затем мы вьехали в долину, и ветви деревьев скрыли городской пейзаж от нашего взгляда. Раздался свист пара, и поезд дернулся, сбавляя ход.

На станции было безпонно. Да и сама станция больше походила на полустанок – прилепившаяся к железной дороге дощатая платформа, да кирпичное здание с парой окон. Мы по ржавой скрипучей лесенке спустились на землю, вслед за тремя-четырьми пони, как и мы, покинувшими плацкарт. Я перехватил поудобнее сумку с подарками.

 – Следуй за мной, – шепнула Альятара.

 – Веди, Вергилий.

 – Кто?

 – Ох, прости, земная культурная отсылка. Я тебе потом объясню.

Мы двинулись по мощеной брусчаткой дорожке, окруженной двумя рядами светлячковых фонарей. Снега на дороге было на удивление мало, и копыта Альятары звонко цокали по камням. Должно быть, в городе хорошо налажена уборка улиц… А, ну да. Должно быть, местная погодная команда знает свое дело и не наваливает сугробы над городом без нужды.

Вокруг замелькали первые постройки. Лес – хотя, скорее, парк, заросли были аккуратно подстрижены, сосны и дубы росли на правильном расстоянии друг от друга – переходил в город как-то сразу, деревья поднимались между домов. Привычных нашему взору заборов и огородов не было, здания стояли вплотную друг к другу, фасадами выходя сразу на улицу. Прохожих заметно не было, лишь пару раз прошли нам навстречу пони, с любопытством покосившись на двуногую фигуру.

Улица сделала пару крутых поворотов, чувствовалось, что ее прокладывали без плана, просто каждый дом строился там, где удобнее хозяину. Соломенные крыши сменились на красную черепицу, все чаще попадались двухэтажные особняки. Еще один поворот – и мы очутились на круглой площади. На дальней ее стороне возвышалось трехэтажное здание, увенчанное высокой башенкой, а слева от нас – поднималась округлая арка, за которой виднелись какие-то крытые павильоны.

 – Городская ратуша с театром, – разбила тишину Альятара. – И рынок, – она указала копытом куда-то на восток. – В той стороне школа, где я училась до поступления в академию.

 – Мы идем туда?

 – Нет, в другую сторону. Или ты хочешь прогуляться по городу? Я могу тебе показать…

 – Ох, давай уж скорее со всем разберемся, – помотал я головой. – Раньше сядем – раньше выйдем.

 – Сядем? – переспросила пони. – Это тоже какая-то культурная отсылка?

Я фыркнул.

 – В точку.

Посмотрел на Альятару повнимательнее.

 – Хочешь оттянуть момент?

Пони вздохнула.

 – Я трусиха, да?

На сей раз я решился погладить ее по голове.

 – Да я сам как на иголках. Ладно, расслабься. Не съедят же нас, в конце концов.

Из стрельчатых окошек пробивался теплый желтый свет. Пони пренебрегали шторами на своих окнах, ограничиваясь кружевными занавесками и узорчатыми ставнями. Впрочем, я все равно старался не разглядывать без нужды внутренность чужих домов. Мы брели по мостовой, проходя поворот за поворотом.

Пока впереди не замаячил двухэтажный коттедж, окруженный можжевельником. Над зеленой дверью поднималась небольшая декоративная башенка, слева от крыльца виднелся небольшой пруд, сейчас пустой и забитый снегом.

Мы переглянулись.

 – На счет «три»?

 – Раз, два…

Копыто Альятары и моя ладонь коснулись дверного молотка одновременно.

 – Иду, иду! – раздался голос жеребца по ту сторону. – Кто там? Мы заняты!

 – Папа, это я!

Дверь распахнулась.

 – Альятара?! – высокорослый, мне по грудь светло-зеленый единорог с аквамариновой  под цвет шерсти Альятары гривой шагнул на крыльцо. На его бедре виднелась метка в виде серого булыжника и раскрытого глаза.

 – Привет, пап! – Альятара обхватила его за шею.

 – Мы думали, ты приедешь завтра, – растерянно пробормотал единорог, обнимая дочь.

 – У нас расписание поменялось, мы сумели выкроить окно только на этот вечер. Я даже не успела письмо отправить!

Это было чистой правдой. Запасы вожделенных Реми реактивов прибыли раньше ожидаемого, и земнопони предупредила нас, что помочь Стилу в лавке сможет только сегодняшним вечером – потом все время у нее будет забито прямыми обязанностями. Так что решение сорваться в Нью-Хейси было нами принято довольно спонтанно.

 – Ох, мы тебя всегда рады видеть, даже когда ты появляешься внезапно, – проговорил единорог. Перевел взгляд на меня. Прищурился.

 – Альятара, а это случаем не твой друг, о котором ты говорила на День Очага?

 – Именно! Познакомьтесь. Это Евгений Комаров, мой друг и напарник, а это Стоун Уотчер, мой папа.

 – Друзья Альятары – мои друзья, – единорог протянул мне копыто. Я перехватил его чуть выше бабки и аккуратно пожал.

 – Что ж, проходите. Даймонд, душа моя! У нас гости!

 – Гости? – из глубин дома раздалось цоканье. Даймонд появилась в освещенном проеме. – О Сестры, Альятара, ты в своем репертуаре! Я не готовилась встречать гостей, дом неубран, на стол нечего поставить!

 – Мы очень неприхотливый вид, Даймонд, – я постарался выдавить улыбку. – Нам довольно стакана воды и корки хлеба для счастья.

  – Мистер Комаров? – пони картинно прижала копыто к лицу. – Что ж, мне остается надеяться, что вы не подумаете, что в моем доме всегда царит такой бардак! И пожалуйста, не судите по нашему жилищу о всех единорогах Эквестрии!

 – Да будет тебе, милая, – вмешался Стоун. – Дочка, проходи. И покажи своему приятелю, где у нас тут что.

Моя куртка обрела пристанище на лакированных ветвях стилизованной под дерево вешалки в прихожей. Альятара краем глаза посмотрелась в огромное зеркало в дубовой раме на дальней стороне комнаты, пригладила гриву. Я закрутил головой, ища, куда поставить обувь.

 – Да не разувайся, – шепнула мне единорожка.

 – Проходите, проходите, – Стоун указал на правую дверь.

Мы уселись перед огромным камином, в котором еще плясали на углях слабые язычки пламени. Они давали довольно света, так что светлячковая лампа на журнальном столике была отключена. Альятара заняла стратегическую позицию между мной и отцом, в углу массивного дивана с подлокотниками в виде драконьих голов и литыми чугунными ножками. Я угнездился в таком же грозного вида кресле, аккуратно откинулся на спинку. Сидеть в нем, рассчитанном на габариты пони, было немного неудобно, но за последние месяцы я уже приспособился.

Даймонд Стар скрылась где-то в недрах дома, откуда донеслись звон кастрюль и звяканье ложек. Судя по всему, насчет «нечего подать на стол» она преувеличила.

 – Жду не дождусь, когда услышу про твою лавку из первых уст. С ума сойти, моя малышка теперь взрослая и ответственная бизнес-пони, – Стоун усмехнулся. – И про вас тоже, мистер. Слухи не врут? Вы и впрямь пришелец из-за пределов нашего мира?

Что ж, он не сказал «захватчик». Или «монстр». Хороший знак.

 – Именно так. Только не спрашивайте меня, каким чудом я здесь оказался. Над этой загадкой бьются лучшие ученые Эквестрии.

Стоун присвистнул.

 – Я слышал о понивилльском вторжении и о лагере, но считал, что это россказни в лучшем случае наполовину. Начиная чуть ли не с самого возвращения Найтмэр, в Понивилле вечно что-то случается.

 – Ну я бы это вторжением не назвал, – аккуратно ввернул я. – Я совершенно точно не собирался никуда вторгаться.

 – И как же вы очутились в Эквестрии? – полюбопытствовал Стоун.

 – Ну… фактически меня просто выбросило чуть ли Альятаре не на голову, – я благоразумно решил не уточнять мелкие детали про ванну и прочее. – Так мы и познакомились.

 – И завели общий бизнес, – ввернула Альятара. – Кстати! Папа, мама, мы кое-что вам привезли!

Она извлекла из седельной сумочки массивного вида стиломех, расписанный в синий и зеленый цвета.

 – Забавная игрушка, – Стоун покрутил телекинезом стиломех перед носом. – Это и есть знаменитые человеческие перья, про которые твердят в Мэйнхэттене?

 – Точно так. Только мы не называем их перьями, – заметил я. Проглотив желание ввернуть шутку про лишенное перьев животное.

 – Какая разница, как назвать, если они предназначены для одного и того же? – риторически спросил Стоун. – Спасибо, дочка, – вспышкой зеленого света он отправил стиломех на каминную полку.

Дверь открылась, в проеме показалась голова Даймонд. На шее пони висел фартук, украшенный изображением трех клубничных ягод. Точно таким же, как и на ее бедре.

 – Прошу к столу, – церемонно произнесла она. – Извините за скудость угощения.

Что ж, если по меркам Нью-Хейси это был скудный ужин, то я не хотел бы быть приглашенным на обильный. Из-за опасности лопнуть.

На моей тарелке исходил паром рассыпчатый обжаренный в масле отварной картофель с доброй порцией овощного рагу. Тонко нарезанные ломти черного хлеба соседствовали с ярко-желтым ломтем сливочного масла и чем-то ярко-красным в соуснице. От салатницы шел густой травяной аромат вперемешку с тонким запахом оливок и уксуса.

 – М-м-м! – Альятара принюхалась, вытирая копытца полотенцем. – Я так соскучилась по домашней готовке!

 – Ты опять перебиваешься с сена на бутерброды там в городе? – грозно спросила Даймонд. – Оглянуться не успеешь, как испортишь себе пищеварение! Мистер Комаров, вы должны следить за ее питанием!

Я счел за лучшее отмолчаться. Благо повод имелся очень весомый – набитый картошкой под пряным соусом рот.

 – Даймонд Стар, вы волшебная повариха, – польстил я хозяйке минуту спустя. На сей раз – куда искренней.

 – Да, она у меня такая, – довольным тоном произнес Стоун.

 – Не стоит благодарности, – проговорила Даймонд. – Право, мне стыдно, что пришлось угощать вас тем, что нашлось в холодильнике. Если бы я знала заранее…

Альятара, не слушая ее, положила себе ложку салата. Принюхалась.

 – Он с люцерной? – перевела она взгляд на мать.

 – Да, а что такое? Честное слово, я думала, что ты оставила в прошлом свою жеребячью привередливость. Люцерна полезна для здоровья…

Единорожка вскинула копыто.

 – Евгений! Ты же помнишь…

 – Помню-помню, – заверил я ее. – Извините, Даймонд, но от салата я откажусь. Мы, люди, не очень хорошо перевариваем люцерну.

 – Боже, – хозяйка испустила ОТВ. – Альятара, ты должна была меня предупредить! Я даже не думала…

 – Все в порядке, – поспешил я заверить ее. – Я уже привык следить за такими вещами.

На плите засвистел чайник. Даймонд поднялась, поставила на стол блюдо с черничным пирогом. Разлила по чашкам чай, пахнущий ромашкой.

Стоун Уотчер, умяв пирог за долю секунды, посмотрел на меня.

 – Скажите, а вашему виду разрешено перемещаться по Эквестрии? – поинтересовался он. – Я почему-то думал, что человекам запрещено селиться вне пределов этого вашего лагеря.

 – Поскольку Альятара взяла меня на поруки, мне разрешили свободное проживание, – пояснил я. – В пределах Мэйнхэттена, правда. Для поездки в Нью-Хейси пришлось брать в КУДА специальное разрешение.

 – В КУДА? – переспросила Даймонд.

 – Особый отдел Департамента Дружбы, – пояснила Альятара. – Который занимается вопросами адаптации людей.

Стоун покивал.

 – Департамент Дружбы, да? – он откинулся на спинку стула. – Знавал я его главу. Как-то раз пришлось побывать у нее на допросе.

 – Дорогой, нашим гостям вряд ли будут интересны твои рабочие байки, – сухо заметила Даймонд.

 – На допросе у Старлайт Глиммер? – переспросила Альятара. – А я вот раньше про это не слышала! Папа, расскажи!

 – Да и я не откажусь послушать, – присоединился я к просьбе.

Стоун хмыкнул. Сделал большой глоток чая.

 – Ну, это случилось, уже когда ты уехала в Мэйнхэттен, а потом как-то забылось за давностью. С тех пор прошло сколько, года четыре… Или чуть меньше.

 – Четыре года? – переспросила Альятара. – Подожди, разве…

 – Ну да, тогда она еще не была главой Департамента Дружбы. Собственно, тогда и Департамента еще не было. Тогда она только-только выписалась из злодеек и стала личной ученицей ее высочества. Ну так вот.

Мы тогда делали съемку в Жеребячьих горах. Ясное дело, тамошние шахты считались выработанными еще в первые несколько веков от Очага, но рудознатцам тех времен и не снилась магия, которая есть у нас! Поисковые заклинания с регулировкой по раствору и импульсу, таумические каротажные матрицы, симпатические резонаторы…

 – Стоун, – оборвала его Даймонд.

 – Что? Ах, да… Ну так вот. Наш базовый лагерь был в Бэльсе, Шифт Джамп, наша телепортистка, перебросила нас в горы к северо-востоку. Нас было четверо – я, двое подсобных рабочих и Рик Диггер, наш экспедиционный камнектор. Хороший парень, даром что земнопони…

 – Папа! – негодующе воскликнула Альятара.

Стоун смущенно кашлянул.

 – Слушайте, я не какой-нибудь там видист. Ничего не имею против даже грифонов, не говоря уж о пегасах или земных пони. Просто я считаю, что каждому народу лучше жить по отдельности, чем перемешиваться. Вот что получится, если все единороги переберутся в Клаудсдейл, а земнопони поселятся в Кантерлоте и будут заниматься магией? Ничего хорошего, только сплошная беготня и неразбериха, как в том же Понивилле…

 – А почему тогда ты сам живешь среди земных пони?

 – Ну, это другое дело. Жилье в Кантерлоте мне не по карману, да и добираться оттуда до выработок далековато… Ладно, ты меня отвлекла. Так вот.

Мы разбили лагерь и ранним утром двинулись по маршруту. Работали как обычно – я расставляю поисковые амулеты, делаю общий скан, даю Рику развертку, он смотрит результаты и указывает мне, где делать доразведку. Прошли миль десять, вскрыли парочку перспективных жил, хотя ничего сверхценного, и вышли к старому святилищу. Тут уже начало темнеть, и мы с Риком решили ставить палатки. Понятное дело, не в самих руинах – милях в трех от них, за горой. Дураков среди нас не было, мало того, что сами развалины в любой момент могут рухнуть тебе на голову, так еще и единороги древности были мастаки на всякие неприятные сюрпризы для тех, кто решит наложить копыто на их сокровища – и не все их заклинания развеялись со временем. Пусть по таким местам лазает Дэринг Ду, а не мы, скромные эквиологи.

В общем, мы улеглись спать – а спустя часа три нас разбудил грохот. Такое чувство, что над Понихеджем разразилась гроза среди ясного неба. Зеленые молнии били и били в скалу, полыхали зарницы, земля содрогалась. Я чувствовал отголоски чужой и странной магии, хотя ни за что не взялся бы определить, кто это был и что за заклинания он накладывал. И был ли это вообще маг-единорог, или просто сработало что-то из старых магических ловушек.

Так продолжалось с полчаса, затем стихло. Рабочие стали бормотать о призраках, так что пришлось им наполнить, что Балтимэйрский горный трест платит им не за страшные истории. Поутру мы пошли дальше по маршруту, но дали большой крюк – приближаться к святилищу после ночного шоу никто не хотел.

Ну и вот. Мы закончили петлю и вернулись в лагерь, чтобы переночевать в нем и выйти на следующий маршрут. И тут появилась эта пони, Старлайт.

Телепортировалась прямо посреди лагеря, и тут же принялась выяснять, чем мы занимались возле руин. Я, признаться, слегка струхнул, все-таки сами помните, какие слухи о ней тогда ходили. Скрывать мы ничего не стали – честно признались, что делали и что видели.

Она здорово разволновалась, заслышав про ночную бурю. Очень настойчиво выспрашивала, что я успел заметить и что могу сказать по поводу заклинаний, которые там творились. Когда поняла, что рассказать мне особо и нечего – этак тяжело вздохнула, пробормотала себе под нос «Твайлайт это не понравится» и растаяла в воздухе.

 – А что это было? – с любопытством спросила Альятара.

 – Принцесса мне не докладывает, – развел копытами Стоун. – Слыхал я слух, что там то ли взорвался какой-то древний артефакт, то ли явился призрак самого Старсвирла, то ли что еще. Но думаю, все это байки. Сам я подозреваю, там действительно сработала какая-то магическая защита от грабителей, может даже, кого-то прихлопнув. Потому принцесса и послала свою ученицу выяснить, кто из пони мог под нее попасть.

Альятара поежилась.

 – Ты что же, хочешь сказать, там погибли пони?!

 – Надеюсь, что нет. Но кто знает? С чего-то же вдруг принцесса этим заинтересовалась.

Стоун зевнул. С легкой тоской в глазах скосился на мини-бар. Даймонд поймала его взгляд и грозно покачала головой. Я счел за лучшее не показывать, что заметил эту переглядку.

Хозяйка поднялась.

 – Прошу прощения, я пойду приберусь в гостевой комнате, – сказала она. Направилась к выходу из кухни.

Стоун улыбнулся Альятаре.

 – Ну а ты? Может, расскажешь что-то интересное из своей работы? Или вы, мистер, поделитесь какой-нибудь интересной историей из мира человеков?

Я слегка завис.

Ага, классическая подстава вида «расскажи что-нибудь смешное». О чем рассказать? Тем более, в последнее время интересные истории с Земли у меня как-то ассоциируются с чем-то не тем…

 – О! – пришла мне на выручку Альятара. – Раз уж у нас вечер воспоминаний о знаменитостях… Пап, угадай, кто с месяц назад сделал покупку в нашей лавке?

 – Неужто принцесса Селестия?

 – Ой, ну так высоко мы не взлетели… Подсказываю – начинается на «Спит», кончается на «файр» и командует Вандерболтами!

 – Ого, – Стоун поднял бровь. – Рассказывай в подробностях.

 – Ну, все началось с того, что Майк и Сильвер – ты же их помнишь, да? – пришли навестить меня в лавке…

Слушая эту уже знакомую мне историю, я принялся изучать стоящие на полке стаканы с выложенными цветным стеклом улыбающимися пони на стенках. Потом перевел взгляд на висящие над баром массивные часы-ходики. Цифры были выложены инструктированным зелеными камушками золотом – мне даже стало интересно, настоящие это изумруды или стеклянная имитация. Что в Эквестрии вольно относились к ценности драгоценных камней – я уже понял после бессчетного количества раз, когда с нами рассчитывались ими за стиломехи.

 – Стоун Уотчер, – ввернул я в разговор, когда Альятара прервалась на глоток чая. – А что вы искали в горах? Драгоценные камни?

Стоун усмехнулся.

 – Да камушки искать как раз – дело нехитрое. Найди место с пересечением лей-линий или сосредоточь их вручную, как на каменной ферме, брось простенькую поисковую матрицу – и собирай хоть лопатой в ведро. А вот пригодное к разработке месторождение бокситов или там полиаланита – та еще редкость! Сейчас рудники Восточной Эквестрии считаются выработанными, основная разработка идет близ Додж-Сити и в Дымных горах. Но дайте еще десяток лет, юный жеребчик – и мы это изменим! – он с жаром стукнул копытом по подлокотнику. Я даже не стал поправлять мою видовую принадлежность.

Вернулась Даймонд Стар. Опустилась в кресло, плеснув в стакан с зеленым пегасом воды из графина.

 – Я постелила вам в гостевой комнате, Евгений. Она слева от лестницы, в дальнем конце коридора. А тебе, Альятара – в твоей старой. Там все осталось по-прежнему с твоих школьных лет.

 – Что, даже мой постер с Серенадой Трель и фарфоровая коллекция? – Альятара улыбнулась.

 – Конечно. Не стану же я их выкидывать. Я надеялась, что ими будут играть еще мои внуки… Но, судя по всему, внуков я не дождусь, не так ли?

Альятара вздрогнула, словно ее ударили.

 – Мама!

Даймонд смерила нас взглядом.

 – Что? Или я ошибаюсь?

Всю доброжелательность из комнаты словно ветром сдуло. Мне очень хотелось что-нибудь сказать, но я не знал – что. Чтобы не накалить ситуацию еще сильнее.

 – Даймонд! – резко произнес Стоун. – Ради Селестии, давай не будем сейчас…

 – Не будем – что? Или тебя все устраивает?

Альятара рывком поднялась.

 – Мы устали, – холодно произнесла она. – Завтра у нас тяжелый день. Мы отправляемся спать. Спокойной всем ночи.

Она шагнула к двери, высоко вскинув голову. Бросила лишь один взгляд – и я понял, что лучше к ней присоединиться.

 – Спасибо за ужин, – выдавил я неловко. – Время действительно позднее… Спокойной ночи.

 – Э… да, всегда пожалуйста, – пробормотал Стоун. Альятара шагнула за дверь, на секунду обернулась – и я снова поймал ее умоляющий взгляд. Почти выскочил из кухни, словно ошпаренный.

Она молчала, пока мы поднимались по двойной лестнице с резными подпорками. Лишь когда единорожка шагнула к двери справа, а я собрался идти дальше – ее копыто легло мне на руку.

 – Иди со мной, – прошептала она. – Пожалуйста.

Я дал втянуть себя за руку в уютную спальню, с взбитой пушистой периной на кровати, с развешанными на стенах рисунками – судя по зимней тематике и технике исполнения, принадлежащими перу самой единорожки. На окно были наклеены потемневшие от времени бумажные снежинки. На подоконнике виднелись расписанные вручную фарфоровые фигурки пони, грифонов, еще каких-то разумных – должно быть, это и была та самая коллекция.

Альятара рухнула на кровать, прикрыв глаза.

 – Ну почему? – с тихой горькой обидой спросила она. – Зачем… вот так?

Я вздохнул. Сел рядом, положил руку на ей на плечо.

 – Она, наверное, просто… волнуется за тебя. Просто показывает это, как умеет.

Пони застонала.

 – Неужели ей не видно, что она делает больно?

Мне оставалось лишь пожать плечами. Я сидел рядом с Альятарой, слушая, как ее дыхание успокаивается, и глядя, как в окне медленно движутся по снегу тени. Внизу раздавались шаги, слышался напряженный голос Даймонд. Слов я разобрать не мог.

Да оно и к лучшему.

Когда мне показалось, что Альятара заснула – я осторожно высвободил руку и направился к двери.

Вернее, попытался. Потому что единорожка вскинулась на постели.

 – Не уходи, – тихо попросила она. – Останься здесь.

Я усмехнулся через силу.

 – Мы твоих окончательно не шокируем?

 – Да и все равно, – Альятара приподнялась на постели и поцеловала меня. Я улыбнулся, пропуская гриву сквозь пальцы. Улегся обратно, обхватив прижавшуюся ко мне спиной Альятару, словно большую плюшевую игрушку. Пони улыбнулась сквозь покрасневшие глаза и накрыла мою руку копытом.

И все-таки мне пришлось подняться с постели.

По самой что ни на есть прозаической причине. Выпитый чай стал искать путь наружу.

Я осторожно, чтобы не разбудить единорожку, убрал руку. Встал – она сонно пошевелилась и что-то пробормотала. Я тихонько поцеловал ее в щеку, она обхватила вместо моей руки подушку и безмятежно засопела.

Я просочился, ругая скрипучие ступеньки, на первый этаж и воспользовался размещенными в маленькой комнатке под лестницей удобствами. Помыл руки, поискал глазами полотенце, но не нашел. Прокрался обратно, занес ногу над первой ступенью.

 – Мистер Комаров, – прозвучал голос Стоуна из гостиной через полуоткрытую дверь. Я обернулся.

Пони сидел на том же месте, что и перед ужином, глядя в камин. Перед ним на журнальном столике лежало несколько странных устройств, походивших на гибрид кальяна с курительной трубкой.

 – Зайдите, – приказал он. Тон голоса был доброжелательным, но это явно был приказ, а не просьба.

Я не рискнул ослушаться, тоже заняв место в том же кресле. Пони телекинезом открыл дверцу шкафчика и притянул к себе булькнувшую толстостенную бутыль.

 – Будете? – спросил он, слегка наклонив сосуд. – Яблочный бренди трехлетней выдержки. Извините, это вам не предлагаю, – он коснулся трубки, – на не-пони эта штука не всегда действует как надо.

Я молча кивнул. Стоун разлил бренди по стаканчикам, протянул один мне. Вскинул свой.

 – За знакомство, что ли, – проговорил он. Звякнуло стекло. Алкоголь обжег горло.

Стоун отсоединил ведущий к трубке тонкий резиновый шланг. Чиркнул зажигалкой, поднеся ее к низу чашечки. Я невольно уставился на его копыта, гадая, что будет дальше. На курительную все-таки эта штука слабо походила…

Единорог втянул сквозь трубку воздух. Задержал его в легких – и с силой, но неторопливо, выдохнул. Из чашечки трубки показался огромный мыльный пузырь, за ним второй и третий. Они поднялись к потолку, посверкивая в тусклом свете углей.

 – Говорят, не очень полезно для легких, но мозги прочищает здорово, – протянул он, видя, как завороженно я уставился на игру тонких пленок. – Ну да в моем возрасте поздновато о нем хлопотать.

Единорог перевел взгляд на меня.

 – Извините за сегодняшний вечер, мистер Комаров.

Я неловко пожал плечами.

 – Мать есть мать.

 – Да. И я надеюсь, вы ее сможете понять. Она давно мечтала о внуках, и когда поняла, что у Альятары другие планы… – он прервался. Затянулся из своей пузырепускательной машинки еще раз.

Пронзил меня взглядом.

 – Она ведь права насчет вас с ней?

 – Мистер Стоун Уотчер…

 – Я просто спрашиваю.

 – Допустим.

Единорог проводил взглядом полупрозрачные шарики.

 – Я честно скажу – я не сторонник современных нравов. Мне даже смешение пони не по нутру, что уж говорить о чужеземцах. Кобылка должна искать пару среди близких ей по духу и по природе, а не…

 – Ну уж извините, но меня больше волнует мнение Альятары, чем ваше, – резко выпалил я.

Единорог неожиданно усмехнулся.

 – Смелость? Это мне нравится.

Он снова плеснул на пол-пальца янтарной жидкости.

 – Знаете что? Я с вами согласен.

У меня отвисла челюсть.

 – Простите?

Стоун хмыкнул. Чокнулся со мной, осушил стакан.

 – Нет, не в том плане, что разделяю современные взгляды. Но меня больше, чем моя правота, волнует счастье Альятары. Если она с вами счастлива – тогда пусть лучше я буду недоволен, чем она одинока.

Он снова прожег меня взглядом.

 – Она с тобой счастлива?

Я притронулся губами к бренди и опустил стаканчик.

 – Стоун, – тихо сказал я. – Она пришла мне на помощь, когда я был растерян, испуган и сбит с толку. Она не дала мне сломаться. Я не знаю, чем я смогу отплатить ей за такое. Сделать так, чтобы она была счастлива – это самое меньшее. Я не знаю, что и как будет в будущем… но я сделаю все ради этого. Все.

Единорог помолчал.

 – Что ж. Да светит вам Селестия.

Он неожиданно пригвоздил меня взглядом к месту.

 – Но учти, приятель, если ты сделаешь моей дочери больно… Я не имею в виду, если вы устанете друг от друга или все такое, в жизни разное бывает… Но если ты вдруг обидишь или предашь ее – тогда знай. Я тебя найду не то что в Эквестрии – даже в Аустрейохе, даже в твоем мире, и отправлю тебя в самую глубокую из заброшенных штолен Жеребячьих гор. Уяснил?

 – Да я скорее! …

 – Ладно, ладно. Извини старика за отцовское беспокойство. Еще по одной?

Я покачал головой.

 – Нам и правда завтра в дорогу с утра. Я все-таки лягу поспать.

 – Ну как скажешь. Только постарайтесь не шуметь так, чтобы разбудить Даймонд.

Мои щеки полыхнули, и не только от выпитого бренди.

 – Да мы не…

Стоун негромко расхохотался.

 – Спокойной ночи, приятель.

 – Спокойной, Стоун.

С небес сыпался тонкий, почти невидимый на солнце снежок. Редкие тучки, из которых он сыпался, скользили по небу от Мэйнхэттена, между них, почти невидимые на высоте, мелькали точки погодной команды.

Свистнул свисток приближавшегося поезда. Альятара обернулась к отцу.

 – Ну до встреч, дочка, – тепло проговорил он, обнимая единорожку. Альятара обняла отца в ответ, все еще холодно кивнула матери. Та ответила не менее чопорным кивком.

Я поклонился.

 – Спасибо за гостеприимство.

 – Заглядывайте в любое время, – сердечно проговорил Стоун.

 – Как-нибудь, пап. Если дело позволит.

Стоун улыбнулся.

 – Лучше бы позволил, особенно через годик. Думаю, нам не помешают лишние копыта, нянчиться с твоей младшей сестренкой.

Даймонд Стар обернулась к мужу.

 – Что?!

Тот пихнул ее в бок.

 – Ой, да ладно. Раз уж с этой стороны нам внуки не светят – значит, надо заняться вопросом самим, а? И мы еще с тобой не так стары, чтобы не думать о подобном?

Даймонд залилась краской.

 – Стоун Уотчер! Ты… ты невозможен!

 – Хе-хе! За это в свое время ты за меня и вышла, нет?

Я обнаружил, что улыбаюсь. Широко и искренне.

 – До встречи.

 – До встречи.

Утренний вагон был забит поменьше, и мы с Альятарой нашли место в дальнем уголке, отгородившись седельными сумками со всяким домашним угощением. Которые всучил нам Стоун, не слушая возражений.

Единорожка принюхалась.

 – Я не заметила, чтобы ты вчера пил, – недоуменно протянула она.

Я улыбнулся.

 – Мы с твоим отцом вчера ночью пропустили по рюмке.

Альятара вскинулась.

 – Вы не…

 – Даже не поругались. Как ты и говорила, он мировой мужик.

Пони облегченно вздохнула.

 – Я рада, что хотя бы с ним вы поладили.

Я хотел пошутить, что ситуация вполне в духе классических анекдотов про тещу и тестя, но слова застряли в горле.

Потому что слова «теща» и «тесть» сразу по цепочке ассоциаций привели к другим мыслям насчет семейного положения…

Да, ситуация развивается как-то быстро…

А, е…сь оно все понем. Поживем – увидим. Ввяжемся в бой – посмотрим.

По крайней мере, в бизнесе пока сработало.

Мы вошли в лавку с Альятарой рука об руку… Рука об ногу, точнее.

Даже совсем чуть-чуть опоздав к началу утренного ажиотажа. Хотя закинуть поклажу домой мы, само собой, не успели.

И я сразу понял – что-то не так.

Во-первых, передний вход был закрыт.

Во-вторых, Реми и Стил вместо прилавка или мастерской были в подсобке.

И в-третьих – Стил робко косился на дядю.

Державшего в копытах бумажный свиток.

 – Бронз? – я сбросил сумки на пол. – Какими судьбами?

Земной пони обернулся.

 – О. Евгений, Альятара, привет. Гляньте-ка.

Он протянул мне письмо.

Я недоумевающе перевел глаза на вязь эквестрийских букв.

«Полномочному представителю торгового товарищества «Стиломехи Альятары», Бронклин, 28, 3-я авеню, 2-1, Мэйнхэттен UD, Альятаре Кири.

От поверенного агента юридического отдела торгового дома Уайтфизер и Ко, Хейпакинг, 1, Санрайз-стрит, 195, Мэйнхэттен UD, Лау Райдер.

Дражайшая Альятара!

Настоящим письмом торговый дом Уайтфизер и Ко имеет удовольствие оповестить Вас, что поименованному торговому дому на торговые операции с чернилами, чернильницами, тушью писчей, тушью рисовательной, перьями писчими гусиными, перьями писчими иными птичьими, перьями птичьими пегасьими, карандашами писчими, карандашами рисовальными, ластиками смолистыми и иными, кистями каллиграфическими, кистями художественными, бумагой рисовальной, бумагой писчей, бумагой промокательной, бумагой копировательной, песком промокательным и приравненным к ним товарам дарована привилегия королевского баналитета, в соответствии с коммерческим правом Королевства Эквестрия и согласно высочайшему акту Е.В.П.Д. Селестии от 20 апреля 857 года эры Солнца.

Установлено указом Е.В.П.Д. Селестии от 11 июня 721 года эры Солнца «О привилегиях торговых», пункт LI, глава I, что всякий, желающий торговать товарами, подпадающими под указ о даровании королевской привилегии, обязан получить согласие держателя привилегии и выплачивать сему держателю плату в согласованном сторонами размере, но никак не менее восьмисот пятидесяти полновесных золотых бит в месяц.

Также установлено указом Е.В.П.Д. Селестии от 18 мая 1021 года эры Солнца «О дополнениях к Закону о коммерческих нарушениях», пункт VII, глава I, что всякий, повинный в нарушении установленной законом монополии, обязан выплатить держателю монополии штраф в размере ста двадцати процентов от суммы средств, вырученных за все время таковой торговли.

Как то определено свидетельскими показаниями, газетными публикациями и уличными вывесками, торговое товарищество «Стиломехи Альятары» с 20 ноября 2 года эры Дружбы (1112 года эры Солнца) по настоящее время ведет коммерческую торговлю оптом и в розницу товарами, именуемыми стиломехами, по функционалу и устройству представляющими механический аналог писчего пера, тем самым нарушая дарованную торговому дому Уайтфизер и Ко привилегию королевского баналитета.

Исходя из расчета стоимости требования, прилагаемого к сему письму, общая сумма задолженности торгового товарищества «Стиломехи Альятары» перед торговым домом Уайтфизер и Ко, составляет двадцать тысяч двести шестьдесят пять полновесных золотых бит.

Однако, руководствуясь Дружбой и Гармонией, с целью поддержания духа делового сотрудничества, руководство торгового дома Уайтфизер и Ко предлагает Вам и Вашим партнерам в добровольном порядке заключить соглашение о ведении торговли ratione privilegii за цену в размере тысячи двухсот бит ежемесячно, либо же передать Ваше предприятие в собственность ad remanentiam торгового дома Уайтфизер и Ко за цену в размере семи тысяч бит.

В случае отказа от вышеописанного предложения, руководство торгового дома Уайтфизер и Ко уведомляет Вас о намерении обратиться в третейский суд городского округа Мэйнхэттен с целью взыскания причитающейся торговому дома Уайтфизер и Ко задолженности со всеми причитающимися выплатами, пошлинами и налогами cui vectigal.

Примите уверения в совершеннейшем к Вам почтении.

Писано 18 февраля 3 года ЭД (1113 года ЭС) в Мэйнхэттене.

Искренне Ваша, Лау Райдер».

В зале суда

Пылинки щекотали нос.  Я с трудом удерживалась от чихания, опасаясь сдуть на пол что-то из документов.

Не только из наших – на столе их лежала целая куча! Впрочем, сейчас их безжалостно спихнули в сторону, освободив место для наших бумаг.

Стряпчий внимательно изучал письмо канцелярской компании, задумчиво пошевеливая ушами – его короткая грива при этом вздрагивала. В какой-то момент он, не глядя, протянул копыто, нашарил рядом увесистый том, пробежал взглядом пару строчек и вернулся к письму.

Наконец он опустил бумагу на сукно.

 – И как вы планируете ответить на их требование? – спросил он.

Мы удивленно переглянулись.

 – Планируем ответить? – переспросил Бронз. – Признаться, мы рассчитывали, что вы нам что-то посоветуете…

Пейпер Стамп покачал головой.

 – Мистер, я готов составить для вас текст ответа или иска. Подготовить или проверить условия соглашения, чтобы вы были уверены, что вас не обманут. Представлять ваши интересы в судебном процессе. Но мне необходимо понимать, как вы сами дальше планируете действовать. Насколько я понял, вы не готовы соглашаться на их требования?

Я тряхнула головой.

 – Еще чего не хватало! Мы столько вложили в нашу лавку – деньги, время, силы!

Бронз кивнул.

 – Я бы не сказал, что они ломят совсем уж неподъемную цену. Но мы с трудом балансируем на грани окупаемости, и это я говорю только с учетом заработка нас и Реми. Если сейчас начать выплачивать им отступные – работать придется в голый ноль. Что же до продажи дела… Будь это просто лишняя точка – я, возможно, и продал бы ее за семь тысяч, но новое дело? Которое в перспективе может принести многие десятки тысяч? Нет.

Йев’ени криво усмехнулся.

 – У меня шкурные соображения. Новый владелец наверняка поставит своих людей. То есть пони. То есть в этом и есть проблема, ага.

Пейпер что-то пометил в своем блокноте. Блокнот, как и кабинет, внушал уважение – массивный, с золотым пружинным креплением, бронзовыми накладками на уголках.

 – К тому же, если вы подпишете с ними соглашение о передаче права привилегии – это даст им в руки рычаг давления. Они смогут отозвать привилегию, как только почувствуют, что риск конкуренции с вами превосходит доход с баналитета, – он сощурился.

 – Насколько ваши устройства конструктивно схожи с перьями? Общие элементы, идеи, принцип работы?

Я вместо ответа протянула ему стиломех. Самый простой демонстрационный образец.

 – Смотрите. Вот стержень, сюда залиты чернила. Вот наконечник. Здесь – крохотный шарик, и так далее. Ну вы же знакомы с конструкцией из патента.

Пони задумчиво осмотрел стиломех.

 – Да, притянуть их под привилегию будет сложно. Но я бы не сказал, что невозможно. К примеру, если они отыщут где-то прецедент, где пером признается все, что смачивается чернилами… Тут надо подробно работать с подзаконными указами и техстандартами.

 – Вы сможете это сделать? – настойчиво спросила я.

Пейпер вскинул ногу.

 – Терпение, кобылка. Следующий вопрос – вы когда-либо называли эти устройства перьями? Сравнивали с ними? Особенно перед широкой публикой и вообще при свидетелях?

Я призадумалась.

— Я – нет, – решительно заявил Йев’ени. – Я помню ваше предупреждение. Я всегда говорил клиентам, что они называются стиломехами.

Я виновато поджала хвост.

 – Я, возможно, раз или два… Но я уже сама с трудом вспомню, кто были те пони! Как это может использовать Уайтфизер?

 – В судебном процессе случаются самые неожиданные вещи, – сообщил Пейпер. – Ладно, а письменные подтверждения есть? Интервью, вывески, рекламные объявления?

 – Нет. Совершенно точно нет. Я сама подавала объявления в газету и рисовала вывески. Мы везде использовали слово «стиломех»!

Пейпер сделал еще одну пометку.

 – Уже лучше.

Он отвел копытом со лба бурые пряди гривы. Что-то прикинул.

 – Итак, – обвел он взглядом нашу троицу. – Что «Стамп и Стамп» могут вам предложить, джентлькольты и кобылка.

 Во-первых, за двести битов я готов составить для вас ответное письмо. Вполне возможно, если аргументы в нем будут достаточно вескими, Уайтфизер и Ко отступятся и предпочтут не тратить деньги на судебный процесс. Это в случае, если они рассчитывали лишь взять вас на испуг.

Во-вторых, за пятьсот битов я возьму на себя документальное сопровождение иска. Подготовка ответа на иск, правовое обоснование, подбор документации, кроме специальной технической.

И за семьсот пятьдесят – полное сопровождение. Все то же, что в предыдущем пункте, плюс представительство ваших интересов перед судов.

 – А если суда не будет? – спросил Йев’ени.

 – Тогда, как я уже говорил – двести бит за ответ на претензию.

Бронз задумался. Обменялся взглядами с Йев’ени.

 – Семьсот пятьдесят – это если мы выигрываем суд? – спросил тот.

Стряпчий решительно мотнул головой.

 – При любом исходе. И премиальные в сто пятьдесят бит при выигрыше.

Я возмущенно вскинулась, едва не слетев со стула:

 – Подождите! За что мы будем платить, если проиграем суд?

Стряпчий со вздохом перевел взгляд на меня.

 – Старгейз. Участие в судах – это тоже работа. Я буду готовить документацию, изучать патентное и баналитетное законодательство, искать прецеденты. И эта работа должна оплачиваться. Успех процесса зависит не только от моего труда. Но и от квалификации законника с другой стороны, неизвестных сейчас обстоятельств дела и доказательств, которые соберут Уайтфизер и Ко, да просто от того, какого мнения будет придерживаться судья. Я не могу ставить свой заработок в зависимость от всех этих факторов. Если бы адвокатам платили только за выигранные процессы – наша профессия бы исчезла.

Я виновато ссутулилась. Ну да, в таком изложении это… звучало разумно.

 – Какие вообще у нас перспективы? Как вы считаете? – поинтересовался Бронз.

Пейпер задумался. Перечитал свои почеркушки в блокноте.

 – Прецедент, конечно, интересный. Обычно наши суды не поддерживают совсем уж абсурдные монопольные требования – в духе попыток объявить испеченным хлебом все, что сделано из муки, были у нас и такие иски… Но ваш случай в серой зоне. Новое изделие, конструктивно отличное от старого, но схожее по целевому использованию… Да и опять же, ее высочество – противница старых привилегий, но и настороженно относится к людским технологиям… Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят.

Он перевел взгляд на Бронза.

 – Вы патентовали отдельные детали? Рецептуру чернил? Или только изделие в целом?

 – Только стиломех, – покачал головой рыжий пони. – Зря, да?

 – Ну, у нас тут не чисто патентный спор, а еще и с элементами права продажи, – задумчиво ответил Пейпер. – Хотя стоило бы запатентовать и существенные элементы на будущее.

Снова обвел нас взглядом.

 – Ну что вы решили?

Мы переглянулись.

 – Рискнем? – спросил Йев’ени.

Бронз фыркнул.

 – Ладно, куда нам деваться.

 – Будет обидно отступать, когда прошли такой путь! – это уже я.

Человек усмехнулся. Обернулся к стряпчему.

 – Ладно, Пейпер. Пишите ответ этим злодеям, и будем готовиться судиться. Что от нас требуется?

 – Техописание и патент. Все учредительные документы по вашему товариществу, включая разрешения от инспектора и КУДА. Соглашение на представительство интересов и доверительное письмо на мое имя, – он извлек из ящика стола пару бумажных листов. – Как только подпишем документы, и вы выпишете на мое имя вексель с предоплатой – приступим к работе.

Белая красногривая единорожка обвела нас взглядом.

 – Это ваше окончательное решение? – спросила она.

 – Да, – уверенно ответила я за всех – Бронза, Реми, себя и Йев’ени. – Мы не собираемся соглашаться на ваши требования.

Лау Райдер вздохнула.

 – Это ошибочное решение, Старгейз, – произнесла она. – Мои наниматели предлагают более чем выгодные условия. Сумма, которую вы получите за продажу лавки и патента, почти вдвое больше месячного дохода с нее. И мы оставим вам всю выручку, которую вы успели заработать.

 – Нет, – твердо повторила я. – И вы, и я знаем, что стиломехи могут принести в перспективе прибыль куда большую.

 – Хорошо, тогда почему вас не устраивает оплата привилегии? Мы предлагаем довольно скромный размер для предприятия в центре Мэйнхэттена. Если ваше дело будет развиваться и дальше, она окупится в ближайшие…

Бронз покачал головой.

 – У нас нет времени ждать, Лау Райдер. Это будет когда-то, а мы должны зарабатывать биты и платить по кредиту сейчас. К тому же мы все понимаем, что вы сможете расторгнуть договор, стоит стиломехам составить перьям реальную конкуренцию.

Лау Райдер дернула ухом. Чуть заметно – но похоже, замечание Бронза попало в цель. Я мысленно поблагодарила Пейпера за его предупреждение.

 – К тому же это не просто новый письменный прибор! Это – знак того, что люди могут, несмотря ни на что, стать нашими друзьями! – ввернула я.

Лау Райдер скривила уголок губ.

 – Я не стану обсуждать с вами межвидовую политику, Старгейз. Что же, а что насчет остальных ваших друзей? Я уполномочена неформально сообщить вам, что мы оставим рабочее место за каждым, кто даст согласие на продажу своей доли. Но к упорствующим… на них наша готовность сотрудничать не распространяется, – она перевела взгляд на Йев’ени и Реми.

Человек засмеялся.

 – Зря стараетесь, кобылка. Во-первых, у нас сквозное налогообложение, и такие решения принимаются только сообща.

 – А во-вторых?

 – А во-вторых – мы тут не просто коллеги по бизнесу, мы еще и друзья. Я краем уха слышал, пони высоко ценят дружбу, не так ли? Тогда вы должны понимать, что бесполезно пытаться нас расколоть.

Реми улыбнулась и стукнула человека по плечу копытом.

Лау снова вздохнула.

 – Вы делаете ошибку. У нас есть свидетели, которые покажут, что вы продавали эти штуки как замену перьям. Мы тоже имеем друзей, причем среди ваших покупателей. Вы открылись три месяца назад, а мои наниматели – торговый дом с многовековой историей. Вам не победить.

Йев’ени смерил ее взглядом.

 – Поэтому вы стоите здесь, Лау, и пытаетесь нас напугать? Или поэтому, что сами не уверены в своей победе и хотите, как говорят на Земле, взять нас на понт?

 – Нет, – проговорила пони. – Потому что хотели дать вам шанс на взаимовыгодное решение. Но если вы на него не согласны, тогда придется пойти по сложному пути. До встречи. – она поклонилась, встала и исчезла за дверью подсобного помещения. Куда мы ее пригласили пройти десять минут назад, оставив покупателей на въерошенного Стила.

Йев’ени откинулся на стену. Завалившись назад так, что рисковал упасть с табуретки.

 – Не слишком ли мы ее резко? – задумчиво спросила Реми. – Хотя сказано было хорошо, признаю.

 – Сдается мне, в самый раз! – выпалила я.

Бронз покачал головой.

 – По крайней мере, с патентом у нас на копытах и они торговать стиломехами не смогут. Даже если разберутся, как они работают.

 – Нам не надо, чтобы никто не мог ими торговать, – не открывая глаз, проговорил Йев’ени. – Нам надо, чтобы ими могли торговать мы.

Я ухватила копытокинезом термос.

 – Кофе?

Человек потянулся. Помотал головой.

 – Я в зал. Подменю Стила, ему еще дневную норму дорабатывать.

 – И не ему одному, – откликнулась Реми.

Приостановилась у выхода, обведя нас взглядом.

 – Ребята… знаете, вы молодцы. Даже если у нас не выгорит… я буду гордиться тем, что мы работали вместе.

 – У нас все получится! – оборвала я ее. – Мы выиграем, потому что… потому что за нами наша дружба! А значит, мы не можем не выиграть!

Городской суд Мэйнхэттена располагался недалеко от мэрии, во внушительном здании с массивной мраморной колоннадой перед входом. Под крышей тянулся ряд барельефов с изображением свитков, перьев, книг, весов и прочих атрибутов правосудия. Перед зданием суда стоял фонтан, сейчас выключенный.

Пейпер окинул Йев’ени скептическим взглядом.

 – Стоило бы, конечно, одеться поофициальнее, – пробормотал он.

Тот развел руками.

 – Это моя лучшая и единственная парадная одежда.

Пони вздохнул. Сам он был облачен в короткий сюртук с белой манишкой, не прикрывающий грудь.

 – Ладно, вы участник дела, вам простительно.

К счастью, насчет моего темно-синего пиджака не было сказано ничего. Мне не представлялось случая надеть его больше года, и я опасалась, что он порядком вышел из моды – но времени и денег приобрести что-то получше уже не оставалось!

Мы миновали фонтан, прошли между колоннами в высокие, вдвое выше роста пони, тяжелые двери. Они на удивление плавно поворачивались на петлях. Наверно, какая-то магия, или же их просто смазывают каждый день…

Селестия пресвятая, о чем ты думаешь, глупая пони?

Ладно, ладно, я просто нервничаю и ищу повод отвлечься…

Ладонь человека небрежным движением, словно случайно, коснулась моего плеча. Я ответила таким же как бы нечаянным легким толчком. Мы переглянулись, улыбнувшись.

Дурные мысли мигом улетучились.

 – Если дружба с нами, то кто против нас? – шепнул Йев’ени мне на ухо. Я лишь кивнула.

Мы прошли через большой, в половину здания, зал со скамьями и толпящимися пони, поднялись по боковой лестнице. Вышли в широкий коридор с крашеными зеленой краской стенами и скучающими на жестких стульях пони. Само это место навевало мысль о бюрократии, скуке и унынии.

 – О, Пейпер, – вопреки моим ожиданиям, Лау Райдер доброжелательно улыбалась. – Рада тебя видеть.

 – Аналогично, Лау. Готова к очередному проигрышу?

Единорожка усмехнулась.

 – Лучше заранее подготовь текст мирового соглашения, Пейпер. Твоим клиентам оно пригодится, чтобы не начать терять деньги уже сейчас.

Ближайшая дверь распахнулась. Лау Райдер отодвинулась в сторону, чтобы не мешать проходящим пони. Воспользовавшись этим, я подалась к уху Пейпера.

 – Вы с ней так… спокойно общаетесь?

Стряпчий пожал плечами.

 – Мы оба профессионалы. Это просто работа и элемент состязания. Это не мешает нам быть в хороших отношениях за ее пределами. Адвокатура Мэйнхэттена – на самом деле очень маленький мирок, мы все друг друга знаем.

 – Ну, наверное… это имеет смысл, – пробормотала я растерянно. Действительно. Почему я отказываю в праве кому-то быть хорошей пони только потому, что она работает на нашего конкурента?

В этот момент меня окликнули. Я обернулась.

 – Дью Даск? Я так и думала, что это будешь ты!

 – Ну а кто у нас лучший репортер по судебной части? – усмехнулась земнопони. – Как странно видеть тебя среди участников суда, а не нашей братии. Может, сделаешь пару набросков по старой памяти?

 – Может, может…

 – Кстати, ты пригласила и ребят из «Новостей»? – поинтересовалась Дью.

Я вздохнула.

 – Слушай! Мы ведь заинтересованы в том, чтобы история разошлась как можно шире. Я понимаю, тебе хочется эксклюзивного материала…

 – Да брось, все понятно. Честное состязание и все такое. Не парься. Кстати, представишь меня своим коллегам?

 – Конечно. Дью, это Йев’ени, мой напарник и создатель стиломеха. Йев’ени, это Дью Даск из нашего репортерского отдела… Я хотела сказать, из моего бывшего репортерского отдела!

 – Рада познакомиться, Йев’ени, – Дью слегка стукнула копытом в кулак. – Ваше изобретение – дискордски удобная штука для наших ребят. Как насчет небольшого интервью после заседания?

 – Почему бы и нет?

 – Пони, тише, – велел стоявший у дверей в назначенный нам кабинет стражник-пегас с церемониальной алебардой. Я покраснела. Мы сгрудились в отдалении от входа.

Пейпер жестом привлек мое и Йев’ени внимание.

 – Итак, помните, – велел он негромко. – Никакой явной лжи, они могут ходатайствовать о вызове свидетелей, которые запомнят ваши слова. Старгейз, если вы не уверены, называли ли стиломехи перьями – так и говорите. Можете уточнять, что не поправляли клиента, использующего такую формулировку, что сравнивали оба товара – но не лгите в открытую. Это позволит им ходатайствовать о признании любых ваших показаний недействительными.

 – Поняла, Пейпер, – я ощутила, как пута слегка подрагивают от волнения. Плюхнулась на стул и поежилась. Йев’ени опустился рядом.

 – Йев’ени. Если вас будут опрашивать о подробностях конструкции стиломеха – напирайте на нюансы, которые отличают его от пера. Желательно – в тех же выражениях, что в существенной части техописания. Можете уточнять, что в вашем родном мире это устройство противопоставляется стальным перьям, только без лекций по земной истории. Если они выставят этого пони, Глу Мэйна, как свидетеля, и вопросы будут касаться вашего с ним общения – постарайтесь упомянуть запись в его книжке и то, что вы внесли исправления. Это подтвердит вашу добросовестность.

 – А если он заявит, что я называл их «перьями»? – поинтересовался Йев’ени.

Пейпер хмыкнул.

 – Формально это будет преступлением, если вы этого не делали. На практике – вы являетесь заинтересованной стороной, поэтому ваши и Старгейз показания могут быть не приняты во внимание. Я надеялся раскопать подтверждение его связей с Уайтфизер, но мне не удалось поднять ничего существенного. Жаль.

Время тянулось. Давно прошли назначенные для проведения процесса одиннадцать утра, и часовая стрелка на больших часах над входом подползала к верхней отметке. Стражник вводил и выводил пони из зала, но наши имена все не звучали.

 – Сколько еще ждать? – не выдержав, спросила я Пейпера.

Земнопони пожал плечами.

 – Обычное дело. Дел всегда много, а судей мало. Наберитесь терпения и ждите.

Я, кажется, начала задремывать. Ну да, обычное дело – ночью нам обоим не спалось, и увы, не потому, что мы были заняты друг другом! Потом я успела замерзнуть, пока шла по улицам в тонком пиджаке без шарфа, и очутившись в теплом помещении с морозца… Не заснуть бы в самом деле!

Дверь вновь отворилась, выпуская тихо переговаривающуюся толпу пони. Закрылась. Я сдержала зевок…

 – Йев’ени Комаро, Старгейз Винтер, – донесся голос стражника. – Пейпер Стамп, Лау Райдер. Заходите.

Я вскинулась. Спрыгнула со стула, на котором успела угнездиться. Следом за мной торопливо поднялся Йев’ени.

Пейпер Стамп жестом позвал нас за собой. Мы разместились по одну сторону обтянутого шпоном дубового стола, Лау Райдер, изящно запрыгнув в кресло, принялась раскладывать документы и папки по другую. Голубая земнопони в темно-синем сюртучке, сидевшая за отдельным небольшим столом, прокашлялась.

 – Всепони, прошу встать. Суд идет.

Вошедшая в кабинет пони была облачена в тяжелую черную мантию, скрывающую кьютимарку, и белый парик с падавшими на плечи буклями. Я мысленно посочувствовала ей – можно представить, насколько жарко в таком облачении летом! Впрочем, наверняка на здание наложены какие-то поддерживающие прохладу заклинания. Из-под мантии виднелась полоска светло-бежевой шерсти.

Она заняла место на возвышении, за отдельной массивной кафедрой, обтянутой зеленым сукном и обитой бронзой. Стукнула молоточком.

 – Предварительно слушается дело «Уайтфизэр и К^о» против «Стиломехи Старгейз» за номером 401/4 от 3 марта 3 года Эры Дружбы (1113 года Эры Солнца) третейским судом городского округа Мэйнхэттен в составе судьи Тайм Гласс и секретаря Ривер Бриз. Прошу всехпони, присутствующих в зале суда, представиться и предъявить удостоверяющие полномочия и личность документы.

 – От истца присутствует поверенный агент Лау Райдер, – единорожка протянула секретарю стопку документов. Та пробежала их глазами и удовлетворенно кивнула.

 – От ответчика присутствуют стряпчий-представитель по доверенности Пейпер Стамп, участник торгового товарищества Старгейз Винтер, участник торгового товарищества Йев’ени Комаро – на правах переселенца в Эквестрию, – земнопони повторил ее жест, только стопка документов была потолще. Следом за нами представились и вошедшие в зал репортеры.

 – Хорошо. Уважаемые стороны, в качестве участников дела вы имеете право на ознакомление с материалами дела, их копирование, как ручное, так и магическое, заявлять ходатайства и отводы, представлять суду доказательства, равно как знакомиться с доказательствами, представленными иной стороной, вправе заключить мировое соглашение на любом этапе…

О Сестры! Я понимала, что сейчас должна вслушиваться в каждое слово судьи, ведь решалась судьба нашего дела. Но судья говорила таким монотонным тоном, тирада была такой долгой, и в какой-то момент я поняла, что теряю суть ее слов…

 – Закон Эквестрии обязывает вас излагать известные вам обстоятельства дела объективно и достоверно, как они стали вам известны. Преднамеренное введение суда в заблуждение является преступлением. Вам понятны ваши права и обязанности?

 – Да, ваша честь.

 – Да, ваша честь.

На самом деле я не поняла большую часть из сказанного, но, конечно, не посмела и пикнуть.

 – Возражения, отводы по составу суда имеются?

 – Нет, ваша честь.

 – Нет, ваша честь.

 – Хорошо, – Тайм Гласс перелистнула бумаги перед собой. – Истец обращается с требованием о взыскании с ответчика неустойки за нарушение привилегии королевского баналитета истца в размере двадцати тысяч двухсот шестидесяти пяти бит, расходов и пошлины, процентов по долгу cui vectigal, о приостановлении деятельности ответчика, нарушающей законное право истца. Сторона ответчика, вы возражаете по позиции истца?

 – Да, ваша честь. Основной момент, на который мы опираемся – указанное изделие «стиломех», что подтверждено техническим описанием, заключением патентного бюро и предоставленными моим клиентом технологическими картами, не относится к товарам, в отношении которых действует, в соответствии с актом Е.В.П.Д. от 20 апреля 854 года, на который ссылается истец, привилегия королевского баналитета, а является независимым изделием, nullum simile est idem. Полагаем, что позиция истца, согласно которой ключевым определяющим признаком для целей определения применимости привилегии баналитета и отнесения изделия «стиломех» к писчим перьям, является капиллярный принцип работы устройства, не подтверждается представленными истцом доказательствами. Также возражаем по требованию о приостановлении деятельности ответчика. Согласно статье 3 книги III Свода Законов Эквестрии, не допускается применение любого законного наказания, ограничительных мер и взысканий без решения суда или иного уполномоченного органа иначе как волей царствующей принцессы, соответственно, требуемые истцом в отношении ответчика ограничительные меры не могут быть применены до принятия судом соответствующего решения в пользу истца. Исходя из изложенного, просим суд отказать в удовлетворении требований истца.

Судья перевела взгляд на Лау Райдер.

 – Имеются ли уточнения по исковым требованиям?

 – Нет, ваша честь.

 – Имеются ли у сторон заявления, ходатайства?

Лау Райдер кивнула.

 – Ходатайствуем о удалении прессы из зала суда, ввиду рисков нарушения коммерческой тайны моего клиента, в частности – охраняемых законом подробностей технического устройства реализуемых товаров.

 – Ходатайство отклоняется, – стукнула молоточком судья. – Представленные в материалах дела сведения не относятся к составляющим в соответствии с правом Эквестрии коммерческую тайну, также свобода прессы относится к неотъемлемым иначе как волей ее высочества правам граждан Эквестрии. Имеются ли еще ходатайства, заявления?

 – Ходатайствуем о исключении из материалов дела пояснений, предоставленных участниками товарищества «Стиломехи Старгейз» Реми Энгрейв и Бронзом Эрроу, о рецептуре чернил и устройстве наконечника изделия, ввиду неотносимости данных обстоятельств к рассматриваемому вопросу. Предметом иска является нарушение права истца, связанное с функциональным назначением реализуемого ответчиком изделия, безотносительно к подробностям его технического устройства.

 – Возражаем, – откликнулся Пейпер, когда судья перевела на него взгляд. – Данное ходатайство противоречит праву ответчика на предоставление доказательств суду. Помимо этого, означенные пояснения подтверждают, что существенные признаки технического решения изделия «Стиломех» в корне отличаются от свойственных писчим перьям, привилегией королевского баналитета на которые истец обосновывает исковые требования.

Тайм Гласс опустила молоточек.

 – Ходатайство отклоняется.

Лау Райдер расстроенной не выглядела.

 – Также ходатайствуем, ваша честь, о вызове для дачи показаний в качестве свидетеля гражданки Эквестрии земнопони Грей Спарк, жительницы городского округа Мэйнхэттен.

На секунду на морде Пейпера отобразилось недоумение. Он обернулся к нам, изобразил глазами вопрос. Я пожала плечами, Йев’ени коротко помотал головой.

 – Свидетеля? В коммерческом процессе? – переспросила судья.

 – Да, ваша честь. Свидетель ожидает в коридоре и готова дать показания.

 – Возражаем, ваша честь, – пришел в себя Пейпер. – Полагаем, что свидетельские показания не могут подтверждать или опровергать факт нарушения моим клиентом привилегии королевского баналитета истца, поскольку данный факт относится к области коммерческих отношений, подлежащих документальному подтверждению.

Тайм Гласс перевела взгляд на единорожку.

 – На каком основании вы полагаете, что вызов указанной пони в качестве свидетеля подтвердит имеющие значение для дела обстоятельства?

 – Поименованная пони являлась покупательницей, совершившей покупку у ответчика означенного изделия, и готова подтвердить свидетельскими показаниями, что ответчик осуществлял его продажу именно как изделия, подпадающего под привилегию, – отреагировала Лау Райдер. Слева от нас репортеры «Мира Мэйнхэттена» и «Мэйнхэттенских новостей» делали беглые заметки в блокнотах.

Судья негромко хмыкнула.

 – Ходатайство удовлетворено. Сторона истца, вы закончили с ходатайствованием?

 – Да, ваша честь.

 – Сторона ответчика, имеете ли заявления, ходатайства?

Пейпер подался вперед.

 – Ваша честь, ходатайствуем об исключении из материалов дела экспертного заключения архивного отдела Мэйнхэттенской каллиграфической школы, ввиду того, что между Мэйнхэттенской каллиграфической школой и истцом ранее был заключен договор на поставку канцелярских принадлежностей от первого мая тысяча сто одиннадцатого года Эры Солнца. Следовательно, эксперт находится в зависимом от истца положении, что может привести к искажению даваемого им заключения в нарушение nemo judex in propria causa. Также заключение получено без вызова эксперта как свидетеля, принесения им присяги и проведения перекрестного допроса, что может сказаться на достоверности изложенных в нем сведений.

 – Возражаю, ваша честь, – заговорила Лау Райдер. – Заключая указанный договор, мой клиент действовал, исходя из предоставленного ему законами Эквестрии права свободы договора, и его наличие не может рассматриваться, как какой-либо метод влияния на эксперта. Помимо этого, указанный договор не относится к являющейся предметом спора коммерческой деятельности ответчика и истца, и в связи с этим факт его наличия также не соответствует принципу относимости. Также его содержание, в соответствии с клаузами означенного договора, является коммерческой тайной истца, в связи с чем его содержание не относится к допустимым в открытом слушании доказательствам.

Тайм Гласс задумчиво переводила взгляд с одной стороны стола на другую.

 – Но этот договор существует? Был заключен? – спросила она.

 – Да, ваша честь, но данное обстоятельство не имеет значения для целей настоящего слушания. Более того, в этом случае мы бы хотели заявить дополнительное ходатайство о вызове представителя МКШ в суд для дачи показаний в качестве…

 – Это решать суду, – оборвала ее та. – Сторона ответчика, вы располагаете сведениями о том, что именно предоставивший заключение эксперт находился в коммерческих отношениях с истцом?

 – Нет, ваша честь, – ответил Пейпер.

 – Ясно. Ходатайство отклоняется. Что у вас далее?

 – Ходатайствуем, ваша честь, о назначении судебной экспертизы с проведением ее силами отдела манускриптов Библиотеки Магии Кантерлота, а именно – мастера-каллиграфа Брайт Физер. Считаем необходимым указать, что указанное учреждение в лице Брайт Физер ранее осуществляло экспертизу по определению характера письменных принадлежностей, а также привлекалось судами Мэйнхэттена и Кантерлота для проведения судебной экспертизы, например, в деле «Лайн Тайпер против Стар Страйпа» от 18 февраля 1005 года.

 – Возражаем, ваша честь, – подала голос Лау Райдер. – Мэйнхэттенская школа каллиграфии также располагает достаточными компетенциями для проведения экспертизы, и, настаивая на привлечении кантерлотских экспертов, мой уважаемый оппонент пытается затянуть судебное производство.

Тайм Гласс стукнула молоточком.

 – Суд постановляет отложить рассмотрение последнего ходатайства до рассмотрения остальных доказательств. Сторона истца, это и к вашему последнему ходатайству относится, если вы не желаете его дополнить.

Она отложила молоток и звякнула в крохотный колокольчик. Тотчас в дверях нарисовался давешний стражник, с алебардой на плече, которую он придерживал одной ногой.

 – Пристав, пригласите в зал суда земнопони Грей Спарк.

Стряпчий наклонился к моему уху.

 – Что за свидетельница? – шепнул он. – Знаете, о ком идет речь?

Я лишь беспомощно покачала головой. Имя загадочной земнопони мне ни о чем не говорило.

И лишь когда в зале суда появилась серая зеленогривая земнопони, зрительная память услужливо подсказала день.

 – Это она! – я в последний момент понизила голос. – Та самая! Наша первая клиентка!

 – Сторона ответчика, тишина в зале! – строго произнесла судья.

Грей Спарк по указанию стражника, протянувшего секретарю ее документы, поднялась на возвышение рядом со столом судьи. Представилась, чуть повернулась, демонстрируя всем кьютимарку.

 – Грей Спарк, – заговорила Тайм Гласс. – Вы были вызваны для дачи свидетельских показаний перед третейским судом Мэйнхэттена по делу «Уайтфизэр и Ко» против «Стиломехи Старгейз». Закон Эквестрии обязывает вас излагать известные вам обстоятельства дела объективно и достоверно, как они стали вам известны. Дача ложных показаний является преступлением. Вам понятны ваши обязанности как свидетеля?

Земнопони кивнула. – Да, конечно.

 – Тогда поднимите правую переднюю ногу и произнесите: «Торжественно заявляю, что буду говорить правду, всю правду, ничего, не являющегося правдой».

Грей Спарк послушно повторила.

 – Сторона истца, можете приступать к допросу.

Лау Райдер поднялась.

 – Свидетель, пожалуйста, скажите, вам известен магазин, располагающийся по адресу Бронклин, 28, 3-я авеню, 2-1?

 – Да. Это магазинчик, который недавно открылся и продает человеческие принадлежности для письма. Стиломехи, так они их называют.

 – Вы бывали в нем ранее?

 – Да, в середине ноября.

 – Можете уточнить дату и время?

 – Одиннадцатого ноября прошлого года. Около семи вечера, точное время не помню.

 – Вы узнаете кого-либо из этих существ? – Лау Райдер указала копытом в нашу сторону.

 – Да. Эту кобылку и вот этого разумного – человек, да?

 – Теперь и я вас узнал, – мрачно процедил Йев’ени.

 – Соблюдайте порядок! – осадила его Тайм Гласс. – Продолжайте допрос.

 – Вы встречали кого-либо из них в этом магазине?

 – Ну да. Они оба там торговали.

 – Вы что-либо приобретали в указанном магазине?

 – Да. Один из их стиломехов, они мне еще сделали скидку как первой покупательнице.

 – Кто вам продал это изделие?

 – Они оба.

 – Как вам описали это изделие при продаже?

 – Ну… Как новое металлическое перо со встроенной чернильницей.

 – Можете точно повторить описание?

Грей Спарк почесала в затылке.

 – Я, конечно, спустя три с лишним месяца уже не вспомню точно. Но вот эта юная кобылка сказала, что эта штука пишет, как обычное перо, и имеет внутри встроенную чернильницу. Которую не надо заправлять чернилами или макать туда перо.

Лау Райдер подалась вперед.

 – Перо со встроенной чернильницей? Старгейз Винтер именно так и выразилась?

 – Так или почти так, да.

Пейпер издал еле слышный вздох, его уши дернулись. Лау Райдер торжествующе улыбнулась.

 – У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

Тайм Гласс кивнула.

 – Сторона ответчика, можете приступать к перекрестному допросу.

Пейпер тоже встал.

 – Ваша честь, прошу объявить перерыв для подготовки к допросу.

Та стукнула молоточком.

 – Хорошо. В судебном заседании объявляется перерыв в течение пятнадцати минут. Свидетель, до окончания допроса вы не вправе покидать зал суда либо общаться с кем-то из сторон разбирательства.

 – Меня что, арестуют? – глаза Грей Спарк округлились. Судья устало вздохнула.

 – Нет. Просто, пока действует присяга, вам нельзя разговаривать ни с истцом, ни с ответчиком. Флэш Клауд, проследите за порядком, пожалуйста.

 – Идемте, – стряпчий ухватил Йев’ени зубами за рукав и вывел из комнаты. Меня просто жестом поманил следом.

Я, не чуя копыт, поплелась за ними.

Мы выбрались в коридор. Пейпер Стамп отпустил Йев’ени и смерил меня взглядом.

 – Вы действительно называли эту штуку «чернильницей»?

Я потрясла головой.

 – Пейпер, это было в ноябре! Я не помню, что и как я говорила!

Стряпчий закатил глаза.

 – Ладно. Если вам зададут вопросы, так и говорите. Можете сказать, что вы использовали неточный термин, чтобы покупателю было понятнее.

 – Да так и было!

Пейпер повернулся к Йев’ени.

 – Вы тоже при этом присутствовали? Можете опровергнуть или подтвердить ее показания.

Человек устало вздохнул.

 – Да та же фигня. У меня в голове не компьютер, чтобы помнить такие мелочи. Может, и правда.

 – Не что?.. А, неважно, я понял идиому. Ладно, можно было бы дать согласованные ваши показания против ее, но это чревато. Если они вытащат еще кого-то, кто подтвердит слова свидетельницы… Ладно, идемте. И помните – если вам будут задавать вопросы, держитесь версии, что могли случайно или для ясности употребить неверный термин.

Мы вернулись в зал суда. Лау Райдер, похоже, тоже куда-то отлучалась – она вошла в двери сразу за нами. Грей Спарк с тоскливым видом мялась на стуле под охраной стражника. Мы расселись на местах.

 – Судебное заседание возобновляется, – объявила Тайм Гласс. – Сторона ответчика может приступить к перекрестному допросу.

Пейпер встал. Грей Спарк вернулась на возвышение.

 – Свидетель, – заговорил он, прокашлявшись. – Вы хорошо помните события одиннадцатого ноября прошлого года? Можете воспроизвести и описать по памяти любое из них?

 – Возражаю, ваша честь. Вопрос не относится к предмету рассмотрения, – произнесла Лау.

 – Ваша честь, поскольку сущность показаний свидетеля касается использованных моим клиентом точных формулировок, полагаю уместным вопрос о точности памяти свидетеля, – парировал Пейпер.

 – Возражение отклоняется. Свидетель, отвечайте.

 – Ну… я не то чтобы могла дословно припомнить, что было в тот день. Но эту покупку я запомнила. Такая необычная штука, она сразу бросилась мне в глаза.

 – Вы можете дословно процитировать слова Старгейз Винтер, которыми она описывала стиломех при продаже?

 – Ну, спустя три месяца нет, конечно…

 – Какими формулировками Старгейз Винтер пользовалась при описании товара? Она произносила «схож по устройству с чернильницей»?

 – Возражаю, ваша честь, наводящий вопрос! – снова Лау.

 – Вопрос отклоняется, – произнесла Тайм Гласс.

Пейпер усмехнулся.

 – Грей Спарк, Старгейз Винтер использовала сравнительные формулировки и подчеркивала сходство товара с чернильницей, или же прямо назвала внутренний стержень чернильницей?

 – Я не помню, – бедная земнопони неловко переминалась с ноги на ногу. – Что-то такое она да, говорила, но я не помню, в каких точно выражениях.

 – С кем еще вы обсуждали вашу покупку?

 – Возражаю, ваша честь, вопрос не относится к предмету рассмотрения!

 – Ваша честь, прошу разрешения получить ответ с целью установить пристрастность свидетеля и определить, в какой мере она может влиять на точность ее показаний!

 – Возражение отклоняется, отвечайте на вопрос.

 – Ну, я зашла вечером в магазин «Уайтфизер» возле дома. Продавщица там – моя добрая подруга, и я похвасталась ей этой штуковиной.

Пейпер снова ухмыльнулся.

 – Представители торгового дома «Уайтфизер и K^о» связывались с вами после этого?

 – Э-э-э… – свидетельница оглянулась на Лау Райдер.

 – Возражаю, ваша честь, вопрос не относится к делу, – процедила та, сверля Грей Спарк взглядом.

 – Возражение отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос, – Тайм Гласс подалась вперед. – Напоминаю свидетелю, что ложь под присягой карается законом Эквестрии.

Грей Спарк сглотнула.

 – Ну, да. Мисс Лау Райдер прислала мне письмо неделю назад и предложила выступить в суде. Но это же не запрещено, да? Я имею в виду, я не врала, дело так и было…

 – Грей Спарк, вас никто ни в чем не обвиняет, – мягко произнес Пейпер. – Просто, пожалуйста, скажите, вам что-либо предлагали за участие в судебном заседании?

 – Ну… Скидку в двадцать пять процентов на все их товары, если я соглашусь, – земнопони смотрела в пол.

В глазах судьи зажегся огонек.

 – Вам предложили эту скидку просто за участие в заседании? Или за показания в пользу истца?

 – Нет, ничего такого не говорилось! – Грей Спарк испуганно замотала головой. – Наоборот, мне сказали, что я должна изложить все как было, и ничего не придумывать от себя.

Лау, скривившись, откинулась на стул. Сделала какую-то пометку у себя в блокноте. Пейпер удовлетворенно кивнул.

 – У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

 – Свидетель, можете вернуться на свое место.

Тайм Гласс посмотрела на меня.

 – Старгейз Винтер, – произнесла она.

 – Д-да?

 – Встаньте, – уголком рта шепнул Пейпер. Я поднялась.

 – Вы действительно называли ваше изобретение «чернильницей»?

Я беспомощно на нее посмотрела.

 – Я не помню точно, ваша честь. Может, и сказала так, чтобы клиенту было понятнее, но это не чернильница как таковая. У них общего только чернила внутри.

 – Ясно, можете садиться, – судья перевела взгляд на Лау Райдер. – Ответчик, у вас все по ходатайствам?

 – Да, ваша честь.

 – Прошу разрешения дать пояснение суду, – вклинился Пейпер.

 – Разрешение дано.

 – Хочу обратить внимание суда, что частный разговор продавца и покупателя не является официальным документом, в том числе – определяющим характер товара. Мой клиент мог использовать неточный термин, чтобы лучше разъяснить покупателю особенности товара, мог добросовестно ошибиться и оговориться. А за давностью прошедшего времени, возможной предвзятостью и неточностью свидетельских показаний мы тем более не можем рассматривать их как доказательство, подтверждающее позицию истца.

Лау Райдер вскинула голову.

 – Прошу разрешения задать ряд вопросов представителю ответчика Старгейз Винтер.

 – Разрешение дано.

Единорожка смерила меня взглядом.

 – Старгейз, вы закончили академию изящных искусств Мэйнхэттена, не так ли?

 – Возражаю, ваша честь, вопрос не относится к делу! – выпалил Пейпер.

 – Ваша честь, вопрос задается не в ходе допроса, а с целью установить квалификацию ответчика и возможность добросовестной ошибки с его стороны, – фыркнула Лау.

 – Возражение отклоняется. Отвечайте на вопрос.

 – Да, закончила, в одиннадцатом году.

 – По какой специальности?

 – Художник-живописец.

 – Вы обучались использованию художественных инструментов, не так ли?

 – Разумеется!

 – В том числе чернил и перьев?

 – Ну… у нас был курс графики…

 – То есть вы являетесь дипломированным специалистом в области письменных принадлежностей, не так ли?

 – Ну… вообще-то у меня другая квалификация, но курс я прослушала, конечно.

 – И вы хотите сказать, что, будучи пони, профессионально обучавшейся пользоваться письменными принадлежностями, вы могли допустить ошибку и использовать в беседе с клиентом неточный термин?

 – Э-э-э… А что такого? В конце концов, это же не профессиональное обсуждение, неточности случаются!

 – Да или нет?

 – Не знаю, наверное, могла!

 – У меня больше нет вопросов, ваша честь, – Лау усмехнулась.

Судья задумчиво изучала взглядом нашу троицу.

 – Йев’ени Комаро, – вдруг произнесла она.

Йев’ени, который большую часть заседания изображал статую, недоуменно вскинулся. Поднялся на ноги.

 – Да, ваша честь?

 – Это устройство, стиломех – ваше изобретение?

Человек краем глаза покосился на стряпчего, затем перевел взгляд на судью.

 – Нет. Оно было создано довольно давно в моем мире.

 – Мир человеков? – заинтересованно переспросила судья. – И что же, там, в вашем мире, их считают перьями?

 – Ваша честь! – вскинулась Лау Райдер. – Я полагала, что в данном случае, когда спорят учрежденные по нашему законодательству лица, однозначно подлежат применению нормы эквестрийского права!

 – Истец, соблюдайте порядок! – строго произнесла Тайм Гласс. – А вы отвечайте на вопрос.

Йев’ени покачал головой.

 – Нет. У нас существуют металлические перья и ручки на их основе, но шариковые ручки – устройства совершенно отдельного рода. На них даже ГОСТы разные.

 – Разное что?

 – Прошу прощения. Технические стандарты.

 – А как вы их назвали? Шариковые…

 – Шариковые ручки, ваша честь. Мы решили использовать название «стиломех», чтобы заинтересовать клиентов звучанием.

 – Понятно, – судья кивнула. – Можете сесть.

Она пробежала взглядом по лежащим перед ней документам. Призадумалась на несколько секунд. Занесла молоточек и стукнула.

 – Суд постановляет, – объявила она, – удовлетворить ходатайство ответчика о назначении судебной экспертизы с проведением ее силами отдела манускриптов Библиотеки Магии Кантерлота, отклонить ходатайство истца о назначении судебной экспертизы с проведением ее силами архивного отдела Мэйнхэттенской каллиграфической школы. Суд постановляет: назначить судебную экспертизу с проведением ее силами специалиста отдела манускриптов Библиотеки Магии Кантерлота, мастера-каллиграфа Брайт Физер, на рассмотрение которой вынести следующий вопрос: следует ли квалифицировать представленное суду изделие «стиломех» как перо пишущее, чернильницу, любое иное из изделий, на которое распространяется привилегия королевского баналитета истца, экспертизу произвести в течение двух недель с момента вынесения настоящего постановления. Направить эксперту материалы дела и оригинал настоящего постановления. Суд также постановляет провести повторное судебное заседание по делу с заслушиванием показаний назначенного судебного эксперта 25 марта 3 года эры Дружбы (1113 года эры Солнца). Судебное заседание объявлется закрытым.

Сказанное единорогом

Из здания суда я вывалился, чувствуя, как стекает по лбу пот. И не я один. Альятара тоже даже как-то побледнела, из аквамариновой превратившись в выцветше-синеватую. Лишь стряпчий держался уверенно.

Ну логично, что. Ему такие приключения перепадают, наверно, по несколько раз в месяц.

 – И что теперь будет? – опередила меня с вопросом единорожка. Устало оперлась на гранитную тумбу.

Пейпер откинул со лба волосы.

 – Ну вы же слышали судью. Будет назначена экспертиза, образец и материалы дела отправят в Кантерлот, и через три недели в суд явится эксперт, чтобы дать показания. От того, что определит экспертиза – является ли ваше изобретение пером или нет – и будет зависеть решение. До тех пор можете продолжать торговлю.

 – А что он решит? – поинтересовался я.

Пейпер пожал плечами.

 – Сложный вопрос. Экспертиза может руководствоваться техникой письма и деталями устройства, может – формальными признаками. Скорее всего, сперва они поднимут уложения и подзаконные акты на эту тему, и если не найдут в них разъяснений, что считать перьями – будут руководствоваться собственным разумением. Кстати! – он перевел взгляд на Альятару.

Пони отлепилась от гранита.

 – Пейпер?

 – Раз уж, как нам изволила напомнить Лау, вы спец по письменным принадлежностям – может, вспомните? Есть ли какие-то стандарты с нормативами, учебники, руководства, где бы освещался этот вопрос?

Альятара беспомощно покачала головкой.

 – Пейпер, я художница! Даже если где-то и всплывал такой нюанс, я благополучно пропустила мимо ушей. Это надо узнавать у каллиграфов, да и то…

 – И все же, попытайтесь вспомнить. Может быть, найти в библиотеке соответствующую литературу. Это может оказаться важно.

 – Попробую, – неуверенно пообещала та.

 – А я тем временем пороюсь в законодательстве с той же целью. Возможно, подниму какие-то торговые циркуляры… в общем, посмотрим.

 – Пейпер, – поинтересовался и я. – А так, в целом, какие навскидку перспективы?

Земнопони обернулся ко мне.

 – Пока – половина на половину, я бы сказал. С одной стороны, они грамотно сделали, что вытащили в суд эту Грей Спарк, я-то ждал, что показания будет давать тот Глу Мэйн, про которого вы говорили, и готовился колоть его на тему автографа, который бы подтвердил вашу добросовестность. С другой – если он и правда подставной покупатель, сена с два я бы прожал его так легко на признание в заинтересованности. В общем, пока позиции обеих сторон небесспорны, но то, что судья назначила экспертизу по нашему ходатайству – уже неплохо. Теперь надо закрепить успех.

 – Постараемся, – пообещали мы с Альятарой в один голос.

 – Тогда давайте встретимся у меня в конторе через неделю в полдень, если никто ничего не поднимет раньше, и обменяемся сведениями.

 – Заметано.

 – До встречи, – земнопони коротко поклонился и, развернувшись, зашагал к стоянке такси.

Мы с Альятарой переглянулись. Я опять потянулся рефлекторно взъерошить ей холку, опомнился и сделал какой-то неопределенный жест в воздухе, словно собираясь развести руками.

 – Ну что? В лавку?

Пони кивнула.

 – А с утра – в библиотеку… Как бы Реми со Стилом нас не залягали за постоянные отлучки!

Я усмехнулся.

 – Они же знают, что это ради общего дела.

 – Надеюсь, – Альятара кивнула. Задумчиво рассматривая стайку голубей, копошившуюся вокруг ближайших урны со скамейкой в поисках каких-то крошек. Ничем от земных не отличавшихся. Имеется в виду, от земных не отличались голуби… Впрочем, урна со скамейкой – тоже.

Нет, конечно, залягать нас не залягали. Даже наоборот – сочувственно выслушали рассказ о судебных перипетиях, посочувствовали и даже героически предложили додежурить за нас до конца дня. Предложение исходило от Стила, но Реми его тут же поддержала.

Я на миг заколебался, но Альятара героически отказалась принимать эту жертву и самоотверженно заступила на вахту по покраске и лакировке. Я ощутил укор совести и занял пост за прилавком.

И бездельничать мне не пришлось. Пони шли не то чтобы потоком, но достаточно активно. Я прикинул про себя выручку за сегодняшний день – и понял, что с таким объемом мы выходим в твердый не-очень-большой-минус по прибыли даже с учетом гонорара Пейпера.

И усилием воли подавил ОТВ.

В минус по прибылям, Женек, а не выплатам. На квартплату и на жизнь у нас что-то остается, и на том спасибо.

Хотя, конечно, остается надеяться, что дружеских чувств Реми и Бронза хватит, чтобы еще месяц-другой работать за «кое-что». Пусть мы и были все в одной лодке, но вот уже который месяц рыжий земнопони вкладывался в наше дело с нулевой окупаемостью, а синяя – довольствовалась очень скромными деньгами по сравнению с прежней работой. И если мне, чужаку, выбирать особо не приходилось, то их самоотверженностью я мог только восхищаться.

Мне в бок прилетел толчок.

Я опустил глаза на Альятару.

 – О чем ты задумался? – спросила единорожка.

Я все-таки вздохнул.

 – Так заметно?

 – Мне – да.

Улыбнувшись, я кратко высказал Альятаре свои сомнения.

Та придвинулась ко мне ближе. Я оглядел пустую улицу и все-таки опустил ладонь ей на холку.

 – Они наши друзья, – произнесла Альятара. – Друзья не бросают друг друга в беде. По крайней мере, здесь, в Эквестрии. Разве на Земле не так? – она вскинула на меня взгляд.

Я покачал головой.

 – На Земле бывает по-разному, Альятара. Хотя… Если дружба настоящая, то так же, я думаю.

 – Ну тогда брось сомневаться… О, мы почти пришли! – Альятара выскользнула из-под моей руки и зашарила копытом в гриве, нащупывая ключи.

Заскрипела дверь подъезда. Я ненадолго отстал от единорожки, придержав обшарпанную створку, чтобы не хлопать дверями, не будить мирно спящих пони и не давать соседям повода рассуждать про человеческих варваров…

И не сразу заметил, как от перил лестницы отлепилась светло-серая, еле различимая в тусклом свете светлячковой лампы, четвероногая фигура в надвинутой на морду шляпе.

Единорожка остановилась как вкопанная.

 – Здравствуй, Альятара, – проговорил пони, перегораживая собой площадку.

Я подался ему навстречу, загораживая собой спутницу.

 – А вы кто, мистер?

 – Дарлинг? – одновременно со мной произнесла Альятара. – Что… что ты здесь делаешь?

 – Жду тебя, разумеется.

Я переводил взгляд с незнакомого единорога на Альятару.

 – Ты его знаешь?

 – Это… Дарлинг Принт, наш выпускающий, – проговорила пони. – Дарлинг, это…

 – О, твоего друга я видел в газетных фото, – единорог коротко склонил в мою сторону голову. – Альятара, я хотел бы с тобой поговорить.

 – Поговорить?

 – Да. Без свидетелей. И без твоего человеческого приятеля.

Альятара топнула по коврику.

 – Все, что ты можешь сказать мне – можешь сказать и Евгению, – отрезала она.

Единорог вздохнул.

 – Как тебе будет угодно. Но учти – если заявите об этой беседе в суде, я буду под присягой утверждать, что ее не было. И у меня найдется кому подтвердить, что я был этим вечером в другом месте.

 – Не больно-то дружелюбно звучит, мистер, – процедил я, меряя единорога взглядом.

 – Зато честно, – парировал Дарлинг. – Ты, наверное, догадываешься, о чем я хочу побеседовать?

Альятара лишь кивнула.

 – Об иске Уайтфизер? – все же переспросил я.

 – Именно, – кивнул Дарлинг.

Он переступил с ноги на ногу. Обвел взглядом меня и напряженно прижавшую уши Альятару.

 – Ты же в курсе, что Уайтфизер – наш основной поставщик канцелярии в редакцию? – поинтересовался он.

 – Предположим, – сухо бросила пони. – Какое это имеет отношение к нашему бизнесу? Если ты забыл, я на вас не работаю уже с полгода.

 – Такое, что у нашего отдела снабжения с тобой контракт на поставку и перезаправку стиломехов, если ты помнишь, – проговорил единорог.

Хвост Альятары резко стегнул по бокам, задев мое колено.

 – Что ты имеешь в виду?

 – Я имею в виду, что мое руководство советует – очень настоятельно советует – тебе согласиться на требования Уайтфизер. В противном случае… решение о продлении контракта может быть пересмотрено. И о размещении твоих объявлений, кстати, тоже.

Пони смерила Дарлинга взглядом.

 – Вот как?

 – Именно так, – отрезал единорог.

Я ощутил горячее желание дать Дарлингу пинка под задницу.

 – А что скажут на это ваши репортеры? – осведомился вместо этого. – Или вы и им запретите покупать стиломехи под угрозой увольнения?

Дарлинг издал короткий смешок.

 – За свой счет Флэш Ньюс и ее пони могут покупать хоть Дискорда в камне. А вот за счет редакции… Альятара, я прошу, не считай это шантажом. Уайтфизер – наш такой же партнер, как и ты. И мы заинтересованы в хороших отношениях со всеми вами. В конце концов, они же не заставляют тебя отказаться от бизнеса. Только между нами, но если ты согласна, я попробую уговорить их вычесть выплаты по контракту из облагаемых процентом по этой их привилегии…

Альятара вскинула голову, мотнув в воздухе синей волной гривы.

 – Дарлинг. Сдается мне, ты уже знаешь, каким будет наш ответ.

 – Звучит так, словно ты намерена ответить «нет».

 – Именно.

Дарлинг вздохнул. Отошедший кусок обоев колыхнулся от его дыхания.

 – Что ж, жаль. Знаешь, с тобой всегда было приятно работать. Я надеялся, что мне удастся тебя убедить. В конце концов, здесь, в Мэйнхэттене, единороги должны держаться вместе…

Он осекся, когда Альятара резко подалась вперед. Ее мех резко встопорщился, а уши снова прижались к черепу. Глаза гневно сузились.

 – Вот, значит, как? – спросила она. Такого холода я в ее голосе еще не слышал. – Ну тогда слушай, что скажет тебе этот единорог! Прежде всего – я эквестрийка и пони, а уж во вторую очередь – единорожка! И я не считаю, что Уайтфизер вправе сидеть и зарабатывать деньги на труде других пони, ничего для этого не делая, только потому, что им дали какую-то древнюю привилегию четыреста лет назад! И уж тем более я не собираюсь соглашаться на ваши условия только потому, что кто-то решил, что нас будет легко запугать! И мои друзья думают так же!

 – Именно так, – поддержал я ее. – В конце концов, приятель, ваша газета, знаете ли, не единственная в городе.

Дарлинг переводил взгляд с нее на меня и обратно.

 – Понятно, – проговорил он сухо. – Что ж, я надеялся, что мне удастся заставить тебя прислушаться к голосу рассудка. Если передумаешь – знаешь, где меня найти.

 – Всего хорошего, Дарлинг, – я на миллиметр приподнял шляпу и красноречиво указал взглядом в сторону выхода.

Пони молча прошел мимо нас и скрылся за дверью в ночной мгле.

Мы переглянулись.

 – Вот… Вот же конские яблоки! – с негодованием воскликнула Альятара. – Они что, и впрямь думали, что стоит нас припугнуть – и мы просто так возьмем и сдадимся? И какого маффина он говорил со мной так, как будто тебя вообще здесь нету?!

Я хмыкнул.

 – По крайней мере, все цивильно. Когда я увидел его на лестнице – в первый момент подумал, что его прислали по наши головы.

Альятара устало рассмеялась.

 – Ага! Как доктора Кабалерона в шестой книге! А потом призовут темного феникса, чтобы сжечь наше оборудование и…

Она осеклась. Уже стоя на лестнице, попыталась развернуться ко мне.

 – Евгений! Ты… ты сейчас шутил? Шутил же, да?

Внимательно всмотрелась в мое лицо.

 – Там… Там, на Земле действительно так?..

Я отвел взгляд.

 – Знаешь, лет двадцать назад… – наконец выговорил я. – Говорят, это были плохие времена. Я сам их помню лишь по рассказам, но… Сейчас стало полегче. По крайней мере, в мое время.

Альятара вместо ответа поднялась на дыбы и обняла меня.

 – Знаешь, – прошептала она, прижавшись к моей груди. – Это, наверно, не очень правильно… но я рада, что ты здесь. В Эквестрии.

Усмехнувшись, я прижал ее к себе теснее.

 – Я тоже рад, что с тобой встретился.

Написанное единорогом

 Солнечный зайчик защекотал мне нос. Я чихнула, досадливо покосилась на окно. Прикинула, справлюсь ли с телекинезом шторы на таком расстоянии. Вздохнула и лишь передвинулась на скамье, чтобы лучи солнца падали на книгу, а не мне в морду.

По соседству со мной сосредоточенно шевелил губами Йев’ени. Я воздавала должное его упорству – пусть он и довольно бегло уже читал по-эквестрийски, но чтобы продираться через витиеватые формулировки каллиграфических пособий, этого явно не хватало. Я и сама порой ломалась на затейливых описаниях правильного расщепа, очинки, выварки с жаркой и прочих манипуляций, которыми требовалось «очинять с надлежащим тщанием перья пегасовые и гусиные для книгостроения доброго…»!

Это не говоря уже о тех, что были написаны на старопоньском! Эту маленькую стопку я отложила на край стола, и сейчас мрачно раздумывала, стоит ли раскошелиться на переводящее заклинание. Стоящее пару сотен бит за десять тысяч символов, как уведомлял нас прейскурант у входа в библиотеку!

Я закрыла старинное руководство по очинке перьев, которое изучала. Никаких определений, что считать пером, а что стилусом, оно не содержало. Очевидно, автор считал, что для пользователя это должно быть само собой разумеющимся!

Подняла голову, оглядела полукруглый читальный зал и длинные ряды книжных полок. Полупустой – лишь пять или шесть пони штудировали какие-то книги и рукописи. Героическим усилием воли воздержалась от зевка.

Йев’ени вскинул взгляд от страниц.

 – Нашла что-нибудь?

 – Ничегошеньки! – вздохнула я. – Должно быть, никому до этого в голову не приходило выяснять, что такое перо. А у тебя?

 – То же самое. Сплошные образовательные статьи, как в древние времена пони писали на восковых табличках, на папирусе…

Мы, вздохнув, переглянулись. Затем вернулись к чтению. Очень вовремя – сухонькая пони-библиотекарша уже смерила нас недовольным взглядом!

Видит Селестия, в последний раз мне приходилось столько корпеть над учебниками еще в академии. Собственно, в этом самом читальном зале это и было. Именно здесь я трудилась над обзором по работам художников ранней балтимэйрской школы.

Шуршали страницы. Перешептывались по соседству пони, косясь с удивлением на человека. Скрипели перья… Впрочем, у одного из пони я заметила в копытах новинку, и даже узнала кьютимарку, которую сама же наносила!

Я отложила в сторону очередную книгу. Опустила на пюпитр следующую. Пробежала взглядом по заглавию: «Альманах каллиграфического и переплетного дела от Согревающего Очага и до наших дней, издание 974 года дополненное».

И принялась перелистывать страницы, чувствуя, что еще немного – и буквы забегают у меня перед глазами.

А ну, не лениться, глупая пони! Ты это делаешь не чтобы отчитаться, а ради будущего всего нашего дела!

И все-таки не удержалась – скосила глаза на часы над входом, прикидывая, скоро ли можно будет с чистой совестью улизнуть на перерыв. Отругала себя – и вернулась к чтению…

И в последний момент успела зажать рот копытом. Чтобы сдержать радостный вопль!

Йев’ени обернулся ко мне с немым вопросом в глазах.

 – Есть! – выпалила я шепотом. – Есть! Вот, смотри!

Мы столкнулись головами над страницей.

«Также в списках следует отдельно помечать манускрипты, написанные пером, и отдельно – написанные каламом, стилосом либо иной принадлежностью, а отдельно ото всех – записанные посредством различных магических инвольтаций. Различать же их следует так: перо извлечено из левого крыла птичьего, либо пегасьего, либо грифоньего, из которых наилучшим является перо пегасье, за которым следует гусиное. Калам писчий готовится из тростника тонкого заостренного, стилос же из дерева либо металла. Труды же, написанные подобием пера из бронзы, или золота, или иного металла, следует приравнять к написанным стилосом, равно как и само такое подобие, поскольку оно по-иному кладет чернила на папирус и в зубах более подобно железному писалу с лопаткой…»

Йев’ени скептически осмотрел собственный стиломех.

 – Хм. Ну, по крайней мере, под определение «подобие пера из дерева и иного металла» оно подходит… Что это за документ?

 – Так-так-так… – я перелистнула в конец выдержки. «Указ о создании под покровительством ее высочества принцессы Платины собрания манускриптов, кодексов, свитков, полиптихов и иных произведений письменного искусства»… Ой.

 – Что такое? – поинтересовался человек, видя меня буравящей текст взглядом.

Вместо ответа я ткнула копытом в имя автора. Очень знакомое имя.

 – И? – спустя десять секунд осторожно уточнил Йев’ени.

 – Ах да, ты же не знаешь нашу историю так подробно… Это старый документ, Йев’ени. Очень старый.

 – Настолько старый, что утратил силу?

Я развела копытами. Вернее, попыталась – это не очень легко сделать, лежа на скамье.

 – Не знаю.

Йев’ени пружинисто поднялся.

 – Давай так. Не будем терять времени и покажем эту книгу Пейперу. Посмотрим, что он скажет, – он одним движением убрал книгу в сумку.

Разумеется, вряд ли бы нам разрешили утаскивать с собой книгу из абонемента. Мы выбрались из читального зала, прошли по ведущей на первый этаж витой лестнице. По табличке на дверях отыскали отдел копирования и обработки.

Там за столиком и горкой переплетов обнаружилась светло-розовая единорожка с синей гривой. На ее бедре виднелись два расположенных рядом свитка. Она обернулась к нам.

 – Чем могу помочь, пони… Ой! То есть…

 – Человек, кобылка, с вашего позволения, – Йев’ени изящно поклонился.

 – Я знаю! Я вас узнала по газетной фотографии, – она выхватила откуда-то экземпляр «Мэйнхэттенских новостей», развернутый на нашем фото из зала суда. – Это же вы придумали эти штуки, стиломехи?

 – Ну, придумал-то не я, но мы первые начали продавать их в Эквестрии.

 – Понятно. Честно говоря, я пробовала ими писать, и они мне показались не очень удобными…

 – Мы постоянно работаем над улучшением качества, – блеснул человек улыбкой. – Приходите к нам в лавку через месяц-другой, и мы постараемся вас не разочаровать!

 – Ну может быть, может быть… – пони прокашлялась. – Итак, что я могу для вас сделать?

 – Нам требуется скопировать вот эту страницу, – вмешалась я. Указав на разворот книги, которую Йев’ени опустил на стол.

 – Страницу или разворот? Сколько копий? – деловито спросила кобылка.

 – Разворот в четырех экземплярах, пожалуйста, – попросил Йев’ени.

 – Двенадцать бит.

Я кивнула, отсчитывая монеты.

Пони сдвинула переплеты в сторону. Прямо перед собой положила книгу, вокруг – разместила стопку чистых листов и чернильницу. Прикрыла глаза.

Рог окутался розовым светом. Неяркий луч ударил в книжные страницы, разделился на четыре розовых облачка. Магия подхватила пустые листы, с поверхности чернильницы сорвался крохотный черный смерчик. Облако бумаги и чернил взвилось вверх – и распалось на покрытые аккуратными бисерными буквами страницы. Спланировавшие перед нами в аккуратную стопку.

— Вот, пожалуйста, – единорожка протянула нам книгу. – Не забудьте вернуть ее библиотекарю.

 – Вау, – потрясенно пробормотал Йев’ени. – Живой ксерокс.

 – Простите, что?..

 – О, нет, ничего, просто я… Слушайте, можно поинтересоваться как новичку в Эквестрии? Многие пони так могут? Просто если текст можно размножать колдовством, к чему вообще тогда карандаши и перья?

Пони улыбнулась.

 – Мой предел – десять копий за раз, при этом мне требуется восстанавливать магический резерв не меньше получаса, и я должна сосредоточиться на значении и визуальном образе текста. При этом я – достаточно хороший копиист, скажу без ложной скромности. Нет, по слухам, ее высочество как-то сотворила три тысячи копий целой книги за один раз, притом не используя материальные компоненты. Но такие уникумы, как она, рождаются не в каждом поколении, потому-то она и принцесса!

Пейпер внимательно изучал лежащие перед ним страницы. С затейливыми завитушками гербовой печати Большой Мэйнхэттенской библиотеки.

 – М-да, – пробормотал он себе под нос. – С одной стороны, конечно, архаика времен, когда в Эквестрии и понятия гражданского права-то еще толком не было. С другой стороны – указ члена правящего совета, что по статусу вполне можно приравнять к монаршьему повелению… Что же, в любом случае решающее слово будет принадлежать эксперту. А я отправлю это в суд вместо с ходатайством о приложении к материалам экспертизы.

Я с надеждой на него посмотрела.

 – Но это ведь доказывает, что мы правы? Стиломех изготовлен из металла и дерева, следовательно – это стилус?

Земнопони покачал головой.

 – Это можно трактовать как прецедент. Но только если не будет иного, более свежего источника или законодательного акта. К тому же мнение эксперта все равно играет ключевую роль. Уж слишком неопределенная в нашем случае применимость…

 – То есть копаем дальше? – переспросил Йев’ени.

Пейпер кивнул.

 – Попробуйте поднять что-нибудь еще. Сам я зарылся в циркуляры, но ничего подходящего пока не отыскал. Самое близкое к теме – регламент ПСЭ по оснащению школ, указывающий, что металлические перья могут использоваться как замена пегасьим. Но это не совсем то.

Мы переглянулись.

 – Ладно, будем рыть дальше. Спасибо за помощь, Пейпер.

Земнопони фыркнул.

 – Благодарить будете, когда на копытах будет постановление суда.

За нами закрылась дверь конторы «Стамп и Стамп». Я спустилась с небольшого крыльца, прошла мимо газончика, на котором уже начали пробиваться крохотные листочки зелени…

И замерла как вкопанная.

Уставилась на первую газонную траву. На набухшие кленовые почки над свисавшей над газоном веткой. На по-весеннему прозрачное и чистое небо…

 – Йев’ени!

 – Что такое? – человек посмотрел на газон, перевел на меня недоумевающий взгляд.

 – Это… весна?

Йев’ени растерянно оглядел солнечную улицу, чирикающих воробьев, пони…

 – Ну да. Март на дворе, как-никак, – он осекся. – Или у вас он считается зимой? Или это что-то связанное с магией?

Я схватилась за голову.

 – Зимняя уборка!

Взгляд Йев’ени сделался еще более удивленным.

 – Зимняя уборка? Что-то типа субботника?

 – Что? – теперь пришел мой черед переспрашивать. – При чем тут суббота? День Зимней Уборки – это большой праздник, когда все пони выходят на улицу и помогают убрать зимний беспорядок на улицах!

Йев’ени понимающе кивнул.

 – Ну я и говорю, субботник… И когда он у вас?

Я жалобно подняла на него взгляд.

 – Две недели назад.

Человек развел руками.

 – Это большая проблема? – осторожно спросил он. – Ну я имею в виду, за это могут как-то наказать или что?

Я хлестнула хвостом по бокам.

 – Нет, но это все равно некрасиво! Я уже четыре года подряд входила в квартальную команду по покраске! Я же не могу объяснить всем соседям, что заработалась так, что забыла посмотреть на календарь!

 – Но ты же действительно заработалась так, что забыла посмотреть на календарь, – осторожно заметил Йев’ени.

Я вздохнула.

 – Да, но это все равно неправильно! А если все пони начнут забывать про День Зимней Уборки? Зима так и не закончится, и в Мэйнхэттене будет царить вечная стужа! А может, и во всей Эквестрии!

Когда пауза стала подозрительно долгой, я посмотрела на Йев’ени. Тот очень задумчиво рассматривал небо над головой.

 – Что такое?

 – О. Нет, ничего, – человек перевел взгляд на солнце и тут же отвернулся, ослепленный. – Все нормально. Магическая реальность и все такое прочее. Я скоро к этому привыкну.

Я вздохнула.

 – Знаешь, я бы хотела, чтобы и ты поучаствовал. Чтобы пони увидели, что ты такой же, как мы. Вместе с нами работаешь, соблюдаешь наши традиции…

 – Честное пионерское, – произнес Йев’ени. Я не слишком поняла, при чем тут пионеры (хотя да, в каком-то смысле нас можно считать первопроходцами в деле понячье-человеческой дружбы!). – В следующий раз мы обязательно поучаствуем в этом вашем празднике вдвоем. Будем красить заборы, подметать улицы, и чем там еще занимаются на субботниках.

На сей раз я уже не паниковала на судебном заседании так, как в первый раз. Даже наоборот, с любопытством осмотривала рассаживающихся на местах пони. Дью Даск улучила минутку, чтобы подойти ко мне и повиниться, что статью, скорее всего, будет вынуждена писать максимально в нейтральном тоне. Я в ответ шепотом на ушко рассказала ей про беседу с Дарлингом. Дью сквозь зубы помянула дорожные маффины.

Пейпер и Лау раскладывали папки с бумагами. Стряпчий довольно усмехался, в то время как Лау явно нервничала, судя по рефлекторному подергиванию ушей. Уже ни о каком добродушном зубоскальстве речь не заходила!

 – Всепони, прошу встать. Суд идет.

Тайм Гласс поднялась на судейскую кафедру. Охватила молоточек хвостом и слегка стукнула по кафедре.

– Повторно слушается дело «Уайтфизэр и К^о» против «Стиломехи Старгейз» за номером 401/4 от 3 марта 3 года Эры Дружбы (1113 года Эры Солнца) третейским судом городского округа Мэйнхэттен в составе судьи Тайм Гласс и секретаря Ривер Бриз. Прошу всехпони, присутствующих в зале суда, представиться…

Я прослушала длинный церемониальный пассаж про права и обязанности участников вполуха, наблюдая за Пейпером. Мне не терпелось увидеть выражение морды Лау, когда заключение эксперта, которое он продемонстрировал нам позавчера, будет зачитано кантерлотским специалистом!

Я мысленно попеняла себе за злорадство. Уайтфизер, может, и не лучшие пони во всей Эквестрии, но единорожка, в конце концов, просто выполняет свою работу. Я даже не была уверена, что это ее идея – рассорить нас с моими бывшими коллегами!

Тем временем судья озвучила положенный по регламенту вопрос про заявления и ходатайства сторон, и Лау тотчас вскинулась.

 – Да, ваша честь. Ходатайствуем об отклонении результатов экспертизы, проведенной мастером-каллиграфом Брайт Физер, исключении экспертного заключения из материалов дела и назначении повторной экспертизы силами архивного отдела Мэйнхэттенской каллиграфической школы.

 – Основание? – с прохладцей осведомилась судья.

 – Указ Кловера Мудрого «О создании под покровительством ее высочества принцессы Платины собрания манускриптов, кодексов, свитков, полиптихов и иных произведений письменного искусства» от сентября 9 года Эры Очага, в соответствии с прошением ответчика приобщенный к предоставляемым эксперту материалам дела, на который ссылается в указанном заключении эксперт, не входит в систему эквестрийского законодательства, так как является узко специфическим распоряжением монаршьего советника, регулировавшим лишь деятельность Библиотеки Магии Кантерлота. Более того, действие указанного акта давно прекращено в связи с выходом новых регуляций. Помимо всего прочего, данный указ оглашен задолго до формирования эквестрийской системы права в ее современном виде. Исходя из вышеперечисленного, считаем, что, опираясь в ходе исследования на указанное распоряжение, эксперт допустил нарушение статьи 5 книги XV Свода Законов Эквестрии, в соответствии с которой рассмотрение дела третейским судом и прочие судебные процедуры должны проводиться с соблюдением и правильным надлежащим применением действующего законодательства Эквестрии. В связи с чем настаиваем на проведении повторной экспертизы в соответствии со статьей 87 книги XV Свода Законов Эквестрии.

 – Возражаем, – тут же откликнулся Пейпер. – Статья 5 книги XV СЗЭ регулирует порядок рассмотрения дела судом, однако не содержит норм, предписывающих эксперту опираться исключительно на актуальную редакцию эквестрийского законодательства. Более того, в соответствии со статьей 56 книги III Свода Законов Эквестрии допускается использование судебного прецедента или подзаконного акта в качестве источника права в случае, если иные надлежащие указания не содержатся в законе Эквестрии или не выражены монаршьей волей, без указания на срок действия и актуальную редакцию. Наконец, на момент опубликования вышеназванного указа Кловер Мудрый являлся членом правящего совета Эквестрии на правах личного советника ее высочества принцессы Платины, соответственно, вышеназванный указ может трактоваться как проявление монаршьей воли, имеющее безусловный приоритет над иными источниками права.

Тайм Гласс задумчиво кивнула.

 – Ходатайство отклоняется, – проговорила она.

Лау Райдер, казалось, только что слопала свежий лимон.

 – Сторона истца, имеются ли другие ходатайства и заявления?

 – Нет, ваша честь, – процедила Лау.

 – Сторона ответчика?

 – Нет, ваша честь, – повторил Пейпер.

 – Тогда продолжаем. Для дачи показаний перед судом приглашается назначенный эксперт, мастер-каллиграф Брайт Физер. Пристав, введите эксперта, пожалуйста.

В отличие от бедной Грей Спарк, Брайт Физер – зеленая единорожка с кудрявой оранжевой гривой и кьютимаркой в виде свитка и пера – держалась в суде вполне уверенно. Было заметно, что ей не впервой давать показания. Без подсказок пристава она поднялась на место свидетеля, подняла ногу и принесла присягу.

 – Прошу вас назвать свое имя, образование и занимаемую должность, – проговорила Тайм Гласс.

 – Брайт Физер. Окончила Мэйнхэттенскую каллиграфическую школу по специальности «каллиграфия». В настоящий момент занимаю должность мастера-каллиграфа в архивном отделе БМК.

 – Вы проводили судебную экспертизу по делу «Уайтфизэр и Ко» против «Стиломехи Старгейз» за номером 401/4 от 3 марта 3 года Эры Дружбы (1113 года Эры Солнца)?

От Пейпера я уже знала, что вопрос был чисто ритуальным. На самом деле заключение уже поступило в суд, и по одному его экземпляру было направлено Лау и Пейперу, так что у всех сторон было время его прочитать. Так что допрос был просто данью традиции –ну и давал возможность, как нам объяснил стряпчий, всем сторонам задать эксперту свои вопросы.

 – Да, ваша честь.

 – В таком случае, прошу вас огласить экспертное заключение.

Единорожка прокашлялась.

 – Мне на рассмотрение были предоставлены материалы указанного вами дела, включая образец изделия «стиломех», его техническое описание и пояснения участников товарищества «Стиломехи Старгейз» о деталях технического устройства и производства. Передо мной был поставлен вопрос, – лист бумаги перед ней засветился и приподнялся. – следует ли квалифицировать представленное суду изделие «стиломех» как перо пишущее, чернильницу, любое иное из изделий, на которое распространяется привилегия королевского баналитета истца.

Она перевернула телекинезом страницу.

 – При составлении заключения я основывалась на материалах дела, а также на методических рекомендациях архивного отдела БМК от 25 января 979 года «О порядке определения пишущих принадлежностей, использованных в летописях», а также на указе «О создании под покровительством ее высочества принцессы Платины собрания манускриптов, кодексов, свитков, полиптихов и иных произведений письменного искусства», приобщенных к заключению, – снова шорох листов.

 – Мною были использованы следующие методы исследования: анализ устройства изделия, нанесение с помощью изделия каллиграфической надписи и сравнение характера надписи и способа ее нанесения с выполненной стандартным пегасьим пером, анализ нормативных актов и исторических источников. Исходя из результатов исследования, я сделала вывод, что представленное мне изделие не может быть квалифицировано как перо пишущее, чернильница либо какое-либо иное из изделий, перечисленных в указе о даровании привилегии королевского баналитета, приложенном к материалам дела, и имеет характер отдельного пишущего прибора.

Со стороны Дью Даск и еще кого-то из репортеров донесся дружный топот. Молоточек судьи стукнул по кафедре.

 – Порядок в суде! – приказала она. – На основании чего вами сделан данный вывод?

 – В конструкции изделия использован уникальный метод подачи чернил, заключающийся в освобождении при нажиме на кончик стержня запорным шариком капиллярных ходов от внутреннего резервуара к наконечнику, в то время как пишущие свойства пера основаны лишь на смачивании расщепленного кончика. Внутренняя полость стержня изделия предназначена для прямой подачи чернил на бумагу, а не для их хранения и смачивания кончика пера при опускании.

Характер письма с помощью изделия также отличается от присущего письму с использованием пера. Ширина и плотность линии фиксированы и не зависят от нажима и положения изделия. Положение и наклон самого изделия может, в отличие от пера, варьироваться в широких пределах. При этом необходимость давления на шариковый наконечник требует более сильного прижима его к бумаге. Использование в конструкции лакированного дерева препятствует удержанию изделия зубами без риска его повреждения и требует телекинетического удержания, либо удержания копытокинезом и иными формами кератокинеза.

Указ Кловера Мудрого, приобщенный к материалам дела, также определяет пишущее перо, как извлеченное из крыла птицы, пегаса или грифона, в то время как представленное мне изделие со всей очевидностью таковым не является, – единорожка позволила себе легкую улыбку. – Исходя из вышесказанного, я сделала вывод, изложенный в результате исследования.

Тайм Гласс кивнула.

 – Сторона истца, вы можете переходить к перекрестному допросу.

 – Прошу объявить перерыв для подготовки к допросу, – с тяжелым вздохом отозвалась Лау.

 – Объявляется перерыв продолжительностью десять минут, – согласилась судья. – Брайт, напоминаю по регламенту.

 – Я помню, ваша честь, – кивнула единорожка.

Лау Райдер не стала никуда уходить – просто закопалась в свои заметки, что-то торопливо набрасывая на листке бумаги. А вот мы (кроме Пейпера) воспользовались возможностью улизнуть в холл и освежить горло у питьевого фонтанчика.

Я улыбнулась Йев’ени.

 – Я же говорила, что все получится!

 – Да я в тебе и не сомневался, – тот ответил улыбкой. – Ладно, пошли назад.

К нашему возвращению Лау, уже не показывая мордой никаких эмоций, отодвинула бумаги в сторону, оставив только листочек со своими заметками. Пейпер, опершись на стол, с интересом наблюдал за происходящим. Мы заняли свои места.

 – Сторона истца, можете переходить к допросу, – повторила Тайм Гласс.

 – В течение какого времени вы работаете каллиграфом? – строго спросила Лау Брайт Физер.

 – Окончила МКШ в 995 году, тогда же устроилась в БМК на должность помощника реставратора. В 998 была переведена на должность каллиграфа, в 1007 – на должность мастера-каллиграфа, на каковой и числюсь по настоящее время.

 – Вами ранее выполнялись экспертизы в области баналитетного права?

 – Нет, однако БМК регулярно командировал меня для…

 – Прошу отвечать только на заданный вопрос, – оборвала ее Лау. – Так, значит, нет?

 – Нет.

 – Вами ранее выполнялись экспертизы по уточнению товарной номенклатуры либо характера товара?

 – Нет.

 – Как вы считаете, правомерно ли использовать для определения типа товара методические указания по архивному делу, то есть из совершенно иной области деятельности?

 – Возражаю, ваша честь! Вопрос о проведении товароведческой экспертизы не соответствует компетенции эксперта и обстоятельствам дела, – выпалил Пейпер.

 – Прошу разрешения получить ответ, – парировала Лау. – Ввиду того, что сущность дела фактически свелась к уточнению типа товара, которым торговал ответчик.

 – Возражение отклоняется. Брайт Физер, отвечайте на вопрос, – задумчиво проговорила Тайм Гласс.

 – Не могу дать определенного ответа ввиду общей формулировки вопроса, – проговорила Брайт. – Однако допускаю их использование при отсутствии более релевантных нормативных документов, а также в качестве наиболее подходящего прецедента. Как в данном случае.

 – А источников откровенного летописного характера? – Лау прожгла ее взглядом.

 – Аналогично.

 – По какой причине вы не прибегли к, как вы выразились, более релевантным вопросу нормативным документам?

 – По причине того, что мне неизвестно о наличии таковых, и их поиск не входит в мои обязанности как эксперта. В том числе, они не были приобщены к материалам дела ни ответчиком, ни вами.

 – То есть указания и источники, на которые вы ссылаетесь в исследовании, применительно к данному случаю носят характер ориентировочных указаний, а вам неизвестны нормативные документы, регламентирующие рассматриваемый вопрос? Не так ли? – Лау подалась вперед.

 – Не так, – спокойно проговорила Брайт Физер. – Они входят в совокупность теоретических и практических методов исследования вопроса. По итогам которой я и сформулировала экспертное заключение.

 – У меня больше нет вопросов к эксперту, ваша честь, – отрезала Лау.

Тайм Гласс перевела взгляд на нас.

 – Сторона ответчика?..

 – У меня нет вопросов к эксперту, ваша честь, – сообщил Пайпер. – Однако я хотел бы обратиться к суду.

 – Говорите.

 – Хочу напомнить, что вопрос определения подлежащих применению законодательных актов ни в коем случае не относится к компетенции эксперта. Задачей экспертизы является установление фактических обстоятельств дела путем проведения исследования с использованием профессиональных знаний. Более того, в данном случае необходимость проведения экспертизы диктуется именно отсутствием нормативных документов, регламентующих такой вид товара, как «стиломех». Исходя из этого, считаю позицию эксперта оправданной, а экспертное заключение – соответствующим действительности и корректно сформулированным.

Тайм Гласс окинула стряпчего взглядом.

 – Эксперт, можете вернуться на место в зале, – сообщила она.

Перевела взор на меня.

 – Старгейз Винтер, – вдруг произнесла она.

 – Ваша честь? – я поднялась.

 – Разъясните вот что. Разрешение на торговлю, выданное вам королевским инспектором, датировано двенадцатым ноября. А если верить показаниям свидетельницы, вы продали ей стиломех одиннадцатого. Как это получилось?

Я ощутила, как шерсть вспыхнула красным.

 – Ну… Возможно, мы…

 – Ваша честь! – Йев’ени вскочил, не обращая внимания на дергавшего его за рукав Пейпера. – Это была моя ошибка! Я не совсем разобрался в датах, и когда клиентка зашла в лавку, предложил ей стиломех, не зная, что на тот момент мы не имели права торговать!

 – Да ты что! – ужаснулась я, безуспешно пытаясь заставить замолчать взглядом. – Тебя же могут… – прошипела я ему на ухо… – Ваша честь, Йев’ени ошибается! Именно я общалась с клиенткой, и это я перепутала день!

Судья лишь покачала головой.

 – Довольно, довольно! – произнесла она. – Садитесь на место, вы оба.

Мы плюхнулись на скамью, все еще сгорая от неловкости. Лау усмехнулась краешком рта.

 – Что же, если сторонам больше нечего добавить – переходим к прениям сторон. Сторона истца, вам слово.

Лау Райдер неторопливо поднялась. Взяла короткую паузу, сперва скользнув взглядом по нам, затем – переведя взгляд на судейскую кафедру.

 – Ваша честь, – заговорила она хорошо поставленным голосом. – Я хочу обратить внимание всех присутствующих на следующее.

Как то подтверждено свидетельскими показаниями, уважаемый ответчик осуществлял продажу товара, прекрасно осознавая, что позиционирует его, как подпадающий под привилегию по всем ключевым признакам – назначению, общему принципу действия, конкурентным свойствам.

И, как то верно подмечено представителем ответчика – в настоящее время продажа так называемых стиломехов законодательно не регламентирована, и вполне возможно – сложится под влиянием настоящего прецедента, как ключевого для дальнейшей правоприменительной практики в их отношении. В связи с чем я прошу суд принимать исключительно взвешенные и продуманные решения.

При этом в условиях законодательного вакуума полученное судом экспертное заключение фактически опирается на произвольно выбранные экспертом нюансы технического устройства и на слова, написанные жившим двенадцать веков назад единорогом. Но для целей баналитетного законодательства важны не они – а совокупность товарных признаков изделия. По которым товар ответчика абсолютно – повторяю, абсолютно! – идентичен охваченным привилегией королевского баналитета истца.

Я хочу напомнить суду, что баналитетное право Эквестрии – не просто установленная произволом Принцессы Дня монополия случайных пони. Привилегия королевского баналитета дается лишь предприятиям, долгой и безупречной работой на благо Эквестрии доказавшим свою полезность для пони. Она подразумевает внушительные социальные гарантии, которые принимает на себя одаряемый привилегией торговый дом, как то не первый век делает «Уайтфизер и Ко». В том числе – и повышенные выплаты в казну Эквестрии, для компенсации которых обладателю баналитета и даруется право монопольных продаж, и обязательство удерживать цены на свои товары на определенном максимуме для граждан.

И если сейчас ответчику будет позволено обойти это древнее и почтенное право с помощью формальных критериев, игры терминами и казуистики – это обесценит саму сущность права баналитета. Разве мелкие предприятия, наподобие принадлежащего уважаемому ответчику, смогут принять на себя тяжесть налогового бремени, которое несет «Уайтфизер и Ко»? Разве обеспечат Мэйнхэттен столькими рабочими местами?

Да, мы вступаем в новую эру и отказываемся от устаревших и изживших себя традиций. Но стоит ли бездумно отметать сами основы нашего общества как отжившие и ненужные? Стоит ли выплескивать из ванны вместе с водой жеребенка? Не придем ли мы, пони тогда к тому, к чему пришли в своей истории так называемые люди – к апофеозу алчности и конкуренции вместо Дружбы и Гармонии, к бесконечному противостоянию вместо развития и сотрудничества?

Я прошу суд принять во внимание все эти обстоятельства и ответственно подойти к выбору решения. У меня все.

Пайпер еле слышно хмыкнул. Злое хмыканье Йев’ени было куда громче.

 – Сторона ответчика, вам слово, – после паузы произнесла судья.

Стряпчий встал.

 – Мой уважаемый оппонент, безусловно, убедительно рассуждал о традициях, важности выбранных им критериев и всем прочем, – веско уронил он. – Однако хочу напомнить вот о чем. Как бы то ни было, а право Эквестрии строится на основе четких и формальных критериев, а не рассуждений и личных ощущений пони.

И закон Эквестрии не предусматривает, что баналитетное право распространяется на те или иные товары по туманным «товарным признакам изделия». Он, закон Эквестрии и принятые на его основе указы принцессы, четко оговаривает определенные наименования, в отношении которых оно применяется, и территории, на которых оно действует.

Также хочу напомнить, что право оценивать полноту и соответствие формальным требованиям выводов эксперта имеет в пределах гражданского процесса исключительно суд. И напротив, вывод о некорректном применении экспертом тех или иных технических критериев и методов исследования может быть сделан только на основании документальных подтверждений и иных установленных судом фактов, противоречащих выводам экспертизы – но никак не на основании личного мнения стороны дела о якобы их произвольности.

Что же касательно замечаний моего оппонента о важности социальных обязательств Уайтфизер – с ними нельзя не согласиться. Но нельзя не отметить, и что в отсутствие здоровой конкуренции – не бездумной гонки за прибылями, а права граждан выбирать лучшие товары по конкурентным ценам – монополия из инструмента развития Эквестрии превращается в тормоз этого развития. Куда мы придем, если позволим крупным торговым домам поделить между собой рынки и диктовать покупателям свои условия? Обратно в доочажную эру, с королями рынка вместо феодалов-единорогов? Не случайно об ограничении баналитетных привелегий в последние годы говорят все чаще и чаще даже в Кантерлоте.

Да, мы должны сохранять важные и нужные традиции. Но нельзя вечность цепляться за отжившие свое скрепы, пряча их в драпировки древних и красивых обычаев. Эквестрия должна идти вперед, а не цепляться за прошлое. Именно поэтому Эра Солнца уступила место Эре Дружбы. Именно поэтому над Мэйнхэттеном реет звездный флаг, а не двойное светило.

И последнее, – он слегка усмехнулся. – Весьма странно, что мой уважаемый оппонент, придавая такое значение нашим традициям, в то же время называет «всего лишь жившим двенадцать веков назад единорогом» одного из основателей нашего государства.

Зал взорвался. Половина пони сгибались от хохота, половина – колотили копытами по полу. Раздалась и пара возмущенных возгласов, но они тонули в аплодисментах. Даже Тайм Гласс с трудом скрывала улыбку.

 – Тишина в зале! Всепони, тишина в зале суда! – наконец, застучала она по кафедре. – Прошу прекратить шум, иначе я прикажу приставу восстановить порядок!

Аплодисменты стихли. Я обнаружила, что и сама улыбаюсь до ушей.

Тайм Гласс поднялась.

 – Суд удаляется на совещание, – объявила она.

Я не очень понимала, с кем она собирается совещаться – разве что со своим секретарем – но, конечно, спрашивать не рискнула.

Йев'ени коснулся плеча стряпчего. Сейчас, когда мы все сидели бок о бок, ему не пришлось для этого наклоняться.

 – Отличная речь, Пейпер, – вполголоса проговорил он.

Стряпчий сухо усмехнулся.

 – Говорить речи – самая несложная часть работы, – заметил он. – И вообще, давайте не будем радоваться раньше времени, пока на руках не будет постановление суда. О, тише!

Тайм Гласс появилась в сопровождении секретаря из совещательной комнаты, или как там она называлась. Поднялась обратно на кафедру. Стукнула молотком – репортеры в зале все еще переговаривались вполголоса.

 – Властью, дарованной мне Солнечным Троном… и Троном Дружбы, – торопливо поправилась она, – я объявляю следующее. Третейский суд городского округа Мэйнхэттен, рассмотрев дело «Стиломехи Старгейз» за номером 401/4 от 3 марта 3 года Эры Дружбы (1113 года Эры Солнца) и изучив представленные доказательства, постановил: полностью отказать истцу в удовлетворении исковых требований, возложить на истца расходы по уплате судебной пошлины, остальные судебные расходы возложить cui vectigal. Суд также постановил направить запрос в королевскую торговую инспекцию о наложении на ответчика надлежащего наказания в связи с нарушением установленного порядка торговли. Настоящее постановление вступает в сплу в течение двух недель и может быть обжаловано в течение этого срока в королевский суд.

Едва я переступила порог лавки – как столкнулась с взволнованными взглядами Стила, Реми и Бронза.

 – Ну что? – жадно спросила наша химик. – Как все прошло?

Увы, у меня не получилось выдержать паузу! Я планировала чуть-чуть помучать друзей ожиданием, пока я как бы неторопливо достаю из седельной сумки бланк решения суда… Но одного взгляда на довольную физиономию Йев’ени было достаточно, чтобы сломать интригу!

 – Йе-ху-у! – Реми повисла на шее у меня, затем у Стила, затем у человека – заработав от меня сердитый взгляд. Но тут же меня обхватил и закружил часовщик, а Йев’ени обхватил нас обоих, от души хлопнув Бронза по спине.

 – Вот так-то!

 – С победой, парни!

 – Фауст-Первотворцем клянусь, я в вас не сомневалась!

Наконец мы немного успокоились, расселись по стульям и табуреткам, вытащенным из подсобки. Покупателей видно не было – должно быть, обычное в рабочее время снижение.

 – Ничего, сейчас народ повалит, – Йев’ени улыбался до ушей. – Нет, вы представляете, какая это реклама?

 – Жаль только, о контракте с «Миром Мэйнхэттена» можно забыть, – откликнулась я.

 – Ничего! – бодро промолвил Йев’ени. – Между прочим, репортер из «Новостей», когда мы выходили из зала, сунул мне свою визитку и попросил о встрече. И угадай, что у него торчало из кармана? Я не я буду, если мы не разведем этих ребят на новый контракт!

 – И на новые объявления! – поддержала я его.

Оглядела пустующую лавку.

 – Ладно, Реми, Стил… Вы, наверно, хотите отдохнуть? Какой день подряд вы пашете в две смены?

 – Ну, не совсем, – смутился Стил. – Вообще-то, половину смен дежурил дядя.

Бронз широко, по-жеребячьи, ухмыльнулся.

 – Мастерская работает как часы, уж извините меня за каламбур. Так что я решил тряхнуть стариной и постоять за прилавком.

 – Спасибо тебе огромное, – горячо произнес Йев’ени.

 – Всем нам, – поправил его земнопони.

 – Ладно, – я поднялась. – Так или иначе, теперь вы можете отдохнуть, а мы подежурим до вечера.

С морды Бронза не сходила ухмылка.

 – Я так не думаю.

 – В смысле? – переспросила Реми.

Вместо ответа земнопони встал и достал откуда-то из угла доску с большой надписью «ЗАКРЫТО».

 – Я думаю, – сообщил он, – что сегодня «Стиломехи Старгейз» закроются в половину шестого. А мы все – дружно отправимся в кафе праздновать.

Тонкая темная линия

Я сидел за прилавком, откинувшись на спинку стула, закинув ноги на небольшую подставочку, разглядывая через оконное стекло Третью авеню и спешащих по ней пони. Настроение было замечательным.

Статья о разгроме Уайтфизер в судебном заседании появилась и в «Мире Мэйнхэттена», и в «Новостях». И если бывшие работодатели Альятары ограничились парой абзацев на втором развороте, даже не упоминая толком, в чью пользу было вынесено судебное решение – то их конкуренты вынесли статью о процессе с фотографиями нас с Альятарой на первую полосу! А на второй странице – разместили короткое интервью, которое мы дали репортеру «Новостей» на следующий день после судебного заседания. И завершили все панегириком ее высочеству, «мудрая и продуманная политика которой, к вящему стыду ретроградов, позволила самым разнообразным видам, включая людей, успешно влиться в наше общество!»

Контракты на поставку стиломехов и размещение рекламы, конечно, были расторгнуты со всеми полагающимися формальностями (вернее, в ящике стола лежало сухое и короткое извещение о их предстоящем расторжении). И в тот же день – заключены новые. Уже с «Новостями Мэйнхэттена». Причем с неплохой скидкой на рекламу, которая перекрывала существенную часть гонорара Бронза.

И это не считая той популярности, которую нам принесли статьи сами по себе! Уже за сегодняшнее утро мы продали больше двадцати стиломехов, да приняли на перезарядку три десятка стержней. Если так пойдет и дальше – мы выйдем на расчетную прибыль к концу следующего месяца!

Собственно, поэтому я и притащил сюда подставку. Чтобы дать ногам немного отдохнуть после проведенного на них утра.

За дверью звякала пузырьками и пробирками Реми, глухо жужжал станок Стила и что-то мелодично напевала Альятара. Вот хлопнула дверь мастерской, и пение оборвалось, осталось только приглушенное жужжание станка. Да звон лабораторной посуды в раковине под копытами синей земнопони.

Звякнул колокольчик.

 – «Стиломехи Альятары» приветствуют вас! – я поднялся.

 – Э, мистер человек, и вам доброго утречка, – пробормотал молодой жеребчик. – Почтовая служба Эквестрии, срочная доставка. Письмо для Альятары Кири.

 – Вот как? – я подошел ближе, вглядываясь в марки и штемпели на конверте. Вроде как непохоже на давешнее из Нью-Хейси.

 – Одну минуту, – я поманил Прыгунью пальцем и глазами показал на дверь и почтальона, мне не хотелось оставлять прилавок без присмотра. Зверек совершенно по-человечески (по-понячьи?) кивнул пушистой головкой. Еще два-три месяца назад я бы в очередной раз выпал в осадок от мысли, что мне кивает белка-кассирша…

Но количество странностей, что вываливала на меня Эквестрия, давно превысило мою способность удивляться. Сейчас я бы сохранил невозмутимое выражение лица, даже зайди в лавку, скажем, огнедышащий дракон…

Ах да. Я же в Эквестрии. Здесь даже огнедыщащий дракон, зашедший в лавку – повод слегка удивиться экзотичному чужеземцу, не более.

Стук в обитую мягким с двух сторон дверь.

 – Альятара! Можно тебя на минутку?

Пони наполовину высунулась из-за двери. Ее мордочку скрывала марлевая повязка – пару дней назад мы сообща решили, что хватит экономить на безопасности, и постановили не работать в одном помещении с красками и лаками без масок.

 – Евгений? Что такое?

 – Тебе письмо.

Пони удивленно вскинула ушки. Стянула маску, прошла за мной в торговый зал.

 – Распишитесь вот здесь, – пони заинтересованно посмотрел на стиломех. – Человеческие перья, которые не перья, да?

 – Они самые. Не хочешь прикупить?

 – Может, позже, мисс, с получки, – пони убрал квитанцию в сумку и скрылся за дверью.

Альятара надорвала конверт.

 – Хм-хм, – пробормотала она, изучая лист плотной писчей бумаги с большими сургучными печатями. – «Голденхуф»? Что они хотят от нас? Мы же все вовремя платим по кредиту… – она углубилась в чтение.

Я склонился над ее плечом.

«Дражайшая Альятара!

Департамент снабжения банковского дома «Голденхуф и сыновья» рассматривает возможность включения предприятия «Стиломехи Старгейз» в список своих поставщиков канцелярских товаров. С целью уточнения перспектив такового сотрудничества просим Вас сообщить следующие сведения о Вашем предприятии и поставляемых им товарах:

·       Количество изделий типа «стиломех» и запасных частей, поставку которых «Стиломехи Старгейз» готовы обеспечить ежемесячно;

·       Цену за каждый вид изделия с учетом ежемесячной потребности в поставках, исходя из объема закупаемых перьев, от 2 000 штук перьев пегасьих первого сорта, 5 000 штук перьев гусиных второго сорта.

Указанные сведения просим направить письмом с нарочным в ближайшее время.

Также приглашаю Вас принять участие в совещании, посвященном возможности замены в рабочей деятельности «Голденхуф и сыновья» изделиями типа «стиломех» перьев гусиных и пегасьих. Указанную встречу планируется провести по адресу Хейпакинг, 39, Уотер-стрит, кабинет 319, 7 апреля сего года, в 3 часа пополудни. В случае, если указанное время Вам не подходит, просим сообщить, какие дата и время были бы более подходящими.

С надеждой на перспективное сотрудничество и уважением,

Эмеральд Петал, заместитель руководителя департамента снабжения банковского дома «Голденхуф и сыновья».

Мы переглянулись.

 – Интересно, – протянула Альятара.

В этот момент зазвенел колокольчик и я был вынужден отвлечься на покупателей. Успешно продав очередной стиломех пожилой пони с тростью, решившей обзавестись модным аксессуаром и остановившей свой выбор на наших изделиях, я обернулся обратно к Альятаре:

— Это не просто круто. Ты представляешь себе, что будет, когда каждый пришедший в банк пони будет видеть наши стиломехи у клерков? Да мы захлебнемся от наплыва клиентов!

Единорожка задумчиво кивнула.

 – Семь тысяч перьев в месяц? Это сколько же им понадобится стиломехов?

Я полузакрыл глаза.

 – Если прикинуть, что расход на один стержень – как на перьев двадцать-тридцать… Ну они же, наверно, тоже будут отдавать стержни на перезарядку? Возьмем округленно двести пятьдесят перезарядок в месяц, это где-то восемьдесят-сто новых стержней в месяц. И плюс сколько-то стиломехов, куда они будут это все вставлять. Тут я без понятия, надо понимать, сколько штук они готовы закупить.

Альятара тоже зашевелила губами, считая.

 – Мы столько потянем?

Я кивнул.

— Так-то даже сотня в месяц – не так много, главное, было бы кому стоять в лавке. Поднапряжемся с первой партией, а потом в рабочем режиме. Но слушай, это действительно круто!

Пони улыбнулась.

 – Кто напишет письмо, ты или я?

 – Давай я. Тебе еще докрашивать именную партию.

 – Да там не так много работы, – пожала та плечами.

Снова зазвенел колокольчик – явился курьер от погодной команды за отложенной со вчера партией свежих стержней. Альятара извинилась и упорхнула в мастерскую, доделывать заказ. Я по-быстрому выдал пони коробку с завернутыми в оберточную бумагу стержнями, принял предназначенные для промывки и перезаправки, расписался в накладных, сверился с записями, чтобы не отдать случайно Стилу некондиционную партию… Тут же раздался звон, и я обнаружил себя окруженным тремя юными кобылками, записывающим для именных стиломехов имена, перерисовывающим кьютимарки и помечающим масти шерсти и гривы. Затем снова зазвенел колокольчик, и я клятвенно пообещал себе выделить в вечернее время лишние полчаса на подготовку ответа банку.

Наконец, установилась благословенная тишина. Я опустился обратно на стул. Чувствуя себя прямо, как в первый рабочий день.

Надо привыкать. Ничего, потом станет легче. В принципе, если и дальше так пойдет, мы вполне сможем нанять еще одного продавца.

Письмо для банка было составлено и отправилось еще вчера, и завтра мы с Альятарой намеревались отправиться к ним на переговоры. В честь этого знаменательного события я почти силком выгнал единорожку на сегодня отдыхать. В принципе, в последнее время мы и так оба засиживались в лавке допоздна – никому не хотелось идти домой поодиночке…

Вечерело, солнце неторопливо ползло к той точке, откуда его магией сдернут за горизонт. До конца рабочего дня оставался где-то час. Нормального рабочего дня, с окончанием которого пони по дороге домой будут то и дело заглядывать в лавку.

Я прикинул, не отправиться ли в подсобку и не разогреть ли себе кружку чаю. Подумал, и решил не рисковать. Клиент на самом деле может зайти и в неурочное время…

Например, сейчас.

Светло-красный земной пони, плечистый и высокорослый – на голову выше Бронза – с темно-зеленой гривой и хвостом, шагнул в зал. Смерил меня взглядом. На его бедре красовалась четырехконечная золотая звезда, обрамленная двумя стилизованными листьями.

 – Вы – человек, – не спросил, констатировал он.

Я кивнул.

 – И мы продаем человеческие устройства для письма, мистер. Желаете ознакомиться?

Жеребец хмыкнул.

 – Для начала. Во-первых, я не фаворит принцессы, не тайный и не явный. Я вообще сталкивался с ней в Понивилле от силы раз пять. Во-вторых, моя сестра никогда не была одержима и не практикует темную магию. Ясно?

Моя челюсть отвисла.

До сего дня я как-то привык, что на меня удивленно смотрят входящие в лавку пони, а не наоборот. Но сегодня Эквестрия достойно вернула подачу.

 – Прошу прощения, мистер, – осторожно проговорил я. – Боюсь, не совсем понимаю, о чем вы говорите.

 – Меня зовут Тимбер Спрюс.

Я молча ждал продолжения.

 – А. Так вы из тех, кто не в курсе, – земнопони кивнул сам себе. – Что ж, так даже лучше.

 – Боюсь, что да, я не в курсе, о чем речь. Однако рад знакомству. Меня зовут Евгений Комаров.

 – Да, я видел вашу фамилию в газете. Приятно познакомиться, – жеребец обвел взглядом стиломехи.

 – Вы продаете эти штуки?

 – Да, Тимбер. Желаете посмотреть поближе?

 – Если можно, – жеребец наклонился к листу бумаги, по которому я провел черту. Ухватил стиломех копытом, оставил несколько росчерков.

 – Любопытно, – проговорил он. – Можно? – с этими словами он извлек из охватывающей его торс перевязи с карманами небольшую неструганую дощечку.

Заинтригованный, я кивнул.

Земнопони провел стиломехом по дощечке, оставив тонкую темную линию. Задумчиво посмотрел на нее.

 – Хм-хм-хм, – пробормотал он. – Слушайте, мистер, такой вопрос.

 – Да?

 – Можно сделать так, чтобы эти штуки оставляли черту потолще?

Я почесал в затылке. В принципе, у Бронза до сих пор оставались в загашнике старые образцы со слишком широкими наконечниками. Часть Альятара реквизировала на художественные штудии, остальное мы планировали довести до ума в качестве инструмента для рисования, да так как-то и не сложилось…

 – Технически можно. А зачем вам это? Ими станет не слишком удобно писать.

 – Видите ли, в чем штука, – Тимбер оперся на прилавок передними ногами. – Я управляю небольшой артелью лесорубов в Брайдлвуде.

 – В Брайдлвуде?

 – Да. Это город на западной границе Эквестрии. И прежде чем вы спросите – в нем всего один дом-дерево, и нет никаких магических кристаллов, а единорогов, что грустных, что веселых, не больше, чем в среднем по Эквестрии.

 – Прошу прощения, мистер, не совсем понимаю, о чем вы говорите.

 – А. Так вы из тех, кто не в курсе. Что ж, так даже лучше.

 Так вот, нам не помешала бы какая-нибудь штука, чтобы делать отметки на деревьях и бревнах. Карандаши не очень годятся, а возиться в лесу с кисточкой и краской не сказать чтоб удобно. Ваши приборчики куда удобнее, только пишут тонковато. Если получится сделать их потолще раза в два, я бы приобрел штучек сорок.

Я глубоко задумался. В принципе, это неплохая возможность скинуть с рук неликвидные образцы. Хотя на партию в сорок единиц их, конечно, не хватит.

 – Мы можем продать такие. Но возможно, они будут течь сильнее обычного, – честно признался я. – Размеры деталей подогнаны очень тщательно, если их увеличить, они начнут оставлять кляксы. Вам придется хранить их наконечником вверх и закрывать колпачками. Не смущает?

 – Все меньше возни, чем с углем. Как скоро вы сможете их сделать? И почем?

Я попытался прикинуть на глаз, сколько нам со Стилом и Бронзом потребуется времени на выточку нестандартных стиломехов.

 – Если зайдете к нам завтра в это же время, я смогу дать вам точный ответ, – наконец выговорил я. – Я должен посовещаться с компаньонами.

— По копытам.

Обтянутые алым бархатом кресла явно делались не под мою фигуру, так что сидеть приходилось, подавшись вперед и опираясь на стол. Тоже низкий для моего роста.

Впрочем, сейчас мне было не до этого.

Пони по другую сторону стола – темно-зеленая под цвет сукна, с золотистой гривой под цвет облицовки (вернее, конечно, обивка подбиралась под окрас хозяйки), с кьютимаркой в виде трех граненых изумрудов, задумчиво изучала лежащий перед ней стиломех.

 – Итак, если верить расчетам, закупка этих устройств окупится для нас через полгода? – задумчиво протянула она. – Довольно долго, учитывая, что нам придется переучивать писцов. Полагаю, мы вправе рассчитывать на оптовую скидку, чтобы уменьшить цикл окупаемости хотя бы до трех месяцев.

Мы с Альятарой переглянулись.

 – Пятьдесят бит – уже довольно близко к окупаемости для нас, – осторожно произнес я. – К тому же, основную экономию вы делаете на стоимости стержней и перезарядок в сравнении с закупкой перьев. А сами стиломехи – разовая сделка, ну, не считая износа и утерь.

 – В таком случае мы хотели бы получить скидку и на обслуживание, – твердо проговорила Эмеральд.

Я поморщился.

 – Один бит скидки – это самое большее, на что мы готовы пойти. Иначе мы будем работать себе в убыток.

 – Почему бы вам не посмотреть на это, как на рекламные расходы? Вы представляете, насколько вырастет популярность ваших устройств, если каждый пони, приходящий в банк, будет видеть их на столе у клерка?

Альятара кашлянула.

 – А что насчет процентов по кредиту? Если вы согласитесь уменьшить выплату, мы могли бы опустить ставку за стержни!

Эмеральд Петал и Кобальт Глэйр, белый земнопони с бурой гривой, которого нам представили как замначальника канцелярии, тоже переглянулись.

 – Я должна обсудить это с кредитчиками, – задумчиво произнесла Эмеральд. – Но думаю, я сумею выбить для вас трехпроцентную ставку. Это распространенная практика при кредитовании поставщиков.

Я вгляделся в свой многократно исчерканный блокнот. Остро жалея, что под рукой нет экселевской таблицы, куда можно было бы загнать нужные цифры и получить ответ.

Кстати, надо будет как-нибудь в свободное время разобраться с местными игровыми автоматами. Если окажется, что там внутри какой-то магический аналог процессора…

Я отогнал посторонние мысли. Сейчас бы разобраться с одной взлетевшей идеей, прежде чем хвататься за вторую.

 – Восемнадцать бит за стержень, четыре с половиной за перезарядку, – наконец проговорил я. – Это максимум.

На сей раз всмотрелась в записи собеседница.

 – Это для нас приемлемо, – кивнула она.

Кобальт покачал головой.

 – Я бы не спешил с выводами, – проронил он. – Нам придется переучивать пони пользоваться этими штуками. Темп обработки документов упадет, минимум в первое время. Я сам опробовал эту штуку, и не могу сказать, что она удобнее качественного пера.

Я повернулся в его сторону.

 – Я уверяю вас, в моем мире пользуются стиломехами не первый десяток лет. Это дело привычки. Когда я очутился в Эквестрии, мне, наоборот, было довольно трудно овладеть пером с чернильницей.

 К тому же, – добавил я в приливе вдохновения, – сколько документов вы бракуете? Кляксы, опрокинутые чернила?

Земнопони хмыкнул.

 – Процента два-три. Обычно переписчик просто затирает помарку, если это не документ первостепенной важности. Но это действительно затягивает работу, – он взял стиломех, провел по бумаге несколько линий и задумчиво на них уставился.

 – С этим устройством поставить кляксу или залить лист просто невозможно! – усилил я нажим. – Как по-вашему, это компенсирует расход времени на переобучение?

Банковские служащие опять переглянулись. Эмеральд задумчиво отодвинула подальше от бумаг украшенную золотым литьем в виде вставших на дыбы единорога, пегаса и земнопони чернильницу.

 – Может быть, может быть, – задумчиво проговорил Кобальт. – Что ж, давайте поэкспериментируем.

 – Как скоро вы сможете поставить пробную партию? – требовательно спросила Эмеральд.

 – Первые двадцать единиц – через три дня, – сообщил я, прикинув наши производственные мощности и количество уже имеющихся заказов. Посмотрел на Альятару – та кивнула.

 – Отлично, – Эмеральд отодвинула ящик стола. – Тогда предлагаю пока подписать соглашение о намерениях и спецификацию на пробники. За это время я успею получить одобрение от кредитного отдела и включить вашу скидку в условия договора. Исходный проект можете пока захватить с собой и ознакомиться.

Я и Альятара склонились над свитком. Банковские пони воспользовались пегасьими перьями, мы подмахнули соглашение одним на двоих стиломехом.

 – Эти образцы можете оставить себе бесплатно, – добавила Альятара. – Считайте это представительскими расходами!

 – О, благодарю, – Эмеральд поднялась, за ней и Кобальт. Земнопони слегка поклонились, давая понять, что аудиенция окончена.

Мы вышли за порог банка, заработав по пути несколько недоуменных взглядов от работающих за столами пони. Кто-то пробормотал вполголоса «ну да, тот человек, про которого писали «Новости»…». Мэйнхэттен встретил нас стуком копыт и колес, холодным апрельским ветром и птичьим щебетом.

 – Зайдем в кафе? – Альятара зябко поежилась.

Я покачал головой.

 – Надо возвращаться. Я попросил Бронза заглянуть к нам сегодня. Хочу вместе с ним побеседовать с тем парнем, Тимбером.

Бронз задумчиво делал быстрые наброски. Рядом с земнопони покоилась кружка с остывающим чаем, на которую часовщик не обращал внимания.

 – Говоришь, ему нужны уширенные образцы? – проговорил он задумчиво.

Я кивнул.

 – Мил так на пятьдесят. У нас вроде были такие?

 – Штуки три-четыре, из тех, что Альятара не забрала на свои опыты, – Бронз почесал в затылке. – На сорок штук придется точить партию отдельно, лишний труд.

Я развел руками.

 – Зато засветимся в других городах. Ему вроде не особо принципиальна символика, так что можно ставить нашу. Реклама лишней не бывает. Ну и подзаработаем.

Бронз поднял чашку и сделал глоток. Рассеянно отставил в сторону.

 – Пару дней, если в промежутках между основными партиями, – проговорил он. – Ну и денька два вам на сборку и сушку. Если с запасом, то дней пять.

По полу простучали легкие шаги Альятары. Сине-зеленая головка появилась из-за двери.

 – Евгений! Здесь мистер Тимбер Спрюс, можешь подойти в зал?

 – Да, конечно, – я поднялся. Бронз последовал за мной, хвостом подхватив со стола заметки и один из наших старых образцов стиломеха, заправленный чернилами.

Красный земнопони ожидал у прилавка, облокотившись на него. В ответ на мой легкий поклон он по-свойски стукнул копытом сперва о мой кулак, затем о копыто Бронза. Я кратко представил пони друг другу.

 – Значит, пять дней и девяносто бит за стиломех? – задумчиво проговорил Тимбер, выслушав Бронза. – Дороговато как-то выходит.

 – Если возьмете от сотни штук – скинем до семидесяти, – пообещал я.

Тимбер покачал головой.

 – Рановато для таких объемов.

Мне вспомнился сегодняшний разговор в «Голденхуф и сыновья».

 – Считайте, это разовая закупка. Мы можем вам предложить набор стержней по тридцать пять бит штука и вам останется только заменять их. А когда они закончатся – вы привезете их нам, и мы заменим в них чернила по десять бит за каждый.

Тимбер задумчиво уставился на дощечку, на которой осталась толстая фиолетовая линия.

 – На сколько хватит этой штуки?

Я попытался прикинуть в уме. Стандартный стержень пишет четверть эквестрийской мили, но у этой модели расход чернил будет больше…

 – Мы еще не проводили испытаний для этого образца, но примерно футов на шестьсот. – опередил меня Бронз. – Если вы собираетесь использовать маркеры только для пометок, то смотрите сами, сколько это по времени.

Я лишь кивнул – цифра сходилась с моими прикидками.

 – За глаза и за уши, – пробормотал Тимбер. – Слушайте, опустите цену до семидесяти – и я возьму все сорок.

Слова не жеребенка, но жеребца. Хорошо, что я заранее заложил в цену поправку на возможные уступки.

 – Восемьдесят, не меньше, – мне показалось, что долгий торг с Тимбером не прокатит.

 – По копытам, – проговорил тот. Мы снова стукнулись кулаками. То есть копытами. Короче, конечностями.

 – Платить по получению? – поинтересовался земнопони.

 – Задаток половина, – возразил я. – И половина – за готовый товар.

 – Честно, – пони кивнул. – Чеками принимаете?

 – Разумеется.

Я торопливо прошел обратно в подсобку и забрал со стола чистый лист и стиломех. Вернувшись в зал, накидал текст расписки – торговое товарищество «Стиломехи Альятары» принимает у Тимбера Спрюса тысячу шестьсот бит за поставку партии стиломехов с такой-то шириной линии, которую обязуется поставить в течение пяти дней с текущей даты, Тимбер Спрюс вносит предоплату в размере тысячи шестисот бит и обязуется уплатить за поставленный товар столько же. Мысленно пообещал себе в ближайшее время навестить Пейпера и попросить составить нормальный договор купли-продажи для таких случаев.

Тимбер извлек из кармашка на охватывающей его грудь перевязи чековую книжку. Приостановился.

 – Еще такое дело, – проговорил он. – Я не уверен, что через пять дней еще буду в Мэйнхэттене. В случае чего, будет возможность доставить эти ваши стиломехи в Брайдлвуд?

 – Можем отправить их по почте наложенным платежом, – предложил Бронз.

 – Идет, – розовый земнопони вырвал чек и подписал его. Протянул мне.

Маленькая светлая точка

И да. Это оммаж на замечательный фанфик MadHotaru Соломинка

Я уставилась на приемщицу почтамта.

 – Как понять «не оформляем доставку»? Я думала, почта работает по всей Эквестрии!

 – Ну так вам же нужна не просто посылка, а наложенный платеж? – маленькая серая пони развела копытами. – В Брайдлвуд мы отправить ее не можем. Их отделение не значится в списке работающих с такими. Хотите, можете отправить ее куда-нибудь в Лос-Пегас, чтобы ее могли забрать оттуда.

Я покачала головой.

 – Мы же можем подвести клиента!

Пони вздохнула.

 – Ничем не могу помочь. Слушайте, это же страшная глушь, там и почтовый офис открылся-то лет пять как. У них, наверно, до сих пор нет сертификации на прием платежей.

Я перевела взгляд на большую коробку со стиломехами. Вздохнула.

 – А когда вы откроете туда доставку?

 – Понятия не имею. Слушайте, я могу принять письмо хоть Дискорду на дом, но я ничего не могу сделать с инструкциями. Пожалуйста, не задерживайте очередь.

Действительно, хвост из стоящего за мной десятка пони уже начал недовольно ворчать и прядать ушами. Огорченно повесив голову, я сняла коробку зубами со стойки и закинула себе обратно на спину.

Чтобы несолоно хлебавши выйти с почты и вдоль Пятой направиться в сторону лавки.

Йев’ени встретил меня уже за прилавком. Вопросительно уставился на коробку. Я печально описала в красках свою неудачу.

 – М-да, накладочка, – пробормотал человек, и тут же отвлекся на покупателя. Улучив минутку, шепнул мне:

 – Отнеси ее пока в дежурку. И попроси Стила, пожалуйста, отправить дяде записку, пусть заглянет к нам вечером. Обдумаем, что с этим делать.

Я кивнула. Избавившись от груза, я нырнула в мастерскую, передала Стилу просьбу Йев’ени и окунулась в работу. В нос ударил привычный, несмотря на маску и вытяжку, запах красок и лака, и вскоре я забыла о сегодняшней неудаче, сосредоточившись на ритмичных движениях кисточкой, грунтовке и лакировке.

Чтобы вспомнить о ней поздним вечером, когда мы собрались в комнатке для персонала с кружками горячего чая в копытах.

 – Вот такие пироги, – подытожил Йев’ени, отхлебнув из своей кружки. Вообще пирогов на столе не было, были пончики, но я решила не вдаваться в суть. – Что будем делать?

 – Мы уже взяли предоплату за товар, – рассудительно проговорил Бронз. – Не уложиться в срок – некрасиво. И портит репутацию.

 – Ну не по своей же вине, – возразил Йев’ени.

Земнопони покачал головой.

 – Неважно. Мы пообещали доставить стиломехи Тимберу и не можем сдержать обещание в срок. И это наша вина, что мы не выяснили, работает ли доставка в его деревню, своевременно.

Йев’ени вздохнул.

 – Может, наймем курьера? – рискнула я поучаствовать в мозговом штурме.

Бронз призадумался.

 – Влетит в копеечку. Мне приходилось работать с доставщиками, за посылку в такую глушь с нас слупят так, что сожрет всю прибыль от сделки. Либо искать оказию с попуткой.

 – Не каждый день кто-то едет из Мэйнхэттена в такую даль, – возразила Реми. – Да и доверять такие деньги пони, которого не знаем… дружба дружбой, но случается всякое.

Я всмотрелась в чашку, наблюдая за движением чаинок. Отчаянно пытаясь высмотреть хоть там ответ, которого пока не видела!

 – Ну до чего же обидно! – выпалила я наконец. – Честное слово, хоть самим везти!

Йев’ени перевел на меня взгляд.

 – Слушай, это идея.

 – Да я пошутила!

 – А я нет. Билет на поезд ведь стоит не слишком дорого? Заодно будет случай посмотреть страну…

 – Брайдлвуд? – проговорила Реми. – Это же на другом краю Эквестрии. Я как-то смотрела атлас. Туда добираться с двумя пересадками три дня в одну сторону, не меньше.

 – И тем более, тебе нельзя ехать! – возразила я. – Ты же лицо магазина. Половина продаж – это потому, что пони видят за прилавком человека!

Йев’ени рассмеялся.

 – Ну хоть в чем-то слава монстров играет на руку! А кроме шуток, Старгейз, отправить-то больше некого. Ты занята на покраске, Реми – на варке, Стил – на выточке. Я единственный, кого можно заменить безболезненно.

 – Ну не знаю… – пробормотала я. В принципе, в чем-то он был прав. В конце концов, продажи не встали в те дни, что мы пропадали в суде и в библиотеке.

Йев’ени перевел взгляд на Бронза.

 – Я так понимаю, у тебя послать из пони некого?

Тот помотал головой.

 – Та же ситуация. И мне самому срываться в дорогу сейчас совершенно недосуг. Хотя подменить в лавке могу, пока тебя не будет.

Я вздохнула.

 – Признаться честно, я бы с удовольствием и сама проехалась по Эквестрии.

 – Ну так поехали вдвоем, – усмехнулся человек. – Шучу, шучу.

 – Между прочим, – заметил до сих пор молчавший Стил, – Старгейз и Йев’ени работали больше всех нас. Мы-то сделаем дневной объем и уходим, а вы торчите в лавке до позднего вечера. Если кто и заслужил отпуск, так это вы.

 – А покраска? – вскинулась я.

 – В принципе, – задумчиво проговорила Реми, – можно повесить объявление, что изготовление именных стиломехов займет не неделю, а две. А с обычными я, так уж и быть, подменю тебя на недельку. Там-то ничего сложного.

 – Ну даже не знаю… – пробормотала я.

 – Да езжайте, – подбодрила меня земнопони. – Устройте себе медовый месяц.

Я вскинулась.

 – Что?!

 – Мы не… – одновременно со мной выпалил залившийся краской Йев’ени.

Реми расхохоталась так, что едва не расплескала чашку.

 – Ребята, – выговорила она сквозь смех. – Вы и правда думаете, что никто не видит, как вы усердно стараетесь не смотреть друг на друга, но при этом почему-то все время оказываетесь в одном углу? Или что уходите и приходите на работу всегда вместе? Селестия пресвятая, это так мило выглядит!

Красная настолько, что странно, почему чай в кружке еще не закипел от жара, я уставилась обратно в кружку. Мечтая одновременно и обнять Реми, и запустить в нее каким-нибудь боевым заклинанием.

Бронз кашлянул.

 – Ну так что, решено?

 – Похоже на то, – сдавленным от смущения голосом проговорил Йев’ени. – Вот отработаем День Святого Вале… тьфу ты, День Сердец и Копыт, и выедем. Надо будет отправить Тимберу письмо, что поставка ненадолго задержится.

Мэйнхэттен засыпал. Стих цокот копыт и шорох колес по асфальту, затихли птичий щебет и гомон голосов пони. Лунный свет лился сверху, покрывал серебром крыши. Тускло сверкала в его лучах вершина Кристаллер Билдинга.

С моря тянуло прохладой. Горели красным огни на причальных вышках воздушного порта и на вершине Статуи Кобылы. На горизонте темнели облачные тени, перегоняемые погодными пегасами куда-то мимо города. Порой небо перечеркивали огненные брызги метеоров.

Мы с Йев’ени сидели на подоконнике чердачного оконца и смотрели в темную даль. Рука человека охватывала мои плечи.

 – Обидно, что мы вынуждены проводить День Сердец и Копыт на работе, – нарушила я молчание. – Могли бы отправиться куда-нибудь вместе.

 – Что делать, – проговорил Йев’ени. – Такова участь владельцев бизнеса. Хочешь, возьми на завтра выходной, я подменю за прилавком.

Я вскинула на него глаза.

 – Провести День Сердец и Копыт вдали от особенного человека? Ну уж нет! В этом же весь смысл! Тогда уж лучше побыть вместе на работе!

 – Старгейз?

 – М-м-м?

 – Я тоже тебя люблю.

Вместо ответа я охватила шею человека бабкой, притянула к себе и прижалась к его губам.

Поцелуй прекратился спустя пару минут, когда нам стало не хватать воздуха.

Я посмотрела на Йев’ени.

 – Наш День Сердец и Копыт – сегодня.

 – Ага.

Его голос показался мне… каким-то не таким.

 – Все хорошо?

 – Да… да. Конечно.

Я покачала головой.

 – А теперь честно.

Человек коротко и грустно засмеялся.

 – Я глянул вчера маршрут по карте.

 – И? – спросила я недоумевающе… И до меня дошло.

 – Понивилль?

 – Ага. Помнишь Фила?

 – Тот человек из театра? Твой друг? Ну да, помню.

 – Кстати, он нас тоже вычислил.

 – Как? – только и спросила я.

 – Сказал «Все и так ясно по твоей довольной роже за последние три месяца».

Я тоже издала короткий смешок.

 – Да. В секретные агенты нас с тобой явно не возьмут.

 – Секретные агенты? – человек покачал головой. – Слушай…

 – Да?

 – А зачем они вам, если со всеми проблемами разбирается принцесса собственнокопытно, ну или там с друзьями? Ты вроде рассказывала…

Я пожала плечами.

 – Зависит от принцессы. Принцесса Твайлайт, да, предпочитает сама справляться с угрозами. А при Селестии считалось, что ее высочество должна вмешиваться только в тех ситуациях, когда пони не могут справиться своими силами, чтобы ее подданные не теряли самостоятельности. Ну, так нам объясняли когда-то.

Йев’ени хмыкнул.

 – Вот оно что… Тогда понятно.

 – Понятно?

 – Да я еще с той самой статьи думал – зачем вам история с астрономией? Казалось бы, если принцессам больше тысячи лет, и они умеют управлять светилами – можно же просто спросить у них?

Я закивала.

 – Принцесса Селестия предпочитала не отвечать на такие вопросы. Она говорила, что если пони хотят что-то узнать – то должны сами прикладывать усилия и искать ответ на вопрос. Что знание, доставшееся даром, не ценится и не приносит радости.

 – Ясно. Ну… наверное, в этом есть смысл.

 – Но ты так и не ответил. При чем тут Фил? Он сказал что-то, что тебя расстроило?

 – Почти, – человек помолчал. Заглянул мне в глаза.

 – Старгейз, меня можно принять за пони?

Я фыркнула.

 – Если только за минотавра! Причем очень худого и облысевшего.

Йев’ени ответил смешком.

 – Когда Фил услышал, что нам предстоит ехать через Понивилль… Ну, в общем, он сказал, цитирую: «Твоя человеческая жизнь закончилась, дружище. Прими это. Этот мир как человека тебя не примет. Постарайся стать хорошим пони, люби свою единорожку, живи понячьей жизнью. И ни в коем случае не цепляйся за остатки своей человечности. До добра это не доведет. Нельзя жить в двух мирах сразу».

 – И тебя это расстроило? – тихо спросила я.

 – Можно сказать и так. Это… знаешь, словно расписаться в том, что все, кто считал людей монстрами – правы. Отказаться от кусочка себя. Расписаться в отказе от человеческой природы.

Я пододвинулась ближе, снова обняла человека за шею и заглянула в глаза.

 – Ерунда.

 – Ерунда? – тот вздрогнул.

 – Полная. Ты – хороший разумный. Ты – добрый друг. Ты – мой особенный человек. Вот кто ты есть. И это не делает тебя менее человеком. Или более пони. Это делает тебя тобой и ничего больше. Ты нужен мне. Ты нужен своим друзьям. И без разницы, ходишь ты на двух ногах или на четырех, зовешься пони или человеком.

Вместо ответа Йев’ени прижал меня к себе и положил руку на загривок.

 – Я говорил тебе, что ты – самая чудесная пони в Эквестрии?

 – Ага.

 – И еще раз скажу.

Мы помолчали. Я прижималась к груди Йев’ени, чувствуя его руки на своей холке, ощущая щекой, как бьется его сердце, и мечтая, чтобы этот вечер стал бесконечным.

 – Так ты все-таки хочешь увидеть лагерь для людей?

Раздался вздох.

 – Я не знаю, Старгейз. Я не знаю. Что-то меня подталкивает там побывать. Хотя вроде бы нет разумных причин это делать…

 – Ну, мы можем сделать в Понивилле остановку или типа того. Мне кажется, вреда от этого не будет…

 – Может быть. Может быть, – Йев’ени помолчал.

 – Красивая звездочка, – произнес он вдруг.

 – Звездочка? – я отстранилась. Йев’ени указал вдаль, на горящую в небесах маленькую светлую точку.

 – Да, – согласилась я. – Кто знает? Может, принцесса повесила ее в небесах специально для нас с тобой? – я поняла, что он хочет сменить тему.

 – Откуда ей про нас знать? – засмеялся Йев’ени.

 – Так она же может проникать в сны, – напомнила я.

 – А, та принцесса, которая Луна… Я до сих пор в них немного путаюсь.

 – А там, на Земле, ты любил смотреть на звезды? – спросила я. Запоздало испугавшись – не расстроить бы его еще больше разговорами о покинутой родине. Впрочем, Йев’ени лишь улыбнулся.

 – Я в детстве вообще мечтал быть kosmonavtom. У вас они есть?

 – Космонавтом? – переспросила я. – А кто это?

 – Люди, которые отправляются в космос на специальных кораблях. Стать одним из них очень тяжело, туда принимают только очень здоровых и крепких людей, и нужно готовиться к полетам много лет.

 – Нет, у нас еще ни один пони не побывал в космосе. Ну, кроме принцесс, само собой. Но у нас есть корпус стратосферной разведки, это особый отряд пегасов из Клаудсдейла. Они занимаются тем, что исследуют небо на больших высотах, сами или с помощью специальных воздушных шаров. Наверное, это что-то похожее. У них тоже очень строгий отбор, даже строже, чем у Вандерболтов.

 – Понятно, – Йев’ени поежился. Я и сама задрожала – и не от мыслей о холоде на больших высотах. Просто ночная прохлада добралась и до моей шкурки.

 – Идем домой?

 – Идем, – Йев’ени улыбнулся. Подхватил меня на руки.

 – Эй! – возмутилась я.

В ответ получив поцелуй.

 – И не пытайся сопротивляться. Ты в плену у ужасного межмирового захватчика, моя маленькая пони.

 – Знаешь что? – выдохнула я, счастливо расслабляясь на его руках. – И не подумаю.

Кантерлот

Дисклеймер:

Все персонажи, имена, ники, описания, диалоги и сюжетные коллизии являются вымыслом автора фика. Любое совпадение с реальными людьми может быть только случайным.

Едва из-за восточного горизонта взлетело в небо солнце, и пейзаж озарил яркий свет, я прилип носом к стеклу.

В прошлой жизни я нечасто выезжал за пределы Подмосковья. Был разок в Питере, и пару раз ездил в Новгород и Ярославль. В общем, все мои поездки по стране проходили в сугубо равнинной местности.

И сейчас, видя, как по левую руку от нас все ближе становится цепочка горных вершин, я с трудом сдерживал восторг.

Сперва это были синие тени над горизонтом, которые я даже принял за низко лежащие тучи. Зазубренная облачная полоса где-то далеко на юг от нашего пути.

Мелькали по обеим сторонам дороги крохотные деревушки. Здесь, в этой части Эквестрии, постройки отличались от привычных по Мэйнхэттену и даже Нью-Хейси. Меньше двускатных крыш, меньше кирпичной кладки. Дома были сложены из дикого камня, поднимались к небу островерхие башенки, увенчанные звездами, месяцами и солнечными дисками.

Дважды или трижды мы останавливались на полустанках в таких же крохотных деревушках, как и Нью-Хейси. Пони сходили с поезда, по коридору стучали копыта новых пассажиров. Благо, мы после долгого раздумья и пересчета средств решили расщедриться на двухместное купе. Ловить на себе испуганные и удивленные взгляды не было желания.

А затем – еще до того, как мы миновали реку, узкую, но стремительную, под мостом видно были белые полосы пены и кипящие вокруг камней в воде буруны – над горизонтом в синеватой дымке возникла и стала расти увенчанная белой шапкой громада.

Сначала я даже не понял, насколько далеко от нас гора. Решил, что мы вот-вот проедем мимо нее, потому она и кажется такой большой.

И лишь переведя взгляд на цепочку уходящих вдаль вершин, терявшихся где-то у подножия пика, осознал, насколько вздымается в небеса снежная верхушка.

 – Какой же он высоты? – невольно вырвалось у меня.

 – Кантерхорн? – переспросила Альятара. – Больше двух миль. Самая высокая вершина в Эквестрии.

Я с трудом оторвал взгляд от высившегося над пейзажем исполина.

 – В жизни не видел ничего подобного.

 – На Земле нет гор? – удивленно спросила единорожка.

 – Да нет, есть и повыше. Просто как-то так сложилось, что я редко выезжал из своего города. Видел горы только в кино.

Экспресс Дружбы стучал колесами. Мы успели умыться, позавтракать и завалились на койки – неожиданно мягкие и удобные по сравнению с земными поездами, и чересчур коротковатые по человеческим меркам, так что мне приходилось все время поджимать ноги, и поворачиваться с осторожностью, рискуя навернуться на пол. Так что я, покрутившись, я предпочел сесть и уставиться в окно. Альятара погрузилась в чтение.

Горы медленно приближались. Становились видны детали – карабкающийся по склонам лес, серые безлесные вершины, цепляющиеся за них клочья тумана. Местность становилась холмистой, и теперь над верхушками холмов виднелся только снежный пик Кантерхорна – все растущего и растущего над нами. Мы ненадолго остановились еще на каком-то разъезде, за окном раздалось постукивание металла по металлу и голоса путевых рабочих.

Я даже и не сразу заметил, как сомкнулись вокруг пологие склоны. Холмы переходили в горную гряду как-то постепенно, просто я в какой-то момент понял, что мы едем среди заросших кустарником скалистых откосов, а поезд сначала один раз, потом другой пересекает быстрые речки по переброшенным через ущелья мостикам. Плечо скалы заслонило от нас подножие, как раз перед тем, как я увидел возвышающиеся над склоном крохотные башенки, купола, какие-то игрушечные с такого расстояния постройки с террасами, бегущую вдоль склона дорогу...

И тем более я не заметил, как воздвигся перед нами склон Кантерхорна. Просто впереди замаячила не такая уж высокая каменная стена, в которой зияло черное отверстие, поезд нырнул в туннель, и вокруг сомкнулась тьма. Альятара зевнула и отложила книжку. Я протянул руку и на ощупь потрепал ее по гриве.

А спустя несколько минут мы выехали на свет – и Эквестрия вдруг оказалась внизу.

Точнее, сперва я увидел только серый обрыв, мелькавший за окном. Спрыгнул с койки, отворил дверь купе – и уставился в противоположное окно, забыв обо всем.

До самого горизонта тянулись зеленые волны холмов, их перемежали ряды садов и пашен, крохотные, будто игрушечные, фермы. Уходила вдаль цепочка горных вершин – теперь вдруг оказавшаяся прямо под поездом. Железнодорожный путь прижался к горному склону, кое-где мы преодолевали пропасти по вытянутым вдоль горы мостам, и казалось, что между нами и крутым обрывом под поездом нет ничего, кроме тонкой ограды. На секунду у меня даже голова закружилась.

 – Красиво, правда? – Альятара поднялась на задние ноги бок о бок со мной. – Смотри, смотри!

Поезд поворачивал, следуя склону. Вот показалось уходящее вдаль русло реки, а где-то далеко за его поворотом – что-то ослепительно сверкало под солнцем, словно стекло. Расстояние было слишком велико, чтобы различить детали, я увидел лишь яркий блеск чего-то высокого далеко среди полей. Башня, небоскреб?

 – Что это?

 – Замок принцессы!

Я озадаченно посмотрел на Альятару.

 – А он разве не на самой горе? Ты же говорила…

 – Да нет, это не тот замок! То есть, Кантерлотский замок теперь тоже ее, но это ее личный замок под Понивиллем! Тот, что создало Дерево! Ну, верней, сейчас им распоряжается Старлайт, а сама Принцесса Дружбы живет в столице, а в нем она жила до того, как короновалась.

Я покачал головой.

 – Типа летняя резиденция?

 – Ну, можно и так сказать.

Мы снова въехали в тоннель. Опустилась темнота. Мы вернулись в купе, плюхнувшись бок о бок на койку Альятары.

 – Пора бы собирать вещи, – заметила единорожка. – Мы почти приехали.

 – Да нам и собирать-то нечего, – заметил я. – Кроме зубных щеток.

 – Ну хотя бы их!

 – Фонарик бы.

Альятара вздохнула.

 – Я заклинание света не пробовала со школы. Сейчас, подожди…

На секунду темноту прорезал слабый лучик, сорвавшийся с ее рога. Я даже встать не успел, свет задрожал, заметался и погас.

 – Не получается, – вздохнула единорожка.

 – Все равно круто, – заметил я. – Словно в «Гарри Поттере».

 – Словно в чем?

 – Ой, земная книга. Я тебе расскажу как-нибудь, когда будет время.

Тем временем туннель закончился, и мы принялись укладывать свои невеликие пожитки. Много времени это не заняло – как раз до следующего туннеля. В котором мы задержались дольше. Поезд остановился, в темноте что-то звякало, гудело, мы дернулись раз, другой – и вдруг двинулись в противоположную сторону.

Уши заложило – похоже, мы заехали уже на приличную высоту. Пришлось сглотнуть. Мы снова выехали на свет, и я поторопился вернуться к обзору. Посмотрел вперед…

И на сей раз – не сдержал восхищенный вскрик.

То, что от подножия горы показалось мне «башенками», было городом.

Городом, нависающим над крутым горным склоном.

Замок не просто стоял на краю обрыва. Он выдавался за него, висел над пустотой, поддерживаемый массивным каменным основанием. Устремленные ввысь, до невозможного тонкие башни выгибались так, что земной архитектор при взгляде на них сошел бы с ума, повисали над пропастью. Мраморные зубчатые стены, фиолетовые с золотом купола, яркий блеск солнца на шпилях, звездах и солнцах, венчающих крыши.

Впереди перед нами виднелась огромная каменная чаша. Не углубление в скале, нет – настоящий бассейн, висящий в пустоте, поддерживаемый причудливо изогнутым основанием над пропастью. Вода обрушивалась в него белопенным потоком из такого же чашеобразного бассейна чуть выше, переливалась через край и устремлялась вниз водопадом. Через приоткрытое окно я даже почувствовал в воздухе мелкую влажную пыль.

Мы ехали к городским воротам по широкому скальному уступу, достаточно широкому, чтобы вместить и железную дорогу, и небольшую лужайку. Ее рассекал бурный поток – еще один водопад срывался со склона и обрушивался вниз, через речку был перекинут железнодорожный мост. На секунду грохот воды заглушил даже шум колес. Поезд сбавил ход, двигаясь лишь чуть быстрее бегущего человека. Промелькнул мимо небольшой домик-караулка, я на секунду увидел блеск доспехов на стоящих рядом с путями пони, и вокруг замелькали выложенные бело-розовым мрамором здания.

Пони уже толпились в коридоре, протискиваясь к выходу. Мы дождались, пока поезд не остановится и большинство пассажиров не протиснется мимо нашей двери – толкаться не хотелось. Я подхватил чемодан, в котором лежали стиломехи, Альятара закинула на себя переметные сумки.

К моему удивлению, столичный вокзал оказался по сравнению с Мэйнхэттенским довольно мал. Одноэтажный, с парой небольших залов ожидания по обеим сторонам от касс. Хотя и богато украшенный – с занавесями и портьерами, с инструктацией самоцветами вдоль потолков…

Впрочем, я тут же вспомнил статью в энциклопедии, которую прочел незадолго до поездки. Кантерлот всегда оставался сугубо административной столицей и королевской резиденцией, с довольно небольшим по меркам Восточной Эквестрии населением. Единственным крупным предприятием были судостроительные верфи. Неудивительно, что здесь не было такого большого пассажиропотока.

Единороги в синих доспехах сдвинули алебарды.

 – Отойдите в сторону, – велел один.

Я послушно покинул очередь, выстроившуюся у выхода с вокзала. Альятара сердито топнула копытцем. Я успокаивающе улыбнулся.

 – Из лагеря, да? Свидетельство переселенца?

Я послушно извлек свиток, выданный мне перед поездкой в КУДА.

 – Хм-м-м, – стражник вгляделся в документ. – Так, подождите. Мэйнхэттенский отдел? А где лагерный штамп?

 – Видите ли, сэр, – я продемонстрировал самую обаятельную улыбку, – когда я впервые очутился в вашей стране, меня выбросило в Мэйнхэттене. Поэтому меня регистрировали в тамошнем филиале. В лагере я не был.

Стражники переглянулись.

 – Даже не знаю, – проговорил один с сомнением. – Что скажешь, Танди? Может, задержим и вызовем начальника смены?

 – За что вы собираетесь нас задерживать?! – взъерошилась Альятара. – Мы не нарушали никаких законов!

Стражник перевел взгляд на нее.

 – Вы знаете этого человека?

 – Да! И он мой друг!

Второй стражник вновь просмотрел свиток.

 – Тартар меня побери, печать КУДА стоит, фотография сходится. До остального нам дела быть не должно. Проверь его на чейнджлинга и отпускай.

 – Спасибо, сэр, – я вежливо поклонился. Стражники поклон проигнорировали.

Новый мазок искрящейся мазью, и вот мы с Альятарой очутились на городских улицах.

Кантерлот был прекрасен.

Похоже, создатели города питали нелюбовь к прямым углам. Двери с окнами выгибались полукруглыми и стрельчатыми проемами, стены переходили в крыши крутыми изгибами. Устремлялись к небу несчетные башни и шпили, сверкая синим, золотым, фиолетовым. Белый, голубой, розовый мрамор, зеленоватая брусчатка под ногами. Серо-синей громадой высился над крышами скальной склон.

Глядя на разноцветные шпили и мраморные башни – я снова ощутил себя попаданцем в магическом мире. То, о чем начал забывать среди высоток Мэйнхэттена.

Здесь мне почти не доставалось недовольных взглядов. Разве что – порой раздраженные. Видимо, жители уже привыкли к людям, и инопланетным монстром я не выглядел.

В глаза сразу бросилось количество единорогов. Если в Мэйнхэттене улицы заполняли земные пони, то здесь взгляд, на кого ни посмотри, утыкался в соплеменника Альятары. Единороги шли по тротуарам, сидели в многочисленных открытых кафе, выходили из карет…

Мы переглянулись.

 – Ну что, чем займемся?

Альятара очаровательно задумалась.

 – Поезд на Уэст Терн отходит только завтра утром. Давай перекусим, а потом прогуляемся по центру. Куда хочешь отправиться?

Я пожал плечами.

 – Веди ты. Ты здесь уже бывала, а я впервые.

 – Тогда как насчет Фестивальной площади? – предложила она. – Оттуда открывается обзор чуть ли не на всю Эквестрию!

Я лишь кивнул.

Мы заняли место под небольшим пестрым навесом наружного кафе, устроившись на плетеных стульях, к счастью для меня – разного размера, один из которых вполне подошел под мои габариты. Принялись изучать меню в замшевом переплете, изобилующее названиями неизвестных земной науке блюд. Судя по растерянности в глазах единорожки – эквестрийской тоже. Отчаявшись, мы ткнули пальцем (одним. И одним копытцем) в то, что выглядело как томатный суп, гренки и чай.

 – Как тебе столица? – спросила Альятара. Судя по довольной улыбке – прекрасно замечая восхищенный блеск в моих глазах.

 – Она прекрасна, – искренне выговорил я. – Знаешь… на Земле, я абсолютно уверен, никогда не строили ничего подобного.

 – Я рада, что тебе понравилось.

 – Кантерлот, да? Что это означает?

 – «Пограничная крепость», – пояснила единорожка. – Это на единорожьем диалекте старопоньского.

 – Пограничная? – я недоуменно посмотрел вокруг. – Мне казалось… вроде бы ты говорила, что он находится в самом центре страны.

Альятара засмеялась.

 – Сейчас – да. Но это очень древний город, его основали больше тысячи лет назад. Тогда здесь проходила западная граница земель единорогов, и они возвели крепость на горном склоне, чтобы наблюдать за приходящими из-за нее угрозами. Столицей она стала гораздо позже, уже после изгнания Найтмер.

В этот момент нам принесли заказ, и лекцию по истории пришлось ненадолго отложить. Мы отдали должное супу (восхитительному), гренкам (гренки как гренки) и чаю (который оказался вовсе не чаем, а каким-то незнакомым обоим солоноватым напитком вроде помеси кефира с бульоном). Оплатили счет, синхронно присвистнув при виде цены.

К моему удивлению, городской центр оказался застроен совсем не так плотно, как можно было подумать при взгляде на сплошной лес башен. Даже наоборот, в нем нашлось место для широкого парка, раскинувшегося между мраморными башнями, с аккуратно подстриженными кустиками, редкими деревьями, лужайками и озерцами. Засаженная газонной травой дорожка вела вдаль, к замковой стене, над которой высилась массивная башня, увенчанная звездным флагом. По другую сторону уходила в небо серо-синяя скальная громада.

Теперь я видел, что город вовсе не нависает над пропастью целиком, как мне показалось из поезда. Кантерлот располагался на огромном скальном уступе, отходившем от склона Кантерхорна на добрых полкилометра, словно огромное каменное плечо, давая место городу протянуться вдоль него. Лишь замок и прилегающие к нему части города выдвигались в пустоту над горным склоном.

Я подставил лицо солнечным лучам, наслаждаясь приятным теплом. И прохладой горного воздуха заодно. И звонким птичьим пением.

 – Хорошо, что мы выбрались в эту поездку, да?

 – Замечательно, – согласилась Альятара. – И хорошо, что Бронз и Реми согласились поработать вместо нас.

 – Это да. Спасибо им большое. Надо будет в этом месяце пересчитать их долю в прибылях с учетом этой недели, я думаю.

Альятара кивнула.

 – Это будет честно.

Мы приблизились к весело болтавшей между собой группе единорогов. Я бы даже не обратил на них особого внимания, но при взгляде на меня – те резко подались назад. Болтовня смолкла. Один из гуляющих перевел взгляд на Альятару, скривился. Пони развернулись, направляясь куда-то в глубь парка.

Мы переглянулись. Альятара дернула ушами.

 – Извини, – пробормотала она.

 – Ты-то за что извиняешься? И вообще, расслабься. Здесь недалеко этот лагерь, я думаю, здесь чаще, чем в Мэйнхэттене, слышали о всех этих… инцидентах.

 – Все равно как-то неправильно… – уныло протянула единорожка. – Что мы плохого сделали этим пони?

Я развел руками.

 – Я просто не обращаю внимания. И тебе советую. Давай наслаждаться прогулкой.

Альятара поморщилась.

 – Я надеялась, здесь, наоборот, уже привыкли к людям. Вроде бы вы здесь живете уже несколько лет, было время понять, что вы не чудища! Я даже… – и замерла, сбившись с мысли.

 – Да-да?

 – Слушай, не хочешь сделать крюк до той лавки, про которую я говорила? Я собиралась тебе ее показать, но забыла. Они торгуют одеждой для людей. Ты же хотел выбрать себе что-то из обновок?

Я кивнул. Действительно, мой невеликий запас рубашек и прочего белья скоро грозил начать нуждаться в штопке. А гулять по улицам на босу грудь я как-то не испытывал желания, невзирая на вольное отношение пони к этому.

 – Давай заглянем. В конце концов, у нас еще куча свободного времени.

Разумеется, стоило нам покинуть центральные улицы и сунуться в лабиринт переулков к северо-востоку от замка – как мы быстро и решительно сбились с пути. Запоздало я, дитя Гугл-карт, сообразил, что стоило прикупить карту города. Улочки извивались, огибая здания самой причудливой формы, повороты ложились под ноги, и очень скоро мы окончательно потеряли понимание, где находимся.

Казалось бы, видимые с любой точки города башни замка и склон горы должны были послужить надежным ориентиром. Казалось.

На деле мы понимали только, в какой части города находимся. Не то чтобы это приближало нас к пониманию, где искать конкретный адрес. И хотя Альятара уже посещала лавку, это тоже не помогало. Пони запомнила дорогу от вокзала напрямую, в то время как мы дали хороший крюк через парк в сторону замка. Казалось бы, небольшая разница…

В конечном счете мы поступили просто – подошли к одному из стражников в синих доспехах и со звездой на груди, и попросили показать дорогу. Меня наградили очень ледяным взглядом, но путь указали.

И минут через десять выбрались к двери крохотного магазина в одном из переулков. Сверху по обеим сторонам крыльца спускались растущие в двух огромных кашпо лозы с розовыми цветами. Над дверью виднелась вывеска со схематичным изображением витрувианского человека, а название гласило: «Одежда и Аксессуары Для Гуманоидных Форм Жизни».

Грейпфрутовая единорожка с сине-голубой в полоску гривой окинула нас взглядом.

 – Интересует одежда для пони или для людей? – она прищурилась. – Погодите-ка. Я не видела вас в нашей лавке до этого. Вас недавно выпустили?

Я покачал головой.

 – Не совсем. Видите ли, я живу в Мэйнхэттене, а в Кантерлоте очутился впервые в жизни.

Глаза единорожки распахнулись.

 – Ну надо же! Иззи! Иззи, дорогая, взгляни на нашего нового клиента!

 – Уже иду, Грейпи! – до нас донеслись быстрые шаги.

Откуда-то из глубин лавки вынырнула девушка ростом мне где-то по плечо, в розово-голубой кофточке и джинсовых штанах, на плече – нашивка в виде сердечка, пуговицы и булавок. Пухленькая, темноволосая, волосы стянуты фенечкой из голубых, розовых и фиолетовых бусин. Довольно симпатичная и с хорошей фигуркой, подметил я, хотя в присутствии Альятары… да и без ее присутствия бы тоже… в общем, по понятным причинам, пусть первая за восемь месяцев женская мордашка и поневоле приковала внимание, вопрос был для меня сугубо теоретическим.

 – Ой! Вы недавно из Понивилля?

Нам с Альятарой пришлось вкратце повторить историю моего появления в Эквестрии. Девушка задумчиво кивнула.

 – Да, я слышала о таком, – проговорила она. – Кто-то недавно очутился близ Эпплузы, еще кого-то нашли близ купола в Кристальной Империи, – она помрачнела. – Говорят, эта штука расползается на всю Эквестрию. Пони это пугает.

 – Ну кого как, подруга, – вмешалась Грейпи. – Мне кажется, если приложить чуточку усилий – вы станете для нас такими же славными ребятами, как было с грифонами и яками.

 – Полностью с вами согласна! – воскликнула Альятара. – Как я рада видеть, что не все пони в Кантерлоте ведут себя… – она осеклась.

Иззи вздохнула.

 – Так вы хотите приобрести одежду? – она критически меня осмотрела. – Ну, у нас тут не филиал «Карусели», но есть кое-что на ваш размер. Вот сюда, эта стоечка.

Я шагнул к указанной вешалке, затем обернулся.

 – Прошу прощения, можно спросить? Иззи – это английское имя? Вы откуда, из Америки?

Девушка покачала головой.

 – Нет, это в честь пони. Той самой, из пятого.

 – Из пятого? – переспросила Альятара.

Грейпи покачала головой.

 – Иззи, дорогая, мы же договаривались.

 – Ой, прости. Прошу прощения, это скользская тема. Ее в Кантерлоте обсуждать считается не очень приличным. В общем, это и неважно.

 – Так все-таки, откуда вы родом? Я имею в виду, там, на Земле?

Девушка покачала головой.

 – Пожалуйста, не спрашивайте меня про Землю, – попросила она. – Не надо.

 – Серьезно, мистер, – вмешалась Грейпи, выйдя из-за прилавка. – Здесь некоторые из вашего народа болезненно относятся к таким вопросам. Лучше не задавайте их, если кто-то сам не захочет поболтать.

Мне тут же припомнились подробности собственного путешествия в Эквестрию…

 – Я понимаю, – наклонил я голову. – Извините.

 – Так вы хотели приобрести одежду? – сменила тему Иззи.

Я снял с вешалки несколько рубашек с футболками, приложил к себе. В углу виднелась кабинка примерочной, но я не стал заморачиваться. Пара штук подходили по размеру, и я отложил их в сторону. Добавил пару смен белья и опустил на прилавок. Рассчитался с Грейпи – благо, наш бюджет на поездку еще позволял расходы, пусть и едва-едва.

 – Можно еще вопрос? Извините, если он окажется деликатным.

 – Ну спросите, – настороженно произнесла Иззи.

 – Я так понял, здесь немало людей?

Иззи пожала плечами.

 – Меньше, конечно, чем в лагере. Но да, здесь больше всего людей в Эквестрии, не считая Понивилля. Считайте, все, кого выпустила принцесса, либо оседают здесь, либо разъезжаются по дальним уголкам. В больших городах, как вы, остались единицы.

 – Можете подсказать, как найти прочих людей? Я подумал, может, лучше пообщаться с ними, прежде чем заглянуть в лагерь?

Иззи отшатнулась. Проволочная вешалка вылетела из ее руки и зазвенела по полу.

 – В лагерь?! – воскликнула она.

 – Да. В тот, что в Понивилле… – без нужды уточнил я.

 – Вы с ума сошли?!

Я даже как-то не нашелся, что ответить.

Альятара слегка постучала копытцем по стойке.

 – Там все так плохо? – тихо спросила она.

 – Плохо – это… – Иззи переводила взгляд с меня на нее. – Послушайте, как бы вам объяснить? Там, в лагере, многие бредили Эквестрией. Мечтали в нее попасть. Считали ее миром своей мечты. И когда оказалось, что реальность на мечту совсем не похожа, что они не нужны Эквестрии… Ну представьте поклонника, который отчаянно влюблен в девушку, а та грубо ему отказывает. Смеется над ним, или требует, чтобы он к ней не приближался. Что он почувствует?

 – Злость? – тихо предположила пони.

 – Отторжение, – негромко, но уверенно произнесла Иззи. – Ненависть.

Она снова перевела взгляд с меня на Альятару.

 – Вам не надо туда ездить, – проговорила она. – Честно.

Я покачал головой. Пытаясь уложить в нее услышанное.

 – Ладно. Ну а контакты местных людей вы мне можете дать? Здесь-то, наверное, не так хреново?

Иззи вздохнула.

 – Здесь… Здесь не очень хорошо, но по-другому. Кто-то здесь уже три года, многие устали чувствовать себя отверженными. Сначала все кучковались в своем тесном кругу, потом пошли стычки, конфликты по пустякам. Я сама там почти уже не появляюсь. Впрочем, если вы хотите… Вот адрес, – она написала на листочке несколько строк карандашом.

Я убрал записку в карман, все еще раздумывая над услышанным.

 – Я этого не понимаю, – произнесла твердо Альятара. – Правда, не понимаю. Как все так складывается? Мы с Евгением живем и работаем вместе, вы, я вижу, тоже друзья – так что мешает другим? Почему пони не могут видеть в вас друзей? К чему вам ненавидеть пони? Зачем все усложнять, кому лучше от этой вражды?

Грейпи хмыкнула.

 – Я бы не сказала, что кто-то что-то специально усложнял. Просто все тянули в свою сторону, а в итоге выходило то, что выходило. Есть некоторые, кто, как ваш друг или Иззи – отлично прижился в Эквестрии, просто заметнее те, кто страдает разного рода глупостями. Вот и все.

Я развел руками.

 – Кстати, а чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Иззи. – Ну, вы сказали, что работаете вместе.

Я усмехнулся. Водрузил чемодан на стойку.

 – Взгляните.

Пони и девушка синхронно склонились над блестящими лаком стиломехами, отодвинув в сторону телефон. Я заинтересованно покосился на массивный бронзовый аппарат с допотопным номерным диском – это был первый телефон, увиденный мной в Эквестрии.

 – Это… авторучки?

 – Они самые. Мы с друзьями придумали, как производить их в Эквестрии.

 – Вот это новость! – Иззи расплылась в улыбке. – Мне так надоели перья с карандашами! А вы не продадите одну штучку?

 – Эй, подруга, а что это? – поинтересовалась Грейпи, озадаченно разглядывая ровные ряды в зажимах.

 – Прибор для письма из моего мира! – пояснила ей Иззи. – Сколько они стоят?

Я назвал цену, и улыбка на лице девушки куда-то пропала.

 – Это за шариковую ручку?!

 – Увы, – подтвердил я. – Производство деталей очень тонкое, требует сил и времени. Здесь многое не так просто, как в нашем мире. По крайней мере, пока. Да и все равно эти образцы мы продать не можем, они уже выкуплены.

И осекся, вспомнив еще один вопрос, который собирался задать.

 – Слушайте. А правда, что здесь есть какая-то контора по изучению земной техники?

Модельерши переглянулись.

 – Технодепартамент? – проговорила Грейпи. – Да, он существует. Они сейчас, насколько я поняла, заняты в основном человеческой радиосвязью, или как она называется. Тот человек, Четвертый, заходил к нам с год назад вместе с женой, как же ее звали… Помнишь, такая темно-серая земная…

 – Лаймстоун Пай, – подсказала Иззи. – Да, правда. А что вас там интересует?

 – Да я встречал одну штуку в Мэйнхэттене. Возможно, вы видели, она выглядела точь-в-точь как аркадные автоматы там, на Земле… – я умолк, потому что Иззи покачала головой.

 – Магические кристаллы? – спросила она. – Вы подумали, что их можно использовать как компьютер?

Я кивнул.

 – Они это пробовали. Почти сразу, как здесь очутились Семеро. Я не знаю подробностей, но у них не получилось. Что-то насчет цифровой и аналоговой структуры, уникального копирования… Я сама ничего не поняла из объяснений, только то, что заклинания работают слишком по-другому, не так, как наша техника.

Я пристыженно промолчал. Ну да, глупо было думать, что когда в этом мире собралось несколько тысяч человек, часть из которых – направленно занимается внедрением земных открытий, я окажусь первым, додумавшимся до этой идеи.

 – Что ж, спасибо за рассказ, – произнесла Альятара. – Вот, возьмите нашу визитку. Если захотите купить – пишите! Мы высылаем заказы по почте!

Мы покинули лавку, прижимая к груди (вернее, прижимал я) сверток с рубашками. Альятара приостановилась, давая мне убрать шмотки в сумку.

 – Что, она тебе понравилась? – спросила она.

 – Грейпи? – я сделал невинное лицо.

 – Учти, табуны у нас уже давно не в моде! – сообщила единорожка.

Я фыркнул.

 – Не говори ерунду. Я тебя не променяю на какую-то девчонку, которую первый раз в жизни вижу.

Альятара слегка подтолкнула меня в бок.

 – Ты собираешься идти в этот человеческий клуб или что там? – спросила она. Уже серьезно.

Я призадумался. Мы направлялись в сторону парка, решив уже не блуждать по улицам – а держаться направления на центр, и оттуда двигаться к замку.

 – Не знаю, если честно. Наверное, стоит.

Альятара пожала плечами.

 – Время есть. Пойдем, если ты думаешь, что это нужно.

 – Давай сходим на ту площадь, как там она называется? Где ты хотела побывать. И если время останется – тогда уж… Нам все равно уезжать только на следующий день, можем бродить хоть до ночи.

Когда молчание стало подозрительно долгим, я обернулся. Единорожка пристально смотрела на очередную вывеску, высоко над рядом стройных изогнутых колонн.

 – Хочешь войти? – я тоже глянул на надпись «Художественная галерея Кантерлота». К входным дверям тянулась небольшая очередь пони, видно, музей пользовался спросом.

Единорожка перевела на меня напряженный взгляд.

 – Если честно, да, но нам финансы не позволяют! Еще чуть-чуть – и мы вместо плюса выйдем с этой поездкой в минус!

Я усмехнулся.

 – Знаешь что? Давай не будем врать себе. Мы же не стиломехи Тимберу повезли. Мы сбежали в отпуск, а доставка – это просто повод и способ немножко на этом заработать.

Единорожка засмеялась.

 – Честно? Ну да.

 – Так что давай развлекаться. Я же сегодня потратился на себя, теперь твоя очередь.

Мы шагали бок о бок по лабиринту колоннад, башен и мраморных лестниц где-то к юго-востоку от замка. День шел к завершению, я покосился на подарок Бронза и убедился, что скоро принцесса опустит солнце и поднимет на небосклон луну.

 – Так тебе не понравилось? – полуутвердительно, полувопросительно сказала единорожка.

Я хмыкнул.

 – Ну в целом ничего так, красиво… Я, наверно, просто не слишком разбираюсь в искусстве.

Альятара дернула ухом.

 – Это, между прочим, мировые шедевры!

Положим, судя по виденным среди зрителей гиппогрифам и драконолошадям – как их там, кирины? – так оно и было.

 – Мне, видно, образования не хватает, чтобы понять, в чем гениальность. Вот, например, о чем та картина, с перекрученными пони и зеркалами? – я поморщился. Как по мне, невозможным образом изогнутые и выкрученные силуэты больше подходили на реквизит к фильму ужасов.

 – «Отражения»? – Альятара вскинула взгляд. – Ну, это же очень просто. Плэнер Лист хотела выразить, что когда мы смотрим на других пони – мы прежде всего видим свое представление о них. Как отражение в кривом зеркале. И нужно очень постараться, чтобы разглядеть за отражением настоящего пони!

Я пожал плечами.

 – Ну… наверное, в таком разрезе это имеет смысл, – проглотив шутку про «синие занавески». Мне не хотелось задевать Альятару, хотя я по-прежнему считал, что большая часть рисунков – просто загогулины фантазии художника.

 – Знаешь что? – спросил я вместо этого.

 – Что?

 – Ты рисуешь лучше.

Вместо ответа Альятара на полсекунды, чтобы не было заметно прохожим, прижалась плечом к моей руке.

 – Я все равно не поверю, – весело проговорила она. – Но спасибо.

Впереди виднелась изящная мраморная арка, украшенная резьбой в виде цветов. С двух кашпо у вершины спускались, переплетаясь с мраморными цветами, стебли настоящих. За аркой я видел широкое открытое пространство с цветными палатками и подиумом посредине.

 – А вот и площадь! – заметила Альятара. – Здесь проходил последний Фестиваль Дружбы. Жаль, я тогда сдавала экзамены, так что вырваться посмотреть не получилось!

 – Ну зато теперь-то мы наверстаем?

 – Ага, – единорожка ускорила шаг, я вслед за ней.

Мы прошли под арку, обогнули расположенный посреди площади подиум...

Это была одна из каменных террас, не иначе как какой-то пони-магией подвешенных над пропастью. Окруженная колоннами из розового мрамора, она выдавалась, как и сам замок, за край обрыва, повисая над пустотой. Далеко внизу звенел и прыгал по камням стремительный горный поток.

А за краем площадки, за сверкающей серебром цепочкой, протянутой между колоннами – раскинулась вся Эквестрия.

Внизу под нами солнечный свет играл на стремительных волнах Кантера. Река петляла между холмов и скал, стремясь на юго-восток, чуть дальше описывая крутую дугу и сворачивая к юго-западу. Над рекой, прилепившись к склону карабкался по ниточке железной дороги крохотный, словно игрушечный, паровозик с цепочкой вагонов. Вдаль на запад уходила гряда вершин лишь вдвое ниже величественного Кантерхорна, скрываясь в синей дымке. У их подножия тянулась темная зелень лесных зарослей.

Прищурившись, я даже рассмотрел за рекой скопление крыш. Недалеко от той сверкающей башни, которую показывала Альятара мне из окна поезда. Она и сейчас была там, фиолетовый солнечный зайчик на полпути между горами и городом.

 – Какая красота, – наконец выговорил я. Мы стояли у края площади, недалеко от ограды, не подпускавшей к обрыву неосторожных пони. Горный ветер обдувал мое лицо и играл гривой Альятары.

 – Да, – откликнулась единорожка. Мы вглядывались вдаль бок о бок, напрочь забыв о сердитых взглядах прохожих. Ради этого стоило сорваться в поездку.

Я увидел неподалеку поднимавшийся над баллюстрадой телескоп на высоком (для пони) штативе. Жестом привлек внимание Альятары.

 – Посмотрим?

 – Ну давай, – мы двинулись вдоль узорчатых перилец.

Светло-серый единорог с небольшой бородкой посмотрел на Альятару.

 – Желаете взглянуть в телескоп, кобылка? – осведомился он. – Всего восемь бит за три минуты.

Я едва не присвистнул. Уайтфизэр со своими монопольными замашками – просто жеребята по сравнению с этим дедом!

Альятара вздохнула. Достала из кошелька монеты.

 – Нам вместе, пожалуйста.

Единорог покосился на меня – и его морда мигом посуровела.

 – С людьми не торгую, – хмуро буркнул он.

 – Да как вам не стыдно! – Альятара едва не взвилась на дыбы.

 – Как вам не стыдно шляться среди честных пони бок о бок с монстром? – единорог отвернулся, всем видом давая понять, что разговор закончен.

 – Монстром?! – Альятара свирепо хлестала себя хвостом. – Да вы… вы…

Я положил ей руку на гриву.

 – Хватит. Пошел он к Дискорду. Идем.

Все еще кипя, пони последовала за мной.

 – Извини, – тихо попросила она минуту спустя.

 – Ты-то за что извиняешься? – спросил я. – Слушай, все путем. Обращать внимание на каждого дурака – нервов не хватит.

Единорожка хлюпнула носом.

 – Я надеялась, это будет счастливая поездка! А слышать такое в твой адрес, да еще просто так, это… это…

 – Забудь ты про этого дурака, – произнес я, наклонившись чуть ближе к ее ушку. – Ну серьезно. Мне вот наплевать, жаль только, что ты расстроилась.

Пони издала ОТВ.

 – Я… о, стой!

Мигом перейдя от грусти к действию, она метнулась вперед. Подбежала к паре земных пони в фетровых шляпках, рассматривавших пейзаж, что-то им сказала.

Вернулась обратно с висящим в поле биноклем.

 – Смотри!

Прижала телекинезом бинокль к глазам и долго рассматривала просторы Эквестрии внизу под нами. Затем протянула мне.

Мне, правда, чтобы воспользоваться предназначенным для понячьей мордочки биноклем, пришлось зажмурить один глаз и использовать его, словно подзорную трубу. Окуляр тоже был слегка великоват для моего глаза, но сильно это мне не мешало. Я с любопытством направил бинокль на город за рекой.

Увеличение было не слишком большим, но улицы, соломенные крыши и красный шпиль какой-то башенки в центре городка я рассмотрел. Разглядел и пони, правда, лишь как движущиеся по улицам точки. Перевел окуляр на окрестности, на белые кубики ферм вокруг.

Оторвавшись от бинокля, чтобы сориентироваться, посмотрел на высящуюся среди полей сверкающую… штуку.

Издали я даже не мог понять, что вижу. Огромный кристалл? Средневековый замок? С такого расстояния, даже в бинокль, я различал лишь фиолетовый блеск стен и башен. Словно какой-то безумный архитектор водрузил замок диснеевской принцессы на подпорку неправильной формы и щедро осыпал бриллиантами и аметистами.

 – Как построили эту штуку? – не удержался я от вопроса.

 – Ее никто не строил. Само Древо Гармонии возвело его своей силой, – серьезно ответила мне единорожка. Я покачал головой.

Снова приник к биноклю. Кое-что привлекло мое внимание между сверкающим замком и нами, чуть западнее.

Что бы это ни было, оно скрывалось от моего взгляда за плечом скалы. Из-за утеса виднелся только его край – округлый, словно в склон врезали идеальную сферу, тускло-зеленый, полупрозрачный. И вроде бы тускло мерцающий в дневном свете.

 – Что это? – спросил я Альятару, указав пальцем на загадочное зеленое свечение над скалой.

 – Это? – Альятара задумалась. – Честно говоря, не знаю. Я же не так часто бывала в Кантерлоте.

Она протянула бинокль хозяевам.

 – Извините! А вы не знаете, что это вон там, над скалой? Выглядит, как будто какое-то заклинание…

 – Это? – земнопони настороженно покосился на меня. – А вы разве не знаете?

 – Не знаем чего?

 – Это же то человеческое поселение, ну, где держат вашего брата близ Понивилля. Это светится защитное поле, которое его окружает. Ну, чтобы не выпускать никого из не-пони.

Уши Альятары резко дернулись.

 – Ясно, – тихо произнесла она. – Спасибо, мистер.

Наплевав на толпу, я опустился перед ней на колено.

 – Эй. Альятара. Ну хватит. Мы и так знали, что здесь недолюбливают таких, как я. Пожалуйста, очень тебя прошу, хватит огорчаться. А то меня это расстраивает сильнее всей этой фигни.

Единорожка медленно кивнула.

 – Да. Да, Евгений, я знаю. Все будет хорошо, да?

 – Конечно, – я выдавил улыбку. Альятара тоже улыбнулась через силу.

Она отвернулась от края площади. Только теперь я понял, что вокруг стало куда больше пони. Прохожие задирали головы, глядя куда-то вверх, слышен был взволнованный гул голосов.

Кажется, Альятара тоже это заметила. Отстегнула жилетный карман, ее часы, светясь, взмыли к глазам пони.

 – Мы как раз вовремя! – она обернулась, высоко вскинув голову. – Смотри, смотри внимательно!

 – На что смотреть? – я скользнул взглядом по устремленным в небо башням замка.

 – Вон туда! Мне кажется, я ее…

Солнце вздрогнуло. Пришло в движение. Тени гор потянулись к нам, затапливая тьмой долину Кантера. Секунда, другая – и солнечный диск, величаво проплыв над горами, окутал западный горизонт зарей, коснулся гор и скрылся за ними.

Мгновение город окутывала тьма, разгоняемая только звездным светом. Потом небо над Кантерхорном засеребрилось. Волна лунного света хлынула в обратном направлении, стирая тени. И ночное светило взмыло в небеса над столицей.

 – Вон, на балконе! – дошел до моего сознания голос Альятары. – Это она!

 – Кто? – я попытался отыскать взглядом балкон, про который она говорила. Не слишком успешно – в замке их было гораздо больше одного!

 – Принцесса! Да вон же… Ой, все! Она скрылась.

Я попытался представить себе, как выглядит создание, способное усилием воли двигать солнце и луну по небу. Фантазия рисовала нечто величественное, с затмевающими небо крыльями. А затем память послушно выдернула из своих уголков фотографию из газеты, изображавшую самую в общем-то обычную пони, только в короне и с парой крыльев в дополнение к рогу.

 – Очень красиво, – снова произнес я. Не уточняя, кого имею в виду – закат или принцессу.

Мой нос защекотал соблазнительный запах. Я закрутил головой в поисках его источника.

Это была темно-фиолетовая палатка, разрисованная золотистыми звездами и кометами. На прилавке соблазнительно румянились золотистой корочкой аппетитные даже на вид пирожки, цукаты и мармеладки. В животе у меня заурчало.

 – Почем пирожки, мисс?

 – Два бита, – приветливо ответила стоящая за прилавком пони.

Вернее, не совсем пони. Серая шерстка, ушки оканчиваются кисточками, словно у рыси, зрачки – узкие, миндалевидные, словно у кошки.

И в довершение всего – сложенные перепончатые крылья, словно у летучей мыши.

 – Да, пожалуйста, – наконец оторвался я от разглядывания летучемышепони. Про себя решив в ближайшее время распросить Альятару поподробнее. Теперь я вспомнил мельком оброненные упоминания «Ночного Народа», но до этого на фоне прочих эквестрийских чудес не придавал им значения.

 – Вот, держите! – мышепони протянула мне обернутый в папиросную бумажку пирожок. Ну хоть летучие мыши в этом городе ведут себя приветливей, чем пони.

Я откусил кусок, второй. Рот мигом заполнился ароматной, сладкой, вязкой начинкой. Что-то аппетитно захрустело на зубах.

 – Очень вкусно, – я благодарно улыбнулся летучей мыши. – С чем они, мисс?

 – Подожди! – одновременно со мной воскликнула Альятара. – Это же…

Мышепони ответила.

Я отдернул пирожок ото рта, словно горячий уголь. Застыл с откушенным куском в зубах, боясь проглотить.

Чувствуя, как к горлу подкатывается комок, бросился к ближайшей урне для мусора.

Швырнул в нее пирожок, наклонился, и выплюнул в урну то, что оставалось во рту.

В свете уличных ламп наконец разглядев выплюнутое.

Желудок свело судорогой, я согнулся – и проглоченное присоединилось к выплюнутому куску.

 – Евгений! – услышал я встревоженный голос Альятары. – Евгений!

Я распрямился. Утер рот тыльной стороной ладони.

 – Ох ты ж блин…

 – Мистер! – мышепони стояла рядом, глаза испуганно распахнуты. – Мистер! Что с вами? Что-то не так с пирожками? Я клянусь Луной, они свежие! Я испекла их сегодня утром!

Я утер со лба пот.

 – Э… прошу прощения. Все в порядке, мисс. Это… это пищевая непереносимость. Я очень извиняюсь. Видите ли, наш вид не ест сверчков.

 – Я… Сэр, мне так жаль… Но у меня же написано… Вот, «Лакомства для бэтпони от Флиттер Мун»! Честное слово, я не думала…

 – Евгений, действительно! – заметила Альятара. – Я думала, ты знаешь. Это же всем известно, что их раса насекомоядная.

 – Я… Пожалуйста, простите меня! Я сейчас верну деньги…

 – Не стоит, не стоит! – я вскинул руку, останавливая летучую мышь. – Я сам виноват, нужно было смотреть, что ем. И вообще, нам надо идти. Извините, мисс.

Уже у лестницы, ведущей с площади на огибающую замок улицу, Альятара покачала головой.

 – Надо было тебя предупредить, – проговорила она. – Но я думала, ты знаешь. Честно.

Я вздохнул.

 – Знаешь, что самое ужасное?

 – Что? – Альятара вскинула ушки.

 – Они были вкусные. Особенно с манго.

Это была самая дальняя часть города, к северу от верфей для дирижаблей, если верить словам изучившей карту еще в прошлые свои визиты в столицу Альятары. Именно ее мы, должно быть, видели из окошка поезда на подъезде к Кантерлоту. Дальше, на сужавшейся северо-восточной части плато, располагался горный луг, занятый городским парком аттракционов, где также проводились Фестивали Двух Сестер – какой-то очередной эквестрийский праздник, связанный с летним солнцестоянием.

Альятара рассказывала мне все это, пока мы снова плутали по узким улочкам в поисках адреса на клочке бумаги. Мраморные колоннады и островерхие башенки уступили место бутовому камню и черепице. Свет в узких окнах не горел – это был, похоже, какой-то заводской или складской квартал.

 – Твои сородичи далеко забрались! – заметила единорожка.

 – Ты имеешь в виду эти улицы или Эквестрию в целом?

 – Первое. С чего им взбрело в голову ставить свой клуб в таком глухом месте?

 – Ну, думаю, им тоже надоело, что пони в столице их недолюбливают, – предположил я. Альятара вздохнула.

Я сощурился, пытаясь прочесть название на уличной табличке. Наученные горьким опытом, мы купили в одном из киосков карту Кантерлота. С которой сверялись время от времени.

 – Следующий квартал, – уверенно заявила Альятара. – Поторопимся! Нам еще надо заселиться в гостиницу!

 – Может, нас и тут пустят переночевать, – предположил я.

 – Было бы неплохо… наверно, – протянула пони.

Переулок, по которому мы шли, выходил на небольшую площадь, с двух сторон ограниченную какими-то глухими складскими зданиями. С третьей стороны располагался небольшой двухэтажный дом, плющ карабкался по стенам первого этажа и оплетал подоконники.

А с четвертой – виднелось еще одно непримечательное здание. С облупившейся фанерной надписью над покосившимся крыльцом: «…бун. Место, где… утся…». Часть букв отсутствовала, и о изначальном смысле надписи оставалось только гадать, даже под ярким светом магического фонаря как раз над входом.

Мы переглянулись.

 – Постучим?

Я пожал плечами.

 – Время позднее. Возможно, там никого нет. Впрочем, давай…

 – Кто-то есть, – заметила Альятара. – Слышишь разговор?

Действительно, даже здесь я слышал чьи-то голоса из-за закрытой двери. Вроде бы недовольные, хотя с такого расстояния сложно было сказать.

 – Ну пошли, – я двинулся ко входу в человеческий клуб. Слыша, как цокают за мной шаги Альятары.

Вот только стоило нам сделать лишь несколько шагов по брусчатке – как дверь распахнулась.

Едва не слетев с петель от мощного удара.

Я замер, как вкопанный. Как и Альятара.

Клубок вопящих, матерящихся и дерущихся людей вылетел из двери и покатился по ступенькам.

 – Так его! Так! Танкист, по яйцам ему!

 – Е…шь его нахрен!!!

 – С…киб…дипи…расы!

С оглушительными матами дерущиеся катались по камням. Кто-то, кажется, кого-то укусил за палец. Кто-то драл кому-то волосы. Рядом с дракой подпрыгивал и вопил, возбужденно потрясая кулаками, низкорослый светловолосый парнишка с длинной цыплячьей шеей и круглой, словно яйцо, головой.

 – Мендетра, мочи его!

 – Скругленные уголки ему не нравятся? Я тебе эти уголки в ж…пу засуну, животное!!!

Человеческий клубок наконец раскатился. Высокий и болезненно тощий парень, почему-то обряженный в фиолетовую женскую ночнушку, выпрямился, сплевывая кровь. По его щеке тянулась длинная царапина, губа была рассечена.

 – Что, возразить нечего?! – визгливо выкрикнул он. – Скажите уж честно, нах… вам тут никто не нужен! Шизофрению не гоните!

 – Че сказал, г…ноед? – мужик лет сорока, с крупным горбатым носом, пронизанным кровяными прожилками алкоголика со стажем, подался вперед. Тощий отшатнулся, попятился, и, подхватив подол ночнушки, бросился бежать, мелко семеня ногами.

 – Счастливо оставаться в вашем скотомогильнике со снежинками и крысами! – провизжал он, обернувшись. Тут же вслед ему полетело то ли гнилое яблоко, то ли помидор, разбрызгавшись о его затылок.

 – Пошел накер, Херр! – выкрикнул белобрысый.

 – Иди-иди! Перди дальше, плесень! – подхватила миниатюрная девушка-брюнетка. Довольно симпатичная, кстати… вернее, была бы, если не перекошенное злобной гримасой личико и растрепанные в драке волосы. Подхватила вывалившийся из мостовой булыжник и швырнула вслед нырнувшему за угол оппоненту.

Стоявший на крыльце низкорослый толстячок, габаритами напоминавший хоккейную шайбу, обвел остальных взглядом.

 – Ну что, довольны? – процедил он. – Дестабилизировали работу клуба? Выступили со стабильной и целеустремленной критикой? Я чертовски устал от всего этого…

 – Стохастик! – белобрысый от усердия вытянулся на цыпочках. – Стохастик, так мы же его прогнали! Мы же на твоей стороне! Мы же вместе!

Толстый скривился.

 – Да? – бросил он, не обращаясь ни к кому конкретному. – А вы понимаете, что из-за этого урода единственный человек, готовый чинить клуб бесплатно, решил, что его помощь более не требуется?

 – Подождите-ка, – недоуменно произнес чей-то голос за его спиной. Там, у входа, столпилось еще человек пять или шесть. – Если он работал бесплатно, то на что мы тогда собирали деньги?

Лицо толстого перекосилось от ярости. Он обернулся к говорившему.

 – Не ваше собачье дело! – оглушительно заорал он. – Деньги частично расходовались и расходуются в виде единовременных вознаграждений за конкретный объём работы! И вообще, я, вероятно, должен обдумать и поставить под сомнения саму необходимость дальнейшей работы клуба!

Отпихнув кого-то с дороги, он скрылся внутри, с размаху захлопнув дверь. Стекла в окнах жалобно звякнули, буква Г в надписи сорвалась и с треском грохнулась на брусчатку.

 Горбоносый обвел толпу тяжелым взглядом.

 – Совсем дебилы? – буркнул он. – Если кто не отдупляет своей башкой – на кой хрен шатать клуб?

 – Танкист, но они же… Они же уже давно нарывались… – пискнул придушенно белобрысый.

 – Завали е…ало, Тиктокер! – рявкнул горбоносый. Белобрысый испуганно отшатнулся. Носатый огляделся, явно выискивая, на ком сорвать злость – и его взгляд остановился на нас.

 – Так! – хрипло рявкнул он мне. – А ты что тут забыл, г…ноед?

Я даже как-то не нашелся, что ответить.

 – Глухой, что ли?

 – За базаром следи, – медленно произнес я, чувствуя, как внутри разгорается злость.

 – Че, б…? Погодь… – он сощурился, всматриваясь в мое лицо. – А ты кто такой вообще?

 – Атас! – прервал его вопль мелкой брюнетки. – Пегасы!

По площади разнесся дружный топот ног. Горбоносый развернулся и припустил бегом к крыльцу, расталкивая сотоварищей. Секунда – и дверь снова захлопнулась, и внутри щелкнул замок.

Наверное, я должен сказать спасибо Альятаре.

Потому что я в этот момент слегка впал в ступор – а она, наоборот, отлипла от мостовой.

И перешла к действию.

Схватив меня зубами за отворот рукава и с неединорожьей силой рванув прочь, к поросшему плющем домику.

 – Евгений! Прячемся! – выдохнула она. Нырнув в узкое пространство между стеной и вазонами на тротуаре. Из которых, собственно, плющ и рос.

Воздух колыхнулся под ударом крыльев. Не раздумывая больше, я согнулся, проскальзывая в укрытие. Скорчился в три погибели, стараясь затаить дыхание.

Лязгнули о мостовую копыта. Звякнула сталь.

 – Что, как обычно? – устало осведомился чей-то голос.

 – А то, – буркнул второй. – Здесь по-другому не бывает. Давай хоть постучим для острастки.

Раздались ритмичные глухие удары. Судя по звуку, в дверь били копытами.

 – Входим? – осведомился первый голос через пару минут молчания.

 – Нельзя, – с искренним сожалением отозвался собеседник. – Без ордера выбивать дверь права не имеем.

Последовал ОТВ.

 – Будь моя воля, я бы им не только дверь вскрыл. Я бы всю эту обезьянью кодлу приказал упаковать и отправить обратно под поле, раз уж эти монстры понячьего языка не понимают. И какого Тартара принцесса с ними так возится?

Копыта процокали обратно. Теперь голоса раздавались совсем рядом с нашим укрытием, на секунду свет от фонаря в щелях между лианами заслонила крылатая тень.

 – Какого, какого… Политика Дружбы, мать ее Дискордом. Эх, я скучаю по временам, когда у нас была настоящая принцесса. Которая не путалась с обезьянами и не тащила в страну всякую грифонью шваль.

 – Эй, эй! – голос первого стражника понизился. – Ну ты это… совсем-то крамолу не говори! Хочешь век-другой украшением поработать в дворцовом парке?

 – Да кто нас тут слышит, – тем не менее и в голосе второго пегаса мелькнула дрожь. – И вообще, даже Селестия никого не казнила уж сколько поколений. А уж сейчас тем более!

 – Да все равно! Или вылететь со службы очень охота?

 – Ладно, ладно. Полетели обратно?

Крылья снова рассекли воздух. Я, затаив дыхание, подождал минуты три, чтобы убедиться, что стража скрылась из виду. Затем выбрался из зарослей и помог вылезти Альятаре.

 – Мы не забыли чемодан? – спросила она, отряхиваясь и выбирая из гривы сухие листья.

 – Да вот он, – я продемонстрировал груз. – Ладно, пошли на вокзал. Хватит с меня приключений на сегодня.

Спустя пятнадцать минут молчаливой ходьбы по залитым лунным светом улицам я кашлянул.

 – Альятара. Прости, что испортил тебе поездку.

Пони вскинула усталые глаза.

 – Ничего ты не испортил, – твердо сказала она. – Мне кажется, мы просто очутились там в очень неудачный момент. Вот и все.

Я скрипнул зубами.

 – А мне начинает казаться, что мы и впрямь долбанутые. Стоит собраться толпой в одном месте…

 – Не говори так, – тихо, но решительно произнесла пони. – Хватит. Давай просто вместе радоваться поездке.

Понивилль

Когда мы смотрели на Понивилль с обзорной площади, казалось, что до него куда ближе.

Однако мы давно выехали из Кантерлота, миновали многочисленные мосты, туннели и переезды. Горы вокруг сгладились, превратившись в холмы. Мы пересекли русло Кантера по недлинному железнодорожному мосту, миновали дамбу…

И прошло не меньше часа, прежде чем в левом окне замелькали соломенные крыши Понивилля, а в правом – сверкнули фиолетовым башни Замка Дружбы.

Я, конечно, больше пялилась в окно в коридоре! Вид Понивилля не слишком-то отличался от привычных мне пейзажей Нью-Хейси. Ну, больше дощатых зданий, а не кирпичных, больше деревьев и живых изгородей, местность у нас не такая холмистая…

А вот Замок Дружбы – приковывал внимание!

Картины и фотографии не могли передать всю красоту.

Словно могучий древесный ствол поднялся над землей, раздвинув почву. Не из коры и луба – полупрозрачный, сверкающий, переливающийся всеми оттенками синего, фиолетового, прозрачного. Кристаллические ветви расходились в стороны, давая опору фиолетовым башенным стенам. Крыши башен и шпили над ней сияли чистым золотом. Покачивалось на ветру знамя Принцессы Дружбы…

А над главной башней замка – горела огнем огромная кристальная звезда. В половину башни величиной.

Я прикрыла глаза, представляя, как будет выглядеть замок зимой, среди пушистых сугробов, под яркими зимними звездами.

И как будет ложиться этот образ на холст.

Йев’ени, стоявший рядом со мной, тоже восхищенно вздохнул…

И тут же его пальцы сжались на поручне.

Потому что поезд миновал скальный кряж, что закрывал нам обзор нам там, на Фестивальной площади.

И мы отлично видели крепостную стену с частоколом острых пик поверху. Видели кирпичные корпуса, врезанные прямо в скалу, которые стена полуокружала. Видели слабо различимое сияние магического щита, окружившего лагерь.

Я обняла Йев’ени, уже не волнуясь, что подумают пассажиры.

 – Иронично, – пробормотал человек. – Замок Дружбы, говоришь? – он обвел взглядом небольшое озеро и долину, разделившие замок и лагерь.

 – Ну да, – я чувствовала угрызения совести. Не за себя.

За всех пони Эквестрии, что на поверку оказались неспособны справиться с этим заданием Дружбы.

 – Символ Дружбы по одну сторону, – зло произнес Йев’ени. – А по другую… – он не закончил.

Я молчала. Что еще тут скажешь?

 – Ладно, извини, что мотаю тебе нервы, – со вздохом Йев’ени отвернулся от окна. – Ты-то уж точно здесь не при чем. Да и винить ведь некого. Просто все сложилось как сложилось, да?

 – Неправильно сложилось, – пробормотала я сдавленным голосом.

 – Что уж теперь, – Йев’ени взглянул через открытую дверь купе в противоположное окно.

 – Мы почти на месте. Идем?

Снаружи доносилось бормотание рабочих и постукивание каких-то инструментов по железу. Проводник бросил на нас удивленный взгляд.

 – Уже сходите?

 – Да, погуляем по городу и сядем на следующий поезд. Когда он, кстати?

 – Ближе к вечеру, часов в шесть, – проводник перевел взор на Йев’ени.

 – Слушайте, мистер человек. Вы серьезно хотите погулять по Понивиллю?

Йев’ени ничем не показал, что вопрос его задел. Наверно, только я видела, как дернулась щека, вздрогнули крылья носа – и поняла, что он очень рассержен.

 – Это что, запрещено?

 – Да нет, коли вам разрешили кататься по стране, то не особо… Просто, знаете, ваш народ здесь не любят. Не сходили бы вы лучше.

 – Мы сами решим, что делать! – выступила я вперед.

Йев’ени кивнул.

 – Спасибо за совет, приятель. Но я все же рискну.

Больше не пытаясь лезть с советами, проводник отвернулся.

Йев’ени посмотрел на меня.

 – Слушай, может и правда останешься на вокзале? И за стиломехами присмотришь, и вообще, мало ли что?

Я помотала головой.

 – Ну уж нет! Куда ты, туда и я!

Человек пружинисто спрыгнул на перрон. Подал мне руку. Стоящий на перроне стражник подозрительно посмотрел на нас, но документы не потребовал. Должно быть, тоже слышал разговор с проводником.

От поезда пахло углем и маслом. Впрочем, запах быстро унесло свежим утренним ветерком. Принцесса недавно подняла солнце, и в воздухе стояла приятная прохлада. Тень от станции падала на перрон. Весело чирикали скворцы на ветвях высокого дуба рядом с вокзалом.

Впрочем, звать это вокзалом или нет? Маленький одноэтажный павильон с парой резных колонн на крылечке был еще меньше, чем в Кантерлоте. Должно быть, места в нем хватало на скамейку для ожидающих и билетную кассу! Над входом покачивалась вывеска со стилизованным рисунком паровоза. Чуть левее возвышалось серое кирпичное здание, должно быть, какой-то склад.

 – Куда пойдем? – подумала я вслух. Огляделась. – Что-то я не вижу перехода через пути!

Йев’ени согласно хмыкнул. Замок и лагерь отсюда было даже не видно – их закрывал собой поезд.

Мы двинулись вперед. Спустились с перрона, обогнули по протоптанной тропинке вокзал.

Я с интересом осмотрела город, где несколько лет жила Принцесса Дружбы.

Сразу за вокзалом располагалась небольшая площадь, скорей даже, сквер. Посередке виднелась большая клумба, скорей даже, лужайка, с молодым дубовым саженцем посередине. По краям площади тоже теснились клумбы с цветами, за ними стояли двухэтажные жилые дома.

Дощатые стены подпирали решетки фахверков, вторые этажи нависали над площадью. Стекла в стрельчатых окнах были наборными, вставленными в переплетение рам мелкими частями. Крыши плотно застилала солома – лишь вдалеке высился над домами черепичный верх ратуши. Цветущие вьюны карабкались из-под подоконников, оплетали наличники и венцы крыш.

И теперь мы наконец-то увидели пони. Коричневая единорожка с красной гривой и светло-зеленая пегаска с розовой гривой о чем-то переговаривались, стоя у центральной клумбы с саженцем. До меня донеслось обрывком разговора: «И я тебя уверяю, Мерри, если бы принцесса хотела – она сама бы посадила новый Золотой Дуб…»

 – Спрошу дорогу, – сказала я, глядя на прохожих.

 – Ну, давай, – согласился Йев’ени. – Я их спугну, чего доброго.

Кажется, он говорил слишком громко.

Пони обернулись. Уставились на него, меня, похоже, не заметив. Выражение мордочек мигом изменилось – пегаска презрительно скривилась, у единорожки на лице мелькнул страх.

 – Очередная тварь, – кто это сказал, я так и не поняла. Лишь зубы сжались от злости и обиды.

Пони развернулись. Единорожка торопливо зашагала к дальнему от нас выходу из сквера. Пегаска просто поднялась в небо и исчезла за крышами. Хлопнуло чье-то окно так, что стекла чуть не разлетелись по улице.

Йев’ени растянул губы в кривой ухмылке.

 – Ну, от Кантерлота ничем не отличается. В рожу не плюют и на том спасибо.

 – Еще чего не хватало! – возмутилась я, едва не пробив брусчатку копытом. Уши сами по себе прижались к голове.

 – Ладно, пошли. Если не найдем дорогу – попробуем, наверно, перебраться через пути.

 – Ага.

Я подошла к табличке, в надежде, что это какой-то указатель. Присмотрелась.

Так да не так! Табличка сообщала:

«Этот дуб посажен на месте библиотеки «Золотой Дуб», разрушенной Тиреком в 1107 году Эры Солнца».

 – Ой! Да это же то самое место, где жила ее высочество! – выпалила я. Забыв на секунду про неприветливость понивилльцев.

Йев’ени промолчал. Раздался скрип колес. Я оглянулась.

 – Надо же. Осел.

Везущий тележку бурый пони… тут я увидела длинные уши и хвост кисточкой, а затем, когда он обернулся – вытянутую морду с крупными ноздрями и поняла свою ошибку… смерил Йев’ени презрительным взглядом.

 – Надо же. Обезьяна, – процедил он, ничуть не стараясь снизить голос.

На щеках человека проступили красные пятна.

 – Мои извинения. Не хотел вас обидеть, – медленно проговорил он.

 – Превосходно. Можешь засунуть их себе в то место, где Селестия отродясь солнце не подымала, – буркнул осел. – И да, прежде чем ты полезешь с тупыми вопросами – да, я тот самый Крэнки Дудл. Свое имя можешь не называть, мне на него навалить с горкой.

 – Мистер! – выпалила я, уже не в силах сдерживаться. – Почему вы себе позволяете так разговаривать? Мы не успели вам ни сделать, ни сказать ничего дурного, зачем так грубить? Это что, так написано в дневнике Принцессы?

Осел пожевал губами. Окинул меня взглядом.

 – Я так понимаю, ты уже рассказала этому придурку, где он очутился?

 – Я в Эквестрии уже восемь месяцев, мистер хам, – выплюнул Йев’ени.

 – Чего? – на секунду осел, кажется, растерялся. Затем кивнул.

 – А. Из выпущенных, что ли?

 – Почти, – проговорил Йев’ени. – Приехал из Мэйнхэттена.

 – Нисена себе, как вы расползлись. И какого Тартара ты забыл тогда здесь, в Понивилле?

 – Крэнки Дудл или как вас там! – вмешалась я. – Да что плохого мы вам сделали? Хоть можете объяснить толком.

Йев’ени слегка коснулся моего плеча.

 – Забей, – шепнул он уголком губ.

Осел презрительно на это посмотрел. Кажется, жест от него не укрылся.

 – Вы двое-то, может, и ничего. Только не начинай, что не все ваше обезьянье племя уроды, и так далее. Принцессе это втирать будешь. Лично мне – покласть. Мне с лихвой хватит даже тех из ваших, кто просто нихрена не соображает, лезет с объятьями к Элементам и пугает жеребят. А уж те, что похуже… – он сплюнул на камни. – Эпона Мать, Рэйнбоу все правильно делает, когда старается вашу шатию-братию поучить копытами так, чтобы на всю жизнь запомнили.

Я не находила слов.

 – Но… Но нельзя же так…

 – Можно, – отрезал осел. – Из-за вас, придурков, Элементу Щедрости и Элементу Смеха пришлось собрать манатки и перебраться в Кантерлот, чтобы не натыкаться каждый день на новых двуногих кретинов. А сказал бы мне кто пять лет назад, что кому удастся допечь Пинки – так я бы ему велел голову в речке поохладить, а не молоть чушь. Чтоб вам те кексики поперек горла встали всей кодле…

Йев’ени тяжело вздохнул.

 – Лучше скажите нам, как пройти в человеческий лагерь.

 – Лагерь? – осел недоуменно фыркнул. – Обратно, что ли, захотелось?

 – Я там и не был.

 – А, вот оно как. Ну на здоровье. И прими добрый совет – как дойдешь, скажи страже, чтобы твою голорылую морду упаковали под поле и не выпускали больше к добрым эквестрийцам до конца жизни. Хватит с нас и тех обезьян, что в Вечнодикий валятся каждый день, чтобы еще и со всей Эквестрии их принимать.

 – Можете сказать дорогу?

 – Вон туда. До лечебницы и за ней – налево. Потом прямо до путей, а дальше сам увидишь. И катись к Дискорду.

Йев’ени молча отвернулся и зашагал в указанном направлении. В смысле, налево с площади, а не к Богу Хаоса… Хотя, с учетом того, что мы находились в Понивилле – ничего нельзя исключать!

Я укоризненно посмотрела на осла.

 – Научитесь быть добрее к другим разумным, мистер! Не очень-то это все вяжется с дружбой!

 – Твои обезьяньи дружки с ней вяжутся еще меньше, – отрезал осел. Взвалил хомут на плечи и по новой покатил свою тележку куда-то вглубь Понивилля.

Я ринулась догонять Йев’ени. Тот шел быстрым шагом, и мне пришлось поднажать. Что ж, вот и выполнила обещание себе бегать по утрам, усмехнулась я про себя!

Человек обернулся.

 – Ну хоть направление указали, и то хлеб.

Я взмахнула хвостом.

 – Ну что за неотесанный старикашка!

 – Да он просто старый осел, – фыркнул Йев’ени.

 – Раньше я не думала, что все ослы – и впрямь грубияны!

 – Раньше я не думал, что все люди – и впрямь монстры, – издал Йев’ени короткий смешок. Он все еще шел широким, размашистым шагом. Мы обогнули большое здание с красной двускатной крышей и повернули в указанную ослом сторону.

Прохожих на улице по-прежнему было не видно. Я уже начала удивляться – про Понивилль всегда ходила слава веселого и дружелюбного города. Затем заметила, как поровнее задернулась занавеска на втором этаже, увидела прикрывшуюся при нашем приближении дверь – и до меня дошло.

На контрасте город выглядел удивительно красивым. Уютные домики, птичий щебет, цветы на подоконниках, резные ставки и витражные окна… Наверно, увидь я его в другое время – и захотела бы в нем поселиться! Но сейчас внутри бушевала лишь злость.

 – Все еще хочешь пойти со мной? – вдруг спросил Йев’ени. Стегнув сорванной травинкой по голенищу сапога, что я подарила.

Я помолчала.

 – Йев’ени. А что ты надеешься увидеть там, в лагере?

Человек даже приостановился. Потер лоб.

 – Ох, не знаю, Старгейз. Сказать честно, вряд ли что-то хорошее. На самом деле, меня туда словно что-то тянет. Не знаю, может, это угрызения совести за то, что я тут наслаждаюсь жизнью, а кто-то в это время сидит за решеткой.

 – Но ты же в этом не виноват!

 – Да, конечно… Но все равно. Может, если я увижу, что пони так к тем, кто в нем сидит, относятся не просто со зла – станет попроще… Не знаю я, короче.

Я вздохнула.

 – Тогда давай сделаем это.

Впереди уже маячил переход, о котором говорил осел. Перед узорчатым мостиком тоже дежурила пара гвардейцев – не в синих доспехах городской стражи, а в золотой броне королевских войск. Они окинули нас очень настороженными взглядами. Земной пони словно невзначай подвинул ближе перевязь с дубинкой.

 – Стойте! – окликнул нас один из гвардейцев, становясь на пути. – Human, please, keep calm! We don’t…

 – Я говорю по-эквестрийски, – оборвал его Йев’ени. – Вот, взгляните… – он очень неторопливо достал свиток из кармана и протянул пони.

Единорог изучил бумагу. Хмуро посмотрел на нас.

 – Куда идете? С какой целью в Понивилле?

 – Хочу осмотреть, – Йев’ени указал глазами на слабо светящийся зеленым купол.

 – Осмотреть? В смысле, хотите записаться на встречу с кем-то?

 – Ну да, да. На встречу.

 – Придется подождать, – хмуро бросил земной пони. – Приемные часы с двух и до пяти в будние дни.

Йев’ени молча кивнул. Единорог протянул обратно свиток и молча отошел в сторону, открывая нам путь к переходу.

Понивилль остался за спиной. Впереди раскинулся холмистый простор с разбросанными по нему фермами и садами.

А прямо перед нами – устремленный в небеса Замок Дружбы. И слабое свечение щита над лагерными зданиями в трети мили северней.

Йев’ени приостановился на очередном пригорке, внимательно рассматривая видневшиеся сквозь зеленое марево кирпичные блоки. Озеро, окружавшее лагерь, играло роль крепостного рва – стены опускались почти в его воды. На поднимавшихся над стеной вышках виднелись фигуры пони. И блеск оружия, сколько я разобрала через щит.

 – Специально, что ли, выбрали место поживописнее? – пробормотал он. – Или как? Типа, на контрасте и на фоне красивого пейзажа, чтобы охотнее учились дружбе?

Я опустила уши.

 – Эй! Эй!

Мы обернулись синхронно.

Кричавший стоял за нашими спинами. Недалеко, шагах в пятнадцати.

За его спиной висел тяжелый рюкзак, в руках были две набитых сумки. Узкое, вытянутое лицо, похожее на хищную крысиную мордочку, пересекал тонкий шрам.

А к правой руке от ноги стоящего рядом стражника тянулась тонкая цепочка наручников.

 – Ну ничерта ж себе! Ты что же, из новых?

 – Из новых? – переспросил Йев’ени.

Второй человек ухмыльнулся. Шрам словно зазмеился по его лицу.

 – Что, не врубаешься? Давно в нашей волшебной стране?

 – Больше полугода.

 – В смысле? – крысолицый озадаченно посмотрел на нас. Затем кивнул сам себе.  – Не сразу сцапали, что ли?

Йев’ени покачал головой.

 – Нет, нет. Я ни от кого не скрывался. Я из Мэйнхэттена.

 – Из Мэйнхэттена? – человек непонимающе затряс головой. – Подожди, так…

Он оборвал себя на полуслове. Перевел взгляд с Йев’ени на меня – и мне вдруг от этого взгляда стало очень неуютно.

Осклабился в мерзкой улыбке. Что-то коротко произнес на непонятном мне языке.

Йев’ени вспыхнул. Что-то бросил, тоже не по-эквестрийски и коротко.

Тот ответил тирадой на том же наречии, буравя Йев’ени взглядом.

На щеках Йев’ени вспыхнули красные пятна. Сжав кулаки, он шагнул вперед.

Его собеседник оскалился. Поддернув рукава серого комбинезона, подался навстречу…

Сверкнула вспышка заклинания. Йев’ени отшатнулся, дезориентированно тряся головой. Второго человека отбросило назад, он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие.

Единорог шагнул вперед, натянув цепочку.

 – Переселенец Кыскат! – рявкнул он. – Право выходить за покупками – это привилегия, а не постоянная возможность! И ты ее легко можешь лишиться, если будешь затевать драки!

 – Да все нормально, шеф, – человек разогнулся, упершись руками в колени. – Это наши обезьяньи штучки. Не в курсе, что ли? У нас, обезьян, первое дело, когда знакомишься – начистить друг другу репу. Вон глянь на этого парня – спит и видит, как бы мне зарядить в торец.

 – Легко и непринужденно, сволочь, – процедил Йев’ени.

 – А ну назад! – единорог так рванул оковы, что узник снова едва не полетел с ног. – Во второй раз добавлю болевым! А вы, мистер, убирайтесь-ка отсюда к Дискорду! Нашли себе бесплатный цирк, луговой маффин вам в глотку!

 – Слушайте, я… – начал было Йев’ени.

 – Убирайтесь, я сказал! – гаркнул стражник. – Сестрами клянусь, не исчезнете отсюда в течение десяти секунд – точно очутитесь под полем, вот только выйти уже не получится!

Я было попыталась подыскать возражения, но рука Йев’ени опустилась мне на плечо.

 – Идем, Старгейз.

 – Ты же…

 – Идем, – отрезал Йев’ени. Повернувшись спиной к лагерю и замку, он почти бегом устремился к Понивиллю.

Уже спустя несколько часов, сидя в купе вечернего поезда и ожидая, когда тот тронется с места, слыша за закрытой дверью купе разговоры пассажиров и цокот копыт, я рискнула спросить:

 – А что он тебе сказал?

Йев’ени перевел взгляд с понивилльских пейзажей на меня. Грустно улыбнулся.

 – Сказал… Сказал, что я из тех, кто прислуживает пони в обмен на свободу, примерно так.

 – И из-за этого стоило лезть в драку? – спросила я недоуменно.

 – Ну, он еще кое-что добавил… – Йев’ени тряхнул головой. Тяжело вздохнул.

 – Хватит маяться дурью. Уж кто мне только не говорил, что сюда не стоит соваться. И Фил, и эта девчонка там в Кантерлоте… Ну нахрен. Надо послушаться мудрого совета, а не тащить еще и тебя в этот дурдом.

Я уселась на койку рядом с ним. Обняла и поцеловала.

 – Все нормально?

Йев’ени заглянул мне в глаза.

 – Когда ты со мной – определенно.

Река на краю мира

Уэст Терн был маленькой деревней даже в сравнении с Понивиллем.

Просто два или три ряда домиков, приткнувшихся к железной дороге.

Единственным, чем он мог похвастаться, было довольно большое железнодорожное депо по ту сторону путей. Или, кажется, такие штуки называются грузовым двором? В общем, огороженная площадка с вагонной стоянкой, кран-балками, складами и кучей всяких прочих грузовых штук. И здоровенными штабелями досок, бревен, бочек и заколоченных ящиков.

Впрочем, долго разглядывать площадку мы не стали. Вышли на крохотный перрон, с удовольствием вдохнув свежий воздух, заработали пару-тройку взглядов от местных пони. Слава богу – уже не озлобленных, как в Понивилле, всего лишь недоуменных. И направились к кассам – крохотному кирпичному домику напротив перрона с крытой дранкой крышей.

 – Стой здесь, – шепнула Альятара, проскальзывая в полутемную комнату кассового зала. – Лучше я.

Умудренный опытом, я молча кивнул. Не хватало еще ловить разбежавшихся в ужасе от вида человеческого лица кассиров.

Я все же вошел в зал, но отступил в сторону, чтобы кассирша не видела меня из окошка. Встал рядом с длинной деревянной скамьей для ожидающих, напротив доски объявлений. Пробежал машинально взглядом по прибитым к доске свиткам c тяжелыми сургучными печатями.

Альятара постучала в окошко кассы.

 – Чем могу помочь? – услышал я голос пони.

 – Мы бы хотели купить билеты до Брайдлвуда.

 – Брайдлвуда? Мы их не продаем. Договаривайтесь с возницами и сами с ними рассчитывайтесь.

 – С возницами? – переспросила пони.

 – Ну да. Роки Роуд с братом обычно ставят дилижанс возле трактира Фом Мэйн, это сразу направо от площади. Если никого не найдете, загляните в сам трактир, значит, коротают время там. Сегодня четверг, так что они наверняка набирают с утра пассажиров.

 – Четверг?

 – Ну да. До Брайдлвуда путь неблизкий, за день в оба конца не успеешь. Они обычно едут туда, ночуют в Брайдлвуде, а на следующий возвращаются. Если есть желающие оплатить дорогу, само собой.

Альятара кивнула.

 – Ясно. Я бы хотела взять еще билет до Мэйнхэттена.

 – На какой день?

 – На завтра? – неуверенно произнесла единорожка. Я замотал головой, впрочем, Альятара уже и сама, видимо, догадалась, что лучше оставить запас по времени. – Хотя, если так, давайте лучше на послезавтра. Как раз успеем вернуться из Брайдлвуда, переночуем здесь и сядем на поезд. У вас здесь есть гостиница?

 – Гостиница? – задумчиво проговорила невидимая мне кассирша. – Ну, Фом Мэйн сдает комнаты на ночь.

 – Отлично. Тогда два билета до Мэйнхэттена в купе, пожалуйста.

 – Поезд идет с пересадкой в Кантерлоте, – предупредила пони. – С вас пять бит.

 – Да, я знаю. Мы и сюда так же добирались.

Звякнули золотые.

 – Благодарю, – проговорила Альятара. Обернулась ко мне.

 – Идем?

Мы пересекли зал. Я уловил краем уха удивленный возглас кассирши, но оборачиваться не стал. Скрипнула дверь, выпуская нас на свет Селестии, как говорилось у местных.

Привокзальная площадь, была, по-видимому, и центром жизни деревушки. Магазинчик с вывеской в виде молотка и кувшина, что бы это не значило (я предположил, что инструменты и посуду), несколько прилавков под открытым небом, увенчанный башенкой одноэтажный домик с красной черепичной крышей. По ту сторону площади виднелся дом довольно казенного вида, с которым контрастировали клумбы, качели и турники веселеньких расцветок во дворе – должно быть, детский сад или школа. По правую руку от вокзала высилась небольшая башенка из белого камня, шпиль которой венчало золотистое изображение солнца. В центре площади, рядом с клумбой, располагалась водяная колонка удивительно привычного еще по Земле вида.

Было безпонно. Должно быть, в начале рабочего дня большинство горожан разошлись по рабочим местам. Лишь дремали за прилавками пара-тройка пони пожилого вида. Заливались скворцы где-то под крышей домика с башенкой.

Мы миновали башенку и почти сразу обнаружили искомое – антикварного (ну, по земным меркам) вида карету рядом с местным кафе. Или, как его назвала кассирша, трактиром. Палевый земной пони меланхолично читал газету, сидя на складном стульчике рядом с повозкой.

— До Брайдлвуда? – спросил он, оторвавшись при нашем приближении от газеты. Посмотрел на меня заинтересованно. – Мистер, а вы кто будете? Минотавр, что ли?

 – Не совсем, – уклончиво ответил я. – Я из далекой страны, не так давно в Эквестрии.

 – Ясно, – к счастью, пони не горел желанием выяснять подробности. – Ну, забирайтесь. Если через час старик Айрон Пот не подтянется, поедем без него, но вам это обойдется в лишний бит с носа. А так – по пятерке с пони… С хвоста... С разумного, короче говоря.

Мы рассчитались. Забрались в расписанную золотистыми узорами в виде лошадиных силуэтов карету. Дверь, впрочем, закрывать не стали – солнце поднималось все выше, и мы резонно сочли, что в запертом дилижансе будет чересчур жарко.

Третий пассажир появился, когда назначенный час уже истекал. Обменялся энергичными приветствиями с возницей, закинул что-то звякнувшее металлом в багажный ящик, куда до этого мы сложили чемодан со стиломехами и сумки Альятары. Влез в карету, оказавшись серым единорогом с поседевшей, видимо, от возраста, гривой. Уставился на меня удивленным взглядом, но вопросов задавать не стал. За что я ему был искренне благодарен. Альятара подвинулась, давая пони место на сиденье и теснее придвигаясь ко мне.

Второй пони, по окрасу неотличимый от брата – только кьютимарка не в виде колеса, а изображает кусок брусчатки – впрягся в постромки. Дилижанс заскрипел, дернулся. В окнах замелькали здания Уэст Терна.

К счастью для нас, пони, видимо, додумались до каучуковых шин и рессорной подвески – карета шла довольно мягко, несмотря на каменное покрытие. Мне совсем не улыбалось, да и Альятаре тоже, отбить на булыжниковой кладке к концу дороги копчик.

А так – можно было расслабиться и погрузиться в созерцание эквестрийских пейзажей.

Мы миновали железнодорожный переезд с семафором. Вокруг потянулись невысокие пригорки с перелесками, перемежавшиеся черными полосами пашни. Там и тут на полях виднелись тянущие плуг пони, над ними кружились стайки грачей. Мелькали небольшие колки, то лиственные, то еловые, с темно-зеленой хвоей.

Идиллия. Я наконец-то смог расслабиться после кантерлотско-понивилльских приключений. Несмотря на тесноту кареты, упирающиеся в стенку ноги и прижавшуюся к моему плечу Альятару… Стоп, последнее – это не «несмотря», это скорей «благодаря».

Дилижанс катился вперед, наши возницы бодро рысили по каменистой дороге, предоставляя нам в переднее окошко глазеть на увенчанные кьютимарками палевые задницы. Мелькали по сторонам межевые ограды. Здесь пахотные участки, похоже, не было принято ограждать каменными заборчикам, как под Нью-Хейси, хватало символических плетней.

Я даже потерял счет времени, и лезть в карман за часами совершенно не хотелось. Все-таки не зря мы выбрались в эту поездку, подумалось мне. Надо по возвращении в Мэйнхэттен почаще приглашать Альятару куда-нибудь на прогулку – по набережной ли, за город…

Мало-помалу из-за горизонта выступали серые тени горных вершин. Дорога ушла правее, огибая невысокий, но обширный косогор. Елей становилось все больше, а пашен и ферм мелькало все меньше. Теперь уже и склоны холмов покрывал лес, невысокий, но довольно густой.

Под колесами зашумела вода – мы взбирались на изогнувшийся над широким оврагом каменный мост, колеса жалобно скрипнули на уклоне. Я прижался к стеклу, и увидел белую пену на дне оврага – бежавшая по нему река была неширокой, но довольно быстрой, судя по кипении бурунов на камнях. Нас слабо, но ощутимо тряхнуло, когда пони прибавили ход на спуске, затем еще раз – при съезде на дорогу.

 – Красивые места, да? – шепнула мне на ухо Альятара.

 – Ага, – ответил я, тоже шепотом. – Что, уже прикидываешь, как будут смотреться на холсте?

 – Ага! И жалею, что не взяла с собой этюдник!

Я хихикнул.

 – Э?

 – Да просто представил, как ты пытаешься справиться с этюдником в этой карете…

Альятара тоже засмеялась.

 – Ну хоть блокнот для эскизов захватить стоило!

 – В следующий раз, да?

 – Обязательно!

Горы слева от нас уходили в небеса все выше. Теперь горная гряда была на глаз почти такой же вышины, как пики близ Кантерлота. На склонах чернел безлистными ветвями лес – то ли зимы в этой части Эквестрии тянулись дольше, то ли что, но здесь молодая листва только-только набухла на ветвях зелеными почками. Дорога то поднималась в гору, то спускалась под уклон, хоть и небольшой – большой наша повозка явно бы не осилила.

Солнце уже вскарабкалось в зенит и начало клониться к закату, когда дилижанс затормозил, аккуратно съехав с дороги на обочину. Впереди снова шумели речные воды, на сей раз – уже не в овраге, а в небольшом, но самом настоящем ущелье. Ну, по правде говоря, я слабо представлял, как должно выглядеть ущелье, но при виде поросших лишайником каменных склонов, уходивших к воде, решил, что это скорее ущелье, чем овраг.

 – Вылезайте, – один из возниц, распрягшись, стукнул в окошко. – Ну если кто хочет пройтись до … – он покосился на Альятару, – ноги размять, короче.

 – Мы уже на месте? – поинтересовалась пони.

 – Да что вы, – земнопони мотнул головой. – Полдороги еще только проехали. Мы тут завсегда останавливаемся передохнуть да пожевать. А еще тут есть на что посмотреть.

Заинтересованный, я выбрался из кареты, открыв дверь со своей стороны. От души потянулся, хрустнув суставами. Альятара последовала моему примеру.

Шумел поток. Ему подпевал ветер на скалистых уступах. Каменный кряж выдавался далеко вперед, частично закрывая вид на ущелье. Аккурат напротив него дорога обрывалась, каменной насыпью спускаясь вниз.

 – Отсюда все, – сообщил возница. – Дальше каменной дороги не будет, только утоптанная.

 – Край цивилизованного мира! – Альятара улыбнулась, смягчая остроту шутки. – Как эта река называется… Роки, да?

 – Роки – это вот, мой братец, – пони ухмыльнулся, ткнув копытом в поименованного родича. – А я – Инклайн Вэй, стало быть. А река зовется Рыбачья, потому что в ней в это время форель больно хорошо идет. Да идемте, что покажу.

Я смерил взглядом пони – что-то мне показалось, что его голос сделался при виде единорожки чересчур игривым. Не дожидаясь приглашения, я зашагал вслед за незваным гидом.

Идти далеко не пришлось. Инклайн спустился по насыпи чуть ближе к воде, обогнув скалу, и ткнул копытом выше по течению.

 – Вот он. Аликорнов Мост, эта штука зовется.

Альятара восхищенно ахнула. Да, вид действительно был красивый.

Над ущельем выгнулась огромная каменная дуга. Ниже из-под гранитной арки вырывался белый от пены поток. Водопад обрушивался вниз, прыгая на огромных глыбах. Верхнюю часть арки покрывала зеленая пленка лишайника, виднелись белые точки каких-то крохотных цветочков, умудрившихся уцепиться за камень.

 – И впрямь красиво! – Альятара оперлась на мою руку, подавшись ближе к воде. – Это кто-то построил?

 Инклайн хмыкнул.

 – Один камнектор, которого мы подвозили, сказал как-то, что раньше водопад был выше, потом вода нашла себе дорожку понизу, разломала камни, а верхний обрыв так и остался. А местные поговаривают, что жил тут один юнец, который завел особенную важенку из соседнего племени. Но они не могли встречаться, потому как жили на разных берегах. Тогда он пожаловался то ли аликорну, то ли кому-то из своих богов, тот отломал скалу и бросил ее поверх течения, чтобы влюбленные могли видеться.

Я скептически посмотрел на каменную арку.

 – Что-то я сомневаюсь, что по этой штуке можно пройти, не поскользнувшись. А река не такая широкая, чтобы не перебраться при желании.

Земнопони фыркнул.

 – Может, и байки, кто его знает. Ладно, пойдемте обратно, пока Роки без меня весь обед не приговорил.

Второй возница уже расстелил на большом плоском камне скатерть и выкладывал из плетеной корзинки бутерброды в вощеной бумаге и магический термос с кофе. Мы присоединились к трапезе, достав холодный чай и сэндвичи с яйцом. Айрон Пот молча извлек брикет сена и заработал челюстями.

 – Может, нам лучше выйти наружу? – спросила Альятара, опасливо глядя на реку. – Вам, наверно, тяжело будет тащить груженую повозку.

Один из братьев мотнул головой.

 – Мы-то захватили сапоги, а вы вымокнете до нитки. А водичка тут холодная, с гор течет. Да и течение груженый дилижанс все меньше волочет. Не волнуйтесь, мисс, мы тут по два раза на неделе переправляемся.

 – Кот в сапогах – дело обычное, а вот чтобы пони… – пробормотал я себе под нос. Тем временем Инклайн покончил с обедом и поднялся, зазвякав упряжью кареты. Его брат убрал остатки обеда в корзинку, запихнул ее в багажный ящик и присоединился к Инклайну.

Под дном кареты подозрительно зашуршали булыжники, затем – зашумели волны. Я сказал себе, что земнопони не в первый раз везут пассажиров по этой дороге, и им виднее, безопасна ли переправа. И все равно при шуме воды под дилижансом под ложечкой засосало. Хорошо еще, вода не достала выше середины высоких колес, и мы остались сухими и невредимыми.

Мы двигались наискось – не прямо через реку, а, похоже, к такой же пологой осыпи по ту сторону потока. Должно быть, ее пробили в обрыве специально, чтобы облегчить подъем – то ли магией, то ли взрывчаткой. Так или иначе, через несколько минут мы выкарабкались из ущелья на грунтовую дорогу, и вновь в окнах потянулся горный пейзаж.

Альятара попала в точку со своим замечанием про «край цивилизованного мира». Если раньше мы то и дело проезжали мимо ферм и распаханных полей, то теперь вокруг поднимались лишь лесные заросли. Ясени, сосны, дубы, кедры – впрочем, я не был ботаником, и узнавал многие из деревьев лишь приблизительно. Дорога виляла, обходя скалы. Высоко в небесах я увидел крохотную темную точку – должно быть, какая-то птица, зависшая в воздухе практически неподвижно. Мне даже подумалось, не пегас ли это, но с такого расстояния отличить пегаса от коршуна или орла я не брался.

Понемногу местность становилась ровнее, а солнце клонилось вниз. Альятара задремала, прикорнув на моем плече, и теперь я старался не шевелиться на поворотах, чтобы ее не разбудить. Айрон Пот меланхолично рассматривал какой-то иллюстрированный журнал. Нас то и дело подбрасывало на ухабах и ползущих через дорогу корнях – чувствовалось, что под колесами грунтовка, не каменная мостовая.

Впрочем, заросли были не такими уж густыми, а порой мы все же натыкались на приметы цивилизованной жизни в виде пеньков и просек. В иных местах порубки были довольно просторными, раскидываясь на несколько миль. Пару раз я заметил над лесом уходящую в небеса струйку дыма. Видимо, этот край Эквестрии был не таким безпонным, как казался на первый взгляд.

Наконец дилижанс дернулся и встал перед новым бродом.

 – Змеиная река, – сообщил нам все тот же Инклайн Вэй. – Щас через нее переберемся, а там за ней уже и Брайдлвуд. Вот теперь придется выбираться – поплывем паромом, он груженую карету не возьмет. Вторым рейсом пойдете.

Я заинтересованно уставился вперед.

Горы отдалились, но все еще нависали над дорогой серой грядой, их вершины окутывал легкий туман. Неширокая, метров сто максимум, река в обрывистых берегах бежала куда-то к северу, преграждая нам путь. Оба берега заросли ивами, в обрыве по ту сторону я различал норы ласточкиных гнезд, или кто там имеет привычку рыть их над рекой. Над водой тянулся длинный трос, соединяя оба берега, по ту сторону виднелась небольшая пристань и пришвартованный к ней паром.

Альятара потянулась. Вслед за мной выбралась из кареты, позевывая. Земнопони уже размахивали флажками и орали во все горло, видимо, пытаясь привлечь внимание паромщика.

Наконец на том берегу появилась крохотная зеленая фигурка земнопони, заскрипел ворот. Паром медленно двинулся в нашу сторону. Роки и Инклайн спустили облегченную повозку по косогору, рассчитались с паромщиком, и дилижанс, заскрипев, вьехал с пристани на ощутимо просевшие доски палубы. Паромщик завертел ворот в обратную сторону.

Мы тоже спустились к воде. В глаза ударил блеск на широком водном просторе – то ли разлив, то ли озеро ниже по течению. Мелькнула и исчезла серебристая спинка вынырнувшей из воды рыбешки. Тотчас, возбужденно крича, над этим местом закружились чайки.

На том берегу дилижанс съехал с парома и принялся медленно карабкаться вверх по склону. Паромщик направил свое судно обратно, уже за нами.

Палуба качнулась под ногами. Я покрепче ухватился за перила, затем сообразил шагнуть к дальнему концу, чтобы вес равномерно распределился между тремя пони и одним человеком. Паромщик – вернее, паромщица, теперь я рассмотрел плоскую кобылью мордочку – задумчиво смерила меня взглядом.

 – А вы из каких же краев будете, мистер? – спросила она хриплым голосом. – Вроде читала я про таких ребят, как вы, в газете, да название запамятовала. Хоманы, что ли, как-то так…

 – Люди, – ответила за меня Альятара. – Это Евгений Комаров, мой друг и коллега. Он не так давно в Эквестрии.

 – Чего только не увидишь в наши дни, – философски заметила паромщица, налегая на рукоять. Нас качнуло течением, и берег стал удаляться.

Братья-возницы ожидали нас над обрывом, метрах в трех выше уреза воды, куда уже затащили свой рыдван по дощатому настилу, положенному на насыпь. Инклайн мотнул головой, указывая куда-то вдаль.

 – В той стороне, милях в двух – пристань на Большой реке, – сообщил он, обращаясь к Альятаре. – Сначала там и город хотели ставить, да больно сильно по весне заливает. Так что теперь бревна туда волокут, там в плоты вяжут, да по Большой до самого Мэйртайма и спускают. А оттуда уже – баржами, да на буксире в Лас-Пегас. Ну или воздухом, когда из Толл-Тейла или Лас-Пегаса корабль приходит или пегасья упряжка, но это изредка.

Альятара промолчала, видимо, не расслышав словоохотливого возницу – мы как раз забирались обратно. Дилижанс тронулся, лавируя по изгибам лесной дороги между взгорьями.

Поворот, еще поворот – и деревья расступились.

Город раскинулся в долине между двумя поросшими лесом холмами, окруженный бревенчатым частоколом. Размером он был где-то вдвое меньше Понивилля, и строился, похоже, без особого плана. Избушки и бревенчатые здания были раскиданы без вообще всякого намека на порядок и улицы.

В самом центре города виднелось огромное – даже отсюда я видел, насколько оно нависает над соседними зданиями – дерево. Могучая крона отбрасывала тень на несколько домов сразу, ствол сам был толщиной с дом. В дерево упиралось – или срасталось с ним? – еще одно двухэтажное здание, задевая крышей ветви.

К северу от городской стены, сразу за ней, громоздился штабель бревен. Там же виднелись несколько то ли амбаров, то ли складов, судя по отсутствию окон и широким воротам, рядом громоздилась укрытая парусиной махина пилорамы и торчали под навесом несколько телег с салазками.

 Чуть в стороне поднималась высокая решетчатая вышка, укрытая небольшим куполом. От нее к лесопилке тянулась еще одна дорога, утоптанная и даже, кажется, мощеная.

Роки и Инклайн рысью спускались с холма. Стена скрыла от нас городской пейзаж, вот впереди показались сколоченные из неошкуренных досок ворота с торчавшей над ними сторожевой вышкой – сейчас, впрочем, пустой. Роки приостановился, бухнул в них копытом.

Заскрипели створки. Открывший нам въезд пони что-то бросил возницам, те засмеялись. Дилижанс неторопливо въехал в пределы Брайдлвуда.

Город совсем не походил на Понивилль или даже на Нью-Хейси. Ни фахверков и досок, ни кирпичей – практически все дома были сложены из массивных бревен и крыты тесом с дранкой. Не было уже привычных стрельчатых окон и наборных стекол– только маленькие квадратные застекленные оконца. Единственной претензией на украшение были резные конские и драконьи головы на коньках крыш срубов.

Вдоль дороги тянулись дощатые, а где – и сбитые наскоро из горбыля тротуары. Саму дорогу хоть и мостили, но похоже, давно – кладка успела расшататься, нас то и дело подбрасывало на выбоинах. Еду я по выбоине, из выбоины не выеду я… я усмехнулся, вспомнив шутливую скороговорку.

Еще несколько поворотов – и мы очутились на открытом месте. Точнее даже, площади. Хотя ее форма была ближе к многоугольнику, чем к квадрату.

Сверху падала тень того самого огромного дерева, что мы рассмотрели со склона. Еще несколько срубов смотрели на площадь фасадами. Вывеска на одном из них оповещала «Магазин скобяных изделий и утвари Айрон Пота». Вторая сообщала, что здесь расположено «Отделение Эквестрийской почтовой службы и радиосети». Еще два здания оставались безымянными, хотя красный крест c сердечками на одном навевал мысль о поликлинике. Над вторым развевался эквестрийский флаг, но без какой-либо конкретики.

Роки отворил дверь.

 – Брайдлвуд, – сообщил он лаконично, впервые за все время поездки.

Мы поспешили выгрузиться. Айрон Пот ухватил в зубы свой ящичек, снова лязгнув железом, и зашагал к магазину своего имени. Я вытащил чемоданчик со стиломехами, Альятара нагрузила на себя сумки. Инклайн незаметно (ну, или так ему казалось) бросил вслед единорожке короткий взгляд и понурился, буксируя рыдван куда-то в дебри Брайдлвуда.

Город на краю света

После мрачного и неприветливого Понивилля Брайдлвуд смотрелся очень милым городком!

Да, кладка на улицах была расшатана и пестрила выбоинами, а через непросохшую еще с марта грязь (о чем тут думают погодные пегасы? Ой, а тут есть погодные пегасы?) быи переброшены дощатые мостки. Да, на улицах недоставало клумб и газонов. Да, дома не помешало бы покрасить и украсить повеселее…

Но зато пони вокруг не смотрели на нас со злостью!

От лесопилки доносилось ритмичное жужжание какой-то машины, где-то кудахтала невидимая курица и звонко стучал молоток. На коньке одного из домов прихорашивалась крохотная серая пташка с красным горлом. Несколько жеребят-земнопони скакали по расчерченной меловыми линиями брусчатке на дальней стороне площади. Впрочем, стоило дилижансу отъехать, они бросили игру и заинтересованно на нас уставились.

Я обернулась к Йев’ени.

 – Ну что? Где будем искать Тимбера?

Человек почесал в затылке.

 – Полагаю, надо спросить у прохожих.

Я кивнула. Обернулась к жеребятам.

 – Эй, можете нам помочь?

Трое или четверо сорвались с мест. Звонко процокав по брусчатке, обступили нас.

 – Мистер, а вы кто такой?

 – Я тебе говорю, он алмазный пес!

 – Да нет, он абиссинец! Чем ты слушала, когда миссис Уайт Чалк рассказывала на эквиграфии про Зебрику?!

 – Мисс, мисс, это у вас мэйнхэттенские сумочки? Вы сами из Мэйнхэттена?

 – Тихо, тихо, – рассмеялась я. Опустилась на землю, чтобы быть на одном уровне с малышами. – Так, жеребчики и кобылки! Я и мой друг ищем Тимбера Спрюса. Говорят, он живет в этом городе. Кто может помочь нам его найти?

Жеребята переглянулись.

 – Мистер Тимбер Спрюс? Который из Понивилля?

 – Это который старший лесоруб?

 – Так он же дня два как ушел в лес!

Я оглянулась на сказавшего это серого взъерошенного жеребенка лет восьми.

 – В лес?! – повторили мы хором с Йев’ени.

 – Ну да, – жеребчик тряхнул спутанной гривой. – Папа сказал, у них там горящая кора. Или горелая нора…

 – Горячая пора, голубиные ты мозги! – фыркнула бурая кобылка чуть старше. Отвесила тому легкий подзатыльник, тот насупился и сердито топнул копытом.

 – Так-так, ну-ка не драться, пока мы вас расспрашиваем! – добродушно проговорил Йев’ени, опустившись на колено. – Скажите-ка, а когда он вернется? Тимбер, я имею в виду.

Кобылка ковырнула булыжник копытцем.

 – Мы не знаем! Когда у дровосеков рубка в разгаре, они могут не возвращаться и неделю-другую. Мама говорит, это потому, что им просто не хочется делать хоть что-то полезное по дому…

 – Спросите у мэра Меджи, – посоветовала еще одна кобылка, светло-голубая. – Все же знают, что они большие приятели. Если кто и знает, когда он вернется, так это мэр!

 – У мэра Меджи? А как нам его найти?

 – Ну не в мэрии же, – фыркнула бурая. – Время без четверти семь, значит, он точно в баре. Это вон там, – она ткнула копытом в сторону дома-дерева. На котором я, еще сойдя с кареты, заметила вывеску в виде огромной пенной кружки.

 – В баре, значит? – переспросила я. Поднялась на все четыре. – Что ж, спасибо за совет! Идем, Йев’ени?

Когда в ответ ничего не прозвучало, я вскинула голову. Человек, не отрываясь, смотрел в сторону скобяной лавки.

Я обернулась.

И мои глаза тоже распахнулись от удивления.

Огромные ветвистые рога почти задевали вывеску. На них покачивались на тонких нитях блестящие, словно лакированные, желуди, разноцветные птичьи перья, медные кольца. Все это сплеталось в длинные гирлянды, покачивающиеся и тихо постукивающие при движении.

Массивные головы доходили до плеч Йев’ени, а уж надо мной оба великана нависли бы, словно скалы. Темно-бурая шерсть покрывала головы и шеи, переходя на ноги, спины и бока были серовато-песочными.

Со спины обоих существ свисали массивные ивовые корзины, по одной на каждую сторону. В каждую корзину, пожалуй, поместился бы не очень крупный пони.

Словно почувствовав наши взгляды, один из оленей обернулся. Смерил меня взглядом черных, ничего не выражающих глаз.

 – Мисс! Эй, мисс! – услышала я. Опустив голову, обнаружила одного из давешних жеребчиков, темно-зеленого. – Не пяльтесь так. Они этого не любят.

Я с трудом оторвала от невиданного зрелища взгляд.

 – Кто это? – спросила я шепотом.

 – Эти-то? – жеребчик покосился в ту же сторону. – Это туземцы. Они порой заходят в город, за посудой и прочим барахлишком. Биты у них обычно не водятся, но они его выменивают на всякие там корзинки, лесные травы и все такое прочее.

Йев’ени хмыкнул.

 – Они не опасны?

 – Да нет, что вы. Так-то они мирный народ, просто у них считается невежливым вот так вот разглядывать незнакомца.

Я еще раз покосилась на крыльцо лавки. Оба оленя уже исчезли за ее дверями. Должно быть, им пришлось здорово пригнуться, чтобы пройти в рассчитанный на пони вход!

 – У нас в Нью-Хейси есть оленья деревня. Я там даже как-то была. Но тамошние олени выглядят… по-другому!

Жеребчик кивнул с важным видом.

 – Нью-Хейси? Это на востоке? Ну так тамошние олени под Селестией живут почитай что с Очага, всех отличий от пони – рога на голове да двойные копыта. А эти ребята сами себе хозяева, живут в лесу по своим собственным порядкам, – мне показалось, что он повторяет слова кого-то из взрослых.

Йев’ени снял шляпу, пригладил взъерошенные волосы.

 – Ладно, пойдем искать этого вашего мэра. Спасибо за помощь, ребята.

 – Мистер, а вы сами кто? – выпалила каштановая земнопони. – Вы выглядите постранней, чем олени… ой, простите!

 – Да ничего страшного, – тот усмехнулся. – Я приехал из очень далекой земли, такой далекой, что у вас тут про нее не слышали.

Жеребята закивали с недоверчивым видом. Должно быть, объяснение их не очень устроило. Я крупом чувствовала любопытные взгляды, пока мы шли через площадь к огромному дубу.

Йев’ени покосился на вывеску.

 – В баре, значит? Похоже, местный мэр – любитель заложить за воротник.

 – Ну… надеюсь, он будет достаточно трезв, чтобы ответить на наш вопрос! – неуверенно проговорила я.

Огромный дуб укоренился в ложбине между двумя пригорками, раскинув ветви едва ли не до середины площади. Его основание поросло диким виноградом, обвивающим узловатые корни и цепляющимся за вывеску. Дуб служил опорой соседнему дому – длинному, двухэтажному, одним концом упершемуся в склон холма, а вторым – прислонившемуся прямо к могучим ветвям толщиной с пони. Виноградные лозы свешивались вниз, оплетали стрельчатую дверь, притаившуюся между корнями. Рядом виднелось витражное окно необычной треугольной формы.

Йев’ени запрокинул голову, рассматривая дерево. Покачал головой.

 – Красиво, ага, – согласилась я, без слов угадав его мысль. – Такие дома редко встречаются. Нужна магия единорога, чтобы заколдовать семечко, и магия земных пони, чтобы оно выросло. И даже с ней дом растет несколько лет.

Человек лишь чему-то улыбнулся. Приоткрыл двери.

Внутри стоял тихий и уютный полумрак. Я ожидала, что бар будет полон захмелевших кобыл и жеребцов, но в нем оказался лишь один пони – белый единорог с синими гривой и хвостом, довольно высокорослый и объемистый, словно бочка. Он сидел за барной стойкой, задумчиво разглядывая на просвет бутыль темно-зеленого стекла.

Да и в целом обстановка не слишком походила на мое представление о питейном заведении! Вместо длинных лавок и изрезанных ножами столов – несколько округлых столиков с самого обычного вида табуретками, правда, явно сколоченные вручную. Вместо люстры на несколько сотен свечей – стоящие в открытом шкафу три светлячковых лампы. Вместо кобылок легкого поведения, отплясывающих в центре зала… я фыркнула своим собственным мыслям. Меньше читай Дэринг Ду, глупая пони!

Короткая лестница вела на небольшую галерею под потолком бара. С нее пара дверей вела куда-то вовнутрь дома, похоже – в ту пристройку слева, что мы видели с улицы.

Барпони при нашем появлении обернулся ко входу. Задумчиво рассмотрел нас. Отставил бутылку в сторону.

 – Чем могу помочь, уважаемые пони и…?

 – Человек, – ответил Йев’ени, вежливо приподняв шляпу. – Мы ищем мэра Меджи. Не подскажете, где его найти?

Барпони выпрямился на стуле. Убрал бутыль в шкаф, оттуда же извлек шляпу. Распрямил ее копытом.

 – Вы к нему по официальному вопросу? – поинтересовался он.

 – Скорей, по частному.

Шляпа скрылась обратно в шкафу.

 – Омегадитл Блоссомфорт, хотя здесь все зовут меня Меджи, – представился барпони. – Мэр города и владелец этого заведения. Чем могу вам помочь?

Мы переглянулись.

 – Мы собирались построить мэрию, – ответил Меджи на наши недоуменные взгляды. – Но средств в городском бюджете вечно не хватает. К тому же, к чему лишние расходы, когда все уважаемые пони города и так по вечерам собираются в моем баре? Итак, джентльхуман и фелледи, я к вашим услугам.

Йев’ени прокашлялся.

 – Мы ищем Тимбера Спрюса.

 – Тимбера Спрюса? – переспросил мэр. – Тогда вы не очень удачно выбрали момент. Его не будет в городе еще несколько дней. Позвольте спросить, а что у вас за дело к нему?

Человек ухмыльнулся.

 – Он заказал кое-какой товар у нас в Мэйнхэттене, но вынужден был уехать до того, как он будет готов. Мы доставили ему заказ. Вот, взгляните, – он водрузил чемодан на стойку.

Крышка чемодана поднялась. Меджи заинтересованно уставился на ровные ряды стиломехов.

 – Какой-то инструмент, что ли?

Вместо ответа Йев’ени вытащил из отдельного гнезда демонстрационный образец.

 – Ничего, если я испачкаю вам стойку?

Барпони лишь махнул копытом.

 – Валяйте.

Быстрым движением Йев’ени оставил на дереве изящный вензель.

 – Этот образец предназначен для письма. Удобный, легкий, не нужно носить с собой чернильницу или затачивать карандаши. А вот эти – для пометок на дереве. Собственно, их мистер Тимбер Спрюс у меня и приобрел.

 – Надо же, до чего дошел прогресс, – восхищенно проговорил единорог. – Сколько стоят такие игрушки?

 – Пятьдесят шесть бит за письменный, восемьдесят за маркер.

Уши Меджи дернулись.

 – Прилично.

 – Поверьте, они себя окупают. Между прочим, если нанести на них эмблему вашего заведения – из них получаются не только отличные сувениры, но и превосходное средство рекламы!

Мэр улыбнулся.

 – Вот теперь, мистер, я и впрямь верю, что вы странствующий торговец. Мой бар сам себя рекламирует, впрочем, если старина Тимбер считает, что эти игрушки ему нужны – что ж, ему виднее. В любом случае, вам придется обождать с недельку. Он сейчас на дальних вырубках, готовится со своими к сезону.

Мой хвост дернулся. Недельку? Мне понравился Брайдлвуд, и я с удовольствием познакомилась бы с городом поближе… Но такой срок мы просто не можем себе позволить! Что скажут Бронз, Стил и Реми?!

Судя по выражению человеческого лица, Йев’ени подумал о том же.

 – А далеко до этих самых дальних вырубок? – медленно произнес он.

Меджи покосился на висевшие на стене часы с кукушкой.

 – Засветло точно не успеете. Лучше оставайтесь здесь, а с утра пошлете кого-нибудь с запиской. Комната наверху как раз свободна, восемь бит за ночь.

Мы переглянулись. Тяжело вздохнули.

 – Ладно, по рукам, – Йев’ени развязал кошелек.

 – Не желаете ли чего-нибудь выпить с дороги? – поинтересовался барпони. – Сидр, эль, виски? Или блюдечко соли?

 – Соли? – переспросил Йев’ени.

 – Осторожно! – шепнула я, дернув его за рукав. – На не-пони эта гадость действует очень по-разному!

Йев’ени посмотрел на стоявший за спиной бармена ряд солонок, заполненных крупными желтоватыми кристалликами. Поморщился.

 – Знаете, Меджи, нам бы отдохнуть и помыться с дороги. Есть тут у вас какие удобства?

 – Разумеется, – единорог протянул нам ключи. – Душевая в том крыле, по лестнице вниз. Бак для воды наполнили с утра, сейчас водичка как раз согрелась для мытья.

Йев’ени кивнул. Защелкнул крышку чемодана. Повернулся ко мне.

 – Подожди! – вмешалась я. – А как же обратные билеты! Если мы задержимся на два дня, то и на поезд не успеем!

 – На два дня? – единорог наморщил лоб. – А, Инклайн и Роки? Да не волнуйтесь, в ближайшее время никто из наших в Уэст Терн не собирался. Так что они все равно постоят в ожидании попутчиков. На крайний случай, доплатите им бит-другой, чтобы без вас не трогались.

Лестница вела в узкий тамбур, одна стена которого состояла из сбитых досок – а вторая была покрыта живой древесной корой с глубокими прожилками. Дощатый пол скрипнул под нашими шагами. За следующей дверью обнаружился коридор, в который выходило семь дверей и один лестничный пролет, ведущий вниз.

Йев’ени приостановился, поджидая меня, перед крайней правой дверью, которую указал нам Блоссомфорт.

 – Милое местечко, а? – спросил он меня.

 – Ну да, – согласилась я. – Хоть и на краю света.

Левитировала ключ в замочную скважину, повернула. Осмотрела комнату.

Обстановка была скудной, но по-своему уютной. Дощатый шкафчик напротив входа, столик и скамейка, две застеленные одеялами койки по обе стороны комнаты. На подоконнике стояли светлячковая лампа и будильник. Рядом со шкафом висела довольно аляповатая картина, изображающая то ли восход, то ли заход солнца над лесным пейзажем.

Я подошла к окну. Принцесса уже опустила солнце, и Брайдлвуд окутывал вечерний полумрак. Окна домов светились тусклым светом светлячковых ламп и свечей. Внизу, в свете светлячкового фонаря, прошел земнопони, толкающий перед собой какую-то железную конструкцию – выглядящую, словно переплетение металлических рам между двумя здоровенными колесами.

 – Две койки – явный перебор, – задумчиво протянул Йев’ени, тоже оглядывая обстановку. – Мы ведь и на одной вполне поместимся. Надо было просить скидку.

 – Эй! – я деланно фыркнула. – На что ты намекаешь?

В следующую секунду меня подхватили сзади, опустили на кровать и слегка прикусили ушко.

 – Намекаю? – прошептал Йев’ени мне в ухо. – Я ни на что не намекаю. Я предлагаю открытым текстом…

 – Эй!.. Эй, да постой же ты! – я крутнулась и вывернулась из объятий. – Дай хоть сумки снять! И вообще, я грязная и пыльная с дороги!

 – У нас вообще-то медовый месяц или типа него, – заметил Йев’ени, откидываясь на стену и заложив руки за голову.

 – Ничего не знаю! – топнула я копытом. – Сначала в душ!

 – Сначала? – человек выпрямился. – Мне нравится ход твоих мыслей…

Вместо ответа я извлекла из переметной сумки полотенца и бросила на спинку койки. Йев’ени поймал одно в полете.

 – Пойду разведаю, где здесь мраморные ванны с джакузи, – сообщил он. – Ты со мной?

 – Я пока разложу вещи, – покачала я головой.

Впрочем, расстановка вещей заняла не слишком много времени. Я убрала в шкаф стиломехи и кошелек, водрузила на стол оставшиеся пару сэндвичей (уже порядком подзасохших), положила на подоконник зеркальце и косметичку – и, в общем-то, на этом уборка кончилась. Ах да, перед этим смахнула с подоконника и стола тонкий слой пыли – Меджи явно не утруждал себя регулярной уборкой в номере.

После чего выбралась за дверь и по лестнице спустилась вниз, на первый этаж, занятый частично – огромными корнями, частично – здоровенными колоннами из цельных бревен, подпирающими потолок.

А частично – двумя туалетами и душевой, скрытыми за отдельными дверями.

Сейчас закрытой на крючок. Из-за двери слышался плеск воды и немузыкальное негромкое пение себе под нос.

Я усмехнулась. Аккуратно толкнула дверь, чтобы разглядеть крючок в щель. Сосредоточилась, направляя энергию…

Беззвучно прокралась внутрь и откинула парусиновую занавеску.

 – Эй! Кто здесь? – Йев’ени провел рукой по лицу, стирая с глаз мыльную пену... – Старгейз?

Я нырнула в душ. Поднялась на задние ноги и обхватила его сзади.

 – Тебе помочь потереть спинку? – прошептала я, мягко подавшись вверх. Затем вниз. Еще раз и еще, ощущая, как скользит шерсть по влажной коже.

 – О… – голос человека дрогнул. – Да. Пожалуй, да…

Я медленно провела копытом по животу, ниже, еще… Йев’ени сдавленно охнул. В следующую секунду я ухватила его копытокинезом за руку и потянула, заставляя повернуться – и толкая спиной на дощатую стену.

 – Старгейз? Что ты… – голос человека прервался, когда я опустила голову, вновь сосредотачивая энергию в роге.

 – Знаешь, – мурлыкнула я, заставляя полутемную душевую озариться мерцающим светом поля. – Я никогда еще не использовала телекинез таким образом…

Кичивапити

Я понятия не имею, кто такая София, но однозначно уруру

И да, это отсылка к замечательному фанфику Tyolnotar "Служанка".

Я зевнул. Дотянулся до ржавого будильника и от души стукнул звонилку по кнопке. Запрокинул руки за голову, сладко потягиваясь.

Свернувшаяся под боком в уютный сонный комочек Альятара что-то пробормотала и натянула на голову простынь.

 – Спи-спи, – я провел рукой по ее шерстке, наслаждаясь ее шелковистостью. Пони что-то пробормотала сквозь сон.

Сделав несколько приседаний и махов руками, я оделся, спустился в душевую и по-быстрому умылся и почистил зубы.

Со вздохом посмотрел на часы. Вообще-то мы планировали с раннего утра отправиться к возницам и узнать, когда точно они собираются выехать в Брайдлвуд и не поторопились ли мы с покупкой обратного билета…

А, да ладно!

Наверх я подниматься не стал, пройдя в бар прямо из ванной. По дороге пригладив волосы мокрой рукой.

Бар пустовал, однако Меджи уже был за стойкой. Он о чем-то беседовал со стоящей перед ним светло-зеленой земной пони.

 – Дейзи, я все прекрасно понимаю, – проговорил он ровным голосом. – Я сам хожу по этим же дорогам! Но если мы не решим вопрос с пристанью, на следующий год ни на какой ремонт денег не будет хватать, и через год – тоже. Я знаю, что вы чинили тротуар за свой счет, и я даже готов возместить вам с друзьями затраты – но дождитесь следующего года. Вы, конечно, можете созвать городское собрание – но я вас уверяю, оно проголосует так же.

 – Но на будущий год мы вправе рассчитывать на ремонт? Вы это обещаете, Меджи?

 – Обещаю. Если доходы в городскую казну не упадут, и Кантерлот не обрежет нам финансирование.

 – Ну и на том спасибо, – кобыла со вздохом направилась к выходу. Меня, стоявшего в дверном проеме, она, похоже, не заметила.

Я вошел в барный зал, помахал мэру рукой. Тот выбрался из-за стойки.

 – С добрым утром. Что-нибудь хотите?

 – Ага. Что у вас тут насчет завтрака?

 – Кукурузная каша, яичница и гренки.

 – Супер. Сколько с меня?

 – Два с половиной. Что-нибудь выпьете?

 – Кружечку пива, если холодное.

 – Тогда четыре с половиной. Бочонок с ледника, – сообщил Меджи. Вернулся за стойку, что-то вполголоса сказал выглянувшей из задней двери кобылке. Я опустился на табурет за столиком неподалеку.

 – Беспонно у вас тут, – заметил я, окинув пустой бар взглядом.

 – Так это вы приехали за неделю до начала сезона, – пояснил Меджи. – Земля только-только просохла, с перевалов снег еще не сошел, даже лагерь в Зефир Хайтс и тот пустует. Вот сейчас потеплеет, подтянутся лесорубы с золотоискателями, и у меня будет полно народу.

Он принял у кобылки поднос с шипящей сковородкой, тарелкой и кружкой. Я с подозрением принюхался к странному, вроде бы пивному, и в то же время – смолистому аромату…

 – Что это? Пиво?

 – Старинный семейный рецепт, – похвастался Меджи. – Попробуете?

 – Слушайте, я не все могу употреблять из эквестрийской кухни. Что туда добавлено?

 – Молодые еловые побеги и ягоды можжевельника.

Я задумчиво посмотрел на темный напиток. Ну, вроде бы, ничего несъедобного…

А на вкус неплохо. Одновременно знакомый хмельный оттенок – и терпкий хвойный привкус. Странно… но очень вкусно.

Я в три глотка расправился с яичницей с кашей и принялся уплетать гренки с сыром, запивая их глотками ледяного пива. Осушив кружку, положил на прилавок золотые.

 – Меджи, еще вопрос. Эта стена вокруг города – для чего она? От туземцев?

 – От туземцев? – переспросил Меджи. – Да нет, с ними проблем не бывает, у нас же тут не Эпплуза какая-нибудь. Нет, это от зверей.

 – От зверей?

 – Ну да. У нас тут все-таки самая граница Эквестрии, зверье к пони еще толком не приучено. По весне и шатуны в лесу попадаются, и волки, даже, бывает, львы с саблезубами с гор сходят. Вот и поставили частокол, чтобы они в город не забредали.

Я лишь покачал головой.

 – А до этих ваших вырубок безопасно идти?

 – Днем? Да конечно. Вот ночью по лесу лучше не шастать, мало ли. А пока солнце в небе, никто из зверья из чащи не показывается.

Я взглянул на часы.

 – А долго туда добираться?

 – Часа три-четыре, если быстрым ходом. Мимо не пройдете – тут и тропа-то одна. От западных ворот садами прямо на юго-запад, и так ее и держитесь, она широкая. Главное, мистер, с волока не сходите, а то в лесу и заблудиться можно.

Я лишь кивнул.

 – Спасибо за завтрак, Меджи.

Когда я вернулся в комнату, Альятара еще спала. На секунду мне захотелось раздеться и нырнуть к ней под одеяло, но я поборол искушение. Вырвал из записной книжки листок и демонстрационным стиломехом набросал несколько строк.

 – До вечера? – Роки посмотрел на брата. – Инк, миссис Паззл не собиралась сегодня на станцию?

Инклайн мотнул головой.

 – Она сказала, что не будет закупаться, пока не распродаст запас кроссвордов с прошлой недели. А у нее там стопка еще в фут толщиной. Вряд ли.

Палевый земнопони обернулся ко мне.

 – Давайте так. Если никто, кроме вас, не объявится, ждем бесплатно. Если еще кто из пассажиров подойдет – с вас еще пятерка за простой. По копытам?

 – Договорились.

Я шагнул к крыльцу, ведущему с веранды возчиков, когда на улицу упала тень.

Сперва я решил, что солнце заслонило облако. Вскинул голову – и удивленно присвистнул.

Темно-зеленая громада медленно проплывала над городом.

Вообще, не над самим городом. Дирижабль заходил на посадку с северо-восточной стороны, к той самой мачте, что мы заметили еще на подъезде к городу. Он был раскрашен не так ярко, как те воздушные суда, что я видел над Мэйнхэттеном, обводы дощатой гондолы были более угловатыми. Четыре крыла-плавника ритмично загребали воздух. На моих глазах от носовой части корабля отделился трос, качнулся, скрывшись за крышами домов. Натянулся, повисая в воздухе тонкой черной ниточкой. Дирижабль неторопливо заскользил к верхушке мачты, снижаясь. Теперь над крышами виднелась только верхняя часть оболочки, медленно проворачивающаяся вокруг мачты, словно огромный флюгер.

 – Надо же, – Инклайн остановился рядом со мной. – Толл-тейлские в этом году рановато. За прошлогодними, что ли?

 – Говорят, большая стройка, – флегматично заметил Роки. – Вот и раскошелились.

 – Агась, – Инклайн отвернулся, не проявляя к дирижаблю дальнейшего интереса. Я поспешил учтиво приподнять шляпу и направиться обратно к центральной площади.

Мимо стоявшего рядом с домом братьев дилижанса, мимо магазинчика со знаком в виде рожка мороженого, мимо огромного дерева Меджи. Мимо кузницы, во дворе которой ритмично стучал молотком по колесу какой-то железной конструкции земнопони в жилетке. Мимо домов, обнесенных небольшими штакетниками, по подсохшим со вчерашнего дня обочинам. Встречные пони провожали меня взглядами, но ни слать на три буквы, ни даже злобно зыркать в спину никто не пытался.

Ворота – не те, через которые мы вчера заехали, почти на противоположной от них стороне Брайдлвуда – были закрыты на здоровенный дубовый засов, впрочем, рядом с ними нашлась небольшая калитка, сейчас распахнутая.

Я окинул взглядом раскинувшиеся вокруг шеренги яблонь, покрытых набухающими почками. Блеск речного русла между лесистыми холмами. Вдохнул свежий воздух, ощущая, как обдувает лицо теплый апрельский ветерок. И, весело помахивая чемоданом, зашагал вдоль тянущейся от городских ворот разбитой дороги.

Похоже, Меджи бессовестно меня обманул.

Ну или понячьи три часа быстрым шагом – это совсем не то, что человеческие.

Или просто мэр не учел состояния дороги.

Если в городе лужи более-менее подсохли – то лесная дорога представляла собой две длинные полосы грязи. Видимо, считающиеся колеями.

Плюс попадающиеся под ноги бесчисленные корни.

Нет, пока я шел садами, что раскинулись по обе стороны от проселка – было более-менее терпимо. Можно было свернуть на обочину и идти прямо по пожухлой траве, не обращая внимания на колючки, цеплявшиеся за штанины.

А вот когда яблочные (и еще какие-то, но я, как невеликий спец в приусадебном хозяйстве, не брался определить многочисленные деревца и кустарники, в более-менее шахматном порядке рассаженные вокруг Брайдлвуда) сады закончились, и начался редкий лес из молодых сосен и ольх, с торчавшими тут и там здоровыми пнями – стало сложнее.

Вокруг дороги сомкнулся кустарник – жесткий, колючий, с темными почками. Идти по обочине стало гораздо сложнее – по причине отсутствия обочины. Приходилось перепрыгивать с кочки на кочку и очень внимательно следить, куда ступаешь – чтобы с чавканьем не уйти в грязь по щиколотку!

В веселое птичье чириканье и звон далекого ручья вплетались мои незлобивые трехэтажные маты, когда я пытался не утонуть сам и не утопить в грязи стиломехи. Заодно я успел тысячу раз возблагодарить Альятару – ее подарок здесь пришелся как нельзя кстати. Если бы не высокие голенища сапог – сейчас в обуви у меня чавкала бы половина Змеиной реки!

В борьбе с дорогой прошло… ох, не знаю сколько, мне было недосуг лезть за часами. Я успел тысячу раз проклясть все на свете, и больше всего – свою дурацкую идею топать в лес разыскивать Тимбера. Что мешало нанять кого-нибудь из горожан и попросить за небольшую мзду передать лесорубу записку? Нет, захотелось, как идиоту, самому прогуляться по весеннему лесу… С чего я, в конце концов, решил, что Тимбер сможет расплатиться со мной посреди леса? Навряд ли он держит кошель с золотом или чековую книжку при себе, а не где-нибудь в Брайлдвуде!

Какая жалость, что все эти умные мысли не пришли в мою голову хотя бы с утра.

А теперь поворачивать обратно несолоно хлебавши… Ну, мне не хотелось выглядеть идиотом. И признать, что я зря потратил несколько часов на прыганье по грязи.

Дорога, естественно, не шла напрямик. Она петляла, обходя многочисленные пригорки, бугры и холмы, и я бы много раз потерял ориентировку – но благо в этом Меджи не ошибся. Никаких поворотов и перекрестков на ней не встречалось, и заблудиться здесь было сложно.

И лишь миновав очередной поворот, я увидел, как передо мной встает зеленая хвойная стена.

Я даже приостановился. Переход был резким – словно невидимая рука прочертила границу между редколесьем и дебрями. Высокие, словно мачты, пихты (а может, елки или еще какие сосны, я не брался отличить) вонзались в покрытое редкими облачками небо. Дорога уходила в пихтовую чащу, будто под воду – в зеленоватый сумрак.

 – Прямо «Властелин Колец», – пробормотал я себе под нос. Того и гляди, из-за поворота выглянет древесный великан, как там они назывались в фильме. И спросит, что я делаю в его лесу.

Вспомнив по ассоциации спектакль и Филиппа, я улыбнулся – а потом улыбка как-то резко сошла с моего лица.

Потому что я вспомнил, что я в Эквестрии, и шутки про драконов, единорогов и кто знает, что там насчет оживших деревьев – в ней совсем не шутки.

 – Ну хватит! – решительно сказал я себе. – Если бы в лесу водилось что опасное – мэр бы меня предупредил!

Хотя, вообще-то, он предупреждал… Положим, не о волшебных опасностях – но фраза про «львов с саблезубами» как-то не звучит сильно лучше!

 – Так, харэ писать в рюмку! – решительно сказал я себе. В конце концов, как-то же добираются до своих вырубок городские лесорубы.

 – В лесу раздавался вайфай дровосека! – продекламировал я для успокоения, ныряя под сомкнувшиеся хвойные лапы. – Дровосек отгонял топором…

Как ни странно, а идти стало полегче.

Даже колеи на дороге стали не такими глубокими, грязь все еще чавкала под ногами, но не пыталась сдергивать с меня сапоги. Вместо кустов окраины дороги поросли темно-зелеными опахалами папоротников, еще по-зимнему свернутыми, мягко задевавшими меня по лицу, когда я обходил очередную колдобину. Массивные корни протянулись с боков дороги, и я то и дело перепрыгивал с одного на другой.

Деревья – огромные стволы в три обхвата – покрывал мшистый покров, кое-где такой густой, что свисал с нижних ветвей зелеными завесями. Больше всего было пихт и сосен, хотя порой глаз натыкался на разлапистые дубы, да и под ногами попадались маленькие округлые желуди. Ворковала, переходя на пронзительное кудахтанье, какая-то птица, ей вторил звонкий стук – должно быть, в фэнтезийном мире разумных лошадей дятлы от земных ничем не отличались. Пахло прохладой, влажной землей и хвоей.

Пару раз дорогу пересекали уходящие куда-то в глубь леса тропинки. Но дорогой их при всем желании назвать было нельзя, я даже не был уверен, что их вытоптали пони, а не какие-нибудь зверушки. К тому же я твердо помнил совет Меджи, и проблем с выбором направления у меня не возникало. И на том спасибо.

Взвилась по бороздчатому стволу белка, мелькнув меж ветвей рыжим хвостом. Высунула любопытную мордочку между еловых лап и разразилась длинной цокающей трелью.

 – Привет! – помахал я белке рукой. Отчасти просто по приколу. Отчасти – вспомнив наше подручное семейство на Третьей авеню. И совсем не будучи уверенным, что в этом лесу стоит вести себя невежливо даже со встречной белкой!

Хотя я и слышал, что умение понимать речь и действовать более-менее разумно вырабатывается лишь у зверей, что долго прожили бок о бок с пони… Но решил перестраховаться.

Звон ручья делался все громче. Вскоре за очередным поворотом показался и его источник – глубокий овраг, перерезавший дорогу, на дне которого бежал поток. На мое счастье, через него был перекинут и мост – причем впечатляющий, из десятка здоровенных бревен, врытых в стенки оврага и сколоченных сверху досками. Такой бы, наверно, и вес дилижанса с пассажирами выдержал, не заскрипев. Когда я вступил на помост, тот даже не вздрогнул.

Дорога шла вперед, тянулось время. Я встревоженно попытался разглядеть солнце за лесными кронами, потом достал из кармана часы. Успею ли я вернуться в город засветло, даже если найду Тимбера вовремя?

Ну… еще, пожалуй, успеваю. С учетом того, сколько времени заняла дорога сюда. Если потороплюсь.

Деревья расступились.

Открыв вид на широкую поляну, на добрый километр вперед заполненную пнями. Некоторые из пней были выкорчеваны, оставив после себя чернеющие в земле ямы. Впереди, у дальней опушки, виднелась избушка, от нее в небо уходила струйка дыма. Слышались звуки пил и рубанков, стучал по доскам молоток. В отдалении синел над горизонтом горный отрог.

Я широкими шагами направился вперед, по уже пробивавшимся к солнцу там и сям молодым побегам травы.

Первым меня заметил серый земнопони, деловито копавший яму неподалеку от избушки. Обернувшись, он выплюнул черенок от лопаты, и поднялся на задние ноги, опираясь передними на край ямы.

 – Эт’ что еще за сено, отлягай меня Фауст? – вопросил он, глядя на меня расширенными глазами.

 – Добрый день, – я приподнял шляпу. Изрядно к тому времени перепачканную сосновой смолой и хвоей.

 – Э. И вам здрасьте, мистер, ктопони бы вы ни были.

 – Я ищу Тимбера Спрюса. Мне сказали, что его можно найти на этих вырубках.

 – Старшего нашего? Щас позову.

Выпрыгнув из ямы, он умчался в сторону избушки. Минут через пять показавшись из нее со Спрюсом собственной персоной.

 – Селестия пресвятая! Мистер Комаров?!

 – Он самый. С вашим заказом, – я слегка приподнял чемоданчик.

Тимбер приблизился. Приняв чемодан, заглянул под крышку. Присвистнул.

 – Я-то думал, вы их отправите по почте, – проговорил земнопони.

 – Мы пытались, но ваше почтовое отделение не принимает наложенные платежи.

Тимбер задумчиво покивал.

 – А ведь верно, им кассу для крупных сумм обещали поставить только в конце года. Как я сразу не подумал…

 – Ну, в любом случае, мы вам их привезли, – пожал я плечами. – Сможем рассчитаться на месте, или подождем до Брайдлвуда?

Тимбер поскреб копытом в затылке.

 – Да чего тянуть, пойдемте в хижину.

Мы направились к избушке, мимо с любопытством взиравших на нас пони. К своему удивлению, среди лесорубов я увидел одного минотавра – тот волок в сторону тяжелый комель, за спину был закинут большой колун.

 – Слушайте, если не секрет, – поинтересовался я, оглядывая вырубку. – А почему вы не валите лес ближе к городу? Я добрых два часа шел по сплошной чаще…

Тимбер скупо улыбнулся.

 – Договор с местными. Нам не разрешено рубить ближе десяти миль к их священному дереву. А поскольку священных деревьев в этих лесах хоть крупом жуй, место для вырубки приходится выбирать довольно тщательно. Да еще и ведомство моей сестренки требует, чтобы мы оставляли между вырубок лесополосы не уже пятисот ярдов. В общем, прежде чем начать валить лес, приходится для начала здорово посидеть над картами.

 – Понятно.

 – Все проще, чем в Эквестрии, – сообщил Тимбер. – Там-то почти весь лес либо заповедный, либо запасный. Ну, кроме Вечнодикого. Поначалу мы в нем и работали, есть там кой-какая древесина, за которую в Кантерлоте платят золотом по весу, но то такое. Никогда не знаешь, кто за чем идет – ты за деревом или оно за тобой.

Я невольно поежился, вспомнив свои мысли перед входом под лесную сень.

 – Хотя и тут, конечно, всякое бывает, – Тимбер кивнул на небольшой холмик с камнем в изголовье рядом с опушкой. – Вон, в прошлом году один из ребят не рассчитал с ветром, да хранят его Сестры. Но так-то здесь поспокойнее, чем в Понивилле. Туземцы ребята безобидные, хоть и не без придури, да и ваших тут не водится, уж извините за прямоту.

 – Ну, как минимум, один есть, – выдавил я кривую ухмылку.

 – Ну да, ага, – Тимбер вступил на порог избушки.

Внутри обнаружились койки в несколько рядов, печка-буржуйка, ящики с инструментами и сколоченные из неоструганных досок шкаф со столом в дальней части сруба. Пройдя между койками, Тимбер водрузил чемодан на стол. Извлек один из стиломехов.

 – Мы внесли кое-какие усовершенствования, – сообщил я. – Вот, восковая пробка и отверстия для впуска воздуха. И колпачки притерты по размеру, чтобы чернила не просочились.

 Тимбер снял колпачок. Провел несколько завитушек по поверхности стола. Попробовал еще с одним стиломехом, с третьим.

 – Неплохо, неплохо, – проговорил он. – Заправка по десять бит за штуку?

 – Да. И напоминаю, после третьей заправки мы уже не гарантируем качество.

 – Спасибо, я помню, – кивнул красный земнопони. Поднялся, шагнул к шкафу. Извлек из гривы ключ.

 – Вот остаток суммы, – произнес он, доставая чековую книжку и чернильницу. Усмехнувшись, я протянул демонстрационный образец.

 – А и впрямь удобно, – Тимбер заполнил и подписал вексель. – Проверьте сумму, если хотите.

 – Приятно с вами работать, – я пробежал одним взглядом по строчкам и убрал чек в карман.

 – Взаимно. У нас тут ценят добросовестных пони… разумных, имею в виду.

 – Спасибо на добром слове.

 – Собираетесь обратно? – поинтересовался Тимбер. – Точно успеете до ночи? Может, заночуете у нас?

Я покачал головой.

 – Постараюсь поторопиться. Альятара осталась в Брайдлвуде, если я не вернусь до вечера, она будет беспокоиться.

 – Ваша напарница, которая единорожка? Она тоже здесь?

 – Да, мы решили, что ехать вместе будет веселей.

 – Понятно. Ну счастливого пути тогда и до встречи.

 – И вам.

Я вскинул голову, пытаясь проследить за солнцем между ветвей пихт.

Время близилось к вечеру, а я еще даже из хвойной чащи не выбрался!

Дискорд меня побери, как тут говорят, я, кажется, во второй раз сглупил, отказавшись от предложения Тимбера…

Ладно, ускоримся и не будем тратить время на разглядывание красот природы.

И вообще, зря я паникую.

Мало ли кто тут водится, это же не значит, что все лесное зверье непременно выйдет на дорогу, стоит принцессе опустить солнце. И вообще, что захочет связываться с незнакомой добычей! Если призадуматься, самая большая опасность, что мне грозит – споткнуться в темноте о корень и ударить лицом в грязь!

В прямом и переносном смысле.

Я перешел на быстрый шаг, перепрыгивая колдобины и сигая с корня на корня. Я давно миновал мост, и скоро рассчитывал выйти к границе редколесья. Вот кажется, показался знакомый разлапистый дуб…

И я едва не подпрыгнул на месте, когда из чащи раздался голос.

Слабый, но отчетливый крик:

 – Помогите! Пожалуйста, помогите!

На секунду я замер. В полной растерянности, пытаясь сообразить, что делать.

 – Помогите! Кто-нибудь, на помощь!!!

Мозг еще перебирал варианты: бежать на голос? Крикнуть в ответ? Бежать на вырубку и позвать лесорубов? А ноги уже приняли команду не пойми откуда, и вокруг шуршали листья папоротников. Лапы пихт хлестали по лицу.

 – Кто-нибудь!!!

Папоротники и хвоя расступились очень внезапно. Открыв пропасть впереди и ревущий поток на дне. На полном ходу я попытался остановиться, нога поехала на пласте глины, и я, матерясь во весь голос, полетел вниз с обрыва.

Плюх!!!

К счастью для меня, пропасть была от силы двухметровой глубины.

А вот вода в ручье была, похоже, чуть теплее горного льда. Скорее всего, где-то в горах крохотная речушка и брала свое начало.

 – Да …б твою мать!!!

Ледяной холод обжег все тело – сразу и мгновенно. Я вскочил, вытряхивая воду из ушей. Вцепился в свисающий над обрывом корень, подтянулся, вскарабкался на склон оврага, матерясь по-русски и по-эквестрийски вперемешку.

 – Э-ге-гей! Кто здесь?!

 – Помогите! – тонко отозвалось после короткой паузы. – Сюда! Пожалуйста! На помощь!

Я ломанулся вперед. Отбросил с дороги сосновую ветку, проломился через густую поросль можжевельника, перепрыгнул через корягу – и, пыхтя, как паровоз, выломился на крохотную полянку со здоровенным упавшим поперек нее дубом.

Под сучья которого, рыча и клацая зубами, пытались подрыться пятеро серых здоровенных собак.

При моем появлении мигом обернувшихся и оскаливших пасти.

 – Помогите! – снова раздался тонкий сорванный голос из-под ветвей.

Я подхватил с земли сук побольше и запустил в ближайшую псину. Сук ударил собаку в плечо, и свора с жалобным воем прыснула в стороны. Я бросился к дубу, уже не обращая внимания на собак.

 – Кто здесь?!

 – Эй?! – прозвучал из-под дерева голосок. – Они ушли? П-пожалуйста, помогите… кажется, я застряла…

 – Сейчас, сейчас, – я закрутил головой, ища, чем бы поддеть тяжелый ствол…

За спиной раздался рык.

Я обернулся.

А собаки-то, оказывается, не спешили удирать. Отскочив к кустам, из которых я выбрался, они теперь медленно крались вперед, оскалившись и вскинув прямые кудлатые хвосты. Два крайних пса скользнули вперед, явно пытаясь зайти сбоку.

 – Эй! – рявкнул я, подхватив сук. – А ну пошли нахрен!

Псы отпрянули. Самый крупный, видимо, вожак, наоборот, с глухим рыком подался в мою сторону. Я посмотрел на хвосты поленом, на узкие хищные морды… и до меня дошло.

 – Бл…, – проговорил я пересохшими губами, отступая к дубу. – Ой, бл….

Один из волков метнулся вперед. Я с грозным воплем замахнулся дубинкой. Волк отпрыгнул, и в ту же секунду прыгнул другой. Раздался треск. Я попытался достать того дубинкой, но волк увернулся, выплюнув на землю кусок моей куртки.

 – Пошли нахрен, я сказал! – вжавшись в ствол дерева, заорал я. Описал в воздухе полукруг дубиной. Волки попятились, но на считанные сантиметры. Вдоль позвоночника прошел ледяной холод, когда я осознал – если сейчас вся стая прыгнет, дай бог мне хоть одному успеть съездить по кумполу…

И в этот момент ситуация вновь поменялась, причем радикально.

 – Кичивапити!

Кусты разошлись с оглушительным треском. Из них выметнулось длинное бурое тело.

Одним слитным движением олень дернул головой. Я даже не успел рассмотреть рывок вожака. Свист, глухой удар – и подшибленный в прыжке волк клацает челюстями в воздухе и улетает в кусты с жалобным воем.

В следующую секунду на оленя бросились еще четверо.

Хрясь! Заходящему сзади волку влетает в грудь копытом.

Бдыщ! Челюсти сжимаются на волчьем загривке и резкий рывок головы отправляет волка вожаку в компанию.

Прыжок! Волк, сцепив зубы, виснет на плече у оленя. Тот свивается юлой, пытаясь достать врага то копытом, то рогами. Еще две серых твари, одна – выбравшийся из кустов вожак, кидаются в атаку, пытаясь вцепиться куда попало…

Я с оглушительным воплем бросился вперед и со всей дури влепил дубиной.

Куда-то по клубку из рычания и шерсти!

Судя по истошному скулежу – влепил по волку.

Секунда – и олень пригнулся, прыгнувший вожак перелетел через его хребет и покатился по траве. Тут же вскочил – но олень за эту секунду успел раскрутить свое оружие и влепить по носу еще одному волку. Тот полетел кувырком, олень крутнулся – и встретил атаку вожака двумя копытами сразу. Тот с сочным треском впечатался в корни дуба, завизжал и пустился наутек, куда-то в сторону оврага.

Судя по всему, этого стае хватило за глаза и за уши. Отчаянный визг огласил лес, и серые тени, прихрамывая, ринулись кто куда. Отчаянно втягивая воздух, я сполз на тот самый комель, куда за десять секунд до этого впечатался вожак.

 Олень коротко дернул головой. Словно по волшебству, каменная гирька на ремне взвилась в воздух и намоталась на его рога. По плечу оленя сочилась кровь, но он, похоже, не обращал на рану внимания.

 – Я, Пестрый Куст, говорю тебе спасибо, чужак, – произнес он, неожиданно на хорошем эквестрийском. – Ты помог мне и спас жизнь моих младших братьев. Кто ты и что делаешь в этих лесах?

 – Братьев? – переспросил я, все еще пытаясь отдышаться. Скосил глаза туда, откуда раздавался тонкий голос.

 – Да, – олень кивнул. – Братья молоды и глупы. Братья не знают, что нельзя причинять вред оленям и пони. Если бы братья убили пони – шериф пони пожаловался вождю, вождь бы приказал мне, я бы надел боевые накладки и отправился убивать младших братьев. Я рад, что мне не нужно делать этого.

 Кто ты? Ты друг или враг роду Ивы? Или пони?

Я втянул воздух, задержал в легких, досчитал до четырех и с силой выдохнул. Только теперь я вспомнил, что стою в мокрой до нитки одежде, вокруг совсем не лето, и почувствовал озноб.

 – Я… я не враг пони, – наконец сумел я выговорить. – Я друг пони. Я живу далеко отсюда в большом городе пони на востоке. Я здесь по торговым делам. Возвращался с вырубки, и вот услышал… – мне не хватило дыхалки договорить, и я лишь указал на дерево взглядом.

 – Эй? – робко прозвучало оттуда. – Они ушли? Вы не поможете мне вылезти?

Олень скользнул вперед, упершись рогами в крону. После секундной заминки я поторопился присоединиться. Мы налегли, дерево затрещало и чуть приподнялось. Под ним завозились, и наконец на свет Селестии выбралась кобылка, изгвазданная в жидкой грязи до такой степени, что невозможно было определить изначальный цвет шерстки.

Тем более, как раз в этот момент рекомый свет Селестии угас, и лес окутала ночная тьма. Секунду спустя сменившаяся призрачным лунным свечением.

Олень смерил взглядом сперва меня, потом жеребенка.

 – До города пони далеко, – бросил он. Наклонился, поддел кобылку рогами и одним рывком – та лишь пискнула – перекинул себе на загривок. – Держись за мои рога, маленькая пони! А ты следуй за мной, друг пони! – он скрылся в кустах одним прыжком.

Этот маршбросок мне запомнится надолго! Деревья хлестали по щекам, корни подворачивались под ноги. В груди не хватало дыхания. Я с трудом успевал следить за мелькающим впереди светлым пятном оленьего крупа.

Кажется, олень понял, что я не могу мчаться по лесу с ним наравне, и придерживал свой бег. Но это не сильно помогало. Камни, косогоры, коряги – тропинка, по которой я бежал (ковылял бегом, так точнее!), похоже, в какой-то момент сменялась сплошными зарослями. Я ломился сквозь кусты, чертыхался, пытался не потерять светлое пятно впереди, и с каждой секундой в голове зрел вопрос – а какого черта и куда я, собственно, бегу?

А, ну теперь поздняк метаться. Даже если я отстану и попробую выбраться на дорогу – хрена с два! Я бы и днем-то не нашел путь через эту чащу, что уж говорить про ночную темень? Да еще после веселой встречи с волчьей стаей – и хрен знает, сколько хищников еще бродит по ночному лесу!

Когда я отчетливо понял, что все, еще минута бега – и я свалюсь прямо на тропинке, судорожно пытаясь вдохнуть горящими легкими – вдалеке раздался плеск воды. Мчащийся впереди, словно тень, олень издал оглушительный трубный вопль. Из темноты ответили таким же. Секунда, другая – и вдруг темнота раздалась, что-то подхватило под руку, я попытался вдохнуть, потом еще раз и еще – и осознал, что впереди горят за чем-то темным огни костров, я полубреду, полувишу, опираясь на рога оленя, а еще дальше, за светом от огня, что-то переливается в ночи странным, призрачно-синим свечением…

Скрип. Забор. Вокруг блеск глаз, множество рогов, словно целый лес. Я затряс головой, пытаясь сориентироваться, услышал странную, гортанную речь, а затем – по лицу скользнула мягкая материя, в глаза ударил яркий после ночной тьмы свет пламени, и я вдруг понял, что сижу на чем-то мягком, а перед лицом в утоптанной земле тлеет очаг с железным котелком над ним. Над головой были уже не звезды, а стропила из неошкуренных бревен. Пахло дымом, сеном и мокрой шерстью.

Снова незнакомая речь. Свет очага заслонили новые рогатые силуэты. Застучали копыта. Затем олени дружно, как по команде, раздались в стороны.

Перед лицом замаячила безрогая морда со светло-серой, почти белой шерстью. Голову охватывал тонкий костяной ободок с резными узорами. С него свисали, почти касаясь пола и постукивая, бесчисленные нити с нанизанными на них птичьими черепами, просверленными ракушками, преломляющими свет углей кристаллами. Черные глаза внимательно осмотрели меня с ног до головы.

 Лань подхватила котелок копытом. Скрылась в темноте. Раздался шорох, плеск воды. Затем лань появилась снова, с исходящей паром деревянной чашкой.

 – Пей, маленькая пони! – велела она.

Кобылка, притулившаяся рядом со мной, сделала осторожный глоток. Скривилась.

 – Фу! Оно жжется!

 – Оно жжется верно, маленькая пони. Здесь порошок из огненного корня и горькой коры. Они изгонят из твоей груди духов холода. Пей и ты, друг пони! – мне в руки сунули еще одну чашку, выдолбленную из какого-то светлого дерева.

Я глотнул прежде чем успел подумать – даже если оленья медицина поможет пони, на меня-то оно как подействует? А, ладно… будем надеяться на лучшее…

Перечная горечь обожгла язык и горло. Я с трудом сглотнул, заставляя жидкую жгучую болтушку прокатиться по пищеводу.

Лань обернулась в темноту. Что-то отрывисто произнесла. Я придвинулся к очагу, чувствуя, как стучат зубы, и как мокрая и, кажется, ледяная одежда прилипает к телу. Проклятье, вдруг подумалось мне, чек от Тимбера наверняка превратился в кусок размокшей бумаги…

Что-то выдернуло меня из полусонного забытья. На плечо легло тяжелое копыто. Я оглянулся.

Снова лань, в этом диковинном головном уборе.

 – Следуйте за мной, пони и друг пони! – бросила она. Скрылась за занавешенным большой ситцевой занавесью проемом.

Шатаясь, я поднялся на ноги. Откинул ситец и сделал шаг в темноту. Кобылка притулилась к моей ноге, словно собачонка. По обе стороны пристроилось, словно невзначай, два оленя величиной не меньше того, что расшвырял волков на лесной поляне. В затуманенном сознании мелькнуло, не в плену ли мы очутились… А, какая разница, сейчас бы согреться…

Я так и не рассмотрел в лунном свете, где мы находимся. Да и времени не было – секунда, и впереди вырос укрытый, кажется, еловыми ветвями большой круглый шатер. Еще два оленя скрылись внутри с какой-то тяжелой ношей на носилках между ними. Вышли обратно, что-то сказали лани.

Та обернулась к нам.

 – Сними свои одежды, друг пони!

Стуча зубами, я разделся до трусов. Лань движением головы указала на вход, закрытый тяжелым шерстяным одеялом.

Внутри царила кромешная тьма. Откуда-то шел жар, словно из открытой печки. Босые ступни закололо что-то мягкое, похоже, я стоял на большой куче еловых веток. За спиной зацокали копытца жеребенки. Мелькнул в крохотной щелке между дверью и одеялом лунный свет, заслоненный оленьим корпусом.

 – Ложитесь, – велел голос лани.

Еловый лапник защекотал спину. Я откинулся назад, чувствуя мягкость ветвей. Раздался шорох, и что-то резко зашипело – словно на раскаленный камень плеснули водой… Кожи коснулось облако пара, и я понял, что так оно и было.

Шатер окутал резкий, но приятный запах. Пахло хвоей, горькой полынью, еще чем-то сладковатым и дымным, даже вроде бы табачным дымом… Новое движение во тьме, снова шипит вода, и новая волна пара с терпким запахом проходит по шатру…

Лань издала звонкий крик без слов. Точней, если слова и были, я не мог их разобрать. Зашуршали по лапнику копыта, словно олениха кружилась по нему в каком-то странном танце. Я без сил распростерся на хвое, ощущая, как горячий пар окутывает тело, как отступает холод, и наслаждаясь теплом, как не наслаждался вчера даже ласками Альятары!

Лань пела – так же, без слов, звонко и гортанно. Лань металась по шатру, кружась и чудом ни разу не наступив на меня или кобылку. Шипела вода, волны пара проходили по коже. Запах трав заполнял грудь. Голова кружилась.

Крохотная полоска лунного света мерцала и пропадала, то и дело заслоняемая рывками лани. Свет разгорался и гас, мерцал, пульсировал, отбрасывал резкие, призрачные тени на разорванные стволы деревьев. На лопнувшие камни. На руины домов.

На мчащуюся на нас черную волну тварей.

Серые клочья грив, белые бельма глаз, черная кровь на ранах… Твари рвутся вперед, земля дрожит под копытами. Короткая команда, клонится вниз стальной частокол. В просвет между плечами первого ряда я вижу блеск зубов в раззявленной пасти – и подаюсь вперед, готовясь принять на острие удар, вышибший воздух из легких!

Я захрипел. Рванулся. Вцепился в ногу, что всем весом двух центнеров вжимала меня в устеленный лапником пол. Перед лицом лязгнули в темноте зубы.

 – ТЫ! Прислужник Кичимайинганана!!!

 – Мисс олень! Подождите! Стойте!!!

 – Аагхх… – выдавил я. Перед глазами кружилась тьма. Жара и удушье гасили остатки разума. В ушах бухал тяжелый молот. Во тьме мелькали красные искры…

Я вскинулся на постели.

Черт! Мы с Альятарой собирались искать Тимбера. И умудрились проспать. Да еще мне приснился какой-то суматошный сон, где я отдал ему стиломехи, а потом были какие-то волки, олени, какая-то сауна в шатре…

Черт!

Где я?!

Над головой смыкались изогнутые стволы деревьев, на которых покоились пласты коры. В призрачном синем свете я различал свисавшие с полукруглого потолка бесчисленные связки трав, пучки ветвей, сухие листья.

Я лежал (то есть, уже сидел) в одних трусах на большой куче одеял, занимавших половину круглого помещения. По центру палатки, шатра или где мы находились, виднелся выложенный плоскими камнями очаг. Ближе к стенам находились несколько туесов из березовой коры, а также куча глиняных горшков, выдолбленных из дерева чашек, разноцветных морских раковин и еще множество каких-то мелочей. Свет исходил от светлячковой лампы, особо не отличавшейся по виду от тех, что я видел в Мэйнхэттене.

Ощутив, как вдох отозвался в ребрах болью, я сказал глаза вниз. На груди очень четко пропечатались два синяка в форме копыт.

Рядом со мной завозились. Из-под одеял выбралась, зевая, мелкая кобылка, в свете светлячков оказавшаяся бледно-зеленой с густо-изумрудной гривой.

Посмотрела на меня.

 – Э-э-э. Доброго утра, мистер.

 – И тебе тоже. Ты кто?

Кобылка хлопнула глазами.

 – Я – Брайдлжит Лиф. Но все зовут меня Брай. А вы кто?

Я тряхнул головой.

 – Я – Евгений. Где мы?

 – В оленьей деревне? – Брай пожала плечами. – Ну, куда вчера принес меня тот олень, что разогнал волков.

Я еще раз потряс головой, надеясь хоть так собраться с мыслями. Не помогло.

 – Так… Брай. Ты можешь рассказать, что произошло вчера? У меня, кажется, все немного спуталось в мыслях.

 – Ну… – земнопони задумалась. – Я из Толл-Тейла. Я приехала сюда, потому что хотела повидаться с папой. Он должен был приехать домой еще в октябре, но он пропустил и День Согревающего Очага, и мой день рождения! Я добралась до Брайдлвуда, и двинулась по дороге к вырубкам. Я думала, что дойду раньше, но уже стало смеркаться, я услышала вой, а потом на дороге появились эти чудища. Я испугалась и кинулась в лес. Думала, что они отстанут, если переберусь через ручей, но они его просто перепрыгнули. Я забилась под дерево, и стала звать на помощь…

 – С этого момента я помню.

 – Ну вот. Мистер олень привел нас куда-то в оленью деревню, там мисс олениха напоила меня какой-то горькой гадостью и вместе с вами потащила греться в парную. А потом…

Я поморщился.

 – Вот «потом» меня и интересует.

 – Ну… она вдруг ударила вас и начала на вас кричать. Там было почти ничего не разобрать в пару, но мне показалось, что вы упали в обморок. Я попыталась оттащить ее от вас…

 – И что?

 – Она прекратила вас душить и остановилась. Спросила, кто я такая и откуда я вас знаю. Я рассказала ей про волков, и она велела вытащить вас из парной и оттащить в этот шатер. Потом я, кажется, прилегла рядом отдохнуть, и заснула. Вот.

Я почесал затылок. Яснее вроде не стало.

 – С чего она на меня набросилась?

 – Она мне не сказала. Я только слышала, как она на вас кричала. Она называла вас прислужником Кичи... Кичиманиган…

 – Кичимайинганана, – прозвучало от входа.

Лань стояла в дверях, откинув занавеску. Я отшатнулся, но она, похоже, не собиралась нападать. Прошла к очагу и легла, вытянувшись рядом с погасшими углями.

 – Кичимайинганана? – наконец, только и догадался спросить я.

Лань кивнула.

 – Я… я понятия не имею, кто это такой, – заплетающимся языком выговорил я.

Лань вскинула голову.

 – Он – повелитель полночного ветра, зимних морозов и летних засух. Он – вождь тех из вернувшихся-из-вьюги, кто умер от голода. Он заставляет важенок поедать свое потомство, а молодых оленей – вырывать по весне друг другу рога из черепа. Он – Кичимайинганан! Ты говоришь, что ничего о нем не слышал?

Я лишь затряс головой. Рядом издала недоуменный писк пони.

Лань обвела нас взглядом.

 – Это было много сотен зим назад, – заговорила она. – В те годы вся земля, что вы, пони, зовете Эквестрией – от соленых болот до великих лесов, от гор яков до степей бизонов – принадлежала нам, оленям. Олени тогда правили миром, уррр, – она издала негромкое горловое ворчание. – И величайшим из оленей был Кичивапити, Отец Оленей.

Вы, пони, зовете его Великим Сеятелем, – голос лани приобрел звенящую напевность. – Он топнул ногой, и след от его копыта стал морями. Он взрыхлил землю, и выброшенная им земля стала горами. Он сбросил рога, и из них произросли все деревья мира. Он сбросил шерсть, и из нее произошли все звери мира. Он – Кичивапити, Отец Оленей!

Пони в те времена жили далеко на севере, за великими морозными горами и великим холодным морем. Как и теперь, они делились на крылатых пони, рогатых пони и земных пони. Но в те годы между пони не было мира. Они то и дело бились между собой за добычу, славу и кобыл.

И вот однажды войско всех трех племен пони собралось в одном месте и устроило битву, такую грозную и такую великую, какой до этого не видел свет. Грохот ударов и боевые кличи дошли до самых зимних туч, где устроил логово для спячки Кичимайинганан, и разбудили его.

Кичимайинганан зарычал, выпрыгнул из туч и набросился на пони. Забыв о сражении, те объединились против Кичимайинганана, но самые храбрые и могучие из пони не могли ничем ему повредить. Одним ударом лапы Кичимайинганан раскалывал черепа пони и слизывал их замерзшие мозги. Одним укусом челюстей он разрывал ребра пони и разгрызал их заледеневшие сердца. Одним взглядом своих глаз он вселял ужас в пони и вырывал их души из тела.

И тогда пони повернулись и бросились бежать, вместе со своими кобылами и жеребятами. Они перебрались через великое холодное море, прыгая со льдины на льдину. Они перебрались через великие морозные горы, прыгая с камня на камень. И вот они бежали, и бежали, пока не прибежали в землю оленей.

Здесь они остановились и решили, что Кичимайинганан потерял их след. Земные пони принялись сводить леса и растить хлеб, рогатые пони принялись копать горы и искать камни, а крылатые пони построили себе селение в облаках и стали собирать дожди. И они снова принялись спорить между собой и ходить войной друг на друга.

Кичимайинганан же тем временем продолжал охоту. Он вскинул голову, и учуял запах крылатых пони в облаках. Он опустил голову, и учуял след земных пони на камнях. Он вытянул нос и учуял запах рогатых пони на скалах.

Кичимайинганан разбежался и прыгнул как следует. Первым прыжком он перепрыгнул великое холодное море. Вторым прыжком он перемахнул великие морозные горы. А третьим прыжком он очутился в землях оленей и почуял, что пони уже близко. Тогда он завыл так громко, что олени и пони услышали его от великих лесов до соленых болот, и задрожали в страхе.

Тогда вожди оленей собрались между собой на совет и стали решать, что им делать. И вожди рода Ивы сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте спрячемся от них в глубине лесов, и дождемся, пока Кичимайинганан не насытится пони и не уйдет сам из наших земель.

А вожди рода Сосны сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте изгоним пони из наших земель, тогда Кичимайинганан уйдет за ними следом и оставит наши земли в покое.

А вожди рода Дуба сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте перебьем всех пони и поднесем их сердца Кичимайинганану. Тогда он насытится ими, а нас пощадит и оставит оленей в покое.

И долго спорили они, и вдыхали дым костра совета, и спрашивали совета у гадальных костей, но так и не смогли договориться между собой. И тогда решили они спросить совета у Кичивапити, как поступить им с пони.

Лань остановилась, видимо, перевести дух. Я недоумевал, к чему нам этот экскурс в мифологию… но уж точно не собирался перебивать создание весом почти в двести килограмм, которое не так давно пыталось, и почти успешно, само раздробить мне грудную клетку!

 – И вот трое оленей двинулись к жилищу Кичивапити. Они перебрались через глубокое озеро, что его окружало, они пересекли высокие горы, что лежали на его пороге, они прошли через круг костров, что были разожжены вокруг очага Кичивапити. И когда Кичивапити увидел, как они прошли испытания, он сказал:

 – Урру! Вижу я, что ваша нужда в совете велика, раз вы прошли все преграды, что я устроил. Говорите же, что вам нужно. Нет ли новой распри между Дубом и Ивой? Не воруют ли олени Ивы самок Сосны? Не пасутся ли стада Сосны на землях Дуба?

 – Нет, о Кичивапити, – отвечали олени. – Наша беда в другом. Пони привели в нашу землю ужасного Кичимайинганана, что охотится на них, и мы не знаем, как отвести от себя эту беду. Стоит ли нам спрятаться от пони, или прогнать их из наших земель, или перебить и отдать Кичимайинганану?

 – Урру! – воскликнул Кичивапити. – Непросто будет дать вам совет, олени. Ждите, пока я спляшу танец на Пути Сердца.

И вот Кичивапити надел плясовые подвески, вошел в шатер Сердца, бросил на жаровню ароматические травы и принялся плясать. Он плясал, пока солнце не сменило луну, а затем – он вышел из шатра и сказал оленям:

 – Не оставит Кичимайинганан охоту на вас, когда пожрет пони, и выследит вас в глубине лесов нижним чутьем. Не забудет Кичимайинганан про вас в погоне за пони, сперва он пожрет вас, а затем выследит пони верхним чутьем. Не помилует Кичимайинганан вас, если принесете ему сердца пони, сперва он пожрет их, а затем полакомится вашими.

Услышав это, олени вздрогнули от ужаса. Но Кичивапити продолжал:

 – Сделайте так. Пошлите гонцов к пони, и скажите им, что идете биться против Кичимайинганана. Лишь вместе с оленями одолеют пони его и прогонят прочь. Я же пойду вместе с вами и сам поведу на бой!

Тогда олени возрадовались и, вскинув головы к небесам, испустили боевой клич. Они вернулись к своим вождям и передали им повеление Кичивапити. А пони, услышав про это, наполнились храбростью и отправили своих воинов биться вместе с оленями. И вот войско пони и оленей выступило в поход и пришло в северные земли у подножия гор, где рыскал Кичимайинганан в поисках добычи.

Учуяв их запах, Кичимайинганан задрал голову к небу и испустил такой грозный вой, что у воинов оленей задрожали хвосты, а воины пони дружно удобрили землю. Кичивапити же, услышав его, засмеялся и сказал:

 – Эй, воины! Кичимайинганан, знаю я, боится огня. Пони, соберите же хворост и разожгите такой костер, чтобы пламя его дотянулось до неба! А вы, олени, берите из костра горящие головни и готовьтесь швырять их вместо со мной в Кичимайинганана!

И вот пони отправились в лес за хворостом, а потом высекли огонь и принялись его разжигать. Но пламя не хотело разгораться, искры шипели и тухли, а дым ел оленям глаза. Кичивапити рассердился и крикнул:

 – Эй, пони, что вы возитесь с костром так долго?

И земные пони отвечали:

 – Это не наша вина! Рогатые пони, вместо того, чтобы высечь жаркие искры, лишь впустую рвут луки и ломают сверла!

И рогатые пони отвечали:

 – Это не наша вина! Крылатые пони, вместо того, чтобы разжечь пламя, лишь задувают его да кидают золу нам в глаза!

И крылатые пони отвечали:

 – Это не наша вина! Земные пони, вместо того, чтобы принести сухого хвороста, набрали мокрых гнилушек да зеленых веток!

Услышав это, Кичивапити рассердился еще больше. Он топнул ногой и крикнул:

 – Думал я, что веду пони-воинов, а за мной идет стадо спорящих старых кляч! Клянусь небом и землей, поделом вам будет, если Кичимайинганан сожрет вас, потому что вы и в его желудке, верно, будете валить вину друг на друга!

Услышав это, пони устыдились. Земные пони собрали сухого валежника и сложили из него костер величиной с гору. Рогатые пони высекли такие жаркие искры, что валежник занялся пламенем, стоило искрам упасть на него. А крылатые пони подняли могучий ветер, который раздул огонь до небес, и костер заполыхал так ярко, что от него зима сделалась летом, а искры от него рассыпались по всему небу и стали звездами. И даже Кичимайинганан ощутил жар своей шкурой, заскулил и попятился прочь от пламени.

Увидев это, Кичивапити закричал «Урру!» и выхватил из огня три больших головни. Он бросил первую головню, и она ударила Кичимайинганана в плечо и подпалила ему шерсть. Он бросил вторую головню, и она ударила Кичимайинганана в пасть и забила ему рот углями. Он бросил третью головню, и она ударила Кичимайинганана в бровь и запорошила ему глаза пеплом.

Видя это, все олени издали боевой клич, и принялись швырять в Кичимайинганана головнями, засыпать его камнями и метать в него копья. Обожженный, задыхающийся и слепой, Кичимайинганан жалобно взвыл и бросился бежать. Он бежал прочь, пока его след не скрылся в снежных тучах так далеко, что туда не дойти ни оленю, ни пони. И с тех пор больше он не пытался охотиться в землях, где живут пони или олени.

Лань умолкла. Я не сразу сообразил, что история окончена. Лишь когда пауза затянулась неприлично долго, я рискнул откашляться.

 – Э-э-э… Красивая легенда. Но при чем тут мы? Честное слово, я впервые услышал об этом вашем Кичимайинганане из нее. Правда.

 – Я тоже, – присоединилась ко мне Брай.

Лань поднялась на ноги. Шагнула ко мне. Я приказал себе не отшатываться в ужасе.

Светло-серая морда опустилась к моему лицу.

 – Ты странное создание, – негромко произнесла олениха. – Ты непохож на пони, но говоришь на их языке, – ее глаза сузились.

Я сглотнул.

 – Пони научили меня языку магией. Я… мой народ, мы зовем себя «люди», пришел из очень далекого места. Далеко из-за пределов Эквестрии, – я решил, что сейчас не лучший момент вдаваться в тонкости попаданчества. – Я уже больше полугода живу среди пони, там, в большом городе на востоке. Я пришел сюда по торговому делу. Мне нужно было отдать товар пони, которого зовут Тимбер Спрюс, он валит лес неподалеку отсюда.

Лань коротко кивнула. Видимо, имя Тимбера о чем-то ей говорило.

 – Ты странное создание, – повторила она. – Твое сердце бьется, и твоя кровь теплая, не как у вернувшегося-из-вьюги. Но от твоего духа пахнет смертью, как от того, кто пересек Грань.

Я ощутил, как по коже ползет холодок.

 – Это правда, – выдохнул я. – Так мы попадаем в этот мир. Погибаем там, дома, и возрождаемся здесь. Но я клянусь, я никогда не хотел ничего злого ни пони, ни вашему народу. Я действительно…

Олениха вскинула голову. Раковины и косточки на ее бусах застучали и зазвенели. Я прикусил язык.

 – Что ты видел? – резко спросила она.

 – Видел?

Черные глаза полузакрылись.

 – Там, в шатре сердца, – негромко сказала лань, – я не просила об онват. Я лишь пела духам холода, приказывая им уйти из ваших тел. Но что-то ответило на мою песнь. Что-то куда сильнее обычного духа холода, сильнее и могущественнее…

Гирлянды из кристаллов, ракушек и черепов вновь качнулись со звоном.

 – Я видела мертвых пони, – проговорила она. – Я видела пламя, пляшущее в небесах. Я видела, как луна и солнце оказались сорваны со своих мест на небосводе, и на их месте осталась кровоточащая рана. И Кичимайинганан просунул свою пасть в рану, и победно взвыл над миром.

 И рядом с Кичимайингананом, положив руку ему на загривок, стоял ты.

Я вздрогнул.

 – Я?

 – Ты… или существо, подобное тебе, – в голосе лани появилась неуверенность. – Стоящее на двух ногах, без копыт и с пальцами на верхних лапах. С кожей без шерсти и волосами на голове.

Мне очень хотелось зарыться поглубже в одеяла, но я понимал, что это меня не спасет.

 – В этом мире много таких, как я, – выдавил я. – Я не знаю, к кому или чему это все имеет отношение. Но я точно знаю, что я сам не хочу никакого зла пони. Честно.

Лань покачала головой. Взгляд черных глаз прожег меня насквозь.

 – Ты ведь тоже что-то видел, – бросила она. Это был не вопрос, утверждение. – Что?

Я прикрыл глаза, вспоминая. Образы уходили из памяти, как бывает с кошмарами…

 – Я… не помню, – пробормотал я. – Словно сон. Я думал, это и был сон. Там был какой-то свет… он дрожал, гас и разгорался, и все казалось каким-то… Расколотым? Треснувшим? И я чувствовал, что это неправильно. Чувствовал, что это что-то плохое… – я беспомощно потряс головой. – Я не могу вспомнить.

Лань помолчала.

 – Онват на Пути Сердца, – мягко повторила она. – Оно никогда не приходит просто так и не забывается. Оно придет к тебе снова, раз уж тебе было предназначено его увидеть.

 – Пути Сердца? – переспросила откуда-то из глубин одеяла Брай.

Олениха перевела взгляд на нее.

 – Пути Сердца, – повторила она. Вдруг опустила голову и резко ткнула меня носом в грудь.

Я охнул – тычок пришелся как раз по синяку. Лань замерла.

 – Вдохни, – велела она.

Я послушно втянул воздух. Олениха подняла голову.

 – Твои кости целы, – до странности будничным голосом сказала она. – Возьми это.

Мне в руки легла берестяная коробочка с каким-то серым жиром внутри.

 – Это поможет боли пройти. Смазывай грудь, когда ложишься спать, и когда просыпаешься, – сообщила олениха. Я решил, во-первых, считать это извинением, во-вторых, по возможности показать подарок доктору-пони. Хотя чем мне поможет понячий доктор? Особой разницы с лекарем-оленем, наверно, и нет.

Она вновь легла у очага, мордой к нам.

 – Ты странное существо, друг пони, – снова повторила она. – Я чувствую от тебя запах смерти, и я видела подобного тебе рядом с Кичимайинганан… Но я – Белая Ветвь, я – плясунья Пути Сердца рода Ивы, мне дана власть видеть ложь в чужих словах, и в твоих – я не вижу лжи! И ты бросился спасать маленькую пони, и помог в битве Пестрому Кусту, а значит – род Ивы в долгу перед тобой…

Она умолкла. Дотянулась до плетеной корзинки по соседству, подцепила крышку копытом и, ухватив зубами, протянула нам с Брай коричневую жесткую лепешку.

 – Раздели с нами еду и воду, Евгений из рода людей, друг пони и оленей, – произнесла она. – И ты, маленькая пони Брай.

Честное слово, я сейчас не рискнул бы отказаться, даже окажись в лепешке, жесткой, как галета, те самые сверчки, которыми меня угощала летучая мышь на площади. Впрочем, обошлось без таких ужасов – это оказался обычный сухарь, разве что горьковатый на вкус. Желудок, впрочем, ничего против не имел, напомнив мне, что с последнего завтрака прошли, наверно, почти сутки. Я прожевал угощение и запил холодной водой из протянутого Белой Ветвью ковша из прошитой коры.

Белая Ветвь поднялась на ноги. Указала копытом куда-то в угол.

 – Твои одежды здесь, друг пони, – сообщила она. Я поспешил одеться. Нашарил вексель Тимбера и с радостью обнаружил, что каким-то чудом подпись не пострадала – лишь размылись несколько букв по краям бумаги. Надеюсь, недостаточно, чтобы банк отклонил расписку.

Лань выскользнула за дверь, взглядом велев следовать за ней. Я шагнул за порог, с любопытством оглядывая округу в предрассветном полумраке.

Не меньше пятнадцати бревенчатых хижин, длинных, словно вагон поезда, крытых корой и лапником, стояли внутри частокола обращенным к нам полукругом вокруг склона холма. В центре полукольца располагались очаги, сейчас пустые. Перед входом в каждый дом высился деревянный столб с прибитыми к нему рогами. По-моему – настоящими.

Ближе к нам, за самой нашей спиной, треугольником выстроились три круглых шатра. Все три покрывал узор из причудливых цветных полос, какого-то мелкого бисера, нашитых сверху на кору и ткань ракушек. Из одного из шатров мы вышли, в другом, по ходу, мне вчера устроили баню и сеанс экстремального массажа грудной клетки.

А за шатрами, на самой вершине холма – росло дерево.

С виду – ива, очень большая и раскидистая, так, что крайние ветви почти дотягивались до нас. Но не дерево привлекло меня само по себе. А разноцветные огромные кристаллы, выступающие прямо из почвы между его корней, срастающиеся в друзы, переливающиеся синим, фиолетовым, голубым. Некоторые из кристаллов врастали прямо в ствол дерева, словно какой-то магический лишайник…

Где-то я это уже видел.

Ах да.

Под Понивиллем.

В виде огромного кристаллического дерева с замком на вершине.

Лань обернулась к дереву. Запрокинула голову к его верхушке.

 – Услышь меня, Ива! Я, Белая Ветвь из твоего рода, признаю долг жизни перед Евгением из рода людей. Я обещаю ему дружбу, защиту, кров и еду от нашего племени в тот день, когда он о них попросит. Я говорю, что таков Путь, и свидетели моих слов – все олени, чьи рога прибиты на семейных столбах. Урру!

Я велел себе очень тщательно подбирать слова благодарности.

 – Я тоже очень благодарен вашему племени. И вашему сородичу, который помог нам с волками. Если бы не он – они бы меня разорвали. Я тоже в долгу перед ним и вами.

Белая Ветвь вместо ответа что-то выкрикнула. Раздался стук копыт и рядом вырос олень.

Если пони друг от друга я наловчился отвечать, то Пестрого Куста узнал только по лыковой повязке на плече. Олень посмотрел на меня, что-то ворчаще проговорил.

 – Видно, наш парной шатер слишком горяч для друга пони, – произнес он по-эквестрийски. – Раз ты в нем потерял сознание от жара.

Я решил, что разумнее будет не возражать.

 – Проводи наших друзей до города пони, Пестрый Куст, – тоже по-эквестрийски велела лань. – Убедись, что с ними больше не случится по дороге ничего плохого.

 – Да, Белая Ветвь, – олень кивнул.

Лань вдруг шагнула ближе ко мне. Вскинула голову, так, что наши глаза очутились почти на одном уровне.

 – Иди, друг пони, – произнесла она негромко. – Иди и предупреди пони, что Кичимайинганан скоро, очень скоро явится в силе и злобе. Иди и расскажи им то, что ты видел.

 – Я… Да, разумеется.

Белая Ветвь повернулась, и, не прощаясь, скрылась в своем шатре. Я посмотрел на Брай – та с восторгом в глазах рассматривала деревню и слабо мерцающие кристаллы у подножия ивы.

 – Ну… идем?

 – Идем, друг пони, – согласился Пестрый Куст. – На этот раз я пойду шагом, но и не повезу тебя на себе, маленькая пони.

 – Вот еще! – фыркнула кобылка.

Уже у подножия холма, когда вокруг сомкнулись папоротники, Брай приостановилась.

 – Мистер Пестрый Куст! А вы можете отвести меня на вырубки? Я все-таки хочу увидеться с папой!

Олень покачал головой.

 – Белая Ветвь велела отвести тебя в город пони, а не к лесорубам, маленькая пони.

Брай перевела с надеждой взгляд на меня.

 – Если я не увижусь в ближайшее время со своей подругой, она сойдет с ума от беспокойства, – развел я руками. – Извини.

Кичимайинганан

Я уставилась на записку.

 – Как понять «Сам увижусь с Тимбером. Жди к вечеру. Целую»?!

Вообще-то, мы не то чтобы договаривались отправиться на встречу вместе… Но оставить меня дрыхнуть в гостинице, а самому отправиться на лесную прогулку – это по меньшей мере некрасиво!

Я возмущенно фыркнула и топнула по скрипнувшим половицам.

 – Ну погоди! Вот вернешься с вырубок, я тебе накручу хвост!

Впрочем, к тому времени, как я умылась внизу, моя злость поутихла. В конце концов, вряд ли там случится что-то интересное! И если подумать, Йев’ени просто, наверно, хотел избавить меня от скучных деловых переговоров… Но мог бы хотя бы спросить!

Я спустилась в общий зал. Там перекусывало за столиком трое или четверо земнопони, да Меджи изучал за чистой и протертой стойкой какую-то папку с бумагами. Я поздоровалась и заказала легкий полдник из кукурузной каши и сенного отвара.

 – Мистер Блоссомфорт! А вы не подскажете, во сколько ушел Йев’ени?

 – Ваш приятель? Да часа два назад. Если поторопитесь, сможете, наверно, догнать.

Я покачала головой.

 – Он хоть бы предупредил меня, что уйдет в одиночку!

Мэр поднес компании за соседним столиком несколько пивных кружек, после чего вернулся ко мне.

 – Да он, наверное, не захотел вас тащить по лесу со зверьем. Ваш друг как раз, перед тем как уйти, выспрашивал, что у нас тут водится.

 – Водится? – я почувствовала, как холодок пробежал от гривы до репицы.

 – Да не волнуйтесь, у нас тут к дороге звери не суются. Да и солнце на небе. Вот по ночам шляться, конечно, не стоит, да и то как повезет. А днем – так у нас даже жеребята порой гоняют туда и обратно, по двое-трое, конечно.

Я поежилась.

 – Дорога точно безопасна?

 – Точно-точно, – заверил меня мэр. – Тут и лесники наши стараются за зверюшками присматривать, и олени самых буйных отваживают.

Я облегченно выдохнула.

Посмотрела на часы, пытаясь понять, стоит пускаться Йев’ени вдогонку или нет. И решила, что не очень. Носиться по весеннему лесу, как ужаленная, а то и вламываться на стоянку лесорубов как раз в момент расчетов, ставя человека в неловкое положение…

День выдался неплохим. Я прогулялась по Брайдлвуду, дважды умудрившись заблудиться – и каждый раз по нескольку раз выспрашивая у местных пони дорогу! Зашла на небольшой базар в дальней от бара части города, купив парочку сувениров – крохотный, с палец, глиняный кувшинчик и браслет из обточенных раковин и бирюзы. Полюбовалась, как отделяется от мачты и медленно уходит в небеса махина дирижабля с прицепленными к палубе бревнами.

И уже ближе к вечеру вернулась, усталая, но довольная, в гостиницу, надеясь застать там Йев’ени. С легким злорадством предвкушая, как буду мстить (чуть-чуть! Не всерьез!) за его утреннее отсутствие.

Вот только комната пустовала, и вещи лежали в том же порядке, в каком я с утра их оставила.

Я посмотрела на часы. Пожала плечами. По новой занялась приборкой, стараясь не обращать внимания на растущее беспокойство.

Когда прошло два часа, и Йев’ени не появился, а за окном сомкнулась ночь, я плюнула на все, вскочила и почти бегом спустилась в бар.

 – Мистер Меджи! Йев’ени не появлялся?

Мэр покосился на часы.

 – Нет еще… Вообще-то, если до вырубок и обратно, пора бы.

Я затанцевала на месте от беспокойства.

 – Может быть, что-то случилось?

 – Или он решил заночевать у ребят, поняв, что засветло не успеет, – в раздумьях пробормотал Тимбер.

Я посмотрела на вход.

 – В какую сторону этот лагерь?

 – Мисс, мисс, не делайте глупостей, – увещевательно проговорил Меджи. – Ну-ка, присядьте.

Я скривилась, но на пододвинутый табурет все же плюхнулась.

 – Так-так, – Меджи задумчиво постучал копытом по барной стойке.

Он обернулся ко двери во внутренние помещения.

 – Тэй-Ти, золотце мое! Подойди сюда!

 – Иду, папа! – из-за двери вынырнула очень похожая на самого Блоссомфорта мастью единорожка, только в обхвате талии раза в два стройнее.

Блоссомфорт подхватил листок бумаги и набросал несколько строк карандашиком.

 – Тэй-Ти, сбегай к Хай Соар и отдай ей мою записку. И передай на словах – пусть слетает в лагерь к Тимберу Спрюсу и узнает, останавливался ли у него на ночлег мой постоялец, Йев’ени Комаро. И если нет, то когда ушел. Если не застанет его в лагере, то на обратном пути пусть сделает несколько зигзагов над дорогой и окликнет его, на случай, если он сбился в темноте с пути. В любом случае, как вернется, пусть заглянет в бар и расскажет мне. Все поняла?

 – Записка. Хай Соар. Лагерь лесорубов. Йев’ени Комаро. Проверить, ночует ли, если нет – облететь тропу, – бодро выпалила единорожка. Умчалась в ночь.

Я уставилась на дубовые доски, машинально ковыряя сучок копытом.

 – Выпьете что-нибудь, пока ждем? – спросил Меджи. – Или соли?

Я замотала головой.

 – Нет, спасибо. Соль я вообще не жалую.

 – Поможет расслабиться, – сообщил мэр. – Ну да ладно. Слушайте, не волнуйтесь вы так. Наверняка сейчас Хай Соар зайдет в бар и скажет, что ваш друг преспокойно отдыхает у костра в компании Тимбера.

Я шмыгнула носом.

 – Надеюсь.

Стрелка часов до отвращения медленно ползла вперед. Я буравила ее взглядом, не замечая ни подтягивающихся в бар пони, ни обходительного Меджи. Вернулась Тэй-Ти, отрапортовав, что передала записку, и отец приставил ее к делу, подавать напитки посетителям. Я следила за светлячками, порхающими в лампе, и мечтала о том, чтобы обменять рог на крылья!

Наконец, на порог что-то опустилось, гулко толкнувшись в крыльцо. Зашуршали перья. В бар вошла серая пегаска лет пятидесяти, на ходу складывая крылья.

 – Была в лагере у лесорубов, мэр, – с ходу отрапортовала она. – Человек Йев’ени Комаро был у них и ушел обратно в город в шесть пополудни. На обратном пути делала зигзаг до полумили над лесом в обе стороны, окликая. Никто не ответил.

Я ощутила в желудке какое-то сосущее чувство.

 – В шесть пополудни? – мэр нахмурился. – Тогда уже минимум минут двадцать как пора бы ему объявиться.

Он обернулся ко мне.

 – Мисс, идите-ка в участок. Это через дорогу, в том здании с флагом на верхушке. Скажите шерифу, что в лесу пропал пони… то есть ваш друг, и что я прошу готовить поиски. Хай, ты тоже готовься, нам понадобятся крылья.

Я вскочила.

 – Я его точно застану в такое время?

 – Да он и живет там же, в доме сразу за участком. Скачите, не медлите.

Последние слова я услышала уже краем уха, быстрым галопом вылетая наружу.

По площади я пронеслась быстрее любого Вандерболта. Заколотила в дощатую дверь.

 – Открыто и на себя! – гаркнули оттуда.

Моим глазам предстало полутемное помещение, перегороженное стойкой. За ней за большим письменным столом восседал земнопони – низкого роста, необычной иссиня-черной масти, с темно-синей гривой с несколькими фиолетовыми прядями. Он смерил меня холодным взглядом.

 – Торн Рут, шериф Брайдлвуда, – представился он. – Чем могу быть полезен?

 – Я… мы… мой друг…

 – Так, присядьте-ка, – шериф взглядом указал на скамью. – И отдышитесь. Старгейз Винтер, из Мэйнхэттена, верно?

Я кивнула, даже как-то пропустив вопрос, а откуда шериф знает мое имя. Хотя, мы же представились Меджи при знакомстве…

 – Успокоились? – шериф натянул широкополую шляпу, лежавшую на конторке. – А теперь рассказывайте.

 – Мой друг! Йев’ени Комаро!

 – Человек? – подозрительно спросил шериф. – Вот чуял я, что с ним будут какие-то неприятности…

Я вскочила с прижатыми ушами.

 – Да о чем вы вообще?! Он отправился на встречу с Тимбером Спрюсом в лес и не вернулся! А уже темно, и я опасаюсь, не случилось ли что-то с ним! Мэр сказал, что я должна обратиться к вам, чтобы вы начали поиски!

 – Ушел в лес? Когда это было?

 – Сегодня с утра! Ну, точнее за полдень! А ушел от лесорубов он в шесть вечера!

Взгляд шерифа посуровел.

 – Да, подозрительно. Это поэтому Меджи гонял в лес погодницу?

 – Если это Хай Соар, то да!

Шериф встал – сверкнула в движении оловянная шестиконечная звезда на его жилетке.

 – Значит, так. Сейчас вы отправитесь в гостиницу, ляжете спать и постараетесь уснуть. А я пройдусь по своим помощникам и предупрежу их, что с утра мы начнем поиск. Если хотите присоединиться, подходите в полвосьмого к юго-западным воротам.

 – С утра? – моя шерсть вздыбилась. – Почему вы хотите ждать до утра? С Йев’ени могло случиться что угодно! А если он сломал ногу? Или на него напал хищник? Нельзя терять ни минуты! Надо начинать немедленно!

Шериф шагнул ближе ко мне. Хотя он был на целый дюйм ниже меня, я вдруг обнаружила, что смотрю снизу вверх.

 – Мисс Старгейз! В ночном лесу неприятности могут поджидать не только вашего приятеля! Если пегаска его не нашла, значит, обыскивать дорогу бесполезно. Нам придется разделиться и двигаться широкой полосой. В темноте это опасно. Того и гляди, кто-нибудь сорвется в овраг или сломает ногу. Мне жаль вашего приятеля, но я не собираюсь рисковать жителями Брайдлвуда ради него одного! Уяснили?

Я топнула по крашеным доскам.

 – Раз так – я отправлюсь одна! И сейчас, а не утром!

Шериф вышел из-за стола. Опустил мне на плечо тяжелое копыто.

 – Мисс, – стальным голосом произнес он. – Сейчас вы отправитесь только в одно место – в свой номер к Меджи. И там ляжете спать. А чтобы вы не делали глупостей, я прикажу сторожам на воротах не выпускать вас без моего сопровождения. Ясно?

Я лишь посмотрела на шерифа злым взглядом.

 – Ясно вам, я спрашиваю? Еще не хватало мне, чтобы в лесу пропали сразу двое! Не возьмете в толк – заночуете не у Меджи, а здесь, в камере!

 – Ясно, – процедила я.

 – Вот и отлично, – меня подтолкнули к двери. – Идемте. Сам провожу вас до трактира, а то мало ли.

Дрожа от возмущения и страха – не перед шерифом, за Йев’ени – я поплелась в сторону трактира. Чувствуя спиной взгляд Торн Рута.

Мы зашли в бар. Торн Рут обменялся с мэром несколькими словами, тот кивнул. Подошел ко мне.

 – Идите-ка и впрямь спать, милочка.

Я хлюпнула носом.

 – Почему вы все в этом городе такие… безжалостные!

Меджи покачал головой.

 – Торн Рут – хороший пони. Просто он беспокоится не только за вас или вашего приятеля, но и за всех жителей. Искать в ночном лесу – это и впрямь напрашиваться на неприятности. Идите спать. Или хотите поужинать?

Я мотнула гривой.

 – Мне кусок в горло не полезет!

 – Это вы зря.

Вместо ответа я зашагала прочь к лестнице.

А очутившись в комнате – уселась на койку и уставилась на огоньки в окошках Брайдлвуда.

Просидев так не знаю, сколько времени.

Кто-то робко постучал. Я неуклюже – отсидела ногу – подошла к двери. В груди всколыхнулась надежда – Йев’ени?

Увы, это оказалась всего лишь Тэй-Ти. С зажатым в зубах подносом, который она придерживала одним копытцем.

 – Папа просил передать, что ужин за счет заведения, – тихо проговорила она, поставив поднос на стол.

Я с трудом подавила порыв выставить дочку Меджи за дверь. В конце концов, она-то тут при чем?

 – Спасибо, – пробормотала я вместо этого, и закрыла за единорожкой дверь. Мрачно осмотрела накрытый крышкой судок, кое-как заставила себя проглотить половину содержимого – даже не запомнив, что съела – и плюхнулась на кровать, положив на голову подушку.

В дверь полицейского участка я начала колотить в десять минут восьмого.

 – Шериф! Шериф! Откройте!

 – А вы, мэйнхэттенские, ранние пташки, – это донеслось из-за моей спины. Я обернулась.

Торн Рут, в жилетке и шляпе, стоял за мной. За ним сгрудились еще пятеро земнопони, не считая Хай Соар, среди них я узнала Роки. У каждого, как и у самого Торна, на шее висел свисток, а на перевязи у бедра – двадцатидюймовая дубинка с рукоятью. Предрассветную тьму разгоняла светлячковая лампа в зубах у одного из пони.

 – Сейчас выходим, – буркнул шериф. – Только подождите пару минут.

Он открыл ключом дверь, скрылся в участке. Зазвякал чем-то железным. Появился вновь, с навьюченным на себя тканевым свертком.

 – Ну, вперед, парни, – бросил он. Пони гуськом двинулись за Торном куда-то в сторону ворот, я поплелась в хвосте следом.

Уже за городской стеной, на небольшой лужайке между воротами и яблоневым садом, Торн приостановился. Сбросил с плеч сверток, развернул – блеснул металл. Чем-то щелкнул, что-то подкрутил. Набросил на себя конструкцию обратно…

С легким холодком я поняла, что плечи шерифа теперь охватывает настоящее боевое седло. Наконечники стрел, выглядывающие из дул арбалетов, искрились крохотными молниями. Торн подрегулировал высоту спусковой скобы, затянул ремни и повернул голову к нам.

 – Слушать сюда, – приказал он. – Расходимся на триста ярдов друг от друга, движемся параллельно дороге. На ходу – окликаем. Заметите что-то или нарветесь на хищников – свистите. Все ясно?

 – Так точно, шериф.

 – Дело знакомое.

 – Все в лучшем виде.

 – Торн Рут! – рискнула я подать голос. – А мне что делать?

Шериф смерил меня взглядом.

 – Вы пойдете по самой дороге и тоже будете окликать вашего приятеля. Вот свисток, если что – свистите. Я буду в сотне ярдов от вас левее. Вздумаете сойти с волока – отправитесь обратно в Мэйнхэттен. Все ясно?

Вместо ответа я лишь кивнула. Как раз в этот момент слабо серевшее небо залилось голубым, и от стволов яблонь протянулись длинные тени, все укорачивающиеся с каждой секундой.

 – Йев’ени!

 – Мистер Комаро! Мистер Комаро!

 – Э-ге-ге-гей, ау!

Наша цепочка медленно брела по редколесью. Впрочем, цепочку я уже не видела – редколесье было не таким уж редким! Достаточно густым, чтобы пони из спасательной команды скрылись среди кустов, и лишь изредка по правую сторону от меня мелькал в зарослях черный фланк Торн Рута. Пусть лес только-только оделся в зеленую дымку набухших почек, но даже ветви и стволы неплохо заслоняли обзор в обе стороны.

В небесах промелькнула серая фигурка. Хай Соар нарезала круги от одного конца цепочки к другому. Так же, как и остальные, подавая голос и окликая человека.

В другое время я бы наслаждалась прогулкой. Лес, свежий утренний воздух, птичье щебетание, бегущие по небу редкие облака… Но не сейчас, с грызущим меня изнутри все сильнее страхом!

 – Э-ге-гей!

 – Йев’ени!

И я чуть с копыт не полетела, когда из-за поворота донеслось приглушенное расстоянием:

 – Эй! Кто здесь?!

 – Йев’ени!!!

Разбрызгивая слякоть в обе стороны, напрочь забыв о чистоте шерсти, я ломанулась вперед. В брызгах грязи вылетела за поворот…

 – ЙЕВ’ЕНИ!!!!!

Врезалась в грудь, заставив даже пошатнуться. Повисла на шее. Уткнулась, хлюпая носом, в знакомую куртку.

 – Как ты…?!! Где?!! Куда?! Что?!!

 – Эй, эй. Ну тише, Старгейз, тише. Видишь же, я жив-здоров. Тише-тише, успокойся, – меня бережно потрепали по загривку. – Тише, тише.

Я оторвалась от него. Уставилась на оторванную полу куртки, на царапины на лице…

 – Что с тобой случилось?!!

 – Ну, тут целая история…

Стоявший за моей спиной Торн Рут кашлянул.

 – Пестрый Куст?

Олень, на присутствие которого я только сейчас обратила внимание, выступил вперед.

 – Шериф Торн Рут, – произнес он бесстрастно. – Стая волков напала на друга пони Йев’ени и юную пони Брай. Мы отогнали волков, после чего Йев’ени и Брай остались на ночлег в нашей деревне. С утра я проводил их до селения пони.

Шериф мрачно посмотрел на оленя.

 – Согласно договору, вы следите за хищниками на своих территориях. Не так ли?

 – Эта стая больше не потревожит никого из пони, шериф.

Я поежилась. И от смысла слов, и от того, каким ровным тоном это было сказано.

 – И на том спасибо, – шериф снял с шеи свисток. Дунул – у меня заложило уши от оглушительного переливчатого звука.

 – СТОП ПОИСК!!! – проревел он. – СТОП ПОИСК!!! ВСЕМ К ДОРОГЕ!!! ПЕРЕДАТЬ ПО ЦЕПОЧКЕ!!!

Перевел взгляд на нас.

 – Так вы и есть мистер Комаро? Да уж, добавили вы нам хлопот.

 – Не по своей воле, шериф, – Йев’ени обернулся к оленю. – Еще раз большое спасибо, Пестрый Куст.

 – И тебе спасибо, друг оленей, – туземец вдруг одним прыжком сорвался с тропы. Исчез среди ветвей – даже прутья не прошуршали.

Йев’ени обернулся ему вслед. Затем посмотрел на Торн Рута.

 – Это вы местный шериф? Послушайте, я хотел бы кое о чем…

 – Так, стоп! – перебил его пони, уставясь на кобылку лет десяти, салатового окраса. – Эй! Ты случайно не дочурка Шайремайи Лифа? Что… да как вообще ты тут очутилась???

 – Ну… – кобылка колупнула грязь копытом. – Я решила увидеть папу. И пробралась на борт корабля, который отчаливал в Брайдлвуд за бревнами. Когда корабль стали разгружать, я прокралась вниз, и стала искать путь к вырубкам. Мистер шериф, вы… вы же можете послать кого-нибудь, чтобы отвести меня в лагерь? Или передать папе, что я в Брайлдвуде?

Выражение лица шерифа стало каким-то… неопределенным. Словно у пони, который на званом ужине случайно слопал тот самый пирожок от бэтпони – и теперь пытается сообразить, выплюнуть ли это на пол или сделать усилие и проглотить?

 – Шайремайя Лиф? – недоуменно произнес один из собравшихся вокруг нас земнопони. – Подождите-ка… это не тот парень, которого прошлой осенью у Тимбера на вырубке деревом придавило?

В наступившей мертвой тишине шериф обернулся. Посмотрел на заговорившего – и под его взглядом пони побледнел и попятился.

Кобылка вздрогнула. Ничего не произнесла, даже не ойкнула. Просто словно стала меньше ростом, будто из нее воздух выкачали.

Йев’ени кашлянул.

 – Вот черт, я… Брай, мне очень жаль…

Я шагнула вперед.

Опустилась перед Брай на колени.

 – Тс-с-с, – прошептала я, прижимая ее к себе. – Тише. Все… все.

Торн Рут скрипнул зубами.

 – Возвращаемся, – проронил он.

 – Да, – пробормотал Йев’ени. – Конечно. Шериф, я хочу вам кое-что сообщить. Это, возможно, важно.

 – Вот как? Ну рассказывайте.

Йев’ени вздохнул.

 – И без лишних ушей, если можно.

Брай молчала всю дорогу до города. И вообще никак не напоминала о себе. Лишь на площади, когда члены поисковой команды разошлись по домам, а Йев’ени вслед за шерифом направился к полицейскому участку, она пристроилась рядом.

Шериф приостановился.

 – Старгейз, отведите жеребенка к Меджи, – велел он.

 – Я с мистером Йев’ени, – негромко ответила та. – Я тоже кое-что слышала.

 – Дев… кобылка может подтвердить мои слова, – человек кивнул.

Шериф вздохнул. Еще раз внимательно оглядел Брай.

 – Кто-нибудь из взрослых за тобой присматривает? – спросил он.

 – Миссис Барк, двоюродная тетя по матери, – тихо отозвалась Брай. – Папа попросил, чтобы я пожила у нее, когда уезжал на заработки. Но она… в общем, у нее самой четверо жеребят, и я подслушала, что она собирается отправить меня в приют. Тогда и решила…

 – Ясно, – шериф пробормотал себе под нос что-то неразборчивое, и вряд ли приличное. – Ладно, пошли.

Я пожала плечами и решительно пристроилась рядом с Йев’ени. Рассудив, что что бы человек не хотел сказать Торн Руту, вряд ли он стал бы держать от меня это в секрете. Прогонять меня не стали.

В стенах участка шериф закрыл дверь, стащил шляпу, повесив ее на крючок. Разрядил седло, снял и запер в сейф у дальней стенки.

 – Что ж, рассказывайте, – велел он, откинувшись на спинку стула.

Кое-какие части из этой истории Йев’ени успел мне рассказать, пока мы шли садами. Но очень отрывочно – и теперь у меня вставал мех дыбом. Шериф слушал молча, лишь изредка постукивая копытом по столу.

 – Так-так, – проронил он, когда рассказ подошел к концу. – Так-так.

Покосился на Брай.

 – Говоришь, можешь это подтвердить?

 – Все так и было, – тихо, но твердо сообщила жеребенка. – Я, правда, ничего необычного в той парилке не видела, но слышала слова Белой Ветви. Мистер Комаро все повторил правильно.

Торн Рут опустил копыта на стол.

 – Ладно. Допустим. И чего вы от меня хотите? Может, чтобы я привлек ту олениху к ответственности за нападение на жителя Эквестрии? Сразу предупреждаю, сделать это я могу только в теории.

 – Да при чем тут… – Йев'ени досадливо отмахнулся. – Нет, просто надо же что-то с этим сделать? Кого-то предупредить? Власти, правительство, вашу принцессу, я не знаю!

Шериф покачал головой.

 – Так-так, – процедил он. – Давай проясним. Ты мне предлагаешь отправить в Кантерлот отчет, в котором будет сказано, что туземная шаманка надышалась своих снадобий и рассказала вам оленью версию легенды о Согревающем Очаге? И заявила, что видела в будущем приход древнего чудища из оленьих сказок? Кичимайинги или как его там…

 – Кичимайинганана, – негромко произнесла Брай. – Его зовут Кичимайинганан.

Шериф лишь отмахнулся.

 – Так или иначе, ты мне предлагаешь послать это в Кантерлот? – сверля Йев’ени взглядом, прорычал он. – Чтобы надо мной ржал как умалишенный весь Департамент общественного порядка? Так, что ли?

Йев’ени поморщился.

 – Послушайте, я не имел в виду, что…

 – Нет, это ты послушай! – оборвал его шериф. – Мне сообщали из столицы, что за такими существами, как ты, нужен глаз да глаз! И пожалуйста – ты успел устроить переполох, едва здесь объявился! Поэтому сейчас ты сядешь на дилижанс Роки, и отправишься из моего города в Уэст Терн, а оттуда – хоть в Кантерлот, хоть в Мэйнхэттен, хоть к виндиго в гости! Уяснил?!

Воцарилась тишина. Я посмотрела на шерифа… и внезапно поняла, что он напуган. Очень. Гораздо сильнее, чем готов показать.

И злость и повышенный голос – способ скрыть собственный испуг.

И, похоже, Йев’ени тоже это понял.

 – Шериф, – произнес он негромко. – Вы знаете, каким образом мы сюда попадаем? Сюда, в Эквестрию?

Шериф поморщился.

 – Слышал кое-что, – буркнул он. – Всевозможные бредни. Якобы вы умираете в своем мире, а возрождаетесь в нашем. Или как-то так. Всегда считал это слухами.

Йев’ени покачал головой.

 – Это не бредни, шериф. Я действительно умер там, в своем мире, и очутился в Эквестрии. И знаете что?

 – Что?

 – В моем мире – в моем прежнем мире – нет магии. Ну или по крайней мере, считается, что нет, кроме как в сказках. Я не знаю, что у вас тут считается возможным, а что нет, когда я здесь, у вас, увидел магию воочию… Знаете, для меня шаманские пророчества и возможность колдовством таскать светила по небу не слишком друг от друга отличаются.

Шериф промолчал. Вперился взглядом в собственные копыта, сомкнув их перед мордой.

 – В Кантерлоте, – пробормотал он негромко, – не верят в предсказания будущего. Тамошние единороги вообще не верят в магию, кроме той, которую они в состоянии изучить, записать и повторить. Но я прожил в этих лесах четыре десятка лет, и знаю, что здесь все не так просто… Не все так просто.

Он резко вскинул голову.

 – Я отправлю доклад принцессе, – бросил он. – Залягай меня Фауст, пусть в Кантерлоте хоть оборжутся, но меня выбрали шерифом граждане Брайдлвуда – и только им, не считая принцессы, под силу снять меня с этого поста! Это максимум, что я могу сделать. И буду надеяться, что делаю это попусту. Уж не взыщи.

 – Спасибо, шериф, – медленно произнес Йев’ени.

Торн Рут фыркнул.

 – Благодарностью не отделаешься. С тебя встречная услуга.

Йев’ени озадаченно на него уставился.

 – Ну, в принципе, у меня остался демонстрационный экземпляр, если он не испортился от воды…

 – Да при чем здесь твои игрушки? – шериф достал откуда-то из-под стойки лист бумаги и принялся писать. – Присмотрите за кобылкой. Вот. Вам же все равно ехать через Кантерлот?

 – Ну да.

 – А мне некого с ней отправить. Вот записка для Кантерлотского общества призрения. Передайте им ее и жеребенка. Они разберутся, куда ее пристроить.

 – Пристроить? – Брай вскинула голову. – Мистер шериф, вы хотите сказать, в приют?

Шериф перевел на нее тяжелый взгляд.

 – Сидела бы ты молча, шмакодявка мелкая. Твои приключения нам всем добавили хлопот.

 – Я не пойду в приют, – тихо, но уверенно заявила Брай. – Я и сюда…

 – А ну молчать! – оборвал ее шериф. – Клянусь Сестрами, еще одно слово – и ты пожалеешь, что тебя не слопали те волки! И если вздумаешь удрать – помни, что мистер Комаров до самого Кантерлота отвечает за тебя головой!

Дилижанс давно миновал паром – Йев’ени попытался вручить возницам деньги за простой, но Роки лишь отмахнулся – и сейчас под цокот копыт катился в сторону Уэст Терна. Йев’ени остановившимся взглядом сверлил горизонт в своем окне.

Я подсела ближе к Брай.

 – Как ты? – спросила шепотом. Уже запоздало подумав, что, может, зря лезу к кобылке с непрошенным сочувствием… Но та выглядела слишком спокойной, даже отстраненной – настолько, что меня это пугало.

Брай медленно подняла на меня глаза.

 – Я ведь догадывалась, – пробормотала она. – Уже когда тетя заговорила про приют… Что что-то не так. И что папа не задержался бы на лишних полгода, не предупредив меня. Просто… просто не хотела про это… – она отвернулась к окну. – Просто не…

Уже не сомневаясь, я охватила Брай ногой за плечи. Прижала к себе. Та не плакала – просто мелко дрожала всем телом.

Со стороны Йев’ени раздался короткий болезненный смешок.

 – Да… – он придвинулся ближе к нам обеим. – Старгейз, как думаешь… Я не зря это сделал?

 – Не сделал – что? – спросила я недоуменно.

 – Вся эта история с пророчеством… Знаешь, я уже когда говорил с шерифом – вертелось в голове. Тогда я сказал себе, что такие вещи нельзя скрывать. Лань… она ведь знала. Знала, кто я такой, что со мной произошло. Хотя и не могла, ей было неоткуда. И если эта штука, пророчество, Кичимайинганан, они хоть как-то реальны – тогда я не имею права про это молчать? Верно?

 – Ну как бы да…

 – А сейчас, – Йев’ени стиснул пальцы так, что костяшки на них побелели. – Знаешь, Старгейз, вот представь себе… Вашей принцессе кладут на стол доклад, в котором говорится, что люди связаны, или будут связаны, с чем-то ужасным. Что она сделает?

 – Ну, примет меры? Я не знаю, какие, но она же принцесса и Элемент Магии. Я уверена, она что-то придумает!

 – Что-то, – глухо пробормотал Йев’ени. – Вот я и боюсь этого «что-то».

Брай отстранилась.

 – Принцесса мудрая, – прошептала она. – И добрая. Она не станет казнить всех людей без разбора.

Я лишь прянула ушами. Да не мог же человек на полном серьезе предполагать…

Йев’ени глухо, надтреснуто засмеялся.

 – За свой мир, – выдавил он, – я бы не поручился.

Я не нашла слов. Ни для Брай, ни для Йев’ени. Я просто обхватила обоих и привлекла к себе. Йев’ени молча освободил руку и сам обнял меня за плечи. Так мы и ехали до самого Аликорнова моста, в обнимку забившись в угол дилижанса.

Уэст Терн выглядел полупустым. Да как, впрочем, и в первый наш визит сюда.

Дилижанс притормозил напротив трактира, у которого мы садились в него пару суток назад. Пару суток? С ума сойти, кажется, что с тех пор прошло недели три, не меньше!

Мы выбрались на каменную кладку.

 – Спасибо большое, ребята, – проговорил Йев’ени, обращаясь к возницам.

 – Да на здоровье, обращайтесь в любое время, – жизнерадостно ответил Инклайн, расстегивая упряжь.

 – Ясного дня вам, да хранят вас Сестры, – добавил Роки.

 – И от меня огромное спасибо, – произнесла я. Перевозчики и впрямь оказались славными жеребцами. Они не только не стали брать с нас плату за впустую проведенный день, но и любезно подождали, пока мы с Йев’ени приводили в гостинице себя в порядок после всех наших приключений.

Вместе с все еще молчащей Брай мы двинулись мимо селестианской часовни к вокзалу. Я чуть остановилась, дернула Йев’ени за рукав…

 – Старгейз?

 – Слушай, – шепнула я, глазами показав на идущую впереди кобылку. – Ты уверен, что мы должны вот так взять и передать ее приюту? Я не знаю, просто это как-то…

Человек развел руками.

 – Я не думаю, что в ваших социальных службах работают такие уж изверги. И кроме того, какие еще у нас варианты? Мы же не можем просто разрешить ей взять и идти на все четыре стороны.

 – Да, но… но… – я отчаянно подыскивала слова.

Увы, мы уже миновали площадь и вошли в полутемное помещение билетной кассы. Ничего не изменилось с нашего прошлого визита, то же окошко, та же скамейка, только чуть по-другому висят объявления на доске – включая большой свиток с крупными, заметными издали буквами «ВНИМАНИЕ ВСЕМ!»

Йев’ени наклонился к окошку кассы. Постучал.

 – Добрый день, кобылка. Нам, пожалуйста…

Он не договорил.

Земнопони-кассирша издала пронзительный визг. Отшатнулась от окошка, словно саму Найтмер Мун перед собой увидела, слетев со стула.

Вскочила – и бросилась прочь. Лишь хлопнула дверь где-то в дальней от нас части здания.

 – Что такое? – недоуменно спросила я, заглядывая в окно из-под локтя Йев’ени.

 – Да ясно что, – тот поморщился. – Здравствуй, старая добрая Эквестрия. Честное слово, на фронтире мне нравилось больше.

 – Странно, – протянула я. – Раньше пони от тебя хотя бы не бросались.

 – Ну, все когда-то бывает в первый раз.

 – Да, но как нам теперь быть с билетами? – спросила я недоуменно. – Наши старые уже просрочены.

 – Да хрен знает, – Йев’ени задумчиво посмотрел на вход в комнатку кассира. – Может, если стучать достаточно долго – придет кто-нибудь?

Я приоткрыла дверцу. Заглянула вовнутрь, но входить при виде большой таблички «Только для персонала» не решилась. Оглядела заполненный какими-то бумажками стол…

 – Какого сена? – раздался голос Йев’ени. Он ткнул пальцем в висящий над кассой лист бумаги с надписью:

«В СИЛУ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ДВИЖЕНИЕ ПОЕЗДОВ НА ПОНИВИЛЛЬ И КАНТЕРЛОТ ОСТАНОВЛЕНО. ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ»

Позади меня хлопнула дверь.

Я оглянулась.

Троица крепких плечистых земных пони смерила нас взглядом.

Молча.

Затем, так же молча, двинулась вперед.

Что-то в их глазах мне не понравилось.

 – В чем дело, парни? – холодно спросил Йев’ени, вставая передо мной и Брай.

 – Вот именно! – присоединилась я. – Что здесь происходит? Мы просто хотели купить билеты!

Жеребцы переглянулись.

Один, рыжий с серой гривой, посмотрел в лицо Йев’ени.

 – Уэст Терн – мирный городок, – процедил он. – Здесь не место для монстров.

Перевел взгляд на меня.

 – И их подстилок.

Хрясь!!!

Голова земнопони откинулась назад. Силой удара его отбросило на пару футов, он пошатнулся и плюхнулся на круп, ошеломленно тряся головой.

В следующую секунду на Йев’ени бросились сразу двое.

Честное слово, никогда не училась Королевскому Кантерлотскому Гласу.

Вообще, все, что знала об этом заклинании – что такое существует.

Но вот сейчас, кажется, у меня получилось что-то очень похожее!

 – СТОЙТЕ!!! КАКОГО ДИСКОРДА, ЧТО ВЫ ТВОРИТЕ!!!

Я рванулась вперед. Прожгла земнопони бешеным взглядом.

 – Вы что, с ума все посходили?!! Вы пони или… или…

 – Отпусти! – прохрипел жеребец, дергаясь в телекинетической хватке поля. Я уставилась на него – и только сейчас поняла, что держу телекинезом двух пони и человека на высоте восьми футов от пола.

И когда поняла это – упустила контроль над энергией.

БУМ!!!

Йев’ени и земнопони ссыпались на пол под аккомпанемент сдавленных проклятий.

Пол пошатнулся – и тоже вдруг бросился мне навстречу.

Придясь краем скамьи как раз напротив основания рога.

…

…

Поднять голову… бежево-зеленая вспышка боли…

…

 – … с ней сделали, ублюдки?!!!!!

 – Мы сделали?! Это она с нами сделала! А-а-а, маффин мне в глотку… отведите меня к доктору!

 – Эй! А мы не должны разве его арестовать или что там?

 – Да катись ты к Дискорду! Хочешь играть в шерифа, на здоровье! Сено, у меня, кажись, нога сломана…

Я разлепила глаза. Увидела побледневшую Брай, Йев’ени со сжатыми кулаками и двух жеребцов, волокущих на себе третьего.

Один из земных пони обернулся. Презрительно посмотрел на человека.

 – Знаешь что? – выплюнул он. – У Мидоу Грасса сестра в Понивилле. Так, для сведения.

 – В Понивилле? – рявкнул Йев’ени в захлопнувшуюся дверь. – Мать вашу, какого хера и причем здесь ваш сраный Понивилль?!

Я снова попыталась вскинуть голову. Заговорить. Окликнуть Йев’ени, сказать, что все в порядке…

Больно. Очень…

…

Когда я очнулась в следующий раз, подо мной был уже не пол, а жесткая скамья. Йев’ени стоял рядом на коленях, вглядываясь в мое лицо. Кажется, прошло всего несколько секунд.

 – Старгейз! Старгейз, очнись! Ты как? Что с тобой?

— Я… ох, – язык еле шевелился. Я попыталась нащупать копытом рог – и едва не взвыла от боли. Кажется, в череп вставили коловорот и принялись сверлить. На глаза навернулись слезы.

 – Клянусь богом, я их урою, – пообещал Йев’ени. – И этих уродов, и каждого в этом гребаном городишке. Что здесь вообще…

 – Мистер Йев’ени, – услышала я голос все еще мертвенно бледной Брай. – Взгляните.

Кобылка стояла как раз напротив доски объявлений. Сжимая в зубах тот самый большой лист, что я мельком заметила еще на входе.

Она шагнула к нам. Протянула объявление.

Йев’ени недоуменно уставился на строчки машинописного текста. Принялся читать вслух.

И с каждым словом на его лицо тоже наползала смертельная бледность.

«От: главы Департамента Дружбы Старлайт Глиммер

Всем шерифам, стражникам, офицерам гвардии, начальникам погодных команд, главам городов и поселений, членам суда, а также иным лицам, ответственным за безопасность Эквестрии и правопорядок среди ее жителей.

ВНИМАНИЕ ВСЕМ!

Сегодня, около 8 часов утра, в Понивилльском лагере для перемещенцев-людей вспыхнул мятеж. Большая группа людей атаковала охрану лагеря, завладела их оружием, вырвалась за пределы лагеря и вторглась в Понивилль.

В настоящий момент город находится под контролем мятежников. Многие из его жителей удерживаются в заложниках. По неподтвержденным данным, имеются жертвы как среди стражников, так и мирных жителей Понивилля.

По имеющимся сведениям, часть людей также рассеялась по окрестностям Понивилля. Возможны новые атаки на пони и поселения пони неподалеку.

Всем сохранять спокойствие и бдительность! В случае обнаружения больших групп людей, в том числе вооруженных, а также людей, не имеющих права на проживание на территории нахождения либо неопознанных, следует принять все меры для их задержания. Гражданским пони следует незамедлительно сообщить о таких встречах любому представителю власти.

Всем подразделениям городской стражи приказывается перейти в режим повышенной готовности и быть готовыми к переброске в Понивилль для усиления королевской гвардии.

Во имя Дружбы и Гармонии!

Писано в Кантерлоте, 27 апреля 3 года Эры Дружбы»

Йев’ени судорожно смял объявление в кулаке и швырнул в угол зала.

 – Дерьмо, – тихо произнес он. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Решительно поднялся на ноги.

Шагнул к двери.

 – Мифтеф Йеф’ени! – кобылка вцепилась зубами ему в рукав. – Что… вы что хотите сделать?!

Человек обернулся. Посмотрел на взъерошенную Брай, на меня, все еще пытающуюся хоть как-то собраться с мыслями сквозь туман боли.

 – Дойду до ближайшего дома, – процедил он. – Вышибу дверь к чертовой матери. И скажу хозяевам, чтобы вызвали полицию, стражу, Дискорда в ступе, но чтобы те привели с собой доктора!

 – Нет! – земная пони снова уцепилась за Йев’ени. – Пожалуйста, подождите!

 – Йев’ени… стой, – прохрипела я. Изо всех сил приказав себе не падать в обморок, выпрямилась на скамейке. – Не надо. Пожалуйста…

 – Какого лешего, тебе нужна помощь!

 – Мистер Йев’ени! – Брай отпустила рукав человека, но все еще смотрела на него умоляющим взглядом. – Мистер Йев’ени! Может, вернемся обратно в Брайдлвуд? У них там, по крайней мере, есть врач!

Йев’ени затряс головой.

 – Да какое вернемся? Ты видишь, в каком Старгейз состоянии? Ты что, думаешь, ее можно перевозить?!

 – Нет, – выдохнула я, думая сейчас лишь о том, как увезти его из Уэст Терна, пока не появились стражники. – Мне… уже лучше. Это и правда отличная идея. Давайте вернемся. Мы же все равно, наверно, не доберемся… поезд через Понивилль… Йев’ени, давай вернемся, пожалуйста!

Человек выдохнул. Его кулаки разжались.

 – Ты как? – спросил он, опускаясь рядом со мной на колено, откидывая челку и пытаясь заглянуть в глаза. Я с трудом сдержала стон, когда его рука случайно коснулась рога.

Еще одним титаническим усилием воли велела себе не стонать – и встала на ноги.

 – Уже гораздо лучше, – я выдавила из себя улыбку. – Свежий воздух и поездка в карете – и все пройдет.

Это оказалось очень глупым решением.

До кареты я как-то еще добралась. Пару раз опершись на стену, виляя, словно перебрав сидра, и судорожно оглядываясь, не врывается ли на площадь стража.

Еще помню, как Йев’ени договаривался с возницами. Кажется, он оплатил им двойную цену. Точно не скажу. Я заползла в карету, забилась в угол и свернулась калачиком, мечтая, чтобы окно можно было завесить и солнечный свет не резал глаза.

А затем дилижанс тронулся – и первый же рывок отдался в моей голове жгучей болью.

Сначала я еще держалась. Отвечала на обеспокоенные вопросы Йев’ени и Брай – сама не помню, что, но как-то ухитряясь улыбаться. Даже пыталась сидеть…

А затем все снова утонуло в бежевом мареве боли.

Поездку помню урывками. Помню, как, скуля, вжимаюсь мордочкой в угол кареты и кто-то прикладывает к рогу что-то холодное и влажное. Помню, как вишу на руках Йев’ени близ Аликорнова Моста, и желудок скручивает судорогй. Помню, как Йев’ени кричит на возниц, требуя поворачивать обратно, и Роки что-то очень тихим и спокойным голосом ему объясняет.

А затем – провал.

И встревоженные голоса пони вокруг.

 – … мисс?! Что с ней?

 – Приложила об пол телекинезом трех идиотов, – процедил Йев’ени. – А потом упала и ударилась головой.

 – Вот конские яблоки, – пробормотал голос барпони. – Ладно, за доктором уже послали… Эй! Эй! Вот, скушайте ложечку, полегчает!

В губы ткнулось что-то с резким, терпким запахом.

 – М-м-м… – пробормотала я, сжимая губы.

 – Ешьте-ешьте, ничего с вами от одной дозы не сделается, – подбодрил Меджи. Мне в рот протолкнули ложку, я с трудом сглотнула.

Ощутила, как меня поднимают человеческие руки и куда-то несут.

Кажется – по лестнице. Заскрипели под ногами ступеньки, и тут, должно быть, соль подействовала, я успела ощутить, как боль наконец отступает – и сознание окутал мрак.

Плохое место для людей

Белая единорожка с темно-зеленой гривой склонилась над кроватью. Тонкие лучики света исходили из ее рога, скользя по меху Альятары.

 – Доктор, она…

 – Не мешайте! – не оборачиваясь, шикнула на меня целительница. Она внимательно вглядывалась в игру зеленых зайчиков в гриве пациентки. Я послушно умолк, лишь ладони сами по себе сжались в замок на коленях.

Наконец Хил Лайт разогнулась. Устало вздохнула.

 – О чем вы вообще думали? – сердито спросила она, сверля меня взглядом. – Тащить в дорогу единорога с травмой рога, магическим истощением и сотрясением мозга? Вы понимаете, что могли оставить ее на всю жизнь калекой?

Я уперся взглядом в пол.

 – С ней все будет в порядке? – только и нашел я, что сказать.

Врач вздохнула.

 – Послушайте, я всего лишь деревенский доктор. У меня нет ни магии, ни оборудования, чтобы проверить состояние мозга и энергоканалов рога. Я наложила обезболивающее и противоотечное заклинания, самые слабые, какие рискнула – еще не хватало ей сейчас магической интерференции. Сейчас пусть поспит, а завтра я зайду обследовать ее еще раз. А пока – постельный режим, полный покой и главное – никакой магии! Даже папиросную бумажку пусть не смеет поднимать, ясно?

 – Конечно, доктор. Я прослежу.

 – Ага, – ввернула Брай, сидевшая на соседней койке.

Хил Лайт извлекла из своей гривы несколько бумажных пакетиков.

 – Вот обезболивающее. Если головные боли возобновятся, принимайте по одной порции. Только осторожно! Не больше двух доз в день!

Она наклонилась к мордочке Альятары. Принюхалась.

 – Что ей дали? Соль?

Я кивнул.

 – Мда, – единорожка поморщилась. – Тогда подождите часов пять, прежде чем пить порошок.

Она шагнула к выходу.

 – Подождите! А если она почувствует себя хуже?

 – Тогда дадим радиограмму в Лас-Пегас, чтобы прислали медицинский аэростат. Но сейчас ее лучше не трогать.

Единорожка скупо улыбнулась.

 – Есть кое-что хорошее в появлении вашего вида. Года три назад я бы сказала «отправим курьера и будем надеяться на лучшее».

К тому времени, как я сообразил, что это была, кажется, попытка подбодрить, Хил Лайт уже скрылась за дверью.

Я тяжело опустился на кровать Альятары. Хотел было погладить ее по голове, но не побоялся разбудить. Обморок давно перешел в сон, и единорожка тихо посапывала с холодным компрессом на роге, обняв передними копытами подушку.

 – Лягте поспать, – шепнула Брай. – Я за ней присмотрю.

Я отмахнулся.

 – Не до сна сейчас. Хотя ты можешь поспать, если хочешь, – я сообразил, что кобылка прошлой ночью спала едва ли больше моего.

Та упрямо помотала головой – и через пару минут, зевнув, прислонилась к моей подушке и задремала, сонно дернув хвостом.

Я продолжал буравить взглядом дощатую стену.

Уже не было ни ярости, ни испуга. Слишком много всего случилось в последние сорок восемь часов. Осталось только какое-то усталое отупление.

Я заставил себя встать. Надо все-таки поговорить с Меджи… может, договориться, чтобы он не выставлял нас за порог, пока Альятара не поправится. Вряд ли мне здесь обналичат вексель, но может, удастся уговорить его подождать с оплатой до нашего возвращения в Мэйнхэттен. В конце концов, наш адрес есть у Тимбера…

Мои надежды, что в Брайдлвуде еще не слышали о последних событиях, развеялись, стоило мне ступить на скрипнувшие доски галереи.

Из радиоприемника, стоявшего в центре стойки, раздавалось:

 – …переговоров. Лидер мятежников, некто, именующий себя Киросом, как нам сообщили, потребовал официальной передачи Понивилля с прилегающими землями под его власть, законного признания этих территорий человеческим анклавом в Эквестрии и переселения в него всех людей, кто проживает под властью принцессы. На этих условиях он согласился освободить часть заложников из числа понивилльцев. Пока неизвестно, как отреагировала ее высочество на столь наглые требования.

Сообщают, что под Понивилль прибыл отряд Кристальной Гвардии под командованием самого принца-консорта Империи и его царственной супруги, Ми Аморе Каденца. Пока неизвестно, как удалось так быстро перебросить с севера имперские силы. Возможно, использовался какой-то род массовой телепортации, так как никому не известно о прошедших через Кантерлот литерных поездах.

Также сразу несколько источников сообщили, что на месте событий замечены их вы… кхм… – дикторша прочистила горло, – Луна и Селестия. Пока королевский двор хранит молчание, возьмут ли на себя экс-принцессы командование гвардейскими силами и примут ли участие в бою с мятежниками, если до него дойдет.

До сих пор ее царственное высочество Принцесса Дружбы, как и Элементы Гармонии, не дала никаких комментариев и не сделала никаких заявлений по поводу случившегося. При дворе муссируются слухи, что принцесса покинула свои покои рано утром посредством телепортации и все еще не возвратилась во дворец, не оставив никаких указаний своим приближенным. Пока неизвестно, связана ли таинственная отлучка принцессы с мятежом, – в этом месте сомнение в голосе можно было резать ножом.

Толпа в баре тихо загудела. Тихо – потому что все пони вслушивались в передачу, опасаясь упустить хоть одно слово, повернув уши к радиоприемнику. Толпа – потому что к этому моменту в бар Меджи набилось пони тридцать-сорок, не меньше.

 – А теперь перейдем к прямому включению с Таттл Трот, нашим корреспондентом в Понивилле, – эфир заполнился помехами.

Секунд через десять помехи стихли. Не до конца – но голос через них можно было более-менее расслышать.

 – Приветствую всех слушателей! На вашей волне – Таттл Трот с Радио Эверхуф, и я спешу сообщить вам последние новости из города, где развернулись эти ужасные события!

 – Здравствуй, Таттл Трот! Пожалуйста, расскажи нашим слушателям, что происходит в захваченном людьми городе?

 – Со времен нашего последнего включения изменилось немногое! – выпалила пони частой скороговоркой. – Ворота в человеческий лагерь все так же разбиты, сам лагерь взят под охрану гвардейцами. Замок Дружбы также оцеплен, к нему никого не подпускают. Над Понивиллем поднят магический щит, в воздухе кружат Вандерболты. На улицах не видно никого из людей или пони.

 – Ты видела Селестию или Луну?

 – О, разумеется! Они действительно здесь, как и принцесса Кейденс. Похоже, именно Принцесса Солнца всем здесь распоряжается. А вот Принцессы Дружбы ни мне, нипони из здесь присутствующих заметить не удалось. Я надеюсь, это не потому, что с ней что-то произошло!

 – Так кристальные гвардейцы действительно близ Понивилля?

 – Да, я их видела, хотя не знаю точно, сколько их. Они только что сменили королевских гвардейцев в оцеплении вокруг замка и лагеря, а те встали кольцом вокруг города.

 – Скажи, Таттл Трот, а тебе случайно не…

 – О, подожди! – из динамиков снова раздался шум, на сей раз, похоже – не помехи. – Пожалуйста… мисс Старлайт Глиммер… уберите копыта… свободы прессы… мисс Рэрити, возможно, небольшой комментарий… а ну, прочь с дороги, солдафон!..

 – Таттл Трот? Что у тебя происходит?!

 – О! – прозвучал задыхающийся голос корреспондентши. – Какая удача! Дорогие слушатели, с нами наша бессменная устроительница РадиоВечеринок и Элемент Смеха! Пинки, дорогая, ты не могла бы сказать пару слов нашим слушателям?

 – О, конечно, конечно! Привет, Таттл, и привет всем, кому нравятся наши РадиоВечеринки и кто слушает Радио Эверхуф! – раздался новый голос, веселый и звонкий. Смутно мне знакомый, вроде бы как раз по радиопередачам.

 – Пинки! Ты можешь прокомментировать случившееся?

 – Прокомментировать? Ой, Таттл, ты же знаешь, из меня очень плохой комментатор! Ведь если бы моим талантом было комментировать, а твоим – устраивать радиошоу, нам бы пришлось поменяться работами, верно?

 – Пинки, ты призвана сюда как Элемент Смеха?

 – Я всегда остаюсь Элементом Смеха! Даже когда копаю яму или пеку кексики!

 – Хорошо, хорошо, но ты же можешь рассказать нашим слушателям, что творится? Кто еще здесь из Элементов? Что ты можешь сказать по поводу слухов, что кто-то из Элементов, может быть, даже Элемент Магии, находится в заложниках?

 – Заложниках? Ха-ха-ха-ха-ха! Знаешь, Таттл, и раньше находились злодеи, желавшие взять в плен Элементы Гармонии! Алмазные псы, злющий Тирек, злюка Кризалис, да хоть Старлайт – ой, надеюсь, она на меня не обидится! Старлайт, если ты сейчас слушаешь радио – извини меня, пожалуйста! И что с ними стало – ну, кроме злючки-презлючки Кризи, понятное дело?!

 – Так, подожди… А что там насчет слухов про Рэйнбоу? Ей действительно удалось взять в плен кого-то из людей?

 – Таттл, вообще-то я не такая пони, которая пересказывает слухи про своих друзей! Ну, если это не нужно для розыгрыша и не выставит их в дурном свете! Хотя я не спорю, Рэйнбоу – такая пони, которая могла бы и всех мятежников пленить в одиночку! Ну, по крайней мере, она так точно скажет, если ты ее спросишь!

 – Так, хорошо, но…

 – Таттл Трот, думай быстрее-быстрее-быстрее! Я должна бежать заниматься всякими элементо-смеховыми штуками! И хотя обычно я занимаюсь и элементо-смеховыми, и радио-вечериночными штуками, так, что они становятся радио-вечериночно-элементо-смеховыми, но вот как раз сегодня совместить их совсем не получается!

 – Хорошо, хорошо! Пинки, что ты можешь сказать тем, кто слушает Радио Эверхуф, о случившемся?

 – О случившемся? – в голосе диджейки вдруг поубавилось веселья.

 – Случилась очень плохая вещь, – вполголоса проговорила она. – Злодеи-люди, которых и впрямь не помешало бы пустить на кексики, сделали так, что погибли пони. И, возможно, погибнут еще пони, и еще люди. Это ужасно.

 Но я хочу сказать всем пони, и всем людям, если кто-то из них меня слышит – не идите у них в поводу. Не позволяйте злости забрать у вас смех. Не ополчайтесь друг против друга. Не ополчайтесь на людей, которые не делали пони ничего плохого. Не злитесь на пони, которые пытались быть для людей друзьями. Это именно то, чего хотят эти мерзавцы. Стравить нас друг с другом. Сделать так, чтобы мы стали такими же злодеями, как и они.

 И смейтесь. Смейтесь, даже если вам страшно. Потому что если пони перестанут смеяться – значит, зло тоже победило! А это совсем неофикрутительно!

Пони в баре недовольно зашумели. Я молча, не привлекая внимания, отошел от перил.

Сказано-то красиво. Только разбитую скулу все еще саднило. И я сомневался, что у меня получится объяснять каждому встречному пони, что я ни сном, ни духом о планах мятежа.

Я вернулся в номер. Прислушался к дыханию Альятары.

Слава Селестии, святым Сестрам, Дискорду и кому еще принято молиться в этом мире, оно оставалось глубоким и ровным.

Я опустился на табурет. Уставился в стену невидящим взглядом.

Внезапно я осознал, как же соскучился по дому.

Нет, не покинутой и оставшейся где-то в прошлой жизни Земле.

А по Мэйнхэттену.

По нашей тесной уютной квартирке на Ферьер-Хилл.

По переплетению сверкающих высоток со старинными краснокирпичными домами.

По стуку подков по булыжной мостовой.

По морскому бризу в городском воздухе.

По бесчисленным крохотным кафе с кофе и пончиками.

По посадочным огням дирижаблей и воздушных шаров в ночном небе.

По прилавку нашей лавки, Реми, Бронзу и Стилу.

По взглядам, в которых было бы удивление, а не злость.

Как давно мы оттуда уехали? В смысле, неделю?

Такое ощущение, что прошло месяца два с половиной.

Кажется, я все же задремал, уронив голову на руки. Понятия не имею, надолго ли. Наверное, нет – снизу все так же доносился шум голосов, луна в ночном небе не успела сильно сдвинуться.

Я вскинулся, тряхнул головой, стряхивая сон. В висках отдалось тупой болью.

«А, да к черту все!» – я скрипнул зубами.

В конце-то концов! Что теперь, до скончания веков не выходить из комнаты? Что мне сделают пони там, внизу? Начистят рыло? Ха, можно подумать, в первый раз за сегодня!

Разговор оборвался, стоило мне показаться на лестнице. Одна за другой в мою сторону оборачивались морды пони. В наступившей тишине я спустился с лестницы и приостановился, молча оглядывая толпу.

Скрипнули стулья. Поднялись сразу трое. Двое – земнопони, и еще в одном, к вялому удивлению, я узнал давешнего минотавра.

Я молча ждал.

Тимбер шагнул вперед, вставая между пони.

 – Сядьте, парни, – произнес он. Без малейшего гнева, но настойчиво.

Дровосеки переглянулись.

 – Сядьте, – велел Тимбер.

Минотавр, что-то хмыкнув, пожал плечами. Плюхнулся на стул обратно. Пони, после короткого колебания, последовали его примеру.

Я поблагодарил лесоруба движением головы, проходя мимо. Тот ответил таким же коротким кивком.

Меджи, по крайней мере, посмотрел на меня без злости во взгляде.

 – Налить что-нибудь?

 – Да. И покрепче, чем сидр.

Без лишних вопросов барпони наполнил до краев рюмку чем-то красно-коричневым, обжегшим нос смесью фруктовых и сивушных запахов. Я опустошил ее, уже не задумываясь, как примет желудок понячье зелье.

Жидкий огонь обжег горло, теплым комом прокатился по пищеводу. Я крякнул и торопливо приложился к своевременно протянутому Меджи стакану клюквенного сока.

Оперся о стойку.

 – Меджи, такое дело. Нам, наверно, придется остаться, пока Альятаре не полегчает. У вас есть скидка за месячную аренду или типа того…

Единорог махнул хвостом.

 – А, да живите сколько понадобится. Что же мы, в Кантерлоте где-нибудь, что ли? Потом посчитаемся.

 – Спасибо, – искренне произнес я. Меджи грустно улыбнулся.

Я плюхнулся за ближайший столик, к счастью – пустой. Вообще-то я собирался идти обратно, но самогон натощак ударил в голову, и я решил подождать, пока под черепом прояснится.

На столешницу упала тень Тимбера. Пони, не спрашивая разрешения, опустился рядом.

 – Спасибо, – после короткой паузы проговорил я.

Земной пони мрачно кивнул.

 – Пустое, мистер. Вам за малютку спасибо.

Я лишь отмахнулся – уже не хотелось вспоминать подробности ночной стычки. Тем более, не было в ней ничего такого, за что особо стоило благодарить.

 – Слышали, небось, новости? – тяжело произнес Тимбер.

 – Да уж.

Некоторое время мы молчали.

 – Мои-то ладно, – проговорил Тимбер. – Но знаете, мистер Комаров, уж извините за прямоту. В ближайшее время Эквестрия для таких, как вы, будет плохим местом.

 – Знаю. Что тут скажешь? Говно случается.

Тимбер лишь издал что-то среднее между смешком и хмыканьем.

 – Вы вернулись в город? – спросил я без нужды об очевидном.

 – Ага. Меджи с шерифом сказали, туземцы встревожены. Кстати, что у вас за история вышла там с Белой Ветвью?

Я задумался, подбирая слова.

 – Она что-то видела, Тимбер. Ну вы же в курсе про… – розовый пони коротко кивнул. – Ну так вот. Сдается мне, что-то имевшее отношение ко всему этому дерьму.

Тимбер задумался. Поднялся.

 – Ладно, мистер, пойду я к своим за столик. Уж извините, надо кое-какие дела обсудить с жеребцами. Здоровья вашей подруге.

 – Спасибо, – повторил я.

Я так погрузился в мрачные мысли, что даже не заметил, как негромкая музыка из радио сменилась голосом дикторши. Вскинулся, лишь когда Меджи телекинезом торопливо прибавил громкость.

 – В воздухе весь активный состав Вандерболтов под командованием Спитфайр, – тараторила Таттл Трот. – Меры безопасности беспрецедентные, к куполу не подпускают даже пегасов! По словам директора Старлайт, даже прикосновение к установленному полю может быть смертельно опасно для пони! Кто же распорядился использовать такую опасную магию, чтобы сдержать мятежников, подозрительно похожую на темное колдовство? И правдивы ли слухи, что поле установили для обороны от наших войск сами мятежники?

 Первая партия задержанных людей уже выгрузилась с поезда. Их встречает Ночная Гвардия. Принцессы в сопровождении своих гвардейцев направляются к краю магического купола, установленного над городом. Их, кажется, встречает большой отряд вооруженных людей! Отсюда не видно подробностей, но это выглядит очень похоже на обмен заложниками!

За спиной застучали копытца. Брай вскарабкалась на табурет, усевшись по-понячьи – подобрав под себя задние ноги, словно кошка.

Я посмотрел на нее.

 – Ты разве не следишь за Альятарой?

 – Она спит, – отмахнулась пони. Тоже повернула ушки в сторону радио.

Увы, репортаж уже закончился, и диктор произносила какую-то дежурную политическую чепуху наподобие того, что Принцесса Дружбы до сих пор не вышла на связь, и что в эти сложные времена все должны сплотиться вокруг престола. Я скрипнул зубами.

 – Ей не стало хуже? – даже без всякого удивления я поймал себя на мысли, что мне абсолютно побоку судьба соотечественников там, в гребаном Понивилле. По сравнению с Альятарой.

 – Нет, все хорошо. Я сменила компресс.

Кобылка ковырнула копытом доску.

 – Вы ведь вместе, да?

Я посмотрел на нахалку тяжелым взглядом.

 – С чего ты взяла?

 – Ну, вы так за нее переживаете. И вы так здорово врезали тому жеребцу, что начал говорить ей гадости. Да ладно, мистер, чего вы смущаетесь? Межвидовый секс – это так романтично!

Я открыл было рот, чтобы рявкнуть. Посмотрел на Брай – и закрыл его обратно.

Да к чертовой матери. Если такие подколки помогают девчонке справиться – да и на здоровье.

 – Тебе вообще сколько лет? – поинтересовался я вместо этого.

 – Одиннадцать, – сообщила Брай. – Исполнилось осенью.

Я лишь вздохнул.

Поздравляю, Женек, ты только что подумал, что в твое время молодежь не была такой наглой. Вот она, старость.

Торн Рут пинком подвинул обратно к столу табурет, отодвинутый Тимбером.

 – Что здесь делает жеребенок? – осведомился он.

Брай фыркнула.

 – Шериф, я пережила нападение волков и провела ночь в деревне дикарей. Думаю, компания пьяных лесорубов – для меня шаг вперед.

Шериф тяжело вздохнул. Кажется, наши мысли совпали.

Он опустился на пнутый табурет.

 – Так, значит, твой вид – не дураки повоевать, – протянул он.

Я поморщился.

 – Уверяю, шериф, я – один из самых мирных людей во всей Эквестрии. Я даже драться не слишком люблю.

 – Ну да, ну да. А кулаки и скулу ты рассадил, когда случайно ударился о дверь кареты.

Шериф взял с подноса Тэй-Ти рюмку с той же самой самогонкой, что Меджи наливал мне. Осушил, крякнул.

Уставился мне в глаза совершенно трезвым и очень холодным взглядом.

 – А ну-ка, смотри на меня, – приказал он. – Скажи честно, Евгений или как тебя там. Ты имеешь отношение ко всем этим тартаровым конским яблокам?

Я ожесточенно замотал головой.

 – Нет. Нет, шериф, и еще раз нет. Я не хотел всего этого дерьма, я даже не знал о нем. Сено, да Тимбер может подтвердить – мы тихо-мирно торговали в Мэйнхэттене, и приехали сюда только из-за сделки. Я не знаю, что произошло, я не знаю, кто виноват в этом ужасе, но я хочу одного – чтобы он закончился. И все стало как раньше.

Торн Рут жег меня глазами еще секунды две. Затем, вздохнув, откинулся назад, качнувшись на табурете.

 – Ты знаешь, что я вообще-то обязан тебя задержать? – спросил он.

 – Наручники надевать будете?

Черный земнопони фыркнул.

 – Убегать собираешься?

Я лишь развел руками.

 – Куда?

Торн Рут опять вздохнул.

 – Тогда считай себя под домашним арестом. Все равно у меня камера одна, и она уже занята – я туда посадил старого Хагберта и Хонест Экса.

Он перевел взгляд на Брай.

 – Я подозревал, что ты найдешь способ попортить мне нервы.

 – Я не виновата. И мистер Комаров тоже ни в чем не виноват. Драку затеяли те дураки из Уэст Терна, которые начали грубить мисс Альятаре.

Шериф поморщился.

 – Как, кстати…

Он не договорил.

Рев пришел из ниоткуда – не с какого-то определенного направления, он словно зарождался где-то в глубине под моим черепом. Рык? Вой? Глубокий, низкий, переходящий то в инфразвук, то в утробный скрежет.

Сердце сбилось с ритма. Спину пропитал ледяной пот. Светлячковые лампы мигнули, второй раз, третий – и угасли окончательно.

 – Что за дискордщина? – шериф вскочил, отшвырнув табурет.

Вой продолжался. Внутри словно скрутился ледяной клубок ужаса. Вокруг вскакивали дровосеки. Кто-то закричал. Минотавр с ревом перехватил табурет, но его рык утонул в реве – скрежещущем по мозгу, утробном, словно рычало что-то огромное.

 – Спокойно! – гаркнул Меджи, но его было еле слышно. – Спокойно! – даже в голосе мэра звучала дрожь. Я понял, что мои руки трясутся, а меня самого бьет мелкой дрожью.

 – Мистер Комаров! – услышал я голос Брай. Глаза кобылки широко распахнулись, в них был страх. – Это… это он? Кичимайинганан?

 – Нет. Не знаю, – выдохнул я ложь.

Крики звучали все громче, теперь – уже за окном. Рев нарастал. Ширился. Я вцепился в край стола, надеясь хоть так остановить дрожь.

 – ВСЕМ ТИХО! – а вот реву шерифа удалось пробиться сквозь замораживающий кости звук. – ТИХО! Какой-то ляганый шутник решил пугнуть нас магией, вот и все!!! Клянусь Сестрами, когда…

В окно ударил свет.

Яркий, дневной. Солнечный. Мазнул тенями по бару и пони. Скрылся, и на смену ему хлестнула волна мрака.

И исчезла. Уступив место солнцу. И еще. И еще.

 – Да какого сена! – вот теперь и самообладание шерифа дало трещину. Вскочив, он бросился к дверям. Распахнул створки.

Сам не зная, зачем, я поднялся на ноги. Зашагал к выходу, словно робот.

И ошеломленно уставился в небо.

Солнце в голубом дневном небе, которому не полагалось тут быть. Солнце мчалось над крышами Брайдлвуда, над верхушками деревьев. Двойные тени крутились в бешеном вальсе, словно сошедшие с ума стрелки компаса.

А в такт солнцу – крутилась луна. Крутилась в черном, усеянном звездами мраке. Точно так же, в безумном бреющем полете над домами и деревьями.

И две половины неба – черная и голубая – кружились вместе с ними. Изгибались, наползая друг на друга. Небосвод безумным двухцветным инь-янем кружился над Брайдлвудом.

Вот теперь – я не испугался. Это было… слишком. Слишком странно, слишком чужеродно, чтобы пугаться.

Слишком огромно.

Я лишь думал, как справиться с головокружением. Как устоять на земле, пошедшей в пляс под ногами.

Вой разрывал мозг. Солнце и луна мчались все быстрее. Приближались друг к другу. Закручивали в черно-голубом небе безумную спираль из ночи и дня. Словно гигантский водоворот, втягивающий в себя небо. Чернота и голубизна кружились, смешивались, закручивались цветными полосами, будто на палитре Альятары, когда та смешивает краски…

Я успел увидеть, как луна вспухла огненным нарывом. Как солнце выбросило из себя огненную плеть. Прикрыл глаза от солнечного блеска, моргнул – и убрал руку как раз, когда...

Вспышка ударила по глазам.

Когда я проморгался и перед глазами перестали плавать пятна – вокруг был мрак.

И там, вверху, кружился звездный водоворот.

Черный круглый прогал, дыра в Ничто, окруженная кольцом из пульсирующего призрачного света. Кольцо не было ровным – оно дрожало, мерцало, отклонялось в сторону, словно пламя свечи. Звезды обрушивались в него потоком, растягивались в тонкие светлые черточки – и исчезали в призрачных вспышках. Звездный вихрь стягивался к центральной дыре, кольцо наливалось светом. Вот оказалась поглощена последняя звезда, кольцо забилось, пульсируя, среди абсолютного мрака…

И взорвалось вспышкой света. Две изогнутых струи пламени перечеркнули небо, разлетаясь на тысячи искр. Секунда – и небо заполнилось новорожденными звездами, те с каждой секундой замедляли свое движение…

И снова – рухнули в черный прогал звездным водоворотом.

И вот теперь – на меня накатил уже не страх. Ужас.

Память хлынула потоком.

Я уже видел это.

Я уже видел этот болезненный, пульсирующий свет в небесах. Видел пляшущие, призрачные тени, что он отбрасывал.

Видел оскаленные, искореженные пасти перед…

 – Евгений! – услышал я сквозь вой звонкий, родной и близкий голос. – Евгений!

Я обернулся. Альятара, бледная как снег, стояла у крыльца. Рядом с ней – Брай, с таким же ужасом в глазах.

 – Что происходит?!

 – Ты зачем встала? – напустился я на нее, как бы ни безумно это звучало перед лицом этого… этого… Всего.

 – Я… я проснулась от света. – Альятара не отводила глаз от сходящего с ума неба. – Евгений, что это?

 – Я не знаю! У вас такое часто бывает?

 – Нет! Нет, совсем не часто! Я видела такое только раз, когда…

Тишина ударила, словно обух.

Я затряс головой.

Вой стих. Исчез безумный танец ночи и дня. Исчез призрачный свет, пожирающий звезды.

В тихом, привычном, мирном, нормальном, черном, звездном небе висела луна.

Только…

Только что-то с ней было не так. Что-то изменилось. Кажется, рисунок кратеров…

Нет. Не кратеров.

Лунный диск запятнало густой тенью. Словно клеймом, выжженым на поверхности спутника. Темным облаком, походившим на силуэт…

 – Какого… – потрясенно проговорил шериф. Он тоже стоял неподалеку от крыльца, неотрывно смотря на луну. – Это… Это же…

 – Найтмер Мун!!!

Раздался оглушительный, общий, повальный вопль ужаса.

Загрохотали копыта. Толпа едва не смела нас с Альятарой, вырвавшись из трактира лавиной. Хлопали ставни и двери, пони разбегались в стороны.

Шериф даже не пытался остановить бегущих. Он передвинул ближе пояс с дубинкой и, судя по движениям губ, безостановочно сыпал ругательствами. Должно быть, и его захватила массовая паника.

Впрочем, не все ей поддались. Меджи стоял в дверях бара, уставясь на ночное светило. За его спиной я рассмотрел Тимбера, минотавра, еще трех или четырех дровосеков – у кого-то в зубах даже были топоры. Альятара прижималась к моим ногам. Как и она, Брай не отрывала от луны взгляда.

 – Что это? – наконец, выговорил я.

 – Найтмер Мун… – пробормотала Альятара. – Евгений, я… О Сестры, это значит что-то плохое. Очень, очень плохое!

Я покачал головой. Найтмер Мун? Теперь в памяти всплывало что-то из рассказов единорожки и Фила. Элементы, древнее зло, что-то, связанное с принцессами…

 – Пойдем в комнату, – выдавил я, опустившись на колено и обняв единорожку. – Тебе нужен покой. Пойдем.

Плохие времена для пони

Я приоткрыла глаза.

Комнату заполнял ночной мрак. Меня обхватывала рука Йев’ени, на соседней кровати сопела свернувшаяся в клубок Брай. Тикал будильник на подоконнике.

Осторожно, чтобы никого не разбудить, я выбралась из-под одеяла. Посмотрела на часы.

Половина двенадцатого. И очень вряд ли я проспала целые сутки.

Еще надеясь, что будильник просто спешит, я отщелкнула крышку собственных часов. Без двадцати двенадцать.

Я подошла к окну.

Брайдлвуд погрузился во тьму, несмотря на формально дневное время. Свет горел лишь в нескольких окнах, словно хозяева опасались зажигать лампы или свечи. Я могла их понять!

По небу бежали облака, то и дело закрывающие лунный свет. Луна висела там же, где и вчера, лишь немного сдвинувшись по небу. Наверно, за счет собственного орбитального движения, или как там. Никогда не была сильна в астрономии.

Все так же меченая тенью Найтмер Мун, как и вчера.

Я посмотрела на лунный диск пристальней. Вызывая из памяти воспоминания о том знаке Найтмер Мун, что я привыкла видеть в небе в детстве.

Этот знак отличался. Был перевернут, отражен в обратную сторону. Тень смотрела слева направо, а не в левую сторону.

Что бы это могло значить?

В любом случае... меня это пугало!

Поежившись, я отошла от окна. Увидела лежащую на столе пустую упаковку от порошка.

Очень осторожно, тщательно дозируя энергию, сформировала поле.

Бумажка засветилась и чуть приподнялась над столешницей.

В рог отдало легким уколом боли, и я тут же виновато развеяла поле. Запоздало вспомнив предупреждение Брай.

И тем не менее страх смешался с чувством радости. Я боялась, что и впрямь осталась обреченной на копытокинез калекой.

Вообще, конечно, земные пони справляются и не жалуются на жизнь…

Хотя и для земного пони должно быть страшно лишиться дарованной от рождения магии!

Я вышла за дверь, шикнув на предательски заскрипевшую половицу. Миновав тамбур, выбралась на галерею.

Еще из коридора мне были слышны негромкие голоса внизу. Меджи, Торн Рут, Тимбер Спрюс, Хай Соар, врач, что осматривала меня вчера – имя напрочь улетучилось из памяти – и еще четверо незнакомых мне земных пони сидели за столиком, что-то оживленно обсуждая.

 – Так, значит, ничего? – спросил мэр.

Голубая земнопони покачала головой.

 – Мы принимаем сигналы из Ванхувера и Лас-Пегаса, но там сами ничего не знают о произошедшем. Что-то проходит из Клаудсдейла, но у них недостаточно мощный передатчик и связь забита помехами, я почти ничего не разобрала, кроме стандартных позывных. Столица и Понивилль – тишина на всех частотах.

Пони переглянулись.

 – Должно быть, какая-то авария, – неубедительным голосом протянула Хай Соар.

Меджи покачал головой.

 – Продолжай вызовы. Если до завтрашнего дня не получится ни с кем связаться… – он помедлил. – Ладно, думаю, в ближайших городах в любом случае выяснят, что творится, и сообщат нам, но на всякий случай, Хай, будь готова к вылету.

 – Всегда готова, мэр! – погодница лихо, несмотря на возраст, отсалютовала.

 – А твоих парней, Тимбер, я пока заберу, – добавил шериф. – Все равно вы вряд ли займетесь рубкой в ближайшие дни. А я хочу усилить своих ребят на воротах. Мало ли…

 – На здоровье, шериф, – Тимбер кивнул.

Я кашлянула.

Меджи приветливо помахал мне копытом.

 – Доброе утро, мисс. Си, радость моя, обслужишь гостью?

Целительница строго на меня посмотрела.

 – Я вроде как прописала вам постельный режим?

Я извиняющеся дернула ушами.

 – Я себя хорошо чувствую, честное слово! И я же не могу весь день проваляться в постели! Это будет жутко скучно!

Одна из незнакомых мне земных пони хмыкнула.

 – Веселья мы за вчерась накушались полную торбу, аж до усрачки, – пробормотала она. – Вот уж точно, никому скучно не показалось.

Меджи вздохнул.

 – Не волнуйтесь, Дейзи. И верьте в принцесс. Что бы не произошло, они защитят Эквестрию.

 – В каких именно принцесс? – буркнула земная пони. – Или я, по-вашему, ослепла? Или не могу поднять голову и увидеть в небе то же, что и вы?

 – Хватит, – голос мэра посуровел. – Давайте не будем нагонять панику. Мы еще не знаем толком, что стряслось, так что давайте дождемся вестей из Эквестрии!

Доктор поднялась, ухватила меня копытом за подбородок и осмотрела, повернув мордочкой к светлячковой лампе.

 – Следите за копытом, – распорядилась она, водя ногой туда-сюда. – Так… Головные боли, головокружение? Рог не болит?

 – Да вроде бы прошли. Только рог побаливает, если пытаюсь применять телекинез.

 – Селестия пресвятая, я кому говорила воздерживаться от магии? Хотите пережечь каналы окончательно?

 – Я больше не буду, – я покраснела, словно малолетняя кобылка.

Врач сердито стегнула себя хвостом.

 – Считайте, легко отделались, – мне показалось, под нос себе она пробормотала что-то вроде «Селестия, чему там сотрясаться?», но я решила не переспрашивать. Супруга мэра, ярко-оранжевая земнопони, поставила на стол миску с овсяной кашей и кружку сенного отвара.

 – Сколько мы вам должны за питание, Меджи? – спросила я.

Мэр махнул хвостом.

 – Давайте уж дождемся, пока хоть что-то прояснится, и станет ясно, надолго ли вы тут застряли, прежде чем подбивать счет. У вас, наверно, не бесконечный кошелек, хоть вы и из столичных пони.

 – Из Мэйнхэттена! – поправила я. – Спасибо вам.

Как приятно было видеть, что хоть где-то пони не забыли, что дружба – это не просто слово из напыщенной фразы «идеалы Дружбы и Гармонии»! В отличие от пони Кантерлота и Понивилля!

И, вспомнив вчерашние новости, я уныло уставилась в тарелку.

Пони Понивилля, конечно же, вели себя с нами совсем не по-дружески… Но даже так, они не заслужили такого ужаса!

Заскрипела лестница.

Дейзи резко вскинула голову.

 – Мэр! Что здесь делает… это?!

Меджи уже, кажется, собрался ответить что-то резкое, но Йев’ени его опередил.

 – Я – не «это», пони, – процедил он. – Я – человек. И я отказываюсь отвечать за свой вид скопом. Пони в Понивилле вели себя по отношению ко мне довольно мерзко, но я не считаю мерзавцами всех пони.

 – Ах, вот как. И это дает право вам захватывать и грабить? А может, еще чего похуже?

 – Нет. Не дает. Я видел, как ведут себя пони, я видел, как ведут себя люди, и я считаю, что неправильно поступили обе стороны. Но это все еще не повод для преступлений. За то, что случилось в Понивилле, кто-то должен быть наказан, но моей вины в этом нет! Ясно вам?

 – Довольно! – мэр поднялся. – Мистер Комаров – наш гость! И он спас жизнь пони, если кто-то успел забыть! – Йев’ени покраснел, и буркнул что-то вроде «да там моего участия…», – И мы будем обращаться с ним, как с гостем и другом! Дейзи, я надеюсь, мне не придется это повторять!

Земнопони, что-то буркнув, отвернулась. Йев’ени, благодарно кивнув Меджи, уселся рядом со мной за столик.

 – Привет. Ты как?

 – Гораздо лучше! Спасибо тебе…

 – Да ладно, обращайтесь еще… Хотя не, лучше не надо. Я за вчерашний день чуть крышей не съехал окончательно, не хочу таких впечатлений по новой.

Я благодарно провела копытом по его ладони. Йев’ени улыбнулся.

Дверь в бар внезапно распахнулась.

Внутрь ввалился пегас в очках и летном комбинезоне, почти полностью скрывавшем фигуру – только по гриве и крыльям был заметен темно-синий цвет. Переводя дух.

 – Мэр, – выпалил он. – Города. Мне сказали… здесь.

 – К вашим услугам, мистер, – Меджи поднялся. – Откуда вы? Не из столицы, часом?

 – Нет, – пегас наконец-то отдышался. Он полез в карман комбинезона и выудил свиток, протянул его Меджи. – Клаудсдейл, королевская почтовая служба, вот курьерская лицензия. Срочное сообщение.

Меджи бросил на документ короткий взгляд.

 – По поводу?.. – он взглядом указал вверх.

 – Нет. Не совсем. С востока надвигается мощнейший штормовой фронт. Часа через четыре он вас накроет. Приготовьтесь к буре.

 – К буре? – переспросил Торн Рут.

 – Именно. Клаудсдейл эвакуирует гражданское население и ставит облачный щит. Мы пытались разослать предупреждение по радио, но шторм забивает связь. Закрепляйте все, что может унести ветром, укройтесь в домах попрочнее. Если в городе есть погодные пегасы, пусть тоже ставят облачную стену…

 – Да какого сена! – внезапно взревел шериф. – У нас в городе один погодник, какой к Дискорду щит она выставит в одиночку? Почему вы не развеяли эту бурю, за каким сеном позволяете ей ударить по Эквестрии? Чем вы, крылатые, там вообще занимаетесь?!

 – Да потому, что чтобы справиться с этим штормом, нужно больше пегасов, чем есть в Эквестрии!!! – рявкнул в ответ курьер. – Клаудсдейл вклинится щитом в бурю и рассечет ее на части, чтобы, по крайней мере, до вас она дошла уже ослабленной! И я вовсе не уверен, что защита города это выдержит! К луговым маффинам, я вообще не уверен, цел ли еще мой город!

Меджи снова встал.

 – Довольно! – гаркнул он. – Прекратить, во имя Сестер! Торн, дружище, остынь! И ты, приятель, пойми, мы тут все на взводе после вчерашней свистопляски в небе.

Пегас кивнул.

 – Свистопляска в небе? – проговорил он. – А знаете, где, по расчетам, центр этого шторма?

 – Догадываюсь, – проронил Торн Рут.

 – Именно. Над Понивиллем.

Он оглядел собравшихся в баре. На секунду его взгляд задержался на нас с Йев’ени, но курьер ничего не сказал.

 – Какой силы шторм? – деловито спросила Хай Соар.

 – Баллов на десять, – мне это ни о чем не говорила, но пегаска поморщилась.

Курьер расправил и сложил крылья.

 – Знаете, в летной школе нам про такое не рассказывали, – тихо произнес он. – Зато рассказывали кое-где в другом месте. В сказках. Тех, которыми старые пегаски в Клаудсдейле пугают непослушных жеребят.

Глаза шерифа сузились.

 – Ты имеешь в виду…

 – Так что я не советую тебе сейчас выяснять, кто тут крылатый, а кто бескрылый, – перебил его курьер. – Очень-очень не советую.

Торн Рут медленно наклонил голову.

 – Извини, парень. Мы и правда здесь все на нервах. Пони испуганы.

Пегас вздохнул.

 – Понимаю.

 – Кстати, о вчерашнем, – проговорил мэр. – Вы там, у себя, что-нибудь знаете? Что это вообще было? Что там произошло в Понивилле? Вообще, луна, Понивилль, эта буря – как все это сено связано между собой?

Пегас тряхнул гривой.

 – Когда я вылетал, никаких сведений не было. Радиосвязь не работала, а слать курьера в шторм бессмысленно. Искали кого-нибудь со связующим артефактом в Кантерлоте, но нашли или нет, я не в курсе.

Он протянул копыто за лицензией.

 – Ладно, я и так потратил здесь много времени. Удачи вам.

 – Что-то мне подсказывает, она нам не помешает, – пробурчал шериф. – Наступают паршивые времена для пони, вот что я вам скажу.

 – Постойте! – воскликнул Меджи. – Что же, так и отправитесь без отдыха? Может, хотя бы подкрепитесь у нас?

 – Нет времени, – мотнул головой пегас. – Мне еще нужно успеть в Мэйртайм Бэй. У них и рации-то, насколько я знаю, нет. Да хранят вас Сестры.

Он взвился в воздух, даже не сойдя с крыльца. Мелькнул крылатый силуэт и затерялся в темноте за порогом.

Пони переглянулись.

 – Что ж, за четыре часа я город, ясно, не прикрою, – протянула Хай Соар. – Но на одно-два здания ветрорезы, пожалуй, сооружу.

 – Тогда начинай со школы, – приказал Меджи. – Торн, Дейзи! Бейте тревогу и собирайте детишек туда, и взрослых, сколько поместится. Остальных – ведите сюда, этот дуб так просто не свалить. Тимбер, Альдер! Займитесь со своими вышкой, потом – паромом и лесопилкой. Уайт Чалк, возьмите пару пони порасторопнее и готовьтесь кормить детишек, если непогода затянется. Хил Лайт, то же самое, но с лекарствами. Роуэн, сворачивай свое хозяйство, чтобы после шторма мы не остались без связи!

Он перевел взгляд на белую земнопони с темно-серой гривой.

 – И пошлите кого-нибудь из жеребчиков постарше к оленям. Только вдвоем, а не одиночку. Надо бы и их предупредить по-соседски.

Йев’ени выступил вперед.

 – Меджи, я могу чем-то помочь?

Мэр покачал головой. За его спиной пони уже выскальзывали в ночную мглу. К этому моменту облака скрыли луну почти полностью.

 – Сидите у себя.

Йев’ени покачал головой.

 – Слушайте, я могу работать руками.

 – Не сомневаюсь, – единорог понизил голос.

 – Мистер, я не хочу лишних волнений среди граждан. Не взыщите. Если дела пойдут худо и нам понадобятся лишние копыта – тогда уж.

 – Ну, по крайней мере, спасибо за откровенность, – человек криво улыбнулся.

Я уже поворачивалась, чтобы ступить на лестницу – когда это случилось.

 – Что?!..

В дверь ворвался свет.

Не мечущиеся отсветы безумной пляски луны и солнца. А самый обычный серый рассеянный свет пасмурного дня.

Сквозь дверь я видела все еще пустующую площадь – и серое покрывало туч, затянувших небо над Брайдлвудом.

Меджи, уставясь на площадь, произнес что-то неразборчивое.

 – Это хорошо? – медленно произнес Йев’ени.

 – Не знаю, – прошептала я. – Но очень хочу думать, что да.

Тьма сгущается

За окном взвыл ветер. Порывом в окно швырнуло дождем, задробило по стеклу каплями. Полыхнула молния, синим подсветив утопавшую в дождевых струях площадь.

По правде говоря, буря меня не очень впечатлила. Ну гроза и гроза, довольно сильная даже по земным меркам, конечно. Но не так, чтобы поднимать тревогу на половину страны. То ли пони перестраховались, привыкнув к регулируемой пегасами упорядоченной погоде, то ли городу пегасов все же удалось что-то сделать со стихией, и до нас докатились только отголоски шторма.

Да и непогода шла на убыль. Шторм нас накрыл еще со вчерашнего вечера, когда в бар то и дело вбегали очередные пони, рапортуя о разборке то какой-то вышки, то парома, то еще чего-то из городских предприятий. Ночь выдалась шумной – колотил по крыше дождь под вой ветра и скрипели ветви дуба. Но уже к утру ливень стал ослабевать, и сейчас не рискнувшие заночевать дома пони почти все разошлись по своим жилищам.

Положив альбом на стол, Альятара водила по бумаге зажатым в зубах карандашом. Альбом, как и карандаши, был сегодня утром принесен дочкой мэра, когда Альятара попросила у той что-то, на чем можно рисовать. Пожалуй, надо будет отдариться демонстрационным образцом – или самой Тэй-Ти, или Меджи.

Я заглянул через плечо единорожки.

 – Что рисуешь? – и оборвал себя на полуслове.

Рисунок был сделан легкими штрихами, но происходящее на нем я бы ни с чем не спутал.

Изгибались день и ночь, закручиваясь в двуцветный водоворот. Тянулись друг к другу огненными шлейфами луна и солнце. Кажется, еще чуть-чуть – и я услышу пронизывающий до костей низкий воющий рык…

 – Может, рисовать что-то повеселее? – спросил я и прикусил язык. Мне не слишком нравилось, и что она вообще утомляет себя рисованием после травмы, но противиться жалобному взгляду не хватало воли.

Альятара вскинула глаза от рисунка.

 – Мне надо выпустить это из себя, – тихо проговорила она. – Иначе мне начнут сниться кошмары.

Я вздохнул. Сел рядом с ней на кровать и опустил руку на холку.

Вспомнилось старое, полузабытое, еще из той жизни. Шестилетней давности, когда из каждого утюга орали про древних майя и конец света…

 – «И солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои».

Альятара кивнула.

 – Да. Хорошее описание. Знаешь, у нас было что-то подобное, когда освободился Дискорд, но… Я не знаю. Тогда все тоже были испуганы до конских яблок, но все как-то обошлось…

Я покачал головой.

 – Это из моего мира. Одно очень древнее пророчество о конце света. Ему две тысячи лет или около того.

 – О конце света? – Альятара обернулась ко мне.

 – Да. Знаешь, когда я это увидел… В какой-то момент подумал, что это он и есть. Забавно… Я даже не знаю, не случился ли он в моем родном мире, а теперь и здесь…

Единорожка отложила карандаш. Придвинулась ближе – и охватила ногами мою шею.

 – Принцессы обо всем позаботятся, – прошептала она. – Они уже спасали Эквестрию. Все наладится!

Я промолчал. Лишь обнял Альятару в ответ. И мне, и ей было понятно, что она изо всех сил старается убедить в этом себя.

И меня, до кучи.

Мы находились в комнате вдвоем. Брай, преодолев слабое сопротивление, сегодня с обеда утащила к себе по каким-то девчачьим делам Тэй-Ти. Должно быть, отец и ей велел отвлекать кобылку от случившегося. А может – и просто по доброте душевной.

 – Что бы я без тебя делал… – пробормотал я, поглаживая гриву пони.

Та вздохнула. Разжала объятья, привалившись к моему плечу. Я уставился в противоположную стену, словно пытался просверлить взглядом доски.

 – Знаешь, – наконец дал я вырваться тому, что вот уже второй день въедалось в мысли, – я это уже видел.

 – Видел?

 – Да. Там, в лесу. Помнишь, я говорил тебе – лань, шатер… Я видел этот свет. Тот, что появился, когда исчезли солнце и луна. Видел, как он пульсирует в небесах. Видел развалины, треснувшую землю… И я видел кое-что еще.

Альятара молча смотрела на меня.

 – Я… Я видел битву. Битву между людьми и пони.

Единорожка вздрогнула. Снова подалась ко мне, опустив копыта на плечи.

 – Даже если… – прошептала она. – Даже если это и правда – это ведь уже случилось, да? Там, в Понивилле?

Я покачал головой.

 – Проклятье, мне хочется на это надеяться… Знаешь, теперь оно вспоминается таким реальным… Таким настоящим… Словно сам стоишь в той цепи и ждешь удара. И Белая Ветвь сказала, что мне было предназначено это увидеть. Почему? Я ведь даже предупреждение не успел передать. Все случилось и без моего участия.

 – Ты волнуешься, потому что не успел предупредить? – спросила Альятара. – Но ты бы и не смог! У нас все равно не вышло бы передать весть быстрее, чем у шерифа. И вспомни! Все началось еще до того, как мы выехали из города. Никто бы не успел предупредить принцессу вовремя!

Я заглянул в ее огромные, участливые глаза.

 – Альятара. Я боюсь, что это еще может случиться.

Вместо ответа та лишь прижалась ко мне. Снова полыхнула молния, а через секунд десять вдалеке глухо заворчал раскат. Да, гроза определенно уходила от города.

Хорошо бы все невзгоды уходили так легко.

Сперва я подумал, что по крыше стучат запоздалые дождевые капли. Но стук повторился, и я понял, что стучат в дверь нашей комнаты.

 – Кто там? – я поднялся, потянул створку на себя.

За дверью обнаружилась Брай в компании мэрской дочери.

 – Мистер Комаров! – выпалила земнопони. – Там! Радио!

 – Радио? – Альятара поднялась с кровати и встала рядом со мной. – Какое? В Кантерлоте?

 – Да! Оно заработало! Только что передавали, что через час будет срочный выпуск новостей!

Альятара облегченно вздохнула.

 – А больше ничего не сообщали?

 – Только это, – на сей раз ответила единорожка. – И еще… Мистер Комаров, папа просил сказать вам, чтобы вы поменьше показывались среди пони.

Я постарался сделать морду кирпичом.

 – Ладно, как скажешь. Сообразим что-нибудь.

Дверь закрылась. Брай успела просочиться по нашу сторону порога, оставшись в комнате.

 – Хорошо, что радио включилось, – проговорила она. – Да?

Единорожка кивнула.

 – Знаете, честно сказать… Со всеми этими катастрофами – я уже боялась… Боялась, что там просто некому передавать!

Я мог ее понять. Брайдлвудцы и мы заодно с ними сошлись на молчаливом консенсусе – что радиомолчание наверняка вызвано какой-то связанной со штормом аварией.

Но я был уверен – многим, как Альятаре, приходили в голову варианты похуже.

Скрипнула дверь.

 – Постой, – я поднялся со скамьи.

В глазах Альятары мелькнул испуг.

 – Может… Меджи вроде как просил нас…

Я отмахнулся.

 – Какая разница? И так весь город знает, что мы здесь. Постою на галерее, чтобы глаза никому не мозолить.

Единорожка даже не стала спорить. И в самом деле, случись что – неужели дверь комнаты защитит нас лучше, чем авторитет Меджи? Втроем мы вышли на верхнюю площадку. Я оперся о перила.

К счастью, никому из собравшейся внизу толпы не пришло в голову поднять глаза. Все как один смотрели на радиоприемник, водруженный Меджи в центр зала. Стояла тишина, нипони даже не пытались заговорить друг с другом.

Наконец раздались первые аккорды «Земли, что я люблю», обычно отбивающие начало полного часа на эквестрийском радио. Затем в динамиках что-то прошумело, пискнуло и щелкнуло.

 – Внимание! – произнес незнакомый мне голос диктора. – Внимание! Жители Эквестрии, в эфире Радио Эверхуф. Пожалуйста, оставайтесь у ваших радиоприемников. Через пять минут мы выпустим в эфир важное правительственное сообщение.

По толпе пронеслась волна шепотков. Разноцветные уши вздрагивали, поворачиваясь к приемнику.

Мы продолжали ждать. Меджи отвлекся от протирания стаканов (по-моему, он это делал чисто с целью успокоить нервы, особенно если учесть, что за эти пять минут он успел протереть их по кругу трижды) и оперся на стойку. Скользнул взглядом по галерее, лишь скривился при виде моего лица, но ничего не сказал.

Снова шорох помех. Щелчок включения эфира.

— Внимание! – раздалось снова. – Внимание! В эфире Радио Эверхуф. Мы начинаем трансляцию обращения Временного регентского совета к народу Эквестрии.

 – Всепони! – спустя несколько произнес низкий, глубокий голос жеребца. – Эквестрийцы! Единороги, пегасы и земные пони! Говорит принц Блюблад, член Регентского совета Эквестрии. Я хочу сделать важное сообщение о трагических событиях двух последних дней. Включая те мрачные и зловещие знамения, что каждый из вас мог наблюдать в небе.

 К сожалению, я вынужден сообщить печальные и тяжелые известия. Как, несомненно, знают многие из вас, человеческие мятежники, не оценив дарованное моей царственной тетушкой во благости ее милостивое позволение жить на землях нашей прекрасной страны, совершили гнусный и возмутительный акт измены и неповиновения. Самовольно покинув выделенную им для проживания территорию, они напали на город Понивилль, чиня произвол и насилие его жителям.

 Мы были вынуждены отреагировать немедля. Оборонительные Силы пони при поддержке Кристальной Гвардии выдвинулись к захваченному городу. Операцию лично возглавили принцесса Селестия и принцесса Луна. Прибыв к границам Понивилля, они повели с мятежниками переговоры об освобождении захваченных ими в заложники жителей города.

 К несчастью, все попытки переговоров провалились. Мятежники отвергли все наши мирные предложения и начали массово казнить заложников. Принцесса Селестия была вынуждена приказать начать штурм. В ответ мятежники применили темную магию.

 Говоривший сделал короткую паузу. Всепони в зале, кажется, затаили дыхание.

 – Кантерлот понес значительные разрушения. Более трех тысяч горожан погибли или получили тяжелые травмы, точное число пострадавших до сих пор уточняется. Понивилль… – его голос дрогнул. – Понивилль полностью уничтожен вместе со всеми жителями.

Дружный вздох пронесся по залу, вырвавшись из десятков глоток.

 – Мятежники были рассеяны и уничтожены, но наши силы понесли значительные потери. Подтверждена гибель Эпплджек, Элемента Честности, главы биолого-лингвистического ядра КУДА Лиры Хартстрингс, командующего объединенными силами принца-консорта Империи Шайнинг Армора, командира Вандерболтов Спитфайр, командующего Солнечной Гвардией Брайт Шилда и командующего Лунной Гвардией Миднайт Шэдоу. Потерян весь активный и резервный состав Вандерболтов. Множество рядовых гвардейцев и офицеров также отдало свою жизнь в борьбе за Эквестрию. Элемент Доброты Флаттершай и Элемент Верности Рэйнбоу Дэш получили тяжелые ранения и сейчас находятся под попечением целителей. На данный момент мы не располагаем точными сведениями о судьбе принцессы Луны и Элемента Магии Твайлайт.

Я ощутил, как между лопаток ползет струйка очень-очень холодного пота. Зал внизу молчал, словно громом пораженный.

 – Моя царственная тетушка, принцесса Селестия, развеяла колдовство мятежников и ослабила вызванный им разрушительный шторм, однако крайне истощила при этом свои магические силы. В ближайшие дни она вместе с принцессой Кейденс будет находиться на отдыхе под наблюдением лучших медиков Эквестрии, ограничивая свои королевские обязанности восходом и закатом светил. До ее выздоровления Эквестрией будет управлять Регентский совет в составе меня, принца Блюблада, директора Департамента Дружбы Старлайт Глиммер и заместителя директора Департамента Дружбы Беатрикс Лу… о, прошу прощения, Великой и Могущественной Трикси.

Граждане Эквестрии! Прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью. Не пытайтесь приближаться к руинам Понивилля, а также к границам Вечнодикого Леса! Некоторые насланные мятежниками проклятья все еще действуют и представляют смертельную опасность для всепони. Запрещается приближаться к границам Понивилля ближе десяти миль. Все уцелевшие пони, проживающие в этих пределах, должны быть немедленно эвакуированы.

Я также предупреждаю об опасности со стороны людей. Многим беглецам, не принимавшим участия в захвате города, возможно, удалось рассеяться по округе. Хотя значительное число их, без сомнения, погибло в катастрофе, которую их же сородичи и вызвали, некоторые из них могли уцелеть и добраться до непострадавших территорий.

Соблюдайте предельную осторожность! Сообщайте страже о любых неопознанных, вооруженных либо собирающихся группой людях. Не пытайтесь задерживать их самостоятельно. Избегайте контактов с беглецами-людьми, не оказывайте им никакой помощи и поддержки, кроме случаев, когда человек со всей очевидностью выражает намерение сдаться на милость королевского правосудия. В любом случае, сообщайте лицу, облеченному властью, о всех подобных происшествиях!

Граждане Эквестрии! Крепитесь и не падайте духом! Тьма сгустилась над нашей землей, но если мы будем едины – Эквестрия пройдет через это испытание и выйдет из него сильнее, чем раньше. Да хранит нас всех Селестия!

Трансляция оборвалась. Я ждал еще секунд несколько, но из динамиков не раздавалось ничего, кроме тихого шипения помех. Наконец я разжал стиснутые на перилах до белизны костяшек пальцы.

И, словно дожидаясь этого, толпа внизу взорвалась криками.

 – Да какого сена?!!

 – Тартар меня разрази!!!

 – Ничего себе совет! Придворный хлыщ и две бывших злодейки!

 – Заметили, как он говорил про Твайлайт?! Как будто она и не принцесса вовсе!

 – Это заговор, говорю я вам!

 – «Нет сведений о судьбе Луны»? Да они что, за слепцов нас держат?!

Я посмотрел на Альятару. Та была бледной, словно в ту страшную ночь, когда день и ночь скручивались смерчем у нас над головой.

 – Пойдем, – прошептала она одними губами. – Пожалуйста, пойдем.

Я не стал возражать. Смысл тут торчать дальше? Главное, по ходу, мы уже услышали, а если появятся еще новости – будем надеяться, мэр их до нас донесет.

Если не решит претворить в жизнь приказ о задержании «неопознанных людей», конечно. Хотя шериф формально и так поместил меня под домашний арест, да и Меджи не выглядел рвущимся исполнять приказы из столицы…

Войдя в комнату, мы просто плюхнулись на ближайшую кровать в обнимку. Все втроем. Я обхватил Альятару и Брай за плечи.

Единорожка издала странный звук. То ли смех, то ли всхлип.

 – Миру, может, и не пришел конец, но он определенно слегка спятил, – пробормотала она. – Сколько в одном Понивилле? Больше трех тысяч, а ведь еще и Кантерлот… Евгений, почему так? За что? Столько людей, столько пони…

У меня не нашлось ответа. Я вспоминал неприветливый город с разноцветными домами, мрачные стены, окруженные магическим куполом. Вспоминал старого осла, пони у клумбы, Кыската, Иззи, драчунов в Кантерлоте.

Хотел бы я кому-то из них такой судьбы?

Разве они ее заслужили?

И что теперь будет?

 – Я не знаю, – прошептал я наконец, прижимая Альятару к себе. – Я просто не знаю.