Сорняк
5. Сорняк на болоте
Десять бит. Целых десять бит. Когда-то у Тарнишед Типот было больше денег, чем эти, но это были деньги его матери. А это были его деньги. Он их заработал. Он заработал их своим трудом. У него была работа, начальник, которому он нравился, и Тарниш был благодарен, что ему удалось произвести впечатление на Баффа Гаскинса.
Загоревший, уставший, грязный и голодный, Тарниш направился в заведение под названием Насест. Это было место, где комнаты сдавались почасово, посуточно или на неделю. Бафф сказал ему, что это единственное место, которое он может себе позволить.
Дом выглядел перекошенным. Тарниш наклонил голову, увидев вывеску. Он был уверен, что все здание немного наклонилось на одну сторону. Некоторые окна были разбиты. Внутри слышалось пианино в стиле хонки-тонк, и кто-то пел.
Он протиснулся в створки маятниковых дверей и вошел внутрь. Вокруг воняло дымом, потом и кислым запахом жеваного табака. На полу лежали опилки. Когда он стоял в дверях, массивный пегас оглядел его.
— Ты здесь, чтобы доставить неприятности? — спросил пегас.
— Я просто хочу снять комнату, — ответил Тарниш.
— Иди вон через те двери, — сказал пегас низким рыком. — И будь вежлив с Мисти, иначе… я расколю твой череп, как грецкий орех.
— Да, сэр… Я очень вежливый пони. — Тарниш отступил от пегаса и бросился сквозь толпу, спеша к дверям. Он услышал позади себя хихиканье пегаса.
— Меня зовут Мисти Мондэйс. Аренда — один бит за час или два бита за день. Если заплатить вперед, можно получить целую неделю за десять бит.
Все на старой кобыле обвисло. Она была похожа на высушенный солнцем изюм. На ее лице было тысяча морщин, и казалось, что улыбаться для нее физически невозможно. Половина ее левого уха отсутствовала, а на левом глазу была повязка.
Она видала лучшие времена.
— Я только сегодня получил зарплату… У меня ровно десять бит. Если я заплачу тебе за неделю, то мне не на что будет купить еду или что-нибудь еще…
— Черные дни, детка, — ворчала Мисти. Ее губа дернулась, и пепел с сигары упал вниз, рассеиваясь в воздухе, как грязно-серые снежинки.
— Держи, десять бит, — сказал Тарниш, выкладывая все десять бит на прилавок.
— Комната двадцать три. Если матрас мокрый, попробуй перевернуть его. Если матрас все еще мокрый, спи на полу. — Сигара Мисти рассыпалась пеплом, пока она говорила. — Хм, ты красавчик. Хочешь заработать пару бит?
— Заработать чем? — спросил Тарниш.
— Ну, для начала, ты мог бы использовать свой ханжеский язычок, чтобы вычистить паутину из старой грязной шахты Мисти, — ответила извращенная старая кобыла, а затем откинула голову назад, чтобы посмеяться над Тарнишем, когда он вздрогнул.
— Госпожа, если бы я это сделал, я бы не знал, какую морщину начать вылизывать. Нет такой карты, которая помогла бы мне найти ваш каньон среди множества оврагов.
Оставшийся глаз Мисти расширился, и морщинки на ее лице разгладились, когда она замолчала. Она уставилась на Тарниша с выражением ошеломленного благоговения на лице. А Тарниш тем временем думал о здоровенном пегасе, охраняющем дверь.
Старая кобыла взорвалась от смеха. Она рухнула на прилавок, хрипя, и на мгновение Тарниш подумал, что она может умереть, захлебнувшись собственной мокротой. Старая кобыла стучала копытом по стойке, пытаясь втянуть воздух, хрипя и отплевываясь.
После нескольких минут смеха она протянула два бита обратно Тарнишу:
— Ты дал мне слишком много бит. Вот… достаточно десять бит. Возьми эти два бита и найди что-нибудь поесть… или ты все же хочешь кусочек старой, пожеванной Мисти?
— Спасибо, — ответил Тарниш, взяв биты. Он положил их в седельную сумку, улыбнулся и пошел вверх по лестнице, прихватив также ключ от своей комнаты.
Комната двадцать три была грязной и пахла… пахла… запах был неописуемым ужасом. Обе стороны матраса были мокрыми, а в одном углу на полу лежало что-то липкое. Окно было разбито, что было хорошо. Оно пропускало обжигающе горячий ветерок и немного свежего воздуха снаружи.
Чтобы спастись от голода у Тарниша было всего два бита. Он решил поесть утром, перед выходом на работу. В седельных сумках у него были грецкие орехи, и они должны были подойти. Он забился в самый чистый угол, кровать в задней части комнаты занимала оба задних угла. Он лег, открыл седельную сумку и достал несколько грецких орехов. Его магия шипела и искрилась, но ничего страшного не происходило. Он расколол несколько орехов, отделил сердцевину и бросил скорлупу в грязный угол.
Комната была похожа на духовку, в ней было жарко. Звук играющего пианино был громким, слишком громким, и звуки пони, находившихся внизу, заполнили его уши. Это был невыносимый опыт, но Тарниш был полон решимости довести дело до конца. У него была эта комната на неделю, а это означало, что каждый заработанный им бит можно было использовать для покупки необходимых вещей и, возможно, накопить на лучшую комнату в другом месте.
Он сделал это сам. Тарниш почувствовал огромное удовлетворение. Он заботился о себе. Он заработал десять бит тяжелым путем, у него была своя комната, была работа, и он зарабатывал сам. Он выживал. Он думал о Лонгхоле и их долгих разговорах.
Когда он ел грецкие орехи, Тарниш думал о своей матери и скучал по ней. Как только у него появится больше денег, он должен будет написать письмо матери, чтобы она знала, что с ним все в порядке. Пинни Лейн была не самой лучшей матерью, у нее был свободный подход к воспитанию детей, но она была его матерью, и Тарниш полагал, что по-своему мать любила его. По крайней мере, она так говорила. Его мать любила боулинг. Это была ее жизнь, ее главный интерес и способ зарабатывания денег.
В час после рассвета было уже слишком жарко. Живот Тарниша был полон, он купил большую миску простой овсянки и чашку горячего кофе на два бита. В диспетчерской "Пони Экспресса" были указаны задания на день.
Задания были прикреплены к огромному термометру. Работа в самом низу была самой легкой, но оплачивалась меньше всего. Работа в самом верху оплачивалась больше всего, но и представляла наибольшую опасность. Вокруг толпились другие пони: земные пони, пегасы и единороги, и все они присматривались к разным работам.
Бафф Гаскинс был на улице, пытаясь найти новых рекрутов. Два курьера не вернулись вчера, а пятеро уволились после получения зарплаты. О состоянии пропавших курьеров ничего не было известно. Либо они ушли из города, либо их съели. Никого это, похоже, не волновало.
Изучив доску объявлений, Тарниш взял квиток с пометкой в двадцать пять бит и поднес его к окошку диспетчера. Через мгновение диспетчер нахмурился, глядя на билет:
— Должен вас предупредить, эта работа воняет. — Диспетчер начал хихикать и покачал головой.
— За нее хорошо платят, и она не кажется слишком опасной… — Тарниш огляделся и понял, что остальные пони хихикают и шушукаются. Что-то затевалось, а его в этом не было. — Это убьет меня?
— Скорее всего, нет. Часть этой тропы опасна, но болото Меллоу не так уж плохо. Оно находится в десяти милях отсюда, у подножия узкой расщелины, где собирается талая вода с высоких гор. Там все болотисто и мерзко. Добраться туда несложно, только обычная живность: шакалопы, чупакабры, летающие гремучие змеи, длиннохвостые жуки, драконы, иногда виверны, ну, вы знаете, все как обычно. Но никто никогда не хочет посещать болото Меллоу. И ты узнаешь почему.
— Думаю, я справлюсь, — сказал Тарниш со всей юношеской развязностью и уверенностью, на которую был способен. Он высоко поднял голову. — Вчера я совершил пробную поездку и вернулся до полудня.
— Да, это так. Значит, ты показал, что можешь убегать. Думаю, все будет в порядке, — сказал диспетчер, а затем продолжил хихикать. — Ваш пакет для доставки лежит на том столе, сверьте номер с номером на обратной стороне вашего билета, и удачи. Приятно было познакомиться.
Нахмурившись, Тарниш подошел к столу и огляделся. На конце стола стоял большой деревянный ящик, и Тарниш вздохнул, когда понял, что это его пакет. Он подумал о своей обгоревшей на солнце спине и деревянном ящике. Кто-то проявил заботу и оставил вместе с деревянным ящиком отрезок веревки. Сверху на деревянном ящике была сложена карта.
На ящике было написано имя. "Баттонс". Ниже были слова "Болото Меллоу, заброшенная хижина". Тарниш вздохнул и задумался, сможет ли он вообще поднять ящик со стола с помощью своего телекинеза, а затем забеспокоился о всплеске силы.
— Помочь закрепить это на спине? — спросила кобыла-единорог.
— Да, пожалуйста. — Тарниш кивнул и подумал о Лонгхоле.
Мгновение спустя ящик был установлен на спине Тарниша. Он зашипел, ощутив его тяжесть на обожженной коже, но ничего не мог поделать, кроме как терпеть. Он почувствовал, как веревки обхватили его тело, и Тарниш хмыкнул, когда они были затянуты. Деревянный ящик был большим, но не очень тяжелым, и Тарниш был благодарен за это.
— Ты хорошо воспитан, — сказала кобыла. — Не часто такое увидишь. Смотри, чтобы тебя не съели.
— Да, мэм, — ответил Тарниш.
— Удачи! — сказала кобыла веселым голосом.
Это, должно быть, самое ужасное место во всей Эквестрии, возможно, даже хуже, чем Вечносвободный. Тарниш ненавидел природу со жгучей страстью. Сегодняшнее утро не задалось. Опять шакалопы-вампиры, враждебная растительность, стая трескучих шакалов, которые здорово его потрепали, но, по крайней мере, не схватили, огромные заросли удушающих лиан позаботились о шакалах, и бандиты-ослы в сомбреро, которых Тарниш обогнал.
Ослам пришлось притормозить, чтобы их сомбреро не слетели с головы.
Он пошел по извилистой тропинке вниз, в ноздри ударяла леденящая вонь. Впереди он почувствовал запах гниющей растительности и понял, что уже близко. В воздухе висели зловонные миазмы. Он находился на самом дне глубокого каньона — расщелины в земле между двумя высокими горами с покрытыми снегом вершинами.
Воздух здесь был более прохладным, почти зябким. Тарниш с осторожностью продолжал идти по тропе. Его спина, обгоревшая на солнце, на какое-то время покрылась волдырями, но ящик уже давно стер волдыри, оставив после себя сырую плоть. Каждый шаг был испытанием страдания и попыткой удержать ящик от скольжения по спине.
На дороге стоял деревянный указатель. Надпись гласила "Бутенз".
На камнях была зеленая слизь, и тропа становилась хлюпающей. По бокам каньона стекала вода, грязная, мутная, солоноватая вода. Грязь стекала с нависающих уступов, где вода собиралась и смешивалась с пылью пустыни.
Тарниш увидел зелень. Этому он был рад. Здесь были цветы, полевые цветы, которые росли в прохладной, влажной земле. Были здесь и кусты, и крошечные деревца, не очень большие. Место казалось достаточно спокойным, возможно, поэтому его и назвали болотом Меллоу.
Но воняло оно, конечно, сильно.
Тарниш зашел за угол и увидел маленькое черно-белое существо, сидящее посреди тропы перед ним. Оно шипело. Тарниш остановился. Существо снова зашипело. Тарниш увидел, что это был скунс. Но это был не обычный скунс, о нет, природе пришлось пойти на хитрость.
Это был крылатый скунс.
Он расправил крылья, зашипел и поднялся в воздух. Он издал визгливый крик, и вскоре воздух наполнился летающими крылатыми скунсами. Тарниш вздохнул и подумал о том, что жизнь несправедлива, совсем несправедлива.
— ГАХ! — закричал Тарниш, когда на него обрушился первый поток мускуса скунса. Его зрение затуманилось, а ноздри обожгло. — Ненавижу свою работу! — закричал он, вырываясь, и побежал вперед по болоту. Летающие скунсы последовали за ним и обстреливали его потоками мерзко пахнущей фекальной жидкости. — УГХ!
Это было не самое худшее, что случилось с Тарнишем, и он знал, что переживет это. Он бежал так быстро, как только мог, с затуманенным зрением, стараясь не сходить с болотной тропы. Теперь земля хлюпала, и его копыта погружались во влажную, сырую землю.
Летающие скунсы продолжали прыскать, а Тарниш все бежал. Теперь он понимал, почему на болоте Меллоу не было хищников. Его легкие горели, а из глаз текли слезы. От бега ящик на спине и веревки, обвязанные вокруг тела, резали кожу самым жестоким образом, какой только можно себе представить.
Через несколько минут скунсы прекратили преследование, увидев, что Тарниш не представляет реальной угрозы, и Тарниш немного сбавил темп. Чуть не плача, Тарниш продолжал идти по тропе, продвигаясь вперед, и тут он увидел дым, уходящий вверх.
Почти рыдая от облегчения, он увидел ветхую хижину. На небольшом расстоянии от нее был знак, на котором грубыми буквами было написано "бАтанз". Все еще полуослепший, с горящими ноздрями, он зашагал вперед, радуясь, что добрался.
Казалось, что половина хижины погрузилась в грязь. Там была грубая пристройка, и несколько камней торчали из грязи. Дорожка из камней вела к входной двери, и Тарниш пошел по ней. Стоя на крыльце, он постучал.
Дверь приоткрылась, и из нее выглянула большая серо-коричневая алмазная собака. Она тепло улыбнулась и распахнула дверь до конца. Она виляла хвостом и, казалось, была рада видеть Тарниша.
— Ммм, ты хорошо пахнешь. Хочешь пойти поесть? Поесть лягушачьего рагу? Сделать щенков-лошадок с Баттонс? — спросила она.
— Нет, спасибо, мэм, — ответил Тарниш. — У меня для тебя посылка.
— Ммм! Использованные зубные щетки для меня, чтобы погрызть! — Бриллиантовая собака подпрыгивала от возбуждения. — Ты уверен, что не пришел поесть лягушачьего рагу или сделать лошадиных щенят? Ты хорошо пахнешь… очень хорошо. У Баттонс слюнки текут с обоих концов.
Тарниш вздохнул и посмотрел на алмазную собаку. Она выглядела одинокой. Она должна была быть одинокой, живя в такой глуши. Ее глаза были грустными, но с надеждой. Возможно, это было потому, что зрение Тарниша все еще было затуманено от вони скунса, но Баттонс выглядела несчастной.
— Баттонс не ест пони… ее не любят алмазные собаки. Баттонс живет здесь, потому что в городе ей не рады. Баттонс хорошая собака.
— Послушай, Баттонс, мне нужно отдохнуть. Давай я посижу с тобой немного, и мы просто поговорим, хорошо? — спросил Тарниш.
— Сначала понюхаем задницы, подружимся, а потом сделаем щенков-лошадей? — спросила в ответ Баттонс. Она жеманно и игриво похлопала своими длинными ресницами, глядя на Тарниша.
Тарнишу потребовалось все, на что он был способен, но он сдержал свое отвращение и вежливо улыбнулся алмазной собаке:
— Мэм, может быть, мы попробуем просто поговорить… но сначала, как насчет того, чтобы снять этот ящик с моей спины?
— Сначала ящик, потом нюхать задницы. Хорошо. — Баттонс усмехнулась, обнажив длинные, острые зубы.
Не зная, что еще предпринять, Тарниш с покорностью вздохнул.