Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 2

На его тосте с изюмом не было изюма, к ужасу Сумака. По сути, это был просто тост с корицей без изюма. Он и не очень-то любил изюм, но что-то во всем этом было такое, что не давало ему покоя. Или, может быть, всe остальное не давало ему покоя, и от этого всe хотело вырваться наружу. Где-то в глубине таилась истерика. Сумак чувствовал это и боялся.

— В моeм тосте с изюмом нет изюма, — сказал Сумак трeм кобылам, завтракавшим вместе с ним. — Только корица и масло.

Твинклшайн, наклонившись вперед, сузила глаза, глядя прямо на Сумака:

— Теперь мне придется тебя наказать.

— Что? — Сумак моргнул. — Почему? Что я натворил?

— Потому что мне нужно попрактиковаться в роли мамы. Пришло время наказать тебя за отсутствие изюма.

— Твинклшайн! — голос Трикси был пронзительным, а ноздри раздувались, пока она поворачивалась, чтобы одарить свою спутницу по завтраку злобным взглядом. — Это было ужасно! — С рычанием Трикси швырнула недоеденный тост, чтобы наказать проказницу, и, конечно, он приземлился маслом вниз, прямо на нос Твинклшайн.

— Кажется, я нашла весь изюм Сумака, — сказала Твинклшайн, опустив глаза, чтобы получше рассмотреть тост, прилипший к ее мордочке. — Почему ты так смотришь на меня, Лемон? Я думала, мы друзья!

Сумак рассмеялся, и в глубине тeмных уголков его души вспыхнула истерика, сопровождаемая обещанием вернуться позже, когда условия будут более благоприятными. Он наблюдал, как Твинклшайн убрала тост с носа и принялась его есть, а Трикси принялась намазывать маслом еще один кусочек тоста с изюмом для себя.

Вздохнув, жеребенок напрягся, ненавидя свои привязи. Он был привязан к стулу — по-другому и не скажешь, его закрепили ремнями, чтобы он не упал. Хотя он не мог двигаться, по крайней мере, у него была магия, и от постоянного использования она становилась все сильнее. Его голова была наклонена на одну сторону, а угол челюсти упирался в мягкую шейную скобу, которая удерживала его. Он терпеть не мог эту скобу, и приходилось надевать ее только во время еды. Однако борьба с этим приспособлением делала его сильнее, так что не все так плохо.

Окинув взглядом Трикси, Сумак сказал:

— Лемон Хартс сказала мне, что ты асексуал.

— Лемон! — Трикси приостановила процесс приготовления масла, чтобы посмотреть на жeлтую кобылу, сидящую за столом. — Как ты могла?

Выглядя немного пристыженной, Лемон прижала уши к голове:

— Я же сказала, что сделаю это, если ты будешь медлить. Сумак заслуживает правды. Ему, может, и пять, но он уже взрослый для своего возраста и беспокоится о тебе. Он хочет всего того же, что и другие жеребята его возраста, например счастливых родителей!

— Не злись на Лемон. — Сумак усилием воли заставил кувшин с яблочным соком подняться и налил немного в свою чашку, не пролив ни капли. Он опустил кувшин, тот забулькал, и он взял кусок оставшегося кофейного пирога.

— Тебя… не… беспокоит… это? — Удивлeнно моргая, Трикси уставилась на сына.

— С чего бы это? — спросил Сумак, но тут же моргнул, глядя на мать.

— Потому что… из-за всех бед и проблем, которые были у моей собственной матери… у твоей бабушки… из-за всех душевных страданий… Сумак, ты не поверишь, какие сценарии я выстраивала в своей голове и как это может сделать тебя несчастным или причинить тебе боль. — Жестокая, непоколебимая честность Трикси заставила исчезнуть веселое настроение.

— Я же тебе говорила. — Уши Лемон слегка приподнялись в знак неповиновения, но остались направленными назад. — Трикси, то, что ты придумываешь в своей голове, не соответствует тому, что пони думают о тебе на самом деле. Особенно Сумак. Ты должна начать доверять ему… ты должна начать доверять нам, иначе возникнут проблемы. Я сделаю это проблемой.

— Это трудно, понимаешь? — Трикси опустила уши и приняла более покорную позу. — Мне постоянно снятся плохие сны… действительно ужасные сны, в которых я теряю тебя…

— Этого не случится! — Голос Лемон стал значительно громче. — Иногда быть с пони, которую любишь, важнее, чем секс, который может к этому прилагаться! — Уши жeлтой кобылы приподнялись, и она повернулась лицом к Трикси. — Я предана тебе! Ты зациклилась на сексе, потому что, похоже, у тебя сложилось неверное представление о том, что преданность и самоотверженность предлагаются только в качестве награды за сексуальное удовлетворение! Тебе нужно разобраться с этой путаницей!

Теперь уши Трикси были прижаты к голове:

— Ты права. Так и есть. Пока это не повредило Сумаку. — Трикси, глаза которой блестели от избытка влаги, посмотрела на жеребенка, несколько раз моргнула, а затем отвернулась, чтобы посмотреть в окно кухни.

— Хм… — Сумак огляделся по сторонам, не зная, что сказать.

— Мы хотим, чтобы ты вырос со здоровыми сексуальными взглядами, — сказала Твинклшайн Сумаку, вытирая масло со своего носа. — У меня есть проблемы, но я поправляюсь, и я бы хотела, чтобы мои родители были со мной так откровенны. Трикси сейчас находится в каком-то промежуточном положении, и мы все были бы в полном беспорядке, если бы не Лемон Хартс, которая держит нас в узде.

— Я все еще не понимаю всей этой асексуальности, — признался Сумак, надеясь отвлечь внимание Лемон от Трикси. Его слова были правдой — он не очень хорошо это понимал, и сама мысль о сексе в любом виде вызывала у него неприятные ощущения. Поцелуи, как действие, по-прежнему были довольно мерзкими.

Услышав эти слова, Лемон резко повернула голову и, похоже, решила попробовать еще раз:

— Сумак, с асексуальностью связано много недоразумений. Это не значит, что они ненавидят секс, или не хотят секса, или не могут им заниматься…

— Для меня, — сказала Трикси мягким голосом, — речь идет о душевном влечении, а не о действии. Мне нравится близость. Мне нравится прижиматься друг к другу. Но я не получаю особого удовольствия от самого акта и не чувствую физического влечения, что очень смущает, когда хочешь быть близким с кем-то из пони.

Сделав глубокий вдох, Сумак почувствовал, что его уши стали тeплыми, и уставился в свою тарелку, вместо того чтобы смотреть на кобыл за столом. Так было проще. По его шее пробежал жаркий румянец, а щеки стали сухими, отчего прилипли к зубам. Он сделал еще один глубокий вдох и сказал:

— Значит, вы занимались вместе… взрослыми делами. Это хорошо. Так и должно быть. — По мере того как он говорил, внутри него нарастал ужас, и он боялся, что мог сказать что-то не то. — Приятно знать, что ничего не сломано.

— Да. — Трикси кивнула, потом закашлялась и уставилась в свою тарелку.

— Сумак, — начала Лемон, ее тон был мягким. — У твоей матери все работает. Ничего не сломано. Она способна заниматься счастливым, здоровым, нормальным сексом и получать от этого удовольствие. Она может возбудиться до определeнной степени… просто для этого ей нужно пойти другим путeм. Для Трикси это не физический акт, а почти полностью психический.

Выслушав все это, Сумак изо всех сил старался понять, потому что хотел понять. Он хотел, чтобы его мать — нет, все его матери — были счастливы друг с другом. Он сглотнул, набрал полные щеки воздуха, чтобы они перестали прилипать к зубам, и, прикрутив мужество к месту прилипания, посмотрел на Трикси.

Нервная улыбка вырвалась наружу, и Сумак снова сглотнул. Ему очень хотелось яблочного сока, но это должно было случиться позже, может быть, в качестве награды:

— Мне кажется, — сказал он, и его голос превратился в неловкий писк, — что тебе никогда не нравились жеребята или кобылки, но ты все равно можешь их любить, если не обращать внимания на эти детали.

Улыбаясь с облегчением, Лемон Хартс восторженно кивнула головой вверх-вниз:

— Очень хорошо сказано, Сумак. Я горжусь тобой. Мы поговорим об этом позже, хорошо? Трикси и Твинклшайн выглядят немного ошеломлeнными, да и ты тоже.

Сумак и в самом деле был ошеломлeн и стал прихлебывать яблочный сок, радуясь, что всe закончилось.

В очередной раз Сумак Эппл обнаружил, что смотрит в окно, наблюдая за окружающим миром. Он очень скучал по Бумер, и его наблюдение за окном было посвящено тому, чтобы заметить Твайлайт Спаркл и Спайка. Бумер требовался осмотр и обследование, а врач находился в Кантерлоте. В данный момент Сумаку было трудно путешествовать.

Драконы рождались, быстро достигали состояния зрелости, когда могли позаботиться о себе, а затем замедлялись. Драконы вроде Спайка замедлялись очень сильно, а драконы вроде Бумер имели продолжительность жизни, как у пони. Спайк мог оставаться малышом в течение следующего столетия, а Бумер просто старела и в конце концов уходила из жизни, пока Спайк приближался к подростковому возрасту.

Такова была жизнь.

Жизнь была несправедлива, но если хорошенько поискать, можно было найти утешение. Друзья, семья, любимые и простые удовольствия. Сумак наслаждался простыми удовольствиями, возможно, даже слишком, и у него появилось чувство, что ему нужно снова взяться за книги, если он хочет сохранить свои умственные мышцы.

Уроки магии с Винил были отложены из-за внезапного увеличения семьи. Жеребенку было любопытно и тревожно, ведь о Мегаре, которая, как говорили, была наполовину мантикорой, а наполовину пони, упоминалось лишь вскользь. Он почти наверняка испытывал ломку по Пеббл и больше всего на свете хотел увидеть ее.

На мгновение он услышал голос Лемон из спальни и понадеялся, что они втроeм не ссорятся. Почему-то он постоянно боялся, что начнeтся драка, и тогда всe закончится, всe будет кончено. Сумак боялся конца, ему снились ужасные кошмары, и не раз он видел, как принцесса Луна исчезает сквозь двери в его снах.

Семья — единственное, чего хотел Сумак. Не благосостояние, не удача, не богатство, не стопки комиксов или самые последние, самые лучшие игрушки. Все это не имело для него никакого значения, и в долгосрочной перспективе он прекрасно понимал, чего хочет от жизни. Он хотел того же, что и Пеббл, — большую, шумную семью, и для него она начиналась с трeх кобыл, которые заботились о каждой его потребности, неловкой или нет.

Снаружи снег валил валом, а небо было серым. В доме было тепло, уютно и надeжно. Сумак любил этот дом, здесь было все, на что он рассчитывал. У него был весь верхний этаж, и даже собственная ванная. Из окон гостиной открывался прекрасный вид, кухня была большой, даже больше, чем гостиная, а в задней части дома находился полностью закрытый солярий, который скоро достроят. Точнее, комната была уже готова, но растения все еще высаживались. Это было занятие, которым они занимались всей семьeй.

Уши заложило, и он снова услышал голоса — на этот раз Твинклшайн и Трикси говорили одновременно. Мышцы его живота напряглись, и на мгновение Сумак почти возненавидел иррациональный страх, грозивший охватить его. О чeм бы ни шла речь, они не могли разговаривать в его присутствии, и это его беспокоило. Теперь он понимал, почему у Пеббл такая паранойя и почему она всегда беспокоилась о своих родителях.

Когда ты был жеребенком, все казалось таким важным, тем более когда ты привык ничего не иметь. Дом, вещи, семья… все, что могло представлять потенциальную угрозу, казалось серьeзным кризисом, который только и ждeт, чтобы случиться. Все казалось таким шатким. Их предыдущий дом сгорел, и все превратилось в пепел. Лемон Хартс хотела сделать предложение копыта и сердца, но, похоже, нужно было еще многое уладить, а улаживание могло привести к ссорам.

А ссоры… ссоры могут означать конец всему. Это был ужасный, ужасный факт жизни. Сумак был беспомощен, беззащитен и очень зависим от этих трeх кобыл. Теперь он напрягся, чтобы прислушаться, и даже подумал о том, чтобы использовать заклинание, чтобы подслушать. По какой-то причине он мог это сделать, ведь он был одарeн тем, что Твайлайт называла "хитроумными заклинаниями". Они приходили к нему так же естественно, как дыхание, к большому беспокойству всех пони, и он понимал, почему.

Флэм Эппл, вот почему.

К большому облегчению Сумака, он услышал смех, доносящийся из спальни, настоящий, реальный смех, не нервный, не испуганный, а счастливый, надрывающий живот. Напряжение, заставившее все его мышцы напрячься, отпустило, и он смог сделать один глубокий, вздрагивающий вдох, прежде чем зарыдать от облегчения, — прежняя истерика вылилась в сильную потребность плакать.

Оставшись один на диване и глядя в окно, Сумаку ничего не оставалось, как выпустить все наружу.