Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 15

Озорство. Озорство — универсальная константа, особенно для молодых жеребят, испытывающих скуку. Так было и с Сумаком, который обладал быстрым и сообразительным умом, а также природной склонностью к озорству. Среди некоторых пони склонность к озорству была вполне мыслимой, а склонность к злу — какой-то огромной, туманной, немыслимой концепцией. Были и те, кто рассказывал своим жеребятам, что Найтмер Мун превратилась в озорницу, потому что легче поверить, что в мире существует великое озорство, чем великое зло. В конце концов, Найтмер Мун была прощена за свое великое озорство, искуплена и снова стала принцессой Луной.

Долгий день подходил к концу, превращаясь в приятный зимний вечер. Темнота, наступившая рано, принесла с собой жестокий ветер и холод, но дом был крепким, и в нем было много надежных, пушистых тел, чтобы согреться. В камине горел огонь, и искры взлетали вверх, танцуя на вихрях перегретого потока. Это была, как могли заметить многие интеллектуалы прений, обстановка, благоприятная для изучения физики.

Это было то ужасное время суток, когда маленькие жеребята скоро ложатся спать, а значит, ничего интересного, а значит, перед сном — великое долгое ничто. В гостиной, где было почти, но не совсем тепло, разбили своеобразный лагерь. Конечно, было не настолько холодно, чтобы замерзнуть, но дом был старый, не всегда был домом, и все в нем имело свойство немного остывать. Одеяло стало источником большой роскоши, наряду со свитерами, шелковыми пиджаками, халатами, пушистыми шерстяными шапками или, как уже говорилось, теплом, которое можно было прижать к себе.

Долгое ничегонеделание перед сном изматывало бедного Сумака, которому в последнее время слишком часто приходилось сталкиваться со скукой. Чувства и движения возвращались в его тело, в его конечности, и происходило это очень быстро. Свет костра отражался в его круглых темных линзах очков, а светлая шелковистая грива шелестела в волнах тепла, исходившего от камина. Рядом с ним Пеббл сосредоточенно читала одну из книг, написанных ее матерью.

Как выяснилось, Мод тоже писала в стиле бесстрастности.

Сумаку ничего не оставалось делать, кроме как напускать на себя скуку, и он направил пятно на стену, используя разновидность магии "пятно на стене". Все это было довольно обыденно и не представляло собой ничего захватывающего, так думал Сумак, пока Мегара не отреагировала. Вздрогнув, львица Мегара, казалось, очень обиделась на пятно на стене. Она поднялась со своего места, ее тело напряглось, стало жестким, а волосы вдоль позвоночника встали дыбом.

Она издала жуткое шипение — действительно, от него бросало в дрожь — и стала преследовать пятно на стене, которое Сумак передвинул в сторону. Мегара мотнула головой, наводясь на цель, и Октавия захихикала, поднеся копыто к губам. Что за великую силу он открыл? Сумак был в восторге от увиденного. Мод закрыла книгу, которую читала, отложила ее и стала наблюдать за Мегарой.

Пятно на стене пошло зигзагами, и Мегара отреагировала на это воплем. Она подняла одну переднюю лапу, снова зашипела и с размаху ударила ею по пятну, вытянув когти. Какие страшные у нее были когти, у этой крошечной львицы, у этого страшного, почти не выкинутого из гнезда отпрыска мантикоры. Ткнув Трикси в ребра, Лемон Хартс привлекла ее внимание, и Трикси с фырканьем очнулась от полудремы. Теперь она тоже была вовлечена в разворачивающуюся драму великой охоты.

Октавия, звучащая шикарно, вела эрудированный рассказ:

— Здесь мы видим детеныша мантикоры в его родной среде обитания, в семейной комнате. Посмотрите, как она охотится на свою добычу — светящееся пятно на стене. Давайте понаблюдаем, что она будет делать, не против? — Сухой, остроумный комментарий оказался непонятен многим, но губы Пеббл на мгновение дрогнули, почти превратившись в улыбку. — Будет ли бедлам? Боже, надеюсь, что нет.

Пеббл была маленькой странной кобылкой, и ей нравилось слушать документальные фильмы про бабочек, которые рассказывала Октавия. Другие с их помощью боролись с бессонницей.

Шлепая лапой по стене, Мегара никак не могла поймать быстро движущееся пятно. Она шлепала и шлепала, хвост ее обиженно подергивался, а на кошачье-эквинной морде читалось выражение сильного замешательства. Пятнышко пронеслось вдоль стены и остановилось в другом месте. С яростным, возмущенным воплем она бросилась в погоню, чтобы поймать неуловимое пятно.

Сквозь треск огня послышался мягкий голос Лемон Хартс:

— Сумак…

Жеребенок не обращал на нее внимания и продолжал дразнить потрясающую охотницу неуловимым, постоянно движущимся пятном. Теперь он улыбался, почти смеялся, как и большинство взрослых. Мегара двигалась, как перо, создающее поэзию тонким почерком; она текла, двигаясь с тем, что можно было назвать лишь кошачьей грацией. Когда пятно двигалось, она в считанные секунды оказывалась на нем, перепрыгивая через все, что попадалось ей на пути.

Конечно, все пошло не так.

Сумак начал смеяться, и все его тело затряслось, что привело к безумию. Оно двигалось зигзагами, метнулось влево, метнулось вправо и разлетелось по всей комнате, двигаясь в случайных направлениях.

Мегара, теперь уже не в себе, кинулась за ним. Пеббл, как самая умная, выронила книгу и бросилась в укрытие, оставив Сумака на его заслуженную участь. Отскочив в сторону, она перепрыгнула через диван, нырнула за него и укрылась, пока ее новая сестра буйствовала.

Бумер, следуя примеру Пеббл, скрылась под креслом.

— Умри! — Выпустив когти, Мегара набросилась на врага, и ее хвост стал похож на щетку для чистки бутылок.

Твинклшайн испустила панический крик, вскочила на диван, а затем, сделав впечатляющее сальто назад, присоединилась к Пеббл в относительной безопасности. Винил развалилась, она держалась за бока и тряслась от беззвучного, хриплого смеха. Октавия выглядела весьма обеспокоенной и была готова защищать Винил, которая оказалась беззащитной и беспомощной, если возникнет такая необходимость.

— Мегара, веди себя хорошо, — сказала Мод, но ее проигнорировали.

Когда на потолке появилось пятно, Мегара с разгона прыгнула на него, нанесла удар, оставивший глубокие порезы на декоративных деревянных панелях потолка, и рухнула на пол, едва не угодив в Сумака, который теперь хохотал как сумасшедший. Лемон Хартс вцепилась в Трикси, обе кобылы смеялись, но это продолжалось недолго: им пришлось броситься в укрытие, когда в их сторону метнулась Мегара.

— О… блин! — воскликнула Лемон Хартс, отпрыгивая в сторону.

— Да, блин! — крикнула Трикси, когда Лемон подняла ее в воздух и перекинула через спинку дивана. По счастливой случайности она приземлилась на мягкую подушку, и на нее свалилась Твинклшайн, придавив ее, а через мгновение на нее же приземлилась Лемон Хартс.

— Очень приятно встретить вас здесь, мисс Луламун, — заметила Твинклшайн. — Приятно, что вы заглянули.

— Перестаньте быть такими правильными, на нас напали!

— Да, да, мой капитан!

— Только не надо пи-пи, это просто маленькое мантикорское отродье взбесилось из-за моего сына! — Трикси глубоко вдохнула, а затем закричала: — Сумак! Немедленно прекрати это, пока все здесь не уничтожено!

За диваном раздалось хихиканье при каждом упоминании о пи-пи.

Хаос достиг своего пика, когда в комнату ворвался Тарниш, выглядевший немного безумным. Он остановился в дверях, оценивая ситуацию и наблюдая, как его дочь мечется по комнате, пытаясь поймать крошечное светящееся пятнышко. Навострив уши, расставив ноги и вытянув шею, Тарниш взял себя в копыта.

— Что здесь происходит? Я вышел почесать булки и смотрю, а тут такое!

Сумак сосредоточился на Тарнише, что было ужасной ошибкой. Когда жеребенок поднял глаза на Тарниша, стоявшего в дверном проеме, светящееся пятно резко выделилось на фоне шоколадной шерсти Тарниша. Со стороны Мод раздался странный звук — почти фырканье, но не совсем. Казалось, время остановилось, и Мегара напряглась, ее хвост заходил из стороны в сторону.

— О, горе, меня убьет Сумак, это просто несправедливо после всего случившегося… ООООФ!

Тарниш так и не успел договорить, потому что Мегара набросилась на него, втянув когти, пытаясь поймать вечно ускользающее пятно. Она повалила отца, ударила его по шее, пытаясь поймать пятнышко, а когда он оказался на полу, наступила ему на лицо, пытаясь найти место, где теперь пряталось пятнышко.

— Мяу? — Взмахнув хвостом, Мегара наступила на лицо отца, пока кружила вокруг него, пытаясь найти ненавистное пятно, которое исчезло. Сбитая с толку, она опрокинулась на бок, жалобно мяукнула и принялась играть с гривой отца, попутно потрепав его за уши. — Куда оно делось? — спросила она отца, хлопая его по ушам.

Из-за дивана послышался голос Пеббл:

— Кажется, мама чуть не рассмеялась…

— Ты злишься?

Наклонившись над кроватью, Октавия покачала головой из стороны в сторону:

— Нет, Сумак, я не сержусь. Я не думаю, что кто-то из пони злится. — Уложив жеребят в кровать, она копытом разгладила одеяла. Ей это нравилось — нет, она это обожала — и она знала, что примерно через год она будет укладывать в кроватку своего собственного жеребенка.

— Я увлекся, — сказал Сумак.

Октавия улыбнулась, как улыбаются терпеливые земные пони.

— Такое бывает. Никто не пострадал, Мод чуть не рассмеялась, и я думаю, мы всей семьей будем бережно хранить это воспоминание.

Пеббл зевнула, немного поёрзала и прижалась к Мегаре. Октавия наблюдала за ними, скучая по своим братьям и сестрам; она скучала по своей семье в Троттингеме, но у нее не было желания туда возвращаться. В горле у нее запершило, и вместе с этим накатила тоска. К грусти присоединились тоска и сожаление, и Октавия вздохнула.

— Мы семья? — спросил Сумак.

Потрясенная вопросом, Октавия глубоко вздохнула и задумалась над вопросом. Сложно было определить, что именно они с Винил разделяют с Тарнишем и Мод, а теперь, услышав вопрос Сумака, она начала вспоминать все то, что им пришлось пережить вместе. Похищение Сумака почти уничтожило Трикси, и именно Тарниш пришел на помощь, чтобы собрать осколки, поддержать ее, и еще раз Тарниш спас Трикси, когда она была так расстроена, что даже Лемон Хартс или Твинклшайн не смогли до нее достучаться.

— Раньше я думала, что знаю, что такое семья, — начала Октавия, облокотившись на край кровати. Она посмотрела на Бумер, которая подняла на нее глаза, потом на Сумака, потом на Пеббл и, наконец, на Мегару. — Я выросла в очень большой семье. Очень традиционной, консервативной семье. Меня воспитывали так, чтобы я верила в определенные вещи и вела себя определенным образом. Тогда все имело смысл. У меня не было больших и сложных вопросов.

Пеббл ответила:

— Но все изменилось. — И это был не вопрос.

— Я больше не знаю, что такое семья. — Октавия моргнула, вздохнула, и ее хвост завилял вокруг задних ног, пока она подбирала следующие слова. — То есть я знаю, что такое семья, не поймите меня неправильно, но то, что определяет семью… эти узы, которые мы создаем… Я не вижу никакой логической причины, почему я не могу любить вас всех, как своих собственных. Зачем вводить ограничения? Мы стадные животные, полагаю, и в нашей природе объединяться.

— Но ты не похожа на остальных.

— Нет, Пеббл, не похожа. — Через мгновение она добавила: — Забавная штука — когда пони больше не вписываются в большое стадо. Возможно, именно это и есть семья… Мы уходим и находим меньшее, меньшее стадо, какое-то стадо внутри огромного стада пони, которое принимает нас такими, какие мы есть.

— Почему бы пони не принять тебя? — спросил Сумак.

— О, Сумак, это очень, очень сложно, и не лучший вопрос для того, чтобы задавать его перед сном. — Октавия нахмурила брови, покачала головой и прищелкнула языком. Она уже собиралась сказать что-то еще, как дверь открылась и чьи-то копыта зацокали по каменному полу. Повернувшись, она увидела Лемон Хартс.

— Я знаю, что уже пожелала вам спокойной ночи, но я должна была прийти и проведать вас в последний раз.

— Они все целы и невредимы, Лемон.

— Я знаю, Октавия, но я… ну, ты понимаешь…

— Ты волнуешься. — Голова Октавии качнулась вверх-вниз в чопорном кивке. — Мы просто говорили о семье.

— О, это сложно перед сном. — Лемон придвинулась ближе, ее глаза были теплыми, живыми, и она остановилась, прижавшись к Октавии. — Может быть, завтра у нас будет возможность поговорить об этом. А сейчас иди спать, уже поздно для маленьких жеребят.

— Сумак, никаких пятен на стене, — сказала Октавия.

— Никаких пятен, обещаю. Только не в постели.

— Хорошо. — Октавия еще раз чопорно кивнула. — Спокойной ночи, маленькие негодники…