Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 4

Единственное пятно ярко-оранжевого цвета резко выделялось на фоне белого одеяла, укрывавшего Понивилль. На дереве, все еще цепляясь за голую, почти безжизненную ветку, остался одинокий лист — лист, который не хотел опадать, который не хотел лететь. Каким-то образом он упорствовал. Он упорствовал, и что-то в этом находило отклик в глубине души Сумака Эппл.

Сидя в своих санях, которые буксировала за собой Лемон Хартс, Сумак сосредоточился на листе. В его голове сразу же пронеслось множество мыслей, и он был ошеломлeн. После встречи с королевой Кризалис Сумак понял, насколько хрупка жизнь, и осознал, насколько близок он был к смерти. Но этот лист, этот одинокий, всеми забытый лист, заставил его задуматься о том, насколько живуча жизнь. Лист не поддался течению времени и теперь продолжал существовать, не просто существуя, но и принося другим немного столь необходимого цвета. Это было вдохновение, и Сумак был настолько захвачен им, что почувствовал, как в горле встает комок.

— Остановитесь, — взмолился он, и, к его облегчению, сани остановились. Сумак наблюдал, как все три кобылы повернули головы, чтобы посмотреть на него, и все они фыркали от холода. Трикси подняла бровь, у Лемон Хартс было любопытное выражение, а Твинклшайн выглядела встревоженной. Для Сумака их лица отражали их реакцию на ситуацию, напоминая о том, какую роль каждая из них выполняла в их маленькой зарождающейся семье.

— Что случилось? — спросила Твинклшайн.

Трикси начала оглядываться по сторонам, ее бровь все еще была приподнята:

— Почему мы остановились?

С большим усилием Сумак поднял переднюю ногу и указал вверх, на лист:

— Он все еще существует.

Трикси, Лемон Хартс и Твинклшайн посмотрели вверх, и каждая из них сосредоточилась на одиноком листе. Бумер высунула голову из-под пончо Сумака и принялась осматривать окрестности, огрызаясь на все снежинки, которые подлетали слишком близко. Судя по любопытным и растерянным лицам трех кобыл, Сумак начал понимать, что у него наступил момент, один из его особых моментов, когда ему придется объясняться с другими пони.

Это немного обескураживало.

Октавия поняла бы его, ведь она была интровертом. Она понимала внезапный прилив эмоций, который, казалось, происходит без всякой причины. Сумак спустил переднюю ногу, а затем засунул ее обратно под пончо и старую попону, укрывающую его. Он несколько раз быстро моргнул, фокусируя взгляд на ярком оранжевом листе, который каким-то образом сохранил свою шаткую связь с деревом.

— Он все еще существует, — сказал Сумак трем кобылам.

— Я не понимаю. — Твинклшайн наклонила голову в одну сторону, потом в другую и уставилась вверх, а на ее пастельно-розовую гриву прилипли снежинки. — Это всего лишь лист.

Чувствуя нарастающее разочарование, Сумак уставился на Твинклшайн и испытал момент жеребячьего гнева, от которого ему стало жарко под зимней одеждой:

— Все мертво, все остальные листья исчезли, но этот все еще существует. Ему еще есть что предложить миру. Он все еще держится и не собирается уходить.

— Это всего лишь лист, — сказала Трикси сыну и теперь сосредоточилась на нем. — Ты хорошо себя чувствуешь, Сумак?

— Я в порядке, — огрызнулся Сумак, чувствуя, как его одолевает раздражение. Он начал подумывать о том, что кто-нибудь из них может предложить немного вздремнуть, а он терпеть не мог, когда об этом заговаривали. Да, ему нужно было вздремнуть, но не было смысла поднимать эту тему. — Разве ты не видишь, насколько это значимо? Это красиво… в этом есть смысл… разве ты не видишь?

— Полагаю, это довольно красиво. — Лемон Хартс моргнула, и несколько снежинок прилетели на ее длинные ресницы. — Но это всего лишь листок, и он еще не упал. Ветер поднимется, и он скоро исчезнет.

Чувствуя себя так, словно он только что впустую потратил свое дыхание, Сумак предпочел промолчать. Он смотрел на лист, наблюдая, как он трепещет на ветру, а три кобылы принялись нетерпеливо топтаться на снегу. Это был не столько снежный хруст, сколько слякотное хлюпанье. Прошло совсем немного времени, и Лемон Хартс начала двигаться, таща за собой сани.

Пока сани двигались, Сумак сосредоточился на одиноком листе, решив извлечь из этого листа как можно больше смысла, подумать и поразмыслить над его поэтической красотой. Для пятилетнего жеребенка этот лист стал глубоким моментом в его жизни, осознанием глубокого смысла, идеалов, пробуждением понятия эстетики, хотя у него еще не было для него подходящего названия.

Это был и грустный момент, в каком-то глубоком смысле, поскольку он также понимал, что другие просто видели лист.

Кладбище Понивилля было погребено под снегом, большинство надгробий поглотило огромное белое пространство. Деревья были голыми, обнаженными, они выглядели как костлявые руки, тянущиеся к могилам, — все, кроме одного. У этого дерева были листья, оно было зелeным, и по какой-то причине снег не скапливался на его ветвях.

Под деревом сидела знакомая кобыла в знакомой шляпе, а на кончике ее хвоста была повязана знакомая красная лента, резко выделявшаяся на фоне белого снега. Лишь только он увидел ее, одинокий уцелевший лист был забыт, и Сумак пришeл в полный восторг, да так, что его ноги начали дeргаться сами по себе, без всякой мысли об этом.

Когда сани проезжали через железные ворота, кобыла обернулась посмотреть, прищурив глаза из-под шляпы. Через мгновение она снова повернула голову и снова стала смотреть на странное дерево, которое, казалось, не тронул убийственный холод зимы. Сани ехали по мокрому снегу с влажным хлюпаньем, и Сумак был счастлив, что буксировочный трос оказался достаточно длинным, чтобы на него не упало ничего из копыт Лемон Хартс.

— Здарова, — сказала Эпплджек, когда три кобылы и сани приблизились. — Мокрый снег, и я не думала, что кто-нибудь из пони выйдет сегодня в эти края.

Сидя в санях и положив голову на сложенное одеяло, Сумак слышал боль в голосе Эпплджек. Он чувствовал себя неловко, ему многое хотелось сказать, но все, о чем он мог думать, — это недавнее откровение об их отношениях. Эпплджек была не только его двоюродной сестрой, но и его тетей — из-за неудачной любовной связи между членами семьи Эппл. Из-за этого Сумак был в замешательстве, как ее называть.

— Сумак хотел поговорить с отцом, — сказала Лемон Хартс Эпплджек. — Поэтому мы все собрались и отправились в путь. Похоже, ты тоже хотела поговорить с его отцом.

— Наверное, да, — ровным голосом ответила Эпплджек. — Наверное, да.

— Что случилось? — Трикси придвинулась к Эпплджек, подняла Сумака из саней и усадила его к себе на спину. Затем она принялась разглаживать его пончо, чтобы убедиться, что оно не сбилось в кучу и не стало неудобным.

— Время — забавная штука. — Эпплджек начала шаркать по снегу и посмотрела на яблоню, которая, казалось, была в самом разгаре весны. Ее взгляд остановился на ярком красно-белом вязаном шарфе, который кто-то из пони повязал вокруг ствола. — Время идeт, и с каждым днeм те вещи, которые казались тебе правильными, иногда уже не кажутся такими правильными.

— Ты сожалеешь? — Когда Твинклшайн произнесла это, пар, выходящий из ее губ, почти, но не совсем, выглядел так, словно образовывал вопросительный знак.

— Еще как. — Эпплджек на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, оглядела трeх кобыл, которые присоединились к ней у дерева. — Я сказала ему, что если он еще хоть раз прикоснeтся копытом к Сумаку, я изобью его до полусмерти, и я это сделала. В то время мне казалось, что это правильный поступок. Я была очень нервной, понимаете…

Трикси кивнула.

— Я пыталась делать вид, что это благородный поступок, но это полная чушь. — Губы Эпплджек сжались и выпятились наружу, отчего ее мордочка выглядела вытянутой и немного глуповатой. — Короче говоря, я сделала это по многим причинам, и не все из них были хорошими. Я ненавидела его за то, что он сделал с фамилией, понимаете? И теперь, по прошествии некоторого времени, когда я увидела, как принцесса Луна входит и выходит через двери, появляющиеся в моих снах, я поняла, что совершила ошибку.

— Так ты пришла извиниться? — спросила Лемон Хартс.

— Агась, — ответила Эпплджек, очень похожая на своего брата. — Я корила себя и думала, могла ли я что-то сделать, каким-то образом отсечь эту злобу и заставить вести себя хорошо. Мы, Эпплы, отличаемся вспыльчивым нравом, и иногда это мешает нам рассуждать.

— А я и не подозревала, — сказала Трикси с язвительной улыбкой.

Эпплджек тоже улыбнулась, вздохнула, а затем повернулась, чтобы посмотреть на Сумака. Ветер немного усилился, и падающий снег повалил набок, срывая и натягивая зимнюю верхнюю одежду и угрожая украсть шляпу Эпплджек. Бумер, спрятанная под пончо Сумака, казалось, спала или просто не двигалась в данный момент. Немного посмотрев на Сумака, Эпплджек вернулась к разглядыванию дерева.

— Иногда я беспокоюсь, не являемся ли мы с Биг Маком хорошим примером для Сумака, — сказала Эпплджек окружающим ее пони. — У Биг Мака довольно старомодные представления о кобылах, которые милые пони называют причудливыми, а не очень милые — совсем другим словом. Я тоже не идеальна, хотя иногда делаю вид, что идеальна. Я знаю, что смотрю на других сквозь копыта, и мне бывает трудно признать, что я поступила неправильно.

— Но ты же делаешь это сейчас, — мягким, поддерживающим шепотом сказала Лемон Хартс.

— Да, но если бы я была хорошей пони, я бы сделала это до того, как чувство вины перегрызло бы мне внутренности. Единственная причина, по которой я выкладываю все начистоту, — это то, что я не могу выносить себя и это чувство, которое я испытываю внутри. В последнее время я чувствую себя немного лицемером, потому что указываю на все, что не так с другими, в то время как многое из того же самого не так и со мной.

Сумак, лежа на спине Трикси, упирался подбородком во влажный воротник ее пальто. Он принимал каждое из слов Эпплджек близко к сердцу и надеялся, что однажды, если понадобится, у него хватит смелости быть таким же честным по отношению к самому себе. Он глубоко вдохнул, наполняя легкие холодным воздухом, и стал размышлять, есть ли у него что сказать.

— Биг-Мак — молодец, — сказала Лемон Хартс, шаркая копытами по мокрому снегу, и белые хлопья прилипли к ее влажным щеткам. — Он, что называется, обходителен. Я никогда не чувствовала себя приниженной или оскорблeнной рядом с ним, даже если его взгляды старомодны.

— Да, но на днях он вывел меня из себя, и мы поссорились. — Эпплджек, не в силах смотреть в глаза ни одной пони, отвернулась и уставилась на дальний забор.

— Что он сказал? — спросила Твинклшайн, потому что кто-то должен был это сделать, иначе могло возникнуть неловкое молчание.

Оскалив зубы, Эпплджек издала сердитый вой и слегка запрокинула голову, отчего снежинки на околыше ее шляпы сползли:

 — Он что-то сказал о вас.

— Сказал? — Лемон Хартс склонила голову набок, и ее глаза наполнились теплым беспокойством. — Я уверена, что он хотел как лучше. Что он сказал?

— Я не знаю, стоит ли мне…

— Эпплджек, я думаю, тебе станет легче, если ты выложишь все начистоту. — Тон Лемон Хартс был одновременно материнским и настойчивым.

— Он ясно дал понять, что его все устраивает, у него нет с этим проблем, совсем нет, и он повторял мне это снова и снова, пока я его ругала… А вот с чем у него проблемы, так это с тем, что у Сумака нет папы, и Биг Мак очень, очень переживает, что вы, три кобылы, не сможете воспитать его правильно, что вы сделаете из него размазню, и Мак очень расстроен, что у Сумака нет мужского взгляда в доме. Он считает, что вам троим нужно завести жеребца в вашем маленьком табуне для пользы Сумака.

— Понятно. — В голосе Лемон Хартс звучала абсолютная тишина и спокойствие. — Биг Мак имеет право на свое мнение, и он может быть обеспокоен.

— Как ты можешь быть такой спокойной? — потребовала Эпплджек. — Я хотела поставить ему синяк под глазом за то, что он это сказал!

— Я не думаю, что Биг Мак имел в виду какой-то злой умысел, когда говорил это, — ответила Лемон Хартс и бросила упреждающий взгляд на Твинклшайн, чье лицо приобрело румяный оттенок розового. — Биг Мак любит Сумака, и ему позволено высказывать свои опасения, даже если они вызывают обеспокоенность или являются следствием дезинформации. Пони делают много предположений о нас, трех кобылах, что мы вырастим неженку, что мы не сможем обеспечить безопасность Сумака и что это как-то неправильно, когда три кобылы растят грубого, мужественного жеребенка. Я больше не обращаю на это внимания, потому что хочу быть для Сумака примером для подражания.

— Отчасти поэтому я и пришла сюда сегодня, чтобы выйти из дома и проветрить голову. — Эпплджек повернулась, чтобы посмотреть на Лемон Хартс, и кивнула желтой лимонной кобыле. — Когда мы с Маком начинаем ссориться, это очень расстраивает Хидден Роуз и Амброзию.

— А почему, по-твоему, он до сих пор зелeный? — спросил Сумак, надеясь сменить тему.

— В смысле? — Эпплджек посмотрела Сумаку прямо в глаза.

— Флэм. У него есть листья и даже яблоневые цветки. — Сумак поднял глаза вверх. — Как ты думаешь, почему?

Прищурившись и пожевав губу, Эпплджек откинула голову назад, и посмотрела на зелeные покрытые листвой ветви над головой:

— Тарниш считает, что это потому, что у этого дерева есть душа… а с душой приходит немного магии. Это дерево никогда не узнает зимы. Оно останется сильным, выносливым деревом.

Раздался долгий, низкий стон, и Сумак понадеялся, что это ветер. Ему очень хотелось, чтобы это был ветер, но он подозревал, что это может быть что-то другое. Взглянув на шарф, повязанный вокруг ствола, он увидел, что кто-то из пони оставил мятную палочку, засунутую в складки узла.

— Кто хочет пойти погреться в Сахарный Уголок? — сказала Лемон Хартс голосом, который, казалось, согревал зимний воздух.