Fallout: Equestria - Lost in time
Глава 8. Гиблая земля.
Глава 8
Гиблая земля.
-Как-то тут… мрачновато…
Шёпот.
Шёпот наполнял пространство вокруг меня. Он доносился то с одной стороны, то с другой, то сверху, то снизу, то отовсюду сразу. Его звучание было похоже на мерный прибой — он то заполнял собой всё пространство, то затихал, становясь почти совершенно неслышным. То он звучал возле самого моего уха, то словно доносился издалека, то звучал глухо, словно в бочке, то отдавался долгим, незатихающим эхом. Он то сливался в неразборчивое бормотание, то становился отчётливым, так что я могла разобрать каждое слово. То голос был один, то их было множество, и каждый шептал что-то своё. Общее было одно: все они обращались ко мне.
— Санни…
— Ты снова здесь…
— Ты пришла, чтобы помочь?
— Ты снова подвела всех…
— Надеюсь, ты нашла способ…
-…всё исправить…
— Сделать, как надо…
— Ты не справишься… брось всё это…
— Пожалуйста, помоги нам…
— Всё становится только хуже…
— Каждый раз…
— Санни, ты нас слышишь? Почему ты молчишь?
— Не стоит… мы и так знаем, чем всё кончится…
— Я верю в тебя…
— Как всегда… всё как всегда…
— Ты сможешь…
— Не слушай их…
— Санни…!
Я стояла посреди Ничего. Тут было абсолютно пусто. Не было ни каких-либо границ, ни права, ни лева, ни верха, ни низа. Была только беспросветная темнота, посреди которой стояла я. Я чётко могла себя разглядеть, словно светилась, но не освещала ничего вокруг. Наверное, потому что освещать было нечего. Пола, кстати, тоже не было. Я словно падала, но не чувствовала этого. Воздуха здесь, видимо, тоже не было. Только этот бесконечный шёпот…
— Санни…
Это был не шёпот. Это уже был вполне нормальный голос. Я обернулась.
Я ошибалась: в этом Ничего кое-что всё же было. Зеркало.
Ну, класс.
— Санни… — снова позвал голос. Мой голос.
Я подошла к зеркалу. Это было непривычно — я не чувствовала под копытами совершенно ничего — но у меня получилось. В конце концов, это мой сон. Я довольно быстро это поняла. Нет, ну серьёзно — где я в реальности могла найти такую же шепчущую пустоту?
Из зеркала на меня посмотрела я. Ну а кто же ещё?
— Опять отражение, — вздохнула я. — Мне что, на большее воображения не хватило?
— Видимо, не хватило, — ответила Рефлекшен, переступив раму. В то же мгновенье, как она покинула зеркало, оно тут же рассыпалось золотистой пылью, постепенно исчезнувшей в Нигде.
— Всё ещё надеешься найти способ всё исправить, да? — поинтересовалась Рефлекшен. — И не надоело тебе? Могла бы сейчас озаботиться чем-нибудь более насущным. Спасением собственной дурной головы, например…
Странно. В прошлый раз она была более… мной. Говорила как я. Думала как я… или, по крайней мере, озвучивала те же мысли, что были у меня в голове.
— Что-то ты сегодня какая-то… не такая.
— Не такая? А какой мне быть? Такой как ты?
— Ну, ты это как бы я и есть…
— Ой, балда… — закатила глаза нежно-голубая пегаска. — Тут только одна ты — это ты. А я — твоё отражение. Голову включи!
— В прошлый раз, ты была… моее.
— Нет такого слова, гений. А что до прошлого раза, то я была просто сном. Картинкой, созданной твоим мозгом. А потом ты по непонятной причине вздумала дать мне имя. Таким образом, ты закрепила идею меня, что дало ей дальнейшее развитие, вроде повторных явлений во снах. И ещё, в последнее время, ты многовато обо мне думала, не так ли?
— Ясненько. Ты тоже читала «Психологию памяти», да?
— У меня твоя голова. А в ней — твои знания и твоя память. А вот мысли мои.
— Потому что ты — моё отражение, а не я. Ты моя противоположность.
— Гляньте-ка! Додумалась! Не прошло и года!
— Выдумала на свою голову… — пробормотала я. Реальная я.
— На обе наши головы, — поправила Рефлекшен. — Можно подумать, ты мне нравишься больше, чем я тебе. Знаешь, почему имена так важны?
— Они оказывают влияние на личность пони, — вздохнула я. — Я назвала тебя Рефлекшен — и ты стала моей противоположностью. Вот назвала бы я тебя Твин, или там, Дабл, тогда разговор был бы совершенно другой.
— И что бы ты тут с собой вдвоём делала? — поинтересовалась желтогривая пегаска. — Строила планы по спасению Эквестрии? Я вот на это всё уже давно забила, и не парюсь. В принципе, Пустошь — тоже довольно неплохое место. Главное — приспособиться. А приспосабливаться из нас двоих умею я. А ты всё трясёшься со своими идеалами и принципами, от которых тебе же больше проблем, чем пользы.
— Если я собираюсь возвращаться в Эквестрию…
— О-о-ой… — Рефлекшен так скривилась и застонала, словно у неё внезапно зуб заболел. — Главное слово — если. А сейчас давай-ка посчитаем твои шансы на выживание при настоящем раскладе.
Юная кобыла вытащила прямо из пустоты кусок мела и опустила большую школьную доску:
— Вот ноль, в середине. Сейчас ты здесь. Ты не умеешь за себя постоять — шансы падают. Ты не хочешь даже учиться — шансы падают. Ты думаешь о своей безопасности меньше, чем о безопасности других — шансы падают. Ты лезешь везде, куда просят и куда не просят — шансы падают. Ты пытаешься сделать что-то, что поможет другим, подвергаясь при этом риску — шансы катастрофически падают! А учитывая, что они и так ниже некуда… — Кобылка довела прямую до нижнего края доски, после чего, как ни в чём не бывало, продолжила её прямо по пустоте, — в итоге получаем, что твои шансы на выживание — не говоря уже о возвращении в Эквестрию — равны приблизительно… хмм… минус сто тридцать два процента. Это ещё при самых радужных перспективах.
— Странно. Я здесь уже четыре дня, и всё ещё жива. И даже цела… относительно цела.
— Ладно, сделаем небольшую накидку за счёт харизмы и милых глазок, — линия немного поднялась, но всё равно не достала даже до края доски, оставаясь в пустоте. — Ну, и умения заводить друзей — куда ж в Эквестрии без этого. Это там второй самый важный навык — сразу после пения, разумеется. Но сейчас-то ты не в Эквестрии — даже близко не похоже. Тут песни тебе ничем не помогут! Да и друзья не сильно выручат… если ты только не найдёшь способ подружиться с шайкой рейдеров, которые собираются перерезать тебе горло. Что ещё менее вероятно, чем твоё возвращение в Эквестрию.
— Я подружилась с адской гончей, — парировала я.
— И что с того? Чем она тебе помогла? Слопала твой ужин и смоталась. Велика помощь, нечего сказать.
— А могла бы слопать не ужин, а меня.
— А будь ты поумнее малость — додумалась бы, что находясь в двух шагах от поля, с которого никто не возвращался, посреди ночи, разводить костёр — не такая уж хорошая идея, как могло бы показаться. Или заранее устроилась не на земле, а на дереве, куда добраться сложнее. Или вообще, взяла бы с собой оружие.
— Так сейчас-то уже поздно об этом думать! Я уже посреди невесть где. Зато с подругой.
— С подругой, которая может нечаянно тебя убить, пытаясь похлопать по спине. Круто.
— Так, дорогое моё отражение, — фыркнула я, — я тебя не звала и здесь насильно не держу. Не нравлюсь я тебе — топай обратно в своё зеркало.
— Не нравлюсь я тебе — можешь проснуться, — огрызнулась Рефлекшен. — Но я бы тебе не советовала: опять вляпаешься в какую-нибудь фиговую историю, исключительно из-за собственной дури.
— А какие ещё есть варианты?
— Да, в общем-то, и никаких. Вот потому-то, я и могу с уверенностью сказать: мы обречены.
— Спасибо. Я знаю.
— Вот и всё. Я знаю. Ты хоть понимаешь, о чём я говорю? Тебе выжить надо, а не смириться со своим неизбежным концом. Не важно, сколько раз ты будешь пытаться что-то сделать, если ты не будешь менять совершенно ничего! В конце ты всё равно проиграешь!
— А что же ты мне предлагаешь?
— Адаптироваться. Меняться, подстраиваясь под окружающую среду. Можно, например, какое-нибудь оружие найти. Что тебе мешает? Моральные принципы? На том свете тебе от них всё равно толку не будет никакого.
— И как же я вернусь в Эквестрию с копытами по колено в крови?
— Лыко-мочало, начнём сначала. Скажи мне, дорогая моя пони с другой стороны зеркала, на кой фиг тебе так надо в Эквестрию? Мир спасать? Уже спасала. Не раз и не два. Получалась в итоге, как ты можешь видеть, одна и та же фигня. Пустошь.
— Сдаваться не вариант!
— А мне так не кажется. Вот помирать — это уж точно совсем не вариант! Я ведь жутко хочу жить!
— А я что, по-твоему, не хочу?
— Да как-то не особо. Ты сейчас собираешься сделать всё возможное и невозможное, чтобы в итоге получился «хэппи-энд». Даже если ради этого тебе придётся умереть. Ты ж у нас, лягать тебя так, сама концентрация благородства в степени «самопожертвование»! Одно слово — рыцарь из детской сказки. Пытаешься в одиночку бороться с драконом по имени Пустошь. И при этом упорно игнорируешь тот факт, что у нормальных рыцарей для подобных целей есть меч.
— Чтобы победить дракона, нельзя самой становиться драконом!
— А как же тот факт, что огонь побеждают огнём?
Я вздохнула:
— Ладно. Я найду себе какой-нибудь меч. Но использовать его буду только в самом крайнем случае.
— Рыцарь из тебя, конечно, никудышный. Тебе больше подошла бы роль принцессы. Сидела бы себе в башне, под защитой дракона, распевала песни и плела себе косички, ожидая, пока рыцарь тебя спасёт. Но ведь это ты должна всех спасти!
— А может быть, я не хочу никого спасать! — крикнула я. — Я бы рада быть принцессой и сидеть в башне! Но о том, что случится с Эквестрией, если ничего не изменить, знаю я, и только я! Реальность такова, что она погибнет, если ничего не изменить! И так получилось, что я — единственная, кто способен что-то с этим сделать! Я бы только рада была свалить эту ответственность на кого-то ещё, и уже пыталась это сделать! Никто не справился! И поэтому сейчас у меня есть выбор: либо опустить копыта, смирившись с тем, что всё, что я люблю и что мне дорого, в скором времени погибнет, или пытаться всё исправить, терпеть неудачи снова и снова, но продолжать, пока не случится чудо, и у меня не получится то, что должно получиться!
— Ты лжёшь, — сказала Рефлекшен спокойно. — Упорно лжёшь самой себе. Ведь мы обе прекрасно знаем, что есть третий вариант. Ты не хочешь его рассматривать, но всё же знаешь, что он есть.
Я стиснула зубы. Он и в самом деле был. Я не хотела это признавать, но именно он был самым лёгким из всех. И именно он давал мне то, чего я так хотела — освобождение от ответственности. Я бы нагло солгала, если бы сказала, что он не был прямо-таки неприлично привлекательным.
— Остаться здесь, — предложила пегаска. — В Пустоши. Найти здесь уголок, где ты могла бы начать относительно тихую, спокойную, и самое главное — безопасную жизнь. Место, где ты можешь быть уверена, что увидишь завтрашний день. У тебя есть навыки, которые в Пустоши являются полезными, а в некоторых местах, даже исключительными. Ты разбираешься в технике, как никто другой. Одно это здесь дорогого стоит. Ещё у тебя незаурядный ум, способный придумать и воплотить идеи, которые перевернут этот полный противоречий, одновременно высокотехнологичный и отсталый мир. Вдобавок, ты милая и приятная, внушаешь доверие, и что самое важное — ты умеешь договариваться. Если собрать всё это вместе, получится, что тебе будут рады почти в любом месте, кроме каких-нибудь рейдерских лагерей, естественно. Да что там рады — за тебя чуть не драться будут! Ты будешь бесценной. Здесь множество фракций, для которых просто пони, разбирающийся в технике немного лучше захудалого мусорщика — уже ценный актив. Не говоря уж о кобылке, которая, даже не успев школу окончить, уже придумала машину времени! Взять хоть стальных рейнджеров — они тебя с копытами оторвут, не посмотрят, что ты пегас. Ты уже начала налаживать отношения с адскими гончими — самыми опасными тварями на Пустошах — так что найти подход к пони не составит для тебя большого труда.
Я закусила губу.
— Да, — кивнула кобылка. — Звучит заманчиво, не так ли? И что ещё лучше — всё это чистая правда. Я же не буду лгать самой себе. И ты это прекрасно знаешь.
— Я… — я попыталась говорить, но в горле внезапно пересохло от волнения. Я сглотнула и продолжила. — Я подумаю.
Рефлекшен снова со вздохом закатила глаза. Помолчав немного, она проговорила:
— Я подумаю… знаешь, почему я с тобой честна? Потому что я — твоя противоположность, и делаю всё как ты, только наоборот. Понимаешь, о чём я? Сразу так глазки отвела… Вижу же, что понимаешь.
Я молчала.
— Ты постоянно лжёшь. И друзьям, и врагам, и в первую очередь — самой себе. Вот скажи мне, только честно: ты хоть немного веришь, что сможешь вернуться в Эквестрию? Хотя, это, пожалуй, немного чересчур. Поставим вопрос иначе: ты хоть немного веришь, что сможешь выжить? Хоть сколько-нибудь? Не обязательно долго. Хотя бы сегодня? Что ты сегодня проснёшься, и проживёшь хотя бы до вечера?
Я открыла было рот, но тут задумалась: а ведь и правда, верю я в это или нет?
Подумав, я ответила честно:
— Я не знаю.
— Ого! Правду сказала! Наверное, завтра ещё и снег пойдёт.
— Ты права, — сказала я. — Я не знаю, смогу ли пережить следующий день. Но надеяться никто не запрещал, так? Так что я надеюсь.
— Ладно, — пожала плечами вторая пегаска. — Ну и иди. Надейся. Только… — она посмотрела мне в глаза. — Надежда надеждой… но ты всё-таки подумай над моими словами. Возможно, когда ты на своей шкурке испытаешь боль и жестокость Пустоши, сделать выбор будет легче.
Я повернулась было, чтобы уйти, но последние слова Рефлекшен заставили меня остановиться:
— Погоди… в каком смысле, когда на своей шкурке испытаю…?
— Эх, наивная моя Эквестрийская кобылка… ты ведь прекрасно понимаешь, о чём я. До этого момента, всякий раз, как ты попадала в неприятности, рядом находился кто-то, кто тебе помогал. Но ведь даже ты понимаешь, что это не может продолжаться вечно. В глубине своей наивной души, ты знаешь, что однажды ты останешься одна. И тогда, один на один с Пустошью, тебе придётся выпутываться самостоятельно… либо смириться и познать её жестокость во всей красе. И мы обе прекрасно знаем, что то, с чем нам придётся столкнуться в таком случае, лежит за гранью худших кошмаров, на какие только способно наше воображение…
Я почувствовала, как мои уши прижались к голове, когда моё воображение решило показать, на что оно, кстати говоря, способно.
— А-а… а с чего ты это взяла? — пролепетала я испуганно. — Ты… ты же сама говорила, что Пустошь — не такое уж плохое место…
— Так оно и есть, — сказала Рефлекшен. — Но я сказала: если приспособиться. А ты приспосабливаться не хочешь, и поэтому, скорее всего, погибнешь.
Я отвернулась и двинулась прочь. Пора бы уже, наверное, проснуться, пока Рефлекшен ещё гадости какой не сказала, но я была без понятия, как это сделать. Я могла отличить сон от реальности, но не умела им управлять.
Как только я закончила разговор, шёпот снова вклинился в моё сознание. Я пошла, стараясь не обращать на него внимания.
Я увидела впереди пони. Светло-голубую кобылку с ярко-жёлтой гривой.
— О! А вот и ты! — Рефлекшен мне помахала. — Уже обошла мир своего сна? Он, кстати говоря, тоже круглый!
Я повернулась вокруг себя и увидела вдалеке ярко-жёлтый хвост. Ну, естественно, она же стояла ко мне лицом.
— Ну, и как мне тогда отсюда выбраться? — поинтересовалась я. — Может быть, ты мне поможешь?
— Не вопрос! — радостно улыбнулась кобылка.
Крак!
Я закричала от невыносимой боли, когда мои крылья хрустнули и обвисли, сгибаясь под неестественным углом.
— Доброе утро, — сказала Рефлекшен.
В следующий миг опора исчезла из-под моих ног, и я рухнула в бездну. Я снова закричала от острой боли и страха, когда попыталась махать своими, как я поняла несколько мгновений спустя, сломанными крыльями. Я продолжала падать…
— А-А-А!!!
Я подскочила, крича от страха, да так, что чуть не свалилась с дерева. Спасибо Дитзи, что у неё нашлась верёвка, а то бы я точно грохнулась.
Я в панике огляделась.
Я сидела на дереве, привязанная к стволу, чтобы не упасть во сне. Отсюда открывался замечательный вид на Восточные равнины. Ещё бы там было хоть что-то, на что можно было бы посмотреть, кроме голых камней — вообще красота была бы.
Я выдохнула, откинувшись назад и прислонившись к стволу. Я, конечно, знала, что это был просто сон, ещё до того, как проснуться, но всё равно порядочно испугалась, пока, кувыркаясь через голову, падала навстречу своей гибели.
Я потёрла лицо копытом, но тут же его отдёрнула — оно было ледяным. Только тогда я заметила, что жутко замёрзла. А ещё эта ночёвка на ветке практически уничтожила мою спину. Она в жизни никогда так не болела!
Придя в себя достаточно, чтобы не рухнуть с ветки в тот же миг, как отвяжусь, я осторожно поднялась. Подумав, решила выдвигаться прямо сейчас, даже не завтракая. Позже успею, да и припасы нужно беречь. И снова открывать консервы я не очень хотела. Точнее, даже наоборот — очень не хотела. Вчера я еле-еле решила проблему открытых банок, замотав их скотчем — ещё раз спасибо Дитзи. Но сколько я на это потратила времени, сил, скотча и главное — нервов! Скотч не держался, как надо, банки протекали, в итоге импровизированные крышки расклеивались и отваливались. К тому же они получались одноразовыми. Я выяснила это, нечаянно опрокинув самую, етить её так, первую банку, которую я умудрилась хоть как-то заклеить. Там всё и так еле-еле держалось, а она ещё и упала на какой-то камень, скотч сполз и банка протекла! Если бы я сказала, что в этот момент у меня не сгорела сотня-другая нервных клеток, это была бы наглая ложь. И теперь у меня не было ни малейшего желания повторять эти мучения ещё и сегодня.
Сняв с ближайшей ветки свои сумки, заранее собранные с вечера, я осторожно спустилась с дерева. Умываться не стала: я ещё вчера на своём опыте удостоверилась, что питьевая вода в Пустоши — один из самых ценных ресурсов, и разбазаривать её на всякие пустяки — непозволительно. Я и так вчера довольно жёстко сглупила с этим супом. На него почти литр ушло! Хорошо хоть, я смогла найти относительно недалеко какую-то радиоактивную лужу, где могла помыть посуду, после чего как следует очистила её и себя антирадином.
Не теряя времени даром, я взлетела. Вчера я долго раздумывала над тем, куда мне двигаться дальше. Перелететь Равнины казалось самым удобным вариантом, но я не была уверена, как на это отреагируют гончие. К тому же вчера, рассказывая об Анклаве, Руби обмолвилась, что у гончих тоже есть стрелковое оружие. По-моему, даже энергетическое. Рассуждая таким образом, я решила перенести данный маршрут в категорию «да ну его» и поискать другой. Таковых обнаружилось два: по краю Равнин, в обе стороны отсюда. Налево шёл Сухостой, в конце концов, упираясь в Вечнодикий лес, полный самых разнообразных чудовищ. Маршрут направо отделялся от Восточных равнин каньоном и был относительно спокойной зоной. Мне о нём рассказала одна из охранниц каравана, с которым я ходила. Она говорила, что сама бывала там однажды. Там не было ничего особенно опасного: каньон, как каньон. Правда, иногда там можно было встретить рейдеров и мутантов, но для крылатой кобылки не так уж сложно держаться от них подальше. На ночь, правда, стоит держать некоторую дистанцию от каньона: в темноте он становился не таким спокойным, как при свете дня. Некоторые пони видели в темноте смутные тени, бродящие на той стороне, и слышали странное, глухое рычание. Даже днём пересекать каньон не решался никто, да и сделать это было не так-то просто — там, как и ожидалось, не было ни одного моста, а склоны были очень крутыми. Спуститься туда трудно, и даже если вдруг удастся, то обратно подняться будет ещё сложнее. Крылатым пони вроде меня это только играло на копыто — на другой стороне меня не смогут достать ни бандиты, ни мутанты. А перелететь каньон для меня — секундное дело.
Выбор был очевиден.
Равнина с поразительной скоростью проносилась у меня под ногами. Бескрылым пони потребовались бы почти сутки, чтобы проделать путь, который я преодолела от силы за два часа. Наверное, главной причиной, по которой я двигалась так быстро, было то, мне не приходилось обходить многочисленные ухабы и рытвины, встречающиеся на дороге. Крупные трещины расходились от широкого — метров десять — разлома в земле во всех направлениях. Мне они не мешали, а вот у менее летучих пони вызвали бы некоторые затруднения.
Ещё в самом начале, как только я добралась до каньона, меня несколько удивил тот факт, что он появился здесь приблизительно двести лет назад. Я прекрасно знала, что как раз двести лет назад здесь была равнина, то есть, нечто абсолютно ровное, следовательно, появление вследствие размывания или выветривания почвы можно было отметать сразу. Да и выглядел он, как если бы какая-то неведомая сила расколола землю. Что это была за сила — мне оставалось только гадать, как и большинству жителей Пустоши. Та охранница, которая мне про него рассказывала, например, считала, что виной всему мегазаклинания — якобы, когда бомбы взорвались, это вызвало масштабное землетрясение, в ходе которого каньон и появился. Я знала о мегазаклинаниях не так много (точнее говоря, почти ничего не знала), поэтому не могла сказать, есть в этой теории смысл, или нет. По крайней мере, воды в каньоне не было. Южная Эквестрия вообще была довольно засушливой местностью.
Зато что там было, так это радиация. Убойная доза излучения заставляла мой дозиметр тикать на высоте двадцати метров от дна. Что там творилось, я не знала, да и не очень-то и хотела. Я надеялась только, что если там и есть гули, то они не могут оттуда выбраться. Правда, среди них могли оказаться и пегасы — Дитзи мне рассказала, а потом, видя моё неверие, даже показала, что после превращения в гуля пегасы сохраняют способность летать. От них уже будет оторваться потруднее, чем от каких-нибудь рейдеров. В итоге я решила продолжать играть в «выше ноги от земли» и вести себя максимально тихо — ну мало ли, вдруг чего.
Так тихо и молча я летела довольно долго. За всё это время мне не встретилось ни души. Оно и понятно — караваны здесь ходили очень редко, по причине излишне пересечённой местности, и этим маршрутом в большинстве своём пользовались пони, путешествующие небольшими группами или в одиночку, как я. Повозка здесь на первых же метрах «дороги» встала бы намертво, застряв колесом в какой-нибудь трещине. Обходить каждую из них — тоже приятного мало. Долго получается. Охранница говорила, что их отряд придумал, как решить эту проблему — поставил свои повозки на гусеницы, грубо сделанные из старых покрышек и проводов. Но это был, как она выразилась, «секрет фирмы», и немногим хватило на такое изобретательности. Так что этот маршрут так и остался одним из самых невостребованных в южной Эквестрии, ныне известной под названием центральной Пустоши.
Кстати говоря, почему эта местность вдруг из «южной» превратилась в «центральную»: после того, как пегасы закрыли небо, погода совершенно вышла из-под контроля. Та гроза, в которую мы попали по дороге в Новую Эпллузу? Да это были ещё цветочки. На западе сейчас были дожди двадцать четыре на семь, на востоке — ураганы и пыльные бури. Что касается севера, то там ударили такие морозы, что иногда снег шёл даже летом. Сталлионоград располагался на северо-востоке, так что там было холодно и ветрено. А из-за того, что он находился рядом с одной из самых крупных рек в Эквестрии, в редкие периоды потепления там тут же начинались дожди. Крайне неприятный климат. А в последнее время, там стало ещё холоднее, чем было. Летом температура редко превышала двадцать градусов, а зимой маятник качался на то же значение, но уже в другую сторону. Минус двадцать градусов по Цельсию там было обычным делом. Неудивительно, что туда уже несколько десятилетий не отправлялось почти никого.
Но я, кажется, отвлеклась.
Я летела вперёд, не сворачивая. Как и у всех пегасов, у меня было прекрасно развито чувство направления, так что я бы могла справиться с этой задачей даже с завязанными глазами. От нечего делать, я рассматривала всё, что попадалось мне по пути: необычный камень, похожий издали на огромную жабу, сухое скрюченное дерево, склонившееся над обрывом, одинокого разбитого Спрайт-Бота, лежащего на обочине, стайку небольших разноцветных шариков, летящих мне навстречу… стоп, что?!
Я присмотрелась повнимательнее. Впереди в самом деле весело кружилась стайка небольших шариков, окрашенных в яркие цвета. Они напоминали игрушечных рыбок, которые плавали по стеклянной банке туда-сюда, повинуясь направленному течению нескольких струек воды, то взлетая, то падая. У меня был ночник с такими. Я называла их «Броуновскими рыбками» из-за того, что они носились по случайным, непредсказуемым и переменчивым траекториям.
Вот только здесь были совсем не рыбки. Издалека было не понять, но на самом деле, это были большие, с моё копыто, ярко окрашенные круглые жуки-мутанты. Вблизи они были уже не такими милыми: их яркие тельца неравномерно раздулись и деформировались, хитиновый панцирь в некоторых местах треснул, обнажая болезненного вида опухоли. Несколько рядов острых, похожих на иглы зубов отнюдь не прибавляли им привлекательности.
На самом деле, когда-то это были обычные параспрайты — небольшие, милые, яркие, круглые жучки. Но те, кто знали о них хоть немного, бежали от них, как от огня. И дело вовсе не в их милых круглых глазках, и не в маленьких крылышках. Дело было в том, что они были очень прожорливы, и вдобавок, чрезвычайно плодовиты. Всего один жучок мог за считанные секунды съесть всё съедобное, что только найдётся у вас в доме, после чего менее чем за час произвести больше десятка себе подобных. Плодовитого возраста прелестные паразиты достигали сразу после рождения, исходя из чего, довольно легко можно понять, что их количество росло в геометрической прогрессии. Многие города пропали по этой причине — милые обжоры съедали там всю еду, и пони приходилось уходить, чтобы не погибнуть от голода. Лишь одно средство помогало против них — музыка.
После войны параспрайты, как и большинство других животных, мутировали в то, что я описала несколько выше. Пони стали называть их блотоспрайтами. К величайшему нашему счастью, они размножались не так быстро, как параспрайты, но вот их прожорливость, вошедшая в поговорку, никуда не делась. Изменился только их рацион — теперь они поедали не только готовую еду, но и мясо. В том числе, плоть других живых существ.
Вся стайка внезапно прекратила своё беспорядочное движение, зависла в воздухе, а потом вдруг сразу метнулась ко мне. Я рванула в противоположном направлении. Я уже встречалась с блотоспрайтами раньше — прямо перед тем, как встретить караван, идущий до Новой Эпллузы. Тогда их было всего трое, и всё равно я еле-еле смогла от них оторваться.
— Ай! Ай-ай-ай!!!
Я взвизгнула, когда мне в спину, прямо рядом с левым крылом вонзилось что-то, похожее на жало. Я обернулась и увидела толстую костяную иглу, проткнувшую мою шкурку. Одно из созданий запустило в меня шипом!
И судя по тому, как мучительно болело место, куда он попал, не просто шипом. Сам по себе он был просто куском кости — не толще вязальной спицы. Но рана уже просто огнём горела, а крыло еле-еле двигалось. Неужели эти твари ещё и ядовиты?!
Я смогла пролететь не больше сотни метров, прежде чем уйти на довольно жёсткую вынужденную посадку. Мерзкие жуки, словно этого и ждали, тут же накинулись на меня всей стайкой. Семь раздутых созданий облепили меня со всех сторон. Семь ртов, заполненных острыми, мелкими, но поразительно эффективными зубами, активно заработали, вгрызаясь в мою шкурку. Я почувствовала себя так, словно меня заживо перетирают на тёрке.
Крича от боли и злости, я припечатала первого из них копытом. Со смачным хрустом, хитиновый панцирь существа треснул, и расплющенная тушка вязкой кляксой сползла с меня. Второй последовал за ним. Третий успел отгрызть у меня несколько перьев, прежде чем тоже познакомиться с моим копытом. В целом, существа оказались немного более мерзкой версией комаров. Даже я могла с ними расправиться.
Меньше минуты спустя, я уже снова была одна. Крылатые заразы лежали у моих копыт бездыханными. Одно из созданий всё же успело ещё раз попасть в меня ядовитым шипом. Теперь моё крыло горело в двух местах. К тому же, во многих местах моя шкурка выглядела так, словно по ней как следует прошлись наждачной бумагой, а в нескольких местах паразиты прогрызли её так, что видно было плоть. В целом, если бы не отсутствие запаха, я бы выглядела как очень-очень опрятный гуль. А вот что меня особенно разозлило, так это то, что один из жучков успел-таки сожрать прядь моих волос из гривы. Я не для того столько времени волосы отращивала, чтобы потом какой-то блотоспрайт так вот подло испортил мне причёску!
Но хуже всего было именно крыло. Оно совершенно онемело. Всё-таки эти твари были ядовиты. Ещё и ядовиты.
Я встала и поплелась дальше. Что ни говори, но до Сталлионограда добираться надо. Не могу лететь — пойду. Ничего страшного. Крыло поболит и пройдёт.
Я ошибалась.
Мне потребовалось не так уж много времени, чтобы это понять. Точнее сказать не могу — отсутствие часов и острая, жгущая боль в крыле совершенно размыли моё чувство времени. Крыло не просто не проходило, с каждым шагом оно болело всё хуже и хуже. А потом ещё и начались мучительные судороги. За ними последовало общее недомогание, слабость, головокружение, тошнота. Во рту пересохло, но вода почему-то не могла утолить жажду. На то, чтобы это понять, ушла почти четверть литровой фляги из тех, что я взяла с собой. Я буквально заставляла себя передвигать копыта в нужном направлении.
— Ничего… — пробормотала я, пытаясь себя подбодрить. — Скоро станет лучше… у блотоспрайтов не очень сильный яд…
Моя небольшая «подбадривающая речь» была прервана резким приступом тошноты, заставившим меня заткнуть рот копытом. В любом случае, она всё равно не задалась. По непонятной причине — будь то отравление или жажда — язык едва шевелился, из-за чего вместо утвердительных слов получилось неразборчивое бормотание. Я не думаю, что поняла бы из него хоть что-то, если бы не знала, что именно намерена сказать.
В любом случае, мне должно было скоро стать лучше.
Но «скоро» всё оттягивалось и оттягивалось. Голова шла кругом, меня жутко тошнило, копыта были как ватные. Крыло мучительно болело, и я не была уверена, что смогу подняться в воздух ближайшую неделю. А хуже всего было то, что лечебные зелья совершенно не помогали, и даже наоборот, мне после них, кажется, становилось ещё хуже. И что ещё странно: не заживали так же и те места, где паразиты меня покусали. Прогрызенная шкурка не желала восстанавливаться, а повреждённые сосуды — срастаться, так что моя шёрстка сплошь и рядом была пропитана кровью. След из кровавых капель отмечал мой путь от того самого места, где на меня напали эти заразы.
В конце концов, я добралась до какого-то дерева, села там и стала ждать, пока мне не станет лучше. Вспомнилась откуда-то фраза: «лучше день потерять, а потом за пять минут долететь». По-моему, из какого-то мультфильма, или что-то вроде того… не важно. Но я была полностью согласна: раз уж я всё равно болею, почему бы не сделать небольшой перерыв? Местность спокойная, припасов у меня с собой достаточно…
Я откинулась назад, прислонившись спиной к стволу, и стала ждать, пока крыло не престанет болеть. Чтоб всем этим блотоспрайтам пусто было! Им, и всем прочим мерзопакостям, какие водятся в Пустоши!
Я вздохнула и повернула голову, пытаясь устроиться поудобнее. Может быть, даже вздремнуть пол часика…
Ага, щас. Больное крыло и пересохшее горло совершенно не давали мне расслабиться. Где-то через минуту бесплодных попыток, я открыла глаза.
На расстоянии вытянутого копыта от меня, чуть показываясь с другой стороны ствола, на земле лежало… что-то странное. Вроде бы толстая ветка, но место, где она предположительно крепилась к дереву, была совершенно гладкой, правильной формы. И белая. Разве существуют белые ветки? И почему эта без коры? И ещё, откуда она здесь взялась?
Минутку… а это ветка вообще?
Я приподняла голову, пытаясь заглянуть за ствол дерева.
Рядом со мной, прислонившись спиной к стволу того же дерева, только с другой стороны, сидел…
СКЕЛЕТ?!!!
Несколько мгновений я ошарашенно его рассматривала, совершенно запутавшись в собственных мыслях. Лишь несколько секунд спустя, я осознала происходящее в полной мере.
Рядом. Со мной. Сидел. Скелет.
— А-а-а-а-а-а-а!!!
Я резко подскочила, визжа в голос от страха. Не уверена, как так вышло, но в следующее мгновенье я обнаружила себя сидящей на ветке того же дерева. А вроде бы буквально пять секунд назад еле-еле подняться могла…
Скелет не двигался. Ну, разумеется, он не двигался! Он же, как бы, мёртвый. Совсем. И уже давно.
В этот самый, так сказать, прекрасный момент, меня резко захватило странное чувство… как бы выразиться… некоторой сюрреалистичности происходящего. Нет, ну серьёзно! Просто присесть отдохнуть, и внезапно обнаружить рядом с собой кости пони, который умер давным-давно?! Это уже, знаете-ли, чересчур!!! Моё сознание просто отказывалось это воспринимать!
Где-то в глубине моего сознания Рефлекшен издала презрительный смешок, наблюдая за тем, как я сижу на дереве, перепуганная — смешно сказать! — тем, что осталось от пони, который давно уже умер. Вот что тут опасного, скажите пожалуйста? Чем он может мне навредить? Ничем! А значит, и бояться тоже бессмысленно!
Подумав, я пришла к тому же выводу. Я уже видела кости, и даже целые скелеты раньше — в музее естественной истории, например. Это почти то же самое… за исключением того, что тут нет витрины, чтобы неаккуратные посетители их не трогали. И они лежат тут не по какой-то причине, а просто потому что… не знаю, потому что так исторически сложилось.
Я немного слезла, немного спрыгнула, немного упала с ветки… ну, тот способ, который я использовала, был чем-то средним между этими тремя, поскольку включал в себя элементы всех трёх. Я как-то забыла о всяких там недомоганиях и прочей чепухе, после того, как увидела спокойно сидящий рядом скелет какого-то земного пони… по крайней мере, я думала, что это он, поскольку он явно был выше среднестатистической кобылы (не говоря уже обо мне). Хотя, с этими земными пони попробуй разберись. Да и сложение у всех пони разное… не важно.
Другой вопрос, откуда этот пони мог здесь взяться, и что стало причиной его гибели. К сожалению, об этом кости, отполированные песком и пылью, несомыми ветром Пустошей, поведать не могли.
Возможно, будь на моём месте мама, она бы и смогла что-нибудь выяснить. Она-то превосходно знает всё об организме и его строении, и о скелете в том числе. Да и сами кости её бы нисколько не испугали — она на работе и не такое видела. Я не знаю, как она только решилась стать хирургом… тем более, что в Эквестрии, стране солнца и дружбы, боязнь вида крови была одной из самых распространённых фобий. Мне самой избежать её посчастливилось только из-за собственной неосторожности — я в детстве постоянно разбивала себе колени, царапалась обо всё, обо что только можно было, или резалась чем-нибудь, от кухонных ножей и до бумажных листов (да, я умудрялась порезаться даже бумагой, и более того — делала это на постоянной основе, спасибо тяге к знаниям и в особенности — к книгам).
Мои познания в строении организма ограничивались школьным курсом биологии и тщательным изучением атласа «анатомия пони», взятым из маминого стола. И да — им я тоже порезалась. Не из-за невнимательности — мне просто было интересно, правда ли моя кожа устроена так, как было показано на какой-то картинке. Я была жутко разочарована, когда поняла, что даже если это и так, я этого увидеть всё равно не могла из-за собственной крови, моментально выступившей из пореза. То, что кожа — орган, наиболее насыщенный кровяными капиллярами из всех было написано на следующей странице, которую я ещё не успела прочитать.
Думаю, этот случай превосходно описывает мои отношения с медициной в целом.
Я снова посмотрела на скелет. Не считая позы, он выглядел точь в точь как имитация, которая стояла у нас в кабинете биологии в школе.
Теперь, когда я успокоилась, мне уже не было страшно. Вместо этого мне стало грустно. Возникло такое ощущение, словно я была на кладбище. Хотя, если верить тому, что мне рассказали пони, которых я спрашивала, Пустошь сейчас вся превратилась в один большой могильник.
Я оглянулась вокруг. Нет, на кладбище всё-таки приятнее. Тихо, спокойно, кругом цветы и не нужно бояться, что в любой момент ты можешь остаться здесь навсегда. Но в целом, тут было так же грустно.
Я опустила голову. Странно, с тех пор как я оказалась в Пустоши у меня глаза были на мокром месте. Что было тому виной — мои собственные переживания, из-за того, что весь мой мир в прямом смысле слова сгорел на моих глазах, моя невозможно завышенная по меркам Пустоши эмоциональная чувствительность или просто я была такой плаксой — я не знаю, да и не думаю, что это так уж важно. Но сейчас я уже не плакала. Не то чтобы не хотела — просто не получалось. Было больно, но слёз уже не хватало на всё.
Мне показалось, что я заметила рядом с собой размытую тень. Я повернулась, но там ничего не было.
«- А ты что предлагаешь?» — прошептал у меня в голове голос Рефлекшен. — «Считать, что всё, что случилось во время Войны — и во время и после, — всё это на твоей совести? Что твой провал убил всех, кто тебе дороги? Что Война прошла и Пустошь появилась только из-за тебя?»
— Ой, да конски яблоки… — пробормотала я. — Только этого мне не хватало…
«- Ладно. Считай как тебе угодно. Хочешь винить во всём себя — вини. Пожалуйста, я не вмешиваюсь»
— Я это исправлю, — сказала я твёрдо.
«- Ух ты. И как же?»
— Я… — я остановилась и призналась. — Я не знаю. Но я обязательно найду способ. Любой способ.
Голос Рефлекшен хмыкнул прямо возле моего уха. Я слышала это так отчётливо, что не могла с уверенностью сказать, слышала ли я это на самом деле, или мне просто померещилось.
«- Чтож… это твой выбор. Удачи…»
Шёпот затих постепенно, словно его унесло ветром.
Я вздохнула. Теперь к моему физическому «так себе» состоянию добавилось ещё и душевно-эмоциональное.
Йей…!
«- И ещё, чуть не забыла» — голос Рефлекшен внезапно вернулся «- Тебе не кажется, что орать посреди Пустоши, а потом торчать в том же месте — не такая уж хорошая идея?»
Минуточку… чего, простите?!
Я огляделась — вокруг не было ничего… кроме двух силуэтов пони, идущих в эту сторону?!
Я юркнула обратно за дерево и вжалась спиной в ствол. Не знаю, кто были эти двое, но лучше мне всё-таки не попадаться им на глаза. Надеюсь, они просто проходили мимо…
Или их, в самом деле, привлекли мои крики. Тоже не исключено. Я ведь довольно много кричала и относительно недавно. Когда отбивалась от блотоспрайтов, и сейчас, когда увидела этот скелет…
Я прислушалась и смогла различить голоса. Один из них был явно выше другого, но оба были жеребцовыми. Они о чём-то говорили, но я была слишком далеко, чтобы разобрать, о чём именно.
Я решила не двигаться… пока что. Как только они подойдут достаточно близко, чтобы можно было расслышать слова, я пойму, чего от них ожидать. Может быть, они даже смогут мне помочь? Ну, там, дорогу подскажут, или объяснят, что нужно делать при отравлении ядом блотоспрайтов…
-…точно слышал! — сказал обладатель более высокого голоса. — Тут кто-то визжал.
Более низкий голос что-то пробурчал.
— Я ж говорю — какая-нибудь мелкая… (я не уверена, было ли слово, которое он употребил незнакомым изначально, или я просто его плохо расслышала). Ты ж сам слыхал!
— И с чего это ты взял, что эта мелочь здесь одна? — оба пони приблизились достаточно, чтобы я смогла разобрать реплики второго.
— А ты чё, серьёзно думаешь, такую визглю кто-нить с собой бы взял? Ясен… (что-то там), что эта (что-то ещё) здесь одна!
Тут я поняла, что именно касательно этой парочки меня нервировало: их стиль речи. Насколько я помнила, ни среди караванщиков, ни в Новой Эпллузе почти никто так непонятно не изъяснялся. Только одни пони, из тех, что я встречала здесь, вставляли подобные выражения через слово.
Я осторожно выглянула, и тут же юркнула обратно, однако, благодаря острому пегасьему зрению, успела разглядеть всё, что мне было необходимо.
Их внешний вид только подтвердил мою догадку. Один из новоприбывших был земным пони, другой — единорогом. Оба были ужасно грязными, и даже ещё грязнее. Их одежда — точнее то, что от неё было различимо под густым слоем грязи, крови и ещё невесть чего — представляла собой какие-то тряпки, с кое-как пришитыми к ним пластинами, чтобы это было можно считать чем-то похожим на броню, латанные-перелатанные много раз. Гривы и хвосты у обоих были спутаны до такой степени, что больше напоминали паклю, причём у единорога грива ещё и торчала вверх. И, что самое странное — у обоих «броня» была утыкана какими-то гвоздями или шипами — чем-то в этом роде. В этих участках она была окровавлена особенно сильно.
Я вжалась в дерево, затаив дыхание. Сомнений не осталось: эти двое были рейдерами.
Вспомнив последнюю свою встречу с им подобными, я сглотнула. Если они меня заметят — то, считай всё. Конец истории. Эти меня не пожалеют — сразу пристрелят, без всякой жалости. Меня захлестнула паника, она кричала, что я срочно должна вскочить и броситься бежать со всех ног, но я была более чем уверена, что далеко убежать всё равно не смогу. Тем более что из-за этих проклятых мошек моё крыло не работает должным образом, и улететь я не смогу.
Я сжалась ещё сильнее и замерла, завернувшись в плащ и подобрав гриву и хвост, тихо молясь, чтобы они меня, серую на сером, не заметили.
Я уже могла различить, как мелкие камушки хрустят у них под копытами — так близко они подошли.
— Да я ж говорю — не здесь, — сказал один из них, тот, чей голос был ниже.
— (Что-то там) завали! — огрызнулся второй. — Я ж те говорю — я точно слышал…
— Сам (то же самое) завали! Дальше она!
— Нет, здесь!
Будь я в порядке, я бы уже сто раз успела их услышать и сбежать. Но сейчас я бежать уже не могла, так что оставалось только прятаться, и надеяться, что они не услышат моё сердце, бешено колотящееся в груди. Мне казалось, глухой стук разносится по всей равнине, и его почти невозможно не заметить. На моё счастье, эти двое явно были слишком поглощены своим спором, чтобы обратить внимание на что-либо ещё.
— Заткнись! — рыкнул высокий голос. — Орёшь на всю округу!
— Сам заткнись! Я ж говорю — дальше!
— Да пошёл ты!
— Чё?! Я?!
— Да, ты! Взял, спугнул эту… (я не совсем поняла, о чём речь, но всё равно догадалась, что это не значит ничего хорошего).
— Я?! Да эт ты тут (стоит ли повторять, что я не поняла, что именно имелось в виду?) не затыкаясь!!!
Судя по всему, дело шло к драке. Я мысленно подбадривала обоих, надеясь под шумок убраться отсюда подобру-поздорову. Если бы только моё крыло прошло… да великая Луна, если бы я просто могла быть уверена, что смогу пробежать всего сотню метров и не упасть…
Как говорится, мечтать не вредно.
Тем временем, оба жеребца уже, что называется, перешли на личности. Столько непонятных слов и выражений, которые я мысленно окрестила рейдерской лексикой, я не слышала за всё время, проведённое в Пустоши. Я отчаянно хотела выглянуть ещё раз, надеясь увидеть их оружие — если у них нет ничего огнестрельного, можно попытаться спастись бегством — но в то же время меня бросало в дрожь от одной этой мысли — что если один из них меня заметит, когда я высунусь?
О том, чтобы вступать в бой, я даже не думала. Рейдеров двое, а я одна, вдобавок они взрослые жеребцы, которые уже успели побывать не в одной драке, а у меня даже оружия нормального нет. Мои шансы не то, что на успех, а даже на выживание при таком раскладе исчислялись минусовыми числами. Довольно крупными минусовыми числами.
Оба пони были уже в нескольких шагах от меня. Они подняли такой шум, что не услышать это было бы проблематично даже для глухого. У меня даже уши заложило.
-…такого (ругается) ещё поискать надо!!! — кричал первый высоким голосом. — Вот на (???) я тебя с собой взял, а?
— А я, по-твоему… (???)?! — орал второй. — Ты хоть на себя сперва посмотри, (???)!
Я сидела, боясь шевельнуться, едва осмеливаясь дышать. Кровь глухо стучала в висках, мне казалось, что стоит мне неосторожно вдохнуть — и меня тут же заметят…
— Это ТЫ её упустил!!! — прорычал второй.
— Я?! Я её упустил?! Нет, это ТЫ тут (???) безостановочно!!! Это из-за ТЕБЯ эта (???) свалила!!! И это ТЫ… (???), это ещё чё за (???)?!
Моё сердце особенно гулко стукнуло и замерло где-то в горле.
— Ты, (???), слепой? — поинтересовался второй таким тоном, словно первый спрашивал нечто совершенно очевидное. — Можно подумать, ты кровь первый раз видишь.
— А ты тупой? — поинтересовался первый, в точности повторив тон. — Откуда здесь могла взяться кровь? Свежая? Я ж говорил, что эта (???) была здесь! И ты, придурок, её спугнул!
— Сам придурок! И спугнул тоже сам!
Вот ведь… я ведь совершенно забыла, что блотоспрайты меня не только отравили, но и покусали! Укусы всё ещё кровоточили во многих местах.
У меня не было слов, чтобы описать своё отношение к этим мухам!!! Они действительно подло меня подставили!!! Теперь я мало того, что не могу улететь, я также не могу спрятаться!!!
— Погодь… а эт ещё чё за…?!
Мой плащ резко дёрнули, отчего капюшон слетел у меня с головы.
Я обнаружила себя сидящей на земле прямо перед обоими пони. Они, видимо, были ошарашены не меньше меня самой. Только тогда я поняла, что всё это время они находились на расстоянии вытянутого копыта от меня!
Я опомнилась первой. Крыло всё ещё отказывалось работать (вовремя, нечего сказать!!!), поэтому я завопила и рванула вперёд, совершенно не думая, ведомая одной лишь паникой:
— А-А-А-А-А-А-А!!!
Я влетела прямо в единорога — он был физически меньше и слабее земного пони — и толкнула его изо всех сил, пытаясь таким образом освободить себе путь.
Не тут-то было. Пони даже не пошатнулся. Вместо этого он, похоже, тоже вышел из ступора и схватил меня за оба передних копыта. Я вскрикнула и попыталась вырваться, но он держал меня железной хваткой.
— Попалась! — крикнул он. Я завизжала, вырываясь ещё ожесточённее, но силы были явно неравны. — Я ж говорил, что она была здесь!!!
— Пусти!!! — взвизгнула я. — Пусти меня!!!
Жеребец в ответ откровенно заржал. Не засмеялся — это даже смехом-то назвать язык не поворачивался, а именно заржал, как-то дёргано, жестоко и даже немного безумно. Каким-то непонятным образом мне стало ещё страшнее — хотя казалось, куда уж дальше.
— П…п…помогите… — пролепетала я, после чего уже смогла нормально закричать. — Помогите!!! Помогите кто-нибудь!!! Помоги-и-и-ите!!! — я кричала всё громче, пока, в конце концов, не сорвалась на истерический визг.
БАЦ!
Мой крик оборвался, превратившись в глухой всхлип, когда сзади меня ударили по затылку. Я бы точно упала, если бы единорог не продолжал меня держать.
— Заткнись, — грубо велел второй пони, хотя я и так уже молчала.
— Ты на неё только посмотри… — протянул единорог голосом, от которого у меня перья дыбом встали. — Это ж, откуда такую занесло, а?
Я не ответила, только тряслась как осиновый лист и тихо всхлипывала.
— Небось, городская, — предположил земнопони. — Глянь, какая вся… чистая… — последнее слово он произнёс с презрением, словно считал чистоту каким-то излишеством, или вроде того. Хотя, если учесть, как сам он выглядел… да и пах тоже… если бы я сейчас не была перепугана до полусмерти, мне наверняка бы поплохело — такой дух стоял от этой парочки.
— П…пожалуйста… — всхлипнула я. — Отпустите меня…
Оба рейдера переглянулись и снова заржали. Я только всхлипнула, глотая слёзы.
Единорог разжал копыта, и я рухнула ему под ноги. Я попыталась отползти, но копыто второго пони обрушилось мне на спину, пригвоздив меня к земле.
— Пожалуйста… — снова взмолилась я. — Берите, что хотите, только меня не трогайте… прошу…
Я кое-как умудрилась стянуть со спины сумки и протянула их налётчикам.
— Дура, — фыркнул земной пони, надавив мне на спину ещё сильнее. Мне показалось, что внутри меня что-то уже трещит и вот-вот сломается, я с трудом могла дышать. — Мы ж и так заберём всё, чё захотим.
Я сглотнула. По какой-то причине то, что они не спешили меня убивать, заставляло меня нервничать. Зачем я им нужна? Не похоже, чтобы они были способны на такое чувство, как жалость. Просто издеваются? Играются, как сытые кошки с мышью? Или что?
— А это ещё чё за (???)?! — единорог ткнул копытом прямо мне в больное крыло. Я вскрикнула. — Ну-ка, сними с неё эту тряпку!
Мою накидку сорвали, попутно едва меня ею не задушив, и открыв на всеобщее обозрение мои крылья. Когда оба пони их увидели, повисла немая тишина. По-видимому, ни один из них не знал, что это такое перед ними. Оно и понятно: ведь пегасы покинули Пустошь две сотни лет назад, так что сейчас немногие ещё помнят даже, что они вообще существуют, и уж тем более не помнят, как они выглядят. Возможно, для этих двоих, пони с крыльями казалась каким-то мутантом, или чем-то подобным.
Я отодвинулась, прижавшись ко стволу. Рейдеры несколько секунд продолжали рассматривать меня с огорошенным видом. Потом переглянулись, и на лице единорога появилась жутковатая ухмылка, не сулившая мне ничего хорошего. Земной пони только пробормотал:
— Это вообще чё за (???)?! Эта (а вот это я поняла, но записывать не стану)… она ж… у неё…
— Она крылатая! — закончил его мысль второй пони.
— Тогда чё она не улетела? — спросил жеребец озадаченно, после чего повернулся ко мне. — Ты чё не улетела?
Я в ответ только сглотнула.
— Гордая что ль? — присоединился единорог. — Не хочешь?
Потом его взгляд упал на моё больное крыло, волочащееся по земле, и он снова заржал:
— Да ты не можешь!!!
Пони поднялся на дыбы и припечатал меня копытами к дереву, оказавшись со мной буквально нос к носу:
— И больше никогда не сможешь. А знаешь почему?
Его рог засветился, и я почувствовала, как что-то холодное и острое прикоснулось к моей шее.
— А потому, — продолжал рейдер, продолжая скалиться, — что мы тебе крылья подрежем. Как индюшке.
Я даже сглотнуть не осмелилась — я и так боялась, как бы пони сам меня нечаянно не зарезал. Словно в ответ на мои мысли, лезвие надавило чуть сильнее. Я почувствовала, как по моей шее скатилась горячая капля крови, но не решилась даже пискнуть.
— А может быть, даже совсем отрежем, — кажется, единорог находил эту идею забавной. — Отрежем и на стенку прибьём, для красоты.
Это же они не серьёзно, да? Пожалуйста, скажите, что это такая злая шутка!
— А ты чё думала, самая хитрая что ли? — он подошёл ещё ближе. Зачем он подошёл ещё ближе? Мне и так страшно! Да какое там страшно — я была в панике! В голове почти сирена выла — бежать! Прятаться! Драться! Делать хоть что-нибудь! Только ради Эквестрии, НЕ СТОЯТЬ СТОЛБОМ!!!
Тогда я ударила. Со всей силы заехала обоими задними копытами жеребцу в живот. Тот, видимо, совершенно не ожидал такого поворота событий. Судя по звуку, который он издал, из него выбило дух, он отпустил меня и упал обратно на копыта, кашляя и задыхаясь.
Всё это заняло ничтожные доли секунды. И в те же самые мгновенья, я почувствовала острую боль, когда нож полоснул по моей шее. Кровь тут же хлынула из раны, толчками выливаясь мне на грудь. Мои ноги подкосились, я рухнула на землю. Земля тряслась под моими копытами, в глазах начало темнеть…
Рядом упали мои сумки с лечебными зельями внутри. Так близко… я почти могла дотянуться до них… и в следующий миг, я осознала, что именно почти. От спасения меня отделяли считанные дюймы! Я попыталась подползти к сумкам, но моё тело странно отяжелело, на меня навалилась непонятная сонливость. Голова шла кругом, глаза сами собой закрывались… кажется, я засыпала…
И в глубине души я понимала, что больше не проснусь…
Мир вокруг был таким, каким его можно увидеть спросонья. Да и чувствовала я себя так, словно просыпалась от очень глубокого сна. Сперва я почувствовала что-то холодное и мокрое. Потом появились какие-то звуки. Они были далёкими и глухими, как из бочки, но с каждым мигом становились всё ближе, громче и отчётливей. Кто-то звал меня…
— Пони! Солнечная пони!
Голос звучал слабо, словно доносился издалека. Я поморщилась.
— Солнечная пони! — на этот раз это прозвучало громче и немного ближе.
Я снова поморщилась и недовольно застонала:
— Ммм…
— Поднимайся! — голос не отставал от меня.
Я открыла глаза. Получилось не сразу, но, в конце концов, мне всё же удалось.
Сначала я не видела ровным счётом ничего. Просто сплошной серый фон. Потом на нём начали проявляться какие-то детали: проступило бурое пятно, которое приобрело размытые очертания, которые постепенно становились всё чётче.
Я поморгала — даже рассеянный свет Пустоши казался мне ярким. Я снова всё видела, слышала и чувствовала в мельчайших деталях, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что происходит.
Я лежала на земле… нет, я лежала… в луже? Надо мной склонилась бурая адская гончая. Взгляд её рубинового цвета глаз показался мне несколько обеспокоенным. В лапе она держала какую-то не то бутыль, не то флягу… что-то подобное.
— Очнулась! — радостно сказала она.
Я снова моргнула. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это такая.
— Руби?
Гончая кивнула.
Я осторожно поднялась, потирая копытом затылок. Моя грива была мокрой, хоть выжимай. В моей голове была полнейшая каша, так что я, пытаясь хоть как-то систематизировать свои мысли, задала первый вопрос, который пришёл в голову (и, наверное, самый ожидаемый):
— Это что только что было?
— Руби так полагает, пони упала в обморок, — произнесла гончая серьёзно. — Сначала Руби подумала, что Солнечная пони умерла. Но она ещё дышала.
Я тронула копытом шею — разрез уже затянулся, оставив после себя только засыхающую кровь.
— Я тоже подумала, что умерла, — пробормотала я.
И тут, внезапно, я вспомнила всё, что произошло до того, как я начала умирать. Всё и сразу. Блотоспрайты, нападение, короткая битва, закончившаяся, как я была уверена, моей смертью, и моё странное, необъяснимое спасение — всё смешалось в кучу и разом обрушилось на меня.
Я подскочила, как ужаленная, но мои ноги тут же разъехались, и я хлопнулась обратно на круп. Однако это не помешало мне задать целую гору вопросов за рекордно короткий срок:
— Руби?! Ты?! Что?! Откуда?! Как?! Когда?! Где эти…?! Как их…?! В смысле… ты здесь?! Где рейдеры?! Я жива?! Почему я жива?! Что произошло?! Как…
В этот момент Руби меня заткнула. Буквально. Зажала мой рот тыльной стороной лапы, прерывая мой поток вопросов.
— Прекрати пищать, пони. Пожалуйста. Когда ты так делаешь, Руби кажется, что её уши режут бритвой. Очень больно…
Я копытами отодвинула её лапу от своего рта (что оказалось куда сложнее, чем я ожидала) и сказала:
— Извини. Больше не буду. — После этого я глубоко вдохнула, так же глубоко выдохнула и уже спокойно спросила. — И всё-таки, что тут произошло? Откуда ты взялась, где те рейдеры, и почему я всё ещё жива?
— Руби пришла, потому что услышала крик Солнечной пони. Солнечная пони очень часто попадает в беды, Руби права?
— Даже более чем, — вздохнула я. — А почему ты решила мне помочь?
Гончая посмотрела на меня укоризненно:
— А что, Руби не должна была? Пони выслушала гончую, вместо того, чтобы убивать, пообещала хранить всё о гончих в тайне, попытаться помочь им, чем сможет, да ещё и ужином угостила. Разумеется, гончая решила помочь, когда услышала, что пони попала в беду. Она сожалеет, что смогла прийти так поздно: пришлось идти через Смертельную Границу, а там полно дохлых пони. Даже Руби едва смогла пробиться. Они, кстати, тоже копают. Не так хорошо, как псы, но они любят зарываться в землю и сидеть там. Их почти невозможно заметить, пока они не вылезут и не набросятся.
Это объясняло, почему я не видела их, когда пролетала над Каньоном.
— Когда Руби всё же смогла выбраться, она не сразу нашла пони, — продолжала гончая. — Было слишком тихо. Только потом, когда пони начали ходить, она смогла их услышать. Руби пришлось вылезать из-под земли для драки, чтобы случайно не убить Солнечную пони. Один злой пони пытался драться, другой — бежать. Руби убила обоих. Вон, лежат.
Я обернулась… и тут же пожалела об этом.
Земля была обильно забрызгана кровью. Тела налётчиков лежали неподвижно. Вокруг них крови было особенно много — целые лужи. Единорог лежал чуть ближе, на его груди виднелись три глубоких раны. По-моему сквозных. Неподалёку лежал земной пони… точнее, его половина. Передняя.
Я поспешно отвернулась, прежде, чем успела бы разглядеть ещё какие-нибудь подробности. Кажется, мне стало нехорошо.
Заметка: на самом деле, я боюсь крови. Просто не в степени: «А-а-а! Это кровь!» (обморок), а только в больших объёмах. Хотя, вероятно, мне поплохело не конкретно от вида крови, а от всей картины в целом.
И если я продолжу об этом думать, меня точно стошнит.
Я поспешно перевела разговор на другую тему:
— А что случилось дальше? Я имею в виду, после того, как я… ну… почти умерла?
— Руби разобралась с теми пони, и только тогда заметила, что Солнечная пони лежит и не двигается. И вся в крови. Руби дала ей лечебные зелья.
— Все? — испугалась я.
— Нет, конечно! — фыркнула гончая. — Пони правда думает, что Руби не знает, как правильно пользоваться лечебными зельями?
Я смутилась:
— Ну… я просто думала, что это понятие, которое подходит под ваше определение «понячьи штуки», о которых большинство гончих знают очень мало…
— Пони ошибалась. У псов тоже есть лечебные зелья. Да, они не такие, как зелья пони, но работают примерно так же. Их пьют — они лечат. Если не лечат — значит тот, кто пьёт, умер. Всё. Солнечную пони лечило — значит, она была жива. Потом гончая начала поднимать пони. Стучала, кричала, водой обливала. Солнечная пони очень сильно упала в обморок.
— И не говори, — согласилась я. Потом помолчала немного и добавила. — Спасибо. Я теперь твоя должница…
Руби моргнула:
— Чего?
— Я говорю, я перед тобой в долгу, — повторила я. — Так у нас обычно обозначают благодарность до гроба.
— Загоняют в долги?
— Нет! Я имею в виду, я теперь тоже должна что-то для тебя сделать, чтобы тебя отблагодарить.
— Правда? И что же?
— Что пожелаешь.
Гончая задумалась:
— А ещё раз чем-нибудь угостить Руби солнечная пони может?
— Я же сказала — что пожелаешь! Ты мне, как бы, жизнь спасла!
— Тогда пускай как-нибудь прилетит и принесёт что-нибудь. И лучше всего с мясом!
Какое незамысловатое пожелание…
— Как прикажете, повелительница! — я изобразила дурашливый поклон. — Отныне ваше желание для меня — закон!
Руби ошарашенно моргнула.
— Да ладно, — я встала обратно. — Это я так, дурачусь.
— У пони так принято?
— Не у всех. Только у друзей.
— У друзей? — Руби почесала в затылке. — Странно думать о пони, как о друге. Пони и псы были злейшими врагами много лет… кстати, о пони: почему Солнечная пони не улетела, когда попала в беду? Она же крылатая.
Я вздохнула и раскрыла крылья. Больное тоже развернулось, но не поднялось, как положено, а просто осталось висеть на уровне моей груди. Причём нормально держалась в горизонтальном положении только сама конечность, а перья бессильно обвисли, почти касаясь земли.
— Состояние у меня какое-то… нелётное, — грустно хмыкнула я. — Отравили меня. Какие-то блотоспрайты по дороге повстречались. Один и цапнул прямо в крыло.
— Блотоспрайты? — переспросила Руби. — Ты про злючных мух?
— Не знаю, как их вы там называете. Большие такие жуки. Кусачие, крайне мерзкие, и, вдобавок ещё и ядовитые… это ещё что?
Руби протянула мне какой-то пузырёк.
— Пей. Это поможет. Понячье противоядие. На этикетке написано было.
— Гончие умеют читать по-понийски? — удивилась я, прежде чем опустошить пузырёк. Фу, какое горькое… но ничего. Главное что помогает.
— Умеют. Видимо, злые пони знали про злючных мух больше, чем Солнечная пони.
— Откуда пони эти только могли здесь взяться вообще, хотела бы я знать? — проворчала я. Как говорится, «коротко о моём везении»…
— Руби думает, злые пони пришли с той части равнины, — гончая указала когтем. — Там их жилища. Старые повозки. Три или четыре штуки, Руби точно не знает… а что пони так смотрит? — Руби только сейчас заметила, что я смотрю на неё с раскрытым ртом, пока на моём лице играла целая палитра разнообразных эмоций.
Я некоторое время продолжала стоять с открытым ртом, вперив в гончую взгляд, после чего спросила (возможно, чуть громче, чем это было необходимо):
— И ты только сейчас это сказала?!
— Да. А что? Пони ничего не спрашивала.
Я моргнула, после чего шмякнулась на круп и стукнула себя по лбу копытом. Посидев так ещё немного, я глубоко вздохнула, так же глубоко выдохнула и спокойно произнесла:
— Если ли на этих равнинах ещё что-то, что мне следует знать, чтобы выбраться с них живой?
— А пони что, ничего не знает о равнинах?
Меня так и подначивало дать саркастичный ответ, но я сдержалась и ограничилась кислым:
— Нет.
— Тогда что пони тут делает? Зачем пони приходить в место, о котором она ничего не знает?
— Я, собственно, изначально на эти равнины и не собиралась. Я собиралась пролететь через них, чтобы добраться до другого места.
— До старого понячьего города?
— Ну, да. До Сталлионограда. Он расположен на самой границе с этими землями. Я пыталась узнать об этой местности что-нибудь, но пони о ней знают очень мало. Всё, что мне удалось выяснить — это то, что с самих равнин, где вы живёте, после наступления ночи живым не возвращался ещё никто. И ещё то, что здесь — возле каньона, то есть, — самый безопасный путь в Сталлионоград. И всё.
— Ну… Руби не может сказать, что что-то из этого неправда. Пони по ночам в самом деле не возвращались: ночью наверх выходили гончие. И этот путь в самом деле самый безопасный… по сравнению с остальными. Но здесь есть много всяких плохих вещей. Злые пони — это ещё не самое страшное, что здесь можно встретить. Далеко не самое страшное…
Гончая замолчала, словно захваченная какими-то своими не слишком приятными воспоминаниями. Я подождала около минуты, прежде чем напомнить:
— И что же тогда такое то «страшное», которое здесь водится?
— А? — гончая вздрогнула и повернулась ко мне, возвращаясь в реальность. — А… пони хочет узнать об угрозах, что обитают здесь?
— Да, и даже очень.
— Ну, тогда путь слушает. В этих землях водится множество разных тварей, одни других гаже. Большинство из них водится и в других местах: например, радо-свиньи, или как их там вы, пони, называете…
— Радсвины, — кивнула я. — Этих знаем.
— Ещё здесь есть такие же крокодилы, мухи, летучие мыши, кроты-крысы, тараканы, дождевые черви… много разных. Червяки особенно противные. Рушат пещеры псов. Стоит какому-нибудь червю через них проползти — и всё. Вся пещера обваливается.
— А эти черви что, такие большие?
— Огромные. С поезд размером. — Руби задумалась и добавила. — По крайней мере, так говорил отец Руби. Он видел понячьи поезда. Руби не видела.
Моя челюсть отвисла, когда я начала делать некоторые арифметические вычисления.
— И сколько же в них вагонов? — спросила я. Потом спохватилась и поправилась. — Ой, то есть, метров?
— Руби же сказала: она не знает. Но одного червя всей стае хватает на две недели…
— Погоди, — перебила я. — Вы этих червяков что, едите?!
— А что так удивляет пони? Под землёй не так много пищи. Гончим приходится есть то, что они имеют. И не такие уж эти черви плохие. Особенно, если как следует их проварить с пещерными грибами. Даже пони бы понравилось… если бы она захотела попробовать. Но она не захочет.
— Пони по природе вегетарианцы, — сказала я. — Я не понимаю, как кому-то вообще пришла в голову идея есть плоть других живых существ! Это же… просто… фу…
— Никакое не фу! Вот капуста — это действительно фу.
— А ты что, когда-то пробовала капусту?
— Нет. Но это не мешает Руби испытывать к ней отвращение.
— А я тогда буду на тех же основаниях испытывать отвращение к мясу. Вот и будем мы такие рядышком сидеть и говорить «фу».
— А это ещё зачем?
— Просто выражение пони, — махнула копытом я. — Так, что ты там говорила про опасности Равнин? Вроде, что-то про мутантов?
— Про мутантов уже всё сказала. А ещё злые пони. Злых пони мало. Они в основном сидят возле своего жилища и далеко оттуда не уходят. Ещё, конечно, гончие — стая Руби, или, как их ещё называют, стая белого клыка, и другая стая — стая чёрного пятна. Они откололись от стаи клыка, и ушли на северо-восток, к старому понячьему городу. Что с ними стало — Руби не знает. А ещё есть Ужасы, — при этих словах Руби понизила голос. — Они похожи на пони… отдалённо. Их очень мало, и это великое спасение для всех. Даже для гончих. Они очень страшные… и на них нельзя смотреть. Любой, кто на них посмотрит, тут же столбенеет, и не может двигаться.
Мои уши прижались к голове:
— А откуда они вообще взялись? — так же тихо спросила я.
— Солнечная пони помнит рассказ Руби о том, как появились гончие? Про понячью отраву? — Я кивнула. — Ужасы тоже появились из-за неё. Только они произошли от самих пони. Пони вляпались в отраву и стали такими же страшными и опасными, как гончие, и даже ещё хуже. Руби их не видела, и слышала очень мало, так что почти ничего не знает. Но они действительно страшные.
— И они водятся здесь…?
— Нет. Они иногда приходят сюда, и тогда всё живое в панике бежит прочь. Но это бывает очень редко. Главное — держаться подальше от Дыры. Там они живут.
— От какой ещё дыры?
— Ну, большой дыры! Пони скинули туда свою отраву, которая пришла в негодность.
— В негодность? Разве это не токсичные отходы?
— Отец гончей говорил, что пони использовали эту дрянь. И путь пони не спрашивает как — Руби всё равно не знает.
Так, становится всё интереснее и интереснее.
— Это всё?
— А пони что, мало того, что есть?
Я помотала головой:
— Нет! Просто спросила на всякий случай.
— Это в самом деле всё. Солнечной пони придётся быть очень осторожной, чтобы выбраться отсюда целой и невредимой.
— Насчёт «невредимой» уже облом, — грустно хмыкнула я, потирая порез на шее. Он уже совсем прошёл, только сильно чесался.
— Тогда целой и живой.
Не сказать, чтобы эта поправка привнесла так уж много оптимизма…
И тут мне в голову пришла ИДЕЯ!!!
— Слушай, Руби, — сказала я. — А ты сейчас никуда не торопишься?
— Кажется, никуда. А что?
— Просто подумала… не могла бы ты меня немного… ну… проводить? По крайней мере, пока мы не минуем тех рейдеров?
Руби задумалась. Я молча ждала, надеясь, что её ответ будет положительным. В свете последних событий мне уже совсем не хотелось продолжать этот путь одной.
Наконец, гончая заговорила:
— Руби… не знает. С одной стороны, солнечная пони уже не враг, и Руби могла бы помочь. Но с другой… солнечная пони больше не враг только для Руби. Для остальных гончих она в первую очередь пони. И ещё, отец Руби может начать за неё беспокоиться. А это уже плохо — если он пойдёт за Руби и увидит её вместе с пони… — гончая поёжилась. — Ух… Руби не хочется об этом даже думать… и даже если кто-то другой увидит, а потом расскажет это отцу Руби, это уже плохо кончится и для неё, и для солнечной пони.
— Да, я как-то не подумала…
— Но если подумать, — продолжала Руби, — то другие гончие здесь бывают крайне редко. Особенно днём. Возможно, в самом деле, не случится ничего страшного, если Руби пойдёт с пони.
— Класс! — Я вскочила, но мои колени тут же подогнулись, а голова пошла кругом. — Ой…
— Солнечной пони сейчас следовало бы себя поберечь, — сказала Руби серьёзно. — Она отравлена и вдобавок потеряла много крови. Равнины — не лучшее место для того, чтобы болеть.
— Согласна. Но не могу же я оставаться здесь? Выберусь отсюда — тогда и отдохну нормально.
Сейчас, когда адреналин пошёл на спад, я поняла, что в самом деле чувствую себя крайне неважно. Возможно, Руби была права, и мне сейчас следовало лежать и не вставать, как подобает больному. Но я понимала, что Сталлионоград не придёт к Санни, так что у Санни не оставалось другого выхода, кроме как самой идти к Сталлионограду. Оставаться здесь — значит погибнуть. А мне сейчас погибать нельзя. Эквестрия сама себя не спасёт…
— Великая Луна, за что мне всё это? — пробормотала я. — Сперва блотоспрайты, теперь ещё это… и это именно в тот момент, когда мне нужно действовать быстро!
Я снова поднялась — на этот раз осторожно — и двинулась вперёд. Ладно, как двинулась — поплелась. Ну, я хотя бы двигалась. Это ведь главное, верно?
Руби немного постояла, после чего двинулась рядом. Я была этому искренне рада: в конце концов, пусть у меня сейчас дела и идут неважно, я хотя бы больше не одна. Теперь у меня появился весьма хороший шанс увидеть завтра.
Если я смогла пережить даже такой неприятный день как этот, то смогу сделать это снова. А это значит, что я, возможно, смогу дотянуть до своего возвращения в Эквестрию. Правда, там меня ждёт не менее сложная задача — остановить то, что я должна остановить и предотвратить само появление Пустоши. Но, как я уже не раз говорила, будем разбираться с проблемами по мере их появления. Вернусь в Эквестрию — значит, останусь жива, а остальное уже дело десятое. Там мне хотя бы не придётся ежедневно бороться за свою бедную, такую ещё маленькую жизнь.
Хотела бы я оказаться здесь уже после того, как я всё исправила. Но, к сожалению, это относится к разряду вещей, над которыми мы не властны. Вещей, которые просто есть.
Я глубоко вдохнула и тихо запела:
— Пускай этот мир не похож на то,
Чего ожидала я…
Никто не подумал бы, что ждёт
Нас двести лет спустя.
Да, этот мир суров и жесток,
И мне его не понять,
Но иногда нам просто не
Нам не дано выбирать.
Не дано выбирать…
Незаметно для себя я начинала петь громче и громче.
— Но я всё ещё жива!
Сердце стучит в моей груди!
И пока могу дышать,
Я не сойду с пути!
Пусть будет тяжело,
Это готова я принять!
И что бы ни случилось,
Путь буду продолжать!
По мере воодушевления я пела всё громче, и уже пела в полный голос, бодро шагая вперёд, будто это не меня чуть больше пяти минут назад отравили и почти убили. Я больше не чувствовала ни боли, ни слабости, ни головокружения. Только ритм песни и слова, приходящие откуда-то из глубин моей души.
— Да, здесь многое может ранить,
Сбиться легко с пути,
Но светоч надежды поможет мне
Путь до конца пройти!
Пустоши боль мне не страшна,
Смерти я не боюсь.
За моих близких! Моих Родных!
За Эквестрию!
Ведь я всё ещё жива!
Сердце стучит в моей груди!
И пока могу дышать,
Я не сойду с пути!
Пусть будет тяжело,
Это готова я принять!
И что бы ни случилось,
Путь буду продолжа-а-а-ать!
На финальных строках припева я поднялась на задние копыта, раскинув передние в стороны, и тянула гласную, пока хватило воздуха. Потом я опустилась обратно и уже тихо закончила:
— Я буду продолжать…
Закончив песню, я снова вздохнула. Мне стало немного лучше, как эмоционально, так и физически. Возможно, я поступила глупо, начав петь прямо посреди Равнин, но я уже нашумела здесь раньше, так что вся округа всё равно уже была оповещена о моём присутствии, и рядом со мной была адская гончая. И видят Сёстры, я действительно в этом нуждалась. Возможно, ещё с того самого момента, как я попала в Пустошь.
Минутку… а где Руби?
— Руби? — я обернулась и увидела гончую, сидящую неподалёку с крайне ошарашенным видом.
— А. Вот ты где…
Руби не ответила, глядя на меня, наверное, с таким же лицом, какое было у меня, когда она рассказала о том, что тут рядом, оказывается, есть рейдерский лагерь. Что-то среднее между «ЧЕГО?!» и «Мамочки, во что я только вляпалась…».
— Что? — спросила я.
— Пони… пела, — произнесла гончая с таким видом, словно это было чем-то аномальным.
— Ну, да. Я понимаю. Глупо шуметь в таком опасном месте… но я просто не смогла найти времени получше. И не знаю, когда бы мне представится ещё такой шанс. И представится ли вообще. В общем, вот так вот. Извини…
Руби некоторое время продолжала сидеть с раскрытой пастью, после чего повторила:
— Пони пела…
— Да. Вообще-то, пони довольно часто поют… я имею в виду, там, откуда я родом. Не знаю, как с песнями здесь. Наверное, так же плохо, как со всем остальным. Но вообще, пение — это весьма обыденное явление.
— Но… как же тогда свет? И музыка?
Я моргнула:
— Свет? Музыка? Где?
— Просто… Руби видела своими глазами! Пони начала петь, а потом появился свет! Прямо с неба! И начала играть музыка! И солнечная пони начала сиять!
— Правда? — удивилась я.
— Руби сама видела!
— Но если это так, то получается… это была не просто песня. Это было что-то большее… я такое видела всего несколько раз за свою жизнь…
— Пони видела такое раньше? И она знает, что это такое?
— Да. Это случается иногда. Пони начинает петь, а потом из ниоткуда появляется свет, музыка… иногда даже другие пони начинают подпевать, и вся улица внезапно превращается в дружный хор. Я тоже как-то в такой попала. Просто летела в школу, как вдруг несколько пони начали петь прямо на улице. Это была радостная песня про дружбу до конца времён. А потом я внезапно осознала, что я знаю и слова и мотив! И я начала тоже петь, вместе с ними. И с каждой секундой, всё больше пони присоединялось к хору. Вся улица пела несколько минут, пока песня не кончилась. Это было действительно весело!
— Это была такая известная песня?
— Нет. Я думаю, те пони её сочинили прямо на ходу.
— Тогда как…
— Да я сама без понятия! Я просто пела, и всё! И сейчас тоже, кстати говоря. Я же эту песню не готовила! Она просто появилась, а я её просто спела.
— Но… КАК?!
— Не знаю. Многие думают, что это какая-то магия, или вроде того. Я лично в магию не так уж сильно верю, но другого объяснения пока что никто не нашёл. И свет с музыкой тоже объясняют той же магией. Но одно точно: они появляются не просто так. Это бывает только в самые важные моменты. Либо если поёт очень важная пони — принцесса, например. Видимо, эта песня была действительно важной для меня, раз уж тут такое началось… — я задумалась и произнесла. — Возможно, тут дело в чувствах… чем сильнее чувства, тем ярче они проявляются. Как песня, которая появляется из ниоткуда…
— А свет и музыка?
— Ой, да что ты к ним прицепилась? Можешь просто сказать: «понячьи штуки» и всё. Для многих пони это абсолютно нормально. Просто прими это, ладно? Я же не спрашиваю, как ты умудрилась дать мне лечебное зелье, не порезав пузырёк своими когтями, которые режут почти что угодно.
— Руби просто была аккуратной.
— Всё равно непонятно, но ладно. Допустим. В общем, я не знаю, что это за песенная магия, как она работает и почему она решила сработать прямо сейчас. Это относится к разряду вещей, которые просто есть.
— А?
— Ну, что-то, на что мы не в силах повлиять. Как физика, например. У неё есть свои законы, бороться с которыми бессмысленно. Это просто существует. Живи теперь с этим.
Руби, видимо, совершенно запуталась. В конце концов, она всё же кивнула:
— Ладно. Руби всё равно не сможет это понять, раз уж даже сама солнечная пони не может.
Я улыбнулась:
— Спасибо. Ну, так что, пошли? Мне кажется, эта песня меня ещё и подлечила… по крайней мере, теперь я могу нормально ходить. — Я раскрыла крылья. Второе тоже раскрылось! Правда, я пока что ещё не могла рисковать его использовать, но это всё равно было просто замечательно. Двигается — значит заживает, как говорила моя мама. Главное — не напрягать первое время, чтобы быстрее зажило полностью.
— Песни пони ещё и лечат?! — изумилась Руби.
— Ну… возможно. А может быть, это противоядие помогло. Но положительные эмоции точно лечат. Песня вообще очень классная вещь, это точно. Так, пошли?
Я двинулась вперёд. Не так бодро, как если бы была совсем здоровой, но всё равно с приемлемой скоростью. Крайне изумлённая гончая последовала за мной.
— У Руби вопрос, — сказала она через некоторое время.
— Задавай!
— Солнечная пони может рассказать больше о своём народе? Просто у Руби создаётся такое впечатление, что гончие на самом деле почти ничего не знают о пони.
Я улыбнулась:
— Чтож, это будет долгая история. А что ещё может скрасить долгую дорогу, если не долгая история?
Я откашлялась и начала с тем характерным тоном, которым обычно начинают все долгие истории:
— Давным-давно, в волшебной стране Эквестрии…
Заметка: Новый уровень!
Новая способность: Тише мыши. Вы считаете, что если проблемы нельзя избежать, от неё лучше всего спрятаться. Ваша излюбленная методика — сидеть тише воды, ниже травы. В режиме скрытности вы издаёте ещё меньше шума, отчего вашим врагам становится труднее вас найти. Противники теряют 20% шанса на успех вашего обнаружения.