Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 1. Полёт без крыльев

Полёт без крыльев

Эквестрийская Пустошь.

Она отбирает всё, но взамен даёт две вещи. Свободу и мечты.

Свободу выбирать собственный путь. Будете ли вы наслаждаться беззаконием Пустоши и добиваться всего за счёт других. Останетесь ли вы никому не известным выжившим, просто живущим и принимающим суровую реальность, чтобы обеспечить своё дальнейшее существование. Или попытаетесь восстать против системы, стать героем и победить саму Пустошь.

Мечты, верить в мир, который вы вольны принять или отвергнуть. Тёмное прошлое, смутное настоящее или будущее, которое вы только можете представить. Будет ли оно запревшим болотом или землёй, наполненной безграничной надеждой, погребённой глубоко в тех немногих добрых душах, что остались на Пустошах.

Каждому пони на Пустошах даны два этих элемента, чтобы они сами могли превратить их в то, что важно именно им. Каждому, кроме тех, что были давно всеми позабыты.

Рабы.

Рождённые без права выбора, лишённые его не благодаря Пустоши, а другими пони. Они усердно трудятся, обречённые на то, чтобы в будущем стать сухой статистикой, на которую можно будет однажды взглянуть.

У них нет свободы. Они не знают, что значит мечтать.

Эта история о рабе, который посмел мечтать.

“Поработаешь с рабами в Филли и поневоле затоскуешь по ядерной зиме…”

“Каково это быть рождённым рабом?”

Полагаю мне стоит объяснить кое-что о рождении в рабстве, ведь это немного отличается от более привычного способа порабощения в виде захвата и принуждения. В первую очередь, вы никогда не познаете концепцию выбора. Ваша жизнь состоит не более чем из получения и выполнения приказов. Многие верят в миф, что взросление в тяжелой среде закаляет, помогает стать сильным и позволяет со временем свергнуть своих хозяев.

К сожалению, правда в том, что взрослея таким образом, вы вырастете маленьким, немощным пони, без образования и с минимумом стремлений. Как может пони, который никогда не знал свободы внешнего мира знать, чего он хочет от этого мира? Конечно, рассказывали, что иногда появлялись сильные земнопони, одарённые единороги или выносливые, проворные пегасы, которые были исключениями.

Я исключением не был.

Самый мелкий из семи жеребят, рождённых от неизвестного отца матерью, что была заражена порчей, в лагере близ Разбитого Копыта. Учитывая как именно обращались с кобылами в рабских лагерях, моим отцом скорее всего был один из тех суровых пони, что отдают нам приказы и избивают за невыполнение нормы. Первым моим занятием стало тягание телеги, но по прошествию лет стало ясно, что я не стану ни больше, ни сильнее. И, тем самым, не оправдав ожидания хозяина, я был продан. Моя мать молила и упрашивала. Она предложила что угодно, включая саму себя, чтобы они передумали и оставили меня с ней. И хоть это было уже давно, я всё ещё четко помню как они смеялись над ней. Они ответили, что и так могут получить от неё что угодно. Мы были рабами. Никаких козырных карт.

Меня продали за жалкую сотню крышек на ферму камней с восточной окраины Уайттэйл Вудс. Оторванный от матери, я был немедленно привлечен к бессмысленной обязанности передвигать камни по пустой и безжизненной земле в поисках драгоценностей. С новой обстановкой пришли и новые трудности. В то время как тягание телег и тяжелый физический труд пошатнули моё здоровье и развитие, теперь я оказался одиноким малявкой в лагере рабов, полном других пони, разделивших мою судьбу и только и ждущих кого-то, кто займёт нижнее место всей иерархии. Они били меня, издевались надо мной, отбирали еду и те немногие личные вещи, что порой позволяли себе рабы. Мне пришлось научиться быть скрытным и воровать по ночам то, что у меня отобрали… получалось не всегда. У меня остались шрамы от плети по всей спине.

Честно, я хотел бы сказать, что такое детство закалило меня, научило быть независимым, храбрым и решительным, как тех пони из рассказов. Но правда в том, что это не так. Как я и сказал, если ты родился рабом, то ты не понимаешь что такое выбор. Вы знаете как думать самостоятельно, только если речь не заходит о самых базовых физических потребностях вроде еды или воды. Если хозяин говорит прыгать, вы спрашиваете в какой радиоактивный кратер.

Ни свободной воли, ни решимости сделать собственный выбор и только немного мечтаний о чём-то большем, чем просто безболезненная смерть в конце пути.

Если нужны ещё доказательства, то просто взгляните на мой круп и увидете там символ контракта. Моя кьютимарка это открытые железные кандалы с цепью, готовые в любой момент сомкнуться на моих ногах, если я выйду за рамки дозволенного. Она появилась в день, когда я утратил всякую надежду и с тех пор служит мне напоминанием о том, что я раб.

С того дня, как я получил самую ненавистную кьютимарку, которая только может быть, моя судьба была выкована окончательно. Я страдал на разных работах, пока не прошёл через копыта десятка хозяев, что перекидывали несчастного недоростка за горстку крышек. Надо мной издевались, меня избивали, морили голодом и лишали внимания до такой степени, что я стал забывать сам себя. С каждым годом всё становилось всё более и более размытым, а жизнь превратилась в бесконечный цикл тяжёлого труда, наказаний и лишений. Мне даже не нужно было попадать на Пустоши, чтобы испытать самое худшее, что мог предложить этот мир.

По крайней мере я так думал. В один день мой хозяин в Мэйнхеттене получил предложение от которого он не мог отказаться. Многообещающая сделка с другим рабовладельцем с другого конца пустошей, который выкупал за приличную сумму любых рабов, которых только мог. И вот в очередной раз, меня в конвое с такими же обречёнными пони провели к моему следующему месту труда. Но оно было не таким, как все что были до этого. Моим следующим местом стал рабский лагерь в Филлидельфии. Под копытом Красного Глаза.

По прибытии я обнаружил, что адский, полный жестокости город, который, казалось бы, мог существовать только в кошмарах, оказался реальным. Живой, дышащий лабиринт раскаленного докрасна металла, обжигающего жара и тяжёлого, густого дыма. Всё это было построено вокруг огромного кратера от жар-бомбы, фонящего магической радиацией и давящего на сознание своим гнетущим видом. Масштабы превзошли все мои ожидания, рабочие нагрузки были за гранью того, что простой пони мог хотя бы надеяться выполнить, и всё это под властью, которая фанатично призывала к “Единству”. Красный Глаз часто рассказывал нам через громкоговорители как все мы помогаем единству спасать Эквестрию. Для таких рабов как я, всё это “единство” представляло из себя лишь угрозу быть уведённым непонятно куда для того, чтобы стать его частью. Бедные пони, которых забрали, никогда не возвращались.

Что ещё хуже для самих рабов, так это то, что власть без колебаний отсеивала слабых и использовала их наказание в качестве примера для повышение эффективности остальных рабов.

К сожалению, как я уже говорил, я очень слаб.

Это было слишком для меня. После череды ужасов, я сорвался. Нагрузки сломали меня и заставили в безумном порыве попытаться сбежать от хозяев. Я мало что помню из событий той ночи. Смутные воспоминания о беге, криках и преследовании. Я даже не помню чего именно я хотел. Всё что я знаю это то, что меня поймали. Разочарование и боль были так сильны, что я так и не смог вспомнить что именно случилось, как будто выбросил это из головы, чтобы хоть немного ослабить страдание.

Последнее что я помню это то, что меня передали другому надзирателю. Я даже не знаю почему и едва ли смогу вспомнить об этом. Дни плавно перетекали в недели и я почти решил, что они забыли обо мне.

Только они не забыли. Ждали просто подходящего случая.

Они пришли ко мне и сказали, что я был приговорён к смерти в назидание другим и что я буду участвовать в следующем “фестивале”. Я быстро понял, что этим фестивалем будет очередная драка на смерть. Яма.

И следующая Яма как раз будет утром.

И так, они оставили меня испуганного, избитого и брошенного в камере в Филлидельфии ожидать собственной смерти утром. Вот такая она — моя жизнь. Короткая, трагическая история. Жизнь закончившаяся без единого шанса пожить для самого себя хоть немного.

Тем не менее, в том, что выглядело как конец, был тот маленький шанс, в котором судьба отказывала мне до этого момента и он ждал меня.

Шанс на попытку, шанс стать чем-то большим, чем просто ещё одной цифрой статистики.

— Эй, слизняк! Ждёшь завтрашнее шоу?

Голоса. Они звенели у меня в голове, игнорируя мои тщетные попытки заснуть в клетке. Я не мог избавиться от них как бы я не прятался. Одним из недостатков рождения от матери, зараженной порчей, был повышенный шанс генетических мутаций. Мне достались уши бóльшего размера и чувствительности. Конечно, подслушивать с ними удобно, но как насчёт ситуации, когда хозяин или надзиратель кричит вам в лицо. Это почти как засунуть ствол прямо себе в ухо и нажать на курок. Видимо Богини сочли недостаточными задержки физического развития, отсутствие образования и пожизненное рабство, и решили к тому же сделать меня мутантом. Это ещё одна причина почему я всегда старался избегать контакта с другими рабами.

Контактный зоопарк Фермы Развлечений Филлидельфии выполнял почти ту же самую задачу, что и двести лет назад: содержал взаперти одних живых существ для потехи других. Я плотнее натянул скудную одежду на себя и сжался в клубок в углу свинарника. Филлидельфийский красный смог проникал в мою клетку через один небольшой вход, предназначенный, вероятно, для маленьких свиней.

Я задумался о том как именно назывались маленькие свиньи? Ещё один вопрос, оставшийся без ответа и отброшенный в кучу таких же, что успели скопиться за мою жизнь.

— Напуган? Боишься подохнуть? Будешь орать? Ах, как же мы хотим послушать как ты завтра закричишь! Или завизжишь как поросёнок! Вот и потеха будет!

Ну вот и ответ. Снаружи было трое пони, уже давние рабы в Филли. Каждого из них притащили в этот зоопарк кричащим и брыкающимся, а затем объяснили, что именно так они проведут тот короткий остаток своих жизней. Я всё равно считал их счастливчиками. Они не родились рабами, они успели хоть какое-то время познать свободу. И они моментально восприняли это как признак превосходства, когда меня бросили в этот загон к тройке нарушителей. Я много раз был в самом низу иерархии, но в этот раз это была настоящая угроза. Они воровали мою еду, издевались над всем, что я делал и вымещали злобу и обиду на мне, используя меня в качестве груши для битья. Вскоре я начал прятаться в свинарнике зоопарка, пользуясь тем, что вход туда слишком маленький, чтобы в него мог пролезть любой пони крупнее меня.

Это трусость, но мне всё равно. Меня не учили ни гордости, ни храбрости. Всё что мне нужно делать это оставаться живым пока моим хозяевам не понадобятся мои умения на следующей работе, даже если работа заключается в том чтобы выйти на арену чтобы... чтобы…

— Ты сдохнешь, коротышка! Тебя забьют насмерть! Зарежут! Застрелят! Сожгут! Задушат!

… чтобы вот это вот всё, да. Я крепче обнял сам себя, частично мечтая о том, что если бы я смог сделать это достаточно сильно, то смог бы просто исчезнуть в углу. В хлеву было удушающе жарко и я не мог закрыть лицо копытами при этом не страдая от жара собственного дыхания. В эту ночь сна у меня не будет. Между насмешками, жаром и моим собственным гнетущим страхом, сны это последнее место, где я хотел бы оказаться.

Поэтому вместо этого, я остался неподвижным, съёжившись и, стянув свою скудную одежду вниз, тихо заплакал. Немного стыдно признаваться, но я довольно много плакал в жизни. Это был один из двух способов, которые я знал, выпустить всё, что накопилось. Много раз работал и не скрываясь рыдал, а временами бросал всё и убегал в загон чтобы спрятаться и поплакать там. Как понимаете, это нисколько не облегчало моё положение жертвы для любого раба, который искал кого-то слабее себя для самоутверждения.

Другим способом избавиться от накопившихся эмоций был единственный дозволенный мне предмет, что в тот момент я изо всех сил прижимал к животу, словно он каким-то образом мог спасти мою жизнь.

Мой дневник.

В багровом кошмаре и окружении заводов из кошмаров на яву в Филлидельфии, которая стала моим домом и местом, где я трудился на Красного Глаза, эта вещь приобрела для меня бóльшее значение, чем когда либо. Я не умел читать или писать; рабов не учили подобным вещам на Пустошах, а у моей матери не было времени или знаний чтобы обучить меня самостоятельно. Нет, вместо этого я рисовал.

Это был мой единственный способ самовыражения — взять кусочек угля или графитовую палочку и, приложив её к пожелтевшей бумаге, позволить эмоциям и чувствам диктовать что мне делать. Выражать мои мысли о том, что меня беспокоит или о том, чего я в тайне желаю. Но после того, как я попал в Филлидельфию, у дневника появилось и второе предназначение. Это был мой единственный якорь, удерживающий меня от безумия и угрозы закончить со всем этим так, как мог закончить любой из нас в любой момент. Средство с помощью которого я мог оградиться от всего — от жестоких рабов, тяжёлого труда и ужасных надзирателей. Когда я рисовал, я мог сосредоточиться на чем-то другом хотя бы на короткий промежуток времени. Я никогда особо не рассматривал собственные рисунки, вместо этого предпочитая рисовать новые снова и снова.

Голоса не умолкали, продолжая рассказывать в деталях как именно какой-нибудь крутой жеребец или злобная кобыла завтра со мной покончат. Часть меня хотела кричать на них, умолять уйти прочь и оставить меня в покое. Но это не сработало в первый раз, когда я попытался. На самом деле — стало только хуже.

Вместо этого, я сел и, с трудом отряхнув гнилое сено со своего хилого тела, достал дневник. Прикусив мелкий кусочек угля, который я украл из запасов, что мы часто использовали для работы, я начал погружаться в транс. Пытаясь игнорировать вкус угля, я разложил перед собой листок из дневника. Уголь встретился с бумагой и оставил за собой длинную и широкую дугу, которая со временем переросла в множество странных линий в форме… пони.

— Эй, коротышка! Ты чё там, плачешь? Давай, вылезай, мы тебя утешим! Даже дадим чего-нибудь поесть… после того как переварим!

Очередная волна шумного смеха. Игнорируй. Игнорируй всё это. Сконцентрируйся на линиях, формах и изгибах. Половину времени я даже не понимал что рисую.

— Наслаждайся всем, что у тебя есть в жизни, коротышка! Тебе ведь всё равно недолго осталось! Ох, стоп, у тебя ведь всё равно в ничего нет!

Игнорируй… игнорируй. Я пытался дать своему разуму полностью погрузиться в рисование. Шуршание угля по бумаге и медитативное блаженство, которое дарил сам процесс. Пусть моё подсознание сделает всю работу.

— Каково это — знать, что ты СДОХНЕШЬ!?

Я продолжал плакать, отбросив уголь куда-то в комнатку и с жалобным стоном прижал к себе рисунок. Их голоса и смех в голове затихли. Насмешки были не слышны и я медленно поднял рисунок, чтобы взглянуть на завершённую работу.

Мёртвый маленький пони с множеством ран из которых сочилась кровь, лежащий в яме в то время как на него сверху смотрел ухмыляющийся убийца.

Тихие всхлипы переросли в вой навзрыд и я, захлопнув дневник, снова свернулся в углу, в то время как голоса снова начали звучать и даже громче, чем раньше.

Я проснулся от резкого стука по решётке свинарника и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Звук отдавался эхом всё громче, пронзая мои уши и помещение. Инстинкты взяли верх над разумом и я быстро, схватив дневник, вскочил на ноги и выполз через маленький проход в суровый внешний мир. Я не выспался. Звуки выстрелов откуда-то поблизости несколько раз нарушали мой покой. Наверное очередной дурак пытался сбежать. Это далеко не первый раз. В первую ночь, я увидел как пони разорвало пополам от выстрела из крупнокалиберной винтовки одного из грифонов-надзирателей хозяина Красного глаза. Он пытался помешать им забрать его жеребёнка от него. Яркий красный свет заставил меня прикрыть глаза, когда я устало поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Проморгавшись, мир снова приобрёл очертания в моих глазах.

Мой мир.

Филлидельфия. Надёжное промышленное сердце довоенной Эквестрии, и поныне, продолжало упрямо биться, но уже на Пустошах. Вокруг смертоносного кратера от жар-бомбы, его заводы, кузницы и фабрики были порядком изношены, но тем не менее, оставались рабочими и служили путеводной звездой и символом потенциала. Под властью хозяина Красного Глаза, рабы вновь запустили или восстановили их из мусора и отходов, найденных во множестве Стойл, что были разбросаны по всей пустоши. После многих лет реконструкции, всё это выглядело уже не столько, как восстановленные руины, сколько просто запущенные здания, если, конечно, сильно не присматриваться, ведь в таком случае будут заметны следы, что могла оставить только беспощадная погода Пустошей на протяжении двухсот лет. И если не учитывать то, на каком положении я здесь находился, то город меня весьма впечатлял.

Я хорошо знал эти фабрики. Именно там меня заставляли работать, таская тяжелые повозки с металлом и только что изготовленными боеприпасами. Работа там была самой тяжёлой и мне приходилось дышать ядовитыми парами, из-за чего я начал кашлять и задыхаться, впоследствии пролежав в таком состоянии несколько дней. Мне страшно представить в каком состоянии могут быть мои лёгкие после нескольких недель работы в этом кошмаре наяву.

— Мёрки Седьмой! Объясни мне, блять, прямо сейчас, почему ты ещё не пиздуешь на своё рабочее место!

Едва мои глаза привыкли к свету, я повернулся и немедленно поклонился единорогу-надзирателю до самой земли, как и был обучен. Его это не волновало. Грубый и резкий удар пришёлся мне по щеке когда он вскинул свои передние копыта. Я уселся на землю, в метре от того места где стоял, потирая ноющую челюсть и шатающийся зуб. Инстинктивно, меня охватило желание заплакать пока я приходил в себя, но сухой и жгучий смог Филлидельфии, а также все выплаканные прошедшей ночью слёзы, не позволили мне этого сделать. На рабочее место? Какое ещё рабочее место? Разве этот надзиратель не в курсе, что я приговорён к смерти через несколько часов?

— Я… — мой голос был тихим и хриплым, из-за жара кузниц горло требовало хоть немного воды. — Я должен быть в Яме позже этим… этим утром, хозяин. Простите. Я думал вы знае…

Его копыто встретилось с моим черепом, вновь опрокинув меня. Боль обжигала лицо и я почувствовал, как тело слабеет под ударами огромного надзирателя. Ужас переполнил меня при мысли об угрозе дальнейшего избиения. Я взглянул на жеребца одним глазом из-под копыта, которым прикрывал лицо и почувствовал как кровь течет струйкой с губы. Видимо прикусил язык.

— Да ебать очко Селестии, мне вообще похуй что ты собираешься подохнуть в этой Яме. С чего ты решил, что это освобождает тебя от работы? — спросил он и, изогнув шею, наклонился и прижался своим лицом к моему. — Красный Глаз купил тебя для работы; поднимай свою тощую сраку, надевай форму и приступай к работе!

От запаха из его рта у меня перехватило дыхание. Но он был прав, я просто не мог не подчиниться его приказам даже несмотря на то, что я пытался бороться с непреодолимым ужасом сворачивающим моё нутро от мыслей о скорой смерти. Он был моим смотрителем — я был его рабом. Промолчав в ответ, я утвердительно кивнул, поднялся на ноги и посмотрел на единорога.

Мой нынешний смотритель (не такой по старшинству как Красный Глаз, конечно же) был бледно-голубым жеребцом с грязной сине-зелёной гривой. В первый раз он представился как Хлыст. Ну, имя или прозвище, он ему прекрасно подходило, учитывая плётку, висящую у него на боку. У него был талант в обращении с ней и многие рабы Фермы Развлечений могут это подтвердить, в том числе и я.

Посмотрев в его пожелтевшие глаза, я получил необходимый стимул и, повернувшись, галопом побежал через зоопарк. Рабов часто оставляли без цепей, кандалов и даже без клеток или камер в Филлидельфии потому что… ну, а куда мы могли убежать? Часть города, что была под контролем Красного Глаза была обнесена колоссальной стеной, предназначенной скорее для предотвращения побегов изнутри, чем для отражения атак снаружи. Таким образом, рабам позволяли перемещаться туда, куда им нужно самостоятельно. Если же их не было в нужном месте в нужное время то, ну, последствия зависели только от того был ли поймавший тебя надзиратель в хорошем настроении или нет.

Проходя мимо своего дома-свинарника, я взглянул на стену вдалеке и задумался об атаке снаружи. Кто вообще в здравом уме будет атаковать Филлидельфию? Если одной стены было недостаточно, за ней сразу находился ров с химическими отходами, переходя который по прибытии, меня стошнило от запаха. А ещё был забор под напряжением, запитанный от какого-то магического генератора, спрятанного в стене и множество сторожевых вышек с солдатами армии господина Красного Глаза. Ох, ещё были “не самые заметные” воздушные шары в виде гигантской головы розовой пони, которые постоянно кружили над городом и смотрели на нас своими большими глазами. Лицом этой же пони было усеян каждый угол Фермы Развлечений, входы на аттракционы, здания и рекламные плакаты. Та же самая нелепая ухмылка и пушистые кудрявые розовые волосы, которые не сочетались ни с чем во всей Филлидельфии.

Всего через несколько недель на Ферме Развлечений, я правда, правда возненавидел эту пони.

Я вышел с фермы, радуясь тому, что мои мучители отправились на работу раньше, чем я проснулся. После прошлой ночи, последнее чего мне хотелось это встретиться с ними лицом к лицу снова перед тем как меня отправят в Яму. Часть меня надеялась, что их рабочее место было очень опасным и что я больше никогда их не увижу, но не по причине того, что мне осталось жить всего пару часов. Например, норы параспрайтов или исследование очередного смертельно опасного Стойла. Я никогда не вызывался работать в таких местах; большой грифон, который встречал нашу группу, сказал нам, что таким образом мы сможем заработать свободу. Тем не менее, я слишком боялся рисковать своей жизни ради чего-то, что я по определению иметь не могу.

Пройдя мимо входа в Веселую Ферму, я ненадолго остановился. Рядом с ним стояла ржавая, но всё ещё работающая статуя розовой пони. Она стояла на трёх ногах, а четвертая была соединена с небольшим мотором, который заставлял её приветственно махать этой ногой.

Две сотни лет махания. Она ни разу не останавливалась и никто даже не думал о том, чтобы остановить её. Теперь это было не более чем напоминанием о старом мире и, что иронично, пони махала и приветствовала путников на дороге, которая теперь упиралась прямо в великую стену Филлидельфии. Её лицо всегда меня пугало. Вместо привычной ухмылки психопата, на лице этой статуи была сдержанная и добрая улыбка.

Однако, я остановился рядом со входом не из-за этой статуи. Рядом с ней стояло большое зеркало, отражающее каждого, кто стоял в очереди на вход в парк развлечений. Не представляю для чего оно вообще могло использоваться, кроме как для того, чтобы очередь казалась длиннее.

Я встал перед ним. Моё тело было ещё более тощим чем обычно. Кривое зеркало. Как оригинально. Я потянулся копытом чтобы стереть с него пыль и сделать отражение чище.

У зеркала не было изгиба. Оно не было кривым. Абсолютно обычное зеркало.

Эта тощая, исхудавшая фигура… я выглядел так спустя всего месяц в Филлидельфии. Ох Селестия, я всегда был меньше нормы и ноги тоже были тонкими, но это просто ужасно. Да я рёбра свои видел, если бы задрал одежду!

Я быстро поправил свой залатанный жилет обратно.

Взглянув на себя, я понял насколько же ужасным теперь было моё состояние. Грязная тёмно-русая грива? На месте. Свалявшаяся и слипшаяся тускло-зеленая шерсть? На месте. Язвы от радиационного заражения на левой передней ноге и морде? Есть. Чуть более длинное правое ухо? Порядком облезший хвост? Кьютимарка с этими жуткими наручниками? Да, да и да. Перед вами ваш покорный и слабый земнопони, в котором нет ничего, чем славятся земнопони. Недостаточно показательно? Моё нутро скрутило от жуткой голодной боли, а голова постоянно кружилась из-за радиационного отравления и грязного воздуха, которым я надышался.

Даже без Ямы, я начал оценивать свои шансы на выживание очень низкими.

Я поднёс копыто к лицу и вытер проступившие слёзы. Моё здоровье было необратимо разрушено, я хотел просто упасть на хлипких ногах и свернуться в клубок, но выработанные за долгие годы инстинкты заставляли меня продолжать. Я должен был работать, даже если мне того и не хотелось.

Отвернувшись от зеркала, я направился к фабрикам по производству брони. Указатели на дороге были абсолютно бессмысленны для меня, учитывая то, что я не умел читать. Взглянув на прямоугольный согнутый лист металла на столбе рядом с Фермой Развлечений, я на момент задумался: был ли в этих знаках изначально заложен тот смысл, который у них был теперь. Знак был согнут в противоположную от кратера сторону, очевидно, что это было сделано ещё самим взрывом жар-бомбы, но никто так и не додумался его поправить. Слова на нём были нечитаемы для меня и были лишь серией точек и линий, которые хранили секреты, что мне было не суждено узнать. Слова это просто не моё. Меня больше привлекали реальные формы и фигуры, чем абстрактные символы, которые я мог рисовать в моменты покоя между сменами. Тем не менее, были всего три слова, которые я знал. Три слова, над которыми я чаще всего думал.

Мёрки номер семь.

Моё имя. Какая-то жестокая шутка, чтоб посмеяться над тем, кто уже на самом дне. Не самый везучий, так сказать. И хоть точные обстоятельства происхождения моего имени мне были неизвестны, можно было немного подключить логику и собрать картинку воедино. Я был не единственным ребёнком своей матери. Моя мать была во владении сразу нескольких надзирателей в своё время, а так же пользовалась популярностью у рабовладельцев. Я был седьмым жеребёнком, которого она родила. У меня не было точного подтверждения данной мысли и, если честно, я не хотел думать об этом как об истинном раскладе вещей, ведь таким образом моя заботливая мать оказывалась пони, настолько лишённой фантазии, что она буквально давала своим детям номера. Таким образом, я думал, что мог бы получить это от одного из надзирателей в то время, когда был ещё слишком мал чтобы иметь полноценное имя и отличаться от других. Что же насчёт Мёрки… ну, вам стоило лишь взглянуть на цвет моей гривы и шерсти чтобы получить ответ. Однажды когда я трудился в Мэйнхетенне, один мерзкий раб сказал мне, что это имя было издёвкой от моей матери, потому что она не заботилась обо мне из-за того, что я был незапланированным и нежелательным жеребёнком

Я знал её лучше. Это совсем не правда. Я знал потому что она проявляла свою любовь ко мне.

Ненадолго, я остановился посреди дороги. До меня внезапно дошло осознание, что завтра моя собственная мать даже не будет знать, что я уже мёртв.

Остаток пути я пробежал в слезах так как знал, что только тяжёлый рабский труд поможет мне избавиться от этой ужасной и назойливой мысли.

Завод по производству брони возвышался над трущобами, что окружали его и в которых, как я полагаю, раньше жили пони, которым хотелось быстро добираться до работы. Пробежка помогла мне немного унять эмоциональную боль, что я вызвал сам у себя. Инстинкты и привычка заставили меня полностью забыть об этом едва я шагнул за толстые железные ворота и почувствовал как лёгкие уже горят от напряжения.

Пробегая мимо старых жилых домов рабочих, я на мгновение задумался каково это было тогда, ещё до мегазаклинаний, когда у пони был выбор что им делать в жизни и никто не указывал им как должен проходить их день. Я представил в голове молодую кобылку, которая пошла наперекор своей кьютимарке, указывающей, что она должна стать скульптором, и стала управлять небольшой лавкой, а лепкой заниматься только в качестве хобби. Как вообще каждый мог выбирать то, что ему хочется на самом деле? Когда всё возможно, как можно определиться какой путь выбрать? Какие приключения мог пережить пони в поисках того, чего он на самом деле желает?

Иногда мне казалось, что быть подчинённым без собственной воли не так уж и плохо на фоне этого неразрешимого выбора. Тем не менее, глядя на раскалённую докрасна кузницу впереди меня и уже чувствуя обжигающий жар, я задумался кто бы мог по своей воле выбрать работу в таком месте.

Офис фабрики был переделан в центр управления для надзирателей. Подойдя ближе и оказавшись окруженным множеством пони с обожженными лицами, которые работали на металлических прессах и плавильных чанах, я увидел её, смотрящую на нас сверху. Викед Слит, единорожка, использующая жуткий кинжал, как раз под стать её имени. Рабы часто подшучивали за спиной над её именем. Была одна рабыня, которая осмелилась сказать ей об этом в лицо о чём сожалела следующие три невообразимо кошмарных дня после этого и с тех пор все молчали об этом. Прямо сейчас, она стояла, опершись копытами на перила, а её рог светился, магическим образом усиливая громкость её голоса и держа в телекинетическом захвате парящий рядом с ней кинжал.

— Вы все! Нет! ВСЕ ВЫ! Поднимайтесь! Хотите чтобы вас сбросили в чаны? Потому что это единственное, на что вы годитесь если будете и дальше просто валяться!

Я обернулся и увидел трёх пони, двух земнопони и одну единорожку, что лежали на полу. У них на копытах были следы от ожогов, что сразу давало понять, что они схватились за раскалённый металл. А это значит, что они работали на свалке шлака и отходов. Некоторые куски могли оставаться горячими ещё часы и при этом выглядеть совершенно обычно. Однажды я сам на такой наступил. Все трое явно страдали от обезвоживания и теплового удара. Я наблюдал как под приказы хозяина фабрики несколько надзирателей начали утаскивать этих троих. Рабы были слишком слабы, чтобы даже пытаться отпираться. Ради их же блага, я надеялся, что хозяин не последует совету этой поехавшей кобылы. И только в этот момент я заметил, что она смотрела на меня в то время как я просто стоял посреди помещения не занятый абсолютно ничем.

— Ты! Иди сюда! Ты опоздал!

Кивнув, я быстро направился к каркасной лестнице, что поднималась вверх над производственным цехом. Поднимаясь, я оглянулся вокруг, осознавая масштабность намерений господина Красного Глаза. В цеху были сотни пони, а это была лишь одна фабрика. Искры разлетались от раскалённого металла, пока его резали и направляли на конвейерные линии. Визжание шестерёнок и скрежет древних прессов, которые сгибали его в новые причудливые формы. Это сильно било по моему чувствительному слуху. Я однажды спросил можно ли мне беруши, в ответ на что Викед Слит спросила устроит ли меня отрезание ушей.

Поднялась очередная порция пара и окутала помосты где стояли множество охранников в противогазах с винтовками. Ох, как же я завидовал им из-за этих масок. Я был бы рад любому средству, что могло бы облегчить дыхание ядовитым воздухом.

На некоторых из них даже были боевые сёдла. О них я тоже думал и хотел себе. Да, можете считать, что это глупое желание, но я всегда мечтал об одной такой штуке, даже если в ней и не было для меня какой-то практической пользы. Что-то в хитрой работе этих механизмов и самой эстетике вызывало у меня желание завладеть подобным. Может мне бы даже подошло какое-нибудь облегчённое седло с лёгким вооружением. Вкратце, пока я проходил через открытую дверь к госпоже, я думал о том, дадут ли мне седло для моих последних нескольких секунд жизни в Яме. Это было бы классно.

В тот же момент, моё угрюмое сознание напомнило мне о том, что это было бы не так уж и классно, если учитывать что за этим последует избиение меня до смерти на потеху толпе.

Подавив нахлынувший страх, я загрохотал копытами по смертельно опасным мостикам к двери Викед Слит.

Внутри офис был наполнен старой прогнившей мебелью, обставленной вокруг деревянного стола с одним из этих непонятных терминалов. Я ненавидел эти жужжащие штуки и те секреты, что они таили. Такое чувство, будто они появились в Эквестрии только назло безграмотному мне. Викед Слит сидела за этим терминалом, держа сигарету в магическом захвате перед губами и, видимо, печатала отчёт о происшествии и заявку на трёх новых рабов. Вокруг на столе были разбросаны разные предметы из её повседневной жизни: окурки, пустые пачки из-под сигарет, несколько пустых бутылок Спаркл-Колы и её самая большая ценность — волнистый изогнутый нож, который всегда был вертикально воткнут в стол. Вся деревянная поверхность была покрыта следами от лезвия, которые она оставляла каждый день. Не так много, как она оставила на своих рабах, как многие говорили. Однажды она специально порезала мне спину так, что потом весь день ремни от повозки тёрлись и не давали мне покоя. Викед Слит была удивительно изобретательна в обращении с этим кинжалом.

Прямо сейчас, она даже не смотрела на меня, пока говорила спокойным голосом, который никак не сочетался с её безжалостностью.

— Знаешь ли ты, Мёрки Седьмой, сколько рабов мы теряем в день?

Я покачал головой. Откровенно говоря, я не хотел об этом думать: мне хватало лишь одного понимания, что это число было явно не маленьким. (Скоро в списке потерь на одного больше, любезно напомнил мне подсознание). Каждые пару дней один из рабов в моем секторе просто… не просыпался. Ядовитый воздух был главной причиной смерти; смог и инфекции, возникающие из-за любой маленькой раны, тоже убивали многих.

Она не подняла взгляд.

— Я не услышала ответ, — произнесла она. Её слова несли скрытую угрозу. Ну конечно, она же не смотрела на меня когда я качал головой.

— Я… Я н-не знаю, господин, — заикаясь, ответил я. Мой голос звучал таким слабым в сравнении с её.

— Я кобыла, Мёрк, — она всё ещё не отвлеклась от работы за терминалом.

— Я… я-я хотел сказать, я не знаю, эм… мэм? — я попробовал исправиться. Забавно, но большинство кобыл рабовладельцев предпочитали обращение “господин”. Думаю у неё были некоторые проблемы с другими хозяевами-жеребцами и ей приходилось применять разные, в том числе и насильственные, методы чтобы добиться такого же уважения. Во всяком случае, это сделало её ещё более опасной и, рискнув поднять взгляд, я посмотрел на её покрытое шрамами лицо и трещину, идущую по всему рогу. Должно быть использование магии для неё было мучительно болезненным. Это многое говорило о её силе воли.

Она села прямо и взглянула прямо на меня. Наверное я что-то забыл… может и в конце стоило сказать?

— То есть, я не знаю, если не господин, то мэм, мэм? — пробубнил я, стараясь не смотреть ей в глаза. Может она чувствует себя не столько рабовладельцем, сколько одним из солдат армии хозяина Красного Глаза? Им нравилась такая форма обращения, я уже проверял.

— Мэм… мэм. Мэм?

Её левый глаз дёрнулся и, отодвинув магией тяжёлый терминал в сторону, она наклонилась ко мне через стол. Внезапно, у меня возникли очень неприятные мысли об этом кинжале и его присутствии в различных частях моего тела.

— Ты думаешь что смешной, Мёрк? Или умный? — она звучала угрожающе, а её кинжал бесшумно поднялся в воздух в тот же момент. Эта штука чертовски острая.

Я потряс головой. Я вообще не хотел рисковать. Чего я вообще открыл рот? Может осознание того, что скоро мне вырвут горло и оставят истекать кровью в Яме, сделало меня более беспечным. Моё воображение быстро превратилось в реальность когда её кинжал подлетел ко мне и упёрся в горло.

Мой писк ужаса мгновенно затих и я не смел пошевелиться ни на миллиметр, но капли холодного пота уже выступили на шее пока холодный кинжал гладил мою кожу, готовый в любой момент покончить со мной, если его владелица того пожелает.

— Правда в том, Мёрк, — снова начала она. — Что это число слишком большое. И знаешь почему?

Она не дала мне шанса ответить.

— Недостаток усилий. Красный Глаз ожидает, что каждый из вас выложится на полную. Ты слушал его выступления?

Едва ли я мог их не слышать. Каждую ночь они разносились эхом вокруг моего загона, рассказывая о великом будущем, о нашей жертве ради будущих поколений и об улучшении Эквестрии. Я часто слышал как рабы обсуждают эти трансляции. Некоторые считают, что он был прав и если они правда выложатся на полную, то это в конечном итоге спасёт не только Эквестрию, но и их самих. Другие… ну, другие говорили, что он не прав. Очень тихо, естественно, но они бы с радостью проклинали его имя всё время, если бы после этого не пришлось молить о пощаде у этих фанатичных грифонов-надзирателей. Что же я? А я был не согласен ни с одной из сторон. Так или иначе, моим предназначением в жизни было прислуживание. Если господин Красный Глаз приказывал мне что-то, то я это делал. Что мне ещё оставалось?

— Красный Глаз многого ожидает от вас, рабов, и от нас, хозяев, Мёрк. И тех усилий, что приложили те трое внизу, недостаточно. Из-за подобных происшествий мне хочется начать стрелять в каждого раба, который оскорбляет нашего великого лидера.

Прекрасно. Она тоже фанатик. Ох, какая чудесная жизнь…

— И эта мысль приводит меня к тебе, Мёрк…

Я сглотнул.

— Учитывая твоё десятиминутное опоздание, как думаешь, насколько ты отодвинул планы Красного Глаза? Попробуешь угадать? — она мило улыбнулась, взглянув на меня. О Селестия, она действительно была настолько в гневе, что улыбалась. Я мог справиться с криками. На меня всю жизнь кричали. Хоть это и болезненно для ушей, по крайней мере это давало понимание о дальнейших действиях пони и убирало элемент неожиданности. Что ж, я не вправе возражать, так что придётся угадывать.

— На десять минут, мэм? — рискнул предположить я. В конце концов, почему бы и нет?

Видимо она хотела услышать не это. Её копыто ударило по столу, подняв в воздух кучу опилок и пыли. Она наклонилась через стол ко мне и убрала нож в сторону. Инстинкт взял верх; я склонил голову и упал на колени.

— Десять минут!? — её голос был усилен магией. Я сжался от той боли, что пронзила уши. —Целый час, Мёрк!

Хм? Лёжа на полу и закрыв уши копытами, я изо всех сил пытался понять откуда взялось это магическое число.

— Ровно час! Ты опоздал на десять минут, а это одна ходка с ломом на фабрику боеприпасов, где этот лом был нужен! Теперь им придётся заказывать дополнительную повозку и запускать ещё один цикл работы пресса. Это, как ты можешь представить, требует ресурсов, которые им придётся заказывать со складов. Прямо сейчас передо мной короткое и полное ругани сообщение, отправленное хозяином с фабрик Айроншода, который задается вопросом чем же я тут занимаюсь. Скажи мне, Мёрк, ты хотя бы немного понимаешь тяжесть своего проступка, — прорычала она, скрипя зубами после каждого предложения. — Ну?

— Я… да, — ответил я и мой голос звучал словно шёпот во время шторма на Пустоши. — Я осознаю ошибку. Я прошу прощения за…

— Не извиняйся, — она прервала меня на середине. — Будь лучше! Там, внизу, стоит повозка, которую нужно доставить уже сейчас, а после неё будут десятки других! Всё в этом городе должно работать как хорошо смазанный механизм, если мы собираемся достичь мечты нашего великого лидера! Я хочу чтобы как минимум семь доставок были выполнены в течении следующего часа. Или так, или я позабочусь о том, что завтра тебя уже здесь не будет.

— Меня и так не будет, мэм, — ответил я, найдя хоть какое-то утешение в мысли о том, что через несколько часов я сбегу от этого труда. Она подняла брови, выражая холодную ярость из-за того, что я её прервал. — Сегодня чуть позже меня ждёт Яма.

Я не мог удержаться. Она превратила мою жизнь в кошмар всего за неделю работы под её началом. У меня всё ещё не зажил ожог на шее, который она мне оставила сигаретой; её личный метод доказать, что искры от раскаленного металла навредят не так сильно, как попытка спорить с ней. Издевательства прошлой ночью затуманили мой разум. Осознание близости смерти придавало моей речи беспечности. Один только инстинкт самосохранения заставил меня бормотать эти слова под нос, а не выпалить их в голос.

— Так… так что полагаю вам придётся заказать четвёртого раба после того, как меня заберут, мэм.

— П-прости ЧТО, Мёрк!? — её голос нарисовал в моей голове достаточно чёткую картину того, что случилось бы, если бы я сказал это хоть немного громче. — Слабо повторить?

Я молился Богиням, чтобы она сказала это только из-за того, что я действительно был недостаточно громким. Должно быть она только увидела как двигаются мои губы. Мой разум теперь пинал сам себя за то, что я сказал это кобыле, которая секунду назад угрожала мне кинжалом.

— Я сказал… эм, мэм, — мой голос дрожал ещё сильнее чем раньше, ведь угроза исходящая от этого изогнутого лезвия снова стала явной, когда она начала втыкать его в стол снов и снова. — Что… видимо я должен… эм…

— Она подошла прямо ко мне всё время продолжая смотреть мне в лицо. О Богини, только не по лицу, оно всё ещё болело от ударов Хлыста.

— Продолжай, — угрожающе произнесла она.

— Что я должен… браться за дело? — я попытался улыбнуться, пытаясь покончить с этой ситуацией.

Кажется её это не впечатлило и, нарочно задев меня, она отвернулась.

— Тогда почему ты всё ещё здесь, Мёрк?

Это был мой сигнал. Любой раб мог опознать спасательный круг при первом же виде. Однако, едва я успел подняться на ноги и повернуться к двери, тревожный звоночек зазвучал в моей голове. Викед Слит никогда не кидала спасательные круги. Она их рвала. Я попытался броситься к двери едва заметил её движение краем глаза. Слишком медленно. Она лягнула меня задними ногами, буквально выбросив меня из кабинета. Боль пронзила мою уже ушибленную грудь и я вскрикнул от боли. Приземление тоже оказалось не самым удачным и я оказался на самом краю мостика без перил (серьезно, кто вообще решил что перила не нужны?). Едва я поднялся и оглянулся назад, дверь захлопнулась.

Вздохнув, я опустил голову на холодный металл, пытаясь убедить своё ноющее тело встать.

Учитывая все возможные варианты развития событий, я решил, что всё прошло довольно хорошо.

Думаю можно многое сказать о рабстве, учитывая что я проводил свой последний день жизни под ударами хлыста будучи запряженным в повозку загруженную тяжелой бронёй, которую я перевозил из фабрики брони на оружейное производство Айроншод на дальнем конце Филлидельфии.

Или это из-за рабства, или у меня какие-то очень странные вкусы.

День уже подходил к концу и надзиратель, наконец, милосердно отвязал меня от ржавой повозки и натирающей сбруи и отправил меня “домой” на Ферму Развлечений… с улыбкой напомнив мне о том, что я помогу ему легко подняться на ставке на мою смерть.

В момент когда ремни спали с меня, ноги подкосились. Моих сил едва хватало чтобы выполнить половину ходок, которые делали другие пони и я всё равно вымотался так, что если бы мне сказали, что нужно стараться сражаться изо всех сил, то я бы пожаловался на несправедливость.

— Несправедливость? Добро пожаловать в Филли, Мёрки, — попрекнул я сам себя.

Шатаясь, я вышел из огромной фабрики через один из служебных выходов. Вдоль складских площадок стояли ряды сломанных и проржавевших небесных фургонов для перевозки грузов из Филли в… ну, в любую точку Эквестрии, где груз будет нужен. Я представлял сильных, свободных пегасов, летающих повсюду с этими загруженными повозками, словно бы они были невесомыми, а их радостно встречают получатели грузов и благодарят, ну, за всякое. Это было тяжело представить, ведь тогда пегасы должны были быть чем-то кроме объекта всеобщей ненависти на Пустошах. “Сраные небесные ублюдки” — как называл их мой предыдущий хозяин, когда он по пьяни рассказывал как они забрали всё небо себе и как он ждёт не дождётся когда они спустятся на Пустоши, чтобы он смог их проучить.

Пустошь, по моему опыту, ненавидела пегасов. И я определенно не слышал, чтобы кто-то из пегасов жил на Пустошах. Вероятно это к лучшему, учитывая как к ним относились.

Поправив жилет, я оглянулся по сторонам. Многие рабы постепенно стягивались обратно на Ферму Развлечений, явно ища возможности отдохнуть перед тем, как рабовладельцы снова погонят их на работу. Типичный день в Филли; вероятно час сна, небольшая порция овсянки на воде и практически всё оставшееся время работа или перемещение между рабочими местами. Я всегда легко мог опознать рабов, которые провели здесь больше пары месяцев. Они выглядели жалко даже в сравнении со мной.

Их называли “ветеранами” Филлидельфии. Их тела были покрыты язвами и гниющими ранами, которые они получили на работе, от надзирателей или даже других рабов. Многие пытались перевязывать их кусками ткани, но некоторые не делали этого и с открытыми ранами хромали по руинам города между разными рабочими местами.

Даже для пони, всю жизнь прожившего в рабстве, это зрелище было жутким.

Мой взгляд блуждал дальше, пока не встретился с взглядами надзирателей, которые патрулировали на подвесных мостах, перекинутых между зданиями тут и там. Эти дома, как и многие другие, служили казармами для охраны и солдат, укрывая их от непогоды. Одна из фигур в маске навела на меня ружья боевого седла и кивнула головой, подав мне знак “проходи, не задерживайся”. Я понял с первого раза и не стал ждать его повторения.

Я трусил шаг в шаг с остальными рабами. Просто очередной маленький винтик в большом механизме, который, правда, вот-вот сломается и будет заменён другим. Давка стала ещё сильнее когда весь поток рабов был вынужден проходить через узкие ворота очередной производственной площадки из-за чего я столкнулся крупом с другими пони по обеим сторонам. Запах стоял такой, что меня едва не вырвало на месте когда кровь и грязь с их шерсти испачкала мою собственную, замарав жилетку и кьютимарку. Я вздрогнул и, пытаясь не обращать внимания, закрыл глаза и продолжил бежать вперёд. Не могу же я стать ещё грязнее… верно?

Я ошибся. Моё копыто зацепилось за камень и я почувствовал как теряю равновесие и падаю под копыта толпы рабов, которые начали набирать скорость. Выстрел в воздух стал для них сигналом, что им стоит поторопиться ведь скоро очередь на проход другой группы. Паника охватила меня в момент когда я попал под их копыта(вместе с несколькими другими счастливчиками) и оказался не в состоянии подняться, будучи постоянно прижатым к земле бегущей толпой грязных рабов. Я кричал, умолял их остановиться, дать мне встать. Никто не слышал меня и их копыта проходились по моим бокам и лицу. Боль от непрерывной давки захлестнула моё тело и мне стало трудно дышать от поднятой пыли. В то же время, в моей голове приступ клаустрофобии начал борьбу за внимание с болью. Я пытался подняться или вырваться в сторону пока кто-то не…

Копыто наступило мне на колено.

Пронзительная боль охватила ногу когда сустав вывернуло далеко за пределы нормального движения. Я был уверен, что мой крик был слышен даже за топотом всей этой толпы и в тот момент я почувствовал как меня подхватили и потянули в сторону, я поспешил оказаться подальше от всей этой массы рабов, волоча за собой нерабочую конечность.

Оказавшись на одной из куч камней на обочине дороги, я откинулся назад и сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие воздухом, а не пылью, и закашлялся. Какой-то шум позади достиг моих ушей, заставив отшатнуться в страхе.

— Воу, Полегче. Ты как? — голос кобылы. Я обернулся и взвизгнул от боли, когда случайно опёрся на ногу.

Молодая единорожка присела рядом со мной, широко расставив передние ноги. Её шерстка была нежного кремово-жёлтого цвета, а грива светло-оранжевой с тусклыми красными полосами. Грива, как и у всех остальных рабов, была грязной и спутавшейся. У меня возникло ощущение, что хвост у неё должен быть таким же длинным как и грива, но вместо этого он был таким же нечёсанным и, вероятно, остриженным. Действительно, она бы выглядела великолепно, если бы не была измучена рабством. Её взгляд был мне абсолютно непонятен пока какие-то глубины сознания не напомнили мне, что так выглядит обеспокоенность. Последний раз я видел такой у своей матери.

Я собрался с силами чтобы не разрыдаться перед моей спасительницей и заставил себя говорить.

— Д-думаю… в порядке, — запинаясь, пробормотал я себе под нос. Социальные навыки были для меня чем-то недоступным. Я едва верил собственным словам. — Н-наверное?

В этот момент я сидел там с, вероятно, сломанной передней правой ногой, двумя выбитыми зубами от ударов по лицу, ушибленной грудью от Викед Слит, следами кнута на спине, больной и страдающий от лучевой болезни, и приговорённый к смерти через час. Да, вполне “в порядке”, Мёрки.

Видимо она мне тоже не поверила, ведь она наклонилась и осторожно помогла мне подняться пока охранники нас не заметили. Я закрыл глаза и стиснул зубы, пытаясь двигать повреждённой ногой. Застонав от боли, я попытался согнуть ногу как обычно. Не сломана. Сильно вывихнута, но сам сустав цел. Я вздохнул от облегчения и в тот же момент завалился на бок словно мешок. Кажется мне стоило полежать ещё немного.

— Тебе повезло, что ты там не погиб, — продолжила кобыла, погладив мою ногу и усевшись обратно, а затем окинув меня взглядом. По её взгляду было понятно, что даже учитывая, что она тоже оказалась рабом в этом месте, она считала что я заслуживаю жалости больше. — Ладно, нам пора идти. Я не могу опоздать, а иначе…

— Да, мне это знакомо, — пробормотал я отведя взгляд; от разговоров мне становилось не по себе. Часть меня ожидала, что в какой-то момент просто подойдёт надзиратель и изобьет меня за то, что я посмел открыть рот.

Я осторожно поднялся на ноги и попытался двигаться на трёх ногах. И едва я попытался это сделать, как мои седельные сумки, пострадавшие во время давки, полностью развалились. Мой дневник упал на землю прямо перед кобылой. Моргнув, она наклонилась и ткнулась в него носом чтобы, ну… открыть его носом. Видимо она слишком устала чтобы пользоваться магией. Я попытался забрать его, но остановился, когда заметил что она на самом деле рассматривает рисунки, а не смеётся или пытается украсть дневник. Вместо этого я решил просто подождать и пока она листала страницы, во мне было какое-то странное чувство. А ещё я воспользовался этим моментом чтобы немного пройтись, пытаясь вправить сустав самостоятельно.

Я даже не кричал от боли, чтобы не отвлекать её от такого умиротворённого разглядывания. Ну, может всего два раза. Точно не больше четырёх. Возможно шесть, если учитывать писк.

— Это… довольно интересно, — прокомментировала кобыла, не отрывая взгляда от нарисованных мною ворот Филлидельфии. Мой первый взгляд на этот город. Она пролистала ещё пару страниц после чего усмехнулась, но сдержалась чтобы не рассмеяться. — Кажется тебе нравятся кобылы.

Она взглянула на меня, но в ответ я лишь покраснел и отпрянул, потирая голову и пытаясь придумать объяснения. По правде говоря, ну… возможно иногда моё подсознание рисовало особенно красивую кобылу, которую я видел за прошедший день или с которой работал рядом, или просто такую, какую хотел бы встретить. И я всегда старался нарисовать её в одежде. Честно.

Я вмешался и, хоть это было для меня болезненно, захлопнул дневник копытом. Это всё ещё было очень личным и не важно какую ауру спокойствия она излучала, заставив меня не подобрать дневник в тот же момент как он выпал. Я лишь снова покраснел когда она хихикнула в ответ на мои действия, которые, казалось, её совсем не обидели; после чего она тоже поднялась на ноги.

— П-прости, — начал я, пытаясь говорить уверенно несмотря на смущение. — Мне пора идти…

Она кивнула, видимо понимая, а затем почесала клок спутавшихся волос за ухом.

— Ладно тогда, скачи пока нас не поймали, — кобыла прикусила губу и её взгляд опять упал на дневник, который я прижимал к телу копытом. — Я просто завидую тебе: ты можешь рисовать что хочется и когда хочется. Это настоящий побег от реальности, скажи?

Что? Побег? О чем, Богинь ради, она вообще говорит? Рисование это процесс… автоматический. Я же не могу решать что рисовать…

…так ведь?

Кобыла повернулась и потрусила в сторону другого входа в Ферму Развлечений, видимо тоже являясь её обитателем, хоть и с другого крыла. Я хотел сказать что-то напоследок чтобы найти оправдание своим рисункам или узнать что она имела в виду под “рисовать что хочется”. Но она уже была слишком далеко, а я и помыслить не мог о том чтобы закричать ей вслед, ведь так я бы привлёк внимание надзирателей. Они все так и норовили наброситься на нас за любое нарушение правил или неповиновение.

Тихий голос в голове задался вопросом почему она вовсе меня не пугала.

И почему у меня вдруг возникло желание нарисовать её не такой, как на тех рисунках что видела она, а такой, какой увидел её я. Странная, непринужденная и спокойная рабыня.

Эта мысль засела в голове. Всего один последний рисунок перед тем, как я отправлюсь в Яму. Что они мне сделают? Приговорят к смерти? Получив мысленное оправдание, я быстро (образно говоря) направился в контактный зоопарк в своё убежище в свинарнике. Поддавшись странному чувству, я пару раз оглянулся вслед удаляющейся кобыле.

И могу поклясться, она поступила так же.

Так-то лучше.

Прямые линии начинают изгибаться…

Изгибы приобретают форму…

Форма оживает…

На пол свинарника летели рисунок за рисунком. Едва я протиснулся в маленький лаз, провожаемый насмешками и угрозами от моих “товарищей” рабов, я сразу же достал уголь и приступил к работе

Я не думал. Не рассчитывал. Просто рисовал. Как всегда, позволив подсознанию взять верх, рисовал первое, что придёт в голову. Вскоре мой дневник пополнился несколькими новыми набросками. Я пролистал рисунок, что я сделал прошлой ночью, так быстро как мог, чтобы начать делать новые и посмотреть что получится.

Одна страница… десять минут работы… Клинок Викед Слит и её пронзительный взгляд на фоне.

Другая страница… пять минут работы… Я, запряженный в повозку, которую я сделал темнее для добавления ей тяжести.

Ещё одна… три минуты работы… Яма. Жуткий схематичный набросок.

Страница за страницей, они все были наполнены образами моего пребывания здесь. Даже в рисунках я не мог сбежать отсюда. Я хотел нарисовать её пока из памяти не стёрлось лицо. Но у меня просто не получалось. Словно фабричный механизм в Филли, работающий по одной и той же схеме, мои рисунки не выходили за пределы привычных тем и я не мог это контролировать. Какой-то случайный раб, который действительно со мной заговорил, спросил, почему я никогда не выбираю что рисовать. Но как я мог? Я был лишен права выбора по факту рождения.

Но теперь я задумался. В конце концов, мне больше нет ради чего жить, я больше ничего не сделаю и что если… что если я… решу… нарисовать что-то хорошее?

Эта сладостная надежда в голосе кобылы когда она сказала, что рисование само по себе может быть способом сбежать от всего в моей голове.

Я перелистал на следующую страницу и небрежно зажал во рту кусок угля. Может быть, если я нарисую несколько линий в случайном порядке, то потом смогу сделать из них что захочу? Может это сработает? Дрожа, я оставлял всё новые и новые линии, которые, казалось, не меняют абсолютно ничего. Как это вообще может сработать? У меня не было ни возможности, ни даже веры в то, что я смогу делать что-то самостоятельно. Всё что я делал это только… только…

Внезапно для меня самого, я увидел в этом что-то.

Я увидел возможность.

Уголь с удовольствием вновь коснулся бумаги. Какой-то инстинкт в глубине меня проснулся. Художественная форма. Окружающий мир. Воспоминания. Они принесли мне образы. Такие как… я, свернувшийся в клубок рядом с матерью, я, ворующий за спиной у хозяина на каменной ферме, я, бегущий в своё укрытие в Филлидельфии, я, шепотом обсуждающий Слит и… я, сидящий рядом с пони, которая листает мой дневник, и при этом не испытывая страха. Впервые в жизни, я рисовал для себя.

Тяжело дыша, я отпрянул от листа бумаги и осмелился посмотреть на результат своих трудов.

Это был я.

Просто я. Просто маленький пони, смотрящий на меня из левого нижнего угла страницы, даже не заполнивший всё место, что можно было использовать. Словно он ждал кого-то другого, кто заполнит пространство между ним и всем остальным. Он… он улыбался. Моё копыто коснулось его рта. Когда последний раз я улыбался? Я честно не мог вспомнить. Но вот, губы на рисунке были изогнуты в радостной, игривой усмешке, которую я так хотел бы услышать хоть раз в жизни.

— Эй! Слизняк! Ты готов? Они пришли за тобой! Пора подыхать!

Я игнорировал это… то, чем я был занят, было важнее. Я снова схватил уголь и опустился к странице. Линии в изгибы… изгибы в формы… формы в…

— Вот и жизни конец, малявка! Вот они, идут с цепями чтобы забрать тебя!

Уголь летал над бумагой, я рисовал быстрее, чем когда-либо. Я сам выбрал это! Не они! Я мог сам решить что я рисую! Набросок приобрёл форму… кобылы! Она выглядела любопытной; глядела на меня с листа, словно пытаясь понять почему я нарисовал её.

Я мог выбирать! Я мог создать что угодно!

— Мёрки Седьмой, тебе приказано отправиться в Яму! Вылезай, надевай свои кандалы и пошли уже, чтоб мы могли заработать на тебе немного крышек!

Голос господина загонов! О Богини, нет! Я едва научился это делать, но почувствовал как ноги пытаются поднять меня следуя моему инстинкту повиноваться. Я потянулся обратно к бумаге. Ещё один! Я смогу сделать и немного опоздать. Уголь обломился на конце от той силы с которой я давил на бумагу. Рисунок вышел небрежным, но это не важно. На нём появились капли слёз. Подавив чувства, что захлестнули меня от такой простой и глупой вещи, я оказался прерван. По свинарнику раскатился звук удара копытом.

— Эй, ты! Раб, Мёрки Седьмой здесь?!

— Ещё бы! Он прячется словно…

Раздался хруст за которым последовал звук падения пони на пол.

— Я не спрашивал твоего мнения! Охрана, разнесите эту чертову клетку и достаньте его оттуда!”

О Луна, помоги мне. Я чувствовал как решетка гнётся и ломается под ударами копыт с разных сторон. Рисунок только начал приобретать форму, но я знал что это! Это была… это…

Крыша оторвалась. Пыль и дым ворвались в моё убежище из внешнего мира, а вместе с ними силуэт пони в маске, которая обнаружила безумно рисующего меня. Я пискнул, когда почувствовал как через секунду другой надзиратель зубами схватил меня за жилетку и без проблем поднял, заставив меня застонать от разболевшихся ушибленных рёбер в тот же момент. Я тянулся вниз всем своим телом. Ещё… одна… линия…

Когда присоединился второй охранник, я не смог сопротивляться.

— Нет! Прошу…! — я начал умолять их и почувствовал как кусочек угля из губ упал в рот. — Я должен увидеть её! Ещё хотя бы раз!

Одним движением, меня выбросили через пролом в стене свинарника прямо на землю. Я выплюнул уголь и потянулся к дневнику, но два надзирателя заковали меня в кандалы и потащили за собой. Дневник упал на бок, позволив мне смотреть на рисунок пока я в слезах отдалялся, крича и отбиваясь, чтобы снова воссоединиться с ним. Рисунок, что я так отчаянно пытался закончить, смотрел прямо на меня, заставляя моё сердце сжаться и пробуждая давно забытые эмоции.

Моя мать. Ей опять пришлось смотреть, как у неё отбирают сына.

Я умру.

Я лежал возле стены в камере для рабов в Яме, чувствуя сквозь порванную жилетку холод бетона. Было темно и единственным источником света был свет доходящий до нас из самой Ямы. Толстые ворота за которыми была площадка… теперь только они отделяли меня от смерти. Не то чтоб я сильно много думал об этих воротах. Я был слишком занят, закрыв заплаканные глаза и, сжавшись в углу, прикрывал копытами мои бедные уши.

Вой толпы словно вбивал гвозди в мои уши. Их кровожадные крики доносились эхом через ворота. Их топот копыт в унисон чувствовался так, словно они топали прямо по моим ушам.

Я умру.

Я… я не хочу умирать.

Громкий шум затих, перейдя от нестерпимого давления на все мои чувства к “обычному” дискомфорту и я услышал как комментатор снова начала разогревать толпу. Это была та большая грифина, как её там звали. Её слова приводили пони в бешенство. Я мог представить, как они истекают слюной и с упоением рассказывают истории о том как вот-вот на их глазах маленького жеребца просто разорвут на куски заживо. Дрожа, я открыл глаза и огляделся по сторонам.

Впереди стояли номер один и два. Видимо, в Яме боях участвовали две команды по шесть пони. Бой идёт один на один, победитель оставался для следующего раунда. Чёрные ворота были моей “командой”. Кажется Первая и Второй знали друг друга; красная кобыла и тускло-жёлтый жеребец соответственно. Они выглядели довольно крутыми, но, кхм, кто угодно выглядел крутым в сравнении со мной. Даже эта маленькая единорожка под третьим номером выглядела так, словно может забить меня до полусмерти этой железной… штуковиной на передней ноге. Номер Четыре был вполне обычным. Какой-то синий жеребец.

Я был пятым номером. Тем, кто умрёт после того как расправятся с предыдущими четырьмя. А это точно случится. Я видел бойцов филлидельфийской Ямы раньше. Они выглядели так, словно могли есть гвозди и всем было известна их беспощадность. Большинство сражались за свои жизни и свободу, но некоторые нашли в этом возможность прославиться и теперь упивались воем толпы каждый раз, когда уничтожали своего врага как можно более…

Я сглотнул.

…болезненно.

Я умру болезненно.

И вот опять, я нашёл угол, сжался в клубок так крепко как смог и молился, чтобы другие пони из команды не услышали моих всхлипов. К сожалению, удача никогда не была на моей стороне и я почувствовал неуклюжие движения рядом. Номер Шесть.

— Сделай отважное лицо. Не дай им получить удовольствие.

У него был очень тяжелый, глубокий жеребцовый бас, который звучал так, словно если бы он стал хоть немного громче, то это было бы очень болезненно.

Тем не менее, я не ожидал от него речей. Испуганными и полными слёз глазами я взглянул на Шестого.

В тёмном углу камеры нашей “черной” команды, номер Шесть занимал собой всё пространство этого самого угла. Он сидел, поджав под себя ноги и всё ещё был выше меня. Огромный, мускулистый земнопони с тёмно-красной шерстью и багровой гривой смотрел на меня сверху вниз. Да я едва видел где заканчивается его спина и плечи и начинается шея! Любой хозяин выглядел жеребёнком в сравнении с ним.

На меня смотрело уродливое, покрытое множеством шрамов лицо, один глаз был налит кровью а одно ухо и вовсе отсутствовало. Тело было покрыто племенными татуировками, которые выглядели так, словно их получение было довольно болезненным. Передние ноги были обмотаны кольцами колючей проволоки, кровавый глаз был окружён угловатым узором, а на боках были бандитские символы. Почти треть его тела была ими покрыта. Бугристые шрамы пересекали рисунки тут и там. Когда он двигался, то вся эта скрытая под шкурой груда мышц становилась ещё виднее. Но эти глаза. Его взгляд был диким и наполненным желанием жестокости. Он напугал меня столь сильно, что я попятился от него.

Он был абсолютно ужасен.

Его взгляд преследовал меня пока я пересекал тёмную часть камеры, пытаясь убраться от него подальше. Я оглянулся назад: Первая и Второй наблюдали за Ямой, Четвертый что-то объяснял Третьей, но, кажется, никто не обращал внимания на нас. Я пискнул от страха. Мне не нравилось то, что я остался наедине с этим огромным наполовину-диким земнопони. Он просто продолжал сидеть там, смотря как я удаляюсь от него. Глубоко вздохнув, он перевёл взгляд на ворота.

— Мне жаль.

Пораженный от страха до этого момента, теперь я был просто сбит с толку. Я вопросительно наклонил голову глядя на него и, упёршись крупом в стену позади, не смог издать звука громче тихого шепота.

— Что?

— Мне жаль, что ты оказался здесь со мной, — продолжил он, поднимаясь на ноги.

О великие Богини, да он просто громадный! Вдобавок к этому, у него, казалось, в теле нет ничего кроме мышц.

Внезапно, я почувствовал радость, что он не в противоположной команде.

— Тебе… жаль?

— Да. Мне жаль потому что я не смогу тебя защитить, — его голос был низким, но в то же время печальным, что контрастировало с его диким видом и странным акцентом. — Ты не заслуживаешь этого. В отличии от других.

Я не знал как мне на это реагировать.

И у меня даже не было возможности реагировать.

— Первый раунд! — прогремел голос грифины-комментатора.

Я обернулся и увидел как ворота начинают подниматься.

— Да начнутся игры… — пробормотал огромный жеребец, прищурился и порысил мимо меня. Внезапно, хоть я и знал, что меня не будет рядом чтобы увидеть это, мне стало жалко того бедного жеребца или кобылу, которому придётся встретиться с ним один на один.

А ещё более жалко мне было самого себя.

Я умру.

Мне не полегчало.

Я стоял позади Третьей и Четвёртого и смотрел как та, кого звали, как я узнал, Блад, вышла первой на арену и была быстро убита. Мне пришлось буквально заткнуть себе рот копытом чтобы не завыть от ужаса, когда я отпрянул назад, упал на колени и попытался выдержать крики толпы, которая наконец была вознаграждена кровавым зрелищем. Шестой стоял рядом со мной и смотрел на меня своими измученными глазами, прежде чем поднял голову, словно оценивая положение. Я слышал как он шепчет что-то себе под нос, но при таком шуме я едва ли мог разобрать хоть слово.

О Богини, меня ждёт тоже самое…

Второй вышел вперёд когда ворота вновь открылись. Комментатор прокричала его имя и я ясно видел, что он идёт мстить за ту, кто был его подругой. Его звали, кажется, Нарцисс.

Теперь я был ближе к воротам и мне открылся вид получше. Яма представляла из себя накрытый гигантской клеткой старый каток, в котором на полу остался только голый бетон. На полу было множество нажимных пластин и пятен крови, как новых, так и старых. Многие из них принадлежали самой Блад. И какое-то количество теперь покрывало её противника, Син… Син-как-то-там. Я прослушал его имя когда прикрывал свои страдающие уши, пытаясь заглушить шум толпы.

И вот опять, я стал свидетелем смерти. У противника Нарцисса не было шансов. Он встал на нажимную пластину и сверху посыпались мины. Жеребец, несмотря на своё крепкое телосложение, легко увернулся от взрывов и быстро добрался до противника, подарив ему ужасающую смерть. Один за другим, я слышал щелчки и хруст.

Он ломал ему кость за костью.

Я почувствовал как мои ноги ослабли. Спазмы в горле перешли в полноценные всхлипы, а по щекам побежали слёзы и ужас охватил меня. Я побежал обратно к двери через которую нас завели в эту камеру. Я должен выбраться! Я не хочу умирать! Едва я добрался до неё, двое надзирателей, которые привели нас туда и третий, который прилепил на наши крупы эти номера, уже ждали меня. Рассмеявшись, они подхватили меня и бросили обратно к чёрным воротам.

Я свернулся в клубок. С арены послышались новые тошнотворные звуки, каждый сопровождался рёвом толпы.

Я не хочу умирать…

Я не хочу умирать…

— Третий раунд! От черной команды бой продолжит Нарцисс…

— Я пытался игнорировать эту грифину. Каждый раунд приближал меня на один шаг. Блад мертва. Нарцисс не протянет ещё пять боев подряд, а передо мной остались всего двое пони и они были… ну, не такими впечатляющими как Шестой. Не думаю, что у них хватит выносливости чтобы избавить меня от участия в этом.

Гигант всё ещё молча стоял рядом, наблюдая за ареной. В какой-то момент, я решил попытаться избавиться от жутких мыслей и сконцентрировался на художественном аспекте его татуировок и внешнего вида в целом.

— Ладно… — пробормотал я, пытаясь контролировать дыхание. — Колючая проволока, острые края…

Татуировки не помогали.

Дрожа и борясь с воображением, рисующим мне образы моей смерти, я решил взглянуть на двух других пони.

Номер Четыре был вполне себе обычным, просто очередной раб из Филлидельфии. Я задумался о том в чём он провинился, что его отправили сюда.

Но вот номер Три. Не часто я вижу пони, которым я могу смотреть в глаза не задирая голову вверх. Ну, я мог бы смотреть ей в глаза, если бы она не стояла ко мне спиной, наблюдая как Нарцисс заканчивает пинать труп своего противника. На мгновение мой взгляд скользнул по штуке у неё на правой передней ноге. Какой-то громоздкий прибор. В моей голове всплыло воспоминание: у господина Красного Глаза было что-то подобное.

Любопытство взяло верх над страхом и я решил разглядеть её. Мне не было видно кьютимарку, она была закрыта наклейкой с номером с одной стороны. Тихо обойдя её с другой, я смог её разглядеть.

Точно такой же прибор был изображен на её фланке. И что это значит? То что она умеет им пользоваться? Учитывая, что я не имел ни малейшего понятия что это такое, я понял что любые догадки будут абсолютно бессмысленны. Что бы это ни было, оно явно было неопасным. Рабовладельцы не оставили бы рабу что-то, что могло бы их убить. Поэтому нет ни единого шанса, что я не попаду на арену.

Понимание настигло меня в какой-то момент. Я вытянулся и разглядывал её круп чтобы увидеть кьютимарку. Краем глаза я заметил, что Шестой стоит и смотрит на меня приподняв бровь. Вздрогнув, я отпрянул назад и отвёл глаза. Ну почему все пони думают обо мне именно так? Я смотрел не туда. Я вообще не пялюсь на кобыл в этом смысле.

Я их просто рисую. Это другое.

Было глупо стыдиться. Именно в такой момент. Но это помогло немного отвлечься.

Номер Шесть, кажется, рассмеялся, хотя это было больше похоже на скрежет камней. Тем не менее, он быстро остановился и вернулась гробовая тишина. Прищурившись, он взглянул на арену с вновь возобновившимся интересом. Я последовал его примеру.

И увидел того, кто станет моей смертью.

Зебра.

Зебра.

Даже я слышал о ней. Самый страшный боец в Филлидельфийской Яме. Экзотическая, смертельно опасная и совершенно безжалостная, как говорили пони. Никто не мог победить её. Ветеран уже трёх игр и любимица толпы, известная за то, что хладнокровно убивает любого, кто встает у неё на пути. По правде говоря, я раньше не видел её лично. Я ничего не знал о её способностях или боевом стиле. Но мне и не нужно было. Любая зебра, заработавшая такую репутацию, опасна.

Я не выдержал. Сжавшись и воспользовавшись Третьей чтобы закрыть себе обзор, я прижался к полу и задрожал. Это просто не честно…

Но даже на полу, сквозь ноги Третьей и толстую решетку ворот. я мог видеть происходящее в Яме. Зебра… как его звали? Зе… Зен? Я ничего не мог расслышать за воем толпы.

Лежа на полу, мне становилось всё труднее дышать из-за жары и грязного воздуха. Я чувствовал себя полностью беспомощным, попавшим в ловушку в этом адском месте. Состояние отлично соответствующее бойне, происходившей в тот момент в Яме.

Я видел как они сражаются. Прищурившись, я увидел как Нарцисс бросил зебру на землю. Я вздрогнул, когда она ответила ему тем же. Даже за шумом толпы, я слышал жуткие удары копыт оппонентов.

Я не смогу. Я не создан для такого!

Нарцисс был грубым и находчивым, а зебра ловкой и опасной. Я видел как в воздух подлетела мина и заскулил когда грохот взрыва достиг моих чутких ушей.

Несправедливо!

В особенности для Нарцисса. Даже мне было понятно, что зебра берёт верх. Скорость побеждает силу. Убийственная точность восторжествовала над свирепостью. В один миг, с жутким хрустом, я услышал как зебра свернула ему шею.

Мой разум метался пока толпа визжала от радости при виде очередной смерти. Ещё один из “наших” пал и я стал на шаг ближе. Я не прожил хорошую жизнь. Обычный раб, грязный и забитый, без свободы и собственных желаний. Пока я смотрел как Третья храбро шагает на встречу собственной смерти и ворота захлопываются за её спиной, я, наконец, полностью сломался.

Эмоции нахлынули невыносимой волной, страх смешался с горечью от того, что жизнь не дала мне даже один шанс! Казалось, я живу только ради того, чтобы этот мир снова и снова ломал меня при каждой возможности! Весь стыд и самоконтроль был отброшен, когда я начал делать то, что у меня получал лучше всего. Плакать. Я плакал сильнее, чем когда либо раньше, сильнее, чем в день, когда у меня забрали мою мать, потому что теперь у меня заберут вообще всё.

Я не хотел этого! Не хотел терпеть боль! Я… Я боялся того, что они сделают со мной. Тяжесть осознания этого было просто невозможно выдержать. Я выплеснул все свои чувства.

Четвертій и Шестой молча пялились на меня, пока я, прижавшись к решетке ворот, бешено дрожал и старался не смотреть на бой, который, тем не менее, я прекрасно слышал. Третью вот вот должны были забить насмерть и её смерть будет ещё страшнее, чем у Нарцисса.

Ну почему моя жизнь пошла этим путём?

Почему именно я!?

Я не хочу умирать!

Яркая вспышка вырвалась из Ямы и ударила по моим полузакрытым глазам словно свет маяка, а вслед за ней последовало облако поднятой с бетонного пола пыли. С арены донёсся шипящий рёв магии. Всё ещё тяжело дыша, я упал назад, прикрыв глаза копытами, после чего медленно их убрал чтобы осторожно взглянуть на яркий свет.

Аура единорожьей магии струилась из центра, окутывая зебру полность. Каждая бочка, подвешенная под потолком над нажимными пластинами оказалась открыта в один миг. Зеленые химикаты потоком полились из них, но, не успев коснуться земли, оказались подхвачены мощной магией прямо в воздухе и закручены в гигантский телекинетический водоворот. Моя челюсть отвисла пока я не моргая наблюдал как жидкость красиво разлетается во всех направлениях, покрывая клетку и блокируя обзор. Я видел единорожью магию много раз, но не разу магию такой силы! Бросившись обратно к воротам, я с удивлением уставился в Яму.

Я даже не моргнул когда зелёная гадость попала на стены по обеим бокам от меня. К счастью, кажется, меня она не коснулась и я смог дальше наблюдать за этим чудом.

Третья… она… она… она…

Она летела без крыльев.

Я видел сцену, которая отпечаталась в моей памяти на всю жизнь.

Среди клубящейся от магии пыли, рог Третьей ослепительно сиял, когда она поднялась в воздух, охватив телекинезом себя и зебру, которая перед этим ранила её. Аура магии окружила их, когда она улетала прямо вверх, прочь от всей крови… всех смертей и боли… прочь от рабства и вперёд к славному спасению. Какая смелость и прямо на виду у Красного Глаза! Я слышал, как кровожадная толпа протестующей и потрясенно заревела от шока, а грифоны открыли по ним огонь, но ни один не попал, словно сама судьба берегла эту маленькую кобылу. Ангел, благословлённый Богинями, дарительница света, осветившая меня лучём надежды что возжёг огонь моём сердце.

Я почувствовал как глупо падаю назад, мой рот был открыт от удивления пока я наблюдал за происходящем зрелищем и свет слепил меня. Я был лишь одним силуэтом за воротами, маленькой фигурой на фоне легенды.

Дерзко поборов гравитацию, она исчезла в облаке пыли за пределами моего зрения, но оставила за собой затухающий свет. Сбросить оковы рабства и сбежать. Мысль казалась мне абсолютно абсурдной и смешной, но вот она в реальности! Сказки правдивы! Великий единорог с помощью магии сбегает от своих хозяев чтобы зажить свободной жизнью!

Наблюдая за окончанием этой удивительной сцены, сопровождаемой оседанием пыли и падением химических отходов, я чувствовал как улыбаюсь. Я никогда раньше не испытывал такую радость. Это было так бодряще, так… хорошо.

Я хотел продолжать улыбаться вечно.

Я хотел пойти с ней.

Мой разум изо всех сил пытался осознать произошедшее, понять, обработать и уловить смысл. Даже услышав, как надзиратели бросились к воротам, чтобы взять нас под контроль, как грифоны ринулись за ней в погоню, пока она не покинула Ферму Развлечений, я впервые в жизни чувствовал внутри какое-то стремление. Моё собственное стремление.

Я осмелился мечтать.

Я хотел почувствовать это снова. Почувствовать то же самое, что и во время рисования. Почувствовать то же, что чувствовал наблюдая за всем этим. Почувствовать улыбку на лице. Почувствовать волнение и страсть.

Я хотел чувствовать это вечно.

Я хотел избавиться от своих цепей навсегда.

— Раб! На землю быстро!

Рабовладельцы ворвались в помещение позади нас. Двое надзирателей и третий, который приклеивал цифру на мой фланк, двинулись к нам. Я почти не слышал их. Я просто сидел и пялился наверх, в Яму. Зеленая слизь стекла вниз, пыль осела. Всё что осталось это маленький открытый люк на крыше клетки, который теперь, поскрипывая, качался.

Где-то вдалеке были слышна стрельба, взрывы и шум толпы, которая галопом устремилась на выход из арены. Копыто надзирателя, оттянувшее меня от ворот, было первым, что вырвало меня из мира грёз.

— Я сказал прижаться к гребаной земле, раб! — в его голосе сквозило напряжение.

Развернувшись, он с силой бросил меня на пол. Я услышал как другой надзиратель подходит ко мне звеня кандалами. Едва они меня развернули и я увидел дверь, через которую нас завели в камеру, я понял почему они так нервничали.

Рабы не остались равнодушны после такого зрелища.

За дверью в камеру я слышал звуки восстания. Рабы ревели, бунтуя среди начавшейся суеты. Им показали, что Красный Глаз может быть побеждён. Один надзиратель следил за дверью и я понял, что подавление мятежа идёт далеко не так гладко и быстро, как им того хотелось.

И кажется Шестой подумал о том же.

Самый большой пони из всех, кого я видел в жизни, как мне казалось, должен быть медленным и неуклюжим. Я представлял, что его атака будет подобна валуну, медленно катящемуся со скалы. Очевидной и неумолимой. Ох, как же я ошибался.

Да, он двигался как валун, но валун, безумно несущийся с обрыва. У рабовладельца не было даже шанса устоять перед ним, когда Шестой навалился на него всем своим весом и всего одним ударом копыта, отправил голову противника на встречу с бетонной стеной с тошнотворным хрустом.

Надзиратель, сковывающий меня, поднял взгляд и был шокирован тем, как в мгновение ока расправились с его напарником. Ещё один рабовладелец, занимавшийся Четвертым, отреагировал так же и теперь оба мерили Шестого холодным взглядом.

— Ты… — голос надзирателя дрожал, — стоять, не двигаться! С-стоять…

— Забавно. Я собирался сказать тебе то же самое, —пробубнил Шестой прежде чем броситься них двоих. Я сжался в клубок и почувствовал как он буквально пролетел надо мной несмотря на свои габариты. Несколько испуганных криков и глухих ударов прозвучали в камере, где этот гигант напал на двух надзирателей. Я решил рискнуть и посмотреть на происходящее и открыл глаза.

Шестой двигался как размытое пятно, молниеносно нанося удары своими толстыми ногами. Одного из охранников он пнул задними копытами так, что тот отлетел головой прямо в стену и его череп с хрустом отскочил от неё. Развернувшись на месте и нырнув, он сошелся со вторым противником, даже несмотря на то, что тот успел достать дубинку ртом. С рыком, он подхватил надзирателя и изо всех сил бросил его в решетку ворот прямо над моей головой и тот приземлился недалеко от своего напарника. Пара пыталась прийти в себя, стоная от боли.

И пока они пытались подняться на ноги, а первый прижимал кровоточащую рану на голове копытом, Шестой уже двигался к ним. Одного он ударил лбом со звуком, похожим на столкновение двух камней. Рабовладелец упал без сознания. Шестой потянулся, подхватил второго и начал бить его головой об стену. Внезапный треск и хлюпанье дали понять, что всё закончилось, как и крики агонии самого надзирателя.

И словно на сдачу, вытирая пот со лба, Шестой поднял ногу и нанёс резкий удар по шее последнего пони с достаточной силой чтобы… чтобы…

Мне поплохело.

Я всю жизнь видел как избивают пони, но это было по-другому. Рабовладельцы бьют чтобы запугать. Этот пони просто убивал их. В бою, жеребец разорвал трёх рабовладельцев меньше чем за минуту используя одну лишь силу и свирепость. Грубая сила в её прямом и чистом проявлении, без малейших раздумий.

Нет, это не так. Даже сейчас, когда я смотрел на него, я видел как его взгляд мечется туда-сюда. Он думал. Он был старше, чем показалось мне сначала, а его лицо выглядело так, словно он прошел через подобное уже не один раз. Было что-то расчётливое в его поведении, он следил и слушал. Он был наблюдательным и явно опытным. Внезапно, мне стало гораздо понятнее почему он так внимательно наблюдал за ареной и тем, как сражаются другие участники.

Части меня стало интересно как бы он сражался с этой зеброй. Ловкость и точность против расчётливой ярости и силы… Но затем я вспомнил, что погиб бы до того, как наступила бы его очередь выходить на арену. Не знаю, что пугало меня больше, хотя, глядя в эти налитые кровью и неподходящие всему его образу глаза, сверлящие меня взглядом, я быстро принял решение.

— Н-не убивай меня! — завопил я и попятился назад, пока не прижался спиной к воротам просто чтобы быть как можно дальше от огромного земнопони. — Я буду молчать и никому не скажу! Прошу…

Он молча подошел ко мне, смотря вниз. Ради Богинь, всё его лицо было покрыто кровью только что убитых им рабовладельцев и она струями стекала по морде, повторяя контуры татуировок. Он опустился лицом ко мне и взглянул в глаза. Я понял, что не могу даже моргнуть, когда встретился с ним взглядом. Глаз, который был налит кровью, казалось, дёргнулся, после чего он отпрянул и, схватив меня зубами за жилетку, помог мне подняться.

— Давай, малыш, — быстро пробубнил он, двигаясь к двери. — Держись рядом и может быть у тебя получится выжить.

Удивление охватило мой разум.

Полагаю, у меня не было выбора.

В служебных помещениях Ямы царил хаос. Едва выйдя за дверь из камеры с воротами, я увидел как надзиратели хлестают рабов плетьми, угрожают оружием и боевыми сёдлами. Рабы покорностью не отвечали; следуя за Шестым в его тени, я видел как одного из охранников повалили на землю четыре ослабевших раба и теперь избивали его окутанной магией кувалдой. Выстрелы звучали каждые пару секунд, вызывая крики и вопли, а по коридорам бегали толпы рабов.

Шестой не выглядел обеспокоенным происходящим. Он осмотрелся по сторонам и, выбрав направление, пустился в галоп. Я едва успевал бежать за ним из-за разницы в размерах. Качаясь из стороны в сторону, мой галоп был нервным и неровным. Что я делаю!? Хозяин сказал мне стоять! Маленький раб в моей голове кричал мне остановиться и что хозяева не оценят такое поведение.

Украденное из арсенала оружие было разбросано по полу и каждый желающий взял его в копыта. Те рабы, кому не досталось ничего, взялись за инструменты и случайные предметы мебели. Я видел, как они пытаются проникнуть в то, что было большим арсеналом Ямы, где хранилось самое опасное оружие вроде огнестрела или магических топоров. На мои уши обрушились крики, взрывы, а в нос бил тяжелый запах пороха, крови и пота. Я поскользнулся на нескольких лужах того, что определенно не было водой и теперь старался не сильно думать о том, что же это было на самом деле.

Прямо перед нами из двери, яростно борясь друг с другом, вывалились раб и смотритель Ямы, а вслед за ними последовал огонь и клубы дыма. Я задержал дыхание и пошёл сквозь густой дым прежде чем споткнулся о труп, который ранее не заметил. Это было так внезапно, что я всё ещё чувствовал как мои ноги продолжают пытаться бежать, в то время как мир в глаза перевернулся на девяносто градусов.

Челюсть встретилась с полом в болезненном ударе, заставив меня стиснуть зубы. Тот зуб, что шатался после побоев с утра, вновь напомнил мне о себе, неприятно пошатнувшись. Вздрогнув и потерев лицо копытом, я огляделся и меня, внезапно, охватило желание просто остановиться.

Я видел, что надзиратели восстанавливают контроль. “Нормальность” возвращалась всё больше и больше с каждым избитым, закованным или просто расстрелянным рабом. Возможно, лучшим выбором для меня будет просто лечь, дать им сковать себя и не рисковать лишний раз.

Но нет, что-то не позволило мне это сделать. Что-то хрупкое, но мощное заставило меня двигаться дальше, словно далёкий, отчаянный голос, который звал меня и который я не замечал раньше. Чувства в моём сердце были слишком сильны, оковы всё ещё сковывали мой разум, но теперь я увидел, что из этого можно вырваться. Я, поднявшись, повернулся и вновь побежал за Шестым, который не ждал меня и продолжал двигаться дальше. Несколько охранников пытались встать на его пути; их искалеченные тела остались позади.

Он двигался вперёд, но в какой-то момент нырнул в боковой коридор. На секунду я задумался почему, но затем я услышал цокот когтей грифона сразу за поворотом. Впервые в жизни поблагодарив судьбу за такой чувствительный слух, я нырнул вслед за Шестым в двойные двери. К моему удивлению, он стоял сразу за ними и, едва я заскочил внутрь, он захлопнул их за моей спиной.

Я прислонился к стене, мои бока болели… ну, и всё остальное тоже. Такой больной и забитый пони как я не очень хорош в беге.

Грифоны за дверью прошли мимо и это было отчётливо слышно благодаря их когтям. Теперь, когда у меня было время перевести дыхание, я поднял взгляд (всё выше и выше…) на Шестого.

— Почему… почему ты мне помогаешь? — я тяжело дышал, а голос был тихим и дрожащим.

— Почему нет? — невозмутимо ответил жеребец. — Ты не один из них. В твоем взгляде нет желания убивать. Я знаю место, где ты будешь в безопасности… ну, там точно будет безопаснее, чем в той дыре, в которой они тебя держали. Держись рядом если хочешь, малыш.

Он прищурился и наклонился ко мне.

— Но я не собираюсь тормозить. Если ты отстанешь, то я тебя оставлю. Мне нужно…

Шестой остановился и окинул взглядом коридор, а затем снова посмотрел на меня. Почему-то у меня возникло чувство, что этим жестом он просто постарался отвлечься от того, что уже сказал больше, чем хотел. Тем не менее, я кивнул. Возможно у него была какая-то база повстанцев в железнодорожных тоннелях Филлидельфии! Это отличный способ собраться с другими пони и бежать всем вместе!

Только в таком случае передо мной вставала одна существенная преграда. Идти с ним куда-то и сбегать означало бы пойти против воли моего хозяина.

Мысли метались в голове пока я наблюдал за тем, как жеребец осторожно крадётся вперёд, оглядываясь вокруг всё тем же прагматичным взглядом, что и раньше.

Я раб! Откуда у меня вообще взялись все эти мысли о побеге, свободе и мечтах? Даже моя кьютимарка была парой кандалов. Я не должен отвергать свою судьбу!

Но, как бы я не старался, этот образ маленькой единорожки, демонстративно неподчинившейся и сбежавшей прямо в небо, просто не уходил из головы. Сколько свободы у неё было в воздухе! Возможность летать…

Глубоко вздохнув, я повернулся, поправил жилет и побежал вслед за Шестым. Если я хотел сбежать, тогда, полагаю, мне в любом случае нужно было следовать за ним и показать что я готов сбежать, но главное, доказать самому себе, что я могу сломать эти цепи.

На мгновение я задумался может ли кьютимарка измениться. Было бы неплохо. На моём крупе неплохо бы смотрелся альбом для рисования… или летящая птица…

Мы снова тронулись в путь, минуя подсобные помещения ледовой арены и останавливаясь только чтобы проверить коридоры. Вообще-то, все эта внутренняя часть стадиона была не такой большой, но обрушенные стены и потолки тут и и там превращали её в сложный лабиринт. По правде говоря, я не чувствовал себя в безопасности. Даже справившись с ужасом, который вселял в меня мой напарник, в голове всё равно рождалось беспокойство. На меня накатывал страх перед Хлыстом, моим господином, который в какой-то момент точно явится чтобы забрать меня и наказать за неповиновение.

— Нам сюда.

Я рефлекторно застыл от его голоса и ничего не ответил. Почему-то в моей голове мне представилась картина как Шестой поворачивается ко мне и разрывает на части за то, что я мешаю его собственному побегу. Какое чувство бы им не двигало, оно было мощным. Мне было интересно как его звали и только в тот момент я решил, что было бы неплохо взглянуть на его кьютимарку.

Ну, “милой” её точно не назовёшь.

На его фланках было изображение потёртого и покрытого зарубами ржавого щита, забрызганного кровью. Думаю в этом был смысл. Он явно был закален в боях, а тело было покрыто множеством племенных татуировок, но шрамов было ещё больше. Я думал о значении щита, а затем пришёл к одной очевидной мысли. Безусловно, он должен был быть таким же как этот щит, чтобы пережить всё, что выпало на его судьбу.

Его тело покрывала кровь частично его собственная. Она струями стекала по бокам, попадая на кьютимарку из-за чего щит выглядел ещё темнее и окровавленнее. Я понял, что хочу зарисовать её и мне стало жаль, что мой дневник остался на Ферме Развлечений. Вероятно, его уже забрал какой-то другой раб и использовал в качестве подстилки.

Несмотря на то, что эта единорожка спасла мне жизнь, я сомневался, что когда либо вновь увижу рисунок матери.

И вот опять, я почувствовал как по щекам покатились слёзы. Иногда мне правда хотелось, чтобы я не плакал так много перед другими, но я просто не мог это контролировать и сдерживать.

Я почти врезался в Шестого, пока продолжал идти думая о своем. Он остановился и уставился на двери прямо перед нами.

Одна из них была обычной дверью в кабинет, другая — пожарным выходом наружу. Минутный всплеск надежды охватил меня, когда я представил как мы выходим через неё и сбегаем под прикрытием того безумия, что, как я слышал, царило снаружи. Но реальность быстро привела меня в чувства. Сбоку от выхода располагался один из этих нелепых терминалов, а на его надстреснутом экране был символ закрытого замка.

Колоритная ругань моего напарника последовавшая после того, как он проверил терминал, дала понять, что он тоже не знал что с ним делать.

— Заблокировано. Ну почему они всегда заблокированы? Эти проклятые умники с их…

Сказав несколько слов, которые даже я никогда не слышал, мы пошли назад. Обошли несколько кабинетов и раздевалок, но не нашли никаких других выходов. Большинство были просто заварены. Минуты шли и я слышал, как крики начинают приближаться. Они обыскивали здание.

Шестой зарычал когда мы забрели в тупик в конференц-зале

— Так мы не выберемся.

В конце концов, мой напарник выместил свою злость ударом копыта по стене, заставив саму стену затрещать и отколов от неё часть штукатурки.

В ответ на это послышался испуганный писк… чёрт, ну почему я всегда так…

Это был не я.

Мои ноющие уши услышали этот звук из-за закрытой двери в другой кабинет. Кивнув Шестому (мне правда стоит спросить его имя…), я указал на эту дверь. Жеребец поморщился, повернулся и пинком задних ног выбил её.

Точнее… вырвал вместе с петлями.

— Выходи! Живо! — проревел он и нырнул в комнату откуда я сразу услышал удивлённый и испуганный крик.

Гигант вышел из комнаты волоча за хвост работника Красного Глаза, после чего швырнул его на стул.

— Ну! И почему ты прячешься? Выкладывай! — произнёс Шестой низким и полным злости голосом. Он явно хотел разобраться с этим побыстрее. У меня появилось чувство, что ему не нравилось находиться в центре того, что вскоре превратится в зону боевых действий, в случае если беспорядки продолжатся.

— Нет! Я ничего не знаю! — закричал рабочий который, как я полагаю, был каким-то служащим.

— Так значит ты знаешь пароль от терминала, — с угрожающим видом продолжил Шестой таким же низким голосом.

— Я… что? Откуда ты…

— Ты только что сам сказал, — он подмигнул крохотному по сравнению с ним пони. Служащего это не сильно утешило.

— Вот… — жеребец оглянулся по сторонам, а затем снова посмотрел на держащего его гиганта, — ...дерьмо.

—Ты всё правильно понял.

Шестой мгновенно развернулся и потащил работника за собой туда откуда мы пришли.

Неловко игнорируя просьбы и мольбы о том, чтобы я остановил огромного жеребца, я последовал за ними до самого терминала. Меня так же как и нашего пленника поразила эта хитрая уловка Шестого. Очевидно, он был не дурак. И всё же я продолжал его бояться. У него снова был такой же взгляд, как тогда, когда он сокрушил трёх надзирателей возле ворот.

Хотя, наш пленник не был надзирателем или рабовладельцем. Вероятнее всего, он был просто рабом с привилегиями.

— Я не скажу вам пароль! —воскликнул он. — Стерн выпотрошит меня!

— Я выпотрошу тебя если ты его не скажешь, или я просто начну пробивать стену твоей головой пока ты не скажешь.

Шестой сделал паузу чтобы наклониться на один уровень с пленником и посмотреть ему в глаза.

— И даже если ты вырубишься… я очень терпеливый.

— Стерн меня убьет!

Раздался громкий удар когда голова жеребца встретилась с железной стеной рядом с терминалом и оставила на ней заметную вмятину.

— Пароль! — проревел Шестой ему в ухо. Я вздрогнул и, прикрыв уши, отошел назад. Мне не нравилось куда всё это идёт.

— Да иди ты нахуй, раб! Красный Глаз может сделать со мной такое, что тебе и не снилось! Я… я слишком боюсь его, чтобы бояться тебя!

Второй удар. Из его носа брызнула кровь и он застонал от боли.

— Бля… Бля… — кажется он потерял сознание, но Шестой быстро привёл его в чувство ударом копыта по морде. Мне не нравилось всё это. Это не похоже на убеждение или самозащиту, это откровенная пытка.

Несмотря на то, что он сказал мне, это жеребец ничуть не успокаивал меня. В нём было что-то дикое. Будто он решил игнорировать все границы морали. Если бы не слова, что он сказал мне ранее, я бы, вероятно, просто убежал.

Тем не менее, его действия возымели успех. Инстинкт самосохранения включился и наш пленник решил, что его жизнь важнее.

— ДЭРИНГ! — завопил служка. — Пароль — Дэринг!

— Ну, видишь как легко? — пробубнил Шестой, но в его голосе не было эмоций. Он повернулся и разблокировал терминал. Замок двери с щелчком открылся и, удовлетворённо хмыкнув, он повернулся к рабочему.

Я видел в его глазах жажду убийства. Он не хотел оставлять в живых никого, кто мог бы выдать информацию о нас рабовладельцам.

— Нет! Нет, я же помог вам!

Рабочий пытался уползти, а затем закричал от боли, когда Шестой потянулся и схватил его.

Я успел закрыть глаза и уши как раз в тот момент, когда его копыта дотянулись до шеи пленника. Но даже с закрытыми ушами, я не мог не услышать мольбы о пощаде, которые были прерваны агонизирующим хрипом и, в конце концов, тишиной.

Внутри царил хаос.

Снаружи… была война.

Толпы отчаянных рабов вываливались из стадиона. Я видел, как многих буквально раздавило в массе грязных тел, когда две разных массы столкнулись между собой; они кричали, падали и их топтали насмерть. Вокруг всего этого носились рабовладельцы, махая оружием, стреляя и требуя прекратить панику и подчиниться. Многие рабы слушались и их убивали. Их крики выделялись на фоне всего. И даже в паре метров у пожарного выхода меня едва не затоптали бегущие в ужасе пони, за которыми гнались надзиратели, загоняя рабов в клетки.

Как вообще кто-то может пройти сквозь всё это? Это просто безумие. Мы стояли в стороне от происходящего возле больших мусорных контейнеров у задней части стадиона.

Но ещё больше хаоса происходило на Ферме Развлечений. Каким-то образом, горки снова заработали. Вагонетки носились по рельсам с головокружительной скоростью. Я заметил, как надзиратели стреляют по ним. Там что, сидели пони? Стоп, они что, выстрелили по ним из…

— ЛОЖИСЬ!

Я почувствовал как Шестой грубо схватил меня за жилетку и прыгнул за мусорные баки вместе со мной. Ракета пролетела мимо горок и, вместо этого, по странной траектории развернулась и полетела прямо в нашу сторону, попав в толпу пони прямо перед нами. Взрывная волна была для меня мгновением боли за которым послышалась оглушительная тишина. Моё тело трясло и я чувствовал как на меня падала земля и мокрая грязь, пачкая вообще всё, пока я прижимал голову к земле. Меня так сильно трясло, что мне едва удалось подняться на ноги, но когда я смог это сделать и открыл глаза, то в тот же миг снова закрыл их.

Это была не грязь.

Я ощутил, что огромный жеребец начал двигаться. Он уже шел дальше. Заставив себя открыть глаза, я начал хромать за ним и каждый шаг напоминал мне о вывихнутом суставе. В тот же момент я заметил, что моя жилетка наполовину стянута с меня из-за грубого рывка жеребца. Я быстро поправил её хоть как-то и последовал за жеребцом так быстро, как только мог. Мне не удалось избежать взгляда на ужасающие последствия попадания ракеты в толпу — теперь там был небольшой кратер, окруженный изуродованными телами и посечёнными осколками всё ещё живыми рабами. У меня не было никаких сомнений в том, что им никто не будет их лечить и их просто оставят умирать. Вместо этого, все в панике бежали дальше, боясь прилёта другой ракеты.

Чувство вины напомнило мне, что и я сам не остановился им помочь. Ужас сжал моё нутро как тиски, но я обернулся чтобы не потерять Шестого из виду. Он был наголову выше любого другого пони в округе, но с моим размером, я просто физически не мог пробиться сквозь толпу. Я должен был продолжать двигаться; в любой момент другая ракета могла попасть в нас или же рабовладелец открыл бы огонь по толпе. Я уже видел, как некоторые из них открыли огонь.

Над нашими головами, целое крыло грифонов полетело к горкам и я услышал громкий грохот в здании, где располагался филлидельфийский центр управления Красного глаза, гигантском амбаре Фермы Развлечений. Дым вырывался из одной из его сторон и я видел, как солдаты Красного Глаза двигаются туда чтобы окружить здание. Туда что, врезался поезд с горок?

Моё внимание снова вернулось на землю, к горстке пони, бегущей сквозь край толпы. Я увидел как трое из них упали, вызвав этим падение ещё нескольких десятков и множество травм. Не было никакого порядка; некоторые даже пытались вернуться на стадион. Я нырял, уворачивался и прыгал между пони так как только мог, пытаясь избежать столкновения или падения. Всего одно неверное движение моего или чужого копыта и я окажусь на земле.

— Рабы! Остановитесь или будете убиты! Оставайтесь на месте!

Инстинкт сработал моментально. Я застыл на месте, мои копыта попытались меня остановить, но толпа увлекла меня за собой. Воздух наполнился криками, визгами и сердитыми возгласами когда толпа попытались двигаться дальше. Молодой пони недалеко от меня согнулся и рыдал над бездыханным телом кобылы — мгновение и он затоптан насмерть. Я видел как двое рабов начали драться из-за чего-то между собой и вскоре оказались под копытами толпы. Все вокруг меня были напуганы и игнорировали команды, что звучали по громкой связи. Я задумался о том слышали ли они их вообще. Возможно их слышал только я.

— Стража! Открыть огонь!

Мощь орудий из боевых сёдел обрушилась на толпу с мостиков над нами. Миниганы взревели, загрохотали анти-мех винтовки, а магическое оружие добавило в шум свой уникальный звук электрических разрядов. Пушки грифонов добавили в какофонию залпов свои ноты когда они начали устранять отдельные цели в полёте.

Только в тот момент я понял что происходит. Толпа рабов в которой я оказался двигалась прямо к главным воротам. Вероятно это произошло случайно, я сомневаюсь что хоть кто-то из всех этих пони понимал куда они несутся, но я понял что именно подумали о происходящем солдаты Красного Глаза. По их мнению, рабы пытались совершить массовый побег и теперь должны были отплатить своей кровью за такую дерзость и восстание.

Внезапно, я понял, что большинство из окружавших меня рабов не были в числе тех, кто начал бунтовать на ледяной арене.

Передние ряды толпы были разорваны шквалом огня. Пони падали десятками под залпами множества стволов. Я не видел этого, но прекрасно слышал ужасные звуки пуль, разрывающих плоть и шипение от заживо превращающихся в пепел или слизь пони, пораженных магическим оружием.

Крики превратились в вопли и толпа, остановившись, попыталась сдать назад. Те, кто развернулись и двинулись навстречу остальным, столкнулись и вновь множество пони ломали себе кости и погибали в давке. Звук был ошеломляющим, тела врезались друг в друга снова и снова, испуганные рабы пытались сбежать и теперь сталкивались с теми, кто пытался вернуться.

Зажатый между заградительным огнём, массой давящих друг друга тел и паникой, я не знал что мне делать. Мои инстинкты говорили мне “Вернись в клетку”, но моё сердце говорило “Продолжай идти! Беги!”

И я не знал что из этого слушать.

Страх, эмоции и адреналин захлестнули меня. Я никогда так себя не чувствовал. Раньше, я не то чтоб испытывал что-то кроме печали и страданий, но теперь на меня навалилось столько всего, что я был просто ошеломлён. Взгляд метался в замешательстве и панике, я заколебался и замер.

И меня подхватила толпа, метая из стороны в сторону. В какой-то момент меня завалила набок большая кобыла, которая пыталась прорваться сквозь массу пони, после чего я оказался зажат между двумя пони и упал на землю. Кто-то кричал мне в ухо. Жеребец врезался в нас всех и упал к нам в кучу. Я не видел ничего кроме грязных мечущихся тел. Застряв среди потных и паникующих пони, не в силах сбежать, я кувыркался и ползал, уворачиваясь от копыт. Я не знал что мне делать!

— Малявка!

Вытерев слёзы и моргнув, я сгруппировался и оттолкнулся в сторону, увернувшись от пони, что упал на землю прямо рядом со мной, убитого выстрелом в голову. Перед собой, чуть в стороне от толпы, был Шестой.

Он не ждал меня, но окликнул меня пока убегал в переулок, ведущий вглубь Филлидельфии. Многие пони поступили так же, пытаясь уйти с главной дороги. Я видел, как по ним тоже ведут огонь, пытаясь не дать им сбежать. Очевидно, Красный Глаз, хотел нас всех сгруппировать.

У меня было два варианта.

Первый — последовать за жеребцом куда-то, куда он направлялся. Но чтобы добраться до него, мне нужно было прорваться через простреливаемый участок под огнём пулемётов и магического оружия. Нескольким пони удалось нырнуть в переулки… но далеко не всем.

Второй вариант — остаться там, где я был. К тому моменту толпа уже начинала успокаиваться и поддаваться давлению жесткого напора надзирателей. Вероятно, я был бы в безопасности до тех пор, пока меня не вернут обратно в загон.

Осмелиться или сдаться.

Я посмотрел на участок, отделявший меня от переулка.

Глубоко вдохнул.

Из динамиков прозвучал голос хозяина Красного Глаза.

— Великие рабочие Филлидельфии! Прекратите это бессмысленное насилие!

Я дрогнул…

— Вы добились таких больших успехов, трудясь каждый день. Разве я не вознаградил вас за это обещанием целого дня отдыха до рассвета? Именно так, и, услышьте меня, я не бросаю слов на ветер и моё обещание будет исполнено. Этот день останется вашим. Но эта бессмысленная паника никому не идёт на пользу. Ни вам. Ни мне. Ни Единству, о достижении которого мы все мечтаем. Но больше всего, это не идёт на пользу детям. Ведь именно ради их светлого будущего мы все прилагаем столько усилий каждый день. Я спрошу вас всех: может ли в Эквестрии воцарить порядок и покой, если он начнётся с беспорядка и паники? Разве этот хаос не был тем адом от которого мы все ушли давным давно? Помните о своём потенциале, дорогие эквестрийцы, помните о своих жертвах и о том благородстве, что мы все должны проявить.

Я не мог пошевелиться. Его голос. Мой хозяин. Тот, кто заплатил за меня. Тот, кто владел мной.

— И именно поэтому, я должен попросить всех вас развернуться и мирно отправиться к местам вашего отдыха. Мои слуги уведомят каждого когда мы снова сможем вернуть день отдыха и развлечений о который был вам обещан. Мы с вами стольким пожертвовали. Я клянусь вам, это ненадолго. А теперь, восстановите порядок, присущий лучшей Эквестрии и пусть сегодня не прольётся больше ни капли крови.”

Решение было принято.

Мой Хозяин сказал своё слово.

Несмотря на то, что сердце вопило мне помнить о случившемся в Яме, я подчинился.

Его слова обрели ещё больший вес когда к войскам прибыло подкрепление. Со всего города стягивались отряды рабовладельцев чтобы окружить и сломить взбунтовавшуюся толпу. Грубо, но эффективно, они разделили нас на части и направили к загонам. Полагаю, они собираются рассортировать нас позднее. На данный момент хозяин Красный Глаз хотел нас принудить к порядку и подчинить.

Предложение не наказывать тех, кто прекратит прямо сейчас, было очень выгодным для перепуганных рабов.

Мой разум кричал мне, что всё это неправильно и, тем не менее… я игнорировал это. Я должен был вернуться в свой корпус.

Скоро уже должна начаться моя смена.

Позади надзирателей, тесняших толпу дальше, я увидел как Шестой обернулся прежде чем исчезнуть в переулках. Он выжил.

Я стоял там пока охрана бегала вдоль улицы, направляя нас в разные места. Не знаю сколько времени я провёл плача и просто смотря на свои ноги. Я просто ждал своей очереди.

— Вы там! Возвращайтесь на грёбаную Ферму Развлечений!

— Кобыла! Да не ты! Вон ты! Иди в свой корпус!

— Направляйтесь на другую сторону Филли, идите за грифонами!

— Ты!

Последнее обращение было ко мне. Рабовладелец навис надо мной (а кто так не делал?) с кнутом висящим рядом с ним в магической хватке. Я не мог не взглянуть на посёкшийся и окровавленный конец кнута. Подчинившись, я опустил голову.

— Иди на Ферму Развлечений, раб! — он перекрикивал толпу хныкающих рабов, которые массой стояли вокруг нас, сожалея о своих действиях. Множество трупов рабов, что были в первых рядах, всё ещё лежали вокруг нас. Я начал понимать причину. Самым простым решением было убить какое-то количество неподчинившихся чтобы предотвратить бунт, который в перспективе мог унести гораздо больше жизней.

Убить немногих чтобы заставить прислушаться и предложить перемирие. Так же эффективно, как и бессердечно.

Но я не вправе задаваться вопросами. Я был обычной шестерёнкой в механизме. Размышляя, я не заметил как торопится рабовладелец пока не заметил замах кнута.

— Я сказал возвращайся в свою клетку, мелкий ты пиз…

Ферма Развлечений взорвалась.

Здание, в которое перед этим врезались вагонетки, вспыхнуло ярким пламенем. Крышу сорвало и подбросило в воздух. Массивная древесина из которой был сделан огромный сарай, разлетелась в щепки. Огромной силы взрыв в виде магической сферы разнёс его на маленькие кусочки.

Сфера медленно росла, поднимаясь всё выше вместе с клубящимся вокруг дымом. В отличии от Ямы, это зрелище не дарило никакой надежды и вдохновения. Наоборот, оно пугало до дрожи.

Я не знаю что именно было причиной, но мне представлялось, что это связано с побегом кобылы. Что бы она не сделала, её присутствие пробудило кого-то с такой силой чтобы сдержать её в Филлидельфии. Про себя, я представил (понадеялся?) что этого было не достаточно.

Задыхаясь, я услышал собственный крик и почувствовал как бешено колотится сердце при виде этого зрелища. Игнорируя шум, я отскочил в сторону пока рабовладелец был отвлечен и, стараясь не смотреть на ужасающий столб огня и дыма поднимающийся над Фермой Развлечений, и уворачиваясь от испуганных пони, побежал в сторону контактного зоопарка. Я хотел просто спрятаться где-то в уголке пока всё это безумие не закончится!

Обломки посыпались на нас с неба. Пони снова побежали и вместе с ними бежали надзиратели. Только в этот раз паникующая толпа двигалась во всех направлениях, ведь они не пытались покинуть Филлидельфию или вернуться в свои корпуса, а просто хотели избежать участи быть раздавленным куском металлолома, отброшенным взрывом. Огромные куски брёвен начали падать и вонзаться в землю вместе с кусками крыши сарая.

Добравшись от стадиона сюда, мой мозг только начал обрабатывать множество событий вокруг меня. Пока другие беспорядочно бегали, я нырнул в старый ветхий ларёк с игрушками на обочине дороги, ведущей к Ферме, чтобы укрыться.

Оказавшись внутри, мне не оставалось ничего кроме как закрыть глаза и ушли и ждать. Какие бы силы не вызвали это, они слишком превосходили меня.

Я боялся, очень сильно боялся.

Второй, ещё более мощный взрыв, вызвал небольшое землетрясение даже на таком расстоянии от Фермы Развлечений. Копыта грохотали рядом с моим укрытием, но я оставался внутри. Я просто прятался и молился чтобы ничто из этого меня не задело. Даже когда взрывная волна вместе с облаком пыли сорвали крышу с ларька, я ждал.

Всё это время в моем разуме шла борьба между напуганным рабом, который хотел просто вернуться в свою рутину и обретённой надеждой, которая горела желанием чего-то большего.

Но от старых привычек тяжело избавиться.

Надежда проиграла. Я понял, что сдался ещё там. Когда у меня был выбор между свободой и подчинением своему хозяину, я выбрал подчинение.

В царившем вокруг меня хаосе, я боролся с этим фактом. Я думал обо всём, от оптимизма, который я оставил позади, до отвратительной покорности, которую я проявил. От вида той маленькой кобылки, до ужасов, которые происходили вокруг меня.

Потерянный и сбитый с толку, я понял, что просто не понимаю что вообще происходит.

Ни вокруг меня.

Ни со мной.

Тишина.

Наконец воцарилась тишина.

Не знаю как долго я прятался. Может пару минут, может час. Затянутое дымом и красным туманом небо Филлидельфии не давало определить время суток. Но когда я, наконец, выполз, задыхаясь от пыли и дрожа от напряжения… было тихо.

Ферма Развлечений и дорога ведущая к ней была забросана обломками. Прилавки были разломаны, а заборы снесены паникующей толпой, спасающейся от взрыва. Неподалеку был измученный надзиратель, который засыпал песком тлеющие угли, выпавшие из перевёрнутой бочки с костром.

Толпа большей частью рассеялась. Я видел, что некоторые рабы всё ещё прятались в канавах вдоль дороги и в любых закоулках, где только могли. Некоторые собрались чтобы перевязать раны друг друга, но большинство просто старалось держаться рядом. Примерно в сотне метров, я увидел что части рабов уже приказали убрать массу тел с дороги.

Но никого из рабовладельцев не было поблизости. Большинство, без сомнения, были заняты перегруппировкой и пресечением новых конфликтов. Плюс, хозяин Красный Глаз лично сказал, что для нас всё ещё продолжался день отдыха. Он редко лгал о таком. Я бы не удивился, если б узнал, что он отдал приказ рабовладельцам быть с нами сегодня помягче.

Но, оглядевшись по сторонам, я не увидел Хлыста. Не видел я и грифонов, стреляющих в меня. Не было гигантского жеребца, который призывал меня нарушить правила и следовать за ним. Не было… не было единорожки, которая вдохновила меня сбросить цепи…

Стоя там, в полной тишине, я почувствовал себя невыносимо одиноким.

Покой продлился недолго. День ещё не закончился и мне предстояло столкнуться с ещё одним кошмаром. Последнее испытание которое необходимо преодолеть.

Когда я вернулся в контактный зоопарк чтобы найти свой дневник, я увидел их.

— О, смотрите кто тут у нас! Слизняк всё таки выжил!

Я поступил как всегда. Опустив голову, я попытался пройти мимо, к своему свинарнику, полностью игнорируя их.

Только свинарника уже не было.

Я слышал как они рысят позади меня и, наконец, обернулся и встретился с ними взглядом. Я чувствовал, что ничем хорошим на этот раз всё не закончится. У меня больше не было места где можно было спрятаться, а вокруг не было надзирателей, которые могли бы остановить их. Моя вывихнутая нога начала преждевременно болеть, без сомнения, предчувствуя сколько мне предстоит бегать в ближайшее время.

Троица была потрёпанной. Их тела покрывали раны, грязь и пыль от взрыва. Я мог только предположить, что им хотелось выместить свою злость на ком-то и я пришёл как раз вовремя. Двое жеребцов и кобыла. Все трое земнопони; не то чтоб они были сильно крупными, но в сравнении со мной казались огромными. Уверен на все сто, что они родственники или что-то подобное, учитывая что у всех была одинаковая тёмно-коричневая шерсть и только грива была разных цветов. Черная, темно-желтая и болотно-зеленая у кобылы соответственно. На каждом были поношенные лоскуты ткани, которые они называли одеждой. Они наверняка носили их только в качестве своеобразного устрашения.

Их кьютимарками, по очередности: деревянная доска с гвоздём, три маленьких камня (он бросал в меня как раз такими… часто), и лассо у кобылы. Однажды она продемонстрировала мне свой талант, заарканив меня и подвесив на заборе до тех пор, пока Хлыст не нашел меня и (конечно же) после того, как её братья использовали меня в качестве пиньяты.

Видимо, это было моей виной… каким-то образом.

Они были жестокими пони, но никогда не делали ничего поистине опасного. В лучшем случае просто унижения и оскорбления, а в худшем — немного физического насилия, которое приносило в мою и без того жалкую жизнь ещё больше боли.

Кажется это изменилось.

— Мы тут… подумали, — кобыла сплюнула на землю. — Ты же должен был подохнуть в Яме, так?

— И, каким-то образом, не подох, — черногривый жеребец быстро закончил за неё пока медленно обходил меня по кругу. Их взгляд выражал опасность и я почувствовал как от страха по спине побежали мурашки. Их голоса звучали иначе. Если раньше в их поведении было много позерства, то теперь они вели себя непокорно и угрожающе. Отступая назад, я пытался держать всех троих в поле зрения.

— М-меня… отпустили… из-за произошедшего, — опустив голову пробубнил я. Мне не хотелось смотреть им в глаза. — И… и мне сказали вернуться сюда. Я просто хочу пойти спать. Я вас не побеспоко-АЙ!

Пока я говорил, жеребец, обошедший меня сзади, с разгона жестко толкнул меня в спину.

Вскрикнув, я упал в грязь прямо перед тем местом, где когда-то раньше был свинарник. Я застонал удара, который заставил ранее полученные травмы вспыхнуть болью с новой силой. Позади меня, троица собралась вместе и глядела на меня злобно ухмыляясь.

— И мы подумали… — продолжила кобыла, видимо, бывшая их лидером. — Что если бы сдох прямо сейчас? Никто бы не заметил и не обратил внимания, верно? Мы просто скажем, что это случилось во время восстания которое было перед тем как эта огромная сфера взорвала Ферму Развлечений. А ещё это могло бы немного поднять нашу репутацию среди остальных.

О Богини, они собирались меня не просто избить.

Они хотели подняться в иерархии рабов. Хотели стать опаснее для остальных.

Они хотели крови.

Я извернулся на земле чтобы взглянуть на них. Почему меня нельзя просто оставить в покое в моей рабской жизни? Почему просто нельзя забыть обо мне и не трогать? Всё чего я хочу это чтобы меня оставили в покое!

Прежний страх вернулся, только в этот раз это был не ночной кошмар. Это была реальность. Трое пони хотели меня убить и собирались сделать это прямо сейчас.

Это просто нечестно! Я решил не рисковать своей жизнью чтобы остаться у Красного Глаза, а теперь они просто хотели меня убить! Это просто… просто…

— НЕЧЕСТНО!— закричал я, возвращаясь из размышлений в реальность. Удивление появилось на их лицах и они остановились. Любой другой пони, например этот жеребец, увидели бы возможность атаковать, ударить первым. Но я был не таким.

Я побежал.

Им потребовалось немного времени чтобы прийти в себя и, когда я, выбежав с контактного зоопарка, поскользнулся на грязи, позади себя я уже слышал топот копыт. Это казалось мне таким знакомым и во мне снова включилась реакция малявки, который всю жизнь страдал от “старших”. Рабы на каменной ферме гонялись за мной по полям из-за того, что когда я делал меньше работы, всё наказание доставалось им. Ещё в то время я выучил, что я не могу убежать от других пони из-за разницы в длине ног.

Вместо этого, я пытался уворачиваться, вилять, пролезать под заборами и воротами, стараясь держаться на расстоянии. Так наша погоня перешла на Ферму Развлечений. Другие рабы и один занятой рабовладелец со стороны видели это всё как обычную погоню трёх больших рабов за другим, маленьким, который бежал со слезами на глазах. Мой размер позволял мне проходить там, где они не могли. Впереди была прогалина между Домом Развлечений (“Там вы будете улыбаться вечно!”) и торговым прилавком. Я заметил это место ещё давно и настал момент когда оно может мне пригодиться! Узкий переулок!

Если бы я только успел туда забраться, то смог бы сбежать! Снова найти Шестого, принять его предложение и сбежать от этих пони навсегда!

Ты не сможешь убегать вечно, коротышка! Я тебя сломаю!

Голос жеребца прозвучал шокирующе близко и, обернувшись, я уверен что он очень быстро меня догоняет. Крича от страха, я забежал в щель между зданиями… и застрял.

Даже моё истощенное тело было слишком толстым. Я упёрся бёдрами; голова и передние легко прошли и теперь я изо всех сил скреб по земле задними ногами чтобы протиснуться. Я чувствовал как они приближаются, слышал их восторженные. Я не мог сдвинуться с места!

— Вот ты и попался, малявка!

— Попался в ловушку как специально, прямо для нас!

Я паниковал. Мои задние ноги едва доставали до земли. Я почувствовал, как протиснулся вперед на пару сантиметров. У меня оставалось максимум несколько секунд! Я не мог обернуться назад, было слишком узко. Внезапно проснувшаяся клаустрофобия охватила мой разум когда я понял, что застреваю всё сильнее и сильнее.

— Вот и ты!

— Нет!

Я почувствовал как меня схватили копытами за круп и сила в разы превосходящая мою начала вытягивать меня из щели. Бессвязно крича и не понимая что я вообще делаю, от страха я брыкнулся задними ногами. И почувствовал как моё копыто с хрустом ударяется обо что-то, а я сам от инерции проталкиваюсь вперёд, в более широкую часть прогалины.

Обернувшись, я увидел черногривого жеребца, лежащего на земле и прикрывающего разбитый нос копытом. Он поднял на меня полный ненависти взгляд, а его напарник побежал в сторону, пытаясь обойти здание сбоку.

Я не мог терять ни минуты.

В конце переулка был небольшой забор. Мне понадобилось несколько секунд чтобы найти коробку (лучше бы Селестия отправила меня на луну, чем сделала таким мелким!) и этого времени им хватило чтобы нагнать меня, но в последний момент я перепрыгнул через забор за пределы Фермы Развлечений в…

На самом деле, я вообще не знал где я находился. Я никогда раньше не был в этом месте.

И как оказалось, с другой стороны забора меня ждало не самое легкое приземление.

И не самое быстрое, учитывая как далеко подо мной оказалась поверхность.

Я закричал, падая с трёхметровой высоты на склон холма, на котором располагалась Ферма. Катясь и сползая по каменистой земле, меня несло прямо в грязную мусорную яму, наполненную обломками от старых аттракционов парка.

Удар на такой скорости и с такой высоты заставил всю мою грудную клетку сжаться. Я лежал неподвижно. Хрипя и стараясь отдышаться, я чувствовал как всё тело горит огнём от поездки по земле.

Досадно, что мантра этой розовой пони про “сначала посмотри, а потом уже прыг-скок-прыг!”, которая каждый день звучала из динамиков парка каждый день, не помогла мне в единственный момент, когда могла помочь. Ох, как же я ненавидел её беспечный голос…

С трудом поднявшись на ноги, я осмотрелся по сторонам и снова упал на то же место. Земля была скользкой от грязи и было тяжело устоять на ногах. Даже для пони в хорошей форме и чувством равновесия, чем я не обладал, это было бы нелегко.

— Попался! Мелкий скользкий ублюдок!

Услышав голос второго жеребца, я обернулся и увидел как они съезжают по склону с гораздо большей осторожностью, чем моё безумное падение.

Не успел я даже пошевелиться когда жеребец бросился прямо ко мне и толкнул обратно в мусор. Куча от моего приземления начала рассыпаться в разные стороны, отвлекая задир на то, чтобы увернуться от падающих в их сторону кусков металлолома. Всё это с грохотом падало с горы мусора со звуком, словно кто-то рассыпал коробку гвоздей в ведро. Я почувствовал как ударился затылком о металлическую плиту и отлетел лицом обратно к ним.

— Так-так-так… — запыхавшись произнесла кобыла и, потянувшись, вытащила из кучи мусора острый обломок трубы зубами. — Туаю епеь ы поесеимся.

Я поднял свои уставшие копыта перед собой. Я больше не мог ни бежать, ни драться. Сегодняшнее физическое и моральное истощение сделали своё дело. Моё тело просто отказывалось двигаться дальше.

— Прошу… — я умолял их. — Прошу, не надо! Я-я… сделаю что угодно…

— С тех пор как Блад и Нарц стали главными, у нас чесались копыта, коротышка. А теперь их нет и мы будем у руля. Восстановим так сказать репутацию! — черногривый жеребец фыркнул и топнул копытом, явно намереваясь вскоре подтвердить свои слова. — И после этого паскудного удара, я сполна верну должок.

Я сглотнул. Эти пони уже были не просто задирами, они были бандитами. Лишённые свободы делать что им захочется они только обозлились.

— Время подыхать, малявка. Приятно было провести с тобой время.

Я закрыл глаза уже даже не плача. Возможно, я просто знал, что моё время, наконец, истекло.

Тем не менее, я не услышал приближающегося топота копыт ко мне с целью втоптать меня в землю. Вместо этого, порывы ветра над нами перешли в жуткий рёв огня и ветра. Где-то вдалеке, рёв быстро нарастал пока не превратился в вой, отражавшийся эхом от зданий.

Мои обидчики закричали, но не от злости. От страха.

Я осмелился открыть глаза всего на миг после чего сразу же закрыл их обратно. Всё вокруг нас освещал болезненно зеленый свет! Высоко над нами, ревя в небесах, летало что-то огромное и светящееся словно маленькое радиоактивное солнце!

Однажды я видел подобную штуку.

Это был жар-феникс.

Только этот был гигантским! Он парил над нами и один его вид приводил отморозков в ужас, заставляя их отпрянуть назад. Слово ревущая печь, он снизился и пролетел прямо над нашими головами. Жар от него был болезненным и мои обидчики убежали в страхе.

Только то, что я был обмазан мокрой грязью помогло мне выдержать жар и я увидел, как феникс по дуге устремился к крыше одного из зданий Филли. Того, что было окружено множеством воздушных шаров в форме головы розовой пони.

Видимо то, что происходило тем же днём ранее, ещё не закончилось. И продолжение как раз было в том здании, и я догадывался кто в этом замешан.

Даже лёжа там, обессиленный, я не сомневался, что это видит каждый раб и рабовладелец в Филли. Я испытал восхищение, когда огромный монстр приземлился на крышу здания. Мне было не видно что там происходит, но каким-то образом моё сердце просто… знало.

Это была она.

Я был всего лишь сторонним наблюдателем. Ахнув, я глядел на то, как феникс носится от одного воздушного шара к другому сжигая их по очереди своим зелёным пламенем. Я не мог не улыбнуться от удовлетворения, когда понял что как минимум несколько из этих надоедливых розовых голов больше никогда не будут пялиться на меня с неба.

Всё произошло будто бы совершенно случайно. Но не для меня. Хоть я и был всего лишь свидетелем, как это было при побеге кобылы и взрыве на Ферме Развлечений. Я не знал контекста и как это всё связано, но я уверен, что в этом точно есть какой-то смысл.

Смысл в том, чтобы пробудить меня от кошмара.

Я пролежал на месте несколько часов.

Феникса давно уже не было. Переполох в здании, чем бы он не был вызван, уже закончился. В глубине души я чувствовал, что кобыле удалось сбежать. Разве могла она провалиться, учитывая что у неё в союзниках гигантский жар-феникс?

Но теперь, я просто сидел в грязи. А что мне ещё оставалось? Я не мог просто вернуться в контактный зоопарк не будучи уверенным, что буду в безопасности от этих отморозков. И я не мог остаться здесь. Охранники застрелят меня при первой возможности.

Поэтому я просто медленно прихрамывая бродил по свалке, пытаясь осмыслить прошедший день. В моём разуме снова начался бой. Часть меня хотела просто забыть обо всём и вернуться к обычной жизни, которую мне обеспечивала моя кьютимарка. К жизни в рабстве.

Но другая часть, в поддержку которой выступало ещё и сердце, просто не могла забыть загадочную кобылу, которая так нагло бросила вызов Красному Глазу. Не могла не думать о том, чтобы жить собственной жизнь… как, после такого, я мог не желать этого?

Но что мне вообще делать со свободой?

Я не мог понять свои чувства. От кобылы в Яме к кобыле, которая разглядывала мои наброски. От бандитов, пытавшихся меня убить, к Шестому, убивающему пони и помогающему мне сбежать с ним. Я понял, что я даже не знаю имени никого из перечисленных пони. Теперь я ещё и горевал от увиденной матери, которую я же сам и нарисовал. Целый день полный совпадений, удачи, открытий, восторга, боли и чудес. Как вообще я, раб, который никогда не думал своей головой до этого дня, мог разобраться хотя бы в чем-то из этого?

В отчаянии, я пнул гору металла, которая оказалась куском опоры какого-то аттракциона. Она не сдвинулась так сильно, как мне хотелось и вместо этого я снова упал в грязь.

Эмоции нахлынули и я, поднявшись и крича, начал колотить эту колонну снова и снова, снова и снова. Каждый удар был чертовски утомительным, но дарил облегчение от переполняющей меня злости и гнева пока я, наконец, не нанёс последний удар.

Со скрипом, кусок опоры опрокинулся и вслед за ним покатилась вся куча. Я завизжал и отпрыгнул в сторону, спасаясь от двухметровой горы мусора, съезжавшей вниз по склону.

Однако, под кучей что-то лежало.

Не мусор, а скелет пони, наполовину погребенный под грязью и обломками аттракционов. Почерневшие кости давно оголились и я, в страхе упав на круп, отполз от него назад. Тем не менее, я всё равно разглядывал его. На нем были такие же почерневшие лохмотья. Скорее всего он погиб ещё от мегазаклинаний.

Это не первый раз в жизни когда я увидел скелет. Я прожил на Пустошах большую часть жизни. Но что-то в откапывании старых останков казалось мне очень неправильным. Положа копыто на сердце, я пытался отвести взгляд.

Но вот только кое-что привлекло моё внимание.

Вокруг передней ноги скелета, как мне показалось сначала, был надет кусок металлолома, но затем я узнал эту штуку.

Такая же, как была на кьютимарке кобылы.

Передо мной лежала именно она, но потрёпанная и разбитая. Дрожащими копатыми, я осторожно снял её с ноги скелета и начал изучать её, ворочая так и сяк. Замок, который удерживал штуку на ноге, был сломан. Если быть точнее, его вообще не было. Экран треснул, а некоторые кнопки отсутствовали. Внутри я увидел торчащие провода и осколки кристаллов, часть из которых вывалилась сразу как только я снял его.

И тем не менее, я увидел маленький мерцающий огонёк на нём. Прибор всё ещё работал!

Любопытство пересилило страх и волнение от того, что может скрывать эта вещь росло. Я начал тыкать в разные кнопки прибора, крутить переключатели и даже копаться в проводах, но безрезультатно. Максимум что я смог получить от него это что-то наподобие белого шума, который начинал звучать когда я нажимал на одну из кнопок и переставал когда я нажимал на неё снова. У меня ничего не получалось и я даже не мог прочитать слова, которые были написаны под кнопками!

С раздраженным криком, я отбросил штуковину в сторону. Та же кнопка снова нажалась и наполнила окружение белым шумом. Почему-то это было просто невыносимо. Всё это случилось со мной. Всё, через что я прошел. Потребовалось всего лишь одно небольшое разочарование в каком-то старом приборе чтобы испортить всё настроение!

Прошло всего несколько часов с момента, когда я понял что можно жить! Я даже не знал о чём думать, не говоря о том что делать! Застрял посреди грязной свалки и пытаюсь притвориться, что из этого всего есть какой-то выход!

Как вообще всё это понимать? Загадочные кобылы и жеребцы? Научился рисовать сознательно? Был на волоске от смерти дважды за день?

Я был избит, измотан, напуган, болен, раны кровоточили, и, вероятнее всего, меня ждала смерть в течении месяца. Они же могут просто прийти за мной снова! И как только я начал понимать, что может быть, возможно, в жизни меня ждало что-то большее, этот дурацкий прибор отказался мне говорить хоть что-то! А мне нужно было хоть что-то! Что-то, чтобы понять произошедшее! Всего на момент, я подумал, что судьба бросила мне кость, когда я решил, что нашёл что-то, что может иметь хоть какие-то ответы! Мне нужно было знать что я вообще делаю!

С воплем ярости и разочарования, я пнул штуковину дальше от себя.

— КАК МНЕ ВСЁ ЭТО ПОНИМАТЬ!?

Я бросился галопом к улетевшему прибору, усталый и раздраженный, и кричал на него, будто он был виновником всего.

— Я просто раб! У меня нет никакой свободы! У меня нет никаких желаний! Что я должен делать!? Отвечай!

Я рухнул на землю, прислонившись головой к прибору. Щекой я повернул на нём какую-то крутилку, но я знал что это ничего не изменит. Измученный и напуганный, я закричал в грязь. Всё вернётся на круги своя, ведь так? Я упустил свой шанс.

— Мне… мне нужно чтобы кто-то помог мне… кто угодно, прошу. Просто кто-то, кто направил бы меня…

Крутилка щёлкнула ещё раз и белый шум прекратился. Вместо него прозвучал успокаивающий голос…

…ивет, пони! С вами диджей Пон3, проливающий свет даже на самые тёмные уголки Эквестрийской Пустоши! Я здесь, как вы уже догадались, с тем, что приносит нам печаль. Ага! Это новости! И позвольте мне сказать вам, маленькие пони, что у меня для вас есть немного хороших новостей, связанных с активностью нашей всеобщей любимицы, Обитательницы Стойла, в проклятой Филлидельфии…

Заметка: получена способность!

Счастливый случай! — Что бы не изменилось для вас — всё к лучшему. Возможно вы развивали своё шестое чувство или нашли талисман удачи.

Вы получили +1 к УДАЧЕ.

Глава 2. За каждой парой крыльев

Глава 2. За каждой парой крыльев

Пункт 1: Составить список всего, что мне нужно сделать до конца дня.

“Каково это чувствовать себя одиноким?”

Долгое время я не знал этого. Чтобы быть одиноким тебе нужно кого-то потерять. Для меня это была мать. Видя, как она медленно удаляется пока меня тащат по мокрой грязи в сарай на каменной ферме, я впервые почувствовал болезненный укол одиночества.

Но, говорят, что время лечит, хочешь ты того или нет, и рабская жизнь в конце концов залечила эту рану. Я скучал по ней, но больше не ощущал ту потерю так остро, как раньше. В конце концов, моё время рядом с ней всегда было ограничено собственным пределом. Как только я достиг бы совершеннолетия, я был бы сразу лишен этой материнской защиты и опеки. Так работало рабство. Нет, я никогда не чувствовал себя по настоящему одиноким потому что я всегда знал, что именно так пройдёт моя жизнь. Я подсознательно был готов к этому благодаря выработанной привычке.

Но этот день в Филлидельфии изменил всё.

Мать это необходимость. У каждого пони она была. Именно те пони, от которых ты не ждешь ничего, определяют твоё отношение к другим. Я думал, что от рождения и до самой смерти я не узнаю никого, кто подходил бы под это описание. Но приближалось самое тёмное время в моей жизни и я встретил не одного, а целых четырёх.

Шестой. Грозный пони, который пытался освободить меня и с ужасающим рвением боролся за свободу. Я следовал за ним словно безмолвная тень, но даже такое поведение для меня было в новинку, никто и никогда раньше не поднимал копыто в мою защиту. Он показал мне волю к борьбе; желание добиваться и достигать своих целей. Но из-за собственных внутренних инстинктов, я потерял его в руинах Филлидельфии, вероятно, навсегда.

Незнакомая кобыла. Она проявила ко мне доброту и заботу когда я был ранен. Она видела мои рисунки… сомнительного содержания, но только улыбалась, а не осуждала. Всего за пару минут, пока я был рядом с ней, она подарила мне надежду, что, возможно, не все пони судят о тебе по виду. Однако, она тоже растворилась в толпе рабов и теперь я был не уверен жива ли она и в принципе была ли она в Филлидельфии, или уже сбежала. Несмотря на это, я не мог выбросить её из головы.

Обитательница Стойла. Пони, победившая Хозяина. Пони, сражавшаяся в одиночку и победившая. Она вырвалась из его плена поднявшись на небеса и забрав с собой зебру, которая пыталась её убить. Милосердный поступок, который навсегда вдохновил моё сердце и душу. Зрелище того, как она восстала в Яме — ярко, бесстрашно и окутав себя магией — никогда не покинет меня. Я бы нарисовал это, если бы у меня остался дневник. Несмотря на все попытки Красного Глаза, она сбежала и доказала, что побег из Филлидельфии возможен. Доказала, что если кто-то проявит такое же мужество… то сможет добыть себе свободу и сможет жить по собственной, а не чужой, воле.

Но даже подарив надежду, то мимолетное мгновение, когда я знал “Обитательницу Стойла”, прошло. Филлидельфия снова вернулась под контроль словно ничего и не было. Её действия оставили след не в нашем окружении, а в наших сердцах.

Одного за другим, я потерял трёх пони, которые показали мне каково это иметь рядом с собой кого-то. Кто может защитить. Кто может помочь. Кто может вдохновить.

Теперь их нет. Теперь, впервые за очень долгое время, я чувствовал настоящее одиночество.

Это захлестнуло меня. Лёжа в грязной яме, я потерял самообладание и всякое понимание того, что делать дальше. Личные переживание это не то, с чем мне приходилось часто иметь дело и с чем я умел справляться, если не учитывать мои ежедневные слёзы. Но в самый тяжёлый момент, когда я был переполнен яростью из-за необъятного одиночества, судьба подарила мне четвертого пони. Голос, который меня не покинет. Который, как мне казалось, стал путевой звездой в непроглядной тьме Пустоши.

Пока радио в эфире, я не буду одинок.

“Видите ли, мои маленькие пони, сегодня мы принесли первую волну доброй воли ко всем несчастным пони в Филлидельфии. Да, именно так, все вы, рабы, в этом проклятом краю Пустоши можете немного порадоваться. На протяжении долгого времени вы были лишены возможности слушать мои прекраснейшие советы и музыку. Но отныне это не так! Диджей Пон3 снова в эфире! А эта Красноглазка не сможет заглушить сигнал! Благодаря усилиям единственной и неповторимой Обитательницы Стойла, эти эфиры теперь доступны для вас в любом уголке Филлидельфии и теперь вы сможете получить свой проблеск надежды в жизни. Как же тепло на душе от того, что я, наконец, могу сказать, что “нет, про тебя не забыли!””

Моего укрытия в свинарнике, как и его самого, больше не было. Но у меня всегда был талант находить укромные уголки, куда можно забраться и спрятаться ото всех. В этот раз, укрытием стал старый шкаф для кормов, провонявший сыростью и гнилью, рядом с контактным зоопарком. Обрушившиеся куски древесины образовали небольшую дыру, в которую я мог забраться.

И слушать.

“Сейчас информация с того направления только доходит до меня, но, насколько я знаю, кажется наша Обитательница Стойла проникла прямо в Филлидельфию. И если б только это! Она устроила целое шоу перед этим поехавшим маньяком, разрушила его планы и вырвалась оттуда выведя с собой одного раба на свободу! Вот что я вам скажу, пони. Я видел много удивительных вещей в своей жизни, но просто слыша об этом я понимаю, что она поистине особенная, эта маленькая кобылка”.

Ну разве не так?

Я почувствовал, как уголки моего рта вновь расползаются в ухмылке. Мне пришлось спрятать прибор под жилетку когда я возвращался в зоопарк. Хлыст вернулся и стал для этих разбойников препятствием, чтобы попытаться убить меня снова. Не то чтоб это убедило их не издеваться надо мной более привычными способами. Мой зад всё ещё болел от неприятного пинка, который я заработал когда протискивался в дыру в шкафу с кормом. Сидя внутри, я слышал как они, стоя неподалеку, обсуждали кобыл и я посчитал лучшим вариантом не погружаться в глубины собственного воображения в этот момент.

“Теперь я вместе с вами. Мятежный Диджей — отличная альтернатива всей той чепухе, что рассказывает вам Красный Глаз целыми сутками. Ещё и музыка получше, хоть и немного схожа с Пинки — через какое-то время от повторения может надоесть. Но это не всё, что может предоставить вам радио башни Тэнпони. У нас есть советы по выживанию на Пустошах, ценные жизненные уроки и подсказки, которые помогут выжить в любой нелёгкой ситуации, мои несчастные пони. Но прежде всего, вы можете слушать меня для облегчения. Побега от реальности. Только осторожнее, не думаю что Красный Глаз ценит хорошее радио. Так что найдите укромное место, расслабьтесь и приготовьтесь услышать реальную музыку. Забудьте о тяжелой и смертельно опасной работе на пару часов и насладитесь голосами Свити Белль, Сапфир Шорс или нашей новенькой Вельвет Ремеди. Кстати говоря об этой горячей кобыле с не менее горячим голосом — да ладно, надо отдать должное, это всё про неё — сейчас мы будем слушать именно её!”

Я крепко прижал прибор к себе, убавив громкость настолько, что только мой необычный слух мог уловить звук. Последнее, чего мне хотелось, это чтобы задиры узнали об этом драгоценном устройстве. Я никогда не буду оставлять его где либо, будет гораздо безопаснее держать его примотанным к телу под одеждой. В конце концов, моя жилетка прекрасно справлялась с задачей прятать всякое; она справлялась с этим на протяжении долгого времени и теперь будет делать то же самое, но уже с этим прибором. Громкость можно было сделать настолько тихой, что только я мог слышать эфир и никто вокруг даже не догадался бы об этом. И только здесь, в укромном безопасном месте, я мог достать прибор и прижать его к себе, практически уткнувшись носом, ища утешение в той адской жизни, которую теперь я считал своей собственной. Со вчерашнего дня, я заметил уже несколько рабов с такими же радио, которые они прятали от надизаретей и работорговцев, чтобы послушать тот же эфир. Диджей подарил им тихую, почти незаметную, но революцию в их сердцах благодаря надежде. Я был свидетелем, как нескольких рабов поймали: у стражи был приказ постоянно искоренять новую проблему в лице радио и непокорных рабов.

Когда заиграла музыка, внимание сразу же привлекла воодушевляющая мелодия и идеально взятая первая нота. Я слышал как эта “Вельвет” поёт о надежде и лучших временах, зажигая в моей душе желание следовать тому же. Свернувшись в клубок и зажмурив глаза, я прижал прибор так сильно как только мог, прижавшись ухом к небольшому динамику. Музыка и голос в восхитительной гармонии вместе с волнующим темпом и словами, которые обращались к моей душе. Песня перешла к практически торжественному пику, а затем завершилась тихо и нежно. И прямо перед моментом, когда мертвая тишина между песнями стала практически невыносимой, началась следующая. Диджей демонстрировал нам её рожденный Пустошью талант.

Я почувствовал влагу на своих копытах от того как крепко я прижимал прибор к лицу. Даже от воображения о тех прекрасных вещах, о которых она пела, всё моё тело трясло от эмоций. Первые реальные песни, которые ощущались так, словно они созданы только для того, чтобы помочь мне пережить ещё одну ночь. Я хотел услышать больше, увидеть её, нарисовать её несмотря на то, что я не знал о ней абсолютно ничего. Я хотел раствориться в этой мелодии и остаться в мире воображения навечно.

Переполненный эмоциями от музыки и голоса Вельвет, я заснул, представляя те прекрасные вещи о которых она пела. Я слышал её нежный голос, который успокаивал меня и призывал не волноваться, несмотря на то что снаружи уже усиливался ветер.

Я уснул вместе с Вельвет Ремеди. Мои сны были полны цвета, яркости и оптимизма, и впервые за долгое время они были не похожи на те ночные кошмары о том, как я надоел своим хозяевам и как они решили от избавиться.

Всё, чего я желал, это чтобы сон длился дольше.

С успокаивающими речами Диджея и музыкой в ушах, я просто хотел спать вечно.

Просто не просыпаться и не встречаться лицом к лицу с новым днём.

Филлидельфия редко была такой.

Вчера я проснулся от того, что Хлыст стучит по свинарнику. Сегодня отличие было только в том, что теперь это был не свинарник, а шкаф. Громкие удары вырвали меня из сна точно так же. Бормоча и тихо охая, я спешно спрятал устройство под жилеткой, побоявшись оставить его там, где его могут украсть. Снаружи я всё ещё слышал вой ветра, гулявшего между стендами Фермы Развлечений.

– Мёрки Седьмой! Рабы сказали мне, что ты прячешься здесь! Вытаскивай свой тощий зад!

Хлыст.

В Филлидельфию вернулась нормальность. День вот-вот должен был начаться.

С затуманенным взором, я высунул сначала голову, а затем постепенно начал вылезать. Копыто за копытом, выходя наружу, я изо всех сил боролся с желанием тут же залезть обратно в свою нору и заснуть снова. Судя по свету, это была всё ещё та ночь, когда я вернулся на Ферму Развлечений из мусорной канавы. И всё же, на свежем воздухе, снаружи двухсотлетнего гнилого и сырого шкафа, дышать было легче. До тех пор, пока я не вспомнил, что этот свежий воздух был ядовитым и радиоактивным. Моё горло тут же пересохло и сжалось, а желудок скрутило от пустоты в нём. Я осознал, что ничего не ел и не пил уже более суток и теперь недомогание начало брать верх. Однажды в Филли, мне пришлось пить из раковины на рабочем месте просто чтобы дожить до следующей выдачи пайков. Это нисколько не облегчило моё радиационное заражение. Я уже чувствовал, как ко мне возвращается лихорадка от лёгкой лучевой болезни.

Оттолкнувшись от деревянной двери, которая тут же обвалилась и рухнула за моей спиной, каждый мускул моего тела напрягся. О Селестия, как же холодно! Куда исчезла вся эта удушающая жара? Что не так с этим ветром? Он с воем и вихрями носился по зоопарку, пробирая меня до самых костей. Оглянувшись по сторонам, я заметил за Стеной вдалеке что-то, похожее на нарастающую бурю. Облака потемнели и угрожающе рокотали. Гром. Вероятно буря приближалась к городу. Я вздрогнул. Никто мне не рассказывал о дожде в Филлидельфии в мой первый день. Пройдя через отравленное и радиоактивное облако над индустриальным центром, он был немного обжигающим.

Филлидельфия была известна своей обжигающей и удушающей жарой, но Пустошь, которой принадлежала вся Эквестрия, могла делать что угодно и где угодно. И, видимо, заморозить меня вместе с Филлидельфией она тоже могла.

Но любое ощущение холода или далекого грома быстро покинуло мою голову едва я получил удар хлыстом по уху за то, что не сразу обратил внимание на Хлыста. Потеряв равновесие и всё ещё переутомлённый после вчерашнего, я споткнулся и упал от обжигающего удара, и только в последний момент смог свернуться и не удариться головой о камень на земле.

– Соберись, мелкий ублюдок! Поднимайся! – голос Хлыста был его визитной карточкой. Хриплый и резкий, акцентирующий внимание на самом важном, он кричал на меня, пиная по рёбрам каждую секунду пока я медлил и пытался подняться на ослабшие ноги.

Уже морщась от боли, я подумал, что, вероятно, сегодня будет не самый хороший день. Ну, ещё один в кучу точно таких же, которые я пережил с моменты моей покупки хозяином Красным Глазом. Повернувшись, я склонил голову и поднял взгляд на Хлыста. Как раз вовремя, учитывая что его хлыст уже был занесён в воздух для очередного удара на случай если бы я промедлил ещё мгновение. Он, должно быть, заметил мои дрожащие от страха глаза и двигал своим орудием только чтобы слегка щелкать меня по лицу, акцентируя внимание на каждом важном слове в своей речи.

– Ты будешь приходить по первому! Без задержек, Мёрк! Я устал вытаскивать тебя из разных дыр. Думаешь у меня, блять, есть на тебя лишнее время?

Я замотал головой. Устный ответ, как я усвоил, часто приводит к недопониманию и избиению.

– Хорошо! Единственная причина по которой я тебя не вздёрну и превращу твою спину в кровавое месиво в том, что твоя смена изменилась, – сурово объявил он, двигаясь к главной зоне Зоопарка. – Как раз твой номер. Семёрка на счастье, да?

Он усмехнулся, а я всеми силами пытался не закатить глаза. Если бы мне давали по кусочку еды каждый раз, когда я слышал эту “шутку”, то я был бы лишь слегка недоедающим, а не похожим на гуля. Я попятился назад к деревянной стене кормушки контактного зоопарка когда он приблизился и полез в свою седельную сумку. Моё воображение разыгралось не на шутку. Хлыст не использует хлыст? Что тогда? Кусачки? Молоток?!

Он достал кусок старого пожелтевшего пергамента и перо. И бросил их к моим ногам.

– Записывай, Мёрк. Не хочу чтобы ты что-то забыл и передал неточно.

Я уставился на письменные принадлежности как на неразрешимую головоломку.

– Э-эм… господин? – начал я. – Я.. эм… я не умею писать…

Хлыст обернулся и, прищурившись, поднял магией пергамент, перо и хлыст, глядя на меня взглядом “Ты шутишь… ты же шутишь, верно?” После чего раздраженно хмыкнул и поднял пергамент перед собой прежде чем продолжить.

– Ну, тогда я сам запишу и ты…

– Я и читать не умею… – пробормотал я, закрыв глаза и опустив голову.

Его хлыст взметнулся в воздух и ударил меня по лицу.

Я закричал и инстинктивно отскочил назад, наполовину провалившись обратно в нору, когда на моём лбу появилась жгучая полоска. Я поднял копыта над головой чтобы защититься от новых ударов, чувствуя как тонкая струйка крови начинает стекать по моему лицу. Нерешительно открыв глаза, я обнаружил что хлыст снова занесён в воздух и готов к новому удару.

– Клянусь всемогущей королевской жопой Луны, Мёрк, ты самый бесполезный раб из всех, с кем мне довелось иметь дело в жизни! Теперь слушай меня хорошенько, парень! Я скажу только один раз и если ты проебёшься и запомнишь что-то неправильно, то обещаю, завтра ты будешь работать в Параспрайтовых Ямах!

Я открыл рот чтобы начать молить о пощаде. Параспрайтовые Ямы это смертный приговор! Радиация превратила этих маленьких монстров в плотоядных демонов. Мы все слышали историю о пони, которая случайно проглотила одного и была съедена изнутри постоянно растущим роем. Не знаю насколько правдива эта история, но я лично был свидетелем, как пони без защитного костюма был съеден голодными монстрами за пару секунд. Работа по выжиганию этих тварей была опаснее любой другой, даже опаснее изучения кратера или Стойла. Однако, я не успел начать просить пощады о том, чтобы меня не отправляли туда.

– Мне нужно чтобы ты передал сообщение, – продолжил он, тем не менее бросив мне пергамент и перо. – Я получил запрос на четырёх новых рабов от Викед Слит после вчерашней смены. Видимо трое из них упали в чан с расплавленным металлом или что-то такое. А четвертого отправили в Яму.

Он прищурился, глядя на меня, а затем пожал плечами.

– Думаю это значит, что ей нужно всего трое, учитывая что последний, вероятно, ты. Но этой поехавшей суке всё будет мало, так что нужен ещё один чтоб её успокоить. Отправляйся прямо в литейный цех, Мёрк. Хотя, наверное, в это время её всё ещё не будет в цеху, так что можешь идти сразу в хижины надсмотрщиков рядом с фабрикой и поискать её там.

Я громко застонал. Моя сонливость подсказывала мне что что-то не так, но теперь я получил этому подтверждение. Меня действительно разбудили рано. Рабочее время ещё не настало и это означало, что мне, вероятнее всего, придётся будить рабовладелицу и я сомневаюсь, что она будет рада меня видеть. Если Хлыста и волновало моя тревожность, то он явно не показал виду, просто зачитав мне инструкцию и подождав, пока я запомню, прежде чем продолжить.

– Скажи ей, что рабов сегодня она не получит. Группы всё ещё сильно перемешаны после вчерашнего… карнавала.

Ох, отлично. Это ещё и плохие новости. Всё становится только лучше и лучше…

– Однако, учитывая что ты каким-то чудом выжил, ты должен сказать ей, чтобы она забрала тебя обратно в свою литейную.

Я хотел просто начать биться головой о стену кормушки. Вернуться к этой пытке ещё на пару месяцев, до неизбежной смерти от ядовитого воздуха? Ради этого я прошел такой путь?

– Она не сильно обрадуется, поэтому я отправляю тебя.

Ох, да ладно! Ну почему? Я должен был что-то ответить, но мысленно я уже придумывал как лучше всего сказать Викед Слит не убивать меня на месте? Вероятно лучший вариант это неоновая надпись на проезжающем мимо поезде.

– Господин, я… я не думаю, что это хорошая идея. Она не очень любит меня как работника, – пропищал я в ответ, взглядом следя за его хлыстом. – На самом деле, я думаю, что я ей вообще не нужен.

– Значит хоть в этом мы с ней похожи, – жеребец фыркнул и развернулся. – Лично я считаю, что ты, Мёрк, расходный материал. Если мне придётся потерять раба из-за того, что у Слит по утрам плохое настроение, а посыльный принёс плохие новости, то лучше я потеряю тебя, чем любого другого раба, которого надсмотрщики хотят брать на работу из моего корпуса. Отправляйся через десять минут, охрану я предупредил. Всё понял?

– Да, господин… – склонив голову к земле, я вздохнул. Удача улыбнулась мне вчера, но сегодня она повернулась ко мне крупом.

Хлыст вскоре ушел. Я топнул копытом от разочарования от своей новой роли “посыльного-расходника”.

С другой стороны, у меня, по крайней мере, было ещё десять минут чтобы спрятаться. Извиваясь на земле, я пролез обратно в кормушку для зверей через дыру. Раньше её там не было, но я заметил прогнившие доски когда возвращался со свалки на Ферму Развлечений. Ловкий пинок и вот у меня нора как раз под мои размеры.

Внутри убежища у меня было не так много всего. Ну, на самом деле у меня не было вообще ничего, кроме жилетки, угольных палочек, пергамента с пером и, конечно же, прибора. Или радио… или накопытника… как бы не называли эту штуку образованные или опытные пони с Пустошей. Я положил его в древнюю коробку для корма и добавил немного громкости, надеясь снова услышать тёплый голос Диджея, который приободрил бы меня. Не повезло. Вместо этого я услышал голос незнакомой певицы (не Вельвет, её голос я теперь узнаю из тысяч других), но я всё равно слегка улыбнулся и, шмыгнув носом, лёг на пол.

И что теперь? Я просто вернусь к филлидельфийской рутине? Сомневаюсь, что это снова могло для меня стать такой же бездумной и машинальной работой, ведущей к неизбежному концу, как это было раньше. Несколько пони и музыка Пустоши показали мне, что жизнь может быть другой. Я показал сам себе, что жизнь может быть другой, когда вчера рисовал по собственной воле. Как я мог просто отвернуться от всего этого? Как я мог пройти путь через агонию, болезнь и лишения до самой смерти с постоянным страхом потерять то немногое, что мне удалось приобрести?

От резкого кашля грудную клетку пронзила боль. Лучевая болезнь решила напомнить о себе таким образом, раз из-за холода снаружи лихорадка была не так заметна. Закашлявшись, я закрыл рот копытом. Последнее, чего мне хотелось, это чтобы задиры узнали насколько плохи мои дела.

На копыте осталась кровь.

Оооо… это нехорошо.

Только сейчас ко мне пришло осознание, что мой вчерашний спаситель, жар-феникс, возможно был и моей погибелью. То зеленое пламя, что отпугнуло задир, облучило меня солидной дозой магической радиации в добавок к тому, что уже сделал со мной смог Филлидельфии.

Я покачал головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Смерть в любом случае придёт за мной. Это ничего не меняет. Я должен был сосредоточиться на том, что было более важно в тот момент, пока мне не стало слишком плохо чтобы что-то делать. Отбросив перо в сторону, я достал угольную палочку и пергамент.

Теперь всё было по-другому. У меня было десять минут личного времени. Задиры спят и не потревожат меня. Хлыст не придёт за мной так рано и теперь я мог контролировать что рисую. Вчера, перед тем как меня забрали в Яму… это было невероятно. Я должен был использовать всё время, что у меня осталось, чтобы почувствовать это вновь. За отсутствием дневника, уголь коснулся листа пергамента.

Была только одна вещь, которую я на самом деле мог заставить себя нарисовать.

Лист был большим и я хотел использовать его. Просто и особо не задумываясь, я набросал грубые линии на поверхность, пытаясь зацепиться за что-то. В конце концов, я увидел путь и принялся за работу.

Внизу листа я нарисовал небольшую фигуру. Она смотрел вверх с удивлением на лице и взглядом, полным осознания. Она держал в копытах небольшой прибор. Мне очень хотелось нарисовать часть рисунка прямо над ней, но это подождёт. Нужно закончить с другими элементами.

Справа была фигура побольше… нет, гораздо больше! Темный и странный, с резкими чертами и взглядом, полным холодной решимости. Я почувствовал страх от одного взгляда на собственный рисунок на бумаге. Он стоял с опущенной головой и был готов начать жестокую бойню. Но когда я затемнял его племенные татуировки, я начал замечать, что сам того не ведая, рисую его смотрящим на маленького пони в центре, словно он хотел защитить его.

Слева, я начал рисовать другую пони. Я быстро передумал и решил ограничиться только её лицом. Кобыла с развевающейся гривой располагалась на левой части пергамента, а её взгляд выражал доброту и заботу. Я вспомнил это лицо. Аккуратно смахнув черные крошки угля к центру картины, я создал иллюзию падающего света.

Я остановился. Я знал, что хочу видеть кроме этих трёх пони, но не был уверен, что моих навыков хватит для такого.

Медленно, я снова коснулся листа углём.

Осторожно, я начал двигать им, создавая изгибы и формы, как и всегда. Я чувствовал как на лбу выступил пот от напряжения. Мне нельзя было испортить рисунок. Пони обрела форму, невесомую и героическую, парящую в воздухе. Набираясь уверенности с каждым мгновением, я рисовал более толстые линии, изображая магические лучи и волны, исходящие из её рога и освещавшие всех тех, кто смотрел на её восхождение. Именно на неё с таким осознанием и удивлением смотрел центральный пони.

Отпрянув от листа, я взглянул на результат своих трудов. Когда я коснулся рисунка, улыбка озарила моё лицо, почти заставив меня забыть о моем затруднительном положении и болезни. Как будто мне каким-то образом удалось снова вернуть это зрелище из воспоминаний в реальность.

Я видел ошибки. Они всегда были, но это не важно. Я нарисовал то, что чувствовал. Мой дневник был полон таких рисунков и все они говорили о моём эмоциональном состоянии или тайных желаний, какими бы они не были.

Но в то же время понимал, что мне никто не поможет.

Я был не один. Диджей позаботился об этом.

Но я должен был сделать это самостоятельно. Сквозь болезнь, страх, рабскую повинность и туманные мечты, я знал, что просто обязан сделать это, обязан вернуть его.

Этот дневник снова будет моим прежде чем я умру. Я найду его, заберу и потом… и…

Я взглянул на пони на рисунке. Они окружали того, что был в центре, того, который выглядел таким испуганным и потерянным. И я видел Обитательницу Стойла, летящую к свободе.

И я тоже… буду…

Нет. По одному шагу за раз, Мёрки.

Перевернув пергамент, я быстро набросал свой дневник в углу. Так я смогу отслеживать свои дела в течении дня и постараюсь избежать попадания в ещё большие неприятности. Дневник был призывом найти и вернуть его. Рядом я нарисовал изогнутый нож, обозначая, что мне также нужно найти Викед Слит и разобраться со своей работой. Последнее, чего мне хотелось, это оказаться в изоляторе за неисполнение задания господина.

На пергаменте появилось два задания. Я свернул его и засунул под жилетку, рядом с прибором. Потуже затянув на себе одежду, я убедился что вещи не выпадут, а она не слетит с меня. Если бы я потерял свою жилетку…

Помотав головой, я сел и потратил оставшиеся минуты на размышления о том почему я, несмотря на чёткую задачу, всё ещё не чувствую ни уверенности, ни героической храбрости.

Десять минут прошли. Моя решимость действовать по своей воле и искать то, что я хочу, не пропала. Но едва я вылез из убежища в реальность Филлидельфии, ощущение безопасности от моих рисунков и желаний смылось холодным и суровым ветром, сменившим привычную невыносимую жару города. Нет, я не был храбрецом, определенно на моём пути будет нытье, слёзы и боль, но я держал в голове надежду, что всё это скоро закончится и, возможно, будет того стоить.

Я вздрогнул, пытаясь вернуть чувство к своим онемевшим от холода конечностям прежде чем двигаться дальше. Другие рабы прятались по разным углам, прижимаясь друг к другу чтобы спастись от холода. Некоторые из них, ранее разбуженные моими криками, теперь смотрели на меня полным ненависти взглядом и, в то же время, долей зависти тому, что я умею протискиваться во всякие недоступные места, где можно было согреться. Мои задиры выглядели особенно озлобленными. Они укрывались в руинах свинарника. От него осталась всего одна стена, которая теперь служила какой-никакой защитой от ветра. Увидев это, в голове всплыли воспоминания о том, как меня тащили в цепях прочь от моего дневника и рисунка матери.

Хлыста рядом больше не было, так что я не мог задерживаться надолго. Но пока я намеревался выполнить своё задание, меня осенила мысль. Эти задиры вернулись сюда после того, как гонялись за мной прошлой ночью и я знал, что ни один другой раб не тронул бы их “трофеи” добытые с меня, а иначе ему бы грозила участь стать их новой жертвой. Так что само собой они знали, что случилось с моим дневником.

Секунду спустя до меня дошло, что стоять и пялиться на них было не самой лучшей моей идеей. Жеребец с черной гривой смотрел на меня совершенно убийственным взглядом. Его нос всё ещё был опухшим после моего вчерашнего пинка. Однако, возможно, если я правильно это обыграю, то смогу раздобыть пару подсказок.

– На что ты пялишься, малявка?

– Ни на что! – ответил я, мгновенно отвернувшись. – Я… я просто хотел найти мой дневник…

– Чего? – второй жеребец оглянулся по сторонам и ухмыльнулся. – Так эта штука твоя? Не переживай, ей нашлось отличное применение. На рабском рынке она ушла по отличной цене.

На рабском чём? Никогда не слышал о подобном месте в Филлидельфии, хотя это не звучало как что-то нереальное. Везде, где я был, рабы всегда обменивались вещами за спинами рабовладельцев, а иногда даже на виду, если предметы обмена были не чем-то запрещённым. Но целый рынок? Не думал, что такое возможно? В конце концов, хозяин Красный Глаз не был глупым. Предоставляя рабам небольшое место, где они могут торговать своим скудным имуществом между собой, он получает хороший бонус в удержании их в узде.

– Хочешь проблем? Коротышка, ты какого хрена стоишь тут? Ждешь пока тебе настучат по голове?

Я быстро отступил и покачал головой. Ох прошу, только бы они подумали, что я застыл от страха… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

– Ага, тебе лучше уходить. Просто дождись, малявка. В какой-то момент ты уже не сможешь спрятаться ночью, – пригрозила кобыла, сплюнув на землю. – В конце концов, ты теперь “расходный материал”, помнишь?

Я слышал её поехавший смех позади, когда я повернулся и побежал прочь из Фермы Развлечений изо всех сил стараясь не показывать ужас на лице пока они не потеряли меня из виду.

Мне понадобилось ещё минут десять чтобы собраться с силами и вернуться назад. Я ещё не закончил на Ферме Развлечений. Я хотел дневник так же сильно, как они меня пугали. Он был нужен мне. То, что показало мне, что я могу сломать собственные цепи в уме, было утеряно.

И я должен был вернуть это.

Я должен был увидеть её снова.

Свинарник находился рядом с краем невысокого металлического забора, который окружал контактный зоопарк и обозначал наш корпус. Моя идея заключалась в том, чтобы подкрасться и спрятаться прямо по другой стороны забора от задир. Если бы я пригнулся и подполз, то меня бы наверняка не заметили и я смог бы подслушать их. Я часто пользовался своим размером чтобы оставаться незамеченным даже за небольшими укрытиями. Однажды мне даже удалось украсть еду у хозяина на каменной ферме.

Часть меня — та что пыталась заставить меня забыть об этой задаче и вернуться к выполнению поручения прежде чем меня заметили – казалось, только обрадовалась тому, что я вспомнил об этом. Да, украсть то смог. А потом тебя поймали. Однако, это даст мне больше времени. Опоздание с доставкой сообщения Викед Слит вероятнее всего означало опоздание обратно в корпус из-за хромоты и побоев.

Наматывая круги возле контактного зоопарка и пытаясь успокоить колотящееся сердце, я спрятался за небольшим торговым стендом. Было невозможно определить что раньше продавалось в нём из-за того, что вывеска выцвела и была нечитаемой. Или это из-за того, что я просто не понимал что там написано. Вероятно и то, и другое. Я весь вспотел от напряжения и попыток побороть страх… но они были единственными, кто знал куда делся мой дневник. Мне нужно было подслушать их в поисках любых подсказок. Имена, места, смены; что угодно, что могло мне помочь в поисках.

Забор контактного зоопарка был примерно в десяти метрах от перерытых остатков того, что, как я полагаю, было полем, где содержали более крупных животных во времена работы Фермы Развлечений. С другой стороны забора не было слышно ни звука и я видел только как мелькают их гривы из-за края стены. Сделанная из прогнившего дерева и кусков металла, она была только мнимой границей. Если они заметят меня, то она не станет для них препятствием и вряд ли в этот раз меня прилетит спасать жар-феникс (это если не учитывать факт, что от второго его явления я бы просто не пережил дозу радиации). Подавив страх, я начал переставлять дрожащие копыта и двигаться вперёд.

Каждый маленький шаг всё больше подогревал во мне мысль о том, чтобы отступить. Кровоточащая рана на лбу от удара Хлыста пульсировала и напоминала мне что меня ждёт, если я не успею. Я сморгнул капли крови, что стекли на глаза и прижался в земле, продолжая двигаться вперёд. Великие Богини… если они обернутся, то смогут заметить меня, а значит мне придётся прятаться прямо за забором. Меньше чем в метре от пони по другую сторону.

Мне понадобилось собрать все силы чтобы не визжать от ужаса, пока я сантиметр за сантиметром тащил своё усталое тело вперед, осторожно приближаясь. Крупная щебёнка зацепилась за жилетку из-за чего мне понадобилось потратить несколько очень напряженных секунд чтобы поправить её и убедиться, что прибор всё ещё надёжно спрятан под ней. Мне ни в коем случае нельзя было потерять мою жилетку.

Осталась всего пара шагов. Я уже слышал их голоса, несмотря на приглушенный тон разговора. Они обсуждали меня и то как им нравилось меня запугивать. Я задрожал от мысли, что их угрозы были не просто словами и мне точно нельзя было оставаться с ними наедине. Однако, я не остановился. Я должен был подобраться ближе, а иначе они могли просто обернуться и увидеть-

Кобыла обернулась.

У меня не было времени думать. Быстрым рывком я пересёк последние пару шагов и прижался боком к забору вне её поля зрения.

– Что там за херня?

Я слышал как она поднялась и подошла к забору. В панике я начал ползти вперёд вдоль края так тихо как только мог и прикрывая рот копытом, чтобы заглушить испуганные всхлипы. Каждое малейшее движение казалось мне оглушительным. Да они бы могли услышать даже биение моего сердца!

Голова кобылы высунулась из-за забора позади меня. Мысленно я молился. Прошу, не смотри налево, не смотри налево…

– Что там?

– Да забей, радтаракан или какая-то другая срань.

Она отошла от забора и я наконец смог сделать первый за минуту вдох. Опустив голову на землю, я убедился что моё прерывистое дыхание было не слишком громким и, закрыв глаза, вздрогнул. Я был на нужном месте. Я прекрасно слышал их разговоры прямо за забором.

– Клянусь, если я узнаю что мне пора подыхать, то заберу с собой одного из этих ублюдских надсмотрщиков с собой.

Это был жеребец с черной гривой. Я узнал его тихий голос.

– Не пизди, Лимон, уж если кто и пройдётся копытами по его башке, так это я.

Это уже голос кобылы. Но жеребца с коричневого жеребца с черной гривой звали Лимон? Я… да в этом же вообще никакого смысла! Если только он не покрасил гриву. Иногда мне было интересно как бы выглядел я, если бы избавился от этого мрачного (да, да…) цвета и организовал что-то более яркое, вроде светлого блонда. Я слушал как они жаловались друг другу на кого-то, кто, как я полагаю, был начальником их смены на их ежедневной работе. Вероятно этот жеребец был довольно неприятным типом, который постоянно доставлял им неудобства.

Мысленно я поблагодарил его и пожелал, чтобы он продолжал в том же духе.

– Эх, да похер, – продолжила кобыла. – Сможете отыграться на малявке когда он вернётся. Эй, Лимон, как насчёт после еды? Разнеси его кормушку где он прячется. Сомневаюсь, что Хлыст будет возражать, а слизняк потеряет единственное укрытие. Хотелось бы мне глянуть как он промёрзнет на холоде от того, что ему не с кем согреться ночью. Даже другие рабы его избегают. Знают, что тогда мы и за них возьмёмся!

Мне пришлось прикусить губу чтобы не захныкать от проступивших от ужаса слёз. Так или иначе, в конце дня мне будет плохо и не важно, кто будет причиной этого: Хлыст, Викед Слит или эта банда. Уткнувшись головой в копыта, я напряг голову пытаясь придумать как выкрутиться из положения. Как я могу избежать побоев? Мысли приходили медленно, словно в голове не хватало каких-то шестерёнок. Меня не воспитывали так, чтобы я принимал решения или был решительным! Я просто… следовал.

Обитательница Стойла знала бы что делать в подобной ситуации. Я — нет.

Обидно. Обидно от того, что мой день опять обретал неизбежный исход. Не важно что и как, в конце меня ждало возвращение сюда и наказание в том или ином виде. Единственное, что мне оставалось это собраться и не быть тряпкой.

Ага. Мне. Не быть тряпкой. Хорошая шутка. Вероятнее всего я буду просто рыдать и молить о пощаде, как и всегда.

– Хэй, Нус, у тебя же тот журнал “Крылостояк” с собой?

– А то! – ответила кобыла, которую, оказалось, зовут Нус. Её голос звучал яростно и злобно. – Но я ещё с ним не закончила!

– Да ты держишь его у себя с тех пор, как мы вернулись с гребаного рынка! – рыкнул в ответ Лимон. – Харэ! Я ещё никогда не видел пегасов в таких позах!

– Ну значит тебе придётся дождаться своей очереди, – ответила Нус. – В наше время они хороши только в том, чтоб сидеть жопой на своих облаках и красоваться в старых журналах для нас, так что я собираюсь насладиться по полной и сколько захочу!

– Как будто бы тебя хватает надолго, Нус.

Прозвучали взаимные оскорбления за которыми последовало что-то, вроде потасовки между двумя пони. Звуки их возни на земле, яркая ругань и удары напомнили мне о том, что я слышал в Яме. Ну, по крайней мере по началу. Я разочарованно вздохнул из-за ненависти к пегасам. Ни один из них больше не сможет ходить по Пустошам так, чтоб ему не плевали в спину. Моя рабская натура прекрасно понимала их горе.

Я слышал как оставшийся жеребец, имя которого всё ещё не было озвучено, потянулся и, пока другие были заняты дракой, поднял что-то, что по звуку напоминающее бумажный журнал и пробурчал что-то про “двух придурков” прежде чем вернуться обратно.

– Ну пока вы двое заняты, я это заберу.

Я услышал, как он открыл журнал.

– Всё равно рисунки кобыл коротышки были херовыми.

А вот это обидно! Я всегда считал, что они выходят довольно хорошо!

Решив довериться вкусу вчерашней незнакомки больше, чем вкусу этих задир, я продолжил слушать.

– Ну хотя бы Сути подогнал нам взамен этот журнал и немного крышек… хех, – пробубнил он, а затем замолчал. – Хотя, вы, гандоны, всё равно не слушаете…

Отлично! Меня накрыл настоящий восторг. Теперь у меня было имя того, кому достался мой дневник! Раб в моей голове снова вернулся и, мысленно напомнив мне про время, попытался оттащить меня от стены. Наконец, я мог подчиниться и вернуться к работе. Пора уходить и найти Викед…

Дерущаяся пара врезалась в забор прямо позади меня.

Это было неожиданно. Я громко пискнул.

– Эй! Опять этот шум!

– Что? Я думал это была ты.

– Да пошёл ты! Я не пищу как мелкая пиздёнка!

Я услышал как они втроем поднялись на ноги. Выбора не было. Поднявшись, я побежал вдоль забора прижимаясь к нему. Позади уже слышались крики и ругань когда они услышали как я убегаю. Забор затрясло когда они начали перелезать через него. Не оборачиваясь, я завернул за угол и побежал изо всех сил, стараясь при этом найти укрытие чтобы спрятаться от них пока они не догнали меня. Мне оставалось только молиться, что они не узнали меня.

Впереди не было ничего кроме дороги. Я пытался не ругаться вслух (послушав их речь, мне хотелось не иметь с ними ничего общего) так как это ничем бы мне не помогло. Позади уже слышался топот копыт по гравию когда задиры начали обходить забор. В очередной раз я поблагодарил жизнь за свой небольшой рост. Если бы я был нормального размера, то забор не скрывал бы меня от их глаз в тот момент. Я продолжал бежать по дороге, что мне оставалось? Стук копыт во время галопа по твёрдой поверхности не давал мне шансов на скрытность, что выбора не было. До тех пор, пока я буду скрыт от них забором и они меня не догонят…

Вот только моя вывихнутая нога имела совершенно другие планы.

Боль пронзила её. Вчерашняя давка в толпе рабов вновь напомнила о себе во время усердного бега по твёрдому асфальту. Я вскрикнул, споткнулся и кувырком рухнул на обочину дороги, продолжив катиться с насыпи с пульсирующей от боли ногой. Больше я не мог бежать. Вчерашняя перегрузка догнала меня сегодня и раны сковали меня.

– Я слышал как кто-то упал вон там! Возле дороги!

Злобный голос Нус раздался эхом между зданиями пока я валялся на почерневшем гравии у обочины дороги. Меня окружала невыносимая вонь из-за которой меня едва не стошнило и я мог только лежать и ждать когда они подойдут и сделают то, что хотят. Никакой феникс уже не придёт мне на помощь и я сильно сомневаюсь, что Шестой бросит все свои дела и вернётся чтобы спасти меня. О Селестия, какой же мерзкий запа-

Под дорогой был выход сточных труб.

Я моргнул и уставился на небольшую дыру из которой вытекала слизь вперемешку с плесенью. Я сразу же понял что придётся сделать чтобы выжить.

И мне это совсем не понравилось.

Звук приближающихся шагов Нус напомнил мне о том, что умирать мне нравилось ещё меньше.

Перебирая тремя ногами, я полз по земле покрытой зловонными отходами, что вытекли из трубы. Не было ни единого шанса, что они не были радиоактивными и токсичными. Но в тот момент я сомневался, что моя потенциальная продолжительность жизни сильно важна в сравнении с текущей угрозой. Стараясь не дышать, я залез в небольшой сток и свернулся в клубок, чувствуя как подо мной хлюпает влажная кашеобразная гуща.

Задиры бежали по дороге и топот их копыт отдавался эхом в трубе когда они пробежали над входом. Я видел со спины как они остановились и начали осматриваться по сторонам. Никогда не замечал этой трубы пока не упал на обочину. Уверен, что они никогда не заметят-

– Что за вонь?

Ох, да ладно!

Они остановились, осмотрелись и несколько раз прошли мимо трубы, бубня о том как она воняет. Они не могли не заметить выход трубы и если бы они решили заглянуть внутрь…

– Уф… забей ты. Кто бы это ни был, он сбежал.

– А что если он спрятался в стоках?

Я застыл и каждый мускул в моём теле напрягся из-за чего раненая нога разболелась ещё сильнее. Моя тошнота от зловония становилась сильнее из-за чего я снова мог закашляться в любой момент.

– Ты ебанулся? Да туда бы пролез только этот коротышка, а он нас слишком боится чтобы подслушивать. Давай, пошли, не хочу чтобы этот ублюдок Хлыст снова докопался до нас.

Я услышал как они удаляются, а жеребец, предложивший проверить стоки, неохотно последовал за ними. С облегчением, я начал выбираться из трубы. Мои ноги с отвратительным влажным звуком колотили вонючую слизь на дне трубы, позволив мне вылезти через окруженный плесенью вход. Я едва сдерживал рвоту, наконец получив возможность прокашляться после такого долгого ожидания. Осмотрев себя, я заметил как язвы на задней левой ноге воспалились и теперь пекли от того, что пришлось шкрябать ими по земле. Я весь был покрыт отходами, моя жилетка пропиталась ими насквозь и я даже не хотел представлять что это налипло на мою кьютимарку.

Я хотел просто остановиться. Зайти в какое-нибудь здание, проблеваться, лечь и дать себе… выходной на целый день. Или на вечность. Но моё рабское сознание, несмотря на всё вдохновение Обитательницы Стойла, всё ещё владело мной. Натянув жилетку потуже и убедившись что радио всё ещё со мной, я приготовился дальше выполнять свою рабскую работу.

Как же жалко я выглядел после этого. Маленький пони медленно хромающий по дороге на холодном ветру, охающий при каждом шаге на вывихнутую ногу. Пони, покрытый сточными отходами. Пони, останавливающийся только чтобы перенести очередной приступ кашля от лучевой болезни. Пони… раб… продолжавший выполнять свой вечный долг чтобы продолжать страдать и, без сомнения, испытать ещё больше мучений в конце смены.

Я больше не мог это выносить…

Только не теперь…

Мне нужно было что-то, что даст мне больше надежды чем каракули на куске пергамента. Мой дневник снова должен стать моим чтобы я снова увидел мать. Он был в каком-то смысле моим путём к свободе.

Я молча молился Богиням, умолял их чтобы я оказался прав. Что делая что-то для себя, я наконец смогу сломить свои цепи и вдохновлюсь на что-то большее.

Что-то великое.

Что последую за ней.

Терпя боль, я продолжил путь.

Пробуждение Викед Слит прошло ровно так, как и ожидалось.

Даже такой измученный, уставший и больной пони как я нашел в себе достаточно сил чтобы пулей выскочить из её лачуги из металлолома. Особенно когда я увидел огромный кинжал, который поднялся с комода рядом с кроватью в телекинетической хватке.

Её охрана решила не помогать мне будить свою начальницу и мне пришлось просто потыкать в неё копытом. С как можно большего расстояния. Сразу готовясь бежать.

Я успел выпалить “Рабы опоздают, на одного больше, я вернулся” прежде чем увидел огонь ярости в её только открывшихся глазах и мгновенно бросился к двери. Мой разум осенило осознание, что когда я будил её, рядом с ней под грязным одеялом был ещё один пони. Теперь это точно хорошо не закончится. Я не просто разбудил Слит, я разбудил её когда она отсыпалась после…

На самом деле, я не хотел задумываться об этом слишком долго.

Вынырнув из дверного проёма, я проскочил металлическую лестницу ведущую на второй этаж, к общежитию рабочих где она жила, и упал на потрескавшуюся бетонную дорогу снаружи. Я видел как Викед Слит, оскалившись, выбежала из дверей с растрёпанной гривой.

– Мёрки Седьмой! Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты вообще родился!

Я боролся с искушением закричать в ответ “Согласен!” и, поднявшись на ноги, побежал к воротам фабрики. Повсюду вокруг были пони, работавшие магическими авто-топорами, разрубая металл на более мелкие куски чтобы затем переплавить его в котлах. Они с удивлением и любопытством смотрели на мой безумный побег из хижины их надсмотрщицы.

– Я тебя сейчас так взъебу, Мёрк! Вернись сюда сейчас же! Закройте ворота!

К моему ужасу, охранники снаружи среагировали достаточно быстро чтобы захлопнуть двери прямо перед моим лицом. Я врезался в толстый металл с достаточной силой, чтобы отскочить и со стоном упасть на пол. Обернувшись назад, я могу поклясться, что видел как рабы пытаются не смеяться, упуская контекст того, что прокричала кобыла. Викед Слит приближалась, без одежды, но всё ещё держа кинжал в магической хватке рядом с собой. Закрыв глаза, я уже представил как лезвие впивается в мою плоть. Вместо этого, я услышал магический гул когда она схватила меня за хвост и потащила обратно к своей хижине телекинезом.

– Клянусь, однажды я тебя привяжу чтобы ты больше не убегал, бесхребетная мразь.

Некоторые рабы фыркали от смеха… и некоторые охранники вместе с ними. Несмотря на весь испытываемый мною страх, я фэйсхуфнул. Я буквально мог слышать, как слухи о произошедшем начинают расходиться.

– А теперь иди сюда, я с тобой ещё не закончила.

Она забросила меня телекинезом внутрь, выбросила жеребца из кровати наружу и захлопнула дверь. Снаружи послышался оглушительный смех всего цеха.

Я смиренно сидел посередине комнаты когда Викед Слит подошла к своему небольшому столу. Она села на подушку за ним и взглянула на меня прежде чем воткнуть кинжал в пол всего в паре сантиметров от меня. Поморщив нос, Слит убедилась, что я не сдвинусь ни на йоту дальше от её стола.

– Я даже не собираюсь спрашивать почему ты весь в дерьме, Мёрк. Ладно, у тебя есть пять секунд чтобы объяснить зачем ты разбудил меня… и почему тебе пришлось делать это копытом, которое ты вымазал в каком-то говнище.

Я не собирался упускать ни секунды.

– Ээ… эм… Хлыст! Он сказал, что рабы опоздают потому что они все перемешались и всё такое, но… ну… вы получите ещё одного к тем, что вы просили! – я попытался улыбнуться. – И этот один — я, мэм!

Однажды я выучу, что улыбка не поможет когда имеешь дело с Викед Слит. Почему, ну почему, я не мог просто кивать и трясти головой как раньше? Слом моей рабской воли, которая удерживала меня все эти годы, не обошелся без негативных последствий…

Если Викед Слит и была “рада” новости, что я вернулся, то виду она совсем не показала.

– Так… – начала она, вытащив кинжал из досок и начав чертить вокруг меня круг на полу постоянно постукивая. – По сути… Ты хочешь сказать, что эффективности моей работы хана?

Тук. Тук. Тук.

– Ну, может не хана, мэм.

– Значит у тебя есть идея как восполнить недостачу трёх рабов когда моей заменой стал самый жалкий раб во всей Филли? Или, может, у тебя есть другие таланты кроме как быть самым вонючим рабом? Серьёзно, откуда ты блядь вылез?

Если бы у меня была хоть какая-то рабская гордость, то это бы её задело. Родиться рабом и получить рабскую кьютимарку, сковавшую меня навсегда… И при этом считаться плохим в этом деле. Ауч.

– Ну…

Тук. Тук. Тук.

– Может есть какие-нибудь варианты…

Ох, ну зачем я вообще начал это…

– Ну так поведай о них, Мёрк.

По её голосу было понятно, что она не слушает на самом деле. А учитывая что её нож вонзился совсем рядом с моим хвостом, она просто растягивала это удовольствие от гнева.

– Может… может… – я пытался придумать хоть что-нибудь. – Может быть можно настроить одну из машин так, чтобы она выполняла работу за трёх пони? Типа… достать части и заменить их так, что она будет работать ещё лучше? То есть.. эм… мэм.

Я был горд такой идеей. Техника в Филлидельфии была в процессе постоянного ремонта, многие механизмы работали плохо и именно поэтому нужно было такое огромное количество рабов, выполняющих простейшие процедуры вроде бега на специальных дорожках и вращающихся колёсах. Война не пощадила сложную технику, которую пони использовали в старой Эквестрии.

Выражение лица Викед Слит сменилось с ярости, до крайнего раздражения.

– И почему ты, Мёрк, решил, что мы всё ещё не сделали этого? Ты нас за идиотов держишь, Мёрк? Ты думаешь Великий Красный Глаз придурок, который не знает, что технику можно починить?

Я видел эти ловушки, расставленные в разговоре. Годы общения с рабовладельцами научили меня этому. Не спорь, плыви по течению и всё равно говори о своей позиции.

– Нет! – выкрикнул я в ответ. – Господин Красный Глаз очень мудрый… но я думаю, что может я знаю… знаю…

Знаю что? Кинжал стал ещё ближе ко мне.

Тук. Тук. Тук.

Я умолял себя думать усерднее, пытаясь выцепить любую случайную идею которая только могла прийти мне в голову.

Тук. Тук. Тук.

Ну да, ничего. Кинжал поднялся в воздух, а я склонил голову…

– Так я и думала, – пробубнила она, наклонив голову пока её рог искрился от излучаемой магии. – Значит ты побеспокоил меня… из-за плохих новостей, разбудил меня и не принёс ничего кроме дерьма мне на стол. Буквально.

Я изо всех сил старался не завыть от страха когда её кинжал парил прямо передо мной с направленным в мою сторону лезвием.

– Вытяни копыто, Мёрк.

Я откусил больше, чем мог проглотить. Нужно было просто молчать, смириться с побоями и двигаться к следующим побоям по возвращению на Ферму Развлечений. Я вздрогнул и замер.

– Вытяни копыто!

Меня охватил страх и я вскрикнул, чувствуя как на глаза наворачиваются слёзы. Викед Слит посмотрела на хныкающего меня, выругалась про себя и, подойдя, крикнула мне прямо в ухо с такой громкостью, что мне стало физически больно.

– ВЫТЯНИ КОПЫТО, РАБ!

Инстинкт взял верх. Мой господин приказал — я подчинился. Я поднял дрожащее копыто и, увидев кинжал занесённый в воздух для удара, закрыл глаза.

Но затем я услышал голос. Очень тихий, он звучал из-под моей жилетки и только я мог его услышать.

И снова здравствуйте, жители пустошей! Диджей Пон3 снова тут чтобы дать вам ваш ежедневный совет! Помните как я рассказывал вам о сборе мусора? Нет? Ну, как я всегда говорил, безопаснее купить чем найти, мои пони. Да, да, я знаю, что иногда приходится отдать кругленькую сумму за то, что вам надо…

Я зажмурился и услышал как кинжал, который она держала магией, двинулся.

…но это всё ещё лучше, чем отдать свою жизнь! Помните, детишки, торговля это то, что поможет нам всем в конце концов. Просто будьте готовы к сделкам, окей? Посещайте рынки, никогда не знаешь что смогут откопать другие, более опытные, пони!

– Рабский рынок! – прокричал я. – РАБСКИЙ РЫНОК!

Кинжал остановился. Переведя дыхание, я открыл глаза и увидел, что лезвие было практически у моей вытянутой ноги. Я не смел и шевельнуться…

– Что, Мёрк?

– Р-рабский рынок, мэм! Может у них есть что-то… что-то, чего они нашли и прячут!

Викед Слит остановилась, её нож вращался в воздухе(она вообще когда-нибудь прекращала им двигать?) пока она, очевидно, думала о чём-то, а затем взглянула на меня и кончиком лезвия подняла мой подбородок.

– Слушай сюда, Мёрки Седьмой.

Слушаю! Внимательно слушаю!

– Ты знаешь где этот рынок?

Я не мог покачать головой в ответ.

– Эм… нет?

Она вздохнула и убрала нож от моего горла, вместо этого воткнув его в стол несколько раз. При каждом ударе в копытояти ножа мерцал маленький кристалл на его навершии.

– Старый терминал небесного порта. Там, в залах ожидания и секции осмотра багажа ещё один рабский жилой корпус для тех, кто заслужил полноценную крышу над головой. Они думают, что они достаточно скрытные, но мы всё о них знаем, Мёрк. Красный Глаз не слепой. Мы просто позволяем им заниматься этим потому что там нет ничего кроме фотографий кобыл, бесполезной для нас перегнившей еды и рваной одежды. Иногда они достают что-то по-настоящему ценное, но на самом деле… Они нужны только для того, чтобы другие рабы могли отвлекаться на что-то. Хотя, ты можешь пригодиться…

Мне не нравилось куда идёт этот разговор.

– Иди туда, Мёрк. Прямо сейчас. Ты найдёшь запчасти чтобы починить панель управления пресса или ремень на двигатель конвейера, а взамен я позволю тебе сохранить копыто. Делай что угодно чтобы достать их. Выпрашивай, торгуйся, воруй… но даже не смей показываться здесь опять пока не достанешь детали, понял?

Не совсем. Как я должен был убедить кого угодно дать мне ценные детали просто так? Но это всё ещё было лучше, чем почти полуметровый кинжал в моей ноге. Я кивнул, поняв этот тонкий намёк на то, чтобы я убирался. Поднявшись на ноги, я похромал к двери.

– О, ещё кое-что, Мёрк.

Ох, опять… Дрожа, я повернулся к ней.

– Д-да, мэм?

– Ты прервал мой сон из-за дерьмовых новостей. Не хочешь сказать мне что-нибудь приятное пока ты не ушёл?

Она пыталась создать причину навредить мне. Я чувствовал это. Я огляделся по сторонам в поисках вдохновения, но не смог ничего придумать. Мой взгляд упал на Викед Слит, стоящую возле своей кровати, и на её взъерошенную после пробуждения гриву.

– Мне… мне нравится ваша… грива? –пропищал я.

Я едва успел выскочить за дверь и скатиться по лестнице когда нож вонзился в дверную раму прямо за моей спиной с достаточной силой, чтобы пробить её насквозь.

Войти в корпус другого рабовладельца не составляло труда для обычного раба. В конце концов, если вы и были в бегах, то на следующей утренней перекличке об этом бы уже узнали, так что у них не было причин цепляться к незнакомым рабам на их территории в рабочее время. И тот факт, что большая часть рабов Филлидельфии всё ещё была перемешана и сортировалась обратно после восстания, только сильнее подрывало попытки Красного Глаза контролировать перемещение всех и каждого по эту сторону Стены.

Кроме того, у меня было одобрение на нахождение там от Викед Слит. В случае если меня всё таки остановят, то мне нужно было надеяться, что её имя имеет достаточный вес чтобы мне дали пройти и стражники просто не вышвырнули меня за ворота. Если это произойдёт, то эта задача станет гораздо более требовательной к моим навыкам скрытности чем раньше. Вариант вернуться к Викед Слит с пустыми копытами просто не рассматривался. Мне нравится моё нынешнее количество рабочих ног.

Труся по бетонной взлётной полосе я вздрогнул от боли когда моя вывихнутая нога попала в одну из многочисленных трещин. Споткнувшись, я упал на круп и потёр больную конечность.

Ладно, пускай их всего три с половиной, но это лучше чем просто три.

Передо мной лежали просторы небесного порта пегасов. Они, конечно, не нуждались во взлётной полосе, но некоторые крупные воздушные повозки должны были хорошо разогнаться чтобы взлететь. По полю были разбросано множество почерневших обломков разнообразных повозок, от маленьких, которые использовались в качестве личного транспорта, до огромных летающих танков и всё, что было по размерам в промежутке между ними. Многие из них были свалены в одну колоссальную кучу покорёженного металла на восточном краю взлётной площадки, в противоположной стороне от кратера. Из-за малого веса их отбросило туда взрывом мегазаклинания зебр и теперь они представляли из себя протяжённую металлическую стену на востоке. На момент я представил каково было летать с такой штукой, привязанной у тебя за спиной. Зацепившись взглядом за повозки, я поправил свою жилетку. И пока я смотрел на них, рабы разбирали их на части. Они искали мелкие детали, неповрежденные кристаллы магических матриц или разрезали фюзеляжи на куски своими авто-топорами. Куда бы я не пошёл в Филлидельфии, везде можно было заметить или хотя бы услышать этот инструмент.

Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то тихая ночь будет первым, чего я пожелаю.

Красный Глаз не оставил взлётную площадку без дела. Большая часть его армии в Филлидельфии использовала это место как военную базу. Между горами обломков, его солдаты тренировались с оружием или ожидали следующих приказов. Полагаю большинство из них жило в ближайших домах, которые раньше принадлежали жителям Филли. Мне всегда было интересно как они справляются с мыслями о том, что на гнилой кровати где они спят сейчас, когда-то спали совершенно другие пони, ещё не знавшие ужаса мегазаклинаний. Как кто-то может оставаться в здравом уме, вторгаясь в место с такой жуткой историей? Ферма Развлечений была неуютным местом, но чей-то чужой дом?

На меня нахлынули воспоминания о том, как в первый раз один из моих хозяев отправил меня обыскать заброшенный фермерский дом. Внутри были два скелета, которые лежали и, обнявшись, прижимались друг к другу на кровати. Стена закрывала их от кратера. Я представил как они лежали там и в последние мгновения прощались друг с другом в то время как снаружи выла сирена и случился конец света, а ужасающая мощь мегазаклинания пронеслась сквозь их дом…

В соседней комнате я нашёл ещё один скелет, ещё меньше чем я, окруженный детскими игрушками.

Я много плакал в своей жизни. Но в тот день больше и сильнее, чем обычно. Стоять там, жить в кошмарном будущем и видеть застывший фрагмент того ужаса в котором умерла Эквестрия. Это просто сломало меня. Моему хозяину пришлось самостоятельно зайти в дом чтобы найти меня в углу комнаты, сжавшегося и обнимающего мягкую игрушку, которая каким-то образом уцелела и которую я прижимал так, словно она хоть как-то могла облегчить мою боль.

Я немного скучаю по этой кукле. Кроме матери, это единственная вещь которую я обнимал в своей жизни.

Встряхнув головой, я отвёл взгляд от домов Филлидельфии и взглянул на главный терминал. Одной фермы было достаточно. Мысли о сотнях домов которые содержали сотни историй и воспоминаний могли просто свести меня с ума. Поднявшись на ноги, я двинулся ко входу со стороны взлётной полосы.

Терминал был странным. Большинство огромных общественных зданий, которые мне довелось увидеть, выглядели как можно более изощрённо и причудливо. Однажды мне удалось мельком взглянуть на Башню Тенпони пока меня вели через Мэйнхеттен от одного владельца к другому. Колоссальное здание выглядело великолепно, словно оно сохранило свою элегантность даже не смотря на бомбы. Терминал, однако, выглядел более закалённым.

Колонны поддерживали купол с плоской вершиной, ссылаясь на архитектуру древних пегасьих городов. Это было в книге, которую моя мать называла энцико… энцокло…

А, не важно, всё равно не вспомню. Какая-то большая книга с кучей картинок и информацией о древнем мире. Она показала мне облачные города и сказала, что хотела, чтобы я родился там, в безопасности, а не посреди грязной разрушенной Пустоши, как все остальные.

Но в терминале не было ни лёгкости, ни мягкости присущей облачным зданиям. Он был построен из мрачного бетона и украшен тяжёлыми стальными плитами или угловатыми декорациями, как и большинство зданий нового времени в Филлидельфии. Я видел, что в нём было больше погрузочно-разгрузочных станций, чем станций для пассажиров. Это соответствовало индустриальному тону города даже сейчас и явно был построен из функциональных соображений для места, ставшего технологическим центром Эквестрии. Пустые оконные рамы выстроились огромными рядами прямо над служебными воротами и входами. От пегасьей архитектуры в нём остались только некоторые фрагменты, вроде тех же колонн и единственной фрески с изображением шестёрки пони над главным входом со стороны взлётно-посадочной полосы.

И в этой шестёрке была та, розовая.

Когда-нибудь я сбегу от её взгляда. Она наблюдала за мной даже с рисунка!

Размер был обманчив и то, что я изначально принял за небольшую фреску над дверью, росло по мере моего приближения через наполненное обломками поле. К моменту когда я достиг терминала, я понял почему он выдержал жар-бомбу. Кто бы не построил это, он строил на века. Колонны имели в толщину около двух метров, а всё здание было построено из огромных бетонных блоков ныне покрытых граффити двухсотлетнего вандализма. Неудивительно, что на нём практически не было заметных повреждений.

Подойдя ко входу — отметив при этом количество стражников, которое росло по мере приближения к зданию — я понял, что у меня нет идей как выбираться отсюда в случае, если всё пойдёт не по плану и мне придётся бежать. В монолитном бетоне не так уж много щелей через которые я смог бы протиснуться.

– Опа! Ты чё здесь делаешь?

Жеребец обратился ко мне когда я оказался в нескольких метрах от входа в корпус рабов. Он занимал целое крыло терминала и внутри был огражден стеной из металлолома и мусора. Я мог только предположить, что рабский рынок находится где-то за ней, где-то, где Красный Глаз мог бы держать его под контролем и наблюдать.

Мою робкую походку прервал, голос что заставил меня остановиться. Я оглянулся по сторонам, но вокруг не было пони.

– Ну ты чего… я здесь, наверху!

Я попятился назад и, подняв голову, заметил на вершине баррикады из мусора раба со сломанными кандалами на каждом копыте. Высокий и тощий, он смотрел на меня сверху вниз и, пытаясь выразить возмущение, топнул копытом.

– Я знаю здесь каждого раба, знаю! – крикнул он. Полагаю всё это представление было только для того, чтобы он казался более угрожающим. Ну, вчера я видел как один пони забил насмерть десяток других голыми копытами, а сегодня безумная кобыла хотела проткнуть мне ногу кинжалом. Этот раб занимал далеко не самую высокую строчку в “шкале ужаса Мёрки”.

– И раз ты не здешний, то наверняка пришёл на рынок, верно?

Не нужно знать магические науки чтобы понять это.

Жеребец поморщился от моей реакции замешательства и непонимания, явно ожидая от меня совершенно другого. В этот момент жизни у меня были гораздо более важные дела от которых зависела моя жизнь и вряд ли этот жалкий на вид раб был связан с ними. Тем не менее, я одарил его немного обеспокоенным взглядом… у него определенно была какая-то, хоть и небольшая, власть, раз он мог стоять там наверху. Лучше подстраховаться как всегда.

Он топнул копытом ещё сильнее и зарычал, ожидая моей реакции… а затем закричал. Его копыто пробило дыру в нагромождении мусора под ним. С ужасным грохотом, весь верхний слой баррикады покатился вниз, неся на себе жеребца. Пискнув от страха когда куча острых железяк полетела в мою сторону, я прыгнул в сторону и жеребец упал прямо на меня. Я вскрикнул от боли когда мои поврежденные рёбра и пострадавшее от побоев тело снова испытало сильный удар. Мы вдвоем откатились в сторону и я почувствовал резкий рывок за жилетку, который отбросил меня в бок.

В глазах потемнело от боли, но я попытался подняться. Из-за болезни, недоедания и недостатка сна я просто выбился из сил. Возможно мне стоит просто полежать пару минут и набраться сил или, по крайней мере, дождаться когда пройдёт боль. А радио я подберу чуть позже…

Стоп!

Крик перешёл в хриплый кашель когда я, тратя последние силы, пополз к прибору сантиметр за сантиметром. Мне нужно было спрятать его! Паника охватила меня когда жеребец с другой стороны начал подниматься, тряся головой после падения. Я просто… не мог… двигаться…

Моё копыто бессильно упало на пол рядом с тем местом, откуда жеребец только что поднял радио. Лежа там, я чувствовал как моё тело начинает отказывать. Возможно месяц это слишком оптимистичный прогноз. Сомневаюсь, что я продержусь… ну… достаточно долго. Я не мог даже подняться, просто ожидая когда пройдёт боль.

– А эфо фто, а? – спросил жеребец, держа прибор зубами и наклонившись ко мне. Земнопони, он выглядел почти таким же грязным как и я, с тускло-оранжевой гривой и шерстью, цвет которой можно было описать только как цвет блевотины. Тело было покрыто язвами и пятнами от многочисленных болезней, гуляющих по Филлидельфии.

– Н-ничего! – прокричал я так уверенно как только мог и потянувшись к нему копытом. – Пустышка! Просто старый мусор, я… я хотел его продать!

Жеребец выплюнул прибор на пол и наступил на него копытом для уверенности.

– Так ты хочешь попасть на рабский рынок, а? – наклонив голову лукаво спросил он.

– Да… пожалуйста?

Он закатил глаза и подтолкнул меня копытом, намекая что мне стоит подняться. С хрипом от напряжения, я подчинился и едва не упал снова когда закашлялся. Жеребец отпрянул назад увидев капли крови, которыми я забрызгал пол пока кашлял.

– Ааа… так ты ищешь лекарства, понимаю. – пробубнил он и, заржав, пнул радио. – Ну, думаю тебе придётся пройти досмотр на входе и выходе.

– А, ещё тебе, конечно же, придётся заплатить за вход. – добавил он. – Это ведь не твой корпус.

Вытерев копытом кровь со рта, я вздрогнул от воспоминаний о помойной трубе и покачал головой.

– Мне нечем платить…

Жеребец легко постучал по прибору задней ногой.

– Кое-что у тебя есть.

О нет… ни за что! Это устройство было единственным, что поддерживало меня на моём пути! Болезнь и незалеченные раны быстро убивали меня. Засохшая рана на моей голове всё ещё жгла так же сильно, как и почти сломанная нога. В любой момент я мог окончательно выкашлять все свои лёгкие. Без этого радио, которое вещало почти постоянно, я… я не думаю, что я смогу пройти это без надежды, которую оно мне дарило.

Надежды на то, что я сделаю что-то стоящее пока не погиб здесь.

– Нет!

Я закричал, подавшись вперёд чтобы попытаться схватить прибор, но жеребец просто пнул его дальше. Это было похоже на то, как жеребёнок пытается забрать что-то у старшего брата. Если бы не моё самочувствие, то мне, вероятно, хватило бы ловкости чтобы забрать его обратно. Но в таком состоянии я был просто слабаком, который был не в состоянии побороть такого же мелкого пони как и я.

– О нет, нет, не-е-ет… – протянул он, – тебе нужно заплатить за вход или не видать тебе никакой торговли!

– Оно мне… оно мне нужно! – снова закричал я, пытаясь обогнуть его снова и снова и поскальзываясь и падая каждый раз. Я изо всех сил пытался не расплакаться… только не перед этим пони. В меня стреляли, засунули в Яму (ну… вроде того), и я пережил восстание. Я не собирался плакать перед этим мелким жалким рабом! Я не буду! Я… Я…

Я не мог вернуть его…

Я отступил назад, когда моя последняя неудачная попытка вернуть прибор обернулась неудачей и остатки силы покинули меня.

– Вот так вот, смирись с тем, что эт теперь моё и можешь идти куда шёл, – жеребец усмехнулся, – и не забудь прихватить что-то для меня на обратном пути, чтоб я тебя выпустил. Красного Глаза не волнует чем мы занимаемся пока у нас в корпусе нет чего-то, что нужно ему или чего-то, что может помешать нам на смене. Так что это наша работа и мы имеем право требовать чего хотим!

Я топнул копытом и помотал головой от негодования. Жеребец был прав. Но я был так чертовски близок. Мне не только пришлось рисковать всем из-за задания Слит, но в процессе я ещё и лишился моего накопытного радиоприбора. Когда я расстроено повернулся чтобы уйти, прозвучал голос другого жеребца, менее гнусавый, но наполненный любопытством.

– Эй… ну что там с этим карликом? – произнёс второй, подбегая к нам. Он был почти таким же низким, как и я, но гораздо толще.

Оказалось, что высокий и тощий был заодно с низким и толстым. Кажется, что на каждой рабской ферме, где я был за свою жизнь, была хотя бы одна такая пара. Наверное у каждого поколения в Эквестрии были точно такие же. На мгновение мне в голову пришла мысль о том, что на какое-то время я и Шестой были почти такой же парой.

– Малыш хочет на рынок, я просто взял с него плату.

Они продолжили болтать, хвастаясь друг другу и хихикая. Но, отойдя в сторону и пытаясь оторвать взгляд от радио, мне в голову пришла мысль. У меня всё ещё был туз в рукаве моей жилетки. Я достал перо и пергамент и сделал вид, что начал записывать что-то. Несносная пара рабов наконец заметила меня.

– Эй! Ты что делаешь?

Я поднял взгляд и выплюнул перо.

– Оу, я? Я… Я просто записываю ваши имена. Викед Слит захочет узнать кто задержал её посыльного.

К их чести, им неплохо удавалось скрывать свой ужас первые пару секунд. Затем тощий ухмыльнулся.

– Хах! Ты не знаешь наших имён!

– Да! – поддержал низкий жеребец. – У тя на нас ничё нет! Мы не скажем наши имена… да?

Он подозрительно взглянул на своего высокого товарища за что получил подзатыльник. Богини, они просто безнадёжны. Тем не менее, впервые в жизни я чувствовал, что у меня было преимущество. Я мог справиться с этим не рискуя получить наказание от Викед Слит и не нарушая никаких правил. Назовите меня безумцем, но пение Вельвет на радио очистило мой разум от страха и я смог мыслить достаточно ясно, чтобы разобраться с ними.

– Боюсь, что вам придётся сказать. – продолжил я, снова взяв перо зубами и взглянув на тощего. – Как тебя зовут? Я запишу чтобы Викед Слит смогла тебя найти и выпротрошить.

Толстый жеребец заметно запаниковал при упоминании потрошения. Он переступал с ноги на ногу, поглядывая на своего приятеля прежде чем выпалить:

– Н-не говори ему ничего, Пайк! Я не хочу чтобы меня выпотрошили!

Ага! Успех!

– Идиот! – прокричал высокий и ударил своего товарища копытом по голове. – Зачем ты сказал ему имя!?

– Я… – он замолчал когда второй жеребец несколько раз ударил его по лицу. – Я не хотел, Пайк…

– Да перестань!

– Пайк, прости.

– ПРЕКРАТИ, КОШ, БОЛТЛИВЫЙ ТЫ ПРИДУРОК!

Я не мог удержаться.

– Пайк и Кош… – Пробубнил я. – хорошо, я сообщу, что вы не пропустили меня…

Жеребцы отвлеклись от споров между собой и взглянули на меня. На секунду я испугался, что они просто нападут на меня… Но, кажется, они решили, что Слит будет интересно узнать куда пропал её “подчинённый”. Они просто передали мне прибор и отошли в сторону, не сказав больше ни слова. Я сделал это. Ладно, они были не самыми умными противниками, но мне удалось разобраться с этим без побоев или травм!

Вернув радио, я услышал тонкую счастливую ноту, которую тянула Вельвет из маленького динамика и улыбнулся. Я порысил дальше в корпус, настроив громкость так, что никто кроме меня не мог услышать ни звука и с чувством выполненного долга засунул прибор обратно под жилетку, поправив её после этого.

Этот прибор должен был направлять меня и дальше. Я знал это.

Я представлял себе шумный рынок с рабами прямо в жилом корпусе под надзором стражи и рабовладельцев. Реальность оказалась совершенно другой.

Расположенный в зале ожидания, где когда-то пассажиры должны были сидеть и… ждать свою пегасью повозку, жилой корпус практически не имел внутренних границ и рабы были вынуждены лежать на полу. Моя изначальная зависть к тем, кто живёт под крышей и окруженный стенами почти испарилась, когда я увидел голый камень на котором им приходилось спать. На Ферме Развлечений хотя бы была мягкая грязь…

Пони выглядели так, словно у каждого искривление спины в одну сторону, вероятно от того, что им приходится спать на твёрдом полу. Старые ряды с креслами для ожидания давно потеряли свои кресла и теперь от них остались лишь металлические остовы. Эти ряды окружали несколько подвешенных под потолком железных рам на которых, вероятно, когда-то были экраны с расписанием полётов, но теперь этих экранов не было; зато я видел, как один подобный стоит в цеху и показывает время до конца рабочей смены. Тем не менее, часть экранов осталась и здесь — разбитая в дребезги на раме, упавшей с потолка прямо в центре огромного зала.

Вдоль стены виднелись витрины магазинов, половина из которых сгорела, а вторую половину обчистили для производств Красного Глаза. Сувенирные лавки, магические технологии и кафе можно было отличить по вывескам, но в наши дни их содержание было совершенно иным. Трое из них были с моей стороны зала ожидания. Пройдя через какое-то подобие арок, я увидел ещё несколько; вход в одну лавку был заколочен, а в двух других были продавцы. В дальнем конце зала был ряд эскалаторов, которые вели в посадочную зону. Вероятно это та часть с множеством окон, которую я видел ещё на подходе и она вела дальше вглубь терминала.

Рабский рынок был определённо не таким, каким я его себе представлял. Царила тишина. Мне пришло осознание, что та толпа, которую я ожидал увидеть, рождена слухами о том, как рынок выглядит в Башне Тенпони. Здесь, рабам было просто нечем торговать за исключением редчайших случаев. Я видел как “торговцы” лежат на полу рядом со своим товаром, как и все остальные рабы в зале. Интересно как это всё не воровали в те моменты, когда им приходилось выходить на рабочую смену. Вероятно они все были просто чертовски опасными и били любого, кто посмел бы тронуть их товары.

Их было шестеро. Кажется у большинства не было какой-то специализации и они просто торговали всем, что могли собрать. Я и представить себе не мог, что какие-то по-настоящему ценные товары будут выставлены на всеобщее обозрение там, где их легко могут увидеть и конфисковать надзиратели. Пятеро из них подумали так же. Они были одеты в большое количество одежды и тряпья, что помогало сохранить больше тепла.

И выглядели они гораздо здоровее. Три кобылы и два жеребца соответственно и, кажется, у каждого был как минимум один “стражник” рядом с лавкой, который тоже был рабом. Надзиратели Красного Глаза стояли у входа рядом со мной и, скорее всего, были здесь больше для вида. Однако шестой торговец привлёк моё внимание… единорог со старой седельной сумкой с изображением трёх желто-розовых бабочек. Я знал это изображение. Я видел точно такое же в ванной комнате дома, который меня заставили обыскать в прошлом.

Лекарства!

Даже мой дневник мог подождать, если взамен я смогу добыть у этого единорога что-то полезное. Или даже лучше, то что сможет меня вылечить!

На своих дрожащих ногах я потрусил через зал ожидания так быстро, как только мог. Пока я двигался к врачу, вокруг меня на полу лежали рабы, смотрящие на меня безнадежным и потерянным взглядом. Многие из них отходили с моего пути. Сначала я решил, что это из-за моего болезненного вида, но сделав вдох… вероятно это было связано с тем, что я всё ещё был испачкан в нечистотах. Ну, полагаю торговаться пахнув при этом словно туалет будет весело.

Тем не менее, отступавшие в стороны рабы служили мне напоминанием, что я был на опасной территории. Рабы были беспринципными. Если бы кто-то из них решил по какой-то причине разобраться со мной, то он мог это сделать. Здесь я был один. Никто в случае чего меня не выручит. Страх сковывал мой разум и подрывал решимость достичь своей цели и вернуть свой дневник. Стоили ли несколько клочков бумаги, на которые я практически никогда не смотрел, того, чтобы умереть за них?

Единорог-целитель смотрел на меня с некоторым отвращением, пока я приближался к нему. Его взгляд явно зацепился за мой больной вид и теперь он смотрел на меня свысока через небольшие линзы очков. Его кьютимарка, в то же время, не внушала доверия… пила для костей.

– Я… э-э… я слышал, что здесь можно достать лекарства. – я даже не знал что именно мне нужно просить. – Меня можно вылечить?

Не очень конкретно, но что ещё мне оставалось? Я совсем не знал что со мной не так и если бы я перечислял всё, что меня беспокоило, то это заняло бы целую вечность. Жеребец фыркнул, сплюнул в сторону и начал обходить меня вокруг с светящимся от магии рогом.

– Обследование бесплатное, креветка, – бубнил он пока по мне прокатывались волны его магии. – Но лечение — нет. Чем собираешься платить?

Я вздохнул опустив голову. Обычное… медицинское оборудование вдали от медицинских учреждений было редкостью и пользование таким было недоступным для рабов, но его лечащая магия была восполнимым ресурсом, учитывая что он единорог. И он всё равно хочет платы? Это несправедливо. Обойдя меня по кругу, он остановился передо мной и взглянул в глаза, ожидая моего предложения, но в ответ я лишь покачал головой.

– Так значит ты просто ещё один больной раб, который думает что я делаю всё бесплатно просто потому, что у меня есть медицинские навыки? Ты этого ожидал? Это очень востребованная услуга среди рабов в наше время. Единственная причина почему меня не забрали лечить солдат это потому, что мне не хватает выносливости. Моей магии хватит только на одного пони в день и после этого мне едва хватает сил на рабочую смену.

Насупив брови, он снова взглянул на меня.

– И ты думаешь, что я собираюсь потратить эти силы на тебя?

– Прошу… может есть какие-то варианты? – я не мог скрыть страх в своем дрожащем голосе от понимания того, что он прав. – Я… мне кажется я умираю, сэр… прошу…

– Да, всё так.

Моё сердце пропустило удар в тот момент. У меня были предположения, но услышать это напрямую от него было жутко. Я почувствовал как мои глаза намокают когда я взглянул на целителя. Он взмахнул гривой и, вздохнув, заглянул в свои сумки. Внутри я заметил пакеты с оранжевой жидкостью, небольшие бутыльки и новые шприцы. Как надзиратели могли не заметить это? На секунду меня охватила надежда, но вместо того, чтобы что-то достать, он закрыл сумку, сел и, скрестив копыта, взглянул на меня через свои очки.

– У тебя лёгочная инфекция усугублённая общей лучевой болезнью, малыш. Вдобавок идут небольшие мутации из-за порчи — например эти уши — и высокое содержание токсинов в дыхательной системе от всеми любимого смога Филли. Ничего необычного, ко мне приходит дюжина таких же как ты, кто хочет лечения бесплатно. Что можно сказать про тебя? Ну, изменения от порчи неисправимы, с этим тебе жить всю оставшуюся жизнь. Но радиационное отравление и всё остальное? Думаю пять антирадов, пара лечащих зелий и магия могут спасти твою жизнь. Но, как ты понимаешь, я не собираюсь давать всё это за бесплатно. Так что можешь свалить и спокойно умереть где-то во сне, как и все остальные, кто хочет от меня подачек.

Я почувствовал слабость в ногах и мне пришлось лечь чтобы не упасть.

– Пони с крепким здоровьем протянул бы с таким списком неделю. Но ты? Множественные незалеченные рваные раны, ссадины, язвы на ноге и лице, растяжение и сломанные рёбра. Не смог посчитать сколько из-за этой жилетки. В таких условиях я бы сказал, что у тебя есть всего пара дней пока смог не добьет тебя. Черт, да в таком состоянии ты можешь отъехать уже этой ночью.

Я задрожал, а на полу передо мной появились мокрые пятна от слёз. Мои всхлипы вызвали очередной приступ кашля. Я… я умирал. Вот так просто, прямо там. Подтверждение того, что моё время истекло.

Я просто не мог поверить в это. Вчера утром я был принять подобную судьбу в любой момент… но после того, как мне показали какой может быть жизнь, я не хотел чтобы это случилось. В какой-то мере это было даже хуже Ямы. Там я хотя бы мог убежать или попытаться сражаться! Это бы не спасло меня, но чувство борьбы было хоть каким-то утешением.

Но… от болезни невозможно было убежать.

– Прошу! – захныкал я, но едва ли это возымело эффект. – Может вы хотите чего-то! Я… Я сделаю что угодно!

Я потянулся к нему копытами, но в ответ он только с отвращением оттолкнул их и поморщился.

– Отвали от меня, мелкий облученный говнюк! – прокричал жеребец и закрыл свою сумку, отойдя от меня. Он повернулся и уже собрался уйти, но затем обернулся с совершенно другим взглядом.

– Хотя… говоришь сделаешь что угодно?

Мне не нравился его тон. Совсем не нравился. Но я всё равно кивнул.

Ну, как насчёт того, чтобы заработать своё исцеление?

Едва ли у меня был выбор. Я снова кивнул.

Я отошел от его прилавка в ужасном настроении.

Мне приходилось воровать раньше, но я не был уверен, что справлюсь с этим. Раньше, я воровал чтобы выжить, но в этот раз мне нужно было забрать чью-то собственность ради чужой выгоды.

Но с другой стороны… разве конечная цель этой кражи не выживание?

Жеребец попросил обокрасть его конкурента на противоположной стороне зала. Земнопони продал несколько медикаментов рабам по заниженной цене… тем самым лишив целителя клиентов. Сам целитель (мне пора бы научиться узнавать имена у тех пони, с которыми мне приходилось иметь дело) сказал, что даст мне по одной порции необходимых мне лекарств за каждые две порции, что я украду у его конкурента. У меня не было никаких идей о том как это устроить. Земнопони выглядел серьёзно: высокий и сильный с точно таким же рабом-стражником, который сидел рядом. И он явно был уверен в своих силах… Все его товары были разложены на столе. Куски тряпок, бинты, бутылки с грязной водой, овсяные хлопья, оставшиеся с довоенных времён. У него был даже какой-то толстый коричневый журнал, который выглядел в точности как…

О Селестия!

Игнорируя боль моего протестующего тела, я галопом бросился к его лавке так быстро, что его стражник уже приготовился защищать владельца лавки. Но мне было всё равно. Я проскочил мимо него и схватил дневник обоими копытами, крепко прижав его к себе. Это моё! Я узнал его форму, его запах, его текстуру. И так же быстро, как дневник попал мне в копыта, его грубо вырвал магией охранник-единорог и поднял надо мной. Торговец, казалось, ничуть не рассердился и лишь подошёл к стойке с хитрой ухмылкой. Поправив свою серую гриву, он облокотился на прилавок и взглянул на меня сверху вниз. Его голос был высоким, а акцент был похож на такой же у Шестого, только более высокий.

– Так-так-так… не терпится поторговать, приятель?

– Это моё! У меня его украли! Я просто хочу вернуть его, пожалуйста…

Почему-то я сомневался, что подобный торг сработает, но почему бы не попытаться?.

Одного взгляда от охранника хватило, чтобы понять, что это была плохая идея.

Торговец забрал дневник из телекинетической хватки своего охранника и, держа его одним копытом, стал перелистывать передо мной. Он рассматривал его, но, тем не менее, не разрывал со мной зрительный контакт. Мгновенно я осознал насколько проницательным был этот пони, раз ему удалось собрать такие товары и при этом каким-то образом подкупить такое количество охранников чтобы они смотрели в другую сторону. И, несмотря на это, шрамы и раны на его теле указывали на то, что ему тоже не удавалось избежать наказания за работу.

– Значит ты говоришь, что эта штука твоя, приятель. – пробормотал он, после чего усмехнулся и продолжил. – Ну, боюсь я не вижу на ней твоего имени. Мне она досталась от порядочных пони. Они получили качественные товары, а я этот прекрасный предмет и немного крышек для моих невероятно верных охранников на входе.

Порядочные пони. Ага, верно.

Я взглянул на стражников Красного Глаза. К моему удивлению, они неуверенно переглядывались друг с другом пока торговец не кивнул им и они расслабились. Святые Богини… Да сколько авторитета было у этого раба? Стража не просто не смотрела в его сторону, она всячески помогала ему процветать. Интересно, какая у них была доля…

– Так ты хочешь вернуть эту… хмм… штуку, верно, малыш?

Я уже начал ненавидеть его акцент. Буквально каждое его слово звучало снисходительно.

– Да, да, прошу! – не было смысла скрывать это, он явно прочитал меня насквозь ещё до того как я сказал хоть слово.

– Тогда давай займёмся делом, парень. Моё имя Сути Морасс, а как зовут тебя? Оковы?

Ему удалось одновременно ухмыльнуться и рассмеяться когда он похлопал меня по голове копытом. Угх.. даже рабы смотрели на меня свысока. Иногда мне правда хотелось скрыть эту чёртову кьютимарку. Но это был как раз тот пони, про которого говорили задиры! Значит это определённо было правильно место и мой дневник не достался никому другому. Его телохранитель усмехнулся шутке своего начальника, но в то же время оставался бдительным и следил за товаром, пока Сути Морасс разбирался со мной.

– Мёрки Седьмой… – пробубнил я, отведя взгляд в сторону.

– Ну, малыш Мёрки. – начал жеребец, перебрасывая мой дневник из копыта в копыто практически гипнотизируя меня. – За такой прекрасный журнал в переплёте со страницами из плотной бумаги и… заполненный рисунками разных кобыл, которые приглянулись бы любому жеребцу…

Ох, да ладно! Это рисунки не для этого!

– ...пожалуй я скажу, что хотелось бы получить что-то, что приносит ещё больше удовольствия. Любые наркотики или даже препараты вроде мед-Х. В обычной ситуации я бы попросил три дозы или около того. В твоём случае? Десять.

Что?!

– Десять?! – я практически прокричал это прежде чем подавился собственными словами. Он снисходительно похлопал меня по спине, помогая откашляться. Мне казалось, что ещё немного и я выкашляю окровавленные остатки своих лёгких.

– Ну, видишь ли, сынок, – начал жеребец пригнувшись под мой рост. – Я поведаю тебе немного правды об этом мире. Видишь ли, ничего бесплатного нет. Мы, парень, рабы и стоим своих денег. В торговле всё решает рынок и, естественно, всё тоже стоит денег. И последнее… информация тоже имеет свою цену. Я так мил с тобой и рассказываю тебе об этом потому что тебе недолго осталось топтать эту землю, понимаешь?

Он злобно усмехнулся когда увидел моё шокированное лицо. Его голос снова стал вкрадчивым.

– Всё так… думаешь я не заметил тебя у ларька нашего старины Артери? Не обязательно разбираться в медицине чтобы заметить облученного маленького пони, который едва стоит на ногах. Так что я знаю, что тебе эти медикаменты нужны больше чем кому-либо другому. И именно поэтому, я могу позволить себе поднять цену. Потому что знаю, что чтобы не случилось… ты попытаешься сделать это ради меня, ведь так?

Я сглотнул. Он был прав. Любой, кто знал в каком я положении, легко лишал меня любых аргументов в обсуждении цены.

– О, и ещё… – продолжил он, поднявшись и развернувшись чтобы подобрать что-то, что выглядело как электромагическая плата с кристаллами. – Я знаю, что ты здесь не только из-за своей тетрадки, так ведь?

Он знал и о Викед Слит? Как?

Тогда осознание настигло меня. Эти два идиота на входе в корпус были его идиотами и узнавали всю необходимую информацию… ох, ну и хитрая крыса!

– Пятнадцать, Мёрки, – закончил он. – Пятнадцать за запчасти и книгу. Лиши этого единорога запасов и тогда ты узнаешь, что я ответственный торговец. И мы сможем обсудить твою следующую работу для меня… и тогда, возможно, ты будешь и дальше выживать день за днём, что скажешь?

Если я соглашусь на эту сделку, то одним решением моей проблемы дело не ограничится. Я поставлю себя на совершенно новый уровень контроля, который не шёл в сравнение даже с подчинением хозяину Красному Глазу. Он буквально бы держал мою жизнь в копытах, выдавая мне дозу лекарств ровно настолько, сколько будет нужно ему.

– Я… подумаю над этим…

– Не думай слишком долго, – фыркнул жеребец. – Мы же не хотим чтобы ты… не успел… так?

Отходя от его прилавка в полностью ошарашенном состоянии, за своей спиной я слышал его хохот.

Я лежал между двумя рабами в жилом корпусе терминала. Они спали, но их сон едва ли можно было назвать спокойным, учитывая что они постоянно вздрагивали от кошмаров. Они оба вернулись с рабочей смены со свежими следами кнута на спинах и постоянно кашляли от, как я полагаю, либо красного филлидельфиского смога либо шахтной пыли. И они были слишком уставшими, чтобы обратить внимание на мой запах или болезнь прежде чем завалиться спать прямо рядом со мной.

В то же время, я был в глубоких раздумьях.

Передо мной лежал развёрнутый пергамент где я углём зарисовал список дел.

Дневник был в самом верху. Моя главная цель, при условии что я останусь в живых, всё ещё состояла в том, чтобы вернуть его. На душе становилось отвратительно от мысли, что он был совсем рядом, на прилавке у Морасса. Прямо сейчас он был недоступен для меня. Мне нужно было думать нестандартно.

Я вычеркнул кинжал Викед Слит. Необходимое послание я уже передал. Вместо него, я нарисовал магический кристалл, обозначающий запчасти, которые мне нужно было достать для неё. Без них, я бы стал очередным жестоким и кровавым примером для других рабов.

Я нарисовал шприц. Он был связан с Сути Морассом и его требованием достать препараты у целителя. На какой-то момент я задумался почему он не мог сделать это сам. Не похоже, что охрана стала бы останавливать его. Более того, они, скорее всего, защитили бы его. Вероятно, это было частью каких-то негласных правил от Красного Глаза благодаря которым рынок мог продолжать существовать и при этом не мешать ему.

Под ним я нарисовал небольшое целебное зелье… нужно украсть у Морасса его запасы медикаментов для единорога чтобы монополизировать его услуги целителя. Сомневаюсь, что это вывело бы Сути из дела, но это явно помогло бы единорогу подняться в иерархии рабов и получить больше заказов.

Также я добавил лицо задиры. Что бы не случилось, мне всё ещё нужно было придумать как избежать их внимания этой ночью. Возможно, стоит поискать другого рабовладельца или попытаться перевестись в этот терминал?

Наконец, я добавил символ магической радиации. Отравление медленно забирало мою жизнь. Мне нужно было выжить.

Взглянув на растущий список дел, у меня появилось ощущение что это просто невыполнимо. Некоторые задачи противоречили другим. Без Морасса меня убьет Слит. Но без помощи Артери я в любом случае умру!

Мне хотелось сбежать. Спрятаться. Но больше это ничем бы мне не помогло. Никто не хотел мне помогать, а у меня на обмен не было ничего кроме моего радио, которое даже не покрывало бартер.

Я… не знал что мне делать. Приложив копыто к радио под жилеткой, я прижал его к себе… но в ответ донёсся лишь томный голос Сапфир Шорс. Будто по сигналу, я почувствовал как мои глаза тотчас начали слезиться. Я зажмурился и свернулся в клубок, пытаясь скрыться от всего этого. Может мне стоит придумать какой-то… безболезненный вариант решения всех моих проблем…

– Хах! Кто бы мог подумать, что они забудут про нашу смену, а, Нус?

– Лимон, они не “забыли” про нашу смену, идиот. – ответила ему кобыла. – Нас перевели к другому господину на завтра, а сегодня он в нас не нуждается. Ты реально думаешь, что в Филли бывают нормальные передышки? Мы всё равно будем работать пока не откинемся.

– Похер, – огрызнулся жеребец. – Всё это значит, что мы можем вернуться сюда и пару часов посмотреть что ещё можно выторговать.

Подняв голову, я увидел последний гвоздь для крышки моего гроба. Задиры вошли в корпус громко и гордо. Позади них Пайк и Кош съежились от страха.

Ну… значит вот как. Оставалось только чтоб в корпус явилась лично Викед Слит и тогда уже полный аншлаг против Мёрки Седьмого. Эти рабы не любили даже друг друга, а что говорить про маленького, одинокого…

Стоп.

Внезапно все детали пазла сложились в моей голове в единую картину. Она была не идеальна, но… но она хотя бы была!

Я поднялся на ноги и аккуратно засунул пергамент под жилетку. Если кто и может помочь мне, так это я сам!

– О-о-о, посмотрите-ка кто тут у нас!

Задиры остановились на пути от запуганного торговца у которого выменяли какие-то древние хлопья на пару кусков металлолома и двинулись мне навстречу. На мгновение я понял, что если они почуют запах нечистот, разящий от меня, то сразу догадаются о том, что именно я за ними подслушивал.

Ну, лучше всего просто не дать им возможности начать ко мне приставать.

– У меня для вас предложение.

Последовавшая тишина по ощущениям длилась вечность. Я не был уверен что шокировало их больше: то, что кто-то осмелился к ним подойти… или то, что этим кем-то бы я. Мои сомнения были развеяны в миг когда трио рухнуло на пол заливаясь смехом настолько громким, что они могли разбудить всех в зале ожидания.

– Да я серьезно!

– Ох, парни, он серьёзно!

– Чего он хочет? Поторговаться за свою тайное убежище? Так уже поздно!

Дело никуда не двигалось и я решил разыграть свой козырь.

– Я могу достать вам химию.

Их поведение моментально изменилось и оба жеребца сразу навострили уши. Мысленно я просто прыгал от радости что мой выстрел вслепую попал прямо в цель. Ладно, Мёрки, первый барьер пройден, время переходить к главному.

– Я знаю где достать… помогите мне и я вам скажу.

А вот это уже не хорошо. Кобыла практически не реагировала на мою приманку. Плохо, если она не заинтересована, ведь по сути она являлась лидером их небольшой банды.

– Ты играешь в опасную игру, мелкий…

Она говорила низким тоном игнорируя взгляды двух жеребцов… если бы я только смог заставить говорить их вместо неё.

Я едва мог заставить говорить себя… я чувствовал себя так, словно могу упасть в обморок в любое мгновение. В конце концов, именно эти пони угрожали меня убить! Нус была права, я играл с огнём даже в момент когда просто подошел к ним поговорить. И она, кажется, намеревалась подтвердить этот факт, подойдя ко мне настолько близко, что мне пришлось согнуть задние ноги чтобы продолжать смотреть ей в лицо. Я дрожал… но ведь они уже к этому привыкли, верно?

– Так чего ты хочешь, слизняк?

Хорошо… поехали. Я не мог полностью раскрыть им свой план, а иначе всё развалится. Если бы они знали его детали, то смогли бы обернуть всё выгодой только для себя.

– Х-хочу и себе н-немного… я не достану препараты сам.

– И что нам помешает просто забрать всё себе?

Я надеялся, что они не заметят эту маленькую деталь, но, видимо, я был слишком оптимистичен. Мне правда не хотелось, чтобы они разобрались со всем именно так… особенно учитывая, что изначально моя выгода была больше, чем у них.

– Потому что я… эм… я работаю на кое-кого, – запинаясь начал говорить я, мысленно проклиная себя в голове за то, что из меня такой плохой лжец. – И если я их достану, то смогу… смогу договориться о более выгодных сделках для вас с Сути!

Ладно… технически это правда, может быть. По крайней мере, когда у него не будет конкуренции, то он понизит свои цены, ведь так?

А ещё вполне возможно, что принцесса Селестия спустится с небес и унесёт меня на свадьбу с Обитательницей Стойла прямо в Кантерлотский замок.

Нус прищурилась, поправила гриву и взглянула на своих компаньонов. В их глазах читалось страстное желание добраться до этих препаратов и скрасить свою адскую жизнь в Филлидельфии. В конце концов, она вздохнула и кивнула.

– Ладно, – наконец согласилась она, – Но это не “сделка”, мелкий. Мы видим то, что хотим — мы берём это… у тебя.

Моё сердце ёкнуло. Возможно у этого дела был шанс на успех!

– О, и ещё кое что, мелкий.

Я застыл на месте.

– Не думай, что ты соскочил с крючка.

Она наклонилась ко мне. Я прикусил губу, сердце забилось с такой силой, что казалось вот-вот остановится.

– Твоего маленького убежища больше нет. Пнимаеш… мы устали, что ты постоянно прячешься там пока мы морозим сраки на улице. Более того, мы всё ещё помним, что ты пнул одного из нас прямо в лицо… мы такое дерьмо не прощаем. Понимаешь?

Я кивнул.

Её копыто ударило меня по лицу с достаточной силой чтобы зуб, который шатался со вчерашнего дня, почти вышел из десны. Я взвизгнул от боли достаточно громко чтобы все вокруг обернулись на нас.

– Я спросила… ты понимаешь?!

– ДА!

– Кому подчиняется такой мелкий говнюк как ты?

– Т-тебе…

Снова удар копытом, но уже по другой щеке и теперь зуб сдвинулся ещё чуть дальше когда я упал на пол.

– Не забывай об этом. Пока обойдёмся пощёчинами. Но когда мы закончим с тобой… ты будешь мечтать о том, чтобы мы издевались над тобой как раньше. Ёбаная малявка…

Она ушла и присоединилась к своим напарникам. Со слезами на глазах, я неуверенно поднялся на ноги, пытаясь снова не закашлять кровью и приложил копыто к больному зубу. Конечно я не мог возглавить дело… я был подчинённым. Они поведут… я последую.

Как и всегда.

Я объяснил им свой план. Они были не особо внимательными слушателями и у меня было ощущение, что они просто ищут в нём пробелы чтобы впоследствии воспользоваться ими. Мы сидели в комнате досмотра багажа в терминале, в нескольких десятках метров от рабского рынка. Я знал, что у Сути повсюду есть уши и не мог рисковать.

Почесав голову, я сел спиной к выходу из комнаты. Если бы они хотя бы двинулись в мою сторону… я бы моментально сбежал. Мне не нравилось быть наедине с этой троицей, но прямо сейчас они были моей единственной надеждой.

Эта мысль пугала меня до глубины души. Пойти на сделку не только с одним дьяволом, Сути… но ещё и с этими тремя.

– Единорог-медик, Артери. У него есть препараты.

Два жеребца, казалось, бодрились при одном упоминании этого слова. Я искренне надеялся, что они не решат принять их здесь и сразу. Лимон, казалось, немного трясся от напряжения… возможно он боролся со своей зависимостью или вроде того.

– Мне… мне нужно забрать у него препараты чтобы устроить обмен с Сути. Если вы трое отвлечёте его… устроите беспорядок, думаю я смогу подкрасться, украсть его сумку и забрать то, что нам надо.

Нус уставилась на меня. Ей не нравился план, это очевидно. Уверен, что она в тот момент думала “почему бы просто не забрать их?”.

– Мы не можем просто открыто их отобрать, – осторожно добавил я. – Потому что Сути Морасс будет наблюдать и он хочет, чтобы всё прошло тихо… и тем более стража рядом.

Её это нисколько не успокоило. Этот взгляд начинал вызывать у меня беспокойство.

– Так… что… если нас заметят, то всех бросят в Ямы Параспрайтов или… что-то подобное.

– Мелкий, я позабочусь о том, что если ты всё испортишь, то рой параспрайтов будет меньшей из твоих проблем.

Её голос был холодным и суровым. Впервые я начал чувствовать всю серьёзность ситуации… они больше не запугивали меня и не видели мишень для издевательств. Она дала обещание.

– Не испорчу! – пропищал я от того, что страх поглотил всю уверенность.

Я не мог провалиться… Мне нужен был мой дневник и лекарства!

– Так вот… когда я стащу сумку, то мы заберём то, что хочет сути и тайно передадим ему. И тогда он… он даст нам кое-что.

– Что?

Ох да ладно! Хватит уже вопросов! Я правда не хотел, чтобы они знали слишком много… учитывая последнюю часть моего плана.

Ту часть, которая заключалась в том, чтобы предать их.

По моим меркам, план был довольно изобретательным. Я заберу всё, что нужно Сути, но так же оставлю себе пять антирадов и столько целебных зелий, сколько смогу. Артери говорил, что мне понадобится лечебная магия чтобы восстановиться, но, думаю, если я приму достаточно много целебных зелий, то в конечном итоге хотя бы останусь в живых… верно?

Это ведь так работает, да? Больше лечения — лучше… должно быть. Я не хотел думать о других вариантах развития событий. По крайней мере это должно хотя бы выиграть мне немного времени.

Но с бандой была связана следующая часть плана. После того, как Сути отдаст мне всё, что нужно, я отдам часть украденных препаратов задирам в качестве оплаты, работу и тут же вернусь на Ферму Развлечений, после того как доставлю детали для Викед Слит. Как только я буду в своём корпусе, то просто сообщу Хлысту что у задир есть контрабандные препараты и больше их не будет на Ферме и они не смогут навредить мне!

Сути получит что хочет. Я получу дневник и смогу выжить. Викед Слит получит детали.

Конечно, это фактически означало, что я собираюсь убить трёх пони подставив их. Эта мысль осела у меня в голове и в будущем определённо обернётся для меня невыносимым чувством вины. Но в тот момент, окруженный со всех сторон потенциальными убийцами, я понял что это выбор между моей и их жизнью. Артери потеряет свой бизнес, но, возможно, это заставит его переосмыслить использование своей магии?

– Что мы получим?

Меня вырвали из раздумий в реальность.

– Препараты! – крикнул я. – Я сказал, что достану вам препараты и я их достану!

Очевидно что в моём голосе звучала паника. Было столько разных вариантов того, как всё может обернуться фатальным провалом для меня, особенно учитывая участие этих троих бандитов. Я не мог указать им как надо отвлечь Артери. Я не знал как они будут действовать когда увидят добычу. Для них эта сумка с химией может значить гораздо больше, чем туманные обещания выгоды от Сути. Мой план не продержится долго. До меня дошло, что надо будет как можно быстрее доставить эту сумку к Сути и получить то, что надо мне прежде чем задиры закончат и пойдут за своей долей.

Я видел опасность во взгляде Нус. Было очевидно, что по её собственному плану мне в конечном итоге не было положено ничего.

Они использовали меня. Как это делал Хлыст, как это делала Викед Слит, как это делали Артери и Сути Морасс.

Но я был рождён рабом и разве моя участь по определению не должна быть такой? Разве моя кьютимарка не означала, что все могут использовать меня как им захочется? Даже если это другие рабы.

Нус молча отвернулась и двинулась вперёд. Полагаю переговоры окончены.

– Будь готов, мелкий. Мы сделаем это по-своему. Если провалимся, то все вместе пойдём на дно.

По-своему оказалось именно таким, каким я и ожидал.

Я наблюдал за тем как Нус шла навстречу группе потрёпанных рабов. Учитывая обноски, надетые на них, полагаю они когда-то были охранниками каравана. Стража терминала тоже следила за ней, но во всём её поведении не было ничего подозрительного. Бандиты и караванщики плохо уживаются на Пустошах. И я не раз был свидетелем, как на караваны с рабами, в которых шел я, нападали подобные группы.

– Эй, народ, а чё эт вы без каравана? Потеряли? – она была веселой, а её голос звучал насмешливо и презрительно, ровно так же, как когда она говорила со мной. Я видел как Лимон и второй жеребец по широкой дуге обходят группу чтобы подкрасться сзади.

– Ты хочешь чтобы твою голову расхерачили об бетон, кобыла?

Главный караванщик поднялся. Он был практически на голову выше Нус, а на его крупе была марка в виде дробовика. Ох… ничем хорошим это не закончится.

Если он и смог напугать Нус, то она явно не подала виду. Сделав вид, что она уходит, кобыла развернулась и без предупреждения лягнула караванщика прямо в горло. Её ноги двигались со скоростью выстрелившей пружины во время этого подлого удара после которого её противник рухнул на землю задыхаясь из-за раздавленной гортани.

Очень быстро я стал бояться Нус гораздо больше, чем раньше. Двое жеребцов обошли сзади охранников каравана, которые едва успели подняться на ноги. Звуки ударов, крики, хруст костей и кровь на бетоне. Я стал свидетелем того, как потасовка три на три быстро перерастала во что-то больше, когда из разных частей терминала к ней присоединялись рабы, в прошлом бывшие бандиты или караванщики. Я увидел как Лимона сбил с ног огромный кусок бетона, который швырнул единорог и на него тут же прыгнул другой жеребец с намерением задушить противника. Жестокая и бессмысленная драка между двумя лагерями быстро перетекла в абсолютно несдерживаемое проявление чистой ненависти и бездумной агрессии.

После непродолжительного совместного приключения с Шестым, я думал что привык к подобному, но наблюдая как в ход пошли обломки досок для закалывания друг друга и ненормальный взгляд Нус, которая втаптывала голову раненой кобылы, лежащей на земле, я в отвращении отвернулся.

Я спрятался в углу зала, в одном из заколоченных магазинов. Если пролезть между досок, то я окажусь совсем рядом с прилавком Артери, но пока он не отвернулся или не отошел, я не мог сделать ничего.

А он, в свою очередь, действительно наблюдал за дракой, но не отходил от своих запасов. Определенно его нервы были крепче чем у меня. Из-за происходящего, всё, что мне хотелось сделать это залезть куда-нибудь подальше и спрятаться от всего этого насилия. Даже не смотря на потасовку, я слышал крики, удары, хруст костей и прочее. Весь центр огромного зала ожидания превратился в одно большое поле битвы. Рабы, которые не участвовали в происходящем, разбегались в разные стороны, боясь попасть под раздачу. Я слышал как стража уже выкрикивала требования прекратить беспорядки и послышались первые предупредительные выстрелы в потолок. У меня оставалось мало времени, мне нужно было действовать сейчас и надеяться, что Артери не посмотрит в мою сторону.

Я вылез из магазина и, прижавшись к стене, осторожно двинулся к прилавку жеребца сбоку. Сам прилавок выдавался вперёд и его можно было обойти с двух сторон, а Артери стоял у дальнего от меня конца. Я мог незаметно зайти внутрь, но если бы он хоть на мгновение повернулся, то точно бы меня заметил.

Я застыл на месте подойдя к нему. В тот момент я всё ещё был ни в чём не виновен: обычный жеребец, который прячется у стены подальше от драки. Но ещё шаг, и вина будет очевидна. Я боролся с внутренним страхом перед попыткой спасти собственную жизнь!

Осмелишься или сдашься, Мёрк… Осмелишься или…

Артери шагнул вперёд. Он пошёл к раненому пони, который просил о помощи в обмен на крышки!

Осмелюсь!

Я бросился вперёд. Мои маленькие копыта двигались практически бесшумно когда я нырнул за стол его торговой лавки. Большая седельная сумка была на том же месте! Я открыл её ртом и из неё сразу посыпались антирады, зелья и коробочки с препаратами. Я не имел ни малейшего понятия для чего нужна большая их часть и я не мог прочитать их названия, чтобы узнать.

Но я умел считать.

Ох… это…

В его сумке было всего пятнадцать разных препаратов. Пять антирадов, пять целебных зелий и пять коробочек с несколькими дозами чего-то в каждой.

Он знал. Чёрт возьми, он знал об этом всё время. Сути никогда и не собирался спасать мою жизнь.

Сквозь шум драки и крики стражников, пытающихся навести порядок, я услышал шаркающие шаги. Я выглянул и тут же нырнул обратно за стойку. Артери уже возвращался с пациентом на спине!

У меня больше не осталось времени на раздумья. Я схватил сумку, закинув всё что было обратно внутрь, и выбежал тем же путём, что зашел. Удача была на моей стороне и Артери был сфокусирован на том, чтобы телекинезом перенести пациента за свой прилавок. Я перебежал сначала обратно к заколоченному магазину, а затем, используя остатки кресел для ожидания, переместился ещё дальше от драки.

Позади, я услышал крик Артери. Всё прошло чисто. Впервые, я не был замечен. Никакой погони. Никаких подозрений. Меня накрыл восторг. Я только что смог украсть целую кучу медикаментов! Так держать эм-м… я?

Выйдя из зала ожидания, я пинком открыл один из торговых шкафов и спрятался внутри.

Антирад и целебные зелья! Две вещи, которые спасут мою жизнь были у меня в копытах! Никакой больше болезни, никакой лучевой лихорадки и вывихнутых ног.

Но… всё не так просто. Если я не достану запчасти, то Викед Слит быстро разберётся с моим новообретённым здоровьем. Не говоря уже о моём дневнике. После вчерашнего, он значил для меня гораздо больше, чем раньше. Именно с ним я впервые открыл для себя силу воображения, впервые смог проявить непокорность своим хозяевам!

Я не мог оставить его. Либо дневник, либо запчасти.

Мне нужен был план, а ресурсы, внезапно, стали гораздо более ограниченными и мне нужно было делать что-то уже сейчас, пока задиры не пришли за своей долей и лекарствами чтобы вылечиться от свежеполученных травм.

Обернув седельную сумку куском старой ткани из шкафа, я понадеялся, что Артери не узнает её, и двинулся дальше. Моя хромота вернулась, из-за быстрого бега сустав снова напомнил о себе. Терпя боль, я тешил себя мыслями о том, что если всё сработает, то совсем скоро она не будет меня беспокоить.

Как только уровень адреналина в кровь упал, лучевая болезнь накрыла меня сокрушительной волной. В глазах помутнело и я, потеряв равновесие, прижался к ближайшей стене в коридоре терминала. Я тяжело дышал и хрипел, я еле мог передвигать ноги, потел и дрожал.

Ещё немного… ещё немного и мне станет лучше…

Мои лёгкие буквально горели.

Ещё совсем немного… совсем.

К моменту когда я добрался до Сути Морасса, я едва мог нести седельную сумку. Я постоянно чувствовал как она оттягивает жилетку. Короткие перебежки от укрытия к укрытию чтобы не привлекать внимание показались мне одной из самых долгих прогулок в жизни и мне всё время приходилось затягивать жилетку плотнее. Страх держал меня в постоянном напряжении… если я был настолько болен, то доживу ли я вообще до утра, чтобы порадоваться возвращенному дневнику? Что если было уже слишком поздно, чтобы лечиться? Сможет ли антирад вывести всю ту магическую радиацию, что копилась в моём организме в течении такого долгого срока?

Бросив седельную сумку перед ушлым торговцем, я упал на колени просто чтобы отдышаться и только после этого мне хватило сил, чтобы перекинуть её за прилавок и спрятать от лишних взглядов. Единорог-медик спорил со стражниками, но, полагаю, Сути уже успел заплатить им.

– Ну, приятель, – начал говорить жеребец. – Кажется ты выполнил свою часть сделки. Я могу казаться хитрым и ушлым дьяволом, но я всегда держу слово. А иначе я не смог бы оставаться торговцем так долго.

Я умоляюще взглянул на него и поправил жилетку, которая из-за сумки опять сползла вверх.

– Прошу… мне нужно лекарство, – я говорил почти шепотом, стараясь не вызвать очередной приступ боли в горле или кашля. – Я… я чувствую что мне стало хуже.

– Ну конечно хуже, такие нагрузки только усугубляют твою болезнь, – он ухмыльнулся пересчитывая медикаменты. – И я полагаю, что ты изрядно перенапрягся во время всей этой работы. А теперь…

Он кивнул, одобряя мои усилия и постучал по прилавку.

– Как насчёт того, чтобы мы с тобой обсудили твоё трудоустройство, приятель?

Эта ухмылка вызывала у меня желание взорвать его десятком жар-бомб. Вот он, стоит и смотрит на умирающего пони, и всё о чем он думает это как он может лучше использовать его в будущем. Я встречал ужасных пони и видел как действуют настоящие тираны, такие как Красный Глаз, но это был совершенно иной уровень.

– Я… если я соглашусь, то я получу лекарства прямо сейчас? Прошу, мне кажется, что я не доживу до утра.

Это были мольбы, но я больше ничего не мог ему предложить. Старая испорченная накопытная штуковина ведь ничего не стоит, верно?

– Ох, Мёрк, приятель. Не торопись. Нам ещё нужно выяснить что ты можешь сделать для меня прежде чем я дам тебе что-то. Я считаю, что ты должен заработать своё лекарство, а не просто взять его и больше никогда не вернуться, понимаешь?

Он поймал меня в ловушку.

Я согласился.

Он объяснил мне работу. Всё звучало просто, и на самом деле довольно важно. Мне нужно было бы передавать взятки разным пони, как рабовладельцам, так и простым рабочим. Мусорщикам чтобы передавали ему хороший товар, стражникам чтобы смотрели в другую сторону и, конечно же, мне пришлось бы доставлять товары. Он бы платил по одной дозе лекарства за работу, ровно столько, чтобы я смог прожить до следующего дня. И это было бы моей единственной платой за работу курьером.

Моя жизнь полностью была в копытах Сути Морасса. Раб другого раба.

– А теперь разберёмся к нашей текущей сделке, я отдам тебе то, что ты заработал сейчас, избавив меня от конкурента, приятель.

Он продолжал говорить пока я сидел в задней части его магазина и слушал как стражники наводят порядок. Совсем скоро трио бандитов должно было вернуться за своей долей. Мне было всё равно. Я молча сидел на крупе, хороший послушный раб, ожидающий очередного задания Морасса или возвращения на Ферму Развлечений для работы. Мне стало интересно, позволит ли мне он остаться у него, чтобы не возвращаться в свой корпус и не пересекаться с задирами…

Стоп… то, что я заработал!

Оторвав взгляд от пола, я увидел как он отдает мне мой дневник и запчасть для машин. Я не сдержался и обнял свой дневник, крепко прижав его к себе. На глазах выступили слёзы.

Сути оставил меня одного, вернувшись к своему прилавку и приготовившись спорить с Артери, который уже заметил прибавку товаров у своего конкурента. Он сказал мне, что ночью я пойду к стражнику возле ворот чтобы передать ему взятку, поскольку тот в состоянии достать небольшой запас сахарный яблочных бомбочек из рабской кухни. А до тех пор мне нужно было сидеть тихо в дальней части его магазина и быть настолько незаметным, насколько это возможно, пока он меня не вызовет.

По-крайней мере пока, но я был не против. У меня было чем заняться.

Я отставил магическую микросхему в сторону, к старой керамической плите возле которой я сидел. Должно быть довоенная Эквестрия была отличным местом, раз у них даже в небесном порту была настоящая печь для домашних блюд.

Где-то вдалеке слышались крики боли рабов, которых Артери лечил своей магией… он даже не знал обезболивающие заклинания.

Я осторожно положил дневник перед собой и медленно… очень… очень медленно открыл ту самую страницу.

– Привет, мам.

Отвлекшись всего на секунду, я достал пергамент и вычеркнул изображение дневника из списка дел. У меня не было настоящего дома, но глядя на рисунок матери, нарисованный моим собственным воображением и памятью, я чувствовал себя так, будто вернулся домой. Даже капающие на страницу слёзы не помешали мне улыбнуться пока она смотрела на меня успокаивающим взглядом.

Я застыл.

Она была просто рисунком… но когда я смотрел на неё, я вспомнил.

Вспомнил те чувства. Когда я ослушался своего господина, проигнорировал приказы Красного Глаза и попытался задержаться ещё ненадолго и нарисовать её пока они говорили мне выйти и подчиниться.

Я избрал свой собственный путь.

Переведя взгляд с прекрасного и успокаивающего лица своей матери на спину Сути Морасса, я знал, что ни при каких обстоятельствах он не сможет удержать меня под контролем.

Я выберусь отсюда. Я буду жить по своим правилам.

– Спасибо… мам. Рад, что ты вернулась.

Мой план нельзя назвать изощренным. Я мало что мог сделать кроме как просто украсть медикаменты за спиной у Морасса и добраться до выхода из корпуса, а потом смешаться с другими рабами. Морасс не будет преследовать меня через всю Филлидельфую до Фермы Развлечений. Даже у него не было столько власти.

Неа. Это был простой план, но даже он был очень опасным. Морасс и его телохранитель, стражники на выходе. Если пони попытаются поймать меня, то у них это, скорее всего, получится. Или ещё хуже, они порвут мою жилетку. Радио и всё остальное окажется на всеобщем обозрении, не говоря уже о других последствиях. Я затянул её так туго, как позволял шнурок, проверил как держится радио, пергамент, дневник и запчасти под ней. Я хотел взять седельную сумку, чтобы забрать медикаменты у Морасса, но даже так, от количества вещей под жилеткой она едва держалась. Я не собирался рисковать чем-то из этого, перенося вещи в сумке, учитывая что все они были очень важны.

Даже пока я тихо и осторожно готовился к побегу, я почувствовал как очередная волна тошноты накрывает меня. Громко закашлявшись, я закрыл рот копытом, пытаясь не привлекать слишком много внимания. Мой желудок был иного мнения и меня вырвало на пол, а в глазах потемнело от боли. Я прилёг на какое-то время, пытаясь набраться ещё немного сил. Я не мог сделать это, чисто физически. Мои ноги были слишком слабы, а поврежденная ощущалась ещё хуже. Я просто не мог убежать учитывая что одна из моих ног вывернута из сустава! Если бы я только мог заглушить боль…

Мой взгляд упал на шприцы возле сумки, оставленной Морассом.

В каком-то из них была… как называется эта штука? Мед-Х? Все шприцы были разными. Один с двумя капсулами чтобы доза была в два раза больше, один обычный и тонкий, один с большой капсулой и серой жидкостью внутри.

В моём состоянии… Если я выберу неправильный, то вероятнее всего просто умру из-за перенапряжения организма.

С двумя капсулами больше всего привлекал моё внимание… он выглядел прикольным. Обезболивание это же прикольно, да? Тонкий, наверняка, был просто каким-то наркотиком. Я перевернул третий, с большой капсулой. На нём был рисунок сломанной ноги… а затем целой. Ага! Это точно то, что мне надо… наверное.

Я огляделся по сторонам и аккуратно поднёс шприц к раненой ноге, прикоснувшись иглой к коже.

Сто-о-оп… Я вспомнил, что прошлой ночью диджей предупреждал о лекарстве, сделанном из крови гидры. Взглянув на серую жидкость в капсуле, я в ужасе отбросил его в сторону. Моё лицо исказилось от страха когда я понял что я едва не совершил фатальную ошибку.

Ни за что.

Я взял самый обычный на вид шприц. Чем проще, тем лучше… и, я предположил, от обычного умереть будет сложнее. Может мне повезёт. С тихим писком, я воткнул иглу под кожу и нажал на поршень шприца. И стал ждать…

Ладно, что-то никаких изменений я не почувствовал. Прямо вообще никаки…

– Во-о-о-о-оу бли-и-ин… ну пое-е-ехали…

Мир вокруг меня расплылся и я упал на пол, чувствуя как всё моё тело онемело. Каким же было облегчением когда моя нога перестала болеть, а лёгкие жечь огнем. Сон показался мне очень заманчивым решением в момент когда вся боль исчезла. Через какое-то время, я снова начал ощущать контроль над телом, но моё сознание ощущалось совсем… иначе. Будто бы вся боль в мире просто исчезла. Может принять ещё…

В ожидании пока конечности вновь перейдут под контроль (и, если честно, пока мой мозг перестанет восхищаться красивенькими огоньках на потолке), я начал думать о плане. Возможно, вся затея с тем, чтобы тянуть кучу медикаментов на себе, была не совсем правильной. И если я собирался ждать пока организм придёт в норму после обезболивающего, то стоило сразу принять антирад и целебное зелье, чтобы вступить в игру ещё до её начала… на случай если всё пойдёт не так, как надо.

Ну, попытка не пытка. Не то чтоб я мог почувствовать пытку! Ха!

Я осознал что улыбаюсь когда увидел своё отражение в металлической двери духовки напротив меня. Вау… да эта штука заставила улыбаться даже меня! Мед-Х! Лучший. Наркотик. В мире!

Наслаждаясь эффектом обезболивающего, я откинулся назад, спрятавшись за духовкой Морасса, и потянулся за антирадом, разглядывая рисунок матери. Он заставлял меня улыбаться по-настоящему, даже несмотря на затуманенное сознание.

Это то чувство, которое я всегда мог…

– БУЭ!

Я чуть не выплюнул весь антирад прямо на свой дневник, когда проглотил первую пару капель отвратительной жидкости. Да она на вкус как апельсиновая краска! На этикетке был изображен жеребенок, довольно сосущий эту штуку через соломинку. Я серьёзно сомневался во вкусе и здравом уме любого пони, которому вкус мог бы понравится. Нужно иметь справку от психиатра чтобы воспринимать этот вкус как угодно кроме отвратительного.

Вздохнув, я продолжил пить. Учитывая все обстоятельства, у меня не было возможности жаловаться. Я взглянул на Морасса у прилавка. Определенно, он был уверен, что я полностью сломлен, учитывая что он вообще не обращал на меня внимания.

Я ему покажу. Я покажу им всем. Я выберусь отсюда!

Просто… дождусь сначала пока стены перестанут шататься.

Когда время пришло, я не колебался.

Впервые в жизни. Я даже не пытался сдерживаться. Я перестал чувствовать боль. Я не чувствовал себя больным после порции антирада и целебного зелья. Ушли только симптомы, я знал, что мне нужно гораздо больше чтобы по-настоящему исцелиться. Но мне пришлось уходить внезапно. Я услышал как Морасс возвращается, чтобы посмотреть что я делаю, а значит время пришло.

Я промчался мимо него, нырнул в сторону и, схватив седельную сумку зубами, выскочил в зал ожидания. Рабы отвлеклись на суматоху и я обнаружил, что стража готова подавить любое новое восстание ещё в зачатке. Все были настороже и вокруг лежало множество раненых в драке пони. Я чувствовал как моя жилетка болтается от веса всех предметов, что я засунул под неё, включая одно целебное зелье, что я оставил поближе на всякий случай.

– А ну вернись, мелкий воришка! Чизель Хуф! Лови его!

Морасс отправил за мной своего телохранителя. Наконец получив возможность скакать галопом, я опустил голову и оттолкнулся всеми копытами, ныряя под ряды кресел чтобы обогнать более крупного пони с широкими шагами. Я почувствовал как он несколько раз цеплялся зубами за мой хвост пока я метался между и под рядами и, в какой-то момент, ему даже удалось вырвать у меня несколько волосинок, но благодаря притуплённым из-за мед-Х чувствам, никакой боли я не чувствовал.

Охранник зарычал от раздражения и начал разбрасывать кресла в разные стороны, пытаясь как-то догнать меня. Мои копыта скользили и царапали пол, я прыгал в разные стороны и в конце концов, я нырнул за колонну и спешно поскакал прямо к выходу, услышав за своей спиной как жеребец споткнулся и с грохотом упал.

– Блять! Стража, остановите его!

Впереди стояли два ряда кресел по бокам от колонн, которые вели к выходу. И навстречу мне уже бросились двое стражников. Я не ожидал, что они так открыто будут помогать Морассу!

Перепрыгивая через ряды кресел быстрыми и ловкими прыжками, я смог избавиться от преследования телохранителя, но стражники были умнее. Они отступили назад и рассредоточились чтобы преградить мне несколько путей сразу.

– Стой! Стой, не двигайся!

У меня был только один вариант обойти их. Я взглянул на огромную гору кресел, сложенных у заколоченного окна. Вероятно их сорвало взрывом мегазаклинания и их оттащили в одно место. Два варианта… прыгнуть в окно и упасть или спрятаться в самой горе.

Как бы не был хорош мед-Х, я знал, что прыжок с высоты в два этажа на травмированную ногу будет перебором и для ноги, и для моего рассудка. Я нырнул в груду стульев, извиваясь между покореженного острого металла так, как мог только я. Двое стражников и телохранитель, преследовавшие меня, сначала тупо уставились мне вслед, а затем начали разгребать обломки в стороны. Я слышал как другие рабы в страхе и замешательстве мечутся вокруг, а Морасс спорит с Артери о том, что я на самом деле украл. Почему-то я не сомневался в том, что после всего у меня здесь будет не очень много друзей.

Я забрался вглубь горы, скрывшись от преследователей. Они кричали мне чтобы я вылез и получил по заслугам. Несмотря на испуг, я не смог не согласиться с язвительным замечанием моего внутреннего Я, которое считало, что это не лучший аргумент чтобы убедить меня сдаться. Борясь с невероятно сильным желанием свернуться в клубок и дрожать от ужаса, я продолжал ползти вперёд. Я должен был выбраться, должен был забрать свою мать с собой, даже если она была просто моим рисунком!

По пути сквозь обломки, я заметил ошибку в их действиях. Они все были с одной стороны кучи, думая что я просто прячусь.

Я тихо выбрался с другой стороны, молясь про себя чтобы никто из наблюдающих рабов не выдал меня. С осторожностью пошел дальше. Стража была по другую сторону! Они даже не обратили внимания, когда вновь перешел на галоп, обернувшись и глядя на них. Ха! Я почувствовал настоящий восторг когда осознал, что всё больше удаляюсь от них, а они даже не замечают этого! Каким вообще нужно быть идиотом, чтобы не смотреть по сторонам?

Я тут же почувствовал, как врезаюсь во что-то.

Ну, вот и ответ на мой вопрос.

Было не больно, но от столкновения я упал и медикаменты рассыпались по полу вокруг меня. В панике я потянулся за ними и в этот момент увидел во что я врезался. Моё настроение упало словно камень сброшенный с крыши диспетчерской вышки в небесном порту.

– Привет, – Нус усмехнулась, а двое её компаньонов окружили меня с двух сторон. – Пришёл отдать нам нашу долю или решил не тянуть с наказанием за предательство?

Мороз пошёл по коже. Нет! Всё должно было быть иначе! Я был так близок к выходу!

Она не сдерживалась. Нус крепко отхватила по голове во время драки и часть её гривы слиплась от крови. Она хотела свою долю и мести. Её переднее копыто влетело мне в морду с достаточной силой, чтобы отбросить меня на метр в сторону. Даже сквозь эффект мед-Х, я почувствовал как острая боль пронзила челюсть. Хныкая и пытаясь подняться, я увидел её тень. Кобыла поднялась на задних ногах и всем своим весом ударила передними мне прямо в грудь. Такого моё тело не выдержало. Я закричал от боли, почувствовав как рёбра гнутся от удара, а изо рта брызжет кровь. Я хрипел и выл пока она избивала меня. Удары снова, снова и снова. Один глаз заплыл и перестал видеть. Она подняла меня и лягнула задними ногами прямо в стену. Твёрдый бетон напомнил мне о моей болезни когда удар выбил из моих лёгких весь воздух, а следующий удар вновь вывернул мою ногу из сустава.

– Не надо, Нус! – умолял я, пытаясь подняться, но это было бесполезно. – Не убивай меня! Прошу!

Я упал на стену и сполз по ней на пол. Меня избивали и раньше, но в этот раз всё было по другому. Она не пыталась вырубить меня. Она безжалостно била меня чтобы причинить как можно больше вреда. Я… я не могу выдержать такое!

– Прошу… Нус, я сдела…

Внезапно, меня подбросили в воздух и кинули в центр коридора возле входа. Я приземлился на грудь, точно на свеже-сломанные рёбра и вскрикнул. Я не мог пошевелить ногами чтобы хоть как-то смягчить удар. Без мед-Х, я наверняка бы уже вырубился.

Я попытался встать. Если бы я только мог достать другое целебное зелье, то выпил бы его. Или ещё мед-Х! Да что угодно! Лишь бы у меня было ещё хоть немного сил, чтобы сбежать! Если… если бы я только мог уйти! Мои попытки привели лишь к тому, что мои дрожащие ноги подкосились подо мной и я упал. Стиснув зубы, я продолжил ползти, чувствуя как пульсирует опухающий глаз. Я ничего им не видел… о Богини, это навсегда?!

Мой побег в их планы не входил. Копыто кобылы опустилось на мою травмированную ногу с достаточной силой, чтобы заставить меня взвыть от боли и вызвать у неё безумную ухмылку. Я видел как Морасс и стража приближаются. Он смотрел на меня и по его взгляду было понятно, что он считает произошедшее абсолютно справедливым исходом. Я дрожал, моё тело трясло от кашля и боли в ногах, груди и разбитой морды по которой тонкой струйкой бежала кровь откуда-то с головы.

Друзья Нус приближались чтобы тоже принять участие в игре. В ответ она только сердито взглянула на них, прежде чем снова посмотреть на свою избитую добычу. Глядя на неё снизу вверх, сквозь слёзы смешанные с кровью из множества ран на разбитой морде, я видел полное отсутствие какого-либо милосердия и чистый холодный садизм. Моя грудь время от времени вздрагивала, дыхание было неровным и каждый вдох вызывал у меня боль.

– Эй, Нус! Он как-то мало лекарств обронил, где остальное? – поинтересовался Лимон.

– А я ебу? Пока забей, найдём их позже.

Третий жеребец подошел ближе и взглянул на меня.

– Может и не потом… – он усмехнулся глядя на мою жилетку. – Мелкий под жилеткой что-то прячет, вон, торчит.

Нет! Я мучительно боролся, с болью вытягивая свою ногу из-под ноги кобылы и пытаясь встать. В ответ я получил лишь слабый удар, который, тем не менее, отправил меня обратно на пол. Они заберут мой дневник! И… и…

– А ну давай! Ты прячешь мою дозу!

Они набросились на меня, хватали и тянули с разных сторон, пытаясь достать то, что я так долго прятал под своей жилеткой!

– ОТДАЙ!

– Нет! – закричал я в ответ и попытался отбиться своими маленькими копытами, но их отбили в сторону.

– ДЕРЖИТЕ ЕГО!

Я почувствовал как мою жилетку схватили зубами и потянули, я пытался вырваться, но они давили только сильнее!

Ужасный звук рвущейся ткани раздался за моей спиной и я упал вперёд когда натяжение исчезло. На холодном бетонном полу я оказался уже без жилетки. Уровень адреналина в крови подскочил ещё выше и заглушил боль, позволив мне потратить остаток сил чтобы обернуться. Мой дневник… моё радио… пергамент со списком дел, магическая микросхема и медикаменты: всё разлетелось по полу с остатками моей жилетки.

Но никто из них не смотрел на вещи. Все пони во всём терминале просто глазели на маленького избитого пони, который едва мог стоять на ногах и плакал от боли. Они даже не смотрели на его кровоточащие раны или заплывший и ослепший глаз.

Они смотрели только на одно место на его теле.

– Что?

– Э-это…

Лимон нарушил всеобщее молчание.

– Что!? Он… он ебаный пегас!

– Погодь секунду, ты всё это время прятал их?

Я… был не совсем честен с окружающими.

Как вы видите, я не земнопони. Я действительно пегас.

Но поверьте мне… как я мог просто рассказать об этом? Столько рабов в Филлидельфии ненавидели пегасов. Для пони на Пустошах мы были просто злодеями, которых можно было легко обвинить в закрытии неба, но в Филлидельфии, это делало тебя лёгкой мишенью. Кем-то на ком можно выместить всю злость. Мне повезло, что мои предыдущие хозяева были довольны любым рабам, независимо от их расы.

Я не знаю как так вышло. Возможно моя мать была потомком какого-то пегаса, потерявшегося на Пустошах. Возможно пегасом был мой отец и мать просто никогда не рассказывала об этом. Возможно это просто стечение обстоятельств и наследие, доставшееся мне от предков которые жили ещё до войны. Так или иначе, я родился с крыльями за спиной. Мои габариты и робость были не единственной и, зачастую, даже не основной причиной по которой ко мне относились как к грязи на любом рабском труде, где я оказывался. Меня винили в преступлениях пегасов, живших ещё до падения жар-бомб или в том, что, по слухам, пегасы счастливо и припеваючи живут себе на облаках. Я получал меньше еды, меня дёргали или били по крыльям другие рабы. Они оскорбляли меня. Многие издевались и говорили, что меня сбросили с облаков потому что я был не нужен своим настоящим родителям. Но я клянусь, это чистая правда. Я рождён на Пустошах, рождён рабом.

Когда я был маленьким, то моя мать говорила мне:

– Мёрки, малыш, за каждой парой крыльев на Пустошах есть своя история.

Пегасы были такой редкостью, что каждый из них рассказывал истории о том где он побывал и как выглядит мир над облаками. О том как они выживают в мире, что ненавидит их или о том, что им пришлось потерять из-за своей особенности. Пегасы были невероятными, уникальными и каждый из них имел за спиной целую историю.

Когда я работал на каменной ферме, то был ещё совсем маленьким. Я ещё не вырос достаточно чтобы полететь, но взрослея, я мог двигать крыльями всё лучше и лучше. Они дёргались и хлопали когда хотели и я представлял, что однажды научусь махать ими так сильно, что смогу забрать мать и отправиться куда-нибудь в безопасное место. Мой хозяин заметил, что крылья зашевелились и… сделал свой ход. Решил подстраховаться.

Он взял молоток в зубы и приказал двум другим рабам оттащить меня в амбар, где меня уже ждала наковальня. Он… он не хотел, чтобы я летал. Никогда.

Я так и не восстановился. Травма в слишком юном возрасте, отсутствие лечения; крылья в конечном итоге ослабли, а мышцы атрофировались и уже были неспособны ни поднять мой собственный вес, ни двигаться в принципе. Кости в крыльях были раздроблены на куски и плохо срослись и в них не было достаточно силы чтобы выдерживать хоть какие-то нагрузки.

Пегас не умеющий летать. Другими словами, просто очень слабый пони с двумя огромными мишенями по бокам, которые привлекали только злобу. Которые вызывали у пони ненависть при первом взгляде. Я страдал от них в каждом лагере до Филлидельфии. И я знал, что там будет хуже всего.

И теперь они узнали о них.

Времени у меня было немного. Растерянные взгляды и бормотание толпы лишь ненадолго отвлекли Нус и Сути. Вскоре начали слышаться гневные выкрики и роптания о том, что меня нужно наказать. Я знал, что не все в Эквестрии ненавидят пегасов, но рабы были склонны к эмоциональной простоте и легко находили себе козла отпущения. Для них я был естественным врагом.

Я наклонился, схватил зубами целебное зелье и позволил ему просто затечь мне в горло, даже не глотая. Меня едва не вырвало им же обратно, но ободряющее ощущение того, как исцеляются мои раны, дало мне достаточно сил чтобы закинуть все мои вещи в седельную сумку. Толпа превратилась в единый организм и начала двигаться, а выкриков о требовании мести представителю той расы, которая по их мнению, бросила их на земле, становилось всё больше

Я видел как Нус пытается не потерять добычу. Телохранитель Сути Морасса был рядом с ней. У меня оставалось всего пару секунд. Лимон, стоявший рядом со мной, нахмурился и попытался схватить меня. Я услышал как фанатичные рабы бросились в мою сторону алкая крови и в панике бросился бежать. Моя передняя нога… с хрустом вернулась в нужное положение. Лимон вскрикнул и, не сумев схватить меня, упал на пол.

Я забросил седельную сумку на спину и бросился галопом. Впереди послышались свистки и предупредительные выстрелы и совсем скоро я увидел как передо мной в здание вбежала шеренга солдат, выстроившись возле стены из металлолома. Пайк и Кош видимо спрятались подальше от беспорядков. Оказавшись между молотом и наковальней в виде безумной разъяренной толпы и стражников, готовых подавлять новое восстание, я решил продолжать двигаться вперёд, положившись на свои небольшие габариты в сравнении с толпой позади.

Молясь о том, чтобы уцелеть, я уворачивался и прыгал вокруг них как только мог, в какой-то момент даже нырнув под одного из стражников в момент выстрела из боевого седла, звук которого буквально оглушил меня. Я смог прорваться через линию обороны как раз в тот момент, когда толпа рабов врезалась в них позади меня.

Один из стражников даже обернулся и взглянул на меня на секунду, но затем его внимание переключилось на более важную задачу по предотвращению новых беспорядков. Предполагая, что рабы вновь бунтуют, стража не обращала на меня внимания. Я остановился и оглянулся чтобы увидеть, как они едва удерживают безумную толпу, которая пыталась добраться до меня. Все их взгляды были прикованы ко мне, а если точнее, то к моим бокам. Я слышал выкрики в духе “Оторвите ему крылья!” или “Месть за Пустошь!”. Сотни пони, мечтающих о моей смерти…

Радио успокаивало меня на какое-то время, но слыша такое, я вновь чувствовал себя невероятно одиноко.

Я бросился прочь, пытаясь не слишком сильно плакать, чтобы слёзы не мешали мне следить за дорогой. Я хотел просто спрятаться. Где-нибудь. Где угодно.

Мне не пришлось идти далеко. Когда уровень адреналина упал, я и не мог уйти далеко. Инстинктивно, я искал место, куда никто другой бы не пошел.

Диспетчерская вышка Филлидельфийского небесного порта.

Старые строительные леса вокруг вышки снесло взрывом жар-бомбы, но для пони которому было терять было нечего, восхождение наверх было приемлемым риском. Я сел на крыше, на самой вершине вышки и смотрел на промышленные просторы и красную дымку Филлидельфии, которая тянулась во все стороны. На горизонте горел закат, который невозможно было хорошо рассмотреть из-за плотной облачной завесы. Сегодня он выглядел как обычное оранжевое пятно, но что-то внутри меня, какое-то внутреннее чутье пегаса, просто… просто знало что это многое значит. Солнце каждый день скрывалось от ночи в закате… но что лежало за горизонтом? Смогу ли я когда-нибудь последовать за ним в неизвестность?

Иногда мне казалось, будто он зовёт меня за собой и если бы я только мог последовать за зовом…

Забавно. Если бы я был настоящим пегасом, то мог бы просто улететь отсюда. В конце концов даже такая высокая стена не стала бы преградой для крыльев. Закат стал бы для меня маяком, ведущим к свободе. Но в тот момент он всего лишь был частью несбыточных желаний.

Сидя под небольшим брезентовым навесом, который, вероятно, когда-то точно так же использовали в качестве наблюдательного пункта, я прятался от патрулей грифонов. Сомневаюсь, что они вообще искали меня. Их работа была более специфической и никогда не включала в себя выслеживание беглецов на диспетчерских вышках или других высоких местах. В действительности, большинство из них летали на более низких высотах.

Я плакал. Ну конечно же, разве могло быть иначе? Зрение травмированного глаза понемногу восстанавливалось, но большая часть этой половины морды всё ещё была опухшей.

Открытый дневник лежал рядом. Пергамент с рисунком Обитательницы Стойла, Шестого и неизвестной кобылы был рядом с ним. По радио энергичный ведущий в очередной раз рассказывал о подвигах героев из разных частей Эквестрии, но в действительности, ничего из этого более не казалось важным.

Слухи разойдутся быстро. Пегас в Филли. Сезон охоты объявляется открытым.

Не то чтоб это тоже имело значение. У меня были запчасти для Викед Слит, но в тот момент я понял что упустил один очень важный момент. Как и Морасс, она меня обманула. Для работы на станке нужно было трое пони. Она никогда не планировала отпускать меня с крючка, учитывая что я был её четвёртой дополнительной заменой. Казалось, что буквально любой пони может воспользоваться мной. Даже когда я думал, что решаю собственные проблемы.

Я лёг и закрыл голову копытами, пытаясь придумать как избавиться от всего этого. Чтобы не было больше никаких торговцев, которые меня обманывают и оставляют без лекарств пока я работаю на них. Никакой болезни, разъедающей мои лёгкие и кровь. Никаких бандитов, пытающихся убить меня. Никаких рабовладельцев, для которых я был обычным инструментом. Чтобы больше никто не осуждал меня из-за каких-то придурков, которые умерли двести лет назад!

Я, вероятно, выиграл себе пару дней, но болезнь никуда не делась, а лишь слегка ослабла от тех лекарств, что я успел принять. И даже так, большая часть эффекта целебных зелий ушла на исправление того, что сделала со мной Нус.

И они не вылечили мой зуб.

Всё внутри болело от напряжения, как тогда, в Яме. Раздраженно почесав голову, я поднялся и стал расхаживать туда-сюда, пытаясь заставить себя… просто думать! Давай, думай, думай! Я ударил себя копытом по лбу и взглянул на город. С диспетчерской вышки было видно Ферму Развлечений, её знаменитые горки и гигантские воздушные шары в виде головы розовой пони над ними.

Могу поклясться что каждая из них смотрела на меня и смеялась. Этот безумный смех розовой кобылы… Как бы я хотел больше не видеть её снова. Вообще, никогда! Просто уйти в какое-то место, где буду только Я, мои рисунки, и никого больше! Зачем вообще нужны другие пони?!

Я вздохнул и успокоился. У меня не хватало сил даже на то, чтобы позлиться нормально. Я полностью вымотался за два дня беготни, избиений и медленной смерти от лучевой болезни. Я не мог нормально двигаться. Я даже не мог придумать достаточно грубое ругательство, чтобы описать такую жизнь. Но отвернувшись от Фермы Развлечений… ко мне пришла одна идея. Маленькая мысль, которая, как оказалось, всегда была в моей голове. Вариант, который всю жизнь был со мной и который мог избавить от всей боли, и о котором я никогда не задумывался до этого момента.

Был… один способ.

Я подбежал к краю, двигаясь абсолютно неосознанно. Я взглянул вниз с десятиметровой высоты.

Вот он, путь, который избавит меня от новой боли. Единственный выход, который я видел.

Дрожа всем телом, я взобрался на парапет. Я чувствовал как моё дыхание участилось. Подняв копыто, я почувствовал как поток ветра пытается сбить меня с ног.

Было тяжело удержать равновесие. Мир вокруг затих, словно ожидая меня. Один только ветер шумел в ушах. Я боролся с головокружением. Ещё немного боли и всё это…

Ветер трепал гриву и перья на крыльях, пытаясь напомнить мне каким я был пони. Я не обращал на него внимания. В этом ветре и в этом небе нет места для меня.

И в этот момент, всё вокруг погрузилось в полную тишину. Мысли уходили из головы и мне становилось всё спокойнее. Это же так просто… так просто, что я задался вопросом. А это правильно? Всё ли получится?

Будет ли… больно?

Но, я так боялся двигаться дальше…

Я наклонился вперёд.

БИП

Я качнулся, копыта заскользили по парапету и я упал назад взвизгнув от боли. В момент падения я не до конца понимал в какую именно сторону я падаю и бешено махал копытами, пока подо мной не оказалась твёрдая бетонная крыша башни.

Живой.

Тяжело дыша и безумно глядя на край крыши через который я наклонялся до этого, я снова услышал звук.

БИП!

Моё радио… музыка остановилась.

Я потянулся за ним, поднял и едва не уронил когда ко мне пришло осознание.

В голове прокручивались мои действия. Я понял, что был готов прыгнуть. О… о богини…

Разум прояснился, одержимость прошла. Её смыло волной чистого ужаса. Я чувствовал себя таким… чужим. Все заботы и проблемы забылись, а мысли проносились так быстро, что в них не было никакого смысла.

Это было гораздо страшнее любого избиения.

Дрожа, я крепче обнял радио. Во имя Эквестрии, что я вообще делал? Собирался спрыгнуть с диспетчерской вышки! Я зажмурился и дрожь перешла в панику когда я осознал как именно события могут влиять на ясность моего ума. Как чувства могут двигать тебя в каком-то направлении. Обладая возможностью выбирать, тебе так же открываются неправильные варианты.

Нутро сжалось от понимания что я почти натворил, больше чем сжалось.

Отойдя подальше от края и опорожнив желудок, я, тяжело дыша, взглянул на радио. Сконцентрируйся на нём, сказал я сам себе. Оно спасло меня раньше, может сделать это снова! Может будут ещё новости про Обитательницу Стойла? О ком угодно, мне просто нужно было что-то, чтобы отвлечься от мыслей о произошедшем.

После сигнала из динамика донёсся звук.

Пш-ш-ш-ш

“...эм… привет? Ох, стоп, зачем я это говорю? Это же что-то вроде дневника, верно?”

Я моргнул. Это был голос молодого жеребца. Он звучал почти как мой в лучшие дни. Возможно мы даже были одного возраста.

“Ну, что мне сказать для первой записи? Папа сказал, что мне стоит сохранить это. Для протокола, как он сказал. Не совсем понимаю что значит, но, кажется, в этом нет ничего плохого, да? Ну точно не повредит. Плюс, я вроде как должен ему… всё таки, он достал для меня билет в Стойло. Если дела будут плохи, я по-крайней мере буду в безопасности под землёй, пока папа будет эвакуироваться вместе с пегасами. Мы все будем в безопасности…”

Это сообщение, было записано ещё до войны! Я был поражен и не понимал почему прибор включил эту запись или откуда она вообще там взялась, но в то же время, я осознал, что я завороженно смотрю на маленький динамик, аккуратно держа прибор в копытах.

“Ну, прислали мне значит эту штуку. Она идёт в комплекте с билетом, как они сказали. Пипбак. Компактная, но до жути прикольная штука. У неё есть радио, возможность записывать звук, небольшой фонарик чтоб скрасить самые тёмные ночи и я даже могу подключать его к терминалу, который папа подарил мне на день рождения! Большинство получит такие только на входе, но раз их делают здесь, в Филлидельфии, думаю они просто сразу высылают их местным. Ну, я уже доволен, эта штука даже спасла мне жизнь!”

Не тебе одному…

“Короче я возвращался после того, как получил её. И, ну, Эквестрия уже не та, что была раньше. Нет больше счастья, радости и понимания, типа. И в наше время всё, ну, типа, по-другому. Какие-то земнопони пытались отобрать мой билет пока я шел домой. Вышли прямо из переулка на Олд Вудтри! Я… блин, эта штука, она мне жизнь спасла. Л.У.М спас, то есть. Ох блин, меня снова трясёт. Пони не созданы для драк, так зачем все дерутся?”

Последовала пауза как будто он обдумывал что-то. Кажется я расслышал всхлип.

“Я просто… просто хочу чтоб всё это закончилось. Я не хочу идти в Стойло, зная что всё здесь погибнет. Но этому не бывать. Папа сказал, что это всего лишь понты и не найдётся таких придурков, которые сделают что-то, что навредит нам всем. Но если это так, то нахрена он потратил почти всё что накопил чтобы достать мне этот билет? Не хочу знать каково это быть последним поколением. Если случится худшее, то что нам останется? Может в будущем бедные пони будут жить и даже никогда не увидят всего того, что есть в этом чудном городе? Типа, травы, деревьев, чистой воды..?”

Я взглянул на Филлидельфию и увидел адские заводы с множеством рабов и отравленный радиацией воздух.

У меня не было слов чтобы описать как мне стало тяжело.

“Мне… мне кажется пора закругляться. Пора искать работу, раз я переехал сюда, чтобы получить билет. Ну, эм, пока, наверное. Тому кто это слушает. Скорее всего мне из будущего. Сейчас думаю о том, что сказал до этого и понимаю какая же это всё чепуха. Короче, меня зовут Сандиал, я единорог, думаю об этом надо сказать. Может я потом сделаю запись о том как я получил кьютимарку или о чём-то ещё. А до тех пор… ну, пока, наверное?”

– Пока… – пробормотал я, прежде чем задумался зачем вообще говорить с записью. Она закончилась и из динамика снова заиграла песня Свити Белль. Значит пипбак. Так называется эта штука. Пипбак Сандиала.

Внезапно меня накрыло ужасное осознание.

Тот скелет… это… это был…

Я свернулся в клубок, крепко обнял пипбак, и заплакал, пытаясь избавиться от тяжелого ощущения пустоты внутри.

Сандиал…

Моё возвращение на Ферму столь же нежеланным, сколь неизбежным.

Я отнёс запчасти для Викед Слит. В награду получил неделю рабочих смен на плавильных чанах.

В седельных сумках оставалось ещё немного лекарств. Может этого хватит, чтобы уговорить задир не убивать меня… эх, кого я обманываю? Они убьют меня сразу как только увидят.

Поработав зубами, я порвал край розово-желтой седельной сумки так, чтобы её часть скрывала мои крылья. На Ферме об этом знали только мои задиры, если, конечно, слухи об этом не успели разойтись по всей Филлидельфии. То, что об этом узнает Хлыст, было вопросом времени. И когда он узнает — мне конец.

Проходя мимо зеркала, я едва ли взглянул в него. Мне не хотелось видеть своё отражение. Тем не менее, взгляд всё равно скользнул к нему и по большей части это было заслугой картонного стенда розовой пони, которая указывала на него копытом, словно приглашая посмотреть.

Сначала я не заметил особой разницы, но присмотревшись застыл от удивления. Моя болезнь уже не выглядела такой страшной. Она не прошла, но, на тот момент уже это казалось победой. Я выжил. Я жил дальше. Я не чувствовал особой радости, но я был жив.

И что более важно, случилось это не благодаря чьему-то вмешательству извне, но благодаря решениям того пони, что отражался в зеркале. Этот маленький пегас с грустным взглядом и… рабовладелец, приближающийся к нему со спины.

Мои глаза широко распахнулись.

– Если бы я отправил тебя не к Викед Слит, то, наверное, наказал бы за то что так долго возвращался. Тебе повезло, что я знаю что она поехавшая.

Я пискнул и подпрыгнул от страха, влетев в холодное стекло зеркала. Хлыст двигался с нехарактерной для него тишиной и подошёл со стороны, где его отражение не было видно до последнего момента. По ухмылке на его лице я понял, что он специально хотел напугать меня.

– Д-да… хозяин, – прошептал я. – Она… она задержала меня…

– Да пофигу. Возвращайся в корпус, у меня сейчас встреча со связным Протеже.

– Эм… господин? – я хотел хотя бы попытаться спросить. – А… та банда уже вернулась? К-кажется они хотят убить меня…

– Мёрк, двигай крупом.

– Да, господин…

Ну, попробовать стоило. Я сгорбился и пошёл вместе с Хлыстом ко входу в контактный зоопарк, в его владения. Рядом со старым офисом для персонала, который жеребец использовал в качестве жилья, я увидел одну из грифонов Стерн. Гораздо крупнее большинства пони, с огромными острыми когтями, наёмница носила плотный бронежилет поверх черных как смоль перьев. Даже в тех местах, где у большинства грифонов перья были светлыми, у неё они меняли цвет с чёрного на тёмно-серый. За спиной у грифины были две длинноствольные винтовки, одна магическая и одна снайперская. Когда Хлыст подошел к ней, она коротко кивнула ему.

Она проводила меня взглядом, а я озирался по сторонам в поисках троицы бандитов. Мне нужно было избежать встречи с ними и найти безопасное место, хотя внутреннее чутье подсказывало мне, что таких мест не осталось. Позади, я услышал как Хлыст заговорил с наёмницей и их разговор быстро перешел в громкий спор; оказалось, ей нужны были рабы из корпуса Хлыста для этого “Протеже”. И жеребец явно не был рад этому.

Не были рады и бандиты. Они стояли на центральном проходе корпуса.

Ожидая меня.

У Нус был убийственный взгляд. На её спине виднелись свежие следы от ударов плетью.

Лимон нетерпеливо топал копытом. Сомневаюсь, что таким образом он выражал желание проявить ко мне милосердие.

Третий жеребец, имя которого я так и не узнал, просто фыркнул.

Ну вот и настал тот момент.

– Забудь о хотелках, Хлыст! Ты ничего здесь не контролируешь, я забираю кого хочу. У тебя нет права голоса в этом вопросе, уяснил?

Это был голос не грифины, а кого-то другого.

Грубый, насмешливый и властный голос достиг ушей каждого в контактном зоопарке. Он был таким уверенным и громким, что буквально пронзал голову. От такого командного голоса у меня по спине побежали мурашки, а копыта буквально приклеились к земле.

Даже задиры оживились и они повернули головы на спор Хлыста и грифины. Теперь в их разговоре появился третий участник.

Ещё вчера, я думал что встретил самого большого пони в Эквестрии и им был Шестой. Этот земнопони казался ещё больше, как минимум в обхвате. Он вмешался в их разговор и наёмница явно была недовольна тем, что их прервали.

Шестой был тем пони, который вызывал у меня чистый ужас. Этот вызывал отвращение, но при этом чувствовалась его власть. У него была облезлая темно-коричневая шерсть с пятнами грязно-серого цвета, каковой была и его грива. Тело было просто огромным как и ноги, хотя он был не таким высоким и мускулистым как Шестой, он всё равно выглядел до безумия сильным из-за такого плотного телосложения. Толстым его нельзя было назвать, скорее просто коренастым и крепким. Жеребец носил качественную кожаную броню с металлическими вставками и множеством небольших подсумков. В пределах досягаемости его рта, были закреплены хлысты, дубинки и что-то, выглядящее как энергомагическая погонялка для скота.

Я старался не смотреть на его рот, с гнилыми или вообще отсутствующими зубами. Я практически чувствовал какой от него исходил запах. Взглянув на его кьютимарку, мне пришлось в панике смотреть на свою, ведь на его фланках было изображение целой цепи, которая выглядела в точности как та, что была на моём рисунке кандалов!

На его фоне Хлыст смотрелся небольшим жеребцом и даже грифина, которая была больше практически любого пони, была меньше. Он общался с ними двумя так, словно он был существенно выше по иерархии в рабовладельческом обществе Красного глаза. В действительности, к моему шоку, Хлыст, ужас всей моей жизни, казалось был готов пресмыкаться перед ним. Да кто такой этот пони?

– Этот выскочка, Протеже, даже близко не подпускает меня к своим рабам, так что я пришёл к тебе, понятно? И я спрашиваю у тебя, кого из них тебе, кхм, не жалко потерять. Мне нужно больше для собственных нужд.

Он ухмыльнулся Хлысту, оскалив свои гнилые зубы, а затем взглянул на грифину.

– Если ты, конечно, не хочешь устроить сцену, Раджини. Ты же всё ещё верна кодексу, да?

Грифина коротко кивнула в ответ не сказав ни слова. Я видел как её коготь сильнее сжался на оружии в кобуре. Хлыст нервно смотрел на них двоих. Это явно была игра не его уровня.

– Слушайте… я дам вам одно раба, хорошо? И вы можете спросить у ребят в терминале, я слышал они хотят избавиться от нескольких нарушителей порядка.

Ох Богини, кажется я понял к чему это идёт. Я прирос копытами к земле, мечтая о том чтобы просто раствориться в воздухе и исчезнуть.

– Одного, да? И всё? С чего решил, что можешь дать мне только одного? Лучше удиви меня, Хлыст. Кто он?

– Мёрк! Сюда! – жеребец подозвал меня не отрывая взгляда от своих гостей.

Я не шевелился. Я не хотел и близко приближаться к этому монстру в теле пони.

– Мёрк! Двигай сюда сейчас же! – голос Хлыста звучал одновременно злым и испуганными когда он наконец набрался решимости и посмотрел в мою сторону. У меня возникло ощущение, что это они хотят сохранить это в тайне от Красного Глаза, учитывая как грифина постоянно оглядывалась по сторонам.

Я всё ещё не двигался. Я просто не мог. С ужасом я наблюдал как мой новый рабовладелец проследил за взглядом Хлыста и подошел ко мне. Он остановился передо мной и я почувствовал жуткую вонь исходящую от него. Я дрожал и тяжело дышал пока он оценивающе осматривал меня.

– Интересно… не часто увидишь таких маленьких пони в наше время. Жалко я не смог поймать ту, пока она ещё была тут.

Он облизнул губы. Мне пришлось закрыть глаза чтобы не задрожать от ужаса. Мысль о том, что этот отвратительный рабовладелец мог оказаться где-то рядом с Обитательницей Стойла задевала меня до глубины души. Мысль о том, что он оказался рядом со мной просто сводила меня с ума. Я почувствовал как он взял меня копытом за подбородок и крутит моей головой как ему вздумается чтобы рассмотреть меня под разными углами. Уставшие мышцы ныли от боли когда их растягивали. Жеребец, по всей видимости, не делал скидки на мой размер и не пытался сдерживать силу. Он снял мою седельную сумку и потянулся к самодельной накидке на спине…

Нет!

Когда он развернул меня, я почти инстинктивно взбрыкнул, целясь в единственное место, где я мог хоть как-то навредить ему.

Рёв ярости пронзил мой чувствительный слух когда он ударил меня копытом в бок с достаточной силой чтобы отправить в полёт до ближайшего забора. Врезавшись в него и оставив на сетке вмятину, я свалился на землю и свернулся в агонии. Едва не потеряв сознание, я пытался хоть как-то отдышаться.

Меня никогда не били так сильно. Никогда.

Жеребец смотрел на меня убийственным взглядом дрожа от злости и моей дерзкой попытки ударить его.

– Ах ты мелкий… слизняк…

Он медленно двинулся ко мне, делая шаг за шагом.

– Ты думаешь… ты можешь просто попытаться пнуть меня… по яйцам... без последствий?!

Я завизжал от ужаса когда заметил, что Хлыст стоит и не собирается вмешиваться, а грифина куда-то исчезла.

– Ты знаешь кто я? Я твой новый хозяин! Что ты на это скажешь?!

Он поднял меня за накидку и дал пощечину.

– Моё имя — Чейнлинк Шейклс, червь! Но ты не будешь называть меня так. Для тебя я — Хозяин! Понятно?

Он дал мне ещё одну пощечину.

– Как меня зовут?

– Хозяин Че…

И ещё одну. Я закричал. Я завизжал. Я пытался сопротивляться, но он поднял меня над землёй.

– Ты не слушал! Как меня зовут?

Тяжело дыша и хныкая, я пропустил всё что он сказал. Из-за паники я всё неправильно понял. Мои инстинкты раба заработали. Это был не просто рабовладелец. Я был рождён рабом, назван как раб и получил соответствующую кьютимарку. Каким-то образом я просто чувствовал, что он был полной противоположностью. Да даже по его кьютимарке это можно было понять! Он был обратной стороной той же медали; рождён, чтобы командовать мной. Я не мог не подчиниться. За считанные секунды он отпечатался в моем сознании больше, чем кто либо другой до него.

– Хозяин! – закричал я. – Да, Хозяин!

Казалось он был создан моей противоположностью во всём. Сильный в том, в чём я слаб, значительнее там, где я был никем. Шестой пугал меня. Хозяин вызывал более глубокие эмоции. В его глазах читалось желание владеть, которое оскорбляло меня, но в то же время я был неспособен сопротивляться.

Он бросил меня в грязь.

– Снимай накидку, хочу посмотреть чего мне досталось.

Нет… я не мог допустить этого. Но я чувствовал как каждый мускул стремится подчиниться. Диджей и другие освободили меня, но я чувствовал как замкнутая цепь Хозяина возвращает меня на моё место.

– Хах! А я скажу вам почему он не хочет её снимать!

Я обернулся и увидел как безымянный жеребец из троицы задир бежит к Хозяину. Он остановился прямо перед ним и указал на меня копытом. Хозяин суровым взглядом посмотрел на него сверху вниз и нахмурился. Я был испуган. Если бы он раскрыл тот факт, что я пегас, то меня прикончат прямо на месте! Или Хозяин лично притащит меня… к хозяину Красному Глазу! Моё воображение рисовало мне жестокие картины и я почти пропустил момент когда за одно мгновение Хозяин безжалостно повалил жеребца на землю.

– Я!

Копыто хозяина сломало ему челюсть.

– Не Просил Тебя!

Он достал нож настолько огромный, что его можно было назвать мечом.

– ОТКРЫВАТЬ РОТ, РАБ!

Нож насквозь проткнул его шею и вонзился глубоко в землю. Дёргаясь и захлёбываясь собственной кровью, жеребец умер за несколько секунд, а вокруг него земля и мёртвая трава покрылась лужей крови. Его копыта какое-то время продолжали дёргаться пока окончательно не обмякли. Кровь попала на меня, но я застыл от страха и не мог пошевелиться, чувствуя как тёплая жидкость покрывает мои ноги. Хлыст замер в ужасе, а оставшиеся задиры просто убежали в контактный зоопарк.

– Достаточно!

Грифина приземлилась рядом с Хозяином. Он повернул к ней морду с которой стекала кровь. В ответ, глядя на него суровым, но осторожным взглядом, наёмница нацелила на него винтовку.

– Рабов нельзя перемещать до завтра Шейкл. – сказала она. – Ты знаешь об этом. Тогда и получишь то, чего хочешь. Я попрошу Протеже найти на сегодня замену чтобы заполнить пробелы.

Она пыталась успокоить его, обещая дать то, чего он хочет, чтобы избежать нового кровопролития сегодня. Грифоны Красного Глаза нередко вели себя так, их преданность была абсолютной. Они часто защищали рабов от слишком рьяных рабовладельцев чтобы защитить собственность хозяина Красного Глаза и не допустить снижения эффективности его промышленности, если такая угроза была. Хозяин прищурился на неё, а затем расхохотался и наклонился ко мне.

– Ты как раз то, что нужно, Мёрк! – хриплым, похожим на мой, голосом сказал жеребец и фыркнул. – Я вернусь завтра и заберу тебя в свою… хм… особую группу. Мы точно повеселимся, малыш Мёрки… найдём тебе реальную работу в Филли, которая будет гораздо полезнее тягания этих дурацких тележек!

Эта гнилая ухмылка послала по моей спине дрожь. Ходили слухи, что есть рабовладельцы, которые держали “особые” группы неучтённых рабов для экстремальных работ чтобы заработать больше уважения у Красного Глаза. И некоторые даже говорили, что порой это просто смертельные игры, где рабовладельцы делали ставки на выживших или проигравших.

Идти с ним было смертным приговором. Вторым за два дня. Хозяин был влиятельным лицом в Филлидельфии, частью той прослойки, что могла не считаться с потерями среди рабов. Мысленно, я проклинал свою жизнь. Всё что я делал, казалось, вело только к большему статусу раба. Неужели это и правда мой талант? Становиться инструментом или слугой для кого-то всё время? За сегодня я выполнил почти десяток поручений от разных пони, как от рабов, так и от господ, и всё что я получил в награду это несколько дней жизни пока болезнь не вернётся или мой новый Хозяин не прикончит меня ради собственной выгоды или удовольствия.

Даже когда Хозяин ушел и Хлыст бросил меня в сарайчик рядом с его офисом, я чувствовал оцепенение.

– Останешься здесь на ночь. Если с тобой что-то случится ночью, то Шейклс будет недоволен. Мне ещё хочется пожить. Завтра у тебя рабочая смена, так что спи.

Ну конечно же рабочая смена. Разве её не могло быть у хорошего раба?

Я не спал всю ночь.

Моё воображение не давало мне заснуть, подкидывая всё новые жуткие варианты развития событий. Возможно я был прав в своём убеждении о том, что жизнь раба заканчивается только двумя способами: медленным от болезни или быстрым от убийства.

Я продолжал обнимать пипбак, желая чтобы он снова сказал мне то, что нужно. Он уже освобождал меня раньше. Он помешал мне сделать последний шаг. Почему он снова не мог мне помочь? Он всего лишь играл очередную песню Сапфир Шорс. Она мне даже не нравилась. Почему не Вельвет Ремеди? В тот момент я бы лучше послушал даже Сандиала. Но без понимания как пользоваться пипбаком и его настройками, я мог предполагать что запись включилась от какого-то сбоя, или чего-то такого.

Помощи ждать не откуда.

Я совсем один.

В темноте ночи я не мог рассмотреть ни одного своего рисунка в дневнике прямо передо мной. Я пытался рисовать, но когда Хлыст закрыл дверь и лишил меня каких-либо источников света, эта затея перешла в разряд невозможных. Я мог только ждать пока начнётся моя смена, отработать на износ ещё один день и затем меня передадут… передадут…

Я сглотнул и тяжело задышал.

Передадут Хозяину. Мысли о нём не покидали мой разум с тех пор как он ушел. Гигантский пони, рождённый чтобы мои оковы никогда не сломались. Ему было предписано судьбой стать моим владельцем, а мне — его рабом. Но я не хотел этого! Я не хотел умирать! Разве я перед этим не потратил целых два дня просто чтобы доказать себе это?

Я ударил стену копытом, покрутился на месте и только после этого успокоился, опустив голову на дневник и положив одну ногу на пипбак.

Клик

Загорелся свет.

Я подпрыгнул, когда внезапно появившийся свет ослепил мои уже привыкшие к темноте глаза. Прикрыв их копытом, я осторожно взглянул на источник света. Разбитый экран пипбака, лежащего передо мной, источал слабый свет, который мерцал и периодически пропадал из-за обширных повреждений всего устройства. Внезапно слова Сандиала прозвучали эхом в моей голове

Фонарик, чтобы скрасить самые тёмные ночи…

Спасибо, Сандиал. Со светом, который давало мне это наследие прошлого, всё изменилось. Медленно, но со временем мой разум нашёл утешение, которое так усердно искал. То, что поможет мне избавиться от рабского мышления.

Я мог видеть. Если я могу видеть, то это значит, что я не один.

Передо мной лежали мои рисунки. Портрет меня, притаившийся в углу пустого листа. Моя улыбка на нём была такой радостной, тело не покрывало множество ран, а крылья были широко раскрыты. Моя мать, красивая и одно лишь её изображение успокаивало, смотрела на меня с другой страницы. Она была так горда и не теряла веры в своего маленького потерянного жеребёнка. Шестой, сильный и безжалостный, но в то же время стремящийся защитить такого беззащитного пони как я. Загадочная кобыла, отрешённая и интригующая, но со взглядом который буквально сиял добротой. И над всеми ними — Обитательница Стойла, дарящая свет не только одному израненному жеребцу, но всем пони, кто когда-либо видел её.

Я схватил уголёк и снова начал рисовать. Я хотел большего. Если этой ночи суждено стать моей последней ночью в Эквестрии, то я умру окруженный теми, кто что-то для меня значил. Уголь коснулся листа пергамента и наполнил его рисунками меня, стоящего вместе с остальными. С кобылой, которая помогла мне и хихикала, глядя на мои э-э.. эм-м… личные рисунки. С Шестым, который с хмурым взглядом не смотря ни на что защищал меня.

Пергамент заполнялся. Я раскрыл дневник и, игнорируя мерцающий свет, просто не мог остановиться. Мои глаза болели, но страница за страницей наполнялись изображениями всего, что я когда-либо видел, от пипбака до башни Тенпони. Моя мать, обнимающая меня и прогоняющая прочь страхи маленького жеребёнка. Я представил как могли выглядеть шесть других моих братьев и сестёр. И нарисовал их тоже. Вельвет Ремеди, Диджея и всех, кого только мог вспомнить. Уголь чертил всё новые и новые линии, заполняя страницу за страницей.

Этого мало!

Дневник в сторону, теперь сами стены станут моим холстом. С каждым мерцанием пипбака всё больше изображений появлялось на них. Кадр за кадром, лоскутное одеяло собиралось в единую картину когда я мог видеть его и едва свет снова пропадал, я продолжал рисовать, поворачивая голову в разные стороны. Глаза высохли, но движения стали только увереннее, а сердце, ранее скованное болезнью и страхом, теперь билось быстрее из-за вновь обретённого смысла.

Я двигался о стены к стене, мои движения скрывались во тьме каждый раз когда свет пипбака гас, но каждый раз появлялись всё новые и новые рисунки. В конце концов… истощенный… я лег на спину, взяв пипбак в копыта. Слово по велению судьбы, на это время он перестал мерцать, наконец подарив мне возможность оценить свою работу.

Со всех сторон меня окружал внешний мир. Гигантское панно из всего того, что дарило надежду на Пустошах. Я видел Башню Тенпони и множество маленьких поселений, через которые проходил когда-то, как та же Нью-Эпплуза. Я видел как пони бегут на помощь своим друзьям. Видел как Обитательница Стойла мчалась за горизонт в лучах великолепного заката, паря в воздухе пока вокруг неё собрались растерянные пони, но она знала что её ждёт за горизонтом. Воображение помогло мне нарисовать Диджея и его вещательную станцию с микрофоном в башне в Мэйнхеттене. Вельвет Ремеди в самом красивом наряде, который я только смог придумать, изливала душу в песне, а вокруг неё парили музыкальные ноты.

Я увидел мир, который остался позади когда меня заперли здесь. Мир, полный пони, которые не ненавидят меня и не хотят использовать. Да, конечно, там тоже наверняка были плохие пони и даже похуже, чем здесь, но там было столько хороших! Пони, которые могли бы назвать меня другом… или вылечить меня, спасти жизнь…

Я выпрямился.

Которые могли бы спасти мою жизнь…

Был один способ. Если бы я только мог… если бы…

В порыве страсти, я вытащил дневник и схватил новый кусок угля. У меня были новые планы. Мне нужны припасы, оружие, броня, разведка маршрутов и самое главное… мне нужен способ, который позволит мне воплотить эту ужасающую концепцию свободной жизни и этот рисунок в реальность. План, который позволит мне пойти вслед за солнцем за горизонт и узнать где же оно прячется от тьмы.

Я сбегу. Теперь моя жизнь зависела от этого.

Завтра у меня будет целый день чтобы подготовить и воплотить план в реальность. Сбежать из Филлидельфии. Чтобы выйти за стены и сбежать от этого рабства, которое столько времени позволяло мне мечтать только о том, чтобы найти кого-то, кто вылечит меня от смертельной радиации. Затаив дыхание, я коснулся копытом груди, слушая стук своего сердца. Спустя столько времени в неведении, не зная чего я желаю, наконец осознание пришло ко мне.

Пришло время перестать плакать.

Говорят, что за каждой парой крыльев в Пустоши есть своя история.

Завтра я начну свою.

Заметка: Новая способность!

Подлый удар! (Первый уровень) — У вас есть дар наносить удары по самым чувствительным местам. Другими словами, вы дерётесь подло! Ваша первая безоружная атака в даёт вам небольшой шанс мгновенно оглушить противника!

Глава 3. Утраченная надежда

“Шов за швом, я сшиваю вместе. В срок успеть…”

“Каково это — желать свободы?”

Хоть я и зарисовал свои мечты на стенах сарайчика Хлыста, в глубинах разума зародилось сомнение, задающее именно этот вопрос. Та часть меня, что всё ещё была скована и подчинялась командам хозяина Красного Глаза, позволяла таким вопросам появляться, даже несмотря на то, что я принял решение сбежать.

Но пути назад уже не было. Я боролся с рабским мышлением, теперь я знал, чего хочу. Я собирался сбежать. Я думал, что это поможет избавиться от навязчивых мыслей, заткнуть моё подсознание и, наконец, освободиться от мучительного дуализма, который терзал меня последние два дня. Но нет, оно никуда не пропало и лишь на время скрылось, пока я улыбался, рисовал и мечтал о лучшей жизни. Оно затаилось в глубине, подпитывая сомнения и порождая вопросы, чтобы попытаться подавить нового “меня”, который пытался добиться своего. Но эта часть не возьмёт верх, я ей просто не позволю.

В конце концов, теперь у меня была другая причина для побега. Очень простая и максимально мотивирующая. Я должен был сбежать, чтобы выжить. До Ямы, я был целиком и полностью готов посвятить остаток жизни рабству, пока, в конце концов, бы не умер. Стать очередной цифрой в статистике Красного Глаза, заменяемым ресурсом. Но мне показали ценность жизни и, что более важно, ценность моей собственной жизни и то, что за неё стоит бороться. Болезнь разрушала мой организм. Облучение, мутации, агрессивная среда убивали меня с такой скоростью, что если бы я ничего не сделал на рабском рынке, то наверняка бы умер во сне. И даже теперь, лёжа в темноте, окружённый образами счастливого будущего и рисунками тех, кто был для меня важен, я чувствовал это в своих лёгких. Жжение и покалывание, которое постепенно только росло. Мой кашель теперь был под контролем, но во рту всё ещё постоянно присутствовал металлический привкус крови.

Вместо того, чтобы убедить меня остаться, прирождённый раб в моей голове просто пытался задавать мне вопросы. Так ли я заслужил свободы, как думал? Или я просто продолжал жить из-за страха? Страха скорой смерти. Слушайте, я не храбрый пони. Что если я сбегу и попаду в мир, в котором не смогу выжить? Могло ли моё желание стать свободным быть навязанным внешним миром, который отсеивал всех нерешительных и слабых? Смогу ли я вообще думать самостоятельно? То есть, я даже не знал, сколько мне лет, что не давало понять, как долго я жил, просто подчиняясь приказам. Даже, когда я решил действовать самостоятельно, вчерашний день всё ещё по большей части состоял из выполнения чужих приказов.

Я просто не знал. Не знал, как быть свободным.

Были и другие тревожащие меня вещи. Я всегда знал, что меня окружают какие-то границы. Будь то стены корпуса, удерживающая меня цепь или знание о том, что пересечение условной черты будет означать для меня расстрел. Что-то всегда указывало мне, где заканчивается свобода. Что я буду делать в мире, где единственная граница определяется только моим собственным выбором?

Но этот мир звал меня. Я больше не мог отрицать это так же, как не мог отрицать приказы каждого хозяина отсюда, до Разбитого Копыта и Мэйнхеттена. Мне было не важно, что является главным движущим фактором: моё желание свободы или просто инстинкт самосохранения. Этот голос в моей голове наконец замолчит. Я поборю его, я просто обязан! Решиться на побег для меня было сродни решиться жить.

Не буду врать и говорить, что мне не было страшно. Я был в ужасе. Возможно, именно этот страх побудил меня сделать первые шаги. Пожелать лучшее будущее, где я смогу прожить чуть дольше, чем ещё несколько дней.

Несколько дней…

В тот же момент, когда я осознал, зачем мне нужно жить, я понял, что оставляю позади.

Я не мог облажаться. Это вопрос жизни и смерти.

Не время сомневаться. Я должен отважиться.

Отважиться мечтать.

Огромная гора труб упала прямо позади. Поднявшись на ноги, я начал кашлять, пытаясь избавиться от пыли и грязи, что осыпала меня вместе с ударной волной. Кувырок в сторону спас меня от прямого попадания под обломки, но сам удар всё равно оглушил.

Отплёвываясь и продолжая бороться с кашлем (я не дам ему победить, не сейчас), я начал отвязывать узду от трубы, которую вытащил. Другие рабы сразу же начали разделывать её на более мелкие куски своими автотопорами, чтобы позднее транспортировать на переплавку. Хлыст пришёл за мной рано утром и, к счастью, не заметил моих рисунков на стенах. Он вывел меня на очередную рабочую смену. В этот раз, я участвовал в разборе разрушившихся при побеге Обитательницы Стойла головокружительных горок. В ограниченной области Фермы развлечений вокруг меня царила суета. Часть пони растягивали железные обломки с помощью тросов, закреплённых на сбруях, в то время, как другая часть карабкалась на вершине обломков, убирая наиболее повреждённые и неустойчивые секции. В воздухе стояла пыль и грязь, поднятая десятками и сотнями копыт рабов, снующих туда-сюда по развалинам горок и воронкам от взрывов, которые были свидетельством прошедшего успешного побега. Это была опасная работа, требующая от пони осторожности, чтобы вытаскивать одни огромные обломки из-под других в надежде, что вся эта неустойчивая конструкция не приземлится прямо на них. Почему-то на эту работу выбрали именно меня, несмотря на физическую слабость.

Её побег теперь стоил риска для моей собственной жизни. Ирония, которую я не мог не уловить.

Как и любая другая работа, которую я выполнял в Филлидельфии, эта была изматывающей и смертельно опасной. Я уже стал свидетелем того, как с десяток пони увели… куда-то. За невыполнение нормы.

Но я был осторожен, как никогда прежде. Моя самодельная накидка по качеству скрывания крыльев не шла ни в какое сравнение с моей, к сожалению, утраченной жилеткой. Много раз мне пришлось рисковать быть избитым кнутом за то, что я постоянно останавливался, чтобы поправить её или убедиться, что она сидит так, как нужно. Полагаю, мне просто повезло, что на эти работы не отправили никого из корпуса в Терминале. Слухи уже расползлись по городу. Я слышал их, пока работал.

— Уже слышал? Красный Глаз завёл себе раба-пегаса!

— Я слышал, что на этой неделе будет показательная казнь пегаса-солдата!

— Говорят, что какой-то пегас убил уже троих рабов и сбросил их тела в чан с расплавленным металлом!

Как и в любом другом рабском лагере, слухи и сплетни расходились, словно лесной пожар между рабами, у которых не было других источников информации, кроме слухов и сплетен от других рабов.

И когда я, наконец, собрался и порысил на дрожащих ногах искать следующую трубу, то услышал эти перешёптывания. Ну и пусть. Я не собираюсь задерживаться настолько, чтобы на меня как-то повлияли их мысли и мнения о пегасах. Даже если они все были злодеями и убивали жеребят в своих облачных крепостях. Мне было просто всё равно. Я никогда не был пегасом в любом смысле этого слова. У меня было больше общего с любым из моих “приятелей” рабов, чем с каким-нибудь “пегасом Анклава”.

Правда, всё это не имело значения. Даже работа. Впервые за долгие годы, я не возражал против унылого тяжёлого труда, учитывая осознание того, что это мои последние рабочие смены. Мне кажется, что в перерывах между задачами, у меня на морде появлялась жуткая улыбка от мыслей о том, что меня ждало впереди. В своих самых смелых мечтах, я представлял, что сбегу за Стену, найду небольшое поселение и встречу хорошего доктора. Доброго, такого, который вылечит мои раны, исцелит мою болезнь, может даже подскажет дорогу до Разбитого Копыта. Там я найду свою мать, и мы вдвоём сбежим и отправимся жить в Башню Тенпони. Как-то так. И будем в безопасности. Может я даже встречусь с Обитательницей Стойла. Диджей постоянно намекал на то, что она частый гость в Башне. Я бы поблагодарил её за всё, пожал копыто, может быть даже обнял. И предложил бы ей жить со мной и моей мамой, ведь мы всё хорошие пони. Мы вдвоём смогли бы столько сделать! Спасти рабов в Филли, исследовать Пустошь. Путешествовать вместе, узнать друг друга получше, стать ближе и…

Кажется, моё воображение унесло меня куда-то слишком далеко.

Я слегка приложил себя копытом по лицу и покачал головой. Безумные мечты — это, конечно, круто и всё такое, но настало время планировать. У меня было меньше двадцати четырёх часов, чтобы разобраться во всём, найти свой путь и следовать ему.

— Эй! Эти грёбаные трубы ещё держатся по краям!

Мои размышления прервались, и я обернулся на голос позади. Рабы пытались привязать верёвки моей упряжи к следующей опоре разрушенной секции горок. Утомлённые пони пользовались упряжками с крюками, чтобы вытащить трубы из-под рельсовых путей. Я немного завидовал. Эти упряжки выглядели похожими на боевые сёдла. И я всё ещё хотел себе такое. Но ни одно не подходило по размеру, так что меня оставили работать на земле (как обычно…), пока земнопони стреляли крюками и поднимались на тросах вверх.

Пегасы умеют летать. Могучие единороги могут поднимать себя магией в воздух. Земнопони используют всякие хитроумные приспособления.

А что могу я?

Маленький пони без уникальных способностей, с чувствительным слухом, из-за которого ему тяжело спать по ночам и с привычкой подчиняться любому приказу, ничего не может.

Я вздохнул и опустил голову, чтобы не смотреть на них, когда они начали выпиливать трубу, с помощью зажатых в зубах ножовок. По крайней мере, у меня появился короткий перерыв, пока они были заняты своей работой. Мгновенно, в моей голове родились две идеи. Я мог бы осмотреться в окрестностях горок в поисках чего-то, что могло бы пригодиться мне во время побега или мог бы воспользоваться моментом и порисовать в дневнике. Первый вариант казался самым полезным, но оглянувшись вокруг на пыльную рабочую зону с кучами пони, тягающими обломки, надзирателями и постоянной опасностью словить головой что-то отпиленное авто-топором где-то на вершине опор, заставило меня передумать. Конечно, я бы мог поискать всякие штуки, но я по-прежнему пытался спланировать побег. Случайные поиски скорее всего просто приведут к тому, что я разозлю кого-то из рабовладельцев, если опоздаю и не выполню свою задачу. Нет, мне, конечно, придётся пойти на риски, чтобы найти припасы, но это будет потом. Не стоит идти в-банк, в случае, если выигрыш будет слишком низким, а риски — высокими.

Кроме того, я был в спокойной части, ближе всего к Амбару Фермы Развлечений. И получил море удовольствия, наблюдая за тем, как гигантскую статую розовой пони разбирают на куски. Очередное её лицо, которое больше никогда не будет на меня пялиться. Это же чего-то стоит, верно?

Когда я выберусь отсюда, мне больше никогда не придётся смотреть на эту усмешку.

Я лёг, а рабы позади меня занялись подготовкой очередной трубы. Они не будут мне мешать. Никто не будет отвлекать меня. Слухи о том, что я теперь собственность Хозяина, тоже разошлись быстро. Судя по всему, если вы хотите дожить до конца дня в Филли, то желательно не трогать то, что принадлежит ему. Эта простая мысль вызвала у меня дрожь, когда я достал дневник из седельной сумки. Положив его рядом с собой, я свернулся в клубок, пытаясь побороть тот ужас, что вселял в меня этот пони. Каким-то образом, он оказался самым жутким, самым мерзким… самым страшным пони из всех, кого я встречал. Его кьютимарка, казалось, отпечаталась в моей голове так же сильно, как зрелище улетающей навстречу свободе Обитательницы Стойла. Бесконечная цепь. Символ, олицетворяющий рабство. Я боялся, что он покажется в последний момент, чтобы остановить мой побег, потому что сама судьба велит ему владеть мной. Прирождённый рабовладелец для прирождённого раба.

Нет. Нет, я не мог позволить страху овладеть собой. Он — просто пони. Большой, страшный, но такой же пони. Я встречал и более сильных. Уверен, что Шестой размазал бы Хозяина.

Но его не было рядом.

Страх не уходил. Я мог заглушить его, но за те несколько минут, что мне довелось быть рядом с Хозяином, он оставил след. Я задался вопросом, будет ли страх того, что он придёт и заберёт меня, оставаться со мной спустя десять лет сказочной жизни в Башне Тенпони. Буду ли я просыпаться посреди ночи от кошмаров, в которых он будет приходить ко мне, улыбаться своим гнилым ртом, заковывать в цепи и забирать с собой туда, где никто не услышит моих криков.

Я даже не мог заставить себя открыть дневник. Я боялся, что просто нарисую его и навсегда оставлю изображение с собой. Уголки глаз намокли. Я знал, что рано или поздно буду рисовать. Ничего уже не изменить, но я так боялся.

— Поберегись!

Я открыл глаза и, подняв голову вверх, закричал, когда увидел, как на меня летит кусок железа с высоты, откуда на меня смотрела перепуганная кобыла с авто-топором. Рабы разбежались в стороны, я попробовал последовать за ними, но моя упряжь всё ещё была привязана к опоре горок! Я закричал, прося о помощи и пытаясь отвязать ремни, пока обломок летел прямо на меня. Копыта и рот были довольно ловкими. И я выкладывался на все сто. Но крепления заржавели и заедали на потрёпанных ремешках.

В меня что-то врезалось. Но не сверху. Сбоку. Меня резко толкнуло в сторону с такой силой, что я даже вскрикнул от боли. Я почувствовал, как ремешки натянулись, не давая мне улететь слишком далеко. А затем последовал оглушительный грохот металла и пылевое облако, поднятое в воздух падением. Внезапное давление исчезло, когда ремешки словно резиновые потянули меня обратно, и я врезался в кого-то.

Постепенно грохот металла и крики рабов, среди которых мой был последним, затихли. Я почувствовал, как кто-то встаёт с меня и помогает подняться.

— Я очень надеюсь, что спасение тебя от превращения в блинчик не войдёт в привычку.

Моё сердце ёкнуло, когда я, игнорируя боль во всём теле, извернулся и увидел… увидел…

Светло-жёлтая шёрстка… рыжая грива оттенков оранжевого…

Это она! Кобыла, которую я встретил возле завода Слит два дня назад! Она стояла, дрожа от переполнявшего её адреналина после смертельно опасного прыжка ради моего спасения. Я застыл в изумлении. Я не ожидал увидеть её снова. В прошлый раз я слишком нервничал, стеснялся и боялся, чтобы ответить ей или как следует поблагодарить. Теперь нужно будет компенсировать это.

— Т-ты…

Спокойней, Мёрк, спокойней.

Она недоумённо наклонила голову, но затем всё равно улыбнулась и протянула мне копыто, помогая встать. Без лишних слов, она отвела меня в сторону и предложила прилечь отдохнуть на обочине. Чувствуя, как адреналин в крови исчезает и мной овладевает шок, я едва ли не упал на бок. Только сейчас я заметил, что ремни моей упряжи разрезал упавший обломок. Точно с такой же лёгкостью он мог бы разрезать пополам и меня.

— Фух. Будь осторожнее, — прошептала она, взяв меня копытами за голову. — Просто будь повнимательнее, хорошо? Богини, ты выглядишь даже хуже, чем когда я видела тебя в прошлый раз. Ты уверен, что в порядке?

Нет. Я умираю от лучевой инфекции лёгких и постоянно растущему уровню облучения, благодаря Филлидельфии.

— В порядке, — пробубнил я, откашливаясь от поднятой в воздух пыли. — Мне просто… просто нужно перевести дух. Спасибо тебе. Ну, то есть, правда, спасибо. За оба раза.

— Ну, я ж не могла стоять в стороне и дать тебе раздавиться.

Она села на землю рядом со мной.

— Серьёзно, ты выглядишь ужасно. Ещё эти язвы от облучения. Похоже, тебе хорошо досталось, все эти ссадины едва затянулись. Скажи, как тебя зовут? Прости, что в прошлый раз не спросила.

Я собирался ответить ей, но какая-то часть остановила меня от того, чтобы выдать полное имя. Мне правда не хотелось объяснять ей, почему меня звали именно так. Это очень стыдно.

— Мёрки.

— Ну, Мёрки, — со странной радостью в голосе начала она, — рада снова тебя видеть. Редко, когда в Филли можно встретить кого-то, кто не хочет тебе навредить. Жаль, что, похоже, у нас больше нет общих смен.

Я кивнул, и на моём лице появилась лёгкая улыбка. Меня радовала мысль, что мы с ней делим хоть одну смену. Она была довольно приятной. Кобыла обернулась на других рабов, часть которых уже впряглась и тянула упавший обломок в сторону, чтобы освободить место для строительных лесов и продолжить работу по разбору опоры. Очевидно, что стражники, на радостях доставшие кнуты, были слишком заняты и не могли заметить нас на другой стороне поднявшегося пылевого облака. Рядом с нами жужжал один из этих странных спрайтботов. Довольно обычное зрелище вблизи большого амбара Фермы Развлечений. Честно говоря, я понятия не имел, для чего нужны эти штуки кроме, как в качестве проигрывателя раздражающей музыки. Этот был немного другим, со старым треснувшим экраном, который мигнул нам один раз прежде, чем улететь прочь.

— Хотя… — продолжила кобыла, — я бы не хотела работать рядом с Фермой Развлечений. Там полно плохих пони, плохих даже по меркам Филли.

— Я сам с Фермы Развлечений, — быстро произнёс я и закашлялся. — Держат в контактном зоопарке рядом со входом. Собственность Хлыста.

— Оу, нет-нет, Мёрки, нет. Не говори так.

— Как так?

— Собственность. Ты не какой-то скот. Ты — пони. Разумное существо. Ты — не просто цифра в списке.

Если бы. Я даже знал, какая именно цифра.

— Говоришь, ты из контактного зоопарка? А я из дыры Бампер Плоу. Хах. Если б я знала, что мы так близко… тогда мне было бы с кем поговорить.

Что!? Всё это время она жила меньше, чем в двухстах метрах от меня? Она говорит такое и общается со мной, как с личностью, а не просто рабом. Я просто не знал, как мне реагировать. У меня были проблемы с социальным взаимодействием из-за того, что я был приучен просто следовать указам других.

— Хех… я… я даже не знал, — я взглянул в сторону дыры Бампер Плоу, думая о том, что она сказала. Я начал чувствовать себя неловко из-за своих тихих и коротких ответов и решил заставить себя говорить больше. — Думаю, мне бы понравилось… Извини, я обычно где-то прячусь и рисую, может поэтому никогда не видел тебя. Но я очень хотел бы видеться чаще.

Кобыла расслабилась и улыбнулась в ответ. Я почувствовал себя так, словно это было настоящим достижением. Нечасто пони, с которыми я разговаривал, выглядели так, словно рады меня слушать.

— Я тоже, Мёрки. Так… ты рисовал в последнее время? Честно говоря, я не могла перестать думать о твоих рисунках. Я даже пыталась рисовать сама, прикинь? Но из меня художник так себе. Можно мне взглянуть ещё раз, пожалуйста?

Это я могу устроить. Оглядываясь вокруг в поисках дневника, я понял, что всё время с момента падения обломками, он был зажат у меня под ногой. Она взяла его своей магией и, открыв, начала просматривать снова. Я покраснел, когда увидел её ухмылку, ведь она вновь пролистала… ну, эти рисунки. Она взглянула на Шестого, присвистнув от его огромного размера рядом с масштабным изображением меня самого. Я сидел молча, каждые пару секунд пытаясь успокоить очередной приступ хриплого кашля. Что-то в том, что другие пони смотрели на мои рисунки, делало их более… полноценными. Это то, что должны делать пони со своим творчеством? Показывать другим?

Стоп.

Она указала копытом на один из новых рисунков.

— Это же ты, да?

Я медленно кивнул.

— А почему у тебя крылья?

Я застыл. Хватая ртом воздух, я в панике осмотрелся по сторонам и обнаружил, что никто из рабов всё ещё не обращает на нас внимания. Надзиратели же были заняты их управлением.

— Я… я…

Я не мог говорить.

— Тс-с-с, — шикнула она, зацепившись взглядом за мою накидку. — Кажется, я поняла. Ни слова больше, хорошо?

Я просто не мог поверить в происходящее. Неужели, это правда? Пони, которой не важно, кто я? Она видела во мне равного себе? Такого же бедного раба? Никакой предвзятости, фанатичной ненависти? Я знаю, что должен был радоваться, но, честно говоря, это показалось мне настолько чуждым, что я даже не мог набраться смелости заговорить об этом. Но когда она продолжила листать мой дневник и дошла до страницы с Обитательницей Стойла, я просто не смог промолчать. Я так гордился этим рисунком,был так счастлив, что мог рисовать, что захочу сам.

— Э-это Обитательница Стойла.

— Кто? А, та кобыла из Ямы. Ох, скажи она крутая, Мёрк? Вау, на самом деле, приятно увидеть её снова хотя бы так.

— Она… ну да, она просто нечто. Без неё я был бы мёртв.

— Это ещё почему? — она внезапно сменила взгляд на более серьёзный.

— Я… я был пятым номером.

Кобыла только ахнула, а затем быстро двинулась мне навстречу. Я мгновенно отпрянул. Можно ли меня винить за это? Все, кто приближался ко мне в прошлом хотели только навредить. Осознав, что напугала меня, кобыла села обратно и помахала копытом.

— Прости, я просто… то есть я… я… — кажется, она пыталась подобрать слова, поправляя свою длинную гриву назад за ухо. — Это… это ужасно, нельзя отправлять пони туда. Я рада, что ты выбрался.

— Я тоже.

Она замолчала на какое-то время, взглянув на небо, а затем быстро спросила.

— Думаешь, она вернётся, чтобы спасти нас?

Вопрос застиг меня врасплох, и я лишь моргнул.

— А?

— Обитательница Стойла.

Мне стоило бы остановиться и подумать. Эта мысль на самом деле никогда не приходила мне в голову. Раз она смогла выбраться, то, полагаю, я просто решил, что меня оставили и забыли, а значит, мне придётся разбираться своими силами.

— Я-я не знаю. Я в любом случае не могу её ждать.

Я понял, что сказал, уже после того, как слова покинули мой рот. Я проговорился о своих планах. Мысленно, я пнул себя так сильно, как только мог. Нельзя так лажать. Но, это же она. Разве я мог соврать? Сглотнув, я продолжил.

— Я попытаюсь сбежать, как она. Я должен.

Она молчала. Её взгляд изучал меня, словно пытаясь понять, был ли я серьёзен.

— Я бы тоже хотела.

Моя голова закружилась, а глаза широко раскрылись. Она тоже хочет? Я что, не один такой!?

— Я должна выбраться отсюда. Я не могу провести всю жизнь в какой-то рабской дыре. Чёрт, да я и года не протяну здесь. Уверена, что ты чувствуешь то же самое, Мёрк. Но я просто не знаю как.

Моё сердце запылало. Родственная душа, которая хочет сбежать. Поднявшись, я огляделся по сторонам.

— Пошли со мной.

Что я вообще несу?

— Мы можем уйти вместе. Двое лучше, чем один, верно? Я бегу сегодня ночью, у меня есть план и всё такое. Типа.

Я едва знал её, но она была хорошей! Она относилась ко мне с добротой, и на свободе мне явно понадобится друг.

— Нет. Мне жаль, Мёрки. Я не могу.

Моя растущая надежда рухнула, как железный обломок с горы. Я почувствовал, как мои ноги подгибаются.

— Оу.

— Прости, Мёрки. Но, слушай, дело не в тебе. Я… я должна дождаться кое-кого. Я…

Она замолкла.

— Я жду того, о ком забочусь. Кого люблю. Нас привезли примерно в одно время, и мы нашли утешение друг в друге. Такая сила воли. Он всегда хотел спланировать побег, представляешь? Я думаю, тебе бы он понравился. Но… он тоже попал в Яму, в одно время с тобой. Я договорилась с моим господином, чтобы он позволил нам снова быть вместе после Ямы. Я выполняла поручение господина, украла кое-что с фабрики Викед Слит в тот день, когда встретилась с тобой. Но он всё ещё не вернулся. Я не видела его в Яме, так что мне остаётся только надеяться, что он потерялся во время этой неразберихи из-за Обитательницы Стойла и восстания. Так что… прости, Мёрки, но я должна дождаться его. Мы пообещали друг другу, что сбежим. Или вместе, или никак.

Она плакала. Не сильно, но я заметил, как на уголках глаз выступили слёзы. Я чувствовал, что должен сделать что-то, но совсем не понимал что. Просто не понимал, как реагировать или помочь ей.

— Я не оставлю его, Мёрки. Даже если это означает отказаться от твоего предложения. Если бы ты только мог подождать…

— Не могу, — тихо ответил я, стараясь сам не заплакать от грустной истории о двух влюблённых, разлучённых рабством. — Это, ну, должно случиться именно сегодня. Хозяин…

То, как я произнёс это слово, заставило её сразу понять, кого я имею ввиду. На её лице мелькнул страх, и она медленно кивнула, вытерев слёзы грязным копытом.

— Понимаю. Тогда удачи тебе, Мёрки. Не рассказывай мне свой план, держи его в секрете. А если выберешься, то нарисуй ещё один рисунок со мной, хорошо? Мы часто встречаем других пони на какие-то краткие мгновения. Так мало о них знаем, и не всегда правду. Случайная удача и обстоятельства сводят двух пони вместе, чтобы они больше никогда не встретились. Некоторые вещи просто необъяснимы… Как, например, то, что я увидела тебя под копытами сотен пони и знала, что спасти тебя будет хорошей идеей. Может, просто хорошее тянется к хорошему. Вспоминай обо мне и знай, что даже в самых тёмных местах, пони могут быть добры друг к другу, хорошо? Это всё, что нужно нам, чтобы знать, что Эквестрия ещё жива…

Полагаю, она упустила момент, что я уже нарисовал её. Несколько раз. Или же это было на куске пергамента? Не помню. На моих глазах также выступили слёзы. Её слова были прекрасны. Идея о том, что ты можешь в любой момент встретить замечательных пони, даже если и совсем ненадолго, чтобы найти облегчение и утешение. Кобыла плакала, из-за чего ей приходилось вытирать слёзы снова и снова, чтобы продолжать смотреть рисунки, грустно улыбаясь и рассматривая разных пони, меня и кобыл, которых я однажды нарисовал… с необычного ракурса.

— Я сделаю это, — прошептал я и, не выдержав, тоже заплакал. — Я запомню тебя.

К моему удивлению, она ахнула, словно подавляя внезапный всхлип.

— Спасибо, Мёрки, мы должны… мы должны помнить тех, кто нам дорог. Даже если мы не помним, что они…

— Эй вы, два бездельника!

Грубый голос заставил нас подскочить. Я обернулся и увидел худую, но мускулистую земнопони, топающую копытом.

— У рабов нет перерывов! За работу!

Кобыла поднялась на ноги.

— Он ранен, Найтфолл, я просто…

— ЗАТКНИСЬ! Назад, за работу!

— Прошу! Он…

Вскрикнув, она отпрянула назад, когда хлыст оставил след от удара на её боку.

— Я! Сказала! За! Работу!

Когда кобыла упала, двое других рабовладельцев поскакали к нам, чтобы утащить её вперёд. Я не знаю, что двигало мной, но знал, что должен смириться и вернуться к работе. Прежде, чем я понял, что делаю, я уже бросился перед ней, принимая третий удар хлыстом на своё лицо. Двое надзирателей остановились от удивления.

— Оставьте её в покое!

Я видел замешательство на лицах рабовладельцев, но, вероятно, даже у них оно было не таким сильным, как у меня, когда ко мне пришло осознание того, где я стою и что сделал. Боль от удара сильно жгла.

— Уйди с дороги, Мёрк. У Хозяина на тебя планы. Я не хочу повредить его “добычу”.

— Я…

Я не знал, что делать дальше. Не знал, почему бросился вперёд. Рабовладельцы схватили меня своей магией. Я почувствовал, как телекинез двух пони обволакивает меня, чтобы грубо дёрнуть в сторону и оттащить прочь от кобылы к другому рабочему месту, чтобы разделить нас. Я дёргался, бил копытами и извивался, пытаясь достать до земли и остановиться.

— Не надо, Мёрк!

Оглянувшись, я увидел, что кобыла поднялась на ноги и помахала мне копытом, а затем отвернулась прочь.

— Не сопротивляйся, прошу. Всё хорошо. Делай то, что должен.

Перестав бороться, меня потащили прочь с поразительной скоростью, так что мне приходилось удерживать накидку изо всех сил, чтобы она не стёрлась об землю. Я пытался найти в себе силы, справиться с пересохшим горлом. Я даже не… Мне нужно…

— Как тебя зовут!? — крикнул я так громко, как только мог.

Но за шумом авто-топоров и грохотом металла, я не смог услышать ответ даже со своим чувствительным слухом. В последнюю нашу встречу, её поставили работать к другой опоре. Рабство не закончится, даже для таких хороших пони. Я зарыдал, когда поднявшееся облако пыли окончательно перекрыло мне вид и вызвало очередной приступ кашля.

Я запомню.

Рабы оттащили меня обратно в контактный зоопарк в корпус Хлыста. Он не обрадовался тому, что меня выгнали с рабочего места за устроенные неприятности, но обычного наказания и перераспределения на другую работу не последовало. Могу только предполагать, что угроза в лице Хозяина в краткосрочной перспективе создавала мне преимущества в рабочей нагрузке. Тем не менее, Хлыст, чтобы сохранить лицо, показательно назначил мне две дополнительные смены.

Не важно. Я был готов принять всё, что они могли мне дать. Уже слишком поздно. Встреча с кобылой должна была погрузить меня в печаль. В любой другой день, я бы свернулся в клубок и выплакал все слёзы, пока не заснул бы от усталости. Я бы позволил этой печали раздавить меня.

Но не сегодня. Я не стану плакать. Ладно, может только немного, но после того, как меня снова бросили в контактный зоопарк, я почувствовал, что что-то во мне изменилось; решимость, которую я не чувствовал до того, как заговорил с ней снова. Да, то, что наши пути разошлись во второй раз печалило меня, но ради неё я перестану плакать и сделаю то, что нужно.

Я пробирался через контактный зоопарк. Банда, вероятно, больше не будет создавать мне проблемы после их встречи с Хозяином. Я видел Нус и Лимона, отдыхавших неподалёку и ожидающих дневной раздачи еды. Видимо, их двоих отправили на ночную смену. Я не обращал на них внимания. Вместо этого, я наблюдал за Хлыстом, который отдыхал рядом со своим офисом, бывшим офисом работников контактного зоопарка. Жеребец не спал. Не думаю, что он вообще когда-либо спал, но в тот момент он определённо был не таким бдительным, как обычно. Я воспользовался этой возможностью, чтобы пробраться в загоны контактного зоопарка и найти более безопасное место.

Забравшись в пространство между низким забором из мусора и сгоревшим загоном, я осторожно разложил содержимое своей седельной сумки. Мой дневник, пергамент с рисунками, старое перо и, конечно же, ПипБак. С тех пор, как я услышал запись Сандиала, он приобрёл для меня новый смысл. Это не просто какой-то работающий мусор со валки. Он принадлежал кому-то. Кому-то, кто носил его в момент, когда мир рухнул две сотни лет назад. Теперь я был уверен, что лучше он будет моим, чем попадёт в копыта того, кто сломает или осквернит его. Также теперь меня одолевало любопытство и желание найти другие записи. Я потратил часть прошедшей бессонной ночи, играясь с кнопками и переключателями в попытках найти их, но всё закончилось тем, что я настроился на “Круглосуточную вечериночную частоту Министерства Морали”.

Нужно делиться! Договориться!

Извини, Сандиал, но если бы я не придумал, как выключить это, то просто бы разбил твой ПипБак об землю, чтобы окончательно не потерять рассудок. Мне было достаточно того, что её голос звучал из всех динамиков в фигурах розовой пони. Так ещё и на моём ПипБаке? Ни за что!

У меня были идеи о том, как можно попробовать включить следующую запись. Я снова включил первую, но время поджимало. У меня были более важные дела в тот момент, чем очередное прослушивание дневника. Нет, мне нужно послушать кое-что другое. Вчера Диджей анонсировал, что сегодня почти целый день он будет давать советы по выживанию. Мне нужно запомнить, как можно больше, если я собираюсь выйти за Стену.

Я переключился на его трансляцию по памяти. Крутил переключатель, пока не услышал милый голос Свити Белль. Значит, советы ещё не начались.

Я отложил ПипБак в сторону, прибавив громкость до уровня, слышимого только моими ушами, и взял дневник. Перед тем, как его открыть, меня посетила мысль. Сегодня кобыла смотрела на те рисунки, что я нарисовал уже после того, как начал делать это по своей воле. Два дня назад она видела рисунки, рождённые моим подсознанием. Но не видела самые старые, те, которые я нарисовал, когда только получил дневник.

Ну и хорошо. Я не хотел смотреть на зарисовки, сделанные до дня в Яме. Я всё ещё помню, как нарисовал собственную смерть. Я помню рисунки, сделанные мной как раз перед тем, как меня отправили на Ферму Развлечений. Несколько рабовладельцев, рабы, мой собственный портрет и больше ничего особого.

Но всё, что я рисовал больше месяца назад, я даже не помнил.

И рисунков было немало. Я делал их почти всю свою жизнь, но чем больше этим занимался, тем больше это всё сливалось воедино в моей голове, превращаясь в способ выпустить боль или найти утешение. Таким образом, передо мной лежал собственный дневник и больше половины его содержимого мне неизвестно. Страницы с загадками и рисунками, которые я даже не помнил.

Иногда меня одолевало искушение взглянуть на них. Но теперь уже нет. Эта часть моей жизни закончилась. Может быть, однажды, когда я сбегу и буду чувствовать себя в безопасности, то взгляну на них. Но не сейчас. Содержимое первых страниц дневника останется загадкой размытого прошлого, в котором я не пытался думать своей головой. Я просто работал, страдал и рисовал то, что причиняло мне боль. Здесь и сейчас было бы глупо подрывать своё эмоциональное состояние тем, что мне вдруг захотелось взглянуть на рисунок наковальни, молота или матери, от которой меня утаскивают прочь.

— Давай, Мёрки, соберись…

Я пробормотал это сам себе просто, чтобы напомнить о том, где я и сконцентрироваться на новых страницах моего дневника. Иногда я всё же останавливался, чтобы взглянуть на некоторые старые рисунки. На одном из них я задержался аж на целую минуту, всматриваясь в рисунок кобылы, которую нарисовал по прибытию в Филлидельфию. Великолепная незнакомка с развевающейся гривой и длинным объёмным хвостом, он был сдвинут в сторону как раз для…

Закашлявшись, я огляделся по сторонам и решил, что стоит двигаться дальше. Не самое подходящее время, чтобы наслаждаться восприятием кобыльей красоты.

Выбрав пустую страницу, я устроился поудобней и начал вырисовывать линии без какой-либо задумки. Часть меня хотела изобразить кобылу (нет, не так), но почему-то я чувствовал, что не стоит делать этого. Она попросила меня нарисовать её тогда, когда я сбегу.

Сбегу…

Я опустился на колени и нарисовал несколько грубых линий по дуге через всю страницу. В центре появились несколько тонких штрихов углём. У меня никогда не было чёткого плана. Я просто рисовал то, что мне хотелось и помогало картине воплотиться в реальность. Другие пони могли относиться к этому неоднозначно, но для меня это был просто способ сбросить оковы. Качество не так важно в сравнении с самим процессом рисования.

Толстые линии обретали форму…

Кривые стали фигурой пони…

С каждой новой фигурой я чувствовал, как рисунок раскрывается всё сильнее и сильнее.

Форма превратилась в широкую и крепкую… стену.

Фигура пони стала фигурой пегаса над Стеной.

Я погрузился в размышления, пытаясь понять, чего я хочу для себя.

На Стене стояли рабовладельцы. Штрихи от угля в центре страницы стали следами от пуль, которые прошли мимо пони.

Свободный пегас летел навстречу Пустоши.

Я сел обратно, улыбаясь. Больше это не шокировало меня и не вызывало бурю эмоций. Я мог рисовать для себя, когда захочу, в любой момент. Я мог бы…

Резкий кашель стиснул моё горло, заставив зажмуриться и упасть на бок. У меня болел живот. Голодание нисколько не помогало. Я наскоро отхлебнул воды с ближайшей бочки для сбора дождя, где её собирали для последующей очистки, но мне нужно было выжить сейчас и избежать обезвоживания. Несмотря на вновь заполнившийся желудок, я всё ещё чувствовал на себе последствия отсутствия какой-либо еды… О, Богини, сколько я уже не ел? Я даже не мог вспомнить.

Ладно, мне нужно выполнить обещание. Мой рисунок доказывал стремление к побегу ради собственного спасения. Кашель только усиливал это стремление. Остаться там означало для меня смерть.

Короче говоря, я изо всех сил старался не думать о том, что ещё недавно был готов распрощаться с жизнью, чтобы покончить с этой болью.

Ну привет, Пустошь!

Мои мысли вернулись в нужное русло, как только Диджей появился в эфире. Вот оно.

Думаю, многим из вас интересно, как правильнее ко мне обращаться: Пон-3 или Пон-Е, ведь в письмах, вы обращаетесь и так, и так. Ну, на самом деле, я сам могу говорить по-разному, так что пишите, как вам нравится! В общем, к делу. Вот вы говорите: “Да чё ты рассказываешь о том, что и так известно каждому пони на Пустошах!”. Что ж, мои маленькие ветераны, конечно, вы всё это знаете, но недавно я вот о чём подумал. В прошлом месяце или типо того у нас появилась огромная прибавка в числе искателей приключений на свой круп. Клянусь, такое чувство, будто каждое поселение и Стойло от Филли до Хуфа проснулось и родило из себя маленького героя, который тут же отправился спасать Эквестрию тем или иным образом. Не у всех дела идут хорошо, так что почему бы и не освежить память и не повторить всё то, чему я вас учил долгие годы? Кроме того, судя по некоторым новостям, мне кажется, что и некоторым “ветеранам” не помешало бы освежить знания. Помните, ребята, Пустошь — настоящий враг, и она не терпит гордыню или эгоизм.

Я открыл новую страницу в дневнике. Больно осознавать, что мой реальный побег будет сложнее, чем воображаемый, но это важный этап моей жизни.

Я не умел читать или писать. Я не мог записать план.

Поэтому собирался нарисовать его. Небольшие рисунки, чтобы напоминать себе шаг за шагом о том, что мне понадобится. О маршрутах и времени. О любом маленьком полезном совете, который услышу. Я буду старательным учеником и слушать буду внимательно.

Ну, думаю хватит ходить вокруг да около, пора перейти к сути. Значит, вот, что вам нужно делать, когда вы остались один на один с Пустошью.

Так это и началось. Я приготовился к марафону длительностью в целый день. Мне нужно будет слушать на сменах и между ними, собирать всё, что может пригодиться и быть готовым.

Поехали.

Итак, для всех, кто хочет устроить хорошую битву — флаг вам в копыта. Только не стоит забывать о том, что мир опасен, и адская гончая порвёт вас пополам. Но есть кое-что более важное. Еда. Всё так, мои милые пони, вам нужно есть и пить! Храните столько, сколько можете — не стоит надеяться, что Пустошь будет вас кормить. Последнее, чего хотелось бы новоиспечённому герою — это умереть от голода. И пока мы на этом моменте, убедитесь, что всё, что вы носите, надёжно закреплено и находится в ближнем от вас доступе. Вы же не хотите узнать, что потеряли последнюю бутылку с водой ещё полмили назад из-за плохого узла, верно?

Я рисовал новые линии…

Банда спорила. Точнее, Нус и Лимон спорили. Не знаю, можно ли их теперь на самом деле считать “бандой”. Так или иначе, эти пререкания отвлекали их от еды. Я размышлял об этом и просто не мог заставить себя забрать еду у кого-то, кроме них. В действительности, я был уверен, что любой пони, не раздумывая, решит избить меня, узнав о моём “крылатом” секрете, но именно с этими пони у меня были свои счёты.

— Так что, Нус? Ты хочешь, чтоб мы просто забились в угол из-за того, что какой-то жирдяй убил Нэйлза?

— Этот “жирдяй” порвёт тебя пополам, если ты просто фыркнешь не той ноздрёй, Лимон! Надо понимать, когда проигрываешь! Пора залечь на дно.

Я воспользовался обломками старого свинарника, чтобы прокрасться позади. Они привыкли хранить свои миски с овсянкой рядом с ним, чтоб их не сдуло ветром, и они не остывали. Большинство рабов ели свою еду сразу же, как получали. Чёрт, моего пол-пайка (спасибо, Хлыст) явно не достаточно, чтоб справиться и с малой частью голода.

Ух, это многое говорит о рабской жизни. Такой маленькой порции почти хватило, чтобы набить живот, но не чтоб наесться.

Я мог только предполагать, что они оставили свою еду, чтобы она, как говорят некоторые рабы, “настоялась” (стала менее “свежей” и более густой, а не той водянистой слизью, что нам подавали). В те редкие случаи, когда я получал еду, то не пробовал так делать, но чтобы накопить припасов в путь, мне всё же придётся.

— Ага, и что дальше? Мы больны, скоро нас отправят в литейный цех, а этот ублюдок вернулся и снова будет доставать нас на работе.

Я потянулся вперёд, к первой деревянной миске, осторожно подталкивая жестяную банку. Прошу, не шуми, прошу, не шуми…

— Я даже не могу выпустить пар на коротышке. Если б он не пнул меня по яйцам, я бы… Ай, чёрт, да о чём я вообще. Пускай Хозяин забьёт этого ублюдского пегаса насмерть, туда ему и дорога.

Я пытался заглушить проснувшееся воображение, чувствуя, как весь начинаю дрожать от страха. И не из-за кобылы, которая была совсем рядом со мной и пыталась вчера меня убить, а из-за одних только воспоминаний о нём. Овсянка соскользнула с тарелки и булькнула в жестяную банку, нормальная еда обычно такой звук не делает. Отдышавшись и успокоившись, я потянулся ко второй миске, стараясь не думать о том, что делаю.

— Просто заткнись, Лимон. Иди жри свою овсянку, придурок.

— Ты с ума сошла? Я не прикоснусь к этой херне, пока не буду знать наверняка, что она не пойдёт обратно. На подъёме вкус ещё хуже!

Ладно. Фу. В общем, не важно, я был просто благодарен, что они продолжают отвлекаться на разговор и не обращают внимания на то, что содержимое уже второй миски отправляется в банку. Нырнув назад, я начал крепко закручивать банки в куски ткани, помогая себе зубами и копытами, чтобы сохранять содержимое внутри, а не расплёскивать наружу. Еды было не так уж и много, но, по крайней мере, я точно знал, что до меня её никто не ел и специально не травил. Овсянки хватит на какое-то время, пока я не найду припасы снаружи.

Я начал быстро уползать прочь вдоль стены, прячась от других рабов. Большинство спали, а те, что заметили меня, просто промолчали. На самом деле, никто не любил эту банду. Когда я вернулся к своему укрытию, то внезапно услышал необычный звук, который меня испугал.

Что-то похожее на скрежет пилы по гнилому дереву. Высунув голову из корыта для свиней, в которое я прыгнул от страха, я огляделся по сторонам в поисках источника этого жуткого звука, но затем облегчённо вздохнул.

Хлыст всё таки уснул, свесив голову через забор и пуская на него слюни. Он храпел громко и гордо. Я не смог удержаться и хихикнул, видя, как этот вселяющий страх пони теперь казался таким простым. Если и было что-то хорошее в Хозяине, так это то, что Хлыст на его фоне больше не был плохим.

Я уже собирался повернуться и идти к своему укрытию, но Диджей продолжил свой рассказ о том, каких городов лучше избегать, сразу как закончилась песня Сапфир Шорс, и что-то в моей голове щёлкнуло.

...убедитесь, что всё, что вы носите, надёжно закреплено…

У меня не было ни верёвки, ни троса, но длинный кожаный жгут мог бы сработать.

Каждая часть моего разума, что ещё окончательно не свихнулась, трубила мне, что это плохая идея. Тем не менее, мои копыта сами повели меня к Хлысту и его маленькому кабинету.

Я только что украл еду у бандитов. Что, Богини, я делал, собираясь обокрасть рабовладельца? Я делал по одному шагу за храп, изо всех сил стараясь сохранить дыхание ровным, но заметил, что оно по привычке идеально совпадает с дыханием самого Хлыста.

Десять шагов.

Хлыст всхрапнул и зашевелился. Я застыл. Через секунду, он снова успокоился. Мои ноги продолжали нести меня дальше. Трое рабов, наблюдавших за мной, одновременно закатили глаза, видимо, думая о том, что коротышка собирается просто покончить с собой. От банды я был скрыт за углом здания. Я всё ещё слышал, как они спорят, но уже о том, кого выбрать своей следующей жертвой, после того, как меня переведут.

Пять шагов.

Дверь была прямо передо мной. Внутри я увидел небольшую кровать в углу, окружённую пустыми бутылками из-под алкоголя. Хлыст умудрялся выпивать, когда грифоны не видели. Стерн, их фанатичная предводительница, прославилась тем, что жестоко наказывала рабовладельцев, которые употребляли спиртное на работе, но видимо вкус был настолько желанным, что многие не выдерживали. На стене грубым копытным почерком Хлыста было написано расписание… хотя я не мог знать об этом наверняка. Или это расписание, или на досуге он увлекался художественной графикой, выходящей за пределы моего понимания.

Рядом с дверью в крохотной комнатке (как он вообще там помещался?) висели четыре хлыста разных размеров. Он даже пронумеровал их. Первый был тем, что он всегда носил с собой, а номера с второго по четвёртый увеличивались в размере один за другим. Мне мгновенно стало плохо от того факта, что я, вероятно, смог бы узнать каждый из них лишь по одному полученному удару после всего одного месяца в Филли.

Я решил выбрать третий номер, самый тонкий, сделанный из браминьей кожи. У него ещё были тонкие и длинные полоски на конце, которые оставляли болезненные следы на шкуре и при ударе издавали звук, подобный выстрелу.

Застыв на месте, я резко замотал головой. Меня накрыло осознание того, что моё восприятие жизни очень странное.

Я понял, что мне придётся потратить много времени, чтобы объяснить любому пони за Стеной, почему я так много знаю о хлыстах и цепях, чтоб у них не возникло странных мыслей о моих вкусах.

Кнут был плотным, очень плотным, но гибким и выдерживал большую нагрузку. Идеально подходит для той идеи, что меня озарила. Я быстро просунул голову за дверь и схватил его зубами.

Храп Хлыста прекратился.

Я отшатнулся назад, пытаясь убежать за угол хижины. Он открыл глаза раньше, чем я успел двинуть своими застывшими от страха ногами.

— Мм… хмм? Мёрки Седьмой?

Ему потребовалась секунда, чтобы всё увидеть. Жеребец яростно взглянул на меня, зарычал и занёс первый хлыст в воздух для удара.

— У тебя есть ровно три секунды, чтобы объяснить, почему ты держишь Бэтси своими зубами, Мёрк.

Я сглотнул, будучи слишком испуганным, чтобы хотя бы бросить хлыст на землю.

— П-потому… п-потому ч…

— Раз, два и три.

Его хлыст щёлкнул возле моих копыт, заставив меня наконец отпустить кнут и попятиться назад.

— Викед Слит захотела его!

Я прокричал это так громко, как только могли себе позволить больные лёгкие.

— Он нужен ей для рабочей смены! Она хочет, эм… расширить свой кругозор!

Хлыст не выглядел сильно убеждённым, но его взгляд всё ещё был сонным настолько, чтоб в ответ он махнул копытом.

— Ну ладно, но если ты не вернёшь его до вечера, то будешь отвечать за это и Шэйклс тебя не защитит. Может, хоть так Слит перестанет жаловаться на эффективность моих рабов.

Он повернулся, собравшись вернуться ко сну, а я поднялся и уже начал уходить. Я мог бы найти какое-нибудь место для отдыха перед следующей сменой. Но едва я успел повернуться и вздохнуть от облегчения, то услышал, как Хлыст снова заговорил.

— Ох, ещё кое-что, Мёрк.

Я даже не обернулся. Но зря. Следующее, что я почувствовал это жгучая боль от удара хлыстом по моим бокам и крупу, заставившая меня вскрикнуть от боли и, отскочив вперёд, завалиться на землю, потирая ноющее место копытом. Удар прошёлся прямо по кьютимарке.

— Это за то, что разбудил меня. А теперь бегом на работу.

Я сказал, что больше не буду плакать, но боль от удара была такой, что я не смог удержаться. И пока я хромал прочь, другие рабы смеялись мне вслед.

Как же я не буду скучать по этому после ночи.

Не могу сказать, что мне, как и многим из вас, понравится следующий совет… ну, некоторым, точно. Понимаете, как бы вам не хотелось следовать старому доброму эквестрийскому духу и решать все проблемы разговорами, есть множество ситуаций, где понадобится другой подход. Банды, гули и, если вам совсем не повезёт, рейдеры. Чёрт возьми, есть вещи даже похуже. Так что, как бы мне не было больно это говорить, ребятки, но если вам предстоит поход в Пустошь, убедитесь, что вы собрали всё необходимое. Найдите себе пушку и броню, какую только сможете достать. Лучше жить, ребятки, лучше жить.

Линии превратились в формы…

Упряжь от повозки уже натёрла мне спину в том месте, где давила сильнее всего. Викед Слит поручила мне самую “любимую” работу на её фабрике: перевозка грузов. При весе тележки, по ощущениям, в полтонны, фактор истощения был не просто заметным, а решающим. Пять доставок за день, каждая из которых должна быть осуществлена на разный завод в разных частях Филлидельфии. Разный металл для боеприпасов, идущих на нужды армии Красного Глаза. Медь на завод Айроншод. Сталь на производственный цех Сэдлсор. Названия других фабрик я даже не знал. Я просто опустил голову и тянул вес, во много раз превосходящий мой собственный и явно не подходящий для моего уровня силы.

Это всё ещё не имело значения, ведь это были последние пять тележек, что придётся тащить Мёрки Седьмому за всю его жизнь. Я в этом уверен.

Плюс, у меня был маленький план. Викед Слит была уверена, что я сломлен и слишком труслив, чтобы сделать что-то лишнее. По этой причине, она часто оставляла меня без присмотра или надзирателя, который был ей нужен в другом месте для “поднятия эффективности”. Таким образом, я смог сбросить свою седельную сумку у дороги и использовать её в качестве тайника. Во время каждой доставки, я останавливался у него, выскальзывал из упряжи (те, кто её создавал, явно не предполагали, что ей будет пользоваться пони моих размеров) и прятал там металлическую пластину. Пять доставок, пять разных листов металла. Я ничего не знал об их составе, так что просто надеялся, что все они так или иначе пригодятся.

Я затянул пустую тележку на фабрику Слит и завалился на пол, хватая ртом горячий воздух производственного цеха. Зона погрузки серьёзно охранялась вооружёнными стражниками, которые направили меня к ближайшему свободному месту, чтобы оставить тележку для следующего бедняги. Для них это стало практически традицией; делать ставки на то, сколько времени мне понадобится на то, чтобы поставить тяжёлую тележку на место загрузки. Самая долгая попытка заняла у меня шесть минут, на следующий день после того, как я перетрудился. Личный рекорд — это две минуты.

Это, на самом деле, довольно жалкий результат, но на большее после полной смены на ногах, тягая эти тяжёлые повозки, надрывая спину и растягивая мышцы, я был просто не способен.

Я не видел, но слышал, как стражники спорили, делая ставки. Не то, чтобы там были особо крупные суммы; обычно, это была пара крышек или сигарет. Я вздохнул, в очередной раз я играл в их игре. В теории, можно было просто бросить тележку, но каждый раз приходилось оценивать, какой из стражников скорее всего меня побьёт, если он проиграет и стараться подстраиваться под его задуманное время. Они до сих пор не сообразили, что я отчётливо слышу их перешёптывания. Я позволил ушам делать своё дело, услышал от пони пару высоких ставок, основанных на том, что Яма и болезнь замедлят меня. Третий жеребец сделал ставку на меньшее время, и его голос звучал явно раздражённым, что было для меня намёком на последствия, если я не управлюсь за три минуты.

Вот отстой.

Я старался изо всех сил. Но мои уставшие мышцы, едва затянувшиеся раны и голодание просто не давали мне сдвинуть тележку с места. Поскользнувшись и удивлённо вскрикнув, я упал на пол, пытаясь заставить ржавые колёса двигаться.

— Ох, ради всего святого, шевелись, дохляк!

— Мёрк, не торопись ещё секунд тридцать! Я поставил кучу всего!

— Только попробуй не справиться за тридцать секунд, и я отыграюсь на тебе по полной!

Мои ноги просто не двигались. Я не мог рисковать, тратя свои последние силы, учитывая, что они мне понадобятся на реализацию плана. Вздохнув, я упал и уткнулся головой в тележку. Иногда ты просто не можешь выиграть.

— Ох, да ты издеваешься надо мной? Он сдался! А ну, иди сюда!

Тяжело дыша, я поднял взгляд и просто понадеялся, что бить будут не слишком сильно.

— Эй! Что я вам говорила, по поводу отвлечения рабов от работы?

Трио застыло, двое из них сразу вспомнили о неотложных делах. Третий, который шёл ко мне, мгновенно вспотел от напряжения. Викед Слит вышагивала прямо к нему через погрузочную зону. На ней были надеты старые пегасьи лётные очки для защиты глаз от искр, а кинжал послушно парил рядом с ней. Я завидовал её выносливости, позволявшей пользоваться магией в течении всего дня.

— Вы их бьёте, а они меньше работают! Бейте их тогда, когда они НЕ на работе. Думаете я могу позволить себе терять по десять рабочих минут каждый грёбаный раз, когда у вас копыта чешутся? Пинайте рабов в их корпусах, когда рабочий день закончится!

Ну, конечно. Даже у стражников были свои смены, хоть и более короткие и менее тяжёлые, чем у рабов. Не думаю, что Слит была бы более рада потерять стражника, чем очередного раба.

— Да, мэм!

— Так точно, мэм! Простите, мэм!

Они ушли прочь, оставив меня самого подниматься на ноги и с великим усилием всё таки затолкать тележку в место погрузки. 45-сантиметровый кинжал у кобылы-садистки — это отличный стимул для таких слабых пони, как я. Рухнув на тележку, я тяжело дышал, чувствуя, как десятикилометровые заезды с ней вытянули из меня почти все силы. Моя правая передняя нога сильно болела, пульсируя и напоминая о себе каждые пару секунд, в то время, как всё тело ныло от усталости. Это уже вошло в привычку, то же самое я испытывал после каждой смены у Слит за последний месяц. Я пытался отдышаться, подняться на ноги, но мои лёгкие напомнили о том, что лекарств им явно не хватило, заставляя кашлять настолько сильно, что даже приближение ко мне Викед Слит не помогло успокоиться. Вчерашнее лечение явно теряло свой эффект. Учитывая боль в горле и помутнение в глазах, я понял, что уже завтра утром болезнь вернётся ко мне в полной силе.

— А распрягать его мне самой, тупые вы ублюдки.

Слит бубнила себе под нос, магией расстёгивая ремни упряжи. Очевидно, она не подозревала, что я и сам могу без проблем вылезти. Устало волоча своё измождённое тело короткими и тяжёлыми шагами, я дошёл до кобылы и рухнул рядом с ней. Я больше не могу. Усталость была уже в голове: вся энергия, которую я получил от бессонной ночи, тяжёлого трудового дня и половины порции овсянки, закончилась. Фыркнув, Слит пнула меня ногой пару раз.

— Подъём, Мёрк. У тебя всё ещё целых четыре минуты рабочей смены. Побудь небесполезным и отнеси этот мешок с железками на фабрику, пока не ушёл. Я покажу куда.

— Уууугх… — стало моим внятным и продуманным ответом.

— Заткнись, поднимайся и двигай копытами!

Её полупинок подарил мне основания, чтоб найти в себе скрытые силы, которые позволили мне увернуться, вскочить на ноги и быстро кивнуть. В глазах всё плыло, мне хотелось просто лечь где-нибудь и уснуть. И, может быть, небольшой массаж для снятия напряжения. И ещё немного еды? Хорошей, то есть.

Вздохнув, я потянулся и побежал к мешку, на который Слит указывала своим кинжалом. Схватив его зубами за узел, я даже не попытался закинуть его на спину, а вместо этого просто потянул его по полу за собой. Кобыла закатила глаза и, вздохнув, потрусила на фабрику.

— Ох, Селестия, избавь меня от этих бесполезных рабов, — проворчала она себе под нос. — Или изгони их всех на ёбаную луну, где они больше меня не побеспокоят.

Мне пришлось прикусить язык. Желание пошутить или подколоть её в последний раз было невероятно сильным. К счастью, я позволил рабу в голове взять всё под контроль, чтобы хотя бы остаться в живых.

Я последовал за ней, волоча мешок по паре шагов за раз. Грубая кожа была отвратительной на вкус из-за пыли и грязи на ней. Подтянуть. Сделать пару шагов назад. Подтянуть. Пару шагов назад.

Войдя на фабрику, жар накрыл меня настоящей волной. Массивные чаны с расплавленным железом излучали так много тепла, что просто находиться поблизости было тяжело из-за жжения на шкуре. Металлические обломки пробили мешок в нескольких местах и скрежетали по полу, но этот шум едва ли был сравним с шумом работающей фабрики. Уши сразу начали болеть, из-за чего я почти прослушал внезапный приказ Слит остановиться и чуть не врезался в её круп. Вздохнув от облегчения, я бросил мешок туда, куда она указала кинжалом и снова опустился на колени. Один из обломков выпал из мешка. Пока кобыла осматривала прессы и наблюдала за рабами, я быстро потянулся и спрятал его под жилетку. Я уже придумал для него применение, благодаря радио.

— Мёрк, смена окончена. Выметайся. Я слышала, что у Хлыста есть для тебя работа на молотилках. Им там нужен кто-то мелкий. Сразу иди туда.

— Но…

— Никаких “но”, Мёрк, — гаркнула кобыла. — Вали на грёбаные молотилки, пока я не сделала так, чтоб ты ещё месяц не смог сидеть!

Она сняла очки, положив их на ступеньки, ведущие к её офису, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Не думаю, что мне нужно объяснять тебе, как сильно ты мне не нравишься.

Она провела кончиком лезвия по моему лбу, чтобы убрать упавшую гриву с глаз.

— Поэтому, я скажу тебе вот что, — Слит продолжила, понизив тон настолько, что я уже начал волноваться о том, что она узнала о моём чутком слухе. — Я не хочу, чтобы ты вернулся. Я знаю, что этот Чейнлинк Шэйклс идёт за тобой. Хозяин не так милосерден, как я. Он совсем не такой, как я, Мёрк. Он не будет тебе угрожать. Не будет пугать тебя обещаниями всевозможных казней.

Она захватила всё моё внимание. Не из-за кинжала, что парил прямо перед моими глазами, не из-за твёрдого копыта, которым она держала мой подбородок. Дело в её тоне. Она говорила, как будто с облегчением, словно желала никогда в жизни не пересекаться с ним. Хозяин вызывал ужас своей репутацией среди рабовладельцев даже у Викед Слит. Мои зрачки расширились до предела.

— Он ломает рабов, Мёрк. Лично я рада, что ты попадёшь к нему. Быть может ты хотя бы так поймёшь, что в жизни нужно было больше стараться. Ох, мой маленький раб. Такой до безобразия жалкий. Ты никогда не старался, Мёрк. Думаешь я не могу предсказать твоё будущее? Взгляни на свой мелкий круп, видишь там кандалы? Иногда мне так хочется надеть на тебя такие же и оставить тебя умирать, просто потому, что ты для меня абсолютно бесполезен. Рождён, чтобы быть рабом и даже с этим не справляешься.

Она грубо толкнула меня в сторону. Дрожа, я упал на бок.

— Выметайся. Яма была для тебя слишком хороша.

Тяжело дрожа, я кивнул в ответ. Нет… Она была не права. Я не попаду к Хозяину. Я сбегу. Я посмотрел на Слит, прямо ей в глаза. Я хотел сказать ей, что уже завтра будет не права. Если она и видела моё неповиновение, то явно не подала виду, отвернувшись, чтобы накричать на рабов, которые ушли с рабочего места на перерыв. Я хотел прошептать что-то. Прокричать! Хотя бы одно слово в доказательство того, что я больше не собирался терпеть её жестокость!

Но не смог ничего придумать. У меня всегда были трудности с тем, чтобы красиво выражать свои мысли. А страх моего внутреннего раба перед ней просто не позволял сказать хоть слово против хозяев.

Поэтому, я украл её очки.

Какое же я испытал удовольствие от крика кобылы, пока изо всех сил убегал с фабрики на молотилки, по пути подобрав седельную сумку, которая пополнилась новыми вещами.

Сейчас мне придётся поведать вам довольно неприятную правду о Пустоши, ребята. Я всегда говорил, что несу правду, какой бы горькой она не была. Это моя позиция. Если вы идёте на Пустошь, она точно навредит вам. Физически, ментально и, чёрт, даже духовно, если вы в это верите. Так что убедитесь, что у вас с собой столько целебных зелий, антирада и Рад-Х, сколько вы сможете на себе унести. Запаситесь бинтами, если можете. Они лёгкие, а на одно лишь зелье полагаться не стоит. Огнестрел или бита с гвоздями — это довольно очевидный способ получить травму на Пустошах, но позвольте мне вам напомнить, что все мы грязные. Да, ребята, это правда. Мы весь день барахтаемся в грязи, пока ищем припасы или путешествуем в самую паршивую погоду, какую только можно представить. Поэтому, помните. Болезнь — величайший убийца. Одевайтесь получше. Старайтесь сохранять тепло и подбирать снаряжение по погоде. Вот вам совет от папочки Пон-3, ребята: не стоит болеть посреди Пустоши, если вы заранее не подготовились к такому.

Линии превратились в формы.

Лезвия молотилки пролетели от меня в паре сантиметров, когда я успел нырнуть в сторону и выкатиться из-под машины. Шипя и щёлкая, неоткалиброванные лезвия царапали пол при каждом движении. Огромная машина растянулась на двадцать метров по молотильному цеху, измельчая и распуская канаты. Словно струны пианино, она тянула в себе тысячи нитей, которые машина вытягивала по всей своей длине и перекручивала, превращала во что-то полезное. Под станком было свободное пространство, которое предназначалось для корректной работы внутренних механизмов, и оно было заполнено мусором, состоящим из кусков оборванных канатов. Так-то в станке был предусмотрен автоматический уборщик мусора, но естественно он уже давно не подлежал ремонту.

Таким образом, у маленьких пони появилась великолепная работа, заключавшаяся в том, чтобы нырять под машину, когда лезвия поднимались вверх, хватать, как можно больше мусора, а затем выпрыгивать обратно, пока их не перерубило. Это была смертельно опасная работа: долгие часы под механизмом, который мог лишить тебя жизни каждые пятнадцать секунд. Работорговцы держали при себе палки для рабов, которые приносили обратно мало мусора, что в конечном итоге вело к ещё более смелым попыткам. Очевидно, что эти обрывки тросов были гораздо ценнее нашей безопасности.

О, и самое интересное. Пространство под станком было высотой всего в полметра, так что пони не мог ни бежать, ни даже стоять там. Рабам приходилось ползать, подогнув ноги. Многие из них просто ложились на бок и катались, но в моём случае, за исключением экстренных ситуаций, это причиняло слишком много страданий крыльям, и я так не делал. Я не мог себе позволить кричать от боли каждый раз и привлекать внимание к своим бокам. Даже теперь, я всё ещё нервничал, ведь слухи о пегасе ширились по Филлидельфии после случая в Терминале. Как же мне хотелось просто улететь прочь от всего этого.

И мне в этом желании было жестоко отказано. Всего один молот и наковальня…

Я покачал головой, выбрасывая собранные куски канатов. Мне нельзя было возвращаться к этим размышлениям. Я всё ещё порой просыпаюсь от собственных криков, когда мне снится, как молот опускается снова и снова, удар за ударом. Каждый раз я обнимаю себя себя копытами, пытаясь убаюкать искалеченные крылья. Если бы они только не болели так сильно.

— Готовьтесь! Новый цикл!

Я поднялся на ноги. Они всё ещё жутко болели после перевозки грузов, но часть сил ко мне вернулась. Уборка молотилки хоть и опасный, трудоёмкий процесс, но эти перерывы после сброса мусора и между циклами были тем, что хоть как-то напоминало отдых в Филлидельфии. Конечно, если не учитывать, что порой скорости не хватает. Я заработал приличное число порезов, но это мелочь. Эта машина пролила литры крови за то время, что я был там и лишила по крайней мере нескольких пони конечностей.

Механизм заработал. Я наблюдал за тем, как ролики скручивали тонкие канаты в более толстые, уже напоминавшие по виду верёвку. Рядом со мной были ещё тридцать маленьких пони, ожидавших очередного безумного рывка. У многих были шрамы или всё ещё свежие раны, что служили свидетельством их недостаточной расторопности. Я тоже едва не получил такие же, пока в какой-то момент не привык к ритму. Досадно, что даже среди такого количества мелких пони, я всё равно был самым маленьким.

Лезвия остановились и поднялись вверх от тросов.

— Вперёд!

Мы прыгнули вперёд, как один, заскочив под станок на пузе. Я видел, как другие толкали себя вперёд задними ногами, собирая мусор передними. Мне не нравился такой вариант, слишком легко застрять и нет возможности быстро развернуться. Я использовал все конечности, чтобы ползти под станком так далеко, как только мог. Трюк, который другие рабы упускали, заключался в том, чтобы забраться, как можно дальше, развернуться, а затем оттолкнуться со всей силы обратно. Это экономило время. В свой первый день, я пытался ползать, как они и мне вспороли бок словно скальпелем. Только своевременное вмешательство новенького смотрящего, который не хотел терять рабов, спасло мне жизнь. А на следующей неделе стало поводом для наказания за то, что так облажался. Уже в следующий раз я наблюдал за теми, кто, как мне казалось, лучше справлялся с выживанием.

Пространство было небольшим, моё горло и нос жгло от поднятой другими рабами пыли и волокон. Ноги царапались об пол, пока я безумно рвался вперёд к вращающимся лезвиям, которые поднимались вверх над моей головой.

Я услышал крик чуть дальше по линии. Кто-то слишком поторопился и засунул копыта под ещё не до конца поднятые лезвия, которые тут же оставили порезы.

Шум помог мне собраться. Я сгруппировался и, развернувшись, сильно оттолкнулся. Я слышал, как вращающиеся лезвия движутся прямо надо мной. Я закрыл глаза и толкнул себя дальше, скуля от боли и выныривая из под станка. Позади меня лезвия опустились спустя буквально секунду или две.

Я провёл под ним всего пятнадцать секунд. По ощущениям прошло несколько минут.

— Приготовились!

У нас не было особой возможности отдохнуть. Я видел, как других рабов со свежими порезами избивали за то, что они вернулись обратно только ни с чем. Моя собственная кучка была небольшой. Я старался не рисковать, но даже так мне обычно удавалось сделать столько, сколько надо. Я был достаточно маленьким, чтобы справляться с работой.

Я встал на позицию, готовый броситься вперёд.

— Приготовились! Новый цикл!

Я сделал глубокий вдох. Одна хорошая ходка позволит мне расслабиться на остальных. Вести себя осторожнее. Одна опасная будет лучше дюжины обычных, при условии, что каждая может быть последней.

Наверное.

— Вперёд!

Я оттолкнулся от стены и проскользил по полу на своём боку прямо к лезвиям, остановившись возле них. В паре сантиметров от моего лица, они только-только начали подниматься, а я полз вперёд, чувствуя, как всё моё тело трясёт от адреналина и ужаса, пока я не моргая пялился на них. Могу поклясться, что видел пятна крови.

Дальше, глубже. Три секунды. Четыре. Пять…

Затем я услышал другой крик.

Он прозвучал сбоку от меня. Молодой жеребец барахтался в куче волокна.

— Помогите! Помогите мне! Кто-нибудь!

Обернувшись, я понял, в чём заключалась проблема. Его одежда зацепилась за шестерни, которые двигали механизм вперёд и назад. Испуганно глядя по сторонам и дёргаясь в панике, он не прекращал кричать.

Был момент сомнений, но увидев, как лезвия остановились сверху и начали возвращаться назад, я бросился к нему. Схватив жеребца, я потянул его на себя, несмотря на то, что он махал ногами и только мешал этим.

— ПОМОГИ!

— Пытаюсь! Я… Да!

С рвущимся звуком, его одежда поддалась. Я схватил его и начал толкать вперёд, пока в какой-то момент он не сориентировался и не начал двигаться сам. Безумно перебирая ногами, он полз вперёд, но постоянно поскальзывался. Мне пришлось снова схватить его за жилетку и тянуть за собой, но теперь паника охватила и меня. Звук позади нарастал. Лезвия приближались. Все остальные пони уже вылезли.

Я оттолкнулся изо всех сил, таща его за собой, но было слишком поздно, я просто не успею. Мы упали вместе, и я оказался прямо над ним. Я пытался подняться на ноги, чтобы сдвинуть жеребца, может, у меня получится…

Лезвия опустились, и я почувствовал, как рвётся моя накидка. Жуткий, скрипящий звук вперемешку с хрустом оглушил меня. Я закричал и закрыл глаза.

Но боль не пришла. Медленно открыв глаза, я вытолкал застрявшего пони наружу и, поднявшись из-под станка, бросился к ближайшей стене в панике. Тяжело дыша, я оглядел всё своё тело.

Я был невредим. Машину заклинило.

Прозвучал второй крик, но уже протяжный, наполненный болью и длящийся гораздо дольше, чем обычно. Мольбы, плач, крики: я поднялся и от одного взгляда в сторону станка мне стало плохо.

Кровь.

В машину попал пони, который, как я понял, пошёл на слишком большой риск. Его задняя нога… Её не было. Красная кровь покрыла канат и лезвия.

Мне стало жутко. Если бы этого не случилось, то я бы…

Но я же не мог просто бросить застрявшего пони, правильно? У меня даже мысли такой не было.

Раненый жеребец, оставшийся калекой, кричал, пока рабы и рабовладельцы пытались вытащить его. Едва им это удалось, я увидел, как чуть поодаль смотрители обсуждают что-то между собой. Я смог расслышать их.

— У нас же есть зелья в подсобке, мне их принести?

— Нет.

— Но…

— Он просто раб. Теперь ещё и бесполезный. Стерн с нас шкуру сдерёт, если мы их используем. Хочешь, чтоб тебя за растрату казнили?

Я даже не успел осознать в какой момент один из стражников магией вытащил револьвер из кобуры и сделал выстрел. Все пони в цеху закричали, прижавшись к полу. Но крики закончились мгновенно, когда звук болезненно ударил меня по ушам.

Рядом со мной, спасённый пони, наконец открыл глаза и крепко обнял меня.

— О, спасибо тебе! Спасибо! Я просто… я…

Он разрыдался, опершись на стену в облегчении и ужасе. Я просто сидел молча, не совсем понимая, как мне реагировать на его слова. В конце концов, я поднял ногу и похлопал его по спине.

Чувствуя, как лёгкий ветерок обдувает моё правое крыло, я оглянулся, чтобы поправить…

Крыло торчало через дыру в накидке.

Подавив крик и выругавшись, я прижался спиной к стене так быстро, как только смог, стараясь поправить жилетку так, чтобы ткань закрывала дырку.

В это время рабовладельцы, покрытые кровью погибшего, поднялись. Один из них судя по всему испытывал отвращение, а другой — раздражение.

— Пусть один из рабов уберёт это в сторону. Сожжём сегодня ночью.

Это. Они назвали его “это”. Я сразу вспомнил слова кобылы. Мы не какой-то скот, мы — пони.

Всё стало понятно. Вот почему я рисковал собой. Пони был в опасности. Не просто цифра в статистике. Поэтому кобыла помогла мне в прошлом.

Вкратце, если бы причиной моей смерти стала не болезнь, а попытка спасти кого-то, кто попал в беду, то я бы гордился этим.

Для наших хозяев мы были просто цифрами. Процентами эффективности для Викед Слит, игроками для игр и заданий Хозяина. Промышленность Красного Глаза существовала, благодаря статистике, а не его вдохновенным речам.

Даже когда я услышал приказ оттащить тело в подсобное помещение, то почувствовал себя абсолютно бесполезным в глазах других пони. Просто маленький винтик в механизме. Нужен лишь для того, чтобы чистить очередную молотилку от мусора. Теперь, когда я понял, что значит поступать правильно, то увидел яркий контраст с тем, что меня окружало. Всё это безразличие обрушилось на меня невероятной тяжестью. Поправляя жилетку, я спешно последовал приказу. Мне нужно уйти отсюда. Сейчас. Прямо сейчас.

Дрожащими копытами, я взял тело мёртвого раба, стараясь не испачкаться в его крови. У меня не хватало сил, чтобы поднять его или тащить с должным почтением, но будь я проклят и отправлен на луну, если начну обращаться с ним, как с куском мяса. Рабовладелец встал рядом с телом и взглянул на меня.

— Эй, ты что, порезался?

Я резко вздохнул и замотал головой.

— Нет! Я, э-э, просто… просто порвал жилетку!

Моё крыло прикрывали только копыта. Жеребец взглянул на мой бок, пытаясь найти следы крови. Мучительные секунды осмотра.

— Двигай дальше.

Я потащил тело, надеясь, что мой вздох облегчения не был особо громким.

Осторожно, я закрыл глаза у трупа, когда убедился, что никто из надсмотрщиков за мной больше не следит. Волоча жеребца в подсобку, я услышал, как машина вновь заработала, словно ничего и не случилось.

— Приготовились!

Как маленькие послушные шестерёнки, рабы встали на изготовку, несмотря на заплаканные глаза. Тот, которого я спас, покачал головой и застонал в страхе, но после пары ударов по голове вернулся в строй.

Пройдя сквозь двойные двери, я подтащил мёртвого раба к подсобке и попытался уложить его, как можно аккуратнее. С ним не будут нормально обращаться, а просто сбросят в общую могилу и оставят до тех пор, пока до молотилки не дойдёт новая партия зажигательных патронов. Но я мог хотя бы в последний раз отнестись к его телу с должным почтением. Может быть его душа уже уйдёт к моменту, когда они превратят жеребца в пепел.

Я сел на пол.

И осознание накрыло меня.

Я задрожал, дыхание стало тяжёлым, а эмоции накатили волной.

Этот бедный пони спас мне жить. На его месте мог быть я. Если бы он не совершил ошибку, то мне бы отрезало и перемололо задние ноги. И мне бы пустили пулю в лоб.

Я почувствовал, как слезятся глаза и упал на бок, пытаясь хоть как-то сдержаться, но безуспешно. Я не грустил, ведь видел, как рабы умирают так или иначе каждый день. Но это произошло так близко, так случайно и так бессмысленно! Что это за мир такой?

Я поднял взгляд в поисках чего-нибудь, что поможет мне! Моя седельная сумка осталась в безопасном месте, спрятанной в трубе, так что у меня с собой не было даже дневника или ПипБака. Стены были покрыты слизью, ржавчиной, а потрескавшаяся краска постепенно сменялась видом голого бетона, столь популярного в Филлидельфии. Их украшали плакаты с изображениями, на одном из которых была та самая ненавистная пони, которая, видимо, будет наблюдать за мной вечно. Так же несколько плакатов с рекламой армии и рисунками огромных железных пони и ловких пегасов в сине-жёлтых костюмах.

На последнем плакате была нежно-жёлтая кобыла с розовой гривой, сидящая посреди безмятежного поля и смотрящая на восход солнца. Умиротворяющая сцена. Цвета были точь-в-точь, как у моей седельной сумки. Это плакат связанный с медициной? Мне всё равно. Для меня имела значение только эта сцена.

Вот какой была старая Эквестрия? Местом, где ты можешь сидеть на холме и наслаждаться жизнью без забот?

Я снова взглянул на раба. Я взглянул на собственные грязные и потрескавшиеся копыта и почувствовал, как дрожь возвращается.

Да что же это за мир такой, в котором я родился? Я никогда и ничего не знал о прошлом, но чувство оторванности от текущей реальности было невероятно сильным. И в то же время я понимал, что нет никакого смысла в этом чувстве. Я просто расплакался и крепко обнял себя. Пони не должны проходить через такое.

Я просто не мог оставаться там. Мой разум был слишком хрупким для такого ужаса, ведь я совсем недавно открыл для себя что-то, кроме работы на хозяев. Шмыгнув носом, я поднялся на ноги и собрал в мешок столько ткани, сколько смог, прихватив при этом иголку с ниткой. И перед тем, как выйти из фабрики через чёрный ход, я забрал одно целебное зелье, которое оставили рабовладельцы.

Иииии мы вернулись с нашим продолжением советов по выживанию на Пустоши! Следующая часть довольно неточная, так что я постараюсь объяснить получше. Исследование. Вокруг нас присутствует большой мир, и если мы хотим приносить пользу и умело сражаться, то нам придётся выйти и взглянуть на него. Для начала, держитесь подальше от Стойл. Смертельные ловушки есть в каждом из тех, о которых мне доводилось слышать. Что насчёт других вещей? Чем больше мы найдём и будем знать, чем больше мы поймём, тем лучше сможем справиться с будущим, ребята. Рисуйте карты, узнавайте о том месте, куда идёте, изучите место, где вы сейчас. В конечном итоге, это окупится в тот момент, когда вы потеряетесь или вам срочно нужно будет найти что-то примечательное. К слову о нахождении вещей, это самая весёлая часть… собирательство! Если вы что-то нашли, то подумайте о том, чтоб взять это с собой! Может для вас это и мусор, но кому-то другому эта безделушка может пригодится. Как я всегда вам говорю, ребята, торговля спасёт всех нас. Так что не надо просто выбрасывать очередной тюбик чудо-клея или связку проводов, понятно?

Формы обретали жизнь…

Ветер ревел над головой и обдувал меня своими резкими и тёплыми порывами, которые были обычным делом в Филлидельфии. Мой разум был таким же ветренным, пока я пытался рассмотреть лучшие позиции, самые безопасные пути и самые удобные укрытия. Даже с моим небольшим талантом к поиску подобного, мне приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы заметить всё с такого расстояния. В общем, я просто пытался не думать о погибшем на фабрике рабе.

Я сидел на вершине розового, э-э, с розово-розовым “Хелтер-Скелтером” на Ферме Развлечений с туго повязанной маской на лице для защиты от смога на такой высоте. Ладно, может мне всё таки и пришлось вернуться на Ферму один раз, но точно не в контактный зоопарк. Это же считается за “никогда не вернусь”, верно?

Возвышаясь над всем, кроме огромного амбара и горок, это место давало лучший вид на Филлидельфию из всех, что были доступны мне с моими ограничениями передвижений. Внутри маленькой клетки, видимо предназначавшейся для работника, который отправлял жеребят в путь, я окидывал взглядом каждую улицу, здание и кучу мусора, из которых складывался жуткий пейзаж города рабов. Горящие ямы, вырытые прямо в бетоне, покрытые проволочной сеткой извергали из себя клубы смога от сжигания параспрайтов прямо в воздух. Вооружённая охрана патрулировала вокруг и изредка заглядывала в ямы. В них рабы при помощи топоров измельчали старый металлолом на более мелкие куски, которые потом в повозках ехали в места, подобные фабрике Слит. На самом деле, я даже видел её огромный квадратный бетонный завод неподалёку и тамошние печи добавляли к и без того грязному воздуху свои чёрные облака. Чуть дальше, я увидел лагеря рабовладельцев, окружавшие по контуру все рабочие зоны и вплотную прилегавшие к Стене.

Стена…

Это гигантское и непреодолимое препятствие на пути к моему побегу находилось неподалёку от Фермы Развлечений. Вздымаясь высоко над землёй, она была застроена сторожевыми вышками, окружена электрическим забором, а сразу за ней был ядовитый ров. Я мог только предполагать, что находилось в зелёной жиже, но если считать регулярную стрельбу стражников на стене за факт, то эту угрозу явно нельзя было назвать спящей. Мне нужно было пересечь ров и каким-то образом просто надеяться, что я не встречусь с… тем, что в нём обитает. Более того, даже короткий контакт матери с подобным стал причиной моих мутаций при рождении, не говоря уже о состоянии внутренних органов и слабого организма в целом.

Все мои планы пока заканчивались на том, чтобы дойти до Стены, но я ещё что-нибудь придумаю. Должны быть какие-то другие пути, кроме главных ворот. У меня был талант к нахождению незаметных маленьких проходов. Быть может я смогу найти какой-нибудь сквозной сток или специальный лаз для обхода потенциальных внешних противников с фланга.

Думать об этом было просто пугающе. Я позволил своему взгляду скользить между мусорными кучами, попутно зарисовывая их на свою карту.

Я видел всю Ферму Развлечений, заполненную трудящимися рабами, которые посменно разбирали весь бесполезный металлолом и занимались поиском мусора. По словам диджея, вскоре этим придётся заняться и мне. Кто знает, что я смогу получить за какую-то безделушку? Мне нужны были какие-то предметы для обмена на Пустоши, особенно учитывая то, что крышек у меня не было совсем. По радио даже сказали, что есть места, где можно получить по триста крышек за разные наркотики или лекарства, которые мне вчера почти удалось утащить.

Мне было больно осознавать, что эти штуки стоили в три раза больше, чем я сам на рынке рабов.

Интересно, как бы теперь выглядело моё описание. Мелкий и слабый молодой жеребец, небольшие мутации от порчи, нерабочие крылья, двенадцать бывших владельцев, откликается на номер семь, талант к неудачам. Как-то так.

Я постучал себя по голове копытом, чтобы избавиться от этих мыслей. Я просто не мог позволить этому настрою снова завладеть мной. Я не хотел возвращаться обратно к рутине, не хотел снова быть рабом.

Шатая почти выпавший зуб языком, я задумался о том, не был ли похож мой инстинкт раба на этот самый зуб. Ведь как и с зубом, я был близок к тому, чтобы избавиться от него и сопутствующей боли, но пока просто не набрался смелости, чтобы пройти через это. Вздохнув, я вернулся к работе. Сравнивать психический дефект с шатающимся зубом. Что за идиотизм.

Карта была практически готова, равно как и мой предполагаемый маршрут. Я нарисовал здания и дороги толстыми линиями, маршруты замеченных патрулей пунктиром и маленькими крестиками те места, в которых я мог бы спрятаться. Мусорки, водостоки, кучи железных контейнеров.

Кто вообще сделал эти контейнеры? Куда бы на Пустоши я не попал на работу, они всегда были там, той же формы и того же цвета. По моей шкале жуткого преследования они стояли как раз под розовым проклятьем! Кто их сделал? Какой бы пони не придумал их дизайн, он наверняка купался в… что там у них было вместо валюты? В битах! Он купался в битах!

Я взглянул налево на ростовой рисунок розовой пони на стене, которая улыбалась и указывала жеребятам на спуск с “Хелтер-Скелтера”. Её взгляд точно следил за мной.

— Разве ты не должна знать? Ты была там в то время, не так ли?

Она пикнула на меня.

После того, как мне удалось успокоить дыхание и отлипнуть от ближайшего угла, куда я в страхе прыгнул, я понял, что звук издал мой ПипБак. Хорошо, что хотя бы никто не услышал мой перепуганный крик.

Ладно, это был не крик, а визг. Я был жалким маленьким рабом, какой ещё вы ожидали от меня реакции, когда меня пугает жуткая розовая пониподобная штука?

Я взглянул на свой ПипБак.

ПИК!

Тот же звук, что и прошлой ночью на диспетчерской вышке.

Пик!

С тихим щелчком, динамик перестал играть музыку (да как оно смеет прерывать Вельвет Ремеди!) и заменил её на слегка приглушённый и отличный от предыдущей записи дневника фоновый шум. Поднеся ПипБак ближе, я быстро понял, разобрать этот шум мне не удастся.

Ой йой, я уже запись нажал, эм, ладно. Привет!

— Привет…

Не знаю, зачем я сказал это вслух. Мне просто казалось неправильным не ответить Сандиалу.

Пошёл второй день моих записей на ПипБак, в которых я рассказываю о своей довольно скучной жизни в такое нескучное время. По радио передали, что кто-то сегодня стрелял в принцессу на фронте, но без подробностей. Говорят, что она жива. Не знаю. Такие слухи гуляют сейчас. Серьёзно, кажется министерство Пинки рыскает повсюду, чтоб поймать всех плохишей, а эти её плакаты меня пугают.

Я взглянул на изображение пони, которая пялилась на меня. Пинки значит? Подумав о цвете “Хелтер-Скелтера”, я закатил глаза. Ну, конечно же, речь про неё.

Ну, думаю, я расскажу тебе, кем бы ты ни был, о своей ежедневной работе. В общем, я работаю на Министерство Военных Технологий с того момента, как приехал в Филлидельфию и начал говорить с этой штукой. Решил, что в этом есть смысл, им всегда нужны пони для расширения филиала. Проблема только в оружии. Ага, папе это совсем не понравилось. Он всё таки врач, так что ему тяжело смириться с тем, что его сын теперь создаёт пушки. Мы спорили об этом, но, честно говоря, мне всё равно. Мне нужны деньги. Прости, пап, я знаю, что ты заплатил за моё место в Стойле и этот ПипБак, но мне нужно на что-то есть, а из-за военных сборов налоги сейчас очень высокие. И раз уж я работаю на военной фабрике, то я освобождён от них.

Это не похоже на картину идеальной Эквестрии, которую я видел на плакатах и о которой в прошлый раз говорил Сандиал. Мне стало интересно, как произошли такие большие перемены за столь короткое время в преддверии, ну, Судного дня. Конец Эквестрии и рассвет моего жуткого мира.

В любом случае, не люблю много болтать, так что перейду ближе к делу, ладно? Сегодня я встретил кобылу. Короче, я пытался уйти пораньше, чтоб отправить письмо по почте, но мой начальник не разрешил. Это письмо для папы! У меня не получается видеться с ним в последнее время из-за работы, как я уже объяснял. Но потом… пришла она. Ох, ну, короче, типа, э-э… ну ты понимаешь, к чему я клоню, да? Это была пегаска-почтальон, и она предложила отнести письмо вместо меня, когда выдастся минутка. Не буду врать, она довольно симпатичная, красивая светлая грива, да и сзади формы приличные, если вы понимаете о чём я, хех… Ох, зачем я это сказал?

Представляю, как он покраснел. И снова я почувствовал схожесть между Сандиалом и мной — кобыла помогла нам обоим. Его коллега и моя Обитательница Стойла. Обе хотели помочь другим, обе могли летать, обе были симпатичными…

Я выпрямился и закрыл глаза. Теперь и я покраснел.

Ну, не важно, может, я потом послушаю это и посмеюсь над собой. Стоп, я ж вроде говорил то же самое в прошлый раз, нет? Это было спустя пару дней после… ох. Ладно, мне уже на работу пора. Министерство не любит работников, которые опаздывают. Пинки всегда следит за такими штуками.

И снова я взглянул на рисунок. Интересно, что она подумает обо мне, узнав о том, что я больше не приду ни на одну рабочую смену.

Надеюсь, я увижу её снова, её зовут Скайденсер. Может, в следующий раз я наберусь смелости и приглашу кобылу на свидание, ну, чтоб поблагодарить за помощь и всё такое? Ладно, пора бежать. Оу, точно! Я говорил, что расскажу о том, как получил кьютимарку! Ну, может в следующий раз, хорошо? Покедова!

— Пока.

Я положил ПипБак обратно к своей грубо нарисованной карте и плану. Дневник Сандиала так сильно отличался от моего. Детальный, наполненный мыслями, эмоциями и голосом, что связывал всё это воедино. Внезапно, мои каракули на бумаге показались мне такими бессмысленными, в сравнении с этим причудливым прибором. Может, мне когда-нибудь удастся самостоятельно разобраться, как он работает, но пока я знал только о том, где находится регулятор громкости и фонарик. Все другие кнопки и переключатели были далеко за пределом моего понимания, особенно, учитывая разбитый экран. Но не думаю, что он бы сильно мне помог. Сомневаюсь, что они были рассчитаны на их использование безграмотными рабами. Мне же оставались только рисунки, понятные и читаемые только для меня самого. Ну и что это за дневник такой?

На мгновение я вспомнил, как кобыла смотрела на них, вспомнил, как она улыбалась. Понимала ли она на самом деле, что я пытался сказать своими рисунками? Или же ей просто они нравились… Неужели каждый… Как они назывались? Рисовальщики? Художники? Неужели они все чувствовали себя так же? Чувствовали, что только они сами могут по-настоящему понять собственные творения?

Я потянулся, чтобы взять дневник, и в этот момент сильный порыв ветра сорвался с крыш фабрик и пронёсся через мою клетку на вершите “Хелтер-Скелтера”, перелистывая страницы. Пробубнив проклятия себе под нос, я наступил копытом на страницы до того, как ветер унёс их и прижался спиной к ржавой клетке, что когда-то не давала жеребятам упасть с высоты. Только после этого я взглянул на свой дневник.

Рисунок, явно сделанный мной. Разрушенная стена, из-за которой поднималось солнце, а перед ней, раскрыв крылья, стоял маленький пони, словно ожидая чего-то.

Страница, заполненная за годы до этого, ещё с тех частей дневника, к которым я никогда не возвращался, никогда не вспоминал и которых никогда не касался. Я захотел закрыть её, я не хотел знать ничего о прошлом, не хотел возвращаться к тем ощущениям. Но эта картина показалась мне особенной. О чём я думал, когда рисовал её?

Внезапно, я пожалел о том, во что меня погрузила рабская жизнь и идеологическая обработка, всё время давившая на меня и указывающая просто опустить голову и не думать.

Вздохнув, я закрыл журнал и положил его обратно в седельную сумку. Солнце уже садилось. Мне нужно было спуститься, собрать всё, что я смогу найти рядом с “Хелтер-Скелтером” и приготовиться. Хозяин прибудет через час, и совсем скоро они поймут, что я исчез. Нет времени думать о старых рисунках. Время действовать и двигаться.

Но для начала нужно было спуститься. Эти лестницы были довольно крутыми для четырёх ног.

Мой взгляд зацепился за старый лист циновки из шнура в углу. Я не смог сдержать улыбку, появившуюся на моём лице.

Надёжно спрятав всё в сумку, я взял этот старый пыльный лист и уселся на него, схватившись за край передними копытами. Ну, может быть, какие-то вещи, связанные с Пинки, были вполне хорошими!

Я начал спуск по горке и, крепко схватился за край циновки. Постепенно ускоряясь, я поехал вниз. Встречный ветер начал трепать мою гриву, когда я набрал большую скорость. Я не смог сдержать улыбку, спускаясь вокруг башни и наслаждаясь ощущением того, как меня бросает в разные стороны на поворотах и спиралях. Двести лет простоя не сделали спуск по горке скучнее! Уииии!

Я закрыл глаза, чувствуя это движение, скорость и импульс, несущие меня вперёд без всяких преград… ну, типа. Мою гриву сильно трепало, и я чувствовал, как от встречного ветра открывается рот. От перегрузок на поворотах меня едва не выбрасывало с башни на полной скорости. Если бы я открыл глаза, то не увидел бы ничего, кроме размытого от скорости мира вокруг. Наконец-то, возможность не видеть Филлидельфию. Хотя бы во время спуска.

Мне потребовалось совсем немного усилий, чтобы представить, как бы это могло выглядеть в прекрасной Старой Эквестрии. Я бы гулял по Ферме Развлечений Филли целый день с друзьями. Внизу горки меня бы встретила эта кобылка, Обитательница Стойла, добрые пони… и моя мама! Мы бы все беззаботно смеялись. Никакой работы и рабовладельцев! Вокруг бы бегали маленькие счастливые жеребята с цветными шариками. Я бы слышал их радостные визги даже сквозь шум ветра. Всё вокруг было бы таким ярким, таким разноцветным…

Я рассмеялся. Придумал смешную шутку, которую рассказал бы им сразу после спуска. А затем мы пошли бы за фруктовым льдом. И покатались бы на нём. И там и там лёд. Смешно, правда? Меня это развеселило ещё больше.

Меня бросало на спуске из стороны в сторону, из-за чего смех превратился в прерывистое хихиканье. Я поднял передние копыта вверх, наслаждаясь тем, как холодный ветерок в этот тёплый солнечный день их обдувает. Вокруг были бы толпы пони, довольные и радостные. Мирная Эквестрия.

Внезапно, ощущение спуска прервалось, когда я почувствовал, как меня буквально переворачивает вниз головой.

— Воо-ааай!

Прежде, чем я успел хоть как-то среагировать, я почувствовал, как мой круп касается твёрдой поверхности и я, кувыркаясь, лечу вперёд в кучу из мягких губок на земле, которая мягко меня остановила. Я не мог перестать смеяться, задрав ноги над собой и размахивая ими в воздухе.

Поднявшись, я взглянул на вершину “Хелтер-Скелтера” и почувствовал, как глаза начинают слезиться от осознания, что я вернулся в реальность. Жестокую, непрощающую и разрушенную, совсем не похожую на моё воображение. Но даже от горечи того, что веселье закончилось, мне не стало грустно. Эти слёзы были другими.

Подобрав седельную сумку, которая слетела с меня на спуске, я направился к ближайшей свалке, широко улыбаясь спрайт-боту, который в замешательстве наблюдал за мной со стороны, а затем продолжил свой жужжащий путь. Я по-прежнему наслаждался возможностью закрыть глаза, улыбнуться и воображать. Вспоминать эти чувства, восхитительные секунды радости и счастья.

Я рисовал картины, чтобы выразить себя. Но моё воображение было величайшим холстом, который я только мог представить. Не могу дождаться момента, когда выберусь и смогу воплотить его в реальность.

Прежде, чем мы продолжим, я сделаю небольшую паузу, чтобы вновь напомнить вам о том, о чём всегда говорю. Сейчас мы живём в таком мире из-за ошибок. Да, ребята, никто по своей воле не захотел бы жить в Пустоши, так что слушайте внимательно. Это была ошибка. Но причина, по которой мы выжили и продолжаем выживать в том, что есть пони, которые могут погрузиться в это, найти какую-то цель, в которую они поверят и которой они в конце концов добьются. Будь-то вера в светлое будущее, стремление выжить или даже просто другой пони. Борьба идёт только потому, что кому-то хватает смелости её вести. Так что я прошу вас всех, подумайте дважды перед тем, как что-то делать. Многие заплатили самую высокую цену в борьбе за спасение Эквестрии от запустения и разрухи. Но если же вы всё таки решитесь и скажете “Да!”, то должны следовать своему выбору всегда. Мы все видели это, мы все слышали об Обитательнице Стойла. Чёрт возьми, да она даже решила участвовать в этой гражданской войне между Рейнджерами. Так что поверьте мне, жители Пустоши, добиться результата можно тогда, когда мы осмелимся бороться.

Жизнь… была прямо передо мной.

Мой план. То, что позволит наконец вернуть мне жизнь. Целый день, деталь за деталью, урок за уроком; я продумывал его, собирал всё необходимое и постепенно приближался к этому самому моменту. Теперь, жизнь, которая должна быть моей, была передо мной.

Я снова и снова прокручивал план в голове, подготавливая снаряжение внутри старого зала зеркал на Ферме Развлечений неподалёку от ям для добычи металлолома. Соблазн пойти туда и снова увидеть кобылу был очень велик. Тем не менее, я знал, что она не обрадуется такому неоправданному риску с моей стороны. Я и так был в довольно плохом состоянии. Лёгкие и горло обжигало при каждом вдохе. Синяки, ссадины и царапины покрывали всё моё тело, а в местах, где на меня была надета упряжь, остались раздражения, которые теперь неприятно соприкасались с одеждой. Несмотря на целебное зелье, мой глаз всё ещё был немного опухшим после избиения Нус, что не самым положительным образом влияло на моё периферийное зрение.

Но у меня было ещё одно зелье, и оно может помочь. Время готовиться.

Шаг первый. Сбежать с Фермы Развлечений по дороге, где я вчера прятался от бандитов. Как минимум об одном укрытии в сточном канале я знаю наверняка.

Достал кусок тёмной ткани, которую забрал с молотильной фабрики. Порезав её на куски зажатым в зубах острым железным листом, я приступил к созданию чего-то получше, чем эта уже порванная самодельная накидка. Я снял её со спины, в кои-то веки почувствовав, как стягивающее мои крылья давление исчезло, и, накинув на себя ткань, сделал грубые замеры и приступил к обрезке. По совету диджея, я сделал двойной слой для сохранения тепла. Ещё я добавил несколько мест под карманы на рукавах, где мог бы легко дотянуться до них ртом. Внезапно, я пришёл к выводу, что, по большому счёту, я — вор. И, возможно, мне придётся воровать что-то снова, поэтому я решил заранее подготовиться к этому.

Откровенно говоря, я всегда был вором… сегодняшний день просто стал очередным подтверждением этому. Маленький трусливый воришка, но как же всё таки приятно отнимать вещи у тех, кто меня мучает.

Я сшил материал грубо, без особого мастерства, но это сработало. Поднявшись с земли, я облачился в свою новую курточку. Тёмная, чтобы было легко прятаться, тёплая, чтобы сохранить тепло, карманы для хранения вещей и несколько прорезей, нужных для следующего этапа.

Шаг второй. Сойти с дороги и добраться до старых заброшенных домов, преодолеть страх перед заброшенными помещениями и продолжить путь через промышленную зону, используя переходы между зданиями и крыши в качестве прикрытия от зорких грифонов.

Быстро сняв куртку, я вытащил железные пластины из сумки. Постукивая по ним обломком и ими же по земле, я выбрал те, что показались мне самыми крепкими и начал засовывать их в прорези в кофте. Скрытая броня в одежде поможет оставаться незаметным. Рабы не носили броню вне опасных работ, а мне в любом случае нужно было двигаться быстро и пролезать в узкие места, где громоздкая броня только бы мне помешала.

Я закрепил одну пластину на спине, две справа: на боку и на фланке. Ещё одна закрыла мой левый фланк, а последняя, самая маленькая, перекрыла грудь. Мой левый бок был незащищён, но как раз там была седельная сумка, и я понадеялся, что в случае чего, она сможет поглотить часть удара. Как минимум, мой толстый дневник в этом поможет, хоть мне и было больно думать о том, что в него может попасть пуля.

Шаг третий. Совершить рывок из руин к молотильной фабрике. По дороге много укрытий и мало стражников, которых было бы видно с “Хелтер-Скелтера”. Риск минимальный.

Я потёр осколком о камень, который притащил с улицы, чтобы наточить зазубренный край. Это заняло какое-то время, но в конечном итоге мои усилия превратили этот кусок железа в некое подобие лезвия ножа. Пока я точил его, осматривался вокруг, глядя на старые зеркала. Было довольно забавно видеть, как зеркала, в которых пони кажутся толстыми, делают меня почти похожим на нормального. Я даже не пытался смотреть на те, которые делают пони худым. Никому не стоит видеть такое. Возвращаясь к моему ножу, я взял небольшой кусок ткани и немного чудо-клея, который мне удалось найти в “Хелтер-Скелтере”, чтобы сделать удобных хват для зубов.

Я остановился и взглянул на нож. Смог бы я убить им кого-нибудь? Смерть окружала меня каждый день. Смогу ли я отнять чужую жизнь, чтобы обрести свою? Пока этот вопрос оставался только вопросом. Времени об этом думать не было. Скорее всего, я бы защищался, но пока что он был мне нужен только в качестве инструмента.

Я сделал для него небольшой чехол из ткани, чтобы он всегда был в быстром доступе. Но надеюсь, таких ситуаций не будет.

Четвёртый шаг. Двигаться от молотилки к лагерям рабовладельцев. Быть скрытным, быть тихим. Использовать всё, чему я научился, двигаясь аккуратно и под прикрытием темноты в тенях лачуг и хибар. Большинство из них проводили время у костров, лишая себя преимуществ ночного зрения. Я же этим воспользуюсь!

Остаток ткани я порвал на небольшие отрезки, туго скрутил их и пропитал целебным зельем. Диджей рассказал про этот трюк с созданием заживляющих бинтов для свежих ран. Я понял, что одно зелье в любом случае не поможет мне с каким-либо серьёзным ранением. А если меня ранят не сильно, то эти бинты помогут продержаться, пока я не найду припасы получше. Я сделал для них небольшую сумочку, чтобы они лежали отдельно. Их я положу поверх других припасов.

Рядом с ними я положил два шприца с Мед-Х. Они остались у меня после вчерашнего. Хлыст даже не потрудился обыскать мои вещи, слишком перепуганный присутствием Хозяина. Они станут моей страховкой на всякий случай, чтобы я мог действовать дальше. Найти укромное место, вколоть одну дозу и вот я снова свежий, бодрый и готов бежать. Диджей говорил об опасностях привыкания. Мне не хотелось так рисковать, но в случае чего я был готов принять даже два сразу.

Пятый шаг. Лагеря находятся прямо возле стены. Подождать, пока стража начнёт сменять друг друга на посту через пол часа, а затем двигаться в слепых зонах прямо до самой стены. Во время заката она отбрасывала огромную тень, и там было очень темно, нужно воспользоваться этим.

Я вынес седельную сумку наружу. Ярко-жёлтый и розовый были приятными цветами, да, но они слишком выделялись. Неохотно, я опустил сумку в грязь и тщательно её испачкал, чтобы скрыть настоящий цвет. Я втирал грязь в металлическую змейку и застёжки, чтобы они не блестели, использовал разную грязь и пыль, чтобы лучше замаскировать цвет ткани и в самом конце оторвал маленькие блестящие пластиковые бусины с усиков бабочек.

Вернувшись обратно в зал, я начал собирать вещи. Сначала шёл разный хлам. Чудо-клей, старые жестяные банки, маленькая коробка с торчащими проводами, небольшая бутылка чистящего средства, старая изолента и несколько обломков древних магических микросхем. Затем шла еда. Старые банки, обмотанные тканью и наполненные затвердевшей овсянкой. Поверх них я положил дневник с той стороны, что была ближе ко мне, а так же перо, пергамент и медикаменты. Застегнув сумку и проверив её вес, я осознал, что она тяжелее, чем мне бы того хотелось, но всё это было необходимо. Одним движением, я заглотил остатки целебного зелья и присел отдохнуть, чувствуя, как сглаживаются шрамы на спине, затягиваются ссадины и царапины и проходит боль от прикосновения к синякам. Я дал себе немного времени, чтобы набраться сил и перевести дух, пока зелье делало своё дело, исцеляя меня от ран и болезни. Этого хватит на какое-то время.

Шестой шаг. Найти путь через Стену. В идеале — сточную трубу или что-то подобное. Со своей смотровой точки я видел канаву, которая тянулась в сторону стены. Она должна была куда-то вести. Не может быть, чтоб через Стену был только один проход. Должно быть что-то ещё, мне просто нужно было найти это что-то. Затем продолжать двигаться. Не останавливаться, пока не уйду подальше от Филлидельфии. Использовать Мед-Х, если будет необходимость, но главное продолжать бежать до тех пор, пока уже совсем не останется сил.

Цвет затянутого облачной завесой неба стал меняться, и я поднялся на ноги. Пора собираться. Я влез в свою бронированную куртку, туго натянув её на себя. С усталым вздохом я перекинул седельную сумку через спину, располагая её поудобнее. Несколько движений, чтоб убедиться в том, что она не издаёт лишнего шума на ходу и готово. Ещё пара действий, чтобы привязать чехол с ножом к ноге для быстрого доступа. Потом я положил заживляющий бинт в левый карман и один шприц обезболивающего в правый, и наконец, с лёгкой ухмылкой, я надел полётные очки Викед Слит себе на голову.

Осталось последнее.

Я повернулся к нему. Я намеренно оставил его лежать прямо перед зеркалом. ПипБак. Я использовал “третий номер” Хлыста, чтобы продеть устройство между железными креплениями. Когда-то там были полноценные металлические застёжки, чтобы надёжно держать устройство на ноге владельца, но у меня была только передняя панель, а весь крепёжный механизм отсутствовал. Благодаря нескольким крепким узлам и перевязке, я с гордостью надел ПипБак на правую ногу. Прямо, как она. Он мигнул дважды, словно понимая, что теперь его носят должным образом, несмотря на то, что крепежом служил старый кожаный шнур.

Шаг Номер Семь.

Обрести жизнь.

Я повернулся, полностью одетый, со всем необходимым снаряжением. Я чувствовал гордость и готовность бороться. Готовность показать Эквестрии, что рабы не должны сидеть в темноте и просто ждать.

И вот оно — моё отражение в зеркале. Третий раз за три дня я видел себя.

В первый раз, я увидел обречённого раба, слишком сломленного, чтобы даже жаловаться на свою неминуемую смерть.

Во второй раз, я увидел умирающего жеребца с каплей надежды хоть на что-то, но всего лишь пытающегося выжить любыми способами.

Но теперь, я увидел себя. Я увидел Мёрки Седьмого, собранного и готового отправляться в путь. Плотная кофта покрывала его истощённое тело, а в глазах горело пламя надежды, которую раньше нельзя было и представить. Обитательница Стойла, безымянная кобыла, Шестой, ПипБак, Вельвет Ремеди, Сандиал, Диджей Пон-3; все они помогли мне, подготовили и дали то, за что можно держаться. Теперь настало моё время действовать.

Надеюсь, что у них будет повод гордиться мной.

Я всё ещё выглядел слабым, жалким. Я не чувствовал уверенности, а действовал только потому, что моё выживание зависело лишь от моих действий. Прикусив губу, я коснулся копытом зеркала, как сделал это два дня назад, просто чтобы доказать, что то, что я вижу было реальным, что я на самом деле стою там и готов сделать это.

От прикосновения меня пронзила волна холода. В страхе я отшатнулся, взглянув на копыто. Так же быстро, как это ощущение пришло, оно исчезло. Я поднял взгляд, дрожа от внезапного эффекта зеркала.

Перед собой в зеркале я увидел себя.

Но не меня меня. Это был я, но жеребёнок. Я стоял там с заплаканными глазами и двумя маленькими крылышками, что жалостливо порхали за спиной и смотрел… ну, на себя. Святая Селестия, да я был просто крохотным! Я застыл на месте, глядя на этого маленького жеребёнка и на то, как он открывает рот, словно бы шокированный тем, что увидел меня. То есть меня, который я…

Я стоял в ступоре какое-то время, неспособный понять, что передо мной, но затем, сильно покачав головой, я отмахнулся от изображения в зеркале.

Ошемлённый, шокированный и растерянный, я смотрел на теперь уже пустое зеркало с таким же выражением лица, какое было у этого жеребёнка. Сделав глубокий вдох, я постарался успокоиться и собраться с мыслями. Нет времени думать об этом. Нет времени смотреть на старые рисунки. Пора двигаться дальше. Я определённо смогу разобраться с этим позже. Но не сейчас. Я выбежал через заднюю дверь.

Сейчас, у меня на кону была жизнь.

Моя собственная жизнь.

Первый шаг будет простым. Я уходил с Фермы Развлечений множество раз и прекрасно знал о всех маршрутах и местах, что встретятся мне по пути. Маршруты патрулей и сторожевые вышки были только в тех районах, что прилегали к Яме и Стене, к местам, которые считались важными. Предполагалось, что ни одному рабу не придёт в голову бежать вглубь Филлидельфии. Ну, по крайней мере, я на это надеялся. Каким бы ни был мотив расположения стражи именно таким образом, это стало причиной того крюка, что мне предстояло сделать через руины и фабрики вместо того, чтобы напрямую пойти к Стене.

Я придерживался служебных проходов, небольших аллей между лавками и аттракционами, которые, как мне кажется, в прошлом использовались с такой же целью — перемещение сотрудников между разными объектами без необходимости проходить напрямую через толпу посетителей. На мгновение мне стало интересно, что бы они подумали, взглянув сейчас на своё рабочее место, но затем отбросил эту мысль, у меня не было времени воображать чужую реакцию.

Двигаясь лёгкой трусцой, я периодически останавливался и поправлял сумку и карманы, чтобы их содержимое не тряслось и не выпадало при движении. Всю жизнь я учился тому, чтобы быть тихим и скрытным, дабы избежать проблем, и теперь эти навыки станут залогом моего успеха. Я не хотел даже на секунду задумываться о том, что сделают с таким воришкой, как я, если меня всё таки поймают.

Я остановился в тени старого игрового прилавка. Внутри в виде пирамидок стояли пустые бутылки из-под молока, которые игроки должны были сбить. Вероятно, даже взрыву жар-бомбы не хватило силы, чтобы заставить эти штуки хотя бы сдвинуться с места. Аккуратно приоткрыв скрипучую дверь заднего входа, я зашёл внутрь и прильнул к дыре в стене, через которую было видно один из боковых входов Фермы Развлечений. Никаких сторожевых вышек. Этот маршрут предназначался для тех, чьи смены не предусматривали досмотра и не предполагали приближение к Стене. За ним, я увидел дорогу, по которой сбежал вчера и тот самый водосток, который на крайний случай мог бы снова стать моим укрытием.

Мои ноги напряглись, я приготовился бежать по открытой местности со всей скоростью, но что-то остановило меня.

Звук. Какой-то шелест.

Я выглянул наружу, оглядываясь по сторонам и смотря в каждую точку, из которой только мог прозвучать этот звук. Ничего подобного в этой зоне Фермы Развлечений просто не было. На высоте я видел парящие в тёплых потоках Филлидельфии группы грифонов, но они были слишком высоко, чтобы я мог их услышать. Прошли долгие минуты в ожидании повторения этого шума. Рабовладельцы, смеясь и разговаривая, маленькими группами проходили по дороге передо мной к своим жилищам. Я всё ещё ждал, но, вероятно, этот звук был просто очередной иллюзией, которую мой сверхчувствительный слух мог выдать за реальность. Я часто слышал звуки, которые мне не хотелось бы слышать или которые были слишком далеко, чтобы иметь для меня значение.

И вот настал момент, когда, казалось бы, все рабовладельцы скрылись из виду. Я сделал свой ход и немедленно бросился вперёд, прижимаясь к земле и стараясь добраться до противоположной стороны дороги. Меня накрыла волна дрожи, когда ко мне пришло осознание того, что я оказался на открытом пространстве и ничто меня больше не скрывало, но тем не менее я продолжил бежать.

— Ай мля! Я забыл кое-что, чувак. Погодь секунду!

Я услышал стук копыт со стороны одного из переулков Фермы Развлечений и тут же бросился в овраг с края дороги. Скатываясь по cклону и чувствуя, как по лбу начинает стекать пот, я лихорадочно искал тот самый сток. Я запаниковал. Нельзя, чтобы меня заметили так рано!

— Эй, слышал это? Как будто кто-то пытается спрятаться?

— Щас не та смена, чтоб идти через этот выход. Кто-то идёт в самоволку на рынок?

Прокручивая в голове все самые яркие ругательства, которые я только знал (список на самом деле не самый внушительный), я бегал туда-сюда по канаве в поисках водостока, пока пара пони не вышла из переулка на дорогу и не заглянула в овраг. Я ахнул, на секунду задумавшись о том, что мог перепутать место!

Затем, в какой-то момент, я наконец заметил грязные пятна вокруг нужного места. Вот оно! Соблюдая максимальную тишину и скорость, я стремительно (и хлюпающе) затолкал себя в сточную трубу. Как ни странно, в этот раз было не так плохо, как в первый. Хотя, возможно, такое позитивное отношение связано с тем, что в этот раз мне грозило неминуемое повторное попадание в Яму. Теперь, с моей бронёй и сумкой, влезть было сложнее, но немного покрутившись (и смазав себя чем-то неприятным), я смог втиснуться глубже и развернуться лицом к выходу.

Отлично… безопасность.

Топот копыт был слышен практически у меня над головой, когда пара рабовладельцев проходила по дороге.

— Да ну. По руинам всякие твари бегают, вон, старик Стики Кресцент говорил, что однажды видел тут детёныша адской гончей! Прорыла нору прямо в город!

— Чего? Да не пизди ты, дурень!

— Не, я те клянусь!

— А это случайно не тот жеребец, который тебе сказал, что видел лично принцессу Луну, летящую рядом с повозкой Красного Глаза?

— Ну тот же…

— Чистый пиздёж, чувак.

Хорошо. Подколы и споры означали то, что они не собираются всерьёз кого-то искать. Значит, меня всё ещё не засекли.

Внезапная острая боль пронзила мою заднюю правую ногу. Я громко вскрикнул от боли, дёрнул ногой и почувствовал, как по ней бьёт что-то неприятное, сегментированное, хитиновое и скользкое. В панике перед неведомой угрозой со спины, не имея нормальной возможности развернуться и дать отпор, я быстро пополз вперёд к выходу из трубы. Всё время, пока я полз, чувствовал на себе маленькие неприятные укусы и, едва вынырнув наружу из трубы и обернувшись, я обнаружил гигантского радтаракана, шоркающего своими лапками и усиками. Позади него появились ещё как минимум трое таких же и все они двигались ко мне наружу. Я застыл в страхе. Я был здесь вчера и даже не подозревал о них.

Я почувствовал, как оцепенение от страха сходит на нет, когда они начали приближаться. Повернувшись, я бросился галопом к руинам; уйти от них с моей скоростью было не проблемой. Оторвавшись, я быстро оглянулся на свои ноги. Они кровоточили от нескольких маленьких укусов, ничего серьёзного, но мне стоило наложить повязку, пока я не заработал какое-нибудь заражение. Как-будто бы осталось ещё хоть что-то, чем я не болел…

Я подошёл к ближайшему разрушенному двухэтажному дому без крыши. Построенный из кирпича и бетона, он явно был создан для рабочих из прошлого: практичный и простой домик. Резкий пинок, и вот дверь передо мной открылась и я оказался внутри.

— Отвечаю, ещё раз что-то забудешь, я тебя ждать не буду.

Меня накрыла волна страха. Как я мог забыть, они же просто забирали что-то, ну конечно же они пойдут обратно! Я не ожидал, что это займёт у них всего минуту, но всё равно!

Я выглянул наружу и увидел, как работорговцы с чёрной и коричневой шёрсткой возвращаются по дороге. Радтараканы, казалось, были рады моему уходу и теперь счастливо плескались в токсичной луже возле слива, ярко выделяясь на фоне ночи.

— Эй, чувак, смотри. Тараканы. Чего эт они повыползали?

— Может их спугнул наш маленький беглец. Что думаешь, кстати? Вернётся или всё таки ушёл?

— Шэйклс сегодня ночью будет на Ферме: конечно же ушёл. Я ж надеюсь ты не хочешь на самом деле проверять эту срань, да?

— Слушай, если за нами следят и Стерн узнает, что мы не проверили, то парайспрайты сожрут нас ещё до рассвета.

— Уф-ф… ладно.

Пара сошла с дороги в сторону руин. Я спрятался за дверью, оставив её чуть приоткрытой, чтобы наблюдать за ними, понадеявшись, что моя тёмная одежда, невзрачная грива и шерсть, а также небольшой размер помогут мне остаться незамеченным. Один из них, коричневый жеребец, топтал по очереди тараканов с одновременно отвратительным и приятным хрустом. Другой, практически угольный единорог, осматривался вокруг, прежде чем наклониться и посмотреть прямо на дом, в котором прятался я. В страхе, я отпрянул от двери.

— Следы.

Ну конечно! Я так запаниковал и спешил, убегая от радтараканов, что совсем забыл о том, что оставляю позади следы из сточных вод. Я привёл их прямо к себе! Ещё раз набравшись смелости и выглянув за дверь, я увидел, как он направляется прямо ко мне. У меня уже не было времени уходить тихо.

Я осмотрелся и нашёл грязный розовый коврик прямо возле двери с надписью на нём (что бы вы написали на коврике?) и вытер свои грязные копыта, прежде чем в спешке повернуться.

Я быстро пожалел о своём выборе укрытия.

Прямо за моей спиной оказалась целая семья: группа скелетов, разбросанных по гостиной и на кухне. Груды костей в форме пони, сожженные огнём мегазаклинания и пострадавшие от времени, но даже так можно было легко определить, что когда двести лет назад прозвучала сирена, они пытались укрыться. Некоторые были меньше других…

В голове всплыли неприятные воспоминания о том фермерском доме. Я нарушил их покой. Мои копыта приросли к полу. Я слышал, как рабовладельцы приближаются, слышал топот их копыт по грязи, но тем не менее просто не мог пошевелиться. Я хотел хотя бы просто завалиться на бок, но ни один мускул в теле меня не слушался.

“Я не должен быть здесь”.

Пустые глазницы, смотрящие в разные стороны. Взрывная волна разбросала часть костей в стороны. Я видел выцветшее семейное фото на стене; все они были земнопони. Прекрасные тёплые цвета шерсти у каждого из них. На кухне были разбросаны кастрюли и сковородки, в которых когда-то не успели доготовить ужин. У двери лежала старая рабочая сумка, которую сбросили, придя домой.

Я должен был знать. Я не смогу справиться с подобными сценами, никогда не мог! Я надеялся, что страх сам по себе обратится в прах и исчезнет, но он никуда не исчез, вместо этого сковав меня на месте под тяжестью нахлывнувших в мой едва проснувшийся разум воспоминаний.

Рабовладельцы были снаружи дома, настолько близко, что я слышал их дыхание. Если они найдут меня, я наверняка присоединюсь к этим скелетам. Встречусь ли я с ними? Вдруг они будут недовольны тем, что я их потревожил?

Ужас от этой мысли наконец дал мне стимул двигаться дальше. Я буквально отпрыгнул от того места, где стоял в поисках укрытия.

— Простите, мне жаль… мне очень жаль!

Бормоча себе под нос, я приоткрыл окно в задней части дома, а сам спрятался в кухонном шкафу.

Рабовладельцы ворвались внутрь. Их копыта опрокинули сумку у входа, и я услышал, как из неё высыпались инструменты. Кухонная посуда звенела по полу, пока они небрежно ходили по дому, осматривая его. Простота моего укрытия внезапно показалась мне слишком уязвимой. Если они решат, что дом стоит проверить, а не просто осмотреть, то меня наверняка поймают. Без возможности наблюдать за ними, мне оставалось только слушать, как они двигаются в гостиной, отчего я буквально трясся от страха. В шкафу меня окружали моющие средства. По крайней мере, я думал, что это они. Даже если бы я и умел читать, то внутри было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

— Эй, смотри, окно.

— Что?

— Кто бы тут не прятался, он давно сбежал. Через окно. Видишь? Оно открыто.

Какой-то хруст. Это были кости!?

— А может они сами оставили его открытым.

— Во время падения жар-бомб?

— О да, закрытое окно точно спасло бы их, чувак, — последовал ответ пропитанный сарказмом. — Слушай, пошли уже, ладно? Никто кроме нас ничего не видел и не слышал, и если мы опоздаем к Роумеру, то обход будет на нас.

Пара пони, казалось, задержалась ещё ненадолго, чтобы осмотреться. Я услышал ещё один ужасный хруст, последовавшую за этим тихую ругань и, наконец, грохот захлопнувшейся двери. Я подождал ещё несколько минут на случай, если они решат вернутся, прежде чем открыл шкаф и в слезах выбрался из него.

Работорговцы за свой короткий визит разрушили всё то, что тут оставалось. Кухонная утварь стала разбросана ещё сильнее. Нетронутая рабочая сумка теперь была сброшена на пол. А хуже всего то, что в грудной клетке самого крупного скелета теперь был пролом от наступившего на него неуклюжего жеребца.

Я больше не мог это выносить. Я решил перевязать раны где-нибудь в другом месте. Мне нужно было уйти отсюда. Подойдя к задней двери, я твёрдо решил, что до самой молотильной фабрики буду держаться снаружи и не заходить в дома. Я остановился, только чтобы осмотреть окружение снаружи и, выйдя за дверь, продолжил свой путь по мёртвым садам между кустами и низкими покосившимися заборчиками позади домов, стараясь при этом двигаться только тогда, когда над головой не было видно грифонов.

Оставалось немного. Я отставал от графика, но всё ещё мог сделать это.

Я знал, что смогу…

До сих пор, как бы не казалось со стороны, всё шло довольно легко.

Я сидел на вершине старого покосившегося сарая в саду, спрятанного под ветвями мёртвого дерева, и смотрел на молотильную фабрику прямо за небольшой стеной. Давным-давно, это низкое и длинное здание, должно быть было чьим-то из местных, учитывая насколько близко оно располагалось к жилым домам. Построенное в основном из дерева, за последние пару лет оно было наспех отремонтировано рабами и теперь обросло балками и жестяными листами. Таким образом, теперь здание выглядело, словно было соткано из лоскутков и довольно сильно выделялось на фоне индустриальных гигантов, разбросанных по Филлидельфии. Я полагаю, что изначально оно было построено задолго до войны и самых первых выстрелов.

Толстые шеренги рабов входили и выходили с фабрики. Хорошо. Мне придётся пройти сквозь неё, чтобы добраться до нужного места. С высоты “Хелтер-Скелтера” я увидел множество переулков и переходов специально для стражников, расположенных между большими фабриками и складами по всему району. Учитывая этот факт, пройти сквозь фабрику будет гораздо безопаснее, как минимум из-за наличия укрытий и отсутствия необходимости ходить по открытым местам, которые наверняка простреливались с нескольких позиций. Я сидел, постукивая копытом по крыше и продумывая свой следующий ход.

Всё это время я продолжал бороться со своим внутренним рабом. Он издевался надо мной, упрекал, кричал, что это всё неправильно, пытался убедить меня повернуть назад. Вернуться к моему господину, к моей предсказуемой жизни, где я знал своё место. Святые Богини, чем я вообще занимаюсь? Я был готов броситься под огонь их ружей в самоубийственной попытке спасти собственную жизнь при том, что я даже не обладал правом решать такие вопросы!

Опустив голову, я пытался сдержать слёзы. И сделав это, мой взгляд упал на ПипБак, крепко привязанный к моей правой ноге. Я хотел, чтобы его было видно. Мне было нужно его видеть. Вдохновение, которое подарила мне Обитательница Стойла — это всё, что заставляло меня двигаться вперёд. Она сбежала из этого места, чтобы избежать смерти, значит я мог сделать так же. Это напоминание о ней было привязано к моей ноге, оно было символом. У неё было такое же изображение на кьютимарке, и теперь я знал, почему.

Кто-то смог доказать, что это возможно.

Мысленно выпнув себя обратно в реальность, я пригнулся и подкрался ближе к краю крыши. И едва не вскрикнул от испуга, когда увидел, как очередная шеренга рабов проходит за забором буквально в паре метров от меня. Изнурённые и измотанные, все они были небольшого роста. Глядя на их унылые лица, волочащиеся ноги и поцарапанные в измельчителе бока, я задумался. Возможно, я мог бы слиться с толпой. Спрятаться у всех на виду.

Время поджимало. Заглянув в седельную сумку, я достал кусок ткани и начал обматывать им ПипБак. Оставлять его открытым было бы просто безрассудно. Я понадеялся на то, что остальные отличия во внешнем виде могли остаться незамеченными в большой толпе, но всё таки повернул чехол с ножом на внутреннюю сторону ноги, чтоб лучше его спрятать. Проверив, крепко ли держатся бинты на моих ногах, я плюхнулся на землю с крыши сарая (у меня всегда были проблемы с приземлением, возможно, это хорошо, что я не умел летать) и подождал момента, когда стражники в конвое отвлекутся. Отработанным и привычным понурым шагом, я тихо влился в линию, вновь начав борьбу с искушением стать закованным рабом. Тёмно-зелёная кобыла косо посмотрела на меня, когда я попытался протиснуться в середину толпы. Я постарался улыбнуться ей, но в ответ получил лишь угрюмый взгляд. Я опустил голову и обернулся всего на миг, когда услышал какой-то шелест, вероятно, от куска ткани на ветру.

Всё моё тело ныло от напряжения. Стражники несколько раз бросали на меня цепкий взгляд, осматривая толпу с разных сторон. Послышались щелчки кнутов для того, чтобы подогнать маленьких рабов в пещероподобный проход на фабрику сразу за воротами. Я почувствовал, как меня толкают из стороны в сторону, когда толпа начала протискиваться в узкий проход и сконцентрировался лишь на том, чтобы остаться на ногах и двигаться так же, как обычный раб, не привлекая внимания.

“Как обычный раб”, — подумал я. Оглядевшись по сторонам, я увидел дрожащих, плачущих и испуганных пони. Я ненавидел их. Они убили бы меня, узнав, что у меня есть крылья. Но в ту ночь перед моим многообещающим побегом из Филлидельфии, я начал чувствовать к ним жалость, что было совершенно в новинку. Я выберусь отсюда, но эти пони останутся здесь работать, страдать и умирать, словно бы ничего и не произошло. У них не было выхода. Такая жизнь в конечном итоге приведёт их к смерти: быстрой и болезненной или медленной и мучительной.

Отработанными и усталыми шагами они направились к молотилке. Она по-прежнему работала на полную катушку, а предыдущая смена только покинула свои рабочие места. Даже сквозь толпу, я видел свежие пятна крови, и те, что остались от пони, который непреднамеренно спас мою жизнь.

Я должен был прекратить думать об этом. От осознания такой близости смерти меня пробирала дрожь, заставив остановиться на мгновение и прислониться к стене, чтобы перевести дух. Смерть в Филлидельфии была не предсказуема. Что если бы в какой-то момент она выбрала меня? Что если бы она выбрала ту кобылу? Что если бы я вернулся сюда, чтобы освободить их всех и обнаружил бы, что её убил какой-то пьяный рабовладелец без каких-либо причин?

— Сними седельную сумку, раб.

Я моргнул и ахнул от шока, медленно обернувшись. Отвратительная неизбежность напомнила о себе, и позади меня оказалась тёмно-красная единорожка с чёрной гривой. В телекинетической хватке у неё была деревянная трость, а её взгляд указывал на раздевалку.

— Ты не сможешь нормально с ней двигаться, оставь её в комнате. Заберешь потом, когда закончишь.

Её напарник, наголо бритый земнопони подошёл ко мне.

— Мы её честно посторожим для тебя. Заберём только десять процентов твоих крышек. Другие надзиратели берут больше. Хорошая сделка.

Они же шутят надо мной. Серьёзно?

— Давай побыстрее и возвращайся на своё место. И балахон этот с дебильными очками оставь. Тебе будет неудобно двигаться под измельчителем. Давай, двигай!

Нехорошо, плохо, совсем нехорошо! Я рассчитывал, что смогу проскользнуть прямо под молотилкой на другую сторону, к двери, куда унесли труп. С каких это пор рабовладельцы начали думать о безопасности? Мой взгляд метался между жеребцом и кобылой, пока я подбирал слова.

— Я не могу, эм, ну… там вещи для Викед Слит.

— Отлично! Эта сука убила двух рабов, которых мы ей одолжили на той неделе. Знаешь, как тяжело найти на Пустошах единорогов, которые умеют вскрывать замки? Давай сюда её барахло. Скажешь ей, что тебя ограбили.

По какой-то причине, я сомневался, что это сработает, даже если бы это и было чистой правдой. Этот план не сработал! Я представлял вариант, в котором мне придётся, преодолевая страх, бежать под обстрелом навстречу свободной жизни, но это же просто тупо!

— Ну давай же! Отдавай шмотки, раб!

— Прошу! Они не помешают! — мне пришлось умолять их, опустив голову. — Я… я готов рискнуть со всем этим.

Если бы я смог просто пройти мимо них, то смог бы выскользнуть наружу. Наш разговор уже начал привлекать внимание рабов, а другие рабовладельцы смотрели на нас с разных сторон цеха и через дверь, ведущую наружу.

— Ох, да Луны ради. Бэрхуф, просто забери у него всё. Рабам ведь всё равно нельзя носить сумки.

Я почувствовал, как земнопони схватил зубами ремешок моей седельной сумки. В борьбе, он несколько раз ударил меня копытом, пока я пытался оторваться от него в безумной панике. Ужас поглотил меня. Что если он снимет мою куртку?! Уже ведь случилось такое!

— Штой шмифно!

Жеребец кричал сквозь сжатые зубы. А я продолжал вырываться, держась за сумку копытом, а борьба за неё постепенно переросла в потасовку, которая почти закончилась в тот момент, когда он попытался завалить меня на землю ударом в бок и прижать своим весом. Металлический звон прозвучал на всё помещение и жеребец удивлённо отпрянул назад, когда его копыто ударило по спрятанной пластине.

— Что за херня? Хватайте его!

Если бы я был быстрее, то у меня был бы шанс, но секундная задержка на то, чтоб убедиться, что моя куртка сидит, как надо, дала Бэрхуфу возможность снова схватить меня. Я почувствовал, как его передние ноги обхватывают мою грудь, и он бросает меня на пол, наваливаясь всем весом. Я чувствовал его тёплое дыхание на затылке и то, какая большая масса давит мне на спину. От давления на крылья я издал сдавленный болезненный писк, но он лишь продолжал давить, пытаясь зафиксировать меня надёжнее. Мои крылья словно тёрлись о наждачную бумагу. Единорожка подошла ближе, намереваясь перекрыть мой единственный путь к отступлению. Рабы в свою очередь просто отошли подальше. Никому из них не хотелось быть жертвой разъярённого рабовладельца, каковой только что стал я.

— Хорошо! А теперь будь послушным маленьким рабом и подожди, пока мы всё это с тебя снимем.

К счастью, сквозь боль и страх, я вспомнил единственный способ, как можно убрать жеребца со своей спины. Я изогнулся ровно так, чтобы поднять заднюю ногу и изо всех сил пнуть ей назад. Мои копыта были достаточно маленькими, чтобы попасть туда, куда нужно и приложить при этом максимум силы в одну точку.

— АЙ-ЙЁО-О-О-О-О-О.

Сразу после удара, вес Бэрхуфа исчез с моей спины, а рабочий цех пронзил крик, сильно ударивший по моему чувствительному слуху. Я больше не мог колебаться, мне нужны были все мои припасы, а любая задержка могла стать причиной тревоги, которая дала бы Хозяину понять, что я сбежал. Даже, когда Бэрхуф упал на пол, держась копытами за своё достоинство и рыдая от боли, единорожка и другие рабовладельцы в ступоре наблюдали за этим (а один даже рассмеялся!) и никак не реагировали на тяжёлое положение своего товарища. Воспользовавшись моментом, я галопом бросился через толпу рабов. Совсем скоро позади начали звучать крики, приказы остановиться и угрозы наказания. Я не остановился. Паника и страх просто не позволили мне. Я только что прошёл через точку невозврата. Я напал на рабовладельца и сбежал. Теперь у меня не было сомнений в том, что меня ждёт, если меня поймают.

Мне нужно было выбраться, скрыться от преследования и затем двигаться дальше!

Рабы разбежались в разные стороны в узком коридоре между стеной и молотилкой, пока я нырял между ними. Рабовладельцы преследовали меня, не церемонясь с ними, грубо расталкивая их в стороны дубинками и отгоняя ножами и кнутами. Они были быстрее меня и, к сожалению, у меня был только один прямой коридор рядом с работающей машиной. Они постепенно догоняли и уже пытались достать. Рядом со мной визжали и скрипели лезвия молотилки, которая продолжала работать, несмотря на то, что все вокруг стояли и наблюдали за погоней.

Стоп…

Я почувствовал, как один из стражников приблизился сзади и уже замахнулся тростью. В одно мгновение, я нырнул вниз, перекатился в сторону от удара и вновь оказался под машиной, начав изо всех сил перебирать ногами, уползая подальше от них! У меня было целых пятнадцать секунд!

Я карабкался вперёд, пытаясь обойти большую толпу рабов до тех пор, пока лезвия вновь не опустились. Остатки мусора скапливались вокруг меня, пока я двигался в замкнутом пространстве, постоянно поправляя нитки, которые могли зацепиться за сумку. Обрывки попадали мне в рот, глаза и нос. Я видел, что рабовладельцы пытаются обойти рабов, которые выстроились на стартовой линии; отлично, это их замедлит! Им придётся потратить какое-то количество времени.

В свою очередь я мог обойти их под машиной! Ха! Кто сказал, что быть маленьким — АААЙ!

Два копыта схватили мою заднюю ногу. Один из рабовладельцев забрался под машину самостоятельно, чтобы достать меня. Он был слишком большим, чтобы нормально пролезть, а его лицо озарила нездоровая ухмылка, когда я попытался отбиться от него второй ногой.

Лезвия провернулись и теперь опускались на нас. Рабовладельцы не знали, как быстро летит время в этом месте.

— Отпусти! — закричал я в безумии, потея и визжа от паники, когда увидел, как лезвия возвращаются. Да он их даже не видел! Просто вцепился мёртвой хваткой за мою ногу в ожидании, пока напарники помогут.

Я пинался, брыкался и дёргался изо всех сил, чувствуя, как меня вытягивают обратно в самую опасную часть машины! Лезвия уже так близко! Мой собственный рывок и схвативший меня рабовладелец… Сколько это было по времени, пара секунд? Сколько у меня ещё осталось!?

Борьба за высвобождение моей ноги заставила жеребца тянуть лишь сильнее. Его голова и наши ноги начали запутываться в протянутой над нами нити. Главным правилом в молотилке было ни в коем случае не запутаться в ней! Я визжал, пытаясь освободиться, даже когда рабовладелец, наконец, осознал своё положение. Если у меня получится, то всё равно не хватит времени для… Нет!

Я потянулся вниз и изо всех сил ударил его ПипБаком по голове. От удара мои бинты развязались, а рабовладелец отпрянул назад. Я молча извинился за это перед Сандиалом, но моё копыто, наконец, освободилось.

Не то, чтоб это сильно помогло. Мы оба запутались в нитках, словно в паутине.

Работа машины замедлилась из-за переплетённой нити, но она упорно продолжала тянуть, правильным образом перекручиваясь. Если нас затянет под лезвия, то перекрутит вместе с ними! Рабовладелец начал паниковать, дёргаясь и только затрудняя своё положение, пока я сам пытался вытянуть ноги из нити. Я почувствовал, что заплакал, а мои конечности затряслись, когда гремящий звук лезвий стал становиться всё ближе. К чёрту все те преимущества, что давал мне слух, я бы отдал всё, чтобы в тот момент не слышать работу механизма в мельчайших подробностях!

Я не знал, чем были заняты другие рабовладельцы. Вероятно, просто наблюдали. Будут ли они пытаться остановить машину? Прыгнут ли под неё, чтобы попытаться разрезать нить и освободить своего товарища?

Стоп, разрезать! Мой нож!

Изогнувшись, я вытащил спрятанное лезвие своим ртом. Не теряя ни секунды, я попытался перерезать туго натянутую нить. Дрожь и рывки механизма только усложняли задачу, в то время, как звук лезвий только нарастал.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Давай, давай же! Несколько волокон перерезаны, но сама нить всё ещё была туго намотана на моё копыто.

Бум! Бум! БУМ! БУМ!

Всё или ничего! Я воткнул нож в пространство между нитью и моей собственной ногой, взвизгнув от боли, когда лезвие порезало шкуру, но это позволило мне отрезать целый кусок нитки за раз. Я едва не выронил своё орудие, когда натяжение внезапно исчезло, и я оттолкнулся назад. Свобода!

Я повернулся и начал перебирать ногами, пытаясь убраться подальше. Катиться было невозможно из-за размеров моей седельной сумки. Не уверен, что у меня было время хотя бы пытаться это сделать, но причин волноваться у меня стало меньше.

А у рабовладельца, кричавшего от боли, причина была, да ещё какая.

Я изо всех сил старался не обращать внимания и забыть тот звук, с которым машина перекручивала жеребца. Его крик и тот тошнотворный звук, с которым пони оказался затянут внутрь механизма давил на оставшиеся крупицы невинности, что, как мне казалось, были у меня в голове. Я не обернулся, боясь застыть на месте от ужаса, а вместо этого только воспользовался возникшим преимуществом во времени из-за того, что рабы и мастера могли видеть это. Я заметил, как одного из рабов вырвало, другой побледнел, а третья вообще улыбалась. Интересно, что этот рабовладелец с ней сделал.

Я остановился только на мгновение, чтобы проверить своё копыто. Порез был не таким глубоким, просто небольшой надрез, чтобы засунуть нож под нитку. Не о чем волноваться. Я бросился в толпу рабов, пытаясь убраться подальше, пока рабовладельцы не пришли в себя от ужаса и не погнались за мной сно…

— Он уходит! Хватайте убийцу!

Ладно, может у меня было не так уж много времени!

Я побежал прямо к двойным дверям в подсобное помещение, где меня ждала безопасность и укрытие.

Они открылись.

Через них, привлечённые шумом, вбежали двое рабовладельцев. У одного из них был пистолет.

Я с пробуксовкой остановился прямо перед ними, сразу начав искать другие пути отхода. Мне нужно было двигаться! Я повернулся и побежал вдоль другой стороны машины, а затем вбежал по лестнице вверх, на помосты, висящие под потолком цеха, с которых рабовладельцы обычно наблюдали за работой. Позади меня, двое прибывших стражников наконец поняли, что происходит и присоединились к погоне. Мои копыта звенели по металлу, когда я пробегал над молотилкой. В дальнем конце цеха была ещё одна лестница, ведущая на крышу, и именно она стала моей целью. В это время группа стражников бежала к лестнице у входа в здание, чтобы попытаться перерезать мне путь.

Внезапный и громкий рёв автоматического огня раздался позади меня. Пули, выпущенные преследовавшим меня рабовладельцем из автоматического пистолета, высекли искры из металлического помоста под моими ногами, оставляя отверстия. Он промахнулся. Полагаю, стражники не часто практиковались в стрельбе. Даже я заметил, что отдача оружия застала его врасплох.

Я слышал, как они, ругаясь, начали перезаряжаться. Рабы кричали и ложились на пол, пока рабовладельцы бежали за мной по мостикам. Пользуясь всеми накопленными силами, я бежал на своих коротких ногах, пытаясь убежать от преследователей сверху и от тех, кто пытается обогнать меня снизу.

Я понял, что всё ещё плачу, и весь мой побег мотивирован, скорее, страхом быть пойманным, чем уверенностью в реальном успехе. Весь мостик дрожал от бегущих за мной четырёх или пяти рабовладельцев. Мысль о том, что он может рухнуть прямо в работающую под нами молотилку, испугала меня настолько, что я ускорился ещё сильнее. Забавно, я даже не знал, что машин на самом деле две, и они стоят зеркально друг другу, а у противоположной стены цеха были такие же рабы и такая же стартовая линия. И теперь они тоже остановились, подняв головы и наблюдая за побегом.

Рабовладельцы подо мной вырвались вперёд. Я не справлюсь!

Я услышал, как позади меня взвели пистолет, и стражник приготовился стрелять. Я резко бросился на землю, услышав этот ужасный рёв от выстрела прямо над головой. Свист пули был таким громким, что на мгновение я подумал, что меня ранили, но затем увидел, что выстрелы прошли мимо и попали в несущую балку, на которой держались мостики. Под массой нескольких пони и топотом копыт вся конструкция начала шататься.

А затем крениться на бок.

О-о-о-о, это плохо…

Рабовладельцы внизу остановились, не желая бежать под медленно падающие железные мостики после того, как стали свидетелями случившегося с их товарищем. Я продолжил свой галоп под углом, но уже к другой лестнице, прыгнув к ней в последний момент, когда почувствовал, как вся конструкция уходит из под ног. Лязг и грохот металла наполнили зал, когда все помосты изогнулись и оторвались от крыши под собственным весом и приземлились прямо на работающие молотилки. Крики и ругань прозвучали за моей спиной, и стражники покатились вниз, падая на нити и уже заглохшие лезвия и барабаны. Рабы разбежались в панике, когда часть этих лезвий вырвало из механизма, и они отправились в неконтролируемый полёт в разные стороны, а какие-то из них пронзили железный мостик насквозь. Шум был невероятным, грохот смешался с криками, лязгом металла об стены и звуком обрыва сотен натянутых словно струны нитей.

Я слышал, как какие-то рабовладельцы кричат, что необходимо окружить здание, в то время, как другие требуют позвать грифонов, чтобы поймать меня. Один даже крикнул, чтобы я не тянул время и сам сбросился с крыши.

Поднявшись наверх, на наклонную крышу из шифера, я побежал прочь от подъёма так быстро, как только мог, пока…

— Он там!

И вновь я услышал рёв этого скорострельного пистолета. Пули пробили крышу ровно в том месте, откуда я только что убежал, а одна даже скользнула по моему боку. Тяжёлая стальная пластина, которую я спрятал в одежде, выдержала удар, но от его силы меня сбило с ног. Скатываясь вниз по крыше, я изо всех сил пытался остановить себя ногами, и мне удалось это в самый последний момент, когда я смог зацепиться за один из проводов у её края.

— Давай… давай, Мёрки!

Я подбадривал сам себя, пытаясь подняться на ноги и удержать равновесие. Я слышал, как рабовладельцы уже выбежали во двор и кричали стражникам на сторожевых вышках у входа, чтобы они занялись мной. Мне пришлось прыгнуть за один из дымоходов, укрываясь от снайперов.

Нужно было где-то спрятаться, но они точно знали, где я! Сколько у грифонов уйдёт времени, чтобы добраться до меня?

Я не мог перестать дрожать, я был напуган. О, как я был напуган. Нет, я был просто в ужасе! Они охотились на меня, и никто не мог помочь. Как бы мне хотелось, чтобы здесь был Шестой или Обитательница Стойла, они могли бы сказать, куда идти и что делать. Они нашли бы какой-нибудь способ сбежать!

Внезапно, меня озарила идея, и я выглянул из-за укрытия. Рабовладельцы ещё не подошли к этой стороне здания. Отвращение, ужас и мысль о спасении одновременно захватили моё сознание, когда я посмотрел через край крыши вниз.

Подо мной была общая могила. Десятки погибших пони были просто сброшены в большую яму. Я даже видел того самого раба, он лежал на самом верху кучи среди свежих трупов.

Они же не заметят, что там появилось одно “лишнее” тело… верно?

Мой разум запротестовал против самой идеи. Это уже было чересчур! Я прятался в свинарниках, шкафах с прогнившей едой, норах с пауками, сточных каналах и вонючих подвалах, но это было слишком. Я просто не мог…

— Сообщение от Стерн! Она отправила грифонов, чтобы выследить его!

Я должен. Всё зашло уже слишком далеко. Меня заметили и объявили охоту, как на беглого раба. У меня не было времени просто торчать там и думать о других вариантах, мне нужно было дальше следовать плану, пока новость не дошла до Стены. Если они узнают…

Я поднялся на ноги и стиснул зубы. Это будет неприятно во всех смыслах слова. Ох, как же я тосковал по своему свинарнику.

Разогнавшись, я спрыгнул с крыши. Там был всего один этаж, но для такого маленького пони, как я, даже это падение было долгим, и я приземлился ногами вперёд в общую могилу.

С глухим ударом я оказался внизу, мои ноги подогнулись и от столкновения из лёгких выбило весь воздух. Мои свежие раны ныли, пока я пытался встать. И всё это время я пытался просто не думать о том, на что я приземлился.

Это было просто невыносимо.

Масса хлюпала подо мной. Гнилая вонь заставляла сдерживать приступ рвоты. Мухи летали вокруг меня. Я испачкался в чём-то. Внезапно, я оказался очень рад украденным очкам. Глаза трупов смотрели в никуда, тела застыли в неестественных позах, и я могу поклясться, что даже узнал нескольких из них.

— Он мог спрыгнуть с той стороны! Обыщите всё!

Мои уши дёрнулись, когда я услышал крики рабовладельцев, которые приводили под контроль испуганных рабов. Взглянув вниз, я мгновенно пожалел о своём решении. Кобыла, лежавшая подо мной каким-то образом сгорела заживо. У неё удалили зубы. Зачем вообще они это сделали?!

Но она станет моим временным спасителем.

Пробормотав извинения с закрытым ртом, я опустился на колени и, борясь с тошнотой, залез под несколько тел, стараясь не обращать внимания на то, что какая-то слизь капнула мне на линзы. Нужно перестать трястись!

Они вышли из-за угла. Пять рабовладельцев, включая одного с автопистолетом. Подбежали ближе, и отвернувшись от меня в другую сторону, стали смотреть вверх на край крыши. Может мне стоит попытаться сбежать, пока они не смотрят?

— Он должно быть спрыгнул.

— Да ты прикалываешься. Малой был перепуган, он бы никогда не решился на такое!

— Ну, его уже там нет!

— Заткнитесь вы оба! Раз он сбежал, то думайте куда.

Они повернулись и разбрелись вокруг. Некоторые подошли к сломанному низкому забору. Была мысль попытаться пробежать мимо них, но мне никогда бы не удалось обогнать стражника в забеге на прямой дистанции. Сначала мне нужно было как-то отвлечь их. Жеребец с автопистолетом подошёл к краю общей могилы. Он взглянул на тела, а затем повернулся к своим товарищам, выплюнув оружие изо рта. Оно повисло на ремешке на его шее.

— Эй, а помните, как пару недель назад кобыла с жеребцом пытались спрятаться в могиле?

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не дрожать, не пытаться вскочить и не умолять о пощаде. О Луна, они же стреляли в меня! В меня! Сама мысль об этом ужасала. Да, раньше меня избивали, и жестоко, но стрельба была совершенно на другом уровне. Если бы я стоял на крыше чуть правее, то пуля бы не отскочила от брони, а попала бы точно в меня.

— Было дело, ну пусти очередь по яме и пошли. Если что, грифоны сами его найдут. Чёрт, Красный Глаз не обрадуется, когда узнает о молотилке.

Жеребец повернулся, взял пистолет в зубы и, казалось, прицелился прямо мне в лицо. Я закрыл глаза и начал молиться в надежде, что он не заметил этого. Я был просто одним из многих. Он промахнётся… он промахнётся…

Я увидел, как ствол пистолета вспыхнул и прозвучала короткая, но громкая очередь, посылая множество пуль в могилу.

Я чувствовал, как от попаданий двигаются и дрожат трупы. На мгновение появилось чувство, будто бы они вернулись к жизни. Словно бы хватая и затягивая меня вглубь общей кучи. В действительности хрупкое равновесие сброшенных тел было нарушено, и я правда скользнул глубже.

Я пискнул. Ничего не мог с этим сделать. Но открыв глаза и увидев, как рабовладельцы уходят прочь, я почувствовал, что моё тело словно отходит от состояния, похожего на настоящее трупное окоченение, вызванное страхом. Рёв оружия всё эхом отдавался у меня в голове, пока я мысленно проверял каждый сантиметр своего тела.

Едва они ушли, я сразу выбрался и бросился прочь галопом, не думая ни о какой скрытности. Я выбежал через сломанный забор и, оказавшись у самого края лагеря рабовладельцев, остановился у небесного фургона, чтобы вытереть очки и одежду запасными кусками ткани.

Остановился я только тогда, когда мой желудок скрутило. Реальность догнала мой разум и я, наконец, понял, что только что сделал. Следующие десять минут я провёл, извергая всё содержимое своего желудка, а затем полностью обессиленный и дрожащий завалился внутрь фургона.

Впереди меня ждала последняя часть побега.

Рабовладельцы и грифоны разыскивали меня.

Я думал, что стрельба по мне была точкой невозврата. Я ошибался. Точка невозврата была здесь. Если я сделаю следующий шаг, то перестану быть рабом, который навредил хозяину и попытался избежать наказания: стану рабом, который пытается сбежать из Филлидельфии. Не будет ни предупреждений, ни наказаний, ни Ямы и никакой надежды на то, что меня будут пытаться поймать. Наказанием за вход в лагерь рабовладельцев у Стены была смерть, медленная или немедленная, в зависимости от настроения стражника, которому ты попадёшься.

Я застыл. Страх сковывал каждую мышцу моего тела, не давая двигаться дальше. Раб в моей голове умолял, пытаясь убедить меня, что есть другие варианты того, как ещё можно выжить. Быть может, я смогу найти достаточно нужных ресурсов, чтобы убедить Артери исцелить меня! Что если я украду медикаменты и просто спрячусь где-то?

Я боролся с мыслями, понимая, что эти варианты были нереальны. Ложны. Кроме того, мне нужно было выбраться, чтобы нарисовать рисунок для кобылы. Это была причина, скорее просто повод, чтобы сказать себе идти вперёд, но он делал своё дело.

Я сделал шаг. Одно копыто перешло за черту, и вот я уже несусь галопом к ближайшему крупному скоплению палаток и лачуг. Мне были нужны любые укрытия. Сторожевые посты и патрули солдат Красного Глаза были просто повсюду. Это настоящие трущобы с узкими улочками и переулками между лагерными кострами.

Я много раз говорил себе, что нужно быть смелым. Но это… это было поистине смелым поступком.

Я просто надеялся, что это закончится такой же победой, как и у Обитательницы Стойла.

Очень быстро ко мне пришло осознание того, что множество укрытий также означало множество мест, где я могу неожиданно столкнуться со стражниками. Я быстро перебежал к задней части хижины и спрятался внутри, осторожно прислушиваясь к тому, как мимо проходит огромный земнопони с загруженным боевым седлом. Вздохнув от облегчения, я осмотрел хижину и тут же выбрался из неё, обнаружив вокруг себя четырёх солдат, спящих на двухярусных кроватях, которые наверняка были взяты откуда-то со старых казарм в городе.

Я сильно потел. Не только из-за напряжения и страха, но ещё и от того, что огромная стена удерживала и отражала всё тепло, исходящее от города, отчего мне в моей толстой куртке становилось ещё жарче. Пройдя по дорожке, откуда вышел земнопони, я прильнул к стене и попытался убедить себя, что всё будет хорошо. У Обитательницы Стойла получилось сбежать прямо из Ямы, верно? Её же сразу засекли! Я добрался до лагеря, и никто не упал мне на хвост! Разве это не значит, что я справляюсь даже лучше?

Вспоминая то невероятное количество магии, просто струящееся из неё, когда она возносилась к небу, я быстро засунул своё эго обратно. Ей и не нужно было скрываться.

Пригнувшись, я остановился за ржавым железным забором возле хижины. Я слышал, как стражники говорят друг с другом, пока я проходил мимо. Асфальт и утоптанная земля практически лишили меня возможности шагать тихо, из-за чего моя скорость упала до медленного ползания. Внезапно, я понял, что мне стоило сделать подушечки для копыт из ткани. Как раз надо мной располагалась сторожевая вышка, но со своей позиции я не видел, есть ли на ней снайпер. Эти вышки сильно усложняли мне жизнь. Я прильнул к забору и осторожно выглянул через край, чтобы увидеть…

Кончик ствола винтовки блеснул на свету.

Я быстро бросился на противоположную сторону переулка, прижавшись спиной к стене палатки, чтобы остаться вне поля зрения стражников. Моё дыхание было быстрым и прерывистым, я старался удержаться на ногах и не завалиться в палатку за спиной.

Передвигаясь быстро, от лачуги к лачуге, от забора к забору, я постепенно продвигался вглубь большого лагеря. Моё внимание постоянно привлекали стеллажи и стойки с оружием, но все они были на видных местах и, честно говоря, я не имел понятия, как пользоваться им с помощью рта. Спрятавшись за очередной горящей бочкой, я наблюдал за тем, как один из солдат прошёл мимо меня, с надетым на него средним боевым седлом с двумя дробовиками. Меня съедала зависть. Я очень хотел себе такую штуку. То, как работал сам механизм, все эти пружинки и маленькие шестерёнки, противовесы и направляющие — всё для того, чтобы оружие сидело, как надо и не напоминало о себе отдачей. Да хотя бы от одного внешнего вида я хотел украсть это седло прямо у него со спины.

Тот факт, что оно могло превратить меня в кровавую взвесь было единственным, что останавливало меня от действительной попытки. Это боевое седло было великолепным. Я ничего не знал о том, как оно на самом деле работает или о тонкостях работы с ним, мне просто нравился его внешний вид и образ.

Позади я услышал, как несколько пони поднялись со своих мест и пошли в мою сторону. Несмотря на жару, я дрожал. Они шли прямо ко мне, я должен двигаться или меня заметят!

Максимально тихо, я отправился вслед за солдатом с боевым седлом. Двигаясь позади, я просто надеялся, что он зайдёт за угол раньше, чем другой стражник выйдет из-за угла и увидит меня. Всего за секунду до того, как он вышел, я увидел пространство между двумя палатками и запрыгнул туда. Палатки стояли впритык к забору, но немного поработав копытами, мне удалось подкопаться под забор, предварительно сняв седельную сумку и затащив её отдельно.

Я с ужасом обнаружил, что оказался внутри другой палатки, которая находилась сразу за забором с другой стороны.

Не торопясь, я двинулся вперёд, шаг за шагом, мимо двух жеребцов, спящих по разные стороны палатки с оружием в обнимку.

— Мм… мммфм!

Я застыл, когда один из них пошевелился, потирая копытом глаз. Осторожно, я попытался крастся дальше, пока он не проснулся окончательно.

Потянувшись, жеребец перевернулся на другой бок и провалился обратно в глубокий сон.

— Хе-хе… ох, Луна, ты моя… грязная принцесса.

Не знаю, чего мне хотелось в тот момент больше: заржать или закатить глаза. Многие пони на Пустошах больше не верили в Богинь, хоть и постоянно ругались их именами. Но меня воспитала мать, которая твёрдо верила в их существование.

Выйдя из палатки и повернув за угол, я обнаружил большую общую площадку с огромным костром в центре. Стражники сидели вокруг и передавали друг другу порции неподдающегося опознанию мяса с гриля над огнём. Сидя на брёвнах, они все смотрели на пламя и громко общались друг с другом, ведя как минимум четыре или пять разных разговоров одновременно. Я без проблем мог проскользнуть мимо, раньше у меня были задачки посложнее и в более тихих местах.

Тут уже было громко. Но вскоре должно было стать ещё громче.

Шум нарастал постепенно, превращаясь в жуткий гул сирен Филлидельфии, которые оповещали когда-то об угрозе мегазаклинаний. Он становился всё громче, разрушая вечернюю тишину города и заставляя вздрагивать каждого пони на многие километры вокруг. Даже сейчас, спустя двести лет, звук повергал в ужас, в особенности, меня. Ревущий, заставляющий мои уши болеть, он стал сигналом, который поднял на ноги каждого из стражников. Грохот оружия, движения толпы и крики о происходящем наполнили всё окружение. Меня приковало к земле, когда этот шум буквально пронзил всё моё тело, заставляя представлять скелеты в доме, взрывы жар-бомб, стирающие города и конец света и всей доброй Эквестрии, которая тут же сгорела в неудержимом огне.

Когда-то давно, этот звук стал сигналом конца мира. Сегодня же, он говорил о нападении извне или побеге раба.

Мастер поднял тревогу. Рабы с молотилки подтвердили её.

Мой план развалился. Они идут за мной.

Я сорвался с места, в скрытности теперь было мало смысла. После поднятой тревоги, стражники будут обыскивать всё и очень тщательно. Надо мной грифоны поднимались в воздух целыми крыльями, а каждая сторожевая вышка зажглась красным магическим фонарём, каждый из которых тут же начал подсвечивать область возле Стены. Я промчался галопом мимо стражников, нисколько не заботясь о том, заметят меня или нет. У меня больше не было времени переживать из-за этого. Если мне не удастся перейти через Стену до того, как стража поднимется на неё, то я не отойду от Филлидельфии и на сотню метров.

— Он здесь!

— ОГОНЬ!

Бьющий по ушам грохот одиночных выстрелов винтовок перемешался с лязгом автоматных очередей и наполнив воздух позади меня, они остановились только из-за того, что я нырнул за ближайший угол здания в этой плотной застройке. Оказавшись прикрытым от огня, я начал прыгать от угла к углу, забегая в каждый переулок и маленький лаз, который только видел на своём пути. Скрытность больше не играла роли, но я всё ещё мог уклоняться! Вопли и крики охранников полностью наполнили мой разум, не давая мне даже на миг задуматься о страхе, пока я метался между лачугами и перепрыгивал через палатки. Я случайно врезался в стойку с винтовками и перевернул её, а затем, закричав, забежал в ближайшую палатку, когда солдаты выбежали на площадку рядом со мной. Я достал нож и быстро прорезал дыру в ткани, ровно такую, чтоб через неё мог пролезть только я. И едва я выбрался, как услышал автоматную очередь, которая изрешетила спящую в палатке кобылу.

Сколько раз я убегал из-под огня винтовок? Сколько снайперских выстрелов прошло мимо, когда они пытались попасть по маленькому пони, бегающему между зданиями. Сколько раз они кричали мне остановиться?

Я продолжал бежать. Остановка означала смерть. Движение означало выживание! Побег!

Я выбежал за край лагеря, падая и снова поднимаясь на ноги. Пули попадали в грязь вокруг меня, пока я двигался зигзагами, уворачивался и бежал изо всех сил.

— Попадите в него, блять!

— Ты видел, какой он мелкий?!

Стражники потянулись из лагеря вслед за мной. Святая Селестия, да сколько их здесь?!

Передо мной и прямо до самой стены было открытое пространство. Зона поражения. Гигантская зона поражения. В голове внезапно всплыли воспоминания. Вот он голос Красного Глаза, приказывающий остановиться. Я стою на дороге, Шестой зовёт меня идти за ним, но я стою, напуганный стрельбой и слушающий приказ своего Хозяина…

Нет.

Он не был моим Хозяином.

Больше.

НЕТ!

Я свирепо закричал, бросившись вперёд! В нижней части стены я увидел водосток, прямо как и предполагал! Пули то тут, то там, поднимали в воздух пыль и грязь. Если я доберусь до этого стока, то буду в безопасности, пока не выберусь на другую сторону. Я ни разу не остановился, бегая по сложной траектории до тех пор, пока ноги не начали гореть от боли и напряжения. Солнце как раз опустилось за стену, когда я бежал к ней, полный решимости увидеть его на другой стороне и узнать, куда оно уходило за горизонт вместе с Обитательницей Стойла!

Я перепрыгнул груду камней, спрятавшись за ними как раз в тот момент, когда граната разорвала их на куски и превратила в шрапнель. Мой круп горел от боли, из-за попавших в него осколков, но я просто не мог остановиться! По обеим сторонам от меня я увидел бегущих стражников, но даже мне было ясно, что они слишком далеко, чтобы добраться вовремя. Улыбка озарила моё лицо, я с уверенностью уворачивался в разные стороны, зная, что всё обязательно получится!

Все пули прошли мимо. Их попытки попасть по маленькой и быстрой цели, скрытой сумеречной темнотой были обречены на провал до тех пор, пока я не бежал по прямой. Череда выстрелов прошла прямо по стене передо мной, позади вновь прозвучали приказы остановиться.

В небе над собой я услышал шелест. Осознание поразило меня, словно расколовшееся стекло.

Первый раз был случайностью.

Казалось, время замедлилось.

Второй раз был совпадением.

Ужас начал сковывать моё нутро, когда я повернул голову, чтобы посмотреть наверх.

Третий раз был явным признаком того, что за мной всё это время следили.

Я увидел угольно-чёрную гриффину с длинноствольной винтовкой, зависшую в небе. Я попытался подогнуть ноги, чтобы нырнуть вперёд, прямо в сток.

Затем, она выстрелила.

Удар пронзил меня прямо в полёте. Словно удар кувалды в бок, я почувствовал жгучую боль, когда пуля пробила моё тело и вышла с противоположной стороны. Броня нисколько не задержала её на пути.

Я потерял силы и, пролетев по дуге, упал на землю.

Вся стрельба прекратилась и на миг я отключился, когда невероятная и нестерпимая боль заглушила все другие чувства. И тут же, мгновенно, я пришёл в себя от этой же боли, сила которой была такой, что я даже не мог представить.

Я закричал.

Громко и с хрипом, одновременно прижимая копыта к своему раненому боку. Я даже не мог понять, было ли это входное или выходное отверстие. Рана болела невероятно с обеих сторон. Я забыл о своём побеге. Забыл о закате и моей свободе. В голове была только паника, боль и страх смерти, когда реальность внезапно разрушила мой воображаемый мир. Дёргаясь в грязи и зажмурившись, я звал кого-нибудь, кого угодно, кто мог бы мне помочь. Кто мог бы спасти меня. Я звал Шестого, звал Обитательницу Стойла, и, чёрт, даже саму Селестию. Мои ноги онемели. Заставив себя открыть глаза, я чуть снова не потерял сознание, увидев, как лужа крови подо мной становится всё больше и больше. Совсем рядом со мной была эта дыра Мёркового размера, которая дразнила своим неиспользованным потенциалом.

Не обращая внимания на боль и крики, гриффина приземлилась рядом со мной в тот же момент, когда подошли вооружённые стражники. Раджини! Её так звали! Гриффина, которую я видел вчера! Скуля и громко хныча, я взглянул на неё. Мои слёзы смешались с грязью и кровью, и я поднял единственное копыто, потянувшись к ней в мольбе помочь мне и не убивать на месте.

Она оттолкнула его в сторону дулом винтовки, а затем потянулась ко мне и когтями подняла край моей куртки, чтобы осмотреть рану. Я закричал с новой силой, когда её потревожили, и она начала стягивать с меня всю одежду.

— НЕТ… АААГХ! ПРОШУ! Н-не надо! Ты убьёшь меня! Мне нужно выбраться! Мне нужно… мне нужно…

Я замолчал, когда она вновь подняла край куртки. И ещё раз, увидев саму рану. Выходное отверстие покрылось коркой запёкшейся крови. Хныча, я отвернул взгляд и задрожал. Меня всего трясло…

Стражники и Раджини потеряли свой спокойный вид, когда увидели, что ещё скрывается под моей кофтой.

— Пегас, — тихо и с ненавистью произнесла она. — Ну и ну. Значит, слухи не врали.

Я не смог ответить. Я просто пытался не истечь кровью, придерживая рану копытами. Боль от собственного прикосновения была сильной, но она была ещё сильнее, когда я отпускал её и давал ране кровоточить.

— Р-Раджини! Прошу! П-прости меня! Не убивай меня… Прошу!

Гриффина покачала головой и подняла свою винтовку, прицелившись прямо мне в голову.

— Беглые рабы заслуживают лишь одно.

Её бровь дрогнула. Я не слышал ничего за шумом стражников, собравшихся вокруг. Они кричали и пытались узнать, что происходит. Раджини резко подняла взгляд куда-то в сторону, словно бы услышала или заметила что-то. Какое-то время она колебалась, а затем, убрала оружие.

— Стража! Заберите его! И знайте, что я сообщу Стерн о том, что вы за столько времени не смогли поймать всего лишь одного раба! Это позор! Я следовала за ним от Фермы Развлечений и видела, как он легко перехитрил всех вас! Заберите его отсюда!

Я плакал, свернувшись в клубок и чувствуя, как у меня кружится голова. Я едва мог выдавить из себя просьбы о помощи. Мир вокруг расплылся, и я чувствовал, будто мой разум отстаёт на несколько секунд от собственного тела. Шок охватил меня, доводя до почти обморочного состояния. И всё же я увидел, как расстроенные солдаты и стражники послушались приказа Раджини и двинулись вперёд. В их глазах была ненависть, и я почувствовал, как они поднимают меня копытами и волочат по земле. Удары ног. Удары прикладами. Они начали бить меня, и я знал, что в этот раз уже не выживу.

Но так же быстро, как это избиение началось… оно закончилось, и я увидел, что стражники расходятся в стороны. Мои стоны сменились на хрип пересохшего горла, и я изо всех оставшихся сил постарался открыть свой рабочий глаз, в то время, как другой снова заплыл.

Последнее, что я увидел, это приближающуюся сквозь толпу фигуру. Красный и чёрный. Один зловеще сияющий багровым цветом искусственный глаз. Ещё до того, как я смог произнести слово “Хозяин” и начать молить о пощаде, моё копыто потянулось к нему. Но сознание покинуло меня в этот момент… И больше я не чувствовал ничего.

А теперь, послушайте меня, ребята.

Вашему Диджею Пон3 придётся стать серьёзным на какое-то время. Нет, серьёзно! Да, я знаю, что это не то, что вам нравится. Я проводил для вас эти уроки весь день. Но я думаю, что мне стоит подчеркнуть самую правдивую и важную часть, о которой я говорил.

Вы облажаетесь.

Ну, я знаю, что это может прозвучать не очень! Я имею в виду, что никто не должен ожидать, что он выйдет из своей скорлупы и сделает всё с первой попытки. Пустошь с нами уже двести лет, не потому что какие-то пони до вас были слишком ленивыми, не-е-е. Чтобы бороться за правое дело, надо научиться не только подниматься вновь и вновь для новых попыток, но и знать, когда нужно отступить после поражения. Вынести какие-то уроки, стать сильнее и только потом пробовать снова. Уверен, что все эти легендарные пони, которых мы знаем, думают точно так же. Чёрт возьми, одна кобыла знает об этом больше всех остальных. Поэтому, я молю вас, мои маленькие обитатели Пустошей. Если вы начнёте бороться за правое дело, о котором я вам твержу, будут моменты, когда вам станет больнее, чем вы могли себе представить. Но не сдавайтесь. Никогда не сдавайтесь. В тот момент, когда мы сдадимся, умрёт сама Эквестрия.

Заканчиваем с вами на такой грустной ноте, понимаю. Но я просто забочусь о всех вас. Я не хотел заканчивать этот день, не сказав вам о той реальности, с которой вы столкнётесь.

А теперь вернёмся к чему-то более хорошему. Свити Белль споёт нам такую песню, которая отправит нас всех в спокойный сон. Засыпай, Пустошь, ещё один тяжёлый день закончился.

С вами был Диджей Пон3, несущий вам правду, какой бы горькой она не была.

Я жив.

Сквозь тёмную бездну боли я мог слышать голоса, пока я отключался и приходил в себя. Какие-то из них я знал, какие-то были мне незнакомы. Они звенели у меня в голове, а уши рефлекторно поворачивались в сторону шума.

Боль обжигала и становилась хуже. Она должна была охватить меня полностью. Ощущение, будто я тону и пытаюсь удержаться на плаву. Я определённо лежал на чём-то твёрдом, но мне постоянно казалось, что я падаю всё глубже и глубже.

Я почувствовал, как кто-то схватил меня. Небрежно обхватил копытами и забросил на спину. Лёжа, я смог открыть глаза, но не увидел ничего, кроме тьмы и одной кобылы, смотрящей на меня. Светло-оранжевая грива с красными полосками.

Я пытался говорить, пытался протянуть к ней ногу, но в результате лишь молча лежал, неспособный контролировать собственное тело. Все звуки были приглушены так, будто я был под водой.

Она что-то сказала мне. Я не мог разобрать ни слова, но она, кажется, просила меня о чём-то.

Что она сказала?

Кобыла в моих глазах начала сиять, и этот свет становился всё ярче, пока полностью не поглотил моё зрение.

И я проснулся.

Металл и красный смог встретили меня при пробуждении.

Я лежал на боку, явно не мёртвый, но при этом испытывая просто неописуемую слабость. Красный туман струился из решёток на полу, обжигая мои лёгкие и заставляя покашливать. Тот, кто оставил меня здесь приходить в себя, явно не заботился о моём здоровье.

Я изогнулся, чтобы проверить свой бок. Небольшой шрам остался, но уже успел зарасти шёрсткой. Он сильно болел, и я чувствовал слабость, но при этом мне почему-то было легче дышать, несмотря на дым в тесной камере. Что бы они не использовали для моего лечения, оно справилось и с моей болезнью. Я чувствовал, что она всё ещё есть, но стала гораздо более приглушённой.

Во многом я чувствовал себя здоровее, чем за последние несколько лет, несмотря на недавно полученную рану. Что случилось?

Я решил пройтись по фактам. Я прикован к полу, на всех ногах были кандалы, соединённые с железным полом толстой цепью. На мне не было никакой одежды. Ни кофты, ни седельной сумки, ни даже моих очков. С болью, я осознал, что исчезло и всё остальное. Я потерял свой ПипБак и дневник. Всё, что у меня осталось, это шкура и кьютимарка, которая служила жестоким напоминанием о том, что я ошибался…

… Нет.

Я не ошибся. Это было пробуждением. Я провалился, но, каким-то образом, понял, что это и не важно. Не важно, что говорили они или что говорила моя кьютимарка. В тот момент, когда я бросился вперёд под вой сирены, что-то во мне изменилось. Теперь я был другим пони. Не рабом… Ну, вообще, рабом. Я всё ещё им был, но главное отличие было в том, что я больше не хотел им быть! Я могу испугаться, меня могут заставить вернуться к работе, но мой главный выбор был сделан.

Больше мой рабский инстинкт не имел надо мной власти, что бы ни случилось.

И я всё ещё хотел выбраться. Хотел попробовать снова. Это всё, что имело значение, и не важно, насколько тяжело это может быть.

Вдалеке, я услышал топот копыт по коридору за толстой дверью камеры. Он приближался, и я отпрянул назад так далеко, как позволяли мне мои кандалы.

Властный, чёткий голос произнёс вежливый приказ.

— Откройте, пожалуйста.

Без возражений и промедлений, дверь с шипением открылась, выпуская в комнату излишки пара от работы внутреннего механизма и создавая из него же целое облако. Из этого облака вышел пони.

Красный и чёрный…

Сияющий красный глаз…

Я съёжился и попытался убежать, но цепи не дали мне сделать этого, и я упал на пол. В который раз, я вскрикнул от боли, ударившись при падении своей раной об пол, после чего просто свернулся в клубок при виде него.

Красный Глаз.

— Ты знаешь, почему всё ещё жив?

Его голос был поразительно молодым, хорошо поставленным и плавным. Я покачал головой. Он не был моим хозяином, но у этого пони было достаточно власти и способностей, чтобы управлять целой державой на Пустоши.

— В таком случае, мне, вероятно, стоит порадовать тебя подобной информацией, Мёрки Седьмой.

Он знал моё имя.

Он спокойно шагнул вперёд сквозь дым. Это…

…был не Красный Глаз.

Передо мной стоял не земнопони, а единорог. Моложе, чем Красный Глаз, но старше меня на пару лет. Угольно-чёрная шерсть с двухцветной красной гривой. Он носил хорошую одежду, которая одновременно выглядела, как рабочая форма и халат учёного серого и тёмно-красного цветов.

На его левом глазу был замысловатый окуляр. Не кибернетика, а своего рода высокотехнологичный монокль, закреплённый за ухом. Он светился почти так же, как бионический правый глаз Красного Глаза.

Я не уловил эту разницу сразу из-за страха и облаков пара. Он грациозно стоял передо мной, словно культурный и вежливый пони и смотрел сверху вниз. Но при этом, каким-то образом, он не смотрел сверху вниз на меня. Взгляд его глаз (ну, глаза), словно был на одном уровне со мной. За столько лет я больше, чем кто-либо другой мог заметить эту разницу.

— Я сохранил твою жизнь, Мёрки Седьмой, — жеребец начал говорить, сделав глубокий вдох и слегка опустив голову ко мне. — До меня дошли слухи о пегасе в Филлидельфии, и когда прозвучала сирена, ну, кто ещё бы это мог быть, кроме “ненавистного” пегаса? Естественно, меня это заинтересовало, и исходя из того, что ты сделал, я оказался прав. Ты поистине очень интересный пони.

Я взглянул на свои бока, где мои крылья бесполезно и безжизненно лежали на своих местах.

— Что ж, это стоило мне многого, и мне пришлось подёргать за определённые ниточки, чтобы тебя не устранили на месте за попытку побега, так что я надеюсь, что мои… вложения себя оправдают. Ты что-то вроде отклонения от нормы для любого из надзирателей высокого ранга, знаешь?

Я покачал головой снова и подвинулся ближе к стене, чтобы опереться на неё и избавиться от давления на свежие раны. Рог единорога зажёгся, он левитировал из-за спины миску с похлёбкой и поставил её передо мной. Она была тёплой.

— Они не часто сталкиваются с пегасами, посему я был заинтересован, чтобы заполучить тебя. Давай. Поешь, не стесняйся. Ты сильно истощен, Мёрк.

Я понюхал блюдо. Настоящая яблочная похлёбка. Нырнув мордой в тарелку, я не стал мешкать и дожидаться, чтоб её у меня отобрали. Единорог терпеливо подождал, пока я не съел всё до последней капли. Это первая полноценная еда, которую мне довелось есть за последние два месяца. Вкус, свежесть, о, и конечно же, тепло. Я не сдерживал себя, жадно хлебая её. Я даже вылизал тарелку, после чего облегчённо вздохнул, когда мой желудок, наконец, был наполнен. Он улыбнулся и спокойно продолжил.

— А теперь, Мёрки Седьмой, я полагаю, у тебя есть вопросы.

Я почувствовал, что обязан говорить. До этого момента, я не ощущал никакой угрозы, но мне стоило оставаться настороже. Несмотря на вкусную еду, он всё ещё был одним из пони Красного Глаза.

— Кто… кто ты?

Мой голос звучал грубым и слабым в сравнении с его. Он всегда говорил вежливо, интеллигентно, но в то же время не было и намёка на “учёную мудрёность”, которая звучала в речи библиотекаря из башни Тенпони в Мэйнхеттене. Я думаю, любой из вас может догадаться, почему я долго не продержался на этой работе.

Жеребец улыбнулся, тонко и обманчиво дружелюбно. Я мысленно приготовился, это была та улыбка, которой нельзя было доверять. Я знал. Я видел, как сам Красный Глаз использует такую. На самом деле, этот пони напоминал мне его не только своим внешним видом.

— Меня зовут Протеже. Я надзиратель четвёртого ранга в ставке Хозяина Красного Глаза, в его союзе с Единством, в Филлидельфии и прочих. Я был подготовлен, обучен и в конце концов заработал такое ответственное место, благодаря его обучению и идеологии. Хоть я в своё время оказался слишком стар, чтобы принять участие в программе для жеребят, но довольно плотно интегрировал себя в его планы под присмотром и наставлением.

— Так… — я решил, что мне позволили говорить. По-крайней мере, этот жеребец выглядел так, словно хотел ответить на вопросы, — по сути, ты, эм… следующий после него? Его последник?

— Полагаю, ты хотел сказать наследник, Мёрк, — он улыбнулся, даже чересчур мягко отвечая мне. — И нет, как бы мне не хотелось обладать такой честью, я не его наследник. Стерн — его главный заместитель. Тем не менее, мне дарована возможность многих контактов с Хозяином Красным Глазом, в том числе возможность обучаться у него напрямую. В те моменты, когда я сидел перед ним, слушая его мудрость и наставления, я чувствовал настоящее благословение. Слышать, как он говорит о стремлении к великому Единству, слышать эти слова из его собственных уст и будучи предназначенными только для моих ушей? Он заставил меня осознать, что мы можем сделать, чтобы помочь этому миру. Отсюда следует, что меня вполне можно считать его учеником, поскольку он до сих пор отслеживает мой прогресс, хоть и не всегда лично, но через отчёты.

Протеже посмотрел в сторону, оставляя мне только слегка некомфортный вид его окуляра.

— Поистине, я считаю себя счастливчиком.

— Счастливчиком, что тебя обучили убивать таких пони, как я?

Я не мог не задать этот вопрос. Каждая частичка меня ненавидела то, что он отстаивал. Я прожил всю жизнь в рабстве, и теперь этот интеллигентный жеребец говорит, что он счастливчик из-за того, что его научили делать мою жизнь такой?

— Убивать тебя, Мёрк?

— Таких пони, как я! — прокричал я, всё ещё находясь в душевном подъёме после осознания, что я сломал внутреннего раба. — Мы здесь умираем каждый день ради этого места!

— Мёрк, я уверяю тебя, я нисколько не пытаюсь как-то скрыть или игнорировать статистику потерь среди рабочих, — его дикция была невероятной, словно он репетировал эту речь. — Но ты должен понимать, что эти потери необходимы. Сможет ли Эквестрия выжить через сто лет, когда запасы еды истощатся? А когда мы израсходуем все остатки технологий до последней? Нет, не сможет. Филлидельфия, великая мечта Хозяина Красного Глаза, создана для того, чтобы построить новый мир до того, как мы окончательно утратим эту возможность, Мёрк.

В его глазу пылал огонь. Он страстно верил в это!

— Ты видел жеребят? Кобылок и жеребчиков?

Я покачал головой. Я никогда не видел малышей с момента, как попал в Филлидельфию… Довольно иронично, учитывая мои размеры.

— Вот именно, Мёрк. Мастер Красный Глаз держит их в безопасности, подальше от всего этого. Тяжёлая работа, этот труд, жертвы, которые приходится делать даже мне — ради их безопасности. Он защищает их, лечит, обучает их и готовит к тому моменту, пока те, кто борется за сохранение Эквестрии, в конце концов создают достаточную промышленность, чтобы восстановить этот мир.

Он закрыл глаз и вздохнул.

— Я понимаю, что этот мир жесток, Мёрк. Некоторые работники не готовы к подобному. Но ради светлого будущего Эквестрии — это единственный верный путь. Как бы то ни было, мне жаль, что ваше… что наше поколение должно пройти через такое. Но с каждой фабрикой и заводом, с каждой новой технологией, мы на один шаг приближаемся к цели. Чтобы в конечном итоге подарить нашим детям лучший мир ценой собственных жизней. Разве это зло?

Я слушал его, и да, меня даже слегка тронули его слова. Но… жизнь в рабстве? Целая жизнь? Я не мог им простить то, что они сделали со мной. Слышать, что Филлидельфия нужна была для чего-то, кроме удовлетворения собственных амбиций и жадности было просто ошеломляюще. Красный Глаз постоянно говорил про эти планы в своих выступлениях, но я никогда не верил в серьёзность его намерений до этого момента.

— Я… — какое-то время я не знал, что ответить. — Я не знаю.

Таким был мой ответ. Я был не в состоянии вести идеологические дебаты.

— Ну, раз так, — продолжил Протеже. — Возможно, мне стоит перейти к следующей теме обсуждения… К тебе.

Я напрягся, но промолчал.

— Мёрки, ты пытался сбежать.

Он начал ходить по комнате из стороны в сторону.

— В действительности же, откровенно говоря, это была очень необдуманная попытка, несмотря на все твои усилия. Моя подчинённая, Раджини, заметила тебя, едва ты покинул Ферму Развлечений, думаю, об этом ты уже знаешь. Тем не менее, я должен отметить, что она на самом деле спасла твою жизнь.

— Да она стреляла в меня!

— А ты, — сделав вдох, он продолжил, — собирался заползти в дренажную трубу, наполненную химическими отходами, которые убили бы тебя за пару секунд… довольно неприятным образом. Ты не читал знак?

На последних словах его голос стал тише, и я покачал головой.

— Я не умею читать…

— Какая жалость. Тебе повезло, что твой подбор брони был довольно неумелым.

— Да она в меня из антимех-винтовки стреляла! Какая бы броня тут выдержала?

Протеже едва сдержал ухмылку.

— Из антимех-винтовки, Мёрк? Она стреляла в тебя из мелкокалиберной винтовки, которую она носит с собой, чтобы стрелять в воздухе без отдачи. Если бы она использовала антимех-винтовку… уверяю тебя, мне бы пришлось использовать тряпку, чтобы собрать то, что от тебя осталось и принести сюда.

Почему-то мне не показалось это смешным. Весь этот разговор заставлял меня чувствовать себя неуверенным. Я думал, что свободен… потом, что я мёртв… и вот опять, я в тюремной камере Красного Глаза. Слишком много случилось, чтобы так быстро всё осознать, серьёзно. Только это странное спокойствие и вежливость Протеже, казалось, помогали мне оставаться в здравом уме. И даже так, я не мог не чувствовать угрозу; я видел, каким жестоким может быть Красный Глаз, несмотря на все его красивые слова.

— И я даже не буду говорить о твоём выборе овсянки, которой тебе бы хватило на пол дня, или на весь тот хлам, что ты тащил с собой, и цена которому была от силы пятьдесят крышек. Вместо этого, я должен отметить, что у тебя есть другие черты, представляющие большой интерес и которые говорят о том, что ты серьёзно отнёсся к побегу.

— Так и есть, — я старался звучать, как можно увереннее.

— Я понимаю. Ты жаждешь свободы, Мёрк. Я вижу это в твоём взгляде, но скажу тебе самую главную причину, почему тебя ждал провал.

Он застал меня врасплох. Я нахмурил брови, стараясь не показывать этого.

— Мёрки, ты провалился, потому что ты не знаешь, чем является то, чего ты так желаешь.

Что?

— Я… но я знаю! Да… я… умирал! У меня…

— Лучевая болезнь и сопутствующие заражения, Мёрк. Я знаю. Мой личный врач обнаружил это, когда лечил тебя. Он не смог избавиться от них. У меня не так много свободных ресурсов, которые я могу тратить, да и он просто врач, а не полноценный хирург. Но именно в этом суть. Ты пытался сбежать, потому что ты хотел жить. Вот, что я тебе скажу. Побег из Филлидельфии не невозможен, Мёрк.

Вероятно, он имел в виду Обитательницу Стойла, но эти слова из уст другого пони были для меня настоящим откровением, менявшим мир вокруг. Это казалось таким невероятным, особенно, учитывая то, что он объяснил, что даже у меня не было шансов.

— Ты должен быть готов зайти дальше. Постараться так, чтобы превзойти наши ожидания. Стремиться с таким усилием, чтобы ничто не могло тебя удержать. Но тебе такое недоступно, по крайней мере, пока. Ты хотел жить, ты бежал в страхе. Но ты говоришь, что хотел свободы.

Он нахмурил брови и выглядел опечаленным этим фактом.

— Как ты можешь на самом деле желать свободы достаточно сильно, чтобы сбежать из этого места, но при этом, не имея ни малейшего представления, чем является эта самая свобода?

… он был прав.

Я понятия не имел, что означает свобода. Как бы часто я не повторял, что у меня нет хозяина, у меня никогда не было этой свободы. Ни собственного выбора, ни желания делать то, что мне хочется самому. Сейчас, оглядываясь назад, это кажется просто ослепительно очевидным.

— Да, Мёрки. Если ты хочешь, чтобы твоего желания свободы было достаточно для побега, для начала тебе придётся испробовать её.

Я опустил голову, чувствуя, как на меня накатывает волна депрессии. Откуда мне это было знать?

— Но, к счастью для тебя, Мёрк, я собираюсь предложить тебе твою свободу.

У меня чуть дыхание не остановилось, когда я это услышал. Радость подняла мой разум до небес, и я сдержался только потому, что по жизни был приучен к разочарованиям.

— К-как? Что? То есть…

— То есть, я имею в виду, что Мастер Красный Глаз предлагает разные способы заслужить свободу. В данной ситуации, два года службы на специальных операциях вроде изучения Стойл и других подобных объектов. Мёрки, так сложилось, что именно я тот самый надзиратель, работники которого специализируются на достижении свободы подобным образом. Некоторые, конечно, выбрали этот путь из-за собственной жестокости, которой там можно найти применение, но многие на самом деле хотят заработать свободу через службу. Я уже записал тебя.

Что? Я и так знал, что любой раб может поступить на эту службу, но не хотел! Это было опасно! Тебе нужно было убивать жителей Стойла в случае обнаружения! Я не буду делать этого!

— Ради великой службы Мастеру Красному Глазу, теперь, ты подчиняешься мне. Я твой новый хозяин, Мёрки. Я надеюсь, что ты проявишь себя. Ты очень интересный пони и не только из-за крыльев на спине. Я надеюсь, что ты обретёшь свою свободу. Искренне надеюсь.

Мысль обо всех опасностях, с которыми мне придётся столкнуться на протяжении двух лет буквально гремела в моей голове. Я пытался сбежать. В конечном итоге, это подарило мне годы работы в ещё более тяжелых условиях, и не важно, насколько вежливым или… хорошим казался этот Протеже!

— Теперь же, Мёрк, мне придётся оставить тебя моему… хм… доверенному надсмотрщику, который отведёт тебя в Молл. Четыре стены, крыша и еда вкуснее, чем ты ел раньше. Я не жестокий начальник, Мёрк. Я ищу только тех пони, которые хотят служить Мастеру Красному Глазу и помогут нам создать что-то прекрасное для детей Эквестрии. Прошу, пусть тебя успокоит тот факт, что я отправляю работников только на те задания, которые будут на самом деле полезны. Но я не трачу ресурсы на тех пони, которые не хотят работать на меня.

Я не знал, что мне чувствовать. Я просто остался там, когда жеребец повернулся и вышел из камеры. Вдалеке я услышал тяжёлые шаги пони. По словам Протеже, это был его надсмотрщик.

Тяжёлая поступь и большая тень встретились с низким, глубоким и равнодушным голосом.

— Отведи его в Молл. Приведи в порядок, дай что-нибудь поесть, а потом оставь с рабочими на плазе. Постарайся держать его подальше от рейдеров. Может, стоит поставить его с Корал, если она вернулась. На этом всё.

— Угу. Щас сделаем.

Протеже замешкался, глядя вверх, а затем осторожно ушёл, и вместо него в камеру вошёл…

…он.

— Ну привет, пирожочек.

Хозяин злобно ухмыльнулся и, едва протиснувшись через дверь в камеру, надвинулся на меня и достал ключ от моих кандалов. Глубокий и гремящий смех заставил меня практически заплакать, когда я зажался в угол.

— Мы с тобой так хорошо поладим, маленький Мёрки.

Заметка: Новый уровень!

Самый мелкий из приплода: Вы никогда не были большим и всю жизнь подвергались издевательствам и избиениям. Вы получили небольшой бонус к сопротивлению урону против некритических безоружных атак. Не то, чтоб от этого было не так больно.

Новая сюжетная способность: Кентер в тенях (1 уровень) — будь-то преступление или выживание, вы продемонстрировали свои умения оставаться в тени, в то время, как предметы странным образом исчезают из чужих карманов и домов. Вы получили +10 к скрытности и любая ваша кража имеет удвоенный шанс на успех.

Глава 4. Грешник

“Нервничаешь? Не смеши. Ты всего лишь встретишься с толпой пони, и все они будут следить за каждым твоим движением и безмолвно осуждать.”

“Каково это — оказаться в ловушке?”

Как и с одиночеством, полагаю, это то состояние, которое я не понимал полноценно, пока мне не показали его напрямую. В данном случае, я имею в виду мою неудачную попытку побега из Филлидельфии.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что совершил буквально все возможные ошибки на свете, как например то, что я не позаботился о нормальной подготовке или просто не знал, что делать дальше, когда доберусь до самой Стены.

Я оказался в ловушке. Застрял на месте, где было необходимо понимание, насколько на самом деле ценна свобода, чтобы хотя бы надеяться на то, что мне хватит решимости для побега. Это был жестокий урок, выученный через собственную боль и кровь, и который я никогда не забуду. Тем не менее, мой разум поглощала мысль о разговоре с Протеже и его обещании свободы. Говорил ли он правду или нет было для меня загадкой. Лично я ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то пережил два года ада и заработал свободу от Красного Глаза. А кто вообще мог? Два года походов в Министерский центр, восстановление Стойл и жестокие стычки под, над, вокруг и внутри самого радиоактивного кратера Филлидельфии? Не учитывая, конечно, любые случайные задания, которые могли получить рабы.

Я был в ловушке не только внутри стен города, но и в ловушке от прихотей своего нового хозяина. Того самого, который постоянно говорил о моей службе Эквестрии и подписавший меня на работу, что по сути является смертным приговором.

Может, я теперь и был физически дальше от Стены, но внутри чувствовал, как всё окружающее пространство с каждым шагом сжимает меня всё сильнее и сильнее. Сначала Яма, затем болезнь, а теперь ещё и большие трудности. На самом деле, я даже начал задумываться о том, что же убьёт меня раньше. Будет ли это какая-то хитрая система безопасности в бункере? Или может меня застрелит какой-нибудь житель Стойла за то, что я вторгся в его дом? Или лучевая болезнь вернётся с новой силой и поглотит меня?

А может Хозяин решит меня сломать?

Чейнлинк Шэйклс, хоть я сам никогда его так не называл, теперь контролировал мою жизнь. Ему досталась привилегия наблюдать за моей ежедневной деятельностью, и я не мог представить более худшего пони, который мог бы оказаться рядом со мной. При всём внешнем благоразумии и доброте к своим “работникам”, я всё равно чувствовал, что для отдачи всей жестокости Протеже использовал Хозяина.

Я стремился выбраться из ловушки бесконечных цепей, что обвили моё горло, тянули вниз и сковывали всю мою жизнь. Я преодолел свои страхи и бросился прямо к Стене, просто чтобы избежать той боли, что он сможет мне принести. И несмотря на новообретённые чувства и… ну, скажем, мужество, этого было мало, чтобы дать мне достаточное количество сил для терпением его рядом с собой. Он был моей полной противоположностью, моим истинным Хозяином. Живой символ рабства.

Все мои усилия, подсознательные и нет, служили только тому, чтобы сбежать от него. Вот, что двигало мной.

Вот, почему после неудачи, я почувствовал себя в ловушке. Сломленным.

Вот, почему я был напуган. Напуган тем, что он мог сделать со мной, с рабом, которого всегда жаждал. С тем, кто был рождён, чтобы подчиняться ему.

Я… Мне очень жаль… Я не хочу повторяться снова и снова, я… я просто…

Он сказал, что у него в корпусе есть рейдеры! Я знал наверняка, что они убьют пегаса!

Я чувствовал себя потерянным. Что ты делаешь, когда падаешь так сильно, что одна только мысль о том, чтобы подняться, вызывает ужас? Когда ты начинаешь злиться на себя за то, что ты такой, за собственный провал? Насколько же невыносима была эта неудача.

И так же сложно, как подняться вновь, было перестать винить себя.

Но ты должен был сделать это. Когда ты настолько глубоко в ловушке, у тебя просто нет другого выбора…

Вода ударила меня в лицо с такой силой, что мне показалось, будто меня лягнули.

Они использовали шланг, с казалось бы, бесконечным запасом воды, чтобы “помыть” меня. Вода под большим напором должна была сбить всю грязь. По крайней мере, так было задумано.

В реальности, это было похоже на пытку.

Оказавшись прижатым напором воды к стене старой душевой, я изо всех сил пытался дышать. Едва я открывал рот, он сразу же наполнялся водой. Если я стонал, они только смеялись, а я лишь трясся и падал от этого сильного потока, хлещущего моё тело, голову и ноги. Всё начало неметь от холодной воды и бесконечного давления. Размахивая копытами, я пытался подать им хоть какой-то сигнал. Я не мог… я не мог дышать!

Вода остановилась и с бульканьем утекла в сток, ведущий в подвал. Я предположил, что они использовали её несколько раз, если могли позволить себе потратить столько ресурса на одного раба…

— Вставай, Седьмой, — голос прогремел с неосвещённого места возле двери.

Я дрожал, будучи не в силах говорить. Только короткие и хриплые вздохи моего воспалённого горла выдавали ощущение нестерпимого холода. Я чувствовал себя опухшим, словно всё моё тело было одной больной гематомой. Повернув голову, я попытался взмолиться о пощаде. Но мои мучители оставались невидимыми для меня, скрываясь в темноте и затуманенном от головокружения зрении.

— Вставай, Седьмой!

Я откашлял воду и попытался снова начать дышать нормально. Моё тело дрожало, пока я изо всех сил старался поставить под себя хоть одну ногу. Мне не вернули ни мою одежду, ни мои вещи. Крылья безжизненно висели по бокам. От потока воды их сильно потрепало, и теперь повреждённые когда-то мышцы сильно болели. Я промок насквозь, а вода продолжала ручьями стекать с меня.

О, святые… святые Богини. Я даже не мог заплакать от боли… Как же холодно…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Звук крана прозвучал из темноты за пределами бледно-голубого света в душевой, и поток воды снова ударил мне в лицо. Зуб снова начал шататься, а я чувствовал себя так, словно получил удар прикладом в лицо. Меня сбило с ног и отбросило потоком в угол душевой, где я ударился своим раненным боком и вывернутым крылом об замшелую плитку.

Я подумал, что если смогу прокричать им “Я чист!” или попросить прекратить это…

Но он был там в темноте, кричал команды. Он будет решать, когда это прекратится.

Яростно дрожа от холода, я зажмурил глаза и попытался закрыться от всего этого, пока вода заливала моё обессиленное тело. Я не мог… Мои колени болели от постоянных падений на плитку, зубы дрожали так сильно, что могли раскрошиться, но Хозяин не был идиотом. Перерывы, которые он делал, чтобы я поднялся на ноги были не для моего блага, нет. Они нужны были только для того, чтобы убедиться, что я ещё не потерял сознание и не пропущу всё то, что он приготовил для меня в своей больной интерпретации инструкций Протеже.

Хозяин полностью осознавал, что делает.

Поток остановился, остановилось и болезненное давление на мою спину, от которого остались ощущения свежих синяков и сжатых спазмом мышц. Сквозь стиснутые зубы, я тихо стонал, не в силах как-то иначе выразить свои чувства и то, что я больше не мог выдержать это. Даже отдалённо это не напоминало чистку…

— Вставай, Седьмой.

Седьмой. Прозвище для его новой игрушки. Как же он, должно быть, обрадовался, когда узнал, что у меня есть настоящий порядковый номер. Он мог полностью обесценить меня и относиться, как к обычной цифре в статистике.

Я водил копытами по плиткам, тихо скуля и пытаясь поджать их под себя… Может быть, если я буду достаточно быстрым, то смогу удовлетворить Хозяина. Может, тогда он прекратит…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Я даже не успел подняться, как меня снова кувырком швырнуло в стену. Только моя маленькая предусмотрительность держаться вперёд головой к потоку спасла меня от сотрясения. Сила струи из темноты усилилась, обжигая моё лицо, наполняя рот и глотку, перекрывая мне дыхание…

Я запаниковал и попытался сдвинуться, но не имея возможности дышать, видеть и потеряв весь самоконтроль от ревущего звука воды в ушах, меня хватило только на бесполезное барахтанье. Я… я больше не чувствовал ноги…

— Вставай, Седьмой.

— П… прошу…

— Вставай, Седьмой!

— Х-холодно… н-не чувствую…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Меня оставили сохнуть, стоя посреди тёмной комнаты прямо напротив камер, где я проснулся. Рабовладельцы сказали, что если я пошевелюсь или сяду, они снова отправят меня в душ на ещё одну “очистку”.

Чистота — это последнее, что я чувствовал. Всё тело болело, но никаких видимых следов того, как со мной обращался новый Хозяин, не осталось. Я практически чувствовал, как заболеваю и как обостряется мой собственный смертельный недуг. И в довершение к этому, я был один.

Я уже успел поверить, что никогда больше не буду одинок. Диджей бы никогда не оставил меня, до тех пор, пока со мной был мой ПипБак. Теперь этого прибора больше не было, а вместе с ним ушёл и успокаивающий голос надежды и правды. Я даже не видел стены комнаты из-за единственной тусклой оранжевой лампочки, что одновременно не давала достаточно света, и в то же время лишала моё зрение возможности приспособиться к темноте. Копыта дрожали и от холода, и от усталости, ведь я стоял на одном месте… Как долго? Часы? Или несколько мучительных минут?

Время не имело никакого значения в Филлидельфии. То, что могло показаться тремя днями, могло оказаться несколькими часами, благодаря красному смогу, вечному шуму работающих фабрик и сменам, которые не были привязаны к какому-либо расписанию. У меня отсутствовало восприятие времени даже снаружи. Насколько я знал, на самом деле, после Ямы прошёл всего один день, а не три. Здесь же, в камере, времени словно вообще не существовало.

И что хуже, камера была звуконепроницаемой. После целой жизни, прожитой с гиперчувствительным слухом, мёртвая тишина прерываемая только звуком капель, падающих с моего мокрого тела, ощущалась так, словно меня забросили на луну на тысячу лет.

Но, по крайней мере, у меня было время подумать.

Я хотел уйти. Теперь, это уже никогда не изменится. Хозяин может делать мне больно, ломать меня, может даже превратить в своего послушного слугу, я никогда не лишусь собственных фантазий. Своей мечты — однажды вкусить свободу, которой Протеже так дразнил меня, своих надежд — сбежать из этой адской дыры. И я не хотел тратить два года, теряя самого себя, чтобы добиться этого… Я хотел на свободу прямо сейчас.

Ну, или, по крайней мере, в ближайшем будущем. Это звучало хорошо… Сейчас я слишком слаб…

…слишком напуган.

Я всё ещё дрожал. Может, я и хотел уйти, но вся смелость и решимость, что были у меня всего пару часов назад… исчезли. Неудача сломала что-то. Может, мою уверенность? Дух? Я не мог точно ответить. Всё, что я знал, это то, что если я попытаюсь снова, то могу дрогнуть. Раздирающая боль от раны, оставленной пулей Раджини, заставляла дрожать и бояться каждый раз, когда я снова представлял себя смелым. Я пытался убедить себя, что это всё из-за холодной воды, но внутри я понимал, что так проявлялся тот самый страх. Страх за мою жизнь… и перед ним. Что он сделает дальше? Клеймит меня? Отрежет крылья?

У меня намокли глаза. Я не мог даже моргнуть, боясь, что меня обвинят в том, что я двинулся. А что он сделает, если я дёрнусь хоть на шаг?

Дверь открылась.

— Ты учишься, Седьмой. Хорошо… хорошо.

Хозяин шагнул внутрь, протискиваясь через дверной проём. Даже так, кожаные и стальные сегменты его пластинчатой брони царапали дверную раму с обеих сторон. Я встретился с ним взглядом, когда он оказался внутри комнаты и опустился ко мне. Я уже встречался с безумными рабовладельцами, но за то мгновение, что я смотрел в его глаза, я не увидел ничего, кроме чистой, концентрированной ненависти.

— Теперь, мы поиграем в маленькую игру. Понимаешь, о чём я, Седьмой?

Его голос действительно звучал игривым, почти капризным, несмотря на обычную грубость. Я мельком взглянул на эти гнилые зубы, которые являли из себя его улыбку. Эта улыбка… Она словно обещала, что он воплотит все свои самые садистские мечты в реальность, если я не подчинюсь. Я старался не смотреть на его кьютимарку. Бесконечная цепь… Я не хотел пускать в свою голову мысль о том, что мне предстоит провести всю жизнь под его властью.

— Суть игры следующая: я пытаюсь угадать факт о тебе, — говорил он, обходя меня по кругу, — посмотрим, как много я смогу угадать, просто взглянув на тебя, а? Кивни, если я прав и ответь, если я ошибся.

Я не видел его позади себя и боялся повернуть голову. Но чувствовал его присутствие сзади, он мог сделать, что угодно. У него были ножи, электрошоковая дубинка, хлысты…

— Для начала, тебя зовут… Седьмой, правильно?

— Мёрки Се… А-А-А-А-А-АХ!

Кожаный хлыст обрушился мне на спину. Удары Хлыста просто ничто по сравнению с этим! Я закричал так громко, как только мог, а мои ноги сами подкосились от силы удара. Я тут же начал рыдать, чувствуя себя так, словно он рассёк мне спину до мяса.

— Неправильно, глупый жеребёнок! Твоё имя — это Номер Семь!

Я почувствовал, как он наклонился ко мне, чтобы прокричать это прямо в ухо. Затем он отвернулся, убрав кнут и понизив голос, мгновенно вернувшись к тому небрежному и игривому тону, который был раньше, словно ничего и не случилось. Плача, я поднялся на дрожащих ногах.

— Значит, тебя зовут Седьмой. Раз так…

Хозяин обошёл меня спереди, наклонился, оказавшись своими губами совсем рядом с моими и заглядывая в глаза. Вонь едва не заставила меня избавиться от содержимого желудка.

— Раз так, то у тебя есть семья?

Я кивнул.

— Анклав?

— Н-нет…

Он влепил мне пощёчину с такой силой, что я отшатнулся почти на метр в сторону. Великая Луна… Да у него копыто размером почти с мою голову!

— Нет… что?

— Нет, Хозяин!

— Уже лучше. Значит, пойдём дальше…

Он снова пошёл вокруг меня, после чего остановился. Мне пришлось изо всех сил напрячься, чтобы не закричать от обиды, когда я почувствовал, как его копыто прошлось по кьютимарке на моём левом боку. Прикосновение его потрескавшегося копыта вызвало волну мурашек по спине. Это… так неправильно. Я хотел отстраниться… но не мог.

— Кьютимарка с кандалами, мне нравится. Уже готов поймать тебя, если ты когда-нибудь попробуешь сбежать. Рождён рабом, да?

После долгих трёх секунд, я всё же набрался смелости и кивнул, быстро и нервно. Всхлип сорвался с моих губ, когда я почувствовал, как он постучал по концам моих кандалов, служивших мне пожизненным напоминанием о рабстве.

— Так что случилось, раб? Ублюдок кого-то из заоблачных ублюдков?

Я не мог пошевелиться, я просто зажмурился и дрожал. Я хотел, чтобы он ушёл… просто ушёл…

— Нет? Ну тогда… — он снова встал передо мной, — что у нас получается? Ты неожиданность, Номер Семь? Седьмой по счёту? Твою мамочку отымели рейдеры, да? И что ты об этом думаешь, а? Сынок поехавшего каннибала.

Я громко заскулил, качая головой, но только, чтобы после этого вновь оказаться на полу после очередного мучительного удара по лицу. Я попытался свернуться в клубок, но его копыто снова ударило мне по лицу, заставляя корчиться от страха и боли.

— Я велел говорить мне, если я ошибся, раб!

Его голос был таким же громким, как и усиленный магией голос Слит! Маленькое помещение только усиливало звук, так что даже без криков этот земнопони причинял мне физическую боль своим голосом. Задыхаясь, я закричал:

— Я думаю… Я думаю, мой отец был рабовладельцем!

— О, да? И где это было, возле Разбитого Копыта? Знаешь, я когда-то ходил туда по приказу Красного Глаза. Взял парочку рабынь к себе в комнату, чтобы скоротать время… А что если это был я, а?

Моя кровь застыла в венах. Даже, когда он снова занёс копыто для удара, я просто лежал там, широко открыв глаза.

— Так или иначе, ты просто жалкий червяк, Номер Семь. Если б какой-то рабовладелец не залез ей под хвост, то твоя мать никогда бы не захотела рожать такого, как ты! Ты рождён рабом, будешь жить рабом и умрёшь рабом! Но ты мне нравишься, Седьмой… Знаешь почему?

Я не шевелился. Просто смотрел вверх на него. Жеребец грубо провёл копытом по моему телу, пока наконец не остановился на крыле.

— Пегас. Настоящий пегас прямо передо мной, и я могу делать с ним всё, что захочу.

Я попытался отстраниться и спрятать крылья. Как будто бы это имело хоть какое-то значение. Я даже не мог ясно мыслить, у него была полная власть надо мной.

— Крылатые ублюдки такие же, как ты, убили много моих партнёров. Ряженые анклавовцы на разведке или одинокие дашиты, которые считают себя самыми крутыми на Пустошах. И у меня всё никак не получалось достать хоть одного из вас в свои копыта… до этого момента. Я был рожден, для этого, понимаешь? За всю жизнь у меня ни разу не было даже просто пегаса-раба, не говоря уже о том, чтоб этот раб был словно самой судьбой мне предназначен.

Я не смог промолчать.

— Я не знаю никого из них! Я даже не могу летать! Я… я не сделал ниче…

— МОЛЧАТЬ, РАБ!

Его копыта врезалось прямо мне в бок, выбивая весь воздух из лёгких и сминая крылья. Резкая боль в рёбрах обожгла едва заросшую плоть вокруг свежевылеченной раны от пули. Приложив все усилия, чтобы просто снова начать дышать, мне не осталось ничего другого, кроме как его слушать.

— Я годы ждал такого пони, как ты, Седьмой. Ох, я люблю всех рабов, даже тех, кто сопротивляется… тех, кто пытается переиграть меня. И их все ждёт провал. Но ты, ох, ты просто идеален…

Гигант замер, с мерзкой ухмылкой он склонился ко мне всей своей тушей. Его голос приобрёл тон настоящего хищника и садиста.

— Как же я хочу, чтобы этот момент не заканчивался. Я хотел, чтобы ты стал моим, но Протеже добрался до тебя раньше. Понимаешь… сейчас мы пойдём в Молл, как он и приказал. Какая жалость, что у меня не было времени пообщаться с тобой подольше, пока ты не попал “под защиту” к этому мелкому выскочке. Хотя, не думай, что ты в безопасности, я всё ещё твой надсмотрщик. Можешь считать это небольшой “пробой” того, какой была бы твоя жизнь со мной, если бы ты не достался ему, раб. Может я и не могу сделать с тобой, что угодно, но…

Он замолк и поднялся, бормоча себе под нос:

— Хм… а кто сказал, что у нас не может случиться небольшой… несчастный случай по дороге, пока мы всё ещё вместе, а? В конце концов, я уверен, что Протеже сказал отправить тебя вместе с рейдерами…

Я закричал и взмолился, бросившись вперёд, к его копытам.

— НЕТ! — завопил я, мотая головой. — Они… они не просто убьют пегаса! Я слышал о них! Они ненавидят… ненавидят пегасов! Они винят их всех…

В его глазах появилась та же ненависть от одного только факта, что я родился с крыльями.

— Потому, что вас всех есть за что винить, пернатая тварь. В кандалы его! Такие же, как на твоей маленькой кьютимарке, да? Разве тебе это не нравится? Это твоё предназначение.

По его приказу, двое единорогов подошли и сковали мои ноги цепью, которая затрудняла любое движение. А ещё они нацепили мне на шею тяжёлый ржавый ошейник. Хозяин прикрепил цепь к своей броне.

— Пошли, маленький Мёрки, — ворковал он, — время встретится с ёбнутыми придурками, которые появились, благодаря твоим сородичам. Не думаю, что ты переживёшь встречу с ними, но даже если они решат не убивать тебя, не переживай. Я уверен, что они устроят такое шоу, что даже мне будет не скучно.

— Но.. но я не… я же…

Гиганту было всё равно. Вместо того, чтобы слушать, он просто силком вытащил меня из камеры. Только выйдя из тёмноты в светлое помещение, я обнаружил, что на мне не осталось ни единой раны или синяка. Несмотря на все муки во время моей подготовки под руководством Хозяина, не осталось ни единого доказательства его насилия. Он, по своему, был больным гением.

Всего за десять минут он почти сломал меня. Я уже слышал на задворках сознания знакомый голос раба, требующего, чтобы я просто ему подчинился в надежде, что он будет относиться ко мне так же, как к другим. Но я знал, что этому не бывать.

Больше всего, меня пугала одна вещь.

Безумный ужас овладел мной, когда я задумался о том, что было бы, не попытайся я сбежать и оставшись на милость Хозяину. То, что случилось сейчас, было лишь маленькой долей того, что могло бы быть.

Что если бы не было Протеже? Что если бы у этого монстра была возможность оставить меня здесь и… и делать всё, что он пожелает? Одно только воспоминание о том, как он касается моей кьютимарки, едва не вызвало у меня рвоту. Я не мог перестать повторять эту сцену в голове, словно сама мысль была настолько отвратительной, что полностью взяла контроль над воображением. Я боролся, пытался думать о своих убеждениях. Побег… побег в мир. В некотором смысле, думая о своём провале, я чувствовал крошечное, но утешение. Мысль о том, что моя неудача положительно повлияла на жизнь, позволила попасть под власть Протеже, успокаивала.

Однако, пока я плёлся позади Хозяина… моего Хозяина… это не сильно помогало, учитывая то, что я шёл прямо к, как он выразился, “несчастному случаю”.

К рейдерам.

Мне хотелось просто заплакать, но смелости, чтобы сделать это перед Хозяином мне не хватило, из-за страха того, что он может со мной за это сделать.

Это правда, что за каждой парой крыльев на Пустошах есть своя история.

К сожалению, у высказывания есть и обратная сторона. В противовес каждой неповторимой истории того или иного пегаса, есть одна всеобъемлющая и определяющая, которая объединяет всех жителей поверхности. История, которая позволяет им винить пегасов в том, как сейчас выглядит Эквестрия. Моя мать рассказывала мне эту историю. Когда Эквестрия умирала, Клаудсдэйл, столица пегасов, был атакован первым и обратился в прах. Зная, что впереди будет ещё больше жар-бомб, ракет и мегазаклинаний, пегасы закрыли небо и спрятались от разрушений. Они оставили внизу Пустошь, бросили её на съедение огню и разорению, пока сами просто отвели взгляд в небо. За две сотни лет они так и не вернулись, чтобы кому-нибудь помочь. Если бы не редкие истории о тех единицах, что спустились с облаков, то никто бы даже не знал, что они всё ещё существуют.

Но тем из нас, кому не повезло родиться с генами далёких предков, до сих пор приходится нести ответственность и терпеть предвзятость за то, что оставили земнопони и единорогов умирать здесь одних. Хотим мы того или нет, но в наших крыльях они видят солнце и луну, которых их лишили. Они видят мёртвые поля, лишённые помощи погоды, неспособные дать хоть какой-то урожай. Они чувствуют гнев за то, чего лишились, в то время, как пегасы просто взяли и улетели от пламени в небеса.

Я не мог справиться с мыслью, что в какой-то степени это было аллюзией на мою жизнь. Я видел, как Обитательница Стойла улетает, оставляя эту адскую дыру и меня в ней позади, чтобы отправиться в лучшие места. Но я не ненавидел её за это… Скорее, даже наоборот. Каждый раз, когда я вспоминал её, то всё больше любил то, что она символизировала. Почему другие не могут делать так же? Разве пегасам обязательно быть такими самовлюблёнными? Может, всё это былой какой-то ошибкой, которую исказили двести лет пересказов истории?

Едва меня вытащили наружу, все пони вокруг решили высказаться против моих мыслей.

Это была долгая пробежка до Молла, и я уверен, что Хозяин специально сделал её дольше. Отказав мне хоть в какой-то одежде, рабовладелец выставил мои крылья на общее обозрение. Рабы бросали работу, а стражники даже не наказывали их за это, ведь они сами останавливались и глазели. Замешательство сменилось неверием, которое быстро переросло в гнев. Совсем скоро мне пришлось уворачиваться от летящих в меня банок и камней. Стражникам приходилось удерживать рабов… И не только рабов, но и своих товарищей!

Если на Пустоши к пегасам испытывали недоверие, то рабы, у которых не было никого ниже по социальной лестнице, испытывали настоящее отвращение.

Я бежал так быстро, как мог. Поначалу, я пытался просто игнорировать всё это. Просто закрыть глаза и следовать на поводке за Хозяином, словно приз напоказ.

— Ёбаный пегас!

— И чего это ты просто не улетишь, а?!

Банка прилетела мне в бок, заставив подскочить не столько от боли, сколько от неожиданности. Открыв глаза, я увидел, как рабы целыми группами подбегают к обочине дороги и кричат оскорбления в мой адрес. Не все рабы так делали, многие оставались позади, а некоторые даже с грустью смотрели на меня, пока фанатики выражали своё мнение.

Но этого было достаточно… Все эти крики, угрозы и напоминания о давно минувшем прошлом, всего этого хватило, чтобы Хозяин вызвал прикрытие грифонов с неба взмахом копыта.

— Видишь, Мёрк?

Меня снова трясло, но на этот раз определённо от ужаса. Я видел, как какой-то единорог попытался подобраться ближе, чтобы швырнуть в меня кирпич. Грифоны отогнали его прочь, сверкнув когтями и прицелившись из своих высоко-мощных винтовок. Вокруг было много знакомых лиц. Нус и Лимон кричали и бросали в меня всё, что могли. Какой-то синий земнопони с красной гривой воспользовался верёвкой, чтобы попасть в меня с большего расстояния. Обломок кирпича ударился в мой бок, и я вскрикнул. Я попытался бежать, но Хозяин натянул поводок, держа меня рядом с собой во время этого показа. Он только разогревал толпу, крича им о том, что ведёт пегаса, который пытался сбежать, оставив их всех здесь, как это давным-давно сделали другие пегасы.

— Тебе нет места во внешнем мире. Они не хотят, чтобы твой вид жил на Пустошах. Лучше уж здесь, а?

Грифону пришлось уворачиваться от куска арматуры, который кто-то запульнул в меня телекинезом. Заметив резкое движение, я сам едва успел увернуться и из-за этого запутался в сковывающих меня цепях.

Шум становился невыносимым. Я слышал, как какая-то кобыла кричала “дашит” и твердила о том, что он убил её семью, а её саму продал сюда.

Я видел Хлыста. Он смотрел на меня холодным и полным гнева взглядом, который был у него обычно перед ударом.

Другие же требовали, чтобы я вернулся обратно на облака и перестал издеваться над ними. Кто-то умолял забрать их с собой, чтобы искупить вину моих сородичей. Я же мог едва перебирать ногами, двигаясь вперёд.

— Мне… мне жаль, я не могу…

— Мы знаем, что ты заодно с рабовладельцами и торгуешь такими, как мы! Так делают все пегасы.

— Но… я не…

— Отправьте его в Яму! Я хочу посмотреть, как там раздавят пегаса!

— Я… я…

— УБЕЙТЕ ЕГО!

— Смотрите, он плачет! Готов поспорить, что Шэйклс его ведёт на казнь! Так тебе и надо, предатель!

— Предатель!

— Эгоистичный ублюдок!

Я шатался из стороны в сторону, но всё равно не мог сбежать, будучи прикованным цепью к Хозяину. Я пытался держаться подальше от множества рабов, кричащих мне угрозы и оскорбления. Что-то во мне сломалось прямо перед ними. Я отвечал им, пытался убедить. Я хотел достать свой дневник и показать им рисунок своей матери, чтобы доказать, что я один из них! Я кричал про кьютимарку. Разве она не доказательство того, что я просто обычный раб? Я… я даже говорил им, что мои крылья не поднимут меня в воздух.

Но они не слушали. Они не хотели слушать.

Мы прошли мимо тележки Сути Морасса. Он сухо рассмеялся от того, что меня злило его высокомерное снисхождение, когда он потянулся с повозки, чтобы погладить меня по голове. Судя по всему, у него даже было несколько рабов, чтобы таскать эту телегу с товарами.

Хозяин провёл меня по улицам через жилые и промышленные районы. По дороге от старой тюрьмы, мы прошли мимо молотилки. Пересекли город по главным разбитым дорогам мимо множества фабрик. Рабы, которых я знал, смеялись надо мной и говорили, что “всегда знали”, что я какой-то странный. На моих глазах Викед Слит загнала раба-земнопони, повалила его на землю магией и приставила свой изогнутый клинок к горлу. Она кричала на него за то, что он работает недостаточно усердно.

Моё шествие привлекло её внимание, и она даже забыла про жеребца, бросив его и подойдя к своим подчинённым стражникам. Её взгляд упал на мои крылья, затем на цепи, а потом на Хозяина. Я попытался ускориться, но жеребец откинул меня назад мощным пинком в грудь. Уже будучи на земле, он продолжил тащить меня за собой, и я видел этот взгляд, который Викед Слит бросила на Хозяина.

Я ожидал, что она скажет что-то. Ожидал, что она будет кричать.

Она просто… усмехнулась. Кобыла несколько раз указала на меня кончиком своего кинжала, а затем магией поднесла его к своему горлу и сделала однозначный жест. Я сглотнул, чувствуя, как мурашки побежали по спине, когда я наконец понял его смысл. Кобыла сначала захихикала, а впоследствии заржала во всю глотку. Меня преследовал её злой визг, пока тот, чьими методами она поистине восхищалась и уважала, тащил меня прочь от её фабрики. Даже когда она повернулась и начала пинать рабов и стражников, чтобы те вернулись к работе, она продолжала смеяться, остановившись только тогда, когда заметила, что пойманный ею жеребец сбежал. Ставший уже знакомым яростный вопль и цокот копыт были последним, что я услышал, когда она исчезла из виду.

Несмотря на унижения от того, что меня демонстрировали всей Филлидельфии, как беглеца-неудачника и пегаса в одном лице… я нашёл утешение в том, что эта кобыла всё ещё не знала, кто украл её очки.

Казалось, что все пони, которые когда-либо давали мне работу, теперь смотрели на меня. Сердце сжалось из-за потоков ненависти от всех, как рабов, так и стражников. Хозяин спланировал всё это… Он, должно быть, знал, как это на меня повлияет…

Но когда он тащил меня мимо очередной кузни, наполненной рабами, даже он не мог предположить, сколько горя мне это причинит.

Среди всех рабов, прибежавших к дороге, чтобы взглянуть на редкого пегаса, я заметил, как кто-то проталкивается вперёд из толпы. Пони пропустили… и она вышла вперёд. Кобыла убрала свою кучерявую оранжевую гриву с глаз и увидела, как меня ведут, закованного в цепи.

Не было иного способа, которым Хозяин мог сделать мне больнее, чем в тот момент, когда я увидел, как все светлые надежды и оптимизм исчезают с её лица. Я отпрянул назад, пытаясь не заплакать от того, что по её собственным щекам потекли слёзы. Она последовала за нами, пытаясь изо всех сил не отставать, несмотря на толпу. Я видел её умоляющий взгляд, и по одним движениям губ мог понять, что она говорит.

— Мне так жаль, Мёрки…

Я чувствовал, как у меня начинают слезиться глаза. Нет! Я… я не буду плакать… Не сейчас! Не тогда, когда она меня видит. Я должен быть сильным, ради себя… Ради неё. Я не хотел, чтобы в последний раз она запомнила меня, как жалкого и сломленного пони. Я практически слышал, как Диджей у меня в голове говорит мне быть сильным, говорит мне подняться и продолжать борьбу. Я вспомнил, как Шестой сказал мне в Яме, что нельзя давать им получать удовольствие. Я выпрямился, что вызвало заинтересованный взгляд у Хозяина, и мы ускорились.

Кобыла перешла на галоп, чтобы поспеть за нами, двигаясь через толпу, пока в какой-то момент цепь на её ноге не натянулась, и она больше не могла следовать дальше.

Я набрался смелости. Я знал, что мне нельзя допустить того, чтобы это сломило её дух, даже если я провалился. Я пытался придумать, что ей крикнуть…

— Шевелись, раб!

Но почувствовал мощный рывок, сдвинувший меня с места.

Первой крикнула она.

— У него есть имя!

Хозяин остановился. Он повернулся.

Кобыла выпрямилась, как смогла. Пони вокруг неё отошли в сторону, а затем и вовсе разбежались от неё, увидев, как Хозяин опустил голову и начал медленно шагать в её сторону. Моё сердце застыло, когда я увидел, что он вытащил зубами один из ножей. Я покачал головой кобыле, желая крикнуть ей, чтобы она отступила.

— Осмелишься повторить это, раб?

Голос Хозяина был сухим, он продолжал ухмыляться, держа своими уродливыми зубами нож и одновременно рывком дёргая мой поводок, отчего я упал. Он поставил копыто мне на спину, чтобы я не мог даже сдвинуться с места. Его новая домашняя зверушка, как раз под копыто.

— У него есть имя.

Всё вокруг погрузилось в тишину. Хотелось бы мне хоть немного двинуться, чтобы в случае чего закрыть её собой от удара. Я не сомневался, что меня в любом случае убьют, но лучше умереть, спасая её. Но нет, его копыто крепко держало меня на земле, заставляя только тихо хныкать от огромного веса. Кобыла перевела взгляд с меня на Хозяина, посмотрев ему прямо в глаза. Он заржал.

— Скажи мне, маленькая кобылка, как его зовут?

— Мёрки.

— Ах… так ты знаешь его, да?

О, нет… нет-нет-нет…

— Знаю, что он не просто обычная шестерёнка в вашем механизме! Он заслуживает свободы больше, чем кто-либо другой из нас всех, после того, через что он прошёл! Вы же знаете, что он рождён рабом, знаете, что он смертельно болен! Он не принесёт никакой пользы Красному Глазу, будучи рабом. Почему бы вам его просто не отпустить?

— Хорошо… отлично…

Хозяин отвернулся от неё, позволив мне встать. Я почувствовал, как она потянулась ко мне и предложила свою шею и плечи, чтобы помочь подняться. Хотел бы я просто остаться рядом с ней. Забыть про предложение Протеже. Мне просто хотелось быть рядом с кем-то хорошим. Это всё, что мне было нужно. Просто хороший пони. Я услышал, как она шепчет мне на ухо.

— Мне очень жаль, что у тебя не получилось, Мёрки. — её голос звучал успокаивающе. Кобылу явно расстроило, что я облажался и всё ещё был в городе. — Прошу, продержись ещё немного. Мой жеребец и я… мы попытаемся помочь тебе, если сможем, когда снова будем вместе. Шэйклс… он будет растягивать удовольствие. Мне очень… очень жаль, но прошу… не сдавайся. Впереди обязательно будет светлое будущее. Ты наберёшься смелости, Мёрки. Мы придём за тобой. Мы придём.

Эти слова… как и в прошлый раз, были наполнены надеждой и успокаивающей решительностью. Я хотел было ответить, но не смел повысить голос, а слух у неё был не таким чутким, как мой. Мягко коснувшись меня своей головой, всего на миг, но я тотчас почувствовал утешение в такой заботливой близости с другой пони. Момент блаженства продлившийся ровно до того мгновения, когда кобыла отстранилась и повернулась обратно к Хозяину. Он злобно ухмылялся, высоко подняв голову.

— Хех, ну разве это не мило?

— Он всю жизнь провёл в рабстве. Разве такого обращения он заслуживает?

Огромный земнопони отвернулся от маленькой единорожки, и я подумал, что он озадачился этим вопросом. Но, без предупреждения, он развернулся на месте быстрее, чем можно было подумать.

— Именно!

Его удар был подобен выстрелу. Он был настолько мощным, что кобылу отбросило на несколько метров прочь. С грохотом она врезалась в трёх рабов, сбив их с ног и перевернув деревянную стойку для инструментов. Схватившись за бок и всхлипнув от боли, ей удалось поднять взгляд на Хозяина, который спрятал свой нож обратно за пояс, видимо решив его не использовать.

— Я прощу твою наглость, маленькая кобылка, — небрежно произнёс он. — Просто потому, что он явно для тебя что-то значит. И тебе будет приятно узнать, что сегодня у него назначена встреча с рейдерами. Будешь валяться, тереть свои треснувшие рёбра, представляя все те вещи, что они с ним сделают… далеко, там, где ты не сможешь вежливо попросить их перестать. Ну? Как тебе такое?

Я попытался подбежать к ней, но Хозяин наступил на цепь, остановив её прежде, чем мне удалось хоть немного приблизиться. Кобыла, казалось, не могла перевести дыхание, не могла говорить. Я увидел, как несколько пони подбежали к ней, помогая подняться. По крайней мере, у неё были какие-то товарищи.

— Возможно, когда я с ним закончу, мне стоит прийти и за тобой. Не думаю, что он продержится долго, в концe-то концов… хехехе…

Взгляд, которым провожала меня кобыла, когда Хозяин уводил меня прочь, породил во мне новую ненависть к моему захватчику и надзирателю. Он… Не знаю… поплатится? А что я могу сделать?

Единственное, что я мог сделать в тот момент, это попытаться всем своим видом убедить её не волноваться, стараясь не заплакать, когда снова оставлял её. Я пытался идти так ровно и гордо, как только мог, несмотря на возобновившиеся насмешки и угрозы от рабов. Обернувшись всего раз, я произнёс ей, что всё будет хорошо.

Кобыла грустно кивнула в ответ и на мгновение приложила копыто к сердцу.

А затем, меня грубо затянули за угол, и она исчезла вновь.

Молл…

К моему облегчению, наконец-то толпы пони закончились. Уши гудели от всех тех слов и криков ненависти, причиной которых были просто два лишних отростка на моём теле. Мы прибыли на место. Молл, “рабочий лагерь” Протеже, возвышался позади стоянки фургонов, словно павший гигант. Огромный торговый центр старой Филлидельфии выглядел так, будто почти не пострадал, в сравнении с другими зданиями, из-за своего размера. Хоть в нём и было несколько этажей, около пятнадцати метров в высоту, крыша не выглядывала из-за окружавших его фабрик и леса из труб.

Многоугольники различного размера покрывали его основную часть, формируя своеобразные треугольники, а поддерживающие всю эту конструкцию железные леса придавали зданию вид гигантского угловатого цветка, направленного к солнцу. Большой стеклянный купол был центром этого цветка, а разные части здания расходились в стороны, словно его лепестки. Несмотря на уродливые многочисленные импровизированные и самодельные мосты, ведущие на крыши соседних зданий и заводов, я полагаю, что с высоты птичьего полёта конструкция выглядела невероятно красиво. Я попытался вспомнить, как выглядели цветы, которые мать показывала мне в книгах...

Передо мной предстал главный вход. Перекрытый колючей проволокой и баррикадами, он выпирал из здания треугольником и охранялся множеством стражников. Я не мог прочитать название, но из двух слов, которые когда-то висели на здании, теперь осталось только одно, которое, как я полагаю, и читалось так, как я слышал “Молл”.

Я почувствовал, как передняя нога Хозяина опустилась на меня, словно приобнимая. От него воняло потом, грязью и… тем, о чём я не хотел думать. Другим копытом он взял меня за подбородок, не позволяя отвести взгляда от здания.

— Красиво, да?

Я согласился. Это просто произведение строительного искусства и было ужасно видеть его после взрыва мегазаклинания, влияния двухсот лет и многочисленных перестроек. Но, как бы сильно художник внутри меня не желал задержаться и рассмотреть все мелкие детали, едва ли я в тот момент думал о здании. Я чувствовал, как броня Хозяина касается меня… Святые Богини, я чувствовал тепло его тела. Он был слишком близко. Мне не нравилось подобное нарушение личного пространства. Я собрал каждую каплю терпения и страха, чтобы не начать дёргаться, вырываясь из его объятий.

Всё стало ещё хуже, когда я ощутил, как он наклонился, оказавшись совсем рядом с моим ухом. Я чувствовал его горячее влажное дыхание кончиками своих чутких ушей…

— Дом для рабов, у которых нет ничего, кроме желания убивать других. Теперь это и твой дом. Протеже может и говорит, что это всё ради блага, но я знаю правду, раб… Я знаю, что сюда приходят те пони, кто слишком боится вести такую жизнь и дальше, и просто хочет уйти. А ещё те, кто не знает ничего, кроме насилия. Четыре стены и несколько этажей, заполненных рабами, которые слишком отчаянны, жестоки и потеряны, чтобы идти куда-то ещё. Думаешь, ты выживешь среди них? Думаешь, тебе хватит стойкости, чтобы не поддаться соблазну прыгнуть с крыши?

Закрыв глаза, я осторожно покачал головой. Мне не хотелось рисковать тем, чтоб моё ухо коснулось его рта. В какой-то момент, я запаниковал из-за того, что мне показалось, будто он каким-то образом узнал о… о… о моей секундной слабости на диспетчерской вышке. О чём я вообще думал? Но… разве это настолько плохо в сравнении с тем, что моё выживание привело меня сюда?

С облегчением, я почувствовал, как он отстранился и приковал меня цепью к своей броне, после чего шагнул вперёд.

— Хорошо… Потому что тебе её не хватит. О, и кстати…

Лицо жеребца стало убийственно серьёзным, а копытоять его огромного ножа подчёркивала на моей щеке каждое его слово.

— Если тебе хватит ума намекнуть Протеже о нашем совместном времяпрепровождении, обещаю… я нанесу “визит” этой кобыле гораздо быстрее, чем ты можешь себе представить. А рабы в Филли пропадают часто… хехе…

Цепь потянула меня вперёд прежде, чем я успел встать. Я воспротивился, за что сразу же получил строгий взгляд от огромного земнопони. Он только что угрожал единственной кобыле, которую я хотел защитить. От удивления он перестал тянуть, и я смог подняться самостоятельно. Я был трусом… В этом нет никаких сомнений, ведь я начну молить о пощаде, как только мы окажемся внутри.

Но пока я бежал рядом с ним по собственной воле, без тянущей цепи, я хотел показать ему, что несмотря на все те части меня, что он сломал… Во мне всё ещё осталась одна важная часть. Он не сломал связь с ней, моё желание найти в её примере утешение и силу, чтобы противостоять ему.

Рейдеры.

Бич Пустошей.

Бандиты были плохими. Они контролировали целые районы, нападали на других пони, убивали торговцев, воровали товары и в целом усложняли и без того тяжёлую жизнь. Стремясь расшириться и стать сильнее, они показательно наказывали тех, кто перешёл им дорогу и мешал захватывать всё больше контроля над областями цивилизованных пони.

Но рейдеры…

Они были за гранью здравого смысла. Дикие, жестокие и ведомые одним лишь желанием разрушать жизни тех, кто встречается на их пути. И это только ради того, чтобы дожить до следующего дня и повторить всё ещё раз. Они не знали жалости, никаких сомнений, на которые можно было бы надавить, они без колебаний забирали то, что хотели… Однажды я был частью каравана на который напала небольшая группа по пути от одного рабского лагеря до другого. Стражники сражались с ними, но плата за это была чудовищной. Не дожидаясь окончания битвы, рейдеры добрались до напарницы моего хозяина и вспороли ей живот только для того, чтобы засунуть в неё гранату и взорвать.

Они были живым символом абсолютной свободы, направленной в неправильное русло. Их больные фантазии могли быть реализованы, благодаря беззаконию Пустоши, где они могли вести себя так, как не могли ни в каком нормальном обществе.

И теперь, я встречусь с ними.

Хозяин провёл меня по коридорам Молла прежде, чем привести в главный зал. Я много раз был на фабриках и знаком с помещениями, подобным пещерам, но стеклянный купол вместо крыши и множество изогнутых поверхностей, созданных, чтобы радовать глаз, меня поразили. Время беспощадно, и теперь их во многих местах сменила грубая имитация из фанеры, листов металлолома и проволоки, которая представляла из себя сторожевые посты, окружившие торговую зону.

Планировка впечатляла. Гигантский балкон без перил лежал перед Хозяином, а сразу за ним был шестиметровый обрыв в пространство, окружённое толстыми стенами из металлолома. Внешний край состоял из двух этажей с магазинами, к которым можно было добраться по лестницам с дальней стороны зала. Магазины вдоль стены были специально перестроены так, чтобы представлять из себя камеры с решёткой для содержания рабов небольшими группами. Прямо сейчас все они были открыты, и рабы могли позволить себе спокойно гулять по залу, в центре которого был чудом уцелевший старый фонтан, наполненный тёмной водой. Это была настоящая торговая площадь, открытая и длинная, ныне превращённая в тюрьму.

Я попытался разглядеть, каким же раньше был этот зал, но гладкая плитка и камень настолько износились временем, что мысленно, я решил остановиться на “если зажмуриться и напрячь воображение, то, возможно, кремовым”. На всех стенах висели старые потрёпанные знамёна с шестью кобылами разных цветов, по две от каждой расы. Я узнал жёлто-розовую пегаску с постера и моей утерянной седельной сумки. Она утешающе и честно улыбалась, глядя на всех с любовью. А ещё была…

”О нет… прошу, нет!”

Она тоже была здесь. Пинки! Знамя с ней развевалось на ветру так, словно она пыталась взглянуть на меня с него. Мне пришлось побороть внутреннее желание послать её куда подальше, чтобы она наконец оставила меня в покое. Пони, как всегда, выглядела безумной и висела вниз головой даже на собственном флаге. Надпись на нём оставалась для меня загадкой. Вероятно, там была очередная реклама грёбаной Фермы Развлечений…

Я почувствовал облегчение, когда магия расстегнула мои кандалы и ошейник, убрав их в сторону. Вздрогнув, я застонал, когда уставшие мышцы отреагировали на освобождение. Помощники Хозяина убежали прочь в нестройный ряд рабовладельцев, которые, если честно, выглядели, как уменьшенные и менее внушительные копии Хозяина. Без сомнения, его личные подчинённые.

Жеребец коротко поговорил с ними, сообщив о каком-то “веселье”, которое должно остаться “сюрпризом”. Уверен, что это просто сигнал о том, чтобы Протеже не узнал о происходящем. На мгновение я задумался о том, что бы подумала Пинки про такой вид развлечений… Она ведь постоянно говорила о нём в записях на Ферме.

Развеваясь на ветру, знамя с ней развернулось от меня в другую сторону.

— Рейдеры Молла!

Голос Хозяина отозвался эхом в огромном зале. В нём, должно быть, была почти сотня рабов, учитывая количество магазинов-камер.

— Выйдите наружу! Выйдите, чтобы я мог посмотреть на ваши грязные морды!

Внизу поднялся шум. Я услышал ругань и чьи-то разговоры, а затем появились они.

Сначала медленно. Поднимаясь с нижнего этажа по одному или парами. Затем целыми группами. И наконец весь второй этаж заполнился ими.

Да их были десятки! Я насчитал, как минимум тридцать, а моё сердце начало бешено колотиться. Однако, оказывается я не был особо сильно напряжён до того момента, когда на самом деле взглянул на них.

Ужасные… грязные… жалкие. Облезлые шкуры, покрытые шрамами и отвратительными украшениями. У некоторых из плоти торчали осколки железа, у некоторых — кости. Я молился, чтобы они принадлежали не пони, но всё указывало именно на это. Крашенные и заплетённые гривы падали сальными прядями на морды, которые выражали искреннюю ненависть к Пустоши. Они выглядели такими дикими, что их едва ли можно было назвать разумными. Рабы рычали и выли на тех, кто посмел высунуться и взглянуть в их сторону. Я увидел, как двое из них, случайно столкнувшись, тут же начали жестокую драку.

Даже те из них, кто казался адекватнее, с отвращением облизывались и злобно смотрели на того, кто отвлёк их от отдыха… или того, чем они занимались. Местами на полу были лужи крови, указывающие на предыдущие стычки и потасовки. Я видел пони, которые не были рейдерами. Они съёжились по углам и, вероятно, были живы только благодаря присутствию стражников. Их было больше, чем рейдеров, однако, они явно жили в страхе перед ними. Несмотря на это, они выглядели невредимыми. Однако, пегасов среди них не было…

Многие рейдеры носили куски брони или просто какие-то лохмотья. У некоторых были маски или бинты поверх морды. Сбившись в одну толпу, они стали гораздо громче, словно подпитывая друг друга энергией ненависти и напряжения.

— Рейдеры!

Хозяин обратился к ним, получив в ответ только выкрики и оскорбления, вызвавшие у него улыбку.

— Вы проявили великую ярость во время последней вылазки в Стойло! У жителей не было никаких шансов перед вашим безумным штурмом!

Толпа ответила хором криков и визгов. Некоторые замахали трофеями… У одного из них трофеем было ожерелье из ушей. Внезапно, мои огромные и некрасивые уши начали казаться мне более привлекательными и похожими на чей-то потенциальный приз…

— И за это!

Они начали затихать.

— Я принёс вам подарок! На потеху!

Их топот и вой вернулись и только усилились, когда они увидели моё перепуганное лицо. Тридцать рейдеров уставились на меня со страстным желанием, от которого я весь сжался, что лишь заставило их жутко рассмеяться. Я слышал, как они предлагают мне спуститься и стать “ещё одной” игрушкой.

Выяснилось, что я не первый.

Хозяин поднял копыто. Он явно контролировал их таким образом. В обмен на столь аморальные награды он получал могущественную рабочую силу из жестоких рейдеров, готовых вырезать всё живое на своём пути.

— И это пегас!

Оглушительный рёв, вой, топот и ругань наполнили весь зал. Я задрожал и почувствовал, как магия одного из единорогов Хозяина толкает меня ближе к краю балкона. Теперь рейдеры видели меня полностью. Внезапно, я почувствовал себя очень уязвимым…

Словно диктор, держа меня одним копытом на месте, Хозяин разогревал и дразнил толпу.

— Вы хотите его?

— ДА!

— ВЫ хотите его!?

— ДА!

— Так возьмите!

Я быстро повернулся лицом к Хозяину, упав на колени и прижавшись головой к его ногам. Я уже даже не замечал своих привычных слёз. Я… я просто не мог попасть туда. Мысли обо всём, что они могут сделать со мной…

— Прошу, Хозяин, умоляю! Я сделаю... сделаю, что угодно!

Он взглянул на меня сверху вниз с самой злобной ухмылкой.

— Правда, Седьмой?

— ДА! — прокричал я. — ЧТО УГОДНО!

— Ну… с этим есть одна проблема.

Я отстранился назад, качая головой.

— Нет… пожалуйста…

— Я уже пообещал им награду, Седьмой. Ха! НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!

Он развернулся и пнул меня задними ногами, отправив в полёт прямо с балкона. Вспышка боли сменилась странным спокойствием и ужасом, который овладел мной в тот миг, когда я оказался в воздухе.

На мгновение мне захотелось просто открыть крылья и улететь прочь от всего этого. Я попытался… но они просто не двигались. Вместо этого, мне пришлось крепко обхватить себя копытами и молиться, чтобы падение стало для меня смертельным. В этот странный и долгий момент, я просил Богинь… чтобы… чтобы всё произошло быстро.

Они отвернулись от меня. Я упал в фонтан. У меня даже не было времени вскрикнуть от боли, когда я, оказавшись в удивительно глубокой воде, почувствовал сильный удар плечом о мраморную стену. Все звуки затихли после громкого хлопка об поверхность, который на время лишил меня чувств. Плечо пронзила боль, и я захотел закричать, но рот тут же наполнила отвратительная грязная вода. Оказавшись в тёмной глубине, я понял, что даже не понимаю с какой стороны верх!

И… я понял, что не умею плавать…

Не то, чтоб мне это было нужно. Множество копыт потянулось в мою сторону. Я почувствовал, как меня кусают, хватают и с огромной силой вытягивают вверх. Тишина закончилась в тот момент, когда моя голова оказалась над водой, и я жадно начал хватать воздух и кричать, увидев десятки безумных рейдеров, взявших меня со всех сторон.

Я молил их. Они только смеялись.

Вытащив из фонтана, они бросили меня на пол повреждённым плечом вниз. Моя нога почему-то болталась. Я её вывихнул!

Множество пони, покрытых шрамами, тянули меня и дрались между собой, кусая и пиная друг друга. Несмотря на мои попытки сопротивляться, они подняли меня на ноги и начали толкать между собой ради удовольствия. Попытки защитить плечо оказались бессмысленными, потому что они делали это снова и снова, а выпавшая из сустава нога тошнотворно ёрзала под плотью. Один из них укусил моё ухо и тут же был отброшен толпой в сторону. Я почувствовал, как они бьют копытами по моим крыльям. Магия единорога подняла меня в воздух, но другие рейдеры тут же схватили и потянули обратно к земле, не давая ему забрать меня.

Мир вокруг меня закружился. Все эти толчки с разных сторон, запах крови и грязи, галдёж толпы, спор, которой был единственной причиной, почему я всё ещё жив.

Долго это не продлится. Какой-то крупный земнопони поднырнул, схватил зубами одно из моих крыльев и потащил за собой. Вырубив одного из рейдеров пинком, он вытащил меня на открытую площадку рядом с фонтаном, пока остальные толпились, сражаясь за свою награду.

— Я взял его! Я взял его! Я решаю, что с ним делать! Так что отвалите нахуй, ублюдки!

Он прижал меня копытами к полу. Я слышал, как остальные рейдеры перестали спорить между собой, и каждый начал кричать ему о том, что хотел бы увидеть. Я услышал многое. Некоторые призывали бить моей головой о мраморный пол до тех пор, пока она не треснет. Другие же хотели вырвать мои зубы. Один кричал, чтобы мне сломали ноги, но часть рейдеров ответила ему, что это будет “скучно”.

Я же мог только хныкать и стонать, слыша наиболее популярный выбор.

— Оторви ему крылья!

Земнопони взревел и наступил мне копытом на голову, чтобы удержать на полу. Без каких-либо сомнений или издевательств, как это делали Нус или Лимон, он просто наклонился и, схватив зубами моё правое крыло, со всей силой потянул вверх.

Прежде, чем я зажмурился от боли, высоко на балконе я увидел Хозяина с его обычной ухмылкой…

Моё крыло растянулось. Недоразвитые мышцы и неправильно сросшиеся кости расправились в неестественном положении, в котором они не были ещё с тех пор, как я был жеребёнком. Затем, когда напряжение внезапно исчезло, крыло со шлепком вернулось к телу. Едва открыв глаза… я увидел перья во рту рейдера. Он выплюнул их, и толпа тут же начала драться за них. Я испытал отвращение и обиду от такой утраты, закричав про себя. Жеребец наклонился снова и теперь собирался закончить начатое, крепко стиснув крыло зубами у основания. С невероятно болезненным рывком, всё произошло снова. Боль была неописуемой. В глазах помутнело, я начал махать копытами, но рейдеры продолжали держать меня крепко прижатым к полу.

— Оторви! Оторви! Оторви!

Я почувствовал, как мышцы натянулись… Они… они не обращали внимания на мои мольбы.

— Оторви! Оторви! Оторви!

Я чувствовал, как часть моего тела вот-вот готова… ох богини… умоляю!

— Оторви! Оторви! Оторв…

Всё напряжение исчезло с одним щелчком, и моё тело столкнулось с полом. Время для меня застыло, я открыл глаза… и увидел кровь…

Обернулся…

Моё крыло…

Было невредимо.

Звук раздался откуда-то сверху и, подняв взгляд, прямо на моих глазах морда моего мучителя оказалась вмята в череп невероятно сильным ударом копыта.

Течение времени вернулось.

Как и Шестой.

Бросившись в галоп и одним прыжком перепрыгнув через фонтан, он со всей мощью врезался в толпу рейдеров, словно огромное красное пушечное ядро. Тот рейдер, что был надо мной, рухнул безжизненной грудой на пол, в то время, как огромный жеребец, под аккомпанемент хруста костей, помчался в противников. Сразу шесть рейдеров оказались буквально раздавлены его большим телом и копытами. Отброшенные в сторону, будто кегли, они катались по полу, держась за сломанные конечности и раздробленные рёбра.

Но остальные оказались не такими трусливыми, как стража в Яме. Они роились вокруг жеребца, пользуясь для контратаки своим численным преимуществом. Стиснув зубы, Шестой крутился на месте, брыкался и бил, пользуясь всей своей массой. Рейдеры падали на пол с ужасающими следами ударов на телах. Я увидел, как великан, схватив одного из них за жилетку зубами, бросил его с такой силой, что тот пролетел буквально несколько метров и врезался в двух других пони, которые пытались подобраться к нему сзади.

Разобравшись с основной толпой, Шестой перешёл к бою с отдельными противниками. Раздался глухой удар лоб в лоб и единорог, несмотря на наличие у него магии, просто рухнул на месте. Жеребец брыкнулся, и другой рейдер с огромной скоростью врезался в решётку, которая закрывала вход.

Решётка погнулась.

Трое рейдеров воспользовались моментом и, подбежав к нему сзади и с боков, набросились на него. Жеребец зарычал, когда тот пони, что оказался у него на спине, укусил его за шею. Шестой поднялся на дыбы и просто упал на спину. Рейдер закричал, осознав, что не успеет слезть, и оказался просто раздавленным огромным весом. Двое других отступили и стали бросаться в земнопони камнями с помощью магии, заставляя того прикрыть лицо копытом и резко броситься на них. Поражённые скоростью такого большого пони, они оказались пойманы и изуродованы, когда жеребец схватил их головы передними копытами и с силой ударил их друг об друга. Звук был невероятный, словно столкнулись два камня.

Оставшаяся часть группы, ну, чуть больше половины рейдеров, столпилась вокруг.

Шестой взревел и встал между мной и ними.

Сверху прозвучал выстрел. Я застонал, адреналин затих, боль начала возвращаться, и я, наконец, смог оторваться от созерцания этого огромного жеребца за работой. Сверху Хозяин швырнул винтовку обратно одному из своих подчинённых.

— Довольно! Я дал вам награду на всех, а вы вместо того, чтоб делиться, дерётесь, как жеребята за игрушку! Возвращайтесь в свои сраные клетки, пока не поубивали друг друга, придурки!

Рейдеры начали возмущаться. Они уставились на Шестого, рыча и топая. Он ответил им ровно тем же, и его топот заглушил их всех.

— Я сказал ХВАТИТ!

Пони начали расходиться по одному так же, как и пришли, но уходили они с яростным разочарованием в их налитых кровью и пожелтевших глазах. На полу вокруг нас остались лежать десятки рейдеров, которые не могли уйти самостоятельно. Некоторые вообще были без сознания. У меня возникло неприятное чувство, что тот, который держал меня на полу, был убит мгновенно.

Постепенно они убрали их всех, кроме того, что всё ещё лежал на мне. Шестой молча смотрел на них и лишь фыркал, когда они подходили слишком близко. Лишившись возможности подраться, рейдеры могли лишь бросаться оскорблениями.

— Ну и оставь его себе!

— И чё ты хочешь? Завести маленькую семью, а?

— Ты не сможешь прятать нашу награду вечно, предатель!

— Подожди чуть-чуть и ты получишь своё, ублюдок!

Шестой не отвечал. Когда все рейдеры ушли, он посмотрел наверх.

Передо мной оказались двое самых больших, сильных и страшных пони из всех, кого я когда-либо видел. Даже со стороны, не зная о них практически ничего, я чувствовал напряжение и жажду насилия между ними. Фыркнув, Хозяин ушёл с балкона. Его веселье было испорчено.

Не сказав ни слова, Шестой повернулся и взглянул прямо на меня. В воздухе повисла тишина и, несмотря на уход Хозяина, я не чувствовал себя в безопасности. А как иначе, если гигантский пони, вступивший в схватку с целой бандой рейдеров в одиночку и вышедший из неё победителем, теперь шёл на меня. Будучи обездвиженным на полу, от возможных перспектив мне становилось ещё хуже. Пугающие племенные татуировки на его шкуре перемешались с множеством шрамов от пулевых и резаных ран, и всего прочего, что покрывало его невообразимо огромное тело. Я не мог не взглянуть на небольшой кусок болтающейся плоти, оставшейся от его левого уха. Эти странные, налитые кровью глаза смотрели на меня сверху вниз, как будто что-то обдумывая.

Жеребец снял мёртвого рейдера с моей спины и швырнул его в сторону, а затем наклонился ко мне. Я закрыл глаза и громко пискнул от страха, когда он приблизился…

И положил меня к себе на спину. Со стоном от боли в плече, несмотря на страх и недоверие, я оказался на нём. Жеребец повернулся и порысил обратно к одному из открытых магазинов тем же путём, что пришёл.

Я был голый… лишённый всего, что для себя добыл. Я так сильно хотел вернуть свой дневник, чтобы снова посмотреть на успокаивающие рисунки. Непреодолимое желание вновь услышать голос по радио сжимало сердце. Чувство вины за то, что я потерял единственное послание Сандиала в будущее, пробирало, несмотря на полубессознательное состояние от сильнейшей боли и адреналина.

И вновь удача бросила мне маленькую кость, чтобы спасти меня в последний момент. Но все предыдущие разы были кратковременной передышкой, так почему с этим земнопони ситуация должна быть другой? Он однажды уже бросил меня, почему вернулся сейчас? Почему он вообще здесь?

Почему-то я не чувствовал радость, которую должен был испытывать. Я просто хотел вернуть свои вещи и забраться в уютный свинарник, чтобы придумать новый план побега… который на этот раз должен сработать, но теперь уже совместно с кобылой и её жеребцом.

Великан положил меня на грубую лежанку из нескольких слоёв промокшего картона внутри магазина. Это движение причинило мне достаточно боли, чтоб я открыл глаза и завизжал от ужаса, прижавшись спиной к стене. Визг только усилился, когда от подобной активности моя вывихнутая нога сдвинулась с места под кожей. Я больше не смел пошевелиться, уставившись широко открытыми глазами на гиганта, чья фигура почти полностью перекрывала свет, проникающий в магазин через дверь. Жеребец отклонился назад, я замер от вида его грубого и уродливого лица. Он смотрел на меня ещё несколько секунд, а затем поднялся снова.

— Н-не бей меня… мне очень жаль, правда!

— Почему?

Я сжался, пытаясь защитить голову, хоть в этом и было мало смысла. Почему он не должен трогать меня? Я проигнорировал его помощь прежде, а теперь был законной наградой.

— Я прирожденный раб… Я могу помочь тебе. Ты можешь взять мою еду! Я присмотрю за твоими вещами! Просто пожалуйста, не делай мне больно.

Я почувствовал, как у меня перехватывает дыхание.

— Все меня ненавидят и хотят моей смерти просто из-за этих двух отростков на спине. Прошу, Шестой, пожалуйста…

Он наклонил голову набок, а в красных глазах отразилось заметное недоумение. Будучи освещённым только со спины, его мрачный вид говорил мне о неминуемом насилии. Даже я мог понять, что его глаза видели слишком много крови и смерти. Только сейчас мне представилась возможность рассмотреть его получше, и я заметил, что он гораздо старше, чем я думал. Поначалу он казался мне просто взрослым, но его лицо выглядело таким же уставшим, как у жеребца, что давно пережил свой расцвет сил. Может пятьдесят? Или больше? Спрашивать я не собирался.

Я попытался вспомнить тот момент, когда он извинялся, говорил, что я не заслуживаю смерти. Надеюсь, что он всё ещё так думает… или же теперь для него “награда” была важнее?

— Шестой? — пробасил своим грубым голосом жеребец, повторяя мои слова.

Ну конечно… Я так привык думать, что это его имя. Выпалил не подумав.

— Моё имя, — продолжил он, медленно растягивая слова, — не Шестой. И я не собираюсь вредить тебе, пегас.

Я смотрел на него в шоке. Надежда и восторг начали зарождаться внутри, но я быстро подавил их напоминанием о том, что ничего, что я делал в жизни, ещё не закончилось хорошо… так почему в этот раз должно было быть по-другому?

— Тогда как тебя зовут? — тихо спросил я, осторожно ступая на этот тонкий лёд.

Он ответил не сразу, вместо этого отвернувшись в сторону и закрыв глаза. Мне показалось или это была грусть?

— Брим.

Я моргнул, глядя, как его рот медленно произносит один единственный слог. Он замолчал, а затем продолжил.

— Бримстоун Блитц.

— Мёрки Номер Семь. Рад… э.. познакомиться. Спасибо, что спас меня, то есть… Я… я просто…

Я попытался подняться на ноги, чтобы затем встать на колени в знак благодарности. Так я обращался с каждым хозяином, когда они кормили меня; для меня это единственный способ выразить почтение. Но в момент, когда я пошевелился, острая боль пронзила моё плечо, заставив вздрогнуть и снова упасть. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, я тёр свою поврежденную ногу копытом.

— Лежи.

Бримстоун Блитц сел рядом со мной. Это нисколько не уменьшило нашу разницу в росте. Он потянулся своими огромными копытами и взял мою ногу с удивительной осторожностью.

— Где болит?

Я дрожал от страха, но его угрожающий вид и преимущество в размере просто не позволяло мне воспротивиться.

— М-моё плечо… пожалуйста, не…

Я почувствовал, как его копыто начало гладить область плеча. Снаружи проходящие мимо рейдеры хихикали, слыша мои жалкие визги и всхлипы, пока жеребец гладил сустав.

— Ноо, просто небольшой вывих.

Я ахнул. Просто?

Бримстоун осмотрел плечо, а затем медленно кивнул.

— Потерпи, Мёрки Седьмой, я могу его вправить.

— Я…я не уверен… пожалуйста, может, лучше врача… у Протеже есть…

— Заткнись и прикуси картонную подстилку. На счёт три.

— Я… нет, я…

— Раз.

— Может, я..

Прозвучал внезапный щелчок.

— А-А-А-А-А! — громко закричав, я отдёрнул ногу из его хватки.

Брим, казалось, улыбнулся лишь одной половиной лица. Снаружи послышались насмешки о “жеребячьем нытье” от очередных рейдеров.

— Ты сказал на счёт три! — обиженно пискнул я, потирая плечо.

— Зато ты перестал ныть, разве не так? — Брим тихо фыркнул.

Я проверил ногу: она снова двигалась, хотя это было невероятно больно и непривычно. Я даже не хотел представлять, насколько это могло бы быть больно, если бы я затянул с этим ещё дольше. Моя голова упала на подстилку, а пот струился по лбу.

— С-спасибо, кстати. И я не ныл… я просто жаловался…

— Ну, конечно.

Бримстоун отошёл и сел у старого прилавка, глядя на дверь. Только теперь я мог нормально взглянуть на то место, что было его домом. Большая часть товаров исчезла, но на старых плакатах были рисунки с разной одеждой. Я видел красивых единорожек в платьях, высоких и сильных жеребцов в костюмах и множество других, более простых нарядов. В углу магазина стояли пустые стойки на которых, как я представил, раньше висели всевозможные одежды.

В другом углу висело множество потёртых и выцвевших плакатов с изображениями симпатичных кобыл в носочках. Чтобы сфокусироваться на более важных вещах, мне пришлось бороться с внутренним желанием нарисовать одну из них. Да и мой дневник всё равно пропал.

По другую сторону входной двери магазина было не так уж много интересного, просто обычная общая зона. Прилавок перекрывал четверть магазина сбоку от двери, и на нём не было следов кассового аппарата. За ним, я увидел дверь, вероятно, ведущую в подсобку. Несмотря на моё всё ещё затуманенное сознание, я могу поклясться, что Брим специально сидел так, чтобы охранять эту дверь.

Он обернулся на меня. Я сжался по привычке.

— Ты не заслужил того, что они с тобой сделали, Мёрк.

— Другие так не думают… почему ты не ненавидишь пегасов?

Брим моргнул, сел на пол и тяжело вздохнул, фыркнув.

— Я ненавижу пегасов. Эти пернатые ублюдки сидят на своих облаках и издеваются над нами, специально отказываясь помогать. Если живёшь достаточно долго, то начнёшь замечать их следы в небе. Но ты? Ты рождён на Пустоши, это точно.

Он кивнул головой в сторону рейдеров, большая часть которых собралась на противоположной стороне Молла.

— Кроме того, я не в праве осуждать других, так что не мог просто сидеть и смотреть, как они с тобой расправляются.

Я вздрогнул и сжался плотнее, опустив копыто на крыло. Зрелище вырванных перьев, жгучая боль… они собирались…

Это натяжение. Ощущение, что часть меня вот-вот оторвётся. Я ненавидел свои крылья, но они были мои. Тяжёлые воспоминания этого травматического дня начали собираться в голове. Сотни рабов и стражей узнали, кто я такой. Все мои вещи отобрали. Хозяин… о, Луна, он сделал мне так больно.

Я просто не мог… не мог…

Несмотря на смущение, я просто разрыдался перед ним. Дрожа и хныкая, я пытался отвернуться. Бримстоун проследил за моим взглядом, а затем просто покачал головой.

— Слишком слабый. Не знаю, как ты прожил так долго если всё, что ты делаешь — это плачешь.

Я обернулся и сквозь слёзы взглянул на него.

— Я не знаю, как быть сильным. Я пытался сбежать… и теперь стало только хуже.

Блитц насупил брови и громко фыркнул.

— Почему?

Я продолжал хныкать и просто не мог посмотреть ему в глаза.

— Потому что… потому что теперь они знают, что я пегас. Разве не ясно, я пони, рождённый для их ненависти…

Жеребец удивлённо взглянул на меня.

— Ты звучишь так, будто чувствуешь вину за то, что ты пегас. Как будто веришь во все эти гневные речи о том, что ты виноват в грехах прошлого, которые совершили другие пони. С чего бы это? Не обращай внимание, ты не обязан чувствовать вину. Но будь осторожен с теми, кто винит тебя, а особенно с теми, кто не может простить обиды уже давно мёртвым пони.

Бримстоун что-то проворчал, ритмично стуча копытом по прилавку с такой силой, что тот дрожал.

— Ты ещё узнаешь, что есть вещи, на которые просто нельзя закрывать глаза.

Пытаясь восстановить дыхание, я сел, вытер глаза грязными копытами и поморщился, когда случайно задел язвы от лучевой болезни на лице. Сглотнув, я решил ответить.

— Что ты имеешь в виду? О чём ты говоришь?

Его передняя нога перешла от постукивания по прилавку к одному быстрому и сильному удару, который заставил меня вскрикнуть от неожиданности и закрыть уши. Приоткрыв глаза, я увидел как он, стиснув зубы, уходит от меня к двери магазина, с каждым шагом топая копытами всё сильнее и сильнее.

— Ты говоришь так, будто это был маленький проступок, небольшая ошибка, Мёрк. Нет, это была ошибка, длинною в жизнь. Есть бандиты, гули, порча, а есть такие пони, как я.

Что-то щёлкнуло в моей голове. Рейдеры назвали его “предателем”.

— Ты… ты был одним из них… ты бывший рейдер!

Одна из его огромных ног вытянулась вперёд и с грохотом закрыла решётку магазина. Громкий железный лязг заставил меня отпрыгнуть. Дрожа, он встряхнул головой, а затем повернулся и быстро пошёл в мою сторону с яростью в глазах. Татуировки и шрамы перекатывались на теле великана. Я начал отступать назад, но быстро обнаружил, что позади меня стоит стена.

— Нет. Я не бывший рейдер.

Прежде, чем я вообще понял, что происходит, огромный пони обхватил меня ногой, поднял в воздух и прижал к стене за шею. Я пытался кричать, но вместо этого только подавился из-за сильного давления. Я дёргался, пытаясь освободиться, но это было бессмысленно, ведь мои ноги оказались в метре над полом. Я встретился с ним взглядом и услышал рёв, полный безумного гнева. В его глазах я видел, что долгие годы он был на грани безумия, а причина ярости была в том, что я решил подумать о нём как-то иначе, чем на самом деле.

— Я и есть рейдер, — произнёс он с едва сдерживаемым гневом. — Позади осталась жизнь дольше, чем у многих на Пустоши, посвящённая жестокости ради выживания! Вы сидели в защищённых загонах, пока я сражался на Пустоши. Если бы я встретил тебя, Мёрк, я бы раздавил тебя точно так же, как только что пытались сделать эти ублюдки. Да я бы сам оторвал эти маленькие крылышки. Я убивал, резал и ломал любого пони в любое время, если он не был в моём клане и всё это дольше, чем ты вообще живёшь на свете. Раньше я бросал таких пони, как ты, жестоким садистам в качестве подарка.

Я сжался от страха, глядя на огромного рейдера. Эти глаза… Он говорил правду. Он был зол: на меня или же на себя, я не мог сказать. Жеребец тяжело вздохнул, а затем опустил меня на пол и отвернулся. Он покачал головой, но я не видел его лица и не мог понять, о чём он думает. Тем не менее, по его голосу нельзя было сказать, что он на меня злится. Скорее, в нём слышалось сожаление о том, что он сейчас сделал.

— Ты не можешь просто повернуться спиной ко всем тем страданиям, что ты причинил, ко всей той хуйне, что успел натворить, и просто сказать “ну всё, теперь я бывший рейдер”. Это так не работает!

Я почти задыхался от страха. Мой разум представлял меня в роли этого бедного жеребца. Он был рейдером. И он был больше, чем те психопаты снаружи. Несмотря на Яму, несмотря на то, что он спас меня, теперь я был в плену у рейдера. Я молился, чтобы моё мысленное предположение о том, что он больше не хочет впадать в это безумие, было правдой.

— Так… так почему ты остановился?

Жеребец закрыл глаза и сделал глубокий вдох, видимо, пытаясь успокоиться. Теперь, я видел эту тонкую грань между его состоянием и безумной яростью рейдера, что вырвалась наружу до этого. Может у него тоже был голос в голове? Мышление рейдера, как у меня мышление раба?

— Богини всегда следят за нами, Мёрк. Ты веришь в них?

Жеребец понизил тон. Он смутился из-за своей вспышки гнева? Я неуверенно кивнул и с радостью для себя обнаружил, что его лицо расслабилось.

— Можно сказать, что Филлидельфия подарила мне определённые перспективы. Посмотреть, каково быть с другой стороны. Это хорошее место для таких пони, как я, ведь здесь нас заставляют работать и делать что-то великое вместо тех, кто этого не заслуживает. Вместо таких, как ты. Но я не работаю просто для того, чтобы отстроить Эквестрию… нет.

Он приковал меня взглядом. Он был абсолютно серьёзен.

— Я принимаю своё рабство. Только в этом месте я смог получить хотя бы каплю надежды на искупление всех тех грехов, что я совершил на глазах у двух Богинь. Первая причина заключается в том, что я хочу оставить это безумие позади… а вторая причина…

Бримстоун опустил голову и, выглянув наружу, огляделся по сторонам на других рейдеров. Я видел, что они всё ещё продолжают огрызаться друг с другом из-за невымещенной злости. Наконец, жеребец резко обернулся.

— Возможно, тебе стоит взглянуть самому. Ты можешь стоять?

— Я… думаю да…

Меня шатало, но теперь нога могла хоть как-то двигаться, а не была просто застывшей в бесконечной боли. Бримстоун кивнул на дверь, но тут же остановил меня копытом. Я почувствовал себя так, будто врезался в кирпичную стену.

— Я тебя предупреждаю. Если ты попытаешься сделать, что угодно, я убью тебя на этом же месте. Всё понятно?

Я тут же кивнул и отстранился. Я в одиночку добрался до Стены. Думаю, я могу послушать его команду. Опустив копыто, он пропустил меня в подсобное помещение магазина. Я пытался не думать ни о чём лишнем, когда обнаружил, как там было темно…

Шум от рейдеров снаружи теперь заглушался стенами. Освободившись от их насмешек и криков друг на друга, я обнаружил себя в на удивление тёплой и спокойной подсобке магазина. Бримстоун шёл передо мной, и за его огромной фигурой я не видел ничего, кроме небольшого источника света в дальнем углу комнаты.

Он остановился. Я понял это только в тот момент, когда столкнулся носом с его задней ногой и отстранился, потирая морду. Брим слегка повернулся, ухмыляясь над моей неуклюжестью.

— Ты бы и в Стену вбежал с разгона?

— Я просто устал, — пробубнил я. — Последнее, что было хоть немного похоже на отдых, это когда я лежал под наркозом после пулевого ранения.

— Ну, можешь отдохнуть чуток. В ближайшее время, мы не понадобимся на работе.

Жеребец отошёл в сторону и поднял копыто. Я увидел, что он очень внимательно меня рассматривает.

— А теперь… хочешь узнать вторую причину, из-за которой я бросил жизнь рейдера?

Я пошёл туда, куда он указал копытом. Вокруг были складские полки, а впереди стоял старый диван рядом с магическим светильником, который сиял слабым оранжевым светом. На диване, к слову, лежала кобыла.

Я не знаю, чего ожидал. Может, что это будет та кобыла? Но нет, встреченная мною ранее была такого же возраста, как и я. Эта же хоть и тоже была единорожкой, но она выглядела старше меня на шесть или семь лет.

Она спала, прикрывшись одеялом, сшитым из множества кусочков ткани. Незаметно для себя, я из любопытства пошёл к ней. Что в ней особенного? Но, обернувшись на Брима и заметив его взгляд, я остановился на месте. Ладно, ладно! Ничего лишнего не делаю! Смотри, как я не делаю ничего лишнего! Даже не двигаюсь, даже не дыш…

Кобыла закашлялась и задрожала, несмотря на то, что была укрыта одеялом.

Она была больна. Её пепельная шёрстка казалась мокрой от пота, а короткая двутонная розовая грива спуталась на голове. Вокруг кобылы лежали, по всей видимости, их с Бримом вещи. Не сильно много, но мой глаз обратил внимание на небольшую шкатулку, наполненную маленькими сияющими сферами. Кобыла зашевелилась и, застонав, медленно проснулась, а мой взгляд тут же прилип к ней.

— Б-Брим…?

Её голос был слабым и дрожащим от болезни. Я знал эти симптомы очень хорошо и тут же понял, что у неё такая же острая лучевая болезнь, как у меня. Жеребец осторожно шагнул вперёд и опустился на колени рядом с ней, поразив меня той осторожностью, с которой он это сделал.

— Я здесь, Глиммер, — его голос был мягче, чем когда-либо до этого. — Отдыхай.

Она не послушала. Вместо этого, я увидел, как её взгляд блуждает в темноте, даже не замечая меня, но затем она всё же сфокусировалась на мне.

— Кто…

Кобыла моргнула своими блестящими голубыми глазами. Даже будучи больной, я видел в её взгляде какую-то жизненную искру.

— Иди сюда… не… не бойся…

Она поманила меня копытом. Я взглянул на Брима, который поднялся и отошёл в сторону, кивнув мне. И тем не менее, я всё равно легко мог распознать этот взгляд, говорящий “одно неверное движение, и ты не выйдешь из этой комнаты живым”.

Хромая, я осторожно подошёл к ней и опустил голову.

— Ох… маленький земнопони, ну разве ты не… милашка…

Она с большим усилием выдохнула, прежде чем попытаться улыбнуться, несмотря на лихорадку, которая терзала её. Я предположил, что она не заметила моих крыльев в темноте на фоне тёмно-зелёной шерсти.

— Я… меня зовут Мёрки. Простите… Мёрки Седьмой.

— Гли…

Она вздрогнула так сильно, что прервалась на полуслове.

— Глиммерлайт. Рада… ухх…

Казалось, что даже такой недолгий разговор уже сильно утомил её. Но, тем не менее, она вытянула копыто и, коснувшись моей щеки, осторожно подвинула мою голову в сторону, чтобы увидеть что-то позади меня. Я закрыл глаза, думая, что она заметила крылья.

— Какая прекрасная кьютимарка…

Она прошептала это, улыбнулась, а затем, потеряв остаток сил, легла обратно на диван. Я услышал, как Бримстоун приближается, судя по тяжёлому топоту копыт.

— Отдыхай, Глиммер. Береги силы. Мёрк, жду снаружи.

Мне тяжело было сдвинуться с места. Что вообще она имела ввиду, когда сказала, что моя кьютимарка прекрасна?! Эти отвратительные оковы на боках — оскорбление моего желания быть свободным! Я хотел потянуться к ней и разбудить, чтобы спросить… но почему-то не мог набраться смелости. Полагаю, что она сказала это из-за лихорадки. Просто не разглядела. Она даже не заметила мои крылья. Кроме того, зачем мне вообще слушать чьи-то комментарии по поводу моей сраной кьютимарки? Я знал, что именно она значит и однажды докажу, что кобылка не права.

Ну, конечно, ещё одной причиной, по которой я не стал будить её, был огромный рейдер, пообещавший оторвать мне голову, если я сделаю хоть одно неверное движение….

Вернувшись в магазин, я повернулся к Бримстоуну. Глиммерлайт меня заинтересовала. Что она для него значит? Я выпрямился, как только мог на своих трёх относительно здоровых ногах и проследил взглядом за жеребцом, который вернулся за прилавок.

— Так… ты и она… то есть… вы двое… эм…

— Мы что?

— Ну знаешь… вместе? Ты поэтому перестал быть рейдером?

Он рассмеялся. Басовитый и глубокий смех, после которого он просто покачал головой.

— Малыш, я гораздо старше неё. Как тебе вообще в голову приходят такие мысли?

Я почувствовал, что покраснел. Ладно, в этом был смысл. Но тот уровень заботы, который он проявлял по отношению к ней…

Бримстоун покашлял в копыто и, задрав голову, взглянул в потолок. Могу поклясться, что после этого, его голос стал другим, менее грубым и более задумчивым. Я снова заблуждался, думая об этом жеребце, как о диком звере, когда он, в свою очередь, показывал себя очень цивилизованным. Этот его тон внушал в меня надежду, что он на самом деле такой, а не просто дикарь, каким кажется снаружи.

— Когда меня привели в Филлидельфию, то сразу бросили на тяжёлую работу. Перевозка грузов, питание шестерней и прочее. Я втянулся в это и, после того, как меня пару раз спустили с небес на землю, идея о том, что я смогу отработать свои грехи перед Богинями была… привлекательной. Единственная же причина, по которой они держали меня, заключалась в том, что моя ценность в качестве собственности Красного Глаза перевешивала то, как я себя вёл. Я издевался над другими рабами, избивал их, а когда стражники пытались усмирить меня, то я просто убивал их.

Он сказал это так просто, как будто это было такое же действие, как и любое другое.

— В конце концов, я встретил Глиммер, после моей второй победы в Яме, куда меня отправили за убийство. Трое рейдеров рядом со стадионом словили её в перерыве между сменами и пытались украсть вещи… ну, как обычно. Я вмешался и разобрался с ними всеми. Но когда я держал одного из них на земле и уже был готов раздавить ногой его голову… она начала умолять, чтоб я не делал этого. Глиммер умоляла меня пощадить тех, кто навредил ей ради собственной выгоды. Такое… случилось со мной впервые. Когда они ушли, я знал, что мне нужно защищать её. С возрастом, я стал больше думать о жизни. Кое-кто в нашем клане до того, как нас поймали, уже говорил о… хм…

Он замолк на середине предложения, заставив меня задуматься, о ком же он говорил. И всё же Глиммерлайт была для него опорой. Я видел, как он постоянно оглядывается на дверь. Видимо, мысли о том, что её терзала болезнь, с которой не могла справиться вся его невероятная сила, не давали ему покоя.

— Глиммерлайт — это что-то уникальное на Пустоши, Мёрк. По крайней мере, из всех тех пони, которых я повстречал. Она умеет прощать. Её дом разрушили рейдеры, а тех, кого она считала близкими, изнасиловали и убили на её глазах. Глиммерлайт взяли в плен и продали в рабство в Филлидельфию. Вся её жизнь была разрушена; всё, чего она достигла на Пустоши, исчезло.

Я хныкнул и лёг на пол, чувствуя, как слеза бежит по моей щеке. Взгляд этой кобылы был полон жизни, несмотря на болезнь…

Бримстоун вздохнул и затем сделал то, чего я не ожидал.

Он улыбнулся.

— Но она не ненавидела никого из них. Я не думаю, что она вообще умеет ненавидеть. После всей пережитой боли, всё, чего она хотела, это просто забыть о плохом, как можно скорее. Почему-то она всё ещё думает, что этот мир может стать лучше, что однажды она выберется отсюда и вернётся к хорошей жизни, как будто ничего не случилось. Вот почему я забочусь о ней. Глиммер — хорошая пони, и я никогда не смогу стать таким же. Она заслуживает моей защиты до тех пор, пока не реализует свой план побега или не пройдёт эти два года на службе. Будто сами Богини послали её мне для искупления. Будто она создана для того, чтобы быть моральным компасом для меня. В этом мире есть место добру, Мёрк, но…

Это… это что, слёзы? Он быстро отвернулся и, подойдя к двери магазина, поставил на неё копыто и взглянул вверх на стеклянный купол Молла. Оторвавшись от картонной подстилки, я взглянул на большого земнопони, которого освещал тусклый жёлтый свет солнца, пробивавшийся через облака. Его уставшее лицо выражало одновременно грусть и счастье. Медленно, он повернулся ко мне с печальной улыбкой.

— Пустошь забрала у неё всё, Мёрк. Она уничтожила её… и кобыла простила за это. Ты можешь представить себе что-то более прекрасное, чем это?

Прежде, я уже лишался своего дневника. Прежде, я уже лишался моего… то есть ПипБака Сандиала.

В этот раз, у меня не было ни того, ни другого, и я просто ждал, когда жизнь будет двигаться дальше и что-то произойдёт. Тем не менее, в течении долгого времени, когда Бримстоун ушёл проведать Глиммерлайт, у меня было о чём подумать. В особенности о странной и трагической истории этой пары пони. Бримстоун оказался совершенно не таким, каким я о нём думал. Рейдер по призванию, чью агрессию сдерживал только поиск искупления и больная кобыла, которая смогла растрогать даже его.

К тому же, её история тронула и меня.

Тем не менее, несмотря на очевидную неординарность этой пары, одна вещь занимала мой разум больше всего.

У Глиммерлайт был план побега из Филлидельфии.

С момента, как меня подстрелили у самой Стены, всё моё мышление перевернулось с ног на голову. Хозяин сломал меня и приговорил к двум годам заключения. Казалось, что вознаграждением за все попытки стало ещё большее бремя рабства. Я уже был готов погрузиться в рутину и смириться с ужасом, если бы мне не удалось найти спасательный круг. Но вдруг из ниоткуда появляется этот маленький лучик надежды. Эта кобыла, Глиммерлайт. Бримстоун сказал, что у неё есть план.

Это немного. Я ничего не знал о нём. Может, она не захочет брать меня с собой.

Не важно! Я должен попытаться! Мне ничего не оставалось. Я сейчас жив, только благодаря остаткам своей решимости. Едва ли мне теперь удастся выбраться в одиночку, так что оставалось надеяться, что Глиммерлайт будет той пони, что поможет мне вновь встать на ноги. Мне нужно было как-то ей помочь. Помочь Бримстоуну спасти её жизнь. Чего бы это ни стоило, нравится мне это или нет, но незнакомая кобыла была единственным путём к свободе.

Брим оставил меня в зале магазина, сославшись на то, что моё присутствие вызывает у Глиммерлайт интерес, и она вместо отдыха пытается снова поговорить со мной. Я думал спросить у жеребца, что именно с ней не так, но, честно говоря, это был просто способ завязать разговор. С момента своего признания, Брим стал ещё угрюмее, чем обычно, словно стыдясь того, что он так открыто говорил со мной. Тем не менее, я и так знал, что именно терзало кобылу, и в чём она нуждалась. В конце концов, я ведь болел тем же самым, верно? Лучевая болезнь. Мой случай немного отличался из-за того, что у меня было ещё и радиационное поражение лёгких, но принцип был тот же. От лучевой болезни нужен Антирад. Не самая частая вещь в Филлидельфии, как я выяснил на своём горьком опыте.

Я дрожал и потирал плечо, сжавшись в клубок на картонной подстилке Бримстоуна. Я всё ещё не свыкся со своим переездом. Слишком много всего произошло, слишком много эмоций и переживаний. Я был испуган, мягко говоря, но что мне ещё оставалось? Раньше Филлидельфия презирала меня за то, что я был мелким слабаком, который ничего не может и создаёт кучу проблем. Но теперь, меня открыто ненавидели. Будучи пегасом в Филли, я был словно маяк, к которому они все могли прийти и объединиться ради единой цели — ненависти. Теперь каждый пони, которому я попадусь на глаза, будет сообщать о моём действии. Как вообще можно сбежать в таких условиях? Будто бы все пони в этом городе хотели убить меня, просто из-за того, что у меня были крылья.

Ну почему я? Почему они должны были ненавидеть именно меня? Я не хотел, чтобы меня ненавидели…

Эта мысль причиняла боль. Сильную боль. Стоило всего лишь выглянуть наружу и можно было увидеть целые толпы безумных пони, готовых по одному лишь слову стереть такого ничтожного жеребца, как я, в порошок. Я никогда и никому не вредил за свою жизнь.

А что если Глиммерлайт была такой же? Что если Бримстоун был предвзят или просто не знал никого лучше, чем она? Что если она увидит мои крылья и откажется помогать?

Как бы я ни старался с этим бороться, страх оказаться отвергнутым всегда был у меня в голове. И мне надо было подавлять его.

— Шевелите ногами и идите на склад! Вперёд!

Голос прозвучал с главного торгового этажа Молла, и я увидел, как рабовладельцы подскочили со своих мест и куда-то сорвались.

Хозяин.

Даже сейчас я всё ещё пытался осознать ту колоссальную угрозу, что он представлял. Ужас заключался в том, что он воздействовал на меня не столько страхом перед болью или наказанием, сколько страхом понимания того, что он являлся тем пони, которому было предначертано судьбой владеть мной. Он умел проникать мне в голову и делать больно, даже не прибегая к насилию. Как минимум, это доказательство того, что он был рождён, чтобы командовать мной и понимать, что именно может повлиять на меня. Как я ни старался, но я не мог спорить с тем фактом, что он воскресил во мне раба. Я пытался убежать от него и даже поднялся, чтобы противостоять ему, когда он угрожал кобыле. Но стоило мне остаться с ним наедине и… и…

Твоё имя Номер Семь…

Кьютимарка с кандалами, мне нравится. Уже готов поймать тебя, если ты когда-нибудь попробуешь сбежать…

Так ты неожиданность, Номер Семь? Седьмой по счёту? Твою мамочку отымели рейдеры, да?

А что если это был я, а?

Ты рождён рабом, будешь жить рабом и умрёшь рабом!

Я просто уткнулся головой в свои копыта. Куда мне теперь двигаться? Что мне теперь делать? Я хотел помочь этой кобыле, но всё опять могло пойти не так, как надо.

Знакомый шелест заставил мою шерсть встать дыбом. Инстинктивно, я подскочил на месте, вскрикнул и схватился за шрам на боку. Отличительный цокот когтей по бетону дал понять, что сразу за дверью магазина приземлилась Раджини. Она тут же вытащила свою магическую винтовку и стала внимательно наблюдать за рейдерами вокруг. Клокоча, гриффина повернулась в мою сторону. У меня снова возникло то неприятное чувство, будто меня преследуют.

— Мёрки Седьмой?

Я кивнул, надеясь, что Бримстоун вернётся, желательно, прямо сейчас.

— Хозяину требуется твоё присутствие в кабинете. Только твоё.

Каждый мускул в моём теле напрягся. Я хотел бежать. Но куда? Мы были закрыты внутри этого Молла.

— Не заставляй меня нести тебя, цыплёнок.

Я заметил её ухмылку и взгляд. Она кивнула в сторону двери, ведущей с площади.

— Я… я пойду…

Я почувствовал, как часть меня вопит о том, что я должен пытаться задержать её, пока Бримстоун не вернётся. Если бы встречи требовали Хлыст или Слит, я бы согласился. Но Хозяин был другим.

— Сейчас же, Мёрк!

Когтистая лапа переступила порог магазина, властный голос гриффины пробудил дремлющие во мне инстинкты, которые я полагал, стали давно побеждёнными. Хозяин измывался надо мной не только физически. Я начал чувствовать себя так же, как перед Ямой.

— Прошу прощения, уже иду.

Я смиренно поднялся и похромал к двери. Раджини держала наготове свою энерговинтовку, а мелкокалиберная снайперская, которая чуть не лишила меня жизни, висела у неё на спине. Глядя на гриффину, стоящую на задних лапах, меня охватила новая волна зависти к её размерам. Ну почему все должны быть больше меня? Ох, где же ты, Обитательница Стойла… только ты можешь понять все тяготы бытия коротышкой.

— Следуй за мной, цыплёнок. Шаг не в ту сторону, и во второй раз я не промахнусь в твою голову.

И снова прозвище. Цыплёнок? Это грубо.

Следуя за чёрной гриффиной, я увидел, как один из рейдеров мне машет. Остановившись всего на миг, он поднял три моих пера и истерически расхохотался. Вздрогнув и пытаясь контролировать свои эмоции, я продолжил идти вслед за Раджини. Только когда решётчатая дверь зала распахнулась, я понял, что вскоре получу ещё больше измывательства от Хозяина. Узкие коридоры постепенно перешли в помещения стражников, в которых в прошлом точно так же были комнаты охраны, и, наконец, мы подошли к лестнице, ведущей к служебным и складским помещениям на верхних этажах. С каждым шагом, я чувствовал, что становлюсь всё медленнее и неувереннее. Поднявшись по лестнице, мы оказались возле столовой, где я настолько отстал, что Раджини пришлось ударить меня прикладом винтовки, чтобы заставить поторопиться. Этот удар дал мне дополнительный стимул, но когда мы, наконец, добрались по коридорам до толстой дубовой двери, меня поразило осознание. В прошлом это был кабинет директора. Мы оказались на месте. Ноги подогнулись подо мной от инстинктивного нежелания снова встречаться с ним. Я просто не мог снова… только не снова… только не снова…

— Раджини…

— Не называй меня по имени.

— Простите, — прошептал я, не понимая, как же тогда мне её называть. — Вам… вам же не обязательно делать это… правда?

Гриффина развернулась на месте и схватила меня когтями за горло. Эта смена настроения была настолько внезапной, что я даже не успел закричать.

— Внутрь, он ждёт тебя.

— Прошу! — взмолился я, и она бросила меня на пол, где я тут же расплакался и со страхом на лице обратился к ней. — Я больше не выдержу…

— Внутрь!

Раджини распахнула дверь и практически швырнула меня внутрь, тут же закрыв. Я сжался на полу и услышал, как кто-то начал шагать ко мне. Зажмурившись, я подумал о том, смогу ли заставить всё это исчезнуть… игнорировать всё плохое, воспользоваться воображением… как тогда на хелтер-скелтере… ведь смогу? Воображение — это мой холст. Игнорировать боль… Игнорировать боль…

— Мёрк, я должен спросить тебя, почему ты боишься. Я уверяю тебя, что не причиню вреда.

Этот голос…

Открыв глаза и утерев слёзы, я взглянул на хозяина, которого имела ввиду Раджини.

Протеже стоял передо мной, держа стопку книг в телекинетической хватке и с любопытством изучая меня. Это любопытство сменилось замешательством, когда я чуть не потерял сознание от нахлынувшего облегчения.

— Я хотел поговорить с тобой ещё раз, Мёрк. Сожалею, что в прошлый раз нам не представилась такая возможность. Кроме того, я надеялся, что после того, как тебя приведут в порядок и накормят, твоё состояние улучшится…

Я сел перед его столом на старый красный ковёр, который, может, когда-то и был толстым и красивым, но теперь выцвел и истлел. В целом, кабинет Протеже был чем-то совершенно непохожим ни на что иное. Мебель в старой комнате была отчасти хорошо отреставрирована, отчасти полностью заменена на новую. Как, например, толстый и богато украшенный письменный стол, а так же большие книжные полки; каждая была наполнена множеством старых томов в перемешку со свеженапечатанными книгами с фабрик Красного Глаза. Качественные магические светильники придавали всему помещению приятные янтарные тона, а огромное окно на стене было заменено и укреплено, чтобы через него можно было наслаждаться видами величественного и ужасающего промышленного комплекса Филлидельфии. В промежутке между книжными шкафами в стену был врезан большой сейф. Из кабинета виднелись примыкающие помещения, их двери были открыты. Там стояла ванна и две спальни: я не успел рассмотреть, но одна из них явно принадлежала ему, а другая была гораздо меньшего размера и представляла из себя переделанный глубокий шкаф. Каким бы вежливым он ни был, даже я мог понять, что большая таблица на стене являлась графиком отправки нас на смерть в Стойла и заражённые подземелья.

И повсюду царил беспорядок.

Книги были разбросаны: на его столе, на креслах рядом с дверью и даже на подоконнике. Я заметил, что какая-то часть лежала даже на его кровати. Громоздкий терминал на столе (на котором, естественно, тоже лежала книга) был почти весь залеплен бумажками с напоминаниями.

— Да, вот такой вот мой дом, Мёрк, — жеребец говорил с лёгкой ухмылкой, наблюдая, как у меня от окружения начинает кружиться голова. — Раджини первоклассная подчинённая и телохранитель, но у неё нет задачи следить за моими вещами. Я извиняюсь за беспорядок.

Этот приятный тон меня не успокаивал. Чёрный единорог вернулся к столу, сел за него и начал листать какой-то журнал, страницы которого были полностью скрыты от меня стопками бумаг. Пока он листал, я видел, как его глаз останавливается на каждой странице и осматривает её в течении какого-то времени, после чего он переходил к следующей.

— Зачем вы меня вызвали? — я специально говорил так, чтобы убрать у него эту надменность в речи.

Протеже поднял бровь и оторвал взгляд от страниц.

— Никакого “господин” по отношению ко мне? Как необычно. В основном, рабы боятся наказания за невежественность. Но, с другой стороны, ты явно необычный, Мёрк. Пегас, пытавшийся сбежать через Стену, чтобы обрести свободу, которой он был лишён от рождения… в этом есть какая-то романтика, ты так не думаешь?

Технически, я планировал сбежать под Стеной, но не думаю, что это уточнение принесло бы мне какую-то пользу. Однако, как я ни старался, всё, что я мог вспомнить — это страх, боль и кровь. Нет ничего “романтичного” в том, что ты лежишь в луже собственной крови и молишь подстрелившего тебя грифона о пощаде.

— Я облажался, вы знаете…

— Да, Мёрк. Но очевидно, что я не одинок в своих чувствах, несмотря на то, что ты думаешь.

Его рог зажёгся красной магией и он поднял то, что рассматривал всё это время. Я едва не бросился с места к его столу. Мой дневник! Я даже видел свой последний рисунок пегаса, который свободно перелетает через Стену. Видя моё страстное желание вернуть дневник, Протеже поднял копытом, чтобы остановить меня.

— Не переживай, я намереваюсь вернуть его тебе прежде, чем ты покинешь этот кабинет. Однако, я провёл последний час, листая его. Эти картинки… рисунки… это очень интересный и альтернативный способ интерпретировать свои жизненные переживания. Альтернативный относительно речи, которую я так люблю использовать. Кажется, ты рисуешь сердцем, судя по эмоциональной окраске некоторых из этих…

Он пролистал страницы и передо мной появился последний рисунок, который я подсознательно нарисовал до своего отправления в Яму, где лежал перед своим убийцей. Положив дневник, жеребец продолжил листать, но уже в обратную сторону, глядя на рисунки моей прошлой жизни. Я даже был немного рад, что он спрятал его от меня. Я не хотел видеть того, что мог нарисовать под гнётом тяжёлой рабской жизни.

— А ещё у тебя определённо есть собственный вкус, когда речь заходит о формах и определённых ракурсах других пони… кажется, под некоторыми углами ты становишься очень наблюдательным…

Он что, пролистал все мои рисунки?

Протеже поднял взгляд. Это была понимающая ухмылка или же он просто считал это нормальным?

— Мёрк? Почему ты краснеешь?

— Эм… нет! Просто так… то есть, м… нервничаю, новое место… и всё такое…

— Понятно…

Улыбка не исчезла с его лица, когда он отложил дневник в сторону и скрестил ноги на столе. Я изо всех сил старался не начать биться головой об пол от смущения.

— Ну, судя по твоим рисункам, ты побывал в нескольких местах, прежде, чем оказался здесь. Раб на всю жизнь… не очень весело, да?

Румянец быстро сошёл с моих щёк (мне действительно пора завести второй дневник для личных рисунков…), и я взглянул на него своим лучшим “а тебе откуда знать?” взглядом. Если его это и беспокоило, то он явно не подал виду.

Вместо этого жеребец просто улыбнулся и вернулся к своим книгам. Он подобрал их магией и перенёс в сторону, а затем подозвал меня ближе к своему столу. Я сел перед ним точно так же, как делал это в кабинете Викед Слит.

— Должен признать, что был очень разочарован, услышав, что тебе отказали в возможности обучения чтению и письму. Это настоящая трагедия.

Он поднял старую красную книгу. Я изо всех сил старался не выглядеть раздражённым из-за того, что мне вновь указали на неграмотность.

— История Эквестрии до войны, очень старый том. Способность сесть, прочитать и изучить, как всё было устроено до того, как всё закончилось. Если бы только больше пони могли тратить время вот так, то, вероятно, большая часть из всех этих неприятных дел не понадобилась бы сейчас. Мне очень жаль, что такие пони, как ты вынуждены проживать свои годы вот так.

Вероятно, он заметил мой недоверчивый взгляд.

— Нет, правда, мне жаль. Отчасти именно поэтому я потратил столько собственных ресурсов, чтобы выследить тебя и уговорить Стерн оставить в живых. Ты интересен мне, Мёрк. В чём-то мы не так уж отличаемся. Я знаю, что ты чувствуешь, проходя через всё это, понимаешь? Если можно так выразиться, приводя тебя сюда, я ставлю перед тобой цели, более высокие, чем просто свобода.

Что он имел в виду, говоря это? Мои нервы начали сдавать, когда я услышал последние слова. Более высокие цели? Моё сердце стало биться чаще. Лучше, чем Хозяин или нет, он всё ещё был моим “официальным” хозяином. Он всё ещё был обычным рабовладельцем и не важно, как часто он говорит “рабочие” вместо “рабы”. Он всё ещё предпочитал использовать в качестве ресурса меня, а не другого пони. Я неуверенно отвёл взгляд и прикусил губу.

— Мёрк?

Протеже поднялся и двинулся ко мне. Что-то щёлкнуло в моей голове. Этот красный глаз приближается… я лежу и умираю под Стеной… Хозяин заводит меня в камеру, чтобы… чтобы…

Я отскочил назад от Протеже. Услышав мой тихий всхлип он остановился и приоткрыл рот от удивления. Надо отдать ему должное, он отступил и дал мне немного личного пространства.

— Ты в порядке?

В порядке? В ПОРЯДКЕ!?

— Н-нет!

Мне удалось быстро подняться на ноги, несмотря на травмированное плечо.

— Конечно, я не в порядке! Я… я раб! Как я могу быть в порядке? Ты просто… просто один из них и не важно, что ты говоришь! Я хочу сбежать из этого города, как можно скорее! Но я не могу! Потому что такие пони, как ты, стоят у меня на пути! Как я могу быть… — я вздрогнул и потерял запал из-за собственных всхлипов. — В п-порядке?

Протеже подождал, пока я не успокоюсь, а затем медленно приблизился. Он говорил тихо и спокойно.

— Мёрк, я с уверенностью могу тебе сказать, что ты сейчас в полной безопасности. Я вылечил тебя, привёл в порядок и накормил, прежде, чем привести сюда. Я предложил тебе вернуть дневник. Разве это ничего не значит?

Я просто лёг у стены и, шмыгая носом, пытался как-то прийти в себя, но лишь снова разрыдался. Это было ужасно. Вся эта “доброта” была всего лишь приманкой, чтоб задобрить меня и оставить рабом! Я знал это! Я хотел сбежать, но мне не хватало уверенности в себе после того, как я так сильно облажался в прошлый раз. Я не мог контролировать себя, постоянно всхлипывал и вытирал слёзы, стараясь сделать так, чтобы он не видел меня таким.

Вместо этого, я услышал, как Протеже вздохнул, и до моих ушей донёсся тихий щелчок. Подняв взгляд, я увидел, что он магией снял свой окуляр и отложил на стол, а затем взглянул на меня неприкрытыми глазами. Несмотря на его молодость, я мгновенно увидел в его взгляде лёгкую боль. Каким-то непонятным для меня образом, я увидел его совершенно другим. Будто теперь передо мной стоял не рабовладелец...

— Мёрк… — тихо произнёс жеребец. Он обежал свой стол и снял с вешалки набитую сумку. На соседних с ней крючках висела боевая броня с символом Красного Глаза и кобура с чем-то похожим на револьвер с прицелом. Они качнулись, когда Протеже снял сумку. — Ты чего-то боишься?

Я непроизвольно кивнул.

— То, что я попросил сделать. Привести тебя в порядок и накормить… этого же не сделали, да? Прошу… ответь мне. Чейнлинк Шэйклс навредил тебе?

Протеже должен был быть полным кретином, чтобы не заметить то, каким испуганным стал мой взгляд после его вопроса. Я едва сдержался, чтобы не заткнуть себе рот копытом. Я хотел рассказать обо всём, заплакать и умолять Протеже помочь мне. Наверняка у него есть какой-то способ остановить Хозяина? Но что если его собственные подчинённые реализуют угрозы кобыле, даже если его самого не будет? Что если её владелец был в курсе? Что если Хозяин шепнёт рейдерам и они убьют меня за болтовню?

— Мёрк?

Жеребец чуть-ли не лёг на пол рядом со мной. Он выглядел настолько обеспокоенным, что я задумался о том, что у него могли быть собственные подозрения по поводу действий Хозяина. Мне так хотелось взять его за копыта и сказать правду…

— Нет… я просто… прости. Рейдеры…

Ну, не совсем ложь. Протеже понимающе кивнул.

— Да… я слышал об этом “несчастном случае” во время твоего заселения, — он опустил голову. — Мёрк, мне искренне жаль за то, что это произошло. Возможно, мне следовало лично привести тебя туда. Однако, я слышал, что один из местных полевых командиров уже взял тебя под свою защиту.

Это привлекло моё внимание. Тихо вздохнув, я удивлённо взглянул на Протеже.

— П-полевой командир?

— Да, если я ничего не напутал. Бримстоун Блитц спас тебя, верно?

Поёрзав, я уселся на полу. Мои глаза всё ещё были мокрыми от слёз, но меня искренне заинтересовало значение слова “полевой командир”.

— Полагаю, ты не знаешь об этом из-за того, что всю жизнь был рабом, но наш Бримстоун не обычный рейдер.

Учитывая то, как он в одиночку раскидал целую кучу рейдеров, я уже догадался об этом. Но, думаю, Протеже имел ввиду не его боевые навыки.

— Бримстоун не просто опасный рейдер, Мёрки. Он управлял самым большим рейдерским кланом на всей Эквестрийской Пустоши. Великий полководец. Дракон. Бримстоун Блитц. За последние сорок лет он и его группа или, как он говорит, клан, опустошили множество поселений. Они были настоящей занозой в крупе, даже для крупных фракций, в том числе для Красного Глаза, и это не говоря о других бандах рейдеров. Он находил их и вызывал предводителей на бой один на один за право лидерства. И он ни разу не проиграл. Поверь мне, Мёрки, о его свирепости ходили легенды даже среди этих дикарей. Но, лично для меня, его самым гнусным поступком стало уничтожение Понивилля.

Протеже повернулся к большой потрёпанной карте на стене рядом с окном. С помощью магии и пера он указал на небольшой городок рядом с огромным лесом.

— Поселенцы наконец начали обустраивать это место и приводить в порядок. А затем пришёл его клан. Такая жалость. Этот маленький городок имеет большое историческое значение. Мегазаклинания и радиация плохи сами по себе, но если прийти туда сейчас, то всё, что ты там найдёшь это разруху и рейдеров из клана, оставшихся после его ухода.

Я не слишком внимательно его слушал. Всё, о чём я мог думать, это как огромный монстр вместе с армией рейдеров нападает на беззащитные поселения. Как такое чудовище, как он, мог стать таким, каким он был сейчас?

— То, как он изменился, это очень интересно, хотя эта часть истории лежит за завесой тайны. После того, как господин Красный Глаз захватил его и сделал тем самым пример для всей Пустоши, кажется, он начал исправляться, благодаря труду. На самом деле, возможно, он единственный пони, с кем произошло подобное. Очень жаль, что он отказывается мне говорить, почему и как это произошло. Хотя, я не жалуюсь, — Протеже слегка рассмеялся. — Я рад, что его присутствие позволяет держать рейдеров под контролем. Он образцовый работник. Возможно, лучший из тех, кто у меня есть.

Я с грустью взглянул в ярко-красные глаза Протеже. Это слово “работник” задевало меня. Теперь и я стал таким? Работник по принуждению? И тем не менее, благодаря этому разговору, мне стало спокойней. Протеже говорил со мной так, будто мы равны. Однако, я всё равно не чувствовал в этом никакого утешения. Жеребец поднялся и потрусил обратно к столу.

— На твоём месте, я бы держался к нему поближе. Его защита, пусть даже временная, очень поможет тебе в поисках.

— В чём?

Кажется, что Протеже испытывал удовольствие каждый раз, когда я действительно принимал участие в разговоре.

— В твоём путешествии, Мёрк. Тебя ждут два года различных заданий, которые необходимо выполнить для господина Красного Глаза. Ты можешь заработать свою свободу, проявить себя, как пони и помочь в восстановлении Эквестрии одновременно.

Он прищурился, и его ухмылка превратилась в полноценную улыбку.

— Разве ты не этого хочешь добиться, Мёрк? Разве не этого она хотела бы от тебя?

Она. Ладно… с меня хватит. Он мог сколько угодно вести себя, как умник перед тупым и необразованным рабом, но здесь я проводил черту. Я поднялся и гордо выпрямился во весь рост, взглянув Протеже в… шею.

Раздражённо вздохнув, я мысленно выругался из-за того, что мой рост каждый раз портит такие моменты, когда я хотя бы пытаюсь выглядеть уверенно. Я шагнул назад и взглянул ему в глаза. Мой голос не подходил для того, чтобы звучать внушительно и убедительно, но Луна тебя дери, я попробую! Он хотел, чтобы я говорил с ним на равных? Рассказал о том, что вдохновило меня сбежать за Стену? Ну значит, это он и получит!

— Обитательница Стойла ни за что бы не пожелала, чтобы я работал на тебя или на Красного Глаза! Ты же видел это, верно? Как она сбежала на свободу прямо у него на глазах, да ещё и зебре помогла! Она показала каждому, что есть что-то лучшее, за что можно бороться, чем помощь какому-то безумному пони!

Нужно отдать ему должное, Протеже никак не отреагировал на мою небольшую вспышку злости. Сделав шаг в сторону, он прислонился к столу и ответил мне спокойно, но с толикой страсти.

— Обитательница Стойла, да? Так… это она тебя вдохновила? Полагаю, я должен был догадаться, ты же одел ПипБак на правую ногу, прямо как она. Кроме неё так делает только господин Красный Глаз, а я сомневаюсь, что ты бы стал брать с него пример. И множество рисунков в твоём журнале тоже намекали на это. Но, Мёрк, разве ты не видишь? Господин Красный Глаз спасает Эквестрию. Я уже говорил тебе об этом. Если бы я мог, то показал бы тебе жеребят, которые учатся в безопасности и ждут, когда их выпустят в новый лучший мир. Они сыты, одеты, здоровы и им никогда не приходилось убивать пони или есть мясо, только чтобы выжить. Они поистине невинны, Мёрки, и за это мы должны быть благодарны нашему Господину. Разве ты не понимаешь, что такие пони, как мы с тобой, должны отдать всё, что у нас есть? Разве щедрость не была одним из священных элементов старой Эквестрии?

В прошлый раз этот разговор застал меня почти сразу после моей неудачи. В этот раз, однако, он не остался без ответа с моей стороны.

— У неё есть другой путь! Я… я слышал всё по ПипБаку! Она путешествует там, спасает пони и помогает выживать поселениям. Если бы мы просто помогали друг другу, а не боролись всё время, то нам бы не пришлось использовать рабов и… и… и похищать жеребят!

Он выслушал мои слова. Не перебивал, а когда настал его черёд говорить, то голос был таким же спокойным. Протеже снова подошёл ко мне ближе.

— Мёрк… ты говоришь про то, что мы должны последовать её примеру и не бороться друг с другом? За два месяца, как она вышла из Стойла, она убила больше пони, чем я за всю жизнь на Пустоши. Разве это можно назвать путём, который поможет Эквестрии? Стрелять в плохих пони, пока никого не останется? А разве не таким образом мы изначально оказались в этой ситуации? Начав стрелять друг в друга. Здесь, в Филлидельфии, мы отгородили рейдеров туда, где они не только не смогут навредить другим пони, но и принесут пользу, выполняя различные задания.

— Но… но у вас здесь тысячи пони, которые просто хотят быть хорошими и жить собственной жизнью! Здесь есть хорошие пони! И эти хорошие пони умирают! Я видел казни, видел, как избивают, хлещут, держат на минимальном прокорме месяцами, даже сама работа здесь убивает медленно и мучительно. Ты знаешь о моей болезни! Я видел, как рабовладельцы насилуют или пытают других пони до смерти просто ради развлечения!

Протеже вздохнул, и я заметил, что он задумался. В этот момент, я почувствовал триумф своих аргументов.

— Здесь… не так много хороших пони, как было раньше, Мёрк. Чтобы делать эту работу, нам нужны все пони, которые обладают необходимыми навыками. Мне не особо нравится иметь под командованием такого пони, как Шэйклс, но он — необходимое зло, чтобы держать рейдеров в узде. Нам придётся чем-то жертвовать, если мы хотим спасти Эквестрию. Лучше пусть это будут наши страдания, чем страдания следующих поколений.

— Но что если Обитательница Стойла права?

— Тогда, она права.

Он застал меня врасплох. Я думал, что Красный Глаз и его маленький ученик Протеже будут настаивать на своей точке зрения. Разве, они не злодеи?

— Господину Красному Глазу не чуждо смирение, чему он и меня научил. Если она права, а мы нет, то мы с радостью поможем ей в её борьбе. Знаешь, интересно то, что Литлпип и Господин Красный Глаз в данный момент преследуют одну и ту же цель.

Стоп… стоп… кто такая эта Литл…

Я вспомнил её размеры. Она была моего роста, только чуть лучше питалась. И на кьютимарке у неё был ПипБак. Даже такой дурак, как я, мог собрать все эти факты в единое целое.

— Литлпип? Её зовут Литлпип?

— Именно так, Мёрк. Я решил что, учитывая твоё очевидное вдохновение её делами, ты был бы рад узнать её имя.

Теперь уже его улыбка застала меня врасплох. Разве мы только что не вели спор?

— Я хочу помочь тебе, Мёрки. Вот почему я привёл тебя сюда. Ты можешь не соглашаться, но обещаю, я искренне хочу, чтобы ты получил ту свободу, которую так сильно желаешь.

Такая себе горькая забота… я грустно покачал головой и со стороны, вероятно, выглядел немного удручённым, но он был моим хозяином, а значит, как я мог вести себя иначе? Я не мог унять грустную мольбу в своём голосе.

— Тогда почему ты просто… не отпустишь меня? Я бесполезен.

— Бесполезен? — жеребец рассмеялся. — Прошу, Мёрки, не недооценивай себя. Я уверен, что ты сможешь преодолеть все трудности, если тебя правильно поощрить. Не сомневаюсь, что ты будешь хорошим работником. И не думай, что я сильно отстранён от вас. Если у тебя будут какие-то проблемы, то обращайся. Мне нужно, чтобы все вы могли помочь Господину Красному Глазу спасти Эквестрию… а затем отправиться в будущее лучшими пони, чем были до этого.

Вопреки всему, я не мог не поддаться на его убеждения. Что если Красный Глаз на самом деле просто хотел помочь? Что если этот ученик и его прогрессивное отношение были лучшей системой? Может, если таких пони будет больше, то они смогли бы убедить Красного Глаза отказаться от жестокого рабства?

Нет! Я ударил себя копытом по голове (без сомнения, Протеже явно был озадачен теми способами выражения эмоций, что выработались у меня за годы одиночества) и попытался вспомнить Литлпип. Диджей хорошо отзывался о ней и её помощи всем вокруг! И он говорил о борьбе за правое дело! Просто нужно верить в доброту других пони и пытаться самому оставаться таким же, будучи свободным! Независимо от того, что рассказывал Протеже, это всё ещё было рабство. Такие пони, как Хозяин, всё ещё мучили таких, как я, а условия жизни здесь были хуже, чем в любом другом лагере, где я жил до этого!

Жеребец заметил, что я с ним не согласен. Вздохнув, он повернулся и подошёл к той сумке, что взял ранее.

— Я вижу, что у нас с тобой просто разные взгляды, Мёрк. Я уважаю твоё желание, но не могу удовлетворить его. Тем не менее, я должен сказать, что насладился этой возможностью полноценно с тобой пообщаться. Ты интересный пони, Мёрки, и я надеюсь, что мы сможем поговорить ещё. Если ты не занят работой, можешь приходить ко мне в любое время. А сейчас…

Протеже вернул окуляр на место и защёлкнул его за ухом. Теперь он снова был учеником Красного Глаза. Я опустил голову.

— Ты подчиняешься мне. Начнёшь свою работу над следующим заданием вместе с другими добровольцами или теми, кто был назначен на двухлетнюю службу по поиску, очистке и восстановлению. Я желаю тебе удачи. Это нелёгкая работа, и порой она может быть фатальной. Тем не менее…

Сумка левитировала ко мне, а затем открылась и передо мной явилось её содержимое. Я ахнул от удивления.

— Возможно, это сможет поднять тебе настроение, поможет преодолеть трудности и защитит от тех, кто осуждает тебя из-за крыльев.

Моя самодельная куртка, очки Слит, седельная сумка и ПипБак.

Несмотря на то, что Протеже стоял и смотрел, я мгновенно бросился натягивать на себя кофту, практически катаясь по полу, пытаясь, как можно скорее спрятать эти проклятые перья. Казалось, что взгляд жеребца задержался на моих крыльях, пока, наконец, они не скрылись под тканью.

— Очень интересно. Пегас… простые семейные гены и случайность или в этом есть что-то большее?

Теперь, когда я чувствовал себя гораздо теплее и безопаснее, я принялся надевать ПипБак на свою правую ногу с помощью кожаного ремешка, после чего надел очки на голову и, наконец, закинул седельную сумку на спину. Она была почти пустой… но внутри я нашёл три антирада. Удивившись, я повернулся к Протеже уже открыв рот, чтобы спросить. Он просто коснулся своих губ копытом.

— Считай это извинением за то, что Раджини сделала с тобой, Мёрк. Хорошего тебе дня.

Жеребец вернулся за стол и снова взялся за перо с бумагами. Это было явным сигналом о том, что мне пора идти.

Закрывая за собой дверь в кабинет, я не мог не думать о нём. Этот Протеже на самом деле был таким хорошим, каким пытался казаться? Все остальные просто пытались использовать меня для своих целей. И это не говоря о том, что он был личным учеником Красного Глаза.

Уже идя по коридору вслед за Раджини, я услышал, как он начал разговаривать вслух, думая, что я уже не услышу.

— Моему Господину Красному Глазу. Думаю, у меня есть интересные мысли о том, что я узнал на этой неделе о чувствах тех, на кого мы полагаемся в восстановлении Эквестрии…

В тот момент, когда решётка в главный зал захлопнулась за моей спиной, я галопом бросился к клетке Бримстоуна. Моё плечо ужасно болело, но я точно знал, что может случиться со мной.

— Э-э-э-эй пегаси-ик!

Позади уже послышался топот копыт рейдеров, которые выскочили из магазинов возле входа. Я даже не оборачивался.

— Давай ещё поиграем! Ну же, покажи нам свои пёрышки!

Они гнали меня до самого магазина Бримстоуна и остановились только тогда, когда я запрыгнул внутрь. Оглянувшись, я увидел, что их лидер носит на голове повязку с моими перьями! Другая небольшая группа рейдеров крутилась возле фонтана, и я мог только надеяться, что их одежда по чистой случайности выглядит похожей на мою шкуру.

Бримстоун ждал меня внутри. За несколько шагов он оказался у входа и взглянул на рейдеров за порогом.

— Ты не сможешь вечно прятать нашу награду от нас, предатель! Ни его, ни её!

Тряхнув гривой, огромной жеребец не обратил на них внимания, а только лишь помог мне пройти вглубь магазина, где наблюдал за тем, как рейдеры ушли прочь. Не в первый раз, я начал ненавидеть свой чувствительный слух, улавливая их смех и разговоры на большом расстоянии. А помимо них, я слышал стоны и плач тех рабов, которым не посчастливилось оказаться под защитой полевого командира.

— Постарайся не дразнить их, Мёрк, — голос Брима был грубым, как и всегда. — Стражники, Шейклс и я держим их под контролем. Но на самом деле они просто ждут возможности выплеснуть всю эту злость на кого-то. Рейдеров невозможно усмирить.

— Но я не…

— Ты попался на глаза. Для них это достаточно веская причина.

На самом деле, я не знал, что ему ответить, но намёк я понял. Оставаться скрытным и не попадаться на глаза. Я слышал слишком много историй о том, на что способны рейдеры. Пытки, изнасилования, каннибализм и всё сразу. Я едва не стал их игрушкой.

— Слушай, Брим… я достал кое-что для неё.

Я похлопал по седельной сумке, привлекая внимание жеребца. Без лишних слов, он провёл меня в подсобку магазина.

— Бесполезно.

Вздохнув, я опустился на колени, а Брим осторожно подвинул антирад обратно. У меня не было никаких сомнений в том, что я пожертвую эти дозы ей вместо того, чтобы использовать их для лечения собственной болезни. Я уже чувствовал, как мне снова становится тяжелее дышать, хотя доктор Протеже подлечил меня всего пару часов назад. Я был на её месте, и такой судьбы не пожелаю никому.

— Бесполезно?

— Всё просто, — Брим повернулся к кобыле, которая тихо отдыхала. — Я и сам могу достать такое на рабском рынке… но Глиммер не может принимать антирад. Что-то в его составе вызывает у неё аллергию.

— Ох… мне очень жаль…

— Не важно. Просто надо продолжать следовать первому плану — найти альтернативу.

Бримстоун глубоко задумался, когда начал размышлять о своём плане. Я нерешительно сел и стал смотреть на Глиммерлайт. Во время дыхания её грудь практически не двигалась, а сама она потела и дрожала от холода одновременно, даже будучи укрытой одеялом. Рядом с диваном стояло ведро для рвоты. Могу поклясться, что когда я прошёл мимо него, то заметил, что его содержимое было красным.

Но я видел не просто больную кобылу. Несмотря на моё естественное недоверие ко всем незнакомым пони, я видел в ней свою последнюю надежду. В одиночестве у меня не было шансов. Я был слабым, трусливым, необразованным, а моё представление об окружающем мире, в котором не было рабовладельцев, указывающих мне, что делать, было абсолютно наивным. И это при том, что я не справлялся, даже живя в мире с указаниями. Я всем сердцем хотел выбраться наружу. Рисунки со свободой, которые я оставил в своём дневнике и на стенах сарая Хлыста были тому неоспоримым доказательством. Но, после моей неудачи, мысль о том, чтобы снова бежать к этой Стене казалась абсолютным безумием. И вот я снова вернулся к этому ужасному чувству.

Я снова стал таким же, каким был до Ямы. Слишком боялся последствий и наказания, чтобы набраться смелости действовать. То чувство, которое давало мне силы, казалось, совсем развеялось.

Но затем на моём пути встретилась Глиммерлайт.

Судя по тому, что Бримстоун рассказал о её жизни, она казалась мне лучшим вариантом среди всех пони, кого я мог найти и кто хотел того же, чего и я. Она не станет осуждать меня и, возможно, просто возможно, согласится помочь. Безымянная кобыла доказала мне, что пони могут быть хорошими, а теперь я должен был довериться её собственной вере в то, что в Филлидельфии жили хорошие пони, кроме неё самой.

Если я когда-нибудь снова решусь бежать, то они мне понадобятся. Прямо сейчас, у меня не было какой-то конкретной цели, ни энергии, которая провоцировала бы меня на действия до того, как они произойдут сами по себе. Моя жизнь снова брошена в рутину рабства. И я знал, что если снова позволю этому поглотить себя, то рабское мышление навсегда возьмёт верх надо мной.

Глиммерлайт, вероятно, была моей последней надеждой. Вполне возможно, что она станет моим первым шагом на пути к чему-то, что поможет мне снова решиться на побег! Несмотря ни на что, я не мог позволить ей умереть, а иначе я просто стану свидетелем того, как мой последний шанс тает прямо на глазах.

Глубоко вдохнув, я взглянул на огромного рейдера.

— Так… что мы будем делать?

Бримстоун искоса взглянул на меня суровым взглядом.

— Мы?

По правде говоря, я не особо задумывался, но знал, что это то, чего я хочу.

— Слушай… ты сказал, что она хочет сбежать. Ну и я хочу, понимаешь? Но я пытался сам и серьёзно облажался. Бримстоун… я… я очень боюсь делать что-то, даже если это принесёт мне пользу. Очень боюсь! Протеже кажется нормальным, но… но Хозяин…

Я потерял ход мыслей. Ощущение того, как он валит меня на землю, как его грубое копыто гладит мою кьютимарку… Вернувшись из своих мыслей в тёмную подсобку, я увидел, как Брим сердито смотрит на меня, реагируя на мою привычку искать, как можно более тёмное место в качестве укрытия. Даже такой пони, как он, видел боль в моих глазах.

— Он навредил тебе.

— Да… — я всхлипнул. — Водой… и он бил меня… я… я думал, что он меня сломает…

Выражение лица Брима не сильно изменилось, но я знал, что он видел, как хозяин бросил меня к рейдерам. Я попытался утереть слёзы и, набравшись храбрости, встать перед жеребцом, чтобы вызвать у него уважение.

— Но, судя по тому, что ты сказал о ней… Бримстоун, я знаю, что должен помочь в её спасении так же, как и ты сам. Дело в этом… что я был в таком же состоянии, как она. Вот почему я хотел отдать свой антирад тебе. Я знал, что хотел бы, чтобы кто-то сделал то же самое для меня.

То же каменное выражение лица. Добрую половину минуты он просто пялился на меня, пока наконец не покачал головой.

— Видимо, в последнее время, я стал слишком мягким… ладно. Ты в любом случае пригодишься. Раз ты смог добраться до Стены, то значит умеешь держаться в тени. Но знай. Как и прежде, если я почувствую, что ты угрожаешь успеху, то можешь сразу бежать обратно домой и жаловаться своему Протеже. Ты меня понял?

Я сглотнул, задумавшись о том, на что же я всё таки подписался…

— Ладно… так… что мы делаем?

Его план был простым, но в то же время таил в себе множество опасностей.

Рядом с филлидельфийским кратером, сразу за чертой зоны отчуждения, находилась восстановленная больница. Однако, из-за высокого уровня излучения вокруг, её чаще использовали для ценных рабов, но не для кого-либо из подчинённых Красного Глаза. Таким образом, она была менее защищена и хуже оборудована, чем больницы, что были ближе к центру города. Бримстоун уточнил, что она называется “Сердца и копыта”. Естественно, я бы никогда не узнал её по одному лишь названию, поэтому он сказал, что просто укажет мне на неё. Я спросил, почему Протеже не смог просто вылечить её, но ответ оказался простым. Оказалось, что Глиммерлайт не считалась ценным кадром, а поэтому даже с влиянием Протеже, ей было не положено лечение в больнице. Таким образом, Бримстоун решил просто прийти и забрать все необходимые медикаменты самостоятельно.

То, как мы туда попадём, это отдельная история. Там была заблокированная задняя дверь. Она вела наружу. По всей видимости, раньше, это был вход для доставки товара. Протеже и рабовладельцы считали его нерабочим из-за насквозь проржавевших петель, но Бримстоун считал, что дверь просто заблокирована с другой стороны. Если немного расчистить место и воспользоваться его силой, то дверь удастся открыть. Проблема заключалась именно в расчистке. Жеребца всегда держали под усиленной охраной во время работ из-за того, что в прошлом он уже убивал стражников. Поэтому, моя роль в его плане заключалась в том, чтобы пробраться через вентиляцию и выбраться наружу, а затем расчистить дверь с другой стороны. Вдвоём мы смогли бы добраться до больницы по краю кратера, не привлекая лишнего внимания. Бримстоун поможет мне пробраться мимо стражника на складе больницы, я проберусь внутрь и достану все необходимые лекарства. Я так же надеялся, что смогу забрать ещё несколько доз антирадина для лечения собственного недуга.

Если честно, мне не особо нравилась отведённая роль. Пробираться по узкой вентиляции в полной темноте, ползать на животе рядом с кратером от жар-бомбы, а затем забираться в незнакомое место и искать непонятное лекарство, чьё название, вероятно, я даже не смогу прочитать.

И конечно, во всем этом была ещё одна проблема. Я сам.

Это был тяжёлый день. Я всё ещё был на грани нервного срыва, удерживаемый только мыслью о предстоящем задании и фактом, что мне вернули дневник и ПипБак. Но даже с моей курткой, у меня было то ужасное чувство, что все пони знают о том, что у меня есть крылья. Сидя и просматривая страницы дневника, в ожидании, пока Бримстоун соберётся, я с тоской рассматривал рисунки, где изобразил себя без крыльев.

Я устал… очень сильно устал. Но если я закрывал глаза, то тут же начинал потеть от страха, что тем, кто меня разбудит, будет сам Хозяин. Порой, видя в темноте подсобки большой силуэт полевого командира рейдеров, я вскрикивал от страха и бросался бежать, и только потом понимал, что это был Бримстоун, а не Хозяин. Я чувствовал утешение лишь тогда, когда смотрел на Глиммерлайт. Даже будучи больной, она в какой-то степени выглядела очень умиротворённой. Её шерстка могла бы сиять, если бы не пыль и грязь, которыми она покрылась во время рабского труда. Но её короткая двухцветная розовая грива всё ещё была очень яркой. В тот момент, я сильно пожалел, что у меня для рисования был только уголь, а не цветные мелки.

На самом же деле, я просто искал отвлечение от реальных проблем.

Как мне со всем этим справиться? На что я вообще согласился? Бримстоун чётко дал понять, что если я не смогу помочь, то он меня бросит. Плечо болело, и я был уверен, что простудился от поливания холодной водой из шланга, мой разум изо всех сил боролся с внутренним рабом, чтобы не дать ему снова взять мою жизнь под контроль.

Только рисунки помогали мне держаться. Я сидел в углу подсобки и, пользуясь мерцающим фонариком ПипБака, разглядывал дневник. Читая про себя своё заклинание (линии обрели формы…) я рисовал первое, что приходило в голову. Внушительный и страшный Бримстоун Блитц, стоящий над слабой Глиммерлайт, готовый защитить её от любого, кто решится встать на его пути. Рисуя его, меня съедала зависть. Хотел бы и я иметь кого-то, кто с такой же уверенностью готов помогать мне, несмотря ни на что. Кого-то, кто будет присматривать за мной.

Ну, у меня была та безымянная кобыла, но, казалось, сама судьба разводит наши пути в разные стороны при каждой встрече.

Я отвлёкся от рисунка и перелистал несколько страниц назад. Совершенно случайно, я оказался на той странице, где в левом нижнем углу был изображён я сам, а всё оставшееся пространство оставалось пустым. Глядя на своё улыбающееся лицо, я задумчиво похлопал копытом по бумаге. Хотел бы я быть тем самым пони, который смеялся сквозь эту яркую улыбку с широко раскрытыми крыльями по бокам.

Кого я обманываю? Мечты и фантазии — вот и вся суть моих рисунков. Я не был свободным пони. Я просто пегас, который слишком боится показать свои крылья из-за возможного осуждения и ненависти окружающих. Я боялся даже тех пони, кто был на моей стороне.

— Мёрк.

Грубый голос был ровно настолько громким, чтобы случайно не разбудить Глиммерлайт. Я увидел, что Бримстоун смотрит на меня из темноты.

— Пора.

Я пробыл в Молле всего несколько часов, но уже был готов сбежать оттуда при первой возможности. Несмотря на страх, какая-то часть меня была рада, что я не полностью потерял свою энергию, даже учитывая то, что я всё ещё не был морально готов к новой попытке полноценного побега.

Но если всё получится, то, возможно, я буду не единственным в этом стремлении.

Вентиляция располагалась в дальнем углу зоны для рабов в Молле, сразу рядом с одной из лестниц, ведущей на второй этаж с клетками. Бримстоун наклонился достаточно низко, чтобы я смог забраться на его спину и достать до самой вентиляционной шахты. Одно ловкое движение небольшим стальным прутком, и вот я уже смог приоткрыть решётку ровно настолько, чтобы без проблем забраться внутрь. Вентиляция оказалась достаточно объёмной, и я смог развернуться внутри и даже сидеть слегка согнувшись. Она почти идеально подходила для меня, хоть я и знал, что к концу пути моя спина может заболеть. И даже так, в сравнении с грязной сточной трубой, где мне приходилось ползать, в шахте было сухо и на удивление прохладно, по сравнению с парилкой Филлидельфии. Я мысленно записал это место в потенциальные укрытия, где я мог бы без проблем спрятаться, и никто другой не смог бы меня достать.

Обернувшись, чтобы закрыть за собой решётку, я увидел, что Бримстоун смотрит на меня своими крошечными глазками. Жеребец держал для меня решётку и задержался прежде, чем закрыть её.

— Мёрк, уверен, что найдёшь дорогу?

— Думаю, да… Просто двигаться вперёд вдоль стены, пока не найду место, где можно будет выбраться наружу, так?

Огромный пони кивнул. Я рассчитывал, что он хотя бы улыбнётся мне, но он всё так же хмурился.

— Лады, значит, хорошо. Постучишь четыре раза в заднюю дверь, когда расчистишь проход, и я смогу выбить её. Постарайся не стоять на пути. Запомни, четыре раза, а иначе я не открою. Ты взял всё, что нужно?

Я проверил свои вещи. Моя теперь уже небронированная курточка была на мне, а вместе с ней очки и ПипБак. Вдобавок, Бримстоун нашёл среди своих пожитков верёвку. В ожидании выхода, я немного укоротил куртку. Погода в Филлидельфии отличалась от погоды снаружи, и моя термоизоляция явно не подходила для столь жаркого климата. Теперь она доходила ровно до края моей кьютимарки. Задние ноги оставались открытыми, и за их перегрев я мог не переживать, но в то же время кофта хорошо скрывала мои крылья. Заметным отсутствием в моём снаряжении была только жёлтая седельная сумка и дневник.

— Не забивай голову этим своим журналом. Безопаснее было оставить его с Глиммерлайт, а не таскать с собой по туннелям.

Неужели по моему выражению лица можно было настолько чётко прочитать то, о чём я думаю? Сохрани меня Селестия, на случай, если у меня когда-нибудь появится особенная пони…

Я закрыл решётку за собой и натянул очки на глаза, после чего задержался всего на мгновение.

— Б-Бримстоун?

М-м?

Я прикусил губу. Говорить с этим “полевым командиром” всегда было неловко, даже, когда он становился более открытым…

— Спасибо тебе. То есть, серьёзно… ну, за помощь. Я надеюсь, что не подведу тебя. Я не слишком везучий, и у меня далеко не всегда получается сделать что-то правильно. Но… но несмотря на это, Глиммерлайт — моя единственная надежда найти кого-то, кто может помочь мне в этот момент, и я не хочу подвести вас.

Казалось, что Бримстоун выглядел растерянным из-за моих слов. А я чувствовал себя растерянным из-за того, что вообще сказал это вслух. Но затем большой рейдер похлопал по решётке и, к моему удивлению, улыбнулся.

— Сделай это для меня, Мёрк, — прошептал он. — И тогда ты заслужишь немного доверия. Она значит для меня всё… вообще всё. Немногие пони решаются на то, чтобы хотя бы помочь так, как ты.

— Я… я попытаюсь…

— Хорошо. Я буду ждать в магазине. Постарайся сделать так, чтоб тебя снова не выпнули с балкона прямо в ад, хорошо?

Могу поклясться, что он ухмылялся, когда, наконец, повернулся и порысил прочь. Сделав глубокий вдох, я повернулся и пополз вглубь вентиляционной системы. Постепенно, меня поглощала кромешная тьма, от которой у меня шли мурашки по коже… но я чувствовал, что это мой единственный способ выбраться из этого кошмара.

Время идти и спасать жизнь… жизнь той, кто в ответ сможет спасти мою собственную.

В моей жизни было множество пони, заслуживших мою благодарность. Обитательница Стойла. Бримстоун. Безымянная кобыла. Мать. Диджей. Да даже Глиммерлайт, хоть на тот момент она всего лишь улыбнулась мне. Именно она подарила мне цель, когда я полностью сбился с пути.

Но прямо сейчас, Сандиал был единственным, кто стал моим лучом света. Буквально.

Мерцающий и наполовину сломанный фонарик его ПипБака был моим единственным источником света, который спасал меня от панической клаустрофобии. Временами я задумывался, означает ли это, что у меня есть фобия? Я надеялся, что нет. Как вообще это можно определить? Могу ли я определить это сам? Может, я боялся собственных…

— А-АХ!

Я прыгнул и, перекатившись, сжался, когда увидел чью-то крадущуюся те… ох.

Какой же я болван.

Ну а что мне оставалось? Я нервничал и передвигался почти в полной темноте. Конечно, я весь был на нервах! Честно говоря, я понятия не имел, где находился. В редких случаях, я проходил мимо вентиляционных решёток, которые вели в слабо-освещённые помещения, но ни одно из них не казалось мне знакомым.

Скрипучие и гнущиеся вентиляционные шахты часто были на грани обрушения, когда я шёл по ним. И что хуже всего, я слышал другие вещи, помимо скрипа. Разные щелчки и писк из ответвлений основного прохода. После сточной трубы, я даже не хотел представлять, какие ужасы могут скрываться в темноте, поджидая, когда несчастный пони наткнётся прямо на их логово. Часто, мне приходилось сворачивать с основного маршрута, когда проход становился настолько маленьким, что даже я не мог в него протиснуться. Зачем вообще было делать часть шахт подходящими по размеру для пони, а часть — нет? Разве они не думали, что однажды это может пригодиться для побега одного маленького пегаса? Кто вообще проектирует стеклянную крышу, способную выдержать взрыв жар-бомбы, но при этом не делает дополнительные пути для эвакуации? Какой больной архитектурный разум создал это место?

Каждый новый поворот таил за собой неприступную стену темноты. Я чувствовал, что практически не продвинулся в этой пугающей обстановке. Неохотно потянувшись к своему ПипБаку, я включил радио на минимальной громкости. Технически, это плохая идея, но без морального поощрения я точно ничего не добьюсь.

Так… как нужно крутить крутилку, чтобы снова включить станцию Диджея?

Щёлк.

Бззззззшшшшш…

Щёлк.

Напоминаю каждому рабочему Филлидельфии, что вы жертвуете собой каждый день ради нашей общей великой цели. Не бойтесь будущего, ведь благодаря вам…

Щёлк.

Фззззффффззф…

Щёлк.

Не ленись — подели-и…

ЩЁЛК!

…раз я должен вам повторять, жители Пустоши? Гули такие же пони, как и мы с вами!

Я облегчённо вздохнул, когда этот расслабляющий голос вновь донёсся до моих ушей впервые после побега. Что-то в этой фамильярности, в неформальном общении и том, что он словно говорит только со мной, помогало мне чувствовать себя не таким одиноким в этом тёмном и жутком месте.

— Разве наша милая продавщица маффинов ничего вам не доказала? Ну, раз так, то давайте я вновь повторю для ясности. Гуль — это такой же пони, но без шерсти, гривы и с дополнительной способностью в виде, вроде как, бессмертия.

С этим успокаивающим голосом выполнять мою задачу стало гораздо проще, а я сам почувствовал себя более счастливым. Впереди я увидел небольшой источник света. Возможно, там я смогу найти для себя какой-то ориентир.

— Они так же чувствуют, думают и им больно, как любому из нас. Так что в следующий раз, когда вы встретитесь с одним из них, окажите старику Пон-3 услугу и не вредите им без причины, лады? Улыбнитесь им, просто чтобы напомнить, что не все мы осуждаем их за внешний вид, хорошо?

Остановившись на мгновение, я вздохнул. У меня не было проблем с гулями. Один из моих хозяев был гулем, и я никогда не осуждал его за кожу… точнее, за её отсутствие. Ладно, может, однажды я и назвал его “гниющим трупом” в собственной голове, но только потому, что он первый ударил меня! Но, что-то я не слышал таких же примиряющих речей в адрес пегасов…

— Ну, серьёзно, зомби-пони? Да оставьте вы их в покое. Просто научитесь их отличать. Совсем не весело, когда все вокруг пытаются подстрелить тебя только из-за того, что ты немного отличаешься от других.

Ползая на животе, я постепенно приближался к вентиляционному люку, откуда исходил свет. Оттуда я услышал голоса.

— Ну а теперь, к свежим новостям… как насчёт того, чтобы обсудить события на ферме Сладкое яблочко…

— Хозяин, почему вы не разрешили нам прикончить убл…

— Молчать! Ты знаешь, почему.

Щёлк!

Я почувствовал, как у меня по спине пробежал холодок. Один этот голос, всего одно слово, молчать, и я уже застыл на месте и не смел издать ни звука, боясь тут же получить новое наказание за непослушание. Я быстро попытался напомнить себе, что сохраняю тишину только для того, чтобы оставаться незамеченным.

Хотелось бы, чтоб это действительно была единственная причина. Взглянув вниз, я обнаружил под собой грязную комнату со старым железным столом и стойками со всякими рабовладельческими инструментами, вроде хлыстов, ножей и погонялок. Узкая кровать выглядела грязнее, чем большинство тех, что я видел снаружи. Ещё в комнате была дверца, ведущая в какой-то шкаф. Больше ничего примечательного там не было, хотя в целом комната была наполнена всякой всячиной. И когда я смотрел на неё сквозь решётку над кроватью, во мне вдруг усилился страх.

Это была его комната.

Я видел Хозяина, который стоял за железным столом, в то время, как с ним разговаривал рейдер за пределами моего поля зрения. Я так сильно дрожал, что буквально чувствовал, как мои зубы стучат друг об друга. Какая-то часть меня начала бояться, что они могут выпасть и выдать меня шумом.

— Этот пернатый ублюдок может дать мне гораздо больше, чем одноразовое шоу, рейдер. Я — рабовладелец, я не зарабатываю на жизнь тем, что убиваю тех, кем управляю.

— Но мы работаем по-другому, — в голосе звучали нотки надменности.

Хозяин перебил собеседника рыком.

— Привыкай. Как вы работаете мне абсолютно всё равно. У меня есть на него планы. Я жду, когда Протеже не будет рядом, чтобы он не прервал нас своим загоном про “образцового ученика”. Этот мелкий зелёный жеребец — мой. Просто продолжай держать меня в курсе. Свободен.

Я дрожал. Часть меня хотела спуститься к ним в комнату… и сдаться. Раб, шпионящий за собственным Хозяином! Какой вздор! Одновременно, мне стало отвратительно, что моё рабское мышление так реагирует на него, и я, мысленно выругавшись, постарался побороть себя. Мысли об умирающей единорожке на диване было достаточно, чтобы укрепить мою решимость. Сконцентрироваться на цели, не на рабстве. Я вытянулся над люком, чтобы попытаться разглядеть, кто же был информатором…

— Когда мы были там с Бримстоуном, мы…

— Рейдер. Мне всё равно.

Хозяин понизил тон. Я всё ещё не видел рейдера. Вытянувшись ещё чуть-чуть, я опёрся передними копытами на самый край люка, чтобы уравновесить себя.

— Ты больше не “там”! Я оберегаю тебя от худшего, потому что ты полезен. Ты держишь разные кланы своих сородичей в узде, пока их старый лидер с головой ушёл в какое-то “покаяние”. А теперь убирайся отсюда и иди в свою клетку. Я не в настроении говорить с тобой.

— Ещё кое-что…

Должно быть, он уже почти выбежал за дверь и остановился в последний момент перед тем, как я увидел его. Дискорд тебя побери! Потея от напряжения, я перенёс весь свой вес над люком, чтобы высунуться ещё дальше и взглянуть прямо сквозь решётку. Я уже чувствовал, как моё травмированное плечо начинает дрожать.

— Что?

Его голос проник в самые глубины моей души. Меня затрясло, и я едва продолжал удерживаться на краю. Ох, это была плохая идея, очень плохая идея. Я уже чувствовал, как моё копыто соскальзывает.

— Что ты всё таки хочешь с ним сделать? Если хочешь сделать больно… ну, мы могли бы поспособствовать.

Ох, Богини, дайте мне сил и помогите не соскользнуть…

Хозяин тихо рассмеялся. Этот больной смех означал только то, что наружу выходит его садистская натура.

— Я прирождённый рабовладелец, рейдер. Я просто хочу, чтобы он был под контролем. Чтобы он делал всё, что я прикажу. Он же прирождённый раб, ты знаешь? Он — это всё, чего я хочу. Он одновременно и пегас, и маленький слабый раб. Я не хочу просто убивать его, о нет… нет… Я хочу, чтобы он… сдавался, день за днём. Я не какой-то там жестокий садист, как ты, рейдер. Я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он жил. Как удачно, что он попал в Филлидельфию. Было бы лучше, если бы он попал прямо в эту комнату.

Моё копыто соскользнуло.

Я почувствовал, как всем телом падаю вниз, на вентиляционную решётку, а затем с грохотом и громким вскриком ударяюсь об неё же. Мой ПипБак! Край кожаного ремешка зацепился за решётку! Молясь, чтобы не порвать его, я со всей силой потянул назад. Ремешок освободился, и я тут же, как можно тише отпрыгнул назад в шахту и выключил свет.

— Что за хуйня?! — вскрикнул рейдер.

Я свернулся в клубок, боясь даже пошевелиться. Затем послышался болезненный удар копыта по чьей-то голове.

— Не смей приближаться ко мне в моей комнате!

На волосок от… Я мог бы подумать, почему он так внезапно разозлился, но в тот момент был слишком сконцентрирован на том, чтобы не издавать ни звука.

— Ладно, ладно!

Ещё один звук мощного удара и болезненный вскрик.

— Мне не нравится твой тон, рейдер! Ты здесь раб! Я здесь Хозяин!

— Да, Хозяин!

Несмотря на избиение, я всё равно слышал в его голосе сопротивление. Я думал, что рейдеры, привыкшие к независимости, были более устойчивы к избиениям Хозяина и лучше могли сопротивляться его натуре. Неужели я действительно был настолько жалок? Образ бесконечной цепи в моей голове умолял подчиниться. Хозяин был прав, моё предназначение было в том, чтобы принадлежать ему.

Но он не должен был получить меня… уж точно не навсегда. Я не мог выдержать такого кошмара, где он полностью бы контролировал мою жизнь. Мне нужно было сбежать от него.

Я должен был…

Даже услышав, как Хозяин выбросил рейдера из комнаты и вернулся на кровать, бормоча что-то про радтараканов в вентиляции, я лежал прямо над ним, молча пытаясь хоть как-то выйти из ступора. Даже не видя меня, он всё равно мог причинить мне боль.

Я должен был сбежать от него. Я должен был сделать это до того, как он закуёт мою жизнь в цепи ещё крепче.

Я оставался неподвижным до тех пор, пока Хозяин не ушёл. Моё дальнейшее передвижение по вентиляции было менее смелым, а подсветку ПипБака я так и не включил. После всего одного почти провала, я больше не решился пользоваться светом. Но кромешная тьма чуть не привела к катастрофе. Я едва не упал в узкую вертикальную шахту. Моё сердце бешено колотилось от мыслей о том, что я мог застрять там, будучи не в силах выбраться самостоятельно и без возможности позвать хоть кого-то на помощь…

Но вскоре мои глаза немного адаптировались, и я привык к темноте. На самом деле, свет часто попадал в вентиляцию из люков, что встречались на пути. Так что, с такой естественной подсветкой, я мог оставаться незамеченным и сконцентрироваться на своём пути. Мне пришлось немного побродить, но в конце концов, я оказался в той части, которая, как я был уверен, вела к помещениям у наружней стены Молла.

Выбив вентиляционную решётку пинком, я спрыгнул вниз, в тёмную комнату. От приземления поднялось облако пыли, что тут же заставило меня закашляться. Я огляделся по сторонам и обнаружил, что попал в, по всей видимости, нетронутое с самой войны помещение.

Ещё до конца всего… Мне не хотелось задерживаться там надолго. Я не занимаюсь довоенными расследованиями.

Кашляя в копыто через каждые несколько шагов и постоянно хромая из-за травмы, я пробирался через сохранившуюся комнату. Она выглядела, как старое подсобное помещение для уборки, но покрытое двухсотлетней пылью, грязью и толстым слоем паутины на каждом углу. Грязь цеплялась за мои копыта и волочилась за мной следом. Впереди я обнаружил двойную дверь, закрытую с моей стороны толстой железной решёткой. Постепенно вокруг меня стали появляться всё больше пустых упаковок из-под еды, напитков и просто куча пустых антирадов. Большая их часть лежала вокруг рабочего стола с множеством мониторов, которые мерцали и шипели, постоянно выдавая какие-то ошибки. Один из них включался и выключался, высвечивая сообщение с одним лишь словом из красных букв, которое, видимо, было предупреждением. В то же время, по другому экрану сплошным потоком нёсся огромный текст.

Кто-то заперся здесь, чтобы выжить. Но если двери закрыты на решётку, то где все?

Потратив немного времени, я наконец нашёл способ открыть двери.

Старый жеребец, хорошо сохранившийся даже после смерти. Он лежал на небольшой самодельной лежанке в шкафу для моющих средств, а вокруг него были разбросаны десятки использованных ингаляторов. Запах был не свежим, но сладким и затхлым, а воздух ощущался так, словно стоял там на протяжении веков. Моё сердце сжалось, когда воображение взяло верх.

Образы… мой разум снова начал делать это. Собирать воедино все мельчайшие детали, представлять эти последние мгновения, того, что происходило здесь, когда мегазаклинания накрыли Филлидельфию. Может я где-то пропустил фото? У него была семья? Что он слышал? Что это блестит в его седельной сумке? Каково было оказаться одному в закрытой комнате и медленно умирать…

— Нет!

Мне буквально пришлось дать себе пощёчину копытом, покрытым паутиной. Я никак не мог позволить себе очередной срыв из-за тоски о прошлом. Бримстоун и Глиммерлайт полагались на меня! Я повернулся и побежал прочь от шкафа к мониторам, где остановился, чтобы перевести дух. Потребовалось какое-то время, но я смог взять себя в копыта и, наконец, подошёл к двери с символом выхода. Отодвинув ящики в сторону, я увидел, что на решётке есть замок.

Естественно, я знал, что уже видел ключ. Он был на нём.

Я знал, что должен поторопиться, но мне всё равно нужно было немного отдохнуть. Моё плечо ныло и пульсировало. В то же время, меня накрыли воспоминания об избиении рейдерами и пытках Хозяина.

— Ладно… ладно… это просто труп… просто свежевыглядящий труп… ты побывал в сточной трубе…

Я продолжал повторять это вслух до тех пор, пока не вернулся к шкафу. Дрожа, я наклонился к седельной сумке и укусил тонкую петлю верёвки, на которую был привязан ключ. И там… ничего. На верёвке не было ничего.

Моё воображение вновь разыгралось. Это казалось таким неправильным. Я тревожил умерших давным-давно пони. Этот бедный жеребец умер в полном одиночестве на своём рабочем месте, отчаянно борясь с лучевой болезнью, а теперь мне нужно его обокрасть? Неужели, я уже опустился до подобных краж?

Ключ выпал, а седельные сумки опустились на пол. Видимо, длинная верёвка настолько обветшала, что просто развалилась от легчайшего прикосновения. Тело сдвинулось, когда часть веса перестала прижимать его и зашипело от выходящего наружу воздуха. Я боролся с желанием извергнуть содержимое желудка и старался ни сделать ни единого вдоха носом. Я повесил ключ себе на шею и осторожно, стараясь больше никак не потревожить его покой, отступил назад, закрыв глаза в дань уважения.

— Прошу, прости меня, это ради блага… обещаю. Пусть Богини подарят тебе покой…

Я открыл глаза.

И обнаружил, что его лицо находится вплотную к моему, а глаза открыты.

Несколько мгновений он просто пялился на меня, дрожа и издавая щёлкающие звуки.

А затем, он завопил.

Сначала только сухой вздох, за которым уже последовал отвратительный скрипучий визг окаменевшего и истлевшего за двести лет горла. Он наполнил комнату и оглушил меня, сковав каждую мышцу в теле ужасом, которого я ни разу не испытывал. Рот трупа неестественно открылся, гораздо шире, чем у живых пони. Растерявшись, я почувствовал, что просто рухнул на пол прямо перед ним. Я не мог даже закричать, а вместо этого лишь смотрел на него слезящимися глазами.

Труп начал дёргаться в спазмах. Старые, давно засохшие мышцы вновь пришли в движение после этого нечестивого воскрешения. Я начал кричать, когда он стал ползти ко мне через кровать на своих кривых и сломанных ногах. Инстинкты взяли вверх, и я начал отползать прочь от него. Я взмолился, чтобы моё тело наконец пришло в себя и я смог встать! Но… я просто не мог. Страх парализовал и сковал каждое движение. Позади меня он снова закричал и так яростно засеменил ногами, что его лежанка отлетела в стену.

Я добрался до стола с мониторами и просто рухнул на него, сбросив терминалы, но воспользовавшись ими, чтобы подняться на ноги. Позади, шаркая и спотыкаясь, труп выбрался с постели. Истлевшее тело вновь ожило, даже спустя столько времени! Когда я, наконец, оказался на ногах, то галопом бросился к двери и в панике начал пытаться схватить ключ зубами.

Мертвец вновь завопил, ползком двигаясь в мою сторону на единственной целой ноге через всю комнату. Его нижняя челюсть свободно болталась, и он начал клацать зубами и шипеть в мою сторону с безумием, которого я не видел ни у одного рейдера.

— Ну же… ну же, ну же, давай, давай, прошу!

Я едва не уронил ключ, но всё же смог засунуть его в замочную скважину и повернуть. Дверь не открывалась. Это что, неправильный ключ? Я слышал, что жеребец был уже всего в паре метров от меня, но я даже не мог обернуться! Звук приближался… и приближался! Мне ничего не оставалось. Я начал колотить и биться в дверь, моля Богинь, чтобы она открылась, и я, наконец, выбрался из этой ловушки с… с этим ожившим телом!

Навалившись всем весом на дверь, она сдвинулась… всего на пару сантиметров.

“Ну давай! Помогите! Кто-нибудь!”

Я бился в дверь снова и снова. Я даже не обратил внимание, что колочусь в твёрдую железную дверь своим травмированным плечом. Ужас подгонял меня и, обернувшись, я увидел… э… гуля? Это же зомби-гуль? Он уже перелез через упавшие мониторы и тянулся ко мне своими ногами. На мой четвёртый удар в дверь, он оказался достаточно близко, чтобы дотянуться до моих задних копыт, и я почувствовал прикосновение холодной мёртвой плоти.

Завизжав, я оттолкнулся задними ногами и начал протискиваться сквозь узкую щель, постоянно толкая себя вперёд, пока всё таки не выбрался за дверь. С последним воплем, я захлопнул её за собой и тут же услышал глухой крик с противоположной стороны. За ним последовали удары в дверь, когда монстр начал биться в неё, чтобы всё таки достать меня. Я сидел там, прижавшись спиной к этой двери, пока звуки, которые издавал гуль не перешли от криков и воплей к… к тем звукам, которые он издавал, оставаясь наедине с собой. Передо мной открылся вид на кошмар Филлидельфии — кратер от жар-бомбы. За окружающими его стенами он светился нездоровым красным светом, который становился только ярче, благодаря стоящему в воздухе смогу. Этот шрам на теле мира был причиной всех ужасов, в том числе и того, что сейчас стоял за этой дверью. Смог вокруг опускался и поднимался, словно кратер буквально был гнойной раной Эквестрии и пульсировал на моих глазах, будучи неспособным затянуться.

И я мог бы подумать, что, даже несмотря на этот ужасный вид, я оказался в самом прекрасном месте во всей Эквестрии, если сравнивать его с теми лабиринтами вентиляций и заброшенными помещениями, где я был до этого.

Но сейчас я был слишком занят тем, что лежал на помосте пожарной лестницы и рыдал взахлёб.

— Эй, приятель.

Шмыгая носом, я продолжал медленно рысить вокруг Молла.

— Эй! Эй, жеребчик! Малой! Ты в порядке?

Подняв голову, я вытер слёзы, чтобы взглянуть на того, кто обращался ко мне. Другой раб. Ярко-синий молодой земнопони с рыжей гривой. На его боках, где красовалась кьютимарка в виде мяча, были такие же язвы от радиации, как и у меня. Он пробежал мимо небольшой группы рабов, которая шеренгой шла на работу. Никто из них не остановился.

— Что случилось? Я думал, что видал грустных рабов… пока не встретил тебя.

Похоже, что он тоже направлялся на какую-то работу, судя по бумажке, торчащей из кармана его одежды. Некоторые рабовладельцы давали такие направления своим рабам, чтобы отправить их к новым бригадирам уже с инструкциями. Этот жеребец продолжал идти передо мной, пока я медленно брёл вперёд в поисках двери, о которой мне сказал Бримстоун.

— Я в порядке…

— Прости, приятель, но как-то совсем на это не похоже.

Я подарил ему уверенный взгляд. Не то, чтоб это сильно сработало. Он показался хорошим, но в тот момент я был слишком уставшим.

— Эй, ты прости… просто спрашиваю.

Остановившись и сев на землю, я потёр глаза и вздохнул. Возможно, я был с ним слишком груб. Как часто другой раб может предложить помощь?

— Нет, нет. Ты прости… тяжёлый день. Тяжелее, чем обычно.

Такой ответ его устроил. Жеребец успокоился и кивнул, а затем повернулся лицом ко мне.

— Я тя понял. Как зовут?

— Мёрки, — пробормотал я почти шёпотом, боясь, что если повышу голос, то тут же выдам дрожь.

— Флиппи Бит, приятно познакомиться. Отвечаю, я тебя точно видел на какой-то смене, серьёзно. Я бы запомнил такого малявку…

Ну, спасибо. Хотя он мог быть прав, просто я не запоминаю других пони. До того, как меня пробудила Обитательница Стойла, я просто существовал в бесконечном кошмаре, не обращая ни на что внимания. Тем не менее, лицо этого синего пони казалось мне немного знакомым.

Он, в свою очередь, не упускал ни секунды, занимая всё моё молчание своей болтовнёй.

— Слуш, ну мы ж это, рабы? Мы должны держаться вместе, приятель. Поддерживать там друг друга, чтоб лучше справляться со всем, что на нас свалилось.

После жуткой встречи с монстром всего за пару минут до этого, было невероятно приятно услышать кого-то, кто говорит вещи, с которыми я мог бы согласиться. Удивившись сам себе, я обернулся на него с улыбкой.

— Ага… рабство — это не круто. Я жив до сих пор просто потому, что другие помогали мне, Флиппи. Однажды я выберусь отсюда, я…

— Хах! Ну и высокие у тебя цели, Мёрк. Может заберёшь нас всех с собой?

— Если б я мог!

После короткого тревожного момента, я заметил, что его улыбка стала шире. Жеребец засмеялся, и я почувствовал, что мне стоит ответить тем же. И прежде, чем я понял, что происходит, мы оба рассмеялись. В этом было что-то простое и приятное. Мне редко приходилось общаться с кем-то о трудностях подобной жизни. Безымянная кобыла была… совсем другой, полной решимости изменить своё место в жизни. Бримстоун был… ну, Бримстоуном. Но этот Флиппи Бит? Он был просто… обычным и дружелюбным.

— Знаешь, Мёрк, я кажется вспомнил, откуда я тебя знаю. Ты работал на Параспрайтах? Стоп… стоп, нет. Может, на укреплении южной стены?

— Неа, точно нет.

— Дискорд тебя дери, откуда же я тебя знаю, приятель? Может, во время восстания? Ай, ладно, забей… Слушай, эта кофта… из чего она сделана? Хлопок?

Его голос изменился. Этот последний вопрос был задан слишком быстро. Я уже слышал, как шестерни в его голове начали набирать обороты и двигать мысли. К чему бы это? Я почувствовал, что немного нервничаю и ответил ему уже тише.

— Ага, типо того… получил её на… на молотилке.

— Ясно… слушай, классная кофта…

Он потянулся и пригладил ткань копытом. Я попытался встать и отойти, но внезапно, он задрал её край, несмотря на мой вскрик. Секундой позже, пони вскочил на ноги. Дружелюбная улыбка исчезла, потому что моё крыло оказалось выставлено на всеобщее обозрение.

— Я знал! Я знал, что знаю тебя! Ты тот пегас!

Я безмолвно открыл рот. Я хотел просто взмолиться. Просить прощения, ведь всё было так хорошо! Мы могли просто быть друзьями! Жеребец нахмурился. Теперь и я узнал его. Он бросил в меня обломком кирпича из самодельной пращи на том параде презрения.

— Ты не обязан меня ненавидеть…

— Тебя? Дело не в тебе, дело во всех вас! Зачем ты ходишь среди нас и дразнишь своими крыльями? Почему бы тебе просто не улететь прочь? А что это у тебя там? ПипБак! Он нужен, чтобы шпионить, да?! Блять, не могу поверить, что был добр к тебе!

Он потянулся к маленькому карману на своей одежде и, к моему ужасу, достал самодельный нож.

Я начал отступать назад, моё сердце бешено колотилось. Всплеск адреналина заставил меня дрожать. Я просто не выдержу. Только не сегодня.

— Вы же там всю еду сверху прячете, да? Моя бабуля мне всё о вас рассказала! Вы оставили нас голодать! Она рассказывала, как вы сожгли её дом на холме! Как вы застрелили моего деда за то, что он пошёл собирать цветы на вершине!

— ФЛИППИ! ПРОШУ! Я не с облаков! Я… я не могу летать!

— Да ты просто врёшь! Перестань! Если я что-то и запомнил с детства, так это то, что все пегасы одинаковые! Вы ведёте себя подло! Все так говорят! Я знал, что если когда-нибудь встречу одного из вас, то мои родители окажутся правы!

Схватив нож в зубы, он бросился на меня. Визжа, я отскочил назад и перекатился, едва успев увернуться от удара. Я только что столкнулся с зомби, не могу же я сейчас просто сдаться! Моментально, я поднялся на ноги и галопом бросился прочь. Он побежал за мной, а его нож болтался на шее на тонкой кожаной верёвке. Перепрыгнув через кучу мусора, я использовал её, как преграду.

— Мы не одинаковые! Я просто таким родился, я не просил эти крылья!

— ХВАТИТ ВРАТЬ!

Он на бегу перескочил через мусор. Я закричал и поскакал вперёд так быстро, как только мог. Но каждые пару шагов я хромал и замедлялся, пытался убедить его, но словно говорил со стеной. Что не так с этим миром? Пони рождаются и становятся рабами или рейдерами, но при этом в них продолжают воспитывать ненависть к грехам прошлых поколений.

Погоня продолжилась за задней частью Молла. Мне в голову пришла только одна мысль — найти нужную дверь и вернуться назад к Бримстоуну, а он бы уже спугнул Флиппи! Заметив такую, я бросился прямо к ней.

По крайней мере, попытался, пока моя травмированная нога окончательно не сдалась после вспышки пронзительной боли.

Упав на спину, я увидел, как он уже замахивается ножом. Крича от страха, я успел закрыться от него своим ПипБаком. От удара он тоже упал на землю и теперь между нами началась копытопашная схватка. Такое дело никогда нельзя было назвать честным и побеждал тот, кто бросался в бой с большим мужеством и удачей. Очевидно, у меня не было ни того, ни другого, но мне повезло выбить у него изо рта нож. В ответ, он начал выбивать ударами воздух из моих лёгких.

Прокатившись в разные стороны, мы поднялись на ноги, и я тут же бросился обратно к нему. Мне нельзя было позволить Флиппи снова взять нож в зубы, ведь тот всё ещё висел на шнурке. Поднявшись на дыбы, я попытался подражать тому, что делал Бримстоун, когда начинал колотить своими передними копытами. Флиппи был быстрее и, прыгнув, врезался мне прямо в живот, снова повалив нас на землю. Я перекатился и изогнулся так, чтобы он не смог получше схватить меня. Жеребец выругался из-за того, что мне с моими размерами проще уворачиваться, а я тут же воспользовался возможностью и поковылял к двери.

Меня охватила радость, когда я обнаружил, что дверь удерживают всего несколько металлических труб, которые завалились на неё сверху. Достаточно для того, чтобы не дать ей открыться, но недостаточно, чтобы стать реальным препятствием даже для меня. Практически врезавшись в одну из труб и вскрикнув от боли, я оттолкнул её в сторону. И тут же вместе с ней упала вторая! Уперевшись спиной в третью, я начал толкать её, несмотря на то, что Флиппи добрался до меня и нанёс колющий удар в плечо. Закричав от боли, я упал.

— Блять… почему вы просто не можете держаться подальше от нас? Ваш народ уже спас себя, предав нас всех! Вы сами виноваты в таком отношении!

Прикрываясь копытами и изо всех сил пытаясь подняться, я покачал головой.

— Флиппи… зачем ты всё это делаешь? Я… ахх… Я даже знать тебя не хочу, не говоря о том, чтоб вредить! Я не рождённый на облаках пе…

Он смотрел на меня безумным взглядом. Его трясло от ненависти.

— Мои старики никогда не ошибались! Вы создали эту Пустошь!

— НО НЕ Я ЖЕ!

— МНЕ ВСЁ РАВНО! ТЫ ОДИН ИЗ НИХ!

Я… я не понимал. Как всего пара крыльев может создавать такую разницу? Она же не меняет твою личность.

Я увидел, как он заносит кинжал, как раз в тот момент, когда мне удалось оттолкнуть третью трубу передними ногами и откатиться в сторону в последний момент. От удара ножом в землю, жеребец выпустил его изо рта. Я прыгнул к двери и начал со всей силы колотить в неё копытом. Сколько там надо было раз? Три? Да, точно, три! Раз, два, три!

Едва я закончил, как почувствовал, что Флиппи снова бросился ко мне и, схватив передними ногами, попытался завалить. В один момент я почувствовал жуткое прикосновение холодного металла к шее. Почему дверь не открывается?!

Мы боролись и врезались в дверь ещё раз, после чего он, наконец, повалил меня на землю и наступил копытом на плечо, чтобы удержать на месте.

Лёжа прямо перед дверью на спине, я увидел, как жеребец обернулся и схватил нож в зубы. Он встал перед дверью и посмотрел на меня с ненавистью в глазах.

Секундой позже Бримстоун с какой-то невероятной силой выбил дверь.

Огромный жеребец выбежал вперёд и, наконец, заметил меня, лежащего на земле.

— Мёрки? Что случил…

— БРИМ! СЗАДИ!

Моё предупреждение не было воспринято всерьёз, и полевой командир рейдеров спокойно повернулся на месте. Ничего не случилось. Раздражённо взглянув на меня, чтобы я перестал орать, он закрыл за собой дверь.

За которой оказалось безжизненное тело Флиппи Бита, тут же упавшее на землю. Его шея была сломана от удара дверью.

Ненависть. Меня часто недолюбливали или отказывались принимать, но я никогда не сталкивался с ненавистью, пока не попал в этот город.

Он ненавидел не просто меня. Или мои крылья. Он показал настоящую, искреннюю и осознанную ненависть ко всему, что я представляю. Так много пони повели себя так же этим утром, когда унижали меня на параде. Хозяин ненавидел пегасов настолько, что хотел разрушить мою жизнь. Рейдеры хотели оторвать мне крылья. Раджини назвала меня “цыплёнком” из-за неспособности летать. Даже Бримстоун признался, что ненавидит пегасов…

В Пустошах одного недоверия было достаточно.

Здесь же, пегасы были очевидной целью для всех обделённых рабов, чтобы выместить злость. И это было ужасно.

Я продолжал бежать с тех самых событий в Яме. От рабской жизни, от смерти, от Хозяина и от того, как ко мне относятся другие пони просто из-за наличия перьев. Но правда в том, что я бежал всю свою жизнь, от одного хозяина к другому, от одного раба к другому. Даже скрываясь, я знал, что не могу сближаться с большинством других пони. Меня не изгоняли с облаков, но поступки моих предков всё равно имели ко мне непосредственное отношение. Я не был дашитом, но всё равно был изгоем.

Больше так продолжаться не может.

Эти крылья были бесполезны. Они причиняли мне вред, из-за них надо мной издевались, я даже не мог ими пошевелить, не говоря уже о том, чтобы раскрыть их. Весь день я страдал из-за них.

Закатив край кофты, я осторожно вытянул одно из крыльев копытом. Само крыло было вялым, а перья сломанными и грязными. Позор, а не крыло.

— Хотел бы я, чтобы у меня никогда не было этих штук, — я поймал себя на том, что тихо бормочу это вслух так, будто пытаюсь заставить их уйти. Ненависть к собственному телу вызывала у меня неприятную пустоту. Она казалась неправильной, но в то же время неизбежной.

Пока я лежал и дрожал, пытаясь осознать, о чём думает мой утомлённый разум, Бримстоун подошёл и встал надо мной. Жеребец вздохнул и взглянул в том направлении, куда мы должны были двигаться, а затем посмотрел на меня и мои крылья.

— Ты помог открыть эту дверь, так что я теперь отношусь к тебе с уважением, малой. Что эти штуки значат для тебя? О чём они говорят тебе?

Я шмыгнул носом и попытался скрыть то, как всхлипываю, почувствовав на себе пронзительный взгляд.

— Они говорят, что я виноват в плохих вещах, которые сделали пегасы. Что есть грехи, которые пони не готовы им простить, и эти крылья возлагают их и на мои плечи.

Огромный рейдер заворчал себе под нос, его старое лицо поморщилось, а сам он посмотрел куда-то в пустоту с удивительно усталым взглядом.

— А ты что-то из этого совершал?

Я покачал головой.

— Нет! Как я мог? Это же было сотни лет назад!

— Тогда почему ты хочешь, чтоб тебя наказывали за это? Представь, что ты сейчас возьмёшь нож у этого пони и просто отрежешь крылья. Просто представь, как ты уходишь и оставляешь их в этой подворотне. Потеряешь их навсегда. Ты этого хочешь?

Это заставило меня задуматься, и на мгновение я действительно представил, как делаю это.

И тут же почувствовал стыд за то, что вообще мог задуматься о таком, словно меня окатили холодной водой. То, что я представил было неприятным и неприемлемым.

Нет, я не хотел этого. Осторожно, я обнял сам себя, прикрывая крылья. Мне было больно, и от этой боли я взъелся сам на себя.

Так же, как другие делали это со мной.

По всей видимости, Бримстоун Блитц не ждал ответа. Он повернулся, словно собираясь уйти. Я уже думал, что жеребец закончил говорить, но он остановился и взглянул на меня через плечо.

— Ты пегас, Мёрки. Это зависит не только от крыльев. Сами по себе они не делают из тебя пегаса, так же как их отсутствие не сделает тебя земнопони. Ты всегда будешь таким, даже если их не будет. Тебя определяет то, что внутри; твоя душа, магическая сущность или ещё какая-то штука. И поэтому ты всегда будешь оставаться пегасом внутри. Рождённым для облаков, рождённым для открытого неба и всей этой прочей воздушной херни. Это и есть ты.

Могу поклясться, что увидел, как у него понимающе поднимается бровь.

— Ты не можешь просто отвернуться от такого. Это так не работает.

Я взглянул на жеребца, а затем поднялся на ноги и опустил голову.

— Я просто боюсь. Этот пони хотел быть моим другом, пока не увидел их.

— Не все пони такие. Ты встречал многих, но не всех. Глиммерлайт было бы всё равно, будь ты даже крылатой зеброй. Как думаешь, каково мне приходится? Я рейдер, на которого может указать множество пони, чьих знакомых и родных убили те, кто выполнял мои приказы. По своему опыту могу сказать, что тебе придётся с этим жить. Ты научишься понимать, какую пользу это даёт тебе. В моём случае, это напоминает о моём пути. В твоём? Ну, может, это уже принесло много пользы, но ты просто этого не понял.

Должен признать, что после адского дня, эти последние слова подарили мне нить надежды, за которую я мог ухватиться. На этот путь меня толкнуло зрелище летящей кобылы. Я сам всегда смотрел в небо за стенами.

Бримстоун снова отвёл взгляд и порысил вперёд.

— А теперь пошли, я не очень люблю всё это подбадривание. Как только приступим к делу, у тебя ещё будет, чем занять голову, кроме этого депрессивного эскапизма. Не то, чтобы я мог срезать свои племенные метки.

Я пошёл за ним. После всего этого, мне нужно было время подумать. Я ещё не свыкся с мыслью, что всего день назад был готов спрыгнуть с крыши башни, но слова Бримстоуна тронули меня, и впервые за долгое время я почувствовал что-то, кроме ступора относительно того, кем я был. Этот жеребец на самом деле был необычным. Мне нужно было время. Время отпустить всё и поговорить с кем-то. Может, Протеже выслушает меня…

Я порысил вслед за Бримстоуном, хромая и стараясь не думать ни о чём лишнем. Не то, чтоб мне это сильно удалось, но когда началось наше маленькое приключение, я постарался заставить себя жить сегодняшним днём.

— Постой, Бримстоун! А что насчёт Глиммерлайт?

— Она будет в безопасности, в отличие от нас. Рейдеры думают, что я сплю и охраняю её. Они не приблизятся ни к ней, ни к твоей тетради с кобылами.

Это настолько застало меня врасплох, что я застыл и покраснел. Ну почему это всегда происходит со мной?

— Т-ты смотрел мой дневник?

Обернувшись, жеребец ухмыльнулся, глядя на меня.

— Я ж говорил, что терпение не моя сильная сторона. А у тебя интересные вкусы…

У меня отвисла челюсть, и мои ноги обмякли, из-за чего я упал и закрыл лицо от стыда. Он преувеличивал. Я был уверен в этом, но мне от этого легче не было.

— О, да ладно, Мёрк. Я не собираюсь судить тебя…

Подняв голову, я увидел, что он так же ухмыляется. По крайней мере, он не соврал: после того, как я помог ему выбраться из Молла, он и правда стал лучше ко мне относиться. Бримстоун ужасал меня. Он часто говорил о том, как может оставить меня или убить, если я буду ему мешать. В Филлидельфии собственные потребности часто стояли выше потребностей твоих спутников.

Но прямо сейчас, он был моим союзником, и я получил от него определённый уровень доверия из-за того, что решил помочь его подруге. Эта кобыла подарит ему искупление, а мне поможет сделать шаг к побегу.

И пока мы готовились двинуться навстречу красному смогу Филлидельфии, я снял очки, поправил крылья, чтоб им было удобно под кофтой и потуже затянул ремешок на ПипБаке. Я дрожал. Я уже потерпел неудачу и сильно пострадал из-за этого, но пока у меня было направление, куда двигаться, некая цель и надежда, я не собирался останавливаться.

Я облажался, но попробую снова достичь неба за горизонтом.

Я последую за тобой, Литлпип. Просто дождись и ты увидишь.

Заметка: Новый уровень!

Свет принцессы Луны: После того, как вы привыкли к окружающей темноте, ваше зрение прояснилось. Глаза теперь лучше адаптируются к низкому освещению. Кто сказал, что ночь должна длиться вечно?

Глава 5. Благословение полос

Это… зомби!?

“Каково это было — обрести цель в жизни?”

Так легко говорить, что у тебя есть что-то, к чему ты стремишься. Что-то, что превосходит все другие желания, и к чему ты идёшь шаг за шагом. Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, каким долгим будет этот путь.

Хотел ли я обрести свободу? Ну конечно, но теперь я больше не был уверен в способе. После разговора с Протеже об осознании рисков у меня появилось чувство, что если я просто выйду в этот огромный мир снаружи с тем же наивным настроем, то мой конец будет очень быстрым и страшным.

Хотел ли я сбежать от боли? Мой способ мышления относительно этого вопроса слишком часто заводил меня совсем не туда, и риск снова оказаться на грани не исчез. Когда я сталкивался с безвыходной ситуацией, то зачастую начинал действовать всё рискованней и необдуманней, так как никогда бы не поступил в обычной ситуации. Однажды, я уже подошёл к краю слишком близко.

Действовал ли я ради того, чтобы найти кого-то, кто будет заботиться обо мне с тем же усердием, с каким я хотел заботиться в ответ? Но кто вообще будет так делать? В Филлидельфии ненавидели пегасов, а я определённо был далеко не самым харизматичным и уверенным пони. Если бы меня просто окликнул кто-то незнакомый, то высока вероятность, что я бы просто пискнул от страха и постарался избежать контакта.

В действительности, я не знал, чего хотел, но мысль о побеге за стену была единственным, что удерживало меня от лишения рассудка из-за ситуации, в которой я оказался.

Но, после встречи с Бримстоуном, Глиммерлайт и Протеже, дела начали меняться.

Теперь, у меня было целых два пути. Один из них — очень шаткий, ненадёжный, но полный надежды. Спасти Глиммерлайт и надеяться, что она согласиться помочь мне с побегом. Краткий разговор с ней дал мне повод верить, что стоит, как минимум попытаться. Да, это было рискованное предприятие, но шанс получить чью-то помощь мог многократно увеличить шансы на успех.

С другой стороны, у меня было предложение от Протеже. Два года опасной службы в обмен на мою потенциальную свободу. Натянутость его улыбки, которую он подарил мне вместе с назначением на эту “работу”, говорила сама за себя, почему именно моё доверие к этому пони было шатким. Благие намерения и якобы заботливое отношение не имели значения, учитывая то, что он всё ещё был тем пони, что удерживал меня против воли и заставлял рисковать жизнью. В то же время, почему-то я никак не мог отделаться от ощущения, что он понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Если бы Бримстоун и Глиммерлайт отвернулись от меня, то он бы остался моим единственным условным союзником в аду Филлидельфии.

Тот импульс, что подарил мне побег Обитательницы Стойла, начал иссякать. Мне отчаянно был нужен какой-то пример. Кто-то, кто мог бы дать мне пинка. Возможно, именно поэтому я последовал за рейдером, который раньше издевался над такими пони, как я ради развлечения. Мне просто нужно было делать хоть что-то, что угодно, чтобы как-то снова настроиться на побег. Было ли это из-за того, что я пытался побороть своё одиночество? Или же он просто задавил меня авторитетом так, что я не смог отказать? Две стороны моей личности снова превратились в проблему, которая лишь обострилась после того, как Хозяин возвысился надо мной.

Мне очень хотелось, чтобы у меня было что-то большее, за что я мог удержаться. Раньше я заботился только о себе. Чтобы выжить. Чтобы вернуть дневник. Чтобы сбежать. Я обрел определённую уверенность в себе, которую Хозяин тут же сломал.

Мне нужно было её вернуть. Нужно было каким-то образом доказать себе, что я всё ещё на что-то способен и точно не вернусь в состояние безмозглого раба, которым был когда-то.

Мне нужно было спасти Глиммерлайт. Не только ради неё, не только из-за смутного желания заполучить её, как союзника, но из-за того, чтобы мне было за что цепляться; чтобы у меня было напоминание о том, что я всё ещё не побеждён.

Не то, чтоб это можно было назвать целью…

Но пока что, раз я настроился на долгий путь, для начала этого было достаточно.

Больница “Сердца и Копытца” явно видала лучшие дни.

Здание было старым, построенным в разное время, частично из песчаника, частично из кирпича. Со времён войны оно так и осталось стоять окружённое забором из колючей проволоки по периметру, что был прорван в некоторых местах. Вдобавок ко всему, типичные для Пустоши обломки и мусор вокруг, а так же самостоятельный ремонт здания окончательно испортили его внешний вид. Оно задевало моё чувство прекрасного, и из-за этого я лишь мельком взглянул на другие примыкающие низкие здания комплекса, который, в целом, скорее рос вширь, чем в ввысь. Старые фургоны лежали перевёрнутые возле больницы, а их розово-жёлтая краска истлела и покрылась пылью. Я заметил, как минимум с десяток таких, что заставило меня задуматься, почему же их не восстановили и не использовали для своих целей пони Красного Глаза. При ближайшем рассмотрении стало ясно почему. Это были небесные повозки. Без пегасов они были бесполезны. Но даже так, из них вытащили все полезные детали, следуя чёткому приказу Красного Глаза использовать всё и отовсюду. Пару раз я видел грифонов с похожими повозками, но для их крупных габаритов они были слишком маленькими.

По тому же безжалостному принципу из пепла была создана и отреставрирована Филлидельфия. И сейчас передо мной было очередное доказательство этому. В больнице было немного народа, но внутри горел свет, на посту стояли рабы, и даже с такого расстояния я слышал гул магии от единорогов-целителей, которые занимались своей работой.

Мы с Бримстоуном засели на складе напротив больницы и уже долгое время просто ждали. Я начал осматриваться по сторонам с целью отвлечься от неприятных мыслей о тех недавних событиях с Хозяином.

Какое-то время я пытался угадывать возраст домов, которые нас окружали. Некоторые выглядели словно копии друг друга и были построены, как будто из модулей. Они были практически ничем не украшены, но всегда окружены одинаковым забором. Ну, по крайней мере, когда-то это точно был одинаковый забор. Дерево гниёт по-разному, а часть забрали на нужды промышленности.

Однако, при более внимательном осмотре, некоторые дома выделялись на фоне других. Прогнившие доски и потрескавшиеся кирпичи покрылись пятнами, но я замечал более светлые краски там и тут. Над некоторыми верандами нависали балкончики, в отличие от новых домов, двери которых сразу выходили под открытое небо. А резьба и сложные формы придавали всему этому более живой вид.

Они все были разными. Я понял, что вижу разницу между домами, которые построили во время войны и теми, что были построены до. И если присмотреться, то было заметно, как новые дома буквально втискиваются в пространство между старыми, словно пытаясь заселить ещё больше пони на такой же площади города.

К несчастью, как бы сильно история не помогала мне отвлечься, её всё равно было мало для удержания внимания ввиду того, что из нашего укрытия почти ничего не было видно. Вздохнув и вернувшись из наблюдательной точки, я обнаружил, что у моего напарника дела идут не лучше. Огромный жеребец наматывал круги по помещению, периодически пиная камни. Он говорил, что терпение не самая сильная его сторона и всем своим видом доказывал это.

Поэтому, я решил поговорить и обнаружил, что мой собеседник оказался очень дружелюбным и мог болтать на абсолютно разные темы. Теперь я знал, что лучший способ сломать ногу пони — это ударить чуть выше коленной чашечки. А ещё оказалось, что ругательства — это та сфера, в которой я совершенно не разбирался.

— Так ты говоришь мне, — пробубнил Бримстоун, — что никогда в жизни не говорил “пиздец”? Никогда?

Казалось, что он был в абсолютном шоке от встречи с кем-то, кто просто не использовал в своей речи бранные слова. Бримстоун до ужаса пугал меня каждым своим движением и социальные взаимодействия вроде обычного разговора явно были для него чем-то новым, равно, как и для меня. И пока мы общались, я постоянно замечал в его глазах огонь. Каждый раз, когда начинал говорить что-то, что оскорбляло его мировоззрение о том, что выживает сильнейший.

— Ну, может, мысленно произнёс пару раз…

— Но ты никогда не говорил это вслух? Ты точно не от мира сего если ни разу не ругался. Но-о, мы сейчас с этим разберёмся. Давай.

Я уселся. О чем он меня попросил? Я выпалил ответ, не особо задумываясь.

— Давай? Э-э... что? Я не понял.

Бримстоун вздохнул и улёгся на пол напротив меня в нашем небольшом укрытии, которое я нашёл. Он даже кивнул мне в знак признательности, чем вызвал у меня гордость.

— Скажи это! Нельзя допустить, чтоб такой малявка, как ты не мог даже нормально выругаться, когда мир решает его трахнуть.

Я потёр копыта.

— Я не уверен, что хочу этого.

— Попробуй.

— Пожалуйста, я…

— Просто попробуй. Нам всё равно здесь скучно. Развлеки меня.

У меня просто отвисла челюсть. Я всегда нервничал, когда даже думал об этом слове! Или вообще любом другом ругательстве! Мать учила меня, что ругаться или проклинать именем Богинь — это плохо. Повзрослев, я нарушил второе правило несколько раз (прошу, прошу, не отправляйте меня на луну!), но я всегда следил за языком. Однако, может быть, я смогу лучше вписаться, если буду говорить, как окружающие?

— Эм. Ладно. Я попробую?

— Но-о.

— Хорошо. А по поводу чего?

Бримстоун закатил глаза и пробормотал что-то о “прожжённых солнцем мозгах”, и пожал плечами.

— По любому поводу, от которого тебе не хорошо. Может у тебя есть на уме кто-то, с кем тебе страшно находиться рядом или тот, кто тебе не нравится?

Первое, что мне захотелось сказать “это ты!”, но я сомневаюсь, что это сильно бы помогло мне в ситуации, где этот огромный пони мог стать для меня потенциально опасным. Я всё ещё помнил, как он душил меня у стены из-за того, что я не так о нём подумал.

Но кого я ненавидел? Викед Слит была особенно отвратительной особой в Филлидельфии, равно, как Сути Морасс, и, конечно же, Нус. Я ненавидел Протеже за его настойчивое нежелание отпускать меня. Я ненавидел Красного Глаза за то, что он купил меня, и я оказался в этом кошмаре.

Но в действительности я мог дать только один ответ.

— Я… ненавижу Хозяина.

— Шэйклса? Мерзкий тупорылый гандон. Видишь? Теперь ты попробуй. Скажи, что ты его пиздец, как ненавидишь или вроде того.

Я уселся ровно и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Меня проняла дрожь. Что если он услышит меня? Что если ему передадут мои слова? Что если Селестия и Луна услышал меня? Что если Бримстоун будет смеяться надо мной из-за того, как плохо я ругаюсь?

Все эти причины затмевались одной главной.

Что если кто-то расскажет моей маме?

— Я…

Я могу сделать это, могу позволить себе немного протеста! Покажу Хозяину, что он не может забрать у меня свободу говорить то, что я хочу!

— Я п…

Я поморщился и так и не смог выдавить это слово. Бримстоун лишь покачал головой.

— Что с тобой не так? Это же просто одно маленькое словечко, не о чем беспокоиться. Попробуй ещё.

— Я… Я п…

Нет! Я не сдамся, я сделаю это!

— Я пинать, как ненавижу его!

Послышался глухой удар, когда Бримстоун фейсхуфнул. Сильно.

— Это займёт какое-то время, да?

Я лишь кратко кивнул, пробубнив под нос извинения. В этот момент мои уши пошевелились, когда я услышал что-то снаружи. Звук, которого мы ждали. Заметив, как я насторожился, Бримстоун выглянул из разбитого окна.

— Похоже, ожидания себя оправдали. Смена караула. Новенькие не будут так внимательно бдеть на ночной смене, так что проскользнуть мимо них будет не трудно. Отвлечёшь одного, и я с ним разберусь.

— Стоп, ты что, собираешься убить раба?!

— Да. И?

Он взглянул на меня. Я для него был таким маленьким и жалким, что он даже не выругался, а лишь безмолвно спросил, настолько ли я для него бесполезен. Но он попал в точку. Иногда он мог вести себя хорошо, но когда дело доходило до спасения той, кто ему дорог, он снова становился рейдером. В конце концов, когда я с ужасом посмотрел на него, Бримстоун лишь вздохнул и покачал головой.

— Ты выглядишь, как она, когда смотришь вот так, знаешь? Ладно, я попытаюсь не убить его.

Пока мы спускались из укрытия, я услышал, как он бормочет себе под нос, что стал слишком мягок с кобылами и маленькими жеребчиками. Я спустился так быстро, как позволило моё травмированное плечо, и мы начали пробираться к самой больнице.

Я хотел помочь спасти жизнь, а не закончить чью-то чужую. Рабы ненавидели меня за крылья, но будь я проклят, если собираюсь ненавидеть их в ответ из-за этой дурацкой причины.

— Хм-м. Я не рассчитывал, что они прикуют охрану к стене.

Бримстоун заметил кое-что, что я упустил. Рабы были прикованы цепью к стене, находящейся рядом с дверью. Если охранники окажутся без сознания или будут убиты, то их тут же заметят на открытом месте, а сами они никогда не смогут покинуть свой пост, что бы не случилось. Я задумался о том, была ли это идея Хозяина, которую он предложил Красному Глазу. Была в этой задумке какая-то ужасающая практичность. Таким образом, план, в котором я должен был отвлечь раба, был полностью выброшен на помойку, ведь тело без сознания обнаружат всего через пару минут. Когда мы подобрались ближе и укрылись за внешней стеной, то оба выглянули из-за угла (Брим в полный рост, а я присел под ним) в поисках других путей. В конце концов, жеребец кивнул и тихо заговорил.

— Вижу вход.

— Где?

— Второй этаж. Я толкну повозку и встану на неё, а ты мне на спину. Тебе придётся сделать это самому. Но это лучше, чем оставить тело там, где его тут же найдут. И смотри, чтоб на тебя не наступили.

Моё сердце застыло, когда я понял что он говорит. Нужно было пробраться через рабскую больницу, которой управляли… ну, рабовладельцы, и украсть лекарства без какого-либо прикрытия? И кроме того, что за подколы из-за роста? Я не был настолько маленьким. Никто не говорил так про Литлпип. По радио постоянно говорили о ней, а она была такого же роста, как я!

— Не знаю, смогу ли я это сделать, Брим. Как я вообще узнаю нужное лекарство?

— Оно называется Выво-рад. Какая-то кустарная подделка, но там нет тех ингредиентов, на которые у Глиммер аллергия. Вот и ищи его.

— Но я…

Я отстранился обратно за угол и, вздохнув, отвёл взгляд. Мне не хотелось это признавать.

— Я не умею читать.

— Ты прикалываешься? Серьёзно, Мёрк, ты не шутишь? Да сколько тебе лет?

На самом деле, точно я не знал, только приблизительно. Я даже не знал, когда у меня день рождения, хотя сомневаюсь, что кто-то за пределами нормальных поселений вообще знал какие-либо даты. Я просто стыдливо опустил голову, а Бримстоун застонал и покачал головой.

— К Дискорду всё это. Смотри, оно выглядит, как Антирад. Ты знаешь, как он выглядит?

Я кивнул.

— Ладно, хорошо. Вот оно должно быть таким же, но тёмно-оранжевым. Темнее. Почти коричневым. Понял?

Ладно, с этим я справлюсь. Я кивнул, а затем снова выглянул из-за угла. Небесный фургон, который он хотел сдвинуть, стоял чуть поодаль, куда никто не смотрел, но я всё равно нервничал. Оказаться одному в вентиляции — это одно. Пробираться мимо рабовладельцев? В прошлый раз, это ничем хорошим не закончилось.

— Давай, Мёрк. На ходу разберёшься.

— Но я…

— Шиш.

— А? Что это зна…

— Это значит замолчи! А теперь пошли.

Его голос звучал властно. Я и забыл, что он управлял другими пони. Я почувствовал, как мой раб в голове подчиняется его команде. Я тихо порысил вслед за большим земнопони к повозке, думая о том, делаю ли я это на самом деле по своей воле или просто потому, что он приказывает.

Я надеялся, что однажды смогу понять разницу между выбором и подчинением.

Внутри я встретил ровно то, что и ожидал. Мне встретились грязные палаты с тревожащими следами чего-то красного на полу. Рабы стонали от свежих ран в то время, как другие пони с медицинскими навыками ходили и делали свою работу, проверяя пациентов. Слишком много раз я видел, как они безнадёжно вздыхали и шли дальше.

К счастью, оказалось, что никто особо не возражает против моего присутствия, хоть я и казался очень медленным во всей этой хаотичной сцене боли и страданий вокруг меня. И даже так, я всё равно схватил какие-то бинты из ближайшей мусорки, чтобы обернуть ими ПипБак. Хоть он и выглядел, как поломанный, но всё равно не было смысла лишний раз рисковать. А так они могут подумать, что я ранен и имею право здесь находиться.

Ко мне быстро пришло осознание, что я был ранен. Просто меня не сочли достаточно ценным, чтобы отправить сюда на восстановление. Полагаю, что те усилия по защите, о которых постоянно говорил Протеже не включали в себя признание меня, как раба, заслуживающего лечение. Или же им просто не нравились пегасы.

Старые коридоры были отделаны деревом. Я чувствовал, как паркет скрипит при каждом моём шаге. В некоторых местах, пол выглядел так, словно готов провалиться, едва я на него наступлю. Какие бы усилия по восстановлению города не принимал Красный Глаз, у этого места явно был минимальный приоритет. Как такие торгаши, как Сути или Артери могли иметь столько лекарств в своих запасах, но при этом тем, кто лежал в этой больнице, их явно не хватало. Это же просто несправедливо.

Я прошёл мимо молодого земнопони моего возраста. Бирюзовый с белым, он хныкал в старый заплесневелый матрас на ближайшей койке. Двух его передних ног просто не было. Он наступил на мину? Я осознал, что просто стою и пялюсь на то, как он лежит и плачет, пытаясь двигать ногами, которых больше нет. Он никогда не сможет ходить.

Мне вспомнился бедный раб, потерявший ногу на молотилке.

Я вздрогнул. Мне пришлось заставить себя двигаться дальше. Шкаф с лекарствами должен быть где-то в другом месте.

Внезапный хлопок двери и последовавшие за этим крики агонии отвлекли меня от мыслей, и я увидел, как в коридор залетает передняя часть носилок, удерживаемая телекинезом. Я тут же нырнул в палату, чтобы пропустить их и лишь пискнул, увидев, как Хлыст бежит вслед за носилками.

— Не дайте ей умереть! Она одна из лучших работников! Слит мне ухо отрежет, если я не выведу её на смену!

— Да, господин! Бладбэнк, иди на склад и принеси бинты и дозу Мед-Х!

— Да, доктор!

Выглянув из палаты, я увидел светло-розовую кобылу, корчившуюся от боли на носилках, в то время, как двое единорогов пытались её удержать. А ещё я увидел рыжего пони в покрытом кровью халате, который галопом пронёсся в противоположную сторону по коридору, когда Хлыст и второй пони скрылись за углом. После всего, что я пережил за последние дни, он уже не казался такой серьёзной угрозой.

Я последовал за Бладбэнк, когда процессия прошла через ещё одни двери. Даже на расстоянии, я слышал, как раненая пони визжала от боли. От этого звука у меня сжималось всё внутри, а ведь они только начали оказывать её первую помощь.

Бладбэнк быстро добрался до дверей. То, что он остановился, чтобы взять ключ, было единственной причиной, почему я вообще смог его догнать, не переходя на галоп, чтобы не привлекать лишнего внимания. И даже так, я едва не столкнулся с несколькими санитарами с подносами, которые отплатили мне криками о том, чтобы я смотрел, куда несусь, хоть мне и удалось увернуться. К тому времени, как я догнал жеребца, он уже вышел из комнаты и закрыл её. Я почувствовал желание сказать то самое слово, которое хотел услышать от меня Бримстоун, но теперь, по крайней мере, я знал, где хранятся медикаменты.

Дождавшись, когда Бладбэнк уйдёт, я подобрался к двери и осмотрелся по сторонам в поисках свидетелей. Это оказалась самая не населённая часть больницы. Очевидно, это было сделано для того, чтобы держать лекарства подальше от пациентов, которые могли бы их присвоить. В какой-то степени я даже удивился тому, как всё вообще было организованно. Эти пони пытались помочь тем нуждающимся, что попадали к ним. Бладбэнк выглядел по-настоящему обеспокоенным. Уже не в первый раз я задумался о том, был ли Красный Глаз и его силы абсолютным злом. Возможно, Хозяин был просто исключением? Другие же были жёсткими, да, но…

Покачав головой, я двинулся дальше. У меня не было времени думать о таких отвлечённых вещах. Я осмотрел соседние комнаты, но обнаружил только старые туалеты (не понимаю, почему мне до сих пор стыдно из-за того, что я заглянул в комнату для кобыл) и обычную кладовку. Если мне повезёт, то внутри может оказаться что-то полезное.

Зайдя внутрь, я закрыл за собой дверь и начал осматриваться в поисках чего-либо. Классические железные коробки вперемешку с грудами старых пыльных медицинских халатов. Судя по их состоянию, сюда давно никто не заглядывал. На самом деле, если бы мне пришлось остаться в этом месте надолго, то я наверняка бы сделал здесь укрытие. Последним для обыска остался небольшой ящик с инструментами. Из любопытства, я решил открыть и его.

Внутри оказался молоток, маленькая пила, гайки и болты, железная линейка (поистине смертоносное оружие), чудо-клей, отвёртка и немного заколок.

Ничего, что могло бы помочь мне открыть замок. Я сдержался от того, чтобы выругаться… или от того, что по моим меркам значило выругаться, и взял только линейку. По крайней мере, с её помощью я смогу рисовать прямые линии для рисунков. Я сунул её в карман куртки и присел, прислонившись к стене, чтобы подумать.

Это просто не моя область. Конечно, я был мелким воришкой, с этим не поспоришь, но преодолевать препятствия было выше моих сил. Безымянная кобыла наверняка бы разобралась с этим, она выглядела умной. Бримстоун, наверное, просто бы постучал в дверь, и она сама бы открылась от страха перед альтернативной участью. Протеже… ну, он бы просто использовал ключ.

Но что же мог сделать мелкий воришка Мёрки Номер Семь?

Размышляя о вариантах, я откинул самые странные, вроде тех, где у меня оказался бы скрытый талант в изготовлении взрывчатки из чудо-клея и пуха, и только затем осознал очевидное.

Я был вором, а к двери был ключ.

Ну что ж.

Понадобилось всего пару минут, чтобы найти Бладбэнка. Я лишь следовал за теми же криками, которые всё ещё разносились по больнице. Пробежав через занавеску из ткани в коридоре, я остановился. Вся эта ходьба и бег плохо сказывались на моём и так травмированном плече. Интересно, был ли ещё Мед-Х на этом складе? В прошлый раз, он сработал очень даже хорошо.

Бладбэнк стоял возле комнаты, одна стена которой была сделана из стекла для обзора. Внутри было видно, как кобыла корчится от боли, пока единорог пытается вколоть ей шприц с обезболивающим. Я не осмелился рассматривать происходящее в подробностях, мне не сильно хотелось увидеть какую-то ужасную травму, которая бы не давала мне потом спать по ночам. Ключ Бладбэнка располагался очень удобно: он висел на лацкане халата, где его легко было снимать магией. Тем не менее, когда я начал медленно приближаться, то заметил насколько хорошо отражало окно, находящееся в палате. Любая попытка подкрасться была бы замечена ещё издалека.

Задумавшись, я постучал по очкам на моей голове. Жеребец заметил моё присутствие, обернувшись на мгновение, но увидев бинт, просто хмыкнул и снова перевёл взгляд на происходящее в палате.

— Если вы посетитель Пэтл Лиф, то вам придётся подождать.

Я подумал, что это хороший шанс и ухватился за него. Я не мог подобраться к нему незаметно, так что мне придётся поступить иначе.

— Пэтл Лиф?! О, Селестия, она в порядке?! Я должен увидеть её!

Произнеся это самым драматичным голосом, который я только мог выдать, я тут же бросился к окну, но Бладбэнк вздохнул и преградил мне путь.

— Я же сказал. Мне жаль, но вы не можете…

Я “оступился”, врезался в жеребца, и мы оба упали. Тут же я услышал ругань в свой адрес и, поднявшись, получил несколько ударов по голове за такую неуклюжесть. Пока меня выгоняли, мне пришлось притвориться, что я сопротивляюсь, но в конце концов, с криками о том, чтобы я больше не мешался, меня почти выпнули обратно за занавеску в коридоре. Со стонами потирая бок, я забился в угол приёмной, где все пони пристально смотрели на меня.

Но, по крайней мере, теперь у меня был ключ, надёжно спрятанный во рту после ловкой кражи.

Я чувствовал себя в какой-то степени гордым. Мне удалось добыть то, что было нужно, не причинив никому вреда, и теперь я мог просто оставить ключ за незапертой дверью, где врачи могли бы найти его и получить доступ к лекарствам, чтобы продолжать лечить пони. Мы спасём жизнь и никому не навредим!

Ну, почти. Ненавистные крики Флиппи Бита всё ещё звучали у меня в голове. Но это же была случайность, верно? Бримстоун бы просто спугнул его, если бы тот не умер из-за двери, да?

Я знал, что был неправ, но прямо сейчас мне нужно было оставаться оптимистом. Я пытался снова обрести уверенность, чтобы действовать дальше. И я не мог позволить себе сомневаться.

Я шёл к кладовке с медикаментами и заметил, как другой доктор выходит оттуда же. Я едва не пискнул и тут же бросился за угол, чтобы спрятаться в ожидании, когда тот пройдёт мимо. Но он нёс именно то, что мне было нужно! Восторг наполнил меня, и я галопом побежал к двери, открыл её и триумфально вбежал внутрь.

Полки были наполнены простейшими лекарствами в небольших дозах. Полагаю, это было сделано специально, чтобы можно было быстро схватить необходимое в нужной порции. Я увидел разбавленные целебные зелья, мерцающие разными цветами в темноте, и пачки таблеток, сваленных вместе. Большое количество чего-то, похожего на жидкость для полоскания рта, стояло в ящике на полу. Я встал на него, чтобы достать до верхних полок. К моему разочарованию, там оказались только более ценные препараты и медицинские инструменты. Мед-Х хранился в жёлтых закрытых коробках с прозрачными пластиковыми крышками, а в холодильнике на стене было несколько пакетов с кровью.

К сожалению, на полке рядом с единственным пакетом Антирада было пустое место. По правде говоря, я планировал взять несколько доз для себя. Они же пополняют запасы, да? Но увидев страдания рабов вокруг, я просто не смог. Это было бы так же плохо, как самолично стать рабовладельцем.

Я вспомнил слова доктора. Склад. Это не просто кладовка с лекарствами, это их основной склад.

И в нём не осталось Выворада.

Я не смог помочь Глиммерлайт.

Я рухнул на колени посреди склада, вспомнив её чудесно спокойный, но энергичный взгляд, даже несмотря на болезнь. Я осознал, насколько сильно хотел встретиться с этой невероятной кобылой, которая, как сказал Брим, не заботилась о том, каким ты был на самом деле пони. Но теперь ей не выжить из-за того, что я не смог справиться с этим грёбанным замком самостоятельно и взять последнюю дозу до того, как её забрали.

Если только не…

Повернувшись к выходу, я очень быстро похромал наружу. В больнице была эта последняя доза и я собирался добыть её, во что бы то ни стало. Она заслуживала жизнь! Она не ненавидела меня! Этот что-то-рад должен достаться ей!

Потребовалось какое-то время, но в конечном итоге я нашёл его. Эта беготня по больнице начала меня раздражать, да и санитары что-то подозревали. Я пытался снова провернуть трюк с “посетителем”, но они всё равно продолжали косо на меня смотреть. Хоть я и избегал встреч, как только мог, никто не мог оставаться незамеченным в этих хорошо освещённых коридорах.

Не важно. Я нашёл пациента, которому предназначалось лекарство. Медсестра уже собиралась поставить капельницу, но благодаря моему крику о помощи, медработники побежали в приёмное отделение с мыслями о том, что кому-то там нужна неотложная помощь.

И теперь в комнате был только я и Выворад. Эта коричневая жижа лежала в пакете на столике у кровати, свежая и нетронутая. Мне нужно было только быстро забрать её, засунуть в карман, дойти до выхода и сбежать. Никто не будет задавать вопросов пони на выходе! Я почувствовал, как меня наполняет радость. Я сделал это! Потянувшись вперёд, я схватил лекарство.

— Мм.. Кто… кто здесь?

Вскрикнув и отпрыгнув назад, держа во рту пакет с Выворадом, я взглянул на источник голоса. На кровати лежала кобыла, укрытая тонким одеялом. Она обернулась в мою сторону, но не смогла открыть глаза из-за слабости.

Меня охватило дежавю. Те же симптомы, что я видел раньше. Та же болезнь.

Эта кобыла страдала от той же проблемы. Она лежала там, с бледно-серой шёрсткой и чудесной синей гривой с чёрно-белыми прядями, заплетёнными в хвост и двумя, спадающими на её лицо. Она тоже была единорогом, но по возрасту годилась мне в матери.

И она была очень сильно больна.

— Вы… вы что-то ищете?

Я взглянул на неё, а затем на лекарство, которое держал во рту. Они же достанут ещё, да? Им должны пополнять запасы! Я могу просто развернуться и уйти, как хороший маленький воришка…

Глиммерлайт заслуживала его больше, чем…

Чем кто-то другой?

Она выглядела такой слабой. Опустив голову, я почувствовал, как меня пробирает дрожь. Слишком поздно, я заметил, что мои уши двинулись к другому источнику шума, который внезапно возник за моей спиной.

— Что вы делаете?!

От удивления я громко пискнул и уронил пакет с лекарством, а затем отпрыгнул вперёд и упал возле кровати, напугав кобылу. Медсестра успела вернуться и теперь запыхавшаяся стояла в дверях. Её шерсть и грива были жёлто-красными, а глаза расширились от удивления.

— Ты… ты только что…

Её взгляд упал на Выворад, лежащий на полу, а затем снова на меня. Оказавшись в такой ситуации, я осознал, насколько низко пал. Кража у тяжелобольной пони без каких-либо знаний о том, хорошая она или плохая, просто ради помощи кому-то иному. Выбрать лёгкий путь, лишившись моральных и этических терзаний. Я ни разу даже не остановился и не задумался о том, что я вообще делаю. Разве я имею право решать, чья жизнь важнее?

Осознание накрыло меня полностью, когда я представил свою мать, диджея, безымянную кобылу и даже Литлпип, смотрящих на меня с разочарованием. В слезах я упал на пол.

— Простите! Я… я не хотел… мне нужно… я…

Мне было тяжело подобрать какие-то слова, пока я стоял и искренне рыдал. Частично от понимания собственной вины, а частично от ужаса перед тем, что Филлидельфия медленно, но верно начинает подталкивать меня к подобным поступкам.

И всё же, каким бы жестоким не был этот мир, я должен был выбраться отсюда. Протеже говорил, что мне придётся быть готовым на всё ради своей цели, сам этот город говорил, что придётся жертвовать чем-то ради свободы. Но я знал, что как бы трудно ни было, у меня был свой собственный путь, который был важен для меня самого.

И такой поступок к этому пути никак не относится.

Медсестра подняла пакет с лекарством и положила его обратно на столик рядом с кроватью, где лежала абсолютно растерянная кобыла. Из-за болезни у неё даже не было сил, чтобы подняться и взглянуть на меня. Но медсестра подошла ко мне. Выражение её лица смягчилось.

— Ты собирался забрать это, но пациентка не доживёт до завтра без этого лекарства. У неё…

— У-у неё аллергия! Знаю, — я шмыгнул носом. — Но кое-кому тоже нужно это лекарство, но я… я не думаю, что она сможет попасть сюда. Я просто хотел помочь ей…

С её лица сошли остатки строгости, и она лишь устало вздохнула. Её рог засиял, а магия коснулась меня.

— Я вижу, что у тебя лучевая лёгочная инфекция и довольно серьёзная. Ты брал это для себя? Посмотри мне в глаза и скажи.

Взглянув на кобылу заплаканными глазами, я вздрогнул.

— Да я бы никогда! Это для кое-кого другого, кто… кто много значит для моего… друга. У неё такие же симптомы, как у…

Я молча указал на пациентку. Медсестра тоже молчала, но затем дала мне небольшой платок и опустилась на колени. Её голос оставался строгим, но за ним я чувствовал добрую натуру.

— Вытри слёзы. Я вижу, что ты не врёшь. Это было неправильно, но у тебя доброе сердце. Если верить твоим словам, то у тебя была благая цель. Я бы не была медсестрой, если бы в какой-то степени не уважала этот поступок. Хоть я и работаю на Красного Глаза, это не значит, что я не следую тому кодексу, которому научил нас доктор Визервэйн. Он очень внимательно относился к подобном вещам. Слушай, я бы дала тебе немного, но нам просто нечем поделиться. Если только…

Если? Если только что? Медленно поднявшись на ноги, я заметил, что кобыла погрузилась в беспокойный сон, даже несмотря на наш разговор. Ей действительно было очень плохо. Почему я этого не увидел?

— В подвале должно быть ещё. Но там очень опасно. Когда ударили мегазаклинания, его затопило водой из труб, которые шли со стороны кратера. Воды там уже нет, а вот радиация довольно сильная. Это плохо скажется на твоих лёгких, если ты решишь рискнуть, но там есть старый склад, до которого мы сами добраться не можем. Обычно доктор Визервэйн приносит нам достаточно запасов, и нам не нужно беспокоиться о том, чтобы спускаться туда, но если ты действительно готов пойти на такое…

Мне даже не нужно было думать. Теперь я лучше понял, что движет Бримстоуном. Здесь моя невинность пострадала. Если мне придётся рисковать здоровьем и жизнью, чтобы достать лекарства и компенсировать этот неправильный поступок ради собственной выгоды, то так тому и быть.

Я имел ввиду рисковать тем здоровьем и жизнью, что у меня остались.

Медсестра отвела меня к чёрному входу и выпустила наружу. Пока я бродил по территории больницы в поисках входа в подвал, я начал чувствовать, как ядовитый, в сравнении с внутренними помещениями больницы, воздух начал отравлять меня. Моё горло пересохло от сухого красного смога Филлидельфии сразу, как только я вышел наружу. Я очень быстро пожалел, что не взял с собой одну из тех доз Антирада, которые дал мне Протеже.

Ну хотя бы плечо, хоть и болело, но всё ещё более менее работало. Желудок, в то же время, уже сжимался и урчал. Дрожь пробрала меня от недостатка пищи и усталости. Последний раз я ел, когда Протеже угостил меня яблочным рагу. При том, что я всё ещё восстанавливался после ранения, этого было недостаточно.

Вот бы я находил еду и Антирад так же часто, как я встречаю пони, с которыми расстаюсь, даже не узнав имени.

Я тут же задумался о том, почему моим особенным талантом, предписанным кьютимаркой, было покорное рабство, а не нахождение загадочных безымянных кобыл. Более того, хоть я и не был “в активном поиске”, почему мне всегда везло только на тех кобыл, кто уже был занят кем-то другим или же был слишком стар для меня, ну или болен? Была одна подходящая, но она была легендой Пустошей с которой у меня не было никаких шансов ни при каких условиях, какой бы крутой она не была.

На мгновение я замер. Раньше я просто отгонял эти мысли, но они продолжали возвращаться. Я вспомнил слова Сандиала о кобыле, которая ему понравилась, о Скайдэнсер. Конечно, я ценил внешность кобылы, как и вышеуказанный жеребец (в особенности, если эти кобылы таких же размеров, как я), но в самом ли деле я думал в таком ключе о Литлпип? Или же я просто хотел ставить себя в мечтах рядом с героиней? Ведь я видел её всего раз и даже никогда не разговаривал с ней.

Нет. Нет, сейчас совсем не время для таких мыслей. Следует думать о более важных вещах. “Впереди тебя ждёт облучённая зона, Мёрки, сконцентрируйся!”

Тем не менее, хоть эти мысли и сбивали с толку, я не мог не признать, что в какой-то степени наслаждался этим чувством лёгкой влюблённости.

Может, это и была всего лишь глупая фантазия, но, так или иначе, она была чем-то хорошим, о чём я мог мечтать, чтобы не думать о чувстве вины за свой ужасный поступок.

В этом городе тебе нужны такие мелочи, которые будут поддерживать тебя.

Бримстоун нашёл меня, когда я пробирался сквозь туман, кашляя от загрязнённой пыли, которую принесло с кратера. Когда я улёгся на землю рядом с ним, чтобы передохнуть, то задумался о том, что мне следовало попросить что-то для борьбы с радиацией, учитывая то, куда мне предстояло отправиться. Но, вероятно, к моему сожалению, у них были свои строгие приказы, не позволявшие так легко раздавать припасы.

Я взглянул на гору мышц в лице Бримстоуна, нависшую прямо надо мной.

— Ты не достал.

Эти слова потенциально могли обернуться злостью на то, что я вернулся с пустыми копытами. Вероятно, ему лучше даже не знать, что я мог просто украсть необходимое и закончить дело.

— Нет, но я знаю где достать.

Я указал копытом на дверь, ведущую в подвал. Естественно, она была закрыта, но это нельзя было назвать реальным препятствием для Брима. Я рассказал ему про радиацию, но, думаю, его это нисколько не беспокоило. Один удар этим копытом мёркового размера и дверь оказалась открыта. Тёмное и пыльное подземелье, которое, вероятно, было нетронутым с конца света.

Довоенное. Облучённое. На пару с рейдером.

Ну почему мне никогда не везло на какие-то хорошие места?

Уже несколько раз с момента спуска я начинал осознавать, насколько же не соответствовал этому месту. Я был просто маленьким рабом, который пытался сбежать, а не крутым искателем приключений, как Бримстоун или Литлпип. Каждая частичка меня боролась только за то, чтобы я не бросился наутёк. Протеже бы наверняка всё понял, если бы я вернулся и просто объяснил ему ситуацию. Может быть, он бы даже помог и достал Выворад для Глиммерлайт?

Сейчас мне просто хотелось вернуться к одному из моих старых хозяев за пределами Филлидельфии, где было гораздо менее страшно и больно.

Я едва мог видеть что-то перед собой. Радиационный фон уже стал заметнее, учитывая то, как он обжигал мои лёгкие. Каждый вдох был испытанием и периодически вызывал у меня приступ кашля, и мне приходилось останавливаться, что сильно раздражало Бримстоуна. Я пережил короткий промежуток облегчения после приёма лекарств, которые я украл у Артери и затем после лечения от Протеже, но это место вернуло всё на свои места. Маленький больной раб, едва шаркающий ногами и кашляющий кровью, вернулся.

Вокруг нас было мало чего примечательного. Множество коридоров с кучей подсобных помещений. Шкафы с припасами были забиты заплесневелыми книгами и коробками с моющими средствами. Большие трубы скрипели и стонали от того, как мы нарушали своим присутствием здешний покой. Ну, если быть точнее, как Бримстоун нарушал здешний покой. Если бы мне когда-нибудь понадобилось почувствовать себя хоть в чём-то лучше кого-то, то стоило просто подумать об этом пони и том, что он являл из себя полную противоположность понятия “скрытность”.

— Эй, Мёрк?

— Д-да? — мой голос дрожал, а ослабевшее горло сразу начало першить, из-за чего я вновь закашлялся и припал к ближайшей трубе, чтобы удержаться на ногах. В то же время, гигантский пони, казалось, был в полном порядке. Или же просто не показывал слабость.

— Мысль есть. Если нам надо будет бежать и мы разделимся, то нам необходим пароль для входа в мою камеру получше. Ну, чтобы я знал, что это ты.

Я уже собирался сказать о том, что стук в дверь меня полностью устраивал, а потом вспомнил, что я по своей тупости даже со стуком не справился.

— Так что ты предлагаешь?

— Простой вариант. Пароль “пиздец”.

Ох, ну это не честно.

Брим повернулся ко мне, и даже в темноте я видел его ухмылку. Думаю, ему просто нравилось подшучивать, чтобы немного снять напряжение, когда оно становилось настолько заметным, что его можно было резать с помощью авто-топора.

— Но это точно сработает. Давай теперь ты вперёд. Кажется, ты видишь в темноте лучше меня. Эти глаза уже не так хороши, как до того случая с мелким ушлёпком с огнемётом пару лет назад.

— С мелким кем? То есть, ты уверен?

— Ага.

Он снова ухмылялся? В чём вообще была шутка, если он просто сказал аг…

Ох. Вау. Что-то я медленный сегодня. Тяжело вздохнув, я похромал вперёд, радуясь хотя бы тому, что Бримстоун успеет заметить, если я вот-вот вырублюсь. И сможет вынести меня наружу. Или же он просто оставит меня здесь? От волненья меня затрясло, и я снова закашлялся. Ну хотя бы кровью пока не блюю.

Каждый шаг давался мне с трудом. Глаза давно привыкли к темноте, и я без проблем видел очертания узких коридоров и необычных дверей и люков, которые, судя по размерам и формам, едва ли предназначались для пони. Я начал думать о том, обладал ли мозгами местный проектировщик и учитывал ли то, что каким-то внутренним системам может понадобится техобслуживание. Густые клубы пыли нисколько не помогали дышать, пока я осторожно обходил стороной все старые ржавые инструменты, о назначении большей части которых я не имел ни малейшего понятия.

Хотя бы мои уши работали нормально, но мне не нравилось то, что они слышали. Лёгкое шарканье и рысь. Я застыл на месте и нагнулся, понадеявшись, что Бримстоун за моей спиной понял этот негласный сигнал. Закрыв глаза, я прислушался.

Звуки чего-то мягкого. Чего-то необычного, но живого. Время от времени были слышны металлические звуки, похожие на те, что издавали мы, пока бегали по всему этому сантехническому оборудованию, разбросанному по полу.

Толстый бетонный потолок не пропускал звуки с поверхности. Что бы их не издавало, оно точно было внизу.

Моя дрожь лишь усилилась когда я вспомнил о том страшном зомби-уборщике в закрытой комнате. Это воющее обезображенное лицо теперь навсегда отпечаталось в моих воспоминаниях. А теперь я слышал медленное шарканье копыт бесцельно бродящего существа.

Точно такое же, как у того монстра. Я застонал, борясь с желанием убежать.

— Брим, — прошептал я, — кажется, здесь зомби.

— Не удивительно, здесь же всё облучено. Они живут за счёт этого. Просто найди нужную комнату, мы как раз под главным зданием, а значит, она должна быть рядом.

Мне очень хотелось определить, с какой стороны был источник шума, но окружение и толстые стены сводили мои попытки на нет. В неподвижном воздухе стояла пыль, а из отремонтированных труб тут и там временами вырывались струи пара, наполнявшие коридор и закрывавшие обзор.

И, конечно же, из-за этого пара фигуры приобретали отличавшиеся от реальных очертания.

Теперь, если я буду оставаться достаточно тихим, мы сможем найти лекарство и выбраться до того, как бродящий по этим узким коридорам монстр найдёт нас.

Положив копыта на ближайшую дверь, я толкнул её. В моём ослабленном состоянии, дверь оказалась гораздо тяжелее, чем я мог бы представить, и мне едва удалось её открыть. Я решил ускорить процесс и со всей силы ударил копытами по двери, из-за чего толстый слой пыли слетел с неё и попал мне прямо в лицо, наполнив рот и глаза. Опешив, я отпрянул назад и вскрикнул.

Моё горло начало першить.

Першение усиливалось вместе с болезненным давлением, из-за которого мне хотелось кашлять. К сожалению, пыль сильно меня подкосила. Я будто проглотил наждачную бумагу. Мне казалось, будто оба моих лёгких готовы лопнуть от безуспешных попыток сделать нормальный вдох и заставляя меня биться в спазмах. Я просто не мог сдержаться. Несмотря на прикрытый копытами рот, кашель продолжался слишком долго. Я упал на пол и захрипел, чувствуя, как вся моя грудь горит от боли, которую я уже успел позабыть. Это так просто не прекратится. Харкаясь и кашляя, я корчился на холодном пыльном полу, чувствуя, что лёгкие вот-вот выйдут наружу.

Понадобилось добрых десять секунд, чтобы немного успокоиться. Я остался лежать полностью обессиленный и едва способный продолжать нормально дышать.

Что бы это ни было, оно меня услышало.

Жуткий, голодный и злобный вой эхом раздался по подвалу. Бримстоун прыгнул между мной и предполагаемым направлением атаки с железным обломком во рту. В дальнем конце коридора я увидел, как толстая дубовая дверь содрогнулась от безумного удара с противоположной стороны. Даже Брим, казалось, был удивлён той силе, что рвалась к нам.

Я поднялся на ноги, опёршись на трубу и вздрогнул от боли в травмированном плече, которое сразу же напомнило о том, что не стоит его нагружать.

Дверь держалась, но я чувствовал силу ударов этого монстра. Он издал пронзительный визг и я заметил, как в щели под дверью появилось яркое свечение, которое затем исчезло.

— Да ебать тебя во все гнилые дыры, может ты уже заткнёшься нахуй и закончишь с этой блядской хуетой?!

Звуки прекратились. В воздухе повисла мёртвая тишина, и мы с Бримстоуном медленно обернулись на другого пони, который незаметно подошёл к нам под шум этого зомби-гуля… монстра, бившегося в дверь. У меня тут же отвисла челюсть и не только от весьма яркого ругательства.

Ещё один гуль. Если бы я мог закричать, то сделал бы это не задумываясь.

Единорог в старом рваном медицинском халате. Под ним не было ничего, кроме гнилой плоти, мышц и сухожилий, в комплекте к которым шёл соответствующий запах. Судя по всему, он старался прикрыть большую часть тела этим халатом. Он взглянул на дверь и, подойдя к ней, ударил копытом. Лицо с растрёпанными обрывками того, что вероятно когда-то было впечатляющей бородой, поморщилось с такой раздражённой злостью, что даже я вздрогнул.

— Это просто я, старый ты гандон! Теперь успокойся нахуй и не мешай мне дальше спать!

Даже учитывая моё болезненное состояние, я взбодрился из-за его грубого и хриплого голоса, который, в то же время, чувствовался таким авторитетным и внушительным, что был несравним даже с голосом Протеже. Как только он услышал, что монстр отошёл, то повернулся к нам и взглянул с заметной злостью.

— За мной! Если хотите прожить ещё хоть один ебучий день, то пойдёте, блять, прямо сейчас и прямо туда, куда я скажу! Ебать вас, сука!

Я ожидал какую-то радиоактивную дыру, способную убить меня. Я ожидал темноту, сырую плесень и вонь гнили.

Но никак не ожидал увидеть вполне рабочую медицинскую лабораторию.

Множество полок со старыми жидкостями в банках и веществ стояли вдоль стен рядом с рабочими столами, химическими наборами и большими раковинами. Я заметил пламя небольшой горелки под колбой с какой-то мерзкой булькающей фиолетовой субстанцией. Занавески в дальнем углу отделяли от помещения медицинские койки, которые, по всей видимости, давным давно не использовались по назначению. В другом углу я заметил, как из нескольких одеял сооружена самодельная спальня. Всё свободное место было заполнено различными химикатами, медицинскими растворами и антирадиационными наборами.

— А теперь, может кто-то из вас, долбоёбов, объяснит мне зачем вы припёрлись в облучённый подвал, не приняв дозу Рад-Х и не взяв с собой антирадин, учитывая, что у пегаса серьёзная лучевая болезнь с уязвимостью к эффектам жар-бомбы?

Я бы мог сравнить количество его ругательств с количеством химикатов в лаборатории (и теперь я знал, куда Богини распределили ту мою часть, что способна ругаться), но мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, о чём он говорит. Я ввалился в лабораторию и практически упал на ближайшую кровать, едва удержавшись за её край. Бримстоун спокойно зашёл вслед за мной и лишь молча осмотрелся. Думаю его не особо волновал гуль, а все мысли были только о вывораде.

Но у меня были проблемы побольше.

— П-пегас? Я не пегас.

— Да ты ебать какой пегас, малявка, — резко ответил он, а затем откинул одеяло с кровати и приглашающе похлопал по ней. — Мне не нужно видеть твои крылья, чтоб это понять. Залезай сюда и побыстрее!

Его голосу нельзя было противиться. Не совсем понимая, что делаю, я забрался на кровать, а гуль бросил магией несколько антирадов Бримстоуну.

— Съеби куда-нибудь ещё и ищи то, что тебе надо, а я пока займусь твоим туповатым дружком, который решил, что ему не стоит избегать тех мест, которые его убьют нахуй! Тут радиации нет, но зато вас тут аж двое, Луны ёбаной ради. Просто не трогай ничего без разрешения.

— Ладно.

Очевидно, Бримстоун был доволен тем, что ему нужно просто заниматься поиском, а иметь дело с этим странным немёртвым жеребцом придётся мне.

— Снимай нахуй эту куртку! Давай, я не буду ржать. Не часто мне тут приходится работать с пегасами, так что поторопись!

Такое чувство, будто он опаздывал по делам. Что вообще происходит? Кто этот гуль? Почему он так торопится и говорит только по делу? Как он узнал, что я пегас? Почему он помогает нам, даже не узнав, чего мы вообще хотим?

— Погоди минуту! Я… я не понимаю, кто ты вообще? Что ты дела… А-А-АЙ!

Я почувствовал, как меня подняло в воздух над кроватью, когда доктор-гуль пробубнил какое-то красочное ругательство (что вообще значит пентюх?) и воспользовался магией, чтобы снять мои очки, куртку и ПипБак.

— Вечно вы со своими ебучими вопросами. Ладно, слушай, пока я работаю.

Он шагнул вперёд, бросив меня обратно на кровать, а затем обошёл вокруг и направил на меня свой рог. Я чувствовал себя беззащитным, но не из-за хаотичности ситуации, а просто потому, что мои крылья были выставлены напоказ.

— Я — доктор Визервейн, хирург-травматолог из Кантерлотского Королевского Университета. И не надо тут, блять, ухмыляться из-за того, что я не такой надменный придурок, как некоторые другие, про кого я мог бы много чего рассказать. Специалист по пегасам, заведующий и главный хирург Шэдоуболтов под патронажем Министерской кобылы Рэйнбоу Дэш и в прошлом личный физиолог у Вондерболтов. Вот почему я всё понял сразу, как только увидел тебя. Я могу узнать пегаса и без визуального осмотра крыльев. То, как ты ходишь, то как качается твоя голова. Блять, да даже соотношение размеров твоих копыт к твоему… размеру.

Ладно, хватит уже про мою низкорослость! Однако, я тут же вспомнил слова Бримстоуна о том, что не только крылья делают меня пегасом. Я быстро осознал, насколько же это было правдой. Я родился таким, каким родился и ничто этого не изменит, как ни старайся.

— Могу сказать, что я, пожалуй, один из самых опытных хирургов в Эквестрии. Если мне, конечно, можно говорить за себя. А я считаю, что можно. По крайней мере, никого больше с почти тремя сраными сотнями лет опыта я больше не встречал. Так что считай, что тебе повезло найти меня. Тупой болван, припёрся в облучённую зону с… хм. Вот значит как. Интересно.

Я даже не знал, с чего начать. Все мои зачатки социальной коммуникации были просто уничтожены этим гулем. Пожалуй, тогда начну с основного, с текущего момента.

— А ч-что это за штука была снаружи?

— А? Флауэрпот? Не обращай внимания на этого противного старого осла. Когда-то был моим коллегой, пока жар-бомба не подарила нам этот загар на ёбаную вечность. Я закрыл его в карантинной камере. Не боись, дверь усилена металлом под дубовой отделкой. Он не сможет выбраться. Что, кстати, хорошо. Там высокий уровень радиации, так что он, наверное, уже достаточно силён, чтобы оторвать тебе голову в одно движение. А теперь не дёргайся и подними крыло.

Ох, ну вот опять.

Я… я не могу… извините.

Я уткнулся лицом в копыта и покраснел. Этот единорог застал пегасов на пике их славы. Каким же жалким я был в срав…

Мои чувства завопили, когда крыло взяли магией и раскрыли. Я же завопил в буквальном смысле.

— Ох, да хватит уже ныть. Послушай сюда, я когда-то работал с Вондерболтами. Так вот, одна кобыла по имени Спитфайр умудрилась сломать крыло в трёх местах за одно падение. Я его срастил прямо у них в раздевалке, и ты думаешь, что она хоть раз пискнула? Хуй там, ни единого звука. В отличии от Соарина. Вечно ныл на каждом медосмотре, сраный жеребёнок. А теперь перестань, худшее уже позади. Сиди ровно, сильно больно не будет.

— Зачем ты это делаешь? — мой голос дрожал от грубого обращения, и я каждый раз кашлял, когда начинал дышать слишком быстро.

— Ты совсем тупой? Я доктор, блять! Что я по твоему должен делать, когда вижу раненого и умирающего пони перед собой?

Тишина воцарилась всего на секунду. Я нерешительно поднял взгляд и заметил, что он остановился, ожидая моих дальнейших действий. Полные боли глаза от того, что он вновь видел страдающего пони перед собой. Сколько раз ему пришлось наблюдать подобное зрелище за все эти годы в Пустоши? Целые столетия преданности своему труду не позволяли ему отвернуться от меня. Он быстро завоевал моё уважение, несмотря на свою грубость. Он терпел все эти ужасы Пустошей дольше, чем.. ну, чем, наверное, любой другой пони. И он всё равно помогал.

Боль пугала меня, но всё же, я кивнул. Даже если он этого не показывал, то был настоящим врачом.

Я, наконец, понял, что именно имел в виду диджей. Гули были такими же пони. Во многом, они были лучше многих из нас, потому что видели, каким был мир прежде и каких принципов нужно придерживаться.

— А теперь, не дёргайся, и я осмотрю другое крыло. Пресвятой круп Селестии, малыш, когда ты вообще последний раз был на медосмотре?

После долгих причитаний и грубых комментариев о том, каким же нытиком я был, мне, наконец, удалось узнать про него немного больше. Визервейн, несмотря на свой довольно грубый характер, придерживался собственных принципов, которые помогали ему оставаться в здравом уме на протяжении этих веков. В итоге он стал настолько одержим лечением других пони, что это нельзя было назвать нормальным для общества в целом. Довольно странная комбинация.

Именно поэтому он начал работать на Красного Глаза. Визервейн жил или, по крайней мере, работал здесь, в Филлидельфии ещё до войны. Этот подвал был его личной исследовательской лабораторией под больницей, которую он лично основал и управлял. Очень быстро бессистемный и хаотичный внешний вид обрёл смысл, когда я узнал, что этот единорог настаивает на том, что эффективность стоит выше эстетики и внешнего вида. И сейчас, спустя двести лет после конца света, он всё ещё оставался на своём посту. Не важно, кто управлял этим городом, он по-прежнему управлял больницей, которую построил и лично обучал новые поколения врачей.

Я просто не могу выразить словами, насколько я был в восторге от такой степени решимости.

Часть меня искренне хотела расспросить его об этом, но в то же время я чувствовал, что это может быть довольно больным местом, да и я сам, в целом, плохо реагирую на события из прошлого. Возможно, будет лучше просто промолчать и относиться к нему, как к личности в настоящем времени, а не как к реликвии из прошлого.

Пока он обследовал меня, его рог всё время светился. Боль в моём плече утихла и, наконец, полностью исчезла, когда он наложил тугую повязку. Синяки и порезы, о которых я даже не подозревал, затянулись, когда он напоил меня свежим целебным зельем. Однако, он, в целом, больше всего был заинтересован состоянием моих крыльев, постоянно цокая и качая головой, глядя на них.

— Кто-то тебя сильно невзлюбил, малыш. Дай угадаю, это травма от ударов тупым предметом?

Думаю, я заметно вздрогнул, когда на меня нахлынули воспоминания о том, как мои товарищи-рабы затащили меня в тот старый сарай. Закрыв глаза и борясь с желанием сорваться, я кивнул. Теперь же тон Визервейна стал более мягким, в сравнении с той злобой, что была в нём ранее. В действительности, сейчас он ругался всего лишь часто. Для него это большой шаг вперёд.

— Довольно старая травма, но это может подождать. Я потом дам тебе больше информации или сраных рекомендаций о том, как уменьшить боль. Надо будет покопаться в моих старых книгах. Сейчас же, нам нужно будет обсудить кое-что более важное.

Передав мне порцию Антирада, он жестом предложил выпить её, после чего отстранился и опёрся на столик. Я всё ещё слышал, как Бримстоун раздражённо топает в дальнем конце комнаты в поисках выворада.

— Ну, Мёрки Седьмой…

Голос доктора хрипел и эхом отдавался по комнате, что делало его немного гнусным. Он надел очки для чтения и взглянул на меня так, словно мне стоило присесть.

— Боюсь, у меня для тебя плохие новости.

Я давно понимал, что нахожусь в ужасном состоянии, но то, что это озвучил квалифицированный доктор, заставило меня волноваться ещё сильнее.

— У тебя не просто лучевая лёгочная инфекция. У тебя тромбоэмболия лёгочных артерий. Тяжёлое заболевание, сопровождаемое такими же симптомами, какие демонстрируешь ты. В целом, твои артерии… ты знаешь, что это такое?

Я покачал головой. По правде говоря, я потерял нить после тромбо-чего-то-там. Визервейн тихо выругался, а затем продолжил.

— Ладно, это будет не совсем корректно, но если говорить проще, то в твоих лёгких есть ненормальные образования, которые сильно мешают кровообращению. В твоём случае это врождённый дефект. Ты страдал от порчи?

— Моя мать страдала ею, пока была беременна.

— Всё сходится. Ещё будучи в утробе, ты подвергся воздействию порчи, из-за чего родился с незначительными отклонениями. Сначала я подумал, что они вызваны химическим воздействием от загрязнённого воздуха, но при осмотре оказалось, что твои уши — не единственная часть тела, пострадавшая от влияния порчи. Изменения в твоих лёгких в целом безобидные, но есть заметно искривлённые участки. Они никак не влияли на твою жизнь, пока ты не попал в Филлидельфию. Здешний радиационный фон, вероятно, усугубил ситуацию, заставив поражённые порчей участи отреагировать, воспалиться и стать гораздо большей проблемой для твоей дыхательной системы. Чем больше ты облучался, тем хуже становилось твоё состояние. В данный момент, это просто огромный нарост из облучённой плоти прямо в твоих лёгких. Симптомы полностью соответствуют. Одышка, жжение, тошнота, рвота с кровью и приступы кашля, лишающие тебя подвижности. Без лечения, ты скорее всего умрёшь за несколько дней. Ты уже понял, что Антирадин может приостановить и замедлить процесс, но…

Даже Бримстоун отвлёкся от поисков и остановился рядом. Он взглянул на меня своим непоколебимым взглядом, пока я валялся на кровати, тихо всхлипывая. Я даже не мог набраться сил, чтобы нормально заплакать, пока мне вот так прямо говорили обо всём этом.

А затем, он произнёс то, что убило меня.

— Мне жаль, Мёрк. Порча неизлечима.

Этого было достаточно. Я почувствовал, как мою грудь сдавило и дыхание резко участилось, пока я, наконец, не выпустил всё наружу. Свернувшись в клубок на кровати и обхватив голову копытами, меня трясло и я плакал…

Эта болезнь в принципе была неизлечима. Артери не знал об этом или же просто соврал. Я слышал, как Визервейн объясняет мне всё. О том, что мой организм столько времени был с порчей, что теперь нельзя просто очистить его. О том, что даже крупные медицинские центры, как в Башне Тенпони не смогут справиться с этим. Порча была той болезнью, которую было невозможно вылечить на Пустошах. Если бы этого заражения не было, то он бы смог прооперировать меня, но с ним?

— Лучшее, что я могу предложить тебе — это регулярный приём Антирадина. Он будет держать болезнь на начальной стадии. Однако, я знаю насколько это проблематично в Филлидельфии. Я могу дать тебе небольшой запас для начала, но я не могу просто бросить других своих пациентов. Мёрк, слушай внимательно: ты обязан избегать влияния радиации, как только можешь с этого момента. Даже с Антирадином, интенсивное облучение, как то, которое ты получил от феникса, вероятно убьёт тебя без экстренной помощи и огромного количества противорадиационных препаратов. Этот город… В другом месте ты бы, скорее всего, смог прожить нормальную жизнь лишь с небольшим надзором, но в этом грёбаном городе…

Я ничего не ответил. Просто не мог. Шерсть на моих передних ногах была насквозь мокрой от количества выплаканных слёз, пока я сам просто желал, чтобы всё это прекратилось. Но он продолжил. Решил покончить с этим сразу, чтобы потом не пришлось возвращаться к тяжёлой теме снова.

Визервейн объяснил на что следует обращать внимание. Например, если у меня появится головокружение, усталость и тяжёлая одышка, как это случилось, когда я был с Сути. Это критическая ситуация. Если не разобраться с этим, то вскоре у меня начнутся судороги, кровотечение в лёгких и, вероятнее всего, я потеряю сознание на час. Тогда мне нужно, чтобы кто-то спас меня, если это произойдёт.

Если же нет…

Если рядом не будет никого, то я могу просто захлебнуться собственной кровью и умереть.

Пределом по сроку воздействия окружающей радиации была всего пара дней. Чтобы избежать проявления серьёзных симптомов, мне необходимо принимать хотя бы один Антирад каждый день или около того. Он дал мне пять про запас. В купе с подарком от Протеже, у меня было восемь.

Восемь дней. Или даже меньше, если меня сильно облучит. Чуть больше недели, но мне надо было прожить так два года, если мой побег провалится!

Всё это казалось просто невозможным. Столько всего сложилось против меня.

Почему именно меня?

Почему всегда именно против меня?

Я не обратил внимания на разговор Бримстоуна и доктора. Вместо этого, я просто тихо лежал и тупо пялился в стену рядом с койкой. Я включил радио на ПипБаке. Мне нужно было хоть что-нибудь, что угодно, что поможет и даст мне новую надежду.

В последнее время я довольно часто слышу один интересный вопрос, или, по крайней мере, такой вопрос часто звучит во всех городках старой доброй Эквестрийской Пустоши. Вопрос вот какой. Диджей, говорят они, в какой момент мы победим в этой борьбе за правое дело?

Ну, слушайте пони. Это вопрос безусловно хороший. Вы знаете, что я всегда честен с вами, дорогие мои, так что врать не стану. Мне нужно подумать! Ну, по крайней мере, я попытаюсь подумать, если никто не станет мешать мне шумом, как это недавно устроила мне моя главная ассистентка и её новый друг. Думаю, они просто передвигали мебель и долго не могли договориться, как же её всё таки поставить, но что…

Ой, извините, немного не в тему. Старик просто не знает, когда стоит замолчать, понимаете? Ладно, давайте я отвечу вам всем. Битва во благо не заканчивается никогда. Даже в старые времена, когда пони жили мирной жизнью, они всё равно сражались! Готовя пироги для пикника, чтобы поделиться с друзьями, они боролись! Помогая друзьям подготовиться к визиту родичей, они пытались победить в войне! Понимаете, мои маленькие пони, этой битве нет конца, потому что всегда есть к чему стремиться. Всегда можно стать лучше. Препятствия на нашем пути можно преодолеть, если мы просто будем работать вместе. Так что не бросайте тех, кто вам дорог, слышите? В наши дни то, с чем мы боремся, гораздо сильнее и опаснее, чем то, с чем боролись пони в прошлом. Только собравшись вместе мы на самом деле сможем спасти наши жизни и стать лучше, и не важно какие ужасы нам придётся пережить вместе на этом пути.

Я представил Диджея где-то посреди Пустоши. Через что ему пришлось пройти, чтобы набраться такой уверенности? А что приходилось переживать другим пони? Сколько из них погибло от порчи или ужасно мутировало, потеряв остатки разума? По крайней мере, я всё ещё оставался собой.

Для меня мысль о том, что мы с ним были вместе, как бы далеко не находясь друг от друга, была утешением. Всё же это помогло мне хоть немного успокоиться, чтобы я смог просто прижать ПипБак к сердцу, закрыть глаза и представить, что однажды смогу встретиться с ним, чтобы поблагодарить за всю помощь. Визервейн сказал, что мне было бы лучше, окажись я не в Филлидельфии. Это… это уже что-то. Небольшая надежда, за которую можно держаться.

А теперь я немного поговорю с вами, мои новенькие слушатели из Филли. Я решил, что мне стоит познакомить вас с тем, что сделала эта маленькая кобылка, которую вы увидели на днях. В следующие несколько дней постараюсь вкратце пересказать вам события последних пары недель. Например, вы знали, что Обитательница Стойла сорвала операцию Красного Глаза в Старой Эпплузе? Она уронила грузовой вагон на голову аликорну. Так что, если у вас там есть родственники, то можете немного порадоваться за них, ведь им не придётся попасть в такой же ад, где оказались вы. Мужайтесь, ради этой кобылы, рабы, однажды, она вас всех спасёт.

Я попытался улыбнуться, закрыв глаза и представив, как рушится Стена. Как вижу Литлпип в атаке вместе с другими пони, когда они врываются в город и разбираются со всеми рабовладельцами, грифонами и этими монстрами, которые были живым оскорблением Богинь, с аликорнами. Они были элитой под управлением Красного Глаза, насколько я знал. Молчаливые и смертельно опасные. Их магии боялись все рабы, которым хоть когда-то доводилось лично сталкиваться с ними в живую. Обычно их видели в радиоактивных бассейнах в кратере или в качестве личной охраны Красного Глаза. Но чтобы Литлпип смогла убить одного из них?

Что ж, это на самом деле вызвало у меня улыбку. Я представил, что однажды она и правда сможет спасти меня и всех остальных. Что бы я ей сказал? Может, мне придётся представлять её остальным?

А пока, ждите следующих новостей. Продолжайте улыбаться, пони. А если увидите эту малышку в костюме из Стойла и с револьвером, то обнимите её за меня.

Ох, я бы точно обнял.

А пока, послушайте-ка Пинки Пай с её песней “Не ленись, поделись”!

Я резко открыл глаза. Нет! О Богини, нет! Неужели даже Диджей пал перед её…

Ха! Попались! Ай, да я просто шучу, ребята, вот вам песня от Вельвет Ремеди!

Несмотря на всю боль, ужасные новости о том, что моя жизнь висит на волоске и непрекращающиеся страдания от того, что я был заперт в Филлидельфии и лишён той жизни, которую заслужил за пределами этих стен, где мир продолжал жить без меня, Диджей на самом деле заставил меня улыбнуться.

Я крепче прижал ПипБак, практически уткнувшись в него носом, пока слёзы всё ещё стекали по моим щекам. Мне нужно было держаться за эти чувства. Я знал, куда мой разум приведёт меня без них. Диспетчерская вышка всё ещё была свежа в моей памяти. Это слишком простой путь, чтобы избежать жизни, полной боли. Обитательница Стойла, Литлпип. Она была моим главным источником надежды и вдохновения, чтобы двигаться дальше.

— Спасибо тебе.

Басовитый и грубый голос Бримстоуна практически заставил меня вздрогнуть, когда он наполнился яростью.

— Куда ты хочешь, чтобы я пошёл?!

Я пропустил большую часть спора Брима про Выворад. Отойдя от депрессивных мыслей, я обнаружил, что Бримстоун Блитц и доктор Визервейн как раз обсуждают “оплату” за то, чтобы он приготовил новую партию лекарства. Видимо, он был изобретателем самого состава и никогда не выводил его на рынок, как это сделали с Антирадином. И поэтому, в данный момент, он был единственным источником создания этого препарата.

— Да в этом городе больше тридцати рабов, у которых, ебать, точно такая же аллергия, рейдер! Ты приведёшь её ко мне, и я её вылечу. Но я не отдам моё первоклассное лекарство по чьей-то прихоти кому-то без каких-то нахуй доказательств! Я знаю твоё имя и твою репутацию, “великий командир”. Я знаю, что ты сделал с Понивиллем. Эти беззащитные пони просто пытались восстановить разрушенный город. Если ты хочешь получить лекарство, то ты достанешь то, что нужно мне или просто приведёшь её сюда!

— Она не может двигаться! Или ты думаешь я бы этого не сделал? Давай сюда этот Выворад! Ты знаешь, кто я и ты знаешь, что я сделаю, чтобы получить то, что мне нужно!

— Ну и что? Навредишь мне? Ха! Давай, попробуй, и ты уже ничего не получишь, а твоя подруга просто умрёт! Я даю тебе шанс: принеси мне необходимые вещества, и я сделаю для тебя порцию в твоё отсутствие! Ты и время не потеряешь!

Бримстоун выглядел так, словно готов оторвать Визервейну голову. Я видел у него точно такой же взгляд, когда он бился с рейдерами. Он рыл пол передними копытами, борясь с желанием ударить что-то. Я слышал, как он фыркает и рычит, а затем увидел, как он поднимает копыто и со всей силы бьёт по рабочему столу рядом с ним. Толстая древесина просто треснула пополам.

— Ладно! — он нахмурился от взгляда Визервейна. — Я пойду. Но если у тебя не будет Выворада к моменту, когда я вернусь…

— Будет. Просто запомни: достань как можно больше противорадиационной жидкости и серебряную сферу…

— Да понял я! Всё достану.

Это может плохо закончиться. Хоть это и было почти самоубийственным решением с моей стороны, я решил вмешаться, неуверенно подойдя к ним.

— Эм, простите…

— И всё сразу! Я не закончу препарат, пока ты не вернёшься!

— Может, я просто…

— Если ты обманешь меня, гуль, то тебе конец.

— Может, вы просто успокоитесь на секунду…

— Да, да. А когда-то мне говорили, что жар-бомба меня убьёт. Ну и что, ебать, как получилось?

Бримстоун зарычал и оскалился, а затем поднялся в полный рост. Я заметил гнев в его глазах и то, что он уже начал поднимать копыто для нового удара.

— СТОЙТЕ-Е-Е-Е-Е!

Закричал я во всю глотку и бросился к двум жеребцам. Махая копытами, чтобы привлечь их внимание, я успел как раз вовремя и упал прямо между ними. Вздохнув, я поднялся и оглянулся (а в случае Брима посмотрел вверх), пытаясь отвлечь эту пару от попыток убить друг друга.

— Я всё пропустил. Что мы делаем?

Брим первым нарушил молчание и, фыркнув, бросил взгляд на гуля.

— Этот гнилой хочет, чтобы я отправился в кратер и достал какое-то его барахло из довоенного исследовательского комплекса. Ингредиенты для Выворада для компенсации того, что возьму я. Это и что-то ещё из его сраных древних проектов.

— Не сраных! Типичный рейдер! Это законсервированное заклинание, которое по силе почти не уступает мегазаклинанию.

Ладно, это что-то за пределами моего понимания. Мегазаклинание?

— Ты говоришь про, ну, бомбу?

— Нет, про мегазаклинание. Жар-бомба — это тип заклинаний, созданный для разрушений, а конкретно, это заклинание создано для лечения. Вообще, мегазаклинание — это просто обычное заклинание, которому в жопу вставили тонну усилителей. В этом случае, оно будет лечить. В своё время произошёл довольно трагичный инцидент, когда лечащее мегазаклинание воскресило армию зебр во время первых испытаний, так что там приказали найти способ, чтобы его можно было сосредоточить на одном пони, что помогло бы снизить затраты энергии. Не так-то просто добиться того, чтобы мегазаклинание работало в ограниченных масштабах. Мы так и не закончили его, но я уверен, что прототип всё ещё работает.

— Я не знал, что можно просто законсервировать заклинание.

— В обычной ситуации, нет. Тем не менее, Министерство Тайных Наук в Филлидельфии было вовлечено в интересный проект по использованию того же заклинания, которое создаёт шары памяти для хранения заранее заготовленных заклинаний, которые может использовать кто угодно, поскольку вся энергия уже была вложена внутрь. Но так и не получилось добиться достаточной эффективности для внедрения. Всё ещё нужен единорог, чтобы направить само заклинание после использования сферы, и заклинания часто развеиваются слишком быстро после использования, что в целом было не очень практично. Тем не менее, это всё ещё позволяло некоторым единорогам использовать те заклинания, которые в обычной ситуации они и не знали, хоть и временно. Мы использовали шары для хранения прототипов мегазаклинаний, потому что ни один единорог не владел достаточным магическим потенциалом для единоличного применения. И в то же время, при наличии команды единорогов, можно было без проблем направить его в нужное русло, в отличии от обычного мегазаклинания, которое просто распространялось вокруг себя. Рэйнбоу Дэш всё время злилась на меня, пока я лечил её крыло после того случая с “двойной битвой”. Так что в целом, это хорошая задумка, как мне кажется.

У меня разболелась голова. Вся эта научно-магическая чепуха была для меня за гранью понимания. Я не какой-то умник-единорог или одарённый инженер-земнопони (или пегас, если это важно…). В целом я имел понимание, что такое шары памяти и что они позволяли единорогам заглядывать в прошлое, как если бы это был визуализированный дневник или типа того. Но я даже не знал, как они выглядят, не говоря уже о мелких деталях.

— Ладно, понятно, это важно. Маленький серебряный шар говоришь? Как мячик-попрыгунчик?

— Уф, ёбаные пони с Пустошей и их аналогии. Да, это маленький серебряный светящийся мячик. Мне пришлось оставить его, когда к власти пришёл Красный Глаз. И мне запрещено приближаться к кратеру. Слишком большой риск, что я стану сильным для гуля по его меркам, понимаешь. Но я больше не могу рисковать тем, что одна из поисковых команд Красного Глаза наткнётся на эту разработку. Я лечу пони для него, но пусть Селестия трахнет меня, если я позволю ему завладеть такой силой. Вот поэтому я хочу, чтобы Бримстоун достал её. Не ты, Мёрк. Там слишком сильная радиация.

Я не уверен, что должен был чувствовать. Часть меня испытала облегчение. Кратер был легендарным местом среди рабов из-за того, что любой местный рабочий умирал за пару месяцев от лучевой болезни. Что он может сделать с моей уязвимостью я даже представлять не хотел.

С другой стороны, я был расстроен. Я проделал весь этот путь в поисках цели для собственной жизни. Чтобы сделать что-то, чтобы доказать самому себе, что я могу бороться со своими страхами и могу разрушить внутренние цепи рабства. Чтобы спасти чью-то жизнь. И я понял, что хочу пойти.

Это желание пугало меня. Но я просто не мог игнорировать его.

— Нет… нет, я могу помочь.

На этот раз они, казалось, согласились хотя бы в одном: я — идиот.

— Ну, послушайте! Я маленький и могу пробраться куда-нибудь. Ты уже понял, насколько это удобно, Бримстоун! Я… я должен сделать это! В больнице, я почти отобрал лекарство у кое-кого, кому оно было нужно.

Для Бримстоуна я решил упустить тот факт, что этим лекарством был именно Выворад.

— И я чувствую вину за свой поступок. Я хочу сделать это, чтобы кому-то помочь. Доктор, ты же должен понимать это чувство, верно? И-и, Брим, даже в тот короткий момент, когда Глиммерлайт была в сознании, она была добра ко мне, и я не хочу, чтобы такая пони умерла прежде, чем я смогу нормально с ней пообщаться. Ну… у меня почти ничего нет, и я просто…

Ох, да ладно, ну почему я снова плачу? Почему я хотя бы иногда не могу проявить храбрость? Я отвернулся от их испепеляющих взглядов. Я зашёл в тупик. Не зная, как выразить мою нужду цепляться за этот путь вперёд, я затих, а затем выдал единственное, что пришло мне в голову.

— Диджей по радио сказал, что мы все должны держаться вместе.

Последовала долгая пауза. В конце концов, Бримстоун вздохнул, покачал головой и закатил глаза.

— Если хочешь идти, то иди. Просто знай, что ты не будешь приоритетом, если мне придётся выбирать между тобой и Глиммер. Если тебя накроет твоя болезнь, то будешь ползти сам.

Визервейн последовал примеру Брима и, тоже закатив глаза, повернулся к рабочему столу, начав устанавливать какие-то колбы на горелки.

— Времена, когда я мог удержать пациента, давно прошли. Если ты пойдёшь, то совсем скоро мы с тобой увидимся. Либо в реанимации, либо на аутопсии. Но…

Жеребец вздохнул и магией передал нам две бутылочки с таблетками.

— Если ты пойдёшь, то прими это. Рад-Х. Немного повысит твою сопротивляемость на время. И ты тоже прими, рейдер. А ещё захватите целебное зелье со стола, думаю, оно может вам понадобиться. Ёбаный пиздец, ну почему пони на Пустошах в наше время стали такими тупыми? В твоём состоянии радиация убьёт тебя меньше, чем за час, Мёрк. Двигайся так быстро, как можешь, а иначе… блять, какое же это дебильное решение.

Я поблагодарил его. Хоть Визервейн и не показывал это, я видел, что ему грустно из-за моего решения подвергать себя опасности. Я не решился спрашивать его об этом или просто испугался, что он может воспользоваться любыми аргументами и здравым смыслом, чтобы убедить меня остаться. Хозяин уже сломал мою решимость к сопротивлению, но желание спасти чью-то жизнь, желание заполучить союзника было для меня доказательством, что ему не удалось окончательно разрушить мою волю к свободе. Если я всё таки как-то могу помочь этой кобыле, даже если это означает, что мне нужно подвергнуть себя самой смертельной опасности, то я просто обязан сделать это.

Лечебное зелье отправилось в мою седельную сумку вместе с Антирадом. Большую часть запасов мне пришлось оставить в Молле, чтобы не потерять все мои медикаменты за раз, в случае чего. Когда Бримстоун ушёл, я обернулся, ведь у меня осталось ещё несколько вопросов.

— Это мегазаклинание… оно же не излечит порчу, да?

Визервейн покачал головой, даже не взглянув на меня. Казалось, что он весь как-то поник. Я не особо питал надежды на такой вариант, но тем не менее, я почувствовал, как боль от неизбежности снова захлестнула меня. Ладно, ещё всего один вопрос, и потом я пойду. Просто из любопытства.

— Доктор, почему вы так много ругаетесь?

Жеребец обернулся и вопросительно поднял бровь.

— Малыш, я вырос в мире процветания и счастья. Я ещё помню дни, когда я оставлял дверь в дом открытой, потому что знал, что это безопасно. Я помню дни, когда можно было верить словам любого пони. Когда я просыпался с улыбкой рядом с моей прекрасной женой, потому что я знал, что день будет хорошим. Так было всегда. А затем случилась война и всё изменилось. Всё, на чём стояла Эквестрия, было разрушено бессмысленной борьбой и смертями. Я стал свидетелем того, как те, кто думал, что работает во благо, на самом деле просто рушили жизни других. Ты не знаешь, как это было, малыш. Я видел, как идеальный мир поглотило пламя. Я проснулся на земле, которую невозможно было узнать. Первые несколько лет были кошмаром во плоти. Тогда ещё не было таких поселений, как сейчас. Не было ни фракций, ни группировок. Не было торговли. Каждый пони вдруг оказался предоставлен сам себе в самой жестокой главе нашей истории, а сам мир продолжал гореть и меняться. Пони рвали друг друга на части за любую мелочь. Насилие было единственным выходом. Даже увидев конец нашего мира, мы всё равно продолжили сражаться. Сейчас ситуация смягчилась, но чем дольше я смотрю на это наше “будущее”, тем больше убеждаюсь, что всё это просто блёклая тень того, что было у нас однажды. Словно сон, который ты забываешь в течении дня. Думаешь, мы когда-нибудь сможем вернуть всё как было? Я проклят на то, чтобы быть свидетелем всего этого в течении стольких лет…

У меня опять разыгралось воображение. Я боролся с желанием заплакать, видя, как его усталый взгляд устремлён на рамку с фотографией, которую мне не было видно. А затем он рассмеялся без всякого удовольствия. Ужасный хрипящий смех гуля.

— И ты спрашиваешь, почему я много ругаюсь? Ну, можно сказать, что мне просто стало похуй.

Я думал, что Бримстоун пойдёт сразу к кратеру, но, к моему удивлению, он повёл меня обратно в Молл. Видимо, периодически там проводилась перекличка, чтобы убедиться, что все рабы на месте и никто не сбежал. Таким образом, этот перерыв был просто необходим, чтоб за нами не отправили поисковые команды.

А ещё Бриму нужно было навестить Глиммерлайт. С момента, как мы вернулись, он зашёл к ней, закрыл дверь и не отходил ни на шаг. Жеребец не делал вообще ничего, кроме того, что молча сидел и наблюдал за больной кобылой в тусклом янтарном свете лампы.

Я же, в свою очередь, вернулся к дневнику. Это подарило моему измученному сердцу хоть немного радости (я даже обнял его!) и тут же погрузился в утешающий мир фантазий, где я мог спрятаться от мыслей о своём состоянии здоровья. Может, мне удастся просто забыть об этом, забыть о том, что иду в место, которое, вероятно, заберёт те малые остатки моего здоровья, что у меня есть.

Открыв новые страницы, я взял уголь и начал рисовать. Хоть я и считал вторжение Литлпип в мою жизнь моментом пробуждения, в реальности же, первым звоночком стал момент, когда я рисовал по своей собственной воле. Это открыло моему разуму возможности, за гранью тех, о которых мне говорил тот или иной владелец. Когда-то я рисовал только то, что твердило мне моё подсознание. Крепкие стены надёжно окружали мою жизнь. Я был маленьким послушным рабом, который просто выполняет указы. Теперь же, наконец, я рисовал для себя. И рисуя, я отодвинул эти стены, которые угрожали раздавить во мне чувства и снова взять под контроль. Это был мой способ оставаться независимым. Рисовать, что хочу и искать утешение в свободе самовыражения. Единственной настоящей свободе, которая у меня была.

Воображение потоком лилось через мой рот, в котором я держал уголь и которым выводил знакомые линии и формы на пожелтевшем пергаменте. Мне не понравился результат, но мне нужно было напомнить себе это чувство.

Голова пони. И даже так большая часть укрыта одеялом… растрёпанные волосы торчат из косичек и хвостика.

Я выпрямился и, задумавшись, взглянул на Глиммерлайт, которая дрожала от озноба. Она явно долго не протянет. Меня тронула печаль, когда я задумался о том, что она может умереть после того, как проделала столь долгий путь.

Сразу же после этого, я взглянул на рисунок и увидел там кобылу из больницы. Я нарисовал её, свернувшуюся в клубок и зажмурившуюся от боли и точно такой же болезни, которая поразила её. Было больно смотреть на этот рисунок, зная, какой именно момент я запечатлел навечно. Но мне это было нужно. Мне нужно было напомнить себе, что я должен держаться, даже когда впадаю в отчаяние. Что если у неё был кто-то, кто заботился о ней и пытался помочь точно так же, как я пытаюсь помочь Глиммерлайт? Что бы почувствовал я, если бы кто-то лишил Глиммер последней надежды?

Я стал вором, чтобы помочь себе выжить в рабстве. Я воровал у пони, которые, как мне казалось, заслуживают этого.

В этот раз я слишком быстро подошёл к краю, за которым начинается другая сторона.

— П-прости меня…

Я нежно погладил страницу с рисунком и, наконец, добавил на него заботливую медсестру, которая принесла Выворад. Теперь я провёл для себя черту и зарёкся не причинять другим вред, чтобы добыть нечто нужное мне. Если цена за побег из Филлидельфии такова, то для меня она слишком высока.

Мои лёгкие болели и сжимались от спазмов. Едва успев отстраниться от рисунка, я закашлялся прямо на пол. Но, несмотря на это, лечение Визервейна помогло. Кашель был резким, но в то же время в нём не было того жжения, которое указывало бы на опасность. В сочетании с Рад-Х, полагаю, что у меня будет шанс пережить всё это. Я поднялся на ноги, спрятал дневник в сумку и повернулся к Бриму.

— Сколько ещё до переклички?

— Пятнадцать минут. Если не вернёшься вовремя, я пойду один.

Вот и весь ответ, который я услышал на мои слова о том, что собираюсь ненадолго выйти. Очевидно, Бримстоун продумал всё наперёд, но в его случае, полагаю, это было важно, чтобы оставаться лидером у рейдеров.

Я порысил через Молл и обнаружил, что большинство рейдеров спит или ушли на рабочие смены. Взглянув вверх на балкон над торговой зоной, я задумался о том, как же рассказать Протеже то, что я узнал про свою болезнь.

В торговом центре было довольно темно, так что, видимо, наступила ночь. В Филлидельфии было легко не заметить разницу между густым смогом и настоящей ночью. Тёмные тени от облаков на ночном небе раскрасили Молл своим неповторимым рисунком, а клетки рабов было погружены в непроглядную тьму, держа своё содержимое в секрете от меня. Были ли внутри рейдеры или обычные пони?

— Хехехе… Так вот где наш маленький проныра.

Я застыл. Знакомый голос. Где я его слышал раньше? Осторожно, я огляделся по сторонам. В поле зрения вокруг меня были либо спящие пони, либо спокойно гуляющие возле клеток на другой стороне зала. И все они были больше, чем в семидесяти метрах от меня. Слишком далеко для звука.

— Что такое? Не видишь меня? Огорчаешь… А если вот так?

Я почувствовал, как холодная сталь коснулась моей шеи. Меня проняла дрожь. Почему меня всегда охватывает дрожь? Почему я просто не могу хоть раз быть храбрым, как Литлпип и сделать что-то мужественное?

— Ч-чего ты хочешь?

— Чтобы ты не кричал, как маленькая кобылка. Как тогда, когда мои парни взяли твоё крыло. А теперь повернись, я хочу поговорить, как положено.

Рейдер. Но он звучал… Явно гораздо умнее своих товарищей. Правда единственным утешением для меня стал тот факт, что он не убил меня сразу.

Я обернулся. Он стоял прямо позади меня! Откуда он взялся? За последние пару дней я уже начал немного радоваться моим маленьким способностям красться, но его навыки скрытности были гораздо выше. Он был тёмно-синим, почти чёрным единорогом, одетым в рваную кожаную куртку, которая сливалась с его шерстью. Длинная грива была тёмно-серого цвета. Не удивительно, что он умел так хорошо маскироваться. Пони был настолько тёмным, что ночью мог пройти у кого-нибудь под носом и остаться незамеченным. Но больше всего меня удивила его магия. Сияние вокруг маленькой самодельной заточки было чёрным и практически невидимым.

— Ну вот и хорошо, жеребчик. Хех, думаю, буду называть тебя именно так. Тебе идёт, ведь ты недостаточно силён, чтоб быть жеребцом. То есть, взгляни на меня, я выживаю благодаря тому, что являюсь самым скрытным ублюдком среди всех здешних, и даже я в сравнении с тобой выгляжу, как старый Командир. Ладно, я не собираюсь долго общаться, так что слушай внимательно. Насколько я знаю, ты можешь хорошо справиться с этим.

Я сглотнул и кивнул. Но про себя молился, чтобы появился Бримстоун или Протеже. Этот жеребец пугал меня. Что у него за кьютимарка? Петля из колючей проволоки?

— Меня зовут Барб, жеребчик. Был одним из Большой Четвёрки Командира, пока он с нами не расстался. Да, Барб, потому что я острый, как лезвие бритвы, и мне не нужен повод, чтобы тихо прикончить тебя, когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Я знаю, что ты выходил. Вот так просто, да. Ты вышел по вентиляции, а затем зашёл обратно через тот магазин, я всё видел. Я гораздо терпеливее, чем когда-либо был этот старый ублюдок, так что не отрицай. Но мне приятно видеть, что такой пони, как ты пытается идти тем же путём, что и я: воруя и скрываясь.

Я был категорически с ним не согласен по поводу пути, но учитывая лезвие у горла, я кивнул.

— Так что, давай я предложу тебе сделку. Дела здесь обстоят вот так: Шэйклс думает, что я его информатор, так что я на хорошем положении. Я говорю ему то, что он хочет услышать о нас, рейдерах, но он не понимает, что мы не просто безмозглые идиоты. Ну, некоторые из нас да, но точно не я.

Информатор! Я вспомнил, что услышал этот голос, когда был в вентиляции.

— Это всё, что тебе нужно знать о моих долгосрочных планах, жеребчик. Давай теперь поговорим о сделке. Ты хочешь быть скрытным, и я тебя научу. Ты достанешь мне материалы для взрывчатки за пределами Молла и в награду получишь от меня пару уроков. Оставишь всё, что найдёшь в вентиляции, через которую выходил. Я проверю через час. А теперь иди и никому не говори о наших с тобой делах. Уж тем более Командиру, а иначе я перережу тебе глотку во сне. Ты не захочешь переходить мне дорогу, поверь, но вот заполучить Барба Кровопускателя в качестве ценного союзника может быть очень полезно, если вдруг захочешь выбраться. Ты можешь думать, что Шэйкл — твой истинный Хозяин, но Я — хозяин теней и абсолютный мастер в том таланте, что ты пытаешься развить. Так что давай сохраним это в тайне между нами, ага?

Я дрожал, пытаясь осознать всё это. Столько пони хотели достать какие-то вещи в Филлидельфии. Почему они все продолжали обращаться ко мне? Почему они выбрали меня самой слабой добычей, которую можно легко заставить делать, что угодно?

— Я… я бы предпочёл просто отказаться… нет, нет, я пожалуй, против… — пробормотал я.

Жеребец прищурился и наклонился ближе. Его голос приобрёл гораздо более пугающий и агрессивный тон.

— Это была не просьба.

Барб, казалось, растворился в тени, ухмыляясь мне. Последней исчезла именно его сияющая ухмылка, и затем я снова остался наедине с тьмой.

— Боюсь, сейчас не лучшее время, Мёрк.

Протеже говорил быстро, в спешке носясь по кабинету. Я сидел в центре комнаты, посреди этого действа, поражённый тем, насколько хороша его телекинетическая координация. Он абсолютно точно находил и двигал объекты вокруг, несмотря на весь беспорядок. Я не терял время зря. Барб зародил во мне новый страх. Что я вообще могу думать про пони, чьё приближение я даже не смог услышать и который заставляет меня воровать для него, предлагая в награду научить воровству и скрытности? Эти навыки, безусловно, пригодятся при побеге. Хотел ли он сорвать какие-то операции Красного Глаза? Ну, это меня устраивало. Если в обмен на это меня научат, как прокрасться за Стену, то это ещё лучше.

Но он был одним из старых рейдеров Бримстоуна. Я совсем не доверял ему и после той встречи галопом бросился к кабинету Протеже, стараясь всё время держаться освещённых участков.

Добраться до него не составило труда. У стражников был приказ пропускать меня и сопровождать в его кабинет в любое время, когда бы мне это потребовалось. Но когда я постучал и зашёл, то застал любопытного рабовладельца за тем, как он собирает вещи и заряжает свой револьвер, даже не отвлекаясь от книги. Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что буквально за час, который прошёл с момента нашей встречи, каждая книга поменяла своё расположение.

— П-простите, господин… тогда я пойду, — пробубнил я. Разочарование накрыло меня, и я повернулся к выходу. Может, стоит попробовать позже…

— Я сказал, что сейчас не лучшее время, — продолжил Протеже. — Но я не говорил тебе уходить. Однако, я сам ухожу через пару минут. Я получил срочное сообщение от Господина Красного Глаза, требующее моего немедленного вмешательства.

Я бросил взгляд на револьвер. Жеребец закрыл крышку прицела и левитировал его в кобуру на передней ноге. Он одел своё боевое седло, которое раньше висело на вешалке, и нагрузил две седельные сумки Антирадом, целебными зельями, патронами и, естественно, книгой.

— Почему? Что случилось?

Протеже остановился на момент и взглянул на меня тяжёлым взглядом. Несмотря на всё его терпение, в тот момент, он был на грани. Я видел, как в нём просыпается тот жёсткий менталитет, пока он готовился к… чему-то. Он выглядел так, словно решал, стоит ли мне обо всём рассказывать или нет, а затем продолжил собираться.

— Я говорил тебе, что Господин Красный Глаз обучает жеребят. О том, что он заботится о сотнях таких же из Филлидельфии и округи. Так вот одна из них пропала, малышка по имени Старшайн Мелоди. Прекрасная маленькая кобылка, очень любопытная. Вероятно, даже слишком. Она сбежала, чтобы “посмотреть на виды”, как сказали её соседи. В последний раз её видели неподалёку от кратера, так что ты понимаешь, почему Господин Красный Глаз организовал целую операцию ради её безопасности. Он вызвал всех, кому может доверить работу с детьми, чтобы помочь выследить её.

Несмотря на всю мою ненависть к Красному Глазу, это вызвало у меня сочувствие. В прошлом, жеребята, казалось, были единственными, кто без осуждения смотрел на мои крылья. Они были невинны и свои предрассудки обретут только с возрастом. В результате, я чувствовал, что именно они нуждаются в нашей защите.

— Вот.

Казалось, без промедлений, жеребец вытащил из своей седельной сумки кусочек бумаги и левитировал его ко мне. На нём была изображена маленькая светло-серая кобылка с ухоженной белой гривой. Изображение выглядело так, словно его вырезали из чего-то большего. Вокруг неё было нечто, похожее на части группового фото.

— Господин Красный Глаз настоял, чтобы мы протестировали восстановленную технологию фотографии на классе. Чтобы в будущем они могли посмотреть, какими были. Он заявил, что иметь чувство исторического прогресса безусловно очень важно для восстановления нашего духа и самого мира. Мне пришлось вырезать её фото, чтобы теперь использовать для поисков.

Она выглядела такой невинной, несмотря на весь мир вокруг. Конкретно с этой позиции, я начал понимать, почему Протеже так сильно уважает Красного Глаза. Жеребята выглядели чистыми, сытыми и умными, а их улыбки просто источали жеребячью радость. Фото выглядело практически довоенным. У самой Старшайн Мелоди была широкая и какая-то дерзкая ухмылка. Я сам начал волноваться за её безопасность.

— Надеюсь, она в порядке… Я… я постараюсь поискать её.

Протеже мгновенно остановился и обернулся на меня.

— Прости что, Мёрк?

Что…

Мгновенно осознание пронзило меня насквозь, словно винтовочная пуля. Паника охватила мгновенно, а желудок скрутило от напряжения.

— То есть! Аэ-э… ну… если я когда-нибудь буду рядом с тем местом.

Я улыбнулся так широко, как мог, стараясь скрыть свою дрожь.

— Ну, то есть… на рабском труде и.. ну и всё такое… понимаешь?

Протеже не выглядел убеждённым моими словами, но в тот момент он слишком торопился выследить кобылку, так что, видимо, решил временно отложить свои сомнения. Подбежав к двери, он кивнул мне, чтобы я пошёл за ним, а затем закрыл её за нами.

— Прошу прощения, что я не смог предоставить тебе возможность для полноценной беседы, Мёрк. Уверяю, я ещё найду время для разговора. Я рад видеть, что сейчас ты выглядишь здоровее, чем когда я впервые тебя встретил.

Если бы он только знал больше. Но в то же время, комплимент был очень неожиданным. Очень немногие пони говорили мне такое.

Жеребец порысил по коридору. Мне ничего больше не оставалось, как последовать за ним до поворота, ведущего в торговую зону. Тёмной ночью магазины почти не освещались, лишь слегка источали красный тусклый свет от огней сквозь заколоченные окна. Протеже даже не остановился на переходе между входом и торговой зоной, поднимая за собой двухсотвековую пыль по коридору, вглубь которого он потрусил.

— Эм… удачи, господин!

— Спасибо, Мёрк. Приветствую, Раджини.

Протеже перешёл на галоп, увидев, как из соседнего коридора к нему выбежали его подчинённая и телохранители, последовав за ним. Глядя им вслед, я вздохнул и, повернувшись, направился обратно к камерам.

Я должен был догадаться.

Протеже ушёл.

А кто другой мог провести перекличку?

Спустившись на нижний этаж Молла, я бросился к своей камере, едва услышав его тяжёлое приближение. Нет, сказать, что я “услышал” будет неправильно. Правильно будет “почувствовал”. Словно моя грива и шерсть встали дыбом от того страха, что захлестнул меня.

Нет. Нет, мне нужно было срочно вернуться к Бримстоуну!

Я пустился в галоп, удивив охранников тем, как я внезапно ускорился и заставив их прицелиться в меня. Да, ему придётся с ним встретиться, но я хотя бы не останусь наедине с…

— Закрыть ворота!

Они захлопнулись у меня прямо перед лицом. Я упал на землю, но тут же вскочил и начал пытаться поднять решётку. Ох Богини, прошу, я не хочу оборачиваться и видеть его сзади! Я не хочу знать о том, что он вообще существует! Прошу, просто откройте, прошу, прошу, умоляю…

— Так, так, так. Похоже, наш малыш Седьмой решил стать личной зверушкой у учителя. Разве это не мило? Кажется, что теперь у него начнётся лёгкая жизнь, а? Жаль, что у нас мало времени, но я хочу хотя бы немного поболтать с тобой перед перекличкой. Давай, иди сюда!

Я почувствовал отвращение, когда его копыто коснулось моего тела, и он резко поднял меня вверх, чтобы прижать к себе. Силой удерживая, он в конце концов бросил меня в угол комнаты охраны сразу возле ворот. Мои внутренние инстинкты вопили о том, чтобы я нашёл какое-то укрытие. Я же, в свою очередь, просто зажался в углу и закрылся копытами. Я не смотрел на него, просто не мог набраться смелости для этого.

Я вёл себя именно так, как он хотел того от меня. С садистской ухмылкой, он двинулся ко мне. Его огромная туша закрыла всё моё поле зрения, и я лишь сильнее вжался в угол. Он продолжал приближаться всё ближе, гораздо ближе, чем мне того хотелось бы. Любой пони снаружи комнаты мог просто не заметить меня за его фигурой.

— Значит, ты пережил рейдеров. Хорошо, отлично. У меня будет ещё немного времени, чтобы как следует… хм… так сказать, “сломать тебя”, Седьмой. Скоро ты снова почувствуешь, как цепи сковывают тебя.

— Д-да…

— Что “да”?

Его копыто ударило меня по лицу с такой силой, что голова ударилась об стену и отскочила от неё. Мой зуб снова начал шататься, несмотря на то, что Визервейн подлечил его. Этот жеребец был моим Хозяином, а этот зуб стал постоянным напоминанием о том, что он будет каждый раз наказывать меня за непослушание. Из-за боли на глазах выступили слёзы… или это из-за страха? Не знаю. Я просто свернулся в клубок и дрожал, давая ему услышать то, что он хочет.

— Да, Хозяин!

— Ты пытался сбежать от меня. Это же не повторится снова?

— Нет, нет, Хозяин!

В тот момент, я не мог сказать иначе. Как я не старался, я не мог победить внутреннего раба, который был со мной с рождения, ведь когда этот жеребец был рядом, то он полностью брал надо мной контроль.

— Хорошо. В конце концов, какой смысл убегать от своего самого близкого пони, да?

Он мерзко рассмеялся мне прямо в ухо. Я всё ещё не мог набраться сил посмотреть на него. Я пытаться представлять в голове свои рисунки… прошу, что угодно, но только не его лицо так близко ко мне…

— Думаю, я много для тебя значу. Наверняка, должен. Мы с тобой ближе, чем кто-либо другой. Мы оба рождены, чтобы быть рядом друг с другом. Но есть ещё кое-что. Я слегка покопался в записях о твоей рабской жизни. Оказалось, что я посещал Разбитое Копыто, когда твоя мать была там рабыней… кажется, чуть меньше, чем за год до твоего рождения.

Я не забыл эту его “теорию”, но теперь, после его слов, она стала для меня ещё более пугающей.

— Но затем, я заметил кое-что ещё, — его голос внезапно приобрёл злобный тон. — Посмотри на меня, Номер Семь. Посмотри! На! Меня!

Его копыта развернули мою голову к нему, и я почувствовал брызги слюны на своём лице. Тихо вскрикнув, я открыл глаза от страха и обнаружил прямо перед собой его потное, грязное отвратительное лицо с улыбкой полной гнилых зубов. Прижав меня к стене, он снова нарушил моё личное пространство. Его странные светло-зелёные глаза смотрели прямо на меня, не моргая. Я видел все мелкие детали. Каждую засаленную прядь его гривы, каждый гнилой зуб и странный шрам, который шёл под гривой от его левого уха и чуть выше глаза. Он зажал меня одним копытом прямо в угол, почти полностью лишив возможности двигаться.

— Узнаешь что-нибудь?

Я даже не мог покачать головой.

— А если вот так?

Вторым копытом он поднёс ко мне зеркало. В отражении я увидел свой перепуганный взгляд. Я не понимал, к чему всё это. Да, это был я, но что…

Мои глаза…

…светло-зелёные.

Я не мог знать наверняка, врёт он или нет. Он мог просто всё это выдумать. Но когда он убрал зеркало, и я снова увидел его глаза, их цвет, их форму… всё оказалось почти идентичным. Я испытал отвращение от того, что он на самом деле мог говорить правду.

Из-за этого момента. Из-за того, как он рассмеялся мне в лицо и грубо швырнул в сторону магазинов, мне изо всех сил пришлось убеждать себя в том, что он врал.

У меня не было выбора. Если бы я хоть на мгновение поверил в то, что он говорит правду и как-то связан со мной, я бы никогда не смог вырваться из его оков. Но эти глаза отпечатались в моей памяти навечно. Я знал, что теперь до конца своих дней, каждый раз, когда я буду смотреть в зеркало, на меня будут смотреть его глаза. Даже если мне удастся сбежать, покинуть Филлидельфию, покинуть Эквестрию, он всё равно будет следовать за мной.

Хозяин порысил за моей спиной. Единорог-помощник, тощий и явно из тех, кто вылизывает копыта, послушно левитировал блокнот к его лицу. Лёжа на полу перед ним, я пытался подползти к толпе, которая уже начала собираться на перекличку. Оказалось, что там очень много пони. Больше, чем я думал. Несколько десятков рейдеров в действительности были небольшой группой, в сравнении с количеством обычных пони, которые стояли с поникшими головами и просто молча надеялись заработать свободу за два года службы. В общем, там было что-то около сотни с небольшим рабов. По крайней мере, я предположил, что их именно столько, пока глядел в пол.

— Отлично! Всем рабам спуститься на первый этаж! Перекличка!

Застучали копыта. Хозяин не запугивал их. Ему это было не нужно.

Меня толкали из стороны в сторону и топтали рабы, которые просто не заботились о том, что у них на пути кто-то есть. Они не заботились о том, что могут растоптать меня. Застонав, я, в конце концов, добрался до фонтана в центре толпы и прислонился к холодному камню своей распухшей щекой, чтобы перевести дух.

— Успокоились все! Сегодня у нас было очередное пополнение, так что в этот раз мы поступим немного по-другому.

Затаив дыхание, я мог только думать о том, как же это может быть связано со мной.

— Земнопони! Встаньте слева от меня! Отойдите от рогатых!

Огромная толпа пони, скорее всего больше половины, начала медленно топать в противоположную часть зала от магазина Бримстоуна. Я видел, как сам Брим нехотя двигается со всеми, стараясь при этом не отрывать взгляда от своей клетки, где всё ещё отдыхала Глиммерлайт. Если бы какой-то из рейдеров посмел подойти ко входу хоть немного ближе дозволенного, я даже не могу представить, что бы он с ним сделал. В действительности, рядом с ним оказались несколько раненых им же рейдеров, которые теперь злобно смотрели на него.

К сожалению, я понял, к чему именно ведёт Хозяин.

— Единороги! Идите направо! Давайте, поторопитесь, рогатые!

Спешно, оставшиеся пони побежали в правую часть зала и выстроились одним строем, словно выступая против земнопони. Те, кто был ранен или болел, медленно потащились вслед за ними.

Я остался у фонтана совсем один, ощущая себя так, будто оказался в самом опасном месте на сотни километров вокруг. Всё ещё переводя дух, я слегка укрылся за стеной фонтана. Ну не может же быть, чтобы он вот так…

— Пегасы! Вставайте в центре! На свободное место!

Я уныло огляделся по сторонам, надеясь, что хоть кто-то решит разделить со мной эту участь. Что хоть кто-то решит сорвать ему этот цирк на перекличке, и мне не придётся оставаться одному у всех на виду.

Ну прошу, хоть кто-нибудь ещё…

Краем глаза я заметил движение, кто-то шагнул вперёд. Или это…

Просто пони, переступавший с ноги на ногу из-за болезни.

Я остался один.

— Ну давайте, пегасы! Выходите сюда!

Он видел меня, но хотел, чтобы я вышел из укрытия. Оказался на виду. Весь Молл погрузился в полную тишину, за исключением тихого топота моих копыт, когда я поднялся и с опущенной головой вышел перед всеми. Будучи вынужденным стоять вот так вот, я стал центром всеобщего внимания. Единственным, на кого можно было смотреть. Они всё помнят, знают… и ненавидят. Я держал голову опущенной. Если бы я посмел открыть глаза, то обнаружил бы, что безопасных мест в округе для меня просто не осталось.

— Подними голову, раб!

Застонав от боли, я покачнулся и упал, когда его хлыст ударил по моей спине. Лёжа и дрожа на земле, мне удалось взглянуть на Хозяина, стоящего всего в паре метров от меня.

— Я… я здесь! Я ЗДЕСЬ!

Кнут ударил по полу возле моих ног ровно на таком расстоянии, чтоб задеть их по касательной и обжечь кожу своим ударом. Завалившись на бок и закашлявшись от собственного крика, я попытался подняться на ноги.

— Я здесь, КТО?

— Я здесь, Хозяин!

Он проворчал что-то, видимо удовлетворённый результатом.

— А теперь вставай! Мне не нужны тут нарушители порядка, а я знаю, что вы, пегасы, хуже всех.

Его намерения были очевидными. План отдать меня, как подарок своим рейдерам провалился, и теперь ему необходимо было снова восстановить свой контроль. Я был для него просто показательным примером. Шмыгая носом и пытаясь сдержать слёзы, я поднялся и потёр след от удара кнутом.

Хозяин начал перекличку. Рабы называли свои имена, номера и расу. Бризи Дэй, номер восемь-ноль-девять, единорог. Харшхуф, номер три-три-один, земнопони.

Бримстоун Блитц, номер шесть-шесть-шесть, земнопони.

Он также ответил за Глиммерлайт, номер ноль-ноль-пять, единорог. Хозяину не сильно понравилось её отсутствие, но он, поморщившись, всё равно кивнул и отметил её имя. Так, одного за другим, номер за номером, земнопони за единорогом, он считал пони по списку.

И всё это время я стоял один, перед всеми, дрожа и видя, как Хозяин не спускает с меня глаз, даже пока другие говорят. Увидев, что я тоже смотрю на него, он усмехнулся и подмигнул мне. Я застонал и отвернулся. Рейдеры с обеих сторон от меня тихо хихикали.

Я даже не заметил, как наступила тишина.

— Ну давайте! Ещё один остался, где же он, а?

Хозяин огляделся по сторонам. Все пони знали, кто всё ещё не отметился, но он всё равно делал из этого представление.

— Мёрки Номер..

Закричав от боли, я отпрянул назад, когда кнут наискось прошёл по моему лицу. Я даже не заметил, как он замахнулся и лишь почувствовал касание грубой кожи к моей шкуре. Упав на круп, я обоими копытами прижал свой кровоточащий нос.

— Это не твоё имя, раб! Не ври мне!

— Н-номер Семь, номер, эм…

Какой у меня был номер? Ох Богини, какой же мой номер?

— Семь?

— Номер Семь это твоё имя, раб! Мне нужен твой номер!

Кончик кнута ударил воздух прямо перед моим лицом, заставив меня шагнуть назад от страха. Рейдеры смеялись, другие рабы ухмылялись, наслаждаясь тем, что пегас привлёк всё внимание их надзирателя.

— Я… я не знаю, мне не сказ…

Хлыст ударил мой правый бок и я, завизжав, упал на левый, чтобы затем снова подняться на ноги.

— Ты не знаешь?! Я говорил тебе, Номер Семь!

Я хотел закричать от обиды от того, что он не говорил! Но затем я увидел в его глазах этот зловещий взгляд. Он и сам прекрасно знал, что не давал мне никакой номер.

— Твой номер ноль-ноль-семь! Теперь не забывай его!

— Да. Да, Хозяин! — последнюю часть я добавил, когда увидел, что он снова замахивается хлыстом. Мой голос перешёл на писк от страха на слове Хозяин, но у рейдеров это вызвало лишь новую волну смеха. С другой стороны, я услышал, как несколько единорогов обсуждают между собой мой голос. Почему-то я почувствовал, что если бы это я разговаривал в толпе, то меня бы наверняка наказали. Двойные стандарты были нормальным делом в Филлидельфии, когда речь заходила о пегасах.

Или же это касалось только меня.

Он рыкнул и шагнул вперёд.

— А теперь повтори.

— Номер Семь…

— Хорошо. Хех, похоже у нас есть успехи!

Окружающие рабы и рейдеры заржали вместе с ним, поддержав эту насмешку.

— Номер ноль-ноль-семь…

— Очень хорошо. Ещё немного и мы сделаем из тебя хорошего послушного раба. А теперь, последняя часть. Ну давай.

Мой голос был едва ли громче шёпота.

— Пегас.

— Что-что? Погромче, Номер Семь!

— Пегас.

Он снова замахнулся кнутом. Заметив это, я напрягся, и он ударил. И он не промахнулся. Попал прямо по моей куртке и правому крылу, скрывающемуся под ней. Я почувствовал, как хрупкие кости затрещали, а слабые мышцы сжались в спазме от обжигающей боли. Закричав, я снова упал на бок.

— Я сказал говори! Громко и с гордостью, так, чтобы все могли услышать!

Извращённый гений. Громко и с гордостью. Остальные пони здесь думали, что все пегасы именно такие. Высокомерные и эгоистичные. Хозяин, он просто… он точно знал, что именно делает со мной.

Я сделал глубокий вдох и взглянул на кнут, который уже был готов для следующего удара. Слёзы текли по моим щекам, и я закрыл глаза, чтобы прокричать самим небесам. Они никогда не услышат меня, никогда не ответят и никогда не помогут тому единственному пегасу, которого они забыли внизу.

— Номер Семь! Номер ноль-ноль-семь! Пегас! Хозяин!

Он выглядел одновременно впечатлённым и насмехающимся, а затем улыбнулся и заржал.

— Оооо, какой ты у нас гордый, да? Ну, привыкай к тому, что теперь ты среди нас, любителей возиться в земле, раб. Возвращайтесь в свои норы! Все вы!

Рабы двинулись. Бримстоун, даже не взглянув на меня, направился прямо к своему магазину, чтобы дальше присматривать за Глиммерлайт. Рейдеры и рабы всё ещё смеялись над тем зрелищем, которое они только что увидели. Некоторые из них всё ещё пародировали между собой мой голос.

Я остался совсем один. Просто лежал на холодном полу, пока все пони вокруг шли по своим делам. Застряв на земле полной ненависти, я дрожал, закрыв голову копытами. Единственный луч света в ночном Молле падал прямо на меня, освещая и позволяя другим получше меня рассмотреть. Мне было уже всё равно. Меня уже достаточно выставили напоказ, и не было ничего плохого в том, чтобы они теперь увидели меня таким разбитым.

Я не двигался до тех пор, пока Бримстоун, наконец, не вернулся. Он слегка толкнул меня, давая сигнал о том, что мы уходим.

Инопланетный мир.

В историях из прошлого пони рассказывали о местах, ни на что непохожих, о местах, которые никто из них не мог увидеть. Сейчас я стоял именно в таком месте.

Передо мной лежал кратер Филлидельфии. Шрам самой планеты колоссальных размеров, который останется болезненным напоминанием о тех событиях на гораздо больший срок, чем могла бы стать любая из моих картин. Я представлял, что он должен быть идеально круглым, но в реальности всё оказалось не так. Более твёрдые участки скал или зданий отразили и рассеяли часть взрывной волны и пламени достаточно сильно, чтобы не дать им распространиться дальше. Таким образом, эта граница миров, тянувшаяся вдоль всего кратера была неровной, обрывистой формы, словно реальная скала, а не геометрическая фигура. Никакой красоты в этом не было, только безжалостный и хаотичный ужас.

Взрыв так сильно вскопал землю, что для того, чтобы обычный пони мог спуститься в самый центр, ему пришлось бы оказаться значительно ниже обычного уровня Филлидельфии. Перемешанная и изрезанная грудами камня и руин поверхность стен кратера словно потоком стекала в его центр в таком беспорядке, который я никогда бы и представить не мог. Я думал, что его стены будут гладкими, как стекло, но в реальности повсюду были остатки зданий, обрывы, обломки, мусор и даже небольшие холмы из камня, который оказался слишком прочным, чтобы расплавиться в огне жар-бомбы. Кратер выглядел, словно зона боевых действий, заключённая в гигантской миске.

Там не было ничего, кроме безумного разрушения, обращённого в безумные формы. Неудивительно, что Красный Глаз продолжал отправлять туда поисковые группы рабов. На то, чтобы добыть все полезные ресурсы из мусора и руин в этой радиоактивной дыре понадобятся десятки лет! Просто глядя сверху вниз, с обрыва у края кратера на все эти каменно-стальные джунгли я понимал, как легко будет там заблудиться.

— Ты знаешь, куда нам идти, Бримстоун?

Командир стоял там и тоже смотрел на кратер. Нам пришлось столкнуться с охраной, расставленной Красным Глазом, но мы сказали им, что находимся здесь по рабочему заданию. Я всё ещё чувствовал себя подавленным после той переклички, так что, взглянув на меня, стражники поверили нашей истории и тому, что меня якобы приговорили на поиски. Таким образом, нам даже выдали большие седельные сумки, которые использовались как раз для сбора ресурсов. Я задумался о защите. Почему они вообще пытаются защищать эту дыру от того, чтобы никто сюда не проник?

А затем я заметил, что их стволы устремлены в сам кратер и осознал, что именно он считался источником угрозы.

— Лаборатория этого старого гнильца должна быть недалеко от края. Нам не придётся заходить слишком глубоко. Он сказал искать угловатую железную шахту, которая должна была уцелеть под землёй. Смотри внимательно, Мёрк.

Бримстоун позволил мне работать с ним на равных. Даже он был шокирован видом зоны взрыва жар-бомбы, которая буквально стёрла эту часть мира. Рядом с нами мы видели пони, которые работали в самом кратере и чья лучевая болезнь превосходила мою многократно. Они выглядели почти, как гули. Их плоть, казалось, обвисла, а волосы выпадали целыми клочьями. Очень быстро я проникся благодарностью к Визервейну за то, что он позаботился обо мне и выдал Рад-Х. Если верить ему, то у меня будет около получаса перед тем, как я начну чувствовать на себе эффект радиации. Надеюсь этого времени нам хватит, чтобы вернуться к нему. Уже час нахождения там мог быть очень рискованным для меня, и это если нам не встретятся зоны с более высоким уровнем излучения.

— Пошли, Мёрк. Нет смысла торчать здесь и просто дышать этой радиоактивной пылью.

Он перелез через земляной вал и спустился вниз по склону с уверенностью, соответствующей жеребцу, который всю жизнь преодолевал трудности Пустошей. Мой собственный спуск (который я откладывал до последнего, не решаясь сделать шаг) оказался гораздо менее эффектным, чем мне бы того хотелось. Я кувыркался, барахтался, падал и в конце концов оказался внизу, перевернутый вверх тормашками и наполовину зарытый в землю. Она оказалась сухой и тёплой, как тяжёлый песок и абсолютно не давила на меня. Мне пришлось задержать дыхание, пока я пытался вытащить голову и передние ноги из земли. Бормоча и дёргаясь я попытался позвать на помощь, но смог выдать лишь что-то похожее на “Ммфмфммм!”, даже по моим стандартам это было довольно постыдно.

Резкий рывок за хвост освободил меня, и я повис перед Бримстоуном. Качаясь туда-сюда, как маятник, жадно хватая ртом воздух и выплёвывая остатки сухой грязи, ко мне, наконец, пришло осознание того, насколько тяжело это будет. Никаких возможностей для передвижения, кроме как с трудом пробираться по рыхлой и перекопанной земле, оставшейся после взрывной волны от жар-бомбы, просто не было. Быть может, если бы я мог…

— ААЙ!

Он бросил меня. Приземлившись на бок, я с трудом смог перевернуться и подняться на ноги. Неудивительно, что пони получали здесь столько облучения. Несмотря на общий радиационный фон, сама земля, пропитанная радиацией, постоянно попадала тебе в нос и рот на каждом шагу. Я слышал о проблеме рыхлой земли после сильных взрывов, но разве она могла оставаться такой на протяжении двухсот лет? Неужели мегазаклинания настолько мощны, что могут так сильно повлиять на окружение, что оно само уже никогда не восстановится?

Хотя меня это не удивило бы. В конце концов, именно это и случилось с Визервейном.

Мы шли дальше. Массивные копыта Брима не находили надёжной опоры на рыхлой почве. Очень скоро я почувствовал, как у меня скрутило живот. Сердце замерло от страха и мыслей о том, что возможно уровень излучения поднялся выше и Рад-Х перестал справляться. Но затем эти мысли исчезли, когда желудок заурчал.

Недоедание, которое было со мной всю жизнь, снова напомнило о себе. Оказалось, что я всё ещё ничего не ел после того яблочного рагу у Протеже и нескольких антирадов (вещество, которое, по моим ощущениям, только усиливало моё обезвоживание). Я чувствовал, что ноги немного дрожат от голода. Это то самое чувство, когда ты, будучи рабом, никогда не сможешь насытиться едой или хотя бы просто нормально наесться. В действительности, единственное, почему меня это не особо волновало, это то, что впереди меня явно ожидали большие трудности.

Резко покачав головой, я огляделся по сторонам в попытках отвлечься от голода. Как оказалось, “постоянные работники” кратера пользовались деревянными досками, привязанными к их копытам для распределения веса. Те же, кто не использовал их, точно так же, как мы погружались по колено в рыхлую почву и поднимали клубы пыли при каждом шаге. Или же, как в моём случае, по самый живот. Вся эта работа выглядела поистине угрюмо. Рыская в руинах и горах грязи, они искали любой полезный мусор, который тут же отправлялся к ним в сумки. Я видел, что у многих земнопони рты покрыты шрамами и царапинами от острых краёв тех предметов, которые им приходилось выкапывать. Единороги же лениво левитировали вещи, тратя совсем немного сил. Каждую секунду откуда-то доносились крики, вызванные либо борьбой за очередной кусок мусора, либо от страха из-за очередной травмы. Звук эхом разносился от возвышающихся над нами бетонных остовов зданий.

Порой мне приходилось работать в ужасных местах. Я был безграмотным помощником у библиотекаря. Я тягал повозки с металлоломом. Меня принудили прислуживать торговцу-рабу. Я буквально выращивал камни.

Но это… это было самое угрюмое и ужасающее зрелище, которое мне доводилось видеть.

Наполовину подпрыгивая, наполовину плывя, я изо всех сил старался не отставать от Брима, натянув на глаза свои очки. Может Викед Слит и была странной во многом, но она явно разбиралась в вещах и их пользе! По крайней мере, они прекрасно спасали меня от всей этой грязи и пыли, особенно той, что поднимал за собой Бримстоун. Само его присутствие отгоняло от нас самых предприимчивых мусорщиков, пока мы пробирались к тому месту, о котором он говорил. Жеребец увидел его с края кратера, когда мы перелезли через земляной вал. Место отличалось от остальных тем, что там торчал одинокий флагшток, на котором всё ещё развевался флаг посреди руин (или же его подняли уже после падения бомб, но тогда это, вероятно, был самый смелый знаменосец в истории). Если верить Визервейну, нам нужно искать небольшое скопление камней, рядом с которым и будет спрятана шахта, уходящая под землю.

Это подходило под описание. Я очень надеялся, что мы сможем быстро туда заглянуть, схватить то, что нужно сразу за порогом и галопом сбежать прочь. Прошло примерно пять минут из моего получасового лимита, прежде чем Рад-Х начнёт ослабевать, и я стану страдать с гораздо большей силой. Эта мысль давила мне на сердце. Если я поддамся сомнениям, то могу сорваться и просто сбежать. Зачем я вообще сюда попёрся? Бримстоуну, вероятно, вообще не нужна была моя помощь, а у меня всё ещё было предложение от Барба, верно? Но я просто не мог. Я уже сделал свой выбор: возложить надежды на этих пони и молиться, что у меня что-то получится, благодаря союзникам. Страх перед неудачей во мне был настолько велик, что всего один провал убедил меня в том, что больше не стоит и пытаться. Я висел на краю обрыва и держался одним копытом в надежде, что хоть кто-то мне поможет.

Поэтому я опасался всего, что могло бы стать новой причиной для неудачи и, конечно же, одной из главных была радиация. В какой-то степени, это довольно жутко. Я не мог видеть её, не мог почувствовать. Только осознав это, я ощутил, как магическое излучение от кратера пронизывает всё моё тело. Мне нужно было отвлечься от всего этого. Быть может Бримстоун не против поговорить?

Поистине, я исчерпал все возможные варианты для отвлечения себя, если таков был мой выбор.

— Бримстоун?

— Мда?

Ну, это можно назвать началом.

— Когда мы впервые встретились, я думал, что ты пытаешься сбежать. На самом деле ты просто возвращался в свой корпус? К Протеже?

— Мда.

Это немного, но лучше, чем ничего. По крайней мере, так я смогу отвлечься на разговор и не дать своей бурной фантазии разыграться в этом проклятом месте.

А ещё не думать о том, как эта пыль оседает в лёгких или глазах…

— Так каким был твой клан? Прости, но я о нём не слышал.

— Скорее всего, нет. Тебя держали в безопасности.

— Не могу сказать, что я чувствовал себя в безопасности…

Бримстоун фыркнул и быстро огляделся по сторонам. Этот взгляд напугал меня, но теперь он хотя бы начал говорить.

— Не важно. Нас были сотни. Один из самых больших кланов. Некоторые называли нас бандой или дружиной, но сами себя мы называли именно кланом. Это показатель того, что в нашей группе были только нужные пони, а не просто какой-то сброд. Мы брали только самых опасных и сильных. Охранники караванов платили нам за безопасность своих клиентов. Любой, кто хотел присоединиться, должен был пережить десять минут избиения всеми другими членами клана. Иногда я присоединялся. В таком случае, не выдерживал никто, кроме одного исключения. Репутация достаточно грозная, чтобы другие рейдеры платили нам дань за то, чтобы мы их не трогали, так что около пяти других групп были под нашим контролем, и я лично назначал им лидеров. Из-за нашего размера часто приходилось разделяться, из-за чего мы сеяли хаос на большой территории, понимаешь о чём я?

Ладно, это уже довольно много информации. Я даже удивился этому, пока мы продолжали рысить вперёд. Возможно, он хорошо вписывался в роль большого невозмутимого рейдера. Я никогда не думал о нём, как о хорошем или плохом. Казалось, что без присмотра Глиммерлайт, он просто свободно дрейфовал между этими состояниями. В один момент, он — благородный спаситель, в другой — нестабильная груда мышц, готовая обрушить всю свою ярость на любого, кто встанет у него на пути. И всё же, в его последних словах было что-то самоуничижительное.

— Значит, у тебя под контролем были другие лидеры?

— Моя Большая Четвёрка. Самые жёсткие или подлые из всего клана, если не считать меня. Кстати, трое из них здесь. Двое отбывают своё в Яме, а третий — скользкий ублюдок по имени Барб, который взял контроль над кланом, когда я отошёл от дел. Он не посмеет выступить против меня напрямую, потому что прекрасно знает, что ему за это будет. Но в своё время именно я управлял ими. Они шли туда, куда я скажу, делали своё дело, брали добычу и пленных, и возвращались в лагерь. Мы охотились на других рейдеров, просто чтоб доказать, что мы лучшие. Иногда мы собирались все вместе, чтобы встряхнуть целую Пустошь какой-нибудь большой атакой. Именно так мы взяли Понивилль. Хех… Большинство стражников просто сбежали, едва завидев нас.

Я заметил у него ностальгическую ухмылку. Возможно, я выбрал не самую лучшую тему для разговора.

— Как жаль, что Барб и его группа отрезали им путь к отступлению. Он всегда отлично справлялся с такой работой. Вот почему я взял его в Большую Четвёрку. Никто из жителей Понивилля не пережил тот день. Мы сделали для этого всё возможное. В назидание другим. Не вставайте на пути у Великого Командира Бримстоуна. И что теперь видят пони, когда приходят в Понивилль? Они видят мою славу.

То, как он говорил об этом, вызывало у меня тревогу. Хотя последнее предложение, сказанное им, было наполнено сожалением, а не хвастовством, как предыдущие. Он остановился и, видимо, на мгновение его охватила эта печаль.

— Иногда я задумываюсь о том, скольких пони я убил, будучи командиром. Скольких продал в подобные дыры под копыто Красного Глаза до того, как он предал нас и захватил в рабство. Сколько семей проклинают наше имя и плачут о своих павших родных по ночам? Сколько жеребят растёт без родителей из-за того, что мы делали? И сколько из них появилось на свет из-за нас?

Бримстоун остановился и повернулся ко мне. Он выглядел так, словно не знает, как выразить нужную эмоцию.

— Это заставляет задуматься о том, какими мы останемся в истории. Они запомнят Командира или же кающегося жеребца? Или просто… ай, ну нахуй.

Он пошагал вперёд так, что мне сразу стало ясно, что лучше бы мне не приближаться к нему слишком близко. Каким-то образом, мне показалось, что я задел ту его часть, которую не должен был видеть. Я видел его злым множество раз. Видел, как он проявляет сожаление или же у него просто нет настроения.

Но в тот раз, он выглядел искренне… расстроенным.

— Проваливайте! Это моя точка! Я здесь мусор собираю, так что идите прочь! Уходите!

Мы добрались до флагштока за десять минут уверенной рыси и обнаружили, что вокруг него бродит одна единственная единорожка-мусорщица. Я не могу сказать, какого цвета была её грива из-за количества грязи на тех нескольких прядях, что остались на её голове после лучевой болезни. Её костлявое тело с розовой шерстью было даже в более плачевном состоянии, а кьютимарка в виде куска мяса на палке была почти полностью скрыта под шрамами. Большую часть тела покрывали самодельные повязки на гноящихся незаживающих ранах. И теперь она размахивала куском арматуры перед Бримстоуном, а по паническому взгляду было понятно, что она готова напасть просто из-за отчаяния.

Бримстоун решил подойти к решению этой проблемы прямолинейно.

— Отойди сейчас же или же эта арматура разобьёт твой череп. У меня нет на это времени.

Мне было понятно, что дело очень быстро идёт к насилию. Даже я видел, что кобыла совсем не думает, а просто помешалась от ужаса! Я знал, каково это жить с постоянно убегающим временем на грани смерти от радиации. Я быстро встал перед Бримстоуном. Его настроение резко перетекло от сожаления к гневу. Сложно сказать, то ли на самого себя, то ли в целом из-за ситуации с Глиммерлайт.

— Слушай, дай я поговорю с…

— Я сказал, уйди прочь, кобыла!

Она покачала головой, а всё её тело дрожало от страха.

— Это я сказала вам уходить! Э-это моя точка! Здесь всё, что мне нужно! Я почти выполнила свою норму! Я… ещё всего две недели! Ни у кого никогда не получалось, но у меня получится! Я… я знаю, кто ты! Так что уходи, Командир! Это из-за тебя я здесь, и ты не отберёшь у меня мой труд за свободу! УЙДИ!

Я шагнул назад, встал на задние ноги и опёрся на Брима, чтобы привлечь его внимание.

— Она просто напугана, Брим! Нам не обязательно…

— Ну хватит!

Он просто отбросил меня в сторону, но из меня выбило весь воздух. Жеребец бросился вперёд, схватил арматуру зубами и грубо врезался в кобылу, отбросив её куда-то за груду мусора. Я услышал её визг, который затем заглушил боевой рёв Бримстоуна. Я сжался в углу у руин здания, пытаясь хоть как-то отдышаться.

Жеребец вернулся, выплюнул окровавленную арматуру изо рта и жестом указал мне на дверь внутри, оставив позади себя стонущую кобылу. Я видел в его глазах этот безумный взгляд, а всё его тело дрожало от напряжения. Вскоре, позади нас, появилась кобыла, если её вообще можно так назвать. Она ужасно хромала и прижимала кусок от своей потёртой одежды к кровоточащей ране на голове.

Всё моё несогласие с его методами осталось невысказанным. Я не хотел стать целью, на которую этот гнев будет направлен.

Мне понадобилось немало силы воли, чтобы подняться и последовать за ним к спрятанной, наполовину врытой в землю двери. Она была замаскирована под старый радиатор, как и говорил Визервейн. Я лишь отвёл взгляд от бедной кобылы, которая в слезах постаралась собрать все свои вещи и уйти прочь.

Внутри оказалась тьма, и мне пришлось прокрадываться впереди жеребца. Через пару секунд он последовал за мной. Но уже в коридоре, я заметил, как он бросил последний взгляд на арматуру в крови, а затем фыркнул себе под нос и ударил копытом по железной стене с такой силой, что оставил на ней вмятину.

— Ёбаный пиздец. Почти, как раньше. Я не могу потерять тебя.

Это был тихий шёпот, но я отчётливо услышал его. Для меня стало очевидным, почему именно эта ситуация так сильно повлияла на большого рейдера. Его единственный спаситель был на волоске от смерти, а он был так далеко от неё.

В какой-то степени, я мог это понять. Мы оба стремились к одной цели, только разными путями. Стремились доказать, что мы стали теми, кем хотели быть, а не остались такими же.

Взглянув на тьму впереди нас, я включил свой поломаный фонарик на ПипБаке и осветил им проход. Я не боялся темноты. Скорее того, что может скрываться в ней. Например, если бы из этого коридора прямо навстречу вышел бы сам Красный Глаз. Однако, в тот момент, я гораздо больше боялся рейдера за спиной и даже не думал сомневаться в выполнении этой работы. Вместо этого, я снял очки, оставив их на лбу, и прошёл через дверной проём, чтобы застыть на месте от удивления тому, насколько вокруг стало тихо.

Внутри оказалось что-то вроде входа в бункер. Пустая комната охраны сбоку за толстым стеклом. За ним я увидел фуражку, оставленную на кресле. Далее нас ждала металлическая лестница, ведущая под землю мимо открытой клетки лифта. Очевидно, это был более крупный комплекс, чем нам сказал доктор. Частицы пыли парили в неподвижном воздухе, но почему-то мне казалось, что они такие же облучённые, как и те, что снаружи. Прошло уже пятнадцать минут. Нужно поспешить.

Копыта моего спутника грохотали по ступеням и прогоняли прочь всякую тишину, так что я воспользовался возможностью и прошёл немного дальше, скрываясь в тенях. Это подарило Бриму немного времени наедине с собой, а мне позволило уйти прочь от шума, но чем дальше я спускался, тем больше понимал, что эта лестница просто не заканчивается. Она продолжает спускаться вглубь.

Вся лестница представляла из себя один длинный спуск вниз с множеством пролётов, которые, казалось, ничем не отличались друг от друга. Стальные рамы, тени и мерцающий свет моего ПипБака делали этот спуск ещё более устрашающим. Спуск в самое сердце кратера.

Я пытался выбросить такие темы из своего воображения, но поскольку это место было годами скрыто даже от Красного Глаза, я не мог избавиться от ощущения, что попал в место, далёкое от Филлидельфии. Чувствуя, как ступени тихо скрипят и прогибаются под моим весом, я задумался о том, какие высокие стандарты были у строителей этого комплекса. Всё таки он практически без вреда пережил прямое попадание мегазаклинания.

Пройдя ещё несколько метров, тьма рассеялась, и краем глаза я заметил что-то новенькое. Дверь! На одном из пролётов была единственная дверь. Комната за ней выглядела, как небольшой пост охраны за стеной. Я начал гадать, нужен ли был этот пост на случай, если охраннику сверху надоест сидеть там и он захочет сменить обстановку?

Я помахал Бриму и шагнул внутрь. Не знаю, чего я ожидал, но помещение оказалось обычным. Маленький стол, разбитый терминал на нём, а рядом груда бумаг и небольшое количество личных вещей того охранника, который проводил тут свои дни. Учитывая минимальное количество защиты в комплексе, я предположил, что основная часть потенциальных нарушителей не имела возможности попасть даже в само здание, которое когда-то стояло над ним. В конце концов, этот вход когда-то находился на глубине двадцати метров, прежде чем огонь жар-бомбы стёр всё на поверхности.

И всё, чтобы держать пони подальше отсюда. Или же внутри?

Я перерыл вещи охранника. На полу оказался старый разбитый тостер, а раковина на стене была заполнена коричневой густой жижей. Все заметки и документы не имели для меня никакой ценности в силу того, что читать я не умел. Вскоре, тяжёлая поступь приблизилась и в дверь заглянул Брим. Теперь я думал о том, что это не комната охраны, а просто какой-то небольшой офис или же прихожая. На мгновение я хотел попросить жеребца прочитать содержимое этих документов и заметок, но затем решил, что вряд ли ему будет интересно читать о том, какой же список покупок был у этого скелет…

Стоп… скелета!?

Я подскочил на месте. До этого момента я не замечал его, но теперь испуганно вскрикнул и перепрыгнул через стол. Скелет пони валялся в углу, его кости были сломаны и лежали вокруг тела.

Бримстоун лишь что-то проворчал в ответ на мою реакцию, а затем сам зашёл в комнату, чтобы осмотреться. Он постучал копытом по костям и фыркнул.

— Ну это уже просто смешно.

— Я… Я ненавижу скелеты, — проныл я, и мне было всё равно. — Прошлое. Просто страшно думать об этом. Мне не нравится, когда окружение напоминает обо всём. Я вижу его или её, вижу какие-то вещи на столе и воображение делает всё само. Эти пони умерли, видя, как весь мир, что они знают, рушится на части.

Бримстоун взглянул на меня с приподнятой бровью, а затем указал на стол и повернул небольшую фотографию. Высунувшись из своего укрытия, я сам взглянул на неё: там был коллаж из шести изображений, собранных вместе. На каждом из них был жеребец с широкой улыбкой, стоящий рядом с кобылой. Разве это не те же самые, что были изображены на плакатах в Молле?

Да. Да, точно они. Пинки была там. На фото её взгляд был под каким-то странным углом. Пока Брим держал рамку, мне казалось, что она смотрит прямо на меня. Я вздрогнул от этого странного совпадения, а затем жеребец убрал фото прочь… но я могу поклясться, что её взгляд всё ещё был прикован ко мне, даже когда он переставил фото.

— Хочешь знать правду о прошлом? Ну тогда получай. Этот идиот верил в них, но из всего, что я слышал, изучал и читал за десятки лет, я узнал, что именно они виноваты во всём произошедшем. Совали копыта, куда не следует, создавали то, что никогда не должно было существовать и вмешивались в магию и технологии, к которым пони никогда не должны были приближаться. Я не знаю деталей. И мало кто знает. Но в конце концов? Именно под их управлением и контролем мир застал свой финал. Слишком оптимистичные, слишком глупые. Мир никогда не был идеальным, понимаешь, Мёрк. А эти пони окончательно добили его со своими “Министерствами”.

Я взглянул на остальных кобыл. Одной из них, судя по гриве, была та самая Рэйнбоу Дэш, о которой говорил Визервейн. Кобылу с медицинских плакатов я тоже узнал. Она выглядела удивлённой от того, что улыбчивый жеребец полез фотографироваться к ней. Как она могла стать причиной всего этого? Полагаю, другие тоже в чём-то были виноваты. Пинки особенно. Хотя эта жёлто-розовая пони всё равно выглядела слишком хорошей. Уверен, что она не при чём.

— Этот жеребец был их большим фанатом, да?

— Скорее, тупым идиотом. Но в углу, кстати, лежит не он.

Заднее копыто Бримстоуна постучало по скелету, отчего его череп упал на пол. Я вздрогнул, а затем взглянул на рейдера снова. Он лишь кивнул в сторону костей.

— Этот свежий. Нет ни паутины, ни плесени. Кто-то умер тут неделю назад или около того. И не из-за облучения, если ты уже успел об этом подумать.

Я удивлённо моргнул и жеребец вышел из комнаты.

— Почему? С чего ты вообще это взял?

— Мёрк, от облучения у тебя не ломаются кости, чтобы оттуда можно было высосать костный мозг.

Я почувствовал, как каждый волосок на моей шее встаёт дыбом, когда внезапно сломанные конечности приобрели новый ужасающий смысл. Вернувшись в коридор, я отвёл глаза и вздрогнул, прислонившись к стене. Мне хотелось плакать, но вместо этого моё внимание привлёк знакомый звук.

Бип!

Я уже привык к этому. Даже не подпрыгнул и не пискнул от удивления.

Ну, может лишь чуть-чуть подпрыгнул… и совсем тихо пискнул.

Бип!

Бримстоун резко и настороженно взглянул на меня, когда мой ПипБак запищал. Я же выключил звук! Как вообще этот переключатель сам поднял громкость? Автоматически? Вздохнув, я убавил громкость настолько, чтобы только мне было слышно то, что будет сказано в новой записи дневника.

Ха! Так держать, Сандиал! Хехе, извини, хотел, чтоб одна из этих записей начиналась немного более весело. Ох, богини, как же мне будет потом стыдно, если я решусь потом всё это переслушать.

Я не смог удержать смешок. После такого дня, после всего, что произошло с моей жизнью, после Ямы, я просто не мог не наслаждаться рассказами Сандиала о его беззаботных временах. Он опасался, что кто-то может смеяться над его словами? Что это за мир, где это является настоящей проблемой. Точно не мой.

Так, м-м, в целом, да-а. Я спросил её.

Оу! Я ахнул от удивления и почувствовал, как от волнения мои щёки немного покраснели. И что же она ответила?

И, ну, она сказала “да”! У меня будет свидание! Ну, то есть, у меня было свидание, я записываю это ночью. Скайденсер. Она просто… просто великолепная! Она всё время поддерживала разговор. И как она умеет насмешить! Я тебе говорю, у неё очень неплохое чувство юмора. Мы встретимся с ней ещё раз завтра вечером, а потом у неё будет доставка в Мэйнхеттен. Это просто… вау. Как она так появилась в моей жизни? Просто ворвалась в неё, помогла мне и тут же стала такой важной для меня.

Могу понять. Я встретил целых двух кобыл, которые сделали для меня то же самое. Литлпип и, ну, безымянная кобыла. Мне очень хотелось увидеть её снова.

Так что да, всё отлично. Ну, то есть, у меня. А в целом по Эквестрии, не особо. Мой старик недоволен тем, что я всё ещё работаю на Министерство Военных Технологий. Знаешь, сама Министерская кобыла Эпплджек приходила к нам вчера на новую фабрику! Она невероятная, серьёзно. Полностью на нашей стороне, сказала, чтоб мы больше нацелились на броню, чем на оружие и даже намекнула, что скоро мы можем начать работать над совершенно новым проектом. Клянусь, она выглядела немного расстроенной, когда говорила о том, что нам необходимо защищать пони от смерти, как это… да, думаю, это связано с её братом. Дискорд его раздери, какой же он великий герой, этот жеребец. Но, в общем, я согласился на работу. Да, часов будет больше, это проблема. Но платить будут достойно, да и у меня будет возможность помогать в защите пони! Не такие уж плохие эти Министерства, серьёзно. Они хотят нам помочь, и я не верю во все эти грязные слухи. Хотя Пинки Пай всё равно немного странная. Стрёмно, что она хочет знать обо всём, что ты делаешь. Хах, она даже прислала мне личное письмо с поздравлением на день рождения в этом году. Приятно, но, кхм, странно.

Противоречивая информация, но если выбирать между мнением милого молодого жеребца из старой Эквестрии и поехавшим психопатом-рейдером, который пытается избавиться от навязчивого желания убивать, то мой выбор становится очевидным. И вообще, я согласен с Сандиалом о том, что вечно следящая Пинки Пай — это жутко.

И, так сказать в завершении, мне так-то нужно это повышение зарплаты. Я решил начать копить. Если мы со Скайденсер станем… ну, чем-то? Ну, то есть, кто-то же должен иметь возможность оплатить второй билет в Стойло, да? Ладно, пора на ночную смену. Вау, я чувствую, что вот щас по-настоящему счастлив. Надеюсь, вся эта военная движуха закончится, и мы со Скайденсер сможем просто провести время вместе. Ладно, я… ну, до скорых встреч. Хорошо, это каждый раз звучит немного странно, но что ещё я могу сказать?

Он меня добил.

Аай! Проклятье, снова совсем забыл рассказать о своей кьютимарке! Обещаю! В следующий раз, точно! Так что да, счастливый Сандиал отбывает! Пока-пока!

— Пока…

— Что это было?

Я резко поднял взгляд. Всё это время я просто бездумно шёл за Бримстоуном вглубь комплекса.

— Оу! Эм… ничего. Просто я иногда странный, типа.

Бримстоуна, видимо, полностью удовлетворил этот ответ (стоп, почему…) и он повернулся обратно к тому, что было перед нами. Коридор привёл в комнату, которую едва освещала одна старая лампа на потолке. Она оказалась довольно большой, тянулась метров на пять вперёд и почти на десять в сторону, где в стене была огромная железная дверь, и она явно была заперта. Вокруг нас на полу располагались вентиляционные шахты, которые, без сомнения, давно уже не работали.

Но мой взгляд привлекло то, как была украшена комната. Небольшие обрывки бумаги покрывали стены и пол. На самих стенах были изображены племенные татуировки. Они были мне знакомы. Такие же, как у Бримстоуна.

— Зебринские военные рисунки. Я выбрал их, чтобы пугать других пони, но это…

Он наклонился к одной из бумажек, читая то, что на ней написано.

— Пишут “Благословенные дети Полосатого Пути”. Красноречиво. И что это за пиздец? Зебринский культ под Филлидельфией?

Честно говоря, я понятия не имел, что ему ответить. Но в какой-то момент, я слегка подпрыгнул, услышав тихий шорох неподалёку. Что это было? Откуда он звучал? Я отступил обратно к двери, а мой взгляд метался по комнате. Откуда прозвучал этот шорох?!

— Мёрк? Что-то не так?

— Тут кто-то есть…

Я услышал ещё один… и ещё. Тихое шуршание ткани по железу. Затем щелчки. Я знал этот звук. За мою жизнь мне приходилось слышать его множество раз, когда меня запугивали.

Щелчки предохранителей.

Под нами!

— Бримстоун! Берегись! Вентиляция!

Я почти опоздал. Первая вентиляционная шахта распахнулась, выпустив из себя поток сухого воздуха и чёрно-белую гнилую фигуру. Гули!

Бримстоун оказался совсем рядом с ним. Если бы я не крикнул, его наверняка бы схватили. Но будучи предупреждённым, его передняя нога ударила по крышке с такой силой, что та закрылась, и на ней осталась вмятина от гуля, которого ей же вбило обратно в шахту. Тошнотворный хруст костей и скрип металла стали сигналом того, что первый нападавший уже не вернётся.

Хотя этого всё равно было недостаточно. Они поднимались в комнату в разных местах. И они не были зебрами! Теперь я чётко видел, что это были обычные пони-гули, которые нарисовали поверх своей брони и оружия зебринские полоски. Выбравшись из своей засады в вентиляции, они нас окружили. Позади послышался звук падения панелей со стены и теперь ещё двое противников бежали к нам по коридору за моей спиной. Моментально, комната наполнилась сухими приказами и боевыми кличами.

Бримстоун, казалось, либо не замечал, либо решил не обращать внимания на всё это запугивание и бросился на ближайших гулей. Один мощный удар копытом грубо выбил пистолет из телекинетической хватки единорога, в то время, как огромный рейдер всем весом навалился на другого противника, который пытался выбраться из вентиляции. Расплющив его, копыта жеребца схватили другого гуля за голову и дважды ударили ей об пол, прежде чем с силой бросить бессознательное тело в товарищей. Ещё трое оказались на полу из-за прерванной попытки нападения.

Взревел дробовик. Я увидел, как очередной раскрашенный под зебру гуль отлетел в стену от выстрела из-за того, что Бримстоун бросил его перед собой, закрывшись от стрелка. Он сам, в свою очередь, пытаясь справиться с отдачей, не заметил, как рейдер подобрался к нему и мощным пинком отправил его в полёт, закончившийся у противоположной стены.

Я ничего не мог сделать и побежал. В подобных местах, где не было выхода, я сделал то, что мне всегда удавалось лучше всего.

Я нашёл угол, забился в него и свернулся в клубок.

Выстрелы эхом разносились по комнате десятки раз. Для меня было абсолютно непонятно, как они промахивались по Бримстоуну… или же это он был настолько хорош, что знал, когда нужно уворачиваться и пользоваться другими противниками для укрытия? Жеребец использовал их численное преимущество и небольшое помещение против них же самих, хотя его колоссальные размеры позволяли ему просто вбивать в землю любого, кого он встречал на пути.

Но эти же размеры были его слабостью. Им потребовалось немного времени, прежде чем они поняли это, и вскоре я услышал чёткий прицельный выстрел из дробовика.

Мне хотелось закричать. Но, увидев, как могучий рейдер припал к стене, а из десятка ран от дроби на его боку текла кровь, я понял, что всё кончено. Гуль прицелился, чтобы покончить с ним.

Вспышка зеленой магии пролетела через комнату и, врезавшись в потолок, осветила всё помещение изумрудным светом. Увидев струйку расплавленного зелёного металла, стекавшего с потолка на месте попадания, шокированные гули мгновенно отступили. Я лишь закричал и упал на пол. Что бы это ни было, это явно мощное оружие.

— Оставьте своё осуждение, дети мои!

Гуль. Судя по виду, единорог, одетый в чёрно-белую мантию. Спутанные и покрашенные чёрно-белые отдельные пряди украшали его голову. Магией он удерживал старый и ржавый, но богато украшенный энергомагический пистолет, который выглядел так, словно одним выстрелом может испепелить брамина. Когда все гули в комнате поклонились ему, я побежал к Бриму, прежде чем осознание настигло меня: а что я вообще мог сделать? Его правая нога была серьёзно повреждена, и он сильно хромал. Фыркнув, жеребец оттолкнул меня в сторону, а затем поднялся и похлопал по раненой ноге несколько раз, после чего выругался так красочно, что я покраснел. Да как он смеет так говорить о Луне!

— Паломники! Вы приближаетесь к нашему святилищу со странными намерениями. Скажите мне, вы ли знамение, которое положит конец нашему знанию? Вас послали со Станции?

Гуль… священник? Или кто-то ещё? Кем бы он ни был, он шагнул нам на встречу. Я встал между ним и Бримстоуном, прежде чем осознать насколько бессмысленно это было.

— Мы, эм, мы пришли, чтобы найти кое-что для друга! Это кое-что, как нам сказали, должно быть здесь. Анти, эм, антира… какая-то штука, которая поможет против радиации, и какой-то серебряный попрыгунчик.

Ага. Прирождённый торговец, Мёрк.

Гули зашипели, а их лидер прищурился, глядя на нас, прежде чем подбежал ближе.

— Ты говоришь о еретических реликвиях, юнец, — произнёс он хриплым голосом, пока махал передо мной своим светящимся рогом. — Хорошо, что ты выжил! Ибо они принесли нам одарённого! Ты благословлён!

Кажется, он заметил мой растерянный взгляд. Благословлён? Это явно никак не про меня. Прежде, чем я успел ответить, он продолжил.

— Я говорю о даре внутри тебя, который мне дано почувствовать! Вечнорастущий источник великого полосатого благословения!

Стоп, полосатое благословение? Внутри меня? Мне понадобилось пару секунд, но даже мой мозг начал собирать всё воедино, вот только Бримстоун ответил раньше.

— Вы-агх… вы, придурки, верите, что зебры благословили вас радиацией? Что за п…

— Именно так, воин. Разве мы когда-то не поклонялись Солнцу? Зебры даровали нам множество солнц, чтобы искоренить те грехи, которые зародились в нашем народе под влиянием Луны и её кошмаров! Благодаря им нас очистило само пламя! Мы обратились, и нам была дарована целая вечность, чтобы продолжить работу полосатых! Они передали нам свою волю, передали право нести их миссию, даже после того, как весь мир начал сиять! Юнец, ты был избран по праву рождения, я чувствую это!

Я увидел, что его рог снова начал светиться. Должно быть, у него была медицинская подготовка, раз он смог обнаружить мою лучевую инфекцию. Был ли он партнёром Визервейна в довоенной Эквестрии, раз оказался в этом месте? Я взглянул на Бримстоуна, чтобы проверить, как он, но к моему удивлению, несмотря на небольшую хромоту от ранения, рейдер выглядел вполне спокойным. Судя по его шрамам, я мог лишь предположить, что в жизни ему приходилось ещё хуже.

— Слушайте, я… мы могли бы избавить вас от этих “еретических” штук. Хороший вариант?

— Нет. Они — напоминание о нашем прошлом, юнец. Но я приглашаю тебя и твоего партнёра внутрь. Его отметины есть символ того, что он одобряет наш полосатый путь. Быть может вы, как и мы, сможете понять, почему это так важно. Но мы не можем рисковать тем, чтобы великий обманщик или предвестник прошлого прикоснулись к этим предметам, ведь они могут даровать им силу.

— Великий кто?

— Великий обманщик! Тот, кто оставил нас в самом начале пути, поддавшись ереси! Он создал вещество, способное лишить благословения тех, кто был избран! Тот, кто забрал нашего великого пророка и лидера, чтобы держать его в вечном заточении!

Визервейн. Они явно говорили про доктора Визервейна. А этот безумный гуль, запертый у него в чулане — это их старый лидер? Да что вообще случилось между этими гулями двести лет назад?

— Что же касается предвестника прошлого, то это тот пони, который завоевал поверхность. То место, которое мы должны разрушить. Это то, что было поручено нам. То, что они сказали нам. Уничтожить Филлидельфию. Мы освободим благословленных от его губительного взгляда.

Красный Глаз! Так они боролись против него? Это объясняет, зачем нужна охрана вокруг кратера. Им приходится отражать атаки гулей из тайного укрытия, о котором они не знают.

— А теперь, я должен просить вас войти. Мои дети здесь слабы и не чувствуют дара внутри тебя. Прошу, заходите!

Я не уверен. Эти гули были безумными. Радиация — это благословение? Стать гниющим живым трупом — это истинный путь? Подарок зебр? Кто-то сказал им бороться против Эквестрии? Мне хотелось выбраться оттуда, но необходимые нам вещи без сомнения были внутри. Кроме того, глядя на фанатичных и хорошо вооружённых гулей, я понимал, что выбора у нас по сути не было.

Я определённо не ожидал такого. Моё воображение рисовало холодные железные стены лаборатории и интерьер, похожий на тот, что был на тех кусках Стойл, которые Красный Глаз откопал на поверхности. Вместо этого помещения внутри оказались тёплыми, украшенными деревом и более свободными, чем я мог представить. Над нами возвышалась полированная деревянная скульптура со сверкающим узором из трёх бабочек, украшенных драгоценными камнями. Очевидно, что учёные медики старой Эквестрии наслаждались комфортом в своих тайных рабочих комплексах. Я увидел ответвления коридоров, лестницу, ведущую на открытый второй этаж с балконом и несколько охраняемых комнат. Вся мебель была мягких красных цветов. Может, со временем, она немного и выцвела, но кожа всё ещё выглядела такой же мягкой, какой была когда-то.

Вокруг ходили десятки гулей, как жеребцов, так и кобыл. Я увидел, как двое из них обнимались в стороне от остальных. Все они общались на языке, который был мне непонятен. Зебринский, как я предположил, хотя мне было интересно, как они вообще его выучили. Торговцы стояли за стойками, учитель объяснял трём другим гулям, как починить спарк-генератор. Да это же полноценное общество! Единственными отталкивающими вещами были чёрно-белые племенные рисунки в разных местах и множество мёртвых растений, сваленных в кучи по углам. Если бы не эти два фактора, то это было бы вполне себе милое поселение гулей. Учитывая, каким одиноким я в основном был, мне было легко оценить комфорт этого окружения.

И всё же то, как эти гули общались немного напрягало меня. Их глаза были широко открыты, а гнилые рты искажали жуткие гримасы. Иногда они оборачивались по сторонам, будто слыша звуки, которые не слышны даже мне. Иногда казалось, что они напевали что-то на своём языке.

Проходя мимо этих странных личностей, я сразу почувствовал, что это место облучено так же, как и все остальные. Моя защита от Рад-Х начала заканчиваться. Я почувствовал, как в горле начинает першить. Сколько уже прошло? Двадцать пять минут? Мы должны разобраться с этим. Может, если я буду возвращаться галопом, то всё будет нормально.

— Скажи мне, юнец, почему ты жаждешь эти реликвии?

Гуль двигался рядом со мной, в нескольких метрах от конвоя, который окружал Бримстоуна со всех сторон. И я не уверен для чьей защиты он был нужен. Кажется, что этот лидер решил общаться именно со мной из-за моей лучевой инфекции.

— У нас есть подруга. Она умирает.

— Мои соболезнования. Почему?

— Лучевая болезнь.

Все гули поблизости от нас застыли на месте. На мгновение воцарилась тишина, которую резко прервали радостные крики и вопли от всех вокруг. Вздрогнув, я упал на пол и закрыл уши копытами от боли.

— Благословение души твоей подруги! Ей повезло пройти по этому пути даже без нашей помощи! Какое великолепное событие!

Понадобилось четырнадцать стражников, чтобы удержать Бримстоуна. Рыча, кусаясь и брыкаясь, в конце концов, его повалили на землю после попытки убить лидера. Четверо гулей в процессе были ранены, прежде чем им удалось хорошо задавить его числом. После того, как его ударили прикладом оружия по раненому боку, жеребец взревел от боли и тряхнул гривой, а сам он бросил яростный взгляд на гуля. Мысленно, я был полностью за него. Мне не хотелось видеть, как ему причиняют боль.

Я хотел выразить свой протест, но затем вернулось то самое ненавистное чувство. Мой резкий кашель стал сигналом тому, что радиация снова давит на меня. Во рту и в горле стало сухо, и каждый вдох начал обжигать.

— Ты и сам подаёшь благословенные знаки. Они говорили нам, что этому дано случиться. Мир будет сиять, а мы примем Филлидельфию, как подарок от них. Давай, юнец, мы должны держаться подальше от этого места. Позволь мне показать тебе, к чему мы действительно стремимся.

— Одну… одну секунду. Прошу.

Гуль мягко кивнул, и я бросился обратно к Бримстоуну. Опустившись на колени рядом с его головой, я тихо прошептал ему, надеясь, что никто из окружавших его гулей-стражников с оружием не услышит…

— Я думаю, что смогу что-нибудь сделать. Я же маленький воришка, помнишь? Слушай, ты ранен. Дай мне сделать это для тебя, Брим. Дай мне немного свободы действий. Позволь мне помочь Глиммерлайт.

Одним взглядом большой рейдер чуть не заставил меня сбежать. Но в конце концов, он кивнул.

— Просто крикни, если тебе нужна будет прикладная помощь. Но через десять минут я начну разбираться сам. Она не может ждать.

— Я постараюсь. Вот, возьми зелье. Я знаю, что оно для меня, но тебе нужнее.

Бримстоун выглядел сначала растерянным, а затем удивлённым, когда я достал пузырёк из седельной сумки и передал ему. В конце концов, жеребец принял зелье, но с презрительным видом из-за того, что ему всё таки пришлось принять помощь.

— Почему тебе не всё равно?

— Просто… просто потому что. Я бы хотел, чтобы кто-то поступил так же со мной.

Жеребец хотел что-то сказать, но задумался и отвёл взгляд. Поднявшись на ноги, я попытался осознать величину той ответственности, что я только что возложил на себя. Мне хотелось воспользоваться этим шансом доказать самому себе, что я умею не только убегать и прятаться. Страх мог владеть мной во многих ситуациях, но в тот момент я должен был рискнуть и попытаться сделать так, чтоб хоть один раз всё прошло, как надо.

— Я — магистр Харткэйр, юнец. Ты — Мёрк. Мы слышали, что ты пытался пройти через нашу подготовленную оборону. Неужели ты думал, что у нас не будет никакой разведки? Теперь же, я хочу показать тебе наш дом и наше самое священное место. Ради того, чтобы подготовить тебя к моему вопросу.

Он не соврал. Это место действительно можно было назвать домом. Мы прошли через коридоры, где были спальни, гостиные с заплесневелой мебелью и разнообразные мастерские по переделке бесполезного хлама в полезные вещи. По словам Харткэйра (полагаю, имя связано с его работой в медицине в прошлом), поселение было небольшим, всего около пятидесяти гулей, но, тем не менее, оно чувствовалось безопасным и защищённым. Я даже немного им завидовал. Для гулей — это было отличное место.

Если, конечно, вы не против безумного культа. Я всё ещё задавался вопросом, как так получилось. Я никогда не слышал о подобном, а они продолжали говорить так, будто их к нему приобщили.

Харткэйр шёл дальше, пока не остановился у одной из комнат и не махнул на неё копытом. Она выглядела, словно переделанная кладовка.

— Это наш арсенал, который нам поручили беречь. Тебе повезло, что я смог узреть твою истинную натуру. Потенциал быть благословенным радиацией. Однажды, эти инструменты помогут нам возглавить революцию во имя полосатого дара.

Меня провели в тесную старую комнату с единственным рабочим столом посередине и множеством полок, забитых оружием вокруг. Я увидел оружие всех форм и размеров, включая несколько… ух ты! Боевые сёдла! Магистр, казалось, усмехнулся от удовольствия, глядя на то, как я бегаю по комнате туда-сюда и хватаю каждое седло, чтобы рассмотреть их поближе. Вот это да! Запишите меня! У них были сёдла с четырьмя креплениями под мелкие калибры, стандартные сёдла с креплениями под две обычных винтовки и даже те редкие экземпляры с креплением для крупнокалиберного оружия! Все эти крепежи, шестерни… о-о-о-ох, они такие классные! Я хотел попробовать их. Мне обязательно нужно будет примерить такое чуть позже!

— Вижу, тебе нравятся наши запасы, Мёрк. За долгие годы мы узнали, что лучше сохранить, а от чего лучше избавиться. Например…

Он левитировал свой энергомагический пистолет и проверил его батарею. Я увидел, как небольшое нажатие на кнопку заставило ствольную коробку открыться, разделившись на две части и обнажив батарею, которая, как я предположил, служила магическому оружию магазином. Гуль явно был доволен тем, что часть заряда после предыдущего выстрела всё ещё сохранилась и, убедившись в этом, закрыл пистолет. К моему удивлению, после этого он левитировал его ко мне. Глядя на него, я заметил, что он кивнул мне, чтобы я подержал оружие в копытах.

— Почувствуй вес, Мёрк. Пойми, что мы бережно относимся к нашим вещам. И, конечно, этим я также хочу показать доверие, что ты не причинишь никому вреда. Я хочу узнать тебя так же близко, как знаю всех этих пони, живущих здесь. Это первый шаг к общению, не так ли? Доверие. Нам было сказано добиваться его.

Не могу ничего сказать по этому поводу. Я никогда не мог полностью доверять кому-либо. Потянувшись вперёд, я прикусил ротоятку и мгновенно почувствовал себя увереннее. Энергетический пистолет был таким лёгким! Не просто лёгким, а почти, как пёрышко! Повертев головой, я, несмотря на мои малые познания, понял, насколько качественным было это оружие и, в то же время, насколько неудобным был хват, предназначенный под укус.

Харткэйр прошёл по оружейной и отвернулся от меня, чтобы убрать беспорядок на одной из скамей. Ругаясь про себя, он перенёс на полку брошенный набор для чистки оружия и несколько плоских дисков, которые мне показались похожими на мины. Я взял пистолет в копыта и повертел им немного, играясь с балансом.

— Я стараюсь поддерживать организованност, и эти мины должны были быть убраны ещё несколько часов назад. Также здесь мы храним часть еретических вещей. Хоть они и являются угрозой для нас, проклятая “медицинская” жидкость может стать хорошей смазкой для оружия при должной обработке.

Гуль указал копытом на запертый стеклянный шкаф. Такие же пакеты с прозрачной жидкостью я видел в лаборатории Визервейна. Антирадиационный водный… ээ… гель. Я вздрогнул, увидев на двери кодовый замок. С кражей ключа в этот раз могут быть трудности.

— Мёрк, я понимаю, что пока что лишь уклоняюсь от вопросов. Мне просто нужно показать тебе твоё будущее. Прошу, следуй за мной.

Мне не особо хотелось слушать много разговоров. Повозившись с пистолетом ещё немного, я почувствовал, как сердце сжалось у меня в груди. Это заняло слишком много времени. Слишком много бессмысленных разговоров и любезностей в то время, как радиация медленно накапливалась в моём организме. Совсем скоро я почувствую…

Мои мысли исчезли в тот момент, когда всё моё тело сотряс спазм. О нет…

Приступ кашля продлился целых двадцать секунд. Я едва не потерял сознание от боли в лёгких и в какой-то момент почувствовал железный привкус во рту… кровь. Я упал на стол и вокруг меня рассыпались десятки разных мин. Дрожа и чувствуя, как слёзы стекают по моим щекам, я стиснул зубы и поднялся. Мне… мне хотелось сбежать. Мне хотелось просто бросить всё это. Но с чем я останусь, кроме как с чувством вины и недостатком уверенности в себе? Мне нужно было закончить дело. Я должен был. Я должен доказать Бримстоуну, что я тоже хочу спасти её. Показать ему, что я чего-то стою и заслужить его доверие.

Харткэйр вышел, чтобы подождать меня снаружи. Хорошо. Набравшись смелости и наглости, я открыл седельную сумку и… обеспечил себе небольшую страховку на будущее, после чего последовал за гулем. Если всё пройдёт хорошо, то было бы неплохо выстроить отношения с Барбом.

Храм. Это место… храм. Доктора до войны были настолько религиозными? Или же это место предназначалось для пони, которых лечили в этом подземном комплексе? Или его построили эти обезумевшие пони сразу после войны? Какой бы ни была причина, он был там, и он был… ну, странным.

Белые гладкие стены возвышались далеко вверх к тёмному потолку. Увидев знакомые цвета и формы на них, я почтительно склонил голову на входе и мысленно помолился Селестии и Луне об искуплении. Однако, моё внимание привлекла не архетиктура. Внутри оказались несколько небольших капсул, похожих на большие яйца, каждое из которых было достаточно крупным, чтобы в нём поместился пони. Все они были подключены к общей площадке, похожей на радиатор. У каждой капсулы был собственный генератор позади. И все они были разными, словно собраны из разных кусков, найденных в кратере и раскрашены, чтобы казаться величественнее. Однако, все гули в помещении моментально обратили на меня внимание когда, увидев свою цель, я внезапно и радостно ахнул.

Маленькая серебряная сфера на пьедестале в этой же комнате! Нужно лишь подойти и схватить её!

Магистр кивнул двум стражникам и повернулся ко мне.

— Мёрк, ты видишь нашу связь поколений. Нам нравится напоминать себе о прошлом и о тех, кто указал нам этот путь и сказал, как нужно жить, чтобы добиться того, чего они так желали. Эти инкубаторы — основа нашей чистоты. Кроме того, чтобы поддерживать единение, мы храним этот еретический серебряный шар, который ты так хотел, здесь. Он служит нам напоминанием об опасностях, с которым сталкивается наше благословение от тех, кто хочет остановить нас, лишить нас нашей победы. Теперь мне придётся покинуть тебя на какое-то время. У меня есть неотложные вопросы, на которые нужно обратить внимание, чтобы решить, делать ли подобное предложение твоему другу. Я вернусь через мгновение. Можешь спокойно осмотреться, однако существуют определённые ограничения, которые тебе придётся соблюдать. Любой стражник сможет сообщить тебе о деталях.

Инку-что?

Отложив вопрос на потом, я кивнул и отчасти почувствовал облегчение. Раб во мне был рад следовать инструкциям, особенно, если они помогали моей более свободной части разума добиться желаемого! Проследив за тем, как гуль в необычном наряде уходит прочь, я повернулся к алтарю. Его охраняли двое неподвижных стражников. Стоп, они что, пегасы?!

Точно, пегасы! Я увидел на их боках гнилые истрёпанные крылья! Этим гулям было наплевать на это!

Часть меня едва не надломилась. В этом месте абсолютно не имело значения, кто ты и, в то же время, я просто не имел возможности там остаться. Их радиация убьёт меня меньше, чем за час. Я уже чувствовал, как мои ноги начинают дрожать, а шкура зудеть.

Мне нельзя было тянуть время. Пора заняться делом и придумать, как бы украсть этот шар! Я побежал вперёд, но меня быстро остановили гнилые крылья, выставленные передо мной в качестве преграды. Гули говорили, дополняя друг друга.

— Стоять!

— Ты можешь зайти, но знай!

— Необращённый…

— Не может выйти!

Я отскочил назад на дрожащих ногах, прежде чем понял, что они не нападают на меня. Подавив свою зависть к подвижным крыльям, я подбежал обратно и кивнул им. Ладно, я не собираюсь выводить кого-то, кого они называют необращённым. Пусть держат своих заключённых, мне интересна только сфера!

Крылья опустились, когда я уверенно пробежал мимо, слыша, как мои копыта звонко цокают по мрамору. Это место было таким чистым. Я никогда в жизни не видел настолько гладких поверхностей. Мой взгляд упал на загадочную дверь в задней части комнаты. Она была довольно большой и похожей на какой-то промышленный механизм, слитый в единое целое со стеной.

На самом деле, возможно, эта комната была не такой уж и красивой. Странные капсулы, консервированное мегазаклинание и жуткая дверь под охраной гулей-пегасов? Что-то было не так.

Мне отчаянно хотелось принять свой Антирад, но у меня было предчувствие, что гули не оценят это, особенно, в их священном месте. Нет, что-то определённо было не так.

В какой-то момент, я взглянул на одну из капсул.

И увидел её.

Маленькую кобылку. Она лежала, свернувшись в клубок и тихо плача. Едва ли старше шести лет.

Гуль.

Я чуть было не закричал от собственных мыслей. Жеребёнок? Она всего лишь жеребёнок? Неужели жар-бомба не щадит никого? Когда я застучал копытами по стеклу инкубатора, чтобы заглянуть внутрь, то заметил, как она пошевелилась и повернулась, отчего я едва не сорвался.

— Нет… я не хочу быть здесь. Я хочу домой…

Её голос исказился. То, что когда-то было милым высоким детским голосом, сейчас стало таким же хриплым, как у других гулей, только гораздо более тихим и печальным. Я не смог сдержаться и почувствовал, как мои глаза намокли. Её крошечные копыта коснулись стекла с другой стороны, когда она осознала, что я не один из “них”.

— Я… ты… — я попытался как-то выразить свои чувства.

— Ты можешь забрать меня домой? Я хочу домой!

Внезапно всё обрело смысл.

Протеже искал пропавшую кобылку Красного Глаза. Гули заявили, что радиация — это их очищающее благословение. Они говорили об “обращении” одарённых. И последняя деталь этой головоломки... эти капсулы.

Кровь застыла в жилах. Я медленно отошёл от капсулы, глядя на то, как маленькая кобылка стучит по стеклу изнутри, а на голове колышатся несколько оставшихся прядей её гривы.

Они делали из пони гулей!

Они превратили Старшайн Мел… о Богини… нет.

Я пришёл в ярость. Меня тошнило. Превращать здоровых пони в это… сколько из них насильно прошли через подобное? Сколько просто погибли от того, что с ними делали эти капсулы? Это было слишком неправильно. Дети не заслужили подобный ужас. Если мы с Красным Глазом и были хоть в чём-то согласны, то только в этом.

— С-Старшайн Мелоди?

— Это я! Это я! Пожалуйста, мистер! Я хочу домо-о-о-ой!

Последние слова прозвучали на гораздо более высокой и надорванной ноте, из-за которой она сама заплакала. Кобылку травмировало даже то, как изменился её собственный голос, не говоря уже о теле. Я должен был вытащить её оттуда.

— Я… я постараюсь, Мелоди. У меня есть друг, он поможет тебе выбраться, ладно? Просто, э, пожалуйста, не плачь. Всё будет хорошо. Протеже, ты же знаешь Протеже? Он тебя ищет!

“Не плачь”. Ага, отличный совет от такого пони, как я. Но её глаза загорелись от упоминания Протеже. Жеребята знают про него? Я огляделся по сторонам в поисках чего-то, что могло бы помочь. Эта серебряная сфера всё ещё была на месте, а за дверью слышались странные звуки. Я уже слышал их прежде, за дубовой дверью в лаборатории Визервейна. Дикие гули. Очень много диких гулей. Мгновенно я понял, в чём было дело. Они захватывали пони и превращали в этих камерах, чтобы затем использовать в войне, к которой они готовятся.

Сколько гулей они держали там, взаперти, готовых ворваться в обитель Красного Глаза? Всё это было слишком запутанным и странным. Почему эти пони начали вести себя так? Они убивали и насильно превращали других в этих монстров! Я обязан рассказать Протеже. Если они вырвутся наружу, то могут погибнуть много рабов.

— Юный Мёрк. Я вижу ты познакомился с нашей последней обращённой и сам принял наше предложение.

Я повернулся лицом к магистру. Он стоял в своей мантии, окружённый двумя стражниками, которые вошли вместе с ним. Я подбежал к ним на встречу. Мне нужно было добраться до Бримстоуна, но затем я осознал, что они не просто стояли на входе — они перекрыли его.

— Что вы с ней сделали?

Мой голос звучал не таким уверенным, в сравнении с тем, насколько я считал разрушенной жизнь этого жеребёнка! Пока я говорил, мой голос дрогнул.

— Она была спасена. Присоединившись к нашему…

— Она просто жеребёнок! Я-я видел достаточно, выпустите меня. Мне нужно поговорить с моим…

— Разве стражники тебе не сказали, Мёрк? Ты можешь зайти, но необращённый выйти не может.

— Но она здесь, она никуда не…

Я замолчал посреди фразы, когда меня накрыло осознание. Они не имели в виду её. Они говорили про любого зашедшего.

В том числе и меня.

Запаниковав, я внезапно перешёл на галоп, попытавшись прорваться мимо них. Двое стражников, благодаря пегасьей ловкости, не уступающей моей, смогли без проблем схватить и скрутить меня.

— Ох, мне жаль, что ты не понял, Мёрк. Но ты должен понять, что это лучшее решение. Как я вижу, ты ненавидишь Красного Глаза. Предвестник прошлого падёт перед нами, и ты поможешь в этом! Благословение ждёт, Мёрк! Ибо мы принесём тебе великий дар, которого удостоились лишь немногие со времён великого пожара!

Он воздел копыта в небо и взглянул на меня сверху вниз.

— Погрузись в инкубатор, Мёрк. Бессмертие ждёт.

— Я не хочу его. Я просто хочу поговорить с Бримстоуном.

Харткэйр усмехнулся, а затем кивнул стражникам.

— Ты думаешь, будто у тебя есть выбор. Благословите этого бедного пони, дети мои. В конечном итоге, он сможет узреть истину.

Стражники бросились вперёд, схватив меня за ноги. Я боролся с их отвратительными гнилыми телами, крича и дёргаясь, как только мог. Медленно, но уверенно, меня тянули всё ближе к капсуле прямо напротив Старшайн Мелоди. Я видел, как кобылка внутри рыдает и стучит по стеклу. Несмотря на все мои усилия, стражникам удалось затолкать меня внутрь. Оставалось лишь одно, что я мог сделать. Глубокий вдох.

— БРИМСТОУН, ПОМОГИ!

Крик оборвался очередным приступом кашля, который позволил им без проблем закрыть дверь капсулы. Кашляя кровью на свои копыта, я изо всех сил старался дышать.

— Благословите его! Очистите тело этого бедного пони! Во имя великих полос зебр, мы очищаем тебя!

Капсула активировалась и изнутри я увидел, как трое гулей качают головами, распевая стихи на зебринском языке. Тихое жужжание сменилось пульсирующим гулом, а воздух стал тёплым. Штука, похожая на радиатор, засветилась. Мир вокруг меня осветился болезненным зелёным светом. От пульсирующего давления у меня начала болеть голова. Я метался внутри капсулы, колотя копытами по подушкам и одеялу, предназначенных для более настроенных к обращению пони.

Мой ПипБак внезапно завопил ужасным треском от зашкаливающего уровня радиации, словно одновременно пытаясь выдать писк и щёлканье. Экран засветился в попытках отобразить что-то. Всё моё тело поглотило тепло, и я почувствовал, как грудная клетка начинает раздуваться изнутри, горя от боли и пульсируя. Я не мог ничего видеть! Зелёный свет полностью ослепил меня, и я даже не мог увидеть, что происходит за стеклом. Единственным посторонним звуком была какофония их пения и, наконец, машина начала работать на полную мощность, а я почувствовал, как моя плоть дико горит. Всё перед глазами поплыло, и я начал терять сознание.

Нет. Стать гулем… я не хочу этого. Я не хочу этого! Это сделает меня рабом навечно! Судьба даже хуже, чем та, что у меня сейчас!

В голову пришла последняя отчаянная идея. Я потянулся в седельную сумку за миной, которую спрятал там. Я услышал, как магистр закричал что-то, когда увидел её у меня. На мгновенье, я забеспокоился о том, что это может просто убить меня, но положение было слишком безвыходным. Лучше смерть, чем вечное рабство! Я вытащил предохранительную чеку и надавил на нажимную пластину, а затем засунул мину в сам радиатор. Сжавшись в клубок и отвернувшись спиной к ней, я зарылся в одеяло и подушки вокруг меня, пользуясь ими по назначению.

Я немного расстроился, когда она не взорвалась.

Но я был очень удивлён, когда все машины в комнате вдруг начали взрываться!

Сама мина не взорвалась. Она завыла и выпустила из себя синие магические дуги, которые воздействовали на все капсулы и ударили меня током, который был не столько болезненным, сколько просто неприятным, и которые заставили мою гриву встать дыбом. Визг машин становился всё громче, пока наконец генератор капсулы не взорвался с грохотом, разбросав шрапнель по всей комнате.

Электричество исчезло, а вместе с ним погасло свечение и открылся замок. Воспользовавшись этим маленьким шансом, я потянулся дрожащими и ослабшими ногами к крышке капсулы, чтобы оттолкнуть её. Магистр и стражники были без сознания после ран, полученных от взрывов механизмов, и мне удалось выбраться, рухнув на пол. Провода искрили на полу, все капсулы оказались открыты, а генераторы сверкали зелёными энергомагическими дугами. Мина, вероятно, была предназначена специально для борьбы с электроникой, чему я был чрезвычайно благодарен, а иначе меня превратило бы в фарш внутри капсулы.

Моё тело было ослабшим. Вся плоть с одного бока чувствовалась обожжёной, а горло хрипело при каждом вдохе. Даже когда мне удалось подняться, мой желудок не выдержал и избавился от своего содержимого на том же месте.

Ох, рвота и много крови…

Надев очки от дыма, я начал искать Старшайн Мелоди. Я едва держался на ногах и, вытащив Антирад и быстро выпив его, спотыкаясь пошёл к следующей капсуле.

— Стар…

Я снова закашлялся, разбрызгивая Антирад на один из механизмов. Нет, нет! Мне нельзя терять ни капли! Отчаянно сжав пакет со спасительной жидкостью, я продолжил свои поиски.

— Старшайн! Где.. где ты?

Маленькая кобылка была в ужасе. Она свернулась возле своей капсулы и рыдала хриплым гульим плачем.

— Давай! Мы идём домой, уф…

Она взглянула на меня заплаканными глазами.

— Правда?

— Да! Залезай на спину, быстро!

Это случилось недостаточно быстро. Стражник оказался рядом со мной. Он был тяжело ранен, но ему удалось навалиться на меня всем своим весом и завалить, чтобы затем зарычать мне в лицо и попытаться скрутить. Я почувствовал удар копыта по голове. Второй. В третий раз я почувствовал движение сзади, после чего стражник отпрянул, когда Старшайн прыгнула ему на голову и укусила за ухо. Смелая кобылка! Она подарила мне несколько секунд, но что я мог сделать? У меня не было оружия.

Ох, стоп… так ведь было!

Я потянулся к животу, схватил её из тайного кармана и резким движением вынул железную линейку, полоснув ей гуля по лицу. От резкого удара, он болезненно закричал и упал на пол, держась за заметную рану, проходящую по обоим глазам и носу. Я тут же почувствовал себя гораздо увереннее и сильнее. Никогда не недооценивайте железные линейки! И, по крайней мере, я знал, что он может регенерировать. А значит, никакого чувства вины!

— Быстрее, Старшайн! Запрыгивай!

Я встал на колени, пытаясь не обращать внимания на то, как мой желудок скрутило от очередного приступа кашля, когда она забиралась на меня. Почувствовав, как кобылка обхватила мою шею копытами, я быстро обрадовался тому, каким высоким я сделал воротник на своей куртке, учитывая, какими гнилыми были её ноги. Я с трудом поднялся, схватил серебряную сферу и, засунув её в мою седельную сумку, шатаясь, попытался найти выход из заполненного дымом храма. Моё тело едва продолжало работать, но я всё ещё был жив! И даже смог справиться со стражником и спасти кобылку! Так вот каково чувствовать себя таким же героем, как Литлпип?

— Берегись!

Предупреждение Старшайн переросло в крик, когда я почувствовал, что кто-то схватил кобылку, пытаясь стянуть её с меня. Магистр добрался до нас и теперь пытался удержать бедного ребёнка.

— Вы не заберёте моё дитя! Она — наша! ОНИ СКАЗАЛИ МНЕ, ЧТО С НЕЙ СДЕЛАТЬ!

Я слабак. Я трус. Но я не могу стоять в стороне, когда жеребятам вредят! Прекратив сопротивляться, я отскочил назад и, подняв правую заднюю ногу, ударил магистра в ту маленькую зону, удар по которой мог нанести любой пони, каким бы слабым он не был!

Как оказалось, гули издают очень странные звуки при ударе по их достоинству. Я почувствовал, как он, корчась, упал на пол и отпустил Старшайн, и только после этого продолжил собственный путь к двери. Почти… ещё немного. У меня почти не было сил. Я не создан для борьбы.

Я остановился, когда в комнате прозвучал сигнал тревоги, заставивший меня пошатнуться от громкости. Звук был настолько громким, что практически оглушал. Я услышал позади себя железный лязг и огромная дверь начала подниматься. Её запирающий механизм открылся, а электропитание восстановилось, несмотря на взрыв мины.

— Взять его! Взять его, чистейшие из чистейших! Он хочет забрать её у нас!

Десятки гулей со светящимися зелёным глазами и внутренностями уставились на меня. И их становилось всё больше и больше по мере открывания двери. С гортанным воплем они начали двигаться вперёд. Слишком много, чтобы можно было даже сосчитать. Жеребята, жеребцы и кобылы. Каждый, словно воплощение дикого ночного кошмара.

Вот же… лягать.

Я нашёл Бримстоуна в главном коридоре. Он раздавил гуля об стену, словно радтаракана. Очевидно, что он нашёл и обчистил арсенал, учитывая количество оружия, разбросанного рядом с ним и мешок с антирадиационной жидкостью на спине. Отлично! Просто прекрасно!

— Мёрк! Это что за кобылка?!

Я даже не остановился. Пробежав мимо него, я лишь ускорился.

— Брим, беги!

— А сфера…

— У меня! Просто беги!

— Ты-ты достал её?

Перебирая своими короткими ногами так быстро, как только мог в направлении выхода, я обернулся к жеребцу через плечо и закричал во всю грудь.

— БРИМ, ПРОСТО БЕГИ!

Бримстоун фыркнул и, обернувшись, увидел, от чего я так убегал.

— Ох ты… ебать!

Мы выбежали из потайного входа на полной скорости. Но в момент, когда мы ступили на рыхлую землю, я сильно замедлился от дополнительного веса Старшайн на спине. Она всё ещё кричала от страха из-за вопящей толпы диких гулей, и каждый раз я вздрагивал от этого крика. Я почувствовал, как погружаюсь в пыль, пока Бримстоун не подхватил кобылку и не забросил её на собственную спину. Могу поклясться, что в тот момент, она кричала не столько из-за гулей, сколько из-за него.

Начался настоящий хаос, когда появились мертвецы. Вырвавшись наружу, словно волна гнилой плоти, они с поразительной лёгкостью бегали по рыхлой почве кратера и привлекали внимание всех вокруг. Рабы кричали, началась паника, и все пони бросились в разные стороны. Эта деревянная “обувь” позволяла хорошо удерживаться на почве, но полностью лишала возможности бега. Повсюду слышались вопли и крики о помощи от рабовладельцев на стенах кратера. А вскоре воздух наполнили совсем другие вопли, когда гули добрались до самых слабых жертв. Пробегая мимо руин зданий, я видел, как орда валила бедных рабов на землю. Крики настоящей агонии от того, что их заживо разрывали на части, заставляли всё внутри меня сжиматься. Или же это делала радиация. Теперь на каждом шагу я чувствовал, как мои лёгкие всё хуже справляются со своей задачей. В глазах начало темнеть. Мне нельзя было терять сознание, только не сейчас!

Над нами на стене слышались крики и требования взяться за оружие. Рабовладельцы тоже бегали, поглощённые всеобщей паникой. Я увидел, как грифоны, заметившие атаку гулей, начали пикировать с небес. Где-то недалеко оказался один рабовладелец, который лично зашёл в кратер и теперь пытался направить рабов к воротам. Голос звучал знакомым. Это Протеже?

Я не успел как следует обдумать это, когда один из зомби со светящимися глазами заметил меня и, закричав, бросился в мою сторону. Закричав в ответ, я запрыгнул на деревянную балку на земле, чтобы иметь хоть какую-то опору под ногами. Я видел, как гуль взрывает землю копытами и изо всех сил несётся на меня. Началась стрельба, и пули уничтожали всё, что оказалось в пробелах между руинами и обломками, в том числе и рабов, которые не успели укрыться. Я видел, как раненые гули продолжали ползти к своим уже таким же раненым жертвам.

Не мешкая ни секунды, я поскакал к такому пробелу и нырнул через него, укрывшись от очереди, которая прочертила землю прямо за мной. Может кто-то сможет подстрелить его! Может быть! Бримстоун куда-то исчез. Прошу, кто-нибудь, попадите в гуля! Он прыгнул и вцепился в меня своими копытами, а вокруг разлилась кровь. Я закричал.

А затем гуль рухнул на землю. Я не почувствовал никакой боли.

Кровь, брызнувшая рядом со мной, оказалась кровью гуля из его раны на шее, куда пришёлся меткий снайперский выстрел. В небе надо мной, я увидел грифона, который показал мне грубый жест. Это же Раджини!

Некоторые из культистов тоже поднялись наружу. Заметив грифонов в воздухе, они начали по ним стрельбу, выкрикивая свои зебринские боевые кличи. Раджини кружила в воздухе, уходя и снова выныривая из разрушенных зданий. А я услышал голос. Это точно Протеже! Я увидел его в зазоре между руинами, ведущего строй стражников, чтобы выставить их в линию обороны против приближающейся орды. Там были десятки гулей Харткэйра! Я видел, как жеребец жестами направляет рабовладельцев, пока сам, удерживая револьвер магией, отстреливается от культистов, заставляя их прятаться в укрытиях. В руинах в кратере развернулась жестокая перестрелка, смешанная с паническим бегством безоружных рабов, пытающихся спастись от диких монстров. И всё же, Протеже приказал своим подчинённым в первую очередь уничтожать тех гулей, что угрожали этим самым рабам. Взмах копыта послужил приказом для грифонов, ведомых Раджини, и они подчинились. Спикировав на остовы разрушенных зданий по бокам и позади меня, грифоны взяли противников под перекрёстный огонь.

Я хотел побежать к Протеже, воспользовавшись его чётким приказом о том, что все рабы должны покинуть опасную область, но вокруг было слишком много хаоса. Гули теперь смешались с рабами, которые изо всех сил старались спасти свою жизнь, пока грифоны летали вокруг, забрасывая жутких существ гранатами. Земля взрывалась и поднималась в воздух повсюду. Я был сбит с толку, болен и вымотан, а также полностью потерялся во всём этом.

Я побежал. Мне нужно было найти какое-то безопасное место, чтобы потом выбраться из кратера. Но мои ноги словно налились свинцом, из-за чего я едва мог неуклюже перебирать ими. Даже когда я решил присесть на секунду, чтобы перевести дух, моя деревянная опора надломилась, и я снова нырнул в рыхлую землю. Шум был невероятным, не было слышно ничего, кроме криков, пойманных рабов и стрельбы. Рядом с собой, я увидел труп…

Совсем не труп!

Гуля разорвало гранатой пополам, но он продолжал ползти ко мне, высунув язык набок. Леденящие душу звуки вырвались из его горла, когда он потянулся ко мне своими копытами. Я пытался кидать в него камни. Ему было всё равно. Я ударил его линейкой, но она лишь покрылась липкой гнилой слизью, и мне пришлось её выбросить. Ему всё нипочём!

Кроме копыта Бримстоуна.

Вытерев слизь с копыта об грязь, которая стала похожа на мокрый песок, жеребец обернулся.

— Рассчитываю на благодарность, мелкий. Повезло, что ты оказался у меня на пути.

Я кивнул, но затем закричал. Брошенный магией камень ударился об лоб Бримстоуна. Ошеломлённый рейдер пошатнулся, но пришёл в себя и обернулся на новую угрозу. Из пыли и центра битвы, я увидел, как в нашу сторону движется магистр, держа Бримстоуна на прицеле своего энергетического оружия.

— Вы двое разрушили всё! Вы осквернили наши самые великие артефакты! А теперь ещё и втянули нас в эту битву!

Он не шутил. Битва. Это слово показалось мне идеально подходящим, когда я увидел, как раненый в крыло грифон приземляется и тут же начинает бороться с гулем в ближнем бою. Монстра прижали к земле и, к моему удивлению, один из рабов разбил ему голову железной трубой. Неподалёку было слышно Протеже. Звук выстрелов его револьвера выделялся среди всей какофонии. Магистр был ранен. Пуля, вероятно выпущенная одним из грифонов, засела у него в боку. Но, тем не менее, его взгляд был прикован к Бримстоуну, как к самой большой угрозе. Даже этот опасный рейдер не смог бы так быстро сблизиться для атаки, а Протеже всё ещё был далеко и слишком поглощён сражением. В какой-то момент, священник-гуль прицелился и в меня, из-за чего я пискнул от ужаса.

— Зебры даровали нам этот мир! Те, кто внизу, они сказали нам об этом! Почему вы отказываетесь принять это?!

Бримстоун зарычал и бросился в атаку, но тут же остановился, когда гуль перевёл оружие на него. Я увидел разочарование на лице жеребца.

— А теперь вы умрёте. Ты никогда не увидишь тот мир, который они сказали мне создать, Мёрк. Пока ты жив. Я предлагал тебе бессмертие. А ты, рейдер, убил моё дитя. Ты разрушил наш дом в порыве своей ярости. Но вы оба совершили одну и ту же ошибку. Позвольте мне научить вас истинному уроку…

Бримстоун наклонил голову и зарычал.

— И какому же, гниль?

— Никогда не приходите с голыми копытами на перестрелку.

Ухмыльнувшись, магистр прицелился в голову рейдера и нажал на курок.

Пистолет щёлкнул.

Тишина продлилась всего секунду, пока магистр, наконец, не заметил осечку. Паника поглощала его по мере того, как он нажимал на курок снова… и снова…

Несмотря на то, что я едва оставался в сознании, я не смог сдержать ухмылку и, потянувшись в седельную сумку, достал оттуда батарею от его пистолета и широко улыбнулся ему.

— А тебе никогда не стоит давать вору своё оружие.

Удивлённое выражение его лица (ох, как же это приятно) быстро сменилось ужасом, когда Бримстоун улыбнулся и топнул передними ногами, готовый броситься в драку. Большой рейдер обернулся и даже усмехнулся мне.

— Хорошая работа, мелкий. Так что, гниль, ты вроде хотел битвы?

К его чести, магистр не мешкал не секунды и бросился бежать. Зарычав и бросившись за ним, Бримстоун быстро догнал его и убедился в том, что тот больше никуда не сбежит. Старшайн спрыгнула со спины жеребца и взглянула на меня.

— Спасибо вам, мистер.

— Ох, я… ээ…

Моё зрение поплыло. После этого столкновения, я почувствовал, как снова погрузился в реальность. Это… это совсем не хорошо…

Начался приступ кашля и я почувствовал, как кровь наполнила мой желудок, лёгкие и горло. Нет, я был так близок. Я победил! Я не мог… только не сейчас. Но приступ не заканчивался. Я не мог дышать. Я пытался двигаться, но рыхлая земля не позволила мне даже крепко стоять на ногах. Упав на колени, я почувствовал, как Старшайн трясёт меня своими маленькими копытами и что-то кричит. Зрение помутнело, и я забился в конвульсиях, видя как Бримстоун бежит обратно ко мне.

— Мёрк?

Я не ответил. Я даже не мог открыть глаза, чувствуя, как изо рта льётся кровь. Меня вырвало. Я не мог сделать вдох… о, Богини…

Я рухнул на землю, полностью лишённый возможности дышать. Из-за недостатка воздуха, я почувствовал, что впадаю в шок, и спазмы начинают сотрясать всё моё тело при попытке сделать хоть один вдох. В смутных звуках на фоне я едва мог различить крики Бримстоуна или плач Старшайн.

— Мёрк!

Кто-то начал трясти меня прежде, чем я окончательно обмяк, а мои лёгкие полностью заполнились кровью. Я сдался, а радиация, наконец, победила меня.

— МЁРК!

Мне снился сон… или, по крайней мере, так казалось.

Я не мог пошевелиться. Мои ноги были тяжёлыми и словно скованными. Будто меня закутали в плотное одеяло. Что я видел? Ничего. Ничего, кроме маленького лучика света. Стоп, было что-то ещё. Бессмыслица. Какая-то ходьба.

У меня болела голова, и я чувствовал, будто тону. Копыта тянулись вперёд в поисках хоть какой-то опоры.

И они нашли её. Я почувствовал, как кто-то схватил меня и поднял, а я увидел смутный образ… какого-то пони, который уносит меня. Стоп, я двигался вперёд… мы бежали? И куда мы бежали? Или от чего? Я просто… всё было таким смутным.

Мы словно бежали сквозь воду. Я чувствовал, что меня тянут к свету, зажжённому ей. Это и правда она? Литлпип? Я упал, и мы разделились. Я упал и начал всплывать к поверхности воды.

И наконец, я всплыл и проснулся.

Всё болело.

— Так-так. Кажется, ты снова с нами.

Хриплый мёртвый голос заставил меня содрогнуться и попытаться спрыгнуть с кровати, по пути запутавшись в одеяле.

— Да успокойся нахуй! Не нервничай.

Ох. Ругань. Визервейн, не Харткэйр.

Гуль пристально смотрел на меня, пока я лежал на какой-то заплесневелой кровати. Это была больница, но не его личная лаборатория. Одна из палат, которые я уже видел. Я попытался осмотреться, но от движения мои лёгкие и желудок скрутила сильная боль.

— Осторожнее, — пробубнил он, пока я блевал в вовремя подставленное ведро. Странный оранжевый цвет. Я что, утонул в Антираде?

— Тебе повезло, что ты вообще выжил, мелкий ты долбоёб. Будешь в порядке через пару часов, когда лекарства окончательно подействуют. Да и магия тоже… Но тебе всё равно понадобится какое-то время, чтобы полностью прийти в себя. Твоя температура опустилась примерно до одной пятой от нормы из-за лучевой болезни. Ага… Везунчик. Ебать, какой везунчик.

— Как… как я попал сюда?

Гуль-доктор, казалось, удивился этому вопросу, а затем рассмеялся.

— А ты как думаешь? Бримстоун принёс тебя сюда.

— Бримстоун?

— О, да. Галопом пробежал весь путь с тобой и жеребёнком на спине. Вышиб двери, оставил охрану с сотрясением, нашёл меня и прямо заявил, что если я не спасу тебе жизнь, цитата, “прямо блять сейчас”, то он сделает со мной что-то. Полагаю, что упомянутое “что-то”, и я говорю тебе, как медицинский специалист, невозможно анатомически. Однако, у меня такое ощущение, что он всё равно бы попытался.

— Бримстоун сделал это? Для меня? Но…

— Он не сказал мне, что ты такого сделал для того, чтобы изменить его точку зрения, но я слышал, как он говорил о том, что “она” бы хотела, чтобы он так поступил. О, и кстати, он сказал мне, что если я расскажу тебе об этом, то он раскрошит мне череп. Так что не говори ему, ладно? Или я найду способ сделать тебе каждый возможный укол в твой тощую сраку. Кроме того, есть ещё кое-кто, кто хочет поговорить с тобой.

Он убежал прочь, положив Антирад мне на грудь.

— Подожди, Визервейн! Выворад, он…

Гуль не ответил. Вместо этого, мой посетитель зашёл в палату, вызвав у меня удивление.

— Глиммерлайт, как я слышал, идёт на поправку, — спокойно произнёс Протеже, зайдя в палату и остановившись у входа. — Бримстоун, очевидно, отправился к ней, как только бросил тебя здесь. Как мне сказали, буквально.

Я пискнул от страха. Мой хозяин был здесь, а я не был в своей камере!

— Как… Я… о, нет…

Протеже поднял копыто, чтобы успокоить меня.

— Я даже не собираюсь делать вид, что не разочарован тем фактом, что ты решил сбежать от меня, Мёрк. Я привык думать, что я добрый пони. Поэтому, я был готов к тому, чтобы наказать тебя, как следует. Мне не нравится, когда работники пытаются убежать от меня, убежать от своего долга перед Эквестрией.

Он подбежал ближе к моей кровати, магией поправив одеяло, чтобы оно не спутывалось. Странный ход для того, кто собирается тебя наказывать.

— Но, кажется, я всё же закрою на это глаза и даже не буду спрашивать, как ты смог выбраться. Я прекрасно знаю моё здание, так что не сомневайся, что у меня есть пара мыслей. И я верю, что это не повторится снова. Твоё наказание отменяется лишь потому, что ты, хоть и случайно, но оказал мне большую услугу, Мёрк. Мы остановили набег, а ты спас одного из жеребят Красного Глаза. Старшайн Мелоди вернулась к нему… Господин Красный Глаз был рад её возвращению, но немного опечален… состоянием.

Я кивнул, пытаясь сдержать собственную улыбку от того, что Мелоди таким странным образом спасла меня от гнева Протеже.

— Она в порядке, господин?

— Грустно осознавать, что это состояние, как нам известно, необратимо. Она не вырастет, как следует. Тем не менее, Господин Красный Глаз добр. Он предоставил ей жилье и необходимые условия. Мелоди будет в безопасности. Насчёт оставшихся гулей, те, кто не участвовал в этой самоубийственной атаке, всё равно были истреблены.

У меня отвисла челюсть.

— Стоп. Вообще все? Но там же была…

— Небольшая армия, да. Господин Красный Глаз личным приказом направил туда своих аликорнов. Он показал всем, что обладает подобным сдерживающим фактором. Жеребята неприкасаемы и любой, кто посмеет нарушить это правило неизбежно столкнётся с местью за вред детям нового мира. Теперь ни они, ни их лидер не причинят никому вреда, Мёрк.

— Я-я… думаю, это хорошо.

Протеже медленно кивнул, похлопал по кровати и снял свой окуляр.

— Да, Мёрк. Мне сказали, что ты пошёл на большой риск, так что я чувствую, что должен отблагодарить тебя. Я не знаю, что бы я сделал, если бы ты не нашёл её там. Кроме того, несмотря на то, что ты пошёл против всех моих правил, я также благодарен тебе за спасение Глиммерлайт. Она хороший работник, хорошая пони, и мне жаль, что мои собственные попытки добыть для неё Выворад провалились.

Он улыбнулся мне, заставив почувствовать странную гордость за то, что хозяин был доволен моими усилиями. Из-за этого казалось, что оно стоит того и…

Нет, это неправильно. Я сделал это не для него. Я сделал это для тех, кто на моей стороне. Часть меня радовалась этой признательности от Протеже больше, чем следовало бы, но это всё равно чувствовалось, как предательство собственного пути к свободе. Мне потребуется ещё какое-то время, чтобы покончить с этой частью сознания. Но на данный момент, да, я всё ещё ощущал какую-то радость от этого.

— Теперь отдыхай, Мёрк. Увидимся ещё раз, когда ты вернёшься сегодня вечером. А затем тебе нужно будет отдохнуть ещё чуть больше.

— Прошу прощения, господин, но почему?

Протеже повернулся и порысил к выходу, обернувшись на меня у двери.

— Чтобы ты был готов к первому рабочему дню под моим началом, конечно же. У нас есть новая цель. На холмах рядом с Филлидельфией. Мы нашли одно…

Я почувствовал, как всё внутри меня сжалось от боли. Страх заставил меня дрожать.

— Т-ты имеешь ввиду… в-вы н-нашли…

— Да, Мёрк. Мы нашли Стойло.

Заметка: Новая способность!

Ловкость копыт и никакого… (Уровень 1) — Всем вокруг вас стоит быть поосторожнее, особенно с теми вещами, которые нравятся им больше всего. Ведь после простого копытожатия с вами, эти вещи могут магическим образом исчезнуть! Теперь вы можете попытаться совершить кражу даже у всех на виду!

Глава 6. Освещая тьму

Хороший друг, словно хорошая книга — он останется с тобой навсегда.

“Каково это быть уверенным в себе?”

Что ж… уверенность. Это же то чувство, когда у тебя отсутствуют сомнения по поводу собственных решений, верно? Когда ты можешь взглянуть на себя и порадоваться тому, какой ты есть, не оглядываясь на мнение окружающих. Когда ты знаешь, что тебе нужно для счастья, понимаешь собственную важность и знаешь, что если даже все в этом мире выступят против тебя… то выбранный тобой путь всё ещё верен.

Вот с этим у меня есть некоторые проблемы.

Даже после того, как я спас жеребёнка и помог разобраться с мощной и опасной силой, которая была готова напасть на рабов и рабовладельцев, я не чувствовал, что стал смелее. Спасая жизнь важной для моего товарища пони, я рассчитывал, что стану более храбрым, но этого не произошло. Я лишь вспомнил все те случаи, когда мне самому нужна была помощь или когда у меня рушились буквально все планы. Сколько раз по моим щекам текли слёзы от ужаса? Сколько раз мне приходилось убегать? Сколько раз я добивался своих целей или вообще оставался в живых только по чужой милости?

Я взялся за помощь Бримстоуну и Глиммерлайт не только потому, что это единственный известный мне способ побега, но и потому, что так я хотел восстановить уверенность в себе самом, чтобы противостоять влиянию Хозяина. Но в конечном итоге, это закончилось тем, что я опять едва не умер и выжил, лишь благодаря помощи Брима. В одиночку я никогда не смог бы зайти так далеко, как уже зашёл. Эта мысль причиняла боль… если я не могу сделать ничего самостоятельно, то как я вообще могу надеяться на побег или на то, что смогу кому-то с этим побегом помочь? Какая от меня польза будет для той кобылы или для её жеребца, если я не могу прикрыть от неприятностей даже собственный круп?

Храбрые пони должны уметь делать всё самостоятельно, верно?

Если бы я чувствовал эту самую уверенность в себе, то, может, и не прятал бы свои крылья. Если бы я чувствовал эту самую храбрость, то я бы не заикался при обычном разговоре.

И это не говоря о том, что каждый раз, когда мне в голову приходили мысли о возвращении в Молл, где я окажусь в зоне влияния Хозяина… моего Хозяина, то меня тут же накрывала паника. Я знал, что сделаю, что угодно, если он прикажет. Стал бы уверенный пони чувствовать себя так? Сомневаюсь.

На самом деле, меня беспокоило множество вещей. От мыслей о том, что другие подумают о моих крыльях, до инстинктивной преданности Хозяину или чувстве стыда за мои рисунки, которые видели другие пони. Серьёзно, стал бы уверенный пони волноваться из-за этого? Я так не думаю.

Ничто не могло победить раба в моей голове, который знал, что его место под копытом Хозяина, под властью Протеже, во владении Господина Красного Глаза и в преданном служении Филлидельфии.

Я боролся и проигрывал, пытаясь быть таким, каким, как мне казалось, были храбрые пони. Пытаясь делать всё самостоятельно, а иначе ты просто не можешь быть храбрым. Каким-то образом, я до сих пор пропускал подсказки от других пони о том, чего мне действительно не хватает.

Но глядя на других, мне всегда было интересно, откуда же берётся их уверенность? Что заставляет их чувствовать себя хорошо, даже если внутри столько противоречий?

Что бы это ни было… Я знал, что это именно то, в чём я так сильно нуждался.

Наконец-то, к счастью, я смог отдохнуть.

Протеже дал мне несколько свободных часов, чтобы я мог отлежаться в больничной палате, пока целебные зелья и Антирад творили свою магию (буквально) с моим телом. Видимо, участия в спасении одного из жеребят Красного Глаза было недостаточно, чтобы меня внесли в список “защищённых” рабов.

Тем не менее, глядя на свою четвёртую за час порцию Антирада на столике рядом с кроватью, я подумал, что это, возможно, не самая лучшая в мире идея. Из тех трёх, что я уже выпил, одно отказалось оставаться в желудке и вышло обратно. Я пожаловался (без нытья) доктору Визервейну на то, что, возможно, моё тело начинает отвергать Антирад. В ответ он назвал меня “ёбаной мелкой занозой” и бил меня по голове своим планшетом до тех пор, пока я не согласился, что говорю чепуху.

Несмотря на это… глядя на пакетик с лекарством, у меня в голове возникла мысль лишь о том, что мне придётся привыкнуть к этому вкусу. Теперь я буду жить с ним до конца своей жизни в этом городе.

Свернувшись в клубок под тонким одеялом, я почувствовал, что дрожу от звуков больницы, доносящихся до моего тонкого слуха из коридора. Мне пришлось приложить усилия, чтобы не думать о них. Приговор к неизлечимой болезни, которая будет преследовать меня каждый день. Как вообще можно справиться с таким?

Я просто не мог. Но чтобы не погружаться глубже в пучины отчаяния, я достал дневник и начал его листать. Я перелистывал его в обратном порядке, пока не наткнулся на один из первых рисунков, что я помнил. Мой взгляд лишь мельком коснулся той толщи листов, что я рисовал неосознанно в свои первые дни в Филлидельфии. Нет… я даже не хотел смотреть на них. Я забыл, что там и лучше лишний раз не напоминать себе об этом.

Я подумал, что просмотр собственных рисунков поможет мне немного прийти в себя. Успокоиться и сфокусироваться на отдыхе, так сказать.

Оказалось, что это не так.

Если бы я раньше просто остановился и подумал, то осознал бы, что совершаю ошибку. С момента, как я попал в Яму, у меня не было достаточно времени, чтобы просто всё осмыслить и понять, как сильно изменилась моя жизнь всего за пару дней. С той секунды, когда я осознал, что мне не обязательно быть рабом, я едва не умер при попытки побега из Филлидельфии, встретился с жестокостью Хозяина и загадочностью Протеже, боролся с командиром рейдеров против гулей и нарушал все возможные правила при необходимости. Да меня даже подстрелили! Я всё ещё мог найти этот шрам на теле, если бы просто поднял своё одеяло и…

Ох… О, Богини… Я исхудал. В ответ на эту мысль мой желудок заурчал и сжался от пустоты. От нехватки сил всё моё тело дрожало. Как я вообще продержался так долго?

Сколько же всего случилось. За эти пару дней произошло больше событий, чем за прошлые десять лет моего рабства. О чём мне стоило беспокоиться в первую очередь? Хозяин? Болезнь? Побег? Протеже? Требования Барба? Или о том, что я уже давно не пересекался с той кобылой? А она вообще жива?

Столько вопросов… столько вещей, которые нужно было обдумать одновременно. И никакой надежды на то, что это вообще возможно. Даже рисование всё ещё было для меня в новинку и оставалось частью этого списка для размышлений. Мне так хотелось, чтобы у меня был кто-то, кто смог бы успокоить, но таких пони не было. Диджей не слышал меня, кобыла и Литлпип исчезли из моей жизни, а Бримстоуну было всё равно. Я не мог справиться со всем этим сам… но в то же время, я был сам по себе. Одиноким. Как вообще я мог… сделать…

Я…

Я просто не мог.

Я накрылся одеялом с головой. Эмоции снова взяли верх, слишком долго я копил это в себе. Я не мог рисовать, а по радио была тишина. Сжавшись на больничной койке, я просто молился, что к моменту, когда придётся уходить, мне станет лучше.

Даже отвратительное поведение дока Визервейна не смогло задеть меня, когда он явился, чтобы проверить моё самочувствие. Я услышал, как он подошёл к койке и вздохнул, увидев, как я дрожу, а на подушке рядом с моей головой заметны мокрые пятна. Он стоял тихо, словно пытаясь подобрать слова. Наконец, я услышал второй, более уставший вдох, когда он покачал кровать ногой.

— К нам поступили раненые с фабрики огнемётного топлива. Еби их Луна, построили мостики над баками, но не сделали к ним перила. Нам понадобится койка через десять минут. Спасение жизней и всё такое, понимаешь?

Должно быть, он заметил небольшое движение одеяла, когда я кивнул и шмыгнул носом. Я тихо поблагодарил его за то, что он дал мне эти десять минут. В тот момент, они были для меня целой вечностью, когда я мог просто притворится, что всё в порядке. Я мог бы представить, что когда выйду из больницы, то увижу чистую и целую Филлидельфию, встречу Сандиала со Скайденсер, пройдусь по безопасным улицам и вдохну свежий воздух…

Крики и вопли агонии донеслись до моих ушей из коридора. Я услышал их. Я попытался не обращать внимания. Их не было в моём воображаемом мире. Нет… я просто засну, проснусь и всё будет в порядке. Пока я под одеялом, я в полной безопасности.

Слыша приближение раненых пони и крики Визервейна о том, что все некритические пациенты должны освободить места, я попытался представить, что их там просто не было. У меня ведь есть ещё целых десять минут, верно? Но я просто не мог перестать дрожать, даже несмотря на то, что чувствовал себя обязанным подчиниться его приказу, выползти из-под одеяла и отправиться обратно в Молл. Снова вернуться в мрачный багровый индустриальный ад Филлидельфии, частью которого я всё ещё был.

Снаружи меня уже ждал тускло-жёлтый земнопони в кожаной броне. Когда я прошёл мимо него с опущенной головой, он выплюнул свою сигарету на землю и заговорил со мной.

— Слыш, Седьмой. Хозяин хочет, чтоб ты отправился на топливный завод для срочной замены рабов. А меня он послал, чтоб я тебя встретил на выходе и сказал об этом.

Я задрожал, пытаясь не упасть на землю и не разрыдаться на том же месте. Почему именно я должен быть плаксой? Почему Хозяин выбрал меня? Это же не честно! Почему именно я должен быть центром его внимания?

— Но… Но я должен вернуться в Молл. Протеже сказал…

— Лады, тогда я вернусь и скажу Шэйклсу, что ты отказался.

Жеребец повернулся и спокойно порысил прочь, закашлявшись то ли от сигарет, то ли от едкого дыма, клубы которого опускались на землю из трубы ближайшего завода по переработке меди.

— Нет! Стой! Я… Я всё сделаю…

— Хороший маленький раб. Он знал, что может… хех… рассчитывать на тебя.

Рабовладелец издевательски ухмыльнулся мне и порысил в сторону Молла, а я, в свою очередь, повернулся и пошёл навстречу своей рабской рутине.

Спина болела.

Работа от Хозяина была не из весёлых. Ну, впрочем, а когда работа в принципе была весёлой? Но эта была хуже остальных. Оказавшись на гигантском перерабатывающем топливном заводе, производящем огнемётное топливо во имя светлого будущего Красного Глаза, мне поручили таскать различные химикаты в баках, которые повесили мне на спину. Мне едва хватило времени, чтобы спрятать ПипБак в седельную сумку. Баки по обоим бокам, вероятно, весили столько же, сколько и я, а поэтому путь к гигантским чанам каждый раз был долгим и изнурительным. По прибытию мне нужно было слить их содержимое и молиться, чтобы там не было новой порции очищенного топлива. Если же мне везло, то я получал “минуту милосердия”, чтобы сходить за новой порцией химикатов с пустыми баками. Если же нет, то меня ждало их наполнение и очередная долгая дорога, но уже к цистернам на складе.

Но хуже всего был запах. Эти густые пары удушали своей вонью и вызывали головокружение. Некоторые рабы говорили, что они в какой-то степени могут заменить наркотики, и я этому нисколько не удивился. За те несколько раз, когда меня отправляли на этот завод, я уже успел насмотреться галлюцинаций. Ядовитые пары проникали в голову и притупляли все возможные чувства. Именно на этом заводе у меня появились язвы, когда однажды мне привиделось, что я нашёл в толпе рабов свою маму и побежал к ней. Споткнувшись и ударившись об пол, я осознал, что это было всего лишь видение. А содержимое баков вылилось на меня и оставило эти незаживающие воспалённые язвы. И никакие лекарства уже не помогали с ними. Даже после внимания со стороны Визервейна, они всё ещё пекли и зудели на моей ноге и лице.

Дрожащими копытами, я поднялся на шаткий мостик, чтобы добраться до единорогов, перемешивающих содержимое гигантских чанов с помощью больших стержней, управляемых телекинезом. Вокруг меня земнопони один за другим опустошали баки, стараясь при этом не свалиться вниз. Топливо само по себе не было смертельно опасным… но будучи покрытым легковоспламеняющимся веществом (или легковоспламеняемым, в чём вообще разница? О, почему я не мог быть таким, как Протеже?), ты был уязвимой мишенью для малейшей искры. А в Филлидельфии этих искр было немало. Честно говоря, это просто чудо, что подобное место до сих пор не взлетело на воздух. Выливая содержимое своих баков, я заметил обвалившуюся секцию подвесного мостика. Именно из-за неё мне пришлось прийти на этот завод, чтобы перекрыть потери. И естественно, никаких перил на мостиках не было.

Просто… просто… ПОЧЕМУ!?

Серьёзно, неужели довоенные пони были настолько тупыми или же им просто была противна идея эго… эргоро… идея практичности!? Мне хотелось просто остановиться и жаловаться на то, что из-за какого-то идиота, который двести лет назад решил немного сэкономить и не ставить перила, мне теперь приходится рисковать своей жизнью на ужасной работе! И только лишь присутствие надзирателя (довольно серьёзного) не позволило мне сделать это и пришлось идти дальше, опустив голову. Мне уже досталось за то, что за последние три часа я ни разу не выполнил норму по скорости.

Преодолев своё разочарование по поводу плохой проектировки мостиков (возможно, не лучшая тема для рассуждений), я попытался подумать. Это было непросто, учитывая едкие и опьяняющие пары, но мне нужно было отвлечься на что-то хорошее, и в тот момент, мне пришла в голову только та кобыла. Я не мог послушать своё радио из-за окружающей обстановки, так что решил просто позволить себе поразмышлять о ней. Ведь у меня всё ещё не было возможности сделать это, как следует. Так как же её всё таки зовут? Какая у неё кьютимарка? Богини… неужели я даже на это не обратил внимание?

Почему-то я не мог понять её поведение. Она была добра и, ну, мне было приятно с ней общаться. Но это из-за того, что она просто… угх. У меня было чувство, словно она понимает меня. Понимает мои проблемы и искренне хочет помочь. Я чувствовал себя более спокойно и комфортно, просто когда говорил с ней. Может, у неё просто характер такой — помогать другим? Она была единственной пони, которой я доверял в этом городе и, вероятно, даже больше, чем следовало бы, учитывая, как мало я про неё знал. Мне хотелось задать ей столько вопросов. Моя загадочная кобыла.

Бульканье густого гелеобразного химиката, выливающегося из моего бака лишь напомнило о звуках, издаваемых моим собственным желудком, который на протяжении долгих рабочих часов требовал внимания. Иди, заполни, доползи, слей и повтори. Я наблюдал за тем, как один из рабов бросился вслед за упавшим баком, но рабовладелец заметил его раньше и наградил хлёстким ударом кнута за неуклюжесть. Стоны и визги пони, обожжённых химикатами, бесконечное шипение кипящего густого топлива. Не могу сказать, что с нетерпением ждал возвращения в свою клетку, но перспектива того, что я снова окажусь рядом с Бримстоуном под его защитой вызывала у меня определённое желание поскорее вернуться домой. Раньше, я бы просто бродил и выполнял свою работу, но теперь… Теперь у меня было желание вернуться куда-то и, могу поклясться, день из-за этого тянулся только сильнее. А это точно был день? Я уже даже не мог определить время суток от того, насколько сильно надышался этими парами…

С напряжённым вздохом, я повернулся, чтобы вылить второй бак, и осмотрелся по сторонам. Мои мысли снова начали блуждать из-за этого воздуха, и я начал думать о том, что было и о том, что должно быть. Мне просто хотелось снова оказаться под одеялом в больнице… и не заниматься ничем из того, чем мне приходилось заниматься. Но, как бы мне не хотелось, я знал, что мне придётся вернуться. С одной стороны, Протеже или… он… придёт за мной, но с другой стороны, я просто подчинялся, даже если это означало, что вскоре мне придётся столкнуться с моим главным страхом.

С прошлым.

Я плакал из-за скелетов. Меня приводила в ужас мысль о том, чтобы потревожить их, я застывал на месте от страха, едва заметив их, и что хуже всего… у меня начинались настоящие панические атаки от того, что я думал о последних минутах их жизни. Как будто какой-то дух оставлял достаточно подсказок и намёков об этом… или же я просто чувствовал их прошлое? А я бы очень хотел не чувствовать его. В конце концов, я знал, что мой следующий пункт назначения испытает мою смелость на полную катушку. Стойло.

Созданные незадолго до мирового пожара, Стойла были убежищами, скрытыми глубоко под землёй, чтобы обеспечить безопасность пони на поколения вперёд, когда в будущем они смогли бы самостоятельно покинуть их. Лишь от этой мысли у меня начинался нервный тик. Каково было жить в таком мире, где ситуация была настолько мрачной, настолько безвыходной, что пони добровольно вкладывали свои силы и мысли в создание подобного? Каково было Сандиалу понимать, что его мир стремительно движется к своему концу? А теперь мне придётся посетить такое место. Что если это окажется то Стойло, в котором должен был оказаться он сам? Вдруг я найду погибших членов его семьи? Его отца. Или Скайденсер. Запечатанное и нетронутое Стойло могло хранить внутри, что угодно: от групповой могилы, до активного общества из потомков изначальных поселенцев, которые теперь яростно защищают свой дом. Эти гигантские закрытые двери были воротами в прошлое. Они были воплощением всего того, чем стала Эквестрия в последние годы своего существования. Построенные из-за отчаяния и страха, они были для нас символом того, откуда появился наш мир. Зачастую буквально. Многие пони на Пустоши были потомками покинувших Стойло выживших.

И они рассказывали ужасные истории об этих местах, которые, зачастую, были построены неправильно или же служили местом для проведения опасных экспериментов над пони с целью помочь будущим поколениям. В реальности же, они просто превращали их жизни в кошмар или просто убивали. В наши дни, законсервированные Стойла были самой необычной находкой. Но мёртвые Стойла, наполненные наследием ошибочных идей, были открыты для всех желающих увидеть это самое наследие.

Почему же я так боялся прошлого? Всё уже давно закончилось, проблемы минувших дней не могут навредить мне или повлиять на мою жизнь, если только их не воплощали в реальность уже в наше время. Но для меня это были не просто реликвии… Я не мог смириться даже с собственным прошлым, как, например, не могу принять ранние рисунки в своём дневнике. Почему я избегаю их? Ну, я то знаю почему, но откуда взялся этот страх? Быть может, я просто боюсь смотреть назад? Может, я боюсь, что если сделаю это, то рухну под тяжестью осознания того, каким я был и что думал о своей рабской жизни? Возможно, так и есть… Я просто не могу смириться с такой жизнью.

Единорог повернулся и указал мне на кран у подножия огромной цистерны, оторвав меня от собственных мыслей. Моё сердце ёкнуло — не будет мне минуты милосердия на этой ходке. Оказавшись возле крана и повернув тугой рычаг, я огляделся по сторонам. Вокруг меня были рабы на последнем издыхании, а рядом с ними ходили новенькие, чей взгляд был наполнен страхом. Через несколько дней этот страх сменится на утомлённое принятие. Иначе быть не может. Я видел более “опытных” рабов, которые выглядели так, словно могут рухнуть замертво в любой момент от яда в их крови. Их не волновало прошлое… многие из них просто забыли его, чтобы не сойти с ума от осознания того факта, что они потеряли всё. Когда я первый раз попал сюда, то от их вида я заплакал, но теперь они стали для меня абсолютной нормой и не вызывали во мне эмоций. Но в то же время, как же мне хотелось случайной встречи с кем-то знакомым. Хотелось, чтобы у меня был хотя бы небольшой шанс на то, что я вдруг поверну голову и увижу… увижу…

Она была там, прямо посреди цеха по переработке, её кремовая оранжевая шёрстка выделялась в толпе других рабов точно так же, как выделялась во все наши предыдущие встречи. Наконец, что-то хорошее из моего прошлого, даже если оно было всего… день назад? Сколько времени прошло с нашей последней встречи?

Я выбросил эту мысль из головы, когда увидел, как безымянная кобыла рысью уходит прочь! Быстро обернувшись к крану, я увидел, что ещё даже первый бак не успел заполниться до конца. Ну давай же, они наблюдают за мной. Если я просто оставлю его, то меня накажут. Давай, наполняйся быстрее! Она уже идёт к выходу!

Наблюдая за процессом наполнения и за кобылой одновременно (желая при этом, чтобы мои глаза могли смотреть в разных направлениях), я повернулся другим боком и начал наполнять второй бак. Я с тоской смотрел на неё через плечо, видя, как она постепенно исчезает в толпе новоприбывших рабов. Я едва мог разглядеть её рыжую гриву среди них. Моментально обернувшись на второй бак, я увидел, что он уже на три четверти заполнен. Этого достаточно!

Я перекрыл кран и побежал к ней так быстро, как только мог. Топливо в баках плескалось, пока я искал самый короткий путь. Она уже почти прошла через боковые двери и вышла за ворота! Ныряя из стороны в сторону между рабами и игнорируя крики (или это кричал надзиратель?), я пытался протиснуться сквозь новоприбывшую смену. Позади меня оставались лужи из пролитого топлива, но я продолжал следовать за её яркой гривой в толпе. Я кричал её имя. Стоп… нет, я просто кричал… что-то. Я даже не знал её имя!

Наконец, до меня дошло.

— Я живой! Эй! ЭЙ! Кое-кто спас меня! Я всё ещё жив!

Она не обернулась, она не услышала. Проклятье, если бы подобраться чуть ближе! Ещё чуть-чуть и…

Маленький слабый пегас со сломанными крыльями и тяжёлыми баками по бокам, один из которых ещё и перевешивал другой, бегает не так уж хорошо. Поскользнувшись и с ужасом обнаружив, что заваливаюсь на правый бок, я рухнул на пол, расплескав всё содержимое баков. И застрял. Оказавшись на боку, мой груз лишил меня возможности дотянуться ногами до пола, из-за чего я безрезультатно болтал ими в воздухе. Когда же мне, наконец, удалось открепить баки, я смог встать на ноги (хотя бы в этот раз…) и тут же бросился к кобыле галопом. Я пробежал через двери и попал прямо во внутренний двор как раз, когда она была всего в паре метров от меня и она…

…исчезла.

Но… но она же не могла просто испариться! Это была открытая местность и рядом практически не было пони! Я стоял перед распахнутыми воротами, ведущими в глубины перерабатывающего завода и растерянно озирался по сторонам. Даже при моём остром слухе, все звуки были приглушены и я, наконец, осознав правду, опустил голову. Несколько слёз упали на землю. Ну почему…

— Эй! Какой долбоёб разлил здесь топливо? Это та малявка, которая выбежала наружу?

Даже не поднимая взгляда, я просто чувствовал, что все ближайшие пони моментально указали на проклятого пегаса своими копытами. Подтверждением этого чувства стал хриплый голос, заглушённый шарфом, который надзиратель использовал для хоть какой-то защиты от ядовитых паров. В ответ я не смог сделать ничего и лишь повернулся и кивнул, слыша, как кнут поднимается в воздух магией для первого удара из многих.

Может поэтому я ненавидел прошлое. Хорошее в этом прошлом у меня уже забрали, а может быть этого хорошего и не было никогда.

Когда я всё таки добрался до Молла, то сильно опоздал. Стражники спокойно пропустили меня и лишь рассмеялись, увидев мои жалкие попытки дотянуться до ручки двери. Вход в Молл представлял из себя вращающуюся дверь… по крайней мере, я думаю, что до падения бомб она вращалась автоматически. Теперь же она просто стояла неподвижной, а чтобы пройти внутрь, необходимо было толкать её за ручку на виду у стражников в течении нескольких секунд. Напрягаясь и отталкиваясь задними ногами, я чувствовал, как спина просто гудит от усталости мышц и свежих ран от хлыста, пока кто-то внезапно не открыл дверь магией.

От неожиданности, я пискнул и упал вперёд, приземлившись мордой на каменный пол и задрав задние ноги. Как будто мне не хватило этих падений во время прогулки по кратеру. По крайней мере, я почувствовал себя лучше, когда услышал о планах убрать эти двери полностью и сдать их в металлолом. Застонав и потерев подбородок, я поднялся и, внезапно, оказался лицом к лицу (ну, почти) с Протеже.

И он не выглядел довольным.

— Ты знаешь, Мёрк, я начинаю задумываться о том, насколько сильно мне стоит доверять тебе. В какой-то степени я всё ещё верю… но ты опоздал на четыре часа, проигнорировав мой прямой приказ. Понимаешь ли ты, что любой другой менее понимающий лидер мог бы просто убить тебя?

— Я…

Я слишком устал, чтобы что-то объяснять… и кроме того, раб не может оправдываться.

— Прошу прощения, господин… этого больше не повторится.

— Почему ты опоздал?

Его речь была резкой. Я уже стал думать о нём, как о ком-то, кого я, может, и не смогу полюбить, но, по-крайней мере, от кого могу ожидать хоть какой-то уровень понимания и заботы. И мне было стыдно за то, что я подвёл его. И это труднее всего. Он не злился, он просто был расстроен. По какой-то причине, раб в моей голове находил это ещё более болезненным.

— Когда я вышел из больницы, мне сказали…

Я быстро замолчал. В голове всплыло предупреждение Хозяина. Это же часть его “игр” со мной, ведь так? Вдруг, если я скажу об этом, он навредит безымянной кобыле? Я не могу так рисковать…

— То есть… я подумал, что мне сказали идти и отработать смену на топливном заводе. Я… Я просто не так услышал… это моя вина…

Протеже лишь вздохнул и обежал вокруг меня, пока стражники открывали для него дверь. Он двигался ровно с той уверенностью и чёткостью, которую я ожидал от него.

— Я должен встретиться с господином Красным Глазом для отчёта о награде за Стойло. Прошу, вернись на торговый уровень и оставайся там. Повозки для рабочих прибудут через час, чтобы начать транспортировку. Если не успею вернуться к тому моменту, а скорее всего так и будет, то Чейнлинк Шэйклс организует посадку вместо меня.

Остановившись перед выходом, жеребец обернулся и взглянул на меня, когда я сел на пол, понимая, что уловка Хозяина сработала ровно так, как он того хотел. Почему я чувствую вину за то, что расстроил его?! Протеже — мой рабовладелец! Я снова начал задаваться вопросом о том, на самом ли деле Протеже заботился о своих рабах или же это был просто хитрый план, чтобы завоевать их преданность.

— Я не хочу считать тебя ненадёжным, Мёрк. У меня к тебе личная просьба: не заставляй меня думать, что я зря тебе доверился…

Единорог коснулся своего окуляра и вышел на разрушенные улицы Филлидельфии. Снаружи к нему тут же присоединилась Раджини, которая, вероятно, спрыгнула к нему с крыши. Несмотря на всю её грубость ко мне, она явно была хорошим телохранителем. Когда я тяжело вздохнул и, поднявшись на ноги, пошёл к своей клетке, я не мог ничего с собой поделать и лишь прокручивал в голове слова Протеже, снова и снова. И глядя, как он идёт по суровым улицам города, чтобы получить информацию о задачах, которые, возможно, могут вскоре убить меня, я задавался только одним вопросом.

Почему он звучал так, словно боится, что я подведу его?

— А ты не торопился.

Голос Бримстоуна прозвучал из тёмного угла, когда я вернулся в магазин и рухнул на свою картонную “кровать”. Я тут же почувствовал сырость на полу от прохудившейся на потолке трубы, а от твёрдой поверхности у меня тут же заболела спина. Честно, как он вообще может жить в таких условиях?

— Вызвали на работу…

— Какую? Ты в списке на Стойло, ты не должен…

— Я знаю. Я просто… Слушай… просто вот так получилось…

Бримстоун, похоже, был не сильно рад тому, что я его перебил, но он скрыл своё очевидное раздражение, фыркнув мне в ответ и выглянув из магазина на рейдеров. Судя по всему, они нашли себе очередную “игрушку” среди других рабов и теперь швыряли её друг другу. Думаю, что стражники, несмотря на всю их отстранённость, не допустят того, чтобы их игры зашли слишком далеко. Но я вздрогнул от одной только мысли, что мог оказаться на месте этой несчастной души. Я тихо помолился Богиням за безопасность того раба, которого они мучали, но, к сожалению, ничем более я не мог ему помочь. Такова суровая реальность рабской жизни в Филлидельфии. В особенности, если ты слабый пони, который не может постоять за себя. Я хотел просто лежать и отдыхать, забыть о случившемся и о том, что ждёт меня в ближайшем будущем.

Ненависть к прошлому, страх будущего и в небольшом промежутке между этим — жизнь в моменте… разве это не идеальное описание раба?

Свернувшись в клубок, я изо всех сил попытался заснуть. Я просто не смог придумать никакого другого способа избавиться от этого болезненного волнения, которое полностью занимало мой разум. У меня не было сил рисовать, а уши слишком болели, чтобы слушать радио. Я знал, что Бримстоун не оценит то, что я вот так вот прячусь от всего мира, но для меня это было абсолютной нормой.

Вместо этого, жеребец не оборачиваясь проговорил.

— Если тебе это поможет, то знай — Глиммер выживет. Мы сделали это.

Несмотря на ужасное настроение, моё сердце тут же воспарило. Ну, конечно! Погрузившись в беспокойство из-за Хозяина, Протеже и кобылы, я совсем забыл, что мы добились успеха, и меня впереди ждали новые открытия! Новая, на вид нежная и заботливая пони! Глиммерлайт! Я не смог скрыть энтузиазм в своём голосе, даже несмотря на то, что прерывался из-за удушья. (Возможно, Барб всё таки был прав, называя меня жеребёнком. О, Богини, ну почему мой голос такой высокий?)

— Так… она проснётся?

— Ага. Совсем скоро, наверное, если не с минуты на минуту. Лихорадка прошла. Мертвяк знает своё дело, с этим спорить не стану.

Я больше не мог лежать спокойно. Глиммерлайт вот-вот придёт в себя! Новая пони, которая, как мне обещали, не судит пони по внешности и добра ко всем! Она настолько походила на более взрослую версию безымянной кобылы, что я не мог справиться с волнением из-за предстоящей встречи. Я даже почувствовал, как у меня на лице появляется улыбка! Она будет такой доброй и терпимой, прямо, как я, и она не будет грубой, как все остальные. По крайней мере, так сказал Бримстоун!

Я услышал движение в кладовой магазина. Заметив подёргивание моих ушей, я увидел, как Бримстоун выпрямился в ожидании.

— Или даже раньше…

Мои нервы сдали. Как мне с ней поздороваться? Что я должен сказать? Наконец-то у меня появился шанс познакомиться с кем-то не противным… а что если я облажаюсь? Что если Брим всё приукрасил, и на самом деле она имеет что-то против пегасов?

Я услышал, как пони шаткой походкой приближается к двери из подсобки.

Я стучал копытами по полу от напряжения. Спокойнее, Мёрки, спокойнее. Всё будет хорошо. Она выйдет, скажет привет, узнает тебя, вспомнит, какой ты милый! Ага… она будет прямо, как та безымянная кобыла: спокойной, очень терпимой, милой и вежливой и…

Из подсобки послышался грохот падающих стеллажей. Глиммерлайт, пошатываясь, прошла через дверь, попытавшись выбить её задней ногой, но сама едва не упала на прилавок. Придя в себя в достаточной степени, чтобы принять вертикальное положение, розово-белая кобыла вздохнула и закатила глаза, окинув магазин взглядом. Её лицо скривилось, после чего она фэйсхуфнула и застонала.

— Ебическая грива Селестии, Брим… я переспала со светящимся гулем или опять перепила особого эля Роумера? Проклятье, как же болит голова…

Пытаясь проморгаться, кобыле, видимо, наконец удалось сфокусировать зрение и заметить меня рядом с Бримстоуном. Едва не поскользнувшись, Глиммерлайт просто засияла от восторга.

— Ага! Так ты всё таки не галлюцинация из-за лекарств! Ну чё ты, как, лупоглазый?!

Казалось, Глиммерлайт не смутило отсутствие ответа от меня, и она тут же подошла к небольшому треснувшему зеркалу. Похлопав себя по щекам четыре раза и усевшись на пол, она начала расчёсывать свою гриву, а затем немного оглянулась в нашу сторону.

— Так… вы знаете каких-нить жеребцов или кобыл, чтоб хорошо провести время? Я ж почти неделю провалялась больная, и у меня не было возможности “расслабиться”, сечёте? Ну, знаете, тот зуд, который сама я почесать не могу, а?

Тихо засмеявшись, Бримстоун Блитц потянулся ко мне и закрыл мне рот, после того, как моя отвисшая челюсть коснулась пола.

Глиммерлайт явно оказалась не такой, как я ожидал. Вместо тихой, вежливой и доброй кобылы передо мной стояла (почти ровно) пони, которая больше всего соскучилась по “дню удовольствий”. Её беспокоило то, что за время болезни она пропустила момент, когда рабам давали алкоголь в баре Роумера. Это, видимо, было редким событием. И правда, за всё время в Филлидельфии, я почти не видел пьяных рабов.

Не говоря ни слова, я сидел на картонной кровати и наблюдал за этой невероятно странной единорожкой, пока она вычёсывала свою гриву. Левитируя расчёску из куска деревяшки и заколок, она напевала неизвестную мне песенку и расспрашивала Бримстоуна о прошедших событиях, которые пропустила.

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что больше всего её интересуют новости о тех пони, на чьи крупы она чаще всего засматривалась. Неужели это та же самая пони, что так нежно говорила со мной, пока была больна? Поистине, я просто не знал, что о ней думать. Алкоголь, случайные сексуальные связи и самоуничижительный юмор совсем не были похожи на тот образ тихой, мирной и доброй старшей версии безымянной кобылы, что выстроился у меня в голове. Очень быстро я понял, что её спокойная речь во время нашей встречи была последствием принятия множества лекарств…

Однако, пока мы сидели в спокойной обстановке, у меня, наконец, появилась возможность рассмотреть её. Глиммерлайт определённо была немного старше меня, вероятно лишь недавно перешагнув за двадцать пять лет. Возможно… что-то ближе к тридцати? Её тело было таким же худощавым, как у большинства рабов, не говоря уже о влиянии болезни, однако меня гораздо больше привлекла её кьютимарка. Три маленьких блестящих сферы: фиолетовая, розовая и голубая. Где же я видел такие? Часть меня была уверена, что я точно видел нечто похожее.

Взмахнув гривой, Глиммерлайт подпрыгнула на месте, а затем резко обернулась ко мне.

— Отлично! Грива в порядке, сексуальность восстановлена, способность стоять прямо снова со мной! Время пришло!

Я отстранился, немного испугавшись этой напористости и уверенности. Даже если единорожка заметила это, то не подала виду и лишь пошатываясь прошлась по магазину.

— Я э-э… — ну почему у меня никогда не получается говорить нормально при первой встрече? — Я… стоп, время пришло для чего?

Кобыла повернулась и взглянула на меня с такой широкой ухмылкой, которая ещё б чуть-чуть и вышла за пределы её лица. Во взгляде зажглись искры, и она слегка опустила брови, немного понизив градус восторга. Я задумался о том, сколько жеребцов пали жертвами этого… взгляда. Ну, конечно же, она была немного стара для меня, как никак.

— Настал час узнать, кто же ты такой, Мёрки!

— Я…

— Не спорь! Давай!

Ну, это уже приказ. Застонав от болей в спине, я с трудом поднялся на ноги и побрёл следом за ней нетвёрдой походкой. Но, оказавшись на складе магазина вместе с ней, у меня возникло лёгкое беспокойство. И не только из-за того, что Бримстоун посмотрел на меня так, словно обещал мне много проблем, если я сейчас сделаю что-то не так. В тот момент, кобыла оказалась совершенно не такой, какой я её представлял. Что же мне ожидать от неё теперь, когда она захотела узнать меня получше? Как я могу предсказать её реакцию? Что если она просто закатит глаза? Глиммерлайт сама прошла через кошмар наяву из-за рейдеров и не только. Может, так она их и простила? Просто решив забыть о всех волнениях, погрузившись в простые удовольствия жизни?

Глиммерлайт привела меня к дивану. Она подпрыгнула и показушно приземлилась на него всем телом. Счастливо вздохнув, она потянулась и села прямо, а затем жестом пригласила меня сесть напротив. Я, с трудом взобравшись наверх (это же диван! Почему он такой высокий?), покорно сел напротив неё так далеко, как только мог.

Какое странное зрелище, подумал я. В тёмной комнате в свете лампы сияла жизненная энергия Глиммерлайт, а по другую сторону от света сидел нервный грязный маленький жеребец, съёжившийся от напряжения. Она просто светилась, глядя на меня этими немигающими глазами с небольшой ухмылкой. Возможно… всё было не так уж и плохо. Просто мы, наедине, никаких опасностей, в спокойной обстановке, просто разговариваем.

Янтарная лампа моргнула несколько раз, и её свет стал более приглушённым, подарив лицу кобылы новые оттенки. Едва не ахнув, я заметил мгновенную перемену. Твёрдая, уверенная и закалённая натура скрывалась под этим слегка безумным внешним видом. Несмотря на всё её поведение, я внезапно вспомнил, через что ей пришлось пройти. И я сразу потерял это мимолётное чувство комфорта и спокойствия.

— Итак, Мёрки… какая у тебя история?

— Ну довольно длинная, на самом деле… не думаю, что это…

— Трави, мы же рабы. У нас полно времени. Можем и поболтать. Если ты планируешь тереться рядом с нами, то я ж должна знать, кто ты такой, верно? Рассказывай. Всё равно вряд ли будет что-то более неловкое, чем когда отец застукал меня с двумя жеребцами в Тенпони.

Ладно, лучше отключить моё воображение! Но вдруг я понял, что если попытаюсь избежать этого разговора, то попадусь в её ловушку. Если я уйду, рейдеры превратят мою и без того короткую жизнь в ад без защиты от Бримстоуна. Оставалось только одно…

— Ну… я… э-э… мало что могу рассказать о жизни. Я, эм… раб от рождения.

Она вопросительно взглянула на меня, а затем отвела взгляд в сторону стеллажей, наполненных всякой мелочью. Что-то в этом взгляде зацепило меня. Она не смеялась надо мной и не смотрела свысока. Хрупкий луч надежды зажёгся внутри меня, что может быть она не станет судить за это.

Но как отреагирует, узнай она правду о том… о том, кто я на самом…

— Бля… отстой, — пробубнила она и покачала головой, а затем снова взглянула на меня. — Ну и каково это быть рабом с рождения?

Сделав глубокий вдох, я начал медленно рассказывать о том, как меня растили покорным работником. О том, как меня разделили с матерью и передавали от хозяина к хозяину. Но пока я говорил, то понял, что во время этого рассказа была одна особенность, которая отличалась от любого такого же рассказа о моей жизни…

Она слушала меня. Просто сидела там, смотрела и проявляла интерес к моим словам. Никто никогда прежде так не делал. Я чувствовал себя так, словно попал на сцену.

И затем что-то во мне щёлкнуло. Моё повествование изменилось, и я начал добавлять детали. Небольшие истории в промежутках между этапами жизни. Я рассказал ей о том, как однажды другие рабы накрыли меня одеялом и избили камнями. О том, как однажды у них закончилась еда, и они отправили меня собирать им припасы под дождём, а после даже не поделились со мной. Я начал шмыгать носом, рассказывая о том, как нас перевозили в тесных клетках с места на место, пока, наконец, я не оказался в Филлидельфии. На глазах появились слёзы, и я закрыл лицо копытами, опустив голову, пока рассказывал о рисовании и том, как прятался от Нус и её банды. О том, как пытался освободиться от рабского мышления. Я показал ей мою кьютимарку, этот ненавистный рисунок, олицетворявший судьбу, и о том, как я хотел бы избавиться от этого клейма.

Она взглянула на неё, а затем растерянно перевела взгляд обратно на меня. Эти лазурные глаза наполнились добротой. Жестом кобыла попросила меня продолжить и подвинулась ближе, чтобы успокаивающе коснуться моей ноги.

Этот лёгкий телесный контакт, каким бы невинным он не был, сделал своё дело. Я заговорил. Рассказал ей обо всём. О боли, об унижениях, о Литлпип и о том, как Бримстоун Блитц спас меня из Ямы. Я едва не сорвался, когда рассказал ей о встрече с безымянной кобылой и моей болезни. Слёзы каплями начали падать на диван, когда я дрожал от страха, говоря о жестокости Хозяина и его месте в моей жизни. Я разрыдался, когда сказал о том, как нахожусь в постоянном страхе просто из-за того, что маленький и из меня получается отличная мишень для издевательств. Она бесстрастно слушала всё, словно оценивая каждое моё слово. Но сам тот факт, что кто-то изъявил желание выслушать всё это… я рассказал всё.

Абсолютно.

Шли минуты. Я даже не шевелился, пока пересказывал историю за историей, говорил об очередных пытках, страданиях и ужасах. Я перескочил от истории про страшных гулей к истории про заброшенный дом со скелетами. Изо всех сил пытался говорить сквозь всхлипы, рассказывая о том, как почти покончил с собой на вершине диспетчерской вышки. Вспомнил о том, как лежал и кричал, чувствуя, как покидает жизнь, когда меня подстрелили во время неудачного побега.

Вся моя жизнь была наполнена сплошной болью, и никаких особых причин двигаться дальше у меня не было. Годы одиночества и всеобщего пренебрежения. Я разнылся и забыл о том, что она сама потеряла всё на Пустошах, но мне было плевать. Речь не про эгоизм, я просто не мог остановить этот поток эмоций. Мои самые сокровенные мысли продолжали изливаться одна за другой, описывая весь тот кошмар, который я называл жизнью. В конце концов, я практически рухнул без сил перед ней, сломавшись на моменте, когда говорил о болезни, что медленно убивала меня и окончательно наполнила мою жизнь страхом. Я рассказал ей всё…

За исключением одной вещи.

— И… и все вокруг ненавидят меня! Просто из-за какой-то дурацкой мелочи, с которой я ничего не могу поделать! Это нечестно… это просто нечестно… я не хочу такой жизни! Я не хочу быть собой!

Наконец, она тихо заговорила. Из внимательного слушателя она вдруг стала очень серьёзной.

— А кто ты? Почему они тебя ненавидят?

Я остановился, и моё дыхание участилось от того, что я пытался набраться смелости, чтобы сказать это. Но слова застряли комом в горле. Как мне сказать ей об этом? Как она отреагирует?

И я просто не смог. Вместо этого, вздохнув… я снял свою куртку. Мои обездвиженные крылья обвисли по бокам от меня и мгновенно захватили её внимание. Я закрыл глаза и лишь услышал, как она внезапно ахнула и отпрянула назад. И когда я набрался смелости, чтобы открыть их, то с болью осознал, что на её лице застыло выражение шока. Отведя взгляд, я отвернулся и, поморщившись, опустил голову перед ней. От сильного стыда мне не удалось сдержать новые слёзы.

— Я пегас. Из-за этого они меня ненавидят. Кажется, что все вокруг… они просто пытаются убить меня из-за того, что я другой… из-за того, что у меня есть крылья. Я… я просто больше не могу. Я же был готов спрыгнуть из-за этого с крыши! Но мне просто не хватило смелости! И я понимаю, что только делаю хуже себе, думая вот так, но… но я не могу иначе! Всё из-за этого города и всего остального! Иногда я… я просто хочу, чтобы кто-то протянул копыта, схватил меня за горло и… и закончил это вместо меня…

Я всё ещё плакал. Вся моя жизнь и переживания были озвучены. Глиммерлайт не шевелилась и лишь с открытым ртом пялилась на мои крылья. И наконец, она двинулась ко мне.

— Ты… ты правда этого хочешь?

Её голос был тихим, уверенным и почти безэмоциональным. Но эти слова задели меня. Я никогда так сильно не задумывался об этом, но настал тот момент. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил это вслух. И тем более таким образом. Несмотря на моё желание сбежать, несмотря на кобылу, несмотря на всё, что я сделал и все мои усилия по спасению, я так устал от всего. Эта мысль никогда не покидала меня. В этом была правда.

Мы долго молчали, и я не мог взглянуть на неё. Из-за жары в комнате у меня закружилась голова, а горло пересохло, делая каждый вдох немного болезненным. Я шмыгнул носом и кивнул.

И она послушалась. Внезапно, её копыта обхватили мою шею, и я почувствовал, как она со всей силы тянет меня.

…и затем, она сделала это.

…что-то, что никто не делал для меня с тех самых пор, как я был маленьким жеребёнком.

Она обняла меня.

Её голос надломился, и каждая капля этой уверенности превратилась в чистые эмоции.

— Нет! Я… я против того, чтобы ты так думал! Не смей даже задумываться о таком!

Я позволил себя держать, полностью погрузившись в объятья и чувствуя, как у меня снова начинают бежать слёзы, когда кобыла укрыла меня одеялом с помощью магии.

— Больше никогда… тебе больше никогда не придётся так думать. Я не ненавижу тебя, Мёрки. Ох, Богини, пегас в Филли…

Глиммерлайт прижала меня ещё крепче и шмыгнула носом.

— Бедняжка…

Я чувствовал уют.

Впервые, мне было спокойно и комфортно рядом с кем-то. Встречи с безымянной кобылой всегда проходили в опасных местах. Бримстоун Блитц защищал меня, но сам при этом был опаснейшим чудовищем, ну а Протеже… ну… кто вообще в Эквестрии знает, чего он на самом деле хочет от меня?

Но Глиммерлайт… она была другой. Уверенной, привлекательной и на удивление полной сочувствия, несмотря на её не примечательную оболочку. Когда она, наконец, отпустила меня и укутала в одеяло, я начал снова переоценивать её. Да… у неё был свой собственный “уникальный” образ жизни и с этим было невозможно спорить. Судя по тому, что она сказала до этого и тому, как себя вела, Глиммерлайт, казалось, прыгала от одного импульса к другому, но теперь я знал, что это совсем не значит, что она не может притормозить, послушать и проявить заботу. Быть может, именно это имело значение в поиске товарищей? Умение видеть чужие причуды, недостатки и скрытые источники силы? Если это так, то какой источник у меня?

— А теперь, Мёрки, сиди тут. Отдохни, Селестии ради! У тебя такие мешки под глазами, что ты их скоро, как карманы использовать сможешь. И, кроме того, я достаточно оправилась, пока вы спасали мой сочный круп, как я слышала.

Её улыбка сменилась с шутливой на более искреннюю.

— Спасибо за это… за мной должок. И надеюсь, что Брим не был слишком… суров с тобой. Он пытается быть лучше, правда. Но для него это трудно. Когда познакомишься с ним поближе, то поймёшь, что он вполне хороший, хоть и с жестоким чувством юмора… если он в настроении. Так что отдохни от всех этих спасений-глимерсений, ладно? А я пока приберусь немного.

— Я… Хорошо… Спасибо, — тихо пробубнил я в ответ, всё ещё не понимая, как правильно общаться с тем, кто искренне стремится помочь мне.

Должен ли я задавать вопросы? А что мне спрашивать? Я наблюдал за тем, как кобыла суетится по комнате, перекладывая вещи, большая часть которых представляла из себя металлолом или эти блестящие шарики в коробках. Откуда у неё столько барахла?

Стоп, вопрос!

— Эм… Глиммерлайт?

— Прошу, просто Глиммер. Забудь про официоз в этой дыре, — она усмехнулась и достала из железного ящика несколько красных мантий, которые настолько износились, что казались коричневыми. — Что такое?

— Откуда у тебя здесь столько вещей? Я никогда не видел, чтоб у простого раба, не торговца, было столько побрякушек.

Ох, как же жалко звучал мой писклявый голос по сравнению с той твёрдой уверенностью, которую она излучала, пока перебирала вещи. Её магия (такая же лазурная, как и глаза. Моя художественная натура искренне радовалась) перемещала гайки, болты и связки проводов с микросхемами по комнате с места на место. Кобыла усмехнулась уголком рта, пока ходила по комнате взад-вперёд, не сводя с меня взгляда.

— Оу… ну, можно сказать, что я пони с широкими вкусами. И я знаю всего понемножку. Нужен кто-то, чтобы починить терминал? Или, может, спарк-генератор? А может, нужно восстановить ветряную мельницу, перечислить все рецепты коктейлей из Мэйнхеттена по памяти или разжечь огонь с помощью обычных камней? Да я даже знаю, как заставить брамина мычать громче.

Я лишь моргнул, а лицо моё не выражало ничего, кроме растерянности, пока в голове медленно крутились шестерёнки. А судя по выражению её лица, она буквально слышала, как эта ржавая машина, которая называлась моим мозгом, пыталась обработать сказанное. Заржав, Глиммерлайт бросила старые тряпки в другой конец комнаты и, оглянувшись через плечо, вернулась к своему барахлу.

— Не напрягайся слишком сильно по этому поводу, Мёрк. У тебя будут другие поводы напрячься. Достаточно сказать, что у меня хорошие познания в технике, а мой кругозор о-о-очень широкий. Просто никогда не нравилось сидеть на одном месте, всегда хотелось посмотреть на всякое разное! Ты ещё удивишься тому, что я знаю и насколько могу быть полезной, в случае, если у тебя есть какая-то странная задача, которую нужно решить здесь и сейчас. Я та самая пони, которую любому хотелось бы узнать поближе.

Она снова повернулась ко мне и, замолчав, прикрыла глаза.

— Разве что взлом замков — это не моё… никогда не получалось, как надо. И шитьё. Мне просто не хватает терпения!

Я не мог сдержать своё внезапное волнение. Не так часто у меня была возможность заявить о своих умениях. Едва не упав с дивана, я потянулся к куртке с карманами и ртом достал из неё нитку с иглой.

— О! А я это умею! Я сделал эту куртку перед побегом.

На самом деле это прозвучало, как бубнёж, потому что я старался не проглотить иглу. Но, кажется, она уловила мысль и захихикала над моими пережёванными словами.

— Ну, раз так, то у нас с Бримом есть веская причина держать тебя рядом, Мёрки. Хочу дать тебе работу! Мои мантии немного порвались, пока я ковырялась в разных радиоактивных дырах. Как думаешь, ты бы смог залатать их для меня?

Она попросила.

Она попросила.

Меня никогда в жизни не просили сделать что-то! Уж точно не так вежливо! Моим телом и разумом всегда управляли с помощью приказов. Даже когда я бешено закивал головой, то задумался, а мог ли я отказаться. А затем понял, что я не хотел.

Мантии были из тяжёлого, толстого и изолирующего материала. Подол спускался почти до земли, но они оставались практичными, а дизайн был достаточно роскошным, чтобы его без проблем можно было распознать, как довоенный. Это сразу вызвало множество вопросов. Кто вообще носит подобное? Они явно не подходили для суровых условий Пустоши. Тем не менее, я взялся за работу, латая дыры с помощью нитки и иглы. Глиммерлайт наблюдала за мной около минуты, видимо удивляясь тому, как я ловко работаю с маленькой иголкой одним лишь ртом и копытами (если б только это умение далось мне добровольно… учиться получается быстрее под угрозой порки кнутом), попутно ремонтируя её одежду. В конце концов, она ответила на мой вопрос.

— Ну, если по сути… Я много знаю, но больше всего разбираюсь в том, как из старых вещей сделать новые или же просто ремонтировать их, как можно лучше. В наши дни немногие пони могут правильно работать со старыми магическими матрицами, если только ты не родился в каком-то особенном месте и не прошёл обучение. Так что Протеже сбрасывает мне весь этот хлам, чтоб я могла починить и заставить его работать, после того, как сам почешет над ним затылок. О! Кстати! Что ты думаешь о его крупе? Скажи, он горячий, ну?

Я чуть не выплюнул иглу. Глиммерлайт заржала и, рухнув на пол, начала кататься по нему, увидев мою реакцию. Её смех был чудесен, совершенно безудержным и полным радости, словно её жизнь в Эквестрии была абсолютно счастливой и безоблачной. Ну, по крайней мере, я бы наслаждался этим смехом, если бы едва не запустил иглу с силой выстрела через всю комнату.

— Ой, да ладно тебе, Мёрки! — она вытерла слёзы и поднялась. — Только не говори, что ты только по кобылкам.

Я покраснел. Что это вообще за вопрос?

— Я… э… да я, вроде как… ну, по кобылкам всё таки?

— Ах, теряешь половину удовольствия от жизни. Неудивительно, что ты такой грустный.

Она снова заржала. Лично я начал испытывать дискомфорт. Внутреннее чутьё подсказывало мне, что что-то не так, но моё сердце чувствовало лишь облегчение от того, что я наконец-то встретил кого-то, кто не пытается меня унижать, контролировать или просто принуждать к чему-либо. Я попытался рассмеяться (не слишком успешно, но пытался!) и вернулся к тихому шитью. Что я нашёл в этом Молле? Всю жизнь я был изгоем: ненавистным всеми рабом, низшим звеном. Время от времени я встречал пони, которые заставляли меня поверить, что так быть не должно. Но был ли это тот самый момент, когда я, наконец, оказался рядом с теми пони, с которыми могу… быть рядом? Что мне больше не нужно быть одиноким? Глиммерлайт всего за пять минут подняла мне настроение, обняла, проявила заботу и дала мне возможность выбрать, хочу ли я делать какую-то работу или нет…

Я просто не мог понять этого. Чего она хотела? Все всегда ищут выгоду. Может, она хочет, чтобы я до конца жизни шил для неё вещи? Мой разум, оказавшись в совершенно незнакомых условиях, метался в панике. Ну, по крайней мере, она никак не вредила мне, это уже хорошо. Даже больше, она заботилась… но почему именно меня… это не сильно волновало меня в тот момент.

Откинувшись на спинку дивана, я закутался в одеяло и глубоко вздохнул. Почему-то, это одеяло ощущалось так, словно оно было со мной с того самого первого дня в Филли, когда я проснулся в свинарнике на Ферме Развлечений. Впервые я смог ослабить бдительность. Да, я нервничал, и это всё ещё было для меня в новинку, но, серьёзно, разве что-то может пойти не так? Просто… хотя бы раз, я хотел расслабиться и сшить то, что хотел.

Вот только… я не мог. Разве это всё не иллюзия, которая развеется тут же, как вернётся Хозяин? До того момента, когда нас заставят пойти в Стойло. Я почувствовал, как начинаю дрожать и роняю иглу. Дыхание начало сбиваться, хоть я и пытался контролировать его. Прошлое… мне придётся столкнуться с ним в ещё худшем проявлении, да ещё и бороться за свою жизнь при этом…

Богини, как же я жалок… она была той, кто едва выжил после того, как её жизнь была разрушена и даже так, Глиммер продолжала улыбаться и двигаться вперёд… я просто плакал и работал над этой старой… старой, довоенной одеждой…

— Мёрки?

Мантия выпала из моих копыт. Упав на пол перед диваном, мой взгляд начал цепляться за мелочи: маркировку, аккуратные машинные стежки, качественный окрас, то, как краска выцвела, то, какого она цвета. Кто носил её прежде? Где они купили её? Что бы её бывшие владельцы подумали, узнай, где она теперь оказалась? Мои ноги задрожали, и я выронил нить, укрывшись одеялом и заплакав.

— Мне жаль! — я всхлипывал и, вытерев нос копытом, отвернулся от кобылы в сторону. — Я… эти довоенные штуки… и прошлое, оно… я не знаю… что-то в нём просто… просто заставляет задуматься и… и…

— Тс-с… тише, всё в порядке…

Я почувствовал, как она подошла, как осторожно обняла и притянула меня, завёрнутого в одеяло, ближе к себе. Это чувство было слишком чужеродным, слишком незнакомым, чтобы успокоить меня. Касания всегда были для меня тем, что приносит боль. Это же… Я просто дрожал и плакал. Рыдал так жалобно, как делал это всегда. Внутренний механизм защиты, срабатывавший каждый раз, когда слишком много всего накапливалось внутри. Это уже перебор для меня — врываться в Стойло, которое было заперто всё это время. Я просто не мог с этим справиться. Если бы рядом со мной в тот момент не было Глиммерлайт, которая поддерживала меня… Если бы Протеже не запер меня в этой яме с рейдерами… то что бы я сделал? Снова попытался убежать?

— Я не хочу идти в Стойло. Я не люблю прошлое, оно… оно приносит слишком много боли. Я смотрю на все эти вещи, и моя голова наполняется плохими воспоминаниями.

— Не все воспоминания плохие, Мёрки…

— Кажется, что у меня все!

Я не собирался кричать это настолько громко. Отстранившись, я начал уползать от Глиммерлайт на противоположную сторону дивана и, попытавшись перелезть через его край, чтобы сбежать в темноту и спрятаться, я запутался ногами в одеяле и взвизгнул, когда рухнул на пол, где были разложены вещи кобылы. Шкатулки открылись, разбросав микросхемы и маленькие блестящие шары по всему полу. Наконец, шок довёл меня до… ступора. Я лежал там, окруженный её вещами, дрожал и извинялся так быстро, что мои слова превращались в бесконечный поток, хотя она лишь смотрела на меня сверху вниз со смесью замешательства и печали.

Не говоря ни слова, она поднялась и помогла мне вернуться на диван, а затем снова укрыла меня одеялом.

— Мёрки, я… через многое прошла.

Её голос дрожал, что было необычно.

— Но поверь мне, всегда есть что-то хорошее. Ты рассказывал про эту загадочную кобылу, которую ты продолжаешь встречать… и про Литлпип. Черпай силу из этих примеров. Та кобыла закрыла тебя собой от Шэйклса! Литлпип вдохновила тебя!

Я дрожал и пытался разобраться в переполняющих меня эмоциях от того, что она была рядом, от того, что я чувствовал себя в безопасности рядом с другими в месте, совсем не похожем на мои обычные укрытия.

— Я не понимаю, почему… почему ты так относишься ко мне? Я никогда…

Глиммерлайт потянулась ко мне и убрала прядь гривы с моего лица.

— Полегче… ты спас мне жизнь. Ты сделал то, что другие не сделали бы. Ты уже доказал мне, что ты за пони. И Бриму доказал. Он спас тебя из-за того, что тебе удалось его впечатлить… и не важно, признаётся он в этом или нет. После того, как ты рискнул собой ради нас, ты не безразличен ему, Мёрки. Как и мне.

Мой голос звучал очень шатким от того, что я не знал, что сказать.

— Хочешь сказать, я… я могу остаться здесь?

Она сжала моё копыто и улыбнулась. Но в тот же момент, я услышал, как в основной части Молла послышались крики и голоса. И голос Хозяина был самым сильным из них…

— Ну ладно, мрази! Время Стойла! Повозки уже здесь, так что тащите сюда свои тощие задницы! Первый раб, который притащит мне нетронутого жителя Стойла получит добавку на обеде! Шевелитесь!

Я застыл, дрожа и чувствуя жажду ответить на зов. На мгновение, я заметил растерянный взгляд Глиммерлайт, когда поднялся и бросился наружу. В конце концов, я понял, что это не важно. Я шёл туда, где он хотел видеть меня.

Было бы глупо думать иначе.

— Давайте, ублюдки, вылезайте! Резче!

Я вышел из подсобки и обнаружил, что в камере были ещё пони, кроме Бримстоуна. Большой рейдер пристально смотрел на гостей, в числе которых у входа я увидел ожидающего меня Хозяина. Он улыбнулся мне своими гнилыми зубами, пока за его спиной шли удрученные рабы вперемешку с рейдерами.

— Первое задание, Седьмой! Постарайся не сдохнуть ради папочки, а?

Я зажмурился и пробежал мимо него, выйдя из камеры в одиночку и взвизгнув на выходе, когда почувствовал, как он шлёпнул меня по крупу копытом, сбив меня с ног. Рейдеры начали радостно топать и смеяться над личной игрушкой Хозяина, пока я лишь молча лежал на земле, слишком напуганный, чтобы шевелиться.

Но совсем скоро они замолчали и отступили, когда по обеим сторонам от меня встали две фигуры. Одна из них была достаточно внушительной, чтобы дать им реальную причину заткнуться. Другая же осторожно опустилась на колени и помогла мне подняться. Я недоверчиво взглянул на Глиммерлайт. Она в ответ лишь подмигнула.

— Я же говорила, что мы рядом. И да… конечно, ты можешь остаться с нами.

Бросив быстрый взгляд назад, я увидел, как Хозяин рычит на своих подчинённых, глядя на меня с яростью, пока мне оказывали помощь мои… мои…

Кем они для меня были?

Я не знал.

Филлидельфия была тем местом, где у тебя никогда не было достаточно времени, чтобы насладиться миром и покоем. Всего через несколько минут, после того, как я набрался сил от общения с Глиммерлайт, мне вместе с остальными “рабочими” пришлось выйти к площади перед Моллом, где нас уже встретили тяжеловооружённые грифоны, следившие за нашей погрузкой в повозки.

Выходя наружу, моя спина и раны от хлыста напомнили мне о том, что лучше забыть о позитивных мыслях. Сам процесс погрузки показался грубым и пугающим. Рабовладельцы загоняли рабов с разных сторон, заставляя их теряться и сбиваться с ног, пока они огромной толпой просачивались через ворота Молла на улицы, поглощённые густым смогом. Многие сразу начали кашлять от едкого дыма, источаемого ближайшим медным заводом, или от зловонного запаха из зарешёченных ям, вырытых для нарушителей. Я видел, как подчинённые Хозяина швыряли рабов и рейдеров без разбора в одну из полдюжины повозок с такой силой, что те долетали до задней стенки. Надзиратели со зловещими масками-противогазами наблюдали за нами с постов на крышах и подвесных мостах между зданиями, а их оружие было готово в любой момент оборвать жизнь любого пони, который посмеет покинуть строй. Скуля, я старался, как можно ближе держаться к Глиммерлайт, пока основная масса рабов и рейдеров крутилась вокруг нас в очереди к своему транспорту.

Подошла моя очередь, и погрузка прошка так гладко, как только могла. Меня встретил тот же рабовладелец, который и направил на топливный завод и, узнав, он усмехнулся и толкнул меня своему товарищу. Толчок был унизительным и неловким (что, возможно, лишь усилилось от моего визга), а после него меня магией швырнули внутрь повозки на твёрдый пол, укрытый сеном. Я тут же по привычке зажался в углу. Из позитивных моментов было лишь то, что Глиммер и Бримстоун посадили в ту же повозку. Стражники даже не пытались помочь Бриму с посадкой, ведь от его огромного веса сама повозка тут же просела и наклонилась. Это стало причиной того, почему четверо рабов, впряжённых в повозку, тут же застонали, спрашивая, почему тянут они, а не он.

Даже когда решётчатая дверь повозки захлопнулась после того, как к нам погрузили ещё десяток рабов, я не смел пошевелиться. Ничто не могло отвлечь мой обеспокоенный разум от мыслей о том, какие ужасы меня ждали впереди. Про Стойла ходили настоящие легенды о том, насколько же они были жуткими. И мне просто хотелось сбежать. Спрятаться, вернуться к Викед Слит, чтобы умолять взять меня к ней и снова просто тягать телеги…

— Просто держись нас, и мы постараемся защитить тебя.

Голос Глиммерлайт дрожал. Жёсткая погрузка и неминуемое вторжение в Стойло должно быть давили и на неё. Тот факт, что она сказала “постараемся” говорил сам за себя. Пони-зомби не шли ни в какое сравнение с прошлым и его ужасами, которые уничтожили мир.

Устроившись поудобнее, я попытался успокоиться. Напомнил себе, что нужно дышать медленнее и осмотреться по сторонам. Не думать о том, что я снова в клетке, но взглянуть на ситуацию в целом. На пони вокруг и привычное окружение Филлидельфии.

Вместо этого, я увидел, как Хозяин отошёл от повозки с оружием и встал возле входа в Молл. Заметив меня, эта ухмылка снова возникла на его лице, пока он наблюдал за моим отъездом. Всё это время он снова смотрел мне в глаза, а затем поднял ногу и насмешливо помахал копытом. Он начал говорить ровно с такой громкостью, какую мог услышать только я. Откуда он узнал о моём чувствительном слухе?

— Наслаждайся историей о том, как такие пони, как я пришли, чтобы управлять такими пони, как ты, Седьмой! Просто представь жизни всех тех скелетов, что ты встретишь!

Несколько мгновений спустя, Глиммер уже бросилась ко мне, чтобы успокоить, когда я, зарыдав, рухнул к её копытам. Возможно, если бы я высунулся из повозки и огляделся вокруг, то почувствовал бы что-то в момент, когда мы прошли через ворота того ада, что пленил меня. Но я был слишком занят, пытаясь подавить мысли о тёмной неизвестности, что намеревалась затянуть меня под землю в безумное прошлое.

Что-то приятное было в том, чтобы путешествовать с кем-то, кому на тебя не всё равно по какой-то причине. Ужасные события, которые пугали меня, казались… дальше, когда она была рядом. Благодаря разговору и объятиям я почувствовал себя… лучше. Это определённо было что-то новое. Как и мир снаружи.

Прошло немало времени. Стены Филлидельфии и её адские заводы и фабрики были единственным, что я видел целые месяцы. Я ожидал, что в следующий раз увижу Пустоши уже в тот момент, когда мой побег увенчается успехом. Даже предполагал, что тогда начну хоть немного осознавать концепцию свободы.

Вместо этого реальность давила на меня. Во всех направлениях Филлидельфию окружали бетонные руины, перекопанные поля и низкие холмы, которые постепенно перетекали в более высокие и вдалеке перерастали в горы с заснеженными пиками. Некоторые самые высокие из них задевали своими вершинами облака. Воздух снаружи города был чище, но не намного. Огромные клубы дыма, гонимые ветром переваливали через великую Стену, а затем распространялись по округе. Даже над самой Пустошью, казалось, сгущается тьма в том месте, где пролегала граница империи Красного Глаза.

Нашу колонну с усиленной охранной медленно везли к ближайшей холмистой гряде к западу, как мне показалось. Повозки, как и рабы внутри них, быстро покрылись грязью в такой же степени, как и я сам за несколько месяцев в Филли. Свернувшись в углу на одной стороне повозки вместе с Глиммерлайт и Бримстоуном, я чувствовал себя так, словно оказался в какой-то портативной яме для рабов. Из-за этого, а ещё из-за скрипучего заднего колеса, которое постоянно издавало неприятные звуки, что медленно сводило меня с ума, я хотел просто потерять сознание, чтобы уйти от всего этого. Однако по мере удаления, моя болезнь постепенно отступала. Я уже почувствовал, что мне стало немного легче дышать вдали от этого промышленного комплекса. Здесь фоновая радиация была значительно ниже, чем дома, в Филлидельфии.

Я застыл от ужаса.

Только что в голове я назвал Филлидельфию… домом.

О, Богини. Я немедленно огляделся вокруг, пытаясь найти что угодно, что смогло бы отвлечь меня от этих мыслей, которые зародились в измученном разуме. Я потратил несколько дней на то, чтобы ощутить свободу и уверенность в себе; так почему же я всё ещё думаю о подобном? Мне понадобилось сделать глубокий вдох, пытаясь избавиться от злости на самого себя. Я лишь недавно осознал всё. Нельзя так думать про себя. Мне нужно просто… просто перестать думать.

Рядом с нами рысили рабовладельцы и солдаты Красного Глаза. Над нами на восходящих потоках тёплого воздуха парили грифоны, наблюдавшие за горизонтом. Если бы я не был участником этого мероприятия, а наблюдателем со стороны, то подумал бы, что это какой-то военный конвой, а не сопровождение рабов. Я наблюдал за тем, как одна из грифонов спикировала по спирали к земле, а затем устремилась вперёд, чтобы разведать обстановку перед конвоем. Другие, в свою очередь, медленно парили над нами, взмахивая своими могучими крыльями.

Наблюдая за мной, Глиммерлайт заметила, куда устремлён мой взгляд. С заметной грустью она мягко коснулась моей куртки в районе крыльев.

— Хотел бы ты быть с ними? — её голос был тихим, она быстро поняла, что ей не стоит говорить так, чтобы любой другой грязный раб в повозке мог её услышать.

— Мне нет места в небе, я там никогда не был.

— Это не значит, что ты не можешь желать этого, если тебе хочется, Мёрки.

Я вздохнул и взглянул на неё. Она пробыла со мной слишком мало времени, чтобы понять, что хоть у меня и были крылья, и для пегасов естественно любить открытые пространства, моё место всегда было здесь, на земле… вероятно рядом с рабовладельцем. Но нет, я наблюдал за ними не из-за этого

— Нет… мне просто интересно, почему они здесь. Не похоже, что мы хоть как-то могли бы сбежать.

Глиммерлайт перевела взгляд с меня на грифонов. Каждый из них был вооружён огромной винтовкой. Несомненно, это были те самые знаменитые анти-мех винтовки. Кобыла задумчиво улыбнулась.

— Потому что они знают, кто наделает дырок в их крупах, в случае если они не подготовят соответствующие контрмеры. Стальные Рейнджеры активно действуют в этой области. Если Красный Глаз нашёл Стойло, то они узнают об этом. Стерн старается противопоставить им такую силу, которую не выдержит даже силовая броня. Могу поспорить, что у них ещё и эми-гранаты есть.

Я не особо разбирался в этих оружейных терминах. Так что просто вернулся к работе над мантией, которую она взяла с собой, чтобы я мог закончить её в дороге. Осталось пришить всего несколько заплаток.

— Откуда ты знаешь про Стальных Рейнджеров, Глиммер? Я думал, что все они довольно скрытные и не общаются с пони со стороны.

Туго затянув последний стежок, я улыбнулся проделанной работе. Большой символ снова гордо красовался на её левом боку, изображая яблоко, окружённое тремя шестернями. Лазурная магия окутала мантию и кобыла, слегка растолкав рабов в повозке, надела её на себя.

— Потому что, Мёрки…

Вытянув гриву из-под широкого воротника, Глиммерлайт немного побегала на месте, чтобы удостовериться в том, как сидит мантия.

...ты смотришь на одного из них.

Я был не единственным рабом, кто отреагировал на подобное заявление недоверчивым взглядом. Другие тоже подняли свои немытые головы, отвлёкшись от своего отдыха. Многие уже явно знали об этом и никак не отреагировали, в то время как новоприбывшие, вроде меня, выглядели так, словно ожидали от кобылки магического призыва комплекта силовой брони. Глиммерлайт — Стальной Рейнджер? Но… но разве они не должны быть жёсткими и сосредоточенными? Ведь эта кобылка была капризной и расхлябанной. Тем не менее, я вспомнил тот взгляд закалённого воина, который она мне подарила однажды.

— Ты… ты паладин Стальных Рейнджеров?!

Глиммерлайт заржала и покачала головой.

— Нет, Мёрки. Если бы! Я была всего лишь учеником, когда ушла из дома подальше от всей этой нудятины. Вообще не моя тема. Слишком много времени нужно просто сидеть на крупе и следовать строгим-строгим ограничениям о том, что ты можешь и не можешь, с кем тебе можно тусить, пить и спать. Я жила в крепости Рейнджеров в Брыклинском Кресте. И моя семья всё ещё там; мать — паладин, а папа — писец. И все хотели, чтобы я пошла тем же путём.

Один из рабов заговорил, а его голос выражал явное недоверие.

— Пиздёж, я слышал, что единороги не могут носить броню! Рога в шлем не помещаются!

Глиммер лишь слегка улыбнулась ему, но продолжила говорить со мной, пока я старался сохранить равновесие в качающейся повозке. Раб, сказавший это, удостоился сурового взгляда от Бримстоуна. К счастью, он решил не продолжать свой спор.

— Ну да, мы не можем. Но если бы я пошла по пути воина, как моя мать, то стала бы рыцарем. Умела бы творить боевую магию, лечить и ремонтировать силовую броню прямо в бою. Могла бы поддерживать наступление и, в крайнем случае, немного прикрывать своей магией. Рыцари носят лёгкую металлическую броню и ничего силового. Ну а писцы, тем временем, ну, все знают про них. Сидят на крупе, изучают штуки, чтобы создавать крутые штуки из прошлого. У обоих путей были свои преимущества, знаешь…

Я потянулся и, поднявшись, попытался найти место среди толпящихся в повозке рабов. Большинство просто не обращало внимания на наш разговор. По всей видимости их больше беспокоили их собственные проблемы… или же они просто не хотели иметь дело с Бримстоуном. Огромный земнопони всё так же тихо сидел на нашей стороне повозки, где просто молча наблюдал за всеми остальными пассажирами. Как я заметил, рейдеров специально посадили в другие повозки, чтобы они с ним не пересекались.

— Так… какой путь ты выбрала?

— Свой собственный. Родители не особо обрадовались, узнав, что я ухожу, но однажды ночью я просто сказала им в лицо, что жизнь Рейнджера не позволит мне увидеть всё то, что я хочу. Что я могу научиться большему и когда-нибудь вернуться, но уже с багажом знаний. Такой переполох поднялся…

В прошлом, меня насильно разлучили с матерью. Глиммерлайт выбрала вариант уйти от собственной ради лучшей жизни. Я не смог ответить на возникший у меня в голове вопрос о том, поступил ли я бы так же, если бы это позволило мне сбежать. Я лишь знал, что моя мать наверняка хотела бы этого. Но слышать подобное от Глиммер, глядя на её постоянную улыбку… Я не смог ничего с собой поделать и испытал жалость за её родителей. Они даже не знают, что случилось с ней, не знают, что теперь, она раб на службе у Красного Глаза. Эта мысль была особенно горькой, если представить, что прощание прошло не очень гладко.

— Они… они ненавидят тебя за это? — мой голос дрожал от того, что я пытался вновь не подорваться на этом эмоциональном минном поле.

— Поначалу, да… но они немного более прогрессивные, чем большинство старейшин. Они сказали, что если я смогу принести что-то очень крутое, то это всё можно будет обыграть, как задание для помощи ордену! Но вот Старейшины… Они запишут меня в предатели, в случае, если я не вернусь. Так сказать, поставили ультиматум. Сказали, что нарушение изоляции означает разрушение тех связей, что помогают нам держаться вместе на пути к великой цели.

В моём сердце зажёгся небольшой огонёк от чувства родства. Глиммерлайт, как и я, стремилась избежать жизни, которую она не выбирала. Вместо этого, по жестокой случайности, она оказалась в рабстве.

— И никто не сказал, что это неправильно?

К моему удивлению, Глиммерлайт ответила не сразу. Впервые я увидел, как она не может подобрать слов, отвернувшись от меня и взглянув на горизонт в сторону Мэйнхеттена. Наконец, она заговорила, как будто ей пришлось долго и упорно думать, как правильно выразить мысль.

— Был один. Я бы пошла за ним, если бы знала, где его искать. Даже сейчас. Быть под его началом, следовать его идеалам, хотя бы какое-то время. Но больше никто из Рейнджеров так не думает. Теперь их заботят только технологии и всё, что они могут удержать и спрятать у себя, как они хотели поступить с моими навыками и жизнью. Знания, как и пони… они должны быть свободными. Вот, во что он верил.

— Кто — он?

— Кое-кто очень особенный, Мёрки…

Она гордо указала на символ на её мантии. Или, если быть точнее, на яблоко.

— Единственный Рейнджер, который не забыл, за что мы должны бороться.

Я открыл рот, задаваясь дюжиной вопросов о том, кто, почему и как. А затем почувствовал, как огромное копыто трётся о мой бок. Повернувшись, я увидел, что Бримстоун смотрит на меня сверху вниз и качает головой.

Вся эта дружелюбность и забота друг о друге была для меня чем-то совершенно новым. Я не знал, как это называется и чем вообще было чувство, испытываемое Глиммерлайт. Но, по крайней мере, теперь я знал, что всегда есть какие-то рамки. Вместо лишних вопросов, я достал свой дневник, чтобы порисовать, параллельно думая о том, что Бримстоун тоже проявил свою заботу этим поступком.

Глиммерлайт ещё несколько минут молча смотрела на Пустошь, а затем хихикнула и села на место. Но никто в мире не знал лучше меня, как за натянутой улыбкой скрывается ощущение того, что пони понимает, что оказался в ловушке вдали от тех, с кем хотел бы быть.

— Да лягать!

Пробормотал я про себя и изо всех сил начал тереть копытом по рисунку, стараясь избавиться от кривой линии, которую я случайно прочертил, когда повозка наехала на камень. Последние полчаса я провёл с опущенной головой, рисуя то, что мне хотелось, просто потому что. Мне в жизни и так хватало ужасов и эмоциональных переживаний, так что я решил нарисовать что-то приятное. Глиммерлайт и Бримстоун тихо общались. Или, если точнее, общалась Глиммер, а Брим лишь иногда кивал, мычал и несмешно шутил, заполняя паузы. А ещё в разговоре его явно больше всего волновала одна единственная тема.

— Стой, Брим, ты не шутишь? Он что, серьёзно никогда не говорил “блять”?

Ну, очень важная тема.

В любом случае, рисование хоть как-то отвлекало меня от того, что ждало впереди. Сидя спиной к холмам, я не увидел приближения к огромной скале, которая закрыла своей тенью весь конвой. Я не мог не заметить отблески металла на склоне, которые указывали на нашу точку назначения. Мысленно я приказал себе рисовать и не думать… рисовать и не думать о прошлом. Глиммерлайт помогла мне обрести смелость и взглянуть на прошлое, несмотря ни на что, но… но Стойло…

Нет. Я должен был продолжать рисовать и игнорировать его. Стойло — это проблема Мёрки Седьмого из будущего! Я же могу сосредоточиться на любимых линиях и угольке и расслабиться… да. Я почувствовал, как страх отступил и затаился в глубинах моего сознания. Вздыхая и держа дневник в передних копытах, я продолжил рисовать с такой концентрацией, что даже не заметил, как Бримстоун навис надо мной и взглянул на рисунок через плечо.

— Знаешь, Мёрк, может тебе и удалось рассмотреть Литлпип лучше, чем мне… но я могу поклясться, что одежды у неё было побольше.

Выплюнув уголь, я захлопнул дневник и крепко прижал его к себе, а затем поднял голову и резко покачал головой. Мой голос тут же поднялся до писка, и я почувствовал, как щёки становятся почти такими же красными, как шерсть самого Брима.

— Да я… я просто не успел нарисовать её!

Он лишь слегка улыбнулся и, откинувшись, взглянул на склон холма.

— Конечно, приятель… всё именно так.

На лице Глиммерлайт появилась безумная ухмылка, когда она выглянула из-за огромного жеребца и поиграла своими бровями.

— Думаю, мне стоит заглянуть в этот альбомчик, как можно скорее…

Я был маленьким пони… но каким-то образом, мне удалось почувствовать себя ещё меньше, когда я сжался от смущения. Кобыла же в ответ лишь улыбнулась, как и Бримстоун. Почему? Они не оскорбляли и не унижали меня, но всё равно дразнили. В чем смысл? Надёжно спрятав дневник, я решил, что просто многого ещё не понимаю. Почему они вообще присматривали за мной? Наверное, просто были в ожидании того, что им может понадобится моя помощь… в конечном итоге, именно это и требуется от меня каждый раз.

Несмотря на все старания, даже негативный настрой не смог заставить меня думать в таком духе о Глиммерлайт. Но думать мне долго не пришлось, ведь вскоре повозки остановились, а рабовладельцы начали приказывать нам выходить наружу. Пискнув от ужаса, я, наконец, заставил себя обернуться и столкнуться с суровой реальностью.

Оголённое после камнепада гигантское строение. Оно было полностью создано из полированной стали, а рядом располагалась контрольная панель. Номер, который я не мог прочитать из-за неумения, был изображён прямо на передней части. Огромная дверь в форме шестерни уже была сдвинута в сторону, а внутри царила кромешная тьма, за которой не было видно ничего из-за ярко-освещённой долины, где мы остановились.

Даже, когда меня выбросили из повозки, я ни на миг не отрывал от неё взгляда. Эта чёрная дыра, ведущая прямиком в прошлое. Она возвышалась надо мной, и я чувствовал себя невероятно ничтожным из-за одного её существования: она не покорилась ни времени, ни ужасающим событиям.

— Собирайтесь! Экскурсия в Стойло начнётся в десять! Берите снарягу, ширяйтесь, чем надо и вперёд!

Рейдеры радостно воскликнули. Глиммер и Брим взглянули на других рабов и глубоко вздохнули. Возле оружейной повозки начались крики с требованием раздать содержимое, чтобы поскорее приступить к разбою и грабежу. Все члены конвоя, как рабовладельцы, так и рабы, завелись от волнения из-за очередного шанса хоть ненадолго почувствовать немного свободы.

Но я лишь продолжал сидеть в одиночестве и смотреть на пустоту, которая пугала меня до глубины души.

— Шаг назад! Вернитесь в очереди и ждите своего комплекта, а затем стройтесь у стены! Кто выйдет за линию, тот умрёт на месте!

Когда дело дошло до выдачи оружия рабам, грифоны не рисковали. Как они объяснили, каждому будет выдано снаряжение из оружейной повозки, которую подкатили к нам тяжеловооружённые стражники. Затем все рабовладельцы должны были отойти на километр к заброшенной ферме, оставив патроны и прочие припасы у дверей Стойла. Грифоны проследят за всем происходящим с неба, а мы, три десятка рабов, вооружимся и зайдём внутрь. Любое сопротивление будет подавлено шквалом огня из тяжёлого оружия, против которого у ржавой брони, выданной нам, не было ни шанса. И даже бомбардировка гранатами была вполне целесообразной, учитывая, что рядом с нами не было ни одного рабовладельца.

Очень быстро я осознал, что в случае чего, этот шквал огня настигнет и меня, независимо от уровня послушания…

В ожидании своей очереди, я провёл некоторое время, смотря на Пустошь. Впервые за долгое время, я не видел стен. Смог не обжигал мои лёгкие, и я не чувствовал тромо… эмбоб… ну, свою лёгочную болезнь. Моим лёгким на свежем воздухе стало до того легко, что от глубокого вдоха закружилась голова. И просторы вокруг были просто невероятными, я мог видеть гораздо дальше, чем завод через дорогу или соседний перекрёсток.

Но почему же я не чувствовал себя свободным?

Ответ на это был очень простым. Потому что я и не был свободным. Не важно, что я себе думал, я всё ещё оставался собственностью Хозяина, Протеже и, естественно, Красного Глаза. Быстрый взгляд назад подтвердил, что ненавистные кандалы всё ещё были там, на моей кьютимарке… очень красноречиво доказывая, что даже за Стеной, я был лишь рабом на задании.

Рейдеры, видимо, имели собственное, знакомое им оружие, которое они получили из оружейной Протеже, куда оно, очевидно, попало после того, как его же у них и конфисковали, когда они попали в Филлидельфию. Видимо, он считал, как объяснила Глиммерлайт, что они будут лучше сражаться, а их боевой дух станет выше, если у них будет собственное снаряжение. Я увидел у них жуткие кинжалы, кастеты с шипами, авто-топоры (надеюсь, что это для открытия дверей), ржавые револьверы, пистолеты и даже несколько длинноствольных винтовок, которые использовали единороги. К моему удивлению, из оружейной повозки раздали даже несколько экземпляров энергооружия. Дрожа, я попытался спрятаться за Бримстоуном, увидев, как рейдеры указывают на меня и изображают то, как бы они отрезали мне своими кинжалами крылья. Мой разум тут же напомнил о существовании Барба. Его присутствие полностью лишало меня ощущения комфорта, которого я хотел добиться, забившись в какой-нибудь тёмный угол, чтобы переждать всё это.

Чтобы отвлечься, я попытался сосредоточиться на оружейной повозке и процессе раздачи. Кто знает, может у них найдётся боевое седло моего размера?

В роли ответственного за оружейную выступал очень странный жеребец. Старый тёмно-серый пони с растрёпанной коричневой гривой и запавшими глазами постоянно ворчал и выдавал циничные комментарии каждый раз, когда доставал новое снаряжение из повозки. У него отсутствовал глаз, а сам он морщился так, будто только что выпил стакан крепкого алкоголя. Который, кстати, стоял рядом, на небольшом верстаке для ремонта оружия прямо в дороге. Его акцент был мне совершенно незнаком, он пропускал слова и иногда переходил на столь грубый диалект, который звучал так, словно был создан исключительно для ругани. То есть, я мог лишь предположить, что он произносил только ругательства, потому что именно так они и звучали.

Бримстоун и Глиммерлайт уже дождались своей “очереди” на выдачу снаряжения, причём командир рейдеров вышел вперёд, чтобы выбрать оружие самостоятельно.

— Govno! Бримстоун Блитц! А ты видно смелый, раз думал, что я дам тебе оружие, после того, в каком состоянии ты вернул бедную пушечку в прошлый раз!

Пожав плечами, Бримстоун указал на рейдеров.

— Они буянили, и их нужно было успокоить. Я больше не их лидер, но это не значит, что я позволю им сходить с ума и вредить другим, пока никто не смотрит. Так что из твоей пушки получилась хорошая дубинка, Мосин.

Явно наглая ухмылка Брима лишь заставила Мосина поморщиться, сделать ленивый глоток алкоголя и, не разрывая зрительного контакта, постучать огромного жеребца по груди.

— Ты ломаешь каждую пушку, что я даю! Я даю тебе пистолет, ты ломаешь его об голову! Я даю тебе винтовку, ты наступаешь на ствол!

— Мне не особо нужна пушка для работы. Всё равно никогда не умел целиться.

— Da mne pohui! Скажи я такое дома, со стыда б сгорел! Вот! Я даю тебе самый последний шанс! После этого, ты, блять, сам по себе! Вот тебе южная штурмовая винтовка. Минимум движущихся частей и толстая стальная ствольная коробка! Неубиваемая штука! Я такой однажды полчаса бил адскую гончую по голове. А потом застрелил tuporiluyu sobaku yebaku, когда она меня за копыто укусила!

Глядя на культю с грубым деревянным протезом вместо его левой передней ноги я мог поверить в эту историю. Бримстоун взял ржавую винтовку в зубы и проверил прицел, а затем пробубнил собственные ругательства себе под нос и повесил её на бок. Жеребец улыбнулся мне, когда отвернулся от Мосина и ушёл прочь от оружейной.

— Неубиваемая? Интересный вызов. Давно искал себе дубинку покрепче…

— Сломаешь пушку и станешь худшим стрелком в Эквестрии! Следующий!

Настала очередь Глиммерлайт. Увидев её, настроение Мосина нисколько не улучшилось.

— А, ты! Красный упырь приносит назад сломанные пушки, и я могу их починить! А ты творишь с ними какую-то hernyu! Никогда не возвращаешь в таком же виде, как я их выдал и откалибровал! Nihrena хорошего в этот раз не получишь. Сегодня будет старый добрый скользящий затвор!

Он бросил кобыле длинную винтовку с деревянным прикладом, а она мгновенно поймала её своей магией и тут же начала изучать вблизи своим явно экспертным взглядом. Заржав, Мосин постучал по оружию и откровенно рассмеялся.

— Думаешь, я не замечаю, как ты воруешь детали? На этой пушке просто нет ничего ценного! Попользуешься и вернёшь!

Она, казалось, полностью проигнорировала его и лишь насупила брови, когда затвор свободно начал ходить взад-вперёд под действием её магии. Глиммер взглянула на жеребца с гневом, который может испытать только разбирающийся в теме пони. Но даже я понимал в чём дело… предохранитель…

— Из этой винтовки нельзя стрелять даже рабу! Ты говоришь, что я ворую детали, но сам даже не заменяешь их по необходимости, старый осёл! В этой винтовке даже предохранителя нет!

Земнопони обернулся и взглянул на неё абсолютно растерянным взглядом, а затем, посмотрев на винтовку, заржал во всю глотку.

— Предохранитель!? От чего предохраняться! Это винтовка!

Он и рейдеры заржали вместе, когда жеребец оттолкнул Глиммерлайт в сторону и позвал следующего в очереди. Быстро придя в себя, кобыла фыркнула и потопала в сторону Бримстоуна. Наблюдая за ними, я даже не заметил, как подошла моя очередь, пока не почувствовал, как раб, идущий позади начал толкать меня вперёд. Споткнувшись, я упал прямо в ноги Мосину, и он поднял взгляд (точнее опустил…) на меня с любопытством, а затем снова рассмеялся.

— Совсем отчаялись! Решили отправить жеребёнка на штурм Стойла! Скажи мне, малыш… или малышка, hren tebya poymi… ты знаешь, с какой стороны брать оружие?

Какого чёрта, это было обидно.

— Ну… я хотел бы боевое седло? Я… я в них разбираюсь!

И Мосин, и оставшиеся рабы заревели от смеха, а я почувствовал, как он отвесил мне болезненный подзатыльник своей деревянной ногой. Заныв от боли, я понял, что так он просто “подшучивал”, хоть и совсем не в меру.

— Ох, а ты очень амбициозный жеребец! Мой коллега в Молле на тебя похож. Такой же придурковатый и совсем не разбирается в оружии. Всегда хочет взять что побольше и любит давать рабам какие-то новомодные пушки. Я его перевёл в уборщики в арсенале после того, как он попытался прилепить снайперский прицел к огнемёту. Не, малой, держи-ка вот это! Пистолет тебе под стать.

Он бросил мне пневматический пистолет. Его издевательский тон, пугающий меня деревянный протез и смех десятка рабов — это одно, но это уже совсем за гранью!

— Но, слушайте… я-

— Для тебя господин Мосин.

— Господин Мосин! Я же не смогу сражаться с роботами или монстрами вот этим! И… и я уже взрослый! Я просто не вырос.

— Меня не обмануть. Будешь пользоваться игрушечным стволом, пока не подрастёшь достаточно, чтоб получить пушку для взрослых. Следующий!

По крайней мере, он не пнул меня после того, как закончил свою речь, как это делали все остальные в Филлидельфии… я взял своё жалкое “оружие” в рот (какая жалость! Даже седло не дали, серьёзно?) и грустно побрёл обратно к Бриму и Глиммер, чувствуя, как мои шансы на выживание стремительно уменьшаются. Быть может, я смогу просто залезть в вентиляцию где-то возле входа и… и пересидеть. Просто подождать, пока всё закончится. У Стойл же есть вентиляция, да?

Моя память быстро напомнила мне о том моменте, когда я спрятался в сточной трубе во время побега, и где на меня напали радтараканы. Мгновенно, идея застрять в тесном пространстве перестала казаться такой уж безопасной.

Мой взгляд упал на непроглядную тьму за круглым входом.

Словосочетание “тесное пространство” описывало всё то место, куда я должен был отправиться. Когда повозки развернулись и отправились к ферме неподалёку, оставив боеприпасы у входа, я просто спрятался за одним из камней, дожидаясь, пока рейдеры разберут всё необходимое. Глиммерлайт, в свою очередь, любезно принесла мне коробку с маленькими свинцовыми шариками.

— Не волнуйся, Мёрки. Постарайся не подставляться, и мы защитим тебя, ладно? Я надеюсь, что внутри не будет ничего, с чем не смогут справиться эти рейдеры. А теперь набери себе патронов и… вот дерьмо…

Внутри коробки, где должны были быть патроны, оказалась лишь небольшая записка. Мне даже не нужно было уметь читать, ведь там был грубый рисунок подмигивающего мне самого скрытного рейдера Молла.

Внезапно, я очень обрадовался тому, что у нас было ещё немного времени перед тем, как зайти. Оно как раз нужно было мне, чтобы перестать дрожать и прийти в себя. Но сколько бы я ни плакал, боялся и пытался успокоиться, я не мог бороться с неминуемым заходом в Стойло. Грифоны пообещали стрелять в любого раба, кто откажется идти внутрь.

Рейдеры были первыми. Крича и вопя от возбуждения, они ворвались в открытую дверь Стойла и тут же растворились во тьме. Их рёв становился всё более приглушённым, пока наконец не сменился странной тишиной. Другие рабы начали заходить небольшими группами, гораздо более осторожно и нервно. Я увидел и Барба, который подмигнул мне и тоже отправился внутрь. Его тёмные цвета шерсти и гривы позволили ему почти сразу исчезнуть во тьме, оставив снаружи лишь нас троих… или, если быть точнее, только меня, поскольку Глиммерлайт и Бримстоун пошли вперёд.

Я был одинок. Верная смерть за спиной и ужасающее прошлое Эквестрии передо мной. Всё ещё плача, я сглотнул и, сделав первый неуверенный шаг, двинулся навстречу тьме минувших лет.

Серость.

Первые несколько секунд внутри пронзили всё моё тело шокирующим ужасом. Истории были правдой. Внутри не было ничего, кроме густой, непроницаемой и пугающей тьмы! Она окружала и поглощала меня. Если бы я не был поражён ужасом, лишившим меня дара речи, я бы кричал, как никогда прежде.

Но вскоре мои глаза начали привыкать к темноте. Несмотря на слабость и удушающий затхлый воздух помещений, что были закрыты долгое время, я старался сохранять спокойствие. Не могу сказать, что у меня получалось. Всю свою жизнь я сталкивался с тесными небольшими пространствами… ползал в вентиляциях и стоках, и даже побывал в подземном бункере всего день назад, но каждый раз это было временно, и я всегда знал, что всё ещё близок к поверхности. Я знал, что находится за пределами той дыры, в которую залезал. Моё место было определено — рядом с хозяином.

Тут всё было иначе. Тёплый воздух, отличный от того, что был снаружи на Пустоши и того, в котором я прожил почти всю жизнь, почти моментально заставил меня взмокнуть от пота под толстой курткой. Ещё до того, как я начал видеть окружение, в мой нос сразу ударили запахи гниения, пыли и химии, которые были совершенно не похожи ни на что знакомое. Любая поверхность, на которую падал мой взгляд, была одинаково металлически серой. Все полы, стены, панели управления… просто серые. Мои уши уловили совершенно новые звуки: от гудения электрических проводов до потрескивающих панелей на стенах. Если бы не непроглядная тьма, то это место можно было бы принять за полностью функционирующее. Мои ноги, привыкшие к мусору и рыхлой почве, чувствовали себя очень неуверенно на гладком металлическом полу. И хотя у меня была выработанная способность лучше видеть в темноте, что позволяло мне прятаться от больших пони… моё зрение притупилось до такой степени, что было тяжело рассмотреть хоть что-то даже в первом коридоре, куда мы вошли. Провода, свисавшие с вентиляционных шахт на потолке, разложились до такой степени, что теперь выглядели, как паутина. Или это и была просто паутина? Я не мог понять!

Паника овладела мной сильнее, чем когда-либо прежде. Мои ноги застыли на месте от чувства, что я буквально зашёл в то самое разрушенное прошлое. Каково было жить здесь… когда эта гигантская дверь захлопнулась и навсегда заперла тебя в этой ловушке! Никогда больше не увидеть небо, хоть и закрытое облаками! Не имея возможности ни бороться, ни сбежать… быть навеки привязанным к одному месту до конца дней. Эта мысль вызвала у меня дрожь, когда я впервые осознал, почему Литлпип, Обитательница Стойла, с таким упорством боролась за свободу.

Она знала, каково быть запертой в ловушке. Должно быть, именно это чувство заставило её сбежать… сбежать из клетки! Очень быстро моя паника начала усиливаться, когда я представил, как эта дверь захлопывается за моей спиной. Что эта огромная шестерня срывается с петель и перекрывает выход, переводя мою несвободу на совершенно новый уровень. Я задумался о том, что если зайду хоть на шаг дальше, то это Стойло просто поглотит меня и станет тюрьмой, из которой невозможно будет сбежать.

Эхо убийственных криков разносилось по коридорам, когда рейдеры носились по Стойлу и врывались во все помещения. Оказалось, что от входа и приподнятой площадки вели три разных пути. Треск и грохот металла смешались со звуками ударов по толстому стеклу, когда пятёрка рейдеров начала пытаться вломиться в небольшую комнату справа от входа. Оставшиеся растолкали рабов в тесном коридоре у входа и прошли дальше внутрь. Пони бежали мимо меня, толкая из стороны в сторону, пока я чувствовал, как провода на стене касаются моей гривы словно щупальца. Так мало места!

Моё зрение, наконец, прояснилось, и я осознал, что вокруг нас начался безумный рейд на Стойло. Не имея возможности осмотреться, я растерялся и вместе с толпой пони меня потянули дальше по тесным коридорам, прямо навстречу забытому прошлому. Очень быстро комната с ржавым грязным механизмом открывания двери исчезла, поскольку мне пришлось очень быстро двигаться вместе с остальными, чтобы не упасть и не быть растоптанным. Один из рейдеров с силой толкнул меня в стену, отчего я ударился головой и едва не потерял сознание, но потерял чувство ориентации в пространстве. Грубые железные панели окружали меня со всех сторон, пол и потолок выглядели абсолютно идентично, и я совсем потерялся в толпе пони, носящихся в разных направлениях в поисках добычи. Тёмный железный кошмар, с которым я ничего не мог поделать, кроме как просто упасть на пол и молить о том, чтобы всё это закончилось, чтобы я мог найти какое-то место, где можно было спрятаться и… и что? Подумать? Если я начинал думать, то мой разум сразу заполняли мысли о том, что это когда-то был чей-то дом…

Кто-то прикусил меня за ворот куртки и вытащил из хаоса в соседний коридор. От светло-синего света я зажмурил привыкшие к темноте глаза, а затем открыл их и с радостью обнаружил, что его источником был рог Глиммерлайт. Бримстоун Блитц вытащил меня из толпы, которая двигалась в главные помещения Стойла.

— Такими темпами они умудрятся активировать все ловушки и зоны очистки. — пробубнила кобыла, когда мы начали двигаться по боковому коридору, который уходил в сторону от основного зала. — Как я уже говорила, держись нас. Будем осторожны и пойдём в ремонтный сектор. Там всегда есть что-то хорошее и обычно гораздо меньше систем безопасности, чем в главном атриуме или жилых зонах.

Я прижался к стене, ища утешение в холодном металле. Я пытался найти хоть какую-то опору, но поверхности вибрировали с такой силой, что я быстро припал к Глиммерлайт вместо этого. Было ли это место живым? Всё сильнее и сильнее у меня возникало чувство, что Стойла были намеренно созданы, чтобы вредить их обитателям… или тем, кто вторгнется в них в поисках реликвий, которые они защищали на протяжении веков.

— Мёрки, ты в порядке?

Всё было таким неправильным. Что-то уничтожило это место. Все эти камни снаружи, почему они прикрывали вход? Почему дверь была открыта?

— Эй, Мёрки?

Я просто…. просто не хотел знать. Меня затянули вглубь Стойла, но в какой коридор? За какой угол меня вытащили? Какой путь обратно к двери? Я больше не могу!

— Мёрки!

Просто… это уже слишком! Я упал на пол, свернулся в клубок и лишь приглушённо ощутил, как Глиммер трясёт меня и зовёт по имени. Но я не хотел никого видеть… я просто хотел закрыть глаза и представить, что ничего из происходящего вокруг не существует. Я не мог смотреть, не мог слышать. Каждая частичка этого места, все эти запахи, казались нереальными и рождёнными в далёком прошлом, которого я так боялся. Я хотел выбраться отсюда сейчас же.

Из-за стуков копыт по железному полу, криков рейдеров и грохота от безудержного грабежа, мой организм не выдержал и поддался своей стандартной реакции — слезам. И даже почувствовав, как Глиммерлайт гладит мою гриву, пытаясь помочь, я лишь сильнее сжался…

— Мы здесь, Мёрки…

Я вздрогнул. Слишком много… просто… слишком много всего…

Лёжа на полу и с ужасом выглядывая из-за копыт, которыми я прикрывал глаза, я заметил, что Стойло было построено из одинаковых деталей. Примерно через каждые десять метров узоры на стенах повторялись, словно они были сделаны из модулей. Лестницы, ведущие на разные этажи, периодически резко заканчивались, а огромные железные двери, с предупреждающими знаками на них, охраняли своё содержимое. Я ошибался, когда сказал, что это была укрытая во тьме пустота. В реальности же, это был сохранившийся когда-то и теперь уже быстро разлагающийся железный труп. Грязная вода просачивалась из труб на их изгибах и стекала вниз по ступеням лестниц, в то время, как противный скрежет дверей, пытающихся открыться из-за неисправных поршней, разносился на весь подземный комплекс.

И это был только один коридор.

После заверений Глиммер о том, что всё будет хорошо, я неуверенно поднялся на дрожащие ноги и последовал за парой. Сказать, что стало светлее, было бы преувеличением: свет горел только там, где работали жужжащие старые лампы, но большая их часть давно уже вышла из строя. Там, где раньше была только непроглядная тьма, теперь появилось слабое жёлтое свечение, которое мерцало и гасло чаще, чем работало. Сочетание рыжей ржавчины и серых стен придавало этому месту какую-то гнетущую атмосферу. То, что когда-то было стерильным, с течением времени стало выглядеть так, словно было сделано из содержимого свалки.

Прозвучал пронзительный крик агонии. Захныкав, я упал на пол. Пара резко остановилась, достала оружие и направила его в разные стороны. Крики продолжались какое-то время, отдалённые и вселяющие ужас. Казалось, что давно умершие обитатели этого Стойла дико кричат в том месте, что стало для них могилой. Глиммерлайт судорожно вздохнула и искоса взглянула на Бримстоуна.

— Брим… чё эт за херня была?

Даже шумевшие рейдеры немного притихли. Без предупреждения, звук раздался снова. На этот раз, в нём чувствовалась боль… а затем он стал громче и пронзительнее, смешавшись с мольбой и жалобным воем. Бримстоун закрыл глаза, слушая это, а затем медленно покачал головой.

— Меня радует, что мы пошли сюда, а не другой дорогой. Давайте соберём немного барахла и просто свалим отсюда. Тихо.

Не говоря ни слова, мы двинулись дальше. Бримстоун и Глиммерлайт держали своё огнестрельное оружие наготове. В течение следующих десяти минут, мы петляли по коридорам, пробуя раз за разом открывать все двери. Осторожной рысцой мы обошли открытые силовые панели в полу, в то время, как небольшой ручей тёплой воды, стекавший сверху, омывал наши копыта и исчезал где-то на нижних уровнях. Глядя в щели, куда уходила вода, я обнаружил, что снизу полностью отсутствует свет. Всё ещё дрожа и изо всех сил пытаясь взять себя в копыта, я двинулся дальше и заметил, как Глиммер с Бримом повернули за угол. Там оказался очередной коридор с двумя настолько грязными и покрытыми пылью окнами, что невозможно было увидеть даже содержимое комнаты.

— Думаешь, это столовая? Ты-то побывал в большем количестве Стойл, чем я…

Большой пони прищурился и почесал затылок.

— Нет, но что-то здесь не так. Я был в четырёх Стойлах. У каждого из них была более-менее похожая планировка. А у этого — нет. Я не знаю, что здесь.

А я вообще ни разу в Стойлах не был. Я мысленно вернулся к сообществу гулей в кратере, и мне начало казаться, что этот бункер не особо отличался от того…

Хотя нет, отличался. Тот комплекс был спроектирован в качестве медицинского учреждения. Он не был домом или местом воспоминаний. Но с другой стороны и это место не подходило под описание дома. Ужасные ржавые коридоры и грязные окна? Где скелеты? Где брошенные игрушки и пустые кровати?

Наклонившись вперёд и подпрыгнув на задних ногах, я вытер пыль со стекла в попытке увидеть хоть что-то внутри. А может там и Антирад для меня найд…

С завывающим воплем окровавленное лицо ударилось о стекло прямо перед моим носом. Завизжав во всю глотку, я прекратил бежать, лишь врезавшись в кирпичную стену по имени Бримстоун Блитц. Только не снова! Нет! Хватит с меня гулей!

Через несколько секунд раздался громкий смех, а дверь в конце коридора открылась и оттуда вышли четверо рейдеров, едва сдерживая слёзы от смеха.

— Слыш, ты видал его рожу!?

— Ебать, ржака вышла! Отличное место для того, чтобы застать их врасплох, Найф!

Оказалось, что один из рейдеров размазал собственную кровь из небольшой раны по лицу. Глядя на его окровавленный топор, я задумался о том, не мог ли он ранить сам себя. Я лежал на полу, тяжело дыша, пока слёзы текли по моим щекам. Глиммерлайт вышла вперёд и встала перед ними.

— А ну отъебитесь, вы все! И без вас в этом месте тошно!

Они вчетвером заржали от этого только сильнее и подошли ближе, чтобы выглядеть убедительнее, но при этом, как я заметил, стараясь держать дистанцию от Бримстоуна. Командир стоял непоколебимо, с выражением ярости на лице, видимо, ожидая одобрения Глиммерлайт на то, чтобы расправиться с ними. Окровавленный рейдер наклонился вперёд. Я заметил, что всё его тело покрыто шрамами, которые, без сомнений, он нанёс себе сам, учитывая то, что они складывались в какие-то узоры. Вдруг я осознал, что кровью было покрыто не только его лицо! Он весь измазался в собственной крови… зачем? У него крыша поехала?

Эти пони были совсем не похожи на Нус и Лемона.

— Ээй, “Рейнджер”! Эт наша территория, и мы делаем чё хотим! Единственный шанс нормально повеселиться, чтоб этот предатель не мешал нам. Он же знает, что мы можем убить его прям тут. А, здоровяк? Или правильнее уже говорить, старик?

Бримстоун фыркнул.

— Я б посмотрел на эту попытку, Эдж. Я всё ещё помню, как ты ныл в тот прекрасный день, когда я сломал тебе колено за то, что ты лез к одной из моих кобыл. А теперь, уйди прочь.

Я почувствовал, как Глиммерлайт опустилась на пол рядом со мной. Этот разговор был явно не для нас. По правде говоря, слова Бримстоуна о “его кобылах” с тревогой заставили меня задуматься о том, чем же он занимался в прошлой жизни.

Внезапно, я почувствовал себя в ещё большей опасности: осознав, что один из рейдеров всегда был рядом со мной. Четвёрка пони перед нами лишь рассмеялась, неторопливо удаляясь от нас.

— Ну ладно! Только не стойте у нас на пути, атриум теперь наш! Не заходите туда, а то кончите, как те двое рабов, которые пытались спереть у нас часть добычи!

Внезапно стало понятно, что было источником крика. А ещё стало ясно, что ловушки самого Стойла — это не единственная опасность, которая поджидает нас в темноте. Было принято единогласное решение на минутный перерыв и проверку той комнаты, которую только что покинули рейдеры. Глиммер помогла мне зайти внутрь, ведь от дрожи я не мог уверенно держаться на ногах. В комнате была кромешная тьма, все лампы перегорели. Тусклого полумрака снаружи совсем не хватало, чтобы осветить её. Похлопав меня по спине, кобыла на мгновение сосредоточилась, и её рог зажёгся голубыми искрами, которые дали приятное свечение, полностью оправдывающее её имя. Она улыбнулась мне.

— Я полна сюрпризов. Ты удивишься, когда узнаешь, чё я ещё могу.

При лазурном свете я быстро огляделся вокруг и предположил, что это был как раз тот самый ремонтный цех. Я достаточно насмотрелся на промышленность в Филлидельфии, чтобы узнать станки и инструменты, хоть эти и выглядели более качественными и в какой-то степени улит… утило..

Простыми. Они выглядели простыми и качественными, как мне кажется.

Часть верстаков была отделена друг от друга. Глядя на это, я представлял, как пони сидели на своих рабочих местах в маленькой комнате, но многие из них выглядели так, словно их туда просто беспорядочно втиснули. Будто бы их было больше, чем должно быть. Но что действительно привлекло моё внимание, так это само помещение.

Оно было… серым. Каждый стол и станок, каждое сиденье и шкафчик… всё было одинакового цвета. Каждая частичка меня, что ценила красоту, просто визжала от боли и осознания, какой же унылой была здесь жизнь. Не особо понимая, что делаю, я подошёл к креслу и сел на него, уставившись на стену перед моим рабочим местом. Стена была прямо передо мной. Может, когда-то это была чистая серая стена, но теперь она такой не была. Её покрывал… ну, просто небольшой слой пыли. Она была невероятно унылой сама по себе.

Этой стене явно не хватало… хм, может… а если…

Глиммерлайт нарушила тишину.

— Проклятье. Кто б тут не порылся, он уже унёс всё ценное. Наверное, ещё до того, как Стойло перестало работать. Брим, нашёл что-нибудь?

Большой рейдер покачал головой.

— Только если тебе нужен ещё один гаечный ключ. Просто груда инструментов, но ничего хорошего. Будто этим местом вообще не пользовались. Поставили сюда верстаки, чтоб тут был склад верстаков.

Обернувшись, я увидел, что Глиммерлайт задумчиво рассматривает плоскогубцы. Лишь через пару секунд они щёлкнули, и я понял, что на них всё ещё стояла заводская защёлка. Их и правда никогда не использовали. Спрыгнув с сиденья, я прошёл по комнате и заметил, что свет замерцал. Кобыла тяжело вздохнула, выругалась и потушила его. Всепоглощающая тьма тут же снова окружила нас.

— Ну, я никогда не говорила, что хорошо справляюсь на большой дистанции. Есть идеи, как решить эту проблему?

У меня была идея. Почти опередив Брима, который решил упомянуть об этом, я залез в свою седельную сумку за одной из двух моих самых ценных вещей. ПипБак Сандиала. Спустя одно нажатие на кнопку у нас появился слабый тускло-зелёный свет, благодаря которому можно было видеть хоть что-то. Я почувствовал что-то странное, глядя на прибор в тот момент, а затем понял, что он был точно такого же серого цвета, как всё вокруг.

Брим одобрительно кивнул и начал выламывать двери шкафчиков в поисках ценного содержимого, в то время, как Глиммерлайт буквально застыла от шока. Она держала в магической хватке сразу несколько инструментов, окружённых слабым сиянием магии. Полагаю, что световое заклинание требовало гораздо больше сил, чем обычный телекинез.

— У тебя… у тебя есть ПипБак?!

Я прижал его к себе обоими копытами и кивнул.

— Извини, что не сказал… он… он просто очень важен для меня.

Инструменты тут же упали на землю, а кобыла буквально подлетела ко мне, не отрывая взгляда от прибора. Я могу поклясться, что она буквально дрожала от возбуждения, словно гиперактивный жеребёнок.

— У тебя есть ПипБак?! — повторила она. — Оо! Дай! Можно глянуть? Я не сломаю!

Слегка шокированный такой реакцией, я пробормотал что-то в ответ, а затем просто сдался и осторожно передал его кобыле. Учитывая то, как она всё это время относилась ко мне, думаю, что можно дать ей взглянуть, верно? Глиммер подняла его магией, а затем поднесла ближе. Кожаные ремешки свободно болтались в воздухе, а петли старой защёлки тихо скрипели. Звук странным эхом разносился по изолированным коридорам Стойла. На самом деле, я начал задумываться, где же были остальные рабы и рейдеры, посколько уже какое-то время я их совсем не слышал.

— О-ох… эта штука видала дни и получше. Бедный маленький ПипБак. Давай-ка взглянем. Подходящее место, всё таки — комната обслуживания ПипБаков.

Она нажала на переключатель, который я использовал, чтобы включать радио, и из динамиков раздался очень тихий голос Сапфир Шорс. Приподняв бровь, Глиммер увеличивала громкость до тех пор, пока звук не стал различим для всех пони, а не только для мутантов со странным слухом. В конечном итоге, она положила его на стол и подвинула второе кресло для меня.

Позади нас раздался оглушительный грохот, когда Бримстоун буквально оторвал шкафчик от стены и начал топтаться по его двери, пытаясь добраться до содержимого.

Глиммерлайт прищурила глаз, подняла бровь и начала крутить устройство перед собой.

— Давненько я с ними не работала. Отец не подпускал меня к тем образцам, что хранились у нас на складе, разве чтоб рассказать мне про операционные системы. Должна сказать, Мёрки… то, что конкретно этот ПипБак работает, это сама по себе магия. Подключённая спарк-батарея буквально находится на открытом воздухе, все крепежи для фиксации отсутствуют, защитный экран треснул, половина кнопок не работает и, конечно же, вся нижняя часть просто оторвана. Ставлю на то, что кто-то пытался второпях снять его без инструментов.

Я шмыгнул носом. Внезапно, печальная судьба Сандиала стала для меня ещё болезненнее, хоть я и пытался об этом не думать. Неужели он умер до падения бомб? Что же случилось с ним, раз его ПипБак оказался в таком состоянии?

— Ага!

Вздрогнув, я заморгал и навострил уши, а затем наклонившись, едва не упал со стула от шока. Там, в её копытах, у прибора по-настоящему заработал экран! Очень ярко-зелёный, он замерцал, а затем отключился несколько раз, но каждый раз включался снова. Загадочные символы появились на нём и продолжали появляться снова и снова, видимо являясь фирменным изображением того, кто произвёл само устройство. В конечном итоге, он перешёл в какой-то режим ожидания, в котором когда-то я видел ПипБак Литлпип со стороны. Глиммерлайт не могла сдержать улыбки и потянулась ко мне для праздничных объятий. Я вскрикнул от неожиданности, из-за чего объятия тут же превратились в дружеское похлопывание по спине. Она решила не рисковать со мной или… ох, я ничего не понимал в этих социальных взаимодействиях… кем она была для меня? Безымянная кобыла проявляла заботу, но с Глиммерлайт… это было по-другому. То есть, да, она тоже заботилась, спору нет… с безымянной кобылой у меня была какая-то связь, о которой я мог только мечтать. С Глиммер это ощущалось совершенно новым… таким, каким я это ещё не чувствовал. Что это такое? Почему я ощущал себя сильнее рядом с ней? Более уверенным в её присутствии, хотя знал её всего пару часов.

Если она и заметила мой задумчивый взгляд, то никак не отреагировала на него. Вместо этого, Глиммер не отрывала взгляда от экрана ПипБака, пока система загружалась.

Позади нас послышалось внезапное шипение поршней и движения металла. Через мгновение добавился ещё и хруст ржавых шестерней.

Мы с Глиммер чуть не подпрыгнули от неожиданности, когда глухой механический звук разнёсся по комнате. Динамики на потолке громко захрипели, напоминая жутких параспрайтов, а затем перешли на громкий писк и затихли. Прикусив губу от испуга, я увидел, как дверь в нашу комнату закрывается и останавливается лишь на половине, заискрившись от неполадок.

В мёртвой тишине, мы уставились на Бримстоуна, который постучал по ней пару раз, а затем выглянул через неё в коридор.

— Есть мысли, Глим?

Кобыла пожала плечами.

— Думаю, она просто захлопнулась из-за автоматики. Долго открыта была… лучше скажи, что за херня с динамиками?

Я обнаружил, что держусь за Глиммер всеми копытами.

— Звучит нехорошо…

Потерев лоб, она взглянула на них, а затем села обратно на место.

— Ну… ну… в Брыклинском Кресте, иногда по передатчикам сообщали о закрытии дверей. Безопасность, знаешь? Не волнуйся, сломанные системы всегда барахлят.

Глиммерлайт звучала уверенной, хоть и немного удивлённой, а затем вернулась к моему ПипБаку. Лично я просто хотел выйти. В этом месте было слишком много внезапных звуков, тёмных углов и неизвестных секретов. Я знал, что они должны быть где-то рядом. Глиммерлайт, в свою очередь, казалось, просто нашла себе утешение в проверке моего ПипБака.

— Кажется, я поняла, в чём дело! Видимо, вся проблема заключалась в том, что матрица распределения энергии не распознавала защитный экран и поэтому отключала изображение для защиты… а я не знаю для защиты чего. Может, просто для гарантии. Так что небольшая искра куда надо и привет, мир! Теперь ты сможешь пользоваться не только радио и звуковыми дневниками, уверена в этом.

Хихикнув, как маленькая кобылка, она прижала меня к себе достаточно сильно, чтоб я пискнул от удивления, а затем показала мне экран. Как бы я не боялся… почему-то её смех помогал мне успокоиться и не представлять ужасы в тёмных углах.

— А теперь давай посмотрим, чё тут у нас есть. Я запущу диагностику, и мы узнаем, что ещё работает.

Управляемые магией, значки мерцали, а списки прокручивались туда-сюда. На секунду я увидел небольшую искажённую картинку с грустной пони. В конце концов, магия Глиммер потухла, и она медленно опустила ПипБак мне в копыта. Освещаемый сиянием работающего прибора, я в первый раз почувствовал, что по-настоящему владею им, а не просто ношу с собой странное радио, которое когда-то принадлежало Сандиалу. Теперь он работал и у меня! Я мог использовать его для… для… для чего-то, где нужен ПипБак! Я мог… я мог…

…я не мог прочитать слова на экране.

Вся моя радость иссякла, и я выскользнул из объятий Глиммер и вздохнул. Мой взгляд лениво блуждал по неизвестным мне формам и фигурам. Я попытался покрутить крутилки и понажимать кнопки. Что-то на экране менялось, но для меня это была просто масса неразрешимых секретов, которые были таковыми только из-за моей собственной тупости и необразованности. Радио всё ещё работало… и там пела Сапфир Шорс (да даже гуль спел бы лучше).

— Мёрки?

Я просто тяжело вздохнул и осел на пол, а затем взглянул на кобылу в мерцающем свете. Глиммер явно забыла, что я ей говорил обо мне и чтении, когда рассказывал про все свои беды.

— Не думаю, что могу пользоваться им… — я покачал головой. — Не могу прочитать, что там написано, так что он на самом деле не мой. Всё таки, это вещь Сандиала.

Глиммерлайт повернулась на стуле и взглянула на меня, сложив копыта вместе. А затем, она улыбнулась.

— Ты нашёл его, Мёрки. Не каждый день можно найти такую продвинутую технику. Не надо думать, что ты её не достоин. По моему опыту, редкие артефакты выбирают себе носителя так же, как носитель решает брать их с собой. Ты же слышал все эти рассказы про Обитательницу Стойла, как ты там её назвал… Литлпип? Разве ты не слышал про малого Макинтоша?

Малого… кого? Я покачал головой.

— Револьвер Литлпип. Наверное, ты пропустил трансляцию. У меня в камере есть старый радиоприёмник, который я сумела настроить до того, как меня свалила болезнь. Она нашла этот револьвер; один из лучших, как сказал диджей. Он был с ней рядом во всех тяжёлых передрягах, спасая ей жизнь не хуже самого надёжного напарника или удачи. И могу поклясться, судя по описанию этой штуки, она никак не могла стрелять из неё, держа в зубах. Разве это значит, что она не заслужила его?

Глиммер подняла ПипБак магией и аккуратно закрепила его на моей правой ноге с помощью ремешка.

— Уверена, где бы он ни был… Сандиал бы гордился, что такой чуткий пони, как ты, нашёл его, Мёрки. А теперь, давай я прочту для тебя всё, что попросишь. Запусти краткий анализ систем и посмотрим, что он покажет.

Я не смог полноценно улыбнуться, лишь слегка приподнял уголки рта. Когда я в последний раз нормально улыбался? Когда смог вытащить батарею из пистолета Магистра? На хелтер-скелтере? Во время побега Литлпип? Это было тяжело, особенно после того, как цепочка мыслей, связанных с ПипБаком закончилась, и я вспомнил, где нахожусь. Я приподнял ПипБак, чтобы Глиммер смогла запустить диагностику.

— А теперь, нажмём сюда… выберем тут… готово! Базовая диагностика запущена.

Экран погас, а затем на нём появилось множество отдельных строк тёмно-зелёного цвета, которые мне было тяжело даже рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы прочитать. Глаза Глиммерлайт, казалось, не испытывают с этим проблем, читая список, пока кобыла бормотала себе что-то под нос.

— Базовые функции работают… визуальный пользовательский интерфейс активен, это мы уже знаем. Магическое распознавание доступно только в копытном режиме. Маркер местоположения работает, но заклинание картографирования ухудшилось. Бесполезно… проклятье. Заклинание распознавания местоположения работает, но нет карты, на которой оно могло бы отразить это положение. Заклинания обнаружения радиации повреждены. Вероятно, будут работать только при высоких значениях… и выдадут полную громкость. По крайней мере, это будет чертовски точным предупреждением. Подсветка экрана… на удивление работает, хотя даже сам экран не функционирует. Заклинание едва держится, не думаю, что оно прослужит долго…

Её голос стал монотонным, и в нём пропала та уверенность и искра, когда она быстро зачитывать строку за строкой, результат за результатом.

— Заклинания отслеживания здоровья полностью отсутствует. Вырваны вместе с куском ПипБака, если быть точнее. Заклинание организации тоже не работает. Разъём для подключения, кажется, работает, но кажется не слишком надёжным, он проржавел насквозь. ЛУМ просто… в отключке. Кто-то вытащил кристалл, от которого он получал питание, вот же ж мерзкий воришка. Радио работает, это ты и так знаешь. Хм… у ЗПС остался один заряд. Лучше придержи его для кого-то, кто действительно заслуживает хорошей взбучки. Почему, кстати, в этом списке не перечислены все боевые и служебные заклинания вместе? Разве так не было бы проще? Дурни из Стойл-Тек. Просто, почему нет?

Последний вопрос был адресован мне. Я ничего не смог поделать, кроме как пожать плечами и мысленно задаться вопросом, чувствует ли она то же самое по этой ситуации, что и я по поводу отсутствия перил на всех мостиках. Невероятная мелочь, но в то же время она так важна, и её очень легко упустить из виду, но…

И вот опять. Это странное чувство на сердце. Словно, я как-то связан с ней одними чувствами и мыслями.

Я даже заметил, что улыбнулся на мгновение. Возможно, она тоже поймёт меня, если я когда-нибудь решусь поднять эту тему. Поделиться этим было бы… весело?

Покачав головой, смущённый и сбитый с толку, одновременно ощущая воодушевление и комфорт, я начал кое-что понимать. Куда пропали все звуки? Теперь я слышал лишь отдалённые крики, заглушённые толстыми стенами Стойла. Они могли звучать из соседней комнаты, но я бы не смог их как следует расслышать.

Эта мысль поразила меня. Я заблудился в Стойле… с рейдерами… в кромешной тьме… О, Богини…

Глиммерлайт коснулась моей головы, выводя меня из ступора, в котором я просто пялился в темноту.

— Эй, я ж говорила тебе! Никаких “мыслей о прошлом”, ладно? Я расскажу тебе непристойные истории о моём первом походе в бар на Пустошах, чтобы отвлечь, если придётся. Но вот кое-что интересное, на что тебе стоит обратить своё внимание. Ты сказал, что у этой штуки есть дневники, но их нет ни в одном журнале. Они, должно быть, зашифрованы… но ты получаешь к ним доступ. Как?

— Не знаю, он просто… ну… пищит?

Глиммерлайт снова уселась на круп и задумчиво потёрла копытом свой подбородок.

— А где ты был в те моменты? Может рядом был какой-то источник магии, который случайно запустил их?

— Нет… только на диспетчерской вышке, хелтер-скелтере и в бункере под кратером.

Мы сидели в тишине, пялясь на загадочный прибор. Я мог только делать вид, что у меня есть хоть какие-то мысли по этому поводу. Бримстоун, в свою очередь, доставал старые журналы о механике из шкафчиков и запихивал их в свои огромные седельные сумки. Наверное, что-то стоящее.

Глиммерлайт говорила что-то себе под нос и стучала копытом по верстаку, но со стороны это выглядело так, словно она прожила тут всю свою жизнь. Возможно, для неё это была привычная обстановка? Я слышал, что Стальные Рейнджеры использовали Стойла в качестве собственных баз. Может, она когда-то жила в рабочем Стойле? А чем занималась Литлпип в своём? Наверное, была начальницей охраны, учитывая то, как круто она сражается! Эта боевая кобылка точно не сидела в скучном кабинете. Мысль об этом вызвала у меня улыбку, которая помогла мне бороться со страхом. Я представил, что она сейчас рядом со мной и проводит экскурсию по своему дому. Может, для меня там тоже нашлась бы комнатушка? С двухспальной кроватью. Интересно, на что похожи комнаты в Стойлах?

Я вздохнул, решив, что они, вероятно, были такими же серыми и очень тесными. Мысль о том, что я всё ещё заперт здесь, внизу…

Нет! Нет, нет… не думай об этом, не думай о довоенных временах! Это прямой путь к нервному срыву, если позволить себе думать об этом в столь жутком месте…

— Ага! Положение! — Внезапно воскликнула Глиммерлайт, подняв копыто вверх. Казалось, она даже пританцовывает от восторга, словно ликуя от победы.

— Чего?

— Ты был на высоте, а затем резко опустился! Хах! Теперь понятно! А этот твой Сандиал хитрюга, Мёрки. Он настроил записи в ПипБаке так, чтобы они реагировали на резкие изменения высоты относительно уровня моря! Так он удостоверился в том, что их можно будет воспроизвести, только если правильно использовать ПипБак, а не просто украсть или потерять его где-то на земле. Вот почему это не сработало здесь, мы ещё просто не перемещались по этажам. Если мы спустимся достаточно глубоко, то, вероятно, активируем ещё одну запись.

Кобыла широко улыбнулась и с торжествующим видом облокотилась на стол.

— Он специально сделал так, чтобы его слова не мог услышать кто угодно, а только лишь определённые пони. Вау… мне надо запомнить это… вот же мелкий хитрюга…

Моё восхищение к Сандиалу было безграничным, пока я смотрел на сияющий ПипБак на своей ноге. Он сделал это специально, чтобы кто-то… я… мог услышать это только тогда, когда докажу, что хочу оставить его себе и путешествовать вместе? Нельзя назвать эту схему идеальной, но в ней был смысл.

Возможно, в конце концов, ПипБак всё-таки предназначался мне. Я пронёс его сквозь страдания на диспетчерской вышке, ложное счастье на хелтер-скелтере, взял его с собой в отчаянный побег и берёг его во время жуткого спуска в кратер. И это всего за пару дней. Всё это время он был со мной, я носил и защищал его в обмен на прекрасные моменты покоя, которые он дарил моему изломанному разуму. Записи Сандиала предназначались для такого пони, как я.

Теперь я понял, что имела ввиду Глиммерлайт. Что важные предметы сами находили себе владельца. Таким предметом был мой собственный ПипБак.

И теперь, будучи насильно загнанным в мёртвое Стойло, я мог черпать из него уверенность и силы двигаться дальше.

Я проводил время, перелистывая разные страницы в ПипБаке с помощью кнопок, и ждал, пока Глиммерлайт и Бримстоун закончат осматривать комнату. Технически, я мог бы помочь им, но честно говоря, им будет лучше, если я не буду вмешиваться и лишний раз сходить с ума от старых довоенных вещей. Нет, будет гораздо лучше, если я просто посижу в углу и стану для них источником света.

Их усилия не приносили особого успеха. Они нашли обычные инструменты, которые ничего не стоили, несколько пустых коробок, предназначенных для ремонтных комплектов ПипБаков, но, видимо, их содержимое уже давно опустошили или его там вообще никогда не было. И как бы я ни старался, я не мог не задуматься о том, почему мастерская по ремонту ПипБаков оказалась насколько необеспеченной? Разве не каждый житель Стойла имел собственный ПипБак?

И кстати, а где эти жители? Они ушли десятки лет назад? Могло ли быть всё настолько просто на самом деле? Стойло сломалось, так что они просто вышли и зажили счастливой жизнью на Пустошах и… да, этим я даже себя не обману. С этим местом должно было быть что-то не так. Не могло оно прийти в настолько изношенное состояние само по себе.

— Ага! Я знала, что что-то найду! Не бывает такого, чтоб в Стойле не было желающих рассказать свою историю!

Я поднял взгляд на Глиммер, которая с восторгом держала небольшое устройство в магической хватке и шла ко мне. Бримстоун всё время крутился рядом с дверью, чтобы на всякий случай не дать рейдерам побеспокоить нас. Как он объяснил, рейдеры были очень враждебны, они уже успели убить двух рабов и, вероятно, убили бы ещё больше, если бы поняли, что им ничего за это не будет. К счастью, они вероятно спустились на уровень ниже, решив проигнорировать это тихое и скучное крыло.

Устройство Глиммер, которое парило перед моим ПипБаком, было не особо впечатляющим. Просто маленький зазубренный кружок на небольшом круглом корпусе с контактами, которые куда-то должны были подключаться. Улыбаясь, она подняла мой ПипБак.

— А теперь мы узнаем, какой была жизнь в этом месте. Это аудиокассета, Мёрки. Их можно включать на ПипБаке, и к счастью, твой находится в достаточно хорошем рабочем состоянии, чтобы её прослушать. Зачем? Ну, одна такая штучка и несколько минут работы в мастерской в Прошлом Стойле дали мне код доступа к оружейной. Вошла и вышла за пять минут без каких-либо проблем со стороны системы безопасности! Ну что, послушаем?

— Ну, я не уверена…

Она похлопала меня по спине.

— Эй, а разве Сандиал не поможет? И кроме того, если эта запись поможет нам узнать, с чем мы можем столкнуться, то я очень хочу её послушать.

Вздохнув, я протянул ей ПипБак, а она подключила к нему устройство, нажала на кнопку и запустила запись. Я тут же услышал голос молодой кобылы, он звучал устало и монотонно.

— Они говорят, что у нас есть всего несколько таких диктофонов, но, честно говоря, мне больше нечем заняться в течение дня, кроме как жаловаться и продолжать перезаписывать это сообщение, так что насрать, я буду им пользоваться. Прошёл уже.. угх… примерно месяц, с тех пор, как нам поступил сигнал идти сюда.

Бримстоун помахал нам копытом со стороны двери.

— Нам нельзя здесь оставаться. Рейдеры знают, где мы находимся, а нам ещё нужно выполнить норму. Если вы хотите послушать запись, то делайте это на ходу.

Пожав плечами, мы с Глиммерлайт собрали всё самое ценное, что смогли найти, и пошли вслед за жеребцом. Бримстоун повёл нас вглубь комплекса, мимо помещений со старыми сломанными генераторами. Один из них, который, видимо, был резервным, по-прежнему гудел, но всё остальное давно перестало работать.

— На самом деле, это просто способ отвлечься от мыслей. У нас здесь итак достаточно проблем, чтобы беспокоиться о том, что происходит снаружи. Рутс сказал, что слышал, как кто-то колотил в дверь Стойла с той стороны, уже после того, как она запечаталась. Пиздеж, это невозможно услышать изнутри. Не-е-ет, в Стойле Девяносто Три всё чисто и безопасно. Вот только это, блять, нихуя не так. Министерства же не могли не испоганить всё и тут, ведь так? А вот и нет, могли. Теперь у нас есть эти учёные из Тайных Наук на нижних уровнях, которые продолжают заниматься теми же стрёмными экспериментами, что они творили снаружи! Я думал, что раз тут будут самые умные сотрудники Министерства, которые смогут поддерживать Стойло в рабочем состоянии, то всё будет хорошо, но нет! Теперь мне приходиться ходить по этому полу из сраной фольги, а в паре метрах под моими ногами находится результат какого-то очередного проёбаного эксперимента!. О, ну да, они сказали, что он безопасен, но они говорили то же самое про мегазаклинания!

Во взгляде Глиммер читалось удивление.

— Оборудование Министерства на нижних уровнях? Бримстоун! Стой! — Глиммер вскрикнула во весь голос на этом моменте записи. Она побежала вперёд, очевидно для того, чтобы убедить Бримстоуна, что самые ценные предметы для выполнения нормы (и, вероятно, для включения в список ценных работников Протеже) находились под нами. От этой мысли у меня кровь застыла в жилах, и я с ужасом взглянул сначала на ПипБак, а затем на пол под ногами.

Запись продолжилась, несмотря на спор этих двоих.

— Так что они просто ждут, что пройдёт время, и мы нахер забудем всех, кого мы любили и о ком заботились, что уже умерли или... или умирают прямо сейчас где-то снаружи. Мы даже не сможем уйти, если захотим. Сейсмодатчики говорят о том, что мегазаклинание, ударившее по Филли, вызвало оползень прямо над входом. Так что да, теперь наша жизнь будет развиваться тут, хотим мы того или нет. Смотрительница, Винди Вейн, буквально в первый же день была заменена на какую-то дуру из Министерства. Новая Смотрительница, как её там зовут не помню, сразу начала всё менять. Забрала все инструменты для обслуживания ПипБаков. Так что мне теперь нечем работать! Сказала, что все ПипБаки будут немедленно отремонтированы в их лабораториях. Знаешь что… нас же тут много? Если б мы не были так сильно увлечены радостью от чудесного выживания, мы бы точно восстали против такой сраной сегрегации и деления на зоны доступа.

Генераторная, через которую мы шли, расширилась и перешла в большой зал. Бримстоун, после некоторого раздумья, согласился с идеей Глиммер, и поэтому теперь мы двигались вдоль стены, пытаясь найти незатопленную лестницу, ведущую вниз. Я не представляю, что должно быть чувствовала эта кобыла, оказавшись запертой внутри стерильной клетки без каких-либо знаний о том, что происходит снаружи. Даже я хотя бы видел, как выглядит мир за пределами рабства, хоть Филлидельфия и очень быстро заняла всю мою жизнь.

Я решил, что сравнивать мою текущую жизнь с их жизнью было всего лишь способом попытаться отвлечься от происходящего. И это, возможно, была не самая лучшая идея…

— Ну что ж, значит вернусь к просиживанию крупа, чтению одной и той же порнушки уже в четвёртый раз за день и попыткам понять, почему же, мать твою, система громкой связи продолжает давать сбои. Мир вам, будущие случайные слушатели…. ой, стойте, миру же конец. Счастливой жизни в Стойле.

ПипБак замолчал. Грустно взглянув на Глиммерлайт, я отключил кассету от прибора и положил её в сумку. И едва я успел взглянуть наверх, как увидел, что эта парочка опять о чём-то спорит.

— Слушай, я знаю, что это место отличается от других, но в этом крыле все лестницы, ведущие на подуровни, затоплены. Если мы хотим спуститься вниз, то нам придётся пойти совсем другой дорогой.

— Глим, единственный запасной вариант — это дорога через атриум, куда пошли остальные. Мы не пойдём через рейдеров.

Единорожка с фиолетовой гривой вздохнула и закатила глаза, явно думая о той выгоде, которую могла бы принести эта авантюра.

— Ну ты же их командир! Хоть они больше и не подчиняются тебе, но всё ещё боятся! Дай волю внутреннему рейдеру, хорошенько поговори с ними…

— Глиммерлайт!

Я пискнул и продолжил смотреть на них только после того, как набрался смелости выглянуть из-за ближайшего генератора, куда я успел спрятался.

— Я не поведу тебя и Мёрка, двух пони, которые только недавно слезли с больничных коек, через рейдерскую базу, какой бы временной она ни была!

К моему удивлению, Глиммерлайт не отступила.

— А что ты предлагаешь? Хочешь, чтоб нас застрелили за то, что мы не выполнили норму, потому что всё это крыло обчистили какие-то сумасшедшие учёные из Министерства Тайных Наук ещё двести лет назад? Брим, мы должны спуститься туда раньше них!

Бримстоун остановился и пристально посмотрел на кобылу. Глиммер стояла ко мне спиной, но я вспомнил о том, как жеребец говорил, что я очень похож на неё, когда пытаюсь кого-то в чём-то убеждать. Какое бы выражение лица она не сделала, но оно явно произвело впечатление на командира рейдеров. Фыркнув и проворчав себе что-то под нос, Бримстоун прошёл мимо нас и направился обратно к главному коридору, где мы встречались с четвёркой рейдеров. Глиммерлайт пошла вслед за ним и жестом указала мне сделать то же самое.

В те минуты бега, я с трудом мог вынести повисшую в воздухе тишину.

— Эм… Глиммер? Как ты думаешь, что мы там найдём? Я слышал, что Стойла были плохими и…

— Просто не думай об этом, Мёрки. — Она попыталась улыбнуться мне, но из-за напряжённой атмосферы и её сосредоточенности на определённой цели, улыбка кобылы совсем не казалась успокаивающей. — Это сообщение успели бы ещё сто раз перезаписать, если бы Стойло продержалось долго. Так что сомневаюсь, что они успели закончить хоть что-то, ясно?

Я слегка отстал от неё, когда мы пытались протиснуться мимо генераторов в боковой коридор вслед за Бримстоуном. Как бы она ни пыталась меня успокоить, я мог думать лишь об одной детали, которую Глиммерлайт забыла. Если это место продержалось недолго… то, что убило всех его обитателей и оставило этот гниющий и, по всей видимости, пустой труп?

Если в атриуме и были хоть какие-то указатели, то про них теперь можно было забыть. Рейдеры позаботились об этом.

Мы вышли на балкон с видом на центральную комнату открытой планировки. По бокам зала были комнаты с толстыми стёклами, которые были сделаны специально для того, чтобы визуально ещё больше расширить помещение. На стене над залом было небольшое круглое окно. В комнату, которая располагалась за этим окном, можно было попасть либо с балкона, либо с мезонина, который шёл по контуру всего атриума. На нижний уровень, который выглядел как… двор, если его так можно назвать, можно было спуститься по одной из двух лестниц, расположенным по бокам.

Но больше всего меня привлекло происходящее вокруг. Среди перевёрнутых столов и стульев, в окружении обломков мебели и ржавого металлолома, рейдеры соорудили себе временную базу на следующие несколько часов нашего задания. Груда из мусора сомнительной ценности находилась в самом центре, окружённая вооружённой охраной. Четверо самых опасных на вид рейдеров приглядывали за добычей. У одного из них отсутствовала большая часть лица, а вторая была покрыта множеством шрамов. Он стоял на самой вершине этой кучи с почти комично старым дробовиком. Неподалёку от него я увидел то, от чего едва не завизжал: почти дюжина рабов была взята в плен в комнате, расположенной сбоку, их сумки были опустошены, а находки — украдены. Большинство из них было покрыто свежими порезами и синяками.

Моя благодарность напарникам за то, что они позволили мне работать с ними, возросла настолько, что я почти забыл тот факт, что когда-то в этом зале пони собирались, чтобы поесть, отдохнуть и провести время вместе. А что теперь? Теперь это был временный ад для рабов, пойманных кланом рейдеров в тёмных глубинах Стойла. Я задумался о том, поощрял ли Хозяин подобное поведение, чтобы держать их под контролем? Ведите себя хорошо и повинуйтесь, а взамен на заданиях у вас не будет надзора.

Бримстоун нахмурился и, зарычав, топнул копытами по полу, когда увидел, в каком положении оказались рабы. Глиммерлайт просто вздохнула и закрыла глаза, на мгновение вздрогнув.

Она смирилась с судьбой, которая сделала её узницей и завела в этот город, но, полагаю, она не смирилась с самими рейдерами. Несмотря на это, она старалась оставаться счастливой и продолжать двигаться вперёд. Как бы я ни пытался, я просто не мог понять, как ей это удаётся. Как кто-то может так легко забыть о таком? В чём её секрет?

— Протеже узнает об этом и не оставит это просто так. — Тихо сказала Глиммер, начав красться по краю балкона. Бримстоун последовал за ней, а я шёл последний, стараясь не издавать ни звука. Крики, удары, насмешки и угрозы расправы звучали с нижнего уровня. В какой-то момент, Бримстоун слегка высунулся через край балкона, чтобы оценить позиции рейдеров. Я последовал его примеру и, поднявшись на задние ноги, опёрся на перила, чтобы взглянуть вниз.

— Эй, а куда подевался босс, Эдж?

— Ты ж знаешь, Барб, он может быть прямо за твоей спиной, пока ты это говоришь. Но, кажется, он пошёл на разведку в одиночку. Сказал какую-то чушь о том, что тьма — это его стихия и бла-бла-бла.

Большая часть рейдеров входила и выходила из разных комнат, складывая в кучу нетронутую еду, инструменты и книги. Очевидно, их больше волновали объёмы добычи, а сортировкой видимо займутся уже сами рабовладельцы. Я отчасти понимаю их: собирать разные вещи себе в сумку, пополняя инвентарь, было бы довольно приятно. Коснувшись своих очков, я вспомнил о той радости от небольшой победы над Викед Слит.

Рейдеры под нами снова заговорили.

— Так а зачем он пошёл туда?

— Бля, Эдж, я не знаю! Он босс! Сказал, что хочет напомнить кому-то о сделке или что-то в этом роде.

Вот блин.

— Слушай, просто закончи со всем до того, как он вернётся. Ты же видел, что он сделал с теми двумя? Хочешь того же?

Он указал копытом в сторону. Естественно, мой взгляд проследил за его движением ещё до того, как я успел понять, что делаю.

Секундой позже я отстранился от края балкона, отчаянно пытаясь сдержать рвоту, но потерпел неудачу. Ничего не вышло. Нечему было выходить. Мой желудок был пустым, из-за чего меня лишь скрутила судорога. Едва держась на ногах, я отошёл в сторону, пытаясь вернуть себе хоть немного зрения, ведь слёзы затуманивали мои глаза. Барб был, ну если вкратце, поехавшим. Более того, он был… он…

— Да он же ебанутый… — Глиммер покачала головой и выразила мысль за меня.

— А хорошо я его обучил… — Пробормотал Бримстоун и отошёл от края ко мне.

Кашлянув себе в копыто, стараясь при этом заглушить звук, я поймал взгляд Бримстоуна. Почему он стал выглядеть ещё старше? Я привык видеть в нём взрослого жеребца, чей возраст проявлялся в каждом движении его огромного тела, но чем дольше я был рядом с ним, тем больше замечал, как в его глазах отражается вся та жизнь, полная боли и жестокости, из-за которых он и выглядел старше. Ему должно быть, по меньшей мере, лет шестьдесят. Полвека грабежей, убийств и ненависти лежали на его плечах. Он и правда учил других делать… делать… вот это?

— Как пони могли сделать такое? — Да, я ныл, но мне было всё равно. — Он не обязан был! В этом нет смысла!

Глиммер взяла меня за копыто и повела к ближайшей лестнице, а затем вниз в атриум и дальше мимо рейдеров. Бримстоун с осторожностью, которой он особо не обладал, следовал за нами.

— Потому, что он мог. Пустошь даёт нам свободу, Мёрк. Свободу быть лучше… или свободу делать то, что никому не приснилось бы даже в самых страшных кошмарах. Просто потому, что мы можем. Однажды, я слышала, как кто-то сказал, что мир до бомб стал настолько мерзким и жестоким, что в сравнении с ним Пустошь даже лучше.

Позади Бримстоуна раздался громкий крик, когда двое рейдеров обиделись на раба, отказавшего им. Сдавленный вопль прорезал воздух. Я видел, как Бримстоун едва сдерживается.

— Если бы я встретил этого кого-то прямо сейчас, то убил бы его за такую ебучую тупость.

— Навостри уши, Мёрки… твой талант тут довольно полезен, сечёшь?

Теперь мы оказались на одном этаже с рейдерами. Лестница привела нас к заднему входу в столовую, где мы с Глиммер пробрались через открытое окно в атриум. Казалось очень неправильным приближаться туда, где рейдеров было больше всего, особенно, с учётом того, что они были всего в метрах пяти от нас, но дверь ведущая непосредственно к ним заклинила почти у самого пола, что означало, что они всё ещё не добрались сюда. Это было основной причиной выбора этого маршрута. Второй основной причиной было то, что мы остро нуждались в еде, которая могла быть в столовой.

Бримстоун решил остаться возле лестницы, чтобы “убедиться”, что никто не придёт к нам со спины, пока мы искали припасы. Что вообще ели пони в Стойлах? Очень надеюсь, что не мясо. Хоть поедание мяса было обычным делом на Пустошах, я никогда его не пробовал (скорее, из-за пренебрежения моих хозяев, чем по собственному выбору), и в целом сомневался в способности своего желудка с ним справиться.

Тем не менее, я чувствовал, как у меня начинают дрожать ноги и кружиться голова от голода и обезвоживания. Яблочное рагу Протеже, которое стало воплощением еды мечты, было так давно, что моё горло свела судорога от одной мысли о нём. Если уж на то пошло, то у меня не было особого выбора, и мне пришлось бы попробовать мясо, если бы оно было единственным, что мы найдём.

— Эй! Эй чуваки! Я нашёл что-то! АГА! ВОТ ЭТО ДА!

Крики заставили меня замереть на месте. Холодный пот выступил на моей спине, и я осторожно поднял голову, стараясь по слуху определить направление, где случилась та самая “находка”. Я услышал топот копыт, но он только отдалялся.

Относительно довольный тем, что они пошли в дальнюю часть атриума, я высунул голову, надеясь, что моя тёмная шерстка и такая же тёмная куртка послужат хорошей маскировкой. Глиммерлайт была рядом со мной. Она прикусила губу от волнения за других рабов.

— Чё там? Дай, дай сюда!

Большая часть рейдеров собралась у небольшой боковой комнаты в атриуме, возле лестницы в дальнем конце. Это был какой-то офисный… офис. (В который раз, я чувствовал, что со стороны было очевидным, насколько я не разбирался в жизни Стойла…). Рейдеры вытащили оттуда несколько старых сумок, сбив с ног по пути парочку рабов и угрожая своим товарищам, претендующим на добычу, которую они гордо подняли над собой.

ПипБак.

— Глиммер, смотри, — прошептал я, пригнувшись так, чтобы из-за края оконной рамы выглядывали только мои закрытые очками глаза. Я надел их всего несколько минут назад без какой-либо веской причины, но почему-то в них я чувствовал себя в большей безопасности, несмотря на отсутствие реальной пользы. Вместо этого, Глиммерлайт подползла к сломанной приоткрытой двери и выглянула из-под её нижнего края.

— Это одна из этих херовин на ногу! Шэйклс в прошлый раз не стал лезть в мои дела за то, что я принёс такую! Ага! Ебать, везение повторилось!

Очень быстро я узнал, насколько жестокой была жизнь по отношению даже к самим рейдерам. Он слишком быстро, рано и громко заявил о своей добыче. Почти десяток рейдеров тут же набросились на него, борясь друг с другом за право забрать прибор себе. Одна из кобыл так провизжала “МОЁ!”, что я аж вздрогнул от высоты её голоса. Толпа втиснулась в маленький кабинет, и я увидел, как ПипБак летает над рейдерами, пока они за него сражаются. Часть меня сразу распознала в этом возможность. Шум будет прикрытием! Я бы мог двигаться быстрее, чтобы найти еду и обыскать столовую, и при этом остаться незамеченным. Но всё же я оставался на месте.

Они ужасали меня. Даже если бы я захотел, то просто не смог бы сдвинуть ноги с места, так что лишь продолжил наблюдать за ними через окно. Их безудержная жестокость и полное отсутствие рассудка в кровожадных порывах заставляли меня беспокоиться о том, что моё малейшее движение может потревожить их. Они видели что-то, что хотели и просто брали это.

Ладно, может, я тоже делал так иногда… но они убивали за это! Дрожа, я не мог заставить себя отвернуться, даже когда первые следы крови начали появляться на окне кабинета, в котором они боролись. ПипБак был почти забыт ими и теперь валялся на полу, но я заметил, как он засветился, когда один из рейдеров случайно задел его копытом.

Другая кобыла-рейдер прыгнула к ПипБаку, когда тот начал светиться странным фиолетовым светом, но тут же большой жеребец наступил ей на голову, чтобы отобрать его. Даже сквозь шум борьбы я услышал, как прибор пропищал, а затем последовал другой, уже более громкий звук от самой комнаты, который продолжал увеличиваться всё больше и больше, пока, наконец, писк не начал резать мне слух.

Вертикальная дверь в кабинет захлопнулась с такой силой, что отрубила заднюю ногу одному из рейдеров, который не успел отойти.

Тишина тянулась несколько мгновений, но вскоре её прервал болезненный вой одного из пони внутри. Его едва было слышно за толстой дверью. Среди рейдеров царило замешательство, а затем они начали колотиться в дверь и в окно.

— Кто нас закрыл!? Откройте! Я второй после Барба, так что блестяшка моя!

— А чё эта штука не открывается? Эй, хватит страдать хуйнёй! У Эджа кровь! Быстрее!

Лампы погасли. Все.

Тьма поглотила всё Стойло. Я оказался запертым под землёй в полной темноте и с шумом, исходящим от каждой стены. Треск, шипение и писк наполнили помещение, заставив меня поёжиться и отчаянно закрыть уши. Но громкость продолжала увеличиваться до тех пор, пока не вызвала у меня головную боль. А затем острая боль пронзила мои уши, когда из каждого динамика прозвучали искажённые электронные голоса пони.

“О-о-о-оржен -игнал… р-р-р-регулярная разгерметизация… н-н-н-н-АААААчата.”

Рабы кричали. Рейдеры ругались и колотились в окна. Я слышал, как они били по стеклу чем-то тяжёлым. Угрозы, проклятья и стоны смешались с электронным шумом, наполнившим воздух, но я не понимал, что происходит. Всё, что мне было видно, это лишь фиолетовое свечение ПипБака и размытые силуэты рейдеров и рабов, бьющихся в агонии, дрожащих от боли и извивающихся, словно марионетки, которые в конечном итоге один за другим упали возле окна. Крича, я повернулся и бросился галопом за один из ближайших железных столов, за которым тут же спрятался и закрыл уши копытами. Я не видел Глиммерлайт. Большая часть рейдеров бегала в панике. Сквозь щель под дверью, я видел, как кто-то убежал глубже в непроглядную тьму. Другие же, выли и бились в двери.

Даже после того, как все звуки затихли, этот шум продолжал держаться у меня в голове.Когда лампы снова зажглись, и я почувствовал, как Брим уносит меня и Глиммерлайт, впавшую в ступор, прочь, каждая частичка моего тела ныла от боли. Рейдеры продолжали кричать и обвинять друг друга, но в кабинете царила тишина.

И когда дверь открылась…. никто не посмел зайти и забрать “проклятый” ПипБак.

Все в той комнате оказались мертвы.

— Что это за ёбаный пиздец только что произошёл?! — Глиммерлайт ходила вокруг меня и Бримстоуна кругами после того, как бросила свою седельную сумку.

Мы ушли с кухни, миновали лестницу и вышли на уровень ниже, чтобы избежать встречи с разъярёнными рейдерами. Пройдя через несколько открытых дверей, мы оказались в ещё одном длинном зале, похожий на комнату для совещаний. Там были несколько толстых дверей, почти все из которых были закрыты, за исключением одной двери на лестницу и одной, ведущей в боковую комнату. Бримстоун невозмутимо стоял на месте с этим задумчивым видом и глядел на нас, пока Глиммерлайт металась между страхом и замешательством.

Что же я? Я свернулся на полу, пытаясь бороться с желанием натянуть куртку на голову и притвориться, что вернулся в свинарник до тех пор, пока наконец не умру от голода. Испуг и шок всё ещё владели моим телом, и я чувствовал напряжение и дрожь. Этот электронный шум и голоса всё ещё гудели в голове снова и снова, словно пятно от яркого света, которое не исчезало, как бы ты не моргал. Я хотел выбраться наружу… так сильно… я не хотел умирать там! И точно не так!

— Я знала, что Стойла — это пиздец, но такое чувство, будто оно само решило убить их! Что за хуйня тут творится? Что произошло? Что оно с ними сделало? Почему они выглядели так, словно не могли дышать.

Бримстоун наблюдал за тем, как единорожка наворачивает круг за кругом, пока, наконец, не добавил немного спокойствия. Я задумался о том, что же он видел в четырёх Стойлах до этого.

— Но-о, тут что-то не так, даже для мёртвого Стойла. Не думаю, что это началось из-за драки этих придурков. А что сказал тот голос?

Я сел и, шмыгая носом, начал вспоминать. Мой голос был тихим и хриплым от крика. Или… я надеялся, что это от крика. Я решил взять с собой только одну дозу Антирада на крайний случай.

— С-сигнал… обра… нет, обнаружен, разгерем-что-то там…

— Сигнал?! — Глиммерлайт встала, как вкопанная и потёрла подбородок копытом. — Стоп… оно началось после того, как они включили этот ПипБак. Но мы включили твой и…

Наши глаза встретились, и мы оба одновременно ахнули от осознания ужаса. Эта дверь в мастерской по ремонту. Хрип из динамиков и отключение света. Включение моего ПипБака вызвало ту же реакцию, что включение того, что был в кабинете. Только отсутствие электричества нас и спасло. Этот прибор на моей ноге… он почти убил меня. Да он всё ещё мог убить меня в любой момент! Я начал искать на нём кнопку отключения. Но из-за чего именно началось это “отслеживание” сигнала? О, Богини, может, это из-за того, что я снимал его с ноги!?

— Выключи его! Глиммер, пожалуйста, выключи!

Я сунул кобыле свой ПипБак прямо под нос. Он в любой момент мог заставить Стойло нас убить! Сделав несколько глубоких вдохов, Глиммер взяла мою ногу в свои копыта и, усевшись на круп, зажгла свою магию. С грохотом копыт по полу, Бримстоун бросился к нам и прервал заклинание единорожки, закрыв её рог копытом ещё до того, как она успела что-то сделать. Он быстро и осторожно оттолкнул Глиммерлайт назад и огляделся по сторонам с непоколебимым и серьёзным видом. Я видел, как он заметно вспотел от неестественно жаркого воздуха в подземелье… мы все вспотели. Всё это место было неестественным.

— Контролируйте себя! Вы оба напуганы, страх затуманил ваш разум из-за того, что случилось! Думайте своей головой, а иначе убьёте нас всех. Стойло отследило включение ПипБака. С чего вы взяли, что оно не сможет отследить его выключение?

— Я-я-я… я не знаю…— Глиммерлайт поднялась и подошла обратно к нам, пригладив свою короткую гриву в попытках сконцентрироваться. — Ну… оно не отследило использование кассеты. Может, оно реагирует на использование самого ПипБака? Такие диктофоны, мне кажется они только используют питание, а не заставляют сам ПипБак проигрывать запись. Просто… просто не используй его… ничего не включай, ладно?

Меня сильно трясло и теперь приходилось тратить много сил на то, чтобы хотя бы удержаться на ногах. Теперь это Стойло было не просто окном в прошлое. Оно было живым, следило за нами и ждало сигнала, чтобы напасть. Но зачем? И как?!

— Давай, давай… думай думай думай! — Глиммерлайт бубнила себе под нос. — Почему оно сработало? Для этого не нужно вычислительное ядро, нет, просто… может они перепрограммировали пожарные датчики? Чтобы сканировать через них сигналы? Уф-ф-ф-ф! Не могу нормально думать в таких условиях! Такое чувство, будто я пьяная, но мне нихера не весело! Брим, мне всё равно, что ты там говоришь про мою безопасность: как только мы вернёмся, я пойду к тому симпатичному оранжевому жеребцу в угловой камере и проведу с ним ночь. Мне нужно будет отвлечься от всего этого.

Большой рейдер приподнял бровь.

— Да он всё равно засматривается на мой круп! — пытаясь оправдаться, запротестовала она.

— Но-о, это же совсем не связано с тем, что ты всегда случайно задираешь хвост рядом с ним.

Единорожка закатила глаза.

— Э-эй, я вообще-то заперта в ебучей Филлидельфии! Если ты не заметил, то счастье — это ебануться какое редкое чувство в рабстве! Если я могу найти себе жеребца или кобылу, чтоб скоротать время, то я воспользуюсь этой возможностью.

— Хочешь сказать, что это отличается от твоей жизни за пределами Филли?

Голос Бримстоуна оставался таким же ровным и спокойным, когда он парировал заявление кобылы. Глиммерлайт слегка вздрогнула и надулась.

— Я… ну… ладно, не отличается! Слушай, я просто немного на нервах, понимаешь? Я пыталась сбежать от жизни под землёй и этих сраных бункеров не для того, чтобы другой такой же теперь пытался прикончить меня! Так что, прости, что я сейчас на грани!

Её речь была прервана, когда она дёрнулась и резко оглянулась назад. Я почувствовал, как моё сердце замирает от страха. Я тоже услышал это.

Белый шум наполнил коридоры, из которых мы только что пришли. Вдалеке послышался электрический треск и голоса, перемежающиеся криками. Слабое эхо крутилось вокруг нас, и мой собственный вой от ужаса добавился к этому жуткому хору. Кто-то другой, должно быть, наткнулся на что-то, что активировало “сигнал”. Электрический шум со временем затих и вернулся к тому монотонному гулу и шипению труб, что звучал всё это время.

— Это место хочет убить всех нас… — промямлил я, и мой голос надломился на слове “убить”.

Глиммерлайт повернулась, схватила меня за шею и серьёзно посмотрела мне прямо в глаза. Кобыла была в ужасе, как и я, но она была сильнее и увереннее, несмотря на своё состояние. И всё же, хоть я и слышал её… было сложно сосредоточиться и всё услышать.

— Нет! Оно не убьёт никого из нас! Просто сохраняй спокойствие, ничего не трогай и не используй ПипБак! Пока мы знаем, что безопасно использовать только диктофоны. Так что… так что мы попытаемся поискать их ещё где-то… и… и тогда узнаем, как нам выбраться. Мы поговорим с рабовладельцами про нормы. Слышишь меня, Мёрки?

Я не слышал, просто не мог. Я продолжал вздрагивать от каждого шороха. Лампы продолжали мерцать, не позволяя мне привыкнуть к слабому освещению. Всё это был один непрекращающийся кошмар из ржавого металла и клаустрофобии. Нет, это был не просто металл… это был живой организм. Трубы и провода были его венами, которые переносили жидкости и энергию, чтобы питать Стойло. Где-то в глубинах этого комплекса, в старых лабораториях было его сердце, а мы, в свою очередь, добровольно вошли к нему в пасть. И теперь оно просто… просто переваривало…

— Мёрки! Соберись!

Глиммерлайт тряхнула меня достаточно сильно, чтобы привлечь внимание, хоть мои свежие раны от кнута и заболели от таких резких движений. Кобыла смотрела своими голубыми глазами прямо мне в глаза, а её копыта держали мою голову, чтобы не давать отвлечься.

— Это просто машина! Страшная, да! Но она делает только то, что запрограммирована делать каким-то придурком, который решил всем поднасрать! В прошлом полно ошибок… но в этом и суть. Это просто ошибки. Неполадки. Прошлое само по себе не плохое, Мёрки, оно просто… несчастливое. Но сейчас ты должен думать только о настоящем.

Я смотрел в её лазурные глаза, которые, каким-то образом, всё ещё горели этой внутренней энергией. Почему они просто не оставят меня, кстати? До сих пор я был для них только обузой. Почему она хочет продолжать помогать мне? Почему не поступит, как все остальные…

Сейчас я был рад, что имел природную склонность следовать инструкциям. Молча кивнув, я послушно порысил вслед за ней, опустив голову так, как сделал бы это, следуя за любым хозяином. Глиммерлайт, казалось, сомневалась в правильности этого, а затем подбежала к Бримстоуну. Я услышал, как он быстро прошептал ей что-то, но, видимо, они не учли, что мой слух позволял расслышать всё, даже несмотря на шум.

— У Мёрка проблемы с головой, Глим. Видишь, как он послушался тебя просто от того, что ты ему сказала?

— У Мёрки, — поправила она. — И это просто… просто больно, Брим. Смотри, сколько он сделал для нас. Ему просто нужен кто-то, он же весь такой потерянный. Неужели эта Обитательница Стойла была такой невероятной, чтоб настолько… вдохновиться?

Бримстоун издал непонятный звук и пожал плечами.

— Но-о… так и есть. Ему хватило вдохновения для того, чтоб он попытался сбежать за Стену. Но он потерял всю уверенность, и Шэйклс его просто так не отпустит. Эти цепи крепко его сковали…

Глиммерлайт замолчала, бросив на меня лишь мимолетный взгляд с грустной улыбкой (я отвернулся, притворившись, что не услышал… но Брим был совершенно прав), пока мы медленно шли по открытой зоне, огибая старые железные столы.

Постепенно, я начал понимать, что мы оказались в школе. На некоторых столах я заметил маленькие обрывки пожелтевшей бумаги, а рядом с ними тонкие палочки древесного угля. Без какой-либо задней мысли, я начал складывать их в свою седельную сумку. Спереди, на учительском столе, я увидел огромный нарост из плесени, и мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что двести лет назад это было яблоко.

Мои мысли метались от одной к другой, пока я пытался как-то отвлечься. Думал о том, что нарисовать, когда вернусь домой или о том, что значили эти маленькие символы на доске. И почему они повторялись так много раз в одной строке? Вздохнув, я отвернулся от них и оказался лицом к лицу с рисунком.

Цветные карандаши. Когда я был жеребёнком, у меня даже был такой набор, пока другой раб не довёл меня до слёз и не украл их. Чувство горечи от утраты проснулось во мне снова, когда я взглянул на рисунок с несколькими красочными счастливыми пони. Нельзя сказать, что они были нарисованы хорошо: вероятно, обычный жеребячий рисунок. Под ними и вокруг них всё было окрашено серым цветом. Не сразу, но я всё же понял, что этот рисунок был сделан жеребёнком, который родился уже после того, как дверь была запечатана… он никогда не видел, что земля снаружи была зелёного цвета. Первое поколение, которое так никогда и не увидит истинную Эквестрию.

Шмыгнув носом, я огляделся и обнаружил, что Глиммер с Бримом начали обыскивать все столы в поисках, вероятно, новых записей. Скорее всего, мне лучше не помогать им… я только испорчу что-нибудь, и они на меня разозлятся.

Усевшись на круп (и вздрогнув от неожиданной вибрации, исходящей от генераторов уровнем ниже), я наклонился к рисунку, стараясь как можно лучше рассмотреть его в свете мерцающих ламп. Часть меня испытывала искушение и хотела воспользоваться фонариком ПипБака, ведь раньше это было безопасно, но прямо сейчас я боялся даже касаться его.

Пони, на которых я смотрел, выстроились в нижней части рисунка. Они состояли из неровных геометрических фигур, которые были точно так же неровно закрашены разными цветами. Жеребёнок, который сделал этот рисунок, вероятно, был совсем маленьким, но в нём было столько добра и невинности. Если… если бы он или она знали…. Шмыгнув опять и попытавшись сдержать слёзы, я помолился за их души Селестии и Луне. Прошу, только бы произошедшее здесь оказалось быстрым и безболезненным. Прошу, только бы они закончили свою жизнь не так, как те, кто был в той комнате…

Однако остальную часть рисунка занимали всего двое пони. Один был меньше, а другой больше. Меньший, скорее всего жеребёнок, обнимал большого, который прижимал его копытом к себе.

Их мама…

Но от неё не осталось ничего. Влажность испортила рисунок настолько, что никаких деталей на нём не осталось, и по рисунку можно было понять только то, что это была взрослая кобыла. Тем не менее, жеребёнок выглядел рядом с ней в безопасности… и таким счастливым. Просто от того, что рядом с ним была та пони, которая вырастила его, заботилась и помогала взрослеть изо всех сил в таком ужасном месте, как Стойло… или рабская яма.

— Мёрки?

Глиммерлайт села рядом со мной и тоже посмотрела на рисунок.

— Ты из-за этого плачешь?

— П-плачу? Я не…

Я плакал. Я даже не заметил этого. Просто это было слишком естественной реакцией на весь тот ужас и страх, что я испытывал от Стойла. Небольшое мокрое пятно на полу передо мной было тому доказательством.

— Я просто… этот рисунок. У этих жеребят была мама, которая была с ними… была с ними до конца…

— Слушай, Мёрки… ты никогда не рассказывал о своей матери, кроме как то, что с вами случилось. — Её голос был поразительно нежным, тихим и спокойным, когда она легонько прикоснулась к моей спине. — Какой она была? Ты даже не говорил, как её звали…

— Нет, прошу, Глиммерлайт… не спрашивай…

— Может быть, если… если бы ты рассказал мне о ней, то тебе станет легче?

Просто, прекрати… О Богини, пусть она остановится…

— Так как её звали? Она была хорошей?

— Ага… хорошей… — Пробубнил я в ответ, пялясь в пол.

— Мм… мамы обычно все такие. Знаешь, моя хотела, чтобы меня назвали “Глиммернайт”, если бы я всё таки стала рыцарем. А отец всегда шутил, что я буду “Глиммеррайт”, если пойду по его стопам и стану писцом, — кобыла хихикнула, явно пытаясь подбодрить меня. — Я сказала им, что буду “Глиммеррайт-аут-зе-дор”, если они продолжат давить на меня. Хех… так, как её всё таки звали? Мою — Кэнди Флосс. Ага… Паладин.

Я снова пробубнил что-то в ответ, слишком тихо, чтобы можно было услышать.

— Извини, не расслышала, как ещё раз?

И снова я пробубнил себе под нос и отпрянул, опустив голову и отведя взгляд. Мои глаза горели… я не хотел, чтобы она это видела.

— Я ничего не разобрала, — Глиммерлайт наклонилась ко мне, пытаясь заглянуть в глаза.

— Ничего… — промычал я, снова садясь и вытирая слёзы, при этом осторожно коснувшись рисунка.

— Мёрки… что не так? У неё было неловкое имя? Потому что я знавала жеребца по имени Бал Бесс и что ж, хуже уж быть не может, да?

Я не ответил. Своим молчанием я просто умолял её остановиться. Это уже начинало заставлять меня вспомнить, заставлять меня думать о том, как я…

Я зажмурился и покачал головой. Не могу. Точно не сейчас.

— Ладно… Ладно, — медленно проговорила она. — Я… я думаю дать тебе немного… ну, в общем. Приди в себя пока что, хорошо?

Глиммерлайт, казалось, собиралась снова меня обнять, но, видимо, решила отказаться от этой идеи и лишь похлопала по плечу. Она несколько раз обернулась, а на её лице было видно волнение и растерянность.

Мой взгляд застыл на рисунке с матерью. Я… я был близок к тому, чтобы признать… нет.

Почти не раздумывая, я достал свой дневник и вырвал из него пустую страницу. Взяв в зубы уголёк, я приступил к работе. Линии обретали формы, изгибы…

…и оживали… хотелось бы.

Подобрав упавший на пол тюбик клея, я прикрепил свой собственный рисунок рядом с жеребячьим. Рисунок моей матери, которая держала меня в копытах и защищала от жизни, которую мне суждено было унаследовать от рождения. Мама была… мамой. Это всё, что я успел узнать про неё за то короткое время, что провёл с ней.

Если подумать, то что-то подобное произошло и с этим жеребёнком. Он тоже знал свою мать не слишком долго до того, как Стойло убило их всех. Не особо осознавая, что делаю, я разместил свой рисунок рядом с рисунком жеребёнка на стене. Это показалось мне… правильным.

Сдерживая свою грусть изо всех сил, я поднялся на ноги.

— Прости, мам… мне так жаль, что я…

— Эй! Мёрки! Иди сюда быстрее, мы нашли ещё одну запись!

Прикусив губу, я в последний раз взглянул на рисунок, изо всех сил борясь с мыслями в голове, прежде чем наконец развернулся и убежал прочь так быстро, как только мог.

Позади меня осталось двое матерей, которые держали своих жеребят. Они останутся такими навсегда. И не важно, что их дети узнают или забудут о том времени, что они провели вместе.

Добежав галопом до моих напарников, я собрался с духом, потянулся к диктофону, подключил его и нажал на кнопку.

Бип.

Мы втроём застыли на месте, затаив дыхание, но никакой тревоги или механического голоса не последовало. Стойло осталось таким же тихим, как и прежде.

Это меня и пугало. Если внутри всё ещё было две дюжины рабов и рейдеров… то почему не было никакого шума?

Бип!

Бримстоун нашёл запись в боковой комнате. Зайдя вслед за парой, я обнаружил их стоящими на приподнятой части странного офиса, в котором была небольшая лестница, ведущая на уровень, который был где-то на метр ниже нашего. На том уровне стояли заплесневелые диваны и просто груда развалившихся шкафов для документов. Самой любопытной для меня оказалась керамика, которая лежала везде и часть которой была разбита вдребезги, а часть была абсолютно нетронутой. Мы стояли на верхнем уровне рядом с очень официально выглядящим столом. За диванами в нижней секции была ещё одна небольшая дверь за терминалом, прикреплённым к боковой части стены, скорее всего она была предназначена для её запирания.

Глиммерлайт подошла и встала рядом со мной, чтобы услышать тихую запись (полагаю, что она решила пока отказаться от контакта, учитывая то, как я отреагировал на её заботу до этого), а Бримстоун просто наклонился над моей головой, из-за чего я почувствовал себя немного не в своей тарелке, когда запись начала воспроизводиться.

“Что за дрянное пиканье, Сэнди Скульпт?”

“Полагаю, это всего лишь этот диктофон, Смотрительница. Это одна из старых моделей, у которых был этот странный звуковой сигнал в начале и, как мне кажется, в конце каждой записи или воспроизведения. А теперь, думаю нам стоит поторопиться и перейти к нашему делу прежде, чем заклинание хранения переполнится.”

“Ладно, не важно. Слушайте сюда, уважаемый. Меня не волнуют жалобы обитателей этого Стойла, они не получат никакой информации о содержимом лабораторий. Они были засекречены в соответствии с Актом Министерства об охране интеллектуальной собственности, принятым Её Высочеством Принцессой Луной ещё при их создании. Так что вы не можете…”

“В жопу эти законы! Мы в Стойле! Вы видите тут каких-то зебр?! Все пони просто в ужасе, Смотрительница. Они начинают бояться, что вы их каким-то образом используем или создаём оружие. Мы все видели пламя, которое сожгло Клаудсдейл. Хватит с нас оружия. Именно поэтому вы должны предать это огласке, разрешить им доступ и показать, что то, что находится в ваших лабораториях не является для них угрозой. Пускай это Стойло является секретным убежищем Министерства Тайных Наук, но мы имеем право знать!”

“Да, именно так, мы в Стойле, Скульпт. А Стойло является частью эквестрийской территории, разрушена она или нет. Именно поэтому, мы соблюдаем инструкции, переданные мне Скуталу и…”

“Вы имеете ввиду инструкции, переданные Битбокс.”

“Если быть точнее, то инструкции, переданные любой Смотрительнице. То, что я заняла её место, вполне соответствует нормам и моему статусу в Министерстве Тайных Наук. Если вы хотите заменить меня, то просто дождитесь следующих выборов, которые будут через восемь лет.”

“Хуйня это всё, мэм! И вы, и я прекрасно знаем, что все учёные проголосуют за вас, а их просто больше, чем нас!”

“Чудеса демократии, мой дорогой Скульпт. А теперь я предлагаю закрыть этот вопрос.”

“Нет. Слушайте, мэм… народ беспокоится. Они боятся. Если вы не бросите им кость, то в скором времени они начнут искать ответы сами. Вы не хотите показывать им, что происходит в их же Стойле, забираете у них всех ПипБаки на техобслуживание и переустанавливаете половину электронных систем, систем пожарной безопасности и систем оповещения. Из-за этого среди пони появляются очень опасные настроения. Дискорда ради, некоторые из них жалуются на странное самочувствие, на что ваши учёные отвечают полным пренебрежением, что не есть… приемлемо. Они им не нравятся.”

“Если они будут представлять угрозу кому-либо из моих исследователей, я уверяю вас в том, что будут предприняты определённые шаги для нашей безопасности. Мы для вас не угроза. Наши исследования несут абсолютно мирный характер, а секретны они лишь из-за нормативов и правил. Просто успокойтесь, и всё будет в порядке. Обычные обитатели Стойла могут жить спокойной жизнью, как в любом другом Стойле. А теперь мне нужно заняться важными делами, а у вас скоро начнётся урок.”

“Хорошо. Мы ещё вернёмся к этому вопросу, мэм. К слову, мне нужен доступ к главному складу, чтобы взять больше диктофонов. Ученики должны будут записать сообщения для будущих поколений о том, каково это — расти в Стойле.”

“Без проблем. Пароль — Твайлайт Спаркл.”

“Ну, естественно…”

“Следите за своим тоном. И верните их до завтра.”

Глиммерлайт уже осматривала стену. Я быстро понял, что на ней была изображена карта всего Стойла с подробным описанием и планировкой каждого этажа. Планы тех двух этажей, что были под нами оказались просто закрашены чёрным.

Кобыла провела копытом по линиям коридоров, а затем радостно хлопнула по карте.

— Ага! Я поняла! Вот, как пройти в эти лаборатории! Давай, Брим! Посмотрим, сможем ли мы разобраться с этой дверью. Если ты поможешь расчистить проход, то я постараюсь открыть её.

Они вышли из кабинета, а я продолжил слушать запись.

“Полагаю, у вас не будет претензий, если эта запись станет публичной, Смотрительница?”

“Вовсе нет. Я не говорю ничего, кроме правды. Скажите пони, что они могут расслабиться. Мы не представляем угрозы.”

“Хорошо… они не поверят в это, но ладно. А теперь прошу извинить меня, но я должен вернуться к моим скульптурам… в соответствии с именем, ха-ха.”

“Вы и правда лишены чувства юмора.”

Бип!

“Ох… опять этот раздражающий писк. Скульпт.”

“Диктофон издаёт его, когда заканчивается заклинание. Если прислушаетесь, то скоро он пискнет снова, а затем остановится. До встречи, Смотрительница.”

Звук прекратился и продолжился лишь периодический писк, информирующий о том, что заклинание сохранения всё ещё активно. Опустив ПипБак и вздохнув от облегчения, я взглянул на рабочее место Сэнди Скульпт. Вокруг были разбросаны десятки разбитых глиняных горшков, небольшие статуэтки и маленький вращающийся столик в нижней части комнаты. Прежде я уже видел статуи, но никогда не видел процесса изготовления глиняных горшков. Решив взглянуть поближе, я спустился на нижний уровень комнаты.

Бип!

— Ой, да хватит… — Пробубнил я. Неудивительно, что Смотрительницу раздражал этот звук. Но я старался сфокусироваться на произведениях искусства. Скульпт определённо оправдывала своё имя. Даже разбитые и испытавшие на себе проверку временем, эти работы… были невероятны. Там были пони, собаки и даже огромный дракон с меня размером. Как бы мне хотелось, чтоб у меня был такой же дракон, который присматривал бы за мной!

Бип!

Закатив глаза, я поборол желание ударить ПипБак. Я задумался о том, понравится ли Протеже одна из этих статуэток, а поэтому взял одну из самых сохранившихся из них в виде единорога и аккуратно положил её в сумку. Быть может это восстановит его веру в меня и позволит нам избежать наказания после стольких проблем с добычей ресурсов.

Бип!

Я вздохнул, желая лишь, чтобы этот диктофон выключился. Прорычав так злобно, как только мог (не очень злобно), я взглянул на прибор.

— Когда же ты уже прекратишь играть эту ср… хмм?

Диктофон уже остановился. На самом деле, он остановился ещё минуту назад. Я почувствовал, как моё лицо исказилось от осознания ужаса…

Бип!

ПипБак щёлкнул и активировал свой собственный источник питания, чтобы включить запись.

“Проклятье, я думал эта штука никогда не заработает снова. Ну, короче, Сандиал снова с вами…”

Моё тело отреагировало ещё до того, как разум понял, что делать. Я бросился галопом обратно вверх по лестнице к двери, даже не осознавая, как кричу Глиммер и Бриму. Мои копыта заскользили по гладкому полу и я упал, но снова поднялся, чтобы поднырнуть в…

С невероятным скрипом и треском железная дверь, ведущая в офис, захлопнулась прямо перед моим носом с такой силой, что по бокам полетели искры.

— ПОМОГИТЕ! — Закричал я, но не думаю, что кто-то мог меня услышать.

Паника охватила меня. Я начал колотиться в дверь, но с таким же успехом я мог пытаться сдвинуть с места гору. Каждый мускул в моём теле, казалось, напрягся от страха, особенно когда из динамика над столом раздалось жужжание, щелчок, а затем белый шум. Прозвучал искажённый голос.

“С-с-с-сигнал об-б-б-бнару-у-у-ужен!”

Статический шум наполнил комнату, а все лампы на этаже погасли, оставив зелёную подсветку моего ПипБака единственным источником света. Трубы засвистели, а генераторы загудели. Мной двигала одна лишь паника, когда я начал колотить в окно, размахивая своим ПипБаком. Я увидел, как Бримстоун и Глиммерлайт мчатся ко мне.

Почему включилось сообщение Сандиала?! И тут, даже несмотря на страх, меня вдруг осенило. Я вспомнил о той разнице между уровнями комнаты в один метр. Слова Глиммерлайт всплыли у меня в памяти. Всё зависит от высоты.

Я спустился достаточно низко.

— Мёрк! — Бримстоун кричал так, что его было слышно сквозь весь тот электронный шум, наполнивший комнату. — Отойди от окна!

— ПОМОГИТЕ МНЕ! ПРОШУ! УМОЛЯЮ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ…

— Ре-ре-регулярная разгерметизация н-н-н-ачата начата НАЧАТА!

Я закричал до хрипоты. Не было слышно ни слова, только ужасающий вопль, когда я пинал и стучал по толстому стеклу. Я почувствовал, как оно содрогается от того, что Бримстоун Блитц бросает в него один стол за другим с другой стороны. Послышалось пронзительное шипение и механический голос начал озвучивать цифры и значение давления через систему оповещения.

В комнате послышался вой, когда воздух начал стремительно выходить. Моё лицо было мокрым от слёз, а я лишь пытался устоять на ногах. В темноте у меня быстро началось головокружение, и я потерял равновесие и упал. От шума жутко болели уши, но громкость помех всё нарастала, из-за чего я просто не мог пошевелиться от боли. Моя голова была готова вот-вот взорваться. Мои… мои лёгкие… я не мог сделать вдох! Что-то под потолком засвистело во время проведения разгерметизации.

За окном на мгновение появилась синяя вспышка, когда Глиммерлайт бросилась к терминалу, крича что-то Бримстоуну. Что она делает? Она… она… я не мог сказать. Мне не хватало воздуха. Мои лёгкие горели, а мозг словно набухал внутри головы.

Я упал. Копыта подкосились, и я ударился головой об пол с такой силой, что едва не потерял сознание. Моя грудная клетка продолжала сокращаться в безуспешных попытках набрать воздуха, пока в конечном итоге у меня просто не началась судорога.

Я просто лежал там и ждал, когда уже наконец совсем потеряю сознание. В глазах потемнело, и я почти перестал видеть магию Глиммер. Я не слышал ничего, кроме бесконечного звона в ушах.

И тем не менее, хотя я и чувствовал себя на самой грани, всё же моё состояние своей интенсивностью не было похоже на то, в котором рейдеры провели свои последние мгновения. Полуслепой, со звоном в ушах и невыносимой головной болью, я просто продолжал лежать на полу. Шли минуты, и я задавался вопросом, почему же я до сих пор жив. Стойло просто издевалось надо мной? Давало мне ложную надежду в ожидании, что я встану, и оно снова погрузит меня в кошмар наяву? Ох, Богини… просто позвольте этому закончиться сейчас и избавьте меня от мучений…

Но этого не произошло. Мне оставалось лишь лежать и хрипло дышать. Воздух постепенно возвращался, и по всей моей шкуре началось покалывание от того, что давление в комнате приходило в норму, но я всё равно мог отключиться в любой момент от лишнего движения. Я решил лежать неподвижно, чтобы Стойло не подумало, что я всё ещё жив и не начало снова проводить разгерметизацию. Прошу, просто прикончи меня побыстрее, не хочу, чтобы это повторилось опять! Просто… просто притворяйся мёртвым, пока не стану таким на самом деле.

Тук! Тук! Тук!

Я моргнул и осмотрелся по сторонам в тёмной комнате.

Тук! Тук!

Шум продолжился, такой глухой и отдалённый. У меня болела голова… я никак не мог прийти в себя и продолжал обездвижено валяться.

— ...ерк…

Я услышал голос. Поначалу во тьме я не видел ничего, но затем заметил синюю искру в отражении стекла. Сфокусировав зрение, я наконец увидел всё. Глиммерлайт использовала заклинание света. Бримстоун стучал по стеклу с достаточной силой, чтобы звук доходил даже до моих травмированных ушей.

— Мёрки!

В одно мгновение, ко мне вернулся слух. Каждый сустав кричал от боли из-за перепадов давления и моих панических судорог.

— Гли… Глиммер? — Мой голос был очень тихим и звучал так, будто я был под водой. Закралось неприятное подозрение, что из-за резких перепадов давления у меня лопнула барабанная перепонка, на что намекал постоянный треск и болезненный стук в правом ухе.

— Мёрки! Послушай меня, скорее!

— Глиммер… помоги мне…

Мой голос был грубым и сухим. Лицо кобылы стало печальным. Позади неё в темноте вырисовывалась массивная фигура Бримстоуна, подсвеченная лишь слабым светом от магии. Единорожка опёрлась копытами на стекло, стараясь стучать по нему и привлекать моё внимание каждый раз, когда я снова едва не вырубался.

— Мёрки, я заблокировала сигнал системы разгерметизации комнаты. Она была встроена в пожарные датчики! Но эта дверь не откроется из-за предохранителей при перепадах давления. Но другая дверь из твоей комнаты открыта. Тебе нужно быстрее добраться до неё, пока система не перезапустилась!

Мне понадобилось какое-то время, чтобы всё понять. Я по-прежнему был в шоке от того, что остался жив! Глиммерлайт, должно быть, смогла остановить весь процесс и перезагрузить его до того, как мне был нанесён какой-то серьёзный урон. Как долго я пролежал, думая о том, что умираю, пока они пытались привлечь моё внимание? И я всё ещё чувствовал себя, как никогда плохо, мои лёгкие горели от перенапряжения и разреженного воздуха, а вся шкура покалывала от… от того, что изменение давления делает с пони. Я искренне недоумевал, что именно со мной произошло, ведь я чувствовал себя так, словно меня искупали в кислоте.

— Мёрки, пожалуйста, ты должен идти! Я не знаю, как долго система будет перезапускаться!

Обернувшись, я увидел чёрную дверь, ведущую в неизвестность. За этой дверью был абсолютно тёмный коридор, ведущий на нижние уровни… Дрожа, я застонал. Один в темноте и с повреждённым слухом, нет… нет… я не справлюсь! Я… я просто не смогу! Точно не в Стойле!

— Я не могу! Глиммер, я просто… мне очень страшно…

Она плакала. Прижавшись лицом к стеклу, она на самом деле плакала. Мне просто хотелось лечь и свернуться в клубок, а не идти куда-то во тьму в одиночестве. Навстречу прошлому.

— Я знаю, Мёрки. Мне… мне очень жаль! Мы попытаемся найти другой путь и встретиться с тобой, как можно скорее. Но… но сейчас ты должен быть храбрым! Я знаю, ты сможешь сделать это!

Это была последняя капля. Я ударил обоими копытами по окну, стиснув зубы. Я не мог смотреть им в глаза.

— Ты меня даже не знаешь! — мне пришлось бороться с желанием закричать в истерике от того, что моё ухо болело от каждого звука. — Я не такой! Я просто трусливый маленький раб… Я даже не знаю, что делаю с тех пор, как облажался! Хозяин владеет мной, я пошёл за Бримстоуном только потому, что он защитил меня от них, и я… я думал, что это был единственный способ, чтобы выжить, найти других и… Я не знаю, что такое быть самому по себе! Я не смогу…

Прижавшись лбом к стеклу, я захныкал. Слёзы покатились по его поверхности, оставляя за собой тонкие влажные следы, словно капли дождя.

Глиммерлайт не дала мне отвести взгляд. Она с силой ударила по стеклу так, что, должно быть, даже повредила копыто.

— Нет, ты сможешь, Мёрки! Ты! Всё! Сможешь! Ты пытался сбежать из Филлидельфии, и у тебя почти получилось! Не слушай никого! Не слушай Шэйклса! Ты сможешь сделать это, Мёрки! Ты спас мне жизнь, потому что набрался решимости сделать это! Ты пошёл на риск и спас даже Брима. Ты сильно себя недооцениваешь!

Моё нутро сжалось, я отвёл взгляд и закрыл глаза.

— Я просто… просто…

— Я знаю, что это, блять, страшно, Мёрки. Да я бы давно уже обоссалась от страха, если бы рядом не было тебя и Брима. Я попробую найти тебя там, внизу, Мёрки. Поверь мне, я сделаю это. Мы не собираемся бросать тебя после всего, что ты сделал для нас.

Подняв глаза, я увидел её лицо. Она заставляла себя улыбаться.

— Я знаю, каково это, когда кажется, что всё идёт наперекосяк, когда все твои надежды и мечты рушатся. Я между прочим тоже раб, помнишь? Но ты должен найти то, к чему будешь стремиться и продолжать двигаться.

Я знал, что ответить ей.

— У меня нет ничего…

— Нет, Мёрки, у тебя есть…

В этот момент, вспышка её магии привлекла моё внимание, я поднял голову и увидел перед собой любящие глаза своей матери, держащей и утешающей маленького меня. Воспоминания нахлынули на меня, когда я увидел рисунок, сделанный мной десять минут назад. Другие рабы издевались надо мной и причиняли боль крыльям, выдёргивая перья. Хозяева хлестали меня за то, что я был слишком слабый, чтобы таскать повозки. Но в конце каждого дня меня всегда ждала мама, которая нежно обнимала меня и тихо пела перед сном…

Я отпрянул назад, когда эмоции вдруг захлестнули меня, а затем рухнул на стекло, глядя через него на рисунок. Я… Я скучал по ней… очень скучал по ней. Я так хотел вернуться к ней обратно. Больше всего на свете, я просто хотел увидеть её снова. Я бы забыл про Литлпип и всех остальных лишь за возможность ещё раз обнять свою маму и дать ей знать, что я жив… что её маленький Седьмой Мёрки всё ещё борется за свою свободу, как она и мечтала…

Глиммерлайт мягко коснулась своим копытом стекла с другой стороны.

— Будет тяжело, Мёрки. Страшно… опасно… но никогда не забывай о том, что она ждёт тебя. Я слышала, как ты говоришь, видела, как ты плачешь и узнала от Брима о том, что ты сделал. О твоей болезни и обо всём остальном. Ты через многое прошёл и неудивительно, что ты чувствуешь себя в тупике. Будет нелегко, но ты должен двигаться дальше. Никогда и ни за что не забывай… она ждёт тебя.

Когда пришло полное осознание, наступила пауза. Словно крошечный огонёк во тьме, это что-то явилось, и я мог тянуться к нему. Мог держаться за него.

Что-то. Это всё, что мне было нужно.

— Я постараюсь…

— Это всё, на что способны рабы вроде нас, Мёрки… мы придём за тобой. Я обещаю.

Дрожа, я кивнул и отвернулся, чтобы взглянуть на густую и непроглядную тьму за задней дверью. Ужас сжал моё сердце, ухо едва слышало, а каждый сустав гудел от боли. Порысив назад, я, наконец, добрался до двери и остановился перед ней. Последний раз взглянув назад, я двинулся дальше. И как только я шагнул во тьму, своим единственным здоровым ухом я услышал прощальные слова Глиммер.

— Я знаю тебя всего пару часов, но мы будем держаться вместе, все мы. Нам это просто необходимо. Доверься своим друзьям, Мёрки, наконец-то они у тебя есть. Мы найдём тебя. Удачи…

Это было то, чего мне так не хватало. То, что придавало уверенности в себе любому пони.

Это было осознание того, что кто-то до сих пор верит в меня, даже если я сам уже давно перестал.

Теперь, когда я спускался в недра мёртвого Стойла в полном одиночестве, я наконец осознал, что это было за чувство, которое я испытывал с тех пор, как встретился с ними.

Это была дружба.

Заметка: Новая способность!

Заряд уверенности — когда вы больше не можете справиться в одиночку, займите силы у тех, кто вас окружает, чтобы пробудить в себе смелость! Вы получаете +1 к харизме.

Комедия абсурда, или Кэррот Топ всегда на высоте

Дневник Королевы Драмы

ЧМ. Часть 2. Будние дни

Твайлайт и морковка

Дружба - это жизнь

Спланировано заранее

"Поняшка"

Пони выйти из сумрака

Пламя предательства

Сорок к одному

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 1. Полёт без крыльев

Глава 2. За каждой парой крыльев

Глава 3. Утраченная надежда

Глава 4. Грешник

Глава 5. Благословение полос

Глава 6. Освещая тьму

Глава 1. Полёт без крыльев

Глава 2. За каждой парой крыльев

Глава 3. Утраченная надежда

Глава 4. Грешник

Глава 5. Благословение полос

Глава 6. Освещая тьму

Осторожно, экстремальные фетиши!