Опасный роман лебедей

Глава 41

Гослинг начал подниматься из глубин дремотного царства. Ему было тепло, и он лежал в мягкой постели. Рядом с ним была мама, он чувствовал ее большое, теплое, мягкое тело, а между его передними ногами лежал его лучший друг. Сонная улыбка расплылась по его мордочке, когда он прижал к себе мягкую игрушку.

Но что-то было не так в идеальном мире Гослинга. В его голове пронеслись воспоминания о взрослой жизни, о том, как он влюбился, как ему было больно, как ему разбили сердце. Его лучшая подруга потеряла свою набивку и давно исчезла. На поверхность всплыло свежее воспоминание — ужасное воспоминание о том, как уносили маленького окровавленного жеребенка.

Дернувшись всем телом, Гослинг заставил себя открыть глаза. Он посмотрел вниз и убедился, что держит в объятиях вельветовую принцессу. Она была меньше, чем он помнил, а может, и больше — в таком состоянии трудно было сообразить. Он моргнул, чувствуя себя растерянным, озадаченным, но почему-то обрадованным, увидев свою любимую игрушку. Она была новенькая, белая, и у нее все еще была грива. Глазами служили блестящие розовые бусинки. Он несколько раз моргнул, пытаясь понять, что она здесь делает.

Рядом с ним была не мама, а Селестия. Все вокруг казалось странным. Он держал в ногах маленькую плюшку аликорна. Он смущенно хмыкнул и поднял голову. Воспоминания о жеребячьем детстве были еще свежи в его памяти. Он помнил каждую деталь, все было таким ярким, но больше всего он помнил каждое обещание. Он любил ее тогда и любил сейчас. По его щекам разлилось приятное тепло, когда в голове заиграли приятные воспоминания.

— Как? — спросил он маленького плюшевого аликорна, обнимая его.

— Я подумала, что тебе будет очень занимательно снова увидеть своего старого друга.

Подняв голову, Гослинг увидел Луну. Она стояла возле балконной двери и смотрела на него, улыбаясь. Миллион вопросов переполняли его разум, все они рвались в рот, чтобы быть произнесенными, и он начал беспокоиться о Скайфайр. Переполненный страхами, он начал бояться, но какая-то странная сила переполнила его, и он почувствовал, что успокаивается. Он снова заскулил, но не смог вымолвить ни слова, так как сказать было нечего.

— У тебя есть вопросы, это нормально, а у меня есть ответы. — Луна глубоко вздохнула и прочистила горло. — Со Скайфайр все в порядке. Она выздоравливает, и ей ничего не грозит. Она родила жеребенка, земного пони, и хотя он совсем крошечный, ожидается, что с ним все будет в порядке.

Услышав слова Луны, Гослинг испустил вздох облегчения.

— У Кейденс случился всплеск, — начала Луна негромким голосом, — она попыталась использовать исцеляющую магию, питаясь своей эмпатией и способностью черпать силы в любви. С ней все в порядке, но она выведена из строя на несколько дней. Похоже, мы потеряли еще одного аликорна. Сначала моя сестра, а теперь Кейденс. У нас осталась самая необычная ситуация — принц Блюблад остался за главного. Как забавно. Я надеюсь, что он вернет публичные казни или хотя бы колодки.

Нуждаясь в утешении, Гослинг прижал плюшевую Селестию к сердцу и прижался носом к ее макушке. Он чувствовал, как жесткий рог прижимается к его носу, а мягкая, немного пушистая пряжа, из которой была сделана ее грива, не давала ему покоя.

— Что касается меня, то я здесь, чтобы выяснить, что с тобой случилось. Врачи были в недоумении, но я смогла догадаться. Для этого потребовались мои обширные познания в магии.

Оторвавшись от своего пушистого друга, Гослинг заметил, что Луна выглядит собранной и внимательной. Не похоже, чтобы она страдала от своих обычных ошибок, возвращаясь к старой доброй речи. Он видел на ее лице беспокойство, озабоченность. И что-то еще, но он не мог понять, что именно.

— Всплеск Кейденс и ее целительная магия вышли из-под контроля, — негромко сказала Луна, приступая к объяснениям. — Судя по тому, что я смогла от нее узнать, она сосредоточилась на том, чтобы остановить кровь Скайфайр. Но она потеряла контроль. У нее было слишком много сил. Все присутствующие пони — врачи, медсестры, ты — попали под ее влияние. Одному из врачей больше не нужны очки, чтобы видеть. Кровотечение у Скайфайр значительно замедлилось, но ее все равно пришлось зашивать.

— А я? — Голос Гослинга странно звучал в его собственных ушах. Он был гораздо менее хриплым.

— Поистине, ты любопытный пони. — Глаза Луны сузились. — Магия Кейденс зацепилась за тебя. Ведь именно из тебя она черпала свою силу. Твоя любовь. Твоя преданность. Ее магия вернулась к источнику, и возвышение едва не началось, причем совершенно случайно. Если бы Кейденс не сожгла себя, у тебя бы сейчас был рог. Магия возвышения сочла тебя достойным. Она исцелила тебя, пытаясь устранить нанесенный ущерб, и попыталась переделать тебя. Алхимические соединения в твоем организме, болеутоляющие средства — она увидела их как яд и вывела их, или попыталась это сделать, когда пыталась возродить тебя. — Луна моргнула и сделала шаг ближе к кровати. — Рана на плече закрылась, но не полностью. Я уверена, что ты заметил, что к тебе вернулся голос. Ты исцелился не полностью, но восстановление было значительным. Были и другие побочные эффекты, которые, я уверена, ты скоро заметишь.

— Как ты узнала о ней? — спросил Гослинг, глядя на плюшевую принцессу, примостившуюся в его передних ногах.

— Я уже несколько часов нахожусь в твоем сознании, пытаясь понять, что произошло, и проверить, все ли с тобой в порядке, — ответила Луна. Она сделала еще один шаг к кровати, ее глаза сузились, а уши наклонились вперед. — Ты стал очень любопытным маленьким пони, Гослинг. Я была удивлена, с какой легкостью я проникла в твой разум. А еще больше я удивилась, обнаружив, что у тебя есть связь с солнцем и луной.

— Да… Я заметил… Я могу определить, когда солнце вот-вот взойдет или наступит ночь… Сейчас до рассвета осталось около двух часов. — Гослинг нахмурил брови. — Откуда я это знаю?

— Любовь — странная и многогранная штука. — Суровое лицо Луны расплылось в улыбке. — Кейденс говорит, что когда двое пони по-настоящему любят друг друга, это особая любовь, они становятся единым целым. Она и Шайнинг Армор разделяют странную связь, которую я сама изучала… Они видят общие сны, Гослинг, и хотя я пока не понимаю, как это работает, я убеждена, что связь существует.

Перевернувшись на спину, Гослинг повернул голову и посмотрел на Селестию, которая дремала рядом с ним. Одно ухо подергивалось при каждом ее вздохе. Он любил ее. Она была большой версией его любимой жеребячьей игрушки. Он любил ее тогда и любит сейчас. Необычное чувство охватило его, когда он наблюдал за ее дыханием. Его тело зашевелилось под одеялами, и он почувствовал, как его крылья подрагивают на боках. Живот не болел, нигде не саднило, мышцы не казались напряженными.

— Твоя преданность и верность игрушке осталась с тобой, Гослинг, похороненная в твоем подсознании. Эта крошечная искра зажглась в тебе в юном возрасте и осталась с тобой, росла вместе с тобой, развивалась вместе с тобой, и ты делал все возможное, чтобы сдержать свои обещания. Клятвы и обещания — это особая форма магии, Гослинг, и странные вещи могут происходить, когда пони дает клятву и подкрепляет ее горячей преданностью. Не всю магию можно понять.

— Я хочу увидеть Скайфайр, — сказал Гослинг, снова переворачиваясь на бок и перебирая ногами, чтобы можно было встать с кровати. Он извивался, проскальзывая между матрасом и одеялами. Он положил свою плюшевую принцессу на подушку, свесил ноги через край кровати, а затем встал на копыта.

Он слегка покачнулся и почувствовал головокружение. Причиной головокружения были не только уши: он изумленно моргнул. Пол был слишком далеко. Он пошатнулся, но прежде чем он успел упасть, Луна подхватила его.

— Я же говорила, что ты изменился, — прошептала Луна. — Иди медленно. Не спеши привыкать к своему новому телу. Ты совсем другой, Гослинг.

Посмотрев вниз, Гослинг испугался, насколько он стал высок. Он был больше, выше, полнее, как будто вырос во сне. Он поднял глаза на Луну и обнаружил, что находится почти на уровне ее глаз. Его рот открылся, но слов не последовало.

— Магия возвышения сочла тебя достойным, Гослинг, — негромко произнесла Луна, делая шаг ближе. — Она пыталась возродить тебя. Воссоздать тебя. Она очистила химические вещества в твоей крови. Она пыталась исправить твои проблемы с ушами. Она почти исправила твое дыхание. И она многое сделала для восстановления твоего тела, ослабленного недоеданием. Теперь ты почти такой, каким должен был быть.

Гослинг расправил крылья — теперь они были длиннее, лучше сформированы, и он чувствовал зуд от роста множества новых перьев. На крыльях росли новые перья. Они стали тяжелее, и он расправил их, любуясь ими. Моргнув, он повернул голову и посмотрел на Луну. Он был выше, намного выше, и, хотя он все еще не был таким большим, как Луна, теперь он был по крайней мере таким же большим, если не больше, чем многие из его товарищей. Его ноги все еще оставались стройными, но стали длиннее и полнее. Его слегка покачивало, но от шока или головокружения, он не мог сказать.

— Моя сестра будет очень удивлена. — Луна расправила крыло, потянулась и коснулась того места, где Гослингу наложили семь швов. Рана уже почти исчезла, осталась лишь небольшая ранка.

Повернув голову, Гослинг уставился на то место, где Луна прикасалась к нему. Он не понимал, как такое возможно, и был слишком ошеломлен, чтобы задавать вопросы. Он взял себя в копыта, встряхнулся, а затем удивил Луну, поцеловав ее в щеку.

— Спасибо, — сказал он ей, отстраняясь. — Мне нужно работать. Интересно, проснулась ли Скайфайр? — Повернув голову, Гослинг посмотрел на плюшевую Селестию. Протянув крыло, он поднял игрушку и прижал ее под крылом, надежно прижимая к телу.

— Она проснулась. — Луна встала напротив Гослинга. — Я не уверена в своих чувствах по отношению к тебе и к ней. Они сложны и противоречивы. Возможно, мы с тобой поговорим позже, когда будет время.

— Возможно. — Гослинг вежливо склонил голову перед Луной. Затем, по своей прихоти, он снова поцеловал ее, на этот раз в губы. Он подался вперед и вложил в поцелуй немного эмоций. Этот поцелуй удивил Луну, и когда он отстранился, то увидел в ее глазах растерянность и шок. Ему было приятно видеть ее в таком состоянии.

— Ты слишком смел, — сказала Луна, отступая назад. Она поджала губы и посмотрела на Гослинга сузившимися глазами, в которых плескалось множество эмоций.

— Мы еще поговорим об этом, я уверен. — Придерживая под крылом свою принцессу, Гослинг пустился в путь осторожной рысью. Он все еще чувствовал легкое головокружение, но волны тошноты отсутствовали. Он решил, что справится. — Я должен стать принцем.

— Если ты еще хоть раз позволишь себе вольности с моим телом, то не проживешь достаточно долго, чтобы надеть корону, — сказала Луна, когда Гослинг направился к двери. Она подняла переднюю ногу, затем потерла губы и морду. — Ишь ты, какой распутник-прохвост! — Щеки Луны приобрели отчетливый пурпурно-розовый оттенок, и она зарычала сквозь стиснутые зубы, когда Гослинг удалился, и ее дыхание вырывалось с громким фырканьем.

— Лестью ты добьешься всего, — ответил Гослинг взволнованной и покрасневшей кобыле, удаляясь рысью.

Когда Гослинг приблизился, он увидел, что дверь открыта. Скайфайр находился в другой комнате, более комфортной и хорошей. Медсестра упомянула, что она больше не находится под наблюдением для самоубийц, и это успокоило его. Когда он приблизился, то услышал тихие голоса. Он остановился, ожидая вне поля зрения, и прислушался. Он услышал голоса матери и Скайфайр.

Осторожно двигаясь, он подкрался поближе, не зная, что чувствует в данный момент, но затем решил действовать прямо. Он просунул голову в дверь и огляделся. Его мать сидела в кресле рядом с кроватью Скайфайр. Она выглядела усталой, изможденной, но в то же время счастливой. Скайфайр лежала в постели, укрывшись одеялом, и откинувшись на спину. В ее передних ногах лежал завернутый в одеяло сверток. Обе они смотрели на него.

— Гослинг, — сказали они обе вместе.

— Во плоти, — ответил он с ухмылкой. По какой-то причине он чувствовал себя великолепно. Он протиснулся в дверь и шагнул внутрь. Он подошел к кровати, низко опустив голову, и заметил, что мать и Скайфайр смотрят на него широко раскрытыми глазами.

— Такой высокий, — вздохнула его мать, — что с тобой сделала магия принцессы Кейденс?

— Сейчас это неважно, — ответил Гослинг. Он слегка приподнял голову, наклонил ее набок и посмотрел на завернутый в одеяло сверток, который держала в передних ногах Скайфайр. Придерживая Принцессу Селестию, он распростер крыло и с большой осторожностью опустил мягкую игрушку на кровать рядом со Скайфайр. Он услышал вздох матери.

— Ему нужен пример для подражания… Его мать — та еще штучка. Если принцесса Селестия будет рядом, чтобы присматривать за ним, это поможет ему не сбиться с пути. Мне это помогло. — Гослинг высоко поднял голову и встал во весь рост. Он глубоко вздохнул, и его грудь, ставшая еще больше, расширилась.

— Гослинг, я хочу оставить его… Я хочу поступить правильно… Я буду служить… — Скайфайр посмотрела вниз на крошечного жеребенка, которого держала на копытах. — Я так люблю его… Мне все равно, имеет ли к этому отношение магия Кейденс, но сейчас я чувствую такую любовь… А может, и нет, и это просто чувства матери… Но я хочу поступить правильно. Мы с твоей мамой поговорили.

— Я рад это слышать, — сказал Гослинг. Он удивился тому, насколько глубже стал его голос. Он несколько раз моргнул, потом протянул крыло и коснулся плюшевой принцессы. Он смотрел на нее, вспоминая приятные воспоминания, а потом его глаза встретились с глазами Скайфайр.

— Мне очень жаль, Гослинг, правда жаль. — Скайфайр подняла на Гослинга умоляющие глаза. — Мой разум изменился. Я не знаю, что со мной случилось. После заклинания принцессы Кейденс я уже не та, что прежде.

— Как я уже сказал, один год службы, а потом поговорим. Я приду на его день рождения. Я принесу торт. И мы с тобой поговорим. — Гослинг склонил голову и сделал шаг назад.

— Ты сделаешь это для него? — спросила Скайфайр, когда ее глаза наполнились слезами.

— Я бы сделал это для вас обоих, — ответил Гослинг. Он тоже чувствовал себя по-другому. Он задавался вопросом, что с ним сделала магия Кейденс. Ему было очень трудно сердиться на Скайфайр. Он обнаружил, что не хочет злиться на Скайфайр. Лучше простить. Он приостановился, обдумывая свои мысли, а затем снова сделал шаг вперед. Осторожно опустив голову, он прижался носом к новорожденному жеребенку, которого держала Скайфайр.

— С днем рождения, — прошептал он в одно крошечное бархатное ушко, которое дернулось от его губ.

Улыбаясь, он поднял голову, еще раз на мгновение заглянул в глаза Скайфайр, а затем поднял голову, когда Скайфайр лежала и всхлипывала, прижимая к себе жеребенка. Он снова отошел, а затем повернулся, чтобы посмотреть на свою мать. Она тоже плакала, вытирая нос о переднюю ногу.

— Пойду возьму себе завтрак. Я умираю с голоду. И это будет не дробленая пшеница. — Гослинг фыркнул и покачал головой. — Я лучше съем картонную коробку, в которой она поставляется. Это отвратительная штука.

— Я бы хотела пойти с тобой, Гослинг, но я дала обещание, — сказала Слит своему сыну, плача. Она захрипела, захныкала, а потом закашлялась. — Я пообещала, что помогу ей справиться с этим, и я это сделаю. — Слит закрыла глаза, ее тело дрожало, а потом она добавила: — Я бы хотела, чтобы кто-то из пони был рядом со мной… Это тяжело, Гослинг, и я знаю, что это сложно, и я не могу уйти.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал Гослинг своей матери. — Просто делай то, что делаешь. Мне кажется, я смирился с этим, но Скайфайр еще целый год будет ждать, прежде чем я соглашусь выслушать ее извинения.

— Госси, ты ужасен. — Слит, все еще плача, улыбнулась сыну слабой, дрожащей улыбкой.

— Мне нужно идти… Я умираю здесь от голода. Ты не представляешь, как во мне пусто… Мы поговорим позже, Ма, я обещаю. Ты не должна ждать целый год.

— Убирайся отсюда, Госси, и не разговаривай как хулиган! — Слит пренебрежительно махнула сыну копытом.

— О, и прежде чем я уйду, — обратился Гослинг к Скайфайр, — добро пожаловать в гвардию, рядовой Флэш^[1]. Привыкай к шуткам, которые ты будешь слышать из-за своего имени, потому что они будут нескончаемыми.

И с этими словами Гослинг удалился. Он выскользнул за дверь и, идя по коридору в поисках завтрака, насвистывал какую-то заводную песенку.