Опасное вынашивание лебедей
Глава 32
Что-то в этом витраже, изображающем возвращение Луны, заинтриговало Гослинга, но он не знал, что именно. Последние несколько дней были напряженными, суматошными, подготовка к школьному праздничному гала-концерту шла полным ходом. После его завершения вскоре должны были состояться Зимний Лунный Фестиваль и День Согревающего Очага. Но все это было на втором плане для Гослинга, у которого в копытах было что-то вроде тайны.
Боб и Тост играли друг с другом в карты, а Гослинг смотрел в окно с самым любопытным выражением лица. Его серьезный вид совершенно портил свитер, в который он был одет — еще одно творение Луны. Этот свитер был угольно-черным и сочно-розовым, и Гослинг каким-то образом заставил его выглядеть хорошо. Конечно, он был смешон, но очень хорошо выглядел.
— Немного зациклился на стекле, — заметил Боб, и его сестра кивнула головой.
Гослинг, вытерпев колкости от своих помощников, кивнул, но тоже решил ответить:
— Здесь есть какая-то загадка. Что-то не сходится. Когда Луна вернулась, она была перерождена с помощью Элементов Гармонии и возродилась в виде кобылки.
— Верно. — Тост говорила так, словно подтрунивала над Гослингом.
— Вскоре после этого она появилась в городе Понивилль в качестве взрослой кобылы на праздновании Найтмер Найт. — Гослинг жестом указал на витраж и изображение маленькой голубой кобылки-аликорна, которое он представил. — Принцесса Луна — бесспорный мастер иллюзий, и только Дом Луламун может с ней в этом сравниться. Мунлайт Рейвен, замаскированный двойник Луны, — настолько тонко созданная иллюзия, что, когда она плачет, у нее течет тушь.
Боб и Тост застыли на месте, и в жуткий момент синхронности они оба повернулись, чтобы посмотреть на Гослинга:
— Эй, о чем это ты? — сказали они оба, идеально совпадая друг с другом.
Гослинг, которого в основном устраивало то, какими жуткими обычно бывают его ассистенты, проигнорировал дрожь, которая импровизированной эстафетой пробежала по его позвоночнику:
— Эти иллюзии настолько сильны, что заставляют вас менять речевые обороты… Я знаю это, потому что испытал на себе. Я не настолько силен, чтобы бороться с этим, но мне интересно, может ли мастер иллюзий попытаться как-то изменить заклинание или заставить иллюзию измениться, чтобы приспособиться к новым потребностям… если такую иллюзию можно изменить.
Тост прочистила горло, посмотрела брату в глаза и опустила карты в стопку на полу. Затем она поднялась и встала рядом с Гослингом, чтобы тоже смотреть на витраж, возможно, пытаясь увидеть то, что видит Гослинг.
— Я выиграл, — пробормотал про себя Боб, убирая карты.
— Мне нужно попасть в архив. — Гослинг подошел поближе к Тост, которая стояла рядом с ним, и бросил на нее косой взгляд. — Но я ничего не понимаю в архивах и не знаю, где искать. Если я попрошу о помощи, они могут догадаться, что я занимаюсь ими.
— Их? Они? Кто такие “они”? — Тост одарила Гослинга недоверчивым взглядом и фыркнула, отчего его грива разлетелась на разные стороны головы.
— Это заговор. — Гослинг тряхнул головой, чтобы расправить гриву, а затем отошел от Тост, чтобы снова не нарушить его благодушный вид. — Я тут немного повнимательнее ознакомился. Луна — бессмертная сущность, что-то вроде Филомены, питомца Селестии. Если что-то каким-то образом разрушает ее тело, она возрождается… и она возродилась. Она вернулась кобылкой после того, как Наймер была уничтожена.
— Верно. Насколько я помню, на какое-то время она исчезла из поля зрения общественности. Конечно, я этого не помню, но помню, что читал об этом. Принцесса Селестия и принцесса Луна на некоторое время исчезли из поля зрения общественности, взяв своеобразный отпуск. — Боб начал тереть подбородок, его глаза сузились, а лицо приобрело задумчивое выражение. — Значит, отправляемся в архив?
— В архив, — согласилась Тост.
— Да, — с энтузиазмом кивнул Гослинг, — … в архив.
Сидя среди разбросанных кип исследовательских материалов, Гослинг вздохнул и покачал головой, выражая свое недовольство. Почувствовав, что этого недостаточно, он сжал губы и выдохнул побольше воздуха, издав при этом звук, похожий на метеоризм, но и это не принесло удовлетворения. Нет, ничто не могло его удовлетворить, пока не было результатов, а их, похоже, так и не предвиделось.
— Ничего, — сказал он, сокрушаясь о сложившейся ситуации. — Вообще ничего. Ничего не нашли. Ни черта. — Махнув копытом, он жестом указал на жестяные коробки с микрофильмами и стопки книг вокруг себя и своих помощников. — Пресса безжалостно преследует каждого члена королевской семьи… здесь есть материал о том, что Блюблад ведет себя на публике как задница. Походы принцессы Кейденс по магазинам тщательно документированы. Принцесса Селестия чихает на публике, а пони предсказывают конец света… но когда речь заходит о Луне, то тут просто пустота.
— Я собирался сказать что-то о частной жизни, но потом вспомнил, что пресса не очень-то уважает частную жизнь. — Тост пролистала тяжелый, пыльный фолиант с сокращенными пресс-релизами, и только нахмуренные брови выдавали ее разочарование. — Так называемый "выход Луны в свет", похоже, совпадает с Найтмер Найт в Понивилле, и после этого в прессу обрушивается шквал соответствующей информации. Каждое появление на публике документируется…
— Но это не помогает нам разобраться в пустом промежутке, который длится почти два года, — сказал Боб, закончив предложение сестры. — Луна возвращается под громкие крики, есть несколько фотографий, на которых она запечатлена жеребенком под заботливым присмотром принцессы Кейденс, а потом она просто исчезает.
— Это заговор. — Гослинг ненавидел себя за то, что сказал это, но все равно сказал. Он никогда не был сторонником безумных заговоров, нет, он верил только в очевидные заговоры, в те, которые были очевидной и явной правдой. — Отсутствие доказательств говорит о том, что…
Тост прервала Гослинга, и ее голос прозвучал очень похоже на чопорную школьную учительницу:
— Отсутствие доказательств заговора не является доказательством заговора. Если бы мы следовали этим рассуждениям, мы бы находили заговоры во всем, черт возьми.
— Но, сестра, — вмешался Боб, и он слегка вздрогнул, когда сестра бросила на него суровый взгляд. — Мы ясно видим дыру. То, что внутри дыры ничего нет, не означает, что дыры не существует. Доказательством существования дыры является то, что в ней собрано большое скопление ничего.
— Заткнись, Боб, у меня от тебя мозг болит. Дыру можно увидеть по тому, что находится вокруг нее.
— Да, и мы можем увидеть, что находится вокруг Луны, пропавшей из поля зрения общественности почти на два года, а затем внезапно появившейся однажды ночью как зрелая… как взрослая кобыла. Я вижу дыру.
Раздраженно хмыкнув, Тост принялась раскладывать книги по местам, закатывая при этом глаза. Гослинг наблюдал за ней, испытывая одновременно и досаду, и веселье, а заодно размышляя о том, сколько времени они только что потратили впустую в погоне за этой глупостью. В этом месте не было окон, и оно было отрезано от внешнего мира, так что часы пролетали незаметно.
— Что-то не так, сестренка. — Боб начал помогать сестре убирать беспорядок, который они устроили вместе, и не обращал внимания на ее яростный взгляд. — Посмотрите на малышку Флурри. Каждый момент ее роста каким-то образом документируется, и каждый возможный момент ее детства документируется каждый раз, когда она появляется на публике. В газетах пишут о том, как сильно она выросла, насколько она крупнее обычных жеребят ее возраста. Средства массовой информации поглощают всевозможные детали и документируют каждый драгоценный момент, который им удается запечатлеть. Так почему же нет никаких записей о росте Луны? Неужели ты думаешь, что газеты каким-то образом упустили эту золотую жилу?
Тост ничего не ответила, но некоторое время смотрела брату в глаза. Похоже, братья и сестры общались на каком-то непонятном Гослингу языке, и, как он ни старался, ему не удалось подслушать их разговор. Это немного расстроило его, и он начал теребить и дергать воротник своего аляповатого свитера.
— А ты не думал спросить Луну? — спросила Тост.
На что Гослинг ответил:
— Конечно, думал. Если бы я надеялся, что она мне скажет, я бы этого не делал. — Гослингу стало жарко и колюче, хотя в архиве было холодно, как в ледяной коробке. — Может, все это пустая трата времени?
— Может, стоит попробовать поговорить с ней, — предложил Боб, и Гослинг скривился от этих слов. — Просто прийти и спросить ее обо всем этом.
Гослингу потребовалось время, чтобы подготовить ответ: во-первых, ему пришлось прикусить язык, чтобы избежать сарказма; во-вторых, он напомнил себе, что Боб — его друг и помощник; и в-третьих, он сделал столь необходимый глубокий вдох. Затем он сказал следующее:
— Я могу заставить Селестию говорить почти обо всем, но из Луны трудно выудить секреты.
— Так поговори об этом с Селестией. — Тост фыркнула и начала возвращать коробки с микрофильмами на свои места.
— Поправка. — Гослинг выплюнул это слово, как будто оно имело неприятный привкус. — Селестия расскажет мне почти все. О Луне она может быть немногословна, что очень расстраивает, потому что, зная некоторые вещи, мне было бы проще помочь Луне.
— Уважать личную жизнь другого пони — это не так уж и плохо, — начала Тост.
— А между братьями и сестрами может быть тесная связь, — закончил Боб.
Затем оба заговорили вместе:
— Иногда скрытность приносит больше вреда, чем пользы.
Поскольку ответить было нечего, Гослинг молчал, пока его помощники убирали беспорядок, который они все устроили.
Опоздав к ужину, Гослинг извиняюще улыбнулся сидящим за столом. Сегодня его соседи по столу казались странной россыпью знакомых лиц. Мун Роуз и Флурри были здесь, но их родителей не было видно. Слит тоже отсутствовала, и Гослинг догадался, что Флурри и Мун Роуз были оставлены на попечение Селестии.
Сама Селестия, как обычно, сидела во главе стола, но Луны не было видно. Рейвен была здесь, но не было видно Блюблада, что показалось Гослингу немного странным, но не слишком необычным. Иногда Блюблад просто оставался занятым. Рядом с Рейвен сидела пожилая кобыла, которую Гослинг почти не знал: профессор Инквелл, и ему было интересно, почему она здесь.
— Очень приятно, что вы наконец-то присоединились к нам, — сказала профессор Инквелл, пока Гослинг садился.
— Я был занят…
— Чем? — спросила Селестия, наклонившись вперед, чтобы получше рассмотреть Гослинга.
— Архивными исследованиями, — ответил он, глядя на свою пустую тарелку.
— О… — Селестия растянула это слово, как ириску, и Гослинг почувствовал на себе ее взгляд. — О чем?
— Я узнал кое-что удивительное. — Гослинг попытался сменить тему и сделать так, чтобы это прозвучало как ответ, но при этом не солгать, потому что в архиве он узнал много нового. Селестия не смогла точно определить, что именно он узнал сегодня. — Похоже, что каждый раз, когда ты беременеешь, границы Эквестрии расширяются. Я заметил такую закономерность. Ты аннексируешь и завоевываешь, когда находишься в деликатном состоянии.
Когда Селестия начала хихикать, Рейвен и Инквелл выглядели несколько раздраженными. Глаза Гослинга метнулись к каждому из них, пытаясь понять их чувства, и он заподозрил, что они следят за его проделками. Подумав об этом, он усомнился в том, что ему удалось одурачить Селестию, но, по крайней мере, она играла красиво.
— Мои инстинкты гнездования заставляют меня быть немного экспансионисткой, — призналась Селестия, почти вздохнув при этих словах. — Нет ничего плохого в том, чтобы прихватить немного территории, когда другие не могут использовать ее по максимуму. Ну, и враги Эквестрии всегда почему-то считают меня слабой, когда я оказываюсь в положении. Они наступают, я отступаю, и мне приходится забирать в качестве компенсации немного того, что когда-то принадлежало им.
Флурри, которой наскучили подобные разговоры, принялась пускать пузыри слюны, а Мун Роуз изо всех сил старалась быть вежливой. Гослинг вытер вспотевшие стрелки о свитер и уставился на дверь, гадая, когда же принесут еду. Это была его вина, что обед задержался, и он чувствовал себя довольно виноватым из-за этого.
— Итак, Гослинг, что ты сегодня изучал? — Селестия спросила голосом, от которого веяло сиропной сладостью. Наклонившись вперед, она хлопала ресницами и изо всех сил старалась выглядеть очень привлекательно, что получалось у нее с поразительной легкостью.
— Да так, всякая всячина, — ответил он безразличным тоном. — Как идет подготовка к торжественному мероприятию, посвященному героям?
— О, просто замечательно. — Селестия казалась повеселевшей, и это несколько обеспокоило Гослинга. Если ей это показалось веселым, может, она уже знает? Это казалось возможным. — Гослинг, ты пригласишь меня на танец?
У Гослинга не было крыльев, которыми он мог бы взмахнуть, чтобы охладиться, и его голые места были скрыты под толстым шерстяным свитером. Если свитера должны были заставлять пони потеть, как предполагало их назначение, то этот свитер отлично справлялся со своей задачей, потому что Гослинг чувствовал, как по его шее скатываются капельки влаги.
В комнату вошли двое слуг-единорогов: один вез тележку на колесиках с едой, а другой — блюдо с горячими, исходящими паром пирогами. Когда они приблизились к столу, Гослинг почувствовал, что сгорает под пристальным взглядом Селестии. Что-то в ее глазах накалило его добела, а две кобылы, сидевшие за столом, начали хихикать.
— Я хочу быть принцессой! — промурлыкала Флурри, заставив Гослинга испуганно заскулить. — Красивые платья! Большие замки! Красивый принц! Дай мне, дай мне!
Прикрыв рот одним идеальным копытом, Рейвен начала хихикать от вспышки Флурри и реакции Гослинга. Профессор Инквелл уже пришла в себя и сидела, улыбаясь. Справа от Гослинга Селестия выглядела восхищенной, а слева от него Мун Роуз хихикала.
— Скажи, Мун Роуз, где твои родители? — спросил Гослинг, надеясь найти более подходящий способ отвлечься.
— Они уехали с принцессой Кейденс и принцем Шайнинг Армором, — ответила кобылка, прозвучав довольно чопорно и, возможно, немного гордо. — Принцесса Селестия предложила мне стать нянькой.
— Красивый принц на ужин! — крикнула Флурри, хлопая передними копытами.
— Флурри, я думаю, ты имеешь в виду "пригласить прекрасного принца на ужин". Мы должны быть осторожны в выражениях. — Рейвен, сидевшая рядом с Флурри, потянулась и погладила кобылку по щеке, чтобы успокоить ее. — У великана может быть прекрасный принц на ужин и маленькая кобылка на десерт. — При этих словах Флурри вздрогнула и затихла, а хихиканье Рейвен переросло в заливистый смех.
Пока подавали еду, Гослинг тоже смеялся над этим диалогом.