Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 9

В постели Пеббл было тесно, но Сумак не возражал. Он оказался между кобылкой и стеной, в таком месте, что не мог скатиться с кровати и упасть на пол, а это было насущной проблемой. Дома у него на кровати были перила, которые останутся до тех пор, пока он не поправится.

В спальне было холодно, гораздо холоднее, чем в его собственной, поскольку в этом доме не было печи и вентиляционных отверстий. Конечно, это место начиналось как казарма, а за долгие годы превратилось в нечто иное — огромное извилистое пространство, которое Сумак обожал. Впрочем, холод был не так уж страшен, потому что сама кровать, на которой лежало столько тел, была очень теплой.

На все в комнате Пеббл было наложено свежее огнеупорное заклинание из-за Бумер.

Что касается самой Бумер, то маленькая драконесса уже крепко спала, и в теплом помещении под тяжелыми одеялами пахло древесным дымом с примесью тухлых яиц. Этот запах ассоциировался у Сумака с теплом, безопасностью и привязанностью. Дома у Бумер была своя кровать — корзинка с пестрой вышитой подушкой, но она никогда в ней не спала.

Комната Пеббл не была похожа на комнату жеребенка. Скорее это был кабинет, в котором, так уж получилось, стояла кровать. У Пеббл было несколько игрушек, но, судя по их виду, она с ними не играла. Как и у многих других кобылок, у нее была коллекция плюшевых принцесс с любопытным добавлением куклы принца Блюблада. Что Пеббл хотела этим сказать? Принц Блюблад поддерживал искусство и науку, а значит, поддерживал ее родителей и семью.

Кукла появилась в знак признательности.

— Пеббл? — В голосе Сумака была та тихая мягкость, которая бывает только у жеребят, когда они совсем маленькие. Рядом с ним Пеббл зашевелилась, и он почувствовал, как ее передняя нога скользнула по его боку, когда она перевернулась к нему лицом. Он прижался к ней носом, отчего постель стала еще теплее. Сейчас, когда рядом с ним находилось теплое тело Пеббл, отгонявшее зимнюю прохладу, Сумак понял, почему сохранилась эта причудливая троттингемская традиция.

— Да?

— Ты счастлива, что у тебя есть сестра? — Сумак, рядом с которым находилась Пеббл, услышал звук дыхания Мегары. Сам того не желая, он поставил Пеббл в затруднительное положение и надеялся, что она не рассердится и не обидится на него. Он не слишком задумывался над вопросом, прежде чем задать его, — например, о том, что тема вопроса находится прямо здесь.

— Иметь сестру — это самое замечательное, что есть на свете, — приглушенным шепотом сказала Пеббл. — У меня теперь есть работа. Я учительница Мэг и должна учить ее всему, что ей нужно знать. Меня оставили за старшую, потому что родители мне доверяют. — Кобылка на мгновение замолчала, и раздался слабый статический треск, когда разные тела сдвинулись в кровати и стали тереться о шерстяные фланелевые простыни.

— Поначалу я немного расстроилась из-за того, что мне приходится делиться родителями, — признание Пеббл заставило ее голос звучать немного напряженно, лишив его обычной ровной интонации, — но потом я поняла, что получаю взамен. Это был справедливый обмен. Теперь я с нетерпением жду момента, когда стану старшей сестрой, но все еще пытаюсь разобраться с некоторыми вещами.

— Например? — спросил Сумак.

— Ну, Мэг называет Октавию и Винил "мамой". Я называю их своими тетями. Теперь я пересматриваю свои взгляды. Мне кажется… мне кажется, я немного обиделась на них, потому что они живут отдельно, и все пони не женаты, как мне хотелось бы. Я была властной, грубой, требовательной и, может быть, даже немного чудовищной. Только вчера, перед твоим приходом, я назвала Октавию "мамой", и она так расплакалась из-за этого.

— О. — Сумак не знал, что на это сказать. Когда твоя особенная пони говорит, что она чудовищна, как на это реагировать? Каков правильный этикет? Он собирался спросить об этом у Лемон Хартс, чтобы быть до конца уверенным. Жеребенок очень верил, что у Лемон есть ответы на все вопросы, которые могут понадобиться ему в жизни.

— Называя их своими тетями, я думаю, что привлекаю внимание к тому факту, что мы вместе, но раздельно. Я не знаю. Последние несколько дней я веду беседы в своей голове и совсем не довольна собой. Я действительно была несчастной кобылкой какое-то время, а Мегара… Наш орешек делает меня счастливой.

— Счастливой? — Голос Мегары представлял собой нечто среднее между грубым мурлыканьем и мягким бархатом.

— Да, ты делаешь меня счастливой, — ответила Пеббл.

— Это не похоже на мантикорскую гордость. — Голос Мегары теперь дрожал и менял высоту, становясь почти носовым. — Мегара — карлик. Погрызли. Пожевали. Мегару отправили жить с едой. Мегаре снится синий пони, и синий пони говорит Мегаре, чтобы она шла на север и нашла розовую пони. Синий пони заставляет звезду ярко светить, чтобы Мегара знала, в какую сторону идти. Ночью львица Мегара идет за звездой.

— Это потрясающе, — прошептал Сумак в благоговении. — Мегара за один раз сказала больше, чем за всю ночь, и Сумак начал понимать, насколько велика сила принцессы Луны.

— Итак, Мегара счастлива. У нее есть сестра, которая не грызет голову.

— В этом доме не принято жевать голову, — отрезала Пеббл. — У нас есть правила. Нельзя жевать голову, и Сумак не должен пострадать, потому что королева Кризалис сломала ему шею, и он хрупкий. А еще мы чистим зубы перед сном, потому что у хищников ужасный запах изо рта. Фу.

Зевнув, Сумак подумал, приснится ли ему принцесса Луна этой ночью, когда наступит сон

Весь мир был розовым. Так много розового. Сумак несколько раз моргнул, пытаясь понять, почему мир розовый. Постель была теплой, а воздух холодным — приятный, чудесный контраст. Было приятно вдыхать в легкие бодрящий холодный воздух, в то время как тело оставалось теплым и согретым.

Пока он продолжал просыпаться, его ноги подергивались, причем все чаще и чаще. Это его обрадовало, и, приложив немало усилий, он смог прижаться к теплому, розовому, пушистому телу рядом с собой. Понемногу спутанность в его голове рассеялась, и он понял, что в кровати с ним лежит Пинки Пай.

— Нет, Пинни, ты не можешь использовать мою племянницу в качестве шара для боулинга, — пробормотала Пинки, подергиваясь всем телом. — Ну… ладно… если ты настаиваешь, но я тоже хочу поиграть.

Что?

— Пинки, проснись, — сказал Сумак и с помощью своей магии потянул ее за ухо.

Фыркнув, Пинки открыла глаза и на мгновение растерялась:

— Я что, попала в цель?

— Пинки, помоги мне, мне нужно сходить на горшок. — Сумак начал паниковать от сильного желания сходить, а контроль над телом у него временами был еще довольно слабым. Тогда, не удержавшись, он спросил: — Что ты делаешь в кровати Пеббл?

— О, в большой кровати было тесно, а пуканье моей сестры пахло прогорклой тыквой, — ответила Пинки полусонным голосом.

Не в силах остановиться, Сумак начал хихикать, что нисколько не помогло его проблеме.

Внезапно глаза Пинки Пай широко распахнулись, все ее тело напряглось, а кудрявая грива встала дыбом, что стало проявлением ее Пинки чувства:

— Экстренная ситуация с горшком! Жеребёнку нужно срочно сходить на горшок! Боже мой, срочно на горшок! — И с этими словами Пинки Пай окончательно проснулась и была готова двигаться.

Сумак тоже был готов, и он надеялся, что Пинки доставит его вовремя.

На кухне было холодно, но тепло. Иней создавал на стеклах окон красивые, изысканные узоры, на которые было приятно смотреть. Из углей в камине возродился огонь, наполнив кухню теплом и светом. Бумер сидела в огне и не хотела выходить, так как пол был слишком холодным.

У Сумака была уникальная проблема, решения которой у него не было. Его задние ноги почему-то были быстрее передних, и когда он ковылял по кухне, наслаждаясь вновь обретенной подвижностью, его задняя часть отклонялась то в одну, то в другую сторону. То, что его напугали до одури, хоть как-то разбудило его связи, но все равно держать голову было большим напряжением, борьбой, сражением.

Винил, только наполовину проснувшаяся, шаркала по кухне, пока готовились чай и кофе. Демократия была в действии, и был задан вопрос:

— Что на завтрак? — Увы, ответа пока не было, да и вообще пони не проснулись настолько, чтобы ответить. Нужен был тиран, чтобы решить, какой завтрак подойдет для всех.

Не совсем проснувшаяся Лемон Хартс сидела на плюшевой подушке у камина, прижимая к себе дремлющую Трикси. Некоторые пони еще как-то могли просыпаться по утрам, но вот петь отказывались напрочь. Однако Твинклшайн казалась более бодрой и осознаной, чем большинство пони, стоящих на кухне в ожидании приготовления теплых тонизирующих эликсиров.

— У меня запланирован большой день, — объявил Тарниш. Его веки казались тяжелыми и были открыты лишь наполовину. — Для начала все пони объединятся в пары, и сегодня утром мы будем делать скворечники. Все детали уже вырезаны, осталось только собрать их вместе. Мы будем творчески подходить к их покраске и украшению. Звучит неплохо?

— Да. — Твинклшайн казалась взрослой пони, которая была достаточно бодра, чтобы ответить. — Мне нужен партнер, который поможет мне свить гнездо. — Пока она говорила, Твинклшайн один раз моргнула, а затем ее щеки стали такими же розовыми, как и грива. Когда последнее слово покинуло ее рот, она начала хихикать, а ее уши подергивались.

Мод, все еще одетая в ночную рубашку и укрытая одеялом, наклонила голову, чтобы посмотреть на мужа, и сказала:

— Вам с Мегарой стоит поработать вместе. У вас есть шанс создать воспоминания и провести немного столь необходимого времени между отцом и дочерью.

Тарниш ответил не сразу, и Сумаку каким-то образом удалось поднять голову, чтобы посмотреть на высокого жеребца. Он смотрел на Мегару, которая, сидя у очага, наблюдала за Бумер в камине с выражением глубокого восхищения на своей кошачьей морде. Через мгновение Тарниш улыбнулся, глаза его стали влажными, но плакать он не начал, к большому облегчению Сумака.

— Я забираю Пеббл, — объявила Октавия.

— Что? — Сумак покачнулся, пытаясь повернуться, чтобы посмотреть на Октавию. — Что? Нет!

— Прости, Сумак… но тебе придется поделиться. Она наконец-то назвала меня мамой, и это наконец-то наступило. Я хорошенько поплакала из-за этого, а теперь мне нужно немного побыть с Пеббл. — Октавия, укутавшись в одеяло, подошла к Сумаку, опустила голову и коснулась его носа. — Мне очень жаль. Вот что я тебе скажу: мы будем работать втроем. Как тебе это?

Это были мамины гормоны? Возможно. Сумак слегка покраснел от тычка в нос и, заглянув в глаза Октавии, увидел океан эмоций. Октавия была его особенным другом и другом-интровертом. Через несколько секунд он уже не мог придумать лучшего способа провести утро, чем в компании двух своих лучших друзей. С каждым ее вздохом Сумак чувствовал мятную прохладу на мягкой подушечке носа.

— Это было бы здорово.

— Наблюдать за тем, как вы растете вместе, будет очень приятно, — пробормотала Октавия, протягивая одну переднюю ногу, чтобы погладить Сумака по щеке. — У матери такие надежды и мечты. Будет так много чудесных моментов, свидетелем которых я смогу стать. — Серая земная кобыла фыркнула и отстранилась от Сумака. — Простите, в последнее время я очень эмоциональна.

— Все в порядке, — ответил Сумак. — Ты можешь поговорить со мной, если тебе нужно. Мы можем сесть вместе на подушку и закутаться в одеяло, если хочешь. Или мы можем просто помолчать вместе. Это тоже неплохо. — Говоря, Сумак старался не думать о том, сколько глаз устремлено на него в этот момент и насколько это неудобно.

Выйдя из коридора, Пинки Пай зевнула и встряхнулась, чтобы избавиться от озноба. Затем, несколько раз чмокнув губами, она сказала:

— Это напоминает мне о доме. Зимой становилось холодновато, и мы собирались все вместе на кухне, а мамина печка согревала нас. Не сразу понимаешь, что скучаешь по этому, пока не лишишься этого на какое-то время. Это здорово. — Перейдя через кухню, Пинки Пай встала рядом со своей сестрой Мод.

Тем временем Октавия воспользовалась предложением Сумака и притянула его поближе, устроившись поудобнее на подушке. Обняв его, она обернула одеяло вокруг них обоих, и тогда стала видна только голова Сумака, торчащая из-за основания ее шеи.

Для Сумака все это лишь укрепило его веру в то, чего он хочет в жизни, — большую семью, собравшуюся вокруг очага. Теперь это было глубоким желанием, и он чувствовал острую потребность пустить корни. Он был как никогда счастлив, и, завернувшись в одеяло вместе с Октавией, чувствовал себя в тепле, безопасности и защищенности. Это было идеальное утро, а идеальное утро хоть изредка нужно каждому пони.

Пеббл, опустив веки, подошла к Октавии и Сумаку и спросила:

— А для меня есть место?

Как оказалось, есть, и Октавия распахнула свои объятия, чтобы Пеббл могла присоединиться к ним. Сумак вздрогнул, почувствовав холодок , а Пеббл забралась на подушку и уселась рядом с ним. Затем Октавия обхватила их обоих передними ногами, и одеяло образовало барьер, не пропускающий холод.

— Я собираюсь испечь кулич! — объявила Пинки Пай, став тираном, в котором так нуждалась семья.

Мод, навострив уши, проявила некоторый интерес к вспышке Пинки:

— А ты можешь сделать его с тыквой? Целый. Только для меня? Я была бы тебе благодарна.