Принцесса Селестия разоблачает лженауку

Большой лекционный зал Мейнхетенского Университета был почти полон, хотя стоял жаркий день в середине лета и студенты давно отправились на каникулы. Впрочем, не студенты расположились в этот раз на скамьях, а взрослые, доверяющие научным авторитетам пони. Ведь сегодня в университете должно было состояться публичное выступление известного по всей Эквестрии историка профессора Люсида Паттерна, автора популярных книг и революционной концепции эквестрийской истории.

До начала лекции оставалась всего пара минут, но самого лектора нигде не было видно. Только два единорога колдовали в разных частях зала над оборудованием, уверяясь, что ничего не испортилось со вчерашнего дня. У кафедры путался в проводах звуковик-самоучка, из тех, кто вечно перегружает усилители на концертах студенческой самодеятельности, а позади последнего ряда настраивал проектор профессорский ассистент.

Сам же профессор, пожилой земной пони, находился в каморке со стороны кафедры, называемой по какому-то недоразумению кабинетом. Учебники, журналы, тетради и горы всякой отчётности занимали большую часть свободного места, размещаясь, в шкафах, на столах и даже на одном из двух стульев. Второй же стул был предоставлен самому высокому гостю, как и соответствующий ему стол. На этом столе, заботливо освобождённом от всех лишних бумаг, разместилась толста папка с текстом лекции и туалетные принадлежности, которые Люсид Паттерн предусмотрительно брал с собой во все путешествия.

Подняв со стола расчёску, жеребец только раз провёл ей по редеющей гриве и выронил от испуга, когда, грохоча дверью, в кабинет ворвался его ассистент.

 — Там… там… в зале… — только и смог сказать единорог, тяжело дыша от пробежки и от волнения.

 — Что такое, Лейер? – спросил профессор демонстративно спокойным тоном, – Выступление отменяется? Мы горим?

Земной пони встал со стула и медленно поднял свою расчёску. Затем он прислушался, проверяя догадку о пожаре, и не услышал не то что криков, но даже гомона, обычно сопровождавшего ожидание его выступлений. В зале стояла полная, ничем не нарушаемая тишина.

 — Принцесса Селестия, – прошептал Лейер, наконец, отдышавшись, – Принцесса Селестия пришла к вам на лекцию!

В глазах единорога читался ужас, который профессор понимал лишь отчасти.

 — И что? Ты думаешь, она отправит меня в изгнание? Заточит в темницу? Заточит в темницу и изгнании? — Земной пони презрительно фыркнул, — Если бы она хотела мне навредить, натравила бы Образовательную Ассоциацию.

 – Но…

 — Не бойся, принцесса никогда не делает ничего сама. Пойдём, мы уже опаздываем на… тридцать секунд.

Единорог кивнул и поплёлся обратно в зал. Профессор последовал за ним, предварительно с кряхтением поправив галстук. Он был уверен, что лекции ничего не угрожало или, по крайней мере, был уверен в своей уверенности. Официальная наука верно служила принцессе многие десятилетия и даже века, и сама она, согласно результатам исследований, была очень заинтересована в переписывании истории. Авторитета Селестии как политика и свидетеля описываемых шарлатанами событий было достаточно для уничтожения Паттерна и всей его школы, и всё же факты были упрямы. Принцесса всегда действовала посредством кого-нибудь из окружающих её подхалимов, а её попытки предпринять что-то самостоятельно всегда оканчивались грандиозным провалом.

Люсид Паттерн неспешно подошёл к кафедре и положил на неё папку с текстом своей лекции. Откашлявшись и заодно проверив таким образом микрофон, он оглядел зал. Принцесса Селестия действительно была здесь, по центру в третьем ряду, прямо напротив кафедры. Лицо аликорна украшала лёгкая доброжелательная улыбка, такая же, как на любой из её фотографий в газетах. Пони вокруг то и дело оглядывались на неё, а невезучая кобыла позади принцессы тянула голову в попытках рассмотреть что-то из-за её спины.

Паттерн не был уверен, стоит ли приветствовать правительницу Эквестрии отдельно и после секундных раздумий решил, что появление её в качестве рядового слушателя совершенно того не требует. Открыв папку и придавив копытом непослушные страницы, профессор начал говорить:

 — Дорогие друзья! Я очень рад, что у вас нашлось время посетить эту лекцию. Знание истории своей страны имеет огромное значение для всех нас, ведь только на основании прошлого мы можем что-либо предпринимать для своего будущего. Значение истории и моих трудов в частности тем более велико, что в современной исторической науке Эквестрии господствует заблуждение, развеять которое мне представилось возможным почти случайно… — Жеребец обвёл взглядом зал, останавливаясь на случайных пони, — Дело в том, что по образованию я не историк. Я астроном. И именно с этой точки зрения история заинтересовала меня поначалу. Современные астрономы способны с помощью математического моделирования предсказывать движение небесных тел, например, комет и потоков метеоров, на многие годы вперёд. Таким же образом, подумалось мне, можно просчитать астрономические события в прошлое и затем сверить полученный результат с тем, что описывают различные исторические источники.

Ещё один взгляд в зал, случайный выбор слушателя. Селестия! Профессор дёрнулся, спешно отводя глаза от неё подальше, и продолжил, надеясь, что никто ничего не заметил.

 — Я решил начать с малого и рассмотреть первые с конца пятьсот лет эквестрийской истории. Обнаруживая в каком-либо источнике упоминание астрономического события, я возвращался в будущее и отслеживал по астрономическим циклам, должно ли было наблюдаться нечто подобное в этот период. Не буду утомлять вас выкладками и приведу лучше наглядный пример. Ассистент, прошу… — Паттерн сделал паузу, дожидаясь пока проектор покажет первый слайд, и изо всех сил старался не посмотреть опять на Селестию, — Здесь вы видите карту звёздного неба, соответствующую тысяча двадцатому году от основания Эквестрии… по общепринятому летосчислению. Она составлена астрономом Блю Клаудом и отражает его наблюдения за кометой, путь которой обозначен пунктирной линией. А схема справа от неё показывает расчётный пусть кометы в течение последних трёхсот лет и, как видите, в тысяча двадцатом году она действительно проходила достаточно близко к планете и именно под тем углом, который описан у Блю Клауда. Ту же комету наблюдал, например, граф Локед Чест в своём путешествии по стране, о чём он упомянул в письмах и мемуарах. Однако…

Паттерн остановился посреди предложения и сделал глоток из стакана, услужливо поставленного на кафедру кем-то из институтских. Его взгляд снова остановился на принцессе, хотя разоблачение ещё даже не началось. Аликорн притягивала к себе мысли как солнце притягивает планету, и чем дольше жеребец смотрел на неё, тем хуже ему становилось. «Это какой-то детский инстинкт аликорнопоклонничества», — подумал Паттерн, переворачивая страницу, — «Я не должен ему поддаваться… но всё-таки, что она замышляет?»

— …затем начались расхождения. Астрономические события следующих пяти веков могли отстоять от заявленных историками дат на пятьдесят, сто, а иногда двести лет! Наконец, отойдя на тысячу лет от современности, то есть достигнув периода до изгнания Найтмер Мун, я обнаружил нечто невероятное, — Широким жестом профессор указал на экран, где высветились две карты звёздного неба, — На этих картах вы можете наблюдать созвездие Ориона, не сохраняющее ни позиции, ни пропорций, и к тому же находящееся в совершенно разном окружении. Карты датированы соседними годами – сто девяносто вторым и сто девяносто третьим от основания Эквестрии, но согласно моим расчётам, такая разница во взаимном расположение звёзд на самом деле соответствует промежутку в тысячи лет. Если верить хронистам, причиной тому послужило магическое явление, в котором все они обвиняют Дискорда – духа раздора и хаоса, правившего Эквестрией некоторое время до принцесс Селестии и Луны. Если же верить астрономам, и я имею в виду настоящих астрономов, полагающих небесные тела вещественными, столь быстрое перемещение колоссальных масс решительно невозможно. Попытки же привлечь магию в естественную науку приведут лишь к тому, что теория станет нефальсифицируемой или, говоря проще, недоказуемой. И отсюда следует только один вывод: необходимо пересмотреть решительно все исторические источники старше тысячи лет.

В этот момент профессор Паттерн впервые осмелился взглянуть на правительницу Эквестрии. Быть может, всей правды об истории она не знала, ведь тогда раскрыть фальсификации было бы намного труднее, но вот о действительном устройстве небесной механики аликорн должна была знать точно. Однако, принцесса Селестия никогда ничего об этом не говорила, как будто бесконечные споры учёных служили для неё развлечением. Профессор ожидал от неё надменной ухмылки обладателя тайного знания, но Селестия сохраняла всё то же доброжелательное выражение и только переводила взгляд между экраном и кафедрой. Её спокойствие начинало выводить жеребца из себя.

 — Признаюсь, это открытие поразило меня до глубины души, — Продолжил Паттерн, сердито перевернув страницу своих записей, — Я хотел дать историкам новый инструмент и даже не думал о том, что обнаружу необходимость отказаться от всех устоявшихся исторических концепций и заложу основание новой научной школы. После обнаружения несостоятельности «тысячелетних» карт звёздного неба мой научный интерес всецело обратился к истории, и я приступил к перепроверке источников с помощью всех доступных современным учёным способов. И вновь, чем больше сил и времени я этому посвящал, тем более поразительны были мои открытия. Взгляните.

Изображение на экране вновь сменилось, и вместо карты ночного неба там появился портрет худощавой скуластой кобылы нежно-розового цвета, одетой в широкополую шляпу, кюлоты и некий неопределённый предмет одежды с воротником-гогерой и короткими рукавами с буфами.

 — Перед вами портрет, на котором, по заверению автора и общепризнанному среди историков мнению изображён основатель Эквестрии канцлер Пудингхед. Оставим споры о поле канцлера и уделим лучше внимание его одежде. Что на этом портрете, что на других дошедших до нас, она совершенно не соответствует найденной в предположительно родных землях праэквестрийских земных пони — на территории современного Гриффонстоуна. Зато она очень близка к той, которую носили в период написания популярнейшей пьесы о Дне Согревающего Очага, — Профессор сделал ещё одну паузу, жестом приказывая ассистенту сменить слайд, и вместо канцлера на экране появились двое других земных пони, — Слева изображён не кто иной как Хэй Вуд, автор упомянутой пьесы, живший с шестьсот девяносто пятого по семьсот семьдесят третий годы. Обратите внимание, его костюм почти такой, же как у Пудингхеда. А справа вы видите реконструкцию аристократа земных пони с территории современного Гриффонстоуна, от которых по мнению наших историков произошли эквестрийцы. Как вы можете видеть, вместо сложного кроя богатые одежды в этой культуре выделялись вышивкой с золотой нитью и драгоценными камнями. К тому же времени относится доспех рядового Пэнси, спутника командующего Урагана, — Паттерн указал на следующий слайд, где красовался пегас-пикинёр в кирасе и морионе, — И меховая мантия принцессы Платины.

Слушатели разглядывали портреты и крепко задумывались об озвученных заключениях, насколько мог судить профессор со своего места за кафедрой. Только Селестия продолжала смотреть ему прямо в глаза, лишь на мгновение отведя взгляд на экран.

Паттерн знал, что принцесса официально одобрила сценарий Хэя, а может вовсе написала его сама, прикрываясь чужим именем из политически мотивированной скромности. И вот, спустя пять сотен лет она восседала здесь, в третьем ряду прямо напротив кафедры, и ни капельки не менялась в лице во время разоблачения своих многочисленных манипуляций.

Земной пони вновь поднял стакан и сделал несколько глотков сразу, готовясь прикончить миф об основании Эквестрии. Всё это время он неотрывно смотрел на принцессу и чуть не подавился, когда осознал этот факт. Непоколебимость Селестии всерьёз его беспокоила, и ещё сильнее беспокоило само беспокойство. «Я не должен уделять ей столько внимания», — напомнил Паттерн себе, — «Так я покажу, что считаю её авторитетом в вопросах истории, а это неправда. Надо не смотреть на неё и не дать никому понять, что я не смотрю».

Профессор в последний раз посмотрел на принцессу, изо всех сил стараясь вернуться к привычной манере оглядывать зал, сверился с текстом лекции и продолжил рассказ:

 — К тому же, вызывают много вопросов события этой истории в том варианте, который пропагандируется официальной наукой. Во-первых, каким образом, даже с поправкой на магически высокую производительность, одна нация земных пони обеспечивала едой себя и ещё две других нации – пегасов и единорогов? Вряд ли эти два государства отказались бы от собственного сельского хозяйства и добровольно согласились зависеть от воли чужого правителя в области элементарного обеспечения себя едой. Скорее наоборот, это земные пони утратили бы независимость, не обладая никакими ресурсами для защиты себя, сравнимыми по силе с магией и полётом. Во-вторых, почему население сразу трёх государств, ведущее оседлый образ жизни, то есть имеющее постоянные поселения и непривычное к длительным переходам, одновременно, но при этом совершенно независимо переселилось на одну и ту же территорию, да ещё и на другой стороне океана? Конечно, земные пони уже тогда были способны его пересечь, но речь об отдельных храбрых исследователях, а не грандиозном исходе с участием жеребят и кобыл. Наконец, ни один из предводителей этого так называемого исхода не являлся в своём государстве верховным лидером. Канцлер Пудингхед, насколько нам известно, никогда не имел титула выше графского, и должность его предполагала службу при дворе монарха; статус командующего Урагана до сих пор находится под вопросом, и подобное звание не упоминается нигде за пределами событий Дня Согревающего Очага; принцесса Платина же не могла править своим королевством по той очевидной причине, что в таком случае должна была быть королевой.

Профессор Паттерн торжествовал. Он ощущал себя на вершине академического успеха. Его вопросы сыпались на общеизвестный миф об основании Эквестрии и крошили его, как удары кирки крошат камень. Совсем скоро он покажет всем пони в зале драгоценные камни правды, спрятанные под уродливой оболочкой этого валуна, и ожидание этого момента уже виднелось на лицах слушателей. Некоторые наклонились вперёд в нетерпении, другие хмурились и скрещивали копыта. Наконец, в третьем ряду по центру, прямо напротив кафедры, возвышалась над всеми присутствующими принцесса Селестия, продолжавшая смотреть в сторону кафедры с доброжелательной мягкой улыбкой.

Земной пони перевёл взгляд наверх, туда, где нервно переминался с ноги на ногу его ассистент. Лейер прекрасно знал, какой слайд должен быть следующим и какие слова ему соответствуют. Произносить эти слова сейчас было весьма рискованно, но у профессора уже созрел в голове план. Он дважды покрутил копытом в воздухе, намекая, что один слайд следует пропустить, и, несколько раз кивнув, единорог у проектора послушался.

 — Итак, — произнёс земной пони, с громким стуком прижимая непослушную страницу своих записей, — очевидно, что в общепринятой интерпретации событий, подаривших нам День Согревающего Очага, существует множество нестыковок. Более того, имеет место масштабная и изощрённая фальсификация, способная обмануть любые методы кроме самых современных. И после…

Профессор осёкся, заметив недоумение на лицах некоторых пони в зале. Все они смотрели на экран, где проектор показывал… выдержки из «Журнала Дружбы» — тот самый слайд, который он приказал пропустить. «Ну, Лейер, не видать тебе диплома как своих ушей», — подумал профессор, — «Такой трус и паникёр в науке ничего не добьётся».

Теперь пытаться что-то скрывать было уже поздно, и оставалось только надеяться, что прямая атака на авторитет принцессы не заставит пони встать на её защиту. Паттерн ещё раз приложился к стакану воды и отметил, что её там осталось катастрофически мало.

 — …после прочтения «Журнала Дружбы», автобиографической книги за авторством Твайлайт Спаркл, мои сомнения в достоверности исторических источников были развеяны окончательно. Принцесса Твайлайт, ссылаясь на принцессу Селестию, утверждает, что король Сомбра был заточён во льдах на тысячу лет и принцесса Луна принимала в этом непосредственное участие. Но, как нам всем известно, Кристальная Империя и король Сомбра вернулись из заточения после Найтмер Мун, изгнанной также, как всем присутствующим известно, на тысячу лет.

Кто-то в зале удивлённо ахнул, и пожилой земнопони перевёл дух. Затем он посмотрел в зал, ясно чувствуя колотящееся в груди сердце, и увидел, как всё больше слушателей начинали оглядываться на принцессу. Как будто они пытались без слов выпросить у неё комментарий, и вопросы их останавливал только страх недостаточно вежливо обратиться. А принцесса по-прежнему доброжелательно смотрела в сторону кафедры с неизменной загадочно-мудрой улыбкой, как будто не замечая, что происходит вокруг.

«Чего она добивается?» — Подумал жеребец, — «Хочет разжалобить меня, чтобы я перестал её позорить? Или пытается пристыдить? Может быть, высмеять?»

Всё больше пони решали просто следовать примеру принцессы, будто бы терпеливо ожидавшей чего-то. Паттерн решил не обращать на это внимания, перевернул страницу и продолжил:

 — Подробнее об этом я рассказываю в новом издании моей книги, получить которое можно в подарок за благотворительный взнос в пользу эквестрийской науки в размере от пятидесяти бит. Пожертвования принимаются у главного входа института. Сейчас же давайте вернёмся к событиям отдалённого прошлого.

Профессор оглядел зал, невольно задерживая взгляд на принцессе Селестии. Аликорн наблюдала за ним, не меняя позы и выражения лица. Она не дрогнула ни разу за всё время лекции, несмотря на все факты и все обвинения против неё, несмотря на всё внимание публики. Её актёрское мастерство было на высоте, но Паттерн был не из тех, кто сдаётся легко. Лекция должна продолжаться, и не важно, какое мнение о ней выражает принцесса Селестия.

 — После стольких слов об ошибочности всех популярных концепций истории у вас, конечно же, возникли вопросы. Что происходило на самом деле? Правда ли канцлер, командир и принцесса существовали? Что ж, я готов ответить на них, хотя мой труд в этой области, безусловно, далёк от завершения. Итак, в простейшей интерпретации события, называемые основанием Эквестрии, имели место, но, как я уже говорил, на пятьсот лет позже, чем принято считать. Это подтверждает, напомню, совершенно анахроничная одежда всех основателей.

На экране вновь появились основатели Эквестрии и их спутники. Пока пони в зале разглядывали изображение, профессор Паттерн разглядывал принцессу Селестию. Аликорн была вдвое выше него, но усилием воображения профессор заставил принцессу казаться маленькой. Маленькой, маленькой неудачницей, которая ничего не может сделать самостоятельно. Принцесса уменьшилась… отдалилась… затем приблизилась… и Паттерн опёрся на кафедру, осознав, что у него кружится голова.

А принцесса, тем временем, оставалась невозмутимой, как будто обстоятельное повествование, обвиняющее её в грандиозной фальсификации – мимолётная сплетня, лживость которой уже известна всем пони в Эквестрии. Это демонстративное пренебрежение было попросту унизительно, но профессор, допивая выданную ему воду, напомнил себе сохранять лицо: «Не поддавайся толпе. Ты учёный, на твоей стороне факты и логика».

 — Кроме того, так называемый исход является вымыслом, — произнёс Паттерн, возвращая стакан на кафедру, — как и три монорасовые нации, от которых происходит эквестрийский народ. В действительности всё происходило в пределах территории современной Эквестрии и в рамках одного государства, распавшегося и затем переформированного. За неимением доступа к собственному названию этого предэквестрийского единого государства я называю его «Предэквестрия». Его существованием, кризисом и распадом объясняется то, что ни один из расовых лидеров не был главой государства: все они в действительности боролись за превосходство своей расы в Предэквестрии. Командир Ураган был всего лишь лидером мятежных пегасов, а на сторону мятежников-земнопони перешёл канцлер Пудингхед. Что же касается принцессы Платины, возглавляющей партию единорогов-консерваторов, то это легко объясняется падением официальной власти. Принцесса – всё, что осталась от правящей династии единорогов, истреблённой мятежниками в ходе восстания.

Ещё одна пауза, взгляд на Селестию, на случайного пони, снова на Селестию. Аликорн оставалась спокойной и доброжелательной, а остальные напрягали свои маленькие умы в отчаянных попытках это интерпретировать. Мнение принцессы будто бы полностью заменило их собственное, став главным мерилом истинности любой информации. Профессор ещё раз оглядел зал, пытаясь найти хоть кого-нибудь, не поддавшегося чарам правительницы Эквестрии, но поиски были тщетны. «Где я допустил ошибку?» – Подумал он, обращая взгляд к пустому уже стакану, – «Скорее всего, это дневник так настроил всех против меня… стоп, почему я так долго молчу?»

Вскинув голову, профессор Паттерн ещё раз посмотрел в зал. Похоже было, что заминка не оказала существенного эффекта. Конечно, никого больше не волновал лично он, всем было дело только до принцессы Селестии. Паттерн сердито глянул на своего ассистента и взмахом копыта приказал сменить слайд. Как только на экране появилась карта Эквестрии, он снова заговорил:

– Ещё одно несомненное доказательство существования Предэквестрии – такие образования как Кристальная Империя, Сомнамбула и Мачжи-го. Все они считались частью Эквестрии уже в момент основания, при этом будучи значительно старше её. Если изначальное население Эквестрии было всего лишь горсткой переселенцев, ослабленных, к тому же, долгой зимой и миграцией через океан, они не смогли бы подчинить такие огромные территории в течение тех десятилетий, которые прошли до появления принцесс-аликорнов. Да, именно десятилетий: согласно официальной истории жители Сомнамбулы, Мачжи-го и территории далеко на юго-востоке от Канетрлота, известной как Сенные Болота, входили в число соратников Старсвирла Бородатого – группу, называемую Столпами Эквестрии.

На этот раз профессор не посмотрел сразу в зал. Его взгляд остановился на опустевшем стакане, направляемый желанием не столько пить, сколько отвлечься от мыслей о надвигающемся провале. «После стольких лет, после книг, после стольких удачных лекций! Стоило только явиться принцессе, и всё разваливается».

Жеребец быстро переводил взгляд с одно пони на другого, не замечая смятения на своём лице, и в конце концов остановился на аликорне. Принцесса Селестия околдовала всех пони в аудитории, и пытаться взывать к их собственным умам было бессмысленно. Бравада и гнев профессора испарялись, сгорали как метеор в атмосфере. Единственной надеждой теперь было смутить принцессу, заставить её хоть как-то отреагировать на рассказ о настоящей истории. Но Паттерн не рассчитывал на такое.

Сверившись с записями, профессор обнаружил, что до конца лекции оставалось не так уж много. Все основные разоблачения были пройдены, а смысла рассказывать о действительности нет если никто не верит, что она именно такова. Жеребец печально вздохнул и поднял голову, приготовившись говорить.

 – Однако, пытаясь найти информацию о Предэквестрии, я столкнулся с практически полным отсутствием материальных свидетельств о чём-либо, располагавшемся в её центральных регионах. Пробелы такого масштаба невозможно объяснить упадком, соответствующим основанию Эквестрии, и более поздними фальсификациями.

Произнося слово «фальсификации», профессор ещё раз посмотрел на принцессу Селестию. Её лицо не дрогнуло, как, впрочем, и следовало ожидать. Но пускай даже так, почему? Почему она оставалась доброжелательной несмотря ни на что?

Это была настоящая научная загадка. Мысли Паттерна закружились вокруг Селестии как комета вокруг звезды, всё-таки пойманные несмотря на выданное самому себе предупреждение. Это не могла быть всего лишь игра. Даже тысячелетний аликорн не выдержал бы такого шквала свидетельств против себя, да ещё будучи в центре внимания. А Селестии, насколько мог судить Паттерн, было намного меньше тысячи лет.

 – В сущности, всё, что имеется в распоряжении науки – это история тех самых государств, вошедших в Эквестрию сразу после её образования и расположенных на её дальних окраинах. И эта история на удивление сходна несмотря на всю территориальную отдалённость. И Кристальная Империя, и Мачжи-го, и Сомнамбула позиционируют себя как великие, гордые государства, контролировавшие огромные территории, светочи цивилизации в окружении варварства. Всё это, разумеется, нисколько не соответствует современной действительности и достоверно известному прошлому.

Впервые за долгие годы Люсид Паттерн заметил, что озадачен. Он почти никогда не сомневался в результатах своей работы с тех пор, как взялся за историю. Именно так ему досталось его высокое положение, его слава и уважение учеников. Но сейчас…

Перед ним, в третьем ряду прямо напротив кафедры восседала никто иная как принцесса Селестия. Принцесса, которую Паттерн считал способной организовать масштабный подлог, стереть или скрыть большую часть истории страны. С таким могуществом ей не стоило труда отправить Паттерна в темницу в изгнании, но она позволяла ему продавать книги и ездить по всей стране с выступлениями. Неужели она настолько была уверена в своих доводах?

Да, она была уверена. И была в этом неправа. Ведь Люсид Паттерн и его революционная теория уже снискали успех по всей стране, и принцессе потребовалось явиться лично чтобы вновь склонить обывателей на свою сторону…

Но ведь она была неумехой, чьи попытки предпринять что-то самостоятельно проваливались снова и снова. Найтмер Мун, Дискорд, вторжение роя чейнджлингов… за Селестию всегда работал кто-то другой. Но сейчас она сидела здесь как будто её репутацию не втоптали в грязь и смотрела на кафедру как будто перед ней был не враг, а обыкновенный маленький пони. Как будто профессор Паттерн нуждался в защите и наставлении, как будто… он был неправ?

 – Кроме того, обратите внимание на сходства в архитектуре всех трёх стран, – с напором произнёс жеребец, вырвав себя из размышлений, – В них всех присутствует явно выраженный пирамидальный мотив, как, кстати, и в строениях Теночтитланской долины, датированных тем же периодом. Это доказывает, что между населением стран были контакты, но явная независимость и индивидуальность их культур, единые для всех претензии на господство показывают, что всё так просто и однозначно. Дело в том, что в действительности история Эквестрии и населяющих её пони-народов мифологизирована куда больше, чем кажется изначально.

Паттерн снова потянулся к стакану, поднял его и подержал дном вверх, извлекая последние капли воды. Он не сразу заметил даже, что забыл отдать сигнал смены слайда, и Лейер сам показал изображения нужных зданий, ориентируясь на слова профессора. Всё, что волновало сейчас пожилого жеребца – загадка принцессы Селестии.

Профессор вспоминал всех прислужников принцессы, которые пытались на него нападать. Они строчили свои опровержения одно за другим, и Паттерн в какой-то момент даже перестал их читать, ожидая встретить одни и те же избитые аргументы. Но никто, никто из десятков так называемых учёных от официальной науки не осмелился встретиться с ним лично. Они избегали лекций и конференций, посвящённых теории Паттерна, выражая таким образом своё презрение, и распускали всевозможные лживые слухи в попытках выставить его обманщиком и сумасшедшим. И вдруг в Мейнхеттенский Институт является лично принцесса Селестия, обычно прячущаяся за своей свитой, и ломает ему все планы одним только своим присутствием.

 – Хронисты окраинных государств в действительности повторяли одну и ту же историю, в меру умения адаптируя под реалии своего окружения. Все они пытались присвоить себе наследие Эквестрии и Предэквестрии, в действительности пребывая в упадке и изоляции. Так, одним лицом являются Мистмейн и Маг Мидобрук – целители, обитавшие соответственно на юго-западе и юго-востоке Эквестрии. Мидобрук в некоторых источниках описывается как земная пони, однако большинство считает её единорогом. Старсвирл Бородатый же в действительности не более чем собирательный образ около десятка магов, результаты работы которых были приписаны ему, а расположение звёзд на его знаменитой мантии совпадает с ранними «тысячелетними» картами. Наконец, одним лицом являются король Сомбра и король Буллион – последние правители Кристальной Империи и Предэквестрии. На это указывает меховая мантия Сомбры, совершенно не характерная для Кристальной Империи, зато удивительно похожая на принадлежащую принцессе Платине. Более того, изогнутый рог короля указывает на его мачжийское происхождение, что ещё раз свидетельствует о тесных связях, в том числе династических, между разными народами Предэквестрии.

Профессор Паттерн опустил глаза к своей папке. На страницах конспекта выстроились его аргументы, его верная армия для словесных баталий. Они никогда не подводили, но против авторитета принцессы их всё-таки оказалось недостаточно. Ни один из них ни капельки не впечатлил принцессу, не показался ей хоть сколько-нибудь опасным.

«Кто же из вас слаб, кто подводит меня? Может быть, ты, мантия на портрете? Вы, пирамиды? Или ты, тысячелетняя карта?» – допрашивал пожилой учёный вои рассуждения. Перед его глазами пробегали в яростной атаке строчки многочисленных книг и статей, написанных его оппонентами. Сначала историками, затем астрономами. Ему вспоминалось вековое сражение между теориями космической пустоты и небесных сфер, так до сих пор не оконченное. Вспоминалась молодость, научный энтузиазм и жажда познания. Профессор перебирал в уме доводы против себя снова, и снова, и снова… и что-то поднималось из глубин его разума, что-то загнанное туда давным-давно усилием воли и не принадлежащее ни одной стороне академических споров.

 – Однако, – произнёс профессор, стараясь не рассмеяться, – что же могло послужить причиной столь колоссальных разрушений, что от Предэквестрии не осталось даже руин, а уцелевшие островки цивилизации начали вести себя так, будто остались единственными во всём мире? Вторжение драконов – вот что лишило нас нашей истории!

«Что я делаю?» – спросил себя Паттерн, слушая эхо из колонок в дальних углах, – «В кого я превратился в погоне за славой? Но я не могу просто так всё бросить! Не могу! Моя теория, моя карьера и репутация…» Он опять подавил в себе смех и посмотрел в папку, напоминая себе бессмысленные уже слова.

 – Вскоре после основания Эквестрии, в период от пятисот до двухсот лет назад драконоборчество выросло до масштаба полноценных военных кампаний, о чём существует множество записей в королевском архиве. Все эти кампании были организованы по инициативе Эквестрийского Сената – сословно-представительного органа при принцессе Селестии, который прекратил свою работу после кампании террора, ответственность за которую взял повелитель драконов. В действительности же…

Паттерн ненавидел себя. Ненавидел папку и кафедру и принцессу Селестию. Он поднял голову и уставился на аликорна, затмевавшего собой всех в зале как солнце затмевает звёзды на дневном небе. Он больше не мог этого выносить.

 - …не знаю я, что там было! – Прокричал жеребец, заставляя колонки противно скрипеть, – Не знаю, откуда он взял террористов-пони! И что случилось со звёздами, понятия не имею! Этого ты добивалась? Этого?!

 Профессор Паттерн швырнул свою папку на пол и выбежал из аудитории, едва не протаранив дверь головой. Как только стих топот его копыт в коридоре, воцарилась полная тишина.

 – Это значит что лекция окончена? – Спросила принцесса Селестия.