Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят

Глава 106

Думать было трудно, даже больно. От любого размышления у Сумака болела голова и все плыло перед глазами. Рог сильно болел, как в тот раз, когда он заболел единорожьим гриппом и не мог перестать пускать магические разряды. Он потирал копытом висок и наблюдал, как Винил Скрэтч расхаживает по кухне. Винил, которой уже становилось лучше после того, как на нее упала высотка, улыбалась, и в ее шаге было что-то почти пружинистое.

— Винил, правда, я не уверена, что одно из твоих лекарств от похмелья поможет… — Тарниш, сидевший на коротком деревянном табурете, покачал головой и наблюдал, как Винил переходит от шкафа к шкафу, доставая различные предметы. Вздохнув, Тарниш посмотрел на Твинклшайн, которая пила успокаивающий чай "Небесная слава", пытаясь взять себя в копыта.

Бумер крепко спала в чаше с фруктами.

— Странно, что мы остались одни дома, а Октавия и Мод работают. Можно было бы подумать, что они уже научились не оставлять нас вдвоем. — Улыбнувшись, Тарниш продолжил работу, смешивая в чаше различные ингредиенты, чтобы приготовить изысканную похлебку.

Собрав все необходимое, Винил принялся за работу, засыпая все в Стелс-миксер модели 7880, который был, возможно, единственным величайшим изобретением, когда-либо сделанным пони. Это был блендер, соединенный с арканотехнологиями, которые делали его абсолютно бесшумным, для тех утренних дней, когда визгливый вой блендера мог довести любого до самоубийства. Блендер был настолько удачным, что его называли причиной недавнего прироста населения, который выявили благодаря переписи.

— Пеббл сказала мне, что прекрасно провела время и ей очень понравилось свидание с тобой, — сказал Тарниш Сумаку тихим шепотом, не в силах удержаться от поддразнивания жеребенка. — Ей очень понравилась поездка на поезде смерти.

Сумак застонал и потер голову.

— У Пеббл есть что-то общее с ее матерью, — размышлял Тарниш, — ты никогда об этом не подумаешь, но Мод — любительница острых ощущений до мозга костей. Когда все становится захватывающим, у нее все складывается наилучшим образом, и, полагаю, у меня тоже. Возможно, это объясняет, почему мы так хорошо работаем вместе. Пеббл не так уж и отличается, она жалуется, когда становится интересно, как и ее мать, но когда все действительно интересно, они обе начинают получать удовольствие.

При виде того, как Винил Скретч опускает в блендер маленький, сморщенный, высохший перец серрано, у Сумака заскрежетали зубы. Какая бы странная алхимия ни происходила, это заставляло его немного волноваться. Он посмотрел на Твинклшайн и заметил, что ее настроение немного улучшилось: она улыбалась и выглядела немного счастливее.

— Не помню, — сказал Сумак, с трудом выговаривая слова. Между его разумом и ртом была какая-то странная пропасть, и если бы он был более сообразительным, то, возможно, понял бы, что его особая магия, влияющая на речь, все еще нарушена. — Не помню, что было в голове.

— Винил, Дэринг Ду и я однажды сражались с кристаллическим столбом кентавров, — заметил Тарниш, помешивая содержимое своей миски лопаточкой с мягкими краями. — Он сошел с ума, как это обычно бывает с технологиями кентавров, и ему понадобились наши мозги. Он был убежден, что мы были экспериментами, которые сорвались, и что нас нужно обработать, чтобы понять, что с нами случилось.

В этот момент Винил очень заметно вздрогнула.

— Мы столкнулись с новым типом автоматов, моделью вивисектора. Много рук. Много пил. Инструменты для выковыривания кусочков. Всевозможные зонды. — Тарниш издал скучающий вздох. — Столб отвечал за хранение информации. Не могу не задаться вопросом, какие знания были утеряны, когда мы его уничтожили. — Пока Тарниш говорил, стелс-миксер модели 7880 превратил свое содержимое в мелкое пюре.

Винил подхватила блендер, сняла верхнюю часть, достала с помощью своей магии стакан, влила в него красную пенистую смесь и положила в стакан стебель сельдерея в качестве украшения. С приятной, но несколько обеспокоенной улыбкой она поставила стакан перед Сумаком, который смотрел на него более чем настороженно.

Любопытство взяло верх над Сумаком, и он начал размышлять, чем же это может грозить? Передней ногой он подтянул стакан ближе, ухватил его за край и выпил содержимое, не думая о самосохранении или о том, что это может повредить его рассудку.

Первый глоток заставил горло сжаться, как будто все его миндалины объединились, проголосовали и решили: "НЕТ!". Позвоночник сделал все возможное, чтобы отсоединить ствол мозга от мозга, чтобы прервать сигнал, прекратить понимание происходящего, и началась ожесточенная война за сознание. Желудок, еще до того как напиток добрался до него, только что узнал о происходящем из местных сплетен и пытался вырваться из его заднего прохода, пока ужасный захватчик сочился через горло. Сумак почувствовал, как его печень пытается уплыть от желудка, пытаясь отпихнуть кишечник в сторону, пока она пробиралась вниз.

— С минуты на минуту начнет действовать драконий луковичный корень, — почти вздохнув, произнес Тарниш, наблюдая за происходящим с выражением беспечного веселья на лице.

Вкус вустерширского соуса, дрожжевого экстракта и того, что, как был уверен Сумак, было тухлым лягушачьим сыром, наполнил его рот вместе с ужасным чувством жжения. Жеребенок рыгнул и выпустил конус сине-зеленого пламени длиной в два метра, от которого исходила вонь тухлых яиц и рыбного кошачьего корма.

Твинклшайн, попивая чай, озабоченно подняла бровь.

Сумак снова рыгнул, выпустив еще больше пламени, скорчил гримасу и содрогнулся от ужасного, непередаваемого вкуса. Из его носа длинными желто-зеленоватыми лентами потекли сопли, а из глаз потекли пахнущие рыбой слезы. Он сидел с таким видом, будто его настиг чих: рот открыт, глаза расширены, все черты лица подергиваются, и от него исходит вонь горелых волос, хотя он совсем не горит и даже не обгорел.

— Ох, фу!

— Тебе лучше? — спросила Твинклшайн, поднося чашку с чаем к губам.

— Я хочу умереть, — ответил Сумак, так как его череп грозил разорваться.

— Ну и дела, — сказал Тарниш, повернувшись, чтобы посмотреть на Винил. — Сработало. Как ты это сделала?

Винил пожала плечами и окинула Тарниша пустым взглядом, начав вытирать морду Сумака.

— Мне скоро нужно идти на похороны. Хочешь пойти со мной?

Все еще глядя на Тарниша, Винил снова пожала плечами.

— Я обещал Флаттершай, что пойду и приведу гостей. — Тарниш накрыл миску с соленым лизуном пленкой и оставил ее на некоторое время, чтобы он затвердел. — Кролик Энджел снова умер, и бедная Флаттершай нуждается в утешении.

— Опять? — Твинклшайн отставила чашку с чаем. — Что ты хочешь сказать?

Тарниш кивнул:

— Знаешь, кролики не живут вечно.

— У меня во рту неприятный привкус, и я хочу выплюнуть язык. — Сумак вздрогнул, на мгновение ему показалось, что он может отрыгнуть, но он решил не делать этого, опасаясь еще большего пламени. Все еще вздрагивая, Сумак был застигнут врасплох, когда Винил поцеловала его в щеку. Он взглянул на нее, чувствуя благодарность за то, что она сделала, и решил не придавать этому значения. Пора было вести себя немного взрослее, реагируя на прикосновения кобыл… или кобылок, в случае с Пеббл.

Его ум все еще оставался медленным и нестройным, но жеребенок облизал губы и решил, что хочет пить. Прежде чем он успел что-то сказать, перед ним поставили небольшую коробку из вощеного картона с яблочным и соком из белого винограда и воткнули маленькую пластиковую соломинку в крошечное отверстие, прикрытое фольгой. Не в силах заставить свою магию работать, он вынужден был взять ее в ноги и держать с трудом, что было неловко. Ни один единорог не хотел оставаться без магии. Когда он сидел и пил, то сравнивал это ощущение с тем, как если бы кто-то наблюдал за тем, как он пытается сходить в туалет — это было просто неудобно.

Потягивая сок, Сумак размышлял о том, какими могли бы быть похороны кролика.

Зимняя прохлада висела в осеннем воздухе, когда Сумак оглядывал двор Флаттершай. Рованна и Гарнет стояли как почетный караул возле крошечного гроба. Флаттершай сопела и выглядела расстроенной, прижимаясь к крошечному жеребенку по имени Ник-Нак, которую она нянчила. Как выяснилось, Флаттершай много занималась жеребятами, и Сумак подумал, а не хочет ли она и себе такого же.

Неподалеку Тарниш копал лопатой небольшую, узкую, но глубокую могилу, вычерпывая черную землю и складывая ее в кучу рядом с ямой. Винил сидела на покрывале, расстеленном на траве, и держала над головой зонтик, чтобы укрыться от солнца. Твинклшайн сидела рядом с ней, а Бумер свернулась вокруг ее рога. Между двумя кобылами стояла корзина, накрытая одеялом.

— Наки, отпускать тяжело, — пробормотала Флаттершай, обращаясь к жеребенку, о котором она заботилась. — Отпускать очень трудно, но таков естественный порядок вещей.

Размышляя над этими словами, Сумак задумался о том, насколько они применимы к нему, но его разум все еще не мог собраться с мыслями. Он думал о похоронах Капера, думал о Данделии, а потом, к своему удивлению, понадеялся, что ей стало лучше. Как бы ни было ей тяжело, как бы трудно ни было, Сумак обнаружил, что хочет узнать свою приемную бабушку поближе. С торжественным видом он наблюдал за тем, как Флаттершай плачет, оплакивая потерю своего спутника и друга — кролика.

Казалось, что мир стал немного лучше благодаря таким пони, как Флаттершай. Желтая пони и ее доброта оказывали глубокое влияние на всех, с кем она соприкасалась, и Сумак сейчас это чувствовал. В таком беспокойном мире, где все идет наперекосяк, где Грогар скрывается в тени, а Катрина хочет его убить, было отрадно осознавать, что кто-то из пони все еще верит в то, что вся жизнь драгоценна. Доброта все еще что-то значит, и жизнь даже одного маленького кролика имеет ценность.

Для Сумака это возродило дух, и он почувствовал себя лучше.

Таков был эффект, который Элементы гармонии оказывали на окружающих.

— Это прекрасный гроб, Флаттершай, — сказал Тарниш, втыкая лопату в кучу земли.

— Спасибо, — пропищала она, фыркая. Флаттершай как-то умудрилась улыбнуться, но губы ее дрожали, а уши опустились по бокам лица. — Биг Макинтош сделал его для меня. Он сделал их уже несколько. Первый он сделал, когда был еще совсем жеребенком. Он стареет. — Слезы потекли ручьем, дыхание Флаттершай стало хриплым, а горло наполнилось мокротой.

Кивнув Гарнет и Рованне, Тарниш поднял крошечный гробик, держа его ровно, чтобы не потревожить драгоценное содержимое внутри. Медленными осторожными движениями он перенес его к месту, где стоял, и, получив кивок Флаттершай, опустил его в только что вырытую могилу.

— Отпускать тяжело, — снова сказала Флаттершай, сжимая в объятиях крошечного жеребенка. — Удержать его было бы еще труднее. Он уставал, капризничал, у него постоянно болели суставы, а с наступлением зимы он просто не был счастлив. Отпустить его было трудно, а усыпить — еще труднее.

Сумак почувствовал, что у него начался сильный насморк, а на глаза давит ужас, когда Тарниш засыпает могилу первым совочком черной грязи. Могил здесь было несколько, все в ряд, и на каждой стояло маленькое надгробие. Самое новое из них не тронули ни погода, ни время, и кто-то из пони прислонил к нему венок из цветов.

В могилу насыпали еще больше черной почвы, и Тарниш скорчил мрачную гримасу. Ему не потребовалось много времени, чтобы заполнить могилу, а затем он начал укладывать на нее замлю. Пока он возился с могилой, Флаттершай подошла к корзине, стоявшей между двумя кобылами, Винил и Твинклшайн, а за ней следовала маленькая Ник-Нак.

Желтая кобыла присела, приподняла немного сбившееся одеяло, залезла в корзину и достала маленького пушистого кролика, которого она прижала к бочку и заключила в теплые материнские объятия. Ник-Нак присела рядом и посмотрела на маленький пушистый комочек, который держала Флаттершай, и маленькая годовалая кобылка улыбнулась, несмотря на свои слезы.

— Здравствуй, Кролик Энджел, — обратилась Флаттершай к крошечному кролику, которого держала на копытах, — я думаю, что мы с тобой подружимся…