Абсолютно серый

6. Ои, индустрия

Аббейфорд-на-Эйвоне

Этот город был оживленным и современным, но не имел такого статуса города-государства, как Ливерипуль или Троттингем. Аббейфорд-на-Эйвоне был построен в излучине реки и находился рядом с месторождением природной глины — ценного ресурса. Самым большим зданием в городе был Кирпичный Приют, который одновременно являлся и кирпичным заводом, и сиротским приютом в одной колоссальной постройке.

Казалось, что все здания в городе построены из кирпича, а улицы выложены кирпичной брусчаткой. Каждый дом был похож на другой, все они были узкими рядами, соединенными между собой, причем каждый блок рядов образовывал идеальную сетку. Насколько Дим мог судить, город имел десять улиц в ширину и десять улиц в длину, а каждый городской квартал казался идеальным квадратом. Кирпичный завод находился за пределами города, в излучине реки, потому что кирпичному заводу требовалось большое количество воды.

Улицы были узкими, тесными, можно даже сказать, клаустрофобными. Все — здания, улицы, пони — было покрыто налетом, состоящим из угольной и кирпичной пыли. По открытым водосточным трубам на улицах текли сточные воды. Для Дима этот город был капсулой времени: он стал индустриальным, а затем не продвинулся дальше.

Он был единственным пони, сошедшим с поезда, и неудивительно. Аббейфорд-на-Эйвоне был тем местом, откуда нужно уезжать на поезде. Пони не приезжали сюда, они бежали отсюда. Над городом висело вечное облако злосчастного смога — его могла бы убрать группа пегасов, если бы их было достаточно, — и на улицы попадало очень мало солнечного света.

Дим находил это очаровательным.

— Ои, не хочешь потрахаться, шеф?

Моргнув за очками, Дим повернулся, чтобы посмотреть на источник голоса. Кобылка, возможно, около десяти лет, смотрела на него с надеждой. На ее лице было слишком много косметики, не говоря уже о том, что ее шерсть была испачкана углем и кирпичной пылью. Каждое ее ребро резко выделялось на фоне остальных, а вид струпьев на губах заставлял член Дима испуганно вздрагивать. Несомненно, она представляла собой прекрасную коллекцию язв, недугов и болезней, и, вероятно, их было в равной пропорции с годами ее жизни.

— Отвали, потаскуха, — ответил Дим.

— Ои! Иди сам, ты педик! — проскрипела кобылка неприятным голосом, ставшим хриплым от загрязнения. — Ты, чертова феечка^[1], думаешь, что слишком хорош для этого, что ж, можешь отваливать прямо отсюда, ты, великий вонючий урод!

Черные хлопья посыпались вниз, как снежинки, которых коснулось зло, и Дим понял, что ему нужно найти какой-нибудь пансион. Любопытные пони смотрели на него, пялились на него, и его чуткие уши слышали, как они говорят о нем. Загадочная фигура под шляпой и плащом, Дим шаркал по улицам, чужак, пришедший в город.

Именно так начинались истории: в город приезжал незнакомец.

О Кингспони говорили, что это самое шикарное место в городе, и Дим старался не обращать внимания на свое отвращение. Это была таверна с комнатами, которые сдавались в аренду. В общем зале преобладали два типа пони, и оба носили шлемы. Стражи порядка, или, как их еще называли, бобби, собрались в одном углу, чтобы выпить по пинте пива. Они были одеты в черную форму и черные шлемы.

Другая группа присутствующих, судя по всему, была ветеранами войны. Дим хорошо знал их тип. Они тоже были в шлемах, старых армейских шлемах и куртках цвета хаки, испачканных, как и все остальное в этом забытом аликорнами городе. Многие из старых солдат были вооружены: пистолеты крепились к скобам, надеваемым на передние ноги. Одна из многих привилегий службы в Гриттише и выживания в одной из многочисленных войн — право на ношение оружия.

Оружие было распространено на островах, и оно было необходимо, чтобы справиться с ужасающей дикой природой, существовавшей между очагами цивилизации. В Эквестрии больше полагались на магию, или так считал Дим. Оружие было ничтожно по сравнению с силой одного в меру способного единорога.

На него смотрело множество глаз, изучающих его, оценивающих — как солдат, так и бобби. Он не обращал на них внимания, ничуть не беспокоясь, и направился к бару, надеясь узнать, нет ли где-нибудь комнаты. За стойкой сидел старый морщинистый единорог, носивший повязку на глазу и монокль — странное сочетание, если такое вообще возможно.

По своим ощущениям Дим понял, что старый единорог — почти магическая пустышка. Слабая искра магии существовала, и ее хватало, чтобы сделать его, без сомнения, тоскливую, будничную жизнь немного более сносной. Отвратительные примитивы вокруг него вернулись к пьянству, и Дим чувствовал на себе гораздо меньше взглядов. Это всегда улучшало ситуацию, когда ты собирался потратить деньги.

— Приветствую. — У одноглазого единорога был странный акцент, и он был не с этих островов. — Я сдаю комнаты на ночь или на неделю, но никогда на час. У меня здесь респектабельное заведение, и мне не нужны шлюхи в моих стенах.

— Это не проблема, — ответил Дим и подумал о кобылке, которая сделала ему предложение. Воспоминание заставило его содрогнуться, и он почувствовал ледяную колючку в яйцах.

— К арендованной комнате прилагается одно бесплатное блюдо в день, фирменное блюдо кухни. Никаких замен. — Единорог снял монокль, облокотился на стойку и прищурился, глядя на клиента. — Цена — одна серебряная крона пегаса. Не торгуемся.

— О боже! — Дим сдержал улыбку, но посмотрел в глаза прищурившемуся единорогу. — Это довольно дорого. Недельная зарплата в этих краях, верно? Боюсь, все, что у меня сейчас есть, — это серебряные кроны единорога и несколько слитков серебра. Вы можете дать сдачу? — К своему удовлетворению, он увидел, как расширился уцелевший глаз старого единорога.

— Могу, ваша светлость, — ответил единорог за стойкой, и все его поведение изменилось.

Монеты и валюта на этих островах поначалу сбивали с толку, но Дим разобрался. Были башмаки, кроны и слитки. Самой низкой стоимостью обладали башмаки земных пони, пегасов и единорогов, причем башмаки единорогов были самыми ценными. Тот же принцип действовал и с кронами: сто монет крон земного пони равнялись одной кроне пегаса, а десять монет крон пегаса равнялись одной кроне единорога. Серебрянный слиток, который большинство этих отвратительных примитивов даже не видели в своей жалкой жизни, стоил двадцать крон единорога.

— Имя, если позволите? — Единорог за прилавком выглядел теперь нервным и жаждущим угодить.

— Харш Винтер, — ответил Дим, размышляя, не стоит ли ему снова сменить имя. Для этого придется напечатать новые визитки. Ему нужно было имя, имя имело вес, репутацию, но имя также можно было выследить, отследить и проследить. Казалось, простого решения не существует.

— Я слышал о тебе, — сказал одноглазый единорог.

— Правда? — Дим почувствовал легкое беспокойство.

— Да, слышал. — Одноглазый единорог вернул свой монокль на место. — Ты выследил Саутбери Слэшера, этого мерзкого типа, который насиловал и убивал молодых кобыл и школьных кобылок. Это… это… это правда, что вы повесили его на мосту и подожгли, как пишут в газетах?

Дим усмехнулся:

— Что еще делают с бешеными собаками и убийцами, когда их задерживают? Со мной был инспектор из Шетландского Двора, и у него был ордер на отправление правосудия при задержании. — Он снова почувствовал на себе пристальный взгляд, и Дим понял, что теперь на него смотрят бобби. Каким-то образом, просто по счастливой случайности, Диму удалось создать иллюзию респектабельности. Его аристократический шарм, его харизма, его сладкие, медовые слова — почему-то пони верили, что он хороший.

Потянувшись магией в седельную сумку, он достал серебряную корону единорога, подбросил ее телекинетическим толчком, поймал и положил на прилавок. Он подтолкнул ее к одноглазому единорогу, одарив его своей лучшей аристократической улыбкой. В оставшемся глазе трактирщика читалось почти боготворение, и это очень позабавило Дима.

Быть известным за чудовищные деяния, сохраняя при этом тонкий покров легитимности…

— Да, я возьму ключ и провожу вас в вашу комнату. У меня есть прекрасная комната на верхнем этаже, и что-то мне подсказывает, что лестница вас не сильно смутит.

Дим кивнул. Лестницы были для отвратительных примитивов. Он поднимался по ним один раз, чтобы ознакомиться с обстановкой, а потом, подмигнув, добирался до места и обратно. В конце концов, ему нужно было поддерживать свои магические мышцы в отличном состоянии, а это означало постоянные кастинги. К несчастью, Дим не был наделен талантом к магии, а значит, ему приходилось трудиться, чтобы хорошо владеть ею, о чем он нередко сетовал, когда был сильно пьян.

Улицы были заляпаны полузамерзшими сточными водами, а ползучий туман покрывал кирпичи изморозью. Днем было довольно тепло — невыносимо, — но ночью температура опустилась намного ниже нуля. Ночью это был совсем другой город. Уличные фонари, которых было немного, давали минимум мерцающего света. Большинство из них были разбиты, проржавели, а в других осыпались стекла. В этом городе повсюду виднелись следы запустения.

Из кирпичных заводов валил дым, и производство не прекращалось. Ночные пони-ассенизатор уже вышли на улицу и совершали обход, таща за собой повозки, полные отвратительных отбросов. Уголь с железнодорожной станции на кирпичный завод возили по ночам, когда на улицах почти не было движения. Большинство магазинов уже закрылись, но в некоторых еще горел свет в окнах.

Дим приехал сюда в поисках местного хенджа, который находился примерно в тридцати километрах от города. Он был большим, хорошо сохранившимся, и вокруг него, по слухам, происходили разные странные вещи. Некоторые из местных суеверий гласили, что это полуоткрытый портал в Тартар, что, конечно, было чепухой. Что могли знать отвратительные примитивы о порталах в Тартар?

Дим своими глазами наблюдал видимый портал в Тартар, созданный его матерью, и созерцал многие запретные чудеса этого ужасного места. Он увидел его с высоты птичьего полета, и это произвело на него, жеребенка, большое впечатление. Это было теплое, приятное воспоминание, время, когда он был счастлив со своей матерью… и Дарлинг. Заглянув в Тартар, Дарлинг испугалась, и за этот страх ее жестоко отшлепали, отчитали и отправили спать без ужина.

Бояться было непростительным грехом в семье Дарков.

Отвлекшись от своих мыслей, Дим заметил двух пони, шаркающих к нему. Разбойники? Кретины? Вонючие попрошайки? Один из них был земным пони, молодой, с мощным телосложением, другой — крепким, немного пухлым пегасом средних лет. На земном пони была диковинная шляпа и яркие, любопытные глаза. Странно было видеть яркие, любопытные глаза в этих краях.

— Ты там, — сказал земной пони. — Ты волшебник?

Прочистив горло, Дим ответил:

— Да.

— Фантастика! — Земной пони выглядел взволнованным, возбужденным и очень обрадованным таким ответом. — Меня зовут Фетлок Комбс, а это мой спутник, доктор Уошборд. А вы?

— Волшебник, — спокойно ответил Дим.

— Точно! — воскликнул Фетлок Комбс, широко ухмыляясь. — Это значит "волшебник" или "маг"? Есть разница.

Несмотря на свой серьезный вид, Дим захихикал, поняв шутку и найдя ее забавной:

— Я — маг, и тебе следует опасаться меня.

— Так я и думал! — Фетлок теперь выглядел весьма оживленным, в то время как его собеседник был сдержан. — Я принял тебя за мага, более взрывоопасного, бросающегося заклинаниями, как конфетти, который специализируется на безудержном разрушении.

Как ни больно было Диму это признавать, но земной пони был довольно забавным и хорошо разбирался в волшебниках, если говорить о земном пони. Чувства подсказали ему, что его намазывают маслом, и он начал догадываться, почему. За ним охотятся? Ищут? За ним следили? Дим сдерживал свои подозрения, обуздав их, но он был готов уничтожить забавного земного пони в одно мгновение.

— Мы с моим спутником, доктором Уошбордом, приехали сюда, чтобы расследовать некоторые любопытные события на местных болотах и исчезновения, происходящие здесь, в городе. Говорят, что здесь бродит довольно злая гончая, и исчезновения, как полагают, как-то связаны между собой.

Доктор Уошборд вздохнул, отчего его массивная фигура потяжелела и напряглась в поношенном твидовом жакете. Дим, окинув пегаса взглядом, оценил его. Мускулистые ноги, покрытые мозолями, могли означать только одно — доктор Уошборд служил в армии и долгое время носил доспехи. Это делало пухлого, почти сонного доктора весьма опасным.

— Возможно, вы могли бы нам помочь, — предложил Фетлок.

— Может быть, вы заплатите мне, — ответил Дим.

— Что? — Фетлок выглядел ошеломленным. — Заплатить вам? А как же всеобщее благо? Твоя любовь к собратьям-пони? Неужели ты не заботишься об их благополучии? Я ошибался на твой счет, я не разглядел в тебе наемника.

Отвратительные примитивы, так много отвратительных примитивов, нуждающихся в сжигании. Дим, ссутулился, потому что ему составило труда подняться во весь рост ради этих невыносимых кретинов, уставился на земного пони, сказавшего такие мерзкие, мерзкие слова. Мерзкие слова, оскорбительные для волшебника. Если бы существовал хоть какой-то способ получить деньги за то, чтобы встать утром с постели, Дим воспользовался бы им с безжалостной эффективностью.

— Идемте, доктор Уошборд. Наша работа приведет нас в другое место, возможно, к более милосердным пони. — Фетлок Комбс с разочарованным видом начал уходить, и его крепкий спутник последовал за ним.

Скатертью дорога, подумал про себя Дим.