Венец творения

Арка первая. Часть 1.

Когда речь заходит о посмертии, кто-то представляет райские кущи или их противоположность в забытом Богом месте, кто-то представляет переход на новый цикл реинкарнации или обрывающее страдания растворение в нирване, кто-то по сей день чтит языческих богов или не задумывается о нём вовсе. Хоть и не разделяя ведущих к ней философских практик, Артём лелеял для себя довольно близкую к нирване идею небытия по ту сторону жизни. Простая и умиротворяющая идея о том, что там не будет причин для беспокойства, ведь ничто не может беспокоить, как и некому там беспокоиться.

И всё же он был обеспокоен. Чувствовать и воспринимать мир так естественно и легко, когда внешние раздражения поступают в безграничном обилии. Сознание, привыкшее за всю свою жизнь оперировать ощущениями и полагаться на них, не могло до конца допустить, что когда-нибудь может быть иначе. Но здесь... Здесь не было ни звука, ни запаха, не ощущалось даже давления с температурой, а взор застилала тьма, ибо не было самой материи чтобы взаимодействовать с ним.

Впервые осознав своё состояние, Артём пытался пошевелить хоть чем-нибудь, но терпел провал за провалом, что лишь разогревало внезапную нужду. Он не встречал сопротивления, ничего не блокировало сокращения мышц, коих попросту не существовало.

— Дышать! — пронеслась паническая мысль, — Нужно дышать!

Лёгкие потуги согнуть пальцы скоро сменились судорожным стремлением бежать затравленной дичью и выть от всё нарастающего отчаяния, когда он не ощутил собственного пульса и не смог совершить ни единого вдоха.

В какой-то момент бесконечных конвульсий, на границе разрывающегося от паники сознания всплыла уверенная и успокаивающая фраза, — "Я мыслю, следовательно, существую".

Пускай кроме бесконечного монолога ничего не подтверждало его существование, теперь у Артёма было за что зацепиться и попытаться осмыслить своё положение. Ведь не может это быть небытием, если он всё ещё присутствует в нём. Усилием воли Артём прислушался к тому, что ещё оставалось, когда даже чувство удушья его покинуло.

Лишенный сигналов почти от всей внешней периферии органов чувств разум Артёма изнывал от простоя, он требовал нагрузки, входящего потока информации, сливающейся в белый шум и засоряющей собой каждую мысль столь плотно, что её не всегда мог перекричать внутренний голос. Требовал и находил неудовлетворительный по объёму, не достигающий даже сотой доли прежнего потока, но столь желанный ответ — его новое состояние не было полностью иным от бытия.

Постепенно Артём смог различить шесть тусклых точек на окружавшем его холсте тьмы. Точек недостаточно ярких чтобы контрастно выделяться и почти ускользающих от недвижимого взгляда без глаз, но заметных для изголодавшейся до новых вводных вычислительной машины. Осознание увиденного мгновенно перетекло к выводу, — За светом следует расстояние и время, — впервые со своего пробуждения в этом месте Артём испытал надежду, — Не всё было потеряно, он не был одним в пустоте.

Но воодушевление схлынуло, когда за двадцать минут внутреннего отсчёта не было замечено изменений в представшей пред ним картине. Теперь он видел больше деталей, как определяемое различным расстояние между точками на основе их яркости, но не находил никакой динамики в происходящем, как и не мог добиться кардинально новых выводов об окружающем его пространстве. Он не знал, находится в вертикальном или горизонтальном положении. Даже то, двигались ли они все вместе с ним относительно мира или они все были статичны, оставалось загадкой.

Зато вновь подкралась безнадёга, уже не требуя срочно рвать на себе рубаху. Нет, она была хитрее, вызывая вопросы о перспективах нынешнего положения и призывая вспомнить, как он в нём оказался. Артём догадывался о ненормальности таких перепадов, но счёл их адекватной реакцией на неадекватную ситуацию и как мог избегал мыслей о ближайшем прошлом, дабы не впадать в ещё большее уныние. Долго это не продлилось и вскоре его предал сам разум, не удовлетворённый столь скудно поступавшей извне информацией, он начал воспроизводить наиболее яркие моменты из памяти, набранные за двадцать три года жизни.

Взор Артёма затуманился, в нём проплывали лица родственников и прежний дом, он ощутил вкус и текстуру погремушек, а со звуком вернулись тёплые колыбельные матери. За ними следовали сцены из детского сада и начальной школы, прерывающиеся на прыжки по гаражам с друзьями и самые горькие детские обиды. Миг спустя пролетали средние классы, первые стрелы, первое восхождение с отцом на одну из десятков безымянных камчатских гор и увлечение альпинизмом, рождение сестры. Их сменили старшие классы и первая любовь, гонка со временем на экзаменах, получение прав и переезд с поступлением в далёкий ВУЗ...

В памяти Артёма началась чёрная полоса, первый курс и адаптация к жаркому белгородскому климату, отсутствие гор на горизонте навевало тоску, лишь усиливающуюся с приходом пандемии. Тревожащие репортажи заполняли эфир, прививая всем очевидцам новый страх за себя и близких. Он смог привыкнуть, затолкать сопереживания в самые глубины сознания, чтобы прожить хоть как-то, не мучаясь от чужих страданий. Но сейчас переживал их вновь, не в состоянии отличить наваждение от ненормальной реальности.

На смену старому пришёл новый ужас, последовавший за двадцать вторым годом, когда он познал все прелести вспыхнувшего порубежья. Орудийная канонада стала обыденным дополнением птичьего пения, а убежища гражданской обороны вновь обрели свою ценность под разрывы ракет. Обострились отношения с новыми друзьями, слишком сильным оказался раскол в те дни. Блокпосты на дорогах и бетонные укрытия на остановках стали его новой реальностью, как и вести о смертях знакомых.

Но всему приходит конец, с получением диплома в двадцать четвёртом году Артём вернулся домой, на Камчатку, воссоединившись с семьёй. Его вновь потянуло в горы, хотелось скинуть тяжесть последних лет, опять стать жизнерадостным и энергичным, смотреть на мир широко раскрытыми глазами. Больше всего его манила Ключевская Сопка, самый большой действующий вулкан Евразии, окутанный ореолом корякских сказаний о живущих в нём духах.

Восхождение начиналось обыденно, восемь туристов, ведомых двойкой гидов, шли по не раз протоптанному маршруту на юго-западном склоне вулкана. Они планировали управиться за неделю, пять дней на подъём и два на спуск, за которые они пройдут по лавовым полям и леднику, достигнув вершины. На третий день двоих из них скосила горняшка и с одним гидом они были отправлены вниз, Артём был несказанно рад, что эта горная проказа его миновала.

Подъём продолжался всемером, они шли двумя страховочными парами и одной тройкой, пока на четвёртый день не уткнулись в участок ледопада, где на крутом склоне ледника слоистый снег растрескивался под их весом. Но назад никто не повернул, ибо немалые деньги были уплачены. Используя резервные припасы было решено идти в обход на южный склон, потратив на один день больше запланированного.

Шестой день Артём шёл по южному склону Ключевской Сопки. Ноги, привыкшие к равнинам, ныли от напряжения, лёгкие хватали воздух, разряженный и холодный, как ледяная вода. Но усталость не могла заглушить восхищение, которое переполняло его. Вулкан, величественный и грозный, возвышался над ним, подобно исполину, чья спина упиралась в небо.

До вершины оставались последние часы и с каждым метром, приближающим к ней, Артём ощущал торжество человека над невзгодами и всеми бедами мира. Но ветер, в прошлые дни лишь колыхавший снежные хлопья, сегодня рывками пытался скинуть их со склона, вынуждая сжав зубы от напряжения ещё глубже врубаться в ледник ледорубами.

Вскоре за ветром последовал свист, пронзительный и леденящий душу, заглушающий стук сердца и споро переходящий в грохот. Лавина. Снежная лавина, стремительная и неумолимая, обрушилась на них, застигнув врасплох и вобрав альпинистов в клубящуюся массу снега и льда...

— Несправедливо, нечестно! — Артём вспомнил, как оказался в своём нынешнем состоянии, наваждение подошло к концу.

Он был готов вновь окунуться в пучину отчаяния, но заметил изменение в окружающем пространстве. Одного из тусклых огоньков не хватало. Артём никак не мог разглядеть, куда девался дальний из всех, и чем дальше он думал о них, тем более странные мысли его посещали.

Могли ли эти точки быть его товарищами по несчастью, как и он воплощёнными в этом странном месте? Их число хорошо коррелировало с численностью группы. Был ли он тогда виден им таким же еле-различимым пятном? Что заставляло их источать свет в этом царстве тьмы?

Вдруг один из дальних огоньков начал мерцать. Он задрожал, словно пламя свечи, которую вот-вот погасят и бесследно потух. Артём снова начал считать секунды надеясь засечь скорость их исчезновения, ведь кроме наблюдения и счёта ему ничего не оставалось.

Через минуту заколебалась третья точка, в её свете и бликах он смог различить множество нитей тянущихся к центру огонька. Миг и точка исчезла. Разум тут же принялся строить догадки, пытаясь предсказать происходящее и раз за разом приходил к единственному выводу — эти нити потушат их всех.

— Что же мне делать? Молиться? — Артём вовсе не был рад расстаться даже со столь ущербной формой существования, — Но кому же из десятков возможных вариантов?

Когда потух четвёртый огонёк Артём перебирал в уме все святые писания и мифические сказания, какие только мог вспомнить. Но в них не было подходящей ситуации. Неужели шаманы коряков всё это время были правы и в вулкане действительно жили злые духи?

— Кто услышит меня здесь? Бог? Дьявол? Аллах? Кришна? Может, Зевс или Перун? — он никогда не считал себя плохим человеком, за ним не было ужасных грехов, как и не было великой добродетели — Нет, я никогда не чтил их заповедей.

Погас пятый огонёк, в его последних лучах вышло различить больше деталей. Нечто бесформенное постоянно бурлило и клубилось подобно дыму, запуская около дюжины своих отростков в центр свечения и затягивая его в себя.

— Нельзя впадать в уныние, нужно надеяться. — ему хотелось верить в лучшее, но для этого не было поводов, — На что? На чудо? Смешно. Просто смешно.

Потухла последняя точка, но даже без света теперь он мог различить нечто, ибо оно было ещё темнее и выразительнее окружающей пустоты. Артёму отчаянно хотелось отвернуться и не видеть надвигающихся всепожирающих теней.

— Нет, нет, нет, я не хочу умирать! Я не хочу! — Внутри него что-то лопнуло и оборвалось. Он уже не искал ответа, не пытался найти выход из положения, ибо возникшая следом мысль лишала всё это смысла, — "Просто смирись, ты уже мёртв".

Невозможно подготовиться к исчезновению, но Артём попытался. Он ожидал, что его поглотит Нечто подобно прочим, но вместо обвивающихся чернильных жгутов до него донеслась оглушающая многоголосица на неизвестном языке.

Он был столь поражён вернувшейся способности слышать, что не сразу заметил, как слова этого языка, несмотря на непонятные звуки, каким-то образом проникали в его сознание, складываясь в осмысленную речь:

— Пожрём его! — визжал один голос, полный жадности.

— Но седьмой лишний, лучше оставим. — ленно произнёс второй.

— Расточительно! — тут же басом возмутился другой, которому с явной поддержкой вторил следующий голос, — Нет, нет, слишком редок! Слишком ценен, нельзя оставлять!

— Разделить невозможно! — вскричал пятый в отчаянии.

— Тогда используем снаружи. — хрипло прошептал последний, запустив новый виток обсуждений.

Нечто явно спорило о том, что с ним делать и по всей видимости было близко к компромиссу. Артём с радостью бы отказался от такого внимания, но участь быть оставленным одним в пустоте страшила его больше перспективы окончательно развоплотиться по воле нестабильного комка теней.

А потому абстрагировавшись от странного разговора, перешедшего к перечислению неизвестных топонимов и гневливых проклятий в сторону Тартара, собрав остатки мужества он пытался хоть что-то сказать. Хотя из него не вырвалось ни звука, неизвестным образом это было замечено.

— Говори, — разом раздался многоголосый хор, будто сам вулкан эхом разговаривал с ним.

— Что вы? — слова к удивлению Артёма были произнесены легко, он тут же попытался совершить долгожданный вдох но потерпел неудачу.

— Мы есть Хексарион, мы существуем в недрах, мы властвуем здесь, мы добры и щедры. — "а потому только что намеревались поглотить меня", — Служи нам, Нерождённый, и по ту сторону ты будешь возвращён в кровь и плоть, устоявши в яви нашими цепями.

Перспектива вновь ощутить тело придавала Артёму надежду на лучший исход. Это было предложение, от которого невозможно отказаться в его ситуации. И всё же оно исходило от определённо злобного хтонического нечто, которое если догадки были верны, только что пожрало остатки шестерых его товарищей, упоминание цепей тоже не помогало делу.

— А если я откажусь?

— Это наше место, мы вольны уйти и явиться сюда когда захотим. — теперь с ним говорил не весь хор, лишь второй ленный голос снизошёл до ответа глупцу, не торопящемуся принимать щедрый дар, — Но будет ли кому задать сей вопрос вновь? В подобных местах такие как ты обречены на распад. Выбирай, Нерождённый. Жизнь или забвение.

Артём не сомневался, Хексарион не врёт. Его напрягали последующие за пробуждением перепады настроения из крайности в крайность, ему было тяжело концентрироваться на одной мысли продолжительное время. Разве должен подобное испытывать чистый разум, лишенный гормонов? Сколько раз он просмотрит собственную жизнь перед тем, как свихнётся? Как быстро эмоциональные качели превратят его в овоща, неспособного сформулировать ни единого слова?

— Клянусь, я клянусь служить Хексариону! — жребий брошен, обратной дороги нет. — Но что же вам нужно?

А в следующий миг, под всё набирающий обороты речитатив разношёрстных голосов из хоровода теней вырвалась дюжина рук, принявшихся штопать и перекраивать саму душу невезучего альпиниста, закрывая заплатками успевшие исчезнуть куски. Его зрение заполоняли образы древних заброшенных храмов, от саванн до тайги разнесённых по просторам неизвестного континента.

Сквозь неразборчивые камлания в завывающем от боли сознании набатом гремело послание:

— Ты будешь вновь воплощён.

В утаённом пристанище

Могучим перстнем наделён,

И покинешь священное капище

Ты будешь вновь воплощён.

По следу сквозь тишь проберись,

До других алтарей доберись,

Все в крови обагри,

Чужой скорбью печать обнови.

Эту круговерть не прерви,

Послужи нам мечом,

Окажись палачом,

Ты будешь вновь воплощён.

Стань от недра ключом,

Новым нашим клинком,

За то будешь взад воскрешён,

Ты будешь вновь воплощён.

Поток картин оборвался и тени отпрянули от Артёма, окончив свою работу. Повисла пауза. Он не знал, что конкретно и должен ли он ответить, но слова на неизвестном языке нашлись сами.

— Ари ори ари рей!

— Истинно так, да будет так, и пусть так и будет, — провозгласил в ответ хор и окутал его ослепительным светом.

Мир мигнул и стало так.

Через нейросеть можно послушать, как примерно звучало послание:

https://suno.com/song/50df9f39-45dc-4687-b52b-0362ef4efab8

Арка первая. Часть 2.

За яркой вспышкой посреди круга рун на каменном ложе с идолом у изголовья возникло тело в груде альпинистского снаряжения. Некогда цельное и сильное, а ныне покрытое коркой из грязи и льда, оно будто было раздавлено в громадных тисках.

Холод. Бесконечный и пронизывающий саму душу. Он даже не казался обжигающим жаром, как при отказавшей от гипотермии нервной системе. Она ещё не была восстановлена. Артём самим естеством ощущал, как холод впитался, проник везде: в кости, в мышцы, в саму кровь, которую растапливала, разгоняла по его венам и насыщала кислородом чужеродная сила.

Эта же сила не давала сознанию забыться, цепями неустанно вплетая его в чуждый мир. Многоликий дух, ведомый тропой вдохновения, выжигал на костях причудливые символы и покрывал письменами кожу, чтобы в припадке безумия сокрушив кости в труху и изорвав кожу на лоскуты начать всё вновь, по лишь себе известной методе готовя павшее тело.

Тело, что сотрясалось в судорогах словно под могучими ударами молота. Выпрямлялись торчащие наружу кости и сквозь плоть на места продирались осколки, выбитые суставы и хрящи следовали их примеру. С натугой стягивались порванные мышцы и сухожилия.

Следом сплетались подчистую разрушенные тромбозом и кристаллизацией вены и артерии, нити сосудов воссоздавались вновь. Зияющие раны начинали сочиться кровью, чтобы в тот же момент она свернулась в тонкие коричневые струпы, будто бы образуя узор замысловатой вышивки.

Обладай Артём сейчас слухом, он бы услышал мириады щелчков и скрипов, с которыми лопался лёд в обледенелой плоти. Но это было лишь началом, под чутким контролем Хексариона его тело, подобно кукле на верёвочках, приподнялось на локте и накренилось за край алтаря чтобы исторгнуть набившую кишечник и лёгкие массу снега и льда.

За эндоскелетом, мышечной и кровеносной системой настал черёд органов. Нечестивое знание, добытое неисчислимыми жертвами, направляло разряды по мёртвому мозгу, пробуждая прежние и рождая новые нейроны, стимулируя связь между ними. Фиброзные заплатки ложились на поврежденную сердечную мышцу. Новая, эластичная и с редкими рубцами ткань покрывала прорехи в легких.

От кишечника и печени расходились новые соединительные ткани. Ни одна из замен не была идеальной, но каждая была достаточной, позволяла сердцу забиться и лёгким самим задышать. С новым ударом незримого молота, Обитающий в недрах воедино сковал его душу и тело.

И тут же Артёма пробрала волна тупой боли от наскоро сколоченного тела, сигнализирующего о своём состоянии, но даже оно не могло заглушить столь радостный миг.

"Живой, наконец-то я живой".

А следом его накрыла волна ответов от органов чувств. Срывая обледенелую корку распахнулись глаза, новой сетчаткой находя тусклый свет от поросших грибами сводов. Внутреннее ухо выдало свой вердикт о лежачем положении тела. Обоняние отметило чрезмерную сырость и затхлость подземной залы, а кожа твердила о холоде.

– Вы… вы вернули меня, – прошептал Артём, с трудом шевеля губами.

– Вернули? – скрежетом камня о металл гремел идол. – Нет, нет, невежда! Мы не только вернули тебя из пучины забвения. Мы собрали по ниточке твою душонку, вдохнул жизнь в твое раздробленное тельце! А-ха-ха-ха! – Он рассмеялся, и этот звук, похожий на обвал камней в горах, прокатился по залу, заставляя Артёма содрогнуться.

– Но посмотри, полюбуйся, какой красавец! — Артём смотрел на свою синюшную, нездоровую кожу на руках и сквозь дыры в одежде, смотрел на гематомы, белые следы бесконечных шрамов, на безобразные символы. Смотрел и ужасался, — Просто шедевр!

— Наш шедевр, наш глашатай, наш предвестник, — идол, казалось, светился от удовольствия, смакуя каждое слово, — Ты венец нашего творения, гранёное остриё, что мы загнали в подбрюшье мироздания!

От каждого слова духа сердце кололо ледяным стилетом. Хексарион сдержал своё слово, настал его черёд держать своё, со всеми его вытекающими.

– Мир ждет, – прошипел дух, став серьёзным. – Ждет, когда ты омоешь его кровью во имя нас. Ждет, когда пламя святилищ вновь взметнётся во славу нас.

— Но как? Одиночке не справиться с этим! — Артём перебирал варианты, как достичь поставленной цели, — Маньяка-сектанта скрутят, даже если не сразу. Местное духовенство когда-то заметит и задавит нового проповедника. Рядовой чиновник потеряется в бескрайних рядах серой моли...

— Решай сам, — новым раскатом оборвал идол, — В тебя вдохнули жизнь не для того, чтобы разбираться в том самолично. В зале напротив сохранился особый перстень, затаённая в нём мощь убережёт и поможет добраться до прочих. Но у нас нет глаз за этими стенами и слишком мало глупцов гибнет в наших владениях, чтобы помочь как-то ещё.

Постановка вопроса не радовала, но что оставалось ещё? Прямое "начальство" явно оперировало иными масштабами и не вдавалось в подробности исполнения своей воли. Надо так надо, к тому же Артём был искренне благодарен за возможность вновь ощущать мир.

— Хорошо, — он начал вставать с алтаря на деревянных конечностях, — Я приложу к этому все свои силы.

— Ступай и служи, преуспей и живи, подведи и умри. — резюмировал дух и идол погас.

Артём сглотнул от такой перспективы, "я не подведу". Но было проще сказать, чем сделать, ведь в следующий миг он распластался по полу.

Координация явно сбоила, тело слушалось с запозданием и не всегда удавалось точно задать усилие. Он надеялся, что это пройдёт со временем, но не решился сразу вставать. Отползя к спине он упёрся в неё и сидя принялся изучать, что осталось от прежнего снаряжения.

На нём не было ни прежних флисовых перчаток, ни шапки с защитными очками. Рука привычно потянулась по карманам изорванной мембранной куртки и нащупала телефон, но тот оказался разбит и не реагировал. Зато стихия не смогла утянуть высокогорные ботинки и рюкзак, что вместе с парой узлов страховки и ледорубом всё ещё оставался при нём.

С большими надеждами Артём перебирал рюкзак, находя в нём сменное термобелье, спички, нож, посуду, немного верёвки, рацион питания из консервов и макарон на тройку дней, да спальный мешок. Там не было палатки, ибо её нёс товарищ, а с него полагалась газовая горелка с парой баллонов... К сожалению сама горелка не пережила тупого удара и была раздроблена. Радовало одно, уцелел термос.

Вооружившись уцелевшим фонариком и приподнятым настроением Артём отправился дальше, идя к выходу вдоль стены и делая частые остановки чтоб отдышаться. За ветхой дверью оказался ничем неприметный покинутый коридор, скорее напоминавший трещину в горной породе, с подобными ей изгибами ведущий к яркому солнечному свету.

Вместо выхода он направился к такой же ветхой двери напротив него, ожидая встретить похожий алтарь или просто кладовку. Но там оказался заполненный пылью кабинет с каменным столом, за которым сидел скелет в лохмотьях накидки и перстнем на пальце.

— Хей, есть кто живой? — скелет не отозвался, что Артём счёл странным в данной ситуации, — Ты ведь не против, если я кое-что возьму?

Пожав плечами он заковылял ближе, перенимать находку. "Молчание знак согласия. Не такой уж этот дар и могущественный, раз сидел на трупе. Или то была старость?" — с подобными мыслями он надел перстень на указательный палец правой руки, ожидая хоть чего-то. Но ничего не произошло.

Да и сам перстень не был изящным, скорей аляповат и изготовлен в попыхах из металла, похожего на темную бронзу, но с необычным блеском. Будто в нём застыли золотые капли, залитые в канавки, похожие на те символы, что покрывали кожу Артёма. В центре перстня красовался небольшой бурый камень с непрозрачной поверхностью. Он был не гладким, шероховатый, со множеством трещин и впадин.

"Такому в базарный день грош цена, поди ещё разберись, как он работает".

Пройдя по извилинам коридора до выхода и привыкнув к дневному свету, Артём постановил, что глаза Хексарион восстановил неправильно — он стоял в глубине скального грота, откуда открывался вид на длительный спуск и лесной массив с прилегающей рекой.

И всё оно выглядело не так!

Насыщенные, яркие цвета без полутонов, странная, будто уменьшающая объём перспектива, да сами объекты были неправильными, простыми, без деталей, как если бы он видел их растровый образ.Почему, как такое возможно? Неужели фоторецепторы не вышло исправить, а хрусталик поставить на место? Нет же, в святилище всё было верно!

Выходит мозг не мог обработать столько за раз и упрощал картинку? Он посмотрел на себя и выдохнул. Он всё ещё выглядел ужасно и в тот миг это было прекрасно, ведь всё было правильно, сложно, объёмно, с приглушенными цветами и малейшими деталями.

Он разворачивался обратно, чтобы просить и убеждать Хексариона исправить фатальный изъян в его работе, как заметил то, что вновь оказалось способно перевернуть обыденную картину мира. Изъян был не в теле, с субъектом всё нормально. Неправилен сам мир. Трещина, из которой он выбрался в грот, была обычной. Самой настоящей и обыкновенной скалистой породой. Но лишь до определённого момента, на её краю стены переходили в новый ненормальный вид, прилизанный, стилизованный, упрощенный.

— Воплощён в другом месте, в незнакомые земли, да? — только сейчас он смог до конца осознать значение слов и части вложённых в него воспоминаний, — Откуда бы им взяться в эпоху спутников…

Артём направился к выходу из грота и опять привалился к стене, активно роясь в щедро имплантированных воспоминаниях. По мере обращений рваные образы выстраивались в цельные сцены. В них были ориентиры прежних, уже неактивных капищ, к которым он должен был добраться.

Ориентирами не были ни дороги, ни названия, ни реки, даже звёзды не удостоились внимания.Ими выступали лишь горы и вулканы, которые на удивление ложились читаемой сеткой координат. По крайней мере, параллельно перекусу шоколадом и холодным чаем из термоса, он смог уверенно определить, где конкретно оказался относительно прочих святилищ и какое из них окажется ближе всего.

Он шёл вдоль реки по лесу уже несколько часов.

Но не мог определить точное время из-за застывшего на небе солнца, что тоже вызывало вопросы. Спуск был несложным, но длительным из-за одеревенелости тела. Уже тогда солнце было в зените. По прикидкам уже должно вечереть или хотя бы чуток сдвинуться.

— Сколько же в этом месте длятся сутки? — он точно не был на крайних широтах чтобы застать белые ночи, в детстве Артём посещал Выборг и помнил его леса, они были далеки от местного неопределяемого нечто.

Признаться, Артём был слаб в наименованиях флоры отличной от его малой Родины. Но чтобы завлечь собственный взгляд, всё время соскакивающий посмотреть в реку, в чьей чистой воде отражалось бледное синюшное тело, он пристально изучал новую растительность.

Если среди встреченных трав он и знал какие-то названия, то просто не мог с уверенностью их применить. Попытки распознать местные исполинские деревья, раскинувшие подобную шляпке гриба крону полную плодов, терпели поражение. Он видел что-то похожее в фильмах про Азию и, кажется, Техас, но лишь похожее. Все растения в этом месте были лишь похожими на реальные.

“Реальные”, какое забавное в его положении слово. Артём приноровился идти по кажущейся нарисованной земле, трогал и находил крайне мягкой траву без теней. Каждый вдох он ощущал близкие к сосновым благоухания леса. Он даже пробовал грызть плоды непонятного дерева, сорвав один и разбив ледорубом. Это оказался орех, противный и горький, с очень выраженным вкусом.

И всё же он не мог думать об этих объектах, как о реальных. Они были слишком выразительны, — “этот мир не знает полутонов, он всё отдаёт на сто процентов”. Умиротворяющей картине леса также недоставало одной одной важной детали. Фауны. За всё это время он не увидел ничего живого, ни ежа, ни белки, в реке не было рыбы или лягушек, в округе не было слышно пения птиц и даже мошкара его не донимала. Такого не бывает, и всё же он находился в чужом месте, чтобы утверждать наверняка.

Примерно такими рассуждениями Артём заглушал ноющее от напряжения всё и подкрадывающиеся сомнения. У него был простой план, от рассвета до заката до талого идти к замеченному с горы мосту, а уже оттуда идти к ближайшему от зовущего алтаря населённому пункту. И будет что будет. Сколько дней это займёт он не знал, глазомер подводил при виде новых объектов, тело нуждалось в постельном режиме и квалифицированном уходе, а не маршбросках.

Это было надеждой на авось, а большего и не оставалось, ибо останься бы он на горе, гарантированно бы умер от жажды. Или от голода, найди он горную реку и исчерпай лимитированные запасы пайков. И даже такой простой план смог дать сбой, ибо здесь не оказалось ни рассветов, ни закатов.

— Какого..! — солнце, что раньше недвижимо оставалось в зените, с резким рывком упало за горизонт, а вместе с ним и Артём осел на покачнувшихся ногах. Он завороженно наблюдал, как таким же рывком с другой стороны появилась луна. Кошмарная луна с мордой неведомой твари на своей поверхности вместо привычной мозаики кратеров.

Следующий десяток минут Артём провёл навзничь, пытаясь собраться с мыслями и не отрывая взгляда от неба. Что это вообще такое? Он стал свидетелем астрономического катаклизма или это нормально здесь? Как подобное может быть нормальным и сколько часов он тогда шёл не переставая? Кто или что отпечаталось на небесном теле?

Эти вопросы были волнительны, но не помогали выжить ночью посреди леса без заранее собранного места под стоянку. Он просто надеялся, что похожая на единорога лунная тварь не видит поверхность достаточно чётко или хотя бы не следит конкретно за ним.

С горечью вдохнув, Артём принялся искать сухие ветки и кору на костёр. Баллоны с газом трогать не хотелось, эрзац-горелку лучше собирать днём.

В десятках километров от незваного путешественника в Филлидельфиских типографиях одна за другой печатались газеты с очерками очевидцев повальной миграции бедных зверюшек из заповедных лесов, эксперты спорили о причинах, а обычные пони судачили о том, что виной всему избыточная жара вблизи празднования летнего солнцестояния и стоило бы пролить на те земли больше дождей.

Арка первая. Часть 3.

Ночь прошла хорошо.

К приятному удивлению, Артём не столкнулся ни с одной из ожидаемых проблем ночлега на земле в спальном мешке. Местная трава действительно была мягка, никакие насекомые его не тревожили. Найденный впопыхах валежник быстро занялся от спичек и прогрел стоянку.

Но в глубокий сон он так и не впал, оставаясь скорее полудремавшим. Слишком многое на него навалилось за последние время, чтобы крепко уснуть. Вновь запечатлев местную ненормальную смену дня и ночи, Артём встал с заметным трудом, — "всё же перенапрягся вчера".

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые грибообразные кроны, рисуя на земле причудливые узоры из света и тени. Воистину прекрасные деревья, ветви с мёртвых стволов их павших собратьев были сухи и ароматны, легко поддавались его ударам обратной стороны ледоруба.

Вчера не было времени на поиск подходящих камней, а потому он вбил в центр прошлого костра несколько альпинистских колышков, образуя устойчивую конструкцию. На неё Артём поставил котелок с водой из реки, закинув в неё обеззараживающую таблетку на основе йода. Споро сложив новый розжиг на ночное кострище, он достал из кармана спички и, ловко щелкнув ими, вновь разжег огонь.

Пока вода грелась, Артём доел консерву с тушёнкой и занялся изучением остатков горелки. Держатель для посуды, пьезоэлемент и выходная головка редуктора были раздроблены. По сути, вопрос был лишь с рассечением и воспламенением газа. Новую “камеру сгорания” можно было осуществить из банки, чем он и занялся.

В стенке в нижней части промытой консервной банки ножом было проделано два отверстия друг напротив друга, одно подходящее по размеру для редуктора, второе для импровизированного фитиля из обмоченного в жиру куска страховочного троса. Закрепив один из баллонов, Артём зажёг фитиль и подал небольшой газ ручкой редуктора. Воспламенение было неравномерным, часть газа неизбежно терялась из-за неплотного прилегания импровизированной насадки. Но это было хоть что-то.

Котелок дошёл до кипения. Затушив костёр водой из реки, обхватив котелок рукавами мембранной куртки он залил термос свежего чёрного чая. Синтетические рукава конечно плохо перенесли жар, остались подпалины, хотя на фоне общего состояния одежды роли это не играло.

Дождавшись когда заварится чай и отлив полную крышку от термоса, Артём принялся изучать странную картину. Когда кипятишь воду на открытом огне в лесу, разумно предполагать небольшую замутнённость на её поверхности. Случайная пыль или налёт, небольшой осадок и что угодно ещё всегда норовит оказаться в воде, оставаясь незначительным для взгляда.

Но ничего из этого в его чае не было. Окрашенная, но идеально чистая и слишком выразительная, будто подкрашенная по контурам, вода явно в насмешку плескалась на лёгком ветерке в поцарапанной и измятой крышке. Шальная мысль о том, что это небезопасно пить из-за неизвестной реакции с нормальным организмом, была задавлена пониманием, что тогда и местным воздухом дышать было бы нельзя.

По окончанию приготовлений, размяв стонущие мышцы и собрав вещи, Артём тщательно засыпал его землёй. Не хотелось случайно учинить пожар. Он чувствовал себя умиротворённым и с лёгким сердцем отправился дальше. Погода была солнечная и ясная, от реки тянуло прохладой, а кроны спасали от излишнего жара, так что изодранная куртка висела обвязанной вокруг пояса.

Время всё ещё не выходило отслеживать по внешним критериям, поэтому он ориентировался только на внутреннее чувство, часто совершая привалы. Глазомер посильно адаптировался к новой реальности, теперь по его оценкам в нынешнем темпе он выйдет на мост к середине четвертого дня от начала пути.

Эта погода пыталась его убить!

Иначе нельзя ничем не объяснить, почему на третий день пути он проснулся от проливного тропического ливня, хотя вчера на небе не наблюдалось никаких признаков надвигающейся стихии.

Ещё вчера он заметил покинутые гнёзда и норы на своём пути и задался вопросом, не от него ли бежит всё живое, но сегодня ответ стал очевиден, — Распознали непонятные незваному мне предупреждения и разбежались, да?

Настроение было поганое, дождь лил с самого утра или того нелепого подобия, что здесь называлось утром. Крепко погрузиться в сон вновь не вышло, поэтому он помнил как небо быстро стянул грозовой фронт. Как по таймеру. Но даже не это вызывало его зубовный скрежет.

Дождь не просто лил, даже не как из ведра. Это была стена воды, чей поток, как всё в этом странном месте, чётко выделялся, разграничивая объекты. Эта стена застилала всё вокруг пеленой и видимость упала в ноль. А за столь обильным дождём из русла начала выходить река, так что ему пришлось отойти вглубь леса, который ещё вчера сменился с неправильных неизвестных деревьев, на не менее неправильные "тополя".

Стоило ли говорить, что тополиная крона нисколько не защищала от дождя? К тому же Артём несколько раз умудрялся сбиться с пути, слишком сильно отдалившись от краёв разбушевавшейся реки, обходя ставшие непроходимыми болотами участки земли. Ничто из этого не ускоряло его путешествие, темп часто сбивался, а дышать становилось тяжело, лёгкие срывались в кашель выдыхая воздух, обильно пропитанный влагой.

— Хоть бы предупредили, — ему оставалось лишь сопровождать своё шествие гневливыми выкриками в адрес неизвестных зверей, — Вот попадётесь, шкуру сдеру, на шашлык пущу!

Вопрос с пищей обстоял тяжело. Изначально предполагалось питаться комбинацией консервов с макаронами, но в первый день и на начало второго до этого попросту не дошли руки. На конец второго дня была приготовлена пачка макарон, её же холодные остатки пришлось в экстренном темпе доедать в начале третьего дня.

В запасе оставались не приготовленные 200 грамм макарон, несколько зубчиков шоколада, горсть чайных пакетиков и последняя банка тушёнки. В идеальных условиях он бы растянул сей скудный запас на несколько дней, но погода вымывала все силы и не оставляла альтернатив.

"Банку придётся кончать сегодня, иначе замёрзну".

Раньше водонепроницаемая, куртка ныне не спасала из-за многих прорех. Горячий чай из термоса обогревал, но для обновления напрямую требовалось расходовать газ ввиду крайне сырости всего и вся, а он бы ещё пригодился для прогрева будущего места стоянки.

Отсутствие полноценного сна было одним из множества тревожных звоночков о том, что "творение" Хексариона было идеальным. Организм, на фоне всех потрясений, нуждался в достаточных калориях своего для поддержания хотя бы на нынешнем уровне.

Артём пытался найти укрытие по курсу движения, но терпел неудачу. Рельеф был извилист, но без перепадов высот с тех пор, как он покинул гору в первый же день. Не было здесь и достаточных для убежища поваленных стволов. Встреться ему сейчас хатка бобров, он был готов вступить с ними в неравный бой, лишь бы оказаться под крышей.

И в довершение всего, мир всё ещё жизнерадостно пылал красками. Прямо во время тропического ливня. Даже грязь выглядела позитивно.

— Будь проклято это безумное место!

– Не могу поверить, что они просто... поливают лес и делают вид, будто ничего не происходит! – Люси Гем нервно взмахнула крыльями, задев и чуть не опрокинув стоящую рядом корзинку с яблоками.

– Извини, Флуффи! – тут же бросила зелёная пегаска, прижав крылья обратно. – Я просто... я так возмущена!

Флуффи Вайт, добродушная земная пони, лишь улыбнулась, поправляя корзину.

– Все мы немного на взводе, дорогая. Эти лисы чуть не затоптали мой огород!

Люси пришлось сконцентрироваться на ароматах свежей выпечки и цветов, чтобы напомнить себе, что не было причин для беспокойства. Сейчас она была на веранде подруги, а не в городской ратуше.

– Но это же ненормально, – выдохнула она куда спокойней чем раньше. – Звери бегут из леса, как будто за ними гонится мантикора, а мэр просто устраивает дождик?

– Не говори глупостей, мантикоры не водятся в наших краях, – покачала головой бежевая земнопони с голубоватой гривой. – Наверняка это просто засуха, как говорят пони на рынке.

– Кто-то должен разобраться, что происходит! – возмутилась Люси. – А что, если это заразная болезнь? Или, еще хуже, – она понизила голос, – кто-то вроде дракона, пожирающего все на своем пути?

— Ну, Люси, ты же знаешь, что у нас сегодня праздник. Летнее солнцестояние, понимаешь? — Флуффи прервалась чтобы отведать шарлотки. — Всем нужно веселиться, а не прямо сейчас скакать по лесу и искать причину тамошних беспорядков.

– И просто сидеть сложа крылья? — "иногда моя подруга слишком добродушна". — Пока что-то страшное угрожает нашему дому!

– Или не угрожает. – фыркнула Флуффи, их земля полнилась слухами о мифических чудищах, но сколько из них сбылись? – Я надеюсь, ты не собираешь идти в чащу и пытаться расспрашивать испуганных белок?

— Нет, конечно нет. —"я собираюсь лететь". — Не беспокойся об этом.

Праздник летнего солнцестояния был в самом разгаре и никому не хотелось думать о ни о чём, кроме пирогов и танцев. Но она знала: нужно было действовать. И если никто не собирался этого делать, то что ж, Люси возьмёт всё в свои копыта.

Но сначала она возьмёт вон ту долю шарлотки...

— Есть или не есть, — Артём с подозрением смотрел на бурлящие в котелке напоминающие подосиновики грибы, — Вот в чём вопрос.

Сейчас была ночь с четвёртого на пятый день похода. По прогнозу он должен был выйти к мосту ещё в первой половине дня, но из-за непогоды пробраться вышло лишь к ночи. И только недавно у него вышло разбить стоянку у ЖД насыпи.

Ах да, мост оказался железнодорожным. Выйдя из леса голодным и злым, он был несказанно рад следам цивилизации. Незагрязненная рукой человека природа уже сидела в печёнках, а потому он был готов славить любой индустриальный объект. Хотя конкретно это ЖД полотно было узковато, — "Возможно в этих краях другой стандарт вагонов?" — да и сам мост был не велик.

Как заночевал на третий день вспоминать не хотелось. Земля была слишком сыра, найдя почти полностью поваленный непогодой от разрыхлевшей земли ствол, он просто зацепился за него страховочным тросом и так вновь провалился в полудрёму. Благо, ливень к тому моменту закончился и рюкзак выстоял под его напором, сохранив сменный комплект термобелья сухим. Артём надеялся, что этого и горячего чая хватит, чтобы свести риск заболеть к минимуму.

А ещё он надеялся, что после такого дождя выйдет вдоволь набрать фуража из грибов и ягод, плоды чего сейчас разгребал во всех смыслах. Местные грибы, как собственно и вообще всё, были неправильными. Детали, по которым намётанный взгляд смог бы отличить съедобные виды, здесь были искажены или отсутствовали вовсе. От сбора ягод по этой причине пришлось отказаться совсем, настолько они были неидентифицированными.

Котелок кипел уже час, дальше продолжать было бессмысленно. Артём слил воду и намеревался попробовать пару грибов, а после лечь спать, — "Если проснусь не у Хексариона, их можно доесть". Но свист по левую сторону прервал его.

Резко повернув голову на неожиданный звук, он увидел первое живое существо в этом месте. "Птица?" — взгляд сразу выцепил крылья, но остальное было излишне противоречиво, чтобы сразу осознать. Нечто, по силуэту определённо похожее на степных лошадей, но имеющее кричаще зелёную расцветку со светло-коричневой гривой, таращилось на него большими голубыми глазами и что-то щебетало.

"Необычная, надо признать, встреча".

Люси паниковала. Зачем она вообще вылезла из тех кустов? "Может для этого вида Злой гриб съедобен!" — но пегаска уже пару часов наблюдала за этим явно нездешним существом, по тому, как оно перебирало шляпки из общей кучи в котёл было очевидно, в здешних грибах оно не разбирается.

Уже ночью Люси заметила огонёк у моста, летя на обратном пути из леса, в котором ничего не нашла. Острое пегасье зрение легко различило ужасную фигуру в свете костра и её первым порывом было разумное бегство...

Однако, любопытство пересилило осторожность, — "Просто взгляну одним глазком и сразу улечу, если что", — решила тогда она и бесшумно спланировала за высокими тополями, чтобы сквозь пышные кусты подобраться поближе к стоянке.

У костра, боком к ней и сгорбившись над котелком сидело существо, похожее на минотавра, но в тоже время иное. Высокое, неуклюжее, всё покрытое рваной одеждой с нездоровой бледной кожей под ней, короткими каштановыми волосами и выглядящее совсем, совсем неправильно!

Все цвета существа и его вещей были приглушены, будто она смотрела сквозь целлулоидную пленку. Глаза терялись в бесконечных деталях складок одежды и бликах застёжек, приходилось промаргиваться и отводить взгляд, ведь от них начинала болеть голова. Иногда существо начинало говорить само с собой на непонятном языке и голос его звучал расколото, резко и перегружено, как если бы воздух был излишне уплотнён.

Что-то подобное точно было в их мифах и легендах, восходящих во времена ещё до объединения племён пони.

Ей расхотелось в них разбираться от внезапного понимания, — "бедняжка, всё это время шёл через ливень", — стало стыдно за всех тех резвящихся городских пони, которые не желав прекращать веселье не только не помогли другому, но и усугубили беду.

И вот, собравшись с духом, она вышла из кустов и окликнула его, пытаясь не дать съесть поганки, намереваясь угостить взятыми с собой бутербродами с маргаритками. Но запнулась об тяжёлый взгляд крошечных зелёных глаз с набухшими кровью сосудами.

Медленно по морде существа расползалась улыбка одними губами, а левая верхняя конечность с шелестом что-то нащупала в кармане и осторожно протянула в её направлении. В открытой неизвестной упаковке легко угадывалась половина шоколадки.

Пегаска, завидев угощение, вновь осмелела, — "Какой добрый турист", — шоколад она любила больше всего на свете. Люси окончательно выбралась из-за кустов и, доверчиво глядя на Артёма, проделав путь навстречу потянулась попробовать дольку.

Лёгким движением правой руки, всё это время скрытой за силуэтом, Артём отцепил ледоруб с рюкзака и рывком загнал его в висок зелёной пегасообразный твари.

— Есть, вот в чём ответ, — проговорил Артём уже с искренней улыбкой, когда та беззвучно рухнула на землю. — Уж лучше подцеплю паразитов, чем откинусь от грибов.

Если бы Артём в ту ночь не был так занят разделкой туши бедной пегаски, он бы заметил как с Луны исчез устрашающий образ единорога, а бурый камень на его перстне стал светлее.

В сетях горных пещер ряды фестралов обуревало движение. Лик Найтмер Мун исчез и это не оставляло никого равнодушным. В их архаичном обществе слухи разлетались даже активнее, чем среди продвинутых собратьев. Толкования отличались одно от другого, кто-то пророчил реванш их владычицы, кто-то её окончательный крах, но все они требовали немедленно действовать.

Главы древних кланов слетались на экстренное собрание, собирая войска. Лязгала сбруя и гремел набат, в дальние дозоры хаотично высылалась разведка в надежде вызнать хоть что-то. Среди всех них лишь старый Стрейт Спирит, последний шаман своего поколения, чётко знал куда и зачем направляет поисковый отряд.

В лесах Филлидельфии что-то сотрясает саму Гармонию, а значит им с ним по пути.

Арка первая. Часть 4.

Несмотря на радость от предвкушения мяса, Артём ужасался представшему фронту работ.

К моменту разбития лагеря он уже шёл на ватных ногах, а после встречи с похожим на неправильного пегаса нечто, сил не прибавилось. Но для долгого хранения туши банально ничего не было, даже о каких-то объёмах соли речи не шло, а потому всё успеть нужно было в ближайшее время.

Ему повезло уже с тем, что хватило одного удара и не пришлось ловить-добивать бьющееся в судорогах по поляне тело. Он помнил, как в деревне разделывали козлов, и попытался применить ту науку ныне. Но сперва пришлось скинуть перекинутые через неё сумки. После Артём с трудом начал возиться в попытках подвесить тушу вниз головой и за ноги прибить колышками к дереву, для помощи чему пришлось использовать перекинутый через ветку страховочный трос — "Крылатая не иначе как весит под сотню".

По всем правилам голову нужно было отрубить, но Артёму было нечем и некогда, а потому он ограничился рассечением шеи острым походным ножом, дав крови с артерий и желчи с пищевода спокойно стекаться. На сохранность шкуры было плевать, его руки всё равно дрожали от усталости. Был бы он уверен в своём желудке, попробовал бы подобно кочевникам запасти псевдо-лошадиной крови.

Затем он провёл надрезы на ногах, вокруг копыт, и от них к туловищу по внутренней части ног. Далее вдоль тулова насколько то было осторожно прошёл основной разрез с ног до головы, в попытке случайным толчком не пробить кишечник. Крылья и хвост он срезал, а после обдал заготовку пламенем из горелки. Запах был отвратительным, горелый мех заставлял слезиться глаза.

К удивлению Артёма, татуировка в виде подсолнуха на крупе пегаса продолжала ярко проявляться даже со сгоревшей шерстью, — "Что же за химию в тебя пичкали?" — в этом безумном месте ему было легко представить ядовитых пегасов.

Промыв нож в реке и дав туше чуть остынуть, он с двух рук начал стягивать шкуру единым пластом по основному разрезу. Хотя после обжигания шкура сходила легко, за ней тянулись сухожилия и жировая прослойка, иногда даже отрывались отдельные клочки мяса. Но ему не было до них дела, всё мясо всё равно не спасти.

Шкура с туши и конечностей отправилась в лужу из крови и желчи под телом, туда же Артём выгреб весь ливер и несъедобные органы. Ветошью с поляны и водой из реки он протёр и промыл тело изнутри. Наконец-то первый этап был завершён, он приступил к мякоти верхних (а ныне прибитых снизу) ног, стараясь срезать с костей лишь участки без хрящей и жилок, коими полнилось крайне вёрткое при жизни тело.

Закончив срезать и крошить рульки с лопатками, Артём получил примерно два котелка мяса с каждой из обеих передних ног, которые пришлось тушить в два захода. Трапезу скрашивали найденные в сумках пегаса мягкие ломти белого хлеба. Кроме них в поклаже обнаружились какие-то цветы и небольшая фляжка, чьё содержимое было расценено как отличный вишнёвый сок.

К тому моменту Артём уже провозился с разделкой несколько часов, и если сперва его мысли были четки, посвящены переборке тут и там узнанных фактов, способных помочь практически, то после запоздалого ужина мысли свалились совсем не туда. Записная книжка из сумок пегаса была полна не читаемой вязью на вроде арабской, и вот что странно, в тех же оставленных Хексарионом символах он мог различить отдельные элементы.

Здесь же он не мог установить контекст, грамматику, шаблон или синтаксис этих размашистых линий, только смутные впечатления. Они перетекали друг в друга без видимых разделений, как подобное вообще можно читать? Кто был хозяином этого пегаса и насколько высок будет штраф, если его найдут? Имел ли этот пегас общее начало с греческими?

Так и уснул Артём по ходу дела, находясь в потоке грёз о греках и их мифологии, пока всё катилось в тартарары.

Разведывательная шестёрка фестралов нашла его. С их отменным ночным зрением и отсутствием маскировки стоянки это было лёгкое дело, вот только они не были рады своей находке.

— Мы не будем приближаться к этой штуке и будить её. — шёпотом резюмировал одни из фестралов с верхушки своего тополя, получив одобрительные кивки от остальной группы.

— Вы нарушаете приказ, — кроме их командира на соседнем дереве, — порочите честь своих предков в столь важный час!

— Сэр, приказ был разведать ситуацию и вступить в контакт при возможности, — не унимался фестрал, — Оно агрессивно и жестоко. Я не вижу такой возможности не затевая драки.

— Трусы, оно одно, а нас много. — гордый офицер не желал улетать с пустыми копытами, — Мы сможем отступить, если оно будет буянить!

— Может, мы оставим ему записку? — донеслось предложение с ещё одного дерева.

Это был компромиссный вариант. Они обозначат дружественное намерение. А нагнать это ещё раз можно будет и после, пешему в лесу далеко не уйти...

— А сейчас, всепони, посмотрите в окно, — распинался старый и подвыцветший фиолетовый проводник, пытаясь отвлечь нервных пони от дурных мыслей о причинах недавней задержки рассвета — За этим поворотом мы проезжаем реку Сухая утка!

В этой глуши грохот рельсовых колёс был оглушителен, сонный Артём первым делом взметнул взгляд к небу ожидая новой непогоды, но лишь зажмурился от яркого солнца. К появлению паровоза из-за деревьев он успел только проморгаться и вскочить на ноги.

Паровоз был ярко-розовым с золотыми полосками на заклёпках котла, у трубы, извергающей пахнувший смолянисто пар, красовался большой золотистый колокол, который звонил при движении, оповещая о приближении поезда. За кабиной шли столь же несуразно окрашенные вагоны, а их окна были украшены распахнутыми занавесками из тонкой ткани с вышитыми сказочными пейзажами.

И только в этот момент до Артёма дошло, что смотрит он в десятки широко распахнутых глаз. Вагоны были битком набиты сородичами пегаски всех мастей и расцветок, которые с нескрываемым ужасом наблюдали за открывшейся сценой. Они сгрудились у окон, кто-то визжал, кто-то прятал мордочку в лапах, кто-то пытался прикрыть глаза жеребятам, но они все до единого плакали.

Он стоял как вкопанный, не в силах оторвать глаз от этого странного зрелища. В одном из вагонов на него огромными фиалковыми глазами смотрела маленькая, совсем ещё крошка-единорожка, и в них он различал не только страх, но и что-то ещё. Непонимание? Упрёк?

Артём проводил взглядом последний вагон удаляющегося поезда, пока тот не скрылся за поворотом, и судорожно сглотнул. В голове шумели отголоски уносящегося вопля ужаса и бьющий по ушам пульс, как загнанные в угол крысы метались мысли.

Он только что на глазах у десятков разумных лошадей – боже, да у них же был пассажирский ПОЕЗД! – выпотрошил одну из них. И ладно бы выпотрошил… мало ли как в лесу можно сгинуть. Так он ещё и не успел скрыть остатки трапезы и разделки, разбросанные вокруг костра.

— Они же вернутся с подкреплением! – лихорадочно билась мысль. – Полиция, армия… Или кто там у них отвечает за порядок?

"Сколько до их прибытия времени? Была ли у них радиостанция на борту? — нет, поезд выглядел слишком старо для такого. — Тогда, как далеко ближайшая остановка и есть ли на ней телеграф? Нужно собрать мясо и бежать!"

От последней мысли Артёма замутило и он осел. На лбу выступил холодный пот, язык вновь ощутил вкус конины, а нос уловил тяжёлый и жгучий запах горелого меха. Осознание тяжести содеянного и предвкушение скорой расплаты давили на разум, который и так натерпелся за последние дни.

Конечно, его за этим сюда и отправили, но он не раз пытался придумать, как наиболее гуманно исполнить волю Хексариона. Тот требовал крови и жертв, но ведь их необязательно получать насильно, хватит обмана. Явись он в глухую деревню и начни убеждать местных в явлении свыше, при своём-то отличном от реальности виде, были все шансы уговорить тяжелобольных и старых на ритуальное действо во имя лучшего посмертия. Далеко не гуманно, но...

— Заткнись совесть, они даже не люди! — Артём зацепился за спасительную мысль, оставалось лишь убедить в ней самого себя, — Я не знал и был истощён. Всё потом, сперва нужно срочно убраться с моста.

Он принялся лихорадочно собирать вещи. Трофейная фляга, горелка, термос, спальник... Он нашёл рядом какой-то странный клочок бумаги с лунообразной печатью, но счёл его выпавшим из сумок пегаски. Записную книжку покойной пришлось разорвать и завернуть в бумагу мясо, чтобы не пачкать рюкзак, если на бегу оно вывалится из котелка.

Оглядевшись и прикинув маршруты, он решил продолжить уходить по реке. Если его поймают, он хотя бы уведёт преследование от активного алтаря.

Всегда очаровательный и уютный кабинет под малые совещания, сегодня был неуместно жизнерадостным. “Как и всё здание ратуши”, — Синамен Ауре, единорожке цвета светлой корицы и по совместительству мэру Филлидельфии, хотелось свернуться в калачик и выть на своём рабочем диване в яркой, полной бумаги шкафчиков. Но она не могла, на ней была ответственность за тысячи жизней.

Сперва на её город обрушилось нашествие зверья из соседних лесов, да так, что рассерженные горожане собирались под окнами и требовали полить леса вне распорядка. Сбежавшаяся свора журналистов лишь усугубила ситуацию. Потом в назначенный час не взошло солнце и срочные депеши из столицы сообщали о пропаже Принцессы, все были в панике.

Но солнце взошло и всё начало возвращаться на свои места… А потом прибыл поезд из Балтимэра. Бедные пони думали, что наступил конец света и началось нашествие исчадий Дискорда. Их с трудом удалось успокоить полевой кухней с ромашковым чаем и выяснить, что же они увидели. Весть их была плоха и зла, очень зла. Настолько, что подобного просто не должно было происходить под солнцем Селестии.

— Мы проводим подомовой обход, но по предварительным прогнозам больше никто… не потерялся, — с натугой в голосе отрапортовал сидящий по другую сторону стола единорог Вилд Хантер, глава городской стражи. — Со слов очевидцев жертва опознана как Люси Гем, в городе её не нашли…

— Вилд, у нас большая проблема!

— Какая ещё? — он слишком устал от проблем за последнее время, контролировать панику в городе задача нетривиальная.

— С самого прибытия поезда я телеграфировала в Кантерлот, — собравшись духом Синамен протянула ему свёрток бумаг, — из столицы пришёл ответ, но я отобрала все расшифровки. Там происходит что-то странное, они отзывают всю стражу на принятие присяги новому аликорну…

— И это чтобы короновать Каденс сейчас? — иногда Вилду казалось, что Кантерлот живёт в своём собственном мире, — Но из-за этого мы потеряем столько времени, даже не зная, сколько в лесах этих монстров!

— Тише! Это не Каденс, они возводят на престол саму Найтмер, — единорожка расплакалась от ужаса. — называют её Принцессой Луной, говорят что вернут Диархию. Я боюсь и не знаю что делать.

Повисла пауза. Вилд перечитывал расшифровку в поисках малейшего изъяна, указавшего бы на чей-то глупый розыгрыш или подмену. Но все известные ему коды королевской спецсвязи совпадали, запись была подлинной. Все войска, включая гарнизонные части, отзывались в столицу, чтобы восславить новый режим с лунным аликорном на равных с Принцессой Дня.

Им обещали прислать какую-то группу поддержки под руководством столичной знати через пару дней. Но разве это значило хоть что-то в сравнении с первой частью сообщения? Мысли Вилда лихорадочно заработали, отсекая ненужное, сосредоточиваясь на главном: нужно защитить родной город.

— Телеграфируй соседям о помощи, в Балтимэр, в Мэйнхеттон, в Сталионград, — план складывался сам собой, сперва они отобьют собственный лес, а если понадобится, то и сам Кантерлот, — Я возьму всех погодников и с частью стражи попробую схватить этого монстра, нам нужна информация о происходящем.

Артём думал, что у него была фора, что он сможет оторваться от ожидаемой погони хотя бы на день и успеет скрыться. Как же сильно он ошибался.

К концу дня они были здесь, сейчас, и их цель была ясна. К тому же, на части из них было какое-то подобие римской лорики в роли доспеха, что не оставляло сомнений. "Да как вообще летают эти твари? Крылья слишком мелки для такой туши!" — зато рождало вопросы.

Впервые заметив их в воздухе, он рванул с берега вглубь леса, в спасительные кроны. Пригибаясь и стараясь не задерживаться на одном месте слишком долго, он пытался найти хоть какое-то убежище, но было тщетно. За несколько минут всё небо затянулось пегасами, они кружили над ним что-то посвистывая.

— Выкуси! — уйдя за дерево он увернулся от летуна, пытавшегося накинуть на него рыболовную сеть с грузом гирек на концах, и метнул в затылок улетавшего подхваченный камень. Следом над ним пролетело несколько запряжённых пегасами карет. "Они меня окружают", — все они, кроме одной, шли на снижение полукольцом, явно имея десант на борту.

Тогда же Артём испытал магию в действии. Рогатые на оставшейся нарезать круги карете вдарили по нему чем-то со своих рогов, светящихся как стробоскопы. Вокруг вспыхивали разряды будто от молнии, а он, бранясь как никогда в жизни, продолжал бежать в сером заговорённом мареве и чувствовал жжение перстня.

Из кустов напротив вынырнули и понеслись на него карликовые лошади, закованные в доспехи с прикрепленными вдоль корпуса копьями по правым бокам. Петляя рывками под выбросом адреналина он разорвал дистанцию и ушёл от них, выбирая самые густые маршруты. Земнопони подводило устройство собственных тел, из-за расположения глаз они либо следили за ним и спотыкались на пересечённой местности, либо скакали опустив голову и смотря лишь под ноги.

Заметив бесполезность прошлого залпа, на новом вираже с кареты открыли беглый огонь, будто там был пулемёт с трассирующей лентой. Поражённые неизвестной силой разлетались клочья земли и деревья вокруг Артёма рвало в щепки, что впивались в кожу. На открывшееся пространство слетелась стая пегасов с сетями и тут же отпрянула, когда в одного из бездоспешных впился раскрученный с земли ледоруб с тросом на конце.

Артём использовал ствол ближайшего дерева как опору для троса и навалившись, тут же сдёрнул болезненно кричащего летуна с неба. Подбежав к жертве он прыжком переломал крыло синему пегасу и придавил к земле, отчаянно хотелось избавиться хотя бы от одного из преследователей. Но руку с ножом прервал топот бронированных копыт. Их тяжёлая поступь доносилась отовсюду, круг оцепления сужался.

Он оценил свои шансы на уход от преследования. Накатывала усталость, в конечностях обосновалась боль, особенно в коленях, икры сводила лёгкая судорога. Как в первые минуты на алтаре вернулась одышка, пульс был слишком быстр, в онемевающем рту ощущалась сухость и подступало головокружение. Ничего из этого ещё не было критичным, он бы вытянул ещё пару раундов, возможно даже ушёл бы от конкретно этой погони.

— Я сдаюсь, уроды. — прикинув перспективы прорыва, Артём единым движением стащил перстень и выкинул его вместе с ножом, чтобы тут же быть вырубленным оглушающим заклинанием.

Арка первая. Часть 5.

Чем бы Артёма не оглушили рогатые, оно сработало плохо.

Часто он на краткий миг выходил из оцепенения, глаза выхватывали несколько деталей, слух различал крики и тело приходило в движение, чтобы проверить связавшие руки верёвки на прочность и вновь обмякнуть сломанной куклой, схлопотав пару разрядов светящихся рогов.

Несмотря на это, сознание никогда не теряло чувства постоянности. Во всяком случае он сохранял некую ясность мышления.

За совершение особо тяжких преступлений и оказание сопротивления аресту, даже если речь идёт о стране неправильных и разноцветных карликовых лошадок, он справедливо ожидал массу неприятностей и суровую кару. Фантазия рисовала безвылазную каторгу в какой-нибудь глубокой шахте, если дело споро не дойдёт до виселицы или гильотины. Вид поезда, отдававшего антуражем викторианской эпохи, хотя и раскрашенного в розовый, намекал на то, что подобные меры здесь могут оказаться в почёте.

Эту мысль подпитывала картина города, что открывалась с летящей на пегасьей тяге кареты, в которой его этапировали. В полубредовом состоянии Артём наблюдал, как внизу проплывают двух-трёхэтажные здания с уютными деревянными фасадами, выкрашенными в пастельные тона розового, голубого и мягкого кремового. Смотря на них язык не поворачивался назвать горожан лошадиными уродцами, слишком милы глазу были их жилища. Нет, они были "пони" — замутнённый разум наконец подобрал подходящее для них слово.

Эти простодушные и жизнерадостные пони украсили свои дома изящными резными балконами, горшками с цветами и флюгерами в виде солнца и звёзд. Вымостили улицы города гладкими, отполированными камнями и проложили на них стройные ряды разноцветных клумб с тенистыми аллеями неизвестных деревцев, что даже днём освещались тёплым золотистым светом деревянных фонарей. Они множеством парков меж районов и садов внутри дворов озеленили своё поселение, раскинувшееся на тысячи зданий во все стороны света.

Что же заставило Артёма бояться за свою жизнь в этом идиллическом месте, утаённом среди зеленых лесов и золотистых полей? Мимолётным взглядом во время очередного пробуждения он разглядел целую улицу, обвитую чёрными траурными лентами, устремляющимися к заваленному всевозможными цветами дому. Ставни каждого из видимых окон города были закрыты, а улочки пусты от горожан. Но не от стражи.

Эшелоны бронированных пони всех пород потоком выгружались с прибывающих поездов на перрон, и поделившись на ручейки, следовали в разбитый полевой лагерь на границе понячего града. В небе же было не протолкнуться от множества подобных его карет, взлетающих и заходящих на посадку у главной площади пред пятиэтажным кирпичным зданием с часовой башней, очевидно исполняющий роль местной администрации.

"Что не так с этим местом?" — увиденное напоминало затишье перед бурей, подстёгивая негативные мысли, — "Это пограничье и готовится война или я сожрал кого-то достаточно ва..."

Яркая вспышка света прервала набирающие ход размышления, чтобы прослезившись Артём заметил уходящую виражами от стражи оранжевую пегаску с громоздкой фотокамерой, взятой будто из музея по девятнадцатому веку. Мысли не успели собраться в кучу, как карета села с характерным толчком, проскользив ещё с десяток метров.

Минутой позже открывший дверцу кареты пони облил его из ведра, приводя в чувства и сбрасывая оцепенение. А через мгновение его уже сухим выталкивали из неё под посвистывание и ржание, заменявшее аборигенам речь. Вестибулярный аппарат не был готов к подобному. От резкого перехода меж плоскостей кружилась голова, обернувшись он не увидел объёма там, где только что находился сам.

Взяв в кольцо, его неспешно повели по площади, следя за каждым движением и впивая наконечники в спину при неосторожных шагах. Липкая и скользкая мысль завелась в рассудке — "Нет разницы, как кончать, если финал будет на плахе". Стычка помогла ему излишне хорошо убедить самого себя в неприемлемости гуманизма в отношении чуждого разума. Если там, на мосту, совесть порывалась бунтовать, то теперь...

До зуда в связанных руках хотелось сполна отплатить за погоню в лесу, быть загнанной добычей оказалось незавидной участью. Тем более загнанным теми, кто сам недавно был добычей, такой вкусной и яркой, как и всё в этом чувственном мире. Со скрежетом зубов Артём осознал, что хотел перегрызть им глотки.

Даже в таком жалком положении он видел страх в их глазах и дёрганности движений. "Начни действовать всерьёз, они замешкаются на достаточный срок", — даже не предположение, само знание всплыло в его голове — "Времени хватит на двух". При детальном рассмотрении, копья больше напоминали глефы, их жёсткая фиксация на доспехе упростила бы дело. Пара движений и руки свободны, а там его ждало бы раздолье до первой вспышки рога или рубящего удара.

Собственная кровожадность пугала больше перспектив новой кончины, она была неестественна Артёму по образу жизни. Ещё в лесу он чётко понял, что от летающих групп некуда бежать со столь скудными запасами, но всё естество подмывало попробовать. Было ли то влиянием его благодетеля или собственной реакцией в ненормальной ситуации, он не знал и знать не хотел, ибо оба варианта страшили своими следствиями.

Так и плёлся занятый собственными думами человек под множеством взглядов, конвоируемый шестёркой королевской стражи, чьи верхушки ушей едва доставали до его восьмого ребра, а кончики рогов до груди. Его довели до стоящего напротив ратуши многоэтажного синего здания с решётками на окнах, чей вход неожиданно оказался достаточно просторным, чтобы пройти не нагибаясь.

Но потолок зала едва превышал два метра, заставляя его горбиться под люстрами. "Остаётся лишь смотреть под ноги", — мелькнула мысль, сопровождаемая раздражением от новых тычков.

Подгоняемый, Артём краем сознания отметил разительное отличие внутреннего убранство "участка" от внешнего вида города, холодные тона и меньшее число украшений настраивали на рабочий лад. Скоро они дошли до просторной лестницы, чьи ступени были куда шире и ниже привычных, вынуждая человека совершать множество мелких шажков, чтобы не терять равновесие. До поручней он бы не дотянулся и при свободных руках, слишком низки они были.

На втором этаже его почти сразу завели в просторное помещение с широким окном без решёток и большим, хоть и низким, круглым столом. Здесь всё было округлым, все углы скошены, даже вместо стульев были подушки, что вкупе с бледно-зелёный обоями создавало приятную атмосферу. "Значит сперва допрос", — конвоиры усадили его боком к окну и даже развязали руки.

Следом за ними в помещение вошли, предположительно, Врач и Офицер. По крайней мере, он так предположил по коробке с красным крестом у первого и обилию знаков отличия у второго. Его начали осматривать, пытались стянуть остатки одежды, для прекращения чего хватило просто шикнуть на пони. Тогда со свечением рога, вытащив застрявшие в коже щепки и залив открытые ссадины чем-то вызывающим жжение, Врач и откланялся.

— Неужели вас всех набирают по одной масти? — оценив гостеприимство Артем наконец задал давно интересующий вопрос, пытаясь стряхнуть липкие мысли, но белые как на подбор пони в доспехах лишь скривились в ответ.

На стол разложили карты разного масштаба и ранее виденную бумажку с лунной печаткой. Офицер что-то спрашивал чётко и с небольшими паузами издавая серии абсолютно не информативных лошадиных звуков. Большинство топографических знаков были непонятны и терялись на фоне декоративных завитушек. Карты будто рисовали для детей, предпочтя красочность оформления читаемости. Полотна были полны мифических существ, учитывая с кем он столкнулся, Артём верил в истинность сих обозначений, — "здесь есть драконы".

Несмотря на помехи, он узнал местность по чужим воспоминаниям, ведь горы никуда не делись. На указание моста, где и произошла роковая встреча, единорог качал головой и повторял вопрос, указывая на печатку, всячески проявляя неудовлетворённость ответом. Мимика пони читалась довольно легко, морды казалось не контролировались вовсе, а их огромные глаза были крайне выразительны, хотя отражались в них лишь непонимание и загнанный подальше страх.

— Откуда эта штука не знаю, наверно с вашей выпала, — кажется, сама его речь чем-то не нравилась им, пони вздрагивали на каждом слове, — I don't know what it is.

Несмотря на негативную реакцию, Артём честно пытался наладить общение, ведь впервые за несколько дней у него появился собеседник. Тем более, разговор отвлекал от деструктивных порывов.

— Sprechen Sie Deutsch? — мимо, пони лишь прикрывали уши и издавали недовольное рыхтанье, — Nani..?

Офицер вновь задал свой вопрос. Судя по изменениям тембра голоса, с ним пытались провернуть тот же номер с разными языками. Ничего знакомого уловить не удалось. В конце концов Артём начал перебирать в голове случайные, когда-то слышанные слова на прочих языках, надолго задумавшись.

— Słońce świeci na шексіз дала pero corazón triste, — с огромным трудом из смеси ломанного польского, казахского и испанского сложился дикий суржик, но всё было тщетно, в их глазах не было ни проблеска узнавания, — Тупые лошади!

Так и провозились они до глубокой ночи, пока плюнув под ноги, Офицер не ушёл. Успевший смениться караул увёл Артёма на третий этаж, где и оставил одного в комнате за двухслойной дверью из решётки с фанерой.

Камера была достаточно просторной, всё в тех же успокаивающих бледно-зелёных цветах, хотя низкий потолок удручал. Вид из окна с решёткой открывался на внутренний сад. Вместо кровати на полу лежала мягкая подстилка с подушкой, а сбоку от них была тумбочка с книгами, бумагой и карандашами. Рядом стоял небольшой столик со странным фонарём и секционным подносом, полным малых порций разных салатов и каш. За дверью в стене был примитивный санузел.

— Пожалуй, хорошая альтернатива лесу, — приём местных блюстителей закона оказался лучше всех ожиданий, — главное не остаться в ней на всю жизнь.

Этим днём привычная Филлидельфия, просматриваемая из окна рабочего кабинета, казалась Вилду вымершей.

Никто не приставал к страже, как то бывало при парадах. Никто не разворачивал на краях площади шатров с товарами, чтобы завлечь служивых после смены. Мощёные улицы блестели от прошедшего недавно дождя, небо было затянуто тучами, которые погодники нагнали для маскировки приготовлений. Редкие горожане, осмелившиеся выйти на улицу, перемещались перебежками по лужам, то и дело прячась за клумбами или забегая в считанные единицы открывшихся сегодня заведений.

В стенах обители стражи наоборот, уже второй день царила суматоха. Под глазами Вилда залегли тени недосыпа, а на загрустневших щеках блестели капли пота. Всё это время он был на ногах, размещал прибывших и лично допрашивал занимавшую сейчас одну из камер ту... потустороннюю мерзость, за неимением лучших слов, от присутствия которой вставала дыбом шёрстка. После его поимки, Вилд отправил три отделения штудировать городские архивы на предмет чего-то похожего и разослал описания в соседние города.

— И всё без толку, — в сердцах жаловался единорог, — оно даже не говорит на известных языках!

Найденные записи были скудны и восходили ко временам правления Дискорда, но подходили по описанию. Подобные существа описывались исключительно злонамеренными и предвещающими большие беды. Неудивительно, что конкретно этот их представитель связался с фестралами и имел при себе их символику. Особенно сейчас, во время пришествия Найтмер.

"Хватит", Вилд сфокусировал взгляд на заполнивших его кабинет листах:

— Сейчас вы мои главные враги.

Новый взмах рога наполнил кабинет магическим свечением, перемещая выросшие до потолка стопки докладов, карт и переписок. С момента клича о помощи гарнизон города увеличился в два с половиной раза, оставив почти две тысячи стражи. Невиданные для Филлидельфии цифры, на одного стражника приходилось лишь сто шестьдесят пони. Даже у Кантерлота это соотношение было хуже.

Но расплатой за скорость размещения стал некомплект абсолютно всего. В копыта перетёк очередной запрос от интендантской службы. "Здесь будет нужно выделить..." – мысленно прикидывал пони, вспоминая сколько и чего ещё оставалось на складах.

Резким рывком распахнулась дверь и в неё забежала запыхавшаяся пегаска, недавно поставленная руководить разведкой в стихийно возникшем генштабе.

— Диархские с-с-стяги рядом! — почти шепотом и задыхаясь проговорила та, — Они об-б-бошли дальние дозоры, скоро будут з-з-здесь...

"Вот и настал момент истины" — Вилд внутренне содрогнулся от принесённой вести, представляя грозящее столкновение, — Сколько их?

— Одна к-к-карета, сэр! — под строгим взглядом, немо задающим вопрос "ты серьёзно?", отдышавшаяся пегаска хрипло продолжила, — Я думаю это парламентёр, а остальные силы будут введены позже.

— Пойдём поприветствуем этого парламентёра, — вздохнув и отложив отчет, Вилд последовал к выходу.

Спустя недолгое ожидание на окружённую поднятой стражей площадь приземлилась карета. Роскошная, обшитая бархатом, но ничем неотличимая от множества прочих, коими пользуется столичная знать. Лишь символика выделяла её, герб был наскоро дополнен лунным знаком. Дверь начала открываться и вся площадь затаила дыхание, ожидая увидеть фестрала или иного слугу тьмы...

Оттуда вышел розовый единорог в цилиндре и фраке, что закрывал переднюю половину тела и передние же ноги. Осмотревшись, он уверенно зашагал к главе городской стражи. Ощетинившийся копьями строй вокруг был вынужден отходить и рассыпаться, чтобы случайно не нанизать будто не видящего их единорога.

— Капитан Вилд Хантер, я правильно понимаю? — Деловито обратился посланник.

— Он самый, с кем имею честь?

— Дюк Маск, ревизор Её Высочества Принцессы Селестии в сих краях, — "ревизор" протянул верительную грамоту из кармана на груди, а сам всмотрелся в затянутое тучами небо, — Что-то с погодой у вас не то, не припомню дождь в расписании.

— Ваше Превосходительство, в городе траур, — Вилд вернул грамоту, она была достоверной и, к его облегчению, имела подпись лишь истинной Принцессы, — мы скорбим по невинно убиенной.

— Безмерно сожалею филлидельфийскому горю. — единорог ни капли не сменился в мордочке, — Стало быть и столько стражи привлекли по этому поводу?

— Так точно, вчера мы задержали подозреваемого, — Хантер понимал, куда клонит прибывший и юлил с грацией слона в посудной лавке, — следственные мероприятия ещё продолжаются, угроза городу сохраняется. Мы проводим поиско...

— Довольно делать из меня дурака, Капитан! — из другого кармана ревизора пролевитировала и развернулась кантерлотская газета за сегодняшнее утро, — Потрудитесь объяснить это.

На обложке выпуска красовался лаконичный заголовок "Последний оплот роялистов, устоит ли Восток?", а следом во множестве красок описаны замеченные издали марши с паническими комментариями очевидцев.

— Как же вы не видите Дюк, что вернувшаяся из изгнания Найтмер Мун посягнула на исконные права Принцессы Селестии? — вспылил Вилд, легко найдя что ответить, ибо искренне так считал, — Мы не можем допустить, чтобы её темные замыслы осквернили наши земли!

— Луна, Капитан, вернувшаяся Принцесса Луна, — непринуждённо поправил ревизор, — Мы должны радоваться тому, что конфликту Сестёр положен конец, а не промышлять сепаратизмом, сея раздор и смуту.

— Пусть так, пускай не Найтмер. — легко согласился Вилд, — Но разве забыли мы, как Принцесса Луна однажды уже возжелала погрузить весь мир во тьму?

— И потому вы осмеливаетесь идти против прямой воли самой Принцессы Солнца? Из-за надуманных пересудов отвернуться от разумения той, кто тысячу лет была гарантом нашего процветания?

— У меня есть доказательства сохранения дурных намерений Принцессы Ночи и по сей день. — Вилд левитировал ревизору взятую с собой бумагу с забытым и проклятым в Эквестрии наречием, —

Перехваченное в лесу существо имело при себе послание фестралов и очевидно работало на них.

Впервые за разговор Дюк замялся, даже ему, смело зашедшему в окружение бунтовщиков, было не по себе от языка зла, начертанного на жалком клочке старой и жёлтой бумаги.

— Кхм... Что удалось узнать у подозреваемого?

— Ничего, Ваше Превосходительство. — с горечью выдавил Капитан, возвращая себе самообладание, — Мы перебрали всё и, хотя оно шло на контакт, толку от этого не было.

— Ведите меня к своему монстру. Башня единорога имеет в своём запасе заклинания и на такой случай.

Всем спасибо за прочтение.

Дежурно напоминаю, у фика есть Телеграмм чат:

— https://t.me/+SUb2hIQ1WjU3NDQy

Присоединяйтесь, там я делюсь тем, что обычно лежит "под капотом" историй и доходит до читателей лишь в виде пары деталей, за которыми скрыты долгие подсчёты в попытке установить условную цену копья 🌚

Арка первая. Часть 6.

После пробуждения чужой и приветливый мир встречал Артёма феерией красок.

Слух фиксировал незнакомые звуки, доносящиеся с улицы, обоняние улавливало новые запахи, казавшиеся насмешливо похожими на блеклые прежние. На языке оставалось послевкусие того, что он решил окрестить местной овсянкой. Неправильной, слишком яркой на вкус для настоящей, эталонно вязкой и без единого комка, будто бы сконцентрировав в себе идеализированный образ овсяной каши.

Даже то, что можно было бы назвать в общем понимании полом, создавало при движении новые впечатления. Вместо ожидаемого холодного, твердого покрытия, под ногами пружинила мягкая, тёплая поверхность. Каждый шаг отдавался приятными вибрациями по всему телу. Артём не мог отделаться от ощущения, что все вокруг немного... резиновое.

"Ничего из этого не реально", — он скучал по серой действительности, по её неровностям и шероховатостям, которые делали идеальные моменты столь ценным. Здесь же они были рядовым событием, даже стены были безупречно ровными.

И всё же сон в помещении пошёл ему на пользу. Заточенный в копытах этих странных существ, он понимал, что был в большей безопасности, чем в лесу. Они явно не намерены на скорую расправу, а значит некуда было торопиться. Больше не нужно думать, как фуражироваться на во всех смыслах незнакомой местности, не нужно бояться хаотичной погоды, не нужно пытаться отсчитывать время без видимых ориентиров, когда даже внутренние часы сходят с ума.

Единственной явной проблемой на данный момент оставался языковой барьер, в этом вопросе ему не так повезло, как Гулливеру с Гуигнгнмами. Артём долго думал, как попробует изъясниться с охраной о несъедобности половины представленной пищи, состоящей из всевозможных цветов. Но до этого не дошло.

Фанерная дверь открылась и за ней показалась единорожка в доспехе. Он хотел было как-нибудь обратиться, но по взгляду пони явно была на взводе и он помнил их реакцию на его голос. За время размышлений поднос, охваченный бледным неоновым маревом, проплыл по "камере" и проскользнул сквозь решётку. Вмиг дверь захлопнулась.

"Удобно", — магия, по крайней мере показанная единорогами способность к телекинезу и оглушению, казалось на фоне всего увиденного за последнее время чем-то естественным для этого места. Нет никого живого в лесу, солнце с луной перемещаются рывками, мир населён цветными пони, пегасы способны лететь с каретами, а единороги умеют колдовать. Всё понятно и просто.

Встреча с живущим в вулкане многоголосым духом серьёзно корректирует представление о том, что и где естественно. Ему лишь оставалось понять детали, ведь несмотря на массу отличий, увиденное имело слишком много параллелей с привычным миром.

"Могли ли пони подсматривать за нами? Это бы объяснило сходства", — и разобраться в этом должны были помочь замеченные в тумбочке книги. Артём не был лингвистом и не надеялся разобраться в языке местных в ближайшее время, но начать к этому первый шаг он мог.

Верхняя из трёх книг отправилась на стол. Переплетенная в ярко-фиолетовую, вроде бы льняную, и покрытую богатым орнаментом ткань, она лишь добавляла вопрос, как местные могли бы её читать без излишних мучений, — "Возможно грамотны в основном единороги, способные легко их листать".

Но к сожалению, на страницах он не смог разобрать ни единого слова. Сколько бы Артём ни корпел над книгой, ему ничего не удалось вычленить из замысловатого чернильного узора разных цветов, похожего на переплетенные виноградные лозы, усыпанные фиолетовыми ягодами. Структура текста была нечитаемой, оглавления, абзацы, отступы, красные и обычные строки очевидно остались проигнорированы или не существовали в этом месте вовсе. Не было даже полей, витиеватые узоры расплескались по всей величине страниц.

Если в средневековых книгах было возможно отделить декоративный элемент от основного текста, то здесь же по его ощущениям декоративным элементом был сам текст. Здесь не было привычных ему иллюстраций, под них не выделялись отдельные зоны, отнюдь. Они проходили сквозь всё письмо. Тут и там по волнам размашистых линий на маленьких лодках плавали пони, меж гребней волн пролетали пегасы, а внизу страниц кружили косяки русалок. Некоторые из нарисованных пони даже изменяли сам “текст”, сплетая его в качели или отрывая цветные ягоды в свои корзинки.

Артём счёл бы найденную книгу дневником сумасшедшего, но не нашёл ни единой помарки, а разыгрываемые иллюстрациями сценки имели постоянный и в общем-то угадываемый сюжет. История повествовала при живущих на берегу и торгующих виноградом пони. Похожие идиллистические картины разыгрывались и в других найденных книгах, показывая милые зарисовки здешнего быта. Хотя в них не содержалось чего-то захватывающего, все из книг вели хронику жизни неизвестного народа, который пребывал в гармонии с природой и окружающим миром.

Увиденное подтолкнуло его к идее о том, как возможно преодолеть разницу языков. На найденную в тумбочке бумагу карандашом печатной прописью легли тридцать три буквы алфавита, за которыми столбиком последовали слова и зарисовки к ним. Это не было идеальным методом, мелкая моторика реанимированного тела оставляла желать лучшего, он мог отображать только существительные и не умел рисовать, от чего иконки напротив слов оставляли желать лучшего. Но даже так это сулило прогрессом.

За этим занятием где-то в середине дня его и застал визит уже знакомого Офицера. Когда отворилась первая дверь, Артём сдержанно помахал бронированному единорогу, второй рукой сгребая набранную стопку листов. Книги заразили его оптимистичным настроем, который однако не был оценён, встретившись лишь с хмурым уставшим взглядом. В зону обзора размеренно прошагал новый участник.

"А вот и понь в пальто", — розовый единорог во фраке с цилиндром вызывал улыбку и ассоциации с чиновниками при знатных дворах. Пони что-то обсуждали меж собой, а затем кивнув, Офицер подался назад. Рог розового засветился и Артём отшатнулся, чувствуя, как в голове во стократ возросло давление. Второй раз за время существования он ощутил чужое присутствие в своём сознании.

"Как же я ошибался", — здесь не было безопасно. В лесу у него был ледоруб и свобода, здесь же, безоружный и запертый в этой милой комнате, которую и камерой-то не назвать, он подвергался куда больше угрозе.

Оно рыскало на грани навязчивых идей и что-то искало, спрашивало без слов и насильно получало ответы. Нить искомого была найдена за секунды, не встретив достойного сопротивления. Голову сдавило в могучих тисках, направляющих потоки мыслей в нужное чужой воле русло. Воспоминания предали его и воспроизводились сами, повинуясь вторженцу.

— Но-но-но, остановить! — Весь мир превратился в калейдоскоп быстро проносящихся образов, разыгрывающих сцены из прошлого в обратном порядке, пока Артём на ощупь пробирался к решётке, — Пр-р-р, хватит!

В затуманенном взоре уже пролетали моменты погони, когда он схватившись за решётку пытался расшатать её из петель.

— Стой, не лезь туда! — отойдя для разгона он плечом протаранил проход в безуспешной попытке достичь своего обидчика, когда пред глазами появился образ злосчастного моста, — Пожалуйста...

Никакие уговоры не остановили розового единорога, никакие удары на вышибли стальную решётку, лишь правая рука повисла плетью и более не отзывалась. Теперь они в подробностях знали о его злодеянии всё, но самое худшее...

Досмотрев сцену расправы единорог не остановился. Он хотел знать, откуда в их прекрасную страну прибыло такое зло и гнал его память со всё большей силой. Артём не мог этому сопротивляться, попытки вызвать воспоминания, иные от требуемых, оставались на периферии осознанного, а сам его мир сократился до настоящего. Оперировать понятиями прошлого и будущего было тяжко.

Но ему нужно было что-то сделать и сделать быстро. Угроза раскрыть Святилище была на порядок хуже любого материального наказания и вреда, ведь Хексарион обитал в посмертии и именно его цепи удерживали Артёма в этом мире. Гнев подобного существа страшил больше всего на свете.

Перспектива подвести нечто, способное играться чужими душами, отрезвляла. Паника сменилась расчётом, в его голове пронеслась мысль, безумная, отчаянная, но единственная, которая объективно могла остановить вторжение в разум, когда некуда бежать и невозможно бить. Сжав зубы, он на выпрямленной руке отклонился вбок от решётки, запрокинув голову и готовясь к рывку.

Это тело было чудом, но даже так оно уступало прежнему во многих деталях. Большинство из нервных и мышечных рефлексов не работали вовсе. Он не знал, не удалось ли их восстановить в принципе или они ещё не наработались в заменённых участках волокон, но ему часто приходилось осознанно регулировать силу и амплитуду движений. Крайне неприятная, но полезная в подобных ситуациях черта, как он успел убедиться во время погони.

Отринув сомнения, Артём в полную мощь использовал каждую мышцу, сухожилие и связку, в едином движении бросив себя в вперёд.

И его мир потух.

Вилда пошатывало от представшей картины, как и строй собравшихся на крики стражей за его спиной.

Они были готовы остановить рассвирепевшего пришельца сразу, как падёт разделявшая их преграда, как и были готовы удерживать его, пока Ревизор Её Высочества, оказавшийся сведущим в ментальной магии, играет свою важную роль. Но всё пошло не так, совершенно не так, как они ожидали.

— Врача! — Телекинетический порыв Вилда со скрипом отварил прогнутую стальную решётку, за которой в судорогах валялся их пленник, — Срочно!

Вбежав в камеру он хватом светящегося рога зафиксировал бьющееся в судорогах тело, не дав конвульсиям доломать шейные позвонки, и осторожно перевернул распростертую сломанную куклу набок. Кровь, густая и липкая, потекла вниз по голове, оставляя за собой багровые ручьи. Из носа и рта существа сочилась пена, что смешиваясь с кровью образовывала на полу жуткую лужу.

Простое пространственное заклинание создало в области зияющей раны на лбу локальный перепад давления, остановив кровотечение. Вилд попытался проверить реакцию на свет, но глаза чужака, ещё секунды назад полные пробивающихся сквозь наваждение ярости и решимости, теперь неподвижно застыли.

Он не знал, что делать дальше. Дыхательные пути узника нужно было как-то прочистить, но он не был знатоком медицинских сканирующих техник, а без них манипуляции внутри незнакомого живого организма несли больше рисков, чем пользы.

— Немедленно расступитесь, — к его счастью из соседнего крыла подоспели расторопные медпони, выпроваживая посторонних, — Готовьте стазис!

Передав пострадавшего в копыта специалистов, Вилд на ватных ногах прошагал из камеры, недалеко от входа наткнувшись на сползшего вдоль стены Ревизора в окружении пары отпаивающих его чаем стражей. Увиденное в чуждом разуме и столь варварский разрыв ментальной связи явно стоили Дюку многих нервов, недавно светло-розовый, ныне он был скорее бледным и взмыленным.

— Ваше Превосходительство, как вы себя чувствуете? — прохрипел Вилд, — Удалось ли выяснить что-то стоящее?

— Отвратительно, Капитан, просто отвратительно, — с чужой помощью тому удалось подняться, — выясненное же не для многих ушей.

Скептически оценив состояние менталиста, да и своё собственное, Вилд не стал вести его в свою приёмную на второй этаж. Их слишком мутило для лестниц. Медленно и вдоль стены они продвинулись до ближайшего кабинета, оказавшегося пустым, и остановились в нём, усевшись на диваны за чужим столом.

— Ну, что скажете, Дюк? Вы узнали, зачем лунные твари пожаловали в наши края?

— Нет, Капитан. — полулежащий напротив Ревизор устало качнул головой, словно отгоняя назойливую муху. — Это существо нездешнее и даже не понимало, что нашло. Оно не имеет к ним отношения.

— Не имеет отношения со всем этим странным снаряжением? — Капитан нахмурился, он был уверен, что оно явилось из нечестивых убежищ фестралов. — Думаете мы в провинции настолько глупы, чтобы счесть случайным одновременное пришествие Принцессы Луны и появление ещё одного враждебного существа из столь же древних легенд, имеющего при себе послание от Её слуг?

— Не верите мне, Капитан? Даже в Тартаре нет ничего подобного, не то что у фестралов. — С заметным усилием Дюк поднялся и упёршись в стол, склонился над ним. — Я видел глазами той мерзости, слышал её ушами и вдыхал вместе с ней наш воздух. Оно постоянно сравнивает всё с известным раньше и не находит сходств. Вы видели, сколь оно чуждо миру, так поверьте же, оно не отсюда!

— Не сочтите сомнением в вашей чести, но раз мы действительно последний оплот роялистов, то я должен проявить скепсис. — Вилд также привстал и упёрся на стол, всмотревшись в глаза Ревизора, — Покажите мне виденное.

— Как конина с индейкой.

— Что..?

— Я говорю, пегас на вкус как конина с индейкой. — только сейчас Вилд заметил, что Дюка мелко трясло, а его глаза были потресканы и налиты кровью, — Пресвятая Селестия, теперь я знаю многое! Оказывается есть места, где солнце и луна ходят сами, а сам мир выглядит также ненормально, как пойманная вами тварь. Вы действительно хотите прочувствовать и увидеть это, Капитан?

Он отшатнулся от этой тирады и осел на место. К горлу подкатила желчь. Он читал отчёты, видел место расправы и что вытащили из рюкзака монстра, но видеть от первого лица весь предполагаемый процесс не желал ни капли.

— Не надо, — сглотнув отозвался Вилд, — Я верю вам, Ваше Превосходительство. Но откуда оно тогда взялось?

— Откуда-то с северо-запада, — Ревизор тоже вернулся на своё место и сейчас потирал копытом лоб, словно пытаясь стереть с него стресс. — Шло вдоль реки несколько дней, исчерпало запасы. Большего узнать не вышло, оно предпочло... покинуть наше приятное общество.

В кабинете повисла тишина, Капитан филлидельфийской стражи прикидывал сложность грядущих поисков по простывшему следу и то, скольких стражей нужно оставить в городе, учитывая не исчезнувшее присутствие фестралов в регионе.

— Конфиденциальна ли эта информация? Невозможно организовать масштабные поиски не объяснив, следы чего мы ищем. Там всё успели залить погодники и речь идёт о десятка, если не сотнях милях пути.

— Если сможете удержать панику, ваша воля, Капитан. Мой же долг сообщить Её Высочеству о предварительных результатах и просить прислать врачевателей с лучшими умами. Мы не в праве потерять такого свидетеля, а найденное должно быть изучено.

Арка первая. Часть 7.

Мир потух, чтобы Артёма мгновенно накрыло холодными тёмно-лиловыми волнами, вынуждая задержать дыхание.

Всё вокруг вибрировало и пульсировало, пребывало в постоянном движении и увлекало его за собой с такой стремительностью, словно само пространство было гонимо прочь чьей-то волей. Этот поток не был безмолвным. Каждая волна, охватывая его, несла с собой сонмы шепчущих голосов, чьё обилие становилось оглушительным гулом.

Сбитый с толку он пытался барахтаться в этом потоке, стремился всплыть, не находя ни верха ни низа, но человеческое усилие было ничем пред беспокойством неумолимого и непрерывного шторма. Он нёс его в неизвестность, пока новая неведомая сила рывком не сжала Артёма за горло, остановив и не давая унестись дальше.

Судорожный вдох от удара не удалось подавить и глотку заполнила не вода, но бесчисленные образы, исключительно изысканные в отдельности и удивительно однородные в своей многообразности, за раз обрушившейся на сознание. Он захлёбывался не телом, но разумом, неспособным переварить столько за раз, и лишь чудом смог прервать набирающие полную грудь лёгкие. Руки же сами, без принуждения и осмысленного приказа, как раньше, ринулись ощупывать горло, ощущая покрывший его металл.

"Это... ошейник..." — Нащупав идущую от него натянутую до предела толстую цепь, которая уходила туда, откуда гнал поток, Артём вцепился в неё сколь было мощи и потянул себя обратно.

Двигаться было тяжко, течение норовило выбить проделанный путь с каждой волной, хоть он и работал всем телом. Особо подлые удары стихии до крика впивали обмотанные вокруг рук цепи, наполняя и без того измученное сознание той же оглушающей какофонией, что слышалась вокруг.

Сквозь накрывший его водоворот Артём видел необычных существ, порой мелькавших вне волн, словно полупрозрачные тени, которые то появлялись, то исчезали в синеве. Если они его и видели, то не придавали значения и не проявляли к нему интереса, в отличии от Гула. Он манил присоединиться и стать его частью, вдохнуть и забыться, расходясь злорадным хохотом при каждой заминке.

Артём тянул так долго, как мог, но всё чаще совершал вдохи, всё дольше задерживаясь во власти образов, всё меньше продвигался вперёд. Ледяное течение не знало пощады. Проделав путь с быть может несколько десятков метров, он потерял надежду вырваться, когда силы остались лишь сдерживать цепь. Все ускользало, как песок сквозь пальцы, сознание становилось смутным и ненадёжным.

Поток размеренно и методично стирал его, как в жизни вода точит камни. Он уже не отдавал себе отчёт, существует ли вовсе, когда сквозь волны пробились смутные очертания когтистой лапы. Тень извне схватила его за руку и одним могучим движением вытащила из пучины, принявшись пристально изучать свою находку и оскалившись в улыбке на сотню зубов.

— Дыши, дружок, дыши, — Ночной кошмар узнал найдёныша, чей образ мучает сотни маленьких пони последние дни, старый шаман Стрейт будет доволен, — Ты будешь жить, уж мы-то твои раны заштопаем.

Твайлайт Спаркл нервно переступала с копыта на копыто, сходя с внушительного перрона Филлидельфии. Оглядываясь по сторонам, она чувствовала себя крайне неуютно, ведь этот город совсем недавно шёл против власти Принцессы Селестии.

"Нужно перепроверить список", — повинуясь рогу пред ней развернулся детальный план, нет, даже сценарий предстоящей встречи. Заранее были продуманы все слова, маршруты, даже было учтено время. И всё же ей так не хватало сейчас рядом верного помощника Спайка, который всегда мог её успокоить и придать уверенности.

Но письмо Её Высочества убедило, что поездка не будет долгой и скоро она вернётся в милый городок к своим новым друзьям, а потому нет нужды дёргать маленького дракончика с места на место. Да и за библиотекой был нужен пригляд. За самим же Спайком вызвалась присмотреть Флаттершай.

Сделав глубокий вдох и вернув многостраничную заметку в сумку, сиреневая единорожка потрусила по хмурым утренним улицам, будто в злую шутку увешанным солярными знамёнами, неприятно ощущая на себе затаённые взгляды из окон, — "Это хуже, чем очутиться в толпе".

По пути она почти не встречала других пони на улицах. Те немногие, кто попадались спеша по своим делам, настороженно шарахались в стороны и вовсе не пытались завести разговор. На их хмурых мордочках застыло выражение тревоги.

"Бедные пони, Спайку действительно лучше быть подальше отсюда", — конечно до Понивиля доходили новости об ужасной трагедии, а всю страну облетели снимки пойманного монстра. Но находиться поблизости к такому было куда тяжелее, чем читать на огромном расстоянии.

Приближаясь к внушительному зданию городской стражи, она уже искала верительную грамоту, чтобы показать на входе, как внезапно сбоку раздался взволнованный голос:

— Подожди! Ты не можешь просто так войти!

— Йип! —Твайлайт резко оглянулась и увидела светло-голубую единорожку с милой улыбкой и неловким выражением на мордочке, — Н-н-но почему?

— Я тебя узнала! Ты же та ученица Принцессы, которую присылали Понивиль недавно, верно? У тебя очень красивая фиолетовая грива!

— Да, это я, — Твайлайт с трудом припоминала, что где-то мельком видела эту единорожку, но была слишком смущена чтобы точно вспомнить, — А ты..?

— А я Лира, я приехала сюда из Понивиля, чтобы посмотреть на существо... — не увидев узнавания в глазах собеседницы, странная единорожка продолжила — Ну, ты же знаешь, на пойманного монстра.

— На чудовище!? — удивилась Твайлайт, впервые видя, чтобы кто-то добровольно хотел видеть то, даже от распечаток чего в газетах становилось не по себе.

— Да-да! Я уже несколько дней здесь, но охрана не пускает меня без разрешения... — Лира умоляюще посмотрела на Твайлайт, — А я так хотела посмотреть!

— Но... у меня нет разрешения кого-то водить, — неуверенно ответила Твайлайт, она не была знакома с этой пони, но ее встревоженный вид вызывал сочувствие, — Не думаю, что нас пропустят по одному пропуску.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Хотя бы попробуем! — Лира продолжала умолять. — Я буду тихо стоять и ничего не трогать! Я даже могу тебе помочь с заметками!

Твайлайт колебалась. Она не хотела нарушать правила, но ей не хотелось и отказывать. В конце концов, присутствие Лиры могло бы сделать её работу более приятной и зная себя, ей действительно нужен был ассистент для заметок.

— Ладно, ладно, — "надеюсь, это не было ошибкой", — Но ты будешь мне помогать. И не думай ничего трогать!

Несмотря на опасения, стража легко пропустила их вдвоём, лишь отмахнувшись на скомканные оправдания. По мере шествия Лира всё время смотрела по сторонам, не скрывая восторга от предстоящей встречи. Твайлайт же не разделяла её энтузиазма, из-за внезапной попутчицы все с кропотливым трудом оставленные планы безжалостно рушились.

Они торопливо добрались до второго этажа и юркнув в нужную дверь, оказались в просторном, но скудном на украшения зале, освещенном ярким светом магических фонарей. В центре находился круглый стол, за которым на подушках сидели многие единороги, их гривы и хвосты переливались всеми цветами радуги. Твайлайт невольно замерла, ощущая на себе взгляды собравшихся.

— Здравствуйте….

— Добро пожаловать, мисс Спаркл, — её приветствовал приятный розовый единорог во фраке, в котором она узнала описанного в письме ревизора Её Высочества — Вы как раз вовремя, собрание недавно началось.

Она сбивчиво проследовала на единственное свободное место, начав изучать лежащую на столе брошюру, пока Лира тихо встала немногим сзади неё. Откашлявшись, багровый умудренный летами единорог в зелёной мантии продолжил прерванную речь.

— Кхм кхм, так вот. В ходе обширного исследования мягких тканей Объекта с применением биопсии, мы выявили аномальное соотношение ткани, определённой как рубцовой, к здоровым покровам, включая внутренние органы. Оно составляет 21-23%, когда как в норме, без серьёзных патологий, у пони и прочих видов объём рубцовой ткани едва достигает 2-3% к концу жизни.

Несмотря на существенные визуальные отличия и помехи при использовании магитеха, благодаря помощи группы доктора Пенумбры, — единорог легко кивнул на пони во врачебном халате напротив себя, — нам удалось изучить эндоскелет Объекта, также выявив аномальное соотношение переломов к уцелевшим костям, коих оказалась лишь треть. Остальные несут следы той или иной деформации различной степени тяжести, от надломов, до ныне заросшей полной раздробленности.

Кроме того, соотнося степень заживления рубцов и сращивания переломов, можно судить о примерной одновременности получения данных повреждений, что делает выживание любого существа ничтожно маловероят…

— Несомненно, это творение Дискорда! — перебивая выкрикнул фисташковый единорог с красным колпаком, — Описанное вами, его несовершенность, отсутствие чётких контуров и неправильность в восприятии — все это свидетельствует о хаотической природе происхождения Объекта.

— Хаос не может создать столь сложного! — включился в спор тёмно-синий единорог с такого же цвета мантией, — Мы фиксируем остаточное излучение Мира снов вокруг него. Уверен, что это творение коллективных переживаний на почве древних легенд, заблудший Кошмар.

— Ерунда, не может здоровый разум родить столь сумбурную форму. Это насмешка Хаоса над реальностью, портящая наш идеальный мир и не иначе!

— Очевидно оно из Мира снов, потому и не идеально. Недоработано, не доведено до конца, недоосмысленно, как внезапно прерванный сон!

— Тишина! — взревел ревизор, — Пусть сперва закончит Магистр Кримслен, проявите уважение.

Успевший перевести дыхание за время перебранки, старый единорог продолжил, сперва осудительно покачав головой:

— Магико-медицинская комиссия с уверенностью постановляет, что Объект не является живым существом в привычном нам смысле этого слова, скорее представляя собой сложный, имитирующий жизнь симбиотический конструкт.

Внешний покров и даже кости Объекта покрыты врезанными сверхпроводящим веществом лей-линиями неизвестно великой пропускной способности, распределяющими поступающий извне заряд и, предположительно, искусственно поддерживающими биологические процессы в организме.

При этом сам Объект, не генерирует в себе магический заряд и не аккумулирует его. Но непрерывно получает его из как минимум двух источников, направление первого из которых удалось примерно локализовать в пространстве, информация о чём была передана Капитану городской стражи. Второй источник, как было замечено ранее, совпадает со следом эманаций Мира снов и локализации не поддаётся. На этом всё.

Багровый единорог уселся на место. Твайлайт было не по себе от описанного, сами собой вспоминались истории о злобных колдунах прошлого и повелителях чудовищ, подобно Грогару создающих мясных големов.

— Благодарю за вводные, Магистр. — над столом привстал ревизор, привлекая к себе внимание, — Дополню для новоприбывших, что Объект способен к самореанимации. Так во время недавнего инцидента из-за сверхпроводимости рун, все способные к поддержанию стазисного заклинания единороги исчерпали свой резерв до стабилизации Объекта, после чего была зарегистрирована его клиническая смерть.

Через один час была вновь зарегистрирована деятельность центральной нервной системы и пульс. Через три повреждения выглядели, как прошедшие длительную реабилитацию. Ввиду показанного Объектом пренебрежения к своей и чужой жизни, в целях безопасности, мной было принято решение экранировать его от источников магии до восстановления когнитивных способностей.

В данный момент до Объекта допускается минимально необходимый для поддержания жизнедеятельности объём энергии и наложен запрет на его изменение. Теперь, зная это, мы можем перейти к свободному обсуждению темы.

Начавшись утром, со всеми перерывами на обед и полдник, собрание подошло к концу под вечер. Учитывая поднимаемые темы, Твайлайт было тяжело заставить себя есть, но в какой-то момент она просто смирилась. Зарывшись в терминологию и видя в пришельце лишь объект для изучения, было легко дистанцироваться от переживаний.

Встреча в целом оставила двоякое впечатление, пони топтались и ругались, часто перебивая и не слыша друг друга. Конечно Дюк Маск, как она выяснила звали ревизора, как мог пытался настроить их на командный лад, но он плохо представлял процесс изучения вне общих черт. А потому единороги чуть ли не кусались, в попытках выбить себе большие зоны исследования, полномочия и гранты.

Но хуже всего, — Они скинули мне самое бесполезное направление! — Твайлайт сокрушалась, идя по коридору вместе с Лирой.

Пока все разбирали уникальные предметы, им отдали следить за Объектом и попытаться определить значение оставленных им записей с рунами. Учитывая мораторий на применение магии в обшитой поглощающими кристаллами камере и отказ вводить существо в сознание, это было крайне бесперспективное дело.

Но она решила заняться им на совесть. Зайдя в камеру и невольно поморщившись наконец увидя то, что так долго обсуждала, Твайлайт быстро смогла вернуться в рабочее русло. Расположившись за столом в камере, она разложила на нём записки Объекта и безуспешно попыталась сравнить их с письменами на теле.

— Лира, покажи мне заметки с собрания, — там звучали многие теории о возможном назначении этих символов, стоило просмотреть подробнее.

—... что значит ква? — получив из копыт блокнот, успевший заполниться наполовину, она попыталась найти нужное место, — Я не понимаю половину слов.

— Я сокращала, это наверное "квази"! — отозвалась единорожка из-за спины, — Целиком никто бы столько не записал.

— Фу, ладно, — "а Спайк бы записал", — а что за вг?

— Лира, что значит вг? Ау! — обернувшись Твайлайт увидела, как Лира подняв копытом верхнюю лапу Объекта пытается скопировать её форму телекинетической хваткой своего рога, — Немедленно пре...

Она ужаснулась, когда существо резко пришло в движение, приподнявшись. Незаконченная фраза оборвалась, когда замыленные глаза уставились на неё, а мозг сам построил матрицу телепортирующего заклятия, когда ранее покоящаяся на копыте конечность схватила Лиру.

В следующий миг фиолетовая единорожка исчезла из камеры в яркой вспышке.

Лунные лучи едва пробивались сквозь облака, когда шестеро стражей медленно, настороженно продвигались по холмистой тропе, освещая путь громоздкими фонарями.

По наводке присланных кантерлотских единорогов, они, как и множество прочих групп, осматривали прилегающие к Филлидельфии скалы, сбив ноги за несколько дней у подножий. Старый, никому не нужный грот был последним на сегодня квадратом поиска в их зоне ответственности.

И грот этот был как грот, ничем не примечательным. Но пройдя немного вглубь, пони наткнулись на странную расщелину, которая словно бы разрезала реальность.

— Это здесь, — прошептал Джекпот, подсветив выглядящие словно заставшие тени края прохода. Он не мог описать то чувство, которое охватило его, но инстинкты кричали о том, что это нечто не из их мира, — и выглядит прям как пойманная штука.

Они неохотно вошли в расщелину, ведомые уверенным командиром и идя цепью по двое, оставив ещё двоих снаружи. Запах хвои сменился сыростью и странным, неуловимым ароматом, напоминающим одновременно и цветы, и металл. Даже глухой стук от копыт стал другим, будто проявив новые, невиданные доселе грани.

— Эй! — раздалось с головы колонны, — Здесь две двери.

— Заходим в обе по двое. — их командир был твёрд и не выказывал страха, — Три, две, одна... Пошёл!

Хлипкие двери разлетелись в щепки под ударом бронированных копыт, когда внутрь комнат ворвалась стража, готовая разить копьями даже фестралов. Но внутри царили тишина и кромешная темнота, стены, покрытые древними письменами и таинственными рунами, будто бы поглощали свет.

Но взгляд Джекпота зацепился не за странное убранство на сводах, а за мерцающий, еле различимый неестественный блик исходящий из глаз массивной каменной статуи. С каждой секундой свет в них лишь разгорался, завораживая и будто бы западая в душу.

— Что это? — прошептал напарник, в это время осматривающий окружение, заслышав звук скрипящих досок вдалеке.

— Ничего страшного, — отмахнулся Джекпот, но в его голосе звучал трепет, — Ты посмотри, какая красота.

— Д-давай уйдём, — предложил напарник, попятившись назад, — Это же...

Чавкающий звук вывел Джекпота из оцепенения. Обернувшись он увидел стоящего в проёме высокого скелета с тем же светом вместо глаз, обагрённого свежей кровью и сжимающего в своих лапах обломок королевского копья, чей наконечник ушёл в сочленение на шее стражника...

Всем спасибо за прочтение.

Надеюсь не запутал читателей числом акторов за главу.

Как и полагается историям подобного рода, в ней будет Лира и она немного ~~припизднутая~~.

Арка первая. Часть 8.

Зло пахло ромашками и шевелило ушами.

Последние минуты Артём настороженно гладил увлечённо щебетавшую единорожку цвета морской волны, стараясь кивать ей в такт и не смотреть на рог лишний раз. Не то, чтобы это было неприятно, отнюдь. Живая пони была довольно мягка, её шёрстка пушиста, а голос мелодичен. Но вышло это абсолютно случайно...

Грёзы не сразу отпустили его, заставив с заметным трудом вспоминать, где и почему он оказался. Ломота во всём теле не добавляла концентрации, а глаза отказывались распознавать чрезмерно яркий мир, в котором то появлялось фиолетовое пятно, то всё заполнялось белым. Он будто смотрел в стробоскоп.

Это лишь усиливало желание остаться в забытье и продлевало неопределённость. Пока мысли собирались в нечто твёрдое, левая рука нащупала нечто мягкое, сродни плюшевой игрушке. Это было хорошее, успокаивающее ощущение, которое однако напомнило о злополучном мосте.

Собирая цельную картину прошлого по крупицам, Артём с запозданием понял, насколько грозными были рогатые твари. Способность к телекинезу сама по себе была весомой демонстрацией силы, при вдумчивом подходе способной достичь ужасных результатов. Для фатального вреда им было бы достаточно всего лишь передавить пару сосудов.

Но все физической манипуляции меркли по своими следствиям пред нематериальными. Им было подвластно чужое сознание, что он, к своему превеликому сожалению, испытал на собственной шкуре. Эти существа были многочисленны, свободно передвигались и судя по наблюдениям даже возглавляли местную иерархию.

Артём мог смириться с тем, что где-то на задворках мира в недрах чахнет языческий бог, играющий чужими душами по своему разумению, ведь тот был скован, зарыт и всеми забыт. Одиночен, несмотря на всю представшую мощь. Целое же общество телепатов, действительно способных истребить инакомыслие, казалось чем-то многократно худшим, недостойным существования.

Тяжело напугать того, кто видел как движется собственный труп, но даже такое случается, когда после подобных рассуждений глаза фокусируются на одном из представителей мистической мерзости в десятках сантиметров от себя. Наконец сообразив, кто находится рядом, его охватило жгучее желание обломать слишком близкий витой рог, пока тот не зашёлся в новом сиянии, не предвещающем ничего хорошего.

Сидящий и безоружный человек мало что мог противопоставить обладателю магии, но большие и светлые жёлтые глаза выглядели заманчивой целью, как и уши. Повредив их он бы смог дезориентировать и в последующем обезвредить главную угрозу единорога... Но не единственную.

Эти порывы были усилием воли выдавлены на задворки сознания при понимании перспективы борьбы с копытным животным в замкнутом пространстве. К тому же, он сомневался в физической возможности задушить или свернуть шею пони, не говоря уже о неминуемости прибытия помощи на крики.

Отдёрнув руку, Артём легко уловил изменения на разом погрустневшей мордашке, а потому был вынужден вернуть её обратно. Гневить гостью он не решался, продолжая гладить единорожку по спине и играя с ней в гляделки.

— laɪərə, — вдруг заговорила завладевшая его вниманием пони, указав на себя копытцем, — laɪərə!

Он молча смотрел на неё, пока пони без передышки продолжала повторять одно слово. В какой-то момент он сдался, лишь бы она замолчала:

— ˈlаər... lаərɪ, — повторение давалось неохотно, казалось для части звуков его гортань была вовсе не предназначена, — laərə.

Но даже такому пони оказалась довольна, невысоко подпрыгнув от радости, лишний раз заставив его нервы взвестись. Через секунду она уже легонько тыкала копытцем в его бок, сопровождая невысказанное вопрошающим взглядом.

— Артём.

— Аˈртуːəм, — хотя её произношение также ужасно коверкало звуки, он просто кивнул в знак согласия, на что пони присогнула ногу будто бы ожидая ответного жеста, — amisˈtað?

Осторожно убрав левую руку, он повёл её для рукопожатия, в последний момент успев сжать пальцы в кулак, когда единорожка решила приветственно стукнуться копытом. Стоявшая до этого головой к окну напротив входа, после приветствия она шустро развернулась и уселась поближе, разойдясь в ещё большей улыбке.

Так и сидели они какое-то время, он предаваясь размышлениям о своей незавидной судьбе, а пони что-то безудержно тараторя. Это продолжалось до тех пор, пока за приближающимся топотом в камеру не ворвалась стража, разрядив перед входом площадные оглушающие заклятия.

Твайлайт была в печали.

Сейчас она сидела на кровати в просторной гостевой комнате, скорее напоминавшей новомодную мэйнхеттоннскую квартиру, предоставленной администрацией города. Грива обвисла, отражая хмурое настроение её обладательницы, продолжавшей иногда вытаскивать из неё листья и ветки. Паническая телепортация вынесла её прямоком в кусты на чьём-то заднем дворе.

Но не испорченная причёска заставляла Твайлайт грустить, а жгучий стыд. Стыд за оставленную от страха Лиру наедине с монстром, за нерасторопность, когда она перепуганно металась по чужому саду. Даже за собственную волнительность, когда добравшись до управы она не сразу смогла отдышаться и рассказать о случившемся.

Но несмотря на промедление всё обошлось и никто не пострадал. Вытащив Лиру из камеры и удостоверившись в полном здравии, стража отпоила их обеих чаем, задала кучу вопросов, и… отпустила. Хотя она и провела постороннюю на закрытый объект, также нарушив мораторий на применение магии рядом с Объектом, никто из местных не решился ругать ученицу Её Высочества.

Ревизор же, курирующий изучение Объекта, со словами "что сделано, то сделано" отправился дальше спать, пообещав заглянуть завтра. Сейчас же была уже середина дня, а Твайлайт не могла найти себе места, изведясь в ожидании строгого разговора и попутно копытами борясь с гривой при помощи расчёски. Телепортации всегда ослабляли магию, тем более внезапные.

С утра к ней приходила Лира. Рассказывала про то, как она подружилась с чудовищем, и даже узнало его имя, предлагала помочь с гривой. Но Твайлайт прогнала её, не желая слушать вздор о том, как лапы монстра подходят под струнные инструменты. Тому, что ест пони, не место в оркестрах.

С прихожей раздался стук. Собравшись духом она по ковру проковыляла до проёма и отворила дверь, за которой оказался заметно взъерошенный розовый единорог.

— Здравствуйте, мисс Спаркл. Пропустите?

— Да-да, конечно, — она сбивчиво сопроводила Дюка до небольшого столика, — Распологайтесь.

— У нас большая проблема, — начал тот, изредка подрагивая перетащив какой-то свёрток из кармана на стол.

— Я очень сожалею...

— Не связанная со вчерашним происшествием проблема, — оборвал её Ревизор, — Тридцать пони в полном обмундировании исчезли без следа в зоне предполагаемого источника энергии Объекта.

— Пресвятая Селестия, какой кошмар!

— Именно. Но хуже того, имея в копытах вышедшее оттуда существо, из-за языкового барьера мы не можем получить от него полезной информации, — "неужели он всё ещё хочет, чтобы я этим занималась после провала", — Вам знаком сей предмет?

На столе в свёртке лежал небольшой золотой биконус, способный легко поместиться на копыте и покрытый гравированными письменами. На его вершинах были вмонтированы зелёный и оранжевый сапфиры, в центре же был белый.

— Это алитиометр, — Твайлайт легко узнала то, что проходила при изучении штучной артефакторики, — Разве их разрешено использовать кому-то вне верховной коллегии судей?

— Отдельным слугам Её Высочества можно, — Дюк заговорщически придвинулся и склонился над столом, — Вот только никому, кроме нас, не нужно об этом знать.

— Х-хорошо, но зачем вы показываете его мне?

— Нынешняя ситуацию требует получить ответы от Объекта в кратчайшие сроки и я уверен, он позволит существенно ускориться в вопросе коммуникации. Что скажете?

Шестерёнки в её голове закрутились, как будто сейчас сама Принцесса принимала экзамен. Волнение и горечь ушли, Твайлайт с головой охватил академический интерес, сопровождавший каждый её поход в королевскую библиотеку.

— Наверное да, правдомер улавливает намерения, стоящие за словами. Теоретически, его можно было бы подключить к стандартной матрице перевода, с потерями проведя по ней уже обработанный сигнал, — Твайлайт осеклась, вспомнив о важной детали, — Но моя магия истощена после... недавнего.

— Поверьте, мисс Спаркл, сейчас это нам на пользу. Подобные изделия очень чувствительны, случайно пережечь слишком сильным разрядом единственный экземпляр было бы очень некстати.

Джекпот никогда не был отважным пони.

Он боялся и чудовищных драконов, и грифонов, и даже обычного тёмного леса. Кьютермарка с сохой намекала, что ему там не место. И в стражи он пошёл лишь потому, что служба была одним из гарантированных путей к высшему образованию для земнопони из глухой деревушки.

У него не было и какой-то великой цели или безудержной тяги к знаю, оставаться на ферме его бы устроило. Не устроило семью, которая хотела, чтобы он стал мировым судьёй, что очень бы помогло их делу. Лет через пятнадцать.

Так было ранее и впредь перестало.

С невиданной уверенностью он продирался сквозь лес, пытаясь не выходить из пышных крон. Солнце, словно огромный, золотистый глаз, с осуждением следило за Джекпотом, особенно ярко проявляя покрывшую его сеть заживо вырезанных татуировок, кою не могли скрыть даже окрашивающие в белый заклинания доспехов.

Но они не причиняли боли, ибо он не ощущал её за переполнявшим возвышенным чувством эйфории. Страх, что холодной и колючей лозой ещё вчера сковывал его сердце, как и сомнения был навсегда позабыт после судьбоносной встречи. У него впервые в жизни появилась искреннее желанная цель, — освободить Живущего в недрах и запечатанного там навеки.

Он просил о помощи, обещал знания и источал столь прелестный свет, говорил о милости, которой сможет исцелить мир от зла. Джекпот поверил ему. Как же мог он не поверить? Хексарион был так добр, так щедр, что даровал ему рубины вместо глаз со своей статуи, чтобы Джекпот мог нести его свет прочим!

Но это было не всё. Могучий и искусный повелитель плоти и камня возвысил его, приладив на голове земнопони рог Форца, командира отряда, а на спине крылья Тхандер. Он сотворил самодельного Аликорна. Пускай для того пришлось изорвать спину и шею, пускай на крупном теле части единорога и пегаса выглядели аляповато и слушались через раз, Джекпот был доволен.

С каждым часом новые части работали всё лучше и лучше, хоть движения были неестественно резкими. Уже сейчас он смог бы взмыть в небо и проследовать вдаль на юг. Туда, где своего восстановления ждали новые пристанища Хексариона.

Но было бы подло оставлять своих названных братьев добираться самих, пятёрка стражей земнопони бы не угналась за ним и не знала нужного места. Их глаза также горели странным, нездоровым блеском, а на мордах застыла натянутая словно маска улыбка. Джекпоту нравился их слаженный подобно строгому механизму марш.

Потрёпанные доспехи с кровавыми разводами и следами подпалин заставили бы иной отряд остановиться, чтобы зализать раны, но в этом не было необходимости. Джекпот знал всё об их состоянии, идущий замыкающим Ивори в любом случае не доживёт до следующего дня, остальные же дотянут до места назначения.

Он вовсе не был безразличен к судьбе своего обречённого товарища, они все скорбели без слов. Скорбели и о тех, кто пал в лагере разведчиков, куда Джекпот прибыл в ночи, чтобы Свет милости озарил всех. Но не все приняли свободу от страданий и страха.

Перепуганные его видом и отсутствием группы, часовые подняли тревогу. Красный свет рубиновых глаз легко выдавался в ночи, привлекая на себя сонмы заклятий единорогов. Джекпот терпел и пробовал убедить их словом, но лишь земнопони открыли свои сердца для дара. И даже среди них нашлось несколько слишком заблудших во тьме.

Но всё это было позади, а сейчас сквозь ветки уже проглядывались дворы деревеньки Виндерфилл. Разве могут они горевать, когда впереди нужно стольких привести к свету?

Единороги Артёму определённо не нравились, даже если мягкие.

Хотя на фоне прочих, назвавшаяся laərə была ещё сносна. Прочие же встреченные за последнее время дружелюбностью не отличались, предпочитая всаживать в него оглушающие разряды. Как и раньше, полной потери сознания они не вызывали, но о движениях можно было забыть.

Чем были мотивированы их действия, он так и не понял. Они оказались категорически против того, чтобы он свободно перемещался по камере, натянув поверх наскоро сделанную смирительную рубашку из простыней и сковали ноги. Попутно оттуда вытащили все твёрдые предметы.

Вероятно, попытка уйти от допроса сильно не понравилась Розовому, как про себя Артём окрестил вторженца в его и так зыбкое сознание. Было ли это формой депривации в рамках подготовки к новому допросу или его просто сочли опасным для самого себя, он не знал. Но ввиду отсутствия даже кормёжки, склонялся к первому варианту.

И он подтвердился, когда вскоре после "рассвета" Розовый вновь заявился с отрядом рогатых за спиной. Ни о каком сопротивлении и речи не шло, физически его попеременно брали в захват, ментально же сдавливали в тисках. Из вредности Артём пытался в деталях вспоминать сцены кавалерийских атак из виденных фильмов, чтобы запугать посмевшего осквернить его разум, но от этого лишь отмахнулись.

К их обоюдной внезапности, процесс насильного просмотра памяти прервался на моменте меж пробуждением и прошлым вторжением. На нём они зависли на длительный срок. Этот отрезок не был пуст, он целиком состоял из белого шума, слившихся воедино тысяч и тысяч образов, коих невозможно было осознать.

Потревоженное, внутри его черепа визжала призрачное эхо голосов. Они не были человеческими, скорее являясь шепотом ветра в пустоте, зудящим и проникающим в самые потаённые уголки. Этот хор стенал о том, что было, что могло быть, и чего никогда не будет.

Розовый дважды пытался пробиться сквозь его шум и дважды терпел поражение. Его приводили в себя чем-то похожим по запаху на нашатырь. На третью попытку единорога не хватило и ему помогли уйти, оставив Артёма в одиночестве.

Он чувствовал себя опустошенным, словно его разум был разложен на части и снова собран, но уже не так, как прежде. Не в силах ничем пошевелить, кроме головы, не желая вновь проходить через допросы и не в состоянии выносить унижение, Артём прикинул варианты и решил, что сопротивление имеет смысл лишь тогда, когда есть шансы на успех.

У него же их не было, а потому нужно было вырваться из этого резинового мира. Миг и солёная, металлическая жидкость разливалась во рту набирающим силу потоком. Он пытался захлебнуться ею, не желая дожидаться гибели от потери крови. Чтобы проделать подобное в полной тишине, мало было осознанно контролировать тело.

А потому он до последней секунды пытался сконцентрировать на внутреннем монологе, на своём я, чтобы перетерпеть боль. Каково же было его удивление, когда последней секунду не наступило. Он продолжал мыслить, когда остановилось сердце и тело обмякло.

Продолжал существовать, чувствуя уже не нервной системой, но выгравированными на костях и плоти строгими линиями. Он ощущал их и раньше, ели заметным зудом и отзвуками ощущений, но живые ощущения перекрывали, размывали их.

По ним откуда-то проходили разряды, что вновь наполняли его жизнью. Вновь задышав, он ещё долго ощущал, как отрастает новый язык. Тогда-то Артём и осознал в полной мере, что цепи Хексариона оказались слишком прочны.

Спасаюсь от ужасного конца, он попал в ужас без него.

Арка первая. Часть 9.

В тёплом свете магического светильника до глубокой ночи кипела работа.

Твайлайт заканчивала налаживать воедино все элементы Лотоса перевода, как они с Дюком назвали самодельный артефакт, в основу которого лёг алитиометр. Последние часы они разбирали ядра мелких бытовых магических приборов и крепили их на множество серебряных пластинок, перед тем исписав словами силы для концентрации, усиления и перераспределения будущих сигналов.

Эти листы были где-то соединены в пазы, а где-то спаяны в бутоны, что с обеих вершин покрыли правдомер, оставив лишь редкие прорези меж плотно прижатых лепестков, сделав его похожим на нераспустившийся цветок серебристого лотоса. Лотоса куда более сложного, чем обычные переводчики, способные распознать слова уже когда-то изученных языков.

Их самоделка, в спешке и кофейном кураже собранная из деталей музыкальных шкатулок и самописных говорилок, должна была видеть сквозь шелуху форм, добираясь до самой сути и передавая дух, а не букву сказанного. И делать это в обе стороны. По крайней мере, так было в теории и блок-схеме, написанной на ходу из имеющихся деталей.

Один из бутонов был сложной волшбой настроен Дюком на разум и голос пришельца, который сдержанный цепями восседал напротив. Пони были благодарны за то, что тот не сверлил их налитыми кровью маленькими глазами с голубой радужкой, а уткнулся куда-то в стол.

Объект в целом был недвижим, своей статичностью напоминая мраморную статую, от которой его отличала лишь пробежавшая по белой коже сеть, будто впитывающих окружающий свет чёрных узоров. Несмотря на отсутствие чётких контуров, на морде Объекта легко различался прямой нос и заостренный подбородок, что в купе со слегка вьющимися чёрными волосами создавало ощущение динамики, будто бы тот застыл во времени прямо в движении.

Иногда Твайлайт жестами просила его заговорить, чтобы устройство запомнило колебания в тембре. Лишь тогда неподвижная маска на его морде трескалась, а единорожка тут же передёргивалась от начинавшейся речи с неприятным присвистом, входящим в резонанс с мурашками на её шёрстке. Что-то с лёгкими этого существа было сильно не так.

С короткой вспышкой на кончике рога последняя пластинка была подключена к прочим, устройство было готово. Внешний контур Лотоса состоял из наложенных заклинаний ветра, направляющих выдаваемый переводчиками звук вовне. Перевод речи Объекта широко распределялся вокруг, голоса же прочих наоборот направлялись к его ушам.

— Всё готово, — Твайлайт сняла защитные очки и подготовила чернила для записи предстоящей беседы, — Можем начинать.

Ревизор степенно отпил кофе из чашки и, откашлявшись, нажал на большую розовую кнопку в середине устройства, которую они недавно сняли с одного из светильников.

— Здравствуйте, от имени Принцесс я рад приветствовать вас на землях Эквестрии и выражаю надежду на дружбу между нашими народами, — алитиометр отзывался оранжевым светом, фиксируя ложь. Официальное приветствие для новых рас было произнесено единорогом легко и непринуждённо, но казалось Твайлайт совершенно неуместным в отношении съевшего бедную пегаску монстра, — Понимаете ли вы меня?

Внутренний контур первого бутона загудел и пришёл в движение, перебирая в сознании пришельца ассоциации, подходящие под поступившие с правдомера мысле-образы, превращая произнесённую на эквестрийском языке речь в знакомые чужаку слова. Прошла минута, устройство затрещало и выплюнуло тихую тарабарщину в сторону Объекта.

Твайлайт ожидала увидеть на морде того шок, удивление, одобрение или живой интерес к её трудам. Хоть что-то, кроме безмолвия, но ничего не было. Маска вновь треснула лишь для того, чтобы издать несколько звуков.

Второй бутон подобно верному псу чутко улавливал весь спектр оттенков чужеродного голоса, чтобы придя в движение с точностью искусного ткача воспроизвести его со словами на эквестрийском.

— Дайте пить.

Только сейчас она заметила, что всё это время взгляд Объекта был направлен на термос, стоящий на столе. Придя к той же мысли, Дюк левитировал перед ним залитую кофе крышку, позволив отпить. Несмотря на поднимающийся пар, чужак даже не поморщился, опустошая ёмкость.

— Меня зовут Дюк Маск, я пони-единорог, подданный эквестрийской короны, нахожусь на службе Их Высочеств, Принцессы Селестии и Принцессы Луны. Представьтесь, пожалуйста, подобным образом.

Лотос отозвался мерным зелёным светом, существо же наклонив голову набок теперь проявляло заинтересованность, говоря размеренно, будто пробуя слова на вкус.

— Моё имя Божий дар Невредимый Венец. Я человек, европеоид, гражданин Российской Федерации. Никому не служу.

Учитывая паузы меж переводами, Твайлайт легко успевала записывать разговор, также отмечая пометки и показания Лотоса, который на последних словах вновь окрасился в оранжевый. Заметив это Ревизор осуждающе покачал головой:

— Должен попросить вас воздержаться от лжи и говорить правдиво, иначе нам придётся применить дополнительные методы воздействия. — Лотос вернулся к зелёному цвету, — Кроме того, вам выдвинут ряд очень серьёзных обвинений. Чтобы избежать вечного заключения в Тартаре, я настоятельно рекомендую вам сотрудничать с нами.

— Вечного... Ты второй, кто угрожает мне вечностью. — названный Невредимым разошёлся в невесёлой улыбке, — Прекрасно, Розовый. Я служу Хексариону, но не то чтобы успел что-то выполнить. В чём конкретно меня обвиняют?

— Рад, что мы друг друга поняли. Список предъявленных вам обвинений начинается с незаконного пересечения границы и нахождения на территории Эквестрии. По мере своего движения вы нанесли ущерб окружающей среде, распугав всю живность в заповедных лесах и собирая валежник.

Вы причинили смерть эквестрийской подданной с отягчающими обстоятельствами в виде пониедства, а также обвинены в систематической ксенофагии и психическом насилии над пятьюдесятью пони с рейса Балтимэр — Филлидельфия. Половина из них теперь заикается.

Вы пытались скрыться с места преступления, оказали сопротивление аресту, напали на представителя власти и нанесли ему тяжкие увечья. Уже после попадания сюда предпринимали попытки препятствовать следствию. Всё ли вам понятно?

С нарастающим гулом вращение бутонов Лотоса набирало обороты, пытаясь перевести большой объём информации.

— Систематическое поедание? Та пегаска была первым встреченным мной живым существом за всё время здесь. Если пропал кто-то ещё, это вопрос не ко мне.

— Это обвинение выдвинуто на основании найденных консервов в ваших вещах. Хотя мы не знаем символов, изображения говорят сами за себя... — Дюк прервался, чтобы через миг спросить с надеждой в голосе, — Было ли нами неверно истолковано их предполагаемое содержимое?

— Верно, там действительно была свинина или говядина, я уже не помню, — кончик пера надломился от внезапного усилия, единорожка была в ужасе от того, с какой простотой чудовище перед ней признало существование целой индустрии по переработке разумных существ в пищу, даже не придав им значения, — Но неужели здесь незнакома концепция хищничества? С таким же успехом можно упрекать волка в том, что он живёт. К тому же наше государство гарантирует за людьми право на достаточное питание.

— Не подумайте, что вас обвиняют в собственной природе. Нам знакомы хищные виды и мы с пониманием относимся к их рациону. До тех пор, пока он не включает в себя умных и близких к нам существ.

— Но свиньи и коровы просто скот, сельскохозяйственные животные. И даже так у нас есть множество законов для их защиты от жестокого обращения.

Алитиометр всё ещё был зелёным, подтверждая, что Объект искренне верил в свои слова.

— Чем хороши эти законы, если они всё равно отправляются в пищу? — розовый единорог попробовал зайти с другого угла, будто говоря с жеребёнком.

— Они не допускают насилия большего, чем необходимо для утоления потребностей. Никто не любит причинять излишние страдания и лоббисты прав животных у нас не редкость.

Исходящий от Лотоса гул усилился и он задрожал, разгоняя внутренние контуры. Теперь перевод шёл с запозданием в десяток секунд и комнату наполняло эхо разноголосицы.

— Но ведь у них тоже есть мысли и чувства. Я имел дело со множеством свиней и коров в своих командировках, а потому хочу заметить их крепкие семейные узы. Ваши действия обрекают на ужасные страдания как самих жертв, так и их родственников.

— Розовый, это какая-то чушь. Человечество вкладывает огромные усилия в попытках изучения сути разума, вплоть до прогресса в создании полностью искусственного интеллекта. Уверяю, уровень когнитивных способностей свиней и коров недостаточен для признания их разумными.

"Что же они считают достаточным мерилом разума?" — Твайлайт была возмущена таким определением, она тоже встречала свиней и, хотя те любили испачкаться, считала их смышлёными и дружелюбными.

— Пусть так. Кроме них, вы знали вкус... конины до инцидента. Не смеете же вы отрицать, что потребляли сей "продукт" ранее? В показанных вами образах кони были в составе элитных войск, они тоже недостаточно разумны?

Пришелец впервые не нашёл, что ответить сразу, а Лотос начал замедляться, сбавляя гул. Через пару секунд в наступившей тишине человек зашёлся в приступе громкого хрипа, содрогаясь всем телом, будто то было грохочущим оркестром. Твайлайт не сразу разобрала в этом страшном звуке смех.

— Хе-хе-хе... Кажется я понял, в чём меж нами прошло недопонимание. Там, откуда я, есть похожие на вас создания. Они весьма умны, логистика нашего вида тысячи лет была подвязана на их предков. Рыцарские кони были достаточно дисциплинированы для строевых манёвров. Некоторые даже по сей день живут в городах, катают там детей и всякое такое...

"Звучит неплохо", — начало было обнадёживающим и вселяло в Твайлайт надежду на возможное сосуществование, — "Может даже такие существа знают магию дружбы?"

— Но их мозга не хватит для большего. Я видел несколько записей, как лошадям давали чистый холст и кисть, на выходе получалась мазня. — чужак обвёл мягко-зелёную комнату взглядом, что-то ища — У вас же тут вполне приятное убранство. Они не имеют ни рогов, ни крыльев, даже расцветки куда скуднее ваших. Они никогда бы не смогли наколдовать что-нибудь подобное. Земные пони вам не ровня, не может быть никакого сравнения.

На сей раз слов не нашли пони, Дюк уткнулся мордой в копыта и тяжело дышал, глаз Твайлайт нервно дёргался от услышанного и ни разу не мигнувшего зелёного цвета Лотоса. Подобное было ужасно и нестерпимо. И она вспылила:

— Да как ты можешь говорить такие злые вещи!? Земные пони такие же умные, как мы. Среди них полно отличных художников! Это прекрасные, добрые пони! Немедленно извинись!

— Это не имеет никакого отношения к вам, я же говорю про...

— Достаточно, — прикрикнул на них розовый единорог, собравшись с мыслями, — Молчать!

— Мисс Спаркл, пожалуйста, не поддавайтесь на провокации и вернитесь к записи. Больше мы не будем отвлекаться на этот вопрос. — он обратно повернулся к чудовищу, — Что же касается вас, продолжение подобных речей приведёт к обвинению ещё и в разжигании ненависти меж племенами.

— Отлично, — пришелец сокрушённо кивнул, — просто прекрасно, теперь лошади обвиняют меня в natsizme.

Вновь успевший разогнаться Лотос так и не смог подобрать перевод для последнего слова.

— Давайте вернёмся в конструктивное русло. Вы говорили, что являетесь гражданином. Всё ли это, никаких титулов? При вас найдено довольно много качественной одежды при разнообразной геральдике.

Это был очень важный вопрос, ведь если этот вид смог снабдить даже рядовых граждан самовосстанавливающиеся рунической системой, разница в их развитии шла бы на порядки.

— Нет, ничего такого нет. У нас давно упразднены все привилегии дворянства, любой гражданин равен перед законом. Символика же просто декоративна или указывает производителя.

— Как же это допустили ваши Принцессы? Движение светил вашего прежнего места заставляет думать, что у них всё идёт не очень хорошо.

— Не совсем понимаю, причём тут светила... — человек задумался о своём, пока вдруг не перевёл взгляд на солярный символ на потолке, — Вы типа инков, правители их собой воплощают, да?

Пони переглянулись меж собой и с сомнениями кивнули, подобное описание с большой натяжкой, но подходило.

— Можно сказать и так. Так всё же, как подобное допустили?

— Ну, их вроде как сперва отправили в ссылку, — человек даже не сменился в лице, объявляя немыслимое, — А потом расстреляли. Тяжело чему-то мешать из гроба.

Пазл в голове Твайлайт сложился. Абсолютная жестокость, роспуск дворянства и равенство всех, вне зависимости от заслуг предков, включая право на "достаточное" питание, поддерживаемые исключительно для избранного народа...

Все описанные ужасы отлично совпадали с тем, что ждало бы Эквестрию при гипотетической победе Найтмер. За той лишь разницей, что фестралы пили кровь, а не ели мяса.

—... Допустим, с этим разобрались. — с натянутым спокойствием выдавил Дюк после колебаний, наконец-то они подбирались к сути сегодняшнего разговора, — Вы сказали, что служите Хексариону. Кто или что это? Расскажите подробнее.

— Я не буду отвечать на этот вопрос.

— Это окончательное решение?

— Да.

— А придётся, — в характерной вспышке рога Ревизор Твайлайт легко узнала след ментального заклинания, — Нас это очень интересует...

После начала ментального воздействия человек потерял сдержанность, несколько раз пытаясь вырваться с места и уткнувшись в цепи. Когда это не помогло, он быстро нащупал один нюанс вынуждающего говорить заклинания. Оно задавало лишь направление речи, не в состоянии определить детали.

Он намеренно уводил тему в сторону, сперва рассказывая о неправильности местных цветов или прочей лабуде, вынуждая единорога обновлять быстро слетающую из-за лей-линий ворожбу. Это было состязанием риторики и магического резерва, которое пришелец имел весомые шансы выиграть, учитывая временами перегревающийся алитиометр.

Чем ближе они подбирались к основной теме, тем более ужасные подробности про участь лошадей сообщал человек, пытаясь вывести их на истерику. К глубокому сожалению Твайлайт, Лотос горел зелёным на каждой из них, от объяснения, почему раненных коней почти никогда не лечили, до пояснения их большей уязвимости к болезням, чем у далёких предков.

Так они и провозились до утра, отмечая на карте всё новые и новые пристанища, которые ждали своего часа. Большая часть из них ложилась сеткой на земли, где когда-то правил Дискорд, сосредоточившись в центре континента.

Было довольно странно, почему, кроме активного, их не было на востоке, хотя человек шёл именно туда. Но мысли пони слишком путались в сонных головах, чтобы заметить противоречие.

Отпущенная спать и пытающаяся разгадать, что же значила оброненная под конец беседы фраза Объекта про "рогатых gestapovtsev", единорожка уже не слышала обсуждения добытой информации меж Капитаном городской стражи и пришедшим к нему Ревизором.

Арка первая. Часть 10.

Утро Вилда начиналось с бесконечных совещаний.

Сперва с огромными синяками под глазами прибыл Ревизор, как-то разговоривший пойманную обезьяну и выяснивший, куда примерно могли направляться её товарищи. Предполагаемых точек выходило чуть больше дюжины, последовавшие за разговором доклады следопытов позволили конкретизировать направление.

Вереница уходящих на юг от разбитого лагеря следов земных пони вела к опустошённым фермам и хуторам. Покинутые дворы с распахнутыми дверями, не везде затушенный свет, пустующие поля в сезон уборки урожая и уходящие напрямик в леса свежие тропы не оставляли двойных толкований о произошедшем.

Было сложно судить о причинах, сподвигнувших верную стражу и местных идти на поводу нечта, но косвенных доказательств тому оказалось полно. Согласно докладу в поселениях встречались следы борьбы и спешных сборов, но к счастью не было трупов. Кроме одного. В овраге вблизи деревеньки Виндерфилл было найдено тело одного из стражей.

Покорёженный доспех и запёкшаяся кровь при детальном осмотре вызывали вопрос, как он вообще смог так далеко забраться. Но сомнений не оставалось, их гнали и гнали на убой к одному святилищ. Хотя кроны нетронутых лесов надёжно защищали идущую процессию от взора с неба, наложенные на карту чуждых храмов покинутые поселения однозначно вели к конкретному из них.

Достижение которого он позволить не мог. Впервые руководя такими масштабными силами, Вилд ещё на пару часов потонул в составлении приказов на переброску отрядов и снабжение, согласовывая манёвры с сержантами. Несмотря на сохраняющуюся угрозу нахождения в регионе фестралов, те убедили его перевести в район затерянного храма целую тысячу стражей.

Не все они будут непосредственно в месте встречи, такое количество попросту не скрыть и не перебросить за раз. Но охватить противника и прервать его побег они смогут. Ещё триста стражей останется блокировать гору, откуда прибыл пришелец, чтобы сдержать уже третью напасть, если таковая появится.

Сейчас же он набрасывал черновик, чтобы отправить через телеграф прошение о прибытии Принцессы Селестии. Как бы Ревизор не убеждал разобраться самим, не тревожа Её Высочества, что если верить слухам по сей день праздновала возвращение царственной сестры, происходящее было уже за гранью. И мощь аликорна совсем не помешает в сражении с тем, что способно за считанные дни подчинить себе несколько поселения.

Стук в дверь прервал его, чтобы без разрешения в кабинет ввалился багровый подвыцветший единорог. Засилье напыщенных столичных пони, что наводнили город для изучения пришельца, теперь снующих тут и там, ужасно раздражало.

— Приветствую, Магистр. С чем пожаловали сегодня?

Но хуже всех был Кримслен, один из магистров Башни единорогов, ведущий изучение непосредственно Объекта.

— Вы прекрасно осведомлены, Капитан, чего от вас просит комиссия Башни, — Вилд уже собирался возмутиться набившей оскомину фразой, когда старый единорог в зелёной мантии пролеветировал на стол перед ним бумагу со множеством подписей, — И не нужно отсылать меня к Дюку, его одобрение уже есть.

— Хм, действительно. — глаза пробежались по документу, на котором осталось лишь одно свободное поле, — Когда получили?

— Сегодня. После разговора с Объектом он стал куда положительнее относиться к нашему запросу.

Вилд серьёзно задумался о понизме. За последнее время его вера в гармонию и доброту мира, торжество законов справедливости и красоты, подверглась серьёзным испытаниям.

— Скажите, Магистр, вам самим не отвратительно о подобном думать? Это же живое существо, хоть и сотворившее ужасные вещи.

— Псевдоживое, попрошу заметить. Ничего с ним не случится, мы замеряли, — Капитана передёрнуло от последней части, — Объект сам стремится к возвращению в изначальную форму. Клеточная масса поддерживается даже без питания. Представьте же, какие просторы для медицины откроет изучение этого механизма!

Вслушиваясь ещё какое-то время, Вилд сдался, кивнул и оставил на бумаге подпись. Если сегодня смотря на отчёт разведки он мыслил такими категориями, что ещё месяц назад казались недопустимыми, то чем на деле хуже предложение Башни?

В конце концов, ему ещё предстояло написать прошение к Принцессе...

Артём подозревал, что перегнул палку во время разговора с рогатыми.

Это подтвердилось, когда через несколько часов после возвращения в камеру его вновь оглушили и куда-то утащили. Новое место рассмотреть вышло лишь частично, выцепив чистоту идеально белого помещения, какие-то инструменты на полках вдоль стен и газовый баллон со странной маской на конце шланга.

Нельзя было сказать, что он сожалел или раскаивался о своих едких словах. Когда эти твари попытались чем-то накачать его, уложив на наспех сооружённый стол из каких-то железных пластин и верёвок, Артём лишь удостоверился в справедливости ночных суждений об пони. В голове проносились читанные сюжеты про первый контакт и осознание, что в роли попавшего в загребущие лапы учёных пришельца оказался именно он.

Маска плохо прилегала к лицу, но как только её всё же смогли закрепить, в нос и рот ударил сладковатый газ. Он раздражал и саднил трахею, вызывая раздирающий залатанные лёгкие кашель. Из-за чувства жжения казалось горят сами бронхи, а слизистая отходит от стенок. Задерживать дыхание было бесполезно, с десяток секунд Артём пытался выдохом бороться с давлением баллона, но и то было тщетно.

— Я мыслю, следовательно, существую. — он понимал скорое поражение, а потому завёл в голове единственную мантру, истинность которой знал.

Заполнившие помещение пони многих расцветок рябили в глазах, хоть и были в белых халатах и масках, а их фырчание и топот сливалось в беспорядочный шум.

— Я мыслю, следовательно, существую.

Если магическое оглушение действовало на него с перебоями, химия сработала на ура. Как и всё прочее в этом месте, анестезия оказалась крайне яркой.

— Я мыслю, следовательно, существую.

Веки закрывались, команды долетали до конечностей со всё большим запозданием, пропадали чувства, затухала ориентация в пространстве.

— Я мыслю, следовательно, существую.

Тело поглотили бессилие и забытье...

— Я мыслю, следовательно, существую.

И ощущения вновь схлопнулись до уже знакомых пределов пульсирующих линий и завитков. Незаметные в нормальном состоянии, насколько так можно было назвать бездвижное бодрствование, и столь чёткие сейчас, эти контуры отделяли его от прочего мира. Не было зрения, чтобы видеть их, но было знание столь же явственное для души, как отлежавший руку человек знает о том, что она есть.

Стоило перевести на них внимание, как Артём понял, насколько стоя на своих местах эти линии были гармоничны, создавая несколько контуров. Не все из линий относились к телу, часть из них проходила прямиком в него, будто попадая в другую плоскость, когда как часть и вовсе уходила вовне.

Он был сам себе храм, а они священными текстами. Но что-то потревожило, разрушило их гармоничность, начав перемещать.

— Существуя, я взаимодействую с пространством.

Линии смещались и двигались, отделялись от прежнего места и отдалялись от прочих на неестественное для тела расстояние.

— Взаимодействуя с пространством, я обладаю энергией.

Эти линии управляли его телом. Если он смог разумом по отдельности контролировать мышцы, о которых раньше даже не подозревал, то сможет управиться и ими.

— Обладая энергией, я имею форму.

Артём потянул за нити, по которым струились разряды. Он сгонял их усилием воли, сполохи со всего тела стремились к затылку и глазам. Артём сожалел, что не был врачом и не знал анатомии достаточно подробно, чтобы восстановить конкретные системы, воздействовать точечно, а не по области. Ему нужна была картина происходящего и способный принять сигнал мозг, остальное могло обождать.

— Имея форму, я способен к движению.

Левый глаз приоткрылся, правый же не ответил.

Привыкнув к свету ярких ламп, он сфокусировался на отражении глянцевого потолка. Там, вокруг него, роилось множество единорогов, но не вспышки ненавистных рогов привлекали внимание, а чрезмерное обилие красного. С телом что-то было не так. Совсем не так.

Оно выглядело, как подопытный кролик, раздёрганный на части. Правого глаза не было, как и части черепной коробки, но хуже того... Артём не сразу различил, что на месте пустой впадины должно было быть сердце. Внутренности, частично извлечённые, были разложены на столах вокруг, пока пони делали надрезы, вводили иглы и брали образцы.

Это была вивисекция. Они вскрыли его, как лягушку.

По левой скуле потекла слеза, когда взгляд нашёл недостающее сердце. Удар. Лёжа на столе, оно было покрыто сетью черных вен, которые подобно плесени разрастались вокруг, пытаясь нащупать прежнее место. Ещё удар. Бьющееся в унисон с ритмами дыхания древнего бога, пробуждающегося ото сна в своих недрах, оно мерно пульсировало.

Сверху вниз пол пони различить не выходило, но он надеялся, что цвета с отметинами на боку будет достаточно для точной идентификации. Нежно-голубой с красным крестом в розовом круге на крупе. Золотисто-жёлтый, солнце со стетоскопом из лучей. Мятно-зелёный, три листа клевера, один шприц. Ещё один зелёный с цветком в форме ступки и пестика. Багровый...

Он попытался запомнить каждого из них и это стало фатальной ошибкой. Перестав рассуждать и концентрироваться на себе, обратив всё внимание во вне, он сам не заметил, как был втянут в Мир снов. Ибо перестав мыслить, его дух перестал существовать в материальном.

Миг и его вновь поглотили тёмно-лиловые волны, ещё миг и кругом простирался ночной зимний лес.

Артём сделал шаг и пошатнулся, с удивлением заметив, как заскрипел глубокий, пушистый снег, проминаясь под его тяжестью. Он инстинктивно схватился за ветку, чтобы сохранить равновесие и десятки темно-зелёных еловых игл впились в руку. Шероховатые, они имели острую четырехгранную форму и были... настоящими.

Осознание этого лишь усилило хватку. Кора была гладкая и коричневая многих оттенков, с небольшими трещинами и чешуйками. Всё было объёмно, многогранно и привычно серо в свете луны. Собственные руки были здоровы и двигались без мысленных усилий, он закатал мокрый рукав и не нашёл под ними вездесущих дублирующих вены и мышцы нитей.

Впервые за долгое время всё было правильно, как могло быть лишь дома. Нутро металось от противоречивых стремлений. Разум понимал, что он всё ещё был на разделочном столе, а всё вокруг не могло быть правдой. Сердце же, затопленное печалью и потерявшее из досягаемости тех, на ком бы можно было сконцентрировать злобу, теперь желало лишь покоя.

Его трясло то ли от пронизывающего ветра, раздирающего промокшее тело, то ли от пережитого ужаса, рвущего душу, и не было в тот час ничего роднее такой колючей, но такой настоящей ёлки. Артём навалился всем телом, обнял её и горько завыл, как никогда прежде даже в детские годы. Вой его был подобен иерихонским трубам, с гулким и низким рокотом разнося по округе обиду и скорбь по себе самому.

— Ты же знаешь, что это наваждение? — эхом донеслось отовсюду и разом, — Всего лишь мираж.

Он осмотрелся вокруг, но никого не нашёл, прислушался к лесу и не услышал ничего более.

— Оставь меня, очередная лошадиная чушь.

— Ошибаешься, дружок, не лошадиная. Меня зовут Лумакар и я еле поймал тебя...

— Сгинь. — запрокинув голову Артём увидел, как сверху улыбкой чеширского кота скалится само небо, а вместо звёзд за ним наблюдают глаза, — Это моя голова.

—...мало времени, мы горим на весь Астрал, поэтому...

— Поди прочь! — он уткнулся обратно в ветки, не желая терпеть общества новой аберрации, — Прочь!

—... заявится прямо сюда, пока вторая уже вылетела...

— Заткнись, оставь меня в покое, — это был его сознание, а потому если не исторгнуть вторженца, то попробовать его заглушить он мог, например, сплетя вокруг себя еловый кокон, — Я не хочу обратно!

—... обратят в камень или запрут на дне мира...

Небо не слушало его мольбы, продолжая твердить свои непрошенные советы.

Прозрачный солнечный свет мягко струился сквозь витражные окна башни кантерлотского замка, подсвечивая красочные сюжеты уютных гобеленов. Принцесса Луна, хранительница ночи, медленно шла по лестнице этим днём, её копыта мерно цокали по сверкающему мрамору, и каждый звук эхом разносился по пустым палатам.

Всякий раз, когда она оказывалась одна, ей невольно приходилось вспоминать те долгие годы одиночества и во что она превратилась из-за зависти и обиды. Прошло уже полторы недели с тех пор, как она снова стала собой. Полторы недели спокойствия, тишины, и... пустоты. Она по-прежнему чувствовала себя чужой, словно маска с морды сорвана, а под ней — пустота.

Лишь сестра заполняла собой эту пустоту, но и она изменилась за прошедшие столетия. Раньше они любили играть со звездами, разыгрывая ими причудливые спектакли или же пряча лунный свет за облаками, а потом смеясь, глядя, как он снова пробивается наружу. Ныне на предложение позабавиться со светилами, Селестия лишь качала головой, говоря о важности Гармонии и том, как снующая по всему небу луна напугает целый свет.

Сегодня же даже сестра покинула Луну, на западной вотчине было неспокойно. Вместо неё пришла Каденс, кою та недавно спровадила из своей башни. Разговориться с новым аликорном не вышло, хоть они и встречались ранее друг с другом на приёмах пищи. Поднимаемые той темы были донельзя вульгарны, манеры ужасны, а чувство такта отсутствовало вовсе.

— Селестия сказала, что Мы должны больше общаться с пони, — возмущалась Луна предложению Каденс, уже после ухода оной. — но чтобы с чернью? И почему только столь интересную новую профессию, журнализм, обходят стороной благородные пони?

Кроме феодальных предрассудков в Луне говорили страх и нежелание видеть осуждение. Принцесса была восстановлена в титуле, принимала присягу себе на верность у стражи, встречалась с современными потомками древних аристократических родов. И никто из них не смог скрыть своего страха перед ней. Даже теперь, её башня была пуста и обслуга не осмеливалась заходить внутрь. Чего же тогда требовать от простых пони?

Дойдя до своих покоев и улёгшись, она с сожалением посмотрела на разноцветную стопку. С собой Каденс приносила странные рукописи, названные газетами и журналами, посвящённые вестям со всей страны и изделиям мастеровых пони. Несмотря на изменения в письме, их всё ещё было возможно прочесть и чтение то было дюже увлекательным.

Но вместо этого владычица снов отправилась исполнять свои вновь обретённые обязанности. За тысячу лет без пригляда Мир снов или, как его ещё называли, Астрал, также изменился. Это место всегда пребывало в движении, не знало статичности, но теперь же... Когда-то загнанные в самые глубокие норы Кошмары всласть властвовали над снами, из-за чего эхо порождённых ими ужасов было столь могучим, что стекая со всего мира собралось в одно бурлящее течение, сделав Астрал многим опаснее.

Стезя сноходства была утеряна, решавшихся вступить на астральный план смельчаков поглощало течением, смывая само естество с такой стремительностью, что даже Луне было тяжко его терпеть. Но её появления было достаточно, чтобы распугать вновь укрывшиеся Кошмары. Старые тени помнили прежние времена и делились своим знанием с не заставшим её молодняком. А потому поток был главной проблемой, которую нужно было решить.

Но сегодня её чутьё кое-что уловило, — "Неужели переключились охотиться днём?" — опытный взгляд окинул бесконечные чёрно-синие просторы и легко выявил полноценное вторжение одного из кошмарных созданий в чужой сон. Это было недопустимо, владычица снов направилась туда.

Арка первая. Часть 11.

Сквозь мрачный лес ощетинившихся иглами деревьев пробиралось существо, звавшее себя пони, освещая свой путь светом витого рога. Как тысячу лет назад, оно вновь противостояло зимней стихии, хлопья снега покрывали тёмную шерсть и растрёпанную гриву, а крылья давно скрылись под наростами льда. Но уже намётанные сугробы были многим хуже метели, ибо доставали до самой голени.

С этим сном всё было неправильно.

Ещё тогда, когда тягучая мембрана сновидения была прорвана острым накопытником, Луна поняла это. Ощущения были не так остры, цвета тусклы, звуки тише и объёмнее, даже воздух плотнее. Всё было детальнее, каждый шорох, каждый блик казались наполнялись смыслом куда большим, чем должно и может быть вовсе. За опытом хождения во снах она повидала множество концепций, принципиально наблюдаемое не сильно отличалось от всеупрощающих абстракций, снящихся утомлённым умам.

Но только на первый взгляд. Сны были отражением разума и могли поведать о характере своих хозяев, потому подмечать их нюансы было хорошим способом заранее подготовиться, чтобы успокоить терзаемого. Но чем дальше она пролетала, тем больше приходила к выводу, что разыгрываемая вокруг картина была не столь импровизацией, сколь воспроизведением места из памяти, уж больно стабильно и завершённо оно было со всех ракурсов.

— Где же подобное место могли видеть? — это сбило её с толку, не дав определить точное нахождение кошмара с жертвой, — Какая ужасная вьюга!

Пронизывающий ветер споро спустил аликорна с небес и ей пришлось ступать, ориентируясь лишь по чутью. Изредка до Луны доносились голоса, оба из которых были ужасны, но она слишком концентрировалась на преодолевающих сугробы ногах, чтобы разобрать разговор, лишь смутно уловив, как один из голосов грозился второму пришествием Принцесс. Мысль о том, что даже спустя тысячелетнее заточение к ней взывают о помощи, придавала сил.

Она предпочитала сражаться с погодой копытом, но не рогом, экономя усилия разума для предстоящего изгнания Кошмара, ведь даже во сне волшба требовала многой концентрации. И всё же она достигла эпицентра сна, выйдя туда, где ощетинившись клубком елей прятался некто, неразличимый в буре, насылаемой с грохочущего неба. Буре сотканной течениями сумбурного ветра без всякого мастерства и искусства, но явно по умыслу.

Короткий и слабый импульс с её рога всего-то свернул вектор розы ветров, вмешавшись в исток непогоды и развеяв снежную завесу. Луна ожидала увидеть за ней чистое ночное небо, что успокоило бы обладателя сна, но вместо того её встретил гротескный образ скалящихся созвездий.

— Наконец-то оду... — ужасный лик оборвалось на полуслове, заметив владычицу снов своими звёздными глазами с вертикальными зрачками, — Пришла, будь она неладна...

— Мы повелеваем первый и последний раз по доброй воле, — кантерлотский глас с такой силой разносился по лесу, что с ветвей опали наметённые снежные гроздья, — Изыди, кошмарное отродье!

— Будь по-твоему! — удивительно легко согласился Кошмар, а звёзды начали сходиться клубком извивающейся змеи с кривыми наростами, — Я предупредил тебя, дружок...

Различив подобную пиле чешую Луна слишком поздно поняла задумку Кошмара, чтобы ей помешать. Резким движением змея полоснула по мигнувшему небу хвостом, разрезав ткань сновидения и оставляя страшные борозды юркнула по ту сторону Астрала, что тут же начал просачиваться внутрь сквозь рваную брешь, осветив ночь пурпурными всполохами.

— Можешь выходить, — она вновь обернулась к еловому гнезду, нужно было пробудить хозяина сна до его распада, — Мы прогнали то, что тревожило.

— ... я благодарю за это, — донеслось с хрипотцой из тернового укрытия, — Но прошу, покинь меня и ты.

"Неужели он страшится Нас?" — конечно, её запомнили тенью, пожирающей свет и радость... но Луна была возмущена тем, что вместо радушной встречи за самоотверженный труд спящий даже не предстал перед ней.

— Нахал, ты взывал к Нам, чтобы вместо благодарности прогнать? — она начала приближаться к укрытию, за которым можно было различить двуногий силуэт, — Что за кривотолки наплёл тот Кошмар? Покажись!

— Только, блять, попробуй подойти, — высокие ели пришли в движение, стегнув вокруг своими ветвями, как хлыстами, создавая буфер меж них, — Никого я не звал! Всуе тебя упоминала та небесная тварь, вот с неё и спрашивай!

— Неблагодарный глупец, как смеешь ты угрожать Принцессе Ночи!? — от силы её гласа лопался лёд, а порыв гнева развеял всё укрытие, кроме одного деревца, крепкой хваткой за которое держалось существо, что она видела в недавних газетах, — Ты... монстр, что съел пони на востоке!

Зная, кто перед ней, а также помня молву о подобных существах ещё тысячелетней давности, у Луны зародился соблазн действительно покинуть это место, позволив прорвавшимся течениям мира снов самим стереть его вместе с хозяином.

— Не беспокойся об этом, стража надёжно несёт свой пост, — в его глазах вместо несметного зла был затравленный взгляд, — Пожалуйста, оставь меня наедине с собой, я слишком устал от всего этого безумия и хочу собраться с мыслями.

— Сейчас это невозможно, перестань цепляться за сон, — но она отбросила дурные мысли, помня о собственных грехах и том, что все заслуживают шанса на искупление, — Тебе необходимо проснуться или само естество навсегда поглотят астральные течения.

— Какая разница? — невесело улыбнулось чудовище, — Наяву меня морят голодом и жаждой, пытают и грозятся вечным заключением в Тартаре, так хоть это оборвёт мучения.

За этими словами Луна не чувствовала ни толики лжи. Мысли о том, что пони могли довести кого-то до подобных рассуждений удручала, от таких практик они начали отходить ещё при правлении Диархии.

— Нам жаль слышать о таком обращении, но забудь об участи Тартара, — "элементы Гармонии не ошибутся", — Мы, Принцесса Луна эквестрийская, гарантируем тебе скорейший перевод под наш надзор и честный суд.

Двуногий задумчиво окинул взглядом округу. Вслед за небом земля покрывалась пурпурными разломами, разъедая прежде цельную картину. Некоторые из трещин подбирались к ним, другие же вырывали целые области в пучины Астрала.

— Чёрт с тобой, — конечность разжала последнюю ёлку, — Делай что нужно.

Они были близки.

Джекпот знал маршрут по чужим воспоминаниям, о как же они были близки. Картины образов с чужой, более высокой перспективы и иным расположением глаз прекрасно сохранили главные ориентиры. Тропы давно поросли плющом, реки вышли за свои русла, строения осели под землю, звёзды сменились, но не горы!

Горы выстояли под бременем времени и их было достаточно. Вдали от всех трактов сквозь бурелом пробиралась пара сотен земных пони с дюжиной пегасов и единорогов. Организовать всех них по одним тропам было сложным занятием. Темпы сильно просели в сравнении с изначальной группой, старые клячи и жеребята не могли угнаться за всеми. Но хуже того, о верности части из них Джекпот знал наверняка, о ней не было и речи.

Совсем скоро они послужат делу, став ключом к подземному каземату, а пока же никто не смел открыто перечить вооруженной страже вместе с узревшими собратьями. Пегасы пару раз норовили улететь, единороги подначиваемые горсткой земнопони просто пытались потеряться. Чтобы умаслить глупцов он позволил собрать им припасы в дорогу, а чтобы недопустить побег согнал в центр процессии.

— Стоп, — но даже так они растянулись по мере ночного шествия, вынуждая делать привалы, — Ждём хвост.

Поляна на которую они наткнулись была хороша и достаточно просторна. Взгляд рубиновых глаз окинул подтягивающихся пони с изгвазданной и запылённой шёрсткой, тускло освещаемых редкими лампами на спинах или лучинами на соломенных шляпках. Когда почти все они высыпались на поляну, Джекпот услышал звук, которого здесь не должно было быть и вскинул голову.

За хлопаньем крыльев в небе над поляной возник клин пегасов в полной экипировке королевской стражи, залетевший на вершины деревьев.

— Гнусные понекрады, отпустите невинных и сдавайтесь!

Кучка пони в центре поляны зароптала и зафырчала с такого предложения, остальные же казалось бы и не услышали.

— Вздор, — всмотревшись в глубины леса Джекпот не увидел вокруг никого, — Присягните на верность моему слепому Величеству и будьте одарены или проваливайте с пути!

Различив подобную аликорну фигуру пегасы замешкались перед тем, как всё же собравшись один из них не затрубил в рожок, следом за чем подобно грому раздалось, — Пли!

Так начался сущий кошмар.

Пегасы всё прибывали и прибывали, собираясь в тучу, с которой градом на земнопони летело всё, от дымовых шашек, заставлявших наворачиваться слёзы, до сетей, покрытых вязкой, клейкой массой, легко цепляющейся за шерсть и гриву. Сперва они пробовали отбиваться, камни, палки и принесённый с собой скарб летели в ответ, пока слабые духом метались из стороны в сторону под панический крик. Джекпот же метал по пегасам масляные лампы, не ведая заклинаний, но интуитивно пользуясь новообретённым телекинезом, со странной смесью ликования и горечи подмечая падения горящих фигур.

Когда над ними возникли кареты с единорогами, посыпающие землю оглушающими заклятьями вместе с дезориентирующими вспышками стробоскопов, Джекпот принял решение прорываться с теми, кто ещё был на ногах. Повинуясь мысли, они без единого слова клином помчались сквозь лес к изначальной цели, пока он силой рога корочел деревья на их пути. На краю сознания со скрипом рвались узы, сигнализируя о потери контроля над стремительно редеющей ратью.

В едином порыве кричали древние инстинкты и затмившее рассудок наваждение, подстёгивая бешеный бег. Он почти парил над землёй, монолитным движением отталкиваясь от земли копытами и взмахивая неродными крыльями, выводя организм на пределы физических нагрузок. Ведомый порывом и целью, Джекпот потерял восприятие мира. Когда закончилась чаща он не успел затормозить и влетел на территорию лагеря стражи, пробив недавно выставленный частокол и запутавшись в брезенте палаток.

Выпутываясь, он изорвал мешавшуюся ткань телекинезом, чтобы увидеть сжимающуюся цепь из ощетинившихся копьями стражей. За мерцанием рубиновых глаз часть земнопони первого ряда кинулась на бывших секунду назад своих же, пока прорвавшиеся в пролом десятки измождённых пони, бледная тень ведомых сотен, пополняли свалку, кусаясь и лягаясь. Могучим взмахом Джекпот устремился вверх, чтобы за раз озарить весь лагерь, как то он проделывал с деревнями по пути.

Под гром набата и крики боли впервые за тысячу лет разгоралось сражение за остатки святилища того, кому лучше было бы потеряться в веках. Сама Гармония трещала под хруст ломающихся костей и клёкот раздираемого ливера в набирающих обороты схватках, пока к лагерю стекались подкрепления и спешила сама Принцесса Солнца.

Тело ещё не было готово.

Рогато-крылатая тварь пробудила его до того, как оболочку собрали обратно. Не желая наблюдать сей процесс и вновь затеряться на просторах бестелесного, Артём взаправду сконцентрировался на своих чувствах и желаниях, вспоминая весь проделанный путь с рокового дня. Это было тяжело, зачастую они были противоположными, какие-то и вовсе не искренними, рождёнными представлениями о культуре, и всё же...

На поверхности хотелось простых человеческих радостей, он скучал по любимым песням и сладостям, вновь хотелось надеть наушники и съесть простой шоколадный батончик. Остро ощущалась нехватка информации, мозг будто бы работал на холостых оборотах, желая знать всё, зайти в интернет или хотя бы получить в руки нормальную книгу. Так говорили его привычки, глубже начинались лица родственников и друзей, было больно понимать, что ему больше не увидеть сотни людей в час пик. Там же была скорбь о товарищах по восхождению, да и сожаление о забитой пегаске, кто же мог знать о разумности мифических существ.

За этой чертой начиналась растерянность. В один момент существование божественных существ, других миров и внеземной жизни оказалось правдой, а собственная смерть не оказалась концом. Он не знал, что и думать об этом, кроме того, что это было слишком выбивающим из колеи и рущило картину мира. Не в последнюю очередь из-за внезапно возникших деструктивных наклонностей при взгляде на обитателей этого мира.

Слишком яркие, что от них рябит в глазах, достаточно наивные, чтобы подойти к потустороннему существу в лесу, столь открытые, что их мимику способен понять пришелец, и крайне тактильные, раз готовы по своей воле сидеть прижавшись к душегубу. Они были слишком уязвимы и это читалось достаточно ясно, чтобы привести в исполнение вбитые в саму его суть заветы Живущего в недрах благодетеля. Теперь Артём мог с уверенностью сказать, что эти порывы были ему чужды. Слишком стихийны, эмоциональны и бездумны они оказались в сравнении с тем, что теперь он искренне ощущал при виде пони.

Наведённое желание броситься на них никуда не делось, но теперь оно подавлялось не прагматичным началом, взывающим к последствиям, а глубокой обидой, предлагавшей выждать лучшего момента, освоиться с контролем тела и понять мир вокруг. Даже сейчас он пытался мыслить рационально, находящийся во власти многих эмоций, но не имеющий сил для искренней ненависти.

В этих размышлениях он обнаружил себя посреди ночной площади, когда восстановилась часть органов чувств. Вокруг кипела жизнь, пони лихо запрягали три крытые кареты четвёрками пегасов. Лошадь из сна не наврала, его действительно собирались куда-то транспортировать, как судя по всему, и его вещи. Когда его на носилках вносили в центральную карету, взгляд зацепился за заспанную единорожку цвета морской волны, что выскочила на площадь и махала ему копытом.

Он помнил её, эта странная встреча, а также нежелание смотреть на Розовую тварь во фраке, что уселась с ним в один экипаж, повели поток мыслей к тому, а что он вообще знал о них. У определённо разумных пони разных рас существовала культура, чей материальный уровень развития было сложно определить. Они обладали высоким уровнем санитарии, по запахам Артём не смог бы сказать, что находится в лошадином поселении. Поезд, общее убранство города и предметов быта были похожи на первые фотографии конца викторианской эпохи, внутри домов же для освещения работал некий аналог электричества, но без проводов.

Магия, это определённо была она, прогибающая реальность по воле разума сила. Та же самая неведомая сила, что поднимала в воздух эти кареты, питала их настенные светильники и позволяла переводить разговор между ними... Это пугало, она не только могла срастить переломанные кости, но и проникала в умы, превращая целую цивилизацию в Паноптикум, от которого не скрыться даже во сне. Буквально влезая в чужой разум власти предержащие могли видеть всё нутро своих подданных, сами оставаясь невидимыми.

Артём понимал, что в нём говорит отвратительный личный опыт, но ожидания от политической и социальной стороны жизни этого общества были наихудшими. Стража в пластинчатых доспехах выглядела архаично, что намекало на торжество традиции в государственных структурах, подчинённых какому-то странному сплаву феодальной теократии и культу неба. Солярные и лунные знаки играли значимую роль на виденной им символике, навевая мысли о Риме двухсотых годов с его культом Солнца.

Яркая вспышка слева, что пробилась сквозь закрытые веки, прервала его размышления. Сквозь винтажное стекло кареты вдали был виден испепеляющий столб света, озаривший ночь. И в этом свете рядом с их летящим конвоем была заметна стая чёрных, перепончатых пони, подобных пегасам. Сперва Артём решил, что это группа сопровождения, но подскочившая под командный бас тройка единорогов, что сидела с ним внутри, заняла позиции у внезапно открывшихся бойниц под рога над окошками и открыла по тем огонь странными разрядами, наподобие молний.

Стая распалась на двойки, зигзагами уходя в полусферу сверху, стараясь проскочить фланговый участок маршрута, но не у всех это получалось. Он видел, как налетевшие пытались загарпунить кареты, не решаясь сразу выбивать запряжённых пегасов, чем на славу пользовались единороги, посыпая тех разрядами с соседних экипажей и вынуждая летунов под острыми углами уходить за облака. Ситуация для атакующих выходила безрадостной.

По виду эти пони походили на описанное Лумакаром, небесной тварью, что проникла в его рассудок. Теперь Артем жалел, что не выслушал посланника полностью, когда тот заговорил про скорый визит и свободу в обмен на помощь в чём-то, уверяя в притяжении подобного подобным. В том же сне та, кто назвалась принцессой, обещала ему честный суд, но насколько это понятие разнилось у них, оставалось лишь гадать. Он не знал, какой из перспектив радоваться или опасаться больше, но сделал свой выбор.

— Имея форму, я способен к движению.

Это было лукавство. В тесном пространстве, закутанный в смирительную рубашку, недавно сшитый воедино, с величайшим напряжением контролирующий хотя бы движение глаз... Артём не был способен даже на попытку чего-то серьёзного. Зато была способна та стихия, что прежде сдерживалась разумом.

— Двигаясь, я вас всех уничтожу.

И он спустил её со стоп-крана, больше не сопротивляясь позывам. С отвратительным хрустом под незадуманными анатомией углами начали выгибаться собственные кости. На этот звук обернулся правый единорог, чтобы тут же быть захваченным освободившейся секунду назад рукой с почти выбитыми суставами, что обвила шею и зацепилась за рог. В следующий миг белые зубы впились в горло копытному там, где заканчивался ворот доспеха. Конечно, этого было недостаточно, чтобы достичь артерий. При всём напряжении сила челюстей и форма зубов были попросту недостаточны, чтобы преодолеть сопротивление всех кожных покровов...

Но этого и не требовалось. Под истошный крик жертвы рука потянула рог вдаль и вверх, а хватка челюстей рывком увлекала плоть вниз, разрывая горло несчастного и вырывая из него пласт мяса. Тягучая, металлическая на вкус, кровь заполнила Артёму глотку. Только сейчас он понял замысел творца, что отвёл ему роль процессора в сложной вычислительной машине из сплава плоти и рун. Кроме желания Хексарион поселил в его сознании многое знание. Холодное, расчётливое, оптимальное, подобное математической формуле, описывающей идеальный способ достижения результата. И результатом, в данном случае, была смерть.

Вопреки ожиданиям обернувшиеся на крик двое единорогов не замерли от гротескной картины, представшей пред ними, а изготовились к атаке. Все эти жалкие секунды его сердце колотилось на пределе возможного, а вся сосудистая система уплотнялась и расширялась по великому замыслу, нагнетая в теле запредельное давление. Он ускорял и концентрировал собственную кровь, ощущая, как артерии, словно резиновые трубки, натягиваются до предела, как лопаются мелкие сосуды и капилляры по всему телу, как кровь просачивается под кожу, оставляя багровые пятна.

Когда у оснований витых рогов возник свет, он понял, что время пришло. Левая рука, также высвобожденная из рубашки, вытянулась перед рогатыми, мышцы и сухожилия руки скрутились и сжались, сужая будущее выходное отверстие. Ещё мгновение ушло на то, чтобы рука выгнулась в локте обратно, ломая локтевую кость, что своим сколом разрезала и выдавила наружу лучевую артерию. С оглушительным хлопком, подобным выстрелу из пистолета, кручёная струя крови вырвалась наружу. Минимальная дистанция и огромное давление сделали удар молниеносным.

Тонкий, алый кнут стеганул по глазам второго безымянного единорога, достигая мозга и не оставляя ему шансов. Он повёл кнут дальше, чтобы достать Розового, но тот сотворил пред собой некий барьер. Доли секунд поток бил по нему перед тем, как остатки сосуда, не выдержавшие напряжения, разлетелись в стороны, орошая окрестности. В взвеси кровавого облака в бок Артёма пролетел трассер, прошедший его насквозь, но это не спасло Ревизора Её Высочества от встречного удара обломком рога, что правая рука отломала от первого единорога и использовала вместо стилета.

Карету потряхивало, да и его тоже. С потерей противников его стремительно покидала Хексарионова милость, возвращая тело в полностью его управление. Насколько он мог судить сквозь испачканные окна кареты, их летящий караван снижался под принуждением похожих на летучих мышей пегасов. Когда заканчивался допрос Артём видел, как Розовый прятал переводящую машинку в карман, и теперь пытался её там найти. Второго недопонимания ему не хотелось допускать...

Всем спасибо за прочтение.

На этом первая арка, она же знакомство с миром, подходит к концу. Диспозиция и силы обозначены, стороны получили примерное представление друг о друге, да и впечатлений от контакта возымели массу, так что теперь их можно приводить в движение. Хотя фестралы ещё не поняли, во что вляпались.

Арка вторая. Часть 1.

Дурацкий фрак не поддавался.

Минуту назад Артём был неумолимой стихией, что не знала пределов, рвала и метала, а теперь банальный карман на золотой гравированной пуговице стал ему непреодолимой преградой. Пальцы попросту не гнулись, до них не доходил сигнал. Мелкая моторика споро оставила его вслед за пошедшей в разнос сосудистой системой, продолжавшей содрогать организм волнами афтершоков от рвущихся после перегрузки сосудов. На фоне этих каскадных разрушений даже дыра в боку не выглядела чем-то важным, как и разорванная левая рука.

"Я буду цел", — на самом деле, важным для него не было и собственное состояние вообще, — "Всё срастётся, затянется и встанет на свои места". Нечестивая регенерация не вызывала сомнений, он ощущал её уже не раз, а потому был уверен, нужно всего-то подождать. Всё будет вновь не нормально, но приемлемо, ведь так уже было прежде. Об ином не могло быть и речи, об ином он отказывался думать. Сейчас же двигаться приходилось через лей-линии, что дублировали нервные ткани, перегоревшие от напряжения на пиковой нагрузке, когда всё тело было превращено в гидравлическую пушку.

Попытка расстегнуть карман полностью провалилась, оторвав пуговицу и клок от фрака, когда вместо лёгкого хвата и плавного хода действие вышло резким и сильным. Артём задумался, всмотревшись в отрывок атласной шёлковой ткани на фоне розовой шёрстки. Роль одежды в обществе пони вопросов не вызывала. Даже на обмякшем теле и с багровыми пятнами значимость персоны передавалась чётко, иерархия была понятна. Вопрос был в том, как они вообще додумались до подобного наряда, как и до многих других вещей, которые хотя бы из утилитарных соображений должны были иметь хоть и схожие с привычными ему, но другие формы.

"Вот же чушь", — деревянные пальцы выпустили клочок и пустились вглубь кармана, нащупав искомое. Насколько это было возможно, он осторожно и бережно поднял нечто среднее между яйцом и двумя бутонами лотоса. Тусклый, белый огонёк, проглядывающий изнутри, был недостаточен для освещения, но вероятно подтверждал исправность устройства. Эта небольшая безделушка, способная приходить в движение, воспроизводить речь и даже определять правду, куда больше походила на артефакт полностью автономной культуры, рождённой нечеловеческим разумом, нежели всё виденное им ранее.

Кареты коснулись земли и, сильно дребезжа, протащились ещё с десяток другой метров. Может больше, из-за причудливого облика мира вокруг, Артём всё ещё плохо ориентировался в расстояниях на местном пространстве, а потому не мог дать точной оценки. На небольшом удалении села новая, четвёртая карета без освещения и иным, не столь вычурным дизайном без солярных эмблем. Разворачивался в полуприседе он долго и натужно, видя сквозь стёкла, как из карет спереди и сзади на ночную поляну высыпались единороги. Бежать или отбиваться никто не пытался, под выкрики их прижимали к земле серые, перепончатые пегасы, пока переводящая машинка в его руке начинала набирать обороты, уловив голоса.

Он оценил злую иронию, когда заметил ручку на дверце. Даже копытные были способны как-то её открыть, но не он в нынешнем состоянии, хотя та идеально подходила к форме кисти. Проблема была в том, что зафиксировать усилие на отдельном этапе напряжения было тяжело, повинуясь потокам лей-линий мышцы сокращались полностью или не сокращались вовсе. С другой же стороны, сейчас не было принципиально разницы между малыми и большими движениями, ибо все они давались одинаково сложно. А потому дверца без прикрас была выбита с ноги, чтобы вылезти из ставшего катафалком воздушного транспорта.

Выбравшись, Артём смог детально различить вид новых пони в свете фонарей карет. Похожие на пегасов по габаритам и факту наличия крыльев, они одновременно походили на летучих мышей. "Вампиры?" — перепончатые крылья и еле заметные клыки запускали не лучше ассоциации, но Артём был благодарен хотя бы за то, что от их расцветки не рябило в глазах. В тоже время кисточки на ушах делали их похожими на кошачьих, создавая странную шутку природы.

Пока он изучал незваных гостей, больше дюжины пар жёлтых глаз с вертикальными зрачками пристально изучали его. Смотреть в глаза нападавшие на конвой избегали, оружия в виде больших дротиков на него не направляли, дистанцию сохраняли, судя по позам бросаться на него не собирались, так что он не припятствовал. После тесной кареты воздух снаружи ощущался невероятно свежо, после стычки с разума спала давящая пелена, требующая крови, после смирительных пут свобода была прекрасна, а после сотворённого их сородичами тихое подвывание пегасов в упряжи и поваленных единорогов звучало лучшей усладой для слуха.

Где-то вдали на юго-западе, если он правильно представлял нынешнее положение на новых землях, продолжали вспыхивать яркие столбы света, озаряя округу. Он бы простоял так ещё несколько часов, дыша полной грудью и любуясь видом. Но идиллию разрушил вышедший из кареты напротив крылатый пони. Он был без доспеха, но в мешковатой робе со множеством странных печаток и резной деревянной маске, сквозь которую с хрюкающим звуком обратился к нему.

— Клан Спирит рад приветствовать грозного Пожирателя, — изрекла окрасившаяся в зелёный безделушка в руке, пока разум резюмировал, что имеет дело с какими-то культистами, — Меня зовут Нут и я несу предложение угодить твоему голоду... в обмен на дружбу. Но сперва, нужна ли тебе помощь знахаря?

"Знахаря говоришь, да? — несмотря на искренность, обращение звучало издёвкой, — и что он сделает, припарок каких поставит или пиявок? Да у меня же кровотечение повсюду, мне нужна помощь бригады реаниматологов и экзорцист". К тому же хотелось возмутиться использованному обращению, но для этого бы сперва пришлось выплюнуть шмат чужой шеи, о котором он позабыл из-за онемевшего языка.

— В знахаре нет нужды, как и в таком обращении. Моё имя Артём, — на последнем слове он прикрыл переводящую машинку, чтобы Нут услышал настоящие имя, а не исковерканную механизмом интерпретацию, — Названное мне ничего не говорит о твоём народе. Кто вы такие? Я впервые вижу подобных существ.

Крылатые, досели что-то посвистывающие между собой, замерли в неловком молчании, обмениваясь странными взглядами. Их лидер шагнул ближе, задумчиво повернув голову набок.

— Как скажешь, Аˈрту... — Нут замялся, по всей видимости его гортань не могла сходу правильно воспроизвести все звуки, но он всё же нашёлся с выходом, —... кошмарный Вестник. Мы фестралы, дети ночи. Верные поданные Её Высочества Найтмер Мун, тысячу лет денно и ночно молящиеся за её возвращение...

Под набирающий ход мифический бубнёж разгонялись и мысли Артёма. Надежда на то, что у Хексариона оказалось пришедшее за ним подполье, не оправдалась. Было очевидно, что его хотят использовать для чего-то грязного, для иного "дружбу" с монстрам не заводят. Думать о себе в подобном ключе было неприятно, но и отрицать, что он представлял собой ту ещё картину, было нельзя.

— Молитесь? Вот и молитесь дальше, — но уже сейчас он не видел альтернатив принятию ещё не до конца озвученного предложения, ведь вряд ли после понесённых потерь ему дадут самому отсюда уйти, — Я не богослов и не жрец, так к чему я вам сдался?

Не видел альтернатив он не в последнюю очередь из-за того, что раньше взывавшая к нему стихия ныне молчала. Она насытилась на какой-то период? Фестралы выглядели недостаточно уязвимо, чтобы спровоцировать реакцию? Сработала некая система свой-чужой, зашитая на подкорку и не дающая сцепиться с близкими по пантеону слугами? Он не знал ответов на эти вопросы, но одно понимал точно, в случае эскалации его попросту сметут.

— Неужто наш посланник, великий Лумакар, не поведал сего?

— Он не успел рассказать всего, — "тогда я бился в истерике и всё прослушал", — Нас прервала та, кто зовётся Принцессой Луной.

От сказанного фестрал сокрушённо покачал головой и будто бы стал темнее прежнего, как и прочие его сородичи.

— Мы больше не питаем надежды, что наши воззвания будут услышаны. — ранее заискивающий голос стал натужен и горек, — Среди нас больше нет единения. Виденная тобой самозванка предлагает сдаться тем, кто веками губил нас, и это затмевает умы слишком многих малодушных. Они не видят другого пути, покуда обитатели Мира снов предпочитают бежать или прятаться... Но наши архивы помнят ужас из глубин времён, помнят подобных тебе. Я надеюсь, что ты последуешь за нами, чтобы явиться заблудшим и доказать возможность вернуть из забытья времена торжества сил, что благосклоннее к нам, нежели воцаряющие ныне.

"Отлично, люди достаточно набедокурили в прошлом, чтобы стать аналогом демонов у целого разумного вида", — к концу тирады крылатого переводящая машинка в руке ни разу не сменилась в цвете, отметая вопрос об искренности сказанного.

— И что я получу взамен на роль пугала при твоём клане?

— Их всех, — пони указал копытом на пленных, — И ещё стольких, сколько понадобится, чтобы утолить твой голод.

Подобное предложение вновь кольнуло эго, но Артём отмёл идею попытаться откреститься от дурной славы. Вряд ли каждый день из местных лесов вываливается хтоническая аберрация, потрошащая прохожих.

— Сами их и ешьте.

— Мы благодарны за щедрость, — фестрал стушевался с подобного предложения, явно не так поняв его смысл, — Но боюсь...

— Взамен на помощь вам, я хочу доступ к записям о моих предшественниках. Кто. Где. Когда. С пояснениями, где вымысел летописца, а где неоспоримая правда.

— С этим не будет никаких проблем.

— А когда вы возьмёте реванш, я хочу город, — "скормлю его Хексариону и мы в расчёте", — Тот, из которого меня перевозили.

На том и решили.

Его уверили, что Владычица ночи щедра к своим союзникам и за верную службу город ему отдадут для любых целей. От этого даже сквозь сбоящую мимику пробивалась улыбка злорадства, — "Я ни за что не вернусь в Пустоту". Где-то в глубине горела совесть, страстно желая, чтобы его обманули, пока разум холодно резюмировал: Он провалился. Скомпромитированные алтари в скором времени разыщут и уничтожат, а у "начальства" к нему возникнут серьёзные вопросы. Осталось лишь надеяться, что откупа хватит и тысячи горожан сгодятся в обмен на собственную жизнь.

После разговора он вместе с Нутом уселся в карету фестралов, наблюдая, как пленных единорогов пакуют обратно, не на съедение, так на допрос. Когда ему вернули вещи, также конвоируемые в ведущей и замыкающей каретах, они тронулись, набирая высоту и удаляясь куда-то на юг. Поглощённый недобрыми, тягучими мыслями, Артём медленно перебирал рюкзак. Вторая рука успела затянуться буквально на глазах и теперь также участвовала в процессе. Перстень перекочевал обратно на палец, ледоруб на страховку, а та на туловище. Разговор не шёл, оказавшись с ним на малой дистанции и один, фестрал заметно потерял в храбрости, вжавшись в сидение и изредка постреливая любопытными глазами сквозь деревянную маску.

— Держи, — заметив это, Артём протянул крылатому налобный фонарь. Сидеть в тише желания не было, — Подарок.

— Спасибо, — тот весьма ловко принял презент копытами и начал его вертеть, осматривая, — Но что это?

Вид обычного предмета, что мельтешит в хватке на вид резинового чуда, вызывал диссонанс, вынуждая прикрыть глаза.

— Фонарик. Слева кнопка для включения, — под выкрик "ой" сквозь закрытые веки полоснул луч света, — Батареек надолго не хватит, их лучше выкинуть подальше, как перестанет работать.

— Мы хорошо видим в темноте, — "по зрачкам можно было и догадаться", — Но я сохраню его как сувенир. А что такое батарейки и зачем их выкидывать?

"Это то, чего, как я надеюсь, не требует переводящая машинка. Иначе дела мои будут плохи".

— Внутри корпуса две или три металлические колбы. Они наполнены... токсичным зельем, что заключает похожую на молнию силу.

— Фу, — судя по звуку, предмет отложили подальше, — Зачем же они в фонаре?

— Когда ты нажимаешь на кнопку, металлическая нить соединяет два противоположных конца этих колб и сила из них бежит по фонарю, зажигая свет.

— Звучит творением искусного алхимика. Я слышал, как работают наши фонари в церемониальных залах, в подвалах под ними растят кристаллы-накопители. Они громоздки и гудят, хоть и безопаснее.

С разговорившимся фестралом можно было переходить на действительно интересующие вопросы.

— Расскажи мне о народах мира, Нут. Я видел карты, они полнилась многими существами от драконов и грифонов до русалок и странных циклопов. Неужели все они действительно живут в краях вокруг? Разумны ли они?

Исторический экскурс скоротал полёт. На первых порах Артём действительно вслушивался в рассказ, но довольно быстро пришёл к выводу об мягко говоря ангажированности своего гида. Так например страна, чьё воздушное пространство они пересекали, была охарактеризована "блестящей солнечной пустышкой, полной самодовольных пони, забывших о балансе сил и роли ночи с луной". В подобном ключе была описана каждая из стран, коих оказалось не так чтоб и много, приходясь по одной на разумный вид. Такое обилие разумных форм жизни вызывало вопрос, как они умудряются сосуществовать вместе, но протонационалистические лозунги в речи фестрала были ему доходчивым ответом. С другой же стороны, с наводящими вопросами его собеседник за милую душу выдавал всё, абсолютно всё.

За часы полёта увлажнённые лиственные леса под ними сменились болотами, а следом и пышными тропическими деревьями. Воздух тоже сменился, даже ночью став жарким и знойным. Артём искреннее радовался, что за всё время здесь к нему не приставали местные насекомые и надеялся, что так продолжится впредь. Долетев до предместьев одной из гор, они начали постепенно снижаться.

— Артём, — внезапно правильно обратился к нему фестрал, — Перед тем, как ты вступишь на наши земли, я, Нут, первый сын Стрейта, главы клана Спирит, предлагаю тебе лично свою дружбу.

— Я, Артём Степанович Янсен, принимаю её, — копыто и кулак несильно стукнулись, — "Какие же вы всё же открытые существа".

Кареты коснулись мраморной посадочной полосы, с которой считанные минуты назад наземная команда растащила полные кустов и листвы маскировочные сети. Охранявшие полосу подскочили к ним, отварив дверь и выстроившись почётный караулом.

— Знаешь, Нут, — Артём попробовал встать вслед за спустившимся фестралом, но с первого раза это не вышло, — Кое в чём я тебе соврал.

— А..?

— Мне нужна помощь знахаря, — сросшиеся обратно нервы давно били в набат, именно их он пытался заглушить общением по мере полёта, — И я очень надеюсь, что вам знакомы болеутоляющие.

Арка вторая. Часть 2.

Уже минут пятнадцать они пробирались по длинному извилистому туннелю. Куда он вёл? В Бастион. На вопрос, что ещё за бастион, Артём получил лаконичный ответ, — последний.

Но сейчас и такой ответ его полностью устраивал, уж больно хорошим и ветреным было настроение. Знахарь у этих крылатых оказался вполне стоящим, весь дискомфорт от собираемого из каши нутра как рукой сняло. Вернее, копытом, если перевирать на местный лад. В ответ на жалобу к ним подскочил фестрал с подсумкамками, красный крест на которых смотрелся довольно нелепым отголоском прошлого мира. Одним из многих, коим он пока не мог найти объяснение. Ему предложили испить бутыль лауданума.

Спрашивать, что там, Артём счёл не резонным, ведь не был ни врачём с познаниями в гербариях, ни тем более ботаником, чтобы разбираться в травяных настойках живущего в тропиках народа. За коротким кивком и открытием колбы вкусовые рецепторы уловили сложившуюся воедино феерию красок, что состояла из сочетания горечи, терпкости и сладости. Напиток был густой и тягучий, с легким ароматом цветов, а из всех компонентов он уверенно распознавал лишь мёд. Действие началось быстро, действительно стало лучше, счастливее что ли. Краем сознания он отметил, как замедлилось дыхание и подкруживалась голова.

Шли медленно. Затхлый, влажный воздух стал спутником их небольшой процессии из пяти персон, пока основные силы вместе с пленными юркнули в одно из боковых ответвлений. Хотя лаз явно не был кустарным детищем спешной работы, он не менее явственно знавал и лучшие деньки. Каменные растрескавшиеся своды с подгнившими деревянными подпорками не давали соврать. А ещё в нём было темно, кроме поросли люминесцентных грибков, в туннеле почти не было освещения...

— Поворот, ступеньки вниз, поворот, ступеньки вверх... — это не выглядело парадным входом и ему не нравилось идти согнувшись в потёмках, — Что за фигня, Нут, где ворота? Разве так встречают гостей?

— Я сожалею за неудобства, но мы не можем пройти в Бастион гласно, — отозвался идущий сбоку и чуть впереди фестрал, — Остальные кланы ещё не знают о нашей авантюре.

Артём остановился. За подобное полагалось серьёзно обидеться на этих летающих лошадок и переосмыслить перспективы сотрудничества, о таких вещах нужно предупреждать заранее.

— Как вы тогда исполните обещанное, если это даже не ваша крепость?

— Уверяю, всё остаётся в силе. Комендант Бастиона бы никогда не позволил протащить в него чужака вне цепей и решёток. Со свершившимся он уже ничего поделать не сможет, тем более ты будешь в нашем крыле.

Но обижаться сейчас не хотелось, напротив, он был готов с радостью взирать на мир. Разве что нужно было раздобыть свет. Всякая чепуха лезла в голову.

— А сколько нам ещё пробираться по катакомбам?

— Мы даже не начали, — не став дослушивать спутника, Артём быстрым движением сцепил подаренный фонарь с одной из восковых печаток на одеянии Нута... — Ты чего?

... чтобы попробовать нацепить его тому на голову.

— Отпусти, — взвизгнул с перепугу фестрал, — Отпусти, там молния!

— Не дрейф, крылатый, — тому это определённо не нравилось, пони брыкался и вертел головой, что не могло не позабавить Артёма ещё сильнее, — Путеводной звездой будешь, свет приносящей, ха-ха!

— Стоять! — раздалось спереди и сзади.

Прорезавшийся за басом луч света фонаря выхватил из темноты прочих участников их колонны. К непониманию Артёма те отреагировали на мимолётное дурачество плохо, очень плохо. Морды застыли, вертикальные зрачки сузились до предела, короткие дротики застрельщиков были высвобождены из стоек вдоль доспеха и крыльями направлены на него. Нелепая со стороны сцена не вызывала улыбки, перспектива в замкнутом пространстве получить наконечником на уровне почек не вдохновляла.

— Отставить, — это же заметил осознавший происходящее Нут.

Морды вновь ожили, теперь уже конвоиры, а не почётные караульные, отступили на шаг назад, пока дротики вернулись в пазы.

— Вы чего..? — молчание затягивалось.

— Мы думали, ты его жрёшь, — донеслось от одного из сопровождающих под окрасившийся зелёным правдометр.

"Честный ответ", — Мне просто нужен был свет, я не вижу в темноте также хорошо, как вы, — "но обидный".

— Давайте забудем об этом и продолжим идти, — предложил Нут, поправляя лямку включённого фонарика на голове.

Спорить не стали, только шли теперь молча. Резкая реакция фестралов отрезвила Артёма, заставив обдумать, как он вообще дошёл до сих опрометчивых шагов и почему столь горьким осадком оказался ответ тех, кого он не знал и на кого по большому счёту должно бы плевать. Сквозь жизнерадостное наваждение пробился разум, пытаясь рационализировать собственное поведение, достоверно определить причину сего помутнения, в конце концов догадавшись, в чём был подвох.

"Сука", — в голове сложилась мозаика: ощутимый седативный и болеутоляющий эффект, чувство эйфории, распространённое лекарство в домодерновый уровень развития, неприятный горький вкус, который пришлось маскировать множеством ингредиентов... — "Там был опиум. Или его аналог".

Связь нового самоощущения с настойкой знахаря прослеживалась чётко. И это было двоякое открытие. Артём отнюдь не боялся заполучить пристрастие на химическом уровне, он же нежить. Определение не самое приятное, но он давно заметил его справедливость, тело раз за разом возвращалось к состоянию, эквивалентному моменту схода с алтаря. За прошедшие недели даже волосы и ногти не отросли. Проблема была в другом, его страшила идея пристраститься к дурманящим веществам психологически. К чему осознавать весь ужас сотворённого им самим и другими, когда можно отдаться блаженству и забытью, смотря на столь яркий мир так, будто ничего этого не было? Он был уверен, одна просьба и фестралы предоставят к любым снадобьям неограниченный доступ. Уж слишком соблазн неги был высок.

Против подобного выступил лишь гонор. Стать де-факто ручным зверем на поводке каких-то лошадей, готовым на всё ради новой дозы, даже в голове звучало оскорбительно. Артём поклялся себе, что в следующий раз предпочтёт перебить позвоночник, чтобы отключить болевые рецепторы до полной регенерации тела, нежели вновь прибегнет к подобным средствам. А пока же нужно было сконцентрироваться на действительно насущных делах.

— Мы пришли, — провозгласил Нут ощупывая стену, когда они упёрлись в тупик, — За этой стеной находится вход в восточные галереи Бастиона, принадлежащие клану Спирит.

Наконец копыто вдавило верную часть каменной кладки и довольно бесшумно с места тронулась одна из стен. Артём много ожидал от внутреннего убранства "Последнего Бастиона" культистов, он предвкушал религиозный пафос, под стать их возвышенным речам, сам собой напрашивался готический стиль. Но там не оказалось ничего подобного. Его приветствовали всё такие же голые стены, вытесанные в скальной породе и лишь иногда украшенные резными сценами то ли ночного неба, то ли ещё чего-то. Были ли фестралы аскетичны сами по себе или испытывали дефицит материальной культуры, он не мог с уверенностью сказать.

— Почему здесь так тихо, — "и никого нет", — Разве это не ваша... Столица?

— Столица... Да, хорошее слово. Большую часть года Бастион пустует, стаи слетаются только по важным поводам, а с последнего все успели разойтись, — ведя их по пустым и ничем не примечательным коридорам начал с гордостью объяснять летун, которому явно польстило сравнение чужака сего места с прекрасными стольными градами, — Но какой-то гарнизон и представительства в малых палатах всегда остаются. Здесь разрешаются споры, ведётся торговля, а мастеровые пони занимаются ремёслами, которые не поддержать в кочевье.

Описанное внезапно напомнило давно прочитанную заметку про первые городища финно-угорских племён, когда у тех тоже почти не было обитаемых круглый год поселений, а лишь форпосты для знати и духовенства. В сравнении с виденным городом солнечных пони, подобное устройство общества казалось неправильно-архаичным, будто отставшим от мира на добрую тысячу лет. Как фестралы вообще смогли продолбить целую крепость в горе при таком способе организации, оставалось загадкой.

— Мы не ожидали, что вытащить тебя получится так быстро, а потому не стали никого приглашать заранее. Но задержка будет недолгой, вестовых уже отослали! Через несколько дней прибудет Стрейт Спирит, мой отец и могучий шаман, на его зов прилетят и все остальные. Пока же мы можем отпраздновать первый успех в великом начинании лучшими яствами! Любишь цитрусовые?

— Архивы, Нут, меня интересуют только они, — "если вы знаете о людях, а в нашей мифологии известны пегасы, где-то должно быть двухсторонний проход меж мирами", — Оставь пиршества на потом.

Пони ссутулился, поумерив пыл предвкушения предстоящей пирушки.

— О, да, конечно, конечно. Но сперва, — тот внезапно обернулся и ткнул копытом в лоскут разорванной хламиды, в которую после всех передряг превратилась одежда Артёма, — ты отправляешься в баню!

Четвертые сутки он перебирал хроники чужого народа. Конечно, не сам, для этого Артём банально не понимал их письменности, но с участием местных шаманов, коих к нему приставили с целую дюжину при учениках и карауле. Хотелось бы больше, но Нут честно признался, что за молчанием большего числа он уследить не сможет, да и знавших грамоту, возможных к отвлечению от хозяйства, прямо на месте больше не было. Не сказать, что действо фестралов исходило из альтруизма или стремления качественно исполнить свою часть уговора, он довольно быстро сообразил, что тем записи об участии людей тоже представляли интерес. Шутка ли, им в копыта попал хоть и с оговорками, но живой носитель чуждой цивилизации, способный расшифровать и пояснить значение тех или иных культурных артефактов и действий. Сейчас он сидел за наскоро сколоченным под него рабочим столом в тускло освещённом странными кристаллами зале, заполненном бесконечными рядами ниш и полок с тубусами.

Туда-сюда сновали пони в ритуальных масках, нося текстильные свитки, собранные из разных плотных тканей и растительный волокон, кои он для простоты обозвал папирусовыми, которые переминались с глиняными и восковыми табличками, и более поздней бумагой дрянного качества. Ни единого текста на пергаменте он не нашёл, вероятно фестралы им принципиально не пользовались. Система штудирования архивов вышла довольно простой, шаманы зная тематические разделы искали упоминания его предшественников, найденные образцы тащили к нему и диктовали, пока Артём записывал название свитка, примерное время его создания и краткое содержание в собственные заметки, отвечая на возникшие по ходу дела вопросы шаманов.

Процесс начинался медленно. Крылатые часто отвлекались и зачитывались сказаниями о прошлом, скорее проникаясь духом и образами произведений, нежели ища интересующие эпизоды, поначалу вообще не понимая принципов фильтрации документов, да и сам Артём был хорош. Обращаться с пером и чернилами он не умел, а карандашей у них не было. После очередного изгвазданного листа он плюнул на это дело, пробив ладонную артерию указательного пальца и начав писать кровью, контролируя её подачу через лей-линии, не отвлекаясь ни на сон, ни на пищу, ни на прочие нужды. Подобный пример привёл пони в рабочий настрой, хоть теперь они и вдвойне шарахались от него, предпочитая выдерживать расстояние в пару метров при прокламации нового песенного свитка.

Теперь Артём мог искренне сказать, что ненавидит мюзиклы. Сознание плыло, несмотря на отсутствие естественной потребности во сне или, по крайней мере, возможность её игнорировать, но мозг наконец-то сбросил ощущение холостого хода. Спустя недели когнитивной депривации, наконец-то он пропускал сквозь себя огромные массивы данных, столь привычные любому человеку двадцать первого века. Пони не поспевали за ним, так что скоро и караульных заставили носиться со свитками, разбившись на несколько смен, от чего процесс пошёл безостановочно и круглосуточно, доводя до изнеможения всех участников.

К чему был такой фанатизм в попытках обработать как можно больше информации за момент времени? Артём не просто многое узнал об истории местного государства-гегемона и отпочковавшейся от него расы в виде фестралов, он напал на след человечества. Само по себе то, что здесь когда-то были люди, не было секретом. Он как минимум видел скелет и с перспективы чьего-то взора смотрел на горы в чужих воспоминаниях. Но теперь он смог определить примерный временной интервал контакта и контактирующую культуру. Хотя несомненно, об этом можно было бы догадаться и раньше: ламинарные доспехи у силовых частей обеих стран пони, солярный культ в честь лидера, претендующего на божественную власть, пересечение мифологий с описанием одних и тех же существ наподобие мантикор, да даже само имя Хексариона...

Продираться сквозь героические эпосы, песенные сказания и народный фольклор, перемешанный с докладами первых чиновников-жрецов и очерками торговцев было тяжело, но архивы оказались полны подобных косвенных следов. Местные к его удивлению, оказались не местными. Гонимые то ли малым ледниковым периодом, то ли воплощённой злонамеренной стихией, племена пони начали расселяться в землях на пару регионов к северу от Бастиона примерно полторы тысячи лет назад. Однако земли те не были пусты, в них царила Чертовщина с большой буквы, персонифицированная в духе с именем Дискорд, вновь отсылающим к определённой мифической фигуре вполне конкретной культуры.

Вот только в отличии от хаоса Античного, местный был силой вовсе не эфемерной. В чём-то он даже напоминал Артёму радиацию. Авангард первых переселенцев мёр аки мухи, не то чтобы у них были альтернативы из-за голодной и холодной смерти позади. Наименьшим влиянием нового места стали всё более кислотные расцветки всех мастей и пород у потомков переселенцев. Возделка целины часто заканчивалась пропавшими без вести от неведомого чудища. Те, кому не посчастливилось осесть в гиблых местечках и при этом свезло не выродиться сразу, менялись. Кардинальным образом и волнообразно, если он правильно истолковал суть множества легенд фестралов о возникновении самих себя и неких аликорнов, сочетающих в себе черты всех племён.

Разбираться в хитросплетениях видовой принадлежности пони по противоречащим и лишь частичным источникам не было никакого желания. Интерес не подогрели даже новости о том, что местные были способны регулировать климат, а он подписался поддерживать лошадиную версию антихриста, грозящую погрузить мир в вечную ночь. Относительно личных планов это даже не выглядело чем-то выбивающимся из нового понятия о нормальности. И ничего из этого не было важно на фоне того, что по мере своей ползучей экспансии пони встречали покинутые очаги цивилизации, аванпосты и остроги, полные всего, от товаров бытового до состоятельного назначения. Найденные в позабытых нишах фрагменты монет, зарисовки путешественников об запустевших и словно разом оставленных на откуп мародёрам проклятых селениях, да и сами результаты разграблений говорили о многом.

Прибыв с пустыми котомками за спинами, пони отыскали бесхозный клондайк материальной культуры. Осознав, чей, Артём присвистнул, подозвав одного из караульных и выпросив подробный показ комплекта амуниции крылатых воинов. У них были пилумы. Натуральные пилумы. Он не был историком, но изучал культурологию в учебных дисциплинах и в целом не чурался военной истории, а потому широкими мазками мог наметить отличительные черты позднеримского периода. И был готов поклясться, во владениях Дискорда были римляне. Вполне конкретные, — поздние язычники солнцепоклонники, образца 2-3 века Нашей Эры, между объявлением императорами себя наместниками солнца и принятием христианства.

Возможно позже. Насколько позже определить не выходило, как бы он не пытался. Проблемы заключались как в его недостаточных знаниях, чтобы собрать что-то большее примерных суждений, так и в самих архивах, представляющих собой сумбурную сборную солянку с трудом убережённых фестралами разрозненных записей во времена гонений. Даже сам ход времени был под вопросом. Линейно ли оно идёт для обоих миров, проверке не поддавалось в принципе и даже если да, не совпадали системы счисления времени. Не обременённые естественной сменой времён года, пони выбрали тот календарь, что был проще к учёту, создав год, который состоял из трёх сезонов, по четыре месяца в каждом и по пять недель на месяц, что вкупе составляло четыреста двадцать дней в полном цикле.

Из этого и знания, что сейчас для этого мира был 1000 год от изгнания Лунной пони, нехитрыми расчётами выходила странная картина: в 0 году от Изгнания, когда начались гонения и на фестралов, на Земле был примерно 872 год Н.Э., когда как вещественные останки римской культуры датировались максимум 380 годом, когда империей было принято христианство, следов коего он не находил в очерках пони, что равнялось -427 году до Изгнания для местных.

Что это значило в сути своей? В известной ему истории была пропасть в пять земных веков, за которые у анклава человечества оборвался контакт с "большой землёй", а в последующем всё прибывающие и прибывающие орды пони стали доминирующей силой в регионе, после впавшей в гражданскую войну. Зачем язычники заселяли пропитанные хаосом земли и почему внезапно исчезли? Спасались ли они в этом сказочном мире от наступления монотеизма или давно присутствовали здесь, пользуясь расположением Дискорда в разных его проявлениях?

Артём раз за разом пытался составить пазл в единую картину и не находил удовлетворительных ответов, заставляя шаманов по очередному кругу заводить свои песенные сказания и надеясь выцепить недостающие детали. Не сегодня, так завтра, не завтра, так хоть сквозь недели, но он найдёт ответ...

Он не сразу заметил, как кто-то машет перед ним исписанными кровью листами бумаги:

— Ау, ты меня слышишь вообще?

Выдернутый из хоровода текстов взгляд с запозданием сфокусировался на Нуте, узнанном скорее по голосу, нежели маске, за которой контактирующий с Кошмарами, очередной причудой этого мира, молодой шаман пытался спрятаться и защититься. Как он узнал из хроник, даже истинных имён фестральи шаманы никому не называли.

— Да.

— Собирайся. Стрейт прибыл и хочет тебя видеть.

Арка вторая. Часть 3.

В подземном зале фестралов, в отличии от пустующих галерей торжественно обрамлённом резными сценами, разгорался пир.

В мягком свете множества странных, зелёных магических люстр, сквозь дымку благовоний на столах в изящных блюдцах из серебра красовались прелестные яства. Сытные пироги с яйцом и непонятной зеленью, сладкие и пышные булки с джемами, варёная фасоль и овсяные каши, спелые фрукты всех форм да расцветок, части из которых даже не было названия на Земле, и много, много белой и красной рыбы. Жареная до хрустящей корочки, чей дымный аромат с лучком сливался с дивными соусами, запечённая вместе с кукурузой и сочная, полная многих специй и пряностей, рядом сваренная с овощами в неказистую, но вкусную уху. Да даже маринованная в лаймовом соке и сахаре рыба ожидала гостей!

И они не заставили себя ждать. Сидя за длинным деревянным столом на мягкой подушке, обитой красными тканями, Артём с удовольствием приступил к трапезе, наслаждаясь без сомнений идеальными вкусами и стараясь игнорировать ощущение неправильности оных. В чём ему помогал теплый и ароматный медовый напиток со множеством трав, отдалённо напоминавший сбитень, а также музыка, кою играл пяток пони в нишах у стен. Акустика в зале была прелестна, фестралам вокруг него очевидно нравилась перкуссия, ведь их ушки с кисточками двигались в такт трещоткам и маракасам, чей ритм подчеркивали странные, длинные и изогнутые под копыта трубы, добавляя лёгкие и воздушные мелодии.

Всего в помещении было с две дюжины пони, может чуть больше, часть из них сновала туда и сюда, разнося сервизы, а потому он не стал их считать. Как и запоминать имена большей части присутствующих, ведь сколько-то явно различить их меж собой не выходило вовсе. Да и не было это важно, хоть называвшиеся и были чем-то здесь важны, ведь общался он только с двумя, — Нутом, что сидел рядом и без маски, и Стрейтом. Шаман, облачённый в богато расшитую смесь камзола и плаща, был стар, покрыт морщинами и смотрел на мир полными усталости глазами, но встречал Артёма улыбкой. Встрепенувшихся при его появлении фестралов старик успокоил, назвав того своим гостем, видимо не все из них знали о его присутствии.

А потом в зал под протяжный вой труб зашла пара фестралов в накидках из россыпи малых перьев, будто чешуек. На их спинах были закреплены жерди, уходящие в большие чучела рыбин из пальмовых листьев и веток, маленьких глиняных монеток, дощечек и расписанных кусочков коры вместо глаз. Что-то камлал шаман, заморгал свет и все притихли, пока рыбоносцы торжественно обошли пару раз стол и не скрылись вприпляску.

— Пс, что это было? — наклонившись к Нуту тихо спросил Артём, пытаясь сообразить произошедшее, — Сегодня праздник улова какой?

Тот лишь покачал головой и также тихо ответил:

— Нет, это рыбий обряд.

— ... и зачем он?

— Чтобы до поры каждый хранил молчание об этой встрече, — вдруг отозвался Стрейт, — Прямо как рыба.

На том знакомство и кончилось, шаман запретил задавать к человеку вопросы, заведя пространные речи о грядущем и приказав есть. Никто не высказался против. Изредка Стрейт выведывал те или иные, казалось бы крайне отстранённые от возможной цели их встречи вещи, по типу мнения вон о разных блюдах. Лукавить он не пытался, хоть и отвечал односложно, спутанный образами прошлого и недосыпом гость не хотел случайно нарушить какое-нибудь табу, сочтя шамана радушным хозяином. Так и сидел он, краем уха улавливая чужие разговоры, заглядываясь на маски неизвестных идолов и божков на стенах, вкушая многие блюда, да ловя на себе пристальные взгляды выразительных глаз, пока...

— О почтенный Вождь Стрейт, — опёршись на стол заговорила одна из фестралов, что взглядом буравил его больше всех прочих, — Коль ни один слух не покинет сего места, я смею жаловаться на тяжёлое оскорбление от вашего гостя.

Разговоры притихли, Артём активно пытался вспомнить, видел ли эту фестралку когда-нибудь ранее и не мог уверенно решить да или нет.

— Серьёзный, серьёзный случай. — покивал главный шаман, — Ну что же, Хранительница историй, расскажи подробней о своих обидах.

— За время нахождения чужака в Архивах, — "видимо, раньше она была в одной из тех бестолковых масок", — Мне сообщили о трёхсот шестидесяти одном случае непочтения к свиткам, чьё прочтение прерывалось на крамольные высказывания, а также великое множество отдельных жалоб от подопечных. Так например чужак заставил моего послушника трижды перечитывать балладу «О блестящей ракушке». Восемьсот строк, ТРИЖДЫ подряд! Мы просим, чтобы ему запретили заходить в Архив.

За столом раздались смешки, но они быстро стихли под тяжёлым взором шамана.

— Пупупу... — с кряхтением Стрейт повернулся обратно к гостю, — Я могу понять кощунство, всё же происходишь ты из иного обычая. Но к чему было мучить молодняк Ракушкой? Из всех это наискучнейшая баллада.

— Ради судоходства, — "и это они сочли тяжким оскорблением? Они столь не хотят читать собственную историю или им только нужен был повод чтобы выгнать меня?" — В том документе было самое раннее из найденных упоминаний использования народами пони речных путей и рыбацких баркасов. Хороший показатель вашей экспансии по региону в те времена. В любом случае, — Артём кивнул обвинившей его фестралке, — Хранительница историй, я хочу принести искренние извинения вам и вашим товарищам за нанесённые обиды.

— Вот и славно, — хлопнул крыльями шаман, — Вопрос Архивов исчерпан.

— Одно извинение за четыре ночи нескончаемого ужаса? — недовольно сощурилась хранительница, — Возмутительно! Тогда пусть читает их сам, а мы уже с ног валимся.

— Но мы действительно обещали гостю к ним доступ. Упрекать иноземца в незнании древней грамоты было бы крайне некрасиво с нашей стороны, да и записям не навредит внеплановая инвентаризация.

— Тогда... Тогда я требую с него сатисфакции судом богов. Здесь и сейчас!

"Чего..." — от озвученного стало тошно, — "Неужели я настолько взбесил их попытками ускорить штудирование записей, что они были готовы сражаться за их прекращение?"

— Да будет так, — на удивление легко согласился хозяин застолья и вновь обратился к Артёму, — Как защищающаяся сторона, ты можешь выбрать представителя, который будет отстаивать твою честь на божьем суде вместо себя.

— Меня, выбери меня, я фартовый! — внезапно вызвался Нут с какой-то странной гримасой предвкушения на морде.

— В этом нет нужды, — "приятно конечно, но не к чему рисковать чужим здоровьем, когда я всё переживу", — Вот только мне не ведомы прочие правила.

— Пустяки, там ничего сложного...

Спустя пару минут они стояли друг напротив друга на небольшом удалении от столов, половина которых скандировала что-то в поддержку фестралки. Сама же Хранительница возносила прошения к духам предков и читала какие-то заговоры, а Артём не понимал, к чему готовиться, пытаясь рационализировать ситуацию. Неужели ему придётся останавливать хоть и карликовую, но летающую лошадь из-за спора о книжках? Или его вновь будут пытаться поразить чем-то магическим? Нет, у неё же не было рога. Но она шаман, а значит нельзя отбрасывать нематериальное воздействие. Стоило ли ему опасаться теней?

"Это долбанный сюр".

— Тихо всем! — пригрозил Стрейт, когда гомон вокруг набрал обороты, — Да разрешат владычицы спор между Дастой, Хранительницей историй, и Артуомом, кошмарным Вестником. По праву вызова Даста нарекается ночью, второй же стороне достаётся день. Внести мерило!

Откуда-то из-за угла выбежал фестрал с ларцом на спине, чтобы поставить его меж них и открыть. Под крышкой оказалась чёрная монета с образом лунного лика.

— Первой ходит ночь! — продолжил старый шаман.

Хранительница подошла и без проблем вытащила монету из ларца одним копытом, чем заставив глаз Артёма дёргаться от непонимания. Вторая сторона монеты оказалась блестящей и белой, с солярным символом, при виде которого фестралы скривились.

— Госпожа, яви своей слуге благословение своё, — монету подкинули к потолку, чтобы через миг она вновь приземлилась в ларце, — Ура, черная!

— Один-ноль. Вторым ходит день.

Пожав плечами Артём подкинул монетку. Белая.

— Один-один. Ночь.

— Силой предков, я заклинаю потоки вновь, пускай их воля принесёт радость и победу.

— Два-один. День.

Приземлившись в ларец монета вращалась пару секунд пред остановкой. Ребро.

— Два-один. Ночь.

— Да прибудет со мной удача, которой не видел целый свет... — белая, — Аргх!

Следующим кидал Артём. Чёрная.

— Три-два. Владычицы рассудили спор на земле, победила ночь, — Стрейту пришлось выждать, пока не стихнут взорвавшиеся поздравлением с победой столы, — Теперь по праву победителя Даста может предъявить проигравшему одно желание. Каково оно будет?

— Пусть он даже не заглядывает в Архив до пришествия Госпожи!

Стоило ей договорить, как вновь моргнул свет и по залу прошлась то ли дрожь, то ли вздох. Артём был совсем сбит с толку, пытаясь разгадать имели ли перепады освещения некий сакральный смысл или всё ограничивалось неполадками изношенных люстр, а потому понуро кивнув, возвратился на место до окончания пиршества. Впервые за дни в Бастионе не имея никаких больше дел, ведь проверять действенность наложенного на посещение Архива запрета желания не было, он при сопровождении посетил отведённую ему под покои палату. Там оказалось не так чтобы больше вещей и мебели, чем в камере заключения дневных собратьев фестралов, даже меньше, учитывая отсутствие окна.

Сортируя собственные записи по временным интервалам, он размышлял о народце, что приютил его и чьё актуальное устройство общества напоминало поздние, продвинутые иерархии кочевников. Когда-то они были армией и авангардом колонизации при бессмертном лидере, пока роль тыла в основном исполняли дневные сородичи. Провальный мятеж заставил экстренно выстраивать быт самим, так они сформировали орду из основной массы населения и жуз из гарнизона Бастиона, продублировав гражданско-административную лестницу из военной. По сути, превратив бывших офицеров в глав кланов и закрепив под родами конкретные сферы деятельности. Так бывшие снабженцы и гонцы стали торговцами, а полевые инженеры, неспособные летать под весом своих инструментов, каменщиками и строителями.

Ход мыслей плавно соскочил с истории фестралов на настоящее, а следом на упрёк самого себя за то, что перегнул палку, замучив бедных поней и не заметив, как те падают без сил. Зарекаясь пытаться влезть в местные порядки, Артём понял, что действительно стоило отдохнуть. Находясь в неадекватной ситуации человек слишком устаёт ментально. Сколько он уже не видел прочих людей? Счёт шёл на месяц, неудивительно, что при следе их существования он потерял себе отчёт, — "Нужно поспать. Сейчас".

Устроившись на тёплой лежанке, он мигом уснул, чтобы очутиться в пустом ничто. Не таком абсолютном, как при встрече с Хексарионом, он не парил, тут хотя бы был пол или иная опора, которая концептуально существовала. Вдруг захотелось проверить, был ли здесь потолок. Сконцентрировавшись, насколько то вообще было возможно в таком состоянии, Артём представил то, что им не раз показывал проводник альпинистской группы. В руке возник последний довод потеряшек, чей полимерный корпус резко обрывался там, где обычно начинался ствол, а разум выхватил название этого чуда, — "устройство пусковое, четырехзарядное".

Рука взвилась вверх, нащупав в районе пистолетной скобы кнопку, большой палец снял предохранитель и указательный вдавил на спуск, инициируя капсюль.

*Бах*

Руку толкнула удаляющаяся со свистом вверх сигнальная ракетка, чтобы через секунды озарить мрак своим горением. На удалении десятков метров от него был силуэт, снова лошадь и даже знакомая.

— Приветствую, Ваше лунное Величество... Или Высочество, признаться я не помню правил титулирования, а потому прошу не судить строго.

— Ты-ы-ы! — врзевела гостья сна громовым раскатом, — Верни Нам наших пони, мерзкое отродье!

Разговор не задался. На него гневились и бранились за неоправданное доверие и причинённые беды, спорить о которых не было моральных сил. Разве был он властен хоть над половиной случившихся бед? Он выслушал многое о себе, как об существе, что противно самой природе, чьи движения, речь и буквально каждый аспект бытия резонирует с этим миром, заставляя тот возмущаться. А то он будто бы не знал. Не сказать, что вываленное было полностью заслуженно, когда гневная тирада дошла до упоминания сотен пострадавших, Артём сообразил, что вслед за ним кто-то тоже спустился с горы Властителя недр. Кто-то, что действовал куда эффективнее и кого пришлось останавливать полноценной войсковой операцией, а после... Орбитальным ударом, если он правильно истолковал описания.

И теперь от него хотели знать. Всё. Зачем такие берутся с ныне осаждённой горы, откуда никто не возвращается, куда девался лично он и судьбу конвоиров, да прочие мелочи. В отличии от моральных нотаций, справедливость части которых он не мог не признать, оные требования были встречены твёрдым отказом, на что прозвучала страшнейшая из угрозы, в возможности гостьи исполнения коей он не сомневался.

— Не хочешь говорить, — начала приближаться взбешённая отказом царская особа с набирающим свет сиянием рога, — Мы заберём твою память сами.

Большой палец перевёл режим стрельбы в дуплет. УП-4 ценилось не только за компактность, но и за мощь карманной артиллерии. Самое то, чтобы пробиться сигналом через могучую метель, да и против медведя годится...

*Бабах*

В большие и открытые глаза аликорна устремились две сигнальные ракеты, чтобы с хлопком смяться в полуметре от них об незримую стену, лишь заставив лошадку на миг остановиться. "Действительно, на что я рассчитывал", — последняя ракетка приблизилась к собственному рту.

*Бах*

Проснувшись от нестерпимой боли и жара Артём выскочил из комнаты, чтобы напоровшись на почётный караул у двери, стребовать у того дорогу до Нута. Во сне его поджидала лошадь-телепат, к кому ещё идти с такой жалобой, так ещё и желая получить вразумительный совет, он не знал. И не дошёл, ведь на середине пути Бастион содрогнулся, а он сам сполз по стенке, ощущая будто бы скрепляющие тело и дух лей-линии истончаются. Вскоре он услышал плач, с ночной улицы заносили ничего не видящих фестралов, что жалобно ныли про яркую вспышку.

Как выяснилось позже, по горе Хексариона ударили чем-то всерьёз и с гарантией. Да и не было там больше горы, зато теперь был кратер из стекла. Но больше этого Артёма волновало кратное ухудшение собственного состояния. Теперь каждый миг лёгкие сжимали невидимые тиски, голову сверлила чудовищная мигрень, желудок выворачивала тошнота, руки раздражали чесотка и нервными судорогами сводило пальцы, пока вестибулярный аппарат упорно пытался перепутать пол с потолком. Он больше не регенерировал, а со слов шаманов и жить-то продолжал лишь на дармовой силе Астрала, коей они щедро с ним делились. Не сказать, что он им безоговорочно верил, но покрыть себя с ног до головы странными письменами позволил, стало немногим легче.

Вновь разгорелось желание причинять боль, как практикой выяснилось не утоляемое неразумными существами, а к пленным его не пускали, ведь теми питались Кошмары. Находясь в таком стагнирующем состоянии, сопротивляться сну было всё тяжелее, но даже уснув он оставался спящим считанные минуты, пока его не настигала синяя Принцесса. В подземных коридорах не хватало воздуху, но выходить теперь было нельзя. Обеспокоенные произошедшим, прочие кланы быстро слетались обратно в надежде на то, что старый шаман знает ответ на эту демонстрацию силы. Вся округа была заполнена снующими туда-сюда фестралами, даже днём.

Стрейт же использовал это на полную. В том же зале, с тем же рыбным обрядом, он раз за разом проводил конфиденциальные встречи с лидерами других кланов, куда также звал Артёма, как ходячее доказательство своих слов о грядущем реванше. Это превратило его жизнь в сплошной день сурка: за уткнувшимся в слабо освещённый потолок человеком с заплывшим взором заходит Нут и ведёт в зал. Там его ждёт рыба, много рыбы, обряд рыбы, запах рыбы, каждый раз вкус одинаково идеальной рыбы. Знакомство с новым высокородным крылатым, лесть и уверенные слова, прощание. Попытки поспать, шестнадцать часов духоты и тишины с желанием придушить любого, кто посмеет войти. Снова Нут. И так день за днём.

*Бах*

— Привет, удалось выспаться? Собирайся, Стрейт ждёт.

"Мне душно".

— Рад наконец-то встретиться с вами, Салт, наслышан о вашем роде солеваров. Вы уже слышали о стёртой горе?

"Зачем нам солевары, Стрейт? Неужели нет кого-то более важного средь прибывших?"

— Как тебе рыба в панировке? Думаю кухари её передержали серьёзно, — "ещё день и я сожру их, богом клянусь, хватит рыбы" — А может и нет.

*Бабах*

— Добрый вечер, как спалось? Пошли, собрание уже началось.

"Будто в парилке".

— Я поражён удаче лично поблагодарить вас, Фишер, — "ненавижу, чтоб вас всех девятый вал затянул", — за весь тот прекрасный улов, что принёс нам ваш клан. Надеюсь, та вспышка миновала вас?

"Конечно нет, глазки-то забегали, ударной волной притопило кого-то, это же очевидно".

— Ну что же ты, Вестник, не притронулся к рыбке? — "чтобы я ещё хоть раз запихнул её в свою глотку, не бывать этому..." — Повара очень стараются каждый день.

*Бах*

— Открывай давай! Нечего заставлять остальных ждать, мы уже опоздали.

"Я под водой?"

— Сердечно извиняюсь за неподобающее опоздание, кстати, как вас там...

"Глазами своими таращатся, прям как рыбы и шкурка у них как чешуя, только странная. Может и вправду рыба... А как проверить? Надо сожрать, да, всех сожрать".

— Да это он шутит так, — "говорящая рыба? Ложь, рыба должна молчать!" — Да ведь, Артём?

*Бабах*

— Да вставай, вставай же, всеобщее собрание Бастиона уже началось, все на месте, нас только ждут!

Арка вторая. Часть 4.

Мысли текли нескладно и медленно, Артёму казалось он находился под толщей воды и в то же время был на грани перегрева, будто дрянной процессор.

Он обсуждал это с Нутом. По крайней мере, ему так казалось. На самом деле он не мог с точностью этого утверждать, хотя то и было парой минут ранее. Как не мог он чётко вспомнить и то, было ли это сном или действительно прошло наяву. Язык мазнул по белым рядам и упёрся в недавний острый скол. Так начинали крошиться зубы и никакой магии сейчас не хватало удержать его воедино. Проснулся ли он вообще в этот раз? Потеряв ход времени за одинаковым циклом действий в тесных катакомбах и впервые за всё своё существование испытывая такую истощённость разумом, он медленно рассыпался.

Не только телом. Теперь для него всё было слишком зыбким и при этом сливающимся воедино, тянущим одно возможное событие и воспоминание за другим, чтобы говорить о чём-то уверенно, заставляя мыслить не фактами, но вероятностями. Некогда твёрдые "Да" и "Нет" утратили свою категоричность. Ситуации не способствовало прохудившееся и давшее трещину понимание нормальности. Жизнь после смерти, множественность измерений, движение астрономических объектов по воле существ из плоти и крови, давлеющая тяга к насилию, да даже столь банальный для местных телекинетический аналог мелкой моторики...

Всё это было за гранью приемлемого к осмыслению. Многое приходилось принять на веру и корректировать прежние истины по крупицам знания, больше похожего на слухи, что глубоко уязвляло привыкшее к рациональности сознание. Со скрипом он вынужден был констатировать, что достоверно известное единогласно трубило, — отныне каждое доказательство могло быть пересмотрено, каждое правило могло быть нарушено, аксиом больше нет, но и это не аксиома.

— Да вставай, вставай же, всеобщее собрание Бастиона уже началось, все на месте, нас только ждут!

— Сказал ведь, дай сперва умыться и прополоскать рот, — тактильный контакт с тыкающим по ноге копытцем вернул его внимание к внешнему миру, чтобы пред глазами вновь вспыхнули ужасные сцены, коим он не давал воплотиться, — Кажется в местной диете чего-то не хватает.

— Нет, ты сидел тут, смотря в потолок и шептал про какой-то процессор. Что это?

Вероятно, сегодня должен пройти вечер действительно важной встречи, ради которой и были все те приготовления. Во всяком случае, о чём-то таком вопил нервный Нут, пытаясь его растолкать, а потому Артём дал сей вероятности шестьдесят на сорок. Относительно прочих предположений это было "почти уверен", ещё на двадцатку процентов оценивался шанс комплексной галлюцинации, столько же был и на то, что лошадь-телепат наконец-то смогла сотворить убедительные декорации. Конечно, это были не все возможности, но додумать их не дали.

— Умылся? — фестрал размашистым жестом плеснул на него воды из стоящей рядом бадьи, — Вставай. Негоже опаздывать, это неприлично и ставит нас в глупое положение.

Холодные брызги взбодрили, но он даже не шелохнулся, ведь движения требовали слишком многой концентрации, уходящей сейчас на речь. Со скрипом из беспорядка рваных мыслей сложился ассоциативный ряд, наведя на нехороший вывод, — "видимо я начал зависать".

— Посмотри на меня, — без всякой интонации глаголил Артём, — Нут, я — новый вид овощей.

— Что..? — даже через ритуальную маску был различим растерянный взгляд нетопыря-переростка, — Нет, ты не овощ, совсем не похож. У них есть кожура и нет, эм... рук? Скорее какая-то обезьяна, что сбежала из Тартара, не то чтобы они выглядели бы также жутко. А ещё...

Что-то мелькнуло в нижнем левом углу зрения со схожим на руку очертаниями. Артём не уследил, пропустил начало движения. Без его ведома стартовал чёткий удар снизу вверх ребром ладони куда-то в область больших и широких глаз. Шутка ли, рука против головы хоть и странной, но лошадки. И уж в чём, а в результате сего он был полностью уверен, этот своей цели достигнет, иначе бы не стартовал. А потому сменил вектор. Опрокинутая бадья в отместку окатила пони волной, заставив отпрыгнуть.

— Ментальный овощ, — всё тем же нейтральным тоном продолжал человек, от чьего искажённого и хриплого голоса фестрал передёргивался, улавливая чуткими ушами то, чего не должно было быть в этом мире, — не физический.

— Так нечестно, я всего чуть брызнул! — чуть ли не скулил крылатый в досаде, пытаясь стряхнуть воду, — Почему мы просто не идём в зал? Что с тобой?

— А что происходит с усталым и истощённым? — даже говорить было тяжко, приходилось усилием удерживать внимание, — Регресс. Обычно человек бы уже вырубился, но тут особый случай. То ли перстень волшебный, то ли я сам, но теперь мышление путается и рассыпается, сбоит, но не прерывается. Меньше ресурсов при том же объёме работы — меньше и качества, смекаешь?

— Да, но что же делать? Тебе выступать перед кланами.

— Стимулировать. Кипяток ищи и перец, будем чаевать, — по языку тела было легко распознать, что пони хотел возмутиться, — Без них не пойду.

Пить молотый перец вовсе не было приятным стимулом для фокусировки внимания, но альтернативные варианты были гораздо хуже. Артём мог бы попытаться искать стимулирующий эффект у шаманских снадобий, но ввиду чрезмерного действия местной химии пришлось бы долго подбирать дозировки, да и в целом его страшили перспектива попасть в последующую психическую зависимость от них на срок теперь-то уж неопределённо долгого существования. Чуждые, наведённые знания намекали на принципиальную возможность потянуть и за те цепи Хексариона, что уходили напрямик в его внутренний взор и попытаться по своей прихоти перекроить внутреннее убранство. Возможно, временно отключи он обработку зрения и прочих сигналов, стало бы легче, но экспериментировать на собственной голове желания не было.

Так и отправились они в путь, идя лишь по коридорам, где заранее был выставлен караул из подопечных клана Спирит или его кровных соратников. Сторожевые пони старательно делали вид, что ни их, ни странной процессии в стенах Бастиона нет, за что Артём был искренне благодарен. Делать это им приходилось часто, общий зал находился в самом центре Бастиона, представляя самую укреплённую и, насколько можно было предположить по описанию, самую торжественную точку этой крепости в горе. Шли же они из дальних галерей, притом неспешно. Высоким персонам следовало обсохнуть и повторить все детали, а потому Нут тороторил, напоминая ранее утверждённую вступительную речь, хоть та и шла насмарку, и прочее, прочее.

"Какая ирония, план, который сулил поменять судьбу целого народа, не учёл банального опоздания, — конечно, он был осведомлён о сплошной загруженности всех способных принимать решения, но желчь требовала выхода хотя бы в мыслях, — Сплошное разочарование".

Да и он сам был не лучше. Хексариону нужен был эмиссар тёмного бога, что вновь проведёт гекатомбы на его капищах. Старому шаману, что сотрудничал с Кошмарами, нужно было эхо прошлого, что поможет убедить остальных фестралов пойти в поход за возвращение лошадиного Сатаны. И что же Артём? Он хотел спать и не разваливающееся нутро. Хотел твёрдую, не пружинящую опору под собой, вдыхать не цветной и не сладкий, но нормальный и желательно прохладный воздух. Жить в конце концов, а не существовать в постоянно подорванном сознании, обсчитывающим оптимальные пути насилия.

Сам план, к которому он должен был агитировать, в целом был прост. Кошмары обладали огромным потенциалом в вопросе предразведки, тут и там по отрывкам собрав из снов воспоминания очевидцев, обслуги и прочих, чтобы примерно представлять, что и где нужно искать. Деталей эзотерических обсуждений он не понимал, но суть уловил. Технически сущности подобного порядка без следов не исчезали, а потому из остатков важных вещей, да на месте гибели, конклав шаманов мог бы вернуть аликорна в осязаемую форму. Нюанс был в том, что создать схроны, разместить подкрепления и группы страховки, войти за доспехом павшей императрицы и выйти из крепости в чужой столице, да ещё и с возможным преследованием, чтобы какое-то время удерживать место проведения ритуалов, требовало напряжения практически всех подкованных в таких вопросах активов коалиции фестральих кланов.

На фоне перспективы сдачи и мирной интеграции, это была такая себе альтернатива. В мыслях об этом они наконец добрались до дверей, ведущих в общий зал собраний, откуда доносились приглушённые голоса. Возводившие этот проход фестралы надеялись, что когда-нибудь их владычица пройдёт через этот вход, а потому он был достаточно высок, чтобы Артёму не приходилось пригибаться.

— Готов?

Он отхлебнул из стакана новой порции прожигавшего нутро перца, на фоне жжения от недостачи кислорода казавшегося пресным, замерев по привычке. Ещё при жизни сей методой Артём гасил начинающуюся простуду, неизбежно чихая после каждого глотка. Но ныне и этот безусловный рефлекс покинул его.

— Конечно.

Под зелёный свет алитиометра распахнулись двери и по ушам вдарила разноголосица. Кто-то что-то прокламировал, кто-то каркающе ругался и фыркал от негодования. Уловить смысл слов было невозможно, Артём давно заметил, что побрякушка на шее не могла в синхронный перевод более трёх-четырёх голосов за раз. За коротким подъёмом, укрытым дощатой стеной от основного собрания, они переместились на одну из верхних ниш.

— Почему вы так долго? — шёпотом спросил у них кто-то из ближайших сподвижников, имя которого он сейчас был не в силах вспомнить, — Они уже думали расходиться.

Вопрос остался без ответа. Лёгким кивком приветствовав собравшихся на балкончике со множеством бархатных подушек, он проследовал дальше, заняв своё оговоренное место, чуть не выходя на свет. Это огромное помещение по своей структуре напоминало Артёму внутреннее убранство сената Корусанта из Звёздных Войн, являясь внушительной полостью, в которой уже позднее возвели балконы и ниши по всему периметру. Периметру, разделённому на девять сегментов по шесть обильно украшенных стягами и геральдикой балконов в четыре этажа на каждый, подобно пирамиде. Верхние места занимали по одну важнейшему из родов фестральего общества, под ними шли двойки с меньшей, но всё ещё важной ролью. Ещё ниже шли тройки зависимых кланов, глубже которых уже начинались трибуны для низшей знати и отличившихся безродных.

"Странная система, — сама идея столь строгого фракционного разделения вызывала у него вопросы, но видимо не у местных, чтивших и букву и дух иерархических наставлений предков, — будто кто-то пытался воплотить верхний и нижний парламент".

В центре же этого массивного зала был шест со множеством жердей и небольшой платформой, где сейчас что-то увещевал старый шаман. По бокам от Артёма встало по двое сильных фестралов, принявшись проверять карабины и сцеплять тросы. Довольно дурацкая ситуация, крылатыми созданиями даже не предусматривался сценарий, что пред собранием будет выступать кто-то, неспособный к полёту. Благо, у него сохранилась альпинистская разгрузка.

— Мы всё сцепили, — отрапортовал один из "пилотов", — Можем взлетать.

Он осушил стакан и кивнул Нуту, тот махнул с балкона Стрейту.

— Слушайте, о братья и сёстры в ночи, дорогие друзья! — наконец переводящая машинка смогла различить голос шамана, — Я с радостью представляю вашему вниманию...

— Поехали, наш выход.

Фестралы взмыли вверх, увлекая Артёма за собой в воздух. Теперь ему оставалось лишь надеяться, что казаться будет достаточным, нежели быть на самом деле.

— Вестника великих перемен, что вернут нашему народу былое счастье и радость!

К концу слов шамана по балконам раздались вздохи удивления, а с трибун крики ужаса. Острое на полутона фестралье зрение легко различило странную летящую фигуру. Из всех собравшихся сегодня он общался разве что с пятой долей старейшин, а ведь у каждого из них при себе сейчас была неосведомлённая свита, про низших иерархов и речи не шло. Спустя десяток секунд начинавшейся на трибунах паники он приземлился на платформу в центре, пока нёсшие его летуны закрепились на жердях.

— Приветствую вас, благородные члены Высокого Собрания...

Взгляд зацепился за фестралов в самом низу. Несмотря на слабое освещение, подкидывающий сценарии смертоубийства механизм легко различил в них изъяны и уязвимости, — следы не критического, но хронического недоедания и разницу в размерах с теми, кто восседал сверху. Они были слабее виденных всё это время сородичей из высшего света, при этом всё ещё занимая место в иерархии далёкое от обывателей. Кто-то был с большими проплешинами, кому-то не хватало ушей, а крылья были полны заплаток от схваток с неведомыми тварями, большую часть покрывали болезненного вида сыпи и воспаления, набухшие и вылезшие от варикоза вены повсеместно выпячивались из шкурок, он почти не видел средь них дряблых стариков.

"И им я должен обещать кисельные берега? — к рейду до столицы он должен был созывать лозунгами о счастливой и доброй эпохе, куда их направит мудрое правление дважды проигравшей, что непременно воссоединит все расы пони с ними во главе, — Такое не заживает от смены правителя".

Это было слишком сладко и притарно, будто бы сама мысль о необходимых для такого объединения тотальных репрессиях с прямым поражением силового блока Эквестрии, ведь никто в здравом уме не будет терпеть власть грозящего и способного нарушить суточный цикл существа, не могла сформулироваться в сознании фестралов. Не могла даже несмотря на то, что они показали готовность к локальным стычкам, вызволяя его. Была ли тому виной наивность, слепая вера или неявное для чужака очевидное знание, он не ведал.

Глядя на пони внизу, сквозь мешанину мыслей наконец пробилось понимание. Предложенный Стрейтом сценарий ничем принципиально не отличался от варианта сдачи здесь и сейчас. И там и там все их базовые потребности будут удовлетворены, получен доступ к благам цивилизации, достаточной пище и лечению. За тем лишь моментом, что при сдаче никому не придётся пробиваться сквозь столичный гарнизон. Так к чему бы им тогда рисковать? На стыке навязчивых мыслей, собственных представлений о том, как должен выглядеть тёмный мессия и обрывках когда-то слышанных фраз в бредящем сознании возникла идея получше, он мог предложить фестралам кое-что действительно уникальное.

— Имя моё Артём, возрадуйтесь, ибо я предвестник отмщения вашего народа, — стоило переводящей машинке продублировать первые слова, как Стрейт шикнул на него с глазами полными упрёка, но было поздно. Глубоко вдохнув надорванной грудью, ведомая наваждениями надрывно сипящая человеческая кукла уже обводила зал широким жестом, — Ведома ли вам причина того, что небеса разверзлись, а горные вершины рушились в ярости солнца, опаляющей леса вокруг и разнося ураганные ветра по свету? Там сотворил одно из пристанищ подобный мне, готовясь к жатве тех, чьи города стоят на костях ваших предков, что были отважными первопроходцами. Вдумайтесь, чтобы выкурить одного из нас хозяйке солнца пришлось бить по своей же земле, выжигая камни в стекло, поля в неродящий песок и могучие леса в огарки. А он зарылся, зарылся прямо под носом этого яркого разноцветного скота, готовясь подвесить за волосы и вспороть им брюха, обратить города в...

Он понял, что его занесло, когда в очередной раз обведя просторную залу не смог различить в нацеленных на себя взглядах правящих кланов ничего, кроме ужаса. Вероятно, он недооценил эффект от вида потусторонней мерзости, вещающей про участь их отдалённых сородичей на двух языках, сливающихся в диссонировавшее эхо.

—... Нутеллу, сладкую и тягучую. — надо было сворачивать и с языка слетело первое попавшееся слово, — Вы! — чтобы следом не то случайно, не то нарочно свеситься с платформы на всё ещё прикрепленных тросах и обратился к случайным фестралам внизу, — Истощённые и растерзанные, униженные и выселенные на край света... вы молодцы. Вы протянули достаточно долго. Грядёт время сумерек, когда слёзы ваших недругов потекут рекой, капля за каплей проторяя путь к возвращению из забытья прежних обитателей этого мира, — потянув за стропы он выпрямился и принял устойчивое положение, вынуждая сцепленных с ним летунов тащить себя обратно, — Их амбары распахнут свои двери, ибо некому будет стеречь, лучшие земли и пастбища будут свободны пред вами, любая их вещь станет вашей, ведь в страхе пред вечной ночью никто не посмеет отказать. И наступление сей дивной поры можно ускорить. Я иду на Кантерлот и зову вас с собой, послужите телами в броне и возверните свою владычицу, чей дух всё ещё затаён в доспехах, упрятанных в замке. Или сгнийте в забытье, опоздав третий раз, пока вокруг творится история.

Горло саднило, кружилась голова и было всё также душно. Его бы трясло от перенапряжения, расплатой за долгие речи, если бы удерживаемое нечестивой магией тело могло шевелиться само, так что об этом никто не догадывался. Даже правдомер оставался зелёным всё это время, хотя он всё также мог легко раскусить игру формулировками. Обмануть фиксировавший искренность механизм оказалось под силу тогда, когда картина мира стала состоять из десятков одинаково вероятных сценариев, а Артём будучи в равно степени неуверенным в их справедливости, находил их достаточно аргументированными, чтобы счесть имеющими право на рассмотрение.

Внизу начинались беспорядки, тут и там мельтешили роившиеся фестралы, о чём-то крича. Он смотрел на омрачнённые сомнениями и страхом морды членов собрания, на то, как они открывали рты и вновь не мог разобрать слов. Чтобы вновь сфокусироваться на мире пришлось прикусить язык.

—... слишком ли далеко зашёл ты в яшканьи с монстрами, мудрейший Стрейт? — с гневом вещали с одного из балконов. Кажется, там восседал комендант этой крепости, куда его провели без спроса, что в свете возможности орбитального удара при обнаружении... "неудобно получилось. Вероятно", — Мы и на союз с Кошмарами пошли вынужденно, прежде веками борясь с подобными им. А теперь ты приводишь НЕЧТО куда худшее прямо в нашу последнюю обитель, на наше собрание! О чём ты только думал? Оно же может сожрать нас!

— Доверься моему суждению, почтенный Юндатед, — ответствовал шаман степенно, с укоризной глядя на Артёма, — У сделок с подобными существами всегда есть цена, но и больше оговорённого они не берут. Сказ о таком нарушении расходится с ветрами до самых укромных закутков, несмываемым клеймом ложась на клятвопреступника.

Намёк звучал ясно, впереди его ждал ещё один сложный разговор о самовольстве с тем, кто де-факто был вторым его благодетелем после Хексариона. Ему нужно было сконцентрироваться на происходящем, но это было настолько... Статично. Невыносимо статично для того, чьё сознание текло и плавилось в веренице образов смерти и фантомного жара, с которым разлагалось нутро, теряя подпитку.

— И какова цена этой? — не унимались с другой стороны, — В прошлый раз наш народ заложил свои сны, чего мы лишимся на этот? Бастион превратится в "нутеллу"? Что это вообще такое?

Сквозь небольшие ниши и ходы в зал начала прибывать стража, пытаясь рассадить фестралов снизу по местам. Что они скандировали в многоголосицу переводящей машинке было не различить, но их крики в замкнутом пространстве начинали напрягать. Угадал ли он с речью, найдя подходящие слова чтобы запасть в душу тем квёлым и обречённым медицинским пособиям или вызвал их гнев, осквернив табу неосторожной фразой, было неведомо.

— Потеря наша окажется мала, в том уверяю. Виру знаний целиком оплатит наш клан, вторую же часть уговора...

Куда позднее своего требования Артём с удивлением узнал, что это был аж один из всего тринадцати крупных городов Эквестрии. С популяцией у пони было что-то совсем грустно, вероятно это объяснялось наличием в мире драконов. Шаман замялся, произносить то было ему тяжело, а потому заговорил Артём.

— Нутелла не более, чем шоколадная паста, — ржавой качелей лязгала раздражённая глотка, вызывая по рядам балконов крики про дискордщину, ни то от идеи обращения городов в шоколад, ни то от звука, ни то от ситуации в целом, — Довольно вкусная, кстати говоря. А что насчёт цены, ею будет лишь тринадцатая доля Эквестрии. Справедливая цена за прочие двена...

— Вздор! — перебил его еле заметный пони с другого балкона. Насколько удавалось вспомнить, стяги с прищуренным глазом в прошлом использовала местная вариация внешней разведки, а ныне охотники, — Даже если, я повторяюсь, даже если мы сможем всё провернуть, это просто ничего не будет значить. Миднайт, зачитай доклад от начала этого года перед собранием.

За последовавшим копошением на край балкона вспорхнула фестралка с кипой хорошего качества бумаг. Зачитанное Артёму не нравилось, очень не нравилось. Одно дело очевидно предполагать разницу в силах, совсем другое узнать относительно точные порядки. Это отрезвляло, не то, чтобы он питал какие-то пустые надежды на эту авантюру и верил в победу фестралов. Он рассчитывал по крайней мере спровоцировать достаточно длительный и кровопролитный конфликт, чтобы под шумок либо раскопать и восстановить последний алтарь тёмного божка, либо вычленить из архивов фестралов точку перехода и покинуть этот плюшевый Ад. Проблема была в другом, это отрезвляло и других...

—... Согласно расчётам, в этом году все наши кланы совокупно добудут до 5200 тонн пригодного к обработке сырья, а Эквестрия добудет 495.000 тонн, что в 95 раз больше. Все наши кланы совокупно произведут до 2100 тонн стали, а Эквестрия произведёт 198.000 тонн, что в 94 раза больше. Все наши кланы совокупно взрастят до 366.454 тонн овса, а Эквестрия взрастит 10.600.000 тонн, что в 29 раз больше. Средняя обеспеченность населения продовольствием у нас 2931 килограмм на пони, а в Эквестрии 4240 килограмм. Нашего овса не хватает даже на полноценное питание для всех.

Что до аликорнов, то у них есть, а у нас нет. Капитан Миднайт Блоссом доклад закончила.

В повисшей наверху тишине отчётливо слышались звуки потасовки внизу, скандировавших продолжали пытаться усадить на место. Казалось там начиналась давка напополам с воздушным шествием.

"Вау... Просто вау, эти ребята не даром едят свой хлеб. — и пускай его глубоко укоряла необходимость взывать к низменным желаниям по типу мести, пока его оппоненты апеллировали фактами, не признать своё восхищение хотя бы в мыслях было невозможно, — Вот что значит разница между фанатиками и профессионалами".

Собранные массивы данных и масштабы разведывательной работы вызывали неподдельное уважение, было сложно представить объём агентурной сети этого клана в административном аппарате Эквестрии. Были ли они вхожи на самые верхи или дублировали региональные отчёты, оставалось загадкой.

— Вот и всё, друзья, — продолжил вещать с балкона прежний еле видный фестрал, — Если прямой горячий конфликт меж нами начнётся, разницу в силах мы даже подсчитать не сможем. Это бессмысленная, пустая затея. Каждая ночь лишь увеличивает разницу между нами, сопротивление бесперспективно.

С этим нельзя было спорить, дело фестралов объективно могло бы выгореть в конфликте оборонительном, но им предлагали наступление, что после первого же внезапного удара ставило бы их в положение безвыходное. Но Артём и не собирался это оспаривать, всё ещё видя путь к успеху в риторике, не даром целые дни он проводил в дебатах в университетском кружке на самые нелепые темы.

— И есть ли у вас альтернатива? — на второй дюжине застолий даже ему, при всей своей расхлябанности, удалось заметить сколы и трещины на золотых кубках, — Почти все коридоры и залы Бастиона пусты, а в стенах дают течи грунтовые воды, разъедая полные заплаток гобелены, ведь за ними никто не уследил. Изолированный, ваш народ чахнет и хиреет из поколения в поколение. Так не сейчас ли вам действовать, пока числа хватает хотя бы удерживать собственную землю?

С запозданием пришли мысли о том, что этот сохранявший контакт с внешним миром клан мог быть в банальном сговоре с Короной. Хотя он не мог уверенно об этом судить, поскольку не удивился бы и достаточной открытости королевских пони для самостоятельного сбора тех данных.

— Собственно, альтернатива-то есть, — серый глава фестральей разведки со взмахом перелетел на ту же площадку в центре, обладая либо недюжинной храбростью, либо уверенностью в суждениях шамана, который только что заверял в прочности договоров подобного рода, — Ввиду всего ранее изложенного, я, Грей Маус, поднимаю пред Высоким Собранием вопрос о присяге нашего народа на верность Принцессе Луны.

— Вы выродитесь из полноценной расы за пару веков свободных смешений... —Артёма уже не слушали, наверху чуть ли не половина кивала в такт предложению, низ же раз за разом взрывался в едином кличе, который наконец-то смог расшифровать алитиометр. Они скандировали "Найтмер". Теперь было очевидно, что выбранная стратегия провалилась, он пережал низы до неуправляемого экстаза и не смог достаточно заинтересовать верха. Переговоры были провалены. Да и не было это теперь важно. Взвесив все за и против, на малой площадке по его ведому стартовал чёткий удар снизу вверх ребром ладони куда-то в область больших и широких глаз, достигая мозга, пока уста изрекали призыв, — Бей предателей, за Найтмер Мун!

Он только что начал госпереворот. Вероятно. К списку ненавиденных вещей этого мира добавился парламент.

За сотни километров от разгорающейся в замкнутом пространстве бойни, сильно икалось одному синему аликорну.

Арка вторая. Часть 5.

Мисти было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. В какой-то момент торжественное выступление в величественном зале превратилось в жестокую вакханалию, заставив её забиться под стол, чуть ли не растеряв все письменные принадлежности и изгваздавшись в чернилах.

На большее, будучи писарем, она сейчас не могла и рассчитывать. По ведущей на выход с прежде прекрасных балкончиков лестнице, в возникшей давке сперва пытались выпроводить знатнейший из знатных. Это выходило плохо. Одни брыкались и лягались, с ошалевшими от ужаса глазами пытаясь протолкнуться вне очереди. Другие ругались меж собой, меряясь длиной родословных для определения очерёдности права прохода, пока стража пыталась сдержать налегающих снизу рассвирепевших, которые также пытались залететь на балконы. В том числе и на её балкон, как это было ужасно!

Но хуже того, этажом выше, подвешенный на паре фестралов, спикировал и тот монстр, которого пригласили шаманы. Сперва оттуда доносились крики и отвратительные звуки треска напополам с бульканьем, что перекрывали общий гвалт в зале и подстёгивали давку в проёме. Но вскоре они затихли, чтобы вновь раздаться уже по правую стену, заставив на мгновение замереть всех неуспевающих спуститься. Надрывный клёкот и звон металла сменялись хрустом костей и чавканьем рвущейся плоти, чтобы вновь смениться на звон. Кто-то вздрагивал раз за разом, кто-то скулил, Мисти же продолжала писать протокол собрания, старательно выводя символ за символом сквозь наворачивающиеся слёзы. Хронистов почти всегда не было видно на званых мероприятиях, хоть те и были чуть ли не на самом виду, чтобы хорошо всё видеть и слышать. Глупая идея о том, что и сейчас на неё не обратят внимания, заставляла продолжать писать.

И не зря, она становилась свидетельницей многих поворотных событий. Так в какой момент с атакуемого балкона к ним попытался перелезть фестрал с поломанным крылом. Стоявшие рядом с краем стражи, отшугивающие пытающихся залететь снизу баламутов, узнали в нём высокую персону и затащили внутрь, чтобы в следующий миг за ним пробралось чудовище, именующее себя Предвестником. Пятёрка стражей, собравшись со всего балкона, ощетинилась короткими копьями и дротиками, не рискуя наступать и пытаться опрокинуть незваного гостя. Свежие раны и торчащие обломки ровно таких же дротиков, при полном отсутствии следов дискомфорта на противной самому свету фигуре, были явственным предупреждением.

"Офицер стражи вытолкнул из строя Его Тёмность Лонг Вула, которого только втащили внутрь, и повалил пред монстром..."

— Мы за Найтмер Мун, за Найтмер! — кричал фестрал, удерживая панически бьющего надломанным крылом собрата под собой, — Это он голосовал за Луну!

И он не был одинок в своём малодушии. Мисти смотрела на то, как младшие наследники и бывшие советники выталкивали знатных персон, попутно клявшись в верности Найтмер, пока чудовище кололо лежачих обломком пилума, а залетевшие снизу топтали верховных иерархов. Смотрела и записывала события с именами тех, кого знала.

— X'thr... — диссонирующе исторгла пасть Предвестника, обращаясь к повалившему беглеца, чтобы через секунду ему вторила светящаяся побрякушка на шее, — Очень... Z@vok M!gl0... правильное решение. Y#drk Твоё V^kor имя?

— Тречер Черри, сэр, — припал ещё ниже пред ним офицер.

Окунув переднюю конечность в натёкшую лужицу крови и желчи, монстр схватил Тречера за голову, оставляя на шлеме отвратительного вида пятипалый узор.

— R$tha sshsss X@thr... собирай тут всех и за мной, головой отвечаешь, — договорив, кошмар во плоти просто прошёл меж них к лестнице, отдавая команды прилетевшим за ним, — Z!vok м^gl0 y#drk...

Все выдохнули от облегчения, когда устрашающий силуэт исчез за поворотом. Мисти была уверена, что всё закончилось, они могли разбегаться. Скоро прибудет ещё больше стражи, монстра изловят, а нехороших пони, что посмели поднять копыто на тех, кого они клялись охранять, будут судить. А она забудет обо всём этом, как об одном из множества кошмарных снов...

— З-з-знаете, — заговорил один из клявшихся в верности громче всех, когда на площадке не осталось чужаков, — Нам ведь н-необязательно слуша...

— Молчи дурак, пока оно не вернулось, — оборвал его Тречер, оглянувшись вокруг, — Давайте, не спим, идём-идём! Овнин, Сенс, замыкающие, кто вздумает отстать, — колоть насмерть.

Деваться было некуда, все пошли. Они не рвались вперёд, но пытались не отставать, подгоняемые наконечниками. Кто-то действительно пытался помогать, бросаясь в драку, кто-то корчил рожи и страшно ухал, ещё больше пугая обороняющихся, кто-то, как Мисти, покорно шли за спиной первых рядов, придавая тем уверенности и ощущения, будто их легионы. Местами начинались пожары, но их старались тушить. На нижнем этаже под страхом смерти на верность Найтмер Мун присягнули ещё дважды. На третьем балконе сдаваться оказалось некому, туда успели ворваться разъярённые фестралы снизу. Всех собранных монстр повёл на соседний сегмент, налету и с потерями пробившись сквозь заслоны на балконах, пока лестницу блокировала низшая знать. Потеряв самый верхний балкон, один средний и ещё двое нижних, сегмент капитулировал.

Чудовище намеревалось продолжить своё шествие, но четверо прочих кланов, высказавшихся в пользу Принцессы Луны, успели покинуть зал Собрания вместе со своими вассалами. Так что вместо этого ему пришлось собирать на не охваченном дымом сегменте зала глав всех присягнувших. Мисти посетила нехорошая мысль, что это надолго. Держась всё также рядом с приглашённым на встречу Тречером, она решила записать подробную хронику событий для неизбежного суда над монстром и его пособниками.

"Триумф убогих и глухих,

Слепых, ущербных и жестоких"

Разум выудил из закромов памяти когда-то прочитанные строки на просторах интернета. Сейчас, несмотря на новые бреши в теле, Артём чувствовал себя лучше. Боль была, но была она естественной и нормальной, физической, а не прожигавшей душу. Хотя сознание продолжало быть распадающейся на множество ракурсов точкой, он наконец-то всплыл и вдохнул полной грудью, чтобы с печалью констатировать итог своих действий.

Нет, будь такая возможность, он вовсе бы не поменял этого решения, как не поменял бы и решение о загубленной пегаске, сколь бы жалко не было ни её, ни невинных в общем-то фестралов. Сколь бы ни был извращён разум, он всё ещё считал себя способным на здравый смысл, а оба поступка укладывающимися в логику экстремального туризма и политической борьбы соответственно. Печаль вызывало то, что он не имел ни малейшего понятия о том, что и как делать дальше, банально не было квалификации. Даже в теории, для выработки конкретики он слишком плохо представлял общество, с которым приходилось работать. И при этом чувствовал всем естеством, как утекает столь драгоценное время, пока от первого шока оправляются те, что подходящую квалификацию имели.

— Все в сборе? — задал он вопрос, когда на незатронутый стычками балкон приземлился Стрейт, старик единственный средь всех додумался организовать тушение случайно вспыхнувших секций. Собравшиеся гурьбой фестралы покивали, — Отлично.

— Все... отлично... — глухо отозвался шаман, будто смакуя слова, — Что ты наделал? Мы пришли поговорить. Просто говорить. Разговаривать слова. Произносить звуки, а не драться! Не убивать пони, если они голосуют за Луну!

В открытую никто не поддержал шамана, но он видел по мордам и взглядам собравшихся, что теперь, после окончания не оставлявшей альтернатив горячки, они были полны сомнений.

— Вы не спланировали подобное развитие событий, не подготовили анти-тезисов на подобные речи. — это был определённо справедливый упрёк, но открыто принимать его сейчас в свой адрес было непозволительно, — И даже так всё прошло успешно. Разве не вы звали меня явиться заблудшим и вернуть единение? Так посмотри, сколько вокруг праведников.

— Ты не понимаешь! Тысячу лет нашим народом правило всеобщее собрание девяти вел...

— Было девять, будет пять, — "без вмешательства вас бы так и осталось трое".

— Не будет, — в сердцах выдавил шаман, — Двое верховных иерархов и их наследники мертвы.

— Назначим новых, — Артём выискал взглядом двух фестралов, которых ранее успел отметить рукой и насколько мог уверенно им улыбнулся, силком натягивая мимику, — Поздравляю с повышением.

— Они не прямые потомки первых...

— Ситуация изменилась, Стрейт, — пора было заканчивать препирательства, в голове оформилось смутное представление дальнейших действий, — Ущерб уже нанесён, а времени на споры сейчас нет, если мы хотим получить пользу из того, что вышло. Нужно преследовать и добить лидеров сбежавших, пока не окопались. Выбирайте направления, кому куда ближе своих гнать и давите. Я беру с собой уже вооружённых и веду на центральных, не дам им соединиться единым фронтом, а там и вы подтянетесь. Предложения?

Почему его вообще слушали? Вероятно, то была психология. В часы великих потрясений и неопределённости, спокойным голосом вещавшая приказы потусторонняя сущность, выглядела неплохим вариантом вместо самоличной ответственности. И тем ироничнее было, что он всё ещё нисколько не знал, как нужно действовать. Зато понимал, что действовать нужно. Даже дрянные меры дилетанта лучше промедления в ситуации, когда инициативу терять было нельзя. А потому ткнув ответственных на командном уровне, надеясь на их понимание хотя бы местной специфики в отличии от себя, он удалился на самый перед, где мог принести пользу заёмным знанием и нечестивой регенерацией, проламывая сопротивление.

Так и вышло. В основном он действовал в формате таранного удара, когда передовые дозоры, натыкаясь на очаги сопротивления, слали вестовых к основной группе и приводили его. Было больно, конечно, но так они быстро вскрывали оборону и шли дальше, пока противник бежал, оставляя первые ряды павшими или сдавшимися. На третей итерации такого алгоритма стали попадаться баррикады из мебели и камней. На пятой они попали в комбинированную засаду, почти полностью потеряв передовые дозоры, пока основную группу били с разных направлений. Пришлось замедлиться и оставлять позади арьергард, занимающий перекрёстки и возводящий уже свои баррикады.

Заминкой непременно воспользовался противник, пытаясь обваливать проходы, долбя древние своды кирками и вынуждая искать обходные пути. Можно было сколько угодно переносить колющие удары, но участь оказаться заживо погребённым под горной породой Артёма страшила. В боковых туннелях же начали попадаться и простые фестралы, не из стражи или сумбурно набранного ополчения. Их оставляли на месте или прогоняли назад, продолжая движение и вскоре выяснив, что часть из них была засланцами, бьющими вестовых или собираясь вместе и атакуя шедших на ротацию. Безопасно перемещаться, как-то иначе крупному отряду или в его зоне реакции, стало невозможно.

Он стоял посреди разрушенного сада высоких люминесцентных грибов с рядами скамеек, вглядываясь в мрак впереди. Странные грибы мерно затухали и набирали мощь вновь, отбрасывая на стены причудливые тени, и в их свете будущие решения искались с особым вниманием. В надеждах ему виделись быстрые ротации и снабжение новыми силами. Но реальность диктовала свои условия, противник умело срывал замыслы и нужно было что-то менять. Здесь же для обсуждения ситуации было собрано трое десятников из их поредевшей рати.

Перестав получать подкрепления и лишившись возможности отвести раненных, пред ними встал вопрос отступления на уже занятые рубежи, чтобы перегруппироваться и с новыми силами пойти вперёд. Это было благоразумно, но требовало много времени на координацию успевших рассеяться по коридорам дозоров и сами движения. Непозволительно много времени, за которое знающий эти коридоры противник окопается в непроходимую крепость, чего и добивался.

— Надо уходить, мы зашли слишком глубоко, — предложил один из десятников, — Позже вломимся с другой стороны.

— Исключено, только если их копыта будут заняты, они не смогут выстроить полноценную оборону, — все чувства Артёма трубили о том, что они проиграют тогда же, когда сражение за Бастион примет затяжной характер, ведь уже сейчас, сходу, противник стратегически превосходил их умением.

— Остаёмся здесь и ждём подкреплений, — предложил следующий, — Нас хватит перекрыть проходы.

— Не пойдёт, гонцы не проходят, — возразили ему, — Там не знают, куда их слать.

— Тогда отойдём до ближайшего узкого места и разделимся, — отозвался первый, Артём так и не запомнил их имена, — Часть уйдёт за помощью, остальные выждут.

— Не дойдут, застрянут также, как и мы...

Пока офицеры спорили, идея пришла неожиданно, но зато была эффективной.

"Что если заставить местных помогать… принудить к сотрудничеству, согнать их? Они знают территорию как свои четыре ноги и снизят потери, мы сможем продвинуться ещё сколько-то", — на языке вертелось слово «эффективно», гладкое и правильное, словно масло на заржавевших шестернях размышления, подталкивая к искомому критерию. Но в том, что подстраивалось под это слово, теплился гулкий холод.

— Мы используем стражу, как заградотряды, — забывший о совести, треснувший, но подчинённый единой цели разум нашёл решение. Потеряв надёжную опору для суждений, в нём перестало отзываться внутреннее чувство доброго и злого, ведь в мире лишь вероятных событий не было места категорическому императиву. Уж слишком он был непреклонен, чтобы существовать в том, кто не был искренне уверен ни в чём, — Сгоним детей в центр построения, угрозами им выставим взрослых в первый ряд и двинемся так...

Спорить никто не решился. Ночные пони оказались довольно социальными существами и остро реагировали на угрозы даже чужим жеребятам. Набранным таким образом бойцам не хватало ни умения, ни мотивации, ни брони, ни оружия. Недостачу всего компенсировали количеством тел, хотя и пытались фуражироваться на местности, пробиваясь в арсеналы и лазареты. В начале он ещё пробовал приободрить ведомых, неся первую приходящую в голову чушь про священную миссию во имя Найтмер, но даже его язык начал заплетаться, когда набранное безоружное стадо почти полностью обновилось в третий раз. Теперь всё их воинство на ломанном русском скандировало нецензурную брань вместо клича, не выговаривая и половины звуков. Забившись грязью и кровью, алитиометр перестал работать, скрипя вместо слов, а в подземельях замолкла правда.

Каждый, кто шёл с Артёмом бок о бок, доживал на издёрганных нервах и тающих силах. Да и сам он был истощён, истрепалась одежда, не осталось живого места на теле, мышление теряло глубину, но приобретало скорость, становясь похожим на абсолютно реакционную машину по выработке контрмер, которые стремились к единой цели — найти и уничтожить, двигаясь вперёд. Куда это вперёд он совсем не знал, после череды засад выходцы из зачищаемого клана не вызывали доверия и вновь обострился языковой барьер, а потому он шёл там, где рвалось.

И это не осталось незамеченным. Оторванных от снабжения и надёжного тыла, идущих без плана местности, их заманивали и заводили в невыгодные позиции, окружая. Счёт прошедшего времени шёл на часы, всё чаще они попадали в засады, всё реже из свалки вместе с ним выходили живые подчинённые, всё больше вокруг было незнакомых морд без шлемов с союзной геральдикой. В конце концов их заманили на длинную галерею со множеством выходов, заставив растянуться на всю её длину и начав масштабную контратаку со всех сторон. Крутить финты и уворачиваться оказалось под силу, когда сознание распадается на параллельные процессы, а происходящее в деталях рассматривается прекрасно. Жаль, из виду упускалась общая картина, потому никакой очевидно напрашивающейся попытки прорыва предпринято не было.

Он не заметил и того, как собственная стража направила затупившиеся наконечники на него и выпустила жеребят из оцепления.

Это было больно.

Следующие минуты слились в сплошной кадр, удары со всех сторон перегрузили реакцию, не оставляя ресурсов на полноценное осмысление.

Больно.

Об уворотах более не шло и речи. Он минимизировал ущерб, подставляя что угодно, лишь бы сохранить позвоночный столб, но и тот был быстро раздроблен.

БОЛЬНО.

Так он познал на себе весь фестралий арсенал, который оказался напрочь не подходящим для чего-то подобного бою в узких туннелях и закутках. Короткие копья были недостаточно длинны, чтобы безопасно для бойца удерживать проход. Дротики и духовые трубки почти бесполезны из-за изгибов и поворотов. Редким молотам и киркам хватало простора для полноценного замаха. Хорошо себя показывали мачете для рубки зарослей, пока не застревали в костях. Стальные накопытники были неплохи в клинче, да и только. Но всего этого оказалось достаточно.

Это было абсурдно, но сегодня он испытал парадокс Тесея на себе множество раз, рассыпаясь в труху под ударами десятков копыт, чтобы тут же собраться вновь. В конце концов даже наведённый Хексарионом механизмам перестал справляться с нагрузкой. Сквозь повреждённые органы чувств распознать противника выходило лишь косвенно, так что теперь в ответ он бил не по уязвимым целям, а куда-то туда, откуда прилетело по нему самому. И даже успешно отправленный смертельный удар идя по сбоящим цепям нервной системы рисковал не дойти. Артём всегда считал, что индивид ничто пред коллективом. Что сколь бы ни был могуч один, множество окажется сильнее, из-за эмерджентности начав качественно превосходить одиночку. Сегодня был отличный повод передумать, но это было не так, лишь чудом высвобожденных во вне актом убийства эманаций раз за разом хватало на новую волну регенерации.

В той галерее сгинули все, пытавшиеся атаковать. Он в том числе и не раз, но до этого не было дела. Лей-линии, что скрепляли тело, оказались сами себе храмом вовсе не на словах, а на деле. На краю сознания возникла догадка, не от того ли и впал в спячку столь щедрый дух, одаривший его, что в свою эпоху попросту исчерпал все ресурсы экосреды, перебив разумных в доступной ему ойкумене. Это бы объяснило, куда делись античные колонисты. Почему атакующие были столь усердны, стало ясно лишь когда ища средь останков хоть какую-то флягу, он подскользнулся об тело одного из верховных иерархов. Видимо так, вызволяя жеребят из плена, пала верхушка успевшего отступить из зала клана с его вассалами.

Оставалось повторить это ещё трижды, чтобы настигнуть все бежавшие кланы. И хотя в целом итоги вылазки были положительны, у этого варианта была проблема. Как шатало только сошедшего на берег моряка, так из стороны в сторону несли и Артёма разгорячённые паттерны чужой памяти. Они по инерции ожидали выпадов и засад, а потому требовали вести тело зигзагами, будучи готовы припасть или парировать несуществующий удар. Это мешало и так осложнённым из-за отсутствия сна и общего ментального истощения движениям.

"Вот это уже точно не нормально, — в каком-то смысле атаковавшие победили в этом бою, ибо хотя он мог бы продолжить шествие в одиночку... Он не мог продолжать шествие, — Это пиздец".

Обдумывая весь приведший к этому путь, внезапно для самого себя он усомнился в полезности полагаться на вшитые Хексарионом подсказки даже сейчас, хотя казалось бы теперь ситуация в Бастионе была по их профилю. Прекрасно подходя для выхода победителем из стычки, они всегда и везде рассматривая лишь сверхближнюю перспективу. И как бы это не было контринтуитивно, чем больше он напирал, тем большее сопротивление оказывали местные. Вероятно, от страха и отчаяния, что он тоже мог бы понять раньше, если бы вынырнул из охватившего чувства потока. Ещё одной, как оказалось, неприятной находки.

Всё же найдя флягу и промыв правдомер, он стал пробираться обратно по веренице тел и следов, редко встречая панически бегущих при его виде то ли своих, то ли чужих фестралов. Не без эксцессов с плутаниями, но он вернулся. Найдя первого попавшегося не сбежавшего фестрала и велев вести себя на улицу. Его без проблем провели, хотя по пути и встречались вестовые из импровизированного штаба, докучая и пытаясь что-то то ли доложить, то ли узнать. Артём отмахнулся от них, как от назойливых мух, с трудом сопротивляясь качке.

Наконец оказавшись снаружи горной крепости, он с удивлением обнаружил на улице день, хотя Собрание и начиналось ещё перед заходом солнца. Охраняемый увязавшимся отрядом, он присел у входа в Бастион, представлявшего довольно тесную мраморную взлётно-посадочную полосу и стоянку десятков повозок. "Не на них ли прибывали кланы? — смотря на округу обширных тропических лесов с горы, было тяжело вновь сфокусироваться на дальних расстояниях, — Неправильное, но красивое место".

Прекрасно понимая, что бросая ситуацию на самотёк он делает лишь хуже, подрывая столь нужное сейчас единоначалие, Артём надеялся, что обдувающий свежий ветерок унесёт вместе с собой всю довлеющую над разумом грязь. Собственные идеи торпедировали полностью обоснованные сомнения, его сковывало промедление. В это же время, почувствовав размах, голову наполняли уверенные советы по насильственному решению всех проблем, напрочь не учитывая социальный контекст.

Не повезло. Не отлегло, хоть и сменялись часы. Через какое-то время вместо так и оставшихся без ответа посыльных пришёл уставший Нут и плюхнулся на ватных ногах рядом.

— Там внизу про-о-облемы, — протяжно с зевком выдал пони, кажется они впервые заговорили с начала Собрания, — Мы не смогли нисколько продвинуться со стороны Блудхюндов... — Нут не сразу заметил вопросительный взгляд, — Во времена Найтмер это были ударные части, у них осталось много зачарованного оружия и доспехов. Их просто нечем крыть, нас даже медленно теснят, приближаясь к ведущим вглубь Бастиона развилкам. Мы думаем, они хотят прорваться на соединение к двум другим осаждённым кланам.

— Жаль слышать.

Фестрал подобрался, уселся напротив, принявшись всем видом выражать осуждение.

— И всё? — осуждение в смеси с недоумением, если точнее, — Никаких советов, никаких... Приказов или идей?

— Ты спрашиваешь не того, — честно признался Артём, — Я даже понятия не имею, как останавливать магических лошадиных штурмовиков.

— Ты это начал! — "на тот момент всё выглядело оптимально, мы бы проиграли голосование", — Мы думали ты знаешь, что делаешь.

— Не знаю.

Фестрал поднялся и начал мельтешить перед глазами, ходя туда-сюда.

— Столько пони погибло... и что я скажу остальным в зале? Они там постоянно ругаются, почти все решения застревают в спорах...

Нут изливал душу о том, чего натерпелся в импровизированной ставке. Не сказать, что Артём не хотел бы помочь, да и идеи-то были. Не было уверенности ни в каких из них, кроме методов террора и простой грубой силы, которые раз за разом старательно подкидывали чужие, наведённые паттерны реакции, сливаясь в странном ансамбле с собственными соображениями. И кажется, он нашёл компромисс.

— Совет хочешь? Ну отправьте туда ещё стражи, вас же больше, — наконец он не выдержал мельтешений перед глазами, — Заткните их путь кем-нибудь, пока позади обрушают проходы.

— С этим... тоже проблема, — печально выдохнул фестрал, — Почти все, кто не на первой линии, сдерживаю беспорядки в остальном Бастионе.

— А это-то вы как допустили? — хотелось кричать, — Ещё утром народ был за нас!

— Маусы, — "те что разведчики", смутно подкинула память, — с самого начала влезали в наше управление. Не все проходы были перекрыты, а у нас даже общего стяга или отличительной символики нет. В общем, ложными гонцами часть стражи просто увели с направления или поставили наступать в тупики. Когда опомнились и навели порядок, у нас по коридорам уже разбежались их агитаторы. Сперва ничего серьёзного, но потом они начали довольно убедительно рассказывать чушь, что мы захватываем жеребят, — "ой блять, — от досады Артём прикрыл глаза, чтобы не видеть издевающегося мира, — ну конечно же это разлетелось по всему перекрытому подземелью", — и угрожая им заставляем остальных сражаться за нас.

— Я чего-то не понимаю, — "почему, ну почему нас не поддержал никто из них? Всё было бы куда проще", — как эти Маусы координируют действия у нас в тылу, если линию соприкосновения восстановили?

— Наверняка к ним как-то пролезли Стюрды, они в основном и возводили Бастион. У Коменданта должен быть самый полный план ходов и лазов, по ним и ползут. — для наглядности Нут припал брюхом на мрамор, показав, сколь мало места понадобится подобному диверсанту для прохода, — Хотя засланцев ловят, многие поверили и теперь сами разносят слухи. Это сильно мешает, недовольные блокируют проходы, требуя отпустить пойманных, приходят новые агитаторы и доводят дело до драки со стражей.

— Так казните их, — и вновь в роящиеся, ищущие решение размышления услужливо подкинули идею отголоски чужой воли, — А по тем, что повелись, пройдитесь розгами. Мигом всё желание мешаться отобьёт и высвободит силы.

— Это ужасно и бессмысленно! — тут же возразили в ответ, — Их родственникам и друзьям такое не понравится, будет ещё больше...

— Поэтому проводите всё максимально публично, — Артём просто пожал плечами, вспоминая опыт Ирана и добавляя уже полностью от себя, — С объявлением кого и за что, для убедительности можно перед проведением предлагать снизить число ударов за расскание. Можете ещё начать овёс всем собравшимся раздавать, насколько понимаю с продовольствием там напряжённо.

— Теперь это просто ужасно, — сокрушённо покачал головой Нут, — Но я понял. И что потом? Склады не бесконечные, а это вообще не решает проблему Блудхюндов, только не даст им наступать также быстро.

Была какая-то злая ирония в том, что никто из поддержавших его кланов не обладал в своей истории достаточно высокой военной компетенцией. Конечно, какие-то базовые понятия обо всём этом у них были, даже рядовой представитель клановой стражи мог бы выступить и разведчиком, и диверсантом, и прочим. Но именно на профильном уровне этим занимались преимущественно предки противников, передав потомкам традиции и наиболее полные теории своего дела.

— Ты прав, — вновь посмотрев на стоящие ниже ряды воздушных повозок, он нехотя встал, — Веди меня обратно в штаб, есть идея.

Спускаться обратно не хотелось, Артёму по горло хватило обычной стражи, иметь дело ещё и с магическими подразделениями было чрезмерно. Но если фестральи хроники были хоть немного правдивы, он знал, кто мог бы решить эту проблему. Да и само восстание поднималось ради этой персоны, так что шансы на успех затеи были.

Ранее пустующие, ныне коридоры Бастиона оживились снующими тут и там гонцами, патрулями и снабженцами, тащащими припасы непосредственно к местам сражений. Да и сам зал собраний преобразился к их прибытию, тела убрали, дым проветрили, подпалены завесили какими-то коврами, пахло благовониями. Он нашёл союзных глав на том же балконе, где оставил. И хотя при приближении слышались споры, они затихли при появлении. Его приветствовали квёлые, осунувшиеся морды, погрязшие в картах подземных коммуникаций и выросших горах записок. Кажется, ели они тоже тут.

"Какое разочарование, — Артём догадывался, кто притащил рыбу, — рыбаки оказались за нас".

— Кто у нас отвечает за участки с Маусами и Стюрдами?

Двое фестралов переглянулись и нерешительно кивнули, вероятно ему стоило хотя бы умыться перед приходом.

— Мы.

— Прекращайте атаки, — двое облегчённо выдохнули, — и уходите в глухую оборону, откатитесь, где нужно для устойчивости позиций. Снимите с участков столько сил, сколько возможно без угрозы прорыва. Половину высвобожденных перевести на Блудхюндов, половину прислать ко мне. И найдите к ним командиров из толковых, туннель держать много ума не нужно, а нам снаружи шастать.

— Хотите их обойти? — воодушевились в ставке.

— Нет, — чтобы приуныть, — Стрейт, готовь свои шаманские штучки. Мы летим за Найтмер.

Арка вторая. Часть 6.

Быстро покинуть собрание и отправиться восвояси не вышло.

— Да как так-то? — если бы мог, у Артёма сам бы задёргался глаз, — У нас есть Кошмары, пусть они и найдут.

— Они не у нас есть, — устало ответствовал Стрейт, — Они сами по себе есть, с нами ведя дела лишь когда это выгодно. И в Кантерлот они не лезут с того момента, как окрепла Принцесса Луна. Опасаются.

Ключевой проблемой похода за доспехами Найтмер было отсутствие информации о том, где конкретно оные искать, что и послужило причиной провальной попытки заручиться поддержкой клана разведчиков. И несмотря на всю важность момента, со слов шамана обитатели астрального плана упорно не собирались брать на себя эту работу, ограничившись выяснением того факта, что сами по себе доспехи есть и они в понячей столице.

— Задобри их, — казалось, всё шло не так там, где прояви местные хоть немного инициативы и решительности, можно было вырвать ощутимые преимущества. Абсолютно всё, — Ты ведь представитель к ним от целой расы или как? Разреши пировать снами восставших. И им сорвёт отдых, и Кошмарам корм. Идеально.

— Это невозможно, они могут скрываться у нас, лишь пока питание снами происходит без сопротивления и в ограниченных объёмах. — "Погоди, что-то не сходится, а как же..." — А тех же пленных мы с ног до головы навешиваем оберегами, лишь бы в Астрале не разносилось эхо, — "Просто великолепно".

Артём вновь не знал, что делать. Даже он ещё недостаточно выжил из ума, чтобы считать хорошей идеей полёт в сердце полноценного государства, рассчитывая в безвестности с наскоку захватить целую крепость и перерыть её на предмет комплекта... — "Сбруи... — он вероятно слышал это слово и в контексте элементов защиты на лошадь, — Можно ли так называть броню местных? Услышат ли они вообще разницу между сбруей и доспехом после обработки переводящей машинкой или она истолкует их семантически равными понятиями? — внезапно он понял, что незаметно для себя потерял линию рассуждения. Дробящийся разум был слишком подвижен, чтобы оставаться на чём-то, чему не находил ответа, — Это опять происходит".

— Тогда задобри и угрожай одновременно, — зато нашёптывающие отголоски всегда знали ответ, уверенно подкидывая образы действий и ни разу не усомнившись в верности предложенного пути, — Нам уже не до конспирации, сбежавшие через лазы всё равно растрезвонят про бои в Бастионе на всю округу.

— Что? — странно уставилась на него вся ставка.

— Что?

— Как ты вообще до этого додумался... — и в особенности Стрейт, — Чем можно угрожать Кошмарам? Кроме Принцессы Луны, конечно.

— Откажи им в добровольном питании и пленных, — "неужели идея их созависимости для вас не очевидна?" — Без их помощи это уже не симбиоз, а паразитизм. Если мы выиграем без разведки, то к чему вам нахлебники? И вряд ли ваша Владычица простит им такое промедление.

Наверное, впервые за время здесь Артём не мог понять взгляда фестралов. Несмотря, как бы это странно не звучало, на вертикальные зрачки, мимика морд и ушек с кисточками на концах, вкупе с движениями крыльев и крайне живой экспрессией даже у уставших пони создавали очень выразительный, интуитивно понятный язык тела. В этот же раз они были полны противоречивых сигналов, будто и сами-то не могли определить с тем, как относиться к услышанному. Его посетила смутная догадка, — "могло ли быть так, что никто из них не знал сна без чужого присутствия?".

— Это немыслимо и нелепо, — всё же выдавил из себя шаман, — Мы тысячелетие блюли договор и никто не поверит в такие угрозы по указу того, кого самого питают с помощью Астрала.

"Что делать, если никто не верит в пустые угрозы... — пока собственные мысли разбредались в пляс сомнений, свой вариант нараспев пропели чужие, — Нужно их подкрепить".

— Так зарубим всех пленных для убедительности, — по напрягшимся мордам он понял, что всё же без корректировок применять такие идеи нельзя, — Хотя половину лучше оставим как резервный источник, авось Кошмары всё же оборвут подпитку. Если победим, они получат новых с лихвой, а если проиграем, то уже всё равно.

Фестралы не нашли новых рациональных доводов против, а пересуды про отвратительность таких действий Артём отказался слушать, втолковав, что при провале их всех дружно ждёт аналог Нюрнбергского процесса. Со скрипом они согласись. В мнимом моральном превосходстве и сострадании не было смысла, покуда им уже поздно сдавать назад, а для победы над качественно превосходящим противником была необходима концентрация всех сил и средств здесь и сейчас. Его поражало, что желавшие возвращения кошмарного аликорна со всеми вытекающими, по типу вечной ночи, гарантированно ведущей к глобальным климатическим катастрофам, смышлёные в общем-то пони продолжали пытаться устоять на каком-то абсолютном, не делающим различий на свой-чужой понимании морали.

Он бы без проблем понял, стремись они к вечной ночи, чтобы заполучить превосходство над дневными собратьями, реализовав свою большую приспособленность к подобным условиями. Да и иметь над головой обязанного возвращением аликорна, даже если тот не испытывал бы к ним сентиментальности, было ценно с точки зрения пользы. Вот только о прагматизме они думали лишь на вторую или даже третью очередь, скорее испытывая глубокую надежду, что пришествие Найтмер исправит тысячелетия невзгод, объединив их обратно в целый вид с ними наверху иерархии. Фестралы намеревались остаться "хорошими пони". Было ли это той самой искренней и неподкупной верой, заставлявшей старообрядцев сжигать самих себя вместе с семьями в избах, когда Никон в царские годы правил и насаждал богослужебные книги по итальянским печатям или зашитым на подкорку инстинктом, диктующим маленьким пони стремиться под власть и одобрение столь больших и могучих родственных существ, способных вращать мир своей волей, Артёму оставалось лишь гадать.

Не то, чтобы у него было мало иных дел. И хотя лезть по катакомбам ловить разведчиков или самолично устраивать показательные акции в тылу он не видел смысла, а столкновения с магическим штурмовиками в замкнутых пространствах он предпочёл избежать, памятуя опыт столкновения с обычными стражами, вместо отдыха приходилось участвовать в мозговом штурме будущего десанта. Он бы и в рейде до столицы не участвовал, надеясь отсидеться в месте проведения ритуала, сбагрив непосредственное участие на тех, кто знает своё дело. После истребления сопротивления целого клана никто бы не посмел упрекать его в трусости. Вот только подвели и спутали карты шаманы.

— Кошмары ответили, — начал нашедший его через два часа Стрейт на грибной аллее, когда будущая десантная группа ещё собиралась из разрозненных кусков, — Они согласны провести разведку и даже поддержат нас во время штурма, — "слава дипломатии, воистину добрым словом и пи... — Но они требуют, чтобы ты отвлекал Луну до подлёта, —...доры".

В целом, Артём даже был готов хлопать в ладоши за такую постановку вопроса, если бы её провернули не с ним. Кошмары красиво перевели проблему столь важного первого шага с себя на него, резонно полагая, что никто не решится противостоять чему-то подобному богине снов в её же стезе. Как будто бы у него были другие варианты.

— Приемлемо.

— Серьёзно? — шаман смерил его прищуренным взглядом, ища следы ещё большего помешательства, — Ладно, это не всё... Мы не имеем достаточно времени на подготовку, всё началось слишком спонтанно. Ковен не сможет вернуть Найтмер Мун только с доспехом так скоро, нужна ещё минимум неделя.

— У нас нет недели, — "а сразу ты этого не сказал, чтобы сохранить морду, да?" — С текущим положением дел нам бы ночь продержаться, да день простоять. Думай Стрейт, бежать отсюда тоже некуда. Как только лунатики наладят контакт с Эквестрией, а они это сделают, ведь не все ходы нам известны, нас из под земли достанут. Или даже доставать не будут, лучом как ту гору выжгут.

Фестрал задумался, напевая под нос какой-то заунывный мотив. Артём же с трудом пытался удерживать концентрацию на одной теме, уж слишком она была важна, чтобы снова зависнуть в облаках.

— Если притащить саму Луну, мы справимся и сейчас, — в итоге размышлений заключил шаман, — Но это даже звучит абсурдно и я повторюсь, — лучше сконцентрироваться на Бастионе.

"То есть, нам нужно не просто вломиться в замок Хозяйки ночи, но и взять её с собой впридачу", — это было уже что-то, хоть какая-то вводная, от которой можно отталкиваться. И пускай руки опускались от понимания всей безвыходности положения, сам собой формулировался вопрос, от которого зависело всё.

— Живой или тело сгодится?

— Мерзость, — тут же отчеканил встрепенувшийся пони, — Ни у кого не поднимется и копыта совершить такой предательский и гнусный поступок ни на одну ипостась Принцессы ночи.

— Ещё вчера у вас друг на друга никто кидаться не собирался, а что теперь? — Артём прокрутился на месте, разводя руками. Почти незаметно, на грани различимости частот от стен раздавался пронизывающий весь Бастион пульсирующий гул. Так гора резонировала с раздающимися в её недрах криками и плачем, — Теперь здесь идёт чертовски кровавая возня. Чего стоит падение ещё одного табу на её фоне? Я знаю и слышал, читал и смотрел великое множество способов отрицать всякий запрет, от накачивания речами и отварами, дурманящими разум, до отпущения грехов и прочего. С методой определимся позднее, сейчас же, — он легко ткнул в фестрала пальцем без цели причинить дискомфорт, желая лишь доходчивее донести свои мысли до весьма тактильного существа, но тот отпрянул и вздрогнул, будто от пики, — Живой или тело сгодится?

—... сгодится. — глухо отозвался поблекший шаман, — А ведь казнённые не врали, — внезапно спросил Стрейт напрягаясь, — Ты действительно угрожал жеребятам?

Бдящий, неспособный к ненасильственным и мирным методам алгоритм без промедления пришёл в действие, едва уловив направление мыслей, без сомнений в возможности исполнения запроса ища ответ на представленный вызов, перебирая его память и сверяясь с собственными инструкциями. Иногда Артёму казалось, что щедрый дух воткнул ему в голову собранный на извращённый лад аналог автоматизированной системы управления огнём, подобной корабельным и стоящей на грани разумности. Если что-то столь деструктивное вообще может обладать разумом. Её навязчивость пугала, как и то, что он так и не разобрался, как её самому отключать. Но сейчас это было полезно. От стоящего совета чего-то столь древнего и опытного он уж точно не собирался отказываться.

— Ага. Пошли порадуем офицеров, Троицкий будет рад компании.

К наступлению ночи из Бастиона вылетело пятнадцать воздушных повозок, несущих по шесть фестралов внутри и двух на пилотах для каждой. Трое из них направились к руинам замка Двух сестёр готовить будущий ритуал, ещё дюжина направлялась на Кантерлот сквозь умеренную облачность. Пони в тех повозках были мрачнее тучи, с опаской косясь на нововыданную им разгрузку на сбруе, читая заговоры о смелости и вспоминая наскоро составленный план.

Обвешанные колбами алхимического варева отвратительного запаха, как ядовитыми для наконечников, так и стимулирующими для применения внутрь, а также масляными огнесмесями и едкими дымными порошками... сегодня они очевидно собирались согрешить. Но большой и страшный человек сказал, что так надо для возвращения Найтмер Мун, а почтенные шаманы лишь кивали в так тем словам. Так к чему бы им сомневаться в благости своего дела?

Печально косясь на кипы бумаг, Луна была одна в своих покоях, да и во всей башне. За прошедшие недели со странной встречи во снах принципиально изменилось малое, царственная сестра всё так же отсутствовала в столице, лишь переложив на неё обязанности вращать светила и копя силы...

В деталях же, даже за такой короткий срок она вновь смогла подвести Селестию, влезя туда, куда не следовало и потеряв целый воздушный конвой, исполнявший её внезапный приказ. Но что важнее в текущей ситуации, потеряв и свидетеля, знавшего про отвратительный культ, засевший в их горах. Культ, для отражения внезапной атаки которого не хватило стражи с нескольких регионов, вынуждая дневного аликорна преследовать зло посреди ночи, чем далёкую тысячу лет назад занималась сама Луна, что не могло не расстроить её ещё сильнее. Только чудом попавшие под ментальный контроль пони вернулись к "норме" после гибели овладевшего их умами искорёженного стража, упорно встававшего раз за разом в атаку под любыми ранами, пока его скелет не было выжжен до тла.

И когда она смогла отыскать в неспокойном от сновидений испуганных пони Астрале то существо, что исчезло с конвоем, оно всячески отказалось сотрудничать, даже напав на неё, сколь бы это не было бессмысленно. Опасаясь сошествия с гор очередного чудовища и поражаясь угрозе даже одного, Селестия приняла тяжёлое решение разрушить служащую им гнездом гору. Теперь же неустанно успокаивая ещё сильнее перепуганных пони и прижигая вскрывшиеся язвы древних алтарей по всей стране.

Луна искренне пыталась помогать, очищая сны от дурных сюжетов и даже восстановив ночной суд, старую традицию, позволявшую любому из маленьких пони лично обратиться за советом и помощью к принцессам. О чём и пожалела, не учтя перемену эпохи. Для отдалённых селений ещё тогда была предусмотрена возможность написать в суд письмо. Обычно их со своих областей собирали лорды, чтобы потом предстать перед короной, обсудить дела в их имениях и в целом поддержать личный контакт со знатью. Очень полезная традиция. Когда-то.

Теперь же Луна размышляла о том, не запретить ли в Эквестрии общее образование, пока сестра занята делами насущными, настолько много этих писем ей по почте присылали пони, не желая приходить ночью. А она их ждала, так ждала! Вместо живого общения теперь разгребая постоянно прибывавшую корреспонденцию о всяких несуразностях. И ладно бы на эти письма было приятно отвечать, отнюдь, таких было исчезающе мало.

Кому-то в глаз через тюль светили вновь выставленные звёзды, кто-то жаловался на снящуюся постоянно кашу с импортным овсом, которого нет в окружных магазинах... Но это всё мелочи, она могла посоветовать купить шторы вместо тюли или даже со слезами на глазах разрушить ансамбль, передвигая звёзду, прислать пачку подходящего овса или даже отыскать конкретного пони, поменяв кашу в его сне.

Куда хуже были письма, посвящённые бюрократическим проволочкам. Словно ядом они были исполнены канцелярита, требуя не просто пробраться сквозь незнакомые ныне клише, но и изучить регулирующие конкретный вопрос современные законодательные акты. С традициями было куда проще разрешать подобные споры, так например до неё дошли иски Гармоничных грив и Мелодичных меток, — двух музыкальных групп, обвинявших друг друга в плагиате мелодии в жанре блюз. Что это за жанр она и понятия не имела, но обе команды выслали с виду совсем разные ноты своих творений, вынудив Луну не только искать в библиотеке законы об авторском праве, но и заставлять замковый оркестр посреди ночи играть по присланным записям, чтобы уловить сходства мелодий. Поразительным образом они звучали абсолютно одинаково.

Ещё хуже было с жалующимися на последствия разрушения горы. Сопутствующий ущерб оказался изрядным, спровоцировав не сразу потушенные лесные пожары, безмерное число побитых волной окон и унесённого белья. Таким пони полагались компенсации и слова утешения, искренне выдавливать которые из раза в раз становилось всё тяжелее.

Единственной отдушиной была часто заходившая перед сном и с утра Каденс, приносившая разнообразные журналы и газеты, кои читать не оставалось ни сил, ни желания. И хотя от визитов она получала настоящее удовольствие, темы для разговоров были зачастую ей не интересны. К чему ей слушать сплетни про знать, возвышения чьих родов она даже не застала, коя простудилась на северных лыжных курортах, ведь от частого прибегания к попоне у неё так и не отросла зимняя шёрстка? В прежние времена таких пони бы осмеяли за излишнюю теплолюбивость, ныне же им сыпались утещающие открытки с вареньем.

Луне часто приходилось подбирать слова, чтобы не обидеть единственную подругу. Чувственная по натуре, та даже напросилась спать в её башне, не в состоянии уснуть от ужасных вестей, приходящих с востока страны, несмотря на все уверения Луны, что она проследит за спокойствием её сна и в прочих местах. Подобное соседство отвлекало от дела с предавшим её добрую волю монстром, что она раз за разом находила во снах, цепким взглядом окидывая чёрно-синие просторы Астральных течений. Ни одно существо из плоти и крови не могло обходиться без сна, даже драконы опасались гневить её. И пускай она ещё не добилась ответа на вопросы, очень важные вопросы о судьбе конвоя и угрозах горы, Луна была уверена в успехе сего начинания. Не сегодня, так завтра, она победит затянувшееся преследование.

Этот раз начинался также, как все предыдущие. Странного вида фейерверк отправляется вверх, чтобы своим светом выловить её силуэт на месте вторжения в сон. Миг и ей приходится останавливать ещё два таких же перед самой мордочкой. Она уже не пыталась останавливать залп четвёртой из ракеток, все предыдущие разы существо находило всё более тошнотворные способы оборвать контакт. Вместо этого она привычно начала пробираться сквозь чужое сознание, которое с каждым разом становилось всё менее вязким, позволяя ей подчерпнуть всё больше деталей.

Раньше её добычей становились недооформленные мысли и смутные отголоски ощущений, недостаточные чтобы что-то понять. Возможно, современные менталисты легко бы с этим справились, но несмотря на её опыт и мощь, в её времена сия наука только развивалась, представляя заклинания и возможности весьма ограниченного спектра. Теперь же, когда Луне удалось продвинуться куда как дальше обычного, она смогла уловить полноценные образы. Быть может именно сегодня чужак сдался, после очередного залпа поняв всю бессмысленность своего сопротивления?

"Так, это хешируем, но как тогда сверять контрольную сумму? Выделить под запись память, туда-сюда, а обновлять как... Воткнуть в параллельный сегмент, так, падажжи ёмана... "

И даже так она продвигалась медленно. Слишком уж чужеродным был разум, что стоял за этим существом, считая сам мир вокруг него неисправным и неполноценным, отторгая всякий его элемент. Даже распознав сами слова, она не понимала смыслов.

"Она здесь. Мысли скомпрометированы".

Шаг за шагом она углублялась в эту трясину, приказывая течениям чужих мыслей принести интересующие её образы, чтобы те послушно отозвались разойдясь в стороны и обнажая илистое дно воспоминаний.

"Пора".

Вместо ответов её с головой захлестнули леденящие волны, внезапно обрушив столь обширной поток образов, что он сливался в сплошной белый шум. Луна узнала этот поток, точно такой же стёсывал разум случайных сноходцев за пределами снов. Но если протекающий в самом Астрале поток шёл по своему руслу, этот злою волей был направлен прямо на неё, пытаясь смыть повелительницу снов, как какой-то камень. И что было хуже, с отвратительным свистом что-то впилось ей в глаз, жаром обдавая нутро.

"Попал".

Луна ударила вслед по волнам, не намереваясь такое терпеть. Не проекцией тела, но чистым разумом, вбивая своего обидчика в пыль и стремясь за раз настигнуть чужое "я", задавив сопротивление чистой мощью. Что-то по ту сторону разлетелось на мириады фрагментов. Она услышала эхо забурливших тысяч и тысяч осколков некогда единого оппонента. Один хотел есть, другой – спать, третий – домой. Четвертый сомневался в самом существовании голода, сна и дома. Пятый отрицал четвёртого и существование себя самого. Принцесса ночи испугалась. Не за себя, но за то, что перестаралась, вызвав катастрофический распад чужого разума, переоценив его крепкость. Она приготовилась стабилизировать сон, по опыту визитов к потерявшим рассудок единорогам-менталистам ожидая стремления осколков подобно газу заполонить собой всё доступное пространство и перемешаться в однородную массу.

Вот только они не разбредались, даже будучи фрагментированы продолжая удерживаться в прежних границах, подобно рыбе в сетях. Они спорили и противоречили друг другу, в тоже время то ли по воле случая, то ли хитрого замысла сближаясь, сталкиваясь и слипаясь остатками ассоциативных связей, образуя из хаоса новые, более сложные сегментарные цепи. И что было совсем странным, во всей той раздробленности сохранилась неказистая, химерообразная гармония всех элементов, будто в насмешку над законами природы оставляя хозяина единым в своей децентрализованной структуре.

"Дави", — вместо голоса одного в мыслях монстра отозвалось множество.

Луну с новой силой захлестнули видения из астральных течений, одновременно обрушиваясь с разных векторов и приближая все старания по удержанию во сне к коллапсу. Она ударила вновь, стремясь проучить соперника и прекратить его импровизированную атаку. К своему удивлению обнаружив, что давление прекратилось лишь с одной стороны. Возникло сомнение, не промахнулась ли она, и хотя этого не могло быть, она нанесла третий удар, уделив часть могучего разума проследить за его ходом, чтобы узреть, как дошедший по волнам импульс дробит на фрагменты слипшийся кластер...

Но лишь один из многих. Хотя последовавшие удары подобно копыту в латном башмаке топтали кучки осколков один за другим, она так и не смогла оборвать вымывающий её поток. Луна была быстра, почти моментальна, но всё же действия требовали мысленного переключения меж собой, практически неуловимого при её опыте и таланте, но всё же занимающего какие-то доли миллисекунды. И этого оказалось достаточно. Оперируя каким-то фундаментальным свойством, осколки перебирались в новые кластеры быстрее, чем она успевала разгромить их все.

Она вынырнула из чужого сознания, удержавшись на внешней периферии сна и оценила ситуацию. То, что должно было быть монолитным и крепким в своей сути, ныне представало собой нечто подвижное, напоминающее паутину отвратительного вида, но успешно взаимодействующее для её выдворения. Это определённо было гармонией зла. Ужасало от представления, какими категориями надо мыслить, чтобы счесть приемлемым сотворение чего-то подобного с самим собой вместо разговора. И куда как больше её волновало, ради каких конкретно секретов стоит так сопротивляться.

Конечно, при желании она бы могла не дробить, но выжигать сегменты, не оставляя им шансов быть собранными вновь. Вот только к этому не было никаких прямых поводов, дозволявших столь тяжкое деяние. И хотя монстр определённо подготовился, она была обязана сокрушить эту защиту. Никто не смел силой прогонять Хозяйку снов оттуда, куда она пришла. Это было столь возмутительно, что сие нельзя было просто так оставлять и всё остальное могло подождать.

Спустя часы ментальных баталий Артёма разбудили на подлёте к Кантерлоту. Совсем не сразу ему удалось понять, что вообще происходит, покуда он чувствовал, как перекатываясь по кусочкам из одного района головы в другой собирается воедино. Это было отвратительно, хотелось блевать, а в мыслях творился сущий бардак, он надеялся, что всё встанет на свои места, и всё же...

— Что Кошмары?

— Полностью справились, сэр, — слишком звонко и бодро рапортовал фестрал под боком, — Основной гарнизон смотрит ужасы, немногочисленные дозорные выслежены по косвенным следам, расположение доспеха и Принцессы локализовано западной башней, приказы скорректированы с учётом разведки.

Наконец-то всё шло хорошо, всего-то надо было... Он сам до конца и не понял, что сделал. Память ещё не прояснилась, чтобы определить детали, но в общем и целом это было торжеством афоризма про возглавление того, что невозможно остановить. От недосыпа блуждающее сознание крошилось слишком обильно, чтобы удержать себя собранным, так почему бы не признать произошедший раздрай на своих условиях? Тем более, уж слишком часто пред его последним нормальным днём в СМИ и интернете звучали россказни про технологии децентрализованной, узловой передачи и обработки данных.

И если работу блокчейна он представлял смутно, заядлый пират помнил принцип торрент-протокола, чем и вдохновлялся при своей авантюре. Осознанные сны давали недюжинный простор для фантазии, противостояние в них было в какой-то степени соревнованием в изощрённости умов. Пускай за спиной Артёма не было личного опыта, сопоставимого нестареющему аликорну, у него был опыт цивилизации, превосходящей местных в вопросах взаимодействия с информацией и её организацией. В итоге он даже выспался, ощутив себя более цельным. Немного.

Внезапно в глазах потемнело и всё вокруг застряло, а при попытке вдохнуть он изошёлся в кашле. "Я так и знал, — набатом звучала паникующая мысль, — Отмолчался и ударил скопив сил". Планируя распустить самого себя на время сна, Артём пытался учесть риски, одним из которых видел то, что какой-то из сегментов вместо следования общему протоколу предпочтёт затаиться и сфальсифицировать своё повреждение. Непременно с целью в подходящий момент попытаться перехватить контроль. Будь он всего-то бэкапом сознания, так бы и сделал. Если уже так не сделал, что впрочем не было принципиально важно.

— Облака проходим, — зазвенел всё тот же фестрал, видимо заметив за ним какое-то беспокойство, — До столицы осталось всего ничего.

И действительно, скоро всё нормализовалось, а снаружи стало немногим теплее. Особой разницы он не ощутил, от истерик ветров прикрывала заштопанная ночными пони мембранная куртка. Это было то ещё зрелище. Переглянув за борт летающей повозки, с высоты птичьего полёта Артём увидел зрелище не хуже. На горе возвышался град. Прекрасный стольный град, плавно перетекающий в не дворец, но функциональную, хоть и крайне украшенную крепость. Золотые шпили замка, высокие и грациозные, стремились коснуться небес, крепостные стены...

Любые стены этого города были покрыты витиеватыми и замысловатыми позолоченными узорами, статуями и декором. Изогнутые, вымощенные камнем улочки и разноцветные сводчатые крыши, колонны и масштабные фрески, мосты через горные ручьи и скульптуры, арки и парки, всё это создавало иллюзорный эффект, казалось игнорируя границы между искусством и архитектурой. Было ли это барокко? Артём так себе разбирался в стилях, но это определённо было красиво. Любуясь, он в тоже время подмечал предположительное расположение складов и деревянных конструкций. Если у них не выгорит тихо зайти и выйти, город было решено поджечь. В суматохе у вырвавшегося из кошмарных видений в пожар гарнизона будет меньше времени и сил на них.

От общего построения отделилось пятеро повозок, веером разойдясь над замком, чтобы с них начали пикировать тени. Так передовая группа отправилась глушить дозорных. Ещё три экипажа юркнули к высоченной западной башне, чтобы высадить поисковые группы на разных этажах балконов и террас. Четверо повозок, включая его, оставались на высоте, нарезая круги над городом, представляя собой резерв и ударную силу, неся бронированных до невозможности самим взлететь фестралов. Каким образом тогда целую повозку таких пони могло нести всего двое из них, было очередной магической чушью. Артём полагал, что-то в корпусе или глушит гравитацию, или компенсирует тоннаж.

В целом, всё шло нормально. В нескольких местах вспыхнули стычки и возня, но без поднятия тревоги, башню же шерстили этаж за этажом. Нормально, пока из башни не раздался пронзительный девчачий визг, а с одного из балконов не вывалился опрокинутый подушкой фестрал. В повисшей тишине все надеялись, что всё обойдётся, в конце концов чего стоит визг одной испуганной пони для целого города? Визг повторился, из окна с того же этажа вместе с подушкой вылетел ещё один фестрал.

— КАДЕНС! — вторя визгу ночь пробило два крика. Женский и мужской, коим ответствовал первый голос, — Тётушка, Шайни, спасите!

— Что это за херня? — осуждающе обратился Артём к своему гиду, указывая вниз на бегущего по мосту в башню единорога, которого пытаются забросать сетям, — Дозорных же отследили.

— Упс..?

— Пошёл, пошёл, пошёл! — под крики полевого офицера с соседних карет на тот этаж пикировали бронепони, залетая в окна, чтобы вылетать обратно теперь уже под всполохи света. С его кареты также стартовало трое, двое ждали пассажира.

Обхватив двоих летунов за шеи, гурьбой они сиганули за борт, с отвратной аэродинамикой пытаясь попасть в конкретный проём. Проблему высадки Артёма также прорабатывали при планировании. От идеи сцепить его за страховку тогда отказались, был велик риск потерять одного из несущих фестралов при прорыве обороны, если ту бы сумели организовать, и без шансов свалиться втроём. Расплатой за надёжность доставки стал вопрос торможения, в конце траектории оба фестрала распахнули крылья, насколько могли, сбавляя скорость и тяня вверх, сбрасывая его кубарем катиться по балкону.

Благо, внутри ещё оставались подушки. Худо, здесь было аж два аликорна, один незнакомый и розовый, второй черно-синий и известный, так ещё и притащивший с собой какую-то сверкающую глефу. В помещении было внезапно тесно, по стенам жались сумевшие закрепиться фестралы с короткими копьями, а на стороне обороняющихся также был запыхавшийся единорог, перекрывший другую сторону балкона каким-то светящимся барьером.

"Телепортировался похо..." — Чудовище! — мысль об единороге не дали додумать, пришлось укатываться к кучке ощетинившихся фестралов от пытавшихся его затоптать синих копыт, попутно выхватывая с пояса ледоруб и походный нож. Он рассматривал вариант взять что-нибудь из арсенала кланов, но оно просто не было рассчитано под хват рукой. Даже древка копьев у них были угловатыми, ради вставления в пазы на боках сбруи.

— Ты огребаешь, лошадь!

Произошедшее дальше слилось в странный калейдоскоп отрывков. В окна занырнуло два нёсших его фестрала, воодушевлённые, все вместе они ринулись вперёд. Слепили вспышки рогов, кого-то впечатывало в стены со всего размаха при столкновении с всполохами. Под непрерывное жжение перстня на правой руке он всё же навязал клинч, вслед за ним пробрался кто-то ещё и всё превратилось в свалку. Стоило только попытаться выйти на позицию для фатального удара, глефа в телекинетической хватке угрожающе просвистела влево, успевая блокировать разом нескольких противников. Намёк был ясен, наведённый Хексарионом механизм взвесил параметры и выдал итог, — "успеваем".

Шаг вперёд и два замаха. Глефа без промедления начинает ход. Левая рука сгибается на её пути, подставляя лезвие ножа. Приказы идут по лей-линиям, не дожидаясь отчётов о выполнении от неуспевающей нервной системы. Попытка остановить удар тщетна, но замедляет, вынуждает преодолевать сопротивление металла и ткани, плоти и кости. Перегружая, разрывая мышцы напряжением суставы и позвоночный столб резко уходят вниз, до упора и дальше, ломая трахею. Голова кивает ниже положенного, глефа проносится слишком высоко и не успевает на второй удар, покуда даже телекинез не гасит всю инерцию и скорость моментально. Второй шаг и правая рука достигает цели, вбивая клюв ледоруба сквозь плотную шерсть в голову лошадки.

Рог гаснет, клювом разрываются ведомые к нему цепи нейронов. Где-то позади плюхается половина левой руки. Вот только в глазах больше магического, чем физического существа, всё ещё теплится жизнь, чего не было предусмотрено. И пока наведёнка пересматривает тактику, синий аликорн срывается с места в галоп, применяя затухший клаксон единственным ныне функциональным образом против своего обидчика.

Тяжело что-то сделать, когда тебя сносит лошадь. Вдвойне тяжелее, когда солнечное сплетение пробил волшебный рог. Но Артём честно пытался, по крайней мере он продолжал бить несмертную тварь ледорубом, что было сочтено "оптимальной тактикой" даже его мудрейшим советником. Кажется, кто-то ещё из фестралов пытался бить по её ногам и тулову. Не то чтобы это остановило галоп, в конечном счёте приведший их на край балкона, где Артёма натурально попытались стряхнуть. Это вышло слишком успешно, подоспевшие сзади бронированные ночные пони вслед за ним выпихали с балкона и саму Принцессу ночи, коей уже не хватило координации сгруппироваться в воздухе и сменить падение полётом. Хотя может тому виной были повисшие с её спины громады мяса и брони.

Большего он не смог разобрать, упав в кусты парка под башней. Левую руку почему-то не вышло перекрыть по уже привычной методе, сжав сосуды прямым приказом, как то вышло с грудью. Вероятно, глефа та была непростая. Несподручно, но он смог перевязать культю одной рукой остатками рукава, пока город просыпался, разнося набат колоколов под крики и отражаясь в небе заревом пожаров. Хотя бы здесь первая группа сработала нормально. В зареве их стараний он различил силуэт садящегося дальше по парку экипажа, попробовал звать, но трахея ещё не восстановилась. Пришлось встать и ковылять на подвёрнутых от падения ногах сквозь кусты, надеясь здесь не потеряться.

Не успел. Видел, как те затаскивают Принцессу с застрявшим в голове ледорубом внутрь повозки, хрипел как мог и даже искал камень, чтобы кинуть в экипаж. Прекрасно ухоженный сад был абсолютно пуст от всего лишнего, только свежий газон и кусты покрывали его. Хруст веток лишь ускорил погрузку. С обидой и неверием Артём смотрел, как в небо под светом с заговоривших магическими трассерами крепостных башен взлетал его билет отсюда.

"Предательство или случайность?"

Арка вторая. Часть 7.

"Предательство или случайность?"

Это был совсем не праздный вопрос, от него зависели дальнейшие действия. Сползя по влажной дренажной канаве и переводя дух, Артём усиленно думал, успел ли он насолить достаточно сильно и достаточно многим, чтобы за время его сна способными к таковому было принято решение его бросить. Вывод напрашивался сам собой, — успел и не раз. Да вот только и знал он достаточно многое, чтобы его просто так оставлять. Судя по отсутствию последовавшей за ним группы зачистки, произошедшее всё же скорее было досадным стечением обстоятельств: мандража схватки и аффекта от шаманского варева. Менее обидно от вывода не стало.

Зато стало ясно, куда двигаться дальше. Планируя высадку тяжёлого десанта, вопросу обратной погрузки уже спешенных было уделено особое внимание, ведь бросать раненых и дефицитные полные доспехи никто не собирался. На схематичной зарисовке замка под посадочную полосу определили парковую зону с рядами статуй и садом-лабиринтом. Этот район находился на отшибе относительно основных фортификаций и имел достаточно места для взлёта или посадки. Перебегая через кусты и статуи в ночи, тёмные силуэты фестралов имели все шансы затаиться там до подлёта спасательного борта. Или на крайний случае спикировать с горы. Лучшего варианта у них всё равно не было.

Одна беда, Артём упал с другой стороны башни, а потому в нужный двор ещё стоило пробраться через стену. К тому же, что-то подсказывало, в отличии от приземистых и серых нетопырей переростков, в парке даже вприсядку с высоты башенных бойниц он будет виден весьма и весьма хорошо. И если прямое попадание было ему не страшно, благо волшебный перстень то ли отклонял сам удар в сторону, то ли гасил урон, в какой-то момент пони могли догадаться бить чем-то с эффектом по области, на вроде заморозки, или пригвоздить его отправленным телекинезом копьём. Попадать под что-то подобное не хотелось, выбираться же отсюда было необходимо.

"Чтобы нивелировать обстрел... — по мере продерания через кусты и канавы в голову лезли всякие глупости, по типу попытки пробежать насквозь, по открытой-то местности, или передвижения ползком, с одной-то рукой. Извечный советник в голове предлагал пойти вырезать огневые точки, уверяя в возможности оного, — Какая же бессмысленная чушь, нам бежать нужно, а не драться".

Двигаться было неудобно и больно, приходилось неуклюже переваливаться со стороны в сторону в ожидании восстановления ключевых узлов опорно-двигательной системы. Кусты всё время норовили оцарапать лицо, на той высоте их сплетение веток создавало для прогуливающихся по саду пони отличную защиту от палящего солнца. Раздвигая их и прикрывая глаза явственно не хватало левой руки, Артёму было тяжело заставить себя не посылать к ней сигналов и не учитывать при распределении веса, хотя тело всё так же приводилось в движение прямыми приказами, — "инерция сознания, чтоб её".

Под такие рассуждения он доковылял до чего-то вроде малых ворот, остановившись не выходя на свет фонарей. Даже воротец, если точнее, на полноценный проход небольшая ниша в стене не тянула. Зато для её охраны внутри стен успели выставить какое-то число стражи. В окнах и бойницах, а также на слух различить точное число не выходило. Перепуганные и взмыленные, те не прекращали обсуждать происходящее, варьируя версии от пришествия Дискорда до массового побега из Тартара. "По своим-то они бить не станут, — и хотя преодолеть закрытые ворота было бы непростой задачей, внезапно для себя он понял, как её решить и избежать огня с башен, – Нужен пленный. Единорог. Он меньше и слабее, привычен полагаться на магию, так будет легче".

Он почти успел выбраться из тени, как странное мельтешение и блики в кустах по другую сторону дороги привлекли внимание. Приглядевшись, вышло различить двух фестралов. Бронированных. Видимо, они тоже вывалились по эту сторону и не успели на борт, перелететь же стену не дал заградительный огонь вкупе с весом. Они что-то жестикулировали копытами и корчили рожи, вероятно подразумевая понятные и естественные для них сигналы. Было ли то предложением тактики действий, вопросом или чем-то иным, Артём в любом случае их не понимал, хотя воодушевился. Втроём против безвестности куда как лучший расклад. Махнув, чтобы сидели там, он медленно вывалился на свет.

— Помогите, — непроизвольно не то хрип, не то рык вырвался из повреждённой глотки, когда он рассчитывал на обеспокоенный возглас мольбы, — Кто-нибудь, помогите мне...

Все знают, что настроенный агрессивно зверь пытается показать себя как можно выше и больше. Сейчас же он добивался обратного эффекта, припадая на правую руку, волочась почти по земле, стараясь выглядеть как можно ниже и безобиднее. Безоружный и раненый, перемазанный грязищей напополам с кровью и не столь резкий, заторможенный, он надеялся, что будет выглядеть достаточно жалко для сострадания. Или глупости.

— Стой, замри там! — раздалось строго и властно, но без агрессии. Уже хорошо, — Не подходи. Сейчас мы вызовем врачей~

— Помогите... — Артёму не нравилась интонация говорившего на конце. С такой зовут подкрепление, а не медпомощь. Медленно и неуверенно, без резких движений он пошатывался вперёд.

— Стой, кому говорят! — "до чего ж смышлёная лошадка, где твои сантименты?" — Мы... Мы будем стрелять! Просто остановись, Селестии ради.

— Пожалуйста, — правая рука взметнулась, прикрывая глаза от яркого света фонарей и чужого взора, для чего пришлось немногим выпрямиться. Натягиваясь в рукаве, складки куртки приоткрыли дыру на груди, — С-сдаюсь, я сдаюсь, только помогите...

— Да у него же шок, — вместе с щелчками замков раздался другой голос.

— Отста... — сквозь приоткрывшуюся калитку выбежала одоспешенная земная понька с красным крестом на сумке. Он нашёл эту параллель довольно забавной, видимо некоторые символы просто не меняются в разных мирах, — За ней, быстро!

Поразительным образом алетиометр всё это время оставался зелёным, считывая искреннее желание. Идея действительно сдаться нарастала даже не на задворках, а в ядре, если то вообще существовало у разрозненного, но связанного сознания. Артём желал рухнуть взаправду, не трогать ту ринувшуюся на помощь пони, не причинять боль и смерть невинным, пощадить случайно попавшихся на пути. Хотя бы не действовать за пределами физически возможного, переламывая собственное тело и не мыслить на пике интеллекта, по клочкам собирая разрозненные образы действий.

"Скоро всё закончится, — он шёл за единорогом, это было оптимальное, эффективное решение. Прочих бы банально не вышло удержать, он здраво оценивал свои силы, а оставлять же кого-то в тылу было опасно, – просто доберись до площадки и этого не придётся повторять".

Дальнейшее произошло вскользь, состоя из повторения уже когда-то найденных решений и паттернов. Резкий выпад настигает мозг отзывчивой пони, пройдя сквозь лопнувший глаз. Он всё ещё не понимал, почему столь очевидную уязвимость не прикрывали забралом, но мимоходом задумался, сыграла ли здесь дурную шутку анатомия, делая даже фасеточное прикрытие глаз невозможным для адекватного обзора. Миг и он срывает повязку с культи, вновь ударяя кровавым хлыстом, рассекающим морды подоспевших и подсекая крылья пытающихся облететь сверху. Откуда-то из-за спины летят и впереди разбиваются кувшины с едкой взвесью, не дающей дышать и раздражающей слизистую.

Вслед за этим подтягиваются фестралы, принимаясь колоть полные смятения, содрогающиеся в кашле тела, а он кричит сквозь ужасное жжение, чтобы рогатого брали живым. Таким же жжением отзывается потерявшая жидкость и пошедшая в разнос сосудистая система, от напряжения рвутся древние участки мозга, отвечающие за когда-то неосознанную регуляцию сердца, а передвигаться вновь приходится управляя лей-линиями, не всегда понимая, где и как он конкретно находится. Геолокация поразительно сложный процесс, когда мир вокруг неправильное, неевклидовое пространство, а вестибулярный аппарат спёкся секунду назад от противоречивых сигналов тела. Но это не спасло панически бьющего в него всполохами единорога, которого ударами ног загнали к воротам, коими с размаху и раздробили злосчастный нарост, пронося мифическое создание всё глубже внутрь ниши.

Кажется, они положили целое отделение. Точнее Артём сказать не мог, был занят. Его куда больше волновало, что начавшись с могучего, хоть и преодолимого стремления, с каждой такой стычкой навязчивый советчик проявлял всё большую напористость. С трудом, раз за разом пришлось отводить и смазывать фатальный удар по единорогу. Это было и близко не похоже на субъектность, но когда-то прямая как палка, примитивная стихия, ныне была чем-то более сложным. С другой стороны, пускай без острых когтей и страшных клыков, пускай без стали под рукой, да и той всего одной, с ЭТИМ он представлял угрозу просто существуя. В его ситуации сие было расценено как приемлимо-полезно и не столь критично на фоне всего происходящего. Не то чтобы он мог как-то заставить это замолчать.

— Слава Найтмер, — нервно затараторил подскочивший под боком ночной пони, — Мы уж думали здесь жить останемся. Сперва в кустах, потом в застенках.

— Наших ещё кого видели? — "надо решить вопрос с проходом".

— Нет, все с той стороны уже, — фестрал замялся, — Ну, кто из башни выбрался.

— Огнесмеси остались? — последовал кивок, — Разлить и поджечь здесь всё.

Пока ночные пони были заняты делом, недавний проситель протяжно обратился к их дневному сородичу, — Помогать будем?

— Б-будем, — сквозь сопли и кровь пробулькали в ответ, косясь на разливаемое по деревянным опорам масло, — "до чего ж смышлёная лошадка".

Дальше путь вышел без подобных препятствий. Пока за спиной разгорался новый пожар, под угрозой подобранного обломка копья рядом с ним плёлся понурый пони, фестралы шуршали по кустам рядом. С башен пару раз пробовали открывать подавляющий огонь, но быстро заткнулись, переключившись на небо, стоило закрыться поднявшимся на две ноги безрогим и присесть. Проблема выискалась впереди.

К большому удивлению, уже на подходе к парку они обнаружили, что площадку под эвакуацию успели взять в нечто сходное окружению. Оцепление не было плотным, даже наоборот, стражи очевидно не хватало. Но всё же она была. И была распределена на три группы, по две с флангов, с третьей на дальней стене. Направление со стороны замка оставили незащищённым, видимо надеясь на башни и заслоны у ворот. Этакий треугольник, с вершиной на краю холма и основанием к замку. Заметить это было легко. Оттуда обильно и прицельно били по пытающимся спрятаться за статуями, не скрываясь и постепенно поджимая с флангов.

Фестралы же жались относительно кучно, парк был перепахан следами борозд и разбившихся телег. Перевёрнутых вверх дном остовов разбитых повозок Артём насчитал три точно, хоть те и были перемешаны, ещё две так и не попытались взлететь. "Быстро сориентировались, — здесь должно было быть спасение, но оказалась лишь ещё одна западня, — А ведь хороша была затея".

Кое-как добравшись до одной из статуй, он просто рухнул рядом с кучкой ночных пони, пребывая в странном подобии фрустрации. Хотелось в безопасность. Послать всех и вся, зарыться в самую глубокую нору, куда не проникает свет, где темно и ничего не раздражает в этом ярком, пёстром мире. Забиться в его самый дальний угол, где не слышно криков и колоколов, где некого выцеливать наведёнке. Сбросить все думы о должном и наконец-то завыть от боли, пока нутро собирается по кускам обратно, в отчаянии плача по всем тем загубленным душам и своей собственной. Очень хотелось. Вот только и это было бессмысленно.

Смыслом в целом обладало лишь то, что приближало к цели, — расплатиться с тёмным божком или вернуться домой, забыв всё как страшный сон. Или то, что хотя бы не мешало этого достигать. Помятуя афоризм про бытие, определяющее сознание, он уже давно не решался проверять, сколько в нём осталось от оригинального состояния. А эту цель утвердила куда более здравая версия его самого, по крайней мере, нежели нынешняя.

— Ты, — он ткнул случайного фестрала из с виду целых. Артём занимал в местной иерархии довольно парадоксальную роль никого и временно заменяющего главкома вместе с тем, — Найди и приведи сюда старшего.

— Слу... — вскочил тот, чтобы тут же быть сражённым прилетевшим в голову сгустком, — "блять".

— Он живой вообще? — последовал вопрос к ещё сильнее сжавшейся кучке.

— Парализующими бьют, — для убедительности безымянный фестрал принял надутую гримасу, — Первое время совсем никакой, потом ещё несколько часов место не чувствуешь и тошнит.

"Хотят чтобы мы с вырубленными маялись, — никто в здравом уме не будет ожидать пощады от войск теократии с вечным тираном космологического порядка, чьего родственника только что забили и похитили в их зоне ответственности, — Ну ничего, это мы ещё посмотрим".

Пришлось встать и искать самому. Ходить под перекрёстным обстрелом оказалось не лучшим опытом, но магический и живой щит справлялись. Он плохо различал должностную символику и знаки отличия местных, а потому просто перебирал кучки одну за другой, переходя от укрытия к укрытию, в итоге найдя остатки полевой ставки под странной статуей какой-то химерообразной высокой твари.

— Лейтенант Рагни Хефтин — странным движением копыт отрапортовал пони. Артём был не совсем уверен, что их ноги должны настолько легко загибаться вверх, — Мы думали вас уже подобрали, Предвестник.

— Потеряли по пути, — пожаловался он, утыкаясь к основанию статуи, — Есть идеи, что делать или до пришествия тут сидим? Рогатые так долго могут?

— Долго. Я посылал отряд заткнуть башню с востока, там подветренная сторона, с неё бы вышло легко сесть и быстро взлететь. Но башня всё ещё слепит, а наших в небе уж почти нет... Разрешите откровенно? — Артём кивнул, не ожидая ничего хорошего, — Тут сдаваться нужно. Отсидим в кутузке дня полтора, а там и дню конец. Вызволят.

— Нельзя нам в плен, — резонно возразил он фестралу, — Такое не прощают. Тут самим прорываться нужно.

— Не с чем нам прорываться, кто мог уже улетел. — офицер махнул в сторону перевёрнутых повозок, — Всех оглушат, не успеем взлететь.

Формально, никто не был обязан даже слушать Артёма. Всё держалось на надежде и страхе. Мотив надежды опирался на искреннею веру, что Найтмер сможет за ними прийти, ведь её победа неизбежна, а значит и нет смысла сейчас зазря рисковать. Это оспаривать было непозволительно. Второй же мотив сейчас оспаривал прижавший их гарнизон. Наведёнка ожидаемо предлагала показательно убить смевшего перечить, но это был не тот случай. Даже обвини он лейтенанта в трусости и заруби, отдав приказ на прорыв напрямую сержантам, коих ещё предстояло найти, что делать если откажут и они? Останется пытаться организовать всё самому, не имея никакого понимания процесса.

"Безперспективно".

Оставалось оспаривать риски. Он уверял знающего своё дело, толкового фестрала в том, что они могут отсюда выйти сами. Что он добежит, навяжет клинч группе на стене у холма, ведь их не могло успеть скопиться там много. Что они уйдут по почти отвесному склону, пробираясь вдоль выступов. Что для успеха им нужно всего-то не дать его обездвижить, прикрыть. Ему возражали, что фестралов просто переглушат при попытке прорыва огнём с флангов. На идею отправить отвлекать фланги раненных, гарантированно неспособных улететь, фестрал ярился о бесчестии. Как будто честь имела смысл.

Внезапно спор прервал разошедшийся по небу гром, последовавший за яркой вспышкой. Во всяком случае, Артём сперва думал, что это был гром. С запозданием правдомер различил в нём чей-то надрывный, горький крик. Ту самую мольбу, что он пытался сымитировать у заслона на малых воротах...

— ЛУНА, ГДЕ ЖЕ ТЫ? ОТЗОВИСЬ, СЕСТРА!

"Без паники, нужно мыслить рационально. Ничего критичного, просто... — в небе над горящей крепостью отчётливо был виден уже третий за сегодня аликорн. Белый. Тот самый, что местный бог-солнца. Тот самый, что должен быть далеко на востоке. Тот самый, что стёр гору. — Не смотри на юг, не смотри на юг всего ради".

— Принцесса Селестия добра ко всем, даже к плохим пони, — столь же внезапно заговорил осмелевший безрогий, коего он продолжал с собой таскать вместо щита, — Сдавайтесь, пока можете. Раскаяние всем зачтётся.

Артём не слушал эти бредни. Он следил за головой летающей лошади, коя недождавшись ответа огляделась, нацелившись на юг. В ту сторону уходили успевшие вырваться повозки, в которых были доспехи и тело для Найтмер. Для единственной, кто обладала и возможностью, и желанием противостоять Принцессе дня. Без этого противостояния он не имел бы и шанса на своё грязное дело. И Принцесса определённо заметила поредевший воздушный конвой, приготовившись последовать за ним.

Запутавшийся, он уже давно не понимал, была ли большая смелость в продолжении происходящего или в прекращении сопротивления с принятием последствий, пускай и по чужим законам. В конце концов, позволь он себя задержать, наконец-то удалось бы получить перерыв от потребности изображать того, кем он не являлся. Кого-то, кто знал, что делает. Соблазн дать всему течь своим чередом, а не искать выходов в безвыходном, противостоя судьбе, был высок. Крайне высок. Вот только это было...

"Неприемлемо".

Резким движением Артём сорвал со сбруи лейтенанта походный рожок, выпрямившись во весь рост и приложив к губам, издавая протяжное звучание. Трубя отверженно и самозабвенно, насколько хватало изрещечённых лёгких. Не без успеха. Принцесса услышала, заметила. Даже на большом расстоянии он смог различить на себе пристальный взгляд выразительных светло-фиолетовых глаз, смотрящих с укоризной.

"Не показывать страха, не сходить с места, — мало было привлечь внимание, необходимо было сменить приоритеты царственной особы, — Смотреть в глаза во что бы то ни стало, это всегда признак агрессии".

— НЕ СМЕЙ! — небеса содрагаются от строгого приказа, а рожок падает наземь, пока подхватывается обломок копья.

Он не прекращает движения и не отводит глаз. Древнее существо всё понимает и одной лишь волей придаёт электронам достаточную энергию, завершая работу выхода с орбиталей. С витого рога владычицы солнца срывается череда даже не лучей света, а одиночных вспышек. Но даже они проходят мимо под искажающей субатомный уровень тёмной волшбой перстня. Что-то взорвалось, со стороны преломлённых в землю фотонов высокой энергии отдаёт жаром и паром. Кажется, его только что пытались сжечь из лазера. Наконечник впивается в шею единорога.

"Ну давай, давай же, лети сюда, — если в мире и был лучший способ надавить на авторитет, на неоспоримый статус бессмертного правителя и бросить ему вызов, чем столь дерзкое и наглое убийство его подданных, Артём не смог бы такового придумать, — Ты ведь не будешь стирать собственную столицу с орбиты из-за меня одного".

Принцесса начала стремительно приближаться. За спиной послышался треск и грохот, вокруг почему-то больше не летели всполохи. Но было не до этого. Не в состоянии даже предположить вероятность собственного поражения, наведёнка уверенно призывала влететь в аликорна в момент приземления, подсказывая уязвимости анатомии, пока голову заполняли попытки предсказать, смогут ли эфимерные цепи Хексариона устоять при полном разрушении тела. Хотелось быть, даже если не останется чему.

— Готовьтесь бить по крыльям, — Артём с хрипотцой, спокойным голосом увещевал фестралов вокруг, что, кажется, дружно молились Ночи, — Не давайте взлететь. Одного аликорна мы уже уработали, это не невозможно.

Когда Принцесса была уже близка, он глубоко вдохнул, в последний раз намереваясь всеми фибрами души прочувствовать запах прелестного парка. Почуялось смрадное дыхание. Впервые в этом мире он уловил настолько зловонные миазмы. Он счёл это продуктом горения испепелённой земли в районе попадания вспышек. Белые одоспешенные копытца почти коснулись травы перед ним. Раздался щелчок. Мир переменился, пропала гравитация, потеряв тяжесть всё начало подниматься вверх.

— АХАХАХАХАХА! — под раскатистый хохот чья-то когтистая птичья лапа упала на плечо, не дав улететь ему с места. — Ты скучала по мне, Селестия?

Солнечный аликорн так и не приземлился, оставшись в воздухе и взирая на него с какой-то мрачной решимостью. Вперёд из-за спины Артёма выступило подобное Франкенштейну, состоящее из рубленных кусков несочетаемых тел существо, бывшее на месте статуи, всё также продолжая придерживать его у земли.

— Я скучал. — тварь была асимметрична, её кажется змеиное туловище обрамлял ансамбль разных конечностей в самой отвратительной из возможных комбинаций. — В каменном заточении очень одиноко, но ты ведь этого не знаешь. Потому что я не превращаю пони в камень!

— Хватит, — кажется, он впервые услышал не искажённый громом голос Принцессы дня. Довольно властный, стоило сказать, хотя и вкрадчивый. — Просто уйди с дороги, Дискорд. Тебе не пройдёт это даром.

— Совсем забыл, какой ты можешь быть жестокой, Селестия, — за новым щелчком чудовищных пальцев невесомость исчезла и всё устремилось вниз. — Тут, огороженный чертою массивных стен, где лучшая стража несёт караул... Это была такая ску-у-учная тысяча лет! Хотя кто я такой, чтобы тебе указывать? — тварь рукоплескала, наконец освободив его и продолжая приближаться к напряжённому аликорну, рыхлящему землю под собой, проверяя сцепление и готовясь к рывку, — Так, забытая статуя в ЦЕЛОМ саду ей подобных. И кстати, а где маленькая Вуна?

Пошатнувшийся, Артём не увидел, кто из них атаковал первым. В чудовищных вспышках, содрогающих всё вокруг и легко способных сразить даже здорового человека припадком, его и так не до конца восстановленная нервная система была перегружена, вынуждая не смотреть на сражение, откатываться назад на ощупь.

— И обратятся города их в нутеллу, — сквозь треск и грохот он впервые вслушался в бубнёж уткнувшихся в траву фестралов, надеясь, что хоть они прояснят ситуацию, — И будет нам благодать, ибо так обещал Предвестник.

Не прояснили. Что он мог сказать точно, вокруг творилась какая-то чертовщина. Оживали и срывались с места статуи, чтобы тут же обратиться прахом в ярком сиянии, небо разверзлось ало-розовым заревом и молниями, рушились стены и земля приходила в движение, извергая коричневую смесь. Наведёнка требовала присоединиться к побоищу и если не одолеть всех, то хотя бы солнечную лошадь. Но он и до этого не рассчитывал на победу, лишь на отвлечение её внимания от конвоя. И пока это исполнялось, лишний раз влезать в противостояние существ такого порядка не было резона.

— За мной, — выбрав направление, где ещё минуту назад находился выступ холма, Артём пытался перекричать гул разваливающейся реальности, — Уходим!

Судя по звуку, кто-то последовал. Кто-то нет. Проверять или ждать не было времени, он не оборачивался. Частично обрушенных оползнем крепостных стен достигли быстро, наткнувшись на дюжину паникующих единорогов при россыпи простых пони. Они обратились в бегство при их виде. Кто не успел, сгинул под копьями, ногами или зубами. По склону уходили тяжело, короткими перелётами и наискось, прижимаясь к горе и ища выступы. Раненых страховали более целые, его самого придерживала пара бездоспешных фестралов, вцепившись в рукава куртки зубами.

Стоило достичь участка без крутого уклона, на котором пролегали ЖД пути, они все без сил развалились на нём. Сверху, посреди пожарища, продолжалось сражение сил за гранью его понимания, феерией излучений во всех видимых спектрах слепя глаза от одного взгляда туда. Зайдя пред рассветом в столицу немногим меньшим сотни числом, сейчас на дороге под ней оставалось чуть больше двадцатки перемешанных ночных пони из разных групп.

Он думал над тем, куда им двигаться теперь. После всех тех кульбитов в грязи фестралам наверняка потребуется медицинская помощь, хотя бы река чтобы промыть раны. Внезапно кто-то из них заржал. Вскоре заразительный и надрывный смех распространился по всему склону.

— Чего смеётесь-то? — перспектива успокаивать истерику не прельщала Артёма.

— У нас, АХАХ, — ближайший к нему фестрал зачерпнул грязи копытом и поднёс к нему, — теперь всё будет в, АХАХА, — он принюхался, пахло поразительно похоже на... — в шоколаде! Вообще всё! АХАХА!

И Артём заржал, как услышал это. Долго и часто, как лошадь на грани растяжения диафрагмы. Теперь-то у них всё будет в шоколаде.

Арка вторая. Часть 8.

Перед прочтением хочу предупредить, что глава относительно прочих в фике вышла объёмной и со множеством акторов. Поэтому совету читать её тогда, когда никто не тревожит и никуда бежать не требуется.

Вопрос, куда и как двигаться дальше разрешился сам собой, оборвав истеричный хохот посреди дороги грохотом приближающегося поезда.

Артёму вместе с рассыпанной по склону гурьбой фестралов пришлось ретироваться за кусты и камни по обе стороны от железнодорожных путей, изначально намереваясь переждать и не привлекать лишнего внимания. Через несколько минут из-за поворота лено выкатился состав из локомотива и шести вагонов, притормаживая по мере спуска. Выглядел он вычурнее и строже первого увиденного в этом мире, сохраняя единение стиля украшенного преимущественно золотыми узорами белого корпуса. Казалось, на нём даже была какая-то геральдика. Или то был лишь очередной замысловатый узор без прикладного смысла. Тяжело сходу разобраться в чуждой культуре.

— Остановите его, — зато легко сориентироваться, когда раздробленное сознание безостановочно блуждает, не зацикливаясь на чём-то одном. Например на горящем нутре и идущей кругом голове.

Ближайшие пони-нетопыри вокруг начали переглядываться с непонимающим видом, пока один из них с гребнем на шлеме не приблизился с вопросом.

— Но как?

"Конечно же вы из своих нор не знаете. Следившие за внешним миром предпочли неправильного аликорна".

— Голову поезда с трубой видишь? — тот кивнул, — У неё сзади кабина, в ней должны быть один или два пони. Они им управляют.

Дурное дело не хитрое. Открытая рубка была без охраны и не рассчитана на воздушный налёт. Вскоре под крики возмущений пассажиров состав завершил тормозной путь и полностью остановился. Открыто обступать его не стали, внутри могли быть способные к атаке единороги, а потому заходили с локомотива и принимались шерстить вагоны. Фестралы. Артём же фигурально выпытывал у перепуганного лилового машиниста названия топонимов и возможную скорость достижения оных, покуда прочесть настенную карту маршрутов самостоятельно не мог.

— Предвестник, поезд наш. — стало тесно, в кабину в довесок к экипажу с человеком ввалился перемазанный в крови, грязи и шоколаде фестрал, — Сопротивление в паре вагонов подавлено.

— Замечательно... — Артём с трудом узнал в побитом пони знакомого с парка, — Рагни, проследи за посадкой всех наших и скажи этому после, чтобы отправлялись.

"Возможно, стоит узнавать вас чаще, —судя по оживлению на усталой морде, лейтенанту определённо понравилось, что его имя запомнили, — Ещё бы звали вас не столь дурацки".

Фестрал звонко ударил себя согнутым копытом в грудь и был таков, чтобы вскоре вернуться.

— Все на борту, а куда мы едем?

Если карты и машинист не врали, в шести часах пути на маршруте находилось поселение. Как раз рядом с замком Двух сестёр, где и планировалось возвращение Найтмер.

— К царскому селу в предместьях столицы, если я правильно уловил суть. — локоть ткнул возившегося с рычагами пони под боком, — Где оно там было?

— В-вот здесь...

Послышалось возмущённое фырканье со стороны лейтенанта, — Вы даже не знали маршрута и всё равно повелели захватить поезд, хотя его могли охранять серьёзнее?

Наведёнка вновь подсказала удавить эту лошадь. Гонор её поддержал, не желая терпеть на себе взгляда, как на идиоте. Когда стираются лишённые опоры мораль и идеалы, поведение становится более примитивным, основанным на инстинктах. Но что делать тому, над кем больше не властны даже они с традиционной биохимией? Себе он мог признаться, что башню всё это рвало капитально.

— Ага, — благо, извращённый и искажённый, но голос разума всё также сохранял верховодство, — Не совершать же нам маршброски по незнакомой местности с раненными на спинах.

Офицер пытался объяснить про необходимость предварительной разведки перед подобным, и что они могли бы настигнуть поезд сперва скоординировав действия. Скорость того позволяла. Не считая навязчивых порывов, Артём даже не был против прослушивания наставлений от действительно знающего своё дело. Тем более здесь из посторонних был лишь запуганный до смерти машинист и подрывом управления силами это не грозило. Но лекцию заглушили два приближающихся голоса.

— Дикари! Вы не можете так обращаться с королевской особой, вас посадят в Тартар!

— Начальство разберётся.

Ночной пони с гребнем на шлеме затолкал в кабину некогда начищенного, а ныне заляпанного грязью белого единорога с галстуком-бабочкой и полуфраке, забив кабину до предела.

— Возмутительно! — продолжал горланить единорог смотря на них всех полными брезгливости очами.

— Сэры, — поклонился фестрал, — Думаю, что это заслуживает вашего внимания. Этот пони утверждает, что он Блюблад — эквестрийский Принц. И вроде похож.

— Да, это именно я и есть, — по итогу колебаний между страхом и брезгливостью гордо задрал свою голову Блюблад, — И я оскорблён таким обращением, а также тем возмутительным фактом того, что вы остановили личный экспресс королевской семьи в сей ужасный час. Извинитесь немедленно и покиньте борт, тогда суд будет милосердным!

"Всё же это была геральдика".

— Приветствую вас, о благородный Принц, — перемазанный не меньше фестралов, Артём попытался изобразить улыбку, внутреннее ошалевая от перспектив, что открывал такой важный пленник, — Давайте мы выслушаем эти несомненно справедливые претензии в более подходящем месте...

Как выяснилось, ситуация выходила анекдотичная. Со всем тем, творящимся в столице, член королевской семьи предпочёл не остаться внутри и поддержать население, а дать дёру. Разумное решение. Вот только вместо самих собой напрашивающихся аэромобильных повозок, выбор на средство передвижения пал на комфортабельный поезд с полноценным дипкупе. В сумбуре никто никаких согласований не вёл, а потому лишь прицепив первый попавшийся тендер со станции состав рванул из города хоть куда-нибудь. Оставалось надеяться, что они не влетят во встречный состав, двигаясь без расписания маршрутов.

Приставив к Блюбладу охрану и пригрозив кляпом при продолжении бессмысленных тирад, под мерный стук колёс Артём прошёлся по достаточно высоким и мягко обитым коридорам. В глазах темнело, но он оценил убранство викторианского стиля и вездесущих подушек, обтянутых бархатом. Нечестивые процессы в организме неустанно шли, отзываясь феерией противоречивых сигналов. По мере шествия он переваливался от одного открытого окна к другому, со злой иронией отмечая, что буквально задыхается посреди роскоши.

Шествие было не праздным, он искал угол подальше, да потише. Приставучие ночные пони пытались стравить напряжение в бессмысленном обсуждении какой-то белиберды, своими звонкими голосами набатом отдаваясь в идущей кругом голове. И хуже того, пытались вовлечь его в беседу, заставляя дивиться такой простодушности, будто перед ними не было хтонической аберрации. Но больше приводила в смятение их суетливость. Пока отдыхающие фестралы знакомились с пони из свиты Принца и бахвалились своими подвигами, другие потрошили буфет и разносили его остальным, попутно набивая брюхо новыми яствами.

Обойдя вагоны и найдя себе подходящее место, Артём отправился спать. Хотя от прошлого пробуждения прошло недостаточно времени для полноценного цикла и на подлёте он даже отдохнул, противостояние за собственную память нельзя было назвать хоть чем-то эквивалентным покою.

— Принцессе уже известно место ритуала?

Вот только и в этот раз ему не дали оставаться в забытье. В заснеженном сне поджидал уже известный гость, облюбовавший ночной небосвод чеширским оскалом.

— Уже? И это вместо приветствия? Вместо вопроса, что с нами вообще... — одинокая фигура средь леса уставилась на небо со смесью обиды и негодования тем, что один из повинных в произошедшем цугцванге Кошмаров даже не предполагал альтернатив их пленению, — Всё пошло не так, Лумакар. Чёрт с ней со стражей, вы облажались и упустили розовую лошадь! Ещё одного аликорна!

— Успокойся, дружок, и не такое бывает, — с рокотом ответствовало небо, оголив зубы хвостами комет, — Никому нельзя полагаться на астральные течения и ожидать точного результата, — звёздный ансамбль пришёл в движение образуя вихрь, — Мы работаем с соотношениями, случайностями и тенденциями, а не чем-то более... Твёрдым, знаешь ли.

— Взялись делать, так делайте на совесть, — он сам делал на совесть даже тогда, когда глаза застилал всесострадающий небесный взгляд, с сожалением наводящий на него мощь целого солнца, — Мы были на грани полного провала. Поражения. Фи-а-ско. Абсолютного кра-а-аха!

— И это уже немыслимое чудо. Выступи против вас весь гарнизон, из Кантерлота не вырвался бы никто, — звёзды сложились в карикатурные полчища вооружённых пони, — И ты это знаешь. Так что будь любезен объяснить, сколько у нас осталось времени.

Артём с трудом выдохнул вместо новой порции гнева. Возможно, попытки прагматичного применения глубоко чувственных процессов были обречены изначально и стоило быть довольным хотя бы достигнутым. Возможно, эти незримые и эфемерные союзники действительно приложили все свои силы, действуя с полной самоотдачей. Возможно, они неустанно ратовали за общее дело, как например сейчас, пытаясь координировать разрозненные остатки их небольшого войска. Возможно.

— Ладно... По делу хочешь, да? Времени... Его полно теперь, в столице вырвалась какая-то лютая тварь. В бардаке всем теперь не до нас, — он попытался спроецировать виденную сегодня карту на небо, — А мы угнали поезд с Принцем и катимся к вам. Ссадимся немногим перед... Вон той точкой, оттуда пешком по наводке ещё способных летать как-нибудь доковыляем до замка.

— Выбрось Принца немедленно, — тут же сказал Лумакар, внимательно выслушав сбивчивое объяснение, — Вся высшая знать ходит с сигнальными метками. Уже были умники, пытавшиеся её похищать. Охрана выждала, куда их приведут и нагрянула прямо в логово. Это закончилось плохо. Для грифонов.

"Вот почему он вообще отважился от нас что-то требовать", — Артём задумался над тем, пройдёт ли сигнал с внешнего "объекта" на теле, если надеть на рог единорога перстень Хексариона. Обладал ли тот экранирующим от магии свойством на манер клетки Фарадея для носителя, ему было неведомо. Даже если нет, то...

— Не пойдёт. Ты хоть представляешь размах открывающихся с ним возможностей?

— Нет никаких возможностей. Вся власть у аликорнов, Принц в Эквестрии ничего не стоит, — назидающе рокотал Кошмар, будто бы говоря с неразумным дитя, — Зато приведёт к вам стражу, а может кого и похуже. Его даже в Бастион нельзя притащить из-за метки.

— Ты не понимаешь, — не унималась фигура, вспоминая всё то, что вообще помнит о формах правления, — У нас член королевской семьи. Это важно. Это слишком важно для монархий, сам их государственный институт держится на кровных связях, с ним мы устроим сму...

— Выбрось. Этот. Мусор!

Наступила тишина. В гляделки играли древний Кошмар и нечто, прочно скреплённое цепями. Настолько прочно, что даже треснув и расколовшись внутри, оно не распалось вовне.

— Исключено.

Не мигая постояли ещё.

— Как знаешь, я пытался тебя вразумить, — даже с какой-то печалью посетовали звёзды, сворачиваясь воедино и приобретая очертания цельной формы, — Не смей приходить с ним к замку или мы сами его удавим. С мёртвых заклинания слетают, — Лумакар вновь полоснул по небу чешуйчатым телом, готовясь юркнуть в начавшее затапливать сон зарево, — Не уезжай слишком далеко и провались в сон к ночи, тогда вас подберут... Если ты не угробишь всех раньше.

"Вот же урод", — пришлось просыпаться и объяснять фестралам, что в любую минуту по их душу может появиться опергруппа. О причинах Артём благоразумно умолчал, лишь сообщив, что со слов Кошмара где-то на борту была тревожная кнопка SOS на магический манер. Потом пришлось объяснять, что такое SOS.

Изначально он надеялся просто поколесить по развязке вокруг леса, уж на ходу их бы не стали сбивать. Но с объяснений машиниста у запасов угля в собранном в спешке тендере оказались другие планы. Их бы хватило на пару кругов, после чего поезд бы встал посреди ничего. Так что вместо отдыха началась выработка подходящего ответа под представший вопрос удержания королевской особы в зоне подбора своими с воздуха на обратном пути из Замка двух, учитывая неизбежную попытку оную особу отбить. Благо, в одном из вагонов был полноценный кабинет с хорошей бумагой и нашлось несколько карандашей. К чернилам даже не стал прикасаться.

На бумаге мысли излагались яснее и цельнее. За чётким определением цели последовала выработка задач по её достижению, разбитие их на подпунуты и поиск мер достижения с предположениями, каким образом им может противодействовать оппонент. Накидывая идеи с учётом имеющихся сил и средств, он перебирал в памяти голые концепции, знакомые по массмедиа, отрывкам случайных статей и истории, пробуя придавать им структуру. Забраковывая вариант за вариантом, исковерканный разум проследил общий паттерн предполагаемой угрозы из виденного в столице, — им нужна фортификация, защищённая от выводящих из строя воздействий.

Где-то на четвёртый час раненые начали хиреть на глазах, на травмы наложилось выветривание шаманского варева и отходняк, а средь выбравшихся не оказалось знахарей. Это натолкнуло Артёма на идею, что была сочтена оптимальной. Жилая застройка подходила под задачу лучше всего. Оставалось выработать конкретику, с чем ему поможет настоящий офицер.

— Рагни, — лейтенант нашёлся в одном из купе, — Ты когда-нибудь брал заложников?

— ... — до ночного пони не сразу дошло значение слова, — Никогда!

— Я тоже, — ладонь успокаивающе похлопала по шлему, сквозь навязчивые образы наведёнки, — Но придётся.

Утро в Понивиле начиналось днём, опоздав с рассветом на несколько часов. В целом, это мало кто заметил. Небольшому городку была далека суета своих крупных собратьев, да и новости за последние месяцы вносили довольно апатичный настрой. Кто-топони предпочтёт высунуть нос из своего уютного домика, если даже солнце сегодня милосердно исполнило желание многих о ещё пяти минутах, пускай и затянувшихся?

Лишь наёмные понячие, обременённые строгим графиком и не желавшие задерживаться позднее для отработки опоздания. Да и те тянулись редкими ручейками, в основном лишь до действительно важных дел. Одним из таковых стала больница, куда в полудрёме направлялась медсестра Редхарт, изредка поглядывая по сторонам.

"В Кантерлоте даже ночью светло, — гора на горизонте сегодня была исполнена заревом и черными тучами над ней. Их можно было даже принять за пожар с дымом, но откуда взяться пожару во всей столице? — Наверное фонарей не гласят от балов и концертов".

Это была её последняя свободная мысль, новый рабочий день протекал неожиданно хлопотно. Пациентов было достаточно и все из них оказались довольно экстравагантны. Первый икал настоящими бабочками, второй проснулся с шерстью неправильного цвета и в остальном вроде был здоров, пока не показал синий язык, ещё один и вовсе набух, еле пролазя в двери.

Из рутинной текучки запыхавшуюся медсестру вырвали крики ужаса снаружи. Спустившись к регистратуре пред ней предстали толпы пони, что проносились мимо окон о чём-то в панике вереща. Немногие из них забегали в больницу. Когда отдышавшиеся принялись наперебой рассказывать о чудовище из газет, что сошло с поезда вместе со страшенными... Выбивая дверь в фае вломился бронированный фестрал. Серый, с кисточками на ушах, перепончатыми крыльями, коротким копьём и ужасными клыками. Прямо как в сказках.

Зыркнув на всех зловещими вертикальными зрачками, он летящей походкой понёсся прямо к ней, расталкивая пони на пути. Редхарт закономерно попыталась вопя убежать, вот только ей не дали угрозой, коей никогда не должен был слышать свет.

— Стоять, колоть буду! — и она остановилась, припадая на пол, ведь как бы не хотелось бежать сломя голову, медпони были обучены действовать разумно в условиях стресса, — Запасной выход, веди быстро!

Стоило отвести его к двери с другой стороны здания, налётчик встал там и потерял к ней интерес. Не понимая, что вообще происходит, на ватных ногах понька отползла за угол и рванула обратно к парадному входу, но там фестралов оказалось ещё больше. Они разбредались вверх по лестнице и вглубь по коридорам, страшно шикая на всех встречных и заталкивая в некогда просторный зал. Кроме многих пони, в зале было то самое чудовище с газет, стоящее рядом со статным и элегантным незнакомым белым единорогом.

— Ph'ngi ghl'yah! — чудовище исторгло отвратительный звук, которому вторил медный жужжащий голос, — Понимаете ли, моим друзьям очень нужна помощь. Но боюсь без некоторого принуждения их скорее закуют в кандалы в лучшем случае. — оно указало на фестралов, а затем схватилось единственной лапой за обрубок второй, — Поэтому, ребятки, я прошу вас... Вас об одолжении. Посидите немного с нами, пока бедные маленькие фестралы не выздоровят. Идёт? — оно смотрело на них, будто заглядывая внутрь каждого, — Я не слышу!

— Идёт... — нестройным шёпотом отвечали пони под тяжёлым взглядом.

— П-принцесса Селестия гарантирует всем подданным свободу перемещения, — зелёная пони из мэровских помощниц, пришедшая из-за простуды, медленно направилась к выходу, — Вам меня не запугать, я просто уйду отсюда и никто не посмеет мне помешать. Никто. Таков закон!

Чудовище отвернулось к кошмарным нетопырям и что-то тихо пробулькало. Редхарт не слышала указа, но была готова поставить всё своё жалование, что там не было ничего хорошего. Повинуясь команде, из их рядов быстро вышла фигура с гребнем на голове, двинувшись наперерез уходившей. Решительно надвигающегося фестрала прервала жёлтая пегаска, одна из тех, что забежала внутрь с улицы. Вставшая между ним и пони мэра, она смело уставилась на грубияна и поразительно тихо для своих храбрых дел пропищала, — Нельзя обижать пони!

Бронированное тело замерло почти без инерции, скривившись и убоявшись собственного зла. Фестрала трясло, лопались сосуды вокруг вертикальных зрачков, раздавался полурык-полускуление и шли слёзы, но ночной пони не мог ни отвести глаз, ни совершить указанное, как бы не пытался. Напрягшийся зал выдохнул, казалось, всё обошлось.

Дёрганно, будто кукла на перепутанных верёвочках, чудовище в шаг подобралось к пегаске и ударило её по голове верхней конечностью, прерывая визуальный контакт. В следующий миг ночной пони воткнул копье в ногу пытавшейся уйти.

— Fhtaju naglobish zhro... — под аккомпанемент плача и криков боли Оно продолжало свою мерзкую речь, заставляя нутро всех съёживаться ещё сильнее, — Пегасам в глаза отныне не смотреть...

Идея была пряма и проста.

Фестралов вышло легко убедить свернуть с маршрута и отправиться к ближайшей местной больнице. Мыслящие кровными узами, они были готовы на многое ради родичей. И пока те получали квалифицированную медицинскую помощь, Артём получал место, где преследователи не смогут переглушить их с воздуха в попытке отобрать голубокрового пленника. Или умоются кровью, вынужденные ограничивать применяемый арсенал при штурме ещё сильнее, чтобы не задеть не только Принца, но и заложников.

Несомненно, оказавшись в лоне враждебного поселения они были обречены в любой хоть сколько-то длительной перспективе. Он прекрасно понимал это, памятуя, сколь исчезающе редко в истории подобные случаи заканчивались успехом для попавших в такую ситуацию сил. И всё же, им стоило простоять какой-то десяток часов. Пускай местные и были аэромобильны, пытавшийся судить аналогиями и упрощениями ради систематизации разум счёл маловероятной достаточно быструю реакцию для силовых структур. Пока с их уровнем коммуникаций передадут всю информацию, пока согласуют действия с учётом иерархии и рисков, пока те самые умудрённые знанием офицеры проведут предварительную разведку, да попробуют в переговоры...

"Всё закончится раньше штурма, — Артём выглянул в ещё не забаррикадированное окно третьего этажа, — Главное их не нервировать".

А нервировать было кого. Не считая безумной синей пегаски, что пыталась пробиться внутрь, после захода в миловидный городок и затихания носящихся в панике стад, взвинченная наведёнка замечала изредка снующие между домов смазанные силуэты. Они не выходили на улицу перед больницей, появлялись внезапно и не задерживались надолго, не выходило определить конкретную расу этих пони. По первой даже казалось, начались галлюцинации, но:

— Видел? — он обратился к стоящему сбоку лейтенанту, уловив движение на периферии, — Второй дом по правому краю, меж клумбы и стены проскочил.

— Видел, — в сердцах выдохнул фестрал, — Прощупывают обзор, углы нарезают.

— Кто это нахрен такие?

Ответа у лейтенанта не было.

Они отошли от окна, больше не мешая случайному пони пытаться приколотить доску к раме. Лошадь с молотком была тем ещё зрелищем. Если бы не очередной порыв навязчивых желаний, он бы разлился в смехе. И сколь бы не были деструктивны подбрасываемые в разум образы, не соглашаться с ними было всё тяжелее. Те же единороги отмечались в мифологии способными своей кровью исцелять больных и даровать вечную жизнь, так почему бы не попробовать одного? Сработает — идеально, не сработает, — так хоть пелена временно отступит. Тем более при вызволении фестралами он был близок к этому и определённо ощущал целебный эффект. Извращённый, но целебный.

— Аˈртуːəм! — размышления прервал крик с улицы.

"Забудь, есть переговорщиков это дурной тон, — ко входу шла смутно знакомая со времён плена единорожка цвета морской волны, — Интересно, как они её так быстро откопали?"

А ту тем временем, вцепившись в хвост зубами, пыталась остановить бежевая пони. Выходило у неё плохо. Пришлось спускаться и говорить через двери.

— Чего-нибудь нужно? — хотя затягивать время и было нужно, ходить вокруг да около желания не было.

— Ну так поздороваться, — как само собой разумеющееся выдала рогатая, — Мы же друзья.

— Серьёзно? — вспоминать опыт в застенках не хотелось, однако, даже полностью перебрав его он не нашёл ничего схожего с заявлением карликовой лошадки, — Просто поздороваться?

— Конечно серьёзно, я тут живу недалеко и узнала, что ты проездом, — алетиометр на шее оставался зелёным, хотелось завыть от непонимания, — Как твои дела? Столько времени прошло!

Стало как-то совестливо, это было похоже на его встречу с Кошмаром, только теперь поговорить хотел не он. Прекратив тратить внимание на глупости, из давних лекций Артём вспомнил, что неологика опиралась на исключение одного или многих критериев истины, тем самым позволяя при ложности даже целых блоков сохранять истинность суждения. За игрой слов тоже можно было скрыть определённые смыслы, но переведённые конструкции были слишком коротки для подобного. Была ли проблема правдомера в учёте неологики или прибор просто сломался, он определить не мог.

— Ой, а что с лапой? Ты из-за неё в больнице? — и разбираться с этим не хотел, голова и без этого пухла от шквала вопросов из яркого комка неправильно объёмной шерсти. Кивнув фестралам, чтобы освободили проход, он не собирался отказываться даже от такого странного пополнения обменного фонда, — А она тоже отрастёт?

— Проходи, laərə, я буду рад с тобой пообщаться, — насколько мог, он принял дружелюбный вид. Под его взглядом бежевая пони упёрлась в землю ещё сильнее, — И кто это с тобой на прицепе?

— Это моя подруга Бон-бон и она жуть как отговаривала сюда идти! — "ну хоть кого-то здесь не коснулось безумие".

Запустив обеих внутрь, он с Лирой отправился в некогда гостевой кабинет главврача для расспроса о том месте, где они впервые встретились, пока её оцепеневшую попутчицу отправили к остальным. Пускай в роли непосредственного пользователя он так или иначе ощущал дары Хексариона, понять их принципы работы или хоть что-то, что удалось узнать учёным умам, было не лишним. При всей показанной работоспособности въевшихся в плоть символов и незримых цепей, неопределённость подкидывала нервишек в и так ужасную обстановку.

— Агент Свити Дропс в здании, — в мэрии, превращённой в оперативный штаб, кипела работа, — Пиктограмму сейчас начнём, заклинание продержится три часа.

Суетясь вокруг заполненного кипами докладов и планов зданий стола, умудрённый летами оранжевый единорог раскладывал на нём призмы и зеркала в странной комбинации. Закончив и сверкнув рогом, на стену напротив он вывел изображение с заколки земной пони, находящейся в сотнях метров от них. На смазанных черно-белых очертаниях были различимы согнанные в коридоры понурые пони, мимо которых сновал редкий медперсонал, пытаясь их успокоить и отпоить чаем. Окна и палаты были перекрыты наскоро сколоченной и заваленной мебелью, а лестницы на третий и первый этаж почти заблокированы, оставляя узкий проход. Захватчики очевидно намеревались держаться исключительно за второй этаж, разбитый на два крыла.

За стеной с трансляцией следило множество экстренно вытащенных телепортом из разных уголков страны специалистов, от обычных и ксенопсихологов, всевозможных экспертов волшебства и медицины, до капитанов целых трёх отрядов Агентства, полу-публично известного, как занимающегося исключительно поимкой монстров, на деле же...

— Что же, какие приказы всё таки вам направила Ставка, друзья? — пока узкие специалисты были заняты трансляцией, начала Радианс, будучи капитаном одного из трёх отрядов, — Мне было велено захватить и транспортировать обратно филлидельфийский Объект.

На слове "друзья" двое пони скривились, в условиях острого дисциплинарного соревнования за эффективность было тяжело дружить с параллельными подразделениями.

— Я за носителями Элементов, — заговорила одоспешенная на индивидуальный покрой единорожка слева. Здесь все были единорогами, иных банально не успели прислать, — Приказано вызволить схваченную пегаску и отчалить с ними в столицу до прекра...

Преодолев мятеж фестралов тысячу лет назад, Принцесса Селестия усомнилась в целесообразности реставрации полноценной армии, распустив ополчение, стоило только загнать остатки окаянного племени в глушь. Возможное к управлению лишь на принципах единоначалия и централизации власти, войско как структура неизменно сохраняло вероятность и силы для восстания, что с учётом бессмертного правления аликорна означало гарантированное повторение трагедии. Завтра, через месяц, год или тысячу лет. Это было не важно, узрев весь ужас случившегося и будучи под сильным впечатлением от предательства сестры, Принцесса предпочла сделать невозможной саму ситуацию раз и навсегда.

— Как вообще так вышло, что носители всё ещё здесь? — оживился третий офицер, сидящий всё это время чернее тучи, — По директивам мы с ними даже контактировать были не должны.

— А ты сперва на вопрос ответь, — передразнила перебитая не ответившего на вопрос единорога, показав язык.

Институты воинства не были разрушены полностью, это было бы попросту вредно. Но стража отныне стала в первую очередь Стражей. Тем, что взгляду со стороны могло бы больше напомнить смесь МВД с национальной гвардией, но лишь отдалённо армию. Прекрасно справляясь с поддержанием порядка и контролем территорий, под отражение полноценных военных кампаний иных государств подобное никуда не шло, но с этим могла разобраться и сама Принцесса, дипломатическим или же иным путём.

— Сработал аварийный транспондер, нас послали за Его Высочеством Принцем Блюбладом, — наигранно торжественно произнёс тот, теперь Радианс понимала его настрой. Если верить слухам, чего конечно же не стоит делать, общество Принца было невыносимо. Перспектива успокаивать его после пережитого звучала ужасно, — Поэтому я теперь с ним, пока не поступит команды об обратном и вряд ли её дадут в ближайшие дни. Так что с Элементами?

— Да тут всё просто, — с досадой выдохнула единорожка, — Её Высочеству сейчас не до отправки писем, а больше они подтверждённых каналов связи и не имели. Кто ж предполагал, что Кантерлот за ночь отвалится?

Для дел менее масштабных военным походам, но столь же вредных, подобно очередному порождённому отзвуками Дискорда монстру или сверхиндивиду, дорвавшемуся до запретных знаний и творящему непростительное, сформировалась другая структура. Специально разрозненная воспетой состязательностью даже во вред общему делу и жестокой конкуренцией, децентрализованная на одиночек или небольшие автономные отряды со строгими уставами кооперации, она не только сохраняла настоящую боеспособность, но и приумножила её за годы прогресса. Оснащённые передовым снаряжением и имея подходящую подготовку, оперативники Агентства были достаточны для точечной проекции силы, по духу будучи той самой гвардией из древних легенд.

— Всё-то у нас не так последнее время...

Начавшаяся беседа шла хорошо, до подведения итогов внешнего наблюдения замами, они всё равно не имели фактуры для планирования непосредственных действий.

— Я бы хотела попросить вас о помощи, — воодушевлённая беседой объявила Радианс, возможно всё было не так и плохо, — На Объекте из-за скорости поглощения магии не сработает телепортация, а оглушающие заклинания слетают за минуты. Его придётся перемещать физически, а прошлый такой конвой полностью сгинул в засаде. Могли бы вы временно выделить часть сво...

— Нет! — был ответ капитанов. Конечно, проверяющие рапорты такой самодеятельности не оценят, да и случись чего, им самим придётся реагировать не в полном составе. Если Ставка сочла, что одного отделения хватит, значит так оно и будет.

От неловкого молчания спасли подоспевшие отчёты.

— Мы предварительно насчитали двадцать два фестрала, — начал монотонно докладывать собравшимся ответственный за подготовку пони, — У всех отмечена выраженная дезорганизация внимания и заторможенность реакций. Десять из них ещё боеспособны, восемь держатся на ногах, но не более, а четверо проходят интенсивную терапию. По стягам идентифицировали кланы, это остатки разных групп из ауксилии, вспомогательных и тыловых частей времён Мятежа. Ничего особо в их истории не было, снаряжение тоже стандарт и потрёпано. Предположительно, кроме Объекта силами командует ещё один фестрал, они стараются держаться в разных крыльях, встречаются раз в час. Число удерживаемых пони в здании установить пока не выходит, но ориентируемся от полусотни и до семидесяти, на этаже палаты набиты до предела, в коридорах некуда телепортироваться. Начальник сводного аналитического отдела Ивори Ковард доклад закончил, каков будет вердикт полевого триумвирата?

— Переговоры, — обведя прочих капитанов взглядом, уверено объявила единорожка в доспехе, — Нужно вытащить Элемент. Риски с ней неприемлемы.

Возражений у триумвирата не возникло.

Через какое-то время на улицу перед осаждённой больницей вытолкали пастельно-розовую единорожку с рупором в копыте и бусиной в ухе, откуда медленно вещали ксенопсихологи, основывая рекомендации на высланных из Филлидельфии записях, да и опросе ученицы Её Высочества. Проявляя уважение, не угрожая, говоря нейтрально, без повелительной лексики и в пассивном залоге, задавая открытые вопросы и апеллируя к состраданию пони методично пытались выяснить, чего конкретно желает захватчик и найти компромисс. Особых результатов это не принесло, выйдя на контакт Объект начисто отказался возвращать Принца до стабилизации здоровья фестралов и предоставлении коридора для безопасного выхода. Это было исключено, но по другим заложникам тот был не столь категоричен.

— Просто так я их вам не отдам, но здесь действительно тесновато... Давайте устроим бартер, — предложил сам мучитель после длительных взываний к совести и справедливости, — Меняю часть этих полезных, уникальных и несомненно здоровых пони на бесполезные безделушки массового производства.

— И что же ты хочешь?

— Зубную щётку, пасту и туалетной бумаги! — без всякой заминки на думы прокричали с балкона, — А ещё азбуку, набор карандашей с альбомом, солнцезащитные очки, граммофон с хитами этого сезона и мешок кофе... Ребят, у вас сапожники как явление вообще есть? Вы записываете там?

Перечень требований был широк и разнообразен. Чудовище в одно мгновение просило издания классической литературы в твёрдом переплёте и тут же требовало целую бочку самого крепкого и интересного на вкус переговорщицы алкоголя. Предупреждая, чтобы не вздумали травить, ведь Принц хлебнёт первым. Для обмена были сформированы поимённые списки пони, которых небольшими группами выпускали с чётким временным интервалом взамен на вещи. Флаттершай выпустили в первой же группе.

Собрав расплакавшихся носительниц Элементов вместе, присланная за ними группа совершила групповую телепортацию в Кантерлот. Оставшиеся капитаны планировали штурм, категоричный отказ отпускать Принца не оставлял им иного выбора в свете приказов, да и действие транслирующих заклинаний на засланном внутрь агенте подходило к концу.

— Просьба ещё в силе? — внезапно обратился к Радианс хмурый коллега, выслушав донесения об опросе вызволенных пони, — Я готов выделить на неё до половины отделения, но хочу встречную услугу.

— В силе, — это было щедро, настолько щедро, что плата за подобное могла стать обременительнее попытки справиться своими силами, — Каково же будет условие?

— Ничего вне рамок полномочий группы захвата, — уверенно заявил единорог заговорщеским тоном, — Как бы то ни было, наши законы достаточно мягки для подобных чудовищ...

Дальнейшего говорить не пришлось, приписанный к ним вспомогательный персонал бы не оценил подобного, а после череды провалов бросать тень на стражей порядка Эквестрии было бы излишним. Но они поняли друг друга, доведя соответствующие инструкции до своих пони.

Укрытая от наблюдения с больницы иными строениями, на площади Понивиля строилась дюжина единорогов в полных латных доспехах, на один бок увешанных несколькими рапирами без эфеса и рукояти, пока на другом боку крепилось подобие гвизармы, способное как подрезать сухожилия серповидным лезвием, так и колоть в кавалерийской атаке штыком. Матёрые единороги в себе не сомневались, тем более с отродьями можно было не любезничать, ведь полевые офицеры приказали кроме Объекта пленных не брать.

Когда настало время нового обмена, Артём вышел из закутка, где хранились все выменянные на пони безделушки. Если не считать, что вместо чего-то нормального снаружи притащили бочку сидра, он был скорее доволен развитием событий. Время клонилось к ночи и оставалось протянуть ещё каких-то пару часов, самых нервных или выменяли, или угомонили смесью угроз, сидра и нашедшихся настольных игр. Удивительно, насколько пони были... Пони, за неимением лучшего слова. От участия или наблюдения за партиями в какую-то неказистую гонку фигурок под броски костей даже приходилось одёргивать фестралов.

Было бы забавно, если бы это не вскрывало простую истину. Они устали, не только морально. Последние дни были пиком умственной и физической нагрузки для всех. Для него самого это тоже было актуально. С каждым разом изображать договороспособность было всё тяжелее и он исчерпал запасы фантазии ещё два списка назад. Ныне, как предложила Лира под боком, с коей он по итогу обсуждений плена всё же разговорился, он шёл требовать мешки конфет, по весу эквивалентных отпускаемым пони с условием, что он поделится с оставшимися пленниками.

Хотя единороги ему всё также не нравились, их бытовую полезность было тяжело недооценить, ему бы пригодились живой носитель современного языка, мультитул и батарейка в одной тушке. Во всех смыслах не смотря на вспышки рога, он даже предложил единорожке отправиться с ним, обещая королевский приём и возвращение на Родину при запросе. Не то чтобы были какие-то альтернативы, эта пони хотя бы не заикалась при разговоре с ним и определённо имела интерес к истории того, что было на этой земле до их племён. Вот только она благоразумно отказала.

Так что теперь Артём шёл с серьёзным лицом требовать десятки килограмм конфет. Внезапно, без знамений и каких-то видимых воздействий, над потолком посреди коридоров в мерцании появились механические шары с чем-то подобным кварцу внутри. Бежевая пони-подружка Лиры, что плелась рядом, вдруг повалила ту на пол, прикрыв копытами уши и зарывшись мордочкой в её бок.

Здание с заложниками. Внезапное появление малого объекта. Защита органов чувств. Ассоциация сложилась сама собой. Наведёнка впечатала его в стену, уткнув глаза в локтевой сустав и прикрывая уши ладонью с плечом. Рухнувшие об пол шары противно щёлкнули, дезориентируя, сквозь импровизированную преграду пробилась вспышка и резкий хлопок. Глаза застилали белые пятна, грохочущий рёв эхом продолжал разрывать слух, голова раскалывалась от боли.

В целом, для него ничего не изменилось относительно ставшего нормой состояния за последние дни. Осознанно перенаправив лей-линии к сечатке он подстегнул восстановление светочувствительных клеток, подслеповатые глаза заметили очередное мерцание сбоку. Стремясь отбить следующую гранату он сорвал с пояса обломок копья и взмахнул туда. Секунда и по мере хода вокруг наконечника материализуется единорог, чтобы вместо начатого вдоха изойтись в кровавом кашле. Артём отпустил, не пытаясь вырвать обломок из туши. Ему бы и не дали, как не дали сдвинуться с места.

Ещё двое появившихся единорогов пригвоздили его рапирами к стене, без всякого разгона практически в упор запустив их телекинезом прямо со сбруи на боках. Уклонение было физически невозможно. В следующей вспышке рогов ему попытались сварить мозг, проникая в разум и подавляя всякий осознанный сигнал. На давление ответило давление, образ сдирающего само естество астрального потока хлынул в ответ, не давая рогатым выставить щиты и застилая их взоры белым шумом, пока по глазам стегал ведённый наведёнкой кровавый хлыст на огромной скорости.

Не успев восполниться в полном объёме, алая жидкость иссякла быстрее, чем испытала коллапс сосудистая система. Тело попыталось сдвинуться, но вовремя остановилось. Пришпиленный будто лягушка, он рисковал скорее разрезаться на куски, чем выбраться сам. Оставалось только шипеть от боли и досады, пытаясь раскачать вбитые в стены прутья, пока дальше по коридору шла стычка ещё троих единорогов с фестралами.

— Ну, в принципе может сработать, — выслушав идею, лейтенант кивнул в такт тряске поезда, — Вот только, что делать будем, решись они на штурм?

— Отражать, — Артём не совсем понимал, что им ещё остаётся в таком сценарии, — Не бежать же нам в лес.

— Так дело не пойдёт, — строго наказал ночной пони, что-то прикидываю про себя, — Мало просто принимать бой, в горячке некогда думать. Всегда нужно заготовить заранее нечто, что позволит вернуть инициативу...

Из палат, занятых под интенсивную терапию, вырвалось подкрепление, ранее симулировавшее недееспособность. Нельзя сказать, что симулировались все симптомы, их определённо плющило после всего напряжения, а четверых действительно пришлось откачивать, что делали максимально публично для привлечения внимания отпущенных пони. Вот только в качестве засадного полка оставалось ещё по четыре фестрала на оба больничных крыла. Вдобавок к пяти гласным караульным в каждом, это была ощутима сила для поредевшей до трёх из шести группы единорогов в этом коридоре.

— О святая Селестия! — посреди вопящих пони рядом рыдала Лира, — Как же так, зачем же они так...

— Встаньте и помогите, — вспомнив о пони под боком, Артём кивнул на штыри, — Освободите меня, вытащите их.

— Не шевелитесь, вы сделаете только хуже! — принялась отговаривать Бон-бон. В иной ситуации сердобольная пони была бы права, вот только он кровью истечь не мог по умолчанию. Её уже не было, — Мы сейчас найдём вра...

— Тащите, — пришлось гаркнуть, — быстро!

Рог мигнул и не смог извлечь рапиры, замкнутые с лей-линиями, они просто пропускали весь заряд в него. Вцепившаяся зубами причитающая единорожка кое-как вытащила одну из рапир, что блокировала ход руки, пока её пыталась вразумить Бон-бон криками про причиняемый вред. С остальными вдвоём вышло быстрее. В скулеже вокруг явственно различался звон стали из соседнего крыла. Что там происходило, не хотелось знать. Ему хватило понимания, что за какую-то пару минут из девяти охранявших этот сектор в живых осталось пятеро, по сути, от трёх противников.

— Держите проход и выставляйте пони перед собой, — Артём крикнул остаткам фестралов в начало коридора, сам проходя через выбитую дверь в процедурную, попутно указывая на вызволивших его, — А вы за мной.

В кабинете было полно капельниц с физраствором и ещё какой-то мутью. Нужно было хоть как-то восстановить запас жидкостей в организме, уж слишком эффективной оказалась находка на коротких дистанциях. Не долго думая, он сорвал с уходящей в банку трубки маленькую иголку, воткнув вместо неё взятую со шприца на столе иглу куда большую.

— Ну-ка помоги закрепить, — он ввёл её сквозь ткань в плечевую артерию, потом повторил всё для лучевой и сонной, пока единорожка телекинезом залепливала иглы и распутывала трубки, — Зацепи банки мне за спину и сидите здесь.

Открылись клапаны на трубках. Стало хуже, давление пошло в разнос, то схлапываясь, то нарастая. С нескольких мест началось кровотечение, не всё ещё затянулось.

"Приемлемо".

Когда он вышел, в соседнем крыле уже не раздавался звон, только крики и топот. Скептически оценив жидкую заслонку из гурьбы собранных пони перед фестралами, он встал позади них, свободной рукой подбирая единорожье подобие гвизармы.

— Двинули, — ожидать хода противника не было смысла, — Выбьем их отсюда!

Начав с медленного шага, подгоняемые копьями и фестральим улюлюканьем со свистом, обезумевшие от страха пони всё ускорялись. По коридорам больницы неслась миниатюрная и неказистая конница, в которую из глубины полетели стальные штыри, целясь в него и фестралов позади. Получивший карт-бланш наведённый паттерн Живущего в недрах бордовой струёй через достигшее апогея нагрузки сердце отклонял их в жавшихся по бокам коридора несчастных, покуда щедро напитанная магией среда после групповой телепортации ускоряла регенерацию жадных до энергии лей-линий, а из трубок внутрь втекала дикая химическая смесь.

Так они и смели занявшую коридор шестёрку единорогов, лишь под конец дистанции уязвлённые рапирами, отправленными уже без разбору. Серые ноги в стальных накопытниках громили рога, а копья и одинокая гвизарма кололи бока, вбиваясь меж сочлинений. Первый приступ был отбит, на ногах оставалось трое фестралов. Не найдя ничего лучше, Артём собрал остатки сил в одном крыле, куда перетащил потерявшего сознание Блюблада и прочих заложников, принявшись ждать второго штурма.

Без лейтенанта было тяжело унять панику вокруг, но всё же вышло. Когда не сработали прямые угрозы, он начал оставлять на телах переживших атаку пони из заслонки кровавый отпечаток своей длани, рассказывая, что их души теперь навеки принадлежат тьме, а Принцесса отвернётся от них, как от плохих пони. Так что теперь им путь только помогать следить за заложниками, за что Найтмер дарует им счастье. Пони поверили. Сложно не поверить, когда что-то подобное ему уверенно объявляет о делах душевных.

Спустя небольшую паузу баррикады у входа в больницу попытались разобрать подоспевшие снаружи уже обычные стражи, но их отпугнули метнув пару дротиков. Теперь почему-то с той стороны не говорили о милосердии и переговорах, снаружи уже не таясь прибывали всё новые и новые части, то ли блокируя их, то ли готовясь к штурму.

— Кто следующий!? — Артём вместе с парой фестралов выкинул под вход тела павших единорогов, надеясь на эффект устрашения.

Желающих идти в новый приступ не возникло. Ночь наступила на час раньше положенного, а он, как и было оговорено, погрузился в сон, передав Кошмарам своё местонахождение и описание ситуации.

Споро под дикие завывания они явились в городок, придя со стороны леса. Бесформенные, парящие над землёй бурлящими облаками неестественно плотного тумана тёмных оттенков лилово-синего цвета, они то пытались заполонить всё доступное пространство, раскидываясь по всей улице, то сгущались в одной точке вокруг своей жертвы, выворачивая одиночного стражника наизнанку. Выставленное окружение рядело на глазах, пока стража не скучковалась вокруг ламп городских светильников, к которым то ли не могли, то ли не желали подскочить кошмарные твари.

Языками яркого пламени заговорили пережившие первые секунды единороги, разнося пожарища вокруг и отгоняя туман, медленно пятясь вглубь городка и покидая улицу, на которую с неба уже садились повозки. С одной из них сошёл кошмарный аликорн с чёрным окрасом шерсти, доспехе, синей эфирной гривой и вертикальным зрачком. Сомнений быть не могло, Найтмер Мун восстала и казалось подросла относительно прежней Луны.

— Пиздец какой-то, — даже после всего виденного от прошедшейся снаружи подмоги Артёму хотелось блевать. Заставлять ждать способных на подобное существ не хотелось, — Приводите Принца в чувства и пойдёмте встречать высоких гостей.

Фестралы рассеянно повиновались, валясь с ног от усталости. Хоть какое-то бодрствование сейчас поддерживалось на смеси злости с остатками алхимического варева шаманов, да бутылями аммиака из больничных запасов. Радовало лишь то, что насытившись наведёнка заткнулась и всё это было не бессмысленно. По его инициативе столько сил и жизней легло на то, чтобы не свести всё происходящее в до боли знакомое и прямое противостояние, где тягаться будут пехотные массы... и авантюра с Блюбладом выгорела, пройдя не зазря.

Принц за всё это время даже сопротивления не пытался оказать, он был максимально безобидной персоной, идеальным кандидатом в марионетки. Теперь всё станет гораздо проще, Артём во многом полагал, что на концептуальном уровне сможет переплюнуть местных в пропаганде, и с Блюбладом они смогут перевести конфликт из внешнего вторжения во внутренние династические разборки, втянув на сторону Принца оппозиционные силы. Даже у божественного автократора такие неизменно будут, всем не угодить.

"С богом..."

Растащив остатки баррикады, под ледяным, оценивающим взглядом на улицу вывалилось три ночных пони, человек и выглядящий на их фоне всё также презентабельно белый единорог.

— Свершилось, — фестралы рухнули в глубоком поклоне, подрагивая от ликования и усталости, — Да здравствует Ваша Тьма!

Вставать на колено пред тем, что выглядит как лошадь было неправильно, но всё же Артём выбрал в который раз показать покорность.

— Мне ведомо, что некое эхо из глубин времён назвалось моим Предвестником, — её голос был высок и бархатист, звуча как шепот ветра, — Учинило смерть в последнем пристанище верного мне племени, а после отправилось сеять разрушения на землях по праву моей страны, сгубив бесчётное множество моих подданных...

Не дрогнув снаружи, внутри он искренне не понимал, куда клонит аликорн, что сам только что натравил исчадий ада на город. Неужели вместо благодарности об него вытрут ноги из-за безмерного чувства абсолютизма?

– Условия прежней сделки мне уже известны и я нахожу их справедливыми. Вы превзошли любые надежды, Предвестник. — на плитку пред ним звякнул откуда-то перенесённый телекинезом ледоруб, — Метод… оригинальный, и, что немаловажно, эффективный. Должна заметить, ваша изобретательность и действенность в очередной раз доказывают острую потребность моей державы в порядке, основанном на страхе и подчинении. Готовы ли вы и дальше делом ратовать за его достижение?

– К вашим услугам, Ваше Высочество.

Тонкая улыбка коснулась Найтмер Мун. Её взгляд переместился на пленника.

— З-здравствуй, тётушка... — пролепетал бледно-белый единорог.

— Это ваш дальний родственник, — отвечал Артём на вопросительный взгляд аликорна, — Принц Блюблад, мы перехватили его при отходе из Кантерлота и из-за этого не смогли соединиться с остальными раньше.

— Как мило, я ценю ваш подарок. Очень символичный. — без тени театральности обрадовалась повелительница кошмаров, — И всё же не стоило затевать из-за него свару с целым городом. Претенденты на трон... — в мигании рога над землёй в хватке телекинеза поднялся валяющийся рядом пилум, секунда и он на огромной скорости отправляется в голову Принца, — Обычно не заслуживают длинных разговоров.

Тело единорога упало в метре от прежнего места.

— Собирайтесь, Предвестник. Нам ещё порядок в Бастионе наводить.

— Конечно... — пока предательский паттерн молчал, ему искренне хотелось броситься в атаку и заколоть ту, что одним движением испортила столько трудов, — Мне только багаж забрать.

Кое-как добравшись до закутка с вещами, Артём обнаружил там беспокойную Лиру.

— Бон-бон говорит, нужно соглашаться и лететь с тобой.

— Хм, — он собирал в выменянный рюкзак наиболее полезную ерунду, — С чего бы это?

— Наш домик сгорит, весь Понивиль сгорит, — прерываясь на всхлипы жалостливо объясняла та, — А эти чудовища теперь будут гулять по всей Эквестрии. Она говорит теперь безопаснее с тем, кого они вообще не трогают.

— Умная пони, — он попытался затянуть лямки, рюкзак был маловат в плечах, скорее являясь тряпичной седельной сумкой, — Ну, так что, полетишь?

— А как же... — единорог заплакал пуще прежнего, — А как же я Бон-бон оставлю-у-у!

— И её возьмём.

После произошедшего на улице, он был слишком подавлен, чтобы связать воедино все детали и заподозрить обычную бежевую пони в чем-то большем, чем в стремлении к безопасности.

Всем спасибо за прочтение и с наступающим новым годом.

По итогу похода, герой так или иначе угробил две столицы, а также угнал Луну, Блюблада, Лиру и Бонбон, попутно по всем канонам фандома познакомившись со всей царской семьёй и посетив Понивиль. И теперь можно относительно посчитать его весовую категорию, зная, что Артём почти = 3 единорогам, 3 единорога < 9 фестралов, а 6 единорогов > 9 фестралов.

Арка третья. Часть 1.

Бытует распространённое мнение, будто наш мозг работает подобно компьютеру, являясь лишь обработчиком информации со строгими алгоритмами действий, покуда сознание выступает операционной системой, а неосознанные механизмы поддержания жизнедеятельности млекопитающих ни что иное, как продвинутый BIOS. Мириады человеко-часов уходят на реализацию проектов оцифровки мозга, от червей и мух, до замашки на человека, а по теме цифрового бессмертия пишутся тысячи и тысячи технической и художественной литературы, статей, книг и иных материалов.

Но иногда аналогия это всего лишь аналогия.

Погружённый в сон, паря своей проекцией рядом с его эпицентром, Артём смотрел на то, что считал своим «разумом». Оно состояло исключительно из подвижных кусочков разных форм и размеров, которые ассоциациативными связями, контекстными подсказками и отсылками объединялись в кластеры, что не были статичны, постоянно меняя свой состав. Стянутые по внешнему контуру цепями Хексариона, сгустки как бы плавали внутри них, иногда сталкиваясь друг с другом и слипаясь войдя в резонанс, иногда отталкиваясь или и вовсе разбиваясь от столкновения меж собой, чтобы тут же пересобраться из этой мешанины в нечто новое.

Это новое не пыталось разрешить противоречия, а интегрировало, принимало их как часть более сложной и многогранной картины мира. Рождённые таким образом суждения были не идеальны, но позволяли работать с противоречивой информацией, сохраняя при этом осмысленность рассуждений. Самое то, когда всякие догмы идут прахом, а необходимости принятия решений остаётся. Позволяет не зависать в ступоре.

Безуспешно он искал внутри этого калейдоскопа конкретные синапсы или ячейки, команды, модели, процессоры, накопители долгосрочной памяти, декодеры, символы или буферы. Хоть что-то, что могло содержать ныне спящую наведёнку, кою лелеял надежды отключить или изолировать, но раз за разом находя вместо архитектуры некого управляющего автомата живую, переменчивую и пульсирующую сеть. С сожалением констатируя, что она была такой и до децентрализации. Никогда не было никаких операций «загрузки», «хранения» или «вычисления» и прочего, как не было никаких команд, необходимых к выполнению путём перемещения их из блока памяти в блок управления, ибо не было самих этих блоков.

"Мог бы догадаться и раньше... — привычная картина мира вновь трещала по швам, — Нужно проверить, что ещё задело это влияние".

Раньше он был или слишком взволнован и рассеян, или занят, чтобы пытаться рассуждать о чём-то подобным, но ныне находился в покое. С первого возрождения считая, что переданные Живущим в недрах образы не более, чем запись новой информации на некий незримый жёсткий диск, добавление новых программ к уже существующим, ныне смотря на интерпретацию собственного сознания, он не находил никаких знаний, как единиц информации, ни намёка на то, что они содержались там в принципе, имея механизмы чтения и записи.

Это означало, что само его сознание изменилось так, чтобы позволить воспроизводить чужой опыт наблюдения за расположением капищ, произношения неведомого языка, применения собственного тела как гидравлической пушки и стремления уничтожить любую разумную жизнь вокруг. По крайней мере, до определенной степени. Сознание было слишком комплексным процессом, чтобы полностью перемениться под крупицами чужого опыта.

И всё же это оказало влияние. Поэтому погружённый в сон, Артём занимался перепроверкой собственных воспоминаний, знаний о сложных концепциях, интеллекта и способности к вычислениям, а также высших когнитивных функций, по типу личности и эмоций. Он искал изъяны в суждениях, артефакты восприятия и не находил их, кроме очевидной раздробленности и неопределённости, что ныне было естественно, в бессильном отчаянии скрипя зубами, не в состоянии определить, скомпрометирован ли он полностью до неспособности выявить глубинное воздействие или реагирует адекватно представшим вызовам, информации и положению.

Но даже это не заставило его передумать, изменить выбранный курс. Перспектива возвращения в небытие ужасала слишком сильно, чтобы помыслить о предательстве того, кто не давал кануть туда повторно.

— Приветствую, Предвестник, — под боком возник клубящийся сгусток, проявивший морду, напоминавшую череп козла. Это был очередной Кошмар, с пришествием Найтмер часть из этих своенравных уродцев стали использовать в качестве банальных посыльных. Довольно удобно, особенно если на них самих не смотреть. — Просыпайтесь, Её Высочество намерено завтракать, а вы мертвы.

— Опять? — поскольку во сне не было внешних ориентиров, Артём не мог знать, как долго там пробыл, да и ему было всё равно, — Чем на этот раз?

Вкупе с постоянными условно успешными покушениями, это выливалось в невозможность разбудить его снаружи сновидений.

— Яд мантикоры, — он уже понял, что местные бомбисты были намерены испробовать всю возможную номенклатуру, надеясь, что хоть что-то сработает с гарантом, — Распылили мелкой взвесью из бочонка с сифоном, его нашли в вентканалах в ваших покоях.

— Кого-нибудь потеряли? — с прибытия в Бастион так или иначе пришлось дважды менять почётный караул, благо, привезённых с собой пони нелёгкая пока не коснулась.

— Никого. Пришедшего будить слугу вовремя передали шаманам, а ваш единорог проветрил помещение.

Он заставил себя форсированно проснуться. Тело хватило гудение, конечности не двигались, а рот и глотку сковали ледяные тиски. Очевидно, яд вызывал судороги и пока не вымылся из организма. Ведомая командами по лей-линиям единственная рука нащупала на тумбе рядом ручку граммофона, провернув её до упора и опустив тонарм с иглой. Под глубокий женский вокал заиграли барабаны и гитарный риф. Очень хотелось послушать хип-хопа и рока, в крайнем случае он был согласен на рэп, но хоть сколько-то съедобным из выменянной музыки был лишь блюз. Пришлось вставать, собираясь к торжественному приёму пищи с августейшей особой, этикет обязывал быть при параде, кой ныне представляла наскоро сделанная фестралами тога. Этот обычный в общем-то ритуал двора одновременно был и перекличкой выживших сподвижников новой власти.

Отбив Бастион за сутки под началом кошмарно аликорна, они так и не смогли полностью избавиться от сопротивления. Потеряв верхушку убитыми и поддержку народных масс своих кланов при возвращении Найтмер, средний командный состав лунатиков сдался лишь частично. Знатно продвинувшись по Бастиону за время похода в Кантерлот, отдельные части чуть ли не целиком ушли в туннели по всей горной крепости. Фанатики, их родичи и друзья, не имеющие шансов на помилование и прочие... Их не было много, основную часть задавили быстро, в первую же неделю вскипятив мозг отсутствием сна. Но вот оставшиеся были страшны.

"Какие милые серые поняшки, — было ужасно жаль, что подобные кадры выбрали не ту сторону. Набрав из схронов зачарованного оружия, тяжёлой брони и провизии, алхимических смесей и ядов, обвешавшись оберегами, что раньше успели собрать шаманы чтобы глушить пленных в Астрале, зная местность и планы коммуникаций, эти нетопыри устроили мини-партизанскую войну в каменной клетке Бастиона. — Чтоб вас всех там завалило нахер".

И хоть успокоить Артёма с концами у них не выходило, привить настоящий страх к этим тёмным коридорам более чем удалось. Нигде не было безопасно, нигде нельзя было расслабиться и быть уверенным, что случайный встречный фестрал не вынет из-за крыла духовую трубку с какой-нибудь тропической гадостью на кончике дротика, чтобы тут же юркнуть за поворотом в тайный лаз.

Почему они вообще ещё оставались внутри? Он был уверен, что эти туннельные крысы сбегут в тот же момент, как снаружи станет... Адекватнее. За небеса без устали шёл спор солнца с луной, что сменяли друг друга в безостановочном танце, разрушив всякое подобие дня и ночи, не давая более астральным отродьям материализоваться без полной доминации луны. Попутно этому с ума сходила флора и фауна, биосфера чахла на глазах, зверьё массово мигрировало или впадало в ступор, погода сменялась рывками, одиночные путники пропадали бесследно, а малые группы рисковали попасть в пространственные искривления. Уверенно двигаться снаружи получалось только цепью, поддерживая визуальный контакт крупным отрядом.

Выйдя из спальни в общее помещение просторных палат, облепленных рабочими записками об истории и раньше принадлежащих выбитой им под чистую знати преследуемого в первый день мятежа клана, Артём встретил сидящих на коврах земную пони, как выяснил правильно назывались безрогие и безкрылые, а также единорожку, что при помощи подруги и летающей расчёски сейчас пыталась расчесать гриву перед званым чаепитием.

— Доброго утра. — судя по хмурым взглядам, его настрой не разделяли, — Ну или вечера... Времени суток?

— Это происходит, — с укоризной отозвалась Лира, — Опять.

— Уже можно было и привыкнуть, — он задумался, действительно ли пони будут способны привыкнуть к подобным переменам, учитывая поколения жизни в обществе всеобщего благоденствия, — Просто не обращай внимания, когда-нибудь они закончатся.

— Это ужасно! — "и не говори, надеюсь они закончатся поскорее", — Столь же ужасно, что остальные не хотят с нами дружить.

— Они не хотят даже общаться, — её поддержала Бон-бон, — Здесь все надменные грубияны. Кроме как по делу ни пони не пытается с нами поговорить, а если идти самим, то убегают.

Он не ожидал подобной перемены, в поезде и даже больнице обозлённые, взвинченные и уставшие фестралы с обычными пони определённо ладили. Неужели так сказывалось истощение, кураж и шаманское варево? Ситуацию не улучшало то, что хотя не у всех фестралов это было ярко выражено, а сторонники Луны и вовсе вещали о ложности таких идей, в Бастионе ныне доминировало представление о дневных пони, как о поголовных злодеях и мерзавцах. Это было одним из следствий того, что желающих и способных оное опровергнуть заковали в кандалы. Он даже слышал, как единорогами пугали жеребят, чтобы те слушались. Хотя после виденного, Артём и сам бы ими всех пугал. Боевой единорог это уже почти носорог.

— Но хей, поэтому я и назначил Лиру секретарём. — если он думал, что сходит с ума от наплыва важных ночных пони перед Собранием, то по возвращению в Бастион убедился, это были лишь цветочки. Их стало ещё больше и все хотели встречи, в попытках заручиться милостью второго после кошмарного бога на этой подводной лодке, — Теперь нас никто не донимает и не мешает копашиться в архивах, идиоты слишком спесивы.

— Вот именно, никто! — взвыли обе, пытаясь до него достучаться, — Мы пони, социальные существа. Нам нужно общаться и играть, обсуждать новости в конце-то концов. Да даже сплетничать!

— Подойдите к страже, — если где-то и были храбрецы, то там, — Уверен, вы поладите.

— Им не положено... А ещё они страшные и гремят!

— Ну не настолько, они милые, пока на нашей стороне. — судя по мордам, готовилась новая тирада, — Всё не так уж и плохо, у вас ещё есть слуги и им некуда бежать. — копытом указали куда-то в сторону. В тусклом освещении он с трудом сфокусировался на забившегося в угол доселе незаметного фестрала в этом же зале, который ответил паникующим и молящим взглядом, — Ладно, я попробую это исправить.

Под мерный цокот копыт и сбруи взявших их в коробку сопровождающих, он с Лирой отправился по коридорам, ведомый слугами. Артёма вновь настигли думы о своём положении здесь. Роковым случаем отделённый от обыденности, он был выдернут из столь привычных нагромождений условностей, законов и обычаев, что жить в дали от них было безмерно тяжко. И если заставить себя подчиняться иным формальностям ещё было возможно, в своём ядре окружающие слишком явственно отличались разумом. Некоторые концепции были настолько чужды обычаям пони по обе стороны суток, что те были не в силах их понять. По отношению к нему это тоже было актуально, многое приходилось принимать на веру, не понимая, почему так. В такие разы приходилось принять противоречие, пожать плечами и пытаться его как-то учитывать в дальнейшем.

Отворились массивные двери, процессия оказалась в просторном зале, служившем одновременно столовой и совещательной палатой, где царила оживленная суета. Стекаясь ручейками с соседних входов, фестралы всех мастей рассаживались за длинным дубовым столом, вытесанным из цельного ствола и покрытым добротной льняной скатертью, что уже была частично уставлена едой. Завтрак проводили с особым размахом. Ровные линии посуды сверкали в тусклом свете свечей, выхватывая из полумрака тонкие ломтики вяленой рыбы, горки запеченных корней и хлебцов, пропитанных душистыми травами, всевозможные кашицы, тщательно нарезанные фрукты в форме полумесяцев, кувшины с молоком и налитый в золотые кубки крепкий отвар из безвестных чужакам ягод.

Во главе стола на массивной подушке вместо трона в своём бессменном доспехе восседала Найтмер Мун, местные принципиально не знали стульев. Проследовав на соседнее с ней место по правую сторону, Артём морально приготовился к неприятным полутора часам. Тосты за здравие Найтмер, приветствия ближайших сподвижников, тосты за Вечную ночь, приветствия их сыновей и дочерей, тосты за победу над солнцепоклонниками, приветствия их вассалов, тосты за павших... Это уже было, но кроме бесконечной рекурсии дискомфорт также прибавляла мерцающая глефа на сбруе Хозяйки ночи. Заместо оставленной в Кантерлоте, она сделала себе ещё одну такую на второй день от возвращения. Как оказалось, репрессировать можно было даже Кошмар. Сперва раскормив и насильно вытащив из Астрала, а потом нечестивыми ритуалами впечатав его навсегда в лезвие, получалось способное кромсать души оружие. От мысли, что где-то по катакомбам лазает ещё до роты магических штурмовиков с оружием подобного рода, становилось худо.

Спустя несколько итераций приветствий и тостов принесли пирог. Кошмарный аликорн вновь начал рассказывать, что всё идёт по плану и нужно лишь ждать. Пирог был хороший, пышный, приготовленный из каких-то грибов. Помогал развеяться. Многие пони роптали о том, сколько ещё им придётся сидеть на осадном положении, почти в изоляции. Под общий гам он, подговорив Лиру, стащил самую большую долю. Фестралы преимущественно были кочевыми охотниками и собирателями, а потому стремились или в великий поход за добычей, или обратно в свои стоянки, где могли найти пропитание, болезненно встречая промедление. Пирог был вкусным, остальное было не интересно. Он слышал план Найтмер уже множество раз и если в первые разы проникся, ныне воспринимал его спокойнее. Богоподобная лошадь намеревалась катаклизмами довести цивилизации снаружи до коллапса, а потом армией выступить из горной крепости и подчинить выживших. Это было абсурдно и страшно, но могло сработать.

Вступительный церемониал с представлением всем всех закончился в первые полчаса, последующий час уделялся под светскую болтовню, что позволяла лучше познакомиться прошлому составу с вставшими на места выбитых партизанами преемниками. Было удивительно, насколько клановое устройство иерархии оказалось устойчиво. Убей остатки лунатиков главаря, после чего на его место встаёт брат или сестра, отец или мать, дед или бабушка, сын или дочь и так на всех позициях их костяка. Обычно это значит, на место выбитого старейшины есть ещё десяток пригодных к делу родственников, на место которых найдётся ещё пара десятков мозговитых деятелей из социальных позиций пониже. Ротацию высшие кланы постоянно поддерживали тем, что братались меж собой и заключали браки, возвышали вассалов или отличившихся войнов, а также принимали в семью ранее непризнанные ветви.

— Почему же так мало свежей рыбы? — слух зацепился за раздосадованное упоминание ныне ненавистного продукта. Артём находил голос приятным, открыв глаза и попробовав найти владелицу. Не то, чтобы он брезговал просто так смотреть на них или спал, но опустив веки можно было представить, что вокруг находятся люди. В перерывах от штудирования Архивов, он иногда сам искал встречи с приятными пони, расспрашивая об их обществе. Хотя Нут был хорошим гидом, требовалось множество ракурсов. Случай с Принцем научил уделять больше внимания контексту.

— Снаружи шторм уж какую неделю, берега подтопило. Свежее теперь только в реках, — ответствовал уже знакомый глава рыболовов, — И боюсь так будет надолго, после всего этого у нас не хватает рыболовных баркасов. Никто не хочет в них вкладываться, все собираются в поход! — настолько бесхитростно фестрал пытался наскрести денег на новый флот заместо смытого огромными волнами, что ныне настигли побережье. Они все полагали, что это далеко не единственное последствие от соревнования в небе. Кошмары несли вести про сотрясающиею планету землетрясения и торнадо, — Но уверяю, им просто не хватает... маленького толчка и дело пойдет!

И хотя клановое устройство позволяло быстро восполнить кадры с общим сохранением прежнего курса, от их компетенции хотелось плакать.

— Ну так, в чем проблема? — вновь заговорила та ночная пони. Насколько удалось вспомнить, она отвечала за мастеровых и заняла своё место пару дней назад, — Если населению не хватает маленьких толчков, то постройте их. Можно даже не маленькие, а большие толчки построить. И дело с концом. — договорив, она приложилась к кубку с бражкой.

"Порочным целям, — он передумал искать с ней встречи. Светская беседа с поддатой лошадкой была ниже его достоинства, — Порочный режим".

Оставалось просто переждать, когда это закончится и его отпустят восвояси. Кроме чёрного аликорна приказать ему никто не мог, а тот сейчас завяз в попытках переформатировать жившее тысячу лет конфедерацией общество во что-то более автократичное, попутно объединив боеспособное население в единую структуру, вместо самостоятельных дружин отдельных старейшин. Идти куда-то полками, таящими вековые склоки и обиды друг на друга, Её Высочество не намеревалась. Благо, во внутренних интригах нетопырей он разбирался ещё хуже лоббистки толчков, так что его к подобному пока не привлекали, позволяя вдоволь зарыться в древние записи.

— Артём, — вот только заметив оживление, его окликнул сидящий напротив Нут. Даже за трапезой шаманы оставались в полумасках, оставлявших рот открытым, — Послушай, со мной связались все Хранители историй Бастиона. Вообще все. Они просят встречи по поводу...

— Архивов. — упёртые книгочеи всё ещё пытались извернуться, — Я знаю. Пусть по всем вопросам связываются через секретаря.

— Не знаешь, они по поводу твоего... Секретаря и жалуются.

— Если им гонор не позволяет через неё обсудить свои беды, это их проблема, — деловой коммуникабельности местным явно не хватало, — Мы тут все взрослые разумные.

— Ты таскаешь единорога по нашим архивам! — осудительно воскликнули в ответ, привлекая внимание Лиры, что сидела под боком Артёма. Бедной пони и так было не сладко, одни тосты чего стоили, так ту ещё и Найтмер часто расспрашивала про современную магическую науку, — По сердцу нашей истории. Почему, зачем ты яшкаешься с этими дневными пони?

— Это комфортно, — судя по глазам за деревянной полумаской, Нут ожидал совсем не такой ответ, — Серьёзно, я в шоке от того, как вы живёте. Чтобы помыться нужно полчаса греть бадью, свечи постоянно нужно зажигать и менять, даже перекусить это целая эпопея, ведь опять надо греть. И никакой типографии. Хотя на всё это в считанные минуты способен рядовой единорог.

— У тебя целые палаты, удобная перина, великолепный фуршет и лучшая обслуга! А ты жалуешься на отсутствие какой-то типо-что?

"Вероятно, по вашим меркам я действительно зажрался, — представленная ночными пони роскошь бесспорно была лучше темницы или дикой природы, — Вот только до чего-то привычного вы всё равно не дотягиваете, сколько бы злата не влили в сервизы".

— Возможность быстрого и массового копирования, размножения документов, книг, записей...

— Фу, я видел сделанные так газеты! — в сердцах перебил его фестрал, — Это ужасные, абсолютно бездуховные одинаковые страницы. Они не чета нашим великолепным уникальным лубкам, вытесанным со всей любовью и старанием искусными мастерами.

Внезапно его осенило, приютившие его банально не знали лучшего.

— Нут, тебе срочно нужен единорог, чтобы оценить, насколько это удобно. — "надеюсь я не задам моду на рабство", — В следующий раз обязательно и для тебя угоню.

— Не нужно мне единорога, — взмахнул тот копытами, отгоняя орды невидимых рогатых, — Ноги бы их в Бастионе не было!

Единственная дневная пони за столом прежде бывшая цвета морской волны, за время этого разговора по серости стала близка к фестралам.

— Видит бог, я пытался быть милосердным ко всему этому протонационализму, но это обижает моего секретаря. — Артём окинул стол взглядом в поиске подходящего примера, — Лира, пожалуйста, передай мне вон те две виноградинки разных цветов.

— Если ты считаешь, что переубедишь меня удобством таскания телекинезом винограда, то и не думай. — выдал насупившийся Нут.

— Отринь бытовую ксенофобию и представь, что одна из них это дневной пони, а вторая ночной. Что ты видишь?

— Прекрасного, сильного и честного фестрала, — торжественно объявил шаман, чтобы тут же перейти на менее восторженный тон, — А рядом ужасную, слабую и лживую пони.

— Отлично, — "тяжёлый случай", — Придумай им имена, вообрази, какая у них была судьба, как выглядели их родственники и друзья. Что им нравится, какие у них мечты и надежды? Продумай это хорошенько. Представил? — заворожённый Нут кивнул, — Теперь скажи, различается ли их мякоть внутри? — подцепив зубами, он стянул лоскут кожуры с зелёной виноградинки.

Зал ахнул, незаметным для Артёма образом за их беседой стали наблюдать многие гости.

— Ты снял шкуру с Полли!

— Не заставляй меня повторять с фестралом, Нут, — впервые в жизни он угрожал виноградом, — Я ведь не дрогну, ты знаешь.

— Не трогай Рокки, ладно? — большие глаза с вертикальным зрачком метались по залу, ища поддержки, но находя лишь такую же безысходность, — Я скажу Хранителям, чтобы перестали задираться и шли напрямую к твоему единорогу.

— Мякоть, друже, мякоть. Не отвлекайся. — пальцы немного сдавили добычу, заставив ту брызнуть соком, — Она различается?

— Нет, нет же, — младший шаман был сокрушён, — Она одинаковая. Они одинаковые!

На этом можно было и заканчивать представление, но он хотел, чтобы лидеры целого народа хорошо запомнили данный посыл. Сократит число неприятных инцидентов при оккупации.

— А кости различаются? – обе виноградинки отправились в рот, чтобы через пару секунд косточки оказались на краю тарелки, — Сможешь сказать где чьи?

Ответом ему был поднявшийся за столом плач. Пони повскакивали со своих мест, в слезах оплакивая этих пожранных героев, которым каждый успел придумать свою предысторию. Артём явно недооценил впечатлительность публики, вероятно на ней сказывалось довлеющее напряжение от всех тех недавних событий, но в целом он остался доволен выходкой. Среди общей кучи стенающих оказалась и Лира, которую никто не прогонял.

— Довольно! — выждав какое-то время, подобно грому по залу раскатисто пронеслось эхо, — Всем сесть на свои места, немедля.

Во всех смыслах с горем пополам фестралы повиновались, напряжённо присаживаясь обратно. Блюда были перевёрнуты, а скатерть частично скатилась со стола. Завтрак был окончательно испорчен.

— Оставьте виноград в покое, Предвестник, — дождавшись окончательного успокоения обратилась к нему Найтмер, — Неужели вам настолько нечем себя занять?

— Нет, Ваше Высочество, вовсе нет. — ему не нравился ни оценивающий взгляд, ни предвкушающий тон, — Наоборот, я наконец-то выкроил времени заняться просвещением, негоже испытывать предрассудки к будущим соотечественникам.

Кошмарный аликорн что-то рассудил про себя и кивнул в такт мыслям.

— Вам скучно, Предвестник. Очень скучно, — "вот же влип", — И я знаю, как вас развеселить, более не смущая умы моих подданных.

В каменном каземате с небольшим столом и ярким светом сидело четверо. Человек, единорог и два нетопыря.

— Что ж, Кренки, я буду краток. — спокойно объявила высокая фигура, подвигая свечу ближе к себе, чтобы не слепить фестралку, — Отнесись серьезно к моему вопросу и просто говори правду, тогда всё завершится наилучшим для всех образом. Хочешь ли ты сознаться в сотворенном тобой бесчестии сторонничества Луны прямо, откровенно и добровольно, чтобы облегчить свою участь и получить прощение Найтмер Мун?

— Нет, никогда, я никогда ничего подобного не делала! — обвинённая звучала надрывно и возмущённо, — Я никогда бы не предала Владычицу! Я десятница, а не лазутчик или заговорщица, я защищаю ночных пони. Когда пришёл приказ оборонять восточные галереи, про Их Высочества тогда даже не думала, на Бастион напал монстр, что убивал старейшин и подчинял себе прочих. Я просто исполняла приказы, пожалуйста, поверьте мне!

*хруст*

— Какая ты смелая, — растрогался жующий морковку зеленоватый единорог, бывший здесь в роли писца протоколов, — Какая ты отважная...

— Лира, не говори с заключёнными и пиши вердикт — не раскаивается, три оранжевых, идейная или в риске рецидива, — одёрнул ту Артём, после повернувшись к караульному, — На эшафот.

Под мольбы о пощаде фестралку выволокли наружу.

— Зачем... так? — спросила протокольная единорожка, оторвавшись от записей. Даже шаблоны документации им пришлось придумывать на ходу. Если могучий аликорн и мог уместить всё в голове, они полагались на бумагу, — Ты ведь даже не знаешь, что именно она сделала. Это не правосудие!

Когда один тёмный бог предлагает послужить ему палачом, это можно списать на досадное стечение обстоятельств. Когда за несколько месяцев это делает уже второй подряд, начинают закрадываться нехорошие подозрения в адрес самого себя. Последнее время даже наведёнка ему не докучала, то ли довольствуясь переодическим присутствием на казнях неугодных, то ли общей катастрофой снаружи.

— Какая разница, где конкретно она соврала, если она всё равно соврала? — алитиометр был хорошим подспорьем в таких разбирательствах. Вникать подробнее не было никакого времени, его ждали Архивы, а перед этим требовалось раскидать орду пони по категориям, — Нечего юлить пред судом. Следующего!

В проём затолкали ещё одного фестрала.

Расплатой за испорченный завтрак стало назначение Артёма ответственным за разбирательство со сдавшимися лунатиками, коих без вердикта к его прибытию насчитывалось две с половиной тысячи. Инструкция была проста, идейных, ненадёжных и обозлённых ликвидировать, из числа прочих рядовой состав отправить в штрафные части, офицеров на подробный допрос к Кошмарам и там уж как они рассудят. Казалось бы, чего принципиально сложного в надзоре за исполнением судебными структурами своих обязанностей?

Например их полное отсутствие. У конфедеративных ночных пони просто не оказалось общественных институтов, способных к суду за рамками родного клана обвиняемого. Это было их внутренне дело, от мелочей до чего-то серьёзного всегда отвечали коллективно, улаживая конфликты и споры снаружи от имени всей семьи, а с непосредственно виновными разбираясь исключительно кулуарно. Рабочая система. С кучей лазеек и очевиднейшей коррумпированностью, но рабочая. До тех пор, пока не пришлось судить целые кланы по всей вертикали власти.

Прежде в роли Арбитра для них выступала сама Найтмер, которая миловала и карала по своему разумению, вместе с Кошмарами во снах полоща воспоминания пленных на предмет их убеждений и роли в попытке задавить переворот. Пережить события глазами обвиняемого, вероятно, это была наиболее точная и справедливая система дознания из возможных... Вот только процесс шёл излишне медленно, прочих дел у неё была масса, пределы «человеко-часов» в мире снов не безграничны, а Кошмары также были заняты в прочих проектах с большими приоритетами, по типу разведки событий в мире. Притом своего вердикта ждали отличные кадры, которых сильно не доставало при организации единого фестральего воинства, что вкупе с риском освобождения сдавшихся партизанами делало фильтрацию вопросом очень насущным.

— За что? — впервые пони напротив стола был офицером средней руки. И он отвечал вопросом на уже набившее оскомину вступление, — Почему ты так ненавидишь нас?

Некоторые фестралы пытались врать или действительно раскаивались, основная масса взаправду была аполитична и повиновалась приказам.

"Если они там все такие, — но чтобы показывать норов в определяющем жизнь разговоре? Такое было впервые, — То как же координировали действия?"

— Я не ненавижу ни тебя, ни мятежные кланы, ни весь ваш род. Хотя продолжающие сопротивление ошмётки подошли к этому довольно близко. — Артём говорил чистую правду, в этом он был уверен при всей своей раздробленности. Даже больше, он восхищался стойкостью этих пони, с полной самоотдачей ратовавших за свой народ, — Я действую так, как должно, находя оптимальные решения на предоставленные вызовы. Только и всего.

Необычный пони долго буравил его взглядом, переваривая ответ. Не были на его морде ни печали, ни страха. На ней плескалась одна...

— Твои уродливые представления о должном в окружающем мире закономерно приведут тебя к столь же уродливому концу, монстр. — желчь. Его слова были переполнены желчью, находя отзвуки в разуме человека и уязвляя его, — Я-то с чистым сердцем раскаиваюсь и готов всеми силами служить Её Высочеству Найтмер Мун. И с чистым сердцем сложить голову, если такова её воля. Ибо люблю свой дом. А вот ты не сможешь находить ответы вечно.

Эти слова заели в сознании, подобно приставучей мелодии. Нетопырь был прав, ведь любой потенциал конечен, в какой-то момент творческого запала просто не хватит выдумать новый ход. Оставалось лишь уповать, что он израсходуется не раньше достижения обозначенных целей.

— Вердикт, — Артём задумался. Он мог сфабриковать итог, мог отправить эту ухмыляющуюся самодовольную сволочь на плаху. Но было одно но, светящееся на собственной шее, — Раскаивается, ноль оранжевых. К Кошмарам его. Сле... — его прервало протяжное зевание под боком, — Какой это был по счёту?

— Двадцать седьмой, — выдала сонная единорожка, пересчитав исписанные листы, — Полдник прошёл семь штук назад.

Встретив начало легкомысленной идеей форсированно пройтись по сдавшимся, раскидав их за счёт формулировки вопроса и правдомера, к концу дня он окончательно выдохся морально. Один просто не должен иметь дело со столькими, с такими темпами это работа на добрую сотню дней. И спихнуть это не на кого...

— Решено, — значит ему нужно собрать тех, на кого это можно спихнуть. Один чёрт ни у кого подходящей квалификации нет, хуже качество решений уже не будет, — С завтрашнего дня начинаем плодить бюрократию.

Следующий день начался с того, что Артёма пытались вытащить из под обваленных стен спальни.

Арка третья. Часть 2.

В этот раз бомбисты превзошли сами себя.

Каменные своды не рушатся бесшумно, они гремят так сильно, что могут поднять даже мертвого. Но этому грохоту предшествовал куда более страшный для Артёма звук, который не должен был знать мир цветастых волшебных пони, вращающих планеты. Гулкий хлопок и волна жара откуда-то сверху выдернули его из сна за секунды до погребения в мешанине камней, но тот успел накрыть собой единственный переводчик.

Как любая система стремится оставаться в прежнем состоянии, так и сознание стремилось оставаться в теле, даже ощущая расходящиеся по нему волны нечестивой регенерации, что выдавливали осколки из пробитой плоти. Когда прекратился звон в ушах, у него вышло расслышать крики. Снаружи кучи плит очевидно звали, искали, пытаясь определить, где нужно раскапывать в первую очередь. Но разум был занят более приоритетной целью, чем подать признаки жизни вовне, чтобы скорее собрать онемевшее и переломанное тело. Не в панике, но в глубоком замешательстве он пытался понять...

"Почему здесь? Как? — это был взрыв, вне всяких сомнений. Он слышал их слишком часто за последние годы, чтобы перепутать и если дома, на порубежье, к ним можно было привыкнуть, то здесь даже одиночный хлопок выбивал из колеи. Этого не могло быть просто потому, что этого не могло быть здесь. И всё же было, — Газ? Вряд ли, палаты слишком высоко над землёй, а для метана... Откуда ему вообще взяться в нужном объёме? Магия? На весь Бастион всего два рога... Могла ли единорожка поддержать лунатиков? Бред, мы все здесь под колпаком Кошмаров. Значит взрывчатка. Порох? Сомнительно, его если знают, то только дневные и притащить... У них были разведчики. Могли ли они подсмотреть идею для порошкообразной смеси?"

Пока он вспоминал всё известное про серу и селитру с древесным углём, предполагая, какого объёма противнику пришлось бы заготовить эрзац-смесь для нужного эффекта, снаружи растаскивали камни. Темнота перед носом дополнилась полупрозрачным синеватым мерцанием, закрывший взор обломок поднялась и глаза резануло на деле всё такое же тусклое, но ныне для него ярчайшее освещение от поросли люминесцентных грибов на специальных нишах. От пыли и света Артём прослезился, но всё же с удивлением смог различить пред собой саму Найтмер, что в воздухе дирижировала канувшими при взрыве вниз остатками потолка.

Живая замена бульдозера что-то сказала, но правдомер под ним лишь заскрипел, придя в явно нарушенное движение. Самостоятельно разобрать речь было невозможно, несмотря на занятия с Лирой особого прогресса в изучении местных языков достичь не вышло. Не все звуки выходило воспроизвести, соответственно и запомнить, а письменность вовсе больше оперировала недоступным чувственным посылом, задавая настроения и ощущения, нежели передавая предметную информацию кодифицированной символьной системой. Чертова магия. Аликорн принялся вопросительно смотреть, ожидая чего-то. Нужно было ответить.

— Доброе утро, блять.

Набравший обороты алетиометр выплюнул камешек и огласил перевод. Найтмер кивнула, сочтя ответ подходящим.

Когда его полностью вытащили, оценив масштаб разрушений, Артём сердечно поблагодарил ту за помощь. Как бы справлялись сами фестралы с небольшой механизацией в лице Лиры, а в данном случае морды, представлять не хотелось. Блуждающий взгляд пытался нащупать место погребения граммофона, но случайно заметил сверху обломков какую-то скорлупу. На закономерный вопрос, что бы она могла тут делать, последовало довольно странное объяснение.

— Это определённо яйцо Жар-птицы, — ностальгически объявила Владычица кошмаров, — Вот уж не думала ещё раз такое увидеть. Метод проверенный, хотя само яйцо старое, протухшее. Слабое. От нормального мы бы несколько этажей не досчитались, если не всей секции.

"Эти твари пытались взорвать меня просроченной термобарической миной".

— Много ли таких «яиц» могло остаться? — "и что еще таит арсенал местных?" — Протащи такую смертник на завтрак и Бастион обезглавлен.

— Не думаю, — отстраненно, ещё дальше погружаясь в воспоминания говорила Найтмер, — Самих птиц не осталось ещё при мне, уж очень полезно выходило разорять их гнёзда. Но вы бы видели, как в столбах сияющего чистого пламени исчезают города и крепости, никакая осада с приступами не нужна... Спохватились правда поздно, в неволе они не высиживаются, там температура требуется похлеще нынешних печей. Могли, конечно, драконам отдать, но кто им доверять-то станет?

Продолжать тему Артём благоразумно не стал. К списку возможных претендентов на уничтожение поселений язычников-первопроходцев, не считая самого Хексариона, Дискорда и Белой, добавился ещё один аликорн.

Распрощавшись с Найтмер, он задумался над тем, как минимизировать проблемы от лунатиков. Палаты были обширны, просто переехать в соседнюю комнату ничего не мешало. Тем более здесь уже было привычно, собрано множество записей по истории, охрана выявила многие лазы, а потому позиция была относительно изучена и вновь пробиться противник смог бы лишь кардинально новым ходом... Который мог предпринять еще неизвестно великое множество раз, изыща ещё что-нибудь из своих тайников.

"Не будь там, где они могут поджидать, — рассудив о способах избежания опасности, он нашел самый очевидный, — Нельзя причинить вред тому, кто изначально находится в таком положении, при котором вред не могут причинить".

Отыскав Лиру и главу своей караульной службы, он велел им соотнести приглашения на встречи от кланов со списком изначально поддержавших переворот, а потом распланировать их посещения таким образом, чтобы им больше не требовалось возвращаться в выделенные под него палаты. Даже на сон. Дальше всё продолжалось своим чередом, идущая наугад работа Артёма над формированием судейского аппарата упёрлась во многие подводные камни.

Первым из них стало отсутствие опыта и знаний для организации управленческого процесса. За свои скромные двадцать три он успел увидеть его со многих ракурсов, побывать в рабочих коллективах и даже прочитать какую-то литературу по проектному менеджменту на элективных курсах для очередного зачёта... Сейчас это казалось столь далёким и размытым, что представляло мало ценности. Проблема была не с памятью, с ней-то всё было было нормально, но со спецификой. Это был опыт человека, а ещё точнее европейца, так ещё и двадцать первого века. Что из этого было возможно применить к фестральему племени, чьё население в массе своей не образовано, от чего суеверно, живёт крупными семьями, от чего в их отношениях процветает землячество, кумовство и круговая порука?

Самую суть. А остальное не важно, ему было не впервой перебирать привычные концепции под местный лад. Понадеявшись, что в этот раз выйдет успешнее, чем с Принцем, а также на то, что общие принципы организации как таковой едины и для лошадиного общества или будут хотя бы близки, Артём карандашом записал в свой честно выменянный на пони альбом ключевые вопросы любого управленческого решения:

«1. Что делать?

2. Кто это делает?

3. Сколько это стоит?

4. Как это сделать?»

Они были просты, практически элементарны. И всё же это был первый шаг. Настроенное вырабатывать ответы на представленные вызовы сознание методично приступило к планированию.

И не было для него особой разницы, решать о нужде забить первое попавшееся животное, находясь на положении экстремального туризма, рассудить о необходимости перебить сенат, что проголосует отличным от приемлемого образом, утвердить захват заложников, стремясь защититься от оглушающего обстрела, или же создать целую ветвь власти для чужой страны, лишь бы поскорее вернуться к важному делу.

Расцвечивания торжественные палаты резиденции клана Бреющих путей мозаикой цветных бликов, Артёма приятно удивила их люстра. Она была действительно яркой. Тяжелые каменные стены, украшенные искусной резьбой и гобеленами с изображением сюжетов жарких дебатов и торгов, хранили прохладу и тишину, в отличии от многих душных и переполненных помещений Бастиона.

С левой стороны просторного зала, на ложе из темного дерева, усыпанного подушками из расшитого шелка, восседал старейшина Педлер. Фестрал был необычного для серого племени бежевого цвета, так ещё и с сероватой аккуратно уложенной гривой. Напротив него, на таком же ложе с подушками устроился сам Артём, изредка беря фрукты со стола между ними.

Хозяин палат неспешно потягивал из кубка, отливающего серебром, некий терпкий отвар из душистых трав и ягод, взглядом скользя по человеку.

– Рад видеть тебя в моих покоях, Предвестник, – произнес пони, отставляя кубок на столик из черного дерева. – Жаль, нам не довелось встретиться здесь раньше. Очень многие, включая меня, хотят быть услышаны Владычицей, но остаются без внимания из-за ужасной текучки.

– Вряд ли Её Высочество пропустит нечто действительно важное, старейшина, – пожалуй самой большой сложностью при званых встречах стала потребность постоянно сохранять вежливую, но сдержанную улыбку, не скашивая её в зловещий оскал. – Она слышит всех, но стремится к процветанию и единству всей... конфедерации.

Фестрал усмехнулся, но в его глазах не было и намека на добродушие.

– Процветание, говоришь? – он медленно обвел взглядом палаты, словно подчеркивая их роскошь. – Это дело непростое, особенно когда начинаешь считать каждый медный грош.

Артём не ответил, ожидая, куда заведет разговор старый лис в понячьей шкуре.

– Вот, к примеру, – Педлер наклонился вперед, понизив голос, – Приходит ко мне недавно... Фермер, да, пусть будет фермер. Смотрит на наши аллеи, сады и говорит, что может на них вырастить вполне съедобные грибы. Убедительно говорит, прям верится. И предлагает он за столь важное знание цену, ну, скажем, в пятнадцать монет за каждый выращенный так гриб. А я, как делец опытный, вижу, что цена, ну, скажем, могла бы быть и двадцать…

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Артёма. Тот оставался невозмутимым, полезное свойство слетевшего естественного управления телом.

– … Но, – фестрал продолжил, – Найтмер Мун со своими новыми правилами запретила брать больше десяти монет за грибы. И меньше, кстати, тоже! И не только за грибы. Понимаешь, Артём, что это значит?

– Понимаю, старейшина, – "ты гниль перекупная, что других до нитки оберёт, а Найтмер пытается директивной ценой выправить дефицит, усугубляя ситуацию", – Она желает справедливости и прозрачности в торговых делах.

– Справедливости? – Педлер фыркнул, словно услышал нечто абсурдное. – Справедливость – это когда каждый получает то, что заслуживает. А если покупатель готов заплатить больше, то почему я должен отказываться от лишней прибыли? Это же неразумно!

Он снова наполнил свой кубок, плеснув настойки с избытком.

– И потом, – понь продолжил, – что за странность – запрещать брать меньше? Если я хочу сделать скидку старому другу, или, скажем, дать возможность молодому табуну встать на ноги, отпустив им товар по меньшей расценке, то почему я должен быть ограничен этими узкими рамками? Это же несправедливо!

Человек внимательно слушал, не перебивая. Он понимал, что Педлер не одинок в своём недовольстве и пытался донести, что новые правила Найтмер не соответствуют устоявшимся порядкам. Благо, недовольные ограничением их возможностей пока что только искали диалога.

– Я понимаю эти опасения, старейшина, – наконец сказал Артём, – И передам их Её Высочеству. Хотя вряд ли это что-то изменит, она хочет, чтобы все играли по одним правилам. Чтобы никто не злоупотреблял своим положением.

Фестрал откинулся на спинку ложа, задумчиво глядя на потолок, расписанный изображениями мифических или реально существовавших существ. Сидящие пони были странным зрелищем, всегда казавшимся чем-то неправильным.

– Правила, – пробормотал он, – Правила хороши там, где нас нет... Ну да не будем о грустном. Я слышал ты любитель музыки, а потому пригласил сюда пару приглянувшихся исполнителей. Давай насладимся их флейтой.

Играющие на флейте крыльями и копытами пони выглядели ещё странней сидящих, но справлялись для его слуха вполне себе хорошо. Эта встреча, в общем-то не представляла ничего уникального, таких теперь каждый день было полно.

Кто-то искал в нём голос, что может нашептать Найтмер их интересы. Артём не чурался быть таковым, если находил ситуацию действительно возможной к перемене к лучшему, правда не всегда в пользу просивших. Иногда аликорн его даже слушал, внося какие-то изменения в свои указы, если ему удавалось убедительно презентовать разрозненные знания и наблюдения со множества сфер. Иногда расхождения местного устройства и человеческих знаний были столь велики, что Найтмер журила его, расходясь в смехе за озвученную околесицу.

Кто-то просто пытался познакомиться. Вот так просто и без каких-то иных причин. Он был диковинкой и не прочь поболтать. Несмотря на весь происходящий вокруг кошмар, ему тоже не чужды сплетни, баловство и веселье. Вкупе с тем, что он видел способные поразить воображение волшебных лошадок, это делало его хорошим собеседником. Тем более слушал в ответ он не хуже, всё же вокруг него были инопланетяне, что не могло не привлекать искреннее внимание.

Кто-то хотел выразить почтение. С запозданием до него дошло, что он был не просто новым актором в сложившейся теперь иерархии, но и буквально вернувшим Принцессу фестральему народу. А для тех это значило многое. Особенно с учётом подавления альтернативного мнения и всё большим ожесточением кланов от продолжающихся действий остатков лунатиков. Сколь бы сильно не отличалась биохимия мозга, деление на свой-чужой работало одинаково хорошо даже для общества нетопырей.

Попутно с этим, Артём окончательно удостоверился, что быть в Бастионе и быть в безопасности было понятиями несовместимыми, но продолжал пытаться их соединить. Постоянное передвижение привело к тому, что теперь на него в основном покушались в пути, а не в покое.

"Если я не могу быть в безопасности, то нужно не показываться им на глаза".

Теперь между резиденциями он перемещался случайными маршрутами, пока на параллельных распускали слухи, что его видели или блокируя коридоры якобы для его прохода, а на сами банкеты он заявлялся без предупреждения. Это помогло, но не сильно.

Могло показаться, что праздные гуляния и попытки пережить лунатиков были всеми его занятиями. Но это было не так. Проведя дни в подготовке теоретических выкладок, встречах и консультациях с местными, Артём попытался провести время очередного завтрака с пользой, презентовав наработки по бюрократическому аппарату прямому начальству.

— Вам было велено решить вопрос сдавшихся, — чёрно-синяя владычица не оценила самодеятельности, — А не тратить ценных фестралов на попытки создания полноценного трибунала.

— Уверяю вас, Ваше Высочество, это далеко не последний прецедент, когда потребуется массовый судебный процесс для выявления противников вашей власти. — Найтмер сощурила на нём взгляд от такого заявления, — Очевидно, что в дальнейшем выкорчевать идейных последователей... Иных аликорнов придётся на куда большей территории с куда большим населением. Для такого нужна структура, организация, способная системно проводить фильтрацию с поддержанием интересов нового порядка. К тому же, уже существующая традиция разбирательств настолько аффилированная с родственными связями, что даже достоверно зная преступника нельзя гарантировать, что лично он понесёт ответственность.

В ответ лишь хмыкнули перед тем, как отхлебнуть браги из кубка, целиком закусив каким-то из цитрусовых. И ещё одним. Совсем не такого он ждал от царственной особы, пускай и лошади. Хотя Артём не был уверен, что после тысячи лет без благ, сам бы смог проявить сдержанность от земных наслаждений. И чревоугодие в том было бы не на первом месте.

— А вы, стало быть, личных предпочтений не имеете? — даже не в укор, а с искренним интересом осведомилась Найтмер. Она практически не прибегала к напускному безразличию, действительно получая удовольствие от общения со многими пони... И не пони, — Случись такому свершиться, с холодной головой рассудите и друга, и товарища по полной строгости?

"Конечно, — готовый отдать целый мир на растерзание, лишь бы выжить самому, стал бы он пытаться сберечь действительно важных попутчиков? — Имею".

— Лучше, — но это были не те слова, что сейчас были бы полезны, — Здесь я не имею власти, будучи целиком и полностью зависимым от вашей благосклонности. А случись нам иметь критические разногласия, не подниму смуты, ведь не изыщу вековых родственных связей, не добуду ресурсов из подконтрольных роду хозяйств и не выставлю поколениями верное ополчение из тех, чьи предки приносили мне присягу в самый страшный час истории.

Соответствуя титулу, Владычица кошмаров была довольно авторитарна. Что в первую очередь означало подход к управлению, со стремлением добиться прямого подчинения, лояльности структур.

— Хорошо, — и он предложил именно это, — Развлекайтесь.

"Не дай по себе попасть".

К чему принимать удар, если можно бежать, а когда станет некуда, пытаться увернуться? Инерция сознания и самоощущение были явно против таких действий, но в критический момент можно было и плюнуть на родную анатомию, изгибаясь под непредусмотренными углами в попытках проскочить меж мерцающих глеф, пока подходит подкрепление... Это скорее снижало ущерб, чем предотвращало. И то через раз.

Пункты схемы управленческого процесса были просты и даже так ответить на них оказалось сложно. Критическая неувязка возникла уже на втором. Кто это делает? Перечень требований к кандидатам не содержал ничего сверхъестественного — умение читать и писать, логически мыслить, достаточная воля, чтобы вынести приговор без оглядки на жалость и возможные преференции.

Вот только не было никаких заготовленных кадров, административного резерва, пула чиновников, доверенных морд и прочих. Их не существовало в природе, банально не было такого слоя населения. В Бастионе никогда не водилось госслужащих, ибо не существовало самого государства. Была лишь конфедерация дремучих кланов, что держалась на прямом родстве, вассальных клятвах, традиции и внешнем враге. Сколь бы они не были верны, из таких очевидно нельзя набирать судей и надеяться на труд на благо в первую очередь новой власти, а не своей семье. Иные кадры было неоткуда взять...

"Штрафные части, — отчуждённые от собственности, оторванные от всякого хозяйства, утратившие социальную иерархию в обществе, оставленные в живых лишь чтобы авангардом умереть за Найтмер, фестралы оттуда были деклассированы и превращены в люмпенов, если не хуже. Пушечное мясо. Искренне кающиеся из его числа, что на своей шкуре прошли дознание... — Будут самое то".

Взяв Лиру для копирования текстов, по возможности вспомнив ещё школьные тесты на логику и собрав кучу бумаги, он отправился за штрафниками, встретив запах плесени и сырости, едва ступив за порог каменного коридора, что вёл к Кающимся Копытам. Это было временное пристанище для ещё не распределённых, но уже прошедших проверку на лояльность. Хотя ирония названия прибавила веселья, место было гнетущим. Каменные стены, покрытые лишайником, влажным конденсатом и копотью, вызывали ассоциации с концлагерями.

Выйдя на каменный плац и велев офицерам собрать подопечных, он окинул взглядом стягивающихся грязных и изможденных пони, на местах отличительных марок которых были однотипные клейма. Пони с потухшими глазами плелись медленно, судя по виду и инвентарю оторванные от прокладки очередного туннеля, подгоняемые хриплыми криками надзирателей. Кормили их явно по остаточному принципу.

Одна из фестралок даже показалась Артёму знакомой, та что звалась Миднайт из числа капитанов клана разведчиков, на Собрании кланов заставив пересмотреть мнение об этом народе с античных дикарей до чего-то продвинутее. Когда-то гордая ночная кобыла, теперь была всего лишь тенью самой себя.

Стоять перед строем было непривычно, зашуганные пони ловили каждый жест, каждое движение. Отдельные из них сохраняли стоическое выражение, не дрожа и не отводя взгляда при их столкновении, но было очевидно. Все из них усвоили, что единственный шанс избежать окончательного уничтожения – это полная и безоговорочная служба темной правительнице.

Вероятно, он должен был искать не просто образованность и покорность, а что-то ещё.

— Те, кто умеет читать и писать, выйти из строя и построиться в две шеренги, — но сложно быть хорошим рекрутёром в армии зла, делая это впервые. Дождавшись затихания топота, он продолжил, — На благо всего царства мне требуются… особые кадры, что изъявят желание вести суд над совершившими преступления против власти Её Высочества Найтмер Мун. Вы, как никто другой, знаете, что такое неповиновение и вы знаете, как оно подавляется. Именно этим займутся те из вас, кто согласен и пройдёт тестирование. Вопросы?

Какое-то время фестралы переминались с ноги на ногу, пока из второго ряда не прозвучал вопрос.

— А что такое тестирование?

Миднайт была храброй пони. Она была во многих вылазках на земли дневных собратьев, лично встречалась с малочисленными информаторами из их числа и даже пару раз участвовала в налётах на почтовые поезда, похищая идущие в столицу отчёты целых провинций.

И всё же сейчас, сидя в небольшой каморке, которую ужасный Предвестник забрал под кабинет в их расположении, она боялась. Раз за разом перечитывая первый из множества вопросов на небольшом листе, она не понимала в чём подвох, боясь ошибиться и вернуться к унизительному существованию невольного шахтёра, источившего все копыта об горную породу.

А вопрос-то был прост:

«Шмурдик боится как мышей, так и тараканов. Какое из следствий отвечает условию?

1) Шмурдик не боится тараканов;

2) Шмурдик боится мышей;

3) Шмурдик боится мышей больше, чем тараканов, но и тараканов боится тоже».

У Миднайт задёргался глаз.

"Не дай себя пробить".

Далеко не сразу он дошёл до идеи обзавестись доспехом. Металл у фестралов был дрянным и болотным, к тому же кузнецы выполняли заказы под новые полки и явно не были мастерами делать броню на гуманоидное тело, а он был с одной рукой и не знал, как её носить, закономерно полагая, что ещё сильнее снизит свою мобильность в полутёмных низких коридорах. И всё же Артёма достало повседневно страдать от ударов и проколов, что было больно и унизительно.

К удивлению, из заказа к бронникам выстроился целый спектакль, от желающих сделать для него броню приходилось чуть ли не отбиваться, как и от вызвавшихся проспонсировать. Делали это из разных побуждений, престижа, чести, выгоды, заради рекламы и как способ подлизаться. Он никому не отказал. Итогом чего стало многослойное нечто...

Первым делом шёл черно-синий гамбезон — пропитанная солью и простёганная длинная узкая куртка, набитая конским волосом, паклей и ватой. Поверх неё ложилась кольчужная рубаха с рукавами. Далее шёл ламеллярный халат с наплечниками, доходящий до бёдер. Дефицит железа и общий уровень развития всё же сказался, ни о какой кирасе речи не шло. Халат состоял из металлических пластинок на манер чешуи, что крепились на какой-то лакированной коре и были сплетены меж собой льняными шнурами. Следующим надевался табард, подшитая красными полосами чёрная накидка с короткими рукавами, открытая с боков. Она почти не представляла защиты, но прибавляла сопротивления рубящим ударам, завязнув в ткани те могли просто соскочить. Картину довершала стёганая шапка с кольчужным капюшоном и наколенники из металлических пластин с заклёпками.

И это было не всё. С обратной стороны брони шаманы покрыли её рунами и глифами, уверяя в благосклонности духов, нацепили ему на шею каких-то оберегов из кривых зубов неведомых чудовищ и предлагали заучить несколько молельных кондаков. С последним они были посланы, но остальное Артём принял с радостью, пускай какого-то эффекта явно заметить не выходило. Зато он заметно прибавил в весе, стал скованнее, но вместе со случайным выбором маршрута это стало наилучшим решением.

Закончив мучить всех доступных фестралов тестами, удалось набрать сорок кандидатов. Не густо, но больше Артём вряд ли бы потянул организовать и проконтролировать.

Вопрос бюджета для собираемого трибунала решался просто. Экспроприацией имущества казнённых, пожертвованиями благодетелей за дружбу и конечно же неоспоримым всегда срабатывающим добрым словом, — "именем Её Высочество, ты выдашь паёк моим пони или я тебя сам сожру".

Похуже обстоял вопрос с тем, как им выполнять свою работу. Правдомер-то был всего один и отдавать его намерений не было. Следуя инструкциям фестралы смогли бы сами отсеять лишь явных противников, что не скрывают своего настроя или делают это плохо. Остальные бы прошли. Но даже здесь он нашёл, как выкрутиться.

Петляя по лабиринтам знакомых туннелей клана Спирит, он вышел к уютному помещению, где за небольшой заслонкой охраны обитал Нут. Он сидел за небольшим деревянным столом, перебирая травы и напевая себе под нос какую-то тихую мелодию.

– Нут, – позвал Артём, входя в комнату со стуком, — Привет.

– Какие гости! – шаман поднял голову с маской, очевидно улыбаясь под ней, – Давно ты к нам не заходил, совсем зазнался. Как там твои «кающиеся»?

– Все по-прежнему, – ответил человек, присаживаясь напротив. – Нихрена нет, квартирование чуть ли не силой выбивать приходится. Иногда я думаю повторить номер с Собранием, тогда все шёлковыми стали.

Понь вздохнул.

– Ну, хоть какое-то разнообразие, – пробормотал он. – А то они там в гнили совсем закиснут.

– Слушай, – Артём перешел к делу, – Я бы хотел извиниться за... Виноград. Перегнул, я не хотел доводить никого до слёз.

Шаман отложил травы и с интересом посмотрел на друга.

— И у меня тут к тебе небольшой вопрос. Суду нужны зелья… средства для допросов. Что-то, что заставит их петь как соловьи, понимаешь?

– Такие зелья… существуют, – проговорил он, глядя в пол. – Но их действие всегда отравляет. Лучше не надо.

– Меня интересует только эффект, – отрезал не гость, но Предвестник. – И побочные эффекты. Поверь, я с нарезки слечу, если буду их всех сам проверять. Две тысячи это уже слишком. Вам не нужна носящаяся по коридорам неубиваемая агрессивная туша. Одного раза хватило.

Нут задумался, почесывая подбородок копытом и глубоко дыша. Артём не торопил с ответом, принюхиваясь. В воздухе витал запах трав и дыма. Не от случайно горящих вещей, но от разгорячённых благовоний. Приятное место.

– Ну, есть один вариант, травы под который сейчас можно найти без проблем, – в итоге раздумий выдал шаман. – Отвар из корня лунного папоротника и ночного мака, один к одному, не больше чарки. Вызывает легкое головокружение, одышку, чувство эйфории и понос. Почти моментально, но пони становится более откровенным и разговорчивым, даже язык не заплетается. Если увеличивать объём, будет нести всякую чушь, потом не помня её. Если перегнуть, счастливо умрёт от диареи, но там уже от веса зависит.

– Спасибо, это именно то, что нужно, – побочные эффекты приводили в ужас от следствий их применения к тысячам фестралов, но аналитический разум уже прикидывал, сколько ему придётся стребовать шаманов для проведения этого, – Будем использовать его с осторожностью. Сможешь записать инструкцию к изготовлению и нужное количество ингредиентов на порцию?

– Конечно, – кивнул Нут. – Я приготовлю всё, что нужно. Но, Артём, – он посмотрел другу прямо в глаза, – Неужели Найтмер Мун так сильно сомневается в своих сдавшихся подданных? Я спускался к ним, видел, в каком они состоянии и как плохо их охраняют... Неужели собирайся они ударить нам в спину, то не разбежались бы по туннелям?

Шамана можно было понять, ему тоже было жалко всех тех фестралов, вот только...

– Они не разбегаются лишь оттого, что оберегов на всех не хватит, а Кошмары вскипятят им мозг в ближайшие дни от побега, — одного дня дознания хватило этого понять, — Настоящих врагов средь них не больше четверти. И всё же они есть.

Поговорив ещё какое-то время, они распрощались, а структура судейского аппарата приобрела законченную форму. Из трёх кающихся собиралась комиссия с правом отправлять пони в штрафчасти, на эшафот и к Кошмарам. Каждый из них вёл собственный протокол заседания, а решения они принимали коллегиально или с перевесом два к одному. Протоколы от трёх троек уходили к ещё одной ячейке из трёх проверяющих, что искали несоответствия и если таковых не нашли, подтверждали вердикт. На этом уровне также действовал приставленный шаман-зельевар, обеспечивая тройки указанным Нутом варевом.

Со скрипом и пробуксовкой, работа пошла, а Артёму оставалось проверять проверяющих на честность, попутно решая организационные вопросы. А тех оказалось изрядно, ведь у ночных пони не оказалось даже двойной бухгалтерии. Чек? Такого слова здесь не слышали. Зачем вам расписка об условиях крупной сделки в двух экземплярах? Вы не верите нам на слово? И так со всем. К тому же, если он сам ещё был способен кочевать от места к месту, организации требовалась штаб-квартира, где будет безопасно собраться, хранить документы и инвентарь. Под это дело была выбрана его резиденция.

Тем временем идея постоянной материальной отчётности понравилась Найтмер, стремясь к тотальному контролю, она утвердила её ведение практически для всех существующих структур, лично на досуге составляя правила заполнения. Довольно скоро в Бастионе настал дефицит бумаги, даже документы средней важности стали писать на берестяных табличках.

"Не дай себя убить".

И даже в доспехе он не избавился от проблем, лишь сократив частоту атак. Перестав гарантированно пробивать его традиционным образом, что только лунатики не начали использовать. На место привычных колотых ран и переломов, пришли обморожения и ожоги. Магическое эхо былых времён, какие-то кислотные смеси и даже аналог греческого огня, в ход шло всё.

В один из разов в него метнули с виду обычным шариком янтаря, способным уместиться в руке. Проплавив доспех, он прошёл в брюшную полость, обдав его нестерпимым жаром, от которого плоть сходила с костей. В агонии, ориентируясь по лей-линиям всё же вышло схватить шарик перчаткой и выкинуть из себя, чтобы понёсшись на обидчика вогнать в него истрепавшийся ледоруб, подстёгивая регенерацию.

Упав, шарик начал плавить пол. Как его вообще смогли притащить, хранить и метнуть, спрашивать было бессмысленно. Боевики давно превратились в смертников, перед непосредственной атакой затуманивая рассудок алхимическими смесями и доводя тело до апогея, к концу стычек внутри превращаясь в кисель. Иногда буквально.

Шарик не ловился в телекинез Лиры, его удалось остановить лишь принеся песка и обваляв в стеклянный ком, который утащили к Найтмер за ответом, что это вообще такое. Та поведала легенду о единороге-миротворце, который стремился высосать из душ других вражду со злобой, а куда её девать не придумал. Вот и накапливал в волшебные сферы, которые фестралы потом активно использовали для изготовления ядов. После достижения неспособного к испарению объема воды, шарики её отравляли.

Тенденции от противодействия лунатикам также коснулись набранных фестралов. Когда они наконец-то откормились, перед Артёмом возникли не месяц питающиеся объедками, но всю жизнь идущие по стезе воинов пони. Раздобыть им брони и оружия особых проблем не составило, его в Бастионе становилось всё больше.

Как и самих «судей». Удивительным образом бюрократия стремилась разрастись на все доступные ресурсы, множа всевозможных посыльных, завхозов, заместителей и прочее, прочее. Кающиеся пытались затащить в структуру своих друзей и знакомых из числа также прошедших дознание, а он им особо не мешал. Прошедшим тестирование и не умеющим читать даже нашли писарей из числа слабых телом младших детей ныне господствующих кланов. Работа на Предвестника была почётна, а рисков несла меньше, чем развернувшаяся аликорном мобилизация в собираемые полки.

За неимением большого запаса времени на обучение из-за стремительного исчерпания ресурсов крепости, Найтмер выбрала самый форсированный из возможных путей. Выживание. Новонабранных фестралов приставляли к ранее существовавшим отрядам, превращая отделения во взводы, а те в роты, какое-то время слаживали для установления иерархии, вдалбливая дисциплину и выкидывали за стены, не впуская обратно неделю.

Организованная тридцатка вооружённых пони на знакомой местности, с возможностью скоординироваться с прочими отрядами, так ещё и с традициями постоянного кочевья... Что может пойти не так? Например дискордовы отродья, пространственные аномалии и абсолютно ненормальная погода. Благо, хоть небо относительно устаканилось, вместо постоянной чехарды там теперь зависло тщательно выверенное бесконечное затмение.

И хотя Найтмер разбавляла кнут пряником, даруя своим подданным прелестные видения во снах, наяву фестралы заметно тяготились обществом своей богини, находя всё меньше ресурсов кормить её армию. Со временем начали подниматься волнения, стачки в шахтах и драки в столовых, неоднократно толпы пытались пробиться сквозь плохих старейшин к хорошей Владычице, полагая, что та не знает истинного положения дел... Ответом на них стал Артём с подопечными, в зону ответственности которым аликорн также перекинул подавление беспорядков. Не отвлекать же полки от муштры, когда под боком есть вооружённые отряды карателей, не делающих скидок на родовую принадлежность?

Эта рутина почти погребла его и всё же у неё был смысл. Окромя выполнения прямой задачи по фильтрации сдавшихся и внезапных поручений, расширение подконтрольного контингента и его вооружение преследовало действительно важную цель. Хранители знаний, местные архивариусы, библиотекари и просто заведующие историей народа... Эти глупцы думали, что он забыл про них и то, как они всячески саботировали попытки восстановить по косвенным следам историю человечества в этих краях. Наивные мелочные засранцы, стерегущие секреты своих родов от того, кому было глубоко на них плевать. Он ничего не забыл, лишь дав им расслабиться и потерять бдительность, ведя подготовку.

— Мы давно к этому готовились, — собрав капитанов давно перевалившей за две сотни фестралов организации в просторном зале своей резиденции, Артём был искренне рад предстоящим бесчинствам, — И время пришло. Бон-бон, будь добра, зачитай этот документ, — невозможность самолично взаимодействовать с текстами заставляла постоянно эксплуатировать для чтения и написания местных наречий принесённых с собой дневных пони.

Тяжело вздохнув и приняв восторженный вид, земная пони начала прокламировать:

«Операция Книжный червь.

Стратегическое целеполагание:

— Собрать всю архивную информацию о человечестве.

Оперативное целеполагание:

— Занять Зоны 1, 2, 3... 10.

— Отсортировать содержимое архивов Зон на предмет прямых и косвенных следов людей.

— Удержать Зоны до завершения переноса подходящей документации в Ставку.

— Изучить содержимое текстов и изготовить их копии перед возвращением.

— Удержать Ставку.

Командующие оперативных групп: Пепперминт Прайз, Брюнхед Дох, Миднайт Блоссом...

Командующий оперативным резервом: Артём Степанович Янсен.

Командующий охранением Ставки:

Дарк Марбл.

Действующие силы:

117 судей, 51 кающийся, 47 писцов, 25 посыльных...»

Так начался штурм Архивов по всему Бастиону.

Всем спасибо за прочтение.

Если бы у глав были названия, сия имела бы «Винтовка это праздник, всё летит в...». Потому что летит и стремительно, а ведь это у фестралов с и так низкой базой. Что там у народов продвинутее и сложнее в устройстве — представить страшно.

Если кому-то интересно, какими тестами пытали фестралов — https://omiliya.org/tests/logic

Арка третья. Интерлюдия 1.

Выдержка из личных записок Вилда Хантера, опального капитана филлидельфийской стражи за 1000 год от заточения Лунной пони:

"— Ну, вот и всё. Её Высочество лично почтила нас с визитом, а я теперь сижу под домашним арестом. Жду. Люстрации? Ссылки? Милости? Не знаю. Ещё недавно так хотелось скинуть дела в городе на других и хотя бы выспаться, а без толку. Времени теперь много, но уснуть не выходит.

Закрою глаза и вижу их. Лагерь, пробитая стена, строй ошарашенных стражей после марша и толпа измождённых, что ринулась на копья вцепляться в глотки. Это даже не кошмар. Это реальность. Была битва. Пони пострадали. Пони погибли. Не так, как обычно, как нормально. Смерть всегда страшна, но происходя от старости она спокойна. И даже то, что по долгу службы приходится иногда встречать, хотя бы естественно. Ужасно, но естественно.

В лагере вышло не так. Они двигались как насекомые и не прерывались, получив по-настоящему страшные раны. И Оно тоже двигалось. Постоянно, даже когда стало нечем, скелет неправильного аликорна сметал любой заслон на пути. Тогда я впервые применил искривление из пространственных заклинаний не для защиты. В голове само щёлкнуло. То, что может помочь остановить или отвести камни, осколки и удары, сможет и сломать кости, вывернуть их, раз за разом удержать ЭТО на месте, пока не придёт Принцесса.

Теперь всё вокруг выглядит таким хрупким, будто сделано из высохшей соломы. Эта комната, эти стены... Пишу без рога. Коряво, но мемуары успокаивают. Тем более, разве не этим должны заниматься отставные офицеры?"

"— Всё ещё ничего, уже неделя прошла. Я не понимаю. Приказ Принцессы был ясен – отстранить от командования, ждать. Но суда нет. Есть только караул из столичных и ожидание. В Кантерлоте что, забыли о нас? Или просто не считают нужным тратить время на судьбу провинциальной стражи? Кормят меня, как и прежде, по-офицерски, но это не утешает.

А снаружи многое происходит. Гору, с которой всё началось, снесло. Больше те отродья к нам не заявятся. Лопнувшие стёкла возместили из бюджета. Мог бы и сам вставить, без рабочих, но теперь как могу пытаюсь не использовать рог. Вроде бы такое сложное заклинание, а боюсь исполнить его случайно. На прогулках под конвоем тоже воздерживаюсь им что-нибудь делать. Неудобно, но можно и не сломаю чего чужого.

Как узнал, обратно в регионы вернулись лишь те, кого не было при бойне в лагере. Уцелевших всё ещё держат здесь для чего-то. Или от чего-то. Мы все подавлены после случившегося. Надеюсь их поскорее отпустят, ныне город хмур и грустен. Весь в траурных лентах".

"— Ненавижу это бездействие, ожидание гложет хуже вердикта. Говорят, Её Высочество очень занята, лично выжигая те мерзкие капища, что указало первое чудовище. Я верю, но что, если это ожидание и есть наказание? Вчера мне пришло полное жалование за этот месяц, даже с учётом сверхурочных часов...

Не знаю, чья, но это очень горькая шутка. Кое-как упросил конвоиров пустить к оправляющимся после сражения, купил им фруктов и прочего. Думаю, зря сам сходил. Под надзором беседа вышла скомкано, а ещё насмотрелся на переломы. Теперь чувствую, что не только стены хрупки. Пони тоже".

"— Скучно. Больше не выхожу наружу. В окна тоже стараюсь не смотреть, но не зашторил. Пробую играть с караулом в слова, сперва отказывались, но всё же достал их. Согласились. Говорят мухлюю, у меня-то под боком книги со словарями есть, а у них только устав при себе. Неучи.

И всё равно скучно. Даже начал пересчитывать трещины на стенах. Их семь, если считать и те, что под кроватью. Вроде бы раньше такого вообще не было. Пару раз приходили те из Башни, приносили шоколад и благодарили за добро на вскрытие. Поговорили через дверь, дальше не пустил. Слишком хрупкие, слишком ломкие.

У них прогресс и гранты, говорят выходит повторить паттерн тех сверх-проводящих письмён с монстра. Мерзость, они пытаются их повторить. В конце обещали помочь. Не от того ли так долго нет вестей о суде?"

"— Рассвет сегодня опоздал. Небо стало странным. Лиловым с розовыми всполохами, словно сахарная вата сбилась в миксере с тучами. И ветер… он несёт с собой запах запечённых яблок. На улице совсем пусто. Не могу не думать о том, что мы что-то упустили в том лесу или горах и оно затаилось. Окрепло и вновь приготовилось к реваншу.

Видел в окно, как на площади погрузились многие присланные после бойни столичные стражи и летели на запад. Реквизируют повозки, спешат. Пересилил себя и вылез за дверь, пытался поговорить с караулом, но они лишь молча смотрят в пол, говоря про отсутствие новых приказов.

...

Эта ночь наступила на несколько часов раньше положенного, так и не пришла почта с запада. Ходят нехорошие слухи об объятой пламенем Кантерлотской горе, у телеграфа выставили патрули. Под крики глашатаев на улицах разворачивают антихаосные поля, всех единорогов согнали поучаствовать. Меня тоже, было страшно чего учудить. Это не к добру, что-то происходит".

"— Земля гудит, со стороны гор вздымается пепел и пламя. Небо рвут на части сменяющие друг друга светила, заливая нас под ураганный ветер. Это не просто буря. Это… что-то злое. Я чувствую, как дрожат стены дома и ставлю под всё новые и новые протечки вёдра, тарелки и кружки.

Другие комнаты пришлось бросить, защищаю только кухню и спальню. На глаза попался календарь, в полночь истекло время ареста. Для продления на большее нужно решение Её Высочества или коллегии судей, но куда сейчас до заседаний?

Караул столичных не знает ничего дальше собственного носа и не хочет выпускать. Или знает, но молчит. Что, если мы оказались правы и во плоти вновь явилась Найтмер Мун? Только она способна вмешаться в небесный ансамбль! Долго думал, но теперь собираюсь выйти и самолично выяснить, что, во имя Селестии, происходит. Пусть к мятежу припишут побег".

"— Это была самая странная неделя, но я снова в строю. Не по приказу, а по необходимости. Выход в окно хватились сильно позднее, чем добрался до утопающего лагеря. Там с радостью признали даже в грязи, остальное... Не важно. Пытались арестовать, свои не дали. Оставшийся взвод столичных караульных против целого гарнизона идти не решился и разоружился. В ратуше проблем не было. С ВРИО капитана стражи вышло скверно. Слишком резкий, слишком хрупкий. После этого надел сам себе блокиратор на рог. Чешется.

К удивлению, поддержали единороги из Башни, уважаемые сэры и леди высказались за возвращение, взамен прося не мешать экспериментам. Говорят, что Дискорд теперь на свободе. Неужели настали последние времена? Пробовали связаться с другими городами по телеграфу. Тишина, линии оборваны. Вестовых высылать сейчас не решаемся, слишком плохая погода. Телепортацию тоже пробовали, что-то не то с координатной сеткой. Поезда бережём, никуда не пустили прибывших транзитом и должные отправляться рейсы, в такую погоду никакой видимости.

Она столь плоха, что даже город затапливает. Пытались копать ливнёвки и обходить дворы, кидаясь изолирующими заклятьями, ставить барьеры, но бессмысленно. Размывается грунт, потом приходится вытаскивать пони из притопленных и обвалившихся домов. Когда стало ясно, что это надолго, с тяжёлым сердцем приказал разбирать нежилые и самые прохудившиеся строения на настилы для прочих и улиц. Многие были в смятении.

Попутно согнали способных летать пегасов в стаю и попробовали выбить в тучах просвет над городом. Выходит плохо, они вязнут и бултыхаются в небе. Некоторых уносит, летают обмотавшись в спарки. Но даже так мокнут и оттого не могут взлететь достаточно высоко, пытаемся найти прорезиненные попоны".

"— Ливень отогнать на окраину вышло, а ветер нет. Сквозняки гуляют как по равнине в наших домах. Теперь не одному мне видится, что стены хрупки и тонки, но кто же знал? Трубы лопаются от перепадов, кровлю сносит от ветра прямо соседям в окна, а город жмётся и теснится всё кучнее, чтобы хоть как-то обогреться. Стихия поглощает всё. Бессмысленны стали все контракты и страховки. Постоянно приходится разнимать споры о сорванных обязательствах и латать дома.

В мэрии перебирали директивы, указы и законы, искали прецеденты и законные основания, что и как вообще делать дальше. За отсутствием связи с Кантерлотом объявили себя Чрезвычайным Ликвидационным Штабом и решили эвакуировать население с округи, как стабилизируем дела здесь.

Прежней работы в городе почти нет, многие таланты теперь оказались бесполезны и без оплаты. После долгого совещания решили из бюджета софинансировать потребительские кредиты и вскрыли зернохранилища со складами вещевого довольствия. По правилам положено выдавать всем, но приоритет отдаём работающим в трудовых дружинах".

"— Слишком уныло, слишком апатично, слишком плохо. Собрали творческих пони многих искусств вместе, кружки стихотворцев и музыкантов, художников и прочих. По бумагам теперь идут как труженики. Дали им отдельное здание под нужды и инвентарь какой смогли. Хотя какой там, мало кто спасал из домов краски или холсты вместо кошек или документов. Велено вновь организовать культурный досуг, будь то концерты, спектакли, выставки, конкурсы или что-то иное.

Думали станет проще, но теперь многие придаются бездействию или праздности. В итоге это всё промедление и глупость. Они не понимают, привыкли, что будет хорошая еда, качественная вода и здоровый сон. Что проблему можно решить кляузой в службу погодников, что хватит просто подождать. Продолжают чувствовать себя в безопасности и точно знают, что у пони никто не отнимет эти базовые вещи, даже когда это не так.

Может, просто глаз намётан, но единороги ленятся больше всех. Используют фальшклинания, зажигают рога, что-то бормочут, да и только. Имитируют бурную деятельность. Приходится постоянно кричать, что нас всех съедят Дискорд напополам с Найтмер, если не будут работать. Помогает. Иногда в город прибиваются пони с округи, их рассказы подстёгивают страх".

"— Опять еле спал. Кошмары повадились загонять тех из нас, что организуют жизнь в городе. Я и так почти не сплю от воспоминаний, но это... хуже. Медпони пытаются как-то помочь, составляют плавающие графики сна, чтобы сбить их с толку, дают снотворное и даже заменяют наркозом. Не за всеми выходит уследить. Слишком много заболевших из-за холода и воды, острая эпидемиологическая обстановка.

Те из Башни постоянно просят с затопленных мануфактур станки и запчасти, уговорили разобрать один из локомотив, взамен на уроки прикладной магии. Там много полезного. Согласился, уголь сейчас всё равно уходит на отопление, как и лес вокруг. На небо пытаюсь не смотреть, оно серо. Света то становится больше, то меньше, но он никогда не ярок. Кажется, частота мерцаний замедляется. Сквозь тучи разницу уловить тяжело, глаза привыкли.

Привыкли, да. Самый жуткий этап уже прошли, начали сокращать дармовое довольствие. Тут же пошли пересуды и ссоры. Этой больше каши досталось, имениннику шарик недодали, ещё чего-то. Малые обиды питают большие, потерявших дома или вынужденных впускать в своих чужих легко распалить. В скученности и нервозности пошли споры о том, какое из племён лучше. Всех успевших наговорить умников записали на принудительные работы под угрожающий цокот латных башмаков. На наших стягах теперь закрашен лишний аликорн. Мы будем едины, хотят они того или нет.

Взамен начались разговоры, что про нас позабыли. Каждый день начинаю с речей о том, что не было и нет пони, который так глубоко был бы предан своему делу, как Её Высочество, не знавшая в своей прекрасной жизни ничего, кроме интересов Эквестрии, доброты и дружбы. Что нет ничего противнее, отвратительнее и гаже паникёрства, смятения, смущений и колебания".

"— Сегодня был особый день, смогли соединить громкоговорители в одну сеть. По ним во всём городе отыграли аудиоспектакли и песни, это было нужно всем нам. Одна так и заела в голове, что не могу работать...

Котёл на плите весело булькает, Аромат трав дурманит слегка. Не из костей варим, не из требухи, Супчик особый, что греет сердца.

Ингредиенты здесь – наши друзья, Что в гости пришли, радость неся. Разговоры, смех, шутки-прибаутки – Всё это в бульон, как пряности, льётся.

Мудрость и опыт, как сельдерей, Придают глубину вкусу скорей. Теплота сердец, словно чесночок, Отгоняет печали, даёт нам толчок.

Искренность слов, как петрушки листок, Вносит свежести в жизненный ток. А объятия, словно лавровый лист, Дарят покой и душевный артист.

Вот и готов суп наш ароматный, Нежный, питательный, благостный, сладкий. Суп из гостей — это не просто слова, Это рецепт счастья, где дружба жива.

Так наливай полней, не стесняйся, Энергией жизни скорей наполняйся. Суп из гостей – главное, чтоб не из костей, А из душ открытых и добрых вестей!"

"— Не кажется. Светила замедляются. Ураган поутих. Всё ещё идут дожди и пронизывающий ветер, но пробуем добраться до соседних селений. Сложно. Стоит отойти от окрестных лесов и начинается дискордщина. Растения завиваются во фракталы и расползаются как плесень, липнут к шкуре. Поля стали болотами. Хищными болотами. Побитые посевы сплетаются в сети и пытаются ловить подошедших. Редкие фрукты с не загубленных крепких деревьев покрыты розовыми пупырышками и множеством отверстий. Пробовать не решаемся. С животными... Хуже. Извращённые и напуганные, они довольно опасны.

Пытались пробиться на тракт к Кантерлоту, но там совсем плохо. Землетрясения перебили железную дорогу, бурные реки с гор вышли из русел и слишком осложнили путь. По земле теперь это дорога в безвестности. Если погода ещё поутихнет, попробуем добраться на лодках, а пока надо связаться со столицей. Собрали последние аэроповозки в городе и крупный отряд. Пойдут над кронами. Давление воздуха стало ниже, пегасы не могут подняться выше облаков, соскальзывают.

Теперь вне города только большими компаниями и бродят, со свистками ультразвуковом отпугивают зверей. Вестовые проверяют деревушки вокруг и приводя пони к нам. Многие потерялись, из села на триста дворов повезёт, если найдут половину жильцов, забитых в несколько домов. Заросшие, будто не стриглись месяцами, они реагируют плохо и несут ахинею про каких-то дырявых жуков. Подозрения были давно, но подтвердились только сейчас. Время больше не идёт равномерно, чем дальше от города, тем больше расхождение в часах. В обе стороны.

Размещать прибывших выходит со скрипом, концертные залы и муниципальные здания давно заняты. Они не хотят разделяться, теснятся друг к другу и постоянно задают вопросы про пароли. Переделали часть складов под бараки, поселили туда. Поддерживают распорядок, как в казармах. Даже подыгрываем, прислали им сержантов. Надеюсь, дисциплина и вера помогут им оправиться, обратно втянуться в ритм жизни из диковатого состояния".

"— Пошёл вызнавать у единорогов Башни, смогут ли они магией облегчить участь привезённых менталистикой. Узнал, что пока был занят, они разобрали ещё несколько локомотивов ради котлов. Паразиты. У нас один остался. Пришлось ругаться, целое здание изнутри исписали мерзкими символами, как на пойманном чудовище. Почти снял блокиратор с рога, хотелось там всё разнести. Убедили. Передумал.

Они собирают какую-то котельную на единорожьей тяге. Над бойлерами висит большой кокон из труб с письменами, что высасывают любого до изнеможения, стоит сверкнуть рогом поблизости. Уверяют, КПД этого кипятильника выше, чем если греть напрямую заклинаниями, ещё и квалификации не требует. К общей системе отопления подсоединили, но механизм часто ломается и норовит ошпарить зазевавшихся.

Говорят это детские болезни любой конструкции, но я думаю эти каракули просто нас ненавидят. И всё же уголь конечен, шахты затоплены, а древесина теперь жидкая каша. Магия вечна. В итоге так и не узнал то, зачем пришёл. Пошёл с тем же вопросом к творческим пони. Выглядели нервно, решил пройтись по зданию и посмотреть, на что немалые ресурсы идут, а там...

В подсобках они рисуют портреты Найтмер, сбежавшего от нас чудовища и каких-то фестралов, слагают восхваляющие Вечную ночь стихи и коллажи с омерзительными сюжетами. Зачем? Почему? Говорят это приходит во снах. Велел всё сжечь, хоть и было красиво. Мы недооценили влияние Кошмаров, даже не знаю, как рассказать остальным. И нужно ли".

"— Ситуация быстро меняется. Дальний дозор на юге нашёл огромную колонну гостей с фонарями и котомками. Пони и немного грифонов из Балтимэра идут на север. Первые просто бегут от берега, вторые хотят сухопутно добраться домой по перешейку. Чудо, что дошли, грелись сбиваясь в стадо. Принесли весьма неутишительные слухи с берегов. Портовый город сильно пострадал под истериками природы, сильнее нас. Кто мог, ушёл вглубь континента, эти подались на север. Чем могли, откормили и выходили. Пристроили к работе, вымываем дурь про диархию.

Давно хотел, теперь решился. О группе к Кантерлоту нет вестей, но промедление вредно. На последнем поезде в Сталлионград отправляется рембригада с охраной, как раз клювастых подвезти и найти разрыв телеграфа. С грифонами должно выйти надёжнее. Нам нужно туда. Сталлионград крупнее, стоит на важной дорожной развязке, там наверняка сохранили связь. Если не со столицей, то с прилегающими городами. Должно же быть какое-то руководство в этом бардаке?

Хочется верить. С Кантерлотской горы до нас иногда долетают всполохи света, держит ли столица бой или это шальные молнии, не знаю. И это страшно. Пытаюсь расширять стражу, учим набранных всякому... Повторить пока не могут и надеюсь, никому не придётся. В лесах снаружи опала всякая листва".

"— Миллиметры осадков уже перевалили за метры, бьют рекорд за рекордом. Везде сырость, скоро мы все порастём лишайниками. Каждый день поём во здравие Принцессы, но теперь над головами постоянное затмение. Темно, сквозь тучи свет почти не проходит, погода ещё холоднее. Иногда проскакивает град.

Решили использовать ветер себе на пользу. Его вой разносится в округе, так почему бы не дополнить словами? Роза ветров устарела, вектора трясёт, но приловчились. Сжатыми в конусе волнами пробили воздух в потоке, следом разбили послание на отдельные колебания, усиливая их резонансом друг за другом и пустили, пока не затянулась атмосфера. Секунда в секунду. С расстоянием всё равно рассеивается, но надеемся докричаться до других городов. Целый хор собрали.

Пока снаружи тарабанит градом, пробуем осушать подвалы и вытаскивать из закромов закваски. Пони больше, поставок извне нет, но прогноз оптимистичный. В хранилищах консервирующих заклинаний минимального рациона ещё надолго хватит, но иногда хочется разнообразия. Пробуем хитрить с трансмутацией, но это не то, вкусы неправильны".

"— Сегодня на встречу напросилась глава наших погодников, обеспокоенная выпадением снега. Умная пони многих талантов, сговорилась с книжными червями из Башни и подвязала все наши наблюдения воедино... Вывалила с вердиктом. Будет хуже. Всей планете. Мы теряем кислород, тепло и биосферу. Святая Селестия, за что нам это?

Деталей много и они путаны, но суть не могу выкинуть из головы. Когда резкие рывки светил пустили в пляс крупные воздушные массы, а погодная служба испытала коллапс, прежние холодные и тёплые фронта объединились в чудовищные циклоны. В областях пониженного давления эти небесные пылесосы подхватили молекулы кислорода на ту высоту, где они тут же рассеиваются.

Попутно захватив с собой пепел от встревоженной тектоники и продукты гниения с затопленной осадками и наводнениями суши, эти небесные пылесосы затянули всё небо сажей. Слишком высоко, чтобы её смыло, слишком низко, чтобы уйти в безвоздушное пространство. Скудный свет, температурный шок, рост влажности из-за падения давления и вечный дождь...

Мы теперь спорим, вырабатывают ли кислород хотя бы растения по другую сторону планеты. Один из медпони говорит, что быть может бактерии на глубине океана ещё стараются, там где термальные воды. Кроме Принцессы теперь поём во здравие этих маленьких тружеников. Что стало с городами на вершинах гор пытаемся не думать".

"— Это несправедливо. Так не должно быть, но есть. Наконец собрали лодки и пошли по рекам к Кантерлоту, пока их не хватило льдом, а на пути вылавливаем из заводей тела пони и остовы телег. Их обгладывают рыбы и раки, но узнать можно. Наши. Дальше не идём. Снова траур. Кричим на север срывая голоса, чтобы поезд разворачивался.

Перебираем заклинания очищения зла, диспела метаморфоз, магии дружбы и прочего. Выискиваем дискордовы отродья и кидаем по пачке заклятий с налёта, тут же уходя и с расстояния наблюдая за эффектом. Без толку. Не работает. Это теперь не насадное, а новая норма всех тех существ. Никогда не думал, что буду бояться зайцев, но продолжаем пытаться сделать их снова милыми. Пока не найдём, как, дальше не двинем.

Башенные предложили собрать из нечестивых символов клетки и ловить в них хаотических зверей. Магии должно выдавать много, освободит нам единорогов с отопления и антихаосных полей, но это слишком жестоко. Разве тому нас учила Принцесса?"

"— В горах есть жизнь, но какая конкретно сказать теперь не выходит. Со стороны Кантерлота пришёл ответ. Эхо, почти затухающее до белого шума. Странная магическая конструкция, будто кто-то громко шептал в одну точку, но смогли разобрать. Искажённый голос велел немедленно заткнуться. Чей он, определить не вышло, но разве мы звучим так ужасно?

...

Мы определённо должны были заткнуться. С округи идёт то, чему здесь не место. Поганища из тулов разных зверей и кадавры из всевозможных вещей. Свели поисковые разъезды к минимуму. Теперь окружаем город земляными валами, пробуя их скреплять кладкой, подобно первым острогам древних племён. Пытаемся контролировать дороги, в болотных полях вязнут даже эти существа.

...

О Селестия, видел шагающий к нам деревянный всеядный мост! Волшбой выкопали котлован и заманили его туда. Почти выбрался, как же он визжал, когда лилось горящее масло со смолой. Башенным дал добро, теперь полно свободных единорогов. Самое то, отгонять отродий от насыпей. Мы в блокаде, делать что-то снаружи невозможно".

"— Запретил привлекать новых единорогов на стены. Слишком быстро показали, как можно калечить собственным рогом. Массово пытаются их отпилить и обломать, крича, какое всё вокруг хрупкое. Как же я их понимаю. Начали мастерить блокираторы и пломбы к ним, снимаем лишь при приступах стен и риске прорыва.

Настроения упаднические, кантерлотские стражи обвинили в положении нас и собрав недовольных с родственниками потерявших рога попробовали вломиться в ратушу, поколотили завхозов, требовали компенсаций. Молодцы, разгромили там всё и были втоптаны в грязь. С лекарствами дело плохо. Не все важные смогли воспроизводить, во многом из-за дефицита сырья, а экспериментировать с эффектами новой флоры слишком опасно. Но теперь будем на них.

От ситуации даже есть плюсы. Теперь не приходится всех убеждать, что без усердной работы нас сожрут. Это стало очевидно. Кошмары отстали от организаторов средь нас, лезут к часовым. Выбивают целые секции стен и смены дозорных. О полном прорыве речи не идёт, но одиночные твари попадают внутрь. Больничные запасы аммиака иссякли, пробуждать скованных всё тяжелее. Ищем замену.

...

Случилось чудо, вернулся поезд. Разбирали насыпь, держали приступ, но впустили обратно. Долго обменивались известиями и вызнавали, что там видели, разгружали привезённую качественную сталь. Вернувшиеся говорят, сам кабель восстановили и даже добрались до Сталлионграда, но отвечать там некому. Новости противоречивы и горьки. Нет никакой объединённой ставки, централизации в Эквестрии больше не существует. Теперь пытаемся разобрать всё то, что они говорят".

"— Разобрали. Записали. Принцесса Луна предала не по своему умыслу, но по чужому. Принц Блюблад казнён Найтмер Мун. Её Высочество в горькой печали, оберегает Элементы и не даёт той полностью захватить небо. Управлять страной пытается Принцесса Каденс, но все силы скованы борьбой с Дискордом, что ищет что-то в Вечнодиком лесу. Сообщение между городами практически разрушено, а там, где сохраняется, процветает раздор. Движение возможно только конвоями.

Сам Кантерлот серьёзно пострадал от битвы с Духом хаоса. Рейнбол Фолз и Клаудсдейл покинуты, на их высоте нечем дышать. Судьба малых поселений незавидна, хотя многие пони перебрались в остроги вдоль новых рек. О положении дел на западном побережье страны почти неизвестно, но есть свидетельства о массовой миграции зебр и оленей. Владея алхимией и провидением, они то сбиваются в разбойничьи ватаги разоряя округу, то становятся на защиту острогов. В Мэйнхеттоне то ли вторжение грифонов, то ли попытки парламента устоять на их когтях. Когда начался вечный дождь, мэр города реквизировал арендные дома в пользу обездоленных, городской парламент выдвинул против него импичмент. Идут уличные бои.

В Сталлионграде тоже неспокойно, город парализован постоянными шествиями переходящими в драки странных пони под началом некой Старлайт Глиммер, что хочет отобрать у других кьютермарки и даже находит поддержку. Тамошний Комитет по Управлению в Чрезвычайных Условиях из остатков правительства пытается их разгонять, но столица реквизирует всё больше сил под нужды противостояния, так что те контролируют лишь отдельные районы. Ситуация патовая, помощь нужна всем, помощи ждать неоткуда. Под завязку загружаем поезд остатками угля и стражей в полной выкладке. По законам, мы должны поддержать Комитет и ликвидировать любые не подтверждённые Кантерлотом органы самоуправления, готовимся выпустить поезд и вновь начав хор дать ему уйти без преследования".

Всем спасибо за прочтение.

Как там в меме было:

— Мама, а можно нам Фоллаут Эквестрию?

— Сынок, у нас уже есть FoE дома...

Арка третья. Часть 3.

Вскрытие архивов фестральего народца не принесло Артёму искомых ответов. Почти все из интересующих его археологических памятников состояли из записанных существенно позднее событий песен из эпоса, что уже само по себе снижало их достоверность и точность.

Слог и рифма этих песенных мифов терялись при переводе со старых наречий на современные, а потом и на русский. К тому же древние тексты постоянно ссылались на ныне позабытые политии, что предшествовали Сёстрам, от чего географическая привязка событий становилась вопросом крайне долгим.

Очередной фестрал принёс переписанную расшифровку с расколотой глиняной таблички, половина которой истлела. Видимо, нашли что-то важное. Откашлявшись, фестрал гласил:

— Выдержка из писания из Третьего заката, фрагмент LXXIX:

"Послала княжна полесья рабов своих. Отважных и лукавых. В сердце города-трупа, имя кого не упомянут всуе. Искать сокровища в прахе прежних царей.

Под сводами путь их лжив. Земля гнётся, камень плачет. Ноги ступали в пустоту и рты меж плит, тропа глодала копыта. Двое пропали, остальные роптали. Гонимые плетьми все шли дале.

У самых сокровищ бой услыхали. Вдоль улиц на площади уж мёртвая стража зверей прогоняла. Стяги с орлами рвали головы псов на телах быков. И их увидали.

Пространство кривилось. Кости скрипели. Звери рычали. Пони кричали. На улицах смешались. И звери. И кости. И пони. И тени. И золото. И многие многие вещи. И многие смерти. Взяли всего понемногу, бежали.

Вернулись с дарами. Княжна рассудила. Могильник слабеет. Кости дряхлеют. Звери хиреют. Пони смелеют. И слала всё новых рабов".

На основе этого и многих других отрывков теперь Артём считал, что со временем переселение копытного народа перемололо вцепившихся друг с другом Хексариона с Дискордом. По крайней мере, первый гарантированно мог поднимать трупы, а второй промышлял сплетением всевозможных химер, да и действительно в какой-то момент был заточён Сёстрами. Но человека нисколько не печалила судьба переселенцев минувших дней.

— Вы смогли хоть примерно определить регион, где это происходило? — его интересовали лишь места. Если сюда смогли зайти, значит можно и выйти.

— Мы пытаемся, но «полесий» слишком много! — принялся охотно объяснять фестрал, — В те годы поля ещё удерживали... Вам подобные или кадавры хаоса, а леса уже нет. Вот пони и лезли из болот на новые земли, всё называя полесьями. Пробуем составить схему, кто где жил, но там вообще всё в полесьях, поляньях, болотьях, озёрцах, лужичанцах...

— Всё, стоп, — "как всегда, ничто не идёт нормально", — Я понял. Просто сообщите, когда будет прогресс в определении места.

Ежедневная званая трапеза в очередной раз затягивалась, со всё более тесным знакомством с фестралами у Артёма уже не получалось покидать её в тот же миг, как заканчивалась обязательная часть церемониала.

— И у вас в самом деле есть кошки? — теперь приходилось участвовать в беседах о всякой ерунде, чтобы не обидеть прошлых и будущих радушных хозяев, отваживающихся звать того, за кем по пятам следуют разозлённые лунатики, — Признаться, я не видел никаких... домашних животных в стенах Бастиона за всё это время.

Хотя разумностью пони бесспорно обладали, идея питомцев у них всё ещё казалась не совсем очевидной. Инерция сознания брала своё, изредка подкидывая такие прозрения на пустом месте. И не то, чтобы он этим прозрениям удивлялся, поражало иное. Всё ещё было тяжело свыкнуться, что пони были столь похожи.

— Конечно же есть! — воодушевлённо начала фестралья кошатница из числа тех, на чьё приглашение он собирался в скором времени наведаться, — Неужели вы никогда не задумывались, почему здесь, посреди джунглей, нет ни орд мышей, ни целых клубков змей или чего ещё противнее?

Пускай саму возможность мыслить общими категориями можно было списать на принадлежность к классу млекопитающих, а в основах духовной и материальной культуры копытных проглядывались теперь-то уже достоверно занесённые ранее Античные референсы, такая схожесть разумов с цветастыми псевдотрёхмерными лошадками казалась неестественной.

— На кошек бы никогда и не подумал, — "вы волшебные, летающие и говорящие лошади-упыри, выдолбившие в скале убежище от конца света ко второму пришествию, спасибо, что хоть здесь обошлось без какого-нибудь выжигающего мозги вредителям поля", — Полагал, ответ в шаманах и их алхимии, каких-нибудь пахучих травах.

Он пребывал в думах о том, могло ли так быть, что разум в принципе способен существовать лишь в около-подобной конфигурации, от чего разумные были столь близки понятийно? Нужно было пообщаться с драконами, пресмыкающиеся определённо должны были отличаться хотя бы из-за иных инстинктов.

— О, легко понять, конечно, эквестрийские те ещё ленивые обжоры и этого бы не смогли достичь... — высказался в разговоре Нут, заслышав о шаманах.

— Ду-у-у-у, — заголосила сидящая под боком и осмелевшая за последнее время Лира, сверкая рогом вызвав играющие образы когда-то виденных котов у потолка, — А вот и неправда! Наши кошки стройны и прыгучи!

Не растерявшись, шаман уронил снопу трав в подставку с тлеющими благовониями и ароматическими палочками, от чего к потолку потянулся дым, закрыв проекцию.

— Но наши-то всё равно другое дело! — и был поддержан прошлой пони по другую сторону стола, — Вам точно нужно их увидеть, они действительно не чета всем прочим неловким и шумным котам. Мы собственную породу разводим уже тысячу лет, стоянкам нужна надёжная охрана от норовящей утянуть сладкое манго всякой пакости, да и компаньоны в ночи...

Эту беседу скрашивало какое-то зеленоватое кислое вино, и хотя само по себе оно было излишне терпким, вместе с вегетарианским веллингтоном из белых грибов и трюфелей в слоёном тесте, да с соусом из лесных ягод и сливочным муссом из пастернака, напиток сочетался отменно. Повара воистину старались на славу, ухитряясь выдавать лучшие находки из кулинарных рецептов. Всё скуднеющие запасы, нежели ранее, здесь заметны практически не были, тягости на себе несли прочие.

Так или иначе, подобное повторялось день за днём. Такие разговоры даже не были плохи, ведь несмотря на всю ту раздражающую неспешность, размеренность и репетитивность, мелочи жизни чужого народца действительно были весьма интересны. Вот только за десятки посещений замылилась всякая торжественность и помпа, ныне Артём видел теплый интерьер зала, чувствуя приятные запахи специй и всевозможных цветов, создающих расслабленное, почти родственное состояние души, что убаюкивало вечно пребывающее в движении сознание, затупляя и обогревая потребный в холоде и ясности разум, на задворках которого даже переставала саднить наведёнка.

Успокаивающие мотивы были для него самым сильным ядом. Роящиеся и гремящие тучи образов замедлялись, теряющие инерцию мысли из наточенных впивающихся в мир игл расползались в лужи, одна проникая в другую. Их яркие концепции сливались в одно уродливое месиво, всеобщее, неизмеримое, несравнимое, нетленное обо всём и ни о чём разом. Бытующая подле него все эти месяцы наведённая стихия теряла фокусировку, а разум терял остроту мышления, всё больше становясь созерцающей частью этого душистого марева.

И всё же рассудком хотелось выблевать этот уют подобно токсину. Артём уже давно смекнул, что сохранял подобие здравости лишь будучи чем-то занят, при смене обстановки или, что иронично, при пиковом напряжении. Частые одинаковые и повторяющиеся ситуации, чувство дежавю и бессмыслица заставляли терять концентрацию. Подобно жаждущему ему нужна была новая информация, огромные массивы данных под обработку. Что угодно, о чём ещё не было мыслей, что вводило новую предметную информацию или побуждало реагировать на внешний стимул, ещё не заполучивший заранее известный алгоритм.

Не утоляя информационного голода, но успокаиваясь под атмосферой зала, он впадал в странное состояние безмятежности, упёршись взглядом в одну точку и прозревая её, дивясь неправильности геометрических форм и пространства. Эти перемигивания были лучшим, чем вслушивание в собственное самоощущение и понимание, что бесконечное пиршество вокруг было самым бессмысленным из возможных действий. И в тоже время действующим. Он находил очень ироничным, что будучи способным не фигурально контролировать сердце, всё равно испытывал соблазны и страсти, споря с ними.

А спорить было за что. Безмятежность была непозволительна, от чего бесила остатки здравого смысла, ибо была ложной. Находящийся под непосредственным вниманием Найтмер, зал был единственным действительно безопасным во всём Бастионе. Но за пределами этого милого места расслабленным находиться смерти подобно, да и здесь использовать покой, чтобы перевести дух и оправиться от постоянного напряжения в полной мере, не выходило. А всё из-за злополучных архивов.

—... они копаются в делах, которым место под семью замками и семью заклятиями! — возмущённо фыркал слева от местной властительницы громадный, почти дотягивающий до аликорна ростом фестрал по имени Кан, что был высок и ладно сложен, заставляя окружающих пони инстинктивно жаться подальше и неотрывно глазеть. Было неудивительно, что хранители взятых штурмом архивов выбрали его своим представителем, многих собеседников он давил чисто размерами, — Они подняли все отчёты о северном походе и, — клянусь всеми камнями Бастиона! — вскрыли сундук с балладами о Нести Первой!

— Какое кощунство, — качала головой в такт возмущениям Найтмер, покровительственно укрывая крылом, — Какое кощунство тревожить песенки этой несчастной Нести, — и тут же задорно добавляя уже Артёму, навострив ухо и прищурив глаз, – Нашли что-нибудь интересное?

Вновь собраться с мыслями было тяжело.

— Не имею ни малейшего понятия, Ваше Высочество, — тяжелее лишь вспомнить, о каких ещё письмах речь и знал ли он об этом вообще или их отсортировали, как не имеющие отношения к делу, — Мы проверяем любые носители информации и даже так имеем крайне фрагментарное представление. Эти упёртые библиотекари предпочли сжечь, разорвать или сжевать все тематические списки библиографии, а потом растоптать таблички о том, где что лежит.

В разных формулировках, это повторялось раз за разом, день за днём. Без малейшего изменения сути или какого либо нового смысла. Но что могли противопоставить писари пришедшим к ним бронированным пони? Лишь яриться размытыми предупреждениями о незримых угрозах, да в будущих хрониках изобразить его ещё большим чудовищем, чем было на деле, в чём он мог пожелать удачи.

— Это не библиотека для праздных сплетен! — забасил Кан, упёршись копытами на стол и привстав из под крыла, — Бастион стоит лишь до тех пор, пока мы помним, что следует забыть. И ради чего это ворошат? Ради любопытства о сгинувшем уже тогда?

— Именно так, — вертикальные зрачки собеседника сузились, — Разве мы не пытались по-хорошему, пока вы устроили итальянскую забастовку?

Судя по морде, на которой с заметным трудом удалось распознать следы впившейся недавно уздечки, пони искренне пытался расшифровать ту странную кашу, что исторг переводчик на упоминание Италии. Артём мог ответить иначе, пощадить чувства нетопыря и образно стоящих за его спиной, но не имел к тому никакого уважения. Даже далёкий от местных обычаев чужак сообразил, какую именно тактику в борьбе с ним выбрали архивисты.

— Как же вы не поймёте, каждая страница в тех стеллажах — путь в Тартар! — в итоге взорвавшись, будто для взлёта хлопая крыльями и храпя от раздражения, фестрал привлёк к себе внимание зала, — Те тайны, что вы вытаскиваете на свет, не прощат беспокойства всем нам!

В такие минуты сладкие ароматы трав казались отдушкой и перегноем трясины, а пони вокруг въедливыми пиявками. Чёрными и склизкими. От того нахождение здесь разуму было всё более тошнотворно, напоминая болото, в уютной тине которого тонули чувства, залипнув в случайную точку и дивясь игре света меж плоскостей. Он предполагал, что лишившись большей части естественных потребностей, стал более зависим от ментальных и социальных, но не находил метрик для проверки оного. Всё сильнее росло подозрение, что что-то сломалось. Важно и нужное, но пока непонятное.

— За порядок! — в очередной раз объявила всеми поддержанный тост Владычица, успокаивающе гладя Кана ногой от холки между лопаток до крупа, — Да наступит Вечная ночь!

Будь его воля, Артём отказался бы от всех этих бессмысленных разговоров с Каном, вот только получивший допуск до личных покоев и дражайшего тела Найтмер, тот закономерно был у той в милости. Приходилось терпеть. Тем более, в меню сегодня, как и с некоторой периодичностью, было специальное блюдо. Он знал, что в такие дни болото затягивает его сильнее, но ничего не мог с собой поделать.

Приходилось сидеть в зале ещё дольше, пока в черепашьем темпе сменялся пустеющий стол и ни о чём говорили гости. Он не волновался за вопрос архивов, уж больно удачную позицию в нём занял чёрно-синий аликорн, одновременно выслушивая, какой её предвестник чинит бардак и получая в дублированных отчётах компромат на мелкие прегрешения предков каждого из оставшихся родов. По одиночке они не были чем-то ужасным, способным пошатнуть репутацию, но за тысячу лет хронисты каждой маломальски важной фратрии нетопырей постарались на славу, запомнив, кто кому и как дорогу перешёл.

Такие книги обид были для каждого хоть сколько-то старого союза, а потому от их разглашения воздерживались все стороны. До тех пор, пока не пришёл он и занявшие не ту сторону кланы очернили всеми возможными способами, представив рядовым фестралам, как всегда бывших законченными ублюдками. В этом смысле хранители истории даже были правы, утеки вести на общее обозрение, Бастион развалится, утонув в пересудах, взаимных обидах и прочем... На фоне всё большей милитаризации и явно нездоровой ситуации, он даже допуска сценарий кровной мести всех против всех. Благо, за этим строго следили. Неспособных держать язык за зубами средь вскрывших архивы удавили свои же.

В какой-то момент Артём уловил странный, но отдалённо знакомый запах, а гости стали стремительно ретироваться. В хватке телекинеза с нового подноса посреди стола поднялась крышка, а ещё не успевшие уйти ахнули.

Мясо. Даже визуально большей прожарки, нежели следовало, с какими-то ягодами в роли соуса и сочной фруктовой нарезкой вокруг. Это было редким событием, мало когда в лесах вокруг удавалось найти не затронутую Дискордом дичь, мало когда у шастающих снаружи были силы и время тащить её до горы.

— Есть ли желающие? — вопрошала Найтмер. На фоне прочих фестралов у той даже в прикусе прослеживались специфические, хищнические черты, а потому ещё в первый раз удивлён он не был, как и отказываться не стал.

А зря, почти всегда вкус был дрянным.

— Повара прекрасны, — никакие ягоды не могли скрыть горечь, сухая, местами жилистая текстура прорезалась с заметным напряжением, чтобы оставить послевкусие железа. Они как-то умудрились пересушить и оставить не самые толстые ломтики не везде прожаренными разом, — Но не умеют готовить мяса.

— Это с непривычки, они скоро научатся, — Найтмер приблизила нос к тарелке и обнюхала, нисколько не противясь, — Не устраивает запах, хватит ма-а-аленького самовнушение и он станет вкусным.

Как-то раз застав его во снах за попытками перерыть образы самого себя, аликорн считал, что Артём был сведущим в ментальных практиках и просто привередничает. Оно было к лучшему. Заев предложенными к блюду фруктами, у него вышло перебить въедливый привкус, да и только. Но мышка продолжала есть кактус. Уж слишком редко пред ним было что-то не вегетарианского или рыбного состава.

— Мне кажется, архивисты необучаемые, — воспользовавшись уединением, можно было поднять прежде отложенные темы. Их накопилось изрядно, — И сливают лунатикам мои передвижения. Слишком часто те нападают на случайные маршруты.

— Скорее кто-то без всякого уважения обращается с сакральными знаниями, — звучало размеренно и между делом, — Кошмары бдят их сны по вашим просьбам в ущерб прочим делам и ничего не находят.

Будто бы их суждению он доверял больше, чем угрозам архивистов.

— Перед рейдом на Кантерлот пришлось шантажировать Кошмары ради их помощи, — "эти уж точно не найдут", — Вероятно, они тоже точат на меня зуб.

— У вас паранойя, Предвестник, а это плохой советчик. — искренне наставляла царственная особа, — Возвысив стольких ненадёжных подле, теперь ищите предателей вовне. Может, стоит поискать не в пыльных свитках, а среди тех, кто стоит за вашим плечом?

Это было здравое заключение, но и оно имело изъяны. Покушения начались ещё до набора кающихся, а до того он тесно контактировал лишь с Найтмер же приставленной охраной и двумя случайно подобранными в обслугу дневными поняшами, что до определённого момента и собственной тени боялись.

— До организации допущены лишь те, кого фильтровали ещё вы. — резонно возразил человек.

— Прекратите ёрничать. Это значит не более того, что на тот момент они её прошли. — уточнили в ответ, — Вчера они избежали казни и на радостях не смеют мыслить ничего дурного, а сегодня Кошмары схарчат их друга и всё перемешается опять. Пройдут ли они проверку вновь, утверждать невозможно, подобное должно носить периодичный характер.

"И кто из нас ещё параноик?"

Сипло выдохнув, Артём вернулся к блюду, обдумывая услышанное, но и здесь не нашёл покоя, сдавшись и отложив тарелку. Испорченная пища в мире сверхъярких красок тоже сигнализировала о себе настойчивее нормального.

— Не могу понять, чьё оно? — быть может, конкретно этот зверь был просто несъедобным для людей, — Похоже, но слишком ядрёно и плотно для птицы. Какой-нибудь страус?

— Почти, — заржала в ответ Найтмер, — Таков вкус грифона, у берега нашли разбитый корабль и даже выжившего. Экак его занесло, иронично, не правда ли?

Секунда ушла, чтобы вспомнить главное из слышанного об этих существах. Их как раз недавно упоминали в отчётах по архивам с северных походов, где с восточного перешейка Владычицу Кошмаров не раз давили и пятили ещё в бородатые времена.

Можно было и предупредить, — "Ну спасибо", он залпом опустошил ближайший кубок, надеясь смыть и забыть послевкусие. Ещё не хватало пристраститься к разумным. Один раз это случайность, а два уже совпадение... — Зачем мы едим грифона? Ладно бы хоть вкусным был, так гадость ведь... Почему мы вообще постоянно едим, неужели нет других поводов собраться?

— Потому что набить брюхо не песком, величайшая услада! А грифон... Это красиво, а я люблю красивые жесты. Ну что вы смотрите? Не будьте снобом, вам не впервой, да и сами не спрашивали, — отмахнулась копытом Найтмер, — Могли же, но не стали, хотя каждая вторая зверюшка если не говорит, то понимает происходящее. Прытки и лихи, всё время торопитесь, будто завтра не наступит... Куда вы опаздываете?

Привыкший к скорости жизни куда более динамичного общества, на фоне пони он выглядел мягко говоря гиперактивным. И если пони в массе своей тоже не были грузны, а очень даже шебутны и суетливы, о нём же теперь ходили слухи, что Предвестник способен разделяться на копии и быть в разных местах одновременно, запоминать каждое слово и мелочь. В основном это было из-за попыток запутать лунатиков, но и очевидная разница в темпах жизнь вносила лепту.

"Я опаздываю домой", — К победе.

— Она неизбежна. Насладитесь моментом, отдохните в конце-то концов, — слова резали по ушам, приходило осознание, что заволакивающая его трясина также добралась и до аликорна, втянув ту в размеренный ритм и умиротворение. Не забросив дела, та больше не стремилась ударными темпами вырваться наружу, всё больше смакуя каждый момент, — Сходите в театр, на южной галерее Черничка ставит отличные спектакли или поспорьте на симпозиуме шаманов о сути вещей, такой риторики нигде не сыскать. Вскройте пару бочонков закваски со времён основания крепости или потискайте кого из молодых фестралок во славу ночи. Есть великое множество способов расслабиться, один из них вам точно подойдёт. Вы это заслужили.

Хотелось взвыть, даже проведя тысячу лет в пустоте и происходя из более суровой эпохи, Найтмер оставалась пони. И даже со всей той неестественной схожестью меж разумов, пони были другими в тех аспектах где, как считал он сам, различия были к худшему. У Принцессы это проявлялось не в миролюбивости или чём-то подобном, отнюдь, она обрекла целую планету на ужасную участь без зазрения совести и сомнений, но в мотивах.

— Ваше Высочество, боюсь у нас нет времени праздновать. Я смог вернуть вас лишь благодаря неожиданной концентрации всех доступных активов в одной точке, пока противник был рассеян и празен, — пытался достучаться Артём, — У нас стремительно убегает время, снижается потенциал доступных сил и средств, бессмысленно расходуются возможности и упускается инициатива, пока народы мира приходят в себя. Сколько ещё итераций на места выбитых лунатиками выйдет поставить действительно понимающих свои действия пони? Через сколько отправленных наружу отрядов в шахты и кузни вместо взрослых спустятся старые клячи и жеребята? Когда мы выступим, будет уже не до пиров и это промедление гложет меня.

Ввязываясь в дело он ожидал вернуть в первую очередь древнейшую из живых воевод. Македонского от рода карликовых лошадок, что своими амбициями и опытом сокрушит мир. Мифическую богиню тьмы, которой поклоняются сквозь века. Рок. Проведение. Закон мироздания. Пантократора. Нечто неумолимое и неизбежное, что способно выжить в слабой атмосфере спутника, а после возвращения из изгнания может выйти один на один и одолеть существо подобного же класса, но имеющее за спиной несоизмеримо превосходящие ресурсы. А не ту, что начнёт довольствоваться признанием ночных сородичей, замедляясь в яствах и похоти, демонстративно оглядываясь на статусное потребление и купаясь во внимании подданных. Это был неприятный сюрприз.

— Предлагаете мне в третий раз поверить манящим обещаниям спешки? Нет уж, вновь я не куплюсь. Да и всё не так плохо, Предвестник, вы как обычно драматизируете. Во снах я прекрасно вижу положение прочих и оно хуже нашего. Так что не стоит бояться разбитых зубов и сломанных ног, — журила Найтмер в ответ, – Куда по вашему двинутся все те, кто более не обрабатывает землю и те, что кормились с неё, опустей подсобки городов? Штурмовать далёкую крепость посреди джунглей или стоять на пути стройных и оружных ночных полков?

Он многое думал о выбранной Принцессой стратегии. Снижение ресурсной базы ввиду оскудения биосферы от космологического катаклизма, вызванного противостоянием двух аликорном, неизбежно привело бы даже самые малые единицы общества планеты к мобилизации для обострившейся конкурентной борьбы. Для поддержания жизнедеятельности любой город должен стабильно снабжаться извне... Многим. Это было актуально и к Бастиону, хоть и в меньшей мере благодаря изначально меньшему уровню жизни, подготовки к подобному и разработке части сырья прямо в горе.

— Я понимаю, — всё это вело к очень большой избыточной смертности, а потому неизбежно значило радикализацию выживших, ведь банально останутся лишь способные остаться, — Они вцепятся за крупные хранилища, ещё пригодные карьеры и возобновляемые сельхозугодья... Но что родится из этой анархии? Чем злобнее, хитрее и беспощаднее конфликты меж ними, тем более изощрённых мы найдём победителей. И чем дольше мы ждём, тем больше позволяем противникам прийти в себя и перегруппироваться, чтобы противостоять нам наиболее эффективным образом. Неужели нельзя как-то форсировать планы?

Ему читали очень убедительные записи про когда-то стоящий в ледяной пустоши магический город-государство, что волшбой и копытом в одиночку контролировал целый регион. Как быстро поставленные на грань выживания пони вновь смогут создавать ему подобные, было страшно гадать.

— И что же вы предлагаете? Ах, не говорите, эта идея так ясно оформилась и глубоко засела в той странной конституции, кою вы сотворили с собой, что теперь фонит во все стороны, даже сквозь завесу безделушки на лапе, — вещал аликорн вальяжно и все в том же темпе черепахи доедая мясо отвратительной прожарки, ужасный вкус которого она всё равно не ощущала благодаря магии, — Выступить прямо сейчас и по воздуху ничтоже сумняшеся с наскока, да поодиночке втоптать отрезанные друг от друга города в сто лет камней... Каменный век? Интересный оборот. Так знайте же, идея эта крайне и крайне порочна. Выйдите из Бастиона, походите, посмотрите вокруг. Мир снаружи меняется. Прежние каноны устарели, а для планирования хоть чего-то осмысленного нужно выяснять детали. За сколько теперь сотня лёгких фестралов преодолеет квадрат в 50 километров сквозь вечный дождь? А в броне или с грузом? А если гора на пути или грозовой фронт? Как замерять время, если оно теперь относительно и колеблется с численностью пони в одной точке? И это лишь то, что касается марша, не говоря уже о попытках поддержать его управляемость, не теряя отдельные части, кои теперь можно в прямом смысле потерять и больше никогда не найти. Но не стоит беспокоиться, Предвестник, это выясняют. — Найтмер неспешно налила себе еще какой-то настойки, отпивая маленькими глотками, забавно и немного по-детски высовывая язык, — Всё идёт по плану. Смеющие противиться моей власти иссякнут и переварят сами себя в испытаниях, страданиях и борьбе, слабея в бессмысленных стычках. А пока фестралы снаружи отдыхают от очередных учений, у нас есть время пировать. Тех, кто считает иначе, ждет унижение, порабощение, ассимиляция и забвение. Так я сказала.

Дружеский намёк был кристален, разговор был окончен. В конечном счёте он действительно понимал меньше в организации военных походов, чем величественная воевода прошлого и инфантильная пони в одном флаконе.

Выйдя из зала не в лучших чувствах, Артём прикидывал, куда направиться дальше, покуда было уже за середину дня. Поручений ему не дали, а со следствием и сортировкой записей судьи справлялись сами. Быть может, стоило действительно расслабиться, как то предлагала умудрённая опытом Найтмер?

Зайдя за дневными, да с сопровождением стражи, сперва кинув игральные кости для определения маршрута, по извилистым коридорам он направился до звавшей в гости ночной пони по имени Ноктюрн. Кошки всегда успокаивали, были милы глазу и он не видел их довольно давно, так почему бы и нет. В этот раз даже свезло добраться без эксцессов.

Принявшие палаты были усыпаны кошачьими игрушками, а с потолка свисали вязаные лежанки, судя по численности готовые вместить десятки кошек. Коих не наблюдалось. Гости присели на предложенные пуфики в форме лапы за столиком с подсветкой из люминесцентных грибов.

— Спасибо, что пришли. Вы ведь будете мышей? — "Да что ж за день такой?", — Ну, в кулинарном смысле!

От предложения хозяйки глаза бы лезли на лоб, не подчиняйся мимика лишь осмысленным командам. Впрочем, у Лиры с Бон-бон они и полезли. Гости не успели ничего сказать, как на столе оказался ещё тёплый противень с чем-то бугристым, а ныне прикрытым тряпкой.

Копытце потянулось скинуть ткань, а пони напряглись и позеленели. Наконец, покров был сброшен.

— Я испекла имбирное печенье в форме мышек!

— Фууух... — облегчённо выдохнули пони пробуя и на какое-то время занявшись ими.

— Пришлось попрактиковаться, — улыбнулась Ноктюрн, заметив, как Бон-бон внимательно разглядывает печенье. — Рецепт старый, из уст в уста передаётся песней. Такие мышки когда-то пекли для… э-э… привлечения удачи, вроде. Или отпугивания моли. Я не помню, но кошкам нравится.

Бон-бон, которая насколько помнил Артём была кондитером, подняла одно печенье к свету грибов. Золотистая подрумяненная корочка мерцала зелёным отблеском.

— Хруст идеальный, — одобрительно кивнула она. — Но имбирь чувствуется сильнее, чем корица. Ты добавляла патоку?

— Попалась. Да, кукурузную — думала, так ароматнее. А что, перебор?

— Ни капли! — Бон-бон отломила кусочек, и печенье рассыпалось с мелодичным хрустом. — Просто… если хочешь, чтобы вкус был мягче, можно добавить каплю мёда в тесто. Он смягчит остроту.

Хозяйка дома погрустнела.

— Да нет теперь мёда, нигде не продают, — вздохнула Ноктюрн тяжко, — Даже специи друзья носят, на прилавках только мука и тесто. Вы пробовали лепёшки из общественных кухонь?

Пони скривились. Человек скривился. Пробовали. Именно это и подают в пайках.

— Ты справилась на отлично, — Бон-бон подмигнула, разговор плавно перетек в обмен рецептами: рассказы о пряностях, которые собирают только при луне, сменялись на секреты тягучей карамели, что не кристаллизуется даже под дождём.

— А где же сами кошки? — прервал их перезвон Артём, не питавший интереса к сладкому кондитерскому делу. Пироги с творогом он ещё умел готовить и признавал, но вот более требовательные вещи уже отнюдь.

— О, обычно они просто обожают гостей, но перед вашим приходом они будто сошли с ума и разбежались, — фестралка выглядела взволнованно, — Мне неловко, но последние месяцы тоже странно себя ведут. То забиваются в углы и сидят там вообще всё время, то исчезают, а возвращаются с взъерошенной шерстью и испуганными глазами.

Лира, устроившаяся на пуфике рядом, заинтересованно наклонила голову.

— Может, это что-то магическое? А вдруг у вас завелось какое-нибудь чудовище типа призрака или… — единорожка осеклась, смекнув, что продолжать будет излишне, — Ой.

— Ну, мы можем это проверить, — аккуратно заметила Бон-бон.

Довольно скоро он узнал, почему ранее нигде не встречал кошек, коими полнилась крепость.

— Очень жаль, что так вышло, — Ноктюрн баюкала на спине потерявшего сознание от испуга рыжего кота по кличке Персик, которого стараниями трёх пони всё же удалось найти и вытащить телекинезом из норы, — Но вы не расстраивайтесь, может это ещё пройдёт...

У неправильного и в тоже время эталонного псевдотрёхмерного кота было белое мохнатое брюшко, бархатные ушки, очень пушистая рыжая спинка и, по уверениям хозяйки, самый длинный хвост в округе.

— Все равно было весело! — засмеялась Лира, но на неё стыдяще шикнула Бон-бон, всё же для фестралки это определённо не было чем-то весёлым.

Артём пообещал держаться подальше от кошкиного дома, на том и распрощались, покидая Ноктюрн в ещё более расстроенных чувствах. Впрочем, до сна было ещё далеко. Вызнав, показывают ли ещё спектакли, взяв дневных пони в охапку для компании он отправился в южные галереи, намереваясь в ближайшее время опробовать множество способов досуга. Быть может, что-то и заглушит ноющие мысли об убегающем в пустую времени.

Арка третья. Часть 4.

Эпос для театральных постановок ночных пони Артёма не впечатлил, уж больно тот был предсказуем в своём главенствующем мотиве. Вечноблагой аликорн шёл по миру и творил справедливость с добром, защищая обделённых. К его искреннему удивлению, фестралы не имели других мифических героев, ведь как ему пояснили герой это в первую очередь не сильнейший, умнейший и мудрейший на фоне чужих. Это лучший среди своих, а таковой у этого народа может быть лишь Найтмер Мун.

Поэтому все слушали о величественных похождениях аликорна в тысячный раз. В некотором смысле фестралы придумали ситком, ставя постановки с постоянной главной героиней, общим местом действия и историей, где каждый эпизод имел отдельный законченный сюжет, ценность которого заключалась в разнообразных ситуациях и фоновых событиях.

Довольно скоро он смекнул, что недостаточный культурный бэкграунд не позволял распознать ситуативный контекст и многие коннотации, которые были понятны даже дневным пони из-за общего базиса. В итоге Артём просто не выкупал тонкие отсылки в которых была вся соль постановок, окромя прямого как палка главенствующего мотива, от чего представления виделись тягомотно, уныло и безрадостно.

Не понимать было даже обидно, но пытаться осилить чужую культуру ради зрелищ было бы безумно. Плюнув и оставив дневных смотреть постановки, он отправился к местному форуму, просто послушать то, что Найтмер звала прелестной риторикой. Там его встретило нечто столь же забавное, сколь и нелепое. Светские споры переходили в настоящий, за неимением лучшего слова, срач всех со всеми и обо всём подряд, состоящий из смешения софистики и казуистики, но вместе с тем атакующий не только форму тезисов оппонентов, но и их самих. Пони ораторы были пышны сами и распыляли других, выводя всех на эмоции.

А всё ради чего? Можно было сколько угодно уповать на разбирательства тягот внутри собственной фратрии, репутацию снаружи отбелить могли только публичные выступления.

— Как хотите, со мной поступайте теперь, — чем-то таким сейчас и занималась фестралка вышедшая в центр форума и обращаясь к скамьям вокруг, что были даже на потолке, откуда вниз головой свисали нетопыри, – Я согласна на всё. Вам вверяю я тело и душу свою. Колотите, дерите, держите без сна, рвите заживо, трите, морите меня! Только знайте, не ела я манго того, уж потом пусть народ называет меня негодяйкой, нахалкой, шутом, наглецом, шарлатанкой, буянкой, надувалой, громилой, бузилой, сутягой и лгуньей, забиякой, задирой, бахвальным клещом! — было удивительно, откуда в лёгких маленькой пони столько мощи, чтобы выдать всё разом. И даже так правдомер на шее Артёма не был зелёным, приходилось прикрывать его рукой чтобы не спугнуть представление, — Пусть прохожие так окликают меня, как хотят, так пускай и поносят меня, пусть меня, если надо, Принцессой клянусь, изотрут в колбасу и на ужин дадут, но не ела я манго того!

— Да как ж не ела, как ж не ела! — разорялся подседоватый, подслеповатый пони с трибуны, — С моей котомки унесла и съела! И по липким следам отыскал там тебя справедливости страж, безобразно-постыдную пакость!

— Стариковская чушь, не крали сластей мои ни единой ноги!

— В зубах стащила сей плод дорогой, пока ноги несли тебя прочь и долой!

— Ах ты — беззубый мерин! Появись, покажись, пусть увидят тебя! — фестралка вскинула копытце и ткнула куда-то в толпу.

— И покажусь, проявлюсь, на свету окажусь! — залопотал старый пони, вытирая пену с морды и выступая на форум, — Я тебя без метки знал и тогда уже всё несла — пряники, яблоки, да хоть бы соломинку слямзить! А нынче — манго! Манго-о-о!

Старик явно сдавал, шансов на победу у него не было. Подобным образом стороны также звали прочих свидетелей. Понаблюдав ещё несколько представлений, Артём заметил довольно странную черту. Каждый раз начинал обвиняемый, а присутствие обвинившего даже не было нужным. В крепости слухи расходились быстро, кого и за что именно обвиняют сплетники знали прекрасно, и даже могли спорить заместо обеих сторон. Среди трибун были профессиональные ораторы, готовые как за плату, так и развлеченья ради вступить в полемику.

Он находил ироничным, что эти пересуды были излишне театральными и поставленными на поток, но довольствовался слогом и живостью говоривших. Было ли это отдельным жанром со своими канонами, экспромтом подобно песням, что иногда начинались с одного фестрала и подхватывались всеми вокруг, понять пока не выходило. Зато со временем вышло заметить, как снующие между рядов ушлые пони собирают ставки на победителей. Чуть позже стараниями стремящейся зафиксировать вообще все движения вокруг наведёнки он отследил, как эти же пони расплачиваются с другими, что подначивают толпу за ту или иную сторону.

По всей видимости, это был какой-то словесный аналог суда присяжных, реслинга и спектакля, одновременно отмывающий общественный образ попавшихся на нехорошем пони и развлекая толпу. Одним словом, говорильня. Довольно шумная, кстати, и скандальная. Неудивительно, что за тысячу лет таких разбирательств значение стало придаваться не сути, а форме и её подаче, разнообразить бытовые сюжеты иначе и нельзя.

И хотя речи были усладой, ещё дома он не любил передачи подобного толка, да и правдомер вскрывал всю интригу, знатно подрывая интерес. Без него же понимать понячьи звуки человек не мог, а своим присутствием с уже всем известным свойством мигалки знатно смущал завсегдатаев. Интерес могли бы подогреть ставки, но только сейчас Предвестник Её Высочества осознал, что никаких сбережений у него не было, правой руке тьмы зарплата не полагалась.

Просидев там ещё какое-то время, Артём счёл такие развлечения хоть и интересными, но ниже своего достоинства. Скука возникала на почве нехватки смысла и в целом была удобрением росткам тревоги, что прорастали под разными предлогами. Отсутствие руки не способствовало спокойствию, а там, где он был спокоен, был взбешён из-за траты времени не просто в никуда, так ещё и в никуда скучное, что лишь распыляло тяжкие думы.

Прикинув, чем ещё можно заняться, он поковылял случайными маршрутами к кому-то равному. Вернее к Нуту. Тот позиционировал себя его другом, да и причин считать иначе не давал. Хотя устойчивые позитивные равные взаимодействия между существами, находящимися на разных уровнях пищевой цепочки, даже в голове звучали странно, альтернатив найти не удавалось. Найтмер была начальством, которому на глаза лишний раз лучше не попадаться. Дневные были очень удобной обслугой для бытовых мелочей, заменявшей большой штат всяких свечников и прочих. Набранные из кающихся аналогичным образом были нижестоящими, никто в здравом уме не решит говорить по душам с кем-то, способным его как карать, так и миловать.

Молодой шаман принял легко и радостно, предложил какой-то закваски, свежих ягод для соков увы не осталось, и выслушал. Потом погрустнел и разразился тирадой в ответ о том, что им вообще обещали кисельные берега, а происходящее что-то совсем на них не похоже, если только не намерено всех утопить. Посидели ещё, говоря о том и сём, пока Артём не вспомнил давно всплывший вопрос.

— Чего вас так корёжит, стоит назвать кого плохим пони?

— О... — удивился Нут, — А ты и впрямь не знаешь? Пу-пу-пу, ну как бы тут... — нетопырь крепко задумался, то припадая к банке с закваской, то начиная что-то рассказывать и замолкая на полуслове, — Да никак. Пошли, такое слишком долго рассказывать одному.

Пошатываясь, они добрались до каких-то отдельных секций исключительно клана Спирит, измалёванных всевозможными узорами всевозможных кругов и точек вокруг ядра. С трудом удалось понять, что это было схемами их звёздной системы в различных конфигурациях и этапах циклов вращения. Торжество геоцентризма на схемах вызывало лютое желание их оспорить, но он просто принял на веру. Как и многое в этом мире. Есть и всё тут, думать дальше нельзя, будет хуже. И смотреть лишний раз ему тоже не стоило, от чего уткнувшийся взглядом в пол человек не сразу понял, что оказался приведён на...

Ещё один форум, только поменьше и нынче почти пустой. Немногие находящиеся были в деревянных масках и скучковавшись по тематическим группам масок примерно общего орнамента. Возможно, они отражали специалитет? Усадив попутчика, сам Нут вышел в центр, откашлялся и громко выдал.

— Надежды нет, жизнь бессмысленна, отчаяние неизбежно!

Секунда прошла в тишине, Артём уж решил, что шаман перепил и искренне испытал за того чувство жгучего испанского стыда, как через миг зал взорвался, а на плац повалили фестралы крича друг другу наперебой.

— Он прав! — кричали одни пони, — Всё кончается гнилью и болью. Но мы не станем выть на луну! Если завтра несчастье — сегодня буду пить, есть, смеяться, вдыхать аромат мира глубже!

— Вы съедите фрукт, — ответствовал ими неизвестный, — Но голод вернётся. Все ваши удовольствия мимолётны, как волны. Только успокоив ум, можно увидеть истинную природу — пустоту, бесконечное отчаяние!

— Абсолютная ложь, единственная реальность — плоть, кровь и манго! И они закончатся, когда ты дойдёшь до костей!

— И не мечтай уйти так легко! — продолжал напористо фестрал в фиолетовой маске, за которым скапливалось всё больше сторонников, — Мы есмь обречённые на перерождение, покуда душа суть есть самое структурированное отчаяние из возможных, ибо жизнь и в особенности разум есть не что иное, как отчаяние, способное осознать себя! И муки страдания наши единственная цель и смысл существования Вселенной — достижение абсолютного, бесконечного отчаяния…

Вернувшийся на скамейку Нут начал охотно пояснять долетающие до них фрагменты перебранки. Артём далеко не сразу сообразил, что за фарс разыгрался на форуме. Было очевидно, что его спутник поднял новую волну какого-то давнего философского диспута, но спор гедонизма и отчаяния, как смысла жизни? Это была какая-то чепуха. Поначалу. Любой момент жизни как непрерывное страдание, удовольствие как заблуждение, а истинное счастье в освобождении от отчаяния...

— Вас покусали буддисты. — дошло наконец до человека. Идея духовно хороших и плохих пони внезапно обрела смысл в виде кармы. Или чего-то близкого. Какие-то отличия определённо были, про Нирвану или её эквивалент никто пока не кричал, да и саму Сансару толковали исключительно источником отчаяния. Даже не страданий, а именно отчаяния. Видимо, ссылка их бога оставила на фестралах сильное впечатление, их идеи оказались довольно депрессивными и фаталистичными.

В целом, Артём даже находил псевдо-буддистов правыми. По крайней мере, он тоже считал это место источником мучений, для успеха возрождения должен был совершать объективно добрые поступки, ведь Хексарион очевидно был качественно превосходящим его внешним источником морали и говорил, что так нужно~оправдано~правильно, а также стремился вырваться отсюда. Только домой, а не в ничто. В ничто не хотелось, там ему совершенно не нравилось.

Оппонировали этим воззрениям шаманы гедонисты, призывающие избегать боль, страдания и придаваться всевозможным наслаждениям. Если не постоянно, то хотя бы почаще, о чём с их же слов постоянно слали запросы Найтмер и та даже вводила новые праздники в календарь. В индийской философии для них определённо нашлось бы отдельное словечко или целая школа, начинаясь на Чар... Но он не помнил этого достаточно хорошо, а потому в голове прозвал их слаанешитами.

К тому же, теперь он знал, что в праздности Принцессы были виноваты именно они. Поблагодарив Нута за экскурс, Артём, будучи человеком образованным и имеющим весьма обширный по местным меркам багаж знаний, педантично принялся составлять исчерпывающую заметку на тему того, почему в их положении Бастиону не по пути с гедонизмом и это надо прикрыть, пока не поздно. В конечном итоге он поделился этими измышлениями с Найтмер на одной из званых трапез.

Та серьёзно выслушала, покивала, а затем предложила опробовать ещё более изощрённые способы досуга и релаксации, уверив, что оно того стоит. Получив отказ и что-то вспомнив об известных ей отрывках греко-римской культуры, Принцесса без тени ехидства одним вопросом умудрилась замкнуть ему мозг. Вдруг всё стало просто и ясно. Все роящиеся клубки мыслей совпали в единый, законченный пазл, будто кто-то поставил на место недостающий элемент схемотехники, наконец позволив цепям нейронов исполнить свою работу. Он наконец-то точно знал алгоритм действий и стоящие перед собой задачи.

Иными словами, его окончательно взбесили.

Солнце, если его вообще можно было так назвать, висело в небе тусклым багровым пятном, едва пробиваясь по контуру луны сквозь плотную завесу пепельно-серых облаков и распыляясь в этой завесе. Вечное затмение было даже хуже ночи, освещённость оставалась минимальной. На фоне этого фестралы ещё как-то справлялись, но прочим пони или разумным было уже не обойтись без источника света. Впрочем, поддерживать таковой уже мешал накрывший всю поверхность проклятый дождь, то уходящий в морось, то в ливень.

Измотанные ночные пони, вымазанные грязью с головы до копыт, перелетали с дерева на дерево, кружа с фонарями на спинах вокруг бредущего сквозь непролазную чащу тропического леса одоспешенного человека, утопающего в распутице.

— Не, ну ты представляешь, — гневно рассказывал Артём выдернутому с собой Нуту, прерываясь на борьбу с очередной лужей, — Меня назвали пидарасом… потому что я… не трахаюсь с лошадьми…

— С пони, — поправлял слушающий это уже не первый раз шаман, который с дуру согласился сопровождать поход друга в роли «аварийной рации», — Мы пони и кобылы у нас красивые.

— Да какая ра..! — последние звуки сменились смачным шлепком и бульканьем. Массивная фигура, что ещё секунду назад возвышалась посреди кустарников, ныне исчезла.

— Спускайте верёвки, — крикнул Нут кающимся вокруг, — Он опять утоп.

Отыскав в грязище Артёма и зафиксировав арканы по плечам, над ним собралась целая стая фестралов. Раньше даже один смог бы его вытащить, а двое смогли бы его поднять и унести, теперь же воздуху не хватало нужной плотности, а сами пони были слишком мокры и тяжелы для подобного.

— Тащи! — впились пони в верёвки, —И-иии-гогогого!

Зачем он вообще вылез из Бастиона? Отчаявшись убедить Найтмер форсировать сроки её планов, он решил им максимально содействовать. Конечно, фестралы были и сами с усами, у них был лучший из живых военачальник и опыт поколений кочевья... Но он до всей этой ситуации был экстремальным туристом. Пускай настолько дрянным, чтобы убиться об горы, но чем принципиально отличался один поход от другого?

Легализовав бурную деятельность снаружи дознанием и морально-этическими проверками полков, отправив несколько таких же групп из не занятых критично архивами и судами кающихся, с большим трудом по меткам прошлых путешественников он всё же добрался до расположения ближайшего из полков. И не очень поверил глазам. Говоря о месте квартирования и расположения тысяч солдат, пускай и пони, по обыкновению представляется нечто организованное или сумбурное, но лагерообразное...

Что ж, некое подобие лагеря здесь определённо встретили. Преимущественно в кронах деревьев, где между густыми ветвями, как защитой от дождя, раскинулись навесы и палатки из подобных пальмовым листьев и лиан, каких-то тканевых накидок и даже выделанной кожи. Последнее Артёма удивило, ранее изделий из оной он не замечал, но видимо местные находились уже в достаточно глубоком отчаянии и для такого.

Одних раздражённых сыростью и грязью пони встретили другие, столь же раздражённые. И подняли тревогу, к ним без предупреждения прибыл крупный отряд незнамо кого. Разобравшись, что это не соседний полк пытается что-то стащить и не неведомые отродья, а вполне конкретное, их запустили в пещеру, где был развёрнут достаточно сухой штаб.

Полк носил гордое название «Карательный» и возглавлялся фестралкой с именем Селенит.

— Здесь вы не найдёте помощников для охоты, — неправильно истолковав цель его визита начала та по окончанию всех приветствий, — Здесь мы едим варенье из грязи и тоски.

— Мне кажется, здесь я и штатного количества фестралов не найду, — при всём малом размере пони, лагерь на деревьях не мог вместить стольких, — По отчётам вас тут должно быть тысячи три минимум, но...

Признаться, Артём ожидал, что они все передохли от болезней, пространственных аномалий и отродий. Но оказалось банальнее. Здесь находился только первый батальон, вернее когорта, как его назвала сама фестралка. Переводчик иногда шалил и использовал синонимы. Остальные же силы были размещены в соседних лагерях. Как выяснилось, меж полков шла медленная аппаратная война с попытками подсидеть друг друга на манёврах и занять как можно больше скальных ниш, гротов и тому подобного.

Несмотря на ставший ужасным уровень жизни, здесь не было лунатиков и давящих стен, а потому его накрыла волна близкая к эйфории. Действовать! — вот к чему взывало всё его существо, и более того, он наконец знал, как. Так началось самое интересное, он вознамерился засунуть любопытный нос в каждую деталь жизни ночных пони вне Бастиона.

Притом из любопытства не праздного, но из целей сбора и аналитики подготовительной информации, дабы понять, а есть ли чему и как содействовать в принципе. Наконец-то он заткнул подвывающий от жажды голос. Нет, не наведёнки, она стала довольна и послушна ещё тогда, когда мир погрузился в хаос, стихии хватало его понимания, что миру вокруг очень и очень плохо. Теперь же он заткнул информационный голод, обрабатывая и запоминая огромные по местным меркам объёмы информации.

А фестралы были и рады стараться, без всякого принуждения осыпая его жалобами, наблюдениями и находками. И вьючные мешки они бедные-несчастные таскают на себе, без телег или саней, ведь те по деревьям не потаскать. И копыта скользят в грязи, от чего травмы часты. И плоды гниют на ветках, а из Бастиона провиант тащить опять же осложнено, от чего им для фуражировки приходится делать вылазки на места старых кочевий и схронов. И теряются оттого группы часто, часами плутая, ведь видно теперь хоть глаза коли, а крики заглушает дождь. И холодно, и сыро, и вечно грустно им, да страшно, ибо вокруг пакость всякая бродит. Неожиданно, но к гигиене и медицине критичных жалоб не было, здесь через Кошмаров и собственных шаманов они подсмотрели многое у дневных братьев.

"Проблемы масштабируются, но принципы универсальны", — он приходил к органичному выводу о том, что здесь актуальны те же законы, только вместо снега грязь, вместо кислородного голодания — гниль в припасах. Не обременённый естественными потребностями, Артём был способен ими пренебречь, успевая везде и всюду, охваченный странным воодушевлением. Он бы просидел в лагере и его округе существенно дольше. Впрочем, сопровождающие его пони взвыли, так как он не замечал усталости от тягости такого существования, не чувствуя ни жажды, ни голода, ни времени, а других по инерции считал подобными себе в перенесении трудностей.

Пришлось возвращаться и узнавать о прогрессе в делах архивов. Затем отзывать кающихся из других лагерей и сопоставлять картину целиком. С небольшими различиями, она была примерно одинакова для всех полков снаружи. Почти все проблемы упирались в попытку фестралов... Остаться гостями в природе. Своё присутствие в регионе за пределами Бастиона они никогда не обозначали. Как ранее не было никаких техногенных следов, по типу дорог или городов, так и сегодня они не строили ничего серьёзнее палаток-времянок в кронах.

Это было оправдано ранее, когда анимистичные воззрения о наличии чувств у неживой природы слились воедино с потребностью в конспирации от аэромобильной разведки превосходящих сил дневных пони. Но теперь определённо мешало. Он завёл о том долгий заунывный спор с Нутом и Стрейтом, считая шаманов сведущими в своей эзотерической стезе и будучи готовым принимать на веру многое, пока то укладывалось в представления о том, как должно выглядеть действительно обладающее глубинным знанием жречество. И теперь пытался выяснить, что из этого просто домыслы из разных целей или случайностей.

Не без успеха. В конечном счёте был составлен перечень табу, кои прикладным смыслом, по крайней мере ощутимым, не обладали. Многие последствия были сочтены неактуальными. Методично, без тени сострадания к деревцам и прочему, как может лишь знавший индустриализацию, Артём громкими приказами дозываясь до глубокого чувства ранга в фестралах, а также своим неестественным, аберративным видом заставил тех попрать всякую прежнюю святыню.

Под корень шло всё стоящее вне лагерей, что ещё не распалось в вату от бесконечных дождей. Извращённый разум безудержно стремился задействовать для успеха как можно больше активов, обращая в ресурс то, на что никакой пони и не позарился бы. Новый, продвигаемый характер отношения к природе можно было охарактеризовать как выкрученный до упора паразитизм, с уничтожением и высасыванием досуха всех возможных ресурсов, включая ставшую опасной фауну.

Когда-то виденные в дальних посёлках Камчатки и документальных фильмах, на распутице возводились фашины, гати и настилы из связанных брёвен, досок, веток, хвороста и грязи, что укреплялись дренажными канавами по бокам. Теперь по ним тащили плоские волокуши-тобогганы, минимизирующие любое давление на раскисший грунт. Там, где то было невозможно, прокладывались понтонные переправы и плоты на привязи, а где было недостаточно воды и для них, собирались высокие болотные лапы.

Первые дороги прокладывались вдоль хаотичных троп под кронами, просто дублируя их. Ничто из этого не было способно нивелировать проблемы вечных дождей, но всё это облегчало логистику. Меньше времени уходило на накопление запасов перед очередными учениями, да и обильное использование природных ресурсов делало лагеря более укреплёнными. Взяв туда Лиру, чья магия была незаменимой, Артём теперь чувствовал себя комфортно даже посреди истерик природы.

Впрочем, на вопросе снабжения он не ограничился. Под краснеющие морды фестралов и дикое ржание Найтмер он, вспомнив чему был свидетелем последние годы, организовал в Бастионе гуманитарный сбор кожаных чуней на копыта и попон из вощёной ткани, кои с новым подходом к природе теперь можно было изготовить с избытком из смол, воска, соков ядовитых растений, соли и жира. Водонепроницаемые накидки и прочие мелочи пони оценили, вскоре организацией подобного занялись и сами кланы.

Многие продвинутые им решения начинали жить своей жизнью. Так например прежде простые попоны стали обшивать различной символикой, как народа в целом, так и отдельных полков, начав напоминать полноценное обмундирование. Не то, чтобы символики не было и раньше, но ранее это относилось лишь к доспехам, кои сейчас из-за погоды использовали только дежурные или при зачистках зверья.

Со временем даже появилась роскошно-парадная униформа. Выходцы из кланов повыше нагоняли пафос и откровенно понтовались позолотой с прочим, добавляя себе самоуважение, красиво выглядя и привлекая внимание. Пони корнями пониже отвечали увеличением числа нацепленных мешков, подсумок и прочего, позволяющего переносить на себе больше груза, упаковываясь по самые уши и даже где-то раздобыв лопат.

Всё возрастающее движение вне стен вызвало проблемы координации и потери части групп, и тут Артём вновь насолил шаманам, рассказав Найтмер концепцию дистанционных связистов. Теперь к полкам были добровольно-принуждительно приписаны шаманы, как способные осознанно впадать в транс и связываться с Астралом. Это незримое эфемерное нечто было воистину поразительным инструментом с бесконечным потенциалом. Вскоре с помощью вытащенных через Астрал знаний мастеровых дневных пони на новых реках возникли водяные мельницы, что приводили в действие кузнечные мехи и дробилки для руды под всё большее снаряжение.

А руды было с лихвой, вырубка леса рушила корневую систему, вызывая оползни. Обнажались минералы, такие места покрывались навесами, осушались примитивными насосами на манер винта Архимеда, и попадали под поверхностную добычу. Когда-то пышные джунгли понемногу превращались в пустоши, в голове Артёма возникали нехорошие корреляции с Мордором, но было не до глупостей. Он намеревался сделать всё, чтобы аликорн как можно скорее счёл подготовку достаточной.

Хотя на этом поприще далеко не всё шло хорошо.

Остатки леса только начинали закутываться в снежный покров. Тонкая белая прослойка хрустела под копытами и скрипела под полозьями саней, гружённых мешками зерна, бурдюками с вином и прочей утварью. Очередной отряд снабжения растянувшись цепью продвигался медленно, с толком и расстановкой, осторожно и плавно ступая по усыпанным вязянками брёвен тропам, берегя дыхание. Зимняя шёрстка фестралов ещё не выступила, холода пришли опережая график на месяцы, уже привычно нарушая всякий канон климатического зонирования, да и морось даже сейчас не прекращалась, от чего отряды двигались делая остановки раз в два часа на обогрев.

Артём привычно двигался вместе с ними, уже далеко не впервой следуя из Бастиона, глубоко задумавшись. Нет, не над угрозами дискордщины. Крупные животные хоть и представляли опасность, кажется, большинство из них даже не было способно питаться и размножаться, столь нелепы были их тела. В этой мешанине чуждых частей суровые ночные пони приловчились выявлять и поражать ключевые центры нервной системы тончайшими иглами с ядом, в полёте дробить тяжёлыми цепами важнейшие узлы опорно-двигательного аппарата и иным образом всячески гасить угрозу.

Поэтому он самозабвенно обдумывал очередные инициативы, которые могли бы быть внедрены на пользу делу. Процесс этот был цикличен и сводился к постоянному мозговому штурму. Выявить проблемы, сопоставить с известным решением или предположить своё, корректируя под местные реалии, для чего совещаясь с фестралами. По достижению в списке хотя бы восьмидесяти пунктов, он начинал сортировать их по направлениям и масштабировать в деталях, в основном вращаясь вокруг вопросов большей автономности сил снаружи через аккумулирование продовольственных ресурсов и производственных средств, будь то полевой кузнечный инвентарь или самодельные печки. Потом завалиться к полковникам за консультацией и собрав одобрение исполнить на месте или сперва обратившись к Найтмер, в зависимости от масштабов.

А потому не заметил начавшейся метели, пока не ощутил гнилостного зловония, леденящего нутро изнутри... Образом очень похожим на то, что он ощутил распластавшись на алтаре Хексариона. Одёрнувшись от наваждения Артём различил завывание, похожее на смесь ветра и стонов. Колонна уже не шла, готовясь к очередной стычки с неведомо чем.

Из-за тумана напополам с ледяным дождём выплыло нечто, высокий, измождённый силуэт лошади с голубоватым прозрачным отливом. Взгляд холодных светящихся глаз резанул по колонне, причиняя физический дискомфорт, будто окропив водой из проруби.

— В круг! — крикнул старый возничий, и пони, как стада овец перед волком, сбились в несколько плотных колец. В одно бы не успели втянуться. Сани образовали барьер, а все толкались в самую глубь, подальше от краёв, где уже витал дух.

— Это Виндиго, — различил напасть Нут, путешествующий вместе с ним и ныне сопровождающий конвой, — Молодое и злое. Пойте, если жизнь дорога.

И все пони запели. Сначала дрожащим шёпотом, потом громче, перекрывая вой твари. Старая дорожная баллада о весенних лугах, которую знал даже самый малый жеребёнок. Дух пытался впиться зубами и вытащить хоть кого-то, но голоса сплетались в невидимую стену, и тот отшатывался, будто обжёгшись. Его когти дымились, а тело трещало, как лёд под солнцем, но марево всё кружило вокруг, выискивая слабину перекатываясь от одной кучки к другой.

И нашло.

Артём стоял где-то в середине одной из групп, чётко выводя слова. Мелодия была незамысловата и известна, тяжело не запомнить походные песни тех, с кем постоянно ходишь. Но видимо повторять смысл оказалось недостаточным. Существо явно сфокусировалось на нём, ища, как бы подступиться. Поняв бесполезность песен фестралов, он перешёл на родные.

— Кабы не было зимы, в городах и сёлах, никогда б не... — рост сыграл дурную шутку, пришлось резко нагибаться, иначе тварь смогла бы откусить ему голову, — Не кружила б малышня возле снежной бабы, не петляла бы...

Не помогло. Напор виндиго не уменьшало, а Нут кричал, что нужно петь что-то чувственное и трогательное. Он действительно пытался.

— По синему морю, к зеленой земле, плыву я на белом своем корабле... — песня мамонтёнка вышла во вред, дойдя до строк про маму ночные пони начали всхлипывать и нарушать свой ансамбль, ломая завесу, заставляя жаться к земле.

Артём замолк, думая. Он пел, потому что так надо, потому что логика требовала действия. Этого мало. Нужно было что-то важное, светлое, отгоняющее нечисть. Память подкинула подходящее, его бабушка была религиозна, так что некоторые православные гимнографии смутно были знакомы. Вдохнув как можно больше воздуха, он начал нараспев.

— Одея́ние нетле́ния, спаси́тельнаго целе́ния все́м челове́ком, Влады́ко, дарова́л еси́..!

Чтобы с ужасным чувством жжения упасть в снежную грязь, резонируя каждым молитвенным словом с нечестивыми символами, и окончательно разрушив барьеры вокруг. Чем тут же воспользовался дух, впившись зубами в плечо, прогрызая доспехи и вытащив его из круга.

Холод был не просто ощущением, он стал плотной, всепроникающей завесой вокруг. Артём чувствовал, как кристаллизуется влага на ресницах, превращая их в колючие ледяные иглы. Он моргнул, и они с хрустом обломились, царапая веки. Пальцы вцепились в бревно, помогая найти опору. Кожа лопнула, обнажая замерзающую, посеревшую плоть. Он подтянулся, чувствуя, как рвется кожа на плечах, как хрустят суставы. Или, скорее, его подтянули разошедшиеся по всему телу нити.

Пока молодой игривый дух с удивлением наблюдал за упорной добычей, человек сделал один шаг. Или попытался. Нога, скованная судорогой, подломилась, и от очередного падения спасли лишь упреждающе натянутые лей-линии. Хотелось кричать от боли, но из закрытого рта нельзя было выпускать тепло. Он не дышал, ибо был занят делом важнее.

"Левая нога... подъем... перенос веса... правая нога... вперед..." — медленно, мучительно и столь же неумолимо, Артём шёл к тому, в чём сквозь отказывающее зрение видел спасение, пока пони пытались как-то отогнать от него духа, — "Правая рука... захват... подъём... удар... выкинуть... захват..."

Добравшийся до одной из волокуш, он ледорубом разломил стеклянный защитный контур на шарике ненависти и злобы, который таскал с собой. Этот горячий артефакт оказался очень удобным источником тепла. Схватившись за сам шарик, он чувствовал, как с одной стороны замерзает кровь, превращаясь в ледяную крошку, закупоривающую сосуды, а с другой заживо горит.

Наведёнка получила добро. В морозного духа вражды полетел раскалённый концентрат ненависти. Что из этого было сильнее сказать Артём не решался, но пока Виндиго пыталось то ли скинуть шар с себя, то ли сожрать, оно было окружено пони, что запели и затыкали его зачарованными глефами насмерть.

Научило ли это Артёма хоть чему-нибудь? Определённо да, он вместе с кающимися разработал и утвердил тактику противодействия подобным тварям. По мере чего выяснил внезапную деталь...

Этот мир практически позабыл понятие войны, как организованного систематического насилия. Даже города в последний раз тут брались ещё тысячу лет назад, это он перепроверил старательно. С учётом подобной однобокости развития вдруг стала ясна неспешность Найтмер. Спланировать полномасштабное наступление на страну, опережающую всё известное в развитии на тысячу лет, представлялось задачей нетривиальной.

Впрочем, у него также возникла идея, что любой мало-мальски интересовавшийся этим вопросом человек мог бы предстать для местных ценнейшим кладезем концепций, а потому с преимущественно тыловых вопросов он полез в теорию непосредственных столкновений. И не то чтобы он был там абсолютно лишним при всём своём отсутствии квалификации. Конечно, его знания, отрывки наблюдений, слухи, догадки и заблуждения ни в коем разе не были чем-то исчерпывающим для организации военного дела.

Однако, его окружение состояло преимущественно из осуждённых разведчиков, штурмовиков и прочих, кто был способен верно подхватить и направить эти измышления, коих было изрядно. Дробя даже самые всеобъемлющие вопросы на дискретные этапы и шаги, ища под них решения из родной историографии, Артём приходил к странному наблюдению.

Войны в человеческой сути и жизни слишком много. Это говорили даже не воспоминания последних годов, а то, что было всегда, на задворках. Новостные репортажи о Чечне, музеи Второй мировой, да даже первейшие письменные образцы культуры несли в себе былины о ратном деле. Было нормально не фокусироваться на этой информации, но организованное, упорядоченное смертоубийство всегда шло по пятам.

Однако, это тоже не заставило его задуматься о чём-либо высоком и сакральном. Штабным пони не свезло встретить того, кто изучал как Государя Макиавелли, так и многие записки о Гражданской войне на просторах Родины, да от жизни на порубежье против воли многое узнал и прочувствовал.

— Меня всегда удивляет, — набравшись храбрости отзывалась Селенит, выслушав очередные цитаты древних старцев. Она никогда не была к ним беспечна, посланник Её Высочества очевидно говорил готовыми фразами, защищённый и возвышенный их опытом. И даже почитая мудрость старших, ей претило почти всё из предложенного, — Как же вы порой логично обосновываете резню.

Впрочем, особого противодействия он всё равно не встречал. Предвестник, дары приносящий, был в глубоком доверии у всех власть имущих фестралов, иногда привозя с собой приказы Найтмер, кои во снах было не передать из-за массы деталей. Или иногда беря с собой сотню не занятых сейчас пони и уводя в том или ином направлении, раскапывая очередной вызнанный судьями схрон или разоряя покинутые деревни дневных пони, которые перед тем разведывали Кошмары.

Ему доверяли практически безоговорочно, а чувство допустимого и нет контактирующих с ним пони всё сильнее снижалось, от чего со временем идеи чужого мира действительно проходили чрез стены генерального штаба, учитываясь при планировании предстоящих военных операций, находя всё больше сторонников.

Но теория мертва без воплощения. Постепенно Артём убедил всех вокруг и самого себя, что они готовы. Если не захватить мир, то прорваться до Филлидельфии и утопить город в кровавой гекатомбе, о чём он тактично умолчал. Выгадав большое празднество в Бастионе, он собрал под письмом с призывом выступать подписи всех полковников и отправился на очередной пир.

За прошедшие в скитаниях месяцы торжественный зал не сменился ни на йоту, лишь наведёнка лениво мазнула вниманием по приветственно ржавшим новым мордам, да в кубках вместо бражки оказалось что-то покрепче. Шаманы приспособились гнать спирт из обильно гниющего... Всего, и теперь развлекались. Он степенно выждал завершения регламентированной части, а после презентовал в дары Повелительнице Кошмаров нормально приготовленное мясо, чем распугал гостей и добился возможности переговорить с глазу на глаз.

— Я поняла, в чём ваша проблема, — прочитав письмо, Найтмер испарила его не мигнув и глазом, — Имея живой, острый ум и все ресурсы, чтобы искать самый разумный, естественный и оптимальный путь решения проблемы... Вы используете их, чтобы протолкнуть самый неадекватный путь из возможных.

Голову Артёма сжали тиски отчаяния куда большего, чем при встрече с Виндиго. Во всём том хаосе, в который превратилась его жизнь, сил двигаться хоть куда-то придавало последнее сильное чувство. Чувство здравого смысла, скрещённая с опытом интуиция, коя уверенно твердила внутри, что он действует адекватно и соразмерно ситуация. Правильно, верно, эффективно, так, как должно.

— Но как же... — и та, что выступала для него хоть каким-то авторитетом открыто сомневается в этом стержне? — Всё до этого? Вы сидите здесь в плоти и крови лишь благодаря «неадекватным путям»!

— Поймите же, я нисколько не уничижаю ваши заслуги. Напротив, они колоссальны, без вас и столь бурной работы то, что по первым оценкам заняло бы целое поколение, ныне я допускаю, вполне может быть достигнуто и за пару лет в таком же темпе, — ощутив неладное всё же попытался подсластить пилюлю аликорн, — Но! Ваш успех это глупая случайность, которая могла тысячу раз не сработать и ровно один раз сработать. Это очевидно всем, но не вам, потому что вы другой. Оглянитесь назад и сами поймёте. Постоянная чехарда и яшканье с нижестоящими полностью разрушила дисциплину в когортах, после вас постоянно приходится проводить... Воспитательную работу, а невозможность найти для уточнения деталей, ведь вы постоянно в разъездах, только способствует потере управляемости...

Найтмер продолжала приводить примеры и объяснять, почему ему лучше просто пойти отдохнуть или продолжить заниматься вещами уровня максимум оперативного, не влезая на стратегический. Артём же продолжал пить и самобичеваться. Перспектива минимум ещё два года провести в обществе пони, да в текущем состоянии, нисколько не радовала. В обиде от неоправдавшихся надежд и крепком шаманском вареве, он накрутил себя до состояния, которое нельзя назвать иначе как "всё пропало, надо что-то сделать. Немедленно".

Никто не заподозрил неладного, когда после откровения Её Высочества Предвестник спешно ушёл. Он никогда не любил пирушки, всегда будучи в спешке. И когда под выкрики о блицкриге он посреди «ночи» поднял всех своих приближённых, поведя их в ставку облюбованного больше прочих полка, никто тоже не бил в набат. Артём был как кот, бродил себе на уме, никому не подотчётный. И даже в ставке никто не сомневался, получив приказ о переходе в долгожданное наступление. Ведь не за добром на это ли он и направлялся в Бастион в этот раз?

Лишь спустя более суток чёрно-синий аликорн был введён в курс дела вернейшими из Кошмаров, принёсшими важные вести от полковых шаманов «Карательного», внезапно засветившихся вне расписания с восторженным докладом. Балтимор практически взят, по крайней мере установлен контроль над критической городской инфраструктурой. Идёт зачистка отдельных улиц, где встречено ожесточённое сопротивление последних очагов обороны каких-то жукопони. Выслушав, Найтмер криком учинила локальный прорыв Астрала в Бастионе, эхо которого долго не уносилось из коридоров крепости, тут и там звуча раскатами грома. Обитатели крепости ещё часами слышали в своих головах — "...быть найдены и наказаны, наказаны, накаааааазаны!!!"

В тысяче километров от этого места одна, прежде величественная Королева подмёнышей, что ещё вчера была невероятно горда тем, как удачно смогла воспользоваться всеобщим катаклизмом и начать откусывать брошенные на произвол судьбы города пони... Уже который десяток часов с ужасом наблюдала через отзвуки телепатической связи, как её отпрысков находят среди толпы и кромсают на части штурмовики фестралов под началом хтонического отродья. Королева плакала, попутно выскребая подкрепления откуда только можно и нельзя, завлекая вместе с инфильтраторами ватаги лихих зебр и оленей, грифоньи стаи и даже остатки поньской стражи, желая если не спасти своих, то хотя бы отомстить обидчикам.

Артём же, облюбовавший здание городской ратуши виновник этих событий и страдалец от похмелья, в те минуты был занят содержательными мыслями по типу "блять" и "пиздец", меж которых проскакивало не менее красноречивое "да ну нахуй" и "сука, шаманы". Среди потока нецензурщины бился вопрос, как его вообще послушались в ставке. То, что раньше казалось великолепным и надёжным планом, ныне вызывало сугубо негативные коннотации. Оно в принципе планом-то и не было, а лишь взбаламутной идеей на пьяную голову прорваться до Филлидельфии, взяв города по пути. И хуже того, проблемы возникли уже на первом попавшемся городе...

Всем спасибо за прочтение.

Пора завести за традицию, если герой начинает над чем-то форсированно думать — жди беды. Особенно если это было в Бастионе.

Впрочем, уже загостились в нём, пора и честь знать, да в других местах побывать.

Подарок принцессы

Брачные ритуалы чейнджлингов

Вестколд

Селестия в Тартаре

Своими копытами

Выбор

Сила – это магия!

Гоззо-археолог

Недотёпа (RGRE)

Хороший день

Венец творения

Арка первая. Часть 1.

Арка первая. Часть 2.

Арка первая. Часть 3.

Арка первая. Часть 4.

Арка первая. Часть 5.

Арка первая. Часть 6.

Арка первая. Часть 7.

Арка первая. Часть 8.

Арка первая. Часть 9.

Арка первая. Часть 10.

Арка первая. Часть 11.

Арка вторая. Часть 1.

Арка вторая. Часть 2.

Арка вторая. Часть 3.

Арка вторая. Часть 4.

Арка вторая. Часть 5.

Арка вторая. Часть 6.

Арка вторая. Часть 7.

Арка вторая. Часть 8.

Арка третья. Часть 1.

Арка третья. Часть 2.

Арка третья. Интерлюдия 1.

Арка третья. Часть 3.

Арка третья. Часть 4.

Арка первая. Часть 1.

Арка первая. Часть 2.

Арка первая. Часть 3.

Арка первая. Часть 4.

Арка первая. Часть 5.

Арка первая. Часть 6.

Арка первая. Часть 7.

Арка первая. Часть 8.

Арка первая. Часть 9.

Арка первая. Часть 10.

Арка первая. Часть 11.

Арка вторая. Часть 1.

Арка вторая. Часть 2.

Арка вторая. Часть 3.

Арка вторая. Часть 4.

Арка вторая. Часть 5.

Арка вторая. Часть 6.

Арка вторая. Часть 7.

Арка вторая. Часть 8.

Арка третья. Часть 1.

Арка третья. Часть 2.

Арка третья. Интерлюдия 1.

Арка третья. Часть 3.

Арка третья. Часть 4.

Предупреждение