Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы
Глава 33
В дверном проеме стоял высокий ночно-синий жеребец, а рядом с ним — две кобылы, одна поменьше, другая повыше, и вся троица была закутана. Сумаку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто эти пони, и он был потрясен, увидев, что в дверной проем кухни вместе с Найт Лайт и Твайлайт Вельвет втиснулась высокая Данделия. Услышав вздох, он догадался, что это Трикси, и жеребенок подумал, не начинаются ли неприятности.
— Беатрикс… ты хорошо выглядишь.
— Отойди от моего отца, чтобы его не засыпало твоим пеплом, — мрачно ответила Трикси, и Сумак услышал зловещий треск стереосистемы, доносящийся из-за его спины.
— Трикси… — голос Данделии был умоляющим, но в то же время надменным, — праздничное перемирие. Перемирие, если можно. Я приехала не для того, чтобы создавать проблемы, и обязуюсь вести себя как можно лучше. Я не хотела приходить, но мой психотерапевт сказал, что я должна сделать эту попытку. Найт Лайт и Твайлайт Вельвет привели меня сюда, скорее, против моей воли. Я пыталась сказать им, что вы не будете рады меня видеть.
Тарниш, не ведая страха, шагнул к Данделии, ничуть не обеспокоенный возможностью насилия, которое, казалось, вот-вот должно было произойти:
— Так, все пони выходят из кухни. Давайте дадим им немного времени побыть вместе. Давайте, все вы. Пеббл, ты тоже.
— Но Сумаку нужно…
— Никаких но. — Подняв одно копыто, Тарниш прервал дочь. — Всем выйти. — Повернувшись, Тарниш встал во весь рост и возвысился над Данделией. Глядя на нее сверху вниз, он навострил уши и напряг мышцы шеи. — Ты… ты гостья в моем доме. Трикси и ее семья — мои гости, они под моей защитой. Если ты причинишь им вред… если ты разозлишь меня, я заставлю все растения в мире возненавидеть твои кишки… а это плохие новости для травоядного, скажу я тебе.
Сумак увидел, как опустились уши Данделии, и вдруг она показалась ему не такой уж надменной.
— С праздником Согревающего Очага! — Теперь голос Тарниша звучал бодро, и он немного расслабил свою жесткую позу. — Здесь есть горячее какао, чай и кофе. Не стесняйтесь, угощайтесь. Чувствуйте себя как дома.
С этими словами Тарниш зашагал прочь, а Пеббл последовала за ним по пятам.
Длинный прямоугольный пакет, завернутый в красочную праздничную бумагу, страшно отвлекал Сумака, и он то и дело бросал в его сторону косые взгляды. Были и объятия, и приветствия, и извинения, а теперь Лемон Хартс гладила Трикси, несомненно, надеясь успокоить расстроенную кобылу.
— Сумак, как ты поживаешь? Как ты себя чувствуешь? — Твайлайт Вельвет потянулась к нему своей магией, и Сумак почувствовал, как его притягивает к себе нежная, непреодолимая сила. — Я так волновалась за тебя и хотела навестить, но все было так занято. Прости меня за то, что я была невнимательна.
— Простить? — Сумак позволил себя обнять и, по правде говоря, не возражал. В данный момент он все еще был немного в шоке от встречи с Данделией, и ему было приятно оказаться в утешительных объятиях Твайлайт Вельвет.
— Мы с тобой в некотором роде семья. Найт Лайт может считаться твоим дедушкой, ты знаешь. Я знаю, что он хотел бы им стать, потому что он говорил об этом.
Когда Сумак взглянул в сторону пакета, то увидел, что Найт Лайт обнял Трикси, и она дрожит, прижавшись к его шее. На мгновение он забеспокоился и хотел броситься к матери, но потом пришел к выводу, что ей, вероятно, нужно, чтобы это произошло. Посмотрев в сторону Данделии, он увидел, что она стоит одна с печальным выражением на лице. Жалость взяла верх над негодованием, и Сумак съежился, не зная, что чувствовать и что делать.
Сверток казался не таким уж и важным.
Опустив голову, Твайлайт Вельвет приблизила мордочку к уху Сумака и зашептала:
— Данделия проходит курс терапии. Это часть того, почему я так занята. Она действительно соблюдает ее. Честно говоря, я не была уверена, что она согласится. Я горжусь ею, Сумак, потому что она делает искренние, серьезные усилия, чтобы измениться. Мистер Типот — полезный пони… он дал ей повод для разговора во время следующих визитов, я думаю.
— Тарниш — это причина, по которой я не хочу становиться пиратом когда вырасту.
— О… — Твайлайт Вельвет запнулась на полуслове и, моргнув, несколько раз кивнула. — Это было бы разумно, Сумак. Как тебе нравится жить у мистера Типота? Как ты держишься? Не слишком ли это для тебя тяжело?
— Немного, — ответил Сумак, и его ухо дернулось от постоянного щекочущего дыхания Твайлайт Вельвет. — Мне нравится, когда рядом большая семья, но иногда это становится чересчур. Иногда мне нужно побыть в тишине или побыть одному. Когда в одной комнате слишком много пони, все мои чувства просто перегружаются.
— Такое бывает, Сумак. — Твайлайт Вельвет прочистила горло, обняла Сумака, а затем спросила: — Сумак, ты можешь рассказать мне о своем особом магическом чувстве? Я знаю, что оно сильно беспокоило тебя незадолго до похищения. А как сейчас? Оно доставляет тебе много хлопот?
— Кажется ли мне, что чейнджлинги прячутся в каждой тени и ждут, когда я снова можно будет похитить меня? — Сумак покачал головой, и в шее у него что-то хрустнуло, заставив его вздрогнуть. Его зрение на мгновение затуманилось, слезы хлынули быстро, но он сдержал их, не обращая внимания на внезапную боль. — Да, иногда меня одолевает магическое чувство. Я не знаю, что происходит вокруг меня, иногда все путается, но я знаю, что за мной наблюдают.
— Сумак, в Понивилле есть Надзиратели… их немного. Они следят за тобой, но не волнуйся, они будут держаться на расстоянии, оставаясь совершенно незаметными, и у тебя будет личное пространство, настолько, насколько мы сможем тебе его предоставить. — Я приложила копыто и настояла на том, чтобы тебе все рассказали.
— Спасибо. — Сумак глубоко вздохнул, а затем повторил: — Спасибо.
— Ты большой жеребенок, Сумак, и зрелый для своего возраста. Я думаю, что быть честной, открытой и откровенной с тобой — это лучшая политика. Ты не маленький пугливый жеребенок, нет, ты большой, сильный и смелый. Ты прошел всю Эквестрию вместе с Трикси, и для своего возраста ты очень умный жеребенок.
Польщенный, Сумак покраснел и снова посмотрел в сторону Данделии. Она выглядела грустной, Данделия, и Сумаку стало грустно смотреть на нее. Он думал о прощении и о том коротком разговоре, который состоялся ранее… и который так и не был завершен. Теперь эти несколько слов казались гораздо важнее, и Сумак хотел бы знать, что ему делать.
— Знаешь, Сумак Эппл… есть чудовища. Затаившиеся. Страшные.
— Да? — Сумак знал это, но ему было интересно, к чему клонит Твайлайт Вельвет.
— Такие монстры, как трайбализм, предрассудки и жестокость. С такими монстрами труднее всего бороться. Такие монстры не отпускали бедную Трикси и преследовали ее на каждом шагу. Сейчас они разрывают на части бедную Данделию. Только самые храбрые пони пытаются противостоять этим монстрам.
Язык Сумака на мгновение высунулся, обведя губы, а все мышцы, шевелящие ушами, напряглись до предела. Он обдумывал слова Твайлайт Вельвет, глядя на Данделию, и понимал, что все идет к какому-то завершению, возможно, к уроку, но не был уверен, к какому. От напряжения его мышцы живота напряглись, и он задумался, чего от него ожидать.
— Твоя дружба и любовь к Трикси дали ей мужество, необходимое для того, чтобы встретиться лицом к лицу с чудовищами ее прошлого. Теперь посмотри на нее, Сумак. Она влюблена, и ее любят. Трикси остепенилась, пустила корни… у нее появились обязанности. Теперь у нее даже хватает смелости подружиться с теми, кого она когда-то обидела, и все потому, что она научилась дружбе у тебя.
— О. — Уши Сумака раздвинулись в стороны.
— Ты был маленьким, беспомощным и милым. Будучи таким маленьким и беспомощным, ты во всем полагался на нее. Ты не осуждал ее и не вспоминал о ее прошлом, и благодаря этому она смогла открыть тебе свое сердце. Ты был безопасен, Сумак. Не угрожающим.
Сумак знал, что в нем нет ничего угрожающего, и именно Дискорд сказал, почему. Он был светло-бежевым, и в Сумаке не было ничего интересного. Если говорить о пони, то Сумак вызывал зевоту. Он оторвал взгляд от Данделии — на это ему потребовалась вся его сила воли — и, взглянув на мать, увидел, что она плачет, но при этом улыбается. Неужели она счастлива? Лемон Хартс гладила ее по спине, а Трикси прижималась к шее Найт Лайта, сидя на той же подушке, что и он. Это был нежный момент, и Сумаку было неловко наблюдать за ним. Трикси была счастлива, решил он и, повернув голову, посмотрел на свою отчужденную бабушку, Данделию.
Она не была счастлива.
— Помоги мне подняться, — обратился он к Твайлайт Вельвет.
Мудрая кобыла средних лет ничего не сказала, пока помогала Сумаку, ставя его на копыта. Быстро сделав глубокий вдох, набравшись храбрости, Сумак отправился выполнять работу, которая требуется от всех хороших пони. Мысленно потянувшись к подушке, он попросил принести ему большую подушку и начал медленное, торжественное шествие к месту, где стояла Данделия.
Выражение ее лица было нечитаемым, непостижимым для Сумака, — какая-то непонятная мешанина эмоций.
— Садись со мной. — Это не было вопросом, и Сумак бросил подушку к передним копытам Данделии. Позади него раздалось несколько вздохов и резких вдохов, но он не обратил на них внимания. Ему было трудно смотреть вверх: Данделия была слишком высока, а шея не хотела так изгибаться, без того чтобы давление не стало неудобным и колени не дрожали.
Данделия была, по сути, чужой, и это нервировало Сумака. Он ждал, пока она стояла, и какое-то время Сумак был уверен, что она скажет что-нибудь о том, что испачкала себя подушкой простолюдина. Однако, к его облегчению, она не произнесла ни слова и села на подушку. Не успел он попытаться взобраться на нее, как оказался поднят, окруженный магией огромной, ужасающей силы. Задним числом Сумак подумал о том, что единорогам с потрясающими магическими способностями приходится так сильно доверять.
Его бесцеремонно опустили между передними ногами Данделии, и он кувыркнулся на нее. Она поймала его, обхватив шею локтем, и Сумак напряг нервы, чтобы справиться с этой нелегкой умственной задачей. Сумак совершил ужасную ошибку, взглянув на мать, и ее испуганное лицо встревожило его. Трикси удвоила хватку Найт Лайта, и безумный страх заставлял ее глаза сверкать каким-то маниакальным, опасным образом. Сумак знал, что в этот момент он был щитом для Данделии, и слишком хорошо помнил тот случай, когда Трикси открыла огонь по матери. Твайлайт предотвратила это, она блокировала попытку, но сейчас Твайлайт здесь не было.
Теперь предстояла непосильная задача — завязать с незнакомицей осмысленный разговор или, по крайней мере, светскую беседу. Сумак не знал, что сказать, а наблюдение за матерью, когда она выходила из себя, не помогало, поэтому он закрыл глаза, чтобы отвлечься от этого зрелища. Ему также нужно было быть осторожным в своих словах, потому что неправильные слова могли заставить Данделию сделать то, чего она иначе не сделала бы. Но с другой стороны… разве это так уж плохо — вдохновить Данделию на хорошие результаты в терапии?
Это был какой-то моральный каламбур, но Сумак не знал, что такое “калам” и как им можно бурить.
Сумак выбрал более нейтральную линию поведения и задумался о том, как его собственные слова могут повлиять на него самого:
— Знаешь, — начал он тихим шепотом, — мне кажется, мне нужна терапия.
Данделия ничуть не покровительственно ответила:
— Ты действительно так думаешь?
— Меня похитили жуки. Когда я был в хранилище кентавров, я сделал что-то глупое, но я не думаю, что могу говорить о том, что я сделал. По ночам, когда я сплю, мне снятся страшные сны о том, как я падаю и меня шлепают. Я постоянно беспокоюсь о том, что я неженка, и на меня очень сильно давят, чтобы я поступал хорошо, правильно. Наверное, многие жеребята вынуждены поступать хорошо, но мой папа был плохим пони, как и моя мама, поэтому на меня оказывается дополнительное давление, чтобы я поступал хорошо, потому что они стали плохими.
Слишком поздно Сумак понял, как это может прозвучать для Данделии, и сильно скривился.
— На меня тоже много давят, — ответила Данделия, ее голос был не более чем тихим, придыхательным шепотом. — Я уверена, что Беатрикс испортилась из-за моих поступков… из-за того, что я была бесхребетным ничтожеством, не захотевшим противостоять ее собственному отцу. А теперь она страдает вдвойне — из-за того, что меня считают плохой пони, а также из-за того, что у нее неприглядное прошлое, и только сейчас я начинаю понимать, как сильно это на нее давит. Сейчас мне труднее понять ее, чем когда-либо в прошлом. В последнее время я очень подавлена, потому что не понимаю, как ей удается процветать под таким давлением… а я, похоже, не могу этого сделать. Я все время возвращаюсь к старым привычкам.
— Нас трое, чтобы с ней разобраться. — Когда Сумак произнес эти слова, Твинклшайн фыркнула, Лемон Хартс закатила глаза, а Трикси каким-то образом удалось изобразить дрожащую улыбку на водянистых губах. — Она тоже возвращается к старым привычкам. Когда на нее давят и она эмоциональна, она снова становится Великой и Могущественной Трикси и говорит смешно. Но мы не дразним ее слишком сильно в такие моменты, и я думаю, что я, Лемон и Твинкл прекрасно понимаем, что Трикси нужно немного больше внимания в такие моменты.
— О. — Данделия со вздохом произнесла свое односложное слово, кивнула и сжала Сумака. — Понятно.
— Иногда я бываю настоящей размазней и закатываю истерики. Ты можешь в это поверить?
— Нет, не очень.
— Ну, это правда. — Сумак почувствовал, что его щеки стали теплыми, а уши — слишком горячими. Он не мог понять, глупо или серьезно говорит Данделия, поэтому продолжил, не зная, куда себя деть от беспорядочных мыслей в голове. — Мои самые страшные истерики случаются, когда мне нужно выпустить пар. Чаще всего я держу все в себе до самого подходящего момента, когда остаюсь наедине с пони, которым доверяю больше всего, и тогда все вырывается наружу. Они меня успокаивают, и моя истерика проходит, а потом все снова становится хорошо. Понимаешь, дело в том, что я должен доверять им, что они будут продолжать любить меня, несмотря на то что я полный слюнтяй… и иногда я говорю всякое. — Сумак, опустив уши, подумал о том, что он наговорил Данделии в прошлом, и ему стало стыдно.
— В этом-то и проблема, Сумак… У меня была истерика, и я наговорила всякого Трикси.
— Да, а когда ты пыталась извиниться, ты говорила как надменная задни…
— Сумак! — Резкое междометие Лемон Хартс заставило жеребенка прижать уши в знак покорности.
— Когда ты просишь прощения, ты не можешь ставить себя выше других пони, — сказал Сумак, не обращая внимания на гневную вспышку Лемон. — Например, когда Трикси просит у меня прощения, она не ведет себя так, будто она моя мама или что-то в этом роде. Она не главная, потому что она облажалась. Она не может быть властной или требовательной, она должна прийти ко мне и попросить прощения, как пони к пони. Если ты будешь свысока разговаривать с пони, перед которой просишь прощения, это только сделает все еще ужаснее и ужаснее, потому что нет ничего хуже, чем сказать, что ты извиняешься, и не иметь этого в виду.
— Похоже, у тебя есть опыт, — прошептала Данделия на ухо Сумаку.
— У меня было много истерик.
— Бывает ли такое, что после истерики тебя никто не может полюбить?
Слова Данделии задели Сумака за живое, и он не смог ответить сразу. Сначала ему пришлось проглотить огромный комок в горле, а затем смахнуть выступившие слезы:
— Все время. Это худшее чувство в мире, и я дуюсь, потому что исправить все кажется невозможным. Но когда я наконец проглатываю свою гордость и все исправляю, это такое облегчение.
— Кажется, я знаю, что подарить Беатрикс на праздник Согревающего Очага.
Заинтригованный, Сумак спросил:
— Что?
— Искренние извинения. Спасибо, Сумак. Я говорю это от всего сердца.